Читать онлайн Власть Тьмы. Эделиада. Том 2 бесплатно

Пролог

– Нет, вам не укрыться от правды! Ибо правда ужасна и не должна быть отринута ни единой душой, во многострадальном мире нашем, блуждающей. Воистину так.

Есть число точное потомков Тёмных, осквернением помеченных. Двадцать семь избранных. Двадцать семь под солнцем Эделии рождённых. Цель их единая, Злом великим, испокон веков господства алчущим, назначенная. В совместном стремлении измышляют они землю нашу многострадальную заполонить легионами нечестивыми, и возвестить в небеса, на веки вечные, светило проклятое. Ни Светлым Троим, ни людям, ни даже мне, окаянному, неведомы имена их. И лишь вера в Триглаву и Свет всепрощающий помогут всем нам уберечься от Тьмы, жалости не знающей.

Так запомните посылы мои! Ложны слова и мысли всех, кто в победу уверовал скорую. За высокими башнями, за стенами каменными не укрыться от правды. Но уж близится день! Поддавшиеся высокомерию, токмо на силы свои уповающие, отринувшие Света учение, узрят глубину своего заблуждения! Пелену с их глаз сорвут события грядущие и воистину страшные.

Раскается агнец, вселенскую ложь различивший. Узрит наконец-то он истину и отринет сторону Тёмную. Но вновь прибудет в нём Тьма! Так сказано, и бессилен тот агнец.

Отрок, горем убитый, станет встречи искать с усопшим родителем. На пути на своём он познает и ложь, и предательство! И не в предков заветах, но злобе открывшись, обретёт он надежду.

Душа, одиноко по миру идущая, найдёт провожатая и мудрость познает. Но мудрость та несёт в себе искушение великое. Горе живущим, коли не хватит ей воли! Горе, коли обиды давнишние застят ей взор.

Дары чёрные, дары немыслимые обещаны будут матери дитяти невинного. Дитя то по крови роду древнему и проклятому принадлежит, и в нём есть надежда Тьмы на укрепление. Так уверует ли бедняжка, кровиночку вскормившая, во всесилие обещанное, или отвергнет предложенное и познает страшные беды?

Расколотый мир да вновь вдруг расколется. Три равные силы войною охвачены будут! И Светлые Трое прольют свои слёзы. Ибо сокрыт от людей ворог истинный, и гордость мешает узреть им итог сего выбора.

Отринутая Светом и Тьмою, охваченная местью, душа, пройдётся огнём по Эделии. Объятая ненавистью всепоглощающей, гибельный путь избравшая, великие злосчастья на головы наши готовит она, и лишь кровь родовая способна помочь ей, несчастной.

Две гордыни, два мужа, два гения поспешно избрали путь ложный. Плечом к плечу пойдут они навстречу погибели. И узрит один Силу и взалкает ея! Озарённый благословением пращура, к неведомому ужасу, к страданьям всего мироздания завладеет он ею, и содрогнутся миры.

То есть правда, дети под Триглавой живущие. Слушайте, слушайте! Грядёт битва последняя. Так останемся ли на Света стороне, али канем Тьмой погребённые? То никому не ведомо. Никому, даже мне, окаянному.

Явление замка

Такой бури не помнили даже старожилы самых южных селений Ван-Алли. Она несколько дней зрела где-то за Чёрными Зубами, там, в самом сердце Разлома Осквернённого, а на третью ночь обрушила свою ярость на земли многострадального княжества.

Прибрежные жители заблаговременно, по узким протокам Орма, увели свои ладьи и челны подальше от неминуемой катастрофы. Собрав домашний скарб, они укрылись за бревенчатыми стенами близлежащих городков, оставив опустевшие рыбацкие деревушки на потеху ликующим чайкам и буревестникам.

И разразился хаос. Шквальный ветер ревел, вырывал с корнями деревья, разносил в щепки одноэтажные домишки, терзал обветшалые доки. Многосаженные волны поглощали и уносили с собой всё, что напоминало о присутствии здесь людей. Молнии хлестали землю, словно экзекутор приговорённого, оставляя шрамы, призванные увековечить ужасную память о разбушевавшейся стихии. После пришёл ливень. Сплошная стена воды. Затопляя колодцы и редкие огороды, заставляя притоки выходить из берегов, он вымывал тонкий слой почвы, оголяя каменный, бесплодный скелет материка.

Княжество замерло в ожидании конца безумной вакханалии. Этой ночью мало кто мог заснуть: матери тщетно пытались успокоить перепуганных ребятишек; мужчины пили горькую, безрадостно размышляя о лишениях, ждущих их семьи после бури; старики молились и гадали, какие ещё беды обрушит на их головы судьба.

Да, мало кто мог уснуть этой ночью. А поутру некоторые, то ли с перепою, то ли от пережитого страха, болтали, что видели, как в самый разгар бури сразу десятки молний ударили в полуразрушенный замок на холме. Будто бы его проржавевшие ворота распахнулись, и из них, изрыгая огонь, вырвалась тройка бесовских скакунов, запряжённых в чёрного дерева карету, и умчала на север.

Такой бури не помнили даже старожилы самых южных селений Ван-Алли. Не могли они вспомнить и имя князя, воздвигнувшего странный замок. Кто-то говорил, что вроде когда-то читал о некоем знатном дворянине, обосновавшемся здесь лет триста назад. У кого-то в памяти всплыла легенда о большом сражении на этих берегах, обернувшемся трагедией для всех живущих тут людей и правившего князя. А уже через пару дней, погружённые в собственные дела, жители, и думать забыли о замке на холме. Память человеческая бывает коротка, а фантазия богата на выдумки. Разум же может быть слаб и податлив. Обмануть его не сложно, тем более очень древней и сильной магии. Она может заставить людей воспринимать как должное, то, чего на самом деле никогда и не было.

Память человеческая бывает коротка, но о том князе, как и о его замке, не было, да и быть не могло ни одного воспоминания ни у ныне живущих, ни у давно умерших. Также не было о них ни единой записи ни в одном архиве Эделии.

Широко раскрытыми глазами

Безлунная ночь наполнялась звуками, казалось, забывших про сон зверей, птиц и насекомых. Нарушая сложившийся за тысячелетия природный цикл, обитатели этих мест неугомонно пищали, пели и жужжали, празднуя победу Жизни. Юг, невзирая на пришедшую осень, не спешил сбрасывать свои благоухающие пёстрые одежды. Воздух наполнялся ароматами цветущих ветрениц[1], ромашек, вьюнков и колокольчиков.

Первобытная пляска костра отражалась на бледном счастливом лице Киррика Немисциана. Блокировщик, не моргая, смотрел на огонь, молчал и улыбался. Вздохнув полной грудью щекочущий обилием запахов воздух, он посмотрел на Эбинайзера Кина и по-дружески кивнул.

Темнокожего мага передёрнуло. Это была их вторая ночёвка, но он до сих пор не мог привыкнуть к новому поведению своего подчинённого. После Холма тот вёл себя всё больше, как обычный человек. Речь к нему не вернулась, но как будто бы вернулся потухший, со времен тех ужасных экспериментов, проблеск мысли. Эбинайзер всё чаще ловил на себе его полный какой-то загадочной вдумчивости взгляд. Казалось, ещё чуть-чуть и они заведут банальнейшую беседу о голубизне неба, строптивости женского сословия, или растущих год от года налогах. А может быть этот обретший частичку настоящего себя идиот хотел поведать ему секрет Истинной Магии? Может этот недомаг, обуздавший оба Источника, хотел раскрыть секреты мироздания, явившиеся ему в том эльфийском святилище? Может быть, но Киррик молчал. Молчал, улыбался и глядел на мир широко раскрытыми глазами.

Эбинайзер ещё с Холма отправил коротенькую весть Совету Десяти об успехе похода, а развёрнутый доклад планировал дать только послезавтра, прибыв в столицу Лестора. Оторвавшись от дружины Эйхарда и раздобыв в ближайшей таверне пару лошадей, он с Кирриком и пленённой ведьмой уехал незамедлительно. Уехал, так как не хотел возвращаться в Бреннен. Не хотел заниматься ранеными, слушать хвалебные тосты в честь Серебряных и сестёр эльфиек и уж тем более ему не доставляло удовольствия выслушивать перебравшего своего пахнущего полынью зелья, алхимика-недоучку, бахвалившегося вкладом своих чар в победу над полчищем вурдалаков. Ему нужны были эти три дня. Три дня чтобы обдумать всё, а более, чтобы успокоить свои нервы.

Сейчас он был зол как, упустивший добычу кугуар островов Дан-Квалли. Он злился на всех без исключения, даже на Иллиана Галлана. Нет, по началу он жалел его, считая погибшим, но после, когда по очистившемуся от Тени Источнику пришла весть, что тот объявился жив-здоров в своём родовом поместье, жалость отступила. «Мелкий пройдоха! – мелькнула у него тогда мысль. – Хочет заграбастать себе всю славу! Конечно, теперь никто и не вспомнит, что именно я сделал всё. Я, а не кто-то другой был готов пожертвовать собой. Никто не оценит безродного дикаря. Зачем? Ведь есть высокородный, хныкающий по своему папаше сопляк, который спас всех в святилище, да ещё и мир в придачу.» Воображение рисовало ему Иллиана перед самим Государем в окружении вельмож и старейшин. Юный чародей бахвалился своей смелостью, находчивостью и рассказывал, как один, без чьей-либо помощи, победил Тёмного Бога. Удивительно. Не имея никаких доказательств, Эбинайзер Кин возненавидел Иллиана Галлана. Возненавидел люто, до ломоты в костях.

Однако даже больше безусловно нацелившегося отобрать у него звание Героя Эделии Иллиана, Эбинайзер возненавидел Киррика. Возненавидел, так как не мог понять: как этому тщедушному болвану удалось подчинить себе Тёмный Источник и одновременно научиться созидать с помощью Светлого? Перед такой силой, не то что его заслуги, все подвиги прославленных магов прошлого превращались в ничто, в дорожную пыль под босыми ногами жертвы эксперимента. Конечно, можно было просто заглянуть в Картины Разума блокировщика и узнать всё, но Кирр совершенно неожиданно выстроил вокруг своего сознания настолько непробиваемые барьеры, что не стоило даже и пытаться преодолеть их.

Подавив, в очередной раз жгучее желание врезать лыбящемуся блокировщику по зубам, Эбинайзер переключил свои мысли на до сих пор не пришедшую в себя Шэйден. Его раздирало врождённое любопытство ко всему новому. Он жаждал получить как можно больше информации о Тёмных до приезда в Ладос, где ведьму, после пары экспериментов, безусловно, ждали плаха и костёр. К тому же она была беззащитна и упускать такой шанс не следовало.

На первой ночёвке он уже проникал в сознание полуэльфийки и многое о ней узнал Узнал как старая ворожея воспитывала её в глухом лесу, внушая что весь мир снаружи населён жаждущими крови, убийцами-изуверами; как ей прививали веру в то, что только приход Тёмных может спасти род человеческий от охвативших его нескончаемых войн и безумия; чувствовал как нечто холодное, злое, но в тоже время способное на пусть и некую извращённую, но всё-таки любовь оберегало её, хранило от болезней, отводило Охотников на ведьм и скрывало волшбу от оглядчиков.

Эбинайзер проследил всю жизнь Шэйден и в конце концов стал свидетелем приготовлений к ритуалу на Бесовом Холме. Он увидел сотни осквернённых и загубленных ведьмами человеческих душ; ощущал заклятья подпитываемые не столько проникающими через Барьер крохами Тёмного Источника, сколько ужасом и агонией, умирающих под пытками людей. В итоге, этот ритуал, это действо оживило уснувшее давным-давно Место Силы и разорвало саму ткань Мироздания. Иные миры, Боги, неописуемые твари и ожившие мертвецы – всё оказалось правдой. Шэйден действительно была Сосудом для Кад-Давры, явление которой должно было ознаменоваться новым вторжением неисчислимых легионов нежити в Эделию. И ведь случилось. Тёмная Госпожа таки пришла в этот мир. Пришла, да тут же и почила. Её смерть тоже накрепко отпечаталась в памяти молодой ворожеи.

Многое, многое Эбинайзер узнал из Картин Разума полуэльфийки. Но это всё тогда. Сейчас же он хотел заглянуть глубже. Добраться до её самых потаённых желаний, до надежд, до страстей. Хотел увидеть её сны, мечты и фантазии.

Сотворив заклятье и не испытав никакого сопротивления, он погрузился в неё. Отмахнулся от уже виденных сцен прошлого и с силой прорвался дальше, в самые глубокие уголки сознания. И вот впереди блеснул свет.

Ощутив прохладный бриз, темнокожий маг обнаружил себя стоящим на берегу, простирающегося до далёкого горизонта океана. Ноги утопали в золотом песке. Над головой, галдя, носились толстенные альбатросы, чайки и какие-то неизвестные ему птицы. В пенящимся прибое барахтались удивительные членистоногие. Длинною в пол сажени, они носили на себе ярко красные шипастые панцири, пучили глазки на стебельках, щёлкали огромными клешнями, толкались и клокотали, словно переговариваясь между собой.

Эбинайзер поморщился. Он прекрасно помнил своё детство на островах: радость и возбуждение от охоты с отцом на различных морских тварей, в том числе и на ракообразных; пляску у костра после, восхвалявшую великого морского ската Фана за то, что уберёг рыболовов от хищников и даровал богатый улов. Это было так давно, совсем в другой жизни. Сейчас же эти жирные, беседующие друг с другом омароподобные чудовища вызвали у него отвращение.

Громогласные фанфары заставили оглянуться. Легко оттолкнувшись от земли, он взмыл в небо и увидел под собою, растянувшийся на лиги и лиги окрест город, высеченный, казалось, из единого белоснежного монолита. Его высоченные стены отражали солнечный свет. Бесчисленные храмы с ярко красными, совсем как броня тех членистоногих с побережья, крышами и полуголыми статуями неизвестных божеств были усыпаны цветами. Покрытые золотом и тончайшей резьбой шпили многочисленных башен уходили на сто, двести саженей ввысь. По ровным мощённым мостовым неторопливо прогуливались мужчины. Их расшитые причудливыми узорами балахоны блистали драгоценными каменьями, а в чёрных, как смоль, косах играли жемчуга. Женщины и дети, разодетые даже более богато, тоже не утруждали себя заботами: одни резвились под тенью широколистных гигантских пальм, посаженных ровными линиями вдоль дорог, другие облюбовали фонтаны с прозрачной водой, сложенные из, отражающих солнечный свет плит неведомого минерала. В садах, могущих поспорить своей красотой с лучшими садами Ладоса, десятками бродили изумительные, исполненные величия белые скакуны, на лбах у которых рос витой рог. Богатейший город сиял, пел, цвёл и восхвалял красоту жизни.

Вдруг неясная, чуть заметная рябь пробежала по этой упоительной картине. Интуитивно взглянув вверх, Эбинайзер нахмурился. На безоблачном небе, ничуть не смущаясь полуденного солнца, висела серая, в грязных тёмно-зелёных разводах, луна.

Заклинание само-собой перелистнуло страницу памяти Шэйдэн и перед темнокожим магом возник новый мир. Мир лесов и джунглей. Среди деревьев, не тревожа окружающую природу и её обитателей, виднелись строения, которые только с первого взгляда можно было назвать домами или храмами. Выстроенные из необычного желтоватого вещества, в основе своей каждое из них имело громадный голубой кристалл. Странны были и обитатели этого поселения. Облачённые в латы из того же желтоватого то ли металла то ли камня, не имеющие ни рта, ни носа существа с голубой кожей вели хозяйство и возделывали землю. Над их домами висели исполинские овальные летающие корабли. Диковинные механизмы добывали из расщелин в земле зеленоватый газ, формировали его в кубы и складывали под бревенчатыми навесами. А в небе, смеясь над тремя пылающими красным светом солнцами, висела всё та-же чёрно-зелёная луна.

Снова рябь. Теперь картины, представавшие перед взором Эбинайзера являли великое разнообразие миров, населённых людьми, эльфами, троллями и существами названия которых он не знал, да и не мог знать. Одни жили в исполинских каменных башнях с сотнями стеклянных окон и отрицали богов, другие обустраивали норы под холмами и молились огромному красному пылающему глазу на востоке. Множество и множество миров сменяли друг друга, но всех их, во всём разнообразии, объединяли две вещи: пышущее безумием счастье и болотно-зелёная луна в небесах.

Очередной мир. Это без сомнения была Эделия, Ладос. Вот только стены славного города истекали кровью и нечистотами. На городских столбах распятые жители молили о смерти, пока толпы зевак забрасывали их камнями. В дворцовом саду стояли накрытые столы. На серебряных подносах исходили жаром человеческие тела. Головы же несчастных, ставших трапезой на этом богопротивном пиру, собрали в центре на огромном блюде из чистого золота. Дворец гулко выдохнул, словно исполинский монстр и распахнул свои ворота. Толпа знати, во главе с императором Стридалом Пенталором Праздным, бросилась вкушать ужасающие дары. Они ревели, подражая диким зверям. Скалили друг на друга неестественно большие зубы, огрызались, разбрызгивая вокруг кипящую на губах слюну. А за стенами дворца, куда не брось взгляд, горели леса, реки, города и деревушки. Потерявшие рассудок от горя и ненависти люди рвали, душили и пожирали друг друга. Сильные насиловали и втаптывали в пыль слабых. Смерть и безумие раздирали мир на части. Чудовищных размеров полная луна всё так же соседствовала на небосклоне с солнцем.

Эбинайзер силился понять было ли это фантазией, сном или мечтой этой, несомненно помешавшейся полуэльфийки? Другие миры он видел впервые, но это-то точно была Эделия. Да и объяснить этих жуткие сцен он не мог.

– Узри, избранница! Этот мир потерян! Его жители забыли про Свет! Теперь только я могу вернуть их на путь жизни и процветания!

– Мне больно видеть это, Госпожа. Прошу достаточно. Сокрой от меня эти ужасы. Я уже дала согласие и не отрекусь от тебя никогда. Никогда! Вместе мы спасём Эделию. Мы спасём всех этих несчастных!

Сосредоточившись, Эбинайзер направил чары на голоса и в следующее мгновение увидел на холме высокую женщину в поблёскивающей зеленью чёрной короне. Она по-матерински держала руки на плечах, стоящей перед ней на коленях Шэйдэн.

– Не я, но само мироздание соединило нас. Эделия лишь начало. После ты узришь мириады миров, ещё только ожидающие спасение.

– Я помню. Я всё помню. Вся мои жизнь была лишь подготовкой. Я жду. Все эти несчастные ждут твоей благости. Возьми мою жизнь. Она ничто перед судьбами многих.

– Так будет. Обещаю.

Резко оборвав связывающие его сознание с сознанием молодой ворожеи нити заклятья, Эбинайзер вернулся под открытое небо Лестора.

– Вот же дурочка. Даже жалко. Эта сука обвела её вокруг пальца. Мороки. Сплошные иллюзии. Одна за одной. Сильна, сильна мразь. Но и мы, а? Меня ей не удалось победить. Если бы не Иллиан… Выродок мелкий. Сейчас поди ревёт в два ручья. Папку жалеет.

Осёкшись, он поймал на себе осуждающий взгляд Киррика и тут же невесть почему залился стыдливым румянцем.

– Чего пялишься, недоделка лабораторная? Думаешь мне есть дело до тебя, или того сопляка? Всё что я делаю, я делаю ради себя. Для Лидии! Ради сына! Слышишь?! Ни один семинарский неуч, ни один хвалёный член их убогого Совета не достоин даже убирать за мной дерьмо. А ты… Если ты ещё раз…

Закончить Эбинайзер не смог: голова закружилась, ноги подкосились, и он рухнул ничком возле догорающего костра. Киррик поднял глаза к светлеющему на горизонте звёздному небу и улыбнулся.

[1]Ветреница (устар.) – Анемон

Выдохшийся маг

Бурлящее варево недовольно зашипело на поленьях. Комнату заволокло зеленоватой дымкой и едким запахом полыни. Обжигая пальцы, Райзер Ландел снял котелок с огня. Буркнув проклятье по душу ни в чём перед ним лично не провинившийся матушки императора Пенталора, он грохнуло его на стол. Жидкость выплеснулась на небрежно разложенные папирусы и стала превращать в нечитаемые кляксы, записанные в них праотцами вековые мудрости.

Нервы мага-алхимика сдавали. Вчера он первый раз в жизни участвовал в настоящем сражении и видел, как на его глазах гибнут люди. Он никак не мог забыть кошмарной луны и зловещий, грозящий иссушить всё живое на своём пути, чад. Но больше всего ему запомнилось лицо той змееподобной ведьмы: её острые и тонкие, словно иглы, зубы, зловонное дыхание и горящие глаза.

Как же так вышло? Ведь там на Холме, после победы, он не испытывал страха. Страх испарился вместе с чернотой, прущей из разлома между мирами и его место заняло предвкушение новых открытий. Чуть только забрезжил рассвет, Райзер попросил Серебряных собрать любые, хоть сколько-то интересные вещицы ворожей. Он хотел побольше узнать о Тёмных и несколько витязей помогли набить два его огромных мешка ведьмовскими атрибутами.

Обратный путь до Бреннена показался Райзеру лёгкой прогулкой. Пусть оставалась неясна судьба молодого Галлана, пусть позади семенила лошадка, везущая тело убитого витязя и магистра Горана, пусть Эбинайзер был мрачнее тучи и за всю дорогу не проронил ни слова, он ликовал. Ликовал и смеялся вместе с витязями Сорок Девятой и сёстрами эльфийками. Вместе с теми, кто, как и он выстоял в неравной схватке с вурдалаками и неведомым Тёмным богом. Они пересказывали увиденное, восхваляли храбрость выживших и павших, отдавали честь эльфийским лучницам. Припомнили и его Кузнечные чары и Драконий пламень, спавший дружину от оркской нежити.

Но то было на тракте. А по приезду в город всю дружину Эйхарда тут же арестовали, эльфийки скрылись невесть куда и невесть когда, а Эбинайзер с белёсым блокировщиком и пленённой ведьмой ускакал на север. На замкового мага никто вообще не обратил внимания. Про него словно все забыли, и он с набитыми под завязку мешками поплёлся к себе.

Теперь азарт прошёл. Возбуждение сменило осознание чуть не произошедшего ужаса и чудовищной платы за спасение. Вот тут-то и вернулся страх. Страх крался по тёмным уголкам комнаты, таился за единственным закрытым несмотря на духоту окном. Страх жил в скрипучих половицах и в непонятных шорохах за стенами. Он заполнил собой всё пространство, а его святилище, его мерзкое, доводившее до безумного отчаянья логово находилось в двух мешках с ведьмовским приданным. Лишь от одного взгляда на сваленные у входа мешки сковывающий ужас сжимал нутро и лишал воли. Казалось, от них веет сыростью мрачных глубин, злобой оживших мертвецов и мучительной смертью.

Зачерпнув деревянной кружкой горячее дымящееся зелье, Райзер зажмурился и сделал глоток. Язык обожгло, по телу пробежали мурашки. Он повалился на сундук и закрыл глаза, ожидая эффекта. К своему тонизирующему зелью сейчас он добавил пару запрещённых для использования Семинарией ингредиентов. Сушёная спорынья, щепотка болиголова и две небольшие ягоды вороновых очей должны были успокоить разбушевавшиеся нервы.

Райзер с опаской обратился к Источнику. Ожидая увидеть всё ту же серую беснующуюся массу, он с облегчением выдохнул: Источник, спокойной сияющей первозданной белизной плыл перед его взором. В пальцах появилось приятное покалывание, в животе разлилось успокаивающее тепло, в голове зашумело. Зелье проникло в кровь и отогнало пережитый ужас. Радный, столичные маги, дикие ведьмы, мертвецы и Тёмные боги покинули воспалённый разум. Переливаясь всеми красками, звеня сладчайшей музыкой лютней, неописуемые геометрические формы заплясали перед взором выдохшегося мага. В его видениях не было ни одного неосвещённого уголка и страху просто негде было спрятаться. Деревянная кружка с остатком дурманящего снадобья выпала из обмякшей руки.

Раздался тихий звон колокольцев. Через какое-то время звон повторился, но уже громче. Перезвон всё усиливался и усиливался, но Райзер не слышал его. Вернее, не хотел слышать. Его поглотили вереницы гротескных галлюцинаций. Внешний мир сейчас для него не существовал.

Постепенно нескончаемая пляска образов начала замедляться и сквозь них проступили еле заметные контуры высеченной из причудливого, с нежно-розовыми прожилками, камня, статуэтки. На небольшом постаменте лежала свёрнутая калачиком, лишённая шерсти кошка. Контуры стали яснее. Теперь Райзер не видел ничего кроме этой фигурки. Медленно-медленно зверёк выпрямился и сверкнул глазками. Звон колокольчиков превратился в колокольный звон. Воздух в комнате задрожал, мебель заходила ходуном, пару книг сбросило с полок. Райзер вскочил, озираясь по сторонам.

– «Райзер Ландел! Услышь меня! Я раскрою тебе тайны Тысячелетий! Страшны события будущего, но я способен помочь тебе пережить грядущий мрак!»

Зеленоватые волосы мага-алхимика встали дыбом. Блаженный румянец сошёл с лица, руки предательски задрожали. Осознав, что голос реален и исходит от этих проклятых Светом Триглавы мешков, он вжался в стену и стал плести одно защитное заклятье за другим. Переливающиеся хаотичные фигуры ещё кружили свои хороводы и не давали сосредоточиться. От страха путались формулы. Чары выходили рваными, незаконченными, совершенно недееспособными. Они вырывались из сознания и тут же рушились, отдаваясь болью в и без того идущей кругом голове. Поток ярился и ревел. Чувствуя сбивчивые, нестройные желания своего хозяина, он грозил выплеснуться в мир волной неистовой энергии, смести всё на своём пути, лишь бы успокоить контролирующее его воспалённое сознание.

– «Прекрати, безумец! Ты покалечишь себя!»

Райзер почувствовал, как кто-то проник в его разум. Незваный гость, властной рукой, словно имея на то все права, сжал его Поток до тоненькой ниточки, из которой нельзя было взять и толику Силы и растворил наркотический дурман.

Голос смолк. Голова прояснилась. Куда-то запропастился и страх. Резкий запах, доносившийся из котелка, развеял лёгкий свежий ветерок, гуляющий ко комнате. Райзер не припоминал чтобы возвращал это заклинание, но цветы кивающие в такт мелодии бриза говорили об обратном. Поднявшись с сундука, он подошёл к мешкам, привезённым с Холма. Излучаемый ими ореол Зла спал, будто его и не было вовсе. Не церемонясь, маг-алхимик рассыпал их содержимое по полу. На первый взгляд тут был обычный бытовой хлам. Правда помимо всего прочего нашлось пару пучков редких трав, череп какого-то мелкого грызуна, связки вороньих перьев и непонятные амулеты из высохшей виноградной лозы.

