Читать онлайн С тобой нельзя бесплатно

Глава 1

– Матвей? Что ты тут делаешь? Где Вадик? – выпаливаю в ужасе, а мир вокруг снова начинает вращаться с бешеной скоростью. Четвертый бокал шампанского явно был лишним. Вечеринка в честь закрытия семестра еще в самом разгаре. Мы закончили первый курс, празднуем.

– Он попросил тебя забрать. Ты пила, что ли? – Мот ловит мой взгляд. Рассматривает.

Он так пристально смотрит, а я понятия не имею, как сейчас выгляжу. Плохо, наверное, да?

Неуклюже поправляю платье. Простое, черное, но обтягивающее как перчатка. Еще и плечо так изящно открыто. Я его долго выбирала. Смотрится элегантно, но не в данной ситуации.

Стыдно. Щеки тут же обдает жаром, пока я с жадностью рассматриваю Шумакова. Красивый такой. Высокий. Взгляд просто сумасшедший, нужно быть каменным изваянием, чтобы в него не влюбиться.

Мот будто не замечает, как я пялюсь. Проходится пятерней по уложенной назад челке, едва заметно поворачивая голову в сторону, и бегло оценивает обстановку в комнате.

Я закрылась тут минут тридцать назад, чтобы прийти в себя. Правда, брату все равно позвонила. Попросила забрать. Хватит с меня. Отметила. Так, что, если глаза закрыть, кажется, что лечу. Если бы я только знала, что приедет не Вадя, а Шумаков…

– Зачем ты приехал? – переступаю с ноги на ногу, а потом решительно делаю шаг в сторону Мота. Он стоит не шелохнувшись, его мое приближение, в отличие от меня самой, не смущает.

А зря. Я, кажется, сейчас на любой дурной поступок готова.

– Вадик попросил, – повторяет для меня, словно я несмышленый ребенок.

Из-за неплотно закрытой двери слышатся визги. Шум какой-то несвойственный для нашей маленькой дачной вечеринки.

– Что там происходит? – поглядываю с опаской. Любой шум сейчас кажется устрашающим.

Вдруг кто-то зайдет и увидит нас здесь вдвоем. Это не преступление, конечно, но мой мозг почему-то воспринимает иначе.

– Твои друзья взяли РиРо в заложники, видимо, – кривит губы.

РиРо, или Карина Ростова – девушка Мота. Очень модная и популярная сейчас певица. Он привез ее с собой из Москвы. Они встречаются уже больше двух лет и планируют свадьбу этим летом. Когда я узнала от брата, что Шумаков решил жениться, на стрессе за неделю скинула пять килограммов.

– Она приехала с тобой?

Мой голос звучит не то чтобы осуждающе. Скорее, разочарованно.

Было бы здорово, примчись он за мной один. Но это всего лишь мои фантазии.

Делаю еще один шаг, а платье будто нарочно скользит по бедрам вверх. Есть у него такой дефект. Ткань дешевая, скользкая, поэтому при ходьбе подол прилично так задирается почти до самой задницы.

– Жаль, – облизываю губы. – Так жаль…

Боже, откуда эта глупая искренность? Неужели шампанское? Стыдно-то как…

Невольно пожимаю плечами. Меня снова обдает волной жара, потому что Шумаков не просто лучший друг моего брата. Нет! Он моя любовь, а его предстоящая свадьба – большое разочарование. Как и его девушка…

Красивая, веселая, энергичная, добрая и очень открытая Карина, в сложившейся ситуации – мой истинный антипод. Потому что, когда я ее вижу, губы от натужной улыбки трескаются. А еще я пишу ей гадкие комментарии с левого аккаунта. Наверное, за последние полгода я стала ее самым активным хейтером.

– Слушай, у меня мало времени.

Шумаков будто совсем не слышит то, что я ему говорю. Он по-прежнему сосредоточен, а еще, судя по тому, как смотрит на часы, кажется, спешит.

Я ему противна. Находиться со мной в одной комнате больше десяти минут для него в тягость. Это бьет по самолюбию. В последнее время я вообще многое принимаю на свой счет.

– Понимаю, – улыбаюсь и на цыпочках обхожу Мота стороной.

Пульс частит. Практически касаюсь дверной ручки, но в последний момент отдергиваю пальцы. Резко поворачиваюсь, с размаху влетая Шумакову в грудь. Меня захлестывает эмоциями. Они разные: от полнейшего очарования Мотом до жгучей ненависти к нему же.

Запрокидываю голову. Ловлю его взгляд. Секунды превращаются в минуты.

Мои туфли валяются где-то у диванчика, я сняла их сразу, как сюда пришла, и сейчас жалею. Приходится привстать на носочки, чтобы… Чтобы окончательно тронуться умом и решиться на то, на что без шампанского в желудке я никогда бы не осмелилась.

Касаюсь кончиками пальцев твердой мужской груди и чувствую, как Матвей вздрагивает. Его зрачки расширяются. Он не ожидал. Я и сама от себя не ожидала.

– Я, – приоткрываю губы. Нужно что-то говорить. Нужно, но не получается.

Меня потряхивает. Чувства, спрятанные все эти годы за толстой стеной, вот-вот прорвут эту плотину. У меня нет времени на разговоры, нет времени на объяснения.

Есть всего лишь минута на действия. И я их совершаю.

Цепляюсь за плечи Мота и прижимаюсь к его губам своими. Зажмуриваюсь и не чувствую ответа. Никакой реакции не чувствую. Он как скала, даже не пошевелился. Не отреагировал.

Меня начинает колотить сильнее, по открытому плечу и ногам бегут мурашки. Холод Мота отрезвляет, но я не готова отступать, только не сейчас. Не сегодня.

Льну ближе, повисаю на нем практически, а потом касаюсь его губ языком.

– Что ты, блядь, творишь, Алёнка? – выдыхает мне в губы.

– Не знаю, не знаю, – тараторю еле слышно, – я просто, просто ты… Я тебя люблю. Так давно люблю.

Признание слетает с губ легко, только вот внутри я этой легкости не чувствую, натянута как струна. Что-то жалобно скулю Моту в щеку и чувствую, как его ладони смыкаются на моей талии.

Низ живота простреливает жаром, и я крепче стискиваю бедра.

Вентиляция легких нулевая. Я не дышу. Замираю, впитывая в себя каждое прикосновение, взгляд, слово…

Наконец-то решаюсь открыть глаза. Мы сталкиваемся взглядами, но лучше бы этого не делали, потому что, как только это происходит, Мот яростно тянет меня на себя и проталкивает свой язык мне в рот. Целует уже по-взрослому.

Его руки шарят по моей спине, ниже, сжимают ягодицы сначала поверх платья, пока подол не задирается до талии. Не сам, Мот к этому прикладывает руку, конечно.

– Какого хрена? Какого, сука, хрена?! – Шумаков эмоционирует, толкает меня к стенке, в которую я влетаю спиной, и тут же присасывается к шее. Покрывает поцелуями и снова ловит губы.

Трогает. Жадно. Яростно. Я понятия не имела, что так бывает. Не представляла, насколько это прекрасно. До удушения стыдно, потому что где-то там, в доме, ходит его девушка.

Чувствую себя шлюхой. Дрянной девкой. Но остановить это безумие уже не могу. Нет!

– Иса меня убьет, – бормочет Мот, а сам уже снимает с меня платье.

– Вадик не узнает. Я не расскажу. Никогда, – трясу головой, прекрасно понимая, в какую пропасть мы сейчас летим. – Слышишь? Я хочу… Хочу тебя…

Хочу, чтобы мой первый раз был с тобой. И плевать, как это выглядит. Плевать, что будет дальше. Ты уедешь, женишься, и мы никогда больше с тобой не увидимся. Я очень хочу сказать ему все это в лицо, но не решаюсь. Только постанываю и закатываю глаза от ощущения наполненности, потому что Мот уже входит в меня пальцами.

– Мот? Матвей! Ты где?

Голос Карины где-то в коридоре отрезвляет. Я слышу стук ее каблуков и, кажется, слышу даже, как она дышит.

Глава 2

Я не успеваю сориентироваться, лишь почувствовать холод. Все внутренности леденеют от страха, а Шумаков в этот момент отлепляет меня от стены и прижимает к двери. Она открывается вовнутрь. Мы создаем сопротивление. Слышу, как дергается ручка, как Карина что-то говорит. Потом матерится, снова зовет Мота. Мота, пальцы которого продолжают трахать меня в это время!

Ему даже не пришлось ничего делать особо, когда его рука оказалась в моих трусах, они уже были насквозь мокрые.

Боже, как стыдно. Снова заливает краской и жаром, только вот последний не имеет никакого отношения к Карине. Кусаю губы, чтобы не проронить ни стона, а когда Мот накрывает их поцелуем, до конца теряю контроль, забывая обо всем.

Его пальцы входят в меня то тягуче медленно, то запредельно быстро. Этот контраст распаляет лишь сильней. Я мечусь в его руках, полностью теряя связь с Землей.

Сейчас есть только Матвей. Только он.

Представляю, как он будет делать со мной то же самое, но только своим членом, и, кажется, теку еще больше.

Озабоченная девственница!

Стоны так и вертятся на языке, я с трудом их подавляю, просто не представляя, как можно молчать в такой момент? Как?

Движения становятся все ритмичней, Мот задевает большим пальцем клитор, надавливает, делает пару круговых движений. Снова и снова, пока я не кончаю.

Ярко. Мощно. Это впервые происходит не от моих пальцев. Ощущения совершенно иные. Тело содрогается, а мозг впадает в эндорфиновую кому. Мои ноги подкашиваются, тело покрывается испариной и становится липким. Чувствую, что силы на исходе. Физически я выжата, а впереди меня ждут моральные муки …

Как я до такого докатилась? Это ведь та самая грань, которую нельзя переступать. Табу! Лезть в чужие отношения нельзя. Противозаконно просто. Но разве это меня сейчас волнует?

Дыхание снова сбивается, перед глазами искры.

Я жадно ловлю дыхание Матвея, а он обсасывает мою нижнюю губу. Толкается каменной эрекцией между моих ног. Пошло, но до жути сексуально.

Приподнимает меня над полом, втягивает губами мой сосок, лижет острие вершинки, издавая урчащий звук удовольствия. Ему все это тоже безумно нравится. Перебираю пальцами его темные волосы, глажу, целую в висок.

Матвей топит меня в наслаждении раз за разом.

Мы оба затаились. Трогаем друг друга молча. Целуемся, одурманенные моментом, пока Карина продолжает звать Матвея за стенкой. Нас разделяет дверь, которая даже не закрыта. Шумаков просто подпер ее мной, а я даже не возразила. Только крепче к нему прилипла.

– Шумаков, блин! Куда ты делся, зараза, – злобно бормочет Карина, видимо снова проходя мимо двери.

Мот медленно облизывает пальцы, которыми меня трахал, пока я завороженно за ним наблюдаю, и, кажется, именно в этот момент прихожу в себя. Вижу нас со стороны, и меня заливает стыд. Накрывает плотной, массивной волной, прибивая к берегу под названием разочарование.

Я в себе разочаровываюсь. Становлюсь себе безумно противной.

Как я вообще до такого додумалась? Как могла…

Распахиваю глаза и тут же упираюсь ладонями Моту в грудь. Он часто дышит и совершенно не хочет останавливаться. Он не согласен, поэтому тянет меня к себе. Фиксирует ладонью шею. Целует. Слизывает с губ тихие стоны и всю ту боль, что пронизывает мое тело острыми стрелами стыда.

В эту секунду меня снова обдает жаром, и я готова позволить ему все. Абсолютно все. Дрожу, но отвечаю. Сил сопротивляться нет. Только не ему. Ему я готова сдаться навечно. Простить все что угодно, пойти за ним на край света…

И пока я нахожусь в плену своих грез, Мот вдавливает меня в дверь и резко оттягивает резинку черных стрингов на бедре. Я только и слышу треск ткани. Шумаков рвет мои трусы.

Снова сталкиваемся глазами. В его чистая похоть. А вот в моих, в моих паника.

Я была так смела, но только не теперь. Теперь страшно. Неужели мой первый раз будет таким? Разве об этом я мечтала?

