Читать онлайн Забытая усадьба Иевлево-Знаменское бесплатно
ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ
На высоком левом берегу реки Клязьмы, была когда-то старинная усадьба Иевлево-Знаменское. Эту усадьбу, числившуюся в 6-м стане Дурыкинской волости Московского уезда при сельце Иевлево-Знаменское, чаще называли Знаменское – по храму в честь иконы Божией Матери «Знамение». Местное население больше знает её как Мартыново по фамилии последних владельцев.
Воинская часть, которая размещалась на территории
этой усадьбы, установила напротив полуразрушенной церкви памятный знак, надпись на котором удивит всякого, кто знаком с биографией поэта Михаила Юрьевича Лермонтова: «Церковь Иконы Божьей Матери «Знамение». Построена в 1733 году, находится на территории усадьбы Ивлево-Знаменское, принадлежавшей дворянину Мартынову Н.С. близкому другу и соратнику Лермонтова М.Ю. В 1941 году в ходе боёв по обороне Москвы храм значительно пострадал. Является памятником Федерального значения».
Памятный знак. Фото автора
«Близкий друг и соратник Лермонтова» – это никто иной, как Николай Соломонович Мартынов, от руки которого поэт погиб на дуэли.
Эта усадьба имеет богатую историю. Вероятно, когда-то селением владели Иевлевы, отсюда и его первое название – Иевлево. В 1646 году оно принадлежало стольнику Никите Михайловичу Бобарыкину; в сельце находились двор вотчинников, 2 двора крестьянских и 2 два двора бобыльских, в них 14 человек. Бобарыкин построил в Иевлеве в 1667 году деревянную Знаменскую церковь. Потом село Знаменское (Иевлево тож) перешло к вдове Н.М. Бобарыкина Дарье Самойловне, далее к сыну Семёну Никитичу Бобарыкину, затем им владела его вдова Авдотья Ивановна с сыном Егором, которая вышла второй раз замуж за князя Михаила Алегуковича Черкасского. Её дочь Авдотья Семёновна была замужем за Алексеем Ивановичем Щепотьевым. Вместо деревянной церкви в 1733 году, по прошению княгини Авдотьи Ивановны Черкасской, был построен каменный храм в честь иконы Божией Матери «Знамение». Архитектором был Козлов Андрей Павлович – крестьянин села Ивановское Волоколамского уезда, вотчины каптенармуса А.А. Карамышева.
Известно, что в 1767 году усадьба Знаменское и относящиеся к ней деревни Владышино (ныне Владычино) и Ануково (ныне этой деревни нет) были в собственности лейб-гвардии поручика Николая Алексеевича Щепотьева, сына Алексея Ивановича. В селе стоял каменный храм в честь иконы Божией Матери «Знамение», дом господский деревянный, при нём два сада – «один регулярный, а другой с плодовитыми деревьями». На реке Клязьме находилась мучная мельница о трёх поставах. В Знаменском было четыре двора, 12 душ мужского пола и 11 женского. Судя по всему, крестьянского поселения здесь не было.
Позже владельцем усадьбы стал Семён Николаевич Щепотьев, сын Николая Алексеевича, «по разделу в 1778 году с родным братом Алексеем Николаевичем Щепотьевым; последнему досталось село Рождествено, на реке Истре, Московского уезда».
В 1812 году владелица села Знаменское (Иевлево тож) и деревни Владычино, жена адмирала Николая Семёновича Мордвинова (1754–1845), Генриетта Александровна (1764–1843), поставила со своего имения пять ратников в Московское ополчение. У Мордвиновых было шестеро детей. Одна из дочерей, Вера (1790–1834), стала супругой сенатора Аркадия Алексеевича Столыпина (1778–1825) и прабабкой премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911). Старшей сестрой её мужа была Елизавета Алексеевна (1773–1845), в замужестве Арсеньева, – бабушка поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Один из сыновей Веры Николаевны, Алексей Аркадьевич Столыпин (1816–1856), прозванный «Монго», был другом М.Ю. Лермонтова и его секундантом на дуэли с Н.С. Мартыновым.