Присев на корточки, Райзер поднял один из амулетов и обомлел. Под ним, полуприкрытая замшелым куском ткани, лежала небольшая статуэтка свернувшейся калачиком лысой кошки из чёрного с нежно-розовыми прожилками камня.

Долг Серебряного воеводы

Отдраенные до блеска и распахнутые настежь окна, отсутствие гобеленов с подвигами Амоса Радного, свежесть ушедшего лета в ароматах десятков цветочных горшков: все эти изменения большого зала замка Бреннен Артур Эйхард не замечал. Первый раз в жизни он был настолько зол и вымотан, что потерял присущую ему наблюдательность. Скрипя зубами, воевода Сорок Девятой прожигал дыру в пустующем кресле на орочьих черепах и ждал его нового хозяина для объяснений. Догадки, одна мрачнее другой, роились в голове:

«Решили расквитаться за смерть своего воеводы и перерезать нас всех. А что с Ромом и ранеными? Уже убиты? А Аксен? Его наверняка казнили сразу, как только мы выехали за ворота. Но Вольхим же дал слово. Старый лжец! А Игнаций уверял, он мужик с честью.»

Артур представил как ухмыляющийся седой сотник отдаёт приказы: Аксену отсекает голову топор палача, а бренненские воины закалывают раненых Серебряных.

«Сука. Эти душегубы своё ещё получат. Им не простят. Ладос сравняет Бреннен с землёй. Кин доложит обо всём. Расскажет Совету Воевод…»

Тут Артур закрыл глаза и тихо застонал. Он вспомнил отношение темнокожего мага к простым солдатам. Какое там «доложит»? Кин приедет в столицу героем. Десять родов не будут разбираться с судьбой дружины. Они сразу займутся ведьмой. Ну а Совет Воевод получит отчёт от нового воеводы Бреннена: – «Полегли де ваши славные воины все как один на Холме да от ран. Ставьте стелу в Ладосе смельчакам, спасшим империю».

Стоящие по сторонам стражи буквально почувствовали бурлящую ярость воеводы Сорок Девятой и пусть его руки были связаны за спиной, сделали пол шага назад.

– Долго мне ещё тут торчать?! – рявкнул Артур. – Где этот ваш новый воевода?!

– Сударь, прошу извинить за задержку. – Исполненная достоинства, в зале появилась Сандина вдова Амора Радного и спокойно заняла место покойного супруга. По правую руку от неё встал старый сотник Вольхим.

– Сударыня?

– Что, остолбенел, волк столичный? – усмехнулся сотник. – Преклони колено перед новым воеводой Бреннена!

– Вольхим, – строго остановила его Сандина, – говорить с Эйхардом буду я. Вы сделали своё дело.

– Сделали дело… – повторил за ней Артур. – Так это вы велели этому северному шакалу схватить моих людей? Отвечайте! Я воевода Серебряной дружины Ладоса! Я подчиняюсь лично Совету Воевод! Никто, даже сам государь император Пенталор, не имеет права без их ведома отдавать подобные приказы!

– А ну захлопни пасть! – бросился вперёд Вольхим. – Стража, на колени наглеца!

– Вы забываетесь, Нильфстраур! Приказы здесь отдаю я!

Стражи сделали было шаг, но вовремя вспомнили кто теперь их новый воевода и грохнув щитами приказа не выполнили. Вернулся на место и старый сотник.

– Прошу прощения.

– Я приказываю вам без моего дозволения больше не произносить ни слова.

– Как вам будет угодно. – Вольхим бросил полный ненависти взгляд на Артура и склонил голову.

– Ита-ак, – чуть более вольно чем позволял статус правителя большого города, протянула Сандина. – У меня к вам много вопросов, Артур Эйхард. У вас, я так полагаю, ко мне их не меньше. Я нисколько не принижаю ваш статус, но учитывая подозрения, которые бросила на себя ваша дружина, я не могла поступить иначе и лично отдала приказ об аресте ваших воинов. Они живы, но их судьба целиком и полностью зависит от нашего разговора. За исключением судьбы Аксена Фолина, разумеется.

Сердце Артура замерло. Он закрыл глаза и опустил голову.

– Всё-таки казнили. Казнили без суда. За это вы ответите перед Ладосом собственной жизнью.

– Мы казнили?! – Сандина встала и шелестя тафтовыми юбками, подошла к Артуру. Что вы такое говорите? Ваш человек бежал. Вы не знали?

Воеводы изумлённо смотрели друг на друга в полной тишине.

– Я… – растерялся Артур. – Нет. Мы приехали забрать десятника Фолина и передать суду Ладосских Воевод.

Вновь повисла тишина. Сандина задумчиво вернулась на кресло и подпёрла рукой подбородок.

– Нильфстраур, тех троих сюда, живо. А вы, развяжите его.

Сотник хлопнул себя рукой по плечу и быстрым шагом вышел из зала. Стражи так же незамедлительно выполнили приказ.

«Если Аксен бежал без крови не обошлось, – потирая натёртые верёвкой кисти, подумал Артур. – Сколько-же ещё смертей он на себя взял? Его сторожили трое. Значит трое. Может больше. Совсем обезумел. Понятно почему к нам такое отношение. Эх Фолин, Фолин… Нет тебе прощения.»

– Ваше слово, Эйхард. Я слушаю.

– Вы ошибаетесь если подозреваете нас в побеге Аксена. Даю вам слово воеводы Ладоса. Мы к этому не причастны. А теперь, я хотел бы знать, как он сбежал? Сколько убитых?

– При побеге пострадали трое тюремных смотрителей и страж северной башни. Но если бы только это. Фолин похитил нашу знахарку Эйрин. Ей всего восемь лет, и я ума не приложу зачем она ему понадобилась.

– Похитил жрицу? Я не…

Дверь распахнулась. За Вольхимом семенил распорядитель замка Нильф Нэммис и трое угрюмого вида воинов. На лицах этих трёх были заметны следы недавних ударов. Они встали перед Сандиной и поклонились.

– Расскажите-ка нам ещё раз, как сбежал заключённый? – строго спросила их она.

– Я же передавал вам показания этих несчастных, – нервно залебезил Нэммис. – Всё слово в слово. Ничего не упустил. Несколько человек из его шайки…

– Замолчите! Я хочу услышать это от них самих. Ну так что-же? Я жду.

Троица начала переминаться с ноги на ногу, мычать что-то неразборчивое и кидать друг на друга опасливые взгляды.

– Ну, чего притихли, сукины дети?! – не выдержал Вольхим. – Воевода задала вам вопрос. Отвечать!

– Тык мы ж энто, так сказать, – начал один, – всё уже доложивали. Как есть всю правду.

– Имя?!

– А, это, ну, Радей звать. У мамки-то я первой народился. Радостью значит и нарекши.

– Лишнего не болтать! Жаль не я вас допрашивал. Как убёг из острога душегуб? Рассказывай!

– Ночью то было. Так робяты? Воевода евоный, вон, заходил к нему. Да недолго побыл. А уж опосля налетели с десяток энтих Серебряных да как давай дубинами нас охаживать. Полегли мы враз все трое. Тот и убёх. С ними как есть и убёх.

– Как проникли в помещение?

– Так мы сами отпёрли. Те говорят, передачку мол принесли. Мы и отпёрли.

– Ах вы, сукины дети! Устав нарушать?! Да я вас всех троих да в тот же острог! Как посмели отпереть в ночное время?! Как допустили посторонних?!

– П-просили ужо они больно, – начал запинаться от страха Радей.

– Просили?! А вы что же девки уличные просьбы мужицкие исполнять?! Ну да я с вас ещё шкуры-то приспущу. Поговорим ещё по душам, – пообещал троим тот и отошёл в сторону.

– Что-то этих подробностей я от вас не слышала, сударь Нэммис, – обратилась к замковому распорядителю Сандина. – Как прикажите это понимать?

– Да чего тут понимать? Они ж чуть ли не при смерти были. Их Висимир еле выходил. Можно сказать одной ногой в могиле.

– Что-то не похоже, что одной ногой. Лица-то битые, а своим ходом пришли. Всё как есть помнят, да только странно всё же. Коли своего решили Серебряные вытаскивать, зачем им знахарка наша? Зачем после воротились в Бреннен?

– Так понятно зачем, – усмехнулся Вольхим. – Ведьмы им бока-то намяли вот и воротились. А девчонку небось своим треклятым магам обещали. У тех всё своё на уме. Кто их разберёт.

– Чародеи тут не причём, – отмахнулась Сандина. – Стражники с северной уверяют будто Эйрин по своей воле с Фолином шла. Хотя он мог её просто запугать. Но вот как объяснить, что больше никого с ними не видели?

– Сударыня, – вступил Артур. – Я решительно заявляю, что ни один из моих людей не причастен к побегу Аксена Фолина. Моя дружина, – он на мгновение замолк, в горле встал ком, – потеряла больше половины состава в битве на Холме. С нами ездил ваш местный чародей Райзер Ландел. Он сможет подтвердить – Аксена с нами не было.

– Вытащили да небось сразу отпустили восвояси, – пробурчал всё ещё недовольный сотник.

– Выйдите-ка все, – проговорила Сандина. – Я переговорю с воеводой Эйхардом наедине.

– Воевода, он может быть опасен.

– Я сказала выйдите! Допросите этих троих и повидайте Ландела. Послушаем что он скажет.

Под решительным взглядом своего нового воеводы бренненцы удалились. Только теперь Артур немного пришёл в себя и заметил разительные изменения в Сандине Радной. Она не имела ничего общего с побитой жизнью несчастной, которую он мельком видел на том кровавом пиру. Гордо расправленные плечи, хранящий память бесчисленных унижений, но при этом живой и спокойный взгляд, чуть скованные, но всё же уверенные движения. Сандина представлялась сильной, властной женщиной, вырвавшейся на свободу из-под долголетнего гнёта.

«Как же так? – задался вопросом Артур. – Амос правил тут железной рукой в окружении преданных ветеранов урусской войны. Минул день, и она уже заняла его место. Вольхим, очевидно, помог ей, но он не единственный сотник Радного. Где же все остальные? Нет. Здесь приложил руку кто-то более властный.»

– Лето закончилось, – подойдя к окну и полной грудью вдохнув свежий воздух, как человек проведший десятки лет в заточении, проговорила Сандина. – Вчерашняя ночь… Сын Света, как же она была страшна. Как будто всю радость выкачали из мира. Все готовились к празднику… и вдруг эта ночь. Эта луна. Такая чёрная. Такая страшная луна. Как же вы выстояли? Как остались в живых?

– Сударыня, в других обстоятельствах я не преминул бы поведать вам обо всём, но сейчас… Поверьте, мои люди…

– Воевода, я вам верю. И я… я хотела поблагодарить вас. Не лично вас, но судьбу, отправившую вас сюда. Я не должна этого говорить… Я рада что на том холме появились ворожеи. Со слов вашего десятника, высокий такой, набожный, вы видели Тёмного бога?

– Видели… и победили. Но в том больше заслуга Ладосских чародеев.

– Трое Светлых, так это правда. Как же жутко. Мне бесконечно жаль ваших людей и я уверена, чтобы не говорили эти озлобленные болтуны, вы с честью исполнили свой долг. Я рада что с вами приехал этот… Мать Заступница, я не должна. Нет. Я рада всем его преступлениям на островах. Ведь если бы не он… Если бы не он, я бы так и жила с этим чудовищем. Что это был за человек. Вы себе не представляете. Его смерть… его смерть избавила мир от такой боли. Я распоряжусь встретить государыню Осень сегодня. Пусть задержались на денёк. Пусть. После такого, людям просто необходим праздник. – Лицо Сандины вдруг изменилось. Она повернулась к Артуру и улыбнулась. – А вашему Фолину, я бы вручила какой-нибудь орден.

– М-да, орден, – грустно улыбнулся в ответ Артур. – Сударыня, пусть я и не разделяю вашей радости… Мир, я думаю, устроен иначе. Что же до событий приведших нас сюда… Смерть Амоса – случайность. Я не знаю, как сбежал Аксен и не представляю зачем ему понадобилась ваша знахарка. Однако за каждый поступок моих людей я отвечаю лично. Если вы соблаговолите, мы немедленно отправимся на их поиски. Не знаю сумеем ли нагнать, но сделаем всё что в наших силах.

– Я не намерена чинить вам препятствий. Если вы их найдёте… Судьба Фолина – ваше дело. Решайте сами. Одно прошу – верните Эйрин. Отныне ей здесь ничего не угрожает.

– Не понимаю. А ранее?

– На этом всё, – резко закончила Сандина, оставив недоумение Артура без ответа. – Идите. Вашими ранеными занимается Висимир. Они в безопасности. Я распоряжусь чтобы Ландел присоединился к нему. Он понимает толк в зельях.

– Да, понимает. Он очень помог на Холме, и я прошу вас отпустить Райзера Ландела с нами. В поисках может понадобиться маг.

– Хорошо. Я не против. Ваших людей я прикажу отпустить. Их отведут в южную казарму. Отдохните. Но я прошу – не задерживайтесь.

Артур склонил голову и направился к выходу. Сандина уже не смотрела на него. Она наслаждалась созерцанием мирно нежившегося под утренним солнцем города и пением стрижей, носившихся за окном по своим неотложным птичьим делам.

Уже на лестнице ведущей во двор Артура окликнул Вольхим. Старик сидел в тени и тяжело сопел.

– Присядь со мной, Эйхард.

– Времени нет. Я обещал вашему воеводе найти Аксена.

– Присядь. На пару слов.

Артур почувствовал перемену в старом сотнике. Говорил он тихо, с уважением.

– Знают ещё своё дело, – проговорил Вольхим, глядя на свои окровавленные кулаки. – А ведь мне уже почти семьдесят. Я многое повидал, Эйхард. Многих потерял. Ещё больше отправил на суд к Сыну Света. Всякое бывало. Но мне приятно думать, что на своём веку я сделал добра поболее, чем недоброго. Эти трусы… Бесчестные ублюдки! – Он смачно плюнул под ноги. – Всё рассказали. Ваших там не было. Это всё малёк, Эйрин. Хе-х, надо же! Подлила им какой-то дряни в мёд. Небось у нашего зелёноволосого лентяя стянула. Дальше ваш помял двоих на воротах. Да и то сказать – больше напугал. Мыслю неплохой он всё-таки мужик. Крови лишней не допустил.

– Зачем этой девчонке вытаскивать Аксена? – не поверил услышанному Артур.

– Я вот догадываюсь, а тебе лучше не знать. Найдёшь их – сам спроси. С меня достаточно грязи. Эх, сразу бы мне с ними переговорить! Живо на чистую воду бы вывел. А так, не разобравшись бросились на поиски, а уж апосля всё. Нэммис такого наболтал. Для него что правда, что кривда – лишь бы не трогали. Одно слово – Холуй. Только за своё место да трясётся. Но теперь уж не долго. Сандина его терпеть не может.

Артур молчал. Голова раскалывалась, помня удар орочьего кулака, глаза слипались после бессонной ночи, а впереди ещё маячили поиски Аксена. Однако он не мог не задать мучивший его вопрос.

– Послушай, а как вышло, что Сандина села на место Радного? Ведь нового воеводу назначает князь. А тут и суток не прошло… А?

– Узнаешь как вернёшься. Нравишься ты мне Артур. Молодой мужик, честный. За своих ребят горой. Молодец. Это сейчас дорого. Смотри не растеряй где-нибудь по дороге. И не серчай на меня старика за панибратство.

– Да чего уж. Все свои. А Игнаций был прав за тебя.

– Игнаций? Игнаций – мужик что надо. Чего он прав-то был?

– Да вот тоже самое про тебя и сказывал: – «Вольхим – мужик что надо.»

Оба устало рассмеялись.

– Эх-хе-хе… Отец Благодетель, это надо же! Ведь ваших ночью чуть на копья не подняли. Я от злобы ничего не соображал. Устал я. Глаз замылился. В людях только худое и вижу. На покой мне пора, но да уж теперь не до покоя. Нашим я всё объясню. Берите что нужно. Смотрите долго не задерживайтесь. День-два, не нашли и назад.

– Я обещал вернуть эту Эйрин.

– Не знаешь ты мест здешних. Глухомань. Егерей сейчас не сыскать, а с такой форой твой Аксен уже далече.

– С ним малая девчонка. Далеко они не могли уйти.

– День-два и возвращайтесь. Беда грядёт.

Артур вопросительно взглянул на Вольхима, но тот не ответил, а лишь тяжело вздохнул и поднялся по ступеням в замок.

Последний Галлан

Ночное небо Эделии зазывало всех живых существ, родившихся под его неустанным присмотром отметить приход осени. Бесчисленные звёзды в живописном беспорядке сияли разноцветными огнями для желающих узреть их карнавал. Дирижировала всем этим представлением, сияющая белизной огромная полная луна. Она не желала быть здесь лишь временным гостем. Ёё свет пытался проникнуть и осветить все тёмные уголки и закоулки, подвалы и схроны, провалы и пропасти. Ночное светило бросало вызов солнцу, желая более никогда не уходить с небосвода и единолично властвовать на нём.

Ладос не спал. Несмотря на глубокую ночь горожане отмечали смену времён года. Улицы в центре города полнились пёстро разодетыми, веселящими толпу скоморохами, молодёжью различных сословий и простым рабочим людом, забывшим про завтрашний трудовой день. Жители самых бедных, нижних кварталов столицы, то же не остались безучастными и проводили время во всеобщем веселье.

В небеса, то тут, то там, взметались пышные снопы разноцветных искр-салютов, каждый раз вызывая у публики изумлённые вздохи и радостные крики. Больше всего этому светопреставлению радовалась местная ребятня, без конца носившаяся меж празднующими и норовившая стащить с многочисленных прилавков угощение послаще.

Но больше всего поражала музыка. Музыка тут была повсюду. Она лилась с ночного неба, рождалась камнями мостовых, вырывалась из стен домов. Эти прекрасные танцевальные мелодии, сотворённые магами Семинарии, смешивались с мелодиями захмелевших от всеобщего восторга и выпитого вина музыкантов и превращались в дикую, гремящую какофонию, тем не менее, ничуть не мешавшую празднику.

Через закрытое сводчатое окно своей спальни Иллиан Галлан смотрел на ликующий город. Камень Возвращения сработал на угрозу жизни и перенёс его из эльфийского святилища в родовое поместье. Из дышащего смертью подземелья он попал прямиком на пышное гулянье и теперь испытывал неведомое ему доселе отвращение и злость к этим бесцельно проживающим свои дни людям.

«Что они вообще делают в жизни? Какую пользу приносят? Куют метал, пекут хлеб, возделывают землю? Всё это может заменить магия. Они обманывают, грабят, убивают, пытаясь прожить ещё хоть день. Магия не врёт. Заклинания честно выполняют то, что от них требуют. Они лицемерно молятся Триглаве, а после нарушают все её заветы. Все до одного. Магия – другое дело. Она не просит поклоняться ей. Она честно делать то, что попросишь.

Разве эти болваны знают, что пришлось пережить мне на Холме? Разве они могут понять, что есть вещи намного больше их никчёмных запросов и желаний? Есть иные миры и есть боги. Да – боги существуют. Теперь я знаю. Знаю точно. Я видел одного из них и даже убил, а значит есть и другие. Светлые, Тёмные – всё равно. Все они хотят одного – прийти в наш мир и властвовать над нами. Над всеми без исключения. Но я больше не буду спасать эту глупую толпу дураков. Пусть их всех поглотит Тьма! Пусть весь мир сожрёт Тьма! Или Свет. Плевать! Плевать на Совет и Семинарию. Я буду делать, что сам захочу. Буду мстить за смерть отца. Чего бы мне это ни стоило. Я отыщу его убийцу и тогда… тогда он узнает на что способен последний из рода Галлана. Последний из рода…»

Мысли о смерти отца вытеснили злость к празднующим, но к своему недоумению Иллиан так и не испытал того праведного гнева, который, как он полагал, должен был разжечь в нём огонь жажды мести. Вместо этого он ощутил пустоту. Непонятную, неестественную пустоту и головную боль. Он прекрасно осознавал, что теперь остался совершенно один, но отчего то не мог сосредоточиться на мысли о мести. Укусив губу до крови, он постарался силой заставить себя ненавидеть:

«Убийцы! Тёмные прислужники убили отца! Нужно найти и отомстить. Отомстить так, чтобы все узнали. Чтобы ужаснулись моему гневу. Чтобы все стали бояться имени Галлан и больше никому даже в голову не пришло связываться со мной!»

Ничего. Гремящая музыка и хаос голосов мешали думать, а от ярких огней фейерверков болели глаза. Он резко отвернулся от окна и обхватил голову руками.

«Всё эти вопящие недоумки! Они, это они виноваты! Это их мечтал спасти отец, а они даже не знают, что он мёртв! Нужно показать им. Нужно сделать с ними то же, что сделали со мной. Отнять у них отцов, матерей. Нет… Отнять детей! Отнять потомков этих неблагодарных ублюдков. Убить всех визжащих недомерков! Тогда будет тишина. Тогда перестанет болеть голова. Тогда наступит мир и… темнота.»

Снова злость, но не из-за гибели отца. Какая-то непонятная, чужая. Не в силах больше терпеть муку, Иллиан выбежал в коридор. Не желая ни с кем говорить, он набросил на себя простенькое отводящее взгляд заклятье. Для всех он был ещё далеко на юге и если его специально не будут искать, то обнаружить не смогут. Побродив по пустым залам и коридорам, он удивился изрядному слою пыли на столах, полках и перилах лестниц. Дом, казалось, не убирали несколько лет.

«Лентяи. Они вообще тут не убирались! Отец на севере в лаборатории, меня нет, так можно и не работать?! Завтра я вам покажу. Завтра вы у меня повоете.»

Наконец он ощутил желаемое – ненависть. Ко всем без исключения. Праведную, надуманную – не важно. И не ту чужую, а свою, идущую от самого сердца. Зло улыбнувшись Иллиан зашагал дальше. Зайдя на кухню, он обнаружил остывающий очаг, стол с роскошными закусками, две выпитых бутылки вина и ещё тёплый, запечённый до аппетитнейшей корочки бараний бок. Снова ненависть. Только теперь она вылилась на старого семейного повара, служащего им уже более сорока лет. Иллиан смахнул закуски на пол, швырнул бутылки в стену, туда же отправился и бок.

«Старый, жирный козёл! Небось нажрался и пошёл к этим идиотам на площадь! Ну погоди. Я покажу тебе как переводить вино Галланов. Своей рукой поволоку на дыбу за воровство.»

Голову снова пронзила боль. Зашептав слова чар «Умиротворения», он немного успокоился и гляделся. По полу были разбросаны дольки запечённого картофеля и тыквы, в одной разбитой бутылке оказалось подсолнечное масло, в другой уксус, бараний бок превратился в сухой кусок варёной свинины. Иллиан почувствовал, как румянец стыда попытался прорваться откуда-то изнутри, но он силой заставил его убраться восвояси и повернувшись вышел из кухни.

Пройдя по чисто убранным коридорам и комнатам, он не стал возвращаться в свою комнату. Поднявшись на второй этаж, он вошёл в огромный зал, увешанный гобеленами, рассказывающими историю их рода. С центрального полотна, самого большого и старого, но от этого нисколько не потерявшего цвет, на него смотрел Ивладий Галлан – первый из рода, нанёсший, как считалось, последний и смертельный удар Саю Осквернённому. Праотца изобразили в гневе: густые седые волосы трепал ураганный ветер, глаза горели диким огнём, с небес сыпали молнии, разящие сонмища врагов.

На картине справа был сын Ивладия, Гериган Галлан, считавшийся выдающимся теоретиком. Его запечатлели за более мирным занятием нежели героического отца: десятки молодых чародеев восторженно наблюдали за его манипуляциями с Потоком, который неизвестный художник изобразил как тысячи чуть видных светлых нитей, идущих прямо из головы мага в бескрайнее звёздное небо.

Дальше по кругу шли более мелкие картины, показывающие дальних и ближних родственников. Для Иллиана их имена превратились в нескончаемый, не распутываемый клубок. Он смотрел на эти лица и не чувствовал с ними ни капли родства. Это были чужие, давно умершие люди к которым он не испытывал абсолютно никаких чувств. Мало-помалу золотой блеск глаз прародителей стал жечь хлеще раскалённого железа, и вот оно! Иллиан почувствовал её, такую желанную – жажду мести.

– Чего уставились?! Чего вам всем от меня надо?! Лучше признайтесь – вы все глупцы и лицемеры! Вы хвастались что одолели Тьму! Изгнали её навсегда из Эделии! Ну так я вам всем скажу. Тьма победила, понятно! Она была жива! Мы… нет, я убил эту Тёмную суку! Мне удалось одержать победу, не вам! Из-за вашей гордыни они убили отца! Они убили магистра Горана и ещё многих! Её не остановить. Тьму не остановить, слышите?! Но я не буду молиться никаким богам! Магией можно убить любого, даже бога! Но вы не смогли. Не смогли, и они убили отца.

Ответило ему лишь гулкое, прокатившиеся по залу эхо, умершее где-то глубоко в коридорах особняка. Выплеснув накатившую злость, Иллиан по-новому увидел портреты своих праотцов и праматерей: в их взглядах стоял укор. Стыдливо отведя глаза, он подошёл к мольберту, стоявшему в центре зала. На нём красовался живописный уголок западного сада Ладоса. Узкая дорожка подходила к небольшому искусственному пруду с огромными красными карпами, в котором отражалось полуденное солнце. Две молодые берёзки склонили свои ветви к серебряной резной скамье, на которой, по задумке художника, должен был сидеть его отец. Но увлечённый работой в лаборатории на Севере, Истиан редко бывал в столице и картину так и не закончили.

Та ярость мщения, которую Иллиан чуть ли не с радостью ощутил, вся ненависть на праздно гуляющих горожан, вся беспочвенная злость на слуг мигом провалилась куда-то глубоко-глубоко, внутрь огромной чёрной дыры в его душе и наконец слёзы хлынули из воспалённых глаз. Практически не видя ничего перед собой, он побежал к парадному входу. Дышать стало тяжело. Этот дом, память предков и горе утраты давили невыносимо. Распахнув двери, он очутился под торжественно пылающим ночным небом Ладоса. Свежий ветер принёс гомон поющих голосов, запах пряностей, жареного на углях мяса и чарующую, льющуюся отовсюду музыку.

Под бешеный ритм сердца последний из рода Галлана стоял не в силах надышаться свежестью первой осенней ночи. Туман спал. Голова прояснилась. Мысли о мщении всему миру, старому повару, служанкам, Светлым и Тёмным богам унёс ветер. Благословленный, отрезвляющий, возвращающий к реальности ветер.

