Читать онлайн Пушкина, Августиновича, Мицуля, Жданко, Штернберга – и другие хорошие человеко-горы. Горы Сахалина и его люди бесплатно

Ловля момента привела меня в Восточный. Поселок на восточном побережье Сахалина. Люблю ходить от одного моря к другому и сегодня выбор пал на голову Восточного. Он находится километрах в 40 от самого узкого места Сахалина и его это нисколько не смущает. Места эти знакомы с детства, ведь совсем недалеко мы собирали клоповку, впрочем и продолжаем. Уходя чуть дальше и глубже, я видел с высот дальние сопки. Их высоты были так себе, под семьсот метров, но их изящно неправильные формы заставляли волноваться как прыщавого юношу при виде обнаженной женской груди. Одна из гор относительно полого смотрелась с одной стороны, и круто обрывалась в другую сторону. Появилось предположение, что так находится какая-то мощная каменная стена, дикий скальный обрыв. В 2010 году мы проходили в около тех местах походом с того побережья, но выше места моего предполагаемого похода. Но вся та красота ускользнула от взглядов шести походников. Мы шли в те дни в дождях и туманах, едва замечая что творится перед носом. Я хотел исправить эту оплошность, и кроме того пройти через самую высокую точку, а не через низкий перевал, как в те незабвенные дни и ночи.

Сказал и стал делать. Сперва поехал поездом в Восточный. Уже привычно соскочил в десять вечера на отсутствующий перрон, взял точный курс на морской пляж. Он выступит в роли гостиничной базы, а номером в гостинице послужит палатка. Огромадный пляж мелькал огнями то ли браконьеров, то ли законопослушных граждан; я не стал разбираться в этом вопросе и уснул. На ужин кусок пиццы и литр яблочного сока.

Последние дни августа, все еще очень тепло, жаль только, что прошли дожди, и их ауканье меня еще ждет, только я пока не в курсе. Утром побрел на завтрак. Чтобы не залезать в продукты, пошел в местную забегаловку – «Луна и Яичница», где съел яичницу и еще что-то нехитрое, но сытное. Заправленный по горловину, выдвинулся уже в путь, но наткнулся на местного жителя и спросил его про виды на урожай клоповки. «Какая клоповка? Вся погорела в сем году. Жара стояла аховая» – дохнул на меня перегаром мужик в возрасте. А то я не видел продажных столиков с ней, лишь шампиньоны белели в ведерках. А красного ничего и не было.

Жара в этом году и впрямь не баловала прохладой. Выйдя за околицу тут же поймал разнонаправленную логику сезона. Дорога была покрыта слизкой пленкой, глина липла к пяткам, и можно было попрощаться с рассчитанной скоростью и удовольствием хождения по дороге. Дожди зарядили в невпопад.

Река была несколько мутновата, а горбуша все равно упрямо шла в направление нереста. Пожелав ей удачи, помесил грязь дальше. Я не расстраивался, знал, что дорога вскоре вскочит на бугор. Сделает это резко и требуется к этому готовиться. Была надежда, что выше она образумится и предоставит немного более приятную поверхность. И где-то сбылись мечты, а где-то нет. Это немного подбешивало в меру. Все равно по плану требовалось быть в определенном месте и не дальше. Точка прихождения находилась в устье реки Омуль. Ей выпала честь там впадать в реку Пугачевку, одну из главных рек юга Сахалина. Как логическое следствие, мне очень требовалось дойти до Пугачевки.

Дорога вяло тащится уже по верху, начиная атаку первого мини-хребта к западу.

К северу должны бы красиво вытянуть шеи Клоковские горы. Тоже не запредельной высоты, в этом районе таких вообще нет, зато все красивые, альпийского типа. И Жданко, и Клоковские и «моя» Штернберга с окружающей свитой убегающий к северу. В районе Клоковский находится один из самых грандиозных водопадов Сахалина, по странному стечению обстоятельств несущий прозвище «Клоковский». Но он не интересный, рядом с трассой, к нему ведет слишком хорошего качества дорожка с пару километров. Поэтому зафиксировано лишь одно мое посещение.

Грязь налипала на сетчатные ботиночки. Была у меня мечта поберечь трековые ботинки, и ради этого я страдал по грязи в обычных, в сетку туфельках. Они прошли уже много боев, но еще сохраняли способность радоваться жизни, и я пользовался этим. Впервые решил отдохнуть, а заодно проверить местные деляны с ягодой. Отойдя в сторону открылись бывшие горельники, открытые поляны и туманистая неясность окружения. Дождь не шел, но все делал для того, чтобы пойти. Невидимая вода висела в воздухе и скатывалась по растительности. Грусть обурела мной, но отступать некуда. Достал телефон, открыл интересную книгу, зачитался ей минут пять, а потом пошел дальше.

Прошел место, где мы с Леней собирали бруснику. В тот прекрасный год смогли даже доехать на машине сюда. Впереди открылся мини-хребет, за которым ждет ручей, потом еще возвышенности и Пугачевка, а значит и Омуль, а это и будет сегодняшний мой конец.

Дорога кончилась, и времени это заняло отнюдь не полтора часа, как я рассчитывал! Места знакомые, несколько раз ползал по местным урочищам в поисках царь-ягоды клоповки. Богатые месторождения: проверим их сегодня на наличие. В этом месте проходит еще и гиперцентральный нефтегазопровод с севера на юг к терминалам и СПГ. Это своего рода граница отделяющая некую цивилизацию от начала страшной, не хоженой сахалинской целины.

Положа руку на самое дорогое, что у меня есть, признаюсь… Здесь простые места для прохождения. Не знаю уж под какой звездой это произошло так, но местные сопочки не имеют того дикого нагромождения растительности, что характерно для большей части Сахалина, особенно юга его. Конечно, далеко не крымскстайл, но относительно Сахалина милые и приятные прогулки обеспечены. Во всяком удобном случае так могу сказать за первую линию диких сопок, а что происходит в следующей ступени, сказать пока трудно. И хоть десяток лет назад мы проходили по Пугачевке насквозь, но то по реке и низкому перевалу, а не глубоко в сопках, и потому суждение мое не созрело. Так и выяснилось, что кроме всего прочего, моя экспедиция является около научной.