Матвей расстегивает ремень на своих джинсах. Упирается рукой в стену над моей головой. Делает все на автомате, расчетливо, отточено. Сколько раз они с Кариной вот так же горели в пылу страсти? Сколько раз он целовал ее, ласкал…

Глаза жжет от подступающих слез. Невыносимо больно об этом думать. Просто невыносимо…

Кусаю свои губы, а Мот замирает. Собственнически обхватывает ладонью мою щеку, намеренно ловит взгляд, в его зрачках тем временем начинает мелькать холод и прежнее, такое разочаровывающее, равнодушие.

Шумаков моргает пару раз, а потом качает головой с какой-то кровожадной улыбкой.

– Бред…

Отталкивается ладонью от стены и отстраняется. Я больше не чувствую его тепла. Смотрю на себя. Платье валяется на полу, трусы порваны и висят где-то в области коленей. Лифчика на мне не было с самого начала. Я растрепана и выгляжу как самая настоящая шлюха.

Прикрываю руками грудь, сглатывая ком едкой горечи. Он, словно кислота, прожигает гортань и отравляет организм.

Только сейчас обращаю внимание на то, что у Шумкова все это время вибрировал телефон. Мот, судя по всему, тоже лишь сейчас это понимает.

Шумно выдыхает, застегивает ремень и проводит пальцем по экрану телефона.

– Да. Я в доме. Жди у машины, я сейчас подойду, – сжимает пальцами переносицу, цепляя меня глазами.

Ежусь от его взгляда и неловко переступаю с ноги на ногу.

– Да. И я тебя. Люблю.

Мое сердце в этот момент начинает кровоточить. Всего одно слово, а способно убить…

Чувствую, что вот-вот расплачусь, поэтому и начинаю суетиться. Надеваю платье, снимаю рваные стринги и засовываю их в свою сумочку. Оттягиваю подол как можно ниже и сую ноги в туфли. Мельком смотрю на себя в зеркало, испытывая отвращение к своему отражению. Стираю с губ остатки помады и в пару движений заматываю волосы в пучок.

Шумаков все это время пристально за мной наблюдает.

Его молчание только усугубляет ситуацию. Чем больше проходит времени, тем отвратительней я себя чувствую.

Он не говорит никаких слов поддержки и не осуждает. Он просто пялится на меня. Я словно под микроскопом сейчас. Ежусь.

– Пошли, – произносит, когда видит меня полностью одетой.

– Куда?

Смотрю на него затравленно. А как еще в сложившихся обстоятельствах смотреть?

– Я обещал Исе отвезти тебя домой.

Он сейчас не шутит? После всего?

– Я сама лучше. То, что произошло…

– Поехали, – цепляет меня под локоть и тащит в коридор. Не дает договорить. Просто тащит за собой.

Я не сопротивляюсь. Не потому, что мямля, нет, просто силы кончились. Я медленно умираю, а как представлю, что сейчас еще и девушку его увижу, которую он любит…

У меня точно сердце остановится. Точно-точно.

На первом этаже гремит музыка, ребята танцуют и продолжают веселиться. Меня же тащат чуть ли не под конвоем домой. Пальцы, которые только что были во мне, теперь намертво сомкнулись на моем запястье.

Матвей ни на секунду не ослабляет хватку. Тянет меня за собой, даже шаг не замедляя, поэтому мне приходится практически бежать.

После того, что случилось, он не сказал ни слова. Ведет себя как последняя сволочь.

Я сама виновата, не надо было лезть. Сама захотела приключений. Только вот разве от этого легче? Наоборот.

Моя злость смешивается со стыдом, а когда я вижу Карину, нарезающую круги у машины, хочу стать невидимкой. Мне ей в глаза стыдно смотреть. Если взгляну, точно превращусь в горстку пепла.

Карина, заметив нас, идет навстречу. Взмахивает рукой, улыбается.

Я же прячу взгляд, блуждаю им где-то по земле, рассматривая мелкие камни.

– Я тебя уже потеряла. Звонила, звонила…

– Музыка орет. Не слышал.

– Да я так и поняла. Алёна, привет.

– Она не в состоянии тебе ответить сегодня, в ноль убуханная, – зло бросает Шумаков.

В груди нарастает протест. Я выпила всего несколько бокалов, уже размыкаю губы, чтобы возразить, но Мот давит пальцами мне в предплечье.

Вскидываю на него взгляд и захлопываю рот.

– Блин, сочувствую, – Карина по-доброму сжимает мою ладонь. – Может, тебе водички, Алён?

– Ее прокапать не помешает, – юморит Шумаков и засовывает меня в тачку, пока я утопаю в чувстве вины перед Кариной.

Несмотря на стереотипы, став популярной, она не зазвездилась. Открытая, добрая, простая девчонка. Вряд ли бы у нее хватило совести вешаться на чужого парня, в отличие от меня.

Забиваюсь в угол на заднем сиденье, крепко обнимая себя за плечи, не озабочиваясь тем, чтобы закрыть дверь.

Шумаков со своей девушкой остаются стоять на улице. Она обнимает его, улыбается, что-то говорит, а потом лезет с поцелуем.

Шумаков не отталкивает, припадает к ее губам. Уверена, что засовывает свой язык в ее рот.

В моих глазах застывают слезы. Хочу спрятаться, отвернуться, чтобы не видеть, но не успеваю.

Потому что Шумаков целует свою девушку, а пялится в этот момент на меня.

Глава 3

По коже ползут мурашки. Он целует ее, а сам без зазрения совести смотрит мне в глаза. Каким же беспринципным козлом нужно быть, чтобы проворачивать такое?

Хотя, судя по последним событиям ночи, мы явно друг друга стоим.

Отворачиваюсь.

Хватит на них пялиться. Я не мазохистка.

Крепче обнимаю себя за плечи и смотрю в затонированное окно. Жду, когда Шумаков с Кариной нацелуются и уже сядут в машину. Нервы в этот момент ни к черту. Меня одолевает злость, которую я никак не могу обуздать. Стараюсь изо всех сил сидеть смирно. Покорно ждать, когда кончится эта пытка, но с каждой секундой становится все труднее. Дышать, видеть, да просто жить труднее. За что он так со мной?

Это точно карма. Вселенская ответочка за то, что осмелилась лезть к чужому парню. Хотя, с другой стороны, он и сам был несильно против.

Почему? Почему он не оттолкнул? Это для него в порядке вещей? Он изменяет Карине?

Конечно изменяет! Вряд ли я такая особенная. Чушь же…

Слышу шорох. Это Карина шелестит своей черной ветровкой «Прада» и забирается в машину. Как только оказывается на сиденье, поворачивается ко мне.

Пассажирская дверь, которую я не закрыла, хлопает. Вздрагиваю, понимая, что это Шумаков ее закрыл. Пытаюсь рассмотреть его через тонировку, пока Карина с печальным видом интересуется, как я себя чувствую.

– Отвратительно, – выплевываю слова, которые звучат грубее, чем следует.

Карина поджимает губы, кивает и отворачивается.

– Прости, – тут же иду на попятную. – Голова просто раскалывается. Прости.

Шумаковская девушка кивает, как бы делая мне одолжение, чтобы принять извинения, и, как только Мот садится в машину, практически повисает на его правом плече.

Уверена, что вести машину, когда кто-то вот так к тебе прилип, неудобно, но Шумаков ее не отталкивает, даже недовольства не выражает.

Затравленно рассматриваю эту сладкую парочку. Мне чертовски больно.

Скидываю туфли и подтягиваю колени к груди. Карина всю дорогу что-то говорит Шумакову, а он улыбается. Вижу его улыбку в зеркало, когда мы проезжаем под фонарями, и кричать хочу.

Зачем я вообще к нему полезла? Страдала бы себе как раньше, тихо, за закрытой дверью, так, чтобы никто и знать не знал. А теперь что?

Я же ему в любви призналась. Дура. Наивная, тупоголовая дура!

– Вадя, мы подъезжаем.

Голос Мота врывается в сознание вихрем. Он звонит моему брату. Говорит с моим братом, а за окном уже виднеется наш двор.

Старая, как и еще десятки здесь, пятиэтажка. Обычный спальник прошлых лет, каких и по сей день сотни по стране.

– Боже, – Карина морщит нос, – никогда в таких местах не была, – бормочет, думая, что тихо, но я слышу. И если честно, еще паршивее от этого становится.

Такой яркий контраст. Она и я.

Ее отец – бизнесмен, Карина всегда жила в достатке. Мой – хирург от Бога, только после смерти мамы совсем сдал. Пьет, иногда запоями. На работе держится лишь за счет прошлых заслуг и благодаря дяде Лёше. Отцу Мота. Семь лет назад папа просто вытащил мать Матвея с того света. После того случая дядя Лёша, можно сказать, взял над нами шефство.

Несмотря на то, что Мот учился в той же школе, что и я, дружит с моим братом, он все равно остается человеком из другого мира. Увы, ему всегда будет ближе кто-то вроде Карины, а не меня.

– Приехали.

Мот притормаживает напротив моего подъезда. Брат уже ждет, стоит у лавки. Делает последнюю затяжку, выбрасывает сигарету в урну и направляется к нам.

– Надеюсь, мы тут ненадолго? – шепчет Карина.

Тебя сюда вообще никто не звал! Так и вертится на языке, если честно, но я прячу его за плотно сжатыми зубами. Только скандала сейчас не хватало.

Дергаю ручку на двери, но она не поддается до момента, пока не звучит щелчок. Тут же вылетаю на улицу. Мне срочно нужно домой. Срочно!

– Здорово, – брат жмет руку Моту, который тоже вышел на улицу. – Спасибо.

Шумаков кивает. Молча, на него это не похоже.

– Все нормально? – снова Вадя.

– В полнейшем.

Брату он не говорит, что я вусмерть пьяна. Не шутит. Не подкалывает.

– Буду должен.

– Херней не страдай. – Мот едва заметно улыбается, но, как по мне, выглядит все равно напряженным. Бросает на меня слегка задумчивый взгляд, бегло проходится им от макушки до пяток, а потом снова поворачивается к Ваде. Кивает, пожимает ему руку уже в знак прощания и садится в машину.

Наблюдаю за тем, как черный «Ягуар» уезжает в ночь, и только теперь, наверное, и выдыхаю.

– Как отметили? – брат закидывает руку мне на плечо, чуть согнув ее в локте.

– Терпимо. Спать хочу. Пошли уже домой.

– Погнали.

– Ты чего такой грязный? – Только в подъезде, под тусклым светом лампочки понимаю, что Вадина серая футболка в пятнах и воняет от него машинным маслом каким-то. – От тебя воняет. Жутко.

Брат ржет и специально прижимает меня к себе поближе.

– Ну Вадя, фу, блин. Ты где был?

– В сервисе задержался. Тачку пригнали, а там работы на неделю. Я поэтому Мота и попросил тебя забрать. Не вырваться было. Сейчас пару часов посплю и обратно поеду.

– Капец. А платят-то хоть хорошо?

– Двойной тариф. За срочность.

– Супер, – вытягиваю большой палец вверх. – Я завтра отдыхаю, а потом буду искать подработку на лето.

– Ищи лучше что-нибудь у нас на районе.

– Помню-помню. Потому что тебя тут все знают, – посмеиваюсь, толкая входную дверь. – Если выгорит, пойду обратно к Арату в кафе официанткой. Он хорошо платит.

– Норм будет, да. Он нормальный мужик.

Киваю. Свет в прихожей не включаю. Мелкие уже спят, поэтому мы с братом крадемся каждый в свою комнату.

Ему, в отличие от меня, везет больше. Они с Максом вдвоем живут, у меня же Ира и Нина.

Аккуратно пробираюсь на кровать, стаскиваю с себя платье, забывая, что трусов на мне нет. Как назло, именно в этот момент включается ночник.

– Ирка! – шиплю на нее, прикрывая себя платьем.

– А ты чего без трусов? – сестра зевает и потирает глаза.

– Ничего, – бубню, перемещаясь к шкафу. Быстро натягиваю за дверкой шифоньера трусы с котятами и футболку.

– А где ты была?

– Нигде. Спи уже.

– Расскажи.

– Отстань.

Жить в комнате с четырнадцатилетним подростком – сущий ад. Она считает себя уже очень взрослой и постоянно норовит поболтать со мной о моей личной жизни. К счастью, шестилетняя Нина этим не страдает, а еще так крепко спит, что ее пушечным залпом фиг разбудишь.

– Выключай свет! – Забираюсь под одеяло.

Слышу только, как Ирка с громким вздохом щелкает выключателем. Сама к тому времени уже плотно закрыла глаза. Состояние – словно я в открытом космосе. Никакой гравитации. Даже ухватиться не за что.

