Читать онлайн Откровенные записки бесплатно

От автора.

Дорогие читатели!

Спасибо всем, кто открыл данный роман, чтобы прочесть его и особенно тем, для кого он не первый из моего творчества.

Поскольку действие романа происходит заграницей, а некоторые его герои – иностранцы, и общение отчасти происходит на английском языке, я буду сразу же в тексте описывать его уже в русском переводе, чтобы не загромождать книгу бесконечными сносками, потому что именно это меня порой очень отвлекает в процессе чтения других книг.

Глава 1. Орли

Я стояла в женском туалете и отчаянно пыталась оттереть жирное пятно со своих льняных брюк светло-серого цвета. Да уж, скорее всего, вывести его в таких условиях было и думать нечего. Но почему именно в тот день, когда мне хотелось, чтобы всё прошло идеально, всё складывалось максимально не так?!

На полу виднелись какие-то грязные разводы, навевающие вселенскую тоску, из-за чего мне поскорее хотелось выйти отсюда. Однако само здание аэропорта было очень светлым, чистым и на удивление пустым. Я подумала, что в будущем, когда я буду снова прилетать в Париж (а я была уверена, что этот раз далеко не последний), то выбирать пунктом прилёта буду именно аэропорт Орли1. Позже, когда я увидела уже очень многое в городе огней, я всё равно вспоминала, что моим первым парижским впечатлением были эти грязные полы в туалете, и ничего не могла с собой поделать. Хотя, Орли, это ещё даже не Париж.

В самолёте, пока я наслаждалась бутербродом с форелью, последняя успешно соскользнула на мои брюки. Я громко и нецензурно выругалась, но надеюсь, что из-за шума двигателей этого никто не услышал. Мой сосед по креслу спал. Я положила на брюки стопку сухих салфеток, это немного помогло: пятно поблекло, но всё равно было слишком очевидным. Поэтому по прилёту, сразу после прохождения таможни я проследовала в дамскую комнату в попытке сделать что-то ещё, но безуспешно.

В этот день я вообще была максимально неловкой, то ли из-за предстоящей встречи с городом мечты, то ли из-за общего волнения новой надвигающейся жизни, то ли из-за бессонницы, которая стала мучить меня в слишком раннем возрасте. В любом случае, спала я сегодня отвратительно, можно даже сказать, что практически не сомкнула глаз. Поэтому сейчас после перелёта у меня жутко болела голова, и мне просто хотелось поскорее добраться до отеля. Но я понимала, что первое свидание с Парижем может быть только одно. Оно уже, определённо, было испорчено пятном и головной болью, но что поделать? Конечно, Париж я представляла себе высокомерным городом, в который нельзя войти в брюках с жирным пятном, иначе наши отношения рискуют не задаться с самого начала. Так, стоп! Что за ерунда в моей голове?

Получив багаж, я вышла из здания и оказалась на большой парковке. Вдалеке ровными рядами стояли чёрные машины со значками такси. Они-то мне и были нужны. Тёмнокожий водитель вежливо поздоровался со мной и помог уложить чемоданы в багажник. Я плюхнулась на заднее сидение и уставилась в окно. Пока смотреть было особо не на что, потому что мы ехали по парковке аэропорта, а они во всех городах и странах (во всяком случае, в тех, где мне удалось побывать) выглядели примерно одинаково.