Нырнув в тень ручья, стараюсь быстрей пересечь его заросли крапивы, поваленной ивы, хвоща и белокопытника. Бррр, неприятно, но коротко. Крутенький подъем выводит на длинное плечо к сопке. Я уже тусовался на ней 4 года назад и представляю характер. Как и говорил, все более или менее благопристойно. На старой советской карте отмечена дорога с пометкой «тракт». Тракторная дорога прощупывается, но проще идти по обочинам, само полотно дороги неплохо так заставлено небольшими деревьями. Они еще пока не разобрались, кто из них главней, и поэтому теснятся как щетина на моем лице на десятый день выхода из тайги.

Сделав петлю по окрестностям, вижу полную картину отсутствия клоповки. Ее нет вообще, даже отдельные ягоды отказываются демонстрировать свои красные пуза. Это удивляет и еще меньше радует.

Радуюсь пологому, чистому подъему, лишь уже вблизи низкой вершины, менее 300 метров над уровнем моря, начинается крутость, и чем ближе к вершине, тем круче. Редкий случай на Сахалине, когда нужно стремиться к верховинам, избегая ручьев и перевалов. Здесь чистые взгорки, и травянисто-неудобные низменности. Везде нужно приспосабливаться к реальности, не доверяя шаблону.

Виды не перестают радовать. Их нет. Везде клочками летает туман перекрывая гланды взгляду. Лишь ближайшие склоны. Все усеяно влагой, водяная пыль не перестает прибывать, и вроде дождя нет, а все в подмоченном состоянии. Ноги в сетчатых тапках мокрые, а трекинговые ботинки в рюкзаке сухие и это греет.

Спешу подняться на горушку. Знаю, что там будет светло, относительно чисто и загодя расслабляюсь. Последний рывочек, он самый крутоскатный, ботинки для этого неподходяще, но справляюсь. На вершине. От нее пойдет некоторый спуск, но не глубоко, потом пойдет что-то похожее на хребтик. Выйдя на прямой участок улетающий вниз встречаюсь со змеей. Он пыталась подловить солнце, но с этим не заладилось. Вскоре она ушла домой.

И тут появилась клоповка. Я ее снимал на камеру и с куста, чтобы положить в емкость. Буду пить чай вечером.

По знакомым пока еще местам спешу в сторону Пугачевки. Все представляет малый интерес, и я несколько раз сажусь читать книгу. Она интересная.

Эти сопки представляют собой засилие клоповника, в последний раз я даже нашел советский эмалированный бидончик, с которыми ходили за молоком или квасом. В данной модификации он представлял собой сборную тару для клоповки. Вряд ли сюда кто-то заперся бы в поисках голубики, чьи кусты тоже в массовости были представлены.

В этот поход я впервые упаковался двумя телефонами, так что безоглядно тратился электроэнергией, даже музыку включал на громком телефоне.

Внимательно глядя на карту, всячески пытался подстроиться под мелкие повороты сопок, иногда они делали это настолько витиевато, что без бутылки, в крайнем случай карты, не разберешься, и в ином случае пришлось бы побродить в неверных направлениях.

Все удивляли местные чистые леса и большие елани. Необычное явление для Сахалина. Прошел известное мне место. С этой точки я спускался в ручей, но теперь мой путь продлился вдоль по сопкам. Я засек тот участок переброса через этот ручей, что был наиболее низким, а это требовало прохода немного ниже по ручью. Зная по опыту, что русло ручья такая себе дорога по сравнению с местными верхами, я выбрал верха. По странному стечению обстоятельство, переброска через хребтика приходилась как раз напротив устья Омуля, ну разве чуть чуть по диагонали наоборот. Но совсем на крошку.

Так себе и вышел в верховья притока ручья. Вот здесь то я заметался. Или выходить на левый берег, или бежать по правому, а может спуститься в ручей? Левый больно высоко задирал нос, по правому? Можно начать. И я покатился по нему, но все больше и ниже клонясь к ручью. Где-то там внизу я в полной мере испил чашу неверного шага, но пока этого не знал. Меня все больше сбрасывали поперечные полосы пропилов временных потоков, что неслись с гряды и хреначили такие овраги, что через них ползать не энергоэффективно. И вот я в ручье. Он почти без воды, но какой-то неприятный на ощупь. Весь в крапиве, завальчиках, и через полкилометра выползаю на крутейший левый берег. Не иду к самому гребню, а балансирую по крутому склону. Он сильно почищен от древостоя, порой лишь задираются кусты голубики, но еще чаще это чистые поляны с клоповкой. Здесь она еще более увеличила свою частотность. И уже можно было претендовать на коммерческий сбор, только эти места настолько удалены от мест скоплений современных приматов, что нисколько не посещаемы.

Прямо напротив нарисовалась возвышенность, через которую мне предстояло пропутешествовать. Ручей долго и протяжно тек почти параллельно Пугачевке, и между ними стояла стена. Где-то выше она была более ужасающей, а здесь это фактически холм, крутоватый, но на пару скачков. Я обозревал его поверхность склона. Выяснял места наименее покрытые защитной растительностью, и такие участки существовали. Наметив этих в головном мозге, я наконец-то, сошел в ручей, пересек его и врезался в подъем. Естественно, трудностей не возникло. Вскоре я заполз наверх миновав все трудности. С него я впервые увидел долину Пугачевку. Все было в дыму тумана, но кое-какие окрестности различались.

Прежде чем начать спуск, пришлось относительно немало пройти по плоскогорью. Вершина холмовидного хребта была плоской как девочка-подросток. Но все равно вскоре пошел на спуск в ближнюю Пугачевку. Мне хорошо была видна долина Омуля, поэтому не понадобилось поддержки карты, я и так взял правильную диагональ по удивительной местности. Когда-то здесь прошли затяжные пожары, и тайга так и не восстановилась. Кое-где торчали темнохвойные деревья, но больше было березоподобных. Все это в какой-то странный разнобой. Но благодаря очистки сопочек от всепожирающей тайги, так матеро и взлетела популяция клоповки, чем и привлекла в свои объятия человека. В советское время в Восточный даже спецпоезда пускали – ягодные.

