Читать онлайн Цветок вампира – аконит бесплатно

© Лили Мокашь, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Пролог

Никогда бы не подумала, что умру вот так. Последние месяцы опасность нависала над моей головой все ниже, но длины цепких пальцев тьмы едва хватало, чтобы коснуться хотя бы макушки. Мама всегда говорила, что я родилась в рубашке. Выходит, природная броня меня все же подвела.

Я лежала на холодной земле посреди зимнего леса. Взгляд устремился вперед, впиваясь в ухмыляющееся лицо моего убийцы. Уголки его губ измазали темно-бордовые капли крови, которая еще недавно текла по моим венам. Он с чувством стер большим пальцем оставшуюся жидкость и потянулся к моему лицу.

– Попробуй.

Отдать жизнь ради любимого человека – не самая худшая смерть. Понимала ли я, что могу пожалеть о своем выборе? Безусловно. Но именно в эту минуту, когда я смотрела в светящиеся синевой глаза, это казалось неважным. Почти невозможным в разрезе вечности. И именно поэтому я послушно слизнула кончиком языка каплю, наполнившую рот солоноватым привкусом, отдающим железом. Незамедлительно после этого тело охватила прожигающая изнутри агония. Пути назад больше не было.

Глава 1

Все с нуля

Приборная панель сообщала, что за окном больше тридцати градусов тепла. Типичное для конца августа пекло в Ростовской области растянулось на начало сентября. Старенькая «Лада» мамы гудела, сопротивляясь на скорости потокам воздуха. В салоне играла музыка, но из-за врывающегося через открытое окно ветра было невозможно разобрать слов песни. Непослушные пряди волос били по лицу и плечам. Сколько ни пыталась заправить за ухо – бесполезно. Все резинки, как назло, убрала в чемодан. Вот же дура! Знала ведь, что до аэропорта путь неблизкий, а на улице стоит такая жара.

Сегодня я «возвращаюсь к истокам», если можно так сказать. Железная птица за считаные часы отнесет меня в Новосибирск, и после непродолжительной тряски в поезде я окажусь в месте, где родилась семнадцать лет назад. Ксертонь – непримечательный городок, где дожди идут чаще, чем в других регионах России, а если верить Интернету, то солнечных дней здесь и вовсе меньше месяца в год. Окруженный кольцом из холмов и лесных чащ, он существовал самобытно. Из мнимой изоляции, лишенной ощутимого тепла и света, мама сбежала, не сойдясь в планах на будущее с моим биологическим отцом, когда мне не исполнилось и года. Большую часть времени я росла в Ростове вместе с Марией, так и не приучившись называть родителей «мама» и «папа»: Костю я видела слишком мало, чтобы привыкнуть без многочисленных напоминаний произносить вслух «папа», а Мария радовалась сложившейся в семье традиции: когда она стояла рядом со мной, ее принимали за старшую сестру или подругу.

В Ксертонь я возвращалась каждое лето, проводя по целому месяцу у бабушки по отцовской линии, но в четырнадцать лет наконец заявила, что с меня хватит сажания картошки на даче, где в округе ни одного сверстника. Костя легко сдался и потому планировал последние три года совместный отпуск ближе к осени: в Турции или еще где потеплее. В этом году мы никуда не ехали, ведь на носу был выпускной класс и приходилось думать о запасном плане на случай, если не дотяну по баллам до места на бюджете. План «Б» обещал влететь в копеечку, и именно из-за него я и отправлялась в добровольную ссылку.

Не буду скрывать, решение далось нелегко, пусть и выписанные на листок в колонку плюсы учебы в Ксертони значительно перевешивали минусы: передо мной гостеприимно раскрыла двери одна из лучших гимназий в Сибири, а если повезет, то и государственный институт.

По дороге в аэропорт ужас накатывал волнами, мерзким шепотом твердя, что новенькую едва ли легко встретят. Чем больше в гимназии учеников, тем меньше шансов на бюджетное место в институте. Несмотря на статус закрытой школы, учились здесь не только дети нефтяников из ближайших городов, но и стипендиаты, что блистали умом на олимпиадах по всей стране. Конкуренция такая, что не соскучишься. И вот я, настоящая белая ворона, которая и в общеобразовательной-то ростовской школе не смогла найти друзей, отправлялась в логово к голодным волкам. Казалось, даже сидя в машине в другом городе, я чувствовала, как жжется между бровями ярко-алая мишень. Дула ксертоньских задир уже взведены и нацелены прямо мне в лоб.

Если терпеть насмешки и уворачиваться от издевательств я отчасти привыкла, то отношения с самим городом меня заочно пугали. Страшнее было не столько то, что Ксертонь могла отвергнуть, не дав и единого шанса, сколько возможное сходство с Марией: вдруг и из меня родное место вытянет последние светлые части, удушая одну мечту за другой? Было страшно, но риск стоил того, чтобы хотя бы попытаться.

Ростов-на-Дону с каждым пройденным автомобилем километром оставался позади. Город, где прошло мое детство, казался прекрасным местом, где дороги, за редким исключением, были ровными, а солнце приятно ласкало кожу. Жизнь кипела в Ростове круглосуточно, в то время как в Ксертони, насколько я помнила, все закрывалось хорошо если не раньше шести вечера.

– Ася. – Мама осторожно потянула меня за край рукава кардигана, когда приветливая женщина на стойке регистрации отдала посадочный талон. – Тебе не обязательно уезжать.

Я заглянула в почти идеальную копию собственных глаз. Единственное отличие – мамины были подчеркнуты паутиной тонких морщин в уголках от частых улыбок. Первое, что я всегда вспоминаю, думая о Марии, – это ее задорный звонкий смех. Я была точной копией женщины с темно-карими глазами и каштанового цвета волосами, вот только ее жизнелюбие и легкомыслие не передались мне вместе с генами.

Во взгляде матери легко улавливалась невысказанная мольба, от которой внутри у меня все сжималось. Казалось, она волновалась куда больше, чем я сама, и от этого внутри становилось только хуже. Хотелось остаться здесь, в безопасной зоне, где каждый поворот давно осмотрен вдоль и поперек, а ноги знают все каверзные камешки, которые так и норовят застрять в подошве. Излюбленные места давно выбраны, а школьные злодеи приручены. Во всяком случае, до той степени, когда тебя в классе давно никто не задевает, если не лезешь на рожон. Мысль о новой школе внушала надежду на перемены, если не по среднему баллу в аттестате, то хотя бы по большему числу приятных людей вокруг. Вдруг никакой конкуренции и нет в стенах гимназии, а я лишь из страха себе надумываю? Могу я хотя бы выпускной класс провести, не отсиживаясь тихо на задней парте, а, как нормальные ученики, строить планы на будущее, общаться и, быть может, даже влюбиться?

Мария знала обо всех моих проблемах, но едва ли могла что-то сделать. Одно время мы с мамой думали о том, чтобы мне перевестись в гимназию получше, но тратить с утра лишний час на дорогу казалось невозможным.

Мама всегда была нежной, ранимой женщиной, которая сама нуждалась в присмотре. Из нас двоих я всегда ощущала себя старше. Даже сейчас личные переживания меркли, стоило подумать, как Мария будет обходиться без меня, если в Ксертони все пойдет по плану: старшие классы, за ними бакалавриат и магистратура в Ксертоньском государственном, работа – при таком раскладе скорым возвращением и не пахло.

Головой я понимала, что груз опеки осторожно снял с моего плеча новый муж мамы, и настало время мне строить будущее. Теперь Сашке следить, чтобы коммуналка была оплачена вовремя, в холодильнике к ужину нашлась еда, а в баке автомобиля – бензин. Но мудрое сердце будто предчувствовало беду, хотя, возможно, я просто цеплялась перед лицом неизвестности за самый удобный уступ, лишь бы не нырнуть с головой в холодные воды.

– Все нормально, мам. Нельзя же подать документы в университет, который я в жизни не видела. Это на сайте он классный и навороченный, а как дело обстоит в реальности, пока не приедешь, толком не узнаешь. Вдруг у него не общежитие, а избушка на курьих ножках? – От упоминания излюбленного фольклорного строения губы мамы растянулись в тонкой улыбке. – Так будет лучше для всех. Тем более я правда хочу пожить в Ксертони. В конце концов, я там родилась. Да и Костя порадуется. Будет время и программу подтянуть в местной гимназии, поспрашивать о факультетах в вузе. Понять, что к чему.

Последнее время я только и искала предлог, чтобы отказаться от переезда. Неизвестность пугала, как и жизнь в городе, в котором мне не было места. Только мысль о возможностях ксертоньской гимназии успокаивала. Даже если институт не оправдает ожиданий, определенный бонус от аттестата в прогрессивной старшей школе, за места по стипендии в которой бились чуть ли не до первой крови, казался стоящим времени и сил. Я цеплялась за эту мысль так отчаянно и часто, что почти научилась укрощать страх.

– Передавай привет Косте.

– Конечно, мама.

– Мария, – поправила она, как делала всегда, стоило нам вместе выйти в люди.

Даже спустя семнадцать лет моя мать настаивала на том, чтобы я звала ее по имени. Когда-то давно Мария так будто старалась казаться моложе, боясь остаться одна с ребенком на руках, но даже сейчас, когда в жизни матери появился Сашка, она продолжала меня поправлять.

Я раскрыла объятия, и мама тут же в них погрузилась. От нее пахло земляничной жвачкой, летом и корицей. Запахами, которые всегда напоминали мне о доме.

– На новогодних праздниках увидимся, – уверяла она. – Но если почувствуешь, что программа слишком тяжела или с одноклассниками не уживешься, возвращайся. Полно времени окончить школу где-нибудь еще. Мы справимся. На бюджет куда-нибудь пусть попроще, да поступим.

Из мамы никудышная лгунья. В ее широко распахнутых глазах легко читались эмоции: я рисковала, переводясь в другую школу в начале одиннадцатого класса. Это билет в один конец. Либо получится, либо плакало мое счастливое будущее. Ни один директор в здравом уме не примет ученика посреди полугодия. Да и новый муж мамы наверняка уже начал обдумывать, во что переделать мою комнату: в тренажерный зал или игровую с консолью и большим плазменным телевизором?

Еще минуту я стояла с мамой, держась за руки, пока по громкоговорителю не объявили открытие гейта. В последний раз мама с чувством обняла меня, и я отправилась на посадку, чувствуя, что она провожает меня взглядом до дверей.

* * *

Четыре часа перелета из Ростова-на-Дону до Новосибирска, еще два на пригородном поезде до станции Большая Торана. Ни перелет, ни тряска в поезде не беспокоили меня так сильно, как перспектива провести час наедине в машине с Костей. Предметом наших извечных споров было то, что я почти никогда не называла его папой. В отличие от матери, он никогда не пытался откреститься от положенного звания, но, признаться честно, мешало мне другое – слишком мало и непостоянно Костя был в моей жизни.

Первые годы после бегства Мария не позволяла мне видеться с отцом. Она растила меня вместе с бабушкой, перебиваясь на двух работах, пока однажды на пороге все-таки не объявился Костя. До сих пор не понимаю, как ему удалось тогда нас разыскать в чужом городе. Мария думала, что все дело в связях: хороший полицейский ими быстро обрастает, а со стремительным развитием карьеры Кости знакомые множились, как пирожки из бабкиной печки. В тот день мама с папой несколько часов проговорили на кухне, шепчась за закрытой дверью. Пару раз я на цыпочках прокрадывалась по коридору подслушать, но едва мне удавалось прикоснуться ухом к двери, как откуда ни возьмись появлялась бабушка. Словно провинившегося котенка, она отгоняла маленькую меня от двери, и вскоре я оставила тщетные попытки, вернувшись к просмотру «Тома и Джерри».

Когда родители появились в гостиной, лица их были серьезны. Мама и папа расселись на диване по обе стороны от меня. Мы много говорили в тот день, но я едва ли запомнила конкретные слова. Наиболее ярко в памяти запечатлелся момент, когда Костя, не находя подходящих фраз, пытался на пальцах объяснить, что он – мой отец, избегая не по возрасту интересующей меня темы «откуда берутся дети». С тех пор я и начала проводить в Ксертони несколько недель в год, чтобы получше узнать Костю.

Прокручивая это воспоминание в голове, я мысленно повторяла про себя непривычное обращение «папа». Пробовала каждую букву, стараясь в подходящий момент поздороваться с Костей и как ни в чем не бывало выпалить дежурную фразу, надеясь сделать ему приятно. В конце концов, нам предстояло жить бок о бок как минимум до новогодних каникул, и важно было начать с позитивной ноты: чем меньше поводов для разногласий, тем лучше.

Однако планы, насколько бы продуманными они ни были, редко срабатывают так, как мы бы того хотели. Когда поезд остановился на моей станции, перрон оказался ниже, чем я ожидала. Схватившись обеими руками за чемодан, я попыталась его приподнять и охнула от тяжести. Завалившись на бок, еле удержала равновесие, но спиной быстро нашла опору в виде ближайшей стены. Позади неожиданно скопилась толпа недовольных людей. Одни цокали языками, другие недовольно вздыхали, но никто не спешил помочь. Зеваки стояли и смотрели на мои отчаянные попытки спустить неподъемный для хрупкой девушки чемодан с милой фиолетовой лентой, завязанной бантом на ручке. Бессилие раздражало, уходящее время – еще больше. Некоторые незнакомцы оказались настолько нетерпеливы, что с силой протискивались на выход к двери, оставляя беспомощное создание позади, спеша дальше по своим делам. Я понятия не имела, через сколько минут вновь закроются двери и поезд отправится дальше. Пробовала обхватить свой багаж и так и эдак, но упрямый чемодан казался таким же неповоротливым, как и его обладательница. Непослушные пряди упали на лицо, закрывая обзор. От усилий лоб покрылся потом. Хотелось пнуть чертов чемодан и смотреть, как он полетит плашмя вниз. Я была уже готова отправить неподъемную ношу в полет, как послышался знакомый голос:

– Ася! Ася, брось! Я спущу.

Я разогнулась и увидела отца.

– Спасибо, Костя.

С момента нашей последней встречи он почти не изменился. Черная кожаная куртка подчеркивала широкие плечи, а белая водолазка облегала подтянутый торс. Неизменные, черные как смоль усы красовались ровной полоской над верхней губой. Сильный и проворный, отец легким движением спустил багаж на платформу, а затем подал мне руку. Я осторожно вложила ладонь, принимая помощь. Позади раздался смешок, от которого лицо обдало жаром. Костя выглядел достаточно молодо, несмотря на пробившуюся в висках седину. Довольно часто нас принимали за парочку влюбленных, а не за отца и дочь. Повезло мне с генофондом, ничего не скажешь. Я ненавидела косые взгляды, которыми нас одаривали на улице. Ужасно стыдилась. Поскорей бы мы доехали до Ксертони, где каждый прохожий знал отца в лицо и не думал чего-то не того.

Во всей этой ситуации Костя проявил исключительное благородство: не только широко улыбнулся ожидающим людям, а даже помог им спустить сумки, в то время как я, наверняка залившись краской, стояла рядом, изучая взглядом неровности асфальта. Отец был таким во всем.

Когда я решила обсудить с отцом перевод в ксертоньскую гимназию, он, вопреки моим ожиданиям, очень обрадовался и предложил перебраться к нему на время обучения. Мне было трудно представить, что мужчина, столько лет носивший звание холостяка, будет готов принять дочь на неизвестно какой срок, ведь если со школой все пройдет хорошо, то впереди около шести лет в местном институте. Костя же, наоборот, принялся охотно хлопотать с документами и даже, насколько я знаю, ходить по старым знакомым, лишь бы достать для дочери место.

Ничто в Ксертони меня не интересовало больше, чем местный институт. Разнообразие факультетов и, судя по отзывам, неплохих учебных программ вселяло надежду. Я много и прилежно училась в школе, да и не имела никогда проблем с учителями. Проще говоря, характеристика по выпуску должна быть превосходной, как и аттестат. Не золотая медаль, но без троек. Оставалось только наконец решить: кем же я захочу быть?

Эта задача казалась мне непосильной. Вот как в семнадцать лет можно точно знать, на кого отучиться, чтобы работать по специальности всю оставшуюся жизнь? Я восхищалась бывшими одноклассницами, что остались в обжигающе жарком Ростове. Уж они-то знали, чего хотели от жизни. Некоторые были твердо намерены отучиться на врачей, другие на юристов, считая, что это будет всегда востребовано. Мне же предстояло определиться до февраля – крайнего срока выбора предметов для сдачи ЕГЭ.

