Читать онлайн Псевдовселенная Безумного Деда или терапевтические сказки для взрослых бесплатно

Не основано на нереальных не событиях…

Фантастический день!

День начался со звонка будильника! Я подошёл к окну комнаты и отдёрнул шторы. В туже секунду неугомонные солнечные лучи ворвались в комнату и осветили её полностью.

Будильник. Он прекратил звенеть после отключения. Это было прекрасно! Вы когда-нибудь задумывались о том, кто его создал? Леви Хатчинс – отец современного будильника, но его творение могло звонить лишь раз в сутки и в четыре часа утра. Теперь представьте, сколько воды утекло с тех времён? Как далеко шагнуло это изобретение с 1787 года? И вот, спустя два столетия с лишним, я могу себе позволить поспать на два часа дольше и проснуться в шесть утра. Это ли не прекрасно? Столько механиков и инженеров трудились из года в год, чтобы я вовремя проснулся и не пропустил важное событие!

Кофейник! Для чего он нужен без имеющихся логистических цепочек? Люди веками искали тропы, чтобы производить обмен. После в ход пошла навигация и даже воздухоплавание. Это же только представить: человек умеет летать! Всё это для того, чтобы я получил свой заряд бодрости в чашечке кофе.

Переписка с моей возлюбленной! Мы в отношениях совсем недолго и не торопимся разбивать цветочно-конфетный период о скалы бытовухи. Потому и видимся с три-четыре раза в неделю. Представляете себе: находясь в двадцати километрах друг от друга мы всё равно остаёмся рядом. За это спасибо Александру Беллу, а Мартину Куперу большая благодарность, что для этого мне не нужен телефонный шнур.

Я в костюме и с кожаным портфелем спешу к метро. Неудачи случаются, на мой аксессуар нагадил голубь. Вы правда считаете, что это повод расстроиться? Нет. У меня всегда с собой одноразовые влажные салфетки. Вы бы такие еще лет пятнадцать-двадцать назад нигде не смогли купить. А Сегодня нужна пара секунд и всё, никакой злости на пернатого. Только улыбка до ушей и хорошее настроение.

Вагон метро в составе целого поезда несся с огромной скоростью, скрытый от глаз оставшихся на поверхности. Сколько молодых парней погибло под завалами, когда рубили плотную породу, так и не достигнув собственных целей в жизни! Всё для того, чтобы мы добирались к своим целям в считанные минуты.

Мне казалось, что весь вагон ненавидел мою улыбку, но я не мог относиться плохо к людям, ведь их тоже любят. Их отцы кричали у роддомов от радости, а мамы улыбались, глядя на своих малышей. В такую минуту страхи и неудачи покидали родителей, а на смену являлась уверенность в том, что именно вы создадите лекарство от рака, полетите в космос или забьёте решающий гол.

Почва для таких мыслей была. Вам всем достался прекрасный век и все тайны мировой науки у вас в кармане. Вы имеете доступ ко всему, что знает человечество и способны изучать это, а, главное, – творить новое! Вам не нужна фантастика про будущее, ведь вы и так уже в будущем, а ваша жизнь и есть фантастика. За то, что вы умеете читать, несколько сотен лет назад могли обвинить в колдовстве.

Вот она моя работа! Нет это не разгрузка прибывших в порт кораблей и не работа тяжеленым молотом в кузнице, где маленькие искорки раскалённого железа прожигают твою последнюю льняную рубаху. Мне даже на этаж незачем идти пешком по ступенькам. Меня, словно в волшебной сказке, туда поднимет неведомая сила лифта.

Руководитель злится! Пускай, ведь есть ещё десятки тысяч вакансий. Ты можешь работать пока не надоест и сменить работу. Ты можешь позволить себе сменить директорский состав, уйдя в другую компанию, и в этом твой плюс, ведь еще совсем относительно недавно господин бы тебе достался по наследству. А, может, ты хочешь жить без хозяина, тогда уйди на вольные хлеба!

День пронесся, принося плоды на банковский зарплатный счёт! Вечер освещался лампами, ионом и светодиодами. Спасибо каждому шахтёру за добытые алюминий и медь, что, будучи проводами, несут в себе достаточно энергии и питают источники искусственного света!

Ресторан полон улыбок! Мы держимся за руки и таем во взглядах друг друга! Интерьер с картинами и бюстами имеет начало из древних каменных пещер. Там тихой ночью в свете костра в грязной руке с длинными ногтями находился кусок угля. Под впечатлением увиденного, человек выводил первые линии и рождал искусство. Другой учился стучать палкой по предметам в ритм, и мы теперь дивимся звукам скрипки и виолончели.

Нам не нужно драться за еду и проходить километры пути в поисках оленя. Вот она, еда, в тарелках прямо перед нами. Её готовили прекрасные повара, что обучились кулинарному делу. Да-да тому, которое было рождено из уст старых бабушек. Они на кухнях ветхих жилищ еще тысячелетия назад шептали рецепты на ухо своим внучкам, что бы те умели готовить вкуснее прочих.

Нет ничего красивее естественных вещей и вот, лёжа в постели, я любуюсь своим человеком. Эта девушка рождена людьми, которые трудились, а до них были те, что дрались за право родить и вырастить. Наши жизни рисованы кровью чужих и пропитаны потом предков, живущих до нас. Они строили нам теплые дома, но нет ничего теплее объятий. И в этих самых объятиях растворяются два взрослых человека, чтобы миру явился третий и совсем маленький. Именно он будет лучше всех людей, что были до, и именно он даст жизнь тому, кто станет ещё более совершенен.

Я проснулся от жуткого холода и желания поесть. Вокруг было темно и свет прожекторов пробивался сквозь щели в стенах. Папа спал рядом и остальные тоже сопели, некоторые даже с храпом. Я сел на край деревянных нар, что служили нам спальным местом и своими маленькими детскими ножками нащупал промерзшую от ночи и осени обувь. Потряхиваясь от холода, я прокрался к стене и начал изучать обстановку снаружи сквозь щель. Там в паре десятков метров от нашего строения виднелась колючая проволока. За ней с автоматами наперевес стояли двое часовых и о чём-то говорили на немецком.

Я стоял, глядя на это и верил, что мне приснилась правда. Всё, что сегодня вокруг меня станет в будущем обычным кошмаром. Это пройдет и наступит прекрасное будущее. Будущее живо, пока жива надежда!

Серость в коробке

Боль. Все моё тело болит. Каждое движение сопровождается болью. Сил нет. Меня тянут волоком. На голове какая-то тряпка. Меня сильно избили. Правда, сложнее всего было вытерпеть не это, а дорогу в багажнике авто и в наручниках. Хорошо, хоть сейчас их с рук сняли, но облегчение невелико, так как запястья все еще ужасно болят. Еще эта тряпка на голове. Из-за нее дышать тяжело. Приходится иногда с силой черпать легкими воздух. После каждого вдоха грудная клетка отзывается болью. Это какой-то коридор длинный? Шаги слишком гулкие. Хотя не факт, что это реальность. Может, сон в реанимации или я уже все, и меня тянут в ад.

– Серега, открывай эту! – раздался голос, и мне показалось, что даже об его тембр и хрипотцу можно порезаться. Настолько суровый нрав у их хозяина.

Вроде скрежет замка. По звуку замок похож на гаражный что ли. Скрип железной двери. Затем меня заволокли в какое-то помещение и бросили на пол.

– Придет в себя, окажи ему помощь! – снова этот ужасный голос.

– Х-х-ха-а-рашо, – ответил кто-то явно испуганный.

– Тяжеловат спортсмен, – вдруг произнес еще кто-то, с аналогично мощным суровым голосом. – Через пару часиков Прохор приедет с ним побазарить. Сделай так, чтобы пацан взбодрился.

– Я н-не в-вра-ач! – опять испуганный голос.

– Ты же вроде умный дядька. Вот и подумай! – опять суровый голос. – Все! Все на выход!

Шаги удалились из помещения, и дверь отрезала меня от «коридора в ад». Я лежал, а неизвестный, похоже, встал с какой-то кровати или еще какой мебели. После армии скрипучий стон панцирной сетки трудно перепутать с чем-либо. Сосед тихими шагами подошел ближе и аккуратно коснулся моего плеча.

– П-па-а-рень! Т-т-ты живой?

Я понимал, что в принципе сейчас я в относительной безопасности и начал потихоньку шевелиться. Начал кряхтеть от сильной боли по всему телу. Голова на удивление почти не пострадала. Видимо, били аккуратно, чтобы не убить.

– С-с-слы-ыш-шишь м-мен-ня?

– Да, – проскрипел я.

Неизвестный мне человек начал распутывать мою голову. Он кряхтел, по всей видимости, от старости. Пытался сделать все аккуратно и с горем пополам у него наконец-то получилось. Я обнимал руками бетон и чувствовал левой щекой его прохладу. Дышать стало легче. Я дышал и ощущал, как пыль с пола забивается мне в ноздри. Надо вставать. Я уперся руками в пол и начал, перешагивая через собственную боль, поднимать верхнюю часть туловища. Стоявший надо мной начал помогать мне, прихватив меня обеими руками. И вот я на ногах. Открываю глаза… И… это шок! Подвал. Похоже на подвал. Грязные исписанные стены и серый бетонный пол. Сама комнатка скорее чулан. Двухъярусная койка. На тумбочке тусклая свеча. Умывальник в одном углу, над ним треснутое зеркало, а рядом металлический бак, накрытый крышкой. В другом углу удобства, которые таковыми не назвать, внешне как армейский унитаз (дырка в полу). Только сейчас я начал улавливать, как смердит вся обстановка. Эта невыносимая вонь будто бы паленой кожи и грязной одежды. После я оглядел незнакомца. Взрослый, возраст неизвестен. Тяжело определить, он вероятно выглядит старше, чем есть, в таких-то условиях. Одет в поношенную грязно-серую робу. Легкая проплешина на темени, щеки осунувшиеся. Мужчина чуть пугливо сверлил меня взглядом сквозь треснутые линзы очков.

– П-присядь, – сказал он вдруг почти без заикания и даже с некоторой заботой в голосе.

Я послушал совета и опустился на койку. Он же суетливо зачерпнул воды эмалированной кружкой из железного бачка. После протянул мне кружку. Я взял ее в руки и, сделав несколько глотков, вдруг ощутил насколько прохладно в помещении. Незнакомец присел рядом и, упершись локтями в свои колени, скрестил пальцы рук.

– Ты кто, дружище? – спросил я.

– Я Михаил Палыч, – произнес он с некоторой грустью и добавил. – Я школьный учитель по литературе, но, как сам видишь, ныне и совсем уж никто выходит.

– А я – Ярослав.

– Рад знакомству! – протянул учитель мне руку. Я поглядел удивленно, он, немного смутившись, добавил. – Я, правда, рад, что наконец-то не один здесь, в этих четырех стенах. Ведь одиночество от безумия тем и отличается, что безумец уже один и сам в себе весь, а одинокий, если его положение не изменится, безумцем пока еще не стал, но обязательно им будет. Жаль, конечно, что при таких обстоятельствах произошло наше знакомство, но есть правила хорошего тона, воспитание и как минимум то, что нас от животных отличает.

Я равнодушно пожал его руку после этих слов. Не могу сказать, что хотелось доверять учителю, просто казалось, что ему хотелось хоть кому-то поверить. Михаил Палыч не вызывал симпатии, так как похож на тюфяка, да и вел себя, как слабый духом человек. Однако, жизненный багаж у него имеется, да и умом бог не обидел. Хотя, какая мне до него была разница в тот момент.

– Ты же вроде заикался.

– Я это от страха и от неуверенности жуткой, – сказал он, и в этот момент показался мне еще меньше, чем был. – Я очень боюсь охрану, звери они… Нет у них ничего человеческого.

– А они походу серьезные? – начал я прощупывать почву, пальцами ощупывая свою кривую переносицу. Нос оказался цел, а кривизна осталась в память от совсем других событий. – Как думаешь, на многое способны?

– На все, я с полной уверенностью тебе об этом говорю, – ответил Михаил Палыч и с досадой выдохнул. – До тебя со мной парень жил, молодой. Виктор Пуликин, но прозвище у него было – Пуля. Тридцать два парнишке было с небольшим. Ремесло у него было необычное, он лучше многих мог в доверие втираться, тем и промышлял – мошенничал. Предложил Прохору стартап, деньги на него взял и в бега подался со всех ног. Он в паре с другим парнем работал, тот его и сдал вроде, или… нет, он не то что сдал, а сам нашел. Пулю, когда изловили, денег при нем не нашли, и молчал ведь прям, как рыба. Сумма большущая настолько, что здесь и за двадцать лет не отработать, выгода одна только, если расскажет. И его пытали, чтобы узнать, где запрятал. Когда уводили для пыток, а когда здесь прямо при мне, – указал Михаил Палыч на пол перед собой, явно отмечая место преступления. – И вот, раз к проводам прицепили и динамо-машину крутить начали. В итоге так Пулю изжарили и замучили, что он прямо на моих глазах и ушел из жизни. Духом сильный был и настырный, да вот плоть это – клетка, сердце, видать, и не выдержало нагрузку. Ужасно видеть такое! Не то страшно, не то жалко, – у учителя прокатилось пару слез по щекам. – Поэтому я с ними и не спорю, да и стараюсь по всем вопросам посговорчивее быть. На все способны, знаю и сам видел. – Михаил Палыч явно ощутил пережитое вновь. Весь этот страх вперемешку с жалостью и бессилием. – Он, Пуля, только и поведал, что друг детства его сюда определил. Это что же за друзья такие?

– Тебя прям Михаил Палыч называть или положение позволяет Мишей?

– Честно, в этих обстоятельствах границы стираются, так что, как тебе удобно, – пожал учитель плечами.

– Ладно! С уважением к твоему возрасту отнесусь, – махнул я легко ладонью. – Михаил Палыч, ты им тоже денег должен?

– Да, согласен с тем я или нет, но оказался должен.

– И много?

– Двадцать тысяч долларов, будь снаружи, то уже отдал бы, – лицо его еще сильнее погрустнело.

– Блин, но это же копейки! – я вдруг ощутил некоторый шок. – Почему им сразу не отдал?

