Читать онлайн Управление конфликтами бесплатно

Какие же качества личности чаще других приводят к конфликтам? Исследования показали, что в первую очередь – это недоверие к окружающим и эгоизм. Приведем результаты соответствующих экспериментов.

Недоверие к окружающим

В основе первого из серий классических экспериментов лежит история о двух подозреваемых, которых по отдельности допрашивает окружной прокурор [Rapoport, 1960]. Оба они участвовали в преступлении, но у прокурора пока есть только доказательства их виновности в менее серьезном преступлении. Поэтому он по отдельности предлагает каждому из подозреваемых сознаться. Если один из них сознается, а другой нет, прокурор гарантирует первому освобождение (а его признание использует для обвинения второго в более тяжком преступлении). Если сознаются оба, каждый получит умеренный срок. Если ни один не признается, наказание для обоих будет незначительным в силу недоказанности их участия в тяжком преступлении. В психологическую науку данная ситуация вошла под названием «дилемма заключенного».

Чтобы избежать наибольшего наказания, многие признаются, несмотря на то что как раз совместное признание и ведет к более суровому приговору, чем обоюдное отрицание вины. Как показывает рис. 2.1, независимо от решения другого, для каждого из них лучше будет признаться. Если при этом признается и другой, он получит умеренный срок, а не максимальный. Если же тот, другой, не признается, то первый вообще выйдет на свободу. Разумеется, оба заключенных рассуждают одинаково, поэтому оба попадают в психологическую ловушку.

Рис. 2.1

В каждой ячейке число над диагональю – приговор заключенного А. если оба подозреваемых признаются, то каждый из них получит по пять лет. Если не признается ни один, то оба получат по одному году.

Если признается только один, его отпустят на свободу в благодарность за показания, которые позволят приговорить другого к десяти годам заключения. Будь вы одним из заключенных, стали бы вы признаваться?

Рис. 2.2

Примерно в двух тысячах исследований студенты университетов сталкивались с различными вариантами дилеммы заключенного, где ценой игры был не срок заключения, а чипсы, деньги или фишки. Как показано на рис. 2.2, при заданных условиях в любом случае каждому игроку выгодней обособиться, так как при этом можно воспользоваться действиями другого игрока и защититься от его эксплуатации. (На рис. 2.2 числа означают определенное вознаграждение, например, денежную сумму. В каждой клетке число над диагональю – премия игроку А, под диагональю – игрока Б).

Однако в том-то вся и загвоздка: не сотрудничая, оба игрока получат гораздо меньше выгоды, чем если бы они доверились друг другу и извлекли взаимную выгоду. Эта дилемма зачастую загоняет участников в психологическую ловушку: оба понимают, что могли бы взаимно выгадать; но недоверие друг к другу делает сотрудничество невозможным. Но отсутствие сотрудничества приводит к конкуренции за ограниченный ресурс, а это уже конфликтная ситуация.

Таким образом, недоверие к окружающим – один из постоянно действующих источников конфликтов.

Эгоизм

Большое число социальных проблем создано эгоистическими действиями участников. Так, парниковый эффект грозит всему человечеству из-за широко распространившейся вырубки лесов и из-за избытка углекислого газа, выбрасываемого в атмосферу автомобилями, двигателями самолетов и электростанциями, работающими на угле или мазуте. Вклад в эту проблему каждого автомобилиста ничтожно мал, но вред от него распространяется на всех людей. Для моделирования таких социальных ситуаций исследователи разработали лабораторные эксперименты, охватывающие многих участников.

Метафорическим отражением коварной природы социальных дилемм выступает так называемая «трагедия общинных владений». Общинными владениями являлись пастбища, расположенные рядом со старинными английскими городами, но «общинными владениями» могут быть любые общие ограниченные ресурсы. Если все пользуются ими умеренно, они могут восстанавливаться с той же скоростью, с какой истощаются.

Представьте себе, что вокруг выгона, способного прокормить 100 коров, располагаются 100 ферм. Сначала каждый фермер пасет там только одну корову, таким образом, общинное пастбище используется оптимальным образом. Но затем один из них призадумывается: «А не выпустить ли мне на выгон еще одну корову, тем самым я удвою свою выгоду, а в общем на выгоне коров будет больше всего лишь на 1 %». Сказано – сделано: фермер добавляет еще одну корову. И так поступает каждый из них. Каков неизбежный результат? Трагедия общинного владения – утоптанная площадка без единой травинки.

Многие реальные ситуации аналогичны этой истории. Перегрузка сети Интернет происходит, когда пользователи не соблюдают регулярности в посещениях веб-сети, думая только о собственной выгоде. Точно так же загрязнение окружающей среды является результатом многочисленных случаев выбрасывания мелкого мусора, что, конечно же, удобно для каждого. Мы мусорим в общественных местах: в комнатах отдыха, парках и зоосадах, но сохраняем чистоту своего собственного жилища. И мы истощаем наши природные ресурсы, потому что непосредственное личное удовольствие от, скажем, длительного горячего душа перевешивает кажущиеся отдаленными печальные последствия. Китобои знают, что, если не они, так другие будут убивать китов и что потеря нескольких китов не угрожает выживанию вида. Так рассуждает большинство, и в результате многие виды животных оказались на грани вымирания. В этом и заключается трагедия. Дело, общее для всех (сбережение природы), становится ничьим делом.

Некоторые элементы «дилеммы совместного владения» можно изучать в лабораторных условиях. Поставьте себя на место студентов Аризонского государственного университета, играющих в игру «Орехи», придуманную Джулианом Эдни (Julian Edney, 1979). Вы и еще несколько человек сидите вокруг блюда, на котором первоначально лежат 10 орехов. Экспериментатор объясняет, что ваша цель – собрать как можно больше орехов. Каждый из вас в любой момент может взять орехов сколько захочет, и каждые 10 секунд количество орехов, остающихся на блюде, будет удваиваться. Оставите ли вы орехи на блюде «на развод», обеспечивая тем самым максимальный урожай для всех?

Скорее всего, нет. В экспериментах Эдни 65 % групп, если им не давали времени на то, чтобы договориться и выработать общую стратегию, не дождались даже первого удвоения. Стараясь ухватить свою долю, участники очень часто роняли пустое блюдо на пол.

«Дилемма заключенного» и «трагедия общинных владений» имеют общие черты. Во-первых, обе они склоняют людей объяснять свое поведение ситуацией («Я должен был защититься, я не позволил соперникам использовать мои действия в своих интересах»), а поведение партнеров – их характером («Они жадные», «Ему нельзя было доверять»). Большая часть людей так и не осознают, что другие участники допускают по отношению к ним ту же самую фундаментальную ошибку атрибуции.

Во-вторых, мотивы часто меняются. Сначала люди хотят получить легкие деньги, затем – свести потери к минимуму и, наконец, сохранить свое лицо и избежать поражения [Teger, 1980].

В-третьих, как и большинство конфликтов в реальной жизни, «дилемма заключенного» и «трагедия общинных владений» являются играми с ненулевой суммой. Сумма выигрышей и проигрышей обеих сторон не равняется нулю. Оба игрока могут выиграть, оба могут проиграть. В этих играх непосредственные интересы отдельного человека противопоставлены групповому благополучию. Каждая из этих игр есть коварная социальная ловушка, которая демонстрирует, каким образом, даже при «рациональном» поведении, люди в итоге могут причинить себе вред. Например, никто злонамеренно не планировал глобальное потепление климата из-за роста концентрации углекислого газа в атмосфере [Майерс, 2006]. Каждый «хотел, как лучше». Для себя. Получается, что хуже всем, такова плата за эгоизм – неисчерпаемый источник конфликтов.

Роль конфликта в формировании личности

В работе Я.Л. Коломинского и Б.П. Жизневского «Социально-психологический анализ конфликтов между детьми» [Коломинский, Жизневский] проанализировано более 3000 актов поведения детей в ходе игровых конфликтов. Игра для ребенка – это доступное его уровню развития средство освоения окружающего мира. Характер возникающих при этом конфликтов и способы их разрешения дают немало ценной информации о наличии конфликтности в природе человека. Наиболее информативны при этом особенности конфликтов в детском возрасте от 1–2 до 5–6 лет.

Авторы установили, что на самой ранней стадии «у детей в возрасте от одного до трех лет основным "аргументом" в спорах со сверстниками является применение тех или иных средств физического воздействия» [там же, с. 39]. В последующих возрастных периодах «конфликт из открытой конфронтации с применением физической силы эволюционирует, превращаясь в словесный спор, т. е. происходит окультуривание поведения детей в процессе реализации ими своих желаний» [там же, с. 40].

Авторы делают вывод: «конфликт – это не просто негативное явление в детской жизни – это особые, значимые ситуации общения детей» [там же, с. 42]. Эти ситуации способствуют психическому развитию ребенка и формированию его личности. Отметим, что под влиянием среды и воздействия взрослых природная детская агрессивность трансформируется в более приемлемые культурные формы.

К сожалению, наша отечественная система образования, провозглашая идеи гуманизма, в то же время учит соперничеству, борьбе, применению силы. Ребенок еще в детском саду, постоянно играя в игры соревновательного типа, усваивает, что важно опередить другого, быть сильнее, смелее, быстрее, а для того, чтобы оказаться впереди, нужно бороться.

Литература также дает нам образцы, которые с детства закрепляют в нашем сознании агрессивные формулы, такие как: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

В учебниках истории большое место занимают описания войн, многие телепередачи и газеты обращены к событиям, которые содержат столкновения различных сил (криминальных и правопорядка) и т. д. и т. п. Основное внимание уделяется результатам, достигнутым с использованием силы, соперничества, а не сотрудничества, единства. Возможно, это – одна из причин следующего феномена.

