Читать онлайн Генри Сент-Джон, лорд Болингброк – английский мыслитель эпохи Просвещения бесплатно

© Елена Рубинштейн, 2020

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

* * *

Елена Бертрановна Рубинштейн родилась 13 марта 1960 года в городе Акмолинске (ныне Нур-Султан). В 1982 году закончила исторический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова, где специализировалась по кафедре «Новая и новейшая история Европы и Америки», а в 1988 году аспирантуру по этой же кафедре. Защитила кандидатскую диссертацию «Общественно-политические взгляды Болингброка» в МГУ 12 июня 1990 года. Член международного общества по изучению XVIII века. Выступала с докладами на международных конгрессах по эпохе Просвещения в 1995 (Мюнстер), в 1999 (Дублин) и в 2015 (Роттердам) годах. Материалы к докторской диссертации «Американская конституционная доктрина и британская политическая мысль в предреволюционный период: 1763–1775 годы» собирала в библиотеке Йельского университета Байнеке под руководством доктора Майи Дженсен. Диссертация была успешно защищена 5 мая 2004 года в Казахском национальном университете имени аль-Фараби (Алматы). С 2005–2008 годах – член диссертационного совета Казахского национального университета имени аль-Фараби по специальностям «Всеобщая история» и «Международные отношения». В 2008–2009 годах – эксперт Комитета по контролю в сфере науки и образования при министерстве образования Казахстана. В 2005–2009 – заведующая кафедрой «Всеобщей истории, экономики и права», а в 2009–2012 – декан факультете «Истории и искусства» Костанайского государственного педагогического института. С 2012 – профессор Костанайского социально-технического университета имени академика З. Алдамжар.

Монография Е. Б. Рубинштейн написана на основе кандидатской диссертации, защищенной автором в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова.

К работе над ней привлечен значительный объем английских источников.

Монография предназначена для студентов и преподавателей гуманитарных факультетов, а также для всех, кто интересуется эпохой Просвещения, культурой и историей Англии.

Введение

Болингброк Генри Сент-Джон (1678–1751 гг.) – один из лидеров тори, выдающийся государственный деятель и публицист в истории английского Просвещения, вызывает, как мыслитель, споры и разногласия в оценках вплоть до настоящего времени. Почти три века его имя является предметом ожесточенной идеологической борьбы. Впечатления о противоречивости этой сложной личности, отмеченной современниками, наиболее полно передал известный писатель Филипп Честерфилд: «Никакие тона не будут достаточно темными и достаточно светлыми для характера лорда Болингброка, потрясающего примера неистовства человеческих страстей и бессилия самого совершенного и высокого разума. Добродетели его и пороки, разум и страсти не переходили друг в друга неприметно – от оттенка к оттенку, но являли поразительный и резкий контраст»[1].

Примечательно, что никто из современников не принял Болингброка безоговорочно. Поклонников его политических идеалов, как правило, шокировало вольнодумство мыслителя в вопросах христианской религии, а сторонники философских взглядов не разделяли его политических симпатий. Болингброк был удивительно разносторонне одаренным человеком и в течение всей своей жизни представал в нескольких ипостасях: крупнейший государственный деятель Англии начала XVIII века и неофициальный лидер оппозиции правительству Роберта Уолпола; талантливый философ, размышлявший о Вселенной и о месте в ней человека; блестящий придворный и светский лев, утонченность его манер и умение вести себя в высшем обществе Честерфилд приводил в пример своему сыну; прекрасный публицист, создатель литературно-политических салонов, объединявших лучшие умы английского общества того времени. Подобный калейдоскоп жизненных ролей, исполненных Болингброком, в значительной мере объясняется не столько особенностями сложного и противоречивого характера этой выдающейся личности, сколько тенденциями переходной эпохи, предопределившей все превратности «немного комедии, гораздо больше трагедии»[2]. Г. Дикинсон, автор фундаментальной биографии Болингброка, объясняет противоречивость своего героя, ставящую в тупик всех биографов, тем, что он «соприкасался» с глобальными идеями и «множеством выдающихся исторических характеров», «был вовлечен в важнейшие идеологические битвы своего времени, в конфликт между земельными и денежными интересами, в оппозицию той политической системе, которая утверждалась вигской олигархией, был причастен к возникновению деизма и вызову ортодоксальному христианству, к движению Просвещения»[3].

Болингброк был всесторонне образованным человеком, обладавшим энциклопедическими знаниями как в области гуманитарных, так и естественных наук. Блестящий знаток множества языков, свободно цитирующий древнегреческих и латинских авторов, он обнаружил в себе незаурядные литературные способности, которые проявились уже в ранних поэтических опытах. Болингброк, по единодушному мнению современников, признавался одним из лучших ораторов Англии. Для его речей был характерен настолько совершенный литературный язык, что Питт Уильям-старший, граф Чатам, ставил их в один ряд с произведениями Тита Ливия и латинской трагедией. В манере же, в которой они произносились, Честерфилду слышалось нечто мильтоновское, что производило на аудиторию сильнейшее впечатление.

Наряду с личными талантами, Болингброк обладал редкой способностью находить единомышленников. Всю жизнь он выступал в качестве организатора, идеолога и вдохновителя интеллектуально-политической элиты. В разные годы им были созданы «Клуб братьев», «Октябрьский клуб» – политические салоны приверженцев тори. Он выступал в качестве как бы посредника и связующего звена между английскими и французскими просветителями, вращаясь в кругах эрудитов одного из признанных интеллектуальных центров Франции – академии Энтресоль. Болингброк сыграл определенную роль в формировании философских воззрений Ш. Монтескье, Вольтера, А. Поупа, Дж. Свифта. Даже будучи вне активной политической деятельности в конце жизни, он оказал мощное влияние на формирование целой плеяды молодых политиков, наиболее ярким представителем которой явился Уильям Питт Старший, будущий член палаты лордов.

Политические произведения Болингброка пользовались популярностью и среди позднейших английских политических деятелей различных убеждений. Георг III (1738–1820) воспитывался на трактате Болингброка «Идея о короле-патриоте». Английские радикалы-борцы за парламентскую реформу в 1760–1770-е гг. и 1832 г. черпали необходимые аргументы в «Диссертации о партиях». Сочинениями мыслителя зачитывались американские президенты Джонс Адамс (1735–1826 гг.) и Томас Джефферсон (1743–1826 гг.). Как замечает современный историк Б. Бейлин, посвятивший специальный труд исследованию идеологических истоков Американской революции, Болингброк «осветил путь американским радикалам». Большой знаток американской конституции У. Гвин полагает, что ее творцы в значительной степени заимствовали у Болингброка знаменитую теорию «сдержек и противовесов»[4].

Однако вопрос о вкладе Болингброка в историю общественной мысли до сих пор является предметом острой дискуссии среди западных исследователей. Его называют шарлатаном, еретиком и оппортунистом; основоположником как либерализма, так и консерватизма; теоретиком беспартийного правительства и оппозиции.

Теоретическое наследие Болингброка интересно не только как ярчайшее выражение идей английского Просвещения, как источник, к которому обращались английские, французские и американские просветители. Его изучение позволяет открыть новые грани общих проблем истории Англии XVIII века и истоки идеологических доктрин более позднего времени.

Наследие Болингброка в XX веке стало привлекать исследователей идеологии консерватизма. Несмотря на мнение одного из английских теоретиков X. Сесила о том, что подлинный консерватизм возникает только после Великой французской революции, Болингброк занял почетное место в пантеоне английских мыслителей консервативной направленности XVIII–XIX вв., наряду с Э. Берком, Б. Дизраэли и Солсбери. Его наследие рассматривается как выражение идеологии консерватизма на раннем этапе, как торийский ее вариант. Консерваторы до наших дней в политической борьбе ссылаются на авторитет Болингброка. Консервативный политический деятель Р. Батлер в конце 60 гг., оспаривая у социалистов пальму первенства в понимании значения государственного регулирования, указал: «Мы использовали власть государства, начиная с Болингброка, задолго до того времени, когда до этого додумались социалисты»[5].

Около двухсот лет в английской историографии не стихает спор вокруг проблем партий и оппозиции в XVIII веке. Одним из главных аргументов т. н. «ревизионистского направления» Л. Нэмира и его школы, отрицающих существование этих институтов, является ссылка на отсутствие конструктивных идейных платформ у деятелей всех оппозиций XVIII века, которые бы противопоставлялись официальной правительственной программе. Анализ трудов Болингброка, ставшего организатором и вдохновителем одной из ранних оппозиций XVIII века в Англии, помогает внести ясность в этот вопрос.

Предметом изучения данной работы будут общественно-политические воззрения Болингброка.

Использованные источники можно разделить на пять групп: трактаты Болингброка, посвященные проблемам его общественно-политического мировоззрения – I; его журнальная публицистика – II; эпистолярное наследие Болингброка – III; свидетельства современников о Болингброке и его идеях – IV; произведения авторов, с которыми Болингброк полемизировал по общественно-политическим вопросам – V.

I. Сочинения Болингброка неоднократно печатались в Англии. Их первое издание появилось еще при жизни автора в 1748 г. под названием «Собрание политических трактатов». После смерти Болингброка его личный секретарь Дж. Мэллет, которому были завещаны все бумаги и рукописи мыслителя, предпринял первую попытку систематизировать их и опубликовать. В 1754 г. под редакцией Дж. Мэллета вышло пятитомное собрание сочинений Болингброка, включающее его главные труды. Это издание стало каноническим и послужило основой для всех последующих. В 1773 г. появилось четырехтомное собрание под названием «Разнообразные работы досточтимого Генри Сент-Джона виконта Болингброка». Однако четырех- и пятитомное собрания, познакомившие читателя с главными трудами Болингброка, не включают некоторые его работы, представленные в «Собрании политических трактатов». В 1844 г. появляется новое, наиболее полное издание в четырёх томах, включающее почти все произведения Болингброка. Оно было переиздано в 1967 г. и до сих пор является лучшим[6].

Перу Болингброка принадлежит более восьмидесяти разного рода произведений, совокупное изучение которых позволяет представить общественно-политические воззрения мыслителя. Сочинения Болингброка отличает отмеченный всеми современниками блестящий стиль изложения. Большинство работ написано в эпистолярной форме, которая являлась общепризнанной и распространенной в эпоху Просвещения. В каждом из сочинений Болингброка рассматривается, как правило, целый ряд проблем. В зависимости от преобладающей темы труды Болингброка можно разделить на четыре группы: философские, исторические, политические и социально-экономические.

