Читать онлайн Миф бесплатно

Пролог

Смотря в лицо незнакомца, – и встретив его безжалостный и полный ненависти взгляд, мужчина понял, что смерть близка как никогда. Что должен чувствовать человек, прекрасно понимая, что жить ему осталось считанные минуты?

Еще несколько часов тому назад, он лежал в своей кровати, предавшись глубокому сну. Перед сном он долго переключал каналы и остановился на политическом ток-шоу, слушая перепалки приглашенных оппонентов. Телевизор выключил, рассмотрев во всем этом вполне предсказуемый сценарий, где каждый из гостей студии играл свою отведенную роль. В доме сразу повисла тишина. Он закрыл глаза и по привычке провел рукой по месту, где обычно лежала жена. Сегодня оно пустовало. Жена уехала утром, решив навестить младшего сына с невесткой, и естественно полугодовалую внучку, оставив его одного. Перед отъездом, получив порцию указаний, и коротко попрощавшись, супруга уселась в такси. Он долго стоял и смотрел вслед отъезжающему автомобилю, будто прощаясь навсегда.

День прошел, как и все предыдущие: в заботах и делах. Лучшее лекарство от одиночества – это занять себя хоть какой – либо работой. Силы, конечно уже не те, да и времени уходило не мало, но это лучше чем прозябать в доме.

Проснулся он внезапно – и сразу услышал звук. Звук исходил не снаружи дома, а откуда-то изнутри. Мужчина продолжал лежать абсолютно неподвижно, при этом напряженно вслушиваясь в тишину. Звук повторился. Он отчетливо понял, что в доме он не один. Был кто-то еще. Кто-то посторонний. Чужой. Мужчина напрягся и приподнялся с кровати.

Его накрыло волной страха. Тишина, которая последовала за звуком, была, он чувствовал всем своим нутром – полна угрозы. Кровь громко стучала в висках. Адреналин зашкаливал. Он судорожно сглотнул, пытаясь подавить охватившею его панику. Ощутив, как в комнату проник прохладный воздух, мужчина широко открыл глаза. Но странное дело – он молчал, словно пораженный немотой. Страх полностью парализовал его – с головы до ног. Он на секунду зажмурил глаза от плохого предчувствия, которое навалилось на него в тот момент, когда он услышал чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. Незнакомец приближался к нему, как хищник, уверенный в том, что его жертва никуда от него не денется. Когда темный силуэт появился на пороге комнаты, мужчина сразу понял, что его время кончилось. Он заворожено смотрел на темный силуэт, боясь пошевелиться, как будто то мог пройти мимо и не заметить его. Он прекрасно отдавал себе отчет, что ему ничего не остается, как ждать незнакомца. И от осознания этой мысли мужчина прикрыл глаза и внутренне приказал себе оставаться расслабленным. Он даже почувствовал некую свободу, столкнувшись, наконец, лицом к лицу со страхами, которые преследовали его на протяжении долгих лет.

Их взгляды встретились – его и чужака, проникшего в его дом. Даже сквозь расстояние и окружавшею их темноту, мужчина увидел в глазах незнакомца решительность и силу, которая, увы, уже покинула его. Годы взяли свое. Он где-то прочитал, что старость – это остров, окруженный смертью. И теперь чужак смотрел на него взглядом убийцы, который пришел исполнить свое зло. Но было ли это злом? Вопрос, который завис в ночной тишине.

Незнакомец стал говорить, медленно и монотонно, словно разговаривал с умалишенным. Чем больше он говорил, тем больше мужчина убеждался в том, что совесть – это не что иное, как страх быть пойманным. Он должен признать эту простую истину, которая преследовала его, словно тень.

Когда он умолк, мужчина осознал, что это было только началом смертельной прелюдии. Первый этап. За ним обязательно последует второй. А ведь он считал, что их тайна надежно похоронена. Иначе быть не могло. Как же они ошибались!

Последовали вопросы, один за другим. Его мысли путались, и ему стоило больших усилий совладать с собой и как-то внятно отвечать. Сил на сопротивление не было. Горло першило, слова комкались, отвечая порой невпопад. Чужак остановил его и протянул свою руку, прикоснувшись указательным пальцем в промокшую, от выступающего пота, майку. Вопросы стали звучать четче, подразумевая правильные ответы. Диалог пошел по сценарию незнакомца.

Отвечая на вопросы, мужчина поймал себя на мысли, что еще тогда он должен был сказать «нет». Он обязан был выступить против всех остальных и сказать свое твердое «нет». Его прегрешения казались ничем по сравнению с последствиями его соглашательства. Они же заключили договор. Тайный и опасный договор, приравниваемый со смертельной авантюрой. Он знал еще тогда, что остальные считают его слабым звеном в большой цепи обмана, на кону которого стояли не только их жизни, но и жизни их близких. Мужчина понял, что он нарушает тот далекий договор. У него не было сил для сопротивления.

Произнеся последние слова, выталкиваемое шершавым языком, мужчина, наконец, облегченно вздохнул, сняв с себя тот непосильный груз, идущий изнутри его старческого тела. Пришел момент избавления от тайны, от страха, от всего содеянного ими.

Когда незнакомец приказал ему подняться с кровати, он послушно подчинился. День расплаты наступил. Ему осталось выполнить простое действие – смириться и пойти за своим палачом. Или все-таки не палачом? Может назвать его «избавитель»? Тот, кто отпускает грехи? Но теперь все это было неважно.

Перед тем, как мужчина навсегда погрузится в мир вечной темноты, он увидел, как незнакомец снял маску и обнажил свое лицо. Все встало на свои места. Последняя мысль, пронесшаяся в мозгу, устрашила его больше, чем открытая им и так долго хранимая тайна…

1

Я посмотрел на настенные часы, выполненные в форме варяжского геральдического щита – подарок одной из выпускных групп. До конца лекции оставалось десять минут. Я выполнил свой план на лекцию и решил остаток времени посвятить анонсу к следующему занятию, с последующим домашним заданием. Но прежде, чем перейти к теме, мне хотелось задать моим студентам парочку вопросов, чтобы освежить их память, или, по крайней мере, попытаться это сделать. Сентябрь в жизни учащихся, да и, пожалуй, как и для нас – преподавателей – месяц особый. Месяц, дающий старт, разбег новому учебному году. Для кого – то этот год станет легкой прогулкой, а для кого – то тяжелейшим испытанием. Я уже видел по начальным дням у кого горят глаза, от жажды новых ощущений, а у кого они потухли еще до того, как войти в аудиторию. Кто – то еще был в пограничной зоне, не расставшись полностью с пролетевшим летом и не погрузившись в океан знаний, и море новых эмоций. Я всегда был приверженцем простой аксиомы, даже будучи сам студентом, изложенной британцем Фрэнсисом Бэконом, что: «Знание – сила». Об этом я часто напоминал своим ученикам, пытаясь достучаться до понимания всего происходящего в этот непростой период их жизни. И я начал:

– Ну, а теперь, когда у нас осталось несколько минут, я бы хотел задать вам несколько вопросов, на которые вам потребуется напрячь свою память и вспомнить прошлый учебный год.