По дороге к дому Костя неумело пытался меня разговорить, чтобы в машине не висела неловкая тишина. Мы оба не были болтливы, к тому же понятия не имели, о чем друг с другом разговаривать. В отпуске тему для беседы найти несложно, когда вокруг тебя в новой стране всегда что-нибудь эдакое происходит, а вот посреди монотонного скопления машин в пробке – это задача со звездочкой.

– И все-таки снова в Ксертонь, да? Я всегда думал, что тебе, как и Марии, здесь не очень-то нравится.

– Так и есть. – Я пожала плечами и продолжала смотреть в окно на проносящийся мимо лесной пейзаж. – В Ростове нет стольких бюджетных мест на интересные программы, как здесь. Я подумала, почему бы не попытать удачу и хотя бы немного не облегчить вам с Марией жизнь. Если недоберу баллы в этом году, то хотя бы платное отделение будет не так сильно бить по кошельку. Можно попробовать дать городу еще один шанс.

– А еще можно попробовать звать меня «папа». – В тоне его голоса улавливалась легкая насмешка.

Костя так часто поправлял меня, что сомнений, насколько сильно его задевала эта тема, не оставалось, однако поделать с собой я ничего не могла.

– Можно и попробовать, – только и выдавила в ответ, не разделяя его веселья.

– Что-что? Не расслышал? Здесь, кажется, чего-то не хватает?

– Можно и попробовать, па-па, – сказала я, выделив по слогам последнее слово.

Отец радостно засмеялся и ободряюще похлопал меня по плечу, как бы говоря «все у нас с тобой будет нормально», но я не была настолько же уверена.

Грустное осознание, что вся привычная жизнь осталась там, в Ростове, нахлынуло на меня со слезами. Хотелось помолчать и просто позволить себе это чувство. К счастью, по радио заиграла любимая песня отца. Кажется, это была группа Iowa. Подпевая, Костя прибавил громкость. Я невольно прониклась к ритму песни, в такт притопывая ногой. Оставшуюся дорогу мы ехали молча, а музыка кое-как помогла совладать с настроением. К концу дороги я подпевала вместе с отцом задорную песню «Улыбайся», начиная думать, что, возможно, Костя прав – все у нас будет нормально.

Почти через час мы проехали дорожную табличку с надписью «Ксертонь», и вот уже на третьем повороте после въезда в город машина свернула в наш поселок городского типа – Буград. Не глядя, Костя петлял по дворам, где едва ли могли разъехаться встречные машины из-за припаркованных и тут и там авто соседей. Вскоре мы пробрались по серому лабиринту к заветному длинному дому, что местные прозвали «Ель» из-за пятнистой окраски фасада из всех оттенков зеленого цвета. Трехэтажный дом растянулся на три подъезда, в одном из которых и находилась квартира Кости.

Выйдя из машины, я пошла к багажнику за чемоданом, но стоило за ним потянуться, как послышалось бормотание Кости, строго-настрого запрещающего поднимать «такую тяжесть». Не имея ничего против, я направилась к подъезду и на мгновение застыла у входа, вспоминая код. С третьей попытки дверь поддалась. К счастью, Костя был слишком увлечен возней с багажом, чтобы стать свидетелем моего позора – ну как можно было забыть код от родного дома?

Что меня всегда удивляло в квартире отца, так это ее опрятность. Четырехкомнатная квартира с просторным залом не вписывалась в мое представление о холостяцкой жизни. Она больше подходила большому шумному семейству, что способно наполнить окружающее пространство звонким смехом и суетой домашних по выходным. Наверное, когда отец оформлял ипотеку, он планировал для Черны́х большую семью, вот только у судьбы оказались другие планы.

Насколько я знала, после мамы у Кости не было серьезных отношений. Во всяком случае, отец ни с кем меня не знакомил, да и в доме никогда не наблюдалось неопознанных женских вещей. Признаюсь, первое, что я сделала, переступив порог, – бегло скользнула взглядом по коридору в надежде найти хотя бы отдаленный намек на присутствие женщины, но тщетно.

Квартира Кости была светлой и практичной. Зал отделялся от кухни высокой барной стойкой, где всегда царил порядок, обманчиво намекая на присутствие суетливой хозяйки в доме, но на деле здесь просто очень редко готовили. О том, что владельцем дома был Костя, говорил лишь уставленный фотографиями стеллаж. В рамках красовались кадры из наших совместных путешествий, а также памятные трофеи об удачной рыбалке.

Отец много времени проводил на реке. Он рассказывал, что Обь полна рыбы и только ленивый может уехать оттуда с пустыми руками. Я ленивой не была, однако во время немногочисленных попыток отца привить мне любовь к фамильному хобби ведерко оставалось предательски пустым. Такой вид спорта, как рыбалка, был мне чужд.

Впрочем, как и любой другой, требующий ловкости и координации, ведь от природы мне не досталось ни того ни другого. Этот факт подчеркивали бесконечные сдачи нормативов на уроках физкультуры. Какое-то время учитель не оставлял надежд, что рано или поздно у непутевой школьницы все получится, но и он вскоре сдался. На смену нормативам в мою жизнь пришли бесконечные доклады о видах спорта или итогах прошедших олимпиад, которые позволяли иметь в аттестате натянутую четверку – и на том спасибо. Куда больше мне нравилось по несколько часов подряд сидеть с книгой в руках, вдыхая неповторимый аромат тонких страниц, присущий лишь бумажным изданиям. Говорят, вся магия запаха кроется в чернилах.

Я могла окунуться в новую историю с головой, игнорируя все на свете, жадно проглатывая слова, что будоражили порой не только воображение, но и сердце. Чем дольше я увлекалась чтением, тем больше хотела связать жизнь с литературой, но стоило об этом заговорить, как родители хором принимались отговаривать. Интересно, что опасения Кости всегда сводились к деньгам, в то время как мама считала мое увлечение в целом недостойным высшего образования. Говорила, что это скорее хобби, чем профессия. Слышали бы Марию писатели, для которых она рисует иллюстрации, вот бы удивились!

Дальняя комната в квартире запиралась на ключ и отводилась мне в редкие летние визиты. Даже когда я сгоряча зареклась возвращаться в Ксертонь, Костя не стал обустраивать помещение под другие нужды. Это казалось мне одновременно милым и довольно грустным. В сердце отца всегда оставалась надежда.

Отпирая дверь, он протянул мне ключ и пропустил вперед, бегло рассказывая:

– Я обновил обои на стенах к твоему приезду и установил антимоскитную сетку. На дворе, конечно, шестое сентября, но здесь тебе не Ростов, не обманывайся: если захочешь проветрить, лучше не включай свет – налетит столько мошкары, не избавишься. – Костя поморщился. – Мелкокрылые летнебукашки куда угодно протиснутся.

Завуалированное ругательство Кости было забавным, но я улыбнулась, вежливо сдержав смех. Я окинула комнату взглядом, и создалось впечатление, будто я никогда ее не покидала. Свежие сиреневого цвета обои с изображением мелких соцветий лаванды напоминали мне предыдущие, что давно выцвели в пастельный оттенок. В остальном все было по-старому: на окне висел неизменный полупрозрачный тюль с витиеватым кружевом, а на подоконнике стояли знакомые кактусы – единственные растения, что я не способна убить.

Над рабочим столом возвышалась полка с любимыми детскими книгами: виднелись потертые корешки томов «Хроник Нарнии», «Артемиса Фаула» и «Алисы в Стране чудес». Даже сейчас я нежно любила воспоминания об этих историях. Когда мне было восемь, ночи проходили под одеялом с книгой. Вооружившись фонариком, я, точно вор, боялась быть пойманной за руку, осторожно выписывала иероглифы и искала к ним расшифровки внутри томов Йона Колфера, пытаясь узнать, о чем же говорилось в тайном послании к «Коду вечности».

Костя ретировался, позволив мне немного передохнуть с дороги и разобрать вещи. Я была за это благодарна и немедленно приступила к распаковке чемодана, чтобы и дальше не увязнуть в потоке воспоминаний.

* * *

Едва я закончила раскладывать вещи, как раздался звонок в дверь. В зале послышались тяжелые шаги Кости, и вскоре дом наполнился еще двумя мужскими голосами. Я отчетливо улавливала приветливые интонации и звонкий смех, но едва разбирала слова. Взяв в руки телефон, я открыла браузер, сверила расписание спортивных программ и посмотрела на время.

«Ну конечно – матч Премьер-лиги», – с горечью подумала я, понимая, что ради меня Костя вряд ли стал менять привычный распорядок. Помимо рыбалки и лихой езды, отец любил футбол, а потому часто приглашал друзей и коллег вместе посмотреть очередной матч. Не зря же он купил целый домашний кинотеатр?

– Ася, у нас гости! Выходи поздороваться, – крикнул Костя, и я быстро поправила волосы, используя вместо зеркала выключенный экран телефона.

Скользнув за дверь, я быстро прошла через коридор в зал и увидела крупного мужчину в инвалидном кресле. Аккуратно подстриженные смолянистого цвета волосы открывали добродушное лицо мужчины, чьи глаза превратились в две тонкие щелочки от искренней улыбки. На госте красовалась белая футболка с изображением волка – символа тамбовской команды. Клетчатая рубашка, в тон ореховых глаз с изумрудными прожилками, была свободно наброшена на плечи. Лицо старого знакомца носило отпечаток времени в виде хитрого узора морщин. Наиболее глубокими из них были те, что тянулись из уголков глаз:

– Ася! – Мужчина развел в сторону руки, приглашая в объятия.

– Здравствуйте, дядя Дима. – Я наклонилась и на мгновение сердечно обняла его, радуясь, что дядя все так же жизнерадостен. – Как ваши дела?

– Все еще танцую. – Дмитрий игриво подмигнул и коротко осмотрел меня с головы до ног. – И когда ты успела так вырасти? Еще вчера копалась в песочнице во дворе, а уже вот – взрослая девушка.

Костя, убирающий в этот момент подушки с дивана, услышав последнюю фразу, отбросил недовольный комментарий:

– И ничего не взрослая! Вот институт окончит, тогда поговорим.

– А вот твой старик не меняется.

Я рассмеялась вместе с дядей, понимая, насколько Дмитрий прав. Отец бухтел под нос что-то нечленораздельное, пытаясь оправдаться, когда из-за спины послышался новый голос:

– Дядь Кость, напитки в холодильник?

– Денис, оставь пару банок на сейчас, а остальное убирай.

«Денис?» – имя показалось знакомым, и я обернулась. В доме дяди Димы всегда было много детей. Слишком много времени прошло, чтобы вспомнить, как выглядел сын дяди. Дмитрий охотно присматривал за дочерями и сыновьями всех знакомых, когда родителей звал долг – настолько любил возиться с малышней. После того как дядя Дима попал в аварию, присматривать за детворой стало некому. На том мое общение со сверстниками в Ксертони и закончилось.

Передо мной оказался хрупкий, чуть загорелый юноша с вздернутым носом и россыпью недозревших прыщей. Юношеский пух пока не преобразился в аккуратную мужскую щетину, а тело парня скрывал просторный балахон на молнии с принтом неизвестной мне рок-группы. Фамильные черты Дроздовых легко прослеживались: волосы у Дениса оказались того же цвета, что и у дяди Димы, но спускались ниже плеч. Челка сбивалась в просаленные пряди, которые при каждом шаге касались кончика носа.

Он не был даже отдаленно похож на героя моих любимых романов. Впрочем, чего еще ждать от современных мальчишек, которым интересны видеоигры да мемы из Интернета?

Я встретилась с Денисом взглядом, и на мгновение мне показалось, что он хотел что-то сказать, но запнулся. Парень рассматривал мое лицо, словно старался изучить до мельчайших деталей. Я почувствовала, как от смущения запылали щеки, и отвела взгляд. Неловкую паузу нарушил дядя:

– Ну что вы стоите, как чужие? Все детство, значит, вместе козни мне строили, а теперь стоят, потупив взгляд.

Костя оказался более чутким и оценил обстановку лучше, а потому похлопал дядю по плечу:

– Да они не помнят друг друга. Смотри, как оба изменились! Это отеческими глазами, они что в памперсах, что в пубертате выглядят одинаково. Ася же еще и постарше Дениса на пару лет. Сколько тебе, напомни?

– Пятнадцать, – парень произнес цифру с такой гордостью, будто за нее полагалась медаль.

– Ага, правильно помню, – кивнул отец и представил нас друг другу: – Ася, это Денис. Вы играли в детстве у дяди Димы на даче. Денис, это моя дочь Ася. В детстве у нее были волосы посветлее и щеки побольше.

За «щеки побольше» я шлепнула отца по ноге кухонным полотенцем, что нашлось на журнальном столике. Это непредусмотрительное движение стало началом настоящей бойни: едва я шлепнула отца, как тот снял с головы фирменную кепку с символикой команды и козырьком щелкнул меня по лбу. В ответ я ухватилась за лежащую на полу диванную подушку и хотела кинуть в Костю, но промахнулась и попала в Дениса. Ответ не заставил себя долго ждать: тот же снаряд полетел прямиком к моей голове. Мы играли, звонко смеясь, словно были детьми, к которым родители приехали в лагерь.

Веселье кончилось, когда дядя посмотрел на настенные часы и охнул:

– Матч! Матч уже начался!

Все мужчины быстро расселись на диване. Включив телевизор, они принялись внимательно следить за игрой. Меня же футбол не интересовал, поэтому я направилась к кухонному островку сделать бутерброды. В холодильнике нашлась докторская колбаса и кусок неопознанного сыра. Сделав по три бутерброда каждому гостю и уничтожив тем самым весь имеющийся в доме хлеб, я подошла с тарелкой к журнальному столику и была встречена радостным улюлюканьем, как охотник, вернувшийся к племени с добычей. Костя подвинулся, освободив место, и я с удовольствием поела в компании и в какой-то момент даже начала смотреть игру, пусть и мало что пони-мала.

Мужчины кричали, называя фамилии игроков и советуя, что те должны сделать в следующий момент. Размахивали руками и выли, когда в ворота их команды забивали гол. Я почти молча наблюдала за Костей, слушая пояснения к игре, но так ничего толком и не поняла. Даже несмотря на это, мне по-настоящему понравился вечер. Когда гости ушли, я позабыла обо всех тревогах и в хорошем настроении легла спать, хотя завтра предстояло то еще испытание – первый день в новой школе.

* * *

Густой туман – вот что я увидела, выглянув с утра в окно. Пасмурное небо нависало над домами, как и в детстве. Я грустно вздохнула, смотря на молочную дымку между домами, и поняла, что к такому виду еще нужно привыкнуть.

Несмотря на размер квартиры Кости, полноценная ванная комната была только одна. Мне повезло, отец встал раньше и к моему выходу из комнаты уже суетился на кухне, готовя завтрак. Коротко поздоровавшись, я поспешила в ванную, борясь с соблазном прямо сейчас сесть за стол: по всей квартире разливался аромат свежезаваренного кофе, румяных тостов и яичницы. Мое любимое сочетание.

Наспех умыв лицо и расчесав непослушные пряди, я собрала волосы в высокий хвост. Несколько коротких прядей выбились из-под резинки и были отправлены в ссылку – то есть за ухо.

Прошмыгнув из ванной в свою комнату, я сменила любимую пижаму с оленями на одежду, более подходящую для школы. К счастью, в ксертоньской гимназии не было формы. Разве только синие джинсы носить запрещалось, но у меня отродясь таких в гардеробе не водилось. Раскрыв дверцы шкафа, я заглянула внутрь, пытаясь вспомнить, что из одежды привезла с собой. В моем гардеробе преобладала «лесная» палитра, как окрестила ее мама: то есть все оттенки зеленого, коричневого и черного с редкими находками белого цвета на самых дальних вешалках. Немного поразмыслив, я выбрала суженные книзу черные джинсы и темно-зеленую кофту с V-образным вырезом, которую я решила надеть поверх белой майки на тонких бретельках. Я не представляла, как сильно топят в местной школе, поэтому надеть вниз что-то легкое казалось более чем осмотрительным: в ростовской школе случалось, что по ошибке отопление включали даже в мае. Чего я могу ожидать от Ксертони в начале сентября, оставалось загадкой, поэтому лучше триста раз подстраховаться, чем позже причитать.

Я вернулась на кухню, когда Костя уже раскладывал яичницу по тарелкам. На столе с вечера было убрано, оставалось только положить столовые приборы. Поочередно открывая выдвижные ящики, я пыталась вспомнить, где лежали вилки. Память меня подвела, поэтому обнаружить желаемое удалось лишь случайным образом, в самом близком к раковине ящике. Выудив пару ножей и вилок, я прихватила сахарницу и отнесла все находки на стол.

