Читать онлайн Летаргия 3. Пробуждение бесплатно

От автора

В ваших руках третья, заключительная часть цикла «Летаргия». Как и в любой истории, не все герои добираются до финала, так и последняя книга попадёт в руки только самым стойким читателям.

Действие третьей части разворачиваются в России, в наше время. Люди на Земле перестали восстанавливаться. Усталость изменила облик планеты, усыпила целые народы, от мала до велика. Её действие нарастало постепенно и мало кто успел заметить, что произошло, прежде всего потому, что утомление сделало людей рассеянными и они перестали вообще что-либо замечать.

Однако, уснули не все. Небольшая группа «неспящих», всё ещё борется за свои жизни и пытается отыскать причину феномена усталости. Они лишь примерно понимают, что происходит, и у них нет чёткого ответа на вопрос: почему бодрствуют именно они?

Среди них нет ни одного человека, специально подготовленного к такой ситуации. Врач, учёный, художница, пожилой пенсионер, девочка с врождённой анальгезией, владелец кофейни, хозяйка салона красоты, студентка и оленевод с Крайнего Севера – вот и вся компания. Добавим к ним дворнягу по кличке Клёпа и четырёхлетнюю Лизу, которая чудесным образом спаслась в прошлой книге.

Все они нашли друг друга, объединились, и двинулись в сторону Эльбруса – точке, в которой лежат ответы на их вопросы. Новый опустевший мир предложил им свои правила игры. На вершине горы поселилось неизвестное создание, явившееся из космоса. Именно с ним могут быть связаны глобальные изменения в мире. Кроме того, не все неспящие желают пробуждения человечества. В новом мире есть те, кто пытается помешать экспедиции достичь горы – они называют себя Посредниками и Проводниками. И они служат существу, живущему на вершине.

У выживших обострились способности, появились новые дарования. Но для чего? Для борьбы с незваным гостем или для общения с ним? А может для того, чтобы обрести мировое господство? Им предстоит выяснить – зачем Нечто прилетело в их мир и чего хочет. И главное – почему в этом мире остались именно они?

Список главных героев

Экспедиция на Эльбрус:

Логарифм (Ибрагим Беркутов) – учёный-эколог. Дар: воздействие на разум женщин.

Кира – его студентка. Дар: подавление силы Посредников.

Майя – художница и многодетная мать. Дар: перемещение собственного фантома в пространстве.

Лиза – младшая дочь Майи, найденная после всеобщего засыпания.

Остап – молодой фельдшер. Дар: исцеление наложением рук.

Нелли – девочка с анальгезией. Дар: сверхчувствительность.

Никанор Саблин – пенсионер, выдававший себя за ветерана. Дар: левитация.

Тым – житель Крайнего Севера. Дар: понимание языков животных.

Роман Вешников – бывший сомнолог, бариста кофейни «Письма». Дар: неизвестен или отсутствует.

Те, кто не смог участвовать в экспедиции:

Отец Ануфрий – монах отдалённого северного монастыря. Дар: пророческие сны.

Галилей – астроном в Пулковской обсерватории, с наследственным синдромом хронической усталости. Дар: обрывочные видения о будущем.

Совсем один

Во-первых, у него устал большой палец на правой руке, во-вторых, замёрзли ноги.

Да что там! Палец уже горел огнём и ныл, а ноги, согнутые ровно под бардачком, превратились в две ледышки.

Шея – она тоже болела. Фима растёр потной ладошкой обросший затылок, размял пухлое плечико. Он себя часто трогал, когда играл в смартфон. То там, то здесь. Иногда его рука чесала подмышку, другой раз ковырялась в носу или опускалась под пухлый животик и пряталась за резинку трусов. Бабушка говорила ему, что так делать некрасиво, а мама поддакивала. Мама всегда поддакивала бабушке.

Вот и сейчас он по привычке сунул руку за пояс. И уже ждал, что услышит ворчание бабули, но ладонь скользнула по куртке, пальцы ощупали ширинку на джинсах, а не мягкие спортивные штаны. Опа! Да он же не дома! Фима на пару секунд поднял голову и тупо уставился на грязное лобовое стекло, на застывшие дворники.

Да, точно. Мама зачем-то повезла его с собой в город. К какому-то «яристу», решать какие-то дела с бывшим папой.

Фима снова уткнулся в экран смартфона. Однако, палец свербел и ноги… Он их вообще чувствует?

Мальчик тяжело вздохнул и поставил игру на паузу. Он только что завалил из АК-47 тролля под ником Killer13 и поднялся на пятьдесят шестой уровень, а в сундуке у тролля мог быть спрятан целый арсенал!

Закрапал дождик. Почему так холодно? Мальчик посмотрел в окно, потом в боковое зеркало. И не увидел ни одного пешехода. Это надо же! В середине дня в центре Москвы никого нет!

Фима повернул голову налево: через дорогу виднелась высокая каменная стена и причудливая башенка, венчающая главный вход в зоопарк. Да! Именно туда мама обещала сводить его, после того, как сходит к яристу. Где же она? И уже прошло пятнадцать минут? Судя по тому, как успела остыть машина…

Пальцы снова потянулись к экрану. Фима уже подобрался к сундуку, но тут прибежал Викинг и Упырь из команды Синих. Пришлось активно защищаться.

Холод подобрался по ногам и копчику, потянулся вдоль позвоночника. Фима вздрогнул. На его пухлых и слабых руках встали дыбом светлые волоски.

Мальчик нажал на паузу, озадаченно помял мочку уха. За окном заметно потемнело. Но ещё ведь день! Или уже нет? Фима растерянно моргнул. У него были часы, но он не обратил внимания на то, во сколько мама ушла. Он ведь играл. А когда играешь, время летит так быстро и всё остальное становится неважно!

Фима постарался вспомнить, а в какой именно дом пошла мама? В какую дверь? Хотя бы, в какую сторону? Но он, кажется, даже это забыл. А помнил ли? Ведь как только она разрешила ему достать смартфон, он от радости тут же обо всём забыл.

Конечно, его беспокоило, что мама не приходит так долго, но ещё больше волновало то, что лежит в сундуке. Экран загорелся, пальцы снова задвигались по экрану как червяки. На подмогу Викингу (Упыря он убил), подоспел Зомби. Но сработала ловушка.

Странно, и Викинг и Зомби, и Упырь играли плохо, как искусственные боты. Так словно бы игра опустела вслед за остальным миром.

Когда Фима всё же добрался до содержимого сундука, его руки так дрожали, что он не выдержал и отключился. Да он продрог! Причём так сильно, что у него тряслась нижняя челюсть и стучали зубы.

Небо быстро чернело. Но фонари почему-то не зажглись.

Где мама? Он разозлился и стукнул себя по ляжке. Обиженно закусил губу, потёр ладонью больное место. А потом его накрыл страх. Медленно и вязко страх пополз со всех концов улицы к машине, протянул щупальца темноты, и начал скользить по грязным окнам издавая мерзкий скрип.

Ты один. Ты всегда будешь один.

– Я не один! У меня есть мама. У меня есть бабушка.

Твой отец ушёл от тебя. Твоя мать ушла от тебя. Твоя бабушка слишком стара. Она умрёт. Ты один. Один на свете.

– Нет!

Фима рванул ручку на дверце. Раз, другой – та не поддалась.

«Тух-тух-тух» – колотилось в его впалой груди сердце. – «Ты стух-стух-стух».

– Я не стух! – он начал задыхаться, зашёлся в панике, как бывало с ним, когда в классе Лёшка Макаров дразнил его «свинотой».

– Мама! Мамочка моя…

Его рука снова зашарила у двери, снова дёрнула за ручку, но дверь опять не открылась.

Да, он редко называл её мамочкой. В последнее время она всё время на него кричала, и от неё пахло сладким уксусом и спиртом. По вечерам она запиралась в ванной и включала воду, но они с бабушкой всё равно слышали, как она плачет. Потом, она выходила, покачиваясь, с сухими волосами и красными глазами, а в свёрнутым полотенце прятала что-то стеклянное. Бабушка начинала ругаться, а Фиму отправляли играть в его комнату.

Дома у него был хороший игровой компьютер с мощным процессором. Когда родители спорили, кто его заберёт после развода, отец расщедрился на дорогие подарки.

Даже этот смартфон он подарил ему перед тем, как переехал обратно в свой Иран. Фима перестал дрожать и посмотрел на гаджет. Да ведь он может позвонить маме! Оставалась ещё половина заряда батареи, и мама всегда говорила: если что – звони. Может, наконец, настало это «если что»?

Он нашёл контакт «Мамуля» и нажал вызов. В отражение окна увидел своё лицо – детскую испуганную улыбочку. Гудки, голос автомата.

Фима прижался к стеклу, уставился на дверь соседнего дома – может сейчас она выйдет оттуда?

Твой отец ушёл от тебя. Твоя мать ушла от тебя.

– Заткнись, – Фима прикусил ноготь на большом пальце. Набрал телефон бабушки. Она вечно не слышала звонка, но вдруг повезёт?

Не повезло. Бабушка не ответила.

Нужно просто ещё посидеть в машине и подождать. Поиграть в игру… Но тут Фима обнаружил, что не хочет играть. Может быть, впервые за несколько лет ему совсем этого не хотелось! Зато внизу живота всё заныло и закрутило. Фима с ужасом обнаружил, что он давно уже мечтает сходить по-большому. Да и по-маленькому тоже.

Зря он выпросил у мамы бургер, картошку и большую колу. Зря.

Прошло ещё полчаса, которые мальчик провёл, бездумно таращась на тёмную улицу, когда он окончательно понял – никто за ним не придёт.

Фима пытался выжать из себя слёзы, но его глаза оставались круглыми и сухими – они всё глядели и глядели из машины, пока до него не дошло, что за всё это время по улице не прошло ни одного пешехода. Ни одного.

А другие машины? Не было никаких машин. С самого утра он не слышал привычного шума моторов за окном. Просто не обратил на это внимание, потому что играл.

Играл. Играл. Играл.

Теперь волосы встали у него дыбом не только на руках, но и на голове.

Что он ещё помнит, в перерывах между игрой. Фима буквально ощутил как двигаются извилины в его черепе.

Бабушка долго будила маму с утра, а та никак не могла подняться. Да и сама бабушка (она ещё совсем не выглядела старухой) перестала выходить на пробежки, делать гимнастику и главное звать Фиму к ней присоединиться. Что ещё было не так? Учительница математики всё время путала слова, и учительница биологии тоже. Лёшка Макаров даже вёл на полях счёт их запинок и оговорок. Выиграла математичка.

Лёшка Макаров – козёл. Но хорошо разбирается в компьютерных играх. Вот они и спелись.

Лёшка сказал, что его дедушка спит уже вторые сутки и не просыпается. Фима ему не поверил.

Что ещё? Ребята в классе перестали носиться по коридорам и рекреациям, а если кто-то и бежал, дежурные учителя их не останавливали. Фиму это не особенно волновало, потому что у них было местечко под лестницей, где они проводили перемены и рубились в Доту.

Фима нежно коснулся ручки на дверце. Может, если он потянет за неё медленно и плавно, то выберется из машины? Нет, не работает.

Он заперт! Мама нажала на кнопку пульта, когда уходила, и двери закрылись. А ведь она звала его с собой, но он заартачился. Фиме было лень вылезать из машины, отстёгивать ремень – он и сейчас всё ещё оставался пристёгнутым.

Мальчик нащупал кнопку на замке и ремень со свистом свернулся. Фима попробовал раскачать опель – не вполне ясно зачем, и машина чуть поддалась. Стёкла! Нужно открыть стёкла и вылезти через окно! Он начал нажимать на кнопки в дверях, но окна в опеле поднимались и опускались автоматически.

Отчаявшись, мальчик начал нажимать на все кнопки подряд. Но передняя панель оставалась мёртвой. Внизу живота подкатил спазм. Фима закусил губу, сжал кулаки. Нет! Он не обкакается!

Он представил, как мама будет ругаться на него, если он сделает это прямо в машине. Как в тот раз, когда он случайно описал простыни во сне. Нет, он будет держаться. Если только…

Если только мама вообще придёт. Он снова набрал её номер. Позвонил бабушке. Ничего.

Багажник! Можно вылезти через багажник! Фима вспомнил, что мама как-то опускала спинки кресел, чтобы перевезти карнизы, и он видел лежащий там огнетушитель, тряпки и другой хлам.

Целых десять минут Фима разбирался с тем, как откидываются кресла, пока его пальцы не нащупали крохотный рычаг фиксации. Мальчик не любил работать руками – ни лепка, ни рисование, ни уборка, ни мытьё посуды, ни уроки труда не входили в число его любимых занятий. Он всячески их избегал. Вот и теперь утомился, только оттого, что пытался откинуть сиденье. Наконец, рычаг удалось подцепить ногтями, и спинка легко наклонилась. Наполовину просунувшись в проём, он начал ощупывать стенки багажника. Пахло машинным маслом, стеклоомывателем со вкусом жвачки и пылью. Ногти заскребли по металлу, Фима попробовал толкнуть крышку, но ничего не вышло.

«Как в гробу».

Эта мысль так напугала его, что он пополз назад, как червяк, гусеница или моллюск, нелепо изгибая тело и выпячивая зад. Теперь и в машине стало совсем темно. Фима отыскал свой телефон, подул на замерзшие пальцы и снова набрал номер матери. Долгие гудки и молчание.

Смартфон тренькнул, и на экране появилось сообщение: «низкий заряд батареи, меньше 15%». Фима вскрикнул, отшвырнул гаджет и забился в истерике. Он плакал, бил себя по щекам и раскачивался, яростно воя. Бабушка называла это «включать дурку». Такое случалось с Фимой, когда ему запрещали ещё немного поиграть в компьютер или не давали третье пирожное.

Когда приступ закончился, и у него заболело горло, мальчик подумал, что если он достанет смартфон из-под сиденья и ещё немного поиграет, всего пять минут, то ведь от этого никому не станет плохо?

Он уже полез под водительское кресло, когда услышал чёткий, лишённый интонаций голос:

– Иди ко мне.

Сложно было сказать принадлежит ли этот голос юноше или девушке, мужчине или женщине, непонятно было, откуда он звучит.

Фима решил, что из смартфона – откуда же ещё? Ему пока не очень-то хотелось признавать, что этот голос раздался внутри его черепной коробки.

Он лёг животом на водительское сиденье и согнулся, на что его кишечник ответил угрожающими звуками. На резиновом коврике смартфона не оказалось.

– Изучай, – велел голос, и мальчик вздрогнул, когда он снова прозвучал у него в голове. – Изучай меня.

Фима подумал, а не машина ли с ним говорит? И тут же увидел рычаг под креслом. На нём был нарисован автомобиль с поднятой крышкой багажника. Нет, с ним не машина говорила, а кто-то желавший его освобождения, кто-то помогающий ему. Может Ангел-Хранитель, хотя он в него не особенно верил. Ему ведь уже исполнилось двенадцать. Или приведение – вот это вероятнее.

– А может я просто слетел с катушек, – повторил Фима вслух любимую бабушкину фразу.

Прежде чем нажимать на рычаг, он решил достать из-под сиденья смартфон.

– Иди ко мне, – произнёс голос.

– Да отвали ты, – пробормотал Фима и нащупал ладошкой какой-то стальной рифлёный предмет. Он вытащил руку и впервые за день улыбнулся. Это был старый перочинный ножик, который раньше лежал на панели, рядом с коробкой передач, а потом провалился в чёрную дыру именуемую «подсиденье». Когда мама разрешала, Фима любил с ним играть, доставать поочерёдно ножницы, отвёртку, штопор и лезвие.

Мальчик снова согнулся, кряхтя и попукивая, достал упавший смартфон. Теперь у него был нож, рация и фонарик. Всё, с чем не страшно выходить в тёмный незнакомый мир за бортом. Игра начинается. Фима дёрнул за рычаг открывающий багажник.

На улице дул пронизывающий ветер, и мальчик подумал: а не вернуться ли ему обратно? Однако, позывы в животе требовали немедленных мер.

Ни людей ни машин на улице по-прежнему видно не было. Фима заметил подземный переход и побежал к нему.

Всё что происходило с ним потом, мальчик поклялся не рассказывать никому. Особенно Лёшке Макарову, он бы точно смеялся над ним до конца учебного года! Стыдно, жутко, что это случилось с ним прямо посреди города, как с каким-то малышом, который ходит в подгузнике. А ведь ему уже двенадцать!

Фима застегнул джинсы и побрёл вон из подземного перехода, в котором из-за него теперь плохо пахло.

Он подумал, что ещё не так уж поздно, просто зимой рано темнеет и фонари не горят. Вот и всё.

Когда он поднялся по лестнице, перед ним выросла каменная стена зоопарка.

Внезапная мысль озарила его лицо улыбкой. Может быть, мама просто пошла купить билеты и застряла в очереди? Ну, конечно! Ведь у входа в зоопарк всегда такие длинные очереди.

Он так сильно поверил в эту версию, что побежал к входу с башенкой, подпрыгивая, и сотрясаясь от смеха всем телом. У ступенек он остановился, растерянно моргнул – у входа в зоопарк не только не было очереди, но и вообще не было никого, даже охранника.

Значит так… Мама задержалась у яриста. Потом пошла в зоопарк – купить билеты и заблудилась. Просто забыла, где припаркована их машина. Такое ведь с ней уже бывало, правда?

Ты один. Ты всегда будешь один.

Твой отец ушёл от тебя. Твоя мать ушла от тебя. Твоя бабушка слишком стара.

– Замолкни! Я сказал замолкни!

– Иди ко мне.

– Кто ты? Чего тебе от меня надо?

– Приходи, поиграй со мной.

– Отстань от меня, понятно?! Пошёл вон из моей головы!

Фима огляделся и понял, что разговаривает сам с собой посреди пустой улицы. Хорошо, его никто не видел.

Он поплёлся к ближайшей кассе, загребая ногами, заглянул в крохотное окошко. Пусто. В другое – в кресле, в полумраке сидела сгорбленная фигура. На её лицо падала тень. Женщина не двигалась, закутанная то ли в плед, то ли в старушечью шаль.

Фима постучал в стекло.

– Эй! Вы там спите? Вы мне не подскажете где все? Вы…

Фигура в пледе не шевельнулась, не подняла головы.

Мальчик поёжился. Ветер беспощадно дул в лицо проникал под одежду. У Фимы полилось из носа, он утёрся. Так с ним всегда бывало – стоит чуть-чуть замёрзнуть и на тебе – поток соплей.

– Где тут может жить ярист? – спросил он себя вслух. Перед ним высились одинаковые дома с магазинчиками и кафе на первых этажах, купол станции метро. Молчал пустой перекрёсток.

– Э-э-й! Где здесь работает ярист? – заорал мальчик в тишину. – Хоть кто-нибудь знает?

Заскрипел на ветру дорожный знак. Ветер прокатил по тротуару банку из-под энергетика.

– Уснули вы все что ли! Эй вы! Вы все! Сволочи! Уроды! Пожар! Пожа-а-ар!

Фима зажмурился, и приготовился к тому, что окна ближайших окон распахнуться и ему ответят. Как бы он хотел, чтобы ему ответили, накричали, пообещали вызвать полицию. Он даже был бы рад, если б на него выплеснули помои. Но дом молчал. Кое-где горел свет, но там всё равно что никого не было.

«Странно» – подумал Фима. – «В некоторых окнах горят лампы, а фонари на улице отключены».

Впрочем, он слишком замёрз, чтобы думать о фонарях.

Возможно, мама пошла в зоопарк без него?

Мысль была глупая, детская, наивная, но Фима зацепился за неё, как тонущий хватается за борт лодки.

Мальчик перелез через турникет (на всякий случай оглядываясь: не появится ли откуда-нибудь охранник?) и побрёл по аллее вдоль пруда. Когда-то летом, они видели здесь зелёных черепах и фламинго, чистящих розовые перья. В воздухе пахло сахарной ватой и кукурузой.

Теперь, ничего кроме запаха шерсти и помёта Фима не чувствовал.

Он прошёл ещё немного и ветер принёс ужасную вонь. Фима поморщился и зажал нос – он ощущал такой запах только однажды, когда на даче рядом с дорогой умерла в кустах соседская собака. Мальчик приблизился к одной из клеток и различил в темноте что-то тёмное, шерстистое, лежащее на полу. Почти невозможно было различить, кто именно там лежит.

Из противоположного угла клетки раздался утробный рык. Фима не смея дышать медленно попятился. Хотя его и отделяли от неизвестного зверя прутья решётки, мальчик побежал.

Теперь ему мерещилось, что со всех сторон на него глядят голодные глаза хищников. Белая пена падает с их морд, когти нетерпеливо скребут дощатый пол. Вкусный, нежный мальчик!

Дыхание Фимы быстро сбилось, так как бегал он редко. Его пухлая ладошка скользнула в карман куртки, нащупала перочинный ножик и сжала в кулак.

Если в зоопарке умер зверь, и никто не убрал его, то сколько времени на самом деле провёл Фима в машине? Или нет, лучше спросить так: если люди перестали следить за животными, не выходят из квартир и не открывают окон на крик, если на улицах не зажигают фонари и все пешеходы с машинами куда-то исчезли – что всё это значит? И почему Фима вовремя этого не заметил?

– Иди за мной, – прошептал голос.

– Куда за тобой? – захныкал Фима. Он уже готов был идти куда угодно, только бы весь этот кошмар закончился.

Но голос ничего не ответил, как будто говорил сам с собой.

Фима пошёл дальше по дорожке вдоль пруда, пока не заметил свет в высоком выбеленном здании у самой стены зоопарка. Cвет не был золотистым, но фиолетовым, как от специальной лампочки, вроде той, что использовала его бабушка, чтобы выращивать рассаду на подоконнике.

– Сюда, – прошептал голос.

Мальчик сглотнул. Голос в его голове не звучал зловеще или пугающе, он и не звучал ласково, по-человечески. Отсутствие правильных интонаций, странное растягивание гласных, делали говорящего похожим на заику или идиота.

«Или ребёнка, который только ещё учится говорить» – подумал Фима. Да, хотя голос принадлежал скорее взрослому, говорить так мог лишь тот, кто совсем недавно освоил человеческую речь.

Ноги понесли его к приоткрытой двери квадратной башни, возвышающейся над прочими строениями, клетками и вольерами.

На табличке у входа Фима прочёл:

Южноафриканский жираф (G. c. giraffae)

Млекопитающее из отряда парнокопытные.

Является самым высоким наземным животным на планете.

Мальчик вспомнил, что бывал здесь с мамой летом и даже глазел на жирафа, через толстое стекло. К самому потолку зверю привязали ведро с листьями и жираф жевал их медленно и важно, щуря от удовольствия глаза.