Нервы до предела оголены.

Вечер был ужасным. Самым ужасным в моей жизни.

Только вот почему я засыпаю с улыбкой, раз за разом детально прокручивая наши с Шумаковым поцелуи…

***

Разнять близнецов, словесная перепалка которых с легкостью может перейти в рукоприкладство, пожарить на всех яичницу, помочь Нине заплести косу – это те неменяющиеся дела, с которых начинается каждое мое утро.

– Алёна, скажи ему, что он козел! – Ира хватает со стола ложку и запускает ее в Макса.

– Ха, сама дура. Дура! Влюбилась в этого дрища Пухова! – Максим кривляется и вертит у себя в руках розовую тетрадь

– Он украл мой дневник! – верещит Ира.

– Ничего я не крал, он валялся в зале на диване, под подушкой. Надо было лучше прятать, бестолочь.

– Сам ты…

Ира хмурит лоб, сжимает кулаки и несется на Макса со взглядом, полным решимости. Она его сейчас точно поколотит.

– Прекратите! – ору на них, раздраженно кидая лопатку в раковину.

У меня лютое похмелье. Головная боль жуткая, а они тут устроили серпентарий.

– Алёна, ты сделаешь мне хвостики? – Нина дергает меня за край длинной футболки и уже протягивает свои разноцветные резинки.

– Заплету. Позже. За стол садитесь. Все! – повышаю голос. – Меня бы кто заплел, – бормочу себе под нос. – Ира, с завтрашнего дня ты на завтраках.

– Ладно.

– Макс, отвезешь Нину к бабушке сегодня, – смотрю на брата. Это не просьба, а, как говорит Вадя, прямое поручение, не предполагающее отказа.

– Я не хочу к бабуле, Алёна, – хнычет Нина.

– Тогда останешься сидеть с Максом.

Нина задумчиво рассматривает брата, а потом жалобно смотрит на меня.

– А можно я с тобой?

– Нельзя. Я сегодня иду искать подработку.

– О! Вадя сказал, что я у них в сервисе могу помогать, – вклинивается Макс. – По четыре часа в день. Правда, зарплата маленькая.

– Нормально, – расставляю тарелки, – Нина. – Отбираю у нее раскраски, которые она притащила за стол. – Мы сейчас едим, а не рисуем.

– У меня сегодня девочка придет на занятие. – Ира подхватывает сковороду и раскладывает яичницу по тарелкам, пока я режу хлеб, а Макс заваривает на всех чай. – Переживаю.

– Ты такая крутая у нас. Не бойся, – подбадриваю.

На самом деле кому-кому, но только не нашей Ире переживать. У нее абсолютный слух, она может играть почти на любом инструменте, но предпочитает скрипку. Ходит в музыкалку, собирается поступать в Московскую консерваторию.

Этим летом решила попробовать себя в качестве репетитора.

– Нинка! – Макс закатывает глаза. – Алёнка же сказала, убери свои фломастеры.

– Пусть уже красит, – отмахиваюсь и сажусь за стол. Быстро запихиваю в себя яичницу, вилка за вилкой. – Отец где?

Макс кивает себе за спину.

– В комнате спит, под утро приполз, бухой.

Ничего нового. Так уже третий год. Как мамы не стало, он совсем расклеился. Наличие нас его не останавливает. В те дни, когда он бывает трезвым, на него сваливается чувство вины. Он просит прощения, ходит на работу, играет с мелкими, но хватает его ненадолго. Его так гложет, что он пьет и пускает нас на произвол судьбы, что единственным выходом, заглушить эту боль, по иронии судьбы, является водка. Замкнутый круг…

Последние три года мы живем практически самостоятельно. Отцовская зарплата доходит до нас не всегда, поэтому приходится подрабатывать. Тут Вадик спасает, если честно, у него есть постоянная работа и куча леваков, за которые хорошо платят. Толковый автомеханик без денег никогда не останется.

Дядь Лёша тоже помогает, но, честно говоря, это жутко неудобно, поэтому чаще всего мы отказываемся. Сами справимся. Точно справимся, я знаю.

Мы все дружные, хоть и крикливые. Горой друг за друга. Везде и всегда.

– Так, я в ванную, – поднимаюсь со стула. – Макс, на тебе посуда.

– А хвостики? – вопит Нина.

– Давай я сделаю, – Ира забирает у нее резинки.

– Спасибо, – шепчу одними губами и закрываюсь в ванной.

После такого утра любое похмелье рассеется. И воспоминания тоже смажутся.

Хотелось бы так думать, но нет, я все еще помню его прикосновения. Глаза закрываю и мурашки по коже.

Мне кажется, я даже выгляжу иначе. Рассматриваю свое лицо и не могу понять, что изменилось. Но что-то явно по-другому.

Забираюсь на край ванны и достаю из-за шкафчика припрятанные там сигареты. Тонкие, длинные, с ментолом. Они лежат на всякий случай. Когда так тяжко, что, кроме как покурить, выхода не видишь.

Затягиваюсь и выпускаю дым в вентиляцию, параллельно листая ленту в телефоне. Карина уже успела запулить больше десятка сторис. Вот она у бассейна, вот в зале делает растяжку, вот за завтраком. И почти на каждом фото присутствует Матвей. Не полностью. То рука мелькнет, то разлохмаченные волосы, но и без селфи с поцелуями не обходится. Карина чмокает его в щеку, трется о нее носом. Мот в это время улыбается, нагло так, мол, она вся целиком и полностью моя, а вы, воздыхатели, сосите.

Ставлю на эту сторис реакцию в виде разбитого сердца. Кручу в руках телефон, нервно выдыхая дым.

Когда смартфон начинает вибрировать, отвечаю мгновенно.

– Да, Вадь, – затягиваюсь.

– Мот зовет вечером к ним.

– Откажись!

– Да я и так. Потом дядь Лёша позвонил. Говорит, что…

Знаю я, что он говорит! «Мы же как семья» и прочую чушь. Глупости.

Отец у Мота хороший, и мама тоже, но они никак понять не хотят, что нам неудобно. Я, когда к ним в дом попадаю, чувствую себя какой-то бедной сироткой, которую приютили. Умом понимаю, что они как лучше хотят, но ничего поделать с собой не могу. И Вадю настраиваю вечно, чтоб он как можно меньше у них дома ошивался.

Они с Мотом со школы дружат, только Вадик почему-то так и не понял, что разные они слишком.

– Ладно, я подумаю, – тараторю брату. – Мне бежать надо, пока.

Тушу сигарету, соскальзываю с края ванны, открываю кран с водой и слышу звонок в дверь.

Настойчивый звон. Нажатие за нажатием.

– Ну кто там еще? Макс! Ира! Откроет кто-нибудь?

В ответ тишина. Высовываю голову в коридор. Тишина. Ушли, что ли, уже?

Босиком бегу к двери, щелкаю затвором и застываю.

– От тебя несет как от пепельницы, – Шумаков отталкивает меня в сторону и заходит в квартиру как к себе домой.

Цепляет меня глазами.

Ежусь. Выгляжу хуже, чем вчера, раз в триста. На мне растянутая длинная футболка, прикрывающая задницу, с маленькой дыркой под мышкой. Кудри нечесаны еще со вчерашнего возвращения домой, на бедре три мелких синяка, которые появились там этой ночью.

– Зачем приперся? – складываю руки на груди, сталкиваясь с Шумаковым взглядами.

Глава 4

Матвей

– Мот, Матвей! Ты оглох, что ли? Солнце, – Карина машет рукой у меня перед лицом. – Матюш…

– М?

– Твоя мама сказала, что Алена уже накрыла. Мы завтракать идем или нет?

– Алена? – напрягаюсь. Мозгами понимаю, что не про Исаеву речь, но все равно реагирую, как полный болван. Младшая сестра Вади никогда не вызывала у меня интереса. Совершенно. Правда, судя по всему, до вчерашней ночи.

Понятия не имею, что это было. Азарт какой-то или просто башкой двинулся, хер поймешь теперь. Одно ясно, о том, что вчера произошло никто знать не должен. Очень надеюсь, что Аленка это понимает.

Она была пьяна, может, с парнем своим поссорилась? У нее же явно кто-то есть. Симпатичная девчонка, поэтому вряд ли одна.

Ссора, алкоголь, мое появление, лучше б его не было, кривой пазл, конечно, но складывается. Для нее я оправдание нашел, а для себя?

Нервы. Агрессия, которую подавляю уже больше года, это и сыграло решающую роль. Уверен, только вот в мозг иглами впивается Аленкино признание в любви. Мне.

Она же несерьезно, правда?

– Мы идем или что? Я ужасно хочу есть. Бег натощак выматывает, – Ри слезает с беговой дорожки и делает несколько жадных глотков воды из бутылки, наводит на себя камеру. – Я голодна настолько, что слопаю слона, – постит селфи в сторис.

Киваю. Снимаю футболку, вытираю пот после пробежки и закидываю эту мокрую тряпку на плечо.

– С тобой все в порядке? Матвей!

– В полном.

– Башка мутная, простыл, может.

Это не простуда, но чувствуя я себя все равно полным овощем. Произошедшее ночью из головы не выходит.

– Ты со вчерашнего вечера сам не свой. Что случилось? Я переживаю.

Кари, судя по всему, действительно ничего не поняла, ее зацикленность на себе сейчас играет на руку, правда, мне от этого не легче. Чувствую себя козлом. И перед ней, и перед Аленкой, и перед Вадей. Если Исаев узнает, черепно-мозговая мне обеспечена.

– Нужно врача вызвать. Мот, – Карина кладет ладонь мне на лоб, хмурится. – негорячий вроде. Хотя после бега…черт. Ну как ты умудрился? Нам в Москву завтра, ресторан смотреть, плюс примерка платья…

– Все хорошо будет, – сжимаю тонкие женские пальцы.

У Карины изящные руки. Тонкие кисти, лодыжки, талия. Она эффектная брюнетка. Шикарная, провокационная, но нежная. Не с самым легким характером, правда…

Мы познакомились с Ри на втором курсе. Она уже тогда была медийной РиРо. Я чисто случайно, отогнал от нее навязчивого фаната, который хотел порезать себе вены прямо у нее на глазах, в знак вечной любви.

Скрутил его, вызвал скорую, ментов, парня потом упекли в психушку. Оказалось, что он давно ее преследовал, а она молчала и никому не говорила. После того случая у РиРо появилась охрана, ну и после него же, я познакомился с ее отцом. Виталий Владимирович настоял на нашей встрече сам, хотел отблагодарить за помощь дочери.

Карина очень нервничала, постоянно говорила, что у нее очень сложный отец. Суровый. Жесткий. На ужине я этого не почувствовал, и очень зря…

Наш роман закрутился мгновенно. Диким сумасшествием, меня от нее таращило. Казалось, что с ума схожу. Никогда ничего подобного не чувствовал. Страсть, драйв, все это подстёгивало то, что мы были у всех на виду. Сплетни, догадки, респекты. Мы во всем этом варились, и я открывал для себя какую-то новую жизнь.

Популярность, людскую любовь и ненависть. Обожание и хейт. Все это ярко контрастировало с тем будущим, что готовил для меня отец. Его агропромышленный комплекс никогда меня не интересовал. Я не хотел и не хочу связывать свою жизнь со свиньями, но он упорно подталкивал и подталкивает к тому, что я его приемник, и когда-нибудь встану у руля.

Карина же показала мне новую жизнь. Перспективы. Мы неделями могли быть вместе двадцать четыре на семь перед ее гастролями. Снимались в совместных фотосетах, ходили на показы, вечеринки, кинопремьеры. Нас поставили на обложку глянца, как самую красивую пару года.

Параллельно моя аудитория в соцсетях росла. Появились рекламные контракты, уже отдельные от Кари съемки, участие в показах. Я понял, что это именно то, чего я хочу. Не агрокомплекс точно…

Мы объявили себя парой официально только через полгода, до этого держали интригу, но везде были вместе. Уверяли всех, что друзья, а ночами трахались как кролики. Подогревали интерес. Она объявила первой. В своих соцсетях. От потока внимания можно было двинуться в то время, и сейчас не меньше, просто привычней. Мы вместе два года. Свадьба запланирована на конец лета. Естественное событие, если люди любят друг друга и готовы прожить вместе до конца дней. Готовы ли?

Честно, разницы нет, промоушен уже запущен, после росписи РиРо объявит о выходе нового альбома и своей первой главной роли в сериале.

