Читать онлайн Антология хоррора – 2021 бесплатно

Трипофобия

Саймон старался держать равновесие. Его сжало плотным кольцом и втянуло в душный вагон, где окружили тучи влажных рубашек, раздраженные люди, закатывающие глаза, детский кашель и запашок бездомных. Его Высочество будничности – утренний час пик.

Под шляпой сильно вспотела голова, Саймону пришлось приподнять её и пальцами соскрести испарину с волос и кожи. Хорошо, что станция рядом. Работает он в южной части полуиндустриального округа и выход со станции встречает его ежедневной крепкой вонью, что за десятки лет мало претерпела изменений.

Зажав нос платком и стараясь идти как можно быстрее, Саймон обогнул не одну спонтанную помойку, прошёл под переполненными гудящими мостами. Отопнув с порога непонятно откуда взявшуюся крысу, вошёл в помещение и, наконец, глотнул свежего воздуха. Внутренний климат бизнес-центра – обитаемый остров для всего живого и хронически невыспавшегося. Высокий прозрачный, по сути – стеклянная капсула в бело-синих тонах с рабочим ульем вместо каркаса.

Работы перед отпусками всегда много. Особенно когда полно коллег по блату, за которых эту работу приходится делать. Развившийся на фоне этого невроз породил у Саймона привычку расчёсывать голову. Это успокаивало и помогало сосредоточиться, хотя не располагало к здоровью кожи. Нередко он останавливался посреди рабочей задачи, потому что обнаруживал под ногтями кровь с обрывками чёрных волос. Жена не раз грозила нанять терапевта, который колотушкой будет бить его по рукам в нужный момент. И теперь всё чаще он приходил к выводу, что, может, это и не такая безумная идея.

Саймон втиснулся в лифт и постарался устроиться у стенки. Перед ним встала женщина, сместив сумочку с бедра на ягодицу. Кожа Саймона пошла мурашками, но он не смог отвести взгляда – фактура сумки повторила полупустые соты и они начали разлагаться. В воздухе протянулся характерный запах распада. Начинка сот зашевелилась, готовая исторгнуть из себя сгустки посеревшей слизи и личинок. Комок тошноты поднялся с низа диафрагмы к горлу. Саймон зажал рукой рот, опасливо оглянулся, не зная, куда себя деть.

К счастью женщина продвинулась ближе к дверям и отвратительный аксессурар скрылся из виду.

– Привет, ты сегодня вовремя.

Бухгалтер Стивен придвинулся плечом к плечу и нервно почесал свой локоть. Уже как месяц он заимел такую же вредную привычку, что и Саймон, только расчёсывал до крови левую руку.

– Угу, – выдавил Саймон.

Перед глазами запечатлевшийся образ сот медленно начал бледнеть, наконец отпуская нутро. Из кармана прокуковала кукушка – смс от жены, о том, что в метро участились заражения новым вирусом, лучше ехать на такси. Саймон продублировал ей тот же ответ, что и Стивену, сделал упражнение «вдох-выдох» против дурноты и вышел на 26-ом этаже.

– Внимание, в связи с пандемией все сотрудники обязаны просмотреть обучающее видео и расписаться в журнале о ознакомлении, – требовательным голосом объявил заведующий по громкой связи.

Саймон скорчил кислую рожу, отнимая руку от головы. Этих видео он насмотрелся ещё с нового года и щекочущие позывы надолго отнимали у него аппетит. Тем не менее отсутствие на общем сборе могло сказаться на зарплате, а этого он позволить себе никак не мог.

Недружной толпой они направились в конференц-зал. Стивен занял место рядом с Саймоном и сложил руки, не зная куда их девать. Нервничал. Видимо тоже не хотел смотреть ролик.

– «Трипо ll», является производным от вируса «Дриопа"*, появившегося 20 лет назад, – начал приятный женский голос с экрана. – Мутация обоих вирусов вызвана антропогеными факторами в окружающей среде, основной из которых – загрязнение. Главный симптом – множество мелких болезненных отверстий на теле и характерная корочка. Последняя мутация вируса «Трипо ll» пока неизлечима, она поражает локальные участки тканей, нарушает кровообращение в коже и мышцах, в связи с чем появляются полые глубокие ячейки с характерной шестигранной структурой, в которых скапливаются отторгнутые лимфа и…

На экране запустилась нелицеприятная презентация людей со всем перечисленным на лице, глазах, спинах, ступнях и ладонях.

Саймон, зажав рот платком извинительно кивнул и вылетел из зала.

Присев на диван в холле, после недолгого отплёвывания в раковину, он вернулся к дыхательной гимнастике. В последнее время его восприятие слишком обострилось, он и так на грани, а день становится просто невыносимым. В этот момент он поймал себя на том, что расчёсывает голову и отвёл пальцы, хоть и поздно – расцарапал до крови. Теперь при мытье будет болеть.

На экране мобильного, лежащего рядом, высветился звонок: «Жена». Нехороший знак. Писать-то пишет, а звонит она в рабочие часы, только когда происходит что-то плохое. Он не хотел брать. Но если это важно? Пожар? Или газ… Взять пришлось.

– Саймон, нам надо переехать, здесь жить невозможно! Ты проработал пятнадцать лет, пора было уже скопить на переезд! Если один из нас заразится – мы вообще никуда не денемся. Этот вирус не лечат, а все контактирующие… – полилось из динамика. Видимо ей на работе тоже показали этот ролик.

– Если бы мы не ездили каждый год отдыхать, то давно бы съехали! – прорычал в трубку Саймон. – Но, нет! Тебе приспичивало каждый год!

– Но, а как без отдыха ведь? Мы с тобой это тысячу раз обговаривали, и ты снова как попугай – одно и то же! Куда ты дел все средства? Или я уеду отсюда одна!

– Ну и едь! – нажал на экране красный кружок и трубка умолкла.

Не выдержал, накричал, хоть и понимал, что зря. Он хотел переехать, хотел больше, чем всё остальное в этой жизни. Но денег скопить не получалось. Его много раз штрафовали, там, где он пытался халтурить, чтобы заработать быстрее. Где-то упускал деньги по банальной дурости. Он многое не делал по совести. Даже мусор из дома выбрасывал в канавы, потому что до ближайшего контейнера добираться очень неудобно и долго. А какая разница, если весь район и так одна большая помойка.

Голова зазудела не по-доброму. Он отправился в туалет, охладить кожу водой, как в коридоре навстречу выехала каталка с привязанным к ней Стивеном. Его левый рукав закатали до плеча и на нём до локтя поблескивали склизистые шестигранные дырочки, штук десять или двенадцать. И, судя по размерам, ходил он с этим давно.

Саймон нервно ускорил ход, заперся в туалетной комнате, вцепился в голову и начал драть её со всех сил. Когда боль пересилила зуд, он отвёл пальцы и увидел на ногтях оборванные куски водянистой кожи. Как во сне он рассмотрел их, ополоснул руки, приподнял пряди и трясущейся зеркальной камерой мобильного телефона сфотографировал голову.

По всей правой стороне, сквозь чёрные остаточные клоки волос зияли шестигранные до сантиметра дыры с красно-оранжевым содержимым. В ноздри мгновенно ударил запах гнили.

«Вирус передаётся через поверхности одежды и предметов. После прикосновения к заражённому участку необходимо продезинфицировать руки, изолировать поражённый участок и сразу обратиться к специалисту. Ни в коем случае не касаться пораженного места и чего-либо после него.» – прозвучали в мыслях заученные рекомендации.

Он прикасался к голове постоянно. Чего он мог касаться после неё? Клавиатуры, ручки дверей, кранов, ладоней коллег.

Касался себя – своих рук, шеи, ноздрей, языка, губ, глаз… Он касался жены.

*Дриопа – нимфа превратившаяся в тополь. Вирус получил название потому что кожа человека при болезни покрывалась красно-коричневой корочкой подобно древесной коре.

Ольга Андреенкова

Обрыв

Я уже сбился со счета, сколько раз за ночь я встаю и закрываю чертовы окна в доме. Это совершенно бесполезно – когда я проснусь в следующий раз, они вновь будут открыты.

И в них вновь будет прорываться жар горящей плоти вековых деревьев, а уши заполнит многоголосый страх, охватывающий меня до самого рассвета, сжирающий плоть сантиметр за сантиметром. Я буду корчиться от невыразимой боли, и голос мой вплетется в хор голосов диких животных еще одним животным криком, как было уже много раз до этого.

И только с наступлением утра я, наконец, вспомню, что в моем доме уже давно нет окон.

* * *

– Что тебя так беспокоит, Эш?

– Не знаю. Здесь красиво. Но почему-то мне жутко. Мороз по коже, словно предчувствие. Плохое предчувствие.

– Бред какой-то. На, накинь кофту. Возможно, тебя продуло. Я же просил Пола закрыть окно, черт бы его побрал…

Солнце клонилось к закату. Я с восхищением смотрел на темные шапки сосен, казавшиеся с высоты мшистым покровом. Эшли, моя сестра, стояла рядом и с тревогой вглядывалась в горизонт, словно видела в зареве угасающего солнца что-то пугающее.

Энди, Сандра, Ларри и Пол, – мои друзья, – обживали поляну. Вшестером мы отправились в трехдневный поход на Ведьмин Обрыв – весьма живописное место, славившееся огромными соснами и полным отсутствием контроля со стороны государства. Удивительно было, что при этом лес еще не растащили по бревнышку.

Поговаривали, что за это надо благодарить древнее ведьмино проклятье, уничтожающее любого, кто принесет лесу вред.

Людям свойственно придумывать небылицы, чтобы объяснить что-то, чего они не знают или не понимают. Это в их природе. Но я был настроен весьма скептически и не верил в подобную чушь.