Иллиан не знал сколько времени простоял на крыльце. Очнувшись, он почувствовал невообразимую усталость. Для него не осталось ни одного желания кроме желания выспаться. Внезапно что-то кольнуло его из глубины, из той потаённой для каждого человека глубины, где как принято думать рождается предчувствие. Он медленно повернулся к давно не стриженным кустам изгороди, окружающей весь особняк. Только туда не мог добраться свет праздничных салютов и огней. Оттуда, из непроглядной темноты, на Иллиана смотрела пара красных, то ли волчьих, то ли собачьих глаз. Лишь сейчас он понял: этот кровавый взор сопровождал его по всему безлюдному дому. Он припомнил его под потолком в одном из коридоров, он чувствовал его ненависть из тёмного угла кухни, ощущал в зале Великих Галланов. Или всё-таки ему казалось?

Собрав последние силы, Иллан крикнул в темноту:

– Эй, вали отсюда кабысдох! А-то влеплю тебе молнию промеж твоих щенячьих глаз! Пшёл!

В ответ раздалось рычание, сменившиеся звуками похожими на смех. Красный взгляд исчез, а молодой чародей, не ощущая более ничего кроме усталости, побрёл в свою спальню и как есть, в запачканном дорожном костюме, повалился на кровать.

Кошмар Мюриэла Листона

Взрывы и яркие вспышки салютов не давали заснуть. Даже через плотно закрытые окна и портьеры из тяжёлого бархата слышались крики гуляющих, песни и превратившиеся в какую-то издевательскую пытку, мелодии скоморохов и менестрелей. Мюриэл Листон проклинал празднество Первого Дня Осени. Голова раскалывалась от десятков поддерживаемых охранных барьеров, защитных и атакующих заклятий.

Судя по коротенькой вести от Эбинайзера Кина, стало ясно: пришествие Тьмы отменялось. Новость для всех жителей Эделии безусловно прекрасная и обнадёживающая, но для него она почти ничего не меняла и даже наоборот, могла стать роковой: чудовищный Зверь всё ещё разгуливал на свободе, а Вестор со своими головорезами не нашли в его логове никаких следов, кроме нескольких свежеобглоданных трупов. Теперь Мюриэл был уверен – весь свой гнев за смерть Госпожи Зверь обрушит именно на его голову. К тому же, как выяснялось, Кин вёз в Ладос захваченную живой ворожею и если через её Поток начнутся исследования Тёмного Источника, если решат поднять работы Истиана и испробовать тот ритуал, упомянутый им на Совете… Вызов Зверя, помощь в убийстве Галлана, эксперименты с запретной энергией – всё раскроется и тогда ещё не ясно какая смерть будет хуже: быстрая, от чудовищных клыков Зверя, или медленная, под хитроумными пыточными заклятьями семинарских дознатчиков.

Но оставалась ещё надежда. Кин так же сообщил, что едет в столицу Лестора Фомерстад. Сообщить-то сообщил и как в воду канул. Не из-за того ли, что два дня назад Лестор вместе с Черестином объявили о своей независимости от Короны и закрыли границы? Да, Мюриэл искренне надеялся, что темнокожего мага взяли в плен, а может и того лучше – просто-напросто убили.

В Совете царил хаос. Слишком много произошло за последние дни: убийство Истиана Галлана, предательство Местралей, возвращение с Бесового почти невменяемого Иллиана, от Сорок Девятой вестей не было вовсе, а тут ещё Раскол. Как выяснилось, многие маги давно поддерживали эту идею и остались на территориях взбунтовавшихся княжеств. К тому-же, как докладывали шпионы Тайной канцелярии, Лестор и Черестин сумели привлечь в свои ряды военнопленных орков и их шаманов. А Вольные, будто зная о готовящейся измене, атаковали несколько фортов возле Изначального леса и взяли под контроль несколько деревень.

В сложившейся ситуации перед империей стояло две задачи: вернуть мятежные и захваченные земли и наконец прояснить ситуацию с Тёмными. Тринадцать легионов по полторы тысяч мечей каждый, при поддержке двух с небольшим сотен магов выше третий ступени, Совет воевод и Совет магических родов отправили к южным границам. Разбираться же с Вольными надлежало Серебряным дружинам, оставшимся в немногочисленном составе магам Семинарии, ранее не задействованным в военных операциях и студентам, только-только готовящимся к выпуску. Ответственность за активность Тёмных в столице целиком и полностью легла на плечи членов Совета и нескольких, оставшихся магических ячеек.

Всё это тревожило и нервировало Мюриэла. Он постоянно был на виду, участвовал в собраниях и ментальных поисках. Времени и сил заняться своими делами катастрофически не хватало. Пусть Зверь никак себя не проявлял, но он чувствовал, просто знал – тот не покинул Ладос. А уж о поисках беглой Местраль речи и вовсе не шло.

В конце концов, не выдержав такого стресса, расчётливый обладающий холодным разумом и не дюжими знаниями, позволяющими ловко избегать наказания за свои тёмные делишки, маг исчез, а вместо него появился нервозный, вспыльчивый, вздрагивающий от каждого шороха параноик. Вдобавок, Мюриэл почти не спал уже пятые сутки. По ночам его мучили кошмары, которые, как он чувствовал, рано или поздно сведут его с ума. Он видел обрывочные картины каких-то древних сражений, легионы немыслимых чудовищ, пожирающих всё на своём пути, огромных исполинских монстров, сеющих безумие, агонию и смерть. Он был свидетелем мерзких, презревших все законы природы экспериментов с человеческими останками и ещё живыми людьми. И каждый раз перед пробуждением на него смотрели красные глаза Зверя, от которых он просыпался дико вопя, весь в поту и дрожа, как в предсмертной лихорадке.

Разум подводил Мюриэла. Тело ослабло, ужасная рана на груди день от то дня болела всё сильнее и ни заклинания, ни эликсиры облегчения не приносили. Ему приходилось выбирать между поддерживающими кристаллами, позволяющими пережить ещё одну ночь, или уснуть, рискнув лишиться рассудка от жутких сцен, невесть откуда рождающихся в голове. Воспалённое недосыпом сознание каждый раз выбирало кристаллы.

Мюриэл лежал кровати. Мысли о политических и военных передрягах ничуть не волновали его – он думал только о Звере и о треклятых всполохах праздника, проникающих в его комнату. Трясущейся рукой он достал из резной шкатулки тускло сияющий кристалл и произнеся заклятье, ощутил, как Сила из минерала разлилась по телу. Он осушил кубок вина с зельем «Концентрации, отгоняя всё ближе и ближе подступающий делирий.

– Мюриэл Листон… – прозвучал в голове голос.

– Себастиан, ты? Я занят. Сегодня я не смогу присутствовать на Совете.

– Мюриэл Листон…

– Я сказал нет! В конце концов я имею право выспаться?! Если бы вернулся Кин, я бы знал. Всё остальное мелочи. Войной пусть занимаются воеводы.

– Мюриэл Листон, твоё отчаянье пахнет слаще твоей крови.

Волосы зашевелились на голове осоловелого мага: он узнал этот голос. Издевательский хриплый голос призванного им чудовища Тёмного Мира. Мюриэл задрожал. Словно маленький испуганный ребёнок, опасающийся ночного монстра, притаившегося под кроватью, он подтянул одеяло до самого подбородка и подобрал ноги. Десятки формул заклятий метались в его разуме, путались, мешали друг другу. Он думал, что будет готов к встрече. Что в урочный час сможет выстроить вокруг себя непробиваемую оборону и будет хладнокровно, планомерно разить врага самыми убийственными заклятьями, которые только знал и которые так тщательно готовил. Но выяснялось, что его воспалённый кошмарами и бессонными ночами рассудок позабыл всё под натиском обрушившегося на него ужасного голоса.

Запахло псиной, гарью и приторным запахом свежей крови. В центре комнаты сгущался зловещий дым, формируя бугристое, играющей алыми всполохами шерстью тело Тёмного Охотника. Мюриэл не видел этого – память подбрасывала ему виденное ранее.

– Открой глаза.

– Ч-что, что ты сделал со мной? Это з-заклятье ужаса? Нет. Нет. П-просто убей.

– Твой ужас рождён тобою, человек. Ты стал слаб. Убить тебя сейчас мог бы и щенок hul-zaga[1]. Я буду говорить. Смотри на меня!

Невообразимым усилием воли Мюриэл открыл глаза, но не смог сдержать нелепого испуганного всхлипа. Память не обманула его. Огромное существо скалило зубастую пасть. Красные глаза горели огнём.

– Хм-м… Ты слабее, чем я думал, человек. В последнюю встречу мы были почти равны. Жалкий. Я буду говорить. Ты будешь слушать.

В ответ за окном полыхнули разноцветные огни и восторженные вопли уже совсем пьяных от восторга и вина ладосских гуляк. Охотник положил уши и прищурился.

– В вашем мире слишком много света. Вашему миру пойдёт темнота. Уже скоро. Человек, с Холма вернулся ребёнок. Ребёнок с золотыми глазами. Он стал вместилищем Госпожи.

– Кад-Давры?! – выдохнул Мюриэл.

– Слушать! Госпожа в ребёнке с золотыми глазами. Госпоже нужна твоя помощь. Когда белый глаз вновь наберёт силу, ребёнок умрёт. Умрёт ребёнок – умрёт Госпожа. Умрёт Госпожа – умрёшь ты. Темнокожий человек везёт Сосуд. Ведьма с Холма. Истинное вместилище. Ты должен открыть Госпоже доступ к её разуму. Открыть доступ к её Потоку. Госпожа заполнит Сосуд. Наступит вечная Тьма.

– Я… Я не понимаю… Как…?

– Ещё слово и ты станешь моей добычей!

На улице, словно аккомпанируя и усиливая эффект рыка, взорвались финальные праздничные фейерверки. Музыка, рождённая магией, оборвалась, угомонились и уличные музыканты. Всеобщее ликование и крики затихали. Совсем ещё раннюю утреннюю тишину лишь изредка нарушали отдельные взрывы смеха, разбредающихся по домам жителей Ладоса и строчки наиболее полюбившихся им песен. Затем всё окончательно стихло. Чествование Первого Дня Осени было окончено.

Всё это время Охотник пристально следил за понемногу приходившим в себя Мюриэлом.

– Слушать. Госпожа должна жить. Госпожа узнает о помощи человека. Охотник оставит человека в живых. Время до следующего полного белого глаза. Сегодня ты будешь спать. Человеку нужен сон.

Дым стал бурлить и сгущаться. Он полностью скрыл могучее тело Охотника и исчез через щель запертой входной двери. Через несколько мгновений Мюриэл остался один в своей спальне родового поместья.

Сев на кровать, он обхватил голову руками пытаясь совладать с наступающей паникой:

– Это сон. Сон… Его здесь не было. Что? С золотыми глазами? Сосуд? Кин? Это сон. Это сон… Очередной кошмар. Кристаллы больше не действуют. Я схожу с ума. Это сон…

Кровь застучала в ушах, глаза закатились, сознание помутнело и Мюриэл повалился на пол. Приступ длился недолго, принеся за собой глубокое забвение, в котором не в силах более совладать с реальностью разум, находящегося на грани безумия мага, растворился полностью.

[1] Hul-zag – одно из собакообразных существ населяющих Тёмные миры. Маленький, но очень прожорливый хищник. (прим. автора)

«Би да Остальные»

– Поздравляю вас, сударь – вы разбираетесь в лошадях так же, как урусский орк в дворцовом этикете.

– Если бы ты не дышал на меня перегаром и не торопил, мне бы удалось выбрать более крепкую лошадку!

– Как вы можете припомнить, господин хороший, я тогда уже был совершенно трезв. Так что не сбрасывайте проблемы со своей больной напудренной головушки, на мою.

– Напудренной?! Да я уже стал походить на одного из ваших! В любой таверне меня примут за типичного варлагана-пропойцу! От меня разит, как от скотника! Двухдневные термы и те едва смогут смыть с меня вонь.

– Значиться, если я вас правильно понимаю, всю ответственность за свою промашку вы возлагаете на вонь?

– Вытащи пивные пробки из ушей! Я говорю, что нам подсунули старую, дряхлую кобылу, и если бы не ты, я бы это заметил! Я уже молчу о героической переправе, когда ты утопил половину наших походных блюд!

– Походных блюд?! Ах ты-ж доходяга напомаженная! Всё ему дворцы да приёмы у императора по ночам снятся. Блюд?! Просто мне попался на редкость упрямый осёл! И хочу-таки напомнить – половину я спас.

– Ты спас мешок с бутылками! Всё остальное вытащили мы с Ляйсан и сударыней Бернардин!

– Семнадцать! Семнадцать раз я приносил барышням и тебе, жертва моды, свои извинения! Восемнадцатого не будет!

– Сделай природе одолжение и перестань оскорблять её гарью из своего мужицкого рта!

– Хворый истерик!

– Прогорклый недомерок!

– А ну прекратить! – послышался окрик Байи. Она уже пришла в себя после падения и ей было абсолютно всё равно по какой причине лошадь, купленная Нарциссом, рухнула под ней, как подкошенная и испустила дух.

Ляйсан с Бернардин помогали магичке обрабатывать ссадины, не встревая в перепалку двух бывших членов Вспомогательной Магической ячейки Ладоса.

Нарцисс и Брастер замолкли, хотя на языке каждого вертелось, пытаясь выскочить наружу предположение, что кобылка де померла из-за непомерной тучности наездницы. Однако обострённое до предела за эти три дня чувство самосохранения заставляло их разыгрывать ссору друг с другом.

– Ладно, – первым пошёл на примирение, заметив красноречивый взгляд из-под бровей Байи, Брастер. – Главное не угробили нашу достопочтенную руководительницу. А еды я вам достану – обещал же.

– Истинно-истинно! Без нашего славного лидера, уж и не знаю доберёмся ли вообще до места назначения, – нарочито сокрушился Нарцисс, осознав, что мысль о заморённой тяжестью тела лошади приходила и в голову Байи. – Признаю, крохотная частичка вины за приобретение, так сказать, не совсем здоровой и безусловно преклонного возраста кобылы есть и на мне. Посему, я любой ценой обязуюсь достать лучших скакунов Эделии и обеспечить тот уровень комфорта, который заслуживают наши барышни.

– Опять рыцаря разыгрывает, – хихикнул Брастер. – А я-то уж подумал надоело.

– Я прошу прощения у вас, сударыни, за своё недостойное поведение, – пропустил ремарку Нарцисс и чинно раскланялся.

– Достопочтенный сударь, я принимаю ваши извинения, – улыбнулась Бернардин. – Но стоит признать, наше положение более чем серьёзное. Нужно решать, как быть дальше.

– Через пару вёрст, на Большом Северном перекрёстке, будет постоялый двор с конюшней, – вздохнула Байя. – Придётся идти туда.

– Но это опасно для госпожи, – встрепенулась Ляйсан. – А вдруг её узнают?

– Сейчас вновь свернём в лес и пойдём вдоль реки. Подойдём со стороны водяной мельницы. Там вы с уважаемой сударыней Местраль подождёте нас. Посмотрим, как наши рыцари держат слово.

– И откуда у вас такие познания здешних мест?! Вы просто не перестаёте поражать меня! – не переставал гасить возможное пламя гнева комплиментами Нарцисс.

– Да угомонитесь уже, сударь Меврэ. И не тряситесь так. Все мы прекрасно понимаем каких именно скакунов вы в состоянии раздобыть.

Нарцисс стушевался и пристыженно отвёл взгляд. Первые три дня пути прошли достаточно легко и никаких особенных геройств, кроме вылавливания снеди из речки Усорки, от него не требовалось, но теперь, кажется, придётся проявить себя, ведь положение и впрямь становилось серьёзным.

– А то, что наши персоны в розыске, как я так-таки понял, вообще никого не заботит? – подал голос Брастер.

– Я думаю, наших скромных персон ещё даже не хватились, – закряхтела Байя, наконец выпрямившись во весь рост. – С докладом о проделанной в Семинарии меня ждут только через два дня. Думаю тогда и заметят наше исчезновение.

– Всё-таки будет лучше если я на время закрою ваши Потоки, – предложила Бернардин. – На перекрёстке должны быть маги и несколько десятков стражей. Четверо чародеев, явившихся невесть откуда, могут вызвать подозрение.

– Закроете нам Потоки? – сглотнул Нарцисс. – А формула «Открытия»?

– Сударь Меврэ, – надвинулась на него Байя, – вы собираетесь оскорбить сударыню Местраль? Вы подвергаете сомнению её способности? Она член Совета. Уверена, она знает формулу «Открытия».

– Прошу вас, не нужно ссориться. Нарцисс, милый, разумеется я смогу раскрыть ваш Поток обратно. Не сомневайтесь, – дружелюбно проговорила Бернардин.

– Тогда Брастеру первому, – насупился тот.

– Вэй-вэй! А если в бой? Кто тогда вытащит наши зад… защитит нас?

– Меня будет достаточно, – расплылась в улыбке Байя, оценив результаты воспитательных затрещин и оплеух, коих Брастер от неё уже нахватал достаточно за свою панибратски-грубую речь.

Договорившись, беглецы свернули в лес. С самого Ладоса они пытались как можно меньше идти по тракту, хотя ещё ни разу не видели отряд хоть мало-мальски напоминающий погоню. Создавалось впечатление, что о преступнице Местраль в столице позабыли вовсе, или же просто наша пятёрка оказалось невероятно искусной и удачливой при побеге.

Оставив Бернардин и Ляйсан на берегу всё той же Усорки, резво несущей свои неглубокие и, несмотря на приход осени, всё ещё тёплые воды, тройка магов отправилась на перекрёсток двух главных трактов империи. Байя не смущаясь, под заклятьем «Неутомимости», вышагивала впереди, сминая молодую лесную поросль и обходя лишь кусточки повыше, вековые дубы да стройные устрашающие всю нежить в округе осины. Нарцисс же с Брастером плелись и потели позади: как и договаривались Бернардин закрыла на время их Потоки.

– Чувствую себя шлюхой, которой дал под дых смотрящий, – пробурчал Брастер и пропустил, как Байя, проявив нечеловеческую скорость, оказалась рядом и влепила ему такую усиленную чарами затрещину, что спугнула стайку серых соловьёв, угнездившихся в десятке саженей поодаль. Певчие птахи взмыли ввысь, то ли смеясь, то ли издеваясь над позабывшим осторожность толстяком.

– Благодарю, – явно приподнялся духом Нарцисс. – Не представляю, как можно терпеть подобное похабство до самого Клеттура.

– Как придём, говорить буду я, – строго наказала Байя. – Никаких возлияний. Никаких побратушек с местными. Ясно?!

– Ясно, – потирая покрасневшую от шлепка шею почти пискнул Брастер.

– Я за вами, сударыня! – набрал себе очков Нарцисс.

Перекрёсток кипел, гудел, общался, жил. Огромный караван какого-то северного купца, об этом свидетельствовали гербы и запряжённые в громоздкие телеги белые бизоны, расположился полукругом и по всему уже готовился отбыть. Местный торговый люд активно расписывал гостям с севера достоинства приготовляемой здесь выпечки, пива и закопчённой птицы, пытаясь сбагрить всё это в последний момент. Небольшая кузница пыхтела мехами, из таверны доносился привычный для таких заведений галдёж. Одинокий почтарь попивал под навесом горячительное: работы для него сегодня не было, да и день уже клонился к вечеру.

На двоих усыпанных репейником, пылью и отголосками трёхдневного перехода по лесам да полям бедолаг местные не обратили внимания, а вот высоченная, выдающаяся во всех смыслах и во все стороны магичка, наоборот тут же притянула к себе взгляды. Заклятье «Неутомимости» преобразило не только её саму, но и её наряд. Тонкое изящное платье весело трепал ветерок, причёска вновь собралась в тугую массивную косу, остатки косметики, позаимствованной у Нарцисса, сделали Байю на пятнадцать лет моложе.

Торговцы, осознав неуместность своих товаров для северян, тут же взяли троих новоприбывших в кольцо, на перебой восхваляя свою продукцию. Однако строгий пылающий Силой взгляд магички быстро поубавил их пыл и заставил ретироваться.

– Пару курочек взяла бы, – робко предложил Нарцисс. Его желудок, привыкший к ладосским деликатесам, бил тревогу. С самого утра он был пуст, если не считать куска, так до конца и не просушенного после незапланированного купания, пирога да пару глотков, пускай и отменного вина спасённого Брастером.

– Пиво-то даже не кислое, – облизнулся Брастер. – А им, если-таки хотите знать, даже наесться можно.

– Скорее накушаться, – зыркнула на него Байя. – Я сказала – ни-ни!

– Хочу вам напомнить, высокоуважаемая, золотишка у нас в карманах не то чтобы и много. И если кобылку опять будет выбирать он… – Брастер многозначительно кивнул на Нарцисса. Тот, не стесняясь, показал в ответ язык, но тут же его и прикусил, увидев приближающихся воинов при полном вооружении.

– Кто таковы? – спросил холёный здоровяк с железным подобием серебряных застёжек на плаще. Явно бывший Серебряный, невесть как назначенный на пост начальника стражи перекрёстка.

– Мы из столицы. – выпятила грудь вперёд Байя.

В таком исполнении эта невинная вроде бы фраза прозвучала скорее, как угроза, но стражник не обратил на это внимания: его отвлёк Самуил Фригстан, возвышающийся на бочке с простёртыми к небу руками.

– Люди добрые! Несу я, окаянный, весть вам с земель наших многострадальных!

– Твою-же… Ливар, Гал, убрать этого сумасброда отсюда!

Двое воинов тут же принялись расталкивать толпу, развесившую уши в предвкушении новых страшилок от вездесущего пророка.

– Сыночка, кровиночка-одинёшенек! Осталась душа без отца! Чёрная Тьма притаилась в нём и ждёт! Найдётся ли смельчак, обман распознающий и возьмётся-ль он истребить недобитую мерзость, невзирая на цену тяжёлую?!

– А ну разойтись!

– Пошёл с дороги! Мало вчера я тебя охаживал?!

– И ведь не где-то в краях далёких, погибающей от судьбы злой землицы нашей, а во самом сердце ея та трагедия! Никак не совладать отпрыску рода великого с нею! Гибель неминуемая нависла мечом вострым над его головушкой и лишь луна лик…

Тут Гал почти добрался до голосящего и попытался стащить его с импровизированного постамента, но невзирая на кажущуюся хилость и преклонные года, Фригстан ловко увернулся и бросился в толпу, не забывая при этом выкрикивать свою, как всегда заготовленную заранее речь.

– Лишь луна лик свой полный покажет вновь – свершится страшное! Тысячелетнее зло возвернётся в наш мир и утопит его во скорби и во мраке!

– Вэй, вэй! Да это ж Юродя Фриг! – опознал бродягу Брастер. – Ату его братцы! Ату! Чего рты раззявили?! Поджимай слева! Помню в столице он заклинал подвесить бельё императора Стридала на восточных воротах, дабы тот за ум взялся и налог на курятину снизил.

Толпа дружно захохотала, но вместо того, чтобы примкнуть к пытающимся изловить вёрткого пророка стражам, начала, как бы ненароком, препятствовать его поимке.

– Доколе мы слепы будем?! Доколе умы учёных мужей наших будут обзабочены токмо достатком своим?!

– Правильно изрекаешь батя! – не унимался Брастер. – Не токмо мужи учёные, обычный крестьянин обзабочен лишь бабёнку какую поплотнее приобнять, да так, чтобы жена-таки не застукала. Совсем народ обнаглевши!

Из толпы вновь раздался одобрительный смех. Некоторые уже бросили слушать Фрига и следить за его неимоверно быстрыми передвижениями. вместо этого, раскрыв глаза и уши, они жаждали новых реплик от Брастера.

Тут полоумный старик выхватил у одной старушки закопчённую до черноты тушку куры и очередной раз увернувшись от рук стражей, воздел её к небесам.

– Что вам эти дары земные, коли смерть стоит у каждого на пороге?! Одумайтесь, несчастные! Ужо скоро все вы превратитесь в чёрную копоть, как и эта убиенная!

– Ой да открыла смерти дверь! Ой да не вовремя, квошечка! Жить бы да жить, молодухе! Айда, робяты, тризну по убиенной справлять! Тащи вино да пиво!

Тут уж захохотали абсолютно все: и переставшие гоняться за безумцем стражи, и их бывший Серебряный Голова, и северный купец с кучерами, задержавший отбытие обоза из-за разыгрываемого на их глазах представления, и не имевший более сегодня работы почтарь.

– Безумие! Безумие несёт Тьма! И вас уже поглощает оно! Эта тварь божья будет символом вам и памятью, когда встретитесь вы лицом к лицу со Злом!

– Верно-верно, старый! Память мне действительно всколыхнуло. Толи крылышко, толи… А! Ножка! У одной моей подружки вот такая-же была! Такая же кругленькая! Хоть и не такая чёрненькая.

Раскатистый гогот, раздавшийся над перекрёстком, испугал даже обычно спокойных и покладистых бизонов. Возницы кое-как справились с могучими животными и продолжали смеяться до слёз.

– Тьма, Тьма на ваши головы падёт, коли не прислушаетесь ко словам моим! Тьма! – завопил что есть мочи Фригстан и с тем исчез, словно под землю провалился. Почти разломанная на двое его тощими пальцами курица упала на землю. Теперь за неё никто не дал бы и двух медяков.

Когда все немного успокоились и думать забыли об исчезнувшим невесть куда безумце, разжалованный Серебряный вернулся к троим магикам. Проделал он это с трудом: раздухарённый шуточками Брастера кагал не хотел расступаться. Многие, как минимум, хлопали по плечу шутника, а некоторые, как максимум, несмотря на грозные взгляды Байи, уже наливал ему браги.

– А-ну разошлись! Посмеялись и будет! – Видимо этот рослый, уже в возрасте воин давненько верховодил тут: толпа быстренько перестала быть толпой и преобразившись во вполне послушное, организованное скопище, разошлась. – Ну молодцом-молодцом. Язык без кости – словно веник мети.

– Кто без шутки живёт – одиноким помрёт, – ответствовал поговоркой на поговорку Брастер.

– Ну да ладно, сударь балагур-насмешник, – неудачно попытался сделать строгое лицо страж, – закончили веселить толпу. Я Талим. Здешний Голова. А вы кто такие? Никак бродячие фигляры. Он как разодеты. Откуда идёте-то? Куда заворачиваете?

– Зоркий глаз у тебя, мил человек. Почитай, что как есть и бродячие, – осенило, завертело и понесло Брастера. – Я Бистер – руководитель труппы «Би да Остальные». Веселю народ, шутки-прибаутки рассказываю. Это Кайя – магичка наша. Если что моя. Не, ну как магичка, Семинарию даже не потянула. Вот теперь иллюзии всякие и кажет господам. Ты думаешь это её личина-то? Х-ха! То заклятье на ней, а под ним… – Брастер, если бы закончил эту фразу так как хотел изначально, подписал бы себе смертный приговор. Благо он вовремя опомнился и перекинулся на Нарцисса. – Энтот… Ну, энтот-то должон быть тебе известен. Рамцисс ажмо восемнадцатый! Танцор искуснейший. Ему танцы плясать, ну вот прям вообще ничего не мешает. С нами ещё двое. Из Ладоса идём на север далёкий. Уплочено двором Дерека Неоттона развлечение аж до самой до весны. Да вот вишь кака оказия: лошадь, предательница, таки подохла, а осёл, мракодей, всю провизию разгрохал. Нам бы докупить чего и снова в путь.

