Читать онлайн Небесные тираны. Столетняя история бомбардировщиков бесплатно

Понятие «конец века» (фр. fin de siècle) характеризует упадок культуры и нравственности накануне начала Первой мировой войны в 1914 году, когда в искусстве и литературе выражалось представление о том, что цивилизация вот-вот рухнет. Но война пока ещё не наступила. Женщины в свободных платьях и широкополых шляпах разгуливают по европейским бульварам под руку с мужчинами в твидовых костюмах и шляпах-котелках. Повсюду появляются современные фабрики, которые всё меньше напоминают греческие храмы, всё больше людей передвигается на личных автомобилях. В то же время волнения среди рабочего класса, численность которого постоянно увеличивается, а заработная плата остается низкой, до сих пор не привели к существенным изменениям.

Время великих открытий уже прошло, однако идёт последний этап колонизации остальной части мира – в Африке, Азии, Океании и Южной Америке. А колонизировать ещё есть что! Кроме того, заходит речь о разделе наследия правящей на Ближнем Востоке и Балканах Османской империи, которая вот-вот распадётся. В основном всё протекает мирно, но в то же время происходит формирование новых межгосударственных союзов: Германия, объединившись с Австро-Венгрией, вскоре становится ведущей силой на европейском континенте.

Процесс индустриализации, в ходе которого постоянно создавались новые материалы, усилил стремление покорить воздушную стихию. Уже в конце XIX века проводились эксперименты с дирижаблями, и в июле 1900 года первая рабочая версия дирижабля «Воздушный корабль Цеппелина» LZ-1 была отправлена в воздух. Три с половиной года спустя, в декабре 1903 года, первый самолёт, оснащённый мотором, поднялся в воздух и совершил хоть и короткий, но вполне реальный полёт на пару сотен метров. Американские конструкторы братья Орвилл и Уилбур Райт даже при скудном знании аэродинамики сумели создать профиль крыла с необходимой подъёмной силой.

В последующие годы полёт в первую очередь воспринимался как игра для смелых инженеров и искателей приключений{12}. В то же время это было стóящим развлечением. Толпы людей стекались к взлётно-посадочным полосам, пресса объявляла призы тому, кто пролетит дальше и быстрее, как будто это была гонка к полюсам или заплыв через Ла-Манш.

Первые десять лет XX века военные скептически относились к полётам. Военная промышленность, которую во второй половине столетия выделили в отдельную отрасль, была сосредоточена на разработке винтовок, артиллерийских орудий и военных кораблей.

Однако отношение к авиации изменилось после того, как француз Луи Блерио летом 1909 года совершил перелёт через Ла-Манш на маленьком и хлипком одномоторном самолёте. Британцы поняли, что теперь их безопасность может оказаться под угрозой. «Люди, передвигающиеся по воздуху, не обращают внимания на наземные границы и могут высмеивать ограниченные возможности флота», – заявил пресс-секретарь лорд Нортклиифф{13}.

Тем не менее пройдёт ещё несколько лет, прежде чем вооружённые силы стран Европы, а также США и Японии решат опробовать самолёт. Но они не знают, для чего его можно использовать. Наблюдение и разведка районов боевых действий считаются наиболее актуальными задачами. Воздушная бомбардировка обсуждается редко, хотя писатели того времени, такие как Жюль Верн и Г.Дж. Уэллс, уже фантазировали на эту тему.

Когда в конце лета 1914 года разразилась Первая мировая война, на вооружении у французской армии имелось более 30 самолётов, в то время как Соединённые Штаты и крупные европейские державы, включая Россию, имели лишь несколько единиц. А в Германии тайно создали эскадру дирижаблей, готовых взлететь в любой момент.

Глава 1

Злополучная сигара

Дирижабль «Граф Цеппелин»

Первая мировая война

(Германия)

Принят на вооружение: 1914 год

Количество, ед.: 86

Экипаж, чел.: около 16

Длина, м: около 160

Максимальная скорость, км/ч: 100

Дальность полёта, км: 2200

Практический потолок, фут (м): 21 000 (6400)

Бомбовая нагрузка, кг: 4000

Барон Мюнхгаузен известен как легендарный выдумщик XVIII века. Каждый раз, когда он возвращался домой с войны (чаще всего против Турции), у него наготове было много невероятных историй, и все были похожи одна на другую: Мюнхгаузен рассказывал, как он благодаря своему уму и смелости обеспечил победу в битве.

Когда красивый и столь же скромный 35-летний граф Магнус фон Платен-Халлермунд утром 20 января 1915 года покинул гондолу немецкого дирижабля L4 после первой в истории бомбардировки Англии, он, должно быть, рассказывал об ожесточённых боях за хорошо укреплённые города, которые представляли существенную угрозу для дирижаблей, поскольку оборонялись от них трассирующими снарядами и заградительным огнём. Но на самом деле ни по его собственному воздушному судну, ни по дирижаблю L3, который также был задействован в операции, не было произведено ни одного выстрела.

Первая мировая война длилась уже почти полгода, и боевые действия на Западном фронте приняли позиционный характер. Накануне поздно вечером два дирижабля вылетели с базы в Фюльсбюттеле, расположенной возле устья Эльбы рядом с Гамбургом. Они пересекли Северное море и под покровом ночи добрались до восточного побережья Англии. Задача состояла в бомбардировке военных объектов и заводов в устье реки Хамбер. По возвращении на базу Магнус фон Платен-Халлермунд думал, что успешно справился с задачей. Но в действительности из-за проблем с навигацией и сильного ветра он сбился с курса, и все события происходили гораздо южнее, возле побережья Норфолка. Именно здесь, над тремя прибрежными городками Грейт-Ярмут, Шерингем и Кингс-Линн, были сброшены фугасные гранаты и зажигательные бомбы.

Сначала местные жители услышали шум двигателя: это был непривычный, усиливающийся звук, словно летел гигантский комар. Под вечер в Норфолке ударили заморозки. Всё вокруг, вплоть до болот в конце береговой линии, покрывал иней, и в лунном свете пейзаж выглядел так, будто прошёл снег. Воздух был свежим и прозрачным, вскоре жители увидели очертания дирижаблей, похожих на огромные блестящие сигары{14}. Они летели так низко, что L4 едва не врезался в шерингемскую церковь. Если бы у церкви имелась большая башня, то история, вероятно, тогда бы и закончилась, но это была современная невысокая церковь, построенная всего за пять лет до случившегося.

Большинство бомб, одна за другой сбрасываемых вручную, падали на поля и невозделанные, неогороженные земли; многие из них не взрывались. Но в Ярмуте, курортном городе, который Чарльз Диккенс в романе о Дэвиде Копперфилде описал как «самое прекрасное место во Вселенной», 53-летний Сэмюэл Альфред Смит был поражён в голову осколком от фугасной бомбы, когда стоял в дверном проёме своей обувной мастерской. Таким образом, он удостоился сомнительной чести стать первой в истории Англии жертвой воздушного нападения. В общей сложности 4 человека были убиты и 16 ранены, помимо этого был нанесён материальный ущерб, особенно пострадали черепичные крыши и окна.

Несмотря на полный провал операции, немецкие газеты, ссылаясь на слова очевидца Магнуса фон Платен-Халлермунда, сообщили, что цели были поражены и уничтожены. Правда вскрылась только через неделю, когда британские газеты опубликовали фоторепортажи из пострадавшего района и совместно с зарубежной прессой осудили такого рода нападение на гражданские объекты.

Репутация дирижаблей Имперских военно-морских сил была растоптана, но тем не менее экипажи L3 и L4 (всего 32 человека) были награждены Железным крестом за отвагу в бою. А фон Платен-Халлермунд продолжил командовать дирижаблем L4. Однако всего через месяц его карьера резко оборвалась. По дороге домой после разведывательной миссии вдоль норвежского побережья L4 попал в надвигавшуюся с юга снежную бурю, утяжелившую судно. Из-за сильного встречного ветра топливо быстро закончилось, и командир предпринял неудачную попытку аварийной посадки на песчаном пляже у станции Блаавандсхук, чуть севернее Эсбьерга в Дании, которая оставалась нейтральной в войне. После того как бóльшая часть экипажа прыгнула за борт, дирижабль снова обрёл плавучесть и стал дрейфовать по морю на запад с четырьмя оставшимися на борту механиками, которые в итоге пропали без вести. Фон Платен-Халлермунд спасся и был принудительно задержан датскими властями как дворянин, каковым он помимо прочего являлся.

Большинство дирижаблей военно-морских сил Германии относились к типу «Цеппелин», выпускавшемуся фирмой «Люфтшиффбау Цеппелин». Заводом в г. Фридрихсхафен управлял граф Цеппелин. На рубеже веков он изобрёл управляемые аэростаты со значительной грузоподъёмностью, способные развивать большую скорость.

Не считая того, что они были оснащены двигателями и рулями управления, их основной принцип был таким же, как в воздушных шарах. Воздушные шары использовались с XVIII века; в них закачивался либо горячий воздух, который легче холодного, либо так называемый подъёмный газ. В цеппелинах в качестве подъёмного газа использовался водород. Водород – это бесцветный газ, не имеющий запаха, самый лёгкий из известных нам элементов. Однако для обеспечения достаточной подъёмной силы требовалось огромное количество газа. Поэтому дирижабли были громоздкими: обычно они достигали более 160 метров в длину, а их объём составлял более 50 000 кубических метров.

Корпус состоял из 20 жёстких дюралюминиевых колец и был покрыт лакированной хлопчатобумажной тканью. Между кольцами висели баллоны, наполненные водородом. Основная проблема заключалась в самом материале воздушного шара. Плотных и эластичных пластиков ещё не существовало, и конструкторам приходилось довольствоваться натуральными материалами. Решением стала так называемая золотобойная плёнка. Она производилась из оболочки бычьих кишок и начиная с XVII века использовалась для изготовления презервативов. Название возникло при производстве сусального золота, которое раскатывали до микроскопической толщины на подобной плёнке.

Обработка проводилась вручную: плёнку разделяли, промывали и растягивали в гладкие прозрачные листы длиной 1 метр и шириной 0,2 метра, затем их смачивали и склеивали в несколько слоёв, пока плёнка не становилась достаточно прочной. Расход материала был огромен. При строительстве среднего цеппелина с площадью поверхности баллонов от 20 до 30 тысяч квадратных метров, использовались кишки четверти миллиона быков{15}. Иначе говоря: вместо более тридцати миллионов колбасок в натуральной оболочке, бесспорно, любимого блюда многих немцев, изготавливался один дирижабль. Таким образом, для создания мощного флота дирижаблей в Германии, а также в оккупированных Германией районах Австрии, Польши и Северной Франции был введён запрет на изготовление колбасы. Специальная команда инспекторов собирала кишки и следила за тем, чтобы мясники не нарушали запрет{16}.

Дирижабль был больше похож на корабль, чем на самолёт. На палубе в главной гондоле с сосредоточенным видом расхаживал капитан с биноклем на шее, а один из матросов с помощью штурвала управлял судном. Другие члены экипажа рассчитывали дрейф и высоту полёта. Солнечное тепло придавало кораблю дополнительную плавучесть, а дождь делал судно тяжелее, и чтобы удерживать высоту, необходимо было уметь мгновенно выпускать газ или сбрасывать балласт. За двигателями следили механики в кормовой части гондолы, а парусные мастера постоянно передвигались по трапу внутри самого корпуса и проверяли его герметичность. Управление дирижаблем представляло собой очень тяжёлый труд.

Ещё до войны дирижабли использовались для передвижения туристов в Альпах. Но для регулярных рейсов они были непригодны. Составить что-то хотя бы немного похожее на расписание было невозможно, мало кто вообще прибывал в пункт назначения. Поскольку водород – чрезвычайно легковоспламеняющийся газ, пассажирам приходилось воздерживаться от курения, переобуваться в войлочные тапочки и снимать украшения, которые могли стать источниками искр. Им приходилось довольствоваться холодными каютами и заворачиваться в шерстяные одеяла и шубы.

Запустив программу по использованию дирижаблей в военных целях, немцы вскоре поняли, что с подобными недостатками мало что можно сделать, оставалось только смириться. Зато немцы создали суда, способные передвигаться по воздуху со скоростью более ста километров в час, почти так же быстро, как и самолёты того времени. Помимо экипажа и оружия самообороны они могли перевозить до четырёх тонн бомбового груза на дальность, которую ранее никто не мог себе представить.

Накануне рейда в Англию император Вильгельм II ясно дал понять, что бомбить Лондон нецелесообразно. Он состоял в близком родстве с британской королевской семьёй: король Георг V был его двоюродным братом. Нападения должны были ограничиться уничтожением доков, военных и промышленных объектов в других частях страны.

Спустя несколько месяцев после неудачной бомбардировки в Норфолке в конце мая 1915 года Лондон обстреляли зажигательными, а также недавно разработанными 300-килограммовыми фугасными бомбами. Несмотря на то что в этот раз целью также были доки и военные объекты, большинство бомб упали в обычных жилых районах, в результате чего погибли семь мирных жителей.

Человеком, который смог переубедить императора, стал капитан 2-го ранга Петер Штрассер. Штрассер родился в Ганновере, его отец был архитектором. В 1913 году, в свои 37 лет, он был стройным и подтянутым мужчиной, с гладкими, зачёсанными назад волосами и козлиной бородкой, которая едва прикрывала его пухлые, словно у ребёнка, щёчки. Но такой несколько комичный вид сполна компенсировался строгим взглядом и угрюмым выражением лица. Было видно, что он не терпел возражений. Штрассер недавно стал командиром дивизиона воздушных кораблей военноморских сил Германии и уже в преддверии бомбардировок Англии проводил налёты на военные объекты на континенте. Целью первой бомбардировки избрали крепость в бельгийском городе Льеж, но вместо неё была разрушена больница Св. Елизаветы. А атаки на Антверпен и Варшаву вообще закончились полным фиаско. Эти случаи стали показательными. Немецким цеппелинам редко удавалось ударить даже близко к цели. О высокой точности не шло и речи.

Разумеется, возникла дилемма: либо совсем отказаться от столь мощного и масштабного флота, либо же признать, что бомбардировка с дирижаблей была и остаётся затеей без всяких гарантий успеха. Можно сделать однозначный вывод о том, как к этому относился Штрассер. В письме к матери (очевидно, отношения с ней были куда ближе, чем с отцом) он жаловался на осуждение неудачных авиаударов:

Мы поражаем врага в самое сердце, а нас оклеветали убийцами детей и женщин… Да, это мерзко, но в то же время это необходимо. Совершенно необходимо. Больше не существует такого понятия, как «мирный житель». Современный метод ведения войны вовлекает всех. […] Мы с тобой, мама, уже обсуждали это, и я знаю, ты понимаешь, о чём я говорю{17}.

Таким образом, Петер Штрассер стал первым сторонником метода ведения войны, который и по сей день подразумевает систематические бомбардировки гражданских целей. А летом 1916 года он склонил на свою сторону и императора Вильгельма II, убедив его, что альтернативой будет лишь уничтожение грандиозного флота дирижаблей, а также пообещав, что бомбардировки никогда не будут проводиться возле Букингемского дворца.

Воздушные налёты немецких дирижаблей продолжались с прежней силой как на континенте, так и в Соединённом Королевстве, где обстрелу подверглись города с севера до Глазго. А в немецких школах дети пели:

Лондонцы, которые позже, во время Второй мировой войны, подвергались гораздо более тяжёлым немецким бомбардировкам, утверждали, что атаки цеппелинов, тем не менее, наводили куда больший ужас{19}. В то время как самолёты, сбросив бомбы, улетали, бесшумные и вызывающие страх дирижабли зависали в воздухе. С ними почти ничего нельзя было сделать. Сбить дирижабль было практически невозможно. Водород воспламенялся лишь при обильном притоке кислорода, а отверстия для его доступа, оставляемые даже самыми крупными артиллерийскими снарядами, были слишком малы.

Осенью 1916 года англичане изобрели новый тип разрывных боеприпасов. Эти боеприпасы выпускались из истребителей – так было положено начало массовому уничтожению дирижаблей. В качестве ответной меры немцы сконструировали более крупные и в то же время лёгкие воздушные суда, практический потолок которых составлял до 6400 метров и почти вдвое превосходил показатели самолётов того времени. Но пришлось чем-то жертвовать: масса бомб и мощность двигателя были уменьшены, пришлось также убрать оружие для самообороны. При этом наверху был жгучий холод. Поэтому ещё одной проблемой стало обморожение членов экипажа. Кроме того, они испытывали головокружение, тошноту, головную боль и галлюцинации из-за высотной болезни, а большее расстояние до земли ещё сильнее затрудняло точное попадание в цель. Вследствие неэффективности в последующие годы дирижабли постепенно заменялись обычными бомбардировщиками. В августе 1918 года на дирижабле во время последнего воздушного налёта на Лондон словно по иронии судьбы погиб сам Петер Штрассер. К тому времени из-за аварий или обстрелов уже две трети из 84 немецких дирижаблей было уничтожено, при этом погибло более 40 процентов экипажей.

Во время Первой мировой войны немецкие дирижабли сбросили на Англию более пяти тысяч бомб, в результате чего погибло от пяти до шести сотен человек, большинство из которых были мирными жителями{20}. Точное число жертв бомбардировок городов на континенте неизвестно. Также более 35 миллионов быков были забиты из-за огромного спроса на бычьи кишки.

По Версальскому договору, подписанному в 1919 году, Германии запрещалось строить дирижабли, и поскольку именно Германия обладала величайшим опытом в этой области, производство было отложено на некоторое время, вплоть до середины 1920-х годов. Именно в это время начался «золотой век» дирижаблей, но теперь они использовались в гражданской авиации для перевозки пассажиров через Атлантику в Соединённые Штаты и Бразилию. Эпохе дирижаблей был положен конец после рокового пожара на гигантском немецком дирижабле «Гинденбург» в штате Нью-Джерси в 1937 году. Больше никто не осмелился подняться на борт дирижабля.

Граф Магнус фон Платен-Халлермунд, который был задержан на три года в датском городе Ольборг во время Первой мировой войны, так и не вернулся к должности командира дирижабля. Вероятно, это не было для него большой потерей, поскольку он увидел, к чему всё привело. Однако 19 декабря 1917 года в порыве патриотизма или, возможно, из-за тоски по дому он воспользовался шансом сбежать, когда охранник, нарушив установленные правила, позволил ему поехать на велосипеде искать свою таксу. Позже граф поселился в Гамбурге и, вероятно, жил беззаботно, как и большинство дворян, пока не умер своей смертью за три дня до ожесточённой бомбардировки города союзниками (операция «Гоморра» 24 июля 1943 года), которая длилась более недели и унесла жизни свыше пятидесяти тысяч человек. Спокойная жизнь в то время была редкостью.

Глава 2

Русский доктор Франкенштейн

«Илья Муромец» С-23

(Россия)

Принят на вооружение: 1914 год

Количество, ед.: 72

Экипаж, чел.: 5–12

Размах крыла, м: 32

Максимальная скорость, км/ч: 110

Практический потолок, фут (м): 9840 (3000)

Максимальная дальность, км: 500

Бомбовая нагрузка, кг: 800

С помощью ножа можно нарезать хлеб ломтиками или выстругать дудку, а можно и кого-нибудь убить. В случае винтовки спектр функций не такой широкий. Винтовка используется только для убийства, хотя есть разница между тем, чтобы пристрелить раненое животное и преднамеренно убить человека. А у бомбардировщика вообще нет альтернативных вариантов использования. Он применяется исключительно для массового уничтожения. Инженер, проектирующий бомбардировщик, прилагает все возможные усилия для создания оптимальной конструкции, чтобы самолёт смог преодолеть как можно большее расстояние с максимальной бомбовой нагрузкой и в то же время летел достаточно высоко и быстро, чтобы его не сбили по пути. Хороший бомбардировщик должен обладать всеми этими возможностями.

Мы не знаем, задумывался ли российский авиаконструктор Игорь Сикорский о нравственности, представляя в начале лета 1914 года, незадолго до начала Первой мировой войны, планы по созданию первого в мире бомбардировщика. За чертёжным столом он разработал принципы функционирования нового аппарата, который в течение XX века убил сотни тысяч мирных жителей и лишил домов миллионы людей. Именно Игорь Сикорский предложил идею создания первого в мире бомбардировщика, но он, вероятно, сам до конца не понимал, чтó изобрел, точно так же как доктор Франкенштейн в готическом романе английской писательницы Мэри Шелли. Выпустив на волю неудержимое лабораторное чудовище, доктор оправдывал свой поступок отсутствием интереса к нравственным вопросам: «Я стремился познать тайны земли и неба»{21}. На протяжении мировой истории многие авиаконструкторы разделяли это желание{22}. Яркий тому пример – пионер авиастроения Уилбур Райт, который вместе со своим братом Орвиллом построил первый самолёт, способный летать. Уилбур казался таким сухим и оторванным от жизни человеком, что возникал вопрос, знакомы ли ему вообще эмоции{23}.

Но мало кто скажет, что Игорь Иванович Сикорский был столь же равнодушным. Он родился 25 мая 1889 года в Киеве. Его отец был известным психиатром, мать тоже была врачом. По вечерам она читала вслух приключенческие романы Жюля Верна о бесстрашных путешествиях под водой, по воздуху и даже к центру Земли, она также много рассказывала сыну об изобретателе и художнике Леонардо да Винчи. Игорь Сикорский достоин восхищения хотя бы потому, что уже в двенадцатилетнем возрасте собрал свою первую модель летательного аппарата, а в 1910 году, получив инженерное образование, смог построить небольшой одномоторный самолёт в сарае за родительским домом. Но в воздухе он продержался совсем недолго: в карбюратор попала муха, и Сикорский чуть не погиб. Авиационные двигатели легко выходили из строя, и Игорь Сикорский пришёл к выводу, что из соображений безопасности у самолёта должно быть как минимум два двигателя.

Игорь Сикорский, несмотря на слегка поредевшие волосы, был щеголеватым, стройным, красивым молодым человеком, современным инженером во всех отношениях. Он обожал свою работу, и в феврале 1912 года после постройки самолёта, вмещающего трёх пассажиров, его заметил Михаил Владимирович Шидловский, председатель правления Русско-Балтийского вагонного завода (РБВЗ) в Санкт-Петербурге. М.В. Шидловский принял Сикорского на работу главным конструктором в авиационный отдел, и тот вскоре представил чертежи самолёта «Большой Русско-Балтийский», самого большого в мире на тот момент, также известного как «Русский витязь». Фюзеляж представлял собой тонкую конструкцию, выполненную из фанеры и усиленную рояльной проволокой для повышения жёсткости, с внешней стороны фюзеляж был обтянут льняной тканью, покрытой лаком в несколько слоёв. Размах крыльев самолёта составлял 28 метров, а весил он более четырёх тонн, и чтобы поднять его в воздух, требовалось четыре мощных двигателя.

Игорь Сикорский сам выступил в роли лётчика-испытателя во время первого взлёта с невыравненного грунта к югу от города в мае 1913 года. Впервые в мировой истории был услышан оглушительный шум поршневых двигателей, который сопровождал каждый полёт, пока в конце 1940-х годов не стали использовать реактивные двигатели. Сикорский облетел аэродром несколько раз и успешно приземлился.

В Европе поначалу никто не поверил, что такой самолёт смог взлететь{24}. Авиационные эксперты выражали единодушное мнение о том, что существование самолёта даже вдвое меньшего размера, чем этот, физически и технически невозможно. Но позже, к их удивлению, всё подтвердилось, и в итоге им пришлось признать, что полёт Сикорского всего за одну ночь навсегда изменил представления о будущем авиации.

«Русский витязь» был выпущен только в одном экземпляре, и когда на него упал двигатель, который внезапно оторвался от пролетающего мимо самолёта и разрушил его, было принято решение, что аппарат не подлежит ремонту, он уже сделал своё дело. Вместо этого Сикорский приступил к планированию ещё более крупного летательного аппарата, в построении которого использовались уцелевшие детали от «Русского витязя».

Пассажирская модель самолёта «Илья Муромец» С-22 (это была 22-я версия летательного аппарата Сикорского) в феврале 1914 года подняла в воздух 16 пассажиров и одну собаку. Этот летательный аппарат был назван в честь героя былинного эпоса Ильи Муромца, легендарного древнерусского богатыря со сверхъестественными способностями, и считался самолётом высшего класса. Вместо льняной ткани корпус был облицован шпоном. «Илья Муромец» был оснащён отделённым от кабины комфортабельным салоном с большими окнами и стеклянными полами, спальными комнатами и даже ванной с туалетом, во время полёта пассажиры могли выходить на специальную открытую палубу на корме. Обогрев помещений на «Муромце» осуществлялся за счёт выхлопных газов, подаваемых в радиаторы, а электрическое освещение обеспечивалось специальным ветряным генератором. Также механикам был предоставлен доступ к обоим крыльям, чтобы они могли обслуживать летательный аппарат, находясь в воздухе, потому что двигатели были всё ещё ненадёжны.

Молодого Игоря Сикорского снова все хвалили, самым большим энтузиастом его дела был император Николай II. Он позже утверждал, что уже летом 1909 года во время завтрака в парижском отеле, когда газеты сообщили об удачном перелёте Луи Блерио через Ла-Манш, он понял, что самолёт можно использовать в военных целях. Такая мысль возникла не только у него. Многие пионеры авиации упорно пытались убедить в этом генералов и политиков как Америки, так и Европы, а также Уилбура Райта, который даже нанял профессионального торговца оружием, но всё безрезультатно{25}.

После беседы с Шидловским Николай II ещё больше укрепился в своей мысли. Он тут же остановил запланированную программу развития торпедных катеров: вместо них император хотел видеть самолёты{26}. Он представлял, что небо – это море, а воздушный флот – почти то же, что и военно-морской флот. И он был в этом не одинок. Те же самые идеи возникли примерно в то же время в Соединённых Штатах и в большей части промышленно развитых европейских стран. Только в Западной Европе за годы Первой мировой войны было построено более 200 000 боевых самолётов. Но считается, что первенство в изобретении бомбардировщика принадлежит русским. На тот момент только Игорь Сикорский знал, как его построить.

Размах крыла самолёта составлял 32 метра, что было несколько больше, чем в пассажирской модели, в движение его приводили немецкие двигатели «Аргус», а именно: два внутренних (140 л.с.) и два внешних (125 л.с.), все они были обшиты пятимиллиметровыми стальными пластинами для защиты от снарядов противника. На кремово-жёлтом корпусе располагались платформы для размещения ручных пулемётов, предназначенных для обороны. Два пилота сидели в передней части самолёта, в просторной застеклённой кабине, перед ними располагалась приборная панель с тахометрами для каждого двигателя, компасом, высотомером, анемометром и U-образной прозрачной трубкой с шариком внутри для определения угла крена воздушного судна. Несмотря на то что вес летательного аппарата увеличился до пяти тонн, он мог развивать скорость более 100 километров в час.

Из самолётов «Илья Муромец» была сформирована «Эскадра воздушных кораблей» (ЭВК) под командованием Шидловского М.В., которому по этому случаю было пожаловано звание генерал-майора. От военного министерства тут же поступил заказ на 12 бомбардировщиков.

Надвигалась Первая мировая война, но к её началу было изготовлено только два самолёта. Кроме того, было очень сложно объединить экипажи в единую команду. Все, кто имел авиационное образование, были выходцами из русской аристократии и считали себя элитой небесных воинов, а потому желали сражаться и одерживать победы в одиночку. Они предпочли истребители неуклюжим, устаревшим и более уязвимым бомбардировщикам, которые в лучшем случае могли помочь осуществить детскую мечту разрушать всё вокруг{27}.

12 февраля 1915 года была проведена первая бомбардировка немецких линий фронта в Восточной Пруссии. До конца весны на «Муромцах» совершались операции над территориями противника. В результате двух налётов на железнодорожную станцию в г. Вилленберг (ныне г. Вельбарк в Польше) было убито 19 человек и неизвестное количество лошадей. Если посмотреть на старые открытки с панорамой города, можно увидеть, что пострадала только водонапорная башня, а монументальное кирпичное здание железнодорожной станции более или менее уцелело.

Налёты были зафиксированы с помощью видеоаппаратуры, которая находилась на борту самолёта, и итоги операции сочли приемлемыми. Российское верховное командование возлагало надежды на то, что такая стратегия ослабит боевой дух противника, который стал более уязвимым{28}. Можно предположить, что в штабах ощущалось нечто вроде мании величия, поскольку немецкие истребители не дотягивали до «Ильи Муромца», имевшего сильное оборонительное вооружение, из-за чего противник дал ему прозвище «ёж». Вскоре самолёт модифицировали. Его оснастили более мощным двигателем, позволявшим развивать скорость до 140 километров в час, части кабины были усилены стальными пластинами для обеспечения безопасности пилотов. За всю войну немцам удалось уничтожить только один такой самолёт, но при этом были сбиты три их собственных истребителя «Альбатрос». Тем не менее многие бомбардировщики простаивали в ангарах из-за нехватки запасных частей для двигателей. Вскоре на отдельных экземплярах были установлены моторы от трёх разных производителей. Вследствие этого такие самолёты были несбалансированными, отчего быстро выходили из строя. Они оказались некачественными и быстро ломались. Из 80 произведённых во время войны «Муромцев» только 4 были в боевой готовности ко времени революции 1917 года.

К тому времени была сформирована лётная школа. После того как надежды, возлагаемые на применение дирижаблей, не оправдались, именно «Илья Муромец» смог снова вселить веру в развитие стратегической авиации. Благодаря своей конструкции, размерам и уровню боевого оснащения данный бомбардировщик хорошо подходил для совершения налётов в тыл врага и отличался поразительной точностью. В ходе 400 операций 60–90 % от 65 тонн бомб, сброшенных «Муромцами», поразили цели: это впечатляющая точность даже по современным меркам. Англия и Франция сразу же поспешили получить лицензии на изготовление данных бомбардировщиков. А немцы, сохранившие части сбитого ими «Муромца», использовали их как основу для разработки самолётов, которые впоследствии были применены при бомбардировке Лондона в конце Первой мировой войны.

Когда какое-либо знание становится общедоступным, назад пути нет. Такова суть новых технологий. Бомбардировщик стал оружием, которое хотела бы иметь на вооружении любая уважающая себя страна с развитой экономикой.

После свержения династии Романовых в 1917 году М.В. Шидловский был уволен из ВВС. Прежде чем его поймали при попытке пересечь финскую границу, а затем казнили, он убедил Игоря Сикорского последовать его примеру и бежать. Он понимал, что талант не должен пропадать. Сикорский прислушался к совету, выехал из России через Мурманск и отправился на корабле в Лондон. Оттуда он продолжил путь во Францию, где его встретили с предложением построить ещё более мощную версию «Ильи Муромца». Когда во Франции работы больше не осталось, он эмигрировал в Соединённые Штаты. Через несколько месяцев Сикорский основал авиастроительную фирму «Сикорский аэроинжиниринг корпорейшн»; она расположилась в пустующем курятнике. Конструктор сразу же приступил к разработке новых самолётов, материалы для образцов приходилось брать с местных свалок. Через пару лет Сикорский получил денежную поддержку от общества русских эмигрантов. Значительный вклад внёс всемирно известный композитор Сергей Рахманинов, который в то время перестал писать музыку, так как понял, что зарабатывать сможет только как пианист. Таким образом, Сикорский снова был вовлечён в процесс производства самолётов. Но бегство из страны и годы, проведённые в нищете, взяли своё. Он лишился волос и в целом выглядел очень изнурённым.

Не считая XBLR-3, так и не построенного огромного четырёхмоторного бомбардировщика для сил ПВО США, Сикорский больше никогда не участвовал в проектах подобного рода. Его авиастроительная фирма сосредоточилась на гражданских самолётах и вертолётах. Военные проекты ограничивались созданием летательных аппаратов для транспортных и спасательных операций. Многие могут сказать, что это был сознательный выбор. В те годы Сикорский явно много размышлял. В результате в начале 40-х годов появилось нескольких религиозно-философских работ. В них был явный моральный подтекст, кульминацией его писательской карьеры стала книга «Невидимая встреча», которая вышла в свет в 1947 году. Его стиль – напряжённый, увлекающий, полный беспощадной критики цивилизации – звучит так:

Уже известно, что двадцатый век установил рекорд на все времена, став самым кровавым из примерно двадцати пяти столетий зарегистрированной истории. […] Уровень научных знаний и общей образованности никогда не был для белых рас так высок, как сегодня. И всё же редко, если вообще когда-либо, белый человек столь же слепо и пагубно заблуждался. […] Самый ужасный сатанинский обман прячется за высшим искушением, которому готова поддаться сейчас бóльшая часть человечества{29}.

Сикорский часто ссылался на Освальда Шпенглера, немецкого философа межвоенного периода, который с его глубоким культурпессимизмом после рассказа Гёте об образованном Иоганне Фаусте, продавшем душу дьяволу (очевидная параллель с отношениями между Сикорским и жаждущим власти Шидловским){30}, выдвинул понятие «фаустовское естествознание». Но в отличие от Шпенглера Сикорский всё же видит выход и проходит путь к всемирному божественному спасению.

Вместо того чтобы плодить ужасных монстров вроде создания Франкенштейна, удивительные достижения современной науки и промышленности станут верными слугами человечества и откроют эру невероятного процветания и благосостояния{31}.

В то же время мы видим в этих словах чистосердечное признание от имени всех инженеров, так как очевидно, что без доктора Франкенштейна нет и чудовища.

Глава 3

Бомбардировка цирка

Кодрон G.4

(Франция)

Принят на вооружение: 1915 год

Количество, ед.: 1412

Экипаж, чел.: 2

Размах крыла, м: 17,2

Максимальная скорость, км/ч: 124

Практический потолок, фут (м): 13 100 (4000)

Максимальная дальность, км: 350

Бомбовая нагрузка, кг: 113

Запах цирка ни с чем не перепутаешь, этот сладковатый и навязчивый аромат клоунского грима и свежего слоновьего навоза. Случилось ли всё посреди номера укротителей львов, во время выступления непослушных шимпанзе или легко одетых канатоходцев – неизвестно. Но мы можем с уверенностью сказать, что девятилетний Альберт Колер сидел со своими братьями в цирке, когда началась бомбардировка.

22 июня 1916 года стояла солнечная погода. Ожесточённые бои под Верденом продолжались уже четыре месяца, и французы оказались в тяжёлом положении после проведённых немцами массированных газовых атак. Но в городе Карлсруэ с населением 110 000 человек на окраине Шварцвальда немногое говорило о том, что идёт война. Город располагался на приличном расстоянии от фронта в католической части Германии, в этот день у жителей города был выходной в честь праздника Тела и Крови Христовых. Весна началась поздно, в парках наконец-то позеленело, и Альберт Колер с семьей отправился на прогулку по городу. Всё утро они провели в поисках того, что можно было бы назвать праздничной едой. «Мы обошли всех мясников. Но без толку. Везде нам говорили, что конина закончилась. Цирк выкупил все остатки – для львов»{32}.

В середине дневного представления пять бомб, выпущенные 66-й элитной эскадрильей ВВС Франции, упали прямо перед шатром цирка Гагенбека. Более двух тысяч зрителей сразу же подняли панику и ринулись к выходу. Многие спотыкались и падали. Тех, кто смог выбраться, встречали новые бомбы, которые на этот раз взрывались прямо посреди толпы, всё было окружено адским морем пламени, раздавались крики людей и вой животных{33}.

Маленький Альберт Колер поначалу был больше удивлён, чем напуган: «Человек, одетый в форму восточноафриканской колониальной армии, всё ещё сидел верхом на своём верблюде. Но затем я увидел, как верблюд внезапно упал на колени, а тело его всадника свесилось вниз»{34}.

8-летняя Гертруда Оксе прильнула к своей матери, которая неожиданно опустилась на колени, а затем рухнула на землю. «Осколок от бомбы попал ей прямо в сердце. […] Кровь вытекала из её спины»{35}.

15-летний Густав Отт еле выбрался из циркового шатра. В одной руке он держал сложенную программку выступления, в другой – руку шестилетнего брата, которого он ни в коем случае не должен был потерять. «Мы бегом пустились к отелю “Германия”. Вся земля была устлана сумками, часами и другими вещами, которые потеряли люди. Брат снова обнял меня, он просто хотел посмотреть цирковое представление и не понимал, в какой опасности мы оказались»{36}.

Итог: 117 погибших, большинство из которых дети, 152 раненых. 11-летний Герман Майер всё ещё оставался среди хаоса. «Пожарная служба водой обмыла брусчатку и фонарный столб, где висели части человеческих тел. На улице было море крови»{37}.

Атака на Карлсруэ позже стала считаться первым в истории запланированным бомбовым ударом по мирным жителям.

Французские бомбардировщики представляли собой бипланы типа «Кодрон G.4», базирующиеся на плато Мальзевиль, к северо-востоку от Нанси. Временный аэродром находился недалеко от линии фронта, но до города Карлсруэ оставалось 175 километров (что равно максимальной дальности полёта для летательного аппарата данного типа), и экипажи боялись не вернуться домой. Во время утренней мессы в маленькой церкви в соседней деревне они молились, чтобы им не пришлось в конце концов питаться одним «кислым тюремным хлебом»{38}. После этого они с энтузиазмом выпили шампанского.

По всей Европе пилоты набирались из числа добровольцев кавалерии. Связь между лётчиком и летательным аппаратом приравнивалась к связи между всадником и лошадью. Они были молоды – всем по двадцать с небольшим лет – и мужественны, а к полёту в одиночку допускались уже после всего нескольких часов тренировок. Они быстро приспособились к лётной жизни и отстранялись от всего, что происходило на земле. На полёт они смотрели как на спортивную игру, а себя считали рыцарским братством. Именно так их и представляли. Лётчики считались самыми отважными воинами страны и пользовались особым престижем. Женского внимания они получали больше, чем кто-либо. И ни о ком не заботились лучше. Пока солдаты пехоты жили на жалкой каше в сырых окопах, жизнь лётчиков всегда была полна почёта, бренди, мороженого и мягких кроватей. И даже в случае крушения они всегда выглядели хорошо: с шёлковыми шарфами на шее и гладко выбритыми подбородками, словно это хоть как-то могло их утешить.

Перед взлётом командир эскадрильи Анри де Кериллис, как обычно, пожелал всем удачи. Он был уважаем как лидер, славился тем, что поддерживал высокий уровень дисциплины и был воспитан в духе военной аристократии. Отцу Анри де Кериллиса, контр-адмиралу, известность принесли не его скромные военные заслуги, а скорее сомнительное сообщение о неопознанном летающем объекте, который он наблюдал несколько ночей подряд со своего военного корабля у Шербура в Нормандии в апреле 1905 года.

Заклёпки на обшивке двигателей поблёскивали на солнце. День был ясный. Де Кериллис взглянул на небо, в последний раз оценил направление и силу ветра, другие условия полёта. Выдающаяся челюсть, густые брови и оттопыренные уши делали его немного похожим на шимпанзе. А проворный и слегка мерцающий взгляд говорил о нём как о человеке, который едва ли сможет долго усидеть на месте.

Девять самолётов взлетели с дополнительным топливом и бомбами под фюзеляжем. В каждом аппарате сидели пилот и штурман, который также управлял пулемётом и отвечал за сброс бомбы. На фоне серо-коричневого фюзеляжа крылья и хвосты были украшены синими, белыми и красными полосами (триколор), а в передней части корпуса располагался стилизованный сокол с распростёртыми крыльями и солнцем над головой. Согласно египетской мифологии, так выглядел бог войны Гор, он и был отличительным знаком эскадрильи. Самолёты были способны быстро выстраиваться в клин (фр. envol de canards). Несколько модернизированных пулемётов представляли собой серьёзную угрозу для любого истребителя, пытающегося начать атаку. Но вряд ли бомбардировщики вообще могли встретить сопротивление. Выбор времени вылета был удачен, когда они летели на восток: солнце светило им в спину, поэтому противнику заметить их было непросто. А вот лететь обратно уже было сложнее.

Самолёты были вооружены бомбами нового типа, их ожидало первое испытание в действии. Они названы в честь изобретателя Гро Андро, их форма больше всего напоминала обычную кофеварку, установленную на крыле самолёта; корпус бомбы включал в себя контейнер, состоящий из двух частей, одна из которых была заполнена диоксидом азота, а другая – бензином. При столкновении с целью разделяющий их диск надламывался, и компоненты смешивались в мощное взрывчатое вещество. Таким образом, создание бомб Гро Андро означало переход к использованию нового типа боеприпасов, в значительной степени отличающихся от первых типов бомб, которые представляли собой ручные гранаты или бутылки, наполненные бензином или керосином.