Читать онлайн У каждой лжи две правды бесплатно

* * *

Пролог

Летним вечером, тёплым, наполненным ароматами хвои и моря, в начале курортного сезона, умирать – сущее преступление.

И если бы пани Альжбета не была убита, она непременно осудила бы такой поступок.

Мало ли дел у благородных господ по вечерам после дневных променадов? Собираться в салонах, обсуждать королевские указы и нововведения, слушать истории о магах и инквизиторах, танцевать и музицировать.

И уж точно не сидеть в доме, где произошло душегубство, и ожидать, что же скажет сыскной воевода!

Людям же из сословия поплоше, таким как низкорослый кругленький пан Бачинский, шляхте, местной ли или приехавшей на отдых, на глаза показываться не желательно. Дабы видом своим не напоминать, что в мире существует что-то кроме прогулок по набережной и философских разговоров.

Сыскному воеводе собравшееся общество не нравилось.

Собравшемуся обществу не нравился сыскной воевода.

Всё как обычно, не привыкать.

Дверь распахнулась. Стукнула о стенку, чуть не сорвавшись с петель. Качнулись хрустальные подвески на люстре в деликатном протесте.

– Она исчезла! – возопил профессор, сто раз пожалевший, что именно в Гдыньске он решил провести лето и подготовиться к открытию выставки в Королевском Музее. Вопил он, между прочим, не в пустоту, а своему помощнику, протирающему очки в тонкой металлической оправе. – Вы должны найти её!

– Пани Альжбету? Нет, конечно, сия мадама отличалась известным благоразумием, но раз она умудрилась быть так нелепо убитой, то и сбежать с собственных похорон смогла бы.

– Да кому она нужна! – невежливо отмахнулся профессор от предположения сыскного воеводы. – Моя мумия пропала!

Глава 1. В которой пани Альжбета ещё жива и принимает гостей

– Я не знаю, как у вас там в столицах, милочка, но у нас здесь не принято опаздывать!

Пани Альжбета с укором посмотрела на гостью и кивнула служанке, чтобы убрала очередную коробку с подарком, перевязанную пышным алым бантом.

Опаздывать не принято…

А также хорошим тоном считается понять: если приглашение на юбилей приходит вечером накануне торжества, то таких гостей не ждут. Нужно под благовидным предлогом отказаться и позже прислать букет с извинениями. Но куда уж понять тонкости жизни светского общества девице-иностранке!

– Милочка, будь любезна, за столом составь компанию пану Йержимановскому, – как можно доверительнее и снисходительнее перебила скомканные поздравления пани Альжбета. Ещё один гость, которого некуда девать, вот и решила хозяйка приткнуть их друг к другу. – Это помощник пана профессора. Весьма интеллигентный юноша, если вы понимаете, о чём я говорю…

Скучен до зубовного скрежета, надоедлив, как рыба-прилипала и отделаться от него нет никакой возможности.

– Как скажете, – девушка согласно кивнула, чувствуя немалое облегчение, что обмен любезностями так быстро закончился.

Глядя на неё, седоволосая именинница не могла избавиться от чувства досады. Ей бы сразу понять, что не просто так миловидная паненка с хорошими манерами ухватилась за наследство дальней родственницы и променяла столицу на маленький городок, который оживает только летом. Пока была жива королева-мать, любившая местные пейзажи и минеральные источники, он был, конечно, намного более известным, но и сейчас грех жаловаться.

Надо было сразу понять, что пани Стефания Заремская врёт. Какие проблемы со здоровьем в её-то годы! На таких паненках пахать можно! Нужно! Ни тебе аристократической бледности, ни тонкой кости. А слухи… слухи всё объясняли. Люди врать не будут и всё выяснят.

А ведь сначала, когда только она с молчаливой компаньонкой приехала в Гдыньск, пани Альжбета отнеслась к ней благосклонно, с жалостью. Сирота, долгое время была под опекой дяди, но знаем мы этих дядь! Девице ещё повезло, что тот не успел её в монастырь спровадить. Хотя… Наследство в виде древнего дома с одичавшим садом от полоумной старухи ещё хуже!

А если верить слухам… лучше отсадить эту выскочку куда-нибудь подальше от приличных молодых людей из хороших семей. Мало ли, приворотами не побрезгует.

– И на будущее, милочка, – не удержалась пани Альжбета. Кто как не она направит молодёжь на путь истинный? – Ваши перчатки цвета айвори? Какая пошлость! Перчатки незамужней девушки должны быть только белоснежного цвета! И никак иначе!

Даже если девушку уже записали в старые девы.

Ещё добавить бы, что жемчуг нужно носить только в одну нитку. Но с этим подождём.

– А вот зыркать на меня не надо! – и погрозила костлявым пальцем. – Ты тут позыркаешь, а я потом проклятия как снимать буду? Я женщина бедная, лишний раз церковникам платить не намерена. Иди уж, иди!

Поручив русоволосую девушку и её компаньонку заботе служанки, пани Альжбета расплылась в улыбке и протянула руки для приветственных объятий следующему гостю – привлекательному мужчине, излучавшему уверенность и силу.

– Пан Пшемислав! Как я рада вас видеть! – однако, даже встречая градоправителя, именинница заметила, как Стефания почти столкнулась в дверях на террасу с молодым человеком в модном фиолетовом сюртуке. Тот холодно извинился и пропустил даму. Её племянник просто умничка! И вежлив, и учтив, но понимает, каким девицам не стоит оказывать лишнего внимания.

– Пани Альжбета! Вы год от года всё хорошеете!

– Ах, льстец! – зарделась степенная пани, принимая пышный букет. На обаятельно улыбающегося градоправителя у женщины были свои планы. Например, свести с племянницей, Боженой. Девица, конечно, отчаянно некрасива, но зато её приданое способно из любой замухрышки сделать писаную кралю!

А пан Пшемислав Левандовский… Пусть и слишком молод для занимаемой должности, как многие считают, но не рискуют сказать, а порядок навёл в Гдыньске практически идеальный. Ещё год-другой, и станет во главе воеводства, а там и в столицу путь недальний. К таким людям стоит присмотреться, втереться в доверие и всеми доступными средствами быть как можно ближе. Вот пани Альжбета и присмотрелась.

– Боженочка, – просюсюкала она. – Покажи нашему почётному гостю розарий. Я выписала из столицы чудесный новый сорт роз.

Рыжая Божена стояла тут же, высокая, бледнокожая, с нелепой россыпью веснушек на длинноносом лице. Согласилась она тихим голосом, словно не была уверена в собственных словах.

Но лекарство от аллергии приняла заблаговременно.

Стефания и её молчаливая компаньонка прошли в сад, отпустили служанку, но к гостям, слушающим струнный квартет или обсуждающим местные новости на террасе и партерном газоне подходить не стали. В ридикюле ждал своего часа конверт из плотной бумаги.

Девушка тяжело вздохнула и поправила простое цветочное украшение на шляпке. На ярком солнце юга её косы приобретали золотистый оттенок, даже жалко было прятать такое богатство под шляпками и зонтиками. Но здесь другие правила.

И сады… Какие-то неживые. Дорожки прямые, кусты выстрижены то в пирамиды, то в шары. В таком саду можно гулять долго, но как же скучно! Здесь всё подчинено строгости и порядку, демонстрируя богатство и роскошь. Ни классические статуи, копии с шедевров древних мастеров, ни многочисленные фонтаны и беседки не радуют глаз. Стефа не могла здесь расслабиться и вдохнуть полной грудью.

Но парк ли в этом виноват?

Ещё один день пережить, а там… Вовремя улыбаться, отвечать на комплименты, поддерживать бессмысленные разговоры, а уже завтра…

Девушка и её компаньонка присели на одинокую белую скамеечку в нише стены из вечнозелёного кустарника. Пожилая женщина достала из корзинки вязание – какой-то бесконечный серый шарф, а Стефания нетерпеливо крутила в руках конверт.

Письмо от поверенного должно было прийти ещё вчера, но из-за штормового предупреждения цеппелин с почтой задержался.

Наконец-то!

Теперь можно уехать из этого проклятого лицемерного городка.

Да что Гдыньск!

Можно будет уехать даже из Словении!

Куда? Конечно же, на родину, в Новую Каледонию. Сейчас цеппелины летают туда регулярно. И они намного безопаснее, чем бригантины и фрегаты.

Сердце кольнуло. Её родители погибли в кораблекрушении. На что они понадеялись, если не взяли в плавание погодного мага?

Но воспоминания были слишком болезненны. Она же приказала себе забыть. Не своё детство, а ту боль, когда вдруг её спокойный надёжный мир рухнул. Она не только потеряла отца и мать, но и терпеливых учителей, которые могли стать её самыми близкими друзьями…

Конверт она вскрывала в спешке, неаккуратно оборвав край.

Письмо начиналось с обычных ничего незначащих любезностей и пожеланий доброго здравия. Поверенный учтиво интересовался её здоровьем и делами. Девушка закатила глаза. Её всегда раздражала манера словенцев прежде чем перейти к сути, вылить на собеседника тонну любезностей. Искренних или нет, уже совсем другой вопрос. Но внимательно прочла и эту часть письма, боясь пропустить что-то важное. Один из партнёров покойного папеньки тоже любил писать велеречивые послания, умудряясь спрятать в шелухе вежливости и галантных комплиментов сотню намёков и предположений.

Где были эти партнёры, когда ей в самом деле понадобилась помощь? Когда всё случилось, до её совершеннолетия оставалось меньше чем полгода! Но они решили отправить её за океан к дяде и поделить почти весь бизнес родителей… Да, по меркам Словении она и так осталась богатой паненкой на выданье. Но… Дядя, ставший её опекуном, любил повторять, что никому нельзя доверять.

Как выяснилось, доверять в первую очередь нельзя было ему.

Второй лист, на котором после выражения участия и надежды на всестороннее благополучие, поверенный всё-таки начал описывать состояние дел, заставил Стефу помрачнеть и поджать губы. Перечитать пришлось дважды.

Слова сливались в одно длинное и страшное. Понимать их смысл было тяжело.

Как же так?

В глазах на миг помутнело, а в где-то в груди разрастался холодный ком безысходности.

Третий лист был исписан всего наполовину одними пустыми обещаниями, что пан поверенный приложит все усилия, чтобы исправить положение. Верил ли он в благополучный исход дела? Пани Заремская, несмотря на юный возраст, не отличалась наивностью.

Она здесь застряла.

Стефания проглотила едкую слюну и дёрнула подбородком. Поджав губы, ещё раз огляделась вокруг, прогоняя страх и беря под привычный контроль эмоции. Всё те же аллеи, сосны, газоны с нелепыми геометрическими пятнами цветов.

И это её новый дом? Городок, где даже дышать тяжело. Пусть и говорят, что морской воздух полезен для здоровья.

Но ничего. Она сильная. Она справится. Она сможет полюбить и этот Гдыньск, и этих нелепых людей с их условностями и приличиями.

Смогла же она смириться и полюбить столицу с чопорными салонами и бесконечными визитами? Смогла. Хотя после просторов и нравов свободолюбивой Каледонии чёрно-белые улицы столицы казались узкими, как новомодный корсет.

Стефа с огромным внутренним сопротивлением понимала, что ей теперь некуда деваться. Нравится или нет, но нужно перестать играть в скромную деву, и действительно стать такой. Если ей придётся жить здесь долгие, очень долгие годы, то иначе не выйдет.

Она встала, постояла, уставившись на зелёные стены кустарника. Выше человеческого роста, идеально ровные, ни листочка не торчит. Они пронизывали весь сад хитрым лабиринтом, продуманным пани Альжбетой.

Девушка потрогала плотные листья. А точно живой? Не искусственный. А то жизни совсем не чувствуется… Интересно, а птицы сюда тоже по расписанию прилетают?

Самшит. Растёт медленно, не особо прихотлив, теплолюбив, но и теневынослив. Нужно будет взять пример с этого растения. Люди решили, что его можно стричь и всячески уродовать. А он ядовит.

– Я пойду прогуляюсь, – Стефания нервно похлопывала по бедру смятым письмом. – Нужно привести мысли в порядок.

– Как знаешь, как знаешь, – спицы компаньонки стучали друг о друга. Женщина в старомодном чепце не поднимала глаз.

– Да, ты права, мне теперь нужно быть осторожной…

Если раньше ей было забавно пренебрегать общественным мнением, дразнить благопристойных матрон, острить с молодыми шляхтичами, то теперь некуда ехать и некуда бежать… Пора прекращать игру.

Зря она сюда пришла.

Но пан Хоментовский! Его исследованиями Стефа зачитывалась ещё в детстве. В его очерках и статьях история древнего мира Та-Мери оживала. Как же она обрадовалась, когда узнала, что он приехал на отдых в эту тьмутаракань. Простите, в миленький солёный, то есть солнечный городок Гдыньск. Надеялась на случайную встречу в парке или на набережной, раз уж учёный пренебрегал правилами вежливости и отказывался ходить с визитами. Кому продала душу пани Альжбета, что профессор согласился не просто почтить своим присутствием её юбилей, но и устроить торжественное разворачивание древней мумии?

Как тут устоять?

Девушка быстрым шагом скрылась за поворотом. Рыдать? Увольте! Если уж она не плакала на похоронах родителей, то сейчас точно не время.

Стефа сняла перчатки и продолжала идти, дотрагиваясь до стены кустарника. Вечнозелёные ветви кололись, позволяли чувствовать, что всё реально.

И что теперь? Она до сих пор чужая в этой стране. Странная. Не такая.

Глава 2. В которой прогулки по саду нервы не успокаивают

Приехав в Словению, Стефания была шокирована.

Светское общество тогда решило, что она слишком глубоко переживает смерть родителей. Вот оправится и перестанет задавать неудобные вопросы, лезть со своим мнением в «мужские» разговоры и заинтересуется исконно женской долей. В конце концов Стефа нашла безопасную тему для бесед – зоопарк. Никто не подумает дурного, если она говорит о животных, ведь так? И потом, это дополнительное условие в завещании отца…

Дядюшка, конечно, выставил всё так, будто его немного чокнутая каледонская племянница уехала в глухую провинцию превращать заброшенное поместье какой-то двоюродной бабки в райские кущи. И Стефа была ему благодарна за ложь!

Она достаточно взрослая, чтобы понимать: хоть какая-то жизнь лучше храмового костра. Или заточения в лечебнице. Тоже, между прочим, храмовой.

Обратно в Каледонию её бы не отпустили, поэтому она планировала… пыталась… хитрила и действовала втайне от дядюшки. Благо он был слишком обрадован свалившимся на него счастьем! Продала личные драгоценности, через давнюю подругу, вышедшую замуж за словенца, купила недвижимость, планировала её перепродать, но…

«Будем надеяться, что дела у их семьи идут уж вовсе прескверно, если она лишила меня последней надежды на свободу и шанса уехать отсюда. В ближайшее время!» – зло подумала Стефа, обламывая веточку, чудом избежавшую встречи с ножницами садовника.

Она в Гдыньске три месяца. Миленький такой городок, оживающий от дрёмы на курортное лето и опять погружающийся в тягучие сны о былом величии.

Листочки самшита она бросала на идеальную гладь дорожки, и в этом ей чудился вызов. Больше, чем прийти на вечер, где её не ждали. Пани Альжбета словно видела, как ей тесно в обществе, в котором важнее казаться, чем быть. Понимала, но осуждала. Если бы Стефа получила письмо хотя бы на час раньше, то она бы осталась дома, прислала бы потом букет с извинениями и коробкой пирожных.

– Ах ты, старая карга! – шипела девушка вполголоса. – Чтоб тебе пусто было! Хоть день проживи без нравоучений! И без тебя знаю, что делать и как!

Пани Альжбета большая охотница до корзиночек с кремом. И любила повторять: оставьте слова, захватите пирожные. А лучшие корзиночки из песочного теста с шапочкой белоснежного белкового крема, каплей вишнёвого варенья и кусочком мармелада продаются в кондитерской около рыночной площади. Рядом с бывшим королевским дворцом, где сейчас находится резиденция градоправителя, и театром, который уже несколько лет на реставрации.

А с паном Хоментовским она бы нашла как встретиться! Он же сюда месяца на три приехал. И, говорят, любит прогулки по центральному парку и по набережной. Стефания видела его однажды в компании прелестной пани, его жены, и молодого помощника, да не решилась подойти и, нарушив все приличия, заговорить.

А что сказать? «Ваши исследования по истории древнего мира столь смелы… Что вы думаете о расшифровке Розеттского камня месье Шампольоном, который предположил, что…» Ах да, девушки не должны читать ничего кроме поваренной книги и любовных романов!