– Как все будет хорошо, если ты с температурой сляжешь?

– Не слягу.

– Боже, ну почему ты никогда не можешь сделать все по нормальному? Нам вообще не нужно было сюда ехать, я же говорила. Говорила! Этот город, на него смотришь, и уже себя болезненно чувствуешь, а мы тут почти неделю живем. Я устала, я хочу домой, Мот. Я здесь умираю, понимаешь? Все эти люди, они высасывают энергию. Мы вчера половину ночи потратили на то, чтобы помочь какой-то пьяной, быдловатой девке. И это на минутку, сестра твоего лучшего друга. Ты их на свадьбу тоже позвать хочешь? Чтобы они там цирк устроили, да?

– Ри, —смотрю на нее, стараясь погасить свое раздражение. Если сейчас дойдем до скандала, херово всем будет. – Это случайность. Аленка нормальная девчонка. И Вадя…

– Ну конечно, весь город такой, какая еще случайность? – перебивает, повышая голос в привычной для нее манере. – Я вообще не понимаю, как ты здесь вырос? Как стал тем, кем стал? Ты же другой. Не как они, Матюш, – Карина облизывает пухлые губы, кладет раскрытую ладонь мне на грудь, – Я так тебя люблю, родной. Я пытаюсь понять, правда. Я стараюсь быть милой, строюсь делать вид, что мне тут комфортно, чтобы никого не обидеть. Но у меня просто больше нет на это ресурса. Тебе же и самому тут плохо, родной. Давай я позвоню папе и он пришлет за нами вертолет?

– Ри, давай не будем вмешивать твоего отца.

– Что значит вмешивать? – смотрит с осуждением. – Ты так говоришь, словно он тебе чужой человек, какой-то. Я устала, Мот. Я хочу домой. Правда…

Киваю, а у самого раздражение от ситуации зашкаливает. Ри никогда тактичностью не отличалась. Любой свой косяк, из-за длинного языка, вечно пытается сгладить наиглупейшей улыбкой.

Она вроде никогда никого намеренно обидеть и не хочет, просто транслирует свою правду. То, как видит, забывая о том, что чаще всего, ее ценное мнение на хер никому не уперлось.

Ри девочка-принцесса. Папина принцесса. Избалованная, добивающаяся своей цели любыми путями. Отец ей в этом потакает, всегда.

– Слушай, – переплетаю наши пальцы, – думаю, что если ты хочешь, то должна лететь.

– Что значит, если хочешь? Ты со мной не собираешься?

– Ри, я обещал родителям, что останусь до конца недели

– Скажи, что дела! Нашёл проблему, – Кари дует губы, привстает на носочки, трется носом о мою щеку. Она тактильная с излишком, не то чтобы меня это бесит, но и в восторг не приводит. Особенно, если учесть, что все ее нежности, в последнее время, какие-то детские. Ванильные.

– Мы полгода не виделись.

– Мот, я не понимаю, – Кари отстраняется, делает шаг в сторону и разводит руки, – что происходит? Я тебе не нужна тут, что ли? Тогда так и скажи, Ри вали на хрен отсюда, – повышает голос и скатывается в очередную манипуляцию.

– Ты слышала, чтобы я сказал тебе что-то подобное? Тебе плохо здесь, и я предлагаю решить эту проблему.

– Уехать одной? Это не решение! Мы должны вместе быть!

– Четыре дня. Я приеду через четыре дня.

Ри нервничает. Трет виски, губы кусает. Ее чувства в такие моменты как на ладони.

– Ты сейчас серьезно? Это обида какая-то, я не понимаю? Я что-то не так делаю, говорю, м?

– Если не брать в расчет, что мешаешь моих друзей с говном, все прекрасно.

– Все ясно, я поняла, – Кари часто кивает, пытается выдавить слезы, трет глаза, но они все равно остаются сухими. – Ты сам себя слышишь? – скатывается в агрессию, когда надавить не вышло. – То есть я виновата, что они такие? Ладно, если это быдло тебе дороже меня, я уеду. Уеду, но знай, что между ними и мной ты выбрал не меня, Мот! Я столько для тебя сделала, мой папа помог тебе…

Именно об этом я и говорил. Хуже будет всем. Любая ссора закончится этим. Любая наша ссора!!!

– Не нужно напоминать мне об этом каждый раз, когда тебя что-то не устраивает! – повышаю голос, что делаю очень редко. – Поняла?

Кари всхлипывает, смотрит на меня, как на привидение. Глаза рублей по пять, лицо перекосило от удивления.

– Мот, я же…, – шепчет и возвращается. Подходит ко мне вплотную, кладет ладонь мне на грудь, – прости, ты же знаешь, какая я дура, да? Прости, – вытирает свои мокрые щеки. – Я так тебя люблю. Ты же знаешь, я просто хочу, как лучше. Для нас. Для тебя. Я на все ради тебя готова. На все, на все. Если ты хочешь, чтобы Вадим был на нашей свадьбе, конечно. Мы вообще с тобой может тут на месяц остаться, правда. Я просто…

Смотрю на ее дрожащие губы, глаза полные слез и накрывает. Она не заслуживает к себе такого отношения. Кто бы что ни говорил, Ри спасла меня, когда помощи было ждать вообще не от кого. Она была рядом…

– Все, не плачь, – прижимаю ее к себе, обнимаю. Крепко. – Прости, я тоже не прав. Не реви, тебе не идет, – вытираю ее слезы. – Малышка, – целую в макушку.

Ри дрожит, льнет ближе, крепче. Обнимает за шею, все еще содрогается от слез. Стоим так минут десять, прежде чем выдохнуть.

– Ты же знаешь, что я нормальная, правда? Ты один знаешь, что они врут, все эти сплетни. Мот, я так устала с этим жить. Мне так плохо. Я не хочу на тебе срываться. Мне больно, больно, когда мы ругаемся. Когда я говорю тебе все эти вещи. Прости меня, пожалуйста. Пожалуйста…

– Я не обижаюсь, – отрываю ее от себя, чтобы посмотреть в глаза, – не плачь.

– Ребята! Ой, – моя мама заглядывает в спортзал, видит нас в обнимку и подвисает. – Простите, я вас завтракать пришла звать.

– Мы уже идем, Виолетта Денисовна, – Ри, облизывает свои губы, улыбается, берет меня за руку, – только переоденемся.

В спальню заваливаемся на пике эмоций, когда единственный способ снять напряжение – секс. Беспроигрышный вариант. Но даже тут, Ри отдаляется, улыбается, и как всегда бежит в ванну.

– Я в душ. Пять минут, любимый, – чмокает меня в щеку и скрывается за дверью.

Слышу шум льющейся воды. Раздражает. Иду следом.

– Ты чего? – Ри вздрагивает от моего появления и сжимает в руке мочалку. – Мот?

Отодвигаю стеклянную дверь, которая нас разделяет и захожу под тропический душ. Смотрю на свою голую, прекрасную невесту. У нее шикарная фигура. Крышу сносит.

– Я еще не помылась.

– Похер, – забираю у нее мочалку и бросаю под ноги.

– Ты тоже…Матвей…, – пятится, прикрывая грудь.

– Похер, – повторяю тише, резко ее разворачиваю и замираю сзади.

– Матвей…ты чего? – нервно хихикает.

Оттягиваю промокшие боксеры, впиваюсь пальцами в Каринкины бедра, подтягиваю на себя, зацеловывая шею, трогаю ее между ног, пока не становится влажной. Вхожу резким толчком на всю длину, каждый толчок сейчас, маленький шаг к сглаживанию нашего конфликта.

Кари кусает губы, прикрывает глаза и стонет. Громко, наигранно, сука. Неестественно.

Так всегда было. С самого начала. Она такая сама по себе, артистичная. Все у нее должно быть красиво, позы, движения, стоны. Ничего спонтанного, все идеально выверенное. Место, время, даже в сексе.

Трахаю ее, пропускаю мокрые темные пряди волос между пальцев. Вдыхаю ее запах, неестественный, снова смешанный с ароматом геля для душа.

– Ри, расслабься.

– Я расслаблена, – бормочет, отвечает на поцелуи.

Прикрываю глаза, отпуская себя окончательно. Абстрагируясь от этой грёбаной вылизанной идеальной картинки, которой она хочет быть, только воображение, сука, какого-то хрена подкидывает Аленкин образ.

Ее шепот, искренность, естественность.

Сам себя пугаюсь в этот момент. Понимаю, что нужно остановиться. Жизненно необходимо сейчас, потому что это аут. Полный. Но, продолжаю. Имею свою невесту, жестче, чем обычно, и представляю другую девку рядом, как долбанный изврат.

– Мот, без презерватива, ты без защиты, – Ри паникует, чувствует, что я на пике почти, и пытается отстраниться. – Не в меня!

– Прости, – выхожу из нее, прижимаюсь к спине, успевая пару раз себе передернуть, представляя, Алёнкины губы на своем члене, чтобы кончить.

Упираюсь лбом в холодный, мокрый кафель и закрываю глаза.

Что это было? Какого вообще?

***

– Вы чего такие кислые? – мама рассматривает нас. – Предсвадебная лихорадка, что ли?

– Нет, – Ри опускает взгляд, теребит под столом свои пальцы.

Десять минут назад у нас с ней состоялся не самый приятный разговор. В этот раз секс ничего не исправил, а только усугубил. Мой косяк, бесспорно.

– Ладно, не буду приставать. Захотите, сами расскажете. Кстати, Матвей, папа просил тебя сегодня в офис к нему заехать.

Мама у меня понятливая, поэтому сразу ретируется и переводит тему.

– Зачем?

– Я не поняла толком, но, думаю, поговорить хочет.

– Мы с ним все давно обсудили.

Знаю я отца, приеду, а он заведет свою старую шарманку, она уже несколько лет не меняется.

– Матюш, – ма вздыхает, а потом тепло, так, как только она умеет, улыбается. – Знаю, вы оба у меня упрямые, но дай ему шанс. Просто поговорите, и все. Хватит уже нагнетать этот дурацкий конфликт.

– Ладно.

Отказать матери я не могу, так всегда было. Она уже как третье десятилетие сглаживает наши с отцом конфликты, которых за двадцать три года моей жизни накопилось немало.

– Вот и хорошо. Кстати, может быть, ты по дороге заедешь к Исаевым?

– Зачем? – напрягаюсь мгновенно, причем не я один.

Сталкиваемся с Каро взглядами. Вроде как обсудили с ней эту тему, но, судя по тому, как она смотрит, ни хрена не изменилось.

Еще и Алёнка… Твою мать! Штормит не по-детски.

Со мной никогда раньше ничего подобного не случалось. Чтобы трахать одну, а представлять другую…

– Ирине струны для скрипки передать.

– Можно отправить курьером. – Ри мило улыбается и делает глоток кофе. – Двадцать первый век, – посмеивается.

– Нужно поддерживать родственные связи, – поясняет мама. – Зачем нужен курьер, если Моту все равно по пути и …

– А вы разве родственники? – перебивает Каро.

– Родство необязательно должно быть кровным, Кариночка, – снисходительно добавляет мама и переключается на меня. Это с виду моя ма такая простая, своя в доску, можно сказать, но, когда дело касается своих, весь этот налет простоты слетает за мгновение.

– Да, вы правы. – Ри отворачивается, нервно сжимает телефон. – Я отойду, мне позвонить нужно. По работе, – поднимается и торопливо идет на заднюю веранду.

– Обиделась? – мама переводит взгляд с отдаляющейся фигуры Каро на меня.

– Не бери в голову, она с утра без настроения.

– Поссорились?

– С чего ты взяла?

– Я вижу. У нее на лице написано, у тебя тоже, кстати.

– Какая ты проницательная, – ухмыляюсь.

– Мне все-таки кажется, что вы торопитесь со свадьбой, Мот. Я никогда в твою жизнь не лезла и сейчас не собираюсь, но не сказать не могу. Зачем спешить? Не понимаю.

– Ри хочет.

– А ты? Ты сам чего хочешь?

Вопрос на миллион. Чего я хочу? Чего же?

– Слушай, я, наверное, до бати сгоняю, давай струны, завезу. Скажешь Ри, что часа через два вернусь?

Мама вздыхает.

– Не поссорились, значит, – качает головой. – Ладно, сейчас принесу струны.

– Хорошо.

Мама уходит. Впервые за сегодняшнее утро остаюсь один. Наблюдаю через стеклянные двери, как Ри носится по террасе из угла в угол и эмоционально с кем-то разговаривает.

