Читать онлайн Царица Теней: возвращение Персефоны бесплатно

Список использованных материалов

Ф. Мартышак. «Греческие и римские мифы»

Гесиод «Теогония» (о происхождении богов)

Н. Кун «Легенды и мифы древней Греции»

С. Бержер. Документальный сериал «Les Grands Mythes»

А. П. Кондрашов «Мифология. Религия. Том 1. 2.»

Гомер «Илиада

Гомер «Одиссея»

А.Ф. Лосев «Мифология Греков и Римлян»

Предисловие

Эта книга — чистый вымысел, основанный на Греческой мифологии. Перед тем, как начнётся эта история, следует уточнить несколько важных вещей:

— Старшие боги только называются детьми изначальных богов, но на самом деле являются их созданиями, поэтому привычные нам кровнородственные связи не могут быть применимы к отношениям богов и их наследников.

— Боги — физическое воплощение сил природы, которые по строению, структуре и образу жизни полностью идентичны людям. Боги управляют силами природы, но не являются ими.

— Бессмертие богов не абсолютно — они не могут умереть своей смертью, но их можно убить.

— Несмотря на то, что мифы — это порой очень страшные и неприятные истории, весь мир богов в них был создан любовью.

Семейное древо богов

Хаос (Неугасающий)

Эрос — первое воплощение сил в новом мире, первое божество.

Изначальные боги:

Гея, Тартар, Нюкта, Эфир, Эреб, Гемера, Океан(Понт), Тэфида, Уран

Старшие боги:

— Дети Нюкты: Харон, Мойры, Безликие сёстры (Ананка и Тюхе), Эринии, Эрида, Немезида, Гипнос, Танатос

— Дети Урана: Афродита, Гелиос, Селена, Астрей, Анемы (в том числе и Мёртвый ветер Подземного мира).

— Дети Океана и Геи: Форкис, Харибда и др. чудовища

— Дети Океана и Тэфиды: Нимфы и покровители рек, озёр, морей (в том числе и подземных), среди них Нерей, Левка, Стикс, Лета, Ахерон, Коцит и проч.

— Дети Геи и Урана: Рея, Кронос, Гиперион, Прометей, Перс, другие титаны, циклопы, гекатонхейры, гиганты, Тифон, Ехидна, Фемида, Феба, Тея, Мнемозина, нимфы лесов, полей, гор, вулканов и проч. (в том числе Минфа и Эвредика)

Первые боги:

— Дети Перса: Геката

— Дети Гипноса: Фобетор, Фантас, нимфы сновидений

— Дети Нерея: Амфитрита и другие Нереиды

— Дети Мнемозины: Музы, Грации

— Дети Реи и Кроноса: Аид, Гестия, Деметра, Посейдон, Зевс, Гера

— Дети Тифона и Ехидны: Цербер

— Дети Форкиса: Сфено, Эвриала и Медуза Гаргоны (после их обращения, Медуза среди них оказалась единственной смертной)

Первые боги (второе поколение) и полубоги-дети первых богов:

— Дети Гекаты: Сцилла, Медея

— Дети Медузы (род начался до её смерти от рук Персея):

от Посейдона: гаргоны

— Дети Афродиты:

от Ареса: Антэрос, Эрос-младший, Фобос, Деймос, Гармония

от Гермеса: Гермафродит

от Гефеста: Максимиллиан

— Дети Гелиоса и Селены: Эос

— Дети Гипноса и Нюкты: Морфей

— Дети Зевса:

без матери: Афина

от Геры: Арес, Гефест, Геба

от Деметры: Персефона

от других: Аполлон, Артемида, Гермес, Дионис, Елена Троянская, Минос, Эак, Радомант, Геракл, Персей, Тесей и др. полубоги, Амазонки

— Дети Посейдона:

божественные создания: Гиппокампус, Кентавры, Сирены

от Деметры: Амфитеус

от Амфитриты: Тритон

от Гармонии: Клессандра

от других: полубоги

— Дети Аида:

от Персефоны: Макария

Дети полубогов, нимфы, наследники, смертные, не упомянутые в общем списке:

Сыновья Геракла

Психея — смертная девушка, взошедшая на Олимп как супруга Эроса-младшего

Адонис — смертный, истинная любовь Афродиты, воспитанник Персефоны

Асклепий и Эпиона — смертные, возведённые Зевсом в ранг бессмертных

Паллада — нимфа, дочь Тритона

Минфа — дриада, влюблённая в Аида

Марк — полубог, сын Артемиды.

Ариана — наследница крови Зевса, мать Элины и Эланы

Август — наследник крови Аполлона, хранитель Арианы

Ариадна — смертная, возлюбленная Тесея, позже возведённая на Олимп как супруга Диониса

Элина — наследница крови Зевса, дочь Марка и Арианы, перерождение Персефоны, двойственная богиня,

София — перерождение Паллады

Наследные семьи всех известных богов.

Эпохи и времена

До начала времён:

от появления Хаоса до воцарения Кроноса

Эпоха Титанов:

от воцарения Кроноса до начала Титаномахии (война Олимпийских богов и титанов).

Эпоха Великих Войн (Титаномахия, Гигантомахия (война Олимпийских богов против Гигантов)

— в эту эпоху входит Эпоха Раздела Царств: короткий период между Титаномахией и Гигантомахией, заселение царства Теней, Подводного мира и Олимпа существующими богами, появление первых смертных детей Зевса, ставших Судьями Аида (Эак, Минос, Радамант).

Золотая Эпоха Богов:

от окончания Великих Войн до начала Эпохи Героев, то есть до рождения сильнейших полубогов. Сюда входит появление первых богов второго поколения, появление смертных, все основные события, связанные с личной жизнью Олимпийских богов.

Эпоха Героев:

появление полубогов, таких как Орфей, Геракл, Тесей, Персей и т. д, так же рождение самых последних и самых молодых богов. Например, Макарии.

Эпоха Противостояния:

война Олимпа и царства Теней, смерть Персефоны, жертва Деметры, появление новых богов

Эпоха Новых Богов:

начало нашей эры, возникновение других религий, популярность новых богов у смертных, обретение смертными независимости

Бронзовая Эпоха:

эпоха становления смертных, которые отделяют себя от любых богов, угасание веры, низведение Олимпийских богов до персонажей развлекательных историй, Олимпийские боги спускаются к смертным и живут среди них.

Эпоха Смертных (наши дни):

боги давно живут среди людей, смертные почти не верят в богов. Современный мир.

Пролог

(до начала времён)

Океан бушевал. Первозданный, непревзойдённый в своём могуществе он гнал волны на высокий скалистый берег, желая утопить его в своём величии. Тучи клубились тяжёлым серым мороком, ветер разнуздано хлестал камень, врезаясь в него с неистовым диким гулом. Стихия бушевала и бушевала, и, казалось, в ней нет и никогда не будет места чему-то живому, чему-то разумному. Однако здесь было и то и другое.

Внезапно сверкнула молния, и её острый яркий край задел угол скалы, выступающий в океан, где мгновение спустя появилась фигура. Сотканная самим воздухом, брызгами воды, молнией и порывами ветра фигура застыла на месте, вглядываясь в бескрайнюю водную даль. Ещё не божество, лишь образ — воплощение одной из изначальных сил. Молния сверкнула снова, ударив совсем рядом с фигурой, но не потревожила её, а создала другую. Изящную, менее эфемерную, но такую же спокойную и возвышенную. Эти две фигуры будто бы продолжили давно начатый разговор.

— Может быть, есть иной путь? Может быть, твоё предназначение не в этом? — голос второй, высокий и мягкий, звучал обеспокоенно и умоляюще.

— Моё предназначение? — первая фигура усмехнулась, и ветер, подувший в этот момент, сделал её золотисто-прозрачной, будто блёстки высыпали в сосуд с водой. — У нас у всех одно предназначение — сдерживать силы и стихии, пропускать их через себя, создавать и создавать, но ради чего? — фигура повернулась и, взирая на собеседницу, почти выплюнула новую фразу. — Ради того, чтобы в один момент утратить это? Наши труды, наши деяния! Утратить?! — голос звучал низко и тихо, несмотря на всю эмоциональность слов.

— И почему ты решил, что проще пожертвовать собой? — спокойно сказала вторая фигура и сделала шаг вперёд. Всё её тело в этот момент преисполнилось грацией и лёгкостью, будто она не шла, а парила над скалой. — Что если стихии не просто так обладают воплощением? Что если, оставив свою без присмотра, ты сделаешь многим хуже, чем тебе кажется?

— Этого не случится. Пока я здесь, вы все в опасности, и пусть опасность ещё в тысячах световых лет от этого мига, она существует, Гея. Ты должна жить.

— И ты должен, — спокойно ответила она. — Ты — дар этому миру, ты ключ ко всему…

— Не я, а стихия, воплощением которой я являюсь. Прости меня… но я пришёл и рассказал тебе всё, не для того, чтобы получить разрешение, а потому, что ты единственная, кому я хотел бы объяснить причины, прежде чем уйти. Надеюсь, ты достойно и с должным смирением примешь это.

Гея сделала ещё шаг и коснулась его, становясь такой же золотисто-прозрачной. Форма её тела обрела человеческие черты, ветер сдул с головы пряди длинных прозрачных волос.

— Тартар и Нюкта в своём тёмном мире, в недрах планеты, остальные сами по себе, им и правда нет дела до тебя, но я… я останусь здесь одна. Что мне делать одной? Что мне делать без тебя, Эрос?

— Жить. Ты создана для этого, ты создана, чтобы дарить жизнь. С моим даром тебе ничего не грозит… — он сделал шаг назад, к пропасти. — Время пришло, — очередная волна, ударившаяся о скалы, выбросила вверх сноп брызг, которые сцепились за спиной Эроса, слились и обратились в потрясающей красоты солнечный опал. Желтоватый, почти прозрачный, он напоминал сферу с облаками внутри, которые пронизывали лучи восходящего солнца. — Артефакт, о котором я говорил, — он вложил опал в руку Гее, — это сердце земли, твоё сердце, Гея. Возьми его.

Её тело подёрнулось пеленой, замерцало, и медленно почернело до плотного состояния, формируя фигуру стройной женщины. Из глаз потекли золотые слёзы, оставляя тонкие дорожки на щеках, и вскоре преобразили Гею в статую из жидкого золота, которое переливалось и мерцало в каждом её движении.

— Не уходи… — прошептала Гея, но Эрос не внял её мольбам.

— Ты не будешь одна. Я навсегда рядом… в дожде и ветре, в солнце и снеге, во всех проявлениях этого мира: в жутких и прекрасных, в добрых и злых, я с тобой… — это слово ещё звучало в воздухе, когда тело Эроса в миг постарело, а затем обратилось золотой статуей, треснуло и рассыпалось песком, который тут же подхватил и унёс ветер.

Ноги Геи подогнулись, и она упала на колени, безвольно опустив голову. Гея чувствовала, как от неё разбегаются волны энергии, как на безжизненной почве прорастают зелёные ростки и распускаются цветы, как солнечный опал ускользает из рук, чувствовала жёсткость земли, прохладу ветра и боль… тягучую, невыносимую внутреннюю боль утраты. Дар Эроса. Столь же прекрасный, сколь и чудовищно жестокий, невыносимый и одновременно желанный. Дар Эроса, ставший причиной и итогом всего.

Глава 1. Храм Деметры

(наши дни)

Рассвет над морем. Успокаивающий, тихий, вселяющий в сердца искренние и чистые надежды. Лина вышла из ворот санатория и, сняв туфельки, прошлась по пляжу до самой воды, утопая в сером ещё прохладном песке. Море было спокойно, в нескольких километрах от берега резвились дельфины, лёгкий плеск волн звучал утренней музыкой. Лина улыбалась. В глубине её зелёных глаз прятались первые лучи, подсвечивая их до изумрудного оттенка, лёгкий морской бриз обнимал обнажённые плечи, играл с распущенными каштановыми волосами…

Лина любила отдыхать в «Колхиде» — так назывался санаторий на магнитных песках Черноморского побережья — каждое лето она сбегала сюда на неделю, оставляя дома всё, что с ней происходило, а происходило многое. Будучи первой дочерью, не получившей способностей, в семье наследников древних богов, она справедливо считала себя неудачницей. После школы, несмотря на начитанность и острый ум, ей не удалось ни поступить, ни закончить какие-нибудь курсы, приходилось подрабатывать то тут, то там, надеясь, найти своё призвание. Даже отношения с мужчинами складывались из ряда вон плохо — единственной удачей и настоящим спасением оказалось знакомство с Максимом Невским. Они встретились ещё в раннем детстве и с тех пор не разлучались. У него были женщины, у неё мужчины, их же личные взаимные чувства оставались исключительно дружескими, хотя, несмотря на это, Максим вёл себя как по-настоящему любящий человек. Его поддержка в самых трудных ситуациях казалась неоценимой и давала положительные результаты — Макс всегда был рядом, сколько Лина себя помнила. В этот санаторий он тоже приезжал с ней и прямо сейчас вышел на пляж, уже полностью одетый.

— Боевая готовность, Лин.

— Я так и думала, что в этом году на долгий отдых рассчитывать не стоило, — сказала она, бросив на Макса косой взгляд, и вздохнула, — а так хотелось.

Максим Невский тоже принадлежал к сонму божественных наследников, но его происхождение стояло куда выше происхождения Лины. Макс на самом деле был Максимиллианом, сыном Гефеста, истинным полубогом. Лина не знала, чем заслужила честь дружить с ним. Ей нравился Макс, правда нравился, как человек и друг — он не кичился своей силой, как делали многие полубоги его возраста, не вёл ежеминутные разговоры о богах и наследных семьях — в общем, старался быть похожим на смертных, какой хотела быть и сама Лина. Без способностей Лине оставалось лишь адаптироваться в обществе и, в конце концов, прийти к тому, чтобы навсегда забыть о существовании другого мира — мира богов и полубогов, живущих под носом у смертных.

— Портал уже готов, — сообщил Максим, — мы переместимся сразу в Небесный Храм Деметры. Твоя сестра прибыла вчера.

Лина вздохнула. В свои двадцать пять она уже отказалась от надежд на проявление сил, но её младшая сестра только вступала на этот путь. Элане было предначертано пробудить в себе дух Персефоны, погибшей в древней войне, и исполнить пророчество оракула. Элана, милая Лана, с худенькой светлой косой и голубыми глазами, обожаемая родителями и всем сонмом полубогов, не заслуживала такой участи, не заслуживала того, чтобы стать убийцей… Лина с удовольствием взяла бы на себя её ношу, но зерно души Персефоны никогда не проявлялось в ней, и она могла только наблюдать за тем, как её младшая сестра медленно идёт к божественному перерождению.

— Значит, это последний наш день вместе? Спасибо, что был со мной, — грустно улыбнулась Лина.

— О чём ты? — не понял Макс.

— Ты станешь хранителем и пройдёшь с Ланой весь путь до назначенного события, я буду помехой… Макс, я хочу забыть это всё, я хочу жить обычной жизнью, без ссылки на божественных предков.

Максим снисходительно покачал головой и взял Лину за руку.

— Двадцать первый век, о чём ты говоришь? Боги живут среди людей тысячелетиями, развиваются и меняются вместе с ними… зачем нам забывать друг друга? То, что у тебя нет способностей, не определяет тебя как смертную. Это просто значит, что у тебя иной путь. Ты не изменишь того, что в твоём теле течёт кровь Зевса, ты не изменишь пророчество и предназначение своей семьи, — он вдруг усмехнулся. — Ты, правда, хочешь забыть свою связь с Олимпийцами? Или ты хочешь забыть меня?

Лина ахнула от такой формулировки.

— Конечно, нет. Ты мой лучший друг, но обязанности хранителя подразумевают всегда находиться рядом с объектом охраны, отвлечение на других людей в это не входит, верно?

— Так, послушай меня, Элина, — если Макс называл её полное имя, то он либо злился, либо собирался сказать какую-то очень серьёзную вещь, — помимо тебя у меня есть ещё моя строительная компания, которой я не стану пренебрегать. Почему я должен напоминать, что мы живём среди людей, защищаем их, адаптируемся к ним? Ты и сама всё знаешь, у тебя с детства перед носом отличный пример, этот ваш дядя Август. И потом… ты же знаешь, я в любом случае тебя не брошу.

— Правда? — наивно спросила Лина, чувствуя, как жгучие слёзы подступают к глазам. В памяти всплыло красивое лицо маминого хранителя Августа и его насмешливый с хрипотцой голос: «будь сильной, Аленький Цветочек, впереди целая удивительная жизнь, на фоне которой эти глупости не стоят твоих слёз».

— Иначе меня бы тут не было, — с улыбкой ответил Максим и по-дружески приобнял её за плечи.

Они оба снова посмотрели на море — дельфины уплыли, а солнце поднялось над горизонтом, напоминая им, что время летит быстрее, чем они хотят, и намного быстрее, чем они думают.

***

С последней войны богов семья Лины несла в своей крови не только божественное наследие, но и зерно души Персефоны. Оно проявлялось по женской линии в одной из обязательно рождавшихся дочерей и должно было, рано или поздно, превратить одну из них в настоящую живую Персефону, только до сих пор за сотни веков ни одна из девочек не переродилась. Да, зерно души Персефоны проявлялось, но не давало плодов — девочки, в конце концов, становились женщинами, затем матерями и бабушками… Лина надеялась, что пророчество Оракула не проявит себя и в этот раз.

Поскольку сама Лина была бесполезна в плане перемещений, Максиму пришлось помочь ей пройти через портал на другую сторону. Лина видела Храм Деметры в мире смертных, но в небесных чертогах никогда не была. Входить сюда могли немногие, да и ей самой сложно давалось присутствие любой божественной силы, поэтому, оказавшись здесь, она несколько минут стояла на месте и рассматривала всё вокруг, привыкая к атмосфере и ощущениям. Она нашла храм очень простым: под сводами каменного грота с круглым отверстием, через которое лилась плотная струя кристально-чистой воды, благоухала чудесная поляна цветов. Среди буйства красок и зелени на поляне возвышалась фигура женщины из белого мрамора — она стояла на коленях, согнувшись пополам, и прятала лицо в ладонях, её нагое тело прикрывали только длинные растрёпанные волосы. Деметра.

Лина привычно поклонилась ей и стала искать взглядом куда-то подевавшегося Максима, но нашла…

— Клессандра! — перед ней возникла высокая молодая женщина с забранными наверх ярко-рыжими волосами. Клессандра, как и все здесь, была одета в длинную белую мантию поверх вечернего белого платья, похожего скорее на свадебное. Странные были причуды у богов в двадцать первом веке, Лина их не понимала, но с правилами соглашалась и следовала им. Женщинам полагалось надевать платья на подобные встречи, мужчинам костюмы — мантии являлись обязательным атрибутом для всех. — Неужели я вижу саму дочь Посейдона?

— Не забывай, Элина, что я теперь глава хранителей, будь уважительнее! — рассмеялась Клессандра. Она училась с Линой в школе до пятого класса, но после отправилась на обучение вместе с сотней других полубогов, а затем заняла место главы в «Протекте» — организации, защищающей семью Лины, а точнее, зерно души Персефоны.

— Не требуй от меня слишком много, ты пока на испытательном сроке… — Лина вымученно улыбнулась ей, стараясь казаться бодрой, но сила, исходящая от окружающих, давила на неё и заставляла ощущать себя слабой, почти больной.

Клесс надула губки в притворной обиде, но, заметив состояние Лины, поспешила помочь ей найти Максима и занять им место в общей группе, собравшейся вокруг статуи Деметры. Церемония посвящения должна была проходить в присутствии одного из богов и, поскольку, ждали только его, Лина успела немного прийти в себя и успокоиться. Говорили, что на посвящении, которое проходила её мать Ариана, присутствовал сам Зевс, теперь же его не ждали, и Лина молилась всем богам, чтобы это действительно был не он. К счастью, Зевс не явился, отправив вместо себя Гермеса — лёгкий как солнечный лучик вечно молодой Гермес возник рядом с Деметрой и заставил всех немедленно замолчать. Его сияние, его сила отразились на Лине, и она едва не потеряла сознание — ей пришлось схватиться за руку Максима и не отпускать её до конца.

Церемония проходила тихо.

Лана испуганно смотрела сияющими большими глазами на Гермеса и с трудом отвечала на вопросы. Лина буквально чувствовала, как у её сестры сжимается всё внутри, как Лана старается скрыть дрожь в руках, совладать с голосом и мыслями. Когда Гермес преподнёс Лане гранат, Лина замерла, ожидая, что случится дальше и невольно сделала шаг вперёд. Она помнила из рассказов матери, что гранат должен сам раскрыться и бросить зёрна к ногам избранной девушки — это бы значило, что пророчество начало действовать, Персефона пробудилась и пора готовить другой обряд — обряд убийства Аида. Много веков плоды граната не раскрывались, а три последних века просто трескались, не выбрасывая зёрен, что дало право богам ожидать возвращения Персефоны уже в этом поколении. Лина предпочитала думать, что до перерождения Персефоны ещё далеко, если оно вообще случится, но где-то в глубине души её одолевали сомнения, вызывающие искренний страх.

Словно в замедленной съёмке Лана потянулась руками к гранату, тот замер в воздухе над её ладонями, выделяясь ярко-алым пятном на фоне белых мантий, вздрогнул и раскрылся. Не многие поняли, что произошло, когда зёрна граната, выброшенные в воздух, упали к ногам Лины.

Не Ланы.

Небесный Храм Деметры на миг погрузился в полную тишину, а затем разразился гомоном всевозможных голосов. Кто-то ахал, причитал, кто-то кричал, там и тут слышались восклицания: невнятные, тихие и громкие, осуждающие и восторженные. Лина отшатнулась. Гранат испачкал полы её белой мантии, голоса вторглись в сознание, угнетая и раздражая до такой степени, что Лина зажала уши руками — когда же это не помогло, она, неизвестно откуда нашедшая в себе ярость, крикнула, что было мочи:

— Заткнитесь!

Сердце её в этот момент болезненно дрогнуло и забилось так сильно, будто до этого никогда не билось вовсе. Лина схватила ртом воздух, сжала ткань платья на груди в кулак, оступилась и вдруг на глазах у всех исчезла, растворившись в золотистом сиянии.

***

Темнота. Непроницаемая, бесконечная темнота и холод. Каждый вздох, как испытание, каждое движение, как подвиг. Лина выпала из золотистой вспышки на холодный шершавый камень — страх пожирал её изнутри, страх и боль, грани которой размывались, и было не ясно, что и где именно болит. Ослабленная присутствием Гермеса, она едва находила силы оставаться в сознании. Лина не понимала, как гранат мог выбрать её. Считалось, что только восемнадцатилетние девушки могли раскрыть в себе сущность Персефоны, но Лине уже было двадцать пять и, более того, она не умела ничего и ни к чему не была способна. Если зерно души не убьёт её, то она всё равно погибнет ещё до того, как завершит предначертанное.

— Дитя… — женский голос, отразившейся тройным эхом, появился так внезапно, что Лина дёрнулась и больно ударилась о какой-то выступ в темноте, однако голос оказался не самой пугающей вещью.

Сверху прямо на неё смотрели три огромных женских лица, их можно было назвать красивыми, если бы не устрашающая величина. Лина открыла рот в беззвучном крике, желая на самом деле потерять сознание, но мироздание отказало ей даже в этом. Она с ужасом поняла, что попала прямо в логово великих Мойр.

— Дитя… — повторили Мойры одновременно. Свет, льющийся будто из самой Лины, осветил их громоздкие тела и руки, которые бережно держали длинную плетёную нить, — твой путь давно определён. Следуй за своей Судьбой.

Лина тяжело дышала, она не могла сказать ни слова и только желала поскорее убраться отсюда. Ей было всё равно, какую судьбу избрали ей боги, она не будет никого убивать, она не станет богиней, потому что она просто Лина, просто неудачница, похожая на смертных.

— Это какая-то ошибка, я уже слишком взрослая для завершения церемонии… случилась какая-то ошибка… — пробормотала она, наконец, не вполне понимая, что говорит. Её мысли были заняты воспоминанием последовательности действий. Разве в плане убийства Аида существовала встреча с Мойрами?

— Ошибка? — засмеялась Клото, прядущая нить судьбы, и смех её потряс само основание этого места. Мойры не шли в сравнение с лёгким и почти человекоподобным Гермесом, а может, сам Гермес лишь хотел казаться таким для других, чтобы не пугать полубогов своей истиной силой.

— Ошибка!

— Ошибка!

Рассмеялись вслед за сестрой Лахесис и Атропос. Последняя склонилась к Лине и внимательно всмотрелась в её лицо.

— Ты слишком стара для этой церемонии — факт неоспоримый. Зерно души Персефоны слабее твоей воли, и ты, верно, никогда не сможешь забыть своё смертное воплощение, но память Персефоны вернётся и смешается с твоей…. Ты Персефона. Сделай, что должна.

— Нет. Я не могу, я не хочу… — Лина стала отползать от Мойр, в попытке оказаться от них как можно дальше. Но не тут-то было. Лахесис взмахнула рукой, и Лине преградила путь стена плотного воздуха, она вжалась в неё спиной и с ужасом подумала, что Мойры могут запросто убить её или заставить отправиться в междумирье, откуда она никогда не вернётся и будет вечность бродить там не живая и не мёртвая.

— Знаешь ли ты, — не слушая возражений, продолжила Лахесис, — о войне между царством Теней и Олимпом? Знаешь ли, из-за чего сошлись в страшной схватке два родных брата?

Лина не ответила. Она знала, но боялась сказать нечто такое, что разозлит великих божеств.

— Говорят, из-за жажды власти Аида, — ответила Клото. Мойры посмотрели друг на друга и стали разговаривать между собой так, чтобы Лина слышала и понимала их.

— Говорят, Аид возжелал власти над небом и морями, — поддержала сестру Атропос, — для этого ему нужна была сила Кроноса, и он решил принести в жертву свою жену, дабы возродить великого отца, подчинить его себе и завладеть всеми сокровищами мира.

— Тогда Зевс собрал армию богов и полубогов, чтобы сразить Аида, — подхватила Лахесис. — Началась война. Страшная кровопролитная война, в которой погибшие боги не могли переродиться или попасть в царство Теней, они обращались пеплом и переставали существовать.

— Так, — сказала Клото, — Персефона, узнав о том, что собирался сделать с ней супруг, посчитала это предательством и встала на сторону Зевса. В одной из последних схваток Аид пронзил её своим скипетром и сдался Зевсу по собственной воле. Война была закончена для всех богов…

— Для всех, кроме Деметры, — возразила Атропос. — В горе и гневе она потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых. Боги собрались на совет, где приняли решение вернуть Персефону к жизни.

— Только её, — Лахесис подняла указательный палец, и нить судьбы обвилась вокруг него как живая змейка, — ибо для создания зерна души нужны были мастерство Гефеста и божественная сущность одной из старших богинь. И кто бы рискнул жертвовать собой, кроме любящей матери? Конечно, Деметра предложила себя. Зерно создали и передали на хранение и взращивание одной из дочерей Зевса. С тех пор вечно спит Деметра в Небесном гроте, под его каменными сводами, в окружении цветов, и ждёт, когда нестабильное семя души окрепнет и вернёт к жизни её возлюбленное дитя.

— Аид заточён навеки, — мечтательно высказалась Клото, — убить его будет лёгким делом.

— Но нужно ли его убивать? — задумалась Атропос. — Как ты считаешь, дитя? — она обернулась и уставилась на Лину немигающим взглядом.

— Я…

— В темницу его ведёт дорога твоя… — пропела Клото.

— И в том надежда распутать прошлого нить… — добавила Лахесис.

— Но помни, дитя, что бы ни было суждено, поступок свершённый будет нельзя отменить, — закончила Атропос.

Лина ощутила странный трепет в сердце, а в следующий миг снова растворилась в воздухе золотистым сиянием.

— Нет-нет-нет… — зашептала она, больно стукнувшись коленями о камень.

Лина оказалась в круге света под чёрным гранитным постаментом, где в цепях солнечной энергии был закован Аид. Лина увидела лишь низ постамента, но ни разу не усомнилась в том, где находится. Её трясло, руки не слушались, а ноги казались ватными и потерявшими чувствительность.

— Нет-нет-нет, — как безумная шептала она, жмурясь и изо всех сил стараясь не поднимать голову, но сила, схожая с неуёмным любопытством, тянула её вверх, взглянуть в лицо тому, кого с самого основания мира боялось всё живое на земле.

Лина сжала голову руками… зов усилился вместе с этим её действием, и она не справилась… Её взгляд медленно поднялся к босым, едва касающимся постамента ногам, скользнул по длинным чёрным одеждам, разодранному вороту, открывающему белую кожу груди и шеи, по прядям длинных серебристо-белых волос, ниспадающих до самых колен, а затем остановился на лице. То, что увидела Лина, её поразило… нет! Нет, даже шокировало. Все представления об Аиде, его статуи, портреты, описания смертных, — всё это не шло ни в какое сравнение с его истиной внешностью. Он был из тех мужчин, что одним своим видом вызывали уважение и трепет; в нём непостижимым образом сочетались молодость и мудрость, красота обычного человека и стать древнегреческого война, божественная сила и простота. Может быть, Аид не был привлекательным мужчиной, но от одного его присутствия у Лины захватывало дух. Она смотрела на него, не двигаясь, словно завороженная, когда неизвестно откуда взявшийся ветер разметал волосы Аида, привлекая внимание Лины к его поднятым вверх рукам, опутанным цепями. Солнечные звенья цепи прожигали кожу до самых костей, но Аид был бессмертным, и кожа снова срасталась, а затем плавилась вновь — бесконечный круговорот боли, к которому он за века, похоже, привык… или смирился.

Лина встала, не отводя от Аида взгляда. Убить его? По словам Мойр можно было подумать, что он жалок и слаб, но его муки не выглядели слабостью, а сам он лучился стойкостью и властью. Распутать прошлого нить? Как?

Едва этот вопрос сформировался в её голове, как в темноте у края светового круга проявился короткий обоюдоострый меч, он сверкнул отблесками солнечных цепей и, подплыв на расстояние вытянутой руки к Лине, задрожал в воздухе, призывая схватиться за рукоять. Лина потянулась к мечу, но вдруг одёрнула себя, так его и не коснувшись — что бы там ни было, она не собиралась и не собирается никого убивать. Это не её судьба. Она этого не хочет. Лина снова перевела взгляд на лицо Аида и шумно сглотнула, когда его ресницы дрогнули. Возможно, её сомнение и нерешительность, а может, нежелание убивать стали причиной следующих событий, но Лину вдруг дёрнуло вперёд, словно кто-то подцепил её за солнечное сплетение волшебным крючком, и она повисла в воздухе напротив Аида, не в силах как-то помешать происходящему или отказаться от него.

— Что происходит? — эти слова сорвались с её губ, похожие на бред, когда голову пронзила невыносимая боль.

Воспоминания Персефоны, её детство и юность обрушились на Лину, заполняя собой всё — сердце, переполненное эмоциями, заболело и стало яростно колотиться в грудную клетку, сбивая дыхание… Лина действительно погрузилась в полубредовое состояние, она едва понимала, где находится, и что с ней, поэтому новый рывок не принёс ей ни удивления, ни страха, она лишь выставила руку вперёд, чтобы смягчить столкновение, и через мгновение упёрлась ладонью в грудь Аида. Воздух от этого заискрил, тысячи молний прошили пространство вокруг постамента, а солнечные цепи осыпались золотым сиянием на каменный пол. Ресницы Аида снова дрогнули. Впервые за всё время он открыл глаза и посмотрел на Лину — она видела, как с отсутствующего его взгляд меняется на заинтересованный, удивлённый, а затем на приятно-тёплый — губы Аида приоткрылись в попытке что-то ей сказать. Один удар сердца, второй, третий… на четвёртый Лина, внезапно разучившись дышать, услышала его тихий глубокий голос, проникающий в сознание, касающийся, казалось, самых далёких уголков души.

— Сокровище…

Второе его слово потонуло в новой вспышке молний, и они оба грохнулись на пол. Лина зажмурилась от боли, а когда открыла глаза, обнаружила, что вернулась в Небесный Храм Деметры. Она стояла на коленях перед Деметрой с изодранными руками, испачканными к тому же раздавленными зёрнами граната, а сама Деметра истекала водой — сквозь каменные пальцы с лица богини капали настоящие солёные слёзы.

Гомон голосов вернулся. Вся группа присутствующих полубогов окружила её, кто-то взял её за руку, попытался поставить на ноги, но она не смогла встать, только подняла голову, увидела Максима и, прежде чем потерять сознание, прошептала:

— Аид.

***

Веками он прозябал здесь, во дворце из чёрного золота, дворце Владыки Мёртвых. Дни, наполненные серостью царства Теней, не приносили ни радостей, ни печалей, только одиночество, хотя, признаться, здесь он был вовсе не один — сотни сторонников Аида слонялись по бескрайним землям, выполняя обязанности, которыми занимались всю жизнь. Не одни, но вечно одиноки. Даже его брат-близнец Танатос не мог унять этого чувства, не мог разрушить бесконечную тоску.

Новое утро не должно было принести никаких известий, однако сегодня было особенное утро, самое невозможное из всех. Он бы увидел этот огонёк, будучи в самом Тартаре или в недрах земли, даже вечный сон не заставил бы его отвернуться от белого едва заметного сияния. Он метнулся к дверям и переместился фиолетовым облаком к реке. Его пурпурные одежды стелились по тёмным камням, когда он, пренебрегая затхлыми испарениями и зеленовато-белёсым туманом, шёл по берегу к причалу, где во тьме на безжизненно-гладкой поверхности Стикса проступили очертания знакомого силуэта.

Огонёк мерцал на верхнем наконечнике длинного весла Харона, которым он правил ладью к берегу.

— Приветствую тебя, Гипнос, — нос ладьи мягко стукнулся о берег, и Харон поднял весло, преобразуя его в посох, а затем спустился на камни, оставляя за собой всплеск мёртвой воды.

Гипнос не отводил взгляда от огонька, теперь прятавшегося в изогнутых когтях посоха.

— Нас посетил Гермес?

Боги не любили спускаться в царство Теней, лишь Гермес приносил сюда вести Аиду, но после войны даже он предпочитал не переступать черту Тёмных Врат, всё передавал через Харона или Гекату. Только мир смертных оставался нейтральной территорией, и там, в образах простых людей, боги продолжали общаться показательно вежливо, будто между ними никогда не было ни войн, ни разногласий.

— Нет. — Харон отрицательно качнул головой, отчего края его широкого капюшона дрогнули. — Сегодня весть сама явилась к нам, друг мой. Передай ЕЙ… Владыка Мёртвых вернулся

Глава 2. Признание и мираж

Очнулась Лина в новом для себя мире, где её любили, где ей восхищались, где она больше не принадлежала семье наследников — она стала богиней. Божественная сила, ещё слабая, но вполне ощутимая, текла по телу, медленно преобразуя кровь в ихор*, принося полноту жизни, словно до этого момента Лина была всего лишь маленькой половинкой себя самой.

Лина обнаружила, что её доставили домой, но не в её собственную спальню, а в самую роскошную в доме — в другом конце комнаты у окна суетились Грации, изменяя небесно-голубой наряд Ланы, подготовленный для торжественной части церемонии, а у кровати на полу сидел Макс. Он встрепенулся, заметив, что Лина открыла глаза, и взял её за руку.

— Как себя чувствуешь? — его голос охрип, будто перед этим он декламировал несколько часов или кричал.

Лина кивнула, давая понять, что чувствует себя хорошо. Её собственный голос не слушался тоже. От пережитого она едва могла адекватно воспринимать себя и всё происходящее вокруг.

— Надо поговорить… — с губ сорвался натужный шёпот.

Макс понял и дал знак Грациям уйти. После он ещё какое-то время молчал, прежде чем догадался, что следует взять инициативу разговора на себя.

— Я так понимаю, речь о том, что ты сказала? Об имени, которое назвала? — Макс, как и многие полубоги, предпочитал не произносить имя Владыки Мёртвых вслух под крышей жилого дома, и это дало Лине шанс уйти от прямого ответа.

Она не могла признаться, что была в темнице Аида, потому что — если, конечно, это не было её личным бредом или видением — она его освободила, и теперь ей грозило наказание, о котором Лина и помыслить боялась. Макс бы не предал её, но из-за своей вспыльчивости мог сделать совершенно неверные выводы.

— Я попала к Мойрам… к настоящим живым Мойрам… — Лина не смогла сдержать дрожь рук, и Макс сжал её ладонь в успокаивающем жесте. — Так было задумано?

Он отрицательно качнул головой.

— Никто не знает, как было задумано. Пророчество прозвучало в день, когда на Аида надели цепи. Пифия сказала, будто из зерна души проявится Персефона, и только она будет способная уничтожить… Гостеприимного господина*. А Пифии принято верить… — Макс вздохнул. — Я должен был подумать об этом раньше и рассказать тебе больше, чем мне было позволено.

Лина нахмурилась. Всё случившееся казалось ей страшным сном. Её новая сущность была принята телом — не сознанием, отчего ещё труднее верилось в происходящее. Макс помог ей сесть, прислонив подушки к изголовью, сам опустился на кровать у её ног.

— Как это произошло? — голос Лины окреп, и теперь она намеренно говорила полушёпотом. — Я не понимаю… не верю… Макс, почему за двадцать пять лет моей жизни никто не рассмотрел во мне её?

— На самом деле рассмотрел… — Макс снова вздохнул, — ты же… ты внешне буквально её воплощение. Об этом упоминал мой отец, это подтверждал и Зевс, и многие другие боги, но… нам было запрещено доносить до тебя эту информацию, поскольку все верили, что гранат не выберет тебя. Я и сам до последнего не верил в это.

— А церемонию в совершеннолетие не провели, потому что посчитали меня слишком слабой?

— Это решение приняли твои родители, — Максим отпустил её руку и отвёл взгляд. — Ты была беспомощна, неспособна даже на минимальное проявление силы, они боялись, что ты погибнешь просто от присутствия рядом другого бога.

— И они решили дать Лане шанс стать избранной, игнорируя её полное несоответствие назначенной роли?

— Никто не гарантировал, что сработает. Да, боги ждали Персефону в этом поколении, но полубоги надеялись, что не увидят её в ближайшие три столетия. Ты и сама знаешь, успешная церемония Посвящения означает повышенную готовность к войне. А кто хочет войны? У многих семьи и дома в мире смертных, кто-то защищает целые города и страны. Представь, что бы было, если бы они узнали о тебе правду? Естественно, что твою схожесть с Персефоной намеренно не замечали, переводя стрелки на Лану, чтобы не поднимать панику.

— Макс, — сердце Лины укатилось в живот и где-то там забилось беспокойной пичужкой, — мне страшно. Меня не готовили, я не умею ни сражаться, ни использовать божественную силу… Пусть зерно души проросло во мне, но я слабая и беспомощная, и мне не хватит физических сил убить его. Просто не хватит! Ни при каких обстоятельствах. Разве сейчас это не приведёт к панике? Разве моя беспомощность не приведёт к новой войне между Олимпом и царством Теней?

Максим ответил не сразу, но когда заговорил, голос его прозвучал ободряюще и тепло.

— Я тоже не знаю и могу только гадать, Лин. У «Протекта» всё под контролем. Не будем пока беспокоиться о том, чего не случилось, и давай решать проблемы по мере их поступления. Сейчас тебя ждёт торжественная часть церемонии, ожидается весь сонм со всех концов света, ты встретишься с Зевсом.

— Какой кошм…

— Дионис выделил свой ресторанный комплекс в Афинах для торжества, так что тебе неплохо бы уже начать собираться.

— Я не хочу. Мне нужно понять, что произошло, осмыслить, во всём разобраться… Какое торжество?!

— Ты сможешь сделать это позже, подумать обо всём завтра. Вот встретишься с Советом богов и всё для себя прояснишь, а пока просто повеселись. Вдруг это в последний раз.

Лина внимательно посмотрела на него и внезапно рассмеялась.

— Умеешь ты утешать, конечно. Спасибо… в последний раз…

— Я имел в виду… — Максим почему-то смутился и сцепил руки у себя на коленях, — завтра церемония будет и у меня, я приму на себя обязанности хранителя, поэтому должен очистить своё сердце от тяжести всех секретов.

— Не пугай меня, — улыбка сползла с её лица, — ты же не в монастырь уходишь. Последнего раза не будет, и не ты ли сам сегодня утром говорил, что нам не нужно расставаться?

— Мы и не расстанемся, но я должен сказать кое-что важное… законами «Протекта» запрещено питать привязанность к объекту охраны. Я думал, что Лана станет объектом и надеялся сказать тебе уже после, но теперь…

— Что? Не понимаю твоей проблемы, ты же не питаешь привязанности к объекту охраны? — улыбнулась Лина. — Нет?

— Да, — одновременно с ней сказал он.

Их взгляды пересеклись, и они снова произнесли одновременно.

— Да?

— Нет… — Макс поджал губы и выругался. — Да, я люблю тебя… с тех пор как увидел. Люблю, и именно поэтому я учился и в школе смертных с тобой, и в школе полубогов… я хотел быть рядом, — он покачал головой, — и моя мечта исполнилась. Теперь я буду рядом, только не так…

Лина потеряла дар речи. Она столько его знала, помогала ему с девушками, рассказывала о своих парнях, ходила перед ним растрёпанная, пьяная, в грязной пижаме, он видел её и весёлой и смешной, и плачущей и заболевшей. Максим видел её любой и всё равно… любил. Шокированная его словами, она напрочь забыла об опасности, которую могла принести его любовь.

— Я… — она растеряно моргнула. Слова не шли на ум, не складывались в осмысленные фразы, — я… — она выдохнула, внезапно обнаружив, что не дышала всё время, пока Максим говорил. — Не знаю, что сказать. Всё так переменилось и стало таким сложным, что я не могу ничего тебе ответить.

— Хорошо, — Макс кивнул несколько раз куда-то в сторону, — хорошо, так даже лучше, потому что если… не хочу, чтобы ты тоже страдала, — он попытался поскорее закончить разговор и посмотрел на часы. — Пора. Если можешь встать, я позову граций, нас ждут Афины, — он улыбнулся Лине, будто бы не было этого неловкого разговора, и поспешил уйти.

***

Как не меняли грации наряд Ланы, Лине всё равно было в нём неудобно. Ни платье, ни туфли не сидели так, как бы ей хотелось: замочек лифа больно впивался в спину, цепляя внутреннюю подкладку белой мантии, туфли натирали кожу. Лина надеялась, что сможет быстро избавиться от всеобщего внимания и покинуть торжество, тем более что существовал большой риск потерять сознание снова — скопление божественной силы такой мощи способно было убить её на месте, и только тот факт, что организм начал принимать зерно души, мог немного помочь ей и облегчить страдания.

Она помнила, что на встречах в мире смертных для Олимпийского сонма богов и полубогов существует правило не вступать в конфликты. Его ввёл Зевс для защиты людей, но теперь, когда Лина освободила Аида, это правило могло быть с лёгкостью нарушено им самим или кем-нибудь из его прошлых сторонников.

Каблучки Лины стучали по мраморному полу коридора, ведущего к залу проведения церемонии, рядом семенили нимфы, похожие на розовых медуз в своих воздушных нарядах, а шорох шлейфа голубого платья и покрывающей его мантии звучал в тишине как зловещее предзнаменование. Когда нимфы распахнули перед Линой двери, тишина коридора рассыпалась осколками хрусталя, разбитая гулом сотен голосов, музыкой и звоном бокалов, уже наполненных нектаром и вином.

Эта часть церемонии не представляла собой ничего особенного: кто-то из верховных богов должен был передать часть силы новоявленной Персефоне, чтобы её тело смогло справиться с развивающимся зерном души, — передача происходила через касание рук, после чего шли поздравления и общий праздник. Боги обычно садились в отдельном зале, их торжества выглядели как богатые банкеты, в то время как полубоги предпочитали клубный вариант или современные развлечения, в которых тысячелетние жители Олимпа не смыслили. Так случилось и сегодня. Лину вывели в центр и оставили перед круглой низкой платформой, похожей на постамент для статуи, она понятия не имела, зачем это нужно, но спрашивать не хотела, просто стала ждать.

Вспышка света настолько яркая, что многих полубогов ослепило на целую минуту, сверкнула перед Линой, и из золотой пыльцы, солнечного света и молний появился силуэт Зевса — пол содрогнулся, когда его ноги коснулись круглого постамента — он выпрямился во весь рост и, наконец, показал своё лицо. Лина в изумлении приоткрыла рот. Она уже видела его: эти брови, этот нос, эти скулы… Аид и Зевс были похожи как близнецы, с той лишь разницей, что Зевса выдавали небесный взгляд, цвета созревшей пшеницы волосы, и тёплый оттенок кожи. Впрочем, Лине было хорошо известно, что каждая женщина видит Зевса таким, каким представляет себе идеального мужчину, и в то же время она чувствовала, что перед ней он предстал самим собой. Зевс, как и все здесь, выглядел современно: волосы, забранные в короткий хвост, выбритые виски, очки с прозрачными стёклами, придающие его лицу строгости, неизменная модно выбритая борода и белый с иголочки костюм под мантией.

— Дитя моё…

Лина вздрогнула, услышав его голос. Наверное, во всей вселенной не существовало человека, чей голос бы звучал для Лины по-отечески — Марк так не мог, однако Лина не позволила себе поверить этой иллюзии, ибо даже несведущему в делах богов было известно — никто и никогда не заменит для Зевса Афину, и никого из детей он никогда не полюбит столь же сильно.

Зевс протянул руки раскрытыми ладонями вверх, и Лина, не задумываясь, приняла их. К удивлению и счастью, она не только не почувствовала передачи божественных сил, но и поняла, что не ощущала давления любой божественной силы с самого появления в зале. Божественные силы других больше не угнетали её, она стала равной богам… равной! И всё же радоваться не стоило. Без пяти минут преступница, Лина не могла себе позволить беззаботно почивать на лаврах этого мимолётного успеха, она должна была решить, что делать дальше; в любом случае тот, кто сейчас с ней столь приветлив и мягок, завтра, когда откроется, что темница Аида пуста, будет тем, кто обречёт её на вечные муки.

— С возвращением, Персефона.

Лина не успела заметить, как Зевс завершил церемонию и отпустил руки, позволяя толпе окружить её. Лина вспомнила, как давил на неё гомон голосов в Небесном Храме Деметры, как она падала во тьму, лица Мойр и… Аид. Она задохнулась от страха и другого чувства, которого не понимала, и выбралась из толпы, извиняясь на каждом шагу. Ей хотелось выйти на воздух, отдышаться, а потом с новыми силами…

Внимание Лины привлекла мелькнувшая белая копна волос, лишь слегка заплетённая вверху. Какая же хорошая она сестра! За всё время церемонии даже не вспомнила о Лане, а ведь той наверняка одиноко и очень грустно, ещё и платье, которое она так кропотливо выбирала, надеть не удалось. Лина нашла взглядом родителей, что-то обсуждающих с Августом — хранителем мамы и другом семьи — сделала шаг в их сторону, но передумала и кинулась за уходящей сестрой… К двери, вниз по лестнице вслед за тихими шагами…

— Лана!

Шаги ускорились. Лина ускорилась тоже. Она выбежала в большой холл, пустой и тихий, бросилась к выходу, где провернулась и скрипнула круглая дверь.

— Лана!

На улицу, в открытую зону ресторанного комплекса Диониса, по узким дорожкам меж цветов, за удаляющимися поспешными шагами и изредка мелькающими за поворотами белыми прядями. Лина сняла неудобные туфли, подхватила юбку платья и, пробежав вдоль скамеек по дорожке, ведущей к открытому бассейну, резко свернула за угол и столкнулась с мужчиной.

Он шёл в противоположную сторону по узкому перешейку между стеной и бассейном и очень спешил — Лина влетела в него на полной скорости, он сделал шаг назад, оступился, и оба они благополучно нырнули в воду.

***

— Здесь была девушка, — постукивая зубами и выжимая волосы, сказала Лина, не глядя на вынырнувшего мужчину, — вы её не видели?

— Кажется, это ваше? — он ловко выловил из воды её туфли, вылетевшие из рук при падении.

В этот момент они посмотрели друг на друга, и Лина испуганно вскочила на ноги. Перед ней был Аид во плоти, изумлённый встречей настолько, что невольно выпустил туфли обратно в воду. Ему с трудом удалось прийти в себя. В отличие от Зевса и остальных, он пренебрёг установленными правилами и надел белый костюм, неуловимо отличающийся от мантий на один тон — в волнистых волосах, ниспадающих на плечи, Лина заметила медленно чернеющие проблески серебра. Одно выдавало его истинную сущность: холодная, вызывающая первозданный ужас аура тёмного божества, которую боги и полубоги часто назвали «дуновение смерти». Лина отметила для себя, что следует позже разобраться в том, почему она сразу не почувствовала его ауру, и почему он, при всей его силе, не предотвратил столкновения.

— Сама судьба свела нас. Я шёл к тебе, Персефона.

Любопытство, которое он вызывал в Лине, мгновенно разметало страхом, никак не связанным с его аурой. «Он собирался принести её в жертву», «он убил её своим скипетром», — вспомнила Лина. Паника мелкой дрожью по телу подобралась к самому горлу и сдавила так, что невозможно стало дышать… Убьёт её Зевс за освобождение Аида или сам Аид было не важно, умирать Лина в любом случае не хотела. Только не так.

— Спасибо, — Аид встал и высушил их обоих одним взмахом руки, правда, причёску ей не поправил, Лина так и осталось стоять перед ним со спутанными локонами-сосульками вместо волос. Он подошёл ближе и потянулся, чтобы убрать один из них ей за ухо, но Лина отшатнулась, вызвав на его губах улыбку, похожую на приступ острой боли. — Ты спасла меня, и я пришёл сделать то же самое в ответ.

— Меня не нужно спасать. — Лина откашлялась. На последнем слове голос подвёл её и смял половину букв.

— Ну, разумеется, — Аид заложил руки за спину и встал полубоком. — Сейчас тебе не нужна помощь, но завтра… Знаешь ли ты, какое наказание грозит тому, кто откроет темницу Олимпа? — поскольку Лина молчала, он ухмыльнулся и продолжил. — Десять тысяч ударов молнией, одного разряда которой не выдержит твоё смертное тело. Но тебе не дадут умереть, о нет, Олимпийцы так не поступают. Ты будешь страдать, обречённая веками существовать от одного удара молнии до другого… Ты хочешь этого? — он бросил на неё изучающий взгляд.

Лина отступила назад и врезалась в стену ресторанного комплекса, вжалась в неё спиной и застыла.

— Но как… — она пыталась оправдаться, найти лазейку для себя, — как они узнают, что именно я стала причиной освобождения преступника?

Взгляд Аида стал внимательным.

— Тебя не готовили? Ты и понятия не имеешь об истинном положении дел, да? — он вгляделся в неё и тихо рассмеялся. — О, да! Так и есть. Ты даже не всё ещё вспомнила… Цепи солнечной энергии, сковавшие меня, были связаны божественной нитью с зерном твоей души. Никто, кроме тебя, не мог бы их разрушить… Никто.

Словно из глубины веков прозвучали слова Мойр, которые, казалось, навсегда выпали из её головы: «в горе и гневе Деметра потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых». Лине вдруг стало трудно дышать, она сделала шаг к воде, пошатнулась, наступила на платье и упала бы, если бы Аид не подхватил её. От него неожиданно приятно пахло. Запах высушенных цветов смешивался с ароматом холодной зимы, словно Лина открыла дверь в снежный февраль — аромат забытого в снегу букета, который успеваешь поймать за миг до того, как дыхание перехватывает от леденящего душу мороза. Лина замерла в объятьях Аида на несколько секунд, а затем пришла в себя и оттолкнула его, собираясь закончить этот неприятный разговор, но цепкие пальцы обхватили её запястье и дёрнули обратно.

— Прости, но я не сказал, что собираюсь тебя отпустить.

— Что?

— Ты идёшь со мной. — Аид притянул Лину ближе, щёлкнул пальцами перед её носом, усыпляя, и исчез в тёплом ночном воздухе Афин, пока ничего не подозревающие боги и полубоги развлекались, окутанные магией Диониса и его нимф.

______________________________________

*Ихор — кровь богов.

*Гостеприимный господин — одно из имён Аида, наряду с «Подземный Зевс» и «Повелитель душ».

Глава 3. Дворец Владыки Теней

Между Тартаром и Элизиумом, где бескрайние болота покрывает зеленовато-белый туман, в окружении фруктовых садов, которые так бережно хранит старый Асклаф, возвышается дворец из чёрного золота. Башенки, колонны, орнаменты и арки чернеют на фоне огненно-алого неба, поблёкшего от дыма и пепла. Только древние боги, рождённые детьми Хаоса, могут входить сюда без страха, но даже они не смеют нарушать покой Владыки Мёртвых… Никто из тех, кто избрал царство Теней местом своего существования, не желает разочаровывать его, и никто не преступит границы его владений без спроса.

Утром — когда в этом месте приходит утро — зеленовато-белый туман клубится сильнее, Харон высаживает на берег последнюю на сегодня группу теней и отправляется отдыхать, а в небе появляется филин. Он стремительно облетает царство от Тартара до Элизиума, от берегов Ахерона до мертвенно-тихого Стикса, и стрелой ныряет в гранатовые деревья дворцового сада, где касается листьев и мягко опускается на траву уже человеком — мужчиной преклонных лет. Асклаф* снова при деле, он не только садовник, но и тот, кого Аид отправляет следить за порядком, осматривать владения и доносить ему. Асклаф не спешит отчитываться перед Владыкой, сейчас Аид занят, ему не до получения отчётов. Он только вернулся, и многие дела требуют его личного вмешательства, особенно те, которые связаны с его младшим братом Зевсом.

В тронном зале бродят неясные тени, шёпоты, взывающие из клубящихся облаков тёмного морока, царский трон стоит на возвышении и словно парит над полом, окутанный туманом, средь колонн, уходящих стрелами куда-то в бескрайнюю даль потолка. Тишина и шорохи. Всё это обычно навевает на ожидавших Аида гостей смертельный ужас и отчаяние, каких они не испытывали за всю свою жизнь. Никто не рискует приходить сюда лично, если в этом нет какой-то особенной нужды, но только не Гермес. Он рад вернуться, и лучи его задора рассеивают туман. Шорохи и шёпот исчезают без следа, ощутив дерзкую и яркую ауру Вестника Богов. Гермес не только посланник Олимпа, он проявление воли Зевса, отражение его дум и желаний, преданный своему делу и в то же время свободный как полёт мысли.

Аид появляется позже. Он одет в высокие сапоги, тёмно-синие брюки, синий с золотом сюртук и плащ, который тянется за ним длинным шлейфом, а скипетр оставляет тихий стук при соприкосновении с полом. На колоннах и стенах от каждого шага Аида появляется морозный узор, заполняя собой всё вокруг, хрустит под ногами, как кости смертных, которые уже никогда не вернутся в мир живых. Воздух леденеет, не оставляя возможности свободно дышать. Фигурная изморозь достигает ног Гермеса и расступается, когда он с усмешкой приподнимается над ней на своих крылатых модных кедах. Гермес, против Аида, одет как современный подросток и на деле является именно таким — дерзким, открытым, вредным: чёрные джинсы, белая футболка и эфемерные крылья за спиной составляют его нехарактерный для бога образ. Гермес не боится Аида, и он, совершенно искренний в своих намерениях, не задумываясь, шутит над ним.

— Аид, величественный и устрашающий, — Гермес изобразил притворный ужас, увидев его, — как и всегда, — и театрально поклонился, кувыркнувшись в воздухе, — какая невероятная честь видеть тебя.

Аид не ответил. Он молча прошёл к трону и сел, становясь похожим на собственную статую в одном из немногих своих храмов. Гермес, любимчик Зевса и бог, возводящий дерзость в абсолют, часто раздражал Аида, впрочем, как и остальных богов, но так же и веселил. Гермесу прощалось всё. Ему можно было простить всё. Поэтому Аид не реагировал, он привык давать Гермесу вдоволь повеселиться, чтобы в награду получить правдивую и действительно ценную весть. Хотя сегодня само появление Гермеса уже сулило хорошие новости. Значило ли это, что Зевс готов к переговорам, или что на Олимпе нет паники по поводу его освобождения, было совершенно не важно, ибо Вестник богов, переступив порог дворца Аида, точно дал понять — всё идёт по плану.

— Встречаешь меня, будто никогда не покидал этого места, — не унимался Гермес, — а я предполагал, что после тысячелетий разлуки ты будешь занят изучением рукописей Эроса-младшего в стиле «Как снова влюбить в себя жену за десять шагов?»…

Аид сжал руку на скипетре до побелевших костяшек и медленно поднял на Гермеса взгляд.

— Зевс шлёт какие-то вести?

— Нет… — улыбнулся Гермес.

Аид удивлённо приподнял бровь. Ему не нужно было спрашивать, он знал, что Вестник Богов и без того всё расскажет ему.

— Ариана и Марк…

— Смертные? — уточнил Аид.

— Полубоги. Наследница семьи носителей под охраной «Протекта» и сын Артемиды.

Аид, насторожившийся было, расслабился и откинулся на спинку трона, сделав жест рукой, означающий, что Гермес может продолжать говорить.

— Мне нечего сказать, — Гермес беззаботно рассмеялся и, соединив ладони в кокон, выпустил оттуда золотую бабочку.

Бабочка вспорхнула высоко к потолку, сделала круг по залу, освещая позолотой колонны, и опустилась на один из зубцов скипетра Аида, тут же рассыпалась искрами и сложилась в серый пергаментный свиток, перевязанный чёрной лентой. Аид поймал свиток в руку.

— Только в руках получателя раскроется суть письма, — пояснил Гермес.

— Благодарю. Мне известно, как это работает.

Пока Аид читал послание, Гермес с интересом разглядывал его. Гермес всегда почитал двух старших братьев из троицы равно как своего отца, и в то же время знал, что Аид — это тот, от кого ни в жизни, ни в смерти ему не удастся скрыться, если он нанесёт ему действительно серьёзное оскорбление. Ссоры богов его не волновали, он не участвовал в той войне и не собирался ввязываться в эту. И да, он мог позволить себе шутить хотя бы потому, что состоял в браке с верной сторонницей Аида, спорном браке**, от которого Олимпийцы были не в восторге.

— Поразительно! Аид, великий и всемогущий, так быстро освоился в современном мире.

— Мы боги, — не отвлекаясь, ответил Аид, — не неси чушь.

— А зачем ещё я пришёл, если не нести чушь? — наигранно серьёзно спросил Гермес. — Между прочим, Многоликая так и считает… ставлю все оставшиеся в мире драхмы на то, что ты уже спрашивал у неё совета на мой счёт.

Аид поднял на него взгляд и не отводил его до тех пор, пока пергамент с письмом не сгорел прямо в его руке синим пламенем.

— Ух, вот это взгляд! Вот это я понимаю! — ликовал Гермес. — Я прямо слышу твой голос, — он изобразил важную позу и продекламировал: — О, презренный, если сейчас же твои уста не прекратят источать яд, я прикажу Харону утопить тебя в Стиксе.

Ни один мускул на лице Аида не дрогнул, он даже не моргнул, а голос, которым он сказал свою следующую фразу, прозвучал равномерно и серьёзно.

— В древнем Риме гонцам врага отрезали голову и отправляли её в колеснице вместе с письменным ответом…

— Геката тебе спасибо не скажет, — усмехнулся Гермес, спустился на пол и поклонился снова, на этот раз по-настоящему вежливо. — Что мне передать полубогам?

— Скажи, я принял их слова к сведению и ценю, что они сообщили мне это. Я так же согласен на условия, которые они предлагают… — он постучал пальцами по скипетру, — и ещё… Зевсу… Передай ему, что я прошу отсрочки на две полных луны, по истечении которых у меня появятся нужные доказательства в мою защиту.

Гермес долго молчал, водя ногой по полу, потом выпрямил плечи, словно решился на что-то, и вдруг преклонил колено. Он опустился в поклоне, который не использовали с тех времён, когда Аид ещё не был женат, когда смертные ещё не познали гнева Зевса и жили счастливой жизнью.

— Возьму на себя ответственность сказать, что Зевс желал бы во всём разобраться, но мнение богов очень важно для него, и он не хочет идти против большинства. Боюсь, он не станет слушать твоей просьбы.

Аиду несвойственно было говорить о своих догадках, он не жил на Олимпе и плевал на то, что думают о нём боги, но сейчас на кону стояло слишком много… следовало просчитать каждый шаг.

— Пусть сделает усилие над собой. Скажи, что всё может повториться, если он не перестанет быть правителем, трясущимся за собственный трон, и не станет тем, кем был всегда… Младшим братом, Повелителем Земли и Неба, громовержцем, воплощением порядка…. Как сын, ты мог бы напомнить ему, кто он такой. И кто я.

— Увы, — крылышки на бейсболке Гермеса печально опустились, — если кто-то и может напомнить ему об этом, так это Его Светлейшее Сиятельство Гелиос.

— Исключено. Гелиос и Селена не появлялись много веков, они ушли в уединение ещё до того, как я оказался в темнице Олимпа.

— Верно, — Гермес лучезарно улыбнулся, — но Гелиос единственный, кто сможет без страха говорить с ним об этом. И я знаю, как решить вопрос встречи… разумеется, если Аид пожелает выслушать, — он снова взлетел, изящно провернувшись в воздухе, и завис над туманом. Его кеды мельтешили белыми крылышками, как маленькие пичужки, тело которых слишком тяжёлое для полёта.

— Говори.

— Второго числа девятого месяца по календарю нового мира состоится празднество в Дельфах. День Аполлона… Сам он собирает богов на праздник в мире смертных, что гарантирует тебе полную неприкосновенность. Туда же явится и прекрасная Эос… Она проведёт тебя к Гелиосу, если получится убедить её.

— Эос предана родителям, зачем ей помогать мне? Что я смогу дать взамен такой помощи? — Аид хорошо знал Эос, и знал, что вечная дева никогда не станет помогать богам, вроде него. План Гермеса был сомнительным.

— Только ты, Владыка, можешь дать ей то, чего она желает. Охотник Кефал*** пирует подле жены своей Прокриды в Элизиуме, Эос мечтает, чтобы ты отпустил его к ней.

Аид встал и стукнул скипетром об пол, создавая гулкое эхо в зале.

— Миллионы лет развития цивилизаций, а всё одно! Разрывать брак, связанный нитью судьбы, не ново, но выпускать тень на свободу… вернуть её в мир живых? Так-то боги хранят покой этого мира? Так-то желают блага смертным? Разрушая основы мироздания?! — Аид говорил это и с каждым словом, казалось, становился всё выше и выше, пока не накрыл Гермеса огромной тенью. У потолка меж колонн сгустился туман и дым, припорошенный пеплом вулканов Тартара.

Гермес отлетел назад, так, чтобы тень не попадала на него.

— Можешь гневаться сколько душе угодно, я только помогаю тебе. Если мой совет неуместен, ты всегда можешь обратиться к Рее… — он предупредительно переместился к выходу, предугадывая последствия такого предложения, и, прежде чем раствориться золотистым сиянием, добавил: — Дельфы. Кафе «Оракул». Второе сентября. Я пришлю приглашение за сутки.

***

(Золотая Эпоха Богов)

… Солнце поднималось над горизонтом — великий Гелиос совершал прогулку по небу, осматривая, освещая каждый уголок земли. Его лучи отразились в журчащем ручье у оливковой рощи, нырнули в траву, собирая с неё капли утренней росы и осветили обширный луг, полнившийся разнообразными цветами. В компании Гелиоса гулял один из Анемов**** — южный Нот. Игривым смешным мальчишкой он носился по полям, сдувал пергаменты со столов мудрейших писцов, отрывал листву с деревьев, забирался под хитоны***** нимфам, а прямо сейчас зацепил длинные каштановые волосы молодой богини, которая собирала цветы.

Персефона. Одна из прекраснейших детей Зевса срывала незабудки и лютики и плела из них чудесные венки, один из которых надевала сама, а другой всегда относила матери. Нот знал, как дорожит своей дочерью Деметра, и не посмел бы забраться к Персефоне под хитон или подшутить над ней, он мог лишь ласково касаться её плеч и напевать тихую спокойную мелодию, используя голоса птиц и природы. Он не показывался ей, не желая смущать, хотя знал, что она чувствует его присутствие.

За оливковой рощей вдруг что-то произошло, и стайка беспокойных птиц упорхнула оттуда с надрывными испуганными криками. Персефона встала и обернулась, всматриваясь в рассветную даль. Нот сделал то же самое. Сначала до них донеслось отдалённое ржание, цокот копыт, а затем из-за деревьев вырвалась четвёрка угольно-чёрных коней в драгоценной сбруе, они несли за собой колесницу, которой управлял незнакомый тёмный силуэт. Нота передёрнуло так, что он едва не призвал своего северного брата Борея, но вовремя одумался, заметив, с каким любопытством Персефона смотрит на колесницу. А колесница, к ужасу Нота, остановилась. Солнечные лучи ещё стелились по земле и падали на спину владельца колесницы, мешая тем самым рассмотреть его лицо, но Ноту и не нужно было его рассматривать, он уже знал. Персефона же и представить не могла, какой опасности подвергает себя, так открыто, так откровенно разглядывая его.

Персефона часто бывала на Олимпе, в чертогах Зевса, но никогда прежде не видела старшего брата из трёх верховных богов, того, чьё имя боялись произносить даже самые бесстрашные. Несколько раз она спрашивала о нём у других богинь, но смогла узнать лишь то, что иногда он проезжает по полям и лесам, покидая свои мрачные владения, мчится на чёрной колеснице, запряжённой четвёркой коней, чтобы на краткий миг взойти на Олимп и встретиться с братом. Персефона так же слышала, что во время встречи трёх братьев остальные боги покидают Небесный город, а бог звёздного неба Астрей раскидывает над землёй мириады звёзд, чтобы почтить знаменательное событие, и тогда можно увидеть млечный путь. Триединство верховных богов, царей трёх миров, самый сильный союз из возможных, и если Жизнь и Мир были созданы любовью страстной, то триединство богов стоит на любви братской. Воплощение жизни, Воплощение смерти, Воплощение порядка — каждый из них значим по отдельности, но только вместе они сильны и только вместе дадут миру процветание. Как невозможно избавиться от жизни, избежать смерти или нарушить естественный ход вещей, так и невозможно представить, чтобы один из братьев канул в небытие.

Гелиос заметил Персефону и тёмный силуэт напротив неё, нахмурился, вспомнив строгую Деметру, и послал особенно яркие лучи в глаза Персефоны. Она зажмурилась и прикрылась ладонью, а когда снова смогла видеть, на фоне неба уже не было ни тёмного силуэта, ни колесницы, ни четвёрки угольно-чёрных коней.

Нот воздал хвалу великому Гелиосу и расслабился, продолжил свою нехитрую игру с волосами Персефоны. Он остался с ней на весь день и не ушёл даже тогда, когда венки её были закончены, и она, нацепив один на голову, засобиралась домой…

Цветы благоухали, шумели от тёплого ветра травы, журчал ручей. Гелиос почти завершил свой дневной марафон и начал спускаться к кромке далёкого леса, когда перед спешившей домой Персефоной возникла удивительная бабочка. Её крылышки меняли цвет в зависимости от цвета лепестков того или иного цветка, на который она садилась — бабочка перелетала с места на место, вызывая любопытство. Кому как не Гее было знать, что вызовет любопытство у богини цветов, богини цветения… Персефона устремилась за бабочкой, она хотела узнать, куда летит это прекрасное создание. Поле, берег ручья, оливковая роща, и вот бабочка села на совершенный в своей красоте нарцисс, замерла на нём и медленно исчезла, принимая облик лепестков. Глаза Персефоны вспыхнули восхищением, сама она, ещё юная богиня, не до конца понимала собственные силы, не понимала, что может создать нечто подобное… удивительное. Нот восхитился вместе с ней и не подумал останавливать, когда она опустилась на колени и склонилась к цветку.

Едва Персефона коснулась лепестков, как ледяной порыв ветра, что даже сам Борей не в силах произвести, сдул Нота далеко за пределы луга, сухие листья ворвались в цветущий мир Персефоны, запутались в её волосах, зацепились за подол белоснежного хитона. Она обернулась, в ужасе упираясь рукой в прибрежный камень, камень соскользнул в воду, и она тоже… соскользнула бы, если бы её другую руку вдруг не обхватила уверенная сильная ладонь, пальцы цепко сжали запястье. Перепуганная до полусмерти Персефона сначала увидела зияющую темноту перехода между мирами, затем колесницу, запряжённую четвёркой чёрных коней, а уж затем того, кто напугал её и помог не свалиться в ручей. Их взгляды встретились.

— Зевс позволил мне забрать тебя, — тихо и очень мягко произнёс Аид, — я не причиню тебе зла…

(наши дни)

Лина втянула носом воздух и резко села на кровати, оглядываясь по сторонам — ей потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли и смогли рассмотреть очертания предметов. Сквозь полупрозрачные ткани балдахина она видела большую тускло освещённую комнату: в углах скопились тени, а под потолком витали сотни светлячков, создающих уютный полумрак. Никак иначе, как «уютным», Лина назвать его не могла. Ей не было ни страшно, ни холодно здесь до тех пор, пока она не вспомнила, где находится, и предшествующие этому события. Аид забрал её. Как и в воспоминаниях Персефоны, Аид снова забрал свою Персефону себе… Зачем? Принести её в жертву? Воспользоваться ей, как шансом спасти себя? Лина не верила ни единому слову Аида. Никому нельзя было верить, кроме Макса. Макс бы мог защитить её, они вместе справились бы с чем угодно и погибли бы вместе, если бы было суждено. Наверняка, Аид прикрывался словом «спасение», желая успокоить её подозрение и заманить в ловушку… Не было сомнений — Аид испокон веков считался лжецом, хитрым, злым и опасным — он снова ведёт собственную игру, в которой Лина, как и в игре Зевса, всего лишь пешка.

Она поспешила встать на ноги, отдёрнуть полог и уйти отсюда, но, едва откинув тяжёлое мягкое одеяло, обнаружила, что совершенно раздета. Лина прислушалась к ощущениям. Нет, если бы Аид был с ней, она бы поняла, она бы знала, она не могла быть настолько невменяема, чтобы не понять…

— Царица.

Лина уже встала с кровати и спустилась с небольшого возвышения, на котором эта кровать стояла, когда светлячки рассеялись, и вспыхнул яркий верхний свет. В комнате оказались нимфы, а сама комната походила на сад, цветущий и дышащий жизнью. Стены, потолок и пол были усыпаны цветами, их стебли прорастали сквозь камень, оплетали мебель, ползли к двери, роскошная кровать с тёмными покрывалами и подушками, вышитыми золотой нитью Арахны*, возвышалась позади, окутанная воздушными тканями балдахина. Завороженная этим зрелищем, Лина чуть не забыла про нимф, а когда её внимание всё же обратилась к их юным лицам, она нахмурилась.

— Кто меня раздел?

Они замялись и переглянулись.

— Не сердитесь, Царица, — решилась одна из них, — Владыка принёс вас крепко спящую и приказал позаботиться о вас. Мы это сделали. Новую одежду уже принесли. Позвольте помочь вам одеться?

Лина виновато вздохнула. Ей не стоило сваливать свои проблемы на ни в чём неповинных девушек, да и, если она хотела уйти, ей действительно не мешало одеться — идти по царству Теней голой было бы несколько… Она в душе посмеялась над собственными мыслями, представив себя одной из тех девушек со старых картин.

Нимфы пришли в восторг, когда Лина позволила им поухаживать за собой. Они надели на неё изумрудно-зелёное платье, как ни странно, современное, в греческом стиле с плотным лифом и прямой длинной юбкой, и туфли, удобство которых, несмотря на высокий каблук, приятно удивило. Длинные каштановые волосы расчесали и уложили в небрежную лёгкую причёску, предложили несколько украшений и корону, от которых Лина предусмотрительно отказалась. Она представила тяжесть короны на голове и сразу ощутила пульсирующую боль в висках — так обычно её тело реагировало на попытку надеть очки, слишком плотную шапку или ободок. Короны она бы просто не выдержала. Лина окинула взглядом своё отражение в зеркале, выпроводила нимф и, выждав некоторое время, вышла сама.

На удивление, её не ждал отряд охраны у дверей, ей никто не препятствовал, и все, абсолютно все двери были открыты. Воспоминания Персефоны о дворце Аида ещё не приходили к ней, и Лина интуитивно пошла по анфиладе в сторону, где, как ей казалось, мог быть выход. Она угадала.

Туман. Вокруг шорохи, визги и шёпот, отдалённые стоны и плач. Ни ветра, ни запахов, только алое небо, покрытое пеплом, и беспросветный мрак. Лина не отдала должное фруктовым садам, поспешно миновав их, и вышла к болотам, через которые отправилась по едва заметной тропинке, выбранной случайным образом. Её путь был спокойным. За исключением звуков, Лину не тревожило ничего. Она шла молча, удаляясь от замка, оборачиваясь, думая, что кто-то пойдёт по её следам, но никто не шёл, и тропинка, в конце концов, вывела её на холм, с которого открывался вид на Стикс и ускользающую в сторону Лету. Там длинной стайкой от причала Стикса тянулась вереница теней. Тени входили в Зал Судеб, пили воду забвения Леты и уходили по предназначенному им пути. Лина спустилась к ним — их безжизненные скорбные лица обращались к ней и тут же отворачивались в священном ужасе, тени проходили мимо неё, стараясь держаться подальше. Она видела их: мужчин, женщин, детей, — и сожалела вместе с ними. Что-то глубокое, давно забытое проснулось в ней от их присутствия.

Лина вдоволь насмотрелась на них и перевела взгляд в сторону реки, поверх их голов. Там у берега стоял Харон. Обычно он покидал рабочее место на какое-то время, чтобы отдохнуть и занять себя беседой с Гипносом или его талантливым сыном Морфеем, но сейчас он отчего-то медлил. Его посох мерцал белым огоньком. Лина поспешила к нему. Она думала, что многие в царстве считают её проблемой, предвестницей войны и разрушений, и потому желают избавиться от неё. Харон не мог быть исключением, и ему логично было бы помочь ей переправиться к Вратам, нежели чинить препятствия. Но Лина ошиблась.

— Царица… — Харон первым спокойно поприветствовал её и склонил голову, сверкнув чёрной маской, скрывающей лицо под капюшоном.

— Я хочу попасть к Вратам, отвези меня!

Лина начала без всяких предисловий, попытавшись изобразить командный тон, и у неё, на удивление, получилось очень неплохо. Она осмелела и вздёрнула подбородок.

— Царица желает покормить Цербера или просто прогуляться по водам Стикса? — всё так же спокойно уточнил он. Харон даже не рассматривал вариант, в котором она хочет покинуть царство Теней.

Лина вдруг почувствовала себя очень храброй и высказалась раньше, чем обдумала это.

— Я хочу уйти.

Харон сжал посох.

— Я не могу этого допустить. Царство Теней выстроило мощную защиту, сейчас покинуть его без разрешения Владыки не может никто.

В сердце Лины полыхнула ярость. Она не представляла, что может так злиться, что может чувствовать такой всепоглощающий необъятный гнев, сметающий любые внутренние барьеры. И всё это только потому, что Харон упомянул Владыку.

— Мне не нужно разрешение Владыки! — воскликнула она.

Гнев застилал глаза. Лина находилась в том состоянии, когда мир сужается до одного единственного чувства, исключая всё остальное. Она не видела себя со стороны, не видела окружающий мир и потому не заметила, что тени в этот момент замерли, а Харон безотчётно сделал шаг в сторону. Зелёные глаза Лины наполнились глубоким изумрудным оттенком, чёрное платье покрылось мерцающими язычками золотистого сияния, а руки сами собой развернулись ладонями вперёд. Лина не отдавала отчёта в своих действиях, не замечала, что с ней происходит. Поглощённая яростью, она сделала выпад, и в следующий миг из безжизненной земли Подземного царства, разрывая её, словно живую плоть, вылетели сотни длинных остроконечных лиан. Они метнулись в разные стороны, зашипели и, выхватив несколько теней из толпы, рассеяли их пеплом по воздуху. Острые коготки лиан атаковали снова. Они помчались прямо на Харона и к веренице теней, с очевидным намерением уничтожить всё и всех… Лианам оставалось до цели меньше дюйма, когда вспышка лазурного пламени встала стеной между ними и тенями, а другая вспышка обрубила острые коготки лиан со стороны Харона. Лианы упали на землю, вросли в неё и в одно мгновение зацвели, однако здешняя земля не позволила им жить долго, и они так же быстро увяли.

Лина ощутила, как наваждение ярости покидает её, и обернулась. В сиянии лазурного пламени, в вихрях тёмного тумана, слегка растрёпанный и непритворно обеспокоенный стоял Аид, Владыка царства Мёртвых.

________________________________________

*Асклаф — персонаж Греческой мифологии, садовник Аида, упоминается в одной из версий мифа о похищении Персефоны.

*Брак Гермеса и Гекаты придуман автором и основан на упоминании встречи Гекаты и Гермеса в то время, когда Гермес спустился в царство Теней за Персефоной (миф «Похищение Персефоны»). Функции Гекаты и Гермеса в мифологии во многом совпадают. Геката считается трёхликой (многоликой) богиней и всегда изображается в своей тройственной ипостаси, Гермеса одно время звали «трёхголовым», что тоже указывает на его тройственность, как и поздний образ Гермеса Трисмегиста, владеющего тремя частями вселенской мудрости. Геката указывает путь мёртвым в царство Теней, что, по сути, та же функция «проводника душ», которую часто в мифах исполняет Гермес. Но если Геката является образом консервативности, поддерживающим границы, то Гермес олицетворяет скорее начало проникающее, не признающее ни границ, ни ограничений. Таким образом, эти два божества являются взаимодополняющими половинами единого целого.

*Миф о Кефале, жене его Прокриде и богине зари Эос

*Анемы — боги ветра в Греческой мифологии.

*Хитон — одежда в древней Греции.

*Арахна — искусная ткачиха, превзошедшая в мастерстве саму Афину. За превосходство и высокомерие была Афиной же превращена в паука.

Глава 4. Ты моя жена

Лемнос, укрытый божественным барьером, блаженно почивал на водах Эгейского моря. Гелиос щедро одаривал его своим сиянием, заливая улицы городов светом, забираясь в самые тёмные и мрачные уголки острова. Максим Невский добирался до Лемноса почти сутки — барьер бы не позволил ему переместиться без предварительного запроса, с которым дела могли затянуться, и Максим прибыл сюда как смертный. Он сошёл с парома, расплатился и взял автомобиль на прокат, чтобы доехать до мастерской.

Он ехал совсем недолго, прежде чем остановился у едва заметной тропки. Максим вышел из автомобиля, вызвал эвакуатор и, в два нажатия оплатив заказ, пустился в путь пешком. Тропинка петляла тонкой тёмной змейкой и уходила на вершину холма, а затем в овраг и снова на холм, к скалам, где, сокрытая от глаз смертных под видом грота, располагалась личная мастерская Гефеста. Максим осмотрел каменные своды, нашёл нужный рычаг и открыл дверь — она сдвинулась, проявляясь прямо из камня, и показала лестницу, уходящую далеко вниз.

Гефест почувствовал сына ещё до того, как тот сделал первый шаг по горной тропинке, и снял божественную защиту с мастерской. Он трудился над заказом школы младших полубогов, создавал партию оружия для новичков, едва ступивших на путь познания силы. Когда Максим вошёл, Гефест вытер руки о фартук и принял человеческий облик — по его лицу невозможно было прочесть рад он встрече или нет. В любом случае, они оба знали, что разговор может состояться тяжёлый.

— Здравствуй, отец… — встречаясь с отцом, Максим всё время вспоминал самую важную истину, сказанную в ответе на вопрос, почему он, Гефест, способный изменять внешность, остаётся самим собой? «Мне важно тратить божественную силу на то, что я создаю, а не на впечатление, которое произвожу на других». С тех пор Макс, хотя и был довольно красив, предпочитал отдавать все силы работе, вместо создания образа для общего впечатления на людей.

Гефест, тяжело хромая, прошёл к столу и опустился на стул, предлагая сыну сесть напротив.

— Здравствуй.

Максим принял приглашение. Он уважал отца — большую часть времени Гефест был для него всего лишь смешным старикашкой с игрушечным молотом, только в совершеннолетие Макс увидел его божественный облик и стал уважать ещё больше. И всё же была тема, в которой уважение переставало иметь какое-либо значение.

— Как мама? Я ещё не заходил к ней…

— Она… — от взора Макса не ускользнуло, как пальцы Гефеста в этот момент зажали ткань брюк в кулак, — боюсь, осталось недолго…

Максим некоторое время сидел молча, затем долбанул кулаком по столу и со вздохом провёл ладонью по лицу.

— Почему ты не упросишь Зевса дать ей напиток бессмертия? Разве это так сложно?

— У Зевса сейчас и без меня дел по горло, — Гефест отвлечённо гладил пальцем острый край стола, — не уверен, что в этом есть необходимость…

— У него всегда дел по горло, а мама умрёт, если ты сейчас…

Теперь по столу долбанул Гефест. Ему не нужно было вставать со стула, чтобы казаться выше — его грозная тень нависла над сыном.

— Думаешь, все смертные достойны этого? Думаешь, мы можем приводить на Олимп, кого вздумается?

— Мама не КТО ВЗДУМАЕТСЯ! — Макс не любил, когда на него давили, и он уже не был ребёнком, чтобы молчать. — Просто ты всё ещё сохнешь по Афродите, и мама тебе не нужна! Можешь врать себе, но говорить, что она не достойна, не смей! — только когда эти слова сорвались с губ, Макс опомнился.

Над отцом и сыном повисло тяжёлое молчание, которое первым нарушил Гефест.

— Ты прав, — тихо сказал он, — но твоя мать тоже мне очень дорога. Я люблю её всем сердцем за то, что она хорошая, добрая и… смелая. Знаешь ли ты, как тяжело любить и терпеть бесконечные измены, и как прекрасно быть любимым и единственным, даже если не любишь сам? Эрос жесток, но мы более жестоки к самим себе… Твоя мать смертная, я не хочу тревожить её покой, я не хочу нарушать уклад вещей, к которому она привыкла. Мы не можем отобрать у неё смерть, Максимиллиан, понимаешь?

— Не будем об этом, — Макс ненавидел споры о матери, но и не мог представить, что её не станет, что он будет жить до скончания времён на земле, а она в царстве Теней, во мраке и ужасе. Чёртово царство Теней! Оно, видимо, решило забрать всех его женщин!

— Не будем, — согласился Гефест. — Тогда скажи, что это за предосторожность? Зачем тебе машина? Ты не мог переместиться сразу от барьера? Или… — он вдруг усмехнулся собственной догадке, — боялся, что я тебя не жду?

Макс покосился на него и взволнованно расстегнул ворот рубашки.

— Я пришёл за ответами, а вместо этого оскорбил тебя. Прости.

— Ответами? — Гефест задумался. — Слышал, «Протект» провалил миссию ещё до её начала? Столько веков существования, чтобы, в конце концов… я не удивлён, — он вскинул густые брови, — неужели пришёл просить убежища, несостоявшийся хранитель?

— Я думал, ты знаешь, что Зевс ещё не принял решения насчёт «Протекта». Пока никто не наказан, только Клессандра отправилась в Атлантику, чтобы встретится с отцом… Вообще-то я пришёл по другой причине. Как мне найти Гекату?

— Гекату? — Гефест внимательно посмотрел на сына и вдруг рассмеялся. — Гермес её супруг, не я. У него и спрашивай.

— Он занят, я не смог дозваться его в храме. Скажи, где она?

— Геката сейчас не лучший собеседник. Боюсь, она не на той стороне и находится в самом защищённом месте мира… — Гефеста осенила страшная догадка. — Ты собрался спуститься к Аиду?

— Да. Я хочу забрать Элину, вместе мы сможем найти способ оправдать её.

— Глупец! Женщины опасны, а если не любят тебя, опасны вдвойне. Ты заберёшь из царства Теней не Элину, а Персефону… Знаешь ли ты, что значит для Аида Персефона? Знаешь ли ты, что подписываешь себе смертный приговор?

— Мне надоели эти байки! Аид не знает ни любви, ни сострадания, и она не может любить его — что тогда, что сейчас, он забрал её силой. Я не позволю истории повториться, и Зевс должен понимать, что мы не можем винить Элину в случившемся! Мне нужна Геката, только она…

— Геката не поможет тебе! — перебил Гефест. — Если ты столь настойчив, можешь спросить у братьев-анемов совета, но знай, что ты совершаешь большую ошибку. Ты молод и горяч, оттого глуп, Максимиллиан. Чтобы понимать происходящее, нужно не смотреть, но видеть. И однажды ты увидишь… — Гефест встал и тяжело поплёлся к кузнице, — может быть, даже раньше, чем того желаешь.

Максим понял, что отец не намерен продолжать разговор, но он уже получил ответ. Нить судьбы вела его на дальний север, к первому и самому старшему из братьев-ветров. К северному Борею.

***

— Тебе опасно покидать дворец! — разгневанный Аид втолкнул Лину в спальню, где совсем недавно она проснулась, вошёл следом и закрыл дверь. — Я уже понял, что тебя не готовили к церемонии, но образование полубогов ты должна была получить! Ты понимаешь, где оказалась?

— Мне плевать, где я! Я знаю только, что это место мне не нравится! — она обернулась к нему с горящими от гнева глазами, однако гнев этот не был прежней яростью богини, он был обидой Лины. Обидой, приправленной страхом и болью. — Я хочу уйти! — Лина пошла к двери, подтверждая свои слова действием.

— Нет!

Аид сделал шаг в сторону и заслонил дверь собой. Только голос и глаза сейчас выдавали его истинную суть, в остальном он выглядел как смертный мужчина — неординарный, сильный, привлекательный, но всё же просто мужчина.

Лина глубоко вздохнула и подняла на него взгляд. Она никогда не чувствовала такого раньше — злость, заставляющая желать как можно больнее уколоть своего обидчика, вывести из себя так, чтобы он вышел из комнаты и, наконец, оставил её в покое.

— А что? — ехидно заметила Лина. — Боишься за меня, Владыка? Это лишнее. Я могу за себя постоять.

— Я беспокоюсь не за тебя, — ответил он. — Мы правим царством Теней, а значит, отвечаем за тени, которые идут с ладьи Харона к Залу Судеб, мы в ответе и за самого Харона, и за тех, кто живёт на границе царства и на Пустынных землях. Их безопасность меня беспокоит. Ты не контролируешь себя и поэтому останешься во дворце.

— Мы? Останешься во дворце? — проговорила Лина задумчиво. Она прошла в сторону от Аида к изысканному зеркалу и столику со шкатулками, маслами и расчёсками, провела пальцем по спинке кресла, тронула рукой одну из алмазных подвесок на подставке. — Ты прав, Владыка. Меня ничему не учили, меня не посвящали даже в азы, потому что до знакомства с тобой я не обладала ни способностями, ни силой. Я была никем, но теперь уверена, что тогда я была самой собой. И мне хочется остаться собой, — Лина снова повернулась к нему и уверенно посмотрела в глаза. — Я не твоя собственность, ты не имел права уводить меня, ты не имеешь на меня никаких прав.

— Персефона… — Аид попытался перебить её, но только раззадорил ещё сильнее, и она повысила голос.

— Я Элина! Неужели ты, Владыка, не подумал, что я могу быть приманкой, червяком на крючке для большой рыбы? Той единственной, кто освободит тебя только для того, чтобы спуститься в царство Теней и убить по приказу Зевса?

Аид несколько секунд внимательно рассматривал её лицо, затем его губы тронула лёгкая улыбка.

— Ты не сделаешь этого, Персефона. Ты уже этого не сделала.

— Излишняя уверенность погубила многих богов. Считаешь, ты исключение? Думаешь, если во мне зерно её души, то я Персефона?

Он нахмурился и повёл подбородком, словно тигр, собравшийся атаковать жертву, и действительно переместился к Лине чёрным облаком, вжал её в стену, крепко обхватив пальцами подбородок. Лина попыталась вырваться — безрезультатно. Аид заглянул ей в глаза.

— Ты… — прошипел он, и его неожиданно тёплое дыхание коснулось щеки Лины, — моя жена. Перерождением этого не изменить.

Только сейчас Лина до конца поняла, с кем говорит. С древним, опасным и одним из сильнейших существ во вселенной, с богом, от которого ни живые, ни мёртвые не могут скрыться. И всё же это был не первозданный страх, не священный ужас, а простое осознание — в глубине души Лина с удивлением обнаружила уверенность, что Аид, кем бы он ни был, не представляет для неё опасности.

Пока она оценивала ситуацию, Аид переменился: из глаз исчез гневный блеск, хватка ослабла, и он подался вперёд, так, что его губы застыли в сантиметре от её собственных. Лина медленно моргнула, а затем отвернулась, вытянув шею — его дыхание скользнуло от мочки уха к вырезу платья, вызывая волну мурашек. Она ожидала чего угодно, но только не того, что Аид в этот момент крепко сожмёт её запястье и переместится в тронный зал.

За створками огромной двери, в которою они вошли, разворачивалось поистине невероятное зрелище. Для Лины в её смертном облике всё казалось таким большим, будто она внезапно стала Алисой из сказки и уменьшилась, чтобы пролезть в кроличью нору. Она стояла на полу из чёрного золота под колоннами настолько высокими, что невозможно было разглядеть очертания потолка. Её и Аида окружал тёмный туман с лазурными и синими всполохами, а над ним, словно на грозовых облаках, парил трон — Лина не сразу поняла, что возвышение под троном просто сокрыто туманом, создающим эффект полёта. Сам трон представлял из себя великолепную скамью с мягкими подушками и спинкой, увитой остролистом и ветвями цветущих чёрных роз.

— Для тронного зала нужен божественный облик, ты свой не контролируешь, я помогу, — пояснил Аид, сжимая её руку чуть крепче.

Время, казалось, замедлилось в этот момент, стало вязким, тягучим как мёд и таким же липким, клубы тёмного тумана застыли в неоконченном движении, когда между ладонями Аида и Лины пробежала искра божественной силы. Лина почувствовала, как тяжелеют веки, сделала глубокий вздох и провалилась во тьму.

***

— Не убивайте меня!

Площадь у ступеней храма на высокой скале заливал дождь, ветер гудел меж колонн, вырывая из них протяжно-заунывную мелодию, вдали сверкали молнии. В этой серости дня, в окружающем хаосе непогоды на площади белел девичий силуэт — платье, словно флаг, развевалось на ветру, худые руки обнимали острые плечи, а светлая коса растрепалась, и пряди разметались по спине. Девушка смотрела на храм с мольбой и злой решимостью, она взывала к тому, с кем познакомилась ещё до церемонии Посвящения и на помощь кого рассчитывала теперь. И он ждал её. Он знал, что она придёт.

В краткий миг небо заволокло грозовыми облаками, дождь обратился ливнем, а ветер — бушующим ураганом — смертельная воронка, которой в этих местах быть не могло, накрыла гору. На миг девушке показалось, что её унесёт порывом ветра, но в эпицентре урагана вдруг воцарилась тишина. Один удар сердца, второй… Яркая вспышка молнии рассекла ступени храма, и у колонны — там, где осыпался раздробленный камень — возник воин. Он был одет в современную военную форму, объединявшую в себе формы всех стран мира, и держал при себе по меньшей мере по два вида огнестрельного и холодного оружия — в его глазах горело самое настоящее алое пламя.

— Думаешь, не стоит? — его голос разнёсся над девушкой громким эхом. — Ты предала сестру, предаёшь семью, лжёшь и ненавидишь… Кто даст гарантию, что ты не предашь и меня? Или уже не предала?

— Умоляю…

— Ты позволила ей занять своё место, а потом упустила! У каждой ошибки своя цена. Ты готова принять последствия?

— Да, — девушка вцепилась в юбку и медленно, очень медленно, опустилась на колени. — Это моя вина, я не справилась и стану вашей рабыней, как и обещала.

— Прекрасно, — воин деловито поправил застёжки на кожаных тактических перчатках. — Ты не нужна мне здесь. Возвращайся и закончи то, что начала. Второе сентября, Дельфы, праздник Аполлона. Это твой шанс, Элана. Я активировал печать.

— Я всё сделаю… — Лана подняла голову, чтобы взглянуть на воина, но обнаружила перед собой лишь пустоту. В следующий миг облака расступились, забирая с собой сумрак, ветер стих, а воронка урагана рассеялась, оставляя Лану мокрой и замёрзшей у подножия храма. Храма Ареса.

Глава 5. Согласие

Максим собирался незамедлительно отправиться на север, но в путешествии на пароме оказались свои минусы — не ты решаешь, когда добраться до берега, а Посейдон. Из-за шторма пришлось сойти в порту Солоников, хотя Максим всё равно не видел причин возвращаться в Афины или использовать божественное перемещение — «Протект» мог найти и задержать его. В Солониках шёл дождь, мешая людям заниматься делами — улицы покрылись бутонами разномастных зонтов. Макс тоже открыл зонт, выходя на остановку к автобусу до аэропорта, он остановился у края ограничительной линии и стал вглядываться в серую даль дороги, изредка пропускающую пару-тройку легковых авто. Автобуса всё не было, а дождь усилился, и Макс, чтобы не вымокнуть, сделал шаг назад, под навес остановки — одновременно с этим шаг вперёд сделал кто-то другой. Они остановились плечом к плечу. Сначала Максим увидел светлые туфли, затем молочно-белое платье со свободной юбкой-миди и, наконец, руку девушки, которая приподняла зонт. На него глядели большие напуганные глаза Ланы. Она на миг застыла, а затем, изменившись в лице, обрадованно воскликнула.

— Максим!

Он выдохнул, не замечая, как лёгкая серебристая пыльца осела ему на плечо.

— Лана? Что ты здесь делаешь? Тебя все обыскались… Твоя мама звонила двадцать раз!

— Знаю… — она опустила взгляд в землю и толкнула кончиком туфли камень — тот отскочил к бордюру и плюхнулся в лужу, — всё это… гранат и «Протект»… Я ведь столько готовилась и всё зря… я даже разозлилась на Лину, а теперь она…

— Мы ей поможем, — Макс неловко коснулся её руки, — не волнуйся и не заставляй волноваться родителей. Вернись домой.

Лана покивала своим мыслям, а затем, обдумав, что собирается сделать, произнесла:

— Нужно поговорить о Лине… пожалуйста… Если ты не торопишься?

Макс со вздохом ещё раз взглянул на пустую дорогу, помолчал немного, а потом повернулся к Лане и улыбнулся.

— Пойдём. Погода… Зевс не в настроении, выпьем кофе, и ты всё мне расскажешь.

Лана пропустила его вперёд, скрыв за этим победную улыбку.

***

(Золотая Эпоха Богов)

…Страх и одиночество. Первые чувства, которые встретили Персефону в царстве Теней. Наверное, Аид околдовал её, раз она даже не сопротивлялась, даже не возразила ему, когда он взял её за руку и увёл за собой. И теперь она была здесь одна, в этих роскошных комнатах, в объятьях пронизывающего Мёртвого ветра, окружённая бесплотными голосами и далёким гулом вулканов Тартара. Персефона бродила по дворцу, всё больше и больше теряя себя — почва и воздух здесь не позволяли её цветам цвести, а вместе с ними увядала и радость жизни.

Аид не приходил — его единственное прикосновение ещё несколько дней горело на запястье, но сам он не нарушал её покоя. Однако у него везде были глаза и уши, поэтому вскоре у Персефоны появилось всё, чего она только могла желать: наряды, украшения, комната, способная сохранить её цветы живыми, и, самое главное, собеседницы — прекрасные Нереиды. Нимфы океана такие же невесомые, как медузы, и такие же быстрые, как маленькие цветные рыбки, скрасили дни Персефоны, окружили её заботой и теплом. С ними стало не страшно бродить по дворцу Владыки Мёртвых, не страшно выходить в окружающий его до невозможности странный фруктовый сад. Их сёстры океаниды — Стикс и Лета — познакомили Персефону с Асклафом, который на долгое время стал её приятным и самым умным собеседником.

Обычно Персефона приходила к нему, на скамью под сливами, садилась там и ждала. Отсюда не было видно алого неба, не пахло гарью и пеплом — единственное место, помимо её спальни, где всё цвело и благоухало, хотя и не так, как на Земле. Здесь Персефону охватывало небывалое спокойствие, и она, закрыв глаза, могла представить, что находится дома, у ручья, где растут незабудки… Так она могла просидеть очень долго, наслаждаясь тишиной — иногда она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, такой же, как в её детстве и юности, но, как и тогда, открыв глаза, находила лишь кроны деревьев и тихий шёпот ветров. Асклаф появлялся в самые тихие моменты, когда, казалось, ни один листик не шевелится в ожидании его прихода. Он выглядывал из-за деревьев, бесшумно подкрадывался по траве и садился на край скамьи, словно птица, слетевшая с ветки. Персефона радовалась ему, они вели долгие-долгие беседы, смеялись и шутили, — кто мог знать, что совсем скоро Деметра превратит Асклафа в старика, обязанного часть жизни проводить в облике совы, и Персефона больше никогда не увидит его прежним. Но пока она наслаждалась обществом новообретённого друга и болтала с ним днями напролёт.

Однажды, когда Персефона по обыкновению вышла в сад, Асклаф уже был там, и был не один. Персефона ещё из-за деревьев увидела его, беседующего с высоким мужчиной в чёрном — мужчиной, которого невозможно было не узнать. Аид. Персефона застыла на тропинке, не решаясь ни уйти, ни продолжить путь, и её заметили. Аид и Асклаф обернулись к ней одновременно: лицо садовника осветилось доброй улыбкой, и Аид — Персефона никогда бы не поверила в это, она не хотела верить своим глазам и сейчас — улыбнулся тоже. Он попрощался с Асклафом, бросив ему несколько тихих слов, и подошёл к ней:

— Моё почтение, — Аид склонил голову, и тёмные камни в его короне сверкнули призрачным светом Подземного царства.

Персефона вдохнула и забыла выдохнуть. Никогда на её памяти никто из верховных богов не склонял головы перед своими супругами и детьми, но Аид поклонился ей… ей, маленькой богине цветения. Она смотрела на него, как на диковинную яркую змейку, совершенно позабыв о том, что чем прекраснее дикая змея, тем опаснее действие её яда.

Персефона молча склонила голову в ответ.

— Я должен встретиться с Посейдоном, но есть дела особой важности, которые я отложить не могу. Не могла бы ты помочь мне? — Аид подал ей руку, предлагая пройти с ним во дворец.

Она удивлённо воззрилась на него, прислушиваясь к собственному сердцу, к путаным мыслям в голове, неспособным собраться во что-то окончательное, и неуверенно протянула руку в ответ.

Их ладони соприкоснулись…

(наши дни)

Лина резко вздохнула и открыла глаза. Она всё ещё была в тронном зале и сидела на троне уже нормального размера, а у её ног преклонил колено Аид — он крепко держал её за руку и пресекал все попытки отстраниться.

— Не дёргайся. Если отпущу тебя, твоя неуправляемая сила разнесёт дворец, — он смотрел на неё снизу вверх, но складывалось полное впечатление, что это она, Элина, находится у его ног.

— Почему я… — Лина осмотрела свободную руку и медленно выпрямилась. Она далеко не сразу поняла, что изменился не трон и не тронный зал, а она сама. — Почему я чувствую себя, как обычно?

— А как должна? — голос Аида звучал шорохом бархата, скользящего сквозь обхват золотого кольца. — Твоё божественное воплощение не влияет на тебя лично, но пока ты не сможешь удержать его без посторонней помощи, — он чуть крепче сжал её руку и обеспокоенно добавил. — Возвращение воспоминаний может быть болезненным…

Лина смотрела на него и с трудом могла сосредоточиться на том, кто перед ней. Она больше не видела в нём Аида, которого все боялись, не видела в нём и бога… или она так привыкла к смертным, что предпочла обманывать себя?

— Сначала так и было, — ответила Лина, — но сейчас всё нормально… я просто…

— Просто тебе страшно, но ты страшишься не меня, а прошлого. Боишься, что мир, который ты знаешь, рухнет к твоим ногам, когда ты всё поймёшь? — глаза Аида вспыхнули лазурным огоньком, и Лина услышала свой голос отдалённо, будто её собственное тело прямо сейчас резко дёрнули вглубь длинной пещеры, прорытой в недрах Олимпа, а её голос так и остался там, в тронном зале.

— Наверное… да…

(Золотая Эпоха Богов)

Кто бы мог подумать, что у богов столько работы. Кто мог подумать, что управлять царством Теней едва ли не самая сложная вещь из всех существующих. Персефона окопалась в свитках, которые Аид любезно предложил ей разобрать. Она перечитывала, переписывала, перекладывала и, в конце концов, нашла то, что было нужно — с этим свитком, довольная, она вышла из дворца и отправилась на окраины Пустынных земель. К Гипносу.

Там в уединении и покое Гипнос дремал в пещере, где бродили вечные сумерки, там проходила грань царства Снов и царства Теней, там был вечный рай и вечное обиталище кошмаров.

Персефона вошла — её шаги тихо звучали под сводами пещеры. Вздрагивая от каждого шороха, она добралась до нужного помещения и остановилась: перед ней в сонном полумраке возник Гипнос и… его брат. Гипнос и Танатос беседовали о чём-то, когда ощутили присутствие Персефоны, и обернулись.

Она, как при встрече с Асклафом и Аидом, застыла, не понимая, что должна делать. Там, наверху, среди Олимпийских богов Персефона легко могла понять, кому должна кланяться, а кого игнорировать, но здесь всё было иначе, всё было чужим.

— Царица, — тихо произнёс Гипнос. Его голос успокаивал, увлекал и, казалось, если он продолжит говорить так мягко и тягуче, все вокруг уснут. Даже Танатос.

— Царица, — равно как и брат произнёс Танатос, но от его слов повеяло холодом и смертью, отчего Персефона в очередной раз вздрогнула.

«Царица». Она смаковала это имя, мысленно проговаривая его, и не могла понять, когда они успели признать её. Неужели власть Аида столь велика, что все, кто обитает на территории царства Теней, беспрекословно исполняют любой его приказ?

Персефона молча передала свиток от Аида, так же молча склонила голову и ушла. Разумеется, она могла бы использовать силы и переместиться или вовсе отправить свиток без личного присутствия, но Аид наверняка хотел, чтобы она осмотрелась, увидела, что и где находится, и Персефона не стала нарушать его планов. Более Аид никогда не посылал её по таким поручениям, однако с каждым разом он всё чаще просил помощи, и с каждым разом задания становились всё более ответственными и объёмными. В конце концов, Персефона полноправно стала вести дела вместе с ним. Сначала Аид оставлял её в одиночестве, но позже стал присоединяться сам, потом заводить разговоры… так, к тому моменту, когда боги разыскали ушедшую с Олимпа Деметру, Персефона и Аид подружились.

Теперь Персефона предпочитала разговорам с Асклафом беседы с Аидом. Они делились историями, впечатлениями о том или ином событии, вместе гуляли и отдыхали, и чувствовали себя друг с другом вполне уютно. И за всё это время Аид ни разу не коснулся её, ни разу не переступил порог её спальни, но обращался с ней как с царицей, как с супругой, которой на самом деле Персефона не была. Возможно, возникшие тёплые чувства к нему, а может, желание поступать правильно привели её к тому, что она стала чувствовать себя обязанной за такое отношение, недостойной такого царя как он, недостойной занимать место среди богинь-жён великой троицы… подле Геры и Амфитриты.

Но, вопреки всем сомнениям, очень скоро Персефона стала ждать встреч с Аидом, а затем мечтать о них. И вот она, незаметно для себя самой, уже забывает, как дышать в его присутствии, а он будто не замечает, он спокоен и терпелив. Аид верный друг, которого у неё не было. Старший брат, о котором она мечтала. Мужчина, всегда ожидающий её решений.

Накануне памятной встречи Зевса и Аида, Персефона была особенно счастлива. Она долго наряжалась, смеялась в разговоре с Нереидами, а затем беззастенчиво начала флиртовать с Аидом.

Они шли по анфиладе дворца вдоль ряда колонн: Аид медленно, заложив руки за спину, Персефона игриво, то забегая вперёд, то огибая колонны, то разворачиваясь и пятясь, чтобы смотреть Аиду в глаза. Он улыбался, разговаривал о делах — о том, что в Элизиуме какие-то проблемы с цветущими вишнями, что какой-то герой не заплатил Харону и тот утопил его в Стиксе, что воды Леты начали обновление — но потом переключился на рассказ о гранатовых деревьях в придворцовом саду и вдруг вспомнил…

— Ты уже очень давно ничего не ела.

Персефона обогнула очередную колонну и хитро улыбнулась.

— И не буду. Поем, когда отпустишь.

Аид изменился в лице.

— Зевс даровал тебе право занять трон подле меня, я не могу тебя отпустить.

Персефона тоже погрустнела и вздохнула, накрутив каштановый локон своих длинных волос на палец.

— Если я царица, разве не могу я по собственному желанию подниматься на поверхность и ходить, куда вздумается?

— Ты царица лишь на словах, лишь потому, что в царстве Теней я слово и закон, Персефона. Чтобы стать царицей, ты должна разделить со мной зёрна граната…

— А если я откажусь? — она заинтересованно склонила голову.

Аид не ответил, он повернулся и сделал несколько шагов в сторону — тусклый свет дворцовых лампад осветил его профиль. Он молчал так долго, что Персефона решила, будто не услышит ответ, но Аид ответил. Вопросом на вопрос.

— Тебе здесь так плохо?

— Плохо? — Персефона задумалась. — Здесь… тоскливо. Боги считают это место кошмаром, полным ужасов и страданий, а тебя… — она прикусила губу.

— Боятся? Я знаю… — Аид грустно улыбнулся и снова посмотрел на неё. — А ты? Ты тоже… боишься меня?

Персефона вскинула на него полный искреннего удивления взгляд, отрицательно мотнула головой и подошла к нему — встала на расстоянии вытянутой руки, покачиваясь на носочках.

— Нет. Только не я… — его взгляд обрёл тепло и тут же заледенел, когда она сказала, — но я скучаю. По маме, цветам и синему небу, по другу южному ветру и…

Чем дальше она говорила, тем сильнее его лицо искажалось страданиями и болью. Аиду с трудом удавалось контролировать проявление эмоций.

— Я не могу тебя отпустить, — перебил он, в конце концов, справляясь с собой, — я не хочу тебя отпускать, потому что, отпустив, потеряю. Навсегда. Деметра не позволит тебе вернуться, не позволит нам увидеться даже в присутствии тысячи богов.

В порыве каких-то ещё не до конца понятых ей эмоций, Персефона шагнула вперёд и, запрокинув голову, заглянула ему в глаза. Слова, что так долго таились в ней и не находили ни формы, ни выхода, сорвались с губ.

— Но я хочу вернуться. Здесь мой дом… Мой дом там, где ты.

Аид шумно выдохнул. Его руки, которыми он схватил её за плечи в это мгновение, дрожали.

— Тогда раздели со мной гранат, — прошептал он, страшась спугнуть внезапно возникшую надежду, — раздели его со мной, и Деметра не сможет запретить тебе вернуться.

Мольба во взгляде, в голосе, в прикосновениях… Персефону не нужно было умолять, она сама давно уже этого хотела, и ещё до того, как решилась признаться самой себе. Она кивнула несколько раз, не находя сил ответить словами, и прильнула к нему, с замиранием сердца ощущая, как его руки обнимают её и крепче сжимаются на талии.

Вообще-то, Персефоне очень льстило такое отношение. Веками боги Олимпа брали своих жён силой или обманом, но никогда не начинали с дружбы, не заходили так далеко в попытке учесть чувства избранницы, а не исключительно собственное желание. Аид был уникальным не только среди старших богов, но и среди трёх братьев, что в этот момент сыграло ему на руку. Персефона уже полюбила его и не могла отказать.

***

(наши дни)

Ливень усилился, сплошные потоки воды поливали панорамное окно кофейни, за которым сидели Максим и Лана. Она гладила кончиком пальца ободок чашки, он прокручивал ложечку в руке и вспоминал их общее детство.

Коттеджный посёлок на окраине Москвы идеально подходил для жизни — большие дома за высокими коваными заборами пустовали, те немногие смертные, что появлялись на улицах, приезжали на свои участки только в летний период, и обустроившимся в соседях полубогам было не сложно скрывать детей, которые ещё не могли контролировать силу. Дом родителей Лины и Ланы стоял через дорогу от старого одноэтажного коттеджа Лирии Невской, мамы Максима, и дети то и дело бегали друг к другу в гости, не спрашивая разрешения. Ариана, Марк и девочки искренно грустили, когда Лирия приняла решение перебраться в Грецию, и даже светлоликий дядя Август, похожий на Аполлона, был расстроен её отъездом. Тогда Максу чудилось, что оставаться в доме Марка и Арианы на время учёбы было лучшим решением — сейчас он был в этом не уверен и в то же время думал, что не смог бы достичь в Греции того, чего достиг в охраняемой зоне «Протекта».

Макс тяжело вздохнул — та жизнь давно осталась в прошлом — и вернулся к разговору.

— Твой замысел опасен, — сказал Максим после короткой паузы и сделал несколько глотков кофе, прежде чем продолжить. — Даже если ты не боишься, даже если всё получится, и Морфей согласится нам помочь, как ты вернёшься? Гостеприимный убьёт тебя.

— Нет, — Лана пожала плечами, — меня готовили к этому, я хорошо сыграю роль и протяну достаточно.

— А если он поймёт раньше, прежде чем весть дойдёт до Зевса?

Лана усмехнулась и помешала ложечкой остатки кофе.

— Я не нужна Аиду. Я не Персефона, и он не убьёт меня хотя бы по той причине, что я гарантирую ему неприкосновенность на какое-то время. Поверь мне, Макс, мы сделаем всё правильно…

Макс сомневался. Он задумчиво погладил подбородок и посмотрел в окно. Возможно, в иной ситуации, он не стал бы идти на поводу у восемнадцатилетней девчонки, но речь шла о Лине, да и предложение казалось вполне разумным.

— Всё ещё думаешь отправиться к Борею? — не унималась Лана. — И что ты сделаешь, когда поймёшь, как войти в царство Теней? Придёшь и попросишь у Подземного Зевса свою подругу? Или больше, чем подругу? Вот кого он точно убьёт на месте!

Они взглянули друг на друга, и над ними на некоторое время повисла тишина.

— Допустим, мы спасём Лину, — произнёс Максим, — ты окажешься там вместо неё… какой прок от этого тебе?

— Почему ты вообще задаёшь этот вопрос? — насупилась Лана. — Она моя сестра, я её люблю, и ты её любишь, и мы оба знаем, что она не подготовлена настолько, что с тем же успехом вместо неё могла быть обычная смертная. А я могу многое выдержать, и я…

— Хорошо… — сказал Максим, — ладно, по рукам. Ты отправляешься к Морфею за напитком, я к твоим родителям и в «Протект», Клессандра должна знать…

— Нет! Нет, только не она. Не говори никому, пока мы не поменяемся, хорошо? Эти дни до праздника Аполлона ничего не решат, а после… после ты и сам поймёшь, что делать.

Глава 6. Я помню каждое слово

(Золотая Эпоха Богов)

Яркие кроваво-красные капли оросили изысканное блюдце, и гранат с треском раскрылся, являя миру десятки рубиновых зёрнышек. Аид, едва справляясь с волнением, взял дольку и протянул Персефоне… Время остановилось. Казалось, что дворец, сады и всё царство Теней застыло в этом моменте, любуясь ими, позволяя им остаться только вдвоём, слышать сердца друг друга… Персефона подняла на Аида взгляд и неуверенно взяла гранатовое зёрнышко. Одно, второе, третье… Аид съел столько же, сколько съела Персефона… Семь зёрен — нимфы посчитали это счастливым числом, и союз был заключён.

Откровенно говоря, даже Цербер понимал, что Аид выполнил все условия брачной церемонии: спросил позволения отца, пришёл к согласию с невестой и, в конце концов, в присутствии свидетелей разделил с ней символ брака. Будь он смертным, даже боги не смогли бы упрекнуть его, но, по несчастливой случайности, он был богом, которого всегда упрекали за всё. Просто потому что он олицетворял самый большой и неотвратимый их страх.

Вода — олицетворение жизни, могла убивать, бесконечно меняясь и оставаясь собой. Молнии — олицетворение порядка, могли устроить небывалый хаос и лишить жизни тысячи смертных и полубогов, но только спокойный мрак царства Теней страшил всех до потери сознания. Аид — воплощение смерти, а значит, и воплощение вечного покоя — отчего-то стоял ниже тех, кто на самом деле мог принести невыразимые страдания… он стоял ниже братьев, но именно в этот день, когда Персефона взяла гранатовые зёрна из его рук, он понял, что ему не о чем жалеть.

Позже, когда все разошлись, а алое небо подёрнулось пепельной дымкой, Аид и Персефона устроились в её спальне на мягком ложе в окружении цветов. Аид ещё разбирал последние свитки, на которые успел отвлечься, она беззаботно любовалась им — это было так обыденно, так привычно, что Персефона совсем не чувствовала перехода в новый статус.

Аид полулежал, опираясь на локоть, он придерживал пальцем загибающийся край свитка и выглядел невероятно сосредоточенным. Когда он бросил на Персефону беглый взгляд, она улыбнулась ему, и он вдруг посмотрел на неё снова. Внимательно.

— Что? — он неловко убрал прядь волос за ухо. На нём не было ни короны, ни заколки, и его волосы свободно падали по плечам, создавая пушистый ореол вокруг головы.

— Ничего, — сказала она, ощущая, как сердце сжимается от нежности. — Знаешь… тебя рисуют с рогами, стариком или самым жутким кошмаром, который только могут выдумать.

Аид не отводил от неё взгляда.

— А я не такой?

Персефона вмиг стала серьёзной.

— Нет. Ты… красивый и… добрый. Ты не властен над жизнью и смертью, в отличие от Зевса и Посейдона, ты лишь принимаешь неизбежное, хранишь порядок вещей в мире, и делаешь то, что должен.

— Делаю то, что должен, — эхом повторил он за ней и вдруг, наплевав на свитки, утянул её в объятья, прижав к себе так, что у обоих перехватило дыхание. — Я люблю тебя, — прошептал Аид, касаясь губами её уха, — люблю, — он прижался лбом к виску Персефоны, не решаясь сделать следующий шаг.

Персефона дрожала. Она повернулась к нему, насколько возможно было это сделать в его руках, и запрокинула голову… кончики её пальцев коснулись его щеки и медленно спустились к уголку губ, где замерли невесомо и трепетно, словно бабочка, готовая взлететь с лепестка от любого дуновения ветра. Персефона приоткрыла рот, собираясь назвать его имя, но мысли не желали становиться звуками. Дыхания Аида и Персефоны переплелись.

Возможно, её промедление и нерешительность создали неверное впечатление, а может, сыграли роль его собственные сомнения, но Аид отстранился и тихо произнёс.

— Теперь ты сможешь пойти, куда пожелаешь и насколько пожелаешь, я не стану препятствовать. Ты можешь ходить в пределах царства Теней или отправиться на Олимп, или…

— Замолчи. — Персефона поняла, что он пытается успокоить себя и не перестанет говорить, пока она что-нибудь не сделает. И она сделала. Высвободив вторую руку, Персефона обхватила ладонями его лицо и поцеловала…

… их маленький счастливый мир рухнул на утро, когда Аида срочно вызвал Зевс, а к Персефоне явилась Геката. Она поведала историю катастрофы, которую учинила Деметра в отсутствие дочери, и приправила её дополнением о знакомстве с Гермесом. Персефоне не показалось — Геката, назвав имя Вестника Богов, осветилась счастьем.

— Деметра сходит с ума, только ты можешь уговорить её всё вернуть, — закончила Геката, — на тебя вся надежда. Собирайся, пока Аида нет, я выведу тебя, Зевс уговорит его оставить тебя в покое.

— Нет! — слишком резко ответила Персефона и добавила спокойно и надменно, — нет, Геката. Я не желаю, чтобы он оставлял меня в покое.

Геката непонимающе моргнула и какое-то время не могла найти слов.

— Но ничего не будет без тебя. Ни мира, ни богов, ни смертных. Пойми, Аиду это на руку, его царство лишь разрастётся, а остальные погибнут… Не говори глупостей! Идём! Я помогу выйти.

— Я сама могу выйти, — спокойно ответила Персефона, поправляя волосы. — Мне не нужен проводник.

— Не нужен? — Геката, привыкшая видеть в Персефоне всего лишь неопытную юную девушку, сейчас не могла поверить тому, что слышит. Она схватила её за подбородок длинными пальцами и заставила посмотреть в глаза. — Ты что? Правда, ела здесь что-то? Пила? Отвечай!

Персефона небрежно смахнула её руку и гордо расправила плечи. Она, и правда, уже не была той девочкой, которую все трепали за щёчки и кружили при встрече, она стала царицей царства Теней, и никто, даже сам Зевс теперь не смел обращаться с ней, как с ребёнком.

— Я разделила с Аидом гранат.

Геката потеряла дар речи. Она молчала очень долго, прежде чем на выдохе обречённо произнести.

— Так это не ложь… — Геката сделала несколько кругов по спальне. — Что теперь будет? Что будет? Всё пропало… да, да, всё пропало… — как безумная шептала она, затем кинулась к Персефоне и вцепилась ей в плечи. — Скажи мне правду, он околдовал тебя? Взял силой? Угрожал?

Персефона мягко убрала её руки. Она стояла очень прямо, и её нисколько не тронуло волнение Гекаты, хотя прежде она бы заволновалась сама и даже почувствовала себя виноватой.

— Ничего подобного. Я люблю его.

— Любишь? Любишь? — Геката разделилась на три своих личности и каждой из них обошла комнату, а затем вернулась в прежний облик. — Нашла, кого любить! Столько достойных богов готовы взять тебя в жёны, столько достойных мужей, а ты выбрала его?! — Геката указала пальцем на выход. — Выбрала царя Подземного царства?! За ним веками тянется шлейф смерти и ужаса! Он безжалостный, злой, он не знает ни любви, ни сострадания… И это место… Посмотри! Это дом, о котором ты мечтала? Так ты хочешь провести вечность?

— Достаточно! — Персефона скрестила руки на груди. — Не смей говорить так о моём супруге! Не смей додумывать за меня, как я хочу жить и о чём мечтаю. Мой дом теперь здесь, и это не обсуждается.

Это было последним ударом, после которого Геката прикрыла глаза и сорванным хриплым голосом спросила.

— Сколько зёрен граната ты съела?

— Семь.

Высокомерие и спокойствие Персефоны лишь увеличивало вес могильной плиты, возложенной в этот момент на грудь Гекаты. Если Аид не скажет, ей придётся самой принести эту весть Зевсу и Деметре… Семь зёрен, семь месяцев…

Пока они спорили, Аид успел решить все дела и вернуться. С первого взгляда на него Геката поняла — он не сказал.

— Вон! — полубоги и смертные могли погибнуть на месте от взгляда, которым он одарил Гекату, и та, не рискнув испытывать судьбу, немедленно удалилась. Аид посмотрел ей вслед, а затем молча обнял Персефону.

Персефона ещё никогда не видела его в таком состоянии. Разговор с Зевсом, очевидно, прошёл если не кошмарно, то очень плохо. Она чувствовала сердцебиение Аида, его рваное дыхание и дрожь тела, когда он крепче сжимал объятья.

— Они хотят забрать тебя. Зевс приказал вернуть тебя, приказал отпустить. Совсем.

Персефона посмотрела на него и нежно коснулась щеки.

— О, Владыка, разве есть кто-то, кто может приказывать тебе?

— Персефона!

— Я не уйду, — приняв его волнение всерьёз, пообещала она, — не уйду и не покину тебя. Я ведь…

— Молчи! Гермес уже ждёт тебя… Скажешь потом, — его голос сорвался и охрип. Аид прижался губами к её губам на миг, прежде чем попросить: — Возвращайся!

— Вернусь.

— Возвращайся… — повторил Аид, и его глаза полыхнули лазурным пламенем, — … если ты не придёшь, если посмеют отобрать единственный свет моей жизни, клянусь, ни Гелиос, ни Зевс, ни сама Гея не смогут удержать меня. Я соберу армию, и Олимп содрогнётся от силы моего гнева.

— Я вернусь, — тихо и теперь немного испуганно произнесла Персефона. — Обещаю.

Мгновение или вечность спустя, проходя через Врата царства Теней, Персефона с трудом верила, что возвращается на поверхность, и в то же время не чувствовала сильной потребности туда идти. Каменистая узкая тропка петляла и петляла, приближая её к свету, и вот, наконец, после стольких дней проведённых во мраке, яркие лучи Гелиоса снова коснулись лица Персефоны, замерцали в волосах, а южный ветер мягко обнял за плечи. Персефона вдохнула свежий воздух, и всё вокруг в этот момент зазеленело и зацвело…

(наши дни)

Лина очнулась. Сердце нещадно колотилось в груди, дыхание сбивалось. Она открыла глаза и сразу узнала комнату — цветущая спальня Персефоны во дворце Аида. Как долго она спала? Почему Аид оставил её одну?

Аид.

Прямо сейчас она чувствовала его любовь, ту любовь из воспоминаний, и чувствовала, что любит сама, хотя по-прежнему глубоко внутри отделяла себя от Персефоны. Впрочем, сейчас не имело значения, кем именно она является, важно было только то, что в прошлом они любили друг друга, и убийство любимой женщины противоречило всему, что она знала и уже успела понять о боге Подземного мира.

Лина слетела с постели, подобрав юбку длинного платья, и бросилась к выходу, чтобы рассказать Аиду о воспоминаниях. Ей казалось обязательным сделать это незамедлительно. Лишь бы он не ушёл, не покинул царство Теней до того, как она найдёт его. Лина неслась по анфиладе дворца, и длинный шлейф платья летел за ней, порхая как крылья бабочки — она разбила стайку спешащих к ней нимф и вылетела в сад. Обыскала всё, а затем вернулась во дворец, прошлась по залам, заглянула в библиотеку, в тронный зал и, наконец, столкнулась с Морфеем. У тех самых колонн, где в воспоминаниях она впервые призналась Аиду в чувствах.

Морфей — в одеждах звёздного неба, летящих и невесомых — поклонился, цветущий мак* при этом выпал из его волос, рассыпаясь на несколько копий, одну из которых Морфей поймал и протянул Лине. Она почувствовала сонливость, но смогла быстро избавиться от неё, посмотрев Морфею в глаза.

— Царица, — Морфей ухмыльнулся, — как много веков твой свет не озарял этих мрачных стен.

— Где Владыка? — без предисловий спросила Лина, проигнорировав мак. Ей некогда было соблюдать церемонии, хотя речь о ней, как о свете этого места, привлекла яркий образ из воспоминаний.

— Аид? — Морфей пожал плечами, и цветок в его руке стал кубком с маковым соком. Он небрежно отпил немного. — В архиве…

Лина склонила голову.

— Здесь есть архив?

Морфей указал на дверь.

— Это туда.

Лина кивнула и помчалась в указанном направлении, не задумываясь об осторожности — она, с лёгкостью повернув массивную ручку, ворвалась в тёмное помещение и едва не слетела в пропасть. Только ручка двери удержала её от падения. Лина оказалась наверху винтовой лестницы без перил, уходящей глубоко вниз. Она вздохнула, сжала кулаки и, прижимаясь к стене, спустилась на первую ступень. Шаг, второй, третий… на четвёртый Лина ускорилась, перестала опираться на стену и почти побежала — пропасть слева уже не пугала её, но, сколько бы Лина ни спускалась, сколько бы ни бежала, лестнице не было конца. В какой-то момент, основательно выбившись из сил, Лина подумала, что хочет немедленно оказаться рядом с Аидом.

Если б она только могла вспомнить, что вместе с возвращением памяти, крепнут и её божественные силы. Но Лина не помнила, она была поглощена собственными чувствами, прокручивала в мыслях предстоящий разговор и предвкушала долгожданные ответы. Поэтому для неё стало абсолютной неожиданностью внезапно свершившееся перемещение. И для Аида тоже. Лина свалилась на него из ниоткуда, сбив с ног, и они оба оказались на полу — он, она, а сверху гора свитков, потревоженных всплеском божественной силы. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, слишком растерянные, чтобы сразу понять, что произошло… глаза в глаза, нос к носу. Лина едва вспомнила, зачем пришла сюда, когда Аид усмехнулся и аккуратно снял её с себя, затем встал и протянул руку.

— Ты выбрала самое неуклюжее недоразумение для своего перерождения, дорогая, — съязвил он, когда Лина, вложив свою руку в его, поднялась на ноги.

Аид тут же отошёл и стал короткими взмахами рук возвращать свитки на место — на кончиках его пальцев при этом заиграли лазурные огоньки. Он молчал, и Лина молчала тоже. Тишина опустилась на них, прерываемая лишь шорохом бумаги и далёкими звуками, похожими на завывание ветра.

— Мне показалось, — сказал Аид после долгой паузы, — ты спешила меня найти? В чём дело?

Теперь, стоя перед ним, Лина смутилась и позабыла всё, что хотела сказать. Она ужасалась своей смелости и глупости, хотя эти чувства боролись в ней с иными — тёплыми и обжигающими.

— Я вспомнила, — наконец, решилась Лина.

Руки Аида на краткий миг замерли в неоконченном движении, но он быстро справился с собой и продолжил заниматься своими делами.

— Что именно? — возможно, Лине показалось, но в этот момент его голос дрогнул.

— Мы разделили гранат… то есть… вы…

Аид едва заметно выдохнул и поправил её.

— Мы. И этого недостаточно.

— Но я многое поняла… я… — слова застряли в горле. Лине пришлось отдышаться, переосмыслить то, что она собиралась сказать, и попробовать заново. — Что случилось в той войне? Мойры сказали, ты пронзил Персефону скипетром и сдался… Почему?

— Воспоминания… — отстранённо сказал он, — только тогда я смогу рассказать, когда ты вспомнишь всё. Иначе, нет смысла.

Лина не нашлась с ответом. Она смотрела на него какое-то время, затем отвлеклась на свитки, на огоньки пламени на его руках, на стеллажи, убегающие в белый туман.

— Современность не чужда и богам… Как ты, проживший в темнице Олимпа тысячелетия, смог так быстро сделать дворец современным? — её вопрос был вызван не только простым интересом, но и самоощущением. Чем дольше она проводила время с Аидом, тем легче казалось его присутствие, тем проще ей было обращаться к нему. Каждым своим вопросом Лина проверяла и доказывала эту истину самой себе.

Если бы Аид был открытым чистосердечным юношей, он бы сейчас закатил глаза, но Аид был Аидом, и поэтому терпеливо ответил на вопрос.

— Во дворце был другой Владыка, и у него не было никаких запретов на посещение мира смертных, — он выдержал длинную паузу, ожидая новых вопросов, но, поскольку их не было, продолжил сам. — Ты должна знать. Независимо от того, вернутся к тому моменту воспоминания или нет, мы вдвоём приглашены на праздник Аполлона в Дельфах, и пойдём туда.

— Что? — сердце Лины оборвалось. Неужели? Он позволит ей покинуть царство Теней? Вот так просто? Ещё несколько часов назад Лина обрадовалась бы удачному стечению обстоятельств, возможности сбежать, но сейчас она забеспокоилась. — Разве это не опасно? — с недоумением спросила она. — Для тебя?

— Нет. Запрет распространяется на сокрытый город в Дельфах, там мир смертных… — Аид вернул на место последний свиток и, заложив руки за спину, повернулся к ней. Его взгляд пронизывал насквозь, казалось, он смотрит прямо в душу. — Зевс не нарушит собственного запрета из-за меня, зная, что за моей спиной целое воинство, а Аполлон не нарушит законов гостеприимства. И пока ты царица моего царства, никто не посмеет предъявить тебе обвинения на празднике.

— А ты не боишься, — Лина приподнялась на носочках, сделав вид, что очень заинтересована узором на стеллаже, — что я могу покинуть тебя, Владыка? Что я смогу найти способ уйти? Или предать тебя?

— Ты не уйдёшь, не предашь и не убьёшь меня, Персефона, потому что не хочешь этого. Ты знаешь о последствиях и сделаешь всё, чтобы я не нашёл причины начать войну.

— Так значит, и прошлая война началась не без причины, да? — снова вернулась к теме Лина, надеясь застать его врасплох. — Почему Владыка Мёртвых решил вывести армию против Зевса? Только ли из-за жажды власти?

Отвечать на эти вопросы Аид не собирался, поэтому просто сменил тему.

— Наша цель — встретиться с Эос и уговорить её проводить нас к Гелиосу…

Лина, собравшаяся было настаивать на своём, заинтересовалась.

— Зачем?

— Есть дело, которое я могу решить только с ним. Ты пойдёшь со мной. Мне важно быть рядом, когда ты всё вспомнишь, и важно дополнить твои воспоминания… — Аид окинул Лину внимательным взглядом, прежде чем спросить. — Ты знаешь, зачем я показал тебе тронный зал?

Лина не ответила.

— Там твоё место по праву, Персефона. Однажды, ты сама назвала это место домом, и дворец останется твоим домом навсегда.

— Я сказала не так, — не ожидая сама от себя, выпалила Лина. Она растерянно моргнула, но отступать назад было поздно, — я сказала, мой дом там, где ты.

Их взгляды пересеклись, и Лине показалось, что эти слова огорчили Аида, или разозлили — в любом случае в глубине его глаз появилось нечто такое тёмное, отчего стало не по себе.

— Я помню каждое слово, которое ты сказала, — произнёс он.

— И я сказала, что не оставлю тебя… — Лина проглотила окончание последнего слова, не веря тому, что ляпнула это вслух. Неведомая сила тянула её к Аиду, словно внутри неё раскрылась обратная сторона её личности, ещё незнакомая ей самой, неизведанная.

— Несколько часов назад, — Аид приблизился к ней. Одним взглядом ему удалось заставить Лину застыть на месте, и она, даже если бы очень захотела, не смогла бы пошевелиться от этого давления. Его вкрадчивый голос наполнил каждую частицу воздуха, окружающего их, — ты хотела уйти, тебе было неприятно в этом месте. Ты сказала, я не имею на тебя никаких прав, сказала, что хочешь остаться прежней. А теперь? Передумала?

Несмотря ни на что воспоминания пульсировали в сердце Лины как горячий источник, заставляя её чувствовать себя иначе… Глупой? Влюблённой? Она не знала и не хотела знать. Безотчётно Лина сама сделала шаг вперёд и запрокинула голову, встав к Аиду так близко, что ему невольно пришлось выпрямиться.

Аид прикрыл глаза, выдохнул и вдруг отодвинул её от себя.

— Вместе с возвращение воспоминаний, — сказал он тоном, объясняющим глупому ребёнку банальные вещи, — крепнет и твоя божественная сила, это она подпитывает твои чувства, о полноте которых ты не имеешь ни малейшего понятия. Твои иллюзии ничего не стоят, пока ты знаешь меньше половины прошлого. Не поддавайся иллюзиям, это нечестно по отношению к нам обоим, — он развернулся, чтобы уйти.

— Стой! — Лина, обычная Лина, не знавшая, кто она, никогда бы не посмела окликнуть вот так одного из троицы, тем более самого опасного из них. Но Персефона могла и сделала это. — Поговори со мной!

Аид вздрогнул, будто она ударила его в спину, и, молниеносно обернувшись, схватил её за предплечье и сжал до боли — в его глазах вспыхнул лазурный огонь и распространился по телу пляшущими яркими язычками.

— Не делай того, о чём в будущем пожалеешь! Не усложняй…

— Я не стану жалеть! Я всё поняла… — перебила Лина, дерзко вскинув подбородок, полностью поддаваясь своим чувствам. — Я не стану жалеть ни о чём, даже если буду обречена на вечные муки. Я поняла, кто я! — она уверенно взяла его за руку и с некоторым усилием сняла её со своей.

Аид сжал челюсти так, что затряслись губы. Он замер без всякого движения, тяжело дыша, но стоило Лине совершить попытку отойти, как он вцепился в её платье и дёрнул на себя — сотни украшавших его камней от этого действия со стуком посыпались на пол. Аид склонился к её губам, и, чёрт возьми, Лина могла бы поклясться, что рассчитывала на поцелуй, но он лишь произнёс прямо в губы, не скрывая откровенной угрозы.

— Не. Усложняй! — он на долю секунды задержался рядом с ней, а затем отступил и исчез в собственном огне, рассыпавшись лазурными искрами.

Он ушёл — и всё вокруг затихло, словно море после отбушевавшей стихии. Лина ещё долго смотрела на то место, где он только что стоял, и лишь спустя несколько минут, наконец, решилась вдохнуть полной грудью.

___________________________________

*Атрибутами Морфея часто указывают чёрный плащ, усыпанный звёздами, мак или корона из цветов мака в волосах и кубок макового сока, который имеет расслабляющее и снотворное действие.

Глава 7. Морфей

Лана не могла вернуться домой, где родители непременно задержали бы исполнение её плана, и не могла снять номер в отеле, где существовала вероятность навредить смертным. Макс это прекрасно понимал, поэтому, предупредив просьбу Ланы, предложил свою квартиру в Риме. Филиалы его строительной компании находились по всему миру, и он так или иначе приобретал собственное жильё, чтобы останавливаться там, на время командировок — Макс не использовал божественные силы в работе, он думал, что лучше казаться расточительным богачом, чем открыть свою суть всему миру.

Итак, Лана попала в Рим.

Светлая квартира с маленьким балкончиком, выходящим на старое кафе, уютно размещалась на втором этаже жилого дома в центре Рима. Лучи закатного солнца окрасили в розовый стены и окна, светлые шторы у распахнутой двери балкона колыхнулись, приоткрывая часть комнаты. На белом полу алыми пятнами крови выделялись маки, живые тени, отражённые вздрагивающим пламенем свеч, падали на девушку в центре. Лана лежала на подушке, подоткнув под неё руку, и шептала слова, взлетавшие в полумрак и словно разбивающие его.

— Мак один отправлю в корзину плетёную, — произнесла она и закрыла глаза, — второй приколю к вороту платья светлого, третий пойдёт в венок весенний на голову нимфы, а четвёртый…

…любимому в дар, чтоб на сердце выменять, — закончила Лана.

Дуновение свежего ветра заставило её вздрогнуть, она приоткрыла глаза, и успела увидеть, как полупрозрачная ткань, усыпанная алмазами звёзд, падает на неё сверху. Лана резко села, протянула руки к ткани, и выдохнула.

— Морфей!

Ткань дёрнулась, скрутилась и, взмыв вверх, описала круг по комнате, сметая маки с пола.

— Морфей! — повторила Лана, и ткань опустилась позади неё, формируясь в тёмный силуэт. Мрачные подобия рук потянулись к плечам. — Морфей! — в третий раз сказала Лана. Только тогда силуэт сформировался в бога. В того самого, которого она звала.

Морфей тихо рассмеялся, беззвучно обходя Лану по кругу.

— Веками никто не нарушал мой покой таким способом… — он заинтересованно склонил голову.

— И не наяву, и не во сне, — ровным высокомерным тоном заговорила Лана, — и не живого, и не мёртвого встретишь ты вестника. И вестник здесь. Я призываю отдать то, что было вручено тебе у берегов Ахерона.

Лицо Морфея исказилось. Он боролся с собой какое-то время, но затем преклонил колено и сложил руки у сердца — ладонь к ладони — затем постепенно развёл их в стороны, воссоздавая из воздуха и маковых лепестков флакон с серебристой жидкостью, подбросил его и поймал. Серебристая жидкость замерцала в свете свечей.

— Я подчиняюсь, вестница. Скажи ему, его призыв услышан, Морфей на его стороне.

— Есть кое-что ещё, — заявила Лана, — мне нужен напиток Перемен.

Морфей встал и манерно поправил свои тёмные одеяния.

— Напиток Перемен? Но разве полубоги и наследники не могут менять облик по собственному желанию? — он прищурился. — О, я понял. Нужно изменить не только внешность, но и скопировать отражение божественной силы, — Морфей хлопнул в ладоши, — это я люблю… но… — он свёл тёмные брови к переносице в притворном огорчении, — это не бесплатно, вестница. И я не уверен, что тебе есть, чем платить.

Эффект их связи начал развеиваться. По правде говоря, чтобы удержать такую связь с самим Морфеем, нужно было гораздо больше божественных сил, чем имелось у Ланы, и она уже чувствовала, что держаться сможет недолго. Восемь из шестнадцати свечей погасли.

— Что тебе нужно?

— Хорошие воспоминания, — Морфей пожал плечами, — например… — он постучал указательным пальцем по собственному носу, — … хорошие воспоминания о твоей сестре?

Лана молчала, но Морфею отчего-то очень хотелось уговорить её, и он стал настаивать.

— Я знаю, что ты делаешь, поверь мне. Воспоминания о ней порождают тёплые чувства, взывают к совести… без них ты станешь свободной, сильной, уверенной и бесстрашной. Без них ты получишь всё, что пожелаешь.

— Сначала напиток, — Лана протянула руку. Её чувства сейчас не имели никакого значения, да и она сама не владела собственной судьбой. — Сначала напиток, а потом забирай воспоминания. Они мне не нужны…

… Лана глубоко вздохнула, закрыла глаза и открыла снова. Свечи погасли, Морфей ушёл, а желанный напиток остался в её руке.

***

(Золотая Эпоха Богов)

… И всё было по-прежнему. Солнце, луга, рощи и ручьи, цветы и южный ветер. Только всё это больше не радовало, не оставляло ярких впечатлений, жгучего восторга в груди, не заставляло вставать по утрам.

Персефона грустила.

Даже ссора Деметры и Зевса, когда двенадцать дней и двенадцать ночей небо прошивали молнии, казалась Персефоне ярче и интереснее её прежней жизни на земле, где теперь и рядом с матерью она не чувствовала себя спокойно. Несмотря на договорённости, Деметра оградила дочь от всего мира: запретила ей бывать на Олимпе и встречаться с богами, закрыла её в куполе божественной защиты, без возможности выйти за его пределы. Деметра, в своём стремлении вечно видеть в Персефоне чистое невинное дитя, забыла о том, что её дочь богиня и царица, что у её дочери собственная жизнь.

На четыре долгих луны Персефона замкнулась в себе: занималась цветами, наслаждалась природой… В её силах было вырваться из плена, сделать всё по-своему, но, привыкшая подчиняться матери, Персефона никак не могла решиться пойти против её воли. Всё изменилось перед очередной встречей великой троицы. Три брата — Зевс, Посейдон и Аид — собирались на Олимпе, чтобы почтить приветствием друг друга и обсудить важные дела их царств. Гера и Амфитрита часто сопровождали своих мужей — чуткие и мудрые, они развлекали их, сглаживали острые углы, наводили на правильные мысли. Персефона надеялась на этот день, ждала, что Зевс призовёт её на Олимп, но Зевс, то ли из-за страха перед Деметрой, то ли из-за нежелания снова вступать в споры, промолчал.

Последней каплей стало то, что на этот Совет Триединства он призвал и остальных богов. Всех, кроме неё. В отчаянии и горе Персефона отправилась на берег ручья и воззвала к Нереидам — сёстрам тех, что сопровождали её во дворце Аида. И Нереиды услышали её зов.

Ранним утром, когда колесница Гелиоса едва показалась на горизонте, а Деметра отправилась на встречу трёх братьев, к Персефоне наведались Нереиды. Двенадцать юных нимф семенили за тринадцатой — столь же прекрасной, как океан, и такой же лёгкой, как морской бриз. Смешливая, искренняя, открытая, тринадцатая нереида вышла к Персефоне и склонила голову в том поклоне, в каком обычно приветствуют равных.

— Приветствую богиню весны и царицу царства Теней, — вежливо сказала она, — я Амфитрита, супруга Посейдона.

Персефона встала, не в силах поверить в то, что слышит. Неужели сама Амфитрита? Раньше они не встречались, и Персефона всегда представляла жену Посейдона высокомерной, молчаливой и властной, но как она сама менялась вне тронного зала дворца Аида, так и Амфитрита оказалась яркой жизнерадостной девушкой вне своих царских обязанностей.

— А я Персефона…

— Я знаю твоё имя, все говорят о тебе… — отмахнулась Амфитрита, — и я восхищена. Ты такая красивая и смелая, ты достойна занять свободное место среди жён великой троицы, — она прошла мимо Персефоны и резко обернулась. Зелёные одежды взлетели и опустились от этого движения, волосы сверкнули бликами воды, а в воздухе разлился аромат морской соли и водорослей. — Я хочу быть твоим другом, но это позже… пока, мы должны сделать так, чтобы твоё первое появление на Олимпе в роли царицы Теней запомнилось надолго. Никто не посмеет усомниться в твоём положении.

Персефона нахмурилась, с недоверием глядя на неё.

— Почему ты мне помогаешь?

Амфитриту не оскорбило недоверие, и тёплая улыбка не исчезла с её лица. Она лишь взмахнула рукой, и её сёстры-нереиды вынесли тёмные царские одежды и корону, ту самую, которую Персефона носила в царстве Теней.

— Многие завидуют тебе, Персефона, — сказала Амфитрита, — кто-то недоволен появлением времён года, кто-то считает тебя недостойной старшего брата из трёх, но только не я. Море всегда приносит дары, и оно неподвластно устойчивым стереотипам, в стоячей воде не выжить золотым рыбкам. Твоя мать, — Амфитрита состроила смешную гримасу, — пытается разладить твой брак. Этого не будет. Афродита сказала, вы предназначены друг другу, а кто, если не она, может знать о предназначении всё?

— Но я… здесь божественный барьер и… — Персефона не договорила, понимая, как по-детски это звучит. Она же просто пытается найти оправдания своему бездействию, своей нерешительности.

— Ты богиня весны, ты царица Мёртвых, займи своё место! Ни мать, ни отец, никто не может говорить тебе, что делать. — Амфитрита стала помогать ей переодеваться, продолжая щебетать над ухом. — О, я знаю это чувство, когда, возвращаясь домой, ты теряешь над собой контроль, забываешь, что ты уже не ребёнок, забываешь о своём положении и обязанностях. Особенно если привыкла к заботе родителей, к безусловному их почитанию. Я пришла напомнить тебе, кто ты такая, чтобы ты потом напомнила об этом другим. Ты войдёшь со мной в зал Дворца Собраний на Олимпе не как дочь Деметры, а как равная мне богиня. Иди и сияй! — она закончила свой монолог и поставила в нём жирную точку, закрепив корону Персефоны в её волосах. — Пора.

Зал Собраний был переполнен богами, их голоса гулом звучали меж колонн — все стояли по кругу, а в центре возвышались три трона, выстроенные ещё до раздела царств. На одном из них восседали Зевс и Гера, напротив Аид — с его стороны круг богов редел, они теснились в сторону Зевса, и лишь самые бесстрашные, вроде Гелиоса и Афины, оставались на своих местах. Третий трон пока пустовал. Ожидание опускалось на всех присутствующих и постепенно растворяло их терпение, но жаловаться было нельзя. Все знали, что Посейдон, в силу своих обязанностей, не мог сиюминутно покинуть океан и явиться на встречу — любой его недосмотр мог привести к катастрофе, а после случая с Деметрой боги не желали никаких катастроф хотя бы в ближайшие десять веков.

Однако ожидаемое, как всегда и бывает, свершилось не так, как представляли себе все присутствующие. Прежде Посейдона явился Гермес, он возник у входа и громогласно объявил:

— Арес, бог войны присутствовать не сможет. Он шлёт свои сожаления Зевсу и искренние извинения.

В иные времена Зевс бы разгневался, приказал бы немедленно найти Ареса и привести сюда, но сегодня он был обеспокоен иными проблемами, и значения этому не придал. Гермес, тем временем готовый принять весь гнев отца на себя, немало удивился и поспешил представить остальных новоприбывших.

— Владыка Морей Посейдон. Царица Морей Амфитрита. Богиня весны и царица Подземного царства, Персефона.

Они вошли втроём. Амфитрита и Посейдон рука об руку, Персефона на расстоянии шага в стороне, но на одном уровне с ними. В тёмных одеждах, в непревзойдённом величии своего образа, созданного Амфитритой, она притягивала взгляды.

В зале Собраний воцарилась тишина. Все до единого застыли в неоконченных движениях, словно в двери вошла не Персефона, а Медуза Гаргона, и только Аид медленно поднялся с места. Персефоне хотелось броситься к нему, бежать через залу, чтобы влететь в его родные объятья, по которым она так сильно тосковала. Но Персефона не могла. Вняв словам Амфитриты, она пришла сюда не как дочь Деметры, и не как богиня весны, Персефона явилась сюда царицей, женой одного из трёх верховных богов, и должна была оставаться ей до конца. Она грациозно проследовала к трону и под всеобщие взгляды — восхищённые, завистливые, осуждающие — села рядом с Аидом.

— Аид, брат мой, — Зевс, как и следовало гостеприимному царю, заговорил первым, — в том, чтобы говорить со мной стоя, нет нужды.

Аид не услышал его. Он смотрел на Персефону, его Персефону, гордую и царственную, которая вот так запросто прошла и села подле него, будто это не унижало её в глазах других, будто это место было самым почётным из всех существующих. Персефона улыбнулась, ощущая на себе его взгляд, но не посмотрела в ответ — не пристало царям устраивать семейные сцены на общем Совете. Да и царицам тоже.

— Брат… — обратился к Аиду Посейдон, — если у тебя есть, что сказать, перед началом Совета, прошу, поторопись. Океан требует моего постоянного присутствия.

Аид выглядел так, словно это не он только что явился из царства Теней, а Персефона воскресла после многочисленных попыток вернуть её.

— Прошу прощения, мне нечего сказать. — Аид крепче сжал скипетр и опустился на трон. — Какие дела столь срочно заставили тебя собрать нас здесь, Зевс?

Зевс пустился в пространные рассказы об активности амазонок, разбушевавшемся урагане у черты Пустынных земель и очень скоро втянул в диалог своих братьев, а затем и остальных богов. В какой-то момент, когда все слишком увлеклись обсуждением, Персефона, интуитивно чувствуя супруга, коснулась его руки.

— Если ты продолжишь, — тихо произнёс он, отвлекаясь, — я заберу тебя отсюда прямо сейчас, наплевав на все условности.

— О, это было бы неслыханно, — так же тихо ответила Персефона и улыбнулась.

Аид аккуратно убрал руку и снова вернулся к диалогу с Зевсом.

Они проговорили полдня, а после, решив все возможные проблемы, разошлись. Аиду нужно было идти, у Персефоны оставалось ещё целая луна* до возвращения — она не хотела прощаться. Молча, Персефона вышла вслед за Аидом на площадь дворца и снова взяла его за руку, переплетая пальцы.

— Не уходи.

Он сжал её руку в ответ и увлёк в сторону, в тень, чтобы даже Гелиос не видел их, и только там, затаив дыхание, он взял её за обе руки и прижался к ним губами.

— Ты знаешь, что мне здесь не место. У Аида не может быть дворца на Олимпе, — он горько усмехнулся. — До появления тебя в моей жизни я об этом не жалел.

— И не жалей, просто побудь со мной, я… тоскую и люблю… и холод твоего царства мне дороже родных полей.

Аид прикрыл глаза и прижал Персефону к себе, его дыхание коснулось её уха, потревожив пряди волос в причёске, губы — сначала робко — коснулись шеи, проложили дорожку из поцелуев до подбородка, к щеке и, наконец, накрыли её губы. Это был поцелуй долгожданной встречи и отчаянной тоски по единственной женщине, которую он любил, по лучику света, которым она осветила его царство.

Персефона не столько увидела, сколько почувствовала чьё-то присутствие и успела среагировать вовремя. Деметра нашла их и набросилась на Аида с божественными зёрнами — её уникальное оружие, острые и меткие, пронзающие плоть золотые зёрна пшеницы.

— Отойди от неё!

Божественные зёрна метнулись в сторону Аида и с тихим звуком врезались в защитный барьер, выставленный Персефоной. Она заслонила собой мужа.

— Мама! Как ты можешь?!

Аид напоследок коснулся руки Персефоны и шепнул:

— Я буду ждать тебя…

— Нет! — Персефона обернулась в попытке остановить его, но её руки поймали воздух, в котором ещё мерцали лазурные огоньки. Аид ушёл.

— Пусть идёт! А ты… — Деметра пошла к дочери, собираясь снова отчитать её и за появление на Совете, и за то, что ослушалась, и за эту встречу с Аидом, но наткнулась на её взгляд. Деметра ещё никогда в жизни не видела у неё такого взгляда.

— Ты так настаивала на том, чтобы бездействовать и не заниматься своими прямыми обязанностями, пока меня нет, мама. Так хотела оставить мир без плодов, цветов и зелени. Что ж, ты добилась своего. — Персефона вскинула подбородок, гордо прошла мимо матери, и исчезла в воздухе золотистым сиянием, оставляя после себя пожелтевшие листья клёна. Вместе с её исчезновением, исчезло и тепло. На Олимп ворвался холодный ветер, а деревья и травы пожелтели.

Персефона вернулась домой и больше не покидала его. Она тосковала, и природа грустила вместе с ней — желтела зелень, плакали дожди, осенние ветра дули со всех сторон, приближая зиму.

С первым снегом Персефона спустилась в царство Теней. Она спешила туда так, что не нашла время отправить послание о возвращении, ей хотелось увидеть его лично как можно скорее, обнять его, быть с ним. Асклаф приветственно вышел ей навстречу, но она лишь бросила короткое: «потом!», — и поспешила дальше. Аид был в спальне Персефоны, где с момента её ухода ничего не цвело, зато хранило их общие воспоминания, и он проводил время там — в единственном месте, которое казалось ему ближе всего к ней.

Персефона ворвалась к нему и застыла на пороге, тяжело дыша, словно весь путь сюда прошла пешком… Он медленно повернулся к ней. Один удар сердца, второй, и вот они в порыве чувств в два шага сокращают расстояние, разделяющее их, и падают в объятья друг друга как в источник с живой водой.

— Без тебя здесь было темно и пусто, — прошептал он.

— Без тебя темно и пусто было в моём сердце… — ответила она.

(наши дни)

Лина проснулась в слезах. Теперь воспоминания приходили к ней каждый раз, как она засыпала, и каждый раз приносили ей нечто новое — такое, отчего её сердце не могло не чувствовать, не могло не болеть. Тот Аид, которого она знала сейчас, казался ей бледной тенью прошлого и больше похожим на того, каким его любили изображать смертные. Холодный, равнодушный, отстранённый… иногда злой. Что могло случиться с ним тогда? Что произошло с ним за годы в темнице? Всё чаще Лина думала, что обязана понять, обязана выяснить всё, чтобы не допустить ошибки. Убийство одного из великой троицы грозило пошатнуть мироздание, и она не верила, что «Протект» и Зевс этого не понимают.

__________________________________

*Одна луна (прошла, осталась) — обозначение одного месяца, используемое в древности. Одна луна — один лунный цикл.

Глава 8. Позволь им спокойно завершить свой путь

Старое кафе в Париже тёплым вечером уходящего лета было переполнено посетителями. На открытом корте за одним из столиков сидела немолодая пара: мужчина и женщина выглядели обеспокоенно и даже вздрогнули, когда официант принёс им чай и круассаны. Отличающиеся друг от друга как Инь и Ян, они поразительно дополняли друг друга во всём, словно когда-то давно были единым целым. Светловолосый голубоглазый мужчина неловко вынул салфетку из подставки и передал женщине, темноволосой и кареглазой.

— Август так и не ответил, — она взяла салфетку дрожащей рукой и посмотрела на него. В её больших глазах отразился его собственный страх, — мы больше не можем здесь оставаться, время почти истекло, ОН должен знать правду.

— Август никогда нас не подводил, он твой хранитель, и объявится. Сейчас я больше беспокоюсь за Лану, — ответил мужчина, — наша младшая дочь в большей опасности, чем старшая. Может, сначала найдём её?