1. Философские труды. Им Болингброк придавал огромное значение. Впервые философские мотивы проявляются в его ранних работах «Размышления по поводу изгнания» (1716 г.) и «Содержание писем к доктору Пуилл» (1720 г.). Главные же философские труды – «Письма, или Опыты, адресованы А. Поупу» и «Фрагменты, или наброски опытов» – пишутся им в 30 гг. Более точно дату их создания установить трудно. Опубликованы они были только в 1754 г. Посмертная публикация – воля самого автора, прекрасно сознающего взрывоопасность изложенных в работе идей. Вольтер считал, что, если бы их свести в один том, то они бы перевернули Европу. Замысел этих философских этюдов возник у Болингброка еще в августе 1731 г., когда он в письме к Свифту признавался, что мог бы доказать, что все претензии идеалистов, выдвинутые «против системы мира, физической и моральной, со времен Демокрита и Эпикура, абсурдны». Поуп осенью 1731 г. убедил Болингброка изложить письменно свои философские воззрения. Болингброк выражал уверенность, что его философия нанесет теологической метафизике такой сокрушительный удар, что даже Свифт, «чуждый всякого рода метафизических писаний», проявит к ней интерес[7].

Публикация философских работ Болингброка вызвала яростные нападки его идейных противников и растерянность даже среди почитателей. Так благоговевший перед Болингброком У. Питт был разочарован ими, а его постоянный корреспондент лорд Корнбери всячески открещивался от какого-либо единомыслия с автором, хотя на страницах посвященных ему произведений Болингброк обсуждал все принципиальные для его философии проблемы. Эти произведения дают представление о просветительских принципах мировоззрения Болингброка, о его отношении к религии, а также о его этической концепции.

2. Исторические труды. В 1730–1731 гг. на страницах журнала «Крафтсмен» появились «Заметки об истории Англии», в которых рассматривается не только история Англии начиная с периода англо-саксонского завоевания до 1640 г., но затрагивается ряд политико-правовых вопросов, в частности, дается четкое определение прерогатив короля, палаты общин и лордов. Знаменитые «Письма об изучении и пользе истории» были созданы во время последнего пребывания автора во Франции и опубликованы анонимно в 1738 или в 1739 гг. «Письма» посвящены виконту Корнбери, правнуку графа Кларендона, автору известной «Истории великого мятежа», зачинателю торийско-консервативной историографии Английской революции середины XVII века. В первых пяти письмах Болингброк обосновывает методологию истории как науки. Последующие три письма представляют собой историю Европы с конца XV века до Утрехтского мира.

3. Политические труды. Эта группа произведений самая многочисленная. В 1717 г. было написано «Письмо сэру Уильяму Уиндему», опубликованное уже после смерти Болингброка отдельным изданием в 1753 г. Созданное в годы изгнания и адресованное ближайшему другу автора, ставшему в дальнейшем лидером торийской парламентской оппозиции, оно представляло собой по существу исповедь политика, цель которой достаточно ясно сформулировал сам Болингброк: «Я сделаю все, чтобы быть оправданным». Мотивы своего поведения, бегство во Францию и службу у якобинского претендента Болингброк пытается раскрыть, объяснить и оправдать в «Письме».

В 1726 г. из-под пера Болингброка вышло «Рассуждение о партиях», едва ли не самая его знаменитая работа, которую Дж. Адамс, один из основателей США, оценивал следующим образом: «Это бриллиант, нет ничего столь же глубокого, правильного и совершенного по вопросу о правительстве ни на английском, ни на любом другом языке»[8]. Она вышла в свет отдельным изданием в 1734 г., была переведена на французский язык, обсуждалась в переписке французских просветителей. Монтескье, глубоко заинтересовавшийся этим трудом Болингброка, держал его в своей библиотеке. Представленные в сочинении Болингброка проблемы политической теории чрезвычайно разнообразны: принцип разделения властей, механизм взаимного сдерживания властей, происхождение, принципы и история партий тори и вигов, обоснование права «народа» на сопротивление власти, опровержение «нерушимого наследственного права» королей, критика абсолютизма как системы правления и защита принципов конституционной монархии, причины и итоги «славной революции» 1688 г.

«Письмо о духе патриотизма» (1736 г.), «Идея о «короле-патриоте» (1738 г.), «Состояние партий в момент восшествия на престол Георга I» (1739 г.) представляют собой, по замыслу автора, трилогию, стержневой идеей которой является проблема партий и оппозиции в политической системе Англии.

4. Социально-экономические произведения. В 1749 г. Болингброк начал писать «Некоторые размышления по поводу настоящего положения нации, в первую очередь относительно ее налогов и долгов, и об их причинах и последствиях». Это единственное произведение Болингброка, в котором мыслитель рассматривает экономическую политику английского правительства за почти полувековой период. Он исследует причины появления государственного долга и его взаимосвязь с налоговой политикой. Он пытается наметить пути преодоления того экономического кризиса, в котором, по его мнению, находилась Англия в середине XVIII века.

II. Болингброк явился одним из самых известных и популярных публицистов своего времени. Вопрос об авторстве статей в оппозиционном журнале «Крафтсмен» и о сотрудничестве с ним Болингброка исследовался английским историком С. Вэри. Результатом этих изысканий стало издание в 1982 г. сборника публицистических произведений Болингброка «Публикации в „Крафтсмене“» под редакцией Вэри. Сопоставлением инициалов, помеченных в текстах под трактатами и публикациями, ему удалось определить авторство Болингброка. Сборник 1982 г. содержит 49 журнальных статей Болингброка, остававшихся до этого времени неопубликованными. Вэри включил в него статьи публициста за период с 3 марта 1727 г. по 17 апреля 1736 г., так как последующий разрыв Болингброка с «Крафтсменом» сделал маловероятным его дальнейшее участие в издании журнала[9].

Публицистика Болингброка представляет огромную ценность для анализа его общественно-политических воззрений. Статьи в «Крафтсмене» позволяют более четко определить позицию Болингброка в дискуссии с вигской правительственной прессой, выделить наиболее острые проблемы, вокруг которых велась борьба. Например, проблемы реформы избирательной системы Англии, т. е. ликвидация «гнилых местечек» и прав избирателей, вставшие на повестку дня вовремя т. н. акцизного кризиса 1733 г., в наибольшей степени раскрываются не в трактатах Болингброка, а в публикациях за 1733 г. в «Крафтсмене».

III. Для исследователей общественно-политических взглядов Болингброка большой интерес представляет его переписка.

Болингброк оставил интересные рассуждения о личном эпистолярном наследии, позволяющие заключить, что он относился к своей частной переписке серьезно. Это свидетельствует из признаний и оценок к Дж. Свифту. Он замечает, что есть переписка, рассчитанная на публику. Таковы, по его мнению, письма Плиния и Сенеки. «А есть просто переписка друзей, как, например, письма Цицерона, которые доставляют нам больше удовольствия, чем что-либо, дошедшее до нас от античности, так как когда мы читаем их, то проникаем в тайну, которую от нас пытаются скрыть … Мы видим Катона и Брута и Помпея такими, какими они были в реальности, а не такими, какими историки и поэты представили их нам»[10].

Свои собственные письма к друзьям Болингброк относит ко второй категории. Однако, обсуждая со Свифтом возможность перлюстрировать их письма, он высказывает надежду, что в будущем у них найдутся более достойные читатели, чем правительственные чиновники, которые будут в состоянии их оценить. Характерно, что в письмах к каждому корреспонденту Болингброк находит свой круг проблем: к У. Уиндему он обращается как к соратнику по политической борьбе и обсуждает с ним действия оппозиции, по отношению к начинающему политику лорду Марчмонду, на которого возлагаются надежды, он выступает как наставник, как старший, с Алари, своим французским знакомым, основателем интеллектуальной академии Энтресоль, он обсуждает философские проблемы, с известным поэтом А. Поупом – вопросы литературы и проблемы английского языка. К сожалению, до настоящего времени переписка Болингброка полностью не опубликована. В 1798 г. появляется четырехтомное собрание «Письма и корреспонденция», общественная и личная, Сент-Джона, виконта Болингброка в бытность его государственным секретарем королевы Анны»[11]. Оно дает ценнейший материал для анализа внешнеполитической доктрины Болингброка. Интерес представляет изложенное в этом издании отношение Болингброка к основным событиям войны за Испанское наследство, а также его оценка политических деятелей той эпохи.

В 1808 г. на французском языке издается трехтомное собрание «Исторических, политических и частных писем Г. Сент-Джона, виконта Болингброка»[12]. Кроме трактатов, помещенных в первом томе, издание включает переписку со Свифтом, Поупом, французскими просветителями Паолли и Алари. Письма позволяют судить о настроениях Болингброка в период изгнания 1715–1726 гг. Из них мы узнаем о знакомстве с Монтескье. В предисловии к упомянутому выше изданию – «Сочинениям Болингброка» 1967 г. – помещено девять писем У. Уиндему за 1738–1739 годы, в которых дается оценка деятельности возглавляемой им торийско-вигской оппозиции, характеризуются ее недостатки и причины поражения.

Во втором томе трехтомного собрания бумаг из архива лордов Марчмондов помещено 59 писем Болингброка, написанных в 40 гг. XVIII век[13]. Они являются единственным источником, из которого можно судить о его политических настроениях того периода, об оценке действий оппозиции, о «министерстве на широкой основе» в 1745 г. и о других важнейших событиях политической жизни. Сравнительный анализ писем показывает их близость к «Заметкам о настоящем положении нации».

Большую ценность для настоящего исследования представляет издание переписки А. Поупа и Дж. Свифта, которая включает не только их собственные письма, но и письма к ним Болингброка[14]. Эта корреспонденция тем более ценна, что она посвящает читателя в содержательный диалог указанных корреспондентов. Благодаря ей мы можем проследить процесс рождения замысла «Писем об изучении и пользе истории» Болингброка. Из писем Болингброка Свифту мы узнаем, какими идеями знаменитого эссе «Опыт о человеке» А. Поуп обязан ему. Мы становимся свидетелями тех философских споров, которые вели эти незаурядные личности. Письма позволяют увидеть, как поэт, сатирик и философ взаимно влияли друг на друга. Мы как бы проникаем в их «творческую лабораторию» и видим, как рождались их идеи.

IV. На протяжении всей жизни Болингброк как личность, политик и мыслитель вызывал пристальный интерес окружающих, некоторые из которых оставили нам описание впечатлений от общения с этим выдающимся человеком.