Пока Талим выслушивал эти выдумки, подошли Ливар с Галом. Они также находились в приподнятом настроении и с интересом осматривали необычную троицу. А вот Байя с Нарциссом, абсолютно не заботясь о конспирации, открыв рты слушали и пытались запомнить свои новые личины, коими их наградил Брастер.

– Повозки что-то вашей не видать.

– Та яж толкую. Потонула повозка. На переправе, два дня назад. Вот и идём бредём, дорогу топчем. Сам видишь, мы люд вышагивать не привыкший. Нам без повозки никак.

– Кто ещё-то с вами?

– Та убогая одна, – Брастер невзирая ни на что таки хлопнул стакан налитой благодарным зрителем браги и тут же втянул голову в плечи, ожидая очередной оплеухи от Байи. Оной, однако, не последовало. Да и Нарцисс, вот уж невидаль, смолчал.

– Убогая? – изогнул брови Талим.

– Ага, а вон, наподобие Фрига, – не сдержал икоту Брастер. Брага в пустом желудке повстречалась с Черестинским трёхлетним, и они на пару пожаловали в его головушку. – Будущее смотрит, на картах гадает. Предрекла мне, что стану деть руководствовать всей труппой. Так вишь, не соврала! – залился он смехом, не видя разгорающихся гневом глаз Байи. – Да вот, к старости что ли, врёт больше. Но вы эт никому. Нам-таки ещё с ней перед сударем Неотонном выступать.

– Да не сомневайся, – рассмеялся Талим. – Мы язык за зубами, да парни? Я за свою жизнь столько пророков повидал. Всё понимаем. Могила.

– Ну-таки и ладненько, – подмигнул остальным двум стражам Брастер. – Ну и ещё одна. Та уж гордость моя. Сам выпестовал. Ночей не спал – всё менторствовал. Восточная красавица с самих Вечноцветущих! Танцем соблазняет, гибкость нечеловеческую имеет, да и вот с энтим, – он кивнул на Нарцисса, – пляски устраивает. Но, конечно, ей-то он не чета, даром что восемнадцатый. Тут они, близёхонько. Возле мельницы, у Усорки. Остатки поклажи стерегуть. Побоялся взять я гадалку. Страшна уж больно и с головой у неё… Сам понимаешь.

– Коли на север путь держите, могу пособить, – ещё шире улыбнулся Талим. Он, ничуть не стесняясь и не скрываясь, сделал красноречивый не многозначный жест, потерев большим пальцем остальные. Жест знакомый всем, во все времена, во всех землях, а может даже и мирах. – Караван вон, как раз в Слайбьёрн идёт. Ведёт его Берза Фапенгер. Нормальный мужик. Сговоримся – замолвлю за вас словечко. Поедете с комфортом. Ну, конечно, если троллей не боитесь.

– Троллей?! – ахнул Нарцисс. Озвученная стражем перспектива заставила его выйти из раздумий и перестать перебирать в памяти десятки и десятки танцев. Он очень переживал, что теперь в каких-нибудь обстоятельствах придётся доказывать свой, выдуманный Брастером, статус лучшего танцора Эделии и сильно нервничал.

– Да ты чего так побледнел-то? – расхохотался Талим. – Северные тролли у них только за охрану. Не боись не укусят. Ну так как?

– Сколь? – прищурился Брастер.

– Сколь – это вам Берза скажет. А мне за разговор три золотых. И я не читаю ваше приглашение от князя Неоттона.

– Эх-ка! Три?! А гарантии?

– Фапенгер всякое возит и не разу не попался. У нас с ним… уговор. Ежели я о чём попрошу – сделает.

– Кийя, детка, а ну дай-ка мой кошель, – с лёгким пренебрежением бросил Байе Брастер.

Повисла пауза. Нарцисс, позабыв о троллях молился, как и кому мог, дабы их руководительница, пусть и бывшая, не испепелила на месте этого зарвавшегося и уже захмелевшего болтуна. Но, к его изумлению, Байя совершенно спокойно достала кошель, отсчитала три пентара[1]и отдав их Брастеру даже чуть поклонилась.

– Здесь побудьте. – Талим убрал золотые за пояс и направился к головной телеге обоза.

– Совсем допился! – с тихим визгом налетел на Брастера Нарцисс. – Что ты тут наплёл?! Какая ещё труппа?! Как такое на ум могло прийти?! Какой обоз?! С нами сударыня Бернардин! Поедем по главному тракту – её заберут в острог на первом же посту! Ещё и тролли?! Святая Триглава, я не переживу!

– Браво, – сухо проговорила Байя, не моргая глядя на Брастера. – А ты не такой дурак каким иногда кажешься.

– Да вы оба спятили?! – ужаснулся Нарцисс. – Отдали три золотых! Сколько у нас осталось?!

– Один, – невозмутимо бросила Байя.

– Один?! И чем же мы будем платить за проезд, моими танцами?! Признаюсь я не плохо танцую вальду, сарамбеску и марлезонту… Но у меня нет партнёра! Ляйсан?! Хотя… Она с островов и тонка, как тростинка. Несколько занятий и я бы мог…

– Черестинку-бабочку вам бы с ней только плясать, – съязвил Брастер. – Даже я бы медячок подкинул.

– Угомонитесь, сударь Меврэ, – наконец обратила на Нарцисса внимание Байя. – Кстати, роль танцора с именем вам очень подходит.

– Мне?! Роль?! Я не понимаю почему вы так невозмутимы?!

– А меня значит записал к магам-недоучкам, – вновь забыв про Нарцисса, бросила хитрый прищур на Брастера Байя. – Своей назвал. А что ты там интересно хотел рассказать про мою истинную личину?

– Да я собственно… Я… К-хм. Я со всем почтением… К-хм, к-хм, – закашлялся толстяк, краснея всё сильнее-сильнее.

– Ну-ну, смотри у меня. Договоришься, – отчего-то тоже немного покраснела Байя. – Ох и выдумщик.

– Тык, я это, ну, для конспирации, – соорудил невинно-детское лицо Брастер. – Дядька мой с бродячими скоморохами водился. Там люд разношёрстный, тык я и подумал: – «а мы то, мы то!» Вы гляньте на нас: один кривой, другой тощий… – он вновь замялся, глянув на Байю. – Ладно хоть с женским контингентом свезло. Одна другой краше.

– А что-ж ты имён нам покрасивше не подобрал? И говор зачем-то сменил. Ну прямо не дать не взять черестинский купец.

– Да прекратите же вы! – вновь взвизгнул Нарцисс. – Что нам теперь делать?!

– Хватит истерик! – привычно одёрнула его Байя, вспомнив, что не взирая на измыслённую Брастером фантасмагорию, роль руководительницы принадлежит ей. – За проезд не переживайте. Сударыня Бернардин дала мне одну вещицу. Мы сможем купить два таких перекрёстка, причём вместе с обозом.

– Ну да?! – выдохнули разом Нарцисс с Брастером.

– Цыц. Идёт.

Талим возвращался к троице. Рядом с ним семенил хмурый не высокого роста толстячок в длинном, почти загребающем дорожную пыль, зипуне. Вот только с крестьянским его роднил разве что покрой, а расшитый серебром и крохотными драгоценными камнями воротник и блестящие золотом на солнце пуговицы говорили о не дюжем состоянии его носителя.

– Знакомьтесь. Берза!

Талим пригласил мужчин пожать руки. Байя же сделала изящный реверанс, продемонстрировавший все её достоинства в лучшем свете. Купец залился румянцем и расплылся в сальной улыбке.

– Ты говорил их пятеро.

– Ага. Ещё две барышни с нами, – кивнул Брастер. – Живо за ними сходим, если конечно, о цене сговоримся.

– Со мной не договариваются, – индюком надулся северный купец. – Я называю цену – вы соглашаетесь. Коле нет – идите своей дорогой. Двенадцать золотых. Проезд, охрана, еда. Едем до самого Бруста.

– Что-ж так дорого-то?! Вы своих бизонов овсом что ли кормите?!

– Небось Неоттон вам тоже не медяками платит. К нему-же едите? Значит денежки должны быть.

– Ты наших денёх не считай, – шагнул вперёд Брастер и неожиданно для себя обнаружил, что купец подался назад. – Договариваться он не любит, смотри-ка. Недолго тебе в купцах-то хаживать осталось, коли от торгов бегаешь. Что же касательно суммы… Кийя, милочка, у ну падай ту безделицу, дяденьки моего наследство.

Байя метнула на коротышку резкий взгляд и тот понял – где-то он прокололся. Отвернувшись, магичка достала из своего бездонного декольте затейливую, красного золота с горошинами жемчужин сетку для поддержки причёски, которой недавно были подобраны огненно-рыжие волосы Бернардин и протянула её Брастеру.

Все присутствующие как один уставились на более чем странное наследство. Повисла тишина.

– А собственно, чего? – нашёлся наконец Брастер. – Дядька мой был ещё тот модник. По дворцам да баллам разъезжал. Что не седмица, так новая причёска. Наряжаться любил. Много у него изысканностей всяческих водилось. Он мне ещё и гардероб свой оставил. В чём дело-то?

Он изобразил настолько натуральную обиду на своей небритой физии, что можно было подумать, будто его действительно оскорбляли недоумённые взгляды на наследство выдуманного дяди.

– Ничуть не смел оскорбить память вашего дядюшки, достопочтенный, – чуть склонил голову Берза. Талиму тоже стало не по себе и он поклонился в знак уважения к мнимо усопшему.

– Я думаю трёх таких жемчужин с лихвой хватит, чтобы покрыть все расходы на нашу труппу.

– О да, да! Вполне! – разом залебезил Берза. Его глазёнки прямо-таки заблестели, впитывая блеск жемчуга. – В Брусте у меня есть знакомый ювелир. Он аккуратно вычленит жемчуг, и мы будем в расчёте. Я хотел отбыть уже сегодня, но вам, как я полагаю, нужно ещё доставить сюда отставших артистов. Не беспокойтесь. Двинемся в путь на рассвете. С чарами «Неутомимости» мои волосатики домчат нас до столицы Слайбьёрна меньше чем за десять дней.

– Вон оно как! – искренне подивился Брастер. – Такие чары, без поддержки-то мага, стоять поди не меньше, чем весь энтот обоз?! Никак в самой Семинарии знакомцев водите?

– Вожу. Но да мы увлеклись в сторону. Разрешите откланяться – мне нужно отдать распоряжения возничим.

Берза поковылял к своим. Поблагодарив Талима, отправились к своим и трое бывших членов Магической Вспомогательной ячейки Ладоса.

[1]Пентар – золотая монета империи. (прим. автора)

Сокрытая истина

Ледяной ветер бросил колючие снежинки в лицо. Холод пробирал до костей, откуда-то доносился шум прибоя. Кто-то непрестанно дёргал его за штанину, при этом смачно чавкая. Эбинайзер застонал, сел и встретился взглядом с белоснежным горным козлом, жующим его походные штаны. Остолбенев от такой наглости, он резко вскочил на ноги и пнул прожорливое животное, заставив то в испуге умчаться по еле заметной тропинке.

Когда глаза привыкли к необычайно белому свету, Эбинайзер обнаружил что стоит по щиколотку в снегу на высоченной горной вершине, а в двадцати шагах от него, кристально чистые голубые волны Бескрайнего моря накатывались на песчаный раскалённый солнцем берег. Сбитый с толку он обернулся и картина, открывшаяся взору на той стороне подвергла его разум ещё большему испытанию. Цветущие поля фиалок, роз, тюльпанов и ещё десятков других цветов простирались до самого горизонта. Это несомненно была иллюзия. Просто должна была быть ею. Неестественное разнообразие пейзажа вокруг изумляло, но в голову так и лезла мысль о вероятном сильном ударе при падении или вовсе о повредившимся рассудке.

– Красиво, правда? – проговорил голос, заставивший Эбинайзера обернуться. Он увидел Киррика, появившегося перед ним на фоне распахнутой бесконечности космоса. Свет, исходивший от мириад звёзд, жалил и причинял боль. Гравитация светил притягивала к себе редкие снежинки, сыпавшие с голубого безоблачного неба. Рядом с блокировщиком, держа его за руку, вперившись незрячим взглядом перед собой, зависла пленённая ведьма.

Голова вновь пошла кругом и лишь титаническим усилием воли темнокожему магу удалось не потерять сознание и сплести развеивающее заклинание. Тщетно. Он сам слыл большим мастером создавать иллюзии и теперь осознал точно: снег под ногами, шум прибоя, ароматы и запахи миллионов цветов, звёзды – всё реально.

– Ты… – едва смог выдохнуть он. – Прекрати…

Мир вокруг тут же переменился: утро только занималось, в деревьях над головой шумел ветерок, несущий первую осеннюю прохладу, костёр давно догорел, Киррик с Шэйден сидели рядом и держали друг друга за руки.

– Дура, отойди от него! – крикнул, неожиданно испугавшись за жизнь ведьмы Эбинайзер. – Этот полоумный уничтожит тебя!

Молодая ведьма вскочила будто на неё вылили ушат холодной воды и принялась озираться вокруг. Встретившись взглядом с Кином, она вскрикнула и опрометью бросилась в лес. Безумный страх перед кровожадными, незнающими пощады человеческими магами гнал её вперёд. Первобытный инстинкт самосохранения отбивал в сердце бешеный ритм, придавал сил. Нагая, ранясь о корявые ветки кустарника, не замечая острых иголок и шишек, вонзавшихся в стопы, она рвалась в спасительный полумрак сосновой чащи.

Обогнув очередной ствол, Шэйден почувствовала, как земля уходит из-под ног. Вернее, как чья-то воля подбросила её вверх и потащила назад. Дикий крик отчаянья вырвался у неё из груди. Тёмной Госпожи в себе она более не ощущала, как не чувствовала ни своего Потока, ни хоть каких-то отголосков Источника. Точно дикая кошка она цеплялась руками и ногами за проплывающие мимо деревья, но тщетно. Неведомая сила всё тянула и тянула её назад.

– Куда-то собрались, сударыня? Господство над миром в другой стороне.

Шэйден развернуло в воздухе и она увидела темнокожего ухмыляющегося великана. Кристалл на его груди, весь покрытый трещинами, переливался фиолетовыми всполохами и больно жёг глаза. В памяти мелькнули лица беспощадно умерщвлённой матери, Анки и Тиллы. Кольнуло сердце. Слёзы сами собой потекли по щекам.

– «Госпожа! Тёмная матерь, услышь, спаси, заклинаю! Не отдавай меня и этот мир на растерзание дикарям! Укрой, защити!» – взмолилась полуэльфийка, но в ответ услышала лишь голос своего мучителя, бесцеремонно ворвавшийся в сознание.

– Мне даже жаль тебя. Эта шлюха играла с тобой как с котёнком. Ты так и не смогла отличить правды от лжи. Ты убивала невинных ради иллюзий. Осквернила своё тело и впереди у тебя только бесславная смерть и вечное забвение.

– Ты лжёшь! – выкрикнула Шэйден. – Убирайся из моей головы! Вы все убийцы! Грязные каннибалы, пожирающие своих детей! Звери! Я вытерплю любые муки что ты приготовил мне! Вы убили её! Убили… Так ликуй же. Наслаждайся своей безумной трапезой. – С этими словами она перестала сопротивляться и покорно обмякла в воздушном коконе.

– Кииир?! – недоуменно выдохнул блокировщик.

– Эка вас, сударыня, перекрутило, – усмехнулся Эбинайзер. – Давайте-ка присядем на травку и потолкуем.

Он с опаской посмотрел на мирно сидящего Киррика. Удивительно, космические дали, распахнувшиеся перед ним недавно, горный склон, шум волн, бескрайние поля цветов: всего этого будто бы никогда и не было. В памяти мелькали лишь какие-то обрывочные образы.

«Разве он мне что-то говорил? Чушь. Он же идиот с выжженными мозгами. М-да… После встречи с Тёмными ещё и не такое померещиться. По приезду в Ладос только отдых. А сейчас…»

– Сударыня, разрешите представиться. Меня зовут Эбинайзер Кин. Я руководитель Центральной Ладосской Магической ячейки. По крайней мере, того, что от неё осталось. Позволите узнать ваше имя?

– Ты злобный садист и пьяница, – зашипела в ответ Шэйден. – Этот бледный показал мне, как ты копался у меня в голове. Ты выпотрошил мою память. Ты знаешь всё про меня. Вы убили Госпожу. Избавь же меня от своей лжи и просто убей.

«Бледный показал? Не-ет похоже об отдыхе и речи быть не может. Ну что же, придётся всё-таки покопаться и него в голове. После.»

– Задумался? Измысливаешь для меня казнь пострашнее?

Эбинайзер по привычке подавил злость.

– Поверьте, сударыня, я бы мог долго вам рассказывать, насколько глубока бездна вашего невежества. Как немыслимо искажены ваши знания о нашем мире. Да, признаюсь, я осматривал вашу память и клянусь всеми великими чародеями прошлого, как же ловко вас обманули. Хотя, если предположить возможность изоляции одного отдельно взятого индивидуума и однобокость предоставляемой ему информации, причём от такого неоспоримо мощного источника, как одно из божеств, или сущности… Да, я вполне могу допустить, что в любой, даже в крайне прозорливый и пытливый ум можно посадить семена лжи. Подпитываемые годами, они действительно могут полностью исказить взгляды на реальность.

Шэйден нахмурила брови. Взглянув на её тревожно бегающие кошачьи глаза, Эбинайзер понял – бывшей ворожее не до конца удалось понять его.

– Как я уже говорил ранее, разговаривать можно долго. Позвольте просто показать вам. Не сопротивляйтесь, иначе будет больно и поверьте, вопреки вашим ожиданиям, это не доставит мне удовольствия.

– Не смей! – выкрикнула Шэйдэн, но в следующее мгновение она уже летела подле Эбинайзера над огромным, с золотыми уходящими под облака шпилями, городом. Улицы полнились улыбающимися людьми, не спеша гуляющими по вымощенным мраморным мостовым.

– Это показывала вам ваша Госпожа?

– Д-да, – запнулась от столь резкой перемены мира Шэйдэн. Её глаза полыхнули восторгом, голос наполнился радостью и толикой зависти. – Это один из многочисленных миров, где моя Госпожа властвует вот уже тысячи лет. Здесь нет ни болезней, ни голода, ни войн. Здесь люди любят и поддерживают друг друга. И не только люди. Все создания живут тут в согласии.

– Скажите, сударыня, вас ничего не смущает в этой идиллической картине? Например, полная луна видная в полдень?

– Тебе не дано понять. Вы погрязли в предрассудках. Каждый мир Госпожи отмечен Вечной Луной. Она символ её благосклонности и защиты. Хватит мучить меня! Убирайся из моей головы!

Эбинайзер почувствовал, как его буквально выдавливает из сознания полуэльфийки. Это было невероятно. Он не чувствовал магии, но тем не менее, ей как-то удавалось сопротивляться.

– Уйди! Убирайся! Я не позволю тебе сделать то, что вы сделали с тем несчастным! Он разговаривал со мной. Он показал мне ваши отвратительные ритуалы и что они сделали с ним. Я видела. Я видела там тебя! Ты один из тех безумцев что возомнили себя богами!

Ярость ведьмы обрушилась неистовым вихрем. Её сила воли пугала, но в тоже время завораживала. Ментальный аватар темнокожего мага бросало из стороны в сторону и буквально раздирало на части, грозя не просто вышвырнуть из Картин Разума, но и вовсе уничтожить. В ужасе Эбинайзер понял, что больше не контролирует свои собственные чары и не может оборвать их.

– «Кирр! Кирр, помогай! Блокируй, сволочь! Закрой эту ненормальную! Останови её!»

Его крики тонули в беснующимся круговороте воспоминаний Шэйден. Прошедший северную войну, удостоенный высшим признанием заслуг перед Ладосской Семинарией, победивший Тёмного Бога Эбинайзер Кин погибал в памяти ведьмы, даже не сопряжённой с Источником.

– «Он говорит тебе правду. Смотри!».

Незримым присутствием сознание Киррика Немисциана укротило бурю и морок пал. Солнце погасло, океан испарился. Перекликающиеся между собой омароподобные чудовища, превратились в белые каркасы пустых панцирей. Небеса разрезал чудовищный грязно-зелёный шрам, оголяющий бездонную, безжизненную тьму космоса. Золотые шпили храмов и библиотек осквернила, пожирающая метал и камень болезнь. Улицы, сияющего роскошью города разъели бездонные расселины. Фонтаны наполнились кипящими зловонными нечистотами, выбрасывающими в воздух убийственный яд. Сухой мёртвый ветер содрал с жителей этого некрополя кожу, превратив их в бродячих мертвецов. Сам мир наполнился рёвом неведомых чудовищ.

Истина открылась обескураженной полуэльфийке. И да, она знала её и раньше. Где-то глубоко-глубоко, всё это время в ней жила правда, но чёрное колдовство Кад-Давры затмевало её. До сей поры.

Сверкнула звезда. Вторая. Десятки. Тысячи звёзд усилили свой умирающий было свет, возвращая всех троих из мира воспоминаний в реальность.

Киррик сидел на том же месте, но теперь он не улыбался. Задыхаясь Эбинайзер поднялся с земли и отряхнул свой, слишком много повидавший за последние три дня, походный костюм. Перед ним на коленях сидела бывшая ведьма, бывший Сосуд для Тёмной Богини и лила слёзы.

– Как же так? Как я могла быть настолько слепа? Какое же я чудовище!

– Сударыня, чудовище не вы, а Она. Боюсь вы не первая, но рад сообщить, что уж точно последняя, кого обдурила эта Тёмная тварь. Это, разумеется, некоторым образом, несколько умоляет вашу вину. Однако…

– Что же мне теперь делать? – подняла глаза полные раскаяния Шэйден.

Нежизнь Присциллы Неоттон

«Я помню его лицо. Его мерзкое ликующее лицо. Я закрываю глаза и вижу, как он смеётся. Его толстые губы искажает злобная улыбка. Его отвратительно большие ноздри раздуваются. О, какой восторг сияет на его чёрной роже. Проклятый дикарь! Я помню, как он пронзил меня. Удары из-под тяжка – на это ты всегда был мастер. Он убил меня. Убил? Нет. Я жива. Жива? Он думал, что убил меня, но я жива. А с новой Силой – я стану бессмертна!

Боги. Боги не бессмертны. Богов тоже можно убить. Теперь я знаю. Эти идиоты думают они убили Тёмную. Но они ошибаются. Она где-то здесь. Зде-есь. Она прячется. Ждёт. Её дикие шлюхи передохли и теперь она выжидает. Пусть ждёт. Я ждать не собираюсь. Я знаю, что нужно делать. Я знаю, как её убить.

Она предпочла меня грязной полукровке! Но он… он обещал мне Силу. Позвал меня. Слишком долго он ждал, жаждал крови богов. И я дам ему её. Вместе с ним я стану выше любого бога. Я открою на них охоту. Я стану их обвинителем, их судом и палачом. Им не удастся скрыться от меня. Когда мне станут подвластны миры я найду их, где бы они не прятались и убью. Убью всех до одного.

Но сначала мне нужно слиться с ним. Сначала нужно испробовать его. Я знаю кто станет нашей первой жертвой. Эта островная свинья пожалеет, что убил меня! Хотел убить меня? Нет, я не мертва. Я… Мёртвые не чувствуют жажды мести. Мёртвые не ненавидят. Мёртвые не чувствуют боли… Нет, ему не удалось убить меня. Я помню кто я. Я – Присцилла Неоттон! Меня нарекут новым Убийцей Богов! Но я не… Я умерла. Нет! Будет так! Я стану их огненным бичом. Стану Истинной Тёмной Госпожой. Я жива!»

Туман безумия спал. Присцилла пришла в себя и ужас, смешавшийся с отвращением, наполнили её. В кромешной темноте она ощутила под собой бесформенную шевелящуюся массу. То тут то там раздавались чавкающие, булькающие звуки, скрежет зубов и повизгивание. Воздух был пропитан прогорклой вонью гниющего мяса и ещё чем-то настолько кислым и едким, что слезились глаза. Единственным источником света здесь были странные, желтоватые огоньки, хаотично мечущиеся в темноте. Она стала различать скрюченные формы когтистых конечностей, растянутые пасти с сотнями игольчатых зубов и покрытые коростой длинные, походившие на коровьи хвосты.

Живот резануло нестерпимой болью и эта боль заставила Присциллу осознать: она не дышит с момента пробуждения. Эта мысль настолько ужаснула её, что вытеснила все остальные. Она судорожно захрипела, наполняя лёгкие сырым подземным воздухом.

– Живая! Живая? Живая! Живая? – тонкими скрежещущими голосами отозвалась масса. – Хозяин! Хозяин! Живая! Живая!

Из полутьмы проявился силуэт и над Присциллой зависло серое лицо человекоподобного существа. Существо почесало свои небольшие рожки, затем осторожно убрало с её лица запачканные землёй волосы и пропищало:

– Ворожея? Ворожея? Живая? Живая?

Присцилла кивнула, чуть коснулась огромной рваной раны на животе и застонала от боли. Далее последовали беспорядочные визги, чмоканье и свист, которые она приняла за обсуждение её новыми друзьями, или всё-таки недругами, текущей ситуации. Последовавшее за этим единодушное клацанье и гортанные звуки свидетельствовали – решение принято.

Произошедшее далее бросило вызов разуму магички. Дико завопив, несколько рогатых накинулись на одного своего собрата и буквально разорвали бедолагу на части. Набив свои огромные рты его внутренностями и хорошенько прожевав, они поочерёдно изрыгнули вязкую массу прямиком ей в рану. Невзирая на полное отсутствие сил, Присцилла пыталась брыкаться и отбиваться от столь жуткого знахарства, но несколько крепких, пусть и худощавых, рук намертво прижимали её к земле.

Закончив «лечение», существа сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее начали отбивать копытцами некий нестройный ритм. Они кривлялись, корчились в какой-то гротескной пляске и вдруг все разом заверещали некое дикое подобие песни. Странен и примитивен был их язык. Разнообразны и причудливы звуки, сплетавшиеся в слова. Их песня полнилась присвистом, клацаньем, причмокиванием, мычанием и рычанием. Но было в ней одно, повторяющееся чаще других звукосочетание, выбивавшиеся из общего гомона, которое Присцилла могла различить. И вот уже скоро рогатые уродцы вопили только его. Будто в трансе они повторяли снова и снова:

«Вий! Вий! Вий! Вий!»

Дойдя до исступления, существа принялись топтать своих упавших сородичей, грызть друг друга и сечь острыми когтями. Люминесцирующая зеленовато-чёрная кровь брызгала на стены земляного тоннеля и находившейся в полутрансе-полуобмороке магичке стали всё яснее и яснее видны сцены этой нескончаемой вакханалии мелких бесов, вечных холуёв Тёмных миров.