Обычно детскую агрессивность ассоциируют с «трудными», «неблагополучными» детьми. Однако в исследовании А.А. Реана получены данные о высоком уровне агрессии в группе внешне вполне благополучных старшеклассников. Как оказалось, высокие показатели по параметру спонтанная агрессия имеют 53 % обследованных, а достоверно низкие – только 9 %. У остальных показатели на уровне средней нормы. Что же понимается здесь под «спонтанной агрессией»? Спонтанная агрессия – это подсознательная радость, которую испытывает личность, наблюдая трудности у других. Такому человеку доставляет удовольствие демонстрировать окружающим их ошибки. Это спонтанно возникающее, немотивированное желание испортить кому-то настроение, досадить, разозлить, поставить в тупик своим вопросом или ответом. Высокие показатели по другому параметру – реактивная агрессия – имеют 47 % обследованных, а низкие – только 4 %. Реактивная агрессия – это проявление агрессивности при взаимодействии, при общении, возникающее в качестве типичной реакции. Таких людей отличает недоверчивость. Обид они просто так, как правило, не прощают и долго их помнят. Бросаются в глаза конфликтность такой личности, яркая агрессивность в отстаивании своих интересов. Наконец, на все это накладываются показатели раздражительности – 56 % высоких и только 4 % низких. Как известно, раздражительность – это эмоциональная неустойчивость, вспыльчивость, быстрая потеря самообладания, когда неадекватно резкую реакцию часто вызывают даже мелочи [Реан, 1990].

Нельзя назвать эти данные отрадными. Общество, больное агрессией и нетерпимостью, заражает и свое молодое поколение. Опасность состоит в том, что у нового поколения болезнь может стать врожденной и массовой, превратиться из социальной патологии в социальную норму.

Все изложенное, к большому сожалению, свидетельствует, что конфликтность – в природе человека. Тем самым подтверждается мудрое изречение: самый главный враг человеку – он сам. Не стоит забывать об этом. И в любом конфликте искать прежде всего свой «вклад».

Подобно любой установке и любому восприятию, негативная установка и негативное восприятие, возникнув, имеют тенденцию сохраняться надолго. Отчасти это происходит потому, что одно поддерживается другим: негативные убеждения служат оправданием негативным чувствам, а негативные чувства создают впечатление, что негативные убеждения справедливы.

Кроме того, в эту систему взаимодействий вовлечены ряд механизмов самоподкрепления. Когда действуют эти механизмы, негативные представления о противостоящей стороне приводят к последствиям, которыми исходные негативные представления подтверждаются и усиливаются. Механизмы самоподкрепления включают в себя самовыполняющееся пророчество, самооправдание, избирательное восприятие и прерывание контактов.

Самовыполняющиеся пророчества

Мы уже говорили, что негативные представления одной стороны о другой побуждают первую вести себя так, что это вызывает обиду и возмущение другой и такую ее реакцию, которая подтверждает исходные представления первой стороны. Аналогичный процесс приводит к ответным негативным представлениям второй стороны о первой. Подобные процессы называются «самовыполняющимся пророчеством».

Самовыполняющееся пророчество – это не просто еще одна гипотеза. Оно было продемонстрировано экспериментально как в лабораторных, так и в естественных условиях. Идет ли речь об ожиданиях учителя по поводу успеваемости учеников [Rosenthal & Jacobson, 1968], о представлениях исследователя насчет способности белых крыс ориентироваться в лабиринте [Rosenthal & Fode, 1963], о влиянии диагноза на психически больных [Rosenhan, 1973], о предположениях тренера относительно успехов его команды, ожидания одной стороны заставляют ее вести себя таким образом, что это провоцирует другую сторону на действия, которые подкрепляют исходные ожидания первой стороны.

Самовыполняющееся пророчество одной из сторон по большей части усиливается тем, что другая сторона делает, тем самым убеждая первую в ее худших подозрениях. Но иногда «предвидение» оправдывается потому, что другая сторона ничего не делает для того, чтобы разубедить первую в ее подозрениях. В этом случае предубеждение одной стороны подтверждается отсутствием каких-либо действий с стороны другой. Например, если я считаю вас холодным и черствым, то ваше незнание о причинах моего соответствующего поведения может заставить вас в ответ вести себя именно так (например, не обращать на меня внимания, так же, как и я на вас), что это подтвердит мою гипотезу и сделает мое предвидение сбывшимся.

Эффект «смоляного чучелка». Для того чтобы лучше понять эту парадоксальную форму самовыполняющегося пророчества, рассмотрим старинную историю о Братце Кролике и смоляном чучелке из сочиненных Дж. Харрисом «Сказок дядюшки Римуса».

Однажды Братец Лис решил поймать своего извечного неприятеля Братца Кролика в ловушку и для этого сделал из смолы чучелко в виде ребенка. Братец Кролик заметил это чучелко на обочине дороги и попробовал завязать с ним дружеский разговор. Чем дольше Братец Кролик пытался разговорить смоляное чучелко, которому, естественно, нечего было сказать в ответ, тем больше он распалялся. «Доброе утро! Славная нынче погодка», – промолвил Братец Кролик. Ответа не последовало. «Ты, может, плохо слышишь? Коли так, я могу и погромче». Ответа не последовало. «Если не сдвинешь эту свою шляпу с глаз и не поздороваешься, я тебе так вмажу, что живо глаза вылупишь!» Ответа не последовало. Терпеть далее Братец Кролик уже не мог и заехал чучелку кулаком в нос. Кулак прилип, отчего Братец Кролик совсем рассвирепел. Он размахнулся и ударил куклу другой лапой, которая тоже прилипла. Тогда Братец Кролик принялся лягаться. Вскоре он был полностью обездвижен, и, чем больше старался освободиться, тем глубже влипал [Харрис].

Так же, как смоляное чучелко не знало о чувствах и намерениях Братца Кролика, о переживаниях одной из сторон конфликта может ничего не знать другая. Обычным исходом таких ситуаций становится то, что худшие ожидания первой подтверждаются бездействием второй. Например, очень многие забастовки затягивались к ущербу для обеих сторон конфликта из-за того, что бездействие одной стороны (например, руководства фабрики) оставляло другую сторону (рабочих) в неведении об истинных намерениях первой стороны.

Самооправдание

Второй механизм, побуждающий к сохранению сформировавшейся установки и восприятия, – это эффект самооправдания, состоящий в том, что неблаговидным действиям придумываются оправдания. Таким образом, негативные представления одной стороны о другой ведут к враждебным действиям по отношению к последней, которые первая сторона затем оправдывает, при этом еще раз подтверждая те представления, которыми были вызваны ее действия. Поскольку люди считают себя хозяевами своих поступков, то поведение (подчас спонтанное) оказывает значительное влияние на их позиции.

Избирательное восприятие

Как только у одной из сторон сформировалось отрицательное впечатление о другой и возник неприятный, отталкивающий, не вызывающий доверия ее образ, избирательное восприятие стимулирует поиск первой стороной сведений, которые интерпретируются так, что это еще больше укрепляет ее первоначальное негативное впечатление. Вместо того чтобы собирать и объективно оценивать данные, отбирается лишь та информация, которая укрепляет ее предубеждения, и они в результате становятся сильнее. Соперник, который поначалу виделся неуступчивым, теперь будет казаться упрямым и в конце концов безнадежно неспособным к любым переговорам. При этом обусловленные избирательным восприятием структурные изменения подкрепляют сами себя вне всякой зависимости от того, что делает или не делает оппонент (вспомним эффект «смоляного чучелка»).

Хотя термин избирательное восприятие имеет негативный оттенок (оно приводит к искаженному представлению о действительности), сам этот процесс является в определенной степени вынужденным. Ведь мир чрезвычайно сложен и обрушивает на нас гораздо больше информации, чем кто-либо в состоянии переварить. Ввиду такой информационной перегрузки возникает необходимость в процессе отбора информации, снижающем ее противоречивость так, чтобы с ней можно было справиться.

Однако пользу избирательного восприятия снижает тенденция укладывать впечатления в прокрустово ложе сложившегося стереотипа, причем образ другой стороны лишается всего богатства присущих ей свойств. Более того, избирательное восприятие особенно опасно в момент разгара противостояния, поскольку оно подтверждает и усиливает негативные представления сторон друг о друге и тем самым усиливает возникшую напряженность.

Купер и Фацио (1979) выделили три взаимосвязанные формы избирательного восприятия: искажения в оценке информации, «выявление» подтверждений собственных ожиданий и атрибутивное искажение. Рассмотрим эти явления.

Искажения в оценке информации. Наличие неких убеждений ставит наши суждения о событии в зависимость от того, считается ли оно результатом действий «своих» или «чужих». Вайт [White, 1984] исследовал реакции студентов на футбольный матч между командами университетов Принстона и Дартмута, выигранный Принстоном. Ими было показано, что суждения о перипетиях матча очень различались в зависимости от принадлежности зрителя к тому или другому университету. Студентам Принстона и Дартмута продемонстрировали фильм об этом матче и попросили их отметить все нарушения правил. По мнению студентов Принстона, «Дартмутские индейцы» допустили в два раза больше нарушений, чем «Принстонские тигры», тогда как студенты Дартмута различий в числе нарушений не усмотрели. В противостоянии слишком часто реальность представляется такой, какой ее хотят видеть видят лица, сочувствующие той или другой стороне.

Столь же показательные результаты были получены и в других социально-психологических экспериментах. Например, Оскамп (1965) предъявлял студентам американских колледжей списки похожих мирных и воинственных акций, предпринятых Соединенными Штатами и Советским Союзом. Одни и те же акции (например, правительство оказывает малым странам военную поддержку и помощь в военном обучении) оценивались положительно, если их совершали Соединенные Штаты (свои), и крайне отрицательно, если они приписывались Советскому Союзу (чужие).