Зачем я сюда приехала? Начну издалека. Меня зовут Ольга, мне двадцать пять лет, за плечами один брак, одно высшее юридическое образование, несколько друзей и два чемодана вещей, в которые уместились последние годы моей жизни. Не так уж и много, если подумать. Но и не мало. Бог наделил меня симпатичным интерфейсом, мозгами, способными критически мыслить и вольной интерпретацией происходящих событий. Несколько месяцев назад я поняла, что состою в браке с человеком, которого не люблю, работаю на работе, которую просто терпеть не могу, и в жизни нужно было срочно что-то менять. Я уволилась, развелась и купила билет в один конец. Звучит просто, однако, на деле всё было не совсем так. Дело в том, что в жизни каждой женщины (а, может быть, и мужчины тоже) рано или поздно наступает стадия, когда ей надоедает притворяться тем, кем она не является на самом деле: хорошей женой, прилежной сотрудницей, профессиональным юристом и так далее. Я больше не хотела сидеть в кабинете директора и, одёргивая пиджак, цитировать очередную статью и упиваться ощущением, что делаю головокружительную карьеру. Мне не хотелось больше часами томиться в коридорах судов, где я боялась даже присесть, потому что вокруг был такой контингент, что мне казалось можно подхватить сифилис, просто присев на скамейку.

Да, должность корпоративного юриста неплохо тешила моё самолюбие: она давала мне осознание того, как много я значу, ведь взрослые дяди в дорогих костюмах принимали важные решения для своего бизнеса, основываясь на моих советах. Но потом я поняла, что больше не нуждаюсь в этом ощущении: то ли я повзрослела, то ли произошло что-то ещё. Однако у меня больше не было потребности подтверждать свою значимость таким образом. Может быть, я просто пересмотрела значение этого слова в своей жизни. Хочу ли я ежедневно изучать законы, которые абсолютно мне неинтересны и тратить на это бо́льшую часть своего времени, чтобы ощущать себя важной? Нет. Хочу ли я притворяться хорошей женой, иногда делать вид, что с любовью готовлю ужин, хотя, если честно, мне просто хочется полежать на диване с книжкой? Нет. Зачем я это делала? Зачем тратила на это время? Что бы выглядеть успешной в глазах матери и бабушки? Чтобы получить брак, как подтверждение того, что меня любят, а, значит, я – классная? В моей жизни пришёл период, когда я больше не нуждалась в этих подтверждениях. И пришёл он рано (ведь двадцать пять лет – это не так много), чему я была несказанно рада. Я понятия не имела, что мне делать дальше, но было точно ясно что делать и кем быть я больше не желаю. А это уже немало. Поэтому я решила, что самым лучшим развитием событий моей дальнейшей жизни будет кардинальная смена обстановки.

Ах да, если вас интересует финансовая сторона вопроса, то бабушка мне в наследство оставила свою квартиру, и я решила инвестировать её в качество своей жизни. Да, возможно, кто-то назовёт это транжирством и прожиганием этой самой жизни, а также нерациональной тратой денег и бла-бла-бла… Но мне хотелось наконец жить нерационально. Не ходить по расписанию на работу, не откладывать деньги на какую-нибудь разумную цель вроде своего бизнеса или расширения жилой площади, в которой я кстати нуждалась. У меня были проблемы поважнее: я хотела стать собой. Я хотела понять: кто я и чего хочу на самом деле, и в профессиональном, и в личном плане. О каком открытии бизнеса может идти речь, если я даже не представляю чем бы мне хотелось заниматься? Перспектива повторить ошибку, как в случае с юридическим образованием, мне совершенно не нравилась. Поэтому я просто решила дать себе перерыв, и не как на работе, двухнедельный отпуск, за который ты должна успеть отдохнуть, выполнить все свои обыденные дела и подумать о жизни. Нет, я решила дать себе столько времени, сколько потребуется. Пока не закончатся деньги, разумеется.

Почему же именно Париж? Тут есть несколько причин. Конечно, ехать в Париж – это клише. А клише я не любила, хотя они и достаточно активно встречались в моей жизни. Но вместе сложились несколько обстоятельств, и поэтому у меня даже не было сомнений, что я полечу именно в этот город. Во всяком случае, начну с него.

Итак, причина первая – это классика. Я считала, что увидеть Париж должен каждый, разумеется, это величественный город с историей, но здесь я не буду углубляться, вы и сами всё знаете. Я считала, что увидеть Париж – это такая база, которая должна лечь в основу других моих путешествий.

