Читать онлайн Достоевский проездом. Барнаул 1857—2021 гг. Пьеса-экскурсия бесплатно

Действующие лица

ФМ. Прапорщик, бывший каторжник, 35 лет. Писатель. Жених.

ПП. Коллежский секретарь. 2 января 1857 года ему исполнится 30 лет.

ЧЕЛОВЕК. Крепостной Петра Петровича.

БРАТЬЯ САМОЙЛОВЫ. Актёры-любители.

НАЧАЛЬНИК. Андрей Родионович Гернгросс.

ДОКТОР. Коллежский советник Иван Антипович Преображенский.

ДАМЫ.

ОФИЦЕРЫ.

КУПЦЫ.

ВООБРАЖАЕМЫЙ. Василий Петрович Демчинский.

ЭКСКУРСАНТЫ. Предполагаемые.

Первая локация

В большой комнате с тремя окнами, которые замёрзли ледяными узорами, на небольшом диване сидит молодой барин в расстёгнутом сюртуке, скроенном по самой последней моде времён начала царствования Александра II, и сшитом в Европе. В комнате деловая обстановка, много коробок и больших папок. Сильно накурено и натоплено. На диване лежит огромная шкура тигра. В углу стоит мужчина среднего возраста в солдатской форме без знаков отличия полка, времён царствования предыдущего императора Николая I, и чистит трубку. Обстановка деловая, позднее утро образованного молодого господина. Мы точно знаем, что ему тридцать лет.

ПП. К нам едет дорогой друг. Он будет в Барнауле проездом всего несколько дней. Надо его хорошо встретить, помочь в делах его. Потом меня часто будут расспрашивать, как это вышло. Вот так. Списавшись заранее с той, которая окончательно решилась соединить навсегда свою судьбу с его судьбой, он ехал в Кузнецк с тем, чтобы устроить там свою свадьбу до наступления великого поста. Он пробудет у меня недели две в необходимых приготовлениях к своей свадьбе. По нескольку часов в день мы будем проводить в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время ещё неоконченных «Записок из Мёртвого дома». Понятно, какое сильное, потрясающее впечатление будет производить на меня это чтение, и как живо я буду переноситься в ужасные условия жизни страдальца, вышедшего с чистой душой и просветлённым умом из тяжёлой борьбы. Конечно, никакой писатель такого масштаба никогда не был поставлен в более благоприятные условия для наблюдения и психологического анализа над самыми разнообразными по своему характеру людьми, с которыми ему привелось жить так долго одной жизнью. Пока не случится XX век. Можно сказать, что пребывание в Мёртвом доме сделало из талантливого Фёдора Михайловича великого писателя-психолога. Однако нелегко достался ему этот способ развития своих природных дарований. Болезненность осталась у него на всю жизнь. Тяжело видеть его в припадках падучей болезни, повторявшихся в то время не только периодически, но даже довольно часто. Да и материальное положение его было самое тяжёлое, и, вступая в семейную жизнь, он должен был готовиться на всякие лишения, и, можно сказать, на тяжёлую борьбу за существование. Я был счастлив тем, что мне первому привелось путём живого слова ободрить его своим глубоким убеждением, что в «Записках из Мёртвого дома» он уже имеет такой капитал, который защитит его от тяжкой нужды, а всё остальное придёт очень скоро и само собой.

ЧЕЛОВЕК. Барин, чем встречать прикажете?

ПП. Чай поставь, мёд не забудь, сало и баранки. С мороза приедут.

ЧЕЛОВЕК. В каких комнатах распорядитесь расположить их благородие?

ПП. В самых светлых и тёплых. Подвинь кровать ближе к печке.

ЧЕЛОВЕК. Как изволите.

ПП. Квартира наша не сохранилась. Жил я на правом берегу реки Барнаулки. На самом углу взвоза дорога резко уходила на гору, зимой её накатывали до льда, и заводские рабочие сыпали на неё золу, так что она чёрной полосой проходила мимо кладбища в бор. Позже, в начале ХХ века, на месте этого дома, на пересечении Социалистического проспекта, а в наше время Соборного переулка, и улицы Большой Олонской, купец Зубов построил двухэтажный дом. Он сдавал его в аренду под аптеку. В конце ХХ века при строительстве новой дороги дом перенесли на Красноармейский проспект. Теперь он стоит на углу улицы Интернациональной. Топили мы сильно, в доме было жарко.

ЧЕЛОВЕК. Бельё позже положу, чтобы с холоду морозом пахло, и писателя вашего каторжного клопы не беспокоили.

ПП. Он в офицеры произведён. Высочайшее помилование вышло. Коньяку поставь и помалкивай.

ЧЕЛОВЕК. Буду стараться, но как получится. Сами знаете, не в моей это воле.

ПП. Ступай, не отвлекай. (Пауза). В августе 1856 года, по пути в Семипалатинск, всего более обрадовал меня Демчинский деликатно устроенным сюрпризом. Он мне представил совершенно неожиданно у себя на квартире одетого в солдатскую шинель, дорогого мне петербургского приятеля Фёдора Михайловича, которого я увидел первый из его петербургских знакомых, после его выхода из Мёртвого дома. Он наскоро рассказал мне всё, что ему пришлось пережить со времени его ссылки. При этом он сообщил мне, что положение своё в Семипалатинске он считает вполне сносным, благодаря доброму отношению не только своего прямого начальника, батальонного командира, но и всей семипалатинской администрации. Впрочем, губернатор считал для себя неудобным принимать разжалованного в рядовые офицера как своего знакомого, но не препятствовал своему адъютанту быть с ним почти в приятельских отношениях. И теперь я ждал его в гости, к самому моему дню рождения. Наш друг Врангель рассказывал мне, что он знает про этого адъютанта военного губернатора. Александр Егорович говорил, что, кроме двух артиллерийских офицеров, это был единственный молодой человек, с которыми они вели в Семипалатинске знакомство. Из юнкеров-неучей он был произведён в офицеры, и, благодаря протекции, скоро надел аксельбанты адъютанта. Это был красавец лет двадцати пяти, самоуверенный фат. Весёлый, обладавший большим юмором, он считался неотразимым Дон Жуаном и был нахалом с женщинами и грозой семипалатинских мужей. Видя, что начальник его и прочие власти принимают так приветливо Фёдора Михайловича, он проявлял большое внимание к нему. Искреннего же чувства у него не было. Он сам слишком гнался за внешним блеском, и серая шинель и бедность Фёдора Михайловича были, конечно, Демчинскому далеко не по душе. Он недолюбливал вообще всех политических в Семипалатинске. Впоследствии он поступил в жандармы, и, имея поручение сопровождать партию ссыльных политических в Сибирь, проявлял большую грубость к ним и бесчеловечность. Фёдор Михайлович не мог с ним не знаться, хотя бы потому, что ввиду служебного положения Демчинского, Фёдору Михайловичу то и дело приходилось обращаться к нему, и действительно тот не раз был ему полезен. Сегодня я жду доброго гостя к обеду, и с ним, скорее всего, будет Демчинский. Может быть, он приставлен к Фёдору Михайловичу, а мы думаем, что это расположение.

