Читать онлайн Кровавая кулиса бесплатно

Глава 1

Августовское солнце разливало теплые лучи по московским улицам. В этот год в начале августа температура воздуха днем не опускалась ниже двадцати пяти градусов тепла, балуя школьников, отдыхающих на летних каникулах, радуя дачников, с нетерпением ожидающих, когда поспеют на кустах пузатые томаты, щадя водителей трамваев, вынужденных кататься по кругу вместо того, чтобы нежиться на пляже где-нибудь в пригороде на Москве-реке. Легкий ветерок нежной свежестью шевелил начинающую увядать зелень листвы, красные флаги на правительственных зданиях и многочисленные занавески в цветочек в распахнутых настежь окнах многоэтажек.

Дом номер семнадцать на Серпуховской улице не был исключением. Тюли и занавески с первого до последнего этажа синхронно колыхались в такт августовскому ветру. Исключением было лишь одно окно на втором этаже. Закрытые фрамуги, задрапированные толстыми шторами, выбивались из общего рисунка. Редкие прохожие с недоумением покачивали головами, удивляясь странным предпочтениям хозяев квартиры, которые добровольно замуровали себя пыльными шторами в такой чудесный день.

Они бы сильно удивились, если бы узнали, что хозяйка квартиры номер семнадцать ничуть не меньше своих соседей любит свежий воздух. Более того, август месяц для нее имеет особое значение, и все же она намеренно отказывалась от прохлады, свежего воздуха и прочих благ последнего летнего месяца. Ради чего? Ради искусства, разумеется!

Да-да, именно ради искусства актриса знаменитого московского театра имени Пушкина Марианна Полянская задрапировала все без исключения окна в трехкомнатной квартире, некогда принадлежавшей ее семье, а теперь являющейся исключительно ее собственностью.

В скромной квартире на Серпуховской Марианна Полянская проживала добровольно. Много раз ей предлагали переехать в более престижный район, где и квартиры больше, и контингент жильцов намного благонадежнее, но всякий раз актриса отказывалась от лестного предложения. К чему ей другая квартира, когда здесь, на Серпуховской, прошло ее детство? Здесь она сделала свои первые шаги по дощатому полу «трешки», в те времена немалой роскоши даже для коренных москвичей. Здесь она окончила школу, здесь познала первую любовь, вышла замуж, а затем благополучно развелась. Отсюда, из этих стен, проводила в последний путь отца и мать. Так чего ради теперь, когда жизнь клонится к закату, когда за плечами пятьдесят лет и перспектива обзавестись семьей уже не светит, вдруг что-то менять?

И потом, в квартире она проводит не так много времени, а из театра ее возит на шикарной «Волге» личный водитель, так что неудобств удаленность от цивилизации актрисе не приносит. Здесь и только здесь она чувствует себя комфортно, к тому же ее квартира имеет несомненное преимущество перед любыми новомодными и престижными апартаментами. Стены квартиры практически звуконепроницаемы. Об этом позаботился покойный отец Полянской, еще в те времена, когда она, худощавый подросток с тонкими косичками, торчащими в разные стороны, жирными прыщами по всему лицу, но несокрушимой верой в свою исключительность, объявила родителям, что собирается стать актрисой. И не просто актрисой, а великой актрисой всех времен и народов.

Полянская до секунды помнила тот день, когда поняла: театр – это ее призвание. Случилось это в далеком тридцать шестом году, когда ее, тринадцатилетнего подростка, мать повела во МХАТ, где гениальный Николай Горчаков ставил пьесу не менее гениального Михаила Булгакова «Мольер». Шестнадцатое февраля 1936 года – этот день она будет помнить до конца жизни. Спектакль произвел настоящий фурор. Занавес поднимали двадцать два раза, требуя аплодисментами актеров и автора на сцену. А она, скромная Маречка, так ласково называли ее родители, сидела не дыша, боясь пошевелиться и спугнуть тот восторг, который был рожден в ее сердце гениальной игрой актеров.

«Я тоже так хочу! Хочу волновать сердца людей так, чтобы было больно дышать, чтобы каждая клеточка испытывала трепет. Что сравнится с тем восторгом, который должны испытывать актеры после такого спектакля? Да, я должна стать актрисой! Я должна сыграть роль Мадлены и произнести ее трагический монолог так, чтобы у зрителя остановилось сердце от боли и сострадания!» Примерно такую речь Полянская произнесла перед матерью и отцом, вернувшись из театра. Мать печально покачала головой и отвела взор, а отец, крякнув, заявил: «Что ж, придется озаботиться звукоизоляцией. Если ты желаешь стать актрисой, начинать тренироваться нужно уже сейчас».

И она начала тренироваться, отдавая все силы, всю глубину своей души творчеству. Она жила мечтой, что когда-нибудь она выйдет на сцену в костюме Мадлены Бежар, возлюбленной Жана-Батиста Поклена де Мольера, трагическая судьба которой вдохновила ее на титанический труд, и покорит сердца своего зрителя.

К славе Полянская шла долгим тернистым путем. Война, будь она неладна, спутала планы девочки-подростка. В сорок первом с военным эшелоном ее семья переехала в далекий город Оренбург, в те времена переименованный в Чкалов, где у матери жили родственники. Там Полянская прожила девять лет, но ее мечта о театре не угасла, и как только семья вновь вернулась в Москву, первое, что она сделала, – записалась на театральные курсы при не так давно открывшемся театре имени Пушкина.

1950 год был для молодого театра и его новоиспеченного главного режиссера Василия Ванина знаковым годом. Большая часть труппы досталась Ванину по наследству от закрытого Камерного театра, здание которого и отдали под Пушкинский театр. Чтобы «влить в потрепанные вены свежую кровь», Ванин организовал при театре курсы для молодых актеров, набирая в труппу и тех, кто успешно обучался театральному делу, и тех, кто обучение только планировал. Перед Ваниным Полянская выступала со знаменитым монологом Наташи Ростовой. Монолог «У зеркала», пронизанный жгучей сладостью и любовью, был выбран не случайно. Полянская понимала, что в свои двадцать семь не сможет произвести впечатление на главного режиссера выбором «старухи» Мадлены Бежар, но исполнить что-то столь же душераздирающее очень хотелось.

Монолог «У зеркала» имел успех, Полянскую зачислили в театральную студию и в тот же год предложили играть в основной труппе. Без образования и опыта, без специальных навыков и знания закулисных привычек! Это была настоящая удача, которой Полянская обязана великому Ванину, разглядевшему в неуклюжей девушке потенциал. В благодарность за предоставленную возможность Полянская ни разу за двадцать три года театральной карьеры не изменила Пушкинскому театру, несмотря на то что предложения поступали в большом количестве.

И вот теперь, после двадцати трех лет верности, Марианна Полянская собиралась изменить родному Пушкинскому и уйти во МХАТ. Почему? Да потому что в этот год режиссер МХАТа вновь планировал ставить «Мольера». Да-да, ее «Мольера»! Как могла Полянская упустить такую возможность? С далекого тридцать шестого неоднозначного «Мольера» ставили всего однажды в театре Ленинского комсомола, и пробиться в труппу оказалось нереально. Полянская даже не пыталась. Но теперь… Теперь она не могла себе позволить спасовать, не могла упустить и этот шанс. В родных стенах Пушкинского роли Мадлены ей не дождаться, она давно это поняла. Вот почему в конце театрального сезона она отказалась от выездных гастролей, сославшись на слабое здоровье, которое в последние годы и правда ее подводило, и осталась в Москве.

Она сама пошла во МХАТ, добилась встречи с главным режиссером и с порога заявила, что роль Мадлены должна играть она. Без перехода она прочла монолог Мадлены. Прочла так, что главный режиссер, повидавший на своем веку немало актрис, какое-то время не мог произнести ни слова, завороженный игрой Полянской. Обретя дар речи, он сказал всего два слова: «Роль ваша». Полянская поклонилась и вышла. Окрыленная успехом, она прилетела домой и с тех пор репетировала, репетировала и репетировала. Что значил затхлый воздух в квартире по сравнению с тем счастьем, которое испытывала актриса! Она будет играть Мадлену Бежар! Она будет играть возлюбленную Мольера! И не где-нибудь, а на той самой сцене, на которой она впервые увидела Мадлену и влюбилась в эту роль окончательно и бесповоротно.

– Я родила ее в провинции, уехав на время от Мольера. Когда же она выросла, я привезла ее в Париж и выдала за свою сестру. Он же, обуреваемый страстью, сошелся с нею, и я уже ничего не сказала ему, чтобы не сделать несчастным и его. Из-за меня он совершил смертный грех! – последнее слово взлетело к потолку на пронзительно высокой ноте, Полянская поморщилась и рухнула на диван. – Нет! Это никуда не годится! Просто не годится!

Полянская репетировала роль почти три месяца, до премьеры оставалось не больше трех недель, и оттачивать мастерство, по сути, не было необходимости, но актрисе казалось, что она все еще не готова. Превозмогая усталость, она заставила себя подняться, сделала два глубоких вдоха и начала сначала.

– Я родила ее в провинции…

Звонок в дверь прервал монолог. Актриса поморщилась, но пошла открывать. Не накинув цепочку, распахнула дверь и воззрилась на седенькую старушку, стоявшую на пороге.

– Доброго денечка, Марианна Николаевна, – приветливо поздоровалась старушка и тут же перешла к нравоучениям: – Снова вы распахиваете дверь, не озаботившись тем, чтобы поинтересоваться, кто к вам пожаловал! Сколько раз ваш покойный отец предупреждал вас, что подобное поведение недопустимо, тем более в наши неспокойные времена!

– Бросьте, Антонина, кому придет в голову лезть в квартиру одинокой актрисы? Что, скажите на милость, у меня брать? Старые занавески или, быть может, газеты пятилетней давности?

– Не скажите, Марианна Николаевна, вор, он всегда найдет, чем поживиться. – Старушка бесцеремонно отодвинула хозяйку, освобождая проход, и прошла в гостиную. – Ох, ну и духотища у вас! Вы бы хоть окна открыли, впустили свежий воздух. На улице погода просто волшебная, а у вас здесь как в склепе.

– Вы же знаете, Антонина, я репетирую. Звуки с улицы мешают сосредоточиться. – Полянская прошла следом за старушкой, предварительно прикрыв входную дверь.

– Снова репетируете? Ох, Марианна Николаевна, вам о старости думать пора, о том, кто поднесет вам стакан воды перед смертью, а вы все роли учите!

– Я еще не так стара, – обиженно произнесла Полянская. – К тому же мне есть кому поднести стакан воды.

– Это вы о Лизавете? Хороша подмога! – Старушка фыркнула, выражая презрение. – И где же ваша помощница сейчас? Крутит хвостом перед очередным ухажером?

– Лиза не настолько ветрена, как вам бы хотелось думать, – вступилась за девушку Полянская. – Она учится в институте. А кавалеры? Так что с того? Ей всего двадцать четыре, может позволить себе дурить голову парням.

– Она и вам голову задурила, – гнула свое старушка. – Какая она вам родня? Седьмая вода на киселе, а туда же, в племянницы набивается. И как вы не понимаете, что весь ее интерес сводится к столичной жилплощади!

– Она действительно моя племянница, пусть и двоюродная. К тому же у нее, как и у меня, родни не осталось. Почему мы не можем искренне привязаться друг к другу и поддерживать нежные отношения?

– Нежные отношения? Когда это Лизавета была к вам нежна? Разве что после того, как вы на нее свою квартиру переписали. Да ваша матушка в гробу перевернулась, когда вы совершили эту глупость! И это в пятьдесят-то лет!