Время замерло, а может быть наоборот, припустило нещадно. Присцилла бредила чудовищными видениями. Она видела невообразимых размеров пещеру и величественные, в десять обхватов с омерзительными фресками скалящихся мелких пастей, поддерживающие её свод колонны. В центре пещеры, широченная лестница, выложенная из тысяч могильных плит и гробов, вела к огромному, больше походившему на небольшую башню, трону из чёрного обсидиана. Неизвестные умельцы высекли на нём немыслимых для воображения человека чудовищ, пожирающих и разрывающих на части людей, эльфов, орков и троллей. Трон был весь испещрён мелкими трещинами, от него исходила аура ужаса и смерти.

Открыв глаза, Присцилла поняла – её видения отнюдь не бред. Сейчас она стояла перед этим исполинским троном в окружении уже не десятков, но сотен и сотен бесов, не прекращающих распевать свою жуткую песню на чуждом этому миру языке. Она стояла и не могла пошевелиться: просто знала, что должна ждать того, кто по Тёмному праву, закону, являлся хозяином этой пещеры. И он явился.

С трудом переступая на заплывших жиром колоноподобных ногах, волоча по полу неизмеримых размеров смердящий, разбрызгивающий при каждом движении тошнотворную слизь, живот в пещере появился Вий. Его длинные, потерявшие форму от наросшей массы плоти руки доходили до земли и помогали удерживать расплывающееся бесформенное тело. Голова так глубоко утопала в жире гигантских плеч, что тот скрывал рот и большую половину покрытого гнойными язвами носа. Но больше всего ужасали веки древнего выходца из Тёмного Мира: безвольными толстенными пластами кожи свисали они почти до самого пола.

Вий взбирался по кошмарной лестнице. Слышался хруст ломающихся гробов и треск крошащегося камня. Обсидиановый трон застонал под взгромоздившейся на него тушей и покрылся новыми трещинами. Тело Вестника Кад-Давры было слишком велико и тяжело даже для такого гигантского престола. Вий вытащил голову из плеч и выдохнул с отвратительным чавкающим звуком. Пещера тут же заполнилась невыносимым смрадом тухлой крови, гниющего веками жира и серы.

Обезумевшие от восторга и ужаса перед своим вечным повелителем, бесы бросились в рассыпную и попрятались в самых дальних и тёмных уголках пещеры. Больше не было слышно ни их постукивающих копытец, ни песнопений, ни визга. Распространилась давящая тишина, нарушаемая лишь редким рокочущим дыханием Вия. Оно гулом проносилось по пещере и за этим гулом, как ни силься, нельзя было услышать частое испуганное дыхание Присциллы, чьё будущее, как теперь она понимала точно, зависело от этого исполина.

– Ты-ы-ы-ы… Голос Вия расходился по пещере грохотом катящийся валунов. – Ты-ы-ы вы-ы-ы-жила…

Присцилла стояла затаив дыхание не в силах оторвать взгляд от исполина. Страх, трепет и восхищение смешались в ней.

– О-о-на сказа-а-а-ла, ты бу-у-у-удешь зде-е-есь… Избра-аница… Досто-о-ойнейша-а-я…

Присцилла насторожилась.

«Неужели всё что произошло на Холме часть замысла Кад-Давры? Неужели я так глупо впала в отчаянье? Как капризный, глупый ребёнок отринула дар. Сама! Отринула и предала Силу, позвавшую меня за собой. Выходит только сейчас мне раскроют мою роль. Но к чему так мучить меня? Испытание. Почему сразу не раскрыть все тайны? Недоверие. Проверка. Нет! Та полукровка – она Сосуд. Ей и только ей было предназначено стать вместилищем. Кад-Давре не удалось задуманное. Её сокрушили. Я же возьму иную Силу. Или всё-таки…»

– Повинове-е-ни-и-е-е… – продолжал Вий. – Клино-ок с его-о кро-овью-ю, бу-удет переда-ан тебе-е-е… Доста-авь его-о Госпоже-е-е, как и прика-азано-о-о… Те-ебе она-а доверя-я-е-ет....

Тут Присцилла растерялась еще больше. Она помнила голос, разговаривавший с ней. Помнила его обещания, но не могла понять о чём сейчас говорит это существо?

«Обман. Этот голос… Он обманывал меня! Или… Клинок? Мне?»

Отбросив раздумья, предвкушая некий дар, Присцилла осмелела.

– Говори, когда я смогу его получить?! – Она осеклась, испугавшись что своим нетерпением может обречь себя на верную гибель или того хуже, так и не получить обещанное.

Тело Вия содрогнулось. Он застыл в раздумье.

– Dra-an’tkla-ah?[1]– наконец выдохнул он.

Мгновения последовавшей за этим тишины показались Присцилле вечностью. Она стояла ни жива ни мертва.

– Ворожея! Ворожея! – раздалось знакомое верещание бесов. – Живая! Живая!

– Прими-и-и же его-о-о…

С этими словами живот Вия разошёлся, превратившись в раззявленную чернеющую пасть и оттуда, покрытый мерзкой бурой слизью появился изогнутый обоюдоострый клинок. Великолепие и силу исходящие от него Присцилла могла сравнить лишь с колоссальным, дышащим могуществом полем роз, на котором она совсем недавно, или всё-таки очень давно, беседовала с Кад-Даврой.

Клинок подплыл к ней. Она аккуратно взяла его в руку.

– «Беги!» – тут же прозвучал уже знакомый голос.

Присцилла прекрасно слышала его, но не могла сдвинуться с места, восхищаясь дарованным ей артефактом.

– «Беги-и!»

Вий будто к чему-то прислушался и вдруг, вдохнув, казалось, весь воздух пещеры, заревел, пытаясь подняться с трона.

– Нета-а-а! Уб-и-и-ить! У-у-уби-и-ить!

Немедленно полчища бесов ринулись исполнять приказ одного из древнейших прислужников Тёмных. Присцилла пришла в себя, остервенело глянула по сторонам и не раздумывая очертила вокруг себя круг ревущего чёрного пламени. Несколько десятков рогатых, попытавшись преодолеть эту преграду сгорели заживо, отбив охоту у других повторять сей подвиг.

– Поднимит-е-е мне-е-е ве-е-еки-и-и-и! – Рокочущий голос Вия сотряс пещеру, обрушив в нескольких местах свод.

Десятки бесов прыжками добрались до своего повелителя и схватившись когтистыми ручками за мясистые веки, стали ловко запрыгивать по исполинскому телу всё выше и выше.

– «Не смотри!»

Присцилла зажмурилась, упала на колени и прижила клинок к груди. Как раз вовремя: чернее притаившейся по углам тьмы, волны из глаз Вия разошлись по пещере. Не успевшие укрыться от губительного взгляда бесы пали замертво. Другие метались, визжа и закрыв лицо руками. Они натыкались на своих и падали, или вбегали во всё еще бушевавшее пламя заклятья Присциллы, сгорая в миг.

– «Признай меня!» – разорвал сознание Присциллы голос.

– Что?! Что ты от меня хочешь?!

– «Признай меня!»

– Ты?! Ты разговаривал со мной! Ты клянёшься исполнить обещанное?!

– «Признай меня!»

– Не играй со мной! Кем бы ты не был, я больше не дам себя обмануть!

– «Признай или подохнешь здесь, дура!»

– Да-а! – что есть мочи выкрикнула Присцилла и тут же исчезла в густом чёрном дыму. А в подводной пещере, где-то далеко-далеко за Чёрными Зубами, ещё долго ревел от бессильной ярости Вий и носились, не зная себя от страха его рогатые прислужники.

Солёный бриз встрепенул волосы, наполнил лёгкие свежестью и выветрил пещерный смрад. Полуденное солнце отозвалось резью в глазах, тело ощутило тепло южного дня. Кошмарные сцены пережитого неохотно покидали сознание. На золотом, омываемом тёплыми водами Бескрайнего моря песке лежал кинжал. Его лезвие поглощало свет и было чернее самой чёрной бездны. Инкрустированная же серебром и каменьями рукоять блистала и переливалась причудливыми красками. Присцилла услышала тихий шёпот знакомого голоса, подняла клинок и начала слушать.

[1]Ворожея – (язык Тёмных Миров)

Новый сбор Сорок Девятой

Короткий сон не принёс облегчения. Наоборот. Он освежил сцены побоища лагеря лесорубов, мёртвые лица витязей и осознание беспомощности пережитое в святилище. Голова нещадно болела от удара орочьего кулака, но всё же проснувшись Артур не смог сдержать улыбки. Толпясь у его койки, в южной казарме Бреннена, на него смотрели оставшиеся в живых витязи Серебряной сорок девятой.

– Ох и покосило же тебя, добрый молодец, – искренне сокрушился Игнаций. – Как шелом-то теперь надевать будешь? Ладно Ром у нас привычный, а вот ты-то как же?

– Да ладно тебе, старый, – ответил Ром. – Мы и без шеломов повоюем. Так, старшой?

– Обязательно повоюем. Весь мир в труху. – Отшутился старой казарменной шуткой Артур и с трудом встал в койки.

Оглядев своих, он насчитал двенадцать человек. Эти двенадцать валились с ног от усталости, но у каждого во взгляде читалась непоколебимая решительность пойти за ним хоть на край света. Особенно выделялся горящий взгляд молодого Уилла Харригана: этот, казалось, готов был хоть сейчас броситься на очередного Тёмного Бога.

– Раненые? – спросил с надеждой Артур.

– Девять ещё дышат, – ответил Игнаций. – Это вместе с Валлаэртами.

– Новый воевода говорила с ними знахарь?

– Столетний дед, – кивнул Ром, – но дело своё знает. Прежний веры человек.

– Про Аксена-то, про Аксена, слыхали, воевода? – вклинился в разговор Уилл. – Как же так? Сначала невесть что про Урусские болтали, а теперь мол девочку похитил!

– А ну разговорчики, – зыркнул на него Игнаций. – Разобрались поди и без твоих соплей, коли отпустили. Артур, что скажешь?

– Серебряные, Аксен Фолин прошлой ночью бежал. Помогла ему местная девчушка-жрица. По своей воле помогла, не по принуждению. У нас три дня на их поиски. Выступаем немедленно.

Витязи переглянулись, застыли в ожидании.

– Это приказ.

Не задавая вопросов, все двенадцать отсалютовали и принялись разбирать оружие и броню, сваленные в центре казармы бренненскими стражами.

– Ром, как рука, ехать сможешь?

– Обижаешь, старшой, – чуть ли не всерьёз обиделся Ром.

– Тогда со мной к Ланделу. Чувствую нелёгкий разговор выйдет.

Могучий десятник что-то пробурчал, вытащил из груды снаряжения свой двуручный меч и прихрамывая вышел из казармы.

– На кой нам опять энтот малахольный? – ни к кому особенно не обращаясь проворчал витязь с перемотанной головой. – Чем он в поисках-то поможет? Магик-то так себе. Ладно хоть варщик толковый.

– Пригодится, – скривился от боли Артур надевая тяжёлую кольчугу. – Игнаций, раздобудьте чего пожрать в путь и пару лодок. Кто ерепениться будет, скажи Вольхим дал добро. Ждите нас у причала. Мы скоро.

На улице грянули трубы: глашатаи выкрикивали решение нового воеводы, хоть и с опозданием, встретить Первый День Осени.

Замок, позабыв пережитой ночью ужас ожил и готовился к празднеству. На окнах и дверях появились пышные, плетёные из цветов и листьев венки. Красок добавилось и в одеждах обитателей. Каждый закуток замка насквозь пропитался запахами пирогов с фруктами и ягодами. На проезжавших Артура с Ромом некоторые всё ещё поглядывали исподлобья, но другие, и их было большинство, учтиво кланялись и предлагали свою помощь в поисках пропавшей девчушки, а кое-кто и вовсе сулил щедро отсыпать монет за голову душегуба. Серебряные без лишней грубости отклоняли все предложения и вскоре добрались до домишки Райзера Ландела.

– Старшой, разреши мне.

– Стучи.

– Кто? – послышался из-за двери слабый голос.

– Свои, открывай.

Выражение благоговейного ужаса и безысходности, одновременно проявившиеся на лице Ландела заставили улыбнуться даже привычно невозмутимого Рома. Он по-дружески хлопнул мага-алхимика по плечу и как ни в чём ни бывало прошёл в дом. Артур приветственно кивнул и зашёл следом. Сам Райзер так и застыл на месте, сжимая до белых костяшек дверную ручку.

– Дверь-то прикрой и проходи. Потолкуем, – нахмурился Ром, разглядывая ведьмовскую утварь? разбросанную по полу.

Ещё немного постояв, Райзер вышел из оцепенения, закрыл дверь и повернулся к гостям:

– Ч-чем обязан?

– Ты очень помог нам на Холме, о чём я доложу на Совете Воевод в Ладосе, – начал Артур, не зная как перейди к главному. – Я понимаю, после всего… Для не привычного к сече человека такое трудно пережить. Райзер, у меня к тебе ещё одна просьба.

– П-просьба…

– Отнестись к этому именно как к просьбе, прошу. Я не имею права тебе приказывать. И раньше не имел. Прости. Мы отправляемся на поиски Аксена. Ты уже слышал, что он сбежал? – По изменившемуся лицу Райзера, Артур понял – эта информация для него нова. – Да, сбежал. И нам нужно… Помоги нам ещё раз, как друг. Ваши уже прочесали округу и ничего не нашли, но я уверен у тебя найдутся заклятья или чары… Мы через такое прошли вместе. Без тебя, мы вряд ли его сыщем.

Райзер молча сел на свой сундук и опустил голову. На него было больно смотреть. Тренированным воинам и тем приходилось превозмогать боль и усталость после битвы на Бесовом. Гражданский же, вовсе не привыкший к физической нагрузке чародей, казалось, готов был вот-вот свалиться без сил.

– Ты хороший человек, – сказал Ром. – Непривычный к смерти, но не трус. Я сожалею о своих словах. Твои зелья спасли жизнь стольким нашим. Помоги спасти ещё одного.

– С ним ваша знахарка, Эйрин.

– Эйрин? – растеряно поднял взгляд Райзер. – К-как? П-почему?

– Она ушла с Аксеном по своей воле. Вернее, помогла ему бежать.

– Эйрин? Помогла б-бежать?

– Подсыпала страже что-то в мёд.

– Подсыпала в мёд… Наверное у меня что-то умыкнула. Хитрая т-ткая. Смешная.

– Поможешь нам? Найдём Аксена – вернём Эйрин. А после займёшься своими исследованиям или что ты тут собирался делать со всем этим… уловом?

– В Ладосе ждут моего д-доклада… Нет. Кин сказал доложит сам. К-кому я там н-нужен.

В камине зашипело. Зеленоватая пена травяного напитка бурлила и выливалась через края котелка.

– Снять? – предложил Ром.

– Угу, – кивнул Райзер и пошатываясь снял варево с огня. Разлив его по плошкам, он вновь застыл, смотря перед собой.

– Эм, послушай… Ты извини, я даже не спросил, как ты тут?

– Да хорош, старшой. Всего полдня как виделись.

– Я тут… в общем… нечего. В-выпьем?

Осторожно чокнулись. Обжигающее зелье почти мгновенно притупило боль и принесло необыкновенную лёгкость.

– Мой рецепт, – слабо улыбнулся Райдер, заметив изумление на лицах Серебряных. – Наварил поб-больше. Как знал. Всей д-дружине хватит.

– Нас тринадцать.

– Т-тринадцать? Значит только т-тринадцать…

Из-под подушки на спальном сундуке раздался тихий перезвон, будто лёгкий ветерок тронул десяток хрустальных колокольцев. Райзер сделал ещё глоток, не обращая на него внимания.

– Так ты в порядке? – покосился на подушку Артур.

– Я п-помогу вам, воевода. Помогу.

– Рыбаки видели, как они переправлялись на левый берег. Ждём тебя на причале. Значит придёшь?

– Даю слово. – Райзер подражая своим новым друзьям приложил правую руку к левому плечу.

***

На пристани немногочисленные Серебряные ожидали своего воеводу в полном вооружении. Настроение было сдержанно приподнятым, но усталость бросалась в глаза. В трёх лодках, экспроприированных у местных рыбаков, лежали несколько заплечных сум с крупами, валяным мясом, сушёной рыбой и с десяток тюков со свежей водой. Завидев Артура с Ромом, витязи выстроились в линию: левая рука на каплевидном щите, в правой зажато копьё. Алое знамя дружины с гордостью держал Уилл Харриган.

Игнаций вышел навстречу и взглядом отвёл Артура в сторону.

– Артур, ты не серчай на старика, но ребята наши совсем умаялись. Не знаю, чего ты там наобещал этой воеводе, но как переправимся, лагерем тут же встать надобно. Без сна да отдыха, какие из нас вояки? А вдруг наткнёмся на кого? Только поляжем зазря.

– Не переживай, старик. У сударя Ландела найдётся кое-что получше перин. До ночи протянем. А там и отдохнём.

– Эка! Согласился никак?

– Да куда он денется, придёт, – протянул, созерцая мерное течение великого Орма Ром.

Маг-алхимик долго себя ждать не заставил. Он появился с очередным огромным бряцающим колбами мешком за спиной. Испив его зеленоватого отвара, воины почувствовали прилив сил и приободрились. Рассевшись по лодкам, они весело налегли на вёсла, но вскоре мерная качка большой воды и скрип вёсельных петель возвратили ужасы вчерашнего дня. Хотелось молчать, думать и вспоминать погибших товарищей.

На юге страны встаёт смерти тень.

И ночи длиннее, короче всё день.

Призывает на битву лихой наш отряд.

А боги на небе по нам уж скорбят.

В святилище Тёмном из ведьмого рта,

Слетает заклятье: – «Твоя жизнь уж близка».

Время древнему злу подняться из Тьмы.

У него на пути и окажемся мы.

– Уле.

– Чего?

– Красиво. А дальше?

– Не придумал ещё. Вот вернёмся в Ладос, тогда…

– Смотрите кто там!

Витязи все как один издали радостный клич. Артур улыбнулся и хлопнул Рома по плечу, Игнаций довольно хмыкнул, а вот Уилл, залившись краской потупил взгляд: там на берегу, под раскидистым старым дубом, сёстры Лин жарили на углях каштаны.

– Aligrе еncontri, Hosae’la![1]– крикнула Валира. – Прошу к огню!

[1]Рада видеть, Серебряные (эльфийский)

Житие Сая Осквернённого

Я встретил Мадлен одним холодным зимним вечером. В тот год даже в наши южные земли явились лютые морозы и всё засыпал снег. Страшная буря налетела с моря. Ветер выл в ветвях умирающих, не привыкших к холоду деревьев.

Непогода застала меня на прогулке, когда я возвращался в замок. Мы встретились на дороге. Верхом на замерзающем бледном скакуне, она куталась в какой-то латанный-перелатанный, не по размеру тулуп, который больше подошёл бы какому-нибудь деревенскому скорняку или прогоревшему купцу. Как только она откинула с лица капюшон, я был пронзён в самое сердце. Мадлен была красивейшей женщиной из всех виданных мной. Она рассказала, что путешествует в поиске двух своих братьев, и наши края для неё последняя надежда, так как за несколько лет она изъездила каждый город и каждую деревушку в Эделии. Я пригласил её посетить мой замок переждать непогоду, а после, коли на то будет её воля, продолжить поиски.

Случилось так, что той же ночью мы возлегли вместе. Не в силах противостоять её красоте я поклялся ей в вечной любви и верности. Она дала туже клятву и осталась в замке.

Мадлен. Что это была за женщина. Блеск её зелёных глаз сводил с ума. Звёзды покорно приглушали своё свечение лишь она выходила ночью на балкон, а луна стыдливо пряталась за облака. Мадлен не любила выходить на улицу днём, и я приводил к своему замку все тучи Эделии, дабы укрыть её от солнца. Её нежный, пробирающийся в самые потаённые части души голос, звенел, словно Вальтеновский хрусталь. Когда она заговаривала в замке все замирали в восхищении. У некоторых текли слёзы счастья едва она обращалась к ним. Все были готовы целовать ей ноги, только бы слышать её голос.

Мадлен… Её грация, её манеры, её тело… Ничто в этом мире не доставляло мне такого блаженства, как проведённые с ней ночи. Сколько бы не ходило легенд и слухов об эльфийских искусницах любви, эта женщина, я уверен, затмила бы их всех. Когда я касался её столь идеального и чистого тела моё дыхание перехватывало от восторга и желания. Её длинные смоляные волосы, лёгкости которых позавидовали бы облака, а нежности шелка, изготовленные лучшими мастерами Эделии, окутывали меня, по-матерински убаюкивали прогоняя грусть, страх и тревоги. Я готов был отдать ей всего себя. За неё я готов был умереть.

Друзья начали говорить мне что я изменился. Обезумел от любви и поддался ложным идеалам. Говорили, Мадлен просто манипулирует мной. Хуже! Что она не любит меня! Они уверяли будто она не та, за кого себя выдаёт. Но я не верил им и смеялся над их нелепыми фантазиями. Однако со временем гнусные, тяжёлые сомнения проникли в мою душу. Тогда я стал замечать, что в Мадлен присутствует толика магии. Иногда она даже применяла простенькие заклятья, но я никогда не мог понять их или разглядеть их след в Источнике.

Время шло и одним летним вечером я не выдержал и рассказал Мадлен о домыслах своих друзей. Я испытал такой стыд и отчаянье. Три года мы жили с ней душа в душу и вот я бросал ей в лицо неподтверждённые ничем оскорбления, усомнившись в её любви.

Мадлен… Я до сих пор помню её запах. Запах нежных фиалок и сладких лилий. Что это была за женщина! Она не стала скрываться и юлить. Не смея предать нашу любовь, она открылась мне и рассказала, что пришла из другого мира. Я узнал её настоящее имя. Кад-Давра. Моя Кадди. Неведомо как, это прекрасное создание появилось в нашем мире, в мире в котором доминирует Светлый Источник. Её же родной, Тёмный, был настолько далеко, что она с трудом могла ощущать его эманации и медленно умирала.

Несчастное создание. В отчаянии она разрыдалась, а я бросился целовать ей руки. Я утешал её, обещал помочь и спасти от медленной мучительной гибели. Но что я мог сделать? Ничего. Лишь бессильно плакать у её ног. И тогда она рассказала, как можно притянуть Тёмный Источник к нашему миру. Как можно сделать, чтобы она жила вечно. Мы могли бы жить вечно. И ради нашей любви я решился.

Наивный, я обратился к своему лучшему другу Ивладию Галлану, но тот отказал мне. Он вечно выстраивал какие-то теории насчёт Источника и заявил, что никому не неизвестно как близость другого скажется на нашем мире. Он просил меня рассказать обо всём остальным родам, ведь если Кадди говорила правду, это открывало великие возможности для исследований. Я резко отказал ему, но попросил ради нашей дружбы молчать обо всём и дать мне время разобраться самому. Я удалился к себе на юг и стал думать, как спасти свою любимую от гибели.

Когда я поведал Кадди что поделился с Ивладием её секретом, она пришла в ужас. Она рыдала в голос и кричала что теперь для неё всё кончено, что теперь, из-за страха перед неизвестным её просто-напросто убьют и даже я, сильнейший маг своего поколения, не смогу её защитить. Я понимал её и боялся сам. Боялся, что Ивладий, будучи человеком несдержанным и строптивым, не сдержит слова и раскроет секрет. Тогда за Кадди пришли бы все маги Эделии, и я действительно не смог бы её спасти.

Я начал готовиться. Но ни в моих библиотеках, ни в древних родовых скрижалях не было ничего о Тёмном Источнике. Я даже написал одному знакомому друиду, но эльфийские анналы оказались бесполезны. Днём и ночью я работал над формулами, которые смогли бы защитить нас от огромной мощи моих собратьев, если бы дело дошло до открытого конфликта. Ещё целых пять лет мы жили в неопределённости. Страх разоблачения незримым грузом висел над нами.

Рассказал ли Ивладий нашу тайну или нет, но так или иначе, друзья стали всё реже посещать мои владения и всё реже приглашали нас к себе. Ученики покинули меня, родные подались… бежали в срединные земли. В конце концов мы отдалились от мира, а мир забыл про нас.

Мои земли. Мой Валладарт! Тогда моё королевство занимало шестую часть всей теперешней Эделии. Бескрайние поля и высочайшие горы, глубокие шахты, обширные леса и пастбища, выход в Бескрайнее море. За сотни лет правления Валладоров всё это принесло неисчислимые богатства. Но золото нисколько не заботило меня. Я хотел защитить нашу любовь любой ценой и приказал отстроить десятки новых фортов и замков. Чем выше и толще становились их стены, тем сильнее была моя уверенность что более никто и никогда не побеспокоит нас. Я нанял тысячи вольных мечников. Людей, троллей, орков, всех кто менял свою жизнь и сталь на золото, алмазы и преданность. Мои владения наполнились воинами, строителями, кузнецами, ремесленниками, но также стали привлекать всё больше тати. После, когда начали приходить сообщения о погромах, грабежах и убийствах, я нанял ещё несколько тысяч воинов для усмирения беспорядков. Это помогло, но ненадолго. Ранее утопающие в зелёных садах и пышных полях пшеницы, мои земли превратились в бесконечно строящийся людской муравейник, дышащий грубостью, пивом и руганью.

Как-то весной, когда мы с Кадди осматривали очередной почти достроенный замок, она вдруг вновь разрыдалась. Она не могла избавиться от страха, не верила ни в мощь крепостей, ни в преданность воинов, ни в силу моих заклятий. Нужно признаться, меня самого одолевали сомнения и я стал задумываться о правильности выбранного пути. Содержать тринадцатитысячную армию и сотни смотрящих за порядком стражей становилось всё накладнее. Платить за камень и древесину всё сложнее, не говоря уже о работе каменщиков, лесорубов и других мастеровых. Расходы росли. Казна таяла день ото дня.

Наверное, примерно тогда мои вассалы стали докладывать, что людям всё чаще и чаще начали встречаться приверженцы какого-то нового культа. Одетые в серые длинные балахоны мужчины и женщины прославляли неких Трёх Светлых Богов. Они называли себя жрецами новой Церкви и несли, как они выражались, Слово Триглавы. По началу, их речи воспринимались, как простые россказни одержимых культистов, коих по всей Эделии было более чем достаточно. Кто-то верил в морских царей, способных обрушить воды Бескрайнего моря на головы непокорных, кто-то в подземных богов, кто-то утверждал, что все мы и вовсе спустились со звёзд. Но к словам этих жрецов люди прислушивались, а они, эти полоумные босяки, стали распространять слух, будто моя Кадди, моя чудесная, нежная Кадди – исчадье Тьмы, пришедшее уничтожить всё живое в нашем мире. Эти слова зарождали в людях страх и гнев, и мало-помалу рабочий люд, не смотря на всё ещё регулярные выплаты стал покидать мои земли.