ЧЕЛОВЕК. Барин мой, Пётр Петрович, родился 2 января 1827 года в Рязанской губернии, в семье отставного капитана. До пятнадцатилетнего возраста он воспитывался в деревне, затем вместе с матерью переехал в Петербург, где поступил в школу гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. Вскоре стал вольнослушателем Петербургского университета на физико-математическом факультете по отделу естественных наук. В 1849 году, по окончании оного, вступил в члены Императорского Русского географического общества. Вскоре, по поручению географического общества, выполнил перевод труда немецкого географа Карла Риттера «Землеведение Азии» и предпринял экспедицию для исследования горной системы Тянь-Шаня. В течение последующих двух лет учёный посетил Алтай, Тарбагатай, Семиреченский и Заилийский Алатау, озеро Иссык-Куль, первым из европейских путешественников проник в Тянь-Шань и посетил высочайшую горную группу – Хан-Тенгри. В это время им были собраны богатые коллекции по естественной истории и геологии России. С самой Рязани я с ними, имени моего в его записках не сохранилось, так и писал про меня – служитель из крепостных или просто человек.

Собака лает, из комнаты выбегает человек. Пётр Петрович поворачивается, встает, застёгивает сюртук. Открывается дверь, и в комнату входит среднего роста худощавый усатый военный 35-ти лет с уставшими глазами, в парадной шинели пехотного прапорщика.

ПП. Дорогой Фёдор Михайлович, как добрались? Надо горячего чаю с дороги, с мороза. А Демчинский с вами?

Пётр Петрович и Фёдор Михайлович обнимаются. Человек помогает Фёдору Михайловичу снять шинель. Фёдор Михайлович садится и стягивает валенки.

ФМ. Он остановился у знакомой, и просил его не беспокоить, составил мне в дороге компанию. Сколько раз я уже проехал этот путь, а всё не устаю удивляться, какие в Сибири большие расстояния, ни души на тракте. Холод страшный. Если бы не валенки и тулуп, то замёрз бы. Извозчик попался удалой. Тепло-то как у вас. Добрался, слава Богу. Рад, безмерно рад видеть вас, дорогой Пётр Петрович.

ПП. Я как ученый-географ должен уточнить, что протяженность дороги Семипалатинск-Барнаул – 468 вёрст. На основании «Почтового дорожника» 1875 года можно определить и рекомендуемую скорость движения по почтовым дорогам: она устанавливается в зависимости от качества дороги в диапазоне 10—12 вёрст в час. В случае скоростной езды, необходимой для курьера, скорость увеличивалась, и составляла вместе со сменой лошадей 12—15 вёрст в час. Извольте, Фёдор Михайлович, чаю и трубку. Садитесь ближе к теплу. Я вас с нетерпением ждал. На тигра и садитесь.

ФМ. Благодарю. Сами добыли такого зверя, Пётр Петрович?

ПП. История случилась в экспедиции на озеро Иссык-куль. Выехали мы 2-го сентября. Кроме моего крепостного слуги и двух киргизов, к нам присоединились ещё два казака из бессрочно отпускных, и один юноша, не достигший ещё служебного возраста. Они пожелали ехать с нами в горы на охоту за тиграми. Казаки-охотники не обманулись в своих ожиданиях. Когда мы выехали из зоны фруктовых деревьев в зону хвойных лесов, мы действительно выпугнули из густых зарослей двух тигров. Все бросились их преследовать, но, конечно, безо всяких шансов на успех. Проехав версты три в горы, я решил повернуть назад. Встав поутру после утомительных переездов прошедшего дня, я узнал о печальном исходе тигровой охоты, в начале которой мы пытались принять участие. Преследуя тигров, три охотника напали, наконец, на их следы, которые в одном месте расходились, так как, очевидно, оба тигра побежали по разным тропинкам. По верхней тропинке отправился один из двух старших и опытных охотников с собакой, по другой пошёл столь же опытный старый казак с молодым, ещё никогда не бывавшим на тигровой охоте. Обе партии не теряли друг друга из виду. Казак, шедший по нижней тропинке без собаки, заметил тигра, притаившегося в кустарниках, уже слишком поздно для того, чтобы иметь время в него выстрелить. Тигр бросился на охотника так стремительно, что ударом лапы выбил у него винтовку из рук. Опытный казак, не теряя присутствия духа, стал перед тигром, который в свою очередь тоже остановился и лег перед охотником, как кошка, которая ложится перед мышью. Молодой казак спешил на выручку товарища, но руки его так оцепенели от страха, что сделать выстрела он не мог. Тогда старший казак потребовал, чтобы он передал ему свою винтовку, но и это молодой казак не был в состоянии сделать. Старый обернулся и сделал шага два или три для того, чтобы взять у молодого его винтовку. В этот момент тигр бросился, и, схватив казака за плечо, повлёк его сильным движением вперед, так как заметил, что третий казак, шедший с собакой по верхней тропинке, быстро бежал наперерез его пути. Тигр уже успел перебежать место пересечения тропинок, но собаке удалось догнать его и вцепиться ему в спину. Тогда тигр, бросив свою добычу, пробежал немного вперед и начал вертеться для того, чтобы сбросить и разорвать своего маленького врага, что ему и удалось. Но тут он был поражён двумя смертельными выстрелами преследовавшего его охотника. Однако он имел ещё достаточно силы для того, чтобы спуститься до ручья, напиться и испустить на его берегу своё последнее дыхание. Но победоносному стрелку было уже не до тигра. Он бросился на помощь своему товарищу, у которого одна рука была перегрызена выше локтя, а у другой сильно повреждены два пальца. Потом пострадавшего с трудом перевезли в Верное, где я только по своём возвращении из двух своих поездок на Иссык-куль посетил его в госпитале, и нашёл выздоравливающим, хотя рука у него уже была отнята. Трофей их охоты, эта тигровая шкура, был передан мне, а сумма, данная мной охотнику, убившему тигра, была великодушно уступлена им пострадавшему товарищу.

ПП. Печальная история, но шкура удобная, тёплая.

ЧЕЛОВЕК. Ваше благородие, я вас покрывалом верблюжьим накрою. И мёду в чай положу.

ФМ. Спасибо. (Пауза). Вы, Пётр Петрович, большой натуралист. Я же ничего не знаю о животных. Зато строем умею ходить. Александр Егорович рассказывал, что тигров и барсов много водится в юго-западных отрогах Алтая, в камышах озера Балхаш, и особенно по рекам Или и Чу. Это тот же тигр, что и в Индии, по величине и цвету шкуры, только зимою шерсть отрастает длиннее и гуще. Врангель как-то на даче рассказывал байку. Покончив со следствием, принял он приглашение на тигровую охоту. Зверь, очень большой, судя по следам, был обойдён в камышах. Знали тропу, по которой он выходил на охоту, и вот у этого места полукругом стали стрелки, человек двадцать, а версты за полторы, у озера, зажгли камыш. Ветер дул на них, зверь не мог не выскочить на цепь охотников. Ждали долго. Камыш, ещё довольно свежий, горел долго. Наконец, тихо, медленно, величаво, гордо, вышел зверь – огромный, красивый, сильный. Вдруг тигр прильнул к земле, вытянул передние лапы и круто подобрал задние. Все поняли, что последует прыжок, что наступил момент стрелять. Они были шагов на сто от тигра. Раздался залп. Животное сделало огромный прыжок вверх на громадный близлежащий камень и там издохло. Шкуру этого великолепного тигра Александр Егорович купил за десять рублей и отослал отцу.