– Все, хватит. Мне надоел этот разговор. – Полянская решительно взмахнула рукой, заставляя старушку замолчать. – Говорите, зачем пришли, и уходите. У меня нет времени на разговоры обо всех этих глупостях.

– Я почтальон, моя дорогая, зачем еще я могу к вам прийти, если не по трудовой надобности? – Старушка поставила на стол потрепанный портфель из кожзаменителя, отщелкнула никелированный «язычок», покопалась в недрах баула и выудила на свет толстую пачку писем, перевязанных бечевкой. – Вот. Это за две недели.

– Все мне? – Полянская не сумела скрыть радости. – Надо же, все пишут.

– Ваши поклонники знают вам цену, не то что эта пигалица Лизавета. – Старушка не упустила возможности подпустить шпильку. – Она хоть к вам захаживает иногда?

– Разумеется, Антонина. – Полянская положила руку на плечо старушки. – Лиза приходит ко мне почти каждый день. И сегодня собиралась, так что беспокоиться обо мне не стоит. У меня все хорошо, и Лиза обо мне заботится. Это правда.

– Хорошо, коли так. – Старушка внезапно прослезилась. – Эх, Марианна Николаевна, я ведь с вашей маменькой пуд соли съела, вы у меня на глазах из прыщавой пигалицы в невероятную красавицу превратились, а теперь вот живете в своей квартире как затворница. Ни семьи, ни детей.

– Только не начинайте, Антонина, – в голосе Полянской зазвучали предостерегающие нотки. – Вы знаете, я нисколько не жалею о своем решении.

– Выгнать мужа за один проступок? Разве же это решение? Это глупость несусветная, вот что я вам скажу. И кто из мужиков не погуливал в свое время? Думаете, мой благоверный так все пятьдесят лет нашей совместной жизни возле моей юбки просидел? Нет и нет! Гулял и он, да только остепенился, когда я ему Сашеньку родила. И ваш бы остепенился, а вы его поганой метлой!

– Ладно, Антонина, за письма спасибо, за заботу тоже благодарю, но в жизнь мою не лезьте. Я с ней сама разберусь.

Полянская положила письма на стол и решительным шагом направилась к входной двери. Старушке-почтальону не оставалось ничего другого, как только последовать за хозяйкой. Распрощавшись на пороге, старушка ушла. Полянская вернулась в комнату и принялась разбирать письма. Обычно актриса радовалась, получая письма поклонников. Она перебирала их, прочитывая каждое от начала и до конца, выделяя особо понравившиеся места, группировала по разделам, откладывая те, что сильнее запали в душу, чтобы в минуты тоски и одиночества перечитывать их снова.

Но сегодня привычное занятие не доставило удовольствия. Мысли крутились вокруг поднятой Антониной темы. Лиза, ее Лиза. Девушка, которая внезапно появилась в ее жизни полтора года назад, на которую она изливала всю нерастраченную материнскую любовь и заботу, остается с ней лишь из-за квадратных метров столичной квартиры? Полянской не хотелось так думать о племяннице, но слишком уж часто в последнее время они стали ссориться. Пустяковые ссоры, обычные бытовые разногласия, но они причиняли актрисе боль.

Два месяца назад Лиза предложила переехать к Полянской. Сказала, что за ее здоровьем нужно кому-то следить, раз уж у самой тетушки не хватает на это времени. Актриса, за десять лет, минувших после развода, привыкшая жить свободно, ни на кого не ориентируясь и ни с кем не считаясь, категорически отказалась от предложения племянницы. Она не настолько стара и беспомощна, чтобы обременять собой девушку. Так она сказала Лизе, но на самом деле она просто не желала поступиться своей независимостью. А Лиза словно не слышала, твердила о том, что актрисе нужно хорошо питаться, регулярно гулять, пить витамины, и она, ее племянница, обо всем этом позаботится.

На прошлой неделе произошел настоящий скандал. Такого Полянская никак не ожидала. Лиза приехала в пять часов вечера, убралась в квартире, наготовила еды на неделю, даже заставила актрису выйти из дома и прогуляться пару кварталов, заявляя, что свежий воздух пойдет ей на пользу. Вернувшись с прогулки, они вместе поужинали, посмотрели какой-то незатейливый фильм, после чего актриса решила еще раз отрепетировать диалог из пьесы «Мольер». Она намекнула племяннице, что той пора уходить, но девушка словно не понимала намеков. Пришлось Полянской прямым текстом сказать племяннице, что та загостилась и ей пора возвращаться домой. На это девушка ответила, что планировала переночевать у тетки, мотивируя это тем, что актриса в последнее время плохо выглядит, у нее несвежий цвет лица, отеки, повышенное давление и за ней надлежит присматривать.

Разговоры о самочувствии никогда не радовали Полянскую, но слышать такое от цветущей девушки оказалось невыносимым. Впервые в жизни актриса кричала на другого человека не по роли, а выражая собственные эмоции. Она обозвала Лизу лгуньей, завистницей и, кажется, что-то сказала про квартиру. После этого Лиза сникла, тихо собралась и ушла, прикрыв за собой дверь.

Торжествовала Полянская недолго, буквально через час ее начали мучить угрызения совести. За что она так обошлась с девушкой? Ведь давление у нее и правда скакало уже больше года, а когда она начинала репетировать, то запросто могла забыть и о еде, и о приеме лекарств, и о свежем воздухе. Тогда почему слова Лизы так ее ранили? Ответ казался очевидным: актриса попросту завидовала молодости Лизы. Но признаться в этом она не могла даже самой себе.

После ссоры Полянская не ждала, что Лиза когда-нибудь вернется, но девушка приехала на следующий день. Стоя на пороге теткиной квартиры, она произнесла пламенную речь, достойную наивысших театральных наград:

– Что бы вы обо мне ни думали, в чем бы меня ни обвиняли, я вас не брошу! Вы – моя плоть и кровь. Вы единственный человек на земле, которого я люблю, которому доверяю и к которому испытываю величайшее уважение. Вы – мой кумир, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы жили долго и счастливо. Даже если вы будете каждый день прогонять меня, я все равно буду возвращаться. Я знаю, ваше сердце смягчится, дурные мысли уйдут из головы, и мы будем счастливы вместе.

После такой тирады обе расплакались. Обнявшись, прошли в гостиную, где Полянская заявила, что будет учить Лизу театральному мастерству, потому что именно сегодня увидела в ней тот потенциал, который разглядел когда-то в самой Полянской режиссер Ванин. Следующая неделя прошла как обычно, за исключением того, что Полянская действительно стала давать уроки актерского мастерства своей племяннице. К теме переезда они не возвращались, и внешне, казалось, все утряслось. И все же время от времени Полянская ловила себя на мысли, что Лиза не оставила идею переехать из комнаты в общежитии при институте в ее квартиру, и это омрачало существование актрисы.

– Ну почему жизнь не может быть легкой? – отбросив письма, воскликнула вслух актриса. – Почему всякий раз, когда мне кажется, что жизнь налаживается, происходит что-то, что отбрасывает меня назад, в пучину тоски и отчаяния? Неужели мне, как моей любимой героине, суждено умереть в терзаниях и одиночестве?

В дверь снова позвонили, актриса взглянула на часы, стрелки показывали без четверти двенадцать. Полянская встала, поправила волосы и зашагала к входной двери.

* * *

Старший лейтенант Александр Деев сидел в кабинете Москворецкого отдела милиции, жевал сухой бутерброд с подсохшей котлетой и размышлял о жизни. Вчера ему исполнилось двадцать восемь лет, и в связи с этим на опера убойного отдела накатила хандра. «Что-то ты в этой жизни делаешь не так, друг Сашка, что-то упускаешь. Важное упускаешь! Понятно, что начал не с того, что слишком долго искал свой путь. И все же обидно, что твой друг детства, закадычный товарищ по детским шалостям и забавам, который старше тебя на год лишь номинально, так как рожден тридцать первого декабря, уже тринадцать месяцев носит капитанские погоны, а ты лишь неделю назад «удостоился» звезд старлея, и обогнать его тебе уже не удастся. Четыре года форы, которые получил твой друг, пока ты, по совету матери, пытавшейся сделать из тебя великого музыканта, просиживал штаны в музыкальном училище, даром не прошли. Теперь тебе всю жизнь ходить у него в подчиненных».

– Здорово, Саня. Вижу, ты снова погружен в философские размышления о смысле жизни? – предмет печальных мыслей старшего лейтенанта Деева капитан Владислав Урядов вошел в кабинет, прервав размышления друга. – Чего хандрим, старлей?

– Вечно ты не вовремя, – проворчал Деев. – Сидел человек, обедал, и тут ты со своими вопросами.

– Выбрасывай никчемный сиротский обед, ворчун, я сегодня угощаю. – Капитан сбросил ноги старлея с края стола и водрузил на их место холщовую сумку.

– Ого, увесистая. – Деев, любитель поесть, моментально забыл о хандре и сунул нос в сумку. – Что тут у нас?

– Выкладывай на стол, есть жуть как хочется. В семь утра чай пустой выпил, а сейчас уже почти три. – Капитан Урядов придвинул стул к столу напарника.

Уговаривать Деева не пришлось, и через пару минут на столе образовалась приличная гора снеди: малосольные огурчики в алюминиевой миске с прилипшими веточками укропа и пластинками чеснока, румяные пирожки, завернутые в трехслойную газету «Московский комсомолец», куриные яйца, сваренные вкрутую, томаты, на вид только с грядки. И, конечно, король стола – отварной картофель в эмалированной кастрюльке болотного цвета, еще дымящийся, так как рука заботливой хозяйки обернула ее двумя слоями вафельных полотенец.

– Ты где все это взял? – Деев удивленно разглядывал «дары». – Какую-то старушку в электричке ограбил?

– Почему в электричке? – Довольный произведенным эффектом, Урядов благодушно улыбался.

– А где еще? В гастроном старушки с такой поклажей не ходят, – резонно заявил Деев. – Ясно же, собралась старушка за город, по своим садово-огородным заботам. Может, и не одна собралась, судя по количеству в продуктовой корзинке, может и всем многочисленным семейством. Набрала продуктов, чтобы и на обед, и на ужин хватило, а ты у нее из-под носа ее торбу и увел. Сидит теперь старушка в пустом вагоне электрички, слезы уголком головного платка утирает и с тоской вспоминает о потерянных деликатесах.

– Фантазия у тебя, Саня, как у сказочника Андерсена. Не было никакой электрички, а продуктами меня соседка снабдила. В благодарность за внимание и заботу.

– И какое же ты ей внимание уделил, товарищ Урядов? – Деев весело подмигнул другу. – Не знал я, что ты дамский угодник.

– Никакой я не угодник, а соседке семьдесят два года, и продовольственный паек мне выдан за отремонтированный кран на кухне.

– Семьдесят два? Так я тебе и поверил, – продолжал подшучивать Деев. – Значит, у старушки внучка лет двадцати пяти, рыжеволосая красавица с фигурой…

– Ну все, мне твои насмешки надоели, – прервал друга Урядов. – Не хочешь есть – сиди голодный. А мне на твои глупости время тратить неохота.

– Ладно, не злись, – Деев примирительно похлопал друга по плечу. – От еды только дураки отказываются, а я глупостью никогда не страдал. С чего начнем, повелитель мисок и половника?

Ответить капитан Урядов не успел. На его рабочем столе заработал селектор внутренней связи. Вздохнув, Урядов подошел к столу и поднял трубку.

– Капитан Урядов слушает, – произнес он. Выслушав ответ, Урядов вздохнул еще тяжелее и положил трубку. – Наелись, Саня. Полковник к себе вызывает.