Шериф и Шериф с коллегами [Sherif, Sherif, 1953; 1969; Sherif et al., 1961] в серии полевых экспериментов в лагерях для мальчиков изучали искажения суждений на примере соперничающих групп. Исследователи организовали игру, в которой надо было искать запрятанные в разных местах леденцы. Потом они показывали мальчикам слайды с изображениями банок, частично заполненных леденцами, и говорили им, что они собраны либо членом их собственной группы, либо членом другой группы, и просили на глаз определить, в какой из банок сколько. Мальчики были убеждены, что в банке, принадлежащей их группе, леденцов больше, чем в банке соперников.

В главе 4 мы убедимся, что необъективное восприятие «своих» и оценка «чужих» является серьезным фактом в межгрупповых конфликтах.

«Выявление» подтверждений. Одно дело – пристрастно относиться к тем аспектам поведения другой стороны, которые соответствуют предвзятым понятиям о ней, и совсем другое – подтасовывать факты, собирая информацию таким образом, чтобы побуждать другую сторону к действиям, которые укладываются в эти понятия.

М. Снайдер с коллегами провели несколько экспериментов, которые проливают свет на «выявление» подтверждений.

В одном из этих исследований М. Снайдер и Сванн (1978) сообщали участникам эксперимента некие предположения о других людях, а затем давали им возможность получить об этих людях непосредственные сведения. Некоторым участникам сообщали признаки интровертов, а другим давали описание экстравертов. Затем всем участникам предлагалось выбрать по двенадцать вопросов, чтобы ответы на них позволили установить, действительно ли люди, о которых идет речь, соответствуют тем или иным характеристикам.

Снайдер и Сванн обнаружили, что те, кто проверял предположение об «интровертированности» (притом, что это предположение не относилось прямо к проверяемому, о котором вообще ничего не было известно), выбирали для интервью такие вопросы, будто заранее было известно, что опрашиваемый является интровертом: «В каких ситуациях вам хотелось бы быть более общительным?», «Что вам не нравится в шумных вечеринках?» Те, кто проверял предположение об «экстравертированности», наоборот, выбирали такие вопросы, которые исходили из предположения, что проверяемый является именно экстравертом: «Что вы станете делать, чтобы оживить вечеринку?», «В каких ситуациях вы особенно разговорчивы?» Затем, когда на следующем этапе участникам на самом деле дали возможность задать сформулированные ими вопросы, ответы были такими, что опрашивающие пришли к выводу о соответствии опрашиваемых тем признакам, которые были «заданы» с самого начала.

Ясно, что люди избирательно истолковывают имеющиеся данные так, чтобы получать свидетельства справедливости своего мнения. Если этот феномен проявляется в повседневных взаимодействиях между людьми столь же ярко, как это показали М. Снайдер с коллегами, можно ожидать, что еще сильнее он будет в ситуациях, сопряженных с эмоциональной нагрузкой, или с некоторой заинтересованностью в том или ином результате.

Последнее имеет большое значение не только в плане самоподкрепления негативных представлений о других. Проявляется это в интервью, когда репортер хочет услышать нечто от интервьюируемого. И «услышит». Проявляется это и в науке. В особенности в диссертационных делах.

Скажем, научный руководитель подсказал своему аспиранту некую гипотезу. Если она подтверждается исследованиями последнего, то это – готовая диссертация. Если нет, то это хотя и научный результат, но «недиссертабельный». Да и руководителю приятней, когда его гипотеза подтвердится. Так что аспирант, по существу, готов в любом результате увидеть «подтверждение» гипотезы руководителя. Причем этот процесс может быть аспирантом и не осознаваем. Он действительно «увидит» то, что нужно, и будет убежден в объективности полученного результата

Атрибутивное искажение. Если одна из сторон получает о другой такие сведения, которые соответствуют ее предположениям о другой стороне, то она склонна считать их отражающими ее относительно постоянные и стабильные характеристики, тогда как сведения, которые нарушают такие ожидания, приписываются временным, внешним воздействиям на нее. Этот феномен, называемый атрибутивным искажением, был продемонстрирован в ряде экспериментальных работ и в исследованиях, проведенных на неблагополучных супружеских парах.

Суммарный результат воздействия, которое атрибутивное искажение оказывает на ухудшение взаимопонимания, состоит в том, ни одна его сторона практически ничем не может рассеять негативные ожидания другой. Если другая ведет себя недоброжелательно, это воспринимается как показатель ее истинных враждебных намерений или воинственного настроения, а если подставляет щеку и ведет себя дружественно, это объясняется или коварством, или слабостью, или случайным стечением обстоятельств.

Когда в наличии все три формы избирательного восприятия – избирательная (искажающая) оценка информации, «выявление» подтверждений и атрибутивное искажение, – неудивительно, что конфликты разгораются с большей легкостью, нежели затухают. Как только джинн вылезает из бутылки, указанные механизмы делают чрезвычайно затруднительными попытки загнать его обратно – они являются самоподкрепляющимися процессами. Поддерживая самое себя, они делают конфликтную эскалацию неизбежной.

Прерывание контактов

Существует известная тенденция прекращать взаимодействие и общение с людьми, которые нам не нравятся. В результате становится невозможным решить тот спорный вопрос, который и подтолкнул к охлаждению отношений.

Но вакуум информации в результате прекращения общения сторон создает благоприятные условия для слухов, сплетен. Их результатом становятся размолвки и нападки, ведущие к еще большему ухудшению отношений.

Справедливости ради, надо отметить, что те же процессы, которые действуют в пользу эскалации конфликта, могут усиливать и позитивное восприятие. Например, можно ожидать, что двое влюбленных видят друг друга только в «розовом свете». И поэтому каждый постоянно находит подтверждения своей гипотезе о том, что нет в мире никого лучше, чем его избранник/избранница. И у каждого находится искаженное объяснение поведения своего возлюбленного, которое сбрасывает со счета негативную информацию («Какой-то он сердитый сегодня с утра. Это просто погода, наверное, такая сырая») и преувеличивает неизменность позитивной информации («Еще одну шутку отмочила. Надо же, какая она умница!»). Другими словами, эти процессы могут подкреплять как отрицательные, так и положительные впечатления. Однако и положительное заблуждение также не сулит подчас ничего хорошего: сколько драматических ошибок в жизни совершается из-за первоначального видения событий в розовом свете!

Поляризация взглядов

Противостояние и его эскалация имеют тенденцию к поляризации окружающего сообщества. Те, кто прежде придерживался нейтралитета, начинают симпатизировать и присоединяться к одной из противостоящих сторон. Все меньше членов сообщества продолжают смотреть на происходящее со стороны или свысока. В результате сообщества распадаются на противостоящие лагеря с позитивными отношениями внутри каждого из них и негативными отношениями к членам другого лагеря.

Существует несколько механизмов, из-за которых поляризация взглядов в сообществе, раз возникнув, закрепляется. Поляризация означает истощение, а затем и исчезновение нейтральной третьей стороны, которая могла бы призывать к умеренности и быть посредником в улаживании противоречий. Поляризация означает снижение чувства ответственности и терпимости к позициям других членов сообщества [Coleman, 1957]. В результате таких сдвигов возникает консервация противоречий, что создает давление на нейтральные стороны, вынуждающее их присоединяться к одной из сторон.

Когда описанные структурные изменения имеют длительное влияние, можно говорить об эскалации предконфликтных отношений. В результате такой эскалации отношения часто портятся. Например, именно так разрушаются многие браки. Но эскалация – это не единственный путь к испорченным отношениям. Иногда стороны просто теряют значение одна для другой. Например, некоторые браки оказываются неудачными не потому, что партнеры не могут сосуществовать друг с другом, а потому что их отношения становятся пустыми – цели, которые преследовали супруги, вступая в брак, оказываются невыполнимыми [Levinger, 1983].

Сверхприверженность целям и эскалация конфронтации

Эскалация конфронтации имеет еще одно объяснение. Оно состоит в том, что приверженность к конфронтационному поведению имеет тенденцию к самоподкреплению. Такая приверженность меняет психологические и групповые процессы так, что это усиливает ее еще больше. Одной из причин этого является отмеченное ранее навязчивое стремление противостоящих сторон оправдывать свое собственное поведение [Festinger, 1957].

Для того чтобы лучше понять динамику развития сверхприверженности к целям и эскалации, рассмотрим простую игру, которую впервые предложил Шубик [Shubik, 1971] и подробно изучил Тегер [Teger, 1980]. В эту игру, известную как «однодолларовый аукцион», играют следующим образом: несколько человек получают предложение назначать цену за однодолларовую купюру. Купюра вручается тому, кто назвал наибольшую цену, за вычетом названной им суммы. Таким образом, если победитель назвал 15 центов, он получит 85 центов (1 доллар минус 15 центов). Фокус же игры в том, что назначивший меньшую по величине сумму тоже отдает ее, но ничего взамен не получает. Так что, если самой высокой назначенной ценой будет 35 центов, а следующей – 25 центов, победитель получит 65 центов, а занявший второе место потеряет 25 центов.

Обычно участники начинают игру с небольших сумм. Почему бы и нет? Если можно получить 1 доллар, рискнув 10, 20 или 30 центами, почему бы не попробовать – тем более что, возможно, кто-либо другой и не будет ставить. К несчастью, другие рассуждают аналогичным образом, в результате чего в игру вступают несколько человек. В конце концов, чья-то цена приближается к целому доллару (размер выигрыша), и тогда можно наблюдать два важных явления: число участников обычно снижается, пока не остаются только двое назначивших самую высокую цену, и их мотивация меняется с первоначального стремления получить как можно больше на желание потерять как можно меньше. Когда назначенная цена начинает превышать один доллар, проблема уже не в том, сколько можно выиграть, а в том, сколько можно спасти. Окончательная цена часто оказывается значительно выше 1 доллара.