— Нет, Марк. Чтобы спасти Лану, мы сами должны выжить, иначе не спасём никого. Разве ты не чувствуешь? Они повсюду!

— Чувствую, но за мелкую беспокоюсь сильно. А ты разве нет, Ариана? Тебе за неё не страшно?

— Нам известна её судьба с той поры, как нити Мойр свели нас с Гефестом. Она будет в порядке, ты же знаешь, её время ещё не пришло… — Ариана немного помолчала и вздохнула. — А что сказала твоя мать? Она будет помогать?

Марк отрицательно покачал головой.

— Нет. Но и мешать не станет. Артемида на стороне противников смены времён года… — он отвернулся и посмотрел на убегающую вдаль улицу, где ночные тени уже заполнили уголки под крышами и навесами. — А что говорит Клессандра?

Ариана отвлеклась на салфетку и стала рвать её на мелкие кусочки, чтобы успокоиться. Она не хотела озвучивать мужу самую важную причину, почему они не могут помочь Лане прямо сейчас, но и молчать больше не могла.

— Клессандру сместили, ссылаясь на её неподготовленность, она сказала, что останется во дворце отца до новых распоряжений. На должность главы вернулся Деймос. Теперь «Протект» разыскивает нас как сообщников Лины, и боюсь, что Август…

— Деймос!? — возмутился Марк. — Сын Ареса! Снова! Тогда я не удивлён, что он объявил нас в розыск. Как ещё головы не приказал принести!

— Нам необходимо доставить информацию ЕМУ. Нужно предупредить до того, как случится непоправимое, тем более, если мои догадки насчёт Августа верны…

На лице Марка появилось выражение глубокого сомнения.

— Не доверяешь хранителю? Ты серьёзно? Думаешь, он тебя предаст?

— Опасность всегда там, где её не ждёшь. Интуиция говорит, что мы можем верить только Гефесту и… Допиваем кофе и выдвигаемся, сейчас или никогда.

Их взгляды встретились, и Марк, после небольшой паузы, кивнул.

Они оплатили счёт и, стараясь казаться обычными людьми, покинули кафе. Первое время шли по освещённой набережной, затем незаметно нырнули в узкий переулок между домами и, взявшись за руки, собрались перемещаться, однако что-то помешало им. Воздух загустел, и золотые нити ближайших дорог померкли. На переулок опустилась непроглядная тьма, но тот, кто устроил им засаду, оказался темнее тьмы. Он возник в нескольких шагах перед ними — судя по очертаниям, на нём была современная мантия с объёмным капюшоном и сапоги на высокой подошве с металлическими набивками.

— Кто ты? — крикнул Марк в темноту.

Незнакомец не ответил.

— Марк, — предупреждающе произнесла Ариана и сжала его руку крепче. Интуитивно она различала движения незнакомца, как он приоткрывает мантию и что-то достаёт из-под неё, скрестив руки.

Ариана поняла.

Даже самый глупый полубог мог узнать свечение божественных зёрен Деметры, а это значило, что перед ними стоял не кто иной, как младший сын Деметры, Амфитеус.

— Марк, осторожно! — Ариана отпустила мужа, раскинула руки в стороны и в мгновение сформировала из воздуха два ярких клинка. Они сияли золотом в её руках и тускло освещали стены зданий. — Ты не посмеешь! — обратилась она к незнакомцу.

Тот усмехнулся. Несколько ударов сердца, и вот оно замирает и падает вниз, когда из двух маленьких стволов вылетают золотые пули — они раскручиваются в воздухе и мчаться на Ариану. Марк не успевает среагировать… Пули разносят в щепки клинки Арианы и влетают ей в грудь, слишком поздно напоминая, что божественные зёрна Деметры могут противостоять любому оружию полубогов. Бессмертные боги выжили бы, любой бог мог залечить раны от этих зёрен, но Ариана была наследницей. Смертной. Она сделала глубокий удивлённый вздох и стала медленно оседать на землю.

Боль, отчаяние, ненависть, которые испытал Марк в этот момент, заставили его собрать всю божественную силу и взять лук матери — лук Артемиды. Огромный, выше человеческого роста, лук проявился в воздухе. Марк натянул тетиву, придерживая наконечники трёх золотых стрел — их божественное свечение сияло в глубине его глаз.

Уже привыкший к темноте, Марк заметил, как Амфитеус развёл руки в стороны и, запрокинув голову, рассмеялся. Он предлагал стрелять, подставлялся под стрелы. В гневе и горе Марк не учуял подвоха.

Стрелы со свистом вылетели в ночь, тетива зазвенела, выталкивая их на свободу — они летели на скорости, неподвластной человеческому глазу, но Амфитеус не только не испугался, он даже не сдвинулся с места, и вскоре стало ясно почему. Стрелы почти достигли цели, когда Амфитеус отклонился и поймал все три разом, а затем поднял вверх божественной силой, раскрутил перед собой и умножил количество каждой стрелы на десять. Тридцать стрел, раскалённые до предела, вылетели обратно так внезапно, что только истинным богам подвластно было предугадать это. Марк не был богом. Стрелы Артемиды пронзили его тело: некоторые прошли навылет, другие застряли в грудной клетке, — он опустился на колени рядом с женой, из последних сил потянулся к её руке, но не смог коснуться и упал, сделав последний вздох.

***

Лина думала о прошлом Персефоны, о её любви к Аиду и причинах, которые могли их привести к такому исходу — с того разговора в архиве Аид не приходил, не вызывал её к себе и вообще никак не давал о себе знать. Следуя за воспоминаниями Персефоны, Лина решила скрасить время разговорами с Асклафом. Она немного волновалась, проходя по тропинкам сада в поисках садовника, но сколько ни искала, нигде не находила его. Ей пришлось пройти до самых ворот, прежде чем согбенная фигура старичка показалась из-за кустов. Асклаф был не один. За воротами в неизменно накинутом на голову капюшоне стоял Харон, он говорил обеспокоенно и поспешно, будто от этого зависела его жизнь. Из-за шелеста листьев Лина не могла расслышать слов, и подошла ближе. Асклаф обернулся, невольно напоминая Лине, как молодо выглядел он в прошлом, до того, как попал под горячую руку Деметры.

— Царица, — он склонил голову.

Харон поклонился молча.

— Что случилось? — Лина перевела взгляд с одного на другого, ощущая на себе их пристальные взгляды.

— Сегодня через Врата прошли двое… полубог и наследница…

Лина застыла. Отвратительное предчувствие ледяными волокнами обхватило сердце и сжало его до остановки дыхания, когда прозвучали следующие слова.

— … дитя хранителей зерна Персефоны и сын Артемиды. Необходимо немедленно доложить Владыке, — сказал Харон.

— Прошли? Как это прошли? И Август с ними?.. То есть… наследник крови Аполлона тоже с ними?

— Только двое.

— Не может быть! Они же не?.. Я не верю! — Лина оттолкнула Харона и понеслась к той самой тропке, по которой совсем недавно пыталась сбежать.

— Царица, там опасно! — выкрикнул ей вслед Асклаф, но она уже не слышала его.

В голове набатом звучало: «Прошли через Врата». Но ведь полубоги и наследники способны пройти через Врата и живыми. Её родители не могли, просто не могли так внезапно умереть! Лина надеялась, что это ошибка, что всё это неправда, но, когда Мёртвый ветер на холме влетел ей в лицо, запутался в юбке и волосах, все её надежды разбились на мелкие кусочки. В длинной веренице теней, в самом конце, шли двое — золотистое сияние их полупрозрачных тел, их лица, их взгляды не оставили Лине и шанса, не узнать их было невозможно. Словно подгоняемая ветром, она бросилась вниз по холму к тропинке, ведущей от причала Стикса, собираясь в последний раз поговорить с родителями, но, не сделав и двух шагов, одумалась.

Она же в царстве Теней, в царстве, Владыка которого с лёгкостью сможет отпустить их обратно. Аид. Прошлые разговоры были забыты, теперь Лина готова была умолять его, лишь бы он позволил… лишь бы он отпустил их. Сделать, что угодно по его желанию, только бы Лана там наверху не осталась сиротой. Лина резко развернулась, чтобы вернуться во дворец, и тут же наткнулась на Морфея. Снова. Он, словно волшебный справочник, появлялся тогда, когда она что-то или кого-то искала.

— Успокаивающее зрелище, не правда ли? — Морфей отрывал лепестки мака и бросал их на ветер. — Сочувствую, — он пожал плечами, кивком указывая на тени, — но такое бывает… за века к этому привыкаешь.

— Ты знаешь, где Аид?

Морфей склонил голову на бок — в его глазах мелькнул лукавый огонёк — он ещё старался казаться серьёзным, но не смог и рассмеялся.

— Когда бы я ни встретил Персефону, её первым вопросом всегда звучал этот: «Где Аид?». Знаю я ещё одну такую же особу, всё время задающую этот вопрос… — он откашлялся, — впрочем, сейчас не об этом… По счастливой случайности, я снова обладаю нужной тебе информацией, царица. Аид в Зале Судеб у Леты… Тени укажут путь, у них та же цель.

— В Зале Судеб? — Лина посмотрела туда, откуда бежали воды забвения. — Но разве Владыка судит смертных?

— О, сегодня да. Эак, Радамант и Минос* составляют компанию моему отцу в одном немаловажном деле, кроме Владыки их некому заменить.

Это прозвучало с укором, и Лина, не сдержав любопытства, уточнила.

— А могла бы и я, да?

— Исключено, — покачал головой Морфей, — только он. Иди же, царица, к своему царю.

Лина внимательно всмотрелась в его лицо, не понимая, почему так странно ощущает себя рядом с ним, словно за его словами и действиями кроется какой-то подвох, а затем отвела взгляд, решив, что подумает об этом позже. Сейчас важнее всего были её родители, и к лучшему, что сам Аид находился в Зале Судеб, так всё могло решиться гораздо быстрее.

Лина вздохнула, сосредоточилась и впервые переместилась сама — не бесконтрольно, не спонтанно, а так, как и было нужно. Правильно и точно.

Зал Судеб представлял из себя круглое строение с колоннами без крыши, внутри которого на возвышении стояли три трона — не такие шикарные, как царские — просто каменные подобия кресел, неотёсанные, грубые, наполовину разрушенные. В целом, Зал Судеб выглядел так, будто вот-вот рухнет под тяжестью времени, и только полыхавшая вокруг лазурная энергия в симбиозе с пламенем Тартара ещё поддерживала его.

Аид восседал в центре, он не использовал божественное воплощение, поскольку в этих чертогах в нём не было необходимости, и ждал — ему виделась вереница теней, ползущая по бескрайним болотам его царства, по единственной тропке, с которой нельзя было сходить, и зеленовато-белый туман, обволакивающий всё вокруг. Аид поднял голову и выпрямился, почувствовав чьё-то приближение, и каково же было его удивление, когда вместо первой пары теней пред его взором возникла Лина.

— Владыка! — она пошла к нему, не замечая скопившейся каменной пыли, оставляющий следы на её чёрном платье.

Аид поднялся с места, замер на миг, а потом стремительно спустился к ней. Уголком сознания Лина отметила его обеспокоенный взгляд, но сейчас было не до того, чтобы оценивать его реакцию.

— Что случилось? Я же сказал не покидать…

— Мои родители.

Он повёл головой и вопросительно приподнял брови.

— Зевс и Деметра?

— Нет. Другие. Они прошли… — слёзы душили её, и она едва находила силы говорить дальше, — прошли сквозь врата твоего царства.

Аид выдохнул и заметно расслабился.

— Нашего царства, — поправил он, — другие… Ну, что ж, это хорошо, я их ждал.

У Лины перехватило дыхание. Не зная, как реагировать, она подняла на него глаза, полные слёз.

— Что? — голос сорвался и охрип, Лине пришлось откашляться, прежде чем продолжить. — Ты… знал, что они умрут? — она попятилась назад. — Ты всё знал и ждал их?

Аид приоткрыл рот, чтобы ответить, но не нашёл слов.

— Или это ты… ты послал за ними, чтобы…

— Нет! — воскликнул он. Лина отступала к выходу, она бы его возненавидела, не объясни он всего сейчас, а этого Аид никак не мог допустить. — Я не хотел избавляться от них и не отдавал таких приказов. Я ждал их, это верно, но живыми. Они писали мне, просили убежище… — Аид прикрыл глаза и надавил пальцами на переносицу. — Ты уверена?

— Я видела их. Они идут среди теней прямо сейчас, сюда, к тебе.

Он покачал головой.

— Убивают полубогов, как тогда, как перед той войной. — Аид подошёл к Лине и взял её за руку. — Что ж, этого следовало ожидать… — он вздохнул. — Они несли мне важную информацию, без них всё усложнится.

— Да? — надежда в сердце Лины зажглась с новой силой. — Так отпусти их! Позволь им вернуться в мир живых, и информация будет в твоих руках.

— Нет. Это было убийство. Полагаешь, преступник отправил их прямо ко мне, забыв забрать нужные воспоминания? А даже если и так, я смогу извлечь воспоминания у теней, никого не отпуская.

Лина отдёрнула руку.

— Отказываешь вот так сразу? Ты Владыка, в твоих силах отпустить моих родителей, разве я много прошу?

— Много. Это нарушение всех устоев мира. Возвращать мёртвых к жизни нельзя, таково правило, таков закон. Если Марк решит вернуться, всё будет зависеть от него, но Ариана смертная… её путь окончен.

— Закон? Закон! — разозлилась Лина. — А как же Орфей с его Эвридикой, Геракл со своей матерью, царица амазонок с её смертным возлюбленным?

— Герои, — с отвращением произнёс Аид и отвернулся, — герои, им лишь бы сделать то, что они считают правильным, и пусть весь мир пойдёт прахом. Все истории заканчиваются смертью, абсолютно все, кроме…

— Пожалуйста. Моя сестра ещё совсем юная, она останется одна, ей тоже нужны родители… отпусти их.

— Нет.

Лина шмыгнула носом и гордо вздёрнула подбородок. Губы предательски затряслись.

— В чём же тогда проявляется твоё величие, Владыка Аид? Почему тобой так восхищаются твои сторонники? Или им просто нравится бесчувственный, жестокий правитель, неспособный ни на жалость, ни на сострадание?

Грохот, с которым скипетр Аида врезался в пол, оглушил Лину и заставил замолчать. Она сжала руки в кулаки, зажмурилась и, отбросив сомнения, опустилась перед ним на колени. Если не помогали оскорбления, она использует мольбы.

— Умоляю, ведь это в твоей власти, Владыка. Я сделаю всё, что пожелаешь, я пойду, куда пожелаешь, только окажи мне эту услугу…

Если б она только знала, какой гнев вызвала в нём своими словами и действиями. Он развернулся — плащ его взлетел и опустился на пол, скипетр исчез — Аид схватил её за плечи и поставил на ноги одним движением. Его голос эхом отразился от разрушенных колонн, теряясь в тумане.

— Не смей преклонять передо мной колени! Никогда! И я не оказываю услуг… тем более своей жене! — его тень устрашающе нависла над ней. Лина испуганно моргала глазами. Он, выговорившись, тяжело дышал. — Наш враг не Зевс, враг опаснее и сильнее… Многие погибнут, Персефона, это неизбежно, и я готов пойти на это, чтобы…

— Чтобы завоевать власть над миром? — перебила Лина. — Достижение цели любыми средствами отвратительно по своей сути, какой бы важной не была эта цель. Власть! — выплюнула она. — Ты один из трёх бессмертных, которые будут существовать даже после конца времён, и тебе так сложно освободить пару полубогов?

— Власть над миром? Есть цель намного важнее этого…

— Да неужели? — Лина зло усмехнулась. — Ты был прав, когда сказал, что я всё усложняю. Наверное, в моих воспоминаниях есть нечто, что приведёт меня в ужас, что заставит меня посмотреть на тебя иначе. Не зря же говорят, что Аид неспособен ни на любовь, ни на жалость… неспособен внимать мольбам… И правда, что может быть важнее твоих желаний? Чего ты можешь бояться? — Она продолжила говорить, не позволив ему ответить. — Правильно. Ничего. Потому что у тебя нет сердца! Ты никогда не поймёшь моего горя, потому что тебе нечего терять! — Лина сбросила его руки и развернулась, чтобы уйти.

Аид поймал её за запястье. Она действительно его разозлила, и он произнёс то, чего вообще не собирался ей говорить.

— Ошибаешься! Я боюсь потерять тебя!

Само время и пространство разлетелось на осколки от этих слов, и тишина повисла над ними плотным мягким покрывалом. Аид долго молчал, но затем нашёл в себе силы выдохнуть и добавил уже спокойнее и тише.

— Снова. Я боюсь потерять тебя снова…

Она застыла. Его слова сковали её тело, словно божественные путы, Лина медленно, очень медленно обернулась. Он спокойно смотрел на неё, и она понимала, хотя его слова прозвучали слишком рано, они были самыми искренними из возможных.

— Оставь в покое Марка и Ариану, — произнёс он после небольшой паузы, — позволь им завершить свой путь. У них была достойная смерть.

Лина заплакала и замотала головой.

— Значит, я даже не смогу попрощаться? Они…

— … не увидят в тебе свою дочь, потому что, позволю себе быть объективным, ты не их дочь. Ты Персефона, царица этого мира, и навсегда останешься такой для них. Но ты сможешь их навещать, если захочешь, и можешь остаться сейчас… место рядом со мной свободно. Если ты готова…

Лина ощутила непреодолимое желание остаться, но что-то внутри мешало ей, и она отступила.

— Нет. Нет… — её мир переворачивался с ног на голову. Совсем недавно она знала, кто плох, кто хорош, где тьма, а где свет, сейчас же всё смешалось в неясные полутона, и тьма стала казаться самым ярким светом, а свет болезненно обжигающим кошмаром. Лина попятилась от Аида, через несколько шагов развернулась и пошла к выходу, а переступив порог Зала, побежала обратно во дворец.

_________________________________

*Эак, Минос и Радамант — судьи мёртвых, исполнители Аида, до возведения в ранг судей были смертными царями, сыновьями Зевса, титулы и должности в царстве Теней получили за установление закона и порядка на земле.

Глава 9. Две богини

Приподняв юбку, Лина взобралась на холм у причала в поисках обратной дороги и обернулась — Мёртвый ветер ударил ей в спину, растрепал волосы и нырнул в складки платья. Тени мелькали вдали, проходя свой путь по берегу Леты, откуда очень скоро им предстояло испить воду забвения и навсегда оставить прошлое в прошлом. По лицу Лины текли слёзы, но она не чувствовала их, лишь изредка моргала, чтобы солёные капли не собирались на ресницах и не застилали обзор. Она видела сияние теней её родителей, видела и не могла ничего сделать.

— Отчего ты грустишь? — детский голосок заставил Лину отскочить в сторону. Перед ней откуда-то взялась маленькая девочка, лет пяти от роду, с большими тёмными глазами и мышиного цвета волосами.

Лина быстро вытерла слёзы. Были это игры богов или местный дух, о котором не говорилось в легендах, ей в любом случае следовало быть осторожной.

— Кто ты? — спросила она охрипшим от слёз голосом.

Девочка улыбнулась уголком губ и подняла взгляд, разительно контрастирующий с её внешностью. Дитя с душой древнего существа, мудрость, облачённая в наивность, слабость, скрывающая божественную суть.

— Я… — детский голос вдруг размножился и разнёсся длинным эхом над туманом, а затем девочка преобразилась. Перед Линой появились три женщины. Одна из них высокомерная и ухоженная выглядела как современная бизнес-леди, в брючном костюме и коротком плаще, накинутом на плечи, её чёрные волосы были убраны в высокий пучок. Другая, полная рыжеволосая хохотушка, носила фартук и сдобную булочку в кармане, а третья, с серой косой до пояса, больше походила на деревенскую девчушку, веснушчатую и наивную. Все они одновременно улыбнулись и произнесли, дополняя друг друга:

— Геката…

— Геката? — Лина обвела их взглядом и не ответила. Измученная горем утраты, она не знала, как реагировать на появление богини.

— Кора, — рыжеволосая девушка обратила на себя внимание, — отчего ты плачешь? — она вытерла слёзы со щёк Лины и приобняла её за плечи.

— Аид расстроил тебя? — спросила бизнес-леди.

От этого вопроса обида Лины на Владыку Мёртвых разгорелась ещё ярче.

— Лицемерный эгоист! — теперь, оценивая недавний разговор с ним, Лина подумала, что её провели, что всего его слова были сказаны намеренно. Конечно, он боится её потерять, только не потому, что любит, а потому, что она нужна для укрепления его власти! По его отношению в настоящем Лина могла судить о прошлом: наверняка вся эта любовь из воспоминаний всего лишь иллюзия, выдумка юной девушки, не знавшей других мужчин. Ну, уж нет! Лина не поведётся на это! Хватит с неё манипуляций верховных богов! — Есть с десяток случаев, когда Аид отпускал тени в мир живых, но я исключение! Для меня у него есть правила, и законы!

— Отпускал, — сказала Геката-простушка и перекинула через плечо серую косу, — только спроси себя, хоть одна тень пересекла Врата Подземного царства в обратную сторону? Хоть один смертный вернулся к жизни?

— Хоть кто-то из этих троих болванов нормально выполняет свою работу! — бросила в сторону Геката-бизнес-леди.

— Тени не покидали Подземного мира, — поддержала их рыжая и, откусив сдобную булочку, прожевала, после чего закончила мысль, — разве что те, которые были приняты Зевсом на Олимпе. В мир смертных не возвращался никто. И потом… всё, что ты упоминаешь, случалось по твоей просьбе. Это драгоценной Персефоне он не мог отказать, это её сочувствие трогало его сердце…

Лина вспыхнула.

— Ты на чьей стороне?! Насколько я помню, ты по просьбе Деметры пришла в царство Теней, чтобы составить компанию Персефоне.

— Выдумки смертных! Всем давно известно, на чьей я стороне. А твоя мать не просила ничего сверхъестественного, я помогала Аиду задолго до твоего рождения и продолжила это делать после. Я лишь посочувствовала Деметре… впрочем, очень напрасно.

— Но я… — растерялась Лина. — Там, в воспоминаниях, ты уговаривала меня вернуться, называла Аида бесчувственным, жестоким, неспособным любить…

— Я говорила это на эмоциях, — все три воплощения Гекаты стали говорить, заканчивая фразы друг за другом.

— С тех пор слишком много воды утекло…

— И я могу сказать только одно…

— Что Владыка Мёртвых не тот, кем все его считают.

— Ты многого не знаешь…

— Так расскажи! — воскликнула Лина. — Я пойму. Почему так сложно рассказать о прошлом? Почему?

Геката не ответила. Лина смотрела на неё глазами полными слёз, но вскоре отвернулась — где-то вдали сверкнули призрачным отблеском воды Леты, у которых уже не было теней. Лина тяжело вздохнула и призналась.

— Я хотела сбежать. Я мечтала покинуть это кошмарное место, но сейчас… — она зло смахнула слёзы, и ветер тут же высушил её щёки, оставляя неприятное покалывание. — Сейчас я не знаю, что делать. У меня словно две личности, одна из которых так сильно любит его, что готова сгореть заживо в его лазурном пламени за один только взгляд, а другая… Другая просто Лина, еще не принявшая даже того факта, что зерно души Персефоны именно у неё, что это она, а не кто-то другой является избранницей древнего пророчества. Как ты справляешься, Геката? Тебя так много, а ты, словно… — Лина неопределённо взмахнула рукой, не в силах подобрать слов.

— Я всегда одна, — рыжеволосая хохотушка залилась таким задорным смехом, что Лина невольно улыбнулась.

Геката с серой длинной косой обошла Лину несколько раз, поправила её платье и волосы.

— Идём. Нам лучше пойти в сад, а то тут как-то мрачновато, да?

Девушки подхватили Лину под руки и повели к тропе, продолжая рассуждать.

— И ты — всегда ты, Персефона.

— Загляни в своё сердце, почувствуй…

— Ты и Персефона, и Элина, и все женщины твоей семьи, носители зерна души… ты и богиня, и дочь Зевса, и жена Аида, и маленькая полубогиня без божественных сил… Это всё ты, эти личности — грани тебя самой, — воплощения Гекаты остановились у начала тропки и собрались в одну темноволосую женщину, одетую в длинный алый пеплос*. — Сократим путь? — она протянула Лине руку. — Не очень хорошее время для прогулок, лучше я кое-что покажу.

Лина в последний раз оглянулась на Лету, на причал Стикса и вложила свою ладонь в ладонь Гекаты. Они исчезли, оставив в воздухе золотые и алые искры.

По анфиладе, меж колонн, узкими коридорами, через тронный зал в противоположную его часть к незаметной двери — Геката коснулась выступающих из стены камней, и проход открылся. За ним, Лина бы никогда не поверила в это, не увидь она всё собственными глазами, находился прекрасный сад. Не тот, что цвёл под мрачным небом Подземного царства, это был настоящий земной сад: с розами и орхидеями, с асфоделями и вишнями, — со всем, что так любила Лина. Здесь даже протекал маленький чистый ручей, вливаясь в неглубокий пруд, у которого рос высокий раскидистый клён. На одной из веток висели широкие качели. Кто бы мог подумать, что в Подземном царстве может быть такой сад?

— Что это за место? — Лина остановилась у воды, вдыхая ароматы живой природы.

— Дар Владыки Теней своей супруге — сад Персефоны.

Сердце Лины дрогнуло от её слов, и по телу разлилось удивительное тепло, заслоняя на время пламя печали. Она прошла до качелей, потрогала прочную цветущую лиану, державшую их, и снова посмотрела на Гекату. Такой — высокой и строгой — она знала её по скульптурам и статуям прошлого, по изображениям на фресках Дворца «Протекта» — их главного офиса. Такой она впервые увидела Гекату в воспоминаниях.

— Что будет, — спросила Лина. Она уже несколько дней думала над этим вопросом, и теперь у неё появился тот, кому она могла его задать, — если я поддамся? Если я приму чувства Персефоны, как свои?

Геката обернулась.

— Пойми уже, наконец. Это и есть твои чувства — всё, что ты чувствуешь, твоё! И, — она небрежно махнула рукой, — скажу, отбрасывая условности, ты сделаешь Аида самым счастливым во всех царствах… разумеется, если интересно моё личное мнение. Только не спеши. Отложи всё до того, как память вернётся полностью. Существует много вещей, из-за которых твоё решение может измениться… есть столько же причин навсегда отказаться от него, сколько и остаться с ним навеки. — Геката сочувствующе улыбнулась и, не дожидаясь новых вопросов, извлекла из складок платья ракушку. — Вот, кого нам не хватает.

Ракушка выглядела как диковинная шкатулка, внутри которой непременно должно было оказаться что-то очень ценное и уникальное. Предчувствия Лину не обманули — это действительно была уникальная вещь. Когда Геката положила ракушку на ладонь, та щёлкнула и раскрылась, являя их взору невероятную по цвету жемчужину — словно застывшая в маленькой сфере морская волна, пронизанная лучами солнца, она переливалась в освещении сада и мерцала.

— Если честно, я хотела тебя утешить, — сказала Геката. — Я случайно услышала ваш разговор с Владыкой и… — она наткнулась на взгляд Лины. — Да, твои слова были очень жестоки, но я не осуждаю, мне лишь не хочется видеть твоих слёз, поэтому я привела тебе кое-кого, — Геката обмакнула жемчужину в ручье, поднесла к губам и подула, — твою лучшую подругу.

— Подругу?

— Да. Амфитрита… — голос Гекаты эхом отразился от окружающих сад стен, жемчужина треснула и осыпалась тёмно-зелёной пудрой.

В следующий миг на них налетел морской бриз, он легко нырнул в волосы Лины, а затем разнёс пудру жемчужины по воздуху.

— Амфитрита…

— Амфитрита…

— Амфитрита…

С разных сторон посыпался шёпот, похожий на звук набегающих волн. Пудра рассеялась и собралась в единое облако, которое тут же рухнуло в ручеёк огромной волной, каплями рисуя силуэт женщины. Женщина встрепенулась, ожила и стряхнула с себя остатки воды — зеленовато-голубое платье и иссиня-чёрные волосы делали Амфитриту королевской медузой океана. И пусть ей было уже много веков, та улыбка, которой она улыбалась Персефоне в воспоминаниях, до сих пор сияла на её лице. Амфитрита выбралась из ручья и подошла к Лине, протянув руки для приветствия.

— Наконец-то я могу видеть тебя, я так рада.

Лина пришла в замешательство и рук в ответ не подала. Амфитриту это не смутило — она сама взяла руки Лины в свои, принося ощущение прохлады.

— Я думала, боги боятся спускаться в царство Теней? — Лина перевела взгляд с Амфитриты на Гекату и обратно.

— Брезгуют, ты хотела сказать? — уточнила Геката. — Некоторые считают свой свет слишком божественным, чтобы омрачать его тьмой Подземного царства.

— В любом случае, — улыбнулась Амфитрита, — пока ты здесь, это место не кажется таким уж мрачным.

Лина сомневалась. Даже если Амфитрита могла приходить сюда, когда вздумается, разве не должна она сейчас быть на стороне Зевса.

— Я ведь освободила Аида, — сказала она. — Боги не считают меня преступницей, а Аида убийцей и зачинщиком большой войны?

Амфитрита изменилась в лице и переглянулась с Гекатой.

— Умоляю, дорогая, учения «Протекта» давно отошли от заветов богов и пропитались пропагандой нездорового фанатизма. Зевс просто не вмешивается, у него свои причины…

— Да брось! — возразила Геката. — И идиоту понятно, что «Протект» не продержался бы и дня без божественной поддержки. Кто-то из богов благословляет его своим теневым вмешательством.

— Если не Зевс стоит за «Протектом», — удивилась Лина, — тогда кто?

— Вопрос, ответ на который нам всем предстоит узнать, — Геката вздохнула. — В остальном… среди богов давний разлад. Зевс, несмотря на сильные сомнения, всё-таки боится, что в планах Аида захватить власть на Олимпе, и неудивительно… с тех пор, как Аид занял трон, всех так и подмывало его скомпрометировать. Зевс не был исключением, поэтому он и не хочет идти против богов, против любого из них, чтобы в случае чего иметь союзников. Только вот мы… немногие из сонма… подозреваем, что дело в другом.

— Зевс решил свалить убийство Аида на ничего незначащую богиню, потому что боится за власть или не хочет прослыть братоубийцей? — Лина недовольно передёрнула плечами. — Ладно, причины не важны, я бы поняла это, будь на моём месте кто-то другой. Но я, это же я! Чего от меня ждут? Каких свершений? Сразиться, убить одного из сильнейших или пожертвовать собой? Зевс меня переоценивает, я ни на что не способна. Ни на что. И умирать не планирую.

Геката усмехнулась, а Амфитрита сказала:

— Но ведь именно ты, ты одна способна была разрушить цепи солнечной энергии. Тебе одной была дарована власть убить или помиловать Аида. Значит, ты можешь больше, чем думаешь, значит, это ты сама недооцениваешь себя! — она строго взглянула на Лину. — В тебе иная сила. Сражаться ты, конечно, можешь, но можешь и помирить братьев, спасти Аида и разрешить многовековой конфликт. Вдруг миру нужно именно это, ты не подумала?

Лина моргнула, и в памяти отдалённо послышались голоса Мойр. Она могла изменить судьбу, всё было в её руках, но почему, почему она не чувствовала в себе силы совершать подвиги? Почему не чувствовала себя богиней?

— Я не знаю и половины того, что нужно, а не понимаю ещё больше. Что мне делать? Что я должна делать?

— Вспоминать и ни о чём больше не беспокоиться, — Геката сорвала объёмный бутон пиона и преподнесла его Лине, — пока это то, что ты можешь сделать. Когда вспомнишь, многое проясниться, ты примешь решение и поймёшь, что делать дальше.

Амфитрита взяла Лину под руку.

— А начать, думаю, надо с праздника Аполлона. Осталось совсем немного времени, а мы даже не подобрали тебе платье. Как ты считаешь?

***

Богини покинули Лину поздно вечером, и она вернулась во внутренний сад, чтобы там, в одиночестве, предаваться печали. Лина не знала, сколько выплакала слёз и сколько часов просидела на качелях, но вскоре рыдания её сменились прерывистым надрывным дыханием, а слёзы высохли. Она покачивалась, вдыхая аромат цветов — ни мыслей, ни чувств не осталось, только боль. Те, кто живёт в обществе смертных, слишком привязаны к жизни — не только к своей, но и к жизни близких — они не могут не страдать так же, как смертные, не могут не чувствовать, как они… и Лина чувствовала. Какими бы ни были её близкие, она дорожила ими, они составляли важную часть её привычной жизни, и утрата их казалась великим горем.

Она не вздрогнула, когда двери сада распахнулись, и не подняла взгляда, когда Аид остановился подле неё и, кивнув на качели, спросил.

— Позволишь?

Лина неопределённо повела плечами и отодвинулась к самому краю, освобождая место, которого и так было предостаточно. После разговоров с Амфитритой и Гекатой ей стало легче, она многое осознала и переосмыслила, хотя всё ещё чувствовала неясную обиду глубоко в душе. А может, то было совсем другое чувство?

Аид подождал ответа и, когда не получил его, сел без приглашения — довольно близко для человека, последний разговор с которым закончился ссорой. Он долго молчал. Лина не смотрела на него, надеясь, что он поймёт её желание побыть в одиночестве и уйдёт, однако этого не случилось.

— Осталось меньше суток до праздника Аполлона, — произнёс Аид, — мы ожидаемо получили приглашения… Время встречи завтра в полдень.

Лина на миг позабыла о горе. Завтра она покинет царство Теней и снова увидит дневной свет… неужели это правда произойдёт?

Наверное, она чем-то выдала свою радость, потому что Аид нахмурился и добавил.

— Полагаю, мне не стоит напоминать, что случится, если после праздника ты не вернёшься со мной обратно?

Лина почувствовала, как её сердце замирает и обрывается — слова Аида прозвучали очень тихо и мягко, но в них таилось столько угрозы, что она ощущала её на кончиках собственных пальцев. Прежнюю Лину подобное проявление божественной силы убило бы на месте.

— Я помню… — сказала она. — Я вернусь.

Они снова замолчали. Тишина опустилась на них волшебным куполом, который, казалось, невозможно разбить ни голосом, ни божественной силой, и всё же Аид сделал это. Самым неожиданным способом из возможных. Он извинился.

— Прости… — тон его голоса изменился, теперь в нём слышалась нежность и глубина. — Я не мог их отпустить, им здесь лучше… среди теней…

Лина шмыгнула носом и сцепила руки на коленях. Она больше не жалась к краю, но всё ещё оставалась напряжена и натянута как струна арфы.

— Они испили воду Леты? — ей не хотелось думать, что родители навсегда забыли её, но они забыли… этого не суждено было изменить.

Аид кивнул и ответил после небольшой паузы.

— Да. И догадки были верны, они уже ничего не помнили. Тот, кто напал на них, уничтожил все воспоминания, всё, что они знали до смерти, осталась лишь их любовь друг к другу. Марк мог уйти к Кристаллу Душ и вернуться на Землю через несколько веков, но он отказался. Ради Арианы. Теперь их путь ведёт в Элизиум…

— Правда? — Лина всхлипнула и посмотрела на него. Предательские слёзы собрались на ресницах и покатились по щекам. — Им там будет хорошо?

— Насколько возможно в нашем царстве.

Лина прикрыла глаза, позволяя слезам скатиться до подбородка, а затем смахнула их тыльной стороной ладони.

— Спасибо… — её вдруг посетило чувство вины, и она, не успев ничего обдумать, сказала. — Я там… в Зале Судеб… сказала много лишнего… и это не то, что я… на самом деле думаю… — она выдохнула и добавила, — мои воспоминания говорят о противоположном, и я не могу не верить им.

Аид печально усмехнулся.

— И что же говорят воспоминания?

Лина задумалась. Что ему сказать? Он должен знать и сам, что она видит в своих воспоминаниях.

— Я там очень счастлива, — вырвалось у Лины. Она тут же смутилась и отвернулась, сделав вид, что заинтересована цветами.

Он внимательно посмотрел на неё, и она почувствовала его взгляд как прикосновение. Ей хватило смелости продолжить, хотя, кажется, она просто сошла с ума от переживаний и собиралась пойти на какой-то безумный, не поддающийся объяснению поступок.

— Я была счастлива там… с тобой. Я видела, как мрачный Владыка Мёртвых улыбается, смеётся и шутит, как в его глазах сияет искренний огонёк нежности, любви… надежды.

— Надежда… — Аид повторил это слово, смакуя его, будто слышал впервые за много лет. — Надежда — это слово, которое существует только там… наверху. В царстве Теней надежды нет, здесь одни сожаления.

Лина робко встретила его взгляд.

— Но если прошлые ошибки можно исправить, сожаления — лишь этап, через который нужно пройти, важный опыт на будущее, — она тепло улыбнулась. — И разве не надежда спасла тебя из темницы Олимпа?

— Из темницы меня спасла ты… Не исключено, что надеждой царства Теней тоже можешь быть ты.

— И светом… — дополнила Лина, обращаясь к воспоминаниям Персефоны.

— Скорее светом, — согласился Аид, будто вспомнив что-то.

Какое-то время они сидели молча, не разрывая зрительного контакта, не двигаясь, чтобы не потревожить момент, который казался необыкновенным, одним из тех, что сродни фейерверку — вспыхивает, разгорается сотнями цветных звёзд, а затем осыпается искрами и гаснет.

— Я знаю, что, возможно, меня ждут не лучшие воспоминания, — прошептала Лина, первой нарушив молчание, — что всё станет сложнее, когда я узнаю прошлое до конца, — она смотрела на Аида и понимала, что тепло, которое она чувствует, свет и жизнь Подземного мира, которые исходят от него, это его дар Персефоне. Лина обижалась на него, но, на самом деле, была виновата сама. Она оскорбила его, когда он просто исполнял свой долг, она не приняла отказ, руководствуясь собственными чувствами, — но сейчас я помню лишь счастье, восхищение и любовь, и я хотела бы закрепить эти воспоминания в настоящем.

Аид не пошевелился. Ни жестом, ни взглядом он не показал свою реакцию на её слова. Просто ждал. Лина собралась с силами, будучи уверенной в глубине души, что непременно пожалеет о сделанном, придвинулась ближе и, прежде чем он успел предугадать её действия, поцеловала. Она закрыла глаза, отчаянно прижалась своими губами к его, желая в реальности почувствовать ту жизнь из воспоминаний. Коснуться её по-настоящему. В последствие, вспоминая этот момент, Лина будет допускать мысль, что Аид очаровал её, что он использовал что-то незаметное, чтобы привлечь её, но пока она просто шла на поводу собственного сердца и не желала останавливаться.

Аид застыл как изваяние, но лишь на краткий миг, после которого обнял её за талию и прижал к себе. Касание губ сменилось настоящим поцелуем: сначала нежным и чувственным, затем глубоким и страстным, — поцелуем, расколовшим реальность.

Лина едва понимала, что делает. Она сгорала в нём, в его губах и прикосновениях, и готова была поклясться, что ещё никто никогда не целовал её так — до дрожи в коленях, до сводящего с ума желания. Лина не заметила, как они оказались в спальне, зато отчётливо запомнила падающие цветы, оторванные неудачным движением, стук атласных пуговиц по полу, которые никак не желали расстёгиваться, и прохладная поверхность стены, к которой он прижал её в поцелуе, доводящем до исступления. Светлячки под потолком, его руки и губы, воспоминания, воплотившиеся в реальность, и любовь, какую ей не мог дать никто, кроме него. Любовь, которая родилась задолго до того, как на свет появилась она сама.

Они, каждый по-своему предчувствуя грядущие события, позволили себе немного свободы. Она, переполненная воспоминаниями, хотела поделиться с ним крупицей счастья, крупицей эмоций и чувств, которые непрерывно испытывала с первой встречи. И делилась. А он не мог отказать ей, потому что сам хотел этого, потому что во тьме его жизни она была единственном светом, персональным солнцем царства Теней, и единственной надеждой на счастье. Что бы между ними ни произошло в прошлом, что бы на самом деле их ни связывало, он по-прежнему любил её, глубоко и искренне любил.

________________________________________________

*Пеплос — женская одежда. Отличается от хитона большим количеством складок, не имеет рукавов и надевается поверх туники.

Глава 10. Измена

(за год до начала Эпохи Противостояния)

… Череда прощаний и разлук, тоски и счастья стали обыкновенным укладом жизни Персефоны на ближайшие века. Она и Аид постепенно привыкали к этому и становились только ближе, вопреки ожиданиям Деметры. Но времена меняются, а прошлое никогда не уходит бесследно и, как не прискорбно, возвращается в самый неподходящий момент.

Так и прошлое Аида решило вернуться к нему зелёными красками леса.

Что такое века для богов и бессмертных? По сути, те же годы и дни смертных, заключённые в кокон бесконечности бытия. Аид и Персефона были вместе уже много тысяч зим, но им обоим казалось, что они познакомились лишь вчера — их любовь пылала ровным тёплым пламенем, неугасающим, вечным и сильным. В эту осень Аид с нетерпением ждал, когда Деметра начнёт грустить, когда западный ветер Зефир прибьёт к вратам Подземного царства первый осенний листок, что значило скорое возвращение Персефоны. В этом году тоска по ней так сильно изводила Аида, что ещё немного, и он бы вышел, чтобы забрать её раньше времени.

Его тоска и печаль долетели до южных полей, где на покой собирались лесные нимфы — дриады. Все бессмертные, так или иначе связанные с живой природой, ненавидели Персефону, не желали, чтобы она возвращалась в царство Теней, и особенно не желала этого дриада Минфа. Помимо того, что жизнь Минфы замирала на долгий период с середины осени до середины весны, она ещё и утратила возможность проводить время с возлюбленным — Персефона забрала его. Когда-то давно Минфа любила бывать в покоях Владыки Аида. В его дворце, хоть и мрачном, она пряталась от земных непогод, а теперь… теперь её место заняла богиня, которая, по мнению Минфы, не заслуживала внимания ни одного царя. Она, Минфа, тоже была связана с природой, тоже могла заставить всё вокруг цвести, и пусть к богиням её не причисляли, она считала себя ничем не хуже Персефоны. Долгие годы она горевала, лишившись возможности посещать царство Теней, но чем дальше оставалась одна, чем больше думала об этом, тем сильнее убеждала себя в том, что запрет на её появление во дворце Владыки исходит не от самого Аида, а от его жены.

В этот год, дойдя до крайней точки кипения, Минфа отказалась сопровождать своих сестёр и осталась у ручья. В какой-то момент она подумала, что предпочтёт замёрзнуть здесь, чем снова пропустит часть своей жизни, которую так сильно любит. Может быть, тогда Аид одумается и придёт за ней, чтобы спасти, заберёт с собой и, наконец, прогонит Персефону из своей жизни. Слёзы Минфы упали с ресниц на поверхность воды в ручье и исчезли.

— Не плач, — властная и в то же время ласковая рука коснулась её плеча. — Не оборачивайся. Я, наконец, нашла тебя, милое дитя, и я могу дать тебе то, чего ты хочешь.

Минфа вся сжалась. Дриады поклонялись своей покровительнице, они воздавали ей хвалы ежедневно, но редко кому выпадала честь встретиться с ней лично. Боги ничего не делают просто так — Минфа очень хорошо это знала — и если Персефона не пугала её, то покровительница — да.

— А что взамен?

— Ты получишь любимого и вечное лето, вечную жизнь без ледяного сумрака сна, тебе только нужно будет в правильный момент поцеловать Владыку Мёртвых… Пусть Персефона увидит, что он ничем не отличается от своих братьев, и тогда тебе не составит труда завоевать его внимание снова.

Перед Минфой появился цветок анемона, и она поймала его в ладони.

— Как я пойму, что настал правильный момент?

— Я сообщу тебе, — сказала покровительница, склонившись к её уху. — А сейчас возьми этот анемон и носи с собой. Даже самый неприступный из мужчин не устоит перед его ароматом… Тот, кого ты так любишь, будет боготворить тебя, и ты займёшь место рядом с ним. Но помни, не позволяй цветку попадать под влияние божественных сил, иначе всё потеряешь.

Минфа прижала анемон к груди.

— Но Владыка Аид наложил запрет на посещение его царства, я не могу туда попасть.

— О, это ерунда. Найди Морфея, он поможет тебе…

Минфа ощущала присутствие огромной силы, но боялась пошевелиться, зная, как вспыльчивы и злопамятны старшие боги. Нельзя было обижать покровительницу, и нельзя было не ответить ей благодарностью.

— Я не забуду этот дар и отвечу любой помощью, на которую буду способна.

— В этом нет необходимости, — судя по голосу, покровительница улыбнулась. — Если сделаешь всё, как задумано, итог окупит все твои благодарности. В добрый путь, маленькая Дриада, помни мои слова.

Персефона ничего не знала, она была очень занята делами двух близких подруг, которые жили от измены до измены своих божественных мужей и большую часть времени проводили за тем, что выслеживали любовниц и мстили им самыми изощрёнными способами. Персефона не одобряла жестокости, но все её попытки остановить Амфитриту и Геру — особенно Геру — заканчивались ничем. Измены Посейдона и Зевса сильно влияли на неё, хотя она бесконечно верила Аиду, и не могла представить, чтобы он развлекался там с другой, пока она здесь томится в ожидании встречи. Ей виделся их мрачный тронный зал, и он в одиночестве и тоске по ней… Она знала, что он тоскует, чувствовала это сквозь пространство и время, и тосковала сама. С приближением осени тоска становилась значительнее, приносила странные мысли и неясную тревогу. На этот раз Персефона скучала по супругу так сильно, что не в силах была терпеть до первого снега, и решила отпроситься у матери.

На Олимпе творилась какая-то суматоха, и Персефона в поисках Деметры случайно столкнулась с Афродитой. Наименее желанная встреча из тех, которые только можно было представить. Они ненавидели друг друга с тех самых пор, как бедного Адониса* — их свет, их самое яркое солнце — убил на охоте Арес, обратившись в вепря. Афродита винила Персефону — она всерьёз считала, что та из ревности рассказала о новой и очень искренней привязанности Афродиты к Адонису. Но Персефона никогда не говорила с Аресом даже по менее значительным поводам и точно не ревновала. Афродита сама отдала его на воспитание, и он стал сыном, которого у Персефоны не было, человеком, скрашивающим её одиночество в дни, когда любимый супруг не мог находиться рядом. Будь у неё любовный интерес к Адонису, Аид расправился бы с ним в ту же минуту — она понимала это так же ясно, как и то, что ни она сама, ни Афродита в смерти Адониса виноваты не были. Кто-то другой, желая отомстить им обоим сразу, призвал Ареса и лишил Персефону названного сына, а Афродиту — единственной настоящей любви.

— Я ищу Деметру, ты её не видела? — Персефона начала с прямого вопроса, не желая задерживаться рядом с Афродитой дольше положенного.

Афродита смерила её взглядом. На самом деле, с тех пор как погиб Адонис, они ещё не встречались в личном разговоре, всегда избегали друг друга и старались не появляться в одном и том же месте одновременно. Персефона была наслышана о заявлениях Афродиты на её счёт и не питала надежд на примирение.

— Выползла из своей пещеры, змея? — Афродита усмехнулась. — В Подземном царстве, наверное, уже не хватает места для твоего раздутого самомнения?

Персефона стояла, расправив плечи. Она не уступала Афродите ни в чём, но и не метила в самые красивые богини — ей было достаточно, что Аид считает её самой красивой.

— Ой, — она наигранно приложила пальцы к губам, — а разве не тебе я отсыпала большую часть этого самомнения, когда ты отправила несчастную Психею ко мне?*

Афродита изменилась в лице. Она всегда злилась, когда её желание кого-то унизить работало против неё. Сегодня ситуация осложнилась тем, что перед ней был не просто кто-то, а та, кого она больше всех ненавидела.

— Я тебя… — прошипела Афродита, неожиданно для Персефоны, потянувшись к её лицу. — Смотри мне в глаза!

Персефона спокойно ушла от прикосновения, сделав шаг назад. Она находилась в числе тех богинь, которые умели сражаться, но предпочитали не делать этого без крайней нужды. С Афродитой такой нужды не было. Персефона и без того знала её слабые места: она изогнула уголок губ и взмахнула длинными ресницами, встречая гневный взгляд Афродиты. Какое же злорадное наслаждение испытала Персефона, заметив, как гнев сменяется удивлением, неверием, страхом, пониманием и принятием. Богиня Любви и Красоты, страстная и открытая, дерзкая и отчаянная менялась, стоило ей только увидеть проявление настоящей любви — она отшатнулась, словно глубины глаз Персефоны обожгли её.

— Так это не выдумки? Ты влюблена? — это прозвучало так, будто Афродита сделала какое-то значительное для мира открытие. — Ты влюблена столько веков? Я не верю… Кто в состоянии полюбить его так сильно? Как такое может быть?

— Ты мне скажи, знаток любовных дел, — ответила Персефона, стараясь не выдавать своего ликования.

— Так вот о чём говорили Мойры… я никогда такого не видела…

Персефона небрежно взмахнула рукой.

— Ну да, где уж тут… На Олимпе все так непостоянны, — она обвела взглядом аллею земляничных деревьев, в которой они стояли, и снова посмотрела на Афродиту. — Только ты лжёшь! Есть ещё одна битва, в которой ты проиграла, и ты предпочитаешь не замечать оставшейся после неё любви, потому что завидуешь. Потому что сама никогда так любить не сможешь!

— О чём ты?

— Тебе напомнить ещё раз? — Персефона склонила голову. — Психея. Смертная, взошедшая на Олимп, супруга твоего сына. Их любовь достойна быть увековеченный во статуях и храмах в мире смертных.

Афродита испытывала сразу множество чувств — она злилась и удивлялась, была тронута и разочарована, напугана и счастлива, как любая богиня, нашедшая истинное воплощение своей силы. Она не справилась с эмоциями и, в конце концов, воскликнула.

— А я тебе скажу, почему я никогда не смогу полюбить ТАК! — в глазах Афродиты появились слёзы. — Потому что из-за тебя я потеряла свою любовь. Ты убила его!

Персефона покачала головой.

— Я бы не убила того, кого считала своим сыном. Арес сделал это. Мы обе знаем, что, кто бы ни стоял за богом войны, Адонис умер от его рук… — она с сочувствием посмотрела на неё и добавила. — Века ненависти впустую, да? Как жаль, что у богини Любви ненавидеть получается лучше.

— Замолчи! — Афродита смахнула слёзы. — Нет нужды напоминать мне об этом. Ты искала мать? Она в чертогах Зевса, оставь меня, — она посмотрела вслед Персефоне, когда та, молча пожав плечами, ушла, и тихо добавила, — не забывай, что любовь никогда не бывает полностью взаимна, и проигрывает всегда тот, кто любит сильнее.

Персефона услышала её. Она стойко держала лицо, и всё-таки её беспокойство усилилось, а желание вернуться к Аиду увеличилось во сто крат.

На удивление, Деметра была в хорошем расположении духа и, не задумываясь, отпустила дочь раньше времени. Она обняла её на прощание и пожелала удачи, чего не случалось со времён вечной весны. Персефона обрадовалась — наконец-то, мать поняла и приняла её чувства, что непременно влекло за собой и принятие её брака. Больше никаких ссор, только мир, покой и семейный уют. Вдохновлённая этим, Персефона поспешила вернуться к супругу.

Царство Теней накрывал защитный божественный купол, из-за чего всем, кто хотел встретиться с Владыкой или с другими обитателями безжизненных мрачных равнин, приходилось сначала пройти через Врата царства, и только добравшись по тропе до Стикса, перемещаться дальше. Эффект защиты работал в обе стороны, поэтому даже Владыка Аид не мог мгновенно перенестись из своего дворца в чертоги Зевса на Олимп или в подводный дворец Посейдона, без промежуточной остановки у Врат.

Персефона спешила.

Забыв погладить Цербера, она пробежала по тропе, сменяя весенний цветущий наряд на тёмное платье царицы, а венок в волосах на корону, украшенную драгоценными камнями, и, растворившись в воздухе золотистым сиянием, мгновенно появилась в придворцовых садах.

Её не ждали. Это было и неудивительно, ведь она явилась за половину луны от назначенного срока. С нетерпением Персефона вошла во дворец и стала открывать все двери в поисках супруга, каждый раз представляя его удивлённое и счастливое лицо, и каждый раз натыкалась на бескрайнюю пустоту комнат. Тишина казалась подозрительной, а отсутствие прислуги — зловещим предзнаменованием. Персефона добралась до тронного зала и прошла через него в сад, где в последнее время часто заставала Аида в одиночестве. И правда, где ещё ему было скучать по ней, если не в этом месте? Персефона взволнованно улыбнулась и открыла дверь.

Первым, что она услышала, был счастливый смех её супруга, а затем тихий женский голос, что-то игриво щебечущий. Затаив дыхание, ещё не желая ничему верить, Персефона тихо пошла на голоса — ветви деревьев расступились перед ней, открывая взору их любимый уголок для бесед и отдыха. Там на зелёной траве у высокого клёна сидел Аид — он приобнимал лесную нимфу в вызывающе откровенном платье, а она шептала ему что-то на ухо, изредка касаясь носом его щеки. В какой-то момент он повернулся к ней, и их губы встретились…

Персефона пошатнулась и схватилась за веточку дерева — та хрустнула, но не выдала её присутствия. Сердце замерло и словно перестало биться, мир поплыл перед глазами, а дыхание стало неровным, рваным. Персефона сглотнула ком, подступивший к горлу — ей не следовало поддаваться панике, она не могла позволить себе ни слёз, ни отчаяния — царицам не пристало идти на поводу эмоций. Персефона отвернулась, но взгляд так и приковывало к этим двоим, к её супругу, который целовал нимфу… так, как целовал только её. Её одну. Девушка рядом с ним казалась столь подходящей ему и этому месту, что Персефона не могла не признать в ней себя саму. Страшнее осознания измены, страшнее невзаимной любви было знание, что тебя можно заменить, что не бывает мест, которые после тебя не сможет занять кто-то другой.

Покачиваясь, Персефона подошла к ручью, присела и опустила руку в ледяную воду, чтобы успокоиться. Помогло мало, но упорядочило мысли и временно остудило голову. Что она могла сделать? Пойти и убить их? Аида убить бы не вышло — не только потому, что он слишком силён, но и потому, что она любила его. Персефона взглянула на своё дрожащее отражение в ручье, а затем вцепилась в землю пальцами, сгребая в кулаки траву. Решимость и уверенность в собственных силах снизошли на неё, когда в сознании чётко сформировалась мысль — она здесь хозяйка, она царица и законная супруга, ей не нужно скрываться, ей не нужно терпеть и прощать, она может действовать. В следующий миг по траве от её рук распространилась осень — увядание и смерть заполняли сад, пока все растения не иссохли.

Персефона не могла знать, но одновременно с этим в складках платья Минфы рассыпался в пыль зачарованный анемон, и Аид очнулся от его действия. Он растерянно отстранился от Минфы и попытался встать, только слишком поздно — их обоих уже опутали прочные божественные лианы и, разделив, прижали к стволу дерева. Аид увидел Персефону, понял, что на самом деле произошло, и пришёл в ярость. Он мог разорвать путы в один миг, но едва его пламя рассекло несколько лиан, как они, словно многоголовая гидра, размножились и ещё крепче вцепились в него.

— Мой царь, — Персефона вышла к нему и склонила голову в поклоне, подобающем своему статусу, намеренно используя самое официальное обращение, — я пришла сообщить, что вернулась, но, похоже, весьма не вовремя.

Аид перестал отбиваться от лиан и посмотрел Персефоне в глаза, на краткий миг потеряв ощущение реальности. Он предпочёл бы вынести самую страшную кару Зевса, навсегда остаться в одной из темниц Тартара, увидеть в глубине её глаз, что угодно — ненависть, обиду, жажду убийства — лишь бы не разочарование, самое страшное чувство из всех. У него ведь даже не существовало шанса отомстить виновнику, потому что причиной и следствием был он сам. Только он сам.

— Персефона… — начал Аид, на самом деле не представляя, что должен сказать. Лианы решили за него, сдавили горло и не дали договорить вовсе. — Ты не сможешь убить меня… — прохрипел Аид, пытаясь убрать ползучие отростки.

— Знаю, — Персефона перевела взгляд на Минфу, — но я не хочу убивать тебя, только задержать.

— Задержать?

Она не ответила, вместо этого присела на траву перед нимфой, с радостью отмечая, что та не только не смогла освободиться, но и неправильно применила свою силу — Лианы не ослабили хватку, а зацвели.

— Как тебя зовут?

Минфа вздрогнула и подняла вызывающе дерзкий взгляд. Наивная, она думала, что сможет справиться с богиней, что молодые боги слабее старших — она ошиблась. Дриаде не тягаться с богиней весны, а её тонкие вьюны не чета божественным лианам.

— Минфа, — её голос звучал твёрдо. Минфа была уверена, что владеет положением, и что при поддержке покровительницы ей ничего не грозит.

— О, та самая? — Персефона встала и повернулась к ней спиной, заинтересовавшись сухим листом, который так и не оторвался от ветки. — Я много о тебе слышала… Скажи, как же та, кто души не чает в природе, любит свою жизнь и любую другую жизнь, смогла выбрать царство Теней вместо зеленеющих лесов?

— Я люблю Владыку Аида, — сказала Минфа.

Если б она только могла знать, как сверкнули в этот момент глаза Персефоны, но она не знала, а добродушный голос легко обманывал чувства.

— Неужели? — Персефона сорвала сухой лист и смяла так, что от него остался лишь прах. — Знаешь, — она снова взглянула на Минфу, — сегодня Афродита спросила у меня, кто может его полюбить? Иронично, что нимфы и богини природы, само проявление жизни, тянуться к тому, чьё сердце такое же холодное, как воды Стикса, и такое же безжизненное, как берега Ахерона.

— Ты ошибаешься! — Минфа вытянула шею, избегая лиан, медленно подползающих к лицу. — Его сердце сияет ярче света Гелиоса, он самый сильный и самый ответственный из трёх братьев…

— И всё же ничем не отличается от них, — скучающе заметила Персефона и продолжила, не позволяя Минфе возражать. — Ты чудесная девушка, Минфа, и достойная. Я не хочу враждовать с тобой…

— Не верь ей! — это высказывание сорвалось с губ Аида помимо воли и не потому, что он боялся за Минфу, а потому что не хотел, чтобы Персефона совершила необдуманный поступок.

— … и отпущу тебя живой и здоровой. Будем верными подругами, нет нужды ссориться из-за мужчин, — сказала Персефона, будто Аид вовсе не прерывал её. Она не показала этого, но его предупреждение нанесло ещё большее оскорбление, вонзив в сердце очередной клинок предательства.

— Отпустишь? — Минфа не верила до тех пор, пока отступившие лианы не развеяли её сомнения.

Персефона улыбнулась и протянула ей руку.

— Конечно. Мужчины всегда так ветрены, а мы женщины… между нами не может быть обид.

И Минфа обманулась, будто никогда не знала о деяниях божественных жён, будто никогда не слышала об участи любовниц трёх братьев. Слова Персефоны казались ей такими искренними, такими теплыми, что она, не задумываясь, вложила свою руку в её. Пальцы Персефоны сомкнулись на её ладони, воздух пошёл рябью от выплеска божественной энергии, и Минфа с ужасом поняла, что её кожа начала зеленеть. Она вскрикнула, хотела отдёрнуть руку, только это каким-то образом оказалось невозможно — боль в запястье расколола её мир на части. Минфа упала на колени перед богиней и зарыдала.

— О, не плач… мне гораздо больнее… — произнесла Персефона. — Я сдержу слово, Минфа. Ты останешься живой и здоровой, будешь жить и цвести, где вздумается, будешь привлекать всех ароматом, но никогда… никогда больше не станешь собой.

— Умоляю… я… пожалуйста, — Минфа обращалась, её руки становились листьями, а тело усыхало и черствело до состояния стебля.

— Ты должна быть благодарна мне… пытаясь победить меня, ты забыла, что я в первую очередь не богиня весны, а Несущая Разрушение! Ты могла умереть, но будешь жить вот так. Вечно… — Персефона выдохнула, а Минфа уже не смогла ответить ей. Кустик мяты, проросший в пожелтевшей траве, покачнулся, и последняя слеза Минфы соскользнула с его листвы.

Для Аида это стало последней каплей. Он и так находился на грани бешенства из-за неподдающихся лиан, но не выпускал полную божественную силу, боясь ранить Персефону. Её поступок вывел его из себя, выброс лазурного пламени накрыл сад, а когда дым и пепел рассеялись, Аид уже держал Персефону за шею, прижимая её к тому же дереву, к которому ещё мгновение назад был прижат сам. Персефона, хоть и задыхалась, смотрела на него открыто и спокойно.

— О, да… — с трудом прохрипела она, — давай, Владыка Аид, убей меня. Отомсти за возлюбленную…

Аид тяжело дышал, в его глазах бушевало пламя гнева, но едва последнее слово сорвалось с губ Персефоны, пальцы его разжались, и он выругался.

— Проклятье! Она не моя возлюбленная.

Персефона упала на колени, потирая шею.

— Вот так сюрприз, надо же…

Откровенная ирония в её голосе заставила Аида взглянуть на неё по-новому: он ещё никогда не видел её такой, не в разговоре с ним. Он хотел сказать ей, что в царстве Теней никто не может причинять вред живым существам без его дозволения, что он не потерпит подобного даже от собственной супруги, но вместо этого почувствовал вину и стал искать оправдания, которые, честно говоря, в текущих обстоятельствах не стоили ни драхмы.

— Ничего не было. Она явилась вчера и очаровала меня.

— Что? — Персефона закашлялась и довольно долго не могла прийти в себя, а затем рассмеялась. — Наверное, это самое потрясающее оправдание, которое я слышала. Это достойно сказаний Аэдов*, — с высоко вздымающейся грудью, с горящими от гнева глазами, вызывающе растрёпанная, она встала на ноги, опираясь на дерево, и театрально похлопала в ладоши.

— Я серьёзно, — божественная аура Аида столкнулась с аурой Персефоны, и воздух в буквальном смысле заискрил.

— То есть Аид, — насмешливо уточнила она, — великий владетель царства Теней настолько слаб, что его смогла очаровать какая-то нимфа? Даже смертные не поверят в это.

— Я помню прошедший день так же ясно, как то, что ты предпочитаешь украшать волосы незабудками. Но я был не в себе и не мог контролировать свои действия.

Персефона горько усмехнулась. Она могла бы простить ему всё, всё, но только не собственное унижение… не измену. Только не это.

— Ты целовал её… — в глазах защипало, и она сжала кулаки, — целовал! Я это видела, это случилось, и не важно, что было до и будет после, потому что я уже никогда не поверю твоим словам.

— Персефона, — Аид сделал шаг к ней.

Она отошла в сторону.

— Нет… не подходи ко мне. Я не верю тебе, не верю. Ложь и измены так часто случаются в семьях твоих братьев, так почему ты должен отличаться от них? Афродита была права…

— Стой! При чём тут Афродита? — Аид переместился к ней, не позволяя уйти, взял за руку, но она оттолкнула его.

— Не смей меня трогать! Видеть тебя не хочу!

Персефона развернулась, а через мгновение уже входила в собственную спальню. Выгнав собравшихся там нимф, она, наконец, позволила себе быть слабой, выплеснуть эмоции — она разломала всё, что можно и нельзя было сломать, а затем, измотанная и уставшая, опустилась на пол и горько зарыдала. Впереди её ждали долгие месяцы одиночества, наполненные яркими воспоминаниями его измены, невозможности находиться рядом с ним и жалости к самой себе. А ещё его бесконечных попыток вернуть её. Бесконечных и безуспешных.

Весной, торопясь покинуть царство Теней так же, как торопилась осенью вернуться сюда, Персефона думала только о том, как пойдёт на Олимп и заставит Зевса разорвать брак с Аидом. Навсегда. Возвращаться к нему, жить с ним, зная об измене, она не собиралась. Просто не могла. Лучше века провести в одиночестве и уединении, чем быть женой, от которой ходят к другим.

Солнечный свет, как и в тот день, когда она впервые покинула царство Теней, нырнул в её волосы, утонул в глубине глаз и затерялся в складках одежд… Теперь Персефону ждала новая жизнь. Жизнь без Аида…

(наши дни)

Лина проснулась. Она ещё какое-то время лежала с закрытыми глазами, пребывая в эйфории сна, но затем вспомнила прошлый вечер. Её бросило в жар, и она, резко распахнув глаза, посмотрела на соседнюю сторону кровати. Было пусто, но смятые простыни и едва ощутимый морозно-цветочный аромат не оставлял сомнений — вчерашний вечер не был её выдумкой, это действительно случилось. Геката была права — не стоило спешить, нужно было вспомнить всё до конца, а после принимать решение. Теперь вместо решений оставалось только принять последствия. И хотя Лина не получила ответов, она узнала достаточно, чтобы пожалеть о сделанном. Как теперь она будет смотреть ему в глаза? Как будет жить дальше, зная, что они в прошлом, возможно, закончили как заклятые враги?

— Моя царица, — голос нимфы прервал размышления Лины, — Владыка сказал, что праздник Аполлона перенесён на раннее утро, у вас мало времени, нужно собираться.

— Перенесён? — Лина приподнялась на локтях, заметив ещё нескольких нимф, завершающих её торжественный наряд. — А где сам Владыка?

— Он… — нимфа оглянулась на своих сестёр, — уже ждёт вас.

_________________________________________________________

*Аидонис — смертный. Возлюбленный Афродиты и воспитанник Персефоны.

*Миф об Эросе и Психее. Когда Афродита узнала о возлюбленной Эроса, то стала испытывать её, давая невыполнимые поручения, одним из которых было спуститься в царство Теней и взять у Персефоны эликсир красоты. Короб, в котором был эликсир, Психее запретили открывать, поскольку вместо эликсира там прятался сам Морфей. Психея не сдержала любопытства, открыла короб и уснула. Эрос узнал обо всём и пожаловался Зевсу, который проникся сочувствием и не только спас Психею, но и возвёл её на Олимп как бессмертную богиню.

*Аэд — в Древней Греции профессиональный исполнитель эпических песен. Легенды рисуют как слепого странствующего аэда Гомера, в «Илиаде» которого есть слова о безжалостности Аида.

Глава 11. Праздник Аполлона

…Боги и бессмертные существа веками жили среди смертных, заводили с ними дружбу, отношения, и иногда посвящали в суть вещей, возлагая на их плечи нелёгкую ношу тайны. Но если сатирам, кентаврам и разного рода нимфам легко удавалось скрывать свою истинную природу от смертных близких, то боги едва ли могли хранить такие секреты и, рано или поздно, делились всем. Так, заключая браки со смертными, боги создали своих прямых потомков — полубогов, от которых и появились наследники божественной крови. Последние, находясь в родстве с богами через поколение и больше, не отличались от полубогов по силе и способностям, но имели существенный недостаток — смертную человеческую жизнь. Семья Лины была одной из таких, хотя и заняла это место не по собственной воле.

В те времена, когда отголоски Эпохи Противостояния ещё ярко горели в памяти богов и смертных, а «Протект» едва начал своё существование, Зевс обнаружил, что зерно души Персефоны в каждом новом поколении забирает у носителя часть божественных сил, необходимых для его развития. Это могло свести на нет все попытки вернуть Персефону и обесценить жертву Деметры — Зевсу пришлось немало потрудиться, чтобы предки Лины смогли спокойно жить и процветать. Но как ему удалось решить вопрос, если заключать браки с богами не имело смысла, ведь чужая божественная сила могла разрушить зерно души, а поддерживать извне ни у кого не хватило бы ни мужества, ни способностей? Вопрос решался просто — полубоги могли помочь. Их кровь, разбавленная кровью смертных, не влияла на зерно души, зато давала следующему носителю преимущество и силу, сравнимую по уровню с истинной божественной.

Ариана вспоминала об этом, выводя дрожащей рукой зашифрованные символы царства Теней — она изучила тёмные письмена ещё в школе, когда её, единственного ребёнка в семье, готовили к посвящению. Она была, пожалуй, самой подходящей и достойной этого, но перст судьбы указал на её дочь.

«Владыке царства Теней», — написала она и глубоко вздохнула.

Марк заглянул ей через плечо, совершенно ничего не понимая среди чёрточек, знаков и символов.

— Я бы сам написал, но я в этом не смыслю. Может быть, тебе стоит отдохнуть? Это уже восьмое…

Ариана мотнула головой и обмакнула гусиное перо в божественные чернила, скрывающие суть написанного от сердец с недобрыми намерениями.

«Возможно, это роковая и последняя ошибка в моей жизни, но в момент, когда предают даже самые близкие, я не вижу иного выхода, как обратиться к врагу.

Девушка, которая по воле судьбы оказалась избранницей Мойр, моя дочь. С самого её рождения я знала, что если в этом поколении кому-то и суждено стать Персефоной, так это точно ей. Элине. Слишком похожа она на дочь Деметры… слишком. Ещё до собственного посвящения я сомневалась во всём, критически относилась к истории и к тому, что мне надлежит сделать, а однажды… начала расследование. Я и представить не могла, куда приведут меня мои поиски, но теперь мне известно, как сильно мы все ошибались. Я и мой супруг Марк открыли страшную тайну… тайну, связанную с Владыкой Теней. Мы можем поделиться этой информацией… только не в письме. Мы предлагаем обсудить всё при личной встрече в обмен на возможность остаться под защитой царства Теней…»

Ариана украдкой смахнула слёзы. Марк за её спиной нервно сцепил руки.

— Подумать только… Мы пишем ЕМУ… Я и в страшном сне не мог представить, что мы попросим у него защиты. С тем же успехом можно было просто умереть и встретиться с ним.

Ариана не ответила. Кончик пера дрожал над бумагой.

«Есть ещё кое-что… Часть воспоминаний Персефоны, самая важная часть, которая была извлечена Владыкой, а после украдена, теперь хранится на Лемносе, у Гефеста»…

— Нет… всё не так, я перепишу… — она отбросила перо.

— Ариана, письмена Хаоса опасны, сколько можно! — всплеснул руками Марк, выхватил у неё листок и, скомкав, метко запулил его в корзину. Бумагу сразу охватило божественное пламя.

— Сейчас они самый безопасный способ связаться с НИМ, и я не остановлюсь, мы должны сказать ему, кто…

… У входной двери щёлкнул замок, и Ариана исчезла, а вслед за ней Марк, перо, письма и разбросанные по полу бумаги. Максим, наблюдавший за ними, обернулся.

Макс пришёл к Марку и Ариане под утро, за несколько часов до возвращения Ланы из Рима — она не дозвонилась до родителей и предложила ему прийти к ним, чтобы проверить дом. У Макса были запасные ключи, но он всё равно не спешил открывать дверь — ему потребовалось некоторое мужество, чтобы, наконец, вставить ключ в замок и повернуть ручку. В доме стояла тишина, шторы и жалюзи не пропускали света, где-то мерно тикали часы. Макс прошёл в гостиную, раскрыл окна и сел на кресло у камина, неловко оглядываясь по сторонам — лишь спустя несколько минут он обратил внимание, что каминные полки покрыты приличным слоем пыли. Предчувствуя неладное, Максим перевёл взгляд к кофейному столику и наткнулся на корзину с бумагами, в которой, словно чёрные ёжики-оригами, лежали смятые сгоревшие останки писем, очевидно, уничтоженные божественным огнём. Макс и сам не понял, что именно заставило его так поступить, но он достал самый уцелевший комочек бумаги и, используя силу, сначала заставил проявиться текст, а затем и образы всего, что происходило в момент его написания. Тёмные неясные символы сложились в современные буквы, образы наполнили комнату и остались в ней до того, как щёлкнул замок двери — только тогда Максим всё свернул и сжёг бумаги до конца. Позже он много раз задавался вопросом, почему Марк и Ариана не уничтожили письма полностью, почему не наложили дополнительной защиты на текст? Но в итоге решил, что они оставили их специально и, возможно, именно для него.

— Максим, ты тут? — звонкий голос Ланы разнёсся по комнатам, шаги отразились от стен, и она впорхнула в гостиную, счастливо улыбаясь. — Что с тобой? Ты чего молчишь?

Максим тряхнул головой и посмотрел на неё, снова упустив из вида пыльцу, осевшую на щёку.

— А… прости, задумался. Твоих родителей здесь нет.

— Задумался… — Лана ухмыльнулась, бросила сумку на стол, не замечая пыли, и стала что-то активно искать в ней. — Не переживай, родители точно в порядке, — сказала она, расценив его настроение по-своему, — да и Лина скоро будет с тобой, совсем скоро. Я достала напиток Перемен, — она извлекла флакон с серебристой жидкостью и протянула Максиму. — Сначала дашь ей выпить это, потом я выпью вторую часть. Она уснёт на какое-то время и примерно на неделю лишится сил. Ты успеешь забрать её и спрятать, а потом обсудить всё с «Протектом».

Максим взял флакон в руки — жидкость мерцала в солнечном свете, падающем из окна, словно эфир из волшебной сказки.

— Не помню, как действует напиток Перемен. Ты уверена, что всё получится, и что тебе вообще стоит туда идти?

— Успокойся. У меня появился отличный козырь, который, если не позволит убить ЕГО, то точно поможет лишить возможности сражаться.

— Его может убить только Персефона. Что ты задумала? — Макс спрятал флакон в карман, с каждой минутой всё больше сомневаясь в их плане.

— Она уже освободила его, так что теперь не только она… есть кое-что, способное уничтожить его без неё. Деймос связался со мной, он снова глава «Протекта», и с ним можно договориться.

— Ты же сказала, мы не будем вмешивать «Протект»!

— Я сказала, мы не будем вмешивать Клессандру, а Деймос нам нужен. Позвони ему, он устроит так, чтобы на празднике Аполлона всё получилось.

— Лана… — Максу это не понравилось, но он почему-то не смог достойно ей возразить. Просто не нашёл в себе достаточных сил для этого.

Она прошла мимо него к выходу, в последний раз окинув взглядом комнату, и уже из коридора крикнула.

— Ты хочешь забрать Лину, и она твоя… Забирай! Больше ни о чём спрашивать не нужно.

— Лана! — Макс вышел за ней, собираясь во что бы то ни стало узнать всё, но она уже открыла дверь и растворилась в воздухе, оставляя за собой лишь несколько слов.

— Встретимся в Дельфах.

— В Дельфах… Ага… — Макс посмотрел на то место, где она только что стояла, и сжал кулаки. — Проклятье! Отец, что здесь происходит?

***

В каждом мало-мальски известном городе мира, помимо городов обычных, существовали и сокрытые города богов. Их важным отличием было полное отсутствие смертных при фактическом присутствии их в окрестностях. Накрытые куполами божественной защиты города оставались невидимы и недоступны для обычных людей, но вполне подходили для всех прочих. Бессмертные существа, боги и полубоги могли здесь не скрывать истинного облика, спокойно использовать силы и уловки, которые, в любом другом случае, сдали бы с потрохами всё мировое сообщество Олимпийцев. Помимо этого каждый город имел свою индивидуальную направленность, избранную богом-покровителем. Так город Аполлона в Дельфах принимал в объятья своих улиц всех творцов от мала до велика, разумеется, исключительно божественного происхождения. Именно здесь, в городе искусств и вдохновения, и состоялось самое важное торжество сентября — праздник Аполлона, на который так спешили Максим и Лана. На самом деле, Макс хотел сначала расспросить отца о воспоминаниях Персефоны, но навещать его было некогда, а сам он от приглашения отказался.

Лана шла впереди, и кончик её серой косы смешно вздрагивал от каждого шага. Лёгкая и стройная, она сильно напоминала Лину в школьные годы. Макс вспомнил, как они с Линой носились вокруг клёна у школы, и как гуляли по улицам Москвы, пропуская неважные, на их взгляд, занятия — он увлёкся настолько, что отстал, и ему пришлось догонять Лану бегом.

— Я связался с Деймосом, он сказал, что обеспечит нам безопасность и успех плана, — сообщил он, подстраиваясь под её шаг.

— Что он за это попросил? — Лана бросила на Макса беглый взгляд. — Привести Лину к нему?

— Да… ты уже знала?

— Нет. Догадаться несложно. Но ты же не будешь этого делать, да? Ты сможешь привести её позже, когда уговоришь его повременить с наказанием до решения Зевса.

— Так и сделаю, только ему этого заранее знать не обязательно. — Макс задумался. — Деймос очень агрессивно настроен, но не насчёт тебя, хотя… казалось бы, ты её сестра…

— Моё оправдание юность, он сам так сказал. «Протект» ценит молодых полубогов и наследников и не собирается наказывать всех подряд… — она посмотрела на него и снова на дорогу перед собой, — эх! Как бы оповестить родителей?.. Понятия не имею, где они. И дядя Август… может, он сегодня будет тут?

— Надеюсь. Всё-таки он наследник Аполлона, хотя предыдущие два дня я и ему названивал, и всё безрезультатно.

— Ладно, не будем думать об этом… я уверена, с ними всё нормально, — Лана вздохнула и вдруг схватила Макса за руку, утягивая вправо. — Сюда!

Они свернули в затемнённый проём между палатками с сувенирами и сладостями, Лана осмотрела всё вокруг, после чего поставила божественную защиту. Невидимый плотный купол отделил их от внешнего мира, заглушая посторонние звуки. Конечно, купол был неидеален, только у богов получались достаточно лёгкие и совершенные купола защиты — полубогам, а тем более наследникам не помогали добиться такого даже годы тренировок. Но Лана не унывала. Сейчас главным было то, что купол, сколь бы грубым он не выглядел, работал правильно.

— Давай повторим план, — полушёпотом сказала она. — Во дворце торжеств — площадка и две галереи. Что бы с Линой ни случилось, я уверена, она захочет тебя увидеть, ты…

Лана не договорила, следующие её слова потонули в громком крике. Сначала кричала только одна женщина, затем к ней присоединились ещё несколько испуганных голосов, разбивая защиту Ланы, а после начался такой гомон, будто на город напала гидра или целая стая сирен. Макс и Лана бросились на звук, к центральной площади у дворца Торжеств с кодовым названием «Кафе Оракул» — там, над разбегающейся толпой, заслоняя лучи солнца, появился тёмный сгусток энергии, покрытый всполохами лазурного огня. Словно маленький смерч, он клубился и раскручивался, увеличиваясь в размерах до тех пор, пока не превратился в огромный кокон, из которого, точно в момент рождения бабочки, распахнулись тёмные божественные крылья — в их основании, во всём устрашающем величии царства Теней возник Аид… и Лина. Он приобнимал её за плечи, когда они плавно спускались на землю — крылья рассеялись, и солнечные лучи, освободившись от мрака, снова пролились на площадь. Аид сделал шаг в сторону, предлагая Лине руку, и она приняла её.

Ужас. Холод. Дыхание смерти. Вот что ощутили все, кто стал свидетелем этого события. Лана вцепилась в руку Макса, и вовремя, потому что он, не отдавая отчёта в своих действиях, сжал кулаки и шагнул вперёд. Увидев Лину рядом с другим, он напрочь забыл о своих сомнениях — он хотел её вернуть, хотел, чтобы всё стало как прежде.

— Не сейчас… — сдавленно проговорила Лана, вспомнив, что её небольшое воздействие может творить чудеса и усиливать эмоции, которые, казалось бы, можно сдержать, — ещё рано. У тебя будет шанс отомстить.

***

Сожаление. Лина чувствовала его шипы, пронзающие сердце. Она с трудом понимала, что заставило её прошлым вечером пойти на этот шаг, какую цель преследовало её подсознание, толкая её в объятья Аида? Напротив неё в зеркале отражалась Персефона, более похожая на саму себя, чем любая скульптура из храмов: изумрудное платье, вышитое золотыми нитями, с лёгкой, раскрывающейся к низу юбкой, зелёные украшения в волосах, уложенных лёгкими волнами, — дева и царица, весна и смерть, первый цветок на выжженном поле.

— Готова? — Аид появился в дверях так неожиданно, что она вздрогнула и обернулась к нему.

На удивление, когда их взгляды встретились, Лине показалось, что шипы сожаления отступили. Аид изменился. Вся его божественность, весь устрашающий образ таяли, и любая мысль о нём подменялась воспоминаниями о жарких ночных поцелуях. Да и внешность его выглядела несколько иначе, будто он специально сменил её для выхода в свет.

— Да, — кивнула Лина, изо всех сил стараясь не выдать своих мыслей, и снова посмотрела в зеркало.

Он обратился тёмным туманом и переместился к ней, появляясь за спиной — его ладонь мягко опустилась на левое плечо и не сильно, но ощутимо сжала его. Лина видела его отражение в зеркале рядом со своим: в этот раз Аид выбрал чёрный костюм, его длинные волосы снова легли в модную стрижку, — от образа царя не осталось даже мантии. Нимфы уже сказали Лине, что Аполлон предпочитал видеть гостей без белых мантий, поэтому полностью чёрный образ Аида её не удивил.

— Нужно идти, — сказал он, глядя через зеркало прямо Лине в глаза, — но сначала я хочу задать тебе один вопрос.

— Хочешь, чтобы я гарантировала своё возвращение? — предположила она. — Принесла клятву?

— Нет. Я хочу, чтобы ты заняла место, которое принадлежит тебе по праву.

Лина улыбнулась уголком рта и сняла его руку с плеча.

— Я и так здесь. И обещала вернуться.

Его взгляд, до этого тёплый, заледенел. Он отошёл и встал напротив, рядом с зеркалом, отчего отражение Лины немного покачнулось.

— Не думай, что в мире смертных ты будешь в полной безопасности. Здесь самое безопасное место. Я предлагаю тебе бессмертие, царство Теней и место рядом со мной…

Лина вдруг отчётливо осознала, что Аид изменился не только внешне, но и сам по себе. Ожил, будто и не было веков, проведённых в темнице. Его блуждающий взгляд, который то и дело возвращался к её губам, несвойственное ему волнение — Лина не могла не связать это с прошедшей ночью.

— А сейчас у меня этого нет? — пожала плечами она. — Все и без того называют меня царицей.

Аид ухмыльнулся.

— О да, потому что ты она и есть. Ты, твоя душа, твой характер и взгляд, твоя внешность… но, может быть, мне стоит напомнить, что ты смертна. Что твоё тело всё ещё принадлежит наследникам крови, а не богине.

— И что я должна сделать? — Лина скрестила руки на груди и позволила себе пошутить. — Разделить с тобой гранат? — воспоминания отдались в сердце тупой болью. Его любовь и измена…

Он склонил голову на бок и приподнял брови, ясно давая понять — это именно то, что он имел в виду.

— Что? — растерялась Лина. — Нет… Нет! Я не согласна. Это навсегда привяжет меня к этому месту, а я ещё…

— Навсегда. Это правда, но загляни в свою душу и спроси себя… разве ты сама этого не хочешь? — Лина молчала, и он предложил собственные аргументы. — Даже если не хочешь, всё равно это защитит тебя вне царства Теней. И потом, — Аид посмотрел Лине в глаза, — вчера мне показалось твоё желание остаться очевидным. Что изменилось теперь?

Лина почувствовала жгучий стыд, сердце замерло и медленно забилось в отчаянии.

— Ты изменил ей.

Аид замер, но в следующее мгновение на его лице проступило понимание.

— То есть тебе… — уточнил он. — Очень своевременное воспоминание, должен заметить. — Аид снова пошёл к Лине и поправил её и без того идеально лежавший локон. — В нашей жизни случалось столько же плохого, сколько хорошего, Персефона, но, уверяю тебя, в ней не было настоящих измен. Сейчас ты переживаешь свои эмоции заново, обретаешь себя… Я лишь хочу помочь тебе в этом, — он протянул ей руку раскрытой ладонью вверх. — Прими мою руку, будь со мной как супруга и царица. Вместе мы сможем всё, весь мир будет принадлежать нам.

Последние слова были его ошибкой. Лина вздрогнула, посмотрела на его ладонь и ярко представила их первую встречу в темнице… серебристые волосы, которые ему шли не меньше чёрных, молнии и слово, сказанное между вспышками.

— Весь мир будет принадлежать нам и какое-то неизвестное мне сокровище? Власть и сила, вот что тебя интересует?

— Сокровище? — не понял Аид.

Лина поджала губы.

— Не делай вид, что не понимаешь, о чём я. Ты сказал это в темнице… я хорошо помню, — она вздохнула и, не позволив ему ответить, продолжила. — Как я могу верить тебе? Как могу вручить тебе свою жизнь, если власть — всё, чего ты хочешь? Если твоя цель — весь мир?

Аид опустил руку и выдохнул с облегчением, будто ожидал худшего.

— Ты права, ты не можешь мне доверять, а я не могу тебе доказать свою искренность, потому что во многое из того, что я скажу, ты не поверишь. Ты должна сама это вспомнить, заново пережить и принять соответствующие решения. А сокровище… — его речь оборвалась, и он выдержал довольно долгую паузу, прежде чем продолжить. — А сокровище — это ты. — Аид стряхнул невидимую пылинку с пиджака и пошёл к двери. — Идём, больше не осталось времени на долгие разговоры. Обсудим после, разумеется, если ты этого захочешь.

В этот раз он не подал ей руку, только приобнял за плечи, и перенёс сначала к Вратам царства, а затем к главной площади сокрытого города в Дельфах. Они появились из тёмных облаков тумана и опустились на каменную кладку площади, рассеивая толпу. Лина впервые видела, чтобы кого-то рядом с ней так сильно боялись, чтобы не просто расступались, а старались оказаться подальше — взгляды злые, напуганные, наполненные ненавистью, завистью и негодованием окружали их. Лина могла бы поклясться, что каждый второй здесь готов был растерзать их, разодрать в клочья и развеять по ветру, но наложенный запрет не давал им права действовать, а страх мешал открыто высказывать своё недовольство. Аид убрал руку с её плеча, и тогда она, наконец, обратила внимание на дворец. «Кафе Оракул». Многим объектам сокрытых городов давали простые названия, соответствующие времени, чтобы не выглядеть странными в разговоре со смертными или находясь среди них. Гораздо проще было сказать смертной возлюбленной, что ты встречаешься с друзьями в кафе или клубе, чем во дворце. Лина улыбнулась, вспомнив этот занимательный факт.

Дворец торжеств действительно выглядел как дворец — пожалуй, самый впечатляющий из всех, какие только знало божественное сообщество. Ротонда с ребристыми колоннами, размеры которой поистине впечатляли, соединялась с двумя длинными закрытыми галереями, где хранились лучшие работы здешних творцов. Симбиоз белого и золотого так явно выражал характер покровителя города, что невозможно было представить, чтобы кто-то другой оказался на его месте. «Кафе Оракул» окружали летающие разноцветные ленты, застывшие фейерверки и бабочки, снующие над площадью… В прежние времена Лина не могла посещать Дельфы, не бывала на праздниках и общих встречах, но с зерном души Персефоны это стало возможным. Больше никакого страха перед толпой божественных сущностей, больше никакой слабости! Она посмотрела на Аида и, неожиданно для самой себя, приняла решение — она не станет убегать, она не оставит его и не нарушит данного слова, и если сегодня он не отпустит её ни на шаг, она примет это как благо. В конце концов, Лина посчитала глупым обижаться на поцелуй, случившийся много веков назад, она новый человек и жизнь у неё тоже новая, а прошлое пусть остаётся в прошлом.

От очередного погружения в собственные чувства Лину спас необычный всплеск света. Все, кто ещё находился рядом, задрали головы вверх, чтобы встретить золотую колесницу, запряжённую четвёркой скакунов — воплощениями изящных искусств. Весь в золоте и солнечном сиянии Аполлон радостно приветствовал своих гостей, его колесница покружила над ротондой дворца и опустилась позади галерей, призывая тем самым всех войти и начать праздник.

Аид и Лина вошли последними под ропот и недовольные взгляды. Внутри стояли фуршетные столики с напитками, сладостями и фруктами, такие же были и внутри галерей для тех, кто предпочёл отделиться от толпы и побыть в одиночестве. Лина шла рядом с Аидом, высматривая знакомых, и не заметила, как к ним подошёл Гермес.

— О, Владыка!

Лина чуть не подпрыгнула от его голоса, но вовремя взяла себя в руки. В Небесном Храме Деметры Гермес показался ей весёлым и одновременно строгим — сейчас от этой строгости не осталось и следа. Пиджак поверх белой футболки, джинсы, крылатая бейсболка и неизменные кеды с крылышками делали его почти школьником.

— Я и не надеялся на твоё появление… которое, к слову, было поистине потрясающим. Давно такого не видел! — продолжил Гермес.

— Не припомню, когда я нанимал тебя шутом, Вестник Богов, — тихо сказал Аид.

Улыбка сползла с лица Гермеса.

— Владыка, чего ты сегодня такой мрачный, будто из Преисподней явился? — в его глазах сверкнули лукавые искорки, из-за которых Лине захотелось рассмеяться. Ей потребовалось приложить усилие, чтобы справиться с собой.

— Очень смешная шутка, — совершенно серьёзно ответил Аид, — старше Урана… Он тебе подсказал?

Гермес выдержал долю секунды, прежде чем сорваться на смех. Проходящие мимо полубоги оборачивались и улыбались вместе с ним, но теряли весь настрой, когда их взгляд падал на его собеседника. Лина прикрыла рот ладонью, но не сдержалась и тоже подхватила смех. Аид покосился на неё — его серьёзное лицо делало ситуацию только смешнее.

— Ну, знаешь, — вытирая выступившие от смеха слёзы, проговорил Гермес, — у вас там все такие трудоголики… Гекату веками на праздники не дозовёшься, всё время занята, а мне скучно. Вот, где она опять?

— Занята. А ты, полагаю, заскучал, потому что выполнил все дела, передал мою просьбу Зевсу? — голос Аида ничего не выражал, но Лине показалось, будто он сожалеет, что его положение не позволяет ему улыбнуться.

— О, точно, — Гермес поднял вверх указательный палец, — Зевса и Посейдона сегодня не будет, но меня просили передать, что просьба твоя принята. На время расследования Владыка Теней освобождён ото всех обвинений, не будет преследоваться божественной стражей и, при условии соблюдения действующих законов, может делать, что угодно.

Аид вздохнул.

— Но… — Гермес перевёл неуверенный взгляд на Лину, — это не касается носителя зерна души Персефоны. Она нарушила закон и должна предстать перед «Протектом», чтобы принять наказание.

Лина буквально почувствовала колыхнувшую воздух волну гнева, божественная энергия заискрила вокруг них, готовая вырваться и разнести здесь всё на кусочки.

— Зевса не научили ошибки прошлого? Я, клянусь, в этот раз…

— Оу, оу, оу, — Гермес выставил руки раскрытыми ладонями вперёд. — Владыка, не будем сжигать мосты, которые ещё не построены. Здесь Эос, и это главная цель на сегодня. Если Персефона, — он кивнул Лине, — не покинет города без тебя, а после сразу отправится в царство Теней, ей не грозит опасность.

— Кто это назвал имя прекрасной богини зари?

Лина застыла от прозвучавшего голоса, который для неё был хуже смерти, неприятнее самого отвратительного ужаса царства Теней. Это его голос издевался над её несостоятельностью, над тем, что она не обладает божественной силой, над её неспособностью быть среди себе подобных.

«Деймос» — подумала Лина.

— Деймос, — расплылся в улыбке Гермес. — Какими судьбами?

— Как глава «Протекта» я обязан присутствовать, — он хищно взглянул на Лину, избегая при этом смотреть на Аида, его руки непроизвольно потянулись к ней, но он вовремя одумался и сделал вид, что собрался поправить пиджак, — и, к сожалению, бездействовать.

Гермес откашлялся, когда уровень концентрации божественных сил Аида повысился настолько, что стало тяжело дышать.

— Деймос, так вот… да… Владыка Мёртвых желает встретиться с госпожой Эос, не подскажешь, где именно она сейчас?

Деймос перевёл взгляд с Гермеса на Лину и кивнул.

— Только она не примет вас двоих… Царице придётся подождать здесь, — он проговорил это с трудом и на слове «Царица», кажется, едва не сломал зубы.

Аид нахмурился. Лина была уверена, он не согласится на это условие, но Аид вдруг повернулся к ней и вложил в руку что-то маленькое и круглое.

— Я скоро вернусь, будь осторожна.

Глава 12. Удавшийся обман

«Будь осторожна». Вот так вот просто: ни угроз, ни напоминаний о последствиях, ни строгих взглядов. Лина смотрела Аиду вслед, не понимая, была ли это забота или уверенность в собственных силах — неужели он думал, что сегодня всё пройдёт именно так, как ему нужно? Когда он скрылся в толпе, она вспомнила о маленькой круглой вещи у себя в ладони и посмотрела на неё — это была иссиня-чёрная крупная жемчужина, в глубине которой мерцали призрачные блики океана. Лина убрала жемчужину подальше и растерянно обвела взглядом зал.

Она заметила знакомых, друзей семьи и нескольких приятных ей полубогов из «Протекта», но все они либо были заняты поздравлением Аполлона, либо находились в своих маленьких уютных компаниях, и Лина не рискнула им мешать. В какой-то момент она боковым зрением заметила у входа в правую галерею Августа, он манерно попивал вино, будто не потерял совсем недавно ту, хранителем которой был назначен много лет назад. В сердце Лины с новой силой всколыхнулась боль утраты, и она поспешила к нему, но пока протискивалась мимо толпы нимф, упустила Августа из вида, зато нашла Макса. Его знакомые светлые кудри мелькнули у столиков, и она свернула туда. Есть ей не хотелось, уровень её возрождающейся божественной энергии при раскрытии зерна превышал все нормы, и организм не требовал еды, хотя и не получал её уже довольно давно. Лина встала в нескольких шагах от Макса, оторвала зелёный кружочек винограда и положила в рот. Макс приблизился, но сделал вид, что шёл не к ней, а к изысканным рисовым пирожным.

— Лина… — шепнул он, не глядя на неё.

Она не ответила, просто развернулась и молча направилась к галерее — самому удобному варианту для уединённого личного разговора. Лина прошла внутрь и остановилась в ожидании, которое тут же оправдалось звуком закрывшихся дверей и крепким объятием со спины.

— Я так боялся за тебя… так боялся, — прошептал Макс, сжимая объятья крепче, потом развернул Лину к себе и погладил по щеке. — Не могу поверить, ты, правда, в порядке?

— Да, насколько возможно, — она подняла на него взгляд, но вместо того, чтобы обнять в ответ, сделала шаг назад. Звук его голоса напомнил, что Максу грозит серьёзная опасность просто за разговор с ней, не говоря уж о прикосновениях. — Я рада тебя видеть.

— Я тоже рад, очень… — он покачал головой и на миг прикрыл глаза. — Я собирался спуститься за тобой в царство Теней, а потом…

— Это была бы быстрая и бесславная смерть, — усмехнулась Лина и отошла ещё, когда Макс снова попытался её коснуться. — Пожалуйста, не надо. Для тебя опасно быть здесь, я только пришла сказать, что со мной всё в порядке и беспокоиться не о чем.

— Не о чем? — изумился Макс. — Ты в плену Владыки Мёртвых, в Подземном мире… Есть куча причин беспокоиться!

— Всё не так, — она сцепила руки перед собой, — не так, как мы думали. Я хочу понять и разобраться, а потом судить и принимать решения.

Макс побледнел и, чтобы обдумать ответ, прошёл к стойке с напитками под картиной с изображением Пандоры, взял оттуда два бокала и протянул один Лине.

— Значит, собираешься вернуться туда? — его сердце укатилось в желудок, и ревность поднялась внезапно сокрушительной волной, какую он не испытывал уже очень давно, если не сказать, никогда. — К нему?

Лина кивнула, затем зажмурилась и вздохнула.

— Макс, я помню, что ты сказал, но сейчас не время и не место для этого. Нужно найти Лану, утешить её, сказать, что…

— Утешить?

— Конечно. Мы сёстры, она одна, «Протект» больше не поможет ей.

Макс нахмурился и отпил вино из своего бокала.

— В чём утешить? Лана будет рада, что ты жива, и ваши родители наверняка скоро объявятся и всё прояснят.

Лина поднесла бокал к губам, но не выпила — её рука замерла от осознания действительности — «Протект» даже не сообщил никому о смерти её родителей… о смерти членов семьи, защита которых была их обязанностью и целью.

— Макс, ты что, не знаешь?

— О чём? Что случилось?

— Мои родители, они… — Лина вспомнила их тени в веренице других теней, отказ Аида вернуть их, безразличное лицо Августа, и почувствовала, как к горлу подступает ком, а слёзы начинают щипать глаза. — Макс, они погибли.

— Что?

Лине было тяжело озвучивать это, но ещё тяжелее видеть реакцию Макса. Она прикрыла глаза и залпом выпила вино из бокала, чтобы хоть немного успокоиться. Макс и Лана должны были знать, что «Протекту» больше нельзя доверять… нельзя…

— Нет! Нет, — Макс не успел выхватить у неё бокал, — подожди! Как погибли?

На бокале проступила золотая руна, Лина заметила её и подняла на Макса вопросительный взгляд. Мир в этот момент покачнулся, смазался и начал падать.

— Макс… — слабо произнесла Лина, — что было в этом…

— Лина, нет! — Макс успел поймать её на руки и опустился с ней на пол. — Что случилось с твоими родителями? — и совсем тихо добавил. — Ты так и не рассказала…

***

Лана пришла несколько минут спустя — она появилась в противоположном конце галереи с сумкой и вторым флаконом, обнаружив Макса на полу, склонившим голову к Лине. Лана снова расценила его эмоции неверно и сказала.

— Брось убиваться, она очнётся. Времени мало… — она задумчиво посмотрела на него и ткнула пальцем в плечо. — Или что-то ещё случилось?

Макс поднял на неё отстранённый взгляд — в своём горе он не услышал её шагов — и попытался улыбнуться. Как он мог ей рассказать? Как мог передать слова Лины в такой важный момент? Лана должна была закончить дело, без оглядки на эмоции, они бы лишь помешали сейчас, а потом… может быть, когда всё закончится, Лина сама расскажет ей о родителях. В любом случае, Макс решил, что не ему сообщать об этом.

— Ничего, — тихо сказал он. — Всё прошло удачно… ещё что-то нужно?

Лана подозрительно нахмурилась, а потом посмотрела на Лину.

— Локон и это платье… Можешь не отворачиваться, Деймос поставил нам барьер, я использую силы.

Макс удобно устроил Лину у стены, затем встал и по-дружески коснулся плеча Ланы.

— Ты её единственная семья, будь осторожна, — тихо произнёс он, — иначе она будет винить меня, если с тобой там что-то случится.

— Да хватит уже! Всё будет нормально, и я буду в безопасности.

— Ну, да, — произнёс Макс. — Надеюсь.

С ранних лет, как будущий хранитель, он привык следовать любым желаниям сестёр охраняемой «Протектом» семьи, и сейчас не изменял своим привычкам, да и воздействие Ланы тоже давало о себе знать. На самом деле, Лане никогда бы не удалось так незаметно подчинить Макса своей воле — он был сильнее и всегда очень внимательно относился к деталям — но с помощью божественного покровителя это оказалось не трудно.

Всплеск силы от преображения Ланы застал Макса врасплох — в отблесках божественного света перед ним появилась Лина, такая, как он увидел её сегодня на площади, и, если бы не настоящая Лина на полу у стены, он бы мог принять Лану за неё. Напиток Перемен оправдал себя, даже аура Лины каким-то образом перешла к её сестре.

— Ну как? — весело спросила Лана и покружилась на месте.

Макс не мог сказать, что светлая кофта и джинсы, в которых теперь была настоящая Лина, казались ему милее и прекраснее, чем любые царские одежды.

— Да-а… — протянул он, — Морфей тебя не обманул. Ты только лицо не делай таким высокомерным, выглядит глупо.

Лана надулась.

— Разберусь. А ты уходи, защита Деймоса действует всего четверть часа.

Макс вздохнул и, сделав неуверенный шаг к ней, поправил её волосы.

— Ты очень на неё похожа, мелкая. Надеюсь, у тебя всё получится, береги себя.

Он ещё какое-то время смотрел ей в глаза, прежде чем наклониться и поднять Лину на руки. Макс не мог видеть, как Лана смотрит на него, и не знал, что на самом деле в этот момент она сама желала быть Линой в его руках, и что его прикосновение будет самым ценным её воспоминанием об этом празднике Аполлона.

***

Аид тем временем, наконец, увидел Эос. Она кормила птиц в уединённом маленьком саду, у стен храма Пифии, где под сенью деревьев стояли скамейки, а из центра круглой лужайки бил кристально-прозрачный ключ.

— Гермес предупредил меня, что стоит ждать встречи, — равнодушно сказала она. — О чём мне говорить с Владыкой Теней?

— О сделке.

— Да? — она обернулась, и свет её божественной ауры заставил его отступить. — То, чего я желаю, Владыка Аид дать мне не сможет.

— Я дам многим лучше. Нарушать вечный покой охотника Кефала я, разумеется, не стану, но единственный раз и специально для тебя открою темницы Тартара, и на свет выйдет тот, кого ты желаешь увидеть больше любого смертного.

Эос затаила дыхание, широко распахнув глаза, губы её приоткрылись, но она так и не решилась задать вопрос.

— Я выпущу Астрея, — продолжил Аид, — твоего суженного, если ты покажешь мне путь во дворец Гелиоса и Селены.

Её глаза загорелись неподдельным энтузиазмом. Много лет назад, обручённая с Астреем, она так и не дождалась свадьбы — бог звёздного неба обидел Аида и попал в вечную ловушку Подземного царства. Хотя те времена давно ушли, встреча с Кефалом меркла на фоне возможного воссоединения с Астреем… Астреем, её первой и истинной любовью.

— Хорошо, я провожу тебя к отцу, Владыка, но и ты должен дать гарантию, что не обманешь меня после.

— Я сдержу слово. Мы заключим божественную сделку, по условиям которой ты проводишь меня и Персефону к Гелиосу, а после я отпущу Астрея… Я мог бы сделать свой ход в первую очередь, но мне необходимо встретится с Гелиосом сейчас, а Астрей никуда не денется.

— Божественная сделка? — Эос подняла взгляд к небу и, почти не задумываясь, протянула руку. Она засияла лучами восходящего солнца так ярко, что блики света наверняка заметили смертные за пределами защиты сокрытого города.

— Сделка, — согласился Аид и пожал руку в ответ.

Глава 13. Гелиос

(начало Эпохи Противостояния)

Персефона появилась у Золотых Врат Олимпа, от которых аллеи вели к дворцам богов, и прошла сквозь них, уверенная в своём решении. За прошедшие месяцы боль отступила, осталось лишь разочарование. Сердце, выжженное слезами, заледенело — оно сжималось где-то там, глубоко внутри, под толстым слоем льда, и приносило воспоминания, не поцелуя с Минфой, нет, счастливые, те самые, где Аид с ней, вместе, где теплом, уютом и любовью наполнены их взгляды и каждое прикосновение. Разве мог он, её друг, её верный спутник поступить так? Изменить? Но и возможно ли, чтобы какой-то нимфе хватило сил очаровать его?

Персефона остановилась в конце абрикосовой аллеи и смахнула выступившие слёзы. Вокруг появлялись почки, зеленели листья, распускались цветы, но это не радовало её… ничто не радовало. Она думала только о том, что скоро её желание исполнится, и царица уже никогда не вернётся к царю, не спустится в мрачное царство.

Никогда.

Какое страшное слово. От него веет холодом, безысходностью и отчаянием. Никогда. Оно тяжестью ложится на плечи, сбивая дыхание, заставляя сердце рваться из ледяной клетки… Персефона простила бы Аида… Она никогда не хотела оставлять его и, если быть честной с самой собой, не могла… не может, но должна.

Должна.

Это сильнее неё, сильнее нитей судьбы, сильнее всего на свете… И Персефона делает новый шаг вперёд, преодолевая себя, прилагая титанические усилия…

— Стой!

Персефона не желала, чтобы ей мешали, чтобы её останавливали, но, Зевс Всемогущий, как же она этого ждала. Даже если голос ей неприятен, даже если голос, окликнувший её, удивляет, она рада остановиться, отсрочить миг своего кошмара наяву.

— Стой!

Звонкий голос Афродиты задрожал, готовый сорваться на настоящий крик, и Персефона обернулась.

— У меня нет времени на разговоры. Зачем ты пришла?

— Не делай этого, — Афродита подошла ближе.

— Чего не делать? — удивилась Персефона.

— Не оставляй Аида. В том, что случилось, нет его вины.

Персефона ухмыльнулась.

— Он тебе пожаловался, и ты пришла, как его защитник?

Афродита поджала губы.

— Нет. Как бы я могла поговорить с ним? Аид меня на дух не переносит, и никакие мои чары не могут заставить его говорить со мной. Я пришла по собственной воле. В прошлую нашу встречу ты сказала несколько очень важных вещей, благодаря тебе я вспомнила, что нужно беречь истинное проявление моего предназначения, ибо это поддерживает меня, прибавляет сил. Я не могу позволить тебе пойти к Зевсу.

— А-а, — протянула Персефона, — я поняла. Ты пришла ради себя. Все беспокоятся только о себе! Один хочет непременно отдать взрослую дочь за царя и отдаёт, не спросив разрешения, другая думает, что дочь её игрушка и безутешно страдает, когда эта игрушка обретает собственную волю, третий считает, что может обманывать без последствий для себя, а четвёртая требует чего-то для достижения собственных целей. А я? Как же я? Обо мне кто-нибудь думает?

— Кора!

— В тартар Кору! У меня иное имя! Когда я хотела жить беззаботной жизнью, меня отправили в царство Теней… когда я полюбила, мне приказали оставлять любимого на пять месяцев в году… а теперь, когда я не желаю больше его видеть, ты хочешь заставить меня быть с ним? Вечно жить и терпеть измены? Не думай, что я такая же, как Гера или Амфитрита, власть для меня ничто!

— Да послушай ты! — перебила Афродита. — Не изменял тебе Аид. Не. Изменял.

— Слишком настойчиво пытаешься доказать мне это, будто свечку держала.

— Нет… ты дашь мне объяснить?

— Да пошла ты! — бросила Персефона и, чеканя шаг, направилась через площадь ко дворцу Зевса, но до главного входа так и не дошла.

Два белоснежных голубя опустились ей на плечи и с лёгкостью, схватившись за ткань одежд, развернули обратно. Афродита применила божественную силу — теперь и Персефоне больше не обязательно было сдерживать себя.

— Не трогай меня!

Золотая лиана метнулась в сторону Афродиты, но та, отклонившись, уверенно поймала её рукой, перехватила второй и стала тянуть Персефону к себе, накручивая лиану на кулак. Ей помогали полупрозрачные белые ленты, похожие на шифоновые шарфики — они обвились вокруг лианы и сломили сопротивление.

— Так, слушай ты! — прошипела Афродита в лицо Персефоне, когда у основания лианы их руки соединились. — Не смей уходить, не закончив со мной разговор! Аид не виноват, и ты прекрасно знаешь это в глубине своей глупой души.

Персефона сверкнула глазами и скинула её руки. Лиана исчезла.

— Хватит! Хочешь, чтоб я поверила, что какой-то нимфе под силу очаровать самого Аида? Звучит так же смешно, как если бы смертная смогла приворожить Зевса. Ты бредишь!

— Ты дура! Конечно, ни одна нимфа не смогла бы очаровать Аида, но богиня — да. Забыла, что у нимф есть покровители? Океан у нимф озёр и морей, Тефида у нимф рек и ручейков… Угадай, кто покровитель нимф живой природы?

— Кто? — Персефона долю секунды смотрела на неё растерянно, а затем её взгляд озарился пониманием, она приоткрыла рот и произнесла на выдохе. — Мама…

— Неужели! Поздравляю! Это легендарная догадка дошла до тебя так же быстро, как письмо из Фив в Афины с пешим гонцом. Конечно, это сделала Деметра. Она из числа сильнейших, и она как раз та, кто способен повлиять на верховных богов.

Персефона отрицательно покачала головой и, внезапно утратив возможность дышать нормально, сжала кулаки.

— С чего ты взяла? — голос её сорвался и охрип. — Возможность повлиять, ещё не значит, что она действительно повлияла.

— Она приходила ко мне за несколько дней до нашей с тобой прошлой встречи и просила привораживающий эфир. На основе него она вырастила анемон, который и вручила нимфе.

Персефона не могла поверить, не хотела верить. Она знала, что мать очень любит её, но ей и в голову не могло прийти, что ради её возвращения та решится на такую низость.

— Почему ты не помешала ей тогда? Зачем отдала эфир?

Афродита пожала плечами.

— Я не знала, кому он предназначен, да и не до того мне было. Разве пошла бы я против Аида, в борьбе с которым почти не существует шансов на победу? Я слышала, некоторые боги во главе с Деметрой организовали небольшое собрание, которое ратует за возвращение вечной весны… между истинным проявлением моей силы и возвращением весны, я всё равно выбрала бы первое.

— Как ты поняла… — голос всё ещё не слушался Персефону, — что эфир, который просила мама, связан с Минфой? Почему тогда не сказала?

— Мне было плевать на тебя, дорогая. Зачем бы я стала говорить? А поняла случайно. Дриада Минфа, к которой отправилась Деметра, обитала в тех лесах, где мы любили гулять с Адонисом. Я часто хожу туда одна… Они были у ручья, я видела, как Деметра передала нимфе зачарованный анемон. Это сделала твоя мать, Персефона. Разорвав брачный договор с Аидом, ты лишь завершишь исполнение её плана.

Персефона не ответила. Она долго стояла, глядя вдаль, туда, где облака, скрывающие Олимп, скользили над пропастью. Слова Афродиты были справедливы, и она не могла не верить ей. Дрожь пробирала её с ног до головы, но слёзы не приходили, только мрачная решимость взять всё в свои руки, дать отпор матери и начать владеть своей судьбой по-настоящему. В конце концов, Персефона вздохнула и посмотрела на Афродиту. Их взгляды встретились, когда она, делая первый шаг в обратную сторону, произнесла.

— Благодарю тебя.

***

Персефона спешила к Деметре, чтобы, если не отомстить ей, то выплеснуть свой гнев в крике и оскорблениях, доказать хотя бы словами, что она не ребёнок, не игрушка, не её собственность, а живая и сильная богиня, бессмертная царица Подземного царства, супруга Владыки Аида. Она переместилась на знакомый луг, ожидая найти Деметру за работой, но вместо неё наткнулась на… Ареса. Воздух мгновенно загустел, солнце заволокло дождевыми тучами, а только что проросшие травы обратились чёрными цепями божественного плетения. Персефона не успела даже понять, как оказалась на коленях перед богом войны, закованная в эти цепи. Божественные силы тут же оставили её, и вместо тёмных волос прохладный ветер разметал серебристые пряди, слабость, какой она ещё не знала, схватила её цепкими лапами и увлекла за собой…

— Сестрица, — голос Ареса прозвучал зловещим шорохом осенних листьев, — здравствуй. Ты как раз вовремя…

Никакое отсутствие сил божественных и физических не могло потушить пожар, полыхнувший в груди Персефоны. Почему все всегда чего-то от неё хотят, пытаются пленить, указывать, что делать? А Арес, ко всему прочему, ещё и убийца Адониса, он тот, из-за кого погибали тысячи смертных, он воплощение всего, что Персефона ненавидела.

— Проклятье, тебе-то что нужно? — разозлилась она.

Он присел перед ней и, коснувшись пальцем подбородка, заставил посмотреть в глаза. Одновременно с этим мир вокруг переменился: поле, тучи, травы, — всё исчезло, остались лишь каменные стены и чёрные ледяные оковы на запястьях. Здесь не было видно ни края помещения, ни потолка, только тусклый свет из маленького окошечка далеко вверху сыпал горстки лучей на голову Персефоны.

— Иногда материнская любовь столь сильна, что врагу не пожелаешь, да, сестрица?

Она не ответила. Персефона не понимала, зачем Арес схватил её, чего хочет. Они никогда не общались, с его стороны не могло быть никаких обид, и он точно не пошёл бы против Аида без уверенности в победе.

— О, да-а… ты растеряна, ты ничего не понимаешь, потому что твой супруг снова обманул тебя. Умолчал. Не предупредил. Как и мать…

— И что?!

— Тебе уже всё равно, а мне нужно скоротать время в ожидании Морфея, поэтому расскажу ЧТО, — он намеренно выделил последнее слово. — Знаешь, почему ты здесь? Так вот тебе история. Однажды у царя и царицы Подземного царства родилась дочь… Удивительное, прекрасное создание с невероятной способностью — быть сосудом для божественной энергии. Ни одна живая душа не знала о рождении этого ребёнка, кроме самых близких. Но среди них был юный бог сновидений, что служил великому завоевателю…

— Какая дочь? — перебила Персефона.

— Дослушай! — Арес хищно улыбнулся. — Великий завоеватель знал, что этот мир прогнил сверху донизу, что ему нужны перемены и новая власть, но чтобы построить новое, следует разрушить старое. Империи строятся на руинах прежних эпох. И кто же способен к разрушениям более, чем титаны? Завоеватель решил возродить титана и подчинить его своей воле… всё-таки полное уничтожение мира не было конечной целью. Для этого ему нужно было добыть божественную сущность титана и заточить в сосуд… там, на плодородной почве, проросло бы нечто особенное, способное победить любого бога и сохранить мир. Но вот беда, — Арес развёл руками, — сосуд пропал. Владыка Теней сделал всё, чтобы завоеватель сосуд не получил. Да только он ошибся. Титан возродится в теле богини, сущность в сосуде, подвластная тому, кто её заточил. Завоеватель добьётся своего и создаст лучший мир.

— И этот великий завоеватель ты? — уточнила Персефона. — Возрождение Титана в теле богини или бога? Изменение миропорядка? Серьёзно? — она отрицательно покачала головой, насколько хватило сил. — Ты понятия не имеешь, что такое лучший мир.

— Ошибаешься. Ни боги, ни смертные не достойны этого мира. Ведь это я нашёптывал богам ненависть к тебе, это я сталкивал их друг с другом… и они подчинялись, лелеяли свои прихоти и обиды. Помнишь? Истинное проявление божественного предназначения добавляет мне сил. Пока они воюют и погибают, я становлюсь сильнее. Это я намекнул Афродите, что ты собираешься сделать… я надоумил её сказать тебе правду… Моя милая возлюбленная даже не поняла, что, поступив правильно, отправит тебя прямо в мою ловушку. Боги завистливы, злы, упрямы, своенравны… им не место здесь, этот мир заслуживает лучшего. Войны уже идут на всех континентах, теперь пришёл черёд Олимпа. Сегодня боги вступят в войну, будут убивать и погибать, как смертные, но в отличие от них никогда не спустятся в царство Теней. Я займу трон трёх царств, как наследник своего отца. Пора изменить этот мир, пора свергнуть гнёт старых устоев, и ты, сестрица, станешь залогом моей победы.

— Что за бред ты несёшь, Арес? Какой победы? Убьёшь меня, и Аид начнёт войну, в которой никому не выжить.

— О, да… да-а-а… именно этого я и добиваюсь. Аид уже получил весть, он знает, что ты пропала, и я сделал всё, чтобы его подозрения упали на Олимпийцев. Деметра тоже занята, амазонки воюют с дриадами на берегах северного моря, и она обязана вмешаться. А Зевс? Аид сделает первый ход, чем даст повод нашему доблестному громовержцу свалить на него вину за что угодно. И возрождение титана тоже…

— Зевс твой отец, — голос Персефоны звучал слабо, — хочешь стать убийцей отца?

Арес рассмеялся.

— А что Зевс сделал со своим отцом? А что его отец сделал со своим? Ты помнишь? Или за века подзабылись детали, сестрица?

Персефона то ли от царившего вокруг холода, то ли от слабости кашлянула кровью и вытерла губы, оставляя на щеке алый след. Она нашла в себе силы усмехнуться.

— Я бы назвала твой план хорошим, да только что-то не сходится во всём этом, брат мой, — она сделала акцент на обращении, вкладывая всю ненависть, которую сейчас испытывала к нему, — у царицы и царя Теней никогда не было дочери, а сама я мало похожа на сосуд, да и не была им никогда.

Арес склонил голову, глядя на неё, как на глупого неразумного ребёнка.

— Маленькая Кора, вечно юная наивная Персефона, если ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого не существует. Твою дочь зовут Макария, которая ныне известна как старшая и единственная дочь Геракла и Деяниры. Аид использовал часть собственных божественных сил, чтобы переместить способность сосуда в тебя, а после безжалостно отнял твою память и спрятал ребёнка. Если бы не друг мой Морфей, я никогда бы не узнал об этом и до сих пор искал бы дитя. Теперь всё решено, я буду править миром и стану главным богом для смертных. С этого дня всё будет по-моему! — он выдержал торжественную паузу и отошёл куда-то вглубь каменной темницы, скрываясь в тени. Продолжил уже оттуда. — Тебя все предали. Ты никому не нужна. Смирись со своей участью и возгордись, что станешь основой нового мира. Если хочешь, я назову тебя матерью всего, тебе станут поклоняться вечно, ты никогда не будешь забыта.

Персефона дёрнула цепи из последних сил и закричала.

— Я не верю тебе! Не верю! Аид бы не поступил так со мной!

— Ты действительно так считаешь? — Арес снова вышел на свет. — Откуда тебе знать, если ты даже не разбираешься в делах собственной матери? Она тоже предала тебя, сделала всё, чтобы ты возненавидела Аида, а его, теперь ты знаешь, милая сестрица, есть за что ненавидеть. За неоценимую помощь мне Деметра заслужила участь не видеть твоей смерти, я не принесу ей боли… она погибнет в бою.

— Ну, ты и тварь! Я знала… знала, но всегда верила в лучшее. Я привыкла видеть лучшее во всех! Но ты… — высказалась Персефона. — Так значит, ты убил Адониса, потому что Морфей доложил тебе о его отношениях с Афродитой, да? Какую же участь ты готовишь ей? Тоже принесёшь её в жертву новому миру?

— Да, — спокойно ответил он, — но иначе. Она станет моей женой и будет служить мне. Что же до остальных? В новом мире останутся только те, кого я решу оставить, поэтому, не хочу расстраивать великого и ужасного, но дочь он прятал зря. Она всё равно умрёт, как и все они.

— Ненавижу… Ненавижу тебя! Я выберусь отсюда и добьюсь того, чтобы ты вечно горел в огне Тартара!

— Ты не выберешься. Никто не придёт за тобой. — Арес прислушался. — О, как удачно, зато пришли ко мне. Морфей доставил мне божественную сущность Кроноса, что значит… — он поднял указательный палец вверх, — игра началась!

— Ты не посмеешь! Я тебе не позволю! Арес!

Он поджал губы в притворной улыбке и покивал, скучающе заметив:

— Да, да… обманывай себя… обманывай себя дальше и слушай… слушай, как они убивают друг друга. Морфей здесь, Кристалл душ разрушен, боги погибнут, и останемся лишь мы. Владыка мира Арес, Владыка Снов Морфей и моя Афродита, — он указал на собственное ухо. — Слушай и наслаждайся, сестрица. Конец старого мира прекрасен, не правда ли?

***

(наши дни)

Высоко в небе, где солнечные лучи пронизывают облака, словно золотые нити, где птицы и ветер летают в едином ритме музыки жизни, где свет и тьма соприкасаются на грани невозможного, стоит дворец Владыки Гелиоса. Сотканный светом и облаками, из золота и серебра, он прячется средь мглистых ледяных пиков на юге большого континента, а путь к нему лежит от снежных вершин по длинному извилистому мосту. Мост этот сияет золотом, а невесомые перила кажутся крепче, чем самая прочная сталь — он вьётся над землёй, сокрытый рассветами и закатами в бесконечной глубине неба. Мост Двух Светил.

Сюда, на середину моста, и перенесла Эос Аида и Лану. Действие напитка Морфея в симбиозе с актёрским талантом Ланы позволили ей удачно притворяться сестрой — Аид, занятый в первую очередь встречей с Гелиосом, подмены не обнаружил. Пока. Лана и не надеялась, что сможет вечно обманывать его, но хотела, чтоб её обман раскрылся как можно позже.

— Нужно пройти мост до конца, — сказала Эос, — отец завершит свои дневные дела и вернётся домой, чтобы встретится с матерью. Я не могу проводить вас, скоро моё время.

— Тебя будут ждать у Врат царства Теней, ты сама должна прийти за платой, — сказал Аид.

Эос улыбнулась.

— Я приду, — она прошла к перилам и вдруг спохватилась. — Ах, совсем забыла, пожалуйста, будьте осторожны. Когда колесница отца возвращается во дворец, на мосту может быть опасно…

Аид кивнул и взял Лану за руку.

— Благодарю тебя, Эос. В добрый путь.

Эос помахала рукой, отвернулась и растворилась в алых лучах заката, будто её никогда и не было. Лана пошла за Аидом по мосту. Она боялась, да, боялась его и, в отличие от Лины, ощущала его ужасающую ауру, этот холод и первозданный страх, неподвластный никакому самоконтролю. Он обязательно заметит и сиюминутно разрушит всё, если ей не удастся взять себя в руки. Лана мысленно собралась. Она понятия не имела, как себя вести, и решила полагаться на интуицию — как оказалось, воспоминания о Лине были в основном счастливыми, и все они растворились вместе с Морфеем.

Они шли молча, его рука мягко касалась её руки, и Лана, наконец, позволила себе почувствовать зависть. Всепоглощающую, растущую чёрным пятном на сердце, зависть и злость. Она должна была быть на месте Лины, это её сегодня Макс должен был забрать от Аида, это её жизнь — Лана нахмурилась, не обращая внимания, что Аид отпустил её и остановился. Не услышала, как он окликнул её другим, чужим именем. И только когда крылья тёмной божественной энергии раскрылись перед ней, она очнулась. Солнечные лучи вонзились в крылья и усеяли их мелкими золотыми точками — Аид закрыл её собой, чуть покачнувшись от обжигающего спину солнца, и обнял за плечи.

Лана удивлённо приоткрыла рот, но взгляда не подняла, зная, что глаза — зеркало души, и они не смогут лгать.

«Неужели он так сильно любит Лину? Что она сделала, чтобы сам Владыка Аид жертвовал собой ради неё?», — подумала Лана и тихо сказала. — Спасибо.

Аид не ответил, только поправил пиджак, стряхнув с него пепел, и снова взял Лану за руку. Дворец Гелиоса был отсюда совсем недалеко. В конце моста золотая лестница вела к колоннам и массивным дверям с изображением солнца, которые приветливо распахнулись перед гостями.

— Прости, я должен войти один. Боюсь, твоё смертное тело не выдержит присутствия Владыки Солнца.

Лана вздохнула, в глубине души благодаря всех богов, что ей не придётся видеть Гелиоса. Всевидящий и всезнающий мог сдать её Аиду с потрохами, а она ещё не готова была сдаваться. Когда Лана только вышла в зал в роли Персефоны, ей и в голову не могло прийти, куда собирается Аид, и от самых Дельф до этого момента она отмахивалась от предчувствий, ведь эта встреча могла стать концом всего. Какое счастье, что она не состоялась.

— Ничего, я подожду, — сказала она.

Аид повернулся к двери, но не вошёл и снова обратился к ней. Его тревожило предчувствие, причины которого он не находил.

— Жемчужина, которую я дал тебе…

Сердце Ланы ёкнуло, и она едва устояла на ногах, прежде чем он закончил фразу.

— … Амфитрита передала. Оставь у себя.

Лана чуть было не выдохнула с облегчением, но вовремя спохватилась и сдержанно кивнула. Аид улыбнулся ей и прошёл через двери, сразу оказываясь в тронном зале. Об устройстве дворца Гелиоса слагали легенды: говорили, что те, кто желает навестить его, минуя парадный вход, попадут только туда, где захочет принять их Сиятельный Владыка.

«Аид? Что он здесь делает?» — послышался голос Селены, а затем они оба, и Гелиос и Селена, появились из-за колонны. На трон не сели, остались внизу, лицом к гостю.

— Аид. Признаться, визит весьма неожиданный, — сказал Гелиос, и голос его гулко разнёсся в стенах дворца, — и вместе с тем предопределённый.

Селена скромно улыбнулась. Темноволосая, она отличалась от мужа как ночь от дня, и так же удивительно гармонировала с ним.

— Мне пора.

Гелиос отвлёкся и кивнул ей.

— Пусть алмазами звёзд ляжет твой путь… — он проводил Селену взглядом и снова посмотрел на Аида. — Итак, чем обязан такой чести, Владыка Теней?

— Я полагаю, Гелиос будет следовать правилам гостеприимства?

Гелиос холодно улыбнулся.

— Разумеется. Ты и твоя… спутница здесь в безопасности. Как бы то ни было, я не собирался сообщать Зевсу о том, с кем и когда встречаюсь. В чём дело? Должна быть веская причина, чтобы явиться ко мне.

Аид медленно поднял взгляд.

— Зевс и есть причина. Никто не желает новой войны, но, уверяю, она начнётся, если Зевс не перестанет думать, что я желаю занять его трон.

Гелиос очень долго серьёзно смотрел на Аида, затем рассмеялся.

— Детские игры трёх верховных богов! Только вам могло прийти в голову, что царю недостаточно одного царства. Кто мало-мальски разбирается в правлении и выполняет свой долг с честью, знает, как тяжело править одним царством, и какая ответственность приходит, если их два и больше.

— Я это понимаю, — спокойно ответил Аид, нисколько не проявив ответного чувства радости.

— Вот именно, понимаешь. С чего же ты решил напомнить, что у тебя нет никаких амбиций насчёт Олимпа? Мне это хорошо известно. А знаешь ли ты, скольким ещё богам известно то же самое?

Аид не ответил, и Гелиос, погладив объёмную золотистую бороду, продолжил.

— Не знаешь, конечно. И Зевс не знает, потому и не может отступиться от правил, не может не проучить брата, начавшего войну.

— Мнение богов меня не интересует, — сказал Аид. — После памятного события Зевс решил, что я предал его, начав войну, но нас столкнули намеренно. Я хочу донести это до него.

Гелиос прикрыл глаза.

— Никто лучше не справится с решением твоих проблем, чем ты сам. На всё есть свои причины, а поступки и вещи неизменно связаны общей канвой мироздания. Я знаю, что тебе не нужен трон Олимпа, ты уже царь трёх миров. Все пути ведут в твоё царство, всё рано или поздно заканчивается в твоих чертогах. И трон Зевса, и трон Посейдона — ничто, а ты царь, у которого есть будущее, пока существует Космос. Скажи мне правду, — Гелиос заложил руки за спину и склонился вперёд, — если бы ты хотел трон Олимпа, неужели не смог бы взять его?

— Мысли Владыки Гелиоса схожи с моими, — согласно кивнул Аид, — и я надеюсь, что он сможет обсудить это с Зевсом в ближайшее время.

— Не послушает, — перебил Гелиос. — Я вам не отец и не наставник. Мой удел — солнце, я не могу и не должен вмешиваться во внешние дела. Особенно в твои. Однажды я заслонил взор Персефоны, надеясь спасти тебя от гнева Деметры, но сам получил сполна… гнев Деметры был страшен, а Персефона всё равно влюбилась в тебя. Есть вещи, о которых я могу не знать, и есть вещи, которым не в силах помешать. Ты, в общем-то, тоже, — он вдруг осмотрелся, словно был вором в своём собственном доме, и поставил божественную защиту.

Аид удивился, но промолчал, ожидая продолжения разговора. Гелиос взмахнул рукой и из солнечной вспышки извлёк радужный аметист.

— На самом деле, я ждал тебя. Она просила передать, что скоро ты всё узнаешь, нити судьбы ведут тебя к этому, и ты встретишь её.

Рука Аида дрогнула, когда ему в ладонь упал сколотый переливающийся аметист.

— Она жива? — прошептал он и взволнованно сглотнул. — Она в порядке?

Гелиос медленно прикрыл глаза.

— В порядке и, очевидно, жива, раз планета ещё процветает. Вы скоро встретитесь, и ты узнаешь всё…

— А Рея?

Гелиос прерывисто вздохнул, он будто надеялся, что ему не придётся отвечать, но вопрос был задан.

— Не знаю. Полагаю, она оставила своё физическое воплощение и слилась со своей линией власти.

Аид сжал аметист в руке. Что он мог сказать на это? Мать никогда не любила его так же, как любила Зевса и Геру, но ему всё равно было жаль, что она ушла. Гелиос снял защиту и щелчком пальца набросил на плечи сияющий солнечный плащ.

— То, что ты делаешь, очень важно. Не забывай об этом… смерть ещё не конец, — он тепло улыбнулся, — так ведь?

Солнечный свет окутал Аида, и он оказался на лестнице у моста перед Ланой, на миг освещая собой уже покрытый ночным мраком дворец. Праздник Аполлона завершился, день подошёл к концу, и в небе, покрытом мириадами ярких алмазов-звёзд, появилась луна… воплощение божественной силы Селены.

Глава 14. Прости

(конец Эпохи Противостояния)

Персефона не знала, сколько находится здесь, сколько сменилось лун, как давно идёт война. Боги сражались, пока Морфей искал пути к трону царства Снов, а Арес в реальном мире шёл к трону Зевса: Деметра не подозревала о положении Персефоны, Аид не знал о разрушенном Кристалле Душ, — всё перемешалось, всё запуталось, и даже надежда… надежда, что вечно остаётся до самого конца, угасла. В темноте, одинокая, мучимая приступами боли, Персефона медленно сходила с ума.

Внутри неё росло нечто невероятное, болезненное и живое, выворачивающее внутренности наизнанку, ломающее рёбра, которые срастались и снова с отвратительным хрустом распадались на куски. Никто не приходил, никто не искал её. Временами Персефона проклинала и мать, и Аида, и весь мир, потом прощала их за всё и снова проклинала, загоняя себя в бесконечный круг обид и сожалений. В конце концов, надежда не просто ушла, крупицы её тепла исчезли из самых отдалённых уголков души, отовсюду, где в силу божественной бессмертной природы ещё могли храниться. Персефона умирала и знала, что последний её вздох станет концом существующего мира. И именно здесь, именно на этом этапе, когда отчаяние, боль, ненависть и обиды ушли далеко в прошлое, о себе заявила всегда существующая, но хорошо сокрытая другими чувствами любовь. Щемящая, печальная, свернувшаяся махровым калачиком тепла, она погибала вместе с Персефоной, но не оставляла её. С любви всё началось, и всё ей должно закончиться.

В темноте, впервые за бесконечно долгое время, раздались тихие шаги. Персефона не поверила собственному слуху и никак не отреагировала. Так приходили нимфы проверять её, иногда они поили её чистой водой, но всегда молчали — бледные, худенькие, словно тросточки, нимфы невесомо ступали по каменному полу темницы, но эта, вошедшая сегодня, была иной. Шаги звучали мягко и по-человечески тяжело, а тёплое дыхание отличалось от обычного дыхания нимф.

— Богиня… — тоненький голосок заставил Персефону поднять голову.

Девушка в изодранном платье упала перед ней на колени и коснулась лбом пола.

— Кто ты? — сухие губы едва разомкнулись, голос хрипло нарушил окружающую тишину.

— Я Сара, рабыня Владыки Ареса.

— Владыки Ареса? — горько усмехнулась Персефона. — Так он уже Владыка? И как давно.

— Он так себя называет. Война идёт больше пятидесяти лет, она началась, когда моя мать была ребёнком.

— Твоя мать была ребёнком? — проговорила Персефона, едва улавливая смысл слов. — Ты смертная?

— Да… да… и я пришла просить о помощи.

— Смертная? Не может быть, ты бы погибла.

— Владыка Арес не позволяет смертным рабыням видеть его истинный облик, а ваша сила сдерживается божественными оковами, мне не страшно… Мне нечего терять.

Между ними повисло долгое тяжелое молчание, после которого Персефона серьёзно спросила.

— Ты просишь помощи? Разве я похожа на ту, кто сможет помочь?

— Это только в ваших силах, — Сара не поднимала головы. — Владыка не замечает рабынь, мы просто мусор под его ногами, но мы много слышим и знаем, хотя за это грозит верная смерть. Я могу рассказать… я должна!

— Ты умрёшь. Меня уже не спасти, спаси хотя бы себя. Побудь ещё немного живой.

— Все, кого я любила, мертвы, — сказала Сара, — мертвы! В мире хаос, боги воюют, континенты накрыты гневом богов, океан выходит из берегов, мёртвые покинули царство Теней, а смертные убивают друг друга просто так. Спасите нас, богиня, только вам это по силам. Я знаю способ разомкнуть цепи, снять оковы… вам нужно добраться до богов и предупредить их, умоляю, предупредите их. Владыка хочет свалить всё на царя Подземного мира… и он сделает это, даже если обвинения обернуться против него. Вы его ключ к победе, но одновременно и слабость. Помогите нам.

— Предупреждение богов ничего не решит, — возразила Персефона, — я всё равно стану той, кто разрушит этот мир… и чувствую, осталось недолго.

— Но вы можете всё остановить! — воскликнула Сара и задохнулась от боли. Её руки покрылись кровавыми язвами. — Я умру, поделившись запретными знаниями, но не стану сожалеть о жизни, и мне всё равно, если это будет самая ужасная смерть… — она поднялась и стала снимать цепи, не замечая, что её ноги и тело гноятся и кровоточат. — Я погибну за право спасти мой народ…

— Что мне нужно делать? — Персефона не сопротивлялась. Что она могла? Ей не хватило бы сил помешать девушке…. Да и мешать было поздно. У Персефоны, как и прежде, не осталось выбора, только путь.

— Титан возродится от удара молнии, что придёт с востока… — спешила рассказать Сара. — Мои подруги помогут бежать. Богине останется только предупредить богов и погибнуть раньше… раньше, чем разряд молнии ударит в землю. Если всё получится, сущность титана рассеется вместе с вашей. Кто-то должен положить этому конец!

Руки Персефоны освободились и безвольно упали вниз, а рядом, неспособная кричать от боли, на пол осела Сара. Её тело медленно расслаивалось и высыхало, а в конце осталась лишь горстка пепла и серая полоска браслета рабыни.

***

(наши дни)

Воды Коцита дрожат, отражая пепельное небо царства Теней, вспышки вулканов Тартара и асфодели в туманных полях. Здесь бродят неприкаянные тени, не нашедшие свой путь, и Коцит охраняет их вечный покой, внимая призрачным стонам. Тени изнывают от потребности всё изменить, ищут что-то, о чём не имеют ни малейшего понятия, пытаются вспомнить то, чего уже много веков нет в памяти, но всё меняется — это случается раз или два в столетие — когда на границе асфоделевых полей появляется белоснежное сияние. Яркий огонёк становится маревом, из которого, словно сотканная лучами серебра, появляется девушка. Белые волосы вьются до самой земли, украшенные нитями драгоценных камней, светлое платье, вышитое серебром, струится по телу, а в тёмных глазах бесконечная даль ночного неба, тысячи звёзд, созвездий и сфер, сплетаются в единый узор. Лоб девушки украшен жемчугом, а в руках она несёт пучок алых невесомых лент. Макария. Богиня блаженной смерти приходит сюда, чтобы освободить тени, нашедшие свой путь вопреки всему, она выводит их из общей толпы и повязывает алую ленту на запястье. Но даже тем, кому не досталось алых лент, становится лучше, радость и свет наполняют это место с её приходом. Однако сегодня Макария не одна. Рядом с ней рассветным лучом возникает Эос в розовом платье, с бусинами в волосах. Богини своим видом напоминают теням о поздних зимних восходах, когда лучи утреннего солнца раскрашивают кристаллики снега во все цвета розового и золотого. Эос улыбается, и кажется, будто свет её улыбки бликами отражается на белых ресницах Макарии.

Они проходят через Асфоделевые поля и вдоль берегов Коцита спускаются к водам Флегетона. Тёмный чёлн стоит на недвижимой поверхности реки так, будто висит над пропастью, опрокинутой в серое небо — Макария помогает Эос забраться в чёлн и забирается сама.

Они плывут.

Время здесь размывается и останавливается, звуки сливаются в оглушающую тишину, а пространство обманывает взор. Так тихо, что Эос боится говорить, боится, но хочет. И она уже готова обратиться к Макарии, когда Флегетон меняется, воды закипают и очень скоро обращаются булькающей раскалённой лавой, со скал по обе стороны от реки начинают отваливаться камни — они падают в лаву и с шипением исчезают в ней. Эос стойко держится, но всё равно едва не вскрикивает, когда жар и смрад окутывает их со всех сторон. Она жмётся к бесстрастной Макарии, такой светлой и чистой, будто ничто не способно погасить её сияния.

Чёлн замирает у края пропасти, с которого Флегетон пышущим водопадом обрушается в океан лавы. Здесь Макария и Эос сходят на берег и оказываются у входа на лестницу, высеченную в скале и уходящую по спирали глубоко вниз, на тысячи километров, на сотни этажей с темницами — по краям лестницы горят очаги пламени, а из глубин доносятся ужасные завывания Эриний. Макария спускается первая.

Идти недалеко, всего лишь пару этажей вниз. Астрей наказан символически, в его заточении после стольких лет нет никакого смысла, и Аид без сожалений отпускает его. Астрей стоит на тонком перешейке между пропастью и входом в свою темницу — Эос, счастливая, бежит к нему, не замечая в глазах Макарии разочарования. Аида здесь нет. Макария мало с кем разговаривала в царстве Теней, многие её никогда не видели, она приходила редко и исключительно по делу, но в отсутствие Аида именно она занимала место на троне, и именно она была для всех законом и порядком.

— Эос, — голос Макарии стукнулся о каменные стены и взлетел вверх. — Вернуться можно тем же способом, я не стану сопровождать вас.

Эос, выпутавшись из объятий Астрея, испуганно ахнула.

— Мы точно сможем уйти?

— Владыка всегда держит своё слово, — ответила Макария.

Она вернулась на лестницу и спустилась ещё на несколько пролётов, где жар стал невыносим даже для неё. Здесь, в полумраке следующего перехода, она случайно столкнулась с тёмной высокой фигурой — чьи-то руки поймали её за плечи и помогли устоять на ногах.

— Танатос, — холодно сказала Макария, сделала шаг назад и склонила голову, увидев второго мужчину рядом. Наверное, не знай она Танатоса настолько хорошо, ей бы не удалось узнать, кто из них кто.

Второй откашлялся и, пряча улыбку, мелькнул фиолетовой вспышкой, оставляя за собой неловкое:

— Пожалуй, я вас оставлю.

— Макария, — в голосе Танатоса отразилась одновременно нежность, облегчение и глубокая печаль. — Я искал тебя.

— Напрасно. Я всё сказала. Смертной дочери полубога нечего делать рядом с древним божеством. Владыка вернулся, и его законы не следует нарушать, — она прошла мимо Танатоса и встала на первую ступеньку, ведущую вниз. — Кстати, ты его не видел?

— Он в самом низу, — сказал он и устремил на Макарию пристальный взгляд, сверкающий в темноте двумя яркими огоньками. — Если ты не расскажешь, я сам скажу ему. Не думаю, что он будет возражать.

— Он мне не отец. Ему незачем быть снисходительным, а тебе незачем тревожить его этим вопросом.

Танатос усмехнулся.

— Он больше, чем отец, он твой Царь, Макария. Мы оба знаем, что он способен на сочувствие, любовь и сострадание, вопреки слухам… он поймёт.

Макария улыбнулась без всякой радости, откинула упавшую на плечо прядь волос и продолжила спускаться, так ничего и не ответив.

Аид стоял на самом краю пылающей бездны, на нижнем уровне Тартара, где от темниц Титанов вглубь океана лавы уходил каменный выступ. Алые всполохи мерцали в его чёрной короне, обжигающий ветер вздымал полы одежд и невесомой мантии, украшенной золотом, трепал пряди длинных сверкающе-чёрных волос. Аид чувствовал себя странно. Что-то во всём этом было не так, неправильно, непостижимо. Ему казалось, что он снова опаздывает, что его снова опережают на шаг, а то и больше — неясное предчувствие не покидало его. Под ним бурлила лава, слышался грохот, стоны преступников разносились раскатами грома, но в душе Аида царила тишина. Тревожная разрушающая тишина.

Его взгляд изменился, когда он почувствовал её присутствие — она всегда являлась лучом дневного света в вечном сумраке, озаряла сердце и душу сиянием чистоты и надежды, заставляла любые тревоги на время отступить. Аид говорил, что в царстве Теней нет надежды, лишь сожаления, но он лгал — надеждой была она. Самое чистое и невинное, что существовало в этом мире. Его родная дочь. Его и женщины, которую он любил всем сердцем.

— Владыка, — голос Макарии дрожал, когда она обратилась к нему.

— Разве я не запретил спускаться сюда без крайней необходимости? — сказал он, не оборачиваясь.

— Я должным образом не поприветствовала вас после возвращения и не передала дела.

Аид не смог больше стоять к ней спиной и посмотрел на неё. Она была ослепительна, изящна и строга — светлая сторона его сущности и истинное воплощение их с Персефоной любви.

— Я во всём разобрался сам. Ты очень хорошо справилась.

Макария глубоко вздохнула и на выдохе сделала шаг вперёд. Она не понимала, что чувствует к Аиду, но это не было ни влечением, ни любовью — нечто тёплое, уютное, приправленное благодарностью, восхищением и уважением. Макария часто навещала отца Геракла и мать Деяниру в Элизиуме, но они уже не могли ничего ей рассказать и не могли рассудить её чувства. Может быть, Танатос был прав… Аид её Царь, в этом всё дело?

— Эос встретилась с Астреем, я выполнила вашу просьбу. Теперь они могут покинуть царство Теней.

Аид улыбнулся и, не отдавая отчёта в своих действиях, потянулся к её волосам, чтобы убрать локон за ухо. Макария замерла на миг, а затем схватила его за запястье. В этот момент звёзды в глубине её глаз перегруппировались, сложились в воронку и исчезли — взгляд полностью потемнел. Макария запрокинула голову и утробным голосом проговорила.

— Царь чёрного трона да узрит обман… Серп первозданный найден… Опасность грядёт…. Берегись алого мака… Берегись алого мака! — она снова выпрямилась, моргнула и растерянно добавила уже своим голосом. — У Владыки Аида есть супруга.

Аид знал, что Макария может предупреждать о ещё не случившемся будущем, но в своей жизни видел это лишь единожды, очень давно, и тогда предсказание прозвучало не для него. Теперь же он был настолько поражён, что не сразу понял, о чём она сказала после.

— Что? — переспросил Аид.

Макария убрала его руку от себя и отпустила.

— У Владыки Аида есть супруга, ему не следует меня трогать.

— А, — он выдохнул и покачал головой. — Прошу прощения, я позволил себе слишком много. В моих действиях и мыслях нет ничего предосудительного в отношении тебя, я люблю свою супругу, и её место в моей жизни и сердце абсолютно исключительно. Ты для меня милое дитя, и я никак иначе не отношусь к тебе.

Она несколько раз взмахнула ресницами и вдруг испуганно отступила. Он будто оправдывался перед ней, что было ему совершенно несвойственно.

— Я оскорбила Владыку, — на грани слёз прошептала Макария.

Аид вздохнул и отвернулся, снова заглядывая в кипяще-лавовую бездну.

— В твоих словах не было ничего оскорбительного, — устало сказал он. — Возвращайся к своим обязанностям, не стоит составлять мне компанию в таком месте.

— Владыка… — попыталась возразить она.

— Уходи.

Сердце гулко стучало в грудь, пока Макария уходила, пока её шаги ещё слышались за завываниями и стонами. В целом мире, за исключением врага, рассказавшего правду Персефоне, о их родственной связи знали только трое — сам Аид, Геката и с некоторых пор Гефест. Признаться Макарии в этом сейчас было бы верхом несправедливости, к тому же он хотел учитывать и мнение Персефоны. Только его жена могла решить, рассказывать ли богине Блаженной Смерти правду или оставить всё, как есть.

Аид отвёл руку в сторону, и в его раскрытой ладони из всполохов голубого огня и тёмного тумана сформировался скипетр. Он прикрыл глаза и, прокрутив скипетр в руке, коснулся одного острия пальцем, слегка придавив его — легче не стало, только вернулось болезненное осознание, что эти зубцы ещё помнят кровь Персефоны.

***

(конец Эпохи Противостояния)

Аид увидел её в пылу сражения и отвлёк напавших на него полубогов химерой. Персефона вышла с гордо поднятой головой, прекрасная и божественная, но Аида невозможно было обмануть. Едва взглянув на неё, он понял — Персефона умирает. Он переместился к ней и обнял, прежде чем прошептать испуганно и отчаянно.

— Где ты была? Что случилось? Если Зевс пытал тебя я…

— Останови войну, — выдохнула она и, оказавшись в его объятьях, стала оседать на землю.

Мир, полыхающий в пламени войны, лязг оружия, брызги крови, страх, смрад, смерть, ужас, — всё замерло, затихло, остановилось, словно желая оставить их наедине. В последний раз. Аид не удержал Персефону и опустился на землю вместе с ней, сложив скипетр рядом, взял её руки в свои. Не замечая ожесточённого боя, они смотрели друг другу в глаза, не в силах поверить, что спустя столько лет снова встретились.

— Останови войну… — повторила Персефона, — Зевс не виноват… вас столкнули специально… тебя предадут… Владыка ты в… опасности.

— Что ты говоришь? — Аид стал целовать её руки между словами. — О чём ты говоришь? Они получат, что заслужили, они сами хотели этой войны и…

— Нет… нет… — её ресницы слабо дрогнули. — Титан. Зевса хотят убить… Кристалла Душ давно нет… Я…

— Я не понимаю, Персефона… о чём ты?

Она зажмурилась, чтобы не разрыдаться. Боль сковывала лёгкие, ком в горле не давал звукам складываться в слова, в глазах щипало.

— Времени мало, сущность титана внутри меня… уверена, ты знаешь больше… я… — сил не хватило, и слёзы потекли по щекам Персефоны такие же обжигающие, как раскалённая лава вулканов Тартара. — Владыка, любовь моя, я прощаю тебя за всё: за утаивание, за известные и неизвестные мне поступки… за дочь, с которой ты меня разлучил… я прощаю, только спаси этот мир, живи счастливо… возьми моё бессмертие и живи вопреки.

Если б она только знала, что в этот момент заключила сделку с Мойрами, сделку, в которой Владыка Аид не сможет умереть, пока она сама не придёт и не убьёт его… или не помилует в силу своих эмоциональных качеств. Персефона и не задумывалась о том, что говорит. Слова шли от сердца, а тревога исходила от преследуемой её смерти. Тёмные тучи сгущались над ними. Персефона чувствовала, что Арес нашёл её, что мощь электрического разряда накапливается прямо сейчас, готовая в любой момент пронзить её тело.

— Титан? Кристалл Душ? — Аид выделил главное. — Хочешь сказать, погибшие боги не попадают в царство Теней?

— Я люблю тебя… я так сильно люблю тебя… — шептала она, с трудом выговаривая слова.

— Я тоже… — он взял её лицо в ладони, — конечно, сокровище, я тоже… всегда… ты моя единственная любовь, Персефона… Но, что ты говоришь? Какой титан? Ты же не имеешь в виду, что…

— Ты поймёшь… поймёшь… — Персефона незаметно нащупала рукоять скипетра и направила его зубцы себе в грудь. Один удар сердца, два, три… — Прости меня… — тёплое дыхание коснулось его губ в последний раз, когда острые зубцы пронзили её тело.

Формировавшийся сгусток молнии в небе рассеялся, вместе с выбросом божественной энергии Персефоны, который, разметав всё вокруг на тысячи километров, заглушил отчаянный крик Аида. Никто не знал, что таким же криком в этот момент разразился и другой бог… тот, чьи планы единовременно рухнули.

Царь поневоле, вечно одинокий, пугающий всех, кто им мог бы восхищаться, отец, отказавшийся от собственной дочери, держал на руках единственную женщину, которую любил, и которая любила его. Без неё ничто не имело значения, само мироздание рушилось под ним, и он сам падал в бездну, из которой нет возврата, в темноту более глубокую, чем может представить человеческое сознание. Лазурное божественное пламя, которое впоследствии смертные назовут демоническим, вспыхнуло по всей территории взрыва, сжигая и разрушая то, что ещё осталось целым. В горе своей утраты Аид не заметил, как две божественные сущности — Кроноса и Персефоны — взлетели высоко в небо, и были пойманы тёмным силуэтом, неразличимым в лучах восходящего солнца. Персефона умерла, а он так и не узнал, кто стал этому причиной. Кто стоял за преследованием его дочери, кто хотел вернуть титана и разрушить мир.

Аид не двигался. Он не пошевелился и тогда, когда пламя угасло, а тело Персефоны превратилось в тысячи розовых лепестков, не отреагировал на призыв, когда его нашла небесная стража Зевса, и он без возражений позволил заковать себя и увести…

Много дней спустя, уже в оковах солнечного света, связанных с недавно созданным зерном души Персефоны, Аид смог прийти в себя. Суд свершился, и его перевели в темницу Олимпа. Туда, в первый же день наведался Гермес, разумеется, по просьбе Гекаты, хотя притворился, что это был приказ Зевса. Аид не удостоил его вниманием, мысленно отмечая отсутствие привычной дерзости.

— Это моя последняя весть Владыке Аиду… — тихо сказал Гермес, — Зевс передаёт тебе, что он милостив к своим врагам… даже к предателям. Твои сторонники должны уйти в уединение на тысячу лет и хранить порядок в царстве Теней. Никто больше не будет наказан, никто не умрёт. — Он подождал реакции, хотя бы взгляда или жеста, и, не дождавшись, продолжил. — Кристалл Душ восстановить не удалось, но он не исчез и снова действует, воплотившись в божественной силе Макарии, богини Блаженной Смерти.

Аид медленно поднял взгляд на Гермеса, но снова промолчал.

— И самое главное, — Гермес подошёл к нему и прошептал. — Деметра пожертвовала собой, чтобы вернуть Персефону. Гефест создал зерно души, она будет жить и через века станет такой, как ты её помнишь… твои цепи связаны с ней, вы ещё встретитесь…

Глаза Аида распахнулись, и он, наконец, полноценно вскинул голову.

— Персефона… — с губ сорвался лишь сдавленный хрип, и ему пришлось повторить. — Персефона… я убил её..

— Нет. Ты лжёшь! — Гермес недовольно вздохнул и высказал, казалось, давно накопившиеся слова. — Зачем ты взял всю вину на себя? Я знаю, что и половина обвинений не твоих рук дело! И Геката это знает. Какой смысл жертвовать собой, если преступник на свободе? — Гермес покачал головой. — Надеюсь, когда она вернётся, ты сможешь освободиться и найти виновных, иначе мир снова погрязнет в хаосе войны.

Аид медленно моргнул.

— Почему Зевс не покончил со мной? Почему не убил меня? Он же так мечтает об этом… они все… мечтают…

Гермес всплеснул руками и проворчал.

— Я ему про колесницу, он мне про телегу…. — он недовольно фыркнул и, наконец, ответил на вопрос. — Потому что тебя невозможно убить, Владыка. Никто не знает, что сказала тебе или сделала Персефона, но на твоём сердце лежит печать её божественной защиты. Только она может убить тебя, если захочет… хотя, — Гермес задумался, — разве что кто-нибудь сильно тобой оскорблённый отыщет серп Кроноса…

Аид безвольно повис на цепях, и если бы Гермес не видел, как задвигались его губы, он бы не услышал следующих слов.

— Отнеси мою последнюю весть в царство Теней… — прохрипел он.

— Я слушаю, — Гермес выпрямился, будто бы получить это сообщение было для него самой высокой честью.

— Скажи богине Блаженной Смерти… она наследница. Пусть другие занимаются своими делами, её место во дворце.

Решение сделать царицей, пусть и временной, совсем молодую богиню смертного происхождения, было крайне странным, но Гермес не стал возражать и сдержанно кивнул. Он ушёл, сам не зная, что вести, которые он принёс, стали первой искрой надежды во тьме утраты — искрой, что за века возгорится в бушующее яркое пламя.