– Полковник? Начальник отдела? – глаза Деева от удивления полезли на лоб. – Почему нас, а не Горыныча?

Георгий Мартынович Котенко служил в отделе начальником отдела по расследованию убийств, на разговорном сленге – убойного отдела. Затейливое отчество майора мало кто выговаривал целиком, сокращая до «Мартыныча». Подчиненные рангом ниже в шутку сократили имя-отчество майора до «Горыныча», и это прозвище накрепко прилипло к начальнику убойного отдела.

– Горыныч на планерке в главке, – напомнил Урядов.

– Так почему бы не подождать его возвращения?

– Вот сейчас придем к полковнику, ты у него и спросишь, – невесело пошутил Урядов, которого мысль общаться с начальником РОВД без привычного «буфера» в лице майора Котенко тоже не слишком радовала.

– Вот блин! Что же со всем этим добром делать? – Деев указал рукой на «добро», принесенное Урядовым.

– Не нужно было на глупую болтовню время тратить, – пожурил товарища Урядов. – Убирай все в стол. Будем надеяться, что надолго нас не задержат.

– Ага, если начотдел не в дурном настроении. Сам знаешь, какие у него загибы случаются.

Урядов промолчал. Наскоро убрав еду в стол, оба вышли из кабинета, прошли по коридору до лестницы, ведущей на второй этаж, преодолели два пролета, снова прошли по коридору и остановились у двери с вывеской, гласящей: «Начальник РОВД Москворецкого района полковник Платонов Виталий Семенович».

– Давай ты первым, – понизив голос, предложил старший лейтенант Деев, как всегда пасуя перед высоким начальством.

– Полковник вызвал нас двоих, – напомнил капитан Урядов. – Вместе и пойдем.

– Конечно, вместе, – заверил Деев, и поспешно добавил: – Только ты первый.

Урядов покачал головой, осуждая неуместную застенчивость напарника, положил руку на дверную ручку и открыл дверь. Войдя в кабинет, он быстро произнес:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Капитан Урядов и старший лейтенант Деев по вашему приказанию…

– Я понял, Урядов. Вы явились, – оборвал капитана полковник. – Садитесь… Вот, проблема у нас.

Полковник обвел рукой пустой кабинет. Капитан Урядов проследил за движением руки и осторожно переглянулся с Деевым. О странностях начальника РОВД по отделу ходили разные слухи. Кто-то в них верил, кто-то нет, а кому-то, как сейчас Урядову и Дееву, приходилось не просто наблюдать их воочию, но и пытаться реагировать адекватно. На счастье Урядова, полковник косого взгляда не заметил. Его остекленевший взгляд остановился на доске объявлений, которая висела с правой стороны от входной двери и была под завязку увешана объявлениями, записочками и прочими «важными» бумагами. Урядов перевел взгляд на доску, надеясь отыскать подсказку среди множества бумаг. Увы, подсказки он не нашел, а полковник все продолжал молча смотреть в одну точку.

– Товарищ полковник, разрешите уточнить, какого рода проблема? – поняв, что молчание может затянуться надолго, задал вопрос капитан Урядов.

– Что?.. А, вы еще здесь?.. Почему медлим? – полковник всем своим видом выражал недовольство. – Разве вам нечем заняться? Или расследование убийства больше не является мероприятием номер один для отдела по расследованию убийств?

– Убийства? В нашем районе совершено убийство? – рискуя нарваться на грубость, задал следующий вопрос Урядов.

Полковник оторвал взгляд от доски и воззрился на Урядова, словно не понимая, как тот оказался в его кабинете.

– Капитан? Вы пришли по вызову? – вдруг спросил полковник.

– Так точно, товарищ полковник, – отчеканил Урядов, стараясь скрыть недоумение.

– Хорошо, садитесь. Отъезд Котенко выбил меня из колеи, – с уст начальника РОВД сорвалось внезапное признание. – Так зачем я вас вызвал?

– Не имею чести знать, товарищ полковник, – отчеканил Урядов. На этот раз он не осмелился даже краем глаза взглянуть на напарника, так как полковник смотрел на него в упор.

– Как же вы пришли к начальнику неподготовленным? – Платонов с укором покачал головой.

– В начале разговора вы упомянули о какой-то проблеме, – осмелился напомнить старший лейтенант Деев.

– Проблемы? Ах да, проблемы. – Полковник порылся в бумагах, грудой наваленных на столе, и выудил листок, исписанный убористым почерком. – Разнарядка из главка пришла. Вот, полюбуйтесь.

Полковник протянул листок бумаги капитану Урядову. Тот подошел ближе, забрал бумагу и пробежал по ней глазами.

– Смотр художественной самодеятельности? – брови Урядова удивленно поползли вверх.

– Именно так, капитан. Смотр художественной самодеятельности, – подтвердил Платонов. – Как вы знаете, у начальника главка генерал-майора Стремихина в августе юбилей. В связи с этим принято решение провести празднование знаменательного события с особым размахом. Поэтому от каждого отдела требуется три номера художественной самодеятельности для выбора номеров в концертную программу в честь юбиляра. Срок исполнения – неделя. Какие есть соображения по этому поводу?

– Товарищ полковник, у нас в отделе всего три человека, если считать вместе с участковым. Следователя и того нет, капитан Рукавишников два месяца в госпитале лежит, его работу нам с Деевым приходится выполнять. Людей и на расследование преступлений не хватает, а уж на самодеятельность…

– Отставить пререкания, товарищ капитан! Родина поручила вам ответственную работу, будьте добры выполнить ее как офицер! – От благодушного настроя полковника не осталось и следа, щеки стали пунцовыми, глаза сузились до щелочек.

«Его сейчас удар хватит, – подумал Урядов. – Вот засада!»

– Есть подготовить номер художественной самодеятельности, товарищ полковник! – чтобы не раздражать начальника еще сильнее, отчеканил Урядов. – Разрешите выполнять?

– Идите, – смягчившись, разрешил полковник и закрыл глаза.

Урядов и Деев, пятясь, тихонько выскользнули из кабинета. Молча спустились на первый этаж, прошли в свой кабинет и только тогда позволили себе комментарии.

– Попали мы, Саня, как кур в ощип. – Урядов плюхнулся на стул. – Надо же было Горынычу именно сегодня в главк уехать!

– Да уж, перспектива не из приятных. Что будем делать?

– Дождемся возвращения майора, – заявил Урядов. – Пусть он сам выпутывается.

– Будто ты не знаешь, что Горыныч скажет, – усмехнулся Деев. – Раз полковник приказал, значит, придется выполнять. А мы с тобой из всей самодеятельности только и умеем, что ножички с колена в песок загонять.

– Сдается мне, кое-кто из нашего отдела неплохо владеет музыкальным инструментом. – Урядов хитро прищурился. – Не зря же ты столько лет музыкой занимался. Посиди, подумай и выбери произведение, которое сразит наповал начальника главка.

– Так я и думал, что ты всю ответственность на меня свалишь. – Деев нахмурился. – Мало ли кто чему в молодости учился! Музыка для меня в прошлом, и больше об этом не заговаривай!

– Я-то промолчу, а вот Горыныч наверняка в первую очередь о твоих музыкальных способностях вспомнит, – усмехнулся Урядов. – Лучше смирись сейчас, чтобы не нарываться. Неужели за столько лет учебы у тебя не появилось ни одного любимого произведения, которое ты с легкостью мог бы представить на суд зрителя?

– Да пошел ты, Влад! Я, между прочим, тоже могу идейку Горынычу подбросить. Помнится, кто-то целых шесть лет в кружке при драмтеатре отзанимался.

– Вот ты вспомнил! Я в кружок до восьмого класса ходил, и особыми талантами уже тогда не отличался.

– Ничего, стихи Маяковского в твоем исполнении вполне подойдут для дня чествования юбиляра, – веселился Деев. – Вот и будем с тобой на пару выступать: я на фортепиано бренчать, а ты стишки декламировать.

В этот момент снова зазвонил телефон внутренней связи. Урядов опасливо покосился на аппарат.

– Стой, дай я возьму. – Деев рванулся к аппарату, опережая друга. – У тебя аура несчастливая.

– Чего? Аура? С каких это пор ты стал суеверным? – Урядов усмехнулся. – Нам в правоохранительных органах только суеверия не хватало.

– Старший лейтенант Деев, – не обращая внимания на подначки друга, произнес Деев. Выслушав собеседника, он бросил: – Понятно, выезжаем.

Положив трубку, он повернулся к капитану Урядову.

– Ну что, как сработала твоя аура? – с ударением на слове «твоя», произнес Урядов.

– Похоже, не очень. Либо аура подвела, либо полковник Платонов накаркал. В часть поступил звонок: на улице Серпуховской, в доме номер семнадцать произошло убийство.

– Убийство? Кто звонил известно?

– Пойдем вниз, с дежурным пообщаемся. Он принял звонок минуты две назад.

…В этот день на пропускном пункте дежурил лейтенант Иван Морозов, парень смышленый и исполнительный. Он появился в отделе не так давно, но успел снискать уважение сослуживцев.

– Привет, Вано, – поздоровался Урядов. – Что тут у тебя?

– В пятнадцать сорок три поступил звонок, – без вступления начал доклад Морозов. – Я по форме произнес стандартную фразу: Москворецкий районный отдел милиции, лейтенант Морозов слушает. Голос в трубке произнес: на Серпуховской, дом семнадцать произошло убийство. Я не успел задать ни одного вопроса, так как звонивший бросил трубку.

– На телефонную станцию позвонил? – быстро спросил Урядов, посмотрев на часы.

– Так точно. Звонок поступил с телефона-автомата. Номер автомата я записал, проверить местонахождение не успел.

– Теперь о звонившем, – перевел тему Урядов. – Кто звонил, мужчина или женщина? Какой был голос, особые приметы? Шепелявость, акцент?

– Пол звонившего определить не смогу, скорее всего говорили через платок. Акцента не было, шепелявости и других дефектов речи тоже не заметил. Хрипловатый, разве что, как будто горло больное. Но хрипло можно и намеренно говорить.

– Получается, звонивший позаботился о том, чтобы его не опознали, – размышляя вслух, сказал Урядов. – Это любопытно.

– Текст точно передал? – вступил в разговор Деев. – Больше звонивший ничего не добавил? Номер квартиры не сказал?

– Нет, номер квартиры не сказал. – Морозов протянул оперативникам листок бумаги. – Вот здесь все записано слово в слово.

– Да, негусто, – покрутив в руках листок, произнес Деев. – Ладно, лейтенант. Благодарим за службу. С остальным на месте разберемся, быть может, это шутники развлекаются и никакого убийства на самом деле не было.

– Не думаю, что это шутники, товарищ старший лейтенант, – заметил Морозов.

– Обоснуй, – потребовал Деев.

– Я не первый день у телефона дежурю, с шутниками дело имел не раз, – начал Морозов. – Обычно они не могут сдержаться, смешок на заднем фоне услышишь, или слишком долго трубку не вешают, чтобы дождаться реакции на заявление. Они ведь для развлечения это делают, для веселья. А какое веселье, когда не услышал, как на другом конце провода начали волноваться, вопросами сыпать, требовать представиться и предоставить более подробную информацию? Нет, товарищ старший лейтенант, на этот раз дело не в шутниках.

– Посмотрим. Предупреди криминалистов и судмедэксперта, если звонок не ложный, отправишь их к нам. – Деев смял листок, который дал ему Морозов, бросил в урну и обратился к Урядову: – Пойдем, капитан, прогуляемся до Серпуховской. Тут идти всего пару кварталов.

– Товарищ капитан, вы снова за следователя? – сочувственно спросил Морозов.