По аудитории прошел тихий, но такой уловимый шум, означающий только одно – смесь легкого протеста и тяжелой волны нескрываемого нежелания возвращаться к тому, что вероятней всего уже навсегда забыто и потеряно, как старая и ненужная вещь. За годы своего преподавательства, я, конечно же, привык к такой реакции, и потому прокатившийся рокот не стал для меня неожиданностью.

– Что такое миф?

После моего вопроса теперь разнесся вздох облегчения. Заданный вопрос для студентов стал легким наскоком по сравнению с тем, что я мог подключить тяжелую артиллерию. Как я и предвидел, первой ответила Яна Хмара – лучшая ученица группы. Для этого ей понадобилось всего – ничего – пару секунд. Значит, не растеряла она за лето свой добытый багаж знаний, а с потенциалом у нее все было в порядке.

– Миф – это рассказ, или пересказ, о происхождения разного рода явлений, к которым сопричастны сверхъестественные существа.

Все, так как умела Яна: кратко и точно.

– Из этого вытекает следующий вопрос. Скажите, а что тогда мифология?

Яна потянула руку снова, готовая к мгновенному ответу, но мне хотелось задействовать кого – то другого. Мой выбор достался Антону Вишневскому, весьма усердному и неглупому ученику. Я всегда ценил в моих студентах умение мыслить нешаблонно, чтобы они могли выбраться из выстроенных ими же стандартных стереотипов и разнести его в пух и прах. Плюс ко всему уметь построить логическую цепь, кряж, хребет, называйте, как хотите, но от своих задач я никогда не отступал и требовал, как минимум подчинить сумятицу и хаос, иногда парящих в головах учащихся во что – то разумное и понятное, прежде всего им.

– Я слушаю, Антон.

– Мифология – это, назову их так, некий сборник, состоящий из этих же мифов, определенной народности, с вытекающим характерным мировоззрением.

– Спасибо, Антон. Назовите теперь героев славянской мифологии, которых вы знаете? Ну, активней ребята, – подстегивал я.

Из рядов донеслось:

– Перун… Сварог… Дажбог… Ярило…

– Ярило! Ну и сказал! Какой же это мифологический герой? Это же сорт кваса! – как всегда вставил свое слово Олег Люлька, вызывая тем самым всеобщий громкий смех.

Я сам невольно улыбнулся от комментария Люльки. Люлька относился к категории тех нерадивых студентов, которые хромали на обе ноги, что касалось учебы, но вот в том, чтобы повеселить или выкинуть какой – то фокус, в этом ему не было равных. Но все его шалости были безобидны и не несли явного негатива. За рамки он не выходил и этим подкупал многих, в том числе и преподавателей. Порой, но это мое личное суждение, они даже в чем – то помогали разрядить обстановку и преподнести порцию юмора в тяжелые будни учащихся. Практически в каждой группе был такой как Люлька.

– Судя из того, что мы только что услышали от тебя, Олег, нам стало понятно, какому напитку ты отдавал предпочтение этим летом, – ответил я парню, зная заранее, что получу не менее остроумное продолжение. В чем – чем, но в этом он преуспел.

– Век живи – век познавай, Богдан Назарович, – парировал Люлька, перефразировав известную поговорку, а затем добавил. – Имидж ничто, жажда – все.

– Это хорошо, что ты сделал выбор в пользу отечественного производителя. – Я перешел к анонсу предстоящей лекции. – О славянской мифологии мы говорили в прошлом году. На следующем занятии мы более тесно познакомимся с украинской мифологией. Может кто-то назовет мне персонажей украинской мифологии?

Я следил за глазами учащихся. Мой вопрос застал их врасплох. Не все были готовы ответить вот так сразу. Им понадобиться напрячь память и знания. Хмара уже тянула руку. В ней я не сомневался. А что же остальные? Всего пару человек готовы были к ответу. Не густо. Жаль, конечно, но что-то подобное я и предвидел.

– Прошу вас, говорите.

– Лихо, – робко донеслось из последних рядов.

Я кивнул в ответ.

– Водяник… Магура…Чугайстер… – Теперь звучало уверенней.

– Хотелось бы сказать вам об особенностях украинской мифологии. Украинским мифам характерна непривычная близость к природе, к хлеборобскому быту наших предков. Преобладающими персонажами мифов были отец-хозяин, мать-хозяйка, их сыновья и дочери, их скот и поля. В самых архаичных колядках и щедривках можно найти прославление не какой-либо конкретной семьи, а скорее – отголосок прославления семьи небесных тел и природных явлений: Солнца, Луны, звезд, мелкого дождя и т. п. Люди жили в полной гармонии с природой и потому и Боги, и мифические существа были для них естественными и родными. Византийские мифы в первой половине христианской эпохи были чужды и непонятны украинцам того времени, потому они и пытались сберечь свою тайную веру, часто прячась в густых дебрях лесов, которые были недоступны для миссионеров новой веры. К сожалению, у нас мало сохранилось письменных произведений о народных верованиях.

Характерной особенностью украинской мифологии был пантеизм, то есть философско-религиозного учения, по которому Бог отождествлялся с природой. В Украине существовала своеобразная иерархия Богов: во главе всего мира стояли самые старшие Боги, которые управляли всей жизнью, дальше стояли Боги ниже рангом, а также демоны, которые предоставляли услуги старшим Богам; у самого «подножия» были люди, наделенные достаточной силой, чтобы побеждать демонов.

У некоторых народов существует четкий раздел духов на злых и добрых. В украинской мифологии существует относительное безразличие к такого рода разделу, ведь добро и зло, которое приносят духи, определяется не столько природой самих духов, сколько их ролью в данной ситуации. Потому наши предки приносили жертвы разным духам, которые могли нести зло, чтоб задобрить их отвратить от себя нежелательные происшествия или явления. Даже после принятия христианства, как и в старые времена, так и через тысячи лет, украинец готов действовать по принципу: «Бога люби, но и Черта не гневи».