– Да я бы с радостью отдал и доплатил бы даже, – вдруг опустил Михаил голову. – Да только сдается мне, что это показательная порка, но без всяких зрителей. Наказывают меня не за мои проступки и даже не за чужие, а есть мотив в разы ужаснее – гордыня. Сначала один человек подставил, другой ужасно огорчился из-за самолюбия, а третий наказывает не в курсе даже и за что. Прохор-то обо мне поди уж и забыл совсем, ведь я ему и вовсе был не интересен. Это Акима сильно обида заела, самолюбие его больное. Вот он к Прохору и обратился с просьбой проучить, да сюда трудиться меня пристроить. Кто знает, что дальше ждет, быть может помру от слабости или перепродадут кому другому на работы. Но вера в то, что белый свет увижу, а уж тем более волю и родных, у меня в сердце давно иссякла. В-общем, доживаю своё здесь.

– Что это за коробка? – указал я руками на стены и потолок.

– Это кирпичный завод. Мы здесь фактически в рабстве и отрабатываем свои долги, ну или провинности, – окинул учитель комнату взглядом. – А ты сколько задолжал этим нелюдям?

– Выходит, что тридцать тысяч долларов, – сказал и на пару секунд уставился в пустоту.

– Так отдай! Не глупи, ради Христа, отдай! – подскочил Михаил Палыч с койки. – Это не шутки, а самая, что ни на есть больная реальность. Спасай жизнь! Отдай их им, это ничто, ведь ты еще во много раз больше заработаешь. Ты на себя посмотри! Здоровяк такой, красив и молод совсем! Тебе еще жить и жить, да может и пользу людям какую принесешь.

– Меня не за то, что не отдал, а за то, что не взял. Ну, а про пользу? Черт его знает, Михаил Палыч! Вряд ли.

– Это как? Как за то, что не взял?

– Да, долго будет рассказывать, – ответил я и сразу перевел тему. Я хлопнул по плечу нового знакомца слегка и ощутил, что дядька жилистый. – А чего может одного охранника забьем, да сбежим? – я растянулся в хитрой азартной улыбке, когда учитель глянул на меня удивленным взглядом.

– Сам бы рад, но там ведь… – он указал на дверь рукой. – Крепость целая. Их ведь там не три и не четыре, а полноценная группировка, да и трудяг подобных нам немало. Мы все им на одно лицо и пуль не пожалеют.

– И кто такой этот Аким?

– Ты чего, это ж важная птица по ювелирке в нашем городе, – округлил глаза учитель. – Бриллиантовый король, хотя в статус короля, мне кажется, мой горький опыт Акима возводит. До Прохора ему расти и расти, тот – буквально хозяин. Сидит и всех от дворника до руководителя за ниточки дергает.

– И чем же ты ему по вкусу не пришелся?

– Я в баре выпивал… Хотя… Нет. Наверное, все же не с этого места начну, – учитель чуть подумал и зашел по новой. – Я дома вечером был, темнеть начало… Хотя и здесь не так понятно будет, в красках не раскроется. Я с самого начала начну лучше. – встрепенулся Михаил Палыч и подскочил с койки на ноги. Он искренне был счастлив собеседнику. Ему хотелось рассказать и услышать. Учитель не желал тратить ни минуты своей жизни, которая ценность представляла только для него самого.

– Ну давай! – озвучил я, в надежде скоротать время. – Только в два часа уложись, а то придет этот козел и оборвет твой рассказ.

– Ага, – кивнул Михаил Палыч. – Я молод был и встретил ее на танцах, в клубе «Ураган».

– Я знаю этот клуб.

– Да-да, он уже долго работает и лет ему уже не счесть. Мы с другом там вступились за нее от приезжих. Я и друг мой – Алешка! – заулыбался учитель. – Он – как брат мне самый настоящий. Мы с малых лет вместе бок о бок, но он по военной линии пошел, а я учителем литературы стал. До сих пор дружим и крепче дружбы нашей нету совсем ничего, – вдруг Михаил Палыч пришел в себя. – Так вот. Полюбилась она мне сильно и сердце биться мое заставила с таким звоном! Красивая, рыженька и веснушки, платьице в цветочек и, главное, улыбка ее полная веселья. Как я любил ей ее дарить – эту улыбку. Я и кривлялся, и шутил, и фокусы ей показывал. А глаза… – восхитился он образом девушки и настолько искренне, что даже начал переминаться с ноги на ногу и сопровождать чувства жестами рук. Каждое слово подкреплялось эмоциями и, казалось, будто он не говорит, а проживает это вновь. – Глаза были огромные, голубые и чище их не было в свете. Я утонуть в них боялся, настолько они меня манили и настолько беззащитен перед нею я был, – вдруг Михаил Палыч пришел в себя. – Зажили мы с ней мужем и женой, а через время сын родился. Главное мне было, что в любви рожден и воспитан тоже во взаимоуважении, – учитель улыбнулся и на глазах навернулись слезы. Его нижняя губа начала легонько подрагивать. – Как по нему скучаю и жизни без него мне вовсе нету. Как боюсь его больше не увидеть никогда и самое больное мне, что так, видимо, и будет, – он умолк на пару секунд и, взяв себя, в руки продолжил. – И как-то жизнь была обеспечена. И жильем, и деньгами. Я хоть и учитель литературы, но в престижном лицее, и не удивлюсь, если окажется, что когда-то детям этих людоедов – Прохора с Акимом, пятерки ставил. Меня директор новый недолюбливал, но у меня заслуги, и я перед ним в полной безопасности себя всегда ощущал. Бывало, я на конференции ездил, квалификацию постоянно повышал и даже, дело было, подкастов несколько со мной записали, а его же это заедало, да так, что я не понимал, чего мне вообще делить-то с ним? – снова его улыбка сопровождалась искренним счастьем и тут же стала спадать, глаза тихонько гаснуть. – Жена от меня стала заметно отдаляться и годы в браке стали брать свое. Перестала мне гладить вещи, и ее еда для меня готовилась все хуже, пока она совсем не прекратила мне готовить пищу. Я понимал, что от былой любви не осталось ничего и даже уважение уже давным-давно утрачено. В какой-то момент жена зачастила к подругам сбегать. Накрасится, оденется и бежит от меня из дома, словом не обмолвившись. Алешка первый мне и сказал, что она от меня не из дому, а налево бегает. Я-то ведь ее любил и верить не хотел, ведь чище ее глаз мне во всем свете ничего и не было.

– Дай-ка угадаю, – вдруг перебил я рассказчика. – Он в итоге на нее и влез, да?

– Нет, ты что? – вдруг, как заведенный начал Михаил Палыч. – Он никогда со мной так не поступит. Он подполковник, но не штабной ряженый, а боевой офицер. Он не понаслышке знает, что такое честь. Мы ведь с малых лет с ним друзья лучшие, можно сказать, что на один горшок ходили, а если по зубам кому-то дать или получить, то тоже вместе. Он, наоборот, с заботой обо мне всегда.

– Ну ясно, – оборвал я его возмущения. – Так здесь-то как оказался?

– А, да, – вернулся он к теме. – Вечерело уже и жены дома не было, а сын тоже куда-то запропастился. Взрослый, уже в институте учится, да и мало ли какие у него дела молодые и с кем? Мне звонит директор лицея нашего и говорит: «Приезжай, значит, ко мне скорей! Ты мне нужен очень». Я, конечно, никогда не подлизывался, но просто раз он меня о помощи просит, хотя со мной не ладит, то, скорее всего, все очень серьезно. Я, правда, из человеческих качеств своих сорвался, я человек порядочный и помогать привык, даже самым невыносимым. В такси до него, после на этаж поднялся и в дверь позвонил. Он открывает не в себе, подвыпивший и лыбится. Полуголый, в одних трусах, да крупный такой. – Михаил Палыч очертил жестами в воздухе размеры бугая. – Я разулся в коридоре и, не снимая пальто, прошел в зал, а там сидит моя супруга в кресле. На ней из одежды ничего, на меня глядит глазами, преисполненными грязи, и улыбается сучьим оскалом. У меня кровь вскипела, дыхание ускорилось и рассудок от меня сбежать пытался. Такое унижение претерпеть было почти невозможно. Я захотел уйти, развернулся и попытался сделать шаг вон из комнаты, а предо мной директор встал и рукой слегка толкнул. После чего и говорит: «Куда спешишь? Ты не хочешь у своей жены спросить: как у нее дела?» И тут смех этой гарпии из-за моей спины! – учитель прикрыл лицо руками. Затем опустил их и с силой сжал в кулаки. Его лицо перекосила злоба. Глаза наполнились пустотой и желанием мести. – Я руку засунул в карман и с такой силой сжал связку ключей, что они, просочившись сквозь пальцы, высвободились и остались так торчать. Я видел его ухмылку и вдруг моё «я», оно исчезло совсем. Вместо меня явился некто другой безжалостный и на все готовый. Я много лет не дрался, но тогда точно знал, что нужно делать. Я так много раз соперника ударил, что, когда он остался лежать на полу все его лицо и руки оказались изрезаны ключами. Крови было очень много. Капли ее попали мне на губы, и я облизнул их языком. Ах, этот вкус! – на секунду замер в пересказе учитель. – Я в жизни ничего вкуснее не пробовал. Ничего вкуснее крови своего врага и не придумать, – его лицо наполнилось каким-то приятным наслаждением. – После я обернулся на неверную, да и сказал, что она хотела меня унизить. Сделал шаг в ее сторону, а эта девка ноги поджала и руками голову стала прикрывать. Сидит сука рыжая, гримаса кривая, глаза страхом полные, а я и продолжил: «Ну, и кто теперь оказался ниже?» Плюнул в лицо опостылевшей. Развернулся после, да и прочь оттуда. И каждый раз, вспоминая даже этот фрагмент моей жизни, в меня возвращается, тот, другой я, который не я.

– С чего ты взял, что это не ты?

– Потому, что я изменился и стал совсем другой, – оправдывался учитель. – Я, правда, стал характером далек от себя в неугомонной юности. Даже, в той среде обитания и в тех условиях, в которых мы росли на улице, я больше жизни любил читать. А сегодня я уверен, что абсолютно счастлив в своей профессии. Не это ли самое важное в жизни каждого? Найти призвание свое и отдаться ему всецело.

– Люди не меняются, они собой становятся. А то, что она тебя в процессе брака терпилой воспитала, так это очевидно. То, что тебя в ту секунду проявило, то и есть ты настоящий.

– Ну, даже пускай так, – согласился учитель. – После я шел по улице и переворачивал мусорные урны. Я кричал просто и несвязно, в меня вселилось нечто ужасное. Дошел до ресторана «Beer for man» и вошел внутрь, чтоб залиться, будто это хоть кому-то помогало. На баре сидел и пил как не в себя. Сначала в одиночестве, после со мной в тот вечер незнакомый человек запил. Много угощал меня, потом сказал, что ему пора и удалился. Вдруг в ресторане крики начались и этот Аким ругань поднял. Пока этот ухарь куртизанке что-то про красивую жизнь рассказывал, его охранники сумку с деньгами проморгали. Я ведь пил, ни о чем не думая даже, а камеры глянули и увидели, что мой собутыльник и есть вор. Конечно, все в ту же секунду на меня кинулись. Что обиднее всего, так это когда меня эти сволочи тянули, никто ведь не вступился больше. Бармен только закричал, что бы не трогали, но это ничего не изменило и его угомонили. Увезли меня и опросили уже здесь, на этом чертовом заводе. Поняли, что я не в курсе. Правда, Аким принципиальный, Прохору позвонил да попросил меня приютить, пока все не отработаю. Я с охранником малость разговорился, тот мне и поведал детали. Ну, он не простой охранник, а начальник службы охраны завода. Его Толя звать, вроде громила, а начитанный, да и местами справедливый очень, но работа у него вот такая, – учитель поводил руками по комнате.

– Мне жаль, что так по-тупому, – ответил я. В самом деле, жаль его было. Не зная что сказать, я почесал темя и ощутил пальцами ворс своих коротко стриженных волос.

– Да, и мне жаль, – склонил он свою седую голову. – Все это водка поганая. Сколько людей погубила. Не пошел бы пить и здесь бы меня тоже не было. Никогда нельзя оказываться в тех местах и обстоятельствах, в которых тебе никто не поверит.

– А друг твой? Как думаешь, ищет тебя?

– Я думаю, искал вначале, – он поджал нижнюю губу и свел брови домиком. – Сейчас поди и вовсе уже прекратил. Не может же он вечно меня искать, но помнит точно. Я иногда во сне его вижу. Он каждый раз спрашивает: куда я подевался? Он настоящий друг, понимаешь? Таким не каждый похвалиться может, а тут сам же видишь, – он обвел руками серую коробку. – Да и больше года я здесь уже. Время, оно ведь адаптирует к новым условиям и событиям.

– Значит, я тоже не каждый, – произнес я и упершись затылком в стену и застрял на пару секунд своим взглядом в узоре сетки верхнего яруса кровати. – Мне интересно, как скоро меня Свят искать начнет.

– Свят – это Святослав?

– Да.

– Ну, надо же как созвучно, – удивленно произнес учитель. – Святослав и Ярослав.

– Да, почти, как Мишка и Лешка, – улыбнулся я. Михаил Палыч тоже улыбнулся. Я же после недолгой паузы вернулся к теме. – Мы с ним с младших классов вместе. Тренировались на одной секции по смешанным единоборствам. Он одногодка мой, а рост два метра. Крепкий и очень надежный человек. Правда, я однажды его чуть не застрелил.

– Из-за чего?

– Из-за одной неприличной девушки, – выдавил я, слегка оскалив клыки. – Я только из армии вернулся и устроился в бар трудиться. Не то, чтобы была потребность в деньгах великая, просто характер горячий и много внимания к себе привлекал ненужного. Вот, я там для галочки и бывал, там же и с ней познакомился. Немного времени прошло, встречаться стали. И тут она с моими друзьями затусила и со Святом в том числе. У меня к ним доверие серьезное и против ничего не имел. Мне Свят пишет, что они из клуба к Григору поедут. Это еще один наш друг – он армянин, но свой – обрусевший. Я отписался, что подтянусь после смены. И мне в моменте осталось минут двадцать до конца смены, как вдруг заходит она. По лицу каким-то типа лезвием чиркнули. Ну, не порез, а как типа царапина, но такая… Глубокая. В ссадинах вся, губы разбиты и колготки порваны. Естественно, я рассвирепел. Кто? – спрашиваю ее. Она говорит, что Свят приставал, а она отказалась. У меня прибамбасы падают. Я на алкогольный склад за пушкой. Там, знаешь, хранить безопаснее. Дома обыск может быть. В-общем, она такая, типа не поеду и боюсь. Я, говорит, лучше домой поеду. Я ее домой увез, а сам к Григору пулей. С такой скоростью, как будто не мстить, а прямиком в Валгаллу. Приехал и возле подъезда увидел Свята. Выскочил я из тачки и пушку на него навел. Он стоит молча и в глаза мне смотрит, а рядом его любимая, Лиза, и вид у нее тоже потрепанный. Свят оттолкнул ее от себя.