Ели молча, но с аппетитом. Я скучала по простой домашней стряпне. Не то чтобы Мария не умела готовить, скорее, просто не любила. С ранних лет я училась готовить и неплохо в этом преуспела, облегчив маме жизнь. Однако пока сам суетишься у плиты, пресыщаешься приятными ароматами, а когда дело доходит наконец до еды, уже не улавливаешь и половины. Именно поэтому ни одна яичница в мире не могла быть для меня вкуснее той, что с любовью приготовил Костя.

Помимо ритмичного лязга ножей по поверхностям тарелок, тишину в зале нарушал монотонный голос ведущей программы новостей. Даже полчашки кофе спустя мне не удалось прогнать сон до конца, отчего ее слова превращались в неразборчивый шум. Только после видеоряда с кадрами разрушенных домов и горящих машин стало ясно: произошла трагедия. Диктор же беспристрастно произносила заготовленную кем-то речь. Глаза стеклянные и пустые. Ничего не выражая, они смотрели в камеру, словно трагедия, о которой женщина вещала с экрана на всю страну, не имела никакого значения. Последний кусок яичницы встал комом в горле от мысли, что можно оставаться равнодушным, в то время как мир рассыпается на части и собрать его никто не в силах.

* * *

Костя любезно подвез меня до школы. Путь был неблизким, но, к моему удивлению, трасса пустовала, будто ни один горожанин не спешил в столь ранний час на работу. Придерживаясь скоростного режима, отец вел машину, непринужденно держа руль, – и по его виду казалось, что нет ничего более естественного, чем управлять автомобилем, но я уже знала, как обманчиво впечатление.

Однажды мама выехала со мной в поле и предложила поменяться местами: узнать, каково это – водить машину. Мария почему-то считала, что научить меня просто обязана она, как мать, а не профессиональный инструктор. Позднее я подумала, что у мамы просто не было денег его нанять.

Никогда больше я не испытывала такого страха, как в миг, когда моя нога отпустила педаль сцепления и машина рывком дернулась вперед, а после и вовсе заглохла. Меня тряхнуло так неожиданно, что затылком я ударилась о подголовник и вскрикнула. Вслед за мной испугалась и мама, машинально дернув за ручной тормоз. Здесь закончился, не успев начаться, мой водительский опыт. В тот день я зареклась садиться за руль. Не все люди рождены для вождения. Да и у пассажиров куда больше привилегий. Сидишь себе, наслаждаешься лесным пейзажем, проносящимся изумрудным вихрем за окном. Никакой ответственности, никакого контроля, никакого стресса – сплошное удовольствие. Еще и музыку выбираешь, если водитель не против. Красота!

Мой мнимый прагматизм разбился о голос Кости.

– Нужно подумать, как быть с утренними поездками в школу, – начал он. – У меня не всегда будет получаться тебя подвезти. График дежурств сейчас нестабилен. Местные потихоньку возвращаются из отпусков, и даже у нас в городе растет преступность. Как новую трассу открыли, работы не продохнуть. Еще этот проклятый сезон картофеля: фуры мотаются туда-сюда, перевозчики прячут в мешках контрабанду, а мы, как трюфельные свиньи, вынюхиваем. Чужих в Ксертони стало столько, кошмар! – Отец помолчал и добавил: – А хуже всего, что девушки молодые пропадают.

Отец обернулся и серьезно посмотрел на меня, произнося последнюю фразу, проверяя, слушаю ли. Удостоверившись, что моим вниманием полностью завладел он, а не проносящиеся за окном сосны, Костя продолжил, вновь переведя взгляд на дорогу:

– Сейчас уже рано темнеет. После занятий мой коллега тебя подбросит. У него такая ярко-синяя «четверка», быстро заметишь на парковке. Сегодня постараюсь раздобыть велосипед. Пока совсем не похолодало – самое то. Вон там, видишь, – он указал пальцем в сторону дороги, не снимая руку с руля, – чуть ниже дороги, ближе к лесу, идет узкая дорожка, асфальтированная. Вот по ней прямиком и доедешь до дома. Нужно будет только свернуть у указателя…

– …на Буград, – закончила я за отца, догадавшись. – Если что, спрошу у одноклассников дорогу. Наверняка кто-то живет поблизости.

Костя пожал плечами:

– Очень может быть. Я, честно говоря, не в курсе, кто будет в твоем классе. Ребята всякие, конечно, есть. Даже в гимназии. – Отец слегка свел брови, что не ускользнуло от меня, но лишь на мгновение. – В любом случае, ты найдешь с кем подружиться. Не понравится – успеешь перевестись в общеобразовательную.

Оптимизма у Кости хватало на двоих. Мне бы хотелось поддаться хорошему настроению отца, вот только трепет в груди с каждым километром нарастал перед лицом неизвестности. Мысль о том, что в маленьком городе навряд ли кто рискнет обидеть дочь полицейского, успокаивала, но недостаточно. Приходилось успокаивать себя тем, что раньше я как-то справлялась, а значит, и сейчас разберусь. Ох, только бы самой в это поверить!

* * *

На подъезде к школе образовалась пробка, и мне удалось хорошенько рассмотреть здание. Оно выглядело удивительным и совсем не напоминало ничего из того, что я видела в Ростове. Огромный куб возвышался на целый этаж над макушками стройных сосен, наверняка маскируясь бледно-голубой облицовкой под небо в ясную погоду. Разноразмерные окна в темных рамах, казалось, расставлены беспорядочно, будто дизайнер настолько увлекся игрой в «Тетрис», что, вдохновившись, перенес несколько брусков на фасад своего творения.

Дорогие автомобили медленно тянулись к входу, где то ли родители, то ли частные водители оставляли учеников и затем отправлялись дальше по своим делам. Я предложила Косте высадить меня у поворота к парковке, но он отказался, не поддавшись моим уговорам: мол, все равно отцу уже не выехать так просто. Пока мы спорили, на стекле появились первые капли дождя, больше напоминающие размером пыль. Вскоре поток усилился, а между машиной и школой теперь образовалась стена из ледяного дождя, поэтому я быстро сдалась – мокнуть совсем не хоте-лось.

Вскоре настала наша очередь. У входа, разбившись на небольшие компании, стояли старшеклассники. Нехотя я выбралась из уютного салона автомобиля, накинула на голову капюшон куртки и мысленно помолилась всем известным мне богам, приговаривая: «Не споткнись». Сделав глубокий вдох и придав лицу бесстрастное выражение, я зашагала по дорожке с мелким ромбообразным мощением и вскоре очутилась под навесом здания. Опустив голову еще ниже и тем самым скрыв лицо, быстро взбежала по лестнице. Оказавшись у входа, я обернулась на мгновение и выдохнула с облегчением: никто на меня даже не посмотрел. Миссия пройти незамеченной прошла успешно.

Я толкнула деревянную дверь светлого оттенка с витражной вставкой по центру и попала в просторную рекреацию, залитую теплым светом от ажурных ламп, развешанных по обеим стенам. Так вот чем отличалась гимназия от обычной школы! Справа от входа стоял небольшой стол, за которым сидела щуплая женщина в сиреневом костюме в мелкую кислотно-желтую клетку. При виде ее одежды собственная показалась мне неуместно тусклой. На кончике носа дежурного учителя, почти спадая, ютились очки с круглыми линзами, как у «мальчика, который выжил». Преподавательница уткнулась в бумаги, разбросанные по поверхности стола, активно изображая умственную деятельность.

Учительница подняла голову, стоило мне приблизиться к столу:

– Чем могу помочь?

– Доброе утро. Я Анастасия Черна́я, – сообщила я, и женщина тут же поправила очки на переносице, после чего одарила меня изучающим взглядом.

– Ах, ну конечно, – отозвалась она и выудила из стопки опасно накренившихся бумаг на краю стола лист с еженедельной таблицей. – Вот твое расписание, класс 11 «А». На обороте распечатана карта школы. Большая часть занятий у старшеклассников проходит в северном крыле.

Она проговорила название каждого предмета из расписания на день и подчеркнула на распечатанной карте нужные номера кабинетов, после чего вручила мне библиотечную карточку, в которой должен был расписаться каждый учитель после выдачи на руки учебника. В конце недели мне следовало принести ее обратно, на место дежурного преподавателя, чтобы обходной лист передали в библиотеку.

Ответив на немногочисленные вопросы, женщина выразила надежду, что мне понравится Ксертонь, и пожелала хорошего дня, так и не представившись. Я постаралась улыбнуться в ответ как можно естественнее, но отражение в очках преподавателя мягко намекнуло, что ничего не вышло.

* * *

До звонка оставалось пятнадцать минут. Дождь стих. Я вышла на улицу, желая глотнуть свежего воздуха и немного проветрить голову от непрошеных тревог. Присев на ближайший бордюр, подальше от компаний других учеников, я уткнулась в карту, стараясь выучить маршрут на день. Кубообразное здание школы внутри было разбито на четыре крыла, объединенных рекреацией на первом этаже. Рассмотрев карту внимательнее, я обнаружила на третьем этаже сквозной переход между северным и южным крылом, который проходил как бы сбоку от спортивного зала. Какой же высоты там потолок?

Маркером я отметила обнаруженный переход в надежде сэкономить время и, если повезет, не заблудиться в будущем среди множества кабинетов. Достав из рюкзака апельсиновый сок, я промочила горло и вернулась внутрь. Поняв, что куртка все еще на мне, я вернулась к столу дежурного учителя и спросила, где можно сдать верхнюю одежду. К моему удивлению, гардероба с номерками в школе не было. Зато по левую сторону длинного холла первого этажа, недалеко от стола дежурного учителя, находилось несколько помещений с длинными рядами крючков на стенах, куда любой желающий мог повесить куртку или пальто. По привычке я проверила содержимое карманов и, удостоверившись, что не оставила ничего важного, приметила крючок в самом углу, ближе к двери.

До первого кабинета я постаралась дойти без помощи карты. С приближением к заветной двери мое дыхание настолько участилось, что я очутилась на грани гипервентиляции. Попытавшись задержать дыхание, я переступила порог класса вслед за двумя другими ученицами, которые боролись с зонтом-тростью, что отказывался закрываться. Я быстро проскользнула за спинами девушек и уже хотела направиться к столу учителя, когда заметила, что рядом с ним находится другой ученик. Встав рядом с доской в ожидании, пока преподаватель освободится, я осторожно посмотрела на одноклассниц. Хорошо и опрятно одетые. Одежда сдержанных, нейтральных цветов в светлых оттенках от белого к охристому. Ни одной складки на глади юбок длиной чуть выше колен. На блондинке с тонкой фарфоровой кожей, сквозь которую просвечивали линии вен на висках, легкая воздушная рубашка с рукавами-воланами. Вторая девушка была тоже бледная, но с пепельно-русыми волосами. Вместо элегантной блузки, как у подруги, на ней в обтяжку сидела светло-бежевая водолазка с узкими рукавами и высоким воротником, что подчеркивал длинную шею. В шутку я подумала, что хотя бы цветом кожи не буду отличаться от других учеников – несмотря на ростовскую жару, загар ко мне прилипать отказывался.

Когда учитель освободился, я подошла к его столу, на котором красовалась начищенная табличка с надписью: «Георгий Васильевич Радчинский». Преподаватель – рослый мужчина с дряблым вторым подбородком и клиновидной лысиной, берущей начало у висков. Получив обходной лист, он посмотрел на мою фамилию и вытаращился так, что я почувствовала, как густо раскраснелась. После неловкой паузы Георгий Васильевич достал из выдвижного ящика стола учебник, расписался в листе и отправил меня на единственное свободное место на последнем ряду. Глазеть на новенькую в конце кабинета одноклассникам было непросто, но они все же умудрялись, стоило учителю отвернуться к доске. Досадно, что то же самое меня ждало и на других уроках. Я поняла из объяснений дежурного учителя, что большие лабораторные классы не успели переоборудовать за лето из-за каких-то проблем с доставкой материалов, а потому некоторые предметы ученики всей одиннадцатой параллели вынуждены были посещать в первом полугодии смешанными группами. К несчастью, в первый же день в моем расписании нарисовался такой урок биологии.

Дыши, Ася. Дыши. Нужно справляться с проблемами по мере их поступления. Сейчас ты на литературе, и это вовсе не так страшно. Не так страшно, как лабораторная по биологии.

Пол-урока я не поднимала взгляда от списка книг по программе школы. Стандартный: Булгаков, Пастернак, Солженицын, Куприн, Горький. Всех я давно уже прочла. Открытие было приятным и в то же время скучным. Мысленно я пожалела, что не стала везти в Ксертонь старые конспекты.

Литература была моей страстью. Я читала много и порой опережая программу. Старалась вести записи о прочитанном, выделять любимые цитаты. Порой даже клеила стикеры-закладки на любимые моменты. Каждый цвет имел значение. К примеру, синие наклейки я использовала для рассуждений героев или самого автора, что тронули для глубины души. Желтыми отмечала веселые моменты и остроумные фразы, в то время как зеленые отвечали за глубокие, завораживающие метафоры. Я бережно собирала увесистые тома и рукописные заметки, чтобы спустя время, если захочется перечитать, сравнить впечатления. Интересно, если я попрошу маму отправить тетради по почте, она согласится? В голове отыгрывая спор с Марией и придумывая аргументы, почему сдача старых работ не может считаться жульничеством, я не заметила, как закончился урок.

Прозвучал гнусавый звонок, и все ученики как один принялись собирать рюкзаки и сумки. Я не спешила вставать со своего места, не желая столкнуться с кем-нибудь в проходе, когда заметила движение в мою сторону. Нескладный парень, с ниспадающей на глаза темно-каштановой челкой и юношеским пушком на подбородке, шел прямиком к задним партам.

– Ты вроде новенькая? Настя Черная?

Незнакомец выглядел чрезмерно доброжелательным, как мэр маленького городка с телевизионного экрана во время избирательной кампании.

– Ася, – поправила я. Ученики у соседних парт разом обернулись, обратившись в слух.

– У нас следующим уроком ОБЖ с Мазепиным в четвертом крыле. Если хочешь, можем вместе пойти.

– Как, в четвертом? Неужели я неверно запомнила? – раздосадованная тем, что не смогла запомнить расположение даже следующего урока, я полезла в рюкзак за картой, чтобы убедиться наверняка. Стоило мне выудить лист, как одноклассник склонился над столом и тоже принялся изучать схему.

– Ага, вот, видишь? – Он обвел пальцем нужное крыло, а затем указал на нужный кабинет. – Пойдем вместе, а то точно запутаешься в переходах.

Он подождал, пока я поднимусь с места, и вместе мы вышли в коридор.

– Кстати, я Андрей.

– Очень приятно, – сказала я дежурно, а не потому, что на самом деле это чувствовала. – А разве переход здесь не один?

– Не-а, четыре: два на втором этаже и два на третьем.

Не понимая, как я могла упустить еще несколько проходов, я еле подавила желание вновь развернуть перед собой лист и свериться. Рассудив, что прямо сейчас это не имело никакого смысла, я пообещала себе получше изучить карту на следующем уроке.

Пока мы шли к нужному кабинету, я всюду ощущала на себе любопытные взгляды. Идущие позади одноклассники держались к нам с Андреем так близко, будто пытались подслушать.

– Что, не готова была к сегодняшнему дождю? – Андрей окинул взглядом мои встопорщенные волосы, которые успели просохнуть за урок и распушиться.

Я вновь пожала плечами:

– Меня отец подвозил до школы, так что я как-то и не подумала прихватить зонт. Думала, капюшона куртки будет достаточно, чтобы добежать от одной двери до другой, но просчиталась. В Ростове редко шли дожди. Разве только по весне, бывает, льет, но от силы два-три раза за месяц.

– Настолько редко? – На лице Андрея было искреннее удивление.

– Ну, – я замялась, примерно представляя, – может, чуть чаще. Но до ливней, как сегодня с утра, не дотягивает.

– Ого! А в остальное время как с погодой?

– Солнечно в основном и ветрено.

Андрей, нахмурившись, осмотрел меня сверху вниз:

– Разве ты не должна после жизни в таком климате быть хоть насколько-то загорелой?

– Аристократы не стоят лишний раз под солнцем.

Он настороженно всматривался в мое лицо, и я с грустью вздохнула. С такими успехами моему сарказму в Ксертони грозило отмирание.

Спустившись на третий этаж, мы свернули в переход и вновь начали подниматься до пятого этажа, но уже другого крыла. Дойдя до конца коридора, мы уперлись в дверь нужного кабинета. Андрей остановился перекинуться парой слов с другим одноклассником, я же направилась к столу учителя с обходным листом.