Кстати, о разговорах. За тем поворотом, кажется, должен находиться розарий. Там уж точно есть небольшая беседка, в которой можно уединиться, и никто тебя не найдёт.

Розовые, малиновые и приторно белые розы, оглушали ароматом не хуже дурмана. Чёрт! А зонтик-то она забыла. А загар и румянец на всю щёку – это так вульгарно. Смешно даже!

Девушка плюхнулась на скамейку. Как всегда, в моменты волнения, её магия выходила из-под контроля. Светло-сиреневые огоньки то возникали, то исчезали между пальцами, касались шёлка платья, словно пробуя ткань на вкус.

Успокоиться. Нужно срочно успокоиться, пока она ещё может держать силу в руках. Неудачный каламбур! Как тут говорят в храмах? Магия в руках женщины разрушительна, и в первую очередь – для неё самой.

В таком состоянии нельзя показываться на людях. Увидят, поймут. И встречи с улыбчивыми и всё понимающими братьями в белых рясах не избежать.

Надежда побыть в одиночестве и навести порядок в мыслях и эмоциях не оправдалась. Стефа никого видеть не хотела, а уж Божену с её спутником и подавно.

Божена! Тень пани Альжбеты без всякого намёка на собственное мнение и индивидуальность. Хотя, может в Словении именно такие девушки, да ещё и с приличным приданым – не обделит же пани свою воспитанницу? – имеют все шансы устроить судьбу наилучшим образом. Стефа пробовала с ней поговорить, но… О чём? Об очередной проповеди в Храме, которые Боженка могла цитировать дословно? Всех остальных тем длинноносая паненка профессионально избегала.

– Погода нынче тёплая.

С кем это она? Блеет, как коза.

Если бы не страх быть обнаруженной, то Стефа выглянула бы из-за увитой плетущимися розами перголы и наверняка обнаружила бы, что девица то краснеет, то бледнеет, и глаза поднять боится. И платочек теребит. Непременно кружевной и до противности белоснежный.

– Да, нынче боги к нам благосклонны – этот глубокий мужской голос любая особь женского пола от шестнадцати до шестидесяти, проживающая в окрестностях Гдыньска, узнала бы сразу. Стефания тоже забыла, как дышать. – Но небо сегодня уступает в синеве вашим глазам, прелестная пани.

Боженка глупо хихикнула.

Стефа ухватилась ладонями за тонкие плети роз. Шипы поцарапали кожу, скорее всего до крови, но боль не помогла.

Она посмела на что-то надеяться? Синеокий брюнет Пшемислав красиво ухаживал, ещё более красиво говорил, но репутация, власть и прочее… А знаки внимания… Кто о них знал, кроме чудаковатой чужестранки из старого дома с яблоневым садом?

Магия опять выскользнула на свободу, щекоча кожу и покалывая подушечки пальцев. Чтобы не выдать себя, Стефа направила яркие юркие светлячки внутрь растений, по гибким стеблям, к корням, листьям и цветам. Никогда так не делала, но лучше уж вдруг неожиданно когда-нибудь потом погибнет часть розария, чем сейчас раздастся взрыв.

Прошлый раз разворотило всю гостиную в дядюшкином особняке.

Пшемислав же получит ещё одно доказательство, чтобы её шантажировать, а Боженка сразу сдаст храмовникам.

Цветочков жалко, но себя как-то жальче.

Сила утекала легко. Как вода из кувшина в изголодавшийся песок. Стефа даже удивилась. Она же пробовала колдовать. По тем жутко устаревшим книгам прошлого столетия, которые удавалась достать родителям за бешеные деньги, по рассказам магов, по легендам коренных народов Каледонии. И результаты были… впечатляющими.

Стены не всегда оставались целы. Зря на неё дядюшка тогда орал.

Но со смертью родителей эксперименты пришлось прекратить.

На мгновение Стефании почудилось… В самом деле показалось, не могла же она почувствовать каждый корешок, пробивающий землю, оживающий от влаги… и магии. Листочки, словно детские ладошки, тянущиеся вверх к солнцу. Появляющиеся тугие бутоны, полные свежести, и раскрывающиеся розы.

Девушка отдёрнула руку и быстро спрятала её за спину. Такого не было. Никогда. И никто про такое не писал.

Ей срочно, срочно нужно пойти прогуляться. Одной.

Слава богам, эта парочка ушла. Слушать их милое щебетание не было ни сил, ни желания.

А куст как куст. Всё те же розы, всё тот же запах.

Быстрее уйти отсюда.

Уйти из беседки оказалось просто, а вот выбросить из головы Пшемислава – нет. Он хорош, умён, вежлив, с отличным чувством юмора… С ним было приятно проводить время, рассуждая о книгах, музыке или новостях, которые добирались до Гдыньска с почтовыми цеппелинами. Казалось, они понимали друг друга. Его поведение, манеры, жесты, слова и поступки – всё говорило: мне можно доверять, ты не можешь не верить мне.

Пшемислав легко очаровывал. Его считали идеальным мужчиной и прочили кто в женихи, кто в зятья, кто просто в украшение вечерних посиделок. Все знали, что он сможет обеспечить свою жену: и материальными благами, и поддержкой, и защитой.

И даже настороженная Стефа начала оттаивать в его обществе и не дичиться, когда на прогулках он словно бы случайно касался её руки.

Одна беда – предложили ей быть не женой.

Грустные мысли до добра не доведут. Ну или в данном конкретном случае – доброго человека не приведут.

– Пани Стефания?

– Пан Пшемислав, – лёгкий книксен, но в глаза смотреть сил не хватило. Интересно, а куда он Божену дел? Не под кустом же её закопал. Но если припомнить его слова, то органика – очень эффективное удобрение.

«…ради хорошего урожая, милая пани, землю приходится подкармливать. Я вырываю крохотный сорняк или хилую морковку не потому, что я злой, а потому, что если я не сделаю этого, через несколько недель на моих грядках будем один бурьян. Ради урожая нужно жертвовать слабыми, пани…»

– Как ваш огород? – спросила Стефа, когда поняла, что пан с узкой тропинки убираться не намерен.

– Благодарю вас, отменно, – на секунду взгляд мужчины стал мечтательным. – Мне из столицы прислали новый сорт кабачков. Называется «Мячик». Я собираюсь посадить его завтра до обеда. Не составите компанию?

Пани Альжбета ошибалась, думая, что градоправитель разделяет её страсть к садоводству. Всякие цветочки и клумбочки он считал напрасной тратой времени и сил. То ли дело огород! В саду своего городского особняка собственноручно вскопал несколько грядок и каждый год засаживал их огурцами, картошкой, горохом, луком и чесноком. В маленькой теплице у него было местечко для помидоров и перцев. Работу на участке Пшемислав слугам не доверял, и показывал свой маленький рай только избранным людям.

– Почему бы вам не пригласить пани Божену?

– Ревнуете? – бровь мужчины взметнулась вверх, а в синих, как море на закате, глазах заплясали искорки. – Я польщён.

– Не дождётесь! – девушка гордо вскинула голову.

– Как я полагаю, ваш ответ «нет»?

За поворотом показалась пара. Юная девочка и её кавалер, заметив, кто стоит у них на пути, повернули назад, будто их не видели.

– Насколько я помню, – в тон ему ответила девушка. – Я уже сказала, что думаю о вашем щедром предложении!

Пшемислав захохотал.

Стефа попятилась.

– Я вам говорил, что гордость – это привилегия богатых и сытых?

– Цитируете классиков?

– Я? Упасите боги! Но теперь столько понаписали. Попробуй что-нибудь сказать и обязательно окажется, что где-то это уже было!

– Да идите вы… в огород! – Стефании сейчас очень хотелось забыть, что она воспитанная девушка.

– Огрызаетесь? Люблю строптивых козочек!

Он не прикасался к ней, даже с места не сдвинулся, а ощущение было, будто всю её облапали грязными руками. По губам мужчины скользнула ядовитая улыбка.

Ведь они одни. А девушки… так трогательно беззащитны. И согласие можно получить и так, после, постфактум, как говорится. Когда выбора у неё уже не останется.

Может, Стефа слишком испорченная, ведь по мнению гувернантки, приставленной к ней дядюшкой, такие мысли в голове юной паненки водиться не должны. Девушка сглотнула вязкую слюну и попыталась сделать ещё один шаг назад.

Пан Пшемислав Левандовский в Гдыньске и волости первый после короля, а король далеко. Если кто и появится, то предпочтёт сбежать куда подальше, как та парочка.

Словно в страшном танце Пшемислав двинулся к ней.

За намерения ещё никто на плаху не попал. Если только это не государственная измена, тут как-то всегда были другие критерии. Но, видно, жители поднебесных чертогов решили исправиться, и на сегодня испытания закончились.

Сбоку что-то затрещало, полетели поломанные ветки и оборванные листья, и между Пшемиславом и его жертвой свалилось тело.

Глава 3. В которой вечер длится слишком долго

Тело, распластавшееся морской звездой на садовой дорожке, признаков жизни не подавало. Даже когда Стефа, преодолев страх, потыкала его мыском туфельки, оно лишь соизволило замычать.

– Вот ведь пьянь болотная! – скривился градоправитель, брезгуя даже прикасаться к незнакомцу.

– Простите, если я вам помешал, – раздалось у него под ногами. Парень поднялся на четвереньки и бодро начал шарить руками по земле. – Но здесь такие удивительные Calliteara pudibunda. Не мог устоять… И, кажется, я её раздавил. Или всё-таки нет? Вы не видели? Такая розоватая, а на кончике хвостик из волосков пунцового цвета. Если видели, не вздумайте прикасаться! Ядовитая! Аж жуть!

– Так ищите вашу гусеницу в другом месте!

– Не могу! Я обещал профессору добыть корм для его канарейки. Он жуть как расстроится, если птичка останется голодной. А вы хоть раз слышали голодную канарейку? Поверьте, пан… простите, не знаю вашего имени.

– Левандовский, – по привычке отчеканил Пшемислав, с трудом сдерживая несвойственное ему раздражение. Но рядом с нищей Стефанией он всегда испытывал странные эмоции. Это его ещё больше злило, требовало покорить, сломать и заставить подчиняться. Он любил власть. И не любил, когда кто-то или что-то имело власть над ним.

– Так вот, пан Левандовский, – молодой человек поднялся и попробовал отряхнуть свой мешковатый сюртук. Пыль полетела во все стороны, Стефа расчихалась, ещё чуток и расплакалась бы. Пшемислав предпочёл отступить. – Голодная канарейка – это просто оружие массового поражения. От её воплей даже в кладовке не скрыться. А уж я-то пробовал. Но вот это – незнакомец резко вытащил из кармана горсть извивающихся гусениц и червяков, – позволяет ей заткнуться на пару часов.

– Не будем вам мешать, – брезгливо процедил страстный огородник, который терпеть не мог гусениц. И на своём участке и вообще в принципе. Бабочек он тоже не любил.

– О нет, вы мне совсем не мешаете, – помощник профессора и главный кормитель канарейки не дал мужчине взять едва отчихавшуюся Стефу под руку, впихнул той в ладонь свою добычу и начал с удивительной для свой комплекции силой толкать парочку к кустам. – Я почему к вам свалился? Я попросить вас о помощи хотел. У пани ридикюль, у вас ещё штук пять карманов. Представляете, сколько гусениц мы для этой пернатой твари божьей насобираем? Весь день молчать будет. Пока не ужрется!

– Не представляю, – Пшемислав пришёл в себя, и командовать собой какому-то столичному чудику позволять не собирался. – Пани Стефания вам поможет, а я позову ещё слугу с корзинкой и лопатой.

– О, какая разумная мысль! – со словами благодарности юноша полез обниматься. – Как я раньше не мог додуматься до такого простого решения?

– Мы ещё с вами поговорим! – бросил Стефе на прощание пан Левандовский и отмахнулся от излишне признательного парня.

– А разве в саду пана профессора нет гусениц? – удивилась девушка, глядя в спину уходящего градоправителя. В ней боролись два желания: выбросить шевелящийся комок птичьего корма куда-нибудь подальше в кусты и вытереть руки, а лучше вымыть с мылом, и кремом помазать. Или же наоборот спрятать гусениц себе в сумочку и использовать как последний аргумент для Пшемислава, который отступать не привык и от своего предложения не откажется.

– Кончились, – не моргнув глазом, заявил пан Йержимановский. Так ведь назвала помощника профессора именинница. Что-то сложно произносимое и трудно запоминающееся. – Да и у пани Альжбеты гусеницы жирнее.

– Можно я не буду их искать с вами? – несмотря на всю признательность к насекомым, ползать по кустам в обществе сумасбродного молодого человека всё-таки не было хорошей идеей.

– Можно, – согласился тот, поправив очки в тонкой металлической оправе. И скривился от головной боли. Из носа потекла струйка крови, которую шляхтич привычно промокнул платком. Девушка деликатно отвернулась и сделала вид, что не заметила лёгкого заклятия, которым парень убрал кровь.

Не реагируй Стефания так остро на проявление колдовства, и в самом деле не заметила бы ничего. Это не ложь, просто следование общепринятым канонам. Женщинам не подвластна магия, ведь так?

Кстати, а на лацкане его сюртука нет значка колдовской гильдии или Храма. Забыл приколоть? Так нарушение это, все маги должны носить небольшие опознавательные знаки из драгоценных камней. Что ты зарегистрирован, обучен и так или иначе верно служишь короне или Храму. Конечно, слабенькие маги, которые и делать толком ничего не умели, иногда предпочитали не демонстрировать лишний раз свою… слабость.

А вспышка боли, и кровь из носа… очень похоже на откат от неудачного заклинания. То есть, он недавно колдовал? Спросить у него, магом какого профиля он является?

Но не успела.

– Пани… Как вас там?

– Стефания. Заремская.

– Пани Стефания, – панибратски продолжил дурно воспитанный шляхтич. – У вас ведь сад есть? Яблочный, если не ошибаюсь. Огромный такой, так?

– Есть.

Но туда он попадёт только через её труп. За свои будущие яблоки и нынешних гусениц маленькая хозяйка старого имения готова была сражаться, как умела. Но, странное дело, она не боялась этого болтливого чудика в очках, которые так и норовили сползти с носа. Глаза у него были серые, с пушистыми ресницами. Волосы он тоже попытался привести в порядок, но они у него непослушные, вьющиеся, слишком длинные для модных в этом сезоне стрижек, и слишком короткие, чтобы забрать их в хвост на затылке, как часто изображали шляхтичей на портретах прошлых веков.

А вот Пшемислав, когда прекратил играть в заботливого тайного ухажёра, вызывал нервную дрожь и холод, от которого…

– Да выбросьте вы этих несчастных насекомых! – не выдержал Ян Йержимановский, глядя на покорную Стефу, выхаживающую с кислым выражением лица и вытянутой рукой, на раскрытой ладони которой извивались пара дождевых червей и придушенная гусеница. В отличие от некой русоволосой пани, чувство самосохранения у них оказалось хорошо развито, и с ладони они упасть не пытались.

– А как же канарейка? – девушка с облегчением швырнула их за кусты. Кто-то выругался, кто-то завизжал.

– Авось не сдохнет! – Ян подхватил Стефанию и утащил в боковую аллею подальше от гнева тех, кому они испортили свидание. Потом свернули ещё разок, и ещё.

Да как-то неудачно утащил.

Уж лучше бы в кусты да с неприличными намерениями. От такого Стефа знала пару действенных приёмчиков, остужающих пыл большинства наглецов.

Но этот чудак вытащил её прямиком на пани Альжбету!

Пани Альжбета всю свою долгую жизнь мечтала лишь об одном.

О справедливости. Желательно для всех и каждого.

И если по объективным причинам она не могла гарантировать мира во всём мире, то хотя бы в отдельно взятом городе старалась создать идеальное общество. Как могла. Показывала пример жизни праведной и жертвенной, а также передавала свой опыт молодым паненкам. Ибо девицы никогда умом не блистали, а уж у нынешнего поколения и вовсе ветер в голове. Ни о чём кроме нарядов, балов и променадов думать не способны.

А в жизни всякое может случиться. И к этому всякому нужно быть непременно готовым. И хозяйство уметь вести, и детей воспитывать, и мужа держать под каблучком. И всему-то, всему их нужно учить.

– Я не знаю, что говорила тебе твоя мать, милочка, – поучала Альжбета молоденькую пани, которую боги благословили вторым ребёнком. – Но негоже в тягости стричь волосы. И умываться нужно непременно ключевою водой. А имя уже выбрали? Ах, как папеньку? Что ж вы так, деда-то не уважили…

И сокрушённо качала головой.