– Ты чего? – не поняла девочка.

– Вали отсюда! – крикнул Свят.

Только в эту секунду Лиза увидела пистолет у меня в руке. Я весь кипел и готов был стрелять.

– Тебе своей мало? – спросил я его.

– Стреляй, братик! – вдруг сказал мне Святослав.

– Это я ее избила! – влезла Лиза и встала перед дулом моего ТТ. – Хочешь расквитаться – стреляй в меня. Она сама к нему лезла. Он ее оттолкнул, а я ее избила. Лицо ей чиркнула тоже я. Вот этим лезвием, – она вынула из клатча острозаточенный складишок. – И где увижу, там ее на куски разрежу!

Я подумал в этот момент: «Малолетка, а уже такая сука!»

– Почему малолетка? – спросил Михаил Палыч.

– Лизе тогда едва шестнадцать исполнилось. Она Свята сильнее себя любила. Выслеживала его все время и около дома караулила. Лиза за ним на нашу секцию единоборств приперлась, когда Свят ее отшивал. Мало того, что там результата достигла хорошего, так и его добилась. Сейчас они в браке и малыша воспитывают. Такая целеустремленная, – я еле улыбнулся. – Я бы свидетелем этого не был, никогда бы не поверил в такое.

– А ты что же сделал? – вытаращился Михаил Палыч на меня. – Ну, когда она его собой закрыла.

– Ничего, – чуть улыбнулся я. – Позавидовал другу слегка, после пистолет убрал и уехал молча. И никогда мы со Святом эту ситуацию не обсуждали. Общались, как и всегда, будто и не было ничего. С той сукой больше не общался. Не хотел ее видеть, боялся не сдержусь на самолюбии и зашибу со злости.

– Ну, и дела, – вдруг выдал Михаил Палыч. – Странными обстоятельствами твоя жизнь наполнена.

– Да, вообще, неважно какими обстоятельствами она полна, – цедя сквозь зубы произнес я. – Живем все, как насекомые. Копошимся все чего-то, думаем, что на что-то влияем, а по факту… – поменял я позу, ощущая боль по всему телу, и чуть поморщился. – А по факту появляется в нашей судьбе Прохор, Аким или еще кто и толкает нас в коробку. Как тараканов.

– В черепную, – ввернул учитель и легонько улыбнулся.

– Чего?

– Ну, я пошутить пытаюсь, – он явно чувствовал себя неловко. – Не все же грустить и бояться, – Михаил Палыч выдержал паузу и принялся разъяснять свою мысль. – Ну, мы – тараканы в черепной коробке, то есть, в голове.

– Да, ты прям комедиант.

– Ага, – он снова переминался с ноги на ногу. – Слушай! Я просто про то, что согласен с тобой. Вот глянь на эту ситуацию в ином свете. Что, если мы и впрямь тараканы в чужой голове. Сидим тут, суетимся и копошимся, а на стенах наши мысли выведены и выцарапаны. Мы, получается, его череп мыслями изнутри щекочем.

– Кого его?

– Обладателя той самой головы.

– Ты серьезно? – ухмыльнулся я. – Может, еще со мной о Боге поговоришь?

– О нем не говорят. Его или чувствуют или нет и не иначе. Моя мысль про другое совсем, – начал он озвучивать мысль как-то взахлёб. – Вот смотри! Я сколько времени все это передумал и вдоль, и поперек. Вот давай честно! Ты в каком таком мире себе эту ситуацию представил бы? Век двадцать первый! – он последнюю фразу превознес эмоцией, голосом и жестом. – Это ведь такой же бред, как и то что мы всего лишь тараканы в чьей-то голове. Понимаешь? Сидит какой-то аутист и смотрит дни и ночи напролет в одну точку на стене. Сидит и задает себе вопросы. Сам ведь на них ответов-то не знает. Да, и где ему их искать? В себе ведь, весь с головой зарылся. Возьми, да и придумай он эту коробку в голове своей. И нас в ней тоже. И ситуации эти нелепые. Мы не в курсе. Мы ведь, типа люди, и просто очутились здесь. Сидим тут, общаемся. Ну, так думаем, а он от нашего имени вопросы здесь свои озвучивает. Мы в диалоге на них, думая будто друг другу, а по факту ему отвечаем. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – скрючился я от боли в теле, меняя позу. – Только боль какая-то ни фига невыдуманная, – рукой указал на стену. – Плохо видно, что там написано?

– Там строки стихотворения, – произнес учитель. – Его наш современник написал.

– Кто такой?

– Он малоизвестен. Разве, что в очень узких кругах. – Михаил Палыч поправил свои разбитые очки на носу. – Его имя – Стас Пеньков. Меня самого на него натолкнул лишь редкий случай. Знаешь, он в очень странной форме излагает зачастую, и если бы мы были в книге, то, будь уверен, это бы он ее написал. А строки я сейчас прочту, – он покряхтел голосом и набрал воздуха в легкие.

Это не мудрости древнего грека

И совсем далеко не пророчество.

Бог создавал человека

Во избежание одиночества.

– Грамотная мысль, – умозаключил я.

– Так, а как ты-то сюда угодил?

– Ну, блин, – вдруг я почувствовал себя не по себе. – Знаешь, я не привык откровенничать.

– Ты веришь в то, что проживешь еще хотя бы один день? – спросил учитель, глядя на меня.

– Нет, – выдал я и приопустил голову. – Но сделаю всё, что от меня зависит, чтобы выжить.

– Но ведь пока еще не сделал этого и фактически мы с тобой почти мертвы. – он уставился на меня и легонько кивнув, добавил. – Терять нечего. Расскажи. Есть тот свет или не существует – это неважно. Там твой багаж никому совсем не нужен. Так не лучше ли его оставить здесь?

– Ты психолог?

– Нет, – произнес задумчиво учитель. – Я тот, кто тебя по-настоящему услышит. Большинство людей в современном мире о таком и мечтать не смеют.

– Ну, ладно, – произнес я и чуть помялся, но после продолжил. – Я, в-общем, работал в баре. За стойку уселась девушка. Она красивая была очень. Я как ты рассказать не сумею. Она просто мне понравилась. Аккуратная и ухоженная. Видно было, что мы из разных слоёв общества. Она ждала кого-то, в телефоне все время сидела. Пила кофе, короче. К ней приехала подруга, и они начали общаться. Ну, там про девичье. Про какие-то сумки и курорты. Я мало улавливал, ведь запара была адская. Её подруга сразу с вина начала. После, когда заказы успокоились, в бар вошел парень второй девушки. Я знал его. Мажор знатный, этот парнишка в нашей школе учился в моей параллели, когда его отец еще не поднялся. Он духом слабоват был в детстве, и я пару раз за него вступался. Мы друг друга сразу узнали. Он мне руку пожал, затем свою девушку поцеловал. И так получилось, что заобщался с ними, короче. Та, что мне понравилась сразу, оказалось, Алина. Она из Англии на лето прилетела. Первый день в городе была. В-общем, я сам на себя стал не похож. Моя вот эта грубость ушла куда-то, и я очень воспитанно себя с ней вел. Я улыбался и шутил, а она смеялась и мне от этого было так хорошо, что не объясню в словах. Так мы все увлеклись, что время подошло к закрытию бара. Мажор говорит: «Давайте по домам!» Наташа – это подруга Алины, сказала мажору: «Давай Алину подвезем». Тут я влез и предложил ее сам подкинуть. Та согласилась, а Наташа как-то прищурилась и улыбнулась. Короче, сидит Алина, одетая в дорогие бренды, в моей «Ладе», – я непроизвольно улыбнулся. – Летим по дороге, общаемся, и довёз я ее до дома. До ее дома. Я сразу офигел. Домина просто огромный, и все очень дорого так. Мне такие вещи и не снились никогда. Позвал ее прогуляться вместе. Так и завертелось. Я с ней на ролики впервые в жизни встал. Цветы, не цветы. Я таким не был никогда. Всегда упрямство и дерзость, решительный был и в одну секунду все на карту мог поставить. Меня друзья прозвали «Дикий», но с ней общаться стал и сразу думать начал. Наперёд, понимаешь? А тут недавно Алине лететь пора. Обратно, в Англию. У нее лицо мрачнеет. Учеба начинается, но она не хочет. Я уговаривал малую лететь. Обещал загранник сделать и догнать Алину в Лондоне. Та ни в какую. Я и так ей и так. Нет, и все! Вдруг, говорит, тебя не выпустят ко мне. Но времени еще оставалось немного. Думал: уговорю, успею. Че ей в этой помойке со мной делать, если за нее зарешали и будущее светлое у нее будет по-любому. А тут вчера ко мне в бар приходит этот Прохор. Усаживается напротив меня. Злой, как собака, лицо красное. Подбородок как наковальня. Сам здоровый, толстый и кулаки сжимает, – вдруг я отвлекся. Рисуя жестами размеры кулаков в воздухе. – Огромные, как чайные блюдца, кулаки у него. С ним охрана. В-общем, говорит мне: «Я – Прохоров Лев Николаевич. Знаешь меня?»

– Да ладно? А ты?

– Я и сказал: «Конечно знаю, вас весь город знает». Он мне: «А Алину?» Я не понял, какую, а Прохор мне пояснил, что это дочь его.

– Да, ну?

– Да. После денег предложил, тридцадку, чтобы я ее бросил. Он бесился, что та на учебу лететь отказывается. Я ему сказал, что бросать не стану, но и сам ее уговариваю лететь. Он в крик сорвался и стаканом в меня бросил! Я увернулся. Кричать на меня начал, что задурил девочке голову и что пожалею. Вот меня после смены и привезли сюда. Утырки!

– Ты парень крепкий! Ты обязательно выстоишь! – сказал учитель. – Себя побереги! Ну, не хочешь деньги за такое брать – не бери, но согласись и выберись! Жить нужно по-человечески, а не как таракан в коробочке. К чему тебе эта серость квадратная? – учитель обвел руками, сколько сумел, пространство. – Откажись от нее, выбери для себя жизнь! Ты ведь молод еще совсем. У тебя Алин этих всяких разных еще много будет.

– Да, не только в этом дело! Я и так понимаю, что вероятности на успех этих отношений нет. Мы из разных миров.

– А в чем тогда еще?

– Не хочу я по чужим правилам играть! – вздохнул я. – А тут, как ни возьмись, так все он в выигрыше. Я уважаю тех, кто хозяин своей судьбы, но ненавижу тех, кто возомнил себя главным над другими. Должна быть лазейка. Не хочу я идти у него на поводу. Тут, как ни возьмись, он по-любому в шоколаде, а я по-любому по уши в дерьме. Я раз уж в любом варианте проиграю, то хочется как-то в бою проиграть, понимаешь? Хочется наплевать на всю его власть и деньги! – вдруг я зевнул и понял, что силы меня оставляют. Как-то резко накатилось это ощущение. – Устал я, короче. Ты не против, если посплю чуток?

– Да, поспи, конечно. Я наверх залезу, а ты прям тут, где сидишь, – учитель задул свечу и вскарабкался на второй ярус.

Мои веки закрылись и звуки стали растянутыми. Я уснул в одно мгновение. Мне снилась моя Алина. Она смеялась, а я шутил. Мне казалась, будто даже во сне в этой холодной коробке я ощущал тепло ее ладоней. Нам светило яркое солнце и обогревало обоих. Я понимал, что это неправда, и мне хотелось умереть прямо в этой иллюзии. Умереть, не дождавшись этого упыря-Прохора. Умереть и освободить себя от выбора. Оставить мир в то мгновенье, когда мои губы и ее во сне соприкоснулись.

Скрежет! Это ключи. Они уже вращались в замочной скважине. Я приоткрыл глаза и в этот момент по ним ударил яркий свет из коридора. Зашел огромный парень и поставил стул прямо напротив меня. После он помог мне усесться. В коробку вошёл Прохор и тоже сел на стул лицом ко мне. Он улыбался с явным наслаждением от увиденного. Он еще немного созерцал мою слабость и ничтожность.

– Подумал?

– Да.

– И чем обрадуешь старика?

В этот момент Михаил Палыч аккуратно слез со второго яруса. Он забился в угол и был как тень. Все его лицо выразительно желало, чтобы я спасся. Я глянул на старика вскользь, а он вопрошающе взирал на меня. Казалось, я слышал его мысли и уговоры спасать свою жизнь.

– Я возьму те деньги, которые вы предлагали мне, Лев Николаевич, – после этих слов Прохор чуть не утонул в улыбке. Он был буквально счастлив в эту секунду. Ему, как человеку искренне жаждущему власти, всегда мало физических страданий тех, кто был совсем неугоден. Прохор хотел видеть принятие условий и, не такое покорное. Нужно было, чтобы все лицо униженного отображало ненависть к самому себе, соглашающемуся с новым хозяином жизни. Он хотел видеть беспомощность соперника и свой абсолютный триумф. Но я все испортил и добавил: – Только не тридцать, а двадцать и деньги отдайте Акиму.

– Что? – Прохор явно был удивлен. Он абсолютно не понял, в чем подвох. Не любил этот человек неожиданные повороты в своей игре.

– Двадцать тысяч Михаил Палыч задолжал Акиму, – я указал на учителя. – Он такой же отец, как и вы. У него сын снаружи. Человек уже взрослый и сердце может не выдержать. Дайте ему увидеть сына!

– А взамен? – спросил Прохор. Это было необычно для него – понять новую правду. Он сидит в условиях полной безнаказанности и его заставили задуматься о сути происходящего.

– То, что вы просили.

– Значит, так, – сказал Прохор и чуть подумал. Все же, затем добавил. – Мы тут все мужчины уже взрослые и должны понимать, что происходящее здесь – дело только наше и ничье больше. Я дам вам обоим выйти отсюда, но не дай бог вам проболтаться. В-общем, не подведите меня, ведь я вам обоим даю шанс правильно и самостоятельно распорядиться своими жизнями, – он пригрозил указательным пальцем несколько по-отцовски.

– Вы же видите, что он запуган, – я вновь показал рукой на Михаила Палыча. – Он скорее язык себе отрежет, чем нагонит на себя проблемы. Тем более, мы прекрасно знаем, что вы – хозяин в нашем городе.