Мы успели разбить лагерь аккурат до темноты. Наши палатки стояли вокруг обложенного камнями кострища. Огненные пляски отбрасывали причудливые тени на натянутые тенты, и даже Эшли, казалось, была ими заворожена, позабыв о недавней тревоге. Зашипели пивные банки и пакеты, заскворчали на огне сосиски. Разговоры наши постепенно становились более странными, и, казалось почему-то, что меня развезло больше всех.

Пока Энди отпускал в адрес Эшли шуточки, содержание которых ускользало даже от меня, Пол с Сандрой собрали весь мусор в несколько больших пакетов и бросили его вниз с обрыва, на головы многовековых великанов. На мои слабые протесты они лишь пожали плечами: машина стояла очень далеко, а мусор за ночь мог привлечь диких зверей.

Я хотел еще что-то сказать, но голова моя неожиданно закружилась. «Странно, – подумал я тогда удивленно. – Я точно выпил не настолько много.» Последнее, что я помню – звук застегивающейся молнии то ли спальника, то ли палатки, безумные пляски теней от костра и странные, хлюпающие звуки.

* * *

Я очнулся от душераздирающего крика, еле выпутался из спального мешка и вылез из палатки, оглядываясь. Костер продолжал ярко гореть, освещая все, что находилось на поляне.

– Вы… тоже это слышали? – спросил я у друзей, которые, видимо, еще даже не ложились.

Напротив меня сидела Сандра. Ее глаза слегка опухли. Ларри стоял возле своей палатки, то доставая из кармана телефон, то пряча его обратно. Энди ходил взад-вперед мимо костра, бледный, как полотно, и судорожно сжимал в руках пистолет. Пол следовал за ним молчаливой тенью.

Не было только Эшли.

– Это, наверное, был ветер, – неуверенно протянул Ларри.

– Или какое-то животное, – тут же вставил Энди.

– Меня больше волнует откуда у тебя пистолет, бро, – пробормотал я, глядя на оружие в руках друга. – И где Эшли?

Нечеловеческий крик вновь прорезал воздух, и мне сразу стало ясно, где его источник. Обрыв. Туда и направились мои друзья в то время, как я, не понимая до конца, что происходит, бросился к палатке сестры.

Ее внутри не было.

Я попытался позвать Эшли, но мой крик тонул в страшном вопле. Немного походив вокруг палаток в растерянности, я направился к друзьям, чтобы узнать у них что-нибудь и попросить помощи в поисках.

Когда я вышел к обрыву, Сандра, Пол, Энди и Ларри стояли ко мне спиной и смотрели вниз, на темное полотно леса. В ночи казалось, что его штормит, словно море, а посреди волн возвышается нечто нечеловеческое, вытянутое, с ломанными конечностями-ветками и длинными неряшливыми космами-волосами. Существо вытянуло пасть в сторону луны и вопило, вопило, вопило…

Вывел меня из оцепенения пронзительный хлопок – Энди держал в трясущихся руках пистолет и целился прямо в монстра. Прозвучал еще один выстрел, и еще.

– Прекрати! – заверещала Сандра, впиваясь ногтями в ладони парня. – Ты приманишь эту тварь!

Блестящие, словно напитанные лунным светом, глаза монстра уставились на нас. Существо сжалось и резко выпрямилось, взмывая в воздух. Блеснули стеклом в тусклом свете зубы в неестественно распахнутой пасти.

Пол с визгом сорвался с места первым и рванул в чащу леса. Ларри бросился следом, утягивая Сандру за собой. Энди же продолжал беспорядочно палить по существу.

– Ты что, с ума сошел? Бежим! – прокричал я прямо в лицо другу, схватив его за плечо, но Энди обезумел от страха. Он грубо оттолкнул меня, – я упал на спину, – и наставил на меня трясущееся дуло пистолета.

В нос ударил резкий гнилостный запах, и в следующее мгновение половина головы Энди с чавканьем скрылась в пасти монстра, заливая оставшуюся часть его лица густой гнойной слюной.

Я чувствовал, как от увиденного холодеют мои ноги, отказываясь двигаться, как увлажняется подо мной земля, как пот, проступающий на моем лице, стекает вниз с оглушительным хлюпаньем. Или же это хлюпала брызнувшая во все стороны кровь?

Существо изогнулось и по-собачьи бросило уже мертвое тело Энди в овраг.

Следующим был бы я, если бы чьи-то руки грубо не встряхнули меня. Почувствовав под ногами землю, я бросился бежать следом за спасшим меня Ларри, но почему-то мне постоянно хотелось обернуться.

Мы пронеслись мимо наших палаток, но вдруг Ларри остановился и попятился назад. Впереди, укутанный в высокие тени деревьев, стоял монстр, а у его ног лежало растерзанное тело Сандры.

Не удержавшись, я обернулся и онемел. Точно такое же существо, стояло у костра. Я с ужасом осознал, что оно почти полностью состоит из выброшенного нами мусора, приведенного в движение дьявольской, смертоносной силой. Чуть шелестели на ветре фольгированные этикетки, пластиковые контейнеры и упаковки сплетались в причудливые жгуты, блестели большие круглые глаза – банки. Но самым страшным было то, что внутри всего этого хлама было отчетливо видно человеческое тело. Ветви, служившие монстру ногами, прорастали прямо сквозь мертвую обескровленную плоть.

Неожиданная догадка пригвоздила меня к месту и испугала сильнее окруживших нас тварей.

Я просто стоял и смотрел на это нелепое, приближающееся пружинистой походкой создание, слушал тихий шелест фольги, дробь сердца, бьющую в виски, и хрип сжимающегося горла Ларри, сменившийся после щелчка ломающихся костей бульканьем.

– Эшли? – произнес я севшим от ужаса голосом. И почувствовал, как стоящий у меня за спиной монстр застыл в нерешительности, зеркально повторяя действия первого.

– Сэм? – плаксиво раздалось откуда-то из глубины существа. – Сэм! Энди угрожал мне пистолетом! И изнасиловал!

– Боже мой, Эшли! Когда?

– После того… как ты вырубился. Я осталась у костра и тогда… Сандра смеялась, Ларри снимал на камеру, а Пол… Пол тоже хотел, как Энди. Только я вырвалась. Я побежала к оврагу. Боялась кричать – Энди выстрелит и убьёт. А потом я падаю… Я падаю? Я…

– Эшли… – заговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал спокойно и уверенно. – Послушай меня, прошу…

– Что со мной? – верещало существо голосом Эшли. Тело его изгибалось и судорожно вздрагивало.

– Все в порядке. Мы просто поедем домой и забудем все. Все будет хорошо.

– Я мертва?

– Эшли! Послушай меня!

– Я мертва! Мертва!

Монстр пронзительно завопил и попятился назад, прямо в пламя костра. Огонь жадно перебросился с одной ветки на другую, и сухая листва вперемешку с мусором вспыхнула жутким, огромным факелом.

То, что раньше было моей сестрой, понеслось в сторону обрыва и упало камнем вниз прежде, чем я успел что-то предпринять. Следом, без колебаний, бросился и второй монстр.

Мне бы тоже стоило. Но я стоял.

Стоял и смотрел, как ослепительно-яркий шар огня перебрасывается с дерева на дерево, как поднимается в небо столб густого смоляного дыма, как корчится от боли лес, вопя сотнями голосов и вгрызаясь в ночное небо острыми языками пламени. Как ветер все сильнее и сильнее раздувает кострище, бросая мне в лицо опаленные ошметки пакетов, упаковок от шоколадок и праха моей сестры.

* * *

Людям свойственно придумывать небылицы, чтобы объяснить что-то, чего они не понимают. Это в их природе.

Моя же правда выглядела гораздо хуже любых баек, оттого моим новым домом надолго стали четыре желтоватые стены, в которых у меня было слишком много свободного времени, чтобы придумать сотни страшных историй про то, что я пережил в ту ночь.

Одно я знаю наверняка: однажды, когда я выйду отсюда, я сделаю то, что должен был сделать тогда. Я шагну вниз с Ведьминого Обрыва прямо в горящую пасть леса, преследующего меня по ночам, чтобы подарить свое тело одному из безликих существ, охраняющих лес по древнему ведьминому завету. И тогда я вновь смогу увидеть Эшли. И остальных.

Ксения Кондрашова

Уроды

Наш мир жесток. Он состоит из эпидемий, ядов, человеческой или звериной злобы и катастроф. Из катастроф в последние годы всё чаще. Появление первых в Европе промышленных предприятий стало причиной отравления токсичными отходами, загрязнения воды и воздуха, истребления целых городов. Вымирание и болезни – вот, к чему мы пришли в результате эволюции. И вот с чего началась моя история.

Я родился, и ужаснулся весь мир. Мать и отец не смогли вынести этого горя, а потому отдали меня в приют. Можете представить, каково это – жить в детдоме, имея физические отклонения? А если ты при этом ещё и настолько уродлив, что даже смотреть тошно? Я знаю и скажу с уверенностью, что не пожелаю такого врагу.

Ежедневно, с отражения в зеркале на меня глядело чудовище: тонкая, будто оплавленная кожа свисает с черепа, закрывая глаза; вместо носа дыра, разделённая тонкой перегородкой недоразвитого хряща. Абсолютно лысый череп с деформированными ушами. Я напоминал себе жертву кислотной атаки. Атаки, свершившейся ещё до рождения.

Шли годы, я взрослел, и к моему удивлению наш приют начал заполняться такими же, особенными детьми, как я. Врожденные аномалии стали проявляться всё чаще. Отсутствие пальцев или конечностей, деформация черепа, патология развития кожи или костей. Цирк уродцев. Вот на что стал похож наш детский дом, превратившийся в спецучреждение закрытого типа.

С самого детства нам вбивали в головы, что мы никому не нужны, мы бесполезны и нам никогда не вписаться в обычный мир. Наши воспитатели не пылали к нам ни тёплыми чувствами, ни даже простой жалостью. Только холодная отстранённость, брезгливость и желание поскорее уйти домой.