Ей же ведь лучше знать, она трёх детей родила. Но богам было угодно, чтобы никто из них не выжил. Зато своих племянников она сама воспитывала! Ночей не спала, контролировала, поучала, наставляла.

Она ходила среди многочисленных гостей, как галеон среди шлюпок, расточая улыбки, купаясь в обожании и почтении. Столько тёплых слов в её адрес было сказано, столько комплиментов!

– Я не знаю, что вы там себе задумали, милочка, – склонялась многоуважаемая пани Альжбета над вышивкой молодой тихой паненки – но этот оттенок алого слишком вульгарен. Выбрось его немедленно! Иначе испортишь себе репутацию, а кто же тебя потом замуж возьмёт? Тем более, красотой ты не вышла, приданое скудное, а женщины твоего рода издавна славятся малодетностью. И не смей плакать! На правду не обижаются!

Для каждого у пани именинницы был совет и ласковое слово. Никого она не обделяла вниманием и покровительством.

Она только-только собралась открыть один секрет семейной жизни для моложавой пани Хоментовской, как её самым наглым образом прервали. Из-за кустов её любимых, с таким трудом выращенных роз сорта Грейс, которые невежды принимали за георгины…

Да никакие это не георгины! Она столько труда вложила, лично везла саженцы из столицы, пересаживала, подрезала, подкармливала, магические удобрения покупала, чтобы они цвели с мая по октябрь, радуя и цветом, и ароматом.

– Молодой человек, – пани Альжбета умела держать себя в руках. Даже с вандалом паном Йержимановским, который по её саду гулять изволил не по тропинкам, а через кусты. – Зонтик мой подымите, будьте так любезны!

И расплылась в улыбке, когда увидела, с кем этот шляхтич по кустам шастает.

– Пани Стефания…

Растрёпанная, светлое платье испачкалось, глаза сверкают, как два сапфира.

Вот только вышеупомянутая пани смущаться не стала и виноватой не выглядела. А ведь её позор видела добрая половина города.

– Пани Стефания! – Альжбета получила в руки свой зонтик и была готова к решительным мерам по осчастливливанию человечества, даже если это человечество в подобном счастье не нуждалось. – Я, конечно, понимаю, милочка, в вашем положении все средства хороши, но нужно же знать меру. Возможно, в ваших там столицах совсем о приличиях позабывали, но у нас, в Гдыньске, ещё помнят о девичьей чести!

Стефания вскинула голову и распрямила плечи.

На языке вертелись колкие слова. Всё равно ей уже ничего не поможет. Репутация окончательно загублена. В запущенном саду при доме работы на несколько лет, чтобы просто выжить. Не один хлеб с водой на завтрак, но и не тот уровень жизни, к которому она привыкла. Дядюшка про неё забыл, и слава богам! Других родственников или друзей нет.

И магия, только-только успокоившись, опять забурлила и потребовала выхода.

Вырваться из тонких пальцев. Пронестись по идеально ровным, под линейку подстриженным кустам. И что-нибудь разбить.

О чью-нибудь голову.

Сейчас же!

А пока…

Сгорел сарай – гори и хата!

– Разве это ваше дело? Мой жених вам всё объяснит! – Стефа резко клюнула обомлевшего Янека в щёку. Да тот оказался ещё удачливее её самой: увернулся, поймал её губы своими и целую секунду длился почти настоящий, почти страстный поцелуй на виду у почти всего города. Пока девушка не развернулась и чётким строевым шагом скрылась за поворотом.

Где-то тут был пруд.

Сейчас там будет уха.

Чудаковатого пана Йержимановского было жаль. Ему и так придётся несладко – Пшемислав не простит вмешательства в его дела. Даже вот такого мелкого и случайного. А тут ещё и пани Альжбета со своими нравоучениями!

– Не вздумайте опаздывать на ужин! – крикнула ей вслед хозяйка вечера, которая была намерена устроить жизнь своей жертвы наилучшим образом.

– Да вы тихоня, Янек… – задумчиво подала голос забытая пани Хоментовская, эффектная женщина без возраста, одетая со столичной элегантностью. – Я-то была уверена, что ваша избранница состарится раньше, чем вы решитесь сделать ей предложение!

Высокая брюнетка рассматривала его внимательными чёрными глазами и постукивала изящными пальчиками по костяной ручке зонтика, который она любила использовать как трость.

Янек поправил очки, солнечно улыбнулся и развёл руками:

– Я просто не смог устоять! Сногсшибательная женщина!

– Так быстро? – шёпотом уточнила пани Альжбета, оценивая, надобно ли эту новость распространять прямо сейчас или же подождать до завтра.

– Молодёжь такая нетерпеливая, – не дала счастливому жениху оправдаться пани Амалия Хоментовская. – Как любовь в голову ударит, так обо всём и забывают. И о приличиях, и о своих непосредственных обязанностях. Между прочим, Янек, вам ведь нужно проверить, всё ли готово для презентации моего мужа. Пан Хоментовский вам не простит, если что-то пойдёт не по плану.

– Да-да, конечно, – Йержимановский думал, как бы половчее повторить манёвр невестушки и избежать очередного протирания пыли с древнего саркофага. Тот уже и так блестел, как новенький.

– Сейчас же, Янек, сейчас же! – стальные пальчики сжали плечо незадачливого и рассеянного помощника.

Ощущение было такое, как будто они сомкнулись на горле.

Молодой человек покорно последовал за пани Амалией.

Пани Альжбета улыбнулась. Жена профессора ей определённо нравилась. Нужно будет, чтобы она не задержалась в Гдыньске надолго. В этом городе должна светить только одна звезда!

Глава 4. В которой вечер заканчивается раньше, чем предполагали

Особняк пани Альжбеты имел два этажа, высокие узкие окна, стены из белоснежного камня, всем видом показывая, что именно так и должен выглядеть дом шляхты. Дорого, элегантно, модно. Скоро солнце скроется за горизонтом, и улыбчивая хозяйка пригласит гостей в столовую, где столы покрыты ослепительно белыми скатертями, где серебро старинное, а сервиз расписан вручную мастерицами цинского царства. Зазвучат поздравления и здравицы. Комплименты и просто льстивые речи. И просьбы, завуалированные в беседы:

«Племянницу бы пристроить в ваш пансион. Невест мало, а хороших невест ещё меньше, да она бесприданница и красотой не уродилась…»

«А внучка, внучка бы моего. В городскую думу, хоть клерком, хоть счетоводом. Замолвите словечко перед паном градоправителем, а?»

«Билетик бы на новый спектакль. Моя жена так любит театр. Мы в долгу не останемся…»

«Говорят, вы открываете школу искусств, а наша донечка так рисует, так рисует хорошо…»

Слуги разнесут изысканные блюда, приготовленные известным поваром, выписанным по случаю юбилея из самой столицы и стоившим бешеных денег. Будет там и фаршированный молочный поросёнок, и устрицы, оленина в цитрусовом соусе, и сливочное бланманже, звери и цветочки из марципана, лёгкое светлое вино с приятным фруктовым запахом. «Чёрного гуся», приготовленного на углях с имбирём и перцем, непременно принесут.

Служба у пани Альжбеты считалась престижной. Не удивительно, что многие потом перебирались работать в столицу. Их родственники гордились таким карьерным взлётом, и желающие служить в белом доме находились всегда.

Угостят кофе, не из цикория, жареных желудей или ячменя. Настоящим, который стоит по золотому за фунт. Альжбета свято верила в чудодейственность бодрящего напитка и скептически относилась к докторам, что советовали употреблять его только утром. И никто не скажет, что ананас взят в аренду для украшения стола, а в шоколадном фонтане слишком много молока.

Никто не уйдёт обиженным.

Потом в бальной зале начнутся танцы. Паркет натёрли до блеска, поставили в вазы свежие цветы – всё те же вездесущие розы, заменили масло в лампах.

Ян принюхался. Так и есть. Не просто алхимическая смесь для бездымного горения в светильниках, а её «улучшенный вариант», обладающий приятным ароматом и «поглощающий запахи тел». Зачем так тратиться, если окна и без того будут открыты настежь?

А уж затем, после вручения всех подарков, когда все слова будут сказаны, в специально подготовленной комнате начнётся главная изюминка вечера.

К ней готовились основательно. Щиты магической защиты Янек перепроверял трижды, окна занавесили плотной тканью, не пропускающей ни воздуха, ни света. Зачем, если всё начнётся в полдвенадцатого ночи? Но профессор только рукой махнул: таковы правила, мальчик, и не нам их менять. Пол, потолок и стены слуги вымыли раствором хлорки, а потом ещё и магией пришлось обработать. Стол, сейчас укрытый белоснежнейшей скатертью до пола – хороший кадр для магографии будет – притащили из лаборатории. В этом доме не нашлось ни одного предмета мебели, который выдержал бы вес каменной глыбы. Как по мнению Янека, так это просто огромный гроб с резьбой по стенкам. С ним слишком носятся и явно переоценивают его значимость для науки и искусства.

У дверей в залу, где планировалось разворачивать мумию, и под сетью новейших сторожевых заклинаний стоял каменный саркофаг то ли древнего воина, то ли жреца, пани Хоментовская приостановилась и прижалась к молодому человеку. При этом чуть не зажала его в угол и чудом не оторвала портьеру, но мелочи не стоят внимания.

– И чем же милая пани Стефа лучше, чем я?

В самом деле, чем? Миловидная, глаза выразительные, голубые, как летнее небо. Носик аккуратный, губы пухлые, но словно никогда не знали помады. А уж ресницы! Таких густых и длинных столичные прелестницы и магией добиться не могут.

А характер… Вот насчёт характера пан Йержимановский не стал бы обманываться. Скромность и молчаливость скорее не черты её натуры, а попытка выжить в обществе, где основными добродетелями женщины считают религиозность и послушность.

Да, так мастерски разрушить свою жизнь – это ещё надо уметь!

Дурочка…

Но пани Хоментовская не поймёт желания помочь незнакомой девушке. Она уж скорее всего решит окончательно утопить бедолагу. Ведь всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Это её кредо. Оно у неё на браслете выгравировано.

А разрыв скоропалительной помолвки нанесёт репутации Стефании не такой урон, как положение любовницы местного короля.

Стоит запомнить про слабость Левандовского к русоволосым девушкам в беде.

Но мысль эта столь нетипичная для простоватого недотёпы-помощника профессора, что лучше о ней не думать, а то ведь ментальные маги не дремлют и редко спрашивают разрешения залезть в голову. Точнее, они никогда не спрашивают разрешения применить свой дар.

Если бы эти засранцы ещё поголовно на корону работали! Хоть какое-то оправдание!

– Да как вы такое могли подумать? – полузадушено пискнул Янек. – Вы же… Вы же как солнце! Вы же такая модная! Такая недоступная! Как я могу о вас думать?

– Не такая уж и недоступная… – пани Амалия слова «нет» тоже не знала, в чём Янек за последний месяц уже не раз убеждался на собственном опыте, тренируя способности к развешиванию лапши на женские уши.

– В ней нет вашего шарма! Вашей элегантности!

А ещё – тонны магических зелий и притираний. Без них, как подозревал Янек, жена профессора будет выглядеть чуть лучше, чем горячо любимые её мужем мумии.

– Ах, льстец! – зарделась брюнетка и ослабила хватку.

Парень смог вздохнуть свободнее и закрепить успех.

– Пр-рошу! – пан Йержимановский скользнул в сторону и открыл дверь для своей спутницы.

Добродетели пани Амалии он выписал на листок и старательно заучил, но всё-таки предпочитал не зачитывать все их одновременно.

– Обратите внимание, почтенная шляхта, – за университетской кафедрой, притащенной Янеком на своём горбу без использования любой магии, стоял невысокий плотный человек с бульдожьим лицом и умными карими глазами. Профессор Хоментовский репетировал свою речь, а слуги в очередной раз перетаскивали стулья, чтобы каждому гостю было хорошо слышно и всё видно. – Лицо на крышке саркофага всегда имеет портретное сходство с умершим. Мы можем предположить, что хозяин гробницы был мужчиной, едва достигшим тридцатилетия, и наверняка считался весьма привлекательным мужчиной.

Если это и так… Нет, возможно по меркам двух-трёхтысячелетней давности он и был красавчиком, но вот встретить такого товарища, да на узенькой тропинке… Нет, только если у тебя дубинка и ты умеешь ей пользоваться. Или очень быстро бегать.

Янек скривился. В любом случае, художник, что работает при академии, уже ждёт не дождётся, когда сможет сделать слепки с черепа покойника и восстановить его внешний вид. Лишь бы не приукрасил, как он любит это делать!

Пани Амалия строго взглянула на мужа и, не говоря ни слова, присела в первый ряд. Отставила зонтик, достала блокнотик и белый карандаш на верёвочке, что-то пометила на листке, нахмурив точёные брови.

– А кем же был этот человек? – пан Пшемислав стоял около саркофага, заложив руки за спину и задумчиво рассматривая ряды иероглифов, картинки крылатых женщин и мужчин на колесницах, солнца с лучами-руками, людей с головами птиц, шакалов и львов.

Пани Амалия топнула ножкой.

– Вы испортите нам весь сюрприз!

– Ну, душечка, – профессор оторвался от своих бумаг, и словно только сейчас увидел, что зрителей в зале стало больше. Про жизнь мумии он тоже собирался рассказать. В подробностях и с деталями, которые так любят простые обыватели. Но куда же он спрятал листочки с записями? – Ведь ничего страшного не произойдёт, если пан Левандовский немножечко послушает…

– Конечно, нет, дорогой! – пани Амалия подошла к мужу, чуть наклонилась – она была выше его на целую голову, – поправила шейный платок и положила перед ним тонкую папку. – Ты забыл новую редакцию своей речи, милый. А ведь вчера всю ночь над ней работал! – то ли мужа пожурила, то ли приятному молодому человеку пожаловалась.

– О, прошу вас, не обращайте на меня внимания! – Пшемислав улыбнулся и бросил ничего не значащий взгляд на Янека. Тот уселся на свободное место и оперся о спинку стула. Если повезёт, то и получится подремать. – Я с радостью послушаю речь вашего мужа и второй и третий раз! Она столь живая, непосредственная. Я просто поражаюсь тому количеству деталей, который знает пан Хоментовский.

– Итак, – смущённо прокашлялся пан Йозеф Хоментовский. – По иероглифическим надписям на саркофаге можно сделать вывод, что это мумия человека из редкой касты жрецов-воинов. И звали его…

Янек Йержимановский прикрыл глаза. Главное, не захрапеть! В очередной раз…

Ну и дура!

Нет чтобы… Как тут принято? Смутиться или в обморок упасть? Обморок вообще универсальный выход из любой щекотливой ситуации.

Зато женихом обзавелась! Будто других проблем мало…

Стефания сидела на скамейке и смотрела на чёрную гладь озера.

Долго.

И никто не нарушал её одиночество. Только клёкот какой-то птицы и жужжание жучка, вьющегося около круглого фонаря.

От воды тянуло сыростью. Было неуютно, но уходить не хотелось.

Холодно.

Зато мозги на место встали!

Тишина. Ей так не хватало спокойствия и уверенности…

Здесь и сейчас, на деревянной скамейке, замерзая в тонком платье, проблем не существовало.

Они появились позже. Дворецкий и какой-то незнакомый юноша в серой форме полицейского.

– Пани Заремская? – от чувства собственной важности он говорил громко.

Ощущение умиротворения разбилось как стекло.

– Да, – Стефа вздохнула.

Исчезла иллюзия спокойствия, с трудом обретённая ценой нескольких часов плача, диалогов с собой, поисков несуществующих выходов из очередного тупика и просто медитации на ровную, глубокую и безразличную водную гладь. Даже магия странно притихла и не рвалась яркими всполохами с рук.

Слова были чужими, лишними. Кому она могла понадобиться? Зачем?

– Чем могу быть полезна?

– Вас хочет срочно видеть пан сыскной воевода. Прошу следовать за мной.

– Что случилось?

Полицейский не ответил, но дворецкому отказала его профессиональная выдержка. Он плюхнулся на скамейку рядом с девушкой, уткнулся лицом в ладони и сквозь рыдания выдавил:

– Убили нашу матушку… Кормилицу нашу! Благодетельницу! Как жеж мы без неё, родненькой!

– Кого? – охнула девушка.

Убийство? Здесь?

Здесь же… так тихо!

– Пани Альжбету, – процедил недовольный паренёк и, довольно грубо схватив девушку за руку, потащил её по тропинкам в сторону дома. – А ты пока наслаждайся свободой. Утро в камере встречать будешь! Душегубка проклятая!