Глава 15. Побег

(наши дни)

Что чувствует человек, вспомнивший в подробностях свою смерть? Что чувствует богиня, пробудившись спустя тысячелетия?

Страх? Боль? Сожаления?

Лина не чувствовала ни того, ни другого. Первое слово, которое пришло ей в голову после ледяного забвения, было — «покой». Покой и умиротворение — вот, что ощущала Персефона в последний миг жизни, вручая любимому мужчине своё бессмертие. Воспоминания Лины и Персефоны тесно переплелись, их души соединились, но ещё не слились воедино — будто две разлученные на многие годы сестры встретились и обнялись. Все обиды и разочарования померкли, оставляя лишь твёрдую решимость и уверенность в собственном пути. Теперь Лине, наученной опытом прошлой жизни, предстояло разомкнуть круг многовековой ненависти и освободиться, взять в руки свою судьбу.

Солнечный луч скользнул из окна на подоконник, пробежал по кровати и нырнул в разбросанные по подушке каштановые локоны, замерцал на ресницах. Лина глубоко вздохнула. Реальность вторгалась в сознание, вступила в борьбу со сном и победила, дополнив свой триумф далеко не самыми приятными ощущениями. Сначала появилась обида: Аид мог бы сказать о Макарии до того, как она всё вспомнит, но он, почему-то, решил подождать. С чего он вообще взял, что может скрывать такое? Однако обида быстро ушла на второй план, сменившись недавними воспоминаниями. Дельфы, Максим, руна, проступившая на пустом бокале…

«Проклятье»!

Лина распахнула глаза и тут же закрыла их — всё тело вспыхнуло огнём, будто под кожу залили расплавленное золото. Сделав усилие, она заставила себя осмотреться. Над ней нависал деревянный потолок с косыми подпорками, скопившейся в углах паутиной и тусклой плоской лампой, напротив стояла потрёпанная книжная полка, а в старом кресле у окна сидел Максим. Он ещё не понял, что Лина очнулась, и не смотрел на неё.

— Где я? — прохрипела она и с трудом спустила ноги на пол.

Макс обернулся и сразу пересел к ней.

— Наконец-то! Ты не просыпалась три дня, я уже начал бояться, что…

— Где я? — повторила она. Голос приходил в норму и, то ли от нахлынувших чувств, то ли от гнева, на этот раз прозвучал звонко.

Он тепло улыбнулся непривычной для себя улыбкой, будто собирался рассказывать больному ребёнку сказку.

— Это заброшенный лесничий домик в поселении кентавров на востоке материка. Здесь безопасно.

Лина подождала, когда пройдёт внезапно возникшее головокружение, и медленно подняла на него взгляд. У неё всё ещё не укладывалось в голове, как он мог так безрассудно поступить, как мог украсть её у Аида таким способом?

— Макс, зачем ты это сделал? Что было в том бокале?

Он даже не смутился. Напротив, Лина почувствовала, что Макс уверен в правильности своих поступков на все сто процентов.

— Напиток Перемен, — сказал он. — То, что ты говорила, было полным бредом… ты собиралась вернуться, Лин. Я не мог стоять в стороне, я должен был помочь.

— Помочь? Мне не нужна была помощь, я сразу сказала тебе!.. А даже если и так… ты подумал, какую цену все заплатят за твоё безрассудство? Ты хоть представляешь себе, что случится… если уже не случилось? — Лина выдохнула. — Проклятье, Макс, ты что, не понимаешь, что станешь первым, кого он… — её взгляд застыл в одной точке, и она испуганно ощупала себя. — Постой, ты сказал, прошло три дня? Напиток Перемен?

— Да, иначе было нельзя. Нужно было обмануть его, отправить к нему обученного человека, не тебя… Мы всё сможем, мы завершим миссию.

Лина сглотнула.

— Кто? — один взгляд на Макса, и она поняла за мгновение до того, как он сказал.

— Твоя сестра. Я не хочу тебе лгать, но её готовили годами, и она больше подходит на эту роль.

— Ты в своём уме? — серьёзно спросила Лина после долгой паузы, а затем схватила его за ворот рубашки. — Ты в своём уме отправлять туда восемнадцатилетнюю девушку? Она не Персефона! Он раскроет обман и убьёт её раньше, чем мы успеем это понять! Если уже не…

Максим аккуратно снял её руки.

— Успокойся. Она не спрашивала моего мнения, только дала выбор, забрать тебя или выдать «Протекту», — он поднялся с кровати и встал в шаге от Лины, глядя на неё сверху вниз. Воздействие божественной силы Ланы рассеивалось, но оставшийся эффект ещё держал Максима в прежнем состоянии. — Лана работала с Деймосом. Предполагаю, что ей вручили найденный недавно Серп Кроноса. Я уверен, у неё всё получится.

— Серп Кроноса? Они убьют его! — Лина вскочила на ноги, но силы тут же оставили её, и она упала прямо на Макса, снова хватаясь за его рубашку. — Нельзя его убивать… Зевс отменил приказ… Нельзя верить Деймосу… Он сын Ареса, он убил моих родителей, Макс, он убил моих родителей!

Максим действительно испугался, взял её за плечи и легко встряхнул.

— Ты бредишь? — спросил он и ответил сам себе. — Да, Деймос говорил, что так будет… Послушай, ты сбита с толку, как только в Дельфах ты сказала о смерти Арианы и Марка, я сразу отправил запрос в «Протект». Аид убил твоих родителей, не Деймос.

— Нет! — Лина покачала головой, — нет! Из нас двоих бредишь ты. Арес хочет уничтожить мир, Аид здесь не при чём, Макс! С каких пор ты веришь «Протекту», а не мне?

— С тех пор, как ты поверила богу, которого едва знаешь, а не защитникам, веками хранившим безопасность твоей семьи. Почему я должен верить, что хранители ни с того ни с сего решили уничтожить тех, кого защищают? — он недовольно вздохнул. — Мне жаль это признавать, но ты под властью царства Теней, Лин. Мне очень жаль…

— Ты не понимаешь! — воскликнула она и оттолкнула его, но сама потеряла равновесие и снова оказалась в его руках, подхваченная за секунду до удара об угол кровати. — Какого чёрта ты несёшь? Деймос обманывает тебя, никому нельзя верить…

— Кроме Аида, да? — Макс ревновал и не скрывал этого. Помимо всего прочего, он не мог допустить мысли, что Лина успела проникнуться тёплым чувством к брату Зевса, потому что в глубине души понимал — он ему неровня. — Я должен поговорить с Деймосом о твоём освобождении, а ты останешься здесь и дождёшься меня. Кентавры присмотрят.

— Нельзя его убивать, Макс! — повторила Лина. — Нельзя разрушать триединство верховных богов!

— Элина!

— Я ухожу, — она скинула с себя его руки и пошла в сторону двери, краем глаза приметив в той же стороне собственные ботинки. Её одолевала злоба и ярость, какая уже случалась с ней в царстве Теней, но Лина помнила, как именно действует напиток Перемен, и не питала напрасных иллюзий на пробудившуюся силу. Нужно было делать всё по старинке, как раньше — никаких сил, никакого божественного могущества.

Она обулась и коснулась ручки двери, не замечая, как Макс переместился к ней за спину. Только когда лёгкий холодок пробежал по позвоночнику, Лина поняла, что случилось: её тело обмякло, и она, словно тряпичная кукла, рухнула ему в руки.

— Прости, — он отнёс её на кровать. — Это пройдёт к вечеру, я как раз успею вернуться. Я не могу тебя отпустить, правда…

— За что? — прошептала она, не в состоянии нормально двигать губами. С ресниц упала слеза и потекла по щеке, когда Макс поцеловал её в лоб. — Почему ты? Самый близкий мне человек? Почему именно ты?

Лина ждала паники, страха, чувства безысходности, но в ней зрела лишь уверенность, она не желала сдаваться, она не собиралась сдаваться, только действовать любой ценой.

— Лина, пожалуйста… — лицо Макса от её слов исказилось гримасой боли. — Всё, что я делаю, во благо, ради тебя и только. Верь мне и дождись моего возвращения. Пожалуйста, — он склонился и нежно коснулся губами уголка её губ, а затем развернулся и вышел, не оглядываясь.

***

С ухода Макса минуло много часов. Солнце стало клониться к закату, когда Лина, нарыдавшись вволю, наконец, почувствовала себя лучше. Она думала, что может рассчитывать на Макса, верить ему, но он предал её так же, как «Протект» предал её родителей — Лина не знала, сможет ли когда-то простить ему этот поступок. Игнорируя головокружение и слабость, она встала, негнущимися пальцами перешнуровала ботинки и завязала волосы в хвост. Прислушалась. В доме стояла тишина, из приоткрытого окна доносился тихий шёпот накрапывающего дождя и шелест деревьев. Что ж, тем лучше, в дожде проще затеряться.

Лина прокралась к двери, выглянула в коридор и, стараясь не издавать ни звука, направилась к выходу. Определить, куда идти, оказалось не сложно — в доме, кроме двух комнат, не было иных помещений — Лина выскользнула на улицу, остановилась на крыльце и вгляделась во тьму двора. Освещения не было, над высокими деревьями густого леса плыли серые облака, подсвеченные луной, слабый ветер приносил капли дождя, за забором ясно поблёскивал божественный барьер. Лина глубоко вздохнула — какими бы ни были свойства этого барьера, она обязана пройти через него — собралась с силами и вышла во двор. Один шаг, два, три, на четвёртый ей показалось, что ничего не случится, что Макс обманул её или распустил кентавров, но она ошиблась. Стоило ей выйти за ворота, как над её головой прозвучал гулкий голос.

— Стой!

Сердце ухнуло вниз. Словно раненый заяц, услышавший охотника, Лина на одном лишь желании спастись сорвалась с места и бросилась прямо в лес, не разбирая дороги. Кентавры помчались за ней. Дождь усилился. В стуке копыт Лина разобрала четыре пары, она слишком хорошо знала, как кентавры ориентируются во тьме и в лесу, особенно в местах своего обитания, но хранила последнюю крупицу надежды, что успеет, что дождь защитит её от них, скроет следы и запахи.

Утопая в грязи, поскальзываясь на сухих листьях, обдирая руки в кровь о торчащие ветви деревьев, Лина думала только о том, кто сзади, и не заметила тех, кто ждал её впереди. Она врезалась в мощную грудь кентавра и распласталась в луже на небольшой лесной поляне. Кентавры обступили её — их было не меньше дюжины, рослые и статные, они являли собой лучших представителей своей расы. Луна мелькнула в просвете туч и осветила их силуэты.

— Преступница, — сказал самый высокий из кентавров, — мы не желаем тебе вреда, но у нас есть приказ. Нам нельзя тебя отпускать.

— Я не могу остаться, — Лина стояла на четвереньках, не в силах подняться на ноги.

— Тогда, нам придётся применить силу, но преступнице должно быть известно, что это нежелательно. Здесь стоит барьер, нет смысла думать, что кого-то из нас можно обмануть.

— Я не могу остаться, — повторила она.

Вода струями стекала по волосам и лицу, ботинки промокли, а руки утонули в жидкой грязи — Лина судорожно соображала, что делать дальше, когда её ладонь внезапно наткнулась на что-то маленькое и круглое. Она сжала пальцы и вместе с грязью достала это из лужи.

— Вставай! — кто-то схватил её за плечи и поставил на ноги, но Лине уже было не важно, как именно с ней обращаются.

Свет луны упал на её ладонь и отразился огоньком надежды в маленькой жемчужине. Жемчужине, которую дал ей Аид. В Дельфах Лина не поняла, зачем она нужна, но сейчас её назначение казалось таким же очевидным, как этот ливень и кентавры. Происки богинь Судьбы или невероятное везение сохранило для неё эту вещь. Лина вскинула подбородок — она обладала всем, что было необходимо: жемчужина, вода, «волшебное слово».

— Идём! — другой кентавр небрежно толкнул её в спину, когда Лина упрямо повела плечами и подула на жемчужину.

— Амфитрита…

И мир замер. Шелест деревьев исчез, капли дождя застыли в воздухе, так и не долетев до земли, кентавры синхронно посмотрели на небо.

— Амфитрита, — прошептал ветер.

— Амфитрита, — заговорил лес.

— Амфитрита, — запели капли дождя, а в следующее мгновение волна, гребнем задевая верхушки деревьев, смыла кентавров на край поляны.

Время вернулось в прежний ритм, дождь пошёл снова, формируя перед Линой из капель царицу Морей. Амфитрита выглядела странно: зелёно-золотые доспехи, похожие на блестящую чешую, простая корона на завитках чёрных волос, а в руках копьё столь изящной работы, что невозможно было не угадать руку Гефеста.

— Вообще-то я заня… — начала Амфитрита и тут же, оценив ситуацию, изменилась в лице. Глаза её засияли цветами моря, и большой воздушный купол накрыл поляну по кругу. Амфитрита царственно повернула голову, устремляя взор на одного из кентавров, сплёвывающего солёную воду.

— Ты, — её властный голос заставил его попятиться. Кентавры только теперь разглядели, кто перед ними, и покорно склонили головы, — отвечай, кто перед тобой?

Как псы под строгим взором хозяина они стали пятиться от неё.

— Богиня Амфитрита, супруга великого создателя и Владыки Морей, — отчитался один из них.

— Кто ещё?

Тот же кентавр стукнул копытом, брызнув грязью, и покосился на Лину.

— Полубогиня-преступница, скрывающаяся от могущественной организации по защите наследных семей.

— Кто? — в голосе Амфитриты прозвучала ясная угроза, и кентавр сделал ещё один шаг назад.

— Богиня Персефона, супруга Владыки Мёртвых, царица Теней.

Хотя Амфитрита казалась маленькой и хрупкой на фоне кентавра, она смотрела на него сверху вниз, будто могла раздавить его кончиком мизинца.

— Так вот как вы служите своему создателю? Пока он защищает ваш мир, сражаясь с пробудившимися монстрами, вы крадёте девиц, берётесь за наёмную работу, пируете и служите «Протекту»?

— Мы недостойны… недостойны… — забормотали Кентавры

— Не мне решать, достойны вы или нет. Я не вижу большинства кентавров восточного племени среди вас, но мои слова адресованы всем. На рассвете отправляйтесь в храм Посейдона и просите о милости его лично, я не смогу скрыть от него подобный поступок, я и так веками прикрывала вас! — сияние её взгляда померкло, и она добавила спокойнее. — Вы рождены войнами! В том, чтобы служить «Протекту», нет чести. Свободны.

Кентавры стали исчезать в темноте, и только когда последний из них скрылся за деревьями, Амфитрита повернулась к Лине. Весь её облик мгновенно переменился: из грозной богини она превратилась в прежнюю милую девушку.

— Зевс Всемогущий! — воскликнула Амфитрита и бросилась к Лине, чтобы осмотреть её на предмет ран. — Я так и знала, что праздник Аполлона добром не кончится. Что случилось? Ты здесь без сил… Одна?!

Лина с облегчением выдохнула и, наконец, позволила себе разрыдаться. Слёзы хлынули из глаз и намочили едва начавшее высыхать лицо.

— Амфитрита…

Та обняла её и прижала к себе — к гладкой и холодной чешуе своего костюма.

— Аид успел передать жемчужину… мать Гея услышала меня и помогла тебе. Я будто знала…

— Успел, да… — Лина шмыгнула носом, вытерла слёзы и отстранилась. — Мне нужно вернуться, предупредить его. Ты сможешь перенести меня в царство Теней? Потому что сама я… — она развела руками.

— Боюсь, я не могу попасть в царство Теней без призыва оттуда, и не могу оставить тебя у Врат в таком состоянии. Да и к себе домой забирать тебя не лучшая идея… Древние монстры пробудились, Посейдон с армией вступил в битву, которой пока не видно ни конца, ни края.

— Значит началось. Снова.

— Что началось? Ты что-то вспомнила?

Лина кивнула

— Это слишком долгая история, чтобы рассказывать её сейчас. Аид в опасности, я… — она встретилась взглядом с Амфитритой. — Я почти уверена, что у Врат меня уже караулит стража «Протекта»… что мне делать?

— Так! — Амфитрита встала в позу, уперев руки в бока. — Без паники. Мы найдём выход.

— Меня преследует «Протект», какой выход тут может быть? Они везде найдут меня.

— Нет, не везде. Вспомни, есть ли какое-нибудь место, где тебя точно не будут искать? Не в первую очередь. Там ты сможешь восстановить силы и вернуться к Аиду самостоятельно, — Амфитрита коснулась волос Лины и ахнула. — Напиток Перемен? Кто-то спустился в царство Теней вместо тебя?

— Моя сестра, — Лина попыталась выжать кофту на себе. Получилось плохо. — То есть, Элана, девушка, которая проходила Посвящение, как Персефона.

— Это отвратительно. «Протект» раскрыл своё истинное лицо! Быстро думай, куда тебя перенести, здесь лучше не задерживаться.

Лина подняла взгляд вверх, где по прозрачному куполу Амфитриты стекали капли дождя, и решилась.

— В дом Марка и Арианы, там самое безопасное место.

***

Дом Арианы и Марка действительно казался самым безопасным укрытием. Деймос понимал, что Максим не дурак и не станет прятать Лину в известном «Протекту» месте, тем более там, где она выросла — перепроверив всё несколько раз, он оставил у дома пару охранников, а основной отряд отправил на поиски по материку, не забыв и про Тёмные Врата. Охранники не заметили, как в окнах спальни Лины мелькнул зеленоватый блик — будто луч, просочившийся сквозь толщу вод.

Амфитрита, выяснив всё, что нужно, отправилась к Посейдону, а Лина, не зажигая свет, проверила замок на двери, осмотрела комнаты и ушла в ванную. Там, в пушистой пене и горячей воде, наблюдая, как заживают раны, она успокоилась, разложила все мысли по полочкам, прислушалась к себе. Её божественная сущность оказалась сильнее, чем думали многие, и к этому моменту почти полностью восстановилась — Лина чувствовала её внутри, как её тепло переливается под кожей, обволакивает сердце, пробуждается и зреет как первый весенний цветок.

После ванны, посвежевшая и почти счастливая, Лина надела чистые джинсы, толстовку и вышла в коридор, чтобы выглянуть в окно на внутренний двор. Она заметила двух охотников «Протекта», затаила дыхание и вдруг дёрнулась от испуга, больно ударившись локтем об стену, когда в гостиной что-то произошло — звук, похожий на пробежавшую мышь или шорох карандаша по бумаге, ей точно не послышался. На цыпочках, с забивающимся в приступе ужаса сердцем, Лина пробралась в гостиную и потянулась к выключателю, но так и замерла в неоконченном движении — что-то холодное и тяжёлое коснулось её виска.

— Без лишних движений, сестрёнка, — приказал тихий мужской голос. — Чтобы быть убедительным, сообщу, моё оружие может ранить тебя очень сильно, так, что трудно будет оправиться даже при условии твоей божественной силы.

Лина не узнавала голос, но не верить ему не могла. Рука незнакомца схватила её за плечо и заставила сесть в кресло у камина — тёмный силуэт возник напротив, щёлкнул напольный светильник, и яркий свет на мгновение затмил всё вокруг. Затем из темноты проступило суровое лицо молодого мужчины: каштановые волосы, ярко-зелёный взгляд, пронизывающий насквозь, и расстёгнутая толстовка с капюшоном, поверх белой футболки. Он прислонился к камину и сказал:

— Сестрёнка, какая удача видеть тебя.

Лина откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. Странно, но в этот момент она словно утратила способность бояться — могла злиться, ненавидеть, грустить, но не бояться.

— Ты кто? — к её собственному удивлению голос прозвучал спокойно и уверенно.

Он вскинул брови и манерно поклонился.

— Прости, нас ведь так и не представили друг другу. Я твой родной брат, Амфитеус. Будем знакомы.

— Да-а? — протянула Лина. — Странно, я не помню никаких братьев, тем более родных. Так, кто ты? — она посмотрела ему в глаза. Он ухмыльнулся.

— Я Амфитеус, сын Деметры.

— Сын Деметры… ага… — Лина покивала своим мыслям и добавила. — То есть, я просто должна поверить мужчине, возникшему в моей гостиной посреди ночи с оружием в руках? Ладно, — она небрежно взмахнула рукой, — ты сын Деметры, а я дочь царицы Амазонок.

Амфитеус недовольно скривился.

— Не смешно. Хочешь доказательств? Вот они, — он действовал молниеносно. Казалось, его рука ещё мгновение назад спокойно лежала в кармане длинного ассиметричного плаща, а вот сейчас уже выхватила пистолет и взвела курок. Прозвучал выстрел.

Лина только и успела, что запоздало вскрикнуть, вскинув руки к лицу, когда золотая пуля прошибла спинку кресла рядом с ней.

— Ты больной! — крикнула она, осознав, что её не задело.

Амфитеус отбросил пистолет в сторону, шагнул вперёд и, поставив руки по обе стороны от Лины, наклонился к ней.

— Это золотые пули, отлитые Гефестом из зёрен Деметры. Да, они не смогут убить тебя, но поверь, тебе будет очень, очень и очень больно, — он толкнул кресло и выпрямился. — Знаешь, сколько раз я мечтал о нашей встрече, дорогая сестра? Сначала, когда был ещё маленьким, я видел, как сильно привязана к тебе мать, и заочно любил тебя, надеясь, что научусь у тебя чему-нибудь, подружусь с тобой… Потом, со временем, я стал понимать больше. До меня дошло, что мать тебе не нужна, что ты издеваешься над ней, мучаешь и изводишь непослушанием. Что ты выбрала того, на кого ни одна другая не взглянула, предпочла гнить в царстве Теней, пожалела самого ненужного и отвратительного бога, но предала мать.

От несправедливости этих обвинений, Лина разозлилась и забыла, что находится в невыгодном положении. Она поднялась ему навстречу и прошипела прямо в лицо.

— Как ты смеешь?

— А что, правда глаза колет?

— Я понятия не имею, кто ты, и мне плевать, откуда у тебя взялись зёрна моей матери, но ты…

— Сядь! — он толкнул её обратно. — Я был утешением, заменой великой тебя. Я был ненужным сыном, скрываемым даже от родной сестры, чтобы она, упаси небеса, не обиделась на мать, не стала ревновать. Я вынужден был оставаться вдали от матери на весь тёплый период года, чтобы ты полностью почувствовала её любовь. Какая ирония, ведь убил её не я, а ты.

— Деметра пожертвовала собой!

— Какая разница, как она умерла. Она умерла. Всё. И умерла по твоей вине!

— Виноват в её смерти Арес… и в моей, и во множестве других. Это из-за него ей пришлось отдать свою жизнь.

— Арес вырастил меня! — выкрикнул Амфитеус. — Не надо обвинять всех вокруг, ведь это не они предпочли мужчину своей семье, это не они пожертвовали благополучием смертных, чтобы тешить своё сексуальное влечение!

— Это не влечение! — гнев и ярость от его слов пробудили в ней нечто древнее, опасное и неуправляемое, нечто такое, чего могла бы испугаться она сама, если бы Амфитеус не подливал масла в огонь.

— Клянусь… — он тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки, — я убил бы тебя на месте, как этих беспомощных Марка и Ариану, если бы не Деймос. Ты нужна ему, а я не могу отказать названному брату.

— Так это был ты? Вот оно что… — тихо произнесла Лина.

— Ты даже не представляешь, как гадко думать, что ты отдалась богу царства Теней только из жалости к нему. Только потому, что на такого больше никто не позарится… Бросила мать, и ради кого? Ради того, кто не то, что любви, даже погребения не заслуживает! — у Деймоса сложилось ложное впечатление, что Лина беспомощна, пуглива, слаба, он решил, с ней легко можно справиться одними угрозами. Он ошибся.

В этот момент лампа в напольном светильнике затрещала и, кратко мигнув, погасла. Амфитеус отвлёкся на неё и поспешил за вторым пистолетом, но остановился на полпути — в отражении его глаз, раскрываясь лепестками и лианами, в зелёно-золотом сиянии своего могущества появилась живая богиня, истинное воплощение Персефоны. И она была готова на всё.

Глава 16. Божественные лианы/демоническое пламя

Аид ещё долго стоял над кипящей пропастью, вспоминал и вспоминал, пока мысли не вернули его к предсказанию Макарии. Он давно подозревал Морфея — полагать, что Владыка Аид чего-то не видит в собственном царстве, было бы неразумно — но не мог найти причин раскрыть его, теперь, видимо, время пришло. Назначая Макарию вместо себя, Аид понимал все риски, но верил, что его дочь, какой бы слабой и доброй она внешне не выглядела, сможет взять всё под контроль, и не прогадал. Царство осталось в порядке, только в порядке ли была сама Макария? Между ней, Морфеем и Танатосом происходило нечто эфемерное, что можно было только почувствовать, но не увидеть. Аид решил не вмешиваться, а вот предсказание игнорировать не стал — ему следовало поговорить с Морфеем и по возможности предотвратить надвигающуюся угрозу или ликвидировать её причину, даже если цена окажется слишком высока.

Во дворец Аид не вернулся, уверенный, что Персефона ничего не натворит в его отсутствие, а сразу направился к уединённому обиталищу Морфея. В отличие от пещеры Гипноса, это место выглядело как старинное поместье на скалистом склоне горы: здесь вечно стоял пурпурный туман, радужные всполохи появлялись то тут, то там, под окнами цвели ярко-алые маки. Морфей любил всё современное не меньше Гермеса, но в отличие от него предпочитал английскую классику, как в одежде, так и в интерьере — в его небольшом жилище можно было найти всё от гардеробной с туфлями и шляпами до антикварной библиотеки времён королевы Виктории. Обычно Морфей проводил время за созданием волшебных снов для детей и пророческих грёз для королевских особ, но сегодня он стоял среди маков и мечтательно смотрел на пылающие вулканы Тартара. Один из них откровенно плевался раскалёнными камнями далеко на горизонте.

— Владыка, — Морфей поклонился, когда Аид появился перед ним из лазурного пламени, — какой… приятный сюрприз.

Аид заложил одну руку за спину, другую сжал в кулак и медленно поднял взгляд.

— Приятный?

Морфей улыбнулся уголками глаз.

— Мой отец сейчас занят, если Владыка…

— Я не ищу Гипноса, — сказал Аид. Его аура имела такую огромную силу, что Морфей невольно отступил к стене своего поместья, — мне нужен ты.

— Что ж, я слушаю, мой царь, — обращение «мой царь» прозвучало с лёгким намёком на издёвку, и Аид заметил это.

Он чувствовал неповиновение, чувствовал, что какой-то из его неукоснительных законов нарушен, но пока не мог определить какой, а к жестокости прибегать не хотел. Аид надеялся, что обойдётся разговором, и схитрил, сделав вид, что уже знает нечто важное.

— Ты знаешь, зачем я здесь, — он сделал шаг к нему. — И ты расскажешь мне всё по собственной воле или против неё.

Морфей устремил на него проницательный взгляд, а затем откровенно усмехнулся.

— После заключения в темнице Олимпа Владыка излишне осторожен. Нет подвоха там, где ты ищешь, и мне нечего сказать.

— Нечего? — тихо уточнил Аид. Его шёпот звучал так, что многие предпочли бы этому шёпоту самоубийство.

Морфея пробрала дрожь, но он не подал виду.

— Нечего, Владыка. Мне, правда, нечего тебе сказать, — едва заметное изменение выражения его глаз было почти неуловимым, — но ей точно есть!

Металлический отблеск у правого плеча заставил Аида отклониться в сторону, и он, словно в замедленной съёмке, увидел Персефону, а затем встретился с ней взглядом… Это была не она, кто-то другой притворился ей и напал со спины. Миг осознания очередного обмана, знакомое оружие, вызывающее тошнотворные воспоминания, и резкая боль — тёмная мантия и рукав, как и божественная защита, не смогли противостоять Серпу Кроноса, и тот оставил на плече глубокую рану. Кровь пропитала ткань царственного одеяния Аида.

— Ты кто такая? — Аид поднял взгляд на Лану, не замечая, что Морфей в этот момент тоже решил напасть.

Призрачная рука подползла сзади, раскрыла ладонь с бутоном мака и проникла в голову — грёзы, дарующие исполнение сокровенных желаний, сны, предвещающие счастье…

— Я та, кто убьёт тебя! — ответила Лана.

Если бы Морфей детально разбирался в вопросе царствования, он бы знал, что богам со своими царствами не обязательно ждать подачек в виде воплощения божественного предназначения, хотя Аид даже в этом был на шаг впереди — помимо царства Теней, его силы питала и смерть, которую он делил с Танатосом и Макарией. Смерть была ежедневным явлением, а значит и постоянным источником сил, и она во многом превосходила сны. Грёзы Морфея протянули недолго, Аид быстро избавился от них и пришёл в себя. В его тёмных глазах вспыхнуло лазурное пламя, оно пробежало по всему телу и окружило его.

— Очень смелое заявление!

Морфей и Лана переглянулись и без всякого предупреждения бросились на него. Аид даже не пошевелился, он так и остался на месте с заложенной за спину рукой, только едва заметно качнул головой, и обоих его противников сшибла волна тёмного тумана.

***

Божественные лианы поддели кофейный столик и, подкинув его вверх, метнули через всю комнату в Амфитеуса — тот едва успел пригнуться. Столик просвистел над ним и врезался в стену, отбрасывая фигурные ножки. Амфитеус поднялся, но ненадолго, божественные лепестки впились в него как маленькие острые лезвия, порезали лицо и руки, снова опрокинув на лопатки. В центре гостиной стояла Лина, на её теле мерцали зелёные и золотые огоньки, лианы вились вокруг неё, словно танцующие змеи, а смертоносные лепестки цветов роем кружили над головой. Последнюю четверть часа Амфитеус находился в глухой обороне: до него, наконец, стало доходить, почему раньше никто не хотел соваться к Персефоне в одиночку. Он всерьёз начал сомневаться в успехе своей миссии, когда вспомнил о брошенном пистолете и о том, что на самом деле может его оружие. Амфитеус увернулся от лианы, отмахнулся от новых лепестков и выставил руку вперёд, призывая пистолет — тот со стуком прокатился к нему по полу и удобно лёг в ладонь.

— Вот так! — он достал второй, соединил их оба ствол к стволу, провернул перед собой и отразил атаку другой лианы уже короткой боевой тростью.

Лианы вцепились в оружие и дёрнули, но не тут то было: хотя им удалось вырвать трость из рук Амфитеуса, та, сама по себе выскользнула из захвата и вернулась к хозяину. Он встал напротив Лины и размял шею.

— Признаться, я восхищён, дорогая сестра. Это захватывает и ужасает… — Амфитеус мечтательно поднял взгляд. — Вот если бы ты перешла на мою сторону… — лиана раскрошила стену рядом с его ухом, и он поджал губы. — Ладно, ты права, никаких разговоров!

Он выждал несколько секунд и выскочил навстречу лианам, которые с остервенением кинулись на него: две из них он отбил тростью, увернулся от других, перепрыгнул ещё несколько и занял удобную позицию напротив Лины, чтобы сделать решающий ход. Ещё два шага вперёд, рывок навстречу новой атаке — за пару сантиметров до столкновения Амфитеус резко оттолкнулся от земли, взлетел вверх и с силой опустился вниз, ударяя кончиком трости по полу. Волна божественной энергии разметала мебель, снесла шторы с окон и нашла препятствие в защитной стене из лиан. Лина не пострадала, а Амфитеус даже не успел понять, как лианы подобрались к нему. Когда он заметил, они уже вцепились мёртвой хваткой ему в руки и уронили на пол — их колючие волокна тянулись по телу, сдавливая его до хруста костей, стягивали грудную клетку, вились у шеи и вокруг неё.

— Ко… ра… — прохрипел он, безуспешно пытаясь вырваться.

Лина встала над ним, её ещё совсем недавно тёмно-зелёные глаза светились изумрудными всполохами.

— Я сдерживала своей силой Аида, — она склонилась к нему, — думаешь, тебя не смогу?

Лианы сжали горло. Амфитеус начал задыхаться и паниковать, ведь во взгляде сестры не было и намёка на мягкость. Она выглядела безумной и искренне желающей его смерти.

— Мама говорила… — его слова выходили булькающими звуками, — что ты не… жестока… ты… не… убийца.

Сознание Лины, заполненное бушующей яростью, прояснилось от его слов, и она пришла в себя. В ужасе от того, что натворила, Лина отозвала лианы от шеи Амфитеуса, но приказала не отпускать его — ей нельзя было тут оставаться, больше нельзя. Вспышки их сражения сияли столь ярко, что все полубоги и боги в радиусе пятидесяти лиг должны были почувствовать их. Она схватила плащ с капюшоном и спустилась в подвал, чтобы сбежать через чёрный ход.

***

Грёзы сновидений алой пыльцой осели на голову Аида, окружили, принося в его мысли девушку с цветущих полей, их первую встречу. Но, несмотря на то, что Аид погружался в сновидения, он прекрасно чувствовал собственное окружение, поэтому попытка Ланы снова ударить его Серпом оказалась неудачной. Он поймал её за запястье, выбил из руки Серп и толкнул на Морфея, создающего новую порцию грёз — Морфей и Лана влетели в стену поместья.

— Нет! — Лана, едва поднявшись на ноги, метнулась к Серпу, но тот расплавился прямо на глазах и ускользнул в прошитую трещинами землю.

Морфей с болью взглянул на вытоптанные маки, и вместе с Ланой снова бросился в бой. Безуспешно. Оба отлетели в сторону: Морфея приковали к стене поместья божественные цепи из лазурного пламени, а к Лане Аид переместился сам. Он появился перед ней из тёмного тумана и схватил за шею. Лана задохнулась от страха и дёрнулась, не желая терять надежды.

— Где Персефона? И кто ты такая? — прошипел Аид ей в лицо.

Что-то обожгло ладонь в этот момент, и он отдёрнул руку, одарив Лану взглядом, полным отвращения.

— Рабыня? — Аид недоверчиво качнул головой. Ошибки быть не могло, древняя связь оставляла отпечаток, не позволяющий другим богам касаться или наказывать чужого раба. — От этой отвратительной меры отказались задолго до того, как я попал в темницу. Кто твой хозяин?

— Ненавижу! — выдохнула она, и вдруг скорчилась вся, закричала и упала на землю.

Аид склонился к ней.

— Ты не выполнила приказ господина, и теперь будешь умирать медленно и мучительно… На что ты надеялась, глупая девчонка? Победить меня? Здесь? Я тут власть и закон! — глаза его вспыхнули ещё ярче. Он развернул руку раскрытой ладонью вверх и слегка пошевелил пальцами — цепи впились в кожу Морфея и прожгли до костей. Морфей вскрикнул и завыл. Пытка продолжалась, истязая не только тело, но и сознание, выведывая самые сокровенные тайны, всё: предательство, ложь, обманы, личность врага, — заставляя вернуть украденные воспоминания и эмоции. Аид читал мысли Морфея, но говорил с Ланой, — можешь молчать, не признаваться, кто ты, как сюда попала и где Персефона, но от этого будет только хуже. Ты всё равно, что мертва, и не выберешься отсюда… и я сделаю всё, чтобы оставшаяся бесконечность времён стала для тебя настоящим адом.

Лана царапала пальцами землю, заходясь в беззвучном крике, Морфей скулил, моля о пощаде, и в этот момент, когда гнев Аида достиг наивысшей точки, на краю вытоптанных маков появился Гипнос. Он сформировался из пурпурного тумана и свернул книгу, которую держал в руках.

— Аид! Остановись! — окликнул он и, не получив ответа, повторил. — Владыка Аид, я не хочу с тобой сражаться, но стану, если ты не объяснишь, что здесь происходит?

Аид отвлёкся и бросил на него хищный взгляд.

— Смеешь требовать объяснений? Твой сын провёл в моё царство девчонку, притворившуюся Персефоной. Протащил Серп Кроноса! — он пошёл к Гипносу, поднимая руку, на пальцах которой загорелся лазурный огонёк. — Напал на меня, но, помимо этого… — он соединил пальцы, прямо перед лицом Гипноса, и Морфей за его спиной вскрикнул и зарыдал, когда цепи, впившись в тело последний раз, начали отступать, — помог Минфе в тот злополучный день, украл божественную сущность титана, отдал напиток Перемен смертной полубогине, хотя это строго запрещено, рассказал врагу информацию, стоившую мне семьи… — Аид шумно выдохнул, щёлкнул пальцами, и огонёк рассыпался лазурными искрами, — а если этого недостаточно, добавлю, что щенок нарушал законы и твоего царства, отнимал настоящие эмоции, выменивал воспоминания на услуги и… пытался свергнуть тебя, чтобы занять трон. Ты настолько ослеплён любовью к нему, что ничего не замечал или предпочитал не замечать?

Гипнос, который только что готов был сражаться за сына насмерть, вдруг изменился в лице и упал на колени.

— Владыка, это моя вина… — он потянулся к руке Аида, но тот отдёрнул её и сделал шаг в сторону. Да, Гипнос был царём в мире сновидений, но жить там могли только нимфы снов и сущности сновидений, а богам приходилось возвращаться в реальность, в царство Теней, где ни у кого из них не было власти. То, что Морфей нарушал правила и так долго уходил от наказания, было скорее просчётом Владыки Теней, а не его собственной заслугой.

— Встань! — гнев Аида рассеялся, оставляя после себя холодную оглушающую тишину. Сам он остановился слева от Гипноса и по-дружески сжал его плечо. Полы его тёмных одежд стелились по земле и выглядели как изысканные лепестки чёрных цветов, проросших на выжженном поле. — Ты же знаешь, что я ненавижу это бессмысленное коленопреклонение. Я не накажу Морфея так, как следовало бы, но ему больше нельзя появляться здесь… Если я почувствую или увижу его снова, то убью… показательно жестоко.

— Владыка, — Гипнос кинул убийственный взгляд на сына, жалея, что тому не досталось сильнее, и встал. — В царстве Снов невозможно жить долго, только творить… ему некуда идти…

— Это не мои проблемы. Мне всё равно, куда ты его отправишь, но здесь ему не место. — Аид прошёл несколько шагов вперёд и вспомнил. — Сними действие напитка Перемен и найди Гекату… нужно допросить девчонку, пока она не умерла.

***

Неясными тенями охотники «Протекта» скользили по городу. Лина помнила из истории, что так они отлавливали полубогов, восставших против них, предавших идею и усомнившихся в целях «Протекта» — теперь она была уверена, что те враги не были врагами вовсе, они пытались сделать то же, что сейчас собиралась сделать она. Разоблачить действия «Протекта» и навсегда покончить с их самоуправством.

Узкими переулками без освещения, закрытыми дворами высоток, маленькими улочками Лина спешила покинуть город и добраться в царство Теней до рассвета. Она переместилась из пригорода в Москву и теперь шла пешком, кутаясь в плащ и избегая людных мест. Избрав путь предосторожности, Лина поняла, что сделала это не зря — охотники шли по следам как ищейки с твёрдым намерением не позволить ей приблизиться к Тёмным Вратам. Из-за выброса силы накатывала слабость, после ярости пришла апатия, и сознание стало судорожно искать выход.

У одного из поворотов от стены отделились двое, Лина заметила их, когда вошла в переулок, петляющий между плотно прижатыми друг к другу зданиями. Ещё какое-то время она надеялась, что это простые смертные, а затем бросилась бежать — поворот, ещё поворот… шаги за спиной так близко, что, кажется, ещё миг, и чья-то рука схватит за капюшон… ещё поворот и ещё…

Лина вскрикнула, врезавшись в кого-то бегущего в обратном направлении. Дождь прекратился, и луна вышла из-за туч, освещая золотистые кудряшки…

— Нет! — она развернулась назад, но попала в плотный захват рук. Макс, а это был именно он, утащил её в нишу в стене и зажал рот рукой.

Мимо протопали две пары ног, и когда их шаги затихли, Лина вырвалась.

— Что тебе надо? Отпусти!

Макс поймал её и вернул обратно.

— Тихо… тихо, слышишь! Я помогаю!

— Ты тот ещё помощник! Ты вообще за кого? Определись уже! — страшным шёпотом проговорила Лина и отдёрнула руку.

Глаза Макса сияли в темноте.

— Тихо, пожалуйста, — еле слышно проговорил он. — Ты была права, «Протекту» доверять нельзя. Я встретился с Деймосом, они намерены схватить тебя, хотели и меня задержать, но я сбежал… — он задыхался, спеша рассказать всё, — чтобы предупредить. На меня действует чья-то божественная сила… я уже почти справился с ней… главное, пока я в порядке, ты должна знать, что ты в опасности и нужно…

— Макс, мне кажется, здесь кто-то…

— Нужно уходить как можно скорее. «Протект» всё подтвердил: и насчёт Ареса, и насчёт тебя и…

— Насчёт меня, да? — послышался тихий голос. Голос, от которого Лина чуть не потеряла сознание.

В нише с другой стороны загорелся золотой шарик, он потёк вниз длинной тонкой линией и сформировался в обоюдоострый меч прежде, чем из темноты проступил силуэт Деймоса. Из переулка вышел Амфитеус — раны от лиан ещё заживали, но он уже достаточно восстановился, чтобы сражаться, оба его пистолета были направлены на Лину и Максима.

— Думала, сможешь убежать, сестрёнка? — сказал он. — Поверила моим мольбам… почувствовала жалость к бедному братику?

Лина дёрнулась в его сторону, но Макс удержал её.

— С этим пора заканчивать, Элина, — сказал Деймос и одарил Максима колким взглядом. — А тебе бы научиться сбрасывать хвост, Максимиллиан… впрочем, уже поздно. Взять их обоих!

Глава 17. Казнь

Здание тюрьмы «Протекта», как и все здания организации Хранителей, пряталось среди заснеженных горных хребтов на юго-западе материка и представляло из себя белый остроконечный небоскрёб, окружённый множеством золотых колец — с первого взгляда могло показаться, что эти кольца, подвешенные в воздухе без всякой опоры, созданы для красоты, в качестве декораций, но на деле они держали божественный барьер. В «Протекте» их называли «Небесной матрицей» и очень гордились, что это первая в мире технология, существующая без постоянной поддержки богов. Внутри, на высоте сотен этажей под самой крышей, парила круглая платформа, украшенная символами двенадцати Олимпийских богов и знаком триединства верховных в центре — по стенам стекали струи кристально чистой воды, а потолок состоял из пяти стеклянных треугольников, образующих конус, которые могли открываться в случае особой необходимости.

Сюда, в место, где казнили самых опасных предателей «Протекта», и привели Лину. Её переодели: белое длинное платье, воздушное и невесомое, волосы, собранные в косу, — она шла босиком, не замечая холода, не замечая сковывающих её цепей, и держалась очень прямо и гордо. В центре платформы её остановили, с оков на запястьях сняли старые цепи и прикрепили новые, которые брали начало где-то за потоками воды по обе стороны тюрьмы. Замки защёлкнулись, и цепи стали втягиваться в стены, разводя руки Лины и приподнимая её над платформой. Она зависла там, словно белый мотылёк на ветру, потерявший цветочное поле, но, в отличие от мотылька, Лина не выглядела жалко — пусть оковы сдерживали божественную сущность, в глубине её глаз всё равно горела сила, ярко и обжигающе.

Завершив процедуру, отряд охраны покинул её, и на их место явился Деймос. В чёрной военной форме, кожаных перчатках и очках-авиаторах.

— Что ж, всегда знал, что однажды мы придём к этому, дорогая, — его губы расплылись в противной ухмылке.

— Иди в тартар! — бросила Лина, не поднимая головы.

— Пока не могу, — он отвёл правую руку в сторону, раскрыв ладонь, в которой тут же сформировалась ручка, а затем и оставшаяся часть божественного кнута. — У меня есть разговор… Ты же не против разговора?

Лина усмехнулась.

— Что? Будешь рассказывать о своём уязвлённом эго? Что какая-то бесполезная я теперь на порядок выше и сильнее? Конечно, легко было унижать беззащитную полубогиню, не то, что теперь. Правда?

Деймос снял очки и сложил их в нагрудный карман.

— Унижать полубогиню без божественных сил было весело, но унижать богиню — совсем другое дело. Это в сотню раз интереснее.

— М-м-м, — протянул Лина, — ну, вперёд! Ты же только с пленниками и беззащитными такой храбрый. Не надоело показывать превосходство, которым на самом деле не обладаешь?

В глазах Деймоса мелькнул металлический блеск.

— Моё превосходство в том, что я не имею глупых сердечных привязанностей, — он сделал несколько шагов к Лине, и кончик кнута со зловещим шипящим звуком прополз за ним по платформе. — Вот, например, твой лучший друг, которому не очень нравится этот статус…

Ни жестом, ни взглядом Лина не показала своего волнения: то, что Макса не отправили к Кристаллу Душ, а схватили, значило только одно — ему приготовлена важная роль в её казни.

— Он предал меня, мы друг другу никто, — ответила она, вложив в эту фразу изрядную долю равнодушия.

Деймос внимательно изучил её лицо и покачал головой.

— Надо же, никогда бы не подумал, что вы с братцем так похожи. Такое хладнокровие. Я удивлён, правда, удивлён, Элина, мы с отцом ставили на твою сестру, а тут ты… — он заложил руку с кнутом за спину. — Кстати, интересная история. Хочешь послушать?

— Нет.

— Хорошо, тогда расскажу кратко… Далеко-далеко, за горами за лесами, под куполом божественной защиты стояла школа полубогов…

Лина в красках представила воспоминание Персефоны, где в похожей ситуации над ней издевался Арес, и почувствовала тошноту.

— О, во имя неба, заткнись!

— Да, брось! Тебе понравится. Я был главой «Протекта» уже многие годы, когда познакомился с Максимиллианом и Эланой: приехал в школу на смотр и увидел их. До этого я не встречался лично с юной представительницей твоей семьи, только с тобой, надоедливой беспомощной соплёй… Элана покорила меня. Смелостью, гордостью, наивностью.

Лина затаила дыхание.

— Мы с отцом сразу учуяли сосуд… тот, что должен вернуться с раскрытием зерна Персефоны. Учуяли, да не поняли в ком он, и куда ведёт след. Я справедливо предположил, что дочь Ланы обретёт полную силу, и подружился с Ланой, пока Максимиллиан увиливал от прямых обязанностей и мотался к тебе. Я остался в школе, наблюдал за ней, опекал…

Лина медленно подняла взгляд, который наверняка прожёг бы Деймоса насквозь, будь он смертным.

— Что ты сделал?

— Я? Вот абсолютно ничего, — Деймос развёл руки, снова протащив кончик кнута по полу. — Она сама вешалась мне на шею весь последний год обучения, я просто не сопротивлялся. Ребёнок, разумеется, в её планы не входил, хотя это совсем не значит, что она его не хотела. Мы помогли ей избавиться от него… Можешь себе представить, какой был бы позор, если бы после выпуска она приехала с ребёнком?

— Ты! — Лина дёрнулась, и её на миг охватило зелёное марево, которое тут же подавили оковы.

— Тихо-тихо, — Деймос сделал шаг назад, — ничего не выйдет, не мучай себя…

— Ей было шестнадцать лет, ты, урод!

— Шестнадцать лет, — передразнил он, кривляясь, а затем вернулся к прежней манере разговора. — Да, шестнадцать, но в моё время замуж отдавали и раньше. Мы думали, её ребёнок и есть сосуд и забрали его. Кто мог знать, что Ариана и Марк подстроят нам такую подлянку и заблокируют силы истинной наследницы… Кто-то успел предупредить их, кто-то, кого очень скоро я вычислю, — он вздохнул и вдруг зло ухмыльнулся. — Но зато мы получили преимущество: Ланой оказалось очень легко управлять с помощью обещания ребёнка вернуть… Она ведь не знала, что он уже мёртв.

— Ты чудовище. Арес убьёт тебя, он всё равно хочет править единолично. Ты всего лишь вторичный божок, ты никто, Деймос, ты пыль под ногами старших богов.

— Столько слов… — улыбка сошла с лица Деймоса, и он нервно пригладил волосы. — Бессмысленных слов, Элина. Твоя сестра заключила с моим отцом сделку, по условиям которой получила бы своего ребёнка и свободу, если бы смогла убить Аида или заставить кого-то это сделать. Но она не смогла, она упустила тебя в первый же день, и стала рабыней моего отца. Теперь у неё есть только один шанс всё изменить. Там, в царстве Теней, если Аид не убьёт её, если вдруг, по какой-то невероятной случайности, лёд его сердца треснет, Лану убьёт её неповиновение…

— Ты… — вкрадчиво уточнила Лина, — отправил её вместо меня в царство Теней, зная, что ей не завершить задание?

— Разумеется, я знал. А ты питаешь иллюзии, что она может сразить Владыку Мёртвых? Смешно.

— Клянусь, я убью тебя! — Лина дёрнулась, снова кратко вспыхнув божественной энергией, и закричала. — Я убью тебя! Дай только выбраться!

— О… да ты же не убийца, дорогая, иначе клинок в темнице Олимпа был бы использован по назначению. А-а-а… забыл напомнить, это ведь не твоя прошлая жизнь, здесь всё иначе. Ты уже никого не убьёшь. На рассвете прибудет отец… да, в те далёкие времена ему потребовалось десятки лет войны, чтобы набрать силу для молнии, но в наше время… — он стал рассуждать светским тоном, будто они вели разговор на очередном торжестве, — знаешь, все воюют, убивают друг друга, не успев отойти от одной войны, начинают другую. Частично это моя заслуга, не благодари.

— Что ты несёшь?

Деймос нахмурился.

— В общем, твоя сестрица не просто предала тебя, она послужила примером истинного предательства, ведь она под видом второй части напитка Перемен подсунула тебе, — он восторженно сложил руки на груди, в который раз потревожив кнут, — нечто более опасное. Обманула и тебя, и твоего, так называемого, друга, который, ну, знаешь, из благих побуждений…

Лина изменилась в лице, сердце ухнуло вниз и застучало где-то в животе, дыхание сбилось.

— Что было в бокале?

— То, что с самой войны хранил Морфей там, куда, к слову, благие намерения и приводят.

Лина качнула головой.

— Быть не может. Если сущность титана всё время была в царстве Теней, почему она не вернулась в тело Кроноса, которое до сих пор в Тартаре?

— Вернулась бы, если б не была запечатана в филактерии, а теперь запечатана в тебе. — Деймос сделал неопределённый жест рукой. — Как я и сказал, завтра первая и последняя молния твоего наказания активирует сущность титана, и боги падут.

Несмотря на его слова и полное осознание своего положения, Лина не могла и не хотела сдаваться, дух бунтарства бушевал в ней как никогда, и она напоследок решила быть дерзкой и высокомерной. Во-первых, чтобы позлить Деймоса, во-вторых, чтобы самой отвлечься от растущего внутри отчаяния.

— Надеюсь, у твоего отца есть запасной план? — нарочито обеспокоенно спросила она. — Будет жаль, если никто не предусмотрел случайностей.

— Я ликвидировал все случайности!

Деймос злился, а Лина того и добивалась, желая потянуть время. Она знала, что Деймос тщеславен и оттого легко поддаётся на провокации.

— О, ладно, никаких случайностей. Сменим тему… Что с ребёнком моей сестры? Он, правда, умер?

— Ты что, думаешь, мы здесь развлекательную беседу ведём? — возмутился он, посмотрел ей в глаза, отчего-то передёрнул плечами и ответил нормально. — Ничего. Это был мальчик, его донашивала другая рабыня, нимфа… он не выжил, и он, конечно, никаким сосудом не был.

Лина сдула упавшие на лоб волосы.

— Ты же отец, ничего не ёкнуло? Нигде не отщёлкнуло?

Деймос сжал зубы и, сделав круг по платформе, решил на вопрос не отвечать.

— Вернёмся к главному, — он встал в боевую стойку и отвёл кнут назад. — Полагаю, ты в курсе, что для полного уничтожения богов нам нужно разрушить Кристалл Душ? Знаю, тебе прекрасно известно, где он и для чего нам нужно его уничтожение. Скажешь, и сможешь дожить до завтра целой и невредимой. Нет — не обессудь.

Лина с искренним удивлением взглянула на него.

— Разве Кристалл Душ не был разрушен в ту войну?

Деймос шумно выдохнул — будь он драконом, из его ноздрей вырвалось бы алое пламя.

— Нет, ответ неверный! — в его голосе слышалось отчётливое раздражение, сильно контрастирующее с напускным непоколебимым спокойствием Лины. — Кто-то из богов восстановил его, и этот кто-то обитает в царстве Теней. Ты там была, ты всё вспомнила, ты точно знаешь, кто это.

Лина приподняла брови.

— Нет, не знаю, — ей нравилось раздражать его вот так. В текущей ситуации единственная месть, которую она могла совершить.

— Не знаешь? — он прокрутил ручку кнута в пальцах. — А знаешь, что это? Божественный кнут, самое жуткое моё оружие… оно разрывает плоть, оставляет метки… Не лги, что тебе не страшно, что тебе не будет больно, ты всего лишь…

— Умеешь пользоваться? — Лина рассмеялась почти безумно, почти истерично. — Не поранься, ладно, а то отец не поймёт…

Деймос выругался — кнут взлетел, щёлкнул и со свистом рассёк воздух…

***

Аид стоял в саду, осенние листья опадали на его волосы, на тёмную одежду… Неподалёку у скамьи суетились три воплощения Гекаты, Асклаф и нимфы, в попытке вернуть Лану в сознание и полностью избавиться от напитка Перемен. Лёгкий ветер принёс с туманных полей свежий морозный аромат, и Аид резко повернулся к воротам дворца — Перед ними из белого сияния возникла Макария.

— Нет, — он пошёл к ней и преградил путь. — Нет, она мне нужна, я должен знать, где…

Макария остановила его, легко коснувшись руки.

— Всё в порядке, Владыка, её время ещё не пришло, я просто подумала, что, может быть, нужна моя помощь.

Он удивлённо замер на миг, а затем, кивнув, уступил ей дорогу. Одновременно с этим напиток Перемен утратил силу, и Геката собралась в единую себя — она откинула назад длинные вьющиеся волосы.

— Аид, — сказала Геката, не используя официальное обращение, — я её узнала. Это младшая дочь наследной семьи с зерном души Персефоны. Гермес показывал мне…

Аид прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Меняем план действий. Асклаф, обратись к Стикс, пусть выделит девчонке нимф и найдёт подходящие покои, Геката, надо избавить её от связи с хозяином… что-нибудь можно сделать?

— Можно, — ответила вместо неё Макария, — я могу. Во мне Кристалл Душ, и, если Владыка позволит, я могла бы даровать ей бессмертие…

— Это не по правилам, — возразила Геката, но Аид поднял руку в молчаливой просьбе выслушать до конца.

Макария улыбнулась ему и продолжила.

— Её сущность легко поддаётся трансформации, я могла бы сделать её богиней или божеством, как я… дочь полубога и наследницы займёт любое свободное место в царстве Теней и будет служить Владыке.

Аид задумчиво взглянул на Лану, худенькую, совсем непохожую на сестру — казалось, если поставить её в ладью Харона, она затеряется среди теней.

— Хорошо, — Аид небрежно поправил мантию под удивлёнными взглядами. — Да, я согласен, не нужно так смотреть. Макария, ты можешь приступать. Сообщите Гипносу, что я позволю Морфею остаться, если он возьмёт к себе в помощники новую богиню… Отличный повод контролировать его… — Аид не закончил мысль, отвлекаясь на странное покалывание пальцев. Он осмотрел свою руку, резко выставил раскрытую ладонь вперёд и взглянул вверх.

Аккурат в этот момент с неба царства Теней обрушился настоящий земной ливень, у ограды сформировалась гигантская волна и метнулась к Аиду, огибая других богов. Аид не сдвинулся с места. Волна пронеслась по нему и остановилась за спиной, где тут же рассеялась, обращаясь высоким широкоплечим богом — рыжие кудри, броня из золотой чешуи, корона и серебристый трезубец. Аид провёл ладонью по лицу, стряхивая воду, и недовольно отбросил мокрые пряди волос. Геката снова преобразовалась в три своих воплощения и заняла боевую позицию.

— Я пришёл с миром, — низкий голос Посейдона прозвучал миролюбиво, и все, кто хотел защитить Владыку Мёртвых, отступили.

— Я это понял, — сказал Аид, — иначе со мной случилось бы что-нибудь похуже, а так я всего лишь захлебнулся.

Между братьями повисло тяжёлое молчание, напряжение нарастало и достигло предела, когда Посейдон выдохнул и вдруг разразился громким смехом. Они повернулись друг к другу и обнялись.

— Узнаю старшего брата, мне так этого не хватало, — сказал Посейдон.

Аид едва заметно улыбнулся и отступил.

— Так что же ты не встал на мою сторону? Опять отмалчивался, пока старший и младший воевали.

Посейдон не ответил на вопрос, сразу переходя к делу.

— Вопрос, который я бы хотел с тобой обсудить, но не теперь. В мире смертных происходит что-то странное, «Протект» ведёт какую-то игру в обход Зевса и, судя по всему, давно не подчиняется ему, в море тоже неспокойно… впрочем, я здесь не за тем, чтобы делиться с тобой проблемами других царств.

— Персефона? — догадался Аид.

— Да, — Посейдон перевернул трезубец, и тот исчез из его руки. — Амфитрита всё разузнала, завтра на рассвете «Протект» собирается казнить Персефону, всё готово, а мы… какое потрясающее совпадение, тебе не кажется?.. все заняты. Надеюсь, ты понимаешь, что к Зевсу ты уже не успеешь, а если успеешь, едва ли он решит всё в твою пользу.

В глазах Аида и вокруг него вспыхнуло лазурное пламя, он сжал кулаки.

— Он сошёл с ума?! У него амнезия или гнев затмевает все разумные доводы? Он забыл, что мы все должны быть живы?

— Аид, в прошлый раз ты первым забыл об этом.

— Я никогда этого не забывал! — волны лазурного огня разлетелись во все стороны, так что богам пришлось отвлечься от своих дел и выставить защиту. — Если ты пришёл, чтобы указывать мне на ошибки прошлого, можешь уходить… пока не поздно!

Над ним сформировалась огромная капля воды, застыла на долю секунды, а потом ухнула вниз и потушила весь огонь.

— Остынь, — серьёзно сказал Посейдон, — я пришёл помочь, — он поднял руку с зажатым между средним и указательным пальцем клочком пергамента и протянул Аиду. — Это координаты. По времени Земли у тебя всего два часа.

Аид взял пергамент и посмотрел на короткую чёрную надпись. За Посейдоном раскрылся круглый портал, похожий на водоворот.

— Будь осторожен и переодеться не забудь, — лицо Посейдона озарила улыбка, — а то выглядишь как принцесса тёмных вод.

Аид снова вспыхнул и кинул в Посейдона лазурный пылающий сгусток, но промахнулся. Посейдон исчез.

***

Первые лучи солнца отразились в золотых обручах тюрьмы «Протекта», нырнули под стеклянную крышу и осветили платформу. Вода больше не скрывала стены: они изменились, сдвинулись и образовали сотни одиночных ниш с креслами, на которых сидели полубоги и наследники, причастные к работе в «Протекте» и пришедшие засвидетельствовать казнь. Лина по-прежнему висела над платформой в цепях: её белое платье и открытые части рук покрывали кровавые полосы, — она была в том состоянии, когда даже незначительный взмах ресниц доставляет боль, и не подавала признаков жизни. Деймос появился напротив неё в отдельной большой нише, где над общей массой зрителей возвышались три кресла — главы «Протекта» и двух его помощников. Деймос занял крайний правый и сложил ногу на ногу.

Лина едва дышала. Ночь, проведённая в компании Деймоса и его кнута, заставила её переосмыслить ситуацию и смириться со своей участью. Чёрные грозовые тучи сгущались над тюрьмой, треугольники стеклянной крыши медленно раскрывались, ветер пел в «Небесной матрице», когда на платформу втолкнули Макса. В отличие от Лины его не пытали и не допрашивали, но он сам предпочёл бы умереть на месте, предпочёл бы не чувствовать вины, своего поражения и своей беспросветной глупости, предпочёл бы не видеть Лину здесь. В этом состоянии. Макс понимал, какую совершил ошибку, и желал только одного — быстрой смерти, избавления от страданий, от гнетущей безысходности и осознания, что уже ничего не исправить. К несчастью, божественное воздействие Ланы так прочно вцепилось в него, что до сих пор усиливало его эмоции, какими бы они ни были.

Его провели к основанию ниши Деймоса и заставили опуститься на колени — ему предстояло увидеть казнь лично, с лучшего места в зале. Макс дёрнул плечом, скидывая руку охранника, и поднял голову. Лина в этот момент посмотрела на него. Их взгляды пересеклись, и Макс едва сохранил самообладание: он ожидал найти в глубине её глаз ненависть, отчаяние, боль, обиду, разочарование, но там, сияя мрачными призраками прошлого, таилось прощение. Прощение и покой.

Тучи полностью затянули небо, переливаясь вспышками молний, зрители зашумели. Среди них, к счастью, не было знакомых Лины, она бы не хотела видеть на лицах друзей и близких жадные ликующие выражения, жаждущие хлеба и зрелищ. Весь этот сброд полубогов и наследников явился сюда не для сочувствия и поддержки, а ради развлечения. Они не понимали, что это событие разрушит саму суть существования «Протекта»: столько веков хранить зерно души Персефоны, чтобы сейчас под радостные возгласы его уничтожить! Лина знала, что не умрёт сразу, что её ждёт бесконечная череда страшных мук, пока Арес не доберётся до Кристалла Душ или не сгинет в огненных водах Тартара.

Стеклянная крыша раскрылась полностью, Деймос дал команду всем непричастным покинуть платформу и начинать казнь, с удовольствием приветствуя отца. Арес не явился своим физическим воплощением — пришёл иначе: его присутствие ощущалось на духовном уровне, проникало под кожу и навевало мысли об убийстве. Наступила непроницаемая тишина, концентрация напряжения в воздухе заставила зрителей затаить дыхание, Макс не отводил взгляда от Лины, Деймос ухмылялся.

Лина чувствовала, как над головой зреет молния, как маленькие сгустки электричества сталкиваются между собой, собираются в шарик, разрастаются в нём, словно лепестки в бутоне цветка, и раскрываются, готовые объединиться в мощный разряд. Один удар сердца, второй, третий… характерный треск, и Лина зажмурилась, смиряясь с неминуемой смертью, когда внизу под ней что-то произошло, а затем события стали сменяться столь стремительно, что она осознала их в полной мере только несколько минут спустя.

Макс, каким-то чудом скинув цепь с оков, кинулся в центр платформы, оттолкнулся, собираясь закрыть Лину своим телом, но тут же, отброшенный невидимой силой, влетел в нишу Деймоса и распластался по стене. Раздался грохот, и молния вписалась в пылающий щит из лазурного огня, рассыпаясь мириадами искр, воспламеняя всё вокруг, оттесняя зрителей к стенам. Лина задохнулась от облегчения и радости, когда за её спиной раскрылись крылья тёмной божественной энергии, оковы обратились в прах, и она упала в руки Аида. Он осторожно спустился с ней на платформу, прямо в центр пожара, и устроил её у себя на коленях. Пламя бережно укрыло их, Лина прижалась к Аиду, уткнулась носом в грудь и закрыла глаза.

Деймос опомнился не сразу, но ему всё равно удалось быстро взять ситуацию под контроль, он призвал всех создать общую защиту и напасть на Аида, пока тот наиболее уязвим. Наивный. Никто из находившихся здесь полубогов и наследников понятия не имел, какой силой на самом деле обладают верховные боги. Бывшие зрители, а теперь войны «Протекта» обнажили божественные боевые луки, которыми так часто пользовались в общих сражениях. Они выпустили не меньше сотни стрел в Аида и Лину, и не попали по цели — купол божественной защиты, незаметный и филигранно вписанный в общую структуру мира, блокировал все удары, поражая своей прочностью. Деймос приказал стрелять, рассчитывая на то, что рано или поздно барьер поддастся и рухнет, но уже после второго выстрела понял — с их силами на это могут уйти годы.

Лина не замечала, что происходит вокруг, центром её внимания стали уютные объятья, тихое дыхание рядом, и дрожь пальцев, поправляющих спутанные, выпавшие из косы, пряди волос. Она посмотрела на Аида, когда он стёр неизвестно откуда взявшиеся слёзы с её щёк.

— Арес… — еле слышно прошептала Лина. — Арес…

— Уже знаю, — шепнул он и, высвободив одну руку, коснулся платформы. Лазурный огонёк, совсем незаметный за ураганом бушующего пламени, змейкой скользнул в сторону центральной ниши, пробрался в неё, юркнул между стульев, теряясь в ногах Деймоса, и уже оттуда, с лёгкостью сломав его защиту, атаковал. Десятки призрачных рук обхватили Деймоса, вцепились в запястья и шею, выжигая кожу до чёрной корки, до потрескавшейся алой плоти — он не успел даже закричать, не успел понять, что происходит, когда под ним разверзлись врата царства Теней, и руки увлекли его в пылающую бездну Тартара.

Основание тюрьмы содрогнулось, платформа качнулась от удара, и тучи в небе рассеялись, когда сквозь них пролетела совершенно иная, золотая молния, а в следующий миг в нишу, где только что был Деймос, приземлился златовласый бог в сияющих доспехах. Он провернул в руке сгусток золота, преобразовывая его в копьё, и поднял светлый взор.

Глава 18. Зевс

Зевс!

Даже самые смелые и отважные сложили оружие и склонили головы — аура его силы накрыла зал и распустилась в сердцах цветами благоговения и восхищения. Те, кто думал, что царствование Зевса можно оспорить, вероятно, являлись либо глупцами, либо самоуверенными смельчаками. В присутствии его полной силы невозможно было помыслить о предательстве, невозможно было представить, чтобы кто-то не склонился перед ним в этот момент. Однако — и только Аиду было подвластно заметить это — Зевс тратил всю божественную энергию на то, чтобы казаться сильным, хотя на деле не обладал и третью прежних сил.

— Аид! — голос Зевса, потрясающий само существование мира, заставил Лину приоткрыть глаза. — Разве запрет на нарушение законов не был условием твоей временной свободы?

Аид уверенно встретил его взгляд.

— Я предупреждал тебя, Зевс. Ты не слушал тогда, не слушаешь и сейчас. И это снова плохо закончится!

— Не угрожай мне! — Зевс в ярости стукнул копьём об пол. Волна божественной силы прошла по залу, сшибая полубогов с ног, однако с защитой Аида она не справилась, лишь слегка потревожила её.

— Я взял царство Теней, я принимал всё, что ты давал, и никогда не брал лишнего, за исключением одного… но и на то была твоя воля. А когда я привык к покою и мраку, когда истинно возжелал жить со своей семьёй вдали от распрей и интриг Олимпа, что сделал ты? Я просил покоя, но даже в этой единственной просьбе мне было отказано. У богов нашлось бессчётное количество причин обвинить меня, добраться до меня, навредить мне.

— Для обвинений и слухов всегда есть основание, Аид! — разряды молний заиграли в руке Зевса и переместились на копьё. — Никто бы не стал обвинять тебя, никто бы не стал вредить тебе, будь всё так, как ты говоришь. Но у нас был договор и цель. Ты предал нас, и только чудо остановило тогда катастрофу.

Напряжение между ними нарастало, но Аид не собирался отпускать Лину и занимать боевую позицию — он вообще не хотел сражаться и был почти уверен, что ему не придётся.

— Больше половины слухов обо мне неправда, а вот о твоих «героических» похождениях — вполне. Ты сам способствуешь всему этому, позволяешь другим вершить судьбы, вместо того, чтобы действительно взять всё в свои руки. Ты не захотел выходить на диалог, ты предпочёл сражаться, вместо того, чтобы объяснить мне свою позицию!

— А, так во всём виноват я?!

— Я никого не обвиняю. Ничего почти от нас не зависело, но ты мог помочь мне, мог остановить войну и объяснить, что дело не в тебе, не в Деметре, а в…

— Не смей! — перебил Зевс. — Не переводи стрелки! Своим сегодняшним поступком ты лишь подтверждаешь все мои мысли о тебе. Ты предал меня, Аид, ты предал меня ради женщины! Ради трона и власти!

— Власти? — Аид усмехнулся. — Мне не нужен твой трон! И власть не нужна! Но я уверен, твой трон и власть нужны кому-то другому, кому-то, на кого ты и думать не станешь.

Полубоги и наследники никогда не видели истинной силы Зевса — он не сражался открыто много веков — и потому иногда мнили себя такими же сильными, если не сильнее. Сегодня, увидев эту силу воочию, они испугались, что сражение верховных богов может потрясти континент, и, когда гнев Зевса стал почти физически ощутим, решили убраться отсюда подальше.

— Я уже поверил тебе однажды, заключил договор, по которому никто из нас троих не мог предать другого, ты сам сделал это. Я хотел убить тебя тогда, но сейчас понимаю, что следовало сразу браться за неё, не позволять ей вернуться, и тогда угроза, о которой ты твердишь, перестала бы существовать.

— Это бы не решило проблемы, а только всё усложнило…

— Одна жизнь ничего не стоит против целого мира. Ты обещал, что выстоишь, и не смог. Это ты, а не я вывел легионы, когда мир стоял на грани катастрофы, это ты поддался…

— Зевс! — купол божественной защиты Аида покрылся лазурными всполохами огня. Здание тюрьмы содрогнулось от его голоса, и он, оставив Лину в поддержке своей божественной силы, наконец, поднялся на ноги. — Ты забыл, кто она? Ты забыл клятву Гее, которую давал в старом храме? Может быть, стоит обратиться к Гере, чтобы она напомнила тебе?

— Не называй её имени! Не лезь в то, чего не понимаешь, в чём не разбираешься. Не указывай мне на клятвы, которые не держишь сам! Ты первый их нарушил!

Столь похожие и до крайней степени разные братья встали друг против друга — лазурное пламя и золотая молния, мрак царства Теней и яркий свет Олимпийского солнца.

— Возможно, я не понимаю тебя, — ответил Аид. — Возможно, я действительно подтверждаю слухи поступками, но ты, чья власть неоспорима, позоришь себя и своё наследие пренебрежением. Не можешь снизойти до меня, чтобы спокойно поговорить? За столько веков ты так и не смог войти в темницу и взглянуть мне в глаза, — он вздохнул. — Да, я нарушил клятву, но лишь потому, что был обманут… так же, как и ты. Тебе давно следовало бы повзрослеть…

— Мне не нужны ни наставления, ни оправдания старшего брата, — бросил Зевс.

— А мне нужен брат. — Аид развернул раскрытую ладонь вверх, наблюдая за скользящим по коже огоньком. — Удивлён, что ты всё ещё помнишь о нашем близком родстве.

Эти слова стали последней каплей для Зевса. Молния заискрила и, обратившись стрелой, помчалась на Аида, способная уничтожить всё в радиусе нескольких километров, распарывая пространство и время, пренебрегая всеми законами мироздания. Аид взмахнул руками и развёл их над головой, плавным движением создавая круг из лазурного огня. Круг замкнулся, сжался до точки… щелчок, и стрела Зевса разлетелась золотой пыльцой, которая осыпалась на пол, с тихим шуршанием проскользила обратно, но не для того, чтобы исчезнуть, а чтобы набрать силу и стать большим косматым зверем, похожим на льва. Зверь кинулся на Аида и был перехвачен лазурной змеёй, которая, изогнувшись, оттолкнулась от пола и вцепилась ему в шею.

Против резких уверенных жестов Зевса, плавные движения Аида выглядели изящно и почти нежно, но, вопреки всему, они били точнее, искромётнее и ярче.

Волны божественной энергии сотрясали стены, уходя далеко за пределы тюрьмы «Протекта». Снег на горных вершинах и так едва держался, а теперь обрушился лавинами вниз, активируя защиты городов. Стекло потолка треснуло и мелкими осколками полетело прямо на Лину — Аид отбил новую атаку и взмахнул рукой, создавая над Линой защиту. Зевс нахмурился. Пространство вокруг него прошили молнии, когда он замахнулся копьём и выбросил из наконечника сияющий шар золотой энергии. Аид создал такой же из огня и нанёс встречный удар. Шары раскручивались, набирая силу, мчась друг к другу на огромной скорости. На самом пике, за долю секунды до столкновения, между молнией и пламенем встала плотная прозрачная стена воды, которая сгладила удар, превращая неминуемую волну разрушения в шипящий белоснежный пар.

Аид и Зевс одновременно подняли взгляды. Перед ними из капель оставшейся воды сформировался образ Посейдона, а затем и его телесное воплощение.

Посейдон.

Тот, кто всегда оставался в стороне, тот, кто лишь раз вмешивался в ссору старшего и младшего братьев, сегодня заслонил собой Аида.

— Достаточно! — Посейдон провернул в руке трезубец и с небольшим стуком коснулся им пола. — Отпусти их, есть более важные вещи.

Зевс хотел ответить, но Посейдон не дал ему даже начать.

— Знаю каждое слово, которое ты скажешь, и тебе не удастся меня спровоцировать. Вы с Аидом веками сражаетесь за то, чего в достатке у обоих, не понимаете друг друга и понимать не хотите.

— Посейдон! — Зевс попытался возразить, хотя уже понял, что против обоих братьев одновременно он пойти не сможет.

— Зевс, прислушайся ко мне, собери первый за многие века Совет Триединства, мы должны решить наши разногласия мирно. Опасность ещё не миновала, «Протект» пошёл против твоей воли, рука его власти тянется дальше, чем ты можешь себе представить… я убедился на собственном опыте. Море неспокойно, Земля и Небо неспокойны… Мы не имеем права допускать повторения той бойни, какую устроили в прошлый раз. И мы не можем позволить себе новую ошибку, потому что третьего шанса не будет. Подумай об этом, брат. Зевс, внемли голосу разума.

Зевс сжал копьё до металлического скрежета и, взвесив все «за» и «против», успокоился. Молнии исчезли, копьё растворилось в воздухе.

— Я подумаю об этом и сообщу своё решение, — сказал он, наконец, бросил суровый взор за спину Посейдона и обратился орлом.

Посейдон повернулся к Аиду, когда орёл, взмыв ввысь, покинул тюрьму «Протекта» через раскрытую крышу.

— У всех наступает момент, когда приходится выбирать сторону… — он улыбнулся, — и я выбрал, брат.

Аид, помедлив, благодарно кивнул и вернулся к Лине, чтобы взять её на руки. Пока они говорили, Лина успела потерять сознание: свойство кнута Деймоса состояло в том, что раны от него очень долго не заживали, постоянно открывались и кровоточили. Для лечения требовался полный уровень божественных сил, а у Лины не было даже физических — боль, страх, постоянное напряжение измотали её окончательно, и сознание погрузилось во тьму.

— Будь осторожен, — Аид прошёл в сторону выхода. — Мы повредили «Небесную матрицу», прямо отсюда лучше не перемещаться и… Арес. Берегись его окружения.

Посейдон убрал трезубец.

— Знаю, Амфитрита уже передала мне… Почему ты не сказал Зевсу? Об Аресе?

— И что бы это изменило? Думаешь, он бы поверил мне? Скорее, нашёл бы новый повод обвинить.

— Пожалуй, ты прав. — Посейдон обвёл взором здание тюрьмы «Протекта» и задумчиво добавил: — Всё это пора заканчивать.

Аид внимательно посмотрел на него.

— Когда ты сказал о помощи, — тихо произнёс он, — я и не думал, что ты имеешь в виду именно это… что ты придёшь так скоро.

— Не благодари. Ты не можешь тащить всё один, — Посейдон по-дружески сжал плечо Аида. — Будь осторожен.

Они понимающе посмотрели друг другу в глаза и разошлись в разные стороны.

***

«Небесная матрица» действительно была сильно повреждена, золотые кольца тягуче распадались, словно на них сработало какое-то устройство замедления времени. Аид спустился к основанию тюрьмы и пошёл к выходу, к белеющим просторам бесконечных горных снегов, переливающимся на солнце всеми цветами радуги. Он скорее почувствовал, нежели увидел лёгкую вибрацию воздуха и провернулся вокруг себя, уклоняясь от удара знакомого молота. Молота Гефеста. Который в этот момент пролетел в сантиметре от него и врезался в стену, там задержался на миг, а затем, раздробив камень, задребезжал, затрясся и вырвался обратно.

— Оставь её! — у входа в тюрьму возник Максим. Он был ранен, но не настолько, чтобы сдавать свои позиции — молот с ювелирной точностью вернулся ему в руки. После всех потрясений сегодняшнего дня, ревность снова вышла на первое место, и то, что Аид пришёл на помощь, и то, что он не позволил Максиму пожертвовать собой ради Лины, стало решающим фактором.

Аид едва смог сдержать улыбку. Это было похоже на угрозу от совсем маленького ребёнка, который ещё не стоит на ногах, но уже держит в руках палку и собирается сражаться с крапивой.

— Сын Гефеста… Полагаю, несостоявшийся хранитель? — вкрадчиво уточнил он. Разумеется, Аид нашёл время узнать всё, что касалось привязанности Лины и Максима заранее.

— Какое дело тебе до того, кто я? — Макс держался гордо и храбро, как истинный герой. — Главное, что я хочу забрать её и увезти в безопасное место.

— Её? — Аид устремил на него спокойный взор. — Богиню Персефону? Мою супругу?

— Она не твоя… — Макс стиснул зубы и крепче перехватил молот, — супруга! — Всё его существо сияло божественной энергией, воздух вокруг искрил и переливался. — Ещё нет. И я не допущу, чтобы это случилось, не сегодня. Я больше не уступлю её тебе.

Аид задумался. Когда он заговорил, в его голосе не было слышно угрозы, но она ощущалась в самом воздухе, в каждом вдохе его собеседника, в каждой упавшей в горах снежинке.

— Я вижу, ты уверен в своих силах? Хорошо. Я позволю тебе забрать её, если ты ответишь утвердительно на три моих вопроса.

По телу Максима пробежал холодок, полыхнувший в сердце страшным гневом. Вопросы? Вопросы? Как он смеет ставить условия в такой момент? Как может торговаться вопросами, когда единственный путь — обнажить мечи?!

— Спрашивай быстрее, потому что я очень зол и скоро буду говорить с тобой по-другому.

Аид опустил взгляд в пол, скрывая снисходительную улыбку.

— Итак, если заберёшь её, сможешь ли ты гарантировать, что в ближайшие несколько часов её раны исчезнут, а боль прекратится?

Макс опешил, не сразу находя слова для ответа.

— Конечно, я сделаю всё, что в моих силах…

— Этого недостаточно, — серьёзно сказал Аид, — нужно сделать больше. А сможешь ли ты защитить её, если «Протект» продолжит преследование? Если все боги встанут против тебя из-за неё? Сможешь противостоять им?

— Этого не будет!

— Сомневаюсь, — Аид перевёл взгляд на Лину, и следующий его вопрос прозвучал гораздо тише и мягче предыдущих. — И, наконец, сможешь ли ты уступить ей, если она захочет вернуться ко мне, когда очнётся? Или уйти от тебя, куда угодно? Сможешь ли ты отпустить, не желая зла, не преследуя, отбросив ненависть и ревность? И сможешь ли поверить ей, даже если её слова будут звучать как самый настоящий вымысел? — он снова посмотрел на Макса. — Сможешь?

Максим не мог ответить. Он злился, не желая признаваться самому себе, что ни на один из этих вопросов не скажет твёрдое «да, смогу».

— Я сказал, что сделаю всё, и я сдержу слово. Отдай её мне или…

— Или что? — Аид вздохнул. — Я не хочу с тобой сражаться, это так же бессмысленно, как льву вызывать муравья на дуэль. Оставь эти бесполезные попытки вернуть её туда, где ей не место, лучше спроси своего отца, что у него делают запечатанные воспоминания Персефоны?

— Что?.. — молот исчез из рук Максима. — Письмо Арианы и Марка дошло до тебя?

Аид удивился тоже. Откуда Максим мог знать о письме и о том, что в нём, если письмо было написано древними символами царства Теней? Аид бы спросил его об этом, но позади послышались шаги, и он ощутил знакомую ауру бога, с которым не желал встречаться прямо сейчас, и вообще предпочёл бы не встречаться в ближайшее время.

— Какое чудесное совпадение, — сказал Арес, появившись из полумрака помещений.

Аид сделал едва заметное движение рукой, взглянул на снег за спиной Максима и, прижав покрепче Лину к себе, растворился в воздухе.

Глава 19. Лазурный источник

Царство Теней — мир мрачный, полный страхов и кошмаров, овеянный холодом смерти. Но и в нём есть место свету, есть место любви и чудесам, каких не сыщешь на Земле и Олимпе. Таким чудом был лечебный источник у устьев Ахерона и Леты, впадающих в океан. Там, на границе двух миров, прятался он под мрачными сводами грота — тусклые лучи проникающего сюда света отражались в воде и делали всё вокруг волшебным, живым и сверкающим. Здесь боги царства Теней залечивали раны, с которыми не справлялась их божественная сила, и сюда же Аид принёс Лину.

Он вошёл в воду вместе с ней, не снимая одежды, и зелёная жидкость обступила их, закрыла раны и принесла успокоение. Аид сел на каменные ступени, уходящие ко дну, так, чтобы тело Лины в его руках полностью оказалось в воде за исключением головы — тихие всплески, дрожащие блики на её волосах и ресницах — мир, который он утратил много веков назад, вернулся к нему вместе с ней. Он позволил себе коснуться её лица под предлогом убрать волосы, провёл пальцами по щеке… Когда она возникла перед ним в темнице Олимпа, напуганная и беспомощная, Аид подумал, что это видение, сон, или иллюзия, созданная кем-то, но один её взгляд развеял все сомнения. Конечно, Аид сразу пришёл за ней и забрал в царство Теней, желая в первую очередь защитить. Сначала отсутствие воспоминаний не показалось ему проблемой, но позже, уже во дворце, Аид понял, что новая Персефона сама как одна большая проблема. Её божественная сущность отчего-то решила учиться жить заново — Персефона вспоминала прошлое, но не могла вспомнить себя, не знала, как использовать силу, как контролировать её, как держать в узде эмоции, не поддаваясь воздействию своего внутреннего «я». Аид мог бы её научить, и с радостью бы сделал это, только её отстранённый, иногда холодный, иногда напуганный взгляд заставляли его стоять в стороне. Как часто в эти дни он вспоминал свои прогулки на Землю, где наблюдал за юной Корой. Эта Персефона была похожа на Кору: наивную, неопытную, не знающую о нём ничего. Аид почти свыкся с мыслью, что прошлого не вернуть, как она свалилась на него в архиве со своим желанием стать ближе. Он разозлился. Разозлился, потому что знал — ещё чуть-чуть, и ему не удастся ей отказать. Немного позже ему и не удалось. Аид мог устоять перед любой её просьбой, но только не перед ней самой, когда она так его целовала, так прижималась к нему. И что ему было сказать на утро, когда она стояла перед зеркалом такая прежняя, что сердце болело от нежности и любви к ней? Конечно, предложить остаться, разделить с ним трон и жизнь, как было раньше…

Совсем рядом камешек отскочил в стену и со стуком укатился в сторону. Кто-то подходил к гроту, не скрывая своего присутствия — Аид настороженно замер, прислушался, а затем едва заметно улыбнулся.

— Танатос, друг мой, — он почувствовал его у входа, — полагаешь, сейчас удачное время для аудиенции?

— Прости, мой царь, но у меня есть дело, на которое я едва ли смогу решиться снова.

— Говори.

Танатос вздохнул, собираясь начать, но вместо этого сцепил руки перед собой и нервно рассмеялся, заставляя Аида обернуться. Танатос выглядел очень молодо: угловатые черты его лица наполовину скрывал воротник-стойка классического английского плаща, он часто молчал и отличался от брата Гипноса только излишней скромностью и предпочтением в цвете одежды. Именно Гипнос стал причиной дружбы с Аидом — брат приглашал Танатоса на встречи с царём и не отпускал, пока дюжина кубков не опустеет. Но то было давно. Аида, который вернулся к ним, Танатос не знал, однако чувствовал его неоспоримую власть, как и каждый обитатель царства Теней — уважение к царю соседствовали в нём со страхом, а память о прежней дружбе с преданностью и покорностью.

— Если ты готов тянуть целую вечность, я приму тебя позже, — сказал Аид. — Ты, откровенно говоря, не вовремя.

— Я должен сказать сейчас, мой царь, и, наверное, должен был раньше… Я не знал, к кому обратиться, не идти же в Элизиум, в самом деле, к её настоящим родителям… — Танатос переступил с ноги на ногу, словно был неопытным юнцом, а не древним богом. Аид окинул его оценивающим взглядом за мгновение до того, как тот сказал: — Я хочу просить руки Макарии, если это уместно.

Аид внутренне вздрогнул и с трудом отвёл взгляд, переключая внимание на платье Лины, принимающее под водой причудливые формы. Он не знал, что отвечать, что думать и как вести себя в подобных ситуациях: отказать сейчас было бы оскорблением, перенести разговор — пренебрежением. Танатос пришёл не случайно. Это было лучшее время для получения согласия. Аид молчал очень долго, ему нужно было принять решение, как отцу и царю — он вспомнил, как сам просил руки Персефоны у Зевса, как забрал её в тот день на глазах у Гелиоса, как объяснялся с Гекатой…

— Гекате вот было не интересно моё мнение, — усмехнулся Аид, — они с Гермесом даже не посчитали нужным поставить меня в известность.

Танатос улыбнулся своим мыслям.

— И всё-таки?

Аид вздохнул, принимая для себя решение быть откровенным.

— А Макария согласна?

Танатос вскинул взгляд.

— До твоего возвращения, мой царь, я полагал, что да, но теперь… она нашла причину отказать. Макария считает, что богиня, рождённая смертной, не может стать супругой бога… такого как я. Может быть, дело в тебе, а может…

— Исключено, — перебил Аид. — Дело не во мне. Что касается богини, смертной по праву рождения… — он посмотрел на Танатоса с читаемой угрозой в глазах и задал прямой и обезоруживающий вопрос. — Ты её любишь?

— Мой царь? — растерялся Танатос.

— Да или нет?

— Да… иначе, зачем бы я пришёл сюда?

— Хорошо, — голос Аида звучал серьёзно и твёрдо, так, чтобы в его намерениях и искренности не было сомнений. — То, что я сейчас скажу, останется между нами. Надеюсь, ты помнишь, что случается с теми, кто выносит секреты за пределы царства Теней?

— Смерть всегда молчалива.

— Вот именно. И не забывай об этом. — Аид выдержал ещё одну долгую паузу, полную для Танатоса томительного ожидания. — Макария не должна ничего знать… по крайней мере, ты не тот, кто должен ей это сообщить. Я даю вам своё согласие, и только тебе объясню почему.

— Не обязательно объяснять своё решение…

Аид поднял руку, в просьбе дослушать и не перебивать — капли с его пальцев упали на поверхность воды и разбежались маленькими кругами.

— Если чувства твои искренни, следуй за своим сердцем. Я не помню, чтобы существовал запрет на браки чистокровных и нечистокровных богов, но вас с Макарией это и не касается. Макария — богиня по праву рождения. Дочь Персефоны… и моя.

Танатос застыл, готовый провалиться сквозь землю. Только теперь он понял, каким великодушным был Владыка Аид — он мог убить его на месте, испепелить до состояния, из которого ему пришлось бы восстанавливаться столетиями, но Аид говорил с ним, и говорил спокойно. Слишком поздно к Танатосу пришло понимание, что Аид давно догадывался обо всём. От Владыки ничего нельзя утаить, ничего нельзя спрятать, здесь рано или поздно все тайны становятся явными, а деяния открывают истинную суть.

— Владыка, я… если бы я знал, я бы никогда… я бы не посмел. Ваша дочь… это великая честь…

В глазах Аида вспыхнуло лазурное пламя.

— Ты любишь её или нет?

— Да.

— Так иди и скажи ей об этом. Оставь нас… пока я не передумал.

Танатос поклонился ниже, чем требовали правила приличий, и ушёл. Ему не хотелось знать подробностей рождения Макарии, достаточно было и того, что он услышал — после всего, через что им вместе пришлось пройти, счастье казалось заслуженной наградой, и не важно, кем они были в своих статусах и ролях. Их любовь — вот что имело значение.

***

В царстве Теней наступала ночь, чёрные облака пепла затягивали алое небо, ветер затихал, а мольбы блуждающих душ становились пронзительнее и громче. Только здесь, у лечебного источника, всё было по-другому: чем темнее становилось небо, тем ярче сияли зелёные камни грота, тем больше оттенков появлялось у воды. Звуки сюда не доходили, а шорох водопада, ускользающего в источник, дополнял тишину и успокаивал. Аид всё ещё держал Лину на руках. Он не знал, посмотрит ли она по-прежнему растерянно и недоверчиво, или из глубины веков на него взглянет возлюбленная супруга, которую он оставил на поле боя в тот день.

Вода в источнике почти не двигалась и казалась ровным слоем глянцевой глазури, посыпанной серебристой сахарной пудрой. Мокрая одежда Аида и Лины — тёмная и светлая — переплеталась изящными формами в источнике, напоминая о танцах морских медуз. Раны её уже выглядели как давно затянувшиеся шрамы, но воду пока покидать было рано — Лина ещё не могла полностью избавиться от действия божественного кнута Деймоса.

Минула полночь, когда вода в источнике пошла мелкой рябью, и Аид почувствовал, как маленькие стебли вьюнков обвивают его пальцы. Никто не мог знать, каким будет итог — боги не умирали, их смерть, если таковая имела место случиться, заключалась в том, что Кристалл Душ призывал их сущность в царство Теней, где они могли восстановить физическое тело и вернуться домой. Персефона была первой и единственной богиней, перерождавшейся в том смысле слова, в каком понимали его смертные. Произойти могло, что угодно. Аид не боялся, но справедливо предположил, что, в конечном счёте, будет мешать, поэтому оставил Лину и вышел из воды. Щелчок пальцев — и его тёмные одежды сменились на изумрудно-золотые, волосы высохли, а голову украсила тиара из золотых листьев.

Поток воды подхватил Лину и вынес на середину источника, вьюнки разрослись, потолстели и покрылись позолотой, превращаясь в божественные лианы. Вспышка света заставила Аида обернуться и сделать шаг назад. Прямо перед ним лианы укрыли Лину собой, закутали её в плотный кокон, а затем рассыпались тысячами лепестков — Лина оттолкнулась от воды, взлетела над ней, словно цветущий ангел, запрокинула голову и, раскинув руки в стороны, обратилась оливковым деревом. Самым настоящим оливковым деревом, корни которого находились в паре сантиметров от целительной воды источника, а плоды сияли переливами самого чистого золота из возможных. От кроны дерева исходил столь яркий и чарующий свет, что Аид смотрел на него, полный священного трепета. Лина вернулась в прежнее состояние очень скоро, какое-то время её ещё поддерживали в воздухе божественные силы, но затем они оставили её, и она плюхнулась в источник.

Глубина здесь была не больше человеческого роста, и всё же Лину бросило на самое дно, где она окончательно очнулась, в панике наглоталась воды с привкусом корицы и выплыла. Воздух наполнил лёгкие, вода с ресниц смазала картину мира, мокрые волосы упали на лоб. Лина нашла ногами дно, выровнялась и, стоя на цыпочках, высоко задрала подбородок, чтобы дышать, вытерла воду с лица. На краткий миг ей показалось, что спасение просто приснилось ей, что она очутилась в какой-нибудь необычной водной тюрьме, казнь ещё не свершилась… а потом увидела его. Аида. Он стоял у спуска, наблюдая за ней. Его лицо ничего не выражало, но Лина чувствовала, какая стихия бушует в нём. Аид подал ей руку, когда она подошла к нему, и вытянул из воды. Их взгляды пересеклись.

В этом моменте, в этой единственной секунде раскрылась целая вселенная, сошлись все точки пространства и времени, и мир замер, затих, позволяя им остаться наедине, проникнуть друг в друга и почувствовать связь до того, как реальность разрушит всё светлое и чистое, что дарит первая встреча. Аид понял, что ни одно его предположение не оправдалось: на него смотрели глаза прежней Персефоны, но было в них нечто новое, нечто такое, отчего он почувствовал себя слабее. Будто две её души, слившиеся воедино, пусть ещё и несформированные до конца, стали проявлением абсолютной власти. Власти над его сердцем.

Лина же думала о другом. Она вспоминала, и чем ярче становились её воспоминания, тем больше тускнел её взгляд, наполнялся печалью, болью и сотнями других чувств, которые Лина даже при желании не смогла бы перечислить все.

Аид так и держал её руку, не в состоянии разорвать прикосновение. Лина сделала это сама.

— Ты пришёл за мной… — она осмотрела белые, медленно исчезающие шрамы на руках.

Аид, будто очнувшись от наваждения, моргнул и едва заметно повёл головой.

— Разве я мог не прийти? — он снял свою сухую мантию, накинул Лине на плечи и завязал на шее с таким видом, будто кутал промокшего под дождём ребёнка. Одежда Лины под мантией мгновенно высохла.

— В прошлый раз так и случилось… — к удивлению Аида, Лина не только восприняла его учтивость, как данность, но ещё и царственно подняла руку, в просьбе выслушать до конца. — Я ждала тебя годами в плену Ареса, я и сейчас не надеялась на счастливую случайность… Я думала…

Он вздохнул, собираясь просить прощения, но вместо извинений, вместо сотен важных слов, которые следовало бы сказать, спросил:

— Как много ты вспомнила?

Лина откинула волосы на спину.

— Я вспомнила всё, — прошептала она. — Всё, что связывает меня с тобой, — губы её задрожали, и она сморгнула капли слёз. — И ничего не забыла из смертной жизни, воспоминания перемешались, и я… словно обрела душу.

Аид сглотнул, невольно опуская взгляд. Смотреть на неё было так же трудно, как поднимать глаза на солнце в зените.

— Я тоже обрёл душу, — еле слышно сказал он и добавил громче. — Прости меня…

— Прощение для великодушных… твоя любимая фраза… — она шагнула к нему и взяла его руки в свои. — Но ты всегда был великодушен, Владыка, и я отвечаю тебе тем же. Мы оба знаем, что всё это ты делал ради меня и из-за меня. Я за всё очень давно тебя простила, задолго до нашей последней встречи в прошлом.

Его переполняли эмоции, но в силу природной сдержанности он не мог и не умел этого показать. Ему лишь удавалось чудом успокаивать забивающееся сердце.

— Всё, что я делал, было не из-за тебя… — он прикрыл глаза и пояснил, — в большей степени, конечно, из-за тебя, но в целом всему был причиной я сам. Ты хотела свободы, избавиться от опеки Деметры, а я, вместо того, чтобы помочь, забрал тебя из одной клетки в другую. Ты никогда не решала сама, ни тебе, ни твоему смертному воплощению никто не давал выбора… Деметра, Зевс, Ариана и Марк, Максимиллиан…

— Деметра и Зевс… на этом можно было остановиться, — возразила она.

Аид продолжил мысль, словно она не перебивала его.

— Моё предложение перед праздником Аполлона было поспешным, и ты не обязана его принимать. Я желаю тебе только радости и счастья и хочу дать тебе право выбора, дать свободу, о которой ты всегда мечтала. Я понимаю. Кому хочется жить в этом месте, быть объектом насмешек и косых взглядов? Ты этого не заслужила, Персефона. Ты слишком великий дар для царства Теней, оно тебя недостойно. — Аид обдумывал эти слова всё время с момента разговора с Зевсом, и сейчас, наконец, сказав их вслух, почувствовал облегчение. Он даже заставил себя поверить, что, отпустив её, решит множество проблем, созданных их браком. — Ты можешь уйти, но, обещай, что вернёшься, когда мне потребуется помощь.

Если сначала Лина не поняла, к чему он клонит, то на последних его словах её руки дрогнули, и она, не дав сомнениям вторгнуться в сознание, обняла его. Порывисто, крепко обхватив руками шею, так, что у обоих перехватило дыхание.

— Но моё счастье не будет полным без тебя, — заговорила она, почти касаясь губами его уха, — свобода вдали от тебя и не свобода вовсе. Я не хочу уходить, не хочу… что бы ни было, я останусь.

Аид оцепенел. После всего он ожидал, что она станет обвинять его, устроит скандал, возненавидит, но она буквально призналась ему в любви. Нет. Это было даже больше, чем признание в любви, больше, чем любые другие слова, в которых она могла бы выразить свои чувства.

Лина расценила его бездействие по-своему: он не обнял её, не ответил, не сделал ничего, что дало бы ей понять его отношения. Она разомкнула кольцо рук и сделала шаг в сторону, собираясь уйти.

— Ты говоришь о свободе, но снова решаешь за меня… решаешь, уйти мне или остаться. — Лина сделала несколько шагов от него, но вдруг развернулась и, сжав кулаки, стала наносить не сильные, но ощутимые удары ему в грудь, подчёркивая ими каждое своё слово. — Ты! Невыносимый. Невозможный. Самоуверенный…

Аид прикрыл глаза, собирая волю в кулак, но одной воли было недостаточно. Она вернулась к нему, она была рядом и любила его — от одной только этой мысли можно было потерять голову. Аид схватил её за плечи и, когда Лина в удивлении посмотрела на него, поцеловал. Страстно, горячо и чувственно, так, что у неё земля ушла из-под ног. Это был поцелуй после тысячелетней разлуки, после расставания, в котором они уже не чаяли встретиться, после стольких потерь. Это был поцелуй и прощения, и нежности, и обещания.

— Сокровище моё, любовь моя, душа моя… — шептал Аид между поцелуями.

Лина отвечала с той же чувственной прямотой и плакала — последний раз они виделись не на празднике Аполлона, нет, их последняя встреча случилась многим раньше, на том поле боя, где она сама отняла свою жизнь, оставила его одного в мире, полном одиночества, боли и отчаяния, в таком же мире, где пребывала много веков она сама.

Разорвав поцелуй, Аид прижал Лину к себе и уткнулся носом ей в шею.

— Я задолжал тебе столько объяснений, столько, что не уверен, успею ли рассказать всё до рассвета.

— Посмотри на меня, — она невесомо коснулась его волос. — Посмотри на меня, пожалуйста. — Аид поднял голову, заглянул ей в глаза, и Лина обняла его лицо ладонями. — Мне не нужны сейчас все объяснения, только одно. Арес сказал, Макария наша дочь? Я долго не верила, но потом… — её голос стал ещё тише и почти слился со звуком водопада у стены. — Что ты сделал? Расскажи мне…

Он взял её руки и прижался к ним губами, давая себе время подумать.

— Это будет непросто… Макария самостоятельная богиня, не связанная с нами, я не уверен, что мы должны вмешиваться в её жизнь. Обещай, что не примешь поспешных решений, после того, как я расскажу…

Лина грустно улыбнулась и покивала своим мыслям.

— Как я и думала, ты так сильно дорожишь ей, что оберегаешь даже от меня. Я не Деметра, не бойся, и сейчас я даже не её мать… — она помолчала немного и вдруг спросила. — Она знает?

— Нет. Мы боялись, что это просочится к смертным. Легенды всегда отчасти правдивы, я не хотел давать дополнительную подсказку тем, кто искал её.

Лина смотрела так внимательно, что Аид в совершенно несвойственной для себя манере смутился.

— Расскажу сначала. За несколько веков до рождения Макарии Пифия предсказала появление божественного сосуда — бога или богини, способных удержать в себе невероятную силу, такую, что может разрушать миры. Говорили, что кто-то ищет сосуд, что некоторые боги объединились в надежде завладеть этим ценным даром, но я не верил. Я долго не верил слухам, пока однажды, перед самым твоим уходом к Деметре, не почувствовал сосуд в тебе. Тогда мы узнали, что у нас будет дочь… — Аид отпустил Лину и повернулся к ней боком, устремив взгляд на воду. — Я боялся, что Деметра может что-то сделать тебе и нашему ребёнку, но не отпустить тебя было бы ещё большей глупостью. К счастью, скрыть ребёнка удалось, а осенью ты вернулась, закрылась во дворце и ограничила общение с Олимпийскими богами.

— И я не напомнила тебе, что нас могут предать?

— Меня невозможно предать, Персефона. Царство Теней накладывает на богов, решивших поселиться в нём, нерушимые обязательства, не позволяющие разглашать тайны. Но только если эта тайна названа тайной, и если я озвучил свой запрет.

— Морфей знал об этом и обошёл твоё правило.

— Я слишком поздно это понял. Он обошёл его не один и не два раза, заключая выгодные сделки с другими богами… Да и без Морфея всё выглядело достаточно неопределённо. Ты была не только богиней двух миров, но и чем-то большим… всегда чем-то большим, и я понимал, что однажды придёт момент, когда я не смогу защитить вас. И ты понимала это тоже. — Аид бросил на Лину мимолётный взгляд. — Это была твоя идея, переместить сосуд. Мы случайно узнали, что Артемида нашла способ передать божественную способность другому богу, и решила использовать это на сосуде. Идея была безумная… ты считала, что жизнь Макарии важнее твоей. Но не я. Мне были важны вы обе. Клянусь, я пытался тебе помешать, вы могли пострадать так сильно, что не помог бы и Кристалл Душ, но ты сделала всё сама. Ты не оставила мне выбора, мне пришлось спасать вас и завершить перемещение сосуда… А потом, — его голос задрожал, — ты потребовала спрятать ребёнка и забрать твои воспоминания, чтобы никто и никогда не смог узнать о ней, чтобы она не была связана ни с царством Теней, ни с нами. — Он замолчал и долго стоял так, собираясь с мыслями. Лина терпеливо ждала. — Я исполнил твоё желание, извлёк и запечатал воспоминания о дочери, а сам отправился к сыну Зевса. Гераклу суждено было стать отцом исключительно мальчиков, а я подарил ему возможность воспитать дочь. На удивление, Макария не стала изгоем, её любили и братья, и родители… Её детство было счастливым и, может быть, лучше того, которое могли дать ей мы.

Лина молча плакала, не в силах выразить всё, что чувствовала. Она боялась говорить, чтобы не нарушить момент, чтобы не перебивать его.

— Когда Макария выросла, — продолжил Аид, — мне снова пришлось действовать. Бессмертная дочь полубога и смертной могла вызвать подозрения у Олимпа, и я стал искать возможность инсценировать её смерть… И я просто… — он махнул рукой, не находя слов. — Я не мог оставить всё, как есть… наша дочь… Тебе было так больно, что ты решила забыть, но я забывать не хотел. Думаешь, Макария случайно принесла себя тебе в жертву, спасая сыновей Геракла?* Думаешь, случайно, заняла место среди богов царства Теней? Она могла обратиться за помощью к кому угодно, найти более значимую богиню, хотя бы Геру или Афину, но она принесла жертву именно тебе… — На этот раз молчание опустилось на них тяжёлым бременем, и Лина, собравшись с силами, положила ладонь ему на плечо.

— Столько боли… и всё потому, что у тебя была я… потому что ты так сильно любил меня, что забывал о себе. Мои страдания и в половину не могут покрыть твои…

Он обернулся и покачал головой.

— Нет. Не любил, Персефона, всё ещё люблю. Мою боль, всё, что я пережил, покрыло твоё возвращение, твоя жизнь… Это самое главное. Только это. Только ты.

Она прерывисто вздохнула и прижалась к нему всем телом, обняла снова, сильнее, чем в первый раз.

— Боюсь, эта встреча тоже будет короткой. Лана обманула Макса и дала мне под видом напитка Перемен преобразованную сущность Кроноса с божественной печатью.

— Я знаю. Мы что-нибудь придумаем, я больше не отпущу тебя… мы больше не расстанемся, и пусть Гея мне станет свидетелем.

Они стояли обнявшись в окружении зелёного сияния, с щемящей нежностью в сердце, излучая свет любви — чувства, способного победить саму смерть.

— Лана… — хрипло спросила Лина, после долгого молчания, — что ты с ней сделал?

— Ничего, — Аид тепло улыбнулся и вытер слёзы с её щёк, — я её спас. Ты знала, что она была связана договором рабства с каким-то богом?

Лина кивнула.

— Да, Деймос сказал. Она рабыня Ареса, и насколько я знаю…

— Макария всё решила, мы… — он помялся, — ты скоро увидишь её и всё поймёшь. Их обоих увидишь, разумеется, если захочешь.

— Хочу, — честно призналась Лина, — но сначала, прежде чем мы вообще начнём что-то делать, я бы хотела спросить тебя…

— Да? — насторожился Аид.

В её глазах сверкнули лукавые огоньки отблесками ещё не ушедших слёз, она приподнялась на носочки и шепнула ему на ухо.

— Мой царь, ты разделишь со мной гранат? — невесомо коснулась губами щеки и стала отходить.

Он, едва вспомнив, как дышать, удержал её рядом и склонился к губам, произнося ответ за миг до поцелуя.

— Ты не оставляешь мне выбора, моя царица.

__________________________________________

*Согласно мифу единственная дочь Геракла и Деяниры — Макария — принесла себя в жертву Персефоне перед сражением Гераклидов с Эврисфеем.

Глава 20. В горе и радости

Макс резко сел и тут же свалился на что-то настолько твёрдое, что от боли свело ногу. Он протёр глаза и осмотрелся. Золотые колонны уходили высоко в небо, скрываясь за белыми облаками, солнечные лучи ложились на пол, украшенный искусным орнаментом, на три ступени вниз от подножия кровати раскинулся неглубокий бассейн с зелёной подсветкой. Макс поднялся на ноги с третьего раза и поплёлся к колоннам — он не помнил, как оказался здесь, вообще ничего не помнил, кроме последнего разговора с Аидом. Где-то шумели деревья, капала вода, пели птицы. Макс поравнялся с колонной, когда прямо перед ним, застилая обзор, раскрыл пышный хвост белый павлин. Ветер играл в его перьях, и в этом звуке слышалось ненавязчивое:

«Гера»

«Гера»

«Гера»

Макс прогнал птицу и, наконец, смог понять, где находится. Перед ним в сиянии своего величия, в облаках и золотом свете Гелиоса стоял бессмертный Олимп: его сады, дворцы, скверы и площади. Макс приложил кулаком рельеф колонны.

— Какого х…

— Не смей выражаться в Небесном городе! — перебил его суровый голос, и Макс обернулся.

— Отец?

Гефест, хромая, прошёл с противоположной стороны покоев к нему и остановился рядом. Он очень долго в упор смотрел на Макса, прежде чем сказать.

— Герой! Молодец! Я ожидал от тебя смелых поступков, но не откровенной глупости.

Максим ничего не понял.

— Что случилось? Как я попал на Олимп?

— Обычно. Ты же мой сын… — Гефест был сдержан, но Максим чувствовал, что отец никогда ещё не был зол настолько. — Мой сын, который напал на Ареса.

— Я? И ты притащил меня сюда?!

— А ты бы предпочёл оказаться в царстве Теней в состоянии божественной сущности? Или, может быть, стать смертным?

— Я бы предпочёл…

— Замолчи! — Гефест отвернулся и посмотрел на площадь у дворца. — Когда ты на последнем году обучения игнорировал свою прямую обязанность охранять младшую сестру наследной семьи, я молчал. Когда после ты в качестве наставника должен был сопровождать её, но мотался к другой, я молчал…

— Лана не была моей целью в итоге.

— Нет. Элана всегда была твоей целью, ибо тебя к этому готовили. Когда ты пришёл ко мне на Лемнос, я и не думал, что тебе хватит ума перейти дорогу Аиду… а теперь ещё и Арес!

— Отец. Арес начал ту войну, кровь богов и полубогов на его руках. Лина была во всём права!

— А я не был? Разве я не говорил тебе, что из царства Теней ты заберёшь уже не её, а богиню столь сильную, что тебе рядом не стоять? Пойми, — Гефест повысил голос, когда Макс собрался возразить, — мы не воины, не солдаты. Молот, который ты использовал, создан не для войны, а для творчества, для работы и дела. Мы оружейники, Максимиллиан, оружейники. А оружейники никогда не принимают участие в войнах, они на них обогащаются. Ты мой наследник, будущий кузнец, не строй из себя того, кем не являешься.

— Может быть, мне ещё уборщицей устроиться?

Гефест сжал кулаки и шумно выдохнул.

— Я занимаюсь благородным делом и требую к нему уважения! Ты отправляешься на Лемнос вот с этим, — он щёлкнул пальцами.

Макс охнул и схватился за внутреннюю сторону запястья. На коже проступил круглый символ, который выглядел так, словно его выжгли калёным железом изнутри — краснота спала почти сразу, но круг не исчез, остался белым шрамом.

— Что это?

— Как я и сказал, ты отправляешься на Лемнос, — безапелляционно заявил Гефест, — будешь работать в кузнице, можешь навещать мать и управлять своей строительной компанией удалённо. Покинешь остров, и я узнаю, и Арес узнает, и тогда я уже не смогу тебя защитить.

Макс вспыхнул от гнева.

— Защитить? Это ты называешь защитой? Ещё скажи, что это во благо…

— Не ори! — Гефест провёл ладонью у его лица, втягивая облачко светлой энергии. — Даже этого не предвидел! Как ты вообще мог так глупо попасться? — он с отвращением стряхнул частичку божественной силы Ланы. — Ты всего лишь мальчишка, разделяющий мир на чёрное и белое, на добро и зло. Ты не всесилен, далеко нет, и многих высот тебе не достичь, не потому что ты не сможешь, а потому что ты для этого не рождён. Подумай об этом и не мешай моим планам!

— Я не собираюсь… — возмутился Макс, но не договорил, отвлекаясь на стук каблучков по полу.

В покоях появилась Клессандра, одетая в фисташковый брючный костюм с накинутой на плечи кожаной курткой. Она поймала свой рыжий локон с лёгким оттенком океана и намотала на палец.

— О, не ссорьтесь, — Клессандра склонила голову в знак приветствия. — Максимиллиан… Гефест, я связалась с Гермесом и всё обсудила. Они с Гекатой готовы, как и другие… — Клессандра покосилась на Макса и улыбнулась, так и не закончив фразы.

— Отлично, — Гефест коротко улыбнулся в ответ. — Тогда забирай его, некогда мне с ним тут… нервы дороже, и они мне в другом месте пригодятся.

Клесс тихо рассмеялась и подмигнула Максу.

— Да будет так.

***

Когда действие источника залечило остатки шрамов, Аид взял Лину за руку и переместился в свой рабочий кабинет. Она не удивилась викторианской обстановке, столу на резных ножках и стульям с мягкими спинками. Конечно, всё чёрное, даже обложки книг на многочисленных полках как на подбор, словно он сделал специальный заказ для целой библиотеки. Лина улыбнулась ему и прошла вперёд, шлёпая по полу босыми ногами. То ли от переизбытка эмоций, то ли от радости встречи с Аидом, Лина не заметила, что каждый её шаг оставляет на полу пучки свежей живой травы, вьюны ползут по колоннам и стенам, распуская всевозможные цветы — только когда с потолка снегопадом посыпались лепестки, она остановилась. Аид посмотрел на неё. Он хотел бы сказать, что она вернула ему жизнь и свет, который казался утраченным навсегда, но вместо этого произнёс:

— Ты стала сильнее. Раньше в пределах дворца, кроме твоей спальни и садов, ничего не цвело.

Лина вспомнила нарцисс у ручья.

— Я никогда не осознавала своей силы и того, на что способна. Может, теперь будет иначе? — она взмахнула рукой с твёрдым намерением всё убрать, но добилась лишь того, что гора лепестков свалилась на Аида.

Он стряхнул лепестки с плеч и волос.

— Да, работы предстоит много, — заключил он и указал взглядом на стол. — По крайней мере, одно из твоих желаний исполнилось

Лина обернулась. На столе в ворохе цветов гранатового дерева лежали два тёмно-красных плода.

— Я понятия не имею, как это сделала…

— Ничего, такое бывает, — он прошёл к столу и сел на своё место. — Однажды, когда тебя ещё на свете не было, я случайно поджёг хитон Зевса, прямо на Совете Триединства.

Лина рассмеялась и села напротив.

— Неужели Владыка Аид мог быть таким рассеянным?

— Никто не рождается взрослым и опытным, — Аид смахнул несколько цветов граната на пол, и на какое-то время замолчал.

Лина молчала тоже, складывая в голове всё случившееся, переживая эмоции последних часов вновь и вновь. В раздумьях она взяла цветок граната и покрутила его.

— Что ты планируешь делать?

Аид бросил на неё взгляд и постучал пальцами по столу, принимая какое-то решение.

— Меня навестила одна богиня, из-за которой Совет Триединства стал скорее необходимостью, чем возможностью договориться. И на Олимпе собираться нельзя.

— Важную вещь? Это касается титанов? Или изначальных богов?

— Ни тех, ни других. Я не могу объяснить, мне нельзя этого делать, но в остальном я хочу быть честным с тобой до конца. Совет Триединства должен состояться.

— Понимаю, — Лина кивнула, чем снова удивила его. Прежняя Персефона возмутилась бы или стала спорить, — если один из вас уйдёт по своей воле или против неё, будет полная катастрофа.

— Дело не только в этом. Нас всех связывает древняя клятва, разрушить которую, значит утратить надежду на будущее.

— Я слышала об этом ещё до знакомства с тобой. Никто из вас не должен утратить Власть, ни один из вас не должен быть убит, вы основа мира.

Аид взглянул на неё очень внимательно, как в тот раз, когда она сказала, что он «просто делает то, что должен».

Лина смутилась.

— Что? Почему ты так смотришь?

— Ты очень красивая, — на выдохе произнёс он.

Сердце забилось сильнее, уютное тепло разлилось по телу, Лина отложила цветок и взяла гранатовый плод. На лице Аида застыло нечитаемое выражение.

— Ты уверена? Ты не обязана делать этого, если не хочешь.

Она положила гранат перед собой и коснулась, желая, чтобы он раскрылся сам, но что-то пошло не так. Сок брызнул на Аида, он усмехнулся и взял гранат, с лёгкостью разделяя его на половинки — зёрна рубиновыми бусинами выпали на чёрную поверхность стола.

— А как же… — Лина очень точно изобразила его манеру говорить, — ты моя жена! Перерождением этого не изменить?

Аид склонился к столу, и из-под его пальцев выбежала маленькая лазурная змейка. Она, извиваясь, помчалась в сторону Лины.

— Надеюсь, ты понимаешь, что играешь с огнём, Персефона?

Навстречу змейке юркнул вьюнок, обвил её, но не сгорел, а зацвел огненными цветами. И это было первое, что у Лины получилось сделать без ошибок.

— Эту стихию я давно укротила, судя по всему… может быть, её боишься ты сам?

Аид не ответил, только покачал головой, складывая губы в подобие улыбки. Лина взяла зерно граната и вспомнила:

— Сколько я должна съесть в этот раз?

Аид, задумавшийся о её предыдущих словах, ответил не сразу.

— Не знаю, — признался он, — смена времён года происходит сама по себе, ты лишь её воплощение, не более. Полагаю, сейчас ты богиня Весны и, вероятно, богиня Плодородия, раз Деметра оставила этот мир, и, разумеется, царица Теней. Это неизменно, — он тоже взял несколько гранатовых зёрен. — Ты скорбишь?

— О Деметре? — Лина покачала головой. — Нет. Нет, не думаю. После всего, сложно оплакивать её. Ариана была мне ближе, и потом… Это ведь она подослала к тебе Минфу.

— Знаю.

— Я думала… думала, она желает мне счастья и не станет рушить всё, что мне дорого.

— Деметра желала тебе счастья, только не со мной… — в глазах Аида застыла печаль. Он откинулся на спинку стула, когда Лина, после небольшой паузы, спросила.

— А что ты знаешь об Амфитеусе?

— О ком?

— Бог с оружием из зёрен Деметры, называет себя её сыном, и боюсь… — она съела зерно граната и потянулась за другим, — он не только её сын, а ещё и мой родной брат.

Аид повторил за ней, забрасывая в рот сразу два гранатовых зернышка.

— Это случайно не приёмный сын Ареса? В войну о его жестокости слагали легенды. Даже не представляю, кто убил больше, чем он. Я предполагал, что такие вещи, как рождение братьев и сестёр, ты должна была знать в первую очередь.

— Я не знала. Он сам сказал, когда явился за мной по наводке «Протекта». Может быть, право быть богом Плодородия перешло ему?

— Маловероятно. Просто будем иметь в виду ещё одного сына Зевса, но во вторую очередь. Арес же не зря мнит себя наследником, он сын царя и царицы, как теперь говорят… — Аид повернулся к полке с книгами, вспоминая, — кронпринц? Цесаревич?

— Примерно так… — Лина согласно кивнула и встала.

Её ступни всё ещё оставляли пучки травы на полу, но лепестки с потолка летели уже меньше. Она прошла в другой конец кабинета и отодвинула тяжёлую портьеру, скрывающую панорамное окно в пол. За ним, над туманными полями и серыми равнинами, над голубоватым светом Зала Судеб медленно расступался пепел, открывая кроваво-алое небо, а в другой стороне, где за уходящими вдаль пустынными землями раскинулся Элизиум, застыло зелёное мерцающее марево, похожее на северное сияние. Лина повела плечом, и рукавчик её платья плавно сполз вниз, открывая гладкую кожу, сияющую призрачным блеском в тусклом свете дворца.

— Рассвет. Только сейчас поняла, как здесь на самом деле красиво… — произнесла она и ахнула, когда Аид схватил её в охапку и, обнимая со спины, прижал к себе, будто укутывая собой, скрывая от всего мира. Она не слышала, как он подошёл, и, смущаясь, потянулась поправить платье.

— Оставь так, — попросил он, и его тёплое дыхание коснулось её уха. — Останься со мной. Утром я позову нимф, чтобы принесли тебе одежду.

— Я не собираюсь уходить, — она склонила голову на бок, позволяя ему прижаться губами к шее, но лишь на миг, а затем повернулась в его руках. — Я не хочу уходить, и обещаю, что не покину тебя, что бы ни случилось. С тобой, в горе и радости, до скончания времён и после, если это возможно… Мы со всем справимся, и у нас будет всё время мира, мой царь, — она посмотрела ему в глаза и коснулась щеки, а потом, пока он не успел опомниться от её слов, тихо рассмеялась.

Он растерялся от такой перемены настроения.

— Почему ты смеёшься? Я выгляжу глупо, когда ты говоришь мне такие вещи, любовь моя?

Она мотнула головой.

— Нет-нет, просто подумала, что сейчас ты выглядишь так, как тебя любят изображать современные смертные… Представила твою реакцию на эти слова, и, знаешь, ты меня не разочаровал.

— Я не понял, — он коварно ухмыльнулся, — ты делаешь мне комплимент или пытаешься оскорбить?

— Угадай, — уклончиво ответила Лина, но, заметив в его глазах беспокойство, поспешила добавить: — Мне всё равно, как ты выглядишь, главное, что это ты… в любом образе, — она разгладила складку на его одежде и вдруг спросила совершенно другим тоном. — Расскажешь о ней?

— О ком? — не понял Аид и тут же догадался. — О нашей дочери?

Лине отчего-то трудно было звать её по имени, и она надеялась, что Аид прочтёт всё в её глазах. Он прочёл и понял. Аид пытался найти слова, чтобы описать Макарию, но во всех языках мира не существовало слов, способных отразить её суть.

— В ней Кристалл Душ, — сказал он, — она проводит тени смертных и полубогов в Элизиум и следит за ними там. Занята исключительно своими обязанностями и очень редко является богам, поэтому для многих в сонме она миф. Она была царицей Теней в наше отсутствие, и тогда почти не покидала дворца. Макария похожа на миртовое дерево в инее, сверкающее в лучах рассвета волшебными оттенками… на зарю, восходящую в морозной дымке зимы… на подснежник, проросший сквозь толщу снежного наста… — Аид вздохнул, — и, кажется, она скоро выходит замуж. Танатос просил её руки.

Лина улыбнулась и не ответила. Она помнила о Макарии, как о существующей в царстве Теней богине, но больше ничего — ни лица, ни каких-либо подробностей.

Аид смотрел на неё. Долго смотрел, убеждая себя, что это не сон, что она реальная, настоящая, с ним. Он думал о первой встрече в этом её воплощении, о последующих встречах и о словах — жестоких и добрых, ласковых и обжигающе-ледяных. В какой-то момент в его глазах замерцали лукавые искорки, и он сказал.

— Вернёмся к твоим предыдущим словам…

— О Макарии? — Лина приподняла уголок губ.

— Нет, раньше, — Аид притянул её ближе, зная, что она намеренно уходит от ответа.

— О твоём образе?

Аид рывком прижал её к себе так, что их сердца, бьющиеся в унисон, зазвучали как единое целое.

— В горе и радости, — выдохнула она, — мой царь…

— Мой царь? — глубоким завораживающим шёпотом уточнил он. — Из твоих уст это обращение ко мне звучало лишь трижды…

— А что? Разве это запрещено?

— Нет… — он заглянул ей в глаза, пытаясь найти в них ответ, но там его не было. — Ты боишься моего имени?

Сердце Лины пропустило один удар, и Аид это почувствовал.

— Нет… — она смутилась и растерялась, — да, наверное, привычка смертных. Но тебе не на что жаловаться, я провела двадцать пять лет с именем Элина и тоже не привыкла слышать «Персефона» в обращении к себе… это странно. Если я уступлю тебе и буду называть по имени, и ты, пожалуйста, будь снисходителен ко мне.

— Сравнила! — от его проницательного бездонного взгляда подогнулись колени. Аид знал, какой эффект на неё производит, и наслаждался этим. — Моё имя и мой титул принадлежат мне, я твой супруг в первую очередь, и только потом царь. А Элина… не твоё имя. Полагаю, Ариана с самого начала знала, кто ты, поэтому и назвала тебя просто «девушка из Греции». Мне звать тебя девушка? Просто дева? Может быть, стоит вернуться к Коре?

— Не надо, — горло сдавило от внезапно пришедшего волнения. — В горе и радости, до конца времён и, если возможно, после, по воле Судьбы или против неё, всегда. Я больше никогда тебя не оставлю, Аид, мой супруг, мой царь, моя любовь, неподвластная ни времени, ни смерти… — когда Лина закончила, её глаза были полны слёз.

— Я люблю тебя, — руки Аида дрожали, — и клянусь, что тот, кто посмеет разлучить нас, умрёт страшной смертью. Я заставлю Мойр переплести нить, если впереди нас ждёт неминуемое расставание, подчиню Ананку* и само мироздание, если потребуется…

Она привстала на цыпочки и шепнула.

— Не отпускай мою руку, это всё, чего я хочу.

***

— Эй! Ну, ты полегче, тебе всё это нужно ещё! — Клессандра ходила за Максом по мастерской Гефеста на Лемносе, чинила всё сломанное и подбирала разбросанное.

Макс злился. В первую очередь на себя, что за столько времени так и не смог избавиться от воздействия Ланы, что пошёл у неё на поводу и наделал глупостей. В здравом уме Макс бы трижды подумал, прежде чем забирать Лину у Аида прямо во время праздника Аполлона, и уж тем более не стал бы обращаться с ней как с умалишённой в лесном домике Кентавров. Во вторую очередь злился на отца и Аида, потому что они оба были правы насчёт него.

— За кого он меня принимает, Клесс?! — Макс скинул форму для меча на пол.

— За безответственного сына, конечно! — она села за стол и сложила ногу на ногу. — Не злись. Все знают, что Гефест ворчит только, но угроз своих не исполняет. Времена божественных сетей для Афродиты давно ушли.*

— А ты у нас самая умная как всегда? И всё на свете знаешь? Ты понятия не имеешь, что за человек мой отец.

Клесс хихикнула.

— Он не человек, а бог, и я знаю побольше твоего. И вообще, кто бы говорил! Царица Амфитрита рассказала мне, что ты сделал! Даже идиот в «Протекте» понимал, что ты любишь Элину, но дойти до такого… похитить её? Ещё додуматься надо!

Макс толкнул ногой стул, и тот с грохотом отлетел к наковальне.

— Ты сюда нотации читать пришла? Если да, вымётывайся!

— Нет, — Клессандра вскинула голову, — я пришла сюда с просьбой…

Макс толкнул ещё один стул, сложил руки на груди и насупился.

— Просьбой? — он недоверчиво повернулся к ней, она встала и прошла по кузнице из стороны в сторону.

— Да. Нужно спуститься в царство Теней и прикрыть Гермеса, пока он разговаривает с Аидом. Отвлечь взор Олимпа от его перемещений.

— Хочешь, чтобы пошёл я? После встречи с Аидом? После всего, что сказал мне отец? — он ткнул пальцем в печать, оставленную Гефестом. — Как ты себе это представляешь? Да и зачем там я? Супруга Гермеса уже неспособна его прикрывать?

— Ты же знаешь, что Гермес не спускается в царство Теней даже к ней, она выходит к нему. Первый раз после возвращения Аида он отправился на берега Стикса с вестью, сейчас совсем другое дело. Нам важна любая помощь, — сказала Клессандра и, распознав нотки понимания во взгляде Макса, хлопнула в ладоши. — Я всё придумала! Я прикрою тебя, а ты прикроешь Гермеса. Надеюсь, ты понимаешь, почему я прошу… у тебя очень сильная аура, ты сможешь создать достаточное искажение, чтобы всевидящий взор Олимпа не заметил то, что мы хотим от него скрыть. К тому же твой, — она показала кавычки пальцами, — побег станет дополнительным отвлекающим маневром, а у тебя появится шанс поговорить с Линой. Ты же хочешь ей всё объяснить?

Клесс говорила на одном дыхании, так что Макс при всём желании не мог бы вставить ни слова.

— Чувствую, какой-то подвох, но есть ли у меня выбор? — задумался он. — Что делать-то нужно?

— Сделать всё, чтобы Зевс думал, будто я у Гекаты, а ты в царстве Теней один, — у стены за наковальней материализовался Гермес, и сделал это так внезапно, что Макс отшатнулся, наступил на что-то и чуть не упал. — Нельзя дать и шанса Зевсу посчитать меня предателем, потому что, да будет Ананка-судьба мне свидетельницей, это не так.

Макс мотнул головой, недовольно вздохнув.

— Я вам не верю. У вас нет по-настоящему серьёзных причин просить меня о чём-то. Разве что… Посейдон работает с Гефестом, и это какой-то план… — он в упор уставился на Клесс.

Она бросила взгляд на Гермеса и широко наигранно улыбнулась.

— Это просто просьба. Когда вернёшься, я могу рассказать тебе больше… хотя кое-что ты угадал верно. В деле замешан мой отец.

Максим ещё раз посмотрел на ограничительную печать на руке и пожал плечами.

— Тогда это дело принципа. Я согласен. Когда идти?

Клесс спрятала руку за спину и сложила знак на удачу, вызывав у Гермеса улыбку этим жестом.

— Прямо сейчас, — она осмотрела мастерскую, — только приберись тут, мы подождём снаружи, — и, не дожидаясь ответа, вылетела на лестницу.

Гермес вышел за ней под солнце Лемноса несколько секунд спустя, перевернул крылатую бейсболку козырьком назад и положил локоть ей на плечо.

— Может, скажем ему, что это идея Гефеста?

Клесс ухмыльнулась и прикрыла глаза ладонью, вглядываясь в синее небо.

— Не скажем. Гефест запретил, не будем нарушать запреты.

____________________________________

*Ананка — богиня неизбежности (её сестра Тюхе — богиня случайности и удачи, она же Фортуна)

*В мифах Гефест сплёл прочную божественную сеть, когда узнал, что его супруга Афродита изменяет ему с Аресом. Этой сетью он и накрыл любовников в самый ответственный момент, а потом пригласил богов полюбоваться на это. Арес после этого был сослан во Фракию, а Афродита — по слухам — так никогда и не простила Гефеста за свой позор.

Глава 21. Помнить всегда тяжело

Аид шёл по анфиладе дворца, мантия развевалась за ним, объятая всполохами лазурного пламени, Гермес пытался его догнать, поскальзываясь на морозном инее ауры, скрытой под клубами густого чёрного тумана.

— Гефест делает это ради тебя.

— Ради меня? — Аид резко остановился, и Гермес врезался в его взгляд, как в каменную стену, поскользнулся и едва не свалился ему под ноги. — Не переворачивай! Всё это не ради меня, а ради вас, ради драгоценного мира смертных… Это вы хотите жить на Земле, как прежде, а я там не жил со времён разделения царств. Так что, признай, это я помогаю вам, а не наоборот.

— Преследуя личную выгоду…

— Если бы! Но даже будь это так, разве это что-то меняет? Я с тем же успехом могу преследовать её и без вас. Зачем ты притащил мальчишку? Думаешь, у меня мало проблем? И где Геката?

Три воробья в этот момент обогнули колонну: два из них опустились на плечи Гермесу, третий сел на пол и обратился Гекатой.

— Ну, разумеется, — Аид недобро приподнял уголок губ, — она уже здесь.

— По первому твоему зову, Владыка, — Геката склонила голову и перевела взгляд на Гермеса, — что случилось? Не удивлюсь, если вспышки вашей божественной энергии заметили на Олимпе.

— Вы разве не супруги? — удивился Аид. — Ты не знаешь, с чем он ко мне пришёл?

— Знаю, с чем и с кем он пришёл, — сказала Геката, — я не понимаю, что с тобой? Почему ты злишься? В чём моя вина?

Аид прикрыл глаза и выдохнул — лазурный огонь, морозные узоры на полу и тёмный туман исчезли.

— Ты права. Я… — он стряхнул с мантии невидимую пылинку, — утро наступило слишком быстро. Мне нужно обсудить кое-что с вами обоими, Гефест пусть делает, что хочет, а нашим гостем пусть займётся Персефона.

Геката и Гермес переглянулись.

— Персефона? — крылышки на бейсболке Гермеса затрепетали. — Ты уверен?

— Проводите его в тронный зал, — игнорируя вопрос, сказал Аид, — я сообщу Персефоне, что он будет ждать её там, а вас, — он раскрыл ладонь, выпуская голубой огонёк, который вспыхнул, растянулся и сформировался в часы со стрелками, — жду в архиве через пять минут.

Часы растворились в воздухе, и Аид, не дожидаясь возражений и вопросов, исчез вместе с ними.

***

Нимфы завершали последнюю деталь причёски Лины, опасливо передвигаясь по полу кабинета Аида, на котором до сих пор царил хаос из лепестков. В былые времена их госпожа редко появлялась на личной территории Владыки, но теперь всё изменилось, и вечно юным девам пришлось привыкать к новому образу жизни. Вообще-то Лина могла обойтись и без них, создать себе образ самостоятельно, как то сделал Аид у источника — старые боги умели подчинять материю и менять её по собственному желанию — но Лина боялась, что в своём текущем состоянии создаст не наряд, а дополнительные неприятности.

Лина посмотрела в зеркало и впервые за много дней подумала о себе, как о Персефоне. Она улыбнулась, вспомнив, как четверть часа назад Аид не хотел оставлять её, ворчал на день, пришедший слишком скоро, и на то, что в последнее время царство Теней — это не мир упокоения душ, а какой-то проходной двор. Только сейчас, взглянув в глаза своему отражению, Лина поняла, почему Аид предостерегал её. Гранат, разделённый с Аидом, не был символической данностью или возможностью стать бессмертной, он привязывал её к царству Теней, прочно переплетая нити их судеб. Она стала царицей, и больше не существовало уголка в этом мире мрака, о котором бы она не знала, который бы не видела. Ей было открыто всё. Стоило заглянуть в себя, как карта царства Теней ложилась перед внутренним взором призрачными линиями, а все обитатели и тени проступали яркими белыми пятнами на её поверхности.

Лина и забыла, как это — ощущать такую сильную связь.

— Царица, — мелодичный голос стал полной неожиданностью, и Лина, вздрогнув, медленно обернулась.

Нимфы разлетелись в стороны, затрепетали и покинули кабинет, избегая белоснежного сияния Макарии. Она склонила голову в вежливом поклоне, наполняя душу удивлённой царицы теплом. Лина ожидала дыхания смерти, хотя бы намёка в ауре на истинный статус богини, но ощутила только свет — ясный как пламя правды, и чистый как небесный огонь Прометея.

— Почему я не помню твоего лица? — Лина не хотела задавать этот вопрос, она вообще не планировала говорить первой, но слова вырвались сами.

Макария выпрямилась и посмотрела на неё взглядом Аида — таким же глубоким, проницательным и тёплым, но более светлым. Если глаза Владыки Мёртвых напоминали глубины Марианской впадины, неизведанные и опасные для тех, кто нарушит их покой, то глаза его дочери были прозрачными озёрами, в которых солнечные лучи, проникая под поверхность воды, манили незваных гостей обманчиво небольшой глубиной. В обоих случаях любопытных ждала неминуемая и, возможно, мучительная смерть. Но не Лину. Только не её.

— Нам не приходилось встречаться, — в улыбке Макарии отразилась улыбка Персефоны. — Когда я впервые попала сюда, наступило лето, а после Владыка запрещал мне говорить с вами… У него были на то причины, я думаю. Я видела вас издалека, склонялась в ничего незначащем для вас приветствии… Не страшно, если царица не замечала меня, я всё равно рада, что мы, наконец, увиделись.

Лина некоторое время завороженно разглядывала её, пока не поняла, что делает это слишком долго.

— Прости, наверное, я не с этого должна была начать.

— Всё в порядке, я понимаю, — Макария прошла к столу так естественно, будто это был её кабинет. Лина подумала, что она, наверное, закрывалась здесь, пока царствовала вместо Аида, читала, писала, разбирала дела. — По началу я тоже была рассеяна и терялась, когда только стала богиней. Но я родилась смертной, а вы… вам должно быть намного легче.

Лина покачала головой.

— Мне не легче… — она поправила волосы и решила, что пора переходить к интересующей её теме. — Владыка сказал, ты придёшь не одна…

Макария, протянув руку к цветку гранатового дерева, застыла, так его и не коснувшись. Она заговорила далеко не сразу, и голос её прозвучал тихо и виновато.

— Я не сказала ему… пока не знаю как. Девушка, что была рабыней…

— Она жива? — в сердце Лины, пусть теперь она и была больше Персефоной, чем самой собой, старые привязанности остались и так же сильно тянули её к себе, как и вновь обретённая привязанность к Аиду.

— Да. Я уговорила Владыку сделать её богиней, и он приставил её к Морфею, в один ряд с божествами царства Снов, но… — Макария вздохнула, — связь с богом-хозяином была так сильна, что пришлось забрать её воспоминания, чтобы стабилизировать процесс.

Лина сглотнула и сжала кулаки, сдерживая подступившие слёзы.

— Я призову её, — добавила Макария, — и смогу временно вернуть ей память, только… ей будет очень тяжело. Если это необходимо, царица, я…

Лина прерывисто вздохнула.

— Да, к сожалению, я должна потревожить её, — она отвернулась и прижала ладонь ко рту. Глаза жгло, а ком, образовавшийся в горле, никак не желал исчезать.

— Есть ещё кое-что, что я заметила, царица. Думаю, это важно для вас.

— Говори, — Лина смахнула скатившуюся слезу. — Я слушаю.

— Эта девушка… она не родилась смертной, она вообще не человек. Не полубог. Её физическое воплощение и сущность были созданы чьей-то божественной силой, поэтому связь с хозяином так вцепилась в неё, и поэтому мне так сложно было сделать то, что я сделала.

— Что ты имеешь в виду?

— Она вроде вашего фамильяра… или, — Макария перебрала все подходящие слова в существующих языках мира, прежде чем продолжить, — щита для вас. Вероятно, её создали для отвода глаз от вашего физического воплощения, но это не значит, что у неё не было души, и это не значит, что её смертную жизнь можно обесценивать. Всё, что она пережила, было правдой.

Губы Лины затряслись, ей пришлось сжать их и сделать несколько глубоких вдохов. Значит, Ариана — их мать — на самом деле родила одну дочь. Настоящую Персефону. Только Ариана была всего лишь наследницей, как у неё хватило сил создать Лану? Даже Марк не смог бы этого. В дела наверняка вмешался какой-то бог, способный обмануть самого Зевса… способный создать настолько подробную копию любой вещи или живого существа, что она затмит оригинал.

— Скажи, — задумчиво проговорила Лина, поправляя рукав платья, — кто мог создать её? Родители? Может быть, сын Аполлона, хранитель… или Союз Хранителей, «Протект»?

Макария прикрыла глаза, и белые ресницы оставили на её щеке маленькую снежинку, похожую на те, что добавляют в блестящие тени.

— Точно нет. Мне не знакомы ауры всех богов, и я не могу сказать, чья именно присутствует здесь, но работа отличается особенным мастерством и вниманием к деталям. Изначальную божественную силу вашего смертного тела извлекли и создали из неё эту девушку… Это очень сложный, трудоёмкий и требующий особых знаний процесс. Девушка не просто какая-то копия, а отдельное существо, прошедшее все соответствующие этапы развития, — заключила Макария, подтверждая догадки Лины. — Один лишь великий мастер Олимпа на такое способен.

Тема оставляла больше вопросов, чем ответов, и Лина решила пока не думать о ней. Она вернулась к главному.

— Могу я увидеть… девушку?

Макария кивнула, подняла руку, развернув её раскрытой ладонью к Персефоне, провела по воздуху в сторону и вниз, а затем сказала.

— Богиня девичьих грёз, Мирра…

Воздух рядом с Макарией пошёл рябью, бледная линия тумана на миг разделила две реальности, и появилась Лана, приподнимая пространство, словно плотную завесу. Её серые, некогда длинные волосы, стали короткими и прямыми, едва доходящими до плеч, их покрывала россыпь серебряных звёзд — добродушный, но совершенно незнакомый взгляд, устремился на Лину.

— Моя царица, — Лана склонила голову.

— Мирра, — пояснила Макария, — значит, приносящая покой. Она сама выбрала это имя, сказала, что больше не хочет быть связана со своей смертной жизнью. Помнить всегда тяжело.

Лина вздрогнула.

«Помнить всегда тяжело», — прозвучало у неё в голове, притягивая за собой другие слова. Его слова. — «Тебе было так больно, что ты решила забыть, но я забывать не хотел». Они, словно острые стрелы, пронзили её сердце, оставляя глубокие незаживающие раны. Аиду пришлось помнить, тысячелетия в одиночестве… помнить о них.

— Дай мне с ней поговорить, — шёпотом попросила Лина.

Макария коротко улыбнулась, извлекла одну из своих алых лент и повязала на запястье Ланы. Лента сразу побелела, а взгляд Ланы изменился. Она моргнула, рассеянно посмотрела на Лину, на её царский наряд, корону, и вдруг разрыдалась. Отчаянно и так горько, что Лина немедленно обняла её и разрыдалась вместе с ней.

— Я так виновата, так виновата, — неразборчиво причитала Лана сквозь всхлипывания.

Лина гладила её по спине, не замечая собственных слёз. Она так много хотела у неё спросить, но не знала, как сделать это так, чтобы не причинять Лане ещё большую боль.

— Лин, я была такой глупой… такой глупой, — Лана отстранилась и обхватила себя руками. — Я думала, что стану избранной, а оказалась никем… я ничто…

— Ты моя сестра, — спокойно сказала Лина, вытирая слёзы с её лица. — И ей останешься.

Лана мотнула головой.

— Нет. Лучше я всё забуду. Я стала причиной смерти родителей. Если бы не я, если бы я не сказала Аресу, где они обычно бывают… их любимые места… Понимаешь, Лин? Я их убила… И Морфей обманул меня. Я не смогу быть с ним рядом, если буду помнить. Я вообще с этим не смогу жить, понимаешь?

— К сожалению, понимаю. — Лина погладила её по плечу. — Я не буду тебя осуждать и призывать изменить решение, но я бы хотела, чтоб ты помнила меня… нашу прошлую жизнь. Мы же сёстры…

Лана покивала и всхлипнула.

— Прости, но я обменяла наши воспоминания на напиток Перемен, и теперь, когда они вернулись ко мне, я не чувствую, что заслуживаю помнить… А ещё этот Деймос. Если бы не он, если бы не он…

Лина взяла её за руку.

— Как ты вообще связалась с Деймосом? Зачем?

— Я не хотела… Лин… — Лана зажмурилась, — прости, но я должна сказать. Я хочу забыть всё ещё и потому, что люблю Макса, твоего Макса, Лин. Ещё со школы, когда он сопровождал меня, как наставник. Перед дипломным курсом я призналась ему…

— И что он сказал?

— Отказал, конечно… — сказала Лана, — очень вежливо, но я всё равно обиделась. Сильно. И пошла к Деймосу, назло, хотела заставить Максима ревновать, хотела показать, что могу влюбить в себя кого угодно, даже главу «Протекта», тем более, что он часто появлялся в школе и как-то особенно на меня смотрел. Но Макс не проникся, наоборот стал всё чаще пропадать у тебя, а Деймос всегда оставался рядом. Мне было весело… я… Я была такой дурой.

— Ты в этом не виновата… Из-за твоей особенности на тебя можно было легко повлиять, но ты сильная и смелая. Нужно быть достаточно смелой, чтобы притвориться Персефоной… это не к Дионису во дворец на Олимпе завалиться, Аид мог убить тебя.

— Но спас, — выдохнула Лана. — Звучит как бред… но он мне помог.

Лина посмотрела ей в глаза, и слова пришли раньше, чем она успела их обдумать.

— Поэтому, пожалуйста, цени это и будь счастлива, Лана. Обещай мне.

Лана всхлипнула.

— Счастье? Могу ли я рассчитывать на него здесь?.. Знаешь, Лин, я хотела иной судьбы… но стать божеством тоже неплохо, ведь так?

— Я тоже хотела иной судьбы, только Судьбе не интересно наше мнение. — Лина снова её обняла. Какое-то время они стояли, не двигаясь, и молчали.

Лана всхлипывала, прижимаясь к сестре, а потом вдруг вцепилась в неё и прошептала.

— Дядя Август… будь осторожна, он хочет убить тебя.

Лине удалось сдержаться и внешне никак не отреагировать на эти слова, но промолчать она не могла и ответила таким же шёпотом:

— Я догадалась. Он должен был погибнуть за неё, но спокойно пил вино на празднике Аполлона, будто ничего не случилось. Не беспокойся о нём…

— Я не…

— Я сделаю всё, чтобы он пожалел о своих поступках, — перебила Лина, зная характер сестры. Лина была уверена, не будь у Ланы проблем с памятью, она бы пошла мстить, плюнув на весь мир. — Ты мне веришь?

Лана кивнула и зарылась носом ей в плечо. Лина погладила её по спине.

— Ну что ж, богиня девичьих грёз, я рада, что ты жива, а теперь скажи мне… куда ты шла на торжестве после церемонии Посвящения?

— Я? — растерялась Лана. — Меня там не было, Лин. Я встречалась с… Аресом и не могла быть в двух местах одновременно.

Сердце Лины пропустило один удар.

— Не было? Но я видела тебя и пошла за тобой…

Она так старалась объяснить то видение, что не заметила, как у входа возник Асклаф. Лина обратила на него внимание, только когда он негромким кашлем сообщил о себе.

— Моя царица, позволю себе вмешаться и сказать, что это сделала Гея. Как в прошлом она использовала бабочку и нарцисс, так в настоящем взяла самое ценное из вашей жизни, чтобы выманить вас к Владыке Аиду. Девушка была миражом.

Лина отпустила сестру.

— Это всё объясняет… — задумчиво проговорила она. — А ты откуда знаешь?

Асклаф пожал плечами.

— Для изначальных богов характерно повторение старых приёмов… — он помялся, — Вообще-то, я здесь по просьбе Владыки. Он просил вас встретиться с гостем, сыном Гефеста, как только вы закончите свои дела.

Лина сразу догадалась, о каком сыне Гефеста речь, схватила Лану за запястье и проговорила.

— Это твой шанс. Идём, поговорим с ним…

— Макс здесь? Погоди! — Лана попыталась отбиться от сестры. — Нет, ты что… я не могу его видеть!

— Можешь. Ты же решила всё забыть, почему бы не встретиться с ним в последний раз? Не объясниться?

— Нет, я обманула его. Он не виноват в том, что у него не было ответных чувств. — Лана отдёрнула руку. — Нет! — от резкого движения белая лента развязалась, окрасилась в алый и легко опустилась на пол. Взгляд Ланы на миг расфокусировался, она вздохнула и посмотрела на Лину уже по-другому. Её недовольство, причин которого она больше не понимала, заставило её поклониться и уйти, растворившись в воздухе серебристым сиянием.

Лина обратилась к Макарии, но та отрицательно покачала головой.

— Мы только навредим ей, моя царица… против её воли я не могу, — она подняла ленту и ахнула. — Забыла… нужно ей это оставить. Моя царица…

— Иди, — Лина кивнула ей, — спасибо тебе… за всё.

Макария улыбнулась и ушла, оставляя после себя серебристое марево. Асклаф потрогал мерцающие пылинки, оседающие на пол, и спросил:

— Царица, мне передать что-нибудь Владыке?

— Да… да, — ответила Лина после долгой паузы и сделала три глубоких вздоха. — Скажи, что ему не о чем волноваться. Я встречусь с гостем.

***

Гермес откашлялся и медленно повернулся к Гекате, небрежным движением указывая на Аида.

— Скажи, что он спятил, дорогая…

Геката прикрыла лицо рукой. Два других её воплощения отделились от неё, ушли к противоположным полкам со свитками и встали ко всем спиной в той же самой позе.

— Гермес прав, Аид. То, что ты собираешься сделать, безумие! — сказала она. — Ты сам утверждаешь, что мир не может остаться без одного из Владык, а потом говоришь такое…

— Я же сказал, что не собираюсь умирать, но и не могу позволить ей снова меня оставить. Я должен раз и навсегда положить этому конец. А если Судьба не сжалится, и кому-то из нас придётся умереть, пусть это буду я.

Гермес громко цокнул.

— Это самая ужасная шутка, Владыка Аид. Самая кошмарная из всех! — он расстегнул молнии карманов спортивной курки и спрятал руки. — Посейдон…

— … должен меня понять.

— О, конечно, он поймёт, это же идеальный план! Что вообще может пойти не так? Пфф! — высказался Гермес и добавил совершенно серьёзно. — Если ты погибнешь, всё станет только хуже!

— Тебе бы за отца переживать, а не за меня, Вестник! — Аид отвернулся и прошёл вдоль стеллажей в сторону, подальше от пылающей ауры Гермеса. — Всё получится. Меня очень сложно убить.

Геката вернулась в единое целое. Она всегда разделялась, чтобы подумать, и, раз она стала собой, что-то в её мудрой голове сложилось, как надо.

— Давайте не будем ссориться. Гермес, прояви уважение. Аид… Владыка, я всегда и во многом поддерживала тебя, но сейчас даже я должна признать, что твоё решение слишком самонадеянно. Этот шаг, конечно, можно сделать, но только в крайнем, исключительно крайнем случае. Не так. Не теперь.

— Вот именно, — поддержал её Гермес. — Мы почти уговорили Зевса собрать Совет Триединства. Встреться с братьями, поищи другие пути решений.

— Почти… ключевое слово, — бросил Аид.

— Он согласится, — заверил Гермес. — или мы найдём иной выход. Почему нам обязательно надо кем-то жертвовать? Почему, Тартар тебя задери, жертвовать всегда должен ты?

Геката как-то странно посмотрела на супруга — с глубоким уважением и нежностью, будто из его уст никогда прежде не вырывалось ничего серьёзнее глупой подростковой чуши.

— Отсрочка ничего не изменит, — со вздохом возразил Аид, — этому суждено случиться…

— Даже если суждено, нужно использовать все возможности этого избежать. Обещаю тебе, — сказал Гермес, — нет. Не обещаю, клянусь, что помогу тебе, несмотря ни на что, если всё пойдёт не по плану, если иного выхода у тебя не будет, но пока он есть… пожалуйста…

— Выход есть, Аид, — перебила Геката. — Я понимаю, шанс на успех в твоём замысле велик, но что если не получится? Ты подумал о Персефоне? Что она почувствует? Как ей будет найти тебя и снова утратить, возможно, навсегда? Аид, во имя всех тайн, что я хранила ради тебя веками, прислушайся…

— Тайны? — заинтересовался Гермес.

— Конечно, — Геката подмигнула ему, — не может же Аид хранить все свои секреты в одном мешочке, тем более в том, который постоянно болтается на шее Зевса.

— Ой, да брось. Если б ко мне не было доверия, я бы сейчас тут не стоял, — он склонил голову под тёмным взглядом Аида и ухмыльнулся. — Хватит вам, мне можно доверять. Я уже понял всё про твою дочь, Владыка…

Аид повёл головой, Геката ахнула.

— Откуда ты знаешь?

Их испуганные лица здорово его развеселили, и Гермес не сдержал смех.

— Да что вы такие мрачные, будто в загробном мире живёте. Аид тогда в темнице сказал… — он настроился и продекламировал, — «скажи богине блаженной смерти… она наследница»…

Аид выдохнул, Геката поджала губы.

— Придурок! Вы оба, как дети! Аид, пожалуйста, не совершай необдуманных поступков… Гермес… — она не нашла слов и просто махнула рукой.

Тёмный взгляд Аида встретился со взглядом Гекаты в битве уверенности, здравомыслия, эмоций и боли. Аид отвернулся первым.

— Этот разговор останется между нами. Гермес, — Аид не сомневался в том, что собирается сказать, — ты прав, моё доверие к тебе безгранично. Ты не принадлежишь к богам царства Теней и волен не выполнить мой приказ, но я верю, что выполнишь, потому что, как ни странно это осознавать, ты считаешь меня другом.

Гермес улыбнулся и взлетел — крылышки кед зашуршали в воздухе.

— Друг? Слишком громкое слово, но мне лестно его слышать. Скорее, я сочувствую тебе.

— Сочувствующие не клянутся помогать, несмотря ни на что… — Аид создал из лазурного огонька небольшой шарик и передал его Гермесу. — Отнеси это послание Посейдону, а я прислушаюсь к вашим словам и отложу всё до Совета Триединства.

Глава 22. Жребий

Туман в тронном зале сегодня стоял особенно густой, в его завихрениях бродили неясные тени, нашёптывающие что-то едва различимое. Максим ждал. Он хотел поговорить с Линой, хотя в тайне надеялся снова встретить Гостеприимного господина, сказать ему то, что в замешательстве не сказал в прошлый раз. Он даже попросил Гермеса устроить встречу, но этому не суждено было сбыться — когда тяжёлые двери распахнулись, из мрака проявилась фигура не царя, а царицы.

— Здравствуй, Макс, — Лина остановилась в нескольких шагах от него.

В такой непосредственной близости, внимательно всмотревшись в неё, Максим, наконец, увидел, как сильно она переменилась. Наполненность во взгляде, грация и манеры, совершенная сдержанность, которой раньше она не обладала — Лина, словно стала лучшей версией себя самой. Макса всё ещё тянуло к ней, он всё ещё считал её самой красивой женщиной на свете, но больше не ощущал остроту этих чувств, больше не видел нить, соединяющую их жизни. Словно вместе с кусочком чужой божественной силы с его щеки Гефест забрал и чувства.

— Привет… — он помялся и отступил. Её сила непривычно соприкасалась с его собственной.

Молчание опустилось на них, и слова никак не хотели формироваться в осмысленные фразы. Разговор не шёл. Лина вздохнула, в конце концов, и, на правах гостеприимной хозяйки, начала первой.

— Если пришёл к Аиду, он не примет тебя, — она сглотнула и отвела взгляд. Не смотреть было легче. Не чувствовать, не знать, не видеть. Лина сжала кулаки. — И если ты пришёл не для того, чтобы извиниться, то лучше уходи.

— Я пришёл… — сказал Максим и замолчал, не находя слов для продолжения. Он смотрел прямо на неё в попытке понять, что она чувствует, почему перед казнью ему показалось, что она простила его? — Я…

Наверное, он слишком долго тянул с объяснением, потому что Лина вдруг вернула ему прямой взгляд и перебила.

— Я видела, что ты хотел защитить меня во время казни…

— Да, — он ухватился за эту фразу как за спасительную соломинку, — потому что все мои поступки были продиктованы благими намерениями.

Она горько усмехнулась и возразила.