Вообще, нужно ее предупредить. Самому. Лично сказать, что я уеду. Возможно, предложить поехать со мной, но я этого не делаю. Это гребаное утро выморозило все имеющиеся чувства. Не к Каро конкретно, а в целом. Я долбаный эмоциональный евнух. Вот и все.

Еще одних разборок и скандала просто не переживу. Не сегодня точно. Сорвусь. Уверен, что сорвусь и скажу то, что говорить не должен.

– Держи.

Забираю у мамы пакет со струнами, целую ее в щеку и спускаюсь в гараж. Беру отцовскую машину, потому что моя слишком приметная здесь, и выезжаю за территорию.

По дороге прокручиваю в башке сегодняшнее утро, особое внимание заостряю на сексе, который вышел из-под контроля, чего раньше не случалось. У дома Исаевых оказываюсь быстрее, чем планировал, под аккомпанемент собственных мыслей. Они разные. От угнетающих в хлам до легкого безразличия к ситуации.

Поднимаюсь на пятый этаж. Сотню раз здесь был, но сегодня как-то по-другому. Все ощущения словно не мои, или же, наоборот, те старые не имели ко мне никакого отношения…

Звоню в дверь. Раз, два, три. Нужно было предупредить по телефону, что заеду, через Вадю. Возможно, дома и правда никого нет, но, когда собираюсь развернуться и уйти, дверь открывается.

Пропускаю вдох или выдох, хрен поймешь. На пороге Алёнка. Растрепанная, в одной футболке, длинной, конкретно так прикрывающей задницу, конечно, но не так, чтобы выглядело это совсем скромно.

Фантазии подключаются мгновенно. Моргаю. Смотрю в пол пару секунд и только потом снова на нее. Чувствую запах сигарет.

– От тебя несет как от пепельницы, – выдаю вместо приветствия. Чувствую себя при этом максимально замкнуто, хотя по роже, уверен, не скажешь. Закрепляю свой невозмутимый вид тем, что отталкиваю Алёнку и прохожу в квартиру.

По-новому на нее смотрю, если честно, впервые за все время, что мы с ней знакомы. Как такое возможно вообще?

– Зачем приперся? – Алёнка не остается в долгу.

– Иса дома? – сглатываю вставший в горле ком.

– А ты будто не знаешь! Конечно, его нет. Мог сначала ему позвонить, а потом уже приходить, – складывает руки на груди. Защищается нападением.

– Понял. На, – вытаскиваю из кармана струны и сую ей в руку. – Для Ирины, мама просила передать.

Алёнка зависает на пару секунд. Кивает, облизывает губы и переступает с ноги на ногу. Вся спесь в этот момент с нее слетает. Теперь она прежняя, такая, какой я ее всегда знал.

– Спасибо, – шепчет, сжимает пакет в руках и, крутанувшись на пятках, идет в комнату не оглядываясь.

Ощущение, что просто хочет сбежать. Я и сам, кажется, хочу того же. Это идеальный момент, чтобы уйти. Свалить из этой квартиры, но я его игнорирую и следую за ней. Наблюдаю за тем, как она кладет струны на тумбочку у кровати. Не своей, сестры.

– По поводу вчерашнего, – произношу, прижимаясь плечом к дверному косяку, и вижу, как Алёна вздрагивает. Нервно передергивает плечами, медлит какое-то время и только потом оборачивается.

– А вчера что-то было? – разглядывает меня. Смотрит в упор, враждебно. Очень уверенно.

Мне всегда казалось, что сестра Исы – такая девочка-одуванчик. Видимо, и правда лишь казалось.

Качаю головой, мол, нет, не было, а взгляд уже скользит по Алёнкиной груди и проступающим под футболкой сосочкам. Она это замечает, и мы оба замираем без слов.

Алёнка прикрывает себя руками и пятится до тех пор, пока не врезается бедрами в подоконник.

«Но я не отказался бы это исправить», – вертится на языке. Радует, что хватает ума не озвучить. Правда, стоим мы теперь друг напротив друга. По инерции за ней потянуло, а я даже не заметил.

Упираюсь ладонями в подоконник по обе стороны от Алёнки.

Делаю резкий, рваный вдох, с которым в мой организм поступает смертельная доза ее запаха, и ведь даже вонючие ноты дешевых сигарет его не портят. Моргаю. Между лопатками скапливается пот и стекает тонкими струйками по позвоночнику, щекоча кожу.

В себя прийти в таких условиях абсолютно нереально. Рассматриваю ее, но руками не трогаю, будто жду, что, как вчера, сама кинется.

– У тебя невеста есть, – проговаривает четко, хоть и вижу, что дается ей это с трудом.

– Вчера тебя это не останавливало.

– Ты прав, и мне очень стыдно за это… Уходи, пожалуйста.

– Ладно, – киваю. – Ты прости за вчерашнее, ладно? Я…

– Все нормально, – Алёна часто кивает. Вижу, что хочет поскорее разорвать наш контакт, отодвинуться.

– Я на самом деле рад, что ты оказалась дома. – Поджимаю губы, а сам чувствую, что улыбаюсь. Как дебил. Полный. – Мне было важно сказать тебе, что мне и самому неудобно. Перед тобой.

– А перед Кариной? – Алёнкин взгляд взметается, она впивается глазами в мои.

– И перед ней, да.

Глава 5

Алёнка

Сейчас главное – дышать.

Не выдавать своих истинных эмоций, а они душат. Их так сложно подавить. Я ведь даже предположить не могла, что он придет. Что извиняться будет…

Лучше бы и дальше вел себя как мудак. Так всем легче было бы. Я уверена.

Передо мной ему стыдно, и перед ней тоже. Только все это его лишь сегодня нагнало, а мне за ночь все кости выкрутило. Я думала, умру. Кошмары снились. Стыдно ужасно, до сих пор.

Да, блин, еще как минимум годы стыдно будет!

Как тупая малолетка же себя повела. Можно начать оправдываться, сказать, что с его подачи. Он же не отшил. Только совесть это не успокоит уже нисколечко.

– Хорошо, – убираю волосы за уши. Голос дрожит. Вот сейчас, в эту самую секунду.

Мрак полный. Набираю в легкие побольше воздуха. Главное – не паниковать сейчас, только как это сделать?

Мот тут, передо мной, в моей спальне. Воображение разыгрывается.

Что, если он сейчас подойдет еще ближе? Что, если его пальцы коснутся внутренней стороны моего бедра? Будет щекотно и приятно, я уверена. Нам обоим будет приятно, так, как вчера было.

Что в моей голове? Как я могу сейчас об этом думать?

Это же мистика какая-то. Так не бывает. Не может быть, но вчера было! А сейчас мы одни в квартире. Никто не увидит, не узнает. Никто-никто.

Боже, о чем я только думаю?!

Облизываю губы, не в качестве провокации, от нервов.

– А если она узнает? Твоя невеста… – Заглядываю Шумакову в глаза. Не понимаю, что он чувствует сейчас. Закрыт на миллионы замков, и взгляд такой же, пустой. Ни чувств, ни эмоций.

У него холодные голубые радужки с очень четким, завораживающим рисунком. Такие глаза – редкость. Смотришь, и тебя словно в морскую пучину затягивает.

– Если тебе станет легче, можешь сама ей все рассказать, – проговаривает, даже ни капли не смутившись.

Рассказать? Вот так прямо?

«Привет, Карина, я чуть не переспала с твоим парнем?» Как он себе это представляет вообще?

– Я не собиралась болтать.

Сглатываю горечь, скопившуюся на языке. Нет уж, пусть он лучше отсохнет – мой язык, если что, но рассказывать о произошедшем я никому не буду. В могилу с собой унесу. Точно-точно.

– Ты классная девчонка. – Мот заостряет уголки губ. Даже на улыбку почти похоже. – У тебя вчера, видимо, день хуе… Плохой был. Я понимаю. Самого сорвало, ну, ты уже поняла, наверное. Хорошо, что вовремя… Почти вовремя остановился.

Плохой день? Нет, плохое столетие как минимум. Все у меня нормально было, я просто решила, что если не сейчас, то уже никогда. Думала, с ума его сведу. Вот так, за секундочку.

Столько лет в него влюблена, никогда не выходило, а тут вышло бы…

Глупо. Безумно глупо, но надежда последней умирает. Я-то знаю.

– Да, ужасный. Очень плохой день, – бормочу и не могу глаза от него отвести. Смотрю словно под гипнозом. Это сильнее меня. Всегда так было.

Я же его всегда с открытым ртом слушала, что бы он ни говорил. Они с Вадей часто у нас зависали, я их подслушивала или прилипала посидеть рядышком. А сама тайком на Шумакова пялилась. Потом еще и в дневнике заметки по несколько страниц делала о том, как громко сердце рядом с ним билось. Дурочка.

– Все хорошо будет. – Мот аккуратно касается моей ладони, а меня током бьет. У него пальцы теплые и кожа такая мягкая, приятная на ощупь. – Извини.

– Ты меня тоже. И за РиРо не волнуйся, я никогда бы не рассказала. Все понимаю. Так вышло, просто вышло, и все.

Матвей снова кивает. Мы замолкаем, а мои пальцы все еще в его ладони. Тепло и приятно. По коже мурашки ползут от экстаза. Уровень эндорфина зашкаливает. Я краснею и опускаю взгляд.

Смотрю на свои ноги, футболка задралась так высоко, что между бедер виднеется треугольник трусов, тех самых, с котятами. Хочу оттянуть футболку, но своими движениями только привлекаю взгляд Матвея.

Краснею пуще прежнего, если честно. Каро явно во всяком кружеве ходит, а не в хэбэшках с кошками, будто ей лет пять.

Неловкая пауза затягивается. Я нервничаю все сильнее, скоро в глазах потемнеет от стыда. Да, вот так, мне было проще вешаться на чужого парня, чем предстать перед ним же в этом уродстве.

– Мило, – на полном серьезе выдает Шумаков.

Почему я так решила? Возможно, потому, что он не улыбнулся. Не постебался, и на том спасибо, как говорится.

Все-таки оттягиваю футболку вниз и прижимаю пятки к полу, становясь ниже Мота еще на пару сантиметров. Жар достигает такого предела, что на мне спокойно можно поджарить картошку.

– Я поеду, – Матвей выпускает мои пальцы, делает шаг назад, но не отворачивается.

– Хорошо. Передай своей маме большое спасибо за струны. Ира будет очень рада, у нее скоро выступление.

– Передам.

– Каро привет, – брякаю уже по привычке и тут же морщусь. Прикрываю глаза на пару секунд. Это позор. Очередной. – Я провожу, – спохватываюсь и оббегаю Матвея по кругу.

Уже в дверях придерживаю края футболки, чтобы больше не задиралась.

– Пока, – нервно улыбаюсь, глядя, как он переступает порог.

– Пока. – Мот сует руки в карманы джинсов, смотрит мне в глаза зачем-то. – От тебя вкусно пахнет, – прищуривается, будто хочет уловить что-то, что раньше во мне не замечал. Хотя я, вероятно, додумываю.

– От пепельницы? – приподнимаю бровь.

– Несмотря на это, – кивает, а потом хмурится. – От тебя пахнет тобой, – приподнимает уголок губ.

– Что это значит? – привстаю на носочки, все еще находясь под впечатлением от его слов.

Ему нравятся мои духи? Но я не душилась сегодня.

– Не бери в голову…

Шумаков сбегает вниз по лестнице, а я, я закрываю дверь лишь тогда, когда он оказывается на несколько пролетов ниже.

Принюхиваюсь к себе. Улыбаюсь. Снова мурашки.

Облизываю губы и возвращаюсь в ванную. Нужно принять душ, волосы уложить, подкраситься немного. У меня сегодня будет длинный и тяжелый день. Если Арат возьмет в кафе, поиск работы ограничится одним днем, но на смену придется выйти в ту же минуту, как он даст согласие. Если нет, я буду вынуждена скитаться по городу в поисках чего-то другого.

Вариантов на самом деле немного. Не в Москве живем. Население у нас что-то около полумиллиона, подработку по профессии найти нереально, особенно после первого курса. Особенно когда ты учишься на социолога. Факультет управления и социальных коммуникаций, если уж совсем официально. Но в нашем городе после универа-то фиг что найдешь по специальности, а когда только первый курс окончила, и подавно.

После душа заматываюсь в полотенце, наношу на лицо крем, там же в ванной делаю макияж и сушу волосы феном. Они у меня тонкие, пористые, кудрявые, как у мамы были. Мы с ней внешне вообще очень похожи.