Он добавил пару выражений похлеще, но Стефе было не до того.

В Гдыньске никогда не случается ничего ужасного. Здесь подают на завтрак кофе, выпекают ватрушки, здороваются с соседями, заходят на чай по вечерам. В палисадниках почти круглый год цветут цветы, осень расцвечена багрянцем клёнов, а зимы мягкие. Даже шторма обходят бухту стороной. Полицейский на площади всегда мил и вежлив. Кучера сонливы и ленивы. Пани говорят неспешно, а паненки беспечно улыбаются.

Здесь не страшно гулять по темноте. Здесь не встречались нищие-попрошайки и карманники, даже в курортный сезон. Как тут могли кого-то убить?

– На кого ж ты нас покинула, матушка!? – выл у озера старик. – Кто ж о нас да позаботится? У кого ж рука да на тебя беззащитную поднялась-то?

Рыдания становились всё безутешнее и тише. Ему вторил голос какой-то собачонки, ищущей луну в новолуние. Стены из вечнозелёного самшита, петлями сворачивающиеся в лабиринт, умело глушили звуки.

Ноги заплетались, спотыкались и тогда полицейский просто тащил её по дорожкам, подгоняя вдохновляющими описаниями, что будет с ней в тюрьме, где убийцам и место.

– Как? Вы что… Считаете, что я?

– Тебе, шваль безродная, виднее! А пан Бачинский за пять сек тебя на чистую воду выведет. Как птичка запоёшь!

Особняк, громадина в три этажа с зевами освещённых окон, показался внезапно. Просто вынырнул из-за поворота, но какой-то притихший, настороженный.

В дом полицейский втащил её с парадного входа, едва не сломав девушке ногу на ступеньках крыльца, надеясь, что позор Заремской увидит как можно больше людей, и тогда выбить из неё признание будет проще, чем пожарить колбасу. Но дом словно вымер. В широких коридорах не попадалось даже слуг, а тишина, слишком неестественная для этого места, била по ушам. Тем злее были слова. Конечно же, ничего личного. Работа такая.

Янек Йержимановский словно из-под земли выскочил.

Стефа даже не увидела, откуда он появился. Сидел ли в гостиной, шёл куда-то по поручению профессора или собирался по-тихому исчезнуть из дома, где произошло несчастье.

Все бегут от тех, кто несчастлив, будто неудачи передаются по воздуху, как грипп.

Ей было уже всё равно. Ей бы минуточку, чтобы выдохнуть, подумать и решить, что же дальше делать. Не могут же её обвинить в убийстве без доказательств? Ведь не могут же!

Растерянность сменялась чем-то иным. Желанием выпутаться из этой ситуации. Любой ценой. С каждым вздохом сильнее. С каждым биением сердца.

А Янек… Поймал взгляд девушки и споткнулся. Не о мольбу о помощи. Просить, кажется, Стефания не умела. А вот о решимость…

А то, что возможностей практически никаких, и дело дрянь… Она сильная! Она справится!

Нечасто он видел в глазах паненок такую злую решительность. Или же просто обострённое чувство справедливости взыграло?

– Э-э-э, душечка! – пропел Янек и бросился к ней обниматься. Удачно так обнял. Пана полицейского оттеснили лёгким движением бедра, а захват разжался сам собой. – Где же ты была, свет очей моих? Этот человек тебя не обидел, душа моя?

– Пани главная подозреваемая в убийстве! – так и оставшийся для Стефы безымянным пан потряс рукой. Кисть горела, словно её окунули в кипящее масло. – Я веду её к пану Бачинскому!

– Ой-ой-ой! Какое страшное недоразумение! – поцокал языком вихрастый парень. – Мы сейчас его разрешим, и сладость моя пойдёт домой. Это ж стресс какой!

– А вы кто будете?

– Я? – Йержимановский приосанился, заодно вспоминая, как ещё ласково любил называть профессор свою жёнушку. Не повториться бы. – Я её жених! Ведь так, эмоциональная моя?

– Нет! – твёрдо выдала невеста.

– Совсем от радости голову потеряла, – умилился Янек с довольной улыбкой.

Стефа заподозрила, что для полного счастья к ней прицепился сумасшедший.

И, одной рукой обнимая Стефанию, а второй – полицейского, странный парень повёл их в небольшую гостиную к пану сыскному воеводе Гдыньского повета.

Глава 5. В которой пан Бачинский строит догадки, но родственники против

Как и все комнаты в особняке, эта гостиная была огромной, светлой, обставленной массивной мебелью в стиле начала века.

Сыскной воевода Шимон Бачинский чувствовал себя здесь неуютно. Ему не нравились неудобные низкие кресла и диванчики, резные ножки и спинки с позолотой, плотный полосатый шёлк. Колонны, которые намекали, что пан слишком толстый. Розы в высоких вазах, которые только и ждали, когда он неуклюже за них зацепится. Фарфоровые статуэтки – две танцующие пастушки и мальчик со свирелью, настороженно замерли, словно зная: если только подойдёт, то разобьёт неминуемо. И ангелочки, что оккупировали углы на потолке смотрят так… то ли подозрительно, то ли с ехидцей… Напольные часы тёмного дерева с вырезанными лебедями, сфинксами и львами отсчитывали минуты с бесстрастием правосудия. И маятник. Туда-сюда. Туда-сюда. И пахло тут… Вездесущими розами, дорогими женскими духами, восточным табаком и воском, которым щедро натёрли наборный паркет.

Пан Бачинский потёр вспотевшие ладони и ещё раз осмотрел собравшихся в комнате людей. Лавры знаменитого столичного сыщика когда-то не давали ему покоя. Даже усы отрастил такие же, шикарные и неудобные. Тогда он грезил громкими делами, но в тихом городке не спешили объявляться известные аферисты, не пропадали драгоценности, а на редких бытовых скандалах карьеры не сделать…

А потом… потом привык. Усы пришлось сбрить, мечты – забыть. И уж лучше бы некоторые мечтания не сбывались. Мороки от них больше, чем радости!

Убийство же это, кажущееся таким простым, могло доставить немало проблем, и если не разрушить спокойный образ жизни сыскного воеводы, то всяко добавить неприятностей и беспокойства. Интуиция просто вопила, что дело нечистое и лучше бы с ним разобраться побыстрее. Иначе…

Живот предательски заурчал, напоминая, что в последний раз он видел еду два с половиной часа назад, и случайный бутерброд пищей, полезной для организма мужчины в самом расцвете сил, считаться не может.

А кому нужны проблемы перед сдачей квартального отчёта? Ухудшение показателей, снижение раскрываемости… И в рейтинге городов Словенских Гдыньск перестанет занимать почётное пятнадцатое место.

И почему он вчера не ушёл на пенсию? Или даже год назад. Ведь мог же. Градоправитель был не против. Сейчас же ни за что не отпустит. Сидит мрачный, пальцами по коленке постукивает, глаз с воеводы не сводит. Недоволен. И отчёт потребует. В ближайшее время. И не подправленный, где всё представлено в наилучшем свете, а правдивый до последней буковки. С ним бы сразу поговорить, да не успели. Или вот ближайшие родственники убитой, ведут себя странно. Рудая девица, Божена Каминьская, троюродная племянница, раскраснелась, лицо стало почти такого же цвета, что и волосы, утирает слёзы. Хорошо, что хоть голосить перестала, смущая гостей, которые спешно покидали дом. Общественное мнение, оно такое, многое вывернуть наизнанку может.

А у подружек несчастной пани Альжбеты есть то сыночки, то племянники, то просто хорошие молодые шляхтичи, которые будут готовы утешить убитую горем Божену. Девушку с несчастливой судьбой и просто очень и очень богатую наследницу.

Нет, своего двоюродного племянника Марека Ожешковского убитая тоже не обделила: учёбу в столице оплатила, да и после оказывала регулярную помощь. На одну зарплату помощника законника не будешь щеголять в модном муаровом сюртуке. И запонки тоже будут не жемчужные, а платок не шёлковым. Да и вид у него больно цветущий для тех, кто в каждой бочке затычкой работает.

Вроде ещё были у покойницы – непривычно было думать о моложавой, цветущей женщине как об убиенной! – родственники. Телеграммы им отобьют, и они непременно приедут в ближайшем времени. Чтобы не пропустить делёжку наследства.

– Что случилось с тётей? – задал вопрос Марек. Он, в отличие от своей кузины, мог говорить.

– Уааа! – опять завыла Боженка.

И говорить складно.

Воевода взглянул на мэра. Тот многозначительно вскинул бровь.

Воевода закряхтел.

Вот что он может сказать? Что тут произошло-то? И когда?..

Что известно доподлинно? Пани Альжбета мертва. Это и без штатного некроманта ясно.

Её нашла горничная, по какой-то своей надобности заглянувшая в кабинет хозяйки. Пыль протереть. В самый разгар приёма, на котором вся прислуга суетилась то в обеденной зале, то в саду. Гости все как один именитые, капризные. Попробуй только не заметь намёка на приказ, не угадай, что предложить надобно: шампанское или белое вино. Или вовсе воды, коли панночка сомлела или устала от танцев. Или тёплую шаль, всё-таки вечера нынче прохладные. Если на свежем воздухе долго гулять, продрогнуть можно, а там и заболеть. Альжбета самолично обеспокоилась легкомыслием одной молодой особы, забывшей дома шерстяной палантин. А с её маменькой долго обсуждали вязание тёплого пояса из собачьей шерсти, который непременно поможет от ревматизма. Мужчины же как дети, чуть недоглядишь и застудятся.

И ужин этот. Всех надобно рассадить, да ещё не все вовремя пришли. Пану Ковальчику забыли подать чашку для усов со специальной перекладиной, придерживающей щетину. Из обычной он пить не мог: от горячего чая воск на пышных усах тает, течёт и красивые залихватские завитки, коими сей господин немало гордится, печально обвисают.

Востреножского никак нельзя было садить рядом с паном Кулебякиным, иначе не миновать скандала, а эти шляхтичи каким-то образом умудрились занять соседние стулья и не поделить антрекот. Да, через минуту принесли ещё два, но паны полвечера друг на друга дулись! Пани Альжбета ну очень расстроилась, она так и сказала сыскному воеводе: если бы все жили в мире, я бы считала свою миссию на земле выполненной, но увы. Бачинский же кивал, незаметно оттягивал тугой узел шейного платка и едва дождался, когда пани именинница переключит внимание на других гостей.

А она поговорила с каждым. Кто комплиментами её одаривал, кто за родственников просил, кто жаловался… Всё время на виду была! Танцы вот с паном мэром открывала, вальс они танцевали.

Красиво было. Стройная женщина, путь и далеко не первой молодости, в чёрном шёлковом платье, с гордой осанкой. Смотришь и понимаешь, что у каждого возраста своя красота, и глупо, когда этого не видят, скрывают, целителям платят полновесным золотом, чтобы морщинки скрыть, вернуть коже сияние и упругость, в причёску подкладывают шиньоны. Да мало ли ухищрений, чтобы казаться моложе своей дочери? К примеру, Магдалене Войцеховской не раз намекали, что она неприлично хорошо сохранилась для своего возраста. Пани Альжбета только сегодня дважды ей сказала!

Женщина что-то говорит кавалеру, тот улыбается и уверенно ведёт по блестящему паркету. Люстры слепят глаза, неторопливая торжественная музыка. Запах роз, которые ещё не должны были расцвести, но ради юбилея им чуть-чуть помогли.

И шелка, парча, страусовые перья в волосах и веерах, фамильные драгоценности, половина из которых уже лишилась настоящих камней. Смех юных девушек на шутку офицера, обрывающийся под серьёзным взглядом именинницы. Негоже невинным паненкам так громко и откровенно веселиться и радоваться жизни.

После нескольких танцев Альжбета ушла в салон к карточным столикам. Она и раньше хорошо играла в вист и покер, но нынче имениннице удивительно везло. Многие отметили сей факт.

Как она исчезла из гостиной, когда… Наверное, когда пан Лавазовский, проиграв всё состояние, решил поставить на кон свою жену, да был остановлен мэром, осудившим аморальный проступок? Или когда пану Грачинскому велели покинуть общество, ибо вид у него был неподобающий – расстегнулась верхняя пуговица на жилете?

Так или иначе, но пани Альжбету никто не видел всего-то минут пятнадцать или тридцать, а потом к Бачинскому подошёл Марек и бледная экономка. Горничная хоть и была в шоке, но самообладания не потеряла, сообщила непосредственному начальству. Пусть уж оно решает проблемы.

Всё-таки прислуга здесь работала профессиональная.

Пан Бачинский сразу же пошёл в кабинет, взглянуть на тело.

Хозяйка сидела в кресле и была как будто жива. Кожа лишь чуть бледнее, чем обычно, причёска всё так же безупречна. Взгляд, застывший на каком-то только ей видимом узоре на стене. И улыбка, будто она что-то знает, но уже никогда никому не скажет. И складочки на платье расправлены с любовью.

Воевода про себя прочёл молитву и перекрестился. Всё-таки к покойникам он испытывал странную смесь брезгливости и уважения. Приподнял узкую белую кисть женщины, странно тяжёлую и непривычно холодную. Осмелев, проверил, могут ли ещё сгибаться пальцы, руки в локтях. Крякнул и присел на соседнее кресло. Подскочил, сообразив, а вдруг именно на этом самом обитом шёлковой тканью в золотую полоску сиденье была какая-то важная улика. Эх, постарел он, привык к комфортной спокойной жизни.

По предварительному осмотру выходило, что пани Альжбета мертва. Вот всё это время, как она танцевала, флиртовала, советовала, поглощала гуся с яблоками и эклеры с заварным кремом, в карты выиграла сто тридцать два злотых, пятнадцать из которых отправились к ней из кармана самого мэра, а три из кошелька воеводы – всё это время она была мертва.

Причина смерти тоже на первый взгляд ясна, к некроманту не ходи, а идти придётся – удушение.

Голова заболела от обрывков мыслей. Всё-таки думать воевода не то чтобы не привык, отвык скорее.

Преднамеренно или же спонтанно. Что вряд ли. Мало кто носит в кармане тонкую стальную струну. Вот она рядом лежит, заботливо в руку покойницы вложена. Да и само положение тела… После убийства душегуб не сбежал из кабинета, остался, привёл всё в порядок.

Если же преднамеренно, то какой мотив? Может, что из комнаты пропало? Ограбление – это весьма удобный повод. Надо будет намекнуть родственникам.

Мужчина или женщина? Доверяла-то покойница ему, знала в любом случае, спиной повернулась, в кресле принимала… А удушить много сил не нужно… Тут и девица справится. Особенно, если девица обиженная. Есть тут одна на примете…

Нужно послать за помощником, пусть притащит амулеты. Все артефакты, столь необходимые для работы сыскарей, лежали в чемоданчиках. Никто не обследовал место преступления вот так, практически голыми руками. Придётся осматривать ещё раз, внимательно. Или поручить это занудное дело Корчмареку? Он старательный, исполнительный. Особенно если знает, что найти надобно.

Но с признанием, что ни говори, проще будет. Определённо… Пану Бачинскому потом доложат, что Марек Ожешковский извинился перед гостьями, сослался на недомогание именинницы… Тётушка весьма сожалеет, но её состояние здоровья не позволяет ей присутствовать более на празднике… А градоправитель от имени всех гостей выразил надежду, что пани как можно быстрее поправится и лично он веселиться уже не может. Его поддержали, намёк поняли и быстро ушли из особняка, ставшего в одночасье местом скорби. Не забыв оставить пожелание доброго здравия имениннице и стащить пару серебряных ложек.

Едва гостей провели, как Божена накинулась на Марека:

– Глупец! Теперь нам не избежать скандала!

– Скандал будет в любом случае, дорогая сестрица, – шипел ей в ответ заботливый родственник. Это нежную Боженку не пустили взглянуть на тётушку, а вот Марек её видел, и верить, что смерть была естественной, получалось трудновато. Да и слуги… Завтра весь город будет судачить, что не лекарь к пани Альжбете приходил, а некромант и храмовник.

Он бы ещё многое мог сказать, но девушка опять схватилась за платок и начала рыдать, неспособная ни слышать, ни слушать.

– Что случилось с тётей? – ещё раз повторил Марек, но смотрел при этом не на задумавшегося воеводу, а на градоправителя. – Я не вижу смысла скрывать факт её смерти!

И поморщился от очередного завывания кузины.

– Остановка сердца… Скорее всего… Так бывает… Пани Альжбета немолода была… Переволновалась… – Бачинский не знал, куда глаза деть.