— Благими намерениями вымощен путь к трону Аида, — её тяготила эта встреча и этот разговор, и Лина не выдержала, отпустила себя и высказалась. — Почему в лесном домике ты не послушал меня? Ты был единственным человеком, которому я доверяла, ты был частью меня. Верным другом, почти братом. Всё было идеально долгие годы, с чего вдруг в ответственный момент ты испортил даже больше, чем мог испортить? Ты знал, знал, что я… я же… — имя «Персефона» никак не хотело срываться с губ, и Лина закончила фразу иначе. — Я не верю. Я знаю тебя и не могу поверить, что ты так со мной поступил.

Макс замер. Конечно, он знал, кто она, только до сих пор почему-то не понимал, что это на самом деле значит. Лина была Персефоной, царицей Теней, Корой, богиней Весны… Получается Макс с самой первой встречи любил не Элину, а сокрытую под этим именем богиню. Он любил богиню. Эта мысль обрушилась на него небесным откровением и заставила почувствовать себя ещё большим дураком: только безумец мог заявлять права на супругу Аида, только самоубийца мог добиваться расположения Коры. Если б Максим понял всё сразу, если б только доверился словам отца… Почему до него дошло только теперь, что Элина — иллюзия, которой никогда не стать реальной?

— Не важно, Лин, — наконец, сказал он, чувствуя усталость и опустошение, — сейчас любые мои объяснения будут звучать, как насмешка. На меня действовала чужая божественная сила, но это не оправдание, ведь так? Я сын Гефеста, и мне стыдно говорить, что я не усмотрел чужого влияния… — он махнул рукой, возвращаясь мыслями к своим чувствам. — Отец был прав, — его слова прозвучали печальной констатацией факта, — а я ошибался… ты никогда не смогла бы полюбить меня. На нашей семье лежит проклятье, вечно оставаться нелюбимыми и ненужными.

— Я не давала тебе никаких надежд, — напомнила Лина, — но это не значило, что я совсем отказываюсь от тебя. Это не значило, что твоя жизнь кончена. Тебя и твоего отца никто не любил взаимно, потому что вы ждали любви не от тех и искали её не там.

— Не там? Что ты имеешь в… — их взгляды встретились, и Макс заволновался ещё сильнее. Он совсем забыл. — Где Лана? Что Аид с ней сделал?

— Как удивительно забывчивы мужчины, когда не любят сами, да? — Лине стало обидно за сестру. — Ты позволил вчерашнему подростку уговорить себя, отпустил её в такое место, зная наверняка, что шансы малы, и ей грозит смерть! Ты хотя бы знал, что за напиток она дала мне? Ты хотя бы знал, что она пережила?

— Нет. Не знал. Деймос рассказал, когда…

— А должен был знать! Твоя обязанность с самого начала была защищать Лану…

— Да, Лин! Хватит! Я уже сказал, что позорно пропустил момент воздействия, не смог контролировать себя… — они не заметили, как повысили голос друг на друга, и Макс выпалил обвинение, которое не собирался озвучивать. — Если бы ты не сбежала из домика в лесу, всё было бы по-другому!

— Правда? — вспылила она. — Я тебе расскажу, как бы было! Есть только два варианта, помимо того, где «Протект» находит нас и убивает. Первый: Аид пришёл бы за мной и убил бы тебя на месте, — Лина сделала неопределённый жест рукой, — прости-прости… ты же бессмертный… отправил бы тебя на века в Тартар или на долгое восстановление к Кристаллу Душ. Второй: он бы не нашёл меня, и тогда, через время, божественная сущность Кроноса окрепла и закрепилась бы во мне. Тебе бы осталось только добить меня или отдать Аресу.

— Если бы ни Аид, ни «Протект» не пришли за тобой, у нас осталось бы время найти реше… — начал он, но тут же оборвал речь на полуслове. Тело Лины вспыхнуло божественной энергией, и Макс, выставив руки раскрытыми ладонями вперёд, отступил. — Да, да, ты права, а я уже признал, что ошибался. Не нужно стоять тут с таким лицом… в таком виде… мне неуютно, — он выдохнул и сменил тему. — Ты так и не сказала, что с Ланой? Она мертва?

Воспоминание о Лане снизило напряжение между ними, но не исключило возможную ссору.

— Нет, но она больше никогда не покинет царство Теней… теперь Лана бессмертное божество девичьих грёз и ничего не помнит о своей прошлой жизни. Так что… — Лина отвернулась, — можешь считать, что умерла.

— Не помнит… — Макс замолчал и отчего-то странно уставился на волосы Лины. — Что с тобой?

— Что? — она ощупала причёску и, подцепив небольшую прядь, вытянула её. Среди тёмных волос ярко выделялось множество белых, будто обесцвеченных. — Когда это случилось?

— Не знаю, — Макс забеспокоился. Все их разногласия временно отошли на второй план. — Я только что заметил. Почему это происходит? В прошлый раз было то же самое?

— Нет, только с оковами, блокирующими божественные способности, — сказала Лина и сжалась от неприятного предчувствия. Оно зародилось в солнечном сплетении и медленно растеклось по всему телу удушающей волной за миг до того, как что-то болезненно толкнуло её в грудь. Затем ещё и ещё… и ещё, до тех пор, пока она не согнулась пополам от боли. Голова закружилась, и земля стала уходить из-под ног… — Макс, — Лина нашла в себе силы удержаться на ногах, — позови… его… — последнее слово она произнесла еле слышно, почти выдавив из себя, и осела на пол.

Яркая лазурная вспышка показалась ей чудесным видением. Как было бы прекрасно, если бы Аид почувствовал её боль и пришёл без всякого зова, но разве такое могло случиться? Разве так случается в реальности? Нет, его объятья всего лишь побочный эффект её состояния, а голос — грёзы сна. Чудеса случаются только в сказках.

***

(Эпоха Раздела Царств)

Это были первые дни после тяжёлой бойни с титанами. Впереди их ждало ещё много сражений и побед, но сейчас они просто наслаждались покоем нового мира, совершенного в своей первозданной красоте, нетронутого и живого. Деметра сидела на берегу океана, юная и сияющая, её пшеничные волосы стелились по песку волнистыми прядями, хитон сполз с плеча и приоткрыл округлую грудь. Она без всякого стыда откинула голову, подставляя шею взору ясноокого Гелиоса, и провела пальцем по ключицам, едва касаясь кожи, потом повернулась и легла на бок, подперев голову рукой — ткань хитона откровенно обрисовала её бедро и изгиб ног.

— Гестия и Гера вчера были на Кифере… чудный остров, — Деметра улыбнулась, бросая взор из-под длинных ресниц на статного юношу, восседающего на сером валуне, как на троне. С его рыжих волос стекали капли воды.

— И что? — спросил он с досадой, словно она отвлекла его от чего-то важного, хотя он всего лишь смотрел на набегающие волны.

— Говорят, будто видели, как из морской пены появилась девушка такой необыкновенной красоты, что никто в мире не сможет сравниться с ней…

— А ты и поверила, — низкий вкрадчивый голос заставил Деметру вздрогнуть, а рыжеволосого юношу обернуться. Деметра приняла прежнее положение и прикрылась.

Мимо неё прошёл мужчина в чёрном хитоне и коротком плаще, ветер сдул с плеч его тёмные блестящие локоны, солнце бликами затерялось в бездонных глазах. Он выглядел мужественным и холодным, словно идеально сложенная скульптура, и так особенно напоминал младшего брата, что многие запросто могли обмануться. Но Деметра не обманывалась. Никогда.

— Это ты у нас не силён в доверии, Аид, а я сёстрам верю.

Он пожал плечами.

— Что ж, тогда будем надеяться, что та прекрасная девушка — не дочь Урана, иначе все мужчины мира будут у её ног, и вам с сёстрами ничего не достанется.

Деметра усмехнулась, а Аид, больше не удостоив её и каплей своего внимания, направился к юноше. Он хлопнул его по плечу, сменив тон голоса с насмешливого на дружеский.

— Ну, что, сладкоголосая сирена-Посейдон, не налюбовался ещё на свои волны? — сказал Аид и тут же отклонился от летящего в него водяного шара.

Шар разбился о песок, раскидывая брызги. Посейдон встал.

— Я созерцал, а вы… — он указал пальцем сначала на Деметру, затем на Аида, — вы… — пока они следили за его пальцем, над ними сформировались гребни волн.

Аид почувствовал и, за мгновение до прикосновения воды к его голове, переместился в сторону. Деметра оказалась менее проворной, она только и успела, что вдохнуть побольше воздуха, когда вода потоком обрушилась на неё. Мокрая и злая Деметра гордо удалилась, подальше от посмеивающихся над ней братьев.

— Как ты меня назвал? — Посейдон толкнул Аида в плечо. — Что ты там сказал? Повтори!

— Сладкоголосая сирена, — Аид уклонился от повторного удара и поймал руку брата в захват. — Жребий ждёт… и Зевс.

Посейдон почти затеял драку, но на этих словах остановился. Весь его задор мгновенно улетучился.

— Уже?

— Уже, — ответил Аид и отпустил его. — Так надо. Кто-то же должен взять на себя ответственность, или ты предпочтёшь возложить эту ношу на плечи наших хрупких женщин?

Посейдон бросил взгляд в ту сторону, куда только что ушла Деметра.

— Хрупкие, о, да! — протянул он и вздохнул. — Я бы предпочёл не выбирать… — Посейдон пошёл по берегу, впритык к набегающим волнам, приглашая Аида следовать за собой. Было ясно, что вопрос, который он собирается задать, уже давно мучает его. — Считаешь, Зевс достоин трона?

— Трона Олимпа? — Аид задумчиво погладил подбородок. — Да.

— Наверное, соглашусь. Он всё это начал, во многих победах есть его заслуга… это было бы правильно.

Аид молчал, и Посейдон посмотрел на него вопрошающе.

— А что будешь делать ты, если тебе достанется третий вариант? — его, как и остальных, больше всего волновал Подземный мир, ибо было очевидно, что никого не прельщает перспектива жить в вечном мраке.

— Третий? — Аид пнул маленькую ракушку, выброшенную на берег. — Если Ананка-судьба того пожелает, я приму это, как благо.

Он смотрел под ноги и не мог знать, что в глубине глаз Посейдона в этот момент мелькнуло восхищение.

— Но и тогда, — продолжил Аид, — что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на мою помощь, брат мой.

Посейдон кивнул.

— Знаю.

Сколько он помнил после освобождения из чрева Кроноса, Аид всегда приходил на помощь братьям и сёстрам, по зову или без такового, кидался в самое пекло, лишь бы спасти их жизни. Заслуживал ли Аид трона Олимпа? У Посейдона не было сомнений. Сам он мечтал владеть морями и океанами, а трон мира в равной степени прочил братьям, но он так же не мог отрицать, что Зевс, в силу своей юности и своего характера, просто не осилит Подземного мира, не выдюжит его.

И жребий был брошен. И судьба решена. И три золотых венца встали на защиту мироздания.

Воплощение порядка. Закон Земли и Небес, оберегаемый молнией. Слово, что создаёт и разрушает, возрождает и убивает. Зевс. Вечный страж и наблюдатель, Владыка смертных судеб и бессмертных жизней. Верхний конус великого треугольника богов.

Воплощение жизни, дышащее морским бризом. Вечная изменчивость бытия в непостоянстве и стойкости водной стихии. Посейдон. Спасающий жизни и карающий врагов, справедливый Владыка морей.

Воплощение смерти. Не смерть — но покой, не страх — но одиночество, не тьма — но вечные сумерки. Аид. Тот, кого до конца времён будут бояться и ненавидеть, тот, чьё имя заставит дрожать от страха любое живое существо. Тот, о ком уже никогда не сложат легенд.

(наши дни)

Посейдон стоял у прозрачной стены своего тронного зала, за которой стайка чёрно-золотых рыб выписывала причудливые фигуры. Разноцветные люминесцентные водоросли ползли по краям и казались сверхтехнологичной мигающей подсветкой. Посейдон сжал трезубец в руке до побелевших костяшек пальцев.

Ему часто снился тот день: как багровый гиматий* покрыл плечи Аида, и как золочёная корона почернела, обращаясь в венец мрака. Тогда Посейдон ещё не понимал, какую ношу возложил Зевс на старшего брата этим жребием. Не понимал, что теперь, каким бы добрым и чутким ни было сердце Аида, ему придётся исполнять свой долг: слышать мольбы и не внимать им, смотреть в глаза просящих и не отвечать, добровольно спуститься во мрак Подземного царства и не покидать его.

(Эпоха Раздела Царств)

— Аид, пожалуйста, Аид!

Посейдон пришёл увидеться с братом перед тем, как тот спустится в свои новообретённые владения, но услышал другой, знакомый голос и остановился. Он отступил в тень, успевая заметить Аида и Гестию в тусклом свете почти непроникающих сюда лучей.

— Аид, это несправедливо, неправильно, так не должно быть. — Гестия всхлипнула. — Ты не можешь меня… нас оставить.

— Не могу, но должен, — тихо ответил Аид, — а ты должна смириться и занять своё место.

Она заплакала, и сердце Посейдона сжалось — он, наконец, узнал, почему Гестия не приняла его руку, почему отказала ему. Она любила Аида, с самого начала их пути.

— Мы старшие дети Кроноса и Реи, я хочу пойти с тобой, — её голос дрожал, а дыхание сбилось настолько, что она с трудом могла говорить. — Ты не заслуживаешь этого, но если ты решил, я могла бы…

Посейдон заметил, как в темноте Гестия потянулась к Аиду с определённым намерением обнять, но он перехватил её руки, и она вцепилась в них, словно боялась, что он прямо сейчас исчезнет.

— Я знаю, как ты относишься ко мне, Гестия. Не думай, что я слеп настолько. Но я не могу, не имею никакого права давать тебе надежду. — Аид с трудом снял её руки со своих. — У меня самого её не осталось. Это не твой путь, и тебе там не место.

— Аид! — Гестия осталась без его поддержки и, словно утопающий, стала цепляться руками за воздух, взывая к уже пустому пространству перед собой. — Аид! Аид!

Аид ушёл, а Гестия осталась. Она так и не смогла пережить это. До определённого момента Посейдон был единственным, кто знал, почему старшая дочь Кроноса взошла на Олимп и уединилась там, навсегда сохранив своё целомудрие. И почему она так сильно невзлюбила Афродиту — гораздо проще считать, что любви не существует, чем видеть её воплощение и знать, что для тебя она недостижима.

(наши дни)

— Что тревожит тебя, мой царь? — голос Амфитриты вырвал Посейдона из воспоминаний, а в следующий миг она сама появилась рядом.

— Мой брат…

Амфитрита обняла его со спины, прижимаясь щекой к рыжим завиткам волос.

— Старший или младший?

Он усмехнулся такому вполне резонному вопросу.

— Оба… — Посейдон убрал трезубец и накрыл её руки своими. — Слишком много стоит на кону. Нужно действовать, чтобы не повторить ошибок прошлого…

— Сожаления о прошлом отбирают у настоящего возможность изменить будущее, — тихо сказала Амфитрита. — Не сожалей. Вам троим уже много тысяч лет, Зевс больше не младший брат, а Аид — не старший. Вы равны. Я думаю, давно стоило это понять и договориться. Верни Совет Триединства, от этого всем будет благо.

Посейдон развернулся к ней и погладил по тёмным волосам, повинующимся местному течению.

— Я бы с радостью, моя королевская жемчужинка, да вот только не от меня одного зависит это решение. Разве что… Тебе известно, как уговорить Зевса?

Амфитрита прижалась лбом к его щеке и вздохнула.

— Нет, любовь моя, я не нашла способ связаться с Герой и ничего не узнала.

Он взял её лицо в ладони и нежно коснулся губами губ.

— Я обещаю сделать всё, что будет в моих силах.

В её влюблённом взгляде мелькнул огонёк надежды.

— Я верю тебе.

_______________________________________________________

*Гиматий — популярный в Древней Греции вид плаща. Багровый цвет считался одним из символов власти, плащ такого цвета имели право носить только цари.

Глава 23. Дитя любви, дитя необходимости

Лине было тихо. Спокойно, уютно, светло. Пахло травами, древесной корой и уже знакомым букетом цветов с мороза. Казалось, что весь этот ужас ей просто приснился, что она никогда не рождалась в семье Марка и Арианы, никогда не жертвовала собой, никогда не… Но ничто не вечно под чутким взором Гелиоса, и безмятежность уходящего сна не исключение. Лина открыла глаза.

Она лежала на обширной террасе, поросшей луговыми травами и ромашками, по белым перилам вился виноградник, а над головой раскинул ветви старый дуб. Яркие лучи света проникали сквозь крону, делая мир расплывчатым и зыбким, будто нарисованным акварелью на холсте. Аид сидел рядом и смотрел вдаль. Только спустя несколько минут, когда глаза Лины привыкли к свету, она смогла рассмотреть его — Аид выглядел по-другому: свободные брюки и рубашка со шнуровкой на груди, волосы кудрями до плеч, на лице густая щетина. Он обернулся, и сердце Лины пропустило один удар. Она снова задалась вопросом, как могли быть все те слухи о нём правдой? Был ли он в действительности чудовищем, каким описывали его в своих сказаниях Аэды? Было ли реальное основание бояться и ненавидеть его?

— Ты проснулась… — вдруг сказал Аид, и Лина, ничего не понимая, приподнялась на локтях, а затем села. — Я должен был сразу подумать об этом, — Аид коснулся её щеки и убрал побелевшую прядь волос за ухо.

Лина растерянно моргнула.

— Подумать? О чём?

— Что тебе будет больно… В этот раз всё гораздо хуже. Из-за печати Ареса я не могу перенести сущность титана обратно в его тело, но могу избавить тебя от боли… По крайней мере, пока мы не найдём решение.

Лина качнула головой и посмотрела ему прямо в глаза, в их бездонную тёмную глубину, в которой её отражение светилось ярче всего.

— Неужели всё повторится? Неужели Судьба будет так жестока, что нам придётся снова пройти через это?

Аид взял руку Лины и прижался к ней губами.

— Скоро состоится Совет Триединства, тебе тоже придётся пойти.

— От тебя не на шаг, да? — улыбнулась Лина и потеряла нить разговора, вдруг осознав, что не ощущает тяжести платья. Она опустила взгляд вниз, чтобы тут же вернуть его Аиду. Вопросительный. На ней был один из новых домашних шёлковых костюмов, светлый, с золотой тесьмой на майке, поясе брюк и рукавах лёгкого длинного халата — Лина точно помнила, как покупала его, и где оставила в последний раз.

— Я попросил Гермеса забрать твои вещи, — объяснил Аид. — Подумал, тебе так будет удобнее.

— Да… спасибо…

Лина погладила ладонью тесьму на груди, большим и указательным пальцем коснулась открытых ключиц, словно ожидала найти там кулон.

— Правда, — сказала она после короткого молчания, — я благодарна, — она выпрямила правую руку, разглядывая рукавчик. — Я, если честно, уже устала от платьев, пеньюаров и всех этих царских нарядов.

Аид смотрел на неё и улыбался загадочной спокойной улыбкой.

— До сих пор удивляюсь, — он склонил голову, — как ты можешь одновременно быть такой неизменной и в то же время каждый раз новой?

— Я богиня весны, а весна — всегда обновление, которое неизменно случается каждый год, — Лина улыбнулась в ответ, но улыбка тут же застыла, недвижимо и настороженно, и вскоре постепенно исчезла.

Краткий миг она не понимала, что именно её беспокоит, но затем вернула взгляд к руке. Там, в лучах света мерцало кольцо: длинные чёрные вьюнки лиан обвивали безымянный палец и захватывали в кокон поразительной красоты лазурно-голубой топаз. Лине даже показалось, что в глубине камня горит настоящее живое пламя Аида.

— Что это? — это был первый вопрос, пришедший в голову, и она, не задумываясь, задала его.

Аид усмехнулся.

— А какие есть варианты ответа?

— Какие? — Лина вздохнула. — Предполагать, что Владыка царства Теней проникся духом современности и решил подарить обручальное кольцо по законам смертных, было бы слишком необдуманно.

— Согласен. Впрочем, если пожелаешь, мы, разумеется, обзаведёмся кольцами, а пока это всего лишь часть моей божественной сущности, она защитит тебя и до последнего сможет контролировать боль от сущности титана.

Лина ахнула и посмотрела Аиду прямо в глаза.

— Всего лишь? Это, — от его встречного взгляда перехватило дыхание, и голос подвёл Лину, срываясь на еле слышный шёпот. — Это же опасно.

— Нет, — он обнял её лицо ладонями и стал покрывать его короткими невесомыми поцелуями. Щетина приятно щекотала кожу, — я не стану слабее, моё божественное предназначение всегда перевыполняет план, да и правило это на сыновей Кроноса не распространяется. Тебе не о чем волноваться.

— Я не волнуюсь, — Лина аккуратно убрала его руки от лица, но не отпустила их, переплетая пальцы, — я в ужасе и боюсь за тебя.

Аид склонился к ней, будто бы для того, чтобы поцеловать в губы, но вместо этого встал и потянул её за собой.

— Идём.

Они прошли босиком по прохладной траве к перилам террасы, за которыми открывался вид на скопления серых облаков. Всполохи вулканов Тартара на другом конце царства оставляли розовый след, напоминая лучи рассвета, пронизывающие утреннее небо. Далеко внизу виднелись башенки какого-то замка, на удивление, белого, а в алом небе пепел складывался в причудливые формы и знаки.

— Это Элизиум? — Лина спросила просто так, чтобы прервать затянувшееся молчание. Она не питала никаких иллюзий насчёт этого места и сразу поняла, где они: здесь был иной воздух, иной дух растений, иное всё.

— Да, почти. Мы намного выше, в самой высокой точке нашего царства. Под нами… — он запнулся, подбирая слово, — дом… поместье Макарии… — Аид задумчиво провёл ладонью по перилам, переложив несколько вьюнков винограда. — Когда я впервые спустился в царство Теней, это место появилось одним из первых. Оно ещё не цвело вот так…

Лина представила его на этом самом месте, в алом плаще и венце, над хаосом ещё несозданного царства. Алый всполох во тьме, огонёк жизни в объятиях смерти…

— Старшие боги, — сказала она, отстраняясь от образа в воображении, — могут изменять и создавать материю из хаоса, преобразовывать её в соответствии со своей божественной сущностью, я, кажется, потеряла эту способность… — она обвела взглядом царство, сколько отсюда видела. — Всё это создано тобой… и это невероятно.

Аид поджал губы и неопределённо повёл головой.

— В основном, да, мной… но оказалось, что не только старшие боги способны на это. Мы создаём и преобразуем мир из хаоса сознательно, наши чистокровные наследники — безусловно. Мало кто из них понимает, что делает… что все поступки, слова и события связаны между собой… но именно так появилось поместье Макарии, так же возник дом Морфея и уютное жилище Гекаты… Мироздание меняется в зависимости от богов, их сущностей, предназначения и сложившихся ситуаций.

Лина прислонилась к перилам и заглянула вниз.

— Раньше ты не приводил меня сюда из-за Макарии? Или я просто не помню… — она грустно улыбнулась.

— Раньше… — Аид придержал её за руку, — мы почти не покидали дворец. Я думал у нас с тобой всё время мира и никуда не спешил. Теперь мне хочется продлить каждую секунду и наполнить её…

Лина выпрямилась и посмотрела на него.

— Что мне делать? Тогда всё казалось естественным, само собой разумеющимся, а теперь… сила не подчиняется мне. Я вернулась, обрела душу, но не себя… я будто бы и не я вовсе.

Аид вздохнул, обнял Лину и притянул к себе.

— Всё будет хорошо, всему своё время, твоя божественная сущность ещё восстанавливается, и мы обязательно поговорим о ней и о твоей силе, но не сегодня, — он поцеловал её в лоб и вернулся мыслями к тому, что собирался сказать с самого начала. — Сегодня о Макарии. Она оракул…

— Оракул? Как Пифия?

Аид помялся.

— И да, и нет… Её способность сложнее, чем у Пифии, и куда глубже обычных предсказаний. После того, как ты потеряла сознание, она почувствовала призыв и ушла с твоим другом… — он крепче сжал объятья. — Не переживай, в деле замешан Гермес, у меня нет причин не доверять ему… зато есть причины подозревать Гефеста. Хотя Гермес так защищает его, что мне следует усомниться. И всё-таки… случайно ли сын Гефеста появился в твоей жизни?

— Макс? — Лина пожала плечами. — Ничто не случайно, конечно. Мойры желали нашей встречи, и она случилась. И я этому рада, иначе жизнь Элины была бы в несколько раз печальнее без такого друга, — она с сомнением качнула головой, — хотя иногда «такого», совсем не значит хорошего.

Аид сложил губы в улыбку, не имеющую никакого отношения к радости.

— Мне всё равно, как ты к нему относишься, и что он для тебя значит, меня волнует его происхождение. Я не ощутил ничего необычного в твоей смертной сестре, но, встретив его, я почувствовал нечто большее, чем просто божественное наследие.

— Нет, нет. Максим полубог, точно, он никакое не создание и не чья-то добрая воля.

— Он не создание, — согласился Аид, — но и не полубог. Кто его мать?

— Смертная женщина Лирия Невская. Я её хорошо знаю, она…

Аид отпустил Лину и задумчиво погладил подбородок.

— Не может быть. Его мать не может быть смертной… Полубогиней, божественным существом, богиней, да кем угодно, но не простой смертной.

— Аид, — Лина улыбнулась, — моё тело с детства не выносило присутствия божественной силы. Будь Лирия богиней, а Макс богом, я бы погибла от их постоянного присутствия… разве что… — улыбка ускользнула с её лица, — ты знаешь богиню, которая может скрывать ауру настолько, чтобы ни боги, ни смертные не почувствовали её.

К удивлению Лины, Аид кивнул.

— Знаю и потому в полном замешательстве. Эта богиня никак не могла стать матерью сына Гефеста, но одновременно с тем я не могу и не доверять своим чувствам. Он призвал молот отца, будучи раненым, после плена и тяжелого удара об стену, снял оковы, которые с трудом мог разрушить сам Деймос. Он стоял прямо передо мной, я не могу ошибаться. А его волосы…

— У Гефеста и Лирии тёмные, а у Макса золот…

— Золотые. Сын Гефеста с россыпью золотых кудрей? Сколько полубогов, рождённых от смертных, ты знаешь с таким цветом волос?

Лина приоткрыла рот и растерянно моргнула.

— Из нынеживущих — никого, — она убрала волосы за ухо. — Подожди! Тогда как же кто-то смог подчинить его? Или он солгал?

— Или этот кто-то был сильнее, чем мы… — его последнее слово потонуло в отдалённом грохоте, будто груда камней покатилась с горы. Лина и Аид одновременно обернулись к горизонту, где за пепельными облаками ярким заревом зажглись вулканы Тартара. Грохот усилился троекратно…

***

Макс ходил из стороны в сторону по мастерской отца на Лемносе и был вне себя от злости. Клессандра и Гермес следили за ним взглядами, Гефест стоял у стены, скрестив на груди руки, а Макария скромно и в то же время гордо сидела у стола.

— Почему вы мне не сказали? От вас бы убыло что ли, если б я узнал, что иду в царство Теней по просьбе отца?! — Макс остановился и вперил взгляд в Гефеста, тот не ответил. — Про печать хотя бы могли объяснить?

— Не могли, — сказала Клессандра. — Не могли! Печать — это тайный знак общества, о котором ты пока не знаешь, и наша защита от гнева Зевса. Зевса, которому мы не можем доверять, но должны защитить. Мы не заговорщики, не пытаемся свергнуть Владыку Земли и Неба, но так и подумают… так и решат, Макс, если узнают, что мы затеваем.

— А что, собственно, мы затеваем? Или мне об этом тоже не положено знать? Я не достоин вашего доверия, только выполнять, что скажут?

— Я не могла рассказать, это не моя тайна, Гефест сообщил мне и Гермесу, но даже мы не знаем всего. Другие, как и ты, получили печать в последний момент. Встреча состоится здесь, и мы всё объясним тебе очень скоро. Все детали… уж извини, я не попугай, чтобы повторять каждому одно и тоже. Потерпи.

Гефест вздохнул и, оттолкнувшись от стены, прошёл к столу тяжёлой поступью, где устало опустился на стул.

— Я попросил не посвящать тебя в детали, потому что знаю, какой ты вспыльчивый, и знаю, что, будь твоя воля, ты бы ринулся открыто в одиночку против сложившейся системы, а так нельзя. Надеюсь, разговор с Персефоной дал хоть какое-то утешение твоему раздутому самомнению, которое так откровенно проявилось от воздействия чужой силы.

— Интересно, в кого бы это у меня такое самомнение… — пробурчал Макс.

— Точно не в меня. — Гефест вздохнул. — А теперь возьми себя в руки и найди немного терпения в ожидании тех, кого мы… — в этот момент у лестницы что-то произошло, и он закончил фразу очень тихо, — ждём.

Все как один посмотрели на вход. Макс не удивился появлению Амфитриты, но женщина рядом с ней вызвала бесконечное недоумение — богиня Морей вела под руку его больную престарелую мать, Лирию Невскую.

— Мама! Ты что здесь?… Ты зачем? — Максим кинулся к ней, и она протянула ему морщинистую руку.

Лирии было уже за семьдесят. Она с самого начала знала, кто отец её ребёнка, и понимала, кем является её сын, но сейчас она сама будто преисполнилось божественной силой. Прежняя бледность и недомогание оставили её. Макс со страхом вспомнил, что при тяжёлых болезнях наступает улучшение перед самым концом, но эту мысль быстро затмила другая. Зачем она здесь? Неужели Гефест всё-таки нашёл способ сделать Лирию бессмертной?

— Максим, — Лирия обняла его ладонь двумя руками, и он склонился к ней, чтобы лучше слышать её слова. — Я знаю твой характер, поэтому прошу… сядь и выслушай всё, что сегодня отец и другие скажут тебе. Будут вопросы — задавай, но, пожалуйста, не пыли и не ссорься с ними. Всё это очень важно, важнее нас, важнее всего, что я когда-либо тебе говорила.

Непререкаемый авторитет матери сыграл свою роль, и Максим без всяких возражений проводил мать к столу и сел сам. Амфитрита устроилась рядом.

— Итак, Гефест, все твои просьбы были приняты во внимание, — сказала она, сложив ногу на ногу, — твой план работает, и небольшая группа богов, на которую ты так надеялся, в сборе, правда… — Амфитрита осмотрелась, — сегодня не все, но это и не к спеху, они оповещены и ответили согласием. Посейдон твой вклад оценил. Рассказывай!

Гефест кивнул ей и провёл ладонью над левым запястьем, где тут же проявилась та самая печать, что он оставил сыну на Олимпе. Вслед за этим у всех присутствующих печать проявилась тоже. Макс заметил такую же и у матери, но Лирия не позволила ему даже заикнуться об этом.

— Да, пожалуй, пора раскрывать карты… — Гефест какое-то время искал, куда деть руки — Макс ещё никогда не видел отца таким взволнованным. После недолгой возни Гефест, наконец, откашлялся и начал.

— Начать, видимо, следует с истинной причины встречи. Теперь многие узнали, что последнюю войну богов развязал Арес, я же должен признаться, что знал давно и готовился. Цель нашей встречи, сохранить верховных богов и вернуть Совет Триединства, — он замолчал, ожидая вопросов, но их не было, только Лирия ободряюще улыбнулась ему и кивнула. Гефест продолжил: — Каждый из вас сегодня станет свидетелем моей трусости, последствий моих ошибок и ошибок других богов, которые я не очень успешно, но всё же пытался исправить. Вернёмся в тот день, когда Владыка царства Теней с разрешения Зевса увёз прекрасную дочь Деметры в свой дворец. Все мы знаем, как расстроилась Деметра, и к чему это привело, но вот последующие события ускользают от нас, превращаясь в легенды и мифы, зачастую абсурдные или несоответствующие действительности, — он замолчал, не находя слов, и Гермес помог ему.

— В то время мы все были зациклены на себе, не интересовались делами других. За это и платим теперь. Одновременно с тем, как Деметра, Зевс и Аид решили судьбу Персефоны, Арес, в виду небольших разногласий с Гефестом, отправился во Фракию, где начал строить далеко идущие и, как оказалось, вполне работающие планы. С его лёгкой руки Деметра создала общество радикально настроенных против смены времён года богов, оболгала Аида, запустила такую волну страха и ненависти к нему, что и в эти дни не утихает. К превеликому сожалению, всё это поддержал Зевс. Был ли он обманут, или хотел этого сам, остаётся загадкой. Известно лишь, что Деметра стала лёгкой добычей Ареса, поскольку её ненависть и обида были отличным топливом для разжигания массовых недовольств.

— Да, — Гефест благодарно кивнул Гермесу. — Ситуация с Персефоной забила последний гвоздь в крышку гроба Совета Триединства, знаменуя финал истории трёх братьев и начало единоличного правления Зевса. И пока Зевс наслаждался могуществом и полученной властью, Арес не дремал как древнее зло, — Гефест нервно усмехнулся. — Путём несложных манипуляций слабостями богов, пользуясь молчанием сильных и равнодушных, он сплёл такую искусную сеть интриг, что великие Мойры и Арахна позавидовали бы этому плетению. Арес вооружился предсказанием Пифии о дочери Аида и Персефоны, таящей в себе невероятную ценность для призыва Кроноса на Землю, — на этих словах дёрнулась даже Амфитрита, но и она не посмела перебить Гефеста. — В попытке отвоевать дитя пророчества, Арес заставил богов развязать войну, и добился своего. Сплетённая сеть его плана до сих пор работает идеально, и стоит ему подёргать за ниточки, как всё поворачивается в нужную ему сторону. — Гефест встал, упираясь руками в стол, — итак… думаю, многие из вас уже знают, что у Аида и Персефоны есть дочь? — он внимательно обвёл всех взглядом и кивнул, заметив на лицах многих очевидное недоумение. — Ясно. Тогда с самого начала. Дитя пророчества, те слухи о сосуде… всё это правда. Сосуд был, и эту способность Аид перенёс Персефоне, дитя спрятали, а Персефона пожертвовала собой. В бою некому было засвидетельствовать последовательность событий, что удачно легло в основу версии Ареса, в которой Аид оказался жестоким безжалостным убийцей. Тогда я не догадался, но теперь понимаю. После боя Арес забрал сущность Кроноса себе, а часть сущности Персефоны отдал её матери. Деметра, приняв этот дар, не могла знать, что становится первым звеном цепи возрождения неудавшегося плана… — он немного помолчал, прежде чем продолжить. — Боги приняли решение, и я по их просьбе создал зерно души, подпитав часть сущности Персефоны полной сущностью её матери. Зерно попало к дочери Зевса, полубогине, и стало расти… «Протект» возник почти сразу после этого. Я не увидел проблемы в том, что эта организация, называющая себя хранителями, буквально наследует то общество богов, которое организовала Деметра. В своём стремлении вернуть дочь, она не заметила, что окружение не желает возвращения Персефоны, оно желает её плена, ради выгоды, ненавидит её за любовь к Аиду, за непослушание и холод зимы. Деметра не заметила, а я начал понимать слишком поздно, когда к власти в «Протекте» пришёл Деймос. Преследования, убийства и расправы ближайших членов семьи наследников-носителей стали для меня настоящим откровением. Нужно было действовать и действовать немедленно, но тогда я не знал как.

— Это правда, — сказала Амфитрита, — богам было плевать друг на друга, они предпочитали закрывать глаза, или просто не интересовались этим, как я… А мне стоило бы, — она прикусила губу и тихо, будто сама себе, произнесла, — считаю себя её близкой подругой, но даже не знала ничего о дочери…

— Мы все хороши, — поддержал Гермес, — чего стоит только наше отношение к исчезновению Афродиты. Зевс тогда даже не подумал послать божественную стражу на её поиски. В итоге, никто до сих пор не знает, где она.

Гефест переглянулся с Лирией.

— Да, наше равнодушие, страх и нежелание ссориться сыграло в пользу Ареса, и мы, привыкшие к безусловной покорности Совету Триединства, продолжили мирно проживать свою жизнь. Только вот Совет всегда защищал нас, а отдельно Зевс — не мог. Он и сейчас не в состоянии уследить за всеми ответвлениями этой власти, ему нужен Совет… ему нужна помощь. Ему нужны братья, в конце концов. — Гефест произнёс это на одном дыхании и на некоторое время замолчал.

— Гефест, — помогла Клессандра, — узнал, кто стоит за «Протектом», и по понятным причинам не сообщил Зевсу. Сдавать с потрохами вспыльчивого бога войны без подготовки было опасно и неразумно, но Гефест всё равно начал постепенно искать способы подобраться к нему и разрушить хотя бы часть его плана. На тот момент уже было очевидно, что наследнице, пробудившей зерно души, грозит смерть.

Гефест едва заметно улыбнулся.

— Благодарю, юная дочь Посейдона. Да, это правда. Сначала я не знал, с какой стороны подступиться, как внедриться в «Протект» и с чего начать. Я потратил века на изучение вопроса, пока однажды в этой самой мастерской не обнаружил того, кто знает едва ли не столько же, сколько сам Арес. Это была судьбоносная встреча, которая привела меня к близкому знакомству с семьёй носителей… В день рождения наследницы, отмеченной перстом судьбы, я поделился с Арианой своими знаниями. Мне жаль, что она не успела спастись…

— Не могу поверить, что Ариану и Марка убил «Протект», — тихо произнёс Макс. Он молчал из последних сил, к этому моменту у него накопилось столько вопросов, что невозможно было сдерживаться.

— Их убил Амфитеус, это не одно и то же, — возразила Клесс и обратилась к Гефесту. — Расскажи, что было дальше? Кого ты встретил?

Гефест вздохнул, но ответ прозвучал не от него, а с другой стороны стола.

— Он встретил меня.

Никто не понимал, что это сказала Лирия, пока она не поднялась со стула. Макс ошарашенно уставился на мать, когда она улыбнулась ему и погладила по голове.

— Прости меня, — прошептала Лирия и пошла вдоль стола, продолжив говорить уже громче. — Дочь Посейдона от имени Гефеста уже кое-что рассказывала вам при первой встрече… я расскажу больше. Среди нас присутствуют два чистокровных божественных ребёнка, два бога, чьё рождение и жизнь были предопределены… — Лирия вышла на свободное пространство мастерской и повернулась ко всем лицом, с её обесцвеченных ресниц упали слёзы и дорожками скатились по щекам до уголков губ.

Она глубоко вздохнула, медленно подняла руку и дёрнула незамысловатую заколку-шпильку из скрученных в гульку волос. Посеребрённые густые пряди волнами упали на плечи и вспыхнули янтарным блеском, завиваясь в длинные кудри… золотые кудри, такие же, как у Макса. Кожа разгладилась, порозовела, щёки налились румянцем, и платье, похожее на морскую пену, окутало стройную фигуру, самую прекрасную из тех, что видел мир за всё время своего существования. Пухлые алые губы приоткрылись, пышные ресницы спрятали небесно-голубой взор, жемчужная россыпь украсила плечи и волосы уже не смертной женщины, а богини. Истинной дочери Урана.

— Афродита… — Гермес поперхнулся и мысленно вознёс хвалу Мойрам за то, что его реакцию не видела Геката.

Тишина, которая накрыла всех присутствующих, казалась настолько незыблемой, что даже если бы сейчас небо обрушилось на Лемнос, они бы не поняли этого.

— Теперь вы знаете, — сказала Афродита, — нет смысла больше скрывать.

— Что с тобой случилось? — спросила Амфитрита.

— Я была в плену с самого начала войны, — ответила Афродита. — В первые дни я не понимала этого, наслаждалась жизнью, любила и была счастлива, но потом, равно как и до Гефеста, до меня стало доходить неприятное чувство подвоха, какой-то ошибки. И очень скоро я на себе познала цену своей глупости. Из желанной возлюбленной я стала просто женщиной для утех, потом рабыней и даже хуже… Любовник, который столь ценил меня, внезапно стал деспотом, невыносимым мучителем, надзирателем, стражем… Да, мне удалось сбежать, но всё это было не важно, ведь мир изменился, а вместе с ним и я, и моё предназначение, и моя сущность… В отместку я смогла лишь унести с собой нечто ценное, нечто такое, что могло бы помочь мне вернуть, если не всё, то хотя бы часть утраченного. Я поклялась рассчитывать только на себя, но Арес искал меня, преследовал, и не было мне покоя нигде… ни на континенте, ни на островах, ни в царстве Теней, ни на Олимпе, и, поверьте мне, я побывала в каждом из названных мест. Так путь страданий привёл меня к Гефесту. Я не верила, что он станет слушать меня после всего, но он был единственным, чья любовь ко мне оставалась бескорыстной… — она посмотрела на Гефеста. — И он принял меня. Я рассказала ему всё, выдав небывалый кредит доверия, и, к счастью, не ошиблась. Гефест скрывал меня до тех пор, пока наш совместный план не дал плоды… у нас появился сын, и я, чтобы как-то объяснить его появление, взяла личность Лирии Невской, смертной… так было нужно, — Афродита не смела поднять взгляд на Максима, и говорить больше тоже не могла.

Гефест продолжил за неё.

— Нашей целью было помочь сыну войти в ближний круг Деймоса и занять место следующего хранителя. Были все предпосылки скорого перерождения Персефоны, и мы боялись не успеть, — он устало провёл ладонью по лицу. — Влюблённость Максимиллиана несколько нарушила действующий план, но не столь существенно, как могла бы.

Макс, прижимающий кулак ко рту, наконец, убрал его и выдохнул.

— Почему тогда ты говорил всё это мне в тот день, отец, когда я пришёл к тебе сюда? Про смерть… про смертность? Почему ты сказал, что моя мать недостойна взойти на Олимп? — в его голосе сочилась такая горечь, что Гефест невольно прикрыл глаза. Афродита даже не дрогнула.

— А разве я достойна? Не ты ли называл меня «эта шлюха, в которую отец всё ещё влюблён»?

Максим встал и, не глядя, указал рукой на Афродиту.

— Замолчи! Я разговариваю с отцом.

— Ты мой сын, — настойчиво произнесла Афродита, — всё, что ты скажешь, не имеет значения… всё, что ты говорил мне, не важно, потому что ты единственный человек, которого я люблю так же сильно, как…

— Я хочу услышать ответ отца! — Макс прошёл в сторону наковальни, затем вернулся. Но Гефест молчал, а остальные не могли и не хотели вмешиваться. Появление Афродиты действительно было шоком для всех, и это многое меняло. Макс скрестил руки на груди. — Ладно. Значит, вы отправили меня в царство Теней ещё и затем, чтобы я окончательно разделался со своей любовью? — он повернулся к Афродите и, указывая себе в грудь, наконец, посмотрел на неё. — Но ведь сердцу не прикажешь! Не прикажешь! Ты должна это знать, богиня любви, красоты и… — Макс неопределённо махнул рукой, — чего-то там ещё!

— Не прикажешь, — согласилась Афродита, — но подумай в сердце ли дело? Любишь ли ты образ, который создал себе в дружбе с этой женщиной, или её саму? Полюбил бы ты её, знай, что она Персефона? — она отлично знала, куда бить, и знала, что у Максима не будет аргументов против этого.

— Если и так, то что? Что теперь? Я выполнил свою миссию и больше не нужен в вашем плане?

Афродита решилась подойти к нему. Он дёрнулся, уклоняясь от её руки, но всё-таки после нескольких попыток позволил коснуться своего плеча и сразу успокоился.

— У всех есть своя миссия и цель, и, хотя некоторые наши выборы могут повлиять на путь к цели, сама цель до конца останется неизменна. Ты не стал хранителем, но ты можешь помочь Клессандре, разделить её бремя, отвоевать «Протект» и встать во главе или разрушить его, независимо от приказов Зевса.

Макс хмыкнул.

— Но отец сказал, что хочет передать мне мастерскую…

— О, — тихо рассмеялась Афродита, — нашёл, кого слушать. Я попросила его пригрозить тебе, и он выдумал это… как будто когда-то вообще собирался выпускать из рук свой треклятый молот. Наверное, ещё произнёс речь, о том, что ты сын оружейника, мастера, который не воюет, а изготавливает?

Максим встретил её взгляд и улыбнулся. Он мог бы поклясться, что не поверил бы даже Пифии, скажи она, что Афродита его мать. Но вот, Афродита перед ним — и нет никаких сомнений.

— Прости меня…

Афродита сделала движение, будто собралась отойти, но вместо этого обняла его.

— Тебе не за что просить прощения… — прошептала она на ухо Максиму. Её взгляд в этот момент упал на Макарию, которая всё время их разговора притворялась невидимкой, а сейчас выглядела так, будто не понимала, зачем пришла сюда. — Так вот, — Афродита отпустила Макса, — как я и сказала, здесь два чистокровных божественных ребёнка. Ты, сын мой, и, — она коснулась ладонью щеки Максима и обошла его, останавливаясь прямо перед Макарией, — и ты… дитя любви.

— Я? — Макария медленно поднялась на ноги. — Когда ты гостила в царстве Теней, ты не говорила мне об этом. Почему я должна верить тебе? Я дочь Геракла и Деяниры, всего лишь богиня, рождённая смертной.

— Всего лишь… — Афродита снисходительно улыбнулась. — В тот день, когда я пришла к Гефесту, я отдала ему это… — она развернула ладонь, показывая всем флакон с туманообразным белым веществом внутри. — Вещь, украденная Морфеем у Аида, попавшая в руки Ареса, а следом и в мои… Самые ценные воспоминания богини, которую много веков я незаслуженно считала убийцей Адониса. И бога, которого ненавидят все. Воспоминания твоих родителей, — Афродита протянула флакон Макарии.

— Ты призвала меня, чтобы спустя века отдать мне это? — Макария нахмурилась. — Ты ждала тысячелетия, чтобы вручить мне это как торжественный дар, при всех? Почему не тогда? Почему не в первую встречу?

— Ты божественное дитя любви, единственное из нынеживущих, Макария. Я боялась навредить тебе, не доверяла твоему окружению… тогда я не знала, кому могу доверять. Я и сейчас сомневаюсь, потому что наверняка могу предсказать реакцию твоего отца. Он хотел бы сказать это сам, но… — Афродита вложила флакон в её руку. — Взгляни, ты можешь взглянуть, а потом вернуть той, кто больше не хочет забывать.

Взгляд Макарии изменился, и она взяла флакон в обе ладони, тут же погружаясь в облако белого света. На несколько секунд в этом свете исчез даже её силуэт.

— Я сразу заметил сходство, но и подумать не мог… — произнёс Максим, — что она её дочь…

— И Аида, — загадочным шёпотом произнёс Гермес, возникший у него за спиной. — Конечно, она на них похожа. Потрясающе, правда?

Макс не успел ответить — свет вокруг Макарии исчез, она прикрыла глаза и пошатнулась, так что Афродите пришлось её подхватить и помочь сесть. Макария сжала флакон в руках до дрожи и зажмурилась. Её душили слёзы, и она позволила им тихо течь по щекам.

— Он мой отец… он мой отец… — она пошатывалась на стуле в такт своим словам.

— Невероятно, — Амфитрита тоже подошла к ним. Она взглянула на Афродиту, затем на Гермеса, ожидая, что он весело рассмеётся и скажет, что они пошутили. Просто пошутили. Но никто не мог опровергнуть правду.

Макария подняла заплаканные глаза на Гефеста.

— Зачем вы мне это рассказали? Зачем я здесь?

— Готовится Совет Триединства, это всегда связано с огромным риском. Мы считаем, что Кристалл Душ в опасности, а вместе с ним и боги, — ответила Афродита. — Ты должна выжить, Макария, и сохранить Кристалл Душ.

— Как? — хриплым голосом спросила Макария. Несмотря на свои чувства, она, как и отец, умела оставлять голову холодной, а разум светлым в ситуациях, когда необходимо было принять срочное решение.

— Отправиться на север, к Борею, он на время укроет тебя, — сказал Гефест. — Когда придёт время, ты получишь знак Вестника и сможешь вернуться.

— Мой знак, — улыбнулся Гермес.

— Тихо! — Клесс перебила его, коснувшись плеча, а вслед за ней то же самое сделала Амфитрита.

— Тихо!

Когда все смолкли и прислушались, в воздухе возникло зеленовато-голубое зарево, оно раскрылось сиянием под высоким потолком мастерской, а затем скрутилось в шар и рухнуло на пол, образуя из вспышек фигуру рыжеволосого бога с трезубцем. Посейдон стряхнул воду с обнажённых плеч и оделся по щелчку пальцев.

— Владыка, — все одновременно склонили головы в поклонах разной степени, в зависимости от своего положения. Афродита и Амфитрита этого не сделали.

— Что случилось? — забеспокоилась Амфитрита. — Ты сказал, что не придёшь…

— Срочные новости, ждать было нельзя. — Посейдон обвёл светлым взором мастерскую, ни на ком конкретно не задерживаясь. Скользнул взглядом по Макарии, Максиму, Гефесту и вдруг резко вернулся к женщине, которая стояла рядом с Максимом. — Афродита? — его брови поползли в верх.

— Долгая история, — отмахнулась она, — я как-нибудь после поделюсь, ладно? С чем пришёл?

— Аид… — сказал Посейдон, — что для меня не удивительно, разумеется… не убил Деймоса, даже не уничтожил его телесное воплощение, просто отправил в Тартар! — Посейдон был сильно обеспокоен, и Афродита уже догадалась почему.

— В Тартар? На нижний уровень, да? — спросила она.

— Понимаешь, да, прекрасная богиня? — Посейдон покачал головой. Его слова звучали одновременно с сарказмом и недовольством. — Никто не меняется: ни боги, ни люди, и мой старший брат не исключение. Решил оставить в живых! Нашёлся мне, Владыка Мёртвых! Веками поддерживал свой мрачный устрашающий образ, и что…

— Что? — воскликнула Амфитрита. — Хватит тянуть! Что случилось?

Посейдон вздохнул.

— Деймос пришёл в себя, уничтожил тело Кроноса и сбежал. У нас одной проблемой больше.

Глава 24. Дар бога

И не успели остальные отреагировать на эту новость, как Посейдон уже сообщил следующую.

— И Зевс изгнал Афину с Олимпа.

Те, кто ещё хотел что-то сказать о Деймосе, после сообщения об Афине прикрыли рты и переглянулись.

— Афину? — не поверил Гермес. — Зевс изгнал Афину? — он недоверчиво качнул головой и усмехнулся. — Отец мог наказать кого угодно, но не её. Не любимую дочь. Это ненормально!

— Ненормально, — задумчиво подтвердил Гефест.

— Но это случилось, — сказал Посейдон. — В момент их ссоры на Олимпе были другие боги, многие из которых не стали бы лгать мне. И если с Деймосом вопрос сможет решить Клессандра, то примирить Афину и Зевса…

Гермес сокрушённо покачал головой, и крылышки на его бейсболке печально поникли.

— Надо вернуться на Олимп… Пока я там буду, никаких контактов со мной, вам всем не обязательно рисковать своей безопасностью ради информации, которую я всё равно рано или поздно принесу. По всем вопросом наших обсуждений обращайтесь к Гекате.

Посейдон кивнул.

— Добро. Присмотри там за Зевсом. Боюсь, что с решительными действиями я мог опоздать… Мне следовало вмешаться раньше.

— Нам следовало вмешаться сразу, — возразил Гефест, — но теперь уж без толку сожалеть, — как сын Геры и Зевса, он не обязан был кланяться никому, кроме своих родителей, но он склонил голову в знак уважения, обращаясь к Гермесу. — Хорошо, в добрый путь, Вестник, да пребудет с тобой благословение Геи.

Гермес улыбнулся, отсалютовал ему и остальным и уже собирался исчезнуть, когда наткнулся взглядом на молчаливую Макарию.

— Богиня, чуть не забыл. Тебе нельзя будет путешествовать открыто, я обращусь в ведомство путей и сообщений и пришлю тебе весточку по итогам.

— Мне нельзя использовать способности? — удивилась она. — Значит, я не смогу вернуться в царство Теней, чтобы попрощаться с… — Макарии не хватило сил назвать Аида ни царём, ни отцом, и она просто не продолжила фразу.

— Нет, — Афродита виновато покачала головой, — не можешь. Одной Судьбе известно, как бы я хотела, чтобы Аид сам рассказал тебе, чтобы ты вернулась и поговорила с ним, но тебе нельзя туда возвращаться. Ты в опасности, и отец сейчас не в состоянии предоставить тебе защиту. Главная наша задача сохранить жизнь верховным богам, твоя — сохранить жизнь себе.

— Я поняла… — Макария кивнула, в полной мере осознавая, что прямо сейчас представляет опасность для всех присутствующих. — И, наверное, мне лучше отправляться как можно скорее?

Афродита по-свойски взяла её под руку.

— Вообще-то пока рано, Гермес скажет когда, но раз он собрался на Олимп, я провожу тебя туда, где ты сможешь подождать.

Ничего никому не объясняя, Афродита увела её прочь, а следом за ними исчез и Гермес. Клессандра проводила их взглядом.

— Я правильно поняла, — уточнила она, ни к кому не обращаясь, и одновременно задавая вопрос всем, — мы действуем по обговорённому плану? Максимиллиан идёт со мной?

— Да, — произнёс Гефест, — ваша задача взять «Протект» под контроль, установить свою власть и вернуть Деймоса на место, а мы отправимся на Совет.

— На Совет? — встрепенулся Макс. — Под словами о защите верховных богов, вы имели в виду непосредственное присутствие на Совете? Допускаете, что Совет в опасности?

— Мы допускаем всё, — сказала Амфитрита и, увидев его взгляд, поспешила успокоить. — Не волнуйся, Персефона не пострадает, твои родители защитят её. Да и вообще, сомневаюсь, что угрожать будут именно ей, мы скорее боимся… — она посмотрела на мужа, спрашивая разрешения продолжить, и, когда получила его, добавила, — мы боимся, что в опасности Аид и Зевс.

— Пока в этом нет никакой уверенности, — с сомнением отметил Посейдон, — но мы должны быть готовы. — Он посмотрел на Клесс, и та кивнула ему.

— Встречаемся здесь завтра утром, Макс, — она хлопнула его по плечу, — я, надеюсь, в этот раз без глупостей.

— Без глупостей?! — Макс развёл руками. — Это ты обманула меня и сговорилась с моим отцом!

Клесс лучезарно улыбнулась и подмигнула. Посейдон и Амфитрита попрощались с Гефестом, а в следующий миг все трое исчезли, оставляя после себя капли воды на полу.

В мастерской на время воцарилась тишина. Макс повернулся к отцу, отмечая для себя, что они, вероятно, думают об одном и том же — Афродита ушла провожать Макарию и до сих пор не вернулась, словно боялась оставаться с ними наедине. По правде говоря, Макс думал, что должен разозлиться, что должен разругаться с родителями, обидеться на них, может быть, даже разорвать все связи с ними, но он не мог. Ведь только один тот факт, что Афродита его мать, возвышал его до бога, поднимал его на несколько рангов выше, давая возможность стать кем-то большим, чем он есть. Однако Макс не мог отрицать и того, что Гефест был прав. Сколь бы высоким ни было его происхождение, ему никогда не стать равным Лине, ему не возвыситься настолько, чтобы затмить самого Аида. Впрочем, он этого уже не хотел. Теперь его занимали иные желания. Во имя той дружбы, которая была у него с Линой, во имя всех прожитых вместе лет, Макс хотел поквитаться с Деймосом, отомстить за Лину, за то, какой он увидел её перед несостоявшейся казнью, и за своё вынужденное предательство.

— Что случилось? — Афродита вернулась и забеспокоилась, увидев выражение лица сына. — Вы опять поругались?

Макс посмотрел на неё и отрицательно качнул головой.

— Нет, мы молчали, — ответил за него Гефест и поспешил сменить тему. — Список, который я отдавал тебе в прошлом году ещё у тебя?

Афродита подошла к столу, раскрыла ладонь и подула на неё, выпуская в воздух ворох золотых песчинок. Песчинки осели на стол и выгравировали на деревянной поверхности список с именами.

— Это не оправдание, вы и молча могли поссориться… — Афродита приподняла уголок губ, но тут же снова стала серьёзной. Она вела себя свободно, и это дало Максу понять, что не они с отцом стали причиной её долгого отсутствия, а все остальные.

Максим вернулся мыслями к списку и заинтересованно взглянул на него.

— Что это?

— Боги, кого печать распознала, как достойного и верного… то есть те, кому мы можем доверять, — Гефест провёл ладонью над списком, делая буквы разборчивее, — и которые доверяют нам. К сожалению, каким бы большим ни казался этот список, мы в меньшинстве.

— Эос? — Макс прошёлся взглядом по именам. — Эос и Астрей?

— Да. Астрей принёс клятву Аиду, Эос в благодарность за освобождение Астрея, — объяснил Гефест и указал пальцем ниже.

— Гестия и Афина, — ответила Афродита на его вопросительный взгляд. — Ожидаемо. У Гестии давние чувства к Аиду, Афина… думаю, это потому, что она ушла от отца. Поговорю с ней после Совета, мы же на него идём?

— Идём, — Гефест повторно провёл ладонью над списком и стёр его, — я нашёл лазейку, где и как мы можем проследить за процессом. В ресторане не хватает официантов, Дионис согласился нам помочь… если ты не посчитаешь это унижением.

Афродита вздохнула.

— Умоляю. Я была достаточно сильно унижена, чтобы видеть разницу. Работать прислугой ради чьего-то спасения? Мне это даже льстит.

В глазах Макса мелькнул лукавый огонёк, и он положил голову на руку, опираясь локтем на стол. Наблюдать за ними было любопытно. Все на Олимпе и вне его пределов знали, что единственной настоящей любовью Афродиты был Адонис. Но что, если помимо желанных мужчин и того, к кому лежало её сердце, у неё был кто-то, к кому тянулась её душа? Не из-за чувств, нет, а потому что с этим мужчиной она могла чувствовать себя окружённой заботой, чувствовать себя защищённой…

— Прошу прощения, — Максу стало неловко, — мне нужно всё обдумать. Ничего если я… — он указал на дверь, не нашёл слов, чтобы продолжить фразу, и просто ушёл.

Родители его не окликнули.

***

Аид стоял над пылающим океаном Тартара, на том самом месте, где Макария сделала предсказание о Морфее, и смотрел вверх. Над ним летали огромные глыбы скал. Они сталкивались, сбивали друг друга, осыпаясь мелкой крошкой, разрушали стены и расшатывали само основание веками державшихся темниц, но не падали, будто мощный поток воздуха удерживал их. Аид пытался остановить их, сбросить в огненную воду, и, возможно впервые в жизни, не мог — он вынужден был признать, что его сил недостаточно. Воздух, наполненный пеплом, не позволял сделать нормального вдоха, не позволял сосредоточиться, применить силы в полной мере… На краткий миг Аиду показалось, что он не справится, что разрушения уже невозможно остановить, но услышал движение на лестнице. Голоса за спиной вызвали одновременно облегчение и недовольство. Аид нахмурился.

— Я просил не покидать дворец, Персефона! — высказался он, едва почувствовал её достаточно близко. — Думаешь, моя просьба оставила тебе выбор?

Он оставил её во дворце не для того, чтобы она являлась сюда на помощь, будто бы могла что-то изменить. Аид был уверен, её присутствие только помешает, ведь теперь ему придётся отвлекаться и на её безопасность, однако не учёл, что она изменилась сильнее, чем ему виделось со стороны.

Лина вышла из тени вместе с тремя другими богами.

— Я всегда буду выбирать тебя, — ответила она.

— Если возвращать уклад жизни начала времён, Владыка, — поддержала её Геката, — то возвращать его полностью.

— Я бы справился сам, это место…

— Наш дом, — сказал Харон. — Тартар, Элизиум или поля Асфоделей, нет никакой разницы. Мы живём здесь и должны помогать.

— Я всегда говорил, что тебе нет нужды взваливать всё на свои плечи, — поддержал Гипнос. Его фиолетовые одежды развивались на горячем ветру и представляли из себя довольно интересное зрелище — словно на краю проснувшегося вулкана расцвела фиалка. Что ж, богу Снов и такое было по силам. — Невозможно спасти мир одному, а свой дом тем более.

Аид чувствовал, как они встают позади него, как их божественная сила сливается с его, и насколько легче становится контролировать процесс стабилизации остатков тела Кроноса. Лина не могла полноценно помогать, но само её присутствие вселяло надежду на самый хороший исход — Аид знал, она смотрит на него, думает о нём, но всё равно вздрогнул, когда её рука коснулась его напряжённого плеча. Её голос отчётливо прозвучал в окружавшем их хаосе.

— Ты больше никогда не будешь один. Я тебя не оставлю.

***

Николас припарковался на набережной и вышел в ближайшее круглосуточное бистро купить кофе и что-нибудь перекусить. В свои шестьдесят, будучи отставным офицером, он промышлял тем, что таксовал по вечерам и ночью, когда спрос на такси был особенно высок. Работать в такие часы, вопреки предубеждениям, было спокойно, а над предостережениями и пугающими историями коллег Николас только посмеивался. В своё время ему с лихвой хватило этих баек: около двадцати пяти лет назад довелось ему служить в горячей точке, где болтали такое, что и нарочно не придумаешь. Излюбленной историей был рассказ о прекрасной девушке, которая являлась умирающим солдатам. Те, кто побывал в бою на грани смерти, всегда описывали её как юную деву с седыми или светло-русыми волосами, с бескрайней глубиной космически-тёмных глаз, будто бы девушка эта не шла, а летела над землёй в воздушном белоснежном платье, а на поясе её развевались алые ленты. Некоторые добавляли и совсем уж очевидные небылицы — мол, веяло от неё смертью, но не кошмаром ада, а блаженством небесного рая, и что с ресниц её падали снежинки, а от слов распускались розы там, где земля обагрилась кровью. «Очевидцы» наперебой говорили, как она подходила к ним, когда, казалось, что жизнь кончена, и протягивала руку, и что одних она забирала с собой, а другим помогла подняться, давала сил на возвращение к своим. Николас недовольно покачал головой, вспоминая об этом, расплатился за заказ и вернулся к машине.

Ещё издалека он заметил призрачную фигуру девушки, она так походила на героиню тех рассказов, что мороз невольно пробежал по коже. Николас одёрнул себя: надумаешь всякого, потом кошмары мерещатся! Не верил Николас ни в богов, ни в призраков, ни в рай, ни в ад, он в людей верил, в жизнь и любовь, хоть и редкую, но реальную. Он присмотрелся и, убедившись, что никакого белого платья и алых лент нет, шагнул к машине. Красивая блондинка в светлом брючном костюме не обратила на него внимания, она что-то старательно набирала в смартфоне, постукивая ноготками по экрану. От неё веяло холодом и тихим зимним уютом с популярных рождественских открыток, Николас вдохнул вечерний воздух и откашлялся.

— Простите… — он неловко бочком протиснулся мимо неё, — это моя машина.

Девушка подняла голову, но не глаза, будто боялась, что случится нечто непоправимое, если их взгляды встретятся.

— Вы — такси?

— Что? — Николаса передёрнуло от её голоса. Его охватил одновременно первозданный ужас и блаженство умиротворения, странный симбиоз несочетаемых чувств. — А, да… да, конечно, — опомнился он и, скинув пакет с едой на соседнее с водительским сиденье, спросил. — Вам куда?

— В аэропорт…

Николас просчитал расстояние. Сумма выходила приличная, но везти эту девушку… ночью… Стоило ли того? Он раздумывал несколько секунд, прежде чем мысленно обругать себя за мнительность и открыть дверь автомобиля.

— Садитесь назад, пожалуйста. Здесь будет комфортней.

По-прежнему не поднимая взгляда, девушка села, продвинулась к противоположной двери и уставилась в окно. Она знала, какой эффект может произвести на смертного человека, и не хотела его пугать. Как бы сильно ни скрывала она свою ауру, смертные всегда ощущали её присутствие, всегда подсознательно предчувствовали её приход… Макария прислонилась лбом к холодному стеклу и прислушалась. Ключ повернулся в замке зажигания, мотор задрожал, загудел, набирая мощность, автомобиль плавно сдвинулся с места и с тихим шорохом покатил по асфальту. Фонари замелькали в окне, убаюкивая, успокаивая, медленно возвращая Макарию к тому моменту, когда она погрузилась в воспоминания из белого флакона.

(Эпоха Героев)

Тёмным мороком он переместился прямо во двор ухоженного жилого дома, потянулся к бронзовой ручке и толкнул дверь — петли противно скрипнули. Слишком громко для безмятежно тихой ночи. Он замер, прислушиваясь, выдохнул и переступил порог. Что-то со свистом рассекло воздух, и горла коснулась ледяная сталь обоюдоострого клинка… клинка, способного разрушить все его надежды в одно мгновение. Из полумрака комнаты выступила тень, постепенно превращаясь в высокого мускулистого грека: золотая россыпь волос, светлый взор, как у отца, и сила, недоступная простым смертным.

— Что делает Владыка Мёртвых в моём доме? — твёрдость руки Геракла не оставляла сомнений — одно движение, и клинок сделает своё дело.

— Я пришёл с миром, — ответил Аид.

Геракл не ответил. Между ними на долгое время — для Аида почти на бесконечное — повисла тягостная тишина. На улице начался дождь, застучал по крыше, земле, каменным плитам и настилам. Геракл не опускал клинка. Он не знал, можно ли доверять словам того, кому даже Зевс не доверяет. Можно ли довериться или одним взмахом руки отправить царя в его царство?

Аид понимал, каких решений ждёт от него Судьба — тщеславие и гордость богов перешла их детям, и только потакая этим качествам, можно было добиться успеха.

— Мне нужна помощь, — спокойно сказал он.

Меч прижался к горлу сильнее.

— Я тебе не верю. — Геракл хотел продолжить фразу, но в комнату с лучиной в руке вышла его жена. Деянира, переодетая ко сну, застыла на пороге.

— Что случилось? — сдавленно произнесла она.

— Вернись к себе, Деянира! — приказал Геракл. Деянира не сдвинулась с места, не подчинилась. Её глаза, отражающие пламя лучины, наполнились слезами.

Лишь несколько мгновений спустя Геракл понял, что происходит. Деянира вела себя так не из-за страха перед Владыкой Мёртвых, а потому, что заметила нечто, ускользнувшее от внимания самого Геракла. Под тёмной мантией Аида, трепетно прижатый к груди, копошился свёрток. Аид не сопротивлялся, не оттолкнул меч, хотя был вполне на это способен, потому что пришёл сюда не как царь, даже не как родной брат Зевса, он пришёл сюда как отец.

— Я знаю, что Пифия напророчила тебе сыновей, — сказал Аид и посмотрел на Деяниру, — но твоя супруга хочет дочь. И я дарую вам её… — голос Аида сорвался и охрип, дальше он продолжил шёпотом, — при условии, что она никогда не будет ни в чём нуждаться и останется под защитой.

Геракл усмехнулся. Уже не уверенность, а простое упорство претило ему отступить. Проще было не верить, проще было прогнать.

— Только глупец станет верить тебе. Откуда мне знать, что скрывается под личиной ребёнка, которого ты собираешься оставить в моём доме?

— Нет… — Деянира хотела подойти к супругу, но вместо этого остановилась в неоконченном движении и в ужасе прикрыла рот ладонью.

Аид, Владыка царства Мёртвых, старший из Великой Троицы внимательно посмотрел Гераклу в глаза, затем кивнул и, откинув полы мантии, опустился на колени.

— Боги покарают нас, — прошептала Деянира.

Геракл вздрогнул. Нет, не от слов жены, а от того, что даже униженный Аид, даже склонивший перед кем-то голову оставался горд и независим. Его власть в этот момент лишь укрепилась, уверенность, исходившая от него, усилилась — и Геракл, сам не понимая почему, тоже преклонил колени.

— Ох, Зевс всемогущий! — Деянира покачала головой и подошла к мужчинам, чтобы бесстрашно забрать из рук Аида Макарию.

Аид на миг сжал девочку крепче, а затем, усилием воли, отдал Деянире: плечи его в этот момент поникли, и сам он словно растерял всё своё величие. Деянира хотела уйти, но Аид схватил её за одежду, удерживая рядом.

— Поклянись мне, — хрипло прошептал он, — поклянись, что назовёшь её своей дочерью, что никогда в жизни никто, даже она сама, не узнает о сегодняшнем дне, о её родословной?

Деянира поджала губы и посмотрела ему в глаза. Прямо и открыто. Кто бы из смертных осмелился совершить подобное? Кто бы остался жив после этого? У супруги Геракла получилось. Она, смертная женщина, никогда ещё не чувствовавшая смерть так близко, смотрела на Аида и ясно понимала, чего стоило ему отдать собственную дочь, чего стоило ему прийти сюда.

— Я клянусь, — она прижала ребёнка к себе и поклонилась до земли, — клянусь Зевсом и собственной жизнью, что не предам твоего доверия.

В сердце Геракла тоже шевельнулось сочувствие, но он и не подумал его проявить. В отличие от женского, мужское сочувствие могло оскорбить Аида, а ему больше не хотелось его оскорблять. Он встал и протянул Аиду руку, но тот не принял её. Аид поднялся сам, бросил последний взгляд на Деяниру и сказал.

— Все пути заканчиваются у моего трона, помните об этом. Исполните вы мою просьбу или нет, я узнаю и спрошу с вас за каждое деяние. Да будет так.

(наши дни)

Автомобиль подпрыгнул на кочке, и Макария проснулась. Вдали мерцали огни аэропорта, сливаясь со звёздами в небе. Она задумалась. Аид добавил к воспоминаниям Персефоны и часть своих… Зачем? Чтобы однажды Персефона увидела всё? Или чтобы это увидела Макария? А может, они обе?

Николас посмотрел на неё через зеркало заднего вида и допустил безумную мысль. Может быть, те рассказы не были ложью? Может быть, действительно есть высшие силы… нечто, что управляет судьбами людей?

— Остановите здесь, пожалуйста.

Николаса снова невольно передёрнуло от её голоса, отчего он не совсем удачно вывернул руль и припарковался, зацепив ограничительный столбик на тротуаре. Макария оплатила поездку. Дверца хлопнула, и Николас почувствовал себя свободным — будто всю дорогу в аэропорт его шею сдавливала медленно затягивающаяся удавка, а теперь отпустила. Макария вышла, а Николас ещё долго сидел в машине и смотрел на её удаляющийся силуэт.

Глава 25. Форма божественного оружия

— Прошу вас, госпожа эМ, — девушка в костюме стюардессы открыла дверь в кабинет и склонила голову.

Макария неуверенно сделала шаг вперёд, но вдруг резко остановилась и посмотрела на девушку.

— Ты… нимфа? — Макария отчётливо чувствовала её слабую божественную ауру. Ошибки быть не могло.

Девушка вздрогнула, почти втолкнула Макарию в кабинет и закрыла дверь изнутри.

— Простите, — она откашлялась, — здесь не принято об этом говорить. Смертные… они не поймут.

— Ой, — Макария, собравшаяся было возмутиться такому к себе отношению, покраснела, — прошу прощения, я…

Девушка поправила причёску и дежурно улыбнулась.

— Ничего, всё в порядке, — она указала на противоположную дверь. — Там вас ждёт сопровождающий с билетами и документами. Вся остальная информация на нём.

Макария подумала, что она, наверное, первая богиня, которая повела себя так глупо перед нимфой. Ей стало совестно, и она, скорее, чтобы успокоить себя, задала ещё один вопрос.

— И много вас работает вот так… на смертных?

— У всех своя работа, — девушка пожала плечами, не скрывая недовольства, — и каждая работа важна. Между Владыкой Олимпа и нимфой-стюардессой нет никакой разницы, ведь что бы мы ни делали, мы помогаем смертным.

Макария улыбнулась, чувствуя себя крайне неловко. Казалось, что если она ещё раз откроет рот, то скажет нечто такое, после чего ей останется вернуться в царство Теней и сгореть там со стыда.

— Если бы все думали так же, как ты, мир был бы куда лучше, — «Зачем она это сказала? О, Ананка!» Макария прикрыла глаза и едва вспомнила, зачем здесь стоит. Стараясь больше не смотреть на девушку, она подошла к указанной двери и повернула ручку.

За ней оказался кабинет, принадлежавший, судя по всему, какому-то местному начальнику. Светлая мебель, ровно расставленные на полках папки, несколько старых фотографий в рамках и яркий почти больничный свет. За письменным столом, сложив ногу на ногу, сидел мужчина в чёрном пальто, тёмной рубашке и брюках. Макария сразу узнала его и напрочь забыла о нимфе.

— Ты! — Макария на миг потеряла дар речи, но, когда мужчина встал и пошёл ей навстречу, сразу пришла в себя и накинулась на него. — С ума сошёл? Что ты здесь делаешь? Кто будет заниматься делами, Танатос?

— Гермес попросил меня сопровождать тебя. Сказал, что дела подождут, и разве я мог отказать? — Танатос раскрыл в руке веер из билетов и обмахнулся ими. — Тем более что Владыка дал разрешение на наш брак.

Макария очень долго в упор смотрела на него, затем выхватила билеты из его рук и убрала в сумку.

— Ты что просил у Аида моей руки? — спросила она, всерьёз считая эту идею безумной. — Ты ненормальный?!

— Я-то как раз нормальный. А вот что с тобой? Если ты ищешь причины для отказа, потому что не любишь меня, тогда зачем при коронации ты сделала выбор в мою пользу? Почему не ответила согласием Морфею? Или не предпочла… моего брата, например? Все наши признания, чувства, всё, что между нами было — иллюзия? Просто капризы взбалмашной царевны?

— Ты не понимаешь… — Макария покачала головой. Его предположения были безосновательными, оскорбительными и даже обидными. Она полюбила его, она успела полюбить его, но была уверена, что сейчас не очень удачное время для решения любовных дел. Ей нечего было сказать, и она развернулась, чтобы пойти к выходу.

— Да нет уж, прекрасно понимаю! — Танатос поймал её за локоть и развернул обратно, заставляя посмотреть на себя. — Даже больше, чем ты можешь представить! Разбалованная царевна! Думаешь, мне нужен был чёртов трон? Думаешь, я как твой Морфей, хотел власти?

— Да! — Макария отдёрнула руку. Её сильно раздражали обвинения, не имеющие ничего общего с реальностью, и она не желала оправдываться. — Думаю! И ты не ошибаешься! Я и есть царевна!

— Удивила! Я знаю. Аид сказал мне.

— Да мне… — Макария оборвала себя на полуслове. Гнев, вспыхнувший в ней в этот момент, мгновенно угас, оставляя после себя лишь лёгкий дымок неверия. — Что? Аид сказал тебе, что я его дочь?

— Представь себе. Только тебе он об этом сообщать не велел. Откуда узнала?

Макария поджала губы и толкнула его в грудь.

— Загнал меня в тупик и доволен, да? Может быть, это и правда отговорки, чтобы не выходить за тебя? Может быть, я не вижу общего будущего с тобой?

Танатос склонил голову и тихо рассмеялся.

— Кто-то из нас лжёт, моя милая, и лжёт самой себе. Я хорошо помню наш разговор в саду Персефоны… тебе напомнить? — Танатос сложил пальцы правой руки вместе, собираясь воспроизвести воспоминание, но Макария перехватила его руку.

— Не надо. Нельзя использовать силу, нельзя проявлять свою божественность. Раз вызвался идти со мной, соблюдай правила…

Танатос сделал шутливый поклон.

— Разумеется, моя царица, — и добавил гораздо серьёзнее. — Я знаю, что тебе грозит опасность, и сделаю всё, чтобы тебя защитить.

***

— И тебя совсем не волнует, что Деймос сбежал?

— Нет. Он всё равно никуда не денется, зато поможет мне понять одну важную вещь… — Аид подошёл к Лине со спины и мягко взял её за плечи, меняя тему. — Почему ты не чувствуешь связи с линией власти Деметры?

Они стояли в саду Персефоны так близко друг к другу, что Лина чувствовала его дыхание на своей шее.

— Я не знаю. Я уже столько книг перечитала в твоей библиотеке и ничего не нашла. Может быть, божественная сила Деметры перешла кому-то другому? Кто-то другой отвечает за плодородие?

— Возможно. Когда мы разделили гранат второй раз, я предположил, что именно ты унаследовала её линию власти, но до сих пор я ни разу не почувствовал её в тебе.

— Значит, я была права, и силу матери взял Амфитеус?

Аид задумчиво хмыкнул.

— Нет, уверен, что нет… — Аид отпустил её и сделал шаг назад. — Ладно, всему своё время, мы отвлеклись. Сосредоточимся на твоей защите и оружии.

Лина покачала головой.

— Я не помню… могу сделать интуитивно, но не осознанно…

— Тебе не обязательно помнить, — его голос звучал мягко и настойчиво. Так терпеливый учитель в сотый раз объясняет ребёнку сложное правило, так хороший родитель из раза в раз повторяет одно и то же, чтобы его чадо, наконец, усвоило урок. Так говорит любящий супруг, рассказывающий жене о своей работе, в которой она ничего не понимает, и, возможно, не поймёт никогда. — Твоя божественная сущность помнит это, Персефона. Она помнит каждый твой шаг, даже если ты сама упускаешь детали неважных для тебя воспоминаний.

— Я устала, я не могу…

— Можешь. Можешь, Персефона, и сделаешь, потому что ты уже много раз делала это в нашем общем прошлом.

— Я…

— Хорошо… хорошо, — он почувствовал её волнение и стал мягче, — начни с простого. Попробуй вспомнить, какое оружие создал тебе Гефест.

Лина покачала головой.

— Не знаю… — она прерывисто вздохнула. — Я, правда, не помню. Зёрна матери перешли Амфитеусу. Что ещё? Лианы? Лепестки?..

— Лианы и Лепестки, — ответил Аид, — не были созданы Гефестом. Они проявление твоей силы, как моё пламя, эта морозная аура или тёмный туман. Должно быть оружие, — он показал Лине раскрытую ладонь, затем провёл ей по воздуху и выхватил из него скипетр, сделал паузу и, слегка разжав хватку на скипетре, обратил его в меч.

Лина восхищённо вздохнула.

— Я этого тоже не помню. Ты делал так раньше?

— Делал, и много раз…

— А у меня так было? Я тоже так могла?

— Нет. Меч был у меня изначально, символ власти появился позже, и он всегда сильнее любого божественного оружия. Чтобы изменять форму оружия, нужно, чтобы оно изначально было предрасположено к изменениям.

— А…

— Не задавай вопросов. Сосредоточься. Сначала ты должна вспомнить его истинную форму, и тогда вспомнишь остальное. Закрой глаза…

Лина послушалась и затаила дыхание, полностью погружаясь в ощущения. Когда Аид заговорил, его голос зазвучал успокаивающей мелодией.

— Взгляни внутрь себя, в самую глубину, туда, где концентрируются твои силы. Увидь скопление своей божественной энергии, приблизь его, осмотри, если нужно… И найди форму оружия. Она прямо перед тобой, прямо там…

Лина отрицательно качнула головой. Она ничего не видела, могла лишь почувствовать, интуитивно нащупать ту или иную способность, но представить физическое воплощение божественного оружия не получалось.

— Скажи… — взмолилась она, — скажи, ты же знаешь, как оно выглядит. Скажи, и может, тогда я смогу представить…

— Скажу, и ты годами будешь искать его в себе, а у нас времени только до Совета. Ты должна быть готова защитить себя. Пожалуйста, попробуй ещё.

Лина замолчала. Она взяла себя в руки и сосредоточилась на желаемом. Божественная энергия переплеталась в ней, струилась под кожей золотым потоком…

— Я вижу! — вдруг воскликнула Лина, вся напряглась и медленно подняла руку. — Вижу… — осторожно шепнула она, будто боялась спугнуть находку. Её тонкие пальцы согнулись и резким движением что-то выхватили из воздуха. — Вот он!

Перед Аидом в мерцании золотых искр медленно проявилась трость средней длины, сделанная столь искусно, что не всякий божественный мастер взялся бы повторить. Переплетение высохших стеблей, прошитое зеленью листвы, венчал невиданный по своей красоте бутон гранатового цветка — волшебная палочка лесной феи, сказали бы смертные.

— Твоё божественное оружие, — сказал Аид. — Теперь ты почти готова.

***

Дневной свет просачивался сквозь полуприкрытые жалюзи и полосами ложился на перевёрнутые офисные столы, разбросанные стулья и группу мужчин у стены. Мужчины стояли там почти недвижимо, словно восковые фигуры, одетые в зелёную чешуйчатую броню и плотные тканевые шапки. Один из них, совсем юный на вид, поигрывал шариками нестабильной божественной энергии, вальяжно скрестив ноги — он подкидывал шарики с кончиков пальцев и ловил в ладони, как падающие с ветки яблоки. Лицо его озаряла расслабленная улыбка.

— Какой шанс, что нас убьют, ребят? — насмешливо спросил он.

Никто не ответил. Слова юноши прозвучали как зачин на глупую шутку, от которой компания должна была разразиться хохотом, но этого не случилось. В глазах его соратников сверкнул призрачный блеск, смысл которого он понял мгновение спустя, когда что-то холодное коснулось его шеи. В воздухе прорисовалось белое божественное оружие — рыболовное копьё с изогнутым коротким остриём.

— Очень большой шанс, Кир, — елейно произнесла Клессандра, возникшая справа от него. — Очень большой.

— Клесс!

— Морская устрица тебе Клесс! — она убрала копьё и стукнула Кира по руке так, что шарики божественной энергии подлетели и растворились в воздухе. — Мы, по-твоему, где? В клубе? Нимф развлекаем?

— Я… — если ещё мгновение назад у юноши и были сомнения в серьёзности намерений дочери Посейдона, то теперь их не осталось.

Клесс не дала ему оправдаться.

— Ты понимаешь, что подставляешь сейчас не только себя, но и своих товарищей? Всё очень серьёзно! Мы не на отдыхе! Кто-то из вас может не вернуться домой! А может, не вернёмся мы все…

— Перестань, — на этих словах подоспел Макс и прервал её возбуждённую речь, — перестань, Клессандра. Всё не так уж и плохо, не пугай свою команду.

Несколько секунд её взгляд горел так, будто она сейчас выскажет Максу в лицо всё, что думает, но она вдруг выдохнула и кивнула.

— Ладно… ладно, но, Кир… — Клесс строго указала пальцем на нарушителя, — больше никаких фокусов. Мы и так все должны быть начеку из-за ваших способностей, не доводи до того, чтобы нас ещё и раскрыли.

— Договорились, — Кир поджал губы, будто у него забрали последний шанс на веселье. — Скорей бы уже сигнал.

***

В кольце гигантских исполинов-колонн, покрытых золотом такого тёплого оттенка, что от одного их вида становилось тепло на душе, витал туман. Только не тот устрашающий туман царства Теней, а молочно-белый, перистый и пушистый, такой, что напоминал сильно взбитую пену на кофе или облака в голубом небе. Над ним, будто сотканный из солнечных лучей, возвышался золотой трон, на котором сидел бог с россыпью золотых волос, одетый в золото — царь царей, владыка всего сущего и тот, чьё имя было известно каждому. Зевс. Он подпирал кулаком подбородок и смотрел вдаль — взгляд его был безэмоционален и пуст, но лишь до тех пор, пока у колонн напротив не возникла статная мужская фигура. Зевс немедленно узнал гостя.

— Я привёл стражу отец, как ты и просил, — доложил Аполлон. Вместе с его приходом солнечный свет, казалось, стал ещё ярче.

Гермес опоздал на несколько секунд и, заметив Аполлона, безропотно уступил ему первенство. Впрочем, он сделал это скорее с корыстной целью, нежели из добрых побуждений. Никто, кроме дерзкого Вестника Богов, не осмелился бы на подобный поступок, не осмелился бы даже допустить такую мысль, но Гермесу всё сходило с рук, и он без зазрения совести решил подслушать разговор. Скрыв ауру, насколько было возможно, он спрятался за колонной и затаил дыхание.

— Какую стражу? Почему именно ты? — спросил Зевс после довольно долгого молчания.

— Я… — Аполлон растерялся. — Разве не ты просил меня привести божественную стражу для твоего путешествия на Совет?

Зевс поднялся, и Гермесу пришлось сжаться, отступив в тень, чтобы сохранить в тайне своё присутствие.

— Я ничего не просил, — Зевс не смотрел на Аполлона, всем своим видом излучая беспричинную враждебность. Аполлон, видимо, не принял это на свой счёт, и бесстрашно возразил.

— Но, отец, ведь раньше божественная стража всегда сопровождала тебя на Совет, они созданы для этого, им единственным можно доверять.

— Я сам решу, кому можно доверять, а кому нет. — Зевс злился, и Гермес не мог понять, что такого натворил Аполлон, что не только к нему самому, но и к его страже нет доверия.

Аполлон был удивлён не меньше и к тому же обижен. Отец веками оставлял за ним право заниматься его охраной и защитой, сам призвал божественную стражу, а теперь отказывается от неё.

— Получается, ты отправишься на Совет без стражи? Посейдон и Аид не будут столь безответственны…

— Никто не приведёт божественную стражу! — гулкий голос Зевса пронёсся над залом, и туман сгустился до состояния грозовых туч, наполняясь сверкающими мини-молниям.

Аполлон случайно коснулся одной из молний и отдёрнул руку — болезненный укол был таким же неприятным, как и тон отца.

— Совет будет охранять стража Ареса, — продолжил Зевс, — и это не обсуждается. А ты отправляешься к сестре, на Геликон.

У Гермеса отвисла челюсть. Аполлон встал абсолютно прямо, свет, обычно окружавший его, померк.

— Ты… изгоняешь меня с Олимпа? — Аполлон хотел казаться спокойным, но его уязвлённое самолюбие оказалось сильнее. Голос его дрогнул. — Я так и знал… так и знал, что с Аресом что-то не так, когда Афина…

— Не смей произносить её имя в Небесном городе! — крикнул Зевс. Прежде имя Афины заставляло его улыбаться, теперь же вызывало в нём лишь раздражение и гнев. — Не смей обсуждать мои приказы и оспаривать мои просьбы! Я уже сказал, что ты должен делать. Убирайся!

Эти слова были сродни пощёчине. Аполлон хотел ответить, но не нашёл слов, кивнул и, гордо развернувшись на месте, стремительно покинул зал. Он столкнулся с Гермесом, но даже не обратил на него внимания и не извинился, как делал раньше, просто ушёл. Гермес посмотрел ему вслед и задумчиво погладил подбородок.

— Что здесь происходит?

Глава 26. Совет Триединства

— Когда ты сказал, что собираешься быть, я не поверил. — Дионис прокрутил ножку бокала в пальцах, вглядываясь в мерцающие блики света на поверхности тёмно-красного вина. — Великий мастер здесь? В качестве охраны?

Мужчина в форме официанта откинул прядь волос со лба и уместил поднос, заполненный закусками, в центр стола. Вокруг носились официанты, хостесы и повара, ресторан готовился принять гостей с минуты на минуту.

— Любые способы вытащить у меня информацию не сработают, — прошептал официант в ответ. — Лучше оповести всех, чтобы выставили защиту над городами смертных. Собрание троицы никогда не было безопасным, смертные не должны узнать о нас.

— Ну, так уж прям и никогда, — хохотнул Дионис, — будто я не вижу, ради кого ты так вырядился, — он бросил короткий взгляд в сторону официантки с подносом, от движений которой перехватывало дыхание. — Кто твоя девушка, Гефест, признайся?

— Не твоего ума! — Гефест одёрнул воротничок кипельно-белой рубашки. — Если дорог твой бизнес и твои смертные, подумай о защите! И поговори, наконец, с Гекатой и Гермесом… выглядишь жалко… — он притворно вежливо кивнул Дионису, подмигнул и удалился.

— Важно чтобы наши гости остались довольны, перепроверь всё ещё раз, — крикнул вслед Дионис и весело рассмеялся, когда Гефест показал ему средний палец.

***

В саду Персефоны сверкали лазурные и зелёные всполохи. Аид сражался с Линой, он атаковал чёрным мечом, от ударов которого вспыхивало лазурное пламя. Лина защищалась. У неё в руках тоже был меч — от формы её божественного оружия в нём осталась лишь рукоять, украшенная цветком граната. Конечно, это был не настоящий бой — они тренировались. Аид хотел, чтобы она научилась себя защищать, Лина соглашалась, понимая, что под его беспокойством скрывается нечто большее, чем страх за её жизнь. Может быть, он предчувствует неминуемое расставание… а может, уверен в нём? Лина и хотела бы не думать об этом, но не могла. К этому моменту она уже так сильно полюбила его, что с трудом представляла себе силу этой любви и её масштабы. Аид был всем, всем… больше, чем супруг, больше, чем друг, больше, чем родственная душа. И потерять его сейчас, значило вырвать часть своего сердца.

На четвёртый час их тренировок, Лина вспомнила все приёмы и уловки Персефоны, и стала свободно блокировать удары Аида и уклоняться от них. Прямо сейчас она провернула меч в руке и перехватила инициативу. Теперь стал отступать Аид, но у него было преимущество — в отличие от Персефоны, он никогда не забывал своего прошлого. В очередной удар, когда клинки их мечей должны были соприкоснуться, меч Аида вернулся в форму скипетра, клинок Лины попал между зубцов — рывок, поворот, и она осталась без оружия.

— Так не честно! — возмутилась Лина.

— Напоминание первое. У Олимпийцев нет чести, — Аид поднял её меч и кинул обратно. Она поймала. — Ещё раз!

Они заняли боевые позиции, мечи столкнулись. Лина решила — раз Аид говорит, что все играют нечестно, то и она не станет исключением. Лина, словно кошка, набросилась на Аида, и ему осталось только защищаться — он не хотел ей навредить, но вскоре понял, что если продолжит поддаваться — проиграет. В два точных движения он попытался провернуть тот же трюк со скипетром, что и до этого, но Лина была готова. Вылетевший из рук меч она поймала божественной лианой и вернула обратно уже тростью, давая себе шанс на победу. Аид этого не ожидал, и она, бросив в него ворохом лепестков, без труда выбила у него скипетр и направила кончик трости ему в грудь.

— Говоришь, у Олимпийцев нет чести? — Лина взглянула на него из-под длинных ресниц. — А как же ты? У тебя тоже нет чести?

— Богов Олимпа всего двенадцать, и я не вхожу в их число, — Аид аккуратно коснулся её меча и опустил его вниз. — Основы основ… ты и об этом забыла?

— Знала, конечно. Я спросила, потому что ты только что обманул меня, — она хитро улыбнулась и убрала оружие. Это было ошибкой, потому что Аид тут же вернул скипетр в руку и наставил на неё. Она уклонилась, но настолько неловко, что едва не упала. Он поймал её за руку.

— Напоминание номер два. Ни на мгновение не расслабляйся, если не уверена, что бой окончен.

Лина легко толкнула его в грудь.

— Ты издеваешься надо мной?

— Нет. Я пытаюсь сказать, что если ты не опустишься до уровня своих врагов в бою, то погибнешь. Никто не будет с тобой честен, никто не станет тебя жалеть.

— Я успела это понять и без твоих уроков. — Лина вспомнила ночь в компании Деймоса и его кнута, но не успела дополнить свою мысль. В саду появился Харон.

Он прошёл прямо к ним почти неслышной шуршащей поступью и сказал.

— Зевс решился на Совет, Владыка, — огонёк в его посохе мелькнул призрачно-белым светом. — Приглашение уже пришло.

***

На улице стемнело, и свет, проникающий сквозь жалюзи, стал бледнее. Макс и Клессандра сидели в окружении её команды, молчали и ждали. Свет прорисовывал их силуэты, подсвечивал броню и оружие. Клесс поправила волосы и покосилась на Макса, её подмывало спросить, но она всё никак не решалась влезть в его личное пространство. В конце концов, любопытство взяло верх.

— Как ты справляешься? — тихо спросила она.

— С чем? — казалось, Макс действительно не понял её, но Клесс давно его знала и могла с уверенностью сказать, что он просто не хочет развивать тему.

— С новостями о твоей маме, — она печально улыбнулась. — Нелегко принять такое.

— В последнее время столько всего случилось, что это… — Макс вздохнул и встал, — всего лишь капля в море, — он прошёл к окну и раздвинул полоски жалюзи пальцами. — Сейчас меня больше беспокоит другое. Если я чистокровный бог, то, как и кто смог подчинить меня своей воле? У Ланы бы не хватило сил, она лишь исполнитель.

Клесс подошла к нему и заглянула в окно. На другой стороне ярко освещённого заснеженного двора возвышался дворец «Протекта», такой же технологичный, как и все здания, построенные Союзом Хранителей за последний век. Похожая на «Небесную матрицу», но во многом уступающая ей, защита сияла на фоне стеклянного фасада — им было хорошо известно, почему не стоит идти туда неподготовленным.

— Арес… — Клесс пожала плечами, — правда, я не уверена, что у него достаточно сил, чтобы тебя вот так… С другой стороны… — многозначительно закончила она.

Макс не ответил. Какое-то время он смотрел в одну точку, а потом сменил тему:

— Деймос уже внутри?

— Да, но мы пока не можем туда вломиться. Ждём смены караула.

— Зачем? Твои ребята могут спокойно разобраться с любым отрядом…

— Они усилили охрану. Мы должны действовать осторожно, иначе наше оружие по нам и ударит. Ты вообще когда-нибудь работал с такими, как они?

Макс обернулся, переводя взгляд с одного стража на другого, и остановился на Кире. У того из-под края шапки выпала африканская косичка, которую Кир тут же заправил обратно.

— Один раз, в школе. Это было опасно, — он посмотрел на Клесс. — А правда, что их способность после совершеннолетия оставляет вечный эффект?

— Правда. Иначе их бы не было в отряде Посей… — она не договорила.

Что-то маленькое и яркое ворвалось в помещение, заискрило в центре и распалось тысячами искр, формируя прямо в воздухе золотистое изображение карты внутренних переходов офиса «Протекта». Клесс с мрачной решимостью сжала копьё, а в следующий миг её тело обхватила белая чешуйчатая броня, похожая на ту, которую носила Амфитрита.

— Готовность один, — сказала она. — Действуем по плану. Ваша задача дать нам шанс добраться в центр управления. Макс, ты со мной. Цели по возможности не ликвидировать, только обезвредить, — Клесс посмотрела Киру в глаза. — Я рассчитываю на вас, и будьте осторожны.

***

Круглый мраморный зал ресторанного комплекса сиял огнями, начищенные тарелочки, блюдца и бокалы мерцали золотыми бликами, до блеска натёртый пол отражал массивные люстры, цветами распустившиеся у потолка. По окружности зала стояли официанты, у дверей с дежурными улыбками на лицах застыли хостесы, тяжёлые портьеры скрыли дневной свет, проникающий в зал из окон. Хрупкое великолепие, которое, казалось, можно разрушить одним неловким движением.

Где-то звякнул тихий ненавязчивый колокольчик, и двойные двери, расположенные с трёх сторон зала, распахнулись. Свет отразился в золотых узорах створок, когда хостесы поприветствовали гостей и проводили их к большому круглому столу в центре.

Посейдон и Амфитрита вошли с южных дверей. Он был одет в чёрный костюм с отливом цвета морской волны, волосы убраны в хвост, на шее серый галстук-бабочка. Она полностью в голубом: платье-футляр и туфли на высоком каблуке, — образ дополняли длинные серьги, сверкающие под высоко убранными волосами.

Зевс и Гера появились с восточной стороны, оба в белом. Образ Владыки мира не оставлял сомнений — он тот, кто не потерпит возражений, он тот, кому следует безоговорочно подчиняться, он — хозяин всего.

Западные двери открылись мгновением позже остальных, и потому, когда Посейдон и Зевс уже сели, Аид и Лина только подошли к столу. Царь и царица Теней были в чёрном: он в костюме, рубашке и галстуке, она в брючном комбинезоне с серебряной цепочкой вместо пояса, — Лине показалось, что их появление сделало зал в несколько раз мрачнее. Аид отодвинул стул и помог ей сесть, и только потом сел сам.

Какое-то время все были заняты собой. Официанты принимали заказ, разливали вино, приносили блюда и уточняли детали, но это не могло длиться долго и, когда основная суета закончилось, над столом повисла тишина. Ни один из братьев не хотел начинать разговор, Зевс и Аид не смотрели друг на друга, Посейдон не был уверен, стоит ли вмешиваться. Дионис, наблюдавший за ними издалека, решил, что обстановка действительно слишком напряжённая, и отозвал весь персонал из зала.

— Итак, — Зевс, понимая, что их оставили в покое, отложил салфетку, которой только что протёр губы, и сцепил руки перед собой. — Отмеренное время твоей просьбы на исходе, что ты хотел сказать мне, Аид? Что ты узнал?

Посейдон поперхнулся и на какое-то время прервал разговор кашлем — ему пришлось извиниться и залпом выпить целый бокал вина, чтобы прийти в себя. Он не ожидал, что Зевс начнёт прямо с этого.

Аид медленно поднял взгляд. За всё время, проведённое в его обществе, Лина успела забыть, как может пугать одно его самое незначительное движение, какой властью и уверенностью наполнены его взгляды и жесты. Сейчас рядом с ней был царь, оправдывающий абсолютно все слухи и легенды о себе. Впрочем, братья не уступали ему ни в уровне силы и власти, ни в уровне совершенной божественности, разве что аура Зевса вела себя странно, но причин этой странности Лина понять не могла.

— Нет, я здесь не для того, чтобы открывать тебе имя преступника. О нём и без меня тебе донесут. Моя цель — напомнить тебе о причине создания Совета Триединства, Зевс. Опасность ещё существует, — сказал Аид.

Взгляд Посейдона неуловимо изменился в этот момент, но когда Аид посмотрел на него, от этой эмоции не осталось и следа. Зевс скривился.

— Это говоришь мне ты… Ты! Кто первым предал наш союз, развязал войну. Не тебе давать мне наставления, Аид! Не тебе указывать мне, что делать!

— Я просто пытаюсь предотвратить катастрофу…

— Которую едва не создал сам! — выпалил Зевс.

— Нет! Я был обманут, мы оба были, и я хочу разобраться во всём до конца. Дело серьёзное, и это наше общее дело.

— Общее дело? — Зевс опустил руки на стол и сжал кулаки. — Думаешь, можешь сжигать мосты, пускать Церберу под хвост всё, что мы пережили, а потом приходить, как ни в чём не бывало, и вести себя как обычно?

— Ты прав. Не могу, но считаю, что это необходимо. Мы должны вернуть наш союз, что бы ты обо мне ни думал. Гея жива, а значит, наша цель ещё впереди, мы должны объединиться.

— Должны? — вкрадчиво произнёс Зевс. — Должен из нас троих здесь только ты. Нам всем! Тысячи невинных жизней при отсутствии Кристалла Душ…

Аид вздохнул.

— Смею напомнить, что отказался от диалога не я, а ты.

Зевс шумно выдохнул и, долбанув кулаком по столу так, что звякнули бокалы, привстал.

— Это ты начал войну! Это ты вывел армию против Олимпа! Это твои приспешники убивали полубогов!

Аид привстал тоже, упираясь руками в стол.

— С моей стороны тоже было много потерь, и виной твоя божественная стража. Повторюсь, мы оба были обмануты. Ты не желаешь слушать, а я пытаюсь…

— Я был обманут! Тобой. Ты клялся нам… Ты клялся мне, Аид, когда мы договаривались о жребии. И что? Тебе ничего не стоило вернуть нам богиню и взять другую! Тебе ничего не стоило подчиниться! Но ты решил, что можешь всё. Ты решил, что можешь предать меня!

Аиду хотелось сказать так много. Вспомнить, что он забрал Персефону с позволения Зевса. Объяснить, что супруги — не овцы, чтобы обменивать их по первому желанию, но вдруг отчётливо ощутил себя глупцом, мечущим бисер.

— Со всем уважением, Зевс, — устало сказал Аид, — предал нас ты. По-настоящему только ты нарушил клятву, позволив поколениям полубогов и наследников желать моей смерти, считать её важнейшей целью сонма.

Посейдон погладил подбородок, глядя на братьев, и вставил своё слово в наступившей тишине до того, как Зевс успел прийти в бешенство и разразиться громом и молнией.

— А давайте, вы на этом остановитесь и расскажете мне о жребии подробнее.

Аид и Зевс посмотрели на него с одинаково виноватыми выражениями лиц, так что Лина и Амфитрита удивлённо переглянулись. Гера с самого начала разговора безэмоционально наблюдала за ними и лишь теперь решила вмешаться — она выставила руку вперёд, рассматривая свой длинный красный маникюр со стразами, и сказала, будто бы между прочим.

— Мне кажется, мы собирались обсудить «Протект». Для таких разговоров не очень подходящее время.

— Другого времени может не быть, — Посейдон скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, — и место самое лучшее. Мы встретились за столом переговоров впервые за столько веков, пора раскрыть старые секреты.

Аид вздохнул и сел обратно, Зевс поступил так же и сразу схватился за бокал вина. Как любой младший брат он предпочитал сваливать всю ответственность на старших, особенно в тех случаях, где это точно могло сойти с рук. Лина чувствовала все перемены настроения Аида, но не знала, чем и как помочь, к тому же ей самой до жути было любопытно узнать, что там случилось со жребием. Аид потёр переносицу.

— Следовало рассказать раньше…

— Вы договорились, да? — почти обиженно спросил Посейдон. — Всё это было простым фарсом, о котором вы не сказали мне? — он горько усмехнулся и покачал головой. — Почему? Потому что мне и так досталось то, что я хотел?

— Потому что у них не было выбора, — по-прежнему изучая свои ногти, встряла Гера. — Ни для кого из присутствующих здесь не будет новостью, если я скажу, что Зевс бы не выдержал трона царства Теней.

Ни взглядом, ни жестом Зевс не показал, что её слова затронули его самолюбие, но нужно было быть законченным идиотом, чтобы не понять, как сильно он разозлился.

Аид прикрыл глаза.

— Всё не так, — он посмотрел Посейдону в глаза. — Я сам выбрал это бремя, по одной известной только нам троим причине. Мне нельзя было оставаться на поверхности, мне нужна была добровольная темница, которая стала бы моим царством и вместилищем силы. Подземный мир был лучшим решением. Ты понимаешь? Так и только так я мог гарантировать защиту вам, сонму и миру…

— Защиту… — медленно проговорил Зевс. — Предавший однажды предаст и вновь. Я тебе не верю! Гея жива? А кто гарантирует, что ты не был в сговоре с Геей? Где доказательство того, что должно произойти, но так и не произошло? Пока я вижу только тебя и выгоду, которая очень логично накладывается на всё, что я знаю о тебе.

Гера невольно бросила укоризненный взгляд на мужа, Посейдон переглянулся с Аидом и вдруг приложил ладонь к столу.

— Я прошу у вас право Верум. Используем древнюю связь, это будет лучшим доказательством.

— Нет… — сказал Зевс.

— Нет! — одновременно с ним воскликнула Гера. — Последний раз, когда вы использовали эту связь, был уничтожен целый город.

Лина взглянула на Амфитриту, но та, очевидно, тоже не знала о праве Верум и не могла ничего ей объяснить.

— Извини, Гера, но мы не можем отказать, — сказал Аид, а потом повернулся к Зевсу. — Ты не можешь отказать и прекрасно об этом знаешь.

Во взгляде Зевса сверкнули молнии, и всё же он не мог не признать, что Аид прав — Посейдон озвучил своё предложение, и братья обязаны были его принять. Связь, что раньше поддерживала их братский союз, давно уже стала камнем преткновения и бременем для всех троих. Может быть, чтобы понять друг друга, им стоило начать с неё?

Зевс поднялся с места, и все остальные последовали за ним — Лина с задержкой, потому что не понимала, что происходит, а спрашивать было неловко. Пришлось повторять за другими. Зевс обвёл всех взглядом, взмахнул рукой, убирая со стола посуду и скатерть, следующий взмах прорисовал на стеклянной поверхности стола символы, соединённые в один витиевато изогнутый круг. Круг имел три крупных узора — как раз по одному на каждого брата — представляющих из себя оливковые ветви, в листьях которых находились символы власти: Трезубец, Скипетр, Молния. Лина с удивлением обнаружила, что, помимо основных, есть ещё три дополнительных: павлин, гребень сирены и цветок, расположенные в соответствии с тремя первыми. Пока она разглядывала рисунок, Посейдон поднял руку раскрытой ладонью вниз, и символ Трезубца в оливковом листе вспыхнул белым светом. Аид нахмурился.

— Это отберёт очень много сил. Хотя бы одно то, что я готов пойти на это, должно тебя убедить, — обратился он к Зевсу.

— Так ты уже передумал? — уточнил Зевс.

Аид поджал губы и выставил руку вперёд. От изображения Трезубца белый свет, словно жидкость, потёк по узорам круга, пока не достиг Скипетра и не заставил его засветиться так же. Теперь только часть круга со стороны Зевса оставалась тёмной, а Зевс медлил.

— Брат, — сказал Посейдон, — нам вдвоём будет сложно удержать печать. Если согласился, действуй!

Зевс не пошевелился. Тогда Лина и Амфитрита переглянулись, а затем обе одновременно подняли руки над своими символами. Когда цветок заполнился белым, Лину будто что-то дёрнуло за солнечное сплетение — такое знакомое чувство — и стало вытягивать божественную силу. Заболела голова. Только секунды спустя она поняла, что то же самое чувствовала, когда впервые встретила Аида в этой жизни, когда неведомая сила притянула её к нему. Гера посмотрела на них, затем на мужа, а после, прикусив губу, тоже подняла руку.

Неактивным оставался только символ Зевса, и ему пришлось принять игру. Медленно, мучительно медленно, он поднял руку и развернул ладонь к столу. Круг замкнулся. Лина почувствовала облегчение, когда белое наполнение круга вдруг покрылось позолотой, поднялось в контурах узора, будто кто-то смазал краску кистью прямо в воздухе, и снова вернулось в прежнее положение. Однако это было ещё не всё. Белые узоры вдруг размножились, сбежали со стола на пол и заполнили собой всё пространство зала, возводя едва заметную белёсую стену вокруг. Посейдон уверенно посмотрел на Зевса.

— Спрашивай!

Зевс встретил его взгляд и повернулся к Аиду.

— Подтверждаешь ли ты, что твои амбиции не идут дальше царства Теней и защиты…

Он не договорил. Грохот, похожий на стремительно надвигающееся цунами, прокатился по земле, а в следующий миг стены ресторана содрогнулись и начали рушиться. Посыпалась штукатурка, стекло с потолка, люстры и элементы декора. Связь богов была разорвана и, поскольку это отняло изрядное количество божественных сил, никто не смог полноценно защититься. Для Лины всё произошло слишком быстро: Аид попытался укрыть её, но не успел — кто-то появился по обе стороны от них и увлёк в божественное перемещение. Лина пришла в себя на улице, у стены противоположного здания, и от вида ресторана прикрыла рот рукой. Крыша обвалилась, а тот зал, где они разговаривали, оказался полностью погребён под грудой камней. Взрыв выглядел как один из тех терактов, которые в последнее время так часто случались у смертных, но сомнений быть не могло — за этим стояло нечто божественное. Кто-то напал на них. Кто-то ждал момента, когда они ослабнут и не смогут защитить себя.

— Проклятье! Как в воду глядели! — голос Гефеста отвлёк Лину, и она ошарашенно уставилась на статного мужчину, лишь отдалённо напоминающего отца Макса. Молодой человек отряхнулся. — Владыка…

— Ты в порядке? — Аид осмотрел Лину и, только убедившись, что она не ранена, ответил Гефесту. — Что случилось? Что ты здесь делаешь? — он перевёл взгляд в сторону и исправился. — Вы…

У Лины гудела голова, и она не сразу заметила женщину, лицо которой показалось ей смутно знакомым. Попытка присмотреться привела к головокружению и тошноте, пришлось закрыть глаза и успокоить дыхание.

— Мы здесь ради вашей защиты, — сказал Гефест. — Зевс взял стражу Ареса. Полагаю, в этом всё дело. Волна была создана богом, я не стану утверждать, что это Арес, но…

— А я стану, — перебила женщина. — Это сделал Арес, Арес напал на вас. Зевс успел заключить с тобой мир?

Аид устало потёр переносицу и качнул головой.

— Нет. В его ауре было что-то неуловимое… Выдвину странное предположение, что на его божественную силу существует хорошо замаскированное влияние извне.

Гефест передёрнул плечами.

— На Зевса? Невозможно…

— Я почувствовал это так же ясно, — возразил Аид, — как и то, что божественная аура Афродиты распадается, — он посмотрел на женщину с интересом. — Ты становишься смертной? Ты собираешься спуститься в царство Теней, как обычная тень?

Лина с трудом приоткрыла глаза, невольно отмечая, как потемнело лицо Гефеста от этой новости.

— А что, волнуешься за меня, Владыка Мёртвых? — нарочито весело спросила Афродита.

— Не за тебя, а за линию власти, которую ты представляешь. Тебе плохо удаётся скрывать своё состояние, признайся в этом хотя бы себе и попробуй что-нибудь сделать.

Афродита отмахнулась.

— С каких это пор тебя беспокоят такие пустяки?

Аид хотел ответить, но вынужден был срочно отойти в сторону, чтобы уступить место возникшей в воздухе Гере.

Геру словно кто-то втолкнул в божественный портал, она стремительно выпала из него и врезалась бы в стену, если бы Аид не придержал её. Волосы Геры были растрёпаны, несколько ногтей сломано, а длинная юбка платья разодрана до колен — она подняла полные слёз глаза, не сразу понимая, кто перед ней.

— Зевс, — она вцепилась в его пиджак, не замечая, что из-под кудрей по виску тонкой струйкой течёт золотой ихор. — Аид… Зевс, он спас меня, спас, а сам, — она разрыдалась и уткнулась носом Аиду в грудь, бормоча что-то похожее на… — Ты же всегда приходил к нам на помощь… помоги ему…

— Мне нужно вернуться, — Аид испугался не на шутку. Если с Зевсом что-то случится, это в любом случае будет его вина. Они не могли потерять Владыку Земли и Неба, только не сегодня. Аид передал Геру Гефесту и собрался переместиться, когда Лина и Афродита одновременно окликнули его.

— Аид!

— Куда! — возмутилась Афродита. — Откуда ты знаешь, что с Зевсом? Тебе опасно туда идти!

— Мы знаем, что с Зевсом, — позади них возникли Посейдон и Амфитрита, оба почему-то были мокрыми. Посейдон пригладил рыжие волосы. — Ты не можешь идти, брат. Они его забрали, его нет нигде… и стражи его тоже. Мы с Гефестом ожидали нападения, но я не думал, что наш враг решится нападать в момент объединения сил.

Аид сглотнул и бросил взгляд на Лину, тут же меняясь в лице. Она едва стояла на ногах, волосы её полностью побелели, а кольцо на пальце мерцало лазурными бликами.

— Нам нужно вернуться, — сказал Аид, подхватывая Лину на руки, — держите меня в курсе по возможности и…

— Иди, — сказал Посейдон, — делай, что считаешь нужным, а мы сделаем, что должны.

Глава 27. Специальный отряд Посейдона

Клесс и Макс ворвались в главное здание «Протекта» через чёрный ход, оставив Кира и команду заходить с парадного. Им следовало действовать быстро и по возможности тихо, поэтому они и выбрали одну из служебных дверей, ведущую на кухню местного ресторана. Избегая камер, они нырнули в раздевалку и укрылись среди форменной одежды сотрудников, затаив дыхание. «Протект» мог ожидать сейчас кого угодно, но не взломщиков, скрывших божественную силу и притворившихся смертными.

Мимо двери раздевалки протопало не меньше десяти пар ног, и Клесс, не отдавая отчёта своим действиям, схватилась за руку Макса. Он посмотрел на неё. В просачивающихся лучах искусственного света рыжие завитки её волос были похожи на глубоководные кораллы.

— Командуй, Клесс… — сказал он, когда всё стихло. — Мы же не можем сидеть тут вечность. Что будем делать?

— Ну, начали мы не очень гладко, но всё ещё можно исправить. Пробираемся в центр управления, как и договаривались, и, если там Деймос, пытаемся договориться о передаче места главы «Протекта».

— Договориться? — уточнил Макс.

— Да, — без тени иронии ответила она.

— Не смешно, — Макс снял её руку со своей. — Вообще не смешно, Клесс. Деймос вернул себе власть силой, ты думаешь, он пойдёт с тобой на какие-то переговоры и сделает, как ты хочешь?

— Прости, но мы обсуждали это с самого начала, я всё объяснила. Я надеюсь на разговор, но лишних иллюзий не питаю. Я видела, с каким лицом он передавал мне власть в прошлый раз, я всё прекрасно понимаю, и ты пойми… сражение с Деймосом невыгодно ни нам, ни ему.

Макс недовольно хмыкнул.

— Считаешь, у тебя есть шанс уклониться от сражения? Ты серьёзно? Деймос будет держать власть любой ценой. С Олимпа он плевал на твои благородные намерения!

Совсем рядом что-то упало, и Клесс зашипела, прикладывая палец к губам.

— Макс! Тише, пожалуйста!

Макс выругался, поднимая упавшую вешалку.

— Мы же можем просто выкрасть документы, твои печати и божественные подписи… тем более ты знаешь, что именно брать. Клесс… зачем нам с ним договариваться или сражаться? Зачем идти прямо, если можно схитрить?

— О! И это говорит мне тот, кто трижды порывался забрать у Аида его супругу! Охотно внемлю твоим советам! — она выразительно посмотрела на него, и в полутьме её взгляд мелькнул ярким огоньком недовольства. — Назначение на место главы происходит не так, это не твоя строительная компания. Просто делай, что я прошу и как договаривались. — Не сказав больше ни слова, Клесс выбралась из-под костюмов и прошла к выходу. Осторожный поворот ручки, полоска света, и вот Клесс уже скрылась за дверью.

Макс бросился следом, мысленно возмущаясь её способности объяснять, не объясняя ничего, и догнал её лишь на другом конце кухни.

— Используй стандартную маскировку, — сказала она, будто вовсе не теряла его из вида.

— Ты же сказала не использовать силу! — Макс развёл руками. — Мы в «Протекте», здесь такие трюки не работают, и нас сразу засекут.

— Пока они заняты отрядом Посейдона, нас не заметят, а потом… в общем, я этого и добиваюсь, — Клесс щёлкнула пальцами и исчезла. Не переместилась, а стала прозрачной, похожей на рябь воздуха в особенно жаркий день в пустыне.

— Ладно, — Макс вздохнул и сделал то же самое. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

В здании по-прежнему работала тревога, лампы в коридорах мигали красным, на лестницах слышался шум боя, шипение и треск разлетающихся в крошку камней. Макс предпочёл бы никогда не слышать этот звук. В отряде Посейдона состояли добрейшей души существа, которые в бою обращались в жестоких непобедимых монстров — однажды Макс встречался с такими, как они, и с тех пор зарёкся бросать им вызов. Он торопил Клесс и почти с облегчением втолкнул её в подъехавший лифт.

Они поднялись на этаж управления.

Оставалось пройти совсем немного — по глянцево-белому коридору до поворота и прямо к двери приёмной главы «Протекта» — когда навстречу им вышел отряд личной стражи Деймоса. Командир стражи жестом отдал приказ остановиться, Клесс и Макс остановились тоже.

— Какой приятный сюрприз, Клессандра, дочь Посейдона, — сказал командир стражи и устремил взгляд прямо на неё. Совсем недавно он служил ей, но не теперь. Стража всегда оставалась верна действующему главе, независимо от того, насколько законно тот занимал должность. Командир держал в руке меч, созданный божественной силой, и ухмылялся. — И какой дешёвый трюк…

Его слова сняли божественную маскировку с Макса и Клесс — они ждали этого и были готовы. Клесс широко улыбнулась и перебила.

— … который помог мне подобраться к тебе. От тебя мы бы не скрыли наше присутствие, но от камер смогли, — она отвела руку в сторону. — Ну, здравствуй, Тео. Сразимся один на один?

— Только попробуй! — ухмылка сползла с лица командира стражи, а во взгляде появилась злая решимость. — Только попробуй достать оружие! Вы в меньшинстве. Двум полубогам не справиться с моим отрядом.

— О, разумеется, — Клесс покосилась на Макса, — два полубога…

Макс не понял, на что она намекает, но в любом случае не собирался нарушать договорённостей и готов был сделать всё, чтобы она успешно добралась до Деймоса. Готов был выполнить любой, даже самый безумный её приказ. Разве не за этим Афродита отправила его сюда? Он ещё смотрел на Клесс, ждал от неё сигнала, когда справа раздался грохот, и часть стеклянной стены влетела внутрь, разбрасывая осколки и каменную крошку. Макс заслонил собой Клесс и увлёк её в сторону за миг до того, как в зияющую дыру окна ворвался Кир. Он приземлился на пол коридора перед стражей «Протекта».

— Они теперь летают? — потрясённо спросил Макс.

Клесс ответила не сразу. Она ошарашенно смотрела на Кира, крепко вцепившись при этом в Макса, и не находила слов.

— Зевс Всемогущий! Это же восемнадцатый этаж! — наконец, пробормотала она себе под нос.

— На пол! — крикнул Кир, отряхивая рукава.

Кир потянулся к шапочке, и Макс, ещё не до конца поняв смысл его приказа, схватил Клесс за руку и дёрнул вниз — она поскользнулась, сполза по стене, подбив его под ноги, и оба они свалились на пол. Макс зажмурился. То, что ещё мгновение назад выглядело как копна модных африканских косичек на голове Кира, зашевелилось, обращаясь клубком чёрных змей. Словно дрессированные, змеи одновременно подняли головы, распахнули пасти, показывая двойные длинные языки, глаза их сверкнули жёлтой вспышкой и поменяли глаза хозяина на такие же жёлтые щёлочки с удлинённым зрачком.

Один удар сердца, второй, третий…

В воцарившейся тишине Макс отвернул голову, насколько смог, чтобы посмотреть на размытое отражение в глянцевой стене, и с облегчением выдохнул. Вся стража Деймоса, включая Тео, превратились в посеревшие, застывшие во времени каменные статуи, с перепуганными, удивлёнными и возмущёнными лицами. Кир уже натягивал шапочку обратно, убирая сопротивляющихся змей.

— Извиняюсь, — Кир обернулся, широко улыбаясь, и протянул руки Максу и Клесс одновременно. — Я видел, что вы сюда пошли, и не успел предупредить. Всё в порядке? — он с лёгкостью помог им подняться.

— Это было ожидаемо, но всё равно спасибо, — Клесс покачала головой, отряхивая колени, — бой и правда мог быть тяжёлым. А у вас что?

— Лучше, чем мы ожидали, — Кир почесал затылок, хотя на деле поправил одну из неудобно устроившихся змеек. — Двое тяжело ранены, остальные в строю. Из охраны «Протекта»… те, кто ещё мог с нами сражаться, сбежали… остались только фанатики, но и они уже украшения для ниш в коридорах. Почти все.

Клесс хлопнула Кира по плечу.

— Молодец! Но Посейдон не одобрит такой жестокости, поэтому обратись, пожалуйста, к Эвриале или Сфено, пусть сделают что-нибудь. Многие просто выполняли свой долг и ничего не имели против меня или Посейдона.

— Обратиться к Гаргонам? — не поверил Кир.

— Да. А что, я многого прошу?

— Вообще-то… — Кир на миг потерял дар речи, но Клесс казалась совершенно серьёзной, и он, нехотя, кивнул. — Ладно, конечно, я сделаю.

— Вот и отлично, — Клесс улыбнулась. — Возвращайся к своим, тут мы сами.

Кир будто хотел спросить что-то ещё, но в последний момент передумал.

— Будь осторожна, Демйос не один в кабинете… мы не смогли определить личность второго…

Клесс обеспокоенно переглянулась с Максом.

— Ничего, всё в порядке, мы справимся.

***

— Надо вернуться на Олимп, узнать, кому из богов нужна защита, пока не поздно, — сказал Посейдон, помогая жене усадить Геру на стул. — Да и Гермесу, уверен, есть о чём рассказать.

Сразу после неудавшегося Совета Триединства они вернулись на Лемнос вместе с Гефестом и Афродитой и уединились, в надежде разговорить Геру. Задача была не из лёгких — Гера тряслась и всхлипывала, не в состоянии сложить буквы в слова, а слова в осмысленные фразы — все попытки Амфитриты успокоить её пока не увенчались успехом. Ко всему прочему здесь их настигла целая волна новостей о глобальных катастрофах божественной и естественной природы: на западе материка началась война, южное побережье Австралии накрыло цунами, по всей территории Британии выпали кислотные дожди, пожары в лесах Сибири превысили все допустимые нормы. Богам нужно было действовать. Вот только Аида сейчас мало волновал мир, а Зевс пропал — из всех носителей верховной власти остался лишь Посейдон. Посейдон, который с начала времён не брал на себя полной ответственности: в дела Подземного мира он не лез, на Земле привык формально подчиняться Зевсу. Посейдон давно забыл, как это — владеть равной долей мира и принимать решения самостоятельно. Когда-то давно он верил, что в критический момент братья встанут с ним плечом к плечу, однако то время давно ушло. Сегодня именно Посейдон должен был взять в свои руки власть, власть гораздо большую, чем положено одному богу, чем сможет вынести любой из богов. Как и Аид, Посейдон прекрасно понимал каково это — стоять над пропастью и знать, что если сейчас ты не сделаешь шаг вперёд и не принесёшь жертву тёмной бездне, она поглотит всё, что тебе дорого, всё, что когда-либо существовало…

— Иди, — Амфитрита взглянула на него, — иди, я справлюсь.

— Уверена?

— Конечно, всё будет хорошо. — Амфитрита знала, он спрашивает, чтобы найти последнюю причину остаться, но остановить его сейчас — значило погибнуть. Волну кошмара, которая медленно накрывала существующий мир, мог сдержать только он. — Призови тех, кто способен помочь, оповести защитников фортов и крепостей, дай знать Амазонкам…

Посейдон кивнул.

— Будь осторожна, — он посмотрел ей в глаза и подмигнул, когда морской бриз сдул его рыжие волосы с плеч, а капли воды, скрутившись в водный портал, увлекли его за собой.

Амфитрита ещё какое-то время обеспокоенно смотрела на то место, где он стоял, а потом перевела взгляд на Геру. Та всё ещё тряслась, обхватив себя за плечи, и что-то бессвязно шептала. Амфитрита взяла её руки в свои, присаживаясь так, чтобы видеть её лицо.

— Гера, — твёрдо обратилась она и, когда Гера не отреагировала, повторила. — Гера, очень важно, чтобы сейчас ты рассказала мне всё. Поговори со мной.

Гера замотала головой и затряслась ещё сильнее.

— Гера, — Амфитрита сжала её левое запястье и провела над ним ладонью, оставляя круглую печать. Такую же, как была у всех, кто помогал Гефесту. — Ты в безопасности. Здесь тебя никто не найдёт, — Амфитрита выдохнула, заметив, что печать не исчезла.

Гера открыла глаза, растерянно осмотрелась и вдруг изменилась в лице, будто только теперь поняла, кто перед ней.

— Амфитрита? — недоверчиво спросила Гера. Она несколько секунд внимательно рассматривала её лицо, прежде чем перехватить руки и воскликнуть. — Амфитрита! Это ты? Неужели… я думала, я же… я… — Гера сделала паузу и помрачнела, — я потеряла силу. Последнюю оставила на Совете…

Амфитрита выдержала долгую паузу, затем встала, взяла стул и уселась рядом.

— Рассказывай всё сначала!

Гера вздохнула. Её рассказ был полон волнения, она сбивалась, теряла слова, плакала или смеялась как безумная, так что бедной Амфитрите приходилось иногда переспрашивать её.

— В последние века, — начала Гера, — всё было хорошо, — она подняла глаза на Амфитриту и горько усмехнулась. — Ты можешь представить? Зевс не изменял мне! Не изменял так долго, что я почти поверила в его любовь, а потом…

Амфитрита затаила дыхание, предчувствуя некое важное для себя открытие.

— Потом почувствовала её, — продолжила Гера, — женщину…

— Как это почувствовала? Ты не видела его любовницу, но чувствовала её?

— И да, и нет, — Гера пожала плечами. — Сначала я гнала эти мысли, потом думала, что мне показалось, но с каждым новым ощущением присутствия этой женщины я слабела. Меня стала мучить паранойя, я искала её везде, я следила за Зевсом, я делала немыслимые вещи по поимке любовницы, но не находила её. Это сводило меня с ума, а ещё и моя сила стала медленно исчезать… Я не понимала, что со мной. Бессмертие оставалось, но я больше ничего не могла, ничего, понимаешь? — она рассмеялась, и смех её был приправлен горечью и безумием.

— И… ты нашла её? — поторопила Амфитрита, жаждущая узнать завершение истории. — Эту женщину?

Гера неопределённо качнула головой.

— Нет… но я начала замечать вещи похуже. Проблемы с божественной силой не только у меня, но и у Зевса.

— У Зевса? — воскликнула Амфитрита от неожиданности. — Но сегодня на Совете мы все были свидетелями, сила Зевса не исчезла…

— Нет. У него иначе… — Гера потёрла переносицу и поправила длинную чёлку. — У Зевса не так, как у меня. В его божественность и разум кто-то методично и настолько ювелирно вмешивался, что даже Пифия или сами Мойры не смогли бы найти причину проблем. Кто-то манипулировал Зевсом, кто-то заставлял его принимать решения, которые он в здравом уме не принял бы. — Гера повела плечами. — Конечно, вмешательство было столь тонким, что никто, кроме меня, не смог бы этого увидеть… и, вероятно, поэтому враг сделал всё, чтобы я сошла с дистанции. Чтобы я не вмешалась. Кто-то точно знал, что я не обращусь за помощью к сёстрам, и что мне не хватит духа просить о помощи Аида или Посейдона.

Амфитрита открыла рот, собираясь возражать по многим пунктам, но на последних словах Геры передумала и легко коснулась её руки.

— Мы с этим разберёмся, — пообещала она, — обязательно. Сейчас важно сохранить тех, кто остался. Скажи мне, ты можешь помочь нам? Насколько всё плохо? Ты способна взять в руки оружие?

Гера посмотрела на неё как на идиотку. Она всегда так смотрела на других, когда ей казалось, что она достаточно ясно изложила свою мысль.

— Думаешь, я преувеличиваю? — она щёлкнула пальцами. Ничего не произошло. — Зевсу бы не пришлось защищать меня на Совете, если бы я могла хоть что-то. Моя сила, мои способности… — Гера отчаянно взглянула на свои ладони. — Я больше не богиня.

— Скажи, что я могу для тебя сделать? Скажи, и я постараюсь…

— Не надо, — Гера схватила её за руку в просьбе замолчать, — пусть Посейдон вернёт Зевса целым и невредимым. Этого будет достаточно

***

В одной из спален в пристройках мастерской на Лемносе распахнулась дверь. Гефест завёл внутрь вырывающуюся Афродиту, крепко придерживая за руку, она отбилась от него, поправила рукава на плечах и замерла в центре, спиной к нему, скрестив руки на груди. Гефест плотно закрыл дверь.

— Это правда? — тихо спросил он, рассматривая блестящий шёлк её волос. — То, что сказал Аид, правда?

Афродита передёрнула плечами. Его взгляд ощущался как прикосновение, горячее, почти обжигающее.

— Если бы ты был внимательнее, то сам мог бы заметить. Аид прав…

Гефест мгновение присматривался к её ауре, а потом отшатнулся. Он отошёл к стене и прислонился к ней лбом, но боль была настолько сильной, что ему пришлось сжать кулак и несколько раз стукнуть им по стене. Это не помогло. Раны сразу затянулись, а физическая боль так и не смогла победить душевную.

— Сколько? — в его голосе сочилась такая горечь, что Афродита удивлённо обернулась. — Сколько ты обманывала меня? Было ли хоть что-то правдой? Хоть что-нибудь?

— После возвращения я не лгала тебе… — с недоумением и совершенно искренне ответила она.

Гефест оттолкнулся от стены, стремительно метнулся к ней, схватил за плечи и встряхнул.

— Почему ты мне не сказала? — он встряхнул её ещё раз, как тряпичную куклу. — Почему?

На миг лицо Афродиты приобрело испуганное выражение, но затем её губы озарила ухмылка, и она рассмеялась глубоким завораживающим смехом соблазнительницы.

— Что такое, Гефест? Ты сам не заметил очевидного. Разве я нарушила хоть один пункт нашего соглашения? Разве я обманула тебя?

Он посмотрел прямо на неё и оттолкнул от себя.

— Нет… нет! Ты ничего не сделала и одновременно сделала! Ты… Из года в год я надеялся… надеялся… но всё напрасно, ты же богиня любви, ты же…

— Я мать твоего сына, — сказала Афродита спокойно. — Не понимаю, почему ты злишься?

— Ты не мать, ты богиня обмана, ты богиня разврата, ты… — Гефест в гневе снова впечатал кулак в стену, не замечая, что своими словами делает больно не только себе.

— Не мать? Да? — настороженно спросила Афродита. С каждым последующим словом она повышала тон голоса, не позволяя ему заговорить. — Я принесла тебе информацию, я доверилась тебе, я родила сына, я дала тебе больше, чем могла дать любая другая женщина… я, наконец, притворилась смертной, я… — она махнула рукой. — Зачем ты говоришь мне это? Чего ты хочешь от меня ещё? Чего?

— Да чтобы ты жила! Жила! — закричал Гефест в ответ. — Я бы принял твою смерть, уйди ты к Кристаллу Душ, но ты… ты становишься смертной! Возврата не будет!

Оба были довольно вспыльчивыми богами, они не могли остановиться на этом. Никто не хотел уступать.

— А зачем мне возвращаться? Я это заслужила. Я предавала тебя в прошлом! И саму себя тоже… Сын вырос, зачем тебя я? Почему тебе так принципиально необходимо сохранить жизнь мне? Почему?

Гефест открыл рот, хватая воздух, как выброшенная на берег рыба. Он искал слова и, в конце концов, плюнул на всё и высказался.

— Почему? Почему? Да потому что люблю! Потому что я люблю тебя!

Афродита собралась возразить, но не смогла, задохнувшись от его слов. Голос не слушался и хрипел, когда она спросила.

— Что?

— Люблю тебя, ясно! — Гефест снова указал на неё пальцем и, прежде чем стремительно покинуть спальню, добавил. — Не вздумай умирать! Только не ты!

Он ушёл, и закрывшаяся за ним дверь финальным ударом колокола прозвучала в сердце Афродиты. Это признание разбило её, раскололо на мелкие кусочки её израненную душу. Она сжала ткань платья на груди, прерывисто вздохнула и опустилась на колени, на пол, прямо там, где стояла. Гефест любил её, по-прежнему любил той любовью, которую — Афродита как никто понимала это — она нисколько не заслужила.

***

Деймос стоял в кабинете главы «Протекта». По его лицу и открытым частям рук было видно, что он ещё восстанавливается после пребывания в Тартаре. Кровоподтёки, синие и алые полосы на коже, кое-где плоть ещё нарастала на кости, — Деймос этого не замечал, его заботила стража, которая так и не вернулась, и… сводный брат. Амфитеус стоял за его спиной.

— Я ещё раз спрашиваю, — сказал Амфитеус, — что говорил отец о передаче линии власти Деметры?

— А я тебе ещё раз отвечаю, — разозлился Деймос, — что был не на увеселительной прогулке, а в Тартаре. И о планах отца мне неизвестно.

— Неизвестно? Ладно… — характерный щелчок оружия Амфитеуса заставил Деймоса выпрямиться и медленно обернуться. — Арес сказал, ты посвящён во все дела. Говори, у кого на самом деле линия власти Деметры, и разойдёмся по-хорошему!

— Ты же не станешь стрелять в своего брата? — насмешливо спросил Деймос, но руки на всякий случай поднял.

Амфитеус склонил голову на бок, ухмыляясь так жутко, что кто угодно мог почувствовать себя покойником. И Деймос не был исключением. После Тартара ему было бы тяжело победить даже более слабого бога, а Амфитеус был сильнее, да и сражаться с ним совсем не хотелось. Очень некстати было его появление и этот разговор.

— Хорошо, хорошо, — проговорил Деймос и развернул руку в надежде выхватить божественный кнут.

Прозвучал выстрел. Золотая пуля точно полоснула его по запястью, оставив глубокую рану.

— Ты в своём уме?! — заорал Деймос.

— Я знаю все твои трюки, Дейм! Говори. У кого линия власти моей матери? — произнёс Амфитеус. — Ты знаешь, я не промахиваюсь!

Его загнали в угол. Деймос с досадой подумал, что Аид ждал такого исхода. Сознание судорожно металось в поиске выхода, и он почти нашёл ответ, когда дверь кабинета распахнулась и на пороге возникли Клессандра и Макс. Деймос перевёл на них взбешённый взгляд, а когда снова посмотрел на Амфитеуса, то не нашёл его. Амфитеус сбежал — он всегда чувствовал, когда дело пахнет жаренным, и уходил. Сработала внутренняя защита кабинета, и в мгновение ока поверх уже имеющихся стен упали вторые, заблокировав окна, двери и любой возможный выход. Запустился обратный отсчёт уничтожения пункта управления. Деймос вздохнул, сдерживая гнев, и обернулся к гостям.

— Гениально! И какой план?

Глава 28. Сердце Геликона

— План очень простой… — Клесс выхватила из воздуха божественное копьё, выходя на шаг вперёд и заслоняя оружием Макса. — Ты возвращаешь мне управление, а я оставляю тебя в живых.

Деймос ухмыльнулся и усилием воли взял божественный кнут в левую руку — золотой кончик с леденящим душу шорохом прошёлся по полу.

— Оставишь в живых? Ты и себя теперь спасти не сможешь! Обратный отсчёт запущен, выброс божественной энергии внутри ловушки не даст уйти никому. Ни тебе, ни мне, ни этому вот… — он кивнул в сторону Макса.

Макс смотрел на Деймоса, припоминая всё, за что его ненавидел, но пока бездействовал. Ждал, когда Клесс убедится в бессмысленности всяких переговоров с врагом.

— Да, ну? — Клесс растянула губы в злой улыбке. — А мне помнится, что сработавшую по тревоге защиту можно отключить.

— Это если успеть, дочь Посейдона, если успеть…

Макс не выдержал, он мягко коснулся копья Клесс и отвёл его в сторону.

— Займись тревогой, я справлюсь сам.

Деймос рассмеялся, наблюдая, как Клесс, редко подчинявшаяся чьим-либо приказам, послушно сложила оружие и направилась к хранилищу. Может быть, она поняла целесообразность этого решения, а может, с ней случилось нечто иное, но факт оставался фактом — Клесс беспрекословно выполнила просьбу Макса. Ей нужно было подняться по лестнице, расположенной у стены, на узкий балкончик, похожий на те, что так часто выстраивают в библиотеках вдоль высоких полок, и открыть металлическую дверцу в стене. Деймос был уверен, если Клесс не станет сражаться с ним, у сына Гефеста нет ни малейшего шанса на победу.

— Ты? Справишься? — Деймос обвёл Макса оценивающим взглядом. — Когда твоя подружка назвала меня второсортным божком, мне показалось, она блефует… Мне и в голову не пришло, что кто-то не знает об этом, — он встал в боевую стойку. — Я наследник бога войны, я бог террора и ужаса, я брат-близнец Фобоса, я сын Ареса и Афродиты. Какой-то полубожок с силой Гефеста мне неровня! Ты просто…

На этих словах Макс выхватил молот и кинулся на Деймоса, не позволяя договорить. Он прекрасно знал, чей Деймос сын, и не нуждался в напоминаниях. Молот со свистом рассёк воздух и столкнулся с кончиком божественного кнута, высекая золотые искры. Макс отлетел назад, Деймос вернул кнут в исходное положение.

— У меня для тебя сюрприз, — сказал Макс, подпитывая свой боевой дух воспоминаниями о несостоявшейся казни Лины, — я тоже бог. И я тоже сын Афродиты.

Деймос скривился, словно у него внезапно заболел зуб, и замахнулся.

— Плевать! Оружейнику не победить воина, а Клессандре, — он покосился на неё, — нужны новые мозги. Только действующий глава может отключить систему. Своими отпечатками.

— О, — Макс ловко ушёл от удара, перекатившись за кресло у письменного стола, — так значит, пальцы тебе уже не нужны?

Деймос выругался. Клесс их не слышала, она взломала замок божественного хранилища и запустила туда руку. Каждый полубог или наследник, связанный с «Протектом», знал, что прикосновение к любому узлу системы без соответствующего доступа ведёт к летальному исходу. Только непосредственно ответственные за те или иные узлы полубоги, могли проводить отключение и включение разных систем — Клессандра об этом забыла.

— Клесс, стой! — Макс поворотом руки уменьшил молот и, сформировав его в маленький золотой диск, бросил наперерез руке Клесс, но упустил момент, когда Деймос напал на него.

Кнут, извиваясь ядовитой змеёй, рассёк Максу плечо и атаковал снова, не оставляя времени для передышки, не позволяя предугадать траекторию. Без молота Макс оказался почти бессилен, и ему ничего не оставалось, кроме как уклоняться, избегая особенно сильных увечий. С новым щелчком кнута Макс с сожалением услышал, как падает его защита, и подумал, что не успеет уйти, однако удара так и не случилось — кнут отлетел обратно и отбросил Деймоса к стене.

Клесс свалилась на пол от оттолкнувшего её диска и тут же поднялась, собираясь высказать Максу всё, что думает о нём, но вместо этого замерла на месте. Деймос, вернувшись в боевую стойку, тоже выглядел ошеломлённым.

— Сила матери? — хрипло произнёс он. — Невозможно! Никому из детей Афродиты не передавались её способности…

Тело Макса сияло божественным светом. Он только теперь, когда молот вернулся в его руки, обнаружил, что за спиной развеваются десятки золотых полупрозрачных лент, а над ними парят два голубя.

— Просто, Макс достоин её силы, — Клесс улыбнулась и бросила колкий взгляд на Деймоса, — он этого заслуживает.

— Заслуживает? Достоин? Ха! — Деймос разразился диким смехом, но в следующий миг стал серьёзным. — Я бы изгнал её силу, как скверну. Она никого не любила, она вообще не умеет любить! Тем более собственных детей. Афродита убила Фобоса, она убийца! Обладателю её силы нечем гордиться!

— Верещишь как загнанная в угол крыса! — сказала Клесс. — Убивал сам, а называешь убийцей того, кто оступился только однажды. То, что твой брат ещё не вернулся от Кристалла Душ, его желание, а не Афродиты.

Деймос дёрнулся и прикрыл глаза. Невооружённым взглядом было видно, как клокочущая ярость поднимается в нём, как божественная сила концентрируется в его руках и оружии. Клесс внимательно следила за ним, и едва кончик кнута дёрнулся, крикнула:

— Макс! Сейчас!

Макс провернул молот в руке и бросил его в Деймоса. Кнут взлетел, скрутился в спираль и совершил попытку поймать молот, но божественные ленты преградили ему путь, а голуби и несколько десятков разных мелких птиц, от воробьёв до колибри, накинулись на Деймоса, закрывая ему обзор. Молот пролетел сквозь спираль, разогнал птиц и впечатал Деймоса в стену.

— Его отпечатки нужны, чтобы остановить обратный отсчёт, — сказал Макс.

Клесс охнула.

— Как я могла забыть? Ну, конечно… — она вдруг резко замолчала. Макс обернулся к ней, чтобы посмотреть, в чём дело. Клесс подняла выпавшую из открытого хранилища табличку и разглядывала её — неприметная серая табличка выглядела как отколовшийся кусок стены.

— Что там? — Макс пошёл к ней.

— Тут… — она покосилась на Деймоса и, убедившись, что он не двигается, пошла Максу навстречу. — Макс, нужно срочно рассказать отцу!

— Мы ничего ему не расскажем, если не отключим… — он, наконец, пригляделся к табличке, и оборвал себя на полуслове.

На ней были высечены знакомые символы, но Макс не помнил, чтобы когда-либо их изображали именно так. Обычно символы триединства ставились по трём углам равнобедренного треугольника — по два знака на каждый угол — и соединялись лучами, исходящими от маленького круга в центре. Но здесь лучи шли от знаков верховных богов в центр, а знаков богинь не было вовсе. Макс посмотрел на Клессандру.

— Знаешь, что это значит?

— Нет… не уверена, — Клесс облизнула пересохшие губы, схватила табличку и развернулась, чтобы отключить обратный отсчёт, но у хранилища уже стоял Деймос. Пока их внимание было отвлечено, он очнулся и успел добраться туда.

— Посейдон не узнает этого, Клесс, — Деймос сплюнул кровь и выхватил золотой шарик энергии из глубин хранилища. Шарик сразу побелел, тревога отключилась, и защитные стены, запечатавшие их в кабинете, поползли вверх. Деймос вытер остатки крови резким движением и вдруг отпустил шарик. — Мне уже всё равно, так пусть же эта информация останется здесь навсегда. Вместе с вами.

Макс посмотрел на Клесс и увидел в её глазах просьбу, граничащую с мольбой — «нельзя, чтобы шар упал, и не важно, кто его поймает». Макс знал, что следующий, кто коснётся этого шара, станет главой «Протекта», а разбившийся шар разрушит всю систему организации, поэтому не стал медлить. Он переместился вместе с Клесс к падающему шару, но при выходе оступился, поскользнулся и подбил её под ноги — Макс так и не понял, что конкретно произошло, но мгновение спустя, когда он пришёл в себя, их руки, соприкасаясь, крепко держали шар. Они поймали его одновременно. Вместе.

Цепь замкнулась, печать активировалась снова, и шар, возвращаясь к прежнему золотому свечению, выплеснул такую мощную волну божественной энергии, что Деймоса припечатало к двери хранилища. На этот раз удар был серьёзным и окончательным, он мешком рухнул на пол и больше не пошевелился.

***

Яркий диск солнца коснулся линии горизонта, когда Гелиос, привлечённый странным явлением, остановил колесницу и обернулся. Коринфский залив, где по вечерам лучи мерцали на гребнях волн, где воды Ионического моря омывали берега Греции, а горный массив Парнас отражал саму суть божественного мира, был скрыт плотным ворохом белых облаков. В свете мировых событий, о которых, Гелиосу было известно больше, чем кому-либо другому, гора Муз, сокрытая божественной ширмой, казалась не просто необычным явлением, а зловещим предзнаменованием.

Гелиос любил это место и часто наблюдал за ним. На горных склонах Геликона в буйной растительности лечебных трав бил источник Гиппокрена, вокруг паслись пегасы, щипали траву или парили на своих широких крыльях, на берегах горных рек Музы вплетали в косы цветы и травы, а в лесах охотилась сиятельная богиня Артемида. Здесь же обитал Аполлон, способный влюбить в себя любую женщину, но взаимной любви так и не познавший.

Красота, покой, умиротворение вечно царили здесь.

Но не сегодня. В этот раз всё было иначе. Не так. Облака навевали грусть и неясные, но очень тревожные предчувствия, будто бы за ними обитала абсолютная тьма.

Стоять на месте было нельзя, и Гелиос пустил колесницу в путь, не замечая короткую золотую вспышку в облаках. Он уехал, а из вспышки над Коринфским заливом возник Аполлон. Словно нарисованный лучами солнца, Аполлон переместился к горе Геликон, ожидая увидеть знакомые горные склоны, но то, что предстало перед ним, напугало и расстроило его. На склонах застыла чёрная вязкая смола, источники испарились, а флора и фауна исчезли. Не звучало пение Муз, не звенела тетива натянутого лука Артемиды, не слышался шорох крыльев пегасов. Не осталось ничего. Аполлон сделал шаг вперёд, наступая в смолу — нога погрузилась в неё по самую щиколотку. Он осмотрелся. Безжизненная пустыня некогда процветающей местности наводила ужас. Что здесь произошло?

Он бродил по Геликону в поисках хотя бы одной живой души, и много часов спустя нашёл её. Лань необыкновенной красоты вышла ему навстречу, склонила перед ним голову, а в следующий миг пошатнулась и упала. Её тело распласталось по земле, она вздрогнула, съёжилась и обернулась юной девой — длинные светлые волосы, тонкие белые одежды и остатки божественной пыльцы.

— Талия! — Аполлон кинулся к ней и поднял, не страшась запачкать свои белые одежды. — Талия, что случилось?

Она слабо пошевелила губами и приоткрыла глаза. Лицо Аполлона словно вселило в неё жизнь, Талия улыбнулась и потянулась рукой к его щеке.

— Это не сон? Аполлон, свет мой, я думала, уже не увижу вас.

Он взял её руку в свою и прижал к груди.

— Скажи мне, муза Талия, куда девались кристально-чистые источники? Почему это место в таком состоянии? Я отсутствовал совсем недолго…

Талия вздохнула и, не в силах больше держаться, зарыдала.

— Артемида… Артемида скорбит о единственном сыне… Скорбит, ибо это её вина. Она дала Аресу то, что привело к этому…

— Аресу? — не понял Аполлон. — Здесь был Арес?

— Да, и он забрал самое ценное… Сердце Геликона…

— Сердце Геликона? Артемида отдала ему Сердце Геликона? — Аполлон поднялся на ноги вместе с ней. — Так вот что с моим даром предвидения! Показывай, где она! Я отнесу тебя туда.

— Нельзя, — прошептала Талия, — нельзя… Артемида горюет, она не станет говорить с вами, рядом с ней ваш ясный огонь угаснет.

— Она моя сестра. Мы с ней единое целое. Ничего со мной не будет! Веди!

***

(Конец Эпохи Великих Войн)

«Ведьма. Ведьма», — шептали злые языки. — «Её дети рождаются чудовищами», — вторили Олимпийские сплетницы, — «она покровительница некромантов и колдунов, люди боятся её. Афродита, Афина и Гера затмевают её… Ей не место на Олимпе».

— Займи свою нишу, дочь Перса, дочь разрушения и тьмы! Олимп не то место, где ты должна жить. Многоликая, все пути открыты тебе. Уходи.

— Здесь мой дом? Куда мне идти, Владыка? Во всех уголках твоего необъятного мира мне нет места.

Зевс не любил, когда боги ему перечат, по молодости он и вовсе мог разгневаться от одного неудачно сказанного слова. Вот и теперь взор его сверкнул разрядами молний.

— Если не найдёшь себе места, делай, что хочешь. А если не хочешь ничего, тогда умри!

Голос Зевса ещё звучал в её голове, когда она рухнула в песок на границе Пустынных земель. О, как же она ненавидела Зевса, как ненавидела Олимп и всех его обитателей! Ей и в голову не могло прийти, что всего несколько веков спустя она откроет в себе такую силу, что незачем будет им мстить, незачем держать на них обиду. Но пока, вымотанная, она кое-как залечила израненные босые ноги, заплела растрепанные волосы и устроилась у камня, до которого доползла ценой последних сил. Здесь, на границе миров, почти всегда царил сумрак, и тот, кто не знал дороги, мог легко заблудиться. Она тоже не знала, но могла бы найти её по звёздам, если бы захотела. Только вот хотела ли? Здесь смерть казалась такой близкой, такой настоящей — протяни руку, и окажешься за гранью. В Пустынных землях смерть спорила со страданиями, а жажда с пытками. Каждый, кто оставался тут хотя бы на день, желал поскорее спуститься в царство Теней, умереть быстрой и безболезненной смертью, но это редко кому удавалось. Не было здесь власти ни у богов, ни у смертных. Только у НЕГО.

Холодный ветер всполошил песок и сдул часть длинных одежд в сторону, прорисовывая стройный силуэт богини. Лямка слетела с плеча, а выпавшие из плохо заплетённой косы пряди коснулись кожи, принося воспоминания о длинных лапах слуг Арахны. Неприятный мороз пробежал по коже, и богиня, заметив что-то во мраке песков, в ужасе села совершенно прямо. На горизонте занималась песчаная буря, славившаяся жуткими чудовищами, но не буря напугала её, а тёмная фигура. Она двигалась очень быстро, опережая пески, алый гиматий развевался за спиной — твёрдая поступь, властный взгляд и самая опасная и пугающая аура из возможных. Богиня вскрикнула и подскочила на ноги, пятясь от надвигающегося кошмара, но споткнулась, взмахнула руками и снова упала в песок. Он подошёл совсем близко, его чёрная тень полностью накрыла её, а прозвучавшее имя заставило вздрогнуть.

— Геката, — он говорил голосом Зевса. Чуть изменённым, более глубоким, но всё же очень похожим. — Не бойся, я пришёл помочь.

— Помочь? — от такого заявления у Гекаты пересохло в горле. — Помочь? Ты? Да кому вообще ты помогал? Ты умеешь помогать?

Он усмехнулся и схватил её за руку, помогая подняться.

— Ну, разумеется. Только благодарности ни от кого не дождёшься. Ты же не думала, что меня станут восхвалять за какую-то помощь… и тебя не станут, если примешь моё предложение.

Геката чуть окончательно не лишилась чувств от его последних слов. Его супругой она не станет! Только не это!

— Предложение? — ей не удалось сдержать эмоций, и он, слово в слово угадав её мысли, поднял уголки губ.

— Разумеется, предложение деловое. Я наслышан о твоём таланте, но не ожидал, что Олимп откажется от тебя.

Она поправила волосы, мысленно ругая себя за глупость. Деловое предложение ей годилось, она бы смогла работать с ним, научилась бы сотрудничать, но точно не стала бы служить. И не станет.

— И что же может предложить мне Владыка Аид? И что я могу дать ему?

— Достаточно заключить со мной сделку. Твоя способность видеть путь и общаться с тенями может быть очень полезна моему царству. Тени блуждают здесь, с трудом находя путь к Вратам, Гермес не спешит помогать им, а больше и некому. Ты станешь сопровождать их до ладьи Харона, взамен же можешь выбрать любое место в царстве Теней и назвать это место домом. Если же царство Теней слишком неприятно для тебя, богиня, ты можешь просить, что пожелаешь. Всё, что в моих силах.

— Зевс сказал… — пролепетала она.

— У Зевса здесь нет власти, — взор Аида застыл на горизонте, в той стороне, где над горными пещерами возвышались верхушки вулканов Тартара. — Я предлагаю тебе стать моей правой рукой, помощницей и собеседницей. Мне нужен ответ, и если ты откажешь, я оставлю тебя здесь и более не смогу тебе помочь. Ты согласна, Геката?

Выбрать собственный путь… Занять своё место… Может быть, это и есть её путь? Её шанс обрести дом и начать всё сначала? Она медленно подняла на Аида взгляд, набрала в грудь воздуха и произнесла.

— Я согласна.

(наши дни)

За спиной что-то мешком свалилось на пол, и Геката обернулась. Она стояла в гостиной своего дома, смотрела в окно на сияние Зала Судеб, когда из воздуха вывалились едва стоящая на ногах Афродита и раненый Гермес, из ослабших рук которого выпал маленький поблёкший рубин. Воспоминания об Аиде, Зевсе и начале пути мгновенно забылись. Геката бросилась к супругу.

— Что случилось? Что там на Земле?

Гермес посмотрел на неё. Привыкший сообщать любые вести, доносить их куда угодно, он собирался, как обычно, исполнить свой долг, но не смог. Первый же вздох вызвал у него головокружение, и он потерял сознание, свалившись прямо на Гекату. Афродита ответила за него.

— Зевс пропал и… — она отмахнулась, — подробности позже, Гермесу нужно помочь!

Геката метнула на неё недовольный взор, но тут же смягчилась, увидев состояние её ауры. Зрелище было неприятное, страшное по своей сути для божественного сознания — как пепел улетает с выгоревших полей, как рассыпается в прах замок из песка, так и аура Афродиты улетучивалась мелкими песчинками.

— Гефест отправил тебя сюда? Он знал, что я помогу тебе, да? — тихо спросила Геката.

— Да, он напомнил мне про Лазурный источник, когда вернулся Гермес, и потребовал, чтобы я немедленно отправлялась сюда… — Афродита вздохнула, — впрочем, это и так было необходимо.

Геката закинула правую руку Гермеса себе на плечо.

— Если можешь стоять на ногах, помоги. Пойдём к источнику вместе, — она внимательно наблюдала, как Афродита устраивается под другой рукой Гермеса, чтобы им вместе было удобно перемещаться, а потом снова задала вопрос. — А этот чем занимался? Пытался защитить Зевса?