Я жил в детдоме уже десять лет, когда в него пришёл Макс. Он смотрел на нас и улыбался, будто видел какой-то скрытый потенциал. И в этом было зерно истины. Макс пообещал нам славу и безбедную жизнь. А ещё пообещал показать целый мир! Только бы мы согласились стать частью его необычного шоу.

Он предложил нам выйти за пределы осточертелого интерната и начать новую жизнь. Жизнь, в которой тебя будут любить, а не унижать. Смотреть на тебя, а не прятать взгляды. И мы согласились. Все, кто хоть сколько-нибудь был полезным. Держать нас, конечно, никто не стал.

Макс возил нас по городам Европы, придумывая программу. Чтобы мы не просто стояли на сколоченных из прогнивших досок сценах, но и могли удивить публику.

Лисоподобная Оливия, например, вытаскивала из обшарпанной шляпы маленького крольчонка. Она глядела на него своими раскосыми, едва открывающимися глазами, но, кажется, совершенно ничего не понимала. Неизменно кролик вырывался из ее худых рук, слабых и убегал подальше от оголтелых зрителей.

Медведь-Сэмми выходил на сцену, окованный ржавой цепью, и рычал, глядя в толпу раскрасневшимися от палящего солнца глазами. Поначалу это было даже забавно, косматый малыш, пытавшийся выглядеть устрашающе. Однако со временем Сэм возмужал и его выступления действительно стали пробирать до дрожи. Толпа ликовала, глядя на прирученного зверя.

Трехрукая Энни жонглировала разноцветными шариками, ловко перекидывая их между собой. Позже мячи сменились клинками. А спустя еще какое-то время – горящими факелами. Энни тогда была почти вся покрыта ожогами. А часть волос на ее голове были уничтожены до самых корней. Но огненные всполохи всегда вызывали трепет, а потому не номер приносил неплохие деньги. И Энн приходилось терпеть.

Что же до моей роли во всем этом цирке, я был ведущим. Заводилой. Глашатаем. А так же рисовал афиши. Я начинал наше представление с небольшой речи на помосте и постоянно заканчивал его глубокими мыслями о том, какой ценой далась нам индустриализация. Вот, чем отплатила природа, пытаясь выжечь человечество с лица земли.

Спустя десять лет постоянных скитаний, наша труппа разрослась до десяти человек, не считая Макса. Сиамские близнецы Дэнни и Робби, сросшиеся в районе таза и имевшие на двоих сразу три ноги. Милашка Полли, родившаяся с одним единственным глазом, расположенным ровно по середине лба. Гигант Эдвард, имевший рост почти семь футов. И ещё несколько чудесных ребят.

Однако всему хорошему когда-то приходит конец. Нас это тоже не избежало. Измученные болезнями и врожденными аномалиями тела моих товарищей разрушались. У кого-то отказывали внутренние органы, кто-то умирал от инфекций во время пути.

И вот однажды утром, похоронив медвежонка Сэмми, мы с Максом оглянулись и поняли, что, кроме нас и ещё пары человек, больше никого не осталось. Природа перестала мстить людям за их кощунство. Наверное, поняла, что это бессмысленно. Новорожденных с дефектами становилось всё меньше. Поэтому в наш цирк больше никто не приходил.

Мы скитались по континенту ещё почти год в поисках «свежей крови». Теряя остатки накопленных средств, надежду и товарищей. Из-за череды постоянных неудач Макс пристрастился к бурбону, лишив себя в конце концов человеческого облика и связи с реальностью. Мне было жаль этого измученного, уставшего человека. Однако я даже не представлял, как нам помочь. В каждом городе, в каждой деревне на нас показывали пальцами и глядели испуганными глазами розовощекие, абсолютно здоровые дети.

И я злился на них! Злился на эту шутку природы. Ненавидел весь мир за то, что он лучше, чем я. Что он нормален, полноценен и… Чист. Идея пришла ко мне однажды бессонной ночью. Я понял, что раз природа отказалась уродовать людей, это должны будем сделать мы. Мы сами. Чтобы не сдохнуть с голоду.

Макс был остервенело пьян. Он почти не соображал, когда я привёл в фургон трехлетнюю беспризорницу. Я нашел ее на тёмной улочке какого-то захудалого британского городишки. Она была светловолоса, невинна и очень доверчива.

Девчонка брыкалась, кричала и плакала, пока я поливал её маленькую головку серной кислотой. Я умолял её потерпеть, поглядывая на кожаные ремни, которыми привязал малышку к стулу. Девчонка всё умоляла о пощаде. И даже не подозревала, какая же она получилась прехорошенькая!

После всех изменений девочка стала так похожа на меня, что я в миг проникся к ней отеческой любовью. Макс рыдал, снимая дрожащими руками бинты с ее оплавленной кожицы. Один глаз девчушки слишком сильно пострадал в результате преображения, а второй почти полностью закрылся оплывшим веком. Зато как звонко и хорошо она пела! И как жалостливо…

Так в нашей семье появилась Элис.

А после к нам присоединился маленький Марк, которому пришлось отрезать правое ухо и удалить носовые хрящи. Зато мальчишка был очень талантлив в танцах. Маленькой Кэтти я собственноручно вывернул обе ступни, сделав ее походку похожей на крабью.

Я ловко справлялся с тем, с чем перестала справляться природа. Создавая своих пугающих живых кукол, я достиг совершенства, достиг своего величия, хотя, вряд ли кто-то оценит мое мастерство. Но нельзя отрицать того, что я дал этим беспризорникам и попрошайкам шанс стать частью чего-то великого, а не просто сгнить на улицах города!

Я дал им светлое будущее через боль и увечья. Будто Бог, наградивший их чистые души страданием.

Юлиана Еленина

Кыштым

Чем дальше автобус уезжал от Екатеринбурга, тем сильнее тревога захватывала меня. Я смотрела на горящие окна многоэтажек, мелькавшие в окне, и даже не догадывалась в тот момент, что едва ли мне удастся вернуться из этой командировки прежней.

Я опоздала на ночной автобус, которым планировала ехать, буквально на семь минут. Я должна была оказаться в Магнитогорске к утру, и в расписании остался только один автобус. Протянув паспорт кассиру, я промямлила:

– Один билет на Магнитогорск на одиннадцать вечера через Миасс.

– Что? Девушка, громче! – Кассир развернула паспорт на второй странице.

– На двадцать три ноль-ноль один билет до Магнитогорска, – в этот раз получилось скороговоркой, зато громко, – через Миасс.

В автобусе нас было всего трое. Но это было уже неважно. Не успели мы окончательно выехать из города, как я, накрывшись пиджаком, уже задремала.

* * *

Проснулась я среди ночи от того, что кто-то шептал прямо в мое ухо: «Беги-и-и!». Шепот был настойчивым, протяжным и пугающим. Я резко открыла глаза и села в кресле. Рядом никого не было. Сердце прыгало в груди, как сумасшедшее.

Автобус стоял на стоянке перед автовокзалом Кыштыма, и все, кроме меня, уже покинули салон.

Водитель жестом показал мне, что нужно выйти к остальным.

В лицо ударила ночная прохлада, и я сразу взбодрилась. На привокзальных часах светилось время: 2:04. Неудивительно: темень вокруг непроглядная, до рассвета еще далеко.

Женщина лет шестидесяти, сидевшая в автобусе где-то в конце салона, поймала мой взгляд и первой начала разговор:

– Водитель говорит, придется переждать ночь. В автобусе сорвало какой-то ремень и дальше он не поедет, а утром за нами пришлют другой.

Меня накрыл новый приступ тревоги. Такая пауза означала, что завтрашнюю встречу я точно пропущу и месяц работы может пройти впустую.

Вместе с остальными я направилась к дверям, но тревога, мучившая меня, внезапно усилилась. Ноги мои отрывались от асфальта с трудом, а грудную клетку сдавил спазм. Каждый вдох давался с трудом. Мне было страшно. И чем ближе я подходила к этому чертовому автовокзалу, тем сильнее накатывал страх.

Я бы все отдала, чтобы не приближаться к этому месту, хотя перспектива остаться в ночи на улице маленького городка пугала меня до чёртиков.

Собравшись с духом, я открыла дверь. И за ней оказался вполне обычный зал ожидания: несколько рядов стульев и дежурная за столом возле входа. Около семи-восьми ожидающих пассажиров (или, может быть, случайно зашедших городских) дремали на стульях.

Я осмотрелась: нет, не спали. Каждый, кто был в этом зале рассматривал моих попутчиков и меня. И я вдруг поняла: их глаза в блеклом свете автовокзала отсвечивали фиолетовым.

Я перевела взгляд на дежурную. Обычная тетка лет пятидесяти с одутловатым лицом нездорового серого цвета. Глаза ее также отсвечивали фиолетовым.

Мы с попутчиками, не сговариваясь, придвинулись ближе друг к другу. Нас было всего трое: молодой человек с рюкзаком, скорее всего, студент, добродушная женщина, предупредившая меня о поломке автобуса, и я. Не густо!

Дежурная подняла голову, сфокусировала на мне взгляд и встала из-за стола. Ее движения были угловаты и неестественны. Разом люди вокруг нас образовали плотное кольцо. Они двигались синхронно, как один большой живой организм.

Дежурная приблизилась еще и начала говорить:

– Зря вы приехали, – ее губы не двигались. А голос звучал одновременно со всех сторон, – эта земля не любит чужих.

Меня накрыло волной панического ужаса. Я чувствовала, как холодный пот ручейками стекает по моей спине.

– К-к-к-то вы? – мои зубы начали постукивать друг о друга.

– Мы одни. Мы едины. Мы одно.– они безэмоционально повторяли одно и тоже со всех сторон, – мы одно. Весь город одно. Грибы. Связаны.

Студент рядом со мной начал догадываться:

– Они все из одной грибницы. Весь город. Эта дрянь заразила весь город. Но как?