– Приходится, Иван. – Урядов пожал плечами. – Следователь Рукавишников в госпитале, Хватов уволился, а у Колоскова защита диплома, так что работает он только формально, когда бумажки подписать нужно. На выезды у него времени нет.

– Долго ему еще учиться?

– Через неделю должен выйти, – ответил Урядов и завершил не слишком приятный разговор: – Ладно, не будем терять время.

Оперативники вышли во двор, где на открытой площадке стояли служебные машины. Завидев Урядова и Деева, к ним навстречу заспешил водитель, приписанный к убойному отделу. Крепкий парень ростом под два метра, он едва умещался в «Москвиче», но дело свое знал отлично и мог по любому адресу доставить кратчайшим путем. За исключительные водительские способности в отделе его называли Гонщик, а его настоящее имя было известно лишь отделу кадров.

– Что, работенка наклюнулась? – поравнявшись с оперативниками, спросил водитель.

– Нет, Гонщик, тебе сегодня не светит. – Деев похлопал водителя по плечу. – У нас рутинная работа, если и понадобится машина, то только для экспертов-криминалистов, а ты же знаешь, что они предпочитают ездить на укомплектованном «УАЗике».

– Я помню: чтобы все под рукой, – разочарованно сказал водитель и вздохнул: – Ладно, пойду дальше штаны просиживать.

Деев махнул рукой, прощаясь с водителем, и побежал догонять Урядова, который к этому времени уже дошел до перекрестка.

Глава 2

Возле дома номер семнадцать по Серпуховской улице парнишка лет двадцати двух – двадцати трех старательно мел улицу. Оперуполномоченные Урядов и Деев подошли к нему и остановились, наблюдая за рабочим процессом. Парнишка покосился на зрителей, но работу не прервал. Пару минут опера просто наблюдали, затем Урядов произнес:

– Трудимся?

Парнишка снова покосился на непрошеных зрителей и кивнул.

– Давно трудимся?

– Вас интересует мой стаж или конкретно этот день? – парнишка перестал махать метлой.

– Конкретно этот день, – уточнил Урядов.

– Пару часов, я думаю.

– А если точнее?

– Сейчас шестнадцать ноль две, – взглянув на часы, произнес парнишка. – Занятия в институте закончились в два, на дорогу ушло двадцать минут плюс на то, чтобы переодеться, минут десять. Значит, здесь я один час и тридцать две минуты. Вас такая точность устраивает?

– Вполне. За время работы ничего подозрительного не заметили?

– А вы, собственно, кто? – парнишка вдруг осознал, что ведет разговор с двумя незнакомцами в совершенно пустом дворе. И пусть на улице светлый день, в неспокойном Москворецком районе и не в такое время можно было нарваться на неприятности.

– Капитан Урядов, уголовный розыск. Это, – Урядов кивком указал на напарника, – старший лейтенант Деев. Так видели вы что-то подозрительное?

– Покажите удостоверение, – потребовал парнишка.

Урядов достал удостоверение, раскрыл его и сунул парнишке под нос. Тот внимательно прочитал фамилию и звание и только после этого расслабился.

– Нет, товарищ капитан, ничего подозрительного я не видел.

– Уверены в этом? Никаких незнакомцев, никаких машин, отъезжающих от подъездов? Ничего?

– Я ничего не заметил, – повторил парнишка. – А что случилось?

– Это мы и пытаемся выяснить, – уклонился от прямого ответа Урядов. – Ладно, продолжайте мести улицу, а пока метете, подумайте над моим вопросом. Может, что-то и всплывет в памяти.

Урядов отошел в сторону, Деев последовал за ним.

– С какого подъезда начнем? – спросил он Урядова.

– Думаю, со среднего, – окинув взглядом фасад дома, заявил капитан.

– Почему со среднего?

– Видишь окна на втором этаже? Они закрыты и завешаны шторами. А взгляни на все остальные?

– Почти все открыты, – удивленно протянул Деев. – Думаю, ты прав: совершать преступление при открытых окнах не слишком разумно.

– Именно об этом я и подумал.

Урядов вошел в подъезд и поднялся на второй этаж. Дверь в одну из квартир оказалась приоткрыта.

– А вот и нужная нам квартира. – Урядов подошел к двери и мыском ботинка толкнул ее внутрь.

Дверь открылась, Урядов прошел в прихожую и громко произнес:

– Хозяева в доме есть?

Ему никто не ответил, тогда он пересек коридор и оказался перед закрытой дверью в комнату. Он снова толкнул дверь мыском ботинка, и почти сразу отскочил в сторону, чтобы уйти с линии возможного огня. Стрельбы не последовало, Урядов вышел из укрытия и остановился на пороге, пораженный открывшейся перед ним картиной. В самом центре комнаты стояло кресло. Не узкое подобие дивана, а ставшая привычной советским гражданам конструкция, состоящая из мягкой тканевой спинки и сиденья на тонких деревянных ножках, с подлокотниками, чуть поднятыми вверх. На этом кресле сидела женщина, ноги и руки которой были накрепко привязаны к ножкам и подлокотникам. Рот женщины закрывал кляп, а глаза… Широко открытые, уже безжизненные глаза смотрели прямо на капитана. Не было необходимости щупать пульс, Урядов и так знал, что женщина мертва.

– Проклятье! Что здесь произошло? – возглас издал старлей Деев, выглядывая из-за плеча товарища.

– Вызывай экспертную группу, Саша, – негромко произнес капитан. – Пока спецы не сделают свою работу, нам лучше ничего не трогать.

Деев вышел в коридор, в надежде найти там телефонный аппарат. Старлею повезло, квартира оказалась с телефоном. Пузатый корпус дискового аппарата ярко-красного цвета стоял на обувной тумбе, над которой висела деревянная резная вешалка. Достав из кармана носовой платок, Деев обернул телефонную трубку и поднес ее к уху. Услышав гудки, пошарил по карманам, вытащил оттуда грифельный карандаш и тупым концом быстро набрал номер телефона дежурной части.

– Москворецкий районный отдел милиции, лейтенант Морозов слушает.

– Привет, Иван, это Деев. Отправляй на Серпуховскую, 17 бригаду экспертов. У нас убийство, – произнес Деев.

– Все-таки не ложный? – чуть помедлив, спросил Морозов.

– Да, ты был прав. Вызов не ложный, так что не трать впустую время, Иван.

Деев аккуратно положил трубку на рычаги, сложил платок и вернулся к Урядову.

– Будем ждать экспертов или пройдемся по соседям? – спросил он.

– Ты иди, а я тут осмотрюсь, – ответил Урядов.

– Улики затопчешь, – предупредил Деев.

– Я умею вести себя на месте преступления. Думаю, если во сне мне приснится место преступления, я и там буду вести себя крайне осторожно. Не стоит недооценивать влияние генов. – Урядов усмехнулся, а Деев вышел из квартиры.

Урядов остался в квартире не только для того, чтобы охранять место преступления от нежданных посетителей, он хотел осмотреться до приезда экспертов. Да, ребята из экспертного отдела работали чисто и аккуратно, но все равно, как бы они ни старались ставить предметы на свои места, после этого общая картина неуловимо менялась. Урядов наблюдал подобную метаморфозу не раз, поэтому предпочитал проводить визуальный осмотр до того, как группа приступит к снятию отпечатков пальцев и прочей криминалистической рутине.

В первую очередь он вернулся к входной двери и внимательно осмотрел замок. Следов взлома не обнаружил, как и следов обуви перед дверью. Этому он не удивился: за последние десять дней ни разу не шел дождь, и на улице стояла сушь, так что следам взяться было неоткуда. В прихожей он не задержался, лишь мельком осмотрел обстановку. Заглянул на кухню, но тоже ненадолго. Так как в кухне царил идеальный порядок, Урядов решил, что вряд ли преступники в ней что-либо трогали, и более разумным будет вернуться в комнату, где находился труп.

Капитан стоял на пороге комнаты, его взгляд скользил по предметам слева направо, именно так учебники по криминалистике учили проводить осмотр при обыске, описывая каждый предмет в протоколе. При этом он вполголоса проговаривал то, что замечал его взгляд.

– Комната правильной квадратной формы, следов борьбы нет. Пуф бордовый бархатный, стоит вплотную к стене. Тонкий слой пыли позволяет сделать вывод, что им давно не пользовались, значит преступник, или преступники, на нем не сидели. Этажерка из красного дерева лакированная. Расположена в левом углу комнаты. По всей видимости, предметы с этажерки особо дороги хозяйке. В отличие от пуфа, на безделушках пыли нет. Предметы нетронуты, преступника они не интересовали, хотя, насколько можно судить из визуального осмотра, среди безделушек есть предметы, имеющие определенную ценность для коллекционеров. Идем дальше: у стены расположена горка, также из красного дерева, тонкая резьба, двустворчатый верхний отсек застеклен прозрачным стеклом. На открытой части-столешнице – шкатулка, набор для письма и стопка бумаги. Эти предметы трогали часто, определить, пользовался ли ими преступник или хозяйка квартиры, пока невозможно. Ящик, расположенный над нижней тумбой, с ключом в замочной скважине, приоткрыт. Стена с двумя окнами, задрапированными плотными темными шторами. В проеме между окон висит картина. Если не ошибаюсь, репродукция «Аленушки» Васнецова. У правой стены шкаф-гардероб. Думаю, работа хозяина квартиры, не слишком изысканная, но сделанная на совесть. Двери зеркальные, с деревянной окантовкой сантиметров по двадцать с каждой стороны. Выглядят чистыми, возможно, преступник пользовался гардеробной, а после стер отпечатки пальцев. В противном случае на дверцах остались бы следы рук хозяйки. На противоположной от окон стене расположена дверь в спальню. Дверь открыта, видна кровать. Похоже, она не убрана. Переходим к центру комнаты.

Дальше проговаривать увиденное Урядов не стал, потому что за спиной послышались шаги, а затем громкий голос эксперта-криминалиста:

– Здорово, капитан, экспертов ты вызывал?

Урядов развернулся лицом к входной двери. На пороге стоял Алексей Самохин, эксперт из Москворецкого отдела милиции. С Самохиным капитан работал не раз, и всегда оставался доволен сотрудничеством, поэтому он широко улыбнулся и произнес:

– Здорово, бродяга. Рад, что сегодня твое дежурство. Ты один, без помощников?

– Ты, может, и рад, а вот я не очень, – признался Самохин. – Вторую неделю с отпуском тянут, а я, между прочим, на Байкал собирался.

– На Байкал? Что ты там забыл?

– Как что? Ты хоть раз на Байкале был? – Самохин распахнул глаза, удивляясь вопросу капитана. – Природа там – закачаешься! А какая рыбалка… просто сказка. Брат там живет, его тоже неплохо было бы повидать. Три года не виделись.

– Прости, дружище, но, видимо, поездку придется снова отложить, – посерьезнев, произнес Урядов. – У нас тут происшествие не из простых.

– У тебя разве бывает иначе? – Самохин хмыкнул.

– Увы, не все зависит от меня. – Урядов пожал плечами. – Какой вызов поступил, с тем и работаю.

– Так что на этот раз? – Самохин отбросил шутки в сторону и вошел в прихожую.

– Сам посмотри, – Урядов посторонился, пропуская Алексея вперед.

– Ничего себе! Давненько я с таким не сталкивался, – протянул Самохин. – Ты видел эти кровоподтеки? Похоже, ее пытали.

– Вижу, Леша, и радости это не вызывает.

– Проклятье, а я, как нарочно, один. В отделе черт знает что творится, людей не хватает, судмедэксперта из соседнего района вызвали, но он только через час сможет подъехать. Да кому я это говорю, ты сам за следака сколько уже пашешь.