Остаток утра прошел примерно так же. Учитель геометрии, которого я автоматически недолюбливала вместе с предметом, стал единственным, кто в первый день вызвал меня к доске: заставил встать перед другими учениками и рассказать о себе. И ладно бы в лектории, больше похожем на уменьшенный в масштабах амфитеатр, где длинные ряды как бы возвышаются и расходятся вширь от рабочего стола учителя в центре кабинета, сидел только мой класс. Напротив, урок геометрии оказался общим для всей одиннадцатой параллели! Я заикалась и краснела, не зная, что сказать. К удивлению, по классу не разнеслось ни одного смешка, даже когда я попыталась вернуться на место, но споткнулась о край чьего-то рюкзака в проходе. Не скажу, что одноклассники слушали мой скупой рассказ о себе с интересом, но хотя бы за то, что не отпускали едкие комментарии, я была уже благодарна.

К третьему уроку мне удалось запомнить нескольких ребят из всей параллели. Каждое занятие находился кто-нибудь посмелее и представлялся, следом интересуясь первыми впечатлениями от Ксертони. Никто даже не догадывался, что я была в городе и раньше. Стараясь отвечать вежливо и доброжелательно, я заводила новые знакомства, а бонусом больше ни разу не потянулась за школьной схемой: одноклассники охотно шли вместе со мной до следующего кабинета, будто и сами прекрасно понимали, как сложно быть новенькой.

Одна девушка села вместе со мной и на геометрии, и на английском, а потом позвала пообедать в столовой в компании ее друзей. Одноклассница была настолько худой, что смотрелась подчеркнуто хрупкой. Ростом на пару сантиметром ниже моих ста шестидесяти пяти, она выглядела выше из-за объемных мелированных кудрей, собранных в высокий хвост. Я не расслышала ее имени на геометрии, поэтому всю дорогу только улыбалась и кивала, стараясь не выдать себя.

Мы подошли к длинному столу по центру столовой. Вдоль него на белых скамейках уже сидели одноклассницы. Девушки быстро представились, но имен было слишком много, чтобы запомнить все сразу. Через несколько столов от девчачьей компании расположился знакомый темноволосый парень с урока литературы. К счастью, хотя бы имя Андрея я запомнила. Заметив меня, он приветственно махнул рукой.

Именно тогда я заметила пятерых учеников за широким квадратным столом в углу у окна, через которое открывался зеленый лесной пейзаж. Как один с идеальной осанкой, они сидели и переговаривались между собой с бесстрастными лицами, точно были не старшеклассниками на обеде, а министрами на встрече по особо важному вопросу. Ни намека на улыбку. Лишь девушка с короткой элегантной стрижкой слегка жестикулировала руками, поясняя что-то. Перед каждым учеником лежал поднос с нетронутой едой и напитками, словно было важно договорить именно сейчас, а поесть, если повезет, успеется. Они были так увлечены, что до меня – новенькой, которая откровенно на них пялилась с другого конца зала, – ребятам не было никакого дела.

Кажется, вторая из девушек, что я разглядела за столом, сидела передо мной на ОБЖ. Еще на уроке я обратила внимание, как красиво ниспадали аккуратными волнами ее золотистые волосы до поясницы, будто пытаясь скрыть идеальную фигуру – «песочные часы» – от любопытных глаз. Она обернулась ко мне, чтобы попросить запасную ручку, и, когда наши взгляды встретились, я потеряла дар речи: настолько красивых девушек, точно сошедших в мир смертных со страниц глянцевого журнала, я еще не встречала! Мне бы хоть долю ее красоты, но природа распорядилась, как распорядилась.

А вот троих парней я видела в классах только мельком. Должно быть, они сидели за партами позади меня. С виду такие разные. Один – крупнее других, с телосложением атлета. Приталенная рубашка сидела на нем в обтяжку, подчеркивая широкие плечи здоровяка. Темные кудри топорщились в разные стороны, сохраняя, в отличие от моих, идеальный завиток, словно парню каким-то чудом удалось не попасть под сегодняшний ливень. Второй юноша был выше здоровяка, хотя, возможно, так казалось из-за статной осанки, которая со стороны выглядела непринужденной, не требующей усилий. Его поло глубокого фиолетового цвета открывало взгляду сильные руки. Он медовый блондин, пряди волос едва ниспадают ниже ушей. Последний старшеклассник за столом на фоне других выглядел не таким крепким, но едва ли уступал ростом светловолосому. Каштановые волосы с выраженным бронзовым отливом аккуратно подстрижены у висков, контрастируя с взъерошенной челкой. В нем было больше дерзости, присущей подросткам, хотя я легко бы приняла парня за студента университета, а не ученика старшей школы. Во всяком случае, серый жилет с бордовыми ромбами, надетый поверх рубашки в тонкую полоску, ассоциировался у меня именно с вузом.

Я была готова поклясться, что именно эти ученики – местная элита, на которую все засматриваются. То, как они выглядели и держались на виду, отдавало чем-то строгим и взрослым, но в то же время притягательным и чарующим.

Вдруг девушка с короткой стрижкой поднялась из-за стола. Невысокая и такая миниатюрная! Иссиня-черные волосы торчали во все стороны, как многочисленные шипы, готовые в любой момент дать отпор любому негодяю. Но как она была одета! Я будто смотрела на законодательницу моды в простых и в то же время идеально сочетающихся между собой элементах строгой одежды, характер которой добавляли крупные серьги и серебристая цепочка с кулоном в тон. Если бы я подружилась с такой стильной девушкой, то, кто знает, быть может, тоже начала бы одеваться лучше.

Одноклассница взяла поднос с нетронутой едой и легкой поступью танцовщицы направилась к ленте для приема посуды. Пораженная ее грацией, я затаила дыхание, сомневаясь, что простой смертный вообще может так передвигаться без усилий. Мгновение – и она поставила поднос на ленту, а затем упорхнула за дверь. Только тогда я очнулась от наваждения. Последний раз бросила взгляд в сторону «пятерки» и увидела, что остальные по-прежнему сидят на своих местах.

– Кто это? – спросила я девушку, с которой пришла в столовую.

Кудрявая обернулась посмотреть, на кого я указываю, хотя, вероятно, и так догадалась по заговорщическому шепоту, как вдруг в нашу сторону посмотрел он – мальчишка с бронзовыми волосами. Долю секунды незнакомец смотрел на мою соседку, а после метнул взгляд на меня.

Он отвел глаза быстрее, чем я, однако этого вполне хватило, чтобы щеки обдало жаром. Этот едва уловимый взгляд был совершенно равнодушным, словно кто-то позвал его по имени, и парень машинально обернулся.

Одноклассница смущенно захихикала, заправляя за ухо выбившуюся прядь, и уставилась на ровную гладь стола перед собой.

– Два парня – Смирновы, Станислав и Артур. А рядом с ними сидят двойняшки Яковлевы – Максим и Виола. За столом не хватает только Дианы. Они живут вместе у доктора Смирнова и его жены, – подавшись вперед через стол, прошептала она.

Я мельком взглянула на красавца, который выглядел моложе остальных. Теперь он сидел, уставившись в поднос, пока говорили другие. Его длинные пальцы по маленькому кусочку отщипывали от лежащей перед ним пиццы.

Такие распространенные фамилии в сумме с редкими для этой местности именами причудливо сочетались. Неестественно, словно их выбрали небрежно, на скорую руку. А может, здесь, в Ксертони, так принято? Задумавшись, я наконец вспомнила имя соседки по парте – Татьяна Ростова. Обычное имя. Обычная фамилия. Естественное сочетание.

– Они все выглядят… очень симпатичными, – осторожно добавила я, стараясь не показать искреннего восхищения.

– О да! – Таня захихикала, кивая. – Но даже и не думай пытаться подкатить к кому-нибудь из них. Они все время вместе, держатся особняком и сторонятся других учеников. Ну и четверо из пяти уже заняты: Артур с Виолой, а Максим с Дианой.

От меня не ускользнули ноты осуждения и досады в Танином голосе. Как, наверное, это скандально для маленького городка, когда подростки, воспитанные в одной семье, не только не скрывают отношений на людях, да еще и спят под одной крышей. Могу только догадываться, какие слухи ходят о Смирновых и Яковлевых по Ксертони. Вот уж точно кто находится в моей шкуре круглый год. О том, что я новенькая, все забудут уже через неделю, а вот об их семье – навряд ли.

– А кто из них Смирновы? – уточнила я. – Они совсем друг на друга не похожи. Не уверена, что даже близнецов смогу определить.

– На деле они и не родственники. Ну, в кровном смысле. Доктор Смирнов совсем молодой, чуть за тридцать. Все дети – приемные. Яковлевых легко определить, они светловолосые. Близнецы временно живут у доктора. Племянники, что ли? Кажется, родители уехали на заработки в Европу.

Мои глаза округлились.

– А им еще не исполнилось по восемнадцать, чтобы воспитываться опекунами? Они выглядят какими-то слишком взрослыми.

– Двойняшкам и Стасу уже по восемнадцать, остальным вот-вот исполнится. Яковлевы живут у Смирновых примерно с десяти лет. Жена доктора вроде им теткой приходится. Могу ошибаться. – На лице Тани появилось задумчивое выражение.

– Наверное, Смирновы-старшие хорошие люди, раз были готовы взять столько подростков под крыло. Моя мама всегда говорила, что одну меня-то воспитывать непросто.

– Возможно. – От тона Тани у меня закралась мысль, что доктор и его жена вызывают у одноклассницы необъяснимую неприязнь, хотя, возможно, это была обычная зависть.

– Я слышала от родителей, что жена доктора не может иметь детей, – добавила Ростова после небольшой паузы, словно это исчерпывающе все объясняло.

Пока мы разговаривали, я продолжала то и дело посматривать в сторону стола «пятерки», но за ним ничего не менялось.

– Они всегда жили в Ксертони? – Я не могла поверить, что не слышала ничего об этой семье раньше.

– Не-а, года два как переехали откуда-то с севера. Из Мурманска, что ли, – пробормотала наспех она, словно это не стоило внимания.

Я одновременно испытала и грусть, и облегчение. Грусть оттого, что даже пару лет спустя они остались в Ксертони чужаками. Непризнанными, несмотря на доброту родителей и внешнюю безупречность. Облегчение, потому что прекрасно понимала: не мне с ними тягаться за общественное внимание. Не пройдет и недели, как пристальные взгляды исчезнут, и я снова превращусь в невидимку.

– Слушай, а как зовут того, рыжеватого? – хотелось спросить ненавязчиво, но я быстро осознала, что голос выдал меня с потрохами, когда на лице Тани появилась снисходительная улыбка.

Осторожно я продолжала наблюдать за ним. Парень смотрел в окно, и что-то в его отрешенной позе говорило мне: он разочарован. Но кем или чем – оставалось только догадываться. Из-за рассказа Тани о семье Смирновых я почувствовала легкое сочувствие, пытаясь представить, каково им живется в этом маленьком городе. Что, если там, откуда они уехали, все было иначе? И теперь, переехав, ребята потеряли друзей, любимые места. Все то ценное, чем особо дорожишь, будучи подростком.

– Это Станислав. Он, конечно, классный, но ты не обманывайся, даже если одарит двусмысленным взглядом. Ему никто здесь не пара, даже самые богатые девчонки. Видимо, остался у него кто-то там, на севере. – Таня притворно фыркнула, пытаясь показать, как ей все равно, но печальный взгляд твердил об обратном. Кажется, одноклассницу не так давно отшили.

Я прикусила губу, стараясь сдержать смешок, после чего снова посмотрела в сторону Станислава. Теперь парень сидел, отвернувшись, однако я заметила, что его щека слегка напряглась, выдавая улыбку.

Через пару минут все четверо, как сговорившись, поднялись из-за стола и двинулись в сторону ленты с подносами. Каждый из них двигался с той же грацией, что и ушедшая ранее Диана. От этого зрелища становилось немного не по себе, словно я попала на съемочную площадку мюзикла, где выступала жалкой декорацией на фоне именитых актеров.

В окружении Ростовой и ее подруг я просидела намного дольше, чем планировала, и теперь беспокоилась о том, как бы не опоздать на следующий урок. У одной из моих новых знакомых, которая предусмотрительно напомнила, что ее зовут Даша, тоже была биология в небольшом лабораторном классе, в то время как у других одноклассников была физика или химия. Всю дорогу до кабинета мы прошли молча. Даша стеснялась не меньше меня, за что заочно завоевала место в моем сердце.

Зайдя в класс, она тут же свернула к ближайшему ряду лабораторных столов и устроилась на высоком стуле, похожем на барный, за белой столешницей из металла, величаво возвышающейся метра на полтора от пола. К несчастью, напарница у Даши уже была. Занятыми оказались все места, кроме одного: по центру, в первом ряду. По левую руку от Станислава Смирнова.

Я пошла к учителю, чтобы подать на подпись обходной лист и получить взамен учебник. По пути мельком посмотрела на Станислава, стремясь разглядеть его поближе и убедиться, что божественный профиль в столовой мне не привиделся. Но стоило мне пройти мимо, как лицо парня напряглось. Глаза, что были цветом темнее самой ночи, буравили меня насквозь, пытаясь достать из тела душу и вывернуть наизнанку. Под силой этого взгляда на коже проступили мурашки, а горло сдавило от неприятного предчувствия. Потрясенная, я быстро повернулась к учителю. Прочистив горло, назвала свою фамилию и слишком резко подсунула под руку преподавателя обходной лист. Смущенная и испуганная, я была готова провалиться под землю.

Кирилл Николаевич немногословно поприветствовал меня, подписал лист и выдал учебник, после чего указал на стул рядом со Станиславом.

Я мысленно поблагодарила себя за то, что распустила хвост еще на первом уроке. Я опустила голову, тем самым скрыв часть лица под густым занавесом волос, и прошла к единственному свободному месту.

Инстинктивно мне хотелось вжаться в самый край стола, стараясь сохранить как можно больше расстояния между мной и Станиславом. Неуклюже я выудила из рюкзака тетрадь с пеналом и положила на стол. Скрываясь за непослушными прядями, я посмотрела в сторону Смирнова и поняла, что он до сих пор не отвел взгляд. Я видела, как напряглись его пальцы, впиваясь в ручку. Само мое присутствие раздражало Станислава настолько, что казалось, будто он готов тотчас вогнать стержень мне под кожу. Затем одноклассник отклонился от меня, отодвинулся на самый край стула и отвернулся, словно уловил неприятный запах. Я предположила, что слишком близко сидела в столовой к линии раздачи, и почти незаметно принюхалась к волосам, а затем – к кофте. От меня пахло все тем же ванильным гелем для душа, лавандовым кондиционером для белья и мягким шампунем с ромашкой. Быть может, Смирнова так бесят ароматы, которые нормальных людей призваны успокаивать?

Урок был посвящен лактобактериям. Чтобы хоть как-то отвлечься, я конспектировала каждое слово учителя, стараясь игнорировать ненормальное внимание со стороны Станислава. Время от времени я все же поглядывала в сторону соседа, надеясь, что мне показалось, но, увы: Смирнов выглядел все так же враждебно. Он так и просидел весь урок, загадочным образом удерживаясь на краю стула. Я видела, как под столом его рука сжалась в кулак. Из-под кожи проступали вздутые линии вен. Длинные рукава рубашки были закатаны до локтей, предплечье выглядело таким же напряженным, как и ладонь. Казалось, он высечен из мрамора: красивый и крепкий одновременно. Без двух братьев на фоне он не воспринимался худым и миниатюрным.

Урок тянулся целую вечность. Ожидание звонка растягивало каждую секунду втрое. Я никогда не ждала чего-то настолько сильно, как этого проклятого звонка. Вот что со Смирновым не так? Неужели он такой всегда? Или насолила я ему чем? Мысленно я успела пожалеть, что поспешно осудила Таню за неприязненный тон. Кажется, у нее были веские причины, которые я смогла понять только теперь, находясь со Станиславом рядом.

Не может быть, чтобы дело было во мне. Я первый день в школе, да и в городе почти никого не знаю. Даже плохого слова никому не успела сказать, не то что сделать непростительное.

Я повернулась в сторону Станислава последний раз и увидела в отражении его глаз свои. Он пристально уставился на меня темными, почти бездонными глазами, что, как черная дыра, пытались затянуть смотрящего внутрь. Губа Смирнова дрогнула в отвращении. Я отшатнулась, едва успев ухватиться за стол, чтобы не упасть, как раздался звонок. Станислав плавно поднялся с места и быстрым шагом покинул класс. Напряжение, все это время витавшее в воздухе, тут же разрядилось, и я вздохнула с облегчением.