Люди вокруг не умолкали:

– Светится. Розовое светится. Вода. Везде вода. Не позволить чужим отравлять воду.

Женщина за моей спиной ахнула:

– Розовое – это авария на Маяке. Тут же был взрыв, радиация. Но это было так давно, неужели они все здесь из-за той аварии?

Люди вокруг синхронно повернули голову в ее сторону:

– Ты с нами. Ты наша. Пить воду.

Я успела подумать, что эта женщина действительно купила чай у дежурной. Был ли шанс ее спасти?

Возникла секундная заминка. Это был наш шанс! Студент толкнул женщину в толпу и мы наперегонки помчались к двери, расталкивая людей вокруг.

И мне повезло больше! Перед самой дверью, они все-таки догнали нас. Моего попутчика подвел рюкзак, за лямку которого его поймали и начали тянуть назад. Я выскользнула за дверь и, стараясь не обращать внимания на душераздирающие крики за спиной, побежала вперед.

Я бежала по улицам, стараясь прятаться от рассветных лучей. Город просыпался, но по пути я не встретила ни одной живой души. Молчали даже птицы. От накатывающего страха мутило, по пути меня стошнило, но легче не стало. Пришлось сбавить темп.

Я блуждала по улицам, не зная куда идти, пока не увидела за домами кромку леса. Мне было уже неважно, куда идти. Лишь бы не оставаться в этом проклятом месте.

Прямо на опушке леса, рядом с дорогой я увидела автомобиль ГИБДД и инспектора. Он был вполне живым, розовощеким и глаза его не отсвечивали фиолетовым. Обрадовавшись, я ускорила шаг.

Инспектор увидел меня и вытащил табельное оружие из кобуры и наставил его на меня:

– Не подходи!

– Но… Я… Они погибли, все погибли, – по моим щекам катились слезы.

– Ты была на автовокзале?

– Да.

– Ты не выйдешь из города, ты можешь быть заражена. Возвращайся обратно!

– Но они убьют меня!

– Убьют, – инспектор кивнул и недобро ухмыльнулся, – обязательно убьют. Если ты не станешь одной из них.

Алёна Ласукова

Землю от нас тошнит

– Что может быть страшнее снежной бури в горах? – Катя блеском своих огромных глаз в темноте передавала тревогу всей группе, вышедшей после ужина полюбоваться звёздным небом.

Егор, парень Кати, весело улыбаясь, начал перечислять:

– Да что угодно! Горная болезнь с галлюцинациями, срыв с горы, сход лавины, землетрясение, извержение вулкана…

– Говорят, на вершинах Эльбруса сохранились кратеры от извержений. Учёные считают, что Эльбрус – это бомба замедленного действия, он может проснуться через несколько десятилетий! – подхватил Мишка, молодой военный, как и все, приехавший покорить самую высокую точку Европы.

– А ещё говорят, что землю от нас тошнит, поэтому она извергается… – до сей поры молчавший Иван сосредоточенно смотрел в черное небо, как будто пытался там рассмотреть что-то очень важное, но кроме звёзд ничего не видел. – Говорят, мы паразиты на теле земли – ползаем по ней, отравляя все на своём пути, залезаем в каждую щель, забираемся на самые высокие точки. А многие ведь даже не знают, для чего?

– Мда, не слишком у вас позитивный настрой! – Егор улыбнулся. – Мы же не собираемся ничего отравлять! Просто заберёмся и обратно.

– Да это я так. Я не об этом…

Иван работал гидом уже 15 лет, за это время он совершил не один десяток восхождений на Эльбрус. От ребят из других групп мы знали, что в прошлом году во время сильной бури три человека из его команды погибло.

На высоте 3800, во тьме горной ночи звезды совсем другие. Огромные. Настоящие… Кажется, что можно протянуть руку и сорвать одну себе на память. Если бы это было возможно, люди давно разворовали бы все звезды и луну сожгли, просто так, для развлечения. И прекрасное ночное небо стало бы просто тьмой.

Я задумалась, а для чего МНЕ нужно это восхождение? В первый день на собрании всем членам группы задали этот вопрос. Кто-то ответил, что за компанию с мужем (женой), тем в свою очередь подарили сертификат. Некоторые занимались экстремальными видами спорта, им не хватало чувства опасности, адреналина и они решили попробовать это. Многие просто хотели доказать себе, что способны покорить Эльбрус, а я ответила, что я художник. Вернее, я учусь на художника и приехала воочию увидеть горные пейзажи, поближе рассмотреть облака, прикоснуться к красоте и в дальнейшем все это описать на холсте красками.

Впервые увидев Эльбрус, я разглядела в заснеженных неровностях горы настоящее лицо, с печальными глазами и подумала на мгновение, что гора живая. Пейзажи действительно были удивительными, во время первых акклиматизационных выходов у меня щемило в груди, а на глаза наворачивались слезы. Величие горных массивов давила на меня, тишина оглушала, хотелось преклониться перед этой первозданной красотой. Я чувствовала себя маленькой и ничтожной, такой, какой я на самом деле и была.

Но я солгала. На самом деле, я точно не знаю, зачем я приехала. Для чего мне рисковать своей жизнью? Тут же возникает следующий вопрос, мучавший меня много лет, а для чего я вообще живу?

– Маш, ты что такая задумчивая? Да не бойся, все будет хорошо! – Мишка хлопнул меня по плечу, и я слабо ему улыбнулась.

– Пора ложиться спать. Завтра в 22:00 начнётся самый важный этап – то, для чего все мы здесь собрались. – Иван в последний раз взглянул на ночное небо, но так и не увидел то, что искал. Он пошел в свой вагончик, и мы тоже отправились отдыхать.

Поспать толком не получилось, я проворочалась пол ночи, а если и засыпала на 10 минут, то снилась мне какая-то жуть. Я списала все на волнение. После обеда начались активные сборы, и вот, настал час пик. Время выхода.

В кромешной темноте, освещая себе путь налобными фонариками, мы шли медленно, маленькими шагами. По-другому дойти невозможно, слишком мало воздуха. Мы шли уже около пяти часов, как позади я услышала всхлипывания и невнятно бормотание. Я шла последней. Там никого не могло быть.

Я вспомнила, как нам говорили про горняжку и галлюцинации на высоте, но все же решила обернуться и увидела силуэт в снегу. Я остановилась, как вкопанная.

– Эй, ребята, там кто-то есть! Остановитесь!

Меня никто не услышал. Всхлипывания перешли в плач, и я решила подойти, спросить, кто это, а потом вернуться за группой.

Это оказалось не так просто, я шла быстро и начала задыхаться. Добравшись, я буквально рухнула на колени и оказалась лицом к лицу с… трупом. Это был труп замерзшей девушки. Что за чертовщина?

Не помня себя от ужаса, я бросилась догонять группу. Кое-как я добралась – они устроили привал – упала на колени и заплакала.

Но никто меня не замечал. Все сидели неподвижно, некоторые разбрелись в разные стороны. Я нашла Ивана и села рядом.

– Там труп девушки. Мне показалось, что она плачет, но она мертвая. Что вы делаете? Вы меня слышите?

Иван рыл яму в снегу голыми руками и что-то приговаривал. Очки и каску он тоже снял, волосы его моментально замёрзли на морозе. Он взглянул на меня пустыми глазами и сказал:

– Нужно их похоронить. Они все мёртвые.

Я медленно встала и отошла. Он сошёл с ума, это видно невооружённым взглядом. Я начала трясти остальных, но они не реагировали. Нужно возвращаться за помощью.

Мне пришлось развернуться и в темноте идти в обратном направлении. Часа через три я поняла, что заблудилась. Солнце все не вставало, и меня пробрал страх. Сквозь вой ветра снова послышался плач, вдалеке лежал силуэт. Не уже ли тот же? Этого не может быть.

Я подошла. Та же замерзшая девушка, но на этот раз я отчётливо слышала, как она плачет. Я наклонилась. Ледяной посиневшей рукой она крепко вцепилась в мой рукав.

– Я потерялась… Отстала от группы. У меня дома маленькая дочь… Мне нужно домой. – её глаза были белесыми, замерзшими на веки. Но она говорила, она плакала. – Помоги мне! Не бросай меня здесь одну!

– Я приведу помощь. – я пыталась оторвать её руку от своей куртки. – Честное слово, я позову кого-нибудь!

Я отцепилась, и ее рука безжизненно упала на снег. Она была мертвая. Уже давно.

Захлебываясь слезами, я побрела дальше и столкнулась с группой людей, цепочкой шедшей наверх.

– Эй, подождите! Мне нужна помощь!

Я ухватила одного за плечо и развернула. У него не было пол лица, а в глазах застыл ужас. Приглядевшись, я поняла, что все они были в военной форме и сильно изувечены. Один из них закричал:

– В бой!

Раздались выстрелы, солдаты падали, но вставали и шли вперёд. Для чего? Я упала на снег и закрыла голову руками. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я открыла глаза, ничего уже не было: ни выстрелов, ни солдат. Только тишина и вой ветра.

Сил идти уже не осталось, я просто лежала и хрипела, я умирала. А может быть, я уже давно умерла? Мимо меня шли люди, такие же мёртвые, как я, они искали кого-то, или что-то, они все шли наверх. Для чего?

Земля подо мной затряслась. Кажется, началось, я знала, что это начнётся. Гора начала реветь и стонать. Она была живой, я чувствовала её дыхание. Я чувствовала её боль. От войн, от нашей эгоистичности, никчемности, от ран, которые мы ей наносим. Землю от нас тошнит. Она содрогалась все сильнее. Мои глаза пронзил ослепительный свет, и я их закрыла…

– Маша! Мы дошли, слышишь? Мы это сделали!

Рядом со мной стоял Мишка, тряс меня за плечо и улыбался во весь рот.

– Как дошли? Когда?

– Пять минут назад. Ты хорошо себя чувствуешь?