– А ты – парень дерзкий! – произнес Прохор и заулыбался от того, что возникла возможность видеть себя со стороны. – Я таким же был, – он заулыбался еще сильнее и искренне, глаза его будто блеснули азартом. – Я, как и ты, ненавижу играть в чужие игры. Даже в самых тяжелых ситуациях, я навязываю свои условия. Толя! – он обратился к одному из своих громил и встал со стула. – Меня в центр, а этих отмыть и отвезти туда, куда попросят. Ярослав, так тебя зовут? – он опять обратился ко мне.

– Да.

– Ярослав, а ты позвони ей, чтобы не плакала. Я же все-таки отец и очень за нее переживаю, – он махнул рукой на мою одежду, намекая, что я плохо вышляжу. – Придумай что-нибудь, вроде, машина сбила. Самое главное теперь: я не знаю, как ты ее уговоришь, но на учебу она должна улететь. Понял меня?

Я кивнул, а он развернулся и вышел из бетонной коробки.

Вот такая странная реальность. Было так или не было на самом деле – не в этом суть. Можете мне не верить, но и этого рассказа то же нет, как и вас, его читающих. Вы думаете, что меняете старое или познаете новое, но нет! Вы просто копошитесь чего-то там себе и отвечаете своими поступками на мои вопросы. На те, что ранее оставались для меня без ответа. Вы и весь ваш мир всего лишь тараканы и серость в коробке. Я вам обещаю, что все у вас будет в жизни прекрасно. Потому как вы в моей черепной коробке…

Доставим с улыбкой!

Склад суетился и кипел от работы. Кладовщики, как трудолюбивые муравьи, рыхлили списки своих обязательств и занимались приемкой и размещением товаров. Все их труды надежно упрятаны за стенными перегородками, и ситуация на месте приемки заказов разительно отличалась в эту минуту. Полусонные курьеры сидели на стульях в ожидании первых клиентов. Слышно было только улыбчивого Серегу. Он всегда, когда заводил беседу пытался, в нее вовлечь максимум людей. Он буквально устраивал расспросы с неимоверным любопытством. Этот курьер вел диалоги так, чтобы в любой момент спросить мнение кого-то из кладовщиков или водителя-экспедитора, который скучал в ожидании печатей на документы. Вдруг дверь в склад отворилась и через порог переступил Никита.

– О-ооо, здорово, боец! – громко и чуть демонстративно выдал Серега и протянул руку.

– Привет! – ответил Никита ровным и спокойным голосом. Радости у него было мало. Никита ненавидел эту работу, но ничего делать больше не умел. Хотя, нет! Он умел драться, но имени в спортивной среде пока еще не заработал. Плюс недавняя травма уже долгое время вынуждала самбиста тренироваться в легком режиме и не позволяла подрабатывать на фейсконтроле в ночном клубе. Полулунная кость, она очень капризная на зарастание, и, вроде, как срослась, но тренер нагружал бойца с опаской.

Никита бросил свою курьерскую сумку на полку и принялся заполнять свои данные в листы: здоровья, выдачи велосипеда и передачи термопакетов, в параллель здороваясь с остальными, кто был из сотрудников на складе. Помимо него из доставщиков там уже сидели курьер Виталя – бывший полицейский и курьер Аня. Эту девочку, казалось, не разговорить. Она всегда зависала в наушниках и почти ни с кем не общалась. Серега, как вы уже догадались, был парень с огоньком. Высокий и атлетичный, он все свои рассказы сопровождал шквалом шуток и жестов. Это человек – настроение, он никогда не падал духом. В дождь и ветер Серега все время улыбался. Хорошо, наверное, ни о чем не париться.

– Ты, кстати, Виталя, почему из органов уволился? – начал свой допрос Серега.

– Тут спокойнее, чем там, – ответил бывший сотрудник полиции. Виталий – уже взрослый дядька. Дружелюбное лицо и возраст чуть младше сорока. Старые привычки и любовь к спорту давали знать о себе, ведь в отличие от большинства сверстников он имел крепко сбитое телосложение, практически без живота. Глаза спокойные и умные. Имел семью: супругу и сына. Тоже чаще находился на позитиве, но на тему предыдущего места работы говорить не любил.

– Ты про риски? – продолжил вытянутый двадцатисемилетний атлет Серега.

– И про них тоже, – ответил Виталя и добавил. – Да, и руководства здесь нет у меня.

Никита подсел к ним рядом на стул и принялся ждать заказ. Все они общались о разных вещах: спорт, политика, доставки, города в которых доводилось бывать и многое другое. Как обычно, спустя несколько минут, полетели заказы. Ребята принялись за доставку, и день в процессе пролетал незаметно, но не сегодняшний. Дождь сгустил тучи в небе и, не жалея сил, поливал всё ливнем, лишь изредка прерываясь на мелкую морось. Странная вещь – это самое время. Муки, сложности и ожидание всегда так долго тянутся, а ужин на кухне с любимыми пролетает в одно мгновенье.

Пока курьеры спешили с доставкой, а потребитель предпочитал в плохую погоду быть в тепле и комфорте, неподалеку в школе №37 преподаватель русского языка, молодая девушка двадцати четырех лет от роду, зачитывала оценки ученикам. Отметки были проставлены за сочинения по теме: «Я и мои родители». Список шел вниз и, дойдя до фамилии Филатов, она вдруг сделала паузу.

– Филатов Витя! – обратилась Виолетта Константиновна к ученику и устремила на него свой взгляд.

– Я, – произнес немного потеряно мальчик одиннадцати лет и поднялся со стула.

– Витя, я ничего не поставила за твое сочинение, – она кашлянула и продолжила. – У тебя очень хорошее сочинение и совсем ни одной грамматической ошибки. Но, его придется переписать.

– Почему? – растерялся Витя.

– Я, конечно же, твой учитель, но такие вещи тебе лучше объяснят твои родители.

– Что я не так сделал? – испуганно посмотрел Витя на учительницу. С сильным волнением он спросил: – Причем тут мои родители, если сочинение хорошее?

– Витя, ты все написал очень правильно, – произнесла Виолетта Константиновна. – Я не смогу тебе объяснить, почему такие сочинения нельзя показывать другим. Это лучше сделать твоим родителям. Ты большой молодец, и это – правда! Твои родители должны гордиться тобой, но я в силу своей профессии и требований школы не могу принять такое сочинение. Прости! – ей было тяжело объяснить своё решение ребенку. Любое её неверное слово может убить в нем амбиции и мечты. Ей было стыдно смотреть ему в глаза, но она и впрямь была воспитана не так, чтобы портить прекрасный детский внутренний мир в угоду требованиям школы и карьеры.

– И что мне делать? – Витя вдруг ощутил свою беспомощность. – Я не смогу сказать родителям, что их в школу вызывают, потому что я молодец.

– Не бойся, я их не вызываю, – мягко произнесла Виолетта Константиновна. – Ничего говорить не нужно. Я сама позвоню твоей маме и все ей объясню. Мама у тебя хорошая и все поймет. Просто мне мое воспитание не позволяет по этому сочинению делать замечания. Ты написал в общей картине прекрасные вещи. Я не смогу их оценить в соответствии со школьными требованиями, так как оценка твоего сочинения совсем не «пять», а гораздо выше.

Спустя пару часов на светофоре под диким ливнем стояла хрупкая Аня с розовыми волосами. Насквозь промокшая обувь доставляла ей жуткий дискомфорт, а дождевик напрочь отказался справляться со своими прямыми обязанностями. К ее коже не то от сырости, не от бессилия прочно прилипла промокшая одежда. Это было невезение, так как Аня вдобавок ощущала тяжесть нескольких двухлитровых бутылок воды в сумке за спиной. В этот момент пролетел черный дорогой автомобиль и накрыл девочку волной из лужи. Грязные ручейки текли по ее лицу и собирались в крупные капли на пирсинге. Аня начала плакать.

– Дерьмовая работа, – еле слышно прошипела она сквозь слезы. – Долбанные дебилы. Ну, на хера им в ливень столько воды?

В этот самый момент пришло сообщение. На дисплее смартфона высветилось слово «Мать». Аня зашла в мессенджер и открыла диалог.

Мать: «Где мои сережки?»

Аня: «Я не брала».

Мать: «Не ври мне».

Аня: «Я не вру. Я не знаю, где они».

Мать: «Ты постоянно мне врешь. Вырастила суку».

Аня: «???»

Мать: «Лучше бы не рожала тебя, мразь!»

Аня: «Это я уже знаю. Еще что-нибудь?»

Мать: «Придешь домой, собирай вещи и проваливай!»

Аня: «Я тоже тебя люблю, мама!»

Вдруг светофор показал зеленый свет. Девочка засунула смартфон в карман и вытерла лицо рукавом дождевика. Потихоньку ступая по лужам в страхе поскользнуться, она толкала свой велосипед вперед себя. Она уже несколько последних дней была в жестоких жерновах между матерью-тираном и ублюдской работой. Каждый новый поворот перестал быть для Ани сюрпризом, и она ощущала только скученность плохих ситуаций вокруг себя. Еще утром, проснувшись перед рабочим днем, она почувствовала, что этот день будет самым хреновым, но вероятнее всего именно он изменит всю жизнь.

Навстречу пролетел крепыш Никита. Он мчал на лавку за очередным заказом. Вертел педалями и, казалось, будто на скорости асфальт, если не перепилит колесами велосипед, то подожжет точно. Никита всегда старался выкладываться на максимум. Был убежден, что неприятности делают его только сильнее. Пару часов он катался, как бешенный, пока не очутился в малознакомом месте. Никита остановил свой велосипед и достал смартфон. Дождь заливал его гаджет и тот, в свою очередь, отказывался слушаться. Нервы Никиты потихоньку превращались в натянутую тетиву лука. Он кое-как, скользящими по экрану пальцами, перешел в карту. В попытках разобраться на местности пару раз из-за вредных дождинок его выбрасывало из карты в основной интерфейс.

– Ну, и чё ты тут встал, дура? – послышался кривой и пьяный голос с балкона старенькой хрущевки. Это орал какой-то парень лет тридцати. Он курил сигарету, а отсутствие футболки на сухом и тощем теле обнажило его тюремные партаки. Сиделец явно был под воздействием алкоголя. – Че смотришь? Сказать что-то хочешь?

– Спускайся вниз! – крикнул Никита и указал жестом к себе.

– Я тебя порежу, дурачок!

– Давай, порежь! Я жду тебя, иди вниз!

– Смелый?

– Да. Иди ко мне. Я лицо тебе сломаю.

– Да ну тебя, дебила, – махнул рукой труханувший незнакомец и спрятался в комнате.

Никита с презрением поморщил лицо и сплюнул. Разобравшись в карте, прикинул для себя скорость движения и двинулся по заказу. Спустя еще несколько минут он стоял перед дверью клиента. С рукавов на пол сливалась вся ненависть небес, а его сумка-короб, оседланная пакетом с заказом, стояла перед клиентской дверью. Звонок, несколько секунд, и перед ним явилась Ася. Черт! Это же Ася! Они встречались еще в школе. Она была загорелая и в хорошем настроении, одетая в шёлковый халатик и с ухоженными ногтями на руках. Её улыбка превратилась в удивление

– Никита?

– Да, – улыбнулся парень. Он чуть застыдился себя, точнее всей этой формы, сумки и трудового поприща.

– Так ты сейчас типа курьер? – ее удивление вновь приобрело облик улыбки, но уже не дружелюбной, а чуть насмешливой.

– Ну, да, – кивнул он и уверенно взял себя в руки. – Так, а ты здесь теперь живешь?

– Ну, да, – кивнула девочка. Она немного с хитрецой и ухмылочкой прищурила глазки и закинула руками локоны цвета пшеницы с плеч за спину. – Ты же в большой спорт собирался. Говорил, там деньги сами к рукам липнут.

– Травма руки у меня, – Никита приподнял травмированную конечность. Он был убежден в своих успехах и этот ее вопрос не вывел из равновесия. – Скоро заживет, и буду вновь пытаться дорогу себе прокладывать.

– А, ну давай, конечно, надо, – сказала Ася с некоторым наигранным переживанием. Вдруг красавица, обласканная солнцем, скрестила руки перед собой. – Ты помнишь день, когда мы с тобой ругались в парке?

– Ну, да, – пожал плечами Никита. Конечно, он помнил тот момент, когда решил, что эта избалованная девчонка его достала. – Как я могу забыть?

– Я, конечно, сама дура, что с пустого места тебе истерику закатила, – тут она ехидно улыбнулась, чуть прищурилась и спросила: – А когда я психанула и ушла из парка, почему ты не догнал меня?

– Я не знаю, – но он знал. Никита устал от ругани и ему не хватало веса на соревнования. Ася тогда вспылила и сбежала, а он пошел домой поесть.

– А я знаю, – ответила девочка со все так же скрещенными руками. – Мне сказал парень, которому ты расхвастался на самбо. Набор массы да, у тебя был? Срочно поесть было надо?

– Слушай! – начал было Никита. – Я не хвастался, а сказал ему, как есть.

– Нет, это ты послушай! – отрезала Ася. – Мне жаль, что у тебя травма. Над такими вещами я не смеюсь, но очень надеюсь, что твоя самооценка после нашей встречи будет в той же заднице, что и моя после нашего расставания, – сказав это, она схватила пакет с продуктами и захлопнула перед носом дверь.

Никита поднял сумку с пола и снова постучал в дверь Аси. Он знал, что она, скорее всего, все еще в коридоре.

– Пошел на хрен! – раздался из-за двери голос.

– Пять звезд мне поставь за сеанс психотерапии, сука!

Когда боец отвязывал велик у подъезда от ограждения мимо него промчал Серега. Он вовсю теребил звонок на руле своего велосипеда и покачивал головой в такт музыки, которую никому не суждено услышать, так как она играла в его наушниках.

У Сереги уже битый час шла дискуссия с его девушкой. Они делили хлеб и кров, а посему и причин для ругани у них было бесчисленное количество. Это стало причиной необычайной заряженности Сергея. Он злился искренне и простреливал собой на высокой скорости завесу из дождя, но не забывал при этом улыбаться во все тридцать два зуба своим знакомым.

Катя: «Тебя еще не задолбало работать курьером?»

Серега: «Задолбало.) Но мы же кушать пока еще не разучились)))».

Катя: «Ты постоянно все в шутку переводишь».

Серега: «Есть повод напрягаться?»

Катя: «Я не могу маме сказать такую правду, а она меня уже пытает на этот счет».

Серега: «Что именно ей нужно?»

Катя: «Она хочет знать: где ты работаешь?»

Серега: «Ну так скажи ей».

Катя: «Я не могу».

Серега: «Почему?»

Катя: «Очень смешно».

Серега: «Я вообще-то не смеюсь».

Катя: «Неужели, ты наконец-то стал серьезен?»