В первом томе собрания бумаг из архива Марчмонда публикуются дневники графа Марчмонда с 28 июля – 31 декабря 1744 г., 20 сентября 1745 г. – 1 июля 1746 г., 30 августа 1747 г. – 2 марта 1748 г. В них автор подробно описывает беседы с Болингброком, воспроизводит его оценки текущих политических событий. Интересные сведения как о самом Болингброке, так и о его идеях содержатся в «Письмах к сыну» Честерфилда. В частности, он обсуждает публикацию «Писем об изучении и пользе истории». В «Характерах» Честерфилд среди описаний других современников помещает очень интересный и яркий портрет личности Болингброка. X. Уолпол, сын лидера вигов Р. Уолпола, политического противника Болингброка, в своих произведениях неоднократно упоминает и самого Болингброка и его работы. Мнение X. Уолпола интересно с точки зрения оценки мыслей Болингброка идейным противником. Ценный материал для исследования темы дало жизнеописание Болингброка, принадлежащее перу писателя-просветителя О. Голдсмита[15].

V. В процессе исследования темы были изучены некоторые произведения Н. Макиавелли, Т. Гоббса и Дж. Локка, с которыми Болингброк вёл дискуссию по вопросам политической теории, а также важнейший трактат «О духе законов» Монтескье.

Вигско-либеральная историография, объявившая вигов эпохи Болингброка партией прогресса, а ее лидера Р. Уолпола – неутомимым борцом за него, даже не утруждая себя анализом трактатов Болингброка, ограничивалась уничижительными эпитетами в его адрес. Смело можно утверждать, что начало «вигской» интерпретации произведений Болингброка было положено самим Р. Уолполом в парламентской речи в защиту Семилетнего акта, где он иронизирует по поводу выдающихся способностей своего антагониста. Эта негативная характеристика пополнялась и развивалась в течение всего XIX века и позднее признанными корифеями вигско-либеральной историографии. Т. Маколей писал о Болингброке: «блестящий мошенник», Дж. Морли называл его «шарлатаном», писания которого «пустейшие, безвкусные, наиболее лицемерные», Л. Стивен – «бьющий на эффект актер»; «искать в таком писателе стройную систему политической философии, – утверждал историк, – все равно, что критиковать готическую архитектуру с точки зрения человека, находящегося внутри монастыря». К. Робертсон утверждает, что Болингброку «нет места ни в истории политической, ни в истории философской мысли своего времени, он не внес никакого вклада в нее, не создал никакой школы»[16].

Под влиянием вигско-либерального направления оказалась часть зарубежных исследователей. Французский исследователь П. Азар книге «Европейская мысль в XVIII веке», критикуя деизм, называет Болингброка еретиком наравне с Мандевилем и Спинозой. Американская исследовательница К. Роббинс практически избегает анализа произведений Болингброка, окрестив его «оппортунистом, свидетельствам которого нельзя доверять»[17].

Однако уже с XIX века в историографии торийско-консервативного направления вопрос о значении теоретического наследия Болингброка решался иначе, Дизраэли впервые воздал должное Болингброку, признав за ним заслугу создания новой торийской доктрины без примеси якобитизма. «Он придал торизму, – пишет Дизраэли, – живость, энергию, помог ему освободиться от пут божественного права и непротивления, указав ему таким образом обратный путь к власти». Однако историки торийско-консервативного направления, У. Сичел, Ч. Петри, Р. Фейбер, Г. Макнайт, написавшие очень полные биографии Болингброка, основное внимание уделили его политической карьере, лишь вскользь говоря о его общественно-политических взглядах. При ближайшем рассмотрении позиции историков торийско-консервативного направления приходится констатировать, что, придерживаясь биографическо-психологического подхода, они так и не смогли выдвинуть свою концепцию при освещении теоретического наследия Болингброка в противоположность вигско-либеральной традиции[18].

С начала XX века труды Болингброка привлекают внимание тех английских теоретиков консерватизма, которые стремятся доказать его торийские истоки. Дж. Батлер первым назвал Болингброка не только основателем торизма, но и консерватизма в самом широком смысле. Этот тезис развит и дополнен К. Фелингом, Ф. Хорншоу, С. Хантингтоном. С. Хантингтон, проводя сравнительный анализ концепций консерватизма Болингброка и Берка, охарактеризовал первого как «представителя одновременно и аристократического, и ситуационного консерватизма»[19].

Американский исследователь У. Гвин, занимаясь теорией разделения властей, для выяснения ее происхождения обратился к трактатам Болингброка. По мнению Гвина, знаменитую теорию «сдержек и противовесов» отцы-основатели США заимствовали трудов Болингброка. С появлением работ Л. Нэмира образовалось т. н. «ревизионистское направление» в консервативной историографии, целью которого было опровергнуть тезис вигско-либеральной школы о существовании организационно оформившихся партий вигов и тори в XVIII веке. Л. Нэмир и его последователи доказывали, что партий в современном смысле слова не существовало, так как правительство и оппозиция не имели четко сформулированной программы действия. Возглавляемая Болингброком оппозиция и его программа были подвергнуты критике с нэмиритских позиций А. Фурдом.

Концепция английской истории XVIII века, данная Л. Нэмиром, вызвала противоречивые отклики даже среди представителей консервативной историографии Г. Баттерфилд, доказывая существование у тори того времени определенных политических принципов, ссылался на труды Болингброка, назвав мыслителя певцом свободы. Он утверждал, что тори Болингброк отстаивал в политической борьбе те же идеи, которые выдвигали виги XVII века, в частности, О. Сидни[20].

В 1932 г. появилась статья американского историка X. Филдхауза, в которой он впервые в историографии охарактеризовал Болингброка как теоретика беспартийного правительства. В 1955 г. западногерманский историк К. Клуксен высказал диаметрально противоположную оценку вклада Болингброка в общую теорию партии. С его точки зрения, английский мыслитель – основоположник теории партии, оппозиции и партийного правительства. Однако мнение К. Клуксена было подвергнуто справедливой критике последующими исследователями наследия Болингброка за излишнюю «идеологизацию и интеллектуализацию» учения английского мыслителя. Поэтому в историографии вслед за X. Филдхаузом утвердился взгляд на Болингброка как на теоретика беспартийного правительства.

В качестве исходной предпосылки этот тезис был использован американским политологом X. Мэнсфилдом. Его монография, посвященная сравнительному анализу доктрин Болингброка и Берка, признана одной из лучших в западной историографии. В полемике с М. Острогорским и М. Вебером, относящими возникновение партий в Англии только ко времени парламентской реформы 1832 г., он утверждал, что Берк, обосновав в своем учении тезис о «респектабельности» партии, явился первым теоретиком правительства на партийной основе. Согласно теории X. Мэнсфилда, Болингброк является антиподом Берка, защитником идеи министерства на широкой основе, т. е. на основе представительства от всех существующих партий.

Выводы X. Мэнсфилда о теории Болингброка были использованы американским историком Р. Хофстедтером для освещения не только английской, но также и американской партийно-политической традиции. Р. Хофстедтер, используя монографию X. Мэнсфилда и статью К. Роббинс, предпринял попытку показать эволюцию теории партии в эпоху Просвещения в Англии и, выделив и рассмотрев политическое наследие наиболее характерных мыслителей, найтисоответствующие американские аналоги. Он выдвинул «триаду» мыслителей: Болингброка, по мнению Р. Хофстедтера, рассматривавшего партию как политическое зло; Д. Юма, признававшего партию как уже необходимое зло политической жизни; Э. Берка, обосновавшего классическую теорию партийного правительства.

Появление трудов X. Мэнсфилда и К. Клуксена заставило английских историков пересмотреть традиционную вигско-либеральную и нэмиристскую точку зрения на проблему партии и оппозиции в учении Болингброка. В 1974 г. появилась статья консервативного историка К. Скинера, посвященная теории оппозиции Болингброка. По его мнению, мыслитель явился первым теоретиком организованной парламентской оппозиции в отличие от т. н. «легальной оппозиции», т. е. права любого члена парламента критиковать правительство, которое было обосновано еще в трудах Локка. Критикуя либерального историка Г. Дикинсона за непризнание Болингброка как политического философа, а И. Крэмника – за отсутствие в его работе анализа эволюции доктрин тори и вигов, К. Скинер приходит к выводу, что Болингброк для обоснования теории оппозиции фактически использует традиционную вигскую доктрину о праве народа на сопротивление власти[21].

Главным недостатком перечисленных работ является раздельное, изолированное рассмотрение проблем партии и оппозиции. Проблема же ответственного парламентского правительства в связи с вышеназванными политическими институтами, партиями и оппозицией вообще не затрагивается. Однако и раздельное рассмотрение исследователями проблем оппозиции и партии не свободно от недостатков. Оппозиция в учении Болингброка излагается в узких рамках – только как легальный политический институт. Проблема же оппозиции как формы борьбы, как средства предотвращения политического кризиса, чреватого кровопролитием и гражданской войной, также не привлекала внимания зарубежных исследователей.

В принципе, как нам представляется, неверен традиционный методологический подход историков, занимающихся историей партий в XVIII веке, к рассмотренным проблемам. Простая констатация исследователями факта отрицательного отношения мыслителей XVIII века, в том числе Болингброка, к партиям как политическим организациям вне исторического контекста и перипетий партийно-политической борьбы, без попытки выяснить, какой смысл вкладывался в тезис «Партия есть политическое зло», приводит авторов к обоснованию ошибочной «триады», ставшей стереотипом: Болингброк – противник партии; Д. Юм – партия есть зло, но необходимое; Берк – без партий свободное общество немыслимо. Говоря о Болингброке как теоретике беспартийного правительства, исследователи не учитывают ни истории реальных партий тори и вигов в его интерпретации, ни его полемики с правящими с 1714 г. вигами об отношениях к партиям. Его же контртезис «Да, партии нам нужны» они попросту игнорируют. Интерес к трудам Болингброка со стороны исследователей политических учений, выявивших ряд важнейших и интереснейших проблем, заставил историков, непосредственно изучающих его деятельность и карьеру, по-новому взглянуть на его теоретическое наследие[22]. Первым такую попытку предпринял английский историк Дж. Харт. Очень красноречиво название его книги «Генри Сент-Джон, торийский гуманист», посвященной анализу болингброковской «Идеи о короле-патриоте», которая рассматривается в русле гуманистических традиций как подражание, хотя и лишь с позиций этики и морали, «Государю» Макиавелли.

Следующая попытка такого же рода была предпринята американским историком И. Крэмником в книге «Болингброк и его окружение» Позволим себе подробнее остановиться на этой монографии, считающейся в зарубежной историографии удачным и наилучшим анализом общественно-политических взглядов мыслителя. И. Крэмник обосновывает замысел своей книги с учётом методологических ошибок своих предшественников. Он замечает, что все, писавшие о Болингброке, ни словом не обмолвились о взглядах и идеях его противников-вигов времен правления Р. Уолпола, что, по его мнению, в значительной степени объясняет ошибки школы Л. Нэмира, отрицающей наличие принципов у оппозиции, и Г. Баттерфилда, считающего Болингброка защитником вигских принципов. Правительство, с одной стороны, и оппозиция Болингброка, с другой, считает Крэмник, представляли два различных направления во взглядах на общество, правительство и экономику. Целью монографии И. Крэмника является доказательство того, что Болингброк имел мнения, которые «могут быть сведены в разумное и последовательное целое».