И мне хочется верить, что в недалеком будущем на экраны наших телевизоров выйдет блокбастер о том, что мир неоднократно будут спасать украинцы при помощи уже упомянутых нами Перуна, Велеса, Ярило, Мокоши, а не американцы с греческими и скандинавскими богами.

Последняя моя фраза прозвучала, как мне кажется немного пафосным, но я решил все – таки закончить именно так. И в этот момент раздался звонок, извещающий об окончании пары. Я уложился, осталось только одно – задать домашнее задание. Студенты уже поднялись и заторопились к выходу. Мне пришлось поднять свою руку, чтобы привлечь их внимание.

– Секундочку, ребята. Я еще не задал домашнего задания.

Мои слова заставили замереть студентов на месте и прислушаться. Я не был самым строгим преподавателем, но во всем любил порядок, даже в мелочах. И если нужно, что – то выполнить, то уж извольте, выполняйте.

– Подготовьте сведения о персонажах украинской мифологии. Выбор за вами. На этом лекция закончена. Всем, до свидания.

Я кивал проходящим мимо студентам, попутно складывая свои книги и конспекты в сумку. Для меня это была последняя пара на сегодня. Собрав свои вещи, я достал свой мобильный. Включил его. У меня была такая привычка – всегда отключать телефон во время занятий. Именно отключать. Не ставить на тихую связь или режим вибрации, так как считал, что меня ни что и никто не должно отвлекать. Экран ожил, и я увидел, что у меня два пропущенных звонка и одно сообщение. Интересно кому я понадобился? Все стало ясно, когда я открыл функцию входящих звонков. Ну, конечно, кто же станет мне так настойчиво звонить, кроме моей родной сестры Мирославы! Сколько раз ей говорил, чтобы она не беспокоила меня, пока у меня не кончатся лекции. Все без толку. Мирослава человек упрямый. Сообщение также было от нее. Молодец, исправилась. «Извини, совсем вылетело из головы. Перезвони мне, как только освободишься». Я, покинул аудиторию, и уже собирался набрать номер сестры, как столкнулся в коридоре с Игорем Паперным – коллегой и другом. Точнее сказать так. В первую очередь – другом, а уже потом – коллегой.

– Привет, Богдан.

Наша дружба завязалась сразу – с первой же встречи. Работать в институт мы пришли одновременно. Я – как учитель истории, а он – как преподаватель математики. Оба – молодые специалисты, которые сами совсем недавно постигали гранит наук, и теперь нам предстояло передать постигнутые знания и кое – какой опыт следующему поколению. Руководство института не делало никаких экспериментов насчет нас. Оно решило идти по курсу омоложения преподавательского состава, и выбор пал на нас с Игорем.

– Здорово, Игорек, – и мы, как и подобает, двум товарищам крепко пожали руки.

В отличие от Игоря я придерживался консервативности в одежде. Он же всегда одевался классически: неотъемлемый костюм, строгий галстук, всегда начищенные туфли до блеска. А вот внешность у него была типичного безумного математика. Этакий эталон человека, живущего в мире цифр, функций, теорем и все что с ними происходит. Волосы всегда взъерошены, взгляд рассеянный, словно он что – то потерял или наоборот нашел, но не знает, что с этим делать. Движения резкие, хаотичные, которые порой забавляли меня. Но, несмотря на все это Паперный был преданный своему делу, и ему можно довериться во всем. Я всегда на первый план ставил личностные отношения, и лишь затем – профессиональные. Студенты относились к нему с уважением, несмотря на его некую чудаковатость, а в коллективе он чувствовал себя свободно и легко. Он со всеми находил общий язык, не вступал в открытые конфликты. Да и коллектив у нас был дружный, что являлось залогом здоровой атмосферы. Работать было приятно, как Паперному, так и мне.

– Ты уже свободен? – спросил Игорь, как всегда, запуская свою пятерню в непослушные волосы, стараясь привести их в порядок.

– Да. А ты еще занят?

– Тебе не кажется, что сегодняшний день слишком длинный? – Паперный состроил недовольную мину. Я не был прорицателем, но понял что у моего друга еще есть лекции.

– День, как день, Игорь. Просто ты еще не втянулся. Начало всегда утомляет, так что давай настраивайся. Покой нам только снится.

– Кстати о покое, раз ты о нем упомянул. Ты на юбилей идешь? В пятницу.

– В эту пятницу? Вот время летит.

– В эту, в эту, – передразнил меня Игорь. – Деньги сдал?

– О деньгах совсем забыл. По сколько там скидываются?

– По двести гривен. Человек ведь уважаемый, значит и подарок должен быть… особенным.

Я потянулся к своему портмоне и вынул две банкноты номиналом по сто гривен.

– Игорь ты еще здесь остаешься, сдай за меня.

– Ладно. Сдам, не волнуйся. Вечером позвоню.

– Спасибо, – поблагодарил я товарища и на прощание похлопал его по плечу.

В ближайшую пятницу юбилей у нашего замдекана – Маргариты Карловны Пелех. Она отвечала за учебную работу института и за ее спиной ее называли «серым кардиналом в юбке». Внешне женщина неброская, как на первый взгляд, даже с какой – то провинциальностью в манерах, но мы знали, что все это обманчиво. Дочь известного профессора она слыла человеком, несомненно, умным, проницательным, с развитым чувством юмора. Пожалуй, самым главным ее качеством было умение использовать чувствительность окружающих. Я еще не встречал такого человека как она, который так хорошо разбирался в психологии человека. И если бы она выбрала именно эту отрасль – психологию, то, скорее всего на этом поприще добилась бы больших высот. Я к ней относился с уважением и иногда пользовался ее советами, которые считал весьма полезными и нужными. Такую как Пелех лучше иметь в когорте друзей, нежели среди врагов. Покинув здание института, я направился на стоянку, где находились автомобили преподавательского корпуса. Не секрет, что многие из наших учащихся приезжали на занятия на своем личном транспорте, но всегда существовала некая негласная субординация, где четко было определено место для педагогов и учеников. Отключив сигнализацию, я набрал номер Мирославы, гадая, что заставила ее набрать меня посредине лекции. Обычно она звонила мне, когда не могла справиться со своими бытовыми проблемами. Вот чего – чего, но этого сестра не любила. И тогда я примерял на себя роль «брата на час». Мне не доставляло это никаких хлопот, и я даже с радостью исполнял обязанности слесаря, сантехника, электрика. Ведь я же все – таки старший брат, и к тому же еще единственный близкий родственник. После третьего гудка я услышал такое привычное:

– Ну, наконец – то.