Быстро пшикаю на волосы спреем для разглаживания с защитой от ультрафиолета, расчесываюсь и перемещаюсь в комнату. Надеваю шорты-комбинезон приятного глубокого голубого цвета в мелкий белый цветочек. Завязываю поясок, расправляю широкие рукава, быстро сваливаю в сумку все самое необходимое и выбегаю из квартиры.

Мысли плавают. Иду в кафе, надо вроде как о работе думать, о том, что Арату скажу, но все это вытесняется под напором воспоминаний о ЕГО прикосновениях.

В тысячный раз за последний час трогаю свои пальцы, что Мот сжимал в своей ладони, и умиляюсь. Так приятно это было.

Глупо, знаю. Это ровным счетом ничего не значит, но разве влюбленному сердцу докажешь? Нет, конечно. Оно любую улыбку и ласковое слово воспринимает по-своему.

Мое маленькое глупое сердечко. Ох…

– Привет, Рус, – машу рукой охраннику.

Руслан тут уже года три работает, Вадя его отлично знает. Они дружат.

– Привет, кудряшка, ты пообедать?

– Я на работу. Устраиваться. Арат у себя?

– Ага. Это ты вовремя, он как раз утром девчонку уволил.

– За что?

– Подворовывала.

– Ужас какой, – морщусь и пробегаю в открытую для меня Русом дверь. Широко улыбаюсь ему в знак благодарности.

Киваю девчонкам. Я прошлым летом тут работала, вот почти всех знаю. Арат неплохо платит, и отношение к работникам тут хорошее, несмотря на дурацкие стереотипы, поэтому текучки почти нет.

Да и контингент как везде на районе. Плюс минус одни и те же лица.

Стучу в дверь, поправляю шорты и, когда слышу, что можно войти, толкаю дверь.

– Здравствуйте, Арат Алварович.

– Алёна, – мужчина улыбается, – здравствуй. У тебя дело какое-то?

– Я тут узнала, что вы официантку уволили, а я как раз работу ищу.

– Уволил. Как всегда, на лето?

– До конца сентября, потом совмещать с учебой сложно будет.

– Хорошо. Ты у нас все знаешь. Жалоб на тебя не было, приступать можешь хоть сейчас.

– Спасибо.

– Вадиму привет передавай.

– Передам. Могу идти тогда? В зал?

– Марину найди, она тебе форму выдаст и проинструктирует.

– Ладно.

Еще раз благодарю Арата и выскальзываю за дверь. Маринку сразу вижу. Она администратор, работает тут больше десяти лет. Взрослая женщина, хорошая.

– Марин, привет. Я готова к инструктажу, – улыбаюсь, появляясь за Марининой спиной.

– Ой, Алёнка, напугала. Ты опять к нам? На лето?

– До конца сентября.

– Это хорошо. Пошли тогда, переоденешься. До завтра желательно меню подучить.

– Без проблем.

– Как у Вадика дела? – Марина открывает дверь в подсобку. Как таковой комнаты для персонала тут нет. Зажигает свет.

– Отлично. Работает сутками.

– Ничего не меняется, – Марина качает головой. Улыбается.

Я, конечно, знаю, что Вадя с ней спал, ну или спит периодически. Но вида не подаю. Это не мое дело. Лезть в постель к брату я не намерена, так же как и читать нотации насчет того, что Марина его лет на пятнадцать старше – минимум.

– Как и у всех. Много ты людей вокруг знаешь, у кого что-то за последний год изменилось? – Стаскиваю комбинезон и влезаю в темно-зеленое платье, быстро повязываю поверх черный фартук.

– Немного. Готова?

– Всегда готова.

– Отлично, тогда третий, четвертый, седьмой и восьмой стол на тебе. Остальные на Лене.

Наблюдаю за тем, как Марина гасит свет, закрывает дверь на ключ, а потом, поддержав меня улыбкой, скрывается в кабинете Арата.

Быстро изучаю меню, новых позиций почти нет. разве что в алкогольной карте.

До семи ношусь как угорелая и только в половине восьмого вечера убегаю на перерыв. Сегодня суббота, поэтому народа тьма. Вечером будет еще больше. Кафе работает до двух ночи, домой я вернусь явно не раньше трех.

Забегаю на кухню и усаживаюсь на стул в уголочке. Пролистываю ленту, со своего реального аккаунта я тоже, конечно, подписана и на РиРо, и на Мота. Быстро просматриваю сторис. У Шумакова тишина сегодня. Единственная утренняя фотка из спортзала. Он там без футболки…

Карина же загружает их каждые полчаса, наверное. Даже в нашем городе локации находит, на удивление. У нее точно глаз на локации наметан, из любой невзрачности что-то прекрасное сделает.

Вот она у бассейна в доме Шумаковых, вот в местном мажорном ресторане, в салоне, на массаже, пару видео с кривляньями, пока она едет за рулем и подпевает своим же песням. Пролистываю все это быстро. Когда в ее контенте нет Матвея, она мне малоинтересна.

Правда, на опросе, что она кинула, зажимаю экран пальцем.

«Может быть, мне не стоит выходить замуж?»

И два варианта ответа – нет и да.

Мое подсознание ликует. Особенно когда начинаю читать комменты под последним постом, где все, как один, в ужасе спрашивают, все ли у них с Мотом нормально.

Я ликую, конечно, но умом понимаю, что это либо очередной развод для увеличения просмотров, либо дурацкая попытка продать какой-нибудь курс. Этим она тоже грешит. И прогревами такими не брезгует.

И все вроде нормально, ничего необычного, но мне все равно не по себе. А что, если она узнала? Понятия не имею как, но что, если…

Это вообще хорошо или плохо будет?

Мот ее отпустит, если она решит уйти, или захочет удержать? Что он будет делать в такой ситуации?

Я миллион раз представляла их расставание, ссору, скандал грандиозный, но ни разу не задумывалась – а дальше-то что?

Не ко мне же он побежит. Точно нет.

Пока думаю об этом, телефон в руках начинает вибрировать. Номер незнакомый. Обычно я на такие не отвечаю, но сегодня какого-то черта делаю исключение. Зря, очень зря, потому что, как только слышу женский голос, сразу понимаю, кто это.

Карина. Карина Ростова. РиРо. Невеста человека, которого я люблю. Популярная девчонка. Та, с кем у меня нет ничего общего. Чего она хочет?

– Привет, – здороваюсь, а у самой ладони вспотели.

– Это Карина. Девушка Мота.

– Я по голосу узнала.

– Да? Блин. Богатой не буду. Слушай, Алёна, верно ведь?

– Да, Алёна.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал дружелюбно, но выходит с трудом.

Серьезно? Она хочет сейчас мне показать, что нашла мой номер, но имя мое еле помнит? Чушь же!

– Слушай, мы можем с тобой встретиться? Разговор есть.

– Разговор?

С опаской смотрю по сторонам, будто ищу скрытую камеру. В другой ведь ситуации она не может мне звонить. Или…

Узнала? Матвей все ей рассказал? Тогда зачем ко мне приходил?

Паника нарастает. Крепче сжимаю телефон, киваю, словно Карина меня видит, и, спохватившись, что это не так, добавляю:

– Да, конечно. Когда? Где?

– Завтра. В летней веранде, у вас тут в центре, куполом которая.

– Хорошо.

– В пять вечера буду тебя ждать.

– Но я не мог..

Договорить не успеваю, потому что слышу гудки. Пытаюсь перезвонить, чтобы объяснить, но телефон оказывается выключенным. Ну конечно, вряд ли бы она стала звонить мне со своего номера.

И что теперь делать?

Как вариант, позвонить Шумакову и рассказать, что Карина хочет со мной встретиться…

Но если позвоню, то никогда не узнаю, зачем она меня зовет. Уверена, Мот сделает все для того, чтобы эта встреча не состоялась.

Ладно, буду просто действовать по обстоятельствам, в конце концов, мне не впервой лететь в неизвестность. Может быть, этот полет окажется мягким. Успокаиваю себя, конечно, но все равно стреляю у Руса сигарету и прячусь на заднем дворе кафе.

Хочу снять стресс. Метод не лучший, но в данную минуту другого у меня нет. Прикуриваю, прилипая спиной к стене, обшитой металлом, и выдыхаю обильный клуб дыма. Легкие, кажется, сжимаются от крепости красного «Мальборо», я кашляю, но, наперекор своему организму, делаю еще одну затяжку.

Смотрю на оранжевый огонек, который после вдоха становится серым, а потом на свои пальцы. Подрагивают.

Глупышка ты, Алёнка, ничего страшного не произошло, вряд ли Карина знает о нас. Не может она знать. Просто не может!

Только вот моя неугомонная совесть, пожирающая изнутри еще с ночи, совсем не дремлет.

Сама на себя давлю. Проговариваю мысленно, что поступила как сучка. Настоящая дрянь. Нет, Шумаков тоже хорош. Но я же сознательно к нему лезла, где-то даже надежда тлела о том, что было бы хорошо разрушить их пару. Очаровать его.

Даже в любви призналась на этом фоне, но он, судя по всему, не заметил, либо решил, что это мой пьяный бред.

Он сделал вывод, что у меня день плохой был, поэтому так и произошло.

Как бы не так…

Не то чтобы я прям планировала на него вешаться, но в том состоянии уже саму себя не остановить было. Все запреты слетели. А теперь вот имеем, что имеем.

Выбрасываю окурок, а вместе с ним лишние мысли. Мне нужно доработать смену в адеквате, а еще не забыть отпроситься на несколько часов завтра. Думаю, этого времени хватит, чтобы пересечься с РиРо. Можно даже селфи сделать, мол, я так от нее фанатею.

Знаю, как сучка себя веду, но зато отведу все подозрения окончательно. Я просто фанатка, не больше.

До закрытия кафе бегаю с подносами и даже стираю пятку. В промежутках успеваю наклеить пластырь, но он словно специально скатывается в трубочку и натирает только сильнее. К закрытию я имею огромную рану на пятке, под лопнувшим волдырем. Кожу щиплет, и Марина предлагает обработать водкой, потому что ничего другого под рукой нет. Так и делам.

Когда Рус выпроваживает последнего посетителя, начинаем уборку, и я наконец-то надеваю свои шлепки, в которых пришла.

Вадик приезжает за мной за десять минут до того, как я освобождаюсь, отжимаю тряпку и выливаю воду из ведра в унитаз. Стаскиваю перчатки, мою руки и бегу переодеваться.

На улицу выхожу без сил. День сумасшедший был, и если к физической усталости мне не привыкать, то вот моральная до сих пор на плечи давит. А все Шумаков и его невеста.

Матвей…

Поднимаю взгляд, да так и замираю на крылечке кафе.

Мот с Вадиком сидят на капоте красного старенького фольца. Вадя его три года назад еще купил. Ровно за неделю до смерти мамы…

– Привет, – брат машет мне рукой, касается ногами земли. Подходит и тут же забирает у меня пакет.

Да-да, мы таскаем домой продукты, которые остаются. Арат разрешает.

– Ну ты как? – Вадя приобнимает меня за плечи. Тут же клюю его в щеку, а потом еще и тычусь носом в грудь.

– Без ног. В аптеку заедем? Мне пластырь нужен и мазь. Ногу в кровь стерла.

– Конечно.

Брат помогает мне доковылять до машины, а я не сопротивляюсь. Хочется, чтобы кто-то за мной поухаживал. Позаботился. В такие моменты это особенно важно.

– Привет, – слышу голос Матвея.

Зажмуриваюсь тут же, хорошо, что все еще рядом с братом стою и практически дышу ему в грудь.

– Привет, – нахожу в себе силы для ответа, а потом еще и для улыбки. – Чего вы так поздно вместе третесь? Встречаетесь, что ли? – прикалываюсь.

Шумаков нормально реагирует, ухмыляется, а вот Вадя морщит нос.

– Завязывай со своими гейскими шуточками, – щелкает меня по носу и открывает дверь в машине. Заднюю. Даже тут Шумаков умудрился внести в мою жизнь перемены. Я же всегда с Вадей рядом езжу.

Придется теперь сидеть рядом с Нинкиным детским креслом.

В дороге меня немного вырубает. Когда Вадя притормаживает у аптеки, сил сходить туда самой у меня нет, поэтому он идет один. Мы же с Шумаковым остаемся в машине.