Однако при реализации этого действительно обнадеживающего и интересного замысла И. Крэмник обнаружил недостаточное знание основного источника – трудов Болингброка. Например, насколько И. Крэмник неудовлетворительно решает вопрос о социально-экономических взглядах Болингброка, явствует уже то, что в главе «Болингброк и новая Англия», посвященной их анализу, нет ни одной ссылки на основной источник по данной теме – сочинение Болингброка «Заметки о настоящем положении нации». Говоря об исторической концепции Болингброка, автор ограничивается лишь его «Заметками по истории Англии», обходя полным молчанием его методологию истории, изложенную в «Письмах об изучении и пользе истории». Складывается впечатление, что, увлекшись «окружением», он забыл о главном герое, свидетельством чего служит диспропорция в структуре книги: большая ее часть посвящена изучению окружения. Недостаточное знание источников и диспропорция привели исследователя к просчетам при рассмотрении теоретического наследия Болингброка как определенной системы взглядов на общество, правительство и экономику, противоположной уолполовской. Поднятые в книге проблемы – теория разделения властей, партии и оппозиции в интерпретации Болингброка – решаются поверхностно. Не может нас убедить и конечный вывод И. Крэмника, что идеи Болингброка как «разумное и последовательное целое» являются выражением примитивного консерватизма.

Английский историк Г. Дикинсон, чья монография считается едва ли не лучшим исследованием о Болингброке на Западе, определил жанр своего труда как биографию, необходимость появления которой объяснялась обилием нового материала. Скрупулёзно исследовав архивные материалы и корреспонденцию Болингброка, находящуюся в частных коллекциях, историк действительно уточнил и дополнил очень многие факты. Однако, когда в последней главе своей работы «Болингброк и его труды», он пытается исследовать его взгляды, то приходит к выводу, что Болингброк «не был ни первоклассным философом, ни историком, а только памфлетистом». По его мнению, в философии Болингброка присутствовали консервативные и даже реакционные мотивы, так как он отрицал теорию общественного договора и выражал сомнение в возможности переустройства мира на рационалистических принципах. Заслугой Г. Дикинсона является попытка установить взаимосвязь между философией Болингброка и его политической доктриной. Она видится исследователю опосредованной. Во-первых, он отмечает чисто светский характер всех программных установок оппозиции, возглавляемой Болингброком. Во-вторых, «как в религии и этике, Болингброк хотел возродить добродетели примитивного христианства и разумный эгоизм, так же и в политике он мечтал восстановить традиционное устройство общества, в котором бы господствовали представители земельного интереса, чье моральное лидерство и себялюбие способствовали бы спасению и процветанию нации в целом». К выводу, что Болингброк – всего-навсего талантливый политический памфлетист, не создавший никакого политического учения, приходит и другой английский историк С. Вэри.

Значение философии и исторических идей Болингброка впервые было отмечено исследователями наследия Вольтера в конце XIX – начале XX вв., пришедшими к единодушному мнению, что «ни один английский деист не вызывал больше споров в связи с теоретическими истоками философской и исторической концепции Вольтера, чем Болингброк». В трудах всех признанных знатоков наследия французского мыслителя присутствует утверждение, что аргументы в своей критике христианства он заимствовал из трудов Болингброка[23]. Наиболее отчетливо оно выражено Ч. Коллинзом, писавшим, что Вольтер обязан Болингброку «больше, чем всем другим английским деистам, вместе взятым». Он отстаивал тезис о прямом влиянии на Вольтера исторической концепции Болингброка.

Вышеизложенная точка зрения впервые была опровергнута А. Хэрном, полностью отрицавшим какое-либо влияние Болингброка на Вольтера. Основной его постулат был развит и дополнен Н. Торри. «Исследователи говорят о Болингброке как об учителе, а о Вольтере – как об ученике так давно, что это уже стало традицией, которая в действительности имеет очень мало оснований». Изучив в своей монографии «Вольтер и английские деисты» влияние на французского мыслителя многих теоретиков, в том числе и Болингброка, Н. Торри пришел к выводу, что влияние последнего было наименьшим. Ошибку предшественников, отстаивавших тезис об огромном влиянии Болингброка на Вольтера, исследователь объясняет тем, что этих авторов дезориентировало частое упоминание имени английского мыслителя в переписке Вольтера.

Н. Торри оспаривает в частности тезис Ч. Коллинза о прямом влиянии Болингброка на историческую концепцию Вольтера, утверждая, что подобное влияние невозможно в силу хронологических рамок, так как Вольтер познакомился с основным трудом Болингброка – «Письмами об изучении и пользе истории», – только в 1752 г. в Берлине. Анализ же собственного труда Волтера «Исторический пирронизм» показывает, что автор ничего не заимствовал из «педантичных работ» Болингброка, но, скорее, использовал труды Бейля и других французских скептиков. Бейль, подчеркивает Торри, оказал огромное влияние на всех английских деистов, в том числе и на Болингброка, чем и объясняется ошибка Коллинза.

Однако в дискуссию в 1958 г. вступил Дж. Брамфит, специально исследовавший вопрос о Вольтере-историке. Один из параграфов главы его монографии «Вольтер и его предшественники» посвящен Болингброку. В вопросе о влиянии Болингброка на Вольтера историк пытается примирить две противоположные традиции. Брамфит опроверг тезис Торри и Хэрна о эфемерном влиянии Болингброка на Вольтера с помощью письма, впервые обнаруженного издателем переписки Вольтера в 1958 г. Он считает аргумент Торри о том, что к моменту публикации «Писем» историческая концепция Вольтера уже сложилась, несостоятельным, допуская возможность знакомства Вольтера с идеями Болингброка в устной передаче. Брамфит указывает также, что в 20 гг. среди друзей Болингброка были распространены в списках его письма к одному из основателей академии Энтресоль Пуилли, написанные на французском языке, а также на анонимное издание во Франции «Писем», но неправильно указывает дату – 1735 г. Тогда «Письма» не были еще написаны. Брамфит утверждает, что, согласно Болингброку, история имеет чисто утилитарные цели, т. е. ее изучение имеет целью приносить пользу ныне живущим поколениям. Показывая эволюцию взглядов Вольтера на историю, он приходит к выводу, что в 30 и 40 гг. начинает проявляться различие в позициях обоих мыслителей.

Брамфит заявляет, что Болингброк бесспорно повлиял на Вольтера, когда тот еще формировался как мыслитель, и он заимствовал у Болингброка ряд фундаментальных идей, в частности, критику библейской истории и т. д. Однако в 50–60 гг., по мнению исследователя, Вольтер построит свою собственную историческую концепцию, весьма отличную от концепции Болингброка. Вопрос о Болингброке как теоретике исторической науки затрагивался в статье американского исследователя Л. Найдела и в предисловии к американскому изданию «Исторических сочинений Болингброка» в 1972 г., написанном И. Крэмником. Оба автора пытались выяснить, что представляет собой историческая концепция Болингброка, и пришли к выводу, что в его произведениях причудливо переплетаются «две ведущие и противоборствующие традиции исторического исследования». Болингброк характеризуется ими как последний представитель гуманистической историографии, имеющий дидактические цели, т. е. обучение с помощью примеров, с одной стороны, но, с другой, он – одна из «ранних фигур историографии Просвещения, с их скептическим отношением к ценности и полезности истории». По мнению И. Крэмника, это ведет к противоречиям в самой концепции, так как эти позиции являются взаимоисключающими: «История не в состоянии являться наставницей, если в то же самое время она недостоверна». Выводы И. Крэмника также не свободны от противоречий, так как, выявив две противоречивые тенденции в исторической концепции Болингброка, он в то же время определяет философию истории Болингброка как экономический детерминизм.

В русской дореволюционной и советской историографии нет ни одной работы, посвященной анализу общественно-политических взглядов Болингброка, а также его карьеры как политика. А. Ященко в 1912 г. прочитал в Одесском университете лекцию «Политические учения Англии в XVIII веке и начала XIX века», в которой охарактеризовал Болингброка как «убежденного представителя конституционно-либеральных идей английского образца».

Что касается советской историографии, то даже в «Исторической энциклопедии» отсутствует статья, посвященная Болингброку. В «Историографии нового времени стран Европы и Америки» он упоминается как автор изречения «История – это философия, которая учит с помощью примеров». Эту цитату Болингброк заимствовал у древнегреческого философа Диониссия Галикарнасского. В 1978 г. впервые на русском языке были опубликованы «Письма об изучении и пользе истории», послесловие к которым написал М. А. Барг. Исследовав методологию истории Болингброка, автор пришел к выводу, что Болингброк является представителем гуманистической историографии. Болингброк упоминается как третьестепенный мыслитель в «Истории буржуазного конституционализма XVII–XVIII вв.» Вместе с тем в работе «Конституция США: история и современность» он высоко оценивается как мыслитель, чьи труды послужили идейным источником американских конституционных теорий.

Таким образом, современное состояние историографии темы не дает ответов на многие вопросы, стоящие перед исследователем идейного наследия Болингброка, и диктует необходимость дальнейшего всестороннего и углубленного изучения его общественно-политических воззрений.

В 1991 году в издательстве Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова вышла коллективная монография «Просветительское движение в Англии» под редакцией профессора Н. М. Мещеряковой, где мною написан раздел «Политическое учение Болингброка»[24] (Е. Р.).

«Вышеупомянутая монография была подарена мною замечательному режиссеру Александру Сокурову летом 1991 года. Двадцать лет спустя в 2011 году была приятно удивлена, прочитав, как мою главу о Болингброке режиссер обсуждал с президентом Борисом Ельциным! О том, как президента заинтересовала «свободная система правления» Болингрока, рассказано в книге Сокурова «В центре океана», в главе «Исторический пример»[25].

В интервью от 12 июля 2020 года режиссер подробнее, чем в книге, рассказал о беседах об истории с Ельциным: «Может быть, в нашем разговоре ему были интересны какие-то исторические параллели… К этому он очень прислушивался, особенно он напрягся, когда я ему рассказал о британской теории разделения властей. Монарх и парламент. А почему не Германия, говорит он, почему не Франция? Но классическая политическая работа зафиксирована по-настоящему в политической истории Великобритании, как самой зрелой и публичной… Он очень обращал на это внимание».