Мэр кивнул. Конечно, пани Альжбета и на лошади лихо скакала, и полюбила новомодный велосипед, и могла переспорить торговку рыбой с местного базара, но не станем об этом вспоминать.

– Будет лучше, если в городе именно так и будут считать. Не думаю, что пани именинница… то есть покойница… пани Альжбета любила скандалы. Лекарь выпишет все бумаги, некромант заверит…

Божена оторвалась от платочка и робко кивнула.

– Нет! – твёрдо сказал Марек. – Я уверен, тётя бы не одобрила. Смерть ведь была насильственной? Я не успокоюсь… Да я жить не смогу, зная, что её убийца не получил по заслугам.

Воевода решил пойти с козырной карты. Мелкой, но весьма перспективной.

– А вы не заметили, может… В кабинете вашей драгоценной тётушки что-нибудь пропало?

А что? Какой-нибудь бродяга-воришка легко согласится взять грех на душу за гарантию крыши и трёхразового питания по понедельникам, средам и пятницам в королевской тюрьме.

– Нет, – молодой человек совершенно не желал сотрудничать с полицией и облегчать ей жизнь.

– В сейфе там… Или в письменном столе. Например, какие-нибудь важные документы? Драгоценности?

Марек не проникся и отрицательно помотал головой.

– Молодой человек, – Пшемислав Левандовский устало потёр лоб. Он держал Бачинского на службе за исполнительность, собачью преданность и умение грамотно составлять отчёты. Но, видно, стоило в полиции завести и кого-то толкового, пусть и излишне проблемного. – Вы ведь не основной наследник? Может, стоит услышать мнение вашей кузины?

Божена лишь махнула рукой. При всей любви к тётушке она осознавала, что смерть опекунши принесла ей больше проблем, чем привилегий. Одной заботой больше, одной меньше.

– Но если ваша тётя… – не сдавался воевода. – Шла-шла… Споткнулась…

– И случайно задушила себя струной от фортепиано? – выкрикнул Марек. – Я же видел тело! И прислуга тоже! Всем им рты не позатыкаешь!

– А вы пробовали? – вырвалось у Бачинского.

– Дорогой мой Марек, – снисходительно начал Пшемислав, которому смерть закадычной приятельницы тоже была не с руки. Особенно её убийство. В другой раз умереть не могла, старая перечница? – Я понимаю, вы очень взволнованы уходом пани Альжбеты в лучший мир. И я, как человек, наделённый властью, рад, что среди законников встречаются такие пылкие идеалисты, как вы. Но поймите, что скандал не пойдёт вам на пользу.

– Справедливость выше всего!

– Я не спорю, конечно же! И я даю вам слово шляхтича и мага, что убийство уважаемой пани Альжбеты не останется безнаказанным, но я бы предпочёл, чтобы расследование велось тихо, без лишнего шума и внимания общества. Вы же понимаете, Гданьск беден на развлечения…

А тут ещё помощник воеводы, мелкий шляхтич пан Вольдемар Корчмарек решил проявить инициативу. Вот уж его-то градоправитель точно в полицейской управе не оставит. Уж больно активный.

– Я привёл её! – гордо отрапортовал он, заходя в гостиную и вырывая руки из дружеского захвата пана Йержимановского.

– Пани Стефания Заремская, – сурово начал Бачинский. Что ж, подозреваемая не лучше и не хуже, чем кто-либо другой. – Я обвиняю вас в убийстве Альжбеты Каминьской. Вы имеете…

– Что? – обвиняемая тоже не впечатлилась мощью голоса правосудия. – Как вы смеете? На каком основании?

Раскраснелась, сделала шаг вперёд, таща за собой на миг посерьёзневшего Янека. Но тому, что град, что зной, оптимизм у него был патологически непробиваемым.

– У вас есть алиби на последние четыре часа?

– Алиби? Это что?

– Что вы делали с шестнадцати тридцати до этого времени? – медово спросил Бачинский.

– Не отвечай, – дёрнул за рукав Янек. – Без адвоката ничего не говори!

Какое милое заблуждение! Пшемислав даже не стал прятать улыбку.

– Я адвокат! – встрял Марек.

Ну, не совсем и адвокат, но как-никак с законами дело имеет.

– Да какое это имеет значение! Я гуляла! Потом у озера сидела!

И всё зря! Если раньше прогулки помогали успокоиться и привести мысли и магию в порядок, то сейчас оказались бесполезны.

– Кто же может подтвердить ваши слова? Вас кто-нибудь видел?

Божена отложила на стол насквозь мокрый от слёз платок и полезла в ридикюль за ещё одним, на этот раз с кружевной каймой и вышивкой белым по белому.

– Это не аргумент, пан Бачинский, – она некрасиво высморкалась. – Я вот тоже в будуаре отдыхала. Ни с того ни с сего такая усталость одолела, сил нет! Если бы не прилегла на секундочку, то прямо посреди бальной залы и упала бы. И что? Я тоже под подозрением?

– Ну что вы, пани Божена! Как так можно подумать! Но это только… так сказать, один из аргументов против пани Заремской…

– И что же вы ещё можете сказать против моей невесты?

Которая так неосмотрительно устроила себе променад в гордом одиночестве на несколько часов.

– Она не местная!

– Железный довод! – Марек иронично вздёрнул бровь. Его поддержали кивками и ухмылками все остальные. Божена, которая хоть и жила последние годы в Гдыньске, но родилась на другом конце Словении. Пшемислав, появившийся в городе с десяток лет назад. А Янек вообще турист, курортник.

– Пани Альжбета прилюдно её оскорбила! – не сдавался Бачинский.

– Между нами говоря, – заговорщически понизил голос Марек. – Характер у моей тётки был не сахар. Если подозревать всех, кому она что-то не то сказала, то весь город и полвоеводства надо сажать в темницу!

– Но Заремская ей дерзила!

В голове у воеводы крутился обрывок разговора с пани покойницей:

– Ко мне многие приходят и все что-то просят. Дайте то, дайте это! Будто я им что-то должна! И эта каледонка не станет исключением, но она не испытывает уважения или почтения. Что за молодёжь пошла… Вот помяните моё слово, она обязательно окажется замешанной в какой-нибудь тёмной истории!

Слова Альжбеты ныне казались ему пророческими.

– Дело в том, что произошло досадное недоразумение, – Янек протирал очки и смотрел на воеводу со снисхождением дурака к умным. – Моя невеста и многоуважаемая пани Альжбета были потрясены новостью о помолвке. А женщины, испытывая сильнейшие эмоции, не могут их контролировать. Разве не прелесть?

– Безусловно! – процедил Бачинский. Видно, от расследования ему не отвертеться. Эту безрадостную догадку подтвердил и сам градоправитель.

– Пан Йержимановский…

– Просто Янек! – широко улыбнулся тот. – Мы же почти близкие друзья!

Перспектива такой дружбы прельщала Пшемислава как прокисший квас в середине зимы.

– Янек, я от всей души поздравляю вас со Стефанией с радостным событием. Но в этом доме произошла ужаснейшая трагедия. Убийство любезнейшей пани Альжбеты нельзя оставить без внимания. Однако я думаю, что ради уважения к семье Каминьской, не стоит привлекать лишнего внимания к смерти достопочтенной пани.

– И как вы собираетесь это делать? – дерзость сорвалась с языка прежде, чем Стефа успела захлопнуть рот. В её положении сейчас было бы разумнее молчать.

– О, моя дорогая Стефания, должны же быть у градоправителя свои небольшие привилегии?

– Несомненно! – девушка нервно передёрнула плечом.

– Расследование будет проведено со всей тщательностью. Смерть моей дорогой Альжбеты не останется безнаказанной.

– Пан Левандовский, – Марек легко поклонился. – Не то, чтобы я сомневался в компетентности полиции вашего городка, но я бы предпочёл выписать сыщика из столицы!

– Да, вы, к сожалению, правы, – тяжело вздохнул градоправитель. – У нас в Гдыньске давно не случались такие происшествия.

– Да, у нас тихий городок. Никогда ничего не случается.

От грохота распахнутой двери Божена подпрыгнула. На пороге стоял растрёпанный седовласый мужчина. Без сюртука, в расстёгнутом жилете, он обвёл взглядом всех собравшихся, словно не понимая, что они все тут забыли.

– Она исчезла! Вы должны найти её! – голос сорвался на визг, но Янек скорбью начальства не проникся.

– Пани Альжбету? – на всякий случай уточнил Бачинский. А то мало ли. Нет трупа, нет и расследования.

– Да кому она нужна! – невежливо отмахнулся профессор от предположения сыскного воеводы. – Моя мумия пропала!

Глава 6. В которой Стефания убеждается, что утро добрым не бывает

Красная полоса вокруг левого запястья, похожая на едва заживший шрам от пореза тонким лезвием, ныла. И будет беспокоить Стефанию ещё очень долго, пока не кончится этот фарс.

Девушка раздражённо потёрла след от магической клятвы.

Нет, старуху было жаль. Но жаль как… как кого-то постороннего, теоретически, что ли. Альжбета ей столько крови попортила, а вот облегчения от её кончины Стефа не испытала, здраво рассудив, что на место одной поборницы нравов придёт кто-то новый, жаждущий жертв и крови.

Да кто же поверит, что Стефа – убийца? Наверное, старуха умерла от разрыва сердца, если оно у неё было. Некромант подтвердит, воевода отзовёт своё глупое обвинение. Ведь не бывает так, чтобы молодых девушек обвиняли во всяких зверствах?

И сама себе ответила: поверят, затравят, а там и на каторгу дорога недалёкая. А лёгкие, как будто пёрышком по оголённой коже, касания пальцев Пшемислава обещали решение проблемы. Он сам лично принимал у неё клятву о невыезде из города и о неразглашении, огненную нить на запястья накладывал. Теперь если она рискнёт покинуть Гдыньск и его предместья, то сила заклятья легко оторвёт ей руку.

Не по чину, конечно, градоправителю заниматься такими делами, но Бачинский не владел магией, помощник воеводы и пан Марек едва были способны зажечь свечу, а Янек широко развёл руки и искренне улыбнулся: мол, я тоже пуст и в колдовстве бесполезен.

И ему поверили.

Стефа тоже бы поверила. Если бы знала меньше, если бы не видела магический откат… Зачем ему врать?

Старый особняк, едва затронутый ремонтом, находился на самой окраине городка. Отпустив наёмный экипаж, Стефания и её компаньонка пошли в дом.

Сад совсем одичал, зарос сорняками. Наглые одуванчики пробивались сквозь песок подъездной дорожки, и если бы не позднее время, то наверняка ехидно бы улыбались. Их и так сложно вывести, а если не сильно стараться, то и…

Лестница на второй этаж скрипела, обои потемнели, стёкла покрыты слоем пыли.

Нет, Стефа кое-что делала. Точнее, изображала видимость деятельности. Просмотрела домовые книги, оплатила лёгкий ремонт спальни и одной из гостиных, куда перетащила половину библиотеки, заменила печь на кухне, наняла рабочих в яблоневый сад на новый сезон, но по большей части теряла время, живя надеждой на лучшее будущее.

Теперь нужно буквально начинать всё заново. Урожая не будет. Управляющий наверняка подворовывает. Садовник появляется раз в неделю, в день, когда она выдавала зарплату. Кухарка и горничная больше сплетничают, чем занимаются своими непосредственными обязанностями. В документах цифры не сходятся…

Но всё завтра.

Сегодня она слишком устала.

– Спокойной ночи, Стефушка, – прошелестела компаньонка, кутаясь в шаль.

– И вам спокойной ночи, пани Мацкевич, – Стефа взялась за перила лестницы, ведущей на второй этаж.

– Может, я свяжу тебе шаль, дорогая? Вечерами тут прохладно.

– Не стоит, – девушка рассматривала свою руку на тёмном лакированном дереве. Свет газового рожка дрожал и скудно освещал кусок холла. Зажечь пришлось только один из пяти. Ради экономии.

– Ах, какая страшная трагедия! Какой ужас!

Где-то наверху скрипнула половица.

– Пани Мацкевич, – протянула Стефания, с трудом подбирая слова. – Вы умеете слушать. Может, услышите, что говорят слуги… На рынке тоже. Сплетни всякие. Предположения…

– Конечно, деточка, – закивала женщина. – И слушать, и молчать. Сказать по правде, пани Альжбету уважать уважали, а вот любить…

– Пани Мацкевич! Или хорошо, или ничего! – говорить о покойниках посреди ночи в тёмном, почти пустом доме было жутко.

– Иди спать, деточка, завтра будет новый день, новые заботы…

И нужно будет узнать у того же пана Марека, что напишет некромант в заключении о смерти. И с горничной поговорить. С чего это её понесло в кабинет хозяйки…

Лучше найти того, кто убил Альжбету. Пока Пшемислав не поставил её перед выбором: его спальня или тюрьма. Пока воевода не придумает неопровержимые доказательства её вины. Пока…

И мумия. Интересно, что хотел рассказать про неё профессор?

Стефания разделась и улеглась в постель. Щелчком пальцев выключила газовый рожок. И небольшая комната со старинной мебелью, кроватью с балдахином и зеркалом в полный рост погрузилась во тьму.

Спать ей осталось три часа.

– Янек! – пан профессор заламывал руки и ходил из угла в угол. Стулья были отодвинуты и сгрудились возле стен, шторы плотно задёрнуты, а крышка саркофага аккуратно прислонена к боку, прикрыв крылатую деву и кусочек солнца. – Это позор! Катастрофа! Моё имя навсегда останется запятнанным!

– Пан Хоментовский, – парень рассмотрел каменный гроб, провёл ладонью по краю, словно стирая невидимую пыль, постучал костяшками пальцев по крышке. – Здесь без магии не обошлось.

– Да как вы догадались? – оскалилась профессорша и стукнула по полу остроносой туфелькой. Ей не хватало зонтика, но его пришлось отдать расторопному слуге, потому что в столовую с зонтиком, пусть даже кружевным и с резной костяной ручкой, входить не полагается.

– Найдите вандала и…

– И держитесь от него подальше, – продолжил Янек. – Силища у него немереная! Вы можете сдвинуть эту крышку? Вот и я не могу. А он смог. Легонечко так.

– Амулетом воспользуйтесь, – отмахнулась пани Амалия. – У вас их полные карманы. И чуть больше почтения, юноша. Этому саркофагу несколько тысяч лет. Он видел расцвет и угасание почти всех великих государств нашего мира. Человек, который покоился здесь, в своё время считался сильным магом. Вот только не повезло ему оказаться втянутым в заговор против фараона. Поэтому его и похоронили без титулов и регалий. Можно предположить, что и технология мумифицирования была нарушена. В таких случаях, его могли и живым в гроб положить. А бинты пропитать особым составом, который парализует тело и человек умирает от удушья. Или обезвоживания, тут уж как повезёт… Внутренности так точно не были вынуты и разложены по канопам. По крайней мере, их в гробнице не нашли. И смотрите, тут шкура овцы. Древние считали её нечестивым животным для погребения.

Йержимановский рассматривал гроб и мрачнел всё больше. На внутренней стороне крышки саркофага виднелись свежие глубокие царапины и следы от ладоней, словно вплавленных в камень. Пальцами он чувствовал выпуклости иероглифов и отголосок использованной магии. Древней и опасной, как бы ни пытались её замаскировать под безобидные охранные знаки.

– Откуда вы всё знаете, пани?

– Да тут написано! – фыркнула профессорша и уточнила. – И я люблю слушать своего мужа!

– Позор! Позор! Выставку закроют! Моя работа!

– Янек, я всё понимаю, но найдите эту мумию! – поморщилась Амалия.

– Конечно-конечно! – парень достал из карманов дюжину артефактов, не удержал их в руках, и они рассыпались по паркетному полу. Целительские стеклянные шарики с разноцветными искорками внутри, укатились под стулья. Диски, свитые из тонкой медной проволоки, содержали сразу несколько заклинаний – боевой набор огня, воды и воздуха. Мешочки с пылью, склеивающей предметы между собой, и палочка-фонарик. Стандартная болтушка прошлогодней модели. И то, что Янеку было нужно – свиток с поисковым запросом, с ладонь величиной.

Секунда на прочтение, и клочок пергамента растаял в воздухе, оставив после себя искорку, нырнувшую под скатерть стола, на котором стоял саркофаг.

– А я говорила, что толку от этого юноши не будет! У него и артефакт просроченный!

– Ну, душечка, будь более снисходительна к Янеку, всё-таки он…

Янек поднял угол скатерти, спускающийся до самого пола, посмотрел на сморщенную мумию под столом и зависший над ней поисковик.