— Нет. В «Протекте» во время замены руководителя божественную систему защиты активировали сразу двое. Как ты понимаешь, выброс был такой силы, что потребовалась помощь. Гермес сдерживал энергию и… пожалуй, ему нужен долгий сон в источнике, — ответила Афродита, тут же заверяя её. — Жертв нет, все живы, ну, кроме…

— А-а, так вот почему наш беглец Деймос с таким грандиозным грохотом вернулся в Тартар…

Афродита неуверенно посмотрела на Гекату, а затем виновато опустила взгляд.

— Я не должна была рожать ему детей.

Геката, которая уже готова была перемещаться, поперхнулась.

— Кому?

— Аресу. Деймос — мой сын, и я не знала большего чудовища, чем он…

— Я знаю чудовищ похуже, Афродита, — ничто не выдало в этот момент чувств Гекаты, но в душе она посмеялась над собой. Много веков Геката ненавидела Афродиту и верила, что отличается от неё как чёрное от белого, но на самом деле она не только не отличалась, но и была во многом похожа на неё, — и всё они мои дети.

Афродита коротко вздохнула и ничего не ответила.

***

Застывшая смола распространилась по каменному гроту, залилась в источник и убила всю жизнь, которая ещё могла здесь существовать. Измазанная в смоле, с израненными пальцами у бывшего источника сидела женщина — слёзы её были черны. Это она плакала здесь, это её отчаяние уничтожило Геликон, это она стала всему причиной — от неё исходила тёмная подавляющая аура, свет мерк в её присутствии, а звуки затихали. Аполлон нашёл остальных Муз у входа в этот грот. Они сидели там, словно зомби, пропитанные смолой и тьмой, какую он много веков не встречал на Земле. Аполлон посадил Талию подальше от остальных и выставил временную божественную защиту от тьмы, прежде чем войти под своды грота. Тьма и смола потянулись к нему, но он с лёгкостью отпугнул их, как отпугивал всё тёмное и жуткое своим сиянием. Он осмотрел грот: наполовину скрытый смолой на полу обнаружился лук Артемиды, тетива его была порвана и измазана ихором. Плачущую женщину Аполлон заметил не сразу. Только когда он очистил лук и стал вешать его на острый каменный выступ, его взгляд наткнулся на неё… рука дрогнула, лук упал обратно в смолу.

— Сестра, что ты делаешь? — Аполлон устремился к ней, но, не сделав и трёх шагов, остановился. — Артемида?

Она услышала его, но не поняла. Взгляд её был пустым и безжизненным, зрачки подёрнулись белой пеленой.

— Артемида? — повторил Аполлон. — Артемида!

Третий раз её имя, произнесённое его голосом, возымело больший эффект. Она пришла в себя, подняла взгляд на брата и с удивлением вытерла слёзы.

— Я потеряла всё… Сердце Геликона отдала…

— Как давно ты его отдала? Сегодня? Вчера?

Она покачала головой.

— Не помню. Может быть, недавно, может быть, очень давно… Ты знаешь? — Артемида улыбнулась слегка безумно, слегка печально. — Это сделала я.

— Я уже понял. Ты отдала Сердце Геликона, которое я подменил два века назад. Настоящее хранят Ананке и Тюхе. Следовательно, случилось это недавно, раз Арес ещё не увидел подмены… В любом случае, это не причина для такой скорби. Что ещё ты сделала? В смерти Марка тоже нет твоей вины, сестра, — он прошёл по гроту, подбрасывая в воздух маленькие золотые шары, свет которых разгонял смолу.

Если всё прекрасное: творчество, фантазии, музыка и поэзия, — исчезнет из мира, что будет? Что же будет? Свет Аполлона медленно угасал, а он не замечал этого. Артемида не реагировала на его слова. Теперь она покачивалась из стороны в сторону как безумная.

— Нет… нет, брат мой, — тихо проговорила она, поднимаясь на ноги, — это сделала я. Всё я. Прости меня, — она сделала шаг к нему, — и за это тоже…

Если бы здесь не было этого мрака, Аполлон бы понял, Аполлон бы успел увернуться, но он не понял и не успел. Артемида переместилась к нему, схватила за руку и увлекла в ледяную бесконечную тьму.

Глава 29. Неизбежность и Случайность

— Мы проделали большой путь. Предлагаю переночевать в городе, прежде чем совершать такое опасное путешествие, — сказал Танатос, вглядываясь в вечерний сумрак.

Макария стояла рядом, кутаясь в пушистую шубу. Поскольку оба они не использовали силу, им пришлось приобрести тёплую одежду, чтобы не замёрзнуть в снежной пустыне, где жил старый мудрый Борей.

— Нет, — Макария посмотрела на вечернее освещение такого близкого города. Только божественным взором можно было увидеть, что над крышами домов, над трубами, источающими длинные столбики дыма, куполом раскинулась едва заметная божественная защита. — Нельзя. Видишь? Мы не можем туда идти и подвергать смертных опасности. Отправляемся прямо сейчас.

— Почти ночь. Ни смертным, ни богам не спастись от стражников Борея. Как ты планируешь преодолеть этот путь?

— Очень просто, — Макария указала на длинную линию дороги, убегающую далеко к горизонту в другую сторону от города. Некоторые повороты и развилки сияли тусклым светом фонарей. — Борей и его стража не трогают смертных. Там, должно быть, пункты привала для экспедиционных групп… Всё-таки крайний север.

— Но ты сказала…

— Мы не будем нарушать границы смертных, просто держаться рядом с ними.

Танатос вздохнул. Идея идти прямо сейчас, в ночь, в снег, казалась безумной даже для бога Смерти, и он стал бы уговаривать её дальше, если бы не резкая боль в руке. Его запястье на краткий миг окутал чёрный дым — верный признак связи с родным братом. Танатос прикрыл глаза, а когда открыл их, совершенно позабыл о всех возражениях.

— Ты права, идти нужно сейчас.

— Что случилось? — сколько Макария помнила, Танатос всегда и во всём спорил с ней, и лишь один раз согласился с её решением. Прямо сейчас был второй.

— Геката прислала неутешительные вести. В царстве Теней Афродита, и она отомстила Морфею, заставив его влюбиться в ту девушку, которую ты спасла. Мирру?

Макария с недоумением взглянула на него и тут же отвела взгляд.

— Отомстила? За что?.. — она отвернулась и резко бросила. — Это не моё дело.

— Да? — Танатос приблизился к ней, заставив отступить. — Мне казалось, Морфей — это нечто личное для тебя.

— Это. Не. Моё. Дело, — раздельно произнесла Макария. — Не вижу ничего интересного в этой новости. Если это всё, то стоило ли…

Танатос выпрямился.

— Вообще-то, не всё. Аид…

Макария резко вдохнула морозный воздух и с разворота заехала ему по плечу, не прикладывая божественных сил.

— С этого и надо было начинать! А то «неутешительные вести»… — передразнила она. — Что с ним?

— Совет Триединства не состоялся, Аид… его не будет какое-то время. Мир в хаосе, и нам действительно нужно спешить.

На миг они встретились взглядами, и Макария, выдержав небольшую паузу, сжала кулаки под широкими рукавами шубы.

— Идём, Борей ждёт нас.

***

— Мне страшно, — честно призналась Макария, стоя у обледеневшего входа во дворец Борея.

Такой дворец, покрытый снегом и наледью, некоторые поверья смертных относили к Деду Морозу или Снегурочке, в других — это был замок Снежной или Ледяной королевы. Если смертные случайно забредали сюда, Борей быстро выдворял их обратно и стирал воспоминания, но в их подсознании всегда оставались образы, которые они принимали за фантазию и воображение, а вместе с образами множились и слухи. Боги не контролировали это — если что-то не могло быть доказано, оно не стоило беспокойства.

— Здесь холод можно принять за страх, — поёжился Танатос и потянул за деревянную ручку.

Только ручка эта оказалась не от двери, а от большого металлического молотка — потревоженный молоток тяжело вернулся в прежнее положение и выдал такой оглушительный звон, будто прямо над ними кто-то ударил в церковный колокол. Гул разнёсся по округе, стряхивая весь снег с колючих лап ближайшего соснового бора. И наступила тишина. Макария и Танатос успели переглянуться, прежде чем дверь, наконец, скрипнула и распахнулась. Из неё вылетел ворох лепестков, закрутился у порога в маленький вихрь и сформировался в фигуру красивого молодого мужчины — светло-каштановые волосы, добрый взгляд. От него пахло подснежниками и талой водой.

— Зефир? — спросила Макария.

— Угадала, — улыбнулся юноша. — Забежал в гости к брату, а тут вы. Проходите, он ждёт.

Внутри оказалось на удивление очень тепло: мягким светом горели лампады, в одной из комнат потрескивал дровами камин, пахло мандаринами, елью и снегом. Борей встретил их в кабинете, наполненном книгами, пылью и магией старины — Макария никогда не бывала в таком доме, никогда не чувствовала такого торжественного покоя. Страх исчез сам собой.

Борей выглядел древним старцем: серебристый ворох волос, борода и тёмные глаза-пуговки под навесом густых бровей. Он улыбнулся, предлагая гостям два кресла, а сам сел за резной письменный стол — в его совсем нестарческих движениях угадывалась сила, ловкость и непокорность северного ветра.

— Итак, Макария, — он сложил руки домиком, с интересом разглядывая богиню Блаженной Смерти, — не знал, что ты явишься не одна. — Борей посмотрел на Танатоса и добавил, — Что привело ко мне второе воплощение смерти?

— Он сопровождает меня, — сказала Макария.

— Хм… хм… — Борей погладил длинную бороду, задумчиво хмуря брови. Какое-то время он сидел так, ничего не говоря и не предпринимая никаких попыток заговорить, но потом выдвинул ящик стола и достал оттуда глянцевое блюдце с синими узорами по краю. Блюдце блестело, переливалось и отражало весь мир в себе, словно в зеркале. Борей поднял руку и, собрав прямо из воздуха несколько капель воды, брызнул ими на блюдце, а затем подул на него. Блюдце покрылось изморозью, заледенело так, что перестало отражать окружающую действительность, зато в следующий миг, когда лёд растаял, на поверхности блюдца появилось изображение. Ни Макария, ни Танатос не могли в полной мере рассмотреть это изображение, зато Борей смог. — Хм… Зов появился за час до твоего прихода. Я уж было подумал, тебя к Пифии отправить, да видно дело, и правда, скверное. Богини Судьбы тебя призвали, — сказал он, обращаясь к Макарии, — одна пойдёшь. Если готова.

Макария встрепенулась и тут же кивнула.

— Конечно, я отвечу на…

— Подождите! — Танатос встал. — Я не могу отпустить её…

Борей снисходительно улыбнулся.

— Успокойся, она вернётся прямо сюда.

Танатос неуверенно взглянул на Макарию и действительно успокоился, только когда она тепло улыбнулась ему.

— Всё нормально, от встречи с ними ещё никто не умирал, — она повернулась к Борею. — Я готова.

— Тогда подойди и коснись блюдца… — Борей подвинул блюдце к краю стола, — всё остальное в твоих руках.

***

Шлёп-шлёп-шлёп… чьи-то босые ноги наступали в вязкую грязь, звук шёл отовсюду, и всё же, казалось, что это один человек. Слишком лёгкая поступь для мужчины, слишком тяжёлая для высшего божества. Существо или вознесённая на Олимп смертная? Если второе? Психея? Невозможно. Он бы понял, он бы узнал ту, что соперничает по красоте с Афродитой и притом всегда верна своему супругу. Но кто же тогда? Кто?

Ощущения неприятные, разум затуманен, вокруг темнота. Можно определить, что под коленями залитая водой земля, руки в божественных цепях, но силы ещё есть — не быть ему царём богов, если бы от божественных цепей он становился слаб. Но разорвать их нельзя. Освободиться не получается…

Противное шлёпанье приблизилось, и из полной тьмы, словно из-под завесы царства Теней, выступила женщина со свечой — тёмные волосы, заплетённые в две косы и длинный балахон с широким капюшоном, скрывающим лицо. Руки не старые и не молодые — женщина сделала всё, чтобы её не узнали. И даже когда она начала говорить, голос её прозвучал незнакомо, однако от него потеплело на душе, а боль ушла.

— Кто ты? — он поднял голову, внимательно вглядываясь в черноту под капюшоном.

— Та, чьё имя ты даже не помнишь. Из тех, кого ты призвал на Олимп, я самая незначительная фигура, но в моём сердце горит жажда мести такой силы, что ничья другая не сравнится. Ты проиграл, Зевс.

Зевс ничего не понял. Он не помнил, кого из незначительных фигур он когда-либо возвышал до жизни на Олимпе.

— Это ничего мне не объяснило…

Женщина снисходительно усмехнулась.

— Конечно, ведь тебе нет дела до тех, кто тебя не возбуждает. Имя жены тоже скоро забудешь.

По телу Зевса пробежал разряд молний, пронизывая тьму, но не разгоняя её, и исчез в оковах божественных цепей.

— Я оставлю тебе свечу, — женщина поставила на пол короткий огарок белой свечи в маленьком жестяном подсвечнике, — подумай, покайся перед концом всего. Перед концом твоего драгоценного мира.

— Что? Кто ты? Стой! — крикнул Зевс, но всё было напрасно. Женщина уже отступила во тьму и исчезла, оставив после себя витающие в воздухе слова и бесконечное чувство покоя.

— Я Эпиона, я Облегчающая боль.

***

Едва Макария коснулась блюдца, её охватил холодный вихрь, а в следующий миг земля ушла из-под ног и утянула в тёмную бездну. Падение было недолгим и почти нестрашным. Вихрь мягко поставил её на ноги в помещении без крыши, над которым клубился плотный туман, из-за колонн лился мягкий свет, очерчивая мраморный пол в виде шахматной доски, пахло пылью. Здесь стояла глубокая тишина — ни тревог, ни печалей, никаких других эмоций или чувств — пустота в душе, пустота в мыслях.

— Богиня… блаженной… смерти, — тягуче произнёс голос за спиной Макарии.

Макария обернулась. К ней шли две женщины: лица их, скрытые полупрозрачной вуалью были белыми как полотно, без признаков глаз, носа и рта. Одна шла уверенно и твёрдо, другая, словно играючи, наступала только на чёрные квадраты и посмеивалась. Богиня неизбежности Ананке и богиня случайностей Тюхе — две сестры, стражи судеб и одни из самых опасных божеств сонма. Макария поклонилась.

— Дитя любви, — насмешливо вещала Тюхе, обходя Макарию по кругу и подкидывая кончики её длинных волос.

— Ты пришла, — сказала Ананка. — К счастью, Пифия воззвала к Аполлону, и он оставил нам Сердце Геликона… Ты должна кое-что для нас сделать.

— И всё получится, разумеется, если не вмешаюсь я, — хихикнула Тюхе.

— Если хочешь жить, — сурово оборвала её Ананка, — ты ничего не сделаешь. Нити судеб обрываются целыми пучками! Случайностям не место в плане спасения мира.

— Нити судеб? — Тюхе сразу погрустнела и отошла от Макарии. — Так бы и сказала, что тут замешены три сестрички. Я не шелохнусь.

— Вот и ладно, — Ананка сделала несколько шагов в сторону и из длинного широкого рукава своих светлых одежд извлекла рубиновое сердце. Большое, размером не меньше футбольного мяча, переливающееся кроваво-алыми разводами, оно лежало в её ладонях.

— Знаешь, что такое «Сердце Геликона»? — Ананке смотрела на сестру, но обращалась к Макарии, и та сразу ответила ей.

— Знаю. Древний артефакт. Один из трёх ныне существующих. По преданию, мать Гея спрятала на Земле частички своего сердца. Одна из них принесла в мир красоту, фантазию, воображение, творчество… точнее, их начальные ступени, можно сказать, заготовки. Именно эта часть стала Сердцем Геликона, питающим и саму гору Геликон, и равнину, и Парнас. Вторая — Кристалл Душ. Уникальный сгусток энергии в хрупком горном хрустале, помогающий богам восстановить утраченные силы, даже если их сущность стёрли в мелкие частицы.

Ананке кивнула.

— Верно. Вторую часть ты принесла с собой, ныне она в тебе.

— Есть ещё третья… — Макария увлеклась и стала рассуждать, — но я не уверена. Слышала, что третий артефакт наделял непревзойдённой властью любого, кто будет держать его при себе. Существовал ли он?

— Существовал. Хотя это и не очень важно для тебя, ты должна знать, что третью часть сердца Гея лично отдала Гефесту с требованием выковать знаменитые копьё-молнию, трезубец и скипетр… Власть, поделенная между тремя братьями, и есть третий артефакт.

Макария приоткрыла рот от удивления. Разговор зашёл не туда, но ей вдруг стало настолько любопытно, что она совсем забыла о первоначальной цели. Ананка вернула её с небес на землю.

— Спросишь у Аида, если всё получится. Он знает. Вернёмся к Сердцу. Ты так и не сказала мне, что делает Сердце Геликона. Как оно действует?

— Как одна из моих способностей. Сердце Геликона, в отличие от Дельфийской Пифии, Аполлона или других провидцев и предсказателей, показывает будущее, которое точно произойдёт.

— Именно. И всё же это не значит, что предсказанное будет окончательным событием и не станет символом грядущих изменений… Коснись.

— Это больно?

Ананка сдержанно рассмеялась над её наивным вопросом.

— Не знаю. Я контролирую судьбы, а не предсказываю их… Откуда мне знать?

Макария внимательно посмотрела на неё, вдохнула и на выдохе положила руки на Сердце.

***

Стояла ясная ночь. Небо, усыпанное алмазами звёзд, блестело, словно застывшая глянцевая глазурь, где-то шумел водопад, лёгкий ветер касался листьев одинокого дерева. Лунный свет падал на скалистое плато, освещал пустую площадь и храм, обнимал его ребристые колонны, проникал внутрь, выделяя очертания высокой статуи бога. Бога Войны. Арес не появлялся здесь с тех пор, как говорил с Ланой, и он не ожидал, что кто-то явится к нему в такой час. Но это случилось.

Меж колонн мелькнул огонёк, стрелой промчался к статуе и вспыхнул языками лазурного пламени. Мгновение спустя из него появился Аид. Ветер сдул широкий капюшон его чёрной мантии, когда он, не в силах держаться на ногах, пошатнулся и ухватился за колонну — длинные обесцвеченные волосы рассыпались по плечам. Он сжал руку в кулак, стукнул ей по колонне и выпрямился. Нет, никакое, даже самое страшное событие не могло сломить его духа, его величия, его стойкости. Он с трудом поднял взгляд на статую и щелчком пальцев заставил её ожить — глаза каменного Ареса загорелись алым.

— Теперь осталось немного… — прошептал Аид, разговаривая сам с собой. — В этот раз будет всё, как ты сказала…

Вспыхнул свет, и статуя покрылась позолотой, замерцала алыми переливами, а затем выпустила из себя Ареса. Собственной персоной. Он не подошёл к Аиду, страшась совершить ошибку, страшась, что всё это может быть лишь обманным видением, но чем дольше он смотрел, тем больше видел, тем больше убеждался в реальности происходящего. В конце концов, настороженность во взгляде Ареса сменилась ликованием, и он, победно улыбнувшись, трижды хлопнул в ладоши.

— Вот так подарок! Настоящий подарок! И нет никакого подвоха? — Арес задумчиво потёр подбородок и снова улыбнулся. — Да это и не важно, ведь шестерёнки моего плана уже работают на полную мощность. Что бы ты ни задумал, Аид, твой ход мне на пользу. Твой потрясающе продуманный и совершенно ошибочный ход.

Глава 30. Шаг в темноту

Какое счастье… какое безоблачное, бесконечное счастье быть с ним, нежиться в его объятьях, чувствовать горячие губы на шее, вдыхать морозно-цветочный запах, тонуть в его глазах. Она Элина и Персефона. Супруга Аида и царица Теней. Сколько у неё титулов, сколько имён совершенно не важно, ведь самое главное из них — любимая.

— Помнишь, я сказал, что тот, кто разлучит нас, умрёт страшной смертью? — звучит над ухом голос Аида, и Лине кажется, она чувствует его дыхание и руки на талии. Он обнимает её сзади, прижимая к себе сильно и одновременно нежно, убирает волосы в сторону, целует плечо, с которого сползает лямка пеньюара.

— Да… — в сердце закрадывается тревога, — а почему ты спрашиваешь?

— Потому что, — Аид отпускает её и отходит, — этот человек я.

Лина распахивает глаза и вскрикивает — она стоит совершенно одна, на краю выступа в Тартаре, над огненными водами, жар от которых касается её лица. Меньше шага до забвения, меньше шага до смерти. Ей бы отшатнуться, отойти, но пропасть манит, зовёт, притягивает — не в силах сопротивляться этому, Лина делает шаг вперёд и падает… падает…

Звуки теряются, когда она погружается в воду. Вода, на удивление, совсем не обжигает, но эта привилегия доступна только Лине — камни, летящие следом, сгорают ещё до поверхности. Лина смотрит, как вверх от её носа убегают пузырьки воздуха, и тонет, неспособная управлять собственным телом. Время замедляется и падает в бездну бесконечности, а затем вновь набирает обороты, и в этот момент всё меняется. Лину будто подцепляют крючком за солнечное сплетение и переворачивают, а вместе с ней и весь мир — неведомая сила снова тянет её вниз, к поверхности огненной воды, из которой она выпадает прямо в бескрайнее звёздное небо за вершинами вулканов Тартара. Звёзды сливаются в одно, и мир возвращается в состояние хаоса, а затем снова возрождается прямо на глазах Лины, проходя все этапы своего становления. Лина видит братьев и сестёр Хаоса, Неугасающих, тех, что создали другие миры и планеты, видит Гею на краю обрыва и золотую вспышку рядом с ней — века проносятся мимо яркими картинками и исчезают так же быстро, как появляются. Современный мир бросает её в гущу событий в центре мегаполиса, в толпу, которую едва сдерживает отряд людей в форме. Рядом горит здание, воют сирены. Лина хочет уйти, протискивается туда, где свободнее и легче дышать, однако неуправляемая толпа не позволяет ей делать собственный выбор и увлекает в сторону. Все бегут, Лина спотыкается и вместо того, чтобы распластаться на асфальте, оказывается в тронном зале дворца Аида.

Здесь тихо. Совсем. Блуждающие духи не шепчут в тумане, отсутствует и сам туман, трон уже не кажется таким большим, а всё вокруг выглядит слишком естественно и приземлённо, будто хорошая, но недорогая подделка. Лина смахивает упавшие на лицо волосы, на миг закрывая рукой обзор, а затем пугается до головокружения — перед ней в нескольких сантиметрах над полом парит скипетр. Лина отползает, но это сильнее неё, это сильнее любых божественных способностей, сильнее всего на свете. Словно кукла, управляемая искусным кукловодом, она поднимает руку, тянется к рукояти скипетра и берёт его.

Один удар сердца, и тело Лины охватывает божественное сияние. Сила, какой она ни в самых смелых мечтах, ни в самых жутких кошмарах представить не могла, вторгается в неё, переплетается с её божественной сущностью, подменяет способности, подменяет божественное оружие, которое Аид помог ей раскрыть, на скипетр. Но почему? Что происходит? Лина внутренне паникует, когда скипетр исчезает из её рук, а на плечи опускается тяжесть, которая, пожалуй, не по силам даже Атлантам. Её придавливает к полу, она пытается сопротивляться, приподнимается на руках, но не встаёт, а перекатывается на спину и…

… просыпается.

***

Привычно-тусклый свет спальни, тепло одеял и лёгкий аромат цветущих растений далеко не сразу заставил Лину успокоиться. Она ещё какое-то время лежала с открытыми глазами и тяжело дышала. Сон был таким ярким, таким подробным и настоящим, что невозможно было сразу забыть о нём или проигнорировать — Лине, при наличии сущности титана внутри, всё казалось знаками и предзнаменованиями. Сон мог быть вещим или сообщать о чём-то важном, и хотя Гипнос и сыновья никогда не действовали напрямую, стоило учитывать любой вариант — и как только Лина это поняла, она решила рассказать о нём Аиду. И рассказать немедленно.

Она резко откинула одеяло и встала с кровати, не подозревая о собственном состоянии, и в первое мгновение действительно не почувствовала ничего особенного. Юбка длинного пеньюара скользнула вниз по ногам, скрывая их, лёгкая накидка мягко опустилась на плечи, а потом мир перевернулся, прямо как во сне, колени подогнулись, и Лина оказалась на полу раньше, чем успела понять, что происходит. Осознание пришло позже — минуту или две спустя, когда неудобно вывернутая рука затекла — оно накрыло Лину, приводя за собой страх и самые кошмарные догадки из возможных. Тело будто прижала гигантская каменная плита, в горле пересохло, а божественная сила взбунтовалась. Было бы логично списать всё на присутствие сущности Кроноса и попытаться справиться с этим как раньше, но Лина совершенно не помнила, как было раньше, как прежней Персефоне удавалось сохранить самообладание и здравый рассудок? Она закрыла глаза, мысленно возвращаясь к наставлениям Аида, попыталась успокоиться и найти сгусток божественной энергии внутри, чтобы использовать его для стабилизации своего состояния, но любопытство потянуло её к форме божественного оружия. К Совету Триединства Лине удалось научиться с первого раза обнаруживать его, раскрывать его форму и извлекать в физическое воплощение, а теперь она этого не могла. Оружие сопротивлялось, божественная энергия не подчинялась её воле. Лину стало мутить, и когда она уже приняла неизбежность потери сознания, всё вдруг снова вернулось в норму.

Ей бы стоило сразу призвать нимф, но она решила, что без них справится быстрее, да и тревожить никого не хотела. Лина с трудом поднялась с пола и побрела к туалетному столику, расстояние до которого показалось ей невероятно большим. Она устало плюхнулась на стул, переставила косметику подальше от края и, подперев ладонями голову, взглянула в зеркало. Какое-то время Лина не могла понять, что не так с её отражением, а не так оказалось всё. Кожа сияла позолотой, глаза горели живым тёплым светом, а волосы… её посеребрённые от сущности титана волосы вернулись в прежний цвет.

Лина не поверила зеркалу и схватила пряди распущенных волос, чтобы убедиться лично. Убедилась. Ей больше не хотелось верить ни собственным глазам, ни собственным чувствам. Неужели это правда? Неужели сон был правдой? Лина резко выскочила из-за стола и бросилась к двери, но запуталась в полах одежды, схватила рукой воздух и упала бы, если бы в этот момент в её ладонь не лёг скипетр и, словно так и было задумано, помог ей устоять. Лина взглянула на него, вскрикнула и отбросила в сторону.

— Нет, — прошептала Лина, — не может быть…

Самое очевидное и самое нежеланное предположение закралось ей в сердце. Она сопротивлялась, она отгоняла его, но чем больше думала об этом, тем глубже погружалась в необъятную мощь своей новой силы, в её глубину, теряя себя, уходя от мира реального в мир тёмный, наполненный грёзами и видениями, в мир, где блаженное забвение кажется единственным выходом. Голоса нимф, вбежавших на шум, затерялись в тумане сознания, их лица, образы, взгляды — всё исчезло. И наступила тишина.

***

(Начало Золотой Эпохи Богов)

«Я предлагаю стать моей правой рукой, помощницей, собеседницей»… Геката не поверила словам Аида ни на йоту. Уж кому, как не ей, было знать коварство и лживость, пропитавшие жизни верховных богов и их окружения. Дети Реи и Кроноса — кто из них мог быть честным, сочувствующим или способным хоть на какие-то бескорыстные поступки? Даже Гестия, и та иногда выходила за рамки любой существующей в сердце Гекаты морали, что уж было говорить про самого скрытного и опасного из богов.

Аида боялись и уважали — особенно те, кто не застал его жизни на Олимпе — и Геката не была исключением, однако первый же спокойный разговор заставил её усомниться во всём, что она знала о нём. Самая важная деталь, которой не доставало слухам о старшем брате Зевса — он был совсем не похож на Олимпийских богов. Ни характером, ни внутренним наполнением. Да, он выглядел как они, казался таким же, но лишь казался — в справедливом Властителе царства Теней Геката не нашла и намёка на того, кем его представляли. Кто бы ещё принял её, как равную себе? Кто бы ещё обращался с ней как с богиней? Подле Зевса всегда находилось много женщин и мужчин, но никто из них не удостоился такой чести, даже Афина не стояла на той же ступени, на какую встала Геката рядом с Аидом.

И всё же она не доверяла ему, с опаской и почтением приходила на встречи — в её сознании никак не укладывалось, что Аид благосклонен к ней просто так, без всяких романтических чувств. Такого не могло быть, не в этом мире, разве что во сне. Но это не было сном. Аид действительно не делал ничего, что заставило бы Гекату подумать о чём-то большем. Только несколько веков спустя, когда Деметра пригласила её отпраздновать рождение Коры, Аид всё прояснил.

— Нет никаких ограничений, Геката. Ты можешь уходить, когда и куда вздумается вне своих обязанностей… Разве я не говорил тебе, что ты не слуга, а друг?

Именно тогда Геката, наконец, поняла, что в Пустынных землях после её изгнания с Олимпа Аид появился не случайно, и что он спас бы её от песчаной бури, даже если бы она совершила попытку его убить.

«Не слуга, а друг». Геката вооружилась этим знанием и долгие годы верила, что Аид доверяет ей в той же мере, в какой и она ему, что он не станет скрывать действительно серьёзных вещей, что он не поступит опрометчиво или, тем более, глупо. Но Ананка не знает жалости. Судьба вела Гекату к испытанию её веры, и испытание настигло её в одну тихую ясную ночь, когда очередная горстка теней направилась к Вратам. Геката повстречала Деметру. Деметру, которая от слёз и горя изменилась так сильно, что в ней с трудом можно было узнать прежнюю богиню Плодородия.

Пропала Кора. Светлая, ясная, цветущая Кора, дочь Зевса, дочь Деметры, девушка — чьё присутствие напоминало о возрождении и поэзии природы. Геката не могла помочь Деметре, но она знала, кто может, и незамедлительно отвела её туда.

Гелиос долго мялся — участь титанов, вмешивающихся в дела Зевса и его братьев, была слишком незавидной, чтобы испытывать судьбу, однако и такое горе, как потеря ребёнка, не могло оставить его равнодушным. И Гелиос признался.

— Твою дочь забрал Аид, Деметра… Владыка Мёртвых.

Аид. Если бы сейчас Гелиос ударил Гекату по лицу, ей бы и в половину не было так больно, как от прозвучавшего имени. Почему? Что случилось со справедливым Владыкой? Он не предупредил её, даже не намекнул, что собирается буквально похитить молодую девушку. Для чего? Едва найдя в себе силы сохранить самообладание, Геката успокоила Деметру и вызвалась быть её представителем в царстве Теней, обсудить всё с Аидом — Деметра, нехотя, согласилась.

— Я справедливо полагала, что Владыка намерен сообщать о таких важных вещах, как похищение богинь, — без страха заявила Геката утром следующего дня.

Аид стоял к ней спиной у ворот придворцового сада и смотрел вдаль, где вулканы Тартара выбрасывали в алое небо пепел и дым. Его величие и власть чувствовались столь сильно, что Геката невольно склонила голову, ей пришлось опустить и взгляд, когда он обернулся.

— Я дал тебе свободу, Геката, я ничего не просил за твоё спасение и не требовал беспрекословного подчинения, я, наконец, назвал тебя другом… и это действительно так. Я не считаю возможным вмешиваться в личную жизнь друзей и ожидаю того же в ответ.

— Проще говоря, это не моё дело? Но если я друг, тогда, может быть, я хотя бы заслуживаю объяснений?

Аид очень серьёзно посмотрел на неё, но она не почувствовала ни угрозы, ни опасности, только тягучую тяжёлую грусть и… вину?

— Ты права, — сказал он после долгого молчания, — я должен был предупредить…

Сердце Гекаты пропустило один удар, прежде чем она подняла голову и заглянула в густой мрак его глаз.

— … но я не стану оправдываться, — продолжил он, — могу только сказать, что все мои действия не противоречили законам Олимпа. Ты мне веришь?

Геката заранее знала ответ на этот вопрос, но вместо того, чтобы просто дать его, взволнованно сглотнула и отвела взгляд.

— Где Кора? Что ты с ней сделал?

Аид моргнул, будто она брызнула водой ему в лицо, и печально улыбнулся.

— Ничего. Она во дворце. Я её не трогал.

Геката мысленно обругала себя за то, что так плохо подумала о нём, и одновременно испытала благодарность за уважение, которое он проявил к Коре. Только ведь именно в его уважении и было дело.

— Тогда, зачем она тебе? Зачем ты её забрал? — Геката действительно не понимала.

Аид вздохнул, закрыл глаза и запрокинул голову, обращая лицо к небу. Лёгкий ветер потревожил его волосы, нырнул в полы одежд, коснулся плаща. До этого момента Аид и сам не знал ответа на вопрос Гекаты, но прямо сейчас он совершенно точно понял, что именно должен сказать.

— Я её люблю.

Для Гекаты это не было ответом, лишь почвой для новых вопросов.

— Желаешь её и ничего не сделал? Просто привёл во дворец и оставил одну?

Под пытливым взором Гекаты мог смутиться даже самый бессовестный негодяй, но Аид оставался спокоен. Он не ждал, что она поймёт его, и не ждал, что станет безоговорочно верить, хотя в глубине души очень этого хотел.

— Не желаю, люблю, — упрямо возразил он, — и хочу сделать её своей царицей.

У Гекаты перехватило дыхание от одной только мысли о том, что сделает Деметра, услышав эту новость.

— Владыка… только не она, только не Кора. Ты можешь выбрать, кого угодно, в мире много богинь, жаждущих стать царицами, пусть и такого царства, как твоё. Прошу тебя… ты должен её отпустить, иначе не миновать беды. Дочь Деметры… о, Ананка, прошу тебя!

— Я не возвращаю назад то, что взял, Геката. Зевс как-нибудь разберётся со своими богами, в его руках власть, которой он последнее время злоупотребляет. У него не может быть ко мне никаких вопросов, и у него нет причин обвинять меня.

— Владыка…

— На этом всё, — сказал Аид и тем самым поставил точку в их разговоре.

(Золотая Эпоха Богов)

***

— Геката? — Гермес нашёл её на перекрёстке дороги Мёртвых. В кроваво-алом пеплосе, в сопровождении двух чёрных псов, она смотрела вдаль ускользающей веренице теней, гордо вскинув подбородок.

Дорога Мёртвых была для Гермеса самой неприятной частью в покровительстве путей и сообщений, и он был рад, что Геката взяла её на себя. Золотую линию с перекрёстками, случайным образом ложившуюся на поверхность земли, видели только боги, тени стекались сюда со всех концов света в поисках той, кто укажет им путь в царство Теней, и она приходила. Всегда.

— Вестник Богов… — Геката не улыбнулась, но в её глазах мелькнуло нечто похожее на улыбку.

Она впервые видела Гермеса так близко и узнала его лишь потому, что он не изменял своим крылатым сандалиям и шлему. Гермес был красив и юн, как многие молодые боги, в нём были и обаяние, и задор, и привлекательность — Геката могла бы сказать, что он понравился ей, но в положении, в котором она находилась, не было места чувствам. Равно как и с Аидом, с ней никто бы не решился добровольно вступать в отношения. Одно упоминание Царства Теней изгоняло романтику даже из самых романтичных натур.

— Многоликая, — Гермес подошёл к ней и игриво толкнул плечом, она отошла, — расскажешь мне, кое-что о Владыке Мёртвых?

Геката отошла ещё и с досадой почувствовала, как краснеет от прямого любопытного взгляда Гермеса.

— Даже если мы с ним в ссоре, я не стану выдавать его тайн.

— Не такая уж и великая эта тайна, — проворковал Гермес. — Расскажи, как уговорить его вернуть Кору домой?

— О тебе ходит много слухов: ты талантлив, хитёр и умён. Придумай. Откуда мне знать?

Гермес звонко рассмеялся.

— Ну, чего тебе стоит рассказать? А на Земле знаешь, что происходит? Всё под снегом, урожая не было много месяцев, смертные умирают, а скоро начнут и боги… Деметру едва нашли, но она и не думает исправлять ситуацию. Мир спасёт только Персефона, или мы все погибнем.

Геката загадочно улыбнулась, представив реакцию Аида на это.

— А Владыка Аид что тебе сказал? Что ему всё равно и его царство не обеднеет?

Гермес взлетел над землёй и лёг на воздух, как на удобное ложе.

— Вот видишь, Многоликая, как хорошо ты его знаешь. Так и было. Поделись… я могу дать что-нибудь взамен…

Тон его голоса намекал на определённое предложение, но Геката притворилась слепой и глухой.

— Только если ты поделишься со мной чем-то не менее ценным.

— О! — Гермес воодушевился, спустился на землю и рискнул приобнять её за плечи. — Так, что же ты хочешь знать, драгоценная?

Геката аккуратно сняла его руку и направилась в сторону Врат — оставаться здесь она больше не хотела. Ожидаемо, Гермес пошёл следом.

— Я отвечу на любой твой вопрос, обещаю, но дело ведь, и правда, серьёзное. Помоги.

Геката поджала губы, остановилась и вдруг улыбнулась, бросая лукавый взгляд на Гермеса.

— А скажешь, о чём говорили Аид и Зевс на последней личной встрече?

Гермес всё время, пока она произносила свой вопрос, не дышал, и теперь выдохнул с облегчением.

— И всё? Только и всего, Геката? Вот это?

Геката в упор посмотрела на него, и он сразу поднял руки в знак поражения.

— Они о Коре говорили. Аид просил её руки, говорил, что очень давно наблюдает за ней… Зевс дал согласие…

— А Деметре они не сообщили? И Кору забыли спросить?

Гермес хотел ответить, но понял, что разговор свернул в очень непривлекательную сторону, и сказал не то, что собирался.

— Это уже два дополнительных вопроса, дорогая, а ты ещё не заплатила за первый.

— А так? — Геката разделилась на три разные девушки. — Двое из нас ещё не задали первого вопроса.

Гермес подхватил её смех.

— Это не честно! Твои личности не считаются.

— Ладно, — Геката вернулась к себе прежней и, сцепив руки перед собой, сказала очень серьёзно, — пусть Зевс лично сообщит об этом Аиду, — она с удовольствием отметила, как застыло лицо Гермеса от её слов, и добавила, — но не прикажет, как Владыка, а попросит, как брат… тогда существует очень большой шанс положительного ответа.

Гермес какое-то время смотрел на неё, не понимая, смеётся она над ним или нет, но потом склонился в шутливом поклоне и поцеловал ей руку.

— Я отблагодарю тебя, прекрасная Геката, ибо твой ответ был во много раз ценнее моего. Скажи, мы ещё свидимся? — он поймал взгляд её глаз, и она снова подарила ему улыбку.

— Жизнь богов бесконечна. Разумеется, нити судеб ещё сведут нас однажды, Вестник.

— Я буду с нетерпением этого ждать.

Глава 31. Нити сна

Гермес переминался с ноги на ногу у входа во дворец Зевса, куда утром вошла Геката. Он волновался. С того самого разговора на дороге Мёртвых он не находил себе места, всё ждал встречи, искал её, чтобы увидеть взгляд опаляюще-томных глаз. Сердце до сих пор неприятно саднило, обозначая, что случилось нечто необратимое и опасное по своей сути, но Гермес не унывал. В конце концов, он не боялся ни Афродиты, ни её маленького проказника с луком, хотя, может быть, и стоило.

«Определённо стоило», — подумал Гермес, когда закат окрасил ступени дворца, на которых, словно сотканная солнечными лучами, возникла Геката. Она быстро спустилась и направилась к Золотым Вратам, не обращая ни на кого внимания. Он едва не упустил её. — Геката… Геката!

Она услышала, но не остановилась — такая же строгая, надменная и желанная, какой Гермес запомнил её. Он в два шага сократил расстояние между ними и пошёл с ней в ногу.

— Геката, что там? — он махнул рукой в сторону дворца Зевса.

В этот момент сверкнула молния, и Олимп сотрясся от раскатов грома. Геката взглянула на него.

— Как видишь…

— А в деталях?

— А в деталях, — вздохнула она, — твои попытки передать Зевсу мои слова оказались безуспешными. Он потребовал от Аида вернуть Персефону, Аид отказался, ссылаясь на их сделку… настоящей причины не назвал. Деметра не одобрила правила этой игры, Аид покинул Олимп, а Зевс остался… — Геката улыбнулась уголком губ, — и принял бой.

— Деметра не прекратит зиму, не перестанет уничтожать земли?

Геката пожала плечами.

— Полагаю, перестанет. Ей некуда деваться, я сообщила, что Аид и Персефона разделили гранат, и что теперь никто не отнимет у царицы её царства… но и неволить никто не будет.

Гермес едва поспевал за ней. Ничего из сказанного его не удивляло, но и не радовало. Больше не было нужды спускаться в царство Теней и, возможно, больше уже не будет. Отношения между братьями стали портиться, Совет Триединства проводился всё реже, Аид почти не появлялся на общих собраниях Олимпийцев, хотя должен был. Не то чтобы Гермес любил посещать царство Теней, но сама мысль о том, что у него больше не будет причин увидеть Гекату, пугала.

— Постой! — в шаге от границы защитного барьера, за пределами Золотых Врат Гермес, наконец, нашёл причину задержать её.

Она остановилась. Он скользнул ей за спину, невесомо коснулся плеч и склонился к уху.

— Прекрасная многоликая богиня, яркое солнце царства Теней… — сказал он загадочным низким голосом, от которого у женщин пробегали мурашки по спине, а колени подгибались. Только, желая очаровать богиню, Гермес попал под её чары сам. Сердце сжалось от почти болезненной нежности, когда он ощутил аромат древесной коры и яблок, исходящий от её кожи.

Геката перехватила его руку и обернулась. Они оказались очень близко друг к другу, нос к носу, так что если бы его не одолело непривычное оцепенение, он мог бы сделать небольшое движение вперёд и поцеловать её.

— Льстец! — Геката коснулась его подбородка, приподнимая, и тут же убрала руку. — Что тебе нужно? Только быстро, я не в настроении выслушивать долгие речи.

— А… я… я должен тебе, — на ходу придумывал Гермес, — твоя информация была ценнее моей. Что я могу сделать для тебя, чтобы покрыть этот долг?

— Пустое, Вестник, — Геката сделала два шага назад и добавила, прежде чем раствориться в воздухе алым сиянием. — Мы ничего не должны друг другу.

***

Недвижимые воды Стикса дрогнули, когда на тропе, ведущей от Тёмных Врат, показалась Геката. Серым призраком, мерцающим во мраке царства Теней, она спустилась к берегу, прикрыла глаза и выдохнула. За спиной остался Олимп, грозный Зевс, потерявшая всякое чувство достоинства Деметра… и он. Геката всмотрелась в серые ступени причала, на которых отпечатались следы Харона, забравшего очередную партию теней. Возвращаться не хотелось.

Всё время, пока Персефона находилась здесь, Геката не оставляла попыток убедить Аида поступить правильно, а вместе с тем успокоить Деметру и заставить её мыслить здраво. Не получалось ни то, ни другое. Чем сильнее влюблялся Аид в Персефону, тем злее и непреклоннее становилась Деметра. Возможно, Гекате вообще не стоило в это лезть, но она точно знала, что всё равно не смогла бы стоять в стороне.

Её взгляд упал на собственное отражение в реке — чёрный пеплос, лёгкая вуаль вокруг плеч. Геката провела пальцами по переносице, будто стёрла невидимую грязь, и прикрыла глаза, когда на лбу проступил маленький серебряный месяц. Она чувствовала себя измотанной и преданной, хотя никто, по сути, не предавал её. Ни Аид, ни Деметра не обязаны были оправдывать её ожиданий, Геката сама возложила на них эту ответственность, и пострадала тоже сама. Светлая Деметра, покладистая и добрая, вдруг стала не похожа на себя, свела дружбу с Артемидой, которая всегда по-особенному выделялась среди богов, начала распускать слухи об Аиде, не имеющие ничего общего с действительностью. Сам Аид ушёл от неё недалеко: он разделил с Персефоной гранат, даже не потрудившись сообщить об этом, хотя сам говорил о доверии и понимании, о взаимоуважении и дружбе. Если бы Морфей не проговорился о гранате, Геката бы узнала это только от самой Персефоны или того хуже — уже на Олимпе, при встрече с Зевсом. Аид не мог не помнить, как тяжело Геката покидала Олимп, и уж тем более не мог не знать, какой серьёзный разговор её там ждёт, и всё же решил утаить самое важное. Утаить от неё — богини, которую он называл близким другом. Гекате пришлось признать, что она снова вошла в те же воды: доверилась ещё одному верховному богу и обманулась.

Обида при мысли об этом захватила её в свои сети и сковала сердце так, что Геката не заметила пурпурную нить, подкравшуюся сзади. Нить успела бесшумно юркнуть под вуаль, спуститься по руке и крепко обвить запястье, прежде чем Геката обратила на неё внимание. Пугаться или сопротивляться было поздно — нить утянула Гекату в божественное перемещение и выбросила в груду летающих обломков дворца Владыки Аида.

Место, где раньше располагалась обширная терраса с рядом колонн, выглядело так, будто по нему прошла воронка мощнейшего урагана. Обломки, комья земли и пепел — всё хаотично летало в воздухе, сталкиваясь, угрожая любому, кто будет достаточно неуклюж, чтобы не успеть увернуться. От концентрации божественной силы кружилась голова. Геката сосредоточилась на пурпурной нити, запутавшейся в пальцах, и обернулась. Может быть, то действовала её интуиция, а может, всего лишь случай, но Геката сделала шаг назад за миг до того, как земля перед ней провалилась. Обломки сгрудились, словно что-то притягивало их к центру, и там, в сердце хаоса, в пепле, мерцающем отблесками лазурного пламени, в расступившемся тёмном тумане появился Аид. Привычные ему чёрные одежды, алый плащ, венец и скипетр, обнаживший два опасных острия — величие, власть, полное божественное воплощение и совершенная сила. Часть парящей перед Гекатой колонны в этот момент столкнулась с куском земли и сдвинулась, открывая ей полную картину происходящего. Рядом с Аидом был Гипнос. В фиолетовом хитоне с перламутровым верхним полупрозрачным слоем он казался воплощением иллюзии, сном, захватившим в свой плен целое царство. Только в этой ситуации он был не захватчиком, а спасителем. Не нужно было обладать острым умом, чтобы понять, что происходит с Аидом, и почему Гипнос держит его за плечо.

Геката снова взглянула на нить. Гипнос иногда использовал свои способности для успокоения богов, потерявших контроль, поддавшихся эмоциям, но сейчас казалось, что он шутит над ней, показывает то, чего быть не может.

«Фиалка и чёрный пион в центре катастрофы», — подумала Геката, усмехаясь про себя, — «только мастер сновидений мог такое…» — мысль оборвалась голосом Гипноса, вторгшимся в сознание.

«Может быть, уже достаточно созерцать? Помоги!» — Гипнос нашёл взглядом Гекату и склонил голову в знак приветствия.

«Что за шутки, Гипнос? Что это за сон?» — мысленно ответила она вопросом на вопрос.

«О!» — он невесело улыбнулся, — «если б я захотел показать тебе столь реалистичный сон, я бы не стал использовать образ Владыки. Это не шутка и не сон».

«Кто поверит, что верховные боги могут потерять контроль»? — возразила Геката.

«Не знаю, кто поверит, но тебе придётся. Мне не до шуток. Я не всесилен, и близко нет, а Аид сильнее меня, что почти полностью лишает нас шанса на успех».

Она, наконец, осознала всю глубину его слов и невольно повела плечами от мороза, пробежавшего по спине.

— Что вообще случилось?

«Ты мне скажи»! — нахмурился Гипнос. — «Я не вмешиваюсь в дела царства Теней, у меня и в своём…» — он не договорил, и до Гекаты вдруг дошло, что свои последние слова она сказала вслух.

Нить сна на её руке испарилась, воздух завибрировал, лазурные всполохи разогнали остатки тумана.

— Осторожно! — Гипнос поймал Гекату другой нитью и в последний момент дёрнул в сторону от летящего обломка.

Первая волна божественной энергии оказалась такой силы, что Гипноса и Гекату отбросило в разные стороны, вторая прижала их к земле, не позволяя подняться.

«Ты должна поговорить с ним!» — вторая нить сна ещё касалась Гекаты, и она могла слышать Владыку Сновидений так, будто он был рядом. — «Власть, перехватившая контроль над божественной сущностью, показывает ему грёзы… их нужно развеять. Я отправлю тебя туда ненадолго… насколько смогу».

— Подожди… — Геката совсем не была готова говорить с Аидом, она даже не знала, что может ему сказать, но Гипнос не позволил ей принять решение.

Всё вокруг погрузилось в молочный туман, а затем побелело и ярко вспыхнуло, ослепляя. Белый свет быстро сменился солнечным. Тёплые лучи коснулись лица, над головой защебетали птицы, а в нос ударил приятный аромат полевых цветов — Геката открыла глаза и обнаружила, что стоит в поле, недалеко от того места, где жила Деметра. Прекрасный летний день омрачала тёмная фигура, наполовину скрытая высокой, клонящейся от лёгкого ветра, травой. Аид стоял к Гекате спиной и смотрел вдаль.

Геката чувствовала, что нельзя давать волю обиде, что следует говорить осторожно и вдумчиво; сон, объединённый с грёзами, наверняка был опасен и при неправильном подходе мог отразиться и на ней, и на Гипносе. Она уже решилась окликнуть Аида, когда кто-то сделал это вместо неё.

— Тебе было совсем не обязательно меня встречать, — услышала Геката знакомый голос.

Через поле к Аиду шла Персефона в светлых одеждах с цветущим венком в волосах. Она сияла. И Аид пошёл ей навстречу. Гекате хватило доли секунды, чтобы понять — они не должны коснуться друг друга.

— Владыка! — воскликнула она и ускорила шаг. — Аид! — позвала она снова, поскольку с первого раза он и не подумал обернуться.

Мир содрогнулся от её крика, на мгновение теряя краски — Аид заметил это, остановился и произнёс.

— Зачем ты пришла?

— Ты нам нужен… — это вырвалось само собой, будто кто-то извне подсказывал Гекате слова.

— Кому вам? — он, наконец, посмотрел на неё.

— М-мне… — сердце забилось сильнее, и Геката отступила на шаг, добавляя, — Гипносу, царству Теней и… Персефоне.

Уголок его губ дёрнулся.

— Но Персефона здесь.

Геката замотала головой.

— Нет… это иллюзия твоей силы. Возьми её под контроль, пока не…

— Аид! — перебила её Персефона из сна. Она была уже очень близко, и ей оставалось только протянуть руку, когда Геката схватила Аида за плечо.

— Услышь меня. Она же не умерла, она там и придёт к тебе совсем скоро… слишком скоро для твоей бесконечной жизни. Здесь не она, это не Кора, верь мне!

Аид оглянулся на Персефону, снова посмотрел на Гекату и ещё раз вернулся взглядом к Персефоне.

— Аид, ты нужен ей там!

Геката поняла, что её слова достигли цели, когда мир содрогнулся снова, затем треснул и распался на мелкие лоскутки. Их выбросило обратно в царство Теней, в груду упавших на землю обломков. Гипнос был цел, но страшно обеспокоен — он даже побледнел, когда Аид взглянул на него, развернулся и пошёл во дворец, не сказав ни слова. Всё, что было разрушено и сломано восстанавливалось следом за ним, царство Теней возвращалось в прежнюю форму с каждым его шагом. Вернулась стена и терраса, колонны выстроились в ряд, а пепел отправился туда, где ему было и место — в алое небо. Геката с недоумением посмотрела Аиду вслед, переглянулась с Гипносом и нахмурилась. Больше не было нужды сдерживать себя и свою обиду. Она помогла ему, она вернулась, чтобы рассказать о решении Зевса, пришла, несмотря на утаивание и обманы, а он просто проигнорировал её. Раньше Зевс казался ей невыносимым, но Аид переплюнул его во всём.

Геката сжала кулаки и, подобрав полы своего пеплоса, пошла следом.

— Может быть, Владыка соизволит обратить на меня внимание? Или я настолько не заслужила его милости, что простого взгляда недостойна?

Он не ответил, продолжая целеустремлённо идти в выбранном направлении.

— Аид! — Геката подумала, что если этот приём сработал во сне, то сработает и сейчас.

Так и случилось, только эффект оказался значительно сильнее. Аид взял в руку скипетр и тут же приставил его к горлу Гекаты, переместившись к ней всполохом лазурного пламени. Волна обжигающе-ледяной ауры заставила её задохнуться, и даже Гипнос, собравшийся было вмешаться, замер, остановленный одним только взглядом.

— А чего ты ждала? Благодарности? — в тихом голосе Аида отчётливо прозвучала угроза.

Геката сглотнула. Ошеломлённая таким напором и страхом, который уже очень давно не испытывала перед ним, она не смогла сразу найти достойный ответ. Аид продолжил.

— За что я должен благодарить тебя? Может быть за то, что ты проводишь в обществе Олимпийских богов больше, чем занимаешься делами? А может быть за то, что ты помогала Деметре, пока я нуждался лишь в твоём понимании? Или за то, что ты пришла к Персефоне, пока я был на Олимпе, и наговорила ей такого, чего я никогда не думал от тебя услышать?

Геката уверенно встретила его взгляд. Если Аид ожидал вызвать у неё чувство вины — он ошибся, его слова вызывали лишь злость. Страх мгновенно испарился.

— Если бы ты рассказывал мне о важных вещах до того, как собираешься их сделать, ничего этого не случилось бы! Ты хоть представляешь, как мне пришлось унижаться… снова, чтобы просто рассказать об этом треклятом гранате?!

Зубцы скипетра сильнее прижались к горлу Гекаты.

— Кем ты себя возомнила? Слугой двух господ? Ты сама выбрала рассказать об этом! Ты сама выбрала вмешаться в это! И ты сама пошла на это унижение!

— Я пошла на него ради тебя! Потому что ты заставил поверить, что я твой друг, а не слуга!

— Или потому что не желала войны, которая непременно случится, если мы не договоримся!

Они сошлись взглядами в жестокой схватке, из которой нельзя было выйти победителем или проигравшим, но можно было вынести ненависть друг к другу. Аид понял это первым. Он тяжело вздохнул и убрал скипетр.

— Ты не слуга, — устало произнёс он, — и я действительно считаю тебя другом, Геката. Ты обвиняешь меня, но ты и сама не лучше. Ты могла бы сообщить мне, о чём именно беседуешь с Деметрой, объяснить, почему помогаешь ей… могла бы рассказать о своих особых отношениях с Гермесом… Что я должен был, по-твоему, думать обо всём этом?

Всю злость как рукой сняло.

— Отношения с Гермесом? Я видела его всего дважды…

Аид пожал плечами.

— Химеру в мешке не утаишь… — он коснулся плаща и сменил его на чёрную накидку. — Я могу узнать всё, что случается в моём царстве, но о тебе мне хотелось бы узнавать от тебя самой.

— Владыка…

— Не надо. Что бы ты ни сказала, это уже не имеет значения, — он выдержал небольшую паузу. — Что сделано, то сделано, между нами не должно быть обид. Если хотела помочь, а не навредить, займись связями с богами, пригодятся и твои отношения с Гермесом… А мне позволь отдохнуть, — Аид развернулся и пошёл во дворец, не дожидаясь ответа. Говорить он больше не хотел.

Геката некоторое время смотрела в его удаляющуюся спину, затем почувствовала на себе взгляд Гипноса, и повернулась к нему. Тот щёлкнул пальцами, убирая остатки нитей сна, и подошёл ближе.

— По крайней мере, он в порядке.

(наши дни)

— Какая жуткая тут аура, — сказал Гермес, выдёргивая Гекату из воспоминаний, и она с недоумением обернулась к нему. — Что? Не чувствуешь?

Гермес почти залечил раны, когда под своды лазурного источника ворвался Асклаф со срочным сообщением. Гекате и Гермесу пришлось оставить Афродиту, чтобы немедленно переместиться ко дворцу Владыки Аида, потому что со слов Асклафа было не совсем ясно, что именно произошло.

— Чувствую, — кивнула Геката и взмахом руки заставила кроны деревьев придворцового сада расступиться.

Открывшаяся им картина поражала даже самое смелое воображение. Дворец из чёрного золота выглядел так, будто сошёл с кинокартин смертных о жизни после апокалипсиса. Испещрённый трещинами, прошитый сухими лианами, он зловеще возвышался над садом. Лианы ползли, как щупальца гигантского чудовища, раскрывая окна и двери, тянулись к земле, намертво вцепляясь в неё.

Асклаф, едва поспевая за Гекатой и Гермесом, спустился к ним и принял свою человеческую форму, Геката посмотрела на него.

— Что тут произошло? — она всем сердцем желала, чтобы её догадки оказались не верны.

— Я не знаю, — Асклаф устало провёл ладонью по лицу. — Я видел, как нимфы вошли туда и не вернулись, а потом случилось это… Лианы ползли отовсюду…

— Что могло это вызвать? — Гермес обратился к Гекате, напоминая ей, что прискорбно мало богов знают о потере контроля, как о существующем явлении. — Разве Персефона не должна была просто очнуться? Разве…

Он резко замолчал и дёрнул Гекату под сень гранатовых деревьев, скрыв их божественной силой, и сделал это очень вовремя — совсем рядом прошла процессия из чёрных нимф, следующих за женщиной, в которой теперь с трудом можно было узнать Персефону. Чёрные как смоль волосы убраны в причёску, прямое длинное платье со шлейфом, чёрный плащ на одно плечо и высокий вырез на юбке — от женщины веяло аурой кошмара, аурой, которой и в подмётки не годилась та, что обычно излучал Аид. Не первозданный страх, а истинный ужас глубин Тартара, не мольба о раскаянии перед смертью, а обещание вечных мук. В руках женщины на мгновение появился и исчез видоизменённый, но всё ещё такой узнаваемый скипетр.

— Он отдал ей скипетр? — страшным шёпотом спросил Гермес. — Много веков ты твердила, что доверяешь ему, что он не поступает необдуманно… Он отдал власть богине, которая переродилась и ещё не до конца осознала собственную силу?!

— Значит, так было нужно, — спокойно ответила Геката. — Я всецело доверяю его решениям. Да, иногда он может поступать импульсивно, когда дело касается Персефоны, но этот вариант развития событий точно был продуман до мелочей… Каждое его ответвление. Он знал, что станет делать, если ему придётся рискнуть. Ошибки быть не может. Я должна… — она дёрнулась в сторону Персефоны, но Асклаф остановил её, опережая возражения Гермеса.

— Вы сорвались сюда так поспешно, что не дослушали всех новостей, — он откашлялся. — Я не знал, к кому обращаться, поэтому пошёл к вам. В царстве Теней хаос. Великие Судьи помогают Харону сдерживать преступников, бежавших из Тартара, и взбунтовавшиеся огненные воды, старшие сыновья Гипноса помогают теням на Асфоделевых полях и в Элизиуме, а Морфей, сам Гипнос и Мирра сражаются с монстрами в песчаной буре на Пустынных землях.

Гермес сглотнул. Они находились в шаге от того, чтобы раскрыть себя смертным — и последней ниточкой, натянутой до предела, полупрозрачной ширмой, ещё спасавшей их тайны, была сила нескольких богов. Сколько они смогут так? Неужели на этот раз всё кончено? Если царство Теней не устоит, никакая божественная защита не спасёт города смертных.

— Об этом нужно было говорить сразу, — строго и спокойно сказала Геката. — Но это всё равно ничего не меняет, мне нужно войти во дворец. Нужно это исправить.

Геката ничем не выдала своего страха, хотя, конечно, испытывала его — Гермес слишком хорошо её знал. В начале той войны, когда Аид приказал вывести войско против Олимпа, Геката осталась самой светлой головой этого похода, она не убивала и не позволяла убивать тех, кто был рядом. Богиня, что веками указывала дорогу мёртвым, в те годы стала спасать живых. Может быть, Гермес именно поэтому принял решение жениться на ней вопреки воле великого отца, создав тем самым вторую пару, объединяющую царство Теней и Небесный город на Олимпе.

Гермес засмотрелся на Гекату, и чуть было не забыл, что они здесь делают.

— Я с тобой.

— Нет. Мне нужен Гипнос, но оставлять Морфея без присмотра нельзя. Ты сможешь заменить его?

— Морфея? — не понял Гермес.

— Нет, Гипноса. Ты уже встречался с песчаной бурей тех мест, а Гипнос уже имел дело с… — она выразительно кивнула на дворец, — этим. Мне нужна его сила.

Гермес покосился на Асклафа, сделал шаг в сторону и из воздуха достал золотую розу.

— Хорошо, — он протянул розу Гекате — тогда возьми, моя Многоликая богиня, и свяжись со мной, если будет совсем плохо.

Геката приняла розу и кратко, но очень нежно, поцеловала Гермеса.

— Всё получится.

Глава 32. Золотое перо и алый рубин

(Золотая Эпоха Богов)

«Мы ничего не должны друг другу».

Геката солгала.

После того, как она вернулась в царство Теней, выдернула Аида из самоубийственного сна, поссорилась и помирилась с ним, все её действия были направлены на то, чтобы забыть Гермеса. Но он никак не желал забываться — слабый аромат мелисы и мирта, неизменно сопутствующий ему, будто бы прицепился к ней и следовал повсюду неотступно. Каждый день Геката мучилась опасениями, что Гермес явится к Аиду с чем-нибудь важным и придёт к ней, потому что с некоторых пор никак иначе, кроме как через неё, к Аиду и попасть было нельзя. И тогда вся её крепость, которую она с таким трудом возвела вокруг собственного сердца, рухнет, распадётся и оставит после себя лишь боль. Одну лишь боль. Дома, в редких свободных мгновениях, она разделялась на три своих ипостаси и позволяла себе отпускать эмоции — никто не должен был знать, что она чувствует, никому нельзя было рассказывать о том, как она была неосторожна и не заметила маленького проныру с луком, явившегося за Гермесом на их первую встречу. Однако был старый друг, умевший найти к ней подход, утешить, не расспрашивая, развеселить, не выведывая тайн. Были дни, когда Геката всерьёз собиралась наведаться к Афродите и высказать ей всё в лицо, однако старый друг всегда останавливал её в последний момент, напоминал, что эффект стрел юного Эроса не имеет обратной силы и не существует ни единого шанса это исправить, а значит, и смысла разводить ссоры тоже нет.

Сегодня дорога Мёртвых почти пустовала. Геката, указав путь немногочисленным теням, сошла с неё и спустилась к каменистому пляжу напротив Тёмных Врат. Босиком, она прошла вдоль берега туда, где он сходился со скалой, утопающей в море, и села. Лунная дорожка скользила по волнам, вода тихо перебирала камни, где-то в скалах гулял ветер. Сердце больше не саднило, оно томилось в предчувствии и неизвестности, почти не напоминая о себе. Море едва уловимо манило окунуться в прохладные воды, но Геката до поры игнорировала этот зов.

— Кого я вижу! — аромат вина заполнил собой всё вокруг, и рядом опустился Дионис. — А я вот к тебе как раз…

Геката неопределённо махнула рукой. Дионис и был тем старым другом — одним из Олимпийских богов, кто продолжал с ней общаться после ухода с Олимпа, и единственным, кто остался с ней после ситуации с Персефоной. Они дружили без обязательств: Дионис, каким-то образом прознав, как проникнуть к её дому под покров Нюкты, приходил без разрешения, приносил вина, делился историями, терпеливо выслушивал упрёки, иногда жаловался сам. Геката уже много дней воспринимала его как часть общего окружения — иногда неотъемлемую часть.

— Опять грустит трёхликая Геката, — поэтично произнёс Дионис. — Всё ещё надеюсь, что не я причина твоей тоски… — он взял из воздуха кувшин с вином, откупорил его и сделал большой глоток, — Ариадна не оценит.*

— Если б причиной был ты, ноги бы твоей в доме моём не было, — сказала она.

Дионис усмехнулся и спросил:

— Знаешь, что лучше всего помогает от печалей?

— Пить не буду, — сказала Геката. — Ты можешь идти, куда шёл, а я бы… я устала.

Дионис покосился на неё и тепло улыбнулся.

— Так я к тебе и шёл, а ты опять… — он вздохнул и, опрокинув в себя весь кувшин, задумчиво добавил. — Тогда я поделюсь. Меня глубоко оскорбили, я бесконечно оскорблён!

— Это же Олимп. Чему удивляться? — пожала плечами Геката.

— Я не удивлён. Я потрясён и разгневан! — Дионис убрал пустой кувшин и откупорил новый, чтобы тут же приложиться к нему. — Так поступить мог, кто угодно, но не Вестник!

— Гермес? — воскликнула Геката, но тут же спохватилась и равнодушно поинтересовалась. — И что с ним?

— Да так, — Дионис подозрительно прищурился, — хотел попросить его доставить кое-что, а он отказался. Видите ли, отдыхает у Артемиды на Геликоне в обществе Аполлона и муз, на Олимп поднимается только по требованию Зевса и не иначе… А ты что так забеспокоилась? У вас что ли… — Дионис в изумлении приоткрыл рот и, отставив кувшин в сторону, соединил указательные пальцы. — Ба-а-а, это ты из-за него что ли? А он… из-за тебя, получается?

Дионис хохотнул, хлопнул в ладоши и потёр их друг о друга, как всякий желающий, чтоб его близкие друзья сошлись. Геката знала, что об оскорблении он сказал не всерьёз, хотя со стороны и могло так показаться — Дионис, Гермес и Аполлон давно были связаны узами дружбы, именно поэтому Геката, находясь по другую сторону этой связи, скрывала свои чувства. Что она могла дать Гермесу? Что он мог дать ей? Их любовь, как и любая другая, неугодная Зевсу, могла привести лишь к катастрофе. Геката поднялась на ноги и отошла к воде.

— Он мальчишка! Что мне до него? Кто вообще сказал тебе, что я беспокоюсь?

— Так совсем не очевидно. Нисколько!

— Да что ты знаешь? — набежавшая волна коснулась босых ног Гекаты, и она обняла себя, откинув голову, словно пыталась сдержать непрошеные слёзы.

— Достаточно, чтобы с одного взгляда понять тебя, — Дионис поднялся, отряхнул руки, и встал рядом с Гекатой, устроив свой локоть у неё на плече. — Чего бы ты там себе не накрутила, — он коснулся указательным пальцем виска, — с этим придётся что-то сделать. Ты должна поговорить с ним.

— Смешно! — она резко убрала плечо, и Дионис чуть не упал. — Просто смешно! Олимп сойдёт с ума, если узнает. Я не могу допустить, чтобы это стало известно, нельзя позволить Афродите пустить слухи…

— Она их не пустит, — высказался Дионис и вдруг замер, словно в него только что попала молния. Он проговорился.

Геката резко обернулась к нему, он отшатнулся.

— Ты что-то знаешь, Дионис?

— Я… ну… просто…

— Говори! — Геката распахнула руки, принимая неполную божественную форму — в раскрытых ладонях появился клинок, факел и ключ. Три её ипостаси, сияя алыми всполохами за спиной, угрожающе уставились на Диониса. Она уже знала, раз он пришёл сюда и проговорился, то расскажет всё, и стоит только пригрозить ему, как вся информация будет у неё.

— Ты же не будешь бить лучшего друга, дорогая, — он состроил мину искренней преданности, но тут же ойкнул и подпрыгнул от прилетевшего в него сгустка божественной энергии. — Ясно, будешь…

— Дионис! — в руках всех ипостасей вспыхнуло пламя.

— Ладно… так и быть… — Дионис выпил ещё для храбрости и проговорил на одном дыхании. — Афродита сейчас занята, она выполняет задания Безликих Сестёр, которые, как ты знаешь, действуют исключительно в союзе с Мойрами. Богини Судьбы к чему-то готовятся. Образованные связи будут важны в будущем… как бы то ни было, — он выглядел так, будто выдал великую тайну, и зажмурился. — Проклятье!

— Это не всё, я чувствую, — настаивала Геката. — Ты не зря сюда явился без предупреждения, сегодня ведь не день наших встреч, — она переместилась к нему и схватила за хитон. — Говори! Что ещё ты знаешь о богинях Судьбы? Какими слухами полнится Олимп?

— Геката я… — Дионис зажмурился, — помилуй, меня же…

— Если не доверяешь мне, уходи, но тогда забудь сюда дорогу. Навсегда!

Они смотрели друг другу в глаза, окружённые светом луны, и Дионис сдался.

— Я от Афродиты узнал совсем недавно. Когда-то Мойры воззвали к Зевсу и приказали ему изгнать с Олимпа одну из сильнейших богинь, дабы она, пройдя через испытания, смогла стать их союзником. Всё проходило в строжайшей тайне, вести Мойрам лично передавал Гермес, Зевс согласился подчиниться им, кто-то из богов сообщил Аиду о тебе, а потом осталось дело за малым. Ты покинула Олимп, встретила Владыку Мёртвых и связала себя обязательством, которое, возможно, никогда не придётся выполнять. Я шёл рассказать тебе это, ещё не зная, что ты и Вестник…

— В тартар Вестника!

— Геката… — Дионис прикрыл глаза, делая глубокий вздох, — если Эрос стрелял в вас, значит и это связано с Мойрами. Ты должна увидеть Гермеса, обсудить это с ним…

— Мне нечего с ним обсуждать. Я по горло сыта делами Олимпа, делами Мойр и их сестёр. А ты… — Геката обрела физическое воплощение и хотела высказать всё, что у неё на душе, но передумала. Дионис не был виноват в поступках других, и не должен был нести за них ответственность. Он поступил как настоящий друг, ей следовало это оценить. — Спасибо тебе. Это… — она отвернулась, — много для меня значит.

Что ещё Геката могла сказать? Слёзы душили, и спасительная тишина, опустившаяся вокруг, казалась плотным защитным покрывалом.

— Прости… — тихо сказал Дионис, восстанавливая прожжённый божественной силой хитон, — может… всё-таки стоит выпить?

Геката качнула головой.

— Приходи в другой раз, я хочу побыть одна.

***

Перекрёстки погасли. Гермес сбился со счёта, как часто за последние две луны являлся на Тропу Мёртвых, чтобы увидеть её, но подойти было выше его сил. Геката не изменилась, ничем не выдала себя. Гермес боялся, что Афродита посмеялась над ним, намеренно послала стрелу ему в сердце и не тронула Гекату или, что ещё хуже, приказала пронзить её свинцовой* стрелой. С неё бы сталось насолить самим Мойрам.

Гермес отбросил эти мысли и, заметив последний луч заката, оставил вершину Геликона, чтобы отправиться к Тёмным Вратам. В ночи, когда всё вокруг погружалось в сон, тоска разъедала внутренности, и сюда тянуло так, как никогда и никуда прежде. Гермес спустился на скалу, осмотрелся, а затем спрыгнул, раскрывая крылья на сандалиях — ветер подхватил его и мягко опустил в ущелье. Здесь было тихо, волны мерно набегали на берег, свет луны тускло мерцал на камнях. Гермес свернул налево, за скалу к узкому перешейку пляжа, и замер — у берега, в почти недвижимых волнах, стояла девушка, сокрытая водой по грудь. Может быть, прежде Гермес бы и заинтересовался ей, но сейчас в его мыслях была только Геката…

— Геката… — еле слышный шёпот безотчётно сорвался с губ, когда он перевёл взгляд на берег, где сверкнул знакомый элемент одежды — чёрный ободок с острыми лучами, опутанными нитями драгоценных камней. — Геката, — ещё тише повторил он.

Геката, одетая лишь в морскую волну, убирала наверх вьющиеся от влаги длинные волосы — лунный свет делал её кожу золотисто-бронзовой, мерцающей. Гермес растерялся. Где её одежда? Почему тут только ободок? Сердце кольнуло неприятным предчувствием — в этом месте что-то было не так, божественные силы получалось выпускать только небольшими порциями, а их эффект длился слишком мало.

«Если так, Геката наверняка не сможет создать себе одежду», — Гермеса порадовала эта мысль, но он тут же одёрнул себя.

С тех пор, как Геката оставила его у Золотых Врат, он боялся встречи с ней и ни в каких, даже самых смелых фантазиях, не представлял, что увидит её вот так. Но теперь встреча состоялась — отступать было бы неразумно, лучше скрыть волнение за привычной маской дерзости и оставить всё на волю Тюхе.

— Селена может не простить тебе, Многоликая, что затмеваешь её своим сиянием, — громко произнёс он.

Геката ахнула и прикрылась, хотя в этом не было необходимости, вода и так скрывала всё, что нужно. На краткий миг Гермесу показалось, что он обознался — так скромно и испуганно она выглядела — но в следующий миг её натура взяла верх. Геката снова стала собой. Надменной и уверенной в себе богиней.

— Подай мне одежду и отвернись! — приказала она.

Гермес загадочно улыбнулся.

— Здесь ничего нет, кроме этого, — он продемонстрировал ободок, — и не было.

— Мне не до шуток, Вестник! — даже в полумраке ночи её взгляд отчётливо сверкнул алым. — Я заставлю тебя пожалеть о…

— Я ничего не сделал, — спокойно возразил Гермес, — когда я пришёл, тут уже ничего не было. Но, если всё-таки решишь убить меня, позволь сначала доставить весть Аиду, я слышал, теперь к нему можно попасть, только связавшись с тобой.

Геката внимательно выслушала его.

— Принесли же Мойры! — пробормотала она, пытаясь создать одежду, но алое божественное сияние, едва коснувшись её кожи, исчезло. Геката обхватила себя руками и сказала чуть громче. — Тогда сначала дай мне свой плащ, а потом, так уж и быть, я устрою тебе встречу с Аидом.

Гермес демонстративно разочарованно вздохнул, разомкнул застёжку алого плаща и отвернулся. Ожидаемо, плащ Геката притянула слабой божественной силой и вышла из воды так, что даже Посейдон, будь он поблизости, не смог бы разглядеть ни сантиметра её тела.

— Куда же он подевался? — она выхватила ободок у Гермеса и прошла по пляжу в поисках хитона, но ничего так и не нашла.

— Так мы идём? — понаблюдав за ней какое-то время, спросил Гермес и сделал несколько шагов в сторону Тёмных Врат. — Аид. Ты ещё не забыла?

Геката вздохнула.

— Подожди, я проверю наверху и тогда… — она указала на скалу и шагнула в божественное перемещение, мгновенно оказываясь на краю обрыва над морем и пляжем, где только что стояла.

Гермес смотрел на её маленькую фигурку. Удивительно, что при порывах ветра, сдувающих наверху всё живое, плащ снова так ничего и не показал. Гермесу нравилось думать, что ткань его плаща касается её кожи — эти мысли отдавались приятными волнами, разбегающимися от солнечного сплетения по всему телу. Он вздохнул и собрался последовать за Гекатой, когда ощущение опасности ударило по спине ледяным хлыстом, а следом, подтверждая самые страшные опасения, из воды взмыла сирена и ринулась вверх с такой скоростью, что взгляд едва мог уловить её очертания.

— Геката! — Гермес крикнул ей, но на таком расстоянии и при наличии ветра сложно было что-либо услышать. Геката и не услышала.

В океане водилось много существ, опасных и жестоких по своей сути, но Сцилла была на порядок сильнее их. За недолгое время существования она сумела подчинить себе целое полчище сирен, которые занимались тем, что искали для неё прекрасных дев. Так она, ужасная в первозданном своём виде, щеголяла красотой в далёком море, примеряя на себя лица несчастных жертв, чем заманивала кладоискателей и моряков в свои владения*. Однако вскоре она решила, что нимфы и дриады недостойны её и стала охотиться за лицами самих богинь, и даже Посейдон, принёсший на Олимп эту весть, не мог сладить с ней.

Едва эти мысли сформировались в голове Гермеса, море заволновалось, вздыбилось и зашумело — волны огромными валами покатили на берег.

Вот почему здесь так тяжело было использовать божественные силы, и вот почему одежда Гекаты пропала. Сцилла выбрала её. И в воду наверняка не просто так заманила.

Сердце укатилось в пятки, когда Гермес, позабыв о собственной безопасности, переместился наверх и, успевая за мгновение до сирены, закрыл Гекату собой. Острый коготь вонзился в кожу и рассёк спину от поясницы до лопаток. Сирена потянула Гермеса на себя, но получила удар алого сгустка силы и, отпустив его, с возмущёнными криками рухнула в море. Гермес пошатнулся, наваливаясь на Гекату, чувствуя слабость во всём теле — она подхватила его и уложила на траву.

— Ты сошёл с ума?! — воскликнула она, взирая на собственные ладони, залитые его золотым ихором. — Это же сирена, ты должен был сбить её ударом божественных сил. Зачем было жертвовать собой?

— Я… испугался за тебя… и… подумал, что мне… не хватить сил… — говорить было тяжело, хотя Гермес не чувствовал боли, только слабость и холод, будто жизнь по капле утекала из него. — Ты чувствуешь… здесь…

— Сцилла? Ну, разумеется. Она с самого рождения жаждет моего внимания. Она бы ничего со мной не сделала, зато тебя… — Геката не договорила, неопределённо передёрнув плечами.

— Главное… ты в порядке… — прошептал Гермес, прикрывая глаза, и тут же получил удар по лицу.

— Не смей закрывать глаза! — Геката встала, поколдовала над плащом, сделав из одной его части вполне удобную одежду с прорезями для рук, а другой — перевязала рану Гермеса. — Глупец! Нашёл, кого спасать!

— Грех не спасти прекрасную богиню, — слабо улыбнулся Гермес, — которая принимает лунные ванны у берегов океана…

Геката едва не закатила глаза.

— Пойдём! У меня где-то осталась мазь Аполлона… — она подхватила Гермеса и с удивительной лёгкостью помогла ему встать на ноги, позволила обнять себя и взмахнула рукой.

Прямо перед ними лёг перекрёсток, сотканный нитями божественного света. Геката провела Гермеса через него и сошла во тьму. Попасть в дом Гекаты, под покров Нюкты, можно было только так — сойти с тропы Мёртвых в мире живых, чтобы оказаться в царстве Теней, у маленького дома с яблоней и скамьёй, которую чинно охраняли три чёрных пса. Гермес на самом деле чувствовал себя не так плохо, как старался изображать, поэтому без труда запомнил дорогу, а после спокойно сидел на мягких шкурах у очага, пока Геката обрабатывала ему рану божественной мазью Аполлона. Над домом висели три луны, а в окно виднелась та часть покрова Нюкты, которая истончилась до такой степени, что приоткрывала вид на Зал Судеб.

— Ты мог умереть! — сетовала Геката. — У вас там, на Олимпе, у всех мозги отшибло или у тебя уникальный случай? Яд на когтях сирены опасен для богов. Зачем ты это сделал? — она отставила мазь и пересела так, чтобы смотреть ему в лицо. На Гекате больше не было его алого плаща, только чёрный хитон из лёгкой непрозрачной ткани, которая, однако, не скрывала красоту тела, а лишь подчёркивала её.

— Я много чего сделал. Важны ли причины? — Гермес посмотрел ей в глаза, она с честью выдержала это, даже не моргнула.

— Встань, — Геката поднялась и протянула руку, — рана почти затянулась, лучше завершить процесс стоя, чтобы не осталось шрама.

Гермес принял её руку. Что-то в ней изменилось: без ободка, в этой одежде она казалась не похожей на себя саму. Гермес и представить не мог, что Геката может быть такой естественной, нежной, домашней. Босая, она доставала ему до подбородка, но это не мешало ей смотреть на него сверху вниз.

— Это правда? — Геката обошла по кругу и коснулась его под предлогом проверить затянувшуюся рану.

— Что именно?

— Что Зевс отправлял тебя к Мойрам с согласием изгнать меня с Олимпа? — она говорила это спокойно, без явно-выраженной обиды и второго смысла. Просто проявляла любопытство.

— Откуда ты… — Гермес вздрогнул. Дурак! Дурак! Как он мог подумать, что она не узнает? Она злится и точно прогонит его. Он резко заинтересовался собственными сандалиями, решив смириться с любым исходом этого разговора. — Да, я сделал это, но тогда я понятия не имел, что в сообщении, и не знал, что речь идёт о тебе. Впервые я услышал о тебе в Фивах, многим позже встречи с Мойрами… многим позже твоего ухода с Олимпа. Я ничего не знал…

— Зачем столько слов? Я не виню тебя, просто хотела знать, скажешь ли ты правду, — Геката вздохнула и отвернулась, сцепив руки перед собой. — Если ты уже здоров, я спрошу Аида, сможет ли он встретиться с тобой.

— Подожди! — Гермес чуть не забыл, что сказал о встрече с Аидом. — Я солгал… — придумывать что-то, кроме правды, не было времени, сердце билось где-то в животе, в груди то вспыхивал пожар, то всё покрывалось коркой льда, он не мог позволить разговору закончиться вот так и не смог бы покинуть её сейчас, — вообще-то я пришёл в надежде увидеть тебя…

Она посмотрела на него так выразительно, что сразу стало ясно — не поверила.

— О, да брось! Твои шутки не…

Гермес сделал шаг к ней и, не позволив сомнениям поселиться в душе, прервал её речь поцелуем. И Геката, разрушая все представления о себе, ответила. О, Ананка-Судьба, она ответила, да так, что Гермес едва не потерял ориентиры. Мир рушился за его спиной и создавался заново, стрела Эроса плавилась в сердце, обращаясь в чистую божественную энергию, душа звенела от счастья и напряжения.

Поцелуй длился вечность… или мгновение, бесконечность бытия слились в нём, и вспышка угасающей звезды.

— Гермес, Гермес… — прошептала Геката, едва находя в себе силы разорвать поцелуй, — это неправильно, — она вцепилась ему в плечи, удерживая на расстоянии, — твои чувства опасны, я… — ей потребовалась вся сила воли, чтобы сделать шаг назад, — найди себе богиню, нимфу или кого-нибудь, кого одобрит Зевс… оставь меня… Есть богини моложе и прекраснее, что тебе…

— В тартар это всё! — Гермес одним рывком дёрнул её на себя и сжал в объятьях, прижимаясь губами к её уху. — Плевать мне на одобрение Зевса, мне ты нужна… ты, — он провёл ладонями по её рукам вверх, к плечам, шее и обнял лицо, — ты же сама чувствуешь эту связь, ты и сама всё знаешь. Геката…

Она сжала кулаки и снова, применив немного божественных сил, оттолкнула его. Благо, Сцилла здесь не имела никакой власти.

— Тебе не хватает проблем? Недостаточно одного спорного союза с Олимпом? — слова жалили и кололи, нанося раны посерьёзнее той, что оставила сирена. — И ты ошибаешься, я ничего не чувствую к тебе, я ничего не знаю и ничего от тебя не хочу.

— Ты хорошо лжёшь, драгоценная, — улыбнулся Гермес.

Геката не стала спорить, лишь качнула головой и пошла к выходу, собираясь выпроводить его, однако Гермес и не думал сдаваться. Он догнал её, развернул к себе и заключил в объятья более крепкие, чем прежде. Такие, чтобы она точно не смогла вырываться — здесь он в полной мере мог применить божественные силы и сделал бы это в случае необходимости.

— Ты прекрасная… — Гермес стал целовать её лицо, сопровождая каждый поцелуй словами, — ты необыкновенная… Многоликая Геката… драгоценный камень во мраке…

Геката сопротивлялась, но уже как-то нехотя.

— Гермес…

Она сдалась, прежде чем повторила его имя снова. Её руки обвили его шею, дыхание сбилось — Гермес с удовольствием отметил, как она подалась вперёд, прижимаясь к нему всем телом. Он ликовал, празднуя победу своего обаяния над её неприступностью, но оказалось, преждевременно. Пальцы Гекаты зарылись в его волосы, и Гермес сам не понял, как оказался на шкуре, где сидел до того — Геката толкнула его туда и склонилась над ним. В её глазах сияли звёзды. Гермес тонул в них и не мог совладать с этим невозможным притяжением. Он перехватил её руку и, пока Геката не поняла, что произошло, потянул её на себя и уложил на шкуры, нависая сверху. Геката взмахнула длинными ресницами.

— Ты возьмёшь то, чего желаешь, Вестник, — с придыханием произнесла она, — это разрушит чары Афродиты, и ты забудешь сюда дорогу. Ты согласен на эту сделку?

Зачарованный её голосом, взглядом, запахом кожи, Гермес не сразу понял, что именно она говорит. Но, когда, наконец, смысл слов сформировался в его затуманенной страстью голове, весь мир будто бы обрёл излишнюю чёткость, даже жёсткость. Внутренности заледенели, а пылающий в груди огонь угас. Гермес тут же отстранился и сел.

— Нет. Каплей вина жажду не утолить… по крайней мере, не ту, которая сжигает изнутри, — Гермес посмотрел прямо на Гекату, не скрывая своих чувств. Но он и сам не догадывался, насколько сильно его расстроили её слова, пока не заметил, как крылышки шлема, оставленного у очага, сбросили пару золотых перьев на пол. — Не Афродита связала нас и не стрелы Эроса, они лишь предлог для того, чтобы я смог найти силы сделать первый шаг к тебе.

Геката усмехнулась и тоже села, поджимая под себя ноги.

— Да, я слышала. Мойры решили нашу судьбу… — она откинула длинные волосы с плеча на спину, — но я не верю в это. Гермес, подумай сам, свести Аида и Персефону — логично, а вот какой прок им от нашего союза? Чего они ждут от нас?

Он пожал плечами.

— Может быть, чтобы мы вышли за пределы конфликта, были теми…

— Не романтизируй! Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, особенно для меня. Правая рука Аида. Его друг, напарник и слуга. Ещё одна собака у чёрного трона. Так обо мне говорят?

Гермес мотнул головой.

— Я никогда не говорил ничего подобного. Я знаю, кто ты…

Геката прищурилась и потянулась к нему, упираясь руками в белый мех шкур.

— Ты ни-че-го обо мне не знаешь, Вестник. Сейчас ты или принимаешь моё предложение, или идёшь на проклятый Олимп и не появляешься рядом со мной без крайней надобности.

— Или, — Гермес коварно ухмыльнулся и тоже потянулся к ней, замирая в сантиметре от её губ, — я остаюсь и принимаю твоё предложение на своих условиях, — тон его голоса становился всё ниже, завораживая, так что, когда Гермес положил ладонь на щёку Гекаты, она забыла отстраниться, — и ты не сможешь отказать мне.

— Не смогу, — прошептала она в ответ, но тут же опомнилась и оттолкнула его руку, — брось эти игры!

— Нет, — в глазах Гермеса искрилась хитрость, — не брошу. Ты не можешь отказать мне, ты ведь не отказала, когда я пришёл спрашивать твоего совета. Признайся, драгоценная, ты не можешь устоять перед моим обаянием.

— Я не могу устоять перед желанием придушить тебя, — ответила она серьёзно, но Гермеса уже нельзя было провести. Ей нравилось спорить с ним.

— Ты злишься, потому что получила сердце самого очаровательного бога на свете, самого прекрасного, сиятельного и…

— Просто заткнись! — Геката, не сдержав улыбки, преодолела оставшееся расстояние до его губ и поцеловала.

Теперь ни у одного из них не осталось сомнений — они предназначены друг другу самой судьбой, их путь отныне и на долгие века сошёлся в единую широкую дорогу. В окно заглянули три луны, будто специально выделяя силуэты влюблённых, сглаживая острые углы, размывая детали… Геката была открыта, свободна и уверена в проявлении своих чувств, не стыдилась своей наготы, не боялась действовать требовательно и иногда грубо. То, что она делала с ним, не поддавалось никакому описанию. Гермес даже не мог сравнивать её с Афродитой, потому что с Гекатой было по-настоящему, это было по любви — искренно, отчаянно, горячо. Луны подсвечивали её со спины, создавая ареол, и Гермес любовался… видел саму суть жизни и смерти, рождался и умирал вместе с ней. Он терялся в ней, он терялся в чувствах, и всё, казавшееся невозможным ещё до заката, сейчас стало реальным, ощутимым, настоящим.

— Геката… Геката… — сухие губы шептали признания, смысл которых ускользал от погрузившегося в негу сознания. Только Геката, только её дыхание, только её тело, только их сердца, бьющиеся в унисон, — госпожа моего сердца.

— Не слишком ли смелое заявление для одного из двенадцати? — сбиваясь, прошептала она, устраиваясь в его объятьях.

— Не слишком, — он смотрел только на неё, гладил лицо и плечи, — я могу перестать быть одним из двенадцати ради тебя, я отрекусь от всего, скажи только слово…

— Мальчишка! — Геката убрала с его лба золотистый локон. — Такие жертвы мне не нужны.

— А какие нужны? Чего ты хочешь, моя богиня, я сделаю, что…

Геката прервала эту пламенную речь, прижав палец к его губам.

— Никаких жертв, никаких обещаний, никаких слов.

Гермес взял её руку и поцеловал каждый палец. Он был счастлив, как ребёнок, нашедший нечто ценное, то, о чём очень давно мечтал.

— Всё, что скажешь, всё, что угодно…

— Нет, — очень серьёзно сказала Геката и села, склоняясь над ним так, что её волосы, волной упавшие вниз, закрыли его от света трёх лун, — послушай меня внимательно, Гермес. Очень скоро все узнают, что ты был здесь… — она помялась, — слухами мир полнится, а Олимп любит слухи. Наш союз опасен и нежелателен для обоих сторон, будь осторожен в том, что говоришь и делаешь, следи, чтобы упоминание нашей связи не шло одновременно с важной информацией. Мы не откроем друг другу ничего из того, что должно быть сокрыто…

— Мы будем вне конфликта, как я и сказал, — заключил Гермес, выдыхая с облегчением. — О большем я не мог и мечтать.

Геката улыбнулась и шепнула.

— Но ты получишь больше, — она изящно провернула ладонь, сжала пальцы и раскрыла их, показывая Гермесу ярко-алый рубин, мерцающий её божественной силой. — Возьми, — она вложила рубин ему в руку, — и не утруждай себя поиском перекрёстков. Сожмёшь камень в руке, и он доставит тебя прямо сюда, ко мне… в следующий раз дам ещё один, они одноразовые.

— В следующий раз… — мечтательно повторил Гермес, а затем приподнялся и утянул Гекату на себя, в поцелуй, который говорил больше слов о его счастье, о его чувствах и благодарности.

Они ещё долго не могли оторваться друг от друга, прежде чем Геката отстранилась, чтобы перевести дыхание.

— Побудь со мной, богиня моего сердца, — шепнул Гермес и вдруг изобразил испуг, — ты же ещё не выгоняешь меня?

Глаза Гекаты светились счастьем, да и вся она сияла божественной силой, будто обрела себя, раскрыла нечто глубоко запрятанное на дне души.

— Конечно, нет, — игриво заверила Геката и передразнила его, — ведь ты же самый прекрасный, сиятельный, неподражаемый Олимпийский засранец, каких я… — она рассмеялась, ускользая от его поцелуя, — ещё не знала.

— Иди сюда! — подхватывая её смех, Гермес сделал рывок и сцапал её в охапку, притягивая к себе, прижался лбом к её виску, и заявил уже совершенно серьёзно. — Я счастлив, Геката. Ты не можешь себе представить, как я счастлив.

Она обняла его в ответ.

— Почему же? Могу. В этом мы единодушны.

***

(наши дни)

Фиолетовым облаком Гипнос спустился ко дворцу Аида, где у края серых лиан, изрывших землю, стояли три девушки. Рыжая толстушка, поедая пирожок, сидела на корточках и заинтересованно разглядывала переплетённые сухие стебли, худенькая девушка с косой смотрела в алое небо, выискивая что-то, известное только ей, третья — высокомерная леди в брючном костюме — расхаживала из стороны в сторону, тихо рассуждая сама с собой.

— Что здесь случилось, Геката? — спросил Гипнос. — Я… когда я уходил, всё было в порядке.

Геката собралась в единую себя и вынула запутавшийся в волосах листик гранатового дерева.

— Если ты последним видел Аида, то знаешь, что он отдал скипетр Персефоне? — вместо ответа спросила она.

Гипнос потянулся поправить одежду, и его рука на этих словах застыла в неоконченном движении. Он поднял на Гекату взгляд, полный глубокого неподдельного удивления.

— Что он сделал?

— Он отдал скипетр, чем понизил свои шансы на выживание почти до нуля.

— Я не понимаю…

— Я тоже. Единственное, что можно предположить, — Геката оттолкнула подкравшуюся к ней лиану, — это его желание её спасти. Если всё прошло не так, как надо, и Персефона пострадала, он мог отдать ей скипетр, чтобы она осталась в порядке.

Гипнос покачал головой.

— Но принять такую силу в себя и уж тем более подчинить не каждый бог сможет. О чём он думал?

— Без всякого сомнения, он прекрасно знал, что делает, и знал обо всех рисках. Ведь даже временный уход Персефоны к Кристаллу Душ мог значить для него полное поражение.

— Значит, он рассчитывал и на нашу помощь в том деле… Хорошо, — Гипнос кивнул и прошёл мимо корней в сторону главного входа, оценивая объём работы. Лианы дремали, посапывая-постанывая во сне. — Она там, внутри, — задумчиво проговорил Гипнос, — и сила её невероятна. Это большой риск, Геката. В тот раз с Аидом я хотя бы имел представление о его силе, сейчас… Что думаешь? Если я попробую погрузить их в божественный сон, ты успеешь найти Персефону и поговорить с ней?

— Не знаю, но собираюсь сделать это в любом случае, — Геката хотела подойти к Гипносу, но первый же шаг сделала слишком близко к лианам, и они мгновенно пробудились. Взвились как дикие ядовитые змеи и зашипели, кидаясь на неё. Геката отскочила назад и, обойдя несколько деревьев, встала у Гипноса за спиной. — Будем надеяться, Персефона узнает мой голос.

Гипнос сжал кулаки и вздохнул.

— Может быть, стоит мне… — он резко замолчал, встретив взгляд Гекаты и согласно кивнул. — Ладно. Тогда по готовности. Отойди.

Геката отошла, и Гипнос, потерев ладони друг о друга, развернул их в сторону лиан и раскрыл пальцы резким точным движением. Из каждого пальца взметнулись разноцветные нити сна, взлетели высоко над лианами, застыли там на миг, а затем ринулись вниз, опутывая, сжимая, утягивая в свой плен. Лианы зашипели, задёргались, но долго сопротивляться не смогли и вскоре упали на землю и натурально замурчали, будто разнеженные коты. Руки Гипноса были напряжены до предела, хотя со стороны казалось, что он не делает ничего особенного.

— Иди, — Гипнос бросил взгляд на Гекату, — не перемещайся, вспышка твоей силы разбудит их. Скорее! Не знаю, сколько смогу продержаться так.

Геката ответила глубоким вздохом и сделала первый шаг вперёд. Переступая через сопящие и ворчащие лианы, рассчитывая каждый шаг с превеликой осторожностью, она, наконец, достигла входа во дворец. В коридорах было тихо и темно. Геката могла только предполагать, как далеко распространилось действие сна, и шла наугад по росту лиан, рассчитывая, что сумеет спастись в случае неудачи. Чем дальше, тем мрачнее и страшнее выглядел дворец… само царство Теней казалось менее мрачным и пугающим, чем эти скрюченные сухие лианы, сонно ползущие по стенам и полу.

Геката прошла по анфиладе и свернула к тронному залу, когда лианы внезапно проснулись. От гула содрогнулся дворец, и мир перевернулся. Цепкие щупальца лиан обвили талию Гекаты, блокируя любое проявление божественной силы, протащили её по коридорам в комнату Персефоны и там прижали к стене, приподнимая над полом. Роза Гермеса рассыпалась в пыль. Лианы ползли к Гекате отовсюду, сковывая движения, взбирались по ногам и рукам, медленно приближаясь к горлу. Несколько минут спустя участь Гекаты постигла и Гипноса.

— Она всё знает, — успел сказать он, прежде чем лианы заткнули ему рот.

— Что всё? — Геката перевела взгляд на основание лиан, где из серо-сухих они переходили в мертвенно-чёрные, и больше ничего не сказала.

В центре комнаты, будто в воронке от взрыва, окружённая лианами и жухлыми жёлтыми листьями, стояла Персефона. Та самая Персефона, которая совсем недавно прошла мимо Гекаты и Гермеса, и всё же совершенно иная. Босая, в тёмном лёгком одеянии и со скипетром, она смотрела на незваных гостей с угрозой, таящей в себе крупицу безумия.

— Кто вы такие? — её голос разнёсся утробным тройным эхом.

Геката не нашла ничего лучше, чем сказать ей самую очевидную вещь.

— Персефона, это не ты… это не ты…

Лианы вдруг сдвинулись с места с таким звуком, будто отклеились от вязкой болотной жижи, и перенесли Персефону прямо к Гекате. Минуту или целую вечность Персефона не делала ничего, только смотрела Гекате в глаза, но затем взгляд её стал печальным, и она прошептала, становясь беззащитной и слабой.

— Скажи мне, что он сделал? Скажи мне, зачем он так поступил?

Геката приоткрыла рот. Она и хотела, и не могла сказать ей, пока не могла. Геката обещала Аиду, что расскажет Персефоне всё уже после, когда станет известна его судьба.

— Я обещала ему… — ответила она, — я не могу.

— Я прошу лишь правды, — тихо сказала Персефона, — маленькой правды о нём… — она с надеждой посмотрел на Гипноса и тут же отвернулась. — Я так и знала, — Персефона обрела прежний властный вид и, возвращаясь в центр комнаты, повторила, — так и знала! Олимпийцы или нет, боги или сущности… не важно! Ложь, обманы, умалчивания! Чем вы отличаетесь от тех, с кем воюете? Арес прав на ваш счёт, Арес абсолютно прав!

Лианы снова впечатали Гекату в стену, на этот раз сильнее, сдавили и её, и Гипноса до хруста костей. Не было бы ни единого шанса противостоять этой стихийной катастрофе, подпитанной глубокими чувствами утраты, не было бы ни одной возможности спастись, если бы в этот самый момент не пошёл снег. Да, настоящий белый и пушистый снег, падающий с потолка: снежинки закружились, искрясь и переливаясь, заставляя комнату сиять. Лианы мгновенно успокоились и отступили. Геката заметила узор на снежинках, и сердце её пропустило один удар, потому что это могло значить только одно. Макария вернулась. Но Макарии нельзя было возвращаться, нельзя было подвергать себя опасности. И всё же она вернулась без призыва Гермеса, она пришла.

Яркий свет залил комнату, и лианы попятились, сворачиваясь клубочками перед белоснежной девой. Сверкающая морозными бликами зимнего утра, Макария прошла к Персефоне и беспрепятственно обняла её.

— Всё будет хорошо, — сказала она, — вернись ко мне… Мама

___________________________________________________

*После того, как Ариадна помогла Тесею выбраться из лабиринта Минотавра, они покинули Крит и отправились на остров Наксос. Там, по одной из версий мифа, Тесею во сне явились боги и приказали оставить Ариадну. Так одним утром Ариадна проснулась одна, Тесей бросил её, и она от горя хотела сброситься со скалы в море, однако девушку заметил бог Дионис и спас. Он полюбил её, остался с ней, утешал её и ухаживал за ней, пока она тоже не полюбила его в ответ. Так Ариадна стала супругой бога Диониса.

*Эрос младший, сын Афродиты всегда носил два комплекта стрел. Золотые и свинцовые. Золотые вызывали чувство влюблённости, в то время как свинцовые — отвращали от предполагаемого возлюбленного.

*По одной из версий мифа, Сцилла, дочь Гекаты, выглядела как человекоподобный монстр, из тела которого росли длинные отростки с острозубыми жуткими головами. Сцилла отбирала лица смертных девушек, их красотой приманивала моряков, а потом убивала их.

Глава 33. Царица Теней

Власть. Что она знала о ней? Ни в прошлой жизни, ни в этой Лина и представить не могла, какую необъятную, невозможную силу держал в руках Аид. Теперь эта сила оказалась у неё. Треть мира. Самая большая и самая тёмная часть мироздания — оступишься, и уже никогда не сможешь встать без посторонней помощи. Но помощь была. Она витала вокруг магией морозного утра, врывалась во тьму лучом холодного зимнего солнца, чистой неиссякаемой надеждой.

«Вернись ко мне… Мама», — эти слова стрелой пронзили застывшую тишину и разбили её на мелкие осколки.

Лина вздохнула, ощущая на плечах руки Макарии, и робко обняла её в ответ. В глазах прояснилось. Сквозь прядь белоснежных волос, украшенную нитью драгоценных камней, было видно, как меняется спальня Персефоны, как восстанавливаются разрушенные части стен и мебели, осколки собираются и возвращаются в зеркало, а светлячки зажигаются голубоватым мерцанием под потолком. Лина отстранилась и только теперь заметила Гекату и Гипноса, приводивших себя в порядок после сражения с лианами. Геката перекинула волосы с плеча на спину и подняла взгляд. Краткий миг она смотрела на Лину так, будто не понимала, кто перед ней, затем моргнула и резко отвернулась.

Лину это обидело.

Даже сейчас, когда хранить тайны уже не имело никакого смысла, Геката упрямилась и не находила сил достойно в этом признаться. Лина приоткрыла рот, собираясь высказать всё, что думает, но вдруг чётко осознала, что не хочет, просто не находит в себе причин тратить на это время. Все эмоции и чувства притупились, словно кто-то незримый заточил их в кокон, из которого до её сердца долетали лишь отголоски, не трогающие и не приносящие боль, и только связь с царством Теней горела ярким пламенем. Связь гораздо более сильная, чем прежде, связь головокружительная, беспредельная и необъяснимая, приносящая тяжесть ответственности и вместе с тем понимание, что любое сказанное слово должно быть взвешено, ибо оно — закон, а любое решение обдумано, ибо оно — основа власти.

— Геката, — Лина не ожидала, что её голос прозвучит так холодно и строго, — расскажи мне всё.

Геката выдержала долгую паузу, прикрыла глаза и отошла к Гипносу.

— Я не могу… — голос сорвался, и ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы добавить, — я поклялась ему. — Геката предпочла бы умереть, чем предать его доверие.

— Владыка избавил тебя от всех клятв, передав скипетр царице, — возразила Макария. — Расскажи! Мне тоже важно знать, что именно он сделал, — она почти умоляла.

— Я же сказал, нет смысла скрывать, она всё знает, — поддержал Макарию Гипнос, но Геката только упрямо сжала губы, будто не верила им.

Молчание затянулась, и Лина решила действовать сама.

— Хорошо, тогда я буду строить догадки, — сказала она. — Предположим, Владыка Аид перенёс сосуд с сущностью Кроноса в себя. Так? — Лине было странно почти ничего не чувствовать по этому поводу, и она стала ходить из стороны в сторону, чтобы отвлечься от себя самой. — Это был уже второй перенос, который наверняка прошёл тяжелее, чем Аид планировал. И, раз кольцо с частью его сущности исчезло, значит, потребовалась полная сила, чтобы защитить кого-то из нас, — Лина снова посмотрела на Гекату в поисках подтверждения своих слов, — однако, скипетр у меня, из чего я могу сделать вывод, что защита нужна была не кому-то из нас, а обоим. Аид отдал скипетр, потому что кольцо, которое должно было защищать меня, спасло его… Что ж, по всему выходит, Аид ушёл умирать. Он отправился к Аресу вместо меня?

— Да, — наконец, призналась Геката, — Владыка действительно отправился к Аресу вместо тебя, но не умирать. В его силах объединить божественную сущность Кроноса со своей и выиграть нам время… то есть, так и было, но теперь, без скипетра…

— Так вот, что он задумал! — поражённо произнесла Макария. — Вот чего не хватало в паззле Сердца Геликона. Время поглощает всё, и только смерть может поглотить время, только смерть устоит перед беспощадным его течением… и любовь, — задумчиво проговорила она и, будто опомнившись, схватила Лину за руки. — Царица, я поняла. Я всё поняла! Вы должны пойти к нему, быть рядом и разделить с ним и силу титана, и битву, и её последствия. Вы очень нужны друг другу, вы должны пройти через это вместе.

Лина подумала, что её согласие и без того очевидно — конечно она пойдёт к нему, пошла бы в любом случае, лишь бы всё это закончилось, лишь бы бесконечный круг лжи и предательств разомкнулся, и она смогла бы стать свободной. Лина собралась озвучить это, когда Геката и Гипнос перебили её, воскликнув в один голос:

— Гермес!

— Гермес!

Их возмущению не было предела. Гермес возник рядом с ними, стряхивая песок — крылышки боязливо жались к бейсболке.

— Ты оставил Морфея одного? — не веря собственным глазам, спросила Геката. В текущих обстоятельствах Морфей был бомбой замедленного действия, которую ни в коем случае нельзя было оставлять без присмотра. На фоне его возможной свободы всё остальное меркло и теряло смысл.

— Нет, конечно, — оскорбился Гермес, обводя всех взглядом, — я же не идиот! Танатос меня сменил.

Гипнос что-то недовольно пробормотал и ушёл, не утруждая себя эффектным исчезновением.

— А я смотрю, вы все в порядке… и Макария…

Геката проводила Гипноса взглядом, а потом скрестила руки на груди и встала в позу перед Гермесом.

— Да, это пока… если ты упустил Морфея…

— Не упустил я его, да и не ушёл бы, если б не появились дела поважнее, — серьёзно сказал он в непривычной для себя манере. — Тут ситуация… Тёмная стража в общем… вот.

— Тёмная стража? — Лина перевела взгляд с Гекаты на Макарию и обратно.

По их лицам было видно, что они прекрасно знают, о чём идёт речь, и не понимают, почему она вообще задала этот вопрос.

— Это очень срочно, — первой спохватилась Макария. — Пойдёмте. Вы всё поймёте, когда увидите.

Они вышли. Лина последовала за Макарией не столько из любопытства, сколько из-за желания быть рядом с ней, ощущать её ауру, любоваться блеском волос. Прямо перед выходом из дворца Лина поймала себя на мысли, что с сожалением слышит в свой адрес «вы» и «царица» — обронённое в порыве чувств слово «мама» казалось более приемлемым и даже необходимым. Но могла ли она просить о таком? Могла ли настаивать?

Тяжёлые двери дворца медленно распахнулись, и Лина, едва коснувшись ногой ступеней, застыла. Перед ней в алых вспышках вулканов Тартара сверкали тысячи копий, целое море золотых наконечников, возвышающихся над коринфскими шлемами божественной стражи Аида — одной из трёх, созданных Аполлоном для верховной троицы. Лина совсем об этом забыла. Босая и простоволосая, всё в том же чёрном платье, в котором едва не убила Гекату и Гипноса, она стояла, не в силах поверить собственным глазам. Однако разум её, на удивление, был чист и светел, и решение не заставило себя ждать — она сделала шаг вперёд и взяла в руки скипетр.

Алые всполохи отразились в зубцах скипетра, а затем тишина, какой не бывало с начала времён, опустилась на царство Теней, и лишь сердце, только сердце напоминало Лине, что всё реально. Время тянулось тягучей вязкой субстанцией, заставляя думать, что ничего не вышло, что всё это ошибка и просто дурной сон, а потом всё случилось.

Весь легион тёмной стражи убрал копья, снял шлемы и преклонил колени так, будто был единым живым организмом.

— Приветствуем царицу Теней! Приветствуем царицу Мёртвых!

***

«Судьба строительного гиганта Атлант. Куда пропал Максим Невский?» — гласил заголовок статьи на главной странице газеты «Коммерсантъ».

Максим сидел в кресле у окна, сжимая газету так, будто её сейчас унесёт ветром.

«Не далее, чем вчера, глава корпорации НеоПроект заявил о возможных переменах на рынке недвижимости и о выходе на поле новых игроков. „Компания Атлант, лидирующая восемь лет подряд, теряет позиции в рейтинге, и мы не можем отрицать, что такое положение дел, скорее всего, связано с исчезновением Максима Невского“, — сказал он. (прим. редактора: уже много недель остаётся тайной, где находится глава Атланта М. Невский, и что с ним). В прошлом месяце глава ТехноБизнес выступила с похожим заявлением. „Компания Атлант, наконец-то, посторонится и даст шанс другим зарабатывать в этой сфере“, — сказала она в интервью телеканалу „24“. Множественные заявления конкурентов вынудили генерального директора Атлант Софию Леонову выступить с опровержением слухов. Цитата: „Максим Невский остаётся владельцем Атланта, с ним ничего не случилось, он находится на особо важном проекте и редко выходит на связь. Компания стабильна и понижение в рейтинге всего лишь временный показатель“. Что же происходит на самом деле и кому верить? Ответ даёт уполномоченный представитель Национальной Ассоциации Строителей Алексей Белов. Статья 12.стр.»

Макс тяжело вздохнул и свернул газету. Софье он полностью доверял и знал, что она решит любую проблему без его непосредственного участия, он не доверял самому себе. С тех пор как Гермес спас их в «Протекте», Макс не находил себе места — он не понимал, что будет дальше, что будет с ним, с «Атлантом», с миром, в конце концов. Непривычная связь с Клессандрой, образованная системой «Протекта», не тяготила, но в то же время мешала полноценно воспринимать окружающий мир, а значит и использовать божественные способности. Вот и теперь, задумавшись об этом, Макс пропустил момент приближения гостя и почувствовал его, только когда тот появился на пороге. Он вскочил на ноги, уронив газету, и резко обернулся от леденящей душу ауры тьмы. Макс ожидал увидеть кого угодно: Гекату, Танатоса, может, Харона, но только не её.

— Это я, — Лина остановилась на пороге, — можно войти?

В ней с трудом узнавались прежние черты: чёрные джинсы, чёрная водолазка, заправленная под ремень, туфли без каблука и чёрный классический плащ, — Макс едва смог поверить, что перед ним именно она, женщина, которую он любил так долго. Лина поняла, что Макс не в состоянии дать ответ и вошла сама. Комната, одна из тех, что находились у мастерской на Лемносе, была светлой и уютной — старинная обстановка, витающие в воздухе ароматы моря. Лина осмотрелась и задержала взгляд на Максе, его футболке и брюках, не скрывающих очертания красивого тела, его открытых руках, похожих на слитки треснувшего золота — так выглядел застывший ихор чистокровного бога после воздействия на него божественной силы. Аид был прав, Макс — сын богини.

— Как ты себя чувствуешь? — она постаралась вложить максимум доступного ей сочувствия в этот вопрос.

— Нормально… — соврал он. — Мы с Клесс переживём. — Равнодушие Лины в такой момент, как ничто иное, ударило по его чувствам, Макс отвернулся, поднял газету, переложил карандаш и несколько раз переставил кружку с места на место. Он заговорил снова после небольшой паузы: — Значит, царица Теней оставила своё царство… — с его губ сорвалась тихая усмешка. — Ради чего? Ради мира или мужчины, которого она любит? А может, ради себя?

— Я выполнила свой долг насколько смогла, — невпопад ответила Лина и стала говорить без разбора, не находя в себе сил остановиться. Их последний разговор закончился ничем, и сейчас ей необъяснимо хотелось высказаться, — царство Теней стабильно, защита восстановлена. Геката осталась, чтобы помочь Гипносу, а Макария уйдёт с Гермесом, но прежде поговорит с Афродитой… — воздух в лёгких закончился. Лина замолчала, осознав, что говорит слишком много совершенно ненужной информации. Зачем это Максу? Что может быть интересного в жизни богов, которых он на правах сына Гефеста привык презирать? Однако оказалось, что он готов поддержать тему.

— Как она? — Макс взволнованно сглотнул. — Афродита…

Лина удивилась.

— Не знаю. Я видела её мельком после Совета, а в царстве Теней с ней были Геката и Гермес. Я с ней не говорила… А почему ты спрашиваешь?

— Да, так… — Макс повёл плечами, будто сбросил с них неприятное ощущение, и снова стал передвигать вещи на столе. — Просто… она моя мать.

Слова Аида ярко вспыхнули в памяти: «Эта богиня никак не могла стать матерью сына Гефеста, но одновременно с тем я не могу и не доверять своим чувствам». Лина ждала объяснений и благодарила Ананку, что та позволила ей на время забыть о сильных эмоциях.

— Лирия Невская, — продолжил Макс, — и есть Афродита. Отец всё время знал.

— Я говорила с Гефестом, — произнесла Лина, — он сказал так много, а оказывается опустил самое важное. Ты сын богини, которая ненавидела меня много веков.

— Она хочет тебе помочь, — возразил Макс.

— Сомневаюсь. — Лина скрестила руки на груди. — Серьёзно, я сомневаюсь. У Афродиты могло быть сколько угодно причин завести сына от Гефеста, но только не помощь мне.

Макс не ответил, и разговор снова зашёл в тупик. Какое-то время они молчали: Макс продолжал создавать видимость активной деятельности, Лина наблюдала за ним. Она думала над хитростью и коварством Судьбы, а он размышлял над разговором, который необходимо было продолжить.

— Не уверен, что имею право задавать вопросы, — наконец, сказал Макс, — но что ты здесь делаешь?

— А? — Лина вздрогнула. Она совсем потеряла счёт времени, погрузившись в собственные мысли. — Я пришла к тебе сразу, как только Гефест рассказал, что случилось в «Протекте». В конце концов, перед лицом опасности я хотела бы остаться твоим другом и разрешить нерешённые вопросы, — Лина улыбнулась, повторяя когда-то сказанные Максом слова, — вдруг это в последний раз?

Он какое-то время очень серьёзно смотрел на неё, а затем тихо рассмеялся и покачал головой.

— Не понимаю, как мы оказались в этой точке времени и пространства? Как докатились до такого? Что стало с той девушкой, которая хотела навсегда забыть свою божественную природу?

— Она здесь, — сказала Лина, — и, кажется, хочет этого ещё сильнее. Я всё ещё я.

— Не ты. Нужно слишком хорошо тебя знать, чтобы за всей этой мишурой мрака и власти увидеть истинную тебя. Царица Теней, супруга Аида, богиня Персефона, богиня Кора, наследница крови Зевса, я с трудом могу понять, кто из них сегодня вошёл в дверь моей комнаты, — он взъерошил волосы на затылке. — Знаешь, Посейдон отдал под наше с Клесс руководство небесную стражу Зевса, теперь я глава небесной стражи, а ты тёмной. Получается, мы на одной стороне, но так далеки друг от друга, будто находимся в разных концах многомиллионного легиона.

— Судьба непредсказуема… — Лина посмотрела на Макса из-под длинных ресниц и сменила тему. — Может, расскажешь, какие у вас планы?

— Я сам не знаю. Сегодня, как я понял, собрание, там всё и расскажут, — Макс потёр переносицу, — кстати… наверное, тебе стоит это знать… когда мы с Клесс сражались в «Протекте», слышали разговор Деймоса и Амфитеуса. Похоже, что Арес обещал Амфитеусу линию власти Деметры за исполнение определённых приказов, но что-то пошло не так…

— Какой же бред, — возмутилась Лина, и её аура опасно заискрила рядом с Максом, заставив его отступить, — какой чудовищный бред! Арес собирается разрушить мир и создать новый. Амфитеус просто дурак, если думает, что там будет место богам Плодородия, место живой природе или живым существам, неспособным вести войну.

— В общем, согласен, но я не об этом. Что если у нас получится использовать Амфитеуса в своих целях? Или переманить? Может быть ещё не поздно? Идея, конечно, так себе, но мало ли?

— Макс, он же убил… — Лина не договорила, прерванная громким возгласом Клесс.

— Лина, наконец-то! — она ворвалась в комнату морским бризом, но, едва ощутив тёмную ауру, притихла, бочком пробралась к креслу и села. — Кошмарная аура, просто ужас, — Клесс перевела взгляд с одного на другого. — Я не помешала?

— Нет, я как раз собиралась уходить, — Лина ещё раз посмотрела на Макса и кивнула, — я подумаю об этом. Спасибо.

Она почти вышла за дверь, когда Клесс окликнула её.

— Подожди, Лин! Амфитрита просила тебя зайти к Гере… Не обязательно, но если захочешь…

— Я зайду.

***

Лина ждала Амфитриту у комнаты, где обосновалась Гера, но мысли её были далеко от этого места. Она думала об убийстве родителей, об Августе и о признаниях Амфитеуса в ночь их первой встречи — в детстве Амфитеус хотел подражать сестре, хотел видеть её, дружить с ней. Может быть, Макс был прав насчёт него? Может быть, ещё не поздно? А если да, то готова ли она простить его или хотя бы позволить ему объясниться? Сможет ли не злиться при виде него? Сможет ли принять?

— Персефона!

Лина обернулась, впервые по-настоящему отреагировав на это имя как на своё собственное. Амфитрита взглядом указала на приоткрытую дверь и вошла, удерживая в руках клубничные пирожные и плетёную корзинку с фруктами. Комната Геры отличалась элегантной роскошью и полумраком, который создавала тонкая бархатная ткань на окнах: здесь были и цветы, и уютные пледы, и мягкие подушки с изображением павлинов. Лина осторожно переступила порог.

— Поговори с ней, — попросила Амфитрита, опуская корзинку и пирожные на низкий столик. — Она не разговаривает со мной второй день, может, с тобой станет? Ты же знаешь, что случилось?

Лина знала, что Гера потеряла силу — Гефест поделился с ней подробностями — но ни ответить, ни даже кивнуть она не успела. Гера ответила сама.

— А что такого случилось? — её голос звонко разнёсся по комнате.

Гера вышла на свет, и Лина едва узнала её. Казалось бы, они виделись совсем недавно, на Совете Триединства, но тогда перед ней была властная царица мира, а сейчас — женщина, этим миром преданная. Уставшая, оскорблённая, злая.

— Как думаешь, что случилось, Персефона? — продолжила Гера, повышая тон голоса с каждым словом. — А я тебе скажу! Я потеряла силы! — она с грохотом поставила бокал на столик. — Я была одной из первых, одной из тех, кто прошёл весь этот ужас вместе с Зевсом, Посейдоном и Аидом! Почему я? Почему это случилось именно со мной?!

— Послушай, Гера, ты должна успок… — начала Амфитрита.

— Не надо! — перебила Гера и ткнула в неё пальцем. — Не смей говорить, что я должна, а чего не должна! Зачем вы пришли? Обе! Зачем? — её гнев усиливался, медленно подбираясь к той грани, за которой ждала лишь истерика и отчаяние. Лина и Амфитрита, к сожалению, никак не могли этому помешать. — Зачем вы здесь? Чтобы я почувствовала себя ничтожеством! Пылью у ваших ног! Да?

— Всё не так, Гера, мы можем помочь… — сказала Лина, переглядываясь с Амфитритой, — мы… хотим помочь.

— Ага! — Гера схватила апельсин из корзинки и сжала его так, что треснула кожура, а сок потёк по рукам. — Особенно ты! Жена Аида! — она выплюнула его имя как ругательство и с размаха метнула апельсин в Лину.

Лина отклонилась. Апельсин пролетел в паре сантиметров от её головы и угодил в стену. За ним последовал мандарин и ещё один апельсин, от ударов которых Лина ушла с тем же изяществом.

— Гера! Прекрати! — Амфитрита выхватила из её руки яблоко и вовремя поймала два летящих на пол пирожных. — Пожалуйста, хватит!

— Вы не понимаете! Никогда не поймёте меня! Ты, Амфитрита, живёшь, как сыр в масле, в уютном водном мирке Посейдона, который адаптируется ко всем трудностям и ни во что не вмешивается. Удобно, тепло, светло и Немейские львы не царапают, да?

Амфитрита собралась было ответить, но Гера уже переключилась на Лину.

— А ты под крылышком самого сильного из трёх братьев, в тишине и покое среди мёртвых! Даже если ты станешь последним отбросом смертного общества, он пойдёт за тобой, потому что ты так похожа на его первую любовь. И хотя ты в счастливой безопасности, ты всего лишь замена той, кого никогда не вернуть!

Эти слова полоснули Лину по сердцу хлыстом Деймоса, и кокон, сдерживающий чувства, пошёл трещинами. Ещё чуть-чуть, ещё шаг, и она рухнет во тьму бесконтрольной Власти, чего ни в коем случае нельзя было допускать. Нужно держать себя в руках. Держать в руках.

Лина закрыла глаза, сосредоточившись на этой мысли — Амфитрита поняла её состояние по одному взгляду. Хлопок! И поток воды окатил Геру, намочив её с головы до ног.

— Дура! — выкрикнула Гера, откидывая со лба мокрые пряди.

— На себя посмотри! — бросила в ответ Амфитрита. — Хватит вести себя как ребёнок, потерявший любимую игрушку. Я обещала помочь тебе, и я найду выход, когда решится более важная проблема!

— Я не верю тебе, Амфитрита, — не унималась Гера. — За все дни, проведённые здесь, я не услышала от тебя ни слова поддержки. Ты даже не можешь признаться мне, рассказать, что вы узнали! Кто стоит за всем этим?

— Арес, — сказала Лина, поставив этим точку в их споре.

Амфитрита широко распахнула глаза, Гера застыла на месте.

— Что ты сказала? — прошептала она. — Повтори!

— Я сказала, — Лина уверенно подошла к ней, — за всем этим стоит твой сын. Твой самый любимый сын. Гера!

— Нет… — Гера с неверием покачала головой, — нет. Я видела женщину, женщину, это не мог быть Арес… — прошептала она и нахмурилась. — Ты лжёшь!

— Я не лгу, — Лина отвела руку в сторону и взяла из воздуха скипетр. — Я бы не стала обвинять твоего сына в том, чего он не совершал, но я сама пострадала от его рук и уверена, что виноват в твоём состоянии тоже он. Знаешь ли ты, что Зевс взял стражу Ареса вместо Небесной перед Советом? Нет? Так вот тебе сюрприз. Аресу не обязательно действовать лично, и, разумеется, вместо него могла быть женщина.

Гера сжала кулаки.

— Нет! Нет, я не верю! Ты мстишь за то, что я только что сказала о его первой любви, о Левке! Всё это неправда, иначе, почему бы тогда…

— Она говорит правду. В глубине души ты понимаешь это, Гера… — сказала Амфитрита.

— Нет! — крикнула Гера и в гневе скинула со стола всё, что на нём стояло. Фрукты разлетелись по полу, пирожные испачкали ковёр.

— Не поддавайся отчаянию, Гера, — спокойно и строго сказала Лина. Скипетр будто подсказывал ей слова, и она доверилась ему, позволив себе говорить открыто, — с божественной силой или без неё, бессмертная или смертная, ты всё ещё царица Олимпа, царица существующего мира. И этот мир может быть разрушен одним из твоих сыновей. Чем раньше ты признаешь это, тем скорее проблема будет решена.

Гера хищно обернулась к ней, но взглянув в глаза, успокоилась.

— Однажды Мойры сказали мне, — продолжила Лина, — «Сделай, что должна»! И я передаю тебе эти слова. Сделай, что должна, Гера, будь достойна своего трона и своего супруга. Ты меня услышала?

Гера не нашлась с ответом и медленно опустилась в кресло, не понимая как реагировать на подобную отповедь. Она могла бы обвинить её, могла бы продолжать оскорблять, но не стала — Персефона напомнила ей Аида тех времён, когда все шестеро детей Кроноса сражались плечом к плечу. Когда Аид, самый старший из них, мог строго отчитать кого-то, но не со зла и не из вредности, а потому что так было нужно, потому что это помогало. Геру охватило чувство вины. В те далёкие времена она встала на сторону Зевса, позволила братьям отдалиться друг от друга, позволила произойти всему, что произошло. Гера была недостойной царицей, и Персефона только что подала ей пример.

— Прости, — вдруг сказала она, — ты во всём права… я не должна была так…

— Тебе не за что извиняться, — ответила Лина, — просто держи себя в руках.

Гера разглядывала её, будто увидела впервые. Много веков она прятала в себе обиду на Аида за то, что он так и не выбрал Гестию, однако теперь поняла — Персефона составляла ему идеальную партию, никто бы не смог стать лучшей царицей, чем она.

— Это тяжело? Обладать такой властью? — эти слова вырвались у Геры прежде, чем она успела обдумать их.

Лина внутренне вздрогнула. Впервые с тех пор, как она покинула царство Теней, на неё накатила тоска, и нежеланные мысли полезли в голову. Как он там? Где он? Жив ли? Она сделала глубокий вздох, усилием воли возвращая себя в состояние покоя, и прошептала.

— Ты не представляешь насколько…

Глава 34. Сад скульптур

Собрание на Лемносе ознаменовалось очередным опозданием Посейдона. Он всё время куда-то спешил и всё время опаздывал, вот и теперь, ворвавшись в мастерскую, сразу перешёл к делу без всяких церемоний.

— Ещё пятеро, включая трёх генералов божественной стражи, получили твой знак, чтобы не тащились от границы защиты, а сразу приходили сюда.

Гефест отложил дела. Все уже были в сборе, кроме Гекаты, Гермеса и Афродиты, но Посейдон так погряз в текущих проблемах, что никого не заметил, продолжая обращаться только к Гефесту.

— Есть кое-что… — попытался перебить его Гефест.

— Все боги и полубоги, — гнул свою линию Посейдон, — отвечающие за города, оповещены, божественная система защиты активирована, в том числе система «Протекта» и защита дворцов в небесном городе. В целом, необходимая детальная подготовка закончена, и мы можем… — в этот момент он подошёл достаточно близко к столу, чтобы ощутить знакомую ауру, и обернулся, ожидая увидеть брата, но наткнулся на Лину и растерял все слова.

— Вы закончили, Владыка Посейдон? — Лина сидела совершенно прямо, сложив руки перед собой.

Посейдон сглотнул и обвёл всех взглядом, желая убедиться, что чувства его не обманывают, но никто не стал отрицать правды — скипетр действительно был здесь. Пришлось поверить в невозможное.

— Что случилось? — упавшим голосом спросил Посейдон.

— Макария принесла предсказание от сестёр-Судеб, — ответила Лина, — остальное очевидно. Полагаю, я должна найти Аида как можно скорее, вы можете помочь мне?

Посейдон тяжело вздохнул, провёл ладонью по лицу и медленно опустился на ближайший стул.

— Насколько я знаю, он бы не хотел, чтобы его искали, но раз скипетр здесь… это меняет дело. — он покачал головой. — Я не могу помочь, но кое-кто может… её ответа придётся ждать.

— Её? — Лина сложила ногу на ногу.

— Гестия, хранительница семейного очага и семейной связи детей Реи и Кроноса. Она может найти только нас пяте… — Посейдон откашлялся, — четверых, но со стопроцентной точностью. Афродита обещала навестить её, а заодно уговорить Афину присоединиться к нам… — он на миг задумался, — Афродита в царстве Теней, значит, придётся пойти кому-то ещё. Что думаешь, Гефест?

— Это сделаю я, — сказала Лина прежде, чем Гефест успел открыть рот. Она не хотела ждать кого-то подходящего, да и скипетр придавал ей уверенности в себе. — Я смогу и сделаю это прямо сегодня.

— Нет! Только не ты! — воскликнула Амфитрита. — Это плохая идея.

К удивлению Лины, многие согласились с этим мнением, в том числе и Макс. Клесс переглянулась с отцом.

— Вообще-то, я думаю, Ли… — она улыбнулась, — Персефона могла бы. Я знаю, о чём вы подумали, но сейчас, согласитесь, даже для Гестии нет причин отказывать нам в помощи. Мы все в одной лодке. К тому же у Персефоны давняя дружба с Афиной. Почему нет?

— Почему нет? — повторил за ней Посейдон и погладил ярко-рыжую щетину на подбородке. — Вынужден согласиться, это будет правильно. Гестии пора разрешить старые разногласия с собой, а Персефоне стоит узнать больше о своём супруге, — он с усмешкой встретил взгляд жены. — Не бойся, я уверен, Гестия ещё не выжила из ума и более чем способна осознать все риски.

Амфитрита нахмурилась.

— Хвала Зевсу, ты редко совершаешь ошибки. Надеюсь, это не одна из них.

***

Гестия жила недалеко от дома Лирии Невской, у которой Лина и Макс, будучи ещё в старшей школе, гостили много раз. Но что с неё — той прежней Лины — можно было взять? Она даже не знала, что ходит в гости к самой Афродите, что уж было говорить о соседях.

Дом Гестии оказался под двумя куполами божественной защиты, поэтому о перемещении не могло быть и речи, пришлось выйти в люди и снова на короткий период времени вернуться к себе прежней. Вооружившись белой толстовкой и кроссовками, полностью скрыв божественную ауру, Лина вышла к пляжу, окружённому скалами, дошла до мыса, уходящего в море, и оттуда поднялась по маленькой винтовой лестнице на небольшое ровное плато, покрытое пробивающейся сквозь землю зеленью. Лине показалось ироничным, что именно на Анфестерион* пришлось её новое появление в мире смертных — в новом статусе, но в том же значении богиня Мёртвых воплотилась в богиню Весны и поднялась на поверхность. Именно в этот период в прошлом она покидала царство Теней, и именно этот период был самым счастливым временем для всех, кроме неё и Аида.

Лина подошла к краю плато и взглянула на волны, бьющиеся о скалы внизу.

Всё давно изменилось: смертные больше не помнили старых праздников, не чтили богов, храмы сделали достоянием культурного наследия, а их жизнь — мифами, приукрашенной сказкой. Только это не снимало с богов ответственности, и те немногие смертные, кто был в курсе происходящего, сейчас в страхе ждали грядущего.

Порыв ветра ударил Лину в лицо, разметал волосы, и хотя день на Лемносе выдался тёплым*, здесь, наверху, это не имело никакого значения. Она завязала волосы в хвост, накинула капюшон и убрала руки в карманы.

— Эвр, ты не мог бы, пожалуйста, потише… — в шутку проворчала она, осматривая землю в поисках тропинки.

А Эвр взял и услышал. Он появился перед ней белёсым призраком, который очень скоро стал мужчиной лет тридцати пяти в классическом костюме и галстуке, а вместе с ним явились ароматы осеннего леса и костра.

— Восточный Ветер к вашим услугам, госпожа, — от его голоса стало теплее.

Эмоции Лины снова потонули в толще божественной силы, так что ей с трудом удалось изобразить удивление. Эвр смотрел с любопытством и насмешкой, какая появляется в глазах только у уверенных в себе мужчин.

— Прошу прощения, — вежливо сказала Лина, — я не думала, что мои слова смогут призвать одного из Анемов. Я иду по своим делам, мне ничего не нужно.

— А я ничего и не жду, — сказал он, — мне интересно. Будь вы смертной или наследницей, я бы не услышал вас, и… — он элегантно взмахнул рукой, перебирая пальцами, будто пытался наощупь определить структуру воздуха, — эта странная едва уловимая аура. Вы богиня?

— Допустим, — эта игра Лине показалась забавной. Она почувствовала себя вправе насмехаться над ним, отвечать ему дерзостью на дерзость, улыбкой на улыбку, но разговор с Гестией не мог ждать. — Я спешу.

— Я могу проводить вас… Значит, богиня? — тело Эвра на миг размылось, скользнуло вокруг Лины широкой полупрозрачной линией, и сформировалось правее, на пробивающейся из-под земли траве. — Нотки цветочных полей, нежность солнца, весенние трели птиц и… — он задумался, — определённо щепотка тьмы… В этом месте нет нужды скрывать свою силу, смертные остались внизу.

— Я скрываюсь не от смертных, — Лина приподняла уголок губ и взяла в руку скипетр с такой непринуждённостью, будто с начала времён владела им. — Я, правда, очень спешу.

Эвр вздрогнул и выпрямился, становясь серьёзным и деловитым.

— Царица, моим намерением не было вас оскорбить. Куда вы идёте, я, правда, могу помочь.

Лина убрала скипетр и кивнула.

— Хорошо. Где-то здесь живёт богиня Гестия, мне нужно к ней.

— Я провожу.

Шли молча. Лина благодарила Судьбу, что Эвр не стал расспрашивать дальше и не мешал ей сосредоточиться на себе и предстоящем разговоре. Несмотря на то, что Посейдон и Гефест посвятили её во все детали плана, прежде чем отпустить, казалось, они упустили нечто важное, нечто такое, отчего в сердце Лины копошилась неясная тревога. Ещё и это общее недовольство её кандидатурой для встречи с Гестией. Они же не знакомы, что может быть не так?

Тропинка неожиданно закончилась металлической калиткой с тяжёлой ручкой и звонком, Лина обернулась, чтобы поблагодарить Эвра, но не нашла его. Он исчез, не сказав ни слова на прощание, и ей ничего больше не осталось, как взять себя в руки и сделать следующий шаг. Долго никто не открывал, сердце отбивало ритм ускользающих секунд — Лина уже была в шаге от того, чтобы использовать божественные силы, когда калитка скрипнула, и в проёме появилась высокая строгая девушка. Она выглядела как главная героиня современных супергеройских боевиков: чёрный облегающий костюм, накидка с золотыми вставками, оружие в набедренной кобуре, кожаный плащ и высокие сапоги.

— Афина, — Лина не могла не узнать её. В воспоминаниях из прошлой жизни отчётливо всплывало лицо дочери Зевса, чуть надменное, чуть строгое, но всё же очень красивое.

Афина оценивающе осмотрела её и распахнула калитку.

— Ну, надо же, и впрямь, как живая… — она сказала это так буднично, будто с их последней встречи минула не целая вечность, а два или три дня. На ней сильно сказывалось общение с Гермесом, с которым она, как слышала Лина, до изгнания с Олимпа часто проводила дружеские вечеринки в мире смертных. — А с аурой твоей что? — Афина пропустила её внутрь и только теперь заметила перемены.

Лина второй раз за последний час предъявила скипетр.

— Это достаточно обоснованный ответ?

Афина не дрогнула, лишь кивнула, зато нимфы и сатиры, обитающие во дворе дома, так переполошились, что невольно привлекли внимание Лины. Она едва заметно улыбнулась, отмечая редкое чувство уюта — маленький домик, живые деревья, клумбы и грядки — приятно было знать, что другие боги относятся к растениям с тем же трепетом, с каким и она сама.

— Итак, у тебя скипетр, — после небольшой паузы, сказала Афина. — Почему? Я понимаю, Зевс не в себе, но с Аидом-то что?

— Боюсь, сейчас у них одинаковая проблема. Мне нужна Гестия, чтобы найти их, а тебе нужен Гефест…

Афина брезгливо скривилась.

— Зачем это? Мы с ним давно всё решили!

Лина поняла, что сказала глупость*, и исправилась.

— Я имею в виду, что Гефесту и Посейдону нужна твоя мудрость, умение вести войну, твои стратегии, тактики…

— Ах, война… — Афина нахмурилась, — почему им так сложно понять, что поднимать оружие нужно только и исключительно после того, как все другие способы решить конфликт закончатся?

— Другие способы закончились. Зевс пропал, Афина, и ты нужна богам, как никогда прежде.

Они встретились взглядами в безмолвном сражении, Афина отступила первой.

— Я бы сказала, в тартар Зевса, — произнесла она, — но я же примерная дочь. Меня обманули, а я помогу… в общем, как и всегда.

Лина усмехнулась.

— Обманули даже тебя? Вот так новость…

Афина втянула носом воздух и запрокинула голову, подставляя лицо затихающему ветру. Она какое-то время стояла так, ничего не отвечая.

— Иногда мне кажется, что из окружающей нас лжи не помогут выпутаться даже Мойры, — наконец, сказала она и снова посмотрела на Лину, — но не буду больше задерживать тебя. Позову Гестию…

Лина кивнула.

— Как скажешь.

***

Афина ушла и пропала, будто за дверью с виду небольшого домика, таился целый необъятный мир, в котором можно было потеряться. В конце концов, Лина устала ждать и подумала, что не будет ничего предосудительного, если она пройдётся по саду. Тропинка убегала вдоль домика, мимо увитых виноградником стен, мимо нимфы, притворившейся яблоней, и сворачивала за угол, где сливалась с дорожкой, выложенной светлым камнем. Сад оказался огромным, его аллеи, тропки и ходы невозможно было исследовать за один день. Лина пошла наугад. Её привлёк маленький круглый фонтан, вокруг которого росли вечнозелёные кусты и деревья, и четыре узкие аллеи лучами убегали вглубь сада. Поворот на одну из них скрывал сильно разросшийся розовый куст, будто специально посаженный таким образом, чтобы вызвать любопытство. Лина не сдержалась, отодвинула колючие веточки и прошла несколько шагов, когда неясное предчувствие сдавило грудь — сердце дёрнулось и забилось в предвкушении и страхе. Ничего не понимая, Лина осмотрелась, подняла голову, обернулась и вскрикнула.

Перед ней стоял Аид.

Только спустя несколько долгих секунд она смогла понять, что это не он, а детально воспроизведённая статуя. Более того, статуя оказалась не одна, их было больше сотни. Разные — бюсты, в полный рост и уменьшенные в размере — они стояли вдоль аллеи, спрятанные в кустарнике, живым напоминанием о Владыке Мёртвых, о его образах из каждой эпохи до заточения в темнице Олимпа. Лина шла мимо них на негнущихся ногах, затаив дыхание, не зная, что думать, чувствовать и как к этому относиться.

Самая последняя статуя отличалась от прочих — образ эпохи Раздела Царств: багровый гиматий, венец и скипетр. Персефона не знала Аида таким, Лина тем более. Этот прямой леденящий душу взгляд, наполненный печалью и бесконечным одиночеством, не живой, но такой знакомый проник в самое сердце и там, вспыхнув ярким факелом надежды, сломал все барьеры и выпустил чувства на свободу. Слёзы хлынули из глаз, в голове зашумело, тьма стала медленно распространяться внутри. Лина прерывисто вздохнула и, не отдавая отчёта в своих действиях, потянулась к его лицу — ей вдруг стало жизненно необходимо коснуться его, пусть даже такого, ненастоящего.

— Кто ты? — суровый женский голос вернул Лину в реальность и помог снова обрести контроль.

Рука Лины замерла в неоконченном движении, как и она сама, сердце на миг перестало биться.

— Кто ты такая? — настойчиво повторил голос.

Боги, не знавшие Персефону в лицо, не могли распознать ауру Лины, принадлежащую одновременно и Владыке Мёртвых, и царице Мёртвых и богине Весны. Для них она была чем-то неизведанным, необычным и новым. Естественно, незнакомая сила пугала их, заставляя соблюдать осторожность при знакомстве, но вместе с тем вызывала и любопытство. Сейчас любопытство было взаимным. Лина уже догадалась, что обладательницей голоса является Гестия, поэтому, смахнув слёзы, поспешно обернулась и сняла капюшон.

Гестия выглядела как ухоженная элегантная женщина, весьма богатая, образованная и самодостаточная. На ней была простая, но качественная одежда, мягкая удобная обувь и дорогие украшения. Она стояла недалеко от статуи под деревом, за которым открывался вид на синие горы, находящиеся далеко за пределами её сада, а может, то была лишь красивая иллюзия.

— Гестия! Я ищу тебя уже… — Афина вышла из-за раскидистого куста жасмина, оценила обстановку и завершила фразу по-другому. Она представила Лину, — это богиня Персефона, царица Теней, если ты ещё не поняла.

— Персефона… — в голосе Гестии таились нотки лёгкой зависти, уважения и неприкрытого интереса, — покорившая его сердце?

— Гестия… — предупреждающе сказала Афина, но та не ответила, только царственно подняла руку в безмолвной просьбе замолчать.

— А вы… — Лина вежливо улыбнулась, ожидая, что Гестия назовёт своё имя.

— Богиня, которая не нуждается в представлениях, — ответила Гестия и сразу заявила. — Я хочу посмотреть, как ты выглядишь. Стань собой… покажись!

Лина переглянулась с Афиной. Она хотела бы перейти сразу к делу, узнать, где Аид, а не участвовать в этом нелепом фарсе, в который раз доказывая свой новый статус, но Афина из-за спины Гестии замахала руками и одними губами произнесла.

«Дай ей то, что она хочет».

Лина смиренно вздохнула и закрыла глаза. Одежда мгновенно сменилась одним из её царских одеяний, волосы сложились в греческую причёску, и тиара из листьев украсила их. Лина слишком поздно подумала, что заплаканное лицо портит весь образ, только для Гестии это оказалось совсем не важно — она смотрела на скипетр, в котором для неё слился весь мир, все чувства, вся жизнь. Что Лина могла сделать? Что сказать? Она понятия не имела, чего ожидать от старшей дочери Кроноса. Можно ли доверять ей или стоит опасаться? Гестия молчала очень долго, но в какой-то момент отвернулась от Лины и подошла к статуе Аида, коснулась гиматия так, будто собиралась разгладить его застывшие складки.

— В те времена… — вдруг произнесла Гестия и снова замолчала.

Афина обречённо закатила глаза и ушла на скамейку у фонтана. Гестия смотрела в лицо бога, которого любила столько веков, и ничего не замечала вокруг.

— В те времена, — повторила она, — я думала, что знаю его, как самого себя. Я была единственной, с кем он мог разговаривать, кому безоговорочно доверял. Он надевал свой шлем, чтобы покинуть царство мрака и составить мне компанию или помочь братьям… Между нами никогда ничего не было, только разговоры, простые разговоры, неважные для него и слишком значимые для меня…

Лина вернула толстовку и джинсы, не до конца понимая, что Гестия имеет в виду.

— А потом всё начало меняться, — продолжила Гестия. — Подземный мир обретал очертания, полнился самыми разными любителями мрака и уединения. Я слишком поздно заметила перемены и не смогла ничего исправить, ниточка, связывающая нас, истончилась и порвалась… После меня появилась Геката, потом Минфа. Все думали, именно Минфа займёт место царицы, пойдёт по стопам Амфитриты — нимфа на троне, кого бы это удивило?

— Он не любил Минфу, — сказала Лина.

— Не любил, — согласилась Гестия. — Я знала это и верила, что он любит меня, но отрицает свои чувства, потому что я хранитель семейной связи, потому что не могу полноценно занять место рядом с ним. Но кто из земных богинь мог? Для всех это было невозможно. А потом появилась ты…

Лина затаила дыхание.

— … и он сделал невозможное возможным. Ради тебя, Персефона. Ради тебя!

— Может быть, — тихо сказала Лина, — вы чем-то обидели Афродиту? Она славится своей мстительностью и наверняка подослала Эроса со своими стрелами. Ведь стрелы пронизи и меня по её приказу, разве нет?

— Глупо! — бросила Гестия в сердцах и прошла от одной статуе к другой, затем снова взглянула на Лину. — С твоей стороны глупо думать, что Афродита причина твоей любви к Аиду. Разве она не сказала тебе, что ваша с ним любовь истинное проявление её предназначения, её линии власти?

— Да… — Лина не понимала, к чему она клонит.

— В хаосе, — тоном наставника ответила Гестия, — уже существовало всё, надо было лишь отыскать это. Ваша с Аидом любовь, как и всё остальное, не взялась из ниоткуда, она родилась там, в начале времён, вы лишь нашли её в момент первой встречи.

Лина задумалась.

— Если любовь не связана со стрелами младшего Эроса, то чем же тогда так безответственно распоряжается Афродита?

Гестия состроила такую строгую мину, будто принимала экзамен у двоечника.

— Первым, что сформировалось в мире, созданном Хаосом, была любовь изначальная. Эрос. До Кроноса, до богов… Именно сила Эроса структурировала и оформила хаос, создала баланс, линии власти, божественные связи и нити судеб. Этой частью воплощения Эроса и управляет теперь Афродита. Но была ещё и другая часть, та, которую Эрос даровал Гее и Урану, и которая позже, когда они расстались, покинула их и осталась свободной, непривязанной ни к чему. Мир менялся, меняя и этот кусочек любви, разбивая его на осколки, забрасывая в разные концы света. Многим позже три осколка проявились в самых неожиданных божественных парах, остальные достались смертным…

Лина молчала. Она не знала, что сказать и не могла принять слова Гестии за истину — в двадцать первом веке с трудом верилось, что мир на самом деле был создан любовью и начался с любви.

— Ты и Аид стали первыми, кому посчастливилось получить этот приз. Потом была Психея и младший Эрос, а за ними и сама Афродита…

— … и Адонис?

— Да. Её первая и последняя любовь. Она никогда не переживёт этого, даже если переродится, как ты. Не переживёт и не забудет, — Гестия поправила причёску.

Её слова заставили Лину задуматься о глубине и важности их с Аидом чувств, а вместе с тем вспомнить о словах Геры.

— Если всё так, — тихо сказала Лина, — и нас с Аидом связывает действительно любовь изначальная без посредника в виде Афродиты, то, как объяснить историю о его первой любви?

— Первой любви?

— Да. Вы знаете, кто такая Левка?

Гестия заметно вздрогнула и, помедлив, пригласила следовать за собой.

_________________________________

*Анфестерион — восьмой месяц аттического года в древнегреческом календаре. В основном известен в Афинах. Месяц анфестерион соответствовал февралю-марту. В этот месяц было несколько праздников связанных с цветением, Дионисом и царством Мёртвых.

*Погода на Лемносе в конце февраля-начале марта в 2023 г. +9-+14

*В мифологии Гефест до Афродиты был влюблён в Афину, но она отказала ему.

Глава 35. Нимфа-богиня

(Эпоха Великих Войн. Через несколько лет после Раздела Царств)

Цветущая равнина благоухала, окутанная светом Гелиоса — его лучи игриво ныряли в траву, мерцали на лепестках, касались листиков и стеблей. Мир пел вместе с птицами. Нот и Зефир резвились, бросаясь лепестками, так что со стороны всё выглядело так, будто над равниной раскинулись цветочные облака. Безмятежное счастье братьев-Анемов внезапно развеялось, когда вдалеке послышался тихий, но неумолимо пугающий, гул. Гул нарастал и нарастал, пока не появилась его причина. Зефир отступил, отодвигая Нота за спину. К ним чёрной тучей от горизонта мчалась стая гарпий, преследующая маленькое белое пятно, которое на деле оказалось прекрасной всадницей. Белый конь нёс на спине беловолосую девушку столь хрупкую, что её можно было принять за призрак: белый короткий хитон, золотые сандалии и свёрток, созданный из плаща, в котором что-то отчаянно копошилось. Зефир и Нот навострили уши, прислушиваясь к дыханию девушки, пытаясь понять, кто она — богиня, нимфа или смертная.

— Посейдон услышит нас, — вдруг сказала она, заставив Анемов переглянуться, — он обязательно услышит и поможет. Уже близко. Потерпи.

Из свёртка послышалось тихое рычание, и девушка склонилась к уху коня, умоляя.

— Скорее! Скорее!

Она прерывисто вздохнула, стараясь не слушать леденящие душу вопли и шорох крыльев гарпий. Её не догонят, только не сегодня, когда она так близко к цели. Девушка взмолилась всем богам, чтобы позволили ей добраться до моря, но боги молчали: одни не желали помогать, другие просто не знали о ней, а некоторые были оскорблены и мечтали о мести. Даже проказница Тюхе отказалась мешать Ананке, да и братья-Анемы ничем не могли помочь. Они едва успели отскочить в сторону, когда конь промчался мимо них, вскидывая в воздух новый ворох лепестков.

Впереди показалась полоска моря, сверкающая алмазными бликами, шорох волн разбил симфонию звуков равнины, и девушка снова поторопила коня, обернувшись на гарпий. Только никого не увидела. Гарпии остались далеко позади, будто врезались в плотную невидимую стену, они скопились там и злобно верещали, бросая дикие взгляды на ускользающую добычу. Девушка восторженно вскрикнула, но в следующий миг её и без того бледное лицо побледнело ещё сильнее, радость ускользнула из глаз, уступая место ужасу.

— Стой! — она потянула гриву коня на себя, крепче прижимая свёрток к груди. Выбранная для побега тропа привела её не к песчаному побережью, как она ожидала, а к обрыву, который отвесной стеной падал прямо на торчащие из моря скалы.

Конь заржал в попытке остановиться, взрыхляя копытами землю, развернулся, и, сбросив часть цветов в пропасть, устоял. Девушка похлопала коня по лоснящемуся боку и спешилась. Её трясло, ноги казались ватными, а голова кружилась, отчего она не сразу заметила облако пыльцы, обретающее форму молодой женщины. Налобная тиара, мужской хитон и божественная аура, которую едва ли можно было не узнать.

— Левка, отдай мне его, и я помогу справиться с гарпиями. Я спасу тебя, — ласково сказала женщина, принявшая своё физическое воплощение. Она разговаривала так, будто перед ней стоит несмышлёный ребёнок. — Отдай!

Левка мотнула головой и обхватила свёрток двумя руками.

— В твоих устах яд, Артемида. Ты хочешь убить невинное существо и лжёшь! Мы же обе знаем, что гарпиям нужна не я, а он.

— Он не должен жить, как ты не поймёшь? — возмутилась Артемида. — От таких существ нужно избавляться, чтобы сохранить баланс и стабильность фауны, — она сделала шаг к Левке и протянула руки. — Ты же не хочешь, чтобы я донесла Зевсу?

Левка отступила на самый край.

— Если подойдёшь, я прыгну!

Артемида рассмеялась.

— Да брось! Ты же не всерьёз? — их взгляды встретились, и веселье ушло. — Тогда тебе стоит винить только себя, — она сделала небрежное движение руками, и перед ней возник золотой лук. Тетива отразила все оттенки солнечного света. — Выбирай! Я могу убить его одного или вас обоих. Насколько дорога тебе твоя жизнь?

Левка, не двигаясь, смотрела на Артемиду из-под нахмуренных бровей. Она не боялась божественного оружия и не боялась смерти, только хотела, чтобы существо, которое она спасла, выжило. Артемида встала в боевую стойку, натянула тетиву, формируя стрелы из божественной энергии. Левка закрыла глаза. Один удар сердца, второй, а на третий поле вдруг покрылось морозным инеем, воздух заледенел, и гарпии, всё ещё мечущиеся вдали, грудой попадали в траву. Артемида выругалась, сразу убрала лук и отступила. Одновременно с этим между ней и Левкой вспыхнуло лазурное пламя, из которого в полном своём величии появился Аид. Если бы взглядом можно было убивать, Артемида сейчас рассыпалась бы в прах.

— Ты нарушила правила, Артемида, — сказал он, и само мироздание в этот момент застыло, слушая его голос. — Это границы моего царства. У Тёмных Врат запрещено доставать божественное оружие Олимпийским богам, ты забыла?

Артемида склонила голову.

— Владыка Аид, я преследую нимфу-воровку, она укрывает чудовище, которое надлежит уничтожить.

— Какую нимфу?

Артемида выглянула из-за его плеча, он обернулся — у обрыва, кроме коня, не было никого, и только ветер качал колоски непримятых трав.

(наши дни)

Раздался хруст. Лина отдёрнула руку от сломанной ветви белого тополя и взглянула на Гестию, хотя перед глазами ещё стоял образ напуганной Левки. Гера солгала. Левка обладала светлой кожей, белыми волосами и тонкими бровями — рядом со смуглой Персефоной, с её роскошной копной каштановых волос, Левка смотрелась лёгким капустным мотыльком. Как можно было сравнивать их совершенно разную красоту.

— Что это? — спросила она.

Из аллеи скульптур они перешли в дом и сейчас находились в узкой библиотеке, где саженец белого тополя занимал почти всё свободное пространство. Гестии пришлось протиснуться между тополем и книжным стеллажом, чтобы дотянуться до сломанной веточки и восстановить её.

— Ты задала вопрос, — ответила Гестия, — я пытаюсь дать тебе самый развёрнутый ответ. Посмотри до конца, тогда я всё объясню.

Лина не послушалась. В её голове сражались за право первенства десятки вопросов, и один из них победил.

— Почему вы помогаете мне?

Гестия улыбнулась и указала на тополь.

— До. Конца.

На этот раз Лина подчинилась.

(Эпоха Великих Войн. Через несколько лет после Раздела Царств)

Левка оцепенела от ужаса, в её остекленевшем взгляде заплясали отражения лазурных всполохов… Эта тропа вела не только к обрыву, она была дорогой Мёртвых, дорогой к Вратам царства Теней. Разговор Аида и Артемиды ускользнул от слуха Левки, она пошатнулась, оступилась и сорвалась в пропасть. Белым облаком, прижимая к себе существо, которое так хотела спасти, Левка бесконтрольно летела вниз — через миг её тело ударится о камни, и ни Посейдон, ни даже сам великий отец-Океан не спасёт её. Но смерть не пришла. За Левкой метнулось облако чёрного тумана, а в следующий миг она обнаружила, что стоит на пляже в окружении скал, уходящих от берега в мрачное узкое ущелье. Тёмные Врата. Путь в мир мрака, смерти и отчаяния. Аид стоял перед ней, его прямой взгляд вызывал желание немедленно провалиться сквозь землю или умереть на месте.

