Читать онлайн О тебе и обо мне. Рассказы бесплатно
Эта реальная история превратится в фильм, как только меня возьмут на главную роль буйка, рассказавшего все это.
«Случай на пляже». А. Стрельцова
Хроники Аликанте, пересказанные Настей Стрельцовой в этом сборнике, – плод творческого поиска в течение нескольких лет. Все они так или иначе связаны с Испанией и были опубликованы на страницах ее Фейсбука, получив широкое признание читателей. Это не привычная нам Испания с фламенко и паэльей, а интимные частные истории иммигрантов, в разное время прибывших кто за голубым небом, кто за надеждой, кто за утешением. Истории на первый взгляд простые, объединенные темой иммиграции, рассказывают об одном, но каждый раз по-разному.
Сборник начинается с мистического посвящения в рассказе «Вернись». Писать, и писать именно об Аликанте – не только выбор автора, так распорядилась судьба. И аликантийский калейдоскоп ее авторства захватывает по-настоящему. Создать такую ткань повествования о месте, где живешь, можно только если очень его любишь. Взять, к примеру, «Аликантийскую пьесу» или «Случай на пляже». Даже ни разу не побывав на набережной города, легко представляешь вечерние крики чаек или летнюю рутину на пляже, эмоциональных разгоряченных цыган и чувственную молодую парочку на море. В сборнике мы слышим голоса смельчаков, решивших бросить все в поисках новой жизни, отчаянных женщин, иногда и авантюристов, и мечтателей, робких трудолюбивых учительниц и хлебнувших горя предпринимателей из 90-х. Все они так или иначе оказались под голубым испанским небом и получили второй шанс. А дальше обычно следует полное обнуление (рассказы «Роза», «Ежи-инопланетяне», «Я это сделаю»), а вот что каждый из героев выбирает для себя дальше, зависит от него самого.
Главные герои сборника, за исключением Дракона и Михалыча – земные женщины, знающие толк в кулинарии, а иногда и в финансовой грамотности, но в каждой есть что-то волшебное, мистическое, срабатывающее в ключевые, поворотные моменты: секретный ингредиент для любви, успеха, счастья в новой жизни. Иногда этого счастья приходится нестерпимо долго ждать, и даже ехать за тридевять земель. Роза из одноименного рассказа обладает интересными способностями, которые окружающим представляются чем-то обыденным и обычным. Ну вот что, например, значит быть проницательным? Проникать сквозь маски и ложь и видеть истинное положение вещей и отношение людей. Просто? Конечно! Но это кажется нам магией, особенно когда запутываешься в иммигрантской жизни. У многих героинь крохотные кисти рук, кружевные тонкие воротнички, узкие ступни ног, и даже едят они микроскопическими порциям, стараются не занимать много места и делать все постепенно, а все это вместе взятое отсылает к искусству маленьких шагов в жизни иммигранта.
Это и есть секрет настоящей магии. Говоря словами Марка Аврелия: «Делай что должен, и свершится, чему суждено». Автор раскрывает нам этот секрет в каждом рассказе, но особенно в рассказах-исповедях, которых в сборнике два: «Переплетчик» и «Госпожа Эмиграция».
Рекомендую сборник всем поклонникам, которые читали эти публикации в Сети. В новой редакции и в отдельной книге каждая из них звучит по-новому. А также всем эмигрантам и иммигрантам. Нам всем иногда остро необходимо понять, что именно с нами происходит, увидеть надежду, как в «Ежах-инопланетянах». Ведь для начала новой истории, нужны всего лишь новый твидовый костюм и хорошая книга, чтобы найти в себе силу двигаться дальше, а может, просто обрести в лице автора свою родственную душу.
Инесса Дрáчева
Вернись
Не сразу можно было понять, что даже воздух в городе изменился. Сейчас, по прошествии полугода, она вспоминала, что слишком уж много дождей пролилось в феврале. Запахи, появляющиеся лишь во время ливня в пустыне, перестали быть изысканными нотками, они раскрылись в полную силу и залили город, будоража, щекоча ноздри прохожих, заставляя замедлять шаг.
Сменив российскую столицу на курортный городок в далекой Испании, Вера перестала следить за новостями по ТВ – и теперь поняла, что ничего не потеряла. Она всегда думала, что, если действительно произойдет что-то страшное, ей об этом обязательно кто-нибудь расскажет.
Вернувшись с утренней пробежки, встретила соседа с первого этажа.
– Что скажешь о серой хвори?
– И тебе доброго утра! Новая игра?
– Если бы… Шестьдесят процентов населения погибнет, так и знай! Будем по домам сидеть. Видала, что творится в Китае?
– Ну да, ну да… – не поверила Вера.
После душа и кофе она выглянула в окно: соседи вели себя непривычно тихо. Любопытство взяло верх – и Вера полистала в поисковике новости. Так она и узнала о коронавирусе. Выражение «серая хворь» ей понравилось.
После команды сидеть дома она целую неделю только спала и ела. Потом набрала работы себе на удаленку, редактировать тексты ей нравилось. Готовила вкусности, ходила по квартире, иногда выбиралась в магазин. Через три недели такого режима она окончательно выдохлась. Ее дом, окруженный забором вместе с двумя такими же трехэтажками, стоял на шумной улице. С одной стороны улица, с другой – глухая стена. Ни фонарей, ни людей, ни окон на торце дома.
«Что ж, – подумала она, – на закрепление любой привычки требуется двадцать один день. Вот и проверим это».
Одевшись в черное и облегающее, натянув капюшон на голову, озираясь, Вера вышла из дома. Нерешительно постояв на крыльце, крадучись пошла вдоль стены – туда и обратно. Луна огромным диском зловеще выглядывала из-за рваных туч. Вдалеке послышалась сирена «скорой помощи». Сделав пару тысяч шагов, Вера осмелела и побежала.
Первая тренировка закончилась, как только солнце встало. Весь день после этого она чувствовала себя победительницей: брошен вызов системе, почти полтора часа на свежем воздухе. «Надо еще начать приседать», – решила Вера.
Следующее утро наступило быстро. Крадущийся тигр вышел на тюремную прогулку.
После первых нерешительных шагов она собралась с духом и побежала.
– Топочешь как слон, – сказал кто-то низким мужским голосом.
Вера затормозила, оторопев:
– Что?
– Я говорю, что ногу надо ставить на носок, если не хочешь разбудить весь квартал.
– Что, так громко?.. – тихо переспросила Вера.
– Громко.
– Я вас разбудила?
– Честно говоря, я благодарен. Давно хотел проснуться. Луна сегодня какая, а?!
– Да, магическая.
Вера вглядывалась в темень двора, пытаясь понять, как выглядит обладатель бархатистого голоса.
– Ну, я тогда пошла домой? – робко спросила Вера.
– Я уже ухожу, не буду вам мешать, – на самых низких, почти рокочущих нотах ответил голос, и Вера покрылась мурашками с ног до головы.
– До свидания! – сказала она.
– До встречи, – попрощался незнакомец.
Выглянуло солнце, и Вера поняла, что за непродолжительным разговором минуло хмурое утро, будто паузы между фразами длились много дольше, чем ей казалось. Сонный сосед с припухшим лицом и зловонным облаком перегара отправился к своей машине, кивнув Вере. Та суетливо изобразила, что выносила мусор, и метнулась к себе в квартиру.
* * *
На следующее утро Вера открыла глаза за пять минут до звонка будильника. Вскочив, бросилась к окну: в предрассветный час во дворе никого не было.
Оказавшись на улице, она бодро зашагала вдоль стены: пятьдесят два шага в одну сторону, пятьдесят два в другую. Изредка озираясь, ждала, что незнакомец снова появится. Через час ходьбы, изрядно вспотев, уже собиралась вернуться домой, как почти в самое ухо ей прошептали:
– Зайди за угол – сотрудник «трафико»[1] выходит на работу; если тебя заметит, будут неприятности.
Вера метнулась в тень и прижалась к стене. Сосед, не заметив ее, сел на старенький «дырчик» и уехал.
– Уф… детектив какой-то, спасибо.
Когда ей никто не ответил, еще раз прогулялась вдоль стены и домов, но никого не увидела. «Ну и ладно», – подумала она, возвращаясь домой.
– Если хотите, я буду вам помогать и впредь, – раздался голос.
– Но вам придется так рано вставать из-за меня… – извиняющимся тоном сказала Вера.
– Ничего, я ложусь с первыми лучами солнца.
Вера чуть было не спросила, не вампир ли ее собеседник, но вовремя спохватилась и промолчала. Хотя, наверное, хорошо быть вампиром – с его бессмертием, скоростью, силой.
– Вампиров не существует, – прозвучал насмешливый голос.
– Я что, вслух это сказала?! – ужаснулась Вера.
– Нет, вы слишком громко думаете… – как-то излишне горестно вздохнул незримый собеседник.
– Меня смущает, что я вас не вижу.
– А вам хотелось бы? – заинтересованно спросил голос.
– Ну, так больше похоже на то, что я разговариваю с собственной галлюцинацией.
– Согласен.
В свете луны Вера увидела высокую фигуру, стоящую на углу дома картинно облокотившись о стену.
– Здравствуйте, – зачем-то поздоровалась Вера.
– Доброе утро, – ответил с усмешкой незнакомец.
Лица его она не видела, но определила, что он в прекрасной физической форме. Прямо Нюшин «черный ловелас» из «Смешариков», не иначе. Вера вдруг почувствовала себя уникальной и даже испытала легкую гордость, ведь подруги то и дело подтрунивали над ней: «Тридцать лет, а все без жениха». И это в солнечной Испании, где если утром пожелаешь, к вечеру уже отправишься на свидание. Вера не искала легких путей, но теперь ей есть чем похвастать: она умудрилась начать флирт прямо во время карантина.
– Увидимся, я спешу, – сказал мужчина с сожалением в голосе и скрылся за углом дома.
– Подождите! – Вера кинулась за ним, но за домом уже никого не было.
Из первого подъезда ей навстречу шла вечно деловитая соседка. Мрачно взглянув на Веру, она поздоровалась и отправилась к машине. Даже самые солнечные и общительные испанцы в карантин превратились в хмурых параноиков и блюстителей порядка.
* * *
В следующий раз мужчина составил Вере компанию. Легкая беседа скрасила ее утро. Он много слушал, шагая рядом и каким-то чутьем угадывая приближение нежелательных гостей.
Целый месяц Вера с нетерпением ждала каждого утра. Она постеснялась пригласить нового друга выпить кофе и надеялась, что он первый выразит желание познакомиться поближе. Но ему похоже, и без того было интересно с ней. Однажды он даже пришел в камзоле, расшитом золотом, и Вера оценила прикид, тем более что февральский карнавал в этом году отменили.
Живительно, но она никак не могла разглядеть лица собеседника, хотя в профиль на фоне луны видела несколько раз. А еще оказалось, что в человека быстро влюбляешься, если с ним можно подолгу разговаривать о чем угодно.
Теперь утро стало лучшим временем для Веры. Она вскакивала за пять минут до будильника и каждый раз удивлялась тому, что еще совсем рано, а она уже полна сил.
Обычно ее друг молча смотрел, как Вера мечется туда-сюда вдоль стены, но иногда прогуливался рядом. Их разговоры к тому же стали дополнительной, неожиданно действенной для нее, практикой испанского. Вера неплохо знала язык и до этой встречи, а теперь и вовсе заговорила так, словно была рождена на испанской земле. А не совсем стандартные обороты речи незнакомца Вера с удовольствием начала использовать в повседневной жизни. При этом скоро выяснилось, что она фактически заговорила на средневековом мадридском диалекте, о чем ей сообщили в языковой школе, где она училась.
Кажется, именно тогда настало время откровенных вопросов и ответов. Ведь в утреннем мороке, в ожидании первых лучей она так и не удосужилась спросить, как все-таки зовут ее друга.
Следующее утро не озарялось светом, а новая луна так и не вышла ночью подсветить тихий двор. Вера, не дождавшись привычного гостя, бесцельно бродила вдоль стены и собиралась уже отправиться домой, когда ее окликнул мужской голос:
– Подождите!
Она оглянулась и застыла: к ней направлялись двое полицейских.
– Сеньора, доброе утро. Позвольте ваше удостоверение личности. Поступил звонок от ваших соседей, что вы нарушаете режим карантина и каждый день занимаетесь спортом во дворе, – сказал тот, что повыше.
– Я выносила мусор, – ответила Вера, не моргнув глазом, но все равно занервничала.
– Звонивший сказал, что это происходит каждый день, – продолжил блюститель порядка.
– Я много ем. Приходится отправляться к мусорным бакам несколько раз.
– Ваш документ, пожалуйста.
– Он дома. Вы подождете или подниметесь вместе со мной?
– Мы поднимемся. – Полицейский нахмурился и посмотрел на своего напарника.
Дома ее удостоверение отсканировали и предупредили, что по почте придет штраф за нарушение комендантского часа.
Когда блюстители порядка ушли, Вера закрыла дверь и опустилась на пол. Кажется, ее прогулки под покровом ночи закончились. Интересно, кто же был так сильно раздражен ее беготней?..
Потом она металась по квартире, качала пресс или смотрела на стену лежа на кровати.
Она скучала. Не по свежему воздуху. По нему.
* * *
День шел за днем, ничего не менялось. Как можно было болтать об Альфонсо Мудром и не спросить, как зовут собеседника? Как можно, проговорив столько часов, не узнать друг о друге ничего личного?!
Ночью шел легкий дождь, слегка касаясь листьев пальмы, растущей напротив окна. Среди шелеста Вера вдруг услышала душераздирающий крик:
– Ну все, тебе конец, дочь проститутки!
Орала соседка. Та самая, которая мрачно смотрела на Веру, встречая утром в дни подпольного спорта.
– Выходи, русская сучка, я тебе колени выдерну! – продолжились угрозы за окном.
Вера выглянула: соседка стояла у своей машины, вокруг валялись осколки лобового и заднего стекол. Увидев Веру в окне, она, потрясая кулаком, заорала еще сильнее:
– Я вызвала полицию! Ты за все заплатишь!
Вера, накинув куртку, вышла на лестницу и уже было собралась спуститься, чтобы выяснить, при чем здесь она, как вдруг услышала мягкий голос:
– Это она заложила тебя полиции. И теперь думает, что ты разбила ее стекла.
Вера задохнулась от нахлынувших эмоций:
– Ты? Ты вернулся? Где ты был так долго?! – Она торопилась и проглатывала окончания, будто собеседник вот-вот опять испарится.
– Я все время был здесь.
– Я не била ей стекла!
– Она заслужила. Знаешь, почему она так злится?
– Почему? – спросила Вера, боясь обернуться и увидеть его. Она так и стояла на лестнице, глядя на беснующуюся соседку ощущая спиной присутствие друга и радуясь, что снова слышит его голос.
– Вчера в полночь действие ее страховки закончилось.
– А откуда?..
Он не дал ей договорить:
– Слышал, как она жаловалась кому-то по телефону, что не успевает продлить страховку из-за работы. Хотела этим заняться сегодня с утра. – Он захихикал издевательски-вредным смехом.
– Ну это уже как-то слишком… – заметила Вера.
– Как сказать… Ей урок.
– Но… зачем? – Вера не могла найти слов.
– Я скучал, – шепнул голос прямо ей на ухо.
Ее обожгло, будто обдуло горячим ветром; в глазах потемнело.
Вера обернулась, чтобы увидеть лицо собеседника, но первый луч солнца на мгновение ослепил ее. Она почувствовала прохладное прикосновение к своим губам… и все исчезло.
– Черт! – неожиданно для себя выругалась Вера.
Сказать по правде, она уже серьезно беспокоилась о своем рассудке. Одиночество, кажется, привело ее к галлюцинациям, пусть и очень привлекательным, да еще и вполне себе интеллектуальным.
* * *
Через пару дней после ее встречи с полицией в городе смягчили режим, взрослым разрешили гулять с шести до девяти утра, и Вера, встав в пять, нетерпеливо приплясывала под дверью, чтобы вырваться на свободу ровно по дозволенному расписанию.
Бегать во дворе теперь было бы глупо, и она отправилась в ближайший парк, все время оглядываясь, словно ожидая кого-то. Но знакомый незнакомец так и не появился, и Вера облегченно выдохнула и одновременно расстроилась.
Вернувшись, она вошла во двор и застыла в изумлении: давешняя соседка сидела прямо на асфальте и яростно откручивала пробитое колесо у собственной машины. Вера посмотрела на автомобиль и охнула: пробиты были все четыре шины.
Избегая лишнего скандала, она зашагала быстрее к дому и вдруг за спиной услышала тихий бархатистый голос:
– Наказана злодейка…
Вера остановилась, не решаясь обернуться. Вздохнув, призналась:
– Я не знаю, что и сказать… – Помедлив, добавила: – Я скучала.
– Я скучаю каждую секунду, – прозвучал ответ.
Вера, сделав шаг вперед, почувствовала, как ее предплечье сжала горячая рука. У нее потемнело в глазах от страха, она медленно обернулась и оторопела: ее держал за руку старый толстый сосед. Лысина его блестела в лучах восходящего солнца. Он тяжело дышал, облизывая губы и уставившись куда-то поверх Вериной головы.
Она попыталась высвободить руку.
– Ты все правильно поняла, – сказал сосед знакомым голосом. – Показаться во плоти я могу лишь в чужом теле. Ненадолго.
– Я не сумасшедшая?
– Ты самая умственно здоровая из всех, кого я встречал за восемь столетий.
Вера молчала.
– Скажи что-нибудь! – умоляюще сказал сосед не своим голосом.
– Отпусти его, – попросила Вера.
Сосед громко рыгнул вчерашним перегаром, икнул, закатил глаза и очнулся. Выпустив руку Веры, он смутился и, не сказав ничего, отправился в свою квартиру.
Вера стояла посреди двора. Такого она не встречала даже в самых страшных снах, когда боишься чудовища под кроватью, заглядываешь под нее, а оно оказывается там.
– Ты здесь? – поинтересовалась она вслух.
Ей никто не ответил.
– Что и следовало ожидать, – прошептала она.
Дома, выпив пару таблеток успокоительного, она долго смотрела в окно, наблюдая за строительной площадкой напротив, слушая, как звуки нового дня заполняют тишину утра. Постояв так, Вера сначала решила, что пора звонить врачу. А после, порывшись в интернете, набралась смелости и рассказала в одном чате о своей истории.
Так она стала звездой в узком кругу людей, слышащих голоса.
Люди, напрямую столкнувшиеся с неизведанным и до чертиков странным, обладают специфическим чувством юмора. Поэтому вдоволь нахохотавшись, Вера почувствовала себя лучше. Она решила, что, даже если у нее и есть собственная галлюцинация, то это очень даже круто.
Вон, например, Валерий Сергеевич с гуманоидами выпивал. Хоть доказательств нет, но УЗИ подтвердило отсутствие некоторых внутренних органов. Каких – он не уточнял, но это был, кажется, аппендицит.
Психолог из Воркуты объяснил, что в условиях жесткого заточения у людей часто возникают воображаемые друзья. Мария Витальевна из Саранска даже пыталась со своим воображаемым царевичем познакомить Веру.
* * *
Вскоре жителей ее городка выпустили на свободу, пусть и весьма относительную, а Вере оставалось с грустью вспоминать тайные беседы с воображаемым другом.
Лето пролетело незаметно, темнеть стало раньше. Однажды вечером Вера, прогуливаясь, бесцельно забрела в Музей изящных искусств. Проходя мимо старинных портретов, замерла: с полотна в золоченой раме на нее смотрели знакомые глаза из ее «галлюцинации». Едва заметная улыбка на губах, пронизывающий взгляд и тот самый камзол, в котором он однажды появился. Граф Лумеарис собственной персоной.
Все встало на свои места, былой страх прошел. Она будто прикоснулась к той стороне, откуда никто не возвращался, нежданно увидев кого-то, кто сильно привязан к своей жизни здесь. Может, это был ангел, утешающий одиноких и дающий советы вопрошающим.
Подумав об этом, она тихо сказала:
– Спасибо.
– Не за что. Рад был познакомиться, Вера, – прозвучал в ответ мужской бархатистый голос.
– Прощай, мой черный ловелас! – сказала Вера по-русски и вышла из сумеречной прохлады музея в теплый вечер, освещенный полной луной.
* * *
Через полгода Вера написала большой исторический роман по мотивам ее бесед с графом.
Шурпа
Женщина, просившая Будду о возможности в следующей жизни побыть женой сына, которого она родила в этой, несомненно, подарит стране Спасителя.
Поэтому, когда Кирилл родился, женщины его семьи готовили неделю и потом еще две недели угощали весь двор. Он степенно торчал из-под одеяла, перевязанного синей капроновой лентой, и молчал. Потому что мужчинами не становятся, ими рождаются.
Братьев и сестер в его семье не случилось, потому что, как говорила его мама, она делает все с первого раза на отлично!
Зачатие случилось тоже с первого раза – и тоже на отлично. Отца Кирилл не помнил и на вопрос о родителе – number two – получал расплывчатый ответ: «Нам он не нужен».
Кирилл рос, чтобы стать защитой и опорой матери и ее бездетным сестрам, поэтому ни в чем не знал отказа. Лучший способ заставить потенциального авантюриста, находящегося в прекрасной спортивной форме, думать, что он ботаник, – провозгласить его главой дома и самим иметь неизлечимые хронические хвори, не влияющие на аппетит. Тетушки души не чаяли в Кире, и благодаря их стараниям к пятнадцати годам он стал спортсменом, умницей и просто красавцем.
Девочки подкладывали ему в портфель ежедневно килограмм записок с интимными признаниями и вполне определенными предложениями. А он успевал сходить в гомеопатическую аптеку для тети Фиры, потому что она чистила ухо отверткой и случайно повредила барабанную перепонку.
Поскольку о нем с самого начала знал Будда, Кира обладал характером потрясающей терпеливости и выносливости. Он хотел бы облететь на ракете два раза Луну, но поступил в МГИМО и с отличием там учился вплоть до выпускного экзамена.
Перед защитой диплома умерла бабушка, и Кира погрузился в организацию похорон. Смирно стоял в черном костюме на панихиде, стараясь не замечать, как скорбящие родственницы коллективно меняют веру, отрекаясь от мечты поехать к Стене плача или в Новый Афон, упрашивая Будду дать им хотя бы в следующей жизни стать женами такого мальчика.
После поминок Кира вышел во двор выбросить мусор, хоть и делать это после заката – плохая примета. Тем самым он навсегда разрушил свое безоблачное будущее, которое так тщательно спланировала мама.
За углом дома расположились местные старожилы. На перевернутом деревянном ящике из-под овощей на расстеленной газетке стояли початая бутылка водки и открытая банка с килькой. Рядом подсыхал черный хлеб.
– Кирилл, подойди. Помянем бабулю твою. Святая женщина. Столько лет твою мать терпела, – сказал маленький мужчина в тельняшке и ватной жилетке нараспашку.
– Она же его и родила, – отметил другой и закурил.
Кирилл подошел к мужикам, и они налили ему водки в пластиковый стаканчик. Опрокинув в себя содержимое, он поморщился, закашлялся:
– Как вы пьете эту гадость? – спросил, шумно вдыхая воздух, как ловец жемчуга после ныряния.
– Что ты понимаешь в свободе?.. – философски вздохнул молчавший до этого мужичок неопределенного возраста с синим носом.
– Никто не может быть свободным абсолютно, – сказал Кирилл.
– Делать то, что хочешь и как хочешь, – уже первый шаг в сторону свободы.
– А я и делаю… как хочу… – пожал плечами Кирилл.
– Вопрос второй. Знаешь ли ты, чего хочешь? – продолжил синеносый и разлил остатки водки по стаканчикам.
Кирилл постоял с ними еще немного и вернулся домой, потому что действительно не хотел расстраивать никого своим отсутствием.
Наутро мать выдала ему выглаженный костюм и рубашку и сказала слова напутствия. Предстояла защита диплома.
– Не забудь, вечером придет моя старинная подруга. Попьем чаю, не задерживайся.
– А без меня никак? – поскучнел лицом Кирилл.
– Не хотела портить сюрприз, но она будет с дочкой. Тебе пора начать интересоваться девочками, – с любовью в голосе сказала мама, и у Кирилла предательски задергался глаз.
Выйдя из дома, он постоял на крыльце, подставляя лицо лучам весеннего солнца, и уверенно пошел за гаражи.
Домой вернулся вечером. Радостно пьяный, с подбитым глазом и сосновой веткой в руках. За столом со скатертью, связанной крючком еще при Брежневе, сидели старинная подруга матери и ее дочь, по фигуре которой было понятно: для девочки ничего не жалели, и в приданое будет пекарня.
Кирилл хохотнул, манерно откланялся, обмахивая окружающих сосновой веткой, как опахалом, и прошел прямо в обуви на кухню накапать маме валидола, поскольку понимал, какое потрясающее впечатление произвел.
Так начался путь к свободе.
* * *
Когда я познакомилась с Кириллом, он уже покуролесил прилично. В него стреляли, он успел поработать переводчиком в подпольном бюро переводов у бандитов, полгода скитался по Марокко без денег и мобильной связи. Научился выживать, хитрить, изворачиваться. Прошел тысячи километров, оказавшись в Испании без документов и средств к существованию. Работал на винодельне, научился разбираться в тонкостях производства; следил за черешневым садом; нашел охру и оставил в пещерах неподалеку от Малаги рисунки в стиле неолита, чем ввел в искушение местных гидов, выдававших новодел за реальную древность ничего не подозревающим туристам.
Каждый раз, получая временную работу, он обретал знания. Но больше всего ему нравилось сидеть на теплых скалах и смотреть за горизонт, ни о чем не думая.
С приближением зимы он двинулся в сторону лучшего для зимовки города, города света – Аликанте.
Зимним вечером я шла забирать детей с занятий по карате и увидела замерзшего человека, сидящего около помойки в дырявой шапке с помпоном и поющего «Хава нагила» на мотив «Аве Мария». От него шел густой смрад, что помогло сохранить социальную дистанцию за пару лет до пандемии. Волосы вшивыми дредами болтались ниже плеч. Темное от загара и грязи лицо, потрескавшиеся бескровные губы и огромные блестящие глаза.
Забрав детей, я разогрела шурпу, что варила накануне, до крутого кипятка и, перелив в одноразовую посудину, отломив ломоть от багета, вышла на улицу. Молча протянула все это ему. Он так же молча, бросив хмурый взгляд исподлобья, взял и положил на поребрик рядом с собой.
– Come, come. Mientras está caliente. Esta sopa me enseñaron a cocinar en Asia Central[2].
Он ничего не ответил, глядел поверх моей головы на звезды. Я подняла голову: огромная синяя Луна освещала наши лица призрачным светом. Такой я ее еще не видела. Интересно, что пророчит синяя Луна?..
С этими мыслями я ушла домой и услышала за спиной на чистом русском языке голос, напоминающий варган:
– Вку-у-усно, как же вку-у-усно!..
На следующий день я принесла к помойке тушеное мясо с картошкой.
Так началась наша дружба.
– Ты мог бы найти работу: говоришь на нескольких языках и наизусть цитируешь Канта.
– Не хочу.
– Но так жить тоже нельзя.
– Я свободен выбирать, – спокойно отвечал Кирилл.
– Ты свободен от общественного мнения, от опеки матери, от привязанностей, от религии. Но живешь как растение. Сколько еще? – Я пыталась принести ему пользу.
– Сколько захочу, – говорил он, закуривая.
– Обо что ты споткнулся, идя к своей свободе? – размышляла я.
– Человек на самом деле не знает, что он будет делать, если обретет ее. Вот и я пока не знаю, – почесываясь, отвечал он.
В один из весенних дней, когда солнце нещадно палит в полдень, а ночи наполняются сладкими запахами цветущего миндаля и апельсинов, он шел мимо магазинчика со всякой всячиной. Владелица магазина, Галочка, барышня под пятьдесят с крупными глазами и не менее выдающимися бедрами, переругавшись со всеми с утра, пожинала плоды, разгружая коробки без чьей-либо помощи.
Кирилл, забыв, что он свободный бомж, молча отодвинул ее плечом и помог все разгрузить. Поставил груз аккуратно в подсобку, мрачновато ухмыляясь своим мыслям в свойственной только ему манере.
Не требуя награды, лишь попросил воды и возможность умыться. Галочка, немного опасаясь, что ее ограбит плохо пахнущий мужчина, но втайне надеясь на лучшее, выдала бутылку воды и разрешила воспользоваться ванной. Позже, заглянув в приоткрытую дверь, она увидела, что под толстым слоем уличной жизни скрывается тело с идеальными пропорциями, и решительно предложила работу в обмен на крышу над головой, услуги брадобрея и еду.
А еще через некоторое время у магазина появился новый управляющий, с отличными навыками и несколькими иностранными языками.
Пришлось выдать секрет шурпы Галочке, которая, открыв в себе страсть к приключениям, сбросила вес и возраст до минуса тридцати по обоим пунктам, и согласиться прийти на свадьбу. Только Галочке предстояло съездить на юг Марокко, в Сахару, откопать банку с паспортом жениха, влюбить в себя главного туарега из берберов и убегать от него в ночи, обмирая от ужаса и восторга.
Кирилл за это время увеличил торговый оборот втрое и присмотрел пару гектаров апельсиновых угодий.
На вопрос, что заставило его вернуться к людям, он ответил:
– Просто свобода сама по себе ничего не значит, если вам некому ее подарить.
* * *
Я знаю своих читателей, поэтому предвижу требовательные комментарии с вопросом о рецепте. Не благодарите.
Заранее прошу прощения у узбеков, потому что это волшебство на открытом огне, в чугунном казане и с платком на голове… ладно, уговорили – и тюбетейкой (вспомнила, что только пожилые женщины ее не носят) – я обожаю, но не могу себе пока позволить открытый огонь и казан.
Бросив на раскаленную сковороду куски баранины, я их пришквариваю до золота и, пока они потрескивают, источая густой горячий аромат, быстро шинкую чеснок, лук и морковь. Что важно, морковь в этом блюде – не приправа, а полноценные овальные ломтики. Если говорить метафорически, то шурпа – это свадьба, где баранина и морковь – жених с невестою, а картофель – гости.
Только после того, как баранина изменит цвет, я высыпаю лук и чеснок, позволяя им стать прозрачными. Затем заливаю все водой, добавляю специи. Тут я не советчик, хотя зира, хмели-сунели, черный перец и соль прекрасны.
Дальше признаюсь, что моя сковорода – она же скороварка, поэтому через двадцать минут крепость и прозрачность бульона подчеркивает, что баранина мягка до развратного отпадения от костей. Добавляю помидоры, болгарский перец и картофель и варю на тихом огне с мерными побулькиваниями до готовности. А если есть пара ломтей пахнущей арбузом тыквы, то шедевр можно считать завершенным. Сверху зелень.
Именно сочетание прозрачного бульона и каждого ингредиента в отдельности олицетворяет для меня гармонию простой жизни, полной тихих радостей. Когда каждый находится на своем месте, не высовываясь и не толкаясь, лишь подчеркивает вкус другого, цвет и аромат.
Есть блюдо нужно горячим, в кругу семьи или одному, в холодное время года, подмигивая Луне и звездам, ощущая, как тепло разливается по всему телу, вызывая желание написать приятные слова бывшим. Но здесь, во избежание неловкости поутру, запейте все огненным зеленым чаем и заблокируйте их, бывших, от греха подальше.
Приятного аппетита! И помните: свобода прекрасна лишь на сытый желудок.
Путлибы
Вечером смотрела в окно.
Молодая ночь не темна, ее чернила ровно разлиты по небосводу, и лишь растущий яркий месяц навевает воспоминания. Он похож на песочное печенье.
Размышляя о ночной прохладе, вспомнила, как много лет назад меня позвал на ночную прогулку скромный мужчина непонятного возраста. Он был не особо разговорчив и как-то странно поглядывал, слегка наклонив голову.
Я подняла брови, выразив беспокойство по поводу позднего времени и непредвиденности действий с его стороны. Он сказал, чтобы я не переживала, так как на прогулку отправятся несколько человек, компания приятная, и, возможно, я смогу весело провести время.
Тогда я была в глубоком разводе, растила дочь и давно не выходила из дома по ночам, но упоминание «прогулки» склонило меня согласиться.
Ночью в Москве даже летом случаются заморозки, поэтому приоделась я удобно и тепло, положив мягкое пончо в большую сумку. В моем понимании подобная «прогулка» означала километров пятнадцать пешком по Садовому кольцу или семь кругов по Ботаническому саду, так что на ногах были старые кеды повышенной комфортности. Краситься не стала – ночью все кошки серы.
Подойдя к месту сбора, я поняла, как далеки мои представления о прогулках от общепринятых. Барышни, приглашенные на встречу, сверкали оголенными талиями и плечами, а от взмаха их ресниц, казалось, поднимался легкий ветерок. Босоножки на высоком каблуке, маленькие сумочки и множество деталей, усиливающих этот блеск, мне даже не пришло бы в голову использовать.
Одна из барышень, вежливо отведя меня в сторону поведала, что никто и не собирался гулять, все хотят в ресторан, поэтому форма одежды – «вынуждающая мужчин принять единственно правильное решение».
– Ясно, – вздохнула я и достала из сумки печеньку, чтобы поднять резко упавший сахар в организме.
Пришедшие на встречу молодые люди, кажется, предполагали ресторанное развитие событий, поэтому поглядывали на меня с сочувствием.
Вскоре подъехала машина, из которой вышли пригласивший меня мужчина и его друг. Они молча переглянулись, и друг сказал:
– Я ж предупреждал, что мы идем на прогулку.
– Но мы уже проголодались и замё-о-орзли! – пропели девушки, которые могли бы вполне сойти за второй состав Spice Girls.
– У нее одной есть голова? – кивнув на меня, вздохнул друг скромного мужчины.
Потом мы втроем уехали гулять и бродили долго-долго, как я люблю, и болтали о разном, а остальные молодые люди, полагаю, вынужденно уехали кормить и согревать блестящих дев.
От неловкости момента я тогда достала печеньки и предложила мужчинам.
Откусив по кусочку, они сказали хором:
– Ого, путлибы!
И стало понятно, что пароль произнесен, можно не опасаться этой ночью ничего этакого, чего я успела нафантазировать.
А когда под утро сильно похолодало и я достала пончо, мужчины снова переглянулись и договорились, что хотя бы одному из них нужно жениться на мне.
Впрочем, так потом и произошло, а друг стал крестным у моего сына, который смотрит на меня всегда слегка наклонив голову как и его отец.
Думаю, что быть самой собой – большая роскошь. Но скажу вам, что в той сумке кроме печенек и пончо были зубная щетка, расческа и загранпаспорт. Ну так, на всякий случай, вдруг жить в Испанию кто позовет.
P. S. Песочное печенье
Честно говоря, мне всегда нравилось представлять вкус путлибов. Если помните, их пекли с собой в дорогу хоббиты в Средиземье. Поэтому то, что я пеку, называю именно так: «путлибы».
Главный секрет этого печенья – в моей забывчивости и любви к сливочному маслу. Оно всегда есть в скромном хозяйстве, но я его регулярно забываю убрать в холодильник. Так вот, теплое, еще держащее форму масло – основа будущей выпечки. Оно – как та женщина, которая смотрит на вас… и все уже мысленно сделала. Она теплая, податливая. Она стоит у окна, ожидая, что вы подойдете сзади и обнимете так, чтобы ей не вырваться из этих объятий никогда, и от этого на душе станет спокойно и мирно. Она будет смотреть на ночное небо, указывая путь для того, кто стоит позади и обнимает. Потому что женщина – всегда навигатор. Она, может, и не укажет конечную цель, но точно почувствует, в правильном ли направлении вы двигаетесь.
В это масло вы добавите яйцо, соль на кончике ножа, сахар, немного ванили, разрыхлитель и муку. Солить любое тесто обязательно нужно, потому что без соли невозможно оценить сладость. Так и в жизни: мы не могли бы понять, что счастливы, если бы регулярно не спускались в подвал грусти.
Можно добавить овсяные хлопья или спельту. Здесь не надо сражений за здоровый образ жизни, здесь мы принимаем калории в их чистом, первозданном виде. Их много, и никакой овес не сделает путлибы диетическими, а лишь удвоит их калорийность. Но путлибы пекут для того, чтобы получить удовольствие, чтобы чашка крепкого чая не чувствовала себя одиноко в промозглый день.
И вы замешиваете все это не спеша, чувствуя, как смягчается кожа рук.
Разные манипуляции с просеиванием муки вместе с разрыхлителем, очередность закладки компонентов кем-то, сильно разбирающимся в кулинарии, – все это, конечно, оправданно. Но не в моем случае. Я кладу все и сразу, а муки – столько, сколько возьмет тесто, никогда не взвешиваю и не измеряю, но обязательно добавляю изюм и все орехи, которые найду, или мак, а могу взять и цедру лимона, даже имбирь натереть на меленькой терочке. Шоколад в тесте не люблю, поэтому не положу ни при каких условиях, а вот курагу ювелирно изрубить на кубики – это вполне приемлемо.
Получившееся тесто кладу на полчаса в пищевой пленке в холодильник. Потом, налепив лепешки, совершенно не заботясь, чтобы они были одинаковыми и круглыми, выпекаю при 180 градусах минут этак двадцать пять, иногда тридцать.
Запах, плывущий по квартире, дает надежду, навевает приятные мысли.
Я даже коварно открываю окно, чтобы волна аромата теплой ванили вперемешку с лимонным привкусом отвлекла соседей от важных дел и заставила молча смотреть на ночное чернильное небо, облизываясь на растущий месяц из песочного печенья.
Роза
– Роза А-а-ароновна-а-а!..
Раскатистое эхо звенело над пыльным двором столичного края.
– Роза Аароновна, где тебя носит?.. – крикнула из окна хрипатая коротко стриженая тетка в цветастом халате и накрахмаленном фартуке с кружавчиками. С раздраженным вздохом она захлопнула форточку.
По двору шла, переваливаясь, грузная женщина. Про такие глаза, как у нее, говорят, что в них застыла вся боль иудейского народа. На поводке за ней плелся старый пудель.
Хозяйка пса бормотала под нос:
– Потеряла она меня. Тоже мне, смотритель личных дворцовых дел… Да здесь я, здесь, не ори, сейчас приду…
Войдя в подъезд, она открыла почтовый ящик, подцепив длинным твердым ногтем, вытащила оттуда пачку писем и квитанций.
– Так, посмотрим… Это к праотцам. – Разорвав письмо, она, не читая засунула клочки в карман плаща. Продолжая рвать письма, отправилась к лифту.
Скрипучая коробка нехотя раскрыла двери. Посреди кабины лифта лежала газета с аккуратной свежей кучей.
– Подарки судьбы, – констатировала Роза и со вздохом потянула пуделя к лестнице, но старый и измученный жизнью кобель сопротивлялся.
Роза увещевала пса:
– Пойдем, мальчик, на наш любимый еврейский этажик… Таки четвертый – не десятый, дойдем потихонечку.
Пудель переставлял больные лапы, но для виду упирался.
– Я дам тебе марсика, – использовала метод пряника Роза.
Пудель пошевелил помпоном хвоста и прибавил скорости.
Открытая дверь квартиры на четвертом этаже вызвала сквозняк, распахнулась даже дверь у соседей. Послышался хриплый женский голос:
– Роза Аароновна, ты здесь?
– Да пришла я, пришла…
– Пришла? Тогда захлопни мне дверь, я волновалась.
Роза исполнила просьбу пнув дверь ногой, и удалилась в свою квартиру. Там достала из холодильника сладкий батончик, отрезала от него кусочек и выдала пуделю:
– Ешь, я слово держу.
Пес сглотнул лакомство и застыл в умоляющей позе, выпрашивая еще.
– Нет! – громко хлопнула дверца холодильника.
Пудель обиженно улегся под столом, утомленно прикрыв глаза.
Роза посмотрела на собаку, вздохнула. Выложив разорванные письма на стол, взяла большую клетчатую сумку и вышла из квартиры.
– Я ушла! – гулко разнесло эхо по подъезду.
Постояв еще немного, Роза начала спускаться вниз. Наверху было слышно, как открылась дверь и с глухим звуком захлопнулась. Роза, довольно усмехнувшись, вышла из дома. Скоро троллейбус довезет ее до ВДНХ, она откроет маленькую будку с надписью «Табак», разложит на витрине многочисленные зажигалки, колоды карт и прочий сувенирный мусор и начнет свой торговый день.
* * *
В безденежье девяностых она чувствовала себя нормально: не сказать, чтобы комфортно, но и не бедствовала.
– Роза Аароновна, доброе утро! – услышала она знакомый мальчишеский голос.
– И тебе не опаздывать в школу. Десять утра. Ты почему на улице?
– Так лето же, каникулы!
– А, точно. На вот, возьми, передай матери… А это тебе. – Она протянула мальчишке пачку апельсиновой жвачки.
– Спасибо, Роза Аароновна, спасибо.
– Иди уже отсюдова! – проворчала она, желая избавиться от надоеды.
Довольный подарком, он быстро скрылся из глаз.
– Шалопай…
В середине дня Роза задремала в своей «будке», как она сама ее называла, и ее разбудил настойчивый стук.
– Явились не запылились. – Роза мрачно смотрела на гостей.
Женщина в строгом светлом костюме, в блузке, с большим бантом, завязанным под тремя подбородками, носила на голове прическу в виде пирамиды из долины Гиза. Невысокий лысоватый мужчина с бегающими глазками и высоченный детина в черных брюках и такой же черной кожаной куртке смотрели в крошечное окошко, через которое Роза и вела торговлю.
– Пора, дорогая, вот распоряжение, – прервал томительное молчание лысый. Он на секунду остановил бег маленьких глазок.
– Я же оплатила разрешение на торговлю до конца года…
– Я знаю, знаю… но все палатки устаревшего типа пойдут под снос.
Роза понимала, что ничего не сможет сделать, а ведь она так привыкла к этому образу жизни: к табуретке внутри будки, запаху табака, постоянным покупателям, подпольной продаже по одной сигаретке, к разговорам о том о сем. Привыкла даже к цыганам, которые пару раз выманивали у нее часть выручки. Еще она воспитала сына, который запил в тридцать лет и замерз зимой прямо напротив подъезда их дома. У нее остались кое-какие накопления и старая дача в Подмосковье.
А теперь от нее требовали освободить помещение до 17:00.
Коммерческая жилка до сих пор позволяла Розе держаться на плаву. Когда поток покупателей иссякал, она читала. А еще – помогала другим. Об их напастях она узнавала от детей. Давешний мальчик проговорился как-то, что маме нужны таблетки для больной щитовидки, но их не на что купить и даже не найти в местных аптеках. Роза через свои связи нашла лекарство и каждый месяц передавала с мальчуганом «Трийодтиронин» его матери.
Еще она иногда бесплатно кормила местного попрошайку а он в ответ делал вид, что играет ей на несуществующей скрипке. Ее мальчик тоже играл когда-то…
– Хорошо. Я доработаю до половины пятого и уйду.
– Вы должны освободить помещение, в противном случае оно будет утилизировано вместе с товаром.
– Я знаю.
– Подпишите акт, что вы ознакомлены с решением управляющего органа.
– Управляющий о-о-орган… – повторила Роза так, что громила в черной кожанке нервно почесал подбородок.
– Я хочу удостовериться, что вы поняли.
– Передай своему начальнику Долмаханову чтобы шапку носил, голову берег в мороз.
– Не понял…
– И не надо, – ответила Роза, захлопывая створку окошка.
Ровно в 17:00 она вышла из палатки с неизменной клетчатой сумкой в руках. Пройдя несколько метров, присела на лавочку и закурила. Посидев так с полчаса, вздохнула и отправилась на остановку троллейбуса.
Когда мимо проехал грузовик с небольшим погрузчиком, Роза поняла, что это по ее душу. Она смотрела, как отсоединяются провода, питавшие лампочку в ее будке, как погрузчик подхватывает домик под самое дно, как, матерясь и переругиваясь, двое рабочих грузят палатку в машину.
Роза вышла к шоссе и подняла руку. Водитель остановившегося «жигуленка» спросил с южным акцентом:
– Куда домчать, красавица?
Роза, усевшись на заднее сиденье, объяснила:
– Сейчас этот грузовик поедет, следуй за ним, дорогой… я заплачу.
Водитель недоверчиво посмотрел на Розу и она, понимающе кивнув, протянула ему авансом купюру.
* * *
Палатку выгрузили в другом районе города. Пожав руку вышедшему из ближайшего подъезда мужчине, грузчики уехали.
Тишину в машине первым нарушил водитель:
– Дарагая, мне так жаль… Это твой палятка быль? Да?
Роза не мигая смотрела через лобовое стекло на происходящее снаружи.
– У меня брат цветами торговал, трижды новую палятку покупал, весь в долгах. А каждый год архитектор приходит и говорит: устарела, устарела…
Роза наконец выдавила из себя:
– Ты подожди меня за углом, добрый человек… Хорошо?
– Ты что задумала?
– Я просто постою здесь.
– Э-э, я узнаю этот взгляд, слышишь… Мой брат, когда к нему бандиты приходили, так же смотрел. Здэсь подожду. Иди смотри.
Роза вылезла из машины, достав флакон с заправкой для зиповских зажигалок из клетчатой сумки, молча начала поливать будку. Потом, вынув зажигалку, щелкнула и застыла перед палаткой. Коричневатые буквы «Табак» тускло поблескивали, но она никак не могла решиться.
Водитель, посмотрев на оцепеневшую женщину, вздохнув, заглушил мотор. Тихо подошел к Розе и аккуратно накрыл своими большими руками ее сухие, трясущиеся от волнения ладони, загасив пламя:
– Не надо. Прошу тебя, пойдем… Где ты живешь? Я отвезу… Пойдем, дорогая…
Роза на негнущихся ногах вернулась к машине, повалившись ничком на заднее сиденье, беззвучно затряслась.
«Жигули», пробуксовав, рванули с места.
* * *
Давид – так звали заботливого водителя – не отпустил Розу одну домой, проводив ее до квартиры. Дома отставную ларечницу ждала тишина. Пуделя она нашла за шторой в комнате. Кажется, у него отнялись задние ноги. Он тихо скулил и даже не пытался подползти к хозяйке.
Давид взял собаку на руки и молча понес к машине.
Раздался хриплый крик:
– Роза Аароновна, ты здесь?!
– Здесь я, здесь. Дурню плохо.
Соседка, снимая кружевной фартук, вышла из своей квартиры на площадку.
– А я-то думаю, что это его не слышно целый день… Я сама, знаешь ли, в лежку – давление. Целый день умираю.
К ветеринару они отправились втроем. Там врач, спросив, сколько собаке лет, вынес приговор. Надо было решить, позволить ли псу продолжать мучиться или взять грех на душу.
– Я не могу, – запричитала соседка, – мне его жалко!..
Роза протянула руку, чтобы расписаться, и снова замерла, прошептав:
– Это слишком для одного дня…
Давид предложил:
– Иди, дорогая, к машине, я сам. Так лучше.
– Нет, я заберу его домой, я не могу…
– Отпусти его… так лучше, правда.
– Нет… – Роза обняла пуделя, поглаживая усыпанную бородавками спину.
Дурень вздохнул так тяжело, будто он атлант и тысячу лет держал небо, и тут же испустил дух.
Врач благодарно возвел взгляд к потолку.
* * *
Вечером они втроем сидели на кухне Виолетты за столом.
– Не расстраивайся так, Роза Аароновна. Может, все к лучшему…
– Да, плохие дни когда-нибудь заканчиваются.
– Я это понимаю, не глупая…
– Давид, а у вас семья есть? – кокетливо спросила соседка.
– Была. Жену похоронил год назад. Дети взрослые, уехали давно из страны, а я не захотел. Не хочу быть обузой. Таксую вот.
На столе лежала газета, и Роза машинально прочитала объявление. Строительная компания предлагала дешевое жилье на стадии строительства в далекой солнечной Испании.
– Вот только по солнцу я и скучаю… – вздохнул Давид.
– Эх, все бы продать и рвануть в новую жизнь… – размечталась соседка.
– Так и сделаем, – решила Роза.
* * *
Поначалу это выглядело нереальным. И даже смешным в таком возрасте.
– А вас мы вообще, дорогой Давид, не знаем!
– Я вас тоже, Виолетта Даниловна, впервые вижу…
– Роза Аароновна, почему Испания? Вам же прямая дорога к Стене плача.
– Я по папе.
В итоге решили купить путевки и отправиться на десять дней ознакомиться на месте.
* * *
Дальше случились события, которые все вместе и каждое по отдельности привели нашу историю к неожиданному финалу.
Утром глава местной управы Долмаханов, который получил не одну взятку от Розы, вышел на работу и по привычке завернул к будке с табаком, чтобы купить сигарет. Не обнаружив ее на привычном месте, вспомнил, что сам перепродал торговую точку в другой район, и отправился на работу. Но курить отчаянно хотелось, поэтому он не сдержался и наорал на секретаршу. Секретарша расплакалась и ушла в туалет смывать тушь. Поэтому она пропустила звонок сверху. Из-за этого глава управы не попал на экстренное совещание и, подвернувшись под такое же дурное настроение начальства, скандально лишился должности.
Уволенный управляющий шел домой с крепким желанием напиться, когда оторвавшаяся сточная труба аварийного дома упала ему на голову. Деньги, «заложенные на ремонт дома и озеленение участка», озеленили карманы руководителей управы.
Новый владелец будки пожамкал с утра упругий зад своей новой продавщицы, выкурил первую сигарету, бросил окурок, но тот, не долетев до земли, был подхвачен ветром, оказавшись у стенки ларька.
Пропитавшиеся жидкостью для розжига доски вспыхнули на летней жаре пионерским костром.
– Ой… – сказала обладательница зада.
– Да твою дивизию!.. – отвесил губу новый владелец.
– Да твою ж налево! – заорал подбежавший громила – тот самый, в кожаной куртке, что вместе с главой управы выселял Розу – понимая, что зря с вечера припрятал в палатке посылку из Афганистана.
Из-за внезапных убытков местные управители бандитского порядка увеличили дань для таксующих, и Давид немедленно выставил квартиру на продажу, намереваясь отбыть в солнечный край уже не на десять дней, а навсегда.
Виолетта Даниловна причитала, соглашалась только на отпуск, но заграничный паспорт себе все же выправила, сокрушаясь, что на фото совсем не похожа сама на себя.
Дачу Роза продать не смогла: оказалось, что земля, которую получили ее родители еще при Хрущёве, принадлежит району, а не садовому товариществу, а сам домик имеет цену, близкую к нулю.
– Нет времени разбираться с этим, – заявила Роза и выставила на продажу квартиру.
* * *
Решили уезжать поочередно. Понятно было, что Виолетта с ее неуверенностью настроена не слишком серьезно. Давид все время где-то пропадал, заскакивая обменяться новостями, но больше мычал, пережевывая ужин.
Розе удалось продать квартиру, на все деньги купить долларов, набить ими поясную сумку и собрать небольшой чемодан. За время утомительных сборов она заметно постройнела и похорошела.
Давид должен был приехать следом, как только решит вопрос с жильем.
Они скомканно попрощались в аэропорту и Роза двинулась в сторону развитого Запада.
* * *
Первый контроль был позади. Роза сдала багаж и отправилась в зал ожидания перед таможней. На втором контроле розовощекий таможенник с ледяными глазами спросил, сколько она везет с собой наличности, и Роза честно ответила, что пятьдесят тысяч долларов.
– Задекларировать можно только десять, – сказал таможенник. Он протянул руку к ее поясной сумке, медленно расстегнул и вытащил деньги.
– Вы что? Вы же грабите меня! Я же могу задекларировать десять тысяч… – Роза хватала ртом воздух.
– Вызвать милицию?
– Нет, нет… но можно же как-то решить?
– Можно.
Так же бесцеремонно и нагло он отсчитал пятьсот долларов, вложил ей в ладонь и скрылся за темной дверью подсобного помещения.
* * *
В самолет Роза садилась в полуобморочном состоянии, пытаясь унять лягушачье трепыхание сердца. На утраченные деньги она рассчитывала приобрести скромное жилье и перебиться первое время, пока не придумает, что делать дальше.
Из аэропорта Барселоны Роза позвонила из автомата Виолетте и все рассказала.
– Возвращайся, возвращайся! – закричала Виолетта.
– Мне некуда, – ответила Роза и повесила трубку.
Первые десять дней она жила в заранее оплаченном скромном хостеле с душной комнаткой и крошечной кухней. Не сразу поняла, что в проживание включено трехразовое питание, и почти ничего не ела, чтобы экономить. На третий день к ней подошел официант из кафе при хостеле и сказал, что еда входит в стоимость:
– Надо есть, дорогая, пожалуйста.
Он усадил ее за стол и налил терпкий холодный гаспачо.
Роза, робко взяв ложку попробовала суп и застонала от удовольствия:
– Gracias…
– Не за что, не за что… – Официант был рад, что наконец-то грустная женщина из пятнадцатого номера немного поела.
После с помощью словаря и пантомимы она рассказала ему свою историю и получила первую нелегальную работу – мыть посуду и чистить овощи.
* * *
Виолетта собирала чемодан, чтобы лететь спасать Розу. Она наорала на Давида, когда тот позвонил, потом разрыдалась и рассказала о несчастьях подруги.
Давид перед этим продал квартиру, положил деньги в банк и договорился с другом, что на следующий день тот поможет купить доллары и сопроводит до дома вместе со знакомым ментом, который со своих брал по-божески.
Наутро у банка оказались опечатаны двери. Давид стоял перед ними еще неделю вместе с такими же обманутыми вкладчиками; не желая верить в то, что все потерял. Потом решил продать «Жигули», купить билет и ехать к Розе.
Виолетта вздохнула, сняла свою квартиру с продажи и выкрасила седину в черный цвет. Она согласилась съездить с Давидом в Испанию только на десять дней.
* * *
Роза тем временем после регулярных заплывов в море подзагорела, заметно окрепла на местных фруктах и стала получать удовольствие от происходящего. Она даже выучила несколько обиходных фраз на испанском.
Когда потные и усталые Давил и Виолетта ввалились во двор хостела, Роза разговаривала с горничной и заливисто смеялась, уперев руки в бока, закидывая голову и притоптывая ножкой об пол.
– Здрасти-приехали… – прокомментировал Давид.
Узнав об истории троицы, местные закатили вечеринку и утром Давид проснулся с похмельной головой на пышной груди Розы. Как выяснилось, Роза музыкально храпит.
Виолетты нигде не было видно. К обеду она вернулась с опухшими от поцелуев губами и слегка подшофе.
– Вы будете смеяться, – икнув, объявила она, – но я встретила свою любовь!
Поздравивший ее Давид поинтересовался, где сумочка с их деньгами и обратными билетами.
– Ой, я, наверное, оставила ее у Хосика, – призналась Виолетта. – Я сейчас пойду и заберу не волнуйтесь!
Никто и не думал волноваться, но тут Виолетта поняла, что не помнит, куда идти.
* * *
Вечером за ужином над столом нависла гнетущая тишина.
– Мы в полной… – резюмировал Давид.
– Да, в ней… – поддакнула Виолетта.
– В самой что ни на есть.
– Прости, я совсем голову потеряла! – снова запричитала Виолетта.
– Бывает… Только что нам теперь делать?
– Заработаем на один билет, я вернусь домой, продам квартиру и приеду всех спасать! – предложила Виолетта.
Давиду и Розе стало понятно, что судьба отберет у них и эти деньги.
Во второй половине дня пришла неутешительная новость: к хозяину хостела нагрянула комиссия. По новому закону за всех работающих нелегалов полагался штраф – несколько сотен тысяч песет. Работать Роза больше не могла, платить за проживание было нечем.
Всех троих попросили освободить помещение.
* * *
Вы когда-нибудь видели закат над Средиземным морем? Когда солнце прогрело все до последнего камешка, сожгло все, что не имело доступа к воде, и теперь нехотя ползет за горы, освещая их, раскрашивая в огненные узоры, бросая снопы искр и уползая на покой…
Виолетта присела на чемодан, молча уставившись на красоту не принявшего новых гостей мира. Роза тихо поглаживала подругу по спине. Давид взял Розу за руку слегка сжав.
Заночевать решили на пляже.
Сон не шел, разговаривать не хотелось.
Давид затянул красивую грустную песню. Виолетта всхлипнула.
– Что же теперь нам делать? – отважилась спросить Роза.
– Что-нибудь придумаем… – попытался быть оптимистом Давид.
– Мы с голоду умрем… – опять всхлипнула Виолетта. В этот момент ей на голову с пальмы упал жирный зрелый финик, и она, машинально откусив, задумчиво добавила: – Ну, допустим, не с голоду… но обязательно умрем.
– Все когда-нибудь умрут, – подвел итог Давид.
– Нам надо сказать небу то, что мы действительно хотим, – придумала Роза.
– Я хочу остаться здесь и найти Хосика! – радостно озвучила мечту Виолетта.
– Я хочу снова начать шить, – сказала Роза.
– Ты шьешь? – удивился Давид.
– Да, я училась когда-то.
– Розочка, ну ты же из этих… – прервала рыдания Виолетта. – Ты тридцать лет табачной королевой была на районе, с бандитами управлялась, с управой, пожарными и с санэпидемстанцией все решала. – Она громко высморкалась в подол платья. – Тебя управдом боялся! Ну придумай хоть что-нибудь…
Роза вздохнула. Поцеловав Виолетту в подрагивающий затылок, сжав Давида за предплечье, сказала:
– Доживем до утра и пойдем в полицию. Расскажем, что ни билетов, ни паспортов, ни денег у нас нет. Пусть сообщат в посольство.
* * *
Вдоль моря шел цыган и протяжно пел берущую за самое сердце песню. Он остановился напротив троицы, поклонившись и взяв аккорд повыше, с надрывом запел о любви.
Виолетта снова разрыдалась в голос:
– Боже, я никогда не увижу Хосика! Он такой добрый и теплый… у него дома даже коврики связаны так, как мне нравится!
– Это невозможно терпеть, пойду пройдусь, – сказал Давид и отправился бродить по пляжу. За ним увязался и цыган, понявший, что тут ему ничего не перепадет.
Роза с Виолеттой, успокаивая друг друга, незаметно уснули, устав от переживаний.
Утром их разбудили крики скандальных чаек и припекающее солнце. Давид не вернулся. Кажется, с ним произошло что-то непоправимое. Надо было идти в полицию.
– Мне так жаль… – по дороге винила себя Роза во всех несчастьях друзей.
– Ах, дорогая, если бы не ты, я бы не пережила столько приключений! Не печалься, мы что-нибудь придумаем.
– Я очень голодная…
– Я тоже сейчас тебе ухо откушу, наверное!
Впереди послышался шум от фермерского рынка, раскинувшегося прямо посередине городской площади.
На рынке можно было пробовать все, что лежало на прилавках. Розе и Виолетте сунули в руки по пластиковому стаканчику с шипящим алкогольным компотом.
Раскрасневшиеся и немного хмельные, забыв о несчастьях, подруги погрузились в испанский продуктовый водоворот.
* * *
Только через час Виолетта сообразила:
– Как мы пьяные в полицию пойдем? Нам еще Давида искать надо!
Это подействовало отрезвляюще. Роза, схватив Виолетту за руку, рванула к ратуше. Там они с горем пополам выяснили, что полицейский участок находится через пару кварталов отсюда. Женщина, объяснившая это, гортанно крикнула что-то мальчишке, путавшемуся под ногами, и он, схватив Розу за подол, потащил непонятливых русских в нужную сторону.
У офиса полиции они увидели плачущего лохматого, с седыми висками, похожего на теплого мишку Хосика в обнимку с дамской сумочкой. Он напрасно прождал свою любовь все утро. Обнаружив сумку, понял, что подруга осталась ни с чем, и отправился в полицию с заявлением о пропаже.
– Как это романтично! – сказала Роза, смахнув слезу.
Виолетта, повиснув на шее у Хосика, целовала его так, как целуют, наверное, космонавтов их жены после долгих месяцев на орбите.
Так находят свою любовь.
А навстречу Розе шел чумазый и улыбающийся Давид с охапкой ирландских роз. За ним еле поспевал такой же лохматый и весь в репейниках щенок, крошечный пуделек.
– Я сделаю что угодно, чтобы быть рядом с тобой, – сказал Давид. – Познакомься, это Дурень-младший.
* * *
Все герои этой истории до сих пор живут в самом прекрасном месте на Земле и никогда не перестают улыбаться.
Давид устроился водителем автобуса. Ему нравится новая работа.
Виолетта вдруг увлеклась написанием рассказов, которые пользуются неимоверной популярностью у местных. Эти женские истории настолько маленькие и лаконичные, что умещаются на небольших открытках, их легко читать и посылать по почте. Свадьба Виолетты с Хосиком была самой трогательной из всех, что праздновали в этом городе.
Роза забыла про больные суставы, открыла небольшое ателье с видом на море и шьет для маленьких инфант платья с кружевами и пуговками, лентами и оборками.
Дурень-младший встречает и провожает клиентов. И не получает сладкого – собакам это вредно.
Ежи-инопланетяне
Зинаида Викторовна тайно любила братьев Стругацких. В молодости она почему-то не жаловала фантастику а в возрасте постарше начала читать запоем, но близкому окружению признаться не могла. Ей казалось, что ее друг профессор Иннокентий Степанович захлебнется в своем академическом юморе, потешаясь над сменой ее пристрастий. Он и так все время намекал на то, что ей пора бы перейти на бульварные истории. Зинаида затаила на него обиду, но виду не показывала. Для себя решила, что никто не вправе указывать ей, что читать.
В школе, где она долгие годы преподавала историю, ее любили и немного побаивались. Она не знала, но надо бы вам сказать, что было у нее прозвище Фрекен Бок – за выдающиеся формы, высокий рост и огромный пучок волос на голове, который она сооружала каждое утро.
Зина родилась крупной, голосистой. Придя в первый класс, ошеломила невысокого трудовика тем, что оказалась выше него. Соседка, вечно сочувствующая дама с буклями на голове и потрескавшимися губами с остатками алой помады, как-то в сердцах сказала:
– Какая девочка необычная… Словно дерево вековое. Сильная, высокая. Сложно мужчину будет найти, – и вздохнула, закатив глаза картинно.
Зина тогда не поняла, зачем мужчину надо искать. Она, рано созрев, скорее пугала одноклассников выдающимися формами, чем возбуждала. Тело росло, а она никак не могла привыкнуть к тому, что выдал ей Создатель при рождении.
Физрук, тощий Пьер Ришар с добрыми глазами, отвел ее в спорткомплекс. Так Зина стала метательницей ядра, копья, молота и топора. Ну, с топором, конечно, случайно вышло. Слава богу, никто не пострадал, и все постарались поскорее забыть тот случай. Только вот после этого прямо в глаза Зине никто не смотрел. И даже Пьер Ришар трусливо отводил взгляд.