ПП. Барон был совсем недавно у нас проездом по служебным делам в Бийск, останавливался, навещал дом Андрея Родионовича, виделся с Екатериной Иосифовной.

ФМ. Страдает.

ПП. Не заметно.

ФМ. Вы уже прижились в Барнауле?

ЧЕЛОВЕК. (Подаёт стакан чая). Закуски подать? Папиросы?

ПП. Фёдор Михайлович, закусите с дороги, а потом обедать пойдём.

ЧЕЛОВЕК. Коньяку в чай налить или так поднести?

ФМ. Я не пью. Благодарю, Пётр Петрович, с превеликим удовольствием перекушу. Покурю. А вы пока расскажите, как вы нашли город. Я думаю просить о переводе в него. Начальник Алтайских заводов, полковник Гернгросс, желает, если обстоятельства позволят, чтоб я перешёл служить к нему, и готов дать мне место, с некоторым жалованьем.

ПП. Отчитываюсь, коли вы так серьёзно настроились. Во время моего пребывания в Барнауле домов насчитывали до 1800, а число жителей превосходило 10000 обоего пола. Начался город с сереброплавильного завода. 28 сентября 1739 года на реке Барнаулке, в километре от её устья, началось сооружение плотины для медеплавильного завода Акинфия Демидова. После обнаружения серебра в алтайской руде, в 1746 году, предприятие было перестроено под его выплавку. Барнаульский завод находился достаточно далеко от месторождения руды – до Змеиногорского рудника 247 верст, до Салаирского – 160 верст. Его размещение на реке Барнаулке было обусловлено удачным расположением рядом с ленточным бором как источником топлива. После передачи имущества Демидова в собственность российских императоров здесь разместилась Канцелярия Колывано-Воскресенских заводов. До середины XIX века на Барнаульском сереброплавильном заводе выплавляли девяносто процентов всего российского серебра. Вы не обращайте пока внимания, дорогой Фёдор Михайлович, что я про будущее знаю, я вам потом объясню. Так вот, после отмены крепостного права в 1861 году…

ФМ. Что вы говорите, побойтесь, я же ещё под надзором.

ПП. Да, в 61-м мастеровые завода были освобождены от обязательного труда, в результате чего население города уменьшилось на тысячу человек. В 1893 году, в связи со снижением объёмов выплавки серебра и его стоимости, Барнаульский завод был закрыт. Позднее в его помещениях разместился лесопильный завод, а в советское время была спичечная фабрика.

ФМ. Уважаемый друг мой, вы говорите неизвестные мне слова. Например, что значит советский?

ПП. Простите, этого я не могу объяснить. В 1917 году в России поменяется политический строй. Настанет Советская эпоха. Я всего не понимаю, но она продлится 74 года. Забудьте пока. С начальником алтайских заводов, добрейшим Андреем Родионовичем Гернгроссом и женой его, Екатериной Иосифовной, вы знакомы. И детей их знаете.

ЧЕЛОВЕК. Я всё про всех знаю. Гернгросс – горный инженер, с 1854 года – горный начальник Алтайских заводов. Окончил Горный кадетский корпус с большой золотой медалью, с 1834 года служил на Алтае, был смотрителем рудника, управляющим Сузунским, затем Барнаульским заводом. Выезжал в продолжительные командировки в Германию, Венгрию, Швецию, Норвегию. Вы, ваше благородие, господин прапорщик, познакомились с Гернгроссом весной 1855 года, во время поездки со своим другом Врангелем на Локтевский медеплавильный завод. Врангель писал: «В этот наш приезд в Локтевский завод, мы застали там главного начальника Алтайского округа генерала Гернгросса, образованного, любезного и гуманного. Я знавал в Петербурге близко всю его родню, и здесь мы с ним скоро сошлись. Я представил ему Фёдора Михайловича, он отнёсся к нему очень приветливо, и настойчиво приглашал его вместе со мной погостить к себе в Барнаул и Змеиногорск, где имелась великолепная казённая дача, в которой семейство генерала проводило лето». Вы посещали с Врангелем Гернгросса в Змеиногорске, в ноябре 1856 года. Как известно, вы, господин прапорщик, встречались с Гернгроссом в Барнауле, и написали, что он вам очень понравился.

ФМ. Занятно, исчерпывающе. Чаю горячего подлейте, учтивый вы наш.

ЧЕЛОВЕК. Примите, ваше благородие.

ФМ. Пётр Петрович, брат Михаил прислал мне сигары. Я давно просил прислать папиросы и сигары. Пришли в самое время. Хотите сигару?

Фёдор Михайлович закурил и задумался, смотря в одну точку. По комнате ровными полосами стелился табачный дым, и лёгкие книжные пылинки блестели в нём золотом на фоне голубого ситца стен, отражая пламя свечей в старом зеркале.

ПП. (Внутренний монолог). Тут только для меня окончательно выяснилось всё его нравственное и материальное положение. Несмотря на относительную свободу, которой он уже пользовался, положение было бы всё же безотрадным, если бы не светлый луч, который судьба послала ему в его сердечных отношениях к Марье Дмитриевне Исаевой. В браке она была несчастлива. Муж её был недурной человек, но неисправимый алкоголик, с самыми грубыми инстинктами и проявлениями во время своей невменяемости. Поднять его нравственное состояние ей не удалось, и только заботы о своём ребенке, которого она должна была ежедневно охранять от невменяемости отца, поддерживали её. И вдруг явился на её горизонте человек с такими высокими качествами души, и с такими тонкими чувствами, как Фёдор Михайлович. Понятно, как скоро они поняли друг друга, и сошлись, какое тёплое участие она приняла в нём и какую отраду, какую новую жизнь, какой духовный подъём она нашла в ежедневных с ним беседах, и каким и она, в свою очередь, служила для него ресурсом во время его безотрадного пребывания в не представлявшем никаких духовных интересов городе Семипалатинске. Во время моего первого проезда через Семипалатинск в августе 1856 года Исаевой уже там не было, и я знал о ней только из рассказов Фёдора Михайловича. Она переехала на жительство в Кузнецк, куда перевели её мужа за непригодность к исполнению служебных обязанностей в Семипалатинске. Между нею и Фёдором Михайловичем завязалась живая переписка, очень поддерживавшая настроение обоих. Осенью обстоятельства и отношения обоих сильно изменились. Исаева овдовела, и не в состоянии была вернуться в Семипалатинск, но Фёдор Михайлович думал о вступлении с ней в брак. Главным препятствием тому была полная материальная необеспеченность их обоих, близкая к нищете. Фёдор Михайлович имел, конечно, перед собой свои литературные труды, но ещё далеко не вполне уверовал в силу своего могучего таланта, а она по смерти мужа была совершенно подавлена нищетой. Во всяком случае, Фёдор Михайлович сообщил мне все свои планы. Ещё тогда мы условились, что после моего водворения в Барнауле, он приедет погостить ко мне и тут уже решит свою участь окончательно, а в случае, если переписка с ней будет иметь желаемый результат, и средства позволят, то он поедет к ней в Кузнецк, вступит с ней в брак, приедет ко мне уже с ней и её ребенком, и, погостив у меня, вернётся на водворение в Семипалатинск, где и пробудет до своей полной амнистии. И вот он сидит на диване, курит, о чём-то задумался и собирается скоро ехать в Кузнецк.