Николай Семёнович Мордвинов Генриетта Александровна Мордвинова
Последние владельцы усадьбы – дворяне Мартыновы. Имя одного из Мартыновых, Соломона Михайловича (1772–1839), было хорошо известно москвичам. Уволившийся после ранений с военной службы в звании полковника, он через винные откупа сделал значительное состояние. В 1825 году семья Мартыновых, выгодно продав нижегородский дом, переехала в Первопрестольную. Соломон Михайлович был дружен с масонами, увлекался мистикой и оккультными науками, как, впрочем, и его сын Николай Соломонович. С.М. Мартынов был женат на дочери статского советника Елизавете Михайловне Тарновской (1783–1851), у них родилось 10 детей, двое из которых умерли в младенчестве. После смерти Соломона Михайловича Мартынова и его жены владельцем Знаменского стал их средний сын Николай Соломонович, «имевший несчастье убить на дуэли Лермонтова».
Известно, что бабушка М.Ю. Лермонтова Елизавета Алексеевна Арсеньева ещё по Пензенской губернии хорошо знала Мартыновых и находилась в дружеских отношениях с тёткой Николая Соломоновича Мартынова Наталией Михайловной Загоскиной, матерью известного писателя и историка Михаила Николаевича Загоскина (1789–1852). Брат М.Н. Загоскина был военным. Примечательно, что корпус майора Николая Николаевича Загоскина принимал участие в строительстве Екатерининского канала в районе села Солнечная Гора (ныне город Солнечногорск).
М.Ю. ЛЕРМОНТОВ И МАРТЫНОВЫ
В «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Эфрона имеются сведения о том, что Николай Соломонович Мартынов родился в 1815 году в Нижнем Новгороде, «получил прекрасное образование, был человек весьма начитанный и с ранней молодости писал стихи. Он почти одновременно с Лермонтовым поступил в юнкерскую школу, где был обычным партнёром поэта по фехтованию на эспадронах». Брат Н.С. Мартынова Михаил Соломонович (1814–1860) был ровесником М.Ю. Лермонтова и учился вместе с ним в юнкерской школе. Он же стал главным героем стихотворения Лермонтова «Петергофский праздник». Непростые отношения на протяжении ряда лет связывали Мартынова с Лермонтовым, от дружбы до рокового выстрела на дуэли 15 (27) июля 1841 года.
В декабре 1835 года Н.С. Мартынов был выпущен из Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (Школы юнкеров) корнетом в наиболее привилегированный Кавалергардский полк Его Величества. Туда он попал, возможно, по протекции своего родственника генерал-адъютанта императора Николая I Павла Петровича Мартынова, бывшего в то время в должности коменданта Санкт-Петербурга. Из этого полка Мартынов потом перевёлся в Нижегородский драгунский полк, но в 1833 году снова вернулся в Кавалергардский полк. Прослужив некоторое время в нём и став поручиком в 1836 году, Мартынов в 1837 году отправился волонтёром на Кавказ.
Михаил Юрьевич Лермонтов в конце 1820-х и начале 1830-х годов часто посещал московский дом Мартыновых. Одиннадцатилетней сестре Николая Соломоновича Мартынова Наталии, что была моложе Лермонтова на пять лет, поэт посвятил стихотворение: «Когда поспорить вам придётся». Общение М.Ю. Лермонтова с младшими сестрами Мартынова Наталией и Юлией продолжилось и весной 1837 года в Москве, когда он направлялся в первую ссылку на Кавказ. В том же году семья Мартыновых приехала на воды в Пятигорск, сестры Николая Соломоновича там много времени проводили с М.Ю. Лермонтовым.
Николай Соломонович Мартынов.