Причина вторая: в юности я мечтала стать манекенщицей, и, конечно, мечтала сюда попасть. Ведь это столица моды! Мечты о такой карьере так и остались мечтами, но мне хотелось порадовать семнадцатилетнюю девочку внутри себя и наконец показать ей этот город.

Причина третья: несколько лет назад я побывала в Ницце, приезжала туда со своим бывшим, и поняла, что Франция мне очень нравится. Меня пленила эта страна, в которой было всё: культура в изобилии, горы, море, вкусная еда (очень много вкусной еды!), невероятное вино и красота повсюду. А что ещё нужно для хорошего отдыха?

Причина четвёртая: в ту поездку я познакомилась с Николь – девушкой, которая работала продавщицей мороженого на Лазурном побережье. Наше общение заняло буквально пятнадцать минут, но навсегда осталось в моей памяти. Я дала ей адрес своей электронной почты и к моему огромному удивлению, она мне написала. Мы немного пообщались, и, как несложно догадаться, наше общение сошло на нет. Но в процессе планирования своего путешествия (с городом я тогда ещё не определилась), я решила написать Николь. В Европе у меня вообще не было никого из знакомых, и Николь была тоненькой ниточкой, за которую я могла зацепиться в попытке найти там хоть одно знакомое лицо. Николь быстро мне ответила и сообщила, что вышла замуж за француза и живёт в Париже. Она также с лёгкостью пригласила меня посетить этот город и даже пообещала его показать. Кроме того, у неё с Клодом (так звали её мужа) была собственная кулинарная школа, и они помогли мне с оформлением учебной визы (как более долгосрочной по сравнению с туристической). Я не любила готовить, точнее, не любила тратить на это время. Но французской кухней мне почему-то хотелось заняться. Всё-таки она является объектом охраны ЮНЕСКО. Кроме того, мне же нужно будет заниматься чем-то, кроме ежедневного праздного сидения на террасах с чашкой кофе? Так выбор города был завершён окончательно.

Из аэропорта я ехала по шоссе, которое ничем особо не отличалось от тех, что были у меня на родине, а потом по тоннелю, освещённому тёплыми оранжевыми огнями.

– Откуда ты? – спросил меня водитель.

– Из России, – ответила я и была втайне рада, что он не понял это по моему внешнему виду. Обычно за границей меня жутко раздражал тот факт, что местные, и не только они, с лёгкостью узнают во мне россиянку. Нет, я совершенно не стыдилась этого. Я гордилась своим происхождением, но мне было неприятно, словно меня вот так без труда «раскусили». Хотя, из этого правила были и исключения: несколько раз меня принимали за француженку (а вот и ещё один повод приехать во Францию). Я в тайне безумно гордилась этим, ведь всем известно, что француженки славятся своей утончённостью и элегантностью.

– Страна Путина, – сказал он и рассмеялся.

Я пожала плечами. Конечно, он этого не увидел, поскольку я сидела на заднем сидении, но обсуждать политику мне точно не хотелось. Хотя, в Европе я часто замечала такое желание от разных людей. Да и я не была экспертом в подобных вопросах, и терпеть не могла, когда люди рассуждают о вещах, в которых не разбираются. А в политике я не разбиралась, и уж точно не собиралась строить из себя знатока на основании нескольких видео-роликов, просмотренных в интернете.

Водитель продолжал улыбаться, и мне казалось, что у него в голове созрела новая шутка, которую он сам оценил по достоинству, но решил не делиться со мной то ли из-за политических соображений, то ли боялся, что я не пойму её из-за языкового барьера.