– Что за аврал на этот раз? – я сразу спросил Мирославу, при этом открыл дверцу своей «Шкоды – октавиа» и забросил сумку на заднее сиденье.

– Нужно встретиться, – весьма требовательно заявила сестра.

Наши встречи, как правило, были по пятницам, плюс выходные. Эта пятница отпадает, так как мне придется идти на юбилей Маргариты Карловны.

– Сейчас?

– Да. Минут через сорок тебя устроит? У тебя ведь нет лекций? Я угадала?

– В самое яблочко. Ты можешь мне объяснить, что все – таки стряслось?

Упрямый характер сестры иногда раздражал меня. Если она что – то решила, значит так и будет. В этом она очень сильно была похожа на отца. Меня не очень привлекала перспектива ехать через полгорода, и потому я сделал попытку решить все прямо сейчас.

– Твоя проблема не может подождать… – я сделал паузу, и лишь затем добавил: – … скажем, так до завтра?

– Нет, не может. И это не телефонный разговор, – категорично молвила Мирослава, и следующими словами поставила окончательную точку. – Жду на нашем месте.

Ну, что ты поделаешь. Хочешь – не хочешь, Богдан, а встречи не миновать. Одно меня утешило – так это место нашей встречи, коим был суши – бар «Дайтори» в котором готовили, как на мой вкус отличное гастрономическое блюдо, перед которым я не мог устоять – нигири с тунцом. С этой перспективой я сел в машину и покинул стоянку, вклинившись в поток машин.

В отличие от утра и вечера, в послеполуденное время, движение не было столь интенсивным, и к месту встречи я надеялся добраться вовремя. Я включил радиоприемник и настроил ее на любимую радиоволну. Из динамиков донесся хрипловатый голос Святослава Вакарчука, поющего о том, что он не сдастся без боя. Ну, прямо как моя сестра.

Мы остались с ней сиротами этой весной. Мирославу едва назначили на место директора библиотеки, сменив на этом посту свою предшественницу, ушедшую на заслуженный отдых. Первой от нас ушла мать. Она дважды в неделю посещала хор народной песни в районном Доме Культуры. Ее сбила машина, когда она возвращалась поздним вечером после посещения хора, готовясь к концертной программе. В результате нанесенных травм, на третьи сутки после аварии она умерла, так и не придя в сознание. Водитель машины, совершивший наезд, скрылся с места преступления, и все попытки отыскать его завершились ничем. Очевидцев трагедии не нашлось, а участок дороги, где все произошло, не был оснащен камерами видеонаблюдения, которые могли бы указать на след лихача. Отец пережил маму совсем недолго, – всего месяц, скончавшись от обширного инфаркта. Так мы стали в новом статусе, статусе сирот за каких – то неполных два месяца. Мы не остались одни – в прямом смысле слова. Брат отца и мамина сестра со своими семьями нам очень помогли в первое, и, пожалуй, самое трудное время, но мысль о том, что мы никогда уже не увидим самых близких и дорогих нам людей, осталась до сих пор. Рана, пускай она и душевная, заживает не сразу и лекарств, избавляющих от этой мучащей боли, к сожалению, человечество еще не придумало. Наши родители о нашем будущем побеспокоились заранее, словно предчувствовали свой ранний уход, за что я им был очень благодарен. По окончании института они купили мне квартиру. Затем настала очередь Мирославы получить такой же подарок. Родители всегда твердили нам, что самое важное для человека – это свобода. И это говорили люди, которые большую часть своей жизни провели на закрытом предприятии, где каждый шаг проверялся, словно под лупой. И именно поэтому они и ценили превыше всего свободу, познав все «прелести» тотального контроля. Сами же они остались в нашей старой квартире. У них были отложены средства, как я понял позже, как раз для нас, плюс ко всему им пришлось продать нашу дачу за весьма неплохие деньги. Сейчас район бывшей дачи был весьма модным и престижным местом новостроек, где цены на жилье с каждым днем росли в геометрической прогрессии. Мы с сестрой на дачу приезжали очень редко и неохотно, дав ясно понять, что для нас она практически ничего не значит. Не скрою – когда мы были еще детьми, каждая поездка была сродни путешествию в другой мир, когда вокруг все благоухает новыми красками, а пребывание на четырех сотках живописного места у леса была связана с полной изоляцией и избавлением от городской суеты. Со временем период романтики куда-то полностью испарился, и мы поняли, что нас не тянет к разведению кустарников, огорода, сада. Мы отдавали предпочтение все-таки городскому образу жизни. Я, еще кое-как помогал родителям, а Мирослава полностью отдалась своему увлечению, погрузившись с головой в мир книг.