Я его не вижу, но напряжение лютое. Оба не в своей тарелке сейчас.

– Вы поссорились с Кариной?

– С чего ты взяла? – поворачивает голову, а я в этот момент подаюсь вперед, цепляясь пальцами за край спинки сиденья.

Почти сталкиваемся носами. Смущаюсь и немного отклоняюсь назад.

– Видела ее сторис, – жму плечами.

– Это прогрев. Не бери на свой счет.

– Пфф, даже и не думала, – обнажаю иголки.

Что он вообще себе позволяет? Козел!

Пока я придумываю план, как хорошенечко и невзначай ему врезать, Мот спрашивает:

– Как прошел первый рабочий день? Устала, да?

И ничего это не забота, Алёна. Он просто разговор поддерживает, как бы там ни было, нам все равно придется общаться. Из-за Вадика.

– Посмотрела бы я на тебя, таскай ты весь день подносы.

– Кто на что учился, – Шумаков хмыкает, а ко мне снова возвращается желание ему треснуть.

– Тебе домой не пора? У вас там, кажется, вечеринка намечалась.

– Мы там уже были, но решили переместиться.

– Куда?

– Иса предложил к вам домой.

– Невеста твоя тоже приедет?

– Думаю, ей не до этого.

И что это значит?

Глава 6

Сейчас неплохой момент признаться Моту в том, что Карина назначила мне завтра встречу, но я замолкаю и отворачиваюсь. Высматриваю Вадю в окно, чуть вытянув шею. Очень хочу, чтобы он вернулся поскорее.

Шумаков уже завис в телефоне, но я все равно ощущаю между нами неловкость. Мы больше не разговариваем, только проще от этого не становится. Кажется, наоборот, атмосфера лишь нагнетается.

Мот откидывается затылком на подголовник. Сидит так, что я вижу экран его телефона. Не целиком, но прекрасно различаю то, что у него переписка с Кариной открыта. Извиняется перед ней, что ли? Они точно поругались. Чувствую. Иначе Матвея бы тут не было.

Они там ссорятся – мирятся, а я как маньячка за этим наблюдаю.

Вадя хлопает ладонью по крыше машины. Вздрагиваю. Так внимательно его высматривала, что проглядела.

– Держи свою аптечку, – брат кидает мне в руки пакет и садится за руль.

– А чего ты так долго? – бурчу. Купить мазь и пластыри – две минуты, но Вадик вернулся не раньше чем через десять.

– Очередь.

– Ночью? Я не видела, чтобы кроме тебя оттуда кто-то еще выходил, – улыбаюсь. Нарочно его поддеваю.

Знаю я, что он там делал, флиртовал с фармацевтшей. Вадя тот еще бабник. Удивляет лишь то, что он со всеми своими бывшими и проходящими всегда в отличных отношениях остается. Никаких скандалов, слез, истерик. Дружба-жвачка, блин, по итогу. Всем бы так, если честно.

Я вон с Мотом один раз поцеловалась, и до сих пор сквозь землю готова провалиться. Какие из нас друзья теперь? Выдумка!

Открываю коробку с пластырем и заклеиваю пятку. Настрадалась сегодня сполна.

К дому приезжаем быстро. Мыслей так много, что дороги я не замечаю. Собираю все свои пожитки и приятно удивляюсь, когда Мот открывает мне дверь.

Выпрямляюсь, оказываясь с Шумаковым лицом к лицу. Как так вышло, что мы снова запредельно близко друг к другу? Расстояние сантиметров пятнадцать в нашей ситуации не расстояние!

– Спасибо, – бормочу, неуклюже переступая с ноги на ногу, и отвожу взгляд. Робость в этот момент зашкаливает, если честно.

Ничего сверхъестественного. Подумаешь, дверь открыл, а меня уже вот почти в рай отбросило.

– Всегда пожалуйста.

Матвей, в отличие от меня, взгляд не отводит. Чувствую, что лицо мое разглядывает, иначе почему щеки обжигает?

Ужас какой-то! Не может так больше продолжаться. Это пытка, честное слово.

– Мы в двадцать четыре пойдем. Тебе что-то взять? – Вадик немного повышает голос, но на крик не переходит. Я его и так прекрасно слышу.

– Сок. Апельсиновый.

Спешу к подъезду и роюсь в сумке в поисках ключа.

– Понял. Куртку мою забери. – Подбегает и набрасывает мне на плечи свою ветровку. – Мы быстро.

Мальчики уходят за пивом. Несмотря на то, что время около трех, в соседнем доме работает маленький круглосуточный магазинчик, в котором продают спиртное в любое время суток. Почему так происходит и кто их «крышует», догадаться нетрудно.

Не успеваю зайти домой, как в прихожую из комнат вываливается все наше немаленькое семейство. Отца среди них, естественно, нет.

– Ира, – разуваюсь, глядя на сестру с укором, – почему Нина еще не спит? Время видели вообще?

– Она без тебя не ложится. Ноет ходит. Что я сделаю?!

– Надо было ее у ба оставить, – нагнетает Макс, после слов которого наша и так расстроенная Нина начинает хныкать.

– Не реви, – обнимаю ее на автомате, параллельно стаскивая с себя Вадину ветровку. – Я сейчас умоюсь и приду к тебе.

– Почитаешь?

– Почитаю, конечно.

Глажу Нину по голове. Улыбаюсь.

Если честно, мне очень хочется завалиться на кровать и ничего не делать.

Я очень хочу быть обычной девятнадцатилетней девчонкой. Безрассудной, думающей только о себе. Юной и безответственной. Такой, какой мне и положено в моем возрасте.

И у меня был шанс. Я могла уехать учиться в другой город. Поступить в какой-нибудь колледж на бюджет, если не прокатит с вузом. Уехать и не париться о том, как там моя семья. Свалить ответственность на Вадю окончательно. Могла бы. Но кем я буду после этого?

Отцу уже как три года нет до нас дела. У него свое затяжное горе, но ему нет никаких оправданий. С каждым днем моя ненависть к нему только возрастает. Он взрослый мужик, который с легкостью переложил на нас с Вадей всю ответственность.

Ненавижу его. Так сильно ненавижу! Почему в память о маме он решил бухать, а не воспитывать общих с ней детей? Не найти отдушину в ее продолжении?

И если с мелкими он после маминой смерти хоть как-то еще общается, когда приходит в себя, от меня на расстоянии держится.

Я ведь так на нее похожа, что он просто не может не видеть этого сходства. Оно его убивает. Я его убиваю, родная дочь, своей похожестью на его умершую жену. На мою мамочку.

Разве его можно хоть за что-то уважать после всего этого? После всей той боли, что он нам причинил? После порушенного детства у меня и у малых? После того, как Вадику практически пришлось взять на себя роль отца?!

Мы все не просто связаны навеки, мы приросли друг к другу и вряд ли когда-то сможем отделиться.

– Так. – Закрываю нашу комнату изнутри и быстро стягиваю комбинезон. – Что будем читать? – Заваливаюсь к Нине на кровать в лифчике и трусах.

– «Красавицу и чудовище».

– Ну давай. – Открываю книжку. – Жил-был богатый купец, у которого было три дочери и три сына. Младшую из дочерей звали Красавица. Ее сестрицы не любили ее за то, что она была всеобщей любимицей…

Нина укладывается на подушку, пристраиваясь у меня под боком.

Она знает эту сказку наизусть, но часто просит почитать именно ее. Это такая память о маме. Вот эта затрепанная книга, которую она читала трехлетней Нине. Она до сих пор это помнит…

Когда я думаю об этом, слезы на глазах, вот и сейчас снова плачу. Наизусть повторяю слова сказки, а по щекам слезы катятся. Нина жмется ко мне еще ближе. Обнимает, а минут через десять уже засыпает.

В прихожей в этот момент как раз открывается дверь. Слышу голос брата. Они с Шумаковым вроде и тихо говорят, но у меня второй день подряд все органы чувств обострены, я каждое их слово слышу.

Аккуратно, чтобы не потревожить Нину, вылезаю из ее кровати, натягиваю велосипедки, длинную футболку, убираю волосы в пучок и выскальзываю за дверь. Ира как раз гасит светильник.

На кухне уже трется Макс. Разгар лета. Ложиться спать он не спешит, а если еще можно посидеть с Вадиком и его друзьями, так вообще в кровать не загонишь.

– Алёнк, будешь? – Вадя кивает на банку пива.

Вспоминаю пузырьки от шампанского так весело лопающиеся на языке и отрицательно качаю головой.

– Нет, пару минут с вами посижу и спать пойду, – присаживаюсь на табуретку рядом с братом, затылком ощущая на себе взгляд.

Поворачиваю голову. Мот стоит в дверном проеме, только вышел из ванной, в которой на полотенцесушителе, между прочим, сушатся мои лифчики. Прекрасно просто…

Сталкиваемся глазами. Мот не улыбается, даже бровью не ведет, но я прямо чувствую, что это маска, за которой скрывается его фирменная ухмылка.

По-хорошему, мне стоит уйти. Лечь спать и не обострять, но я зачем-то остаюсь, а потом еще и несколько глотков пива из Вадиной банки делаю.

Горьковатые хмельные пузырьки щекочут язык, а скопившаяся за весь день усталость медленно растворяется.

Тянусь к пачке чипсов, и Мот словно специально делает то же самое. Касаемся друг друга пальцами.

Мурашки по коже расползаются мгновенно, а время замедляется. Для меня точно. Остальные толком ничего и не замечают, а вот я, кажется, попадаю в петлю времени, где секунды тянутся вечность…

Отдергиваю руку. Пульс учащен. Дыхание сбито.

Я жива и мертва одновременно.

Нужно успокоиться, но, как это сделать, ума не приложу. Вадик о чем-то говорит Моту, и я понимаю, что Шумаков полностью переключился на моего брата. Он не со мной уже, а я до сих пор в прострации. Момент эмоционально напряженный. Как ни крути, а возвращаться после такого к жизни с каждым разом всё труднее.

Шумаков об этом знает? Судя по всему, да.

Я же себя выдаю. С потрохами. До ночи в загородном доме со мной такого не случалось. Я держала чувства на замке, за толстой стеной. Скрывала все до капли, и мне это с легкостью удавалось. Что же теперь не так?

Может быть, вот это странное ощущение… Оно меня с момента поцелуя не покидает. Мне кажется, а иногда я прямо уверена, что все взаимно. Что Матвей испытывает что-то подобное тому, что чувствую я, при каждой нашей встрече.

У него такой взгляд, необъяснимый, но транслирующий теплоту какую-то. Озабоченность происходящим. Что, если ему на меня не плевать?

Я понимаю, что это глупость. Он все ясно дал понять. Сам пришел, извинился, объяснил. По-человечески все разрулить попытался. И у него получилось. Почти.

Почти, потому как свои чувства я спрятать не могу. Никак. Некуда их прятать. Они во мне уже несколько лет живут и угасать не хотят.

Не исчезают.

Причиняют такую адскую боль, измываются надо мной, но не уходят!

На глаза слезы наворачиваются. Поднимаюсь с табуретки и закрываюсь в ванной, немного стою в тишине, рассматривая в зеркале свое отражение.

Я красивая. Кудрявая блондинка. Глаза серые, ресницы черные, длинные.

На меня обращают внимание. Я это знаю, потому что комплименты делают, на свидания зовут. У меня никогда не было дефицита внимания от мальчиков.

Только проблема в том, что все их внимание мне даром не надо. Мне Шумаков нужен. Одержимо. Болезненно. До сердечной недостаточности.

Он мне нужен! С ним нельзя, я знаю, но мечтать могу. Просто воображать я могу, этого у меня никто отнять не может. Никогда не сможет!

Выдыхаю.

Привстаю на цыпочки и вытаскиваю сигареты из своего тайника, прячу их за резинку велосипедок и оттягиваю футболку.

Вадя не знает, что я покуриваю. Увидит – убьет.

Если дома и пахнет табаком, то Макс берет вину на себя. Всегда. Вадя, конечно, ругается, но попроще все равно относится. Для него курящая девочка – табу. Вадик у нас такой, полуспортсмен. Пьет только пиво, и то редко. Не курит и совершает каждодневные утренние пробежки по три километра.

Вышмыгиваю в прихожую, нужно как-то выйти на улицу, да так, чтобы никто не заметил.

– Да иду, щас, – голос брата приближается.

Вадик выходит в коридор, надевая кроссы.

– Ты куда? – смотрю на то, как он одевается.