— Что за чудовище ты украла? Почему вас преследовали боги? — спросил он.

Левка сильнее обняла свёрток, хватая ртом воздух. Аид усмехнулся.

— У меня нет никаких причин вредить тебе, ты отлично справляешься сама, нимфа, укравшая чудовище у богов и нарушившая границы моего царства…

— Его преследуют не только боги, — произнесла она дрожащим голосом, — они все хотят убить его.

— Так, может, стоит? Чудовища неблагодарны и опасны, маленькая нимфа.

Она подняла на него взгляд и тут же посмотрела в сторону.

— Настоящие чудовища существуют только в наших сердцах, — Левка дрожащими руками стала разворачивать плащ, — а это всего лишь дитя.

Уголок белой ткани скользнул вниз, и из свёртка показалась собачья голова — одна… две… три. Щенок звонко гавкнул, тряхнул ушами и опасно завилял скорпионьим хвостом. Губы Аида дрогнули, но у него не было права на улыбку, и он не мог доверять случайной нимфе, неузнаваемая аура которой наводила на определённые подозрения.

— И ради этого ты подвергла свою жизнь опасности? Ради порождения Тифона и Ехидны?

— Я… — Левка втянула носом воздух, — шла в другую сторону, к отцу Океану, я не хотела… — она ещё раз вздохнула, — нарушать границы царства Теней. Прошу прощения, Владыка, я немедленно уйду, если вы…

— Прощение для великодушных, — перебил Аид, разглядывая трёхглавого щенка.

Левка не знала, как реагировать на эту фразу, шутит он или говорит серьёзно… Она слишком поздно пришла к мысли, что царь Подземного мира вряд ли умеет шутить.

— Вам тоже нужна его смерть? — обречённо произнесла она. — Невинного существа?

— Невинные чаще прочих приходят к причалу Стикса… — Аид нахмурился, — он опасен, но я не собираюсь его убивать, напротив, в моих силах подарить ему достойную жизнь. Вратам нужен страж, и я возьму его, если ты обещаешь остаться со мной до того, как он вырастет.

Левка поёжилась и неуверенно переступила с ноги на ногу.

— Это сделка?

— Если угодно. — Аид неопределённо махнул рукой. — Условием будет только воспитание Цербера и беседы со мной, в остальном ты полностью свободна. Пленницы мне ни к чему, — Аид развернулся и пошёл к Вратам, — но законы царства Теней будут распространяться и на тебя. Ничего не ешь и не болтай вздор на Земле и Олимпе, особенно, если этот вздор — чистая правда.

— Я… хорошо, да… я согласна… — обрадованная внезапной щедростью, Левка отпустила щенка на землю. — Цербер? Почему Цербер?

— Тебе не нравится это имя? — спросил Аид, не оборачиваясь.

— Ну, вообще-то… — Левка улыбнулась, заметив, как щенок посеменил вразвалочку за Аидом, и пошла следом. — Подождите, это нужно обсудить.

(наши дни)

Лина снова убрала руку и отошла.

— Я не могу.

— И зачем тогда задавать вопросы, если не готова получить ответ? — удивилась Гестия.

— Я готова, дело не в этом… — всю жизнь Лине приходилось мириться с отсутствием божественной силы, и теперь, когда она обрела её, ещё труднее оказалось признаться в собственной несостоятельности, но лгать хотелось ещё меньше. В конце концов, она сказала, — ладно. Дело именно в этом. Я хочу знать правду, но не готова к ней, потому что, проявляя эмоции, теряю контроль. Я могу поддаться и навредить себе и окружающим… мне бы не хотелось, чтобы вы… — Лина втянула носом воздух и прикрыла глаза, понимая, что слишком поздно. Одно это откровение стало достаточной причиной для потери контроля.

— Скипетр, быстро! — возглас Гестии вторгся в сознание и немыслимым образом заставил тьму отступить. Мягкая ладонь накрыла руку Лины, сжавшую рукоять скипетра. — Посмотри на меня, — приказала Гестия. Лина подчинилась, ощущая, как части запутанного паззла внутри неё занимают свои места. — Скипетр тебе не враг, не угроза и не опасность. Держи его так крепко, чтобы в любой момент отразить атаку, и давай ему столько свободы, чтобы он смог тебя защитить. Не бойся его. Если хочешь взять под контроль бурное течение реки, войди в воду, позволь ей увлечь себя и тогда, полностью объединившись с потоком, поймёшь, как им управлять. Так открывается истина власти. Покориться и повелевать, поддаться и выиграть. Власть, которую ты держишь в руках, станет служить тебе, если ты примешь её как равную, как естественную часть себя.

В глазах Лины засиял божественный свет, и всполохи зелёной энергии разбежались по телу.

— Да, — улыбнулась Гестия и убрала руку, — да. А теперь поделись своими эмоциями со скипетром, позволь ему узнать тебя… разделить с тобой радость и горе, сомнения и страх. Позволь ему быть с тобой.

По щекам Лины потекли слёзы, кокон распался, и эмоции, томящиеся в нём так долго, вырвались на свободу, очищая, принося надежду и облегчение. Лина всхлипывала, не в состоянии ничего с этим поделать, и только благодарно сжимала руку Гестии.

— Ну, хватит, хватит, — Гестия погладила её по плечу, когда скипетр исчез, — не плач. Если не хочешь больше знать о Левке, перейдём к делу.

Лина всхлипнула громче и покачала головой.

— Он бросил меня… он обещал, что никогда этого не сделает, и бросил. Я ни в той, ни в этой жизни не заслуживаю его власти, я её не вынесу… Я слабая, беспомощная, я не хочу всего этого, я просто… Почему он ушёл, ничего не объяснив, почему?

— О, это он умеет, — проворчала Гестия и отошла, села на стул у маленькой книжной полки. — В его защиту могу сказать вот что: все его поступки всегда имеют смысл, и если он покинул тебя, это не просто так. По правде говоря, он мог бросить кого угодно, но только не тебя… Слышала бы ты, как он говорил о тебе, когда просил у Зевса твоей руки, знала бы, как страдал в твоё отсутствие… Только глупец поверит в то, что он бросил тебя просто так, по собственной прихоти. Я не знаю никого, о ком он заботился бы так же, как о тебе.

— А я знаю… — Лина вытерла слёзы, — дороже любой женщины для него дочь, никто не сравнится с ней в его сердце. Но вы правы, — она прерывисто вздохнула, — он оставил меня без объяснений не просто так.

— Что ты сказала? — Гестия недоверчиво улыбнулась. — Какая дочь? От кого?

Лина отчего-то думала, что Гестия должна о ней знать, и растерялась.

— Богиня Блаженной Смерти, наша общая дочь, — пояснила она. — Вы не знали?

— Макария? — Гестии с трудом удавалось удерживать серьёзное лицо. — Мифическая богиня Блаженной Смерти? — она искала в лице Лины намёк на шутку или насмешку, но не находила, и оттого не верила ещё больше.

— Вы не знали? Не знали, что на троне Аида много веков сидела его дочь?

Гестия сглотнула и закашлялась. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она смогла говорить снова.

— Гермес сказал мне, что лично вручил скипетр богу Сновидений. Зевс и Посейдон были уверены, что скипетр у Гипноса, разве они не должны были понять, что треть общей власти отдана богине, а не богу?

— Я не могу ответить на ваши вопросы, но то, чем я поделилась — правда. В этом случае Левка — гораздо больший миф, чем Макария.

Гестия помялась.

— Левка действительно миф, особенно та, какой её представляют сегодня. Будь спокойна, она не первая любовь Аида, а, скорее, предшественница Гекаты… её изначальная и совсем недостойная версия, — она изящно вскинула руку, предлагая Лине снова коснуться ветвей тополя. — Дочь многое меняет. Ты должна знать правду, даже если не хочешь этого, твоё сердце должно успокоиться. Он любит и всегда любил одну тебя.

Лина хотела спросить что-то ещё, но в последний момент передумала и коснулась белых ветвей.

(Последнее столетие Эпохи Великих Войн)

Левка сидела под цветущей яблоней в Элизиуме и плакала. Цербер, выросший в огромного пса, то и дело толкался и лизал руки, но она никак не отвечала на его ласку. Левка бы с удовольствием окунулась в Лету и навсегда забыла о Владыке Теней и о Цербере, и обо всех, с кем успела подружиться: ничего не получилось, цель не достигнута, а все старания оказались напрасными. Насильно мил не будешь.

Вдали послышались мужские голоса, и Цербер со звонким лаем сорвался с места. Левка не обратила на это внимания. Она не хотела никого видеть и предпочла бы остаться в одиночестве ещё на несколько дней, но, к сожалению, такой возможности ей не дали.

— О, так у нас тут госпожа-помощница Владыки? — кто-то сел рядом и игриво толкнул её плечом.

Тут же с другой стороны опустились ещё двое. Левка поспешно вытерла слёзы.

— Не надо, Радамант, я не настроена шутить, — обратилась она к спросившему.

— Не настроена она, слышишь, Минос, — рассмеялся Радамант.

— Не дёргайте её, не видите, плачет, — одёрнул их третий и пересел ближе. — Ничего не получилось, да?

— О чём это ты, Эак? У вас какие-то секреты? — хохотнул Минос.

Радамант и Минос выглядели как мужчины средних лет с короткими волосами, украшенными золотыми венками лавра. Левка знала, что они влюблены в дочерей Океана Стикс и Лету, но никогда не видела их вместе, по многим причинам она и сама избегала своих сестёр. Эак же был намного моложе остальных — уже не ребёнок, но ещё и не мужчина. Левка легко сошлась с ним, хотя и знала, что этим даёт ему надежду и обещание, которое не сможет выполнить.

— Нечего тут скрывать! — бросила она. — И говорить не о чём. Цербер уже взрослый, а верных сторонников у Владыки целая куча, мне больше ничего не нужно, мне больше нечего здесь делать.

— Ты уходишь? — Эак заметно расстроился. — Ты покидаешь царство Теней навсегда?

— Нет, — Левка встала, — пока не могу… — она вежливо поклонилась им и ушла, намеренно не замечая тихо брошенной Эаком фразы.

«Она любит его и никогда не посмотрит на меня по-другому».

Сначала Левка отмахивалась от этих слов, но чем сильнее она старалась забыть их, тем сильнее они проникали в её голову, и тем чаще всплывали в памяти в самые неподходящие моменты. В очередной раз, когда отчаяние снова захватило её в свои сети, Левка пришла к яблоне. Эак уже был там и ждал.

— Почему ты мучаешь себя? Ты не заслуживаешь такого отношения, ты не заслуживаешь того, кто даже не смотрит на тебя, кто не способен оценить твоей красоты…

— А кто способен? — Левка горько усмехнулась. — Может быть, ты?

Эак опешил, но тут же понял, что это единственный шанс сказать ей. И он его не упустил.

— Да. Может быть, и я! Может быть, я, Левка, и есть тот, кто тебе нужен!

Его глаза лучились надеждой, а Левка смотрела на него и понимала, что он вызывает в ней лишь жалость. Она бы отказала ему, призналась бы во всём, но вдруг услышала шаги. Не позволив Эаку услышать их тоже, в порыве, вызванном сиюминутно возникшей идеей, она бросилась к нему, обвила руками шею и поцеловала. Аид шёл к ним. Если ревность не вызовет в нём чувств, то не вызовет уже ничего. И Левка добилась своей цели. Аид увидел их и даже какое-то время наблюдал за ними, а затем… ушёл. Он просто ушёл. Осознав это, Левка в сердцах оттолкнула вконец растерянного Эака и сбежала.

Она долго бесцельно бродила по царству Теней, думала, зачем её искал Аид, и не могла решиться увидеться с ним. Аид сам принял решение и призвал её во дворец. В придворцовом саду Левка заметила покидающую дворец Эриду, приход которой никогда не сулил ничего хорошего, и Левка поспешила разузнать, в чём дело. Предчувствия не обманули, Аид был в гневе. Он встал с трона и подошёл к ней, едва двери тронного зала закрылись за её спиной — Левка от волнения сняла золотой ободок, сжала его в руках до хруста. Мысли метались, беспощадно раздирая её душу в клочья. Он ревнует? Он всё узнал? Жизнь Левки застыла на острие этих вопросов, сдавая с потрохами её истинную суть.

— Ты отлично повеселилась, не так ли? — голос Аида разбил тишину. — Заразилась праздностью Олимпийцев и решила развлечься за мой счёт?

Губы Левки затряслись, глаза наполнились слезами.

— Аид…

Он предупреждающе поднял руку. Лицо его стало бесстрастным, морщинка меж бровей разгладилась сама собой. Левка и подумать не могла, что после этого он выхватит у неё ободок и бросит в сторону.

— Дура! — Аид впервые позволил себе это слово в отношении кого бы то ни было, и звенящая тишина была тому подтверждением. Левка задела его, коснулась его сердца, только не так, как хотела. — Ты полагаешь, у Зевса недостаточно проблем? Война с Гигантами пустяк, по сравнению с твоими желаниями? Я разочарован… — он глубоко вздохнул, но не смог сдержаться и снова посмотрел на Левку, бросая слова ей в лицо, как обвинение, — я разочарован, Гестия. Разочарован! Кто угодно мог опуститься до такого обмана, но не ты… не ты… — он махнул рукой и не продолжил.

Левка, которая на самом деле была Гестией, раскрыла себя. Она проиграла и собиралась ответить за каждый свой поступок, за каждое принятое решение. Но что она могла сказать? Как признаться? Как объяснять то, для чего больше не требовалось объяснений.

— Аид… я… ты знаешь, я всегда… я только поэтому…

— Знаю! — перебил он. — Я всё время это знал! И сказал об этом после жребия… Я желал тебе только радости, но не мог дать любви. Гестия, разве в моих действиях было хоть что-то, похожее на надежду? На взаимность? Почему ты решила, что обман сможет вызвать чувство? Кто помог тебе додуматься до этого?

— Прости… прости, я так хотела быть рядом, я так сильно хотела быть с тобой, что упросила Деметру помочь мне, — она сделала шаг к нему, но он отступил. — Она и яблоню создала мне в помощь, чтобы скрыть моё присутствие здесь. Прости…

— Прощение для великодушных, — напомнил Аид. — Значит, вот почему ты избегала дочерей Океана, вот почему я не мог понять, каков уровень твоей божественный силы… А Цербер? Всё было подстроено? Деметра пошла и на это безумие?

— Нет… нет… — прошептала Гестия. — Мы не знали, как подобраться к тебе, чтобы ты спас меня, чтобы ты меня заметил, а потом нашли её.

— Её?

— Да. Левку. Старшую дочь Океана. Она хотела спасти Цербера, унесла его из пасти химеры, но была смертельно ранена. Левка умерла у меня на руках, и Деметра предложила занять её место. Нам двоим не сложно было…

— Обмануть меня? Да. И Артемида попалась… — Аид завёл правую руку за спину и сжал в кулак. — Ты должна уйти. Богине семейного очага не место в царстве Теней.

— Здесь её и нет, — вытирая слёзы, сказала Гестия, — здесь только Левка, Левку ты не можешь выгнать.

— Выгнать не могу, но отпустить обязан. Зевс всё знает, он призывает тебя на Олимп с полным запретом на посещение моего царства, он считает, что присутствие здесь хранителя семейной связи многое меняет, и я с ним согласен.

— Не получится. — Гестия хваталась за последние нити надежды. — Если ты выгонишь меня, все узнают, что тебя можно обмануть. Все узнают, что мрачный, беспощадный и сильный Владыка Теней не такой уж неуязвимый. К тому же, я никогда по-настоящему не покидала Олимп, Зевсу не на что злиться, а ты… как ты объяснишь другим такое резкое исчезновение своей верной сторонницы?

Этот неприкрытый шантаж, как и обман, не способствовал достижению цели. Аид равнодушно пожал плечами.

— Ты это придумала, тебе и решать проблему. Мою репутацию не испортить подобной ерундой, потому что портить некуда, а вот твою… Богиня семейного очага ведёт себя как склочная низкосортная шарлатанка, унижаясь и обманывая, чтобы заслужить каплю внимания того, кто никогда не сможет сделать её счастливой.

— Аид! — воскликнула оскорблённая Гестия.

— Уходи! — он вернулся к трону и устало опустился на него. — Между тобой и Зевсом я выберу Зевса, Гестия, ибо вражда с Олимпом — последнее, чего я хочу. Да, и Зевс поставил условие, ты должна отказаться от части своей силы и поклясться на водах Стикса, что выполнишь обещанное. Я больше не стану тебя защищать.

(наши дни)

Лина пошатнулась и прислонилась плечом к книжному стеллажу. Её мутило. Голос и взгляды Аида вызвали в ней настолько живой отклик, что она ощущала его эмоции как свои собственные.

— Деметре дважды удалось его обмануть… — пробормотала она. На миг её взгляд потерял фокус, но уже в следующую секунду Лина ясно смотрела на Гестию. — Вы всё ещё любите его?

Гестия была погружена в размышления о Макарии и не сразу поняла вопроса.

— Что?.. А, — она неопределённо качнула головой, — это уже не имеет никакого значения. Его истинная любовь — ты, и нет смысла думать, что может быть иначе.

— Но меня не было веками, а он был. Вы даже не попытались навестить его? Не попытались поговорить?

— Зачем? Та попытка стала последней. Разочарование, которое я увидела в его глазах в тот день, отбило у меня всякое желание продолжать эту тему. Я давно смирилась… слишком давно.

— Но вы готовы помогать мне. Ни за что не поверю, что это из-за меня самой, а не потому что…

— Да, — раздражённо перебила Гестия, — это правда. Я смирилась, но не разлюбила, и ты должна принять тот факт, что я всегда буду любить его, и всегда буду на его стороне. Мои поступки нельзя оправдать, но я желаю ему счастья, а счастлив он только с тобой. Вот и весь ответ.

Лина промолчала. На какое-то время на них опустилась напряжённая удушливая тишина, в которой обе хотели заговорить, и обе не могли этого сделать. Гестия решилась первой. Её голос прозвучал тихо, сливаясь с тишиной, и если бы Лина не стояла рядом, она бы не услышала ни слова.

— Аид был прав во всём. Сначала я злилась, считала, что он оскорбил меня, но когда эмоции утихли, я задала себе вопрос, ответ на который всё для меня решил. Чем могла оскорбить правда? Винить себя, умолять о прощении или что-то менять было поздно, оставалось лишь взять ответственность за свои поступки. И я это сделала. Сначала Левка объявила, что покидает царство Теней, а потом случайно забрела на причал Стикса, ступила в мёртвую воду и обернулась белым тополем, чтобы остаться там навсегда.

— Но у Стикса никогда не было никакого тополя…

— Был, его сейчас пересадили ближе к Вратам. Попроси Гекату, она покажет тебе. А это, — Гестия указала на саженец, — одна из веточек того дерева, которую я отломила, когда давала клятву… Переступлю границу царства Теней, и должна буду на один Великий год* покинуть богов, стать смертной и бродить по миру до завершения наказания. Я слишком слаба, чтобы такое пережить. Часть силы и так мне недоступна, а если ещё и это…

Лина сочувствовала ей так сильно, что была в шаге от того, чтобы прекратить разговор, только вопросы требовали ответа, и она не находила в себе сил отказаться от них.

— Кое-что не сходится. Чтобы все поверили в подлинность белого тополя, не должен ли он был излучать ауру Левки? Как вы смогли поддерживать его божественной силой так долго?

— Никак, — Гестия нежно провела по веточкам кончиками пальцев, — я не вложила сюда ни капли божественной силы, я лишь нашла и переместила божественную сущность настоящей Левки. Это было нелегко, но у меня получилось…

Лина собралась задать ещё один вопрос, однако Гестия развернулась и, протиснувшись между полками, прошла к небольшому столу.

— Хватит болтать! Времени мало, я ответила на твои вопросы, теперь, полагаю, пришла пора приступить к поиску?

— Поиску? — не поняла Лина, протискиваясь следом. Она случайно зацепила одну из книг и уронила на пол целую стопку.

— И разрушение вошло в мою жизнь… — пробормотала Гестия, извлекая огонёк из пальцев.

В отличие от огня Аида, пугающего своей холодностью, или алого огня Гекаты, указывающего путь во мраке, пламя Гестии было тёплым, оно потрескивало, как дрова в камине зимним вечером, или сухие ветви костра в лесном лагере в тёплую летнюю ночь. Лина вернула книги на место и подошла ближе. Гестия сделала лёгкое движение руками, будто стряхивала капли воды, огонь переместился на стол, разделился на всполохи, пробежал по дереву, выделяя ключевые точки, и сложился в карту мира с шестью яркими отметками. Одна из отметок горела синим, остальные жёлтым.

— Деметра, — сказала Гестия, указывая на синий огонёк, который в этот момент отчего-то пожелтел и переместился, присоединяясь к двум другим на Лемносе. Гестия бросила мимолётный взгляд на Лину, снова на огонёк, а затем опять на неё, и потрясённо добавила, — всегда… в одном… месте. — Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, после чего она, наконец, снизошла до объяснений. — Ты зажгла божественный поиск Деметры! Твоя божественная сущность сформировала божественную силу из силы моей сестры? Но как? Куда делась первоначальная твоя?

Лина, ошеломлённая резкой сменой настроений Гестии, нашлась с ответом не сразу.

— Моя мать, — сказала она и тут же исправилась, — моя смертная мать, наследница крови Зевса, знала, что именно я… что именно во мне раскроется зерно души, и сделала всё, чтобы никто не узнал этого раньше времени. Она забрала мою изначальную силу, и, наверное, поэтому сила Деметры, использованная при создании зерна души так закрепилась во мне.

Гестия усмехнулась.

— Признаться, я думала, мне уже нечему удивляться, но вот пришла ты, и сообщила две совершенно невозможных новости. У Аида есть дочь, а божественная сила Персефоны куда-то исчезла…

— Не исчезла, — возразила Лина, — Гефест создал из неё девушку, богиню, которая уже заняла своё место в сонме.

Гестия выдохнула и села, спрятав лицо в ладонях, но тут же вскочила и снова вернулась к карте.

— Я обязана тебе помочь. Так, — она подняла руку и развела пальцы в стороны, будто приближала фотографию на сенсорном экране. Карта повернулась и показала изображение острова с тремя огоньками. — Я… ты и Посейдон на Лемносе… а где же у нас Зевс? — Карта снова изменилась, приближая ещё один огонёк, вокруг которого вскоре сформировалась и местность.

Лина обошла стол.

— Это… ледники Северного полюса? Это же над материком?

Гестия присмотрелась.

— Кажется, это совсем не ледник. Возможно, нефтяная вышка? Я мало интересуюсь жизнью смертных, но телевизор всё-таки смотрю… Зевс там.

— А Аид? Он не с ним?

— Судя по карте, — Гестия развела руки в стороны, и карта открылась полностью, — здесь! — она указала на отметку в западной части материка. — Не понимаю, что в этом месте такого? Зачем он там?

— Не по своей воле, — сказала Лина. — Аресу нужна энергия, чтобы пробудить Кроноса, а значит, это какой-то объект смертных, способный помочь ему…

Гестия убрала карту внезапно дрогнувшей рукой.

— Это действующая атомная электростанция. Я должна встретиться с Посейдоном.

***

(Последние годы Эпохи Великих Войн.)

Гиганты пали, но в далёких землях ещё оставались существа, способные разрушить хрупкий мир новых богов. Зевс приказал найти и сбросить в Тартар всех Гигантов до единого: не жалеть ни добрых, ни злых, не жалеть никого, — боги потеряли слишком много, чтобы теперь позволять себе такую роскошь, как милосердие.

— Уверен, что мы поступили правильно, брат? — Посейдон стоял на краю отвесной скалы, ныряющей в облака, как в морскую пену, и следил за удаляющимся отрядом. Он был в полном военном облачении: сверкающие на солнце доспехи, шлем и трезубец. — Зевс! — Посейдон окликнул его и обернулся, чтобы понять, почему вопрос остался без ответа.

Зевс мечтательно смотрел вдаль и загадочно улыбался.

— А? — он услышал только своё имя.

— Мы правильно поступаем, как думаешь? — терпеливо повторил Посейдон.

— Ему нечем! — Аид появился за их спинами со шлемом-невидимкой в руках и пояснил. — Думать ему нечем!

— Проклятье! — выругался Зевс. — Что ты тут делаешь? Я же сказал, нам не нужна помощь!

— Огненным водам Тартара скорми эту ложь, не мне! Всесильный Владыка! — аура Аида искрила, и хотя его чувства были скрыты за безупречной маской спокойствия, он был бесконечно и беспощадно зол.

Зевс ухмыльнулся.

— Раз ты сам меня так назвал… Тогда ответь, почему же это ложь? Разве всесильные владыки могут лгать? — он встретил испепеляющий взгляд брата и сразу стал серьёзен. — К монстру направлены боги, которые уже много раз вступали в сражение с Гигантами, они справятся и в этот раз. Я могу контролировать всё и без тебя.

— Кое-что ты вообще не можешь контролировать! — недвусмысленно намекнул Аид и взял в руку скипетр. Волна божественной силы от удара наконечника о камень едва не сбила с ног стражу Зевса. — Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты понимаешь, что отправил их на смерть!?

— Неужели? — Зевс выхватил копьё. — Теперь ты решил поделиться, что за гадость осталась в том лесу?! И что же заставило тебя пойти на такую чудовищную жертву? — он разошёлся и открыто плёл всё, что думает. — Приходишь и показываешь своё превосходство! А где ты был, когда я просил тебя назвать последних оставшихся Гигантов? Где ты был, когда я просил помощи?

— Ты просил невозможного! — Аид хотел оставаться спокойным, но когда дело касалось Зевса, его сдержанности хватало максимум на две фразы. — Я похож на Пифию или Мойр? Считаешь, я этих Гигантов по именам знаю? Перепись веду? Я узнал только что. Гекатонхейры! Их трое, и твоим богам не справиться с ними.

— Они готовы! — возразил Зевс.

— Да! Умереть! Как ты не понимаешь, любая ошибка, любой недосмотр будут фатальными.

— И что? Тебе-то что до живых? Твоё царство не пострадает в случае неудачи…

— Но пострадаешь ты! Ты! — закричал Аид. — Наши сёстры и брат! Этого мало, чтобы я беспокоился? По-твоему этого мало?

Посейдон хотел бы помешать им, но вклиниться в их диалог было невозможно. Зевс тяжело дышал, не отводя взгляда.

— Благодетель ты наш! — высказался он, вставая в боевую стойку. — Куда не плюнь, везде твоя абсолютная поддержка и помощь! Хватит с меня твоих нравоучений!

Посейдон понял, что дальше медлить нельзя, и, наконец, окликнул их.

— Братья мои…

В следующий миг они одновременно посмотрели на него с одинаковыми выражениями лиц и в один голос сказали:

— Помолчи!

Ауры Зевса и Аида столкнулись, отбрасывая Посейдона — ему пришлось использовать трезубец, чтобы удержаться на ногах и не свалиться со скалы. Зевс, заметив это, не на шутку испугался и успокоился.

— Ладно… — он убрал оружие, но не желание дерзить, — великий стратег Аид, скажи мне, что же я должен был сделать, если не отправить туда отряд?

Аид прикрыл глаза и устало потёр переносицу.

— Для начала очевидное — отправить кого-нибудь на разведку, а после обратиться к нам, — он кивком указал на Посейдона, — и, может быть, к сёстрам… лучше к Деметре. Пойти самим, понимаешь? Не отправляя никого на смерть…

(наши дни)

У наковальни в мастерской Гефеста на Лемносе вспыхнуло пламя, из которого, излучая ауру тепла и уюта, появилась Гестия в сопровождении Афины. Посейдон отвлёкся от воспоминаний, приятно удивлённый таким визитом.

— Гестия…

— Рада тебя видеть, — сказала она.

— Афина, — Посейдон кивнул ей и, обшарив взглядом пространство за ними, встревожено спросил. — А Персефона не вернулась?

— Она и не собиралась, — Гестия подошла к столу, разворачивая свою огненную карту, — займёмся делом.

______________________________________________

*Великий год равен девяти обычным годам. [Мифология. Религия. Том 2. О клятве на водах реки Стикс] Кондрашов А.П.

Глава 36. Незнакомец

Белый тополь по-королевски раскинул ветви под алым небом. Единственный представитель своего вида в царстве Теней, он горделиво рос у Тёмных Врат, пересаженный сюда Аидом с берегов Стикса. Геката хмурилась, глядя, как тополь трепещет под порывами Мёртвого ветра.

Решив идти с Гермесом на Лемнос, она отпустила его к Лазурному источнику, чтобы попрощаться с Афродитой и забрать Макарию, но прошло больше часа, а он до сих пор не вернулся. Снедаемая беспокойством, Геката спустилась к причалу, надеясь, что Гермес явится вместе с Хароном, но и этого не случилось. Лодочник прибыл один.

— Царство Теней без Владыки опустело… — сказал Харон, убирая посох, на котором больше не горел белый огонёк, и тихо добавил, — снова.

Геката не видела его лица под маской, скрытой тенью широкого капюшона, но всё равно понимала, насколько глубоко он опечален уходом Аида. Они все были опечалены. Макария и Персефона, конечно, имели полное право взойти на трон, но только Аид был истинным царём, самим воплощением этого места, только с Аидом обитатели царства Теней не были одиноки.

— Я прогуляюсь к белому тополю… скажи Гермесу, если встретишь, пусть ищет меня там, — поддержать тему ухода Аида Геката не могла, не желала бередить раны, которые и без того в последнее время постоянно кровоточили.

Так она оказалась у белого тополя, ветви которого в момент её прихода согнул порыв Мёртвого ветра, сбрасывая с них серебряную пыльцу. Геката отпрянула и отмахнулась от неё, выставив защиту. Она ещё никогда не видела, чтобы белый тополь делал нечто подобное: пыльца медленно закружилась в воздухе и, смешавшись с пеплом и пылью, сформировала два силуэта — белый и чёрный. Силуэты начали говорить: голоса их звучали далёким эхом, словно приходили из глубины веков.

" — Я пересажу отсюда тополь, если ты будешь пытаться связываться со мной таким способом. Твои извинения мне не нужны, Гестия", — сурово сказал тёмный силуэт. Он стоял совершенно прямо, спиной к дереву, и смотрел вдаль.

Белый силуэт тянулся к нему, но не смел выйти из-под тени листвы.

— Я не извиняться пришла, Аид, нужна помощь.

Тёмный усмехнулся.

— Любопытно, как же я должен оказать тебе помощь, если ты на Олимпе, а я…

— Прошу тебя, это важно для нас обоих.

Он не ответил".

Геката застыла в оцепенении, не зная, как реагировать на столь откровенное личное воспоминание. Имела ли она право наблюдать за этим? Дозволено ли ей было прикоснуться к столь далёкому прошлому? Однако следующие слова белого силуэта ответили сразу на все вопросы. Геката осталась.

" — Ты давно искал верного сторонника, такого, чтобы заменил и превзошёл мен… Левку. Я знаю. Не отрицай. Если выполнишь мою просьбу, получишь самого преданного бога из существующих, обретёшь поддержку и силу, которую не даст тебе более никто.

— Хочешь подослать своего шпиона?

— Нет. Разумеется, нет, дело не во мне. Зевс изгнал богиню с Олимпа, нанёс ей тяжелейшее оскорбление, покрыл её имя позором. Я бы очень хотела, но не могу ей помочь, а ты можешь. Богиню зовут Геката. Так нужно…

— Кому? — равнодушно спросил тёмный силуэт и вдруг изумлённо обернулся. Серебристая пыльца, очерчивающая его контур, сверкнула призрачным светом. — Ты сказала Геката?

— Геката… Геката… Геката… — пропела листва белого тополя, затуманивая сознание Гекаты. Сомнений больше не осталось — пришло время исполнить предначертанное, пришло время ответить на зов.

— Геката… Геката… Геката…

Геката схватилась руками за голову, пошатнулась и упала бы, если бы не Харон, вовремя подоспевший к ней. Он слышал только конец разговора силуэтов и сначала не принял это всерьёз, но, коснувшись Гекаты, в полной мере осознал всю глубину происходящего. Харон помнил Безликих Сестёр и ту сделку, которую они заключили с многоликой богиней, когда она приняла помощь Аида — глаза не могли обманывать его: ещё одно пророчество вступило в силу, неумолимо вплетаясь в нити их судеб.

— «Ведьма! Ведьма! Ведьма!» — голосами памяти зашелестел белый тополь. Геката открыла рот в беззвучном крике и почти повисла на руках Харона. — «Твои дети — чудовища, твои почитатели — колдуны и некроманты! Есть богини сильнее и достойнее тебя! Ты пачкаешь чистоту Небесного города, оскверняешь свет золотых дворцов! Ты никто».

Харон приобнял Гекату за плечи.

— Не слушай! — приказал он. — Не смей слушать!

Будто в отместку, ветер сдул чёрный капюшон, и сдёрнул маску, которую Харон никогда не снимал при посторонних. Надо сказать, у него на это была веская причина, но какое дело ветру до его причин? Лицо Харона с одной стороны выглядело как лицо молодого мужчины: карие глаза, высокие скулы, узкая линия губ, — а с другой было голым черепом с впалыми глазницами и кусками прогнившей плоти на костях.

«Займи свою нишу, дочь Перса», — пробился голос Зевса сквозь шорох листвы. Харон поспешил надеть капюшон и маску, и поудобнее перехватил Гекату, ноги которой, казалось, забыли, как твёрдо стоять на земле. — «Все пути открыты тебе, уходи», — продолжал голос, — «найди своё место, а если не найдёшь, делай, что хочешь. Ну, а если не хочешь ничего, тогда умри»!

Последнее слово упало тяжёлым мороком, и наступила звенящая тишина, в которой лишь изредка звучали всхлипывания Гекаты. Белый тополь недвижимо замер на краткий миг, показавшийся Харону вечностью, а затем, рассыпав новую порцию серебряной пыльцы, создал другие силуэты. Мороз пробежал по коже, воздух застыл в лёгких, а бессмертное сердце перестало биться, когда Харон узнал в новых призраках прошлого Безликих Сестёр.

— Однажды ты обрела силу, принёсшую тебе славу, — сказала одна из них, обращаясь к Гекате.

— Однажды, ты дала обещание прийти на помощь, дочь Перса, — вторила другая.

— Время пришло, — сказали они, одновременно протягивая руки, — явись же нам, сестра, явись и будь с нами, такова воля богинь Судьбы. Такова воля Мойр.

Геката хватала ртом воздух, но чем дальше говорили Безликие Сёстры, тем спокойнее она становилась. В конце концов, Геката выпрямилась и уверенно шагнула к белому тополю. Харон невольно потянулся за ней, но шорох птичьих крыльев отвлёк его, и он обернулся, сталкиваясь нос к носу с Гермесом.

— Ты не видел Гекату? — едва коснувшись земли, спросил тот. Гермес был чем-то обеспокоен и не скрывал этого.

— Так она… — Харон повёл рукой в сторону Гекаты, но, заметив вопросительный взгляд Гермеса, понял, что её больше нет. У белого тополя действительно было пусто: ни Гекаты, ни силуэтов из пыльцы. — Она ушла, — словно смирившись, сказал он, — и ты не можешь последовать за ней.

Лицо Гермеса побледнело, а губы задрожали, когда его взгляд упал на трепещущее дерево.

— Богини Судьбы? Белый тополь ожил, и это значит…

Харон кивнул.

— … скипетр отреагировал на прикосновение Гестии, и очередное пророчество вступило в силу.

— Проще говоря, Персефона встретилась с Гестией… — ни жестом, ни взглядом Гермес не показал, что на самом деле чувствует, но Харона было сложно обмануть.

— Ваши с Гекатой пути расходятся здесь, — сказал он, — новая же встреча будет полностью зависеть от исхода грядущих событий.

Гермес сделал несколько шагов в сторону, оставляя на земле отпечатки искусной подошвы своих крылатых кед.

— Всё это… — проговорил он. — Я ведь шёл сказать ей, что Танатос ранен и без сознания, а Макария и Афродита пропали. Никто не знает, что произошло, только Геката могла бы… — он прикрыл глаза. — Что нам делать? Если царство Теней не устоит, на Земле не будет смысла бороться.

— Оно устоит, — заверил Харон, вознося благодарность Ананке за то, что позволила ему надеть капюшон и маску задолго до этой новости и скрыть истинные эмоции. — Уход Гекаты к Безликим Сёстрам скорее благо. Ей суждено помочь им, и, возможно, именно там она будет в большей безопасности, чем здесь… — он успокаивал Гермеса, но сам понимал, как странно и неправдоподобно звучат эти слова.

Гермес не слушал. Всё его существо выражало великую скорбь — Геката ушла, забрав опору, которая всё это время поддерживала его, позволяла ему быть жизнерадостным и весёлым, несмотря ни на что. Она ушла, и всё остальное утратило свою важность и значимость. И даже свет, окружавший его, померк.

— Крепись, — не задумываясь о последствиях, Харон сделал шаг к Гермесу и положил руку на плечо, — и делай, что должен. Забудем предрассудки и вражду прежних лет, объединим усилия. Олимп, Океан, царство Теней… теперь мы на одной стороне.

Сердце Гермеса разрывалось на части, изнывало от боли и беспокойства, но он должен был продолжать идти вперёд, отнести Гефесту информацию, сделать всё, чтобы уход Гекаты был ненапрасным, чтобы в будущем снова увидеть её.

— Забудем и сделаем, что должны, — в ответном жесте Гермес положил руку на плечо Харону, так что получилось своеобразное братское приветствие. — Я отправляюсь на Лемнос. Сможешь прислать весть, как Танатос придёт в себя?

— Как? — удивился Харон, первым убирая руку. — Если ни тебя, ни Гекаты здесь нет, мне останется только покинуть свой пост и…

— Сон, — перебил Гермес. — Пусть Гипнос передаст мне это во сне.

Харон бросил задумчивый взгляд на тополь.

— Да будет так.

***

Кровь стучала в висках, заглушая остальные звуки, которые именно сейчас были так важны, тяжёлое дыхание поднимало грудь, никак не желая успокаиваться, голова раскалывалась. Лина сидела в густом лесу, прижимаясь к стволу высокой ели, и пыталась расслышать в шорохах и скрипах шаги идущих по следу охотников Ареса. Именно охотников. Благородные воины не загоняли врага как дичь, они сражались открыто, не нападали толпой…

… Гефест предупреждал Лину об опасности, о непредсказуемости врага, и Лина честно соблюдала осторожность, но на Лемносе оказалось спокойно: никто не преследовал её, никто не нападал. После встречи с Гестией она собиралась переместиться в Афины — в первый из двух городов под защитой наследников богини мудрости — и только после этого отправляться к Аиду. Лина так и сделала, смешалась с толпой на площади, скрыв ауру, и пошла, не поднимая головы, к предполагаемой точке перемещения, когда десять невидимых божественных стрел рассекли воздух у её плеч, чудом миновав смертных. Смертных! Лине хватило доли секунды, чтобы понять весь масштаб трагедии: если охотников не беспокоит запрет на сражения в мире смертных, значит, им незачем церемониться с полубогами-защитниками, которые непременно явятся на проявление чужой силы. Невинные жертвы и возможная бойня — вот, что случиться, если Лина не покинет город. Выбора не осталось…

…Стемнело. Лина соединила ладони и направила божественные силы на восстановление, ощущая, как ноют царапины и порезы, но не они беспокоили её, а их медленное заживление. Так не должно быть, её новый статус предполагал, что оружие полубогов не нанесёт ей серьёзных ран. Она накинула капюшон и закрыла глаза, желая успокоиться, собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Но вместо этого вспомнила прощальный разговор с Гестией…

…«Персефона», — голос богини в воспоминаниях заставил Лину на время забыть о преследовании.

— Персефона, — они стояли у края божественной защиты дома Гестии на тропе над морем. Гестия собиралась к Посейдону, Лина отправлялась в Афины. Они провели вдвоём несколько часов и теперь прощались, будто старые подруги. Гестия умела расположить к себе, — из твоего рассказа я поняла, что должна объяснить тебе некоторые вещи, — она улыбнулась, — или напомнить.

— Я всё ещё не чувствую себя готовой. Это безумие, — Лина посмотрела на неспокойное море, на чаек, круживших над волнами, и повторила шёпотом, — это безумие.

— К такому невозможно подготовиться, но необходимо знать хотя бы основы для шанса на успех. Если Аид не сказал тебе, я скажу. Итак, твоя божественная сущность, это концентрированная божественная сила или энергия внутри тебя, тот самый бесформенный сгусток, из которого ты извлекаешь форму божественного оружия. Этот же сгусток создаёт божественную силу, питающую твоё тело, позволяющую тебе делать то, что смертные называют магией. В свою очередь божественная сила излучает ауру, по которой другие боги узнают тебя — это частицы твоей божественности, витающие вокруг и сопровождающие тебя повсюду.

— Это знаю, — неуверенно сказала Лина, — я читала и кое-что вспомнила по рассказам Аида, только по линиям власти хотелось бы дополнительных пояснений.

— Линия власти — не то же самое, что Власть, — Гестия словно торопилась рассказать как можно больше. — Это связь, которую образует одно из мировых явлений с божественной силой избранного бога. Так, например, та же любовь, возникшая из Хаоса, в момент появления Афродиты образовала линию власти с её силой. Никто не может на это повлиять и самостоятельно сделать выбор. Не можешь и ты. Хотя зерно души пробудилось в тебе слишком поздно, а первоначальная сила Персефоны создала иную богиню, ты не осталась ни с чем. Твоя божественная сущность по-прежнему генерирует божественную силу, она по-прежнему связывает тебя с весной, а так же с линией власти Деметры. Ты объединила в себе сразу несколько линий власти, поэтому скипетр так сопротивляется тебе. Тебе тяжело, я понимаю, но ты ещё не пробудилась полностью. Всё придёт. Всё до последней капли.

Лина не знала, что сказать, а Гестия и не ждала ответа.

— А Власть… высшая Власть, это нечто большее. Как предмет линии власти питает связанную с ним силу, так и одна из трёх частей высшей Власти питает связанного с ней бога, но если линия власти — это всего лишь поле действия, вотчина и владения, то Власть — это союзник. Могущественная неуправляемая стихия, которую нельзя подчинить силой, для которой нельзя стать хозяином, только напарником, а лучше другом.

— Хочется верить, что это сон… — прошептала Лина и добавила чуть громче, — у меня не получится. Всё во мне кричит, что это дурацкая затея, что я бессильна, неспособна противостоять Аресу. Я слабая и беспомощная, и в то же время я уже не прежняя я… во мне ничего не осталось от меня самой.

— Не говори глупостей! Ты прекрасно осознаёшь, кто ты, и что все твои чувства дополняют тебя, а не лишают личности. Ты не бессильна, и ты не одна… Власть, полученная вместе со скипетром, имеет ещё один нюанс. Что ты слышала о праве Верум?

В воспоминаниях смутно вспыхнули люстры, круглый стол, и странный круг, заполненный белым светом. Зевс и Гера, Посейдон и Амфитрита… Аид…

— Посейдон просил право Верум на последнем Совете Триединства, — задумчиво произнесла Лина.

Гестия ахнула.

— Да что ты?! И Зевс согласился?

Лина отрицательно качнула головой.

— Да… А что это? Я никогда об этом не слышала, но уже догадалась, что…

— Мало кто слышал, — перебила Гестия. — Последний раз право Верум использовали до твоего первого рождения, а затем переименовали, и даже Амфитрита наверняка не сразу поняла, о чём идёт речь.

— Да, она была… растеряна.

Гестия кивнула и пояснила.

— Право Верум — это право Истины, право услышать правду. Связь трёх символов великой Власти — скипетра, трезубца и копья — дающая владельцам неограниченную силу в совместном бою за их искреннее отношение друг к другу.

— Но эта связь забрала силы у всех шестерых на Совете Триединства, — удивилась Лина.

— Правда? — Гестия подозрительно прищурилась. — Значит, кто-то из братьев не был искренен в своём желании… странно. Говоришь, Посейдон предложил эту идею?

Лина пожала плечами.

— Да…

Гестия задумчиво покрутила золотой браслет на запястье.

— Может, причиной потери сил стала общая атмосфера?.. — предположила Лина. — Всё-таки кто-то готовил нападение.

Гестия прикрыла глаза.

— Нет. Всё это дело божественных связей, а не внешних обстоятельств, общая атмосфера не при чём… — она поправила причёску и вдруг вскинула взгляд на Лину. — Не передавай скипетр никому, символы Власти можно передать только добровольно, не передавай даже ему…

— Аиду?

— Да. А что тебя удивляет? Не передавай, пока не убедишься, что это он, и что с ним всё в порядке…

…Огромный огненный шар пролетел над головой Лины, растворяя образ Гестии, как и воспоминания о ней. Верхушки деревьев вспыхнули, и сотни горящих веток полетели вниз.

— Чтоб тебя! — Лина выставила защиту и вжалась в дерево, судорожно соображая, что делать. Лес заволакивало дымом.

Много часов назад Лина попала в окружение, на неё словно ополчился весь мир. Она понимала, что вести к Аиду целый отряд охотников неразумно, перебегать от города к городу, подвергая опасности смертных, тоже, оставалось только прятаться по безлюдным местам и искать способы сбросить хвост. Из Афин Лина переместилась к морю, потом на остров, поле и заснеженную равнину, она пыталась путать следы, делать сразу несколько последовательных перемещений, но всё было напрасно. К закату охотники загнали её в угол у подножия гор, где впервые дали понять, что шутки кончились — их стрелы и божественные луки лучились силой, способной пробить любую защиту Лины. Ей следовало бы испугаться, но вместо этого она преисполнилась решимости. Лина не собиралась умирать. Не сегодня. Смерть придёт к ней тогда, когда она позволит, и только после того, как всё будет решено.

Тёмные фигуры охотников, скрытые в лучах заходящего солнца, медленно приближались к ней, Лина заняла устойчивую позицию, чувствуя за спиной исполины скал, создала защиту и взяла в руки скипетр, когда почувствовала, как сердце падает в живот.

В рядах охотников появились боги.

Их высокие силуэты возникли в ослепляющем свете, аура заискрила, соприкасаясь с аурой Лины, а грозная тень облаков накрыла вершины ближайших гор. Лина ожидала детей Ареса или его самого, но никак не Аполлона и Артемиду в полной своей силе и… в таком виде. По их телам текла чёрная вязкая жижа, будто они с головой нырнули в нефтяной источник, движения скованные, как у марионеток, а взгляды безжизненные, равнодушные к миру и судьбе. Ими, так же как и стрелами охотников, управлял кто-то другой. Для Лины это сражение было проиграно. Ей следовало бежать и бежать немедленно: она развернулась и, собрав последние силы, растворилась в золотом сиянии — стрелы богов рассекли воздух и пронзили гору, оставляя глубокие трещины. Лина сделала три перемещения без передышки и оказалась в густом лесу, где споткнулась о выступающий из земли корень, упала, разодрав руки, и, в конце концов, укрылась под раскидистой елью. Здесь она смогла отдышаться и восстановить силы, и именно здесь её настигли воспоминания о Гестии и огненный шар.

«Соберись! Соберись»! — мысленно приказывала себе Лина, — «Гестия вернула тебе способность чувствовать, но не тебя прежнюю! Ты больше не слабая! Соберись!»

Ладони непроизвольно коснулись земли.

«Войти в поток, позволить ему увлечь себя и»… — все сомнения вдруг ушли, а дальнейшие действия легли перед Линой, как на ладони. Она открыла глаза и прошептала, — … повелевать!

Сила прокатилась по телу волной приятного покалывания, сосредоточилась в пальцах рук и ухнула в землю бесконечным переплетением божественных лиан. Теперь Лина была с ними единым целым: внутренним взором она видела, как они, пробиваясь сквозь толщу земли, огибая корни растений векового леса, мчаться навстречу её врагам. Отдалённый вскрик охотников заставил её приподнять уголок губ.

Получилось!

Лина проделала тот же трюк ещё несколько раз, пока не поняла, что её игру раскусили. Охотники стали обходить лианы, предугадывать их появление, и тогда в дело вступили лепестки, листья и иголки. Острые как бритва они выкосили ещё с десяток её противников. Но что такое десяток, против сотни? Охотники прибывали на место со звуком песка, высыпающегося в часы, неумолимо приближая свою победу, а с ними явились Аполлон и Артемида. И если от Аполлона ещё можно было скрыться, то от богини охоты — никогда.

Над головой просвистело шесть стрел, снова разбивая защиту Лины, так что ей пришлось пригнуться. «Стрелы полубогов и наследников, способные навредить одному из трёх… боги второго поколения, подчинённые чьей-то воле…» Сейчас, когда Лина задумалась об этом, многое встало на свои места. Кому под силу было противостоять владельцу скипетра? Кто мог ранить бога, обладающего третьей частью мировой Власти? Кто мог взять под контроль столь сильных богов?

Мир Лины перевернулся сильнее, чем это случилось во время передачи скипетра. Если до этого ей казалось, что стрелами охотников управляет Арес, то теперь было очевидно, что она ошиблась. Не Арес был её главным врагом. Чья-то могущественная длань направляла бога войны, кто-то незримо поддерживал его и помогал ему. Кто?

Ответ был только один. Первые боги, дети Кроноса и Реи. Никто, кроме них, не способен был на такое… никто. Титаны и Старшие боги давно уступили место Первым, а изначальные слились со своими стихиями или уединились и не вмешивались в суть бытия.

Сердце Лины укатилось вниз. Подозреваемых всего шестеро: Гестия, Гера, Деметра, Аид, Зевс и Посейдон, — ни одного из них она не могла бы с уверенностью назвать виновным, и в то же время каждый из них мог обманывать её. Посейдон взял на себя огромную ответственность по защите мира, Аид и Зевс оказались в плену, Гера утратила силу, Гестия слишком любила Аида, а Деметра спала в Небесном Храме вот уже много веков. Но разве это что-то доказывало? Разве многовековая история Олимпийского сонма не подтверждала их двуличия, жестокости и тщеславия? Как бы Лина не хотела это отрицать, подозревать нужно было всех, даже тех, кто по очевидным причинам не мог быть в этом замешан.

Досада — вот, что Лина почувствовала, как следует обдумав эту мысль. Несмотря на весь путь, который она прошла к этому моменту, ей пришлось снова вернуться к истокам. Снова обманы, снова манипуляции. Как она устала от этого, как же устала! Возмущённая и разочарованная, Лина не заметила, как толстая ветка, охваченная огнём, рухнула рядом и подожгла сухую прошлогоднюю траву. Лина вдохнула, закашлялась и вдруг обратила внимание на маленький цветок, медленно тонущий в дыму. Её пронзило ледяной стрелой ужаса и отчаяния. Она забыла. Она совсем забыла, что из-за неё могли пострадать не только полубоги и смертные. Вне городов тоже жили невинные беззащитные существа — это они стояли сейчас между ней и охотниками, это их сердца бились в каждом стволе, в каждой травинке леса. Нимфы, дриады… божественные существа, готовые ради своей покровительницы на что угодно, даже на сожжение. Вместе с большой силой на её плечи легла и ответственность, полноту которой Лина познала только теперь. Так продолжаться не могло. Лина должна была встать и сражаться, выйти навстречу опасности и решить всё раз и навсегда.

Лианы, листья и елочные иголки отвлекли оставшихся охотников, когда Лина выходила из леса, но Артемида и Аполлон остались невредимы. Смутно кольнуло сердце при виде лука Артемиды, который так часто держал Марк — Лина едва не растеряла всю уверенность, вспомнив об этом, но выброшенная шестёрка стрел в её сторону изгнала всякие воспоминания. Лина выставила защиту, готовясь отбиваться или уклоняться от ударов — мир сжался до блестящих наконечников, до тихого свиста и гулкого сердцебиения, когда ночной мрак рассекла яркая вспышка. Золотой всполох сбил все летящие стрелы, сделал полукруг и вернулся в руки хозяина, фигура которого в этот момент выросла перед Линой. В темноте сложно было что-либо рассмотреть, а смутно знакомая аура всё равно не давала никаких подсказок. Незнакомец сделал несколько шагов вперёд и обратился к Аполлону и Артемиде.

— Уходите! Я сам. Я сделаю всё сам.

Голос тоже показался знакомым, но Лина никак не могла собраться с мыслями и понять, кто перед ней. Каждый раз, когда она думала, что имя незнакомца готово сорваться с губ, его образ ускользал, оставляя пустоту и растерянность.

— Уходите! — повторил он, и боги отступили.

Незнакомец смотрел на них до тех пор, пока последний отголосок их божественных сил не исчез, а затем обернулся. Лунный свет коснулся тёмных волос, скользнул по лбу к глазам, лицу и губам, заставляя Лину приоткрыть рот в изумлении.

— Амфитеус?

Глава 37. Многоликая

С детства он мечтал увидеть её. Свою сестру. И пусть Деметра рисовала Кору хрупкой беззащитной девушкой, сломленной супругом-похитителем, мрачной тенью Подземного мира с безжизненным ничего не выражающим взглядом, Амфитеусу было всё равно. Он ждал встречи. Но шли годы, одно событие сменялось другим, интриги и планы, в которые к юности он невольно втянулся, начали увлекать, отговорки матери больше не трогали сердце. В какой-то момент Амфитеус заставил Ареса и Деметру поверить, что забыл свою детскую мечту, отказался от неё, и тем самым добился снятия запрета на перемещения. Ему позволили работать наравне с Деймосом и Фобосом. Амфитеус стал выполнять задания сначала простые, затем повышенной сложности, занимался связями, шпионажем, чужими тайнами — Арес видел в нём большой потенциал и поощрял его стремление к успеху, не замечая, что покорность притворна, а слова и поступки двусмысленны. Хотя вряд ли он действительно не замечал, скорее пребывал в уверенности, что сможет при любом раскладе подчинить Амфитеуса своей воле.

Одно из заданий, когда Амфитеусу было поручено проверить слухи о связи Гекаты и Гермеса, закончилось быстро — он наткнулся на них у храма Афины и сразу потерял интерес. Ему следовало бы уйти и доложить обо всём Аресу, но он остался. За много веков Амфитеус так и не понял, что заставило его тогда спуститься на равнину и пройтись по цветущему полю, заглянуть в глаза синей дали небес. С тёплым ветром и ароматом цветов в его сердце ворвалась и прежняя лёгкость, будто детство никогда не покидало его, будто утраченные мечты вернулись к нему первым лучом рассвета. Он прошёл по высокой траве, любуясь мерцанием солнечных лучей на лепестках и листьях, спустился вдоль ручья к цветущим персикам, не страшась покинуть бессмертные земли, и вдруг увидел её.

В ворохе лепестков она кружилась среди нимф такая живая и цветущая, будто сама весна явилась с Олимпа в мир смертных, чтобы даровать природе свою божественную красоту. Тёплый порыв ветра коснулся лица Амфитеуса, и он точным и ловким движением поймал за шкирку шаловливого Нота. Тот возмущённо сбросил его руку.

— Чего цепляешься?

— Есть вопрос…

Нот, недовольно цокнув языком, проследил за его взглядом.

— Что, деву выбираешь себе под стать? — оживился он, будто был заядлым сводником. — Смотри, вот Ника, красотка что надо, всё при ней, нежная и изящная, — Нот сложил пальцы у губ, а затем раскрыл ладонь, изобразив поцелуй. — А та, — он указал рукой на другую, — Лира, ещё дитя, но уже достаточно мудрая, чтобы понять твои желания. А это Эвредика, невеста сладкоголосого сына Аполлона… Чуть левее, с серыми прямыми волосами, Эхо… она в очередной раз с Паном разбежалась, но это же не проблема, да?

— А в центре кто? — не слушая, спросил Амфитеус. — Кто та темноволосая нимфа?

Нот недоверчиво хмыкнул.

— Не знаешь?

— Если бы знал, не спрашивал.

Нот взволнованно сглотнул, качнув головой, словно одно упоминание её имени могло низвергнуть его в Тартар.

— Я не уверен, что…

— Говори!

Нот не боялся Амфитеуса, но и начинать ссору из-за какого-то имени не пожелал.

— Это Кора, — сказал он. — Дочь Зевса и Деметры, богиня весны, супруга Владыки Мёртвых и… твоя сестра.

Амфитеус потерял дар речи. Невозможно было поверить, что эта жизнерадостная, живая и прекрасная нимфа может быть Корой. Той самой Корой, встречи с которой он ждал много веков. Той самой Корой, которую не иначе как сломленной тенью и представить было нельзя.

— Ты ш-штишь? — голос подвёл его, и ему пришлось дважды повторить последнее слово, чтобы оно звучало разборчиво. — …шутишь?

— Нет, — Нот был серьёзен, — я знал её ещё ребёнком и не могу ошибаться. Это точно она.

Амфитеус запустил пальцы в волосы, не находя в себе сил принять её такой и признать, что все до единого лгали ему, что всем было проще распускать слухи о ней, чем признать её настоящую. Он стоял там и смотрел, пока солнце не скрылось за горизонтом, а Кора не покинула это место вместе с нимфами.

Амфитеус так и не решился подойти.

Он пообещал себе, что в следующий раз обязательно заговорит с ней, однако следующий раз случился у Тёмных Врат в конце осени, когда прекрасная дева обратилась тёмной царицей, величественной и гордой. В этом образе Кора была чем-то похожа на мать: властная, сильная, независимая, но в отличие от неё великодушная и искренняя. Разговор с ней мог принести много серьёзных проблем и навлечь гнев Аида, чего Амфитеус по многим причинам предпочитал избегать. Встреча снова не состоялась.

Амфитеус тогда подумал, что будет ещё много вёсен, которые смогут свести их, но и тут ошибся. В этом же году Арес привёл в исполнение свой план, разрушая едва возродившиеся мечты и стремления Амфитеуса, не оставляя ему ни выбора, ни свободы действий. Арес отобрал у него всё: мать, которой клялся сохранить жизнь, возможность встречи с сестрой и линию власти, которую Деметра обещала передать сыну, — только божественные зёрна и остались.

Пережив тяжёлый период утраты, Амфитеус собрал осколки разбитых иллюзий и снова позволил Аресу быть хозяином положения: он исполнял его приказы, помогал ему во всём, но при этом вёл и собственную игру. Амфитеус искренне верил, что завладев линией власти матери, сможет стать свободным, сможет покинуть Олимпийцев и зажить собственной жизнью среди людей, в мире, где о нём никто не будет знать, где он никому и ничего не будет должен. Амфитеус тщательно выстраивал план, умело используя приобретённые навыки для достижения собственных целей, не жалел ни сил, ни времени, ни даже чужих жизней. Всё его существование свелось к ожиданию, к бесконечной череде однотипных событий, которые — он знал — рано или поздно должны были привести его к нужному результату.

Время убегало сквозь пальцы — минуты превращались в дни, дни в года, года в тысячелетия. Олимпийские боги всё меньше действовали сообща, царство Теней дремало, окутанное мраком тайны, царство Моря совсем отошло от дел, а смертные, в отсутствие тотального контроля, подняли головы. Их города стали процветать и множиться, цивилизации расти — боги пытались сопротивляться, насылали потопы и смертельные болезни, но, в конце концов, поняли, что, убивая смертных, подвергают опасности не только себя, но и само мироздание. Как создатель, познавший, что его творение выходит за рамки воображения, боги не могли позволить себе полное уничтожение смертных, они предпочли следовать старым заветам и наблюдать со стороны. И сначала им с лёгкостью удавалось быть всеведущими наблюдателями, но затем они стали спускаться в города, защищать их, иногда вмешиваться в политику, иногда устраивать собственное благополучие. Так к двадцать первому веку боги слились со смертными и уже не видели себя отдельно от их многомиллиардного сообщества.

Амфитеус ничем не отличался от других них. Из века в век он жил в городах смертных, подражая богам, вливаясь в молодёжные тусовки, интересные компании, но всегда оставался одинок. Предвестники возвращения Персефоны вернули ему надежду на встречу, и он стал ещё активнее проявлять себя. К этому моменту Арес уже слишком сильно погряз в собственных проблемах, чтобы обращать внимание на подпольные дела одного из самых верных сторонников — подозрений было недостаточно, а искать подтверждения не позволяла основная задача. Амфитеус пользовался этим. Он всё отлично спланировал, но первый же приказ Ареса едва не пустил его план псу под хвост. Марк и Ариана. Он не мог отказаться от убийства, чтобы не выдать себя, но и действовать предложенными методами не стал — сделал всё так, чтобы их жизнь закончилась быстро, подарил им покой, поселив вину и беспокойство в собственной душе.

Второй раз Амфитеус ослушался Ареса, когда тайно выбрался из «Протекта», чтобы лично найти и схватить Персефону. Он ждал грандиозной встречи с великой богиней, а нашёл полнейшее разочарование. Девушка, проскользнувшая в комнату, при всей своей схожести с Персефоной, выглядела слабой и глуповатой — испуганный взгляд, истеричные вскрики после выстрела, странные ужимки. И ради этого его мать пожертвовала собой? Ради слабой неблагодарной выскочки, неспособной даже на малейшее проявление силы?

А потом эта неблагодарная выскочка чуть не убила его и этим ответила на все вопросы.

Амфитеус помог поймать её, выполнил долг и вернулся к Аресу, где вместо благодарности получил небольшой, но суровый выговор, а вместе с тем и отказ передавать линию власти Деметры. Во вспыхнувшей ссоре они едва не вступили в бой, но Амфитеус не был глуп, потому взял и попросил прощения. Он не мог позволить на корню разрушить мост к свободе, который веками строил в тайне от всех. Притворившись покорным, Амфитеус стал разведывать то, что прежде было за пределами его досягаемости: навестил выбравшегося из Тартара Деймоса, успел заглянуть в архивное хранилище «Протекта», и так разузнал всё, что было необходимо. Вся его жизнь прошла сквозь призму полученной информации — по всему выходило, что цели приспешников Ареса не стоили ни драхмы, а новый мир, которым они так грезили, должен был стать их общим концом. Хотел ли он предотвратить это? Безусловно. Но только после того, как докопается до правды и получит линию власти матери. И путь к этой цели был только один — встретиться с сестрой.

Амфитеус осознавал все риски. Обиды, которые он успел нанести Персефоне за их короткое знакомство, могли стоить ему жизни, однако тайна Кристалла Душ оставляла надежду. Персефона точно знала, кто хранитель Кристалла, она не отправила бы к нему врага, тем самым подвергая его опасности.

Амфитеус вычислил время и место появления Артемиды и Аполлона, решив, что успеет сделать задуманное до того, как Арес признает его предателем.

— Амфитеус? — поражённо произнесла Персефона, когда он защитил её и обернулся.

— И снова здравствуй, сестра…

***

(Последний год Эпохи Противостояния)

Ночь близилась к завершению, а вместе с ней меркла и линия дороги Мёртвых. Гермес спустился на последний видимый перекрёсток и сошёл с тропы за грань бледного света, мгновенно оказываясь во власти Нюкты. Её чёрные одежды окутали его безмятежным мраком, окружили алмазной россыпью звёзд, обласкали и отступили, открывая путь к маленькому дому со скамьёй и одной единственной яблоней. У низкой изгороди горел факел, пламя которого трепыхалось от Мёртвого ветра, в небе над крышей висели яркими лампами три луны, а чёрные псы, спящие у дверей, навострили уши.

— Геката… — Гермес почти прошептал её имя, не смея идти дальше. — Геката, поговори со мной, — крылышки на его сандалиях и шлеме настороженно опустились, будто желая спрятаться от чужих взглядов. — Пожалуйста.

Гермес уже приходил к ней, искал её много лет, и вот сегодня она, наконец, позволила ему войти.

— Геката!

— Из могилы достанешь, — недовольно произнесла она прямо за спиной Гермеса, напугав его до остановки сердца.

Он резко обернулся и на миг замер, забывая, как нужно дышать. О, Ананка-судьба, кто бы знал, как Гермес был рад этой встрече, как сильно он скучал… Ему с трудом удалось справиться с чувствами и спрятать их за игривой усмешкой.

— Мои наставления не прошли даром, ты научилась шутить.

Геката одарила его ледяным взглядом и прошла к скамье под яблоней.

— Зачем Зевс так настойчиво шлёт ко мне Вестника Богов? — она села, изящно сложив руки на коленях — полумесяц, спрятанный в лучах её ободка, сверкнул отблеском алого пламени.

Гермес вздрогнул. Её тон был сродни божественному клинку, пронзившему сердце. Он думал, что сможет выдержать всё, что с лёгкостью заговорит с ней при встрече, но вот один её вопрос, и он уже чувствует себя юнцом, не знавшим женщины. Боль скрутила внутренности, поднялась к горлу и скопилась жгучими слезами в глазах. Гермес усилием воли подавил их и пошёл к Гекате — он хотел сказать так много, рассказать, как ему не хватало её голоса, её улыбки, но вместо этого прошептал:

— За что? В чём я повинен пред тобой? Разве не очевидно, что не Зевс был причиной моей настойчивости? Разве не очевидно, почему я так желал нашей встречи?

— Как ты смеешь спрашивать? Ты предал меня… ты сам.

— Как? — Гермес опустился перед ней на колени и потянулся к её рукам, но она резко встала и повернулась к нему спиной. — Скажи мне, как именно я тебя предал? Ты ушла без объяснений, просто исчезла на три Великих года… Я с тех пор места себе не находил, а ты, оказывается, считаешь меня предателем! Что я сделал?

— Ты был с Афродитой, с Калипсо и многими нимфами, ты…

Он вздрогнул, будто она ударила его — от несправедливости обвинений кровь вскипала в жилах.

— Это было до знакомства с тобой! Это было до того, как я понял, что люблю тебя.

— Лжец! — Геката развернулась, и полы её красного пеплоса взлетели и опустились, как лепестки цветка.

— Я не лгу! Ты надумываешь поводы, избегая называть истинную причину. Объяснись. В чём я предал тебя? Что я сделал?

Она шумно выдохнула и покивала своим мыслям.

— Ну, хорошо… Ты призывал убить Аида и его сторонников, поддерживал идеи Деметры и Артемиды. Знаешь, я понимала твоё стремление защищать цели Олимпа, но не понимала, почему ты не сказал мне этого в глаза. Когда сообщили, что ты погиб в Сицилии, сражаясь с тёмной стражей, я поклялась навсегда разорвать все связи с Небесным городом, но ты оказался жив. Я успела оплакать тебя, прежде чем увидела снова… ты стоял подле Зевса на его колеснице, живой, невредимый и… совершенно чужой.

— Подожди… — Гермес и сам не понял, как поднялся на ноги. — Я никогда ни с кем не сражался, я не участвовал в войне и ни к чему не призывал, я не делал ничего из этого. Кто тебе всё это наговорил? — он провёл руками по пёрышкам крыльев на шлеме и нахмурился. — Тогда, на колеснице, я сказал, что собираюсь жениться на тебе, напомнил отцу, что Вестник всегда свободен и не подчиняется Олимпу в той мере, в какой подчиняются другие Олимпийцы… Я…

— Ты попросил моей руки у Зевса? — не поверила Геката. — Я подчиняюсь только Аиду, к нему нужно было идти!

Гермес внутренне расслабился — то, что Геката сделала акцент не на факте предложения, а на Зевсе, уже давало шанс на положительный ответ — но в то же время, почувствовал себя последним идиотом. Это была его ошибка. Геката с самого начала была права, никто на Олимпе не желал ещё прочнее связывать царство Теней и Небесный город, второй подобный брак они бы не потерпели — естественно, что кто-то попытался это предотвратить. Ему следовало раньше вспомнить об этом.

— Да… я сглупил, но идти к Аиду всё равно было не лучшей идеей. Он ведь запретил Персефоне возвращаться. Да и ты сражалась на стороне Аида, как я мог быть уверен, что ты не направишь на меня оружие?

Геката изогнула бровь.

— Нет, Аид не при чём… Персефона не вернулась домой. Это Зевс по просьбе Деметры похитил Персефону и выдвинул ультиматум. И… думай, что говоришь! Я бы никогда не направила на тебя оружие, — она глубоко вздохнула. — Зачем ты просил моей руки, если настолько не доверяешь мне?

— Никто не похищал Персефону, — возразил Гермес, — ни Деметра, ни Зевс этого не делали. Мы думали, Аид начал войну, а получается, кто-то просто…

— Лжет нам, — закончила за него Геката. — Кто-то натравил их друг на друга, но кто?

Они встретились взглядами. Затянувшееся молчание заставило их по-новому взглянуть на многие вещи и друг на друга — так чувствуют себя люди, годами жаждавшие мести за свои идеалы, а потом осознавшие бессмысленность такой мести.

— Прости, — первой сказала Геката, — я не знала, мне следовало проявить большую бдительность в делах с Олимпом… Мне следовало поговорить с тобой лично…

Гермес робко улыбнулся, шагнул к ней и обнял, притягивая к себе так стремительно, что перехватило дыхание. Геката обняла его в ответ.

(наши дни)

Гермес тяжело вздохнул и смахнул со щеки непрошеную слезу. Он прибыл на Лемнос несколько часов назад и теперь стоял в захламлённом хранилище мастерской, уединившись в ожидании Посейдона, без которого никто не хотел начинать. Здесь повсюду валялись неудавшиеся изделия, неточные или непонравившиеся богам статуи, старые или сломанные вещи и инструменты — у статуи Гекаты, например, неудачно вышел хитон, но её лицо, изгибы плеч и лучи ободка передавали всё в мелких деталях. Гермес заглянул ей в глаза.

— Что мне делать без тебя? Ты всегда давала хорошие советы… — он оборвал мысль на полуслове, застыв в неоконченном движении. Ему показалось, что рядом кто-то всхлипнул.

Это было пугающе и странно. Кто мог одновременно с ним спуститься сюда, чтобы предаться своим печалям? Когда всхлип прозвучал второй раз, Гермесу осталось только пойти на звук. Он осторожно обошёл гору хлама, стараясь издавать как можно меньше шума, но оступился и свалил кучу глиняных горшков. Кто-то вскрикнул, затопал в его сторону… Гермес едва не выставил защиту, когда разглядел знакомое лицо.

— Афина!

— Гермес!

Афина могла убить любого, кто видел её слёзы, но не Гермеса. Гермес был особенным, Гермесу позволялось многое хотя бы потому, что он делил с ней вино и праздное веселье все прошедшие после войны века. Стоило ей только посмотреть ему в глаза, как она тут же сменила гнев на милость.

— Что с тобой?

— А с тобой?

Гермес не хотел ничем делиться и думал, что Афина тоже предпочла бы оставить всё в тайне, но ошибся.

— Как ты думаешь, отец мог лгать нам о перерождении нимф? — спросила она.

Он поперхнулся.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, — Афина неопределённо пожала плечами и часто заморгала, — я видела Палладу* на площади во втором подвластном моим наследникам городе. Я видела её так же отчётливо, как тебя сейчас. Но когда я спросила об этом отца, он проигнорировал меня, а затем и вовсе изгнал с Олимпа со скандалом, начатым из-за моих претензий к Аресу.

— Так ты из-за этого покинула Олимп? Из-за Паллады? — сипло спросил Гермес и откашлялся. — Как ты могла её видеть? Она же…

В глазах Афины появился и исчез металлический блеск.

— Ты мне не веришь?

— Сомневаюсь, что ты стала бы в этом лгать… — он провёл ладонью по золотым кудрям. — А ты никогда не говорила об этом с кем-то помимо отца? С… Аидом?

Афина покосилась на него.

— О, ну конечно, Аид же всегда горит желанием поделиться делами своего царства! В прошлом я спрашивала его много раз, но не получила ни одного определённого ответа, зато теперь увидела воочию.

— Ты точно не обозналась? Девушка могла быть просто похожа на Палладу, и… я имею в виду, она может быть смертной…

— Я не обозналась, а даже если так, я всё равно должна выяснить правду. О последствиях мне известно. Если существует малейший шанс, что это Паллада, я сделаю всё, чтобы вернуть её и… защитить. Мне нужно найти её снова до того, как всё случиться.

— К чему такая спешка? Смертная или бессмертная Паллада часть мира, который без Зевса… сама понмиаешь. Сначала помоги вернуть его, а потом, обещаю, я помогу тебе найти её.

— Нет, Гермес, я однажды уже потеряла её и больше не хочу. Если она смертная, рядом со мной ей будет безопаснее, если же бессмертная — её помощь будет мне необходима.

Гермес покачал головой.

— Так не должно быть. Ты мудрая, ко всему подходишь рационально, с чего вдруг сейчас ты стремишься следовать за чувствами? Геката ушла к Безликим сёстрам, Гера потеряла силы, Зевс, Афродита и Макария пропали… Я не верю, что твои желания продиктованы исключительно чувствами. Что-то происходит, ведь так? Что-то помимо надвигающейся угрозы?

Афина зло фыркнула.

— Именно! Догадливый ты плут! Кто-то уже очень давно и методично устраняет сильнейших богов, лишая их возможности сражаться, сея ложь везде, где есть хотя бы зачаток разума. Деметра, Гера, Зевс, Аполлон и Артемида… — она прокрутила золотой браслет на запястье. — А теперь подумай, кто за этим может стоять и кто на такое способен?

— Хочешь сказать, кто-то из детей Кроноса работает с Аресом?

— Так и есть. И хочу верить, что только кто-то один. Я специально пришла к Гестии, чтобы проверить её… и не добилась ничего. Теперь поступлю иначе. Я оставлю Посейдону всё, что необходимо, и уйду, буду наблюдать со стороны, а в этом Паллада, как бы не претило мне использовать её, отличное прикрытие. Я сделаю два дела сразу и вмешаюсь в случае необходимости, — она внимательно посмотрела ему в глаза, — и тебе тоже советую. Мойры не зря просили Афродиту устроить ваш союз с Гекатой… думаю, тебе нужно следовать за ней.

Гермес отвёл взгляд в сторону, не замечая, как напряглись крылья на его бейсболке.

— Я думал об этом… в любом случае, как и в прошлый раз, я не намерен сражаться.

___________________________________________________

*Паллада — нимфа, дочь Тритона (сын Посейдона и Амфитриты) и близкая подруга (названная сестра) Афины. Согласно одной из версий мифа, Афина и Паллада вели дружескую боевую тренировку, когда Гелиос (вероятно, не случайно) направил лучи в глаза Афине и она смертельно ранила Палладу. Когда Паллада умерла, Афина почтила её память, взяв вторым именем имя своей названной сестры.

Глава 38. Жертва

Пурпурные облака, мерцающие серебристой пыльцой, скрывали дом Морфея. Маки снова цвели под окнами, приятный аромат трав витал повсюду, Мёртвый ветер изредка касался воздушных, почти эфемерных тканей на окнах. На втором этаже в уютной мастерской с видом на дворец Аида вся измазанная божественной краской сидела Мирра. Она взмахивала длинной кистью, оставляя разноцветные вьющиеся ленты-мазки прямо в воздухе. Морфей тихо приоткрыл дверь и залюбовался ей, всерьёз думая, что Афродита не так уж и плоха, раз подарила ему возможность полюбить. Он улыбался, пока скользил взглядом по изгибам тела, волосам и тонким рукам Мирры, а затем посмотрел, во что сложились её ленты, и поник. Мирра снова рисовала её — Персефону — в этом изумрудном платье, короне, со скипетром в руке. Рисовала и, как обычно, не могла завершить картину. Морфей надеялся, что божественная сила Макарии останется с ними, что Мирра не начнёт вспоминать, но её связь с сестрой была намного сильнее любых божественных проявлений, а чувство вины лишь усиливало эту связь, несмотря ни на что… несмотря на все усилия Морфея это предотвратить. Лента Макарии на запястье Мирры бледнела с каждым днём.

— Почему ты не заканчиваешь рисунок? — спросил он, как и каждый раз до этого, в тайне надеясь услышать иной ответ.

Однако ответ прозвучал тот же самый.

— Здесь чего-то не хватает, и я никак не могу понять, чего именно.

Её голос заставлял сердце сжиматься от нежности, желать коснуться, обнять, вдохнуть аромат её волос. Афродита отплатила Морфею сполна, и только ему было известно, за что именно. Она сделала так, что все его чаяния, все амбиции насчёт трона царства Снов стали казаться сущим пустяком в сравнении с взаимной любовью. Морфей не сдержался и потянулся к волосам Мирры, чтобы убрать локон за ухо и этим скрыть своё страстное желание, но Мирра отпрянула.

— Не трогай меня!

По воле всё той же Афродиты Мирра оставалась холодна и никакой симпатии к Морфею не испытывала.

— Извини, я просто хотел…

— Не нужно, — Мирра отмахнулась от него и встала, да так и застыла в неоконченном движении с поднятой кистью. Её лицо приобрело зеленоватый оттенок, взгляд наполнился болью, а сама она посмотрела на Морфея, как на невиданное чудо. — Я поняла.

— Что? — с надеждой спросил Морфей, неверно поняв смысл её слов, но тут же разочарованно выдохнул, заметив, что лента Макарии побелела.

— Я нашла недостающую часть. Это… я.

Морфей потерял дар речи, и пока приходил в себя, Мирра уже сделала новый мазок, и тот сложился в недостающий элемент трёхмерной картины.

— Нет, — голос Морфея сорвался, и он схватил Мирру за плечо, — нет… то есть, почему ты так решила? — сердце болезненно сжалось, но теперь не от нежности, а от страшного предчувствия, которое немедленно Мирра и подтвердила.

— Я часть её силы… Она попала в ловушку. Боги погибнут, если я не приду к ней на помощь.

Морфей притянул её в объятья, оцепеневшую, прижал к себе, наконец-то, как и хотел. И она позволила. Позволила, потому что знала — это в последний раз.

— Если ты пойдёшь к ней, если вернёшь ей свою силу, то, что же останется мне? Ведь тогда ты… тогда ты… — он взял лицо Мирры в ладони и заглянул в глаза, — … ты погибнешь, тебя не будет.

— Но ведь меня никогда и не было, — спокойно ответила она, — я не должна была существовать, я божественная сила Персефоны, ставшая слишком самостоятельной. Я чувствую, что нужна ей, я должна…

— Я люблю тебя! — перебил Морфей. — Люблю. И если ты уйдёшь, моя жизнь утратит всякий смысл.

Мирра мягко убрала его руки и сделала шаг назад.

— Только тебе решать, что составляет смысл твоей жизни. Но даже если и так… пусть это будет твоим наказанием за те бессмысленные попытки возвыситься, стать тем, кем ты не являешься. Подумай о том, кто ты, и поймёшь, что я всего лишь…

— Мирра! — Морфей потянулся к ней снова, но она, раскрыв ладони перед ним, подула, и исчезла во взлетевшем ворохе серебристой пыльцы.

— Прости… — её голос ещё звучал, когда пыльца рассеялась, а Морфей, поймав пустое пространство, безвольно осел на пол.

***

Амфитеус смотрел на Персефону, наполненный несвоевременным чувством победы над судьбой и над теми, кто желал ему помешать. Они встретились — сбылась мечта его юности — встретились по-настоящему. Чего ещё было желать? Персефона стояла перед ним в свечении божественной энергии, восхитительная и величественная, какой могла быть истинная богиня. Путы её силы текли в каждом корне, в каждой частице земли, она была во всём — богиня двух миров: тьма и свет, смерть и возрождение, начало и конец. Скипетр сиял зелёными отблесками божественной силы в отражении глаз Персефоны, скрывая лавину разнообразных эмоций, многие из которых Амфитеус не мог постичь. Единственное, что он понимал — это нежелание Персефоны уступать. Она была готова к битве и не собиралась упускать возможность из-за замены противника. Амфитеус ощущал это в её ауре, в её взгляде и мимике. За мгновение до того, как он попытался с ней заговорить, из-под земли взметнулись божественные лианы и устремились к нему, окружая. Он демонстративно скрестил руки на груди. Лианы, поднявшись на уровень его груди, остановились и стали покачиваться в воздухе, как змеи, которым играют специальную мелодию на флейте. Амфитеус ухмыльнулся и уверенно встретил взгляд Персефоны, сцепив руки за спиной.

— Собираешься напасть на своего безоружного спасителя?

Из-за свечения лиан было трудно рассмотреть выражение лица Персефоны, но слова её звучали отчётливо и жёстко.

— Охотник, отогнавший других охотников от добычи, чтобы самому загнать её, спасителем не является.

— Я не охотник.

— Неужели? А Марку и Ариане ты то же самое сказал?.. — она выдержала небольшую паузу и добавила. — Когда убил их!

Амфитеус облизал пересохшие губы и покивал своим мыслям. Он не хотел ей лгать.

— Ты стала причиной смерти моей матери, я убил людей, которых ты любила. Всё честно…

— Честно будет, если я испепелю твою божественную сущность, чтобы таких, как ты…

— А ты сможешь? — Амфитеус тихо рассмеялся. — Серьёзно? Сможешь? — он мысленно одёрнул себя — злить Персефону не стоило, тем более что победа заранее была в её руках — но ничего не мог с собой поделать.

Персефона провернула скипетр в руке и, прежде чем Амфитеус понял, что произошло, переместилась к нему и замахнулась. Он едва успел выхватить пистолеты, преобразовать их в трость и блокировать удар — треск, скрежет, вспышка, и вот его трость ломается надвое и исчезает из рук. Что может оружие из зёрен Деметры против символа власти? Что может бог второго поколения против одного из Владык?

— Стой! — Амфитеус успел поймать скипетр за зубцы, когда Персефона безжалостно замахнулась снова. Кожу обожгло, ледяная корка покрыла пальцы, но Амфитеус не мог позволить себе проиграть… по крайне мере, не раньше, чем поговорит с ней.

Персефона крепче обхватила рукоять и надавила сильнее — зубцы прорезали плотную ткань одежды Амфитеуса и замерли в миллиметре от последнего удара. С обледенелых рук на траву упали первые капли мерцающего золотом ихора.

— Линия власти Деметры у тебя? — сразу спросил Амфитеус, страшась, что она не станет слушать долгих предисловий.

Персефона удивлённо моргнула и вздёрнула подбородок.

— Да, но чтобы получить её, ты должен меня убить, — она приподняла уголок губ. — Значит, ты всё же за этим здесь? — скипетр опасно дёрнулся вперёд, заставляя сердце Амфитеуса пропустить пару ударов.

— Я сказал, что не собираюсь тебя убивать! — вспыхнул Амфитеус и усилием воли оттолкнул от себя скипетр. Раны на руках стали затягиваться, но слишком медленно для того, чтобы боль прошла сразу. — Передай мне её, и разойдёмся мирно.

Персефона очень серьёзно посмотрела на него, а потом вдруг тихо рассмеялась. При одном взгляде на неё становилось ясно — с их последней встречи случилось слишком многое, что безвозвратно изменило её.

— За столько веков ты не смог узнать, что воля богов ничего не значит при передаче линии власти? Ты окружён ложью, вся твоя жизнь сплошная ложь!

Она знала, куда бьёт, но Амфитеус желал доказать обратное, поэтому улыбнулся в ответ.

— А твоя жизнь? Не ложь? Целая армия богов управляет твоей жизнью, ты пешка, игрушка, которой суждено проиграть. Даже я знаю, куда ты идёшь и почему так злишься! К НЕМУ, да? Но ты ведь уже догадалась, что Аресу помогает кто-то из них. Не думала, что это может быть ОН?

— Заткнись! — прошипела она. — Даже если это так, я не отступлю, я должна его найти.

— Так отдай мне линию власти! И я помогу…

— Ты не слушаешь! Линию власти нельзя передать, понимаешь? Она переходит сама после исчезновения связанного с ней бога. Я бы с удовольствием избавилась от неё, но не горю желанием жертвовать собой ради твоей прихоти!

До Амфитеуса, наконец, дошёл смысл её слов. Его обманули. Мирозданием нельзя управлять, контролировать всё не могут даже бессмертные. Значит, чтобы заполучить линию власти, он должен остаться единственным наследником Деметры, но избавиться от Персефоны… Нет! Он не хотел её убивать.

Амфитеус стоял к Персефоне боком, чуть повернув к ней голову, она совершенно прямо, уверенно глядя ему в лицо.

— Что? — Персефона неверно восприняла выражение его глаз. — Да, я бы избавилась от неё! Думаешь, я этого хотела? Думаешь, мне всё это было нужно? Эта боль, эта свалившаяся мне на голову сила! И Аид… Я жить хотела, уйти к смертным и забыть об Олимпийцах! А не вот это всё…

Амфитеус сглотнул. Её слова поразили его до глубины души. Она тоже хотела уйти и забыть Олимпийцев, тоже во всём сомневалась и действовала по обстоятельствам, защищая себя.

— Я тоже, — голос сорвался и охрип так, что ему невольно пришлось повторить, — я тоже.

— Что? — Персефона выглядела удивлённой. — Что ты сказал?

— Я тоже хотел забыть Олимпийцев, и я… — он сглотнул ещё раз и, не дав себе времени подумать, добавил, — всегда хотел встретиться с тобой.

На миг Амфитеусу показалось, что Персефону тронули его слова, но недоверие и презрение в её глазах, которые она не могла и не хотела скрыть, говорили об обратном.

— В каком же ты отчаянии, раз пришёл ко мне? — сказала она. — Я знаю, что ты предал Ареса. Тебе не уйти, тебе не избежать его мести.

Он не предал. Амфитеус так не считал, потому что никогда по-настоящему не служил Аресу. Это не было предательством, только выбором собственного пути, следованием за истинными желаниями сердца. И всё же разубеждать её не стал.

— Допустим. Но он пока об этом не знает.

— Это ненадолго…

— Верно. Это дело времени… — Амфитеус вздохнул. — Вообще-то я думал, заключить с тобой сделку… жаль, что ты не можешь помочь. — Он и сам не знал, зачем сказал ей это. Может, чтобы поддержать разговор, а может, понять, не лжёт ли она ему о линии власти.

— Сделку? — она усмехнулась. — Ты перепутал меня с кем-то более значимым, я не заключаю сделок. Ни с тобой, ни с кем бы то ни было ещё.

— М-м-м… — протянул Амфитеус, — и не заключила бы сделку на обмен информацией? Например, — он стукнул себя пальцем по носу несколько раз, раздумывая, — если бы я открыл часть плана Ареса или… может быть, ответил бы на твои вопросы.

— Есть и другой вариант, — Персефона как-то странно улыбнулась и провернула в руке скипетр, тем самым отвлекая внимание Амфитеуса, пока лианы сворачивались у его ног, — я свяжу тебя и узнаю всё, что мне нужно.

Амфитеус ожидал такой ход и вовремя подготовился — его божественное оружие, обратившись прочной золотой лентой, обвилось вокруг него и преградило путь лианам, не позволяя им впиться в тело. Нет, он не сдастся ей, как бы сильно не восхищался, как бы сильно не желал подражать. Персефона подошла, и скипетр зловеще сверкнул в лунном свете.

— Мы поменялись местами, сын Деметры, одно касание скипетра, и вся твоя защита…

Вероятно, она подошла слишком близко, а может, случилось что-то ещё, но в этот момент золотая лента прочнее сцепила Амфитеуса и, метнувшись сквозь лианы, обвилась вокруг руки Персефоны, связывая их. Персефона потеряла дар речи. Амфитеус тоже. В следующий миг их окутал поток сильного ветра, закрутился и взвился настоящим ураганом вокруг, отрезая от мира, от поля и леса.

— Что… — «ты сделала»? — слова застряли в горле, и Амфитеус пошатнулся, а вместе с ним и мир. Образ Персефоны задвоился, померк, снова стал чётким, и всё рухнуло во тьму.

…Амфитеус открыл глаза, обретая возможность дышать и видеть, но не двигаться. Золотая лента по-прежнему связывала его с Персефоной, вокруг цвели цветы, пахло мокрой землёй, где-то журчал ручей. Сердце болезненно вздрогнуло, потому что не узнать это место — значило забыть себя самого. Небесный Храм Деметры. Неизменённый, такой, каким Амфитеус запомнил его. Статуя Деметры стояла на коленях, с прижатых к лицу ладоней капала вода.

Так вот, что произошло на церемонии — Деметра начала плакать, когда гранат раскрылся. Плакала ли она когда-нибудь из-за него? Из-за своего сына?

Как только эта мысль сформировалась и освоилась в голове Амфитеуса, по воздуху прошла рябь, и статуя Деметры вздрогнула, треснула и поднялась на ноги, стряхивая с себя внешний слой. Амфитеусу до ужаса хотелось взглянуть на реакцию Персефоны, но он не мог пошевелиться, как, вероятно, и она сама. Где они? Что происходит? Почему его божественное оружие стало действовать таким образом? Амфитеус был уверен, что Персефона задаёт себе те же вопросы прямо сейчас.

— Дочь моя…

Голос Деметры болью отразился в сердце Амфитеуса. Он не помнил, чтобы мать обращалась к нему с таким теплом, с такой неприкрытой нежностью — от неожиданности он, разрушив часть сдерживающей его силы, посмотрел прямо на Деметру, хотя никогда прежде не смел смотреть на неё в полном божественном облике. А она даже не оглянулась. Ни тогда, ни сейчас Деметра не воспринимала сына всерьёз. Только Персефона, только её маленькая драгоценная Кора, в которой она упрямо не желала видеть состоявшуюся богиню.

— Милая, — Деметра коснулась щеки Персефоны, не замечая скопившихся на ресницах слёз. — Я знала, мне так жаль… жаль, что тебе пришлось это пережить… — она смахнула слезу со щеки и прикрыла глаза, — мне жаль, что я не смогла спасти тебя, что упустила самое важное…

Амфитеус дёрнулся. Арес всё знал, знал и вмешался, изменив его оружие, заставив его показывать им видения — эта встреча с Персефоной была предопределена, как и всё в его дьявольском плане.

— Мама, — Амфитеус отметил неискренность Персефоны, в полной мере вложенную в это слово, — ты знаешь, кто помогает Аресу?

— Аресу? — золотой облик Деметры, прошитый всполохами божественной энергии, затрепетал, когда она поправила длинные волосы. — До того, как вернул мне частицу твоей души, Арес работал один… — она вдруг сделала ещё один шаг к Персефоне и обняла её. — Я не знаю, на каком ты этапе своего пути, и что с тобой происходит после раскрытия зерна души, но я верю, что тебе не угрожает опасность, что ты отказалась от идеи быть с тем, кого я всей душой ненавижу.

— Дело не в моём браке или чувствах, мама. Твои бывшие союзники горят желанием меня убить, и всё указывает на то, что кто-то из детей Кроноса стоит за этим.

Всплеск божественной силы Амфитеуса от этих слов был столь сильным, что ему удалось почти полностью снять путы. Связь ослабла, и он рухнул в траву, отчётливо понимая, что нельзя допускать полного разрыва связи, нельзя оставлять Персефону одну. Амфитеус, конечно знал, что Арес заключил божественную сделку с сильным союзником, но и подумать не мог, что это один из детей Кроноса. Невозможно! Немыслимо! Как Деймос, Афродита или он сам не узнали ауры бога или богини Олимпа? Как такое возможно?

— Если кто-то и может проворачивать такие дела в тайне от всех, так это Аид, — ответила Деметра, чуть отстранившись, но оставив ладони на плечах Персефоны.

— Аид бы не стал вредить мне, ты это прекрасно знаешь. Ты причина кошмара, который я переживаю сейчас, и кошмара, который я испытала в прошлом.

— Нет, — Деметра покачала головой, — я всего лишь хотела, чтобы ты осталась жива, но ты упрямилась. Мне жаль, что мы не поняли друг друга, и что я пошла на поводу у богов в вопросах, в которых сама должна была принимать решения. Прости меня.

— Я не это имела в виду. Уже слишком поздно просить прощения, скажи, как это исправить!

Их взгляды встретились на мгновение и тут же разошлись.

— Я не знаю, к чему привели мои действия, мне остаются лишь сожаления и возможность сказать тебе на прощание всё, что должна была сказать до того, как он убил тебя!

Амфитеус почувствовал, как вскипела аура Персефоны. Будь они там, на пустынном поле у леса, она бы выхватила скипетр, но тут это было невозможно.

— Не он убил меня, я сама пожертвовала собой ради мира в войне, которую развязал Арес. Это не я упряма, а ты, твоё желание лишить меня счастья с супругом, с тем, кто по-настоящему и искренно любил меня.

— Любил!? — со злой усмешкой Деметра схватила Персефону за подбородок. Амфитеус узнал этот жест. Мать всегда делала так, когда злилась и собиралась высказать своё недовольство. — Любил? Аид? Я знала его за много веков до твоего рождения, до рождения мыслей о тебе, дитя моё. Он не способен ни на любовь, ни на жалость, ни на какое другое чувство. Он чудовище, верно избравшее свою участь. Чёрная овца в белом стаде нашего племени. Рядом с ним ты погибнешь!

— О, — Персефона сверкнула взглядом, — так значит, поэтому такие уважаемые и могущественные боги, как Гипнос или Геката примкнули к нему?

— Они просто глупцы! — выплюнула Деметра, но вдруг изменилась в лице и с подозрением спросила. — Уж не думаешь ли ты вернуться к нему и остаться навсегда? Уж не думаешь ли ты…

— Именно, мама.

Несколько минут назад, там, на пустынном поле, в сражении с Персефоной, Амфитеусу показалось, что он смог зародить в ней сомнение насчёт Аида, а теперь что же? Она лжёт? Делает это назло матери? Эта мысль восхитила Амфитеуса — сестра нравилась ему всё больше и больше.

Деметра отдёрнула руку, словно обожглась, и отвернулась, изображая вселенскую обиду. Её золотое свечение померкло.

— Видимо, это неизбежно… — она обняла себя за плечи. — С моим окончательным уходом, часть моей божественной сущности может остаться тебе… разумеется у тебя есть своя сила, изначальная и та, которую ты уже успела накопить, но дарованная мной очень важна, и в моих силах отнять её. Я сделаю это, если ты выберешь его… — она снова посмотрела на дочь и ткнула ей пальцем в грудь. — С ним тебя ждёт смерть, так пусть её принесу тебе я… пусть это буду я… — Деметра всхлипнула и безвольно опустила руки, принимая для себя решение. — Если решишь быть с ним, то обещаю, ты пройдёшь этот путь босыми ногами по раскалённым углям, ты отдашь всё, что имеешь и умрёшь, так и не достигнув желаемого. Всё, что тебя ждёт на этом пути, забвение…

— И пусть!

— Пусть? Хорошо же, — Деметра отошла от дочери, по-прежнему не глядя на сына, — но неужели ты не поняла, что все препятствия, все страдания, которые ты пережила — это знак тебе, предупреждение об опасности?

— Никакой бы опасности не было, если бы боги занимались своими делами, включая тебя, мама, и не лезли в мою, кстати, вполне счастливую жизнь!

Деметра подняла руку, вызвав этим улыбку Амфитеуса. Да. Это была его мать, которая за невозможностью победить в споре, закрывалась, уходила в себя и поступала по-своему.

— Я не хочу ничего слышать! Это наша последняя встреча, и я больше не смогу тебе помешать или помочь, — она направила ладонь на Персефону, — но и оставлять часть дарованных тебе сил не желаю, если ты собираешься к нему. Последний раз спрашиваю, Персефона, ты готова пожертвовать всем ради того, кто, в конце концов, погубит тебя, или отказаться от него и выжить?

Амфитеус наделся, что Персефона достаточно умна, чтобы солгать снова, но она сказала честно и открыто — я выбираю его — обрушивая на себя гнев матери.

— Нет, — прошептал Амфитеус, когда тело Персефоны вздрогнуло и вспыхнуло светом, который стал втягиваться в ладонь Деметры. Амфитеус понимал, что веками формировавшаяся в зерне души божественная энергия матери, уже давно неотделима от Персефоны: такое извлечение если и не убьёт её, то ослабит так, что ей останется только умереть. — Нет! — повторил он громче, разрушая последние путы. Золотая лента, связывающая его с Персефоной, стала распадаться, и Амфитеус, позабыв обо всём, что делал и думал прежде, схватился за неё, дёрнул на себя и воскликнул так громко, как мог. — Отпусти её!

Лента рассыпалась и исчезла, но не раньше, чем Амфитеус поймал Персефону за руку. Деметра склонила голову, с любопытством осмотрела свою ладонь и резко обернулась. Нет! Это была вовсе не Деметра, а лишь их общий кошмар, обернувшийся чудовищем.

— Защищаешь её?! — ледяные когти впились в шею Амфитеуса, омуты чёрных глаз притягивали и усыпляли бдительность. — Думаешь, она примет тебя как брата? Думаешь, можешь убивать по приказу, а потом начать жизнь праведную и светлую? Нежеланный ребёнок богини, ненужный своему отцу, отвергнутый и обманутый наставником… Почему ты решил, что существует кто-то, кому ты нужен? Она бросит тебя так же, как бросила меня, ведь семья для неё ничто!

Рука Персефоны дрогнула в руке Амфитеуса и выскользнула. Связь окончательно распалась. Пальцы на шее сжались крепче… Ещё недавно Амфитеус мечтал убить сестру, сгорал от ненависти к ней, затем проявил интерес, и вот, в момент, когда, казалось бы, следует спасать свою жизнь, он спас её… Амфитеус прикрыл глаза, ожидая справедливых последствий принятых решений, но вместо них пришло освобождение.

…Яркая вспышка, словно клинок, рассекающий путы, вернула их обратно на пустынное поле, ветер поднялся сильнее прежнего, дышать стало легче, только глаза заслезились, и сразу открыть их не получилось. Рядом был кто-то ещё. За несколько секунд Амфитеус успел придумать самых кошмарных врагов от охотников Ареса до самого Ареса, а затем открыл глаза. Персефона стояла на коленях, тяжело дыша — разметавшиеся по плечам волосы, опущенная голова, пальцы, впивающиеся в землю, и божественная энергия, утекающая из груди.

Амфитеус выругался и, не позволив себе начать сомневаться, ринулся к ней, но не сделал и двух шагов, как врезался в плотную стену воздуха. Стена пошла серебристо-золотой рябью, проявляя в месте удара древние надписи. Амфитеус выругался снова. За ними пришли не враги, не охотники и даже не Арес, а союзники Персефоны, те, кто почувствовал угрозу её жизни и посчитал нужным помочь. Впрочем, одного было очень легко узнать. Никто не ставил столь искусный защитный барьер, ограничивающий уровень сил врага, никто не мог так незаметно и так прозрачно намекнуть незваному гостю о неуместности его появления, кроме Эвра — Восточного ветра, одного из Анемов.

— Тебе здесь не рады, — шептали травы, — убирайся, пока жив, — вторил бледный свет луны, — уходи, — добавлял лес, угрожающе качая ветвями.

Амфитеус посмотрел на Персефону и вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Она с трудом оторвала руку от земли и почти потянулась к нему, когда внутрь защитного купола просочился другой божественный свет и сформировал богиню. Амфитеус её не знал. Худенькая, сероволосая, почти прозрачная, она приникла к Персефоне, обняла её со спины и отчётливо сказала.

— Я задолжала тебе, Лин, прости меня.

— Лана, — голос Персефоны сорвался, — постой…

Но та не услышала её и рассеялась белым светом, который окутал Персефону и исчез в ней. Раны Персефоны мгновенно затянулись, энергия перестала утекать из груди, и она смогла самостоятельно подняться на ноги. Амфитеус едва заметно улыбнулся и сделал шаг назад. Он больше не мог оставаться здесь. Отчего-то ему показалось крайне важным уйти прямо сейчас, сбежать подальше и разобраться в причинах случившегося, в своих поступках и в себе. Он прикрыл глаза, вздохнул и переместился наугад, зная, что прямо сейчас Персефона снова взглянула на то место, где его уже не было.

***

Гермес поднялся вслед за Афиной в мастерскую и устроился у стены, подальше от остальных, где выражение его глаз скрывал полумрак. Шутить не хотелось, и он был уверен, что не сможет — без неё не могло быть радости, без неё не получалось ничего. Геката ушла, и оказалось, что свет, который он нёс в себе всё это время и считал своим, был светом её любви.

В мастерской стояла тишина, которую не нарушали тихие разговоры. Амфитрита и Афина что-то полушёпотом объясняли Гере, Гефест давал наставления Максу и Клесс, Гестия водила пальцем по карте, созданной божественной силой, разложив её на столе, Эос и Астрей тоже о чём-то шептались. Гермес скрестил руки на груди как раз в тот момент, когда у входа возник Посейдон, по обыкновению стряхнул воду с рыжих волос и прошёл к столу.

— Медлить больше нельзя, — сказал он, привлекая внимание, — защита царства Теней ослабла. Боюсь, у нас слишком мало времени, нужно отправляться за Зевсом.

— Что случилось? — Афина на шаг опередила Гермеса, задав тот же вопрос, что возник и у него.

Посейдон провёл ладонью по лицу и, едва заметно коснувшись руки подошедшей Амфитриты, сел за стол рядом с Эос.

— Защитники городов на вторых по величине материках предали нас, у смертных массовые беспорядки, а те остатки полубогов, что ещё верны своему делу, не справляются. Предавшие нас полубоги и наследники атаковали защиту царства Теней, и Гипнос больше не может дать так необходимое нам время.

Афина обвела всех взглядом. Она не могла позволить боевому духу пасть, пусть их останется даже единицы против огромного войска.

— Это небольшая проблема. На защиту городов мы можем отправить амазонок, кентавров, сатиров и нимф. Им достаточно будет одного полубога или наследника для активации защиты, чтобы с лёгкостью поддерживать её. А Гипносу может помочь Гестия.

Гестия кивнула.

— Это правда. Если у меня получится снова открыть божественную связь с серебряным тополем, я смогу направить его силу на поддержку защиты царства Теней.

Гермес не выдержал и, наконец, вклинился в разговор — они пытались решить проблему, забывая, что стоит начать с причин.

— Замечательно, что у вас есть решение, но зачем царству Теней вообще понадобилась защита? Насколько я помню, она никогда не имела определённого источника, как у небесной или земной защит. Разве что… — его осенила догадка, о чём он немедленно и сообщил, — царство Теней покинул кто-то ещё?

Некоторые из присутствующих непонимающе переглянулись, и Посейдон решил пояснить.

— В последнюю войну, когда Аида пленили, а его сторонникам на тысячу лет запретили покидать царство Теней, Зевс создал правило, связав защитный барьер царства и богов, оберегающих его. Тот, кто посмел бы выйти через Тёмные Врата, взял бы на себя ответственность за ослабление защиты, беглых пленников и теней, покинувших свою обитель. По истечении тысячи лет этот запрет так и не был снят, и только… тогда я думал, что это дело рук Гипноса, но теперь понимаю, что именно Макария… только у неё получилось ослабить эту связь. Теперь боги царства Теней могут беспрепятственно покидать свои владения, но не все вместе и не в большом количестве. Сегодня произошёл отток силы, которая и способствовала ослаблению защитного барьера.

— Но разве был нарушен баланс? — сердце Гермеса снова сжалось от воспоминаний о Гекате. — Всегда предполагалось, что четверо без всякого ущерба могут покидать царство Теней. Четверо и покинуло. Как же произошёл отток силы?

— Шестеро, — Посейдон показал раскрытую ладонь и один палец на второй руке, — помимо уже известных нам богов, царство Теней покинула Мирра, новая богиня девичьих грёз. Морфей отправился следом и пропал. Возможно, он присоединился к нашим врагам.

— Тогда мне точно следует оставить вас, — невпопад ответил Гермес. После разговора с Афиной, он всё думал над её словами, пытаясь принять решение. Новость о Мирре и Морфее избавила его от сомнений. Он должен был уйти. — Это не мой путь. Я не сражался в ту войну и не стану в эту.

Гестия снисходительно улыбнулась.

— Так куда же ты отправишься, Вестник? Куда тебе идти?

— В Обитель Вечности, — ответ явился сам собой и показался настолько правильным, что Гермес удивился, почему сразу не прислушался к Афине.

— К сожалению, я тоже ухожу, — поддержала Афина. — И мой путь идёт в другую сторону, но я приду на помощь и вступлю в бой, если на то будет крайняя необходимость. Всё, что пожелает Владыка Посейдон, я оставлю.

Посейдон развёл руками.

— Кто-нибудь ещё хочет высказаться?

— Да, отец, — Клесс улыбнулась, увидев его изумление, — под нашим началом божественная стража Зевса, поэтому считаю целесообразным отпустить Гаргон и дать им более важное задание. Пусть они помогут на континентах.

— Это хорошее решение, — поддержала Амфитрита, — на помощь Зевсу я отправляюсь с вами, моя стража и стража Геры присоединиться к нам.

Посейдон не оценил этой идеи, но когда собрался спорить, его перебил Гефест, понявший всё по-своему.

— Хочешь сам остаться на страже городов, Владыка? Не лучшее решение. Этим займусь я, твоя помощь пригодится братьям… кто знает, что придумал Арес…

Одна из точек на карте Гестии сверкнула ослепительно яркой вспышкой, и лицо Гефеста внезапно озарилось пониманием.

— Персефона… — прошептала Гестия.

— Что ты там сказал об оттоке силы, Владыка? — так же тихо произнёс Гефест.

— Мирра покинула царство Теней, — спокойно ответил Посейдон и вдруг вскинул голову, встречаясь с Гефестом взглядом. — Она воссоединилась с Персефоной!

Афина поджала губы.

— Слишком много… для этой Персефоны слишком много. Если она не передаст часть силы в ближайшее время, мы не сможем победить, она просто погибнет.

Посейдон вздохнул, сжал кулак и легко стукнул им по столу, как бы закрепляя этим ударом свои слова.

— Она не погибнет! Мы сильны по отдельности и тем более сильны вместе. Я отправлюсь за Зевсом, а затем мы отправимся к Персефоне и поможем ей. Любой ценой. Три царства не падут, ибо само мироздание будет против этого, Мойры не оставят нас.

Гермес поднял на него взгляд, наполненный решимостью и верой.

— Да будет так.

— Да будет так, — повторили все остальные.

Глава 39. Звёздная ночь

Затхлый воздух, сырость, почти незаметное мерцание божественных цепей и огарок давно догоревшей свечи. Зевс утратил счёт времени — никто не навещал его, ничего не предлагал и не требовал, даже та женщина не возвращалась. Он с трудом вспомнил, кто она. Эпиона, Облегчающая боль, супруга Асклепия*, которой позволили взойти на Олимп лишь для того, чтобы она всегда могла следовать за мужем и помогать ему. Но во имя чего она мстит? За что ненавидит? Эти вопросы присоединились ко множеству других, так же не имеющих никакого вразумительного ответа.

По ощущениям минуло две или три луны, прежде чем Эпиона явилась снова. Она вошла, поставила новую свечу и села напротив. Хотела ли она говорить или просто любовалась его страданиями — не важно — Зевс мог заговорить и сам.

— Лестно держать в плену самого Зевса? — спросил он тихо.

Эпиона услышала и подняла взгляд. Она смотрела без страха. В глубине тёмных глаз не было ни капли сочувствия или тепла — только холод и ненависть.

— Да, поймать тебя было непросто. Мы готовились веками, чтобы в нужный момент избавить мир от твоего присутствия.

Зевс усмехнулся. Он сидел на земле рядом с цепью так, чтобы было удобно сцепить руки на коленях, и разглядывал подрагивающее пламя свечи — признаться, за последнее время он так мало видел света, что свеча казалась намного интереснее человеческого лица напротив.

— И что же? Почему мир всё ещё не избавлен от меня? Или вы ждёте какого-то знака?

— Знака…

Зевс, звеня цепями, потянулся вперёд и на освещённом участке земли пальцем вывел знак молнии.

— Если нужен знак, то вот он, — уголок его губ дёрнулся, и он принял прежнее положение.

Эпиона шумно выдохнула и будто дёрнулась в его сторону, но ничего не предприняла, лишь сказала.

— Не я решаю, когда убить тебя, а благодетель. Твоя смерть только часть великого плана, суть которого никому не дано постичь, но я уверена, что план создан в наказание за грехи богов, за их тщеславие, вспыльчивость, высокомерие… за всё, что они когда-либо совершили.

— Благодетель? — небесный взгляд Зевса устремился прямо на неё. — Имени его не знаешь, сама не решаешь ничего, какая тогда в моей смерти выгода лично для тебя и твоего мужа?

— Асклепий не при чём, — отмахнулась она, — это я поклялась отомстить тебе и исполню свою клятву, даже если уже слишком поздно. Твои ошибки исправлены? Как бы ни так! Ты отнял нашу смертную жизнь только потому, что боги позавидовали таланту моего мужа, его способности достичь уровня самого Аполлона…

— Таланту? — Зевс покачал головой. — Богам нет нужды завидовать смертным, им никогда не превзойти нашего величия. Твой муж был поражён молнией за корысть и стремление нажиться на страданиях других, он требовал плату за всё, что делает, а тех, кто не мог заплатить — изгонял. Тщеславие? Вспыльчивость? Высокомерие? Ты обвиняешь в этом богов, но смертные не лучше и никогда не станут лучше, ибо были рождены нами.

Эпиона плюнула в него, но не попала, только вызвала новую усмешку.

— Я возвёл вас в ранг богов, удостоил чести появляться на Олимпе, возвысил над смертными. Ты мстишь мне за прошлое, которого не можешь простить? Смешно! Кто разжёг в тебе эту ненависть? Кто заставил желать мести за давно покрытые пылью деяния?

Она моргнула, словно в её голове произошла перезагрузка, но ничуть не изменила себе. Её губ тоже коснулась улыбка.

— Тот, кто желает твоей смерти больше, чем я. Это он помог найти в тебе самые болезненные струны души, раскопать и раскрыть твою боль о размолвке с братьями… не отрицай, Зевс, ведь ты давно не в ладах с ними. Я сделала всё, чтобы развить твою боль, усилить её и довести до самого пика, а затем, использовав собственные способности, утешила тебя, изгнала страдания, сделав твой разум и сердце мягкими и подвластными внешнему воздействию.

Зевс заметно вздрогнул, а Эпиона, ликуя, продолжила.

— О, только ты так некстати вдруг прочувствовал свою любовь к Гере, что чуть не сорвал мой план. Пришлось избавиться и от неё. Я могла проиграть, но Гера оказалась настолько ослеплена ревностью, что заметила всё слишком поздно, её божественных сил уже не вернуть, и даже если благодетель не сможет добиться желаемого, она никогда не станет прежней. А потом я убрала с пути и Афину… какие тонкие и нежные у тебя струны души, Зевс, что одного движения достаточно, чтобы ты возненавидел то, что любил всем сердцем.

Зевс дёрнул цепи так, что будь они из обычного металла — разлетелись бы на мелкие кусочки.

— Вспомни, что в последние годы ты говорил Гере, Афине, вспомни, что говорил братьям и сыновьям… — Эпиона рассмеялась, заметив бесконечное потрясение в его глазах. — Твои ли это мысли, Владыка мира? Того ли ты желал?

— Пророчество Пифии сбывается, — прошептал Зевс и громко спросил. — Кто из моих братьев пошёл на это? Кто из них помогает тебе?

— Глупец! — её смех разносился в пустоте и отлетал от скрытых темнотой стен.

Только теперь, когда радость Эпионы так очевидно проявилась перед ним, стало ясно — она безумна, и всё её прежнее показное спокойствие было лишь для дела, только для того, чтобы заманить богов в ловушку. Тот, кто держал её разум в рамках приличий, теперь отступил, и Эпиона, измученная божественным вмешательством, рухнула на землю с распахнутыми глазами и застывшей улыбкой на губах.

***

Солнце опускалось за горизонт, и его по-весеннему тёплые лучи искрились в набегающих на берег волнах. У кромки воды в одних джинсах, завёрнутых почти до колен, стоял Максим Невский — он смотрел на солнечные блики, щурясь от лёгкого ветра, и ждал. В звуке волн он слышал некий ритм, который едва уловимо изменился перед её появлением — волны встрепенулись, и из них, словно рыжая морская медуза, показалась Клесс в лёгком шёлковом платье и почему-то окружённая лепестками персиковых цветов. Она встала рядом с Максом, с интересом наблюдая, как волна смывает песок с их ног.

— Здесь красиво, правда? — сказала она. — И очень спокойно.

— Да, — ответил он, внутренне вздрогнув. — Если мы не спасём Зевса, всё это будет уничтожено.

Клесс рассчитывала на иную реакцию и разочарованно вздохнула.

— Мы справимся, — она склонила голову и коснулась его плеча, — нет ничего, что нам не по силам.

Макс посмотрел на неё, и в этот момент их запястья соединила золотая нить — мерцающая и живая, будто состояла не из божественной энергии, а из мёда высокого качества. «Протект» прочно связал их жизни, и даже если бы они захотели разорвать эту связь, то смогли бы только после всего — сейчас нельзя было рисковать, никто не мог предсказать, чем закончится преждевременный уход с должности в их случае. История богов не знала ничего подобного.

Может быть, лицо Макса выразило глубокую задумчивость или нечто такое, отчего Клесс пренебрегла собственными правилами приличий и решила спросить.

— Ты всё ещё любишь её?

Он втянул носом воздух, будто она насыпала снега ему за шиворот.

— Любовь создана, чтобы боги помнили о страданиях смертных, — ответ был слишком пространным, и Макс, осознав это, улыбнулся. — Наверное, можно сказать, что Тюхе благоволит мне, раз я единственный, кто так открыто заявил права на супругу Аида и выжил…

Клесс приоткрыла рот, изумлённая его словами, и вдруг рассмеялась.

— И правда, твоё божественное везение безгранично. Но ничего, мы найдём способ, разорвать это, — она взглядом указала на нить их связи, — и тот порочный круг, в который втянул нас Арес.

Макс пожал плечами.

— Будем рисковать, только если тебя это беспокоит, потому что мне это не доставляет неудобства… наоборот, — он смутился и усмехнулся, подбирая слова для объяснений, — я слышу твоё сердце и чувствую твои эмоции… это… даёт надежду.

Макс не смотрел на неё и не мог знать, каким светом в этот момент засветились её глаза.

— А Лана? — спросила она, немного помолчав. — Ты не сожалеешь?

— А есть смысл? Я не знал, кто она, но всегда чувствовал это… теперь, пожертвовав собой ради Лины, она получила желаемое…

— Твою любовь?

— Силу и признание… и любовь, наверное… — он помолчал немного, а потом сказал совсем другим тоном. — Меня только беспокоит, как Лана смогла так контролировать меня, ведь я наследник Афродиты и Гефеста, что равнозначно статусу первого бога второго поколения. И почему именно мне открылись письма Арианы, я ведь даже никогда не изучал тёмные письмена?

Клесс пожала плечами.

— Учитывая то, что рассказали твои родители, я склонна думать, что письма предназначались Гефесту, но явился ты, и как его сын смог их прочитать. А божественное воздействие Ланы… — она накрутила рыжий локон на палец, — я сама долго думала об этом, но все предположения приводят меня к тому, о чём и помыслить страшно…

Макс кивнул.

— Да. Враг может быть среди нас, и вполне вероятно, что он уже давно знает наши планы.

Клесс не ответила. Ветер стих, тени сгустились, и солнце скрылось за океаном, оставляя розовые блики на перистых облаках.

— Мы все здесь неслучайно, — наконец, сказал Макс, когда на небе вспыхнули первые звёзды, — переломный момент, в котором у нас только один шанс выжить. О другом подумаем после.

— Но после может и не быть, — тихо ответила Клесс.

Макс повернулся к ней. Темнота сгладила черты её лица, изменила цвет волос, и лишь глаза остались такими же, как прежде. Он взял её руку и обнял ладонями, словно хотел согреть.

— Нам всем есть, что терять. Мы не позволим будущему исчезнуть.

На миг они встретились взглядами, и лунный свет осыпался серебром на их волосы, окутывая божественным сиянием. Клесс улыбнулась и аккуратно отняла свою руку.

— Идём обратно, завтра ранний подъём. Тебе нужны силы, — она игриво толкнула его бедром, развернулась и скрылась в ночи, будто её и не было.

***

Лина бредила. Она то видела тени погибших родителей, то Деметру, превращающуюся в Ареса, то Амфитеуса, стоявшего за плечами Аида и насмехающегося над ней. Картинки мелькали перед глазами, изредка погружая её в спасительную тьму, в которой не было ничего, никого, лишь давно забытый детский страх, что божественные силы так и не проснуться, и страх совершенно новый, что она недостойна обретённых сил.

…Видения сложились в калейдоскоп, завертелись, ослепляя, и вдруг выбросили её в новое пространство. Всё здесь двигалось и стояло на месте, постоянно менялось и оставалось неизменном, кроме одного маленького участка под ногами. Лина осмотрела его — запылившийся от времени камень — провела по нему ногой и снова подняла взгляд. Она едва не вскрикнула, потому что прямо перед ней оказалась Лана, такая, какой Лина помнила её. Не Мирра, не богиня девичьих грёз, приставленная к Морфею, а её дорогая маленькая сестра. Лина потянулась к ней, собираясь коснуться, но рука наткнулась на ледяной водный барьер, и круги от касания размыли знакомый образ.

— Портал? — удивилась Лина.

Она хорошо знала, что боги редко предпочитают порталы божественному перемещению и используют их только в крайней необходимости, например, когда им всем одновременно нужно попасть в определённое место. Максим создавал нечто подобное для их совместного перехода в Небесный Храм Деметры. Но зачем портал явился ей здесь? Лина оглянулась и, не найдя никакой опасности для себя, шагнула сквозь прохладную воду. На мгновение она растерялась — под ногами всё тот же камень, вокруг всё-то же странное необъяснимое движение — сам портал почему-то оказался за спиной, и это единственное говорило о том, что она прошла через него. На гладкой поверхности снова отражалась Лана, и Лина поспешила к ней, думая, что теперь-то наверняка сможет с ней поговорить, однако, не сделав и двух шагов, остановилась. Образ сестры смазался, поплыл и переменился. Теперь перед Линой стояла Персефона, та самая Персефона, дочь Деметры из прошлой жизни: волосы с рыжим отливом, не каштановые, как у Лины, чуть больше глаза, чуть изящнее фигура, — да и вся она будто была лучшей версией Лины, её идеальным воплощением, той, кем Лине уже никогда не стать. Персефона, будто услышав её мысли, подняла руку и протянула её раскрытой ладонью вверх, словно приглашая пройти через портал второй раз. Лина не хотела отвечать, что-то внутри запрещало ей переступать эту грань, касаться протянутой руки, и всё же она её коснулась. Мягкое прикосновение обратилось уверенной хваткой, но Персефона не потянула Лину в портал, а вышла сама и вдруг обняла её. Лина потянулась обнять в ответ, но нашла руками лишь воздух. Персефона ушла, только шёпот и остался.

— Ты во многом лучше меня, достойнее, способнее и сильнее. Оправдай свою божественную силу силой духа, силой своего сердца. Будь сильной во всём. Будь сильной! — дыхание Персефоны коснулось уха, и голос Ланы послышался в этом напутствии, — Кора, — голос сменился на тёплый мужской, близкий и одновременно далёкий…

— Богиня!

Кто-то бесцеремонно потрепал её за плечо, и Лина открыла глаза, резко вдыхая прохладный ночной воздух. Над ней за границей божественной защиты раскинулось звёздное небо, рядом урчало что-то пушистое и большое, трещал костёр — взгляд сфокусировался на знакомом лице Эвра.

— Богиня, — обеспокоенно повторил он.

Она моргнула в знак того, что чувствует себя нормально, хотя «нормально» — это вряд ли то слово, которое могло в полной мере описать её состояние. Ей было не просто нормально, она чувствовала себя более цельной и живой, чем когда-либо прежде: всё её тело наполняло приятное чувство лёгкости и силы, — ни боли, ни слабости, лишь неясные предчувствия тяжестью лежали на сердце. Лина села и с удивлением обнаружила, что Эвр отдал ей свой легендарный плащ — один из тех, что по преданию был дарован Анемам самим Астреем. В ту пору Астрей был влюблён в богиню Зари и ещё не знал, как подойти к ней — четыре Ветра, его добрые братья, помогли им встретиться, за что и были награждены плащами. Божественная энергия, которой Астрей пропитал плащи, принадлежала самому Урану, она помогала Ветрам в их нелёгком деле. Однако легенды складывались смертными, и слепые Аэды, приукрасив действительность, записали Астрея и Эос в родителей Анемов.

— Спасибо, — тихо сказала Лина и провела ладонью по плащу. Ни на что непохожая ткань мягко коснулась кожи, будто лепестки вишни, брошенные потоком тёплого воздуха.

— Посейдон встретился с Бореем, мы выбрали сторону и готовы на любую посильную помощь.

Сердце Лины дрогнуло, и она прикрыла глаза, внезапно растроганная и обеспокоенная этим признанием. Анемы помогали ей искренно, но искренен ли был тот, кто способствовал этой помощи. Посейдон, Зевс, Аид, Гестия, Гера, Деметра — она раз за разом перебирала эти имена в голове. Кто-то из них управлял её жизнью, кто-то из них желал смерти всему миру, методично расшатывая столпы мироздания. Лина больше не чувствовала страха, только тревогу, что не успеет, что так и не узнает, кто именно стал причиной её несложившейся жизни. Она не врала Амфитеусу. Лучше было остаться без сил и уйти к смертным, чем знать, что происходит, и не иметь возможности хоть что-нибудь изменить.

— Что со мной случилось? — наконец, спросила она после долгого молчания.

Эвр сел у костра и подкинул в него пару сухих веток — пламя усилилось, выбрасывая в ночной воздух искры божественных сил.

— Не знаю. Когда я пришёл, вы и напавший на вас бог были сцеплены его божественным оружием.

— Это был сын Деметры, и он не… — Лина всмотрелась за границы божественной защиты, — а где он?

— Он сбежал после того, как я поставил защиту.

Лина вздохнула. Амфитеус в том видении спас её. Лина не верила, что здесь замешаны братские чувства, но теперь знала, что и линия власти тоже не при чём. Иначе, он позволил бы ей умереть. Она хотела поговорить об этом с Эвром, когда невольно бросила взгляд на собственные руки и в тот же миг забыла обо всём. Её окутывало едва заметное свечение, кожа покрылась позолотой, и вены проступали сквозь неё золотыми линиями.

— Что со мной?

Эвр сглотнул и бросил ещё пару веток в костёр.

— Ваша изначальная сила вернулась… если и существовали какие-то проблемы, теперь их нет.

В голове Лины отчётливо прозвучал голос Ланы: «Я задолжала тебе, Лина, прости меня».

— Нет! — Лина вскочила на ноги. Она только теперь окончательно осознала всё. Это было важнее вопросов об Амфитеусе, важнее любых пережитых до этого момента событий: последний человек из семьи, в которой она выросла, оставил её. — Не может быть. Лана же стала богиней девичьих грёз, она хотела забыть обо всём и жить… Жить! — она с мольбой посмотрела на Эвра, желая, чтобы он опроверг её догадки, но Эвр лишь отвёл взгляд.

— Мирра почувствовала необходимость вмешаться. Я встретил её, пока искал вас, и предложил помощь… клянусь, я не знал, что она собирается сделать. — Эвр протянул ей шёлковую ленту. — Вот. Это упало с её руки.

Лина взяла её, расправила на ладони и несколько раз погладила, а затем повязала на запястье. Плакать не хотелось. За последнее время она испытала столько, что ни слёз, ни сил проливать их не осталось. Кончик ленты качнулся в воздухе, и что-то мокрое ткнулось Лине в плечо — она вскрикнула и обернулась. То урчащее пушистое и большое оказалось собакой.

— Цербер! Напугал! — Лина встала на носочки и почесала за одним из больших ушей, похожих на огромный тропический мохнатый лопух.

Цербер сначала прикрыл глаза от удовольствия, а, когда понял, кто перед ним, переполошился, уменьшился в размерах и бросился крутиться у ног, виляя хвостом от счастья. Три высунутых языка довольно болтались в разные стороны.

— Ну, хватит-хватит, — она почесала ему пузико, когда он лёг перед ней и перевернулся на спину. — Что ты здесь делаешь?

Цербер отскочил от неё, закружился, словно пытался поймать собственный хвост, затем пронёсся по кругу божественной защиты к дальнему её краю и приволок мешок из чёрного бархата. Лина приняла его и развернула.

— Знаете, что это? — как бы между прочим спросил Эвр.

Лина знала. Перед ней лежал шлем Аида, такой, каким его описывали в книгах «Протекта» — гладкий, с древними символами по контуру и изображением чёрных божественных крыльев, вызывающий первозданный трепет. Этот шлем веками помогал Аиду, а теперь оказался в её руках. Словно угадав её мысли, шлем изменился, становясь похожим на шлем Афины — изменился ровно настолько, чтобы подойти Лине.

— Знаю, — ответила она. — Думаю, это очень кстати… — Лина задумчиво покрутила шлем и обернулась. Эвр по-прежнему занимался костром, будто сейчас ничего не было важнее этого. — Могу я задать вопрос?

Он кивнул.

— Конечно. Отвечу, если это будет в моих силах.

Лина улыбнулась и прошла чуть в сторону — Цербер посеменил следом.

— Анемы появились многим раньше Олимпийских богов, знали их до раздела мира. Можешь мне сказать… — она прикусила внутреннюю сторону губ, подбирая правильные слова, — гипотетически, кто из детей Кроноса и Реи способен на уничтожение мира? Кто бы всерьёз пошёл на это?

Эвр поперхнулся, вдохнул дым и закашлялся. Ему пришлось отдышаться, прежде чем ответить.

— Гипотетически? Все, — честно признался он, — а реально — никто.

— Никто? Хорошо, — Лина подумала, что у него были причины лукавить на этот счёт, но всё равно уточнила, — а Аид? Он на это способен?

Эвр нервно усмехнулся и покачал головой.

— Владыка Мёртвых один из самых таинственных, непредсказуемых и опасных богов. Его репутация не построена на одних лишь домыслах, впрочем, как и репутация его братьев. Все трое, каждый в своё время, совершали как ужасные, так и благородные поступки, все ошибались и все приносили жертву… — он провёл ладонью над костром и добавил. — Свободным странникам не познать тягот королей. Аид слишком сложная фигура этой партии, чтобы я с уверенностью мог говорить о нём, но одно я знаю точно… — Эвр хитро прищурился, — Аид слишком сильно любит свою супругу.

Лина вздрогнула от неприкрытого упрёка и хотела возразить, но Эвр продолжил.

— Разумеется, если вы кого-то подозреваете, стоит учитывать все варианты, но бог без амбиций на высшую власть едва ли может входить в число подозреваемых.

— Без амбиций?

— Аид добровольно передал символ власти. Это может, по сути, не влиять на ситуацию, но определённо даёт понять, что если кто и хочет уничтожить мир, то точно не он. Вы так не считаете?

Он был прав. Он был прав, а она, утонув в собственных тревогах, поддавшись намёкам Амфитеуса, забыла, какова на самом деле её цель, и чем пожертвовал Аид, чтобы она жила. Лина должна была идти к нему и идти прямо сейчас — её и так задержали на много дней, больше откладывать не имело смысла.

— Спасибо, — сказала она, осмотрела себя и, собрав божественную силу будто для проверки, сменила толстовку обратно на чёрную водолазку и плащ, а кроссовки на удобные ботинки. — Я ухожу. У меня будет только одна просьба, ты выполнишь её?

— Если это в моих силах, богиня. — Эвр сделал вид, что не заметил её переодеваний.

— Найди Амфитеуса, передай, что я благодарна ему и верну долг…

— Он напал на вас… Это точно стоит того?

Лина ещё раз погладила Цербера и подошла к краю защиты.

— Передай, а там увидим, — она тепло улыбнулась, — и проследи, чтобы Цербер вернулся домой.

____________________________________________

*Асклепий — бог медицины. Сын Аполлона и Крониды, ученик Хирона, искусный врачеватель при жизни, взошедший на Олимп, как покровитель собственного ремесла.

Глава 40. Потерять и обрести

Афина ещё никогда так долго не шла к своей цели. Казалось бы, нет ничего сложного в том, чтобы войти в выбранный круг смертных и обосноваться там, если ты одна из древнейших богинь. Но не получалось. Афина словно бродила по лабиринту и на каждом повороте заходила в тупик.

Ту, к кому так стремилась Афина, звали София Леонова, она занимала место генерального директора в компании «Атлант» и была под чьей-то божественной защитой, почти незаметной, но очень сильной. Только после множества неудачных попыток встретиться с ней, открылась правда — «Атлантом» на самом деле владел Максим Невский, сын Гефеста, и Афина просто могла бы связаться с Софьей через него. Но опоздала. Максим отправился на помощь Зевсу, и она не могла последовать за ним — ей претила сама мысль даже на мгновение оставить Софию, вокруг которой так очевидно сгущалась тьма.

Потратив непозволительно много времени, Афина изменила тактику и стала наблюдать. Так она узнала, что София работает допоздна, живёт одна и по вечерам отпускает охрану, чтобы пройтись до дома пешком. Наследники Афины хорошо справлялись со своими обязанностями по защите города, но предчувствие катастрофы само по себе витало в воздухе, не поддаваясь никакому божественному воздействию, и отражалось на всех. То и дело в разных частях города Афина замечала странных полубогов: наблюдающих, вынюхивающих. Опасности они не представляли, во всяком случае Афина не чувствовала её, но было ли так на самом деле? Очень скоро выяснилось, что нет.

Луна высоко взошла над горизонтом, когда стеклянные двери главного офиса «Атланта» открылись, выпуская Софию. Она села в служебный автомобиль вместе с охранником — Афина, как обычно, последовала за ней. По освещённым улицам в тихий спальный район. София вышла за несколько кварталов от дома, отпустила водителя и свернула на цветущую слабоосвещённую аллею. Афина шла рядом невидимая и бесшумная. Стук каблучков Софии разносился в ночи, листья шелестели вслед, потревоженные тёплым ветром. София чего-то боялась. Афина отчётливо чувствовала это, но не могла понять причин — вокруг не было ни души.

До дома оставался один поворот, когда по аллее пронёсся порыв холодного ветра и прямо перед Софией из-под земли вырос бог. Афина сразу узнала его и едва не напала в ту же секунду, как увидела. Арес.

— Опять ты! Я тебя не знаю! Я уже говорила, что тебя не знаю! — воскликнула София и попятилась.

Он схватил её, развернул к себе спиной и вцепился в горло, заставляя встать на цыпочки. И в своём человеческом облике Арес был выше и шире любого смертного, так что ему не составило труда поднять за шею хрупкую девушку.

— Нет, не знаешь, но знает она… — он указал в пустоту аллеи на Афину, ухмыляясь. — Покажись, богиня, я знаю, что ты тут.

Афине ничего не осталось, как подчиниться. Сейчас, когда свет одинокого фонаря падал на лицо Софии, её сходство с Палладой казалось абсолютным. Сердце не обманывало Афину, и она отвела взгляд, заставляя себя не думать о худшем, вместо этого её внимание обратилось к появлению Ареса. Его не засекли, никто не явился им на помощь в ближайшие сорок секунд, никто не заметил пересечения барьера. Это лишний раз подтверждало, что кто-то из детей Кроноса стоит за плечами бога войны.

— Как ты сюда попал? Чьей силой прикрылся?

София смотрела на Афину широко распахнутыми глазами, не в силах поверить, что какая-то женщина возникла перед ней прямо из воздуха, и что эта женщина отчего-то ей хорошо знакома. Она не могла пошевелиться, всё её тело сковала непонятная пугающая сила.

Арес разочарованно скривился.

— Я думал, твоим первым вопросом будет не этот. Не хочешь знать, кто она?

Афина внутренне собралась. Разговор в данной ситуации был лучше действий, и она без сомнения вступила в него.

— Я знаю, кто она, но не понимаю как.

— Очень просто. Отец посчитал, что она отвлекает тебя и сделал то, что сделал. Ты её убила и навсегда осталась подле него. Не веришь? Можешь спросить у него… — Арес усмехнулся, заметив в глазах Афины промелькнувшую молнию гнева. — Теперь ты понимаешь, что я делаю? Зевс не достоин быть царём, он прогнил насквозь, как старая древесина. Пора сменить флаги, Афина. Идём со мной, и ты сможешь быть с ней рядом, как того и хотела.

— Примкнуть к тебе? — хмыкнула Афина. — И сколько продлится наша жизнь, прежде чем ты уничтожишь всё!?

Арес склонил голову и взглянул на Афину из-под тёмных бровей.

— Ты пойдёшь со мной, или останешься одна. Я убью всех, кто тебе дорог, и начну с неё, — он сжал пальцы на шее Софии.

Афина покачала головой. Она не верила, что он может убить её, но отчего-то вдруг вспомнила собственные слова: «если она смертная, рядом со мной ей будет безопаснее всего»…

— Безопаснее всего, — прошептала Афина, встречаясь взглядом с Софией. Осознание пронзило её, как прошедшая навылет стрела. — «Это случится прямо сейчас»! — подумала она, и оказалась права.

— Помоги мне, — прошептала одними губами София за мгновение до того, как раздался отвратительный хруст, и тело её обмякло, а затем тяжело свалилось на асфальт.

Стая притихших на ветках птиц, напуганная криком Афины, сорвалась с места и ринулась в ночное небо.

***

Отряд по спасению Зевса — боги, полубоги и их стража — расположились в нескольких километрах от указанного Гестией места под плотным защитным куполом. Посейдону специально для этого пришлось успокоить океан и поднять часть суши на поверхность, чтобы разместить всех. Они ждали, не желая ввязываться в бой, не разведав ситуацию. Им не стоило недооценивать противника, сила которого буквально искрила в воздухе.

Стояла бесконечная ночь, от края до края неба растянулись зелёные всполохи полярного сияния, белые конусы палаток выглядели как остроконечные снежные пики, и только одна палатка мерцала неровным желтоватым светом, будто внутри горела свеча, пламя которой то и дело трепыхал ветер. Палатка принадлежала Максиму и Клесс. Они делили её из-за своей связи и потому, что так было попросту удобно. Внутри палатка казалась в несколько раз больше и напоминала небольшую квартиру-студию с двумя спальными местами на приличном удалении друг от друга, столом на коротких ножках, низкими пуфиками и кухней, отделённой узкой полоской плотной ткани. Весь периметр палатки охватывала согревающая божественная энергия, так что внутри было на порядок теплее, чем снаружи.

Макс спал беспокойным сном. Сначала это выражалось лишь в складках на лбу, затем в бормотании и, наконец, в метаниях по постели. Клесс проснулась от его крика и вылетела к нему, забыв накинуть что-нибудь поверх пижамы. Она, как и многие из сонма, любила одежду смертных, поэтому не было ничего удивительного, что её пижама выглядела как детский комплект для сна — розовый с изображениями маленьких карпов Кои, будто бы снующих среди камней. Ярко-рыжие волосы удивительным образом гармонировали с ними.

— Макс! — воскликнула она, когда он свалился на пол и схватился за грудь.

Из-под его ладони выплеснулась золотая божественная энергия, которая на миг окутала его, а затем обхватила обручем плечи, сдавила и вдруг рассыпалась на мелкие кусочки, как какой-нибудь сахарный леденец. Макс закричал, перевернулся на живот, прислоняясь лбом к прохладному полу и затих. Клесс попыталась коснуться его, но он отмахнулся.

— Оставь.

Она села рядом. Макс почувствовал её взгляд и, решив, что она жалеет его, заставил себя подняться — встал на четвереньки, затем сел, опираясь спиной на деревянный корпус кровати. Ему было отчаянно стыдно за свой недосмотр, страшно и горько от того, что случилось, и он бы с радостью скрыл это от Клесс, но она уже всё поняла. Зевс пропал, в мире хаос, а он даже не подумал усилить защиту смертных, которые от него зависели. Логично, что враг решил ослабить его, вторгнувшись в жизнь его беззащитных знакомых и близких друзей.

— Что это было? — Клесс спрашивала сдержанно, не причитая и не настаивая, и Макс уже только за это был благодарен ей.

— Генеральный директор компании, которой я владею в мире смертных… — ему стало трудно говорить, но Клесс это и не требовалось.

Она прикрыла рот рукой.

— Почему ты поставил на смертную печать личной защиты?

Макс повёл подбородком, словно не хотел отвечать, однако сказал:

— Я искал доверенного человека, когда встал во главе «Атланта». Я хотел заниматься любимым делом, но отчётливо понимал, что с делами «Протекта», общими обязанностями и ответственностью перед отцом, я не смогу уделять время компании, нужен был помощник. София пришла ко мне одной из первых на собеседование, на которое я сам опоздал, она только вернулась с обучения в Лондоне и была неопытна, одинока и скромна, как многие выпускники вузов. Она показалась мне знакомой, и я безотчётно проникся к ней симпатией. Я защищал её с тех пор, как Лине отказали в проведении церемонии. — Макс отрицательно покачал головой. — Не понимаю, она ведь была под защитой семьи Афины, под куполом густонаселённого города… в Москве…

— Макс, — Клесс потянулась к нему и накрыла его руку своей. Она не могла больше ничего сказать или сделать, только быть рядом.

И в этот момент, когда они оба замолчали, раздался грохот, похожий на столкновение двух громадных льдин. Днём они видели и слышали нечто подобное, и тогда их это не напугало, а сейчас — да. Они оказались на улице раньше, чем поняли, что собираются сделать. Многие тоже проснулись и, громко обсуждая случившееся, указывали куда-то в сторону континента. Макс и Клесс обошли палатку, чтобы полностью видеть раскинувшееся над океаном небо.

С первого взгляда стало понятно — произошло что-то страшное. Далеко в небе, предположительно над материком, божественные вспышки рассеивали облака. Это было похоже, если не на конец света, то на войну смертных, несравнимую по силе ни с одной предыдущей. Словно сотни ядерных снарядов разорвались на поверхности Земли.

— Что это? — поражённо спросила Клесс в пустоту.

Кто мог дать ответ? Каждый полубог, бог и наследник, находившийся на этом небольшом клочке суши, знал ровно столько же, сколько и она сама. Однако за её спиной кто-то появился прямо из воздуха и произнёс.

— Это Эгида. Афина потеряла контроль и перешла на сторону Ареса.

Максим и Клесс резко обернулись и одновременно воскликнули.

— Отец!

— Гефест!

— Мы поменялись с Посейдоном местами, — сказал он и вскинул в воздух шарик золотого света, чтобы видеть их лица. — Защиты городов рушатся, нельзя позволить смертным погибнуть. Сейчас Посейдон справится с этим лучше и в разы быстрее.

— А Гера и Амфитрита? — удивилась Клесс. — Они остались одни?

— Гера… — Гефест пожал плечами, — жива. Что ей сделается? Змеи не умирают, только впадают в спячку*. Амфитрита за ней присмотрит.

Макс разглядывал собственные руки — по телу бегали болезненные мурашки, и он не знал, что с этим делать.

— Что конкретно там случилось? — спросил он. — Ты знаешь?

Гефест присмотрелся к нему — с некоторых пор он стал внимательнее относиться к аурам своих близких — но тут же отвёл взгляд. Макс подумал, что напоминает ему мать и невольно отступил на шаг, пряча лицо в тени.

— Знаю… — Гефест боролся с собой, понимая важность ответа, и в то же время, не желая его озвучивать. — Твоя Софья — это вернувшаяся к жизни дочь Тритона. Паллада.

Макс пошатнулся и схватился за плечо Клесс, чтобы не упасть.

— Так это к ней пошла Афина? Что она натворила?! Она убила её?

— Конечно, нет. Афина пыталась её спасти, она оберегала её с того дня, как покинула Лемнос.

Макс прикрыл глаза, а Клесс покачала головой.

— Не верю. Со смерти Тритона в той войне никто не заводил подобных разговоров. Паллада — смертная нимфа, как бы ей удалось выжить? — возразила она. — Это точно не похожая на неё обычная женщина?

— Точно, — Гефест вздохнул. — Мы уже не узнаем, что случилось. Арес убил её на глазах Афины, а Афина… скорбь сделала её слабой, она поддалась и проиграла…

— Значит, вся её семья… — Клесс помассировала виски, — последовала за ней?

Ответ был очевиден, и Гефест отвернулся, разглядывая тёмный мрак ночи с другой стороны их островка.

— Когда вернутся разведчики? — спросил он после короткого молчания.

Клесс захлопала глазами и ахнула. Разведчики и всё, что связано с океаном, легло на её плечи — рядом не было ни Амфитриты, ни отца, чтобы подсказать или помочь. Она сосредоточилась и, отследив в океане перемещение разведчиков, сказала.

— На рассвете. Ждать ещё не меньше четырёх часов.

Гефест кивнул.

— Тогда нужно поспать, и вы отдохните. Нет смысла изматывать себя, — он пошёл прочь, однако, не сделав и трёх шагов, снова обернулся. — Мне очень жаль, сын мой, но это очередной урок тебе… есть много всего, что ты не в силах контролировать, и ещё больше того, чего никакими средствами не удержать.

Макс не ответил, лишь молча кивнул и ушёл в палатку. Клесс ушла вместе с ним.

***

От плана, изначально предложенного Афиной, пришлось отказаться не только из-за её перехода на сторону врага, но и потому что разведчики, вернувшиеся позже намеченного и в неполном составе, принесли неутешительные вести. Место, где держали Зевса, действительно было нефтяной вышкой, смертных там убили, а их места заняли люди Ареса. Охраны, казалось, мало, но впечатляющий защитный барьер с этой информацией не вязался, а значит, следовало готовиться к худшему. Минули целые сутки, прежде чем новый план утвердили и начали подготовку. Решено было, что Эос и Астрей возьмут стражу Амфитриты и Геры и отправятся в обход вышки, Клесс займётся поддержкой с воды, защищая от неудобных и опасных ситуаций, Макс с Божественной стражей и воинами «Протекта» замкнёт окружение, а Гефест нанесёт удар по защите. Следующим ходом предполагалась общая атака, в которой кто-то должен был проникнуть внутрь и освободить Зевса. Звучало всё просто, слишком просто, и Клесс то и дело сверялась с разведкой, чтобы не попасть впросак.

Максу стало лучше, он заверял, что готов к подвигам, и с лёгкостью обманывал этим всех, кроме Клесс. Перед самым сражением она заставила его использовать связь, чтобы поделиться с ним божественной силой, убедив единственным аргументом — если один будет слишком слаб, он может утянуть за собой и второго.

И вот наступил момент «Х». Эос и Астрей ушли первыми и добрались до места незамеченные никем — их люди заняли полукруг и стали ждать следующего шага. Клесс неустанно работала: то поднимая, то опуская землю для воинов и стражи, помогала тем, кто не ладил с водой, и с помощью морских обитателей следила за общей ситуацией. Мороз стоял невыносимый, и будь они простыми людьми, давно бы замёрзли насмерть, но божественная сила согревала, сияя как на вышке, так и в рядах окружения — сила смешивалась, местами совсем теряя различия, что делало слепыми обе стороны конфликта и приносило столько же пользы, сколько и убытка.

Кольцо замкнулось к закату. Время пошло.

Гефест атаковал стремительно, не дожидаясь окончания сигнала от Клесс, он обрушил божественный молот на защитный купол, с трёх ударов раскрошив его в мелкие осколки. Защита противника пала, и тогда, подтверждая худшие опасения разведки, всё и случилось. На станции обнаружилось в пять раз больше охраны, чем они представляли изначально, к тому же, едва отдали приказ о наступлении, как в небе раскрылось нечто похожее на портал, откуда во всём вооружении спустилась Афина, а за ней огромное войско полубогов и наследников. Она не просто сравняла их силы, она превзошла все ожидания. Но отступать было некуда, менять план слишком поздно, пришлось вступить в битву, которая превратилась в бойню, когда к Афине присоединились Аполлон и Артемида. Эти трое сами по себе уже представляли разрушительную мощь, а их армия дополняла общую ужасающую картину.

Макс и Клесс сражались вместе, исследуя свою связь и новообретённые силы Афродиты, с другой стороны пурпурно-синими вспышками мелькали Эос и Астрей, в рядах врагов сверкало золотое сияние Гефеста. Они позорно проигрывали, и шанса подойти к вышке не было ни у кого, но Макс и Клесс всё равно пытались, бились не на жизнь, а на смерть, желая спасти того, на кого оставалась единственная надежда. Однако и она вскоре угасла.

Афина, раскидав очередной десяток Божественной стражи, двинулась на Макса и Клесс. Золотые доспехи, тёмный шлейф волос и Эгида — она шла на них воинственная и сильная, и только очевидная жажда убийства отличала её от прежней богини мудрости. Афина усмехнулась, заметив, как они заняли боевую позицию, взяла в руку меч, вскинула Эгиду и замахнулась… меч просвистел в воздухе, внезапно врезаясь в воткнувшееся в землю золотое копьё, а затем поток незамерзающей воды смыл Афину в сторону.

— Следовало сразу присоединиться, — улыбнулась Амфитрита, опускаясь рядом с Клесс. Её тело прямо на глазах покрыла чешуйчатая броня.

— Чего стоим? — Посейдон, возникший с другой стороны, подмигнул дочери. — Быстро внутрь, мы их отвлечём!

— А что на континенте? Что со смертными? — спросила Клесс, но Макс схватил её за руку.

— Не сейчас! Идём! — сказал он и утянул в божественное перемещение.

Интуитивно, находя наиболее безопасные точки, Макс и Клесс смогли добраться до вышки. Они почти ликовали, переместившись на вертолётную площадку — оставался последний рывок, несколько шагов, и им удалось бы попасть внутрь. Они ускорили шаг, щурясь от ледяного ветра, когда им преградила путь Артемида. Чёрный лук устремил две стрелы им в сердце — лук, который не промахивался никогда. Макс крепче сжал руку Клесс: даже вдвоём, они бы не победили Артемиду, но вполне могли обмануть. Словно почувствовав его мысли, Клесс напряглась и приготовилась. Может быть, от того, что они думали друг о друге, а может, потому что их связь была давно предопределена, когда тетива зазвенела, а стрелы со свистом рассекли воздух, вокруг них появилось защитное поле. Только не то, что обычно защищало богов, а другое — алое, оно пульсировало и гудело, как провода под напряжением. Стрелы врезались в него и пеплом осыпались на покрытие вертолётной площадки. Артемида взревела и кинулась на них, преобразовав лук в копьё, но не тут-то было. Защитное поле за шаг до столкновения лопнуло, и волна божественной энергии выбросила богиню далеко за пределы их поля видимости.

Макс посмотрел на сцепленные руки, затем в глаза Клесс.

— Что это было?

— Не сейчас. Идём! — вернула ему Клесс, сказанные недавно слова, и потянула дальше.

Они должны были довести дело до конца, должны были, иначе все сегодняшние потери, каждый полубог, ушедший к Кристаллу Душ, пожертвовал собой зря.

______________________________________________

*По версии мифов, когда Гера родила Гефеста, то он показался ей настолько уродливым, что она сбросила его в море, но Фетида и Эвримона (нереиды, сёстры Амфитриты) сжалились над ним и воспитали его как собственного сына.

Глава 41. Обитель Вечности

Гермес был одним из немногих богов, кто побывал в Обители Безликих Сестёр — согласие Зевса по вопросу Гекаты, которое он тогда передавал, требовало личной встречи, и сёстры, впервые за всё время их существования, на это согласились. Ананка явилась ему в храме Аполлона бесплотным духом, приказала найти пустынную рощу и выложить там три камня по трём сторонам света — белый, омытый водой старого океана, чёрный, добытый с вершин самой высокой горы, и бурый, из огненных песков за морем на юге — а, когда всё было сделано, призвала его. Гермес ещё помнил, как его увлекло в божественное перемещение, которое он не контролировал, и как после личной встречи в Обители Вечности, где не ощущалось течения жизни, он очнулся у подножия Олимпа уже с готовым ответом для Зевса. Однако, как найти Безликих Сестёр сейчас, Гермес понятия не имел. Та роща давным-давно была застроена высотками, да и пробовать старый способ казалось не лучшей идеей, Борей мог только на очень короткое время связать их, оставалось идти в храм. Он бы так и сделал, если бы у богинь Судьбы существовал храм. Кто в современном мире почитал Судьбу? Кто поклонялся ей, кроме богов? Мойры и Безликие Сёстры по уровню популярности среди смертных отличались от Аида лишь отсутствием чудовищной репутации, а в остальном, во многом, превосходили его. Смертные взывали к Судьбе, когда она казалась им немилостивой и жестокой, и мало кто из них благодарил её. Кого угодно, но не судьбу. Стоило ли упоминать, что имена богинь давно стёрлись из памяти смертных, и знали их только единицы?

От безысходности Гермес стал взывать к Безликим Сёстрам в поисках их Обители, но нигде не находил ответа, пока не вспомнил о разрушенном святилище Мойр в Коринфе. То место ещё обладало божественной силой, и Гермес не ошибся, выбрав его своей целью — там ему явилась Пифия. Он думал о ней, но идти в город бога, порабощённого Аресом, казалось ему немыслимым сейчас, когда так важно было остаться в живых, когда так важно было увидеть её снова. Пифия не произнесла предсказание, лишь указала на поселение, которое на карте старого мира значилось, как «Белый источник»*. Что бы там ни было, Пифия не могла лгать.

Гермес остановился и взглянул на луну — единственного его спутника и советника в это нелёгкое время — и с грустью вспомнил её тройственный облик над домом Гекаты. Сейчас она так же освещала крыши одинокой деревни, обосновавшейся у небольшой реки под холмом: несколько окон ярко горели во мраке, стрекотали сверчки, изредка переругивались дворовые собаки. Гермес переместился на окраину, к ближайшему дому и, приняв человеческий облик, вежливо постучал. Внутри долго стояла тишина, а затем раздались шаркающие шаги, и деревянная дверь скрипнула — хозяин открыл ему без страха, присущего обычным смертным, и уверенно посмотрел прямо в глаза. Он выглядел как старик: с седыми прядями отросших волос, впалыми морщинистыми щеками и глазами-бусинами под густыми зарослями бровей, — но Гермес чувствовал, что он моложе, чем кажется.

— Извините, что потревожил так поздно, — вежливо сказал Гермес, — я ищу кое-что. Не подскажете, здесь, у деревни, есть место, похожее, к слову, скажем, на… греческий храм?

Хозяин оценивающе осмотрел его, наклонился, заглядывая в небо из-под притолоки, и покачал головой.

— Входи… — он распахнул дверь шире и проворчал, причмокивая на каждом слове, — ночь жеш… вот занесло!

Они прошли на маленькую обшарпанную кухню, Гермес сел, хозяин налил горячий чай и поставил на стол тарелку с рисовыми печеньями.

— Экась в какую пору ты, — выдохнул он, тяжело опускаясь на соседний стул, и почесал плохо выбритый подбородок. — Как звать-то? Откуда будешь?

— Я Гер… — Гермес вцепился в чашку, — Герман, из… Москвы, я путешественник.

Хозяин пристально вгляделся в его лицо и вытер нос тыльной стороной ладони, громко шмыгнув.

— Ага. Путешественник, начица… — повторил он задумчиво и усмехнулся. — Некудышные у тебя учителя-то по брехне были. Молодой ты какой-то, а говоришь, как старик… Путешественник, хех, турист вроде? А вещи тогда где? Вещей вот нет. Брешешь начица?

Гермес замялся. Ложь стоило придумать заранее, хорошо хоть не было нужды беспокоиться о языке и наречии собеседника, божественная сущность позволяла без особых усилий понимать любого человека на земле и отвечать ему.

— Да тут… мы тут с друзьями в поход пошли, — начал оправдываться Гермес, — на привал остановились. Я от палатки отошёл, а когда вернулся не нашёл никого. То ли заблудился, то ли свернул не туда. Пошёл, куда Мойр… — он откашлялся, — куда интуиция подсказала и вот, на деревню набрёл. Думал… тут помогут. Мне к храму надо, мы условились, если потеряемся, там встретиться… мне б туда до утра успеть.

Взгляд хозяина сделался подозрительным, но в следующий миг прояснился и подобрел. Старик хлопнул Гермеса по плечу.