Серега: «Представь себе».

Дождь начал угасать и продолжался более мелкими каплями, также, как и его желание общаться с Катей угасало вместе с непокорной стихией.

Катя: «Мне кажется ты меня больше не любишь».

Серега: «Это манипуляция. Будет что-то по делу – пиши».

Катя: «Это и так по делу. Как я скажу ей что ты – курьер?»

Серега: «Если ты меня стыдишься перед своей мамой, то это проблема либо твоя, либо твоей мамы».

Катя: «Ах, так ты заговорил, а когда ты у нее деньги занимал через меня, ты так не думал».

Серега: «Не я, а мы. Нам обоим нужны были деньги. Тем более, я ей все вернул».

Катя: «Не ты их вернул, а мы. Ты вечно споришь и совсем не думаешь обо мне. Я, когда с подругами пью кофе, все время почти молчу. У одной парень бизнес имеет, у другой полицейский, а у третьей – архитектор».

Серега: «Катя, я верю, что ты у меня самая лучшая. Я надеюсь, что ты на этот раз меня поймешь и услышишь. Мне сейчас очень плохо, и я депрессую. Мне нужно еще пару месяцев поработать здесь и отдохнуть головой. Если я не придумаю ничего для своей жизни, то обязательно вернусь в продажи для тебя».

Катя: «Ты не можешь вернуться сейчас и придумать в процессе работы?»

Серега: «У нас есть деньги. Дай же мне отдохнуть и разложить все по полочкам. Я устал от того, что ты меня все время стыдишься».

Катя: «Может ты и от меня устал?»

Серега: «На сегодня уже да, так что помолчи до завтра и не отвлекай меня от моей стрёмной работы».

Катя: «Я тебя услышала».

Он сунул смартфон во внутренний карман куртки, чтобы попытаться обезопасить его во время дождя. После прыгнул на «железного коня» и помчал на адрес клиента. Он крутил педали изо всех сил, так как размолвка с Катей украла много времени. Он мчал по пешеходной дорожке, так как две полосы движения стояли в пробке и поехать по проезжей для него бы значило опоздать. Вдруг в его сумку с другой стороны дороги прилетел камень. Серега зажал рычаги тормоза на велосипеде и его маленько повело боком. Спрыгнул с велосипеда и повернулся в сторону метателя. Оказалось, что камнем в него бросил мелкий мальчишка лет одиннадцати или двенадцати. Хулиган только собрался сбежать с места преступления, но ему помешал другой мальчик в ярко оранжевой куртке. Он пнул метальщика камней по ногам. Серега в этот момент остановился и крикнул: «Спасибо, дружище! Я думаю он теперь понял цену своего поступка». Лежавший же на траве хулиган повернулся к товарищу и в недоумении спросил: «Ты чего, Фила?» Тот, не обращая внимания на слова Сереги, склонился над хулиганом и произнес: «Он на работе. Зачем ты кинул камнем? Может он сыну на обувь зарабатывает. Дебил!» После сказанного юный Фила кивнул Сереге и, повернувшись в другую сторону, быстро зашагал домой. Хулиган в растерянности быстро вскочил на ноги и сбежал с места преступления.

Запрыгнув верхом, Серега со злостью крутил педали и варил в голове диалог с Катей. Состояние постепенно ухудшалось. И мысли стали его поедать. Тем не менее он развозил заказы и даже улыбался знакомым. Он настолько привык казаться успешным, что даже неплохо шутил в таком состоянии. Вдруг спустя час работы у него снова появилось сообщение.

Катя: «Я согласна, что требую от тебя слишком многого. Я больше не буду общаться на эту тему. Мне жаль, что ты сейчас в такой ситуации. Когда придешь домой загляни в почтовый ящик. Там кое-что для тебя».

Серега: «Что там? Романтический ужин?)))»

Катя: «Все увидишь».

Серега: «Блин, ты постоянно интригуешь. Ты же знаешь, что я эту фигню ненавижу».

Но ответа не последовало. Он перевернул все в своей голове в попытках догадаться. Что же там в ящике? Блин, ну, девки. Постоянно что-то темнят. Может, какое сопливое письмо или типа билеты куда-нибудь в кино. Он настолько погрузился в эту мысль, что даже не обратил внимание на велосипед Витали во дворе одного из домов. Серега, не глядя, весь в себе, промчал в следующий двор, чтобы передать заказ клиенту.

К велосипеду же подошел гражданин из южных республик с огромными ножницами по металлу. Он срезал замок и с особой быстротой закинул ножницы к себе в ранец. После, схватившись за руль, чуть было не оседлал велосипед, как вдруг сзади подбежал Виталя. Он обхватил угонщика за пояс и, приподняв чуток на себя, резко пнул по ногам. Среднеазиат, не ожидавший такого результата своей охоты, плюхнулся на бок.

– Мастурбек, лежать! – скомандовал громко Виталя. – Сейчас я позвоню и определим тебя по адресу.

– Брат, ни нада.

– Я тебе не брат, позорище! – Виталя начал выкручивать нелегалу руку, попутно ища в кармане телефон.

– Я гости прииха. Докмента патиря.

– Не ври! Гости себя так не ведут! – Виталя вытащил смартфон и принялся набирать «112». Воришка, поняв, что хватка курьера чуть ослабла во время набора номера, что было сил рванулся и перекатился по земле. Виталя ринулся хватать его по новой, но у страха глаза были велики, и преступник под влиянием адреналина пробежал вначале пару метров на четвереньках, а после, вспрыгнув на ноги, молнией умчал куда-то в дождь.

– Вот сука! – буркнул Виталя, поднимая с асфальта разрезанный замок. – Замок разрезал.

Виталя прыгнул на велик и помчал на склад. Приехав на место, он вошел вовнутрь вместе с велосипедом.

– Что случилось? – спросил Женя кладовщик.

– Замок срезали, не на что цеплять, чтобы на улице оставить! – ответил Виталя с иронией в голосе и улыбкой на лице. – Дай другой, а я завтра обязательно восполню. Принесу новый вам на склад.

– Да, сейчас, – понимающе кивнул Женя и ушел в подсобку.

Рядом стоял неместный курьер. Он был из службы такси. Просто поступил заказ на доставку не клиента, а посылки. Такое часто случалось.

– Срезали? – удивленно высказался этот таксист. – Вот уроды!

– Не то слово, – хмыкнул Виталя. – Завтра за новый пятьсот со своего кармана.

– А как же велосипед-то остался?

– Да я эту заразу почти скрутил! – вдруг оживился Виталя. – В полицию звонить начал, тот у меня и вырвался!

– А шо русский – нерусский?

– Ну, из каких-то урюковых республик.

– Вот, блин, страну довели! – запричитал таксист. – И, главное, мусорам же плевать. Только и умеют, что деньги любить.

– Но, не все ж такие, – как бы защищаясь, начал Виталя. – Есть ведь идейные, – в этот момент появился Женя с новым замком в руках и с посылкой подмышкой.

– Идейные или нет, а все одно, – взял в руки посылку таксист и продолжил. – Вот есть мент – деньголюб. Пришел он в работу, осмотрелся и начал доить мужика простого. Почему его? Да, потому что кого покруче тронет – по зубам получит сразу. Так он и живет в этой среде, пока не вырастет и пока кто покруче с ним сам не поделится.

– С идейным-то что не так? – устремил свой взгляд Виталя на дорожного мыслителя. Он счел слова таксиста за личное оскорбление и хотел услышать разъяснение.

– Да то, что те приходят работать. И им вначале что попроще достается, – ухмыльнулся незнакомец. – Так и попадают в тюрьму за кролика или кусок алюминиевой трубы, – только в этот момент Виталя увидел у неизвестного затертый партак перстня на среднем пальце правой руки. Таксист продолжал:

– Так постепенно ему начинают попадаться куда более сложные ребята. Потом идейный переходит дорогу влиятельному, получает по зубам и к чёрту со службы.

– И что здесь за таким ментом неверного? – не отставал Виталя.

– А то, что и в первом и во втором случаях простой мужик в очке, а влиятельный в шоколаде! – заулыбался бывалый. – Что-то изменил такой мент в системе? Нет. Мужик же сидит. Хотя мог просто откупиться от продажного, а ему попался честный. Неважно какой мент. Он стоит либо за карман, либо за закон. Когда появится тот, что за народ? Может, я тебя разочаровал. Да, обществу и лучше от честного мента, но мужику в отдельности… Тому, что сидит за пачку макарон, лучше от мента продажного, – он протянул руку Витале и добавил. – Знаю, пример сухой, но очень хорошо отображает саму суть. Мира твоему дому и хорошо поработать.

– Не все так категорично, – настаивал бывший полицейский. Пожал руку и добавил. – Там ведь тоже люди живые служат и есть те, которые многое делают.

– Если так, то почему я в тюрьме был, а Прохор и Аким ни разу? – произнес незнакомец, стоя уже в дверях склада. – Или, может быть, у них бизнес честный? – после этих слов дверь за таксистом закрылась.

Виталя поджал нижнюю губу. Такая грубая правда больно бьет в самое сердце. Неужто и впрямь он ошибся в идеалах? Неужели он шел на ощупь тем путем, каким ему ходить не надо было? Он же буквально все делал в противовес современным реалиям. Ни начальникам, ни пулям никогда не кланялся. После своего увольнения из органов и без того был разочарован системой, но сейчас, услышав позицию этого сидельца, Виталя просто погрузился в пучину не то стыда, не то переживаний. Есть два самых ужасных состояния в жизни страдальцев: принятие того, что был намерен опровергнуть и становление тем, кого ранее презирал. Первое состояние его уже настигало.

– Мама, прости! – сказал Витя. – Я не понимаю, что я сделал не так.

– Нет, все хорошо, Витюш, – произнесла мама, вытирая слезы. Ее карие глаза при этом отливали чуток золотом.

– Было бы хорошо – ты бы не плакала.

– Сынок, я не знаю, как тебе объяснить, – мама стала размахивать ладонями перед лицом в попытках просушить веки. – Пускай папа придет и все объяснит. Я сразу скажу, что ты все сделал правильно, но как нужно было написать лучше, тебе подскажет отец. Просто это вопрос воспитания и здесь отец разберется лучше, – она старалась никогда не воспитывать и не наказывать сына, потому как, кто его знает, что у них, у мальчишек, является нормой, а что слабостью? Ей было около тридцати пяти, но обо всех тонкостях мужских привычек и характеров судить не бралась и в этом вопросе полагалась на супруга.

– Но, скажи, что не так-то? – не уступал сероглазый Витя.

– Не всем правда нравится, –она улыбнулась. – Иногда так бывает. Поэтому лучше дождись папу и перепишите вместе с ним.

Витя вышел из кухни и по коридору прошел в свою комнату. Все уроки были уже сделаны и осталось лишь это сочинение. Он перечитывал его из раза в раз и никак не мог понять, что не так?

– Твою мать! – прикрикнул Никита, глядя на свой велосипед. Шина переднего колеса спустилась. – Твою мать! – добавил вдруг еще громче парень.

– Че расшумелся? – раздался грубый женский голос.

Никита обернулся и увидел девушку в спортивном костюме, кроссовках и со спортивной сумкой в руках. Ее медные волосы рассыпались по плечам и все лицо усыпано веснушками. В свете фонаря ее глаза блестели изумрудом. Самбист только в эту секунду понял, что дождь прекратился и надвигается тихий бархатный вечер. Звуки стихали, а воздух стал неповторимо свеж. Никита даже слегка растерялся и, будто не слыша ее вопроса, глядел на незнакомку немой и до ужаса растерянный.

– С тобой все нормально? – вдруг спросила она. – То кричишь, то дар речи пропал.

– Да я… – вдруг сообразил Никита, смотря на все происходящее. Он указал рукой на своего железного коня. – Я камеру проколол где-то, а до склада три километра почти.

– Ты, давай не кричи! У меня сестренка маленькая, спит скорее всего уже.

– Хорошо.

– Слушай! – вдруг она пригляделась к нему повнимательнее. – А я ведь тебя где-то видела.

– Не знаю где.

– Да нет, точно видела, – неожиданно девушка осеклась. – Снимай колесо! Я сейчас вернусь, – она вошла в подъезд.

Никита не понял, что происходит, но свое колесо все же снял, а спустя несколько минут появилась рыжая красавица. В руках у нее было колесо от велосипеда, две отвертки и насос.

– Умеешь?

– Да! – радостно схватил Никита подарок судьбы из рук незнакомки. Он начал второпях снимать шины и менять между собой камеры. Девушка же пристально изучала его.

– Тебе повезло, что у меня такой же велик дома, – произнесла красавица, будто пытаясь заполнить тишину звоном своего голоса. – Я тебя узнала.

– И-иии?

– Я бой твой видела. У меня в рекомендациях выскочил.

– У меня их много было, – улыбнулся светловолосый Никита.

– Я про тот, который ты выиграл со сломанной рукой, – она прищурилась и заулыбалась. – Ты же Никита Миронов, да?

– Да это я, – с небольшой грустью ответил Никита. – Это мой последний бой был. Там не вся рука была сломана, а только кость в запястье.

– Это не имеет значения! – отрезала красавица и улыбнулась. – Не принижай своих достижений, – её глаза в свете фонарей блеснули зеленым цветом. – А почему курьер?

– А куда еще?

– Ну, там… тренер… – нота ее голоса становилась чуть выше. – Или телохранитель.

– Потому что пока курьер. Потом, может, и тренер или телохранитель, – Никита поднял взгляд на девушку. – Главное: не останавливаться и побеждать. Тебя как зовут?

– Алиса.

– Алиса?

– Да, а что?

– Алиса, тебе очень идет твое имя! – выдал Никита с неимоверно уверенной интонацией.

– И почему же? – игриво улыбнулась спортсменка.

– Потому что оно настолько же красиво, насколько и ты! – встал в полный рост Никита. – Алиса, я – Никита! – высказался он, глядя прямо в глаза.

Алиса улыбнулась и чуточку смутилась. Ее щеки покрылись румянцем. Никита протянул руку и Алиса отозвалась. Они коснулись пальцами, и парень мягко взял красавицу за руку.

– Я очень рад нашему знакомству, Алиса, – улыбнулся Никита, промокший до нитки. – Я очень благодарен тебе за помощь. Давай увидимся с тобой как-нибудь?

– Пойду гулять с курьером? – ехидно уколола и заулыбалась Алиса.

– Нет, не с курьером, – возразил Никита. – С победителем!

– С победителем пойду, – вновь улыбнулась девушка и пристально посмотрела в глаза нового знакомого.