Почему игра в этот момент не заканчивается? Главным образом из-за того, что каждый из попеременно лидирующих участников осознает, что уже вложил в это занятие свое время и деньги, и не хочет терять эти вложения. Более того, каждый считает, что другой прекратит соревнование, залижет свои раны и ретируется со сцены, оставив победу другому. «Продержусь еще чуть-чуть, – рассуждает первый, – и вырву победу». Проблема в том, что и второй рассуждает так же, и ни один не склонен отступать, и эскалация ставок продолжается.

По мере того как растет цена купюры, происходит еще одна трансформация. Заинтересованность в максимизации выигрыша, которая сначала сменилась на желание минимизировать проигрыш, теперь вытесняется решимостью каждого сделать потери противника не меньше собственных: «Сам разорюсь, но и другого по миру пущу!» Именно в этой последней стадии однодолларового аукциона на первый план выступает озабоченность тем, чтобы не оказаться в глазах другого дураком. Иными словами, каждого все больше начинает занимать собственный имидж.

Пример однодолларового аукциона показывает, что при возникновении трудностей люди проявляют такую сверхприверженность своим целям, которая в глазах внешнего наблюдателя может выглядеть совершенно бессмысленной. Шубик сообщал, что однодолларовый аукцион, бывало, заканчивался на уровне 5–6 долларов. В варианте этой игры, когда в группе бизнесменов разыгрывалась банкнота в 100 долларов, психологу Дж. Рубину удалось продать ее за 3000 долларов! Это явный пример решимости, доходящей до абсурда.

Идею игры в однодолларовый аукциона взяли на свое вооружение современные мошенники. «Выигравшему» приз организаторы сообщают, что этот же приз выиграл и другой участник (это сообщник «лотерейщика») и приз достанется тому, кто больше за него заплатит. Понятно, что чем азартнее жертва, тем большую сумму он оставит в кармане мошенников.

Увязание в конфронтации

Увязание представляет собой процесс, по ходу которого на достижение цели тратится больше времени, энергии, денег или других ресурсов, чем это представляется оправданным по внешним меркам. Согласно Брокнеру и Рубину [Brockner & Rubin, 1985], ситуации, которые приводят к увязанию, имеют три определяющих характеристики.

Во-первых, один и тот же отток ресурсов (будь то время, деньги или людские жизни) может рассматриваться либо как вложение, либо как издержки.

Например, в однодолларовом аукционе деньги, которые участник кладет на повышение ставок, могут одновременно рассматриваться и как вложение (приближают участника к выигрышу), и как издержки (траты, которые нельзя будет компенсировать, по крайней мере, если участник не окажется первым). Таким образом, игрок оказывается под действием двух противоположных сил – желания защитить вложения и желания сократить потери.

Во-вторых, с течением времени и с вложением дополнительных ресурсов цена, связанная с продолжением, становится больше, но и желаемая цель кажется ближе. Это еще больше усугубляет дилемму между продолжением конфликта и выходом из него.

В-третьих, принятию первого из двух возможных крайних решений (полная приверженность цели или полный отказ от нее) способствуют обстоятельства. Силу, удерживающую от дальнейшего втягивания (ее определяет сумма уже вложенного), перевешивает сила, заставляющая упорствовать (ее определяют вознаграждение за достигнутую цель, уверенность в близости цели, а также издержки, связанные с отказом). Хотя уже затраченная сумма постоянно удерживает игрока в однодолларовый аукцион от продолжения игры, эту силу с лихвой компенсируют стремление выиграть купюру. Надежда или уверенность в том, что от выигрыша отделяет один или два шага, а также убежденность, что уже потраченные деньги надо оправдать, пусть даже за счет еще больших вложений [Рубин].

В реальной жизни процесс увязания в конфликте может быть значительно более драматичным. Достаточно вспомнить увязание США во Вьетнаме и Ираке, СССР – в Афганистане и т. д. Вначале посылался небольшой контингент, затем – все более и более значительный. Росли потери, осознание бесперспективности войны. Но уйти было нельзя: за что положили столько жизней, как смириться с поражением? и т. д.

Эскалация мести

Существует особенность человеческой психологии, которая служит постоянным подкреплением эскалации конфронтации: каждый считает свои действия по отношению к другим более соответствующими нормам и менее агрессивными, чем те же действия других по отношению к нему. Это значит, что когда одна сторона отмеривает дозу мести в ответ на провокационные действия другой, она часто неумышленно перебарщивает. По логике эскалации ответ другой стороны будет еще более агрессивным, завершая конфронтационный виток и толкая его на новый цикл, но уже на более агрессивном уровне. Указанные обстоятельства служат обоснованием предложенного мною закона эскалации конфликтогенов, который сформулирован в главе 3.

До сих пор мы обсуждали механизмы, действующие в предконфликтной стадии. Тем более они действуют и при разворачивании конфликта. При этом фактор искажения восприятия настолько важен, что стоит обсудить его более обстоятельно. Напомним, что конфликт – это воспринимаемая несовместимость действий или целей. Во многих конфликтах есть лишь небольшое ядро подлинно несовместимых целей. Главная проблема – искаженное восприятие чужих мотивов и целей.

Тенденция к самооправданию еще больше склоняет людей к тому, чтобы отрицать вред от своих дурных поступков, которые невозможно сбросить со счета.

Благодаря фундаментальной ошибке атрибуции каждая из сторон рассматривает враждебность другой стороны как отражение ее порочного характера. Далее человек фильтрует информацию и интерпретирует ее так, чтобы она соответствовала его предубеждениям. Группы поляризуют взгляды в свою пользу. Один из симптомов группомыслия – воспринимать свою собственную группу как нравственную и сильную, а противников – как злонамеренных и слабых. Сам факт пребывания в группе приводит к предпочтению своей группы. А негативные стереотипы, однажды сформировавшись, часто вызывают сопротивление тому, что доказывает обратное.

Огорчает открытие, что участники противостояния, а тем более конфликта формируют искаженные образы друг друга.

Зеркальное восприятие

Когда 2 стороны имеют взаимоисключающее восприятие одного и того же события, факта, по меньшей мере одна из них воспринимает другую неправильно. Подобное искажение в восприятии – это психологический феномен, не имеющий аналогов по трагичности последствий, так как для него характерно такое представление, которое самоподтверждается. М. Дойч [Deutsch M., 1985, р. 581–585] разъясняет: «Вы услышали лживую сплетню, будто ваш друг говорит о вас нелицеприятные вещи; после этого вы пренебрежительно с ним обходитесь; и тогда он действительно начинает плохо отзываться о вас, подтверждая ваши ожидания.

Сходным образом, если политики двух стран верят, что дело идет к войне между ними, и кто-то из них пытается повысить свою безопасность перед лицом противника, симметричный ответ противника станет оправданием этого начального шага. Негативное зеркальное восприятие во многих случаях становится препятствием для добрых отношений».

Зеркальное восприятие – взаимно негативные представления друг о друге, нередко возникающие у обеих сторон конфликта; себя, к примеру, все считают высоконравственными и миролюбивыми, а противников – злонамеренными и агрессивными.

Деструктивность зеркального восприятия проявляется в конфликтах и между отдельными людьми и между группами. Обе стороны обычно утверждают: «Мы хотим сотрудничать. Но их позиция (отказ от сотрудничества) вынуждает нас предпринять защитные меры». При опросе руководителей предприятий К. Томасом и Л. Понди (1977) в ответ на просьбу описать недавно случившийся серьезный конфликт только 12 % руководителей отметили, что противоположная сторона была готова к сотрудничеству; 74 % считали, что сами они стремились к сотрудничеству, а те, другие – нет. Используемая лексика при этом была такова: сами руководители «предлагали», «сообщали» и «рекомендовали», а те, другие, «требовали», «отвергали все, что бы мы ни предлагали» и «от всего отказывались».

Групповые конфликты часто порождаются иллюзией, будто бы главный лидер противников имеет злые намерения, но его люди – хотя ими управляют и манипулируют – в сущности, «за нас». Такое представление «злонамеренный лидер – хороший народ» было характерно и для русских и для американцев во время «холодной войны». «Американские люди – хорошие, просто у них очень плохое правительство», – объяснял один багдадский бакалейщик после бомбардировки его страны в 1998 году.

Еще один вид зеркального восприятия – гиперболизация позиции противника. Люди с противоположными взглядами на некоторые проблемы зачастую различаются меньше, чем им кажется. Каждая из сторон переоценивает радикальность чужих взглядов, полагая, что ее убеждения следуют из фактов, в то время как «их» убеждения продиктованы «их неправильной позицией».

Коль скоро искажения восприятия сопровождают конфликт, то, значит, они должны появляться и исчезать по мере того, как конфликт разгорается и гаснет. Так и происходит, причем с поразительной легкостью. Стоит противникам помириться, как восстанавливается адекватное восприятие друг друга

Во время конфликта с другой страной, с другой группой либо просто с соседями или родителями мы с легкостью воспринимаем искаженный образ, который позволяет нам считать свои собственные мотивы и поступки безоговорочно положительными, а поступки и мотивы наших противников – воистину дьявольскими. У наших противников обычно формируется зеркальное восприятие нас самих.

Вряд ли нужны дополнительные иллюстрации и аргументы в пользу того, какую огромную роль в возникновении конфликтов и их разрешении играют приведенные в этом разделе психологические феномены.

Притязания

Перед тем как интересы одной стороны сталкиваются с интересами другой, эти интересы должны перейти в притязания, т. е. выражающиеся в формах поведения каждой стороны стремления чего-то достичь или что-то превзойти.