Отец научил ее, в отличие от меня, читать очень рано. Ей еще не было и пяти лет, а она уже свободно читала, довольно-таки объемные тома. В школу она пошла ребенком начитанным, а ее знания, полученные в книгах, заставили первых педагогов удивляться девчушке, мыслящей уже как взрослый человек. Я все время помню ее с постоянным спутником, – коей была книга. Я часто дразнил ее «книжным червем», и когда она заявила, что пойдет учиться на библиотекаря, то ее выбору я не удивился. Экзамены она сдала блестяще и училась с охотой и азартом, учитывая то, что еще с детства у нее озорной и упрямый характер. Мирослава полагалась только на свое мнение и очень редко кому доверяла. Даже скажу больше – такой чести удостаивался лишь один человек – и это был я. Еще пару лет назад мне не нравилось в ней одно – ее чрезмерная самоуверенность. С годами именно ее самоуверенность становилась для нее приоритетной позицией в построении отношений. И поэтому друзей у нее было совсем мало; их можно было пересчитать с помощью пальцев одной лишь руки. Но зато у нее появилась другая страсть, словно компенсация за то, что она так и не научилась сходиться с людьми. Страсть к животным. Она обожала всех без исключения. Будь то бабочка или брошенная кем – то на улице дворняга. Сколько их побывало у нее в квартире, всех и не вспомнишь. Прямо – мини – приемник. И это несмотря на многочисленные жалобы ее соседей. Но из всех приносящих, найденных представителей наших братьев меньших, у нее прижился лишь один питомец. Это трехцветный кот неизвестной породы, получивший кличку – Бармалей. И кличка полностью оправдывала себя. Кот был задиристый, хулиганистый и с ним всегда нужно было быть начеку. Ожидать от него можно было чего угодно. Но мы с ним нашли сразу общий язык и жили дружно. Даже когда Мирослава уезжала в прошлом месяце на курсы и еще на конференцию в начале лета, Бармалей жил у меня. Я даже рад был его компании и стал понемногу понимать его характер, а он понимал меня, но по – своему. Вот эта любовь к животным изменила Мирославу в лучшую сторону. Она стала понимать окружающих и впускать их в свою жизнь. Теперь она свободно общалась с теми, кто ее окружал и спокойно заводила знакомства, даже случайные, чего я ранее не замечал. Теперь она выступала в ипостаси нового образа, спасающей всех и вся. Ну, прямо новоявленная Мать Тереза, принимая все близко к сердцу, став сердобольной и бегущей на помощь к любому, кто ее звал, прося поддержки. И потому, когда я подъехал к «Дайтори» у меня закралось предположение, что поводом для нашей встречи станет мой очередной совет, связанный с одной из многочисленных подружек из окружения, Мирославы, которые попадали в непростые, и порой щепетильные ситуации. Она полагалась на мой мужской опыт и часто повторяла: «что историк – сродни психологу. Он должен учитывать опыт предыдущих поколений, а значит видеть все правильно и рассудительно». Но разве поспоришь с родной сестрой? Если бы возникли бытовые проблемы, то она бы сразу все сказала по телефону. С этой мыслью я и вошел в суши – бар.

2

Суши – бар «Дайтори» местом наших встреч был выбран не случайно. И все благодаря опять же моей сестрице. У нее теперь появилось новое хобби. Вернее, их стало два, но на первом месте стояло увлечение восточной культурой, куда естественно входила и восточная кухня. Об ее занятиях йогой, популярной в последнее время, я ничего не имел против, даже наоборот, считая, что йога весьма полезна, прежде всего, для здоровья. Хотя и относился к этому по – началу скептически, понимая, что это очередное короткое увлечение, которое быстро пройдет. Но каково же было мое изумление, когда в мой очередной приезд на ее квартиру, я застал ее в одной из поз, под льющеюся громкую музыку ситары. Я понял, что теперь такую картину я буду наблюдать часто. А вот второе увлечение, ну никак, на мой взгляд, не вписывалось с первым. Это рок – музыка. Как по мне, громкая, порой грубая, жесткая, разрывающая барабанные перепонки музыка – смесь чего – то несовместимого как для двадцатитрехлетней девушки, к тому же работающей в библиотеке. Ответ Мирославы был краток: «в этом я нахожу свою гармонию и баланс». Как тут возразить такому утверждению?

«Дайтори» как и подобает заведениям подобного типа, отвечал всем принятым атрибутам: ярким тканям – бархату, шелку, парче. Необычной формы столики. Стены в росписях. Светильники по всей площади выполнены из рисовой бумаги. Обслуживающий персонал, конечно же, не состоял из представителей азиатской расы, но канонов придерживался. Одежда восточная, пестрая. Речь спокойная, вежливая, напоминающая мне звуки все той же ситары. Настоящий кусочек Азии в одном из европейских городов.

Мирославу я заметил сразу. Она сидела за столиком и уже поедала свои любимые роллы. Сестра относилась к той редкой породе женщин, которые никогда не опаздывают на встречи, чего не скажешь о представительницах второй половины человечества, считая это больше за норму, чем за правило. А ее аппетит поражал не только меня одного. Он был сугубо мужской. Так едят только мужчины – жадно и быстро. От своих привычек она избавляться не хотела. Так вел себя за столом и отец, получая частые замечания от матери. И еще одно. Когда она нервничала, у нее был неуемный аппетит. Впрочем, не у нее одной. Я знал пару человек, у которых так же проявлялось чувство голода, даже при малейшем волнении.

Мирослава не замечала меня, как будто встречу назначил я, а не она. Своим присутствием она привлекла внимание несколько мужчин, роняя вполне недвусмысленные взгляды в ее сторону. Моя сестра не была гадким утенком из одноименной сказки известного писателя, а ее новый образ, пришедший на смену старому, придавал ей некую изюминку совсем еще юной девчонки. Раньше она носила длинные волосы, и мне казалось, что от такой красоты грех отказываться. Но надо было знать Мирославу. Кто – то из подруг посоветовал ей короткую прическу, и в один прекрасный день она удивила, пожалуй, не только меня одного. Я тогда тактично промолчал, полагая, что она вполне самостоятельная и вправе принимать те решения, которые она считает нужным, получив за свое молчание благодарную улыбку и поцелуй в щеку. Это был редкий знак проявления любви от сестры, которого еще нужно было и заслужить. Один из незначительных знаков в небольшом наборе наград Мирославы, предназначенных лишь для меня.

Мирослава предпочитала носить классическую одежду, как мой друг и коллега – Игорь Паперный. И это не было отражением ее положения в качестве человека, вокруг которого постоянно были книги. Такой стиль она выбрала осознанно, без чьего – либо вмешательства. Сегодня она выглядела как обычно: строгий короткий пиджак поверх белой, как всегда отутюженной блузки. Юбка чуть ниже колен и закрытые туфли-лодочки.

Меня она заметила лишь тогда, когда я уже вплотную подошел к столу. Мы были настолько близки, что мне было достаточно одного, короткого взгляда, чтобы понять настроение сестры. Если применить к ней некую шкалу, которая измеряет уровень обеспокоенности, то Мирослава находилась на самом ее пике, за той чертой, где мне уже стоит заволноваться и применить все средства для того, чтобы погасить очаг ее присутствующего волнения.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Обычный ритуал при наших встречах. Я сел напротив и внимательно посмотрел в ее глаза, в которых серый цвет преобладал над голубым. С сестрой явно было что-то не так, подтверждая мою догадку.

– Привет, – коротко обронил я, продолжая наблюдать за Мирославой.

Ее тонкие, безупречно розовые губы, сразу же мгновенно приоткрылись для того, чтобы произнести мне короткую, но такую понятную фразу, которая выдавала ее нынешнее состояние с лихвой. И как обычно в таких случаях она стала потирать пальцы рук.