На родине я всегда старалась избегать разговоров с таксистами. Нет, не подумайте, что я сноб и имею что-то против людей этой профессии. Напротив, я иногда даже подумывала подрабатывать таким образом, поскольку любила кататься по городу, но мысль о том, что каждый раз со мной в машине будет находиться незнакомый человек, быстро отрезвляла меня. Так почему же я не разговаривала с водителями такси? Я просто не видела в этом смысла. Ну вот, скажите мне, что изменится, если двое абсолютно некомпетентных людей (я и водитель) будем обсуждать политику? Правильно, ничего. Так стоит ли тратить на это время? А по моим наблюдениям политическая тема с большим отрывом лидировала в рейтинге обсуждений у людей этой профессии. С опытом бывалой пассажирки я стала садиться на заднее сидение (хотя, вообще я больше любила ездить спереди из-за лучшего обзора), но даже это не помогало. Я притворялась спящей, мёртвой, но и это в большинстве случаев не срабатывало. Водитель бросал какую-нибудь затравливающую фразу, на тысячу раз отрепетированную на других пассажирах, пытаясь меня заинтриговать, но я молчала, что давалось мне с огромным трудом, ведь меня воспитывали в лучших традициях любезного человека. Я сжимала губы, понимая, что дав слабину и ответив светской и ничего не значащей репликой, я дам ему зелёный свет и дальнейшей беседы будет не миновать.

Сейчас же я была в замешательстве. Вообще я была готова пообщаться с водителем, потому что это был первый человек, которого я встретила в Париже, и таким образом мне хотелось начать знакомиться с городом. Но я никак не ожидала, что здесь политическая тема у таксистов пользуется такой же популярностью. Я исподтишка посмотрела на него, он перестал улыбаться, взял мандарин, который лежал на соседнем от него сидении и любезно протянул мне:

– Угощайся! – и я с удовольствием принялась за фрукт. Такого в такси мне ещё не предлагали! А Париж мне, определённо, нравится!

Тем временем за окном начал появляться город.

Глава 2. Париж

Я забронировала номер в отеле двенадцатого округа Парижа – Берси, в котором жила Николь, чтобы быть поближе к ней. Кроме того, она сообщила, что район «исключительно парижский», что означало, отсутствие толп туристов, киосков с магнитами, а цены там были существенно ниже, чем в центре. Такой расклад меня вполне устроил. На последующие несколько месяцев именно Берси стал моим настоящим домом: здесь находился отель, куда я сейчас направлялась, а также жилище, в котором я стану жить позже, и кулинарная школа, где я планировала учиться. Здесь было всё, что нужно: куча атмосферных парижских кафе с жёлтыми лампочками и обогревателями на улицах, которые пытались согреть клиентов этой поздней и жутко холодной весной; булочные на каждом шагу, которые здесь мелодично именовались «буланжери»; и, конечно, цветочные лавочки, стоявшие на улицах с такой же периодичностью, как и буланжери, но издавали совсем другие, хоть и не менее приятные, ароматы. В ведёрках были аккуратно расставлены розы всех оттенков и зарождающиеся, идеально круглые, бутоны пионов. В каждом ведёрке стояла крошечная табличка, на которой мелом была написана цена цветка. Ничто не могло выглядеть более очаровательным. Я была тронута этим до глубины души. Я понимала, что начинаю влюбляться. Влюбиться в Париж было таким банальным, что мне хотелось отрицать это. Я никогда не любила быть как все. Самое страшное для меня было, если кто-то, пытаясь меня характеризовать, сказал бы: «Она обычная, такая же, как большинство!».

Исходя из нежелания «быть как все» я не носила юбки-плиссе, в которые сейчас были одеты чуть ли не все девушки мира, несмотря на свою симпатию к данной модели юбок. В школе я никогда не влюблялась в «того парня из десятого «Б»», в которого были влюблены все остальные девчонки, потому что так было модно. Я всем назло влюбилась в самого неподходящего кандидата, который меньше всего подходил на эту роль: у него пахло изо рта, была одна-единственная рубашка, которую он, скорее всего, никогда не стирал, а ещё он не мог связать даже два слова. Но я была одна в него влюблена и безумно гордилась собой за это. Мне льстил тот факт, что я не поддалась стадному инстинкту и «тот парень из десятого «Б»» был для меня просто парнем, хотя от него безумно вкусно пахло, он был душой компании и конечно имел кучу свежевыстиранной и отглаженной одежды. Париж был для меня как тот самый парень – нравился всем, и это было банально, но я влюбилась, хотя пока не была готова себе в этом признаться. Безусловно, Париж был интереснее и многогранней, потому что его интересовали не только все девчонки из параллельных классов и футбол, но и много других жизненных аспектов.