Не представляя себе всех трудностей, спускался вниз, в большую долину Пугачевки. Лишь раз мои тапочки топтали ее высокотравье. Ровно одиннадцать лет назад. Но в этот раз я лишь пересеку ее курс. Мне нужен Омуль. Он меня приведет к вершинам.

Уже тороплюсь и не читаю присаживаясь на пеньки. Время тянется к вечеру, а хотелось бы разбить лагерь до темноты. Зная что завтра какой-то дождь, еще и елку хочется подобрать попушистей. Чистота склонов кончается с началом поймы. Я временно спускаюсь к воде. Момент щемящий, я так давно стремился в эти края, и воды Пугачевки как граница, переступив за которые я вхожу в свою небольшую мечту.

Но мечта охлаждается большой горбушей. Убили не размеры, а некоторая степень покусаности. Явно пировал медведь, и как бы не я его вспугнул только что. Вода немного кипела. Не от кипятка, а от рыб. Шел обычный ход горбуши. А значит медведи стянулись сюда со всех округ.

Думаю обмануть судьбу, двигаю прочь, к близкому Омулю. В районе его впадения долина Омуля расширялась и распрямлялась, почти полностью открытая местность светло вдохновляла мое настроение, жаль лишь что пошел бус, это такой мелкий, невидимый дождь, и я заторопился вставать на ночевку. Все вместе это меня и подвело, но подарило грандиозный опыт совместной ночевки. С кем и зачем, о том будет отдельный разговор, а пока я семенил к средней елке. Мне отчего то показалось, что смогу укрыться под ее лапами. Это Омуль, до него по прямой двадцать-двадцать пять метров, только я находился на легкой терраске, а мощь реки пониже, что не контрастировало с логикой. Быстро соорудив палатку и беспомощно попробовав втиснуть кою под сень ели, рванул с двумя котелками за водой к близкой, хоть и низкой реке. Брызгливо, потому что брызгало со всей травы, пробрался к воде и остолбенел. Все берега были исхожены медведями. Берега усыпаны остатками несправедливо погубленной рыбы, впрочем от нее мало что осталось, в основном жабры. Интересно, что медведи не гадят на местах, где едят, ни разу такого не видел. Основные нормы гигиены знакомы и почитаемы и ими.

В большой яме скопилось немало горбуши, и она ждала ночи, когда под прикрытием темноты, как она наивная думала, пойдет вверх по реке никем не видимая. Медведи давно просекли эту фишку, и часто рыбалят именно ночью. Тем более это место медвежий бог как специально спроектировал с этой цель. Яма, в нее стекает ручей по каменному, узкому руслу, а вдоль руслица каменная, низкая, почти на уровне воды, плита. Делать ничего не нужно, ложись на каменный диванчик, выставляй лапу и покидывай рыбку на берег. Довольны все, кроме горбуши.

Похолодев, стало понятно, куда я попал, но двигать уже было поздно, сумерки надвигались, бус стоял невидимой стеной, и дождь был на носу. Примиряясь с судьбой, черпанул воды и пошел готовить ужин.

Наступившая ночь принесла увлекательные результаты. В двадцати метрах от меня кто-то бегал, иногда прыгал. Если бы не шум воды, а позже и дробный гул дождя, я бы услышал и чавканье. Впрочем, мне хватило душераздирающих криков медведей-подростков. Они орали как дети, которым выписывают леща за какие-то косяки. Я пытался записать, но пока найдешь телефон в темноте, пока включишь, все утихомиривалось. Первое время я подрожал, а потом плюнул, и вполне браво проспал до утра.

Казалось бы, нужно собирать манатки и бежать в горы, но не тут то. Дождь только усиливался, все в мире промокло так, как Мировому океану не снилось. Пришлось еще и совершить героический подвиг, сходить вновь за водой. С вечера я запас сухих дров и поэтому смог приготовить завтрак на огне в щепочнице, первый и последний за эти сутки. Днем медведи не являлись. Зато дождь пришел, отворяй ворота! Такого сильного дождя в походе давно не припомню. Он хорошо пробил мне палатку, спальник промок наполовину, благо было тепло, и я не подмерзал, но было неприятно лежать в сыром.

Следующая ночь не отличались лишь тем, что мне было уже не страшно. Я понял, что эти медведи в адеквате. И они тоже самое подумали про меня. Таким порядком никто друг друга не трогал, и не залезал в его личное пространство. Медведи ловили рыбу, кидали лещей подросткам, а я спал в мокром спальнике. Как всегда все довольны, когда присутствует согласие.

Прошел целый вечер

Ночь, весь следующий день, еще одна ночь, и вот я сушусь поздним утром, потому что нет дождя, и даже играет изнанка его – солнце. Все сохнет быстрей, чем пятнадцатилетний школьник по Джолине Джоли. Наконец-то меня посетила горячая пища.

Отсушившись, выхожу часов после двенадцати. Путь пролегает по огромным еланям. Неуловимо все сигнализирует о прошедших веяниях человека. Нахожу даже куски листового металла, конечно сильно погрызенного временем. Заметны кусочки бывших дорожек. Только это было все очень очень давно, при японцах и первых наших. Сейчас эти места сущая глухота, отдаленная и медвежья.

По окраинам еланей, с северной стороны, высыпаются ягоды клоповки, я добираю на вечерний компот. Прекрасно тонизируют мою тяжелую жизнь.