Столько злобы и ненависти, но почему? Я вяло потянулась за рюкзаком к крючку под столом. Небрежно закинула в средний отсек все принадлежности, даже не пытаясь предварительно убрать ручку в пенал. Меня ужасно задело такое отношение к себе. Я злилась. От злости на глаза наворачивались непрошеные слезы. Обычно я плачу, когда злюсь. Удивительное и одновременно унизительное свойство, которое сейчас еще больше выводило меня из себя.

– Эй, – раздался мужской мягкий голос. – Это ты – Настя Черная?

Повернувшись, я увидела симпатичного высокого парня. По-детски невинные голубые глаза, обрамленные густой подушкой из пушистых ресниц, смотрели заинтересованно. Русые волосы, поцелованные летним солнцем, переливались под естественным светом из окна, как лист золотистого металла. Короткая челка небрежно спадала на лоб, не доставая до бровей. Парень тепло улыбался и явно не затыкал нос, а значит, пахло от меня абсолютно нормально.

– Ася. – Я поправила его и с усилием растянула губы в улыбке.

– А я Каримов Никита, друзья зовут меня Ник.

– Привет, Ник, – никогда не понимала любви некоторых одногодок к иностранным сокращениям, но портить первое впечатление душным комментарием не хотелось.

– Помочь тебе найти следующий класс?

Я отмахнулась:

– Да нет, у меня физкультура. Спортивный зал я как-нибудь найду, думаю.

Ник растерянно моргнул и чуть тише пробормотал, уже поворачиваясь в сторону двери:

– Ну, как знаешь…

Увидя, как померк за мгновение дружелюбный парень, услышав ответ, я спохватилась. Неужели резко ответила?

– Ник, постой! – окликнула я, и губы одноклассника вновь растянулись в улыбке, стоило его нагнать.

Мы пошли к спортивному залу через переход на третьем этаже. Ник оказался болтливым и энергичным парнем: всю дорогу он что-то рассказывал, периодически идя то по правую руку от меня, то по левую. Выяснилось, что на английский мы ходим к одному и тому же преподавателю. Из всех, с кем мне удалось познакомиться в первый день, Ник был самым доброжелательным. Он, как ясное солнце, разогнал сгустившиеся над головой тучи. Мне почти удалось позабыть о Смирнове, когда Никита спросил:

– Что ты сделала Стасу? Он сидел так насупившись! Первый раз его таким видел.

Меня невольно передернуло. Значит, не ошиблась: поведение Смирнова действительно было странным. И причиной тому, без сомнений, была я. Но что я ему сделала? Глаза снова обожгло подступившими слезами, и я отвернулась, прежде чем их заметил Ник, – слухов еще не хватало. Запишут автоматически в лист «отверженных Смирновым». Ну уж нет!

– Ты о моем соседе по парте? – невинно уточнила я, притворившись, что ничего не заметила.

– Ага, – подтвердил Никита и продолжил с нервным смешком: – Он выглядел так, будто сейчас вскочит и разорвет тебя на части.

– Не знаю. – Я коротко пожала плечами. – Мы не перекинулись и парой фраз.

Ник присвистнул:

– Это он дал маху, конечно. – Он весело подмигнул. – Если бы меня посадили рядом с тобой, я бы обязательно заговорил.

– Даже сидя под носом у учителя?

– Даже сидя под носом у учителя, – без промедления подтвердил Никита, и мне это понравилось.

Распрощавшись с Ником, я скрылась за дверью в женскую раздевалку. Последняя фраза намекнула мне, что я симпатична солнечному мальчику, и в груди от этого разливалось приятное тепло. В прошлой школе парни редко обращали на меня внимание. Что и говорить – я в жизни-то ни разу еще не целовалась, а до восемнадцати осталось всего ничего. Кто знает, быть может, Ник окажется тем самым? Даже сокращение имени на западный лад теперь не резало слух, стоило подумать об однокласснике.

Учитель физкультуры – я от волнения расслышала только его фамилию, Бобылев, – разрешил во время первого занятия отсидеться на скамье. Идею с рефератами вместо сдачи нормативов он зарубил на корню. В Ростове я ходила на уроки физкультуры в старших классах только два раза. Все остальное время меня и еще нескольких девочек отпрашивала с урока классная руководительница (святая женщина!) под предлогом помощи в оформлении школьной газеты. На деле мы запирались в ее кабинете на ключ от любопытных глаз. Пили чай со сладостями, что каждая приносила из дома, и обсуждали прочитанные книги. Я обожала литературные четверги. Наверное, это то, по чему я буду сильнее всего скучать из прошлой жизни.

Моя дружба со спортом не сложилась еще с детства из-за плохой координации. Мама всегда шутила, что мои ноги бегут впереди головы и именно по этой причине я так часто падала и спотыкалась. Отец был с ней не согласен. Едва Мария привозила меня на лето в Ксертонь, как Костя начинал таскать по всем открытым спортивным кружкам в надежде, что я просто еще не нашла подходящий. В неравной борьбе с природой пало плавание, волейбол, баскетбол, художественная гимнастика и даже балет.

Спокойно отсидев весь урок на скамейке и радостно подметив, что в мою сторону ни разу не полетел мяч, я побрела на первый этаж за курткой. Только я свернула в раздевалку, как подскочила от увиденного и чуть не побежала обратно, в спортивный зал: у дальней стены стоял Станислав. Я узнала его со спины по растрепанным бронзовым волосам. Надеясь, что он не заметил моего появления, я тихонько прижалась к дверному косяку и медленно, стараясь не поднять шума, потянулась за курткой, как вдруг услышала часть разговора:

– И чего они все продолжают и продолжают приезжать, как будто в Ксертони для всех найдется место, – зло бросил Стас брату, и в это мгновение темный взгляд Артура встретился с моим.

– Тише ты. – Здоровяк отвесил Станиславу легкий подзатыльник и кивком указал туда, где, замерев от ужаса, стояла я, сжимая в кулаке капюшон куртки так сильно, будто от этого зависела моя жизнь.

Станислав медленно обернулся. Между бровями пролегла глубокая складка.

– Пошли, – властно скомандовал Стас и, вздернув подбородок, прошел мимо меня к выходу. Артур поджал губы, коротко повел плечами, и на мгновение создалось впечатление, что он извиняется.

Когда и Артур вышел из раздевалки, я так и осталась стоять, прижавшись спиной к дверному косяку. Это что, было обо мне? Он ко всем новеньким так? Я же ничего ему не сделала! Наверняка была еще какая-то причина. И вообще, должно быть, от стресса я воспринимаю все на свой счет. Переезд, новые знакомства, тревога о будущем – есть от чего сойти с ума. Не может быть, чтобы это было обо мне. Мы даже представиться друг другу не успели, не то что сказать пару неласковых, хотя признаться, сейчас в голове у меня для Станислава скопился внушительный список.

Чуть не задев меня, в раздевалку вбежали два парня, и я пришла в себя. Торопливо надела куртку и поспешила выйти в коридор. Уже на пути к выходу меня окликнула дежурная учительница:

– Как прошел первый день, Настя?

– Прекрасно, – еле слышно ответила я, потому что от обиды сдавило горло. Не было даже сил ее поправлять. На удивление, учительница не стала дальше меня расспрашивать.

Выйдя из школы, я быстро нашла машину коллеги отца и, забравшись на заднее сиденье, тут же расплакалась.

Глава 2

Прочесть тебя

К счастью, подвозивший меня полицейский не стал ничего рассказывать отцу. Я была ему за это благодарна. Меньше всего на свете мне хотелось жаловаться Косте на какого-то неприятного одноклассника, который не факт, что злился именно на меня.

Отец вернулся поздно. К его приходу я успела сделать уроки и приготовить незатейливую пасту на ужин с томатным соусом и говяжьим фаршем. К еде Костя достал из холодильника банку пива для себя и на мгновение задумался перед открытой дверцей, словно решая: достать для дочери вторую или нет. Полицейский внутри все же победил, поэтому к столу он вернулся с одной банкой. Я, конечно, пробовала пиво из маминого стакана раньше, о чем отец, наверное, не знал, но предусмотрительно смолчала. К тому же мне не понравилось, и желания повторять этот опыт не было.

Мы поужинали, смотря какое-то комедийное шоу о безумном ученом и его соседе, перебрасываясь колкими комментариями о сюжете, который нам обоим не пришелся по душе.

Доев, я собрала и помыла посуду. В благодарность за хлопоты отец помог просушить тарелки полотенцем и расставил их по своим местам в шкафу над раковиной. Мне пока сложно было ориентироваться в многочисленных кухонных дверцах, так что помощь Кости пришлась кстати. Пожелав отцу спокойной ночи, я переоделась в пижаму, собрала волосы в свободную косу и легла спать.

Сон, как назло, не шел. Полночи меня преследовал взгляд бездонно-черных глаз, от которых не исходило ничего хорошего. Утром я проснулась разбитой и измотанной.

Новый день прошел одновременно лучше и хуже предыдущего. Лучше, потому что на улице потеплело, хотя небо затянуло плотными серыми тучами. В школе стало легче ориентироваться, примыкая к уже знакомым ребятам из параллели. На английском со мной сел Никита. Он же после проводил меня к следующему кабинету под ревнивым взглядом Андрея. Мне было лестно внимание, однако из двоих нравился больше, скорее, Ник, хотя едва ли зарождающиеся внутри чувства напоминали влюбленность. Во всяком случае, в романах, что стояли на полках в доме Марии, это чувство описывали иначе. На практике сравнивать мне было не с чем.

Казалось бы, прекрасный день. Однако усталость сделала его почти невыносимым. Мне было трудно сосредоточиться на уроках, и я периодически ловила себя на том, что не вслушиваюсь в слова учителя. На каждом шагу хотелось прилечь и, свернувшись калачиком, уснуть. Совсем плохо стало к уроку физкультуры. Я надеялась, что физрук вновь позволит отсидеться на скамейке, но он отправил меня играть с другими ребятами в волейбол.

Игра прошла плохо. Очень. Мяч больно отскакивал от рук, но это было половиной беды. Настоящей проблемой стало то, что мне не удавалось отправить мяч в конкретном направлении. Двум одноклассникам из своей же команды попало по голове. Было очень стыдно, но, даже видя мои грустные способности, тренер Бобылев заставлял продолжать.

Откровенно пялиться на меня в коридорах перестали, и это радовало. За обедом я сидела среди большой шумной компании: ко вчерашним девушкам также присоединились Никита и Андрей. Такими темпами ближайшее полугодие могло стать выносимым, но я далеко не загадывала. У жизни всегда свои планы, вне зависимости от того, чего человеку хочется.

Знаменитая «пятерка» сидела на своем месте, когда я пришла в столовую. За столом не было только Станислава. Мысль о том, что Смирнов не пришел в школу, заставила меня выдохнуть с облегчением. Не хотелось вновь испытать на себе полный ненависти взгляд, хотя в то же время злость и обида внутри за ночь трансформировались в нечто новое. Теряться в догадках – бесполезная трата времени. Хотелось подойти к Смирнову и спросить прямо: чем я заслужила такое внимание? Еще больше мне нравилась идея задать вопрос у всех на виду, но, видимо, не сегодня. Наверное, вчера на уроке он просто плохо себя чувствовал, а разговор в раздевалке никак не относился к моей скромной персоне. Во всяком случае, это объяснение мне нравилось, в отличие от идеи, что Станислав ненавидит всех стипендиатов просто за то, что они существуют и отнимают вакантные места.

К концу обеденного перерыва Смирнов так и не объявился. Я без опаски пошла в лабораторный класс на урок биологии. Ник кружил возле меня, рассуждая о преимуществах собак перед кошками, шутя, что вторые наверняка давно сговорились против людей и пытаются превратить их в своих рабов.

В кабинете я радостно опустилась за пустой стол и разложила по поверхности чуть ли не все вещи – в знак протеста, представляя недовольное лицо Смирнова, если он все же явится. Вот если бы после подобной выходки одноклассник прожигал меня взглядом, я бы поняла. Где-то на подкорке сознания скреблись отголоски мерзкого: «А что, если…»

А что, если он пропустил сегодня занятия из-за меня? Мысль была глупой. Даже самонадеянной. Однако отделаться от нее не удалось даже после звонка с урока. Как можно на дух не переносить присутствие другого настолько, чтобы пропускать занятия? И почему именно меня? Стипендиатов вроде меня полно во всей параллели. Или же именно из-за неприязни Смирновы держатся от других учеников особняком? Рано или поздно родители выдворят Станислава из дома, и уж тогда открытого разговора не избежать. Кажется, Таня рассказывала, что Смирнов-старший – врач, а значит, быстро сможет понять, притворяется сын больным или нет. Хорошо бы это произошло пораньше, пока внутри меня скопилось достаточно решимости и злости, чтобы разобраться. Не пройдет и пары дней, как я проиграю в голове все возможные варианты предстоящего диалога, а затем иссякну. Честно говоря, я никогда не была смелой и тем более решительной. Но не буду лукавить, мне очень хотелось накричать на Станислава за вчерашнюю невнятную историю. Спустить пар на виновника.

Вечером выяснилось, что вершина кулинарного мастерства Кости – омлет да яичница. После недолгого спора я отвоевала место на кухне, желая хоть чем-то быть дома полезной. Таким образом, готовка легла на мои плечи, с одной лишь оговоркой: раз в неделю Костя будет возить нас куда-нибудь поужинать. Я была не против, понимая, что порой мне будет не до стряпни – выпускной класс требует много сил. Сейчас по некоторым предметам у меня была на удивление фора, но это не могло продлиться долго. В любом случае всегда оставался всадник Апокалипсиса в виде ненавистной геометрии, которую стоило каким-то чудом закрыть хотя бы на четверку, если я хочу выпуститься без троек. О сдаче ЕГЭ по предмету и речи быть не могло.

Наспех проглотив яичницу, я заглянула в холодильник, который оказался предательски пустым, и поняла, что на завтрак готовить не из чего. Вместе с Костей мы составили список продуктов. Бонусом отец порадовал меня, вручив банковскую карту. Оказывается, они с мамой договорились завести мне «детский» счет с настраиваемым в приложении лимитом. Костя сказал, что мой бюджет будет складываться из ежемесячных отчислений стипендиатам и небольшого бонуса сверху от мамы и папы. Новость удивила меня и очень тронула. Это было похоже на признание в глазах родителей того, что я выросла. Всю жизнь я пользовалась только наличными, а для карт в кошельке и вовсе не было отделения.

Вторым подарком стал роскошный черный велосипед, предусмотрительно спрятанный Костей от меня на балконе. Никаких излишеств: однотонная рама, удобное широкое седло, миниатюрный позолоченный звонок по левую сторону руля. Ни обмотки, ни дурацких украшений с пластмассовыми цветами. Чистый холст, который я смогу украсить при желании так, как хочется. Над задним колесом отец закрепил багажник с боковыми креплениями под специальные велосипедные холщовые сумки – в сложенном виде они уже красовались по обе стороны, готовые стать надежными помощниками в походе за продуктами. В комплект к велосипеду Костя вручил мне замок для парковки и яркую желтую куртку-дождевик с девчачьими розовыми молниями на карманах. Подойдя к зеркалу, я примерила обновку. Накинув капюшон, посмотрела на отражение и почувствовала себя главным героем сериала «Тьма». А если найти где-то красный шарик, то можно передать привет фанатам Стивена Кинга. Отец выжидающе смотрел на меня, опираясь плечом о стену в коридоре:

– Ну как, нравится?

– Очень круто. Спасибо, пап. – Я улыбалась так широко, что свело скулы.

Глаза Кости округлись. Он перестал моргать – только молча таращился на меня.

– Ты чего? – Только бы не сердечный приступ.

Вопрос привел Костю в чувство. Он задумчиво почесал голову, пытаясь скрыть улыбку:

– Кто-то только что назвал меня папой.

* * *

Костя помог спустить железного коня на первый этаж и отправился на дежурство. Я проводила машину отца взглядом и подумала: как чудно, не прошло и недели, а изо рта выскочило непривычное «папа». К тому же так легко. Раньше мне стоило больших усилий произнести это слово просто потому, что я не чувствовала между нами связь. Когда я была маленькой, мне трудно было принять жизнь на два дома. Казалось, что именно папа виноват в развале семьи, хотя мама никогда не говорила о нем плохо. Все, что я знала о разводе родителей, сводилось к огромной разнице, пролегающей между Костей и Марией: в то время как Ксертонь была живительным кислородом для папы, она забирала последние силы у мамы. Договориться родители так и не смогли, а может, как порой мне казалось, не захотели, отправившись каждый по своему пути. Начитавшись романов, я долгое время воображала, что Костя, как рыцарь в сияющих доспехах, был обязан бороться за любовь. Завоевать Марию, вернуть. Только недавно я осознала, что любимые сюжеты романов почти никогда не повторяли той реальности, в которой нам всем приходилось жить. Быть может, я действительно стала взрослой и детские обиды к Косте отошли на второй план? Кто бы знал.