– Вот ваша пропажа, пан профессор. Что-нибудь ещё?

И без особенного пиетета вытащил сухое тело, лежавшее на каких-то серых тряпках, из укрытия.

Оно оказалось тяжелее, чем казалось. И в нём не было ничего красивого и романтичного. Череп лысый, кожа коричневая и сморщенная, голова запрокинута, рот раззявлен в немом крике, руки сложены на груди, пальцы скручены. Одна нога вывернута и короче другой.

– Эта чья-то шутка? – Амалия с минуту рассматривала находку и пихнула локтем опешившего мужа.

– Ну, кто-то раздел вашего жутко древнего и жутко ценного мага. Ведь мумия должна быть в бинтах, ведь так? Бинты искать? – деловито уточнил Ян. – Они тоже представляют историческую и культурную ценность?

– Молодой человек, – прокашлялся Хоментовский. – Это гнусная и бездарная подделка! Н-да… Именно так! Этой, так сказать, мумии и ста лет нет! Именно! Мне даже не нужно прибегать к анализаторам из королевской лаборатории. Н-да!

– С чего бы? Выглядит она вполне себе древней…

Профессорша подтолкнула к нему кусок истлевшей тряпки, на которой покоилась мумия в недолгой своей подстольной жизни.

– Янек, – профессор потёр ладони друг о друга, вытащил платочек и промокнул лоб. – Вот это не бинты. Н-да. Расправьте их, молодой человек.

Если на вещах мумии и есть проклятие, то пусть уж лучше оно падёт на этого глуповатого Янека. Он для науки ценности не представляет, да.

Тонкая, чуть сияющая плёнка, видимая лишь магам, окутала руки и осела на них защитными перчатками. Получить проклятие, пусть и очень древнее, но наверняка вредное, Йержимановский тоже не жаждал.

С глупой улыбкой вытащил ткань из-под тела, и тут же расправил её рядом.

Даже извиниться не забыл. Покойники, они злопамятные…

– Так вот, молодой человек, – Хоментовский был то ли доволен, что оказался прав, то ли чувствовал новую загадку, решение которой точно увековечит его имя в истории археологии. – Это не бинты. Н-да. Это очень, ну очень похоже на рубашку. Именно.

На хорошо скроенную рубашку с мелким жемчугом вместо пуговиц, каким-то образом за пару мгновений состарившуюся на сотни лет.

– Пан профессор, – Янек встал и поправил очки. – А можно поподробнее? Кто же был похоронен в этом саркофаге и почему живьём?

Раннее утро. Последние звёзды гаснут на светлеющем небосводе. Туман стелется над землёй. Край неба на востоке начинает розоветь. Яблоневые деревья застыли в ожидании нового дня. Птицы щебечут. Зяблик и, кажется, соловей. Звонко поют, слушать бы и слушать, забывая обо всём на свете.

Веет свежестью. Роса промочила подол ночной рубашки и мягкие домашние туфли.

Стефания поплотнее запахнула на груди плед.

Что ни говори, хорошо горит.

Сколько времени прошло, как её разбудила пани Мацкевич? Пятнадцать минут? Полчаса?

Они, да ещё кухарка, смогли выбежать из дома, Стефа ещё и шкатулку с документами и нехитрыми драгоценностями захватила, а теперь особняк уже весь полыхает. От крыльца до самой крыши.

Соседи собрались. У них обострённый нюх на всякие несчастные случаи, и даже раннее утро их не отпугнуло. Вдали на улице раздались звуки пожарной охраны.

Бравые парни с даром огненных магов явились почти вовремя, когда и тушить уже было нечего. Вместе с ними прибыл и градоначальник.

– Пани Стефания, с вами всё в порядке? – словно не замечая её неподобающего вида, поинтересовался он, и поцеловал ручку.

– В полном, – процедила Стефа, стараясь не стучать зубами. Тонкий хлопок ночной рубашки и старый плед были плохой защитой от прохлады, пробирающей до самых костей. – С каких пор вы и полиции помогаете, и пожарным?

Эмоций не было. Холод, пустота.

– О, моя дорогая, я просто велел сообщать обо всех происшествиях в вашем районе! – он сильнее сжал её пальцы. – Ледяные… Да вы в шоке!

Стефания пожала плечами.

Да, в шоке. Бывает.

И ладонь вырвала. На что градоправитель лишь тонко улыбнулся.

На несколько часов её приютила соседка, пожилая вдова, чьи дети разъехались по разным городам. Она отдала и несколько нарядов её старшей дочери. Платья безбожно вышли из моды, но ткань не вылиняла и была вполне себе крепкой. Нашлись и туфли на низком каблуке и неудобные корсеты, несколько штопаных нижних рубашек и одна пара чулок из плотной шерсти. Зимние, но хоть что-то.

Однако за завтраком добрая пани ясно дала понять, что она не очень любит общество кого-то, кроме своих кошек и наглого рыжего шпица.

Да и Стефа с радостью съехала в гостиницу, расположенную на центральной площади. Других постоялых дворов в Гдыньске не было, хорошо, что хоть нашлись номера подешевле, а управляющий разрешил внести деньги за оплату вечером. Вошёл, так сказать, в её бедственное положение.

В банк пани Заремская вошла почти в полдень. Ей понадобилось время, чтобы умыться, привести себя в порядок и подшить подаренное платье. Дочь той вдовы была немного выше Стефы, и подолы юбок тянулись за девушкой по земле. Ходить было практически невозможно.

В огромном, просторном холле с блестящими полами, высокими окнами, мебелью из дорогого дерева она чувствовала себя неловко. Казалось даже запах помещения, запах больших денег, брезговал касаться её. От платья разило нафталином. Чулки кололись, а туфли жали.

Хотелось выбежать из этого светлого храма денег и деловитого богатства, чтобы не осквернять его своим присутствием.

Стефания глубоко вздохнула. Несколько шагов. Она имеет право быть здесь. Она такой же клиент, как и вон та цыпа с метровой ниткой жемчуга на шее. Ей нужно забрать свой вклад.

Это жильё.

Она чуть не столкнулась с каким-то паном, сжимающим в руке увесистый саквояж. Тоже задумался, не смотрел, куда идёт.

Восстановление дома. Оплата рабочих. Новое платье, наконец!

Служащий за конторкой внимательно посмотрел на неё поверх очков, будто она отвлекала его от очень важной работы.

– Как, говорите, ваше имя, пани?

– Стефания Заремская, – отчеканила девушка.

– Следуйте за мной, – и повёл удивлённую девушку за собой, внутрь служебных коридоров. К дверям кабинета управляющего банка, пана Ковальчика.

– Пани Заремская, как ваше здоровье? Вы не пострадали? Какой ужас! Какой ужас! – банкир с шикарными усами схватил её за руки, провёл к столику у окна, велел принести чаю с печеньем.

– Благодарю вас, всё хорошо!

В искренность дельца не верилось.

Ковальчик улыбнулся, потёр свой значок колдовской гильдии. Чёрный агат – значит, дар очень и очень слабый, на уровне хорошо развитой интуиции. Стефания как-то размышляла – если бы женщинам не было запрещено заниматься магией, если бы колдовство не считалось опасным для женской природы, то какой камень был бы у неё на значке? В мечтах девушка видела себя если не с благородным алмазом архимагов, то уж точно с рубином или изумрудом.

– Вы уже слышали? – спросил банкир, и налил пани полную чашку чая, до самого краешка. – Такая жалость, такая утрата! Умереть сразу же после своего юбилея.

– Всё-таки умерла…

Стефания пусть и была голодной, но не могла заставить себя сделать ни глоточка. Маленькое хрупкое печенье дразнило запахом, но…

– Я уже выразил соболезнования семье. Одним из первых, между прочим. Мне ещё вчера показалось что-то странное в её поведении. Знаете, такое мимолётное, едва заметное, но… Я искал пана градоправителя, нужно было обсудить условия кредитования купечества малого круга, но не буду вас утомлять… Так вот, пани Альжбета играла в карты. Хорошо пани играла. А я смотрю, а она такая бледная, и пальцы у неё синие. Ах, – Ковальчик прижал руки к сердцу. – Мне бы сразу сказать пану Мареку или пани Божене, но решил, что это всё моя мнительность, да и их рядом не оказалось. Я даже в бальную залу вышел, спросил у слуги. Знаете, они так и бегают там, туда-сюда, туда-сюда. Иногда прямо в глазах рябит. Но и они хозяев не видели. Когда вернулся в салон, то пани Альжбета уже ушла.

– Пани Божене стало дурно, она отдыхала в будуаре, – мстительно сдала заклятую приятельницу Стефа.

– Ах, пани Заремская! Уж поверьте моим источникам информации, в будуаре Божена не была.

– Откуда такие сведения?

Ей в ответ только улыбнулись. Мол, если надо, то могу и документально подтвердить. Пан Ковальчик никогда не говорил ничего, что нельзя доказать. Специфика работы.

И продолжил чирикать.

Из всей почти бесконечной беседы Стефания поняла лишь, что пан Хоментовский расстроился. Он не смог провести развёртывание мумии, как планировал. Нет, пан градоправитель предложил ему свой особняк и удачное время, в следующую пятницу, но профессор отказался.

Точнее, вначале согласился, даже объявление в газете должны были сегодня дать, но рано утром в типографию прибежал мальчишка с амулетом-болтушкой. Мол, всё отменяется.

И дальше стал говорить. В лавку пана Вишневского привезли новые отрезы шёлка и льна отменного качества. В цветочных лавках случилась катастрофа – в одночасье завяли все розы, словно в знак скорби, но храмовника всё-таки вызвали, а это купцам влетит в копеечку.

– Я бы хотела забрать свой вклад.

– Ах, пани Заремская! Мне безумно, безумно стыдно! Но гроза! Она повредила связующие артефакты. Да, они у нас самые надёжные в королевстве, но знаете, как бывает… Я, в лице руководства нашего банка, безумно извиняюсь, но мы не можем послать подтверждение в головной офис в столицу! Я вам, конечно, верю, что у вас есть вклад, но по протоколу… Без подтверждения выдать вам деньги я не могу. И как же сличить ваши магические подписи?

– А артефакт не работает?

– Вот ни капельки не реагирует… Вы не подумайте, наши маги сейчас с ним колдуют что-то, пытаются… Но это дело небыстрое… Несколько дней нужно. А то и неделя.

– Неделя… – убитым голосом повторила Стефания.

– Не меньше! Можно, конечно, обратиться в городскую управу. В прошлом году, когда у пани Ражаловской сгорела конюшня, градоправитель из специального фонда деньги выделил. Помог вдовушке, но вы ведь понимаете, там тоже артефакты…

– Которые тоже могут не работать…

Ковальчик вроде как виновато дёрнул усами и покаянно развёл руками. Не мы такие, жизнь такая.

– И зачем же тогда всё это? – Стефа имела в виду и чайник с ароматным чаем, и рассыпчатое печенье и весь этот вежливый разговор.

Банкир ответил, почти не задумываясь:

– Потому что артефакты починят. Или они сами заработают. Так тоже бывает. Или новые завезут. А клиенты останутся.

И потёр свой значок гильдии магов.

Глава 7. В которой Янек приходит к абсолютно такому же выводу

Утро. В гостиную через высокие арки окон проникает солнечный свет, оставляет тонкие полосы на узорах дубового паркета, трогает зеркала, книги и арфу. Прохладный ветер ласкает прозрачные гардины, бутоны роз и пионов в фарфоровых вазах. На их пузатых боках замерли танцующие пастушки в нарядах прошлого века. Модная нынче тема.

Как и держать в золочёных клетках всяких певчих птиц…

Янек Йержимановский, босой, в мятых брюках и рубашке навыпуск, взлохмаченный и с перекошенными очками, зажав во рту плохонький амулет невидимости, крался по паркету с шерстяной шалью в руках.

Клетка стояла на подоконнике. Она была огромной, просторной и с колокольчиком. Но пернатой птахе было не до всяких там пошлых звоночков. Она самозабвенно пела, выводила рулады, выдавала пассажи. И от её трелей невозможно спрятаться нигде в доме. Хоть в проруби вешайся, не поможет…

Он честно пытался с ней договориться. Он таскал ей гусениц. И червяков, и зерно. В надежде, что эта канарейка заткнётся!

Но раз не захотела по-хорошему, то сама виновата!

Нет, он только накроет клетку тёмной тканью, хотя пани Амалия считает, что подобные вещи плохо влияют на птичью психику.

В конце концов, можно попробовать договориться с кухаркиным котом. Вдруг толстый полосатый ленивец решит разнообразить сметанное меню свежей канарейчатиной?

– Почему так долго? – раздался недовольный голос с дивана в дальнем углу. А потом тон сменился на удивлённый:

– Янек? Что ты тут делаешь?

Пани Амалия! Вот чего ей не спится? Хотя, ясно чего! Удивительно, что её канарейка мумию не разбудила!

Янек выплюнул бесполезный амулет и спрятал шаль за спину. Права всё-таки профессорша: давно пора проверить сроки годности своих запасов. А то подведут в самый неподходящий момент.

Вот у неё-то «невидимка» простейшая, но работает хорошо.

Пани Амалия потянулась на диванчике, где изволила дремать, прищурилась и промурлыкала:

– Ты уже сходил на почту? Когда будет ответ из столицы? Что ты думаешь делать?

Йержимановский предпочёл ретироваться подальше, тем более что повод был довольно веским.

Профессор всю ночь диктовал письма, которые Янек записывал и переписывал, когда работодатель находил ошибки или же решал дополнить текст новым деталями. В перерывах Йозеф Хоментовский стонал, сетовал на судьбу, так подло забравшую свой же подарок, и пил успокоительные капли, которые приносила его жена в небольшом стакане тёмного стекла.

По мнению Янека, новая мумия ничем не отличалась от старой, даже была ещё интереснее. Но не для археологии, а для магов. Увы, профессор сей точки зрения не разделял. Хорошо, хоть согласился, чтобы местный некромант осмотрел новинку, пока приедет несомненно лучший, самый сильный и известный маг из столицы. Поручить это дело кому-то другому Йозеф отказывался наотрез. Каким-то чудом он успел закончить расшифровку иероглифов на саркофаге, но прочитать сей труд не дал. Запечатал в конверт и велел немедленно отправить в Академию. А письма магической печатью запечатаны.

Да только когда это Янека останавливало? Тем более, что пришлось полчаса на пороге почты сидеть. В маленьком городке время обычно течёт неторопливо и ни почтамт, ни телеграф раньше полудня не открывались.

Солнце заливало площадь, трёхэтажные домики под красными черепичными крышами, бесчисленные маленькие магазинчики, городскую управу, бывшую когда-то дворцом и шедевром архитектуры. Кофейни и кондитерские манили запахом свежесваренного кофе и ванили. По тротуарам прогуливались молодые пани в летних нарядах из светлых тканей. Кавалеры щеголяли в сюртуках, полосатых брюках и соломенных шляпках с узкой яркой ленточкой. Даже лошади, запряжённые в блестящие ландо или тянущие красные с золотой полосой вагончики новомодной конки, были довольны жизнью и ленивы.

Профессорскую корреспонденцию Янек отправил, девочке, работающей на телеграфе, улыбнулся, отбил короткую телеграмму своему любимому дядюшке. Забежал потом в лечебницу, но местный некромант ушёл на осмотр пани Альжбеты.

Придётся опять возвращаться в этот особняк, думал он, выходя из лечебницы, выкрашенной в жизнерадостный жёлтый цвет. Янек одёрнул светлый сюртук, нацепил очки, поправил шейный платок, не желая слишком выделяться из толпы, и увидел Стефанию.

– Доброго дня, пани! – он преодолел площадь за несколько шагов, приподнял шляпу, поздоровался и улыбнулся. – У вас что-нибудь случилось?

– Доброго? – Стефа подняла на него удивлённые глаза. – Да, конечно, доброго. Нет, всё в порядке. Почему вы так решили?

– Вы стоите перед вазоном уже пять минут и не двигаетесь.

– Да? – Стефа словно только сейчас увидела перед собой колючий ярко-зелёный куст, важно восседающий в гипсовом горшке. – А что, милый кустик. Может, я себе такой же хочу!

– Согласен! – Янек попытался отщипнуть веточку, уколол палец и сунул его в рот. – Классика нынче в моде. У вас в саду такие кустики будут мило смотреться!

– Наверное… Мне ведь придётся и сад переделывать, и дом, – нет смысла скрывать то, что и так будет известно всему городу… К обеду, так точно. Вон те две почтенного вида пани уже косятся неодобрительно. – Ничего страшного. Просто пожар.