Полянистые места стали сужаться, я чаще заходил в лесок, и вскоре меня окончательно вытеснило в склон. Случилось это буквально через час после выхода. Не задумываясь я штурмовал крутой уклон. Между этим важным делом старался посмотреть на реку и убедиться что рыбы уже нет, а значит и медведи остались позади. Склон нес след стародавней дорожки, узкой и изрядно поплывшей, но сохранившей приверженность к центростремительному движению вперед. Но самое главное, она подрезала склон, и мне не приходилось ломать голеностоп, к тому же она верно указывала направление кратчайшего перехода через теснину. Пройдя самую высокую точку, куда влезла дорожка, или точней ее грубые останки, крайне резко пошел вниз и вновь выполз на приличную поляну. Она уже была заполнена клоповкой по самую горловину, но кто пойдет в такую даль? И все досталось мне, но я выбрал лишь крохотную долю, оставил другим животным.

Так и продолжая идти тем же берегом, правым географически, встретил даже водопадик впадающего ручья. Удивительно длинная его струя брызгала навстречу Омулю. И с этой точки моя жизнь изменилась кардинально.

От ручья ровно вверх, шел с набором увал. Куда-то туда, в дальнюю сопку. Я встал в обдумывании и принятии решения. Завлекала чистота склона, и усугубляло травянистая подстилка у реки, куда мне предлагалось спуститься. Я всегда выбираю чистоту. С последующим набором стали открываться и виды, которых мне пришлось бы полностью лишиться в случае блуждания по пойме.

Брусника, черника, клоповка облепляли со всех сторон, только почти без ягоды, но в хорошие годы урожай здесь явно ломится. Почему я еще пошел, так это измучавшее меня любопытство. До каких же пор тянутся чистые сопки, где-то будет этому предел? Возьмется ли бамбук за свое, кровное? Какие превосходные возможность может дать прохождение по хребту. А вдруг он доведет до самого Штернберга? Все это требовало подробного изучения, ведь никто, кроме меня.

Набор шел по диагонали в нужную сторону, и пока ничего не подвергалось сомнению в правильности решения.

Подъем немного затянулся, на мой вкус, но я вышел на гребень хребта. Ему предстоит долго и неравномерно тянуться до главных вершин. Он то будет припадать вниз, то сильно взлетать вверх. Уходить змейкой в сторону. Только все это ерунда, если подобная растительность не будет теряться в мощи какого-нибудь бамбука. Пока ж можно сказать, что и следа гада не прослеживается. Чистенькая местность среди хорошеньких деревьев уходила в легкий набор хребтика.

Ветер струился поглаживая мою подсохшую плоть после буйных дождей, и я немного расслабился. Здесь еще и случилось событие дороги. Явственно стала читаться она по самой шкуре хребта. Я обалдел, и набрал хорошую скорость. Длилось это всего метров четыреста, а тут еще и первый клочок бамбука попался под ноги, и мне стало плохо. Я когда вижу бамбук, мне всегда плохо. Какое-то время бамбучина предпочитал тесниться к южной стороне, потом полез и на северную, но я справлялся. Постоянно находились какие-то дыры, и даже поляна плотного кустарника голубики не остановила меня. Хребет понемногу зазмеился и полез в верхотуру, только я все равно упрямо сопротивлялся. Бамбук над этим посмеялся, и выставил такую стену в набор высоты, что я даже без слов начал диагональный спуск вниз, где долго блуждал между опасными сбросами и поперечными ручьями, которые неприятно уходили в полуобратную сторону на встречу с Омулем, мне приходилось резать их в неудобной позе, перебираясь через бугровидные возвышенности. Меня это вымотало, и мне надоело. По счастью я все же смог свалиться в Омуль, залез в его крапиву и был счастлив. Пройдя еще с час по его ложу, встретил подобающую моему уровню поляну, где и устроился на ночлег.

Уютная поляна

И вокруг сухо и нет медведей. А ночью пошел дождь, чтобы утром я ждал пока солнце поднимет воду к верху, и лишь тогда можно было топтать тропу, которой не было. Зато обозначилась дорога. Да, это были ветхозаветные воспоминания о ней, но она пролегала через удобные места и я быстро проходил участок. Лишь раз задержался погладить многочисленные выросты чаги на березах. Здесь ее было месторождение!

Но вот дорога уперлась в откос, и начались испытания. В борьбе с ними я задирался все выше и выше. Бамбук все больше покрывал южную сторону, мне еще удавалось проскакивать по каким-то краешкам вдоль обрыва в надежде, что там, за горизонтом будет все лучше и лучше, но становилось все хуже и хуже. Единственный плюс – это открылась видимость верховьев Омуля и окружающие преобладающие вершины. Разглядывая в задумчивости все в отдельности и вместе, я решил оказаться ближе к Штернбергу. Все дело в том, что Омуль выводил не на Штернберга, а на Верблюд. Это была та самая вершина, что ввергла меня в желание пойти сюда. Именно она обрывалась на ту сторону каким-то загадочным провалом. Только она не была высочайшей. Немного ниже Штернберга. Если выйду на Верблюда, который мне открылся в разрыве сопок, то с него еще требовалось попасть на Штернберга, это к югу. Насмотревшись на вечнозеленые заросли сильного бамбука, мне пришлось испугаться, что и путь от Верблюда до Штернберга окажется труден в исполнении. Вот здесь и пригрела меня змея идеи прорезать низкую часть хребта между Омулем и южным ручьев выводящим под высочайшую вершину. Сверху я и наметил эту нижнюю точку, осталось только оказаться там. Бамбук цеплял за руки и ноги, но поддавался. Все же вниз по нему идти есть возможность. Скатившись вниз прошел немного по воде и вот она точка перехода. Начало было обнадеживающим – без бамбука. Темнохвой надежно охранял чистоту своих покровов. Только под самым перевалом бамбук навалился всей силой и я сдвинул маршрут правей, пусть повыше будет, зато пройти проще. И так по дуге зашел на перевальчик. Ничего с него не увидев из-за деревьев, пошел вниз. Прорезал один ручей, второй и вот он мой. На нем я застрял на время обеда. Развел огонь и сделал все, чтобы поесть.

Вода в ручье то пропадала, то появлялась. В этом походе я оказался безоружным, без бутылки. И это меня возмущало. Не было пространства для маневра, налагалось ограничение по ночевке. Как я, такой опытный, и так лоханулся?