ЧЕЛОВЕК. Барин, извозчик вернулся, спрашивает, не надо ли что господину офицеру, которого он привёз, довольны ли они. Бумаги передал, их благородие оставили. На чай, наверное, просит.

ПП. Дай ему калачей с благодарностью. (Оборачиваясь к Фёдору Михайловичу). Я недавно в дневнике записал про дороги. Послушайте, Фёдор Михайлович. (Берёт со стола дневник и читает). За Тоболом нам уже не было надобности останавливаться на казённых почтовых станциях. Лихие ямщики очень охотно везли тарантас на тройках за казённые прогоны по 1—1/2 копейки с версты и лошадях «на сдаточных», передавая едущего друг другу. Это избавляло нас от скучного предъявления и прописки подорожной, от ожидания очереди при переменах лошадей, и вообще от неприятных сношений со стоявшими на низшей ступени русского чиновничества «станционными смотрителями», которые были все огульно произведены в низший классный чин коллежского регистратора только для того, чтобы оградить их от жестоких побоев проезжих «генералов». В Сибири, впрочем, эти побои были редки. При великолепных крестьянских лошадях и высшем развитии извозного промысла, при котором скорость езды на почтовых могла быть доведена до 400 и более вёрст в сутки, генералы всегда были довольны, да и забитый, захудалый почтовый чиновник совершенно стушевался и казался излишним перед богатым и самобытным молодецким ямщицким старостой, который сам готов был сесть на козла нетерпеливого генерала для того, чтобы провезти его одну станцию с лихой удалью. Лихая тройка, запряжённая в мой тяжёлый тарантас, подхватывала его сразу и мчала маршем на всём протяжении от станции, за исключением длинных подъёмов, по которым сибирский ямщик любит ехать шагом, при этом завязывались между ним и мной самые интересные разговоры, в которых русский крестьянин без страха, а таких мы встречали немало, готов был выложить всю свою душу.

ФМ. Простите, друг мой любезный, задумался, дорога утомила, судьба заставила. Я вам привёз мои записки из «Мёртвого дома». А где же рукопись?

ЧЕЛОВЕК. Извольте взять.

ФМ. Вы молоды, вам всего тридцать лет, вас ждёт большая карьера и слава.

ПП. Что вы говорите, я только географ, какое тут признание.

ФМ. Вам много позволено, вас принимают. А со мной не каждый готов говорить. Вам, наверное, Врангель рассказывал про Хоментовского. Как приехал в Семипалатинск на смотр казацкого полка бригадный генерал Хомянтовский, образованный, милый человек, но любивший кутнуть. Я ему понравился сразу, и вот бригадный генерал берёт к себе на квартиру меня – солдата, выпивает с ним, забирает двух моих милых сестриц, прихватывает три бутылочки настоящей «Veuve Cliquet», и всей компанией жалуют к Александру Егоровичу. А вас губернатор принимает.

ПП. Хоментовский боевой офицер, мы встречались. Вы же видели приезд генерал-губернатора. Вам же рассказывали, как Гасфорд диким голосом кричал: «Я здесь приказываю – я закон», «Здесь я министр юстиции!». А потом на обеде сказал об вас: «За бывших врагов правительства никогда я хлопотать не буду. Если же в Петербурге сами вспомнят, то я противодействовать не буду».

ФМ. Власть – она от бога.

ПП. Я вам расскажу про власть. Генерал-губернатором Западной Сибири в 1851—61 годах был престарелый генерал от инфантерии Густав Иванович Гасфорт. Несмотря на некоторые свои странности и человеческие слабости, Гасфорт был недюжинной личностью. Окончив курс наук в Кёнигсбергском высшем ветеринарном учебном заведении, он вступил на службу ветеринаром в прусскую армию, а в одну из войн против Наполеона, ведённых нами в союзе с Пруссией, был прикомандирован к русским войскам. В одном из сражений, когда много русских офицеров было перебито, Гасфорт, поставленный за офицера, в пылу сражения так отличился своей храбростью, что был переименован в офицерский чин и навсегда остался в рядах русской армии. Затем, по окончании отечественной войны 1812 года, Гасфорт поступил во вновь образованное училище офицеров русского Главного штаба. В 1853 году Николай I не нашёл более достойного преемника по Западно-Сибирскому генерал-губернаторству, кроме генерала Гасфорта. Гасфорт имеет образование, большую опытность, личную храбрость и безукоризненную честность. Административных способностей, к сожалению, не имел, но зато не был бюрократом, а наоборот, проявлял личную инициативу, в особенности в делах, в которых считал себя сколько-нибудь компетентным. Положение генерал-губернатора Западной Сибири не лёгкое. В его ведении находится две губернии – Тобольская и Томская. Но на Тобольскую губернию генерал не имел почти никакого влияния. Она управлялась в обыкновенном административном порядке из губернского города Тобольска. Томская губерния едва ли не в большей мере была изъята из фактического ведения Гасфорта. Центр её тяжести находился в Алтайском горном округе, горный начальник которого живёт в Барнауле и в отношении всего хозяйства округа подчинён Кабинету и Министерству двора. В непосредственном распоряжении генерал-губернатора находятся ещё две степные области: Сибирских киргизов и Семипалатинская с почти исключительно киргизским населением. Но и в управлении этим краем генерал-губернатор сильно ограничен Советом Главного управления Западной Сибири, в котором каждый из членов заведует своей частью, как, например, хозяйственной, финансовой, административной, судебной, инородческой. При этом на назначение членов совета генерал-губернатор не имеет влияния. Гасфорт нашёл в этом Совете уже готовую, сплотившуюся шайку хищников и взяточников. Несмотря на сильную власть, предоставленную законом, генерал-губернатор сокрушить их не в силах, так как они были связаны между собой и с какими-то тёмными силами в столичных учреждениях. Это не препятствовало членам Совета Главного управления угождать всем слабостям генерал-губернатора. Гасфорт знает об их злоупотреблениях, производит по временам, для их острастки, «гром и молнию». Гром и молния эти состояли в том, что, собрав некоторые данные по какому-нибудь крупному злоупотреблению, он разносил обвиняемого в присутствии всех, не жалея даже резких выражений, на что виновные низко кланялись, не отрицая своей вины. Но дело этим и оканчивалось, и эти же виновники, подождав немного, продолжали свои злоупотребления. Доходы их были велики, этим и объяснялось разливанное море шампанского на пирах высших омских чиновников и их грубые, циничные оргии.