– Все это лирика, Алексей, а нам работать надо.

Урядов не стал вступать в бессмысленный разговор об отсутствии сотрудников в родном отделе. С некоторых пор работать в Москворецкий РОВД люди не слишком-то рвались. Слава о «странностях» полковника Платонова расходилась все дальше: люди из-под его начала старались перевестись в другие отделы, а те, кто приходили вновь, надолго не задерживались. Нехватка кадров ощущалась во всех структурных подразделениях, но особо чувствовалась в убойном отделе. Самохин понял, что поднял тему не вовремя, и, чтобы избавиться от неловкости, поспешил заняться своими прямыми обязанностями.

– Мать честная! На ней места живого нет. – Самохин подошел вплотную к жертве. – Кому в голову могло прийти пытать женщину? И зачем? Ради наслаждения? Только этого нам не хватало!

– Чего «этого»? – с опаской переспросил Урядов, догадываясь, что услышит в ответ.

– Психа-одиночки вроде Мосгаза, – Самохин понизил голос, словно опасался, что произнесенное вслух станет от этого реальностью.

Убийца по кличке Мосгаз был известен не только в оперативных кругах, о нем знала вся страна. Всего десять лет назад Москву потрясла серия кровавых убийств. Преступник, представляясь работником Мосгаза, свободно проникал в квартиры будущих жертв, оценивал обстановку и убивал хозяев. Несмотря на то что свою преступную деятельность он вел меньше месяца, следствие доказало его причастность к пяти убийствам. Среди жертв были дети, а поимкой преступника занималась вся Москва. В Управлении охраны общественного порядка Мосгорисполкома был создан оперативный штаб по поимке преступника. Дело под свой личный контроль взял министр охраны общественного порядка Вадим Тикунов. Доклад о проделанной работе от него ждал первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. Тогда все закончилось быстро, хоть и нельзя сказать, что хорошо. Расстрел, к которому приговорили убийцу, не вернул к жизни его жертв.

– Притормози коней, Самохин, ты еще даже не начал осмотр, – Урядов, которого перспектива получить на руки нового серийного убийцу совсем не вдохновляла, предостерегающе повысил голос. – Сам знаешь, как быстро по городу слухи разносятся. Учти, хоть кому-то подобные предположения выскажешь, и можешь на своей работе ставить крест!

– Ты чего, капитан? Я ведь только с тобой поделился, – пошел на попятный Самохин. – Не собираюсь я никому ничего говорить. И потом, ты прав, я еще ничего не осмотрел.

– Так-то лучше. Давай за работу, Леха.

Урядов прислонился спиной к стене, приготовившись наблюдать за работой криминалиста. О словах Самохина он старался не думать, но навязчивые мысли невольно возвращались. «Слишком рано делать хоть какие-то выводы, – уговаривал себя Урядов. – Мы ничего не знаем о жертве: одинока ли она или в доме помимо нее проживает куча родственников? Богата ли или бедна как церковная мышь. Покладистый ли у нее характер или настолько вздорный, что в подозреваемые можно записывать каждого второго из тех, кто с ней знаком? Нет, выводы делать преждевременно. Нужно дождаться хотя бы результатов поквартирного обхода». Урядов взглянул на часы: с момента, как ушел Деев, прошло не больше получаса.

– Послушай, Леха, я ведь тебе здесь не особо нужен? – обратился Урядов к криминалисту.

– Хочешь отлучиться?

– Саня пошел по соседям, – объяснил Урядов. – Думаю, помощь ему не помешает. Я все равно здесь без дела стою, а так и пользы больше, и время быстрее пройдет.

– Валяй, здесь работы часа на три, не меньше.

– Ну все, я пошел.

Урядов вышел из квартиры. Пару минут стоял, прислушиваясь к звукам, пытаясь определить, далеко ли ушел Деев. В подъезде стояла тишина, поэтому Урядов начал подниматься на верхний этаж, рассудив, что к соседям напротив Деев пойдет в первую очередь, а после них спустится на первый этаж, ведь мимо них мог пройти убийца, да и слышать они могли куда больше соседей с четвертого этажа. И все же опросить следовало всех, поэтому Урядов добрался до четвертого этажа и остановился на лестничной площадке с четырьмя дверьми. Урядов позвонил в ту квартиру, что была в одном ряду с квартирой пострадавшей. Дверь открыли после третьего звонка. На пороге появился довольно крепкий старик в поношенном хлопчатобумажном трико с вытянутыми коленями и полосатой майке-тельняшке.

– Чего трезвонишь? – раздраженно выдал он. – Здесь люди отдыхать пытаются.

– Оперуполномоченный капитан Урядов, – раскрыв удостоверение, произнес милиционер. – Представьтесь, пожалуйста.

– Ясно! Поспал Николай Трофимыч, – старик раздраженно фыркнул. – Придешь со смены, мечтая о тишине и покое, а тебе и дома спокойно полежать не дадут. Ладно, все равно не отвяжетесь. Оболкин я, Николай Трофимыч. Дальше что?

– Давно здесь живете, Николай Трофимович? Соседей своих хорошо знаете?

– В чем дело? Гурьевы опять дебоширят? – в глазах старика появилась заинтересованность. – Вот ведь пройдохи, и где только деньги берут, чтобы гульбарии устраивать! Нигде толком не работают, а поди ж ты, на бутылочку всегда найдут. Мать их два года назад померла, так они чуть не каждую неделю разборки устраивают.

– Гурьевы это кто? – уточнил Урядов. – В какой квартире живут?

– Гурьевы-то? В двадцать седьмой, на третьем этаже. Отец и два сына. Сыновья оба неженатые, холостякуют, хотя Лешке уж под сорок, а он у них младший. Глава семьи, если можно так назвать этого недотепу, Степан Гурьев, работал в депо на железной дороге. То ли путейцем, то ли смотрителем, а как супруга слегла, так с работы ушел, чтобы за ней ухаживать. Только все равно не уберег он ее. Сгорела как свечка. Степан с того времени вроде как немного не в себе, а его сынки непутевые этим пользуются. Пропивают отцову пенсию, и его спаивают.

– А в двадцать первой кто проживает?

– Тю! Эта-то вам зачем? Там всегда тихо, как в могиле, если не считать «особых дней», когда Машка к спектаклям чересчур рьяно готовится. У них же дополнительная шумоизоляция по всей квартире, это еще покойный Николаша позаботился. Хороший был человек, понимающий. Как дочке блажь в голову пришла актрисочкой стать, так он сразу всю квартиру укатал, чтобы от соседей стыд не терпеть.

– Машка – это хозяйка квартиры? – мягко перебил Урядов.

– Ну да. Сейчас-то она Марианна, а я ее еще Машкой знал.

– Марианна, а фамилия?

– Полянская. С фамилией ей повезло, менять не пришлось, а вот имечко подкачало. Но как, скажите на милость, они ее еще назвать могли, если отец Николай, а мать и вовсе Глафира? Кем ей быть, если не Машкой?

– Марианна Полянская? – Урядов не сдержал возглас удивления. Даже он, человек, далекий от искусства, был наслышан о талантливой актрисе молодого театра имени Пушкина на Тверском бульваре. – Хотите сказать, в вашем доме живет актриса Марианна Полянская?

– А что в этом особенного? Ее родители здесь жили, вот и она живет. Где родился, так сказать, там и сгодился.

– Просто обычно актеры ее уровня имеют жилье ближе к центру, к месту работы, а не…

– А не в такой дыре, как наша Серпуховская улица, это вы имели в виду? – старик прищурился, ожидая ответа.

– Нет, я хотел сказать, что от театра жилье слишком далеко. Это неудобно для актера, посвятившего себя театру, – Урядов уже пришел в себя от удивления и вновь перешел на официальный тон. – Я сам живу в этом районе и не считаю его дырой… А теперь вернемся к Полянской. С кем живет актриса? Муж, дети?

– Откуда! – старик махнул рукой, подчеркивая беспочвенность предположений капитана. – Разве у актеров бывают семьи? Они же и не свою вовсе жизнь проживают, а своих воображаемых героев. Обрядятся в чужую личину – и живут то в веке другом, то в стране, то возраст сменят, то происхождение. Одна Машка живет, как мужа своего непутевого выгнала, так одна и живет.

– Значит, муж у нее все-таки был? – уточнил Урядов.

– Был да сплыл. Загулял с бабешкой помоложе Машки, а она прознала и пинком под зад своего художника.

– Фамилию художника не помните?

– Фамилью-то? Не помню. Имя смешное, потому и запомнил, а фамилью – нет.

– И что за смешное имя?

– Веня, – усмехнувшись, произнес старик. – Веньямин, если полное. И кто, скажите на милость, называет своих детей кошачьими именами? Веня!

– Вы сказали, он художник, – не обращая внимания на комментарии старика, гнул свою линию Урядов. – Вольный или в организации работает?

– Раньше в театре служил, – охотно делился информацией старик, совсем позабыв о том, что собирался отдохнуть. – Там они с Машкой и схлестнулись. А как поженились, так он из театра ушел. Сказал, что будет «творить искусство», а на самом деле просто лоботрясничал. Машка его содержала, а он ей за доброту вон какой монетой отплатил.

– Где он теперь живет, тоже не знаете? – не слишком надеясь на положительный ответ, спросил Урядов.

– Откуда? Я с ним дружбы не водил. Вот Гурьевы-братья иной раз его к себе зазывали, но это еще тогда, когда мать их жива была. Машка-то, почитай, лет десять одна живет.

– Хотите сказать, что Гурьевы могут знать, где проживает бывший муж Полянской?

– А кто их знает? Может, да, а может, нет, – пожал плечами старик.

– Сама Полянская с кем-то из соседей близко общалась?

– С Надеждой из двадцатой, – подумав, сообщил старик. – Еще с учителкой из соседнего подъезда. Постойте, дайте посчитать, в какой она квартире живет. Ага, в сороковой. На втором этаже, окна во двор. Приличная женщина, ничего худого о ней не скажешь. Немного замкнутая, но это личное дело каждого.

Урядов собрался задать очередной вопрос, когда увидел, как изменилось выражение лица старика. Оно вдруг вытянулось от осознания, что происходит на лестничной площадке, в глазах любопытство сменилось подозрением, а затем пониманием.

– А почему вы не спросите о бывшем муже у самой Машки? – вкрадчиво произнес он. – Она-то наверняка знает, где искать своего непутевого мужа.

Урядов решил, что нет смысла скрывать от старика правду, все равно скоро он узнает, и мягко произнес:

– Марианна Полянская не может ответить на наши вопросы. Она мертва, убита в своей квартире.

– Убита? Машка? Нет! Этого не может быть, – новость старика сразила, он прислонился спиной к дверному косяку, так как ноги перестали слушаться. – Маруся? Да она и мухи не обидит, кто мог желать ей смерти?

– Это мы и пытаемся выяснить, – ответил Урядов. – Думаю, вам лучше присесть. Не против, если мы продолжим разговор в квартире?

Старик не возражал. Он безропотно позволил Урядову взять его под руку и ввести в квартиру. Там Урядов усадил старика на диван, сходил на кухню и, налив стакан воды, вернулся. Разговор со стариком продолжался еще минут двадцать, но ничего полезного Урядову больше узнать не удалось. Убедившись, что старик пришел в норму, капитан отправился опрашивать остальных соседей.