Появилась связь

И я отослал первые фото. Появились виды, главным образом Жданко. Погода была на редкость видимой. Стоило переждать все дожди, чтобы попасть в такую прелесть. Ручей вроде бы и продолжался дальше, но сбоку появилась более менее проходимая тема, и качнулся в нее. Буквально пятьдесят метров и я выхожу на почти альпийские поляны. Это был момент экстаза. Ведь готовность была рвать кожу через очень жесткую растительность. Дело в том, что эти горы низкие, ниже 700 метров, а это маловато для выхода в чистоту. Хороший опыт был получен на Мицуле, где высоты немного выше этих, но вершины заросшие и трудные для прохождения.

В то же время, близкий Жданко давал обратный пример, где его склоны и хребты открыты и чисты. Но там можно было грешить на близость к морю, тем более оно Охотское. И я был готов к самому плохому, только опять действительность разошлась с моими ожиданиями, и в этом раз к лучшему.

Выйдя на поляны, разрыдался бы, если бы мог, но некогда было. Под ногами распростерся брусничник, по окраинам полян пышном цвел стланик, а с запада тянуло или высоким туманом, или низкой облачностью в разрыве которой и мелькал как семафор пик Штернберга. Острая его вершина немного отпугивала кажущейся недоступностью. А вот поляны уходили куда-то к нему, обещая доступность. И я не торопясь шел в предложенном направлении. До самого верха хребтины еще оставалось метров 150, но я туда не стремился. Поляны в ту сторону кончались, да и ветер с той стороны намекал на непривлекательность комфорта. И по диагонали я понемногу увеличивал процент восхождения на Штернберга. Но время клонилось не в ту сторону, а все больше к темноте. Да. еще два с лишним часа, но пока дойду, пока спущусь до приемлемых условий – пологие поляны и наличие воды. Сколько это займет времени? Я ведь ничего не знаю о характере местности и скоростных возможностях. Тут то я и пожелал со всей силы своего обаяния об отсутствии бутылку. Нет бутылки, нет воды.

Топнув головой о землю, назло себе решил ночевать без воды. Перебьюсь. Не так давно ел и пил чай, да и ягода здесь присутствует. В основном она была брусника, но немного не спелая, но переживу. Ей и буду заедать горечь жажды. Впрочем, при небольшом хотении можно было сходить с котелком и за водой на тот ручей. Налегке то, и расстояние не Москва-Владивосток, да и растительность не самая упругая. Но вот поленился..

Место ночевки выходило входом на восточную сторону. Все было подо мной, я был свидетелем красавца Жданко. С такой стороны я его не видел. Когда стемнело, то заметны были световые лучи проходящих машин. Хорошо ворочалась связь, но я старался не злоупотреблять ей, солнечную панель опять не взял, поэтому энергия не была в состоянии плюс бесконечность.

Набрав брусники, чередовал ее со сгущенкой и конфетами, тем и перебился вполне благополучно до утра.

Утром же погода баловала на обе стороны. Солнце разливалось как соловей. Собрав руки в ноги, а ноги в руки, отправился к недалекой вершине. По прямой чуть за 700 метров. Возникали лишь опасения доступности. По ребристой поверхность топорщилась какая-то растительность, которую не было возможности рассмотреть в мои окуляры.

Первые сотни метров удачно прохожу между стлаником по полянам, вторые сотни метров тоже не представляют трудностей, а третьи сотни метров подарили выход на самую гребенистую часть хребта и я узрел. Верблюд обладал облезлым верхом и не опушенной поверхностью хребта в сторону Штернберга. Это не была сплошная поляна, но что-то около того. Такая обида взяла, что не пошел на Верблюд по Омулю.

Оказался бы и на Верблюде

И на Штернберга не потерялся бы. А теперь мне не видать той огромной стены уходящей в провал с Верблюда. Она неудачно подворачивает в сторону, и мне не светит красотища. Это был провал..

А вот была бы у меня вода! Я бы бросил вещички и сбегал на поганый Верблюд, трудностей не представляло. Но не ел ни в вечер, ни в утро, а когда будет обед – не известно даже Ямбую. Всюду неудача из-за какой-то бутылки.

Вблизи вершина Штернбернга не кусалась, а то из далекого она казалась крутой и опасной. Перед началом окончательного подъема посидел на открытой поляне и полюбовался вершинами. Приметил большой провал к северо-западу между горушками, это те ворота, что пустили нас с того побережья 11 лет назад. Эх, не дала дождливая погода в те времена любования окружением. Так и прошли мимо как слепые. Сегодня все искупалось.

Начался подъем в самую филейную часть Штернберга. С западной стороны громада пустых полян в упор подступали к вершине, но больно крутовато, и туда мне нужно перепрыгивать через всякую гадость. К слову, глядя на верха, чувствовалось незатронутая дикость. Все по настоящему было грозновато давнишним. Склоны обвисли древними березами, прорехи ручьев резко обрывались с горушек. Зеленая машина, ни дать ни взять. Мне нравилось.

С выходом на хребет, стал заметен и западный образец видов. Пока частично, лишь сторону не прикрытою Штернбергом, но это уже вызывали легкие волны взволнованности. Сам Штернберг и Верблюд, это первый хребет, который заканчивается вскоре к северу, где его и объезжает по кривой река Пугачевка, а дальше лишь холмы. А вот вторая линия хребта, к западу, крадется значительно дальше на север, и удаленном и затуманенном далеке заметны весьма аппетитные формы вершин. Резки, свальные, крутые, скалистые – в общем чтобы долго не перечислять, ограничусь одним словом – сексуальные.

Забуриваюсь в растения и удивительно легко проскальзываю на открытый гребешок. Почва сильно пружинит всякими лишайниками и мхом, но зато чисто. Только требуется не увлекаться левым видом, а то туда местами можно и соскользнуть теряя шкуру со скелета. Виды все дальше и шире.