– Ну, наконец – то.

– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал я, готовясь услышать все что угодно – вплоть до вселенского заговора, в котором участвовала и моя младшая сестрица.

– Может, для начала сделаешь заказ? – предложила Мирослава, из чего я сделал первый вывод: беседа предстояла долгая.

Но то, что я увидел и услышал далее, перечеркнуло все мои самые всевозможные варианты, которые могли объяснить ее поведение. Услужливый официант пошел выполнять мой заказ, а я уставился на сестру, ожидая от нее продолжения. Мирослава отставила свою тарелку с остатками еды чуть в сторону, тяжело выдохнула и потянулась к сумочке, которая висела на стуле. Я лишь наблюдал за ее движениями. Через мгновение она протянула мне черно-белый снимок. Я вначале недоуменно уставился на сестру, а затем уже стал смотреть на фото.

Снимок был старый, черно – белый и не совсем качественный. Тот, кто его проявлял, был явно непрофессионал. Новичок-любитель – одним словом. На фото были запечатлены люди, стоящие в ряд в расслабленных позах. Семь человек: пятеро мужчин и две женщины. Одеты неброско, как вроде бы для загородной прогулки, что, впрочем, было недалеко от истины, так как вокруг них развивались кроны деревьев, что-то из породы хвойных. Так сразу и не разберешь. На заднем фоне виднелся автомобиль. «Москвич». Модель «Иж – Москвич-412ИЭ», с круглыми фарами и решетками с двумя горизонтальными брусьями. Я присмотрелся к лицам людей на снимке. И каково же было мое удивление, когда среди них я узнал маму и папу. Совсем еще молодых, излучающих радость и возбуждение, как мне показалось на первый взгляд. Но самое главное и поразительное было то, что пятеро из семи человек на фото, были перечеркнуты крест – накрест обычным карандашом. В том числе и мои родители. Какая-то чертовщина. Кому понадобилось делать подобную отметку? А главное – зачем? Я перевернул фотографию. Обратная сторона была абсолютно чистая. Ни надписей, ни пометок.

Принесли мой заказ, но к еде я не притронулся. Я уставился на Мирославу, при этом стуча указательным пальцем по снимку. Предоставленное фото я видел впервые. В наших семейных альбомах я подобного снимка не замечал.

– Откуда у тебя это фото? – спросил я у сестры.

– Наших родителей ты видишь? – проигнорировав мой вопрос, Мирослава задала свой.

– Ну, конечно.

– А теперь прочти вот это.

Мирослава снова потянулась к своей сумочке и вынула оттуда сложенный напополам лист бумаги, вырванный из обычного блокнота для записей который можно было купить в любом канцелярском отделе. Все это можно было сравнить с игрой фокусника, демонстрирующего свои пассы, забирая все внимание собравшейся публики на своих магических приемах. Сначала фото, теперь вот лист, исписанный простой ручкой для письма. Я протянул руку и поднес листок для чтения. Почерк вполне понятный, слегка размашистый. У некоторых моих студентов манера письма была и похуже, почти как у медиков, выписывающих рецепты, – одни сплошные закорючки.

«Здравствуй, Вадим! Пишу тебе письмо, решив прибегнуть к старому и проверенному способу.

Хочу сразу тебе сказать, что побудило меня написать тебе письмо – это последние события, о которых я узнал совершенно случайно. Мне больно осознавать, что все мы стали непосредственными участниками и заложниками прошлого. Вся реальность случившегося с нами связала нас в тесный клубок. Клубок, сотканный изо лжи и молчания. Мы закупорили сковывающею нас тайну на долгие годы. Продолжать можно долго, но от этого легче никому не станет. Мы жили своей жизнью, как будто ничего и не было, но каждый проживал ее по – своему. Позабытый всеми нами «миф». Теперь же все изменилось. И смерть Зинаиды – тому явное подтверждение. Это был первый сигнал. Закон бумеранга никто не отменял. Нам все вернулось…»

Я закончил читать это странное, недописанное письмо, а мои мысли моментально образовались в рой вопросов, на которые я естественно ожидал услышать ответы. Если я не ошибаюсь, то в письме упоминалась моя родная мать. Фотография только подтверждала мой первый итог. Что за тайны хранит письмо? О каком «клубке, сотканном изо лжи и молчания» упоминает неизвестный? И эта странная фраза «нам все вернулось»? Зачем было метить пятерых? Почему не всех? И что он хотел сказать о смерти моей матери? Смерть ее – подтверждение чего? И самый главный вопрос: «Кто автор этих строк»? Совершенно ничего не понятно. Сплошная абракадабра. Сплетенный узел, который не разорвать. Понятное дело, что теперь мне было не до еды. Я уставился на сестру, в надежде получить любое, даже маломальское объяснение.

– Рассказывай, – с нажимом в голосе произнес я сестре, кивая на письмо незнакомца и черно-белую фотографию, выступающая как некое приложение. Однозначно все это было взаимосвязано. Во мне в первую очередь сработал рефлекс педагога, вернее историка, который предпочитал во всем ясность и точность изложенных фактов и событий, смешиваясь с чувством тревожной мнительности.

– Откуда у тебя все это? – повторил я свой жест, направленный на лист и снимок. Два предмета содержащих в себе прежде всего эффект неожиданности и некой тайны. Или я все-таки преувеличиваю?

К чести, Мирославы первая волна потрясения в отличие от меня у нее уже прошла. К тому же она владела большей информацией, чем я.

Сестра выдержала паузу, дав мне ясно понять, что к подобным и вполне логичным вопросам она была готова. Но ее ответ, вернее вопрос, застал меня врасплох. Почему она оттягивает момент? Непонятное поведение со стороны сестры.

– Как ты относишься к случайностям? – неожиданно спросила Мирослава, пристально смотря на меня.

– Энгельс как-то сказал, что «случайность – это неопознанная закономерность». К чему этот вопрос, Мирослава? Где связь? – какой-то внутренний поршень стал заводить меня, готовясь ко всему, что я бы не услышал далее.

И Мирослава стала рассказывать: внятно, неторопливо и доходчиво. Она прошла горнило экзаменов и умела выстроить всю цепочку от «а» до «я», как мои самые лучшие студенты. Подобных студентов я называл просто – «зачетные». Так что мне пришлось на несколько минут сбросить нахлынувшее напряжение и внимательно слушать сестру, не пропуская ни единого слова.