– Просто пожар? А в банк зачем ходили?

– А вы не хотите спросить, не пострадала ли я, и каково моё самочувствие?

– Да я и так вижу, что вы бодрее всех живых.

– И что это за допрос?

– Вам нужна была ссуда или вы решили снять деньги… От домика хоть что-нибудь осталось?

– Да ничего страшного, огонь лишь немного попортил крышу, восстановят за пару недель.

А сгоревшие стены до самого фундамента упоминать не стоит.

– А в банке какие-то проблемы с артефактами. Уверена, скоро подчинят, и я смогу заняться ремонтом, – как можно оптимистичнее махнула рукой Стефания.

В строительной гильдии, куда она уже успела забежать после столь запоминающегося чаепития с банкиром, работать в долг отказались. Сославшись на то, что сейчас сезон, и дел просто невпроворот. Ближе к осени, возможно… И наценку за скорость попросят немаленькую.

– Где же ваша компаньонка? Молоденькой пани не стоит разгуливать одной, без сопровождения, – укоризненно покачал головой Янек. – Так что теперь вашим сопровождающим буду я! Где вы остановились? Зайдёмте, смените ваше ужасное платье на что-то более… тёмное что ли. Нужно же выразить соболезнование семейству пани Альжбеты. Она же нам почти как родственница. Крёстная мать! Если бы не она, то я бы…

– Сидели бы дальше в кустах! Шутка затянулась, пан Йержимановский. Вы не считаете?

– Отнюдь! Всё только начинается. И я, на правах жениха, между прочим – любимого и обожаемого, имею полное моральное право заплатить по вашим счетам.

– Главное, чтобы счета были не больше чем с одним нулём, и в меди?

– Вот, вы уже улыбаетесь. Так что побольше обожания во взгляде.

Оценив кривую гримасу девушки, парень уточнил:

– Вот так улыбаться не надо. А то люди подумают, что вы меня готовы прирезать при первой возможности. Неприятное ощущение.

– По собственному опыту знаете? – Стефания прошла в гостеприимно распахнутую Янеком дверь гостиницы. Швейцар, медвежьего вида верзила в форменном кителе малинового цвета, куда-то отлучился.

В холле было прохладно, малолюдно и пахло дорогим парфюмом. Навстречу сразу же шмыгнул управляющий, или его помощник – Стефания не вдавалась в детали. Прощебетал что-то про хороший день, подхватил под локоток и потащил в кабинет. Чтобы не смущать почтенную публику видом погорелицы.

Янек увязался следом.

Стефу усадили в кресло, предложили чай и печенье…

Девушка с нервным смешком отказалась. И в банке, и в гильдии чашки были одинаковыми. И чай и даже печенье. Она уже знала, что услышит.

Курортный город. Начало сезона. Номеров совсем, ну совсем нет. Не могли бы вы съехать до вечера, а то приедут уважаемые постояльцы… и вообще мы достаточно вошли в ваше положение. А лучше забирайте свои пожитки, вот прямо сейчас. А то у нас народ нервный, верит, что несчастье заразно.

И забрала бы. Да только в соседнее кресло важно плюхнулся пан Йержимановский, закинул ногу за ногу, поправил съехавшие на самый кончик носа очочки, выпил две чашки чая и слопал всё печенье, пока ей объясняли бедственное положение туристического бизнеса в Словении и Гдыньске в частности. С огромными умоляющими глазами попросил добавки.

А потом заговорил.

Говорил пять минут. Десять. Когда настенные часы с бронзовым маятником пробили четверть часа, у собеседника начал нервно подёргиваться левый глаз.

Через двадцать минут управляющий стал соглашаться.

Через тридцать сам заявил, что выставление несчастной девушки за порог плохо скажется на его репутации честного человека. «Увы, почти честного» – не переставал улыбаться Янек с таким видом, что и не поймёшь, блефует он или что-то знает.

Через час управляющий решил, что пусть пани Заремская живёт здесь столько, сколько понадобится, а сама Стефания решила съехать отсюда при первой же возможности. Даже если придётся напроситься в дом к обожаемому женишку.

– Если вы надеетесь, что я… – начала Стефа, как только они покинули кабинет гостеприимного управляющего, к лицу которого приклеилась любезная улыбка.

– Да упаси вас боги от благодарности ко мне, – отмахнулся Янек. – Одни проблемы от девушек в беде. Один раз зонтик подымешь, а они уже считают, что я должен на них жениться.

– Значит, фикция? – от этой мысли становилось спокойно и весело.

– Ага, но улыбайтесь же, милочка, а то никто не поверит! И что бы вы без меня делали?

– Написала бы дядюшке. Как-никак родственник. И напишу!

– А вдруг на почте тоже… артефакты?

Стефания задумалась, но произнести то, что пришло на ум, не смогла.

В номере, куда девушка забежала переодеться, её ждала компаньонка, вязавшая свой очередной шарф.

– У нас не так много нарядов… – проворчала пожилая женщина, откладывая рукоделие, чтобы помочь. Со шнуровкой и крючками платья удобнее было справляться вдвоём.

– Согласна с каждым вашим словом!

Компаньонка распустила на спине шнуровку, и тяжёлое платье осело вниз. Следом упали нижние юбки и корсет. Стефания сняла нижнюю рубашку, пропотевшую до неприятного запаха, и скользнула за неприметную дверь, ведущую в маленькую, но всё-таки отдельную уборную.

– Но мне нужно съездить к Божене и Мареку. Выразить соболезнование, а ещё поговорить с той горничной, которая нашла Альжбету. Если я не сделаю этого сейчас, то боюсь, завтра меня уже не примут. Несчастье не грипп, но считается заразным.

Ей и сегодня могут отказать от дома, но присутствие в напарниках Янека придавало уверенности.

– Что вы узнали, пани Мацкевич? – спросила она через несколько минут, вернувшись в комнату. Нижняя рубашка, корсет, чулки, панталоны, которые в Словении было принято носить лишь в зимние холода, но Стефа никак не могла отделаться от привычки, вбитой в юную голову ещё самой первой гувернанткой. Затем две нижние юбки: одна из небелёной бязи, прошитая по подолу шнурами, чтобы держать красивую форму колокольчиком, вторая украшена рядами потрёпанных кружев. Затем платье из тёмно-синего шёлка с рукавами-пагодами и двухъярусной юбкой. Ткань, видно, когда-то перелицевали, но выглядело оно всё ещё строгим и презентабельным. Только воротничок был новый и съёмные рукава надо сменить, а то пожелтели немного…

– Ой, милочка, – компаньонка усадила Стефанию на табуретку у зеркала и начала переплетать причёску. – Смерть пани Альжбеты и так, и этак обсуждают.

Помолчала, перебирая пряди и укладывая их в небрежные завитки, и не дожидаясь комментариев, продолжила:

– Говорят, что боги вовремя забрали её душу, потому что не должна она видеть насколько низко пала нынешняя молодёжь… Это про твою помолвку, деточка.

«Деточка» вспыхнула.

– Ещё вот русалку, слышала, выловили, и покажут на ярмарке.

– А что ещё говорят про пани Альжбету? – Янек Йержимановский стоял в дверях, подпирая косяк, неловко обнимал какую-то коробку и беззастенчиво рассматривал поверх очков процедуру сборов «невесточки». – А что? Я вас ждал. Я же не виноват, что вы так долго собираетесь.

– Долго? – Стефа даже поперхнулась от такой несправедливости. – Да я тут рекорды скорости ставлю!

И запустить бы в него щёткой для волос, да увернётся. Они и сорока минут не провозились, а времени на смену наряда нужно раза в два больше!

– Понял, проникся, жду, – а потом спохватился. – Это тебе. А то ты хромаешь. Вроде должен угадать с размером…

Он протянул коробку, в которой оказались обычные уличные туфли на низком каблуке. Пусть из магазина готовой одежды, но всё лучше, чем тесная обувь от котолюбивой соседки.

– Спасибо, – щёки против воли покраснели.

– Так я слушаю… – Янек на её смущение не обратил внимания. – Что там люди на рынке говорят про… всякие необычности? И про преступления.

– Да что говорят… – пани Мацкевич поджала губы и отошла в сторону на пару шагов. – Нет их тут. Вот на прошлой неделе у пани Воронской, что приехала на отдых, кошелёк украли. Да потом выяснилось, что она его сама потеряла, зазевалась в ювелирной лавке. Там такие браслеты из янтаря… И жемчуга есть чёрные… Тихое тут место.

Марек Ожешковский и Божена Каминьская принимали соболезнования в той же самой гостиной, где вчера пан сыскной воевода пытался обвинить Стефанию в убийстве. Сидеть в креслах было неудобно, но ёрзать не позволяло воспитание.

Всё было чинно и по этикету. Божена в чёрном платье и чепце с вуалью и Марек в тёмном костюме с траурной повязкой на рукаве казались грязными чужеродными пятнами в светлом зале, где в знак скорби занавесили зеркала, но не успели убрать розы. Цветы так и стояли в многочисленных вазах, поникнув головками.

Родственники пани Альжбеты выслушали что-то косноязычное от Янека, шаблонные пожелания от Стефании. Рука Божены с платочком нырнула под вуаль, вытереть слёзы.

И вроде бы уходить пора, но…

– Что слышно от пана воеводы? – когда нужно, Янек не понимал молчаливых намёков.

– Где же мои манеры, – протянул Марек. – Мне бы поздравить вас. Но ввиду сложившейся ситуации не могу проявить радость, как полагается.

Он выглядел измученным и бледным, под синими глазами залегли тёмные круги, тусклые волосы неопределённого русого цвета были уложены небрежно, галстук повязан самым простым узлом.

– Спасибо, приятно и прочее, – Янек протянул руку и взял ладонь Стефании в свою. – Так что там воевода говорит?

– Вы же понимаете, что решающее слово не у воеводы, а у пана Левандовского, – скривил губы Марек. – Сейчас тело тётушки осматривает местный некромант…

– Ах вот он где! – перебил его Йержимановский, удивляясь. – Какое совпадение! Он-то мне и нужен!

– По прямому профилю что ли? Вы слишком живы для его клиентов, – прошипела Стефа, но руку не выдернула. Так надо.

– Нет, на самом деле он нужен пану профессору. Нет, он тоже жив. И жена его жива-здорова. Но вот ей бы не помешало отдохнуть где-нибудь от нас подальше. От её энтузиазма просто спасу нет! А некромант нужен для жреца-воина Рунихена Разрушителя.

– Мумию, значит, нашли?

– Нашли, нашли, – с «невестой» лучше соглашаться.

Божена прекратила вытирать слёзы платочком и подала тихий голос:

– А может, не надо? Какое-то имя у него… Не очень располагает для знакомства.

– Дорогая кузина! – Марек некрасиво икнул. – Не говорите глупостей. Некроманты не воскрешают людей. Они узнаю́т, от чего умер человек, проводят анализ на болезни…

– Раз человек умер, то зачем знать, чем он там болел?

– …изучают ткани и кровь живых людей, чтобы выявить, нужно ли им лечение, кузина. По крайней мере, чтобы стать городским некромантом, требуется именно эта специализация, а не, допустим, создание нежити. Могут вызвать душу умершего для допроса или выяснения каких-либо подробностей, например, если не было составлено завещание или возникли неточности. Но тут важно согласие духа…

– Наша тётка согласится! И такого наговорит! Бедному пану Сковронскому и за неделю от неё не отделаться.

– Как глупо! Убивать, если тебя всё равно арестуют! Долго он там ещё?

– А если не арестуют, то можно? – уточнил Янек, вздёрнув бровь, и побарабанил пальцами по коленке.

– Моя кузина как обычно говорит глупости, – Марек вздёрнул подбородок. – Я дал распоряжение – как только пан некромант освободится, его сразу же проводят к нам. Но сомневаюсь, что он сможет сказать нам что-нибудь. Он же должен докладывать в первую очередь воеводе, а не родственникам.

– Это несправедливо! – надула губки Божена.

– Кстати, если вам так интересно, то может стоит поговорить с той служанкой, которая вчера и обнаружила труп вашей тётушки? – Янек подался чуток вперёд, глаза хитро блеснули за стёклами очков.

Марек позвонил в колокольчик. Практически сразу же открылась одна из дверей и пан Ожешковский приказал слуге в форменной ливрее позвать некую Марту.

– Вчера девушка была несколько не в себе и не могла ничего сказать толком, – пояснил он. – А утром пошла в полицейскую управу, дать показания воеводе. Уже должна вернуться.

Но вместо ожидаемой Марты вошёл тот дворецкий, который вчера рыдал у озера, узнав о смерти хозяйки. Сегодня он был строг, безупречен и абсолютно спокоен.

– А, пан Новак, – в голосе Марека проскользнуло недовольство. Ну что сложного в его простейшей просьбе? – Где Марта?

– Не знаю, молодой хозяин, – выправке дворецкого мог позавидовать даже королевский гвардеец. – С самого утра она ушла в город.

– И когда вернётся?

– Не могу знать, молодой хозяин. У неё сегодня выходной и она сказала, что пойдёт домой навестить матушку. Возможно, вернётся завтра к обеду.

– А адресок вашей Марты не подскажете? Я с радостью к ней в гости загляну. Обожаю, знаете, ходить в гости! – чопорность дворецкого не произвела впечатления на Янека.

– Сейчас принесу, пан Йержимановский, – и слегка поклонившись, вышел.

– Где вы откопали такой раритет? – не выдержал Янек.

– Тётушка сама слуг подбирала. И клятву верности тоже брала собственноручно.

– Как интересно. Пани Божена, а ваша тётя была в курсе, что это не так чтобы поощряется?..

– Возможно, – передёрнула плечами девушка в траурном платье. – Но так заведено! – даже под вуалью было видно, как округлились её глаза.

И тут же сменила тему:

– Между прочим, я слышала о том, что случилось с вашим домом, пани Стефания. Надеюсь, он не очень сильно сгорел дотла?

– Совсем чуть-чуть, ничего страшного.

– Если ваш жених не будет против – Марек слегка кивнул в сторону Янека, разглядывающего свои ногти, – я от своего имени и имени кузины предложу погостить в нашем доме, пока ваш особняк ремонтируют.

– Но траур!

– Я думаю, что тётушка бы одобрила.

Назревающий родственный обмен любезностями прервал дворецкий. Пан Новак подал Мареку на серебряном подносе сложенный вдвое лист бумаги.

– И ещё, молодой хозяин, – отчеканил он. – Пан некромант уезжать изволит.

– Как? – Божена даже привскочила от удивления.

– О! А я с ним! – Янек выхватил листочек из рук Марека и выскочил за дверь, едва бросив что-то на прощание.

– Ваш жених на удивление дурно воспитан, – поджала губки Божена. – Хотя даже такой глупец всё же лучше, чем ничего! Новак покажет ваши покои, а за вещами и компаньонкой пошлют человека.

Глава 8. В которой рассказывается о гостях званых и незваных

Кшистов Сковронский, худощавый человек лет тридцати, легко вскочил в служебное ландо. Рабочий саквояж со связкой защитных амулетов расположился у ног некроманта.

Мужчина беспечно насвистывал весёленький мотивчик, но на самом деле настроение его было окончательно испорчено. Труп пани Альжбеты ничего интересного из себя не представлял. Воевода на магическом сканировании присутствовать отказался, да ещё посмел указать, что должно быть занесено в отчёт. А это уже полнейшее нарушение профессиональной этики. Одно дело что-то не упомянуть или «не увидеть», и совсем другое – написать прямым текстом.

И молодой человек, вскочивший на соседнее сиденье в экипаж, настроение не улучшил. Хитро блеснули стёкла чудаковатых очочков. Ну кто в наше время пользуется такими устаревшими конструкциями? Всегда ведь можно улучшить зрение у целителей.

Кшистов окинул наглеца оценивающим взглядом снизу вверх, поправил свои волосы, завитые хитрым образом, чтобы скрывать залысины. С этой проблемой ни один лекарь справиться не мог.

– Молодой человек, вы, конечно, симпатичный парниша, но вы не вовремя! Я сегодня зол!

– Кшистов Сковронский, некромант Гдыньска и воеводства?

– Между прочим, это не работа, а сущая благотворительность! – не упустил возможности пожаловаться некромант. – И никто, понимаете, не ценит! Гнобят в лечебнице, света белого не вижу из-за их пробирок и реактивов. А я не зря гранат получил, – он потёр свой значок колдовской гильдии с тёмно-красным камнем. Как капля запёкшейся крови.

В последние несколько столетий редко рождались лекари и некроманты сильнее «сапфира», а «алмазы» встречались только в легендах и сказках.