– Да Маринка мозг выносит. Я минут на пятнадцать, составь Моту компанию пока.

Нервно улыбаюсь и прячу волосы за уши.

Вадик хлопает дверью и идет… В соседнюю квартиру он идет. Прямо напротив. К своей девушке. По крайней мере, три прошлых месяца они вроде как были парой…

Супер, теперь на улицу можно не ходить. Стаскиваю с крючка ветровку, надеваю и быстро, так, чтобы не зацепиться за Шумакова глазами, выхожу через кухню на балкон.

Прикуриваю, а у самой руки трясутся почему-то. Нервное. С одной стороны – Матвей, который смотрит через стекло на меня, с другой – неожиданный приход брата, который точно наорет из-за сигарет.

Затягиваюсь на свой страх и риск.

Дверь за спиной хлопает. Сглатываю горьковатую слюну и еще внимательней всматриваюсь в ночной двор с тусклыми фонарями у подъездов.

Шумаков замирает справа от меня. Весь такой деловой, руки в карманах, взгляд ничего не выражает.

Стоит и пялится на то, как я делаю очередную затяжку, обхватив фильтр губами.

Когда резко поворачиваю голову, нарочно, с вызовом, Шумаков… Он вздрагивает?

Нет, это мне явно кажется. Просто вижу, что хочу, вот и все.

– Чего? – мило улыбаюсь, пока напряжение между нами не начинает потрескивать.

Кожу покалывает.

– Покурим? – Мот смотрит на мои губы.

Киваю на пачку сигарет, лежащую рядом, и снова затягиваюсь.

Глядим друг на друга. Гадкие мурашки облепляют все тело в этот момент, Мот делает шаг. Встает вплотную.

Как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как его рука оказывается рядом с моим лицом.

– Одну на двоих, – прищуривается, аккуратно высвобождая сигарету из моих пальцев.

Приоткрываю рот от удивления, жадно наблюдая, как его губы обхватывают фильтр в том же месте, где мои.

Это можно считать кансэцу кису* или нет?

Густой, едкий дым белым облаком вздымается к небу. Мот выдыхает его щедрой порцией, а потом делает еще одну крепкую затяжку, запрокинув подбородок и вытянув шею.

Мои щеки розовеют, а сердце сжимается. Ураган эмоций сносит волной растерянности. Вцепляюсь пальцами в железные балконные перила, и все равно теряю равновесие. Переваливаюсь на один бок, чувствуя на талии теплые прикосновения.

Мот дотронулся до меня раскрытой ладонью.

Смотрю на него, медленно умирая. Зачем он это делает? Это нечестно.

В панике выхватываю у него сигарету, вдыхаю дым до слез. Стряхиваю пепел и дрожу. Очень хочется к нему прижаться. Сильно-сильно. Ненормально и неправильно, знаю. Это желание делает меня уязвимой.

Прижимаю свои пальцы к груди Мота. Чувствую его глубокие, размеренные вдохи и ровные удары сердца.

Мое же вот-вот выломает грудную клетку. Облизываю губы и бросаю тлеющий окурок вниз. Оба наблюдаем за тем, как он летит с пятого этажа в темноту ночи, неловко друг друга касаясь.

– Нам, наверное, не стоит наедине оставаться, – бормочу, набираясь сил, чтобы посмотреть на Матвея.

Когда запрокидываю голову, обжигаюсь о его взгляд. Пристальный, цепкий, сводящий с ума, в общем.

– Да, ты права, – произносит тихо, с легкой хрипотцой.

Больно это слышать, но я сильная, и я справлюсь. Отрываю свою ладонь от его груди, но Мот перехватывает запястье. Окольцовывает. Наши руки замирают в воздухе.

– Ты говорила правду?

Матвей наклоняется. Смотрит на мои губы, бегло в глаза и снова на губы.

– О чем?

– О том, что влюблена?

– Я безбожно врала.

– А почему дрожишь? – склоняется еще ближе.

– Я…

Придумать ответ не успеваю, и, честно говоря, хорошо, что так. В глубине квартиры хлопает дверь. Видимо, Вадик вернулся.

Шумаков резко разворачивает меня к себе спиной, берет пачку сигарет, прикуривает и отходит в сторону. Теперь мы на расстоянии. Он курит. А я просто нахожусь неподалеку. Никакого криминала.

– Бля, Мот, ты опять начал? – Вадик с недовольным лицом выходит к нам.

– Балуюсь, – Шумаков пожимает плечами, выпускает дым, а сам меня взглядом цепляет.

Балуется…

Это ведь не о сигаретах. Точно не о них…

***Кансэцу кису (間接キス) в Японии существует понятие «косвенный поцелуй». По сути, это минимально тесный физический контакт. Например, когда возлюбленные делят еду, напиток или сигарету, можно сказать, что это намекает на поцелуй.

Глава 7

Солнце ослепляет, а мои очки спокойненько так лежат дома на полке. На улице второй день жара просто адская, щурюсь и выбегаю из автобуса на остановке недалеко от летней веранды, где мы договорились с Кариной о встрече.

Утром я была уверена, что она не придет, поэтому и сама не собиралась. Но ближе к обеду девушка Мота снова позвонила мне с того же номера. Уточнила, в силе ли наша встреча, извинилась за то, что пропала, и обещала все объяснить лично.

Поэтому вот я здесь, в самом сердце города.

Занимаю столик у перил и прошу лимонад манго – маракуйя. Бегло осматриваюсь, незаметно покручивая головой по сторонам. РиРо поблизости не видно. Может быть, у нее изменились планы и она не придет?

Эта мысль греет и разочаровывает одновременно. Мне безумно страшна тема предстоящего разговора, особенно когда я не понимаю, о чем он будет, но поэтому же и до ужаса интересно, что же эта певичка хочет со мной обсудить.

Шумакова? Меня и Вадю? Насколько я поняла по рассказам брата, да и по реакциям Карины в машине Мота в ту ночь, ни я, ни Вадя особого восторга у нее не вызываем. Скорее наоборот…

– Ваш лимонад.

– Спасибо, – благодарю официанта. Улыбаюсь.

Именно в этот момент стул напротив занимает фигура в белой широкой рубашке. На глазах солнцезащитные очки, на голове кепка.

– Мне то же самое, – просит Ростова, не глядя на официанта.

Смотрю, как шевелятся ее губы, и понимаю, насколько я жалкая, потому что думаю в этот момент о том, как Шумаков их целует. Ее надутые силиконом, или чем им там колют губехи.

Самой от себя противно, ей-богу, но остановить этот поток яда в голове невероятно сложно.

– Привет, – здороваюсь первая.

РиРо кивает, а когда официант отходит, расплывается в улыбке.

– Привет. Прости, что я так… Конспирация. Не хочу, чтобы кто-то сфоткал. Для всех я вернулась в Москву. – Смотрит на свои смарт-часы. – У меня немного времени, машина вот-вот приедет. Папа уже выслал за нами водителя.

– Понимаю, – киваю как умная.

– Я тебя не сильно напрягла, надеюсь? – снова улыбается.

– Да нет. У меня был свободный час.

– Отлично. Ты прости, я просто… Просто в таком раздрае, Алёнка. Мы с Мотом сильно поцапались. Сама виновата, накосячила. Мой длинный язык когда-нибудь заведет меня в могилу, – разводит руками.

Снова киваю. Карина улыбается, но ее глаз я не вижу, они спрятаны под линзами с поляризацией. Почему-то кажется, что взгляд у нее холодный и острый, несмотря на вот это показательное радушие.

– У тебя ко мне какой-то разговор, насколько я поняла?

– Да, – щелкает пальцами, упираясь локтями в стол, немного подаваясь ко мне. – Вы с братом давно знаете Матюшу. Дружите давно. Поэтому, наверное, теперь только вы можете хоть как-то на него повлиять.

– Теперь?

– Мы поссорились. Сильно, Алён. Я сказала лишнего, он тоже… Мне кажется, что наша свадьба под вопросом теперь.

Приоткрываю рот и тут же его захлопываю. Считаю про себя до десяти. Успокаиваюсь, чтобы не обрадоваться и не улыбнуться. А я ведь могу. Новость-то для меня совершенно неплохая.

Глупо, конечно, но где-то глубоко внутри все же таится надежда на взаимность Матвея ко мне.

– И чем я могу помочь? – Незаметно скребу ногтями свою коленку под столом, затаив дыхание.

– Я хочу ему сюрприз сделать. Понимаешь, наша свадьба – это большая показуха. Тебе и Вадику будет там неудобно. Я уверена. Вы классные ребята, но…

– Не вашего круга? – приподнимаю бровь.

– Да нет. Скорее, просто не формат тусовки. Я не хочу, чтобы кто-то вас обидел, потому что, поверь мне, таких найдется немало. Но Матвей, конечно, против, он хочет пригласить вас. Уже пригласил, насколько понимаю.

– Да нет вроде…

Жму плечами, потому что ни Мот, ни Вадя ничего подобного не говорили. Да даже не обсуждали.

– Значит, еще пригласит. Он встал в позу. Короче, я долго думала, и если для Мота это важно, то для меня тоже. Понимаешь?

– Если честно, то не очень.

– Матвей со мной не разговаривает. Упертый и вредный же. Слушать ничего не хочет теперь. Ночевать не приехал. Я знаю, что он в отеле эту ночь провел. Мне больно от этого. Нас с ним многое связывает. Я очень его люблю. Он классный и…

Карина продолжает с улыбкой на губах, воодушевленно нахваливать Шумакова и рассказывать о чувствах к нему. Признается в любви, а мне тошно. Так тошно от этого. Нужно было дома сидеть. Зачем я пришла? Глупая дура.

Надеялась, что они расстались. Думала, что Карина позвала меня отношения выяснять из-за того поцелуя, но нет. Она хочет с ним помириться и ничего не знает.

– Мот ходит загруженный уже второй день. Весь в себе. Понимаешь?

Что будет, если я расскажу? Момент подходящий. Вот ей и ответ на вопрос, почему он так переменился здесь.

– Мы уезжаем сегодня, хоть в этом пришли к согласию. И я подумала, что… Алёна, я очень хочу тебя попросить, чтобы ты с братом послезавтра приехала в Москву.

– Чего?

– Мы собираемся в моем загородном доме самым близким кругом. Только друзья. Что-то вроде девичника-мальчишника. Все обговорено давно, Матюша едет, чтобы никого не подвести. Но меня, кажется, видеть там не хочет.

Карина продолжает болтать. Трындычит. Много, долго рассказывает о людях, которых я не знаю, о формате вечеринки, о свадебных приготовлениях каких-то, которые не имеют ко мне никакого отношения. О Матвее, который затаил обиду. Ее слова, как жужжание пчел, взрывают мозг изнутри.

– Я пришлю человека и все оплачу. Если вы приедете на этот праздник, Мот будет рад, понимаешь? Может быть, поймет, что мне совсем не наплевать на его друзей и на него. Я хочу, чтобы он был счастлив со мной, и готова ради этого на все.

– Даже терпеть рядом людей, которые живут черт-те где?

– Прости меня за те слова про ваш двор, – Карина хватает меня за руку, а мой взгляд замирает на ее кольце с огромным камнем. Помолвочном кольце. – Я бываю той еще сукой, если нет настроения. В тот вечер его не было. Куча автографов, дом какой-то, где меня чуть на части не разорвали. Пойми меня правильно, узнаваемость – это бремя, к сожалению. Я бываю вспыльчивой и очень жалею, когда вот так срываюсь. Я не хотела обидеть, честно.

– Ладно, проехали, – отворачиваюсь, рассматривая проезжающие мимо машины.

– Правда? Спасибо. Ты такая красотка. – Карина улыбается, рассматривает меня теперь внимательней. – Так ты поговоришь с братом? Вы приедете? Я очень хочу сделать Моту приятный сюрприз. Очень хочу показать, что мне дорого все то же, что и ему. Это правда. Он хороший парень, и он единственный, кому наплевать, что я звезда. Кому нет дела до того, кто мой отец. Он меня видит! Не дочь олигарха, не популярную певичку, а меня, – Карина всхлипывает и стягивает на нос очки.

Глаза у нее покрасневшие, но слез нет.

Понятия не имею, играет она или нет. Хотя какой смысл разыгрывать все это передо мной? Его нет, да я ей и так верю.

Она не врет, кажется. Она правда его любит. Как и он ее…

А я, я, наверное, тоже хочу, чтобы человек, в которого я влюблена, был счастлив. Это же правильно, да?