Найдя с помощью телефона ближайший супермаркет, я проложила маршрут. Жаль, на руле не было держателя, чтобы закрепить карту и спокойно сверяться по пути. Но имеем что имеем. Велосипед все равно казался мне роскошным. Осталось только найти в Интернете подходящие стикерпаки и придать раме индивидуальности.

Большую часть пути нужно было ехать прямо, вдоль дороги. Я съехала на дорожку-дублер для пешеходов, которую Костя показал мне в первый день, когда вез в школу. Лесной воздух был насыщенным и пряным. Еловый аромат нежно обволакивал легкие, заставляя дышать размереннее и глубже.

Никто не пытался обогнать меня сзади. Встречных незнакомцев тоже не наблюдалось. Была лишь я, дорога, велосипед и редкие проезжающие мимо автомобили.

Я чувствовала умиротворение. Ветер слегка раздувал пряди волос, играясь. На мгновение я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, вспоминая любимую мелодию из детства. Мотив часто крутился в голове, как на повторе, вот только память давно позабыла не только текст песни, но и название. В свое время Мария окрестила эту мелодию «Асиной колыбельной».

Закрывать глаза было ошибкой. Идеальный момент нарушил мирно лежащий на дороге булыжник, чей покой неосмотрительно потревожило колесо велосипеда. Едва наехав на камень, я не совладала с рулем. Колесо резко дернуло вправо, и, не удержав равновесия, велосипед понесло по склону.

Не знаю, как долго летела вниз. По ощущениям, все произошло за долю секунды: вот я еду на велосипеде, вспоминаю мамину улыбку. А вот лечу кубарем по траве и бьюсь спиной о сосновый ствол. Ударившись, я вскрикнула скорее не от боли, а от неожиданности. На мгновение потерялась в пространстве и замерла, пытаясь оценить обстановку. Велосипед остался у подножия склона. Меня же унесло дальше метров на пять, не меньше. Я оперлась руками о сырую землю и подняла корпус. Ладони щипало. Пересев в более удобное положение и найдя точку опоры, я обтерла грязные руки о джинсы. Раскрыв ладони и присмотревшись, я увидела множество мелких царапин, которые были почти незаметны под слоем земли. Лишь одна рана показалась мне глубже остальных из-за проступающей в углу капли крови.

Позади раздался хруст. Я так испугалась, что сразу же обернулась, но вокруг не увидела ничего, кроме частых стволов деревьев.

– Кто здесь? – Вопрос прозвучал в пустоту. Ответом мне стал едва слышный гул от проезжающих по трассе машин.

Я поднялась и отряхнула одежду от мелких сосновых игл и грязи. Новый дождевик сильно испачкался на локтях, джинсы были тоже не в лучшем виде. Черный цвет ткани удачно оттенял земляные пятна. Рассудив, что ущерб несмертельный, я решила не возвращаться домой за свежей одеждой. Дождевик можно было вполне снять у входа в магазин и прикрыть пятна.

Велосипед уцелел. Лишь на одну из педалей налипла грязь, но проблема быстро решилась влажными салфетками, которые нашлись в рюкзаке. Никогда не знаешь наверняка, выходя из дома, что пригодится. Именно поэтому женские сумочки, а в моем случае – рюкзак, полны тайн, как бездонная сумка Гермионы.

Окинув взглядом крутой подъем, я поняла: моих сил не хватит, чтобы закатить велосипед наверх по влажной почве. Ощупав склон ногой и подметив, как утопает в нем подошва когда-то чистых кроссовок, я окончательно оставила эту затею и двинулась сквозь лес, надеясь, что рано или поздно должен появиться другой выход.

Сесть на велосипед казалось плохой идей. С моей координацией второе же дерево подарит теплые и далеко не долгожданные объятия, поэтому я повела железного друга справа от себя. Катить транспорт рядом было несложно, но вот огибать стелющиеся и тут и там корни деревьев – задача со звездочкой.

Стараясь не падать духом в минуты, когда это было возможно, я всматривалась в зеленые верхушки леса, в которых утопали последние лучи осеннего солнца. Птицы давно умолкли. Густую тишину нарушал лишь гул от проносящихся мимо машин.

Меня не покидало чувство, будто кто-то наблюдает за мной со стороны. Умом я понимала, что если здесь и были люди, то появились бы сразу, как увидели мое падение. Если это были нормальные люди. А если не нормальные…

Я мотнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Еще не хватало предаться панике и заблудиться. Вспомнив о мобильнике, я остановилась, освобождая руки, и похлопала себя по куртке, пытаясь вспомнить, куда положила телефон. Резким движением я раскрыла сначала одну молнию и запустила ладонь в карман, ощупывая, затем проделала то же самое со вторым.

Пусто. Должно быть, выпал, когда скатывалась со склона. С досадой я обернулась и поняла, что прошла довольно много от места приземления. Лесная чаща выглядела монотонной, а деревья – близнецами. Даже если захочу, вряд ли отыщу ровно то место, где упала.

Без связи, без карты и без малейшего понятия, сколько до захода солнца. Здорово. Умница, Ася.

Из глубины леса послышался хруст, как если бы кто-то наступил на сухую ветку. Я обернулась на звук, но никого не заметила. Нижние ветви сосны, что была примерно в десяти шагах, слегка колыхались. Наверное, спугнула птицу. Или белку. Кто знает, что водится в этом лесу?

Схватившись за руль обеими руками, я быстро пошла вперед, надеясь, что скоро увижу заветный выход.

* * *

Трудно сказать, как долго я шла. Увидев дорожный просвет среди деревьев, где не было никакого склона или же ямы, я испытала искреннее облегчение. Последние несколько метров ноги торопили остальное тело поскорее выбраться из изумрудной чащи. Стоило оказаться на открытой дороге, как щекочущее нутро чувство рассеялось, словно там, где я теперь находилась, не было любопытных глаз. Как странно.

Судьба наградила меня за страдания: прямиком через дорогу виднелся тот самый супермаркет, в который я собиралась. Над входом висела броская красная вывеска с крупным заголовком «Продукты» по центру и аккуратным уточнением более мелким шрифтом снизу: «Открыто 24/7». Хоть какой-то ориентир появился. Я с опаской подумала, что стоит обязательно прихватить бутылку воды и пару шоколадных батончиков из магазина на случай, если попаду в передрягу на обратном пути. Лишними в рюкзаке они точно не станут, да и сладости про запас – всегда хорошо для сладкоежки.

Осмотрев территорию перед супермаркетом, я поняла, что о велопарковке владельцы не задумывались. Делать было нечего, поэтому, придав лицу самое суровое выражение из всех возможных, я прислонила железного друга к ограждению у линии с тележками, после чего достала из рюкзака замок и протянула его через раму. Однажды в Ростове я припарковала велосипед за колесо на оживленной улице перед входом в кинотеатр, после чего отправилась с подругами на вечерний сеанс. Когда фильм закончился, от моего транспорта осталось лишь то самое колесо да замок. Чтобы добраться до дома, пришлось ждать маму. Больше я такой ошибки не повторяла.

Зачем во время парковки нужно суровое выражение, если процесс бесхитростный? Чтобы никто не прогнал, причитая «велосипедам здесь не место, припаркуйте где-нибудь еще». На самом деле это огромное упущение всех маленьких городков. В Ростове специальные крепления редко где встретишь. В сети поговаривали, что в Москве и Санкт-Петербурге дела обстоят получше.

Из каждого угла так усердно говорят об экологии, а по факту никто даже не спешит организовать места для альтернативного транспорта. От великов одна польза: и сам двигаешься больше, и доезжаешь, куда нужно, быстро. Правда, потным, но проблема решается правильной одеждой да запасной футболкой с дезодорантом в рюкзаке. Нет желания таскать с собой запасную одежду? Достаточно обзавестись тонкой кофтой из шерсти мериноса: и греет хорошо, и влагу отводит. К тому же еще и долго не распространяет запах. Я даже маму когда-то пыталась убедить пересесть на велосипед, но безуспешно. На все аргументы у нее был заготовлен один и тот же ответ: «Ты просто сама боишься водить машину».

Мне пока не удалось разобраться, что двигало мной больше. Потреблять я старалась меньше, отказываясь от покупки очередного красивого ежедневника, пока не исписаны страницы старого. Выбирала практичную одежду, что сильно дороже по цене, но служит дольше вещей из зарубежного масс-маркета, которым начинены торговые центры. В Ксертони, по словам Кости, таких не было. Возможно, он плохо смотрел, а потому отрывался на шопинге, приезжая в Ростов, – мы всегда отправлялись в совместный отпуск оттуда.

У входа в супермаркет передо мной разошлись стеклянные двери и открылся вид на длинные стеллажи, уходящие далеко в глубь помещения. Широко раскрытыми глазами я смотрела на зал, удивляясь, насколько он огромный.

– Больше внутри, чем снаружи, – сдерживая улыбку, прошептала я, вспоминая фразу из любимого телесериала.

Достав из кошелька десятирублевую монету, я отцепила тележку и забросила рюкзак внутрь. Следом стянула с себя куртку и повязала ее за рукава вокруг талии, не зная наверняка, насколько грязными выглядят джинсы сзади. Предположив, что теперь выгляжу пристойно, я медленно покатила тележку, осматривая возвышающиеся по обе стороны стеллажи.

Список продуктов исчез вместе с телефоном. Пришлось по памяти собирать корзину, надеясь не забыть ничего важного. Впрочем, импровизировать во время готовки было мне не впервой.

Глаза разбегались от изобилия специй. Одни были расфасованы по маленьким бумажным пакетикам, другие продавались в пластиковых емкостях с перемалывающим механизмом. Чистые, некоторые в смесях. Я присела на корточки перед стеллажом, где красовались специи в броских ламинированных пакетах, чтобы посмотреть состав приправы для курицы.

– Ну конечно, сплошная паприка да карри, – неожиданно громко сказала я вслух, думая, что нахожусь одна между рядами.

– Что, не любишь карри?

Вопрос застал врасплох, и я тут же обернулась. Вьющиеся волосы с золотистым отливом, насыщенно-голубые глаза. Он смотрел на меня сверху, игриво улыбаясь и обнажая ровную улыбку.

– Никита? – В удивлении я смотрела на парня, растеряв остальные слова.

Одноклассник присел рядом и начал, прищуриваясь, всматриваться в длинный ряд из приправ.

– А вот и она! – воскликнул он и выудил один из зеленых пакетиков с надписью «Приправа для птицы». – Здесь сублимированный чеснок, соль, майоран, кориандр и, честное слово, ни грамма карри.

Ник подмигнул и протянул приправу, которую я с благодарностью приняла. Не то чтобы мне была нужна помощь, но домой хотелось вернуться до заката, и одноклассник мог очень кстати сэкономить время.

– Спасибо, – улыбаться Нику было легко и приятно. – Ты что, следил за мной?

Теперь настала моя очередь застать его врасплох. Лицо парня приобрело растерянное выражение, и он тут же поднялся, вытянув руки перед собой:

– Нет-нет. – Взгляд Никиты обезоруживал, и мне тут же захотелось прикусить язык, чтобы не сорвалась очередная нелепая шутка. – Я просто здесь работаю.

Щипком он одернул на плече красную жилетку. По правую сторону, в районе сердца, виднелся потрепанный логотип магазина, который я заметила на вывеске перед входом. Изучая взглядом лицо одноклассника, я совсем не обратила внимания на одежду.

Я отмахнулась, стараясь улыбнуться как можно шире, желая дать понять: мой вопрос не был задан всерьез.

– Должно быть, я сильно выделяюсь с ярко-желтым дождевиком.

– Как светлячок, – добавил Ник.

– Точно. Какое милое сравнение. Наверное, копишь на машину?

– Все проще: семейный бизнес. – Он раскинул руки, словно хотел охватить весь магазин, если бы мог. – Отец считает, что лишь начиная с низов, можно по-настоящему разобраться, как работает бизнес изнутри. Так что меня можно найти здесь от двух до четырех дней в неделю. – Последние слова оказались окутаны в тонкое одеяло из грусти, но через мгновение в глазах парня мелькнул огонь, словно он ухватился за идею, которую давно искал. – А тебе, случайно, работа не нужна? Нам рук не хватает, а людей, кто готов работать в вечернюю смену, трудно в городе разыскать.

– Я думала, в Ксертони все закрывают самое позднее в шесть.

Никита кивнул.

– Так было раньше. После открытия объездной трассы сюда часто заезжают дальнобойщики и всякие праздные путешественники на тачках. А что будет, когда отец Татьяны достроит спа! Видела заправку с торца здания? Вот из-за нее-то все в эту часть города и стекаются посреди ночи. Заметив приток, папа решил, что стоит работать круглосуточно. Мы же не только продаем всяческие товары, но и готовим навынос. На кухню быстро людей добрали, а вот за кассой и на обслуживании до сих пор не хватает. Так что приходится выходить на смены почаще.

Никита замолчал, продолжая идти рядом с тележкой, чуть придерживая ее пальцем за край. Я удивилась упоминанию Татьяны, но расспрашивать о семье не стала. Куда интереснее было узнать побольше о подработке.

– А платят хорошо?

Ответом мне было неоднозначное покачивание ладони из стороны в сторону. Не поняв, как его расценить, я вопрошающе подняла одну бровь.

– Ну, как тебе сказать, – запнулся тот, словно сомневаясь, что у нас одно и то же восприятие денег. – Для Москвы мало, для центра Новосибирска тоже. А вот по меркам Ксертони вполне ничего.

– Я не знаю, сколько зарабатывают ни в Новосибирске, ни в Москве.

Никита сразу приободрился:

– Тогда забудь все, что я сказал. Много! – Мы остановились у стеллажей с макаронами, и Ник облокотился о ручку тележки. – Так что скажешь?

– Пока ничего.

– Черная, тебе предложение века делают, а ты ничего не скажешь? – Ник так улыбался, что на мгновение я приняла это за флирт.

– Даже предложение века стоит обдумать, прежде чем согласиться. Вдруг я этим только набью цену?

Глаза Никиты скользнули сверху вниз и после как-то по-новому увлекли меня в свои пленяющие сети.

– Не сомневаюсь, что у тебя получится.

Благодаря Нику я быстро нашла все, что хотела. Как профессиональный гид, он подводил меня к нужным полкам, точно зная, где какой отдел. Трудно сказать, сколько бы времени я потратила, самостоятельно блуждая в длинных рядах.

Едва мы подошли к автоматическим дверям, как стало ясно – уже стемнело. Солнце давно зашло за горизонт, и над маленькой Ксертонью нависла тьма. Двери разошлись, и лицо окатила волна холодного вечернего воздуха, отчего я поспешно стянула куртку с талии и набросила на плечи, присвистнув.

– Уже так быстро темнеет, – раздосадованно сказала я, думая, как буду теперь добираться домой. – Слушай, а у вас не продаются фонарики на велосипеды?

– Не-а. Такие вещи разве только в центре купишь. – Ник слегка нахмурил брови, продолжая катить за мной тележку. – А где твоя машина?

– Я на велике. Мне и восемнадцати еще нет, – уклончиво добавила я, чтобы не пускаться в подробные объяснения выбора транспорта.

Лицо златовласого на мгновение вытянулось. Он бросал взгляд то на меня, то на содержимое тележки, пытаясь что-то прикинуть в уме.

– Как же ты все это увезешь?

Молча я подвела одноклассника к велосипеду. Отцепив от багажника одну из сложенных сумок, я демонстративно развернула ее на глазах у Каримова, показывая размер.

– Ты даже не представляешь сколько сюда влезет. – Мое лицо растянулось в легкой улыбке. В Ростове никто не понимал, как я умудряюсь возить огромное количество продуктов на велосипеде, и мне нравилось доказывать другим, что такой вариант имел право на жизнь.

Ник продолжал смотреть во все глаза, редко моргая. Точно ребенок, он стоял прямо, вытянув руки вдоль тела, и наблюдал, как я шустро расфасовываю продукты по двум сумкам. Ближе к концу я поняла, что все же набрала с излишком, но не подала вида – остатки легко поместились в рюкзак.

Легким движением я отстегнула велосипед от стойки с тележками и уже перебросила ногу на педаль, готовая к старту, как Ник положил обе руки на руль:

– Ты что, ТАК поедешь?

Я пожала плечами:

– Ну да. Вдоль дороги потихоньку доберусь. Трасса вроде неплохо освещена.

– Но ты же поедешь не по самой трассе, а по пешеходной, внизу?

– Ну да. – Я не понимала, к чему он ведет.

Ник испытывающе смотрел в глаза, будто пытаясь достучаться, а я упорно не понимала, что не так.

– Там нет света, а у тебя, между прочим, нет фонаря.

– И что прикажешь делать? – бросила я с усмешкой, представляя, как остаюсь ночевать из-за бравого рыцаря внутри супермаркета и даже не могу позвонить отцу.

Но Никита резко убрал руки с руля и широким шагом пошел обратно, через главный вход в супермаркет, бросив что-то неразборчивое, похожее на «подожди». Когда он вернулся, фирменная жилетка оказалась свободно переброшена через локоть, а вместо нее одноклассника укрывала от холода черная кожаная куртка. Настала моя очередь смотреть широко раскрытыми глазами. Всего одна деталь в одежде, а как сильно она повлияла на восприятие человека со стороны: вот Никита – добродушный работник супермаркета, а вот Ник – дерзкий парень в рокерской куртке. Он широким шагом направлялся прямиком ко мне. От него веяло притягательной энергией, и внутри меня все замерло, стараясь запечатлеть момент.

Магия не прошла и тогда, когда Никита подхватил обе сумки и кивком подал знак следовать за ним. Он шел так быстро и легко, словно ноша ничего не весила. Мне стоило усилий не отстать.

Пройдя через парковку, Никита остановился у темно-бордового джипа. В свете ночных фонарей стекла выглядели тонированными, но даже несмотря на это, с улицы виднелся бежевый салон и плюшевые игральные кости на зеркале заднего вида. Он открыл багажник и положил сумки с продуктами, после чего забрался внутрь и отстегнул сиденья заднего ряда так, чтобы они сложились. Свободного места стало больше, благодаря чему в багажник легко поместился велосипед. Едва Никите удалось устроить железного коня поудобнее, как я заметила плотно налипшую грязь на колесах и пустилась в извинения: идея положить грязный велосипед в бежевый салон ужаснула, но одноклассник быстро меня успокоил, указав на под-кладку.

– Мы с отцом часто перевозим здесь цемент и песок. Строительство в самом разгаре, так что грязи в салоне и без того предостаточно. Не переживай, это мелочи.

– Что строите? – спросила я, уже устроившись на пассажирском сиденье, и потянулась за ремнем безопасности.

– Псарню, – коротко отрезал Ник, и из-за тона я поняла, что Каримов не хочет об этом говорить. – Ты где живешь?

– Прямо у въезда в город, в поселке Буград.

Не скрывая удивления, Никита обернулся на меня и нажал на кнопку старта:

– И ты поехала так далеко? У вас же куча продуктовых рядом.

– Да? На карте ничего не было… – Я замялась, не понимая, как могла не заметить.

– Карты мало чего тебе расскажут о Ксертони. – Ник отмахнулся, принижая тем самым заслуги сетевых источников, и машина мягко тронулась с места.

– А ты? – Если он будет почаще носить эту кожаную куртку, я могла бы согласиться на большую экскурсию по городу. В свободное от учебы время, разумеется.

Мгновенье Никита помолчал, словно всерьез обдумывая ответ:

– Смотря как будешь себя вести.

* * *

Всю оставшуюся дорогу я расспрашивала Никиту о городе. Выяснилось, что сердцем Ксертони считалась старая лесопилка на окраине, а вовсе не современная гимназия и нашумевший вуз. История основания города передавалась из поколения в поколение, рассказывая о приехавшей издалека семье помещиков, которые первыми обосновались в изумрудных лесах. Здесь они построили фамильный дом и занялись добычей древесины, привлекая к труду крестьян. Город разрастался в геометрической прогрессии, привлекая своими перспективами новых поселенцев – тех, кто странствовал, ища лучшей жизни, сбегая кто от засухи, кто от наводнений. Слухи о живописном месте, где всегда нужны рабочие руки, заставляли скитальцев отправляться на запад, пробираясь сквозь дикую и порой враждебную природу в надежде, что здесь они обретут новый дом.

Так произошло и с предками Никиты. Он был потомком в пятом поколении переселенцев, добравшихся до Ксертони с юга, о чем я едва ли могла бы догадаться, разглядывая черты лица: ничто во внешности парня не отсылало к горячим корням. Куда легче было поверить по полупрозрачному цвету глаз, что семья Каримовых пришла откуда-нибудь с севера.

– А дом первых переселенцев сохранился? – Я спросила, когда машина повернула у указателя «Буград».

– Да. – Никита сделал паузу, сосредоточенно, сведя брови, объезжая дорожную яму. – А что?

– Я бы посмотрела на него. Терпеть не могу стеклянные офисные здания и безликие муравейники. Они буквально крадут красоту пейзажа, в отличие от старых построек: малоэтажные, величественные, с высокими потолками и широкими оконными рамами – восхитительно.

Никита понимающе кивнул, и его губы растянулись в улыбке, с легким налетом сожаления.

– Тогда тебе наверняка понравится. Поместье восемнадцатого века очень похоже на миниатюрную версию Зимнего дворца Петра I на набережной Невы. Вот только не думаю, что у тебя получится побродить внутри.

– Закрыт на реставрацию, да?

Каримов неоднозначно покачал кистью из стороны в сторону, подбирая слова:

– Ну, не совсем. Раньше случались дни открытых дверей. Два раза в неделю проводили экскурсии. Помню, классе в третьем всю параллель повезли смотреть на само поместье изнутри и лесопилку. Она до сих пор функционирует. Родители некоторых стипендиатов из нашей школы даже там работают. Было скорее весело, чем скучно, но я мало что запомнил: столько времени прошло. Но два года назад территорию закрыли для посещения: в поместье вернулись наследники. Пока доктор жил один в городе, музей продолжал работать. Но стоило детям вернуться с обучения откуда-то на севере – выстроили по периметру убогий забор, испоганили вид. Черт знает во что превратили городское достояние.

Я чуть ли не выпучила глаза, услышав знакомую фамилию, а вместе с тем в удивлении раскрыла рот. Кто бы мог подумать: школьная знаменитая пятерка из семьи основателей! Я Смирновых еще мысленно жалела. Получается, это не они не прижились за пару лет в школе, а другие оставались чужаками на их земле.

– Выходит, Смирновы – местные знаменитости, – с усмешкой произнесла я вслух, не понимая своих эмоций. Внутри они смешались в коктейль из разных оттенков, которые никак не могли прийти к единому цвету, вытесняя друг друга и отказываясь действовать сообща.

– Или вроде королевской семьи, – с издевкой дополнил Ник, и я ухмыльнулась.

– Теперь понятно, почему они себя так странно ведут. Во всяком случае, Стас, – я остановилась на полуслове, поняв, что сболтнула лишнего.

Лицо Каримова помрачнело. Воздух в салоне наполнился тяжестью, будто напрямую зависел от настроения водителя.

– Он тебе что-то сделал? – В голосе зазвучали стальные ноты, ранее незнакомые.

Я замялась, обдумывая ответ, и, найдя подходящие слова, поняла, что машина не движется, а за окном виднеется знакомая дверь подъезда.

– Да нет, не то чтобы, – как можно беззаботнее произнесла я, надеясь закрыть тему. Все, что я имела – домыслы, ничем не обоснованные. Ник мне нравился, и вываливать перед ним свой груз из смешанных чувств желания не было. – А ты тоже из стипендиатов?

– Нет. Мои родители платят за обучение. Сам бы я вряд ли пробился – не тягаться мне с медалистами вроде тебя.

– Вроде меня? Это кто же тебе такое сказал?

Ник пожал плечами:

– Никто. Я просто предположил. Ты же дочь полицейского, да?

– Да. Но до медалистки мне правда далеко. Без троек бы окончить – уже хорошо. На олимпиады я тоже никогда не ездила.

– Как же ты тогда попала в гимназию? – Ник удивился.

Я замялась, сама толком не зная ответ на этот вопрос.

– Кажется, папа похлопотал. Я так поняла, что кто-то был у него в долгу. Ну, знаешь, из тех, кто что-то решает. И вот…

Было ужасно некомфортно об этом говорить, ведь головой понимала: я попала в ксертоньскую гимназию не из-за выдающихся знаний, а потому что отец сумел с кем-то договориться. Не знаю, чего только Косте это стоило, но хотела верить в лучшее. Что игра стоит свеч и обучение здесь – мой счастливый билет в лучшее будущее.

Ник промолчал. Когда я набралась смелость и наконец вновь заглянула ему в глаза, то с облегчением заметила – в них нет осуждения.

– Спасибо, что подвез.

Я отстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Ник открыл багажник и, тихо бормоча, с трудом достал велосипед.

– Помочь поднять на этаж?

– О нет, не стоит. Ты и так уже сильно помог. – Я улыбнулась, внутренне понимая, что тащить велосипед до квартиры – занятие не из приятных, однако показываться перед Костей с парнем хотелось еще меньше. – Тогда до завтра?

– До завтра. – Голос Ника мягким эхом отозвался в моей голове. Его взгляд, обжигая, провожал меня, пока за спиной не захлопнулась дверь подъезда.

* * *

Как можно тише я старалась открыть дверь квартиры ключом, не зная наверняка, вернулся Костя с дежурства или нет. В конце коридора виднелся рассеянный свет от настольной кухонной лампы, нарушая ночную тьму. На мгновенье я замерла, прислушиваясь к густой тишине, в попытке уловить малейшие намеки на присутствие отца. Уж лучше бы он уже спал. Тогда с утра у меня останется немного времени, чтобы раздобыть новый телефон и избежать рассказа о том, каким образом я потеряла предыдущий.

Затащив велосипед внутрь, я прислонила железного друга к стене и бросила куртку на примостившийся в углу пуф. Проведя ладонью по взъерошенным волосам, я облегченно вздохнула, радуясь, что квартира полностью в моем распоряжении. Свернув в ванную, я лениво стянула с себя одежду. Выкрутив кран чуть ли не до полной мощности, встала под горячий душ, подставляя хлестким струям лицо и шею. Вместе с водой в сток смывались и тревожные мысли. Стоило закрыть глаза, как я вновь вспомнила то цепкое ощущение пристального взгляда в лесу. По затылку волной скользнула дрожь, усиливая разрастающийся внутри страх. Больше я в этот лес ни ногой. И точка.

Закончив принимать душ, я подобрала мокрые волосы полотенцем и свернула в тугой жгут, соорудив на голове нечто напоминающее тюрбан. Протерев ладонью запотевшее зеркало над раковиной, я ухмыльнулась отражению: сооружение из махрового полотенца напоминало мне Пизанскую башню, потому что сильно косило вправо.

К сожалению, этого не хватило, чтобы поднять настроение. Я пошла в свою комнату, по пути прокручивая в голове рассказ Никиты о лесопилке и доме основателей. Стало любопытно, как выглядел дом. Войдя в комнату, я направилась к компьютеру. Нехитро введя в поисковой строке название города и слово «достопримечательности», я увидела двухстраничный список со ссылками на разные источники. Недолго думая нажала на первый результат и почувствовала, как от удивления опускается челюсть.

На самом верху страницы обнаружился баннер с внушительным особняком, подходящим для жизни скорее императора или, быть может, королевы Елизаветы II, но никак не доктора с женой. Одни только потолки, судя по фотографии, достигали метров восьми, если, конечно, это не было иллюзорным обманом благодаря тянувшимся сквозь оба этажа колоннам на фасаде бледно-голубого здания. Позолоченные орнаменты в виде оливковых ветвей распускались над створчатыми окнами, придавая таинственный вид, словно это были порталы в мир волшебного народца, где всегда пахнет свежескошенной травой и морем.

На сайте нашелся раздел «Галерея» с пятью фотографиями комнат первого этажа. Имелись и небольшие описания. На одном фото был просторный холл с картинной галереей. В рамах без труда угадывались предзакатные и морские пейзажи, а на самой стене красовался внушительный семейный портрет. Люди на картине были изображены в бальных нарядах. Приближение фотографии не позволило рассмотреть лиц из-за плохого качества, однако силуэты выглядели знакомыми. Кто знает: быть может, я уже встречала эту картину в Ростове? Временные экспозиции появлялись в городе довольно часто. Боюсь, никогда не узнаю наверняка: моя память – ненадежная штука. На сайте не нашлось ни имени художника, ни названия картины. Дальнейшие поиски были просто невозможны.

Переведя взгляд в угол экрана, я обратила внимание на время и спохватилась: до полуночи оставалось всего пятнадцать минут. Открыв в браузере карту, я попыталась найти магазины электронной техники, но, к моему сожалению, все они открывались после первого урока. Понадеявшись, что мне удастся скрыть от Кости пропажу телефона, я отправилась спать.

* * *

На следующее утро меня разбудил громкий хлопок входной двери. От неожиданности я резко подскочила с кровати. Перед глазами мгновенно потемнело, голова закружилась, и, пошатнувшись, тело обессиленно скользнуло обратно – в постель.

– Вот уж «доброе утро», – недовольствовала я, растирая ладонями полусонные глаза.

С кухни доносились тяжелые шаги и звон посуды. Должно быть, Костя вернулся с ночного дежурства и суетился с завтраком. Дождавшись, когда сердце успокоится, я поднялась с постели и пошла одеваться. Распахнув дверцы шкафа, я уставилась на одежду всех оттенков зеленого и коричневого цвета. Исключением была лишь белая майка и багровый кардиган. После вчерашнего приключения палитра казалась уже не столь привлекательной, и я подумала, что было бы неплохо отправиться по магазинам. Не зря же мне подарили банковскую карту, в конце концов.

Я стянула с вешалки «кардиган-исключение» и натянула его поверх белоснежной майки, подвернув рукава до локтя. Мельком бросила взгляд на встроенное в дверцу зеркало и осталась довольна результатом. Подумав, что к наряду не хватает бижутерии, я подошла к столу и, когда потянулась к шкатулке с подвесками, случайно задела компьютерную мышь. Ноутбук вышел из спящего режима, продемонстрировав позорные труды моих вчерашних поисков во весь экран.

Все же по утрам я соображаю куда лучше, чем ближе к ночи. Надув губы, я села за стол и принялась вновь искать информацию о магазинах, где могла бы разжиться новым смартфоном. Попутно искала и салоны связи телефонного оператора, чтобы восстановить номер. Вчера мне это и в голову не пришло. Если я хотела скрыть пропажу от Кости, сим-карта с новым номером мне в этом вряд ли помогла бы.

План был обречен на провал: все магазины открывались после первого урока. Посмотрев на время в углу экрана, я огорчилась еще больше. Даже если кто-то и открывался до восьми утра, то, выйдя прямо сейчас, невозможно успеть в оба места сразу. Как ни крути, первый урок под угрозой.

Я потянулась за рюкзаком и достала распечатку с расписанием. Семь уроков. Ни первый, ни последний пропустить не получится. На первом лабораторная работа, а последний вел директор школы. Все против меня. Придется попытать удачу после уроков.

Предавшись размышлениям, я совсем забыла об украшении и вспомнила только после того, как умылась и отправилась завтракать.

– Доброе утро! – Костя стоял у плиты, перебросив через плечо полотенце.

Отец был в служебной форме, и мера предосторожности в виде небольшого куска ткани казалась скорее наивной, чем предусмотрительной. От сковородки во все стороны отлетали капли масла, и я готова поклясться, что пара пятен была просто обязана оказаться на синей форме дежурного.

– Доброе. – Я выглянула из-за плеча отца, желая узнать, что будет на завтрак.

Яичница. Ну конечно.

– Пап, а можешь придерживать дверь, когда возвращаешься? Я очень испугалась сегодня.

Костя потупил взгляд, пока до него не дошел смысл сказанного. После непродолжительной паузы отец почти шепотом произнес:

– Прости. – Отец продолжил, и от меня не ускользнули скорбные ноты: – Я привык, что один. Постараюсь, честно.

Видя изменения в его настроении, я почувствовала ком в горле. Кажется, моя просьба отозвалась малоприятным осознанием в голове отца. Расстраивать Костю еще сильнее новостью о телефоне не стоило. Впрочем, он и не спрашивал.

– Кстати, я тебе вчера звонил. Хотел узнать, нормально ли ты добралась.

Вот же черт! Думай, Ася. Думай.

– Да? Смартфон разрядился, когда я была в супермаркете. Карта много энергии тратит.

На мгновение я замерла, всматриваясь в уставшее лицо отца. К счастью, фраза прозвучала достаточно просто и голос не дрогнул. Отвлекая Костю от дальнейших расспросов о телефоне, я добавила деталей:

– Даже пересеклась внутри с одноклассником. Оказывается, семья Ника владеет супермаркетом. Жаль, не запомнила название, но на фасаде была ярко-красная вывеска. А еще супермаркет внутри просто огромный! Не ожидала, что в Ксертони такие есть. Пока все обошла, на улице стемнело, и Ник предложил подбросить меня до дома.

– Ник – это в смысле Никита? – Костя пытался припомнить, нахмурив брови.

После утвердительного кивка лицо отца расслабилось, разглаживая складки глубоких морщин.

– А, ты, наверное, поехала в супермаркет возле новой трассы! Он Каримовых. – Завтрак на сковороде подозрительно зашипел, и, спохватившись, Костя быстро поддел яичницу лопаткой и переложил на тарелку. – Хорошие люди.

Прозвучало многозначительно, однако Костя больше ничего не добавил. Приняв у отца тарелки, я отнесла завтрак к столу. Отец достал из выдвижного ящика кухонные приборы, а из холодильника – пакет апельсинового сока, после чего сел напротив меня и с аппетитом приступил к еде. Я хотела уже последовать примеру Кости, когда поняла, что на столе не хватает стаканов под сок. Вернувшись к кухонному островку, я принялась распахивать створки одну за другой в поисках нужной посуды, как вдруг у отца зазвонил телефон. Должно быть, не прошло и пары гудков: настолько быстро Костя поднял трубку и непривычно грубым голосом ответил.

– Да?

Я начала искать стаканы на нижней полке, улавливая лишь обрывки разговора:

– Сколько тел… Адрес… Да… – пусть я и не слышала слов звонившего, ситуация была ясна без лишних слов. – Оцепите территорию и вызовите кинологов. Скоро буду.

Послышался глухой удар. Кажется, отец бросил телефон на стол. Найдя наконец стаканы, я обернулась и поняла – это было так. Черный прямоугольник лежал на противоположном конце стола от своего хозяина. Костя наспех орудовал вилкой, отправляя в рот остатки слегка пригоревшей яичницы и, даже не успевая хорошенько все прожевать, запивал пищу апельсиновым соком в любезно протянутым мной стакане. Доев, отец поднялся и, быстро поцеловав меня в лоб, проследовал в прихожую, на ходу подобрав телефон и кожаную куртку.

– Труба зовет, – коротко произнес Костя, надевая обувь. – Сегодня тебя заберет кто-нибудь из моих ребят.

– Но у меня же теперь есть велосипед, – в недоумении произнесла я, но отец лишь отмахнулся.

– Сколько сегодня уроков?

– Семь.

Отец обернулся, и я заметила, что вид у него обеспокоенный. Подойдя ко мне, Костя положил обе ладони мне на плечи и слегка согнулся. Настолько, чтобы наши глаза стали на одном уровне. Когда он вновь заговорил, тон стал отечески мягким:

– Ася, в городе творится неладное. Я не могу рассказать всего, но, поверь, мне будет куда спокойнее, если возвращаться из школы в сумерках ты будешь с хорошо подготовленным человеком. Порадуй отца, ладно?

Смотря в глаза Кости, я видела столько боли, что внутри ощутила неприятное, царапающее фибры души чувство. Имя ему было «страх».

– Хорошо, – эхом отозвалась я, боясь подумать, какие ужасы отцу предстояло увидеть на службе.

* * *

Доехав до школы, я остановилась у парковки и, спустив рюкзак на одно плечо, принялась искать внутри замок.

Учебники ощутимо мешали. Пытаться справиться одной рукой было рискованно: того гляди уроню библиотечные книги на сырой асфальт и испачкаю. Опустившись на корточки, я поставила рюкзак на землю и пошире раскрыла молнию, впуская свет. Наконец заметив очертания искомого на дне отсека, запустила руку внутрь и постепенно выудила замок.

Стоило поднять голову, как мои глаза встретились с его. Станислав стоял неподалеку от входа в школу, прислонившись спиной к стене. С мгновение, показавшееся мне длиною в вечность, Смирнов испытывающе смотрел на меня. Непроницаемое лицо не выдавало даже малейшего намека на зарождающиеся эмоции, и это пугало настолько, точно Станислав не был живым вовсе. Смирнов напоминал закрытую книгу, запертую за двенадцатью замками, ключи от которых спрятаны на разных концах света. Загадочная история семьи Станислава притягивала и будоражила воображение неразгаданными тайнами. Кем были люди на портрете? Зачем семья вернулась в город и закрыла от любопытных глаз дом-музей? Непреодолимое желание увидеть особняк воочию вновь закралось в мысли. Я тряхнула головой в попытке отогнать наваждение и на секунду утратила зрительный контакт со Станиславом. Исчез. Как странно. Может, я замечталась и не заметила, как прошло время?

Покончив с замком, я направилась через лестницу к входу в школу. Толкнув плечом входную дверь, попала в рекреацию. За столом дежурного учителя сидела та же женщина, что и вчера. На этот раз преподавательница была одета в бледно-желтый костюм-двойку с юбкой. На шее был туго повязан шелковый платок изумрудного цвета с переплетением орнаментов оранжевых оттенков, похожих по форме на толстые ветви.

При мысли о деревьях в голове, точно кинолента, закружились кадры предзакатного леса с едва пробивающимися скудными лучами солнца. Вместе с пейзажем вернулось и неприятное ощущение пристального взгляда. Стоило мне отвернуться, как дежурная учительница окликнула:

– Ася! Подойди ко мне, пожалуйста.

Я в недоумении направилась к ее столу, не понимая, зачем могла понадобиться.

– Ты не теряла вчера телефон?

– Откуда вы… – но она не дала закончить.

– Опиши его мне.

– Ну-у-у, – я на мгновение замялась, пытаясь вспомнить хотя бы одну отличительную деталь. – Темный такой, немного с отливом в синий. – На правом крае задней панели глубокая царапина, которую я по глупости поставила в попытках приколоть значок с любимой группой к карману джинсов. Историю личной недальновидности я вслух произносить не стала.

Учительница удовлетворенно кивнула, а затем потянула двумя пальцами за ручку ящика, выудила оттуда телефон и протянула мне.

Чем дольше я смотрела на телефон, тем ниже опускалась моя челюсть.

– Ну же, возьми.

Послушно забрав телефон, я на мгновение вышла из ступора. Осмотрела смартфон со всех сторон, не веря своим глазам, но сомнений не было – это он.

– Как он у вас оказался?

– Станислав Смирнов принес сегодня в школу. Сказал, это твой.

Я перестала моргать, пытаясь понять, как такое возможно. На уроках у меня нет привычки доставать телефон, то есть Станислав просто не мог его видеть. Мы пересеклись лишь дважды: на уроке биологии и в столовой. Ни там, ни там я не доставала телефон из рюкзака. К тому же смартфон ведь потерялся вчера в лесу. Не в школе, не на дороге у школы, а в диком лесу у дороги.

– Мм, спасибо, – только и нашлась я.

Ответом стала добродушная улыбка, секунду спустя после которой учительница утратила ко мне интерес и опустила глаза в документ на столе. Отвернувшись, я собиралась пойти прямиком на урок, как вновь наткнулась взглядом на Станислава. Он что, следит за мной? Глубоко втянув воздух через ноздри, я направилась к Смирнову. Губы непроизвольно сжались от злости. Ну я покажу этому сталкеру… Столкновение. Меня отбросило вниз. Голова запрокинулась, и я ударилась затылком об пол.

– Черт, извини! Я тебя не заметил, – извиняясь, неизвестный парень с россыпью рыжих веснушек по всему лицу суетливо пытался помочь мне встать на ноги. – Не ушиблась?

Я отрицательно покачала головой и выдавила улыбку, жмурясь от еще пульсирующей боли в месте удара:

– Все нормально.

Парень еще несколько раз извинился, но, к счастью, внезапно раздавшийся звонок на урок вынудил незнакомца от меня отстать.

Вспомнив о своем желании задать хорошую трепку Станиславу, я повернулась к месту, где видела Смирнова в последний раз, и оно, к несчастью, было пустым.

Посмотрим, как ему удастся удрать от меня на биологии.

* * *

Когда я вошла в класс, наш стол пустовал. Неужели Смирнов решил пропустить урок? Я фыркнула и, поправив рюкзак на плече, прошла к своему месту, попутно одарив учителя извиняющейся за опоздание улыбкой. Как только я опустилась за стол и принялась наспех доставать нужное к уроку из рюкзака, раздался мерзкий лязг. Кто-то отодвинул соседний стул. Следом тихо раздался мелодичный голос:

– Привет.

Я вскинула голову. То, что Смирнов начал разговор сам, было мне на руку. Из класса после начала урока Станиславу не сбежать. Сложно, конечно, будет общаться прямо под носом у учителя, но я не упущу шанс.

Станислав сел на соседний стул и как в прошлый раз придвинулся к самому краю стола. Смирнов быстро достал блоковую тетрадь, обтянутую кожей, и ручку, после чего развернулся ко мне, игнорируя лекцию учителя.

Даже с мокрыми и растрепанными волосами он выглядел так, словно только недавно закончил сниматься в рекламе геля для волос. На безупречных губах мелькнула тень улыбки. Лицо Станислава было впервые дружелюбным, несмотря на настороженный взгляд.

– Прости за прошлый раз, я даже не успел представиться. – Глаза Смирнова внимательно изучали мою реакцию во время короткой паузы. – Ужасно болел живот. Я был сам не свой. Меня зовут Станислав, или можно просто Стас. Как тебя зовут, я уже знаю – Ася: все только и говорят о новенькой.

Какая подчеркнутая вежливость. Мне было нетрудно поверить и принять объяснение Смирнова, однако из общей картины выбивалась история с телефоном, а теперь еще и знание о том, как я уточняю свое имя. Он, что, ходит по школе и подслушивает?

– Почему ты не назвал меня Настей, как все остальные?

Станислав нахмурился:

– Разве ты просишь других, чтобы тебя называли именно так? – На красивом лице легко читалось смятение.

– Да, верно. Только не припомню, чтобы я уточняла это рядом с тобой.

Он коротко пожал плечами и раскрыл тетрадь, отводя взгляд:

– По-моему, ничего удивительного. Все только и говорят о тебе, начиная от учеников помладше и заканчивая учителями. Даже в супермаркете женщины шептались о внезапно появившейся дочери полицейского.

Попался.

– А ты, значит, еще и в супермаркетах к шепоту прислушиваешься?

– Не моя вина, что шепот некоторых людей громок, как музыка на стадионе, – ухмыльнулся он и начал переписывать тему с доски.

Я заметила, как Кирилл Николаевич смотрит в нашу сторону. Тут же поняла, что даже не раскрыла тетрадь, и поспешила исправиться. Подняв глаза на доску, я встретилась взглядом с учителем. Увидев мои старания, Кирилл Николаевич продолжил вести урок.

Сегодня у нашего класса по плану была лабораторная по микробиологическому исследованию заквасок и кисломолочных продуктов. К счастью, учитель только начал говорить о важных аспектах проведения исследования. Пройдя между рядами, Кирилл Николаевич раздал для каждой пары по набору предметных стекол. По ним ученики должны были определить, что перед ними: стрептококк или молочная палочка? А также уточнить разновидность. Следом стоило зарисовать увиденное схематично в тетрадь. Пользоваться Интернетом для определения запрещалось, а учебники было велено убрать в рюкзаки. На лабораторную отводилось двадцать минут.

– Начали! – сказал учитель, закончив раздачу материала.

– Дамы вперед? – спросил Стас, подвинув микроскоп на центр стола.

Я внимательно смотрела на Смирнова, пытаясь решить, с какого вопроса следует начать: следил он за мной, точно маньяк, или как к нему попал телефон?

– Если хочешь, я могу начать, – неуверенно добавил Станислав, видя мои раздумья. – Решать тебе.

Рассудив, что ответ Смирнова на первый вопрос может мне не понравиться, а истинные мотивы придется выпытывать позднее, я решила сначала покончить с лабораторной и избежать проблем с Кириллом Николаевичем.

– Я начну, – придвинув стул чуть ближе, я заметила, как напрягся Стас. Он точно застыл, хотя места между нами все еще оставалось предостаточно.

Достав из коробки первое стекло с препаратом, я положила его под микроскоп и настроила объектив с сорокакратным увеличением. Некоторое время мне понадобилось для того, чтобы изображение стало четким.

– Молочный стрептококк, – уверенно заявила я Станиславу.

Когда я попыталась достать предметное стекло, пальцы Смирнова коснулись моей руки. От неожиданности я дернулась: кожа Станислава оказалась неожиданно холодной, точно недавно он держал стакан со льдом. Но, признаться честно, удивила меня не столько температура, сколько собственная реакция. Стоило Стасу прикоснуться, как мое сердце пронзило током, заставив внутри все сжаться.

– У тебя точно нет малокровия? – вырвалось у меня, скользя взглядом по бледной коже Стаса. – Руки до сих пор ледяные с улицы.

Губы Станислава изогнулись в лукавой улыбке, а в уголках наметились милые ямочки. Он отвел взгляд, с удвоенным интересом изучая под микроскопом новый препарат.

– Ты права, молочный. Совсем небольшие тельца, – он ловко заменил предметное стекло на новое и тут же принялся изучать. – Вообще мой отец – доктор. Знаешь, из тех самых, что особенно обеспокоены здоровьем своих детей. Ежегодное полное обследование со всеми увеселительными и малоприятными мероприятиями.

– Должно быть, такая забота обходится очень дорого: у тебя столько братьев и сестер.

Станислав пожал плечами, точно финансы были последним, о чем приходилось беспокоиться.

– Значит, одноклассники уже успели расписать все семейное древо и тайные клады под особняком «великой семьи Смирновых»?

– Ну, не то чтобы…

Я замялась, не ожидая подобного вопроса. Лицо Станислава сохраняло улыбчивую маску, но если чтобы рассмотреть первое предметное стекло, ему понадобилась всего секунда, то на второе Стас все еще сосредоточенно смотрел.

– Вы просто немного выделяетесь.

– Чем же?

– Чем-то, не знаю. Вся школа по вам будто сходит с ума.

– Но не ты?

– Это еще что за вопрос?

– Вопрос как вопрос.

Я почувствовала, как начали гореть щеки. Что мне было на это ответить? Ваша семья выиграла в лотерею с таким генофондом и перед блеском золотистых волос Виолы меркнет красота любой девчонки в школе? У Смирновых хобби – каждый вечер проводить в спортзале? Нет? Тогда почему ваши тела выглядят гармоничнее и прекраснее, чем у самых идеальных скульптур?

– Да, не я, – только и нашла что ответить. – В городе для меня все ново, и волей-неволей глаза разбегаются. Интересуюсь всем и всеми, ища, за что бы зацепиться. Очень давно я проводила здесь летние каникулы. Родители давно развелись. Костя остался в Ксертони, и…

– Под Костей ты имеешь в виду Константина Черного? Полицейского?

Я кивнула, в очередной раз поразившись, что в городе всем друг о друге известно.

– Твой отец хороший человек. – Станислав выпрямился, оставляя микроскоп. – Мелкие и тонкие клетки – ацидофильная палочка.

– Вы знакомы?

Смирнов загадочно возвел глаза к потолку, взвешивая ответ. Неоднозначно покачав головой, Стас ответил:

– Можно и так сказать. Он часто консультируется с моим отцом. Видишь ли, в городе не так много специалистов, а у папы есть некоторый опыт судмедэкспертизы. Вот он и помогает по доброте душевной.

– Так, а при чем здесь ты?

– А я периодически помогаю отцу в больнице. – Искра гордости промелькнула во взгляде Стаса. – Вот и сталкиваюсь иногда с твоим тоже.

– Значит, с постоянными жителями Ксертони у тебя нет проблем, в отличие от новеньких и уж тем более стипендиатов?

– А у меня есть проблемы с новенькими?

Я пожала плечами и отвела взгляд.

– Не знаю. Ты мне скажи, как воспринимать очаровательную фразу, которую ты сказал брату в раздевалке?

– Ты все услышанное воспринимаешь на свой счет? Думаешь, мир крутится вокруг тебя? Как бы не так.

– Занятно, – видя, как он злится, я чувствовала, что все внутри меня ликовало. – Я проверю препарат?

Станислав сделал пригласительный жест рукой.

– Пожалуйста.

Притянув к себе микроскоп, я попробовала получше отрегулировать четкость, но, вопреки ожиданиям, сделала только хуже. Закусив губу, я боролась с регулировкой, осторожно поворачивая переключатель то в одну, то в другую сторону. Я была настолько сосредоточена, что голос Станислава в голове превратился в бессвязное бормотание. Смысл сказанного проходил мимо меня. И тут я вспомнила, что намеревалась сделать. Молодец, Смирнов. Умеешь забалтывать людей.