Фима вошёл в башню, и сразу ощутил, как там сухо и тепло. Он ожидал, что сейчас увидит жирафа сидящего на земле, подогнувшего под себя длинные ноги, увидит, как этот огромный зверь открывает сонные глаза с длинными пушистыми ресницами и смотрит на гостя, но огромный вольер был пуст.

Только откуда-то сверху просачивалось это тепло и фиолетовый свет и, музыка. Только сейчас Фима различил странную переливающуюся мелодию, похожую на скрежет и звон весенних льдинок на реке.

Иди за мной.

Он шагнул к двери с надписью «Только для смотрителей зоопарка», нажал на ручку и легко вошёл внутрь застеклённого вольера. Поднял голову и вскрикнул…

Над выбеленным потолком застыл переливающийся лиловый пузырь. Он был небольшим размером с баскетбольный мяч, но всё время менял форму и двигался, поблёскивая влажной мембраной. Изнутри пузырь светился, и его лучи теперь направились прямо в лицо мальчика.

Плавно и грациозно Нечто спустилось вниз и застыло напротив Фимы. В глазах парнишки заплясали лиловые огоньки.

– Играй. Откажись. Мать. Люди. Со мной, – произнёс в его мозгу голос бессвязную речь.

Фима не особенно вдумывался в слова. Ничего красивей он в своей жизни не видел.

– Коснись. Играй. Мать. Не надо. Отец. Не надо. Со мной. Сила. Голод. Других, – продолжал перечислять голос.

Фима примерно начал понимать, о чём говорит это существо.

– Они все меня бросили, – пожаловался он. – Даже ты это понял? Ты инопланетяшка? Да?

Мальчик ощутил непреодолимое желание коснуться пузыря. Но какая-то часть его мозга ещё сопротивлялась, та, наверное, что была его бабушкой, мамой, и школьной учительницей. Она вопила, она кричала ему: не трогай! Ты можешь потерять руку! Ты можешь потерять всё.

– Можно, – сказал голос. – Можно всё.

– Вот вам, – прошептал Фима и протянул руку.

В лиловом взрыве потонуло всё. Исчезли стены вольера и потолок. Закрутились в бешенном танце звёзды.

Нечто было огромным, оно могло окутать всю землю. Лиловый пузырёк – лишь крохотная часть того гиганта, который говорил с Фимой. Всесильный. Могущественный. Он хотел поделиться с мальчиком своей мощью. Он был так щедр, что слабый разум Фимы не выдержал и угас…

Голодный

Что-то долго кололо щёку и шею, дуло холодом в живот. Фима одёргивал кофту в полусне, но сквозняк всё равно донимал его.

Мальчик открыл глаза. Выбрался из кучи несвежей соломы. Утренний свет заливал высокий вольер, в котором он, неожиданно для себя переночевал. Высокие ворота, через которые жирафа выпускали на улицу, оставались приоткрытыми. Лиловый пузырь, который висел над потолком, испарился.

С ним исчезли тепло и свет. Вольер выхолодило. Фима поднялся, чувствуя, как окоченели руки и ноги, попробовал ими подвигать и сморщился от боли.

Неужели то, что он видел прошлым вечером правда? Он ведь это не выдумал?

Фима не был так уверен.

Мама! Она, наверное, ищет его повсюду! Скорее, нужно бежать к машине, нужно сказать ей, что с ним всё в порядке. А может она не дождалась его и уехала? Как же глупо было залечь тут спать, посреди вольера!

Фима выскочил на улицу, через большие ворота и оказался внутри наружного загона, ограждённого забором. На песке остались отпечатки копыт жирафа, но сам зверь таинственным образом исчез. Мальчик огляделся и заметил сломанную у самой стены ограду, по ней словно прошлись катком – прутья искорёжило, стальная сетка разорвалась.

Он осторожно перелез через неё, и снова оказался на дорожке, тянущейся вдоль пруда.

При свете дня, зоопарк не выглядел так зловеще, как вчера. Но что-то в нём всё ещё тревожило Фиму. Тишина – вот что.

Ведь если даже ты приходишь сюда зимой, обязательно запоёт какая-нибудь птица или зарычит зверь.

Парковые дорожки тоже пустовали.

Наверное, ещё рано и зоопарк не открылся. Фима нахмурился. Его никто не обнаружил в открытом вольере жирафа. Зоопарк пуст, в нём никого из служащих. Звери предоставлены сами себе!

Мальчик прошёл вдоль клеток. Большинство из них пустовали. Скорее всего животные спали в тёплых отсеках. Зимой – это вполне нормально: многие млекопитающие ведь впадают в спячку. Но всё же пустовавших клеток было чересчур много, а в некоторых он видел свернувшихся клубком животных. Они выглядели почти как мертвые, но всё же их шерсть на спине равномерно двигалась – они редко, но дышали.

«Барсук, бурый мишка, сурок впадают в спячку» – вспоминал Фима кое-как кое-какие уроки из начальной и средней школы. – «Но почему спит волк, лось и заяц? Почему спит амурский тигр?».

Его внимание привлёк знакомый едкий запах. Но Фима слишком поздно сообразил, что вновь оказался возле клетки с каким-то мёртвым животным. Пятнистая рыжая туша, с разорванными внутренностями, лежала посередине клетки и выглядела жутко. Но ещё страшнее выглядела морда зверя, глазеющего на него через прутья. Так вот, кто на него вчера рычал!

– Гиена, – пробормотал мальчик, переводя взгляд с чёрных глаз хищника на труп на полу. – Съел своего соседа?

Зверь потянул чёрным носом, почесал задней лапой шерстистую холку и широко зевнул, демонстрируя жёлтые острые клыки.

– И почему же ты не уснул? – спросил Фима, ему хотелось протянуть руку и погладить гиену. Она не выглядела такой уж страшной при свете дня. Но ему хватило ума этого не делать.

– Поешь, – чётко и монотонно произнёс голос в его голове.

– О нет, опять ты?! – вскрикнул мальчик, и гиена нервно мотнула головой.

– Живое. Ешь.

– Что мне есть? Падаль? Да что тебе вообще от меня…

Фима осёкся и не договорил, потому что мир в его глазах сделался лиловым. Теперь перед ним стоял не зверь, а оболочка, через которую просвечивало сердце с ветвистым деревом вен. Сердце животного забилось чаще, прямо у мальчика на глазах и энергия живая, чистая энергия побежала по сосудам.

Жажда, голод, неизвестно откуда взявшиеся, застали Фиму врасплох. Его рот наполнился слюной, глаза выпучились, ноздри расширились.

– Иди сюда, пёсик, – проворковал мальчик, не особенно задумываясь, что учёные относят гиен к кошкообразным.

– Хорошо, – сказал голос в его голове. – Хорошо. Человек. Правильно. Человек. Замани. Поиграй.

– Иди сюда, – повторил Фима, не веря в то, что протягивает через прутья свою пухлую руку. – Давай-давай, собачка.

Гиена навострила уши, шагнула вперёд.

Дети приходили к её клетке не в первый раз. Обычно они шумели, кричали, тыкали пальцем. Но в последнее время все люди куда-то исчезли и наступил голод. И вот, этот странный мальчик, появился неизвестно откуда, зовёт её и тянет в клетку свою розовую лапу.

Гиена сделала ещё шаг.

Запах его тела заинтересовал её. Кто он? Добыча? Детёныш?

– Ну, давай, – произнёс Фима не своим голосом, давясь слюной.

Зверь осторожно понюхал кончики пальцев. Мальчик, всё ещё не веря в то, что это происходит с ним, вцепился в лохматую морду.

Гиена завопила. Чудесная живящая энергия хлынула через ладонь в руку, ударила в голову. В носу защекотало, как от пузырьков колы. Фиме показалось, что он всесилен, что он может разогнуть руками железные прутья решётки.

– Пей. Пей. Пей, – повторял в голове монотонный голос.

Гиена взвизгнула и вырвалась, оставляя в ладони Фимы клок шерсти.

Она попятилась, поджала хвост, припала на задние лапы, то ли от страха, то ли от внезапно навалившегося усилия. Её язык высунулся из пасти, гиена задышала часто, тяжело.

Фима стоял с протянутой рукой, ошеломлённый, наполненный распирающей его силой. Он даже попробовал согнуть прут решётки и тот жалобно заскрипел. Гиена угрожающе зарычала.

– Хватит, – сказал голос. – Мне. Поделись. Мне.

Мальчик запрокинул голову и открыл рот. С ужасом гиена смотрела, как из его горла вырывается целый рой голосов, какофония звуков. Затем глаза человеческого детёныша, горящие лиловым светом, погасли, он опустил голову и обмяк.

Фима очнулся от громкого хохота. Удивлённо поднял голову и увидел зажавшегося в угол хищника. Гиена раскрывала пасть и кричала. Она еле стояла на ногах и её глаза подёрнулись пеленой. Но мальчику показалось, что она издевается над ним.

– Что это было? – спросил он Голос. – Что ты со мной сделал? И что… что с ней?

– Мы. Играли. Я. Ты. Весело. Я с тобой. Немного.

– Кто ты?

Мальчик огляделся, надеясь увидеть за ближайшим поворотом лиловый пузырь, но никого кроме него и гиены в округе не было.

Фима поднялся на ноги. Чувствовал он себя прекрасно. И вместе с тем паршиво, как будто совершил какую-то подлость.

«Мама. Нужно найти маму».

Он быстро пошёл по дорожке, всё ещё слыша, как в затылок ему бьёт истерический жуткий смех.

Следующие несколько часов стали для Фимы самыми ужасными в его недолгой жизни.

Сначала он вернулся к машине, в которой оставил открытым багажник. По всему выходило, что никто сюда не возвращался. Мама провела где-то целую ночь, и если бы он не выбрался, то, наверное, замёрз внутри или умер от голода. Может быть, она соврала, что пошла к яристу?

А может он и вправду был ей не нужен? Ведь она частенько говорила ему «что ты прицепился как клещ?». Клеща вряд ли можно назвать полезным животным…

Всё же мальчик обошёл все ближайшие подъезды. Большинство из них были закрыты на кодовые замки. В других стояла такая темень, что Фима побоялся входить внутрь, да и не хотелось ему обходить все эти тёмные здания. Неизвестно кто мог притаиться в них. А судя по всем играм, в которые играл Фима, там могли прятаться только жуткие создания.

Бродя по опустевшему району, он скоро почувствовал голод и зашёл в ближайший супермаркет. Он ни нашёл там, ни одного посетителя, ни одного продавца.

Фима долго играл в гляделки с камерой видеонаблюдения, но так и не решился ничего взять с полки.

Ещё через десять минут он набрёл на магазинчик, такой засаленный и тесный, что в нём все продукты казались просроченными.

– Эй, – позвал Фима, подходя к прилавку, оклеенному тысячей наклеек от жвачки. – Здесь кто-нибудь есть?

Никого.

Фима зашёл за прилавок и тут же отшатнулся – сразу позади стойки прямо на полу спал смуглый невысокий мужчина со сросшимися на переносице чёрными бровями, скорее всего хозяин магазинчика.

– Вы живой? – дал мальчик петуха. Как же глупо, что он спрашивает об этом.

Мужчина на полу не шевелился. Фима почесал себе шею, живот, локти – всё его тело вдруг начало зудеть. Ему нужно было нащупать у незнакомца пульс или вроде того? Но он сомневался, что сумеет это сделать.

Вместо этого его руки начали искать по карманам смартфон. Сейчас он выйдет отсюда и снова позвонит маме или бабушке. А ещё – немного поиграет – это его всегда успокаивало.

Фима достал смартфон, включил. Прямо на его глазах экран погас, показывая минимальный заряд батареи.

Мальчик сделал ещё шаг вперёд и заметил, что хозяин магазина медленно, но дышит.

Он уснул, как уснула та кассирша у входа в зоопарк. Неужели все они уснули?

Тут его впервые охватила паника, он заметался по магазину, скидывая на пол товары, сам не зная – почему это делает. Просто, наверное, чтобы проверить, что всё это реально, что он сам реален. На пол полетели консервы, бутылки, пакеты с чипсами.

Фима припал спиной к холодильнику, сполз вниз на пятую точку, схватился за волосы и заскулил.

Он сидел на полу и раскачивался вперёд-назад, потом с размаху начал бить себя по щекам, пока они не загорелись огнём и только тогда успокоился.

Весь мир погрузился в сон. Остался он и та гиена в зоопарке. Может быть кто-то ещё. Может его мама или бабушка?

– Нет, они тоже уснули, – произнёс Фима вслух. – Я остался один.

Как в фильме «Я – легенда» с Уилл Смитом или как в тех играх про апокалипсис, в которые любил играть Лёшка Макаров. Фима эти игры не любил, при всей его любви к играм. Он всегда боялся остаться один. Боялся, что вокруг не останется никого кроме заражённых зомби или мутантов.

«Игры, отличаются от реального боя» – сказал ему как-то старший брат Лёшки, отслуживший в армии, когда Фима начал хвастаться своими познаниями в оружие и тактике боя. Мальчик начал спорить, но только теперь понял, что имел в виду Лёшкин брат. Это правда – он не имел ни малейшего представления, что ему делать в этих изменившихся правилах игры. Нет, не игры – реальной жизни, в которой у него нет возможности поставить на паузу или начать заново.

Фима дотянулся до пакета с чипсами, открыл его и отправил пригоршню в рот. Он пожевал их немного, без удовольствия, и проглотил. Странно – ему совсем не хотелось есть, хотя в последний раз он обедал почти сутки назад. Он даже не станет запивать чипсы газировкой, которую так любит. Может быть, впервые за всю жизнь ему не хочется колы!

Мальчик поднялся и обеспокоенно ощупал свой живот. Ему вспомнилась та гиена в зоопарке и то, как он тянул из неё энергию. Страшная мысль пришла ему в голову: может быть монстр в этом городе он сам и у него скоро сгниёт мозг, вывалится язык и отрастут когти?

Фима выбежал на улицу и пошёл, куда глаза глядят. Скоро он заблудился. Ноги, не привыкшие к долгим прогулкам, устали. Иногда, в окнах, в витринах магазинов или в припаркованных машинах, он видел одинокие неподвижные фигуры спящих, а может быть умерших людей. И тогда его стопы, с продольным и поперечным плоскостопием, несли его дальше, вон из этого огромного, бесконечного города. Но самое ужасное, что он теперь издалека отличал спящих и умерших, и к первым его тянуло.

На какой-то старой московской улочке с невысокими домами Фима остановился, услышав странный цокот и хруст.

Больше всего это напоминало шаги какого-то огромного зверя с копытами или динозавра. Эти звуки снова вызвали у Фимы зуд во всём теле и мальчик, вместо того, чтобы спрятаться, застыл и начал почёсывать себя то здесь, то там, как хомяк, который заметил рядом со своей клеткой кошку.

В следующую минуту, из-за поворота на перекрёсток вышло нечто, заставившее Фиму забыть и о конце света и об одиночестве, и о страхе. Он заскулил и недоверчиво помотал головой.

Длинноногий жираф шёл по опустевшему городу. Его копыта разъезжались на заледеневшем тротуаре, из ноздрей валил пар. Жираф вытягивал шею, пытаясь разглядеть что-то за крышами домов. Его печальные чёрные глаза, с пушистыми ресницами, искали в каменных джунглях хотя бы листик акации.

Зверь остановился возле одного из окон с облезшей рамой, заглянул внутрь. На подоконнике ещё зеленел фикус. Полуметровый язык жирафа прошёлся по запотевшему стеклу, оставив влажный след. Мускулистая шея изогнулась, как мокрое полотенце. Кувалдой ударил рогатый лоб. Стекло с треском лопнуло. Осколки посыпались на тротуар, звеня и сверкая на солнце. Жираф, умудряясь не порезаться об острые грани, выдернул цветок, сжевал, опрокинул горшок с землёй. Под его двупалыми копытами похрустывало разбитое стекло.

Зверь жевал медленно, обстоятельно, затем шагнул к следующему окну.

Фима всё ещё не отрывал восторженных глаз от жирафа, но его восхищение быстро сменилось чужим и незнакомым чувством – жаждой охотника. Рот Фимы заполнился слюной, когда его глаза увидели огромный лиловый силуэт – источник необыкновенной силы и энергии.

Даже когда он смотрел на зверя, ему казалось, он впитывает эту мощь, а если удастся подойти и коснуться…

Мальчик пересёк проезжую часть, под ногой хрустнула льдинка. Жираф навострил уши, лениво оглянулся на маленького человека, приближающегося к нему с другой стороны улицы. Его красивые умные глаза закрылись и снова распахнулись, хвост с кистью нервно ударил по пятнистому боку.

– Поиграй с ним, – снова прозвучал в голове голос. Оказывается он был всё это рядом, просто молчал. – Возьми немного. Мне. Себе.

И Фима понял, что хочет взять. Да-да, это было чудесно ещё там, у клетки с гиеной: наполняться чужой силой, чувствовать что тебе никто не страшен. Что ты сам на вершине пирамиды питания, и всё в этом мире служит тебе, развлекает тебя.

– Вкусно, – пробормотал Фима. – Очень вкусно.

Он случайно бросил взгляд на своё отражение в окне и сглотнул – бледное приведенье с горящими глазами и лиловой сеткой проступивших вен. Это он. Неужели он?

Мальчик облизнулся и приготовился к прыжку. Откуда, откуда в нём такая сила? Ведь если он захочет, он приземлиться прямо на спину жирафа, вцепится ему в гриву и начнёт пить!

– Давай! – также монотонно отдал команду голос в голове.

Фима согнул ноги, приготовился к прыжку, но в этот момент жираф испуганно дёрнулся и шагнул в сторону. Всего нескольких широких шагов и он уже оказался в безопасности на перекрёстке, передние ноги разъехались на льду, но зверь устоял и перешёл на бег.

Мальчик глядел ему вслед – фиолетовый огонёк в глазах Фимы медленно погас. Возможно, он видел то, что не видел больше никто из людей: жирафа галопирующего по зимнему городу навстречу собственной смерти.

Всё что происходило с Фимой после, напоминало странный сон, забвение разума.

Вереница улиц сменялась новыми и новыми перекрёстками, дома вырастали до небес и таяли, опустевшие площади и скверы, пролетали мимо, а иной раз казались нескончаемыми.

Мальчик обнаружил в себе нечеловеческую выносливость. Он шёл весь день, не уставая, иногда переходил на бег или совершал сумасшедшие прыжки до второго этажа, приземляясь точно на ноги. Его разум отказывался принимать это за правду, и тогда Фима полностью свыкся с тем, что он в игре. Это было гораздо проще, чем пытаться осознать, что миру конец, а в его голове поселилось чужеродное Нечто, которое звало к себе и превращало его из слабого обрюзгшего подростка в новое непобедимое существо.

Городской ландшафт начал сменяться промышленными постройками, заброшенными гаражами, станциями техобслуживания и шиномонтажа.

Глаза Фимы видели многокилометровые пробки и мерзость запустения. Видел спящих возле будок собак на цепи и птиц валяющихся возле телефонных столбов.

Фима не знал точно, длится ли всё ещё тот день, когда он проснулся в зоопарке, или давно начался другой? Его ноги шли и шли, когда он больше не мог, то ложился прямо на землю и лежал с закрытыми глазами. Спал ли он, или не спал – мальчик тоже не мог сказать. У него обозначилась цель, ориентир – крохотная лиловая капелька перед глазами, напоминавшая соринку, которая указывала путь.

Нужно было всего лишь идти и слушать голос, который уже привычно повторял: «Иди ко мне. Иди. Мы поиграем. Ещё».

Неизвестно когда, неизвестно в каком месте Фима вышел на пустую трассу и побрёл по обочине.

Серые небеса не давали никакого ответа – утро ли сейчас или ранний вечер. Одно Фима мог знать точно: он понемногу забывал лицо мамы. Голос бабушки и отца, он забыл ещё раньше. Но с последним воспоминанием ему всё ещё не хотелось расставаться. Портрет матери становился нечётким, размывчатым, как картинка в пикселах, не полностью загрузившаяся из-за плохого интернета.

Зато, Фима не забыл ни одной компьютерной игры, в которую играл. Помнил все уровни, все локации, все виды оружия и каждого своего врага.

Воспоминания о них отвлекали его от холода и утомления.

– Остановись, – повелел голос.

Нет. Ничего он не велел, просто произнёс это тем же нечеловеческим, однообразным тоном.

Фима встал. Прислушался. Раньше, он никогда бы не расслышал такой далёкий звук – где-то вдали тарахтел мотор, даже, два мотора.

Мальчик повернулся, поднял руку и выставил кверху большой палец.

Через минуту из-за поворота выехало два автомобиля: один – огромных размеров джип, другой – крохотная розовая малолитражка. Их карикатурный вид мог бы рассмешить Фиму, если бы он не разучился смеяться.

Попутчик

Никанор Степанович широко зевнул и потёр ладонью затылок, чтобы не уснуть за рулём. Мелкая снежная крупа летела в лобовое стекло. По краям дороги мелькали убелённые ели. Трасса не петляла и почти не поворачивала. Её однообразная прямота усыпляла.

– Может всё-таки сменить вас? – спросила Майя с заднего сиденья. Она сидела у окна и явно скучала – на плече спала Лиза. Вновь обретя маму, она не отходила от неё ни на минуту.

– Если я на что и гожусь в этом нашем предприятии, дочка, – отвечал Саблин. – Так только баранку крутить.

– Не думаю, что вы нужны нам только для этого, – раздался скрипучий голос, и в проёме между сиденьями появились сначала острые усы, а затем вся физиономия Логарифма. – По мнению, нашего прорицателя-астронома, каждый сыграет в этом спектакле свою роль. Не прибедняйтесь.

– Молодой человек, – покачал головой Саблин. – Доживите до моего возраста, и вы обнаружите, что в спектаклях вы можете в лучшем случае быть реквизитом.

– Хватит вам прикрываться своим возрастом. Устали, так дайте себя сменить. Не нужна нам пятилетка за два года.

Никанор Степанович скрипнул зубами и крепче вцепился в руль.

– Наглецы вроде тебя не умеют ценить чужую помощь.

Логарифм хищно улыбнулся.

– А из-за таких как вы человечество не успело вовремя остановится и теперь лежит в отключке!

– Из-за меня? – проревел Саблин.

– Ну, хватит, вы оба! – прошипела Майя. – Если девочка проснётся, дорога уж точно не покажется нам весёлой!

– Когда я был молодым… – угрожающе поднял палец Саблин, но договорить не смог. Его лицо вдруг вытянулось, глаза вытаращились на дорогу.