– Янек Йержимановский, – представился незнакомец, и улыбнулся. – Я у профессора Хоментовского и за секретаря, и за помощника, и за мальчика на побегушках. Кстати, а что вы можете сказать о пани Альжбете?

– Если бы она не была мертва, то была здоровее всех живых!

– И больше ничего сказать не можете?

Некромант сделал жест, будто зашивает рот ниткой с иголкой.

– Я вас так хорошо понимаю!

Молодые люди с жаром начали жаловаться на начальство. Кшистов и не заметил, что ландо поехало не в лечебницу, где маг-некромант работал в подвале, а куда-то на окраину городка.

– Это похищение, молодой человек? Я буду сопротивляться.

– Ни в коем случае! Просто профессор решил подбросить вам халтурку. Знаете, такой двухтысячелетний труп, который вчера вполне мог быть себе живым и даже здоровым. В общем, сами увидите и нам всё скажете. А пока нужно заехать и поговорить с одной девушкой. Не думаю, что это займёт много времени.

– О! Так вы мне мертвеца приготовили? Молодой человек знает, как расположить к себе собеседника! – Кшистов поднял свой саквояж и принялся задумчиво его поглаживать. – Это такая честь, такая ответственность… А если не хватит реактивов? Или понадобятся особые амулеты?

– Всё за счёт профессора. Ни в чём себе не отказывайте! – со злорадной усмешкой добавил Янек.

– Но учтите, парниша, – некромант похлопал ресничками. – Работу на дом я не беру. Трупы хранить уже негде.

Семья Марты жила в том районе города, который нельзя было назвать трущобами, но если у тамошних обитателей появлялись хоть какие-то лишние деньги, то они старались переехать куда-нибудь ещё. Трёх-четырёхэтажные дома лепились круг к другу, между верхними этажами были протянуты верёвки с мокрым бельём. Улочки были такими узкими, что служебное ландо пришлось оставить, и до нужного дома добирались пешком. В компании Кшистова, который не захотел ждать с кучером и лошадью. А вдруг украдут?

– А где же люди? – некромант прижимал к себе свой чемоданчик и брезгливо обходил лужи. В воздухе пахло пережаренной рыбой и сыростью. Сюда не добирался даже ветер. Около подъездов росли чахлые кусты то ли сирени, то ли жасмина, и пожухлая трава.

– Здесь же рабочие живут, слуги из домов, что победней, прачки, неудачливые торговцы, подмастерья, рыбаки, – пояснил Янек, перепрыгивая подозрительную грязь. – Ещё не вернулись.

В столице и некоторых провинциях для самого тяжёлого труда использовали примитивных големов, но до Гдыньска цивилизация когда ещё доберётся. Милый приморский городок, как будто сошедший с открытки вековой давности.

– А дети? Знаете, такие беззаботные милые существа, резвящиеся на травке со щенками и котятами…

Облезлая кошка рыжей масти дала по носу тощей собаке, отобрала у неё рыбью голову и перебежала дорогу. Обиженная псина с лаем кинулась за ней.

– Какие дети? – Янек даже остановился. – Они с трёх лет помогают родителям. Иначе не выжить… – и пробормотал про себя: – Если не выкупили…

– Откуда вы всё знаете?

– Не всем повезло родиться в состоятельных семьях! А вот и нужный адрес!

Дом ничем не отличался от своих соседей. Грязная лестница и стены, покрытые каплями влаги. На последнем этаже была только одна квартира и дверь… Приоткрытая.

– Подозреваю, это не нас тут ждут, – Янек поправил очки и на всякий случай достал амулет с боевыми заклинаниями.

Некромант дрожащими руками выплел «чёрную плеть».

– А что? – замялся он. – Я кабинетный работник. Я даже на кладбище только раз в год выхожу, квалификацию подтверждать.

Тёмная прихожая, где должно пахнуть мокрым бельём и чем-то солёным, а не свежестью морозного утра. Три шага и четыре обшарпанные двери. Сквозняк. Одна приоткрыта. Вроде бы не стоит туда ходить, нужно вызвать воеводу. Или уйти.

Но что-то влечёт и тянет туда. Где нет никого живого.

Первой Янек увидел пожилую женщину, грудой тряпья осевшую на кресле у накрытого белоснежной скатертью стола. Пузатенький чайник с алыми маками на боках, ваза с сушками и плошки с вареньем. Мух не было. Хотя они первые гости, что на сладкое, что на мертвечину.

Выстрел в лоб. Удивлённые глаза, маленькая аккуратная дырочка, а над ней кровью жертвы выведен знак молчания.

Ещё один труп на топчане в углу. Три выстрела и тот же знак.

Бабка. Была парализована и давно не могла ходить.

Марта лежала около окна, чуть поодаль разбитые чашки и подсохшая лужа чая. Увидела, испугалась, пыталась убежать.

– Знаете парниша, – некромант присел около трупа девушки, поправил золотой локон, выбившийся из косы, дотронулся до запёкшейся кляксы на хлопковой рубашке с незатейливой обережной вышивкой, потом до руны на лбу. – С вами так весело. Конечно, про пани, которая вас заинтересовала я ничего сказать не могу… Но зато могу дать прочитать отчёт об осмотре… А там, глядишь, ещё интересные мертвецы появятся…

– И чем же они интересны? – Янек даже не пытался скрыть досаду.

– Тем, что их не разговорить, – Кшистов открыл свой саквояж и достал специфического вида амулеты.

– Что? Один и тот же работал? – только этого для полного счастья не хватало.

– Нет, что ты! – куриные пёрышки дотронулись до губ мёртвой девушки, пробежали пунктирной дорожкой по щекам, ко лбу. – Тут работал профессионал, чисто сработал. Спорим, никто из соседей ничего не слышал?

– Не сомневаюсь, – Янек сжал в руке болтушку. Вызывать воеводу всё равно придётся. Подошёл к накрытому столу. – Я предположу, что их не обнаружили бы ещё пару дней. Заклинание статиса. Чувствуете? – он провёл пальцами по скатерти. – Запахов нет. И убили их не ради ограбления, – рядом с блюдцем без чашки лежал кошелёк, кожаный, с позолоченными уголками. Такой вызывающе роскошный и чужой. – Тогда почему?

Янек подошёл к трупу, присел, не обращая внимания на недовольное сопение некроманта, расстегнул пуговку на манжете и чуть сдвинул рукав вверх. Тонкая рубашка, юбка тёмная, практичная. Всё купленное в магазине готовой одежды, но ткань чуть тоньше, швы чуть аккуратнее, а воротничок и вовсе из кружева ручной работы. Она была очень умной девушкой, эта Марта, не стала демонстрировать своё «богатство», но отказаться хоть чуть-чуть приукрасить внешний вид не смогла.

Как и предполагал Йержимановский, на запястье и предплечье правой руки не было меток магических клятв. Точнее, на коже, тонкими линиями хны нарисовали монограмму пани Альжбеты. Не владеющие магией не увидят разницу между «обманкой» и настоящей клятвой-присягой, которую приносят все слуги в доме состоятельных господ.

«…слушаться беспрекословно и приложить все усилия к выполнению своей службы… не вредить хозяевам и гостям их… не разглашать всё, что услышу, увижу, узнаю, если это не во вред короне и Храму…»

Ну да, если есть столько злотых, чтобы подкупить какую-то горничную, то и мага найдут, достаточно сильного и умелого, чтобы освободить от клятвы раньше срока истечения контракта.

– Думаете, это просто совпадение, что горничную убивают на следующий день после смерти хозяйки? Она что-то видела, когда нашла пани Альжбету? Что-то знала? И за что она получила деньги?

– Вот ведь шибко умный нашёлся! – некромант даже отвлёкся от своего любимого занятия и отложил в сторону рунные камешки.

Так же решил и воевода, появившийся в сопровождении помощника Корчмарека и ещё одного типа с лицом, не обезображенным проявлением интеллекта. Даже не дослушав, Бачинский выпроводил неудобного парня с «места преступления, где всяким панам благородным делать нечего». Янек сам бы с радостью ушёл, да подальше, но без некроманта профессорша могла и в дом не пустить.

Придётся подождать. И лучше на улице…

– А вы тож к Марте зашли, ась? – из-за двери на втором этаже смотрели два любопытных глаза.

Парень неопределённо пожал плечами, решив, что некромант работать с интересными трупами будет долго и не торопясь.

– Ходють тут и ходють…

– Прошу прощения, пани, если мы мешаем вам, – лёгкий полупоклон и блеск золотой монеты, рыбкой мелькнувшей между пальцами. – Чем можно загладить нашу вину?

– От, то-то же, – дверь приоткрылась и оттуда высунулась сморщенная старушечья лапка. – Вежливые. С понятием. Не то, что некоторые…

Спальня, в которую поселили Стефанию, не отличалась ни размерами, ни убранством. Безликая комната для не очень важных гостей. Светлые обои, простенькие акварельки на стенах, низкие козетки, кресла и столик. Кровать под балдахином, камин, прикрытый защитным экраном и бюро с множеством выдвигающихся полочек, где нашлась и бумага, и перья с чернилами.

И пять дверей. В коридор, на балкон, в гардеробную, в которой все платья пани Заремской едва займут один угол, уборную и смежную спальню, где поселится компаньонка.

Пани Мацкевич должна скоро приехать с вещами из гостиницы, поэтому времени на составление правильных писем не очень много. Стефа постучала по прямоугольному листу тонкой стеклянной трубочкой, которую по привычке именовали пером для письма, но которая давно утратила всякую схожесть с птичьими перьями. Одно письмо дядюшке. Кратко и по существу. Мало шансов, что он расщедрится – молодая жена, бывшая когда-то гувернанткой у «дорогой племянницы», развлечения высшего света, которые требуют и требуют всё больше и больше денег, статус, которому нужно соответствовать… А вдруг совесть и родственные чувства для него ещё не пустой звук?

Однако чудаковатый Янек прав, на почте тоже артефакты. Девушка дёрнула краешком губ. Но, может, сии магические предметы ломаются весьма избирательно. Второе письмо с запиской «Переслать в Каледонию» было вложено в конверт с адресом знакомого преподавателя курсов живописи. Вероятность, что один из бывших партнёров отца поможет, тоже ничтожна, но когда-то он хорошо относился к Стефе…

Когда пани Мацкевич приехала, письма были написаны, и компаньонка с радостью согласилась отнести их на почту. Стефании же пришлось попросить Божену о сопровождающем: чтобы поехать на пожарище, поговорить с управляющим, попробовать самой найти тех, кто займётся ремонтом особняка и сделать ещё множество дел. В Каледонии она могла бы сделать это самостоятельно, но демонов этикет Словении требовал, чтобы рядом с незамужней пани всегда был сопровождающий – почтенная дама, родственник или опекун.

Новую хозяйку Стефа не нашла, зато на веранде наткнулась на задумчивого Марека.

– Пани Стефания? – он отвлёкся от созерцания строгих линий парка, белоснежных статуй, зелени газона и пронзительно голубого неба. – Вам что-нибудь нужно? Вас всё устраивает?

– Всё прекрасно, благодарю, – лёгкий реверанс и отвести взгляд в сторону. Племянник пани Альжбеты всё-таки был красивым мужчиной. Высокий рост, сильные руки, тонкие черты лица и внимательные глаза, изменчивые, как море. Брови густые, изогнуты плавными линиями, но одна чуть выше другой.

– Я могу чем-то вам помочь? – Марек Ожешковский внимательно смотрел на гостью и рассеянно крутил массивный перстень на мизинце левой руки. Элегантный, умный и образованный… Красивый до умопомрачения!

– Мне нужно съездить к себе домой… – голос дрогнул. Стефа мысленно надавала себе подзатыльников.

– Я понял, – он встал, и одним текучим движением оказался рядом. У Стефы закружилась голова от… присесть бы и разобраться, что тому виной: вопиющее нарушение приличий, близость приятного молодого человека или просто нервы? – Я буду вашим сопровождающим.

– Но… зачем? Можно же приказать кому-то из слуг.

– Не волнуйтесь, вы моя гостья и я в каком-то роде отвечаю за вас… – и улыбнулся.

Стефании показалось, будто камень с души свалился. Захотелось на миг побыть слабой девушкой… Она робко улыбнулась в ответ.

– Вам следует обратиться к градоправителю, – сказал пан Ожешковский на обратном пути в особняк, который Стефании придётся неопределённое время называть своим домом. Язык не поворачивается. Но слуг, которые работали у неё в садах и в сожжённом доме, и след простыл. Пепелище было разобрано чуть ли не по брёвнышкам, а желающих помочь с ремонтом дома не нашлось. Даже когда Марек предложил сумму, вдвое превышающую обычную плату. – То, что происходит, незаконно!

– Боюсь, что пан Левандовский в курсе.

– Вы уверены? У вас есть доказательства?

Стефания отвела взгляд.

Марек порывисто схватил её ладонь, поднёс к своим губам и быстро поцеловал пальчики в тонкой перчатке:

– Не волнуйтесь, – пообещал он, глядя в глаза. – И эту проблему мы решим. Я вас не оставлю!

Вечером, расплетая косы Стефании, пани Мацкевич рассказала, как на почту сходила, по рынку побродила, ещё и пару приятельниц встретила, словом перемолвилась… Письма она отправила без проблем, дополнительно оплатила маячок, чтобы, значит, знать, когда они из Гдыньска в столицу отправятся, и в Каледонию, а там и когда их прочтут…

– Что ещё говорят? – Стефа прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновениями к её волосам. Как когда-то в детстве…

– Убийство вот в нижних кварталах случилось, – компаньонка задумчиво перебирала пряди. – Говорят, всю семью зверски вырезали. Даже старушку не пожалели, изверги…

– Пани Мацкевич, пожалуйста, не надо. За эти дни я наслушалась достаточно ужасов.

– А ещё, Стефушка, – компаньонка чуть понизила голос. – Иду я, значит, за нитками в лавку. У меня кончился серо-жемчужный моток, а тебе шаль нужна, и носочки… Иду я, значит, никого не трогаю. А тут ко мне человек подбегает…

– Так что в этом странного, пани Мацкевич? – чуть не засмеялась девушка. – Вы у меня женщина видная!

– Ой, деточка, так от него магией пахло. Нехорошо так пахло… И сам он такой, не молодой, не старый, увидеть и сразу забыть. Никак амулет в кармане припрятал. И говорит такой, – у меня к вам, пани, деловое предложеньице есть. Пустяк пустяком, но плачу, говорит, полновесным золотом. Да не нашей монетой, а заграничной, чтобы если что, то и уехать из Гдыньска можно без проблем. Домик купить небольшой. А делов-то всего ничего: там подслушать, там увидеть или просто что заметить. И рассказать со всеми подробностями. А если потребуется, и пани согласится оказать ещё какую услугу, то денег вообще неприличное количество обещал. Я только на него корзинкой замахнулась. А он такой – не торопитесь, подумайте, – и как сквозь землю провалился…

– Пани Мацкевич, – Стефания минуту помолчала. – Я сама расскажу хозяевам об этом подозрительном человеке…

– Так он деньги немалые предложил!

– Я учту, – в том, что её компаньонка не будет ничего предпринимать без прямых указаний или приказов, Стефания была абсолютно уверена. – Что ещё вы узнали?

– Ну, так ещё слухи ходят, что в дом градоправителя горничную ищут, – женщина обиженно засопела и даже на минуту отпустила локон.

– Как? Опять?

– А уже искали? Давно? – над самым ухом раздался весёлый голос Янека.

Глава 9. В которой Янек понимает, что некоторые девушки ещё более опасны чем сбежавшая культурная и историческая ценность

– Вы не рады меня видеть? – Янек обиделся, в сторону отошёл и подушку в руки взял. На всякий случай, отбиваться. Всё-таки залезть в комнату девушки через окно, взломав охранный периметр – поступок, который не каждая оценит.

– Я очень! Очень рада вас видеть! – Стефания развернулась на табуретке, спиной к занавешенному чёрной тканью зеркалу, так, чтобы лицезреть оккупировавшего банкетку «женишка». – Была бы! На ужине!

– Не приглашён, извините, – Янек без капли раскаяния пожал плечами.

– Вас бы это остановило?

– Сомневаюсь! – и хитро уточнил. – А разве без меня там было скучно?

– Там… Было… Было… – девушка неопределённо покрутила кистью правой руки. – Меня там вообще не было!

Как вернулись, Стефания сослалась на головную боль и отказалась от ужина, благо пани Божена была слишком увлечена чтением моралей своему любимому родственнику и не стала настаивать. Махнула рукой, что еду ей принесут в комнату. Так, вежливость, от которой никак не отделаться.