В свою очередь притязания имеют разные источники, в число которых входят прошлые достижения и одной и другой стороны (или нескольких других сторон), предполагаемая расстановка сил между первой и второй сторонами и социальные нормы (в том числе принципы справедливости).

Восприятие «несправедливости»

Одной из наиболее часто встречающихся причин возникновения притязаний является обнаружившаяся «несправедливость» – действительная или кажущаяся. Как известно родителям, руководителям, учителям, наиболее распространенная реакция на любое решение о дележе – «это нечестно».

Но что есть «справедливость»? Согласно некоторым теоретикам социальной психологии, люди воспринимают справедливость как баланс – распределение вознаграждений пропорционально индивидуальным усилиям [Walster & others, 1978]. Если у меня с вами имеются те или иные взаимоотношения (работник – работодатель, преподаватель – студент, муж – жена, коллега – коллега), они сбалансированы, когда получаемое пропорционально вкладу.

Вознаграждение должно «соответствовать заслугам»; потому что все люди согласны, что справедливая доля должна в каком-то смысле соответствовать заслугам, хотя все они подразумевают разные виды заслуг [Аристотель].

Если вы вкладываете больше, а получаете меньше, чем я, то вы будете чувствовать себя эксплуатируемым и обиженным; я же могу чувствовать себя эксплуатирующим и виноватым. Хотя, вероятнее всего, вы будете в большей, чем я, степени восприимчивы к несправедливости [Greenberg, 1986; Messick & Sentis, 1979]. В ходе экспериментов люди не часто требуют распределения каких-либо благ в свою пользу за счет остальных. Однако если они получают «больший кусок пирога», то охотно принимают его и с легкостью находят этому логические объяснения [Diekmann & others, 1997]. Если же «больший кусок пирога» достается другому человеку или группе, это обязательно вызовет возмущение и осуждение со стороны остальных.

Мы можем прийти к согласию по поводу принципа определения справедливого баланса, но все же спорить о том, сбалансированы ли наши взаимоотношения. Если два человека являются коллегами, каждый из них может понимать под «соответствующим вкладом» разные вещи. Тот, кто старше, может считать, что оплата должна основываться на заслуженности и маститости, в то время как его младший коллега ставит на первое место текущую продуктивность. При таких разногласиях чье определение, скорее всего, победит? Чаще всего те, кто обладает определенной властью, убеждают себя и других, что они заслужили то, что получают [Mikula, 1984]. Это следовало бы назвать «золотым» правилом: устанавливает правила тот, у кого золото.

Это предполагает, что эксплуататор станет избавляться от чувства вины, переоценивая или недооценивая вклады, чтобы оправдать существующее распределение доходов. Мужчины, например, могут воспринимать более низкие зарплаты женщин как вполне справедливые, приписывая вкладу женщин меньшую ценность. Те, кто причинил вред, могут обвинять жертву, что она сама виновата и таким образом поддерживать свою веру в мировую справедливость.

Одно интересное следствие теории баланса, подтвержденное экспериментально, состоит в том, что чем более компетентными и полезными ощущают себя люди (чем выше они оценивают свой вклад), тем сильнее их чувство обделенности и, соответственно, стремление к компенсации [Ross & others, 1971]. Мощные социальные протесты обычно исходят от тех социальных слоев, которые считают, что они заслуживают больше, чем получают.

Так, в США и Западной Европе с 1970 года возможности выбора профессии для женщин значительно возросли. Парадоксальным – хотя и понятным для специалистов по теории баланса – образом точно так же возросло и ощущение неравенства в положении женщин. До тех пор, пока женщина сравнивает свое положение и зарплату с тем, что имеется у других женщин, она в целом чувствует себя удовлетворенной – даже несмотря на непропорциональные обязанности в работе по дому [Jackson, 1989; Major, 1989, 1993]. Ныне женщины склонны рассматривать себя равными с мужчинами, и поэтому растет их чувство сравнительной ущемленности [Майерс, 2006].

Напряженность возникает с того момента, как одна сторона решает, что притязания второй несовместимы с ее собственными. Далее вступают в действие описанные выше психологические механизмы самопроизвольного нарастания напряженности в отношениях, приводящие к конфликту.

Обстоятельства, способствующие конфликту

Возникновению конфликта, т. е. предполагаемому расхождению интересов, способствует целый ряд условий. Приводим их перечень, следуя Дж. Рубину с соавторами [Рубин, с. 45–49]:

1. ПЕРИОДЫ БЫСТРО ДОСТИГАЕМЫХ УСПЕХОВ

Когда дела идут лучше, надежды людей возрастают, а соответственно, наблюдается рост притязаний. В периоды быстрых успехов притязания зачастую переходят границы реальности.

2. НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ В ОЦЕНКЕ СООТНОШЕНИЯ СИЛ

Конфликты особенно возможны в тех случаях, когда существует неопределенность в оценке соотношения сил, так что каждая сторона, принимая желаемое за действительность, полагает, что она сильнее другой. Такое положение тоже способствует росту, несовместимых притязаний, ведущих к конфликту.

3. ОБИДНОЕ СРАВНЕНИЕ

Зарождению конфликта способствует осознание того, что другая сторона, не имеющая больших заслуг, пользуется бо2льшими привилегиями. Такая настроенность ведет к обидному сравнению, а оно, в свою очередь, вызывает рост притязаний – как реалистичных (поскольку представляется, что одна сторона не хуже другой), так и идеалистических (поскольку одна сторона полагает, что должна иметь то же, что и другая).

4. СТАТУСНАЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ

Обидные сравнения чаще возникают при наличии статусной неопределенности [Kriesberg, 1982]. Со статусной неопределенностью мы сталкиваемся там, где для оценки заслуг или вкладов людей существуют многообразные критерии, и кто-то превосходит других по одному критерию, но оказывается хуже по другому критерию. В нашем обществе, например, профессиональный статус основывается на опыте и образовании. Те, кто имеют опыт, считают, что это самое важное для дела; те же, кто образован, обычно считают, что важнее иметь образование. Когда таким людям приходится работать вместе, создается благоприятная почва для конфликта, потому что одни чувствуют себя более достойными вознаграждений, чем другие.

5. МЫШЛЕНИЕ ПО ТИПУ «ВСЕ ИЛИ НИЧЕГО»

Когда одна из сторон считает, что выигрыш другой стороны означает для нее проигрыш, подобный взгляд на ситуацию называется позицией «все или ничего». Это еще один из важных факторов, обусловливающих конфликт. Часто проблема действительно имеет такой характер – либо выиграть, либо проиграть – например, в тех случаях, когда сторонам приходится делить ограниченные ресурсы: тогда чем больше достанется одной стороне, тем меньше получит другая. Однако по большей части конфликт разыгрывается не столько потому, что проблема в действительности такова, сколько потому, что такой характер приписывают ей спорящие стороны. В эскалации многих конфликтов одним из характерных является то обстоятельство, что притязания одной стороны из стремления добиться успеха превращаются в боязнь проиграть, а затем и в стремление навредить другой стороне как можно сильнее. При таком изменении мотивации достаточно обычным является мышление типа «все или ничего».

6. ОСЛАБЛЕННОСТЬ НОРМАТИВНОГО КОНСЕНСУСА

Общества и группы, их составляющие, постоянно нарабатывают правила, управляющие поведением своих членов. Наиболее общие и долго действующие правила называются нормами. Основное назначение этих правил – согласовывать притязания потенциальных оппонентов и таким образом снижать возможность конфликта [Thibaut & Kelley, 1959]. Примером является норма, запрещающая воровство. Если бы эта норма не существовала, воровство могло бы принять такие размеры, а конфликт стал бы так тяжел, что общество, по сути, утратило бы работоспособность. Такую же роль играет правило, принятое во многих странах: один из супругов должен готовить, а другой – мыть посуду.

Теоретики по проблемам справедливости [Adams, 1965; Walster и др., 1978] утверждают, что мы чаще страдаем от обидного сравнения в случаях, когда нам кажется, что те, кто имеют больше, обладают одинаковыми с нами заслугами (специальным термином, обозначающим заслуги, является вклад), или же, когда люди, имеющие то же, что мы, с нашей точки зрения, имеют меньше заслуг.

Нормы имеют отношение к конфликтам, поскольку они определяют, на что имеют право стороны, следовательно, придают законность их притязаниям. Когда же справедливые притязания одной стороны вступают в противоречие с целями другой, результат чаще всего бывает весьма взрывоопасным.

7. ОБЩЕНИЕ МЕЖДУ ЧЛЕНАМИ ГРУППЫ

Взаимодействие между членами группы усиливает каждый из факторов возникновения межгрупповых конфликтов [Dahrendorf, 1959; Kriesberg, 1982]. Это означает, что конфликт будет возникать особенно часто, когда члены группы тесно связаны друг с другом, вовлечены в общую деятельность и/или имеют развитые связи.

8. НАЛИЧИЕ ИНДИВИДОВ, СПОСОБНЫХ СТАТЬ ЛИДЕРАМИ

Вероятность возникновения межгрупповых конфликтов возрастает [Coleman, 1957; Dahrendorf, 1959; Kriesberg, 1982], если лидеры ощущают социальное неравенство и готовы организовать борющуюся группу.

Приведенные в этом разделе результаты служат теоретическим обоснованием существования «случайных» конфликтов, возникающих буквально «из ничего», а также закона эскалации конфликтогенов, являющихся основным механизмом возникновения случайных конфликтов. Эти понятия рассмотрены в следующей главе.