Логарифм метнулся к боковому окну. Всего на секунду он отчётливо увидел в снежной пелене фигуру мальчика, голосующего на обочине.

– Мать честная! – выдохнул Никанор. – Ребёнок на дороге! Вы видели?

– Жми на тормоз! – проревел в ответ доцент. – Жми, Саблин!

Старик резко затормозил. Джип проехал по инерции ещё метров шесть, прежде чем остановился. Сзади истошно посигналив и обогнув джип по дуге, вылетела небольшая машинка Бэллы.

Она резко распахнула дверцу и заорала:

– Совсем рехнулись?!

Логарифм и Майя переглянулись.

– Мы чуть не устроили аварию на пустой трассе, – сказала художница, закрывая глаза рукой. – Мы самые непутёвые спасители человечества!

Саблин уже стоял снаружи и размахивал руками, объясняясь с рассерженной Бэллой. Та раздувала ноздри и вертела головой.

Логарифм прыснул.

– Что тут смешного? – нахмурилась Майя.

– Просто удивительно, сколько раз можно было увидеть нечто подобное посреди большого города, – ухмыляясь, ответил он. – Нет, мы никогда не изменимся. Даже если люди выживут, мы снова и снова будем наступать на те же грабли.

Майя отстегнула ремень безопасности, осторожно уложила Лизу на сиденье.

– Между прочим, это ты велел ему затормозить! – заметила она.

Когда страсти поутихли, оказалось, что ни Бэлла, ни её пассажиры, никакого мальчика на обочине не видели.

После последнего ночлега в придорожной гостинице «Вдали от жён», по машинам распределились так…

В джипе ехали Никанор, Логарифм, Вешников, Кира и Майя с Лизой. В малолитражке Бэллы – Остап, Нелли и Тымнэвакат. Последний, как и Лиза крепко спал. Кира не захотела вылезать на холод. Все остальные выбрались на улицу и теперь напряжённо всматривались в снежную пелену.

– Чего мы ждём? – поинтересовалась Нелли. – Если был мальчик, идёмте заберём его.

– И правда, – кивнул Саблин. – Мальчонка видать ушёл далеко от дома. Продрог и оголодал.

– Ага, и ловит автостопом машины на пустой трассе, – Бэлла хмыкнула и причесала пригоршней свои разноцветные волосы. – Подумай хорошенько, дедуля: что он здесь забыл?

– Ясен пень, обычный мальчик в такой глуши бы не выжил, – поддержал Бэллу Логарифм. – А ну-ка милая, достань из своей кобуры ту прелестную вещицу, что мы держим на случай нападения Посредников.

– Но Галилей говорил, что мы не должны пользоваться оружием, – возразил Остап.

– Он говорил не пользоваться им при встрече с существом, засевшем на Эльбрусе. С Неглерией. А с её отмороженными слугами я не стану мило болтать.

– Смотрите! Идёт.

Вся группа напряжённо застыла, а из пелены показалась фигура неуклюжего подростка, по своему сложению, напоминавшего грушу.

– Есть ещё вариант, – шепнул Вешников, пятясь к машине. – Уедем и забудем о нём. По-моему хорошая идея. Нет?

– В тебе ноль любопытства, Вешников, – ответил Логарифм. – Как вообще ты стал сомнологом?

Мальчик, похоже, разглядел группу и в растерянности остановился.

– День добрый! – шагнул навстречу Логарифм. – Я вижу вы заплутали, молодой человек. Отменили шестой урок? Или прогуливаете контрольную по математике?

Мальчик молчал. Только медленно поднёс руку и, кажется, начал грызть ноготь на большом пальце.

– Мы не настаиваем, – продолжил Логарифм. – Но раз уж вы неожиданно возникли посреди трассы, не хотите ли сказать о себе пару слов, или хотя бы назвать имя?

Подросток молчал.

– Дай я, – Бэлла чуть оттолкнула Логарифма плечом. Рука у неё оставалась под кожаной курткой, на рукояти револьвера.

– Послушай, котик, – ласково начала она. – Сейчас не самое лучшее время, чтобы стоять и молчать. Мы путешествуем по этому новому дивному миру давно, и нас молчание незнакомцев пугает. Скажи хоть пару слов, если ты не немой, конечно.

Мальчик вынул палец изо рта.

– Вы… – пискляво начал он. – Вы… Люди?

– Да он гений, – шепнул группе Логарифм.

Бэлла на него шикнула и снова повернулась к мальчику.

– Да мы люди, малыш.

– Я думал все люди сдохли, – ответил мальчик и зевнул.

Бэллы прокашлялась.

– Ну, во-первых, абрикосик, сдо… Умерли не все. Некоторые просто впали в такой долгий сон. Летаргию. Понимаешь? Во-вторых, мы почему-то живы и бодры. И ты, похоже, тоже. Не хочешь подойти чуть ближе? Мы рассмотрим тебя получше.

Мальчик нерешительно шагнул вперёд. Шаг, остановка, ещё шаг. Логарифм и Майя, стоявшие рядом с Бэллой видели, что она крепче сжала рукоять револьвера, под курткой.

– А вы странная, – сказал мальчик. – Разноцветная.

Ему было лет двенадцать. Отсутствующий взгляд. Грязные спутанные волосы, мятая одёжка. Лёгкая, не по погоде, курточка. Мальчик не дрожал.

– Как тебя звать? – спросила Бэлла.

– Фима.

– Хорошо, котик. Я Бэлла, можешь называть меня так.

– Я не котик, – Фима равнодушно рассматривал остальную группу.

– Ты хочешь есть? – присоединилась к разговору Майя. – Может замёрз?

– А ты красивая, – сказал Фима невпопад. Он поймал на себе пристальный взгляд Логарифма и его лицо неприятно исказилось.

– Давно ты тут блуждаешь, малец? – спросил Никанор Степанович. – Где твои родители? Семья?

– Мама ушла к яристу. Бабушка спит. Папа в Иране, – отчеканил Фима.

– А ты? Ты помнишь, как здесь оказался?

Мальчик помотал головой. Взрослые переглянулись. Логарифм взял под руки Бэллу и Майю, поманил к себе Остапа и прошептал.

– Не вижу лиловых сосудов, бешено горящих глаз и прочих признаков Посредников. Но всё это странно и мальчик явно не в себе. Предлагаю с ним не связываться.

– О чём вы шепчитесь? – поинтересовался Фима.

Бэлла повернулась.

– Понимаешь, мы думаем взять тебя с собой. Но хотим сначала лучше тебя рассмотреть. Подойди, пожалуйста, поближе.

Мальчик остался стоять на месте.

– Я вас не знаю.

– Именно поэтому мы и просим тебя подойти, – скрипнул зубами Логарифм.

– А у вас есть смартфон? – вяло спросил Фима. – Я уже давно не играл. А свой потерял.

– У меня есть. Вот. Хочешь? – из толпы вышла Нелли и протянула давно отключенный и лишённый связи гаджет.

Парень резко попятился, едва увидел её. Вытаращился на Нелли, как будто увидел приведение. Девочка удивлённо застыла.

– Боже ты мой! – подняла изукрашенные брови Бэлла. – Да он боится девчонок, больше чем волков, холода и голодной смерти. Что решаем, отряд?

– Оставить его здесь мы не можем, – вздохнула Майя. – Нечего обсуждать.

– Согласен, – поддакнул Остап.

– Почему же не можем? – спросил Логарифм. Все бросили на него мрачные взгляды. Но Логарифм эти взгляды полностью проигнорировал. – Если наше чутьё нас подводит, давайте доверимся чутью собаки.

Он кивнул в сторону джипа, где встав на задние лапы, по стеклу водила лапами Клёпа.

Бэлла шагнула к машине и отворила дверцу.

Клёпа выскочила на улицу, весело мотая хвостом, и оббегая всех по кругу. Первым делом она занялась собачьими делами, окропив снег на обочине. Затем, ещё раз подбежала к каждому, понюхала, остановилась, глядя на мальчика, навострила уши. Но тут же вновь завиляла хвостом и, подойдя к нему вплотную, встала на задние короткие лапы, а передними упёрлась ему в ноги.

– А-а-а! – заныл Фима и в страхе отступил. – Уберите её от меня! Уберите!

Клёпа тем временем пыталась лизнуть его в подбородок.

– Кроме того, что у парня заячья душа, и он боится собак и девчонок, не вижу причин его тут оставлять, – заметила Бэлла. – И Клёпа, похоже, не имеет ничего против.

– Она и грабителя проникшего в дом залижет, – хмуро возразил Логарифм. – Вы что не слышали, что искусственный отбор прошли только добрые собачки?

– А вот тут я возражу, – перебил Саблин. – Клёпа чуяла нелюдей ещё издалека. И если что могла дать отпор.

– Ладно, – сдался доцент. – Прошу на борт, таинственный мальчик!

Фима недоверчиво оглядел взрослых и пошёл к крохотной машине Бэллы.

– А-а! – поднял палец Логарифм. – Прошу сюда, в наш танк.

Он открыл дверь джипа, как раз с тем местом, где сидела Кира. Рыжеволосая студентка тут же укуталась в шерстяное пальто.

Взрослые переглянулись.

– Но я здесь сидел… – начал Вешников.

– Здесь будет сидеть наш гость, – с нажимом проговорил Логарифм. – А ты посидишь на задних сиденьях, с собакой.

– Там тесно!

Логарифм наградил Вешникова угрюмым взглядом. Фима забрался на сиденье, за ним закрылась дверь.

– Не слишком ли много предостережений? – поинтересовался Остап.

– Осторожность не повредит, – Логарифм обошёл джип. – Хочу знать, что рядом с нашим странным мальчиком окажется та, кто умеет блокировать возможности Посредников.

Остап пожал плечами и пошёл к машине Бэллы.

Наконец все расселись по местам. И всё повторилось снова. Трасса. Убелённые ели. Снежная крупа.

Игра

Когда-то Нечто было сонным и ленивым.

Теперь, поев и отдохнув, поспав немного в защитной оболочке, оно наполнилось силой.

Под ундулирующей мембраной, изгибающейся волнообразными складками разгорался свет.

Нечто размышляло.

Планета оказалась вкусной, но скудной. Нечто ещё ощущало голод. Высшие существа, населявшие эту землю, похоже, не имели не малейшего представления о гармоничном существовании. Они тратили энергию бесполезно и беспечно, а большинство из них истощило ресурсы собственных тел ещё до того, как Нечто явилось из глубин космоса и забрало жалкие остатки. От этого почти никто из них не сопротивлялся небесному гостю.

От этого они жили так кратко. Так слепо, не ведая, как умирают и рождаются звёзды.

Нечто это веселило. Оно жило и путешествовало только затем, чтобы себя развлекать.

Нечто размышляло. Оно любило размышлять во время отдыха, полёживая на огромной горе.

Низшие существа, преимущественно населявшие океаны и почву на этой планете, экономили энергию гораздо разумнее.

Но вот в чём загвоздка – при этом они были не разумны, и с ними не интересно было играть. Они подчинялись инстинктам.

Высшие же – обладали волей. Подавлять её – основа любимой игры Нечто.

В этой холодной и пустой вселенной не так-то легко найти интересную игру.

Нечто повезло.

Однако, что-то не давало насладиться процессом полностью. Что-то ограничивало его силы. И хотя всё подчинялось его плану: лиловые мчались навстречу белым, а белые навстречу лиловым – всё же Нечто чувствовало присутствие рядом кого-то могущественного и огромного, позволявшего ему играть.

Сначала Нечто решило, что это Прародительница, от которой он сумел оторваться ещё у созвездия Душистого Эллипса. Она не очень-то любила его игры. Но Прародительница была ещё далеко, а Нечто чувствовал, что кто-то иной защищает эту планету. Кто-то ещё древнее и опаснее Прародительницы.

Потому, Нечто не спешило убивать жителей планеты. Пока, оно их не убьёт. Но оно не откажет себе в удовольствии поиграть и с белыми, и с лиловыми.

Нечто оторвало от своей оболочки шарик слизи, заполненный энергией, и направил далеко на север. Нечто напиталось, хоть и не полностью. Теперь, чтобы играть, оно может делиться.

Фигурки Посредников, собравшихся на лётном поле глядели в небо. Лиловый шар приближался, как небольшой дирижабль, или облако. Зависнув над ними, он неожиданно лопнул, источая яркие лучи.

Тела посредников корёжились и извивались в этих лучах. От них валил густой пар.

Когда они поднялись с мокрой земли, в них уже было мало человеческого. Большими прыжками, напоминая дикую саранчу, они пересекли лётное поле и покинули черту города.

Лиловые отправились на встречу с белыми. И что с того, что белые об этой встрече не подозревали?

Отец Ануфрий проснулся на мокрых простынях и застонал от боли.

Астроном, поднёс к его лицу керосиновую лампу и положил руку на лоб. У монаха был сильный жар. Он бредил. Но Галилей мог разобрать только два слова, которые повторялись и повторялись: «Они идут! Они идут!».

Бэлла вздрогнула и передёрнула плечами, сидя за рулём в душном салоне внедорожника.

Однообразно серая полоска дороги с сугробами по краям, и вдруг перед внутренним взором выплывает лицо: плешивый мужчинка с серебряной фиксой. Мерзостная улыбочка. Лиловые глаза.

Вот мужчинка отталкивается от земли всеми четырьмя конечностями и летит, летит на заснеженными соснами. А за ним его други, такие же лиловоглазые.

Бэлла тряхнула головой и морок исчез. Снова полоса дороги. Снежная крупа за окном сменилась мелким дождиком. Укрытые снегом ели – голыми берёзками.

– Спальчик? – пробормотала Бэлла. – Почему он? Почему сейчас?

Она облизала мгновенно пересохшие губы. Провела ладонями по лицу и сделал то, чего никак от себя не ожидала – помолилась.

«Господи, пускай это будет только глупый образ, бред уставшего мозга… Не говори мне, что Куницын выжил».

Гений

Всю жизнь Мише Куницыну давали прозвища, которых он не заслужил.

Рысый – так называли его ребята во дворе, после того как он надул пузырь от жвачки, лопнул его и волосы на голове склеились. Пришлось стричься налысо, да ещё и буква «Л» никак не выговаривалась, вот он и отвечал: «сами вы рысые».

Лет в десять, дядя отвёз его с парнями на картофельное поле собирать колорадских жуков. За каждого жука разрешалось нажать в уазике на клаксон. Миша собрал мало, штук пятнадцать, и расстроился. Пока его двоюродный брат справлял нужду, мальчик пересыпал часть жуков себе.

Его тошнило, когда он касался их лакированных панцирей, цепких лапок, жвал и особенно мягких крыльев, которые вылезали из-под полосатых пластин.

Когда жуков залили бензином и подожгли, Миша почувствовал приятную дрожь внизу живота. Это занятие так увлекло его, что он начал собирать всех насекомых в округе: кузнечиков, стрекоз, майский жуков в банку и устраивать им маленький геноцид. Миша думал, что жук-пожарник гореть не будет, но его гипотеза не подтвердилась.

За это занятие мальчика прозвали Хрущ. И придумал это прозвище не кто иной, как двоюродный брат Миши. Казалось бы за что?

Уходя подальше от обидчиков, Миша продолжал собирать насекомых в банки и поджигать их. Дядина канистра с бензином в гараже медленно пустела.

Отшельничество и новое увлечение привело к тому, что у соседей на дальнем конце улицы сгорел сарай и курятник. И хотя поджигателя так и не поймали, Куницын услышал, что у него есть ещё одно прозвище – Нерон Поганый.

Разве это справедливо? Ведь он всего лишь хотел избавить мир от уродливых тварей!

Прозвища прилипали к нему всю жизнь, как комары к росянке, как осы к варенью, как все эти ужасные насекомые, задыхающиеся в липкой массе и конвульсивно двигающие лапками.

Стоило ему в восьмом классе наступить на гвоздь в оторванной доске, как его тут же назвали Шлёп-нога. Пройдя ужасные метаморфозы полового созревания, Миша не получил ни высокого роста, ни мускулов, ни низкого голоса – только прыщи и новые клички: Чахлик, Щуплик, Хилый, Спальчик.

Развитие с «полным превращением» не превратило его в бабочку, даже в мотылька. Он остался гусеницей, изворотливой, жадной и непрестанно растущей, но не телесно, а умственно.

В старших классах, он научился исправлять оценки в дневнике так искусно, что одноклассники начали предлагать ему деньги из своих карманных на подобные услуги. Куницын идеально воспроизводил почерк и роспись учителя, ну или родителя, если того требовала ситуация. У него даже появилась супер-услуга – исправление оценок в журнале, за что он получал от одноклассников в оплату последние чудеса техники.

Куницын довольно быстро освоился и нашёл себе помощников – самых безбашенных парней и девчонок, которые за него выкрадывали журнал из учительской. За это они получали скромные откаты или бесплатные услуги, а сам Миша не подставлялся.

В середине одиннадцатого класса всю их мафиозную группировку вычислили и несколько ребят вылетели из школы. Мишу, конечно, тут же заложили. Но он доучился до выпуска – доказать-то ничего не удалось. Да и не мог он вылететь – гусеницы не летают.

Да, ещё в школе Куницин заметил, что выгода там, где человеческая рассеянность, многозадачность, сумбур. Невнимательные люди уязвимы, беспечны. Учителей обмануть было просто – они вечно загружены работой, утомлены. Они вечно в толпе и должны непрестанно отвечать на вопросы.

Обмануть профессоров, доцентов и академиков в институте оказалось не намного сложнее, но вот получить доступ к документам… Куницын пошёл от обратного и начал зарабатывать на студентах, которые были самыми вялыми и недееспособными на курсе – этим всегда нужно было выкрутиться, достать чужой конспект, вылезти из академических долгов. Не брезговал он и благодарностью студенток. Кстати, именно у них частенько обнаруживались состоятельные родители. Так что Куницын стал чаще ездить за границу и учиться уму-разуму у других «специалистов».

Довольно рано Куницын пришёл к выводу, что слабые и болезненные люди падки на чудодейственные средства. Его первая фирма торговала биологически активной добавкой к пище «СуперЭнергия», которая, судя по рекламе, содержала желчь редкого чёрного носорога. Данная добавка не только сулила восстановление сил, но и повышение либидо. Куницын, впрочем, сам её ни разу не попробовал, хоть и уставал от того, что его подпольной организации всё время нужно было сменять арендные помещения. А люди всё шли и шли.

Жуки. Тараканы. Клопы. Все они начинают так медленно двигаться, если запираешь их в банке с эфиром….

Пандемию усталости Куницын встретил улыбкой и раскрытыми объятиями. К этому моменту он уже был королём мошенников и фигурой в столице, в определённых кругах, легендарной. Его боялись и уважали.

К тому времени он выглядел подвижным лысоватым человечком средних лет, с цепким и опасным взглядом. Куницын тёр ладошку о ладошку, предвкушая куш: в крупной телефонной компании, куда он для виду устроился заместителем руководителя, его скоро прозвали Доберман Пинчер и едва не начали носить на руках. Это было единственное прозвище, которое Куницыну нравилось. Нет, было ещё одно Гений – простое и лаконичное.

А идея была проще простого: вводить побольше услуг для абонентов, которые они должны были отключать самостоятельно, после бесплатного периода пользования. Если в обычное время люди замечали подвох, то в период Великой Усталости последнее, что их заботило – отключение каких-то там установок на своих смартфонах.

«Копеечка за копеечкой!» – приговаривал Гений, глядя как за неделю набегает очередной миллиард.

Однако, порадоваться его успехам скоро стало некому. Через месяц после того, как объявили о первых коматозных или уснувших (кто их там разберёт), клиенты перестали платить за связь. Один за другим начали исчезать новые коллеги Куницына. Чаще всего они не выходили на больничные и брали дни за своё счёт, так как чувствовали лёгкое недомогание. А потом исчезли вовсе.

В подпольной фирме по изготовлению «СуперЭнергии» тоже все затихли. Сотрудники перестали отвечать на звонки. Неужели съехали, не предупредив его? Или их накрыл отряд полиции? Или мошенники обманули мошенника? Куницын надел пальто, и поехал в фирму выяснять: что к чему.

Дверь в денежный подвальчик была открытой – заходи кто хочешь! Но документы и папки лежат на своих местах, сейф не тронут. И ни одного сотрудника… Даже Ольга Докучаева, его правая рука, которая выходила на работу хоть с бронхитом, хоть в пижаме (потому что он хорошо ей платил чёрненькими), так и не появилась.

И тогда Михаил Куницын пригорюнился, ибо до него дошло: усталость протянула свои склизкие щупальца по всей стране, поражая ядом каждого, кто попадался на пути, и сначала это было ему выгодно, а теперь нет. Усталость переигрывает, как истеричная актриса в театре. Он зарабатывал на ней, а теперь она зарабатывает на нём.

Родственников у Куницына не было, близких друзей тоже. Так, она падчерица, которая от него сбежала после смерти гражданской жены… Он проехался по адресам сотрудников, всех, кого знал лично. Двери их квартир встретили его гробовым молчанием.

Михаил Куницын прогулялся по городу, просто чтобы подтвердить то, о чём он уже догадывался. Озарение застало его посреди пустой площади, на которой обычно гуляли влюблённые парочки, семьи с колясками и туристы – Кто-то могущественный посадил человечество в банку, капнул каплю эфира и теперь наблюдает за тем, как все они медленно двигают ножками и ручками в предсмертной летаргии.

Кто-то, в этом Куницын не сомневался, теперь наблюдал и за ним. И не просто наблюдал, а помогал. Конечно, идея воспользоваться невнимательностью абонентов в период кризиса была не новой, и в его духе, но появилась она не на пустом месте.

Весь последний месяц доморощенный гений чувствовал нечто странное, когда появлялся среди скопления людей, его умственные и физические силы росли, а энергия его собеседников иссякала, они начинали жаловаться на головную боль и сонливость.

В нём же, напротив, рождалось какое-то новое чутьё, безошибочно определявшее кто так же силён, как и он, а кто слабеет и скоро выйдет из строя.

Когда мир уснул и опустел, он начал видеть оставшихся с особой ясностью, так как будто бы они были нанесены крохотными лиловыми огоньками на карте. Куницын ощущал связь между ними и потому отправился на их поиски.

Он никак не ожидал, что найдёт Пауков. Нет, это конечно, были не настоящие пауки с четырьмя парами ног, отвратительным брюшком и не моргающими глазками. На вид они напоминали обычных людей, пусть и несколько уродливых и куда более ловких. Но вели себя эти люди, не по-людски, именно как пауки. Всё время на кого-нибудь охотились, поджидая в засаде, устраивали ловушки, а найдя жертву, выпивали из неё все соки. Он нашёл их в опустевшем аэропорту – сбившихся в стаю охотников. Они не брезговали спящими, но особенно горячо приветствовали бодрствующих. Они напоминали одичавших детей из «Повелителя мух», не понимавших, где заканчивается их воображаемая игра и где начинается реальность.

