Читать онлайн Философская сатира абсурда бесплатно
Здесь что-то может быть деликатесом,
врезаясь в мозг как пища для ума.
А что-то может стать лишь стрессом,
заставив сокрушаться от прочтенного …
да-да.
"Да пребудет юмор с вами,
с щепоткой философии в кармане"-
Посвящается всем читающим, думающим и смеющимся.
Пусть эта "Простая НЕбессмыслица"
хоть чуточку окрасится образами вашего мышления, дополнив строки воображением, оживающим на этих страницах.
Посвящается также ищущим и хохочущим.
И хмурым – непременно тоже!
Внутренняя улыбка
Под впечатлением от фильма, он вышел на улицу. На его лице сияла широкая искренняя улыбка. Сияла таким образом, будто он знал наверняка, он чувствовал каждой клеточкой, что дарит радость всем окружающим – без исключения.
Мимо проходили влюбленные пары, в числе которых была как молодежь, так и пожилые люди. Влюбленные старики больше всего вселяют умиление и радость. От этого и собственная улыбка растекается вширь до таких немыслимых размеров, что становится, пожалуй, даже немного неловко. Но ведь эта самая неловкость – явление условное, навязанное правилами поведения в культурном светском обществе. Ведь именно от подобных социальных моралей и рождается гамма похожих ощущений о том, что подумают о тебе люди. Что люди скажут? Осудят ли? Или же хоть кто-то и одобрит? А вдруг и вовсе засмеют, похохочут над тобой?
Но в тот момент он знал наверняка, что его несколько возвышенное состояние оправдано им самим, его сильными и вдохновленными стараниями. И в общем-то фильм здесь даже не причем. Скорее важно то, что он понял, что вынес из просмотренной картины. А вынес он эту самую лучезарную улыбку, которой так щедро одаривал теперь весь мир вокруг. Казалось, у него что-то будто светилось изнутри. Из самого сердца. Из глубины души. И этот свет явно переполнял парня, перетягивая на весах все пережитые страдания.
По своей сути Тимур был одинок. Нет, конечно в жизни ему встречалось множество разных интересных людей. Но, как правило, все это было поверхностным и весьма условным общением, основанным либо на мирском пустом фундаменте, с примесью амбиций, корысти, зависти и соперничества, либо без оного в принципе, то есть совершенно пустым, прозрачным и безликим. Такие отношения, естественно, были далеко не длительными и прочными, в силу обозначенных характеристик. Всегда сложно найти человека по душе. А когда тебя несет на волне поиска, ты, возможно, забываешь о том главном, что уже так прочно и глубоко существует в твоем мире. К счастью, рано или поздно, но человек все равно возвращается к своей сути.
Тимур был одинок. Он мало путешествовал в попытках найти свое место там, где его нет. Он хорошо понимал и ценил то самое красивое место на свете, которого, увы, нет на географической карте мира. Потому что оно внутри у каждого. Оно в груди, там где сердце, да-да! И когда там по-настоящему красиво, любая точка планеты для человека становится подобной, характерной и соответствующей его внутренней природе, его натуре во всей красе.
Тимур шел по улице, под крупными хлопьями редкого снега и, будто окрыленный, улыбался всем вокруг. Мимо проплывали молодые влюбленные пары разных мастей. Но в ответ не было встречной улыбки. Этого явления не было и между ними самими. Мимо шаркали и одиночки. Но и среди них не наблюдалось скромной ответной радости или простой, но искренней гримасы.
Тоска пыталась одолеть и разрушить все светлое, одержав верх, но Тимур не унывал. Отсеивал одну волну за другой. Он знал наверняка, что во всем мире, среди миллионов людей – он не один такой, у него есть настоящие единомышленники, и они обязательно найдутся на его пути. Надо просто следовать своему пути, оставаться собой и тянуться к свету.
Тимур по-прежнему не встречал в ответ скромного искреннего жеста. И улыбка незаметно сползла с лица и растворилась в небытие. Но он продолжал верить в то, что непременно все будет хорошо. Что рано или поздно, когда-то, быть может в самый неожиданный момент, в дверцы его сердца постучится ответный скромный улыбчивый жест. Ведь он верил, и знал наверняка, что он не один.
Тимур сделал короткий, еще неуверенный вдох. Еще мгновение спустя дыхание было медленным и ровным, и даже словно умудренным. Или, быть может, остывшим после очередного непростого странствия в поисках простой, но глубокой истины.
На стуле, расположенном возле кровати, рядом с капельницей сидела мама. Она держала его за руку, осторожно сжимая ее со всей своей любовью. Она сидела, казалось, целую вечность, и она тоже верила… Верила в чудо. Тимур открыл глаза. Два родных сердца в эту минуту забились чаще, одно другому вторило. Тимур мягко улыбнулся. И мама тепло улыбнулась в ответ. Две улыбки встретились в молчаливой паузе и, казалось, успели прошептать друг другу обо всем на свете. Шептали одновременно, не перебивая друг друга и не мешая дарить свет, и выговорившись за одну секунду, которая могла длиться вечность, застыли в лучиках тепла. Два сердца улыбались и бились в унисон.
Водные процедуры
Сеня не любит ходить в душ. И уже здесь, в первой же строчке повествования, нам непременно стоит надавить на педаль тормоза до полной остановки. Необходимо разобраться в сути, пока она пребывает еще на стадии маленького юного росточка. Иначе потом трудно будет догонять эту самую суть, являющуюся по сути своей банальной сутью вещей. Вещей не материальных, разумеется, а речь пойдет о чуть более трансцендентном. Скорее ментальном, нежели физическом.
Итак, Сеня, представьте себе, любит воду. Летом он каждый день ходит на речку. Плавает с ребятней, забавляется, плескается вдоволь. Весь день и каждый день напролет. Каждое лето. Каждый день. С рассветом ныряет и бултыхается до заката. Стало быть, и свободного времени у Сени много. Но в душ он ходить не любит. Пожалуй, можно понять его в летнее время года, когда он наплавается от души в реке, или, быть может пруду каком. Ну сколько можно, в самом деле? В конце концов вода уже из ушей льется…
Но Сеня не любит ходить в душ и зимой. И осенью и даже весной – после спячки. Иными словами – не любит в принципе. Сперва я подумал, что, вероятно, дело в разнице между теми водами – той, что в реке, и той, что из-под крана…
Хлорка? Нет, что вы! В здешних условиях местный народ знать не знает об этом. Предположим, что, в таком случае, здесь замешаны какие-то личные ассоциации, неприязнь, воспоминания или счеты… Хотя, ну в самом деле, кто же станет сводить счеты с водой?
Поговорив с Сеней, вы обнаруживаете, что заблуждались. Более того, на протяжении всей беседы он и понять-то никак не мог – чего вы от него хотите?! И совсем не ведает он про какие- то там счеты.
Бабушка долго пыталась найти подход к проблеме. То есть к Сене, разумеется. Поначалу просто и размеренно расспрашивала, другими словами- зашла издалека. Очень старалась понять, выявить причину. Затем принялась упорно расписывать пользу душевой процедуры во всех красках. Даже ставила в пример всевозможных известных людей, признанных во всем мире. Кто полководцем был, а кто актер или художник, музыкант и композитор, спортсмен аль обыденный богатей невиданных масштабов, а также многие другие и прочие персоны иже с ними. Но Сеня настырен. Он не любит ходить в душ.
Мы думали, что, наверное, дело может быть еще в привычке. Ведь ее не привил никто в свое время. Ан нет. Совсем дело не в том. Это я вам твердо заявляю. Знаю не понаслышке. Ведь и привычка может быть как осознанной, так и с точностью до наоборот – то есть бессознательной, как будто на автопилоте. И здесь, опять же, нужно потрудиться, дабы одно из двух переросло или вылилось в тоже самое одно (о котором речь ведется), но уже в одно единое и безусловное. Так, чтобы наверняка, если вы понимаете. Крепкий и непоколебимый стержень. Камень! Броня!
Где мы только не искали ответ, но ко всеобщему сожалению, даже ни один знахарь во всей округе не помог. Говорят, что «мол, увы, мы бессильны в эдаком феномене». И только руками разводят безнадежно.