– Из городского бюджета нам выделили средства на ремонт библиотечного зала. Ты же знаешь, в каком здании находится наша библиотека.

Действительно, постройка, где работала Мирослава, была довольно-таки старой; ей еще владел купец Трифонов, известный в свое время меценат и ценитель прекрасного. Фасад здания со временем утратил свою былую прочность и нуждался в скорейшем ремонте. Мирослава, будучи директором библиотеки, неоднократно обращалась в городскую мэрию, и это дало свой результат.

– Мы перенесли наши книги и мебель из библиотечного зала в конференц-зал, освобождая место для строителей. Затем принялись делать перестановку уже в конференц-зале, так как там царил настоящий хаос. И вот там я совершенно случайно задела стопку книг. Одна из книг раскрылась, и я обнаружила вот это письмо и фотографию. Я стала приводить все в порядок, взяв естественно выпавшие снимок с письмом. Такое случается. И довольно-таки часто. Наши читатели оставляют в книгах все что угодно – вплоть до денег. Да, поверь, бывали и такие случаи. Я машинально хотела засунуть все обратно, но интерес призвал меня взглянуть на фото, и каково же было мое удивление, когда на снимке я распознала наших родителей. Понимаю, что читать чужие письма считается дурным тоном, словно вторгаешься в чужое пространство, но так сложилась ситуация, – стала оправдываться Мирослава, хотя у меня сейчас и не было никакого желания упрекнуть ее в содеянном поступке. Я жаждал продолжения. – И я стала читать письмо, строчка за строчкой. У меня были точно такие же чувства, как и у тебя, минутой ранее: непонимание, смятение. Внутри меня появилась какая-то тревога. Я принялась расспрашивать наших девочек о книге, из которой выпало письмо со снимком.

– Что это была за книга? – прервал я сестру, поинтересовавшись книжным фолиантом, как – будто бы это имело какое – то значение.

– «Прощай, оружие».

Роман общепризнанного мирового классика – Эрнеста Хемингуэя. История любви американского добровольца и английской медсестры, развивавшейся на фоне сражений Первой мировой войны. Замечательный роман выдающегося писателя.

– Ты ведь знаешь, что на форзаце каждой библиотечной книги вклеен листик сроков возврата полученной книги. Благодаря этому листку мы можем определить читательский номер, – Мирослава стала посвящать меня в тонкости библиотечного дела. – А дальше все предельно просто. Каждый читатель проходит непременную процедуру: регистрацию, с последующим заполнением формуляра, где указывает свою фамилию, имя, отчество, возраст, место работы или учебы, домашний адрес и телефон. И вот тут начинается самое интересное. С этой книгой связана какая-то странная история. Как оказалось, ее принес не сам читатель, а как оказалось – его соседка, молодая девчонка. Книгу принимала Кира Будакова, но она так и не вспомнила, что же на самом деле произошло с незадачливым читателем. Она забыла, что ей говорила девушка.

Меня удивляло и поражает до сих пор, что в наше время, – время поглотившей всех без исключения всемирной паутины и новых технологий, что кто-то еще посещает библиотеки, вдыхая запах покрытых пылью книг, томно ожидающих своего читателя, временного властелина на несколько последующих дней. Да я и сам, что греха таить, отдавал предпочтение электронным и аудиокнигам. Но считал, что они все равно не заменят книжную версию. В бумажной книге есть своя неповторимая магия.

– И таким образом я нашла последнего владельца романа, в котором и содержалось фото и письмо. Это некий Дудник Станислав Иванович. Возраст шестьдесят три года. Пенсионер, согласно заполненному формуляру. Проживает по адресу: улица Энтузиастов, дом семь, квартира девяносто два. В формуляре был указан его стационарный номер. Я звонила, но мне так никто и не ответил.

Фамилия Дудник ничего мне не говорила. Ее я слышал впервые; по крайней мере, в среде знакомых моих покойных родителей она не всплывала. Я бы точно вспомнил. Очевидно, было другое – он видимо знал маму и папу. Да и возраст подходящий. Столько же было и моим родителям. Вполне вероятно, что они могли где-то, да и пересечься. С этими рассуждениями я и поделился с Мирославой, взяв в руки найденный старый снимок. Теперь я стал рассматривать его более тщательно, внимательно всматриваясь в лица. Своих родителей я откинул. Оставалось пятеро. Вернее – шестеро человек. Добавим сюда фотографа. Кто-то же их снимал. И был ли среди них Дудник Станислав?

Компания состояла из людей приблизительно одного возраста. Значит, они точно были знакомы и, возможно, часто проводили время вместе. Собрался круг друзей. Мои родители работали на предприятии, как было принято называть в то время относящейся к министерству обороны – «оборонке» и естественно относилось к категории «закрытых». И априори вольный допуск туда был закрыт. Круг для избранных и посвященных, служащих на благо как тогда считалось нерушимой страны. Конечно, все сотрудники подобных предприятий были под колпаком самой могущественной организации – КГБ, которую в народе называли «Как Господь Бог», что впрочем, было недалеко от истины. Мама с папой, вели нормальный образ жизни, практически, как и все жители Советского Союза, но только на первый взгляд. Для них существовали некие правила и нормы, а главное – инструкции, которых они должны были придерживаться. Этого всего мы не знали, хотя и понимали, что наши родители из разряда так называемых «привилегированных». Они получали дополнительный «паек», включающий в себя в первую очередь продукты питания, ради которых большинство советских граждан стояло в многочасовых очередях или переплачивали в три дорого, чтобы выложить добытое на стол, под завистливые взгляды гостей. За родителями иногда приезжала казенная «Волга», по пути завозя и нас в детсад, а потом и в школу. Даже по тем временам детсад и школа считались престижными. Сегодня этим никого не удивишь, а вот тогда мы часто встречали неоднозначные взгляды и перешептывания за спиной. Мы знали, что родители работают над чем-то важным, нужным для страны, и поэтому они не посвящали нас о своих рабочих буднях, приучив нас с детства, что эта тема закрыта. На нее положено табу и нам не позволят познать всей правды. Что говорить, если мы так и ни разу не были на рабочем месте родителей, в отличие от своих сверстников, которые часто делились впечатлениями от походов на место работы своих кровных родственников.

Мама с папой не часто приглашали своих друзей на дом или на дачу, а если кто и приходил, то был в основном из их круга. Я понял это позже. Меня и маленькую сестренку пытались отгородить от взрослых разговоров и потому мы зачастую оставались одни, или в компании детей.