Глава 1. Формирование личности и мировоззрения Болингброка

Разногласия исследователей в вопросах биографии Генри Сент-Джона лорда Болингброка начинаются с даты и места рождения. Традиционно считалось, что он появился на свет 1 октября 1678 г. в имении Баттерси. В Большой советской энциклопедии сказано, что Болингброк родился 10 октября 1678 г. в Лондоне. Г. Дикинсон, специально занимавшийся этим вопросом, подняв архивные материалы, уточняет дату – 12 сентября 1678 г. и место – имение родителей матери графов Варвик Лудир Трегоуз (Уилтшир)[26].

Чтобы лучше уяснить пристрастия, систему ценностей и политические ориентиры будущего виконта Болингброка, несколько слов следует сказать о его происхождении, семейных традициях и воспитании. Среди аристократических семей Англии Сент-Джоны славились древностью рода, титулами, богатством и близостью ко двору. Основателем рода Сент-Джонов являлся один из ближайших соратников Вильгельма Завоевателя, занимавший в его армии видный пост и оказавший своему патрону неоценимую услугу во время судьбоносной для Англии битвы при Гастингсе. Хотя Сент-Джоны – нормандский род, впоследствии они породнились с англо-саксонской знатью, и английские хроники буквально пестрят описанием их деяний. Лорд Болингброк всегда помнил, что и его предки вписали немало страниц в историю Англии, и очень этим гордился. Его аристократические пристрастия, особая роль палаты лордов как посредника между королем и народом в егополитическом учении, роль аристократии как кормчего Англии – все это проистекает из его осознания себя частью этого класса.

Гражданская война середины XVII века развела Сент-Джонов по разные стороны баррикад. Старший из них прославился как вернейший сподвижник Стюартов, потеряв троих сыновей, а младший Оливер Сент-Джон оказался одним из самых заметных сподвижников Оливера Кромвеля. Впоследствии называя гражданскую войну братоубийством и национальной трагедией, бесспорно, Болингброк вспоминал и историю своей семьи. Во времена реставрации была предпринята попытка вновь воссоединить единство рода, и с этой целью дочь главного судьи Кромвеля стала женой сына сподвижника казненного Карла I. Единственным сыном этой четы и стал отец будущего лорда Болингброка. Когда Болингброк стал политиком, его оппоненты не упускали случая намекнуть на близость его прадеда к тирану, узурпатору и кровопийце Кромвелю[27]. Бабушка Генри Сент-Джона, воспитанная суровым отцом в пуританских и даже республиканских традициях, оказала колоссальное воздействие на формирование личности своего внука, т. к. забота о его воспитании легла в основном на нее, эпикуреец-отец мало интересовался сыном. Она сама выбрала ему наставника. Им стал суровый пуританин Беджет, поклонник и последователь известного диссентера доктора Мантона, пострадавшего за свою непоколебимую приверженность пуританизму. Поэтому настольной книгой маленького Генри становится объемный том опального и гонимого доктора. Впоследствии, в письме Александру Поупу, иронически высказываясь о «вздорной системе Мантона», Болингброк вспомнит, как в детстве его заставляли читать 119 проповедей о 119 псалме[28]. Хотя в дальнейшем он отрицал принципы кальвинизма, на душу и воображение маленького мальчика не могли не произвести неизгладимого впечатления мужество, стойкость и бунтарство Мантона. Как знать, не здесь ли лежат истоки собственного вольнодумства Болингброка, его способности пойти наперекор общепринятому мнению, отстаивая свою точку зрения?

Бесспорно, что такое воспитание оказало двойственное воздействие на душу и ум мальчика. С одной стороны, чтение Псалтыря пробудило рано раздумья о вечных проблемах бытия, жизни и смерти, судьбе человека, его отношениях с Богом, вечности и бессмертии души, но, с другой стороны, сначала несогласие, а потом и бунт против жестокого и карающего Бога кальвинистской доктрины, который одних спас, а других проклял. Отголосок этих раздумий мы обнаружим в его трактате «Об истинном использовании знания», который как раз и интересен признанием Болингброка о своих детских и юношеских впечатлениях. Он пишет, что с юности начал слышать внутренний голос, подобный знаменитому даймону Сократа, зовущий его к уединению и раздумьям о вечности. Пройдя курс начального образования под руководством доктора Беджета, Генри Сент-Джон поступает в привилегированный частный колледж Итон.

Итонские впечатления Генри Сент-Джона достаточно разноречивы. В письме к сестре Генриэтте, спрашивающей его совета относительно этого колледжа, он, в целом давая достаточно критическую оценку системе образования, называет своим ярким впечатлением изучение латинского языка.

В соответствии с правилами учебного заведения, каждый ученик младших классов имел в наставниках старшеклассника. По иронии судьбы для Болингброка таковым стал Роберт Уолпол, его самый ярый противник и антагонист в дальнейшем[29]. Отношения между ними скоро становятся напряженными, так как блестящие способности ученика спровоцировали зависть и ярость «учителя». После Итона, по настоянию мачехи, происходящей из семьи ревностных французских гугенотов, Болингброк поступает в диссентерскую академию Шерифхейлз.

Вопрос об образовании Генри после Итона – тоже предмет дискуссий, т. к. некоторые исследователи предполагают, что он поступил в Оксфорд. Дикинсон, один из лучших современных знатоков семейного архива Сент-Джонов, доказал, что нет достаточно серьезных оснований для подобных утверждений, тем более что, изучая оксфордские документы соответствующего периода, он не обнаружил упоминаний Генри Сент-Джона. В его монографии, кроме того, приводятся выдержки из многочисленных выступлений, когда оппоненты Сент-Джона ядовито намекали во время дебатов о судьбе диссентерских академий, что самыми яростными противниками этих учебных заведений являются лица, сами закончившие их[30].

Суровое пуританское воспитание и образование не смогло усмирить и переделать страстную, увлекающуюся, излишне эмоциональную натуру ярко одаренного юноши. Его поведение в молодости отнюдь не является примером пуританского благочестия. Он пишет легкомысленные, пасторальные стихи, занимается переводами с латинского. Ему льстит сравнение со знаменитым графом Рочестером, «прославившемся» в веселые дни Карла II своими любовными похождениями, светским блеском, утонченностью вкуса и манер. Он завершает свое образование традиционным для английского аристократа двухлетним путешествием на континент. По свидетельству Харта, изучившего до сих пор не опубликованную переписку Болингброка этого периода, в его письмах впервые появляется интерес к гуманистической мысли эпохи Ренессанса, проблемам истории древнего Рима. Во время пребывания во Франции он настолько усовершенствовал свой французский, что впоследствии восхищал такого знатока, каким был Вольтер, по его авторитарному мнению, редко кто изъясняется на этом языке так свободно и изящно, как лорд Болингброк. Это знание французского способствовало политической карьере,т. к. в министерстве Харли он оказался единственным человеком, знавшим этот язык. Пристрастие к литературе сказалось и в дружбе с выдающимся драматургом Драйденом.

После возвращения в Англию в 1701 г. Болингброк занимает место в палате общин, а впоследствии становится государственным секретарем[31]. Он принял активнейшее участие в разработке «Билля о престолонаследии», ставшего законом под названием «Акт об устроении» и призванного воспрепятствовать реставрации Якова II и его потомков, пресечь попытки поздних Стюартов восстановить абсолютизм и католицизм. С первых шагов заявил о себе как о защитнике «земельного интереса» в противовес «денежному интересу», который отстаивала партия вигов. Он писал: «Мы рассматривали политические принципы, которые возобладали в нашем правительстве после революции 1688 г., как разрушительные для подлинных интересов, поскольку они чрезмерно вовлекали нас в дела континента, что вело к обеднению нашего народа и к ослаблению устоев нашей конституции»[32].

Болингброк принял результаты революции 1688–1689 гг. «… банку, и вообще денежным интересам нечего, разумеется, опасаться тори, которые якобы стремятся к полному подрыву их собственности. Многим в нашей собственной партии этим был бы нанесен тяжелый ущерб… Намерения даже тех, кто желает двигаться в этом направлении особенно рьяно, не идут дальше того, чтобы ограничить влияние денежных интересов на законодательство. Даже те, кого мало трогают остальные соображения, глубоко задеты вызывающими неравенство условиями, в которых оказались денежные интересы, с одной стороны, и остальная часть нации, – с другой»[33]. Деятельность Болингброка этого периода заслужила восторженную оценку Свифта в «Дневнике для Стеллы»[34].

Генри Сент-Джон являлся одним из признанных лидеров тори в период войны за Испанское наследство.

В 1712 г. за заслуги перед Англией был удостоен титула виконта Болингброка. Вершиной своей политической карьеры того периода Болингброк считал подготовку и заключение Утрехтского мира, обеспечившего политические и торговые интересы Англии. Болингброк, находившийся в зените славы, надеялся стать главой правительства. Однако королева Анна, дни которой были сочтены, не доверила ему высокий пост в администрации, а после ее смерти Болингброк был уволен и с поста государственного секретаря.

Воцарение на английском престоле Ганноверской династии, благоволящей вигам, оказалось роковым для политической карьеры Болингброка. Предупрежденный о возможности ареста, он бежал из Англии и занял пост государственного секретаря при Сен-Жерменском дворе Якова-Эдуарда, сына Якова II Стюарта, свергнутого в 1688 г. Этот шаг Болингброка, позволивший заклеймить его как государственного преступника, вызвал в последующей историографии дискуссию о том, был ли он убежденным якобистом[35]. Скорый разрыв между претендентом и Болингброком, имевший место после провала очередной попытки вторжения якобитов в Англию (1715 г.), а также анализ его политических принципов, позволяют ответить на этот вопрос отрицательно.

После разрыва с претендентом, Болингброк селится в усадьбе Ласурс близ Орлеана. Его образ жизни кардинально меняется. Он признается, что его не тревожит призрак такого чудовища как Партия, так как газеты и памфлеты изгнаны из этого прелестного уголка. Его ум впервые начинают занимать «абстрактные понятия», а также греческая и римская история, труды Гвиччардини и Макиавелли. Болингброк пишет, что единственное сожаление, которое он испытывает – «так поздно окунулся в этот образ жизни»[36].