В двух квартирах на лестничной клетке пятого этажа жильцов не оказалось, в четвертой, угловой, дверь открыла девушка. Вести долгий разговор с капитаном она не пожелала, известие об убийстве в родном подъезде ее не тронуло, и все, что смог выжать из девушки Урядов, – это стандартное «ничего не видела, ничего не слышала, ни о чем не знаю». Урядов не стал упорствовать и тратить на девушку время. Он вежливо поблагодарил за помощь и начал спускаться на третий этаж. Он успел пройти один пролет, когда из квартиры под номером двадцать шесть вышел старший лейтенант Деев.

– Ого, да я тут не один? – весело произнес он, увидев Урядова. – Что, капитан, надоело стенку подпирать, решил в люди выйти?

– Криминалисты будут работать не один час, – объяснил Урядов. – В квартире пока делать нечего, а с опросом лучше поторопиться. Что у тебя? Есть информация?

– Почти никакой, – честно признался Деев. – Узнал имя погибшей, но это мы наверняка и на месте преступления узнаем. Документы-то должны в квартире быть.

– И как тебе новость?

– А что с ней не так? Ну актриса, и что с того? В столице каждый третий актер, в толпе пальцем ткни, обязательно на актера попадешь, – пожал плечами Деев.

– Саня, ты что, с луны свалился? Или сам не в столице живешь? Не знать Марианну Полянскую! – возмутился Урядов. – Тебя в школе в театр спящим привозили?

– Да откуда мне ее знать? Я что, всех актеров по именам должен был запоминать? Ради этого дня?

– Марианна Полянская известна половине Москвы, видно, ты в эту половину не входишь. – Урядов осуждающе покачал головой. – Ладно, проехали. Для нас это означает, что дело возьмет под личный контроль не только полковник Платонов, что само по себе не особо приятно, но кое-кто повыше.

– Да, загоняют нас, это точно, – поддакнул Деев.

– Наверняка. И спрос уже сегодня будет, так что выкладывай, что узнал.

– Так, по мелочи, – отмахнулся Деев и перевел разговор. – Ты четвертый прошел?

– Да, пообщался с любопытным старичком, и с девушкой, если это можно назвать общением. Оба ничего не видели, но старик сообщил, что у погибшей был муж, которого она выгнала за измену.

– Знаю эту историю, – усмехнулся Деев. – Видно, в этом доме любят сплетни.

– Еще старик сказал, что в двадцать седьмой квартире живет неблагополучный элемент. Ты там еще не был?

– Нет, только собираюсь.

– Тогда пойдем вместе, кто знает, что придет в голову трем пьяным мужикам? – Урядов подошел к двери с номером двадцать семь и нажал кнопку дверного звонка.

Дверь долго не открывали, Урядову пришлось давить на звонок больше двух минут, прежде чем за дверью послышались шаги.

– Чего трезвоните? – на пороге показался мужчина лет сорока с недельной щетиной и стойким запахом перегара. – Пожар, что ли?

– Оперуполномоченный капитан Урядов, уголовный розыск. Гражданин Гурьев Алексей Степанович?

Урядов решил, что представление по всей форме быстрее приведет полупьяного мужика в адекватное состояние, и не ошибся. Мужчина весь подтянулся, собрал остатки разума и кивнул.

– Разрешите войти. – Не дожидаясь ответа, Урядов отодвинул хозяина в сторону и вошел в квартиру. За ним следовал Деев. – Ваш брат дома?

– Ванька-то? Дома, где ему быть? – с трудом ворочая языком, произнес Алексей Гурьев. – Они с батей в комнате. Спим мы.

– Давно спите? – спросил Деев.

– С утра. Легли поздно, – простодушно признался Алексей.

– Придется разбудить, – строго произнес Деев.

– Разбудить? – Алексей поник. – Это сложно.

– В чем дело? Не можете сами, придется нам за дело браться, но если дойдет до этого… – Деев не договорил, давая возможность воображению Алексея дорисовать «страшную» картину.

– Не смогу я. И вы не сможете, – угроза не подействовала. – Праздник у нас был, отмечали. Малость перебрали, так что теперь они до завтрашнего обеда не поднимутся.

– О ваших праздниках мы уже наслышаны, – вступил в разговор Урядов. – Уверен, участковый милиционер тоже будет рад получить эту информацию. Попасть на карандаш к участковому – не слишком приятное дело. В ваших интересах поднять родственников, и как можно скорее.

– Да я бы рад, только как?

– Эй, Леха, гони сюда! Воду захвати! – послышался из соседней комнаты голос.

– Проснулись ваши родственники? – усмехнулся Урядов. – А вы говорили «не поднять».

– Повезло, – радостно воскликнул Алексей и помчался в спальню, выкрикивая на ходу: – Ванька, вставай! Буди батю, к нам из уголовного розыска пришли.

– Чего ты мелешь? Какой еще розыск? – снова послышался из комнаты голос.

– Может, вмешаемся? – кивнув в сторону спальни, предложил Деев.

– Подождем здесь, – возразил Урядов. – Пусть хоть оденутся.

Спустя пару минут в комнату, где обосновались оперативники, ввалился мужчина, почти точная копия Алексея, только старше. За ним семенил сам Алексей.

– Вот, брат мой, Ванька, – указывая на мужчину, произнес Алексей. – Батя сейчас выйдет, нехорошо ему.

– Неудивительно. Столько пить! – Деев взглядом указал на гору пустых бутылок-чебурашек в углу комнаты. – Беленькую предпочитаете?

– Юбилей у бати, – вступил в разговор Иван. – Водка с похорон матери осталась, так-то мы не пьем почти, а вчера решили юбилей отметить, ну и перестарались чуток.

– Сегодня весь день дома были? – сменил тему разговора Урядов, которому надоело слушать вранье братьев.

– Весь день, – ответил Иван. – Спали мы.

– В котором часу легли спать?

– А в чем дело? Соседи нажаловались? – Иван проявил большую осторожность, чем его младший брат, решив пойти в наступление, вместо того чтобы каяться в собственных грехах. – Врут они! Мы тихо сидели, мирно. Музыку не включали, сами не пели. Телика у нас нет, а в проигрывателе иголка сломалась, можете убедиться.

Иван прошел к окну, отдернул занавеску и указал пальцем на электропроигрыватель для грампластинок. Довольно свежая модель, выпущенная не ранее 1965 года, с прозрачной пластиковой крышкой и механическим переключателем скоростей, в квартире Гурьевых, набитой старьем, смотрелась как инородное тело. Слой пыли на крышке указывал на то, что проигрывателем давно не пользовались.

– Жалобы от соседей не поступали, – успокоил Ивана Урядов. – Но кое-что в вашем доме произошло, поэтому спрошу еще раз: в котором часу вы легли спать?

– Что бы ни произошло, мы к этому не имеем никакого отношения, – воодушевленный первой победой, разошелся Иван. – Мы были дома весь вчерашний день и весь сегодняшний. Даже за хлебом не выходили. И что бы вам кто ни наплел, пусть докажет, а потом обвинениями разбрасывается!

– Вас ни в чем не обвиняют, – теряя терпение, произнес Урядов. – Но на вопросы ответить придется.

– Не будем мы на вопросы отвечать! – внезапно заявил Иван. – Без адвоката ни слова не скажем! Нам ведь положен адвокат? Вот и предоставьте!

– Что, товарищ старший лейтенант, может, уважим просьбу трудящихся? – Урядов развернулся лицом к Дееву. – Надоела эта тягомотина. Вызывай бригаду, повесим убийство на этих клоунов, предоставим им адвоката. Пусть попарятся в СИЗО, раз возникло такое желание.

– Это мы запросто, – весело подхватил Деев. – Допрос вести – дело следователя, а мы свою работу выполнили.

– Стойте, стойте! Какое еще убийство? – вскричал Иван. – Мы ни о каком убийстве не знаем.

– Да как же? Раз адвоката требуете, значит, виновны, – спокойно произнес Урядов. – Мы законы чтим. Положен обвиняемому адвокат, предоставим.

– Не слушайте вы его, – вмешался в разговор вконец растерявшийся Алексей. – Он просто поспорить любит. Задавайте свои вопросы, мы на них ответим без всяких адвокатов.

– Поздно, братец, – менторским тоном заметил Деев. – Вы уже практически признались в совершенном деянии, а нам висяки не нужны. Нам чистосердечка ближе к сердцу.

В этот момент из спальни вышел глава семейства. Невысокий кряжистый мужичонка лет под семьдесят. Он подслеповато щурил глаза, пытаясь сообразить, почему в квартире так много народа.

– Ванька, ты, что ль, натворил чего? – обращаясь к старшему сыну, произнес он. – Мало тебя мать в детстве драла, все лаской ума пыталась прибавить. А откуда ему взяться?

– Ты, батя, не шуми, – Иван предостерегающе поднял руку, останавливая отца. – Тут люди из уголовного розыска. Говорят, убили кого-то.

– Убили? Вы с Лешкой убили? Ах вы ироды! – Отец с неожиданной прытью подлетел к старшему сыну и отвесил тому затрещину. – Когда только успели! Я вас, иродов, для пригляду сутками в доме держу, а вы все равно ухитрились?

– Ты что мелешь, батя? – взвились оба сына и принялись оправдываться наперебой. – Мы шагу из дома не делали! Хочешь нас под статью подвести?

– Всем молчать! – растягивая гласные, выкрикнул Урядов. – Молчать, пока я всех троих в СИЗО не определил!

Все семейство Гурьевых замолкло. Урядов удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Все сели на диван. Без команды рот не открывать. Это понятно? – Гурьевы кивнули. – Отлично. Теперь я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать. По существу и не приукрашивая. Ясно?

– Задавайте свои вопросы, – за всех ответил отец Гурьев, устраиваясь на диване.

– В каких отношениях вы состоите с гражданкой Полянской?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Гурьевы не сразу сообразили, о ком идет речь.

– С кем, с кем?

– В отношениях? Что это значит?

– Полянской?

– Жилица вашего дома из квартиры двадцать один, расположенной на втором этаже, – пояснил Урядов. – Известная актриса театра.

– А! Актриса! – протянули все трое.

– Так бы сразу и говорили. Актрисочка Маруся, – начал отец. – Хорошая девочка, я ее сызмальства знаю. И не чета всем этим актеришкам, которые, как только славы хлебнут, так про родные пенаты забывают. Нет, Маруся не такая, она своей малой родине верна.

– Она теперь Марианна, бать, – поправил отца Иван. – И не такая уж она хорошая девочка, как ты помнишь. Веньку-то из дома нагнала, а ему идти и некуда было. Он у нас тогда почти месяц кантовался, пока жилье себе нашел. Или забыл?

– Венька сам виноват, паразит проклятый! Такую женщину обидеть! – заявил отец. – Если бы не ваша мать, ни в жисть не пустил бы его на порог.

– Вас не об этом спрашивали, – остановил родственников Алексей. – Нас спросили, в каких мы с ней отношениях были, – и, обращаясь к Урядову, добавил: – Мы с Марианной Полянской в отношениях не состоим. Просто соседи и все.

– Постой! Это что же получается? – дошло наконец до отца семейства. – Это получается, Марусю убили?

В глазах всех троих отразился неподдельный ужас. Алексей подскочил на месте и выдохнул:

– Марианну убили? Убили?!

– Да, в вашем доме произошло убийство. Убита актриса Марианна Полянская. В связи с этим новый вопрос: как по-вашему, кто мог желать ее смерти?

– Венька, кто еще? – не задумываясь, ответил Иван. – Он на нее так зол был, когда она его выставила! Даже однажды грозился, что отомстит за обиду.

– Чего мелешь? Он тогда пьян в лоскуты был, – вступился за бывшего мужа Полянской Алексей. – Не мог он ее убить, он ее любил! Наверняка это из-за драгоценностей.

– Драгоценностей? – вклинился в разговор Урядов. – Каких драгоценностей?