Сначала Куницын испытывал к ним отвращение, как ко всем насекомоподобным существам, но потом задался вопросом: а кто же ему был в этой жизни действительно неприятен? Люди или пауки? Разве, в детстве, когда он заливал ползающих тварей в банке бензином и поджигал, не хотел он сделать то же со своим двоюродным братом и мальчишками, которые его обижали?

Пылающий мир, погибающий мир – вот его стихия. Стоит ли удивляться, что он оказался в команде с такими же – отвергнутыми, обиженными, непринятыми всеми.

При беглом знакомстве они казались обычными людьми, ничем не примечательными. В старом мире Куницын их просто бы не заметил. Кассирша из большого супермаркета, главврач провинциальной больницы, офисный работник и то ли охранник, то ли военный из аэропорта.

У последнего была вывихнута челюсть, и, хотя главврач вправил её на место, лицо охранника осталось непропорциональным, щека раздулась, из левого глаза постоянно текли слёзы, он мычал, а не говорил. От него пахло псиной, и на костюме цвета хаки повсюду виднелась шерсть и застаревшие пятна крови. Кто-то хорошенько отделал его до того, как все Посредники повстречались.

Да, было у них всех что-то общее, какой-то надрыв. Кассирша, где бы она ни оказалась, начинала наводить чистоту, убираться. Вот и теперь, наводила порядок в терминале аэропорта. Выглядела она ужасно: плечо вывихнуто, хромает на одну ногу. Клерк сказал, что её спустила с лестницы собственная дочь. Правда Паучиха хотела её убить, но это уже другая история…

Сам клерк тоже ходил с простреленной рукой. Всем им досталось от бодрствующих.

Но Пауки плохо чувствовали боль и почти не замечали своих увечий.

Куницын наблюдал за своими союзниками и про каждого узнал что-нибудь любопытное. Каждого рассмотрел через лупу.

Главврач качал энергию из целого городка, пока его не вычислили. Он лепил что-то несусветное про новый мир, в котором они будут на вершине пирамиды питания и установят свои порядки. Куницын плохо верил в такие лозунги, но в силе своих союзников успел убедиться. Их раны не болели и скоро заживали, их тела обладали неимоверной силой.

Паучиха останавливала взглядом, пробиралась в самый мозг жертвы и обездвиживала её. Главврач, хотя и выглядел сутулым и тучным пожилым мужчиной, скакал по крышам, как гиббон и мог гнуть железные пруты. Охранник, пахнущий псиной, несмотря на травму, мог передвигаться с завидной скоростью и, кажется, по силе не уступал хирургу. Подобными качествами обладал и клерк.

Все они могли подолгу обходиться без воды и пищи, легко преодолевали пешком огромные расстояния и мало спали. Их внешние черты, человеческие, постепенно стирались, оплывали, как глиняные фигурки под дождём. Под старым слоем обнажалась их новая сущность – паучья, ненасытная, беспощадная. Казалось в них, в обычных людях, ей не откуда взяться. Но Куницын знал – все они были такими ещё до катастрофы – ненавидели человеческое.

Все они бежали от себя, пропадая сутками на работе и выматываясь донельзя. И каждый не получал взамен ничего кроме зависимости: от денег, от имущества, от адреналина.

– Теперь мы зависим от Неё, – сказал Куницыну главврач как-то вечером, тыча пальцем в небо.

– А ты уверен, что у этого Существа есть пол? – ответил маленький гений.

– Мы реки, впадающие в небесное озеро, – упрямо повторил доктор, перекрещивая мясистые руки на груди.

– Ну-ну, это я уже слышал…

Куницын не исключал, что крыша у его новых союзников постепенно едет. Доктор до поры до времени возглавлял эту банду спятивших, но, похоже, и сам он плохо понимал, что происходит. Маленький гений гадал, почему он всё ещё среди них, что привело его сюда, в аэропорт, и что следует сделать?

Ответ сидел, как раковая опухоль, внутри него. Он шёл к ним, чтобы повести за собой. Он знает, что от него требуется: отыскать тех, кто ещё не спит. Жалкую группку бодрствующих, которые объединились затем, чтобы отключить Источник силы. Он периодически видел их яркими точками в пространстве, когда закрывал глаза. Они бродили поодиночке, как Пауки, пока не встретились. Теперь они задумали вернуть ненавистный мир на прежние рельсы.

Потому их следует отыскать, посадить в банку и поджечь. И единственная причина, почему Паукам до сих пор не удалось это сделать – разобщённость группы и постоянный голод, который заставлял его союзников принимать необдуманные решения.

– Доктор всё время говорит про этот Голос, – рассказывал клерк, выгадав момент, когда они остались одни. – Говорит, что следует беспрекословно слушаться его. А где он был, когда мы попали впросак в бизнес-центре? Где он теперь? Привёл нас в аэропорт, а тут уже никого нет.

– Они ещё могут появиться, – отвечал Куницын, закрывая глаза и пытаясь разглядеть яркие точки, на горизонте разума. – Они были разделены, теперь все собрались, и будут искать способ быстро добраться до горы.

– Лучше скажи мне, – шептал клерк, поглаживая раненную руку. – Ты сам веришь этому Существу? Может оно просто использует нас?

– Я бы на твоём месте гнал эти мысли. Если оно умеет забираться в голову, то, что ты говоришь, может ему не понравится. Лучше ответь мне, чего хочешь ты?

– Ещё силы, ещё энергии. Это ни с чем не сравнить. Ни с женщинами, ни с наркотиками.

«И всё-таки это наркотик. А ты наркоман» – подумал Куницын. Он остался единственным, в этой группе, кто сознательно не злоупотреблял энергией жертв. Вернее, кому было позволено не злоупотреблять. Видимо, сознание маленького гения должно было оставаться чистым.

Его интересовало другое – азарт, соревнование, игра. И неземное Существо давало ему это.

– Если хочешь снова испытать это, – ответил маленький гений клерку. – Делай, что говорю. Отрежем им пути отступления. Сожжём все самолёты, которые ещё способны взлететь. Сделаем так, чтобы они застряли в городе.

И в банке запылал огонь.

Пауки стояли на лётном поле, вдыхали горький дым жжёной резины и пластика, тихо переговаривались. В их лиловых глазах отражалось пламя. Пламя, в котором сгорало всё их прошлое.

На следующее утро Куницын проснулся раньше всех, посмотрел на чёрный дым, валивший из догорающих останков самолётов и попробовал сконцентрироваться.

Какое-то время он видел только черноту, потом в нём замаячил лиловый шар. Он летел издалека, он приближался.

– Подъём! – заорал не своим голосом Паучий Главарь, он же Рысый, он же Хрущ, он же Спальчик, он же Нерон, пиная тела, лежащие на полу терминала. – Они ушли! Они едут к горе. Они хотят уничтожить Того, Кто даёт нам силы! Догоним их!

Цель

– Твои усы! – сказала Бэлла, не прожевав до конца бутерброд с пожухлым салатом.

– Что мои усы? – ответил не любивший неоконченных фраз Логарифм.

– Они отросли и поистрепались, котик. Если тебе понадобятся самые острые ножницы в стране…

Эколог скрестил на груди руки. Они стояли под бревенчатым навесом придорожной стоянки, глядя, как над асфальтом поднимаются клубы пара. Небо расчистилось, солнце припекало по-южному. В воздухе пахло весной. Слишком рано. Весна в этом году не символизирует рождение новой жизни. Скорее наоборот.

«Если мы не успеем до потепления, всему делу конец» – подумал Логарифм и вслух добавил:

– В этой жизни я никому не даю трогать две вещи: мои усы.

– И…

– И?

– Ты сказал «две вещи», дорогуша.

– Мой правый ус и левый, дорогуша.

Бэлла понимающе кивнула. Указала на проколотый нос.

– Понимаю. Та же фигня с этим колечком. Не люблю, когда его трогают, ну а тем, кто дёрнет…

– Наша интеллектуальная беседа начинает утомлять, – перебил её Логарифм. – Предлагаю её закончить.

Бэлла хлопнула глазами, откусила ещё кусочек.

– Надо же! Кто-то не выспался и теперь готов сожрать меня, как бутерброд.

Эколог оттянул мешавший ему ворот шерстяного свитера.

– Твой бутерброд давно умер. Но если ты хочешь, чтобы мы почаще останавливались по пути к Эльбрусу, продолжай его есть.

– Расслабься, пупсик, – Бэлла легонько толкнула доцента плечом. – Мой желудок и не такое переваривал. Ну, подумаешь, старушке Бэлле захотелось бутер! Он ведь лежал в вакуумной упаковке и на холоде.

– Моё дело предупредить, – насупился Логарифм.

Бэлла прищурилась.

– Не узнаю нашего искателя приключений! Бунтарь превратился в ворчуна? Батарейка села?

Логарифм оглянулся по сторонам, убедился, что вокруг никого нет, усердно потёр переносицу:

– Сам не знаю. Я стал раздражительным, как старая дева в период менопаузы. Давеча утром пропесочил ни за что нашего пенсионера. Что ещё необычнее, терзаюсь и испытываю из-за этого чувство вины.

– И только? – Бэлла попыталась сдуть со лба разноцветную прядку. Полетели крошки. – Нашёл из-за чего переживать! Саблин – та ещё заноза! К тому же, мой полосатик, не ты один стал таким нервным. Остап с Нелли поцапались за дорогу раз пятьдесят. А я орала на них по малейшему поводу.

– Мы устаём. Это факт, – Логарифм скрипнул зубами. – Тесты фельдшера это показывают, но и без них всё ясно.

Бэлла чуть толкнула его плечом:

– А разве мы этого не ожидали? Давай выкладывай, что по-настоящему тебя беспокоит?

– По-настоящему? – доцент посмотрел на Бэллу своим долгим фирменным взглядом, от которого лопаются инфузории-туфельки под микроскопом.

Махнул рукой, показывая, что хочет пройтись. Они двинулись вперёд по дороге, ступая по мокрому асфальту навстречу солнцу и оставляя за спиной автомобили с остывающими двигателями. Остальной команды видно не было, все устали от дороги и тряски, все разбрелись по придорожному лесу. Все они приходили в себя, вдыхая душистый запах хвои и временной свободы. Все отдыхали друг от друга. Только найденный на обочине мальчик не пожелал выходить – дремал в машине.

– Сомневаешься, что у нас получится спасти спящих? – попробовала угадать Бэлла мысли собеседника.

– Сомневаюсь, что нам вообще стоит кого-то спасать.

Бэлла перестала жевать, остановилась, пристально уставилась на доцента.

– То есть как?

– Только не говори, что тебе так уж нравился этот мир. В нём не могло благополучно прожить ни одно поколение. Как только люди начинают жить нормальной жизнью: ходить на работу, обучать своих детей, делать этих детей, сильные мира сего устраивают войны, болезни и революции.

– Что?!

– Не забывай, что мы живём в эпоху перенаселения. Впервые за всю историю человечество так многочисленно. А значит, катастроф будет ещё больше. Может быть ты предложишь способ всех накормить? Или способ уменьшить рождаемость?

Бэлла сощурилась.

– Уж не думаешь ли ты решить за всех эти вопросы? – поинтересовалась она.

Логарифм промолчал.

– Хорошо. А то я уже испугалась. Давай так, усатый-полосатый: решаем проблемы по мере их поступления. Мы ещё никого не разбудили, а ты уже думаешь, что нам делать после.

– Проблемы снова вернутся. Сразу же, как мы всё исправим. И потому я сомневаюсь – стоит ли их возвращать?

– Стоит! – Бэлла нахмурилась и пошла вперёд. – Потому что мы возвращаем не проблемы, а людей. И не играй в бога, Ибрагим Беркутов – не ты подвесил человечество на верёвочку. И не тебе её срезать.

Она рассеянно огляделась и добавила:

– Сказать по правде я немного соскучилась по толпе, шуму и выхлопным газам. Никогда не думала, что буду по этому скучать.

– Иррациональное желание.

– Почему?

– Люди, которых ты так жаждешь спасти, захотят упрятать тебя за решётку. Ведь в старом мире ты преступница…

Бэлла резко оглянулась. Лицо её вытянулось. Доцент ухмылялся.

– Убийство? Или большая кража? – полюбопытствовал он. – А может мошенничество и вымогательство? С твоим-то умом…

– Не гадай, – глухо уронила она. – Ты ничего обо мне не знаешь.

– Только то, что ты не хочешь больше стрелять. Ни в людей, ни в нелюдей, – задумчиво произнёс Логарифм. – Этот забавный факт я почерпнул в одном из дневников наших спутников. Значит уже стреляла в человека. Видела, как это бывает. И ещё…

Он поднял палец вверх.

– Я впервые вижу тебя смущённой. Это говорит о том, что я попал в цель. Не хочешь излить душу?

Бэлла фыркнула, пожала плечами:

– Тебе? Тому, кто решил, что знает лучший путь для человечества и ради этого готов позволить ему умереть?

Она завернула в плёнку недоеденный бутерброд, и, потеряв аппетит, пошла дальше по дороге.

Логарифм поглаживал растрепавшиеся усы и внимательно глядел ей вслед.

Уйдя глубоко в лес Майя, наконец, осталась одна. Она села у ручья, пересекавшего тропинку, по которой она сюда пришла, и привалилась спиной к стволу сосны.

Журчала вода, пробивая себе путь через подтаявший снег. Над головой шумели сосны.

Майя пыталась дышать глубоко, но никак не могла наполнить лёгкие. Её грудь словно стягивал невидимый корсет.

Ей хотелось разрыдаться, но и это у неё не получалось. Слёзы просто текли из глаз, не принося облегчение, и быстро высыхали на горячих щеках.

После гибели близнецов, такие приступы то ли сильной тревоги, то ли безудержного страха случались с Майей уже трижды. И хорошо, что на этот раз она могла уйти от всех далеко в лес.

Ей не хотелось, чтобы её видели, успокаивали, утешали. Особенно она боялась за маленькую Лизу, которая всегда остро чувствовала состояние матери. Она тут же начала бы осыпать Майю вопросами, она бы ещё сильнее вцепилась в неё, повисла на руке и требовала внимания.

Даже те несколько минут, что Майя высвободила на то, чтобы прийти в себя и побыть в одиночестве, стоили Лизиной истерики и слёз. Но Кира и Саблин всё поняли без слов и на время взяли девочку с собой на прогулку.

Журчание воды и шум деревьев не успокаивали.

Майя с трудом поднялась. Её руки и ноги словно окостенели.

Нужно возвращаться. Спасать человечество. Она горько улыбнулась. Сейчас она не могла помочь даже самой себе, не то, что миру.

Она задрожала, подышала на озябшие руки. Пустой лес, обступившие вокруг неё безмолвные деревья, таили неясную угрозу. Туманная дымка вдалеке. Острые тонкие и сухие ветки окаймлявшие стволы, наподобие шипов. Скрип и какое-то движение.

Ей резко захотелось назад, к людям.

– Привет, – послышался бесцветный голос.

Она вздрогнула и сделала шаг назад. Под ногой хрустнула ветка.

За стволом сосны, выглядывая только наполовину, стоял Фима. Он не глядел на неё, его больше занимало отковыривание кусочка коры от сосны.

– Ты… Разве ты не остался в машине? – Майя шмыгнула носом и отвернулась, чтобы он не видел её красных глаз.

– Так и есть. Но потом я решил пойти за тобой и посмотреть, что ты делаешь. Ты плакала.

Майя сощурилась.

– Тебя разве не учили, что следить за взрослыми нехорошо. Я… Мне нужно было по личным делам…

– Мама тоже так делала – уходила от всех поплакать. Пряталась в ванной, – ответил он, как бы не слушая её. – Я иногда стоял под дверью и слушал.

– Я не твоя мама, – Майя наконец нашла в себе силы посмотреть на него.

Что-то во внешности Фимы отталкивало. И дело было не в грушевидной фигуре, тощих руках и оттопыренных ушах. Не в толстых капризных губах и масляных глазках. Фима говорил то, что думал, но это было не простодушие и наивность ребёнка. Он делал так, потому что никто не научил его выбирать слова и задумываться над поступками. Люди вокруг интересовали его исключительно как инструменты. Майя поняла это сразу, стоило только заглянуть в эти пустоватые глаза. Но она почему-то вызывала в нём любопытство иного рода.

– Ты красивая, – снова повторил он.

– Спасибо, – выдавила она, сомневаясь в том, что это вообще был комплимент. Скорее, какое-то не до конца высказанное желание.

Да, он говорил то, что думал. Но было как-то жутко слышать его мысли.

Майе вдруг пришла в голову мысль воспользоваться моментом и расспросить мальчика о его прошлом.

– Когда все остальные уснули, тебе не было одиноко? – поинтересовалась она.

Он всё также стоял у дерева, и его лицо было скрыто наполовину. Ему вдруг наскучило ковырять кору.

– Нет.

– Может ты почувствовал в себе необычные способности, как у Человека-паука…

Фима посмотрел на Майю насторожено.

– Нет.

Он опустил глаза. И она без труда определила, что он врёт.

Возможно, пока они были наедине, рискованно было спрашивать, но она всё же спросила, чувствуя, что в иных обстоятельствах он не раскроется:

– И всё-таки ты ушёл так далеко от города сам, без всякой помощи. Тебе никто не помогал?

Он промолчал. Прикусил нижнюю губу и начал ещё интенсивнее отдирать пальцами кору.

– Ты знаешь, куда мы едем, Фима?

– Знаю. К горе. Там живёт Нечто.

– Ты тоже его видел?

– Тоже.

Майя снова ощутила озноб, но на этот раз не из-за холода.

– Оно не хочет, чтобы вы его убивали, – Фима вышел из-за дерева. – Оно только хочет поиграть.

– Откуда ты знаешь?

Фима вяло пожал плечами.

– Оно со мной говорило.

Майя досчитала до пяти, вдохнула и выдохнула.

– Ясно… Знаешь что? Мы не собираемся его убивать. Мы только…

– Оно так не думает, – перебил мальчик.

На его лбу появилась угрюмая морщинка. Как у старичка.

Майя подошла к нему и заглянула прямо в глаза.

– Скажи мне, Нечто просило тебя о чём-то? Может быть приказывало тебе?

Фима стоял с неподвижным лицом, по отсутствующему взгляду можно было сказать, что он где-то далеко, но поджатые губы, выдавали то ли скрытое упрямство, то ли недоверие.

– Оно… – начал Фима.

Вдалеке послышались голоса. Мальчик обернулся.

На тропинке показались трое: Тымнэвакат, Остап и Нелли. Девочка и северный охотник по обыкновению перешучивались, и настроение у них, судя по всему было хорошее. Редко в последнее время Майя слышала чей-то смех.

Рот Фимы захлопнулся, как ворота неприступной крепости, и больше не открылся.

Когда пассажиры размяли ноги и пришли в себя (маленькую Лизу укачивало), две машины: большой джип и крохотная розовая малолитражка снова отправились в путь.

То ли небольшая передышка, то ли солнечная погода заметно оживили путешественников. Недавние ссоры, как будто забылись и в салонах двух разных машин активно обсуждали одно и то же: как долго ещё ехать, какой будет Неглерия, зависшая на вершине Эльбруса и, что, собственно, они предпримут при встрече с ней.

На первый вопрос можно было ответить лишь примерно, как, впрочем, и на все остальные. Изначально неспящие рассчитывали, что путь займёт не больше суток, но вот уже дважды они вынуждены были искать ночлег. И трижды серьёзно задерживались: в первый раз, когда свернули за топливом, второй раз, когда искали детей Майи, и в третий, когда искали объездные пути вокруг столицы.

Логарифм и Остап, которые на этот раз решили поехать в одной машине, негромко обсуждали последствия и перспективы таких остановок. Безусловно, всей группе хотелось поскорее добраться до цели, но чем дальше они продвигались, тем стремительнее ухудшались показатели тестов и состояние неспящих.

Усталость действовала на каждого по-своему. Не все стали раздражительными и скорыми на гнев. Вешников угрюмо молчал и не отвечал на вопросы. Нелли, наоборот, болтала без умолку и нервно хихикала, чем доводила пассажиров до исступления. Тымнэвакат стал больше спать и храпеть так, что дрожали стёкла. Кира ловила себя на том, что мысли у неё в голове путаются, и она уже не помнит, сколько дней они едут. Саблин, сам того не замечая, путал имена. Возможно, это было связано с преклонным возрастом Никанора Степановича, но раньше за ним такой странности не наблюдалось.

Логарифм обнаружил, что забывает слова из китайского и не может воспроизвести в уме и объяснить уравнение Харди-Вайнберга. Может быть, для других это не имело никакого значения, но для доцента, который привык рассчитывать на свою великолепную память и острый ум, такой удар был особенно чувствителен. Логарифм ничего так не боялся в жизни, как слабоумия.

Остапу сложно было сказать, что именно переменилось в нём за последнее время. Но он заметил, что чаще роняет предметы, и, пожалуй, тремор в его правой руке усилился.

Теперь они сидели с Логарифмом на заднем сиденье и обсуждали, точнее спорили, как следует бороться с Её Величеством Усталостью. А точнее, следует ли вообще? Логарифм утверждал, что отсутствие борьбы и есть лучшее лекарство. Не нужно спешить. Стоит чаще делать остановки и они успешно доберутся до цели.

Остап же, утверждал, что необходимы какие-то простые занятия, которые бы позволили психике оставаться в тонусе, но при этом не перегружаться. Майе, Бэлле и Саблину, достаточно было того, что они вели машину. Их показатели утомляемости были ниже, чем у остальных. Пассажиры же, явно утомлялись быстрее, оттого, что сидели без дела.

– Заставишь их вязать или складывать оригами? – иронизировал Логарифм. – Не нужно сходить с ума, парень. Понимаю, это игра в доктора, ищущего чем болен мир, весьма увлекательна. Но не стоит в неё заигрываться. Давай просто довезём их до цели. Что может случиться за те оставшиеся часы, что мы едем?

Остап помотал головой.

– В том то и дело, что может измениться всё. В нашей группе быстрее всего утомляются те, кто сидит без дела.

Он сунул под нос Логарифму мятый блокнот, с криво начерченным графиком.

– Что это за кривые?

– Эти две линии обозначают твои и мои результаты.

– Мы тоже устаём медленнее, чем другие?

– Да. Примерно с той же скоростью, что и наши водители.

– И с чем ты это связываешь?