Короткая пауза утопила мир в улыбках. Они в этом самом мгновении ласкали взглядами лица друг друга. После обменялись номерами и простились. Мокрый асфальт под ее ногами блестел серебром. Дверь подъезда захлопнулась, и Никита остался один на один с убегающим от него временем. Боец опомнился и оседлал велосипед, после рванулся на склад. С бешеной скоростью Никита крутил педали, и ему казалось, что колеса уже не касаются велодорожки. Возникло ощущение будто выросли крылья и понесли его в новую жизнь.

– Стой!

Аня обернулась на крик. Это был какой-то местный пропойца, на пару лет ее старше. Ей стало не по себе и даже страшновато. Пьяница подошел к Ане и схватил за рукав куртки, та затрещала по швам.

– Пойдем, водки с нами выпьешь! – потянул незнакомец девушку.

– Я не буду, – она попыталась вырваться из его рук. Но пропойца уверенно тащил в сторону шумной компании неподалеку.

– Смотри, Шурик нам козу нашевелил! – послышался оттуда голос. Их было еще трое, помимо первого.

– Ты че упираешься? – хрипел Шурик. – Просто водки выпьешь. Я угощаю.

– Отстань от нее! – послышался голос черноволосого Сереги. Он в какой-то, ранее невиданной окружающим негативной ноте, выдвинул подбородок вперед, а брови надвинул на карие глаза.

– Вась, мимо едь! – посоветовал Анин недоброжелатель.

Серега спрыгнул с велосипеда и подошел к Шурику. Тот же, чуть забоявшись, отпустил Аню и отступил на шаг. Компания, завидев, что все идет не по плану, с криками двинулась в сторону Сергея. Курьер-защитник сжимал в руке толстенный велосипедный замок, ухватив его за цепь подобно кистеню.

– А, там джентельмен какой-то. – донеслось со стороны дебоширов. – Не боись, парень, я подстрахую, – раздался неизвестный голос из-за спины курьера. Серега обернулся и увидел мужчину огромного роста с разводным ключом в руках. Великан только подъехал к месту событий и даже не потрудился заглушить мотор своего авто. Он пригрозил зачинщику здоровенным ключом. Шурик, явно испугавшись ощутить такой предмет в своей черепной коробке, сделал еще пару шагов назад. Компания приближалась все ближе, и так уж сошлись звезды, что в этот момент рядом резко затормозил счастливый Никита. Он спрыгнул с велика и скинул сумку. Хулиганы, увидев, что силы, как минимум, равны, начали между собой соревноваться в медленности шага, а после и вовсе окрикнули Шурика да поспешили убраться. После этого курьеры пожали руку мужчине и друг другу.

– Меня Серега звать, а его – Никита, – указал Серега на коллегу. – Спасибо! Ты прям выручил.

– Я вас обоих видел уже. Вы мне продукты доставляли, – произнес мужчина и представился. – Меня, если что, Толя зовут. Берегите себя, парни! Время неспокойное, – он кивнул, после глянул на Аню. – А особенно вы будьте осторожнее, девушка. Я понимаю, что не кстати, но улыбка вам идет больше. Удачи, ребята! – вдруг у него зазвонил смартфон. Он приложил его к уху и, отходя от курьеров к авто, начал разговор. – Да! Ну я же говорил, что на кирпиче завтра буду.

Толя удалился, а Никита молнией рванул на склад. Серега, оставшись рядом с Аней, увидел порванный рукав куртки.

– Вот суки! – выругался он.

– Да, черт с ними, – произнесла Аня. Потом посмотрела на Серегу и добавила, чуть смутившись. – Спасибо тебе большое!

– Не стоит, – он отошел к своему велосипеду. – Если хочешь, я после смены провожу тебя домой. Все равно в соседних домах живем, – улыбнулся Сергей.

– Нет. Мне неудобно будет. Ты и так уже сделал много. Спасибо! – выдала Аня, опустила глаза и чуть покраснела. Она, вообще, плохо контактировала с людьми, а тут такая ситуация. Самое жуткое, что случай нельзя было поделить на два и приписать в какую-либо категорию. В нем не было ни черного, ни белого. Или было, но все одновременно. Аня в эту минуту ощутила реальность и то, насколько она слаба. Страх и ощущение быть жертвой ее настолько охватили, что она боялась не то, что ударить пьяного ублюдка, но и просто убежать.

– Если что, мне несложно будет, – Серега оседлал велосипед. – Ну, я погнал, а то еще заказ.

– Да, я тоже лучше уеду отсюда поскорее, – сообщила перепуганная Аня. Она ехала на велике и сопротивлялась слезам. Понимала, что никакая красота или жалость не смогут ее уберечь от боли. Она с силой сжимала зубы и ненавидела свою мать, этих гопников, жизнь и, главное, – себя. Она столько времени боялась и так устала это делать, что это была явная грань дозволенного. Так больше нельзя! Казалось, еще немного, буквально последняя капля, и она либо погубит себя, либо даст самый безжалостный бой.

Серега на адреналине крутил педали велосипеда что было мочи. На каждой неровности асфальта сумка, болтающаяся сзади, подскакивала и всем весом ударяла курьера в спину. Иногда возникало ощущение, что она будто подталкивает Серегу, заставляя мчать еще быстрее. Он знал все кратчайшие маршруты в этой местности и решил в очередной раз срезать через гаражи мимо огороженной территории. Там постоянно лаяли сидящие на цепи пустоголовые шавки. Как обычно, он промчал мимо ворот и краем глаза зацепил картину: собаки спущены и рядом с ними какая-то взрослая женщина. Обе псины тут же кинулись вслед с диким лаем. Та, что была смелее, даже ухватила велонаездника за ногу. Серега попытался отбрыкнуться от животного, как в ту же секунду потерял равновесие. Слетел с велосипеда, а с него свалилась сумка. Из курьерского короба посыпались продукты питания под звон бьющихся бутылок. Вспенившаяся газировка стала заливать весь заказ, а часть заморозки повредило битым стеклом. Серега сам с такой силой упал и разодрал лицо о корень дерева, что в ту же секунду потерял контроль над собой. Грязный и неуправляемый, Серега вскочил на ноги, схватил из кучи продуктов горловину разбитой бутылки и побежал на собак. Это была последняя капля! Собаки испугались и скрылись где-то на территории. На него же глядела женщина и пребывала в шоке. Она молча закрыла ладонью рот, ее глаза наполнились ужасом. Кто знал, на что способен неизвестный ей курьер.

– Ты зачем их отвязываешь? – закричал Серега.

– Я… я…

– Ты что, не видишь, что они тупорылые, – он яростно размахивал руками, выражая свои эмоции. Серега совсем забыл про опасный предмет в своей руке и продолжал. – Что мне теперь делать? Как мне это везти? Это из моего кармана вычтут.

– Они никогда не кусались.

– Я их придушу. Накормлю отравой. Они поехавшие. Ты что, не видишь, как они себя на цепи ведут? Ну, на хрена?

– Я их прицеплю. Простите.

– Чё мне твое простите? Я всю эту срань, считай, купил. Там продуктов на две с половиной тыщи. Это восемь часов моей работы. Она у меня и так не сахар.

– Как я могу помочь Вам?

– Пристрели этих сук, – сперва Серега высказался грубо, но стал успокаиваться, хотя руки все еще дрожали от злости. – Это меня не жаль. Я – бесполезен, – агрессия стала уходить и меняться на сильную грусть. – А вы думайте! Вдруг псы на ребенка кинутся. Это же будет полная дичь! – он повернулся к месту падения и, делая шаги к развороченной сумке, отбросил в сторону горлышко бутылки.

После случилась переписка с оператором. Серега объяснял, что произошло и что его вины нет. Отправлял фото заказа и своего разбитого лица. Сняли этот заказ и дали паузу по времени, чтобы курьер хоть как-то добрался до склада и привел себя в порядок.

Заказ на Сереге отменили и перенаправили на склад. Кладовщики заново укомплектовали заказ и ждали курьера. Эта работа выпала на Виталю, так как бывший полицейский оказался ближе других к пункту выдачи. Виталя без слов забрал заказ и повез по адресу.

– Кто там? – вырвался голос из шипящего домофона.

– Добрый вечер! «Доставим с улыбкой!» – название компании Виталя озвучил без всякого энтузиазма. День получился долгим и сложным. Добавили экстрима дождь с ветром, они длились почти всю смену. Трудности забирают много сил. Благо, хоть под вечер все успокоилось.

– Седьмой этаж, – произнес клиент, и послышался звуковой сигнал открытия двери.

Во время звонка голос клиента показался знакомым. Это Виталю чуток насторожило, но лифт распахнулся, и он оказался на нужном этаже.

– О, здорова! – раздался голос, еще более знакомый, чем по домофону.

– Здорова! – машинально произнес Виталя и протянул пакеты с едой в открытую дверь, затем поднял глаза на клиента. Перед ним стоял бывший сослуживец – Гена. Они вместе работали в полиции. Гена выглядел здорово. Улыбчивый и розовощекий, он вышел встречать курьера в футболке, трениках и мягких домашних тапочках.

– А я думаю: куда пропал?

– А ты не думай! – отрезал Виталя и, улыбнувшись, обнажил оскал. Было ясно, что судьба его решила добить окончательно и вдобавок загнать пулю в лоб самооценке. – У тебя это никогда не получалось. Хотел бы узнать, где я, – позвонил бы!

– Ну, ладно тебе, – как бы извиняясь, начал Гена. – А то пять звезд не поставлю, – издевательски сообщил он и расхохотался в голос.

– Оставь себе! Еще кого-нибудь подставишь, и на погоны пригодятся.

– Так ты из-за этого! – будто удивленно начал оправдываться бывший сослуживец. – Виталя, ну, что мне делать-то было. Ты же и без того знаешь. Наше дело нехитрое. Приказали – делай!

– Даже если приказ преступный? Сокол бы тебя закопал , будь он жив.

– Ну, твои слова про преступный приказ – этого уже не доказать! – развел руками Гена. – Дело-то закрыто. Кто-ж знал, что за этого борца диаспора впишется. Тут уж либо пан, либо пропал. Да, и тебе тоже на кой черт он дался? Ну, а без Сокола ты и сам видишь, как правила изменились.

– А ты, я смотрю, перебрался в новое жилье?

– Ну, да, – улыбнулся Гена. – У меня ведь счастье! Аленка вторую дочку принесла.

– А старшая-то взрослая уже?

– Незаметно вымахала. Уже двенадцать.

– А теперь вспомни, на кого тот борец руку поднял! Вспомнил? – Виталя врезался взглядом прямо в глаза. Его верхняя губа подрагивала от злости. – Представь, что через шесть лет на месте той девочки твоя дочь окажется.

– Я за свою дочь постоять смогу, – начал говорить на повышенных Гена. Его буквально вывело из себя такое сравнение.

– Ты за нее уже постоять не смог, – продолжал Виталя низким голосом в более давящей манере. Он стоял на площадке в курьерской куртке и был ниже почти на голову. Эти моменты не меняли сути вещей, и Гена себя ощущал таким же подчиненным, как и раньше. Будто ранг – это не наличие погон, а состояние души и вагон правды за плечами. – Ты меня оговорил сначала и меня со службы поперли. А потом дело тихонько закрыли с твоего покорного молчания.

– А что я мог сделать? У меня дети. Мне ведь их кормить, – уже оправдывался глядящий из-под потолка Гена.

– Ты мог все сделать! Но делал только я. Это я о твоих детях заботился в том числе. Об их будущем. Обо всех детях в этом городе и стране. Я бы этого выродка закрыть мог! Это я мог постоять за твоих детей. Хотя у меня свой есть, и он – самое дорогое! Ты же можешь только за звездочки кланяться!

– Не надо мне врагом становиться! – опомнился Геннадий и начал пытаться опять доминировать.

– Не вижу в этом никакого смысла. Удачи в защите своих детей! –Виталя повернулся к кнопке лифта и нажал на нее.

– И тебе удачи! – со злостью в голосе произнес Геннадий. Его голос задрожал, и он немного путался в словах. Ситуация заставила служителя закона выйти из себя. – Может, курьером справедливость с-себе найдешь. Ты вылетел не потому, что ты прав или что т-тебе там казалось. Ты вылетел потому, что ты не годишься для этой службы. Ты – твердолобый идиот, – Геннадия переполняла гордыня, хотя в нем все еще оставался внутри другой человек. Тот самый, которого Гена в течение всей службы запинывал старательно в самый темный уголок своего сердца. Этот самый человек победил другого, черствого снаружи. Он вдруг неожиданно проявил себя и заставил полицейского гореть от стыда, глядя в глаза не то друга, не то злейшего врага. Он начал повышать голос, но на нервах нота взлетела до небес и очень тоненько прорезала воздух на пару-тройку звуков. – Если ты мне еще раз нахамишь, то я найду причины тебя закрыть. Ты просто оказался хуже других и незачем себя честностью оправдывать.

Виталя вошел в приехавший лифт. Двери закрылись и лифт двинулся вниз. Голос Гены утихал, а потом и вовсе пропал. Выйдя на улицу Виталя вскинул взгляд в небо. Оно было полное звезд и чистое-чистое после дождя. Ни единой тучки не осталось. Виталя вдохнул полной грудью. Его серые глаза налились слезами, а легкий ветерок взъерошил светлые волосы. Казалось, еще чуть-чуть, и слезы ручьем покатятся по щекам. Он еле шепотом произнес:

– Неужели, у всего этого есть какой-то, неведомый мне, смысл? Я не так часто общаюсь с тобой? Может, ты хоть сейчас ответишь на мой вопрос? Зачем я столько лет верил в справедливость? – Виталя уселся на скамью около подъезда. Схватив себя за голову руками, с силой зажмурил глаза на пару секунд и, когда расслабил веки, лоб изрезали глубокие морщины. Пальцами он укутался в свои волосы, что были все еще влажными от длительного дождя. – Зачем искал? Зачем творил ее? Все что сделал и сколько на кон поставил, это ведь ничего не стоит и не имеет никакого смысла. Мало того, что ничего не вышло, так и не ценится никем! – Виталя глубоко вдохнул. Немного подержал воздух в груди и выдохнул. – Фу, мне кажется, нужно поспать.

Он побрел к велосипеду. Время смены подошло к концу. Осталось вернуть велик на склад и добраться до дома.