ФМ. Везде воруют. Русский человек ворует даже в трюме. Я обещал вам почитать. Вы, друг мой дорогой, первый, кому я это читаю. (Открывает папку с бумагами, которую только что ему подал человек. Читает). «Вообще все воровали друг у друга ужасно. Почти у каждого был свой сундук с замком, для хранения казенных вещей. Это позволялось; но сундуки не спасали. Я думаю, можно представить, какие были там искусные воры. У меня один арестант, искренно преданный мне человек (говорю это без всякой натяжки), украл Библию, единственную книгу, которую позволялось иметь в каторге; он в тот же день мне сам сознался в этом, не от раскаяния, но жалея меня, потому что я её долго искал. Были целовальники, торговавшие вином и быстро обогащавшиеся. Об этой продаже я скажу когда-нибудь особенно; она довольно замечательна. В остроге было много пришедших за контрабанду, и потому нечего удивляться, каким образом, при таких осмотрах и конвоях, в острог проносилось вино. Кстати: контрабанда, по характеру своему, какое-то особенное преступление. Можно ли, например, представить себе, что деньги, выгода, у иного контрабандиста играют второстепенную роль, стоят на втором плане? А между тем бывает именно так. Контрабандист работает по страсти, по призванию. Это отчасти поэт. Он рискует всем, идёт на страшную опасность, хитрит, изобретает, выпутывается; иногда даже действует по какому-то вдохновению. Это страсть столь же сильная, как и картежная игра. Я знал в остроге одного арестанта, наружностью размера колоссального, но до того кроткого, тихого, смиренного, что нельзя было представить себе, каким образом он очутился в остроге. Он был до того незлобив и уживчив, что во всё время своего пребывания в остроге ни с кем не поссорился. Но он был с западной границы, пришел за контрабанду и, разумеется, не мог утерпеть и пустился проносить вино. Сколько раз его за это наказывали, и как он боялся розог! Да и самый пронос вина доставлял ему самые ничтожные доходы. От вина обогащался только один антрепренер. Чудак любил искусство для искусства. Он был плаксив, как баба, и сколько раз, бывало, после наказания, клялся и зарекался не носить контрабанды. С мужеством он преодолевал себя иногда по целому месяцу, но, наконец, все-таки не выдерживал… Благодаря этим-то личностям вино не оскудевало в остроге. Наконец, был ещё один доход, хотя не обогащавший арестантов, но постоянный и благодетельный. Это подаяние. Высший класс нашего общества не имеет понятия, как заботятся о „несчастных“ купцы, мещане и весь народ наш. Подаяние бывает почти беспрерывное и почти всегда хлебом, сайками и калачами, гораздо реже деньгами. Без этих подаяний, во многих местах, арестантам, особенно подсудимым, которые содержатся гораздо строже решённых, было бы слишком трудно. Подаяние религиозно делится арестантами поровну. Если не достанет на всех, то калачи разрезаются поровну, иногда даже на шесть частей, и каждый заключенный непременно получает себе свой кусок. Помню, как я в первый раз получил денежное подаяние. Это было скоро по прибытии моём в острог. Я возвращался с утренней работы один, с конвойным. Навстречу мне прошли мать и дочь, девочка лет десяти, хорошенькая, как ангельчик. Я уже видел их раз. Мать была солдатка, вдова. Её муж, молодой солдат, был под судом и умер в госпитале, в арестантской палате, в то время, когда и я там лежал больной. Жена и дочь приходили к нему прощаться; обе ужасно плакали. Увидя меня, девочка закраснелась, пошептала что-то матери; та тотчас же остановилась, отыскала в узелке четверть копейки и дала её девочке. Та бросилась бежать за мной… „На, „несчастный“, возьми Христа ради копеечку“, – кричала она, забегая вперед меня и суя мне в руки монетку. Я взял её копеечку, и девочка возвратилась к матери совершенно довольная. Эту копеечку я долго берег у себя».

ЧЕЛОВЕК. Напечатают вашу книгу в 1860—1861 годах. Отдельные главы напечатают в журнале «Русский мир», затем в журнале «Время». В январе 1862 года в типографии Праца выйдет первая часть романа. Позже вы заключите договор с Базуновым на издание обеих частей. Денег получите почти три тыщи.

ФМ. Твои бы слова Его Императорскому Величеству в уши. Положим, что ещё год не позволят печатать? Но я, при первой перемене судьбы, напишу к дяде, попрошу у него 1000 рублей серебром для начала на новом поприще, не говоря о браке. Я уверен, что даст. Ну, неужели не проживем на этом год? А там дела уладятся. Наконец, я могу напечатать incognito и всё-таки взять денежек.

ПП. Деньги они всегда деньги. Один серебреный рубль времён правления Александра II, в 2021 году стоит на антикварном рынке 25000 рублей. Серебряный рубль – монета и денежная единица Российской империи, чеканилась с 1704 года, имела хождение по 1897 год. В период с 1769 по 1840 год серебряный рубль оставался вспомогательной денежной единицей и имел рыночный курс обмена с ассигнационным рублем. В 1897 году серебряный рубль прекратил существование, был издан указ об эмиссионных операциях Госбанка, получившего право выпуска банкнот, обеспеченных золотом. В 1843 году за рубль серебром можно было получить 3,5 рубля ассигнациями.

ФМ. Я спрашиваю себя: «Чем же будешь ты жить?» – ибо, конечно, жалованья недостаточно для двух. Моя жена многого не потребует; она со взглядом здравым на жизнь. Она была в несчастии, она переносила его гордо и терпеливо; по крайней мере, она не мотовка, будь уверен, а, напротив, хозяйка превосходная, если не жить в Петербурге и в Москве, то мне вполне достаточно 600 рублей серебром в год. Где же я их возьму? Я надеюсь на бога и на царя. Я надеюсь, твердо, что мне позволят и скоро быть понятым, – писать и печатать. Подожди, друг мой, ещё услышишь обо мне и хорошо услышишь. У меня уже теперь есть написанное, и если позволят напечатать, то будет, по крайней мере, на 1000 рублей серебром. Теперь труд давно уже вознаграждается. Себя же я насиловать не буду, как прежде, не буду срамить себя, и писать мерзости, через силу, для доставления статей в срок, по контрактам. Эта работа всегда убивала во мне все силы, и никогда я не мог написать ничего дельного. Но теперь дело другое. Материалов у меня бездна. Мысли мои прояснели и установились. То, что я напишу, уже, конечно, не откажутся напечатать в журналах, а, напротив, примут с радостью. Я это знаю наверно. Конечно, я могу заработать без труда большого несравненно более шестисот рублей в год. Но я кладу только 600 на свои потребности и буду иметь их. Если же это не удастся, то в Сибири такая нужда в людях честных и что-нибудь знающих, что им дают места с огромными жалованиями. И я знаю, наверно, что мне не откажут, а, напротив, примут меня с радостью. Одним словом, я не пропаду. Но покамест, пока служу, по крайней мере, на этот год, надо чем жить. Рассчитав всё, ибо надо завести и квартиру, и какую-нибудь мебель, и одеться мне и ей, и заплатить за свадьбу, на всё это надо мне 600 рублей серебром. Один из моих знакомых, человек, с которым я сошёлся по-дружески, богатый и добрый. Я просил у него взаймы, не скрывая от него моих обстоятельств, надежд и прямо объявив, что могу заплатить ему только через год. Но этот долг надобно отдать. Это священный долг. И потому я намерен обратиться к дядюшке, написать ему письмо, изложить всё без утайки и попросить у него 600 рублей серебром. Может быть, и даст – и тогда я спасён. Если даст дядюшка, то да будет он благословен! Он меня спасёт от беды, ибо тяжко иметь на плечах долг в 600 рублей серебром. Если же не даст – его воля! Он так много сделал для нас, он до такой степени заменил нам своими благодеяниями отца, что мне грешно было бы роптать на него.