Французская интеллектуальная традиция сыграла значительную роль в формировании философских воззрений мыслителя. В этой связи следует особо отметить французский скептицизм, представленный именами М. Монтеня и П. Бейля, и этику Б. Паскаля, влияние которых заметно ощущается в методологии исторической науки Болингброка и его представлениях о человеке и его месте во Вселенной. Его дни проходят в общении с французскими философами Алари, воспитателем Людовика XV и основателем одного из интеллектуальных центров Франции академии Энтресоль, Монтескье, Вольтером и др.[37]

Отношения Болингброка с Вольтером были противоречивы и потому являются предметом споров среди биографов обоих мыслителей вплоть до настоящего времени. Их знакомство состоялось во время краткого визита Вольтера в Ласурс в декабре 1722 г. Восхищение юного Вольтера английским мыслителем передано в общеизвестном его письме Тюрио[38]. Болингброк, со своей стороны, оценив в должной мере в первую очередь поэтический дар молодого француза, способствовал знакомству англичан с его творчеством. Поэму Вольтера «Мариамна» он рекомендует прочитать поэту А. Поупу в письме от 18 февраля 1723 г. в следующих выражениях: «Вы обнаружите в ней то Искусство, которое Расин вложил в действие своих пьес … в сочетании с тем духом поэзии, которого он никогда не имел и которым пронизаны лучшие трагедии Корнеля». А. Поуп в письме к Болингброку от 9 апреля 1724 г. описывает свое впечатление от «Генриады» Вольтера[39]. Леди Болингброк также приняла участие в судьбе Вольтера, пытаясь привлечь к его произведениям внимание принцессы Уэльской, послав ей экземпляр «Мариамны». В 1731 г. Вольтер посвящает Болингброку как борцу за свободу свою трагедию «Брут», проникнутую республиканскими идеями. Болингброк в письме к Вольтеру знакомит его с философией Локка и механикой Ньютона. По мнению Брамфита, Вольтер впоследствии заимствовал из него знаменитую заключительную фразу «Кандида»: «надо возделывать наш сад»[40]. Однако биографы отмечают, что их дружба, имевшая своим пиком всего три года, пошла на убыль после возвращения Болингброка во Францию. Впервые это обнаружилось в письме Болингброка к одной своей французской знакомой, мадам Фэрриоль, от 28 декабря 1725 г. Исследователи пытались объяснить ту холодность, с которой Болингброк стал относиться к Вольтеру. Наиболее экстравагантное объяснение принадлежит Сичелу и Коллинзу, которые считают Вольтера не более и не менее как платным шпионом вигов в доме Болингброка, который, обнаружив истинные мотивы поведения своего «друга», стал держать его на почтительном расстоянии. Как остроумно замечает Торри, чтобы доказать, что Вольтер был тайным осведомителем в Даули, сначала нужно доказать, что он там когда-либо бывал[41]. Хотя Вольтер и пишет друзьям во Францию, что часто видит леди и лорда Болингброк, но в этом же письме проскальзывает намек на их неравное происхождение. Известно, что во время своего пребывания в Англии Вольтер воспользовался гостеприимством своего английского знакомого. Имеется в виду его письмо Поупу в сентябре 1726 г., в котором он выражает сочувствие английскому поэту из-за ранения руки. Письмо написано в лондонском доме Болингброка[42]. Нам представляется достаточно обоснованной точка зрения Торри, считающего, что Вольтер так и не смог разобратьсяв перипетиях партийно-политической борьбы в Англиив 20-е гг. и не различал друзей по партийным привязанностям, что вызвало раздражение Болингброка, прозванного за внезапную смену настроения «ртутным человеком», и свело на нет их отношения. Характерно, что во время своего вторичного изгнания во Францию Болингброк так и не возобновил их. Брамфит, признающий влияние Болингброка на Вольтера только в молодости, утверждает, что в 50-е гг. его мнение об английском мыслителе изменилось, и как пример историк ссылается на вольтеровскую оценку т. н. «Секретных мемуаров Болингброка», т. е. «Писем У. Уиндему» как «пустейших». Торри приводит ответ Вольтера на заданный ему вопрос о трудах Болингброка, стоящих на полках в его библиотеке: в этих «книгах много листьев и мало фруктов»[43]. Однако нам представляется, что даже в 50-х и 60-х гг. отношение Вольтера к своему прежнему кумиру не было столь пренебрежительным, как пытаются это представить Торри и Брамфит. Отрицательная оценка «Письма У. Уиндему», произведения насквозь политического, очень характерна для иностранца Вольтера, который не был в состоянии понять сущность вигско-торийского противостояния и не мог оценить его иначе как склоки и дрязги. Высказывание же Вольтера, приведенное Торри, опровергается его же собственными действиями, когда после официальной публикации «Писем об изучении и пользе истории» в 1752 г. он специально переиздает еще раз в 1753 г. свой капитальный исторический труд «Век Людовика XIV» только для того, чтобы подтвердить свои положения обширными цитатами из труда Болингброка[44]. В этом же году, находясь в Берлине и, как иронизирует Торри, пользуясь поддержкой коронованного «философа» Фридриха II, он выступает в защиту тех разделов писем, где речь идет о развенчании «священной истории». Торри же не может пройти мимо того факта, что «наиболее яростная атака на христианство» предпринята Вольтером в его труде «Важнейшее исследование милорда Болингброка».

Пребывание Болингброка во Франции имело первостепенное значение для его формирования как мыслителя. У него возникает потребность не только в обсуждении философских проблем, но и желание письменно изложить свое кредо, что он и делает впервые в 1720 г. в письме к своему французскому знакомому Пуилли. Однако ни общение с лучшими умами Франции, ни светский успех, ни счастливая женитьба на одной из самых блестящих французских придворных дам, маркизе Ла Валет, приходящейся племянницей всесильной «Султанше» – мадам де Ментенон, не могли заглушить его тоску по родине и желание вернуться обратно. Вопрос о прощении Болингброка решался Георгом I вплоть до 1720 г., однако герцог де Сен-Симон в своих «Мемуарах» еще в 1719 г. пишет о его прощении как о вопросе уже решенном, пусть и тайно. Официальное помилование было даровано лишь в мае 1723 г., но потребовался еще приезд леди Болингброк в Англию, встречи с влиятельными особами при дворе, чтобы ее супруг окончательно мог вернуться в Англию и поселиться в своей усадьбе Даули. Из Франции вернулся другой Болингброк-мыслитель, и эти перемены во взглядах и характере сразу же были отмечены людьми, знавшими его.

Граф Оррери, определяя сущность метаморфозы Болингброка, указывает, что он просто стал философом, и теперь «мудрость Сократа, достоинство и непринужденность Плиния и остроумие Горация проявлялись во всех его писаниях и беседах»[45].

Возвратившись в Англию, Болингброк возобновляет переписку с прежними друзьями, Поупом и Свифтом, которая имела огромное значение в формировании его общественно-политических взглядов. Болингброк, Поуп и Свифт представляли собой некий интеллектуальный триумвират. Поуп в совместном с Болингброком письме к Свифту замечает по этому поводу, что, если бы они всегда были вместе, то могли бы сделать очень много и продемонстрировать в качестве примера для потомства союз между «Историей, Философией и Поэзией»[46]. Отношения Болингброка с «союзниками» по перу и мыслям были различными. Наиболее сложны они были со Свифтом, старшим по возрасту. Характерно, что именно с ним он обсуждает важнейшие вопросы бытия: жизни и смерти, судьбы человека и человечества, вечности и загробной жизни. Каждое его письмо к великому сатирику – по существу исповедь, в которой вышеназванные проблемы преломлялись через личный опыт и судьбу самого Болингброка. Эта переписка вызывала противоречивые чувства у Свифта, и он признается Болингброку: «Я ненавижу и обожаю писать Вам. Это доставляет мне наслаждение и сражает меланхолией»[47].

Исследователи творчества Свифта высказывают предположение о влиянии Болингброка и его судьбы на создание образа Гулливера. По их мнению, «Путешествия Гулливера» можно рассматривать и как попытку оправдать бегство Болингброка во Францию, так как, если бы Гулливер не бежал, то стал бы жертвой придворной клики.

Однако, когда Свифт в доме Поупа в присутствии Болингброка, знаменитого комедиографа Конгрива и сатирика Дж. Гэя прочитал в конце 1726 г. свое творение, его друг оказался глубоко разочарованным. Болингброк считал, что Свифт смотрит на мир слишком мрачно. Он не смог принять его концепцию человека, выраженную в образе отвратительного двуногого существа – йэху, которое руководствуется в своих действиях не велениями разума, а низменными страстями и инстинктами. Образ йэху Болингброк оценил как клевету на человеческую природу. Однако чтение «Путешествий» оказалось полезно для мыслителя в том плане, что, вызвав желание спора, послужило толчком к созданию собственной концепции природы человека.

После той знаменательной встречи Болингброк все чаще обсуждает с А. Поупом этот важнейший философский вопрос, побуждая его приступить к работе над «Опытом о человеке». Знаменательно, что в письме именно к Свифту Болингброк буквально по пунктам изложил замысел этого замечательного творения. Указанный факт – косвенное доказательство того, что «Опыт о человеке» является, по замыслу Болингброка, альтернативой «Гулливеру». Болингброк писал Свифту, что первая часть предполагаемой поэмы «отводится человеку и его месту в универсальной системе Бытия, вторая – его собственная сущность», в третьей части показывается, каким образом действуют универсальные причины, но осуществляются посредством различных законов. «…как Человек, Зверь, Растение взаимозависимы в единой системе природы, являясь в ней частями, необходимыми не только друг другу, но также всему целостному организму Природы, как возникли человеческие общества, из какого источника происходят истинная Религия и истинная Политика, как Бог способствует нашему счастью»[48]. Прозаический план Болингброка интересен тем, что он впервые начал задумываться о создании целостного философского учения как разветвленной и единой теоретической системы, в которой проблеме человека отводится решающая роль. Давая философские советы поэту, он приступил к работе над собственным учением о человеке, обществе, истории, разделами которого бы явились этика, политическое учение и историческая концепция.

Частые визиты Поупа в Даули и Болингброка в Твинингхэм (поместье поэта) были плодотворны для них обоих. Первыми результатами их диалога стали поэма «Опыт о человеке» Поупа (1733–1734 гг.), начинающаяся, как уже отмечалось, восклицанием автора: «Внемли, Сент-Джон», а также философский трактат «Письма, или Опыты, адресованные А. Поупу» Болингброка, над которыми он работал в начале 30–40-х гг. И если поэт говорит о Болингброке как о своем руководителе, учителе и друге, то последний подчеркивает воздействие Поупа на него самого: «Я полагаю, что его значительной заслугой является превращение меня в отшельника, и я благодарен ему за это»[49].

В знак дружбы автор «Дунсиады» посвящает Болингброку несколько прекрасных стихотворений. Вопросы поэзии также становятся темой их бесед, и Болингброк принимает участие в спорах о древней и современной литературе, разделивших литераторов того времени на два враждующих лагеря.