Никита вошел в свою комнату. Его мать ходила по квартире и вовсю поливала его с ног до головы. Он, по мнению матери, не мог поступить в нормальный институт и не мог найти нормальную работу. Он иногда жалел, что все это ему говорит мама, но не потому, что ему это доставляло боль. Мать, вообще, всегда была им недовольна. Никиту раздражало, что эти слова ему придется пропустить мимо ушей. Ведь у него был единственный инструмент для решения споров, но он никогда не применит его против своей матери. У него сейчас вовсю летела переписка с рыжеволосой Алисой. Этот диалог совсем упрятал от упреков матери. Ее слова окончательно превратились в «белый шум».

Внезапно раздался звонок от тренера.

– Але.

– Никита, здорова, боец!

– Драсьте, дядь Саня!

– Я радость сообщить хочу. Слушай внимательно и до конца.

– Ок.

– Кароч, во-первых: режим легких тренировок у тебя прекращен, и мы снова начинаем на результат работать.

– Ну, круто!

– Во-вторых: я с хорошими людьми в баньке попарился. У тебя будет бой через три месяца. Надо размотать человечка, как ты умеешь.

– Гавно вопрос.

– Третий момент – новость спорная, конечно, но после этого боя я передам тебя в чужие руки. Это начало твоей карьеры, сынок. Никита, они готовы платить тебе за тренировки. Нужно просто будет хорошо поработать. Ты готов?

– Мне жаль будет от вас уйти, но меня уже во все дыры задрала эта конченая работа.

– Мой совет: когда у тебя получится… Не «если», а именно «когда»… Когда у тебя все получится, начни учебу хотя бы учителем физры. Услышал?

– Да, дядь Саня!

– Теперь не бери в голову! Спать ложись и сил набирайся! Режим питания и тренировок обсудим завтра.

– Спасибо, дядь Саня! Спокойной ночи!

– Ага, давай.

Никита встал с кровати и прошел в кухню. Там сидела мама, она была явно не в духе. Он подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку.

– Мама, я поступать на следующий год буду. Я уже решил на кого. Просто подготовлюсь, чтобы на экзаменах не тупить.

– И на кого?

– На учителя физкультуры пойду. С таким дипломом можно фитнес тренером стать.

– Ну хоть так, – явно недовольно ответила мать. Она часто плакала и стресс сделал внешность непоправимо старше. Черные крашеные волосы собраны в нелепый хвост. Сама низкого роста, гораздо ниже сына. – Пойми, я за тебя боюсь. Я боюсь, что ты станешь работягой, а их не ценят. Они же – расходный материал. Боюсь, завалит, как отца твоего, в шахте, – прикрыла рот рукой и начала ронять слезы.

– Мам, ну ты чего? – Никита сел рядом за стол. – Попей со мной чаю.

– А чего там, давай попьем! – она вытерла кухонной салфеткой глаза.

Когда мать накрыла на стол, они сели пить чай. Никита слушал мамины происшествия за день и улыбался. Все было, как обычно. На работе в её магазине бардак и все бабы там сплетницы.

– Мама, я девушку встретил.

– И-ииии? – вдруг она отвлеклась от своего монолога.

– Она очень классная.

– Красивая хоть?

– Самая! – улыбаясь счастливой улыбкой ответил Никита и тут же добавил. – Правда, есть один момент.

– Какой еще момент? – немного напряглась мать.

– Не красивее тебя, – сказал Никита и засмеялся.

– Да, ну тебя! – отмахнулась она, хохоча. – Давай рассказывай! Как зовут?

Их диалог продолжался и продолжался. Они и не помнили, когда в последний раз так душевно общались. Такого не случалось со смерти отца, а он погиб четыре года назад. Складывалось ощущение, будто они, вообще, все это время были оторваны друг от друга и вдруг встретились. Мать и впрямь боялась за сына, потому и увезла его из родного городка, где оставалась лишь одна жизненная перспектива – работа на шахте.

Хромой Серега кое-как добрался до склада и сдал велосипед. Он еле дошел до своего подъезда. Войдя внутрь, вспомнил про сюрприз.

– Ну, наконец-то. Хоть что-то хорошее за сегодня, – сказал он и снял замочек с почтового ящика. В подъезде половина лампочек не работала, и он сразу не понял, что это такое выпало и звякнуло. Нагнулся и ухватил предмет рукой. Это оказалась связка ключей Кати. Он тут же набрал ее номер, но телефон оказался отключен. Отключенный смартфон ему казался не то пренебрежением, не то человеческой трусостью. Он понял, что за события начались, но, прикипевший к Кате, отказывался верить. Серега с какой только мог скоростью доковылял до лифта и судорожно тыкнул пальцем кнопку вызова. Приехал! Скорее наверх. Он открыл квартиру. Вбежал в зал и включил свет. Она демонстративно оставила открытыми те ящики, где еще утром лежали ее вещи. Катя ушла. Серега подошел к письменному столу. Там стояло их совместное фото. Он все еще видел в ней чистоту, как и в том моменте, в котором они навсегда застыли на изображении. Да, она не сахар, но как теперь? С силой сжатый кулак угодил прямо в лицо Екатерины, улыбающейся из фоторамки. То, что раньше украшало их совместный быт, стало искренним объектом его ненависти и спустя несколько секунд дополнило внутреннюю атмосферу мусорного ведра. Он немного растерялся, разозлился, а после собрался и принялся думать. Вытирая кровь с разрезанного стеклом кулака футболкой, обратил внимание на надпись на этой подаренной одежде. «Лучший мужчина в мире!» Как вы уже догадались, и футболка угодила в ведро вслед за совместным фото. Он не видел в этом символизма, а просто делал, что делал. После он бросил сумку-короб и прямо в форме курьера вышел из квартиры. Он ехал в лифте и писал ей сообщения во все мессенджеры и соцсети. Но повсюду он был уже заблокирован. Серега вышел на улицу и сел в беседку посреди двора. Он начал писать катиным подругам и звонить, но везде получал игнор и сбросы. Вдруг одна взяла трубку…

– Да.

– Яна, привет! Ты же, наверное, уже в курсе?

– Конечно, в курсе.

– Как так? – спросил Серега. Он не успел пока еще расстроиться, просто не понимал еще ситуации. – Я же ведь все для неё!

– Сережа, я очень к тебе тепло отношусь. Я давай скажу, как есть.

– Ну, давай!

– Она долго не решалась уйти к нему.

– К кому, к нему?

– Что-ооо?

– Что? – напряженно спросил Серега. – Яна, говори, как есть, короче.

– Стоп! Я сейчас сама в шоке, – она сделала паузу. – Короче, я ни за кого, но она – моя подруга. Раз уж она меня не предупредила, то расскажу тебе. Только потому, что, правда, считаю, что ты хороший. Иначе не взяла бы трубку.

– Окей, Яна! – вдруг сделал более спокойный голос Серега. – Я слушаю внимательно.

– Все херня, Сереж! Она парня себе нашла еще месяц назад. Не знаю, спала или нет.

– Не ври, все ты знаешь, – с некоторой грустью в голосе выдал курьер. – Даже я понимаю теперь, что да.

– Ок, давай, как есть. Она к нему ушла, потому что ей стремно жить с курьером. И да, она с ним трахалась. Однажды даже на вашей кухне.

– Яна, спасибо! Спасибо, что сразу правду. Правда – это очень правильно. Я теперь точно знаю, что я один. Быстрее думать об этом перестану. Не буду тратить время на поиски встреч с этой сукой.

– Сережа, ты, вообще, не думай! Будь мужиком! Просто пойди и дери других!

– Пока, Яна! Спасибо и удачи!

– И тебе удачи! Крепись!

Он принялся удалять Катины фото со своего смартфона. Сидя в беседке, хотел сбежать и скрыться от всех, но для этого уже не надо прятаться. Достаточно просто вернуться домой и закрыть пустые ящики в шкафах и тумбочках.

Виталя вошел в коридор своей квартиры. Он сбросил с себя сумку-короб и снял дождевик курьера. В попытках повесить его на вешалку случайно уронил ярко-оранжевую куртку сына. В коридоре появилась супруга, Олеся. Ее каштановые волосы удерживал ободок. Она обняла Виталю и чмокнула в щеку. Непонятно почему, но от нее ощущалось то же самое тепло, какое было в первые месяцы отношений. Она будто вспомнила, за что его полюбила когда-то и вновь достала это чувство откуда-то из глубины. Виталя поступил аналогично, но обнимал жену несвойственно разбитым. Таким она его вообще не видела. Спокойным или упрямым да, но таким, будто смирившимся, – точно нет.

– Устал?

– Не особо, – улыбнулся супруг неимоверно грустной улыбкой. – Все больше как-то скучал по тебе.

– Иди купайся и кушать. Я пока разогрею.

– Конечно, – кивнул он.

– Милый, нужно будет еще поговорить с Витей, – чуть озабоченно произнесла Олеся.

– Что-то случилось?

– Он написал очень хорошее сочинение, но преподаватель не может принять такую работу. Я бы сама ему все рассказала, но не знаю, как объяснить, что правда нравится не всем.

– Как-то запутано.

– Ты скоро все поймешь.

Спустя пятнадцать минут Виталя ел суп вприкуску с бородинским хлебом. В кухню вошел сын. В его руках была тетрадь по русскому языку, а Олеся в этот момент разогревала следующее блюдо.

– Что случилось, сын? – улыбнулся Виталя.

– Папа, я не понимаю, – начал Витя. – Я написал сочинение, и оно всем понравилось, но меня заставляют его переписать, потому что оно не подходит.

– Давай я прочту его, – протянул руку Виталя в сторону тетради. – Хотя, может ты сам хочешь?

– Я сам, – сказал Витя. – Я его написал, и я за него буду отвечать.

– Ну, давай, – улыбнулся Виталя. После сказанного главу семейства одолела гордость за отпрыска. Олеся поставила на стол толчёнку с котлетами и села на стул рядом. Она приобняла мужа под руку и положила голову на его плечо. Виталя в ту же секунду вспомнил, как они в молодости так же сидели на озере Байкал, на Рускеала и Севастопольском побережье. Что-то теплое и приятное вдруг стало просыпаться у него внутри.

– Сочинение, – вдруг выразительно начал Витя. –

Я и мои родители.

Я делаю все, чтобы соответствовать моим родителям. Они очень хорошие и они самые лучшие мои друзья. Мама очень вкусно готовит и никогда не ругается, даже за грязные джинсы. Она не знает этого, но я на самом деле не успеваю уснуть к тому моменту, когда она тихо входит в комнату и целует меня на ночь. Ей часто бывает с нами тяжело. Ведь нас же двое у нее. Нам нужно гладить вещи и готовить. Я часто стараюсь помогать ей с уборкой и ношу сумки из магазина, потому что она у нас одна. Ее нужно беречь и ее нам никто никогда не заменит. Если бы у меня было миллион мам, то мамой я бы считал лишь ее. Она, правда, самая лучшая, и нам очень сильно повезло. Она ухаживает за нами, когда мы болеем, всегда нас прощает и заступается за нас, чтобы ни случилось. Я очень ее люблю и папа тоже.

Мне очень сильно повезло, ведь у большинства моих одноклассников нету папы или он есть, но неродной. Мы с мамой его очень любим. Он много работает, чтобы у нас была еда и одежда. Нам с мамой повезло, что у нас такой папа. Он самый лучший и научил меня кататься на велосипеде и плавать. Он раньше был полицейским и у него была крутая форма. Я гордился папой тогда. Он защищал людей от преступников и воров. Я хотел и сам стать таким, как он. Два года назад он ушел из полиции. Я сначала жалел об этом. Папа в этой форме был для меня героем. Когда же я общался об этом со старшими ребятами на кикбоксинге, то они мне сказали, что из полиции часто выгоняют честных и хороших. После этого я стал уважать своего папу еще сильнее. Ведь, если в полиции не нужны такие как он, то я могу быть уверен, что еда на столе всегда была наша и честно добытая. Сегодня я уверен, что никогда не буду работать в полиции. Там не нужны такие как я, но уверен, что буду таким же хорошим отцом и честным человеком.

Может мои родители тоже ошибаются, но я этого не видел. Одно знаю точно, все что они делают, это для меня и друг для друга. Всё!

После прочитанного в воздухе повисла неловкая пауза. Виталя, сидя на стуле, обнял Олесю и протянул руку к сыну.

– Подойди ко мне, я тебя обниму, – Витя подошел к отцу и Виталя обнял сына. – Ты сделал все правильно. Ты большой молодец! Ты уже кушал?

– Да, пап.

– Сын, пойми! Виолетта Константиновна не поставит тебе за него пятерку, потому что она не может допустить, чтобы высокая оценка ставилась за критику полиции. – сказал Виталя и выдержал паузу. – Но и ставить оценку ниже ей тоже совесть не позволила. Потому что это лучшее, что я когда-либо слышал. Понимаешь?

– Почти.

– Правда – очень важное явление сегодня. Даже горькая, но ведь я оттуда ушел, и я там был такой не один. Там есть еще такие же ребята, которые не прекращают нас защищать. Они все еще на местах и не факт, что все они оттуда уйдут. Просто, когда вот так их постоянно обобщают с плохими людьми, им становится незачем там работать, а они нам всем очень важны. Ты очень прав в своем сочинении, но даже среди самых гнусных всегда найдется правильный, который стоит дороже прочих.

– Я понял, пап.

– Тебе, наверное, уже спать пора.

– Да. Я пойду чистить зубы.

– Сын, мы перепишем с тобой его завтра, – произнёс Виталя выпуская сына из объятий. – И еще сынок. Подари мне это сочинение.

– Хорошо, пап. Я завтра перепишу его на другой лист и отдам тебе.

Виталя повернул голову к жене и поцеловал ее в губы. Олеся улыбнулась и сказала:

– Кушай давай! Стынет ведь.

Виталя был поражен услышанным от сына. Он ел и наслаждался едой. Он ощущал себя счастливым. Это была та самая секунда, в которую он ощутил, что был прав в каждом своём шаге и поступке. Именно эти его действия повлекли за собой сложившуюся ситуацию. Насколько же дети все-таки все видят. Он вдруг решил сменить работу, а то, не дай бог еще, сын захочет курьером стать. В эту секунду он вспомнил какая же всё-таки прекрасная у него жена. Олеся сидела рядом и гладила его по плечам и по голове, пока он ел приготовленные с любовью блюда.

Мать: «Купи картошки, а то сама и не додумаешься».

– Долбаная сука, – выругалась вслух Аня, выходя со склада.

Она заглянула в круглосуточный магазин, затем пошла в сторону дома. Она глядела на свою порванную курьерскую куртку и прокручивала в голове случившуюся неприятность. Аня уже по тропинке пересекала двор по направлению к своему подъезду, как вдруг увидела Серегу в беседке.