– У Полянской семейные драгоценности были. Серьги, колье, кольца всякие. Мать говорила, что они кучу денег стоят. У Марианны в квартире фотка есть, она на каком-то приеме, при параде и вся бриллиантами увешана. Сам не видел, но мать рассказывала. И еще Венька по пьяни рассказал.

– Значит, Вениамин, бывший муж Полянской, выпивает? – уточнил Деев.

– Не то чтобы сильно, но надраться может, – пояснил Алексей.

– И про драгоценности жены знал, – обращаясь к Дееву, произнес Урядов.

– Про драгоценности много кому известно, – снова вступился за Вениамина Алексей. – Марианна этого не скрывала.

– Кому именно, назовите имена, – потребовал Урядов.

– Имен не назову, но половине дома точно известно, – ответил Алексей и задумался.

В комнате ненадолго установилась тишина, все переваривали известие. Затем отец Гурьев спросил:

– Что же теперь с Марианной будет? Кому ее хоронить?

– У Полянской нет родственников? – уточнил Урядов.

– Муж бывший и все, – растерянно произнес Гурьев-старший. – Вот ведь как бывает: живешь-живешь, никому плохого не делаешь, а в конце пути тебя в землю опустить некому.

– Нет, бать, у нее племянница есть, – вдруг вспомнил Алексей. – Лиза, кажется. Она к Марианне уже несколько месяцев ездит. Сам видел, когда они во дворе гуляли. Марианна мне ее представила. Гордая такая была, говорит: вот, Леша, это моя племянница, заботится обо мне.

– Какая еще племянница? – вспылил отец. – Сроду у Маруси никаких племянниц не было. Откуда им взяться, если она одна у родителей?

– Это дочка двоюродного брата по отцовой линии, так сказала Марианна, – настаивал на своем Алексей. – Очень приятная девушка. И сразу было видно, что Марианну боготворит.

– Квадратные метры ее она боготворит, – вступил в разговор Иван. – Хочет квартиру у Машки оттяпать, вот и вся любовь.

– Вечно ты в людях только плохое видишь, – обозлился Алексей. – Ты сам с батей живешь только ради того, чтобы потом хату его себе заграбастать. А у самого дом в Коломне, да только тебе он не нужен, тебе Москву подавай!

– Какой там дом? Развалюха, крыша течет, топится дровами почти по-черному. Хочешь – иди там живи, я не против! – взвился Иван. – Сам-то чего к отцу примазываешься?

– А ну стоп! – Урядов снова повысил голос, останавливая скандальную семейку. – Молчать всем! Забыли? Вопрос – ответ, и все!

Присмирив братьев, Урядов продолжил задавать вопросы. В квартире Гурьевых они пробыли еще с полчаса, пытаясь выудить всю возможную информацию, после чего продолжили опрос оставшихся соседей.

В квартиру к Полянской вернулись ближе к семи вечера. Эксперт-криминалист Самохин как раз заканчивал работу.

– Судмедэксперт уехал час назад, – сообщил он. – По трупу ничего не сказал, пообещал составить отчет сегодня к восьми вечера. Вышлет с курьером.

– Ты что-то полезное обнаружил? – спросил Урядов.

– Почти ничего, – вздохнул Самохин. – Отпечатков пальцев полно, но по большей части хозяйские. Есть еще свежие на столе и на стопке писем возле шкатулки.

– Что значит «свежие»? – переспросил Урядов.

– Человек, который их оставил, был в квартире в течение последних суток, – пояснил Самохин. – Отпечатки оставлены на местах, которыми пользуются хозяева, если проживают в квартире постоянно. Будь отпечатки более поздними, они бы затерлись, а здесь шикарные свежие следы. Более подробно изложу в отчете, а сейчас квартира в вашем распоряжении. Дерзайте, может, что-то и найдете.

Самохин сложил инструмент в чемодан и ушел, а Деев и Урядов приступили к осмотру квартиры.

Глава 3

Утро следующего дня началось для капитана Урядова в шесть пятнадцать. Если учесть, что накануне он ушел из отдела без четверти двенадцать, какое-то время потратил на дорогу и ужин, и еще примерно с час разбирал записи поквартирного опроса, на сон осталось три с половиной часа. Оперативным работникам было не привыкать к бессонным ночам, когда прикорнуть на кушетке в кабинете пару-тройку часов считается большой удачей. Но в эту ночь сон капитана оказался особо беспокойным, и встал он не по будильнику, а от раннего звонка телефонного аппарата, поэтому состояние оперативника оставляло желать лучшего.

Звонок поступил из дежурной части. Лейтенант Морозов сменился, и на его место заступил не слишком сообразительный Сеня Коблов. Подняв Урядова с постели, он лишь сказал, что тому велено явиться к семи утра в отдел, но ни кто вызывает, ни за какой нуждой в такую рань, Коблов объяснить не смог. Твердил одно: велено явиться. Прошедший день был тяжелым, а предстоящий грозил быть еще тяжелее, поэтому Урядов не стал тратить время на попытки выудить информацию из туповатого Коблова. Он положил трубку и поплелся в душ.

Стоя под струей горячей воды, Владислав перебирал в памяти направления расследования преступления на улице Серпуховской, резонно полагая, что в отдел его вызывают для отчета. С вечера ни непосредственный начальник отдела по расследованию убийств майор Котенко, ни полковник Платонов на доклад оперативников не вызывали. Котенко по каким-то делам проторчал в Управлении до поздней ночи, такую информацию капитан получил от дежурного, а полковник Платонов ушел из отдела еще до того, как оперативники вернулись с Серпуховской, так что докладывать о происшествии было некому.

Пользуясь тем, что начальство не стоит над душой и не раздает команды, как и что лучше сделать, Урядов и Деев просидели допоздна, разбирая записи и пытаясь выстроить картину преступления. По их выкладкам получалось следующее: актриса Марианна Полянская, пятидесяти лет, была убита в своей квартире в промежутке от тринадцати до пятнадцати часов дня. Она была задушена поясом от домашнего халата, в который была одета в момент смерти. Кроме того, на теле жертвы были обнаружены множественные следы пыток: кровоподтеки на руках и ногах, порезы на лице, разбитые ногтевые пластины на пальцах рук и ног – все это говорило о том, что преступник пытался получить от жертвы определенную информацию.

Эксперт-криминалист определил, что замки на входной двери не взломаны, следов борьбы в квартире не обнаружено, впрочем, как и отпечатков пальцев преступника или преступников. Действовал ли преступник один или на месте преступления орудовала группа, эксперту выяснить также не удалось.

Опрос соседей установил, что на момент убийства актриса проживала на улице Серпуховской одна. Десять лет назад она развелась с законным супругом Вениамином Гуляевым, вольным художником. Гуляев, оправдывая свою фамилию, завел интрижку на стороне и был уличен в измене, после чего разгневанная актриса вышвырнула его из дома, устроив большой скандал, благодаря чему о выходке Гуляева знал весь дом.

Гражданина Гуляева приютила у себя семья Гурьевых. Там он прожил больше месяца, после чего съехал, но нового адреса проживания он Гурьевым не оставил и в дальнейшем с ними не общался. Лишнее доказательство того, что люди редко платят благодарностью за бескорыстную помощь.

Также было установлено, что актриса имела драгоценности, но в квартире их не обнаружили. Доказательством наличия драгоценностей служила фотография актрисы, где она запечатлена в колье, серьгах с подвесками и двумя перстнями на руках. В квартире был обнаружен металлический сейф, закрывающийся обычным ключом. Ключ торчал в замочной скважине, но внутри сейфа находились только бумаги: документы на квартиру, свидетельства о смерти родителей актрисы и другие документы.

Соседи рассказали, что примерно год с небольшим назад к актрисе приезжала девушка по имени Лиза, и актриса называла ее племянницей. Фамилию девушки удалось выяснить на месте: в сейфе, среди прочих документов, был обнаружен договор дарения квартиры актрисой. Составлен договор за три месяца до убийства. Местом постоянной регистрации племянницы, указанной в договоре дарения как Елизавета Преснова, оказалась деревня Осенцы Пермского края. Временное место проживания в Москве указано не было, поэтому оперативникам пришлось связаться с пермскими коллегами. Ребята из Перми сработали быстро, но пользы от их оперативности Урядов с Деевым не получили. В деревне Осенцы у Елизаветы Пресновой родственников не осталось, а друзья и знакомые считали, что в Москве Лиза живет у своей тетки. Круг замкнулся, поиски Лизы пришлось приостановить и надеяться на то, что девушка объявится в квартире тетки в ближайшие дни.

Оперативники изъяли с места преступления фото погибшей, где она запечатлена в драгоценностях, и показали снимок ювелиру. Однозначного ответа о стоимости драгоценностей тот не дал, но сказал, что если камни в колье и серьгах настоящие бриллианты, то цена на украшения, особенно при продаже с аукциона, будет исчисляться не одним десятком тысяч рублей. Охота за бриллиантами казалась самым перспективным мотивом убийства. Дарственная на квартиру, подписанная всего три месяца назад, также давала повод к размышлениям. Эти два направления Урядов и Деев решили разрабатывать в первую очередь, и теперь капитану предстояло получить одобрение у майора Котенко.

В москворецкий отдел милиции Урядов пришел без трех минут семь. Дежурный Коблов, завидев капитана, выдохнул с облегчением, выскочил из-за застекленной перегородки и махнул рукой, подзывая Урядова к себе. Владислав нехотя подошел к дежурному, тот приблизился вплотную и почти на ухо прошептал:

– Там творится что-то невообразимое! Майор Котенко к шести приехал, полковник Платонов в четверть седьмого, потом их замы подтянулись, а десять минут назад шесть человек в штатском пожаловали. Их сам Платонов на крыльце встречал, провел в свой кабинет, и теперь они все ждут вас, товарищ капитан.

– Если они все меня ждут, почему ты меня задерживаешь? – сердито произнес Урядов.

– Так предупредить хотел, – растерялся Коблов. – Такая уйма народу, вдруг что-то серьезное, а вы не в курсе? Всегда же лучше быть готовым к тому, что тебя ждет, или хотя бы знать, что можно на неприятности нарваться.

– Ладно, Сеня, спасибо за заботу, – смягчился Урядов. – Пойду, нехорошо уйму народа заставлять себя ждать.

Иронии в словах капитана Коблов не заметил, поэтому довольно улыбнулся и отчеканил:

– Рад помочь, товарищ капитан!

Урядов похлопал Коблова по плечу и направился к лестнице. Предупреждение Коблова оказалось нелишним, так как Урядов не ожидал, что кроме Котенко его будет ждать еще кто-то, а тут не просто «кто-то», а целая делегация. «Интересно, кто эти люди в штатском и почему притащились в отдел в такую рань? – размышлял Урядов по пути к кабинету полковника Платонова. – И чем нам с Деевым грозит такой интерес к расследованию убийства Полянской? Явно ничем хорошим. Эх, жаль, что не удалось пообщаться с Горынычем, придется держать отчет на свой страх и риск».

Мысли капитана Урядова прервал негромкий окрик. Урядов оглянулся, в боковом коридоре второго этажа стоял майор Котенко. Он жестом подозвал Урядова к себе.

– Здравия желаю, товарищ майор, – бодро отчеканил Урядов.

– Оставь это, капитан, времени нет, – отмахнулся Котенко. – Знаешь, зачем тебя вызвали?

– Догадываюсь.

– Мало догадываться, надо знать. – Котенко покосился на дверь кабинета начальника РОВД. – У Платонова в кабинете люди из Министерства культуры. И представители прессы.

– И пресса уже здесь? Разве мы готовы сделать заявление? – удивился Урядов.