МОДЕЛИ ЭСКАЛАЦИИ КОНФЛИКТА Термин эскалация имеет два близких значения. С одной стороны, он может означать использование все более жестких тактик, когда участники конфликта оказывают все больший нажим друг на друга. С другой стороны, этот термин может означать усиление напряженности конфликта в целом. Мы употребляем термин эскалация в обоих смыслах, но чаще имеем в виду второе его значение. Чтобы понять природу эскалации конфликтов, нам необходимо знать, какие состояния отличают каждую из сторон и какие процессы происходят между ними при нарастании конфликта. Известны три общие модели эскалации [Pruitt & Gahagan, 1974]: агрессивно-оборонительная модель, спиральная модель конфликта и модель структурных изменений.

Эти модели предлагают три вида объяснений того, что происходит при эскалации конфликта. Все три модели представляют определенную ценность, точно описывая процессы, происходящие в эскалациях разного типа. Ни одной моделью нельзя пренебречь в угоду другой.

Агрессивно-оборонительная модель

В этой модели роли первой и второй сторон различны. Первая сторона – агрессор, – желая добиться определенных изменений, вступает в конфликт со второй стороной – обороняющейся. Агрессор может ставить себе целью что-то отнять у обороняющегося, или изменить существующие условия в ущерб ему, или призвать его к порядку, поскольку агрессор недоволен его поведением. Обычно агрессор сначала пускает в ход мягкие тактики соперничества, потому что это менее рискованно. Но если мягкие методы не помогают, агрессор использует более жесткие тактики, и конфликт набирает силу, пока цель не достигнута или пока не обнаружится, что затянувшаяся эскалация обходится дороже, чем цель, ради которой затеян конфликт. Обороняющийся же лишь отвечает на выпады агрессора, причем его реакции обостряются с обострением эскалации. Процесс этот длится до тех пор, пока агрессор не добьется своего, либо не отступится.

Спиральная модель конфликта

Упоминание этой модели встречается в работах многих теоретиков [North et al., 1964; Osgood, 1962, 1966; Richardson, 1967].

Спиральная модель эскалации конфликта демонстрирует, что эскалация – результат действий и противодействий, образующих замкнутый круг. Наступательные тактики, используемые первой стороной, вызывают наступательное же поведение второй стороны, что провоцирует первую сторону на дальнейшее применение тактик борьбы, круг замыкается, и с новых взаимных противодействий начинается новый виток эскалации. Мягкие тактики сменяются жесткими, поскольку каждая новая реакция каждой стороны более суровая и сильная, чем того требует вызвавшие ее действия другой стороны

Помимо того, что эта модель объясняет, почему применяются сначала более мягкие, потом все более жесткие тактики, спиральная модель конфликта помогает разобраться, отчего при эскалации конфликтов часто происходят трансформации типа от меньшего к большему – количество спорных вопросов растет, и стороны все больше вовлекаются в эти новые проблемы, а рост проблем объясняется тем, что каждое ответное или защитное действие одной из сторон в спирали порождает новые спорные проблемы. Поэтому у каждой из сторон список прегрешений другой стороны становится все длиннее, и каждое новое недовольство усиливает ощущение кризиса [Рубин].

Модель структурных изменений

В ходе эскалации конфликты претерпевают все усиливающиеся трансформации. Хотя этим трансформациям подвергается каждая сторона конфликта отдельно, они влияют на углубление конфликта в целом, так как обычно всякая трансформация одной стороны зеркально отражается на другой. В результате этих преобразований напряженность конфликта нарастает до такой степени, что ослабить ее иногда бывает чрезвычайно трудно.

Обычно во время эскалации мы наблюдаем по крайней мере пять типов трансформаций. Не обязательно все они происходят в каждом конфликте, но все они очень типичны:

1. ОТ МЯГКИХ – К ЖЕСТКИМ

Если одна из сторон конфликта, желая настоять на своем, избирает стратегию соперничества, то, как правило, сначала она пытается воздействовать на другую сторону мягкими способами, пуская в ход обольщение, «взъерошивание перьев», убедительную аргументацию, скрытые укоры. Затем на смену этим мягким тактикам приходят их жесткие сородичи – угрозы, необратимые обязательства и т. п.

2. ОТ МЕНЬШЕГО – К БОЛЬШЕМУ

По мере эскалации конфликта выявляется тенденция к появлению все большего количества объектов спора. Кроме того, каждая из сторон все больше увязает в борьбе и прибегает к привлечению все новых ресурсов, необходимых для победы над противником. В результате вновь появляющиеся спорные вопросы во много раз превышают количество тем, из-за которых спор разгорелся.

3. ОТ ЧАСТНОГО – К ОБЩЕМУ

Во время эскалации конфликта частные моменты, вызывающие разногласия, имеют тенденцию уступать место разногласиям более широкого плана, что ведет к окончательному ухудшению отношений между сторонами. Мелкие, конкретные проблемы сменяются грандиозными, всеохватывающими темами, и вырабатывается общая нетерпимость к противнику.

4. ОТ СТРЕМЛЕНИЯ К РЕЗУЛЬТАТУ — К СТРЕМЛЕНИЮ ПОБЕДИТЬ ПРОТИВНИКА И ДАЛЕЕ К СТРЕМЛЕНИЮ НАНЕСТИ ПРОТИВНИКУ УЩЕРБ

В большинстве случаев на ранних стадиях конфликта сторона стремится просто как можно скорее добиться успеха, она занята только своими удачами или неудачами и совершенно не думает, хорошо или плохо чувствует себя при этом вторая сторона. Эта позиция характеризуется Дойчем как «индивидуалистская ориентация» – то есть забота только о собственных интересах и полное равнодушие к судьбе другой стороны. Однако по мере эскалации конфликта расходы на участие в нем растут, и цели стороны изменяются. Теперь сторона больше всего озабочена тем, как причинить вред другой стороне, а если в дело замешаны расходы – как заставить другую сторону пострадать материально больше, чем она сама [Glasl, 1982]. За каждую каплю крови, пролитую первой стороной, вторая сторона должна «захлебнуться в крови». Таков пример соперничества в его крайних проявлениях.

5. ОТ УЧАСТИЯ НЕМНОГИХ – К УВЕЛИЧЕНИЮ РЯДОВ

Зачастую конфликт начинают пара человек, но, если они не в силах добиться своего, он постепенно перерастает в групповые действия. Если вторая сторона не идет на предложения первой и первая не в силах добиться от нее желаемого ни угрозами, ни обещаниями, в интересах первой стороны привлечь себе на помощь дополнительных участников. Чего сторона не может добиться сама, ей, возможно, удастся достичь благодаря поддержке и силам своих союзников. Всем известный пример тому из истории – создание в ходе «холодной войны» двух мощных военных союзов – НАТО и Варшавского пакта [Рубин].

Термином «агрессия» психологи обозначают преднамеренное причинение вреда. Традиционно охота, драки и борьба с неприятелем преимущественно мужские занятия. Результаты опросов свидетельствуют о том, что мужчины относятся к агрессии более терпимо, нежели женщины. В лабораторных экспериментах мужчины демонстрируют большую физическую агрессивность, например, тогда, когда подвергают других участников болезненному воздействию (как они полагают) электрического тока [Knight et al., 1996]. Например, в Канаде среди арестованных по обвинению в убийстве мужчин в 7 раз больше, чем женщин, а среди арестованных за физическое насилие – в 6 раз больше [Statistics Canada, 2000], в США – соответственно в 9 раз и в 4 раза больше [United

States Department of Justice, 2000]. В разных странах эти соотношения разные, но повсеместно убийство мужчины мужчиной – событие примерно в 20 раз более вероятное, чем убийство женщины женщиной [Daly & Wilson, 1989]. Однако о реальных проявлениях гендерных различий в агрессивности можно сказать то же, что выше было сказано о проявлении гендерных различий в стилях общения: они зависят от контекста. Провоцирующие факторы способны сократить тендерный разрыв [Bettencourt & Miller, 1996]. А в том, что касается совершения менее «насильственных действий» (например, ударить кого-нибудь из членов семьи, швырнуть в кого-нибудь что-либо или обругать), женская агрессивность не уступает мужской [Bjőrkqvist, 1994; White & Kowalski, 1994]. В том, что это действительно так, убеждает статистическая обработка результатов 82 исследований, согласно которой женщины даже несколько больше склонны к совершению актов агрессии [Archer, 2000]. Но мужчины более склонны к нанесенению травм: среди пострадавших от рук сексуальных партнеров-мужчин 62 % – женщины.

Влияние половых гормонов

До недавнего времени традиционным было мнение о том, что представители сильного пола более агрессивны, нежели женщины, а также и то, что мужчины значительно чаще выступают в роли непосредственных объектов нападения. Это объяснялось главным образом ссылками на физиологические особенности, прежде всего на высокий уровень концентрации в мужском организме ряда гормонов.

Большую роль в обосновании этой точки зрения сыграли многочисленные опыты, проводившиеся на животных еще в конце 40-х годов минувшего столетия. Их основной целью было установить связь между мужскими половыми гормонами и агрессией. Один из классических экспериментов в этой области был в свое время описан Э. Бименом. Когда взрослые самцы серых мышей были кастрированы, то уже через некоторое время после операции они не включались так активно во внутривидовую борьбу, как это было до операции, и вели себя абсолютно миролюбиво. Если же им вводили мужской гормон, они начинали драться до тех пор, пока его действие не прекращалось.

Подобные эксперименты позволили Бимену и ряду его коллег сделать вывод о том, что мужские гормоны являются побудителями агрессивного поведения, хотя их не следует рассматривать как условие, без которого это поведение не может иметь место [Fromm, 1975, p. 215].

К таким же выводам пришли Г. Кларк и Г. Берд, которые провели в 1946 году опыты с шимпанзе. Ими же было установлено, что женский гормон понижает уровень агрессивности [Clark G., Bird H., 1946, р. 320–331].