Д.Д. Оболенский, друг семьи Мартыновых, опубликовал со слов сыновей Николая Соломоновича рассказ об отношении Наталии и Михаила Юрьевича. Дмитрий Оболенский писал: «Неравнодушна к Лермонтову была и сестра Н.С. Мартынова, Наталия Соломоновна. Говорят, что и Лермонтов был влюблен и сильно ухаживал за ней, а быть может, и прикидывался влюбленным». Н.С. Мартыновой Лермонтов посвятил в 1837 году стихотворение "Молитва" («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»), она же была возможным прототипом княжны Мэри в «Герое нашего времени». Современники также считали, что прототипом Грушницкого в этом романе послужил Николай Соломонович Мартынов.
Дружба Мартынова с Лермонтовым продолжалась в течение нескольких лет (два года учебы и с 1837 по роковой 1841 год). В 1837 году командированный на Кавказ Мартынов останавливался в Москве и почти ежедневно встречался с Лермонтовым. В чине ротмистра Гребенского казачьего полка, куда Мартынов перевёлся в 1839 году, он, как и Лермонтов, в 1840 году участвовал в экспедициях А.В. Галафеева. В 1840 году Мартынов вновь в качестве волонтёра появился на Кавказе.
Николай Соломонович Мартынов не только писал весьма неплохие стихи, но и подобно М.Ю. Лермонтову, также обладал определёнными способностями к живописи, в частных коллекциях имеются картины Н.С. Мартынова «Вид Машука» и «Схватка с черкесами в горах».
Брат Николая Соломоновича Мартынова Михаил тоже служил на Кавказе. В 1839 году
он приехал из гвардии волонтёром в Куринский егерский полк. Участвовал в экспедиции
П.Х. Граббе по взятию укрепленного аула Ахульго, был ранен пулей в бровь, награждён орденом. В 1840 году он одновременно с М.Ю. Лермонтовым был в Ставрополе, в 1841 году ушёл в отставку.
В отношениях между Мартыновым и Лермонтовым всегда присутствовал дух соперничества. Ещё в Школе юнкеров в Петербурге они принимали главное участие в рукописном литературном журнале «Школьная заря», причём, Мартынов писал прозу. Под впечатлением службы на Кавказе каждый из них, практически одновременно, написал повесть о любви русского офицера к юной черкешенке. У Лермонтова в «Бэле» главный герой Григорий Александрович Печорин.
Наталья Соломоновна Мартынова
Рисунок Т. Райта. 1844 г.
У Мартынова в незаконченной повести «Гуаша» – Долгорукий, который, правда, по характеру являлся полной противоположностью Печорину.
Повествование в «Гуаше» ведётся от лица автора: «В 1837 году я отпросился волонтёром Кавалергадского полка на Кавказ для участия в экспедиции против горцев. <…> Приезд мой в Ольгинское весьма обрадовал моих гвардейских товарищей». Ближайшими друзьями были Монго Столыпин и Долгорукий, который «был хорошо воспитан, имел весёлый нрав и неисчерпаемое добродушие, притом никогда ни о ком дурно не отзывался и никому не завидовал, два качества весьма редкие между людьми.
Портрет М.Ю. Лермонтова
работы П.Е. Заболотского, 1837 г.
Не быв особенно красивым, он нравился многим женщинам симпатичным выражением лица, живостью характера и какой-то ребяческой откровенностью. <…> Петербургская среда портит людей; это мне кажется аксиома, не требующая никаких доказательств. Как во всех больших центрах, в Петербургском свете берут начало и развиваются все те мелкие страсти и пороки, которыми так страдает современное общество: эгоизм, тщеславие, интриги <…>. Но эта нравственная порча не коснулась Долгорукого: он вышел чист и невредим из этого одуряющего омута».
Недалеко от Ольгинского укрепления находился аул, в котором проживала необыкновенной красоты черкешенка, по-видимому, принадлежавшая к аристократическому семейству, её отец был офицером на русской службе. «С первого дня как увидел Долгорукий Гуашу (так называли молодую черкешенку), он почувствовал к ней влечение непреодолимое; но что всего страннее: и она со своей стороны, тотчас же, его полюбила».