Как-то, расстроенные очередной поездкой, мы с Кадди вернулись в замок. Ночью она разбудила меня и позвала с собой. Мы поднялись на балкон одной из самых высоких башен, и она попросила взять её за руки. Именно тогда она предложила мне использовать Место Силы, находящиеся глубоко в катакомбах моего замка. Она рассказала, что через него сможет войти в контакт со своим родным миром и с моей помощью сократить бездну, разделяющую Источники. Она заверила меня, что близость Тёмного никак не скажется на нашем мире, а только усилит её саму и, если я того захочу, то и меня. Тогда мне было уже всё равно. Тогда я хотел лишь жить и любить мою Кадди. Ей даже не стоило просить меня. Я дал согласие и прильнул к её ногам. Так мы стояли под огромной полной луной – свидетельницей наших клятв и нашей любви.

На следующий же день мы начали приготовления к ритуалу. Потребовалась кровь. Много, много человеческой крови. Конечно, сейчас я понимаю, насколько был слеп, но тогда я был готов выполнить всё о чём бы она меня не попросила. Я нанял несколько десятков убийц и приказал им разыскивать бездомных, совсем спившихся бездельников и под покровом ночи доставлять их ко мне в замок. В глубоких подвалах, где я соорудил отдельный зал с самыми большими истинными кристаллами которые только мог отыскать, Кадди собственноручно умерщвляла обезумевших от страха мужчин и женщин. Она читала заклинания на непонятном для меня языке и кристаллы поглощали кровь жертв, становясь всё чернее и чернее. Я смотрел на любовь всей своей жизни и не верил глазам. С окровавленным кинжалом в руке, ликующая и властная, она казалась мне ещё прекраснее. Пусть её голос превратился в скрежет волчьих когтей о камень, пусть испачканные кровью волосы больше походили на болотную тину – мне было всё равно. Она обещала новый мир, где она будет Госпожой, а я останусь её возлюбленным.

Так проходил день за днём. По моим владениям поползли слухи о вооружённых отрядах, крадущихся в ночи. О десятках и сотнях пропавших людей и о кровавых ритуалах, проводимых в моём замке. Нужно ли говорить, что со временем с моих земель, оставив многочисленные стройки, ушли все мастеровые и даже из замка разбежалась почти вся прислуга. Наёмники разорвали договорённости. Ушли даже беспринципные тролличьи наймиты и жрецы церкви Триглавы. Остались лишь угрюмые бедняки, которым не куда было податься и самые отъявленные головорезы. И все они жили в страхе перед полной луной, выходившей каждую ночь на небосвод, нарушая законы природы.

Одним летним утром я получил весть от Ивладия. Он собирался приехать вместе с Байлом Освальдо и Зайлехтом дэ’Воргом проведать меня. По его словам, его печалили тревожные слухи о моём помешательстве и он, как друг, хотел помочь. Узнав о визите, Кадди весело рассмеялась и нисколько не воспротивилась приезду моих старых друзей. Она даже попросила оставить их заночевать в замке.

Все трое приехали уже под вечер. Ужин прошёл за натянутой беседой. Мои друзья, они тогда ещё были моими друзьями, разговаривали мало. Кадди же наоборот, всячески пыталась развлечь их и являла собой чистое обаяние. Я никак не мог понять тех мрачных, оскорбляющих презрением взглядов, которые гости бросали на мою любимую. Сославшись на усталость после дороги, все трое отправились по комнатам.

В ту ночь Зайлехт умер первым. Я слышал его душераздирающий крик и видел отчаянные колебания его Потока, когда он сражался с ней. Потом погиб Байл. А вот Ивладию удалось уйти: его спас родовой камень Возвращения.

Чуть позже, той же ночью, но уже под чёрно-зелёной, болотной луной, я дал Кадди клятву бросить свой мир к её ногам. Я поклялся сделать её Госпожой Эделии.

И вот, когда напитанные кровью кристаллы чуть не трескались от набранной энергии, когда ужас, поглотивший мой Валладарт стал почти осязаем, Место Силы преобразилось. Оно почернело, и открывшейся портал стал изрыгать из себя чудовищных созданий. Я наблюдал как в мой мир пришла армия Кад-Давры. Полчища уродливых чудовищ состоящих, казалось, лишь из клыков и когтей принесли смерть моим оставшимся немногочисленным подданным. Обезображенные смертью тела, схожие с людскими, исполняя приказы безумных некромантов принялись достраивать оставленные живыми стройки. Исполины выше самых высоких крепостных стен, носившие гниющую плоть словно броню, разбрелись по земле. С помощью своих прислужников, маленьких рогатых козлоногих уродцев, они создавали мерзкие ямы-логовища, в которых срастались трупы людей и животных, создавая омерзительные конструкты. Вечно скрывающие свои лица, немые колдуны оскверняли воздух и почву моего королевства ужасными ритуалами, усиливающими всю эту неисчислимую Тёмную армию.

Среди прибывших были и более разумные и благородные существа. Разодетые в изысканные, узорчатые доспехи из неведомого металла, высокие и стройные, назвавшиеся вампирами, склоняли передо мной головы и вели беседы на общеэдэлийском наречии. Почти прозрачные, мерцающие слабым зеленоватым свечением тени общались со мной при помощи мысли и поражали невероятными знаниями и мудростью. Огромные человекоподобные существа с волчьими мордами также отдавали мне почтение.

Я видел всю эту силу. Видел и ничуть не боялся. Я не сомневался в правильности происходящего. Это была армия моей любимой. Армия моей Госпожи.

Мне оставалось сделать один лишь шаг. Отречься от мира, давшего мне жизнь и от Силу, сделавшей меня величайшим чародеем Эделии. И я его сделал. Страшной осенней ночью, а может быть вовсе и не ночью, ведь тогда я уже забыл как выглядело солнце, ибо в моих землях царила вечная тьма, я отрёкся от Светлого Источника и Кад-Давра, с лёгкостью и грацией присущими ей ещё в те дни, когда я звал её Мадлен, изменила меня. Своим кинжалом она отсекла мой Светлый Поток, и вместо него я узрел холодный, ненавидящий всё живое во всех мирах, Тёмный. Кинжал она преподнесла мне в знак нашей любви. В знак нашего единства.

Вот так вышло что я, Сай Валладор, развязал войну. Войну против всех: людей, эльфов, орков, троллей – всех. Войну? Нет. Войны разгораются по многим причинам, но нельзя назвать войной то, что происходило тогда в землях Эделии. Уничтожение. Искоренение жизни как она есть. Тёмные твари никого не брали в плен, не пытались никого переубедить или сломить в свою истину. Нет. Эти кошмарные чудовища просто убивали всё живое вставшее на пути. Колдуны принесли в мой мир настолько отвратительные и омерзительные заклятья, что земля стонала, выплёвывая ядовитые испарения, растворяющие живую плоть. Ветер нёс такую неописуемую вонь, что лучшие закалённые в боях войны падали, выблёвывая свои окровавленные внутренности. И пламя. Чёрное пламя, плавящее сталь и камень. За сорок семь дней мы прошли смертным маршем сотню лиг, не оставляя ничего и никого живого за спиной.

А потом, против нас восстали все. Стар и мал, кто хоть как-то мог держать оружие, вставал рядом с бывалыми воинами. Людские князья позабыли вековые распри и объединили свои дружины в один мощный железный кулак. Орочьи вожди привели свои орды, тролли свои. Их клыкастые шаманы призывали самых могущественных духов стихий. Направляемые своими ведуньями и друидами, эльфийские войска явились чуть ли не главной угрозой. Умело координируя свои действия с эделийскими магами, они почти остановили нас у Ормовой луки. Тогда Кад-Давра призвала своих братьев.

Губ-Башаз и Дак-Крон явились в своём истинном обличии. Губ-Башаз – воистину исполинское существо, под тяжестью двенадцати подобных башням конечностей которого стонала земля. Своим шипастым хвостом он сметал защитные построения людей. Этот выходец из кошмарных пучин, закованный в костяную цвета запёкшийся крови броню, своей глубоко запрятанной в мясистые плечи шестиугольной головой пробивал стены замков подобно тарану. Изрыгая ядовитые миазмы, он умерщвлял противников сотнями. И не было силы способной остановить его лишь он начинал бег.

Дак-Крон действовал иначе. Хитрее, даже изысканнее. Расправив две пары ободранных перепончатых крыльев, он поднимал своё сгорбленное тело в воздух и с быстротой сапсана метался над полем боя. Его удлинённая, на гибкой тощей шее голова о трёх ртах, пребывала в бесконечном движении. Он без остановки выкрикивал оскверняющие саму Жизнь слова Тёмных заклинаний и чар, от которых наши враги сходили с ума, бросались друг на друга или просто падали грудью на свои же мечи. Шесть пар рук младшего из Трёх с бешеной скоростью плели белёсые тончайшие сети, рассекающие своими нитями попавших в них на десятки окровавленных частей.

Получив всю силу Трёх, мы погнали объединённые армии вглубь континента. Моя Мадлен, моя Кадди, моя Кад-Давра… Как истинная Госпожа она была в дали от боёв. Верхом на вышедшем из мёртвых морей драконе, она неспешно объезжала захваченные… нет, осквернённые территории. Она поднимала наших мёртвых врагов, воскрешала павших чудовищ и наслаждалась каждым мгновением своего господства. Я же неотлучно следовал за ней и восхищался её красотой.

Она многому научила меня. Я занимался некромантией и использовал в своих ритуалах живых людей, превращая их в жаждущих убивать, монстров. Своими заклятьями я отравлял реки и почву, насылал немыслимые болезни, отравлял ветра и направлял их убийственное дыхание на города и деревни.

Шесть месяцев истребления. Сотни и сотни тысяч, может быть, миллионы умерщвлённых. Разрушенные до оснований города, деревни, замки, утопающая в чёрном гное и слизи земля, стоны, скорбь и смерть. Тогда мы опустошили половину континента Эделии.

Когда в рядах наших врагов стали мелькать жрецы церкви Триглавы с блистающими трилистниками в руках, никто не воспринял их всерьёз. Но я помню, как изменилась моя Госпожа. Она требовала истреблять этих тщедушных с виду сумасшедших в первую очередь, и уже совсем скоро я понял почему. Даже Маги и шаманы, выжигающие молниями и пламенем, низвергающие с небес каменные глыбы и замедляя непостижимыми морозами её армию, оказались куда как меньшей угрозой чем эти сероболохонщики. От их молитв нежить обращалась в бегство, чудовища слепли от света, исходившего из их ладоней, а некоторые и вовсе рассыпались в прах, едва их касался золотой блеск кулонов. Но мы продолжали идти вперёд. Шагали по грудам тел. Мы чувствовали близость Тёмного Источника и знали – весь мир скоро ляжет у наших ног. Я помню. Воистину я думал так. Кроме моей Кадди и клятвы, данной ей, я больше ни о чём не мог думать. Моя любовь была сильнее Тьмы и Света. Сильнее Жизни и Смерти. Моя любовь была Истиной.

Я помню, как Десять убили мою… Нет. Как они убили Тёмную шлюху, сделавшую из меня, Сая Безупречного, Сая Осквернённого! Воистину так. Она осквернила меня! Она околдовала меня, и я, как послушная марионетка, выполнял её приказы. Я приказывал убивать. Я убивал сам, уничтожал, превращал в грязь под ногами чудовищ своих друзей… Свой народ. Наш мир уже никогда не оправиться от этой войны. Мы надломили саму Магию. Теперь только пять Мест Силы питают Эделию. Четыре захлопнулись. Умерли. Ещё три навсегда извращены Тьмой.

И всё-таки они убили её. Чары спали, и я освободился. Но вместе со свободой ко мне пришло осознание всех ужасов, что я навлёк на свой мир. Я один был виноват в этом. Я мнил себя сильнейшим, но не смог разглядеть чёрную сущность Кад-Давры.

Да, они убили её. О, я сумел по достоинству оценить блестящий план Десяти. Вместо того чтобы продолжать силой останавливать силу, они применили хитрость. Я могу только догадываться сколько истинных кристаллов потребовалось для заклятья «Барьера». Воистину великолепно придумано. Они просто отсекли нам ресурс. Они изменили саму структуру мира и выстроили стену, ограждающую его от Тёмного Источника. Будучи изначально напитанный Светлым, он поддался им сам, или скорее пошёл на встречу, ощущая необходимость этих изменений. Я помню момент, когда по чернеющему небу проскользнула чуть заметная светлая змейка. Она начала разрастаться и разрастаться и вот, буквально через пару мгновений, засверкала стена. Тысячи тысяч формул, миллионы образов, форм, нитей, мыслей, сплетающих всё это великолепие в одно колоссальное заклятье.

Её крик… Вопль из глубин бездны, разрывающий сознание, дробящий мысли и проклинающий душу. Я помню её взгляд, пронзивший меня чернотой и чуть не лишивший разума. Она поняла, что проиграла.

Первыми бежали её братья. За ними армии. Огромную часть моих земель, лишённую поддержки некромантов и колдунов, поглотило море. Теперь мой Валладарт лежит под водой. Полчища чудовищ и армии мертвецов разбиты, хотя некоторые из них нашли убежища в самых глубоких и труднодоступных пещерах на территориях, которые сейчас принадлежат княжеству Ван-Алли. Да, они ещё там. Они помнят всё и ждут Трёх.

Последние дни до её смерти мы провели в моём замке, под грохот осадных орудий и обрушивающихся заклятий. Более ста лет мне понадобилось чтобы понять, как эти десять обойдя все защитные чары и заклятья, оказались в нашей спальне. Ивладий. Ивладий Галлан… Этот хитрец привязал свой камень Возвращения к спальне в ту ночь, когда гостил у меня. Что осталось мне неведомо, так это как он смог перенести туда ещё девятерых сильнейших?

К тому времени эта мразь почти издыхала, но я боялся видится с ней, так как чувствовал – она ещё опасна. Я был заперт в своём собственном доме слушая её жуткие вопли, проклинающие Свет, наш мир и меня. Ещё страшнее становилось от того, что она начала вновь накапливать Силу: стена между мирами была не идеальна и пропускала крохи Тёмного Источника.

Бой был коротким. Я почувствовал вибрации Потоков моих бывших друзей и услышал их голоса. Услышал проклятья, льющиеся на мою голову. Я сидел глубоко в катакомбах замка, но через ярившийся Поток этой стервы я видел всё. Её заклятья, хоть и набравшие изрядную силу, были отбиты. Три Удавки сжали её Поток, а чары, о которых я до сих пор ничего не знаю, ускорили в сотни раз старение её тела. Одно заклинание запутало ей мысли и ослепило, другое парализовало, а потом… Потом замок содрогнулся от мощи сотен слившихся воедино разрядов молний, пробивших крышу когда-то нашей общей спальни и превративших в пепел её трухлявое, скрюченное тело.

Всё было кончено. Я бежал по подземному проходу к Тёмному порталу. Бежал как трус. Как?! Как этой твари удалось превратить меня в жалкое, трясущееся существо?! Но я бежал, хотя знал – мне уже не спастись. Для своих я заслуживал лишь смерть, а там, за гранью чёрного портала, меня бы не приняли никогда. Пусть я открыл им путь, пусть для них я превратил свой мир в кипящий котёл войны безумия и горя, пусть я командовал их неисчислимыми армиями…

Я выбежал на огромную площадь, по которой когда-то маршировали легионы нечисти. Теперь её гранитные плиты крошились, открывая огромные провалы. Вокруг меня взрывались котлы с кипящей смолой и огненной жидкостью, забрасываемые осадными орудиями. Небеса выплёскивали на полуразрушенную крепость молнии и пламя. То был праведный гнев моих бывших собратьев-магов. Замок стонал. Когда-то неприступная крепость рушилась. Плавился камень, горели нечестивые алтари, колдовские столбы низвергались на землю. Тьма ушла и не защищала тут более ничего.

Подгоняемый страхом быть пойманным, я побежал дальше, оступился и едва не провалился в открытый люк, ведущий в глубокую яму, в которой некроманты создавали нечто ужасное. Заглянув в него, я ужаснулся. Там на дне, сплетаясь воедино сотни и сотни человеческих тел тонули в отвратительной чёрной слизи. Плоть срасталась с плотью, кости выстраивались в новый уродливый скелет исполинского монстра. Десятки мёртвых рук тянулись ко мне. Немыслимое количество лиц людей, эльфов, орков, женщин и мужчин таращили подёрнутые пеленой глаза и бесконечно клацали, ставшими острыми, как лезвие ножей зубами. Они жаждали выбраться из своей ямы и жрать, жрать, жрать, жрать всё живое на своём пути. Их голод был буквально осязаем. Он проникал в моё сознание. Требовал, чтобы я прыгнул вниз и сплавился, сросся с ними, стал частью этой туши, этой массы, этого коллективного, изуверски развращённого разума.

Мне чудом удалось отпрянуть от проклятого люка и я побежал дальше, через длинные ещё сохранившие свою крепость коридоры. Я никогда ранее не посещал эту новую пристройку, но знал, именно здесь колдуны и некроманты проводили свои эксперименты, скрещивая живых существ Эделии с существами из Тёмных миров. Я слышал рёв. Меня пробирали до мурашек ужасающие вопли и вой. Хвала Зодчему, большинство этих экспериментов так и не закончили. Тогда меня посетила мыль: Сколько же этих тварей ещё придётся истребить? Да и возможно ли вообще истребить их всех?

Моя любовь обходилась миру самой дорогой ценой. Как я мог допустить такое? Ведь я осознавал всё. Видел все творящиеся ужасы, руководил, помогал. Пусть я был околдован, но как ни крути, это был я. Мне нет оправдания и нет искупления.

Задыхаясь, чуть не падая, я остановился перед издыхающим, захлёбывающимся порталом над погибающим Местом Силы. Я помню как дрожал от страха, от страха перед скорой смертью. Помню как слёзы текли по моим щекам, когда я вспоминал погубленных мной. Тогда я ещё не знал существует ли послесмертье, но знал, что не заслуживаю его. Я увидел лицо Мадлен. Она в чёрном бархатном платье с собранными в высокую причёску, оголяющую её белую идеальную шею волосами, кружилась на балконе башни моего замка под полной сияющей луной. Она, прекрасная и счастливая, простирала руки к небу, а её смех звенел хрустальным перезвоном, как и прежде. Видение ушло. Последний раз в той своей жизни я улыбнулся, вытащил из-за пояса подаренный ею кинжал и вонзил его себе в шею.

Союз двух миров

– Зачем ты мне всё это рассказал?

– «Зачем? Я думал тебе будет интересно услышать мою историю, так сказать, из первых уст. К тому же, ты не представляешь, как иногда хочется поговорить с живым человеком.»

– Это тот самый кинжал?

– «Тот самый.»

– Ты перенёс меня сюда?

– «Я.»

– Как ты это сделал?

– «Сколько вопросов. Я был рождён в этом мире. Этот клинок впитал мою кровь. Можно сказать, я никогда и не покидал Эделию.»

– Допустим я тебе верю. Что ты потребуешь от меня?

– «Потребую? Нет, я не стану требовать, а попрошу. Но для начала, разреши узнать: когда ты принимала подарочек от Кад-Давры, что она обещала тебе взамен, Силу равную богу?»

– Откуда ты знаешь?

– «Это её любимое обещание. Уровнять человека с богом. Ни один смертный от такого не откажется. Сколько их было. А сколько ещё будет.»

– Да как ты смеешь?! Я избрана!

– «Ха-ха-ха! Изумительно. Воистину изумительно. Помимо тебя, в Эделии двадцать семь душ, и конечно, все до одного избранные.»

– Что ты имеешь в виду?

– «Ты, Присцилла, одна из двадцати восьми потомков этой Тёмной суки. Вы её армия. Ваша цель бросить этот мир к её ногам.»

– Двадцать семь…

– «Как ты думаешь, дала бы она тебе Силу свергать богов, являясь богиней сама? Неужели в твоей прекрасной головушке так мало ума, или его застилает ненависть?»

– Прекрати надо мною издеваться! Ты сам обещал мне Силу! Ты сам говорил, я стану Тёмной Госпожой. Ты обещал мне что я смогу убить её!

– «Да, я обещал. Обещал, что ты сможешь отомстить Эбинайзеру Кину. Сможешь сжечь Ладос, и конечно, убить Иллиана Галлана.»

– Галлана? Нахера мне этот недоносок?

– «Присцилла, Присцилла… Как ты думаешь, где сейчас Кад-Давра?»

– Прекрати ходить кругами! Говори, где она?!

– «Я уже сказал.»

– Хватит! Иначе я выброшу твой кинжал в Бескрайнее море, где ты будешь искать избранных среди рыб!

– «Изумительно. Хорошо. Я слышу ты настроена серьёзно. Так знай же, дабы избежать смерти, Кад-Давра в последний момент спряталась в единственном маге рядом с ней, что касался Тёмного Источника. Она в последнем Галлане.»

– Невозможно! Мелкий ублюдок обрёл её Силу?!

– «Прошу тебя. От идиотских умозаключений у меня начинает болеть голова. Иллиан сопряжён со Светлым Источником. Он даже не догадывается, что в нём сидит Тёмный Бог. Ему можно только посочувствовать. В ближайшее время его ждёт нелёгкая жизнь.»

– Но как же…

– «Кад-Давра сейчас не представляет угрозы. Она слаба и вряд ли сможет хоть что-то сделать. Светлый Поток Галлана усмиряет её, и я надеюсь, причиняет невыносимую боль. А вот смерть парнишки повлечёт и её окончательную смерть. Её тело уничтожено тысячи лет назад и дух просто не выживет в Светлом мире.»

– Если ей нужно вместилище… Вдруг она войдёт одного из тех двадцати семи?

– «Голова, Присцилла, пожалуйста, используй голову. Кад-Давра сможет выжить только в избранной.»

– Та полукровка…

– «Хвала Зодчему, ты начинаешь думать. Да, ей нужна Шэйден. Она, кстати, сейчас тоже находится в Ладосе.»

– Я убью её.

– «И я не собираюсь чинить тебе препоны. Наоборот. Я хочу, чтобы ты убила её. Я хочу, чтобы ты сравняла с землёй этот проклятый город. Я хочу, чтобы ты убила всех до одного магов в Эделии и эту лживую шлюху. И тогда…»

– Тогда?

– «Тогда я научу тебя быть богом.»

– Как?

– «Это не просто, но возможно. Да я и сам – бог.»

– Прекрати я сказала! Если бы ты был богом…

– «Мне бы поклонялись все живущие в моём мире? Они поклоняются. Я мог бы зажигать и гасить звёзды? Я могу. Покорять миры? И это я могу. Что для тебя Бог, Присцилла?»

– Создатель?

– «Банально.»

– Сущность, обладающая непостижимой силой.

– «Уже ближе.»

– Но ты умер.

– «И это прискорбно.»

– Не смейся надо мной. Я видела Тёмные миры. Всеми ими правят Трое!

– «И снова ты огорчаешь меня. Ты видела только то, что тебе показали. Сила Трёх воистину велика, но человек, маг, силой своей может сравняться с божеством. Вернее, с сущностями, которых мы, по своему невежеству, прозываем богами. Для этого нужно иметь волю, силу и ум. Воля у тебя есть, а с остальным… я тебе помогу.»

– Если всё так как ты говоришь, почему Трое позволяют тебе властвовать в своей вотчине?

– «О, поверь, они не позволяют. Они буквально бьются в агонии от того, что какой-то человечишка отхватил себе один из их драгоценных миров. Но это так. За две с половиной тысячи лет я слился с ним. Изменил его по своей воле. Подчинил. Его твари почитают и боятся меня. Они прислуживают и исполняют мои приказы. Так скажи, разве я не бог? Я много узнал об Источнике, пронизывающем Тёмные Миры. Я научился слушать его, научился разговаривать с ним. Узнал, чего он жаждет. Узнал его вселенскую цель. И самое важное – я научился помогать ему в достижении этой цели. Взамен он защищает меня. Нет, скорее препятствует Трём убить меня. Присцилла, я могу много рассказать тебе об устройстве мироздания, но всё потом.»

– Я… верю тебе.

– «А я сожалею обо всех колкостях в твой адрес. Присцилла, я не скрываю – ты нужна мне. Сейчас я могу… немногое. Пока есть Барьер, пока Эделию наполняют Светом Места Силы, установить здесь нашу власть будет очень непросто. Невозможно. Скажи, ты станешь исполнителем моей воли? Ты сделаешь всё что я тебя попрошу?»

– Что взамен?

– «Взамен? То, что я тебе уже обещал. Я отдам тебе Эделию и назову равной. А после, коли на то будет твоя воля, мы сможем продолжить брать миры один за другим. Светлый ли Тёмный ли – не имеет значения. Ну и конечно, я расскажу тебе как стать бессмертной, такой как я. Хотя ты уже сделала большой шаг в этом направлении.»

– Что ты имеешь в виду?

– «Всё потом. Общаться через Барьер утомительно и… больно. Даже мне.»

– Я понимаю твою ненависть и жажду мести. Эта лживая мразь обманула и меня! Она бросила меня и должна заплатить!

– «Я понимаю. Поэтому тебя и выбрал. Мы оба потеряли всё из-за её коварства, но помогая друг другу, мы сможем превзойти и её и всех богов во всём мироздании. Ты принимаешь меня?»

– Да. Перенеси меня в Ладос, и я сегодня же сожгу его дотла!

– «Присцилла, Присцилла, мне нравиться твой порыв. Но я истратил много сил на твоё перемещение из пещеры Вестника. И не обманывай себя – наши враги сильны. Очень сильны. Тебе нужно восстановиться, как и мне. До Ладоса тебе придётся добираться самой, но там… там ты увидишь на что способна, когда за тобой стоит Сай Валладор.»

– Мне нужны имена тех двадцати семи ублюдков, что шатаются по земле и могут помешать нам. Я больше никому не позволю получить Силу Тёмного Источника.

– «Хм. Вот видишь, Присцилла, ты можешь мыслить разумно. Действительно, может статься, они знают о возвращении Кад-Давры. Может статься, они станут защищать её ценой своих жизней. Хорошо. Я выясню кто эти двадцать семь. Хотя это будет не просто.»

– Уж изволь. Ещё двадцать семь смертей. Отлично! Уверена – они ничто. Я довершу начатое и покончу с родом Галлана. Подожди… Смерть Галлана… Это они убили старшего в столице? Если так, они могут представлять серьёзную угрозу.

– «Я рад Присцилла, что твой разум превозобладал над ненавистью и куражом. Ты достойный избранник. Но нет. Тот, кто убил Истиана больше не в этом мире. Тебе не стоит о нём беспокоиться.»

Снова Тёмная ворожея

Шэйден молчаливо ехала позади двух последних членов Центральной Магической ячейки Ладоса. Заклятье наложенное Эбинайзером её нисколько не беспокоило. Это было нечто сродни «Удавки», которым Гетлана так любила усмирять Анку. Шэйден не винила своего пленителя и даже удивлялась что её вообще оставили в живых.