Однако в том случае, когда речь заходит о человеке, становится явно недостаточно объяснений исключительно с позиций биологических факторов.

Установлено, что половые гормоны и особенно тестостерон, в какой-то степени действительно «замешаны» в преступлениях, связанных с применением насилия. Однако специальные исследования показали, что степень их влияния довольно ограничена.

В свое время возможность существования связи между половыми хромосомами и агрессивным поведением была предметом бурных дискуссий. Однако обзор литературы показывает, что если такая связь и существует, то она весьма слаба. Гораздо вероятней, что любая ассоциация между половыми хромосомами и агрессивным поведением при ближайшем рассмотрении может оказаться следствием недостаточного интеллектуального развития, которые нередко сопутствуют аномалиям половых хромосом [Бэрон, Ричардсон, 1997, с. 254–255].

Гендерные различия агрессивности

Но является ли агрессивность не общечеловеческой, а мужской чертой, следствием патриархата? Быть может, мужчины склонны к насилию, а женщины проявляют кротость? Сейчас подобное можно услышать на каждом шагу. Полагают, что, преодолев патриархат и получив места в правительстве, женщины избавят мир от войн и жестокости вообще. Так ли это? Отнюдь нет.

Оказалось, что сегодня женщины, пробившиеся на вершину властного Олимпа, демонстрируют ничуть не меньшую, а подчас и большую агрессивность. М. Тетчер объявила войну Аргентине в споре за Фолклендские острова и была ярой противницей ядерного разоружения. «Железного» госсекретаря США М. Олбрайт сменила еще более агрессивная К. Райс. Жестко критиковала Россию президент Латвии В. Вике-Фрейберга. Украинский лидер Ю. Тимошенко по части агрессивности намного превзошла политиков-мужчин. Канцлер Германии А. Меркель превосходила в жесткости своих предшественников, канцлеров-мужчин. Из российских политиков-женщин достаточно вспомнить несгибаемых В. Новодворскую, Е. Боннэр, С. Горячеву. Так что агрессии современным женщинам вполне хватает.

Природа распорядилась так, что мужчины оказались физически сильнее, чем женщины. Этим и объясняется склонность мужчин решать проблемы путем применения физической силы. В этом смысле власть мужчины и поныне закреплена физическим превосходством. До недавнего времени в большинстве европейских стран даже не существовало закона, ограждающего женщину, например, от избиений мужа. Однако сейчас физическое насилие нередко уступает насилию психологическому. А в этой области и женщины, и мужчины могут изрядно отравить жизнь друг другу.

Однако вышесказанное о насилии не означает, что женщины терпимее мужчин. Бог отказал женщине в физической силе, ограничил возможности ее сексуальной агрессии, поэтому женщина в совершенстве овладела искусством психологического насилия, опередив в этом мужчину. Снижение роли физической силы в современном мире пропорционально успеху, которого добиваются женщины в борьбе полов.

Мужчин, оскорбленных и униженных женщинами – женами, возлюбленными, дочерьми, и даже матерями, – гораздо больше, чем женщин, подвергшихся физическому насилию со стороны мужчин. Там, где физическая сила продолжает играть значительную роль, в частности в среде работников физического труда, женщины испытывают страх перед мужчинами. Чем меньше ценится в определенной среде физическая сила, тем значительнее роль женщины. Так, мужчины из высшего и среднего класса часто находятся «под каблуком» у своих жен. Путем осмеяния и сокрушенного вздоха в ответственный момент можно добиться куда больше, чем битьем.

Многие женщины не уступают мужчинам по степени физического насилия. Да и богини часто предстают не менее жестокими, чем боги; эти и другие мифологические образы, имеющие важное архетипическое и символическое значение, очень далеки от представления о женской кротости. Вспомним жестоких и воинственных амазонок; медузу Горгону, один взгляд которой сулил смерть; Кали, хозяйку царства мертвых, лакомящуюся человеческой кровью из чаши-черепа, которой приносили в жертву тысячи людей; египетскую богиню Та-Урт, львицу, крокодила и женщину в одном лице, жестокую и безжалостную; богиню войны Хатор; кельтскую богиню Мориган, которую представляли в образе вороны, пожирающей трупы; коварных героинь сказок – взять хотя бы русскую Бабу-ягу и т. д.

Таким образом, насилие не является прерогативой исключительно мужчин или женщин. По половому признаку можно подразделять лишь типы насилия [Гуггенбюль-Крейг, 1997, с. 75–76].

Исследования показали, что если сравнивать мужчин и женщин, то первые демонстрируют более высокие уровни прямой, а последние – непрямой, то есть не выраженной в физических действиях, агрессии. Кроме того, мужчины чаще, чем женщины, выступают в качестве объекта физического нападения, в то время как женщины чаще становятся жертвами сексуальных домогательств и грубости в супружеских отношениях [Бэрон, Ричардсон, 1997, с. 226]

Сегодня накоплено достаточное количество документальных подтверждений, свидетельствующих о случаях, когда женщины ведут себя так же или даже более агрессивно, чем мужчины. Имеет место подъем женской преступности. Как свидетельствует американский Институт по проблемам молодежи, по числу мошенничеств, магазинных краж, драк и потребления наркотиков девушки в возрасте от 13 до 19 лет вполне сравнялись с юношами. При этом женщины разделяют с мужчинами способность к овладению всеми видами причинения вреда, и существуют женщины, которые так же агрессивны, как и мужчины. Неслучайно поэтому в психологии и социологии все чаще звучит мысль о существовании целого ряда исключений, не соответствующих традиционно сложившемуся стандарту о большей агрессивности мужчин по сравнению с женщинами.

Все это приводит ряд специалистов к мысли о необходимости признать «минимальным биологический вклад по сравнению со значением ситуационных и социализирующих факторов» [White J., Sex and Gender… p. 5].

Достаточно хорошо изученным оказался вопрос о том, какое влияние на человеческое поведение может оказывать порнография. Многочисленные исследования показали, что порноматериалы, изображающие женщину в качестве объекта насилия, в отличие от обычной, «ненасильственной» порнографии, оказывают более сильное «подбадривающее» воздействие и во многих случаях подталкивают мужчин к сексуальной агрессии (сказывается фактор подражания).

Гормональные предпосылки агрессии

В ряде работ по биохимии были высказаны предположения о том, что избыточное выделение тестостерона (а не просто его наличие) у лиц мужского пола вызывает неконтролируемую агрессивность.

Неопровержимые данные говорят о решающей роли гормональных нарушений в предменструальный период и во время менструаций, что может приводить женщин к излишней раздражительности, резким изменениям настроения, несчастным случаям, вспышкам гнева и неконтролируемым действиям и, как следствие к конфликтам. Так, К. Мойер пишет, что такое поведение имеет много причин, но сегодня хорошо известно, что существует периодичность в раздражительности женщин.

«В период овуляции, – считает он, – беспокойство и чувство враждебности находятся на относительно низком уровне; в период, предшествующий менструации, значительное число женщин проявляет ряд симптомов, которые могут быть обозначены как предменструальный синдром. Он включает головную боль, отек лица, рук, ног, изменения аппетита, эмоциональную нестабильность». Мойер делает вывод, что этот отрезок времени очень опасен: «62 процента насильственных преступлений совершается женщинами в течение предменструальной недели и только 2 процента в конце периода. Эта связь очень значительна, так что в некоторых странах закон признает менструацию как смягчающее обстоятельство» [Moyer, p. 66].

В целом же современное состояние исследований о роли этих гормонов мало что дает пока для изучения предпосылок враждебности. Гораздо лучше изученными являются половые различия в деструктивном поведении, обусловленные особенностями процесса социализации.

Агрессивность мальчиков и девочек

Часто для обоснования подобных различий использовались результаты наблюдений за детьми на ранних стадиях их социализации. Аргументы здесь сводились главным образом к следующему: разница в агрессивности мальчиков и девочек проявляется уже примерно к двухлетнему возрасту, поэтому дело якобы не в особенностях процесса социализации у тех и других, а во врожденной предрасположенности к агрессии лиц мужского пола.

Результаты экспериментов, Р. Рохнера показывают, что в 71 % случаев наблюдается большая предрасположенность к агрессивному поведению со стороны мальчиков, чем со стороны девочек. Проведя огромную работу (Рохнер сделал обзор 101 сообщества и проанализировал более 130 работ, опубликованных в США по проблемам психологии половых различий), исследователь пришел к выводу, что имеются довольно существенные, распространенные по всему миру колебания, свидетельствующие о том, что конкретная культура часто в большей степени предопределяет агрессию, нежели пол индивида. Иначе говоря, в пределах конкретных единичных обществ половые различия в агрессии обычно невелики, но с перевесом в пользу мужчин. Однако, подчеркивает Рохнер, эти незначительные различия в силу их определенной устойчивости дают на выходе вполне достоверный межкультурный стандарт большей агрессивности у сильного пола, чем у женщин Ученый отметил также рост в процентах отчетов об отсутствии половых различий во враждебности у детей. Так, 23 % мальчиков и девочек отличались примерно одинаковым уровнем агрессии, у 6 % девочек он был выше. Применительно к подросткам эти цифры выглядели как 37 % и 6 % соответственно. [Rohner R.P., 1976, р. 57–62].

Таким образом, имеется определенная предрасположенность к агрессии у мужчин, что, однако, не исключает возможных влияний со стороны культуры конкретного общества на формирование поведения индивидов обоих полов [Румянцева, 1991, с. 93–97].

Социальные факторы

Мужчины живут в мире статусов, а женщины – в мире близостей [Tannen, 1995]. В соответствии с этим первые борются за свою независимость, всячески оберегая свое достоинство от даже кажущихся посягательств, а вторые – за достижение и сохранение эмоциональной близости, опасаясь, прежде всего, отторжения и изоляции. Именно поэтому мужчины опасаются при вступлении в брак лишиться своей независимости, а женщины более тяжело переносят одиночество.