В 1840 году Лермонтов написал стихотворение «Валерик», а Мартынов – поэму «Герзель-аул». Эти произведения тоже тесно переплетаются между собой, в них дана красочная картина армейского бивуака, описаны стычки с горцами, смерть и похороны русского воина (у Лермонтова – капитана, у Мартынова – солдата). Неудивительно, что Мартынова впоследствии обвиняли и в «попытке творческого состязания» с Лермонтовым, и в «прямом подражании».
Поэма «Герзель-аул» является документально точным описанием похода в Чечне 1840 года, в котором сам Мартынов принимал деятельное участие. Поэма начинается с описания душного летнего дня: Июньский день… Печёт равнину
Палящий зной. Ни ветерка
Не слышно в воздухе. В долину,
Спускаясь с гор, идут войска.
За ними тянется дорогой
Отрядный подвижной обоз;
Испуган утренней тревогой,
Табун сорвался диких коз…
Достаточно реалистично описывает Мартынов сцену смерти раненого в бою русского солдата: Глухая исповедь, причастье,
Потом отходную прочли:
И вот оно земное счастье…
Осталось много ль? Горсть земли!
Я отвернулся, было больно
На эту драму мне смотреть,
И я спросил себя невольно:
Ужель и мне так умереть?
В поэме «Герзель-аул» описана кратковременная передышка перед боем:
Отрядный штаб расположился
У спуска главного к реке,
К нему в соседство приютился
Духанщик в белом сюртуке:
То армянин нахичеванской,
Полухитрец, пол-идиот,
Со всей любезностью армянской
Он вас как липку обдерёт.
На берегу близ водопоя,
Две пушки сняты с передков:
Вокруг прислуга сидя, стоя,
Кому как надо, без чинов,
Один разлёгшись под лафетом,
В тени от солнца крепко спит,
Другой занявшись туалетом,
Подмётки старые чинит;
Вот офицер прилёг на бурке
С учёной книгою в руках,
А сам мечтает о мазурке,
О Пятигорске и балах,
Ему всё грезится блондинка,
В неё он по уши влюблен,
Вот он героем поединка,
Гвардеец, тотчас удалён;
Мечты сменяются мечтами,
Воображению дан простор,
И путь, усеянный цветами,
Он проскакал во весь опор.
Русские воины храбро сражались с горцами:
Крещенье порохом свершилось,
Все были в деле боевом;
И так им дело полюбилось,
Что разговоры лишь о нём;
Тому в штыки ходить досталось
С четвёртой ротой на завал,
Где в рукопашном разыгралось,
Как им удачно называлось,
Второго действия финал.
Вот от него мы что узнали:
Они в упор на нас стреляли,
Убит Куринский офицер;
Людей мы много потеряли,
Лёг целый взвод карабинер,
Поспел полковник с батальоном
И вынес роту на плечах;
Чеченцы выбиты с уроном,
Двенадцать тел у нас в руках…
Нашим воинам удалось победить чеченцев, на которых были знаменитые кавказские кольчуги: Джигиты смело разъезжают,
Гарцуют бойко впереди;
Напрасно наши в них стреляют…
Они лишь бранью отвечают,
У них кольчуга на груди,
Смекнул урядник, догадался,
Взяла досада казака,
Но пособить он горю взялся:
И с видом дела знатока;
Поверх заряда в ствол винтовки
Пучок иголок посадил…
Этот заряд с иглами пронизал кольчугу чеченца насквозь.
У Лермонтова в «Валерике» есть описание штыковой атаки:
«В штыки,
Дружнее!» – раздалось за нами.
Кровь загорелась в груди!
Все офицеры впереди …
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгнуть с коня …
«Ура!» – и смолкло. «Вон кинжалы,
В приклады!» – и пошла резня.
И два часа в струях потока