– С целью. Есть множество исторических примеров, когда люди, имеющие долговременную цель, выживали. В отличие от тех, кто её не имел. Есть данные о больных, которые выздоравливали просто потому, что хотели выздороветь.

Логарифм задумчиво почесал подбородок.

– Я слышал о чём-то подобном. Мне вспомнилась одна полярная экспедиция. Корабль затёрло во льдах до весны. И капитан велел матросам рубить лёд, хотя в этом не было никакого смысла. Каждый день они выходили и понемногу прокладывали себе путь. И выжили, но не потому что проделали полынью, а потому что дождались весны.

Остап кивнул. Логарифм посмотрел на молодого человека с любопытством:

– Я как тот капитан: постоянно продумываю маршрут и руковожу действиями группы, – задумчиво проговорил он. – Это занятие требует определённой работы мозга, но сильно не перегружает меня. А чем занят ты?

Остап сощурился, как бы ожидая этого вопроса.

– Я постоянно слежу за их состоянием. А ещё продолжаю искать способы нас оживить.

Он перелистнул страницу в блокноте и Логарифм увидел короткий список ингредиентов.

– Что это? Волшебное снадобье юного фельдшера? Эликсир Остапа?

– Мне было как-то не до названия.

Логарифм хмыкнул.

– Такой состав поможет поднять даже умирающего. Вот только, где ты всё это возьмёшь?

– Мы ещё будем проезжать города.

Они переглянулись. Доцент склонился к самому уху фельдшера.

– Итак, у нас есть цель и не одна. Но мы должны как-то занять наших матросов.

Он указал взглядом на пассажиров. Нелли вяло водила пальцем по запотевшему стеклу. Майя тревожно глядела в окно. Тым храпел.

Внутри салона будто висела дымка, хмурое облако усталости. И в каждом глотке воздуха содержался невидимый яд.

Звери

За окном ещё не потемнело, когда Саблин сменил Майю за рулём джипа. После небольшого отдыха и перекуса, ехать стало веселее. И он поймал себя на том, что стал получать некоторое удовольствие от вождения большой машины.

Дорога, ведущая к скоростной трассе, по которой они собирались срезать часть пути, перестала петлять и сделалась прямой, как взлётная полоса. Хвойный лес по сторонам сменился смешанным и заметно поредел.

Работала печка, по ногам разливалось приятное тепло.

Никанор Степанович зевнул и тряхнул головой. Он не в первый раз ездил за рулём на далёкие расстояния и знал, что такая вот прямая, как меч, дорога обманчива. И на ней легче всего уснуть.

Знал. И всё же на мгновение провалился в сладостную дремоту. Тут же опомнился, покрепче сжал руль. Мелькали деревья, тянулась к горизонту серая полоска асфальта.

Он долго глядел на неё. Дорога плавно всколыхнулась, как лента, пущенная рукой юной гимнастки. Голые деревья побежали следом за машиной, грациозно, как чёрные тонконогие жирафы. Они не могли догнать путников и только кивали головами на длинных шеях.

Один из отставших жирафов пронзительно закричал.

Его голос перешёл в резкий настырный гудок.

Саблин раскрыл глаза, и повернулся на звук. Поравнявшись с ним и заглядывая в окно, летела на своей коробчонке Бэлла и жала на клаксон. Пассажиры в её машине прижались к стёклам, испуганно глядели на него.

Саблин огляделся, и его кинуло в жар – в салоне стояла тишина, все его пассажиры спали. Никто из них не заметил, как он сам задремал.

Бэлла снова привлекла его внимание сигналом клаксона. Никанор Степанович, наконец, догадался посмотреть на дорогу, а не на источник звука.

Нога рефлекторно врезалась в педаль тормоза. Застонали покрышки. Натянулись и тренькнули ремни безопасности, защищая качнувшихся вперёд пассажиров джипа.

Кира, сидевшая рядом с водителем, ударилась о переднюю панель лицом. Её лицо скривилось, спросонья, из носа на шерстяной шарф хлынула кровь. Остальным повезло чуть больше. Логарифм и Остап, сидевшие в среднем ряду, ткнулись лбами в спинки сидений. Фима успел в полусне вцепился в поручень, а Тым только кивнул головой, да так и остался спать.

Джип чуть занесло при торможении, но остановился он вовремя. За ним остановилась малолитражка Бэллы.

Дорогу уходящую вдаль пересекали большие чёрные фигуры.

Они стояли как статуи, ничуть не смутившись появлением автомобилей. Их огромный рост, вместе с ветвистыми рогами, их странная неподвижность и царственное величие совершенно сбивали с толку.

Казалось, что перед путешественниками неожиданно возник мираж. Во всяком случае, так думал Никанор Степанович Саблин, который несколько секунд назад видел пустую дорогу, и вдруг обнаружил на ней тёмные силуэты.

Но вот один сохатый лениво повернул голову, другой потоптался на месте, а третий, по всей видимости ещё лосёнок, потянул носом, раздувая ноздри. Запах незнакомцев показался ему интересным, но почему-то совсем не пугал зверя.

– Мать честная, сипло проговорил Саблин. – Ведь чуть не въехали.

Поздно и рьяно загавкала Клёпа, выбравшись из-под Кириных ног, где она почивала на коврике. Опёрлась передними лапками на панель и зарычала на тёмные фигуры на дороге.

– Эх, Тумбочка… И ты уснула?

Саблин посмотрел в зеркало заднего вида и увидел в отражении цепкие глаза Логарифма.

– Решили отдохнуть, старче?

– Видать так.

– Странно. Я тоже не заметил, как отключился.

В зеркале показался Остап потирающий ушибленный лоб.

– Все целы? – сонно позвал он.

Никанор Степанович перевёл взгляд на Киру. Девушка занималась тем, что пыталась отыскать салфетки в заваленном хламом бардачке. Глаза её были мокрыми.

– Преграсно, – прогнусавила она, зажимая кровоточащий нос. – Прозто преграсно. Когда всё это закончится, я научусь водить машину сама!

Саблин начал медленно краснеть.

– Простите… Это я виноват. Простите…

– Не корите себя, Никанор Степанович, – Логарифм протиснулся вперёд, между сиденьями, и внимательно вглядывался вдаль. – Похоже не вы один нарушили свой пост. Мы отключились хором, в унисон, единодушно. Причины ещё предстоит выяснить, а пока давайте узнаем, что, или вернее кто перегородил нам путь.

Все, кроме Тымнэваката, который продолжал храпеть на заднем сиденье, посмотрели сквозь лобовое стекло на трёх лосей, возвышающихся посреди дороги.

– Что тут смотреть? – удручённо проговорил Саблин. – Звери вышли из леса. А учитывая то, что машины вообще теперь не ездят по дорогам, удивительно, что мы не встретили их раньше.

– Вы кое о чём позабыли, – сощурился Логарифм. – Звери в этом мире заснули, как и мы. Во всяком случае млекопитающие.

– Неужели? – рассеянно ответил Саблин. Он разжал ладони и отпустил руль, его руки тряслись. – Ну, значит эти вроде нас. Не уснувших.

– Пойдёмте посмотрим их поближе! – предложил Фима.

– Ну, уж нед, – возразила Кира. – Хватит мне взтречи с бешеной зобакой в аэропорту!

– Мальчик прав, любопытно взглянуть, почему целая семья лосей не уснула.

– Нед! – Кира повернулась так резко, что доцент вынужден был отпрянуть назад. Она отняла руку от окровавленного носа. – Нет и ещё раз нет! Второй раз я твоё болезненное любопытство кормить не буду. Да я и в первый раз не собиралась!

Логарифм расхохотался, откинув голову назад.

– Кира! Послушай! Если ты собралась заниматься наукой, то должна знать, что без риска не бывает стоящих открытий!

– Ничего я не собралась! Мир рухнул, мы…

– Мы можем уехать и продолжать блуждать в потёмках. А можем узнать кое-что ценное. Например, почему в одних случаях фактор избирателен, а в других оставляет целые группы, целые семьи организмов.

– И что вы сделаете с этими лосями? – расходилась Кира. – Возьмёте помёт? Рассмотрите под микроскопом шерсть? Или вставите в попу градусник?

– Я попрошу Тыма с ними переговорить, – невыразительно ответил Логарифм.

– Вы… Что? – Кира удивлённо моргнула.

– Мы должны признать, что там, где не действует наука, должны работать другие методы. У нас есть чукча наделённый даром понимать животных. Почему бы ему не задать им пару вопросов. И, кто-нибудь, разбудите уже его!

Остап протянул руку и потряс Тыма за плечо.

– Что такое? – оленевод потёр кулаками заспанные глаза.

– Твои друзья пришли, – пояснил Логарифм. – Загородили дорогу и хотят пообщаться.

Доцент указал на тёмные фигуры за окном.

– Скажешь им пару слов?

Тымнэвакат, чего с ним никогда не бывало, вежливо замялся:

– Мои друзья олень. Лось – не мои друзья.

Логарифма этот довод вообще не убедил.

– Давай-ка вылезай и покажи, что умеешь. Или твой узкий профиль направлен только на собак, куриц и оленей?

– Мой узкий профиль тут не причём! – Тым провёл пальцем по переносице. – И он ни капелька не узкий!

В окно кто-то постучал. Это была Бэлла. Медленно опустилось стекло.

– К-хм, дамы и господа, сеньоры и сеньориты… – начала она с издёвкой, но сбилась, увидев окровавленное лицо Киры. – Кому-то ещё досталось?

– Вроде бы только мне, – угрюмо ответила Кира.

– Ладненько. И что вы с таким усердием обсуждаете? С какой стороны объехать лосей?

– Скорее, с какой стороны к ним подкатить, – объяснил Логарифм.

– А стоит ли, сладкий? – Бэлла опёрлась локтем на дверцу, захрустела её кожаная куртка. – Видно, же что звери непростые. Вышли целой группой, не уснули как все остальные, да ещё и появились в тот самый момент, когда наш бравый рулевой уснул.

Логарифм одобрительно покивал.

– Не перестаю удивляться вашей проницательности, мадам. Да, мы в нашей машине параллельно пришли примерно к такому же выводу. Вопрос только в том, почему уснули пассажиры джипа и почему не уснули пассажиры твоей «коробчонки»?

– Очень просто, – Бэлла дунула на изукрашенную прядь. – Я никогда не сплю, милый. Ты забыл? Как только запахло жаренным, я разбудила своих сонь.

Логарифм поджал губы и кивнул.

– Так что? – Бэлла просунула голову в салон и пробежалась по пассажирам взглядом. – Будем точить лясы? Или снова в путь?

– Ибрагима-Логарифма просит, чтобы я поговорил с лосем! – наставительно поднял палец Тым. – Говорит, очень важный будет разговор.

Бэлла встретилась взглядом с доцентом.

– Что ж, – задумчиво проговорила она. – В этом есть смысл. Может они расскажут нам почему не спят.

Она уже собралась уходить, как её позвал Остап.

– Бэль!

– У?

– Только вернись в машину и заведи мотор!

– Ладно, котик. Я его и не глушила. Опыт.

Звери стояли цепью, загораживая проезд. Дорога им явно нравилась. Может быть, широкий обзор на возвышении давал чувство мнимой безопасности. Но почему тогда они в упор не замечали двух машин с включенными фарами?

– Так я пошёл? – выглянул из-за сидений Тым.

– Один момент… – нараспев произнёс Логарифм. – Тут что-то не сходится.

– Что не ходится? – моргнул Тым.

– Лоси часто выходят на дорогу в период гона. Но это самцы-одиночки, которые иногда принимают автомобили за соперников. До брачного периода ещё далеко, тогда что они здесь делают?

– Разве семья лосей не может попросту мигрировать? – поинтересовался Остап. – К примеру, искать пропитание зимой.

– Может, – согласился доцент. – Но вот незадача, перед нами не совсем семья. А лоси как раз держаться семьями.

– Тымнэвакат сразу вам говорил, что не семья, – кивнул Тымнэвакат. – У лосих нет рог. А у этих есть рог. Даже у маленького.

– Ты ничего подобного не говорил, – повернулась к нему Кира. Кровь у неё уже перестала течь, а нос начал опухать.

– Ну, тогда говорю, – пожал плечами Тым.

– И вправду, кто сказал, что это семья? – поглядел на спутников доцент.

– Вообще-то ты, – вздохнула Кира.

– Так этот китаец будет говорить со зверями или нет? – капризно протянул Фима. – Мне уже надоело ждать.

Все обернулись. Мальчик ёрзал на заднем сиденье, облизываясь и вытягивая шею.

– Я не «этот китаец», глупый мальчик! – нахмурился Тым, и, выругавшись на незнакомом языке, открыл дверцу.

Вожак стаи лениво тряхнул головой и посмотрел печальными глазами на человека, вылезшего из машины. Человек его не пугал, он уже прежде видел человека. Люди издают много звуков, порой громких и неприятных и лучше держаться от них подальше. Но люди также медленны, неповоротливы и от них не пахнет, как от хищников.

Люди мелковаты, и тот, что вышел из гремящего чрева не отличался высоким ростом. А для вожака сохатых рост значил всё. Не даром, он носит ветвистые крепкие рога на голове, делавшие его выше всех собратьев.

Итак, человек вышел. Зачем? Чутьё подсказывало вожаку, что он безобиден и не хочет причинить зла. Тогда что ему нужно?

Человек внезапно заговорил. Вожак его понял. Человек любопытен, как и всегда.

Человек хочет узнать, почему его племя не спит?

Не спит, глупый человек, потому что его племя никогда не спит в холода. Спит медведь, спят барсуки и ежи, но не лоси.

Что хочет знать человек? Почему этой зимой спят даже те, кто обычно не спит?

Вожак не понимает. Вожак уже давно ведёт своё племя на юг. Да, им не встречается волков, не встречается лис, и главное – не встречается людей. Им хорошо живётся этой зимой.

– Эй, малец, ты мог бы не кряхтеть и не ёрзать! – попросил Логарифм Фиму. – Это жутко мешает следить за происходящим.

– Не могу, – простонал Фима. – Болит голова и живот.

Остап выглянул между сиденьями.

– Как болит?

Вместо ответа Фима вжал голову в колени и скрючился.

У Тымнэваката на лбу выступили капельки пота. В разговорах с животными он понял одно – с ними невозможно общаться с помощью речи, недостаточно имитировать звуки. Это скорее был язык жестов и поз, а также язык образов. Тым каким-то новым чутьём мог воспринимать далёкие образы, который видел вожак сохатых в последнее время. Человек видел его глазами и мог позволить зверю, заглянуть в свою память. Между этими несоответствующими образами и возникало нечто вроде вопроса.

Разговор с собакой давался ему гораздо проще, чем с лесным зверем. Возможно потому, что собаки много тысячелетий были ориентированы на человека, а лось нет.

Когда Тымнэвакат попробовал задать самый важный вопрос о причинах произошедшего в мире, вожак сохатых вдруг умолк. Между ними будто возникла тёмная пропасть, в которой не было ни образов, ни звуков.

Тым с усилием прервал контакт. И тут же услышал странный звук – будто вой, в котором слышался визг и треск расстроенных инструментов.

Вожак задрал голову и его глаза полыхнули лиловым светом. Тым попятился.

Со всех сторон затрещали ветки, застучали копыта об асфальт. Этот стук звучал и справа и слева, и позади него. Тым обернулся и увидел тёмные звериные тени, медленно выходящие из леса.

Их окружали матёрые жилистые лоси. Из чёрных звериных ноздрей вырывался пар. Шерсть на могучих телах местами облезла, на бледной коже слабо светились лиловые сосуды.

Вожак заревел и бросился на человека. Тым вцепился в ручку автомобильной дверцы. Она не поддалась.

Фима, сжавшись от сильной и одновременно сладостной боли в животе провалился в темноту. Ему снился сон. Какая-то старая игра, которую он проходил ещё в детстве. Сквозь игру, откуда-то издалека его по-имени звал голос. Но Фима не хотел просыпаться. И возвращаться не хотел.

– Фима, мать твою! Да нажми на кнопку! – проревел Логарифм.

– Он не слышит! – Остап протиснулся между сиденьями и нажал на кнопку захлопнувшейся двери, которая не давала Тыму проникнуть в салон. Одновременно с этим, Саблин жал на кнопки открывающие двери. И выходило – они мешают друг другу.

Остап выругался, но всё-таки сумел распахнуть дверь.

Тымнэвакат открыл дверь и тут же закрыл, прижавшись к машине, когда здоровенный лось, выставивший рога, пронёсся всего в сантиметре от его носа.

Снова открыл, но и на этот раз не смог попасть внутрь машины – закрылся дверью как щитом, спрятался за ней. Жуткий скрежет и хруст свидетельствовали о том, что от удара что-то сломалось: то ли рог, то ли внутренняя пластиковая панель дверцы.

Подумал – а не скользнуть ли ему под джип, где его не достанут звери. Но хорошо, что не успел этого сделать, машина резко рванула назад.

– Сдавай! – заорал Логарифм Саблину в ухо.

Никанор Степанович, только и ждавший команды, перестарался, и всех пассажиров швырнуло назад.

Тымнаваката потащило вслед за машиной. Ручку дверцы он так и не отпустил. Он пробежал несколько широких шагов, и когда машина резко затормозила, снова врезался в дверцу и захлопнул её. Услышал пыхтение за спиной, обернулся и увидел направленные ему прямо в живот рога.

Пух! Сухой треск выстрела прокатился по воздуху. Рогатое чудовище, лишь отдалённо напоминавшее лося, будто споткнулось на ровном месте. Как раз между глаз зияло отверстие от пули. Сохатый покачнулся, выдохнул облачко пара и припал на передние ноги, отчего его рога прижали Тыма к корпусу джипа.

Тымнэвакат обернулся, успел разглядеть Бэллу, целящуюся прямо из приоткрытого окна малолитражки.

– Внутрь живо! – скомандовала она.

Тым схватился за рога и оттолкнул от себя отяжелевшую голову лося, раскрыл дверь и влез в джип задом, круто треснувшись затылком.

Снаружи послышался жуткий скрежет. Ещё один зверь врезался рогами в полированный корпус, едва не пробил рогом покрышку.

Саблин дал газу.

– В ноги! – ударил в уши крик Логарифма. – Тарань в задние ноги!

Тяжёлый удар, будто на капот бросили мешок с песком. Звон разбитой фары.

Джип вылетел из живой блокады, оставляя на асфальте осколки и пятна лиловой флуоресцентной крови. За ним уже неслась «коробчонка» Бэллы, у которой, в случае тесной встречи с огромными обезумевшими животными, точно не было никаких шансов.

Тым развернулся на сиденье, подтянулся за ручку и припал к заднему стеклу.

Он видел, как стадо, словно по команде, повернулось и побежало вслед за автомобилями.

Видел, как, с земли на трясущихся длинных ногах встаёт сохатый, которому прострелили череп.

Звери бежали, мерцая лиловыми светящимися глазами долго, всё больше и больше отставая. И вдруг, огоньки вдали погасли.

Тым смотрел, как вожак остановился, огляделся и величаво пошёл в лес.

Вынужденная остановка

– Теперь ты доволен?! – кричала Кира. – Теперь твоё любопытство удовлетворено?!

Логарифм стоял рядом с пустым джипом, держа в руках обломок лосиного рога.

В покрышке осталась дырка, в которую можно было легко просунуть палец.

– Скоро стемнеет! У меня разбит нос! Тым чуть не погиб! – расходилась Кира. – А ты всё играешь! Всё ставишь свои эксперименты! С нами маленький ребёнок, хоть это ты понимаешь?!

– Я уже не ребёнок, – возразила Нелли.

– Речь не про тебя, а про Лизу! – выпалила Кира. Она ходила взад-вперёд, высокая как каланча. Её рыжие волосы разметались по плечам. Это походило на огонь.

Огонь на каланче – вышке для пожарников – незабываемое зрелище.

Все до единого пассажиры вылезли из машин, и молча наблюдали разгоравшийся скандал.

Логарифм, вопреки его отвратительной привычке задавать уточняющие вопросы разгневанным женщинам, задумчиво молчал.

– И что нам теперь делать? – обратилась к зрителям Кира. – Идти до Эльбруса пешком?

– Мне кажется, ты немного драматизируешь, милая, – попытался успокоить девушку Вешников. – Успокойся, подыши!

– Я подышу, когда мы выберемся из леса!

– У нас есть запаска, не вижу причин так нервничать, – заметил Саблин.

– А пока мы будем менять колесо, за нами придут они! – Кира ткнула пальцем в сторону пустой дороги.

Маленькая Лиза, спряталась за мамой. Майя молча вздохнула.

Кира бросилась к девочке, присела на колено.

– Прости, милая, я не хотела тебя напугать. Конечно, мы всё починим и поедем дальше, – она повернулась к взрослым. – Прямо к горе с огромной штукой, которая хочет убить всё человечество.

По щекам Киры потекли слёзы. Майя присела на корточки и обняла её.

– Ты начала уставать, – подал голос Логарифм. – Хотя раньше фактор на тебя не влиял.

Кира молниеносно вскочила и занесла руку. Доцент её опередил, осторожно, но крепко перехватив запястье.

– Один раз я уже получил этой ладошкой по щеке. Не буду подставлять правую.

Кира открыла рот и хотела разразиться новой тирадой, но Логарифм внезапно прошептал.

– Спи.

Девушка обмякла. Он успел подхватить её, и добавил:

– Кто-нибудь мне поможет?

Тым, Остап и Вешников осторожно перенесли Киру в салон.

К Логарифму подошла Майя:

– Зачем так? Девушка тебе доверяла. Ты дал слово, что не станешь применять свой дар против неё.

Логарифм продолжил разглядывать сломанный рог в руке.

– Во-первых, не против неё, а для неё. Во-вторых, нет, она мне не доверяла. Именно поэтому в состоянии шока первым делом кинулась на меня. И, в-третьих, сейчас нет времени на истерики. Нужно заменить колесо.

Майя, под градом аргументов отступила, без лишних слов открыла багажник.

С домкратом и запаской пришлось повозиться. Гайки поддались не сразу, и в какой-то момент даже показалось, что открутить их невозможно. Но общими усилиями пробитое колесо сняли и заменили на новое. Не обошлось без советов Никанора Степановича и охраны Бэллы, которая поглядывала на дорогу с заряженным револьвером в руке.

– Не так уж плохо для городских неженок! – заметил Логарифм, с хрустом распрямляя колени и удовлетворённо глядя на установленное колесо. – Так мы и до горы доедем!

Он обвёл всех насмешливым взглядом, но никто не улыбнулся, может потому, что всех утомила дорога, а может из-за того, что страх отнял последние силы.