ЧЕЛОВЕК. Обедать изволите идти. (Поёт). Но не долог срок на земле певцу, все бессмертные в небесах.

ПП. А это откуда? Рязань певучая.

ФМ. Это из «Руслана и Людмилы». Премьера была за 20 дней до моего ареста в 49-м году.

ПП. Подавай одеваться.

ФМ. Надобно обязательно мармеладу купить.

ПП. Мы отправляемся гулять и обедать, а человек мой сходит за мармеладом.

Вторая локация

На улице мороз и тихо. Яркое солнце бледным пятном пробивается через дым, который стоит сплошным туманом, как английский смог над Пекином в 2021 году. Дымят заводские трубы, топят печи в домах. Дым стелется в речную ложбину Барнаулки. На Сенной площади стоят крестьяне, лошади покрыты попонами, и над ними вьется пар. Пётр Петрович и Фёдор Михайлович перешли речку по льду, прошли два квартала, и вышли на угол Соборной площади. Пётр Петрович и Фёдор Михайлович тепло одеты, Пётр Петрович в зимнем пальто и меховой шапке, Фёдор Михайлович в новой шинели прапорщика и модном башлыке поверх кивера. Полусаблю он оставил в квартире. В доме остался Человек, он смотрит в замёрзшее окно, и приглядывает за редкими прохожими. В руках у него полусабля. Он грустит. И вдруг ему показалось, что, мимо окон крадучись, прошёл пехотный офицер. Человек перекрестился.

ЧЕЛОВЕК. Надо её почистить. Жениться едет благородие. Вообще-то, из-за простоты, удобства и эстетичности такая сабля была принята на вооружение для нижних чинов пехоты и пешей артиллерии. Это пехотный тесак образца 1807 года, позже его заменили образцом 1817 года, а в 1855 году окончательно сняли с вооружения. Ох, пока это докатится до Сибири, ещё двести лет пройдёт.

Пётр Петрович и Фёдор Михайлович остановились у ограды, теперь это городской парк, и смотрят на Соборную площадь. В центре площади стоит небольшая новогодняя елка, крестьянские розвальни и редкие санки чиновников проезжают по площади. Из храма вышли несколько пузатых священников с иконами и хоругвями.

ПП. Эта парадная шинель нового образца вам к лицу. Врангель рассказывал, что когда вас первый раз вызвал, вы были в солдатской серой шинели, с красным стоячим воротником и красными же погонами.

ФМ. Очень памятный момент. Я не знал, почему меня вызывают, и, войдя к нему, был крайне сдержан. Я был угрюм, с болезненно-бледным лицом, покрытым веснушками. Светло-русые волосы были коротко острижены. Я пристально оглядывал его, казалось, я старался заглянуть ему в душу, – что мол это за человек? Я признался Врангелю впоследствии, что был очень озабочен, когда мне сказали, что меня зовет господин стряпчий уголовных дел. А вы бы что подумали? Но когда он извинился, что не сам первый пришёл ко мне передать мне письма, посылки и поклоны, мы сердечно разговорились с ним, я сразу изменился, повеселел и стал доверчив. Часто после я говорил ему, что, заходя в этот вечер к себе домой, я инстинктивно почуял, что в нём найду искреннего друга.

ПП. Фёдор Михайлович, обратите внимание, перед нами главная городская площадь. Называется она Соборная. Потом её назовут площадью Свободы.

ФМ. Как много вы себе позволяете, Пётр Петрович, и не боитесь?

ПП. А что мне могут сделать, я же бюст в сквере рядом с университетом. Эта, старейшая в Барнауле площадь между улицами Ползунова, Пушкина и Социалистическим проспектом, появилась в 1750-х годах. В 1749 году был построен храм Святых Первоверховных апостолов Петра и Павла. Собор имел отдельно стоящую 22-метровую колокольню под шпилем с праздничными воротами. Это была главная церковь Колывано-Воскресенского горного округа. Стройный силуэт подчёркивал основную композиционную ось при небольших размерах города и исключительно одноэтажной застройке Барнаула конца XVIII века. Собор представлял типичную, для европейской культовой архитектуры, трехнефную базилику с чётко просматриваемым крестом. До 1772 года у Петропавловского собора действовало православное кладбище, на котором был похоронен изобретатель Иван Ползунов. Ему, дорогой Фёдор Михайлович, не только бюст на углу поставили, а целый памятник напротив технического университета.

ФМ. Вы так много знаете про этот город, а я только проездом бываю.

ПП. Я же учёный. К началу XX века на площади располагались церковная школа, казначейство, Главное управление Алтайского округа, казармы, кинотеатр, женская гимназия и богадельня. Здесь же регулярно организовывался масляной базар. В 1917 году Соборная площадь была переименована в площадь Свободы. В течение первой половины XX века здесь проходили наиболее важные городские события. В 1960-1980-х годах на её территории устраивались народные гулянья и проводились праздники – встреча Нового года, проводы зимы. А в 1935 году Петропавловский собор был разрушен.

ФМ. Красивое название площадь Свободы! Свобода, возможность заниматься литературой дали бы мне более денег.

ПП. В 1953 году в угловой части сквера на площади Свободы установлен бронзовый бюст дважды Герою Советского Союза Плотникову. Бюст возвышается на трёхметровом гранитном постаменте, украшенном рельефным изображением дубовой ветви, скульптор Терзибашьян. Также на площади установлен бюст Ползунову. Об нем я уже сказал.

ФМ. Хорошо, что герои народом не забыты. Памятники ставят.

ПП. И улицы их именами называют, Фёдор Михайлович. Странно всё с народной памятью. Они в 2010 году на месте Петропавловского собора установят бронзовый монумент высотой 4,5 метра, памятник жертвам политических репрессий. Скульптор Прокопий Щетинин.

ФМ. Близко мне всё это, страшно и понятно.

ПП. Храм хотят восстановить.

ФМ. А памятник жертвам куда же, позвольте узнать?

ПП. Отодвинут в сторону и оставят тут же в сквере.

ФМ. Гуманно, по-божески.

ПП. Пишут в газетах, что в 2018 году в Алтайской митрополии собрали «круглый стол», участники которого единодушно высказались за то, что нужно восстанавливать Петропавловский собор. Историки и краеведы отметили, что рядом с ним было кладбище, на котором похоронен Ползунов и первый главный командир Колывано-Воскресенских заводов Андреас Беэр, поэтому надо бережно к этому относиться.

ФМ. Кладбище скорбное место.

ПП. А там дальше по улице видите дом? Это тюрьма. Говорят, там есть подземный ход. Это одна из тайн города. Люди любят тайны. В Барнауле несколько страшных тайн, про жену одного губернатора, даму в голубом, про коллекцию начальника завода и про то куда исчез Анатолий Банных.

ФМ. У меня теперь нет тайн.