Являясь сторонником новой литературы, Болингброк предостерегает Поупа от излишнего, по его мнению, увлечения переводами Вергилия и Гомера. Высоко оценив их, он справедливо указывает, что истинное призвание Поупа как английского поэта, – способствовать развитию родного языка, создавая на нем произведения, по совершенству не уступающие творениям античных гениев. «Ни один человек, – заключает Болингброк, – не будет изучать английский, чтобы читать Гомера и Вергилия». Он призывает Поупа «после перевода того, что написано три тысячи лет назад… писать то, что заслуживает перевода на языки, сейчас еще не существующие, три тысячи лет спустя»[50].

Но, вернувшись в Англию, Болингброк не мог ограничить свою жизнь только работой над философским учением и разговорами о литературе. Болингброк замечает, что не хотел бы походить на древнегреческого законодателя Солона, удалившегося от общества для философских раздумий в тот самый момент, когда над Афинами нависла угроза установления тирании Писистрата. Он не мог оставаться только наблюдателем той ожесточенной политической борьбы, которая расколола английское общество в конце 20-х гг. на два враждующих лагеря: сторонников коррумпированного правительства Р. Уолпола и парламентскую и внепарламентскую оппозицию.

Болингброку удалось получить разрешение Георга I вернуться на родину, но без права заседать в парламенте и занимать государственные должности. Поэтому он возглавил внепарламентскую оппозицию вигскому правительству Р. Уолпола.

В феврале 1725 г. Болингброк и Уиндем определяли «деятелей существующей тогда парламентской оппозиции как «людей, которые сами не знают, чего ждут, которые готовь прийти в ярость, только не знают, почему, и стремятся действовать, хотя не имеют ни плана, ни согласия»[51]. Торийская партия после прихода к власти Ганноверов оказалась раздробленной на несколько фракций, только одну из которых возглавляли друзья Болингброка, сторонники же Оксфорда и тори – якобиты – к нему самому и всем его проектам относились очень настороженно. Перед Болингброком встала настоятельная потребность добиться сплочения торийской партии и укрепить ее союз с вигами, перешедшими в оппозицию к Р. Уолполу, которых возглавлял У. Пэлтни. X. Дикинсон выделяет «два уровня» в полемике Болингброка с вигским лагерем: публицистический, т. е. отклик на конкретные события, и теоретический, т. е. проблемы политической системы и идеологии.

Оппозиция имела свой печатный орган – журнал «Крафтсмен» (1726–1751 гг.), редактором которого стал Болингброк. В переводе на русский язык «Крафтсмен» означает «ремесленник». Главной целью издания являлось разоблачение «парламентского ремесла», с помощью которого, как считал Болингброк, управляется Англия. Болингброку удалось собрать в журнале лучшие литературные силы Англии того времени: Дж. Свифта, А. Поупа, журналиста и драматурга Дж. Гэя и других. Его собственные публикации выходили за подписью «О». В «Крафтсмене» впервые были напечатаны трактаты, в которых Болингброк изложил основы своего политического учения: «Рассуждения о партиях», «Заметки по истории Англии», «Политический катехизис фригольдера» и другие.

Фиктивный редактор журнала Калеб Д’Анверс (т. е. сам Болингброк) писал, что журнал «будет существовать до тех пор, пока существует английский язык, и поведает о духе времени, в котором он (журнал – Е. Р.) был создан, будущим поколениям». Через неделю правительственный «Лондонский журнал» высмеял это заявление и добавил, что «слишком отдаленное от будущих поколений настоящее поколение никогда не будет ни покупать, ни читать его». Однако министерские писаки просчитались во всех отношениях. Писатель О. Голдсмит, крупный ученый и публицист С. Джонсон свидетельствуют, что «Крафтсмен» раскупался даже быстрее, чем популярнейший «Спектейтер»[52]. Между «Крафтсменом» и правительственной прессой шла настоящая газетная война. Один из вигских журналистов признался, что участники ее истощили все темы о правительстве. Журнал был популярен не только в Лондоне, но являлся одним из самых распространенных и читаемых в североамериканских колониях.

Поуп и Свифт постоянно после возвращения Болингброка на родину побуждают его к написанию философских и исторических трудов. Болингброк чувствует свою раздвоенность: он – человек действия, но в то же время и философ. О том, что эта двойственность тревожила и ощущалась им, говорит его вопрос в одном из писем к Свифту по поводу максимы древних; может ли человек действия быть в то же время философом. Этот вопрос – только повод для собственных рассуждений о том, что говорить о философии – одно, действовать в соответствии с ее принципами – другое, и можно ли вообще в реальной жизни действовать в соответствии с принципами той философии, которую исповедуешь?

Вступив в активную политическую борьбу, Болингброк уже не может уделять много времени философским и историческим опытам и признается, что в Англии менее годен для философии, чем был во Франции. Очень показательна переписка Поупа и Свифта, в которой они убеждают друг друга оказать давление на Болингброка и заставить его продолжать философские опыты и начинать исторические. Поуп, видя участие своего друга в политической борьбе, приходит к выводу, что тот является «человеком мира, не космоса», т. е. не философом[53]. Только снова оказавшись вне политики, в уединении во Франции, Болингброк смог, наконец, возобновить научные изыскания. Причина вторичного отъезда во Францию Болингброка осталась неизвестной. Много лет спустя в письме к лорду Марчмонту он признавался, что тогда друзья убедили его в необходимости отъезда для их «политических проектов»[54]. Эта загадочная фраза находит объяснение, если учесть, что, начиная с 1734 г., Р. Уолпол предпринял настоящую кампанию против своего противника с целью доказать его преступные связи с Францией. Действительно, тень подобных подозрений бросала отсвет на любое политическое мероприятие оппозиции и ставила под сомнение его успех.

Во время вторичного изгнания (с 1735 г.) Болингброк делил время между охотой в парке Фонтебло и научными изысканиями, которые отнимали у него ежедневно, по свидетельству Поупа, пять-шесть часов. О том, что он снова превратился в философа, говорит и название работы «О пользе уединения и изучения», в которой им провозглашается величайшая способность человеческого ума к самосовершенствованию. Для Болингброка-мыслителя это, пожалуй, наиболее плодотворный период, когда в его творчестве политические проблемы осмысляются уже на философском уровне. В 1736 г. он обобщает опыт деятельности оппозиции в «Письме о духе патриотизма». В конце 30-х гг., наконец, завершает «Письма об изучении и пользе истории», замысел которых вынашивался в общей сложности почти 20 лет. В 1738 г он создает лучший свой труд – «Идею о короле-патриоте», где обобщает весь свой политический опыт и философские изыскания. По всей видимости, тогда же во Франции он завершает философские «Опыты», адресованные Поупу, и продолжает работу над крупным философским произведением «Фрагменты, или наброски опытов», где попытался изложить систему своей философии.

В Англии Болингброк появляется теперь от случая к случаю вплоть до 1744 г., когда после смерти отца принимает окончательное решение вернуться на родину навсегда. Правда, в это время его ближайший сподвижник Уиндем уже умер, что явилось, по мнению Болингброка, для оппозиции невосполнимой утратой.

Характерно, что сам факт падения В. Уолпола в 1742 г., не нашел отражения в его переписке. Дикинсон замечает, что отставка всемогущего премьера произошла как бы помимо действий оппозиции. Вероятно, поэтому событие, такое долгожданное для Болингброка, не взволновало его теперь, он по-прежнему проявляет огромный интерес к политической борьбе и прекрасно ориентируется во всехсобытиях на политической арене, удивительно точно и верно оценивая тайные мотивы и реальную значимость каждого из ее участников. Его политический опыт и глубокие знания высоко ценятся молодым поколением политиков, часто прибегающих к советам и консультациям с Болингброком. Например, в 1744 г. вместе с У Питтом, чьи постоянные и долгие визиты в Баттерси стали традицией, Болингброк обсуждает проблемы кратковременного министерства Картерета. Однако, как свидетельствуют его переписка с лордом Марчмонтом и записи в дневнике последнего, он скоро разочаровывается в способностях Питта создать «министерство на широкой основе»[55].

Несмотря на тесное общение с политиками, которых он считал будущим Англии, возвращение на родину для Болингброка было тяжелым. Теряя друзей и врагов, он становился все более одиноким. Особенно сильное впечатление на Болингброка произвела смерть Поупа. Поэт умер буквально у него на руках. «Присутствие старого и испытанного друга», т. е. Болингброка, придавало ему, по собственному признанию, мужества в последний час. Эта утрата стала невосполнимой для мыслителя, горестно восклицавшего, что «он не знал человека, более преданного своим друзьям и служению человечеству». Его последние письма к лорду Марчмонту производят тягостное впечатление при чтении. Однако, несмотря на угнетенное состояние духа, после долгого перерыва в 1749 г. Болингброк снова начинает писать. В своей последней незавершенной работе «Заметки о настоящем положении нации» он намеревался обобщить опыт социально-экономического развития Англии после «славной революции». Болингброк умер 15 декабря 1751 г. в возрасте 74 лет.

Глава II. Политическое учение Болингброка

Для Англии 20–40-х гг. XVIII века проблема государственного устройства имела первостепенное значение. Призрак абсолютизма напоминал о себе внезапными всплесками якобитского движения, ставившего целью реставрацию на престоле свергнутых в ходе «славной революции» Стюартов. Сравнительно недавняя история также наводила на размышления о политической системе, особенно революционные события середины XVII века.

Мыслители эпохи Просвещения, размышляя над проблемами происхождения государства, его реформ, королевской власти выдвигали теории о «естественном состоянии», «общественном договоре», «народном суверенитете» и другие. Болингброк не прошел мимо этих вопросов, создав свою концепцию политической системы, названную им «свободная система правления».

Государство, любая из его форм, по мнению Болингброка, является созданием человека, так как «господь не установил ни монархии, ни аристократии, …ни смешанного правления»[56].

Гражданские законы, данные в политическом обществе «человеку человеком», не всегда соответствуют «естественному закону», а часто и противоречат ему. Поэтому не всякая «система правления» способна обеспечить благосостояние своих граждан. В наибольшей степени отдаляются от «естественного закона», с точки зрения Болингброка, «абсолютистские системы правления». Хотя в некоторых абсолютистских монархиях «управление осуществляется… по приказанию государя несколькими разрядами мандаринов и в соответствии с мнениями и рекомендациями советов нескольких рангов»[57], но общей чертой абсолютизма является полное отстранение народа от управления государством.

В противоположность абсолютизму Болингброк представил свою концепцию «свободной системы правления», способную обеспечить гражданам право на жизнь, собственность и свободу. «Свободная система правления» определяется, во-первых, формой государства; во-вторых, организацией государственной власти; в-третьих, взаимоотношением народа и государства, т. е. степенью влияния народа на дела правления.