– Нам стоит чаще сменяться, – предложил Остап. – И впереди пусть едет Бэлла. Так надёжнее.

– Что ж, если я кого подвёл, братцы, прошу простить, – сконфузился Саблин. – Годы дают о себе знать.

Остап вздохнул.

– Ничего не поделаешь, у нас мало водителей. И дело это утомительное. Мы должны были предвидеть такой исход.

– Какой исход? – спросила Нелли. – Нападение лосей?

– Ухудшение внимания, всеобщую рассеянность и…

– И всё-таки странно, что мы так дружно уснули, – перебил Логарифм. – Странно, что именно в этот момент на дорогу вышли звери. Только полный идиот не увидит в этом западню.

– Да, но западню неумелую, плохо спланированную, – подала голос Бэлла, всё ещё не сводившая глаз с дороги. – Это больше похоже на неумелую импровизацию.

– Именно! – поднял палец Логарифм. – Я бы даже сказал на игру.

– Игру? – в конец запуталась Нелли. – Вы хотите сказать – лоси пришли поиграть с нами?! Так, что ли?

– Я хочу сказать – кто-то управляет оставшимися живыми существами на земле, как фигурками на шахматном поле. Не трудно догадаться, кто именно.

Нелли взъерошила давно немытые волосы, насупилась:

– Но зачем? Зачем это Неглерии?

– Зачем? – Логарифм размахнулся и выкинул обломок лосиного рога в кусты. – Возможно, сам процесс игры приносит ей удовольствие.

– А мы не подчиняемся её командам… – вздохнул Остап.

– Верно, – Логарифм кивнул, в его глазах вспыхнул огонёк. – Но так ведь даже интереснее играть. Не правда ли? Неглерии только этого и надо.

Он заходил взад-вперёд, возбуждённо потирая руки, и рассуждая:

– Галилей был прав. Там в обсерватории он сказал нам, что Неглерия разумна. Но я не поверил ему. Теперь вижу – у этого существа развитый интеллект. Только высшие животные способны к игре.

– Можем ли мы вообще сравнивать её с животными? С кем-либо живущим на нашей планете? – нахмурился Остап. – Такое сравнение…

– Было бы неверным? Увы, исследуя что-либо, мы вынуждены пользоваться лишь знакомой парадигмой.

– Если вы закончили свою заумную дискуссию, – сурово перебила Бэлла. – Попрошу всех на борт. Если нас догонят, или ещё кто-нибудь выйдет из леса, не думаю, что вся эта игра нас повеселит.

– Минуточку! – выступил вперёд Логарифм. – Пока все мы не разбежались, нужно решить несколько важных задачек. Вопрос первый: все ли согласны с тем, что нам больше не следует делать остановок? Нужно прибыть в Приэльбрусье сегодня же.

Путешественники переглянулись, закивали.

– Я уж думал, наше мнение тебя не интересует, сынок, – проворчал Саблин. – Конечно, мы больше не хотим остановок. Это слишком опасно.

– Вопрос номер два, – продолжил Логарифм, – он касается только Тымнэваката. Сегодня мы рисковали не просто так. Мы пытались разузнать, как так вышло, что эти лоси не уснули. А точнее, что защитило их. Удалось что-нибудь выяснить?

Тым скривился и почесал в затылке.

– Удалось-неудалось, – ответил он в своей обычной манере. – Сначала вожак был хороший, добрый. Понимал меня. Отвечал мне. Потом, будто его подменили. Он позвал остальных, чтобы много-много убивать.

– Очень информативно, – кисло отметил доцент. – Ты как-то обидел этого милого зверя? Может неправильно перевёл с человеческого на лосиный?

Тым скрестил на груди руки.

– Ибрагима-Логарифма, не знаешь, что говоришь! Лезешь в ум женщина – я не спрашиваю как! Но лезешь и получается. Так и Тымнэвакат, если говорит со зверем, то говорит хорошо.

– Ладно, старина, не обижайся! Выходит, мы так ничего и не узнали.

– Узнали, – отозвалась стоящая рядом Майя, держа за руку вертлявую Лизу, которой уже наскучил этот взрослый разговор. – Враг точно определил, где мы находимся и куда направляемся. И он пытается нас остановить.

Она осеклась, когда все взгляды направились на неё.

– Майя, продолжай… – робко попросила Нелли.

Художница взяла Лизу на руки.

– До этого момента Неглерия не знала где мы…

– До этого? Пока мы не прокололи колесо?

– Нет, – Майя мотнула головой, на её лбу появилась страдальческая морщинка. – До момента, когда мы подобрали мальчика. Он как маячок или метка на карте.

Все разом загалдели, а учитывая усталость и нервное напряжение, галдели бы так ещё долго.

– Тихо! – рявкнула Бэлла, и продолжила в полной тишине: – Мальчик странненький, не спорю. Но и не исключаю, что он был таким всегда. – Она покрутила пальцем у виска и серьёзно посмотрела на Майю. – Ты так думаешь, потому что он тебе не нравится, или есть какие-то доказательства?

Майя только пожала плечами.

– Ищите доказательства? – робко отозвался Вешников, который всё это время стоял за их спинами. – А не хотите для начала узнать, куда делся мальчик?

И снова все заговорили одновременно, завертели головами.

Фима исчез.

Идти, кроме как в зимнюю чащу, мальчику было некуда. Разделились на группы. Так как никто не заметил, в каком направлении ушёл Фима и когда именно, пошли по двое, во все стороны.

Звали, но он не отзывался. Внимательно вглядывались в заросли и ничего не видели.

– Хотела бы я знать, – злилась Нелли, отталкивая от себя еловую ветку, мокрую от растаявшего снега. – Зачем мы его ищем, если он нас сдал? Шёл бы себе в лес, откуда пришёл!

– Мы даже не знаем, понимает ли он, что является меткой, – беспокойно озираясь, проговорил Остап. – Он ещё ребёнок, не стоит его винить.

– Если ребёнок, значит ему всё можно? – не унималась Нелли. – Видела я деток и похуже. Мерзких мальчишек, которые тыкают тебе в спину ручкой, пока не польётся кровь. Он как раз из таких. Да он меня младше всего на год! Вот блин! Я ботинок промочила! Идём назад, Остап. Плевать на него!

Молодой человек развернул Нелли к себе.

– Помнишь, что я тебе говорил? Мы не должны забывать, что мы люди. Утратим человеческий облик и мир окончательно рухнет. Сейчас Фима один из нас, неспящих, просто ребёнок, который напуган и устал. И мы должны ему помочь.

– Среди нас, неспящих, есть и мерзкие убийцы и прочий сброд, – Нелли высвободила плечо. – Я не собираюсь им помогать.

– Нелли, ты рассуждаешь как…

– Как маленькая? И кто из нас ребёнок? Благородный, наивный и глупый Остап пытается помочь всем на свете! – съязвила она. – Даже отмороженным чудовищам, которые хотят его убить! А ты не думал, что присутствие этого мальчишки угрожает всей нашей группе. А значит всем людям, которые ещё живы на земле!

– Думал, – Остап вздохнул, сжал в кулак ладонь и снова разжал. Рука дрожала. – Думал, и не готов платить его жизнью за жизнь человечества.

Нелли фыркнула, развернулась и пошла назад.

– Нелли…

– Что?

– Ты можешь применить свой дар? Услышать его издалека, почувствовать?

– Не могу. Наш поисковый отряд, как толпа сонных медведей – все шумят, орут, хрустят ветками.

– А если все вернутся и замолчат?

Нелли замялась.

– Возможно, я бы могла. Но ты же знаешь, как дорого нам обходится дар! А у меня и так трещит голова и тошнит всё время…

– Нелли. Один раз.

Девочка коротко кивнула и пошла назад, к дороге.

Майя и Бэлла, побродив по зарослям с хнычущей Лизой, вынуждены были скоро вернуться. Они подошли к машинам первыми, тихо переговариваясь, и вдруг замолчали: у джипа с открытой задней дверцей стоял Фима. Стоял и наблюдал за неподвижным телом Киры, спящей на заднем сиденье.

Заслышав их шаги, он медленно повернул голову. На женщин смотрели всё те же пустые глаза, как шарики из стекла на бледном, покрытым детским пухом лице.

– Она не похожа на остальных, – сказал Фима и почесал живот. – Мне совсем не хочется к ней прикасаться.

Бэлла скрежетнула зубами.

– Откуда это ты взялся и куда пропал?! Будь добр, расскажи тёте Бэлле, пока она не начала метать молнии из глаз!

– А ты умеешь метать молнии? – равнодушно спросил Фима.

Бэлла и Майя переглянулись. Бэлла медленно пошла навстречу.

– Мы ищем тебя по всей округе, мальчик. Где ты был?

Фима пугливо моргнул.

– У меня это… Скрутило живот. Я много съел той булки.

Майя внимательно изучала его лицо. Он лгал. Ловко и убедительно, как игрок в покер. Но Майя была многодетной матерью, она легко распознавала детскую ложь.

– Ты разве забыл, что нужно сообщать взрослым, когда уходишь?

Фима вяло пожал плечами.

– А зачем? Я ведь не в школе.

– Затем, поганец такой, что мы бродим по лесу и ищем тебя! – взревела Бэлла. – А на той стороне дороги могут в любой момент показаться те звери, которые хотели нас убить!

Глаза Бэллы сверкали, лицо исказилось. Фима открыл рот. Майя взяла Бэллу за локоть, дважды сжала. Затем наклонилась к Лизе и шёпотом попросила девочку сесть в машину.

– Фима, – добавила художница нежно, но требовательно, когда дочка забралась на сиденье и закрыла за собой дверь. – Ты помнишь, как ушёл в лес?

Мальчик удивлённо поднял брови, его нижняя губа задрожала. Затем он отрицательно помотал головой.

– Такое уже с тобой случалось? Ведь так?

Он тяжело сглотнул, как будто съел плохо разжёванный сухарь.

– Когда ко мне обращается голос.

Майю обдало жаром, она видела, что нечто подобное творится и с Бэллой.

– Голос приказывал тебе, заставлял что-то делать?

Фима снова помотал головой и ответил:

– Просто он хочет ещё немного поиграть.

– Это голос того существа на вершине? – спросила Бэлла. – Того лилового чудища, что прилетело из космоса.

– Оно не чудище! – губы мальчика капризно изогнулось. – Оно хорошее. Оно мне помогает!

– Конечно хорошее, – прошептала Бэлла, обращаясь к Майе. – Высосало из человечества последние силы, усыпило наших близких.

– Оно не сделало бы этого просто так! – Фима топнул ногой, упрямо сжал кулаки. Бэлла удивлённо моргнула – она была уверена, что мальчик её не расслышит. – Оно остановилось здесь, потому что вы этого сами заслужили.

– Вы? – Бэлла изогнула бровь. – Ты уже не с нами, малыш?

Майя снова сжала её локоть. Фима, словно не заметив её вопроса, пробормотал:

– Во всём виноваты города. Большие шумные города. И гонка, и суета. И ваша жадность. Вы не заметили, как кончились патроны. Как закончились жизни в уровне…

– Жизни? Мы, по-твоему в игре?

– Оно потому и выбрало вас, толпа дураков! – изо рта Фимы полетели капельки слюны. – Вы вымотались, раскисли. Вами легко управлять!

Он задохнулся от внезапно нахлынувшей ненависти, согнулся пополам быстро и громко задышал.

– Полегче, дружок! – шагнула к нему Бэлла, показывая ладони. – Тебя так и удар может хватить.

Из ближайшей рощи послышались голоса. Возвращались группы, отправившиеся на поиски.

Отойдя в сторону, неспящие, все, кроме Фимы, Лизы и Киры держали совет. Даже Клёпа принимала участие, подходя от человека к человеку, виляя хвостом и призывно заглядывая в глаза.

Бэлла кратко всем пересказала их странный диалог с Фимой.

Логарифм отозвался первым:

– Мальчик прав, человечество достигло точки невозврата. Своего предела. И в этот момент из глубины вселенной явилось существо, удачно воспользовавшееся этим. Совпадение? Вряд ли. Если хочешь разделять и властвовать, прежде измотай своего врага, а потом усыпи во всех известных смыслах.

– Возможно, нам только кажется, что Неглерия ищет мирового господства, – пожала плечами Бэлла. – Мы судим по человеческим меркам. Мотивы этой твари могут быть другими. Мальчик откуда-то знает, чего хочет это существо. И в этом плане он ценен для нас.

– Он также может знать лишь то, что захотело ему открыть существо. А в таком случае мы попадём в ловушку. В связи с этим предложение: так как наша группа неоднократно высказывала недовольство моими решениями, предлагаю проголосовать за то, как мы поступим с мальчиком.

– А какие у нас варианты? – нахмурился Остап. – Бросить его здесь мы не можем.

– Не можем, – кивнул Логарифм. – Но оставить где-нибудь в безопасном месте, с едой, водой и в тепле – нам под силу. Всего-то нужно будет сделать ещё один крюк.

– А второй вариант?

– Второй? Взять с собой и в любой момент ждать нападения его лиловоголовых дружков. Ведь мы выяснили, что он для них как навигатор.

Путешественники мрачно переглянулись. Логарифм развёл руками.

– Нужно что-то решать, господа. Итак, кто за то, чтобы взять мальчика с собой?

Подняли руки Остап, Майя и Саблин.

– Объяснять свой выбор нужно? – прищурился Никанор Степанович.

– Было бы любопытно узнать.

– Я окажусь последней сволочью, если под конец жизни брошу в этом жутком мире ребёнка.

– Мы не совсем бросаем его… – начал Логарифм, но Майя перебила его:

– Я не буду ничего объяснять. Просто не хочу, чтобы погиб ещё один мальчик.

Все посмотрели на Остапа. Он встретился глазами с Нелли, посмотрел в землю.

– А я не могу объяснить. Просто чувствую, что он должен ехать с нами.

– Убедительно. Взвешено. Рационально, – с кривой ухмылкой констатировал Логарифм. – От тебя я такого ответа не ожидал. Ну, каждый имеет право голоса. Кто за то, чтобы оставить мальчика в ближайшем населённом пункте и тем самым отвести от нашей группы преследователей?

Подняли руки Нелли, Бэлла, Тым, сам доцент и последним, ни в чём никогда не уверенный, – Вешников.

– Значит, решено, большинством голосов.

– Мы не учли голоса вашей студентки, Киры, – заметил Саблин.

– Она отдыхает, – вздохнул Логарифм. – Да и её голос тут ничего не изменит.

– Тогда давайте уже сядем в машины, – попросил Вешников, с беспокойством глядя то в лес, то на дорогу.

Доцент кивнул и добавил:

– В путь. Но мальчику пока ничего не говорим.

Незнакомцы

Пассажиры двух машин снова сменились. Правда, на этот раз перестановки коснулись в основном водителей.

Бэлла, как и договаривались, села за руль джипа, с которым она управлялась куда охотнее.

Джип по-прежнему ехал впереди. Он мог без проблем проехать там, где не могла малолитражка и упредить опасность. Также у него было куда больше шансов пробиться вперёд и освободить от физических препятствий дорогу, в случае внезапного нападения, как это случилось при встрече с лосями.

Бэлла, которая могла сутками не смыкать глаз, была надёжным гарантом того, что они не повторят прежних ошибок и не уснут все вместе, но и к ней на всякий случай приставили постовых – вдруг дар снова исчезнет и она отключится, как тогда у бизнес-центра. Остап и Логарифм всё время вели неспешную беседу, чтобы убедится, что никто из них не спит.

За рулём «коробчонки», ехавшей следом, посадили Майю. Ноги её ещё были слабы, но она вполне справлялась с вождением. Саблин пока отдыхал.

По бумажным картам выходило, что путешественники проехали больше половины пути. А когда им удалось съехать на платную трассу, настроение у всех улучшилось. По сторонам дороги исчез неприветливый лес, покрытие стало ровным и видимость хорошей. Потеплело, снег растаял, обнажился асфальт, а на дорогах по-прежнему не было ни души. Появилась возможность разогнаться.

Так они ехали пару часов. Бэлла отыскала диски со своей любимой музыкой, включила рок и в голос подпевала.

Первое препятствие они заметили заблаговременно и успели снизить скорость. Трассу пересекал грузовик-эвакуатор с краном. За ним, как сом на удочке, висел, наполовину оторвавшись от земли, легковой «Хендай Солярис», прикреплённый тросом. Похоже, он так и не успел встать на платформу.

Что пытались сделать с легковым автомобилем – убрать с дороги или отвезти на ремонт, так и осталось загадкой. Ни водителя «Хендая», ни пассажиров, видно не было.

Эвакуатор тоже пустовал. Правда у бордюра, на обочине, сидела тёмная фигура в рабочей униформе. По всей видимости, водитель решил сделать перерыв, и ему хватило сил выйти из машины, уйти с трассы, а потом он так и уснул на краю.

Жив он был или мёртв, путешественники не знали. И проверять не собирались. Лужа под ним и мокрая униформа, говорили о том, что ещё недавно, на его месте находился большой сугроб.

С того самого момента Бэлла снизила скорость, и они снова поехали осторожно, внимательно глядя по сторонам.

Как оказалось не зря. После первой брошенной машины на трассе появилась вторая и третья. Они приближались к большому городу.

Бэлла выключила музыку. Путешественники замолчали и нехотя, заворожено, уставились в окно. Перед ними как в музее-панораме проплывали сцены недавних событий. Каждая, рассказывала об одном и том же – смерть непредвзята и перед ней все равны. Смерти неважно, чем убивать: холодом, голодом или летаргией.

Они видели пожилую пару в старенькой «Ладе», заваленной скрабом. Старик и старушка одинаково откинулись в креслах и склонили на бок головы. В окостеневших и серых руках старика – руль в оплётке. В её руках, как сначала могло показаться, – меховая шапка, а на самом деле – домашний любимец: серый кот, таращащий мёртвые глаза в пустоту.

Они видели хэтчбек с открытой передней дверцей со стороны водителя. Там могла бы сидеть семья, как с рекламной картинки – мальчик и девочка, мама и папа. Только семья эта беспробудно спала, пристёгнутая ремнями безопасности, а отца семейства можно было найти за сорок метров от места вынужденной стоянки. Похоже, он долго шёл, а потом полз к одному ему ведомой цели. Может у них закончился бензин, или вода, или он просто хотел позвать на помощь. Это тоже осталось загадкой.

Джип ехал. Пассажиры невольно отворачивались и снова поднимали глаза. Как на экскурсии в анатомическом театре. Как на африканском сафари, где ты обязательно должен сфотографировать льва на свой смартфон, но встретившись глазами с хищником, хочешь только одного – поскорее убраться восвояси.

Они видели представительный «Ягуар», съехавший на обочину и сломавший о бордюр боковое зеркало. Две пустые машины с мигалками, брошенные неподалёку. Бизнесмен, высокопоставленный чиновник или просто бандит, закончил здесь свой путь, обнимая в мёртвых объятьях кожаный саквояж с чем-то важным, покрытой трупной зеленью рукой с блестевшим на запястье «Ролексом». Его водитель, в костюме и при галстуке, наполовину торчал наружу. Наверное, пытался спастись, но так и не выбраться из удобного салона, обитого натуральной кожей.

Были и другие. И не всегда можно было понять – кто спит, погружённый в летаргию, а кого поцеловала смерть.

– Болезнь и Усталость – две младшие сестры Смерти, – сказал с заднего сиденья Вешников траурным голосом. – Так говорила мне моя Ева, за день до того, как уснула. Сначала мне показалось, что она бредит, но теперь я понимаю, к чему она вела. Так было всегда – младшие сёстры нас предупреждают, а потом приходит старшая. Просто мы не замечали этого и…

– Заткнись, Вешников, – хмуро оборвал его Логарифм. – И иди в зад со своим символизмом. Сейчас не до него…

– Приехали, – Бэлла остановила машину, разглядывая тесное скопление давно остывших машин на пункте оплаты, – придётся искать обходной путь.

Логарифм развернул карту.

– Нам не впервой. Это даже к лучшему. Полагаю, все кто на веки вечные остановился в этом заторе, пытался выехать из Ростова. А кто-то, судя по противоположному пути, пытался туда попасть. Даже если бы их здесь не было, мы бы упёрлись в закрытые шлагбаумы и думали, как их поднять или сломать.

– И что будем делать?

– Свернём на юго-восток. Дорога будет хуже, зато больше вероятность объехать такие вот заторы.

Бэлла намеренно кашлянула.

– Не забудьте, что нам нужно заглянуть в какой-нибудь, хм, населённый пункт.

Фима сонно глазел в окно, но все пассажиры сейчас слушали и возможно он тоже слушал.

Логарифм кивнул.

– Да, конечно. Я не забыл об этом.

К Эльбрусу можно было подъехать с двух сторон. Одна дорога вела через Карачаевск и Хурзук, другая через Пятигорск и Тырныауз. Из-за высоты и массивности горных хребтов, обе дороги оканчивались тупиками.

Когда они миновали по объездной Ставрополь, и двинулись к Черкеску, где и находилась развилка ведущая к Эльбрусу с двух разных сторон – пришло время выбирать в какую сторону двигаться. Майя, которая единственная бывала в этих местах, на пленэре, предложила ехать знакомой дорогой, через Тырныауз.

Так получалось дольше, но надёжнее. Там, она точно знала, была горнолыжная база и, если им повезёт, они воспользуются подъёмниками. А если нет – горными тропами.

Теперь, когда они не могли в любой момент воспользоваться информацией в интернете о месте, в которое едут, приходилось по старинке надеяться на чей-то опыт. Те из спящих, кто был моложе и попривычнее к гаджетам, очень страдали от того, что не могут проверить информацию. Нелли, Остап, да и сама Майя, с удовольствием бы сейчас взглянули на электронную карту. Но они ехали почти в пустоту, и почти в темноту, только смутно представляя себе гору с раздвоенным пиком.

«Первобытный человек не был глупой волосатой скотиной с дубиной, как его изображают некоторые художники», – думал Остап, глядя на чернеющие оттаявшие поля за окном и вспоминая те лучшие книги по антропологии, что он читал в библиотеке Мичуринска. – Он умел оставаться частью природы, он прекрасно ориентировался на местности. Не было у него ни смартфона, ни компаса, ни астролябии и всё же, он мог уходить от стоянки на десятки километров и возвращаться, читая по звёздам и по следам на земле. Я почти уверен, что он, не имея всех технологий, чувствовал себя увереннее, чем мы сейчас. Может быть, если нам ничего не удастся, и мы вернёмся назад во времени, это будет не так уж плохо?».