Мальчики в своих играх соперничают, определяя иерархию и свой статус в ней. Их игры имеют четкие правила и критерии успешности. Мальчики терпимы к различиям и даже приветствуют их. Игры девочек чаще направлены на моделирование отношений, эти игры обычно не имеют жестких правил, критериев успешности и предполагают кооперацию. Девочки не поощряют демонстрацию успехов. Те из них, кто старается выделиться своими достижениями, получают прозвища типа «воображуля». Девочки ориентированы на равенство и нетерпимо относятся к различиям. Впоследствии женщины, как и девочки, нередко скрывают свои способности из опасения вызвать недовольство подруг или коллег-женщин. Они нередко жертвуют успехом в профессиональной деятельности и самореализацией ради сохранения семейных отношений [Алахвердова. Конфликтология].

Потребность в общении

Уже маленькие девочки гораздо проворнее мальчиков в своей речи. С годами это преимущество сохраняется.

Средний объем общения у женщин более чем в полтора раза превосходит объем общения мужчин.

Потребность в общении многих женщин так велика, что если в течение рабочего дня женщине не удается «поболтать», то это отрицательно сказывается на их настроении, производительности и качестве труда. На некоторых «женских» предприятиях были введены перерывы на 5–10 минут для коммуникаций. На других – столы работниц переставили так, чтобы они могли разговаривать, не отвлекаясь от работы. Эти меры привели к улучшению их настроения и дали экономический эффект.

Различная потребность мужчины и женщины в общении служит источником многочисленных конфликтов в семьях. В большинстве случаев муж в течение рабочего дня вполне удовлетворяет свою потребность в общении.

Жена же далеко не всегда, поскольку потребность ее значительно больше. Поэтому она надеется восполнить недостаток общения дома.

Но не тут-то было. Муж молчит, а на вопросы – буркнет что-то в ответ. Рассказывать ему – не слушает, а то и уходит к телевизору. Жена, конечно, в обиду: «Ты со мной и поговорить не хочешь, и внимания на меня не обращаешь» и т. п. и т. п.

А дело здесь просто в незнании психологии друг друга. Отсюда пожелание мужьям и женам: идти навстречу друг другу в вопросе о «норме» общения.

Общение по-женски и по-мужски

Для женщин важен процесс общения, для мужчин – его результат.

Мужчины лучше общаются, когда знают цель разговора. Начало «Давай поговорим» подходит для разговора подруг, но не для разговора с мужчиной.

Говорить с мужчиной нужно не намеками, а прямо о том, что вы хотите.

Иначе могут возникнуть коллизии, наподобие той, что автор «подсмотрел» на даче.

Хозяйка в процессе консервирования обнаружила, что ей не хватает соли. Нужно хотя бы ложку этого продукта. Она взяла стакан и пошла к соседке – одолжить. Той дома не оказалось, и ей пришлось обратиться к ее мужу.

Тот, услышав, что пришедшей нужна ложка соли, принес требуемое.

Придя домой, хозяйка жалуется мужу:

– Никогда бы не подумала, что сосед такой жмот!

– Почему ты так решила?

– Дал всего лишь ложку соли.

– Но ты же столько и просила.

– Да, мне неудобно было просить больше, вдруг у них ее не много. Мог бы и догадаться…

– Вечно ваши женские штучки. Могла бы намекнуть в конце концов. Человек не понял, чего ты хочешь.

В этот момент появилась соседка с банкой соли (муж ей пересказал разговор).

– Люда, извини, эти мужчины никогда ничего не понимают.

Там, где мужчина предпочитает убедить или заставить, женщина стремится очаровать или расположить к себе собеседника.

Слабость многих женщин – посудачить о доме, обновках, а то и пересуды. Мужчины больше говорят о работе, политике и спорте.

Мужчины больше любят говорить о своих успехах, а женщины – о своих неудачах.

Мужчина предпочитает размышлять молча, высказывает лишь окончательный результат. Женщина думает вслух, что воспринимается мужчиной как болтовня. Типичный мужской вопрос (не всегда, правда, задаваемый вслух): «Когда она думает, если все время говорит?»

Свои чувства мужчины выражают сложнее, чем женщины.

Женщина реже, чем мужчина, перебивает собеседника, она лучше видит собеседника и понимает его чувства. Перебив, женщина возвращается затем к тому моменту разговора, который тогда обсуждался. Мужчина перебивает женщину в 2 раза чаще, чем та его.

Женщина слушает внимательно намного дольше, чем мужчина.

Мужчина в среднем слушает женщину внимательно всего лишь 10–15 секунд, после чего склонен дать ответ, не уточняя информации.

В процессе общения женщине обычно не составляет труда обмануть мужчину. Но лишь немногим мужчинам удается обманывать женщину. Те, кто самонадеянно думает иначе, могут не обольщаться: из того, что женщина не ловит на вранье, еще не следует, что ее удалось провести: чаще всего она просто не хочет «загонять в угол» мужчину, боясь разрыва с ним.

Андре Моруа принадлежит следующее наблюдение.

«Мужчины лгут ненатурально. Женщины, которые делают это с поразительным мастерством, мгновенно обнаруживают у них малейший оттенок лжи. В тоне, которым говорит виноватый муж, есть нарочитая непринужденность и нотки чрезмерной естественности предательски выдают…»

Причина высокой чувствительности женщины к скрываемому подтексту – во врожденном умении замечать и расшифровывать (так называемые) невербальные сигналы: позы, жесты, движение глаз и телодвижения говорящего. Они не контролируются им и потому выдают состояние говорящего.

Женщины придают большое значение тональности разговора, болезненно реагируя на ужесточение тона. Мужчины же категорический тон, если он уместен, воспринимают, как правило, без каких-либо отрицательных эмоций [Шейнов. Мужчина…, 1997].

Очень часто конфликты между мужчинами и женщинами возникают из-за разного прочитывания посланий друг другу. Тем более, что женщины менее склонны говорить напрямую, особенно о своих желаниях. Так, делаемое женщиной приглашение к обсуждению вопроса или к переговорам нередко звучит для мужчины как запрос на информацию или принятие решения им.

Например, на вопрос: «Не хочешь ли зайти в кафе?» мужчина может чистосердечно ответить: «Нет», а женщина может быть до глубины души обижена тем, что ее желание туда зайти было проигнорировано; а мужчина при этом считает, что она сама не знает, чего хочет. Часто вопрос женщины типа: «Что ты думаешь по поводу…?» предполагает принятие решения мужчиной – и ответственности за это решение. В результате женщина выражает недовольство из-за игнорирования ее интересов,

Обмен мимолетными чувствами, деталями информации для женщины – средство и свидетельство достижения близости. Мужчины считают это мелочностью и не любят вдаваться в «незначимые» детали. Попытка женщин расспрашивать мужчин о деталях происшедшего с ними или рассказать о своих впечатлениях нередко заканчивается конфликтом.

Обсуждение неприятностей

Рассказ о невзгодах, неприятностях для женщин является, прежде всего, попыткой получить сочувствие, «поглаживание», как выражается Э. Берн [Берн]. Именно такая реакция для них является свидетельством эмоциональной близости и сопереживания. Часто они не ожидают конкретных действий в ответ на свои жалобы. Мужчины же чувствуют себя обязанными среагировать «делом» на высказанные проблемы. Они склонны давать советы или предлагать решение, помощь – вместо того чтобы сочувственно выслушивать «переживания». Их очень сердит, если данные ими рекомендации не реализуются, а те же самые жалобы повторяются вновь и вновь. Для женщин же повторение одних и тех же сетований – способ «выговориться» и облегчить этим свое состояние, им нужно получить в ответ подтверждение эмоционального неравнодушия к ним. Однако мужчины переносят подобные испытания с большим трудом.

Нередко, слыша о каких-либо неприятностях собеседника, мужчина не задает вопросов и меняет тему из деликатности, уважения к независимости другого. Но если собеседник – женщина, то она, как правило, воспринимает это как отсутствие интереса к ее проблемам, а, следовательно, и к ней самой.

Если же ситуация такова, что мужчина не имеет возможности чем-то реально помочь, его может очень раздражать, что его заставляют почувствовать собственную беспомощность и несостоятельность – хотя женщина ни о чем подобном и не думала. У женщины же его раздражение может вызвать мысль, что он бессердечен и/или что она его раздражает.

В свою очередь, мужчина может воспринимать выражение сочувствия в свой адрес и желание помочь ему как намек на его слабость и попытку доминировать над ним. Ведь вы не можете сочувствовать тому, кем восхищаетесь. Мужчины же предпочитают восхищение сочувствию.

Если женщина слышит о каких-то неприятностях партнера, то часто старается присоединиться и показать, что у нее случались похожие беды, поэтому она это понимает и сопереживает ему. Это нередко воспринимается мужчиной как его принижение.

Если женщину куда-то приглашают, и она отвечает, что ей надо посоветоваться с мужем, то тем самым она с удовлетворением дает понять, что между ею и мужем существует близость и желание учитывать интересы друг друга. Желание же мужчины посоветоваться с женой зачастую воспринимается как свидетельство его зависимости, положения «подкаблучника».

Мужчины более всего ревнуют тогда, когда их партнерша занимается сексом с другим мужчиной. Женщины же проявляют наибольшую ревность в том случае, когда их партнеры влюбляются в других женщин. По мнению эволюционных психологов, это гендерное различие отражает вполне понятную заботу мужчины о своем истинном отцовстве (мужчина не хочет растить чужого ребенка) и естественную боязнь женщины лишиться материальной поддержки мужчины [Buss, 2000].