Из-за угла торопливо вышел Человек. Он в шубе, такие стали популярны, когда научились красить овчину, а случилось это в 1868 году, после создания красителя для обработки овчин по методу Гуляева, такие шубы будут долго называть «барнаулкой».

ЧЕЛОВЕК. Барин, барин, погодите.

ПП. Что случилось?

ЧЕЛОВЕК. Нету мармеладу. Все лавки обошёл. А вы об чем рассказываете? Про вас, господин прапорщик, все знают. В газетах же писали, что военный суд находит подсудимого виновным в том, что он, получив из Москвы от дворянина Плещеева копию с преступного письма литератора Белинского, читал это письмо в собраниях: сначала у подсудимого Дурова, потом у подсудимого Петрашевского, и, наконец, передал его для списания копий подсудимому Момбелли, был у подсудимого Спешнева во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева под названием «Солдатская беседа». А потому военный суд приговорил вас, отставного инженер-поручика, за недонесение о распространении преступного, о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева, лишить на основании Свода военных постановлений ч. V, кн. 1, ст. 142, 144, 169, 170, 172, 174, 176, 177 и 178, чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием.

ПП. Согласитесь, Фёдор Михайлович редкий человек.

ФМ. И память точная. Ужасный он у вас, что там с мармеладом, говорит?

ЧЕЛОВЕК. Врут, что промёрз, пока везли из Парижу, холода-то стоят какие. А может купец, цену набивает.

ПП. Ну-ну.

ФМ. Надо найти.

Человек встал, как вкопанный, развел руками и промолчал, хлопая своими рязанскими глазами.

ПП. Так вот, Фёдор Михайлович, потом на месте тюрьмы будет филармония, но сначала будет народный дом, иногда его называли публичным, но не в том смысле. Здание будет построено в 1898—1900 годах по инициативе общественного деятеля Штильке, при содействии начальника Алтайского округа Болдырева. Кабинет Её императорского величества бесплатно передал Обществу попечения о начальном образовании в Барнауле Аптекарский сад и сгоревшее здание тюрьмы, на фундаменте которой начали строительство.

ФМ. Сгорела, значит, тюрьма? Россия встанет ото сна. И на фундаменте её воздвиг народ потешный двор.

ЧЕЛОВЕК. Сгорела к чертям. Простите великодушно, барин. (Поёт). Долго я тяжкие цепи влачил, долго бродил я в горах Акатуя. Старый товарищ бежать пособил, ожил я, волю почуя.

ПП. Я просил тебя – неизвестных пока песен не пой.

ЧЕЛОВЕК. Её напишут в следующем году. Щас спою. (Поёт).

Голуби летят над нашей зоной,

Голубям нигде преграды нет,

Как бы мне хотелось с голубями

На родную землю улететь.

Но забор высокий не пускает

И колючек в несколько рядов,

Часовые с вышек наблюдают,

И собаки рвутся с поводов.

Что мне с мармеладом делать?

ФМ. Очень народная песня. Каторжная. У нас в Омске её не пели. Мармелад очень нужен, помоги, добрый человек, ещё спросите, у всех ли нету? Продолжайте, Пётр Петрович, весьма интересно.

ПП. Пройди по всем лавкам, без мармеладу не возвращайся. Фёдор Михайлович желает невесте преподнести. Ступай уже. Так вот. По просьбе Болдырева петербургский архитектор Ропет бесплатно выполнил проект здания в псевдорусском стиле. Деньги на строительство здания собирались за счёт пожертвований. К началу работ накопилось 28 тысяч рублей, в том числе субсидия Министерства финансов – 10 тысяч, пожертвования иркутского купца Сибирякова – 5 тысяч, барнаульского купца Сухова – 2 тысячи, бийского купца Морозова – 2 тысячи, главного управления Алтайского округа – 900 рублей. Городская дума выделила кирпич, лес и другие строительные материалы на сумму 4,5 тысячи.

ФМ. Не дорого.

ПП. Как раз из-за экономии замысел архитектора Ропета был воплощён не полностью. Обратите внимание, что фасад здания решён в русском стиле, декорирован кокошниками, мелкими витыми колонками, наличниками и другими мотивами, заимствованными в архитектуре Руси XVII века. Строительство велось без авторского надзора, с отклонениями от проекта. Сложенное из красного кирпича, оно выбивалось из строгой, в духе классицизма, застройки Петропавловской улицы. Торжественное открытие Народного дома состоялось 17 декабря 1900 года. Он достаточно быстро стал основным центром культуры в городе. Тут даже театр драмы был.

Пересекая площадь, размахивая руками, как весёлые итальянцы, к героям нашей экскурсии шли два почтенных гражданина. Одеты они были в форменные шинели горных офицеров. Они не обращали внимания на редких извозчиков, а один ломовой засмотрелся на собор, долго крестился и кланялся, и не заметил господ офицеров. Тётка, которая торговала на углу беляшами, заорала, как проклятая, из которой изгоняют дьявола. Ломовой натянул вожжи, офицеры отскочили в сторону, извозчик опять перекрестился три раза и плюнул через левое плечо. Господа остановились, крестьянин слез с возка, и, опустив голову, стал выслушивать всё, что ему говорили офицеры. Со старых тополей, громко каркнув, взлетели вороны и тучей закружились над аптекарским садом.

ПП. Вы же знакомы с братьями Самойловыми?

ФМ. Я помню этих приятных господ. Сергей Васильевич помощник управляющего Локтевского сереброплавильного завода, а его младший брат Иван Васильевич – пристав надворных работ. Они артисты-любители.

ПП. Совершенно точно, они исправно служат горному делу, оба не чуждаются семейных традиций, заметны в числе самых талантливых актёров Благородного любительского театра горных офицеров. Преданность алтайских Самойловых театральному искусству выше всех похвал ещё и потому, что связана для них с немалыми лишениями, и, возможно, значительными расходами. От Локтевского завода, где служили братья, до Барнаула 300 верст. В апреле 1857 года Сергей Васильевич будет назначен управляющим Сузунским медеплавильным заводом, и с ним туда же переедет младший брат, но от Сузуна до Барнаула тоже не близкий путь в 128 верст.

ФМ. Я слышал, у театра в Барнауле богатая история.

ПП. Сейчас они подойдут и расскажут, им лучше знать.

Подходят братья Самойловы, машут руками и что-то обсуждают. Кажется, что они спорят.

БС1. А котлеты лучше. Здравствуйте, господа.

БС2. Наше почтение, Пётр Петрович.

БС1. Здравия желаем, Фёдор Михайлович.

БС2. Я вас сразу заметил.

БС1. Я вас сразу узнал.

БС2. Я сразу заметил и сразу узнал.

БС1. Я не спорю, я тоже сразу узнал, когда заметил.

ПП. Я Фёдору Михайловичу про театр рассказываю.

БС2. Дело в том, что в Барнауле ещё с 1776 года существовал публичный светский театр. Согласно документам, длина театрального дома составляла около 28 метров, ширина – 13 метров. В зале было 22 скамьи, по пять человек на скамью. Соответственно, вместимость зрительного зала театра примерно 100 человек. А?