Молодой человек посмотрел в боковое зеркало и увидел за рулём малолитражки Майю. Он не видел её лица полностью, только подбородок и пухлые губы, пружинку кудрявых волос на щеке. Он замечтался до того, что представил её и себя где-то очень далеко, на обломках мира. Но не среди руин больших городов, а у тёплого моря.

Они будут жить в каком-нибудь брошенном доме, ловить на обед рыбу, которой будут кишеть моря без тысяч рыболовецких судов. Можно будет вернуться к земледелию и разведению новых пород животных. А можно и освоить мореходство, отправится в кругосветное плавание.

Чёрные зимние поля плыли за окном, белели островки снега. Сквозь тучи прорывались столпы света, выхватывая, словно небесными прожекторами пустые куски земли, пустые участки сцены, на которых не происходило ничего.

Остап слышал плеск волн, и шорох песка, поскрипывание лодки и хлопанье паруса. Он уже не думал о земледелии и мореходстве. Там, в кадре его сознания, они с Майей остались вдвоём, как Адам и Ева в Эдеме – без страданий, боли и без одежды, на песке.

Кто-то громко раскашлялся в машине, и фельдшер пришёл в себя. Он тут же ощутил, как к его щекам приливает кровь. Пассажиры не могли прочитать его мысли, но сам он вдруг оказался их свидетелем. Посмотрел со стороны, трезвым взглядом и ужаснулся их наивности и дерзости. Даже в мире, где всё рухнуло, и возможно ещё продолжит разрушаться, на них действовали, их держали прежние законы морали. И если тебе кто-нибудь нравится, изволь спросить, нравишься ли ты ему в ответ? И свободен ли тот человек, которого ты выбрал?

Майя будет верна своей семье. А он не станет подталкивать её к тому, чтобы она нарушила эту верность. Именно это безмолвное соглашение позволяло им окончательно не потерять голову в этом новом изменчивом мире. Именно это отбирало кучу сил и разделяло их.

Потому они теперь избегали друг друга.

Проезжая местечко Эркен-Шахар, они ненадолго остановились, чтобы залить в бак бензин из канистры. Посёлок располагался недалеко от трассы, и они слышали, какая тут царит тишина.

Логарифм, Остап и Бэлла отошли в сторону, чтобы переговорить.

– Может здесь? – спросил доцент. – Чем раньше скинем нашего дорогого Фиму, тем лучше.

Остап отвёл глаза.

– Я бы предпочёл город побольше. Здесь я не смогу найти всех ингредиентов.

– Что найти? – не поняла Бэлла.

– Наш доктор, решил приготовить зелье, которое поможет нам, когда сил не останется вовсе, – объяснил Логарифм. – Только я не понимаю, как это связано с мальчиком…

– Никак. Просто незачем дважды делать долгую остановку и рисковать.

Логарифм посмотрел в сторону посёлка, поскрёб шею, заросшую колючей щетиной.

– Сдаётся мне, тебе просто жаль парня. Ну да ладно. Время действительно дорого. А я только сейчас понял, что нам не забраться на Эльбрус одним днём.

– Это почему?

– Высотная болезнь, или вы забыли? Нам потребуется время, чтобы адаптироваться к дефициту кислорода. А учитывая тот факт, что наши тела ведут себя очень непредсказуемо, подъём может потребовать ещё больше времени.

– Говоря проще, котик, мы должны делать остановки по пути наверх? – уточнила Бэлла. – Иначе кровь забурлит? И на какой высоте нам остановится в первый раз?

– Здоровому человеку, непривычному к горам, а мы именно такие, потребуется пару суток. Я бы остановился на двух с половиной или трёх километрах над уровнем моря, прежде чем двигаться дальше, и посмотрел, как мы это перенесём. Учитывая, тот факт, что наша группа больше напоминает ходячих сомнамбул, а также, тот факт, что среди нас есть старики и дети – стоило бы остановится пониже, и пожить там подольше

– Быстро теплеет, – вздохнул Остап. – Каждый день промедления означает, что погибнет кто-то ещё.

Он затравлено посмотрел вперёд на дорогу и добавил:

– Но делать нечего, мы и правда не переживём быстрого подъёма.

– Мы бы могли разделиться, – предложила Бэлла. – Старики и дети могут нас подождать внизу.

– Наш учёный-провидец, Галилей, сказал, что на гору должны подняться все, – заметил Логарифм. – И он предупреждал нас об этом заранее.

– И мы будем полагаться на его галлюцинации?

– Пророчество. Точное видение единственно правильного исхода, – поправил её Логарифм. – Месяц назад, я бы откусил себе язык, за то, что сейчас говорю такое вслух. Но мы должны исходить из практики того эксперимента, который провели. Нет никаких оснований сомневаться в том, что наши новые способности работают. И дар нашего астронома не исключение. Верно также и то, что мы эффективнее справляемся с трудностями, когда объединяем наши усилия, когда одна способность подкрепляет другую.

– Я как всегда не очень поняла о чём ты мурлычешь, дорогой, – закатила глаза Бэлла. – Но в целом идея ясна. Нужно дойти до вершины вместе, и по возможности никого не укокошить. В своё оправдание напомню, что ваш военный совет я благополучно проспала.

Со стороны машины послышались шаги, Остап первым повернул голову и тяжело вздохнул.

К ним приближалась Кира. Лицо заспанное, рыжие волосы растрёпаны, движения порывистые. Взгляд Киры мог проделать дырку на лбу Логарифма.

– Зараза! Спрячьте меня! – шепнул доцент.

– Могу только предложить залезть мне под свитер, – ухмыльнулась Бэлла. – Но боюсь нам двоим будет там слишком тесно.

Кира, между тем стремительно сокращала расстояние до цели. Бэлла и Остап предательски отступили в стороны, Логарифм сделал вид, что его больше интересует чистота ботинок, чем вся эта бренная жизнь.

– Вы… Вы… – Кира говорила хрипло, щёки её раскраснелись. – Кто-нибудь знает, сколько я проспала?!

– Хм, не менее четырёх часов, – всё ещё не поднимая взгляд, отметил Логарифм.

– И… Как я уснула? – взгляд Киры блуждал по окрестности. – Где мы?

– Это Эркен-Шахар, – с видом экскурсовода повёл рукой доцент. – Небольшой посёлок в Карачаево-Черкессии, мы остановились, чтобы немного заправиться.

Кира смотрела на него, прищурив один глаз. Она вдруг прошлась пригоршней по густым волосам, растрепав их ещё больше и, нахмурившись, сказала:

– Мне кажется, мы о чём-то спорили. Но о чём? Хоть убей не помню…

Логарифм зыркнул на Остапа и Бэллу, осторожно взял Киру под руку и повёл к машине:

– Да-да, – сказал он елейным тоном. – Мы действительно немного повздорили. Чисто философский спор из-за непредвиденной остановки и изменений в маршруте. Сущая ерунда! Всё уже позади. Мы движемся к намеченной цели. Кстати, как ты себя чувствуешь?

Кира удивлённо моргнула, ощупала себя, словно оказалась в новом теле.

– Странно… Просто прекрасно. Я как будто выспалась в выходной день.

– Вот и славно, – Логарифм обернулся и заговорчески подмигнул Остапу и Бэлле, стоявшими со смущёнными лицами. – Мы возьмём это на заметку.

– Что именно?

Логарифм засуетился.

– А? Возьмём на заметку, что такой сон очень хорошо восстанавливает.

– Какой, такой?

– Внезапный… – он посмотрел на часы. – О! Нам не следует долго разглагольствовать. Пора снова в дорогу! Прошу!

И снова заработали моторы. Две машины, большая и маленькая, тронулись в путь. Но далеко им уехать не удалось.

Вдалеке, на дороге, появились два огонька, как глаза кошки в сгущающихся сумерках. Они медленно приближались навстречу, и вот уже можно было узнать силуэт легкового автомобиля с включёнными фарами.

Бэлла снизила скорость, далёкий автомобиль тоже.

– Это что ещё за чертовщина!

Пассажиры молча глядели на дорогу.

– Может быть такие же неспящие, как и мы? – неуверенно предположил Остап.

– Ага, неспящие, – Логарифм потрогал шею, на которой до сих пор остался след пальцев душителя. – Только вот какие? Друзья или враги?

Расстояние между машинами постепенно сокращалось.

– Предлагаю не проверять, – подал голос с заднего сиденья Вешников.

– Поддерживаю, – нахмурилась Кира.

Бэлла посмотрела в зеркало заднего вида, встретилась глазами с Логарифмом. Они друг другу кивнули. Фима пока что оставался с ними. Пахло жаренным.

– Не дай им перегородить дорогу, – шепнул доцент.

– Буду ехать медленно, а когда приблизимся резко – дам по газам.

Она посигналила аварийными огнями Майе. Та коротко мигнула фарами в ответ. В малолитражке тоже заметили незнакомцев.

Встречный автомобиль так же оказался джипом. По заляпанному грязным снегом корпусу можно было предположить, что его хозяева проделали долгий путь не только по трассам, но и по сельским дорогам.

Вопреки ожиданиям Бэллы, встречный внедорожник остановился на расстоянии тридцати метров. Наружу вышел водитель: крепкий мужчина в зимнем пуховике. Он коротко махнул им рукой, потянулся, а затем направился к багажнику, так спокойно, как будто встреча на дороге во время всеобщего засыпания была обычным делом.

– Странно, – пробормотал Логарифм. – Не похоже на засаду.

– В прошлый раз тоже не было похоже… – в глазах Киры вспыхнул опасный огонёк. – Ну вот. Теперь я кажется вспомнила, что случилось! На дорогу вышли звери. А ты решил провести свой дурацкий эксперимент. А потом… Потом я орала. И…

Её глаза округлились, она резко повернулась:

– Ты меня усыпил. Ты обещал не применять…

– Кира! – резко оборвала её Бэлла. – Не сейчас! Мы обязательно это выясним, но позже.

– В прошлый раз нам перекрыли дорогу звери, – рассуждал доцент, словно не заметив Кириной гневной тирады. – Сейчас дорога свободна, и, кажется, этому человеку есть, что нам рассказать.

Он указал вперёд. Мужчина успел вытащить какой-то свёрток из багажника и, явно скучая, ждал у внедорожника, опершись на открытую дверь.

– Кроме того, хороший игрок не применяет один и тот же ход дважды. Неглерия самое тупое создание во вселенной, если хочет нас купить тем же трюком.

– Ладно. Давайте с ним поговорю я, – Остап хлопнул себя по коленям, взялся за ручку двери.

Логарифм щёлкнул языком.

– Нет. Наш юный герой нам ещё нужен. В группе должен быть врач. Вот Вешников более бесполезен.

Все обернулись на бариста-сомнолога.

– Ну, конечно! – закатил глаза Вешников. – У меня нет выдающегося дара, как у вас. Давайте скинем бесполезный балласт! Галилей сказал, что мы все нужны!

– Никто не пойдёт! – перебила его Бэлла. – Я просто приоткрою окно, и мы обменяемся с ним парочкой вопросов. Если что, я всегда успею дать газа. Послушайте, Бэллу, ей не раз приходилось встречать подонков на дорогах!

Незнакомец со свёртком, потеряв терпение, пошёл к ним навстречу.

Ещё было не темно, и скоро они хорошо разглядели его. Мужчине было сорок пять или пятьдесят. Тот тип людей, которых возраст делает благороднее. Походка уверенная, военная выправка, правильные, будто высеченные из камня, черты лица. Лёгкая седина, глубокая складка у переносицы и опытный, немного усталый взгляд – говорили о том, что человек этот прожил непростую жизнь.

Бэлла положила палец на кнопку, опускающую стекло.

– Нет, – остановила её Кира, сидящая рядом на переднем сиденье. – Лучше я с ним поговорю. Ты водитель. С моей стороны безопаснее.

Студентка нажала на кнопку. Незнакомец, быстро сообразив с какой стороны опустилось стекло, шагнул к окну.

– Добрый вечер. Прозвучит странно, но мы вас ждали.

Голос мужчины был низким, спокойным и соответствовал внешности.

– Мы едем довольно давно, – отозвалась Кира. – Вы не первые, кто нас ждал…

Незнакомец кивнул, из его рта вырвалось облачко пара, когда он снова заговорил:

– Понимаю. Но в отличие от них, мы хотели бы, чтобы вы добрались до назначенной цели.

– Мы?

– Нас немного и мы тоже бодрствуем. Я, моя жена и дети. Мои ближайшие соседи.

– Откуда вы? – вмешалась в разговор Бэлла.

– Посёлок Мирный. Это Адыгея, Майкопский район.

Бэлла присвистнула.

– Далеко же вас занесло!

– Не так уж и далеко.

– И зачем мы вам? То есть простите, я не хочу обидеть. Но зачем вы нас ждали?

Человек за окном помолчал. Затем терпеливо объяснил:

– Вопрос не совсем верен. Вернее сказать, зачем мы – вам. Мы ждали вас, чтобы передать вот это, – он показал свёрток. – И чтобы дать ценную информацию.

– Ладно… – послышался с задних сидений голос Логарифма, сопение, и никто не успел ничего сделать, как он был уже снаружи.

Кира негромко выругалась.

– Я вижу, друг мой, что вы не врёте и не представляете для нас угрозы, – начал доцент, протягивая незнакомцу руку. – Также, вы, похоже, пребываете в лёгком недоумении от того, что мы всё-таки появились на дороге. Ибрагим Беркутов – эколог, доцент и один из неспящих чудаков, слоняющихся по этому полудохлому миру, – представился он.

Незнакомец пожал протянутую руку.

– Илий. Я фермер. А в прошлом военный хирург, – он задумчиво огляделся. – Всё верно. Сначала я вообще не хотел никуда ехать. Меня убедил мой друг.

Он обернулся к джипу, на котором приехал, и махнул рукой. Открылась дверь и с переднего сиденья наружу вылез худосочный юноша. Быстро похлопывая себя руками, чтобы согреться, он побежал им навстречу.

– Дело в том, что ему приснился сон, – продолжил Илий. – Я не верю снам, приметам, предсказаниям и прочим суевериям. Но с недавнего времени отношусь к ним с особым вниманием.

– Понимаю, – промурлыкал Логарифм. – Прекрасно понимаю. Для меня всё происходящее в новом мире – жестокий вызов рациональному уму.

– Боюсь, что не понимаете, – слабо улыбнулся доктор. – Я столкнулся с необъяснимыми явлениями гораздо раньше. Ещё до того, как мир уснул.

Логарифм окинул его любопытным взглядом. Тем временем к ним подоспел юноша.

– Меня зовут Дэн! – обрадованно выкрикнул парень, протягивая руку. – Значит на Эльбрус?!

Доцент выгнул бровь и потрясённо умолк.

– Гадаете, откуда я знаю? – рассмеялся Дэн. – Мне снятся вещие сны. Редко, правда.

Дэн неожиданно начал искать что-то пальцем у себя в носу. Меньше всего он сейчас походил на пророка.

– А парень прямо обожает загадки, – заметил Логарифм. – И палец сейчас сломает… Ладно, давайте по порядку. Что именно вам приснилось?

Дэн отвлёкся от своего увлекательного занятия и развёл руками.

– Что именно? Вершина горы, по ней идут люди. И я откуда-то знаю, что именно они должны разбудить всех спящих. На вершине горы движется большое розовое облако. Оно словно источает в воздух какое-то сияние, от которого всё на свете уснуло.

– Источает? Сияние? Да, парень, поэт! – невесело ухмыльнулся Логарифм.

– Есть немного, – ничуть не обидевшись, кивнул Дэн. – Так вот. Потом я как бы возвращаюсь немного в прошлое. И мне снится эта дорога с указателем на Эркен-Шахар. Люди, которые потом заберутся на гору, стоят посреди дороги, а напротив них – мы с доктором.

– Вот так вот тривиально? А где образы и символы, в виде змей, драконов и полуобнажённых девиц с горящими факелами?

– Всё было просто, как сейчас, – пожал плечами парень. – Именно поэтому мы решили полностью повторить сон.

Логарифм неловко кашлянул.

– И что же все мы делали в твоём сне? Стояли посреди дороги и смотрели друг на друга?

Илий и Дэн переглянулись.

– Нет, мы передали вам книгу и свёрток. Они вам пригодятся.

– Неужели? Как-то не заметил, чтобы кто-нибудь в нашей группе соскучился по чтению. И о чём эта книга?

Илий и Дэн снова переглянулись, доктор тяжело вздохнул и извлёк из-за пазухи нетолстую книжицу. На вытертой обложке, с поблёкшей фотографией гор, Логарифм прочёл: «Сердце альпиниста. Хаким Юсупов. Навстречу высоте».

– Мы посовещались и решили, – смущённо объяснил Илий, – Что эта книга понадобиться вам больше других.

Доцент сощурился.

– Посовещались? То есть вы не знали, какую именно книгу должны нам передать?

Доктор и Дэн синхронно помотали головами.

– Это всё, что нашлось в библиотеке у моего деда, – объяснил парень. – Касательно похода в горы.

Логарифм взял книгу из рук.

– Ну, что ж, таким профанам как мы, сгодится любая помощь.

– Это хорошая книга, – сказал, как бы извиняясь, доктор, – Она написана горным спасателем, который не раз лично восходил на Эльбрус, Килиманджаро и Эверест.

Доцент помахал книжицей и сунул её во внутренний карман куртки.

– Итак, с познавательной литературой разобрались. Может теперь объясните, что в свёртке?

– Для начала я хотел бы узнать, все ли в вашей группе здоровы? Вы приехали издалека, прошли через множество опасностей – я врач и могу помочь.

Они посмотрели друг на друга. В тишине негромко тарахтели моторы, двух работающих двигателей. Дымок от выхлопных газов медленно растворялся в прохладном воздухе. Из салонов автомобилей за ними напряжённо следили глаза пассажиров.

– Благодарю, – чуть поклонился Логарифм. – Но в нашей группе есть доктор. Он, правда, только фельдшер, но весьма смышлёный малый.

Илий, словно ожидая услышать подобный ответ, коротко кивнул.

– Тогда этот свёрток для него.

– Могу я узнать, что в нём?

За доктора ответил Дэн.

– Можете. Но лучше передать его тому, кто готовит бодрящий напиток.

И снова Логарифм удивлённо выгнул бровь. Он повернулся к джипу и постучал костяшками пальцев по запотевшему стеклу.

– Эй, Остап! Выйди на минутку. Наши новые знакомые, похоже, телепаты.

Молодой человек открыл дверь и вылез из джипа. Он неловко попытался застегнуть заевшую молнию на вороте куртки, затем бросил это занятие и протянул руку.

– Вы не спите? И вы не похоже на чудовищ… – пробормотал он.

– Надеюсь, не похожи, коллега, – Илий улыбнулся и протянул руку. Остап её пожал. – Я бы мог вам рассказать длинную историю о том, как невинны бывают чудовища и как опасны люди. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Доктор искоса глянул на Логарифма.

– Мы не телепаты, как выразился ваш друг. Просто предположили, что вы ищете средство, которое помогло бы бороться с усталостью. Ведь ваша группа в последнее время стала уставать сильнее, не так ли?

Остап кивнул.

– Нас это тоже коснулось, – продолжил доктор. – Чем ближе вы будете к горе и к этому существу, тем сильнее будете уставать. Вы знали, что население Приэльбрусья первым впало в летаргический сон?

– Нет.

– Разверните свёрток.

Остап взял из его рук самый обычный целлофановый пакет, с которым покупатели выходят из супермаркета. Развернул и уже собрался заглянуть внутрь, как вдруг за его спиной раздался голос:

– Постой-ка, котик. Не спеши! – за капотом стояла Бэлла, её правая рука покоилась у ремня, за пазухой. Как ей удалось бесшумно выйти из джипа, и как долго она здесь стояла, Остап не заметил. – Мы любим гостинцы и рассказы о необычных снах. Но всё-таки, мы вас не знаем, и впервые видим. А пока мы блуждаем по этому сонному царству, нам встречалось два вида неспящих: нелюди, которые пытались нас убить и выжившие, которые спятили и озверели от того что все вокруг уснули.

– Три вида, – попробовал возразить Дэн.

– А? – тупо моргнула Бэлла.

– Вы ещё встретились друг с другом. Значит, вы встречали три вида людей.

Бэлла скорее оскалилась, чем улыбнулась:

– Верно, пупсик. Но назови мне хотя бы одну причину, по которой я должна вам доверять?

Откуда я знаю, что вы в следующую минуту не броситесь на нас с горящими глазами. Или, что в этом пакете не лежит бомба с часовым механизмом.

– Бомба! – Дэн согнулся пополам и беззвучно рассмеялся. – Бросимся с горящими глазами? Вы, дамочка, какая-то нервная. Пересмотрели ужастиков или боевиков?

– Дэн! – Илий одёрнул парня.

Парень фыркнул.

– Мы ехали к ним на помощь! Тряслись по ухабам. Не знали даже, встретим ли вообще? А они даже из машины выйти боятся!

– Боимся, потому что на нас недавно напали, – у малолитражки стояла Нелли, сжав кулаки. – И не смей называть Бэллу – дамочкой!

– Ух ты, девчонка! – Дэн ошалело уставился на неё. – Она тоже подросток! Илий, смотри, теперь есть кому продолжить человеческий род, если что!

Все, включая доктора, вздохнули. Кто-то прикрыл лицо рукой, кто-то закатил глаза.

– М-да, – протянул Логарифм. – Сомневаюсь, что этот парень имеет какое-то отношение к нелюдям. И удивляюсь, как он пережил естественный отбор.

Илий обвел присутствующих взглядом, заговорил неторопливо и спокойно:

– Я понимаю, вы осторожны и у вас нет причин нам доверять. Сама наша встреча посреди дороги нелепа и абсурдна. Но ваш выбор определяет слишком многое: существование Homo Sapiens. Существование меня, моей семьи, Дэна, существование вас самих. Я не стану вас ни в чём убеждать, я просто прошу – разверните свёрток.

Неспящие переглянулись. Остап медленно кивнул, раскрыл пакет и заглянул внутрь. Его напряжённое лицо внезапно расслабилось, на губах заиграла улыбка. Остап сунул в пакет руку и извлёк на свет…

– Кофе? – сощурил глаза Логарифм, разглядывая пачку. – Вы привезли нам кофе?!

– Не просто кофе. Это настоящая арабика из Бразилии, средней обжарки.

– Но откуда он у вас?

– Из личных запасов. Скажем так – когда у тебя трое детей, в твоих закромах всегда должен хранится запас кофе.

Все присутствующие переглянулись и заулыбались. Напряжение сразу спало.

Илий добавил:

– Обращаю ваше внимание, что кофеин не восстановит ресурсы вашего организма – он лишь поможет побороть сонливость.