— Да не лепечи уж, дед шутит. Раз забрёл, нужда, начица, привела. Брать-то у меня нечего, а коли заблудилси, так утром разберёмсь… Я Фомич, начица, такось и зови.

Гермес украдкой изучал его божественным взором. Фомичу, судя по всему, было чуть больше пятидесяти, старость раньше времени пришла к нему из-за одиночества и давней травмы, которая мучила его несколько лет.

— Что с вами случилось? — законы богов обязывали отвечать на гостеприимство вежливостью, и Гермес не мог позволить себе оскорбить хозяина спешкой. Так или иначе, о храме он узнает.

— Аййй! — тот махнул рукой. — Голова бедовая. Полез, начица, шифер на крыше подлатать, да неудержалси… а больница-то далеко, вот я и…

Гермес сверкнул взглядом и склонился к нему, будто невзначай касаясь руки.

— Я могу помочь, — конечно, он не был лекарем как Аполлон, но мог поделиться каплей божественной силы, — остаться и сделать всё, что нужно по дому и за его пределами. Это самое малое, что я могу дать за ваше гостеприимство.

Фомич накрыл его руку своей, не замечая, как золотой свет коснулся его кожи.

— Да шо ты, сынок, — он улыбнулся одними глазами, — бушь ещё силы и время на старика тратить. Мне уж жить два понедельника осталось, нечего меня спасать. О себе позаботься, — и когда заметил, что Гермес собирается возражать, поспешил сменить тему. — Можешь тут, начица, на ночь остаться, а завтра, так уж и быть, покажу тебе храм этот. Только нать он вам? Вечно вы молодёжь в какие-то развалины лезете, а там-то камня на камне не завалялось.

— Камня на камне? — Гермес почувствовал, что достаточно помог ему и убрал руки. — Храм в руинах?

— Дак почитай, сколько живу, столько и в руинах, но давеча… — старик с опаской взглянул в окно, будто боялся, что их в этой глуши подслушают, — давеча я как раз за хворостом вышел для печки сарайной, начица, смеркалось ужо. Иду я, начица, вдоль посадки у овражка, собираю ветки-то сухие, а внизу под склоном храм этот как раз, один каменный круг от него, начица. Уж не знаю, привиделось мне, али взаправду было, да только зажглись по кругу храма начица в сколах старых колонн огни красные, долго горели, а потом враз погасли, — он поёжился, — не зря Архиповна из Живописного-то калякала, что бесы там да бестии лютуют.

Гермес опустил голову, скрывая выражение лица. Значит, он действительно на верном пути.

— А что было дальше? Вчера?

— Вчера?.. А, так вот оно, начица, как было. Когда тучи-то разошлись, грохот раздался страшный, а апосля остатки храма под землю ушли, одни края каменные остались. Я глаз не сомкнул ночью, а днём побоялся идтить… в деревне народу почитай и нет, молодёжь вся в город подалась, а со стариков толку как молока с барана… мало ли, какая б беда приключилась…

От этих известий Гермес вскочил на ноги, не отдавая отчёта в своих действиях.

— Скажите точное место, это очень важно. Как туда добраться?

Фомич с недоумением взглянул на него:

— Вот те на, приспичило-то как! Ну, иди-иди, ворочать не буду, — он указал на окно. — Выйдешь из дома, начица, да по широкой дороге вниз пойдёшь, там, в конце, и увидишь. Не пропустишь.

Гермес сердечно поблагодарил гостеприимного хозяина, трижды отказался от повторно предложенного ночлега и, наконец, покинул дом, после чего без промедления переместился к указанному месту. Луна хорошо освещала дорогу и широкий склон, под которым на большой равнине располагалось то, что осталось от старого храма. Повсюду валялись куски разбитых колонн — некоторые из них лежали здесь столь давно, что поросли травой или наполовину спрятались под плотным слоем земли, в центре храма виднелась глубокая зияющая пропасть. Гермес знал, что всё это лишь видимость для смертных, и взмахнул рукой, разгоняя иллюзию — впрочем, колонны на место не вернулись, как и пол храма. Иллюзия скрывала руины. Кеды, повинуясь мыслям Гермеса, мгновенно обрели крылья и взмахнули ими, готовые исполнять приказы. Гермес подошёл к краю обвала, сделал глубокий вздох и шагнул вниз.

***

Лина обрела полную силу, но не уверенность. Напутствие Персефоны не помогло, а усилило её сомнения, она волновалась, ещё больше не верила в собственные силы, не верила, что способна идти до конца. Руки тряслись, когда Лина надевала на голову шлем, внутренности скручивало от нехороших предчувствий. Ей то казалось, что всё идёт слишком гладко, то виделась куча собственных ошибок, которые она никогда не сможет исправить, — всё это так сильно подкосило её, что она едва не потеряла сознание от облегчения, когда шлем, наконец, подстроился под неё, и она слилась с окружающим миром.

Чувство было новым, будто она стала крупицей воздуха, способной затеряться в мириадах таких же крупиц, и необычным, словно ничто в мире не могло теперь потревожить её. Лина дала себе время привыкнуть к этим ощущениям, и незаметно для себя обнаружила, что на место сомнений пришла уверенность, на место тревоги — спокойствие, а на место волнения — решимость. Повинуясь провидению или чьей-то незримой подсказке, путь Лины оказался на редкость спокойным. Её не преследовали, божественная защита городов не реагировала на неё, а полубоги, случайно оказывающиеся рядом, не замечали. Так — быстро и без потерь — Лина добралась до невзрачного комплекса атомной электростанции, расположившегося на берегу широкой реки. Вода в это время казалась лазурно-голубой и невольно напоминала божественную силу Аида, пробуждая глубоко скрытые воспоминания. Одно только вносило разлад в эту прекрасную картину — война смертных. Где-то совсем рядом гремели залпы орудий, что-то взрывалось, гудело и падало, но станция оставалась нетронутой, защищённой до последнего строения.

«Я помню каждое слово, которое ты сказала».

«Я хочу, чтобы ты заняла место, которое принадлежит тебе по праву».

«Ты моя жена, перерождением этого не изменить».

Голос Аида так отчётливо, так ясно прозвучал в её голове, что Лина невольно прикрыла глаза. Она чувствовала собственное сердцебиение, течение божественной силы под кожей, слышала и мир вокруг, его дыхание и жизнь, ощущала пульсацию очень близкого невидимого защитного поля станции и его непривычно тяжёлую ауру… Сначала Лина не поняла, как могло случиться, что защитное поле обрело собственную ауру, а затем догадалась — это была не аура, а чистая божественная сила тех, кто создал и поддерживал это поле. Обычно силу для такой масштабной защиты пропускали через чьё-то божественное оружие и уже потом создавали из неё поле, но приспешники Ареса генерировали божественную силу напрямую, чем увеличивали прочность защиты, однако теряли шансы на выживание в случае её разрушения. Сколько же их должно было находиться на территории, чтобы провернуть такое?

Лина с опаской сделала шаг вперёд и тут же отступила, зло усмехаясь. Арес предусмотрел и это. Концентрированная божественная сила была настроена так, что шлем не справлялся, и тело Лины становилось видимым. Выбора не осталось. Пойдёт Лина к защитному полю в шлеме или без него, не имело никакого значения, ведь её всё равно увидят, ведь её всё равно ждут. Арес легко предугадывал её поступки прежде — так почему этот случай должен был стать исключением?

Помучившись со шлемом, Лина уменьшила его до необходимых размеров и спрятала, а сама взяла в руки скипетр и, не позволив себе начать снова сомневаться, пошла вперёд. Воздух сгустился. Божественная энергия стала клубиться золотыми и серебряными всполохами, застилать глаза, всё больше и больше напоминая песчаную бурю, однако за несколько метров до купола божественной защиты исчезла. Мир обрёл ясность, небо сверкнуло чистейшей синевой, когда перед куполом один за одним стали появляться воины — сильные, суровые, с оружием разных мастей и видов, они заняли позицию напротив Лины и сомкнули ряды. Её губ коснулась едва заметная улыбка.

Арес всерьёз выставил целый легион против одной женщины? Он что, хотел потешить её самолюбие, намекнуть таким способом, что боится её? Лина надеялась, что ей представится случай узнать. Скипетр вспыхнул божественной энергией, Лина провернула его в руке, другой рукой подготовила лианы к атаке, и напала первая.

***

Подобно перу божественной птицы, Гермес опустился на дно обвала и легко коснулся земли. Свет его ауры замерцал ярче, высвечивая отдельные участки Обители — то, что он увидел, привело его в ужас. Здесь прошло самое настоящее сражение: вздыбленная, расколотая земля, каменная кладка, вывернутая наизнанку, жуткие сколы и срезы, почерневшие от божественных вспышек, — но кто посмел напасть на Безликих Сестёр? Кто мог позволить себе нарушить покой богинь Судьбы? Гермес затаил дыхание, не в силах поверить, что чувствует её. Она, Геката была здесь. Часть её силы ещё наполняла воздух, и он хотел бы собрать её по крупицам, лишь бы понять, насколько всё плохо. Жива ли она? Не ранена ли?

Никогда прежде, за всю историю богов, Гермес ни за кого так не волновался. Никто не лишал его способности потешаться над жизнью, дерзить Судьбе и богам. А Геката смогла. Если с ней что-нибудь случилось, если хоть один волосок с её головы…

Эту мысль ему закончить не дали. Кто-то сильный накинул на него божественные путы и натянул их на шее. Нападавший с лёгкостью мог бы преуспеть, если бы не совершил одну ошибку — он не прощупал ауру и не понял, что перед ним бог. Путы лопнули и отразились мощным ударом божественной силы — мужчина, оказавшийся охотником Ареса, влетел в упавшую колонну и сполз по ней на пол. Гермес внимательно рассмотрел его лицо — незнакомое, морщинистое, с явными следами старения. Наследник…

— Кто ты? И что здесь делаешь?

Охотник сплюнул кровь, скривив губы.

— Сам Вестник, ну, надо же… кого-кого, а тебя точно не ждал. Но оно и к лучшему…

В глазах Гермеса блеснула сталь. Если бы кто-то из близких увидел его в этот момент, то не узнал бы прежнего Гермеса — это был бог, способный разрушать миры, способную уничтожать одним взглядом.

— Я задал вопрос! Или слово богов ничего для тебя не значит?

— Боги! — охотник хмыкнул. — Богам пора на свалку, смертные давно забыли вас, и нам вы ни к чему. Этих грёбаных прях давно пора отправить в Тартар, в Ад, в Преисподнюю, ко всем чертям! Во что там ещё верят эти смертные? Хватит с нас богов, их вселенского управления, этих нитей судеб!

Гермес нахмурился.

— Без них не будет и мира, и твоей жизни. Я ещё раз спрашиваю. Кто ты такой? — голос Гермеса, усиленный в несколько раз отразился от сводов и многократным эхом вернулся к нему.

Охотник оскалился и, подняв полный ненависти взгляд, вдруг плюнул Гермесу под ноги. Это стало последней каплей. Движения Гермеса были стремительны и неуловимы, когда он повёл рукой, извлекая божественной оружие. Жезл с двумя змеями провернулся, преобразуясь в меч, и устремился к мужчине — тот напрягся и вытянул шею, когда меч застыл в паре сантиметров от его горла.

— Я спрашиваю… — медленно начал Гермес, заставляя остриё меча всё сильнее и сильнее впиваться в шею охотника.

Мучительная пытка под искрящейся аурой истинного бога стала непереносимым испытанием, и охотник сдался.

— Ладно-ладно, я скажу, скажу… — он глубоко вздохнул, будто собирался выдать чистосердечное признание, но вдруг выхватил лук, отбил им меч Гермеса, вскочил на ноги и, переместившись на удобное расстояние, выпустил стрелу, созданную божественной энергией.

Стрела рассекла ткань на плече Гермеса и задела кожу, оставляя глубокую рану, которая сразу же и затянулась. Этой бравадой нельзя было ранить бога, но вполне можно было его оскорбить. И Гермес оскорбился. Он отбросил все условности и переместился к охотнику, хватая его за горло — наследники могли принимать божественную форму, но она не шла ни в какое сравнение с формой истинного бога — Гермес был сильнее. Он поднял его, задыхающегося, над полом и медленно проговорил.

— Где она? Что здесь случилось?

Взгляд охотника наполнился злой неподдельной решимостью, а в следующий миг что-то хрустнуло, и Гермес, разжав пальцы, отшатнулся, запоздало понимая, что произошло. Охотник затрясся, повалился на бок, выпуская изо рта сначала пену, потом кровь… через долю секунды, показавшуюся Гермесу вечностью, охотник затих и больше не пошевелился. Гермес обречённо уставился на тело. Он хотел бы чувствовать злость, ненависть, испытать жажду мести, но вместо них в душе царило отчаяние. Гермес не знал, что с Гекатой, не мог предугадать исход событий, не видел будущего, и Пифия не видела его. Если напали на самих богинь Судьбы, то кто вообще теперь мог ручаться за будущее? Без них всё пойдёт прахом, мир вернётся в состояние хаоса и более никогда не станет прежним.

Алый блик отвлёк Гермеса от мрачных мыслей. Алый блик, огонёк надежды — маленький рубин, наполненный знакомой божественной силой, выкатился из расслабленной руки охотника. Зачем бы этот человек ни был здесь, как бы ни скрывал свою миссию и имя, рубин выдал его тайну. Наполнять силой драгоценные камни придумала Гестия, но чаще всего этот приём использовала Геката: так тот, кто брал такой камень с собой из дома, всегда возвращался домой.

Гермес кинулся к рубину, вспоминая тот первый раз, когда получил такой от Гекаты, и схватил его вместе с горсткой каменной пыли.

— Ты мой дом, — прошептал он, — я всегда выбираю тебя.

Алое сияние окутало его и утянуло в божественное перемещение.

Вспышки, удары, крики — битве не было конца и края. Воины Ареса прибывали с таким постоянством, словно где-то было запущено их конвейерное производство. Лианы вились уже на несколько сотен метров во все стороны, скипетр атаковал, окутанный ворохом божественных лепестков. Лина сражалась. Она не чувствовала усталости, не чувствовала и страха, ей только хотелось поскорее покончить с этим и попасть внутрь. Любой ценой. Против неё вышел целый легион, и о том, чтобы победить его в одиночку, даже обладая третьей частью Власти, не приходилось и мечтать. Но Лина мечтала, убеждала себя, что сможет. Живая или мёртвая она обязана туда войти.

Скипетр снова вернулся в руку, но на этот раз как-то слишком сильно. Лина пошатнулась. Она начала уставать, хотя ещё секунду назад могла бы с уверенностью отрицать это. На помощь рассчитывать не приходилось. Все отправились за Зевсом, и если сейчас кто-то и мог помочь ей, так это братья-Ветра. Они могли бы отвлечь врагов, тем самым давая ей время на восстановление и передышку, однако они находились слишком далеко. Воздух словно застыл, наполненный божественной энергией — ни травинка, ни листик не пошевелились за всё время.

Удар справа, сзади, сверху, слева — Лина теряла концентрацию, становилась невнимательна к деталям, к мелким перемещениям противника. Она пропустила четыре удара из шести, и на пятом пропущенном потеряла собственную защиту — ещё совсем недавно казавшаяся такой прочной, божественная защита раскололась на мелкие осколки, будто хрустальная ваза, и застыла вокруг Лины, чтобы тут же рухнуть к её ногам. Лина собрала её из последних сил, но так и не смогла вернуть в прежнее состояние — защита не простояла и минуты. Следовало искать другие варианты и искать быстро. Если она не справиться, если хоть на миг растеряется, всё будет потеряно. Всё будет кончено. Подгоняемая этими мыслями, Лина провернула скипетр в руке и с силой воткнула его зубцами в землю — скипетр вспыхнул божественной энергией и раскрыл купол собственной защиты. Теперь можно было продержаться ещё немного. Лина призвала лианы и заставила их сомкнуть кольцо вокруг неё — даже при повреждении защиты скипетра, с лианами она смогла бы сражаться достаточно долго, чтобы эта армия либо прекратила попытки убить её, либо отступила.

Но всё оказалось напрасно.

Воины Ареса обладали поистине огромной силой — не той, что присуща обычным полубогам и наследникам, а другой, способной сдвигать континенты, менять местами горы и океаны, силой, подвластной лишь немногим из богов. Лина в полной мере осознавала, что против владельца другого символа власти она будет бессильна. Каждый наносимый по ней удар, каждая атака подтверждала причастность кого-то из братьев Аида. Посейдон или Зевс? Кто из них? Сердце ухнуло вниз и забилось где-то в районе живота, когда защита скипетра пала, а за ней и лианы начали исчезать.

Судя по положению солнца, прошло более четырёх часов, а количество её врагов не уменьшилось ни на йоту. Лина опустила руки, наблюдая, как последние крупицы её защиты разлетаются золотистой пылью по ветру, время замедлилось, и мысли застыли в форме одного единственного вопроса: что дальше?

Золотистая пыль последних лиан коснулась лица — Лина прикрыла глаза, замечая, как в её сторону метнулось копьё, сверкнувшее солнечным бликом. Вдох-выдох. Вдох… Она уже чувствовала такое однажды, когда зубцы скипетра пронзили её тело, и она готова испытать это снова. Если нет способа победить, стоит принять поражение достойно. Выдох…

Всплеск божественных сил потревожил её волосы, а в следующий миг солнце накрыла чья-то тень, земля вздыбилась от приземления, и взрыв разметал воинов Ареса на десятки метров вокруг. Лина распахнула глаза.

«Не может быть»! — промелькнуло у неё в голове. — «Неужели снова?!».

Она не успела произнести ни звука, как тот, кто встал на её защиту, обернулся, накрыв их большим божественным куполом — губы его расплылись в довольной ухмылке.

— Амфитеус…

— Что? Эвр передал твою благодарность, и я подумал, что стоит увеличить твой долг…

Лина покачала головой, не способная дать хоть какой-то вразумительный ответ. Он снова спас её?

— Почему… — не удержалась она от первого пришедшего в голову вопроса, — почему ты пришёл? Решил, что я солгала о линии власти?

Ухмылка Амфитеуса стала шире, в глазах мелькнул и исчез лукавый огонёк.

— Не льсти себе, дорогая сестра, я уже знаю, что ты не солгала, причина в другом…

Лина взволнованно вздохнула.

— Тогда в чём? — голос сорвался и охрип. — Почему ты снова спасаешь меня?

Амфитеус достал золотые пистолеты и сформировал из них два божественных лёгких клинка, какими обычно пользовалась Ариана.

— Уходи. Отплатишь мне, когда вернёшься, — проигнорировал вопрос сказал он.

У Лины помутилось в голове.

— Уходить… отплачу… что? ЧТО? — она бесцеремонно схватила его за руку. — Что бы нас ни связывало, ты… — Лина развернула его к себе и ткнула пальцем в грудь, — здесь не останешься. Кем ты себя возомнил?! Ты не выстоишь и часа!

— Я сильнее, чем ты думаешь! Пока Арес не нашёл меня, я обладаю частью великой силы… — он осёкся, будто чья-то неведомая рука сдавила ему горло, и тряхнул головой, сбрасывая это ощущение.

Лина не поверила.

— Амфитеус! Ты погибнешь!

В защиту врезались первые божественные стрелы, но Амфитеус не обратил на них внимания. Он словно оцепенел и не мог найти в себе сил даже моргнуть или скрыть блеск глаз, который без всяких слов выдавал его чувства. Она произнесла его имя с таким искренним беспокойством, с каким никогда не произносила мать… На миг Амфитеус представил себе мир, где всего этого не случилось, где они могли бы стать настоящей семьей, но новые удары, сильнее прежних, сотрясшие божественную защиту, вернули его с небес на землю. Она должна уйти, ей необходимо уйти! Он вздохнул и гневно заявил:

— Какое тебе дело, что будет со мной? Иди, куда шла!

— Я…

Он убрал оружие и, схватив Лину за плечи, встряхнул её и оттолкнул от себя.

— Пошла вон! Геройствовать будешь в другом месте. Убирайся!

Лина, потрясённая сменой его настроения, таким явным, таким откровенным отпором, действительно отступила, выдохнула и растворилась в божественном перемещении. Какие бы цели ни преследовал Амфитеус, важно было лишь то, что он помогал ей прямо сейчас — сейчас, когда не на кого было надеяться. Пусть за этим последует буря, пусть они погибнут или уничтожат мир. Пусть! Лина ни за что не пожалеет, о том, что ушла. Она точно не пожалеет.

***

Гермес попал прямо в Обитель Мойр, в полумрак под высокие своды античного дворца, врезанного в скалу. Рубин растворился, успешно выполнив свою миссию, и тем самым подтвердил, что Геката находится здесь. Гермес едва успел осознать это, как мимо него метнулся чей-то божественный меч — пролетел в паре сантиметров от головы и воткнулся в камень, за небольшим водопадом. Вода скрадывала звуки, но в скрытности не было нужды, прямо перед Гермесом, у подножия короткой лестницы шла громкая потасовка, и даже если бы Гермес стал кричать, за звуками боя его никто бы не услышал. Гермес подобрался поближе, чтобы посмотреть, и с облегчением выдохнул.

Геката была жива.

Она держала божественный барьер, который плотной стеной загораживал вход в зал, опутанный нитями судеб. Вся божественность этого места словно улетучилась, а сама Обитель обратилась невзрачным домом, покрытым паутиной и пылью. За спиной Гекаты в совершенно человеческом воплощении стояли Мойры, а рядом растерявшие свою силу Ананка и Тюхэ — Гермес сразу понял, они выдохлись, слишком много потратили сил. Вероятно, богини Судьбы давно знали о неизбежности этого события, и призвали Гекату, чтобы она стала щитом для них, той защитной стеной, которая выстоит под напором даже высших божественных сущностей.

Гермес оценил обстановку. Геката держалась из последних сил, Мойры в спешке собирали в защитный кокон свои нити, уже не надеясь на счастливый исход… Гермес подумал, что ситуация была бы безвыходной, не появись он тут, а потом вспомнил — Мойры когда-то свели их вместе, Мойры попросили Афродиту и Эроса связать их судьбы. Его и Гекаты. Всё было предопределено. Гермес явился, чтобы спасти Гекату, но на самом деле он был тем, кто должен был спасти их всех.

Небольшой отряд нападавших полностью состоял из наследников и полубогов и не должен был нести значительной угрозы для богинь такого уровня, но сила отряда превосходила все мыслимые пределы. Кто-то помогал им. Гермес подгадал момент, подкрался и напал на полубогов со спины — недостойно для воина, но вполне сносно для Олимпийского бога — вся мощь его божественной силы обрушилась на них из мрака разрушенного помещения. Сразу стало очевидно, что никто не ждал такого сопротивления и тем более не был готов к появлению одного из двенадцати. Шестеро погибли на месте, остальные потеряли сознание, вероятно, на очень долгое время, и только двоим удалось ускользнуть в божественное перемещение. Золотое сияние их аур ещё мерцало в воздухе, а Гермес уже забыл о них, перемещаясь к Гекате. Он успел вовремя, как раз, когда она, потратив остатки сил, покачнулась и потеряла сознание. Гермес подхватил её у самого пола и опустился на пол вместе с ней, заменив её алую божественную защиту своей, золотой.

— Геката! Геката! — он нежно убрал упавшие на лицо тёмные волосы. Геката не отреагировала. Тогда Гермес положил ладонь ей на сердце и сделал то же самое, что несколько часов назад сделал для старика-смертного, указавшего ему дорогу. Божественная сила заструилась из-под пальцев в тело Гекаты.

— Вестник… — произнесла Ананка так, будто он опоздал на важную встречу.

Гермесу не хотелось проявлять к ним никакого почтения, единственное, что он мог, хотя и понимал, что это неправильно — обвинять их в состоянии своей супруги.

— Как до этого дошло? — ему не удалось скрыть эмоций, голос дрогнул. — Как великие Судьбы дожили до того, что едва не погибли? Что с вами?

— Вестник! — попыталась возмутиться Лахесис, но Атропос остановила её.

— Ты помог нам, мы благодарны тебе, мы вернём тебе этот долг…

— Вернёте? — продолжая помогать Гекате, спросил Гермес. — Что вы хотите вернуть? Разве не вы управляете миром и судьбами? Разве не под вашим чутким руководством я явился сюда? Разве не в ваших силах прекратить то, что происходит сейчас на земле?

Мойры переглянулись и не ответили. Клото повернулась к Ананке.

— Ах, госпожа Неизбежность, не просветишь ли ты этого ребёнка? Его любопытство…

— Любопытство — не порок, — встряла Тюхе.

— До беды доведёт! — проворчала Ананке.

— Не в этом случае, — пропела Клото, — его любопытство должно быть вознаграждено, — она посмотрела наверх, взмахнула руками, приводя оставшиеся нити судеб в движение, нити потянулись друг к другу и стали сворачиваться в последний слой огромного кокона. Общих сил Мойр хватало только на такие манипуляции.

Гермес даже не обратил внимания, хотя это, пожалуй, было самое потрясающее зрелище из тех, что он когда-либо мог видеть.

— Неизбежное зависит от Ананки, случайности от Тюхэ, — продолжила Клото нараспев, — мы придумываем судьбы, создаём их и отпускаем в мир. Но есть и кое-что ещё, — она снова взглянула на Гермеса, — есть одна общая линия судьбы, она принадлежит самому миру, и ей мы не в силах управлять. Мы только используем всё, чтобы защитить себя, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями…

Геката кашлянула и что-то пробормотала, но не очнулась. Гермес склонил к ней голову, наблюдая, как вздрагивают её ресницы.

— Что вы хотите сказать? Что больше не в состоянии подчинить себе судьбы богов и смертных? Не знаете, что будет дальше? Не можете взять нить и…

— Не можем, — ответила Атропос. — Точка невозврата пройдена. Существуют моменты в судьбе мира, которые нам не подвластны, мы с самого начала знали и готовились… Мы приняли свою судьбу, но не перестаём делать всё, чтобы изменить её. Мы призвали вас ради защиты… вы здесь, а значит, мы на шаг ближе к итогу всего.

Гермес передёрнул плечами.

— Итогу всего? Что может случиться?

Мойры переглянулись.

— Разрушение и созидание, — ответила Клото, — смерть и возрождение… конец всего и новое начало…

Гермес посмотрел на неё и сглотнул.

— Одним словом, нас всех ждёт забвение и вечная тишина?

Клото собралась ответить, но Атропос перебила её, взмахнув рукой.

— Позже об этом, ещё будет время. Лучше приложим усилия, чтобы ничего не случилось, — она обвела взглядом сестёр и уставилась на Гермеса. — Наш общий враг явился сюда за Сердцем Геликона, наша смерть была лишь сопутствующим, ничего не значащим для него приказом. Твой путь не заканчивается здесь…

— Ты должен отправиться к Гелиосу, — продолжила Лахесис за сестрой, — только он может исполнить нашу просьбу. Скажи ему, мать Гея должна ответить на зов.

— Спеши, Вестник, — тихо сказала Тюхе. Она подошла к Гермесу и протянула руки к Гекате. — Не волнуйся, мы позаботимся о ней, она наша сестра. Ты должен идти.

Гермес прикрыл глаза, тяжело вздыхая. Он только что спас их, чтобы тут же оставить без защиты? Одних?

— Разумеется, спешу позаботиться о Сердце Геликона! — съязвил он. — Только кто тогда позаботится о вас? Что если на вас снова нападут? Кто встанет на вашу защиту?

— Этого не случится, — произнесла Ананка, — твой путь определён. Чем скорее ты встретишься с богом Солнца, тем скорее завершишь то, что так желаешь завершить. Наш враг не явится, если ты прислушаешься к нам.

«Наш враг», — эти слова пронзили Гермеса огненной стрелой, и он вскинул взгляд на Ананку, не в силах поверить своим догадкам. Предупреждение Афины, нападение на Мойр… Всё это указывало на то, что не все дети Кроноса замешаны в делах Ареса, а кто-то из трёх братьев. Только и только владельцы символов Власти способны были уничтожить сопротивление богинь Судьбы.

— Наш общий враг — это ведь Арес? — голос Гермеса сорвался. — Но, кто на самом деле стоит за ним? Кто хочет убить вас? Вы знаете?

Мойры переглянулись, Тюхэ отвернулась и отошла в тень.

— Желание избавиться от нас принадлежит Аресу, — сказала Ананка. — а тот, кто стоит за ним, не ведает, что творит. Ты всё узнаешь, но позже. Мы ещё встретимся.

______________________________________

*Согласно мифологии, богини судьбы обитали в пещере у источника, из которого текла белая вода. Белый источник.

Глава 42. Дельфийский Оракул

Думаешь, она примет тебя как брата? Думаешь, можешь убивать по приказу, а потом начать жизнь праведную и светлую? Нежеланный ребёнок богини, ненужный своему отцу, отвергнутый и обманутый наставником… Почему ты решил, что существует кто-то, кому ты нужен? Она бросит тебя так же, как бросила меня, ведь семья для неё ничто!

Амфитеус вывалился из божественного перемещения, в голове гудело, мысли путались. Странное поведение его оружия, видения, появление Анема. Перед глазами ещё стоял образ Персефоны, протягивающей к нему руку за божественной защитой. Ноги, едва ощутив твёрдую почву, подогнулись, притяжение земли стало невыносимым, и Амфитеус рухнул носом в сухую траву. Только спустя несколько долгих минут он почувствовал запах гари и расслышал треск полыхающих пожаров. Куда он попал? Что произошло? Амфитеус перевернулся на бок и уставился в ночь, с трудом понимая, где находится. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел ряд высоких колонн, обломки какого-то храма, разбросанные по округе, и едкий дым, скользящий в нескольких сантиметрах над землёй.

— Помогите! — истошный женский крик раздался совсем рядом. — Помогите!

Амфитеус дёрнулся. Третий призыв заставил его рывком подняться и броситься на помощь, чего он на службе Ареса не позволил бы себе никогда. Это было сиюминутное и совершенно необъяснимое желание. Он пронёсся мимо колонн, завернул за высокую статую какой-то богини — в темноте было сложно разглядеть лицо — и налетел на хрупкую девушку. Они столкнулись, Амфитеус попытался удержать равновесие, но не смог, и упал на неё. Первое, что он увидел — медовые омуты глаз, бездонные и притягательные, способные заставить любого мужчину потерять способность мыслить здраво. Амфитеус не стал бы исключением, он почти поддался, почти потянулся к её губам, когда сзади раздался чудовищный вой, от которого всё внутри похолодело.

Химера!

Уверенным отработанным движением, столько раз выручавших его в критических ситуациях, Амфитеус перекатился на спину, оставляя девушку одну, выхватил пистолеты и прицелился. Химера, каких он уже много веков не видел, пружинисто оттолкнулась от пола и прыгнула на него. Прозвучали выстрелы, девушка вскрикнула, горячая кровь животного брызнула на лицо и пол, и наступила тишина.

Тяжело дыша, не смея поверить своей удаче, Амфитеус распахнул глаза, скинул с себя тушу Химеры, а затем, наскоро протерев лицо рукавом, кинулся к девушке.

— Эй! Ты в порядке? — он потянулся к ней, желая проверить пульс, но девушка вскочила и залепила ему такую пощёчину, что сразу стало ясно — она не смертная.

— Как ты смеешь?!

Амфитеус тоже встал.

— Сойдёт вместо благодарности… — начал было он, но в этот момент разглядел её лицо и поспешно изменил конец фразы, — Пифия, моё искреннее почтение, — Амфтеус поклонился и, наконец, позволил себе взглянуть вокруг, осмотреться. За спиной Пифии полыхал сокрытый город Аполлона, пристанище творцов, поэтов, певцов и музыкантов, город искусств.

— Я ждала тебя… — тихо произнесла она.

— Меня? Ты уверена? — усомнился он. — Я Амфитеус, сын Деметры, приёмный сын Ареса и…

— Я знаю, — перебила она, — я ждала именно тебя.

Амфитеус вздохнул и зачем-то решил извиниться.

— Прошу прощения, я не знал, кого имел честь встретить здесь, и поэтому повёл себя неподобающим образом.

Пифия манерно взмахнула рукой.

— Боги, которые приносят извинения… — она хихикнула, — вот уж новость! Ты излишне вежлив… это выглядит смешно, — Пифия отвернулась и взглянула на собственную статую. Теперь Амфитеус знал, что это она. — Как я и сказала, я ждала тебя. Я знала, что скоро моя связь с Мойрами оборвётся, и явишься ты, чтоб узнать их последнюю волю.

— Последнюю волю? — пробормотал Амфитеус. — Но разве пророчество о тебе не говорит, что исполнив их последнюю волю, ты обратишься в камень?

Она мягко улыбнулась — отблески пожара затаились в уголках её губ.

— Это время пришло, — тень её стройного силуэта дрожала на камне как видение далёкого прошлого, но сама Пифия буквально дышала жизнью.

Амфитеус никак не мог изгнать из головы её взгляд, её дыхание, на миг коснувшееся его лица, и от того едва нашёл в себе силы сказать:

— Я не хочу, чтобы ты обращалась в камень…

С тех пор, как он решил покинуть Ареса, всё встало с ног на голову, мир изменился, а вместе с ним и сам Амфитеус. Он понятия не имел, что делает, почему у него возникают чувства, никогда не тревожащие его раньше.

— Но это неизбежно… Ты здесь из-за сестры, ты здесь, чтобы защитить её, — Пифия, серьёзно посмотрела на него. — Никто не приходит ко мне случайно, никто не приходит ко мне просто так. Ты ищешь причины не убивать сестру, ты ищешь подтверждения, что сделал правильный выбор? Здесь ты найдёшь его.

— Нет, я…

— Тсс… — она прижала палец к его губам.

Амфитеус поймал её руку, и она привлекла его к своей статуе, чтобы приложить их ладони к холодному камню.

— Иди.

Мир подёрнулся пеленой, застыл и вдруг рассыпался на мелкие осколки, утягивая Амфитеуса в ослепительный божественный свет…

…Очертания мира проступали медленно, словно через силу. Амфитеус услышал шёпот, ощутил твёрдый пол под ногами и в изумлении открыл рот, когда, наконец, понял, что находится перед троном Аида. Сам Аид сидел на своём месте, подперев голову рукой. Амфитеус затаил дыхание. Почему Аид здесь? Разве сейчас он не должен быть в плену его наставника? Разве не… Аид поднял взгляд, и Амфитеус отшатнулся, в страхе попятился к двери, через несколько шагов обернулся и, издав приглушённый вскрик, столкнулся с Гекатой. Да вот только Геката не столкнулась с ним. Она прошла сквозь него и встала в центре тронного зала.

Это воспоминание. Амфитеус едва не упал от облегчения, он и не знал, что сила Пифии действует именно так.

— Деметра родила дочь, — сказала Геката, заставляя Амфитеуса прислушаться к разговору, — я бы хотела навестить её… если пожелаешь, изъявить твою добрую волю и отнести дары.

Аид выпрямился.

— Ты для этого ждала официальной встречи?

Геката склонила голову.

— Да. Разве не так мне следовало поступить?

— Могла просто сказать мне или отправить весть. Ты не слуга, а друг, Геката. Разве я не упоминал об этом?

Амфитеус ясно видел, как Геката вскинула голову, как её широко распахнутые глаза блеснули в полумраке отголоском слёз, но её чувства оставались для него тайной. Зато он чувствовал Аида, ощущал его эмоции как свои, и это дало ему право думать, что Мойры решили показать ему воспоминания Аида.

— Владыка, я… — снова прервала Геката мысли Амфитеуса.

Аид принял прежнюю скучающую позу.

— Ты можешь свободно уходить и приходить, когда это необходимо. Не обязательно сообщать мне, — он посмотрел на Гекату, и в уголки его губ закралась тень улыбки. — Деметра недолюбливает меня, — вдруг сказал он после небольшой паузы, — я хочу, чтобы ты отнесла девочке дары, достойные дочери Деметры и Зевса.

— Что мне сказать? От кого подарки?

Ответ Аида эхом отлетел от стен и разбился вдребезги, завершаясь оглушающей тишиной.

— Скажи, что это от тебя…

… И тронный зал заволокло туманом. Амфитеус обернулся к единственному источнику света, сделал несколько шагов вперёд и оказался на Олимпе…

…За золотым дворцом Зевса, окутанный светом Гелиоса, раскинулся божественный сад — широкая дорожка, выложенная мраморными плитами, окружала цветущую поляну, на которой весело резвились две девочки. Одна высокая, почти подросток, с не по-детски мудрым взором и прямой осанкой, держала высоко над головой белую розу, а другая, совсем ещё ребёнок, крутилась вокруг неё и подпрыгивала, заливаясь смехом. Со стороны дворца дунуло холодом, и Амфитеус нехотя отвлёкся — девочки при этом продолжали играть, ни на что не обращая внимания. Несколько долгих мгновений Амфитеус вглядывался в золотые колонны, пока, наконец, не увидел их. Зевса, Аида и Посейдона. Последний поспешно попрощался с братьями и покинул их прежде, чем Амфитеусу удалось услышать хоть слово. Аид и Зевс спустились в сад и медленно пошли по дорожке, не глядя друг на друга; казалось, они не знают, с чего следует начать диалог. Их молчание выводило любопытство Амфитеуса на новый уровень. Зачем бы ни понадобилось Мойрам показывать ему это, теперь он хотел знать всё.

— Прошу тебя, скрой свою ауру, ты можешь напугать девочек, — властно сказал Зевс.

Аид шёл по левую сторону от него и на поляну не смотрел.

— Каких девочек? — его взгляд скользнул в сторону, по цветам, а затем коснулся волос младшей. Он резко остановился, так, что Зевс даже не сразу понял, что продолжил путь в одиночестве.

Зевс обернулся, по меньшей мере, через дюжину шагов.

— Этих, — Зевс величественно повёл рукой в сторону поляны.

Аид будто не слышал его. Он стоял, не двигаясь, не отводя взгляда от подпрыгивающих каштановых кудряшек.

— Брат мой… — Зевс недовольно вздохнул, когда Аид снова не услышал его, и позвал громче, — Аид!

Аид несколько раз моргнул и прикрыл глаза, пытаясь отогнать наваждение. Амфитеус тоже почувствовал это — связь между ним и девочкой, связь такую прочную, что даже Афродита не в состоянии постичь. И почему-то она расстроила Аида.

— Ничего, — Аид изобразил вежливую улыбку, — я задумался. Идём, — он присоединился к Зевсу, и они продолжили путь, но не сделали и пары шагов, как Аид всё же решился спросить. — Кто она?

— Ты воды из Леты напился? — проворчал Зевс. — Афина, богиня войны и мудрости, моя дочь.

— Они все тут твои дети… Не Афина, другая…

— А, эта… — Зевс небрежно махнул рукой. — Богиня цветов, дочь Деметры…

…И снова всё заволокло туманом. И снова Амфитеус, блуждал в нём в поисках следующего фрагмента воспоминаний. Паззл постепенно складывался в голове, всё больше вопросов находили ответы.

В тумане замелькали образы Коры. Из девочки она стала девушкой, затем молодой женщиной, неизменным оставалось только одно — каждый раз, когда Кора покидала дом матери, кто-то незримо следовал за ней. Она чувствовала это. Иногда ей казалось, что вот сейчас она обернётся и увидит наблюдателя, но никого не было, будто только что стоял здесь и растворился. Амфитеус чувствовал, что Кора не боялась, напротив, она хотела знать, кто так упорно преследует её много лет, и кому не хватает смелости показаться ей на глаза…

…Когда туман рассеялся, перед Амфитеусом снова возник тот же сад, та же поляна и дорожка, выложенная камнем, только вместо Зевса и Аида на ней стояли Афина и уже взрослая Кора. Однако Аид всё же был здесь, он наблюдал издалека, скрываясь в тени деревьев.

— Это так тяжело… мне так жаль, Афина, — Кора подняла правую руку, сложила пальцы конусом и раскрыла их — на ладони появился маленький сиреневый мешочек с прочной нитью, — возьми.

Афина приняла мешочек и осмотрела. По её губам скользнула тень улыбки, но в глазах не отразилось ничего, кроме глубокой скорби.

— Что это?

— Лаванда. Она успокаивает… тебе станет легче.

— Спасибо.

На какое-то время между ними повисло тягостное молчание. Афина не знала, о чём говорить, да и не хотела, а Кора всем сердцем желала ей помочь.

— Я хочу верить, что Паллада ушла к Кристаллу Душ, — наконец, заявила она, сжав кулаки, — ты богиня мудрости и войны, Афина, ты могла бы обратиться к Аиду и узнать у него правду. Может быть, он позволит спуститься к Лазурному источнику и спросить у Кристалла о Палладе?

— Не говори ерунды! — Афина отмахнулась, спрятала мешочек и сделала несколько шагов в сторону. — Аид опасен, никто не желает связываться с ним.

Кора томно вздохнула. Амфитеус чувствовал, что ей неловко, странно и любопытно одновременно. Она вдруг пожала плечами и закружилась так, что её хитон стал похож на бутон цветка.

— А я бы посмотрела на него… — у неё загорелись глаза, будто она обнаружила самую замечательную идею на свете. — Афина, Афина… — Кора подёргала её за хитон, как делала это в детстве, — а ты знаешь, как он выглядит? Мне ужас как любопытно.

Афина оттолкнула её руку.

— С ума сошла? Хочешь, чтобы твоя мать спустила меня в Тартар?

— Ну, она не узнает, — смущённо заявила Кора, покачиваясь на носочках. — Ну, пожа-а-а-алуйста.

— Нет! — Афина пошла к выходу из сада, Кора побежала за ней.

— Ну это же просто слова. Я не прошу тебя показать мне царство Теней, всего лишь…

— Нет!

Кора не унималась.

— А говорят, он точная копия отца? А, правда, что у него никогда не было царицы? А, правда, что…

Афина резко остановилась и обернулась, успевая поймать Кору, которая едва не врезалась в неё.

— Хорошо, что тебя не оставили сегодня с Герой, она бы не стала с тобой церемониться, пусть ты и её любимица напару с Гермесом. Мне запрещено разговаривать с тобой об Аиде, упоминать царство Теней, смерть и ужасы. Ты чистая невинная богиня, зачем тебе всё это?

— Мне интересно. Как же я смогу противостоять опасности, если не буду ничего о ней знать?

Афина закатила глаза.

— Да, он похож на отца. Слишком похож. Намазать волосы Зевса углём, и их друг от друга будет не отличить. Он, как и братья, вежлив, воспитан, всегда и ко всем проявляет уважение… во всяком случае, когда поднимается сюда. А ещё у него ужасная, просто отвратительная аура, находиться рядом с ним то ещё испытание.

— За что же его ненавидят? Только за то, что его аура неприятна? Её ведь можно скрыть…

— Мало кому удаётся полностью скрыть ауру, и он не из тех, кто способен на это… — Афина посмотрела на жадно внимающую её словам Кору и вздохнула. — Толпа не знает жалости к тем, кто скрывается в тени. О таких можно слагать слухи, а слухи — вещь убийственная, которая укореняется в веках, как грибница в лесу, и нет никакого шанса изгнать её.

— Значит, всё, что я слышала о нём — неправда?

— Я этого не говорила, — Афина поправила волосы, устремив взгляд на дворец Зевса, — да и откуда мне знать? Истинную жизнь старших богов могут знать лишь они сами. Интуиция и рассудок подсказывают мне, что всё очень непросто и кроется в глубоком прошлом, в отношениях детей Кроноса и Реи.

— Мне кажется, ты знаешь больше, Афина…

— Ну, хватит! — Афина заметила нимф на противоположной стороне сада. — Я и так наговорила слишком много…

…И снова туман, и снова Амфитеус в поисках света. Время шло медленно, будто вязкая жидкость, неспособная двигаться быстро, долго ничего не происходило — Амфитеус успел сесть и задремать, когда громкий звук ворвался в его мир и рассеял туман…

…Он оказался на опушке небольшого лиственного леса, далеко от Олимпа и от дома Деметры — Кора гуляла там одна, собирая ландыши. Вдали слышались голоса дриад, в ветвях гулял ветер, но Амфитеус не мог сказать, кто именно это был из Анемов. Кора напевала тихую мелодию и чувствовала себя свободной и счастливой. Амфитеус поднялся на ноги и настороженно осмотрелся. Обстановка интуитивно не нравилась ему.

— Да восславит Гелиос твою красоту, богиня.

Кора вскрикнула, а вместе с ней и Амфитеус, не ожидавший, что кто-то в эту минуту решит заговорить. Он обернулся. У одного из деревьев, вальяжно прислонившись к стволу плечом, стоял мужчина. От него исходила тяжёлая удушающая аура, и не нужно было иметь дар предвидения, чтобы сказать, что таким образом он скрывал свою истинную суть.

— Кто ты? — Кора прижала цветы к груди.

Мужчина усмехнулся.

— Не имеет значения, но можешь звать меня Эпос. Я тот, кто пришёл воздать хвалу твоей красоте, чего ещё тебе нужно?

Кора смутилась, но тут же взяла себя в руки, сделалась серьёзной и вздёрнула подбородок.

— Прошу меня простить, я бы хотела побыть одна. Мне не нужна компания.

— Да брось… — он ухмыльнулся и пошёл к ней. Кора стала отступать, но уже на третьем шаге врезалась спиной в дерево. Эпос остановился совсем близко и коснулся её подбородка — у Коры задрожали губы. — Всем нужна компания, — нежно прошептал он.

Амфитеус сжал кулаки, но что он мог сделать в воспоминаниях? В воспоминаниях Аида, мать его! Почему его нет? Почему его всё ещё нет?

Кора выронила цветы и попыталась оттолкнуть от себя Эпоса, но он поставил руки на ствол дерева по обеим сторонам от неё и приблизил лицо к её лицу.

— Неужели тебе не хочется развлечься? Неужели не завидуешь своим подругам, тому, как они свободно встречаются с мужчинами? Юная, прекрасная нимфа… — он провёл пальцем по её щеке. — А ещё, говорят, твоя мать не даёт согласия на брак, всех отправляет восвояси… может, нам стоит развлечься, и тогда она…

Кора отвернулась, не сумев сдержать дрожь отвращения.

— Оставьте меня… — умоляющий голос прозвучал слабо, почти неслышно. — Я не знаю, кто вы.

Амфитеус понимал, что происходит. Эпос был сильнее, не зря же он скрыл свою ауру — Кора не могла сопротивляться, она не защитит себя и никто не защитит, если только…

Эпос сдавил пальцами её щёки, развернул к себе, заставляя смотреть в глаза.

— Я думал, богиня цветения должна быть страстная и горячая, а ты ледышка, словно из Стикса вышла, — он провёл большим пальцем по её губам.

Взгляд Коры сверкнул гневом, она изловчилась и… укусила его, а затем оттолкнула от себя так, что он едва не упал.

— Убери свои руки! — прошипела Кора и тут же вскрикнула от болезненной пощёчины.

Эпос ударил её снова, а затем ещё раз. Амфитеус не сомневался, в удары заложена божественная сила, лишающая Кору способности сопротивляться. От четвёртого удара она упала, тогда мужчина схватил её за хитон на груди, дёрнул вверх и одним движением поставил на ноги — ткань поползла по швам, треснула на плечах и медленно осела на грудь. Мужчина прижал Кору к дереву, связал её руки нитью божественной энергии и обнял, стал целовать лицо и шею — она не могла его оттолкнуть, она ничего не могла, только плакала и совершала слабые попытки вырваться.

Амфитеуса трясло. Он попробовал несколько раз помочь ей, но безуспешно. В конце концов, когда хитон Коры упал на землю, не в силах смотреть дальше, он закрыл глаза, и именно в этот момент всё и случилось. В лес ворвался ледяной ветер, сгусток лазурного пламени сбил Эпоса с ног, отбрасывая от Коры, а следом появился Аид. Амфитеус узнал его, да и Эпос, кажется, тоже. В белых одеждах, с короткими тёмными кудрями, Аид походил на сына Зевса, но такого грозного, что любой бы испугался его взгляда. Амфитеус подумал, что не хотел бы столкнуться с Аидом в подобном состоянии.

— Назови мне хоть одну причину, почему я должен пощадить тебя? — сказал Аид, нависая над Эпосом грозной тенью.

— Ты не обладаешь таким количеством милосердия, чтобы его даровать мне, — усмехнулся Эпос и вытер кровь, струйкой стекавшую с уголка губ. Золотую кровь. Ихор.

Амфитеус внутренне сжался — Эпос точно узнал Аида. Как они связаны?

— Я спросил из вежливости, — парировал Аид, ухмыляясь, но тут же стал серьёзным, взгляд его сверкнул жаждой мести. — Убирайся, пока я не отправил тебя в Тартар!

Эпос на мгновение застыл, а затем щёлкнул пальцами и исчез, оставляя после себя одну единственную фразу и отголоски далёкого злого смеха.

— Всё ещё впереди…

Аид постоял ещё немного на месте, словно ожидая, что Эпос может вернуться и ударить со спины, а потом посмотрел на Кору. Лицо его сразу смягчилось, взгляд изменился. Кора сползла по стволу дерева и теперь сидела на земле, прикрываясь руками — Аид поднял её хитон, осторожно протянул ей и прикрыл глаза, когда она взглянула на него с отвращением.

— Я тебя не трону. Одевайся, я отвернусь.

Кора приняла хитон и дрожащими руками натянула его на себя, хотела исправить порванную ткань, но божественные силы вспыхнули и погасли. Аид, продолжая стоять к ней спиной, каким-то чудом понял, что случилось, и взмахнул рукой, возвращая её хитон в нормальное состояние.

— Назовись! — Кора поправила волосы и отошла, готовая защищаться. То, что один мужчина прогнал другого, ещё не значило, что она в безопасности.

— Тебе не нужно знать, — Аид посмотрел на неё и коротко улыбнулся. — Пойдём, я провожу тебя к матери… — он протянул ей руку, потом понял, что сейчас не лучшее время для этого, и пошёл вперёд…

…Амфитеуса в который раз окутал туман, показывая ему в своих серых завихрениях образы Коры, Нота и тёмной колесницы на фоне рассвета. Амфитеус засмотрелся, оступился и… провалился во тьму…

…На этот раз он попал в пустой Зал Собраний Небесного Города. В вечернем сумраке у ступеней снова беседовали Аид и Зевс, за колонной стоял Гермес, делая вид, что занят своими делами.

— Не думал, что ты пойдёшь на это, — задумчиво пробормотал Зевс, — в этом есть необходимость?

Аид сверкнул взглядом.

— А что ты предлагаешь? Обратиться дождём, животным или птицей ради мимолётного удовольствия? Я пытаюсь оградить её от страданий, я желаю ей спокойной жизни вдали от…

— От чего? — хохотнул Зевс, прекрасно понимая, что брат имел в виду. — Ладно, согласен, чего-чего, а спокойствия твоему царству не занимать, и всё же…

— Это не мимолётная страсть, я хожу за ней годами… Я оберегаю её, я, в конце концов…

— Ты уверен? Может, это чувство незавершённости, может просто стоит навестить её разок-другой…

Аид изменился в лице, и Зевс сделал шаг в сторону.

— Ты слишком серьёзен.

— Брат мой, один драгоценный камень из коллекции не уменьшит твоего богатства… Позволь мне забрать её, сделать своей царицей.

Зевса как-то странно передёрнуло.

— Ты тоже не обделён драгоценностями, зачем тебе именно эта невзрачная безделушка? Есть много достойных богинь. Хотя бы вот Геката… я слышал, она стала очень сильна. Чем не царица?

— Не уверен, что ты имеешь право произносить её имя в Небесном городе, — проворчал Аид.

Сверкнула молния — сначала в небе, затем в глазах Зевса.

— Я могу называть чьи угодно имена в любом месте, где пожелаю!

— Как скажешь, — спокойно сказал Аид, зная, что Зевса это разозлит ещё сильнее. Их взгляды встретились. Какое-то время между ними шла молчаливая внутренняя борьба, после которой Зевс внезапно расхохотался.

— Твоё спокойствие способно сокрушить горы, брат мой, — он глубоко вздохнул, успокаиваясь, но улыбка никак не хотела сходить с его лица. — Вот уж не думал, что именно ты станешь тем, кто решит взять её в жёны. В числе поклонников Коры Аполлон, Тритон, один из Анемов — Зефир и даже Гермес… Деметра, разумеется, всем отказала. Полагаешь, у тебя больше шансов, чем у них?

— Заключим сделку?

— Так-так, — заинтересовался Зевс, — любопытно…

Аид повёл рукой, приглашая к продолжению разговора.

— Уступаю тебе право выбора. Назови свои условия.

Зевс улыбнулся, не скрывая разыгравшийся азарт.

— Хорошо… — он на мгновение задумался. — Если Кора спустится к тебе по собственной воле, моё одобрение ты получишь. По собственной воле, Аид. Можно прибегать к любой помощи, кроме моей…

Зевс не договорил, узнав чью-то ауру, и посмотрел на вход, где золотая лестница убегала к площади перед Залом Собраний. Из-за колон вышла Гестия. Было похоже, что она давно ждала, чтобы войти, и её терпение кончилось.

— Зевс, я… — она застыла, бледная, изумлённая, будто и не знала, с кем разговаривает громовержец.

— О большем не смею и мечтать, — одновременно с ней закончил Аид и проследил за взглядом Зевса. В нём не произошло никакой перемены, никакого отклика на её появление, только едва ощутимая досада. Он снова посмотрел на Зевса, — договорились, — поспешно пожал ему руку и ушёл…

…Амфитеус вернулся во тьму, однако следующее воспоминание пришло так скоро, что это было похоже на мгновенное переключение кадров в старых кинозаписях. Амфитеус потёр глаза и осмотрелся…

…Под раскидистым дубом, кроной своей накрывающим широкую скамью, сидели две женщины. Одна из них скромная, похожая на обычную смертную, в хитоне и накидке поверх кудрявых золотых волос, ткала — солнечные лучи падали на её руки и становились разноцветными нитями. Вторая — божественной красоты: тёмная как ночь и ясная как луна, — дремала, прислонив голову к стволу дуба, её ресницы чуть заметно подрагивали. Амфитеус чувствовал, что эта — вторая — совсем не та, кем кажется, и это оказалось действительно так, когда она открыла глаза. Молодая женщина обладала взглядом древнего божества, мудростью вселенной, знаниями, доступными лишь немногим.

— Рея, — она легко коснулась плеча первой. Её голос был тихим, но при этом глубоким и чистым, похожим на далёкий звук горного водопада, — твой сын.

Рея отвлеклась от ткани и нитей, обращая взор к незваному гостю.

— И твой внук, — Аид прошёл мимо Реи и опустился на колени перед второй женщиной, взял её руку и прислонился к ней лбом, замирая так на некоторое время.

Руки она не отняла, напротив, даже потрепала его свободной рукой по голове, а на лице её появилась тёплая улыбка. Амфитеус, наблюдавший за ними, с трудом понимал, кого видит перед собой. Гея много веков не являлась богам, а воспоминания о ней из прошлого давно растворились в потоке времён, да и Аид тут мало был похож на себя. Светло-серый хитон, убранные в хвост чёрные волосы, без короны и атрибутов власти. Просто мужчина, навестивший свою семью.

— Неужели рухнул Олимп или братья мои покинули Тартар? — спросила Рея, приподнимая уголок губ. — Явление достойное конца времён.

Аид повернулся к ней и потянулся к её руке, но она отдёрнула её и отстранилась.

— Прости… — произнёс он.

Рея недовольно вздохнула.

— Прощение для великодушных. Зачем ты пришёл?

Гея бросила на Рею укоризненный взгляд, но ничего не сказала. Аид ответил честно.

— У меня есть просьба…

— Ну, разумеется! — Рея всплеснула руками, сложила нити и встала.

Аид поднялся вместе с ней, но она не дала ему и шанса продолжить, просто ушла. Гея тяжело вздохнула

— Не бери в голову. Зевс жалуется ей на тебя, а она обижается… — она поправила вьющееся золотое украшение в волосах и проворчала, — … слышала я те жалобы.

Аид смотрел вслед матери — ни один мускул не дрогнул на его лице, ни жестом, ни взглядом он не показал, что на самом деле почувствовал. Зато Амфитеус, как никто другой, познал всю глубину этого момента и понял его.

— Рея это не со зла, ты же знаешь, — Гея подошла к Аиду и положила ладонь на плечо, бережно сжимая. Она была в платье такого глубокого чёрного цвета, что оно казалось самой тьмой с мерцающими золотистыми искрами, ткань струилась вокруг неё, украшения в волосах подрагивали, привлекая внимание, гладкая кожа сияла в солнечном свете. — Какая у тебя просьба, Юный Мрак?

— Не называй меня так, пожалуйста, — вежливо сказал он и снял её руку с плеча, но не отпустил, спрятал в ладонях, и посмотрел ей в глаза. — Я заключил сделку с Зевсом, чтобы взять в жёны богиню.

Гея печально и мечтательно улыбнулась, будто заранее знала, что он ей скажет.

— Дочь Деметры?

— Да, — Амфитеус наблюдавший за ними удивился, но для Аида, похоже, было обычным делом, что Гея предугадывает его слова. — Это она, ведь так? — Аид дождался согласного кивка Геи, и продолжил. — Почему ты не сказала, что это так… больно?

— Дар Эроса прекрасен и одновременно невыносим…

Их взгляды встретились, и Аид отвернулся.

— Я пытался избегать её, пытался не думать, но больше не могу. Она ничего не знает, я хочу… хочу, чтобы она сама пришла ко мне, перешла границу царства Теней по собственной воле.

— Это очень легко устроить… не беспокойся, ещё до заката она коснётся нарцисса у ручья в оливковой роще и пойдёт с тобой, разумеется, если ты не забудешь её позвать.

— Нет, — Аид отошёл и потянулся сорвать с дуба лист, но в последний момент передумал и просто погладил его. — Я не хочу, чтобы она влюблялась в меня или шла ко мне, испытывая навязанные ей чувства. В этом случае мне придётся отказаться от сделки, даже если…

— Не глупи, Юный Мрак! — оборвала его Гея. — Ты не можешь отказаться от сделки, это было предопределено. Ваша связь прочно сплетена с нитью судьбы мирозданья, дочь Деметры полюбит тебя, полюбит. Тебе останется лишь её удержать.

Аид недовольно повёл головой, но больше не стал возражать против ласкового прозвища, просто ответил тем же. Он хорошо помнил, какое прозвище не любит она.

— Хорошо, бабушка, я доверяю тебе и очень благодарен за всё. Чем я могу отплатить?

— Плату возьмёт с тебя мироздание, — сказала Гея, — и будем надеяться, что эта плата не окажется слишком высока…

…Что-то с силой дёрнуло Амфитеуса назад, мир расплылся перед глазами, а в следующее мгновение он влетел в круг света у гранитного постамента и упал на пол. Одновременно с этим прямо перед ним возникли крылатые золотые сандалии, а сверху раздался тихий, но вполне узнаваемый голос Аида…

— В прошлый раз ты сказал, что принёс мне последнюю весть…

— Геката бы хотела, чтобы я чаще навещал тебя… я не увижу её ещё тысячу лет, и ты единственное подтверждение того, что она на самом деле существует, — ответил Гермес, хитро улыбаясь, — поэтому, уж прости за беспокойство.

Амфитеус перевернулся на спину и посмотрел на них.

— Хватит болтать! — Аид прерывисто вздохнул, когда цепи в очередной раз прожгли ему кожу. — Говори, зачем пришёл, или убирайся!

Улыбка Гермеса померкла, но не лукавый блеск в глазах.

— Сказать мне нечего, а вот показать… хотя, — Гермес пожал плечами, — если ты не хочешь, я и не стану показывать, для меня это опасно, я ведь только ради Гекаты… — он развернулся и пошёл к выходу, на третьем шаге, ожидаемо услышав ответ.

— Стой! Показывай.

Гермес развернулся на пятках, сделал широкий жест рукой и раскрыл ладонь. Над ней вспыхнула сфера из золотых искр, внутри которой показались знакомые силуэты. Аид заинтересованно поднял голову, Амфитеус встал на ноги и подошёл ближе.

Сфера показывала храм Аполлона в Дельфах, где Пифия, склонив голову перед Зевсом, протягивала к нему руки, а за колонной, незамеченный никем, прятался Посейдон. Гермес щёлкнул пальцами, и сквозь пространство и время до них из сферы долетели голоса.

— … и восстанет из мёртвых двойственная богиня. Утраченная искренность оборвёт связь, — вещала Пифия, закрыв глаза, — и брат, один из немногих, решит низвергнуть царя. Владыкой мира назваться будет желать, но затем ли, чтобы повелевать? — она вдруг глубоко вдохнула, будто выплыла из морской пучины на поверхность, и, опустив руки, растворилась в камне.

Зевс выругался и стукнул кулаком по статуе, не прикладывая божественной силы.

— Какой брат? Что за глупость? Тот, кто мог предать меня, уже никогда не сделает этого! Я предусмотрел всё, чтобы в будущем навсегда избавить мир от его присутствия!

Пифия не ответила. Зевс постоял перед ней ещё какое-то время, потом развернулся и покинул храм. Посейдон нагнал его, сделав вид, что только что явился.

— Что случилось? — огрызнулся Зевс, ещё не вполне отошедший от разговора с Оракулом.

— Всё по тому же вопросу. Что ты решил?

Зевс раздражённо вздохнул. Он шёл так стремительно, что Посейдону приходилось чуть ли не бегом следовать за ним.

— Я уже сказал, что думаю, но если хочешь, я, конечно, согласен. Одним сыном меньше, одним больше… — Зевс замедлил шаг и, в конце концов, остановился совсем. — Как ты вообще умудрился с ней связаться?

— Она искала дочь, откуда мне было знать из-за чего ей пришло в голову выплакаться именно мне. Клянусь, она сама соблазнила меня… — Посейдон недоверчиво усмехнулся. — Или ты думаешь, я смог бы справиться с сильнейшей богиней из трёх сестёр?

— Сильнейшая Гестия, и ты это знаешь!

— Да, но после того, как она побывала у Аида и добровольно отказалась от части силы, Деметра…

— Её больше нет, — сурово оборвал Зевс, — довольно о ней! Твой мальчик на воспитании у Ареса, ты можешь не беспокоиться. Гера ничего бы не сказала против сына Деметры, как ничего не сказала против её дочери, к тому же все и так думают, что Амфитеус мой сын.

Посейдон выдохнул.

— Спасибо. Не уверен, что Амфитрита пережила бы, если бы узнала об этом сейчас.

— Благодари Мойр, что в нём больше от Деметры, чем от тебя. Такого же рыжего как ты мне бы скрыть не удалось, — Зевс усмехнулся и вдруг снова помрачнел. — Как она? Твоя царица?

Посейдон тяжело вздохнул и устало провёл ладонью по лицу. Только теперь, когда он встал таким образом, что солнечные лучи коснулись кожи, стало ясно, как ему тяжело.

— Тритон был нашим единственным общим сыном, она убита горем…

Зевс сжал его плечо в жесте сочувствия, хотя по нему сложно было сказать, испытывает ли он вообще какие-либо чувства.

— Если бы Фобос тогда не притворялся Тритоном, скрывая свою маскировку аурой тьмы, Аид бы спас его… он был рядом.

Зевс удивлённо повёл бровью.

— Тогда в лесу на Кору напал не Тритон?

— Нет, конечно. Тритон был влюблён в неё, зачем ему так поступать?

Они оба замолчали, глядя друг другу в глаза. Молчание затянулось, и Зевс решил прервать его.

— Рядом была и Гера… Я знаю, что Амфитрита винит именно её.

…Всё закружилось, смазалось, и Амфитеуса потянуло назад, во тьму, затем в туман, протаскивая его по сплетениям судеб. Он вывалился на пол храма, к ногам статуи Пифии, и снова почувствовал запах гари, услышал звуки пожара, охватившего сокрытый город — глаза заслезились от дыма. Он едва понимал, что происходит, информация никак не хотела укладываться в голове, и всё его существо отказывалось от этой мысли. Он сын Посейдона, сын Посейдона…

— Пифия… — прохрипел он, — Пифия… — с трудом перевернувшись на живот и встав на четвереньки, Амфитеус коснулся статуи Пифии, вливая божественную силу. — Что было дальше?

— Ты знаешь… — глаза статуи загорелись, лицо приобрело цвет человеческой кожи, но сама Оракул больше не могла принять физическое воплощение. — Мне больше нечего тебе показать, могу лишь сказать, что ты на развилке своего пути. Следуй за своим сердцем, сын Деметры, следуй за своим предназначением.

Дышать становилось всё труднее. Когда глаза статуи погасли, Амфитеусу пришлось спрятаться в божественную защиту и выйти в безопасное место, чтобы уже оттуда переместиться. За последние сутки он испытал столько всего, столько болезненных эмоций, что его прежние желания отступили на второй план. Амфитеус не знал, было ли ему важно сейчас спасти носителя маминой линии власти или последовать за детской мечтой о сестре, но точно был уверен, что глубоко в душе хочет помочь Персефоне. Хочет. И сделает это.

За пределами защиты сокрытого города дул свежий ветер, пахло травами и прибитой дождём пылью, звёзды сияли ярче, чем когда-либо на памяти Амфитеуса. Он запрокинул голову и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом заметил огонь, подбирающийся к границам защиты, и, следуя беспричинному приступу альтруизма, использовал божественную силу, чтобы всё потушить.

К Персефоне Амфитеус едва не опоздал. Одна только мысль о том, что он мог не успеть, заставила его сердце похолодеть, что подтверждало правильность принятых решений. Он откинул врагов на много метров от неё и выставил защиту. Пусть она достигнет своего Аида раньше, чем запланировал Арес, пусть она хотя бы попытается выжить. Вдруг маленький камушек, брошенный на дорогу жизни со скалы, потянет за собой обвал, меняющий целый горный массив. Вдруг это незначительное, ничего не решающее вмешательство станет ключевой точкой. Точкой, после которой изменится всё.

Глава 43. Подводный храм

Лина переместилась подальше от битвы, бросила последний взгляд на Амфитеуса и сделала шаг за барьер, ещё один шаг к своей цели. Только вот за барьером оказалось совсем не то, чего она ожидала. Судя по состоянию станции, молния уже давно ударила в это место, разнеся строения на кусочки, за исключением реакторов, которые кто-то заботливо укрыл дополнительной защитой. Божественная энергия резонировала в каждой частице воздуха, поднимая и бросая на землю обломки, трубы, части арматур, — всё это безумие сосредотачивалось в центре, под самой высокой точкой общего защитного купола, где зиял чернотой тот самый портал из недавнего видения. Лину передёрнуло — она снова ощутила ледяное прикосновение зеркальной поверхности, которое словно бы проникло в неё и заморозило изнутри. Только спустя несколько минут она поняла, что это чувство связано не с порталом, а с Аидом… Что с ним? Где он? Неужели она не найдёт его здесь?

— Лина, Аленький Цветочек, это ты? — кто-то окликнул её, продираясь сквозь пыль и летающий мусор, кто-то очень знакомый.

Лина обернулась и отшатнулась от вышедшего к ней человека. Светлые волнистые волосы до плеч, ясный взор, скуластое угловатое лицо — Август всегда выглядел, как сошедший с небес ангел, но сейчас он словно преобразился. Его кожа буквально сияла золотом, будто из простого наследника он внезапно обратился чистокровным богом. Он предал их! Предал! Теперь это было очевидно.

— Ты? — выдохнула Лина.

— Я так ждал тебя! Я думал уже никто не явится сюда? Прости, прости, я не мог помочь, я просто не в состоянии выбраться из этого места… — он потянулся к рукам Лины, но она отпрянула и попятилась.

— Ты лжёшь! — Лина переместилась на несколько метров назад и выставила защиту. Пусть она уже успела устать, но пройдя через столько испытаний, она не готова была сдаваться в шаге от цели. Может, она и умрёт, но не сейчас, не от руки предателя!

Август остановился и нахмурился, собираясь притворяться и дальше, но потом всё понял. Лина изменилась, перед ним стояла уже не та девочка, плачущая от издевательств одногодок-полубогов, и не тот подросток, страдающий от невозможности быть, как все, — перед ним была богиня, та, кто уже никогда не поддастся на его уловки. Его лицо вдруг приобрело совершенно безмятежное выражение, в глазах сверкнула сталь.

— Я смотрю, ты поумнела, Аленький Цветочек.

— Только в той степени, в которой ты лишился рассудка! — Лина взяла в руку скипетр. — Ты предал их!

Август повёл головой, сделав вид, что не понимает, о чём она.

— Ты был хранителем мамы, ты был тем, на кого она и отец всегда полагались! Как ты мог? Как ты мог? Где ты был, когда они умирали? — то ли от переизбытка чувств и вновь вспыхнувшей боли утраты, то ли от ощущения силы противника, Лина вдруг преисполнилось такой уверенностью, что представила себя в прочной непроницаемой броне, которая тут же и покрыла её тело. Подобно броне Амфитриты, чёрная броня Лины выглядела как защитный костюм, только вместо рыбьей чешуи, основу костюма составлял однородный чёрный металл. Последним штрихом, скрывая её длинные волосы, на плечи упал длинный алый плащ с капюшоном.

Август присвистнул, когда гулявшая здесь стихия разметала полы плаща, делая Лину похожей на одну из героинь комиксов.

— Да я смотрю, у нас всё серьёзно. Ты выросла и вместо аленького цветочка стала ядовитым плющом…

— Ты здесь за тем, чтобы поболтать? — бросила Лина.

— Он здесь затем, чтобы задержать тебя, царица, и лишить силы, — новый голос, прорвавшийся сквозь шум, пыль, мусор и обломки, остановил время. Пурпурно-розовые завихрение тумана скопились перед Линой, формируя бога в чёрном звёздном плаще, с маком в волосах и бокалом макового нектара в руке.

Лина ещё совсем недавно, когда второй раз увидела Амфитеуса, решила, что больше уже ничему не удивится, но жизнь подкинула ей новую совершенно безумную вещь. Морфей собственной персоной явился сюда! Зачем? Неужели, тоже встать на её защиту?

Морфей тем временем отпил нектара, прокрутил бокал в руке и создал из него два изящных боевых веера, похожих на хрустальные крылья бабочки — острые лезвия опасно сверкнули, предупреждая противника.

Август чуть склонился в бок, чтобы видеть Лину за плечами Морфея.

— Вот это да, Аленький Цветочек, каждый готов тебя защитить, весь мир у твоих ног, — он хмыкнул, — но это тебе не поможет! — он отвёл руку в сторону, и божественная защита над реактором треснула, а вместе с ней и реактор. Энергия, вырвавшаяся из него, окружила Августа и впиталась в его тело. Он принял божественную форму.

— Осторожно! — воскликнул Морфей, а в следующий миг убийственный поток энергии врезался ему в грудь. Он успел выставить свою защиту, но отлетел назад и сбил Лину с ног. От соприкосновения их ауры заискрили. Они одновременно встали на ноги, и Лина тут же наставила на Морфея скипетр.

Сила Августа бушевала непокорной стихией, пытаясь пробиться к ним.

— Может быть сначала… — Морфей прозрачно намекнул, что сейчас не время для личных счётов, но Лина была иного мнения.

— Как ты покинул царство Теней? — она не могла ему поверить. Аид учил её, что бой никогда не кончен, всегда нужно быть готовой ко всему. И с чего бы сейчас Морфею защищать её, когда столько веков он только и делал, что предавал. Довериться сейчас и получить нож в спину? Ну, уж нет! Хватит с неё сюрпризов!

— Владыка передал скипетр, — сказал Морфей, — все его запреты сняты. Я покинул царство Теней вслед за Миррой, но опоздал…

Лина моргнула, словно он замахнулся на неё. Сердце болезненно сжалось.

— Мать, моя мать, Нюкта, указала путь к тебе, — продолжил Морфей, — но не принимай на свой счёт. Ты — не Мирра, но твоя сила — да, поэтому… — он глубоко и обречённо вздохнул, — надеюсь, однажды, я заслужу прощение, и прошлые обиды будут забыты, ибо теперь ты — единственное, что у меня осталось.

Лина несколько раз переменилась в лице и недоверчиво улыбнулась.

— Ты был влюблён в мою сестр… то есть, ты влюбился в Мирру? Которую едва знаешь?

— Да, сынок богини любви постарался, — Морфей нахмурился, приподнял уголок губ и показательно поклонился, — теперь ты довольна, моя царица? Я достаточно унижен и уже могу продолжать биться?

Лина не ответила. Защита Морфея рухнула, и поток энергии снова сбил обоих с ног.

***

В лагере, сокрытая божественной защитой, Гера наблюдала за сражением богов. Она, царица Олимпа, вынуждена была бездействовать, вынуждена была терпеть это унизительное бессилие. Будь Гера прежней, то разнесла бы тут всё, лишь бы найти супруга. Пусть он лгал, изменял, не ценил и не уважал её чувства, она любила его, и это так очевидно стало теперь, когда его не было рядом. Гера не могла его отпустить, не могла отдать его на растерзание даже собственному любимому сыну. Никому. Никогда. Только она могла мучить его, и только ему позволяла мучить себя.

— Зевс… — она произнесла его имя в надежде, что он услышит её зов, что как в старые времена любовь к ней заставит его расколоть сами небеса, лишь бы увидеть её. Свою Геру. — Мой царь, свет этого мира и свет моего сердца. Зевс…

Позади произошло какое-то движение, и Гера обернулась, готовая защищаться даже без сил, однако тревога оказалась ложной. Явилась Гестия. Гера от неожиданности сделала несколько шагов к ней, собираясь обнять, но в последний момент опомнилась и остановилась. Они уже много веков не были настолько близки, чтобы обниматься.

— Гера…

— Ты тоже чувствуешь это?

Они заговорили одновременно и смолкли, на некоторое время погружаясь в неловкое молчание, но затем, будто ведомые незримой рукой провидения, улыбнулись друг другу и всё-таки обнялись.

— Это делает кто-то из них, — прошептала Гестия на ухо сестре. — И я боюсь, потому что не чувствую, кто именно.

Гера прерывисто вздохнула, обнимая её ещё крепче.

— Я тоже не чувствую, кто…

Гестия отстранилась, оставляя руки на плечах сестры, и заглянула в глаза. Следующий и самый важный вопрос, который она собиралась задать, так и не слетел с губ — купол божественной защиты лопнул и с непривычным треском осыпался на землю. Вместе с осколками в лагерь влетела Амфитрита, едва не сбив обоих богинь с ног. Она была ранена, но ей хватило сил подняться и выставить собственную защиту — небольшую, но достаточную для того, чтобы укрыть троих.

— О, Ананка! Ты цела? — воскликнула Гестия.

Амфитрита неопределённо мотнула головой, заживляя рану на руке — её чешуйчатая броня была сколота в нескольких местах, кое-где раздроблена, по пальцам стекал Ихор. Амфитрита устала, её божественная сила больше не лечила с должной скоростью, да ещё и выставленная защита отбирала силы. Тягостное чувство тревоги, которое она принесла с собой, никак не желало развеиваться.

— Кто-то использует одну из трёх частей мировой Власти, — наконец, сказала Амфитрита, — и, судя по вашим лицам, вы уже знаете об этом.

— Я поэтому и пришла, — ответила Гестия, — предупредить. Ты знаешь, кто из них это делает?

Амфитрита хмыкнула.

— Если вы не знаете, я и подавно, — она исправила броню и позволила божественным силам в полной мере питать защитный барьер, — но у меня плохое предчувствие. Что если это Посейдон? — её голос сорвался на шёпот и на имени супруга совсем затих.

Гестия изумлённо распахнула глаза, Гера ахнула.

— Да ты что? Он ведёт это сражение на нашей стороне, он организовал это. Нет никаких адекватных причин ему сражаться с самим собой.

— А кто тогда? — спросила Амфитрита. — Остальные в плену Ареса! Мы пока понятия не имеем, что с Зевсом, и уж тем более не знаем, что с Аидом.

— Вот именно, — сказала Гера. — Почему мы упускаем Аида? Он пропал первым, он самый сильный из них, — она замахала руками, — ну, будем же реалистками! Аид сильнее братьев, просто он не привык выставлять силу на показ. Он мог одурачить Ареса и нас всех.

Гестия бросила на Геру гневный взгляд.

— Конечно, мало нам в истории набитых шишек, мы снова туда же? Одурачишь твоего Ареса! Аиду-то это зачем, он веками желал спокойствия и мира, Власть для него и так слишком тяжкая ноша, чтобы ещё и… — она отмахнулась, — я даже представить не могу, чтобы он связался с богом войны. Если ему и понадобился бы бог войны, он уж наверняка взял бы Афину в союзники.

— И что остаётся? Считаешь, это Зевс?! — воскликнула Гера. — Зевс, который пострадал на Совете Триединства?

И словно услышав это имя, названное голосом Геры в третий раз, небо сжалилось и разразилось молнией. Три богини подняли взгляды и едва не вскрикнули от переполнивших их восторга, надежды, облегчения. Там, средь сверкающих переливов, окружённый чёрными тучами, под раскаты грома появился Зевс в полном боевом величии — яркие вспышки рассекли небо, уравнивая шансы противника. За доли секунды на поле боя над бушующим ледяным океаном остался лишь он и Афина. Посейдон, Макс и Клесс держали уже лишённых сил Аполлона и Артемиду, божественная стража Амфитриты и оставшиеся воины встали на защиту от пребывающих воинов Ареса, Эос и Гефест помогали раненому Астрею.

— Что он делает? — спросила Гестия.

— Не хочет её ранить, — себе под нос пробормотала Гера, — это же Афина, он просто не сможет.

Снова вспышка осветила небо — Эгида Афины столкнулась с молнией Зевса — грохот и треск, казалось, пошатнули землю, раскололи небеса или даже саму вселенную. Афина использовала слабость Зевса и напала стремительно, быстро, смело, с твёрдым желанием нанести сокрушительный удар — никто не знал слабости отца лучше неё. Зевс встал в глухую оборону, стараясь не ранить Афину, не зацепить ни чувств, ни тела, но перед ним была уже не та Афина, которую он знал — скорее женская версия Ареса, нежели богиня военной стратегии и мудрости. В азарте боя она желала крови, желала убивать, не обращая внимания и не помня, что перед ней отец.

— Он проиграет… — обречённо сказала Гестия.

Амфитрита нахмурилась, сосредоточенно теребя длинный чёрный локон. Гера шептала, как безумная.

— Нет… нет-нет-нет, только не сейчас… Ты всегда побеждал в бою, не позволь чувствам затмить твой разум, вспомни отца! Вспомни, чего нам стоило сочувствие в прошлый раз.

Зевс не выдержал напора, разозлился и стал биться с Афиной на равных. Небо то и дело озаряли вспышки их столкновений, но вскоре стало очевидно — Зевсу не победить, никогда не переломить ход сражения в свою пользу, потому что Афина не одна. Незримая сила давала ей невиданную прежде мощь, мощь с которой не справится ни один бог. И никто не мог помочь Зевсу. Ничем. Даже Гестия, единственная богиня, оставшаяся целой и относительно отдохнувшей, не вступала в бой — её заблокированные божественные силы и без того уходили на помощь, которую она оказывала царству Теней, а о том, чтобы сражаться, и речи идти не могло. Весь мир замер в напряжении, ожидая исхода поединка, а поединок всё тянулся и тянулся, выматывая обоих противников, но нисколько не приближая к победе ни одного из них.

— Зрелище достойное Колизея, — скучающе произнёс чей-то голос. В следующий миг в воздухе разлился аромат вина и пряностей, а вслед за ним явился и его обладатель. — Развлекаетесь, девочки?

Дионис рассмеялся от их убийственных взглядов и опрокинул в себя два бокала с вином.

— Кошмар, что творится в мире, да? — он вытер тыльной стороной ладони рот и облизал губы. — Такой беспредел…

Гера сжала кулаки, но Гестия, предугадав маневр сестры, схватила её за руку.

— Он специально издевается. Успокойся.

— Издеваюсь, не издеваюсь, — передразнил Дионис. Он вальяжно потянулся, размялся и потёр ладони друг о друга. — Что ж, воевать, так воевать! — он подмигнул богиням, изобразил позу, будто собирается бежать, и тут же переместился к Зевсу.

Небо заволокло бардовыми облаками, похожими на виноградные гроздья — подконтрольные Дионису, облака сжались и выплеснули самый настоящий винный дождь, однако, в отличие от обычного дождя, винный не долетел до земли, а собрался, подобно большому косяку рыб, и взмыл ввысь, атакуя Афину. Эффект внезапности сработал лучше, чем мог сработать, если бы Афина находилась в своём уме. Винный дождь без труда окутал её, проник под броню, подобрался к телу и опьянил. Зевсу осталось только поймать её и набросить на руки божественные цепи, что он и сделал, а потом, перепоручив дочь Максу и Клесс, переместился к Амфитрите, Гере и Гестии. Посейдон и Дионис последовали за ним.

— Ты притащила её сюда?! — накинулся Зевс на Амфитриту, едва появился рядом. — Ты в своём уме? Ты хоть знаешь, что с ней? Как ты могла взять её на поле боя?

— А где ей было бы лучше? — возразила Амфитрита.

— Вообще-то я всё слышу, — Гера помахала рукой перед носом супруга, — и я сама так захотела.

— Молчи! — оборвал её Зевс. — А ты, не мог проследить, чтобы твоя жена не… — обратился он к брату.

— Гера взрослая девочка, — перебил его Посейдон, — и пусть у неё нет божественных сил, она всё ещё бессмертная богиня и твоя супруга. К тому же, Амфитрита права, нам больше некуда идти. Повсюду война и разрушения, полубоги сражаются из последних сил, им некогда тратить время на утративших силу богинь… — он в упор посмотрел на Геру, — без обид, сиятельная царица.

— Господа, — Дионис встал между ними, — смею предположить, что есть вопросы поважнее Геры, — он склонил перед ней голову и насмешливо повторил слова Посейдона, — без обид, сиятельная царица.

— Он прав, — в разговор вступила Гестия, отвлекая Посейдона и Зевса. Они оба уставились на неё в недоумении.

— А ты что здесь делаешь? — спросили они одновременно.

— Благодарю за тёплый приём, — улыбнулась она и добавила тихо, но так, чтоб они слышали, — впрочем, как и всегда.

— Ты же взялась за защиту царства Теней? — Посейдон проигнорировал её выпад, в отличие от Зевса, которого позабавили её слова.

— Я пришла, чтобы… — она встретилась взглядами с Амфитритой и едва заметно покачала головой. Она ничего не почувствовала. Либо за всем действительно стоял Аид, либо у них появился четвёртый брат, о котором никто не знал. Предполагать же, что кто-то из братьев способен скрыть свою силу от неё, хранительницы семейной связи, казалось немыслимо, — помочь Зевсу, но, я вижу, он в порядке, так что я пришла спасти Аида. Если вы не собираетесь этого делать или предпочтёте решать другие проблемы, которых, признаться, действительно слишком много, я могла бы пойти сама. — Гестия выдумывала на ходу и, будучи всегда очень убедительной в своей лжи, преуспела в этом. Конечно, она беспокоилась за братьев, но её истинным желанием было выяснить, кто из них всё это устроил, и, самое главное, найти доказательства невиновности Аида. Она не могла поверить, что это может быть он, — Зевс, Владыка, — в её голосе появилась мольба, — дай мне шанс действовать, сними ограничение моей силы.

Теперь пришло время переглядываться Зевсу и Посейдону. Зевс как-то растерянно перебросил в пальцах маленький сгусток молнии и глубоко вздохнул.

— Я не могу. Только в твоих силах это сделать…

— Поясни! — выражение мольбы на лице Гестии сменилось настороженностью.

— В тот момент, когда ты поклялась на водах Стикс, — объяснил Зевс, — начала действовать сделка с Аидом. Ты не сможешь обрести полную силу, пока по-настоящему, на самом деле не разлюбишь его.

Гера прикрыла глаза, прикладывая ладонь ко лбу. У Гестии задрожали руки и губы — она задала новый вопрос, едва справляясь с эмоциями.

— Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Потому что Аид так хотел, — угрюмо ответил Зевс. — Мы отправимся за ним сами, но ты можешь пойти, если пообещаешь следить за Герой и не ввязываться ни во что.

Дионис вставил своё слово прежде, чем Гестия успела продолжить спор.

— Постойте, а где Гермес? Я сюда за ним пришёл? К нему…

— Он отправился к богиням Судьбы, — сказала Амфитрита.

Дионис изменился в лице, уяснив что-то лично для себя.

— Я должен помочь ему! — не обращая внимания на оклик Гестии, он развернулся и пошёл к краю божественной защиты. Амфитрита догнала его и схватила за предплечье.

— Ты понятия не имеешь, куда идти. А что если с Гермесом случилось то же, что с Афиной?

— Тогда бы он был здесь и сражался! — Дионис отдёрнул руку.

— Останься… нам понадобятся лишние руки.

Дионис закатил глаза.

— Я не для того полторы сотни лет ошивался у смертных, чтобы теперь пустить псу под хвост все свои цели. Ты знаешь, что я не оставлю её, даже если она с самого заточения Аида не говорила со мной.

Амфитрита качнула головой.

— Не давай повода Зевсу посчитать тебя предателем!

— А почему он должен посчитать меня предателем, а? — вскинулся Дионис. — Тебе можно дружить с царицей Теней, а мне с многоликой богиней — нет? Я пойду к ним, потому что им… ей нужна помощь, я чувствую.

— Дионис!

— Нет, Амфитрита. Я пришёл в надежде встретить здесь Гермеса, а не помочь вам. Моё появление — случайность, не более. Посмотри вокруг, — он обвёл рукой снежную долину и океан, — посмотри, сколько вас. Зевс и Посейдон спасут брата, я уверен.

— Дело не в этом… — Амфитрита одними губами произнесла имена троицы.

Дионис бросил едва заметный взгляд на Зевса и Посейдона, прищурился и вздохнул.

— Это не моё дело, а если и моё, то я не в силах помочь.

— Хочешь сказать, что ты ничего не чувствуешь?

— Чувствую, — пожал плечами Дионис, — но не больше твоего, подруга. Бывай! — он вручил ей взятую из воздуха маленькую бутылку с виноградным вином и шагнул за границу защиты. — Я ухожу.

— Постой! — Амфитрита с сожалением посмотрела на него. — Найди Эос, она проводит тебя к Гелиосу. Он многое знает и, возможно, видел, куда отправился Гермес.

***

Под куполом над атомной станцией творилась настоящая вакханалия. Все виды самых опасных, самых жутких сновидений собрались, чтобы сразить множественные вихри, наполненные камнями, трубами, обломками, песком и мусором. Лианы, божественные лепестки и зелёные вспышки сверкали в этом хаосе, защищая эфемерные фигуры ночных кошмаров. Август мог сдерживать обоих богов, но не победить. Так, сражаясь на равных, они кружили у портала, застыв в мёртвой временной петле — в какой-то момент Лине стало казаться, что время совсем остановилось, и их битва просто бессмысленный и ненужный фарс.

— Тебе не победить! — звучал голос Августа, разносясь многократным эхом, пробиваясь сквозь грохот, шум и скрежет. — Ты не можешь винить меня, это Ариана предала нас. Я видел, как она писала письма этими мерзкими символами, я выполнял свой долг, сообщая о ней «Протекту». И я бы сообщил о тебе. Чего ждать от дурной крови, которую тянет во тьму, я всегда говорил это и буду говорить… жаль, что ты нужна им, очень жаль.

Из вихря вдруг появились туманные руки и потянулись к Августу, но он отмахнулся от них и развеял по воздуху.

— Со мной не справится такому, как ты, Морфей. А ты, Аленький Цветочек, проиграешь. Проиграешь! Потому что ты всего лишь богиня весны, всего лишь богиня, урвавшая кусочек великой Власти! — он развёл руки в стороны, одновременно атакуя всех кошмаров, хлопнул в ладоши, и Морфея отнесло в сторону.

Одна из божественных лиан помогла Морфею устоять.

— Ошибаешься! — воскликнула Лина. Несмотря на усталость, несмотря на выматывающий предыдущий бой, она вдруг отчётливо почувствовала прилив силы, осознав одну простую истину. Она — Персефона, и она может постоять за себя и за тех, кто от неё зависит. — Я не только богиня весны… — Лина сделала двойное перемещение и, обманув ожидания Августа, оказалась у него за спиной, где приложила его рукоятью скипетра так, что он полетел носом вперёд, теряя контроль над силой. — Не только обладатель Власти… — она точно рассчитала расстояние, появилась прямо перед ним и, не позволив ему опомниться, ударила снова, вложив божественную силу. — У меня много имён, — сказала Лина, наблюдая, как он летит обратно, поднимая клубы пыли, — но ты забыл самое главное. Я — приносящая разрушение!*

Словно так и было задумано, земля разверзлась, врата в царство Теней открылись, и огненные воды Тартара забурлили в глубине. Лицо Августа исказилось ужасом, он попытался удержаться, но поздно. Из-под земли вырвалась струя лавы и смыла его в пропасть, во всепоглощающую огненную бездну, откуда наследникам нет и никогда не было возврата. И всё же последнее слово осталось за ним.

— Я выполнил свой долг. Ты не понимаешь, Аленький Цветочек, всё случилось так, как должно.

Морфей стёр капли ихора с губ и согнулся пополам в попытке отдышаться. Лина подобрала оба веера и протянула ему, отмахиваясь от тревожных предчувствий, вызванных словами Августа.

— Возвращайся. Всё остальное обсудим потом… если будем живы.

Морфей внимательно взглянул на неё, взял веер и вдруг, вежливо поклонившись, действительно исчез, будто всегда верно служил ей, будто бы её слово являлось для него сокровенным нерушимым законом. Лина снова стукнула скипетром по земле, останавливая царящий вокруг хаос — летающие обломки грудой рухнули вниз, воздух очистился, дышать стало легче.

Очередное сражение было выиграно, но выиграна ли война? Лина обернулась к порталу, и тот, словно зная о её намерениях, приблизился сам и призывно замерцал гладкой недвижимой поверхностью. Что там ждёт её? Найдёт ли она то, что ищет, или утратит последнюю надежду? Какая разница? Выбора нет, идти остаётся только вперёд.

Поверхность портала показала её отражение. Как далека Лина сейчас была от себя самой, как далека от прежней Персефоны — две жизни в ней сформировались в нечто новое, особенное. Лина, как в собственном видении, протянула руку и окунула её в прохладную безликую тьму — глубокий вдох, ещё один удар сердца и последний шаг в бездну.

Лина ухнула вниз, во тьму, но даже не успела испугаться, как снова оказалась на ногах, у края какой-то божественной защиты. Портал схлопнулся за её спиной, и она смогла осмотреться.

Место, в которое попала Лина, находилось под водой, на самом дне океана, скрытое божественным куполом. По другую сторону от него неспешно плавали биолюминесцентные медузы — их тусклый свет падал на платформу, окружённую античными колоннами и огромными бюстами трёх божеств — Зевса, Аида и Посейдона. Лина осторожно прошла вперёд. Один шаг, второй… на третьем в воде что-то произошло, медузы засуетились, замельтешили, то и дело врезаясь в божественную защиту, зато свет от них стал ярче во много раз. Зрелище, открывшееся Лине, поражало самое смелое воображение. На полу, высеченный древним инструментом, лежал странно-изображённый знак триединства — он полностью покрывал платформу от края до края — символы трёх верховных богов по трём углам равнобедренного треугольника, расположенного в круге, выпускали в центр лучи божественной энергии, сдерживая нечто напоминающее знак Хаоса. Лина плохо знала древние символы. Прежде её пугало всё малознакомое и откровенно божественное, а позже у неё просто не было времени разобраться. В любом случае знак триединства был тут не случайно, да и она сама тоже.

Медузы в этот момент переместились вправо и стали медленно рассеиваться, увлекая за собой свет и внимание Лины. Она подняла взгляд, моргнула и ахнула. Она узнала его. Там, у края воздушного купола, беловолосый и совершенно умиротворённый, стоял Аид. На бледных щеках не было румянца, обескровленные губы, закрытые глаза… Скорее призрак, нежели тот, кого она помнила. Он не чувствовал её, и она не чувствовала его ауру, как тогда, у бассейна после церемонии.

— Аид… — забыв всё, что думала о нём прежде, она бросилась к нему, ощущая бесконечную радость встречи. — «Он жив! Он жив!», — заевшей пластинкой крутилось в голове. Последний шаг… вот сейчас-сейчас она коснётся его, — Аид! — воскликнула Лина и вдруг врезалась в божественную защиту, настолько незаметную, будто она вплеталась в частицы воздуха и была его частью. Лина ошиблась. Она не чувствовала ауру Аида не потому, что её не было, а потому что он стал достаточно силён, чтобы её скрывать. Отдача от столкновения отбросила Лину назад, её чёрная броня исчезла вместе с плащом и капюшоном, возвращая прежнюю одежду.

Ресницы Аида дрогнули, он втянул носом воздух и распахнул глаза. Краткий миг Аид словно не понимал, кого видит, потом в его взгляде появилось сомнение, беспокойство и неожиданно ледяная отстранённость. Он провёл раскрытой ладонью перед собой, снял защиту и пошёл к Лине, но, не сделав и двух шагов, остановился, устремив взгляд на одну из самых ярких медуз.

— Итак, ты здесь?

Лина не знала, что и думать. Аид — свободный Аид говорил сейчас с ней. Он не был под властью чьей-то силы, цепи не сковывали его руки, он, очевидно, находился в здравом уме и светлой памяти, и он почему-то был равнодушен к ней. Что ей было ответить на такое приветствие? Что она могла сказать?

— Разве не очевидно?

Аид мельком взглянул на неё и отвернулся. Лина ничего не понимала. Геката сказала, он собирается принять сущность титана в себя, молния уже ударила в землю… Попала ли она в него? Он ли перед ней? Нет! Если он не безумен, не напал и не убил её на месте, значит, он всё ещё Аид. Тот, с кем она дважды разделила гранат.

— Скипетр, — произнёс он, прерывая её мысли, — всё ещё у тебя?

— Да… — настороженно ответила Лина, вспоминая предостережения Гестии. Значит, это правда, он вручил Лине скипетр только для того, чтобы она в нужный момент принесла его?

Аид опустил взгляд в пол и вдруг сказал до боли простую, подтверждающую самые худшие опасения, фразу:

— Верни его.

Лина столько прошла ради этой встречи и для чего? Она совсем не так представляла их воссоединение. Вопреки всем сомнениям она думала, что придёт на помощь… но помощь оказалась не нужна. О, как Лина устала от этих манипуляций! Как её достало это блуждание во тьме, где, помимо Мойр, ещё куча других богов дёргает за ниточки, бросая её из одной стороны в другую! Злость, раздражение, ненависть, возмущение всколыхнулись в ней.

— Ты солгал! — она взяла в руки скипетр и отбросила его, тот исчез, едва коснувшись пола, и вернулся в её божественную сущность. — Ты солгал, хотя обещал, что мы больше не будем лгать друг другу! Ты бросил меня, хотя обещал навсегда остаться рядом! Ты собирался дать мне свободу, а в итоге желал только использовать! Стоит ли мне теперь думать, что всё это устроил ты?

Он резко обернулся к ней, и в его тёмных глазах полыхнуло лазурное пламя, отразившееся искорками на белых волосах.

— Разве я утверждал когда-нибудь, что являюсь образцом добродетели?

— По сравнению с братьями ты…

— Нет! Это ты всегда хотела так думать, но правда жестока, Персефона. Я не герой из мифов и не лучший из троицы, я такой же, как они, или даже хуже. Я сам хотел этого, я жаждал забрать у тебя сущность Кроноса и забрал. Ты понятия не имеешь, что происходит!

— Так объясни!

— Я сделаю, что должен!

Лина в упор посмотрела на него, ощущая, как сердце обрывается и падает вниз, как страшные догадки ползут, опутывая тело жгутами страха.

— Так вот, значит, как? Ты всё продумал заранее… — она пошатнулась, а когда скипетр услужливо поддержал её, сползла по нему на пол и прижалась щекой к рукояти. — Но разве… — она подняла на Аида умоляющий взгляд, — разве не ты утверждал, что я твоя главная цель? Не ты говорил, что моя жизнь важнее всего на свете?

Он не ответил, замирая возле неё как ледяная статуя. Она не чувствовала ни тепла, ни чувств, которые прежде разглядела в нём… Он изменился, или всё, что она испытывала, было лишь её желанием, её личной надуманной иллюзией. Лина так и сидела, опираясь на скипетр, чувствуя пустоту внутри, будто что-то сиюминутно вырвали из груди и развеяли по ветру. Она едва понимала, что происходит, и думала только о том, что он предал её, он предал всех, умело играя ими, как куклами.

— Гестия сказала мне, — Лина заговорила снова, — что все твои поступки имеют смысл, но в чём смысл теперь? Все эти смерти… Я думала, — она с трудом встала и посмотрела на него, ощущая, как предательский ком подступает к горлу, — что тебе не нужен трон мира… Эвр считает, что у тебя нет амбиций на высшую власть, Гера думает, что ты готов ради меня на всё. Но получается, я недалеко ушла от Афродиты и стою на таком же тонком льду, что и она. Всё это устроил ты, а я поверила тебе… Поверила! Может, тогда мне лучше умереть вместе со всеми? Зачем было сохранять мне жизнь? Ради чего было беречь меня?

Взгляд Аида потемнел, но голос остался так же холоден, как и до этого.

— Сейчас не время. Позже ты всё поймёшь.

Сердце Лины дрогнуло, но вместо того, чтобы успокоиться, она разозлилась ещё сильнее.

— Я хочу сейчас! Сейчас! Я устала от этих недомолвок, незнания! Я устала быть ведомой! Если это всё ты, как я могу верить тебе? Как? После всего.

Он пожал плечами.

— Никак. Просто верни скипетр и делай, что говорю, тогда у тебя будет шанс выжить.

Лина покивала своим мыслям.

— Деметра сказала мне, я погибну рядом с тобой, что я…

— Деметра! — перебил Аид и вдруг схватился за левое плечо, пошатнулся и начал оседать на пол.

Лина, не зная, как на это реагировать, просто стояла, оцепенев. Ей показалось, что он притворяется, что делает это специально, чтобы обмануть её, но лишь на мгновение, которое ушло и рассеялось как дым. Весь накопившийся гнев, вся обида, бушевавшие в груди Лины, схлынули, оставляя лишь страх, когда она поняла — не притворяется, не играет. Она сделала шаг к нему.

— Не подходи! — выдохнул он, выставив руку в предупредительном жесте. — Слияние не завершено…

Лина и не подумала его слушать.

— Ну, уж нет, — проворчала она, — я пришла сюда не для того, чтобы увидеть, как ты умираешь!

— Не… трогай! — прохрипел он, пытаясь отстраниться. — Сущность… Кроноса… не… подходи…

Лина поджала губы и упрямо схватила его за плечо, собираясь помочь, но не успела — он повалился на пол, глаза закатились, тело сковала судорога.

— Нет! — Лина упала на колени рядом с ним. — Нет, ты меня больше не бросишь! Наплевать на твои мотивы, умереть тебе я не позволю! — она выхватила скипетр из воздуха и вложила в его содрогающуюся от спазмов руку. Их пальцы одновременно сомкнулись на рукояти.

Кровь пульсировала в висках, позволяя страху проникнуть в каждый уголок сознания Лины. Скипетр не подействовал. Тело Аида дёрнулось последний раз и затихло, сердце перестало биться.

— Аид! — Лина коснулась его лица свободной рукой, склонилась к груди. Ни дыхания, ни сердцебиения. Она ещё не хотела верить, она отказывалась верить, глядя на размётанные по полу белые волосы, на закрытые глаза. Лина не могла его потерять, не сейчас. — Ты так просто от меня не отделаешься! — воскликнула она и с силой ударила Аида по лицу. — Не смей меня бросать!

Тут-то всё и случилось.

Их руки, сжимающие рукоять скипетра, вспыхнули божественным светом, и мир замер, а затем, словно потревоженный волной невиданной силы, всколыхнулся, заключив их в спираль лазурного огня. Лина попыталась отпустить скипетр, но это оказалось невозможно. Их тела — её и Аида — подцепила божественная сила, и они взмыли ввысь, под самый свод божественной защиты, и зависли там, разгоняя оставшихся медуз. К лазурному огню примешалась зелёная энергия, сплелась с ним, следом божественные лианы, лепестки, лёд и тёмный туман слились воедино, прошли всю спираль снизу доверху, и разлетелись в разные стороны, врываясь в тела Лины и Аида, наполняя их новой, незнакомой им силой.

Аид полностью пришёл в себя, когда от скипетра отделилась божественная трость Персефоны, и оба оружия сменили форму. Скипетр опутали чёрные лианы, а лепестки на цветах трости вспыхнули лазурным огнём. Воздух пошёл рябью и за мгновение до того, как взгляды Аида и Лины встретились, всё прекратилось. Они ещё на долю секунды зависли над полом, а затем рухнули вниз.

— Что ты сделала? — ошеломлённо прошептал Аид.

Лина не ответила. Силы было слишком много, она бурлила в венах, готовая разорвать её на части, готовая прямо сейчас обратить её в чистый божественный свет. Слова Макарии, словно бы сама она стояла рядом с ними, прошили память белыми морозными узорами. «Время поглощает всё, и только смерть может поглотить время, только смерть устоит перед беспощадным его течением… и любовь. Царица, я поняла. Я всё поняла! Вы должны пойти к нему, быть рядом и разделить с ним и силу титана, и битву, и её последствия. Вы очень нужны друг другу, вы должны пройти через это вместе».

Лина попыталась подняться, взглянула на Аида, но так ничего и не сделала — что-то снова подкинуло их и отбросило в разные стороны, разделяя стеной из непрозрачного льда. Платформу накрыло тягостное чувство подавления силы, а затем перед ледяной стеной появился тот, кого Лина ждала и кого так сильно ненавидела.

— Воссоединение сердец, как это мило, — сказал Арес, театрально хлопая в ладоши, — пусть и несколько рановато для моего плана. Ну что ж, у нас будет время поговорить.

_________________________________________________

*Буквально значение её имени. Персефона — приносящая разрушение.

Глава 44. Возмездие

Ещё мгновение назад Макс стоял на Совете богов, обсуждал решения и соглашался с приказами. Ещё мгновение назад лично помогал Клесс и Гефесту приковывать в подводной тюрьме Артемиду, Афину и Аполлона, временно лишённых сил. Ещё мгновение назад видел, как Посейдон возвращает океан в прежнее состояние, скрывая поднятую вверх сушу, как приказывает воинам убирать палатки, заметать следы своего пребывания и готовиться к новому сражению. Ещё мгновение назад в сердце Макса горела надежда, но с тех пор, как полог их с Клесс палатки раскрылся перед ним, не осталось ничего. Только пустота и предчувствие чего-то неизбежного. Табличка, которую они такой ценой забрали из «Протекта», треснула, оставив символы верховных богов на трёх разных кусках. Посейдон ничего не успел рассказать им о табличке, просто попросил беречь её, но Макс чувствовал — то, что она сломалась, значило очень много.

Полог палатки приоткрылся, и Макс, отложив табличку в сторону, обернулся. У входа стояли Гефест и Клесс — отец и сын встретились взглядами.

— Что слышно о ма… об Афродите, отец? — они так ни разу нормально и не говорили о ней и о её исчезновении.

Гефест покачал головой. Весь его вид выражал глубокую боль от одной только мысли об Афродите. Максу было не легче, и он не стал настаивать на ответе, тем более что отец выглядел слишком загадочно и наверняка собирался говорить о чём-то другом. Интуиция Макса не подвела — Гефест провёл по воздуху раскрытой ладонью и поставил внутреннюю двойную защиту на палатку.

— О ней никаких новостей, — сказал он, а потом опустился на ближайший стул и помассировал колено, будто смертный, у которого разболелись суставы от непогоды, — но отсутствие новостей в такое время хорошая новость. Не волнуйся, твоя мать выживала в более суровых условиях, с ней всё будет в порядке, — последние слова прозвучали так неуверенно, что всем сразу стало ясно — Гефест уже не надеется увидеть её.

Клесс знала, как плохо Максу из-за исчезновения матери и смерти Софии, из-за потери Лины и полубогов, сложивших в прошедшем сражении свои жизни, и решила вмешаться.

— Зачем нам защита, Гефест? Мы что-то скрываем?

— Не мы, а от нас, — он тяжело вздохнул и пояснил. — Вы оба связаны, Клессандра, иначе я бы не позвал тебя сюда… Ты понимаешь, что слова, которые я скажу, не должны покинуть эту палатку?

Клесс кивнула.

— Что случилось?

— Пока ничего, но уже ни для кого из богов не секрет, что скоро, очень скоро случится. Боюсь, у вас только один шанс сделать выбор. Прямо сейчас!

— Выбор? — Макс переглянулся с Клесс. — О чём ты?

— Под вашим руководством армия «Протекта», — Гефест сцепил руки на коленях, — советую передать её Зевсу и немедленно покинуть это место. Вам нельзя следовать за нами.

— Почему? — Макса это возмутило. Почему он должен уходить сейчас, когда ещё ничего не кончено, когда мир на грани катастрофы? — Это дело чести, я не собираюсь уходить.

— Я тоже, — отозвалась Клесс. — Что я скажу отцу, отступив? Что он подумает обо мне?

— Оставьте честь для смертных! Сейчас это совсем не важно, важнее то, что вы единственные достойные наследники линий власти своих отцов. Если боги погибнут, вам придётся занять их место.

— Значит, наши догадки были верны? — Клесс переглянулась с Максом, вскочила и прошлась из стороны в сторону. — Кто-то из детей Кроноса и Реи сражается не на нашей стороне…

— Детей Кроноса? — Гефест усмехнулся. — Дело не во всех детях Кроноса, а только в братьях. Кто-то из троицы играет против двух других, но нам неизвестно, кто именно…

Клесс покачала головой, отгоняя непрошеные мысли, но страх уже поселился в её душе.

— Я надеялась… я думала… — она всплеснула руками, — да кто из них решится пойти против другого, если они основа и суть, и сам смысл нашего бытия? Разве в прошлом всё случилось не из-за Ареса? Разве не ты говорил, что Аид никогда…

— А сейчас я говорю, что это Аид? — Гефест улыбнулся одними глазами. — Я не знаю, кто из них. Уверен, даже Амфитрита и Гера не в силах узнать, кто затеял эту войну, но без сомнений Арес не может действовать один. Сила, которая противостоит нам, превосходит силы Ареса во много раз, но, как бы то ни было, война уже началась, и вам в ней нет места. Если необходима причина уйти, так я вам её дам: сюда явился Эрос, надеясь найти мать, но обнаружил только меня. Он с семьёй защищал юг материка, когда Психею ранили… Вы знаете, она богиня, возведённая на Олимп из смертных, а посему только бессмертные способны ей помочь, но ни у меня, ни у Зевса сейчас нет сил на это. Психее и Эросу нужны братья Ветра. Сопроводите их на восток, к Эвру, в дом Восходящего Солнца, где вечный рассвет, там вы найдёте и спасение, и помощь. Что бы ни случилось, оставайтесь там, пока Гермес не пришлёт известие.

— Но Гермес… — начала Клессандра.

— Не беспокойся, дочь Посейдона, — перебил её Гефест, — маленький прохвост знает, что делает, его очень непросто убить.

В палатке повисло тягостное молчание, сквозь которое не пробивался даже шум поднявшегося ветра. Макс обдумывал сказанное отцом и с каждой секундой признавал его правоту. Они должны уйти. Возмущение уступило место спокойствию, которое вернуло мысли о сломанной табличке.

— Отец, — Макс снова взял кусочки таблички в руки и протянул ему, — мы нашли это в «Протекте» и показали Посейдону ещё на Лемносе, он попросил беречь эту вещь, но сегодня, когда я вернулся, она… я нашёл её такой. Она могла сломаться от падения?

Гефест уставился на табличку.

— Не могла, — его ладони отчётливо дрогнули, когда прохладные кусочки таблички коснулись кожи. — Её нельзя разбить, просто уронив. Я помню её. Посейдон сказал, что это?

— Нет, — ответила Клесс, — то есть, он объяснил, что это просто старая версия уже знакомого нам рисунка, но я вижу здесь значительные отличия от знака в «Протекте» и на полу Зала Собраний в Небесном городе.

Гефест покивал своим мыслям.

— И ты права. Это истинный знак Триединства, это то, что с начала времён должно было напоминать троице об их связи. Табличка треснула… значит, связи больше нет, значит, всё настолько плохо, что я бы оставил любую надежду на хороший исход.

— Истинный знак… — шёпотом повторила Клесс.

Гефест погладил неровные края таблички.

— Когда-то давно Гея пришла ко мне, чтобы я создал три символа власти и эту табличку, которую позже она передала на хранение трём братьям. Второй такой рисунок остался на полу храма, который давно на морском дне… Никто, кроме трёх братьев и самой Геи не знает истинного назначения этой связи, и я тоже, новый знак и легенда вокруг него всего лишь красивая сказка.

— Хочешь сказать, богини в этой связи ни на что не влияют? Но ты рассказывал, что на последнем Совете Триединства они все связали себя силой, — удивился Макс.

— Богини не являются частью связи, но это не значит, что они не влияют ни на что. Каждая из них питает круг своей силой, дополняя и помогая братьям, богини — источник в одном случае, в другом — ограничитель, — Гефест усмехнулся. — Постичь мысли древней богини да ещё и такой, как Гея, доступно лишь избранным.

Они снова замолчали, думая каждый о своём. Война — великое бедствие и для богов и для смертных, но хуже всего, когда воевать приходится не с врагами, а с братьями. Убивать незнакомцев, посягнувших на близкое, родное, своё, гораздо проще, чем тех, с кем изо дня в день делил кубок с вином, кров и пищу.

— Хорошо, — Максим посмотрел на Клесс, — мы последуем твоему совету.

— Да, — поддержала Клесс, — но что мне сказать отцу?

Гефест посмотрел на неё и встал.

— Ничего. Собирайтесь и уходите, я сам ему всё объясню… — он приоткрыл полог палатки, снимая защиту, — пришлю к вам Эроса, обговорите всё с ним и… — Гефест оглянулся на сына, будто хотел насмотреться в последний раз, — будьте осторожны.

***

Гермес резко втянул носом сухой воздух и закашлялся, глаза заслезились. Ему понадобилось несколько минут, чтобы, наконец, прийти в себя и понять, где он находится.

Тихие шорохи, завывающий вдали ветер — он стоял в совершенно незнакомом месте, смутно напоминающем Пустынные земли — вокруг только скалы и песок. Здесь ощущалось присутствие Нюкты, хотя на самом деле вокруг была просто ночь — кому, как не Гермесу, было знать, как именно выглядит покров Нюкты. Но если не Нюкта была здесь, то кто? Её дети?

Гермес сделал осторожный шаг вперёд и вздрогнул, когда в полумраке перед ним возникла тёмная фигура.

— Вестник! — низкий женский голос взлетел в тёмное небо и рассыпался мелкими искрами. — Зачем ты здесь?

И правда, зачем? Гермес позабыл, по какой причине пришёл сюда и как здесь оказался. Он помнил, что Мойры просили его отправиться к Гелиосу, а потом… Что же было потом?

— Ты не знаешь, верно? — фигура сделала несколько шагов вперёд, и Гермес отшатнулся.

В свете луны перед ним предстала Геката. Геката, которую он оставил у Мойр… он не мог перепутать, это была она, его супруга, та, которую столько веков он любил. Она развела руки в стороны, будто собиралась принять свою божественную форму, но сделала нечто иное. Вместо трёх обычных ликов, всё вокруг заполнили её двойники — десятки или даже сотни её двойников обратили взгляды к Гермесу.

— Что-то тревожит тебя, Гермес, сын Зевса, — прозвучал над головой тот же голос, — что-то мешает продолжить путь, и я не в силах исправить это. Ловушка, в которую ты попал, создана тобой, тебе и выбираться.

— Кто ты? — Гермес стал озираться по сторонам, но кроме толпы Гекат не увидел никого.

Голос рассмеялся.

— Вопрос неверный. Задай другой.

Крылышки на сандалиях настороженно напряглись, и Гермес с удивлением обнаружил, что одет в божественную броню. Когда он успел переодеться? Зачем?

— Чего ты хочешь?

— Это лучше, — обладательница голоса улыбалась, судя по тому, как мягко и насмешливо звучали её слова. — Я иду по следам тех, кто давно избегает нашей встречи, а ты знаешь их имена.

— Я могу назвать их и так, — возмутился Гермес, — зачем посылать мне видения, которые приносят боль?

— Видения? Дитя, ты совсем не слушаешь. Это делаю не я, а ты сам. То, что ты видишь, создано твоим сознанием… и это по-настоящему. Ты хочешь оставить её здесь, в плену собственного разума? Снова бросишь её?

На этих словах всех Гекат опутали цепи, пылающие белой божественной энергией. Цепи лязгнули и поползли, подбираясь к шее, впиваясь в плоть…

— Стой! — Гермес выставил руки вперёд в предупреждающем жесте, стараясь не выдать сбившегося от страха дыхания. — Стой, стой… что я должен делать?

— Вот. Это правильный вопрос, — цепи упали на пол и исчезли. — Ты должен выбрать… — голос зазвучал вкрадчиво и тихо, — выбрать настоящую. Найдёшь её и сможешь уйти. Ошибёшься, и вечность будешь бродить здесь, неспособный ни покинуть это место, ни умереть.

— Хорошо… — ни покинуть, ни умереть. Гермес понял, где он, но сознание ли утянуло его сюда, или тот самый бог, решивший посмеяться над ним? — Я сделаю выбор.

Он посмотрел на двойников Гекаты и ощутил, как медленно зарождающаяся паника проникает в сердце. Он не мог позволить себе паниковать. Бог он или кто, в конце-то концов!? Разве не он тот, кому всегда и всё удаётся, кого все любят и принимают как равного, не он ли возвёл дерзость в абсолют? Так не ему теперь быть робким, не ему паниковать и отчаиваться! Гермес расслабился и закрыл глаза. Среди сотен двойников была та, кого он любил, с чьей нитью судьбы была связана его собственная нить. Однако и тут его постигло разочарование — все двойники сверкали исключительным золотом, и ни с одним из них никакая нить не связывала его.

— Так что? — поинтересовался голос. — Каков твой ответ?

— Здесь её нет, — уверенно сказал Гермес, — одни иллюзии.

Никто не ответил, и на краткий миг ему показалось, что он не угадал.

— Хитрец! — насмешливо сказал голос после долгого молчания. — Меня ты переиграть можешь, но себя — никогда.

Порыв ветра ударил в спину так, что Гермес едва не упал. Двойники Гекаты рассеялись, и в центре храма осталась только она, на полу, сжавшаяся в комок от холода. Неизвестное божество знало, куда бить, и Гермес не устоял, он просто не мог смотреть на Гекату в таком состоянии, он бросился к ней, подхватил на руки и охнул, опускаясь на колени под весом её тела. По его рукам струился ихор, прохладным вязким золотом собираясь в лужу на полу, Геката не дышала.

— Нет… нет, — прошептал он, коснувшись её лица и оставляя на нём отпечаток крови. Это было выше его сил, это был самый страшный кошмар, который он когда-либо видел. Гермес прижал её к себе и поднял взгляд вверх. — Это не она! — закричал он. — Это неправда! Я оставил её в храме Мойр! Ты лжёшь!

— Ты оставил её, — ответил голос, — ты предал её ради высшей цели, это ловушка твоего сознания — не моя. Ты винишь себя в этом, а я всего лишь возмездие, следующее за чувством вины…

— Немезида! — выдохнул Гермес, и Геката тут же растворилась в его руках вместе с лужей крови. — Проклятье! Зачем я тебе?

— Твоя вина привлекла меня, — голос раздался ближе, чем прежде, и сама богиня сформировалась из лунного света рядом с ним. Древние божества казались Олимпийцам прекрасными созданиями, Немезида была одной из них, но Гермес не строил напрасных иллюзий, за внешней привлекательностью и добрым лицом часто скрывался опасный монстр, способный убить в мгновение ока любого бессмертного. — И ты привлёк меня, — продолжила Немезида, — твои помыслы, твои стремления. Я чувствую в тебе зёрна страха, вины и неуверенности, и, если ты позволишь им прорости, если дашь им волю, они уничтожат тебя и всё, что ты любишь. Они уничтожат всё… Время на исходе. Спеши Вестник, и я последую за тобой, чтобы взять плату с тех, кто давно мне задолжал… Торопись, маленький хитрый бог…

…

— Гермес! Вестник! Эй! — кто-то с силой толкнул его в плечо. Гермес вздрогнул, вздохнул и открыл глаза, щурясь от яркого света.

— Твою ж семихвостую Гарпию! Напугал! — в ярком свете проступило лицо Диониса, следом за которым поочерёдно возникли Эос и Астрей.

— Что случилось? — Гермес принял протянутую руку Диониса и поднялся на ноги, голова раскалывалась, кожа блестела каплями ихора. — Где я?

— Ты мне скажи, — усмехнулся Дионис.

— На мосту Двух Светил, — проворчала Эос одновременно с ним, — ты шёл к отцу?

Гермес присмотрелся.

— Астрей, Эос… вы… вы не пошли с остальными? Что случилось?

— Мы уже вернулись. Зевс спасён, и я должна кое-что сообщить отцу, — Эос подхватила Астрея под руку, тот сильно хромал, — а у тебя какие новости? Ты нашёл Гекату?

— Нашёл. Мне нужно лично говорить с Гелиосом, и это очень срочно.

— Да, — Дионис хлопнул его по плечу, — срочность из всех щелей, друг. Ещё одно такое перемещение, и ты не сможешь говорить вообще ни с кем. Какого циклопа ты решил перемещаться на мост без предварительного перехода? Только с Эос так можно. Забыл?

Гермес покачал головой.

— Нет… я не помню, как переместился, — он посмотрел на Диониса, — а ты зачем здесь? Ты же остался защищать своих.

— Не все мои оказались в зоне моей защиты. Где Геката?

Взгляд Гермеса приобрёл холодность, и Дионис закатил глаза.

— Перестань! Прошлое остаётся в прошлом, ты не понял меня в тот раз… — он махнул рукой и, взяв прямо из воздуха бокал с вином, протянул Гермесу. — На вот, выпей. Полегчает…

Гермес оттолкнул его, выпрямился и пошёл вслед за Эос, которая уже вела Астрея по мосту в сторону дворца Гелиоса.

— Всё я прекрасно понял, — бросил он тихо.

Дионис услышал и снова схватил его за плечо, принуждая пойти медленнее.

— Гермес!

— Убирайся, пока я не…

— Дай объяснить! — во второй раз Дионис вцепился мёртвой хваткой и пошёл рядом. — Нас с ней связывает крепкая дружба, как брата и сестру, ничего больше не было и никогда не будет. Ты же знаешь, что волей Мойр нить Ариадны опутывает моё сердце, так к чему эта ревность?

— Любовь связывает многие сердца, но не тебе говорить мне, насколько ценятся эти связи на Олимпе. Никто не исключение…

— Даже ты? — Дионис неловко убрал руку и вздохнул. — Ладно, я хочу помочь, просто помочь. Я не прошу тебя сообщать, где она, но я прошу взять меня с собой, потому что… мир изменился, и боги должны перестать действовать в одиночку.

Гермес снова бросил на него взгляд, на этот раз с долей понимания — он совершил небезопасное перемещение, и новое, в обитель Мойр, может отнять у него все силы. Помощь Диониса была очень кстати.

— Подожди меня. Сначала Гелиос, а потом я возьму тебя с собой.

Глава 45. Арес

— Воссоединение сердец, как это мило, — сказал Арес, хлопая в ладоши, — пусть и несколько рановато для моего плана. Ну что ж, у нас будет время поговорить.

Лина слышала слова Ареса сквозь шум собственного сердца. Его аура оказалась такой неестественно тяжёлой, что не давала возможности нормально вздохнуть: мир расплывался перед глазами, сильно мутило. Лина не могла понять, откуда в нём столько силы, кто вообще может быть настолько силён, чтобы дать ему такую власть.

— Не хочешь разговаривать? — притворно расстроился Арес. Он прошёл вдоль ледяной стены, проводя по ней пальцем. — Жаль. А я как раз сделал всё, чтобы нам не помешали, — он постучал по льду, проверяя его прочность, и обернулся.

Арес был расслаблен, словно наверняка знал, что Лина не нападёт со спины. А она не могла. В ней бушевала стихия, новая сила в попытке слиться с её божественной сущностью грозила вырваться на свободу, но внешнее подавление не позволяло ей. И Лина в невозможности сделать с этим хоть что-то просто ждала. В её мучениях определённо были и плюсы: опыт прошлого напоминал, что лучше помолчать и выслушать, чем действовать и спорить.

— Вот как получается, сестрица, — наконец, сказал Арес, подходя к ней, — мы снова в том же положении, что и в прошлый раз… Когда я сказал, что ты уже не сбежишь, что игра началась, я не лгал. Игра длилась веками, и сегодня она закончится, — он расправил плечи и встряхнул ими, будто сбрасывал что-то. В этот момент его тело охватила золотая броня, а плечи покрыл кроваво-алый плащ — не царский гиматий, а символ войны, тот, что он всегда носил в прежних боях.

— Я уже умирала, — слабо произнесла Лина, пытаясь подняться, — и не боюсь, потому что на этот раз мне известны правила игры. Я здесь, я обошла все твои ловушки и пришла, и я выжила.

Арес внимательно посмотрел на неё и ухмыльнулся.

— А почему ты решила, что я желал твоей смерти? — наверное, лицо Лины изобразило такой спектр эмоций, что Арес хохотнул. — О, наивная Кора, прошло столько веков, а ты до сих пор так и не научилась разбираться в людях?

— Я достаточно разбираюсь в людях! — выпалила Лина, совладав с телом и, наконец, встав на ноги. Колени подгибались, но она не обращала внимания ни на них, ни на общее состояние. — И я не Кора, она умерла в тот день, когда ты проиграл!

Арес покивал своим мыслям.

— Коры больше нет, а глупость Коры осталась. Думаешь, ты самая умная? Думаешь, что знаешь всё? Нет! Ты знаешь только то, что я позволил тебе узнать. Я ждал вас с благоверным здесь живыми, и я бы не дал тебе умереть до того, как ты придёшь сюда! — уголок его губ приподнялся в издевательской ухмылке, когда Лина, не в силах скрыть своего удивления, посмотрела прямо на него. — Но, пожалуй, стоит начать сначала. Ты же хочешь узнать сначала? За этим ты здесь? — Арес стал ходить мимо неё из стороны в сторону, так что его голос звучал то справа, то слева, прилично действуя на нервы. — Правление моего отца всегда было неидеальным, и я тот, кто первым поставил его под сомнение…

Лина не хотела слушать его, но понимала, что в его словах может быть что-то важное, что-то, способное изменить ход событий в её пользу. Она упёрлась взглядом в ледяную стену, в надежде увидеть Аида, но смогла различить лишь отдалённо похожий на него силуэт. Арес проследил за её взглядом и решил, что она не слушает.

— Он не придёт за тобой, не поможет, потому что он такой же, как мой отец. Они все… — он махнул рукой на ледяную стену, — все хотят только одного. Удержать власть. Когда много веков назад я понял это, то стал искать шанс изменить положение вещей и спустя годы обрёл его в храме Пифии. Предсказание о сосуде, рождённом от союза двойственной богини и царя Теней, стало моим путеводителем и целью. План был прост: Артемида знала способ переноса сосуда в тело другого бога, и я решил, что просто перемещу сосуд, избавив ребёнка от мучений, и завершу свою цель. У меня не было желания вредить тебе и твоему мужу, он сам виноват. Он подслушал разговор о переносе и пророчестве, благодаря своему шлему, и сделал всё, чтобы задуманного не свершилось… Вы сами причина своих бед. Не поступи Аид так, я бы никогда не свалил на него вину, но, согласись, как удачно — вы подумайте! — как удачно всё вышло для меня. Тюхе благоволила мне в тот момент, и я не мог отказаться от столь щедрого дара. Легко было завербовать глупца-Морфея, ещё легче воспользоваться чувствами твоей матери… Это ведь я нашёптывал богам грязные сплетни, я внушил им ненависть к тебе, а когда Аид пошёл просить у Афродиты Адониса, чтобы успокоить твоё метущееся сердце, именно я подтолкнул её к согласию. Знаешь, зачем? Твоя сила мешала мне, твоя уверенность в себе, твои яркие чувства… твоё физическое воплощение оказалось сильнее божественной линии власти, которой ты управляла, и мне пришлось сначала сломать тебя… И вот ты привязалась к Адонису и потеряла его, утратила тёплые отношения с матерью, к тому же ты, хотя и не помнила об этом, тосковала по дочери… Я добил тебя, подтолкнув Деметру к Минфе, и ты пала к моим ногам, обманутая матерью, супругом, Афродитой, покинутая всеми.

— Безликие Сёстры… — Лина едва справлялась со сбившимся дыханием и гневом, готовым разорвать её на клочки, а заодно и всё вокруг. — Тюхе никогда бы не стала в этом участвовать!

— Она и не участвовала. Подвластные нам силы редко спрашивают разрешения, и её не спросили. Вот, например, ты… Сколько там тебя не было? Два тысячелетия? Три? И что? Природа перестала обновляться, времена года застыли, а цветы исчезли? Или, может быть, в отсутствие Аида мёртвые перестали спускаться в царство Теней, и мир канул во владения Тартара?

Лина прикрыла глаза, представляя, как её раздражение сгорает в лазурном пламени, и почувствовала себя лучше, но слов удержать не смогла.

— Ты сволочь!

Арес хмыкнул.

— Грубо, очень грубо, дорогая сестрица, я ведь не мог иначе. Путь к моей цели никогда не предполагал милосердия, да и без него всё шло не слишком идеально. Я ошибался. И первый раз едва не пустил план Церберу под хвост, а всё потому, что взял себе этих отбросов, этих грязных ублюдков Зевса, смертных, которые предали меня в первую же удобную минуту. Ты сбежала и отдала свою жизнь за них, и ради чего… ради чего, Персефона? Чтобы они забыли нас? Чтобы нашли себе новых богов? Чтобы выбросили нас на помойку истории?

— Никто не должен страдать от того, что тебе не хватает внимания!

— Хах! А от кого же я должен, по-твоему, его получать? Зевс, устраивая мирную жизнь, позабыл о моей линии власти, ему было плевать, что я слабею, что не в силах покровительствовать смертным, что я становлюсь бесполезным и никчёмным!

— Войны ведутся не только копьём и мечом, и не только кровавые бойни находятся в твоей власти! — гнев, переполнявший Лину, перестал бурлить и потёк по венам, придавая сил, будто дополнительная божественная энергия.

— Ну-ка, просвети? — Арес нахмурился. — Какие же такие войны ещё существуют, способные дать мне сил?

Лина пожала плечами.

— Например, те, которые ты ведёшь сам с собой. Ты же один из двенадцати! — ей стало настолько легче, что она смогла гордо поднять голову. — Тебя не изгоняли с Олимпа, ты мог остаться там жить. Смертные обратились бы к тебе в случае войны, ты бы покровительствовал им в сражениях вместе с Афиной… да что с тобой не так?

На миг Лине показалось, что Арес понял её, что за все прожитые им тысячелетия он ни разу не взглянул на это с такой позиции, но она ошиблась. Ему это было неинтересно.

— Остаться жить на Олимпе? Сестрица, ты пропустила курс по истории в своей новой жизни? Меня сослали во Фракию! К смертным, подальше от Небесного города! Какой Олимп?

— Так лучше надо было скрывать свои похождения к чужой жене!

Они сцепились взглядами, и Лина, вопреки всему, ощутила воодушевление. Арес отвернулся первым.

— Я продолжу с твоего позволения, сестрица, — он тряхнул головой, будто отгонял наваждение. — Итак, ты погибла, мне в руки попала часть твоей сущности и сущность Кроноса, всё сложилось, как нельзя лучше… твой супруг отправился в темницу, а я остался и продолжил начатое. Да, было тяжело, но твоя мать, убитая горем, легко пошла на контакт, и так я разделался с первой возможной помехой. Она пожертвовала собой, прямо как ты… мать и дочь, сколько бы ты не отрицала это, всегда и во всём похожи. Ты даже смотришь так, как смотрела она на своих врагов. Одна из сильнейших богинь, и я… Я!.. смог уничтожить её!

— Она жива во мне!

— Конечно. Безусловно это так, но твоя сила и рядом не стоит с её. К тому же, — добавил он извиняющимся тоном, — это ненадолго. Здесь твой путь завершится, Персефона, поэтому я так хочу, чтобы ты знала, какой высокой цели служила, наивная глупая богиня, решившая, что может мне помешать!

Лина стояла перед ним, желая голыми руками разорвать его на кусочки, но любопытство было сильнее. Если уж ей предстояло умереть, она должна была унести с собой в могилу правду.

— Пока зерно твоей души крепло и развивалось, я спрятал у Морфея сущность Кроноса до лучших времён и стал устранять ненужные мне помехи… Зевс, Гефест, вездесущая Гера, неспособная держать в узде свою ревность…

— Гера любит тебя, она твоя мать!

— Да, а ещё она любила тебя и Гермеса… она любила стольких же детей Зевса, скольких уничтожила. Не лги себе и не заставляй меня поверить в ложь, которой пропитана каждая крупица этого мира. Не тебе пришлось видеть, как нас забывают, как смертные возвышаются над нами, считая себя венцом мироздания! Знаешь ли ты, сколько прошли и испытали боги, пока тебя во всех жизнях холили и лелеяли? Ты мне противна! Но я знал, как падки на тебя все остальные. Я даже был уверен, что Амфитеус потащится следом, едва увидит тебя. Так и случилось. Вовремя я поработал с его оружием… надеюсь, это подпортило тебе нервы?

Лина хотела ответить что-нибудь едкое, но Арес не позволил, повысив голос.

— Моя вторая ошибка пришлась на твоё рождение. Я и не думал, что Афродита так подставит меня, так глупо и нелепо сойдётся с этим уродом…

— Этот урод, — Лине удалось вставить своё слово, — создал твоё оружие, которым ты стольких уничтожил!

— Молчать! — волной божественной энергии Лину чуть не сшибло с ног, но она смогла устоять. — Заткнись и слушай, жди, как я ждал этой минуты! — Арес выдохнул. — Я едва не упустил тебя. Они мастерски скрыли твоё появление, толкнув меня на ложный след, но, к счастью, у них не вышло. Я вовремя всё узнал от вашего драгоценного Августа и приказал избавиться от этих слабеньких полубогов, возомнивших себя союзниками Аида. Сын Артемиды и наследница Зевса… чудовищное предательство! — он усмехнулся. — Я специально отправил за ними твоего брата, это был мой подарок тебе. Понравилось?

— Ненавижу!

Арес рассмеялся и тут же стал серьёзным.

— Слушай дальше. Тебя с благоверным как магнитом притянуло друг к другу, и я стал действовать. Мелкая девчонка, твоя «сестра», которую я принял за будущую мать Персефоны, оказалась бесполезной, но я не мог не отыграться на ней, она поклялась мне в верности и должна была сделать хоть что-то, чтобы как-то избавить меня от своего присутствия. Разумеется, в отличие от Зевса, смерть Аида мне была не нужна, но я не мог не потешить его самолюбие, до конца прикрывая свои действия покорностью… И потом, если бы мне удалось смертельно ранить Аида, всё прошло бы быстрее и проще…

— Зевс не хотел убивать Аида! Этого добивался ты!

— Заткнись! — новая волна энергии ударила в грудь, и Лина задохнулась, ощущая, как лёгкие сжало в невидимые тиски и тут же отпустило. — Зевс передумал. Ну, и что? Это было мне только на руку, его неопределённость и страх за трон! Мне были на руку его тревоги, пошатнувшие и без того нестабильное состояние. Но твоя сестрица… — он повёл головой, как изголодавшийся хищник. — Я знал, что она не справится, более того, я этого и не хотел. Однако она стала важным ключевым элементом, благодаря которому я смог манипулировать тобой, твоими действиями. Каждый твой шаг от церемонии до этого момента ты прошла по моей воле, по моему плану, и твой супруг тоже. Он забрал у тебя сосуд, отдал скипетр и пришёл ко мне, но лишь поменял местами «слагаемые», сумма которых, как известно, неизменна. Я-то думал, что ко мне явишься ты, а он придёт следом и принесёт скипетр… третью часть великой Власти, — глаза Ареса вспыхнули огнём вожделения, — но вы решили иначе. В итоге не важно, кто из вас принёс его, главное, он здесь, в месте, где и должен быть. Символы власти будут моими, а вы… — он развел руки в стороны, — как ты верно заметила, здесь. Вы оба.

— Скипетр ты не получишь! — сказала Лина, радуясь в глубине души, что Арес до сих пор не обнаружил возвращения скипетра к владельцу. — Не получишь и сущность Кроноса!

— Сущность Кроноса мне не нужна. По-твоему я похож на того, кто будет повторять ошибки прошлого? Я заставил тебя и остальных думать, что следую прежнему плану, отвлекал тебя, чтобы ты шла в эту точку пространства и времени с нужной мне скоростью, занимал проблемами, которые помешали бы тебе раньше догадаться об истинном положении вещей, — Арес присмотрелся к ней, — и я преуспел. Ты же до сих пор не догадалась, да? Как же мало ты знаешь. О, Судьбы! Как плохо ты знаешь этот мир!

Лина старалась держаться, но волны отчаяния накрывали её, отчаяния и бессильной ярости. Она так хотела освободиться от воли богов, но в итоге лишь сильнее увязла в их интригах. Почему она? Почему именно она? Лина чувствовала, как её сила противиться влиянию Ареса, как с каждой новой вспышкой гнева она становится свободнее и тут же вязнет, неспособная преодолеть какой-то невидимый барьер.

— Итак, как я и сказал, твой путь завершится здесь, но, — он поднял вверх указательный палец, — моё старое предложение остаётся в силе. Ты можешь уйти безвестным божеством, кануть в Лету навеки, или занять место богини-матери, я возвышу тебя до истоков нового мира, тебе возведут храмы, будут почитать как великую мать, только помоги мне. Будь той, кто станет началом всего, — он сделал несколько шагов вперёд и протянул руку раскрытой ладонью вверх.

— Нет! — сказала Лина. — И не надейся! Я не буду в этом участвовать!

Арес снисходительно улыбнулся.

— Будешь. Разве я сказал, что у тебя есть выбор?

***

Богам, появившимся у атомной станции, предстояло увидеть необыкновенно красивое и одновременно ужасающее зрелище: один единственный бог сдерживал целое постоянно прибывающее войско. Его божественная сила сверкала золотом на фоне потрескавшегося защитного купола станции, который медленно распадался и исчезал. Боги сразу узнали его — они уже много веков не видели божественных сил Деметры, но вот она была здесь, во плоти, проявившаяся в чертах и ауре её сына. Зевс собрался отдать приказ, чтобы помочь ему, когда яркая вспышка озарила окрестности, купол рухнул, а вместе с ним иссякла и божественная сила маленького бога. Посыпался пепел, как при извержении Этны*, небо скрыли свинцовые облака, запахло выжженной травой и плотью. Пока остальные выставляли защиту, Амфитрита переместилась к богу и склонилась над ним — он умирал, золотой ихор покрывал его кожу мелкими каплями, вытекал из глаз вместо слёз.

— Амфитеус…

Боги поспешили к ним. Посейдон вышел вперёд и, потеснив Амфитриту, опустился на колени, взял руку Амфитеуса в свою, сжал в крепком жесте поддержки. Амфитеус открывал рот в попытке что-то сказать, и Посейдону пришлось наклониться к нему очень близко, чтобы разобрать слова.

— П-персеф-фона… — сказал Амфитеус. Посейдон взглянул на него удивлённый и одновременно огорчённый тем, что слышит, — п-прош-ла… ч-через… п-портал… сп-паси её… отец… — его рука в руке Посейдона дрогнула, расслабилась и выскользнула, безвольно падая на землю.

Посейдон ещё какое-то время смотрел на него, будто не веря случившемуся, а потом потянулся дрожащей рукой и закрыл ему глаза, в которых застыло серое небо. Тело Амфитеуса зачерствело, потрескалось и рассыпалось солнечным песком, оставляя после себя лишь небольшой шарик золотой энергии. Амфитрита аккуратно поймала шарик, а в следующий миг на них обрушился ливень, смывающий и пепел, и неприятные запахи, выводя из строя прибывающую армию Ареса. Вода с неба словно счищала грязь, какой бы она ни была, смывала всё, что очерняло землю своим присутствием. Амфитеус, столько веков верно служивший Аресу, убивавший ради него, шпионивший и лгавший ради него, погиб, защищая сестру, с её именем на устах.

— Брат, — Зевс сжал плечо Посейдона, — что он сказал?

Посейдон мотнул головой и медленно встал, поднимая взгляд на Амфитриту. Она отшатнулась, впервые со смерти Тритона увидев в глубине его глаз боль, плескавшуюся как бескрайнее море.

— Он твой сын? — прошептала она.

— Сейчас не время для этих разговоров, — одёрнул её Зевс, предупреждая ссору, однако Амфитрита не собиралась ссориться и спорить не стала. Может быть, впервые за всю свою жизнь, Амфитрита не стала перечить Зевсу в такой ситуации. — Что случилось, Посейдон?

— Мы опоздали… — Посейдон смахнул с лица прилипшие мокрые волосы, — Аида здесь нет, но я уже понял, где он, — он многозначительно взглянул на брата, молча кивнул ему и обратился к Гестии. — Ты можешь использовать силу белого тополя, чтобы связаться с Гипносом?

— Могу… — она посмотрела на Амфитеуса. — Ты считаешь, он придёт ради одной души?

— Посмотрим, — ответил Посейдон, — сделай, что прошу. Судя по течению энергии, Кристалл Душ ещё цел, всё ещё можно исправить.

Гестия кивнула и взмахнула руками — подобно Аиду, она управляла своей силой плавно, изящно, почти танцуя с ней удивительный танец. Её ладони порхнули вверх, пальцы раскрылись и выпустили белую пыльца, которая нарисовала ветку тополя. Под веткой проявился пурпурный силуэт.

— Гипнос… — обратился Посейдон, — Гипнос?

— Что случилось? Я думал, у меня видение… — послышался голос Гипноса, будто он говорил с ними через очень длинную металлическую трубу,

Посейдон снова посмотрел Зевсу в глаза, затем в глаза Гефесту и сказал:

— Мне нужно, чтобы ты забрал сущность одного бога к Лазурному источнику, а вместе с ним богинь. Прямо сейчас.

Амфитрита и Гера переглянулись.

— Что? — воскликнула Гера.

— Нет! — поддержала её Амфитрита.

— Хорошо, — помедлив, ответил Гипнос и открыл портал.

Посейдон отступил, когда воздух перед ними пошёл рябью, ветка тополя исчезла, а на её месте возник пурпурный портал с белой круглой окантовкой. Посейдон, Зевс и Гефест сработали слаженно: в долю секунды переправив сущность Амфитеуса Гипносу, они создали нечто вроде золотого полупрозрачного щита и толкнули Амфитриту и Гестию в портал. Гера ахнула и резко обернулась, для неё произошло всё так стремительно, что она едва успела понять, что произошло.

— Амфитрита не простит тебя за это, Посейдон.

— Зато будет жива, — проворчал он, — ты чем-то недовольна?

Гера не ответила, и на какое-то время их охватил скорбное молчание, которое нарушил Гефест.

— Если это то, что я думаю, зачем нам Гера?

Зевс окинул взглядом жену и вздохнул.

— Там Арес, только она сможет договориться с ним.

***

За ледяной стеной произошла череда золотых вспышек, и Лина воспрянула духом, ожидая, что стена, наконец, рухнет, и Арес окажется в меньшинстве. Арес оглянулся и выругался, одним взмахом руки уплотняя стену вдвое.

— Слишком рано явились! — он усмехнулся, возвращаясь взглядом к Лине. — Как видишь, не без проблем, но это мелочи… Так на чём я остановился? Ах, да! — влияние сил Ареса увеличилось, и его последующие слова стали настоящим испытанием. Боль стрелой пронзила голову, засев в висках, колени подогнулись, и Лина снова упала, больно стукнувшись плечом. Арес подошёл и, присев перед ней, взял за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты поможешь мне по собственной воле или без неё, Персефона. И не сопротивляйся, твоя сила ничто, ты не сможешь вырваться.

— Я не… буду… тебе… помогать, — Лине стоило чудовищных усилий сказать эти слова, но после них стало легче.

Арес кивнул и отпустил её, намеренно толкнув так, что она снова ударилась о камень.

— Перемены неизбежны, Персефона, больше нет, и я спрашиваю тебя в последний раз… — он в упор посмотрел на неё, — ты готова помочь мне и стать началом нового мира?

— Нет! — уверенный взгляд, недрогнувший голос, Нынешнюю Лину сложно было сломить угрозами. Только она и подумать не могла, что именно ей уготовил Арес.

— Что ж, я принимаю твоё решение, дорогая сестра, — он не злился, говорил спокойно, без угрозы или намёка на расправу, — то, что случится дальше, я не смогу остановить. Ты будешь страдать, как и обещало воплощение твоей матери, ты пройдёшь босиком по горячим углям из-за сделанного тобой выбора и погибнешь… погибнешь, не добившись ничего. Безвестная, оставленная всеми. Одна.

Лина открыла было рот, чтобы ответить, но поняла, что не может этого сделать. Её тело потеряло чувствительность и перестало ей подчиняться — только зрение и слух ещё принадлежали ей.

— Покажи им, на что я способен, моя королева, — обратился он к кому-то и поманил рукой.

Лёгкой золотой пыльцой, словно отблеск далёких подводных сокровищ, на его призыв явилась Афродита, а вместе с ней та, кого Лина не хотела бы видеть в этом месте даже в страшном сне. Макария смотрела прямо перед собой, прижимая к себе огромный рубин в виде сердца. Лина пожалела, что Амфитеус спас её, что Август так и не смог победить, она умоляла мироздание убить её или позволить потерять сознание, но оно, как и при встрече с Мойрами, отказало. Последняя надежда угасла мгновение спустя, когда Арес убрал ледяную стену, и Лина поняла, что сила, сдерживающая её, сдерживает и тех, кто пришёл к ней на помощь. Ослабленные, неспособные сопротивляться боги сидели в одинаковых позах, похожие на игрушки, разбросанные по полу детской комнаты. На Аида падала тень, скрывая выражение его лица и глаз.

Многие годы для Олимпийского сонма не существовало никого сильнее великой троицы, и никто в здравом уме не мог предположить, чтобы их силу можно было подчинить, но Арес сделал это. Лина не сошла с ума, это не было ни видением, ни сном — три брата прямо на её глазах одновременно взмахнули руками, извлекли свои символы власти и объединили в один. Трезубец, скипетр и копьё-молния слились, вспыхнули жёлтым светом и обратились маленьким осколком Солнечного Опала. Взгляд Лины случайно скользнул по Гефесту: он смотрел на Афродиту — разочарование, боль, непонимание, обида таились в глубине его глаз — это предательство без всякого особенного воздействия лишило его сил. Он обрёл её любовь на несколько веков и снова оказался предан. Лина успела пожалеть его, прежде чем Арес отвлёк внимание на себя, притягивая объединённые символы власти. Их можно было отдать только добровольно, а значит, Арес не просто сдерживал силы верховных богов, но и подчинил себе их волю.

Сознание Лины отказывалось принимать реальность, и она избрала единственно верную тактику — молча наблюдать. Арес поймал осколок в ладонь, медленно поворачиваясь к Макарии, и вдруг, встретив взгляд Афродиты, разочарованно выдохнул.

— Что? Хочешь возразить мне? Сейчас? Я отправил тебя шпионить, а не работать против меня, а что сделала ты? Предала! Родила ублюдка!

— Я знаю, кто на самом деле убил Фобоса, — тихо сказала Афродита, — я знаю, на что ты способен, и мне больше не страшно. Я выполнила все условия, теперь… убей меня.

Арес встретил её взгляд и сжал зубы так, что скулы на его лице проступили ярче.

— Хочешь закончить всё сейчас? Уйти, хотя обещала поддерживать и быть рядом? Ну уж нет, дорогая, попробуешь кинуть меня, и участь Фобоса постигнет твоего ублюдка раньше остальных. И поверь мне, я дарую ему нелёгкую смерть.

Макс. За всем этим безумием Лина совсем забыла о нём. Что он почувствует, узнав о матери правду? Как он переживёт её предательство? Эти мысли на миг вспыхнули светом яркого солнца, и мир снова обрёл краски — душевная боль всколыхнула утихшую было божественную силу, и перед глазами всё расплылось.

— Я не должна была идти у тебя на поводу, — вдруг сказала Афродита, — ты…

— Умрёшь, когда я скажу! Пошла прочь! — Аресу хватило несколько взмахов руки, чтобы божественная сила откинула Афродиту в сторону, прямо на Гефеста. Они оба отлетели к краю храма и свалились друг на друга. У Афродиты от удара пошла кровь, и сердце Лины похолодело, когда она поняла, что это больше не ихор… аура и божественная сущность богини любви исчезла, оставив смертную оболочку. Лина подумала, что на месте Афродиты тоже предпочла бы умереть, чем видеть, что произойдёт дальше, но никому из них пока эта роскошь была недоступна.

Арес тем временем протянул Макарии руку раскрытой ладонью вверх.

— Дай мне Сердце Геликона и… Кристалл Душ. Твоя мать отказалась помогать, но ей всё равно придётся, придётся, понимаешь?

Макария смотрела на него спокойно, без эмоций, похожая больше на искусно созданный манекен, чем на себя саму. Она медленно моргнула, протянула рубин, и когда тот слился с кусочком опала, увеличивая его вдвое, вложила свою руку в руку Ареса. Он крепко сжал её и притянул к себе. Мгновение ничего не происходило, а потом Макария дёрнулась, будто её в этот момент ударили в грудь — белый сгусток вырвался из её груди и вторгся в кусочек солнечного опала, преобразуя его в половинку жёлтой прозрачной сферы с облаками и лучами солнца внутри. Сверкнула ослепительная вспышка, и взгляд Макарии стал осмысленным, губы сжались в тонкую линию, а с ресниц упала пара белых снежинок — она прерывисто вздохнула и посмотрела Лине в глаза. Не отцу, не своему врагу, а ей… богине, которую, по сути, почти не знала.

«Аид этого не допустит, он не позволит Макарии умереть», — убеждала себя Лина, но ошибалась. Горько ошибалась.

Макария странно выпрямилась и вдруг, прижав руку к груди, медленно осела на пол — Кристалл Душ покинул временное пристанище и забрал с собой всю жизнь до последней капли. Лина не могла представить, что чувствует Аид, наблюдая за смертью любимой дочери, но с другой стороны вообще не хотела это представлять — сегодняшняя встреча показала, что она ничего о нём не знает. Что если всё это его план? Что если она обманывается насчёт Макарии так же, как и обманывалась насчёт его чувств? Что если слова о его неспособности любить — правда?

Последний вздох сорвался с губ Макарии, и время, позабыв о границах, стремительно рвануло вперёд. Половина солнечного опала зависла в воздухе перед Аресом, ещё раз вспыхнула и выпустила несколько волн божественной энергии такой силы, что мир содрогнулся. Сначала под давлением пали колонны храма и бюсты богов, затем защита, однако вода не ринулась заполнять пустое пространство, а стала отступать, поднимая оставшуюся от храма платформу. Лина ощутила себя на странном аттракционе, который может в любой момент рухнуть вниз, однако платформа не собиралась падать — взмыв ввысь она замерла там, над разверзшейся пропастью, в которой теперь вместо океана, вилась водяная воронка, уходя верхушкой за облака.

— Ну, вот и всё, моя богиня, — Арес повернулся спиной к бушующей стихии, не страшась ни воды, ни ветра, и протянул руку Лине, — пришёл твой черёд.

_______________________________________

*Этна — стратовулкан в Италии, на восточном побережье Сицилии, недалеко от городов Мессина и Катания. Самый высокий действующий вулкан в Европе. Согласно мифам именно здесь обустроил свою главную мастерскую Гефест, так же считалось, что вулкан извергается каждый раз, когда Афродита изменяет Гефесту.

Глава 46. Воплощение любви

После короткого, но плодотворного разговора с Гелиосом, Гермесу стало хуже, и он согласился на помощь Диониса, который использовал один из самых безотказных аргументов: «Геката убьёт меня, если с тобой что-то случится». Через несколько часов Мойры сами призвали Гермеса обратно, и Дионис пошёл с ним. Именно он, после длинного утомительного спора, уговорил всех отправиться в дом Гекаты, где были припрятаны необходимые вина для восстановления сил. Дионис веками исследовал и создавал божественные вина, экспериментировал с ними, чтобы добиться особенных восстанавливающих свойств, а дом Гекаты выбрал потому, что туда мало кто мог попасть. Он припрятал там свои запасы, забыв предупредить хозяйку.

Им удалось беспрепятственно добраться до Тёмных Врат, сойти с дороги Мёртвых и оказаться под покровом Нюкты. Она сама была там, ждала их, будто знала, что они придут. Нюкта чем-то напоминала Гекату, хотя не была её матерью и никак не связывала себя с ней: чёрные летящие ткани одежд, сотканные самим мраком, пряди угольно-чёрных волос, и взгляд темнее ночи. Древнее божество, кто бы мог отказать ей в почтении, но Гермес не нашёл в себе сил даже поздороваться. Он прошёл в дом, аккуратно уложил Гекату на белые шкуры, которые она оставила перед камином, как дань прошлому, и сел подле неё на полу, склонив голову. Раньше он всегда старался посмеяться над ситуацией, перевести в шутку даже самые безнадёжные моменты, но сейчас не мог… внутри была только обречённость, только ощущение близкого конца.

Дионис, несмотря на невозможность встреч с Гекатой в последние века, всё равно не покидал её дома и часто бывал здесь в полном одиночестве. Он умел договориться с Нюктой или прошмыгнуть мимо неё, когда она была не в духе. Дионис тосковал по тому времени, когда мог спокойно беседовать с Гекатой, но и не желал вмешиваться в отношения, которые всегда казались такими хрупкими — только теперь он понял, что ни тогда, ни сейчас, никто бы не смог разорвать эту связь. Веками он наблюдал, как меняется дом Гекаты, соответствуя традициям смертных, и хотя сама Геката редко выходила в люди, ей каким-то образом удавалось в точности повторить веяния моды, оставаясь при этом в гармонии с собой. Дионис и Гермес после снятия запрета много раз звали её в мир смертных, но она отказывалась, и никто не мог её в этом винить. Последняя война принесла всем слишком много горя и необоснованной ненависти, плоды которой они все пожинали до сих пор.

Оставив Гермеса наедине с богинями, Дионис нырнул на кухню и стал доставать кувшины с вином, невольно вспомнив их последнюю встречу, когда Гермес решил — смешно подумать — что Геката изменяет ему. Даже Ариадна, зная нрав Диониса, никогда бы не стала ревновать к Гекате. Они были близки, словно брат с сестрой, Дионис любил Гекату, но иначе… иначе… Один из кувшинов выскользнул из рук и разбился.

Этот звук, разлетевшись по дому, привёл Гермеса в чувство, и он с удивлением обнаружил, что рядом с Гекатой он больше не один. В помещении перед ним стояли богини судьбы — все пятеро — и Нюкта, скрестив руки на груди. Они переглядывались меж собой, вызывая любопытство, за которое Гермес схватился как за спасительную соломинку. От роящихся в голове мыслей можно было сойти с ума.

— Почему мы? — в прежние времена он не посмел бы смотреть на первых богов так прямо, но сейчас ему было всё равно. — Вы сказали, что выбрали нас. Почему мы должны встать на вашу защиту? Почему не написать судьбу защитника Аресу и Афродите? Может, так бы всё сложилось иначе, без смертей?

Богини резко рассредоточились по комнате, будто Гермес только что вспугнул стайку рыб. Мойры в одну сторону, Безликие Сёстры в другую, и только Нюкта осталась недвижимой, словно одна из чёрных статуй во дворце Аида.