Мишка помог мне встать. Я поняла, что лежала на снегу, а вокруг сновала вся моя группа. Они фотографировались, что-то кричали и поздравляли друг друга.

– Да! Да, я хорошо себя чувствую! Очень хорошо! – я улыбнулась и заплакала.

Юлия Филоненко

Потерявшиеся

Обычный спальный район, каких много в городе. Дома разных годов постройки. Днем тут спокойно и тихо, все жители на работе. Ближе к вечеру они начинают слетаться, как пчелы в улей. Накупив полные пакеты продуктов, люли поедают их, заперевшись в своих квартирах. Утром с этими же пакетами ручеек сонных граждан тянется к остановке транспорта мимо мусорных бачков. И так каждый день.

Вдруг в тихом болоте ежедневной рутины стали происходить странные события. В местное отделение милиции обратилась женщина с заявлением о пропаже мужа. Случай был анекдотический: мужчина пошёл вечером вынести мусор и пропал. Участковый Васин тихо давился от смеха, когда принимал заявление. Тётка была сварливая и неухоженная, не мудрено, если муж все это время пропадает у красотки в соседнем доме.

Полиции стало не до смеха, когда люди начали пропадать регулярно. Прибежала прилично одетая женщина, ещё красивая, со следами глубокой печали на лице. Она искала сына, студента двадцати лет. Ну, как студента? Он только числился в учебном заведении, за которое мать отваливала немалые деньги. Участковому парень был хорошо известен, он занимался распространением наркотиков. Поймать с поличным было сложно, пакеты с порошком он закапывал в разных местах. История вырисовывалась понятная: полиция не поймала, значит свои убрали.

Потом пропали два рабочих, которые пошли выносить строительный мусор после ремонта. Круг явно сужался. Все нити вели к мусорным бачкам, стоявшим между двумя многоэтажными домами. Этот квартал был построен лет сорок назад, когда ещё жива была мечта сделать «город-сад». Новые дворы сразу же озеленяли. После стольких лет дома были окружены высокими деревьями, которые загораживали окна, задевали электропровода, иногда падали во время сильной грозы. В узких пространствах между домами были маленькие островки зелени, неизвестно как выживающие между двух встречных потоков выхлопных газов. Их даже сквериками не назовёшь. Это маленькие свалки среди бесхозных, повалившихся деревьев.

Картину неухоженности довершали бачки мусора, которые именно там и решили пристроить. Вернее, все было устроено цивильно, только местные жители свои отходы до бачков не доносили. Им было лень сделать два шага, и они бросали пакеты прямо в кустах. Бачки регулярно чистили, убирали вокруг них строительный мусор, но заросли кустарника никто в порядок не приводил. Зимой весь этот бардак был заботливо припорошен снегом, а летом укрывался сочной, зелёной листвой. Частично мусор разлагался, но природа могла быстро справиться не со всем.

Так рассуждал Васин, которому по долгу службы пришлось искать следы предполагаемых преступлений, а вернее отходы. Первое, на что он наткнулся, было старое пальто, которое показалось до боли знакомым. Такое носил зимой и летом местный бомж. Его участковый регулярно гонял из подъездов по жалобам жильцов и был несказанно рад, когда вонючий клиент пропал после сильных морозов. Этого исчезновения никто и не заметил. Васин брезгливо приподнял носком ботинка пальто, но под ним ничего не было, хотя очертания напоминали лежащего человека.

Рядом лежали пакеты всех известных торговых точек, которые были в округе. Может среди них прятался тот, что выносил муж хабалистой тётки, подавшей заявление первой. А вот эту шапочку участковый узнал сразу. Её носил зимой и летом бывший студент. Обстановка становилась зловещей. Бывалому участковому стало не по себе, когда он узнал кусок обоев. Васин видел такие в квартире умершего алкаша. Именно её ремонтировали рабочие, которые бесследно исчезли вместе со строительным мусором.

Было ясно, что это место преступления, но детали его оставались загадкой. Васину предстояло копаться в этом дерьме в поисках улик. Перспектива была из неприятных. Мужчина стоял над этими кучами мусора и раздражённо курил. Он вспоминал свою, единственную в жизни, поездку за границу вместе с бывшей женой. Как там везде чисто, прибрано. Ведь кто-то за это отвечает, всем занимается. Васин про себя ругал наше разгильдяйство последними словами, которые нельзя было вносить в протокол.

Надо было с чего-то начинать. Васин зло бросил на землю окурок и смачно плюнул. В то же мгновение он почувствовал, что его кто-то схватил за ногу. Что за ерунда? Рукав вонючего бомжатского пальто обвился вокруг щиколотки и настойчиво дёрнул. Рывок был такой силы, что высокий мужчина упал, как подкошенный. Минута, и его засосало под эту рухлядь, как будто и не было никогда Васина. Только форменная фуражка одиноко валялась в кустах.

Елена Печнина

Принцесса

Аня росла серой мышкой. Когда пришел подростковый возраст, Аня ждала: вот-вот она расцветет, еще чуть-чуть и ее фигура преобразится и тогда ее полюбят и захотят общаться. Фигура преобразилась. Грудь стремительно росла. За год Аня приобрела пышную грудь, нет, даже огромную. Пятый размер никак не вязался с хрупкой фигурой.

Мама посоветовала носить спортивный лифчик и широкую одежду. Эх, если бы это спасло девушку! На уроки физкультуры Аня надевала две футболки, казалось, у девушки просто нет вкуса, поэтому она носит мешковатую одежду. Грудь мешала ей жить. Аня не могла делать элементарные физические упражнения. Все выходило неловко, не так.

Однажды на уроке физкультуры, Паша, самый красивый мальчик класса, ловя мяч, схватил Аню за грудь.

– Вот это дойки! – воскликнул он.

Взгляды всех мальчиков класса были обращены на нее. Аня готова была сквозь землю провалиться. Следующий урок девушка прогуляла, поспешив убежать от преследовавших ее шепотков:

– Анька, ты туда тряпок напихала?

– Дай титечку потрогать!

– Коровка муууу!

Дома Аня расплакалась. Раздевшись, она взглянула на себя в зеркало. Грудь была огромная. Хотя она и имела красивую девичью форму, но провисла до талии.

– Вымя! За что мне такое?! – рыдала девушка.

Вечером состоялся разговор с мамой.

– Глупая! Грудь – это всегда достоинство женщины! Ни о какой операции слышать не хочу. Еще три-четыре года, и ты будешь гордиться размерами груди. Иди и не парь мне мозги ерундой. Займись уроками.

Аня уединилась в своей комнате. Она старалась осмыслить мамины слова. Надев «бабушкин» бюстгальтер с широкими лямками, она максимально подтянула бретели, что позволило приподнять грудь. Теперь она запросто могла поставить на свой бюст поднос с кружкой чая и сахарницей.

– Корова дойная! – обозвала себя Аня и, накинув свитер и легкую куртку, выскочила на улицу.

У нее даже подруги нет, которой можно было бы поплакаться. Аня села на скамейку, не понимая, как сейчас жить. Ведь засмеют же, затравят. В этом Анин класс преуспел. Ничто так не сближало одноклассников, как травля себе подобного.

– Привет, гуляешь?

Аня от неожиданности вздрогнула. Рядом стояла одноклассница Света, с которой они были когда-то дружны.

– Дышу свежим воздухом.

– Присяду? Я с тренировки иду. Хотела в магаз забежать, но уже не успеваю. Прикинь, мама купила мне фирменный купальник в командировке, а он мне большой! Ну что за невезуха! Такой крутой, думала блесну сегодня в бассейне, ну нет, – девушка щебетала о своем, до Ани плохо доходил смысл рассказа. – Слушай, Анька, у тебя какой размер?

– Сорок четыре.

– А грудь? Мне кажется, чуть больше?

– Ну да, чуть больше.

– Круто! Давай со мной в басик ходить? Я завтра новый купальник куплю, а этот тебе в полцены уступлю. Только примерить надо. Сейчас он мокрый. Заходи завтра днем примерить.

Для Ани это предложение было как глоток воды. Дружить? Быть не одной? Да она об этом мечтала последнее время! Деньги на купальник выпрошу у мамы, лишь бы подошел. Аня расплылась в улыбке, глаза заблестели. Девушки проговорили еще минут пятнадцать, затем Света побежала домой. Аня возвращалась, чуть касаясь земли. Чего она, дурочка переживала. Все ж хорошо. А то что завтра суббота – еще лучше!

Утро началось с улыбки. Впереди встреча с одноклассницей и перспектива возобновления дружбы. Уж Аня постарается, чтоб Свете не стыдно было с ней дружить. По телефону условились встретиться в четыре. Аня сходила в душ, натянула футболку и побежала навстречу новой жизни. Света жила в соседнем доме. На звонок никто не отозвался и Ане пришлось позвонить в домофон дважды.

– Дома никого нет, давай сразу к делу. Купальник на диване. Я выйду чтобы не стеснять тебя, как наденешь – позови.

Аня поблагодарила Свету. Убедившись, что Света вышла из комнаты, Аня скинула футболку, отложила бюстгальтер и взяла верхнюю часть купальника.

– Ты уже надеваешь? Там сзади лямочки перекрестить надо. Разберешься сама? – крикнула Света из соседней комнаты.

Аня вздрогнула и ответила:

– Да надеваю, разберусь.

Накинув на себя сплетение бретелек и веревочек, Аня не сразу поняла что произошло. В комнату с криком вбежали ее одноклассники. Они снимали ее на телефон, кто-то просто ржал, указывая пальцем на девушку, запутавшуюся в лямках. Аня билась как рыба в сети, тяжелая грудь раскачивалась в такт движению.

– Да, Паха, ты не ошибся, сисяндры что надо!

Кто-то подскочил и схватил девушку за грудь, начал мять ее и что-то выкрикивать, имитируя младенца, жаждущего материнскую грудь.