Жизнь – вот каким словом я бы описала Париж. Жизнь во всех её проявлениях. Она чувствуется здесь, когда ты просто идёшь по улице, потому что перед тобой шагает девушка, оставляя за собой аромат, который больше не встретишь нигде, ведь она купила его не в обычном косметическом супермаркете, а в уютном, но с первого взгляда неприметном, уголке, который находится на пересечении каких-нибудь крошечных парижских улиц прямо в центре, и о нём знают только вот такие любительницы хорошего парфюма. Этот запах сливается воедино с его обладательницей, так, словно создавался специально для неё. Ну конечно, ведь с её безупречным вкусом она не могла подобрать себе иного. Но её безупречность заключается не том, что сумка идеально сочетается с одеждой и туфлями, нет. Её безупречность в том, что она знает чего хочет: какой аромат туалетной воды, какой сорт вина и какого мужчину рядом. Хотя, по поводу мужчины она как раз не уверена. Потому что слишком молода для такого серьёзного решения.

Затем ты идёшь по бульвару мимо очередного кафе (здесь их миллион, но ни одно из них не похоже на другое, и своё любимое ты точно узнаешь из тысячи), и видишь, что, несмотря на жуткий холод, люди всё равно сидят на веранде, они по-прежнему пьют кофе из своих крошечных чашечек и не берут его с собой, чтобы выпить по пути к метро. Здесь это не популярно. Жизнь слишком коротка, чтобы пить кофе на ходу. Гораздо приятнее это сделать за утренней газетой. Да, я часто видела в Париже людей с газетами и книгами. Они могут держать потрёпанный томик в руках, который читают в метро и за чашкой кофе. Они умеют наслаждаться. Здесь важен сам процесс, и это касается не только кофе и чтения.

Ты идёшь дальше. Снова встречаешь девушку. На этот раз на велосипеде. Она изящно управляет им в туфлях на небольших каблуках и одной рукой держит телефон возле уха. Она смеётся и назначает свидание на сегодняшний вечер. Разумеется, перед свиданием она воспользуется «тем самым ароматом», а после передумает и не придёт на него вовсе. На следующей террасе сидят бабушки, у которых губах красная помада и задорный смех. Красный пигмент слегка вышел за границы губ то ли намеренно, то ли случайно, но это не выглядит вульгарно, это выглядит немного небрежно. Да и никто, кроме меня, не обращает здесь внимания на такую ерунду. Бабули обсуждают свежие сплетни и смакуют свой завтрак, состоящий исключительно из простых углеводов, потому что они не были захвачены модной диетической волной. Их седые волосы небрежно (в такт размазанной помаде) убраны назад, а старомодные сумочки кокетливо лежат на свободном плетёном стульчике. Они флиртуют с молодым коренастым и чем-то недовольным официантом, который постоянно отвлекается на то, что дёргает себя за заусенцы, и им даже в голову не приходит, что этот флирт может вызвать чьё-то недоумение. Что здесь такого?

Автомобиль ехал по широкой зеленой улице, в центре которой проходили трамвайные рельсы. Позже я узнала, что это проспект Домениль. По бокам начали появляться дома с уютными маленькими магазинчиками, овощными лавками, аптеками и булочными на первых этажах (которые в Париже называются нулевыми). Нам навстречу попался трамвайчик, и я сразу же почувствовала себя дома. Ощущения страха перед встречей с Парижем прошёл – город оказался милым, без какого-либо пафоса, и, казалось, что он уже уютно обнимал меня. И да, он был очень красивым. Очень.