– Ты чего сидишь?

– Сижу.

– Сережа, что с лицом? – вдруг перепугалась Аня. – Это эти уроды?

– Нет, – улыбнулся Серега и повернул голову в ее сторону. – Меня на самом деле собака укусила, и я упал. Не парься! Я не сейчас… Потом в другой раз все расскажу.

– Я сейчас переоденусь и приду к тебе, – выпалила она, отходя в сторону. – Все расскажешь, хорошо?

В коридоре горел свет. Аня только начала разуваться, как вышла мать и что было силы ударила кулаком по лицу.

– Где, сука, мои сережки?

– Вот твои сережки! – вдруг выкрикнула Аня и не менее сильно ударила в ответ. В эту секунду маленькая и слабая Аня прекратила свое существование. Он ударила мать еще несколько раз по лицу. Та, пытаясь отступить спиной, не устояла и рухнула на пятую точку. Это был тот самый щелчок и тумблер. Аня впервые в жизни противопоставила себя обстоятельствам. Это было совсем неудивительно, скорее, закономерно. Она впервые в жизни дала бой человеку, которого боялась сильнее всего на земле. Анины ноздри раздувались от злости, руки трясло, легким перестало хватать воздуха, и она с жадностью хватала его ртом. Глядела на свою мать или на своего врага и ей не хотелось прекращать этот бой, но, став сильнее этой суки, Аня следом победила еще и себя. Удары по лицу ее мучительницы прекратились. – Я не знаю где твои сережки. Кто-то из твоих дебилов хахалей украл! – вдруг еле остановила себя Аня.

– Ты… – растерянно начала мать. – Ты что себе позволяешь?

– Это что ты себе позволяешь? Я дочь тебе или кто? Да, ты же меня уже задёргала, сука. Я тебя презираю.

Мать поднялась на ноги, взяла табуретку и выставила ее перед собой в попытках защититься:

– Аня, я предупреждаю. Если хоть шаг в мою сторону, то я ударю стулом.

– Если ты меня ударишь стулом или хоть раз мне хотя бы позвонишь, или даже просто смс напишешь, то я перережу тебе глотку во сне. – Аня вышла в подъезд. Задумалась на секунду и обернулась на мать. – Ключи я себе оставлю, так что бойся меня, сука.

Аня подошла к беседке, скинула с себя сумку и села рядом с Серегой.

– У тебя кровь, – заметил Серега. – Губа разбита.

– На меня тоже собака напала, – Аня принялась снимать пирсинг из ушей, бровей и носа. Серега просто молча смотрел на несвойственное ей поведение. Анина ладонь заполнялась металлическими аксессуарами и, когда на лице и ушах от них остались лишь дырки, она высыпала все в мусорную урну.

– Зачем?

– Надоели они мне уже, – произнесла Аня. – Волосы тоже чуть отращу и срежу эту фигню розовую. Не хочу больше фриком быть. Хочется побыть человеком.

– Какие-то проблемы? – спросил Серега.

– Да. – ответила девушка.– А у тебя проблемы?

– Да.

– И что за проблемы?

– Херовый день, бывшая – сука и есть хочется, – улыбнулся Серега. – А у тебя какие?

– Херовый день, мать – сука и есть хочется.

– Как похоже.

– Да, но первое у нас уже позади, – Аня взглянула на Серегу.

– Да, и второе не от нас зависит, – кивнул и улыбнулся Серега.

– Может, тогда поедим? – улыбнулась Аня

– Поедим, – кивнул Серега. – Ща, гляну по карте, что есть поблизости?

– Зачем? – спросила Аня и достала из сумки пакет с картофелем. – Можно пожарить.

– Блин. Я корявый и не умею, – отмахнулся Серега.

– Я умею, – сказала Аня, повернулась на свои окна и добавила с ухмылкой. – Только мне походу теперь негде её жарить.

– У меня есть, где приготовить картошку, – заявил Серега и поднялся с лавочки. Он поднял Анину сумку и повторил, – Ну, пошли поедим.

– Пошли поедим! – ответила Аня, медленно встала, и они вместе побрели к Серегиному подъезду.

Кто кому еще должен!?

Вы когда-нибудь задумывались: хотите ли вы быть собой? Я более чем уверен, что ответ на такой вопрос либо достался вам легко с первого дня вашей жизни, либо очутится в сжатом кулаке судьбы-злодейки. Согласитесь, самый лучший опыт – это подтвержденный на практике, а не в сухой теории или красочном наглядном примере. Ни одна фраза, звучащая в ваших ушах, не производит такого эффекта, как металлический привкус разбитой губы.

Сене повезло знать – чего он хочет от своей жизни. Или ему так казалось? Ему нравилось программирование, любительский бокс, престиж и, конечно же, деньги. Первая вещь в его жизни была прекрасной мечтой и совсем недавним хобби, вторая – увлечением с детства, а третья и четвертая пока еще толком у него и не была.

Сеня очень гармонично вписался в бабушкин ремонт арендованной однушки в хрущевке «Старого района». Подкаченный и голодный в трениках и тапках, он сидит напротив своей темноволосой Вики и каждым рецептором своего языка ощущает ее тепло и заботу в готовом завтраке. Она, глядя на него, вздыхает и улыбается. Её улыбка прячет карие глаза в густых ресницах.

– Это так хорошо! – вдруг прозвенела девушка высокой нотой.

– Что? – спросил растеряно Арсений, отвлекшись от утренней порции каши.

– Ты хорошо ешь! – произнесла Вика, и Арсений вопросительно поводил лицом. Она незамедлительно пояснила. – Просто мама мне часто говорила, что единственная вещь, которую парни делают искренне и явно, так это едят.

– Я многое делаю искренне, – выдавил Сеня и прильнул к кружке с молоком.

– Я знаю, – улыбнулась она. – Но самое явная похвала моих трудов – это то, с каким удовольствием ты ешь.

– Ну, типа, – задумался паренек. – Я должен сказать: «Спасибо за комплимент?»

– Набирайся сил. Сегодня ты приступаешь за дело, – она придвинулась к любимому, погладила его по волосам и чмокнула в щеку.

– Да, – заулыбался Сеня с ртом, набитым рисовой кашей. – Буду делать бабки.

– Не только в бабках дело. Я рада, что ты наконец-то влез в крупную компанию! – Вика говорила, чуть не мурлыча. – Я помню, ты еще месяц назад трудился на складах и не мечтал работать в банке.

– Конкретно в банке – нет, но престижа мне хотелось.

– Вот он, твой престиж! – она облокотилась подбородком на руку и спросила: – Расскажи, что чувствуешь?

– Сомнения и желание одновременно.

– Желание – это круто, а сомнений быть не должно.

– Почему?

– Потому, что ты сможешь. Ты это не сделаешь, только если не захочешь. Если не захочешь, себя не заставляй.

– Мне придется себя заставить, – дойдя до дна тарелки выдавил Арсений. – Я думаю влиться, отработать все моменты и заняться, наконец, программированием.

– Это хорошие намерения.

– Я буду стараться, – кивнул он. – Потому, что уже пора. Мне уже двадцать семь.

Время его переодело в костюм и туфли. Вот он с сумкой в руке внутри вагона несется с небывалой скоростью, пересекая город под землей. В давке метрополитена есть место лишь вдохнуть и засмотреться в отражение своих карих глаз. Сеня, что виднелся в зеркале стекла, будто сверлил и гипнотизировал того Арсения, что стоял напротив. Да, делал это так настойчиво, будто усмехался, зная о герое что-то большее, чем самому ему зналось о себе. Вот спина эскалатора несет его в новые обстоятельства и через несколько минут выплевывает к большому бизнес-центру. Ступеньки крыльца поочередно отстукивают по подошвам туфель, и вот на лифте он взмывает ввысь на свою новую высоту.

– Ты, мой друг, по итогам обучения был распределен в мою группу, – улыбался крепкого телосложения короткостриженый Григорий. – Мы первые по стране в «Шанс Банке» и, главное, если любишь деньги по-настоящему, то можешь здесь жить даже в выходной день. Сейчас приведу тебя в офис и познакомлю с твоей новой командой. Они очень классные специалисты. Главное, что работают у меня лишь лучшие. Так что задавай им смело вопросы и быстрее становись лучшим.

Сеня шел за руководителем молча и лишь кивал, внимая каждому его слову. Пройдя по коридорам, они вошли в просторный светлый офис, где на телефонах сидело человек двадцать. Стоял рабочий галдеж, но половина столов при этом пустовало.

– Через пять минут сбор! – громко произнес Григорий. Руководитель указал Сене на стол. – Там твое рабочее место, новобранец, – после этого он заулыбался очень дружелюбно.

Сеня, положив сумку, обернулся на руководителя. Постепенно ближе стянулись все сотрудники офиса. Они одевались в стиле кэжуал и по сути им, как лучшим, никто не указ. Парни и девушки облачены в дорогостоящие манерные вещи. Они глядели на Сеню без интереса, во взгляде ощущалась ирония. Они предвидели будущую текучку персонала. Нерезультативные сбегали на другую работу, ведь специфика труда во взысканиях подразумевает не только навык общения. Это такая работа, для которой нужно созреть и подойти по набору имеющихся человеческих качеств и по характеру.

– Похлопаем, ребята! – произнес Григорий, заулыбался и сам начал легонько хлопать в ладоши. Коллеги нехотя подхватили и все же поприветствовали аплодисментами новичка. – Вот, представляю Арсения. Наш новый сотрудник. Будут у него вопросы, помогайте! Вот эта шикарная дама – Евгения! – указал Григорий на девушку плотного телосложения. Она была милой внешности, но с недовольным выражением лица. Одета в красное платье. Евгения держала в руке кофейный стакан с надписью: «Любим кофе». Она натянуто улыбнулась и кивнула Сене после представления ее начальником. А тот продолжал: – Сколько времени я потратил, чтобы ее у соседей сверху переманить. Была у них в агентстве на цессии, а к нам попала на досудебное. Часто, кстати, занимает места в топах! – улыбался Григорий, без устали хваля сотрудницу. – По твоему направлению «финурегулирования» лучшие: Камила и Миша! – опять Григорий указал руками, но уже на других сотрудников. Эти одеты в черно-белое и супер-строгое. – Если какие-то вопросы будут, то сразу ко мне или к ним. И вы ему помогайте! Ребята, вы самые лучшие по стране, давайте помнить, что мы – команда. Помогайте освоиться!

Наставления, рекомендации, а после – разбор полетов. Потом Сеня, оказавшись в кресле на колесиках, открыл в окнах браузера необходимые для работы программы. Он прикинул беглым взглядом объем работы по клиентам и пошел по списку от самых крупных должников. Первый, услышав представление сотрудника, сбросил звонок, а дополнительные номера были либо недоступны, либо на автоответчике. Второй подал документы на процедуру банкротства. Ужасная история про потерю заказов в бизнесе и долговую яму. Арсений внес корректировки и вслушался в гудки по третьему клиенту.

– Алло! – послышался уставший женский голос.

– Доброе утро! – произнес Арсений.

– Доброе!

– Я могу услышать Миронову Наталью Васильевну?

– Это я.

– Это сотрудник «Шанс Банк», меня зовут Кулагин Арсений Александрович.

– Да, здравствуйте, Арсений … – возникла небольшая пауза и снова послышался голос Натальи Васильевны. – Как, еще раз, ваше отчество, простите?

– Арсений Александрович.

– Арсений Александрович, теперь запомнила.

– Наталья Васильевна, у вас в нашем банке задолженность образовалась и на сегодня эта сумма уже шестьдесят две тысячи триста сорок девять рублей тридцать семь копеек. Более того, период просрочки – приличный очень, уже сорок девять дней.

– Да, я знаю.

– У вас что-то произошло? Почему оплачивать перестали?

– Я не справляюсь с этими кредитами.

– Раньше вы смогли решать проблему, и платежи вовремя от вас поступали. Мы – люди взрослые и понимаем, что при подписании договора все финансовые риски ложатся на ваши плечи и под вашу ответственность.

– Да, так и есть, – согласилась женщина. – Мне, правда, нечем будет оплачивать. Я вам честно говорю и, если хотите, можете отметить, что я отказываюсь платить.

– Давайте не будем торопиться. Банку, как и вам, такие действия невыгодны. Ни одному банку в мире нет никакой выгоды загонять людей в списки должников. Выгода – это работа с ними на правах заемщиков. Тем более, вам ограничивать себя в финансовых возможностях неправильно, ведь банк в случае неоплаты будет вправе истребовать с вас сумму по обоим вашим кредитам полностью и одновременно. Я ведь, правильно понимаю, что сумма в шетьдесят две тысячи пятсот рублей, округлю с вашего позволения, довольно приличная?

– Да.

– Но, ведь, если дойдет до стадии досудебного истребования будет аннулирован график платежей и вам выставят требование на оплату всей суммы по кредиту. Это сумма будет значительно выше, чем ныне существующая.

– Мне придется принять такую судьбу.

– У вас смирение в голосе, неужто вам безразличны ваши финансовые возможности в уже скором будущем?

– Это меня заботит сегодня меньше всего.

– Ну, так не пойдет, Наталья Васильевна, – начал снова обрабатывать возражение Сеня. – Вы деньги взяли в банке, а возвращать не хотите.

– Не могу.

– Где вы работаете?

– Я не могу работать.

– Вы на инвалидности?

– Нет, – произнесла с явным раздражением в голосе должница. – Я сына своего на ноги поднять пытаюсь.

– Сколько лет вашему сыну?

– Двадцать один.

– Он же взрослый уже, разве нет?

– Арсений, простите, что без отчества. Забыла, как вас по отцу?

– Александрович, – произнес Сеня чуть более давящим и требовательным голосом.

– Арсений Александрович, мой сын лежит на кровати несколько часов, потом кое-как делает несколько шагов и снова лежит, восстанавливается. Он сильно пострадал. Он дрался на ринге раньше. Может, слышали о нем? Никита Миронов. Восемь месяцев назад он бой выиграл, а противник бесчестно напал на него после выступления. Они его толпой выследили и избили так, что мне сына по кусочкам в больнице собирали! – ее голос начал дрожать. – Я своего сына по новой ходить учу, понимаете? Крепкий сильный парень был, а теперь кое-как по дому ходит. Хорошо, хоть ходить начал, а то лежал просто. Я работала в магазине раньше и могла платить. Да, и карту не просто так распотрошила. Денег нет. С утра, пока сын спит, сбегаю подъездов несколько штук намою и назад на горшок его сводить. Вот и вся моя работа. Я не смогу платить. У меня правда нет денег.