Они не спеша проезжали версту за верстой, и мир впервые предстал перед изумлённой ворожеей таким как он есть на самом деле. То и дело им встречались лениво плетущиеся крестьянские повозки, гружённые дровами и сеном, один раз их обогнала шустрая карета какого-то богатого вельможи, спешившего по своим неотложным делам, в полях пасли скот, косили сено, собирали фрукты и зерновые. В одной маленькой деревушке, что попалась на пути, босоногие ребятишки играли в догонялки с гусями, женщины, заливая округу весёлым смехом, обсуждали местные новости одновременно стирая бельё у колодца. Особенно Шэйден запомнилась одна девчушка лет четырёх, держащая на руках сразу трёх рыжих котят и долго-долго машущая им вслед. Размеренность и спокойствие обычной жизни простых людей поразила её. Она не видела ни крови, ни убийств. Мёртвые тела не валялись по дорогам и не оскверняли воздух, нигде не было видно пьяных, вооружённых до зубов изуверов, грабящих и насилующих себе подобных. Мир предстал перед ней именно таким, как описывал Эбинайзер и никак не вязался с россказнями матери и её подруг.

Который раз за сегодняшний день Шэйден заплакала. Ведь она могла погубить всё это. Хотела уничтожить всех этих людей. Она очередной раз про себя поблагодарила темнокожего здоровяка, открывшего ей правду и его странного бледного помощника, который почему-то больше с ней не разговаривал, а только смотрел и глупо улыбался.

Эбинайзер же просто расцвёл. Немного отдохнув и рассмотрев сложившуюся ситуацию с холодной головой, он осознал, что совершенно напрасно пал духом. Злоба, затаённая на молодого Иллиана, и вовсе сейчас была для него непонятна, а перспективы, которые несли в себе захваченная ведьма и, раскрывший себя с новой стороны, блокировщик кружили голову всё больше. Он уже вовсю планировал свою дальнейшую карьеру, и то, что вырисовывалось, окрыляло.

«Парнишка? А что парнишка? Пусть мелет всё что ему вздумается. Да он скорее всего будет восхвалять меня. Отца нет, нет и Горана. Я его последняя опора. Ну а если наврёт – расшифровка чар докажет Совету, кто проделал основную работу. Я сразил эту стерву Неоттон. Я противостоял Тёмной твари, объединив магию Триглавы с магией Источника. Я и только я, в этом проклятом самой Магией святилище, решил пожертвовать собой ради спасения мира. Место в Совете мне обеспечено. Может ещё возьму Галлана к себе в ученики. Но в первую очередь восстановлю лабораторию, вскрою череп этой дурочке и выпотрошу её сознание. Мне откроются все тайны Тёмных. Совет разрешит. Никуда не денутся. А после я займусь этим жалким идиотом и узнаю, как ему удалось черпать сразу из двух Источников. И когда узнаю… Два Источника! Можно только представить на что я буду способен с такой силой. Все заслуги Десяти родов поблекнут перед моими. Перед Славой Кина!»

Так размышлял Эбинайзер. А впереди уже виднелись окраины Фомерстада и он, с воодушевлением и присущей ему дотошностью, принялся рассказывать молодой полуэльфийке историю этого славного города.

– Скоро, сударыня, мы с вами прибудем в Фомерстад. Вы увидите столицу одного из самых больших и богатых княжеств в империи. Нужно признаться, купцы Торговой гильдии не жалеют на неё золота. Особым указом князя Герда, почившего в одна тысяча восьмисот тридцать девятом году, город строится исключительно из северного белого кедра, привезённого с далёкого княжества Хъёрг. Это дерево идеально для построек: практически не подвержено гниению и имеет приятный глазу бежевый оттенок. Конечно, при должной его обработке. Цвета княжества Лестор – лазурный и золотой, а посему дороги в Фомерстаде вымощены голубым гранитом, благо буквально в десяти лигах на восток располагаются богатейшие месторождения, да и добыча не сказать, чтобы уж дорога.

Все строения близь княжеского замка облицованы златым кварцем. При ярком солнце кварц переливается всеми оттенками жёлтого. Отсюда и старое название Фомерстада – Град Сияющий. Три церкви Триглавы, прославляющие Трёх Светлых Божеств коим молится простой люд, расположены правильным треугольником, вокруг замка и имеют высоту тридцати трёх саженей в своей самой высокой точке – точка наконечника шпиля главного купола. Над самим замком трудились лучшие камнетёсы империи и даже приглашённые эльфийские зодчие: в те годы эльфы ещё не утратили доверия Короны. Возводился замок с восемьсот семидесятого по девятьсот третий. После несколько раз перестраивался. В Смутные времена, длившиеся с одна тысяча девятисотых по две тысячи сотые, плюс минус, был практически разрушен, но при князе Баэрне отстроен заново, по чертежам и наброскам, сохранившимся в Ладосской библиотеке и десяткам картин художников тех времён. Так что теперь, почти через четыреста лет, замок столицы Лестора вновь обрёл свои формы и полностью соответствует своему славному прошлому. Сударыня, вы можете подъехать поближе. Вам будет лучше слышно.

– Благодарю, – только и выдавила из себя Шэйден. – Я… я вас прекрасно слышу.

Эбинайзер важно подсобрался и продолжил:

– За последние десятилетия Фомерстад вырос чуть ли не в трое, и стали поговаривать, будто убранством и богатством он смеет спорить с самим Ладосом. Однако, уверяю вас, когда мы приедем в большую столицу, вы сможете сами оценить беспочвенность этих невежественных слухов. Ведь Ладос представляет собой всю мощь, всю славу зодчества человеческой расы и является венцом его гения. Четыре реки разделяют город на четыре, относительно равные части. Набережные и каналы блистают чистотой и богатством. Стены выполнены из благородного пурпурного гранита. Вас поразит пышность вечноцветущих садов, великолепие храмов, площадей и аллей, библиотек, фонтанов и монументов. А императорский дворец? Даже я, при всём богатстве языка, могу описать его вам лишь приблизительно. Это нужно видеть своими глазами, и поверьте мне, вы переживёте один из лучших моментов своей жизни, наслаждаясь видом его куполов, башен, барельефов и арок.

Кстати, Ладосская Семинария практически полностью копирует Большой дом. Так чернь прозывает Дворец. Тайну замысла почивших зодчих, увы, мы уже никогда не сможем постичь, но подозреваю, всё до банальности просто. Десять великих магических родов всегда мнили себя чуть выше, чем род императорский и могли позволить себе подобную вольность, пусть и слегка принизив тем самым статус Божьего Избранника. Но кто может их винить? Такие как мы, наделённые даром магии, как ни посмотри, имеем несравнимо большую значимость для мира, но при том, несём и большую ответственность за всё происходящее в нём. Ну а догмат об избранности Пенталоров волею Света… Право слово, не смешите. Боги? Пшик. К слову об им подобных, нужно признать, явленные вам Кад-Даврой виды нашей столицы изумительно точны, но все те ужасы, кровь и мерзость никак не могли способствовать радости от лицезрения её величия.

Заметив, как при упоминании Тёмной Богини изменилось лицо полуэльфийки, Эбинайзер деликатно откашлялся и решил более не забрасывать её фактами и датами.

«Даже не могу представить какого тебе сейчас. Пожалуй, если я разрешу, ты от чувства вины повесишься на ближайшем суку. Человек сам выбирает свою судьбу? Ну-ну. Расскажите об этом вот ей. Как же легко скрыть истину. Как же легко убедить кого-то в правильности своего взгляда на жизнь. Огради дитя от мира, придумай сказочку пострашнее, дай немного Силы и выращивай из него такое вот чудовище. Хотя нужно отдать ей должное. Разумные доводы и столкновение с реальностью переменили её взгляды. Она умеет критически мыслить и вполне благоразумна. Может быть где-то глубоко в подсознании она всегда сомневалась? Смешанная кровь, память предков… Эльфийские мозги не так легко запутать, как человеческие. Возможно. Не паханое поле для изучения и экспериментов, а Кин? Очень, очень интересно.»

– Из Фомерстада я доложу о вас в Ладос. Если вы не возражаете, мы заночуем там, а после отправимся дальше. Признаюсь, это маленькое путешествие, которое мы вынуждены были совершить, отчасти и по вашей вине, сударыня, остро вызывает у меня желание отдохнуть на мягкой постели и съесть что-нибудь отличное от круп и вяленой говядины. Да и вы сможете оценить всё кулинарное разнообразие, что может предложить вам ваш родной мир.

– Я согласна, – тихо произнесла Шэйден. – Я полностью в вашей власти.

– Сударыня, сударыня, перестаньте же. Я очередной раз заверяю – по прибытию в Ладос я сделаю всё от меня зависящее, дабы спасти вас от костра. Можно сказать вам совершенно ничего не угрожает. Ваша история трогает до глубины души. Несмотря на все ужасающие в своей жестокости поступки, совершённые вами, я искренне верю в ваше глубокое раскаяние. Совет Десяти будет вынужден прислушаться к моим словам. Я покажу им всё что видел в ваших Картинах. Ведь по сути, вы ничто иное как несчастная, обманутая этими отвратительными старухами и Ею, девушка. Если вы сдержите клятву, если вы будете выполнять всё, что от вас потребуется, то через вас мы можем многое узнать о Тёмном Источнике, и как следствие, предотвратить подобные инциденты в будущем. Настоящая революция в магии.

– Я сдержу слово.

– То, что вы сдержите слово, я ни капли не сомневаюсь, – учтиво поклонился Эбинайзер. – Кирр, вы что-то имеете добавить?

– Кииир, – глупо ответствовал блокировщик.

Такой ответ вполне устроил темнокожего мага и он стал напевать себе под нос Хвалебный гимн, который, вот уже несколько веков, играли во дворце Ладоса, на торжественных приёмах в честь особо отличившихся подданных империи.

– Там на дороге. К нам едут всадники.

Эбинайзер расслышал тревогу в голосе Шэйден и остановил лошадь. В их сторону действительно скакали люди, вот только рассмотреть их он пока не мог.

«Арн Варт выслал делегацию нам на встречу? Узнал, что я еду. Вот оно! Пора привыкать ко вниманию высокорождённой знати. Скоро все захотят лично познакомиться со мной».

– У вас зоркие глаза, сударыня. А нет ли среди них одного с реденькой бородкой, полным отсутствием волос на голове и взглядом торгаша, их князя?

– Трое в капюшонах. Тридцать человек в доспехах. Мечи и топоры. Ещё один черноволосый.

«Значит сам не поехал, вшивый лис. Отправил своих щенков встречать Героя Эделии. Ничего, после приползёшь на брюхе.»

– Ну что же, отдадим почтение и поклонимся старому пройдохе после.

«Не долго мне осталось кланяться. В мире есть две категории людей: которые властвуют и те, что подчиняются. Как же скоро всё измениться, по крайней мере для меня. Сильнейшие не гнут спину в поклонах».

По мере приближения всадников Эбинайзер всё более отчётливо чувствовал мощь заготовленных заклятий троих магов, ехавших впереди. Он не придал этому особого значения: в Фомерстаде знали, что он везёт ворожею и осторожность магов была ему понятна, но его вымуштрованное подсознание само собой сотворило три отводящих любой, как магический, так и физический удар щита и несколько атакующих заклятий в придачу.

Шэйден при виде хмурых воинов при полном вооружении, стала бить мелкая дрожь.

«Нет, нет, нет, нет. Вот они! Изуверы в доспехах. Насильники и убийцы. А если всё же обман? Если это ещё одно испытание Госпожи? Если она просто проверяет, как быстро я сдамся и отвергну её если всё пойдёт не так? Как я могу быть уверена? Эти люди уверяют что сразили её. Может ли быть такое? Нет, нет, этого просто не может…»

– «Это правда, – неожиданно обратился к ней Киррик. – Шэйден, поверь. Всё кончено. Это реальный мир.»

Полуэльфийка поймала на себя взгляд блокировщика. Он улыбался. Улыбка была осознанная, наполненная добротой, хоть и немного печальная. Тот, что показал ей правду вернулся и снова говорил с ней.

Шэйден слышала, как подъехали всадники и как Эбинайзер приветствовал их. Слышала, но не слушала: она была несказанно рада вновь поговорить с Кирром.

– «Почему ты ушёл? Почему оставил меня одну?»

– «Мне сложно. Я ещё не до конца контролирую те изменения, что произошли со мной. Это Источник. Единственный. Прежний. Забытый.»

– «Мне очень страшно. Скажи, этот мужчина, Эбинайзер, он говорит правду? Я боюсь он обманывает меня. Он улыбается, но я… я не верю ему».

– «Шэйден, Кин – хороший человек. Лучше многих. Но и он не в силах обуздать свою гордыню и жажду власти. Он одержим знаниями. Они покорили его и заставили искать Силу. Он пойдёт на всё чтобы получить её».

Разговоры людей стали резче, послышались угрозы.

– «Что мне делать? Бежать? Но как? Помоги, заклинаю!»

– «Ты помнишь наше путешествие? Наше путешествие среди звёзд и миров?»

– «Нет. О чём ты? Помоги, умоляю!»

– «Ты не смогла осознать… Твой разум не готов. Он прячет то, что я поведал тебе. То, что рассказал мне Источник. Вселенское бытие. Столпы Зодчего. Мы ничто. Наши слёзы ничто. Наши страхи ничто. Боги – ничто.»

Слёзы катились по щекам молодой полуэльфийки. Она слушала это создание и не понимала его. Его слова казались холодными, отстранёнными, непонятными. Неужели даже он бросил её? Неужели никому нет дела до её судьбы? Никому.

– «Ты плачешь. Зачем? Это так… по живому. Жизнь, смерть – миг. А дальше… Но, я слышу тебя. Я помогу тебе. Знай – эти люди хотят навредить нам. Они хотят убить нас. Я открою твой Поток. Снова соединю тебя с тем, Тёмным. Используй его Силу по своему усмотрению. Но лишь на время.»

Шэйден почувствовала, как Киррик с лёгкостью смахнул заклятье «Удавки» и играючи преобразовал ту тоненькую, почти незаметную ниточку, в которую превратился её Поток, в широченный бесконечно чёрный бурлящий водопад энергии.

– «Защищай свою жизнь. Первый удар я отведу.»

– Как ты смеешь, дикарь?! Ты ответишь за свои слова! Убить его!

Такими были последние слова зятя князя Лестора Атула. Тысячи острых, как бритва песчинок имперского большака, поднятые заклятьем Эбинайзера, пробили насквозь его тело, а прежде тело его лошади. В ответ с оглушающим треском ударили молнии. Красноватый купол, так и не успев до конца сформироваться забился и затрепетал, а после лопнул, приняв мощь удара на себя.

Ветер завыл и заревел словно стадо взбесившихся быков. В небесах загрохотало, земля заходила ходуном. В хаосе ярившихся стихий лошади сбрасывали своих седоков, падали сами, вскакивали и снова падали, в панике ломая ноги. Яростный шквал рвал и разносил по округе стоны раздавленных, крики и проклятья уцелевших. В мешанине голосов отчётливо слышался только голос Эбинайзера Кина. Он выкрикивал заклятья, разя своих врагов.

Шэйден заворожённо наблюдала за разразившейся бурей. Она никогда не видела подобных чар и даже представить себе не могла что кто-то из людей способен на такое. Силуэт темнокожего мага расплывался в движении. Ни мечи, ни топоры не могли его достать. Он с неимоверной быстротой уходил от атак фомерстадских воинов, сбивая их с ног, отдающими эхом грома, ударами кулаков. Бушующий ураган не давал упавшим подняться, а вырывающиеся из-под земли острые пики отбирали у них жизни.

Неожиданно голову полуэльфийки пронзила резкая боль и нечто тёплое, грозящее переродиться в испепеляющее плоть пламя, проникло в её. Засмотревшись на бой, Шэйден не успела закрыться. Не успела отвести от себя вероломные чары одного из фомерстадских чародеев. И лишь ужас осознания сгореть заживо зародился в ней, как всё тут же исчезло: Киррик Немисциан сдержал слово и рассеял волшбу.

Конь Шэйден встал на дыбы. Полуэльфийка ловко соскользнула на землю и, зачерпнув холодную рвущуюся на волю энергию Тёмного Источника сплела заклятье и швырнула его в бурю, злобно шепча вслед заученные с малолетства слова:

– Твёрдой рукой направляю. Плоть я волей разрываю. Жизни конец призываю! Твёрдой рукой направляю. Плоть я волей разрываю. Жизни конец призываю! Твёрдой рукой направляю. Плоть я волей разрываю. Жизни конец призываю!

Послушно и охотно страшные чары вгрызались в воинов Лестора. Выламывая кости, разрывая артерии, они несли смерть одному и тут же перекидывались на другого. Неослабевающий ураган подхватил хлещущую из разорванных ран кровь и закружил её в кошмарном багряном смерче, превращая воздух в кровавую пелену, скрыв поле боя от взгляда ведьмы.

Снова Тёмная ворожея, Шэйден вспомнила чёрную радость и наслаждение убийством. Она не видела врагов, но чувствовала каждую отнятую жизнь и продолжала, ровно безумная продолжала шептать слова губящего всё живое заклятья.

– Твёрдой рукой направляю. Плоть я волей разрываю. Жизни конец призываю! Твёрдой рукой направляю. Плоть я волей разрываю. Жизни конец призываю! Твёрдой рукой направляю. Плоть я волей разрываю. Жизни конец призываю!

– Остановитесь, умоляю! – Вырвался из смерча голос. – Перестаньте! Во имя Света, пощадите!

Шэйден не думая метнула заклинание на голос, но вместо ощущения новой смерти, яркий свет ворвался в её сознание. Он слепил, он жёг, он истязал её. Но хуже всего было то, что он вновь лишил её Силы, заглушив Поток. Повалившись на землю, отчаянно крича, она принялась рвать на себе волосы не в состоянии избавиться от настигшей её муки.

Ураган резко стих. Кровавые капли дождём пролились на землю. В живых из отряда фомерстадцев остался только один из тройки магов. Над ним, покрытый кровью с головы до ног, стоял Эбинайзер Кин. Бросив на поверженного презрительный взгляд, он зашагал по отвратительному хлюпающими месиву, в которое превратился тракт, к Шэйден.

– Кирр! Кирр, где ты?! Ну же! Ко мне!

– Кииир, – отозвался блокировщик, появляясь буквально из ниоткуда.

– Отлично закрыл этих баранов. Продолжай держать блок. Но… – Темнокожий застыл в ступоре: на Киррике не было ни капли крови. – Как ты…?

– Кииир, – жалобно протянул тот, указывая на сходящую с ума от боли ведьму. – Кииир. Кииир!

– Ладно, ладно, отпущу, – Эбинайзер кое как утёр лицо и снял с Шэйден чары жрецов Триглавы. – А ведь не думал, что сработает. Но как этой сучке удалось? – Присутствие невесть откуда появившегося Тёмного Источника он больше не ощущал и был совершенно сбит с толку.

«Мда-а… Всё интересней и интересней. Как же эта девка вновь получила доступ к Источнику? Неужели обманывала? Нет, её слёзы были искренни. Но зверь, раз попробовавший кровь, будет жаждать её и впредь. Всегда будет слышать её зов. Но какова… Била точно, лихо. Ни меня ни Кирра не задела. Нарочно ли или просто очередь не дошла? Очень сильна. Как же ты раскрыла Поток? Как?! Сама или…» – Мысли, одна хуже другой, метались в голове темнокожего мага. Вопросов тоже было предостаточно, и Эбинайзер понимал: до приезда в Ладос он никак не сможет найти на них ответ. Но вот ответ на другой, пока не заданный свой вопрос, он собирался получить немедленно.

– Кииир?

Невероятным усилием воли Эбинайзер подавил в себе желание превратить в кровавую пыль и развеять по воздуху идиота-блокировщика и окликнул бредущего к ним фомерстадца:

– Эй, как тебя там?! Давай живее! Иначе скормлю своей ведьме! И даже не думай отправлять весть своим. Один мой приказ и Киррик навечно отрежет тебя от Источника.

Маг прибавил ходу. Подойдя, он с опаской покосился на всё ещё не пришедшую в сознание Шэйден, на загадочно улыбающегося ему Киррика и, не посмев встретиться взглядом с Эбинайзером, пробурчал:

– Блокировщики, собственные ведьмы. Совсем вы там в Ладосе охренели. Верно князь говорил: – «Вся столица продалась Тёмным.»

– А ну повтори, что ты сейчас сказал?! – В голосе Эбинайзера вместе с ещё не остывшей яростью проскользнуло искреннее недоумение.

– А чего слышал! Слух идёт вы там власть никак не поделите. Тёмных призываете, лишь бы свои ручки не марать. Ну да кончено! Правильно Варт решил к бесам вас послать! Вас и всю вашу империю. Слышал?! Пошли вы на…

Тяжёлый удар кулака опрокинул фомерстадского мага на землю. Эбинайзер пытался справиться с грозящим вырваться из-под контроля гневом и не раздавить ему голову сапогом.

Со стороны города раздался звук тревожных труб.

– Не убивай его, прошу, – раздался за спиной тихий голос Шэйден. – Он больше не представляет угрозы.

– С пробуждением, – прорычал Эбинайзер, отвлекаясь от фомерстадца. – Сострадание проснулось? С ним я ещё разберусь, а пока… – он присел и заглянул бывшей ведьме прямо в глаза. – Клянусь всем что ни есть под небом, если ты, Тёмная тварь, сейчас же не объяснишь мне, как сняла «Удавку» и заполучила доступ к Источнику… Я, вот этими вот руками, оторву твою сумасбродную голову!

– Я не хотела навредить вам. Я пыталась помочь. Прошу, поверьте. – В глазах Шэйден вновь появились слёзы. Она бросила мимолётный взгляд на Киррика, и этого Эбинайзеру было достаточно. Он понял всё.

– Киррик Немисциан, как руководитель Центральной ячейки Ладоса, я приказываю не препятствовать любой направленной на тебя волшбе.

– Кииир? Кииир.

Чары Эбинайзера вихрем ворвались в сознание Киррика и полностью перекрыли ему Поток.

– Киии… – жалобно выдохнул блокировщик и его разум погрузился во мрак.

Не сложившиеся гастроли

Чуть только рассвет показал свой красный лик на востоке, обоз Берзы Фапенгера помчал на север. Да, вполне себе помчал: чары «Неутомимости» от таинственного мага из Семинарии, позволяли тянущим за собой тяжелогружённые телеги бизонам и лошадям троллей-конвоиров развивать скорость никак не меньше четырёхсот пятидесяти вёрст в сутки[1]и практически не останавливаться в пути. Первая нормальная остановка с ночёвкой была запланирована лишь на третью ночь. Клыкастые выходцы из-за Северного хребта вполне могли выдержать подобный темп, а вот людям приходилось держать на каждой из одиннадцати телег по два, сменяющих друг дружку, кучера.

Обоз преодолевал версту за верстой: гремел, пыхтел, мычал и ржал. Десять троллей скакали впереди, сгоняя с дороги зазевавшихся крестьян с их подводами, запасающих осеннее сено для скотины. Столько же прикрывали его с тыла, где в своей уютной каретке ехал хозяин всего этого добра.

Пятерых неучтённых пассажиров пришлось размещать раздельно. Байя, козыряя своим статусом пусть и не закончившей Семинарию, но всё ж таки магички, выбила для себя Ляйсан и Бернардин крытую тентом телегу, везущую для слайбьёрнских красавиц изысканные бальные платья, туфельки на кокетливо длинных каблучках и почти невесомые, украшенные тончайшими кружевами и рюшами панталоны из лучших ладосских мануфактур. Барышни удобно расположились среди всей этой роскоши, скрывшись от любопытствующих глаз и вполне комфортно проводили время не замечая тряски. Добродушные и услужливые мужички, бывшие им за кучеров, в пути с разговорами не приставали, а на редких привалах снабжали их всем необходимым. К вечеру второго дня пути они настолько привыкли к своим гостьям, что перестали осенять себя знамением Триглавы при каждом взгляде на Бернардин. Понять их было можно: беглая магичка, не без чар Байи, представлялась всем в виде скрюченной помешавшейся беззубой старушенции-предсказательницы и провидицы всея грядущего.

Брастер нашёл себе приют на одного в повозке с ободами, околоченными толстой, в пядь толщиной, кожей топорогов[2]. В таких телегах дорожные бугры и ухабы были нипочём ни перевозимым бутылкам дорогостоящего вина ни, всё ещё неимоверно гордившемуся собой за столь удачную выдумку, Дыку. В первый же день он быстро подружился со своими возничими. Они болтали обо всём, в три голоса горланили похабные и не совсем трактирные песни, а в придорожные кусты нет-нет да улетала опустошённая бутылка, то ладосского креплённого, то черестинского цветочного, а бывало в полёт отправлялась и тара из-под совсем уж дефицитного и дорогущего вина из далёких земель Базиргани. Однако на второй день Брастер от чего-то резко переменился, стал задумчив и хмур, можно сказать растерян. Пил больше в одиночку, что, впрочем, никак не уменьшило количества порожних бутылок, отправленных украшать отражёнными от своих стеклянных боков лучами солнца, обочину тракта.

Меньше всего повезло Нарциссу. Все другие телеги были «под завязку» и изысканному столичному моднику досталась перевозившая корнеплоды. Кормовая репа, свекла и брюква с центральных земель империи так полюбившиеся троллям севера, стали ему одновременно и перинной и подушкой. Для пущей сохранности в пути купцы не утруждались сбивать с них остатки чернозёма и несчастный столичный модник, проклиная Тёмных, Семинарию, Брастера и отчего-то самого себя проплакал и прокашлял все первые сутки напролёт. После слёзы закончились, а вот кашель остался. Нарцисс с нетерпением ждал обещанной ночёвки на постоялом дворе.

Подступал третий вечер пути. Обоз подходил к огромному, стоящему на развязке двух большаков империи, постоялому двору, прозванному «Спячкой». Это была основная стоянкой для купцов, перевозящих товары с севера на юг и обратно. Неглубокий ров, частокол в косую сажень высотой, двое крепких ворот и стража на башенках по углам придавали ему вид настоящей крепости.

– Стопори рогатых! Стопори по-тихому! Спячка впереди! Почитай приехали! Отдохнём братцы на славу! – Крик с головной телеги теплом в сердце отозвался у всех его услыхавших.

– Тише ход! Тише, тише!

– Легче, легче! Отдохните милые – уморились!

– Кому сказано, мешки рогатые! По-тихому пошли, по-тихому!

Возницы принялись не торопливо сбивать ход бизонам. Суровые животные не любили спешки ни в чём и не взирая на чары всё же и в правду утомились изрядно.

Мало-помалу обоз вошёл на постоялый двор. Мальчишки-служки замельтешили меж телегами, предлагая развести бизонов по стойлам. Мужички покрепче испрашивали не нужно-ль хозяину чего разгрузить.