Аня слышала щелчки фотокамер, они казались ей звуками выстрелов. Кое-как она скинула с себя пленивший ее купальник, схватила футболку и бюстгальтер и побежала к выходу. Кто-то отнял бюстгальтер, натянул чашку бюста себе на голову и задорно приглашал кого-нибудь присоединиться. Дверь была заперта, Аня не сразу смогла открыть защелку. Она вывалилась из квартиры под гогот одноклассников.

Слезы застилали глаза, сердце просилось выпрыгнуть наружу. Ане хотелось разорвать эту ненавистную грудь и выпустить его. Сбегая по лестнице, девушка натянула футболку, поняв, что оставила в квартире куртку. Выбежав на улицу, Аня увидела другую группу ребят, в которой она успела разглядеть пару одноклассников, все они смотрели в телефоны, кто-то задрал голову и разговаривал с тем, кто кричал с балкона. Аня даже не сомневалась, о чем идет разговор.

Заметив выбежавшую девушку, толпа загудела и снова эти щелчки фотокамер. Аня бежала. Никуда. Просто бежала. Отсюда.

Куда-то забежав, Аня забилась в темный угол. Вспомнила, что телефон до сих пор лежит в кармане джинсов, она достала его. Маме звонить нельзя, будет еще хуже. Первое, что Аня увидела на незакрытой странице ВК, была ее фотография с обнажённой грудью. Надпись под фото провозглашала девушку жрицей любви, изнемогающей от желания.

Фотографий было много. Очень много. А будет еще больше. Оставалось только умереть. Дзынькнуло новое сообщение, отправитель незнакомый: «Мы не откажем тебе в просьбе уничтожить все фото, если ты не откажешь нам. Мы будем ласковыми и никому не скажем. Ответь ДА».

Аня огляделась. Что-то щелкнуло в голове. Решение было принято. Она отправила сообщение: «Да! Но только пусть это будет красиво. Приходите все, повеселимся. Я в гараже Петровича».

Кто ж не знал гараж Петровича? Это было два в одном: и гараж, и жилище соседа-алкаша. Здесь было много запчастей, топчан, в углу железная печка. Уходя, Петрович никогда не закрывал двери. Воровать было нечего, а компании он всегда был рад. Аня не сразу смогла растопить «буржуйку» чтобы немного согреться, пришлось плеснуть бензину, благо у входя стояли две канистры.

Гостей не пришлось долго ждать. Шестеро одноклассников и еще двое незнакомых парней ввалились в небольшое помещение, пробираясь поближе к печке. От них пахло алкоголем.

– Закурить дадите? – Аня призывно подняла футболку.

– Ты куришь?

– А то! Закроем двери?

– Как скажешь, принцесса! – парни возбужденно заржали.

Принцесса приняла прикуренную сигарету и бросила ее в лужицу бензина, разлитого ею по всему полу гаража.

Евгения Семёнова

Вернувшийся

Супруга прочла смс и, вздохнув, уменьшила на плите огонь. Рядом на стульчике сидела двухгодовалая Алиса и била погремушкой подлокотник.

– Понимаю, я тоже не в восторге. Папа опять будет поздно и разбудит нашу Алису. Но что поделать, он зарабатывает денюшку, – она поставила дочурку ножками на пол, чтобы проводить до кроватки. Но что-то привлекло Алисино внимание, она остановилась и посмотрела в окно, глаза широко открылись, она взвизгнула и уткнулась в колени матери.

Свет на кухне мигнул, потом ещё. На плите погасло табло нагрева. Можно было бы предложить, что дело в перебоях электричества, если бы не остановились часы, что работали на батарейках.

– Алиса! – Елена подняла дочь и прижала к себе, попятившись из кухни в коридор. Дыхание в груди замерло.

Чёрная, невероятно длинная тень протянулась из окна кухни в коридор и чуть не коснулась ноги Елены. Она успела повернуть за угол и захлопнуть дверь в большую комнату, где занавешены окна.

Она села с дочерью на диван и показала ей пальчиком сидеть тихо. Алиса сначала дрожала, а потом начала похныкивать. Вот свет замигал и в комнате. Три лампочки зажжужали, раскалились и лопнули. Елена охнула, закрывая дочь от осколков.

«Уходи. Пожалуйста. Уходи!» – мысленно взмолилась она. Очень боялась поднять голову и увидеть ЕГО рядом, как уже неоднократно бывало. Все приборы в квартире замерли мёртвой тишиной. Только стук сердца и дрожь Алисы, готовая разразиться в плач.

Елена очень медленно подняла глаза и посмотрела на окна. Тень была в комнате. Застыла мрачным силуэтом на шторе в натуральный рост. Слишком близко. Елена пискнула и снова спрятала глаза.

«Уходи! Уходи! Ты не мог снаружи открыть окно! Уходи», – шептала она.

В дверь постучали.

Сердце Елены провалилось вниз.

Постучали ещё раз. Затишье. Третий стук прогромыхал неистовым боем.

– Лена! У вас тоже свет отключили? – услышала она голос соседки.

Елена оглянулась на штору – тень исчезла. Над головой в люстре с треском загорелась последняя лампочка. Кошмар прошёл мимо.

С неохотой Елена отпустила знакомую, не рискуя напроситься – ОН последовал бы за ней и туда. И только она повернула замок – с треском погасла последняя лампочка в большой комнате. Елена схватила куртку, готовая бежать прям в тапках, когда дверь сама отворилась, на пороге оказался муж.

– Что это вы на прогулку собрались раздетые? – поднял он бровь и, увидев напуганные бледные лица, убрал улыбку. Молча отодвинул онемевшую жену с ребёнком и прошёл в коридор, раздеваясь.

– Опять прошла эта «твоя аномалия»? – он снял со стенки часы, вытряхивая батарейки.

– Лёша… – наконец вернув голос, Елена прошла за мужем на кухню. Девочка забрыкалась на руках, она отпустила её, и та, подбежав, уткнулась в штанину Алексею. Он взял Алису на руки и начал покачивать.

– Д-дело в том, что при НЁМ всегда переглючивало технику. При жизни даже работать за комп-пьютерами не мог… – голос Елены дрожал.

– Я понимаю, тебе не хватает внимания, но вся эта история с твоим «покойным бывшим» уже отдаёт шизой, – он пододвинул стул и сел, глядя на жену исподлобья. – Каждый раз прихожу – ребёнок перепуган. Ты рассказываешь об обожённом мужике в военной форме, которого никто кроме тебя не видел. По всему дому осколки…

– Алиса тоже видит ЕГО. Ты не задумывался, что нас обеих просто преследуют?

– Покойник преследует? Послушай себя!

– То есть ты хочешь сказать, я сама тут всё хожу ломаю???

– Лен, да кому вы сдались? Посмотри на это с такой стороны – пока ты не появилась в моей жизни, аномалий никаких не было! Посторонние мужчины не ломились ко мне в дом, не ломались часы, не бились стёкла. Я принял тебя с годовалой дочерью, хотя понятия не имел, как ты жила до! Но ещё раз застану вас или хотя бы одну Алису в таком состоянии – сдам в лечебницу, без обид.

Он встал и посадил ребёнка на стул, не давая слезть.

– Тащи уже чёртов веник!

* * *

Елена лежала, свернувшись калачиком, и вслушивалась. За окном накрапывал дождь. Лёша с Алисой уехали на выходные в Парк Ремёсел, дом без них теперь выглядел тоскливо. Кот Лазарь убежал давно, ещё в первый день прихода покойного гостя.

Елена в этот раз не поехала никуда. ОН искал её, так пусть найдёт. Но страшно. Ей в этот раз не поможет муж и может так не повезти с соседкой. Но попытаться надо. Её не ждала лучшая участь, если она останется жить в страхе вечного ожидания. А страхи Лёши были ей понятны.

Ближе к вечеру она зажгла свечу, сидя у окна. В долгих раздумьях невозможно клонило в сон, да ещё и под мерное тиканье часов. Она положила голову на руки и провалилась. Ноги перестали чувствовать пол, тело стало лёгким. В безмятежном полёте она уже не могла слышать, как останавливаются электронные механизмы и перегорает лампа в маленьком бра, оставленном в коридоре.

Она стояла на берегу океана. Холодный воздух овивал и трепал её длинные волосы. Ступни погружались в белый песок, но шли легко, точно не было привычной гравитации. Откуда-то она помнила это место, помнила, что через сны можно найти переход по ту сторону. И вот он, пустынный, огромный и ужасно одинокий. Это ли чувствуют путники, блуждающие по ту сторону?

Пробуждение пришло не сразу. Тело отяжелело, слух поймал неестественную тишину. Холод остался: тянуло из окна.

Которое она не открывала.

Она боится смотреть. В воздухе вьётся пряный запах осенних листьев. Длинная тень падает прямо на неё. Он здесь. Она даже слышит, как ветер бьёт складками его одежды.

На тяжелом выдохе она всё – таки посмотрела на него: худая мужская фигура, укутанная бинтами вместе с лицом, в рваной военной форме с круглыми отверстиями на груди.

– Это ведь ты? Андрей? – слёзы закрапали по её щекам, она попыталась вытереть их. – Пожалуйста, прости, но умоляю – не мучай нас. Дай мне шанс вырастить Алису. Позволь Алексею помочь её вырастить! На самом деле он хороший человек. Ты слишком рано ушёл, ушёл вот так. Поэтому прошу тебя сейчас – не мучай нас! Пожалуйста!

Андрей протянул обожжённую ладонь и опустил на голову Елены. Она зажмурилась, готовясь к худшему. Напряжение в мужской руке вдруг ослабло, и он нежно погладил её по волосам.

Елена в удивлении разожмурила глаза и поняла, что сидит перед открытым окном, за которым никого нет и, скорее всего, больше не будет. Но когда закрывала, то заметила кое-кого, кого уже не надеялась увидеть.

На следующий день вернулись Лёша и Алиса. Елена, счастливая, встретила их на пороге, а у её ног вертелся серый кот Лазарь.