Солнце то припекает, и течет пот. Откуда он только взял воду для себя? Пить хочется, но терпеть силы имеются. Шаги за шагами и я восхожу на вершину. Она открытая, не заслоняется никаким стланиками. На верху несколько старых триангуляционных знаков, включая гранитный японский, а над ними всеми наш, новый. Установлен в 2015 году, явно вертолетом.

Открылась вся прелесть видов

Кроме северо-востока прикрытого туманом, но в ту сторону я уже насмотрелся. Все остальные виды распростерлись передо мной. Видно было даже западную часть – со всеми атрибутами ее: морем, и кусочком какой-то деревни. С юга торчала огромная стена. Каменная и осыпающаяся. Внизу накопилась целая куча отваливающегося камня. Эх, там бы полазать! Эти места славятся древними окаменелостями. В частности аммонитами – рогами бога Аммона. Это меловой период десятки миллионов лет назад: они захватили и удерживали Сахалин, но пришел им конец, и нам придет.

Естественно, к востоку торчал и Жданко. К югу какая-то удивительно ровная, прямо пирамида, вершина. На юго-западе скалистая гора, а между ней провал, куда и вытекает вода со Штернберга. В этом месте прикольный перевальчик между системами. Здесь начинается Пугачевка, что течет на восток, и Штернберовка – уходящая на запад. Между ними сверхнизкий перевал. Если переходить с одной реки на другую, то заметить его будет невозможно. Еще бы немного и возникло бы явление бифуркации.

На западе шел параллельный хребет, с приятными скальными вершинами.

Наслаждение продлил бы вечно, но обезвоженность и голод толкали уже совершать подвиги. Несколько сот метров строго на запад шел чистый уклон. Далее прогиб между Штернберга и другой горушкой, с которой склон летел вниз самолетом. Только не это меня останавливало, а растительность. Начиная с прогиба, все было забито слишком бурной растительностью, чтобы лезть в горушку. Так что с прогиба я и полез вниз, на юг, чтобы достичь верховьев Штернберовки.

Сильная мощь растительности препятствовала как могла, но вниз задачу облегчало. Я намеревался выйти на ручей, который с крутого склона входил в состав Штернберовки. Вот только бы я этого лучше не делал.

Слишком крутой склон так запахал глубоко ручей, и такой узкой линией, что проходимость его была нулевая. Идти же по бокам его было просто невозможно. Склоны сильно клонились и вниз к основой реке, и в то же время в бока, к ручью, что изнемогало и я пошел в сторону от него, с мечтой скостить путь. Но получалось так, как получалось – не очень. Срезать не получилось, там скалы, плотный бамбук и еще что-то, так что падал как осенний лист, просто в речушку.

Да, появилась вода, и я наконец-то вдрызг напился, но вставать на обед было не с руки, так и пошел дальше. Начальная Штернберовка была нелицеприятной. Не водопады, но крутые уклоны. С большим трудом и плохой скоростью выхожу прочь из теснин. Знаю, там, не далеко, те самые места со сверхнизким перевалом. Там уже полого и ровно.

Тихо помалу иду, и почти резко выскакиваю из скальных щек. Первое время это темнохвойный лес, под еще небольшим уклоном, но по щелчку пальца вхожу в высокотравье, где речка начинает неспешно петлять и мигрировать. Где-то по правому плечу, совсем рядом Пугачевка, стоит только преодолеть сотни три метров, и незаметно окажусь в ее долине, а там хоть обратно к Охотскому морю. Только нет, наш путь на запад!

Казалось бесконечным это блуждание по высокотравью и блуждающему ручью. Очень хочется дождаться момента слияния с еще одним большим ручьем, даже больше этого. Как будто будет пройден очередной этап, после которого начнется следующий.

Я точно знал по спутниковой карте, где начнется дорога, и примерно думал, что может быть будет дорога и раньше, но до этого момент было еще немало, не сегодня. А эти места не видели человека в каком-то значимом количестве.

В какой-то момент захотел срезать ручей и долго блуждал по траве, путался в ней и мне все не нравилось. Тело хотело еды, ее не было давно в нем.

Выйдя вновь на воду, обнаружил небольшой плесик и удобно лежащее дерево, на котором и посидеть и котелок подвесить. Все, обед и завтрак сразу!

Естественно после него жизнь наладилась, и я заметил, что оказывается в небе солнце. А тут еще и через двести метров долго ожидаемое слияние ручьев. Река сразу стала значимой. Местность не была простой для прохождения. Часто загоняло в воду, но и вне ее тоже было не сладенько. Камни реки дарили меловые подарки.

Всякого рода навалом ракушек и даже самую ценную из них – аммонит.

Они валялись прямо в реке, отваливаясь от боковин сопок. Ни разу не приходилось слышать, что и здесь они живут. Особо охраняемая территория значится только на Пугачевке. И вот мы видим вид двустворчатого моллюска – иноцерам. Болтались в одной теплой меловой луже с аммонитами миллионов 80 лет назад. Тут же, сбоку в одном камне, белемнит – три штуки, головоногий моллюск.

Шлось медленно. Трава мощная, болотца, река не дает разливов, только по воде можно идти. Иду неспеша. Нахожу булыжник с четырьмя моллюсками в ряд – это туррилит, тоже свидетель меловой эпохи и динозавров, и так же как белемнит, он головоногий моллюск.

Шаг за шагом и вот выхожу на приятную поляну над рекой под елками. Сильно она мне приглянулась. Глянув на карту, понимаю, что до гарантированной дороги остается еще несколько часов, а уж по дороге выскочу к морю быстро, так что на завтра и оставлю самое сладкое, а сегодня я уже пришел.

Попробовал порыбачить

Но то ли рыбак из меня плохой, то ли рыба из реки куда-то перелетела, ничего не поймал. Настаивать не стал, свернул удочку и приготовил обильно много макарон со множеством тушенки. Нужно отъедаться за все страдания.

Утром, тут же по выходу, меня ждало космически нереальное открытие. Оказывается, в трехстах метрах от ночевки были большие порубки леса. Лет двадцать пять назад. Все вывозные дороги намертво заросли малинником и всем подряд, так что с этой стороны облегчения не последовало. Лес рубили узкой полосой вдоль реки, но не в упор, а на некотором расстоянии. В сопки не лезли. Так я и шел в немой надежде найти еще полудохлую дорожку. Раз или два удавалось в самой чащобе, но праздник продолжался коротко.