– Людоф! Людоф! – выпрыгнул из своей небольшой расписной кареты Берза. – Проследи за бизонами! Напоить, накормить! Да скажи этим голоштанникам, чтобы сена ни-ни! Чистый клевер! И вычешут пускай как следует и копыта проверят! Затем займись охраной!

– Будет сделано, хозяин! – отозвался управитель. – А ну пацаньё, все ко мне! Мужички, не тушуйтесь – подходите! Кому медячков подкинуть?! Работа всем найдётся!

– А я вот тебе дам медячков! После такого перехода по серебру не жалко! Двойную цену уплати! Чтоб лохмачи у меня завтра в полном порядке! Холёные да накормленные!

– Он оно как, ребяты! Хозяин сегодня в благодушии! Подходи давай! Всем работу найду!

Небывалая щедрость прибывшего купца вызвала у местных работяг весёлый свист и одобрение. Выкрикивались пожелания долгих лет здравия ему самому, его отпрыскам, коих и в помине не было, а пуще всего народившей его на свет матушке.

– Кучера! – разошёлся тем временем Берза, – сегодня в таверне для вас накроют стол! За добрую службу вам награда! В дорогу только завтра в ночь выдвинемся! Отдохнёте на славу!

Сказав это, он сорвал всё те же пожелания здравия, но уже от своих наёмных.

– Я… я… умираю! – воскликнул, выбираясь из телеги Нарцисс и вскинув руки, без сил плюхнулся в пыль. Грязнее этот поступок его не сделал: он и так был с немытой головы до таких же немытых башмаков запачкан землёй с корнеплодов.

– Под-н-нимите несча-астного! – громогласно и с пафосом, коему позавидовали бы все актёры Большого Ладосского театра, но правда заикаясь спьяну прогремел Брастер. Он был, что называется «в стельку» и лишь поддержка двух мужичков из народа не давала ему повалиться рядом с Нарциссом. – Пал наш доб-блестный рыцарь! Не вороги, но дорога доконала его!

Раздался смех, но несколько ребятишек не на шутку испугавшись, бросились-таки поднимать измученного столичного франта.

– Сударь Дык! Что вы себе позволяете?! – Байя, метая молнии из глаз, выросла из-под земли прямиком подле Брастера. Мужичков-держателей сдуло ветром, а сам толстяк, дабы не позволить себе упасть, облокотился на телегу, скрестил руки на груди и принял грозный вид.

– Ты как р-разговариваешь с руководством?! – попытался сдвинуть не слушающиеся брови он. – Забыла кому под-под-подчиняешься?! Я вас живо в острог! На каторгу! В шт-шт-штрафные дружины!

Байя стояла багровая от злости и стыда, а вот народ вокруг веселился вовсю. По всему выходило, что забывшаяся то ли служанка, то ли подчинённая, а может и вовсе жена неосторожно подняла голос на этого пьяного толстячка, и теперь он прилюдно намеревался устроить ей знатную выволочку. Но к разочарованию зевак этого так и не произошло.

– А н-ну фсе за мной, бабий вы-выводок! – проорал Брастер. – И дохляка тащите! В деревню, к тётке… Тьфу! Не то. Оп-почевальню мне! Живо!

Неровной походкой руководитель труппы артистов, как уже объяснили местным кучера, проковылял к трёхэтажной таверне. За ним, таща под руки вываленного в грязи доходягу прошагали три угрюмые, удивляющие разбросом лет и форм женщины. Самые любопытные из зевак проследовали за невиданной процессией в таверну и там стали свидетелями ещё одного маленького скандальца, когда не сговорившись о цене за комнату, пьяный коротышка слегка подрался, да ну как подрался, так немного потолкался, с хозяином заведения и только после вмешательства немощной старухи драчуны ударили по рукам. Пообещав уплатить при выезде, вся разномастная компания поднялась на верхний этаж в лучшую комнату.

– Да я тебя прихлопну как мелкого вонса[3]! – приподняла за грудки Брастера Байя, когда Ляйсан заперла за ними дверь.

– Цыц, достопочтенная! – прошептал ей в лицо совершенно трезвый Брастер. – Перестаньте-таки уже орать и опустите меня на пол.

От такого преображения и Байя и уже потихоньку приходящий в себя Нарцисс, да и Ляйсан раскрыли рты. А вот сбросившая с себя личину старухи, Бернардин с интересом наблюдала за хитрецом.

– Ты что-же, стервец, удумал?! Это у тебя шуточки такие?! Объясняй немедленно!

– Да чего мы его слушать будем?! Он же в стельку! – продолжал не верить своим глазам Нарцисс. – В угол его – пускай проспится! И побрызгать чем-нибудь. Завтра поговорим. Я весь превратился в сплошной синяк. Клянусь своей матушкой, он и подговорил мужичьё засунуть меня в эти… эти… корнеплоды!

– Вином от него не пахнет, – изумилась Ляйсан.

– Как стеклышко, – подтвердила Байя.

– Тогда пускай признается! Из-за него я страдал всю дорогу в овощах?!

– Стыдитесь, сударь рыцарь, – усмехнулся Брастер. – Ваше тельце подождёт, – он, озираясь оправил свою помятую ручищами гневной магички, жилетку. – Дверь получше заприте. Ставни на окнах. Присядем. Дело наисерьезнейшее и безотлагательное. Влипли-таки мы с вами ребятки по самые по… Значится так.

***

Всю первую ночь в дороге Брастеру снилась Байя. Они вместе показывали безликой высокородной толпе какие-то глупые всем давным-давно известные фокусы: вытаскивали из ушей медяки, кроликов из шляп, заставляли лягушек исчезать в бокалах. Несмотря на заурядность сих действ, аплодировали им стоя. Когда же Брастер бросился поздравлять пышнотелую магичку с успехом и заключив её объятья изнамерился поцеловать, та расплылась в улыбке и вдруг заржала как испуганная лошадь. Сон оборвался. В носу стоял резкий запах свежей брюквы и застарелого кислого пота.

– Куда тебя несёт, отродье клыкастое?! – услышал Брастер голос кучера, того что постарше. – А ну давай назад к едрени! Назад я сказал, фитюки[4]дикарские! Людей поразбужаете!

В ответ раздалось грубое троллечье рычание, ржание лошадей, за ними топот удаляющихся копыт.

– Не разбудили?

– Вроде не.

– Что-то храпу не слыхать.

Брастер мигом сообразил – речь идёт о нём и захрапел во всю мощь своих пусть и не шибко могучих, но всё ж таки лёгких. Голова болела от выпитого, во рту хаживали кошки, однако, он продолжал усердно храпеть и вслушиваться в разговор двух возничих.

– Жалко. Нормальный вроде бы мужик.

– Х-ех. И впрямь жалко. Свой, как говориться, в доску. Хороший человек. Я с хорошим человеком завсегда. Хоть чаю, аль закусить. А как он с Юродей-то, помнишь? Ножка, говорит, у моей подружки, прям вот как две капли воды былась!

Посмеялись.

Тут один из пары бизонов, слева, начал недовольно пыхтеть и склоняться в бок, увлекая повозку с накатанной дороги. Возница принялся выправлять вожжами и тихо прикрикивать на спесивое лохмача.

– Куды тебя несёт, подлец ты эдакий?! А ну прямо тяни. Прямо! Всё хозяину расскажу. Подойду в один день и скажу: – Подлец наш Боярышник! Подлец, а не бык. Кедрушка, вона – послушная тёлка. А Боярышник – подлец и дрянь каких свет не видывал. Ходи прямо, кому говорю! Вот так, подлец ты эдакий. Слушайся, когда с тобой говорят. Вот так. Спокойнее тяни. Работу свою работать надобно, а не норовы показывать.

Возница помоложе прислушался ещё раз к храпу Брастера и продолжил:

– А чего Берза с ними сделает?

– Ну, думаю толстяка троллям на потеху. Доходягу сразу в расход. Толку-то с него – чуть. Старуху тоже. А эту кобылку восточную, как пить дать в Бруст в бордель продаст.

– Я бы такую кажную ночь пользовал. Ох хороша девка.

– Хороша. Да тоща уж больно. Но да нашему то что, лишь бы карманы набить. Говно, а не мужик. Дрянь. Хотя попользует конечно и сам – пробы ради.

– А эту?

Брастер мог поклясться, задавая вопрос, кучер показал обеими руками объём груди Байи.

– Эту? Хе-хе. Вот такую я бы каждую ночь пришпоривал. Вот это баба!

Брастер перешёл на более умеренный храп для лучшей слышимости и даже не заметил, как его кулаки сами собой сжались.

– С ней осторожно нужно. Магиня. Берза на неё «Удавку» набросит. Специально кристалл с собой возит. Давно уж испробовать хочет.

– А коли не сработает?

– Ну, а коли не сработает – тролличьи копья подмогнут.

Снова помолчали.

– А когда?

– Эх-хе-хе… Опосля ночёвки думаю, у перевала. Пещеры там глубокие. Сколько людей гибнет по дорогам, да по глупости. Прости нас Трое.

– Ты о чём бишь?

– Та о попутчике о нашем. И на кой ляд было жемчугами трясти у Талима перед рожей? Тьфу. Глупость. Они с Берзой обговорили напополам то сокровище разделить. Эх, не верю я, что бродячие они. Бродячие закон дороги знают: золото чужому глазу не кажи – при себе держи. Вишь, теперича все как один сгинут.

На этот раз молчание затянулось и Брастер решил подстраховаться. Он нарочито громко рыгнул и почёсывая взъерошенную шевелюру, как ни в чём ни бывало высунулся из телеги

– Как вы тут, уважаемые?

– Ничего, ничего, – наиграно улыбнулся старший. – Дорога ровная, теплынь кругом да замирение выдалось. Только вот бычок подлец ерепениться.

– А чего оба-то не спите?

– Так завтра отоспимся, – ответил другой и тоже попытался улыбнуться. Улыбка вышла ещё кривше, чем у сменщика.

Брастер вздыхая и охая помочился на дорогу.

– Может бутылочку? – разминая затёкшую спину предложил он.

– Спасибо, мил человек, будет с нас. Хозяин заругает.

– Да не трусь мужики, я уплочу.

– Спасибо, откажемся.

– Ну, было бы предложено. А вот я выпью. Доброй вам ночи, мужики, – махнул им Брастер и залез обратно под тент телеги.

– Доброй, – переглянулись кучера и молча уставились вперёд.

***

– Сразу в расход?! – выдохнул бледный без белил Нарцисс. – Так и сказали?!

– Так и сказали.

– В какую историю ты нас впутал, мелкий фантазёр! Нашу Ляйсан в бордель?! Я не переживу! Нас с госпожой Местраль в расход!

– Меня, хочу напомнить, вообще сватали на увеселение к троллям. Сомневаюсь, что веселье для них тоже самое что и для нас с вами, уважаемый.

– Раскройте нам Потоки. Я буду драться. – умоляюще взглянул на Бернардин, Нарцисс.

– Нет. Этого делать нельзя. Место здесь людное, много стражи. Должны быть и маги. Если раскрою – тут же попадёмся.

– Ну так что-же делать?!

– Тихо! – шикнула на находящегося на грани истерики Нарцисса, Байя. – Они точно сказали после ночёвки?

– Как есть, – подтвердил Брастер.

– Значит уходить нужно сегодня ночью.

Все кивнули в знак согласия.

– Та-ак, – протянула Байя. – Время есть. Я спущусь закажу нам ужин. То, что можно забрать с собой. Из комнаты не выходить.

Тут с улицы донёсся звук сигнального рога, приказы десятников и ржание рвущих удила, лошадей.

– Опоздали – это за нами! – ужаснулся Нарцисс. Остальные тревожно переглянулись.

– Витязи. – Выглянула в щёлочку между ставнями Ляйсан. – Десятка три. Все в кольчугах, с мечами. К воротам скачут.

– Ляйсан, девонька, пойдём спустишься со мной. Я закажу еду, а ты разузнай что там.

Ляйсан вопросительно поглядела на Бернардин.

– Иди не бойся. Сегодня нам ничего не угрожает.

Ляйсан с Байей вышли. Нарцисс тут же запер за ними дверь и принялся ходить из угла в угол, нет-нет прислушиваясь к гомону с улицы и шуму с первого этажа.

– Если-таки дойдёт до боя – раскройте нас! – решительно произнёс Брастер.

– Только в самом крайнем случае, – согласилась Бернардин.

Все трое замолчали, ожидая возвращения Байи с Ляйсан.

[1]Примерно 18км/ч (прим. автора)

[2]Топороги – малочисленные непарнокопытные млекопитающие. Обитают только на островах Дан-Квалли. Ценны своей толстой и прочной шкурой. (прим. автора)

[3]Вонс – разновидность постельного клопа. (прим. автора)

[4]Фитюк – болван, лентяй (уст.)

Очи предков

– Никак не ожидал вас здесь встретить, – поприветствовал Артур сестёр-эльфиек. – Чем обязаны такому вниманию Дочерей Дэллы?

– В этом мире осталось не так много хороших людей, Артур Эйхард, – улыбнулась в ответ Валира. – Честных, способных пожертвовать собой ради близкого, защитить слабого, храбрых. Ты и твоя дружина – хорошие люди.

– Ага, почти каждый из вас, – хихикнула Алира, поглядывая на так и не подошедшего поздороваться Уилла. – Eo, samitella sia,[1] должок мне отдать не хочешь?!

От страха что их спор может раскрыться на рыжем витязе не было лица. Он пожалел, что не способен проваливаться под землю и стал нервно оглядываться по сторонам, молясь о нападении волотов[2], или иных злых тварей, лишь бы это отвлекло внимание от него.

Артур заметил нервозность Уилла и припомнил как тот оставался с эльфийками перед боем на лесопилке, но шутливая манера в которой Алира задала вопрос не намекала ни на что серьёзное и он не придал этому значения. Другие витязи под чётким руководством Игнация занимались лодками, провизией и вовсе ничего не слышали. А вот Ром услышал и запомнил каждое слово отчего нахмурился пуще прежнего.

– Nao necesi, Alira,[3] – бросила взгляд на сестру Валира. – Воевода не обращайте внимания. Она молода, горда, а главное никогда не упустит случая посмеяться над кем-нибудь.

– Ладно, ладно. Молчу. Держи, рыжий! – Младшая Лин ловко выхватила каштан из костра и бросила его Уиллу.

От растерянности тот поймал дымящийся орех обеими руками и ойкнув стал неуклюже им жонглировать.

– Stolla[4], – хихикнула Алира и принялась разгребать угли, освобождая ещё несколько десятков орехов.

– Так почему вы здесь? – вернулся к разговору Артур. – Я думал вы сразу отправитесь к себе под… Imarsivel Liamune, рассказать ведуньям что Кад-Давр повержен.

– Imarcisivele’na Liamuniane[5],– улыбнулась Валира. – Людям свойственно сокращать сложные эльфийские слова.

– И коверкать, – скривилась, но как будто бы без злобы Алира.

– И ошибаться. Мы действительно хотели отправляться, но узнали, что вас схватили и решили… подождать.

– Она уже думала вас вытаскивать из погребов.

– Из темниц. Все ошибаются. Воевода не слушайте её. Как я говорила, ей ещё многому нужно научиться. Например, держать язык за зубами. Мы узнали о побеге вашего человека и что бренненцы отпустили вас.

– Я не могу передать насколько благодарен вам, сударыня. Эта местность нам незнакома. Мы надеялись на помощь Райзера Ландела и никак не могли рассчитывать на лучших следопытов Эделии.

– Благодарю вас, Артур.

– Благодарю вас, Артур, – передразнила сестру Алира, хрустя очередным каштаном. – Может хватит болтать. Прямо песня под луной. Узнали, решили помочь, следы тут, недалеко. Идти нужно быстро, так что снимайте свои железные рубахи и в путь.

– Да, она права, – пожала плечами и снова улыбнулась Валира.

– Согласен. Ром.

– Слушай приказ воеводы, Серебряные! – рявкнул десятник. – Копья, кольчуги, плащи – оставить в лодках! Попрятать в камышах! Снеди на себя и на брата! На охоту времени не будет! Римма, Данир, Краско – на вас вода! Шевелись! Харриган, чего глаза раззявил?! На тебе знамя дружины! Снять с древка! Беречь как зеницу ока! Опозоришься ещё раз, никакой суд воевод не поможет! Отправлю прямиком к Сыну Света! Идёшь со мной! Замыкаем строй!

После последней фразы сердце Уилла оборвалось. Его жизни, разумеется, ничего не угрожало: в критических ситуациях Ром любил постращать воинов и всякий раз обещал скорый путь на «высший суд», но предчувствуя серьёзный разговор по душам, он уже стал подумывать, а не сознаться ли о проспоренном эльфийке мече прямо тут, как говориться, при свидетелях. В конце концов призрачная надежда на чудо взяла верх, и он молча отправился складывать знамя дружины.

– А что с вашим edell’i[6]? – спросила Валира. – Он так переменился.

– Да вроде всё в порядке, – оглянулся Артур.

Райзер отрешённо смотрел в лес, держа в руке жаренный каштан. Суета Серебряных, крики Рома, даже всучившая ему угощение Алира остались для него незамеченными. За всё время на этом берегу он не произнёс ни слова, хотя казалось изредка что-то шептал себе под нос.

– Наверное переживает за девчушку. Эйрин. Ушла вместе с Аксеном. Дружили они. Сандина говорила будто ей что-то угрожало в Бреннене. Сандина – их новый воевода, – пояснил Артур. – А скорее всего просто вымотан. Отоспится ночью и всё будет в порядке.

– Может и так, – протянула Валира, не сводя глаз с мага.

Рождённые на далёком острове под Неувядающим Древом, сёстры Линариэртлегко ориентировались во всяком лесу, будь то покрытые снегами непроходимые на севере, или привыкшие к зною и засухе их южные собратья, так что отряд без труда добрался до места сражения Аксена с чёрными волками. Дальше следы вывели к полянке с небольшим озерцом и уже после на место бывшего лагеря Вольных. Тут, среди усеянных ягодами кустов бузины и решено было остановиться. Серебряным стоило не малых усилий поспешать за быстроногими эльфийками. Бодрящее зелье Райзера больше не поддерживало воинов и они, вымотанные до предела, буквально повалились на траву. Стояла ясная и тёплая ночь, так что шалашей рубить не стали и запалив костёр и перекусив на скорую руку, приготовились к ночёвке.

Проверив витязей, Ром отозвал Артура. Они вышли на небольшую прогалину с огромной поваленной сосной так и приглашающей посидеть, подумать и поговорить.

– Старшой, разреши поговорить без фибул.

– Ром, я слишком устал, чтобы соблюдать устав, – пытаясь прогнать сон, тряхнул головой Артур. – Да и давно снял. Говори.

– У нас беда. Рыжий дубина натворил делов.

– Уилл? Что стряслось?

– Перед сечей с орками они с младшей эльфкой поспорили. Играли в какую-то детскую игру, кто больше листьев нарубит. Она обещала быть ему женой, он положил в заклад свой меч. Уставное оружие. Проиграл. Опозорил себя и всю Сорок Девятую. Трибунал.

– Ох и олух, ну и олух, – потёр усталые глаза Артур. – Сам сознался?

– Угу. Я уж было силой хотел, а он, как вдвоём остались, сразу рассказал. Ровно перед Триглавой. Всё как есть, на чистоту.

– Как же она его подбила? Хотя понятно как. Девка-то вон какая.

– Хороша девка, не спорю. Даже очень хороша. Да он то чай Серебряный, а не школяр беспорточный. Чего делать-то будем? Оставлять так нельзя. Раз спустим с рук – забалует. Его Игнаций рекомендовал. Узнает – семь шкур спустит, а сам в отставку. Ты его знаешь.

– Да… Не говори пока ему. Кто ещё знает о споре?

– Ну, сказал старшая была, да ещё егеря Бренненские. Ландел вроде как спал. Да и какая разница? Никто из них писать князю не станет, понятно дело. А вот слух пойдёт. Мол Серебряные, будто мужичьё кабацкое, оружие за девок на кон ставят. Вон эта, младшая, тогда не скрываясь про долг ляпнула и смеётся. Ладно наши не поняли.

– Да, остра на язык. Бес, а не девка. Я поговорю с Валирой. Может она присмирит её. А с Харриганом разберёмся в Ладосе. Пока оставь. Он вон и так от тебя, как от чумы.

– Исполню.

– Иди позови его.

Ром побрёл к лагерю. Артур присел на сосну, поднял взгляд и без труда нашёл Артура – ярчайшую звезду, в честь которой его назвала мать. Сами собой ему припомнились слова старой колыбельной:

– Свети Артур, свети. Ты виден нам в ночи. Мы знаем где ты днём. Тебе мы песнь поём. Взамен ты принеси, благие детям сны. Спи, мальчик, засыпай. Артура свет впитай.

– Уилл Харриган, явился по вашему приказанию! – раздалось за спиной.

– Отставить, – вздохнул Артур, прогоняя воспоминания.

Уилл не находил себе места. Он пытался смотреть в глаза своему воеводе, но даже в тусклом свете безлунного неба краска стыда на его щеках была более чем заметна. Наконец он не выдержал.

– Я прошу у вас прощения, воевода! Я… я не достоин называться Серебряным! Но прошу вас, позвольте помочь вам с поисками. Десятник Фолин – хороший человек. А я, я… я опозорил дружину. Тревожный рог разбил и… проспорил свой меч. Прошу, возьмите.

С этими словами он вытащил из-под льняной рубахи знамя дружины и теперь смотрел Артуру прямо в глаза. Пусть его губы начинали подрагивать, пусть начали дрожать руки, но взгляда он не отводил.

– Витязь Харриган, как воевода Сорок Девятой, до приезда дружины в Ладос… Уилл, никому ни слова. Игнацию особенно. Пожалей старика. Но учти, проступок твой серьёзный. Наказание будет подстать. Ну а пока – ты знаменосец Серебряной и беречь знамя твой долг. Свободен.

– Благодарю, сударь Эйхард. Приказания?

– Сегодня ночью ты в дозоре. Место тут тихое, но будь на чеку. Под утро будет тебе смена.

Рыжий хлопнул себя по плечу и зашагал к лагерю.

– Значит считаешь Аксена хорошим человеком? – окликнул его Артур.

Уилл обернулся, вскинул голову и выпалил:

– Триглава учит нас – дела каждого будут на Чашах Весов Сына Света. Жизнь десятника Фолина ещё не подошла к концу. И когда прозвонит Колокол Небесный… Я верю – он может искупить вину. Да, он хороший человек!

С этими словами он скрылся за деревьями. Артур вновь взглянул на небо.

– Аксен Фолин – хороший человек… Может и так. Может быть. Эх, Фолин, Фолин, куда же тебя забросит судьба?

– Tanillo’na naye’i[7], – тихо вышла на свет Валира. – Воеводе не до сна?

– Сегодня у меня просто день докладов, – рассмеялся Артур. – Ты всё слышала?

– Я не хотела. Но этот Hosae’na [8] говорил с таким пылом. Он действительно верит в послесмертье? Верит в Чаши Весов?

– Учение Слова Триглавы идет в купе с воинской подготовкой. Так заведено. Конечно, никто не обязан верить, но…

– А ты, Артур, позволь спросить, ты тоже веришь в Троих?

– Я? Да, пожалуй. Ты хотела со мной поговорить о вере или действительно Дочери Дэллы не спят вовсе?

– Ты же знаешь, всё это бредни. Как и многое другое выдуманное про нас людьми. Вот что действительно изумляет меня, Артур, имея огромные библиотеки и тысячелетние знания, большинство из вас даже не пытается узнать нас. Просто не хотят. И не только нас, сам мир. Люди зациклены на себе. Им больше не нужны знания. Власть и золото – вот всё что их интересует. Они создали свои правила, а всех несогласных или тех, кто по природе своей не подходит под них, просто избегают. Не замечают. Раньше и вовсе истребляли… Но тогда было хоть какое-то общение, – Валира грустно улыбнулась. Артур ответил ей тем-же. – Знаешь, порой мне кажется, что даже ненависть и распри лучше, чем полное пренебрежение.

– Грустный вывод. Хотя может ты и права. Но люди разные. Есть и другие.

– Есть. Ты извини, я не хотела тебя обидеть. А что за песенку ты здесь напевал?

– Я вовсе не обиделся. А это песня Артура. Самой яркой звезды на небе. Её поют детям перед сном.

– Артур? Хм. Мы зовём их Antenla’i Olo – Очи Предков. Раньше там было две звезды. Их свет был виден даже днём.

– «Мы знаем где ты днём…» – прошептал Артур. – Так вот к чему эти строчки?

– Конечно, а ты не знал?

– Нет.

– Да, всё меняется. Раньше я очень любила смотреть на звёзды. В детстве я верила, что с небес на меня действительно смотрят наши ушедшие antenla’i[9]. Что они переродились и живут вновь, где-то там, далеко-далеко. Звёзды мне казались тёплыми, полными жизни. Я представляла как в созданных Зодчим мирах, шумят леса. Их кроны поднимаются выше самых высоких гор. Бескрайние моря омывают своими волнами слепящий, белоснежный песок. Там совсем не бывает ночи и живым нечего и некого бояться. Но теперь… теперь всё чаще звёзды мне кажутся холодными davra. Мертвецами. Пустыми и страшными. Их свет никого не греет. Их свет – обман.

– Извини, я… я не знаю, что и ответить, – сам не понял за что извинился Артур.

– У нас слишком разные взгляды на судьбу. Люди верят в Троих. Мы верим, что наше существование лишь одно из мириад перерождений духа. Мы верим в Зодчего и его Столп. Его Cillos Semefia – Нескончаемый Цикл. Нашим ведуньям доступна память прошлого. Они уверяют что видели себя в тысячах миров, в тысячах жизней, видели Столп Мироздания. – Валира вдруг замолчала, прислушиваясь к ночи.

– Что там? – насторожился Артур.

– Нет, ничего. Я хотела поблагодарить тебя ещё раз. Ты редкий человек, Артур Эйхард. Ты умеешь слушать, понимать и чувствовать горести других. Тебе ценна любая жизнь. Даже таких как мы.

– Валира, я… Спасибо.

– Ты ещё и скромен. Для вашего рода – такая редкость. Но ты, наверное, устал? Люди не могут долго без сна.

– Устал, но нам ещё есть что обсудить. Алира, она…

– Будет держать язык за зубами. Прости, этот лес не столь велик. А звуки в ночи… Вы приняли нас как равных. Я никогда не забуду этого. Мы через такое прошли вместе… Если бы ты знал, как мне было страшно там, в святилище. Эльфийская гордость не позволяет нам бояться – просто не разрешает, но понимаешь… я перестала верить. Я не знаю, что будет там, после. Страх смерти растёт во мне с каждым прожитым годом, и я стала бояться, – она отвернулась, пряча норовящую опозорить её слезу.

– Валира, бояться нормально. Бесстрашный человек выходит на сечу без доспехов и погибает.