Остап снова полез в сумку, вытащил скреплённые резинкой упаковки лекарств, поднял брови:

– Ноотропы?

Доктор вздохнул.

– Понимаю, это может быть несколько рискованно. Но как я уже сказал, вам придётся нелегко, когда вы будете приближаться к этому существу на вершине. И не только из-за высотной адаптации. Вы ощутите нечто вроде сильнейшего похмелья, возможно, это будет похоже на симптомы деменции, последствия инсульта или нейроинфекции. Ваши мысли начнут путаться, память станет как у стариков, концентрация внимания снизится настолько, что вы не сможете долго сосредотачиваться на одном источнике звука или одном образе. Всё это наряду с физической слабостью, может сопровождаться тяжелейшей депрессией, гневом, переходящим в апатию и полнейшим изнеможением. Словом, ваш мозг будет считать, что вы на грани смерти.

– Звучит вдохновляюще! – вставил Логарифм.

Илий помотал головой:

– Я не должен вас отговаривать, но и обманываться не стоит – вы идёте на большой риск. Рекомендую воспользоваться препаратом. Причём заранее. Они эффективны только при длительном применении. Путешествие и адаптация точно займут несколько дней. И хотя этого мало, это всё же лучше, чем ничего.

– А что по поводу побочных эффектов? – поинтересовался Остап.

– Бессонница, тревога, раздражительность, – пожал плечами доктор. – Ничего такого, чего вы и так не избежите. Ноотропы одни из самых безопасных психофармакологических средств. Но если в вашей группе есть люди со слабым здоровьем или пожилые, таблетки могут подействовать на них непредсказуемо. Хотя не исключено, что без них вам придётся ещё хуже.

– Действие ноотропов не вполне доказано… – начал Остап, но Илий его перебил, коснувшись локтя:

– Разделяю, ваши опасения. Но эти препараты, лучшее, что я нашёл. На одном напитке бодрости, который вы задумали, ваша группа далеко не уедет, хотя я и не сомневаюсь, что на войне все средства хороши.

Остап посмотрел на бывшего хирурга с интересом:

– Как вы узнали, что кофеин входит в мой список? Как раз его я уже не надеялся найти!

– Просто догадки, – развёл руками доктор. – Мы до сих пор не знаем, тот ли свёрток вам передали. Выполнили ли мы всё в точности, как приснилось Дэну. Или добавили всё это от себя. Кстати, я бывал в тех местах, куда вы едете – в пакете лежит карта с указанием магазинов с горным снаряжением. Не забудьте по пути подготовиться. В горы нельзя идти вот так.

– Скажите-ка, доктор, – обратилась всё ещё стоящая у капота Бэлла. – Если вы так печётесь о нас и о человечестве, почему бы вам просто не присоединиться к нам?

– Хороший вопрос, – ничуть не смутился Илий. – Мне будет сложно это объяснить. Но неспящие в Мирном сошлись на том, что наша задача несколько другая.

– И какая же?

– В случае успеха вашего предприятия, прийти на помощь тем, кто начнёт пробуждаться. Конечно, всем мы помочь не сможем, но кое-какие идеи есть.

– А в случае поражения?

– Полагаю, мы попробуем повторить ваш шаг, – он обвёл внимательным взглядом присутствующих. – Но боюсь, мы не обладаем для этого подходящими, хм, способностями.

Быстро темнело, с полей подул прохладный ветер. Фары подсвечивали стоящие рядом с машинами фигуры. Коротышку с торчащими усами, женщину у капота с экстравагантной причёской и пирсингом в носу, девочку-подростка, и худого высокого фельдшера со свёртком. В центре образованного ими полукруга, напротив, стоял крепкий мужчина с выправкой военного и подросток, переминающийся с ноги на ногу. Уютно рокотали моторы. Путешественники молчали и разглядывали друг друга, словно прощаться им не хотелось.

Наконец, доктор протянул руку, а усатый коротышка её пожал.

– Надеюсь, ещё увидимся, – сказал Логарифм. – И вам не придётся делать за нас нашу работу.

– Надежда может многое, – серьёзно ответил доктор.

Логарифм подошёл к нему почти вплотную и произнёс негромко:

– Вы говорили, что уже сталкивались с необъяснимым. Может быть у вас есть какие-нибудь особые рекомендации?

Илий выдержал проницательный взгляд доцента и сказал:

– Не делите всё на чёрное и белое. На плохое и хорошее. Чудовища иногда оказываются жертвами, а жертвы – чудовищами. Существо на горе, возможно, совсем не то, что мы себе представляем.

Логарифм медленно кивнул.

– Что-нибудь ещё?

Илий замялся, опустил глаза.

– Говорите, как есть, доктор.

– Если достигнете предела своих сил – помолитесь. Однажды молитва спасла мне жизнь. Мне и троим детям.

– Именно молитва?

– Я уверен, – Илий уже начал поворачиваться, чтобы уйти, но остановился и добавил. – Ну, а если вы не такой гордый и упрямый человек как я, не дожидайтесь, когда достигнете предела. Молитесь уже сейчас.

Логарифм грустно улыбнулся.

– Боюсь я куда упрямее. Но я прислушаюсь к словам человека, который заранее знал, как сильно я хочу кофе.

К доктору шагнул Дэн, что-то прошептал на ухо.

– Скажи им сам, – нахмурился Илий.

Парень повернулся к путешественникам, не зная, куда деть руки.

– Это… Последнее что я хотел сказать. Мне это, короче, тоже приснилось.

– Мы внимательно слушаем.

– Во сне я сказал вам: не избавляйтесь от мальчика. Он вам понадобиться на вершине. Так вот я повторяю: не бросайте его.

Он хлопнул глазами, неуклюже поклонился и, покосившись на Нелли быстро пошёл назад, к джипу Илия.

Бывший военный хирург, коротко кивнув, пошёл за ним. В свете фар его фигура медленно темнела, пока вообще не растворилась в сумраке.

Логарифм переглянулся с Бэллой и Остапом, вздохнул и пожал плечами:

– Ну вот, а до этой фразы всё было более-менее понятно.

– Неужели? – возразила Бэлла.

Элексир бодрости

Они миновали Черкесск и свернули на заветной развилке в сторону Пятигорска. Вокруг уже стемнело настолько, что страшно стало ехать с ближним светом фар.

И хотя было ещё не так поздно, путешественников стало клонить в сон.

Остап заметил, что даже Бэлла позёвывает и трёт глаза. Может она и способна обходиться без сна, но это не значит, что усталость на неё не влияет. В таком случае Бэлле ещё тяжелее, чем другим. Ведь у неё нет возможности переключиться. Вся жизнь сливается в один нескончаемый и мучительный день.

Кажется, они снова переоценили свои силы. Возможно, как сказал Илий, на них, по мере приближения у Эльбрусу, действительно начинал сильнее действовать фактор. Остап сказал об этом остальным. Его выслушали молча, без возражений. Он понял – всей группе нужен сон и отдых. Ничто их лучше не восстановит.

Было решено ехать прямо через Пятигорск. Предложение высказал Логарифм, аргументируя это тем, что город мог уснуть раньше, ещё задолго, до того, как началась всеобщая паника – значит дороги могут быть свободны. Да и подходящий ночлег легче найти в большом городе.

И хотя, после тяжёлого дня, полного приключений, все слабо верили в то, что попадут в Пятигорск легко, доцент оказался абсолютно прав.

Их встретили пустые улицы и полнейшая тишина. Тишина огромного некрополя.

Тёмные окна. Застывшие машины, как гробы. Неясные силуэты домов, как гигантские склепы. Голые безжизненные деревья.

Оставаться здесь совсем не хотелось.

Но утомление помогало победить накативший страх. Усталость словно притупила его острые колючие края, сделала путников равнодушными к опасностям. Только бы растянутся на кровати и уронить свинцовую голову на подушку. Только бы жадно надышаться сном, прыгнуть в облако забвения и остаться там до утра.

Они ещё колесили по улицам, ища подходящее место для ночлега, как вдруг по тёмному небу прокатились лиловое всполохи. И Остап впервые в жизни увидел силуэты гор. Свечение длилось не долго, но, казалось, озарило ярким светом самые тёмные уголки мира.

Обе машины остановились, неспящие выбрались из них, и, задрав головы, смотрели в небеса.

– Как красиво. Всё-таки это напоминает северное сияние, – поделилась Кира, когда свечение начало таять в вышине. – Только цвет не зелёный, а бледно-фиолетовый.

– Когда у меня на родина так небо горит, мы говорим – нельзя смотреть! Отворачиваемся! – предостерёг Тым. – И этот свет нехороший. Голову туманит, глаза слепнут. Человек будет совсем глупый.

– Куда уж хуже, Тымнэвакат, – отозвался Вешников. – И так умом не блещем.

– Всегда есть куда хуже! – возразил Тым.

– А знаете, мне даже нравится, – задумчиво произнесла Бэлла. – Если бы это свечение не означало полный и окончательный трындец для всего живого, я бы сходила за фотиком.

– Так же было и в прошлый раз, – добавила жавшаяся к ней и озябшая Нелли. – Когда прилетела первая Неглерия, только свет был не такой яркий.

– Вторая гораздо больше, – подключился к разговору Саблин. – Оно и видно, вторая тварь решила довершить начатое дело. Может у первой не хватило силёнок или ещё что. Странно вот только, что она не спускается сразу. Парит где-то там, в стратосфере, и не спешит к нам в гости.

– Тут как раз не вижу ничего странного, – ответил Логарифм. – Эти существа пришли из глубин космоса, они существуют вне атмосферы и, видимо, им нужно время, чтобы перестроить метаболизм и приспособиться к жизни на Земле.

– Может и так, – пожал плечами Саблин. – Вы ещё молоды, господин Беркутов. У вас есть ответы. У меня их всё меньше.

Нелли поёжилась и застегнула куртку.

– Как же… – начала она говорить в наступившей тишине и голос её дрогнул. – Как же нам их одолеть? Ведь мы даже не знаем, что делать с первой, а здесь уже вторая!

Логарифм по своей привычке, раскачивался с носок на пятки и обратно, теребил ус и чему-то улыбался. Он чувствовал, как все взгляды переходят на него.

– Искусство маленьких шагов, – пробормотал он в нос.

– И что это значит?

– Значит, мы не будем загадывать вперёд. Сначала выспимся, потом позавтракаем, затем доедем до треклятой горы. То есть будем решать проблемы по мере их поступления.

– То есть, как обычно в России? – спросил Остап. – Без плана. С надеждой на авось?

– Помните сказку про лягушку, которая своими стараниями взбила молоко в масло и выбралась наружу? – сощурился Логарифм. – Я предложу вам другой пример, из живой природы. Есть некоторый вид рыб, который живёт на мелководье. Когда случается отлив, рыба остаётся лежать на отмели, дожидаясь возвращения воды. Те рыбины, что много трепыхаются, в конце концов погибают, а те, что научились лежать неподвижно – сохраняют в мышцах запас кислорода и выживают до прилива. Понимаете, к чему я клоню?

– Только примерно.

– В разных ситуациях одни и те же стратегии не работают, – объяснил доцент-эколог. – Иногда для выживания нужно отдать максимум сил, а иногда затаиться и не делать ничего.

– И какую стратегию выбрали мы? – спросил Остап.

– Пока никакую. Мы не знаем всей ситуации.

Небо над ними почти погасло, только тонкая лиловая полоска ещё пересекала вершины гор.

Майя обняла за плечи маленькую Лизу, шмыгнула носом, обернулась.

– Может быть, нам сможет что-то рассказать Фима?

Мальчик сидел в стороне на корточках и ковырял пальцем подтаявший снег. Ни фиолетовое сияние, ни разговоры взрослых, похоже, его не интересовали.

Майя, обратилась прямо к нему.

– Фима, ты знаешь что-нибудь о втором существе, которое висит над нашей планетой?

Мальчик поднял голову и, как обычно, долго без ответа, смотрел на Майю, так словно смысл её слов доходил до него не сразу, по прямой ветке, а задерживался на ремонт в депо.

– Не знаю.

– Зачем оно прилетело к нам?

– Я же говорю: не знаю, зачем второе. Отстаньте вы все от меня!

Он поднялся, вытер рукавом сопливый нос и побрёл к машине. Забрался внутрь, хлопнул дверью.

– Нам всем нужен отдых, – резюмировал Никанор Степанович. – И парнишке в первую очередь.

– Мы не можем от него избавиться, – проговорила сквозь зубы Нелли. – Так давайте хотя бы поселим его отдельно.

– Нелли… – вздохнул Остап.

– А что? – повернулся к нему Логарифм. – Девочка говорит дело. Если ночью по нашей метке придут враги, мы хотя бы успеем понять, что они в городе.

Глубокий вечер они застали в мини-отеле «Пятая высота». Он находился на склоне, из окон открывался хороший обзор на дорогу и спальный квартал внизу. И хотя без электрического освещения всё равно ничего не было видно, с приходом рассвета просматривалась большая часть города и главное – гостевой домик, в котором оставили на ночлег Фиму.

Мальчик тайком улыбнулся, когда ему сказали об отдельном домике. Похоже, его новая компания ему совсем не нравилась. Не успели Майя с Остапом уйти из гостевого домика, а Фиму уже сморил сон.

Они убедились, что он уснул в относительно тёплом и безопасном месте, оставили на тумбочке воду и рацию, и вышли на улицу.

Назад в отель возвращались с фонариками. Было так тихо, что они слышали звук собственных шагов по мокрому асфальту. Дышали тёплым паром – идти приходилось в горку.

В воздухе пахло снегом, хвоей, камнями и почти неуловимо – озоном, неясный и будоражащий запах гор, ещё не знакомый Остапу и так хорошо известный Майе.

Несмотря на усталость, этот воздух придавал им обоим сил. А прогулка, после долгого дня в машине, помогла разогнать кровь.

Они не сразу осознали, что остались наедине. Потому – шли неторопливо и молчали, как будто заново привыкали к обществу друг друга.

Остап искоса поглядывал на Майю, но в темноте видел лишь тусклое очертание её профиля. Возможно, она тоже иногда смотрела в его сторону, но Остап не был уверен. Когда идёшь с фонариком, больше думаешь о том, как бы не споткнуться.

– Ты нашла к Фиме подход, – неловко начал Остап, и его собственный голос показался ему чересчур мягким, елейным. Он откашлялся. – К тебе мальчик прислушивается…

– Он не самый приятный юноша. С дурными привычками, плохой гигиеной и боязнью людей, – ответила Майя. – Но он остаётся ребёнком, потерянным и одиноким.

– А тебе не кажется, что без нас ему… Ну…

– Лучше? Я в этом уверена. Ему вполне хорошо с самим собой. Но это не значит, что он выживет без нас. И в глубине души, он тоже это знает – ведь он вышел на дорогу, чтобы остановить машину.

– Думаешь, он намеренно к нам присоединился?

Остап не видел, но почувствовал, как Майя смотрит на него из темноты.

– Не знаю. В последнее время я ни в чём не уверена. Возможно, он просто использует нас в своих целях.

– В каких, хотелось бы знать… – Остап нервно почесал переносицу, и сам же ответил: – Хочет добраться с нашей помощью до Неглерии?

Майя вздохнула.

– Возможно.

– Зачем ему это?

Художница пожала плечами.

Они преодолели склон, и пошли по ровной, пустой, выложенной брусчаткой площади, переделанной под парковку.

Вдалеке, в одном из окошек мини-отеля на первом этаже горел огонёк – дежурила Бэлла.

Подул ветерок. Ещё сильнее запахло хвоёй, снегом и ледниками. Остап вслепую протянул руку и коснулся холодных пальцев спутницы, мягко сжал.

– Майя…

– Остап, не надо. Мне сейчас не до этого…

– Я только хотел извиниться.

– За что? – она остановилась, чуть отступила, но руки не высвободила.

– Всё вышло по-дурацки. Я не должен был тебя целовать, там, за бензоколонкой.

Несколько секунд Майя молчала. Вдруг рука её затряслась, а потом в воздухе разлился звонкий, чуточку нервный смех.

У Остапа пересохло во рту, сердце заколотилось. Он отпустил её руку и невольно сделал шаг назад.

Но Майя так же резко перестала смеяться, шагнула навстречу и нашла его руку, крепко сжала пальцы.

– Не обижайся, пожалуйста, на меня. Ты умный, ты хороший, но ещё такой наивный, такой юный, Остап! – она издала смешок, но в нём уже звучало отчаяние. – Ты думаешь о поцелуе? О том нравишься ты мне или нет? Нравишься. Ты надёжный. Ты… – она попыталась подыскать точное слово. – Ты родной мне человек. И тот поцелуй меня поддержал, вывел из ступора. Помог вспомнить, кто я есть…

Он открыл рот, но она не дала ему договорить, закрыла ладошкой рот.

– Ты и сейчас поддерживаешь меня, просто, когда рядом. Я вижу, как ты смотришь. Вижу, как хочешь помочь. Но ты не можешь помочь. Никто не может. Только я сама. Я их потеряла! Потеряла навсегда, Остап! Ты не можешь этого понять!

Остап почти рывком убрал её руку:

– Могу! – крикнул он. – Ты думаешь, если я моложе тебя, значит, не видел жизни! Эта поганая летаргия тоже лишила меня любимых. Сначала мать, потом, потом…

Он задохнулся от возмущения. Майя неожиданно прижалась к нему и крепко обняла, уткнувшись носом в ворот свитера. Он почувствовал сладкий запах, исходящий от её удивительно мягких, похожих на пружинки волос. Затем его рука, против воли, коснулась этих волос и гладила снова и снова, пока сердце не перестало колотиться, как бешенное.

– Мне стыдно, – сказала Майя глухо, зарывшись носом в одежду, всё ещё не отнимая лица от его груди. – Ужасно стыдно, за то, что я чувствую к тебе. Что это по-настоящему. Что я чувствую это сейчас. Так не вовремя, когда должна мучиться угрызениями совести, потому то не сумела уберечь детей…

– Майя! – он сжал её за плечи, отстранил, заглянул в глаза. – Ты заговорила о детях, едва вышла из комы! Ты чуть не погибла, разыскивая их по Петербургу! Ты ещё не могла ходить, но проползла на животе по замёрзшей лестнице, чтобы их спасти! Ты не виновата! Ты сделала всё, что могла!

Она грустно улыбнулась, шмыгнула носом, и вытерла быстро сбежавшую по щеке слезинку.

– Ну, тогда и ты себе скажи, что ты не виноват!

Лицо Остапа вытянулось. Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. Затем, снова обнялись и на этот раз стояли так долго.

В какой-то момент их лица оказались так близко, что они кожей почувствовали тёплое дыхание друг друга.

Дрожа, но не от холода, медленно, будто преодолевая тягу двух магнитов, они оторвались друг от друга, всё ещё держась за руки.

– Ты понимаешь, – нежно отозвалась Майя, – что дальше нам будет ещё сложнее. Чем сильнее мы устаём, тем меньше себя контролируем…

– Понимаю, – согласился он. – Но мне почему-то стало легче.

Они расцепили руки и спрятали их в глубоких карманах своих курток.

Вновь ветерок принёс запах гор, вновь брусчатка отозвалась на их шаги, глухим стуком. Огонёк в окне мини-отеля стал ближе.

Когда они вошли в холл, все уже спали. Только Бэлла сидела, заложив книгу пальцем, и неотрывно глядела на горящую перед ней на столе толстую свечу. Остап и Майя подошли к её креслу.

– Удивительно, – медленно проговорила она, даже не взглянув на вошедших. – Как быстро мы скатились в дремучее средневековье. Как по щелчку пальцев. Аккумуляторы разряжены, экраны погасли, клавиатуры онемели. Скоро чернила в моей шариковой ручке засохнут, и я снова начну царапать бумагу гусиным пером.

– Разве не все современные писатели тайно мечтают об этом? – поинтересовалась Майя. – Сидеть при свечах, писать пером…

Бэлла сонно перевела на неё взгляд.

– Ровно до тех пор, пока в первый раз не отключат электричество с отоплением. И помни, дорогая, я пишу любовные романы. В них можно разбрызгивать духи на постель и щекотать друг друга перьями при свечах, но, чтобы хорошо описать такое, реальность должна быть беспощадно комфортной: ноутбук с удобной раскладкой, крепкий кофе, кресло с пледом и кто-то тёплый у ног – собачка или кошка.

Остап и Майя засмеялись.

– Муза сбежала от тебя, Бэль? – пспросил Остап.

Бэлла сощурилась, разглядывая их разрумяненные лица, и неопределённо махнув рукой, снова уставилась на огонёк свечи.

– Лучше идите спать. И лучше – вместе, – сказала она. – Этот мир летит в тартарары. Когда ещё выпадет такая возможность?

Остап и Майя замерли и коротко переглянулись.

– Не бойтесь, – сказала Бэлла, искоса посмотрев на их вытянутые лица. – Я никому не выдам вашу тайну.

В холле стало так тихо, что можно было услышать, как потрескивает парафин, плавясь от горящего фитиля.

Остап неловко возразил:

– Мы как раз говорили о том, что сейчас это всё усложнит…

– Дело ваше, – Бэлла тяжело поднялась с кресла, взяла со стола фонарик, проверила револьвер за поясом. – В моих книгах, это уж точно никогда ничего не упрощает. Но только поэтому их и читают.

Она прошла между ними, легонько толкнув Остапа плечом. У выхода, чуть покачнулась.

– Бэль, – позвал Остап. – Куда ты?

– Выйду, прислушаюсь к шорохам. Возможно, навещу нашего мальчика. По ночам в городе такая тишина, что можно различить шаги за квартал отсюда.

– Бэль.

– Чего тебе?

– Как ты?

– Бесконечный день, мать его… – буркнула она и, толкнув дверь, вышла на улицу.

Остап смотрел сквозь стеклянную дверь, как на парковке загорелся луч фонарика.

– Нам нужно идти отдыхать, ты сам говорил, – сказала Майя.

Он повернулся, кивнул.

Они задули свечу и свернули в тёмный коридор, направляясь каждый к своей двери.

Майя нащупала стальную ручку, с силой нажала на неё и тут же услышала, как Остап тихо позвал её по имени.

Она вздрогнула, ощутила, как остро и горячо кольнуло в сердце, как внизу живота разлилось тепло. Поняла, что если он сейчас подойдёт и коснётся её…

– Майя!

– Что? – ответила она шёпотом.

– Не знаю как так вышло. Но я тебя люблю. Вот что.

Она обернулась, глядя в кромешную темноту. Не понимая, как далеко он сейчас от неё. В её руке был зажат фонарик, но ей не хотелось его включать. Она боялась, что если посветит, то увидит лицо Остапа, его глаза, совсем рядом со своими.