Иногда даже встречались запчасти от техники, ближе к подъему на дорогу нашел даже треснутую каску.

Но в целом все признаки лесовозных дорог размотало в хлам. Пришлось долго идти по сильно травянистой пойме. Потом ус повел вверх, решил что умнее всех, пошел вверх, завел в тупик. Еще раз подумал, что я умней других и стал резать по склону. Склон встряхнулся и скинул в реку. Было больно.

Оставшийся километр еле полз. Но вот точка напротив которой спутник четко давал понять, что будет дорога. Большое пятно и нитка.

И правда, туда ведет «ус». И о чудо, даже легкая легкая тропа прослеживается в его малиннике. Видимо приезжали сюда отдельные личности на рыбалку. Крутая дорожка вела не стесняясь и круто. В этот момент пошел легкий дождь, но так как я уже чуял близость дороги, это не сыграло для плохого настроения.

На верху стояла большая железная дрына.

Лебедка. С ее помощью заволакивали лес наверх. Прошел еще какой-то подобный мусор и вот она площадка. Меньше футбольного поля, но все равно с размахом. Это верховой лесной склад. Здесь складировали древесину для последующего вывоза. Вот для нее и была дорога.

Заметил след машины. Все, дорога устойчива и зрима! Значит приведет меня куда следует. Здесь главное не выбрать длинное плечо. Зашагалось вдвойне веселей. Времени было четвертый час.

Расстояние под двадцать километров я прошел почти не присев. Конечно, и дорога располагала. Она шла с постепенным, оптимальным уклоном вниз, лишь местами без оного, особенно последние километры вдоль Штернберовки, куда я спустился вновь через километров пятнадцать. И прямая дорога до Парусного оказалась в части пути заброшенной, пришлось путаться в подросшей траве, но это был эпизод на пару километров. Затем вновь многочисленные машины накатали путь, и вот она, деревня. Но не доходя до нее, появилась отличная связь, и я на ходу отвечал на сообщения, созвонился с дружественными странами и девушками. Не спешно шел по улицам деревни, разглядывал местную житуху. Узнал где магазин, и сразу огорошили новостью, что он работает до 18 часов. У крыльца магазина я зафиксировал 18:15 и закрытый магазин. Нда, глупо было опоздать на 15 минут. Больше магазинов здесь не было.

Хотелось заночевать на море

И пойти пешком в сторону Томари. Не судьба была… Вышел на трассу, тормознул Камаз и оказался в сложном положении. Он шел в Южный. Часа три и я горячей ванне дома. Но мужество не покинуло меня, и через двадцать километров я слез с машины в Ильинском, у магазина. Кроме еды в магазине меня заинтересовала зарядка телефонов, хотя бы одного. В сенях была розетка, и я полировал взглядом море, пока электричество перекочевывала в мою батарейку.

Примечательны были и разговоры с местными у прилавка. Каким-то образом они определили что я из похода и первый вопрос последовал о медведях – как страшно я их боюсь?

Слега разогревая публику, последовал рассказ о взаимной ночевке на Омуле. Без преувеличений, в их глазах замер ужас.

Немного зарядившись, побрел на близкий пляж. Он здесь песчаный и его много, поэтому никто не был в претензии. Ветра не было… я это запомнил, потому что на следующий день был, и в обед он клал мне палатку. Но я все равно не торопился, и лишь в четыре часа вышел в путь. Задача была попасть в Томари – это местный районный центр. За остатки этого дня я и не мечтал туда попасть. А лишь в Пензенское, промежуточную деревеньку в километрах 12 от пункта дислокации. Сперва потребовалось не утонуть в устье реки, для этой цели выбрал мост чуть выше по течению. На выходе вновь остановился у камня, он говорил, что тут наши, русские высадились в середине 19 века и основали деревню. Место крайне неудачное. Позже она переехала под склоны сопок, чтобы прикрыться с востока. В данном месте Сахалин имеет тонкую талию, всего в 27 км, и между побережьями нет толковых возвышенностей. Любое изменение давления с какой либо из сторон, вызывает беспорядочные движения воздуха. Он выбирает самый простой и короткий путь, именно через основанную деревню. Ветра здесь частые и сильные. Сегодняшний день без исключений. Кроме того воздух беспорядочно носил дождевые массы, и я долго их наблюдал топая по берегу над этим местом.

С дороги я убежал на море. Смысл похода ходить меньше по дорогам, а больше там, где никто не ходит. И берег моря для этого подходил. Длинный пляж уткнулся в коварный берег. Он все больше поднимался надо мной и я побаивался, что так меня может и зажать, придется возвращаться к ближайшему выходу на верх. Этот момент почти случился, прибой шарахал в крутые берега от всей души. Пришлось снять видео перед переходом – с завещанием, и после со счастливым известием, что завещание отменяется. Дальше дорожка пошла ковром до самой реки у Пензенского. Вечер грозил быть, а я топтался в устье глубокой реки. Как я ни совал нос в воду, шансов не было. Пришлось идти чуть не километр до моста. С него уже и вошел, как пропыленный льдами Гренландии, викинг. Пройдя по краю поселения, забрался в песчаные дюны ближе к реке. И там среди высоких песочных барханов нашел обезветренное место. Зарядив дровами щепочницу, и поставив на нее воду, быстро побежал в магазин, до него было 600 метров. Там сделал важные дела – поставил телефон на зарядку и купил немного еды, в частности вареники с картошко-мясом. Пельмени уже боялся себе позволить, денег было немного. Прибежал к остывающей печке, но еще с углями, зато вода почти закипела. Жрать хотелось как льву в зоопарке с пьющим сторожем.

Забрав телефон с магазина, где его великодушно подзаряжали, я долго общался с хорошей девочкой из Белоруссии и думал – «Во времена, в каком-то удаленном от цивилизации месте (на самом деле я просто подумал про Мухосранск), можно говорить с любой точкой мира без всяких международных оплат.