– В том-то и дело, что не готовы, – ответил Котенко, – поэтому постарайся отделаться общими фразами, детали осмотра места преступления и свои выкладки по поводу возможных направлений расследования держи при себе.

– Это как? Получается, мне практически ничего нельзя говорить. – Урядов озадаченно почесал затылок. – Странная установка.

– Какая есть, – отрезал Котенко. – Меня тоже врасплох застали, а полковник Платонов, по всей видимости, не видит причин, по которым на данном этапе сведения о ходе расследования лучше не разглашать.

Спохватившись, что выдал нелестный отзыв о начальнике перед подчиненным, Котенко нахмурился и закончил:

– Иди в кабинет, я скоро буду. И помни, Урядов, меньше слов!

Урядов зашагал к кабинету, теперь ему еще больше хотелось оказаться в любом другом месте, лишь бы подальше отсюда. Но выбора у него не было, набрав в легкие побольше воздуха, Урядов дернул дверь на себя и вошел в кабинет. От количества лиц зарябило в глазах. Урядов нашел взглядом полковника Платонова и обратился к нему:

– Товарищ полковник, оперуполномоченный капитан Урядов по вашему приказанию прибыл.

– Вольно, капитан. – Платонов поднялся. – Мы вызвали вас для того, чтобы вы ввели нас в курс дела по поводу преступления, совершенного на улице Серпуховской. Марианна Полянская – заслуженная артистка РСФСР, и наш долг сделать все возможное для поимки преступника, покусившегося на ее жизнь.

Речь прозвучала пафосно, но явно понравилась собравшимся. Представители Министерства культуры, соглашаясь с полковником, закивали, а представители прессы начали строчить в рабочих блокнотах, записывая пламенную речь начальника РОВД.

– Прошу, капитан, можете начинать, – довольный произведенным эффектом, скомандовал полковник.

– Вчера в пятнадцать сорок три в дежурную часть поступил звонок, – помня о наставлениях Котенко говорить о преступлении общими фразами, начал Урядов издалека. – Звонивший сообщил, что на улице Серпуховской в доме номер семнадцать произошло убийство. После сообщения звонивший бросил трубку, поэтому дежурному по РОВД лейтенанту Морозову не удалось выяснить никаких подробностей. Дежурный сразу же доложил о звонке, после чего я и старший лейтенант Деев направились по указанному адресу.

Продолжить Урядов не успел, так как от журналистов тут же посыпались вопросы:

– Кто звонил: мужчина или женщина?

– Вам удалось выяснить, откуда поступил звонок?

– Звонивший так и сказал: произошло убийство или формулировка была иная?

Урядов перевел взгляд на полковника, ожидая от него содействия, но тот лишь мило улыбался.

– Пол звонившего определить не удалось. – Урядов посчитал, что вопросы безопасны, и начал отвечать на них по порядку. – Разговор был слишком короткий, чтобы делать какие-то выводы. Звонили из телефона-автомата, и да, текст сообщения звучал именно так: произошло убийство.

– Что вы обнаружили на месте происшествия? – прозвучал новый вопрос от журналистов.

– Прибыв на место, мы обнаружили, что в квартире номер двадцать один в гостиной находится жертва преступления.

– Что именно вы увидели?

– В квартире кроме жертвы был еще кто-то?

– Какие шаги вы предприняли в первую очередь?

Вопросы сыпались один за другим, журналисты в буквальном смысле не давали капитану раскрыть рот. Полковника Платонова создавшийся хаос не слишком беспокоил, пришлось вмешаться представителю Министерства культуры. Седоватый солидного вида мужчина в темно-синем костюме и белоснежной сорочке встал, вышел из-за стола и обратился к собравшимся:

– Товарищи! Мы собрались здесь по весьма скорбному событию, – начал он. – Погибла женщина, замечательная, талантливая актриса. Мы все хотим знать, кто совершил это зверство, так давайте наберемся терпения и дадим профессионалам делать свою работу.

– Общественность имеет право знать подробности, – заявил один из представителей прессы.

– Она и узнает, ведь именно за этим вас пригласили на закрытое совещание, – заметил представитель Министерства культуры. – Но если вы будете забрасывать товарища капитана вопросами, мы не сможем увидеть всей картины так ясно, как если бы товарищ капитан изложил нам ее без отвлечения на ваши вопросы. Прошу вас, дайте ему сказать!

Журналисты притихли, а полковник Платонов наконец решил, что пришло время вмешаться.

– Товарищ капитан, ведите доклад без отвлечения на вопросы, – строго приказал он.

Урядов дождался, пока в кабинете наступит тишина, после чего продолжил доклад. Он говорил минут десять, опуская кровавые подробности и в большей степени освещая стандартную процедуру проведения осмотра места преступления. Он как мог обходил опасные моменты, чтобы журналисты не начали снова задавать неудобные вопросы, но понимал, что этот момент неизбежно наступит и тогда общими фразами ему не отделаться.

– Прошу прощения, что перебиваю, – будто прочитав мысли капитана, один из журналистов подал голос, – но нам хотелось бы больше конкретики. По мнению следствия, преступление совершил один человек или несколько? Каков мотив убийства и есть ли у вас подозреваемые? Если подозреваемые имеются, когда вы планируете предъявить обвинение? Думаю, все присутствующие меня поддержат, если я скажу, что эти вопросы гораздо важнее того, в котором часу приехал судмедэксперт и в каком состоянии находились предметы обихода на момент осмотра квартиры.

Журналист смотрел на Урядова в упор и ждал ответа. В комнате наступила такая тишина, что было слышно, как жужжит муха, бившаяся в оконное стекло. Урядов понял, что больше оттягивать время не получится и придется дать ответы на конкретные вопросы. Он уже открыл рот, чтобы сообщить собравшимся о том, кого подозревает следствие, и тут на столе полковника зазвонил телефон внутренней связи. От неожиданности все вздрогнули. Полковник поднял трубку.

– Слушаю, – произнес он строгим тоном.

С минуту он молча слушал, затем сердито бросил в трубку:

– У нас совещание, пусть подождет. – Видимо, ответ на его заявление пришелся полковнику не по душе, так как он нахмурил брови. – А вы объясните, что у нас тоже срочное дело. Что? Так что же вы сразу не сказали! Пусть ждет, он сейчас спустится.

Положив трубку, он обвел собравшихся взглядом и заявил:

– Совещание придется отложить. В деле актрисы Полянской появился новый свидетель. Вы все понимаете, что медлить в данной ситуации нельзя. Я вынужден отпустить товарища Урядова, а с вами мы сможем продолжить беседу завтра.

Собравшиеся загомонили, обсуждая заявление полковника, но Урядов их уже не слышал. Он тихо вышел из кабинета и помчался вниз. Спасительный звонок не только избавил его от щекотливой ситуации, но и обещал дать продвижение в деле расследования убийства Полянской. В свой кабинет он почти влетел.

– Где он? – увидев Деева за рабочим столом, быстро спросил Урядов.

– Кто он? – Деев удивленно смотрел на напарника.

– Свидетель.

– Свидетель чего? – все еще не понимая, о чем идет речь, спросил Деев. – Ты откуда такой запыхавшийся?

– Совещание у полковника, – бросил Урядов. – Полковнику позвонили, сказав, что пришел свидетель по делу Полянской. Ты что, не в курсе?

– Нет. Я здесь минут сорок, но никаких свидетелей ко мне не посылали, – ответил Деев.

– Чертов Сеня Коблов! – выдал Урядов и выскочил из кабинета.

Деев проводил его недоумевающим взглядом, но следом не побежал. Минут через пять Урядов снова появился в кабинете, на этот раз не один, а с седенькой старушкой лет восьмидесяти. Она осторожно вошла в кабинет, огляделась и, выбрав стул, плюхнулась на него, издав вздох облегчения.

– Ох и бестолковый у вас персонал на входе, – выдала она, обмахиваясь платком в цветочек, который выудила из старомодного ридикюля, расшитого серебристой тесьмой. – Полчаса пришлось вдалбливать этому недоумку, что у меня срочное дело, которое не терпит отлагательства. И как, скажите на милость, вы умудряетесь расследовать преступления с таким персоналом?

Произнеся слово «преступления», старушка вдруг сморщила лицо, силясь сдержать непрошеные слезы. Попытка не увенчалась успехом, слезы потекли по морщинистым щекам, и старушка начала раскачиваться на стуле и подвывать, причитая в такт движениям.

– И как же такое могло случиться? Я ведь ее предупреждала! А она что? Все мимо ушей. И какое животное могло пойти на такое? Ох, божечка мой, куда мир катится!

Старушка словно забыла, что в комнате не одна, она самозабвенно причитала, размазывая платком слезы по лицу, и, казалось, упивалась своим горем. Урядов выждал пару минут, затем взял со стола графин, снял пробку в виде литого шара, наполнил граненый стакан водой и протянул его старушке.

– Попейте, это помогает, – произнес капитан.

Старушка благодарно посмотрела на капитана, взяла из его рук стакан и сделала пару глотков.

– Спасибо, ребятушки, – возвращая стакан, поблагодарила старушка. – Я ведь не собиралась мокроту разводить, а вот поди ж ты.

– Вы пришли по поводу Марианны Полянской, верно? – задал первый вопрос Урядов.

– Верно, сынок, верно. Как услышала горькую весть, так и пришла, – старушка снова заплакала, но теперь без причитаний. – Я ведь ее с малых лет знаю, Марианночку-то. В голове не укладывается: как так вышло, что мне, старухе, девятый десяток, а я живехонька, а она, сердобольная, едва полтинник разменяла и нет ее!.. А может, враки это все? Наплели глупые люди и с Марианночкой все в порядке?

Старушка подняла глаза на Урядова, но надежды в них на то, что она ошибается, капитан не прочел. Он собирался ответить старушке, но она его опередила.

– Знаю, пустое болтаю, была у ее дверей, там печати на бумажках, вся дверь оклеена. А с чего бы дверь опечатывать, если ничего дурного с девочкой не случилось? Нет, убили мою кровиночку, ироды окаянные убили. А уж как я ее стращала, как уговаривала, чтобы двери всем подряд не открывала! И в тот день предупреждала, но разве она кого слушала?

– Вы были у Полянской в день убийства? – спросил Урядов.

– Была, ребятушки, была. Я ведь почтальоном работаю, уж почитай шестьдесят лет участок обслуживаю, всех жильцов наперечет знаю, а с Марианночкой у нас особые отношения были, потому как с матерью ее в дружбе была.

– В котором часу вы были у Полянской? – Урядов поспешил вернуть почтальоншу в нужное русло, пока она не окунулась в океан воспоминаний.

– Около одиннадцати, – без задержки ответила почтальонша. – Письма ей приносила от поклонников. Ей много писали, я складывала письма в отдельный ящичек и дважды в месяц приносила ей лично. Вот и в тот день принесла.

– Значит, вы работаете почтальоном, э… – протянул Урядов, ожидая, что старушка представится. Она так и сделала.

– Антонина Егоровна я, – запоздало сообщила она. – Скворцова Антонина Егоровна, почтовое отделение номер двадцать восемьдесят три.

– Очень хорошо, что вы к нам пришли, Антонина Егоровна, – похвалил пожилую женщину Урядов. – Еще лучше будет, если вы сможете ответить на наши вопросы.

– Задавай свои вопросы, сынок, все что знаю – расскажу, – заявила Скворцова. – И про Марианночку, и про самозванку, которой она квартиру свою отписала. А уж как я ее отговаривала! Мыслимо ли дело, взять и единственное жилье незнакомке подписать! Вот что из этого вышло!

Продолжить чтение