Судя по снимку, собралась взрослая компания. Будь они с детьми, то мы тоже были бы запечатлены. Место мне было не знакомо. Четверо из мужчин, включая и моего отца, словно сговорившись, одеты в «штормовки» – распространенный предмет одежды удобный как раз для таких вот случаев, когда выбираешься на природу или рыбалку. Пятый же мужчина был одет в вязаный свитер под горло. Мама и незнакомая женщина под стать всем присутствующим оделись тоже неброско – легкие, сезонные курточки: мама в светло-голубой, женщина – в курточке пепельного цвета. Лицо женщины размыто. Только теперь я заметил, как у одного из мужчин, из-за спины торчал гриф гитары. Цвет автомобиля, скорее всего светлый, а номер невозможно разглядеть.

– И что нам со всем этим делать? – прочертив круг в воздухе, спросил я Мирославу.

Как оказалось, у сестры был готовый ответ.

– Разобраться, – обронила сестра, как будто речь шла о пустяшном деле.

– Каким образом?

– У нас есть адрес Дудника. Или ты забыл?

– Подожди… – остановил я сестру, пытаясь понять, к чему она клонит. И согласился с ее предложением. Задачка вроде бы простая.

– Тогда поехали, – мне не терпелось поскорее узнать, что вскрывалось за всем этим, и как к этому всему причастны мои покойные родители, помеченные крестом. Мое любопытство разыгралось и требовало действий.

– Ты меня прости, но я не могу. – Мирослава посмотрела на экран своего мобильного. – Через двадцать минут у нас запланирована встреча с молодым, но уже популярным писателем, и я обязана быть там.

– Тогда я поеду один. Тебя подбросить?

Ехать было всего ничего, как для городского жителя – две остановки.

– Да, конечно. Держи адрес, – сестра протянула мне листик с выписанным адресом Дудника, хотя я его запомнил с первого раза. С памятью у меня было все в порядке. – Ты так и не притронулся к еде. Поешь, еще есть время.

– Что-то не хочется, – честно признался я. Причина моего отказа была на поверхности. Таинственность снимка и письмо Дудника совсем отбили мою потребность в питании. – Только вот чая попью.

Чай оказался уже холодным, под стать моего душевного настроения.

К машине мы шли молча, не обронив ни слова, погруженные в свои мысли, и не трудно было догадаться, что они вились вокруг одного и того же.

– Ты думаешь, наши родители были замешаны в чем-то… непристойном… – последнее слово Мирослава прямо выдавила из себя. Хотя на ее языке я был уверен, вертелось совсем иное слово. И это слово ей явно не понравилось, как и вся эта темная история.

– Меня волнует совсем другое – почему сам Дудник не пришел в библиотеку, а передал книги через девушку? Заболел? Или уехал? Кроме этого, если ему так было важно это письмо, то почему он его так не дописал? Ведь судя по всему, он намеревался отправить его какому-то Вадиму? Тебе не кажется это странным?

Мирослава молчала, смотря на дорогу. Мимо нас проносились машины, люди. Город жил своей обычной суетливой жизнью, и мы были частью ее. Со своими бедами, радостями, огорчениями и ожиданиями. Внутри меня зарождалось неприятное чувство, вернее сказать предчувствие. Тревоги как таковой не было. Для меня сейчас предчувствие было почти как животный инстинкт, но в отличие от животных мы можем контролировать и направлять его в нужное русло. Я надеялся, что в ближайший час я найду ответы на многочисленные вопросы и приведу свои мысли в порядок, погружаясь снова в нормальное состояние, окончательно разогнав возникшее с ниоткуда облако волнения и смятения, которое так и зависло над нами.

У здания библиотеки было оживленно. Редкое как по мне зрелище. Я понимаю, если бы это был концерт известных исполнителей, а тут – всего, лишь встреча с писателем. К тому же еще молодым. Я покосился на витрину, висевшую над входом. Имя автора мне ничего не говорило. Макс Кидрук и презентация его книги с довольно таки интригующим названием «Доки світло не згасне назавжди». Название романа таило в себе какой-то налет мистики и таинственности, прямо как в нашей ситуации.

Мирослава положила на панель фото и письмо Дудника. Затем открыла дверцу, повернулась ко мне и надолго задержала свой взгляд.

– Ты как только что-нибудь узнаеш, набери меня.

– Сколько длятся такие встречи? – кивнул я в сторону афишы.

– Все зависит от писателя и читателей. Обычно час-полтора. Всегда по-разному. Чем интересней писатель, тем продолжительней встреча, за которой обязательно следует раздача автографов.

Я кивнул. С этим все понятно. А вот в нашей истории все пока на грани домыслов и предпосылок, на которые хотелось поскорее получить ответы. Махнув мне на прощание, Мирослава поспешила ко входу.

3

Улица Энтузиастов находилась в восточной части города. Езды до нее было с полчаса. Улица входила в состав старого района, строительство которого началось сразу же после окончания второй мировой войны. Если честно признаться был я там давно – лет семь или восемь тому назад. И потому я с живым интересом смотрел по сторонам, пытаясь увидеть изменения, которые должны были коснуться конечно же и улицы Энтузиастов.

К дому № 7 вела узкая дорога, требуящая срочного ремонта. Пока для меня здесь не было ничего нового. Все сотавалось по – прежнему. Дом номер семь словно копировал предыдущие. Стало сразу понятно, что они строились по шаблонному проекту. Энтузиазм строителей может как-то и проявлялся в те времена, но вероятней всего только в названии улицы.

Детскую площадку напротив дома трудно было назвать идеальной, и потому я не удивился, что она пустовала. Хотя нет, – в самом углу я заметил одинокого собачника выгуливавшего своего домашнего питомца – миниатюрную собачонку неизвестной мне породы. Припарковав машину сразу же за темно-синей «Тойотой» я вышел наружу, и уставился на дом, где проживал гражданин Дудник, оставленное письмо которого вызвало у нас с Мирославой кучу вопросов, на которые хотелось бы получить ответы.

Попасть внутрь мне мешал домофон; код я естественно не знал, и мне пришлось со стойкостью часового ждать у подъезда, в надежде, что дверь вскоре откроется одним из жителей дома. Прошло долгих, как по мне, десять минут ожидания и вот, наконец, волшебная дверь Сезама открылась, выпуская наружу пожилую пару, проводившую меня подозрительный взглядом, как только я, молча, прошмыгнул мимо них.