— Всё не так просто, — начала Лахесис, обращая на себя внимание Гермеса. — Мирозданию важен баланс, и там, где существует абсолютное добро, всегда появляется и противодействующая сила. Без жестокости не будет милосердия, без горя — радостей, а без потерь — обретения, понимаешь?

Гермес неопределённо качнул головой.

— А без света — тьмы, да, понимаю. Если написать Аресу судьбу защитника, кому-то придётся занять его место, например мне?

Лахесис кивнула.

— Например, тебе, Вестник. Но ключевые точки нити судьбы мироздания неизменны: не важно, кто и в каком качестве пройдёт через них, важно, каким будет финал.

— Если бы место Ареса занял ты или любой другой из богов, — поддержала сестру Клото, — это бы повлекло за собой необратимые потери, потому что судьба одного тянет за собой судьбы всех остальных. Итог начинается с истоков, а финал изменчив настолько, насколько неподвижны ключевые точки.

— Пойми, Вестник, — присоединилась Атропос, — пряхи судеб — не основа и не суть существования, мы с тобой равны. Каждый в цепочке божественных связей важен и каждый что-то значит, уберёшь кого-то со своего места, и всё рухнет, как карточный домик. Нам удалось расставить все фигуры по местам, но, кто знает, удачной ли была эта партия?

— И с кем же вы ведёте её? — без особой надежды на ответ спросил Гермес.

— С тем, кого невозможно победить…

Между ними повисло тягостное молчание. Богини чего-то ждали, возможно, новых вопросов, и Гермес, отчаявшись принять сказанное, не разочаровал их ожиданий.

— Что нас связывает на самом деле? — наконец, спросил он и, помолчав ещё, уточнил. — Меня и Гекату?

Мойры переглянулись с безликими сёстрами и промолчали. Нюкта ответила за них.

— Сердце Геи сделало выбор и сила Эроса, — голос её звучал потусторонне-неестественно, но это не приносило дискомфорта, лишь ощущение покоя, какой бывает тихой уютной ночью в спальне родного дома. Гермес перевел на неё вопросительный взгляд, уголком сознания отмечая, как струится мраком её чёрное платье. — Хочешь спросить о Великом Эросе, маленький бог? Я мало что знаю. Было бы лучше, если бы Гея рассказала тебе.

— Почему она?

Нюкта прошла несколько шагов в сторону и встала полубоком к Гермесу и так, чтобы ни на кого не смотреть.

— Гея и Эрос были очень близки, и она была там, когда он… ушёл.

Наверное, это был первый и единственный случай, когда богу Олимпа посчастливилось услышать откровение древних. Гермес затаил дыхание.

— Эрос ушёл, — продолжила Нюкта, — а его сила бесконтрольной волной накрыла планету, проникла во все её уголки, в каждую частичку этого мира и закрепилась в нём, как основа и суть. Нити судеб, линии власти, все божественные связи создала его сила, а мы лишь приняли это, лишь пользуемся тем, что он оставил. Его дар… Тогда в один миг мы обрели нечто большее, чем просто мир для жизни… Гея до сих пор единственная, кто по-настоящему знает, что произошло тогда и происходит сейчас, — Мойры на этих словах снова переглянулись, но не стали вмешиваться в разговор. Нюкта этого не заметила, задумчиво разглядывая стену. — Знания Геи, — внезапно продолжила она, — напрямую связаны с вами двумя и парой здешних Владык. Говорят, что сила Эроса разделилась, одна часть ныне подвластна Афродите, а осколки второй достались Аиду и Персефоне, Эросу-младшему и Психее, немного смертным, немного самой Афродите и Адонису… Ты не задумывался, если всё на самом деле так, какая же её часть досталась вам?

Гермес пожал плечами.

— Никакая. Младший Эрос ранил нас стрелой при первой встрече… Это дело рук Афродиты и ничьё больше. Мой вопрос был не в том, как мы связаны? Это и так понятно. Я хочу знать, почему? Ради какой цели? Только чтобы защитить вас в храме? И всё?

Нюкта фыркнула, манерно вскинув руку.

— Полнейшая чушь! Стрелы младшего Эроса для тебя бесполезны… он же стрелял в тебя и тогда, когда ты был с Афродитой*, и когда ты просил руки Коры до её встречи с Аидом, но почему же именно с Гекатой ты остался на столь долгий срок? Скажи мне? — она подошла к нему и опустилась тёмным облаком рядом, заглянула в глаза. — Ответ в твоём сердце. Дар великого Эроса жесток и опасен, он самая великая радость и самая великая боль. Прими это и не задавай лишних вопросов, Вестник. Цени это, потому что важнее этого нет ничего ни на свете, ни во тьме.

Гермес посмотрел на Гекату и взял её за руку, когда она странно и обеспокоенно вздохнула.

— Если произойдёт худшее, то… Как это случится? — вдруг спросил он, когда Нюкта уже отошла от него.

— Быстро, — ответила Атропос. — Ты даже не успеешь понять.

***

(Начало Золотой Эпохи Богов)

Харона мучила тревога — чувство для него, надо сказать, новое и непривычное. Он связывал её с новой богиней, вошедшей в царство Теней вместе с Аидом, но серьёзной причины для этого найти не мог. Геката была прекрасна, как все Олимпийские богини, и растеряна, как любой, кто попал в незнакомое место, которое навеки должно стать его домом. Беспокоясь и одновременно не доверяя, Харон наблюдал за ней и невольно пытался сблизиться в поисках причины своей тревоги — именно поэтому он и последовал за ней в тот день. Геката вошла в грот с лечебным Лазурным источником, над которым — Харон знал — мерцает гранями Кристалл Душ, самая ценная вещь для богов и бессмертных; Геката вошла, словно кто-то призывал её под каменные своды. Харон всё понял за шаг до входа, где и замер от поразившей его догадки. Его сёстры-судьбы были там, но не троица прях, как он сам их про себя называл, а безликие двойняшки, те, кого стоило бы опасаться более всех остальных. Их голоса смутно доносились до него сквозь толщу камня, и он бесшумно подошёл ближе.

— … Владыке нужна рядом сильная богиня, ты не согласна? — говорила Ананка серьёзно.

— Ты ничего не потеряешь, только приобретёшь, — поддерживала сестру Тюхе, судя по тону, улыбаясь, — связь, которая, возможно, и не пригодится тебе. Может статься, что мы никогда не призовём тебя.

Геката долго молчала, а затем произнесла:

— Стать по силе равной Деметре и однажды помочь вам? — Харона удивило, как глубоко и уверенно звучит её голос. — Как просто…

— Не просто, — возразила Ананка. — Мы свяжем тебя договором, по которому ты обязана будешь в нужный момент защитить нас и Мойр, твоя жизнь будет принадлежать нам, но до того ты будешь свободна и сильна, ты станешь той, кем и должна быть.

Харон хотел остановить это, хотел отговорить Гекату, и уже сделал шаг к ним, когда она сказала.

— Я согласна.

— Да будет так, — ответили Безликие Сёстры. — Ты явишься к нам, когда скипетр тёмного владыки коснётся руки хранительницы белого тополя, и тополь оживёт.

А потом была яркая вспышка, всплеск божественной энергии невиданной силы, и богиня, которой больше нечего было бояться. Это был день, когда Аид обрёл одного из сильнейших своих сторонников, а боги царства Теней могущественную покровительницу.

(наши дни)

Приторный аромат вина коснулся носа, принося ощущение покоя, но память быстро поставила всё на свои места. Геката вздрогнула и открыла глаза. Нет, Обитель Вечности не приснилась ей, не приснился и Гермес, явившийся на помощь, не приснились и Мойры. Она встретилась взглядом с Гермесом и, приложив усилия, повернула голову, чтобы взглянуть на остальных. Рядом был Дионис, чуть дальше все пять богинь судьбы успешно восстанавливали силы, объединив божественные энергии, а у самого выхода Нюкта. Геката даже допустила мысль, что ей кажется, ведь она не видела Нюкту с тех самых пор, когда та помогла ей создать уединённый уголок со своим домом, отделённый от обоих миров. Но Нюкта была самая настоящая. Древняя богиня и правда была здесь.

Не без помощи Гермеса, Геката села, вспоминая свой последний разговор с Мойрами, и вдруг ощутила прилив сил. Гермес чувствовал её слабость и помогал ей восстановиться, тратя собственную божественную энергию.

— Что ты делаешь? — она попыталась отстраниться. — Тебе нужнее… Гермес…

Они снова посмотрели друг на друга, и Геката поразилась, насколько серьёзным был его взгляд — на её памяти не было случая, чтобы он смотрел на неё с таким беспокойством, заботой и нежностью, как сейчас. А может, она просто так сильно скучала по нему, что даже самый обычный взгляд теперь показался ей особенным.

— Если моя жизнь последнее, что я могу отдать тебе, я сделаю это, — искренне сказал Гермес.

Геката почувствовала, как дрогнуло и оборвалось сердце, как затрепетало, возвращая её в первые дни их встреч. Какое-то время она ещё не верила, надеялась, что он переведёт всё в шутку. Но Гермес не шутил, и она, растроганная его словами, прикрыла глаза и, прошептав что-то похожее на ласковое «дурак», уткнулась ему в плечо. Его тёплое дыхание коснулось шеи, а аромат мелисы и мирта мягко разлился в воздухе и успокоил её.

***

Вся европейская часть материка была скрыта неведомой стихией, и даже боги-защитники неспособны были её остановить. Макс и Клесс, провожая Эроса к Эвру, отчаялись найти короткую дорогу: воздух был настолько переполнен божественной силой, что не только перемещаться на дальние расстояния, но и банально дышать было тяжело. Ихор бурлил в сосудах, заставляя делать длительные остановки. Очередная точка привала оказалась в открытом поле, где бушевала гроза, а с неподалёку протекавшей реки сильно тянуло холодом, добавляя к проливному дождю ещё и порывистый ветер. Психея умирала. В этом месте стихия влияла на всё вокруг, и божественная сила тусклым сиянием утекала из раны — Психея давно не открывала глаз, а дыхание её было слабым и прерывистым. Эрос помогал ей, питая своей энергией, и от того никак не поддерживал Макса и Клесс. Они всё понимали. Они ведь за тем и пошли с ним, чтобы защищать.

— При лучшем раскладе нам осталось сделать не больше двух перемещений, — прокричал Эрос, стараясь перебить звук завывающего ветра и дождя. Они с трудом видели друг друга, хотя стояли на расстоянии вытянутой руки. — Клессандра, ты чувствуешь что-нибудь?

Она смотрела вдаль сквозь плотную стену воды, приложив руку к глазам — вода подчинялась ей, но пока её силы были направлены на то, чтобы через дождь увидеть и почувствовать преследующую их тень. В сотнях километров от них клубилась чёрная буря, ползущая в их сторону.

— За нами тянется что-то тёмное, но я… — она перевела взгляд на Макса, — не уверена, — ей пришлось дважды смахнуть волосы назад. — Почему Анемы не здесь? Что они устроили?

— Это их защита, — ответил Макс, — отец рассказывал, что в случае божественных катастроф они отходят от дел, и стихии, подвластные им, остаются сами по себе.

— Ну, классно! — Клесс нахмурилась и снова всмотрелась вдаль.

— Сколько у нас времени? — Эрос поднял взгляд на Макса, который, убедившись, что пока опасности нет, высвободил силу и выставил защиту. Дождь сразу исчез и застучал по божественному куполу где-то наверху, ветер стих, оставаясь лишь завывающим напоминанием.

— Пару часов есть, — Клесс осмотрела купол, высушила волосы и стала помогать Максу обустраивать место привала.

Так через несколько минут у них появились подушки, пледы и ровно горящий костёр, не было только еды. Макс и Клесс сели у костра, Эрос уложил Психею и бережно укрыл, а потом тоже придвинулся к огню. Какое-то время они молча разглядывали языки пламени. Тишина не напрягала, между ними царило полное понимание, хотя ни Клесс, ни, тем более, Макс никогда не были близки с Эросом-младшим. Сейчас он выглядел в их глазах парнем из прошлого века: белые расклешённые брюки, расстёгнутая на четыре пуговицы свободная рубашка, белые туфли и красная повязка-бандана на лбу, убирающая светло-золотые кудри наверх. Клесс внимательно разглядывала Эроса, когда он вдруг поднял на неё взгляд и сказал, сцепив руки перед собой.

— Она никогда не покидала Олимпа.

Макс заинтересовался разговором, пересел поближе к Клесс — их руки случайно соприкоснулись, и между ними снова мелькнула золотая нить. Эрос сделал вид, что этого не заметил.

— Психея, — пояснил он. — С тех пор, как Зевс позволил ей взойти на Олимп, она не покидала его, но теперь пришлось. Я хотел оставить её в доме матери, но…

Макс напрягся и взволнованно сглотнул.

— В доме матери? На Лемносе, ты имеешь в виду?

— Да… — Эрос нахмурился, но через мгновение его осенило. — Я с самого начала знал, извини. У меня с мамой особенная связь, я бы не смог выдать её тайн, даже если бы захотел.

Клесс посмотрела сначала на одного, потом на второго. До неё очень медленно доходил смысл сказанного.

— Я воплощение её силы, Максим, — устало сказал Эрос, — не просто сын, а её неотъемлемая часть. Ты должен понять.

— Я… — Макс махнул рукой и встал, — не виню тебя, да и не обязан ты был… Просто я вдруг понял, что ты… — он вытянул руку и, поймав на неё из ниоткуда взявшегося белого голубя, прошёл к краю защиты. — Ладно, сейчас для этого не время. Проверю, что дальше, и как далеко мы сможем переместиться.

Клесс тяжело вздохнула. Она чувствовала состояние Макса, и что он совсем не пережил всё, что случилось, а лишь запрятал глубоко в душу.

— Отдыхай, — сказала она Эросу, — тебе нужно поспать. Путь ещё не окончен, а ты живёшь сейчас за двоих.

Он молча кивнул, угрюмо взирая на Макса. Клесс подумала, что Эросу наверняка было, что сказать, но он, будучи старше их на много веков, мудро решил не вступать в разговор, грозящий закончиться ссорой. Она тоже поднялась и подошла к Максу как раз в тот момент, когда голубь с его руки сорвался в ночь и скрылся в стене проливного дождя.

— Макс, — Клесс произнесла это очень тихо, удивив даже себя.

— Знаю, — сказал он, не оборачиваясь, — не нужно меня жалеть.

— Я не жалею, — она осторожно накрыла ладонью его плечо, — я хочу помочь. Аура Афродиты… я хочу сказать, она умирает, и её прошлые ошибки…

— Я не верю ей! — Макс резко обернулся, сбрасывая руку Клесс, и накинулся так, будто Клесс была виновата. — С тех пор, как она призналась и исчезла, я ожидаю всего на свете, но только не её хороших намерений. Что ты знаешь о ней? Что ты знаешь обо мне? Как ты можешь помочь?

В иное время Клесс бы отшатнулась, оскорбилась и оскорбила бы в ответ, но сейчас она чувствовала его как саму себя, его эмоции были её эмоциями, его боль — её болью.

— Макс, — ещё тише повторила она, ощущая, как глаза наполняются жгучими слезами, — Макс… — сказала она снова и вдруг потянулась к нему, обхватила лицо ладонями и, приподнявшись на носочках, поцеловала. Слёзы потекли по щекам, и поцелуй показался солёным и горьким, а вместе с тем утешающим.

Максим застыл каменной статуей, лишившись ощущения реальности, но в следующий миг, едва понимая, что происходит, ответил на поцелуй. От Клесс пахло морем и свежим ветром, пряди её волос, опутавшие пальцы, напоминали мягкое течение реки — она была тёплой и нежной, а ещё такой родной, что щемило сердце.

Они не могли видеть, как Эрос усмехнулся и покачал головой. Рядом с ним всегда сами собой происходили такие вещи, а стрелы были крайней мерой — Афродита управляла любовью, но Эрос, её сын, был воплощением любви. Пусть не таким же сильным, как его могущественный тёзка-предок, но самым настоящим и, возможно, единственным на земле.

__________________________________________

*Согласно мифам, имела место небольшая любовная история Афродиты и Гермеса. Случилась она, когда Ареса сослали во Фракию, а саму Афродиту на Кипр после измены Гефесту. Союз Афродиты и Гермеса был крайне недолгим и закончился появлением на свет двуполого существа — Гермафродита, который из-за своей особенности так никогда и не познал любви.

Глава 47. Путешествие на восток

Максим, Клесс и Эрос с раненой Психеей совершили ещё два перемещения с одной остановкой и оказались на побережье Тихого океана. Здесь от города смертных по кромке воды шла узкая тропа вдоль отвесных скал, люди опасались ходить туда из-за огромных набегающих волн, но Клесс знала — стоит пройти за поворот каменной гряды, и прямо в море откроется путь — тропинка под самой поверхностью воды, ведущая к Дому Восходящего Солнца на сокрытом защитой острове. Вблизи защиты и тем более сквозь неё перемещаться было опасно, предстояло пройти пешком, но никто из них не спешил.

— Что скажешь, дочь Посейдона? — Эрос посмотрел на линию горизонта, над которой алел закат.

— Отец далеко, Амфитриты тоже нет, а защитники помогают с городами смертных. Даже личная стража отца не в Подводном дворце… Чудовища разбушевались, и я боюсь…

— Они не подчиняются тебе?

Клесс мотнула головой, от чего на её рыжих волосах заблестели алые искорки.

— С ними может справиться только отец… — она посмотрела на Эроса, но невольно поймала взгляд Макса, и смутилась, поспешив продолжить, — я смогла бы сдержать их с полной силой, но рядом с защитой Эвра… не знаю.

— Мы всё равно пойдём, — ответил Эрос, — это мой последний шанс.

— У нас нет выбора, — поддержал Макс, — мы здесь, чтобы помочь тебе, но обещай, что пойдёшь вперёд, чтобы ни случилось, даже если мы отстанем, даже если уже не сможем идти с тобой.

Эрос передёрнул плечами.

— Так говоришь, сын Гефеста, будто знаешь меня. Будто уверен, что я готов пожертвовать чем-то ради других.

— Я бы очень удивился, если бы это было не так, — в голосе Макса прозвучал едва уловимый намёк, и Эрос внимательно посмотрел на него.

— Хорошо, — помолчав кивнул он. — А что скажешь ты, богиня?

— Мужчины всё решили, что я могу возразить?! — насупилась Клесс и отвернулась, но долго молчать не смогла. — Вы хоть знаете, что там впереди? Понимаете, на что решаетесь? Нет! А я знаю, — она говорила, не переводя дух, чтобы они не вздумали перебивать её. — Тропу охраняла Морская стража, но сейчас её нет, а значит, всё вокруг кишит монстрами. Там может быть, что угодно, от ядовитых водорослей до Сциллы и Харибды, — Клесс заметила блеск недоверия в глазах Эроса и поспешила доказать серьёзность своих слов. — Да-да, может быть, что и похуже… если вообще может быть что-то хуже. Так что нам нужно триста раз подумать, прежде чем идти. Может быть, стоит призвать Эвра?

— Знаешь, как это сделать? — удивился Эрос.

— Сколько туда добираться? — перебил его Максим, решив, что спорами дела не сделать.

Клесс угрюмо посмотрела на него и вздохнула.

— Не менее двух лиг… — голос её сорвался, и она прикрыла глаза.

— Мы всё равно должны идти, — сказал Эрос, — обратного пути нет.

***

Кукла в детском театре и то обладала большей волей, чем Лина сейчас. Она всё понимала, её сознание было совершенно чистым и светлым, всё вокруг виделось ясно и чётко, но её тело поступало так, как Лина никогда бы не поступила сама. Оно покорно поднялось, следуя за голосом Ареса, ноги твёрдо встали на платформу и понесли её вперёд — один шаг, второй, третий, и вот уже рука сама тянется коснуться половинки Солнечного Опала. Опал — не камень и не вода, не твёрдый и не жидкий, ощущается в руке прохладным засахаренным мёдом, который прогибается от лёгкого нажатия и уплотняется от уверенной хватки. Всплеск божественных сил, и внутри опала появляется маленькая чёрная точка, которая тут же раскрывается космосом, сжимается и разлетается, оставляя над облаками и солнечными лучами звёздное небо. Новый всплеск энергии, но Лине уже не до него. Силы оставили её, и она повалилась на пол за мгновение до того, как Арес шагнул к опалу, чтобы взять его и, наконец, сделать то, что собирался.

Лина обречённо закрыла глаза, ожидая смерти или чего угодно, кроме того, что на самом деле произошло: послышался треск, как при ударе молнии, душераздирающий крик, а затем запахло палёной плотью и волосами. Лина вскинула голову, едва справившись с подступившей тошнотой, и удивлённо охнула — опал вырвался из рук Ареса и завис в воздухе, медленно покрываясь сажей, а под ним, разделяя платформу на три равных части, пролегла ветвистая трещина. Арес при этом не пострадал, зато пострадала Гера, которая каким-то образом оказалась рядом — всё её тело и волосы покрыл почерневший от удара божественных сил ихор, она вздрагивала от боли и хрипела. Арес потянулся к ней, но вдруг вздрогнул и покорно застыл, как и все остальные — та сила, которую он применял к другим, почему-то обернулась против него.

— Сын… мой… — голос Геры звучал едва различимо на фоне общего шума, но Лина была слишком близко и слышала её.

— Зачем ты это сделала? — губы Ареса почти не шевелились. — Я хотел, чтобы ты ушла вместе со всеми, но не так. Не здесь…

Гера тяжело вздохнула и потянулась к нему.

— Испр… авь… это… — она резко замолчала, безвольно бросила руки и застыла недвижимо, словно упавшая статуя.

Лина не могла принять случившееся — боги не умирают, так было всегда — но реальность не желала успокаивать её, не желала опровергать страшные догадки. Лина отвернулась в попытке не думать о Гере, перевела взгляд на других богов и в следующую секунду пожалела об этом. Посейдон, мгновение назад едва способный шевелить пальцами, как ни в чём небывало встал и, раскрыв над платформой божественную защиту, подошёл к Аресу. Он склонился над ним, заложив руки за спину.

— За кого ты меня принимаешь, щенок? С чего ты решил, что, пользуясь силой, часть которой я даровал тебе, ты сможешь предать меня?

— Я должен был попробовать, — усмехнулся Арес, выдавливая слова, будто невидимая рука сжимала ему горло.

— На что ты рассчитывал? Что я не предвижу твой внезапный финт? — Посейдон осторожно потянулся к голове Геры, что-то для себя понял и выдохнул. — Я только твоей всепоглощающей жестокости не учёл, а в остальном…

— Жестокости? — прохрипел Арес. — На себя посмотри! Если бы не Гера, я бы смог…

— Не смог бы! — Посейдон властно взмахнул рукой. — Ты даже не понимаешь, ради чего всё это. Пытался стать новым богом? Царём нового мира? Глупец! То, что не удалось тебе без меня, со мной имело ещё меньше шансов. С момента заключения сделки я управлял твоими действиями, я следил за тем, чтобы твой план держался на плаву… предупредил брата, чтобы он спас богиню, ликвидировал опасности вроде Деметры, Зевса, Геры, Артемиды и Аполлона. А ты всё равно подписал себе смертный приговор! Во имя каких целей ты продолжил отправлять войско к защитному барьеру вокруг портала, если Персефоны там уже не было?

— О, да ты в гневе! По-настоящему! — Арес откровенно издевался над ним, сопротивляясь его силе. — Дай угадаю… погиб твой сын? Вот незадача. Ещё один сын, да? Ну ничего, у тебя могут быть ещё сотни таких же сыновей… — он хищно ухмыльнулся, — если повезёт…

Взгляд Посейдона потемнел, и он развернул ладонь, собирая в ней водяной сгусток, но в последний момент передумал.

— Ты не выведешь меня из равновесия, я знаю все твои уловки. Я знаю больше, чем ты думаешь. Всё, что ты делал, я позволял тебе делать, я был рукой, которая направляет тебя. Тебе многое сходило с рук после войны только потому, что я так хотел, это был не твой, а мой выбор, и то, что ты смог ослабить Зевса, не твоя заслуга, и то, что Персефона явилась сюда вовремя — тоже. Поэтому вот, что я скажу тебе… — Посейдон выдержал многозначительную паузу, — сейчас ты сидишь молча, и я в будущем стараюсь сохранить твою жизнь, или продолжаешь в том же духе, и я ни за что не ручаюсь. На твою линию власти найдутся более достойные…

Арес сжал кулаки, но не смог использовать и толику своих сил.

— Иллюзия выбора… — выплюнул он.

Никогда ещё Лина не видела более абсурдного сна, но, к несчастью, это была реальность, от которой не просыпаются, из неё лишь уходят в небытие. А Лине так хотелось проснуться. Как же ей хотелось проснуться.

— Брат мой, — Лину в который раз передёрнуло от голоса Посейдона. Он вернулся в центр платформы и опустился перед Зевсом на одно колено, заглядывая в глаза. — Пока твой сын устраивал тут сцены Персефоне, я пытался рассказать тебе всё, но не успел…

Зевс медленно поднял голову, в его глазах сверкали молнии, неспособные вылиться в сокрушительный удар, который, он, без сомнения, сделал бы, не будь ограничения сил.

— А Аиду успел?

Посейдон посмотрел в полумрак, за спину Зевса, где единственная уцелевшая колонна тенью скрывала лицо Аида.

— Вы оба должны выслушать меня.

Зевс слабо качнул головой, отчего золотой завиток его волос подпрыгнул и на миг коснулся носа.

— Отпусти меня, и поговорим.

— Я не буду с тобой сражаться, я тебе не враг, — Посейдон устало потёр переносицу, — и ты сам прекрасно понимаешь, что происходит. Сейчас ты слаб, так было нужно, и, надеюсь, ты сможешь простить меня…

Зевс долго смотрел ему в глаза, потом серьёзно спросил.

— Ты принимаешь меня за идиота? Или за младшего, которого всегда нужно защищать и беречь от правды? Кого и когда спасло утаивание правды, брат мой?

— Вам можно хранить тайну о жребии, а мне нельзя? — воскликнул Посейдон, но тут же смягчился и сказал: — Когда Пифия поведала, что один из братьев предаст тебя, она была права, — он отвёл взгляд, продолжая. — Да, я случайно услышал вас в тот день… Я предал тебя, я! Не Аид, вопреки всем очевидным для него причинам. Я предал тебя, но не потому, что мне так захотелось… — Посейдон вздохнул и встал, прошёл несколько шагов в сторону. — Тогда, в начале Великого Противостояния, мне казалось абсурдным, что Аид пошёл против тебя после всего…

Лина впитывала каждое слово, каждый жест и взгляд. Она больше не чувствовала себя причиной катастрофы, её проблемы отошли на второй план, уступая место отношениям трёх братьев и чему-то более важному, связанному с самим мирозданием. Она хотела знать правду и чувствовала, что её желание очень скоро исполнится.

— Я стал выяснять причины, — продолжил Посейдон, — а выяснил, кто именно стоит за вашими разногласиями.

Зевс сделал усилие над собой, чтобы пожать плечами.

— А свои догадки сообщить мне было нельзя?

— Я хотел, — ответил Посейдон, — но сначала решил поговорить с Аидом. Только не смог, потому что наткнулся на… — он прерывисто вздохнул, — воплощение Хаоса…

Зевс вскинул голову, и над платформой воцарилась тишина.

— Воплощение Хаоса? — спустя время выдохнул Зевс. — В тот год, когда мы его и ждали? Я ведь тогда подумал, что Аид такой талантливый лжец, смог убедить Гею в своей правоте, а это ты… ты!

— Я, — подтвердил Посейдон. — Хаос принял меня за Аида, и я не стал отрицать. Тогда я думал, что вы двое важнее меня, и надеялся, что смогу спасти хоть кого-то… Но с Хаосом невозможно договориться, ему невозможно противостоять. Он жаждал получения Солнечного Опала, он жаждал достичь цели, и я пообещал это ему, вымолив три тысячелетия на поиск. Гея ясно дала понять, за что мы мстим и чего добиваемся, только вот Персефона погибла, Гея погрузилась в сон, а я остался, не зная, что делать дальше. Мне предстояло собрать три части Солнечного Опала, Сердца Геи, который нужен был Хаосу, и я занялся этим, но не для того, чтобы покориться, а чтобы использовать опал против него.

Зевс качнул головой, будто не хотел верить его словам.

— Вымолил отсрочку. За такие вещи плата всегда слишком высока… Чем заплатил ты?

— Мне пришлось отдать жизнь первенца от возлюбленной за эту сделку, — честно признался Посейдон, — и избрать жизнь, полную мучений от неизведанной могущественной силы. Я думал, что справлюсь сам, но сила Хаоса убивала меня, и мой взор упал на Ареса. Его планы были умны, хорошо продуманы и в большинстве случаев эффективны, его не могла раскусить даже Афина, ко всему прочему он имел в своём арсенале слаженную сеть информаторов и божественных союзов, которая была так необходима и мне. Жаль, я не Аид и не способен вобрать в себя любую силу, превышающую собственные возможности, поэтому стал отдавать излишки силы Хаоса своему союзнику, позволил ему многое из того, чего не должен был позволять. Но как ещё я мог хранить тайну? Лишнее вмешательство могло выдать меня.

Зевс выглядел так, будто ему скучно, но царившее в воздухе напряжение силы говорило совсем о другом.

— Значит, хочешь использовать солнечный опал против Хаоса… но Гея говорила, что нельзя восстанавливать её Сердце…

— А как иначе? Наших сил недостаточно, и никогда не будет достаточно. Зачем нам нужна божественная защита, если мы можем просто убить его. Я собираюсь атаковать воплощение Хаоса, когда он явится, используя все ресурсы, данные нам Геей.

Взгляд, которым одарил его Зевс, мог принадлежать скорее Гере, чем ему: в нём было недоумение, презрение и явное сомнение в умственных способностях собеседника.

— Символы власти были поделены между нами и образовали связь только для того, чтобы мы сделали это вместе… чтобы вместе противостояли ему. Мы привязали сюда и силы богинь, чтобы они помогли нам в решающий момент, а ты хочешь сделать всё сам? Один?

— Нет, не один. Мы и сделаем это вместе. Я знал, что вы не согласитесь пойти на жертву, но Арес прав… нам следует уступить место молодым и уйти, оставить им жизнь и мир, который они заслуживают.

Зевс странно нахмурился, пропуская через себя едва различимую божественную силу — маленькие молнии пробежали по его рукам до плеч и исчезли. Посейдон провёл ладонью по лицу.

— Мы пожертвуем собой, чтобы все остались в живых, — наконец, сказал он, будто готовился к этой фразе несколько веков, и, поймав взгляд Зевса, продолжил с нескрываемой мольбой. — Разве ты не хочешь, чтобы Афина стала прежней? Не хочешь, чтобы Гера выжила и вернулась к нормальной жизни? Не желаешь мира и процветания для смертных? Разве Аид не желает возвращения к жизни Макарии? Спокойного существования своей супруге? Вы оба разве не хотите лучшего для всех?

— Ты в своём уме? — Зевс покосился в сторону Аида, ожидая привычной в былые времена поддержки, но не нашёл её и прикрыл глаза. — Ты мог обсудить это с нами! Три тысячелетия… Посейдон! У тебя не нашлось времени рассказать мне?

Посейдон горько усмехнулся.

— И ты бы согласился? Скажи мне, ты бы добровольно согласился на это, брат?

Зевс не ответил.

— В том-то и дело… в том-то и дело, брат мой! — Посейдон хлопнул его по плечу, посмотрел на Аида и направился к Солнечному Опалу, попутно формируя в руке сферу божественной энергии, которую собирался наполнить энергией братьев.

Сердце Лины покрылось льдом, дыхание перехватило. Если Посейдон заберёт у братьев силу и отдаст солнечному опалу, они погибнут, а Лина даже не успела попрощаться, даже не успела понять причин поступков Аида. В своей беспомощности она злилась на Аида, на его молчание и бездействие — один из сильнейших богов сонма, почему он не сопротивляется, почему не пытается сокрушить всё вокруг из-за этой несправедливости? Посейдон не должен был решать за них. Не должен!

— «Аид», — воскликнула Лина, но горло не издало ни звука, и никто не услышал её.

Замерцала божественная сфера, Зевс дёрнулся и подался грудью вперёд, отпуская божественные силы на волю непреодолимому притяжению. Силуэт Аида дёрнулся тоже, но энергия так и не потекла из него, а бесцветной волной прокатилась до сферы и расколола её. Часть взятых сил у Зевса вернулась обратно. Посейдон обернулся. Аид, недвижимый, будто застывший во времени, Аид, безропотно сносивший все испытания этого места, вдруг поправил одежду и поднялся на ноги. Он насмешливо посмотрел на брата и прошёл прямо к Солнечному Опалу.

— Богомол так стремился схватить цикаду, что не заметил позади себя чижа… — сказал он без всякого намёка на угрозу.

Посейдон потерял дар речи и, казалось, совсем позабыл свою цель. Он не мог поверить своим глазам, как и все, кто ещё оставался в сознании. «Есть столько же причин навсегда отказаться от него, сколько и остаться с ним навеки», — вспомнила Лина слова Гекаты и подумала, что теперь на одну причину отказаться стало больше. Эта единственная причина перевешивала всё на свою сторону. Словно угадав её мысли Аид оставил Копьё и прошёл прямо к ней с такой уверенностью, будто Лина уже поняла его, будто между ними не было ни обид, ни тайн, ни разногласий. Лина зажмурилась, когда Аид присел перед ней, и вздрогнула, осознав, что он не коснулся её, а всего лишь снял ленту Ланы с запястья. Без всяких объяснений Аид переместился к Макарии и повязал ленту ей на волосы — он делал всё медленно с особым вниманием к деталям: поправил спутанные белые локоны, расправил платье и поднял дочь на руки. Он не только не утратил божественных сил, но и использовал их даже с большей лёгкостью, чем Посейдон.

Посейдон в оцепенении наблюдал за ним и затаил дыхание, когда оставленная в центре платформы Макария вздрогнула и открыла глаза. Лина, обратившая внимание на Посейдона, упустила момент, когда Аид вернулся к ней, поэтому, обернувшись, она наткнулась на протянутую ей руку и… не приняла её. Аид постоял над ней какое-то время, а затем бесцеремонно подхватил на руки и отнёс к Макарии. Он не проронил ни звука, раздражая Лину до такой степени, что она хотела оттолкнуть его, когда почувствовала под ногами твёрдый пол, но не стала, отвлечённая прикосновением Макарии — та взяла её за руку и потянула вниз.

— Что ты имеешь в виду? — Посейдон обрёл дар речи, преграждая Аиду путь к Опалу.

— Всё с момента твоего разговора с Хаосом и до этой самой минуты не было твоим выбором. Я знал, что должно случиться, и намеренно не вмешивался там, где это было не нужно, и действовал там, где необходимо.

Посейдон недоверчиво усмехнулся.

— Знал всё и ничего не предпринял? Смирился с тем, что должно было произойти с твоей семьей?

— Как ты сказал? — Аид говорил буднично спокойно, будто они вели светскую беседу на какой-нибудь встрече. — Так было нужно? Вот и мне нужно, и иначе нельзя… — он сцепил руки перед собой и сделал движение, будто собирался посмотреть на Лину, но сдержался в последний момент и замер. — Я ждал, надеялся, ты сделал правильный выбор, собрал нас здесь, чтобы объединиться и защитить мир от общего врага, но ты избрал иной путь, и мне пришлось вмешаться.

— Ты ещё ничему не помешал?

— Я помешал слишком многому, чтобы ты мог представить масштабы этого вмешательства. Я был избран им, тебе это прекрасно известно, и ты никого не обманул. Он использовал тебя, пока я… впрочем, это последствия моих ошибок. Ты лишь ведомый, как и все.

— Я не думаю, что… — Посейдон обрёл дар речи, но мироздание не позволило ему договорить, бросив мощь взбесившейся стихии на божественную защиту. Раздался чудовищный хруст, и защита пошла трещинами, а за границей платформы вместо воронки образовалось какое-то месиво из предметов, ландшафта, земли и воды, неба и гор — всё это находилось в постоянном движении и в какой-то момент вдруг сформировало в себе яркий образ, какой изображали художники смертных на картинах, представляя божество, сошедшее с небес. Образ человека в ярко-белом ореоле. Посейдон сделал шаг к Опалу и уже потянулся к нему, когда лента лазурного огня оттолкнул его руку.

— Нет! — воскликнул Аид, но тут же выдохнул и резко обернулся, обращаясь куда-то в пустоту. — Наконец-то, я почти решил, что ты не придёшь.

Воздух вокруг платформы пошёл рябью, и время за её границей замедлилось, останавливая любое движение. Лине показалось, будто они попали в странный кокон, за пределами которого не существовало ни времени, ни пространства — Макария сильнее сжала её руку и положила голову на плечо.

— Я пришла точно в срок, — Лина обернулась на голос, чтобы в следующий миг увидеть на краю платформы золотую каплю, медленно стекавшую прямо по воздуху. Капля оставляла за собой длинную линию, формирующую очертания человеческой фигуры, и когда контур был завершён, фигура встряхнулась и сделала шаг вперёд, обращаясь прекрасной женщиной. Тёмные пряди волос укрыла россыпь золотых камней, оплетённых тонкими серебряными нитями, одежды, лёгкие и плотные одновременно, окутали светящееся божественной энергией тело женщины — она взмахнула длинными ресницами и посмотрела на Аида. — Ты всё сделал правильно, юный Мрак, на этот раз всё получилось… — она взмахнула рукой, освобождая всех от гнетущих сил сдерживания.

— Я на это надеюсь, — сказал Аид, — и надеюсь, что на этот раз ты расскажешь всю правду, бабушка.

***

Клесс избегала смотреть на Макса, она знала, что он не любит её, и не хотела давать себе иллюзию надежды на взаимность, но поцелуй никак не шёл из головы. Клесс корила себя за это и не могла отделаться от чувства вины. Она плелась за Эросом и Максом вдоль скалистого берега по узкой тропе, сдерживая набегающие волны, и думала, что забрала нечто, принадлежащее другой. На душе было гадко.

— Это здесь?

Клесс вскинула голову и посмотрела вперёд — узкая тропинка закончилась небольшим песочным пляжем, скрытым скалами со всех сторон. Эрос успел опустить Психею, удобно устроив её у каменного выступа, и пройти к кромке воды.

— А? Да… — сказала Клесс, — да, это здесь.

Она приняла руку Макса, который помог ей сойти на песок, и сделала тихий щелчок пальцами — от воды подул свежий ветер, принося запах тины и скошенной травы, и вода отступила, открывая им узкую длинную цепь камней, убегающую далеко к горизонту.

— Чистое самоубийство, — выдохнул Макс.

— Прекрасная перспектива, — угрюмо поддержал Эрос и вернулся к Психее. — Ну что ж, богиня, веди, — он взглядом указал на тропу, — мы прямо за тобой.

Солнце почти зашло, когда Клесс осторожно ступила в воду, и её божественное зрение прорисовало тропу золотыми нитями — без этой способности легко было оступиться и упасть в пучину вод, которая только и жаждала этого. Клесс сделала тропу видимой и посмотрела на Эроса.

— Нет, ты идёшь первым, мы следом. Если там нас что-то и ждёт, то оно наверняка пропустит вперёд, чтобы отрезать от берега, и нападать будет сзади.

Эрос подхватил Психею на руки и кивнул.

— Доверюсь тебе. Мне плохо знакомы эти места, — он ступил на тропу и пошёл по ней. Океан был спокоен, волны мягко касались ног.

Клесс собралась идти следом, но Макс поймал её за руку.

— Подожди. Что с тобой?

— Что? — не поняла она, чувствуя, как всё внутри сжалось от его прикосновения.

Он тепло улыбнулся.

— Я чувствую тебя, ты забыла? Что-то происходит с тобой, Клесс, ты не собрана, — нить их связи на миг появилась на запястьях и снова исчезла.

Клесс мысленно выругалась, но вслух сказала:

— Ничего. Просто думаю, что нас там ждёт… что вообще ждёт этот мир?

Макс промолчал. Он ждал честного ответа, но настаивать на нём не хотел, и потому просто отпустил руку и жестом предложил идти вперёд.

— Будь готов защищаться, — тихо сказала Клесс, — и поставь Эросу защиту, я посмотрю, что там под водой, — она развела руки в стороны, раскрытыми ладонями вниз и сосредоточилась на тропе и её окружении.

Золотая сфера защиты накрыла Эроса, Макс осмотрелся и догнал Клесс, осторожно ступая по исчезающим золотым следам. Впереди, в последних лучах заката, маячили выступающие из воды камни.

— Что это?

— Где? — раздражённо спросила Клесс, отвлекаясь от исследования воды.

— Там, — Макс рукой указал направление.

Клесс недовольно вздохнула.

— Всё в порядке, мы туда идём. Это последний островок перед большим переходом к дому Эвра, а почему ты… — она присмотрелась к камням и почти прошипела. — Сирены…

— Предвестницы Сциллы, — тихо добавил Макс.

— Не нагнетай! — Клесс снова раскрыла руки и сосредоточилась, — и не паникуй раньше вр… — она не закончила, потому что сирены встрепенулись и начали петь. На богов их пение действовало мало, и раз они пели, на острове был кто-то ещё.

— Быстрее! — вдруг сказал Эрос. Он ушёл уже на приличное расстояние от них, и сквозь шум воды его голос был почти не слышан. — Там смертный!

— Не может быть… — Клесс сцепила руки у груди, а затем с силой выбросила их вперёд, призывая волну. Волна вспенилась, вскипела и, взмыв высь, замерла перед клесс, формируясь в большую водную линзу. Остров открылся им во всей красе: камни, водоросли, проросшие странного вида растения и сирены. Одна из сирен переместилась вправо, и Клесс ахнула, оглядываясь на Макса. Сирены убаюкивали девушку, подбираясь к ней, обнажая острые когти — девушка уже была полностью в их власти и не понимала, в какой опасности оказалась. Вблизи защиты Эвра перемещение использовать не получалось, но девушку нельзя было бросать, и тогда Клесс приняла единственно верное решение — позвать на помощь. Она выхватила из воздуха ракушку и подула в неё, извлекая тягучий гулкий звук.

Первый призыв остался без ответа, но на второй вода у ног Клесс застыла глянцевым полотном, из которого, словно созданный серебром и морскими водорослями, выплыл гиппокамп*. Сияя чешуёй и гривой, гиппокамп встал на дыбы и взмахнул хвостом, вскидывая воду полукругом — солнечные лучи упали в капли воды и затерялись в них. Клесс погладила коня по загривку, поклонилась ему и, дождавшись когда он поклониться в ответ, забралась на спину.

— Макс! — она протянула ему руку. — Скорее!

В его потрясённом взгляде плескались блики света. Для полубогов и богов, родившихся в новом тысячелетии, увидеть Гиппокампа было сродни встречи с самим Хаосом — эти животные давно ушли в глубины океана и являлись лишь избранным.

— Макс!

Он моргнул, будто сбросил наваждение, и, помедлив, протянул руку в ответ. Клесс втащила его на спину Гиппокампа, и они в несколько прыжков достигли острова.

— Прочь! Кыш, крылатые! Кыш! — Клесс слетела с гиппокампа, выхватила из воздуха белое копьё и попыталась создать чешуйчатую броню, но та, едва проявившись на теле, исчезла.

— Дочь Посейдона…. Дочь царя морей… — зашуршали сирены и кинулись врассыпную.

— Убирайтесь! — Макс поспешил помочь Клесс, запулив в удирающих сирен шар божественной энергии, и бросился к девушке. Проверил пульс, течение её силы и снова посмотрел на Клесс. — Обошлось…

— Не уверена, — Клесс стояла в нескольких шагах справа и подозрительно разглядывала девушку. Присоединившийся к ним Эрос заинтересованно обвёл всех взглядом.

— Жива? — обратился он к Максу.

— Да. Её не тронули, только очаровали…

Клесс смотрела на худое лицо в обрамлении чёрных волос и думала, где она могла видеть его. Девушка перед ней сидела на коленях, склонив голову вперёд, острые плечи и тоненькие руки безвольно висели вдоль тела. Клесс задумчиво погладила пальцем лоб. — Вам не кажется, что… — в этот момент ресницы девушки дрогнули, воздух за ней пошёл рябью, и Клесс бросилась к Максу и вскрикнула. — Назад!

Она выставила защиту и ещё одну, оттаскивая Макса, когда девушка поднялась на ноги, как тряпичная кукла, привязанная за плечи к манипулятору.

— Что это? — Макс, не сразу понявший, почему Клесс кричит, отшатнулся.

— Сцилла, — обречённо ответил Эрос за неё.

И действительно, едва он произнёс это имя, как девушка распахнула руки и обратилась ужасным монстром: человеком неопределённого пола без глаз и нижней челюсти, из спины которого росли головы гигантских чудовищ на длинных жилистых шеях.

Макс выругался и выставил третью защиту, невольно заслоняя собой Клесс. Она обратила на это внимание, но лишь на мгновение, Сцилла волновала её больше.

— Сирены обманули нас, поэтому они так быстро улетели… — произнесла Клесс. — ты был прав. Сирены предвестники Сциллы.

Они стали отступать назад, заслоняя собой Эроса и Психею.

— Что нам делать? — спросил Эрос, сбитый с толку. Путь вперёд был отрезан, а назад вела тропа, на которую ступать сейчас, значило добровольно отдать себя в лапы чудовищам.

— Так, — Клесс собралась с мыслями и отодвинула Макса в сторону, легко коснувшись его плеча. — Мы можем попробовать использовать общий небольшой запас сил, чтобы отправить тебя максимально близко к защите дома Эвра, медузы подсветят тебе путь.

Эрос приподнял бровь.

— Разве здесь не опасно перемещаться?

— Нет… по крайней мере, не опаснее, чем стоять на месте. Вопрос только в недостатке сил. Мы поможем тебе, отдадим всё, что можем, а потом…

— Подожди-подожди… — Эрос поудобнее перехватил Психею, — хочешь отдать последние силы и остаться наедине со Сциллой без защиты?

Сцилла шла на них, неумолимо приближаясь с каждым шагом. Макс хмыкнул.

— Не ты ли сказал, что не готов заботиться о других?

Эрос прищурился и упрямо поджал губы. Клесс махнула на него рукой.

— Ты должен дойти до цели, за этим мы здесь. Смотри только вперёд, чтобы ни случилось, какую бы опасность ты ни почувствовал… пройди защиту дома Восходящего Солнца как можно скорее и сообщи Эвру о нас. Если он снимет защиту или придёт на помощь. Мы выживем.

Эрос хотел возразить, но его прервал дикий ни с чем несравнимый гул, заставивший сердце Клесс заледенеть.

— Никогда не хотела бы так ошибаться, как сейчас. Я же предсказала это…

У берега море вспенилось, вздыбилось и стало затапливать остров, затягивая его в огромный водоворот.

— Макс! Сейчас или никогда!

Он кивнул и вскинул руки, собирая в них божественную силу. Золотые всполохи окутали Эроса и Психею, а в следующий миг он исчез, появившись яркой вспышкой на горизонте.

— Слишком близко, — расстроился Максим, — надо было…

Он не договорил. Звук распадающейся защиты, шум утекающей воды вместе с островом в громадную зубастую пасть Харибды обрушились на них. Клесс прижалась спиной к спине Макса и закрыла глаза.

— Для меня было честью знакомство с тобой, сын Гефеста, — сказала она и почти всхлипнула, когда он схватил её за руку и развернул к себе.

— Мы не умрём! — уверенно сказал он, — слышишь меня? Мы не умрём! — его руки обхватили её лицо, и Клесс только спустя несколько долгих секунд поняла, что он поцеловал её.

«Мы не умрём» — звучало у неё в голове, — «наша связь имеет значение»…

Спину обожгло огнём, и Клесс разорвала поцелуй, решив, что всё кончено. Но боль была не от удара — вокруг них снова пульсировала алая защита, как тогда, перед Артемидой. Головы Сциллы врезались в неё со звуком падающей горы. Защита на миг замерла, а потом взорвалась и разлетелась на множество осколков, раня врага, и снова вернулась в прежнюю форму.

— Что это? — Макс и Клесс отшатнулись друг от друга, вспоминая тот единственный случай, когда проявилась эта способность.

— Похоже, так действует защита главы «Протекта», — предположил Макс, разглядывая собственный руки, переливающиеся божественным светом.

Клесс с трудом вспомнила, что у главы «Протекта» действительно была особая защита, своя личная, способная вытащить его из любых ситуаций. Что ж, любая ситуация наступила. Клесс отвела руку в сторону и взяла божественное копьё, вслед за которым появилась и чешуйчатая броня, однако копьё и броня больше не были белыми, а носили цвет карпов Кои, словно в стакан с молоком капнули морковным соком. Броня Макса тоже изменилась: янтарно-золотой оттенок она сменила на оттенок солнца.

— Я же сказал, что мы не умрём, — улыбнувшись, сказал Макс.

— Только если будете смотреть под ноги, — усмехнулся кто-то справа и дёрнул их в божественное перемещение, как раз когда часть почвы под их ногами провалилась в пасть Харибде.

______________________________________

*Гиппокамп — морской конь с хвостом рыбы, созданный Посейдоном. В мифологии на таких конях передвигались Нереиды и сам Посейдон, разумеется.

Глава 48. Воспоминания Геи

(до начала времён)

Мир, обретающий черты, ещё пустой, но уже подвластный течению жизни. Если охватить этот мир целиком, возвыситься над целой планетой, подобно Неугасающим создателям, можно увидеть океан и сушу, земные недра и морские глубины, места, окутанные непроглядной тьмой, или освещённые небесным золотым сиянием. Но если приглядеться, если оценить мир не по красоте его, но по внутреннему наполнению, обнаружишь сгустки неизведанной энергии, формирующей в себе основу жизни, но ещё не проявившей её суть. В одном из таких сгустков и обосновались десять первых воплощений — неопытные, ещё не до конца понимающие свою природу, они прятались тут от собственных стихий, постигая суть мира, его основы и порядки. Их убежищем стал тёмный купол, созданный одним из тех, кто первым постиг и взял под контроль свою силу. Тартар. Он поднял своды сердца планеты, обработал их огнём и водой, и в том ему помогал его брат Понт. Вместе они рыли глубокие подземные впадины, выращивали горы, пускали огненные реки в новые русла, освобождали водопады и вулканы, братья познали свои стихии, но себя познать не могли. Братья будто родились старыми, будто Неугасающий Хаос выкрал их из родных миров, стёр память и забросил сюда, возложив на плечи тяжкое бремя власти — когда воплощения собирались вместе, этим двоим нечего было сказать, и они лишь молчаливо вникали в общий разговор. Изредка Понт снисходил до диалога с Тефидой, которая лёгким волшебным мороком кружилась средь братьев и сестёр, она не спешила познавать свою силу и себя саму, оттого и не могла определиться с тем, как ей выглядеть. Иной раз Тефида становилась волной, чудесным созданием с крыльями или цветущим растением, природы которого и сама не понимала. Самые младшие — Гемера, Эфир и Эреб — предпочли выглядеть как пухлые малыши, которые то и дело мешались под ногами старших и отказывались вникать в по-настоящему серьёзные вещи. Был ещё мудрый Уран и угрюмая Нюкта — не старые и не молодые, не спокойные и не вспыльчивые, их можно было не заметить в общем разговоре и при том ощущать их присутствие как прикосновение. А самыми старшими были Гея и Эрос. Они уже могли менять облик по собственному желанию и в совершенстве владели подвластными стихиями. Другие почитали их как старших и во всём прислушивались к ним.

Это было знаменательное время — первый день, когда Гемера, Эфир и Уран смогли до конца познать себя, и Гея вышла на поверхность земли, чтобы увидеть, как над планетой вместо бескрайнего чёрного космоса раскрывается потрясающее голубое сияние, переливающееся лазурными бликами. Эрос поднялся за Геей. Здесь они были лишь бесформенными облаками, чёрным и золотым — наученные опытом прошлого они ещё боялись находиться под распахнутой силой Урана в ином обличии.

— Неугасающий лгал, — сказал Эрос, и его золотое сияние померкло.

— Хаос? — голос Геи заметно дрогнул, и чёрное облако, которым сейчас она была, снова изменило форму, повернувшись к Эросу.

— Нет. Я.

— Ты?

— Да, — подтвердил Эрос и вдруг обратился мужчиной, сотканным из золотых нитей. Он сел на край обрыва, над которым они стояли, и устремил взор на безжизненную равнину внизу. — Я лгал тебе, Гея, я лгал вам всем. Но больше это не имеет смысла, моё время пришло. Мой путь закончится, а твой начнётся во имя мира, во имя твоих сестёр и братьев.

— Что ты говоришь? — лёгким облаком она опустилась рядом, становясь девушкой из тьмы и звёзд. — Что случилось, Эрос?

— Гея, — он повернулся к ней и схватил её за обе руки, — обещай, что выслушаешь меня до конца. Обещай мне!

Она медленно, почти нехотя, кивнула.

— Говори.

— Ты знаешь, что Неугасающие не боги и никогда ими не были, — начал Эрос, — они паразиты, питающиеся собственными мирами. Сформированный мир, полностью создавший себя силами изначальных сущностей, таких как мы, достигает полной вехи развития через тридцать шесть тысяч лет, тогда создатель Неугасающий приходит в этот мир, чтобы впитать его силу и сделать её своей. Так они живут, так они питаются.

— Я знаю…

— Я расскажу больше. Неугасающие не могут просто так впитать энергию мира, для этого им нужен стабилизатор силы, который позволит получать её равномерно, без вреда для их организма. Для этого Неугасающие закладывают в основу нового мира артефакт и призывают того, кто сможет использовать его, пропустить через артефакт и через себя силу, впитать этот мир и…

— Разрушить его… — выдохнула Гея. — Но ведь до этого ещё так далеко. Не лучше смириться и принять свою участь? Что мы можем против силы, о которой не имеем ни малейшего понятия… — она совершенно по-человечески вздохнула и отвернулась. — Мы это обсуждали…

— Да, — сказал Эрос, — обсуждали. Я говорил, что Неугасающий Хаос уничтожит нас однажды, что Хаос создал этот мир для себя. Но это неправда… Неугасающие не ходят в одиночку, им нужен баланс, их всегда двое. Свет и тьма. Тот, кто впитывает, и тот, кто пропускает через себя. И тот, и другой живут за счёт этого.

— Я тебя не понимаю, — Гея была растеряна и напугана и боялась собственных предположений.

— Неугасающих всегда двое, и один из них я.

Всё тело Геи пошло мелкой рябью, она отдёрнула руки и одним движением оказалась на ногах.

— Подожди, — он поднялся следом, желая её удержать, но она и не собиралась уходить.

— Эрос, но ты говорил о спасении мира, ты говорил о защите…

— И я действительно знаю, как вас защитить! — воскликнул он и тут же смягчился. — Я знаю, как защитить тебя. Ты спрячешь артефакт, а я уйду… уйду по-настоящему, но оставлю после себя свою силу, необъятную стихию, которая сдерживается моим воплощением. Хаос не сможет вас уничтожить без меня, он уйдёт, найдёт нового союзника и новый мир, но ты… ты будешь жить.

Гея обратилась тёмной тенью и перелетела на несколько шагов правее, возвращая женскую форму. Ей нравилось, как она выглядит в этом виде.

— Пожертвуешь собой ряди мира, который мог бы помочь тебе выжить в будущем? Во имя чего? Кто будет жертвовать привычной жизнью в угоду случайным явлениям?

— Тот, кто познал себя и суть своей силы. Есть ли у этого название? Будет ли оно в твоём мире? Мне неведомо. Но я смотрю на тебя и понимаю, что ты та, ради кого я мог бы отказаться от всего, что знал прежде.

Гея отшатнулась, словно увидела нечто ужасное.

— Нет… нет-нет, ты не можешь нас оставить, кем бы ты ни был. Разве нет другого выхода? Неужели там, за пределами вселенной, нет тех, кто боролся и выжил, кто нашёл иной путь?

— Боюсь, что нет, Гея. Все, кто, так или иначе, существует за гранью силы Урана, живут внутри цикла, но не после него. Я должен уйти, чтобы навсегда лишить Хаоса возможности вернуться. Мне дорог этот мир, мне дорога ты…

— Эрос, умоляю тебя… — голос Геи сорвался в пустоту.

Эрос переместился без предупреждения, но ещё не ушёл, она чувствовала это и отправилась следом. Они появились на выступе над бушующими водами Понта из вспышек молнии.

— Может быть, есть иной путь? Может быть, твоё предназначение не в этом? — сказала Гея, и первый в мире порыв ветра разнёс её слова по воздуху далеко за пределы этого места.

***

(Конец эпохи Титанов)

Гея не хотела видеть его. Никого из этих недостойных детей Кроноса, посмевших поднять оружие на отца. Пожалуй, она никогда не чувствовала такой всепоглощающей ярости и ненависти к отпрыскам, которых создали её дети. Но он не спрашивал разрешения. Он явился чёрным мороком и преклонил колени, будто был её слугой, а не врагом, будто почитал её как родную мать.

— Те, кто входит сюда без разрешения, плохо заканчивают, юный бог, — её голос разнёсся эхом над сводами древней обители, в которой некогда собирались её братья и сёстры для бесед, а теперь осталась она одна.

— Ты ещё не убила меня, значит, заинтересована, — возразил он с усмешкой.

«Да как он смеет!» — вспыхнула Гея и обернулась, готовая нанести сокрушительный удар, но наткнулась на него взглядом и не смогла.

Юный бог стоял на коленях, склонив голову в почтительном поклоне, весь в чёрном, окружённый аурой льда и огня — необычное сочетание — огня такого же лазурного, как небо в тот день, когда Эрос признался ей во всём.

— Как тебя зовут? — уже спокойнее спросила Гея и приняла облик под стать ему. В чёрном платье, сотканном из звёзд, она склонилась к нему и коснулась локтя, предлагая подняться. Её чёрные как смоль волосы при этом волной упали с плеча.

— Аид, — тихо ответил он и встал.

— Тень, мрак, скрытность, священный трепет и милосердие*… — Гея взяла его за подбородок двумя пальцами и внимательно рассмотрела лицо, — вот как решила Рея… Сама не ведая, одним именем избрала тебе судьбу. Что ж, — она резко отдёрнула руку и повернулась к нему спиной, — я буду звать тебя юный Мрак. Ты мне нравишься, и я выслушаю тебя.

— Меня зовут… — начал было он, но Гея вскинула руку в просьбе замолчать.

— Говори, зачем пришёл!

— Как пожелаешь, бабушка, — хитрец ответил ей тем же, выбрал прозвище в отместку за выбранное ему. Гея вздрогнула, собираясь возмутиться, но так и застыла в неоконченном движении, услышав его следующие слова. — Хаос являлся мне. Я подумал, тебе стоит знать.

Волна неуправляемой силы пронеслась от Геи, обогнув Аида — раздался гул, будто где-то произошёл горный обвал, по стенам пошли трещины, а сверху посыпались мелкие камни.

— Что ты сказал? — её голос сорвался, а физическое воплощение стало нестабильным, кожа хрустнула и осыпалась осколками, оставляя лишь фигуру женщины из жидкого золота. Она схватила Аида за хитон на груди, прожигая ткань, но тут же отпустила, заметив, что делает ему больно.

— Хаос? Здесь? Явился тебе?

— Ненадолго. Ему тяжело существовать в своей физической форме, и он является лишь в исключительно важных случаях. Он сказал, что прежний носитель силы покинул его, и я стану заменой.

Плечи Геи опустились, она вся поникла и посерела, будто на золото упала чёрная тень — руки взметнулись к лицу, и Гея стала ходить из стороны в сторону, оставляя большие золотые кляксы на полу.

— Юный Мрак, — после долгого молчания сказала она, переместившись к нему золотой пыльцой и схватив за плечи, — что ты знаешь? Что он рассказал тебе?

— Я знаю всё. И про цикл, и про артефакт, и про Эроса, причиной предательства которого стало воплощение Земли… ты.

— Значит, Эрос погиб напрасно, — Гея заломила руки, становясь чёрной, а затем прозрачной, будто была сосудом, заключившим в себя космос. — Значит, всё, что я делаю, не имеет смысла, и мне не удастся выполнить обещания… — она посмотрела на Аида, вспомнив что-то. — Ты ещё не дал согласия?

Аид выдержал её взгляд и, помедлив, тихо ответил:

— Ему невозможно отказать. Я пришёл к тебе, потому что не хочу этого. Кому нужен мир, который обречён?

Во взгляде Геи вспыхнула надежда.

— Ты думаешь, что можно найти выход? Что можно это исправить? Или… — её осенила страшная догадка, и она сдавленно произнесла, — поступишь как он? Покинешь этот мир?

Аид усмехнулся.

— А есть смысл? На моё место найдётся другой, а за ним другой, и так до тех пор, пока цель не будет достигнута. Я здесь, чтобы узнать, можем ли мы это исправить? Могу ли я сделать хоть что-нибудь?

Гея втянула носом воздух и неуверенно качнула головой.

— Я должна посоветоваться с Мойрами. Иди, я сама явлюсь к тебе в своё время, юный Мрак. Жди.

***

— Ну, надо же! — проворчала Клото. — Сестрицы, смотрите, кто тут у нас!

Гея нашла Мойр в гроте, устланном валежником и мхом, они восседали на самодельных мягких клиниях* и пряли разноцветные нити.

— Великая Мать Всего, — хохотнула Лахесис.

— Воплощение Великой Земли, — вздохнула Атропос.

Гею нисколько не тронули их речи. Она знала, что дочери Нюкты не воспринимают её всерьёз, как и сама Нюкта, которая после ухода Эроса перестала с ней разговаривать.

— Вы знаете, зачем я явилась к вам?

Сестры переглянулись и тихо рассмеялись.

— Ну, конечно, всемогущая. Ты хочешь найти ответы? Ты их получишь.

— Правда? — не поверила Гея. — И не будет никаких условий, условностей, второго смысла?

— Нет, — Атропос грациозно поднялась и, поддев пальцем одну из самых ярких нитей, стала продвигать её в пространстве. Некоторые участки нити скрывал тёмный туман, изредка попадались узелки, частичные разрывы или блёклые пятна, — нет, потому что от тебя зависит и наша жизнь. Это, — Атропос поднесла Гее нить, позволяя рассмотреть ближе, — нить судьбы мироздания, твоя нить. Нить, что вечна и неизменна, нить, что влияет на другие нити и охватывает собой всё живое, и никто более неспособен повлиять на эту нить, кроме тебя самой.

Нить опутывали две энергии — золотая и чёрная — и Гея сквозь века услышала голос Эроса. «Их всегда двое. Свет и тьма».

— Баланс, — пояснила Атропос, увидев её заинтересованность, — мироздание состоит из тьмы и света, и тьма и свет равномерно поддерживают его. Если баланс нарушить… — она потянула нить на себя, показывая оборванные волокна, — и не вернуть вовремя, мир погибнет. Не будет ничего. Силы Хаоса и Эроса опутывают всё живое, но сила Эроса бесконтрольно присутствует во всём, в то время как силой Хаоса управляет её воплощение. Видишь это? — Атропос указала на участок нити, скрытый туманом. — Здесь наши полномочия заканчиваются, но ты можешь сделать так, чтобы сокрытое открылось, и жизнь твоя вместе с миллионами других жизней продолжилась. Мы видели бессчётное множество вариантов будущего, и все они обрываются в этот момент…

— Что я могу сделать?.. Я должна что-то сделать, чтобы его жертва… чтобы он…

Мойры переглянулись.

— Успокойся. Всё в твоих руках. Ты возьмёшь нить судьбы мироздания и увидишь самый благоприятный вариант событий. Ты покажешь его избраннику Хаоса и сделаешь всё, чтобы события повторились с точностью до мелочей, и никому более не сообщишь об этом. Остальные должны жить, а не подражать жизни. Надеюсь, ты понимаешь, что случится, если узнают все?

Гея прерывисто вздохнула и потянулась к нити, но в последний момент убрала руку.

— С чего мне начать?

— Со своего сердца, — сказала Клото и рассмеялась, заметив выражение лица Геи, — не с настоящего, а того, что даровал тебе Великий Эрос. Разбей его на шесть частей. Одну оставь на горе, где поселились юные музы, другую даруй богам для перерождения, а третью раздели на три части и отнеси богу, что способен создать любую вещь. Пусть это будут символы власти трёх сыновей Кроноса.

— Но не доверяй ни одному из них, — прошептала Лахесис, — и тем более их потомкам. Заключи с тремя сыновьями Кроноса сделку, и пусть скроют они истинное назначение символов власти чем-нибудь, связывающим их.

— Не доверять даже юно… избраннику Хаоса? — удивилась Гея. — Но разве показывать ему будущее — не значит полностью доверять?

— Не значит, — возразила Атропос, — сила Хаоса будет действовать на него, он будет стремиться к власти, он может стать опасен для всего мира, поэтому ты сделаешь вот что. Четвёртую часть своего сердца даруешь ты сильнейшей наследнице Кроноса, Деметре, даруешь ей и силу для исполнения плана, но сердце твоё пусть проявится не в ней, а в её первой дочери. Сила Эроса, заключённая в этой части, свяжет её с избранником Хаоса, и так ты создашь баланс, который не позволит ему упасть во тьму. Юным богам же скажешь, что двойственная богиня соберёт три части воедино, об остальном умолчи.

— О трёх других, включая ту, что окажется у дочери Деметры, я должна молчать? — уточнила Гея.

— Да, — ответила Клото, вставая по другую сторону от нити судьбы мироздания. — Пятую часть ты прибережёшь до того времени, когда миру явится новая богиня, дитя Урана. Даруешь ей пятую часть перед рождением сына, и новый Эрос воплотиться в нём. Его путь ляжет далеко от событий, которые тебе ещё предстоит увидеть, и так ты сохранишь единственную надежду на лучший исход.

— А шестая? — спросила Гея, потому что Атропос уже протянула ей нить.

— Принесёшь нам. Тебе не обязательно это знать, но если любопытно, она ляжет в основу нашей личной защиты и защиты нитей судьбы. Двое избранных нами богов пройдут испытания и создадут тандем, который исключит любые возможности убить нас.

Гея склонила голову, заправив прядь чёрных волос за ухо, и потянулась к нити, но снова не коснулась её, остановленная восклицанием Клото.

— Стой! Предупреди избранника Хаоса о важном, обо всём, что может непоправимо повлиять на его решения… второго шанса может не быть. Следи за всем, вмешивайся, если что-то идёт не так, вмешивайся открыто, не страшась нарушить правила, ибо ты единственная можешь их нарушать.

— А если у меня не получится? Если я всё сделаю не так?

Атропос улыбнулась уголком губ.

— Ты боишься, что не справишься, или, что подведёшь того, кто пожертвовал собой ради мира? Ответь же, великая Гея, Матерь Всего Сущего… ответь прежде всего себе.

Гея приоткрыла рот, уверенная в том, что хочет сказать, но вдруг поняла, что слова исчезли, а мысли рассыпались, как солнечные лучи, проникшие в недра земли сквозь грани алмаза.

— Я не знаю, — тихо сказала она.

— Так ты боишься будущего? — Атропос протянула ей нить судьбы мироздания. — Вот будущее. И мы все стоим лицом к нему. Если ты не обретёшь смелость, если не найдёшь в себе силы завершить начатое, мы утратим и это.

Гея встретилась с ней взглядом, сжала кулаки и, приняв окончательная решение, схватилась за нить обеими руками.

(Эпоха Раздела Царств)

Они встретились на закате, в рассветном тумане широкой Сицилийской равнины. Чёрное звёздное сияние и всполох лазурного огня — их строгие силуэты недвижимо застыли в высокой влажной от росы траве. Аид был чем-то расстроен, почти зол, Гея спокойна и собрана, как всегда.

— Ты даровала нам победу над своими детьми, — проговорил Аид, — я сделал так, как ты сказала, спустился в Подземный мир и занял трон, скрывая во мраке тайну своих сил, а теперь ты выбираешь мне супругу?

— Ты полюбишь её…

— Власть и любовь несовместимы. С ней я стану слаб.

Гея улыбнулась и посмотрела на него, прощаясь.

— Увидим. Не беспокой меня по пустякам.

(Золотая Эпоха Богов)

На берег горного озера ложился алый закат, окрашивая мир в пурпурные и розовые тона. Аид стоял у кромки воды и угрюмо смотрел в одну точку, заложив руки за спину. Гея тоже была там. Она сидела под деревом, сплетая из золотых нитей божественной энергии причудливые узоры.

— Если бы я знал, что будет так, я бы отказался, я бы нашёл другой способ. Ты сказала, дар Эроса приносит столько же боли, сколько и счастья, но ты и в половину не прояснила истинного положения вещей.

— Я никогда не чувствовала того, что сейчас испытываешь ты, но верь мне, юный Мрак, если ты выдержишь, если выстоишь и сделаешь так, как я просила, всё вернётся, ты будешь свободен, сможешь выбирать жизнь, которую хочешь.

Он обернулся, и по его суровому бесстрастному лицу скользнула тень скорби.

— Они моё всё… если что-то случится, если ты обманула меня, Гея…

— Держи себя в руках! — она бросила нити и встала. Жест оказался внушительным и властным, так что Аид невольно отступил прямо в воду. — Я могла бы убить тебя, я могла бы истребить каждого, кого выберет Хаос, но я здесь, говорю с тобой!

— Прости.

— Прощение для великодушных, — бросила она, но гнев её утих, и она снова стала собой.

(Конец Эпохи Противостояния)

Она не успела вмешаться. Она не остановила его. Опасность создания баланса, любви, что ограничивает тягу к власти, была именно в этом. На его любовь посягнули, и он забыл обо всех договорённостях, о цели, он забыл обо всём и начал войну в самый ответственный момент, но могла ли она злиться, могла ли обвинять его? Ей следовало вмешаться, следовало предупредить его, но она слишком сильно ему доверяла, слишком сильно любила, как собственное дитя. Любила так, что сама забыла заветы Мойр.

Гея опустилась на чёрный камень. Её клонило в сон, и она уже не понимала, где находится. Она шла к Нюкте, хотела просить помощи, но, кажется, заблудилась. Как она могла заблудиться? Путы тьмы потянулись к ней, и шёпот, потрясающий основы мироздания, насмешливо заявил:

— Ты станешь первой, кого я уничтожу…

Наверное, это конец. Время пришло, и ни одному миру не избежать предназначенной участи. Кто она, чтобы тягаться с Неугасающими? Всего лишь песчинка в космосе, маленькая точка в созвездии, малозначимая, почти невидимая. В бреду Гея видела, как сила Хаоса проникает в тех, кого она знает, как эта сила управляет Артемидой, Аресом и Деметрой, как она заполняет собой всё вокруг, вытесняя силу Эроса.

Неугасающих нельзя убить, но неужели нет способа защититься от них? Неужели совсем нет никакого шанса? Гея не верила в это, отказывалась верить даже тогда, когда ледяные чёрные щупальца потянулись к её шее, когда дыхание перехватило, и тут, на грани сознания и забытья, жизни и смерти ей явилось видение. Послали его Мойры или сам Космос было не важно, ведь теперь она знала, как всё исправить, был бы только ещё один шанс. Хотя бы один небольшой шанс.

И, о, чудо! Едва эта мысль сформировалась у неё в голове, как щупальца отступили, тьма стала рассеиваться, а сила Эроса обрела новое воплощение. Но Гея уже не могла встать. Даже воодушевлённая, благословлённая надеждой, она потеряла слишком много сил, и могла только спать и спать, ожидая лишь, что мир сжалится над ней, и она сумеет вовремя вернуться. Вернуться и всё исправить.

(наши дни. После неудавшегося Совета Триединства)

— Что ещё мне сделать? — воскликнул Аид и бросил аметист, переданный ему Гелиосом, в воды Флегетона.

— Может быть, сделать в точности так, как я прошу? — тихий голос Геи шёл из самой пустоты за спиной Аида. Она стояла под покровом Нюкты и не показывалась на глаза.

Аид выдохнул.

— В прошлый раз я сделал, как ты сказала, и она умерла!

— Этого бы не случилось, если бы ты выдержал испытание и не развязал ненужную войну с Олимпом! — возразила Гея. — Ты должен был доверять мне!

— Я не доверяю никому. Ты расскажешь мне всё, всё, что я должен знать, иначе никакого диалога между нами не будет.

Гея помолчала немного и сказала:

— Хорошо. Только всё, что тебе предстоит пережить, хуже твоих представлений об этом. Ты не сможешь понять, насколько это тяжело, пока не пройдёшь этот путь. Готов ли ты пожертвовать всем, готов ли отказаться от всего, что тебе дорого, чтобы, в конце концов, вернуть это себе?

— Говори, — он заложил руки за спину и обернулся в сторону голоса.

Гея проявилась из тьмы мерцающим золотым силуэтом.

— Я чуть не погибла, и осталась жива только благодаря Персефоне, её жертве. Мойры позаботились обо всём, вернули её вовсе не для тебя, а потому что она важна, твоя возлюбленная неотъемлемая часть этого мира и не только из-за того, что является носителем части Солнечного Опала.

— Она нужна мне живой, только это важно.

Гея кивнула.

— Я покажу тебе будущее, каждый важный шаг для достижения цели, на этот раз без утайки, но помни о прошлом и не совершай прежних ошибок.

— Что я должен делать?

— Достичь согласия с братьями, забрать сосуд из тела Персефоны и, возможно, отдать ей скипетр… на время. О том же, чтобы вы все оказались в храме с печатью, я позабочусь. И ещё, если заметишь, что кто-то отклоняется от нужных событий, направляй… я даю тебе это право, ибо сама уследить за всем не смогу. Геката и Гермес, Эрос и Психея, твои братья, твоя дочь и супруга важные элементы целого узора, от которого зависит существование всего.

— Забрать сосуд я и сам планировал… — Аид прикрыл глаза и сглотнул, задавая важный для себя вопрос. — Кто-то погибнет?

— Да, — честно ответила Гея, — но всё это можно исправить, я верну всех, кого пожелаешь, когда вы с братьями создадите защитный барьер.

— Защитный барьер?

Гея кивнула и раскрыла на ладони золотую пульсирующую сферу, размером с футбольный мяч.

— Хватит вопросов. Коснись и узнаешь всё.

(наши дни. Разрушенная платформа Подводного храма Триединства)

Лина схватила ртом воздух, будто вынырнула из морских глубин, и упёрлась ладонями в пол, стараясь унять головокружение. Несколько секунд спустя, когда мир перестал расплываться, Лина смогла рассмотреть остальных — с ними было то же самое, что и с ней. Всем, кто был в сознании, Гея показывала свои воспоминания, транслируя их прямо им в голову. От такого вмешательства можно было сойти с ума или потерять сознание, но ей удалось оставить всех в целости. Какой же невероятной она обладала силой на самом деле! Аид теперь стоял к Лине спиной, Гея у Солнечного Опала, остальные сидели на платформе не лишённые сил, но потрясённые настолько, что не могли двигаться.

— Так частей опала было шесть? — проговорил Аид.

Гея загадочно прищурилась и вместо ответа развела руки над головой, создавай вокруг платформы дополнительную защиту.

— Я расскажу, но времени мало, вы должны действовать, пока Хаос не достиг сердца Земли. Потом будет поздно.

________________________________________

* Происхождение имени бога точно не выяснено; во всяком случае, оно ассоциировалось с др. — греч. ἀϊδής «невидимый», ἀΐδιος «вечный», ἀϊδνός «мрачный», αἰδοῖος «почтенный, сострадательный»; αἰδώς, «благоговейный страх, почтение», но и «милосердие»; ἀΐδηλος «делающий невидимым», то есть «губительный», или же «невидимый, неведомый, таинственный, мрачный».

*Клиния — разновидность античной мебели, похожая на короткий диван.

Глава 49. Запасной вариант

Ворох осенних листьев высыпался на Клесс и Макса, будто кто-то специально кинул им их в лицо, запахло костром, сухой корой и грибами. После несостоявшегося боя они так и не сняли брони, и солнце теперь поблёскивало в ней, отражая на землю солнечных зайчиков. Они одновременно сделали шаг вперёд, и листья, наконец, расступились, открывая им вид на небольшой особняк с колоннами и широким крыльцом — всё вокруг подёрнулось оранжевой дымкой и напоминало уютную и нереалистичную сказку.

Эвр возник рядом с ними, отряхиваясь от листьев. Он был одет в невесомый классический бежевый тренч и светлый костюм-тройку — листья закружились вокруг него, подхваченные потоками воздуха и взвились ввысь.

— Силы небесные, думал, не успею! Эрос сказал, там была Сцилла…

— Ты успел, — Макс развёл руками, — ну, почти…

— Не почти. Успел, — отмахнулась Клесс. — Как Психея?

Эвр странно прищурился и отправился в дом, отвечая уже на ходу.

— Я помог ей, но произошло нечто странное, — он помялся и поманил их за собой. — Вы должны это видеть… — он провёл их в дом через ряд комнат, заполненных облаками и вихрями, увидеть которые можно было благодаря летающим листьям и лентам, через коридор с прозрачным полом, под которым таился настоящий лотосовый пруд, и открыл неприметную дверь.

За её порогом царило бесконечное пространство без времени и границ, в которое они вошли, будто перешагнули черту реальности — глянцевый пол, похожий на тонкий слой недвижимой воды отражал небесную лазурь. Впереди сияло золотое марево, которое при ближайшем рассмотрении оказалось Эросом и Психеей, излучающими божественный свет — они оба зависли в сантиметре над полом, склонившись друг к другу, а за спинами их раскинулись золотые крылья.

— Что случилось? Что с ними? — от волнения броня Клесс исчезла, и она обнаружила, что одета в белый развивающийся пеплос. На Максе появился короткий хитон, каких не носили со времён воцарения Олимпийцев.

— Ничего, — ответил Эвр, который в этот момент облачился в свой легендарный плащ, — им ничего не угрожает, а вот, что это такое, другой вопрос, — он указал на маленькую сферу между губами Психеи и Эроса, вскинул руки, развёл их в стороны и создал из воздуха линзу, приближая изображение. Сфера показывала континент и Атлантический океан, она то детально рассматривала события на суше и в море, то давала общую картину, открывая Максу и Клесс умирающий мир. Само мироздание рушилось, комкалось и сливалось в единую массу, первозданный вихрь, в котором терялось и живое и неживое.

— Видимо, об этом говорил отец… — прошептал Максим и откашлялся, пытаясь вернуть голос.

Клесс ахнула и прижала ладонь ко рту, но тут же отняла её, чтобы спросить:

— Это на самом деле происходит? Прямо сейчас?

Эвр покосился на неё.

— Прислушайся к миру, и узнаешь. Смотрите, — он повысил голос, продолжив раньше, чем Клесс успела что-либо возразить, — вот… сейчас!

В сфере мелькнул океан, стихийная воронка над ней, а затем небольшой шар, который Клесс сначала приняла за обычную вспышку света, но это была божественная защита, сквозь которую не проникал взор. Однако это было необычная защита. Поставленная кем-то она подпитывалась не изнутри, как бывало обычно, а снаружи — луч божественной энергии врезался в неё сверху и уплотнял, дополнял, делал прочнее. Клесс перевела взгляда на Макса, а потом на Эроса и Психею и всё поняла. Сила, что залечивала раны Психеи, вырывалась на свободу и достигала той сферы, спасая кого-то ещё, кого-то, кто находился там, в самом эпицентре урагана.

— Мы не можем помочь, — предугадав мысли Клессандры, сказал Эвр, — никто из нас. Что бы ни случилось, мы должны выжить, а после найти остальных. Сейчас нам некуда идти.

— И что? Будем стоять в стороне? — возмутился Макс, — Как всегда? Каждый сам за себя?

Эвр снисходительно улыбнулся.

— Отчаянный сын Гефеста желает пойти и погибнуть? Смело! Учитывая, какую цену отдали за твоё спасение отец и возлюбленная, — он склонил голову в лёгкой усмешке. — Да, я всё знаю о тебе, Мойры послали весть Анемам несколько часов назад, нам нельзя покидать своих домов. Здесь вы в безопасности, если только… — Эвр резко замолчал. К лучу божественной энергии от Психеи и Эроса присоединился ещё один, такой же золотой, и слился с ним воедино.

— Что это? — удивилась Клесс.

Эвр не ответил, и Макс высказал предположение за него.

— Видимо, там и без нас есть, кому помочь.

***

Геката почти заснула на плече Гермеса, когда неожиданно почувствовала движение собственной божественной силы. Гермес почувствовал то же самое и удивлённо осмотрел собственные руки — они светились.

— Что это?

Геката встретилась с ним взглядом и встала, сразу обращаясь к Мойрам. Будь на её месте кто-то другой, он бы наверняка проявил уважение, но она накинулась на них, будто они были причиной случившегося.

— Что вы опять со мной сделали? Чего ещё хотите? Договор выполнен!

Сёстры переглянулись.

— Но это не мы, — спокойно сказала Атропос.

— Запасной план, — отстранённо произнесла Клото.

— Не зря мы подумали наперёд, — вздохнула Лахесис, когда Гекату и Гермеса окутало облако золотой божественной энергии, притянуло друг к другу и подняло на несколько сантиметров над полом. Между их губами мелькнула вспышка и вскоре образовала маленькую сферу, такую же, какая на другом конце земли возникла между Эросом и Психеей.

Ананка посмотрела на Мойр, на Тюхе и вздохнула.

— Что ж, значит, время пришло…

***

Хаос бушевал. Его физическое воплощение почти сформировалась над ними, и мир вокруг грозил расколоть защиту Геи, как хрустальный шар. Очередной удар оказался такой силы, что Лина решила, будто по защите сейчас пойдёт трещина, но этого не произошло. Гея вышла в центр, поддерживая силой половину Солнечного Опала над ладонью — она с горечью разглядывала треснувшую платформу.

— Да, частей было шесть. Изначально я думала, что ты, юный Мрак, при поддержке братьев сможешь воссоздать солнечный опал и распылить его на защиту планеты. Когда Хаос добрался до меня, он позволил увидеть мне и свои мысли, так я узнала, что можно использовать его же оружие против него. Пропустить силу через избранника Хаоса и артефакт, но не отдать её Хаосу, а создать из неё защиту настолько прочную, что Неугасающие уже никогда не смогут коснуться нашего мира. Эрос об этом не помнил. Ещё до начала времён, когда он спустился к нам и притворился моим братом, ему пришлось отказаться от части сил, чтобы жить на земле, с этими силами ушли и некоторые важные воспоминания.

— По моим подсчётам частей всего четыре. Где остальные две? — спросил Аид, глядя на переливы её платья.

— Их присутствие не обязательно. Когда я сниму защиту, их энергия присоединиться к остальной, — она снова прошла вдоль трещины со скорбным выражением лица. — Я ведь всё продумала, я дала тебе связь с братьями и с четвёртой частью Опала, две другие части я тоже выдала парам богов, чтобы выжили все. Растратив энергию опала, они могли бы выстоять, благодаря своей изначальной силе, но теперь…

— А что теперь? — возразил Аид. — Мы сможем создать защиту, как ты и хотела. Все в сборе, всё сложилось, разве нет?

— Нет! — воскликнула она. — Ваша связь разорвана, созданный мною знак сломан. Ваши силы больше нельзя объединить, потому что каждый из вас поддался Хаосу, каждый из вас принял в себя его тьму и с радостью пошёл по этому пути!

— Обвиняешь нас? — тихо произнёс Посейдон. Он бросил взгляд на Аида и тут же перевёл его на Гею. — Обвиняешь нас в том, что мы не следовали твоему плану? Что мы имели собственное сознание, желания и волю? Ты с Мойрами затеяла многовековую игру, а теперь гневаешься, что игрушки вышли из-под контроля?

Ни единым жестом Гея не показала, что эти слова как-то коснулись её, и только Лина заметила, как в глубине её глаз что-то изменилось.

— Вы не игрушки, — спокойно сказала Гея, — я и… Мойры пытались обойтись малыми жертвами, чтобы защитить этот мир. Я многое упустила, из-за этого мы уже второй раз зашли в тупик…

— В тупик! — возмутился Посейдон. — Я хотел сам убить его, воссоздать Солнечный Опал и сразиться, но раз ты здесь, мне нет смысла действовать одному, мы можем поступить так, как ты сказала. О каком тупике ты говоришь? Его и в прошлый бы раз не случилось, если бы ты ещё тогда, в первую активацию права Верум сказала нам правду. Всю!

— Она не могла, — ответил Аид за Гею. Его голос лился спокойно и бесстрастно, будто его совсем не волновало, что они стоят буквально на краю гибели. — Это было условием её договора с Мойрами. Но в одном ты прав, брат, мы ещё можем попробовать сделать всё правильно.

— Не можете. Так устроено действие ваших сил. Разрыв братской связи, распад знака Триединства значит, что вам просто не хватит сил для достижения результата, и я не та, кто сможет в этом помочь. Хаос способен влиять на моё сознание, и я, присоединившись к вам, сделаю только хуже.

Зевс, который всё это время внимательно слушал их разговор, наконец, заговорил.

— И что ты предлагаешь, бабушка? Лечь и сдохнуть?

Аид покосился на него с серьёзным выражением, но вдруг улыбнулся и попытался скрыть усмешку за кашлем.

— О, брат мой, сразу видно, что ты чаще бывал у матери, чем у Великой богини. У неё всегда… всегда есть запасной план.

Гея царственно повернула голову и прищурилась, устремляя взгляд вглубь половинки Опала.

— Запасной план действительно есть, маленький Мрак, но он не понравится тебе.

— Говори.

— Сила двух частей Опала из тьмы и света, от Гекаты и Гермеса из царства Теней и от Эроса и Психеи из дома Восходящего солнца восстановят опал. И это единственное, что останется от прежнего плана. Изначально, когда я думала о таком развитии событий, я предполагала, что тебе придётся сделать всё самому, пожертвовать собой, но случилось нечто, чего я не планировала. Двойственная богиня, твоя супруга, которую я связала с тобой, чтобы сдерживать силу Хаоса, раскрыла себя с иной стороны. Она не только помогла тебе справиться с силой твоего отца, моего сына, но и поделилась силой сама. Теперь четвёртая часть Опала не только в ней одной, но и в тебе. Прежде Персефона могла передать энергию так же, как остальные, и выжить, благодаря внутренней силе, но теперь ей придётся остаться с тобой. Я заберу всех в безопасное место, а вы вдвоём вернёте солнечный опал в прежнюю форму и создадите из него защитное поле.

— Я вижу… — после короткого молчания сказал Аид, — ты всё за всех решила. А ты не подумала спросить её? Ты не подумала, что прежде чем слышать такое, она должна была узнать правду?

— Разумеется, я думала. Считаешь меня бессердечной? Думаешь обо мне так же, как собравшиеся здесь думают о тебе? Я не могла иначе. Хаос слишком влияет на меня, следовало сохранять осторожность… Я хотела явиться Персефоне, хотела всё объяснить, но единственный шанс сделать это — прямо сейчас. Другого после пробуждения не было…

Лина смотрела на Гею, и чёрное платье в её взгляде переливалось искорками звёзд. Ей казалось, что она с самого начала знала, к чему всё идёт, что весь этот поход, все последние месяцы были её дорогой к забвению. Дорогой к смерти, которую, возможно, она заслужила. Сейчас её стремления, уверенность, бравада перед Аресом выглядели по-детски, а её прежнее поведение вызывало лишь усмешку. Она хотела уйти от богов, забыть их? Что ж, она добьётся своей цели, уйдёт и забудет о них, и о себе, и обо всём, потому что уйти от богов — значит избавиться от мира, покинуть его навсегда. Теперь Лина будто смотрела на себя со стороны: все чувства, привязанности, волнения отступили на второй план, разум накрыла апатия и полное равнодушие к происходящему. Она подумала, что, наверное, так и должна ощущать себя бессмертная богиня — богам следует быть отрешённым от бренной жизни, от низменных желаний, богам должны быть безразличны чувства других, боги существуют, чтобы оберегать, спасать и наказывать, следить за порядком и не позволять нарушать его. Она богиня, всего лишь воплощение стихийных сил природы, она всего лишь недостойная частица мощной мировой силы — если она уйдёт, а мир выживет, то не изменится ничего.

— Твои слова справедливы, — сказала Лина, поднимаясь на ноги, и склонила голову перед Геей, — и в том, что я узнала только теперь, нет твоей вины. Я сделаю всё… — она избегала смотреть на Аида, но знала, он смотрит прямо на неё. — Если Великий Эрос пожертвовал собой ради мироздания, для меня будет честью пройти по его стопам…

***

Кто думает о смерти в восемнадцать? А кто ждёт её в двадцать шесть? Лина знала, что не многие её ровесники поднимают эту тему даже наедине с собой, но она сама смотрела в глаза смерти прямо сейчас. Вокруг неё по велению Геи исчезали боги, и только воплощение Смерти оставалось перед ней в образе мужчины, к которому так тянулось её сердце. Он смотрел с надеждой и верой, что всё получится, но она знала, чувствовала это всем своим существом, что им не выдержать такой силы, не пережить, не выстоять и не подняться на новую ступень — они оба растворяться в своих стихиях, оставляя их свободным, как сделал Эрос старший. Эрос — воплощение любви.

— Дитя… — Гея осталась с ними наедине и подошла к Лине, — ничего не бойся, ты рождена для этого, и ты не одна, — она подняла руку, будто собиралась заправить волосы за ухо, но вместо этого потянулась к щеке Лины и погладила её. — Ты не одна.

Их взгляды встретились, и на миг Лине почудилось, что Гея скажет что-то ещё, но она коротко улыбнулась и растворилась золотым сиянием, оставляя после себя целый спектр разнообразной божественной силы. Через касание сила Геи проникла в Лину, добралась до сердца, а затем нырнула в солнечное сплетение, где запустила нечто могущественное, необъятное, такое, что Лина своим человеческим сознанием не могла постичь. Всё её тело засияло, вены проступили на коже золотыми линиями, взгляд загорелся зелёным, и хитон, похожий на ленту млечного пути, окутал её. Защита над платформой начала распадаться, трещина стала глубже, и Лина поспешила к Аиду, протянула ему руки, и он принял их.

— Она обещала, что ты будешь жить… — сказал он, притягивая её к себе.

Их окутал свет божественных сил и поднял над платформой, притянув половинку Солнечного Опала, которая закрутилась и стала медленно обрастать слоями, превращаясь в целую сферу.

— Только до тех пор, пока ей не понадобиться моя смерть, — равнодушно ответила Лина.

Аид обнял её, и впервые за много веков почувствовал страх. Он видел Персефону холодной, растерянной, влюблённой, сходящей с ума от гнева и ненависти, плачущей и радостной, решительной и трусливой, но никогда ещё не видел её равнодушной… равнодушной к нему.

— Я бы хотел объяснить всё раньше…

— Но теперь поздно, — сказала Лина, — я никого не виню, я просто хочу, чтобы… — она посмотрела ему в глаза, — это всё закончилось.

На краткий миг Аиду показалось, что её взгляд стал прежним, но понять, так ли это, он не успел. Божественная защита над платформой окончательно исчезла, и в них ударил луч божественной энергии, заполняя собой всё. Лина вдохнула эту силу как воздух, втянула её в себя и запылала — они вместе горели в этом огне, вместе были там, где один бы не выдержал и сдался, где один навсегда бы уступил место тьме. Только теперь, ощущая эту связь, эту тонкую нить, протянутую от сердца к сердцу, Лина в полной мере осознала, какую жертву и какой невероятный дар принёс этому миру Эрос. Дар Эроса. Столь же прекрасный, сколь и чудовищно жестокий, невыносимый и одновременно желанный. Дар Эроса, ставший причиной и итогом всего.

Они уже не могли видеть, как Солнечный Опал вбирает в себя получаемую энергию, как воплощение Хаоса, обратившись настоящим великаном, запускает руки в земную кору. Не могли они и видеть, как луч божественной энергии, заполнив собой Солнечный Опал, расколол его, как энергия отразилась в воплощение Хаоса, как ранила его, отбрасывая и сжимая до размера обычного человека, и как эта самая сила взмыла в ввысь, формируя новое небо, синее небо, прежнее небо. На разных концах Земли оставшиеся в живых боги наблюдали удивительное явление — над голубой планетой раскрылся золотой зонт, он потёк по кругу, скрывая собой каждый уголок наполненный силой Геи и Урана, наполненный жизнью, восстанавливая и возвращая всё на круги своя.

Боги с облегчением и ликованием встретили мощную вспышку божественной энергии, которая ознаменовала завершение формирования защиты. Такая же вспышка волной разошлась от Аида и Лины, разрушая платформу до основания, оставляя от неё лишь пыль. Опал вернулся в форму сферы и снова разделился на шесть частей, возвращая им прежнюю форму, возвращая силу прежним владельцам. Лина почувствовала себя опустошённой и невесомой, поймала ресницами солнечный свет, вздохнула и рухнула в бесконечную пропасть тьмы.

Глава 50. За гранью

— Лина, — кто-то обращался к ней по имени, кто-то знакомый, — Лина, — повторил голос.

Лина глубоко вздохнула и нехотя открыла глаза. Над ней и вокруг неё раскинулся бескрайний космос — ни времени, ни чувств, ни ориентиров. Но кто же тогда звал её? Едва этот вопрос возник в её мыслях, мир перевернулся, и она обнаружила, что стоит перед проступающим на фоне космоса прозрачным силуэтом женщины. Пожалуй, если бы она не приглядывалась, ей бы не удалось заметить её — стройную, изящную и властную.

Гея.

Лина склонила голову, хотя даже не была уверена, существует ли она сейчас в своём теле или стала таким же бесплотным духом. Ей осталась лишь уверенность в том, что она Лина, наследника крови Зевса, дочь Марка и Арианы, мечтавшая забыть Олимпийских богов и, наконец, достигшая своей цели. И чтобы окончательно избавить себя от сомнений, она задала наивный и самый волнующий её вопрос.

— Я умерла?

Силуэт Геи пошёл мелко рябью, искажая отражение далёких галактик.

— Я бы сказала, что это зависит от тебя, но не скажу, ибо ты не можешь умереть. Всё получилось, Солнечный Опал вернулся в прежнюю форму, и все хранители его частей теперь не могут умереть своей смертью. Ты, Геката и Гермес, юный Мрак и его братья, Аполлон, хранитель Сердца Геликона и твоя дочь… все вы должны оставаться в живых и поддерживать защитный барьер, беречь его и свой мир.

— Кристалл вернулся к Макарии? Мне не приснилось? Она жива? — в этом спокойном месте, в этой необъятной тишине, имя Макарии всколыхнуло запрятанные глубоко эмоции.

— Да, — просто ответила Гея, и её силуэт волной переместился вправо. Она долго молчала, созерцая что-то в глубоком космосе, а потом приблизилась к Лине и сказала: — Знаю, у тебя есть просьба…

— Да? — Лине показалось это забавным. Разве могут богов волновать её желания. — Я так не думаю. За всё, что я получу, мироздание возьмёт плату, поэтому… — она не договорила, ярко представив образ золотых пистолетов и таких же, как у неё, зелёных глаз.

— Возьмёт, — согласилась Гея, — но плата будет равна твоей просьбе. Я здесь, потому что у тебя есть незавершённые дела, потому что ты хотела о чём-то попросить.

— Не хотела, но сейчас хочу. Линия власти Деметры, только у тебя достаточно сил, чтобы передать её.

Гея усмехнулась и исчезла, но не ушла, Лина чувствовала её. Голос Геи, когда она заговорила, раздался со всем сторон, заполнил собой всё вокруг.

— Линии власти не передаются, это неподвластно богам…

— Но ты не просто бог, — Лина попыталась найти её взглядом, и Гея проявилась перед ней, такая же, как она впервые увидела её на платформе, — ты Великая мать, ты всё…

Гея внимательно выслушала её и улыбнулась.

— Ты права, но я не хочу вмешиваться в структуру мироздания, не хочу нарушать установленный порядок вещей, ибо плата за это будет слишком высока. Ты сможешь её заплатить? Сможешь, учитывая, что просишь не за себя?

— Отдавая линию власти, я и так утрачу часть сил. Разве это не равноценный обмен?

— Ты не сможешь отдать часть силы, — возразила Гея, — и всю не сможешь, иначе барьер, который такой ценой мы создали, ослабнет. Плата будет иной.

Лина посмотрела на Гею. Какой бы ни была цена, она приняла решение, как только вспомнила об Амфитеусе, и не собиралась от него отказываться. Это единственный шанс сделать задуманное. Это единственный шанс хоть что-то изменить по своей собственной воле..

— Мне всё равно. Я заплачу любую цену.

Глава 51. Встречи и прощания

(несколько месяцев спустя)

Лазурный источник под сводами пещеры дрогнул, когда у воды возникла белая стройная фигура — не смерть, но освобождение, не мрак, но блаженный покой. Макария заправила волосы за ухо и склонилась к воде, легко касаясь её пальцем. Вода пошла мелкой рябью, заплескалась у берега, потекла в центр источника и, собравшись в твёрдую многогранную фигуру взлетела вверх, встряхнулась и снова рухнула вниз, принимая прежний вид. В воздухе вместо неё остался прозрачный кристалл с лазурным оттенком, повторяющий форму фигуры.

Макария улыбнулась, сняла с пояса алую ленту и взмахнула ей.

— Твоя жертва стала очищением. Вернись, твой путь не завершён, — звонким голосом произнесла она и вдруг, окунув ладонь в воду, схватила кого-то за руку и потянула на себя. Из источника вышел обнажённый мужчина. — Твой путь не завершён, Амфитеус, — повторила она.

Он растерянно осмотрелся, охнул и отшатнулся, едва снова не свалившись в источник. Макария удержала его.

— Где я? — губы с трудом разомкнулись, из горла послышались сдавленные хрипы.

Макария щёлкнула перед его носом пальцами, и Амфитеус мгновенно высох, принял прежний вид и даже оказался одет в свою одежду.

— Там, где живым не место.

Амфитеус ощупал себя, проверил свою божественную силу и удивлённо вскинул голову:

— Ты меня спасла?

— Нет. Тебя спас Кристалл Душ…

— Что? — он резко обернулся, натыкаясь взглядом на Кристалл. — Это сон? Так заканчивается жизнь богов?

Макария снисходительно улыбнулась.

— Так заканчиваются неудавшиеся планы твоего наставника и приёмного отца… — Макария. Светлая Макария будто вообще не умела злиться, и своей чистотой напомнила Амфитеусу другую богиню. Тёмную, в алом платке под сводами храма Аполлона. Он больше никогда не сможет увидеть её воплощения, никогда не взглянет в глаза.

— Что случилось? Мир не переродился? Все выжили, и боги остались на своих местах?

— Как видишь, — Макария улыбнулась ему и прошла к кромке воды, чтобы вновь коснуться её. Когда Кристалл стал исчезать, Макария произнесла. — Не мне рассказывать тебе об этом. Мир восстанавливается, и ты необходим миру, как наследник линии власти Деметры, только тебе под силу вернуть Сердце Геликона на его истинное место и вернуть радость жизни близнецам солнца.

— Кому?

— Аполлона и Артемиде, — Кристалл душ вернулся в тело Макарии, и она засобиралась уходить. — Не задерживайся здесь, Владыке это не понравится.

— Аиду? — Амфитеус чувствовал, будто пропустил важный урок наставника, который оказался его экзаменационным испытанием. Он с трудом понимал, что происходит.

— В царстве Теней ты знаешь какого-то другого? — был ему ответ. Белое платье Макарии мелькнуло у входа в грот.

— Стой! Ты сказала «линия власти Деметры»? У меня? — он выбежал за ней, ощущая в теле лёгкость, будто отдыхал несколько веков. — Да стой же ты! — он хотел схватить её за руку, но увидел впереди Танатоса и передумал.

Макария остановилась.

— Гея даровала твоей сестре возможность передать линию власти матери, теперь она твоя. Что-то ещё? — её внезапно заледеневший взгляд сверкнул вспышкой солнца на только что выпавшем снегу.

— Как я вернулся так быстро? Боги восстанавливаются веками, тебе недоступна такая сила…

— Ты прав. Всё имеет свою цену, и твоя жизнь тоже. Твоя сестра… и моя мать заплатила за это сполна.

Амфитеус моргнул, будто она ударила его по лицу, и сглотнул, теряя от волнения голос.

— Что она сделала? Что она отдала?

— За твою жизнь? Ни драхмы, — ответил за неё Танатос, только за линию власти. А жизнь вернул тебе твой наставник. Арес занял твоё место, выплатив долг сразу за две божественных сущности — твою и Геры — теперь он будет восстанавливаться несколько веков, а затем проведёт девять Великих лет среди смертных без возможности использовать силу. Только тогда Зевс дозволит ему вернуться.

Амфитеуса повело в сторону, перед глазами всё поплыло, и он прислонился к каменным сводам входа в Лазурный источник. Макария вздохнула и вернулась к нему, коснулась плеча, принося ощущение прохлады и покоя.

— Харон проводит тебя до Тёмных Врат, на причале Стикс найдёшь его, а заодно и Сердце Геликона. Поторопись.

Их взгляды встретились, и Амфитеус, уловив в её взгляде что-то знакомое, ещё не отдавая отчёт себе в том, что хочет спросить, проговорил:

— Персефона… она жива?

***

Небесный город сиял в лучах заходящего солнца: по золоту его дворцов, скверов, садов и мостиков над облаками бегали игривые искорки, щебетали птицы, нимфы пели у рек, и даже Зал Собраний, прежде сокрытый от глаз грозовыми тучами, казался светлым и лёгким, парящим над бренным миром. Однако среди его колонн шёл далеко не лёгкий разговор — боги, неустанно восстанавливающие то, на что не хватило энергии Солнечного Опала, не могли позволить себе ни минуты отдыха.

— Что мы имеем в итоге? — Зевс стоял в центре, а вокруг на разном удалении от него стояли Гестия, Гера, Посейдон и Амфитрита. — Каков результат?

— Все заняты восстановлением, Зевс. Собраться сейчас и всё обсудить невозможно по многим причинам, — ответила Амфитрита. Она стояла на удалении от Посейдона и избегала смотреть на него.

Зевс сцепил руки за спиной, ожидая продолжения.

— Нужны подробности? Так вот, все отказались. Аполлон и Артемида выходят из Совета Двенадцати и направляют силы на свои линии власти, к тому же после всего им не мешает отдохнуть. Гермес — вне границ и правил, как всегда, ты можешь сам поговорить с ним, но он остаётся, так же как Дионис и Гефест. Я не знаю, считаешь ли ты целесообразным оставлять в списке Афродиту и Ареса, но я и Посейдон остаёмся.

Зевс покивал своим мыслям.

— А вы? — он устремил взор на Геру и Гестию.

Гера высокомерно изогнула бровь.

— Меня можно было не спрашивать.

— А у меня нет выбора, — сказала Гестия, печально улыбнувшись.

— А Эрос? — снова спросил Зевс.

— Отказался, — Амфитрита взмахнула рукой, собирая волосы в хвост и украшая затейливой заколкой с морской звездой, — но, может, с ним стоит поговорить позже. Сейчас… — она плотно сомкнула губы и прикрыла глаза, так и не продолжив.

Зевс вздохнул, прошёл из стороны в стороны и снова вернулся в прежнее положение.

— Да где он ходит?! — не выдержал он.

— Вот именно, мы тут, между прочим, не молодеем, — раздался насмешливый голос Гермеса, а в следующий миг и он сам спустился на пол Зала Собраний с тихим шорохом. — Впрочем, мы и не стареем, да, отец?

Его внезапное появление развеяло накаляющуюся обстановку, и Зевс хохотнул.

— Как всегда вовремя. Остаёшься в Совете Двенадцати?

— Двенадцати-тринадцати… конечно, нужно быть в курсе всего, — он подпрыгнул и, пойманный крылышками фиолетовых кед, лёг на воздух, подперев голову рукой. — А что, ты ожидал иного?

— От тебя можно ждать чего угодно, — из-за колонны вышел Дионис с виноградной гроздью в руке, и всех окутал терпкий аромат вина, сладкой ягоды и изюма.

— Ну вот, ещё даже не всех дождались, а уже вино на столе, — отмахнулся Гермес и увернулся от летящей в него виноградной косточки.

Зевс отошёл от них в сторону и проворчал:

— Если б не помощь семье Афины в восстановлении городов, я бы подумал на ваш счёт… к слову, о ней. Как она?

— Хорошо. Предана тебе, конечно, и покидать тебя не планирует, но пока… Паллада на первом месте. Афина провожает её тень к источнику бессмертия и на путь перерождения, до решения этого вопроса она не вернётся. Она сказала, ей плевать, если ты против.

Зевс нахмурился и не продолжил разговор. Молчание затянулось. Время шло. Кто-то, устав стоять, создал себе удобное кресло, кто-то стал ходить из стороны в сторону или замер у колонны, глядя на Небесный город, и только Посейдон остался на месте. Он первым и нарушил молчание, обращаясь к Гермесу.

— Ты облетел всех? Кто-нибудь ещё пострадал?

— А почему ты так беспокоишься? — огрызнулся на него Зевс, не позволив Гермесу даже рта открыть. — Мотивы Ареса мне ясны, но ты, как ты додумался привлечь Ареса?

— Мы уже выяснили, что ничья воля тут не имела значение, кроме воли Мойр и Геи…

Зевс приподнял уголки губ в подобии улыбки и прищурился.

— Но ты же понимал, что делаешь?

— Я сказал, что Арес показался мне удачным шансом решить две проблемы одновременно. Он был достаточно силён, чтобы принимать в себя излишки силы, и достаточно умён, чтобы всё сделать правильно. Я хотела защитить вас, спасти хоть кого-то…

— Или возвыситься, — будто случайно обронил Зевс и тут же вскинул руку в предупреждающем жесте. — Ладно, забыли. Я ещё восстанавливаю силы и не намерен бездумно сражаться, когда и так есть куда применить свои способности. Что в твоём царстве?

— Ничего хорошего! — проворчала Амфитрита.

— Соглашусь, — кивнул Посейдон, — нам не хватает сил усмирять толпы взбунтовавшихся монстров, но помимо них есть ещё и обычные божественные и даже простые существа, пребывающие в состоянии агрессии из-за пережитого страха и боли.

— Даже армия «Протекта» не справляется? — удивился Зевс.

— Суша и Небеса, которыми ты правишь, по размеру несопоставимы с глубинами океана. Этого слишком мало.

Зевс задержал на Посейдоне долгий испытывающий взгляд, а затем сказал:

— Я помогу, но сначала смертные. Необходимо стереть любое упоминание о тех событиях, никто не должен помнить, что случилось. Планета в безопасности, об остальном им не зачем знать.

— Мы стараемся, — сказала Гера, разглядывая супруга, но, когда он повернулся к ней, отвела взгляд, — со стороны Атлантического океана материк был густо заселён, и то, что произошло там, сложно исправить за пару месяцев. Нужно время.

В глазах Зевса мелькнула теплота, и он склонил голову, чтобы спрятать улыбку.

— Надеюсь, теперь оно у нас точно есть.

***

— Почему ты ему не сказала? — Танатос шёл на шаг позади Макарии, чтобы беззастенчиво любоваться ею.

— О чём? — удивилась она и остановилась у раскидистого дуба. Пусть здесь, в Элизиуме, всё было не по-настоящему, не так, как на Земле, но зато здесь был её дом и те, кого она любила.

Он остановился очень близко к ней и коснулся плеча, чуть отодвинув прядь белоснежных волос.

— О Персефоне?

Макария прерывисто вздохнула, погладив пальцами выступавшие над вырезом платья ключицы, и повернулась.

— Сам узнает. Я не Вестник, моё дело было сказать про Сердце Геликона, остальное в его руках…

— И в тонких пальцах Мойр, — понизив тон голоса до шёпота, произнёс Танатос, заглядывая ей в глаза.

Макария нежно улыбнулась и потянулась рукой к его лицу, провела едва ощутимым касанием от виска к уголку губ.

— Твои силы восстановились, я очень рада.

— А я бы предпочёл получить наказание или вовсе лишиться их, — он перехватил её руку и поцеловал. — Я не защитил тебя, не спас! Как я могу быть достоин тебя? Как я посмел просить твоей руки?

— Ты бы погиб, если бы оказался в том ужасном месте… Мойры отправили тебя мне на защиту в путешествии к Борею, но их дальнейшее решение спасло тебе жизнь. Мойры спасли тебя…

Его взгляд блеснул отголоском боли, и он склонился к её губам — его дыхание обожгло её кожу:

— А что Мойры приготовили для нас?

Макария сделала движение, будто собиралась его поцеловать, но вместо этого обхватила его руками и прижалась к груди:

— Если хочешь, — улыбаясь, ответила она, — мы узнаем об этом вместе.

***

Боги в Зале Собраний изнывали от ожидания. Гермес и Дионис перебрасывали божественной силой каплю вина, условившись, что тот, кто не поймает, будет в проигрыше, Гестия и Гера любовались взошедшей на небо луной, Посейдон и Амфитрита о чём-то спорили в отдалении, Зевс дремал на одном из трёх тронов в центре, когда полыхнула лазурная вспышка, и из неё появился Аид. Он без зазрения совести переместился сразу в Зал Собраний, не утруждая себя церемониями. Гермес отвлёкся, и алая клякса вина окрасила пол, которую, впрочем, тут же убрал Дионис.

— Наконец-то! — Зевс поднялся с места и спустился к остальным, но, не сделав и двух шагов через зал, остановился. — Один?

Аид выглядел усталым и бледным, но очень старался это скрывать.

— Я представляю нас обоих, она не будет присутствовать.

— То есть не отказалась? — с облегчением выдохнул Зевс.

— То есть, нет, но пока… — Аид оборвал себя на полуслове и сменил тему, — что ты решил?

— Мы договорились решать вместе и ждали тебя. Пока у нас есть список для расширенного Совета Богов, Совета Двенадцати, если угодно… Посейдон предложил оставить Совет Триединства.

— Мудро, — кивнул Аид, — разумеется, если все согласны.

— Работа проделана большая… Полагаю, что никто уже не будет возражать.

— Хорошо, — Аид указал рукой в сторону выхода, — предлагаю пройтись. Нам есть, что обсудить.

***

Дорожка лунного света легла на воды Ионического моря и коснулась побережья у горы Парнас, где на тёмном склоне некогда прекрасной земли появилась фигура в чёрной современной мантии, светло-каштановую чёлку сдул со лба непоседливый Нот, и Селена залюбовалась этой картиной. Покидая сегодня обитель Гелиоса, она и не думала, что увидит такое невероятное зрелище. Незнакомец в чёрной мантии выставил руку вперёд, раскрыл ладонь и извлёк из воздуха рубиновое сердце — Сердце Геликона. Селена не сдержала восторженного вздоха, когда увидела, как от ног незнакомца в разные стороны побежали зелёные побеги, волна зелени всколыхнулась вокруг и стала распространяться с невообразимой скоростью. Он пошёл вперёд, выше и выше, оставляя за собой жизнь — вскоре вернулись Пегасы, послышалось журчание источника Гиппокрена, а затем и голоса нимф.

Амфитеус поднялся по склону горы, чтобы в гроте найти брата и сестру — они тёмными скорбными статуями застыли там, так и не найдя ответы на собственные вопросы. Всего лишь умело выставленные фигуры на игровое поле Мойр, или нечто большее, нечто значимое. Амфитеусу хотелось думать, что их трагедия была случайностью. Что они не были рождены предателями, просто в переплетении нитей судьбы, их собственные судьбы запутались и потерялись. Он откашлялся.

Аполлон и Артемида обернулись одновременно — их печаль была столь велика, что они мало обращали внимания на посторонние звуки, но сейчас, когда в глубине их глаз отразилось Сердце Геликона, лица их осветились счастьем.

— Ты наследник Деметры? — с каким-то благоговением произнесла Артемида, принимая Сердце, и вдруг, разглядев его лицо, испуганно ахнула.

— Да, — Амфитеус склонил голову в вежливом поклоне, — и близкий последователь Ареса. Здравствуй, богиня. Не бойся, я не выдам твоей тайны.

Аполлон, собиравшийся благодарить его, с недоумением проглотил все заготовленные слова. Губы Артемиды задрожали.

— Я хочу, чтобы брат знал, — сказала она, — расскажи ему сам, пожалуйста… — и сразу отошла, чтобы вернуть Сердце Геликона на его законное место.

Амфитеус проводил её взглядом и пожал плечами.

— Ладно. Она поддерживала Деметру по просьбе Ареса, — сказал он Аполлону, — распаляла её ненависть к Аиду, а затем взяла под контроль разум Эпионы и довела её до такого состояния, что в конце, когда снимала контроль, убила её.

Взгляд Аполлона сверкнул гневом, но Амфитеус, успевший проникнуться силой Сердца Геликона, не дал ему заговорить.

— Барьер над землёй установили совсем недавно, мы не знаем, какова его прочность и не станет ли он разрушаться от наших распрей и войн. Боги просили тебя не гневаться понапрасну, лучезарный Аполлон, мы все совершали ошибки.

Они встретились взглядами в молчаливой борьбе, и оба одновременно отступили.

— Твоя правда, новый бог Плодородия, прошлого не вернуть, но можно исправить будущее, если начать прямо сейчас. Я слишком мало был рядом с сестрой, теперь я сделаю всё, чтобы не оставлять её.

Амфитеус улыбнулся и прикрыл глаза, ощутив позади себя волну жизни, которая вместе с красками зелени и смехом муз ворвалась в грот и окутала всё вокруг.

***

«Генеральный директор ООО „Атлант“ С. А. Леонова» — гласила золотая прямоугольная табличка на двери полностью стеклянного офиса. Внутри было тихо: сквозь панорамные окна падали первые лучи рассвета, освещая лаконичную светлую обстановку, за белым столом сидел Макс и увлечённо подписывал необъятную стопку бумаг. В какой-то момент он откинул назад золотые кудри и выпрямился, чуть поворачивая голову вправо.

— Я знаю, что ты здесь, Клесс. Не прячься.

В воздухе рядом с ним появились капли воды, будто кто-то только что выжал их из невидимой ткани, а затем упали на пол, рисуя по пути силуэт богини. Клесс встряхнулась и обрела структуру, цвет, форму и голос.

— С последними новостями, — она шагнула к столу и склонилась, опираясь ладонями на гладкую поверхность. Её рыжие волосы при этом волной упали с плеч. — Зевс одобрил создание постоянного портала между офисами «Атланта» и «Протекта», и он согласен, что «Протект» должен служить благой цели. Расформировать его мы не можем по многим причинам, в том числе и из-за «Небесных матриц», которые вне систем «Протекта» нестабильны и опасны для смертных.

— Принято, — спокойно отреагировал Макс и вернулся к подписанию документов, взял ручку, поставил пару завитков и снова отложил.

— Макс? — Клесс накрыла его ладонь своей, и он со вздохом отложил все дела.

— Уже завтра… — тихо сказал он.

— Что? — не поняла Клесс. — Гермес же ещё вчера рассказал тебе о судьбе Софии.

— Не это, — Макс взял её руку и прижался к ней щекой, — Афродита… мы должны попрощаться.

Клесс изменилась в лице. Она и забыла, что Афродите осталось совсем немного, прежде чем она спустится в царство Теней, как смертная. Клесс хотела сказать так много, утешить, но Максим не дал ей и шанса:

— И Лина… Не уверен, что она в своём текущем статусе ничем не рискует.

Клессандра сглотнула, отняла руку и отошла к окну, устремляя взгляд на крышу одной из пяти знаменитых Московских высоток.

— В своём текущем статусе она может делать, что пожелает, — сказала она и сразу пожалела об этом. Прозвучало слишком резко. Клесс вздохнула и попыталась смягчить произведённый эффект: — Вы помирились?

Макс встал, невольно замечая золотую нить от запястья, протянутую к руке Клесс, и подошёл к ней, остановился в полушаге. Она вытянулась как струна и затаила дыхание.

— Насколько возможно помириться сыну Гефеста и царице Теней… — ответил он. — Кажется, для неё всё прошло не так гладко, как она показывает. Ни слова о… нём, это странно. Ты не находишь?

Клесс передёрнула плечами, вызывая у Макса понимающую улыбку. Он склонился к ней и шепнул.

— Ревнуешь?

Клесс вздрогнула и обернулась, собираясь возмутиться, но не рассчитала и почти соприкоснулась с ним носом, отпрянула и, врезавшись спиной в стекло, усмехнулась.

— Нет, конечно.

Макс, выражая глубокое сомнение, показал ей собственную руку с ещё видимой золотой нитью.

— Уверена?

Она выдержала его взгляд и, отмахнувшись, ускользнула в сторону.

— Нет.

Он переместился к ней, преграждая путь.

— Нет, не ревнуешь? Или нет, не уверена?

— Да, хватит! — она легко толкнула его в грудь, и он рассмеялся, наблюдая, как она гордой походкой удаляется к выходу.

— Приходи, когда придумаешь ответ, Клесс, — бросил Макс ей вслед, но она уже исчезла, будто её и не было.

***

— Геката, Геката… — Гермес распахнул двери дома, который они теперь делили с Линой. Дом Марка и Арианы был слишком огромен для одного человека, а Гекате и Гермесу как раз нужно было жильё в одном из защищённых мест в мире смертных, и Лина с радостью пригласила их к себе. Гермес прошёл через кухню и поднялся на второй этаж, где, наконец, и нашёл Гекату. Она выглядела очень по-домашнему: ярко-красный шёлковый халат, плавно ниспадающий до самого пола, чёрные волосы, убранные в небрежный пучок, — она улыбалась и, Гермес знал, специально делала вид, что не заметила его прихода. Он подкрался и обнял её со спины. — Геката… — шепнул он, прижимаясь губами к шее.

Она накрыла его руки своими.

— Я опять ненадолго. Боюсь, в ближайшие годы, мне придётся часто отлучаться… Ты уверен, что мы справимся?

Он отпустил её и встал у окна, чтобы видеть её лицо.

— О, Зевс Всемогущий, я слышу сомнения? Многоликая, что с тобой? Хочешь отказаться?

— Нет, — Геката обняла себя руками, будто ей стало холодно, когда он отошёл, — просто я должна быть уверена, что ты справишься. Для начала, обещай, что между тобой и Дионисом больше не будет разногласий.

Гермес поднял руки ладонями вперёд и состроил серьёзную мину:

— Клянусь, больше не повторится. Только мир, дружба и… воды Леты в вино, если что-то пойдёт не так, — он широко улыбнулся и уклонился, когда она замахнулась на него. — Шучу, шучу!

Геката поджала губы.

— Когда мы заберём Софию сюда, у меня и Коры будет не один ребёнок, а двое.

Гермес так растерялся от её слов, что даже не сразу понял, о чём она говорит, а потом рассмеялся.

— Ну, нет, дорогая, — он снова оказался у неё за спиной, убрал выпавший локон с правой стороны и коснулся губами уха, — я не ребёнок.

— Да неужели? — серьёзно уточнила Геката, никак не отреагировав на поцелуй.

Гермес взял её за плечи и развернул к себе, забывая дышать от её серьёзного тёмного взгляда.

— Я могу доказать тебе это прямо сейчас, — серьёзно сказал он и потянулся к её губам, намеренно нежно коснувшись носом её носа.

Она невесомо коснулась его губ и обняла, прижимаясь щекой к его плечу.

— Ты доказал это в Обители Мойр, Гермес, — прошептала Геката, — я тебя люблю.

***

Серое море бушевало, огромные волны набегали на каменистый берег и разбивались о скалы, утаскивая за собой мелкую гальку и проросшую траву, ветер стенал в ущелье, распугивая чаек. Там, у самых Тёмных Врат происходило нечто необычное: порывы ветра трепали не по погоде лёгкую одежду нескольких человек. Одна из них — худая бледная женщина с выцветшими волосами — была похожа на смертельно больную, которая вот-вот отойдёт в мир иной. Остальные стояли к ней лицом, будто прощаясь.

Это на самом деле было прощание, и хотя они расставались не навсегда, каждый из них ощущал момент, как похороны. Двое мужчин с одинаково золотыми завитками волос смотрели на женщину, их лица такие разные и всё же неуловимо похожие, были отмечены печатью скорби. Ещё один мужчина стоял позади: на нём от горя не было лица, он словно пытался удержать часть собственной души, которая вот-вот исчезнет навеки. Новый порыв ветра принёс слабый голос женщины.

— Я поверила Аресу, но, когда всё поняла, было слишком поздно, — Макс и Гефест уже знали это, Афродита объясняла Эросу, — он мучил меня, пока я не поняла, что мириться больше нельзя, и тогда он придумал новую игру. Он сказал, что я должна пойти к Гефесту и шпионить за ним, не позволить ему нарушить планы… Я отказалась, но и подумать не могла, что он прикажет убить одного из наших сыновей, свалит вину на меня и не оставит никакого выбора. Я сбежала… Он гнал меня по всем царствам, пока я, в конце концов, действительно не пришла к Гефесту… И всё же я смогла обмануть Ареса, обойти хотя бы на шаг…

— Только всё это не имело никакого смысла! — воскликнул Гефест. — Гера сказала, ты переродишься смертной, и я должен буду возвести тебя на Олимп… Афродита, — он растолкал её сыновей, и обнял, едва не лишив её способности дышать, — почему ты мне не сказала! Мы могли всё решить, эта ситуация не была подвластна Мойрам, она ни на что не влияла?

— Не влияла? — возмутилась Афродита, отталкивая его. — Как бы тогда Макария попала, куда нужно? Ты подумал?

— Я не хочу тебя отпускать, я всё прощу, только… — он снова хотел поймать её, но она увернулась, и Макс остановил его.

— Отец, ты сам сказал мне однажды эту фразу, теперь мой черёд говорить её тебе, — он настойчиво потянул его за руку, заставляя встать рядом. — Она теперь смертная, и мы… не можем отобрать у неё смерть.

Афродита благодарно кивнула.

— Это не конец, моя линия власти остаётся при мне, и однажды всё станет как прежде, — она отступила назад к Тёмным Вратам, и Эрос потянулся к ней, в надежде задержать ещё на чуть-чуть.

— Мне нужен последний совет, мама, — он сказал это не ради себя, а потому что не хотел ничего утаивать от неё в такой момент.

— Конечно, ты можешь использовать нашу божественную силу как тебе угодно, на некоторое время вся ответственность ложится на твои плечи.

— Нет, — поспешно возразил он, — дело в том, что… — он окинул взглядом Макса и Гефеста и, приняв для себя какое-то решение, наконец, сказал: — Гея призвала меня в свою обитель.

Афродита издала вздох удивления и взволновано сглотнула.

— Что ж… какой совет ты хочешь? Что я могу сказать?

— Мне стоит ответить согласием?

— Боюсь, что это необходимо.

***

Белое сияние на миг охватило ветви дерева на белой террасе над домом Макарии, и она сама появилась там, обеспокоенная и взволнованная одновременно. Её взгляд скользнул по увитым виноградником перилам и остановился на тёмной высокой фигуре — вьющиеся волосы, чёрный плащ и корона поблёскивали, будто он только что вышел из-под сильного ливня, руки, вцепившиеся в перила до побелевших костяшек пальцев, дрожали. Макария сомневалась, не нарушает ли она его одиночества, желает ли он видеть её? Но, если нет, тогда, зачем же он здесь? Она сделала неуверенный шаг вперёд, когда Мёртвый ветер сдул в сторону его волосы и плащ — под ногой хрустнула ветка, и он обернулся. Конечно, Аид сразу почувствовал её, но именно звук вывел его из задумчивости, за гранью которой лишь прошлые чувства имели значение. Их взгляды встретились.

— Ты вернулась? — тихо спросил он.

— Да, — сказала Макария, — отнесла воспоминания, проводила Гекату и отпустила сына Деметры… как и было приказано.

— Приказано… — горько усмехнулся Аид и снова посмотрел на вулканы Тартара. Он долго молчал, и Макария ждала, не зная, может ли начинать разговор сама. — У тебя есть вопросы, — наконец, сказал Аид, — ты можешь их задать.

Вопросы у Макарии действительно были, но она всё ещё сомневалась, готова ли услышать на них ответ. Поразмыслив, она решила, раз представился шанс, его стоило использовать.

— В тот день… на нижнем уровне Тартара… моё предсказание тоже было предопределено?

Аид опустил взгляд на завитки виноградной лозы и расслабил руки, позволяя завиткам свободно обвиваться вокруг пальцев.

— Вероятно. Гея явилась позже, и я не знаю, насколько соответствовали наши действия плану Мойр до этого. Но уверен, что некоторые предсказания и пророчества, сделанные Пифией, исходили вовсе не от Мойр, а от Хаоса, от его силы… до тебя из-за Кристалла Душ он добраться уже не мог.

— А моя смерть? — Макария удивилась собственной смелости, но она действительно хотела это знать.

— Да… — его голос сорвался и охрип, — но видеть это в возможном будущем и на самом деле пережить, даже зная, что ты выживешь, совершенно разные вещи, — Аид сжал виноградную лозу в кулаке и едва не оторвал её. — Прости.

Макария качнула головой и подошла, замирая рядом, как изящная скульптура из льда.

— Я поступила бы так же, — глядя прямо перед собой, сказала она, — но я бы сделала всё, чтобы об этом узнал ещё один человек.

Аид изменился в лице.

— Я не мог ей сказать. Когда я соглашался на это, я понятия не имел, что такое дар Эроса, и представить не мог, что так сильно… — он глубоко вздохнул, — она жива, это главное. На остальное я не могу повлиять… и не хочу.

Ветер сменил направление, и Макария ощутила до боли знакомый запах, который, она была уверена, никогда не слышала в царстве Теней — аромат цветов с мороза, букета, оставленного под дверью в снегу февральским утром. Ей хватило доли секунды, чтобы понять, что так пахнет одежда Аида… одежда её отца. Почему она раньше не чувствовала этого? Почему только теперь? Детство, проведённое в доме Геракла и Деяниры, встало перед глазами так живо — небольшой сад, скамейка, и этот запах, так часто возникающий рядом с ней.

— Так это был ты? — позабыв о том, с кем говорит, воскликнула она. — У дома Геракла и Деяниры, на площади, на поле боя и после… после, когда я принесла жертву царице Теней?

Аид повернулся к ней и без всякого предупреждения обнял — плечи его дрогнули, однако голос, которым он произнёс ответ, остался твёрд:

— Со момента твоего рождения не было и дня, чтобы я не думал о тебе. Ты моя дочь, и я люблю тебя больше всего на свете.

***

Единственный из богов, кто никогда не интересовался Великой Матерью Всего, никогда не видел её и не стремился увидеть, впервые ступил на порог её обители. Она ждала его, а, увидев, почему-то заплакала — крупные золотые слёзы потекли по её лицу, оставляя тонкие дорожки, губы сложились в мягкую улыбку.

— Ты так похож на него, — прошептала Гея, поднимаясь ему навстречу.

Это были первые слова, которые он услышал от неё, и давно забытый голос всколыхнул в нём древние, не совсем его, но принадлежащие ему воспоминания.

— Это я, — тихо ответил Эрос, замерев перед ней, как прекрасная Олимпийская статуя.

Она обходила его по кругу, но на этих словах вздрогнула и замерла плечом к плечу с ним, лишь повернув голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Ты не лжёшь…

— Лгу, — улыбнулся он, — и не лгу одновременно. Я везде… в дожде и ветре, в огне и воде, я жизнь и смерть, я твой преданный брат и маленький бог, не имеющий к тебе почти никакого отношения. Я в каждой части Солнечного Опала, Гея. И я здесь.

Она прерывисто вздохнула.

— У меня получилось, Эрос, у меня получилось, но я… я не знаю, скажи мне, правильно ли я поступила? Могла ли я выбирать, кому жить, а кому покинуть этот мир? Могла ли я верить Мойрам и идти путём таких немыслимых жертв жизнями, чувствами, судьбами других? А может… может, существовал иной, лёгкий путь?

В золотых волосах Эроса сверкнули искорки божественной силы.

— Путь к величию никогда не бывает лёгким, и тебе удалось пройти его. Была ли ты милосердна? Каковы были твои поступки? Не имеет значения. Важен лишь результат, — он вздохнул. — Ты была права, Гея, моя жертва бессмысленна, но без неё не было бы и твоего мира, не было бы защиты и победы над тьмой. Баланс, вот что остаётся в твоей власти. Береги этот мир, береги баланс тьмы и света, и береги себя, — Эрос развернулся и пошёл к выходу, когда она окликнула его.

— Ты снова покидаешь меня…

Он посмотрел на неё и лучезарно улыбнулся.

— Я никогда… никогда не покидал тебя, Гея, — возразил он, — и не покину впредь.

Эпилог

(Пять лет спустя)

Яркие лучи солнца проникали сквозь стеклянные стены цветочного павильона, золотистой пыльцой опадая на лепестки царящих здесь роз. У белого прилавка с ножницами в руках порхала хозяйка магазина — её каштановые волосы волнами ниспадали на плечи, белая футболка и светлые джинсы испачканы землёй и зеленью — да и вся она, словно само воплощение цветов, лучилась красотой и жизнью. По другую сторону от неё, подставляясь под поток воздуха настенного кондиционера, стояла женщина лет сорока в летней шляпке и платье, она без умолку тараторила, наблюдая за руками флористки.

— Да-да, мне постоянно снится этот сон, представляете? Будто иду я по улице, а на горизонте начинает подниматься волна… такая до неба… будто, знаете, мир кто-то в мясорубку запихнул… Волна приближается, а я иду, знаете, и так прям страшно очень, глазам не верю, в шоке просто. Но иду и иду, пока… это было ужасно…

Флористка, внимательно слушавшая её всё время, участливо сказала:

— Иногда сны лишь отражение наших страхов. Что с вами случилось во сне? Вы погибли?

— А? — женщина отвлеклась на заинтересовавшие её пионы и не сразу поняла вопрос. — Нет… вроде бы, нет… Но мне так часто это снится, и, знаете, что странно?

— Что?

Женщина склонилась к флористке через прилавок и произнесла доверительным шёпотом:

— Многие мои знакомые тоже иногда его видят… — она покачала головой в подтверждение своих слов и тут же отпрянула назад, поправляя платье, когда над дверью раздалась трель колокольчика.

В павильон ввалился молодой парень с бумажным пакетом, доверху наполненным едой. Он выглядел как современный подросток: по-модному уложенная копна светлых волос, рваные джинсы, футболка и кеды с изображением крыльев.

— Ну и жару нам устроил Гелиос, Перс… — он резко замолчал, увидев женщину, и откашлялся. — Жара, говорю, на улице, просто кошмар. Здравствуйте. Я не вовремя?

— Нет-нет, проходи, — с плохо скрываемым облегчением сказала флористка, завершая лаконичный букет из лилий и хризантем, — я почти закончила, можно будет сделать перерыв.

Женщина в платье и шляпке расстроенно надулась, но возражать не стала, только молча заплатила за букет и ушла. Флористка проводила её взглядом до самой двери.

— Гермес, как хорошо, что ты пришёл, — сказала она вошедшему ранее парню, — она так любит поговорить, что я скоро буду использовать силу, чтобы она ушла или вообще не приходила, — усталость в её взгляде сменилась беспокойством. — Они все вспоминают это во снах… многие из них… Хотела обсудить с Гекатой, но никак не застану её дома, а ты что думаешь?

— Я думаю, — Гермес поставил пакет с продуктами и запрыгнул на прилавок, — тебе нужно найти более приятного собеседника, — в его руке появился небольшой конверт, который он, зажав между средним и указательным пальцем, протянул флористке.

— Сожги! — бросила она, увидев конверт.

— Эх, — Гермес демонстративно вздохнул и бросил конверт в урну, — в этом году нам тоже не видать нормальной зимы…

— Нормальная тут зима, — буркнула она, убирая остатки использованных в букет цветов. Она собрала ещё мокрые обрезанные стебли, связала и бросила в урну, но тут же спохватилась и извлекла из-под них намокший конверт.

— А, всё-таки хочешь прочитать, да? — загадочным шёпотом уточнил Гермес.

От конверта запахло цветами, брошенными в снег на морозе, и флористка не ответила на вопрос. Перед её внутренним взором вспыхнуло сияние Солнечного Опала, и платформа, распадавшаяся на мелкие частицы, взлетающие под действием силы вверх, и его руки, и то, как их тела обратились чистейшей энергией, а затем новая энергия наполнила их в последней вспышке… и наступила тьма. Тьма, в которой ей явилась Гея. Разговор с ней стал последним воспоминанием перед тем, как она очнулась в доме Марка и Арианы. Тогда всё было решено.

Первые дни Лина провела в одиночестве. Несмотря на то, что нимфы то и дело доносили ей новости, она не могла заставить себя выйти и хоть с кем-нибудь поговорить. Её сила, всё, что она пережила, всё что испытала и почувствовала, слились в ней в одно единственное желание — быть от богов подальше. Она так пыталась вырваться, сбежать, забыть это всё, но даже смерть не стала освобождением. Теперь ей нельзя было даже умирать, потому что на её плечах лежала ответственность за мир, за его защиту, за миллионы живых существ. Чтобы не сойти с ума она согласилась присоединиться к Совету Богов и изредка появлялась на нём, но вот уже пять лет не спускалась в царство Теней, не видела его и не говорила с ним. Таково было условие её сделки. Она передавала линию власти, но не могла отдать за это свою силу и тем более жизнь, поэтому Мойры забрали у неё самое ценное, то, над чем она была не властна. Её любовь.

Она не знала, как смотреть Аиду в глаза, как объяснить то, что сделала, и не хотела оправдываться, потому что считала свой поступок правильным. Лина не вернулась в царство Теней, осталась в доме Марка и Арианы. Оформила всё на себя по правилам смертных, продала семейный автомобиль и купила небольшой цветочный магазин, а когда Гермес и Геката взяли на воспитание маленькую Софию, пригласила их к себе. Лине казалось, что она обрела спокойную жизнь, но не прошло и четырёх лет, как явилась Гея и сообщила, что Мойры исправили её судьбу, что дар Эроса очень скоро вернётся к ней.

И это было озарение, возрождение и смерть — это было болезненно прекрасно и пугающе тяжело.

Чтобы скрыть своё состояние, Лине пришлось сказаться больной и не выходить из спальни двое суток, а потом… потом она окопалась в работе и постаралась ни о чём не думать. Только от близких правды не утаишь, и Геката оказалась первой, кто заметил перемены. Лина всё отрицала, надеясь, что так боги не втянут её в очередную авантюру — она уже привыкла к образу жизни флористки, и в этом ей было спокойно и хорошо. Но затем обо всём догадался Гермес. С ним оказалось намного сложнее, поэтому пришлось признаться и взять с обоих клятву, что никто не узнает, пока Лина сама не расскажет об этом. Оставаясь царицей Теней, богиней весны и цветения, взяв на себя дополнительные обязательства в Совете, Лина не стремилась к власти и общению с богами, всё её время было посвящено цветам. С ними было легче не замечать чувства, с ними всё казалось понятным и простым. Впрочем, другие боги сами охотно общались с ней, навещали её, некоторые из них даже последовали её примеру и перебрались в мир смертных: Амфитрита оставила дворец Посейдона ради уютного домика на побережье, а Дионис, наконец, перестал беречь Ариадну как хрупкое и невероятно ценное сокровище и купил ей квартиру в Вене, которой она грезила с восемнадцатого века.

— К твоему сведению, чтобы прочитать, что написано, нужно достать письмо из конверта, — шепнул Гермес, будто подсказывал другу ответ на экзамене. — Вместо этого ты сейчас сожжёшь его взглядом.

Лина вздрогнула, возвращаясь в реальность из воспоминаний, и вздохнула, надевая на лицо благожелательное и светлое выражение.

— Геката так часто нас покидает… — сказала она, убирая письмо в ящик со стопкой таких же уже распечатанных писем, — там всё в порядке?

— Пф, да, конечно. Что у неё там может случиться? — отмахнулся Гермес. — По своим прямым обязанностям как всегда и собак навестить, которых Нюкте оставила, и Дионис туда ей… — он оборвал себя на полуслове и ухмыльнулся, погрозив Лине пальцем. — Я понял, почему ты спрашиваешь. Нет уж. Хочешь узнать, как там дела, иди сама, — он слетел с прилавка и развернулся, опираясь на него локтями. — А что, Макария отказалась быть твоим информатором?

Лина посмотрела на него и тяжело вздохнула, прикрывая глаза:

— Гермес!

— Ну, что, Гермес, Гермес, Гермес, — замахал он руками и снова схватился за пакет с продуктами, — я тут не болтать с тобой пришёл, а письмо вот занести и привет передать от твоей феечки цветов с золотыми тычинками.

Лина непонимающе моргнула, но в следующий миг рассмеялась.

— Амфитеус что ли? Гермес, мне даже сложно представить его реакцию на такое имя.

— Поэтому я его так только при тебе буду называть, — подхватил смех Гермес. — Он в Храме Деметры, почти поселился там, сказал, что навестит на днях, — он подхватил пакет. — Окна не закрывай.

— Пусть через двери ходит, — с улыбкой бросила она, когда Гермес уже открыл дверь, звякнув колокольчиком.

— Возвращайся пораньше, Макария и Афина придут на ужин.

— Хорошо, — Лина махнула рукой, — только Диониса не зовите… я устала пить.

И дверь закрылась, оставляя весёлый смех Гермеса звучать в помещении, отражаясь от стеклянных стен. Лина ещё улыбалась какое-то время после разговора, а потом занялась делами, отбросив всё прочее, что мешало сосредоточиться на работе.

Солнце давно село, и улица за окном окрасилась жёлтым светом фонарей, когда Лина закончила подписывать ряд красивых свадебных букетов. Спустя пять лет прощаний и встреч, разговоров и слёз, страданий и отрицания собственных чувств, сын Гефеста сделал предложение дочери Посейдона, чем несказанно порадовал и Гефеста, и дочь Посейдона и даже самого Посейдона, только-только восстановившего порядок в Подводном мире. Лина была рада за Макса, хотя они так и не вернулись к прежней дружбе — после всего это стало почти невозможно, хотя вот уже какое-то время они сохраняли тёплые приятельские отношения и не сторонились друг друга.

Лина поставила последний завиток и убрала букеты в холодильник, набросив дополнительно божественную защиту от увядания. Дверца холодильника захлопнулась, а вместе с ней звякнул дверной колокольчик.

— Извините, но мы уже закрыты, — сказала Лина и застыла в неоконченном движении, взглянув на вошедшего мужчину. Сердце укатилось в живот и там забилось беспомощной пичужкой.

— И много у тебя посетителей, которых волнуют закрытые двери? — приподняв уголок губ уточнил Аид.

— Некоторые хотя бы делают вид, — проворчала Лина, сбрасывая остаток бумаги и лент с прилавка в урну, и добавила дрогнувшим голосом, — я так понимаю, Гея побывала в царстве Теней?

— Да. Она поделилась вашими женскими секретами, — он прошёл вдоль стеллажей с цветами и остановился у иссиня-чёрных фиалок. — Я писал об этом, но ты, полагаю, не читаешь…

Лина настороженно наблюдала за ним. Пять лет она не видела его так близко, целый год старалась не думать о чувстве, сжимающем сердце, при воспоминании о нём. И вот он пришёл. Пришёл! Сразу, как только всё узнал, наплевав на договорённости и негласный запрет. Лина невольно затаила дыхание, наконец, присмотревшись к нему. Свет ламп павильона переливался в глубине тёмно-синей ткани его костюма и редких серебристых прядях его чёрных волос, которые так ярко напомнили Лине о действии сущности Кроноса. Сердце пропустило удар.

— Что случилось? — она вышла из-за прилавка и только тогда одёрнула себя, срочно сделав вид, что собиралась переставить большую вазу с ромашками.

— Что? — не понял он, отвлекаясь от цветов.

— Твои волосы… — ей с трудом удалось скрыть беспокойство, и она не заметила, каким взглядом он посмотрел на неё.

— Мне так нравится. А что, беспокоишься за меня? — он тепло улыбнулся, когда она отрицательно мотнула головой, так и не подняв на него взгляд, и пошёл к ней.

Лина почувствовала почти физическую боль от его присутствия и поспешно зашла за прилавок. Им нужно было поговорить, но не сейчас. Не так.

Аид остановился и тяжело вздохнул.

— Я пришёл по просьбе Гекаты, она просила проследить, чтобы ты вовремя пришла к ужину.

Лина усмехнулась.

— Ну да, каждый же может просить Владыку Теней, о чём угодно, и он по первому требованию…

— Лина!

Вот это было неожиданно. Лина подпрыгнула и снесла с полки глиняный горшок, который с грохотом свалился на пол и разлетелся на осколки.

— Как ты меня назвал? — пробормотала она, присаживаясь, чтобы всё убрать, но осколки собрались без её участия и вернулись на полку новым горшком, который будто бы и не разбивался никогда. Лина обернулась и посмотрела на Аида.

— Ты закончила? Уже поздно, я отвезу тебя домой, — сказал он.

Руки затряслись, и Лина спрятала их в карманы рабочего фартука, отвернулась и замерла, успокаивая дыхание, усмиряя мысли. Ей понадобилось несколько секунд, по истечении которых, она выдохнула, сняла фартук и парой нажатий закрыла кассу.

— Идём?

Сердце пропустило удар от его голоса, и Лина демонстративно не ответила на вопрос. Она переключила лампы в ночной режим, активировала сигнализацию и направилась к двери. Аид последовал за ней.

На улице было прохладно, по шоссе мчались яркие огни автомобилей, пахло кофе и влажной землёй. У магазина стоял «лексус», припаркованный по всем правилам. Аид открыл заднюю дверь, но Лина предпочла сесть вперёд, на соседнее с водительским сиденье. Аид устроился за рулём и щёлкнул пальцами — два ремня безопасности сами по себе застегнулись с характерным щелчком.

— Гея сказала что-нибудь ещё? — спросила Лина, когда автомобиль с тихим шорохом покатил по дороге. — Ну, кроме того, что…

— Ничего особенного, — Аид бросил короткий взгляд на Лину, а затем в зеркало заднего вида, и повернул руль. — Просила прощения…

Лина улыбнулась себе под нос, сцепив руки на коленях.

— Но прощение для великодушных, да?

Аид снова покосился на неё и улыбнулся.

— Да, но ей я этого не сказал.

***

Вне времени и пространства, за гранью нитей мироздания находится Обитель Мойр. Не изначальные божества, но получившие необъятную, необъяснимую власть сёстры испокон веков внушали страх и богам, и смертным. Единственные из всего сонма — не воплощение своих стихий, а сама их суть. Сейчас, когда всё было кончено, их грозная восстановленная обитель обратилась тихим уголком. Они сидели на ступеньках у высоких чёрных колонн, сплетая новые узоры, и мелкое подземное озеро недвижимо стояло перед ними, подсвеченное со дна алмазными бликами. Позади стояли две сестры-неразлучницы, Ананка и Тюхе, а с ними грозная Немезида.

— Так что же? — сказала Немезида, подходя к кромке воды. — Всё это ваших рук дело? Всё было давно задумано и соткано вашими умелыми ручками?

— Нет, конечно, — хихикнула Клото, завязывая узел на серебристой нити, — знать наперёд неинтересно.

— Но мы ведь знаем, — возразила Лахесис. — Многое.

— Не слушай их, Зида, — вздохнула Атропос, — нам известно всё, последствия каждого сделанного выбора, каждого отдельно взятого человека, бога или существа, множество вариантов. Но вот предугадать их конкретный выбор, знать, какой путь они изберут, мы не можем.

— Разве что вмешаться по необходимости, да? — съязвила Тюхе.

— Необходимость это не про тебя, — проворчала Ананка.

— Ну да, — пожала плечами Атропос, — но необходимости больше нет. Пока нет. Если мы снова почувствуем опасность, придётся вмешаться…

— Но вы отпустили богиню, — возразила Немезида. — Это ли не вмешательство?

— Не злись, Зида, она достаточно пострадала…

— Атропос, теперь ты лукавишь, — улыбнулась Лахесис, — ты не пожалела её, а позавидовала. Мы же единственные, кому не достался дар Эроса.

— О дааа, — протянула Клото, многозначительно поглядывая на нити судьбы, — никакого дара, одни проблемы, — в этот момент две нити, обсидиановая и зелёная, столкнулись друг с другом и переплелись.

Тюхе потёрла ладони друг о друга и рассмеялась.

— Ожидаемый выбор. Связи Эроса нерушимы.

— Да, — протянула Лахесис со вздохом, — и всё-таки жаль, что его силы не действуют на нас.

***

Они могли переместиться в её дом за пару секунд, но предпочли ехать через весь город, останавливаясь на светофорах и в пробках, а потом мчали по загородной трассе, и всё в полном молчании. Лина понимала, что Аид тянул время, чтобы подольше побыть с ней, и она не возражала — ей хотелось подумать. Признать, что весь последний год, она пыталась сбежать от самой себя и от событий, свалившихся ей на голову, казалось немыслимо, но и отрицать это было уже невозможно. Лина взволнованно кусала губы, и тем сильнее волновалась, чем ближе они подъезжали к дому — в конце концов, когда фары осветили железные ворота и Гермеса, открывающего их, она отбросила сомнения и предложила Аиду составить им компанию за ужином.

А потом она впервые увидела, как Макария, ледяная, чистая душа, нетронутая вспышками человеческих эмоций, осветилась счастьем и почти влетела в объятия отца. Афина и Геката при этом заговорщицки улыбнулись друг другу, Гермес извлёк из воздуха дополнительные приборы и фужер, а маленькая София ворвалась в комнату и закружила Лину.

— Лина-Лина-Лина, знаешь, чему я сегодня научилась? Смотри! — она раскрыла ладошку и создала на ней маленький жёлтую птичку, похожую на очень толстого воробья. Птичка заголосила, привлекая внимание, попыталась вспорхнуть, но от напряжения лопнула, только перья посыпались.

Лине стало смешно. Она прикрыла рот рукой, стараясь не рассмеяться в голос, но не сдержалась и прыснула. Ей стало ещё смешнее, когда Геката строго сказала:

— Гермес! Она, надеюсь, не показывала это детям на танцах?

— Нет… — шорох крыльев показал, что Гермес переместился Лине за спину, — я стёр всем память.

— Да сколько можно! Нельзя этого делать, нельзя показывать смертным свою силу! Чему ты её учишь!?

Теперь уже смеялась и Афина.

— Давайте сядем за стол, — сказала Лина, — завтра отвезу её к Максу, пусть помогает с подготовкой. Завтра же нет занятий?

— Нет, — встряла София, влезая на высокий стул, — и папа шутит, я никому ничего не показывала, — заверила она Гекату, но Гермес из-за её спины подмигнул Лине, вызывая новый приступ смеха.

В такие моменты Лина не задумывалась о Мойрах. Пожалуй, если такова их воля, она была им даже благодарна за эти недолговечные вспышки счастья и за то, что позволили ей дожить до них. Вечер шёл своим чередом, разговоры медленно сменились с шуточных на деловые, София уснула прямо за столом, и Гермес унёс её в спальню, Геката ушла за ним, а потом уходить засобиралась и Афина. В этом доме она была частой гостей, но никогда не оставалась на ночь, возвращалась на Олимп к Зевсу, к своим прямым обязанностям.

Когда все разошлись, Лина ещё допивала остатки вина, подаренного Дионисом, и слушала гул собственного сердца. Летний ветер, влетевший в окно, напомнил ей о Ноте, и она, решив навестить Анемов на неделе, поднялась из-за стола и убрала всё взмахом руки. Сила стала её сутью, и она сама ощущала себя единой с ней — не было никаких сложностей в том, чтобы сделать что-то мгновенно, по первому желанию, но сейчас она предпочла бы перемыть всю посуду как смертная. Как делала это раньше. Так она смогла бы избавиться от неловкости, от невозможности и желания заговорить с ним. Да и что она могла ему сказать? И Макария сидела тише воды, не помогая и не вмешиваясь.

Лина поправила семейный портрет Марка, Арианы и Ланы на стене и вышла на балкон, встала у перил. Сквозь божественную защиту дома виднелось небо, покрытое мириадами звёзд. Аид и Макария вышли следом. Аид встал в двух шагах от Лины, Макария между ними — она глубоко вздохнула и вдруг взяла их за руки, переплетая пальцы — тёплый ветер ударил ей в лицо, и она закрыла глаза, оставив на щеке белоснежную снежинку, упавшую с ресниц.

— Мы связаны, — воодушевлённо сказала она и растворилась в воздухе белыми искорками.

Лина сглотнула, посмотрела на свою руку, а затем медленно подняла взгляд на Аида. Он смотрел на неё.

— Вернись ко мне, — произнёс он одними губами, и Лина отвела взгляд, вцепившись в перила.

До этого момента она не знала, что сказать, но сейчас мысли сами собой сложились в слова.

— Как мне верить тебе? — полушёпотом спросила Лина, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Как я могу верить тебе после всего?

— Случилось то, что должно, и ни ты, ни я не имели над этим власти. От того, что я знал о некоторых событиях, легче не становилось, и уж тем более не приносило лёгкости то, что я не мог предупредить тебя.

Лина отрицательно качнула головой.

— Раньше я боялась всего на свете, но теперь, — она повернулась и уверенно посмотрела ему в глаза, — теперь я боюсь тебя. И стала бояться ещё сильнее после того, как дар Эроса вернулся ко мне. Если я доверюсь тебе снова, если хоть на миг позволю себе забыться, кто даст мне гарантию, что я в очередной раз не окажусь в кошмаре, о котором ты заранее знал? — слёзы потекли по щекам, но она не чувствовала их. — Кто даст мне гарантию, что это не очередной идеальный план, продуманный Геей и Мойрами?

— Никто, — честно ответил он. Аид не мог доказать, что больше ничего не знает, и не мог клясться и обещать, потому что уже обещал и клялся, и не выполнил ни того, ни другого.

— Отпусти меня, — шёпотом взмолилась Лина, — мне здесь хорошо, мне здесь так хорошо…

— Это до поры, — возразил Аид, — когда Софья вырастет и взойдёт на Олимп, как новая Паллада, Геката и Гермес покинут тебя, и ты останешься одна.

— Меня не пугает одиночество.

— Может быть. Тогда скажу вот что: царству нужна царица, ты его неотъемлемая часть. Пусть это будет ненадолго, как раньше, на несколько месяцев или недель, пусть совсем на чуть-чуть, но ты нужна там. Ты нужна царству, и ты нужна… мне.

— Аид… — замялась Лина, отступая от него, хотя он даже не пошевелился.

Он вздохнул, будто терял терпение.

— Я не трону тебя. Ни разу за все твои жизни я не уводил тебя туда силой, и сегодня сделал всё, чтобы напомнить тебе об этом. Ты можешь избегать меня сколько угодно, но не появляться там совсем… Ну, что? — Аид развёл руками. — Мне встать на колени? Ты этого хочешь?

— Нет, конечно! — возмутилась Лина и прикусила губу. Она продолжила не сразу, мысленно благодаря Аида, что он не прервал её. — Я уже думала о возвращении, много думала. Я хочу вернуться, но и эту жизнь не оставлю.

— Вернёшься? — Аид был искренне удивлён. Он пришёл сюда без всякой надежды даже на разговор, но получил ответ, который так ждал.

— Ты прав, царство ждёт меня, и Макария права, насчёт связи… — она устремила взгляд за горизонт, поверх огней коттеджного посёлка. — То, что мы создали — невероятно, и оно нуждается в нашей поддержке. Геката считает, что, находясь вдали от тебя, я могу нарушить баланс сил, и защита начнёт рушиться.

— Не думаю, что это так…

— Может быть, и нет, — Лина пожала плечами, — но, если ты больше не связан обязательством с Мойрами, то откуда можешь знать наверняка?

Аид ничего не ответил, и тишина опустилась меж ними тихая и незыблемая, как сама ночь. И звёзды светили им с неба, и Селена серебристым светом терялась в глубине их глаз, а защитное поле, созданное ими вокруг планеты, мерцало золотым светом, оберегая мир смертных и богов, вселяя надежду в самые отчаявшиеся сердца и обещая, что всё обязательно, обязательно будет хорошо.

_____________________________

Царица Теней: возвращение Персефоны. © Инна Ласточка. 2023 г.