Водитель развернулся у одного из цветочных магазинчиков и объявил:

– Приехали! – он вышел, чтобы достать мой багаж, а я сразу же подскочила к цветочной лавке, чтобы вдохнуть аромат. Теперь я по-настоящему вкусила этот город. Он пах пионами и сырым воздухом.

В отеле я зарегистрировалась на стойке и поднялась в свой номер. Разумеется, он был крошечным, как и большинство парижских номеров в бюджетных гостиницах. В небольшом шкафу не поместилась бы и пятая часть моего гардероба. На перекладине убого висело несколько плечиков. Но думать об этом мне сейчас не хотелось. Я была слишком уставшей, чтобы строить какие-то грандиозные планы, но и слишком возбуждённой, чтобы оставаться в номере. Поэтому я быстро приняла душ, надела то, что лежало сверху в чемодане, и отправилась знакомиться с Парижем.

К своему огромному удивлению, я очень быстро разобралась с метро. Меня постоянно пугали им те, кто здесь уже побывал, якобы в Париже оно безумно непонятное и странное. Но мне так не казалось. По моему мнению, оно напоминало женский мозг: изначально всё выглядело очень запутанным и слишком сложным, но стоило только захотеть понять его, как тут же всё становилось простым и очень продуманным. Меня безумно радовал тот факт, что станции по городу располагались чуть ли не через каждые триста метров и сесть в него можно было где угодно. И особенно меня пленили двери, которые нужно было открывать вручную на некоторых видах поездов, дёргая за невероятно милый рычаг.

Я направилась к Триумфальной арке. Именно она казалась мне символом Парижа. Я заскочила в вагон на станции Мишель Бизо, которая располагалась рядом с моим отелем и стала ждать заветной встречи. Когда я вышла из метро, то поняла, что свидания с аркой не случится, потому что на улице лил дождь, которого я никак не ожидала, ведь ещё полчаса назад ничего не предвещало такого развития событий. Я начала судорожно оглядываться в поисках кафе, где можно было укрыться. По тротуарам текли огромные ручьи и уже промочили насквозь мои кеды. Окружающие из ниоткуда доставали зонтики и раскрывали их над своими головами. Что ж, видимо, это в Париже частое явление. Мне сразу вспомнилась фраза главной героини Сабрины из одноимённого фильма: «В первый день в Париже обязательно должен идти дождь!», я усмехнулась своим мыслям и остановилась. Я перестала бежать от холодных капель, потому что за пару минут успела вымокнуть насквозь, и оглянулась вокруг. Я в Париже! Боже мой, подумать только! Под дождём он особенно красив! Вдалеке виднелась Триумфальная арка, которая ещё пять минут назад была моим пунктом назначения. Господи, как она огромная! – подумала я. Гораздо больше, чем я ожидала. Я обернулась и на другой стороне улицы увидела кафе, где можно было скоротать время и попытаться отогреться горячим кофе, а может быть и не только им.

На следующий день я встречалась с Николь. До этого момента я видела её всего один раз в жизни – пять лет назад в Ницце. Я могла тысячу раз забыть о том, как выглядел человек, которого я видела лишь однажды, к тому же так давно. Но только не Николь. Она была похожа то ли на диснеевскую принцессу, то ли на героиню из мелодраматического фильма, то ли сразу и на ту и на другую, в общем, выглядела она очаровательно. Это самое подходящее слово для описания внешности Николь. У неё не было кричащей красоты, но если бы я была мужчиной, то предпочла бы её всем красоткам Голливуда. Она была невысокого роста, очень стройного телосложения, её так и хотелось положить к себе в карман, чтобы носить везде с собой и покупать кофе с маршмеллоу. У неё были волосы медного оттенка, которые лежали на плечах