На следующий день я подготовился к вторжению в цивилизацию. Помыл голову шампунем найденным вчера на море, побрился и стал благоухающим.

Сегодня ничего не мешало выйти в Томари

От Томари я ходил по берегам моря в 2017 году, до самого Чехова, теперь замыкаю от Ильинска. Предстояло пройти под 30 км. По предварительным данным ничего не должно было помешать. Никаких непроходимых мысов не числилось в тех местах.

Погода благоприятствовала, я был свеж и сыт, так что в путь.

Проходя через Пензенское, еще раз вдохнул тухлую вонь свалки несущуюся от местной речушки. Она текла почти по центру и благоухала всей канализацией.

Это минус.

А вот плюс. Немного подальше, поближе к Томари, стоял себе обычный несколько этажей благодати многоквартирной. Развернутый двором к морю. Точно на первой линии. Представьте ваш дом, человейник, как кличут их. Вы выходите из дома, проходите заасфальтированный двор, миновав детскую площадку и помойку и тут же начинается полоса пляжа. Грохочет теплое море (а в начале сентября оно здесь теплое). Да и выходить не стоит даже из дома, просто выпал на балкон, и морской воздух тебе в дыхало.

Еще более впечатляющие дома, в целых пять этажей, стоят южней километров на сто с лишним, под Холмском. И море там потеплей будет.

Солнце блестело в окна дома первой линии Пензенского и мне в лицо. Выступил в путь до еще далекого Томари. Ничего сверхестественного, как уже обмолвился, не предвиделось. Песчаные пляжи, немного каменистых, но все глубоко почтительно проходимо.

Вскоре наступили высокие берега, к которым прижимался пляж, но все же проходимость была посредственно-удовлетворительна. Дороги сюда не подходили, ибо крутизна. Основная, связывающая, дорога была где-то выше, в холмах. Она мелко бегала по извилинам мелких сопок, а железная дорога вообще ныряла в многочисленные туннели.

Какие-то мысы пытались постоять на пути моего бронепоезда, а я их щелкал как орехи. Наибольший задерживающий фактор – это мусор. Это добро приплыло со всего света. Южная Корея, Япония, Китай и даже Вьетнам с Таиландом. Пластиковые бутылки лидировали в номинациях. Хотя ограничений вообще не было. Нашел я и кинескопный телевизор, и бамбуковое древко с корейским флагом. Только все не мог обнаружить чемоданчика с йенами, или юанями. Все как-то не попадались. В особенно удачных местах скапливались целые горки, пересыпанные песком, такого мусора. Периодически в них можно было найти и полезное. В 2017 году по всему побережью валялись пачки с корейскими вафлями, и даже срок годности не истек. Наелся я тогда их, как ворона требухой на бойне.

Погода была блестящей. Если смотреть на воду, так даже глаза слепило. Эх, вот бы здесь оказаться в дни 35-ти градусов жары, что стояла не так давно. А сейчас морской бриз освежал достаточно, чтобы отказаться от купания.

Выбрался к рыбообрабатывающему заводу. Этот «малыш» занял все пространство устья ручья и морского побережья. Требовалось подняться на верх склона, выйти на дорогу и по ней обойти сооружение. Подняться я поднялся, а на дорогу шиш с маслом. Какое-то время шел по кромке высокого берега, там было чем с него любоваться. Солнце заходило в сторону моря и это уже многое объясняет в завороженности окрестных пейзажей.

Вскоре, в наглую спустился в какую-то часть завода, что не производила впечатление запруженности толпами людей. Перейдя площадку, упал в ручей спрятанный бетонные ванные. Справедливо рассудив, что он выведет к морю, пошел по его водам на запад. Напротив основного тела завода открылась дыра. Из нее текла вонючая масса. Воды ее перемешались с ручьевыми водами, и по очкам победила вонючка. Отходы рыбообработки никто не думал очищать. Очистных здесь в принципе не существовало. Зачем, если под боком чистое море?

Последние сто метров пришлось дышать ротовым отверстием, чтобы не задохнуться.

На берегу моря перескочил невысокую ограду и оказался вне пределов загрязняющего производства.

Близость Томари по всему чувствовалась. Дороги выходили на пляж, и какая-то женщина нежилась на берегу с рядом припаркованной машиной. Это и были все отдыхающие. Зачем-то я двигал со всем упорством в Томари. Как точка, которой стоит гордиться. Зато не очень удобно ночевать. Или удобно? Я думал, думал и решил попробовать.

Томари не замедлило явиться

За поворотом открылись виды: великие, без преувеличения. Заводь, которая и носит прозвище у японцев Томари, блестела под солнцем, а все это обрамлялось невысокими, но сочными сопками. И в центре этой неземной красоты находился городишко. Целый районный центр. В последнее время его грязные раны 90-х припудрили цветными крышами и легкой косметикой стен домов. Но его убитый БУМ стоял нелюдимой громадой где-то в глубине, на возвышенности сбоку все еще торчали остатки японского храма. Его тоже в последнее время стали спасать. Река стала подмывать берега его, грозя унести с собой в море отдельные монументальности. На верхушку монастырского ансамбля соорудили лестницу, поставили ознакомительный щит и на этом пока все.

Окрестности, по которым я шел вдоль моря, оказались совсем уж завалены мусором и теперь точно не приходилось думать о ночевке здесь.

В городе помотался между вокзалом, магазинами и пляжем, где и решено остаться на ночь до 4 утра, в час когда тронется поезд. Удалось не проспать подобное событие, и вот я качаюсь в новенькой электричке. Все удобно до такой степени, что есть даже розетки в подлокотниках. Любезная стюардесса притащила чаю по первому требованию, хоть и в банке, и шоколадку: так замутило, что захотелось выпить и съесть.

Вдоль Охотского моря начиналась заря, солнце крадучись подступало с той стороны Земли к сахалинскому горизонту – я вернулся домой, наверное в тысячный раз и надеюсь не последний.