Ольга Андреенкова

Сумасшедшая

– Как посидели? – Антон открыл дверь автомобиля Юле. В нос девушке ударил запах дорогого табака и легкий аромат парфюма.

– Антон, мы же договорились, что ты не будешь курить в салоне, – с лёгким укором посмотрела на мужа Юля.

Щенячий взгляд в ответ рассмешил Юлю и она чмокнула в сморщенный нос мужа.

– Нормально посидели, – пожала плечами Юля, – Нину жалко. Разводиться, когда на руках трехмесячный ребёнок – жесть. Такой идеальной парой были, помнишь их свадьбу? Воздушная, веселая.

– Они же ипотеку ещё недавно взяли?

– Да, свалил на неё все обязательства и ушёл. Супер благородство, – Юля сморщилась, словно отведала лимон.

– Хватит о них, давай возьмём вина на вечер, посмотрим киношку какую-нибудь?

Юля с шутливым недоумением посмотрела на Антона и рассмеялась.

– Искуситель!

* * *

Утром Юля проснулась с легкой головной болью. Вроде и вина выпила немного. Наверно паленку купили, подумала девушка. Она сладостно потянулась. В окно стучал мелкий дождик, рисуя слёзы. Шикарная золотая береза за окном создавала эффект солнечной феерии.

За дверью послышался приглушенный разговор Антона.

– Да ни о чем она не догадывается.

Юля напряженно прислушалась, но больше ничего не услышала. Через минуту догадка обдала горячей волной – у неё же скоро день рождения! Ну как скоро, через три месяца. Наверняка Антон готовит сюрприз, успокоила себя она.

– Доброе утро, солнце! – в комнату зашёл Антон с дымящейся чашкой зелёного чая, – что-то неважно ты выглядишь. Темные круги под глазами.

Юля подошла к зеркалу, но ничего странного не заметила. Хотя… да, как-будто и есть.

– Ты прав, наверно после вина.

– Что после вина?

– Ну, темные круги.

– Вроде нет, все в порядке у тебя.

– Ты же сам только что сказал…

– Нет, тебе послышалось, милая.

Антон смотрел на Юлю с лёгким недоумением, пытаясь что-то прочесть в ее глазах.

* * *

– Света, я нормальная? – Юля потерянно теребила бумажную салфетку в небольшой кафешке.

– Смотря в каком смысле, – с лёгким смешком ответила подруга.

– Я чувствую себя сумасшедшей. Знаешь, бывает налью чай, отойду на секунду, а его уже нет. Спрашиваю Антона, тот говорит ничего не видел. Недавно в суп положила сахар. При этом я точно помню, что в руки брала солонку! Даже пробовала, может в солонке сахар?! Но нет, там все нормально.

А ещё на днях заказала пиццу. Ждём-ждём, никто не приезжает. Звоню в пиццерию, там отвечают, что такого заказа нет, либо отменен.

Карие глаза Юли наполнились страхом и слезами.

– Мне кажется я схожу с ума, – прошептала она.

– А что Антон? – Света в замешательстве теребила белокурый локон, выбившийся из аккуратной прически.

– Отправил к психиатру. Теперь пью таблетки. Но у меня впечатление, что становится только хуже. Прямо глюки появились, слышаться голоса какие-то, будто заговоры против меня строятся. А это прямой путь в клинику, – девушка была близка к истерике, – я не хочу в психушку!

– Слушай, у меня есть знакомый врач, спец по твоей теме. Мы с ним когда-то мур-мур, в общем хороший мужик, – глупо захихикала Света.

И чтобы отвлечь Юлю, продолжила:

– На днях видела Нинкиного мужа бывшего, на трёх работах пашет, затюканный весь. Сказал, что Нине квартиру оставил, кредит полностью на себя взял, да плюс алименты платит. И знаешь что самое интересное? Нинка его сама выпнула, как старый башмак. У неё новая любовь какая-то.

* * *

Юля по совету нового врача перестала пить старые таблетки и перешла на новые препараты. В голове стало яснее, ушел туман и галлюцинации.

Она шла с вечерней прогулки по набережной и уже подходила к подъезду, когда увидела своего мужа с Ниной. Что-то заставило притормозить возле раскидистого куста сирени.

– Да когда ты уже запечешь ее в психушку? Мне надоело ждать! – громко возмущалась та, которую Юля считала подругой.

– Так быстро невозможно свести с ума человека, – шипел Антон, крепко ухватив Нину за локоть, – потерпи! Мне вообще кажется, что она уже о чем то догадывается.

– Ты мне обещал, что эта квартира будет твоей, поэтому поторопись! Или забудешь про меня.

– Нина, завтра то всё в силе?

Молча развернувшись на каблуках, Нина большими шагами унеслась в темноту из-под блекло-желтого фонаря.

* * *

– Милая, мы с друзьями завтра едем на рыбалку, заканчивать сезон. А ты будь умницей, сиди дома, и пей таблетки как положено-, Антон нежно поцеловал жену в макушку.

– Ты поедешь на своей машине? Или может оставишь мне ее?

– Юлечка, тебе лучше провести выходные укутавшись в уютный плед, попивая ароматный горячий шоколад.

– Как скажешь, дорогой.

* * *

Света с Юлей стояли возле видавших виды дверей морга в ожидании, когда тела погрузят в машину.

– Вот ведь как бывает, – Света не сдерживала слез, – сегодня есть человек, а завтра только память.

– Экспертиза показала неисправные тормоза, – пробормотала Юля, поддевая носком ботинка кроваво красный лист клена.

– А Нинка-то как с Антоном оказалась? – недоумевала Света, – хотя теперь никогда не узнаем правды.

– Подвозил, наверное. На тот свет, – одними губами прошептала Юля.

Ольга Токарь

Жертва

Не найдя себя в списке поступивших в институт, я брела по освещенной фонарями улице, кляня тяжкую долю. Мир вокруг меня был новым, чужим, непонятным. И судя по всему, не считал нужным принять в свои объятия.

Ни места для ночлега. Ни денег на обратную дорогу. Ни друзей, готовых прийти на помощь. Одна среди гранита и огней. Мечта о счастливом будущем рухнула, как карточный домик.

Погрузившись в мысли, не заметила, как оказалась в маленьком сквере. Нацелившись на пустую скамью, прибавила шаг. Одновременно со мной, на сидение из деревянных брусьев, опустилась заплаканная девушка.

– Будешь? – она протянула бумажный пакет, из которого выглядывало горлышко стеклянной бутылки.

Я покрутила головой. Ни пить, ни общаться с подвыпившей незнакомкой не хотелось.

Девушка отхлебнула из бутылки и грустно вздохнула, – Разбились мои мечты дребезги!

Я скептически хмыкнула. Делиться с первым встречным сокровенным – верх глупости. А эта, судя по блеску глаз, узрела во мне, если ни собутыльника, то свободные уши и решила излить душу.

– Я с нее пылинки сдувала, – плаксивым голосом завела она, – Капризы терпела. Если до слез не доведет, считай, день зря прожит. Ужин грею, она огонь прибавит. Суп варю, газ перекроет. Душ больше трех минут принимаю, в двери колотится. На людях позорит. Посмотри на кого я стала похожа! – девушка приблизилась, обдавая мое лицо винными парами. – А ее собаки… Лифта, понимаешь ли, они боятся. И бежишь с шестнадцатого на первый и обратно с двумя с восьмикилограммовыми тушами под мышками. А старуха, через пять минут: «Кажется, Крошка не покакала. Выведи еще разок». Ты бы выдержала такое? По глазам вижу, что нет. Вот и меня сорвало.

Я сделала попытку подняться со скамьи, но незнакомка крепко ухватила меня за запястье. – Хотелось ее на кусочки располосовать. Полночи с ножом у дверей спальни простояла. Не смогла.

Девушка громко икнула, залпом допила остатки спиртного и прицельным броском запустила бутылку в урну.

– Утром, старая грымза, будто почуяв мои намерения, разорвала дарственную на квартиру и приказала собирать чемодан. А я и сама бы ушла. Ей богу! Не осталось больше сил терпеть ее выходки. Ни одна квартира таких унижений не стоит.

Моя говорливая собеседница вывернула содержимое сумки на скамью и отыскав среди вороха вещей обрывок газеты, передала мне. – Не успела меня выгнать, а уже новую жертву ищет. Читай! Вслух читай!

– Одинокой, пожилой женщине требуется сиделка с проживанием…, – глаза выборочно выхватывали из текста нужную информацию, – … помощь по хозяйству, беспрекословное выполнение поручений… квартира в дар.

Ради своего благополучия, я готова была сыграть по чужим правилам.

– Это далеко? – я ткнула в указанный в объявлении адрес.

– В пяти минутах ходьбы. Желтая шестнадцатиэтажка, – девушка махнула рукой, указывая направление.

Смысл моей заинтересованности дошел до нее, когда я спешно принялась натягивать на плечи лямки рюкзака.

– Эй, ты что надумала? Старуха и тебя, и меня переживет. Попользуется и выгонит. Не видать тебе квартиры! Стой!

Но я уже сорвалась с места, свято веря в подарок судьбы.

Дверь открылась в ту же секунду, как мой палец утопил кнопку звонка.

– По объявлению, – выпалила я сходу. Вспомнив о требуемой покорности, виновато опустила глаза, – Извините, за поздний визит.

– Проходи, – пожилая дама отступила в сторону, освобождая проход.

Минуту, не произнеся ни слова, мы изучали друг друга.

Маленькая, круглая, похожая на злую, откормленную мышь со сморщенной мордочкой, она сверлила меня цепким взглядом, в котором читалось безмерное желание растоптать.

– Дома зови меня Чарита, – она первой нарушил молчание. – В общественных местах Чарита Петровна. При соседях и гостях, бабуля.

– Анфиса, – улыбнулась я, и, выдержав паузу, добавила: – Дома зовите меня Фисой.