Болингброк, вслед за древними авторами, разделяет формы государства на простые и сложные. К простым формам относятся демократия, аристократия и монархия. Сложные формы представляют собой различные комбинации всех простых. Казалось бы, замечает Болингброк, что из всех форм государства «свободной системе правления» будет соответствовать демократия, так как в ней вся государственная власть принадлежит народу, а менее всего – монархия. Но Болингброк опровергает подобное мнение. Любая из простых форм крайне неустойчива: «демократия вырождается в анархию, монархия – в тиранию». «Свободной системе правления» соответствует такая форма «смешанного правления», в которой «аристократические и демократические силы могут быть привиты к монархическому стволу»[58]. В английском варианте «смешанного правления» аристократия и демократия представлены палатами лордов и общин.

Концепция «свободной системы правления» Болингброка предполагает наследственную ограниченную монархию. Наследственная монархия имеет преимущество передвыборной, так как «выборы, хорошо или плохо проведенные, зачастую сопряжены с такими народными бедствиями, что даже годы самого лучшего правления не в состоянии возместить нанесенный им ущерб». Говоря же об ограниченной монархии, Болингброк устанавливает следующий принцип: «налагаемые на корону ограничения», с одной стороны, должны «обеспечить свободы народа», а с другой, «не разрушить основополагающую форму монархии»[59]. Прежде чем изложить основные принципы «свободной системы правления», Болингброк делает экскурс в историю Англии, чтобы выделить основные этапы ее становления.

В английской историографии уже более двух столетий история Англии является яблоком раздора между торийско-консервативным и вигско-либеральным направлениями.

Возвращаясь к истокам этого спора в XVIII столетии, известный консервативный историк Г. Баттерфилд заметил: «Один человек в XVIII столетии писал заметки, являющиеся таким гимном свободе, что он по праву может быть назван основателем вигской интерпретации; однако он был никем иным, как политиком Болингброком, прославившимся в своё время и после как типичный тори»[60].

Замечание Г. Баттерфилда верно, если рассматривать эволюцию обоих направлений в историографии в течение XVIII–XIX веков. На небольшом же отрезке времени – 30-е гг. XV века – между оппозицией Болингброка и вигской правительственной прессой шел ожесточенный спор по конкретным вопросам английской истории, и мнения противников о происхождении, эволюции, структуре английского государства, о политической борьбе, об участии в ней народов, о революции и т. д. были диаметрально противоположными. Поэтому, когда в историографии дискутируется вопрос о «вигизме исторической концепции Болингброка», следует различать «вигизм» как вигско-либеральную систему взглядов в историографии и конкретно-исторический «вигизм» Р. Уолпола и его окружения в конце 20-х-начале 40-х гг. XVIII века.

Болингброк считал историю важнейшим аргументом в политической и идеологической борьбе своего времени. Сама знаменитая полемика об осторожном прошлом между ним и лагерем Р. Уолпола началась, когда на страницах «Крафтсмена» в 1730 г. появились первые главы «Заметок об истории Англии». В «Письмах об изучении и пользе истории», сравнивая современную ему английскую историографию с зарубежной, Болингброк приходит к неутешительным выводам: «Мы должны… уступить пальму первенства в историографии итальянцам, французам и, боюсь, даже немцам». По оценке Болингброка, английская историография дала только два сочинения, соответствующих высшим достижениям мировой исторической мысли – «Историю царствования Генриха VII» Бэкона и «Историю гражданских войн» Кларендона. В этих выдающихся по уровню исследования трудах освещены отдельные периоды из истории Англии, но «у нас, – как замечает Болингброк, – отсутствует общая история, которую можно бы сравнить с некоторыми из написанных в других странах». Подобное положение тем менее извинительно, что «мы не испытываем недостатка в необходимых материалах. Они открыты для нашего усердия и критической оценки»[61].

Мнение Болингброка об освещении английской истории и действительности в зарубежной историографии двойственно: с одной стороны, он советует изучать труды иностранных историков в той же мере, что и «наших собственных», потому что «имеет смысл знать, как историки других стран освещают те мероприятия, к которым мы имели отношение, и какие осуждения высказывают они по поводу нашего образа действий как внутри страны, так и за ее пределами», но, с другой стороны, они, «как правило, едва ли заслуживают чтения в тех случаях, когда они говорят о наших внутренних делах».

Отмечая то, что недоступно пониманию иностранных историков в английской действительности, Болингброк. фактически определяет предметы исторического исследования для отечественной историографии – «характер английской формы правления, политические принципы, в которых мы воспитаны, наши особые островные интересы и сложные и разнообразные интересы и стремления наших партий».[62] Отечественным историкам поэтому следует использовать свидетельства иностранных авторов, но подойти к ним критически.

Болингброк советует будущим историкам, работающим над всеобщей истории Англии, подойти критически и к иностранным, и к английским историкам разных религиозных убеждений, сект и партий, чтобы их не ввели в «заблуждение доморощенное невежество и предрассудки в одном случае, так же, как невежество и предрассудки иностранцев – в другом». Воспользовавшись сочинениями их всех, они получают «богатый исторический фонд, из которого можно черпать достаточное количество достоверных сведений».[63]

В произведениях Болингброка история Англии показана в течение 2 тысяч лет: начиная с истории бриттов, римского завоевания и заканчивая положением страны в 1749–1751 гг. Болингброк показывает разные аспекты английской истории. В «Заметках по истории Англии» история страны от бриттов до гражданской войны 1642 г. рассмотрена сквозь гаррингтоновский принцип «собственность – власть». В «Письмах об изучении и пользе истории» показана роль Англии в системе международных отношений в период «новой истории», т. е. с конца XV века до Утрехтского мира. В «Рассуждениях о партиях» – история партийно-политической борьбы в период Реставрации Стюартов и «славной» революции. «Заметки о настоящем положении нации» представляют собой историю социально-экономического развития и внешней политики Англии после «славной революции» и до 1749–1751 гг., когда была написана книга. Болингброк с его обостренным пониманием важности интерпретации прошлой и современной истории Англии в политической борьбе вступает в полемику с вигской точкой зрения в данном вопросе и выдвигает свою концепцию истории Англии.

Прежде чем перейти к рассмотрению вигской и оппозиционной версий истории Англии, выделим основные вопросы, по которым велась борьба: происхождение английских свобод и конституции, участие народа в управлении государством, существование свободных общинников в средние века, начало отсчета нового времени. В соответствии с этими общими проблемами рассматривались конкретные факты английской истории: норманнское завоевание, возникновение парламента, принятие Великой хартии вольностей, религиозная политика Генриха VII и т. д.

Хотя правительственные газеты «оборонялись», и их публикации были ответом «Крафтсмену», сначала рассмотрим вигскую точку зрения в целом.

Как отметил М. А. Барг, взгляд вигов на английскую действительность отличался антиисторизмом, и история для них остановилась в 1688 г., когда в результате «славной революции» установился «идеальный строй»[64]. Чтобы подтвердить этот основополагающий тезис вигской исторической концепции, вся предшествующая история Англии, с точки зрения правящих вигов, должна рассматриваться как времена полного рабства. Вигским идеологам не пришлось создавать собственной версии, они воспользовались трудом тори Брэди, который во времена Реставрации прославился своими ультрароялистскими симпатиями. Ссылки на этот трактат появились в вигской прессе в 30 гг. Однако кое в чем его теория, восхваляющая феодальные порядки в Англии до гражданской войны 1642 г., была дополнена и развита вигами и в окончательном виде получила следующее звучание. Всецело и полностью отрицалось какое-либо участие народа в управлении государством в англосаксонские времена, даже тогда не было ни свободы, ни свободных людей, так как отношения между членами общества, по мнению вигов, носили характер феодальной зависимости. По мнению «Лондонского журнала», верховный орган англосаксов Уигенагемот состоял из «короля, аббатов, князей, баронов и тех, кто получил землю от короля за службу. Никаких фригольдеров здесь не было; простой народ был толпой грубых… нищих»[65].

В результате нормандского завоевания феодально-сословная лестница в Англии получает свой окончательный вид, а король, «верховный властелин всей земли в королевстве», становится абсолютным монархом. Но и бароны, получившие землю от него за военную службу, были «не в меньшей степени абсолютными суверенами над своими вассалами и рабами». Так как король, церковь и бароны были собственниками всей земли, народ не имел собственности, а так как он не мел собственности, то он не имел и свободы и был игрушкой в руках своих хозяев. Вигский лагерь отрицал какое бы то ни было представительство народа в парламенте, который и сам явился выражением феодальных взаимоотношений, когда знать, стремясь ослабить королевскую власть в период феодальной раздробленности, потребовала свою долю участия в государственных делах. В течение двух веков после завоевания парламент был королевским и аристократическим, а народ не играл никакой роли в законодательстве. Возникновение палаты общин, по мнению вигов, относилось к правлению Генриха III, а причиной послужило непомерное честолюбие Симона де Монфора. По мнению английского историка К. Поккока, вигская историография, использовав исходные предпосылки торийских авторов XVII века, «подошла к проблеме падения феодализма»[66]. Применив гаррингтоновский принцип перераспределения собственности к оценке периода правления Тюдоров, представители вигской концепции истории Англии пришли к выводу об упадке старой знати, поместья которой приобретались членами палаты общин, разбогатевшими в результате торговли, преимущественно шерстью. Однако все эти изменения затронули только социально-экономический базис, не коснувшись политических форм, что породило противоречие между ними, которое и было разрешено революцией 1688 г. Только эта революция – дело рук вигской партии, – дала Англии современную конституцию и свободу. Поэтому говорить о какой-то древней конституции, к принципам которой надо вернуться, бессмысленно. «Лондонский журнал», возражая оппозиции, требующей возвращения к начальным принципам конституции, вопрошал: «Обновление чего?.. Мы не имели конституции до тех пор, пока ее не установила революция. Поэтому невозможно обновить то, что никогда не существовало[67]. Возвращение же в прошлое означает возврат к временам абсолютизма, когда в королевстве был всего один свободный человек – король».

Основой для интерпретации английской истории Болингброком явились произведения вигских идеологов XVII века А. Сиднея, У. Петти и других.

Болингброк отрицал основной тезис своих оппонентов, что Англия узнала свободу только в результате вигской «революции». Он находит ее корни в древних конституциях бриттов и саксов. Согласно его концепции, саксонская конституция была конституцией «свободного правления», так как предоставляла «верховную власть уитенагемоту, состоящему из короля, лордов и саксонских фрименов, который являлся прообразом английского парламента». Народ имел огромную власть, и саксонская конституция была основана на демократических принципах. Что касается Вильгельма Завоевателя, хотя он правил, скорее, как абсолютный, а не ограниченный монарх, ему не удалось полностью уничтожить конституцию: «уничтожив государственные формы, он не мог убить дух свободы».