БС1. Более того, при нём существовало что-то вроде театрального училища, где учили молодых людей разных сословий актёрскому мастерству. А теперь любительский театр горных офицеров находится в самом расцвете, является «главной эстетической привязанностью общества». Каково?

ПП. Так их театр назовёт Ирина Николаевна Свободная в 2003 году. Она напишет, что «иные здешние господа жили и веселились, чуть ли не по-столичному».

БС1. Почтенная Ирина Николаевна Свободная, как вы сказали, видно, была чудесным человеком и большим знатоком истории театра.

БС2. Труппа местного театра состоит из горных офицеров, посвящающих свой досуг театральному искусству. Многочисленные командировки чиновников в столицы позволяют привозить новинки репертуара, заметное место в котором занимали комедии, драмы, сцены из городской жизни, картины с натуры, мелодрамы, водевили.

БС1. Мы весь репертуар Императорского Малого театра знаем. «Минутное заблуждение» – комедия Ожье, «Тайна женщины, или от рома много грома» – популярный французский водевиль, очень модный и весёлый.

БС2. Мы и драмы знаем, например, «Семейная тайна».

БС1. Но водевили лучше. «Простушка и воспитанная», «Несчастье особого рода», «Слабая струна».

БС2. Драма интереснее, возьми «Бумажник» Ушакова.

БС1. Публике больше нравятся комедии «Заколдованный жених, или Семьдесят пятая попытка», «Незнакомые знакомцы» и даже «Два с полтиной и больше ничего» Яковлевского, это, представляете, по Пушкину! Самому Пушкину! Каково?

БС2. Драмы, говорю тебе, душевнее. «Царские милости», «Нищая», «Любовь, долг и совесть».

БС1. Мы даже знаем про постановку «Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина и «В чужом пиру похмелье» Островского.

БС2. Хотелось бы увидеть «Похождения Павла Ивановича Чичикова» по Гоголю.

ПП. Не обижайтесь, господа артисты, но многие эти спектакли забудут. Кроме Островского, Гоголя и Сухово-Кобылина.

БС2. Что вы говорите, как забудут? Они должны быть всегда на сцене, это шедевры. «Бабушкина внучка», «Война в малом виде, но в большом свете», «Приёмный день», «Это моя дочь», «Сальватор Роза», «Вот так полковник!», «Жених, каких мало», «Невеста», «Иоганн Пальма, живописец» и даже «Чиновник» Соллогуба.

ПП. Сологуба не забудут из-за «Беды от нежного сердца».

БС1. У нас столько задумок, мы хотели взять для игры на Пасху постановку «Муж в отлучке» или «Уж только попадись!», а может быть, и «Беззаботная».

БС2. Я вам не поверю, не представляю, как можно забыть спектакли «Вечный жид в новом роде, или Свадебный бал с препятствиями», «Я обедаю у маменьки», «Провинциальная невеста и петербургские женихи», «Система супружеского счастья», «Свадьба на скорую руку», «Она преступница», «Голь на выдумки хитра», «Стакан шампанского», «Глухой всему виной», «Беспокойный муж», «Что скажет свет?», «Бездна удовольствий, или Путешествие в Лондон по суше, по воде и по воздуху». Какие звонкие названия! Согласитесь, братец?

БС1. Может, вы нам что-нибудь напишите лёгкое, дорогой Фёдор Михайлович? Вы же большой писатель, про вас в столицах говорили, вторым Гоголем называли. Напишите нам.

БС2. Что-нибудь про нас! Напишите про царство сплетен, слухов, интриг, дамских войн за первенство в обществе. У нас так это любят, милостивый Фёдор Михайлович!

БС1. Мы вас, господа, пока оставим, наслаждайтесь видами города. Не Эллада, но тоже себе просвещенный городишко. Нам пора, брат!

БС2. Ещё увидимся, господа.

БС1. Ещё встретимся, друзья.

Братья Самойловы быстро откланялись, сели в подкатившие санки, и, помахав рукой, помчались в сторону собора, обогнули вокруг елку, скрылись за углом.

ПП. Я, Фёдор Михайлович, очень скоро познакомился со всем обществом. Хотя Барнаул не отличается внешней красотой своих зданий, но зато внутри их всё убрано с комфортом и роскошью, и всё кажется жизнерадостным. Общество, всё однородное, состоит из очень хорошо образованных и культурных горных и лесных офицеров и их семейств, сильно перероднившихся между собою, а также из семейств нескольких золотопромышленников, отчасти бывших в своё время также горными офицерами. Живут тут весело и даже роскошно, но в их пирах нет той грубости, которой отличались оргии членов Главного управления Западной Сибири в Омске. Дорогой Фёдор Михайлович, я вам больше скажу. Одним словом, Барнаул, бесспорно, самый культурный уголок Сибири, и я прозвал его сибирскими Афинами, оставляя прозвание Спарты за Омском. Сибирская Спарта, при грубости её воинственных нравов, не имеет спартанской чистоты и безупречности, а в сибирских Афинах есть свои тёмные стороны. Будет тут в будущем губернатор Карлин. Он назовёт Барнаул культурной столицей юга Сибири.

ФМ. В прошлый приезд я гулял вокруг столба, прекрасный обелиск. Много думал.

ПП. Я вам всё расскажу про Демидовскую площадь. Находится она между улицами Ползунова, Пушкина и Красноармейским проспектом. Представляет собой историко-архитектурный ансамбль, сложившийся в 1819—1852 годах, выполненный в традициях русского классицизма. Архитекторы Молчанов, Попов, Иванов, Шрейбер. Ансамбль включает в себя здания горного училища, горного госпиталя и богадельни для инвалидов сереброплавильного завода с церковью Дмитрия Ростовского. В 1925 году площадь была переименована в площадь Революции, а позже в Пионерскую. Не отвлекайте и не спрашивайте, кто такие красноармейцы и пионеры. После 1992 года ей вернули название Демидовская. В центре площади находится 14-метровый Демидовский столп, окруженный сквером. В 1818-м году начальник Колывано-Воскресенских заводов Фролов внёс на рассмотрение Горного Совета вопрос о создании в Барнауле площади, предназначенной для обелиска в честь 100-летия горного производства на Алтае. Местом строительства была выбрана Конюшенная площадь, у северного конца заводской плотины на левом берегу Барнаульского пруда. Самой ранней постройкой, составляющей ансамбль Демидовской площади, стало здание Горного госпиталя, построенное по проекту Молчанова в 1819—1845 годах. В середине XIX века площадь превратилась в административно-общественный центр Барнаула, и после установления в 1844-м обелиска с барельефом Акинфия Демидова, стала называться Демидовской. В начале XX века в здании горного училища разместилась Барнаульская мужская гимназия. После 1917 года здесь находилась сначала артиллерийская школа, затем общеобразовательная школа. В 2021 году это один из корпусов Алтайского государственного аграрного университета, только пустует почему-то. Хотели в 2018-м открыть в нём академию художеств, но не вышло. А в богадельне открыли гастроном.

ФМ. Вы меня простите за редкое любопытство, но не пора ли признаться, как вы так знаете про будущее, слова неизвестные произносите? Поверьте, это вызывает удивление и недоверие. Я вас, Пётр Петрович, искренно люблю, вы, дорогой для меня друг, позвольте удовлетворить моё любопытство.