Вчера рассказал о нашем горе одной библиотекарше на базаре. Спрашиваю: «Как вы думаете, уважаемая, может быть это порча некая? Ведь не поддается парень. Ну просто ни в какую. Совсем не любит ходить в душ». Отвечает короткой фразой: «Да нет, ваш мальчик слишком упрям и, в силу характера, всего лишь ленится». И после этого, вразумительно цокнув языком, женщина продолжила заниматься своими делами совершенно легко и невозмутимо. Как и не было нашего разговора вовсе. «Вот это да! Вот это человек с большой буквы» – думаю я – «Что бы я без Вас делал? Ведь собирался хоронить уже все последние надежды. Но нет, нельзя сдаваться, потому что каждый имеет право на еще один, дополнительный шанс. И наш Сеня- в том числе. Он – никакое не исключение. Он тоже человек, как и мы с вами».
Я уверенно выдохнул. До исключительной пустоты в легких. Немного пришел в себя, отдышался, вытер пот со лба. Вероятно, перестарался с выдохом, но это не важно. Затем спокойно поблагодарил библиотекаршу, больше не отрывая ее от собственных забот. Кивнул мягко и удалился. Пошел за ремнем. Отцовским, таким прочным, на века! Возьму-ка его, намотаю на руку. Попробую Сене объяснить что-то… В частности, про лень, капризы и их особенности устройства в современном мире. Оставлю, так сказать, след на ж… на… жизненно-важных чертах в его нравственном воспитании.
Времена Года
Вот как-то зимой со мной случилась морознейшая история.
Вспоминать страшновато даже…аж в дрожь бросает. А весной, когда все и всё вокруг таяло, я попал в весьма романтическую ситуацию, продлившуюся вплоть до конца мая.
С приходом первого дня лета со мной приключился забавный и курьезный случай. Помню только, что смеялся долго. Да и надо мной, кажется, все время кто-то смеялся.
Но вот когда на нос стала наступать осень, что-то пошло не так, свернув на упадок, даже ума не приложу, как чуть не приложил к себе руки… Потом все же приложил… Зимой… и ум, и руки. А заодно как раз и ноги.
И только теперь на небесах вот «временами» вспоминаю старину Вивальди.
И каждый раз временами вспоминаю его – его же временами.
Зима – весна – лето – осень – зима – а дальше небеса.
Это что? Времена года?
– Не иначе как, – молвил какой-то чудак.
А я, спустившись с небес, вернулся к поискам себя. Дело было, кажется, летом.
– Не иначе как, – вторил чудак.
Однажды, как обычно
Однажды, как обычно, сидел гардеробщик филармонии Филимон и курил трубку после работы, сидел он на балконе этой самой филармонии, глядя на сцену. Филимон думал "о высоком" не просто потому, что сидел на балконе – в действительности же он до помутнения хотел играть в театре, петь и танцевать.
И вот в порыве страсти он вскочил, выдохнул дым из носа, громко прокричал: «Быть или не быть?!». После чего сделал шаг вперед, забыв, что он, как обычно вечером после работы, сидит на балконе…
Он вдруг носом ударился о верхний прожектор, потом весьма неожиданно для пустого зрительского зала, нижней губой зацепился за бортик балкона, и кубарем прогремел вниз под бурные овации переполненного кричащей пустотой зала. Растянулся на сиденьях в позе мудреца, уставшего думать о высоком. «И, вероятно, прикорнул»,– подумаете вы?
Увы, никто не ответит на этот вопрос на сей же строчке и в данную минуту, ибо свидетелей мы с вами не имеем, будучи, однако, непосредственно тут, сами являясь ими в тот же момент, воочию разбрасывая аплодисменты. Итак, что же Филимон?
Он исполнил свой этюд. А наутро его опять ругала уборщица. Помнится, отчитывала за то, что вместе с мусорным ведром приходится выносить и его самого – такого взрослого дурака. Впрочем, как обычно. А особенно после каждой премьеры. Уж так повелось в филармонии. И все привыкли. Костно, закоренело. Никто не стремился к переменам в тех краях. Быть может, кроме одного человека. Но гардеробщик Филимон так и не окончил цирковое училище.
Петр Иваныч
Петр Иваныч Красноперкин, 49 лет от роду, проживающий в Москве и имеющий московскую прописку, никак не знал как ему достичь совершенства…
Он пытался, разумеется, что-то предпринять, но совершенство все отдалялось и отдалялось от него. Причем в простом, незамысловатом, и известном ему направлении.
Совершенством Петр Иваныч прозвал Светку с 13-ой улицы имени Ушакова. Ту, которая отчалила пять минут назад на поезде в Петербург.
– Не достичь мне, наверное, совершенства, – прокряхтел измотанный Красноперкин, – особенно на своих двоих, – добавил. И остался смотреть левым глазом вслед уходящему поезду.
А билет- то купить- дорого. Жалко денег- то… Да и правый глаз застыл в попытке сфокусироваться на так и не достигнутом совершенстве. А совершенство все отдалялось и отдалялось…
Исповедь клоуна
Порой ты думаешь, что ты – это ты. А порой ты вовсе не задумываешься о том, кто ты есть.
Ты просыпаешься… и спешишь. А куда? Зачем? Отдаешь ли ты себе отчет в этих вопросах? Если ты ими в принципе задаешься…
Только наедине с самим собой у тебя есть возможность раскрыться себе, услышать себя… Ведь это так важно! И вот ты бежишь на встречу… К кому-то… С кем-то! А бежишь ты зачастую сам от себя! И ты… уже не ты!
Хочется быть кем-то другим. Кем-то, кем тебя хотят видеть. Или кем-то, кем бы тебе хотелось, чтобы тебя видели. Пф… Пусть и так.
А как другие тебя видят на самом деле? Ведь у каждого свое видение. Каждый по-своему уникален. Даже сегодня!
Хотя… Все становятся подозрительно похожими. Похожи так, что и человека как такового нет. Нет личности! Нет сути… Пусто…!
Ты хочешь показать себя. И строишь… образ. Пытаешься стать индивидуальностью.
Но… не все обладают богатой фантазией, дорогой мой друг. Дружочек…
Придумать нечто чтобы выделиться, быть особенным. Да все уже придумали до нас!
Или может быть не выделяться вовсе, а наоборот – быть как все – как принято…?
И меж тем мы хотим видеть общество … людей. Некую группу че-ло-ве-ков…
А видим…! Клоунов!
И если ты не видишь, то это не значит, что когда ты надеваешь маску, тебя мгновенно и безоговорочно в ней воспринимают именно так, как тебе бы этого хотелось… Хотя, подобное притягивается. По крайней мере так говорят. Но такая клоунада по-все-мест-на!
Но уже хорошо то, что ты можешь остановиться! Задуматься…! Хоть бы на миг… Прислушаться к себе… – это уже шаг! Другой, но твой! Верный шаг!
Весь этот маскарад надоел! Все уже сыты по горло, но некуда бежать! Этот цирк пожирает изнутри, не оставляя ни грамма настоящего, ни цента истиной природы!
А ели сбросить эту маску, въевшуюся за годы? Снять грим! Или гримасу, если хотите! Может быть там, за ней… там есть свобода, легкость, спасение… другие ценности…?
Но как страшно остаться в одиночестве. Одному. У разбитого корыта. Корыта со своими же иллюзиями! Нарисованными твоей же рукой…
А это – я… да-да, вы не поверите, возможно, но это – я.
Я настолько слился со своей маской, что едва ли в отдельные моменты жизни могу наблюдать свое истинное лицо. Я никогда бы не подумал, что это станет… моей профессией.
Где-то сквозь коридоры, стены, двери, словно катакомбы… прозвучал звонок. Затем второй. И третий следом, будто вечный, безнадежный. Далеко за стенами и всеми этими преградами из мягких кулис, будто через портал в некий параллельный мир зазвучали аплодисменты. Их сладкий звук расстилался из зала, расстелившись по уже теплой сцене, вторя эхом в гримерку, к нам с вами.
– Мне пора, – он выдавил с широкой улыбкой при грустных глазах, изображая неподдельную радость, филигранно отточенную годами практики, – Увидимся, дружок…
Оставив нас в своей гримерке, лишь у двери он робко обернулся, подставив волочившуюся ногу. И снова улыбнулся. В лице читалась лёгкость и невинное желанье жить, но отнюдь не просто "существовать". Мгновение спустя, без единого шороха он скрылся. И будто растворился в воздухе, вместе с гулом щедро рукоплескавшего зала.
Пора уж…
Хотел было поведать одну историю и изложить ее здесь, но вспомнил, что пора уж…
Простите, не сочтите за дерзость и зла не держите за эдакое легкомыслие.
Вдруг женский голос зароптал где-то:
– Что значит «простите»?
– Так ведь пора уж…
– Тогда ладно…
Тут кто-то дернул окно и побежал. Это был обычный некто. Но он все бежал и бежал.
Женский голос: «Почему?»
– Так ведь пора уж…
«Фу» или «просто социум»
Напитавшись, свежей влагой дождливой погоды, Бочечкин сделал шаг в сторону, противоположную от социума, издав тотчас «Фу».
После чего он, как плевок сморкнулся, словно лепешка вдребезги об бетонное небо.
Тупоступкин вслед сказал: «Вот дурак».
А социум, почесав в носу, определенно утвердился в своей власти. И в правой ноздре, безусловно. Впрочем, соответственно. Странно, что в ухе не зачесалось. Хотя и эта данность соответственна. Не соответствует лишь то, что соответствия не видит никто. Да и не видно никого. Все на своих местах при всем при этом. И все отсутствуют как будто. А вид-то деловой такой…
По обоюдному согласию читателя и автора заключим одно в другое, получив уравнение, где сопливый социум не ведает, что в его власти обе ноздри.
Видимо Весна
Весна – это когда ты есть. Ты готов быть всегда и вечно. И ты знаешь, что ты есть.
Но хочется не просто быть или существовать, а по-настоящему жить.
Весна – это когда хочется есть. Даже набив желудок в стенах дома, и выходя на улицу, ты все равно чувствуешь неукротимый голод. И даже не один голод, а несколько!
Весной ты есть… и пить… то есть ты есть, и хочешь быть. Выходя в общество сытым, как правило, весь день будешь хотеть есть. Потому что, куда не поверни голову – кругом все сбрасывают оперения. Благо, что не разделывают свои шкуры, вот была б потеха.
Весной ты есть…
Если диеты – то ты просто пить.
Если давно – ты пить в… очень много.
Чередование с едой возможно, но очень осторожно.
Чаще по улицам ходить. Смотреть по сторонам и пить…
И пить. И пить…
Весной ты просто жаждешь жить.
Весна – это когда ты есть и пить.
Выводы
Сидя в носу, и ковыряясь на стуле, мой запах приметил осу.
Вывод сделал себя о том, что я вечерею, а день подошел к концу.
Но все- таки палец остался в носу.
Я сделал вывод о том, чего нет,
И стал нарезать колбасу.
Намажу на хлеб, но ведь палец в носу.
Абсурдную рифму в столь позднем часу
Я здесь неспроста с уважением несу…
Возможно чуть позже пойду и усну
Но с глупой улыбкой жую колбасу.
Жую колбасу вместе с пальцем в носу.
А это, сами понимаете, уж больно некрасиво.
Если не сказать, что это неприлично.
Пусть даже всем безразлично.
Не при людях – быть может привычно,
Но дело лишь каждого – лично
«Жж»
Откуда жужжит комар мне из уха?
Летела пчелою оса легче пуха.
Стрекозе так порхать – тоска или скука.
Взмывать высоко, словно выстрел из лука
Блохе не под силу – не хватит и духа,
А бабочке – тоже тоска или скука.
Откуда жужжит комар мне из уха?
Я выдумал зверя по имени «Муха».
«Трах –тибидох»?
Сказал «трах –тибидох»?
Зажмурься, сделай вдох.
И задержи дыхание
Во благо понимания,
Что в мире светлом этом
Не все еще «с приветом».
Раскрой глаза, войди туда,
Где прожиты года.
Пересмотри и оцени
Всю жизнь со стороны.
На близких и родных взгляни,
На ценности свои.
Не перешагивай порог –
Там прошлый, прожитый урок.
Мечта любить
Загнать в тупик мечту,
Не потрудясь осуществить –
Все то же, что стереть из сердца ту,
Что сердце жаждует любить.
Он был подоконником
Он не был сторонником ни того, ни другого,
Он был подоконником в мир чего-то иного.
Он был то приветлив, то нежен иль слаб,
Всегда он держался внутри как солдат.
Не следовал глупым и лживым страстям,
Он шел паровозом по тем областям,
Где нужен был труд, отнюдь не везенье,
В сердцах есть забота, а не самомненье.
Он слыл дурачком в широких кругах,
В кругах тех синоним духовности – крах
Другие считали, что он недотепа,
Сравнив сердце с космосом, карьеру – с пометом.
Говорили о нем как «ничто» или «кто-то»:
«Душа глубока, но высоковата полетом».
Он был терпелив и старался во всем,
Он знал о незрелости их и о том,
Что в их головах – слепота, искушенье…
А сам он шагал по пути своему,
И верил – не сбить его с ног никому.
Шутил искрометно, даруя улыбки,
Не спорил и не терял себя по ошибке.
А люди все гнались за славой, за деньгами умно.
Иные набожно молились – бездумно.
Он не был сторонником ни того, ни другого,
Он был подоконником в мир чего-то иного-
Где радость, духовность, и там, где все ново,
Там где безусловно его принимали такого –
Плохого, хорошего иль юморного.
Я сел на стул, чего же боле?
Я сел на стул, и с треском внутрь провалился.
Застрял, сложившись пополам.
Я долго вылезти не мог и всем Богам взмолился,
А на работе объяснил, что задержался по делам.
Спина болит, и нос коленкою разбился,
Начальник говорит: «Вопрос имею к вам!».
Я поясняю, что чрезмерно торопился,
Отстав от времени, я кубарем домчался к вам.
А перед тем, мол, я желаньем вдохновился –
Помочь Вам перевыполнить Наш план.
Я не сказал про стул, а то б начальник разозлился
И счел бы, что виновен здесь я сам.
Но я ж не виноват, что стул мой развалился,
Что я застрял, пришлось вытаскивать врачам.
А так директор похвалил, приятно удивился –
Он рад, что инициатор был – я сам.
Легко и радужно тот день продлился,
Но стыдно было откликаться похвалам.
Ведь я бессовестно соврал, что отлучился
По важным трудовым делам…
Стояли рядом семеро
Стояли рядом семеро,
Галдели, говорили весело,
Гудели очень громко
В ушные перепонки.
Друг другу замусолили
Бессмысленными со’лями
Информативное пространство,
Не брезгуя души коварством.
Хоть и совсем без злого смысла
Вливают и слова и числа
Друг другу в головы как бред,
В пустые головы – если взглянуть на свет.
По крайней мере пусто в них в момент,
В котором происходит весь сей инцидент.
Ну вот мозги бесстыдно захламили,
Словно базарное ведро опорожнили:
Поговорили, вспомнили и даже перетерли,
Пожаловались, похвалились и другу нос утерли.
Протараторили часы, минуты напролет:
То грустная история, то глупый анекдот.
Порой друг друга вовсе и не слушали, а так…
Пытались расценить кто лучше, кто чудак.
Как эти строки расползались в ширину,
Так эти люди погружались в пелену.
Затем процесс пошел на спад,
И кончился бессмысленный парад.
Лишь звон пустой и никакого смысла,
И радость в их душе прокисла.
Мозгов и сердца бутерброд
Родил весь этот вздор и сброд.
Теперь и строки сокращались,
А люди вяло возмущались.
Недолго это продолжалось,
И церемония кончалась.
А строки разбивались,
И вовсе прекращались,
Все вскоре разошлись,
Ушли, не попрощались.
P.S: Теперь и строки сокращались,
Все разошлись, не попрощались…
Народ будет подобием
Сказала: «Вот дела!»,
И с этими словами игрушку дочки отняла.
Была пьяна или больна? —
Никто не знал в те времена.
Потом возмездие настало,
Игрушек в мире и не стало.
Теперь играются людьми и отношеньем,
А я плюю всем этим убежденьям.
Не ценны боле приглашенья,
Бесцеремонны побужденья.
Коль позовут на день рожденья,
Не стоит ждать и угощенья.
Добавки, разрешаю, можешь попросить,
Хлебнешь водички – можешь уходить.
Кому ты нужен есть и пить,
Когда ты должен приносить.
На том все строят отношенья,
Теперь в порядке всех вещей
Пренебрегать людским благоговеньем
И улыбаться до ушей.
Не надо людям вразумленья-
Есть магазины с тысячей вещей.
Есть средства на сплошные развлеченья,
Играй, пляши, а хочешь – шей.
Есть повод к бегству в отвлеченье:
Кто от жены, кто от мужей.
А я плюю на убежденья,
На массу прелых мелочей.
Покуда мелочны стремленья –
Народ будет подобием клещей.
Стихия
Вот ехал однажды Упупкин на свою собственную свадьбу.
Да погода выдалась ненастная. Пошел дождь сильный, с градом, да такой мокрый, что жених решил и вовсе не ехать.
Правда пока решал, блуждая в размышлениях – уже и доехал. Женился. Весь мокрый и продрогший до нитки.
Вот так нитки и сплелись стихийно.
Очень он любит дождь с тех пор…
Чуть более покладистый он что ли стал…
Однако… решил пересмотреть стратегию. Отныне так долго и мучительно он больше не думает…Не раздумывает, не погружается в вопрос так страстно и шибко глубоко.
Короче говоря: быстрей решения принимает. Как ракета…!
Лягушка, лев и гиена
Все знают, что лев не любит гиену. А гиена жутко боится льва. Царь зверей все- таки… Вот так они и живут…
Что? Вы спросите меня причем здесь лягушка? Она, кстати, тоже смотрит на меня как- то вопросительно и с удивлением, что- ли… Вот и я, честно говоря, тоже не знаю… И от этого становится грустно. А гиене, напротив, смешно – вот она и ржет как ненормальная.
Погода в доме
Ох уж эта погода…
Из хроник гидрометцентра…
Когда-то было так холодно, что засветило солнце. И мы решили, что надо послать Васю еще за одной. Когда стало так жарко, что пошел снег, Васька вернулся. Действительно, с одной. Но мы так “задубели”, что послали его за второй. Маловато ведь будет…
Пошел дождь. Мы думали так и замерзнем, но Васька вернулся с двумя.
Васька – наш спаситель…
Ну а когда погода «устаканилась», мы пошли сдавать бутылки.
Спасибо, конечно, Ваське! Но больше не надо!
Где я?
Ехал как- то раз товарищ Смотрелкин в автобусе.
Ехал он и смотрел, как обычно, по сторонам. Весь интерес его взора обычно составляла именно периферия. Но тут он решил взглянуть впереди себя – что же там? Глубоко вздохнув, он медленно перевел взгляд вперед.
Там тем временем ехал его старый знакомый и по совместительству сосед Спаткин, по прозвищу Сонный. И, как повелось, изо дня в день, он с довольной рожей сидел и спал, пуская слюну изо рта. Сладко спал… Причем прямо напротив Смотрелкина.
Долго глядел первый на второго- на спящего соседа… А второй все спал, да спал, подпрыгивая на ухабах в невесомости. Смотрелкин так усердно глядел, что загляделся, и сам уснул в момент зевоты, запрокинув рожу с распростертым ртом. Треснул себя по морде несколькими оплеухами и вроде бы очнулся. Теперь он все думал: проспит ли его сосед их общую остановку?..
А Спаткин видел сны и в ус не дул… Решительно не подозревая никаких подвохов, не затевая споров, не замышляя мероприятий и не намереваясь слюнку подобрать с соседского плеча пассажира справа.
На остановке Смотрелкин тихонько встал и на цыпочках вышел. Когда двери закрылись, и автобус поехал, Смотрелкин разразился громким диким хохотом. А спустя мгновение, оглядевшись вокруг, он вдруг понял, что и не автобус это был вовсе, а метро, и что ехать ему до конечной станции вместе с Сонным соседом… Ну сплюнул, выругался. С кем ни бывает… Чертыхался в забвении сам с собой он битый час. Наконец решился сесть на следующий поезд. Только вот электрички уже не ходят. Завтра приходите.
Богатым будешь
Позвонила вдруг в пятницу Татьяна своему мужу Василию. По дисковому телефону позвонила – с работы домой. Василий тем временем читал дома свежую воскресную газету. Татьяна была на работе соответственно.
Мужик поднял трубку с общепринятым «алло». И услышал он в ответ: «Здравствуй, Василий». Тот немного помычал в трубку в догадках, мол: «Ага, эм, кхе-кхе, добрый день, вечер, здрасьте…». «Теща, наверно…» – подумал он.
«Алло! Васька ты чего мычишь- то, а не отвечаешь, дорогой мой?» – спросила жена.
«ТЕЩА???… странно…» – подумал Вася, после чего сказал в трубку: «Богатой будете, Марья Ивановна, я вас сразу было и не узнал…».
На том конце провода со смехом жена выдавила: «Дорогой, это я – твоя жена Таня!».
«Тьфу, блин. Что ты меня так пугаешь- то…? Я уж думал твоя мать опять собирается к нам в гости на чай на недельку – другую…» – прогремел раздраженно встревоженный муж и положил трубку.
«Странно…» – подумала жена, услышав гудки.
«Дура» – ответил муж.
«Сам дурак!», – ответила Марья Ивановна, открывая входную дверь.
Темечков и душ
В комнату вошел Темечков. Он, как всегда уставший после трудового рабочего дня, еле волочил ноги, подтягивая по очереди то левую, то правую. Ничего ему уже в такие минуты не хотелось! Лишь бы поскорей принять душ, переодеться и завалиться спать в любимую кровать.
По дороге домой он долго думал о прохладном душе и чистой свежей пастели. Он представлял себе все в мельчайших неизбежных деталях: как он входит, берет с собой в ванную комнату свою белоснежную пижаму, раздевается и залезает в ванну. Еще более детально он старался прочувствовать прохладный душ, после которого надевает ту самую обволакивающую сном пижаму, выходит из ванной, выключает в ней свет… Затем он входит в ту самую комнату, выключая в ней свет, и падает без сил на кровать, мгновенно засыпая и удаляясь в мир чудес. Далее, быть может, даже и посапывает робко.
И вот Темечков вошел в комнату, все по-прежнему думая о расслабляющем душе… Он так тщательно представлял себе всю эту манящую процедуру, что шел уже на автопилоте. Герой зашел в комнату и тут же начал одновременно искать пижаму и снимать рабочие брюки. Еле стоящий на ногах, он метнулся по комнате, вдруг вспомнил про душ и, валясь в сторону, накренившись всем телом, выключил в комнате свет. Путаясь в штанинах, трудяга наступил левой ногой на правую полуспущенную штанину, и в темноте упал и ударился обо что- то темечком, выдавив при этом звонкое «АЙ!».
Через минуту, мертвую тишину, расплывающуюся по всем углам, нарушил громкий сладкий храп.
«Ай-да Темечков! Ай-да соседушка! Вот где преемственность! Как водится, опять мечтал о душе…» – проснувшись, молвили соседи.
Знакомство
Влюбился Дровакин в Низачтоеву…
Они вместе ездили иногда в институт. Учились- то они в разных вузах, просто жили неподалеку друг от друга. Минут 30 ходьбы. Вот и встречались взглядами иногда в общественном транспорте. Особенно стабильно по пятницам… Ну и половину пути они ехали вместе. Вместе по- отдельности.
Дровакин сам по себе парень застенчивый, робкий, стеснительный. Чемпион по скромности, одним словом. Смелости у него от природы маловато, а чтобы подойти, да заговорить, познакомиться – и вовсе из области фантастики.
Долго он репетировал перед зеркалом и наконец- то решился. Взял с собой во фляжке грамм 150 для храбрости, чтобы выпить перед знакомством – так, на всякий случай – и тронулся в путь…
Как раз в тот день проистекала пятница на дворе. Дровакин был полностью уверен, что они опять будут ехать в одном автобусе вместе- по- отдельности. Заходит в автобус и рыскает глазами… и, конечно, же, находит…
Готовится, повторяет тихонечко репетицию себе под нос, бурча как прокаженный, затем трогается по направлению к желаемому объекту… Вспоминает про фляжку: “Ай-я-яй!”. Вдруг резко останавливается и выпивает все ее содержимое залпом, совершенно забыв про то, что он вообще- то непьющий. Вытирает губы, выдыхает и делает еще несколько шагов, но тут же ноги ловеласа подкашиваются, глаза косеют, и он падает пьянющий на пол и засыпает…
Крепко так засыпает. На весь объем фляжки, согласно своей комплекции и опыту выпивохи. Ну и спит теперь…
Вот и познакомились.
Семейный портрет
Баба кричит. Мужик молчит. Дитя спит.
Баба кричит. Мужик чешет макушку. Дитя спит.
Баба кричит. Мужик ковырнул в носу разок- другой. Дитя спит.
Мужик поковырялся в зубах, затем сплюнул. Баба раздраженно с удивленным взглядом посмотрела на него. Мужик закашлял. Баба чихнула. Мужик кашлянул. Баба чихнула. Мужик ковырнул в ухе. Баба закашляла. Дитя проснулось в явном недоумении, в застывшем взгляде решило мир не познавать и заревело. Мужик с упреком посмотрел на жену. Она непонятливо чихнула, потом поправила платье, грудь, и принялась успокаивать дитя. Мужик поправил штаны. Дитя ревет.
Баба руки в боки. Мужик руки в брюки. Дитя руки в рот и опять ревет.
Баба закашляла. Мужик подхватил и продолжил. Дитя удивленно смотрит, изредка похлюпывая. По всей видимости появилась надежда на развитие аттракциона. Мужик почесал пузо. Дитя взвизгнуло от радости наблюдения процедуры почесывания. Баба чихнула, затем вместе с ребенком они посмотрели на мужика.
Пауза…
Мужик вопросительно повел головой и руками, затем громко икнул… Баба закричала на мужика. Ребенок заревел. Мужик молчит, опустив голову и скрывая стеклянные глаза. Дитя ревет. Баба кричит, но вдруг закашляла. Мужик виновато почесал зад. Баба руки в боки и опять давай кричать. Мужик чихнул в унисон с карапузом. Дитя смеется и радуется такому совпадению. Баба чихнула. Мужик вытер нос, икнул и опять закашлял.
Пауза…
Мужик поднял голову и вопросительно посмотрел на жену, потом на ребенка. Баба с детёнышем закашляли. Дитя снова заревело. Мужик чихнул, почесывая затылок. Баба закашлялась. Мужик, с глупым выражением лица, плавно переместился с почесывания затылка на макушку, одновременно так же и закашлял в одной тональности.
Баба икнула, и, покачнувшись, упала в обморок.
Мужик, глядя на это, развел от удивления ушами, покачал головой, убрал руки в брюки. Затем он закашлял, развернулся и пошел. Дитя посмотрело вслед мужику, потом вдруг чихнуло и заревело. Мужик, буркнув “ах, да”, вернулся за “своими”.
Дитя тут и растерялось. Ведь то ли реветь, а то ли резвиться, захлебываясь от радости – категорически трудно разобрать.
“Мать подними и пошли домой” – буркнуло басом дитя.
«Наверное семья…», – пробормотал кто- то где- то.
Стол?
Когда я был еще совсем маленьким, в своем далеком детстве я очень часто вспоминаю стол. Это был обычный стол светло-коричневого цвета. Ничем он не был примечателен. Маленький, ободранный письменный стол. Но он был и остается моим любимым предметом детства.
Я мог сидеть за ним целыми днями и пить чай, читать, писать, рисовать и играться… Бывало даже и спал за столом.
Помню: однажды интересный случай приключился в субботу 18 апреля. Пришел я из школы чуть раньше обычного. То ли прогулял последний урок, то ли директор в школу не явился… Точно не помню… ну и не важно… Так вот, захожу в свою комнату, смотрю: на столе стоят две одинаково бледные кружки, в обеих вода, и обе с ручками по бокам… Впрочем, это всего лишь для того, чтоб разгрузиться, не моргая… Хотя бы самую малость, незначительную чуточку. Сплюньте весь этот абсурд вместе с чуточкой, и двигаемся дальше…
А, погодите минуточку! Про кружки помните? Одинаково бледные, те самые. Так вот: это потому, что в них вода. Хотя и без воды они тоже бледные. Можно сплюнуть и запить. А хотите – полощите.
Снова набил Вам голову абсурдом? Прошу меня простить! Кстати! Есть вторая кружка с водой, там еще ручка с боку – Вы знаете что делать.
Улыбнемся и продолжим, но чур не кукситься, не дуться! Мы все-таки здесь "про чтиво по цене капучино". Так и условимся, пожалуй… местами.
"Капучтиво" эдакое…
Неправильно живем…
Вот как- то попал Чопчиков, будучи студентом 3-ого курса, в интересную и поучающую историю.
Как водится в студенческом мире, он и учился, и работал, но очень ленился и не любил делать ни то ни другое. Любая, так скажем, активность вселяла в него приступ лени.
А тут вот решил Чопчиков успеть и там и сям. Но только он не верил в свои силы, все время сомневался и всего боялся.
Было дело… Пропустил он учебы много, да и на работе все вокруг от него чего- то ждали. Задумал он подготовить 2 выступления: на работу по одной теме для конференции, и в университет по другой – к семинару. Итак, за 3 дня до выступлений ему было велено принести черновые материалы и там и сям. Он и принес… Да вот только перепутал их…
Выступление в университете проходило в пятницу, а на работе – в субботу.
Проснулся, встал Чопчиков в пятницу с утра пораньше, собрался и поехал на семинар в университет. Ехал- ехал в метро… Ехал-ехал, просыпается: «О! Моя станция!», – взвизгнул вслух и вышел вон. Шел-шел, да и пришел… Да чувствует, будто, что что-то не так. А начальник его и спрашивает: «Ты чего, мол? Мы же тебе сегодня выходной дали, чтобы ты подготовился получше к завтрашней конференции!». Чопчиков молча посмотрел ему в глаза, то ли с каким- то испугом на лице, то ли забыл про прикус кривой.
Проходит 2 секунды, 3, 4, наконец 5 секунд… Вдруг он резко подпрыгнул, развернувшись в прыжке, и стремительно помчался куда- то: он понял, что перепутал все на свете, включая и ответственные дни – т.е. приехал на работу, в то время как должен быть на семинаре.
По дороге Чопчиков что- то наговаривал себе под нос и шлепал левой рукой по своему очумевшему выражению лица. В автобусе он попал в пробку, однако более того: когда пробка «рассосалась», в автобус зашел контролер. Опаньки, батюшки, караул! Наш студент оставил документы и проездной билет на работе. Оставил в пиджаке, но мы про него не упоминали, чтоб оставалась деталь, за которую можно ухватиться в повествовании. Пиджак он успел снять и повесить на стул прямо перед встречей с начальником… На всякий случай, раскрываем карты, иначе сложится детективная история. Долго ждал Чопчиков следующего автобуса… На какой- то неизвестной остановке, ровно на середине пути в университет. Наконец, делая пересадку, он неудачно выскочил на шоссе, и его сбила легковая машина типа «запорожец». Неизвестно кому из них больше досталось… Но не беда! Чопчиков вскочил и побежал дальше. Он отделался легким испугом, вкраплением первой юношеской седины, потерей левого уха, разболтавшегося от шлепков по морде по пути на семинар, и некоторым психическим отклонением. А также шизофренией, боязнью автомобилей, вывихом правой ноздри, срастанием бровей в одно целое, одичалым взглядом и дыркой на штанах. Быть может была еще пара потертостей, но это лишняя навязчивая деталь.
Итак…
По прибытии в университет, Чопчиков решил забежать в туалет и «привести себя в порядок». Но вышло так, что он лишь умылся и взъерошил влажные волосы.
Одному только преподавателю известно, что происходило на семинаре…
Хорошо ясно теперь только то, что студент в результате имеет не поставленную оценку, а поставленный диагноз, и лежит в психиатрической больнице имени Кащенко и его однофамильца Пащенко.
Все очевидцы, как и толком не видящие, после случившегося лишь промолчали…
Только начальник сказал: «Делать все следует вовремя, с верой в себя и в лучшее».
Такой вот мудрый начальник оказался… Тоже водил “запорожец”, кстати. Но хочется думать, что это лишь простое совпадение.
Сенсация
Каждый год весной, с первым выступлением ростков травы, когда снег окончательно сходит, я вспоминаю один шокирующий случай в моей жизни.
Когда вот выхожу на улицу, наблюдаю, как каждый сантиметр земли и воздуха радуется вновь пришедшему теплу. Как дети играют и резвятся под пока еще слабеньким солнышком, как влажный теплый воздух ровно стелется вокруг, позволяя тебе расслабиться и почувствовать все это тепло, эту радость весны и лета, наконец настигнувшую бытие вокруг.
Я постоянно окунаюсь в прошлое и трепетно вспоминаю все детали, тот самый удивительный момент из моей жизни, и каждую из красок момента…
Он настолько интересен и поразителен, что его можно было бы, весьма, легко назвать для меня сенсацией в те молодые годы, и снимать об этом целый фильм.
С тех пор, кому бы я о нем ни рассказывал, все смотрели на меня внимательно, но с озадаченными, удивленными глазами, а потом махали рукой и не верили.
А впрочем, все равно вы тоже не поверите…
На одной ноге
Собралась большая компания молодежи на каникулах отправиться в поход на 10 дней. Причем в поход “дикарями”, как положено: жить в палатках, отрешенно от мирской суеты, вдали от цивилизации – на одной ноге с природой.
Собирались они долго и тщательно. Просчитали сколько вещей нужно с собой по минимуму. Еду решили в основном добывать там, на месте, и совсем чуть- чуть взять с собой- на всякий пожарный случай. То есть, брать надо самое основное: палатки, туалетную бумагу, спальные мешки, немного одежды, рыболовные удочки, кое- что еще из предметов личной гигиены и аптечку.
Собирались- собирались и поехали.
Приехали так легко, припеваючи, и стали жить- отдыхать… И, казалось, что на одной ноге с природой они воссоединяются с чем-то высоким, честным, настоящим. Натуральным!
И только на 4-ый день они поняли, что забыли дома рюкзаки со всем прочим, остальным и вытекающим необходимым… Ну “голые", можно сказать…
Так на одной ноге там и остались…
Возможно, в пиратов играют…
Все.
Полудурок
Жил- был один дурак. Ничего он не знал и не хотел. Лежал только целыми днями на диване, да и пил что покрепче…
Но вот годам так к 49 у него от пьянства отказала половина тела.
Отказала вообще и насовсем.
С тех пор и слывет он полудурком.
Точка.
Однажды…
Однажды морозной зимой, лет так 147 назад, было так жарко, страшно душно, особенно на солнце, что, как сейчас помню, отчетливо: не одинокий кто-то проворно обмочился в теньке…
Бестактно
Прошу прощения за каламбур! Но это часть терапии и экспериментов с деликатесами для ума…
"Кажется, несколькими строками выше, немного бестактно получилось", – говорю я, и позже тактично заметит читатель (вероятно, спустя короткое время, а может быть и сразу в лоб. После чего я предложу сплюнуть и двигаться дальше. Можно сплюнуть и запить. А хотите – полощите).
Такое вот «здрасьте»
Однажды Хвостиков, покупая хлеб, сказал продавцу хлебной лавки: «Здрасьте». А та промолчала в ответ. Тогда он сказал:
– Мне пожалуйста батон.
– 8 рублей, – ответила продавец.
Хвостиков отдал деньги, взял батон и пошел домой, признаться- с небольшой обидой. Но он не стал отчаиваться и решил попробовать еще разок, но на следующий день.
Вот на второй день сказал продавцу хлебной лавки свое «здрасьте», а продавец опять не ответила.
– Мне пожалуйста батон, – с улыбкой выстрелил Хвостиков.
– 8 рублей, – ответила продавец.
Хвостиков дал 8 рублей, взял батон и отправился домой, решив что попробует вновь.
На 3-й день он сказал «здрасьте», а продавец не ответила.
На 4-й день Хвостиков сказал «здрасьте», а продавец не ответила.
На 5-ый день сказал он опять свое «здрасьте», но и тут без ответа…
На 6-ой день, опять покупая хлеб, Хвостиков поздоровался, а ответа снова не последовало…
На 7-ой день сказал наш вежливый покупатель свое безответное «здрасьте».
На 8- ой день Хвостиков, покупая тот же самый батон за 8 рублей, пробормотал продавцу хлебной лавки «здрасьте», но продавец вновь не стала здороваться.
На 9-ый день любимый клиент хлебной лавки сказал: «Здрасьте, мне пожалуйста батон». – Здрасьте- здрасьте, – ответила продавец, – с вас 8 рублей.
Хвостиков, обрадовавшись такому ответу с искренним приветствием аж в 2 «здрасьте», протянул 8 рублей, сказал вежливое «спасибо» и поскакал на радостях домой, забыв про батон.
Скакал он так, радостный, скакал, что и вовсе позабыл куда направлялся и где живет.
Бегал- бегал…
К вечеру наконец- то вспомнил, где живет.
Прибежал он домой, а его и не пустили… – без батона- то…
Все.
Случается же! Или будние тяготы жизни
Парень зашел в вагон метро. Простояв одну станцию и выискивая глазами чего-нибудь интересного, вдруг, с глубоко обнадеживающим взглядом уставился в одну точку. Спустя мгновение он оживился, слегка встряхнул руками, поправил волосы, дернул шеей и направился в противоположную сторону вагона.
Там он увидел симпатичную девушку неземной, но местами «хрущевской» красоты. В 2- ух метрах от нее он остановился, снова встряхнул руками, поправил волосы, повел шеей, словно разминая ее и придавая тем самым себе больше уверенности. Затем он громко, но весьма непродолжительно, прокашлял, повел бровями, ртом – проверяя все ли в порядке с мимикой. «Пора!», – прозвучало в его голове, после чего, страстно взглянув на эту «Богиню Метрополитена», он подошел к ней и поцеловал так вкусно, что испугался сам- не перестарался ли?
Когда их губы разомкнулись, девушка смотрела ему в глаза 5 секунд, не отрываясь…
И по ее глазам хорошо видны были только самые теплые чувства к эдакому смелому умелому принцу. Но, нет! Мало ли что подумают окружающие гуманоиды, среди которых были представители как старших, так и младших поколений, из мира нашего, а также и чужого, возможно параллельного.
Девушка быстренько смекнула ситуацию и сообразила, как бы ей следовало поступить в глазах вокруг сидящего, стоящего, а местами и лежащего народа. В сопровождении оглушительного треска последовала мощнейшая пощечина. Но удар был с левой, как бы извиняясь за безысходность и острую необходимость такого решительного поступка.
Пауза. Тишина. Спорно что трещало в ту минуту громче.
Мужчина на соседнем сиденье нарисовал на лице ошарашенную гримасу, раскрыв глаза что было сил. Его сморщенное лицо таким образом передавало удивление, троекратное “ура” и еще раз удивление. Рядом сидящая женщина протяженно зевнула, разинув пасть и пытаясь при этом то ли улыбнуться, то ли зарыдать. Мужчина с выпученными глазами почесал затылок за ушами. Спавший неподалеку мальчик проснулся и стал ковыряться пальцами ног у себя в левой ноздре, словно не понимая, что случилось, и с страстно вопрошая поведать о том, что он пропустил. Мужчина громко высморкался, дуя поочередно то в одну, то в другую ноздрю. Женщина, знакомая нам по широкому зеванию, восседающая рядом, теперь пискляво чихнула, но определенно 20 секунд она не решалась этого сделать и отчаянно боролась с настигающим желанием.
Опять пауза в безмолвной тишине.
Мальчик расковырял нос до крови и теперь он пытался заткнуть его чем-нибудь – лишь бы остановить кровотечение.
Я посмотрел на все это со стороны и подумал: «А не снится ли мне все это: эти люди, скромно зевающие друг другу, девушка, и этот парень?..». Затем я потрогал онемевшую щеку и от боли резко выкрикнул что- то вроде «АЙ!». Я сам от себя не ожидал такого, да так что вы и представить себе не можете: как передернуло от эдакой внезапности всех окружающих.
Снова молчаливая пауза.
Тишину на этот раз прервало лишь урчание в животе. И тут я понял, что надо подкрепиться. Поэтому сиюминутно развернулся и вышел из вагона, чтобы прогуляться и перекусить чего-нибудь на ходу.
Негоже целоваться натощак.
Стало ясно
Стало ясно, что мы с ней одной породы. Только она другого пола… Но оба мы – человеки!
Казалось бы: одно и то же. Чего я там не видел? Вот и ступай отсюда на своих двоих. Только ведь привлекает она как-то не по-человечески – аж на четвереньках бегать хочется… Да и не отсюда бежать вовсе, а совсем наоборот…Но на “своих двоих” все же проще, нежели на четвереньках. Далеко не убежишь. Ни туда, ни в обратном направлении. Я даже склонен думать, что в природе что-то я напутал. Но до конца не разобрал. Время должно пройти. А может и “на нет” сойти…
В любом случае по всем критериям оценок метаморфозность стабильности происходит по одинаковым по-разному колебаниям равновесия. И парадоксальным фактом в несуществующем деле следует считать существование такого факта. А потому и жаркие сны – не от содержания, а от климата вокруг и недуга внутри. Ведь если где не приберешься – там будет не убрано. А грязным ходить не подобает даже на четвереньках.
И стало ясно, что мы с ней- одной природы. Только она другого пола…
Слова Любви…
– Взгляни на солнце!
Оно светит!
Радует теплом!
Она:
– И бескорыстно дарит всей планете
Себя в окрасе золотом.
Он:
– А между делом годы мчатся,
Она:
– И люди мчат гуртом…
Он:
– Но хочется остановиться,
В мгновенье оглянуться,
Она:
– И глубоко вдохнуть раскрытым ртом
Он:
– Тот воздух что помог влюбиться,
Делиться нам с тобой телом…
Она:
– Делиться нашим с тобой светом
И жизнь вдыхать при свете том.
Он:
– И в воздухе секундой наслаждаться,
Она:
– Любить, сквозь воздух любоваться,
Он:
– Быть благодарным и ценить…
Она:
– Тот воздух, что помог влюбиться,
Он:
– Тот миг, что научил любить…
Она:
– Тебе слова любви дарить…
Он:
– Тебе слова любви дарить…
Докторская
Сидел в кресле и читал умную книгу. Редкий случай, когда меня так увлекает повествование о космических полетах. То ли научно-популярная штука какая-то, то ли сказки фантастические, в любом случае очень любопытно. Хотя, несмотря на великую кратность степени моей заинтересованности, я думал о чем-то другом. Я и не думал думать, а оно все не выходило из головы. Я даже попытался думать о чем-то ином. Но безуспешно. Увы, я все также размышлял о чем-то вот том самом – о чем-то другом. Я потрудился и не думать вовсе… Тщетно.
Гулял по улицам города. Глазел по сторонам на людей, снующих вдоль и поперек друг друга. Читал вывески на фасадах зданий. Читал рекламные щиты, слоганы и лозунги всех существующих направлений. От вопросительных до побудительных. До чего же интересен большой город. Можно увидеть такое колоссальное разнообразие наименований – всевозможные сорта, виды, культуры, места, переулки, взгляды прохожих, меняющихся вместе с дуновением ветра, растворяясь образ в образе.
Весь день я гулял по улицам города.
Гулял, а думал о чем-то другом. И это «что-то» никак не покидало меня. Я уже и так, и эдак, а оно все тут как тут. Словно навязчивая идея, только без определенной формы. Смысл, казалось, тоже отсутствовал. Да и никакой идеи- то, честное слово, тоже не было. Ни прямой, ни даже косвенной, абстрактной. А я все думал об этом… Об этом «чем-то другом». Оно оставалось прозрачным – внутри всей этой совокупности было пусто. Значит, то, о чем я думал – было, соответственно, прозрачным и пустым. Но ведь должно же оно иметь хоть какую-либо смысловую нагрузку? А информативный характер? Должно хоть как-то влиять или мимолетно действовать в пользу настроения?
Стою в очереди в универсаме. Простоял целых четыре часа. Говорят, что сегодня привезли какой-то деликатес… из Европы, вестимо. Вероятно, весь город собрался здесь: все, от мала до велика, растянулись в зигзагообразную очередь похожую на змейку. Кто-то с кем-то разговаривал, кто-то читал газету, исподлобья щурясь на порядок очереди, кто-то слушал радиоприемник, шнырял по карманам ожидающих в очереди горемык, а кто разглядывал витрины в поисках деликатеса. Последнее, пожалуй, весьма актуально, ибо далеко не каждый знал зачем пришел, то есть за чем конкретно… и как оно выглядит. Но все были заняты делом. Кто зевал, чесал за ухом, икал, сморкался или пукал. Здесь последнее не только лишь для рифмы, ибо деяние сие тоже весьма актуально, учитывая современный среднестатистический быт, качество продуктов, настроение желудков и уровень культуры общества в целом.
А я все думал о чем-то другом. О чем-то том же – своем. Это «что-то другое» было неопределенным. Оно уже начинало пугать и раздражать меня одновременно. И все время оставалось прозрачным и пустым. Ведь я и не думал думать, а оно все не выходило из головы. Я даже пытался думать о чем-то ином. Но навязчивое «что-то другое» теперь преследовало меня. Уже от самого этого названия становится нехорошо, как-то не по себе. Обзовем «что-то другое» эдаким словцом – для облегчения дальнейшего повествования. Например… На-при-мер… Как же его обозвать? На что оно похоже? Хм…
И вот те раз… В этот момент оно словно испарилось и рассеялось. Теперь целенаправленно пытаюсь вспомнить: что я чувствую в его сопровождении? Но выходит, что сейчас испытываю только некую потерянность и замешательство. В основном потому, конечно, что потерял его – это очевидно. Назовем это «что-то другое» – потерей. Но тогда будет слишком грустно говорить об этом. Сложится очень тоскливое повествование, совершенно неприемлемое уважаемым читателем. А если даже и оставить лишь первую букву – ассоциативный ряд все равно продолжится, и мы вернемся вновь все к той же «потере». Нет, здесь название не должно говорить ни о сути, ни о содержании, ни о самом факте существования данного объекта, ни даже о факте существования факта.
Ох уж эти муки поиска! Требуется непременно придать этому некий окрас, дать название или уже хоть бы и обозвать. В противном случае велик риск свихнуться от потери сути в этой моей неожиданной забывчивости. Как же, как же оживить эту субстанцию, растекающуюся по моей теперь уже незначительно, но все же утомленной голове. Почувствовал как оно бывает когда зарождается фобия творческих исканий… Ведь бывает такое? Если до сих пор ни с кем не приключалось, пожалуйста, не расходитесь, я вам обо всем расскажу после, как только дойду до нужной стадии и запереживаю о любом творчестве или поиске решений, названий, образов иль слов. Запереживаю достаточно, чтоб разъесть научно изнутри, разобрать по крупицам, заполонить пустоту и пробелы. Быть может, даже посвящу этому научный труд?
Я “впроброс” окидываю взглядом очередь, зрачки мои дёргаются в зародыше творческих потугов, поисков утерянного, смотрю в сторону и вижу надпись «докторская». Решено! Пусть будет так… Довольно страданий! Условимся, пусть и на время, что именно это кодовое слово будет обозначением того самого «чего-то другого», о чем я все время так неустанно думаю, что давеча имел неосторожность упустить из виду, со свистом выветрить из головы. Но в поисках чего мозгами продолжаю скитаться, рыскать, стремясь схватиться за зацепки. Ведь как бывает: вертится на языке… А вкуса не разобрать. Казалось бы – вот оно. Бери и пользуйся!
Тем не менее, я его потерял. Я потерял «докторскую». И совершенно не могу теперь воспроизвести картину, или вспомнить хоть самую малость. Не могу ровным счетом и ощутить то, что испытывал в моменты раздумий. «Как быть?» – звучит вопрос внутри – «Неужели отныне мучиться догадками? Создавать искусственные образы «докторской» чтобы вернуть те чувства?»
Тем временем очередь сокращалась и уже дошла до меня. Я почему-то без всякой заминки произношу: «Кусочек докторской, пожалуйста». Беру свое бремя и удаляюсь.
Слушаю радиоприемник в своей комнате. Думаю о «докторской». Нет-нет, той, что я купил в универсаме уже нет. Я съел ее в один присест, если не сказать “смолотил в одно мгновенье”. И дело ведь не в голоде вовсе. Скорее в жажде. Мной овладевала жажда вспомнить и возобновить то, о чем я думал – и что имел неосторожность потерять. Сожрав немыслимо быстро всю колбасу, я несколько расстроился. А все потому, что не вспомнил, и не возобновил я ни грамма «докторской». Ни даже малейшего дежавю. Ни вкуса, кстати сказать, не почувствовал. Ни даже послевкусия той докторской, которую уминал за обе щеки, словно одержимый.
Сижу в кресле.
Сейчас думаю: возможно все дело в названии. Вероятно все потому, что неудачно я обозвал свое «что-то другое».
Теперь уже прошло некоторое время. Не скажу наверняка о его благотворной пользе, но в то же время прошло оно не бесплодно. Хоть и решительно бездарно по мнению многих окружающих. Быть может, потом, когда-нибудь, я сумею ощутить намного больше полезных микробов и невероятную благодарность за «нечто» преодоленное мною и проделанное ими (микробами). Теперь же, пока еще, все обстоит несколько иначе…
Я совсем не думаю о «докторской». Проблема в том, что теперь она думает обо мне. А я только сижу в кресле и рисую. Рисую, или, так сказать, пишу. Среди отложенных в сторону имеется множество полотен, проданных мною заочно. Точнее – купленных у меня на заказ. Вот они и лежат, дожидаются своих хозяев.
Да-да… я рисую картинки… Эдакие этюды жизни, проживаемых моментов, мыслей, размышлений, выводов… Пишу так сказать… Пишу картины. Пишу буквы разные. В несвязанном порядке, правда, и совершенно бессмысленно. Соседи и друзья говорят, что это на нервной почве. Крутились долго вокруг меня, как будто хотели помочь. А тем временем между собой спорили:
– Месяц-другой, мол, и пройдет все, вернется наш приятель к жизни, восстановится, воспрянет, воспарит.
– Не бывать тому через месяц! Здесь полгода надобно, не меньше.
Кому что… А я меж тем все думаю: «Помощники – это группа людей, спорящих друг с другом о том, о чем, быть может, и говорить не стоит, а уж совершить рывок, сплотившись в действенных маневрах. Таким образом и помощь оказать». Ну это в моем случае, теперь. Хоть и ясно одновременно то, что я сам должен рвануть, рывок совершить то есть. Осознанно совершить, мудро, уверенно и стойко.
Я уже совсем не думаю о «докторской». Беда в том, что «докторская» думает обо мне. Соседи и друзья говорят, что это на нервной почве. Какой бы им не казалась моя почва, я почти все время сижу в кресле и за огромные, никому не нужные деньги пишу всяческие картины. А ведь раньше я совсем не умел рисовать. И теперь мне дают за это такие баснословные суммы! За то, чего я, в принципе, не умею, и не думал уметь, уж если абстрагироваться, признаться! Быть может я стал уметь из-за этой самой почвы? Быть может из-за почвы и деньги мне не нужны вовсе? То есть, другими словами, получается, что из-за моей «докторской» все это…? Выходит, так?
Рассказал об этом друзьям и соседям. Те в один голос подтвердили свой выдвинутый ранее диагноз. Предложили мне, как ни странно, начать писать… Писать ручкой… На бумаге… Записывать! Все подряд- все, что думаю. И все что думаю о том, о чем думаю что не думаю вовсе… И об этом тоже. А ведь пишу я картины… Ну и буквы всякие, конечно. Но несвязанные, беспорядочные, совершенно бессмысленные. А соседи и друзья твердят без устали: «Зри в корень! Загляни, мол, к себе внутрь, глубоко. И пиши. Но и пиши не поверхностно, а глубоко так, сильно, эдак вдумчиво, чтоб наверняка». Я благодарю за чудодейственную помощь в виде этой мудрой подсказки, до которой я сам, видимо, не додумался бы никогда… Отвечаю им, что мол «так и так», дескать, друзья мои, товарищи, я не представляю себе эту рукописную докторскую, которая нынче сама думает обо мне больше, нежели я о ней. Ибо, некоторое время назад, мы словно поменялись местами. Мы, разумеется, оставались на своих местах, и почва у каждого своя, но роли или функции теперь кардинально отличались. Попытаюсь объяснить доступнее: понимаете… я теперь не думал о «докторской» – о том «чем-то другом». Зато она проделывала это со мной. И не так уж это просто: взял ручку, присел на стульчик, да как расписал всю докторскую разом, чуть ли не одним махом что ли?
После того момента, со словами «простите, мы ведь не знали», друзья и соседи стали называть меня на «Вы», а иногда, адресно обращаясь ко мне и отводя глаза в сторонку, употреблять в обращении имя и отчество. Причем в их интонации это всегда звучит словно с большой буквы. С огромным почтением, надо сказать. Без ложного пафоса, а именно так искренне и учтиво. «Мы ведь не знали… Ваша биография была для нас, видимо, несколько скрыта, то есть, простите, не столь приоткрыта, если позволите так сказать, так скть…».
Подобными и прочими фразами они сыпали с того дня щедро. Но и беспокоить по пустякам перестали. И отныне ни слова не упоминали про мою почву, что весьма радует, с приятным облегчением в груди. И что им за интерес такой к моей «докторской»? Какое им дело? Они что никогда не думали о своей такой?
Ну, да ладно… Мне ведь и самому стало интересно… попробовать написать о ней. Разъесть докторскую изнутри. По маленьким кусочкам. И как-то сложить потом это все обратно по тем же самым кусочкам, буква к букве. Чтобы все встало на свои места. Я ранее не писал… тексты. Картины писал. Тексты- отнюдь. Но только вот теперь – острая надобность. Мне потребуется проделать эту серьезную работу во что бы то ни стало. Быть может она мне поможет разобраться в себе. Выведет на какой-то новый уровень, некую ступень.
В разговоре с друзьями и соседями я им так и сказал. Поблагодарил за совет. Они, засмущавшись от стыда и неосведомленности, бормотали все, что будто я лучше их знаю об этом. “И лучше знаете, и больше нашего, дорогой наш драгоценный и достопочтенный", – твердили они с поддельным прищуром пресмыкавшихся всезнаек, – “Вот об этих уровнях”, – говорят, – «степенях этих, мы и подавно судить не беремся». Странные такие… Однако, даже не потрудились объяснить по-человечьи, по-соседски…
Взвесив все хорошенько, пристально, детально изучив происходящее и сказанное, в том числе и поведение окружающих, я вовсе затрудняюсь, нет, я отказываюсь понимать… А вокруг и внутри моей жизни все время что-то перманентно случается и происходит загадочно. Быть может они меня не так поняли? Или недопоняли? Или перепутали что-то?
Я сидел в кресле. На заднем плане, фоном звучал радиоприемник. А я думал о «докторской». Я и не думал думать просто так… Но она теперь снова не выходила из головы. В этот раз, наверное, все-таки по моей специальной инициативе, осознанной и тщательно подготовленной инициативе (по крайней мере, я пока еще на это надеюсь и, как говорится, охотно верю).
И вот: я в кресле. И вот – она. А вот он –я. Но ее словно и нет. Я пытался думать о ней, сосредотачивался, напрягал все мозговые резервы в потаенных закоулках коры головного мозга. Тщетно. Сейчас мне бы хотелось вспомнить, вернуть те ощущения. Возможно, я испытал бы и ностальгию. И смог бы действительно написать об этом. О том самом – «чем-то другом». Но ведь нет его. То есть ее. Как будто не существует больше. Ну вот сейчас, в этом, уже достаточно длительном промежутке времени. Или «временном континууме», если угодно.
Надо же ведь именно такому сделаться со мной. Думаю о «чем-то ином». А надо о «чем-то другом». Соседи и друзья по-прежнему интересуются: «Как продвигается ваш труд? Как ваша докторская?». А я вот все думаю: «Может быть они что-то не так поняли? Или недопоняли?».
Суть, конечно, вовсе не в этом. А в том, что, пытаясь думать о «чем-то другом», я, словно по какому-то подлому закону, раздумываю об ином. Нечто иное тоже неуловимо. Равно как и неуловимо теперь «что-то другое». Если прибегнуть к логическому умозаключению, то выходит нечто вообще невообразимое. Что-то другое – есть докторская. Что-то другое – неуловимо. Нечто иное – есть мнимая противоположность чему-то другому, то есть «докторской». И то, и другое теперь – скрыто. Никаких ощущений, ни памяти, ни следа. Оба объекта неуловимы. И хоть и противопоставляются друг другу, но это лишь по мнимому предположению и моему отчаянному желанию. Поскольку оба они неизвестны, думать ни о том, ни о другом в равных степенях не получается. Думать об этих объектах вообще теперь не получается. Не то, чтобы в равных долях, а скорее одинаково не получается в принципе. Но сохраняются переживания – в виде вариаций на тему.
Что же это получается? Имею право предположить, что «что-то другое» и «нечто иное» – это теперь одно и то же. То есть «докторская» = «нечто иное». А «нечто иное» = «что-то другое». Нет, здесь точно замешана мистика какая-то, парадокс, или хотя бы глупое совпадение..
Тогда почему в попытках вспомнить об одном, я все время думаю о другом? И как один и тот же объект, совершенно идентичный, поменялся сам с собой местами, совершив революцию? Я разъел докторскую изнутри! Ха! Открытие!
Только, честно говоря, голова что-то идет кругом… Говорят: душа- потемки. А про мозг они не говорят подобного.
Проснувшись, я обнаружил, что не один. Осмотрелся, лишь двигая глазами незаметно: здесь все ходят в белых пижамах. Заглядывают в рот, в глаза, спрашивают о моем самочувствии. Говорят, что выполнили мою закадычную просьбу, однако я, увы, по какой-то причине даже не притронулся к колбасе.
Осматриваюсь: вокруг есть еще люди. Кто-то лежит, а кто-то ходит. Они чем-то похожи на моих соседей и друзей. Только эти не спрашивают меня ни о чем и не выдвигают гипотезу с диагнозом. Не лезут с предложениями и советами. Хочу отметить, что имею чувство, будто мы с ними здесь заодно. Понимаете? Как если бы я был одним из них. Нас что-то объединяет. Мы как соучастники что ли… Но только лишь с ними, вот с этими.
А другие смиренно ходят между лежанками и все время заглядывают в рот, потом в глаза – как на допросе. Но эти точно не с нами. Они другие. Странные какие-то, отличные от нас.
Я много наблюдал на все происходящее со стороны. Принимал участие, разумеется, когда и до меня доходила очередь. Размышлял. Погружался внутрь в поисках ответов. Засыпал, просыпался, но то и дело продолжал искать.