– Я сама решу, как тебя звать, – отрезала старуха. – А сейчас спать. Все разговоры оставим на завтра, – она распахнула двустворчатые двери в уютную комнатку, – Будете жить втроем. Крошка, Мошка и ты.

Я опустилась на диван рядом с двумя толстыми, ленивыми мопсами и почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Дарственная на квартиру, на мое имя, была оформлена на третий день работы сиделкой. Чарита искренне верила, что розовая бумажка с печатями и подписями давала право манипулировать людьми.

Первые недели все шло как по маслу. Ничего нового из того, что я услышала от девушки из сквера, не происходило. Чарита строго придерживалась старого сценария. Исподтишка мелко пакостила, сваливая вину на меня. Отчитывала, ругала, жаловалась соседям о неряшливой внучке, свалившейся ей на голову.

Шесть раз в день я гуляла с собаками и в пять утра занимала очередь к терапевту. Драила кафель и стригла ее заскорузлые ногти. Запреты на долгое пребывание в душе были смешны. Мне, детдомовской девчонке, после одной ободранной душевой комнаты на сорок человек, три минуты единоличного пользования горячими струями казались роскошью.

Мое спокойствие Чариту раздражало и с каждым днем ее «шалости» становились изощренней. В трамвае, прилюдно стыдила меня за испорченный воздух, а в очереди на кассу, за постель, которую я якобы обмочила ночью. Она жаждала моих пунцовых щек, опущенных глаз и постыдных оправданий. И все это получала с лихвой. Каждая из нас мастерски играла свою роль и еще неизвестно, кому досталась роль жертвы.

– Не нравишься ты мне, Фиска, – пристально рассматривая меня как-то за ужином, недобро скривилась Чарита. – Тощая больно. Того и гляди дух испустишь, – старуха нервно теребила пояс кислотно-розового халата и кусая впавшие губы, поглядывала на часы.

Судя по всему, меня ожидал сюрприз, и что-то подсказывало, не очень приятный. Чтобы не оставаться в долгу, я тоже приготовила неожиданный подарочек для старухи.

Сюрпризом от Чариты оказалась гостья по имени Виолетта. Гадалка, которая любезно согласилась посмотреть мое будущее. Мы втроем пили кофе за кухонным столом и мило вели беседу. Непривычная доброта Чариты, была как затишье перед бурей.

Виолетта перевернула на блюдце чашки с остатками кофейной гущи и гипнотизируя меня взглядом, таинственно прошептала:

– Погадаем?

Я согласно кивнула, придвигая к гадалке чашку из тонкого белого фарфора.

Глаза Виолетты округлились, губы мелко задрожали. – Череп! – она тыкала длинным ногтем в дно кофейной чашки. – Смерть! Скорая. Мучительная. Неизбежная.

Сообщив все, что от не требовалось, гадалка подозрительно быстро вскочила со стула и поправив сползший с плеч платок, покинула квартиру.

Чарита театрально вскинула голову, утерла поясом халата несуществующую слезинку и скорбно вздохнула, – Мне жаль, девочка. Виолетта никогда не ошибается.

– Мне тоже жаль, – копируя ее действия, я потерла глаза кулаком.

Не дождавшись от меня должной паники, старуха надавила на психику, – Мне будет тебя не хватать… – голос прервался, на лбу выступили крупные капли пота. Я внимательно следила за происходящими с ней переменами.

– Что-то мне нехорошо, – мертвенная бледность растеклась по лицу Чариты.

Я проводила ее в спальню, помогла раздеться и уложила в постель.

– Скорую! – старуха судорожно хватала ртом воздух.

– Скорая не поможет, – Виолетта гадала по вашей чашке, а ее пророчества сбываются, – сокрушенно вздохнула я.

– Не верю я ни в какие гадания, – захлебываясь желтой пеной из последних сил прохрипела Чарита.

Я тоже не верила в гадания, но вот в силу крысиного яда, который я подлила в ее кофе, очень даже верила.

Когда Чарита затихла, уставившись невидящим взглядом в потолок, я обтерла ее губы влажным полотенцем, закрыла глаза, пригладила волосы и вытащила из сжатых пальцев скомканное одеяло, чтобы вызванная утром бригада неотложки не усомнилась в естественной смерти девяностолетней старухи.

Эта была самая спокойная ночь из всех моих ночей. Впервые в жизни я спала в своей квартире, на своей кровати и мои бока грели собственные собаки.

Нэлли Стрежнева

Овечья шкура

Эндрю проникновенно посмотрел в глаза Джейн, тяжело вздохнул и произнёс:

– Ты сама меня вынудила, понимаешь? Я не хотел этого делать, но ты не оставила мне выбора.

Металлические наручники с длинной цепью, купленные когда-то давно в магазине для взрослых, сомкнулись на запястьях заплаканной Джейн.

– Эндрю, не надо, прошу тебя, – заскулила женщина, пытаясь достучаться до своего супруга.

Но мужчина лишь вскользь оглядел жену, сидевшую у стены сжавшись в комочек, поморщился и вышел прочь. Джейн слишком поздно поняла, что все эти годы жила с чудовищем. И теперь, будучи прикованной к держателю для полотенца, просто пыталась вспомнить, когда всё пошло не так. В памяти всплывали яркие картинки их совместной жизни. Как они летали на Барбадос, скопив на своё первое путешествие. Как жили в маленькой квартирке. Как любили сидеть в баре на одной из соседних улиц Истсайда.

А потом у них появилась малышка Эмма. И весь мир сжался до её крохотного существа. Эндрю любил свою дочь, обожал больше жизни и каждый день благодарил Джейн за этот подарок судьбы. Но спустя четыре месяца беспросветного счастья Эмми оказалась в реанимации. Однажды ночью их дочь уснула абсолютно здоровой, но проснуться так и не смогла.

Когда Джейн единственный раз приходила в больницу, их малышка всё ещё находилась в летаргии. Врачи не искали причину болезни, только загадочно шептались за спиной у несчастной матери. И близко к дочери не подпускали.

Эндрю сначала винил себя, потом докторов, но в итоге пришёл к тому, что во всем виновата супруга. Он кричал на неё, выплевывая слова с такой ненавистью, что Джейн окончательно потерялась. Она не понимала, почему муж так озлобился, ведь болезнь единственного ребёнка была их общим горем.

А вчера Эндрю не выдержал. Он сорвался и впервые ударил Джейн. Бил долго, с особым садизмом. Сначала просто хлестал по щекам, потом ударил кулаком в живот, а после несколько раз пнул ногой. Женщина лежала на полу, измазанная в крови, и умоляла мужа остановиться.

Как заведённый, он повторял всего три слова:

– Это твоя вина!

Воспоминания казались каким-то кошмарным сном.

* * *

Эндрю вернулся к вечеру. Первым делом зашёл в ванную, Джейн сонно подняла на мужа заплывшие от синяков глаза. Мужчина смотрел куда-то сквозь неё, будто бы и не видел. Затем моргнул, сфокусировался, достал из кармана ключ и снял с жены наручники.

– Вставай и выходи. Мне надо помыться, – голос его был абсолютно сухим.

Будто старый ворон прокаркал, предвещая беду.

Джейн выскочила из места своего заточения и мигом бросилась на кухню в поисках хоть какой-то еды. В ванной зашумела вода, сообщая, что Эндрю ей не помешает. У Джейн оставалось ровно десять минут на то, чтобы сбежать или попробовать вызвать подмогу.

Но домашний телефон был отключён, свой сотовый она так и не смогла отыскать, как и сотовый мужа. Джейн нажала кнопку включения на ноутбуке и спешно натянула на себя тёплые штаны. Сверху темное худи, носки, кроссовки, волосы собрала в пучок. Компьютер зашумел вентиляторами и наконец включился, однако, как и следовало ожидать, интернет тоже был отключён.

– Чёрт с ним! – ударив в сердцах по столешнице, женщина бросилась сразу к входной двери, намереваясь выбежать из квартиры до того, как муж выйдет из душа.

Но все замки оказались заперты. И не нашлось к ним ни одного ключа.

Вода стихла. Щелкнул замок. Эндрю вышел из ванной в одном полотенце, обмотанном вокруг талии. Джейн схватила старый зонт-трость, стоявший в подставке в прихожей и приготовилась защищаться.

– Далеко собралась? – супруг подошёл к ней почти вплотную, нависая огромной скалой. Взгляд его не сулил ничего хорошего.

Джейн четко знала, что побеждает тот, кто нападает первым. Что было сил, женщина ударила мужа по самому слабому месту. Эндрю согнулся и прохрипел:

– Сука!

Судорожно глотая воздух, мужчина пытался закрыться руками от града ударов, сыплющихся по спине, плечам и голове.

– Я убью тебя, убью тебя, тварь! – кричала вошедшая во вкус Джейн.

Откинув в сторону сломанный зонт, она схватила длинную металлическую ложку для обуви и наотмашь ударила мужа по голове. Что-то хрустнуло и Эндрю, заваливаясь на бок, потерял сознание.

* * *

Все тело мужчины было покрыто синяками, ссадинами и кровоподтеками. Он лежал ничком на полу в коридоре и очень медленно приходил в себя. Постоянный звон в ушах мешал ему собраться с мыслями и понять, что же произошло.

Джейн сидела рядом, привалившись спиной к стене. Возле ее ног стояла открытая бутылка шампанского, в руках был высокий бокал. Женщина медленно потягивала напиток и смотрела куда-то в сторону.

– Ты сделал мне очень больно, дорогой, – тихонечко начала она, заметив краем глаза движение, – Я так любила тебя. Я доверяла тебе! – голос её набирал обороты.

Эндрю хотел было шелохнуться, но понял, что руки его туго связаны за спиной. И ноги тоже оказались обездвижены.

– Это безумие, – горло его пересохло, поэтому слова давались с трудом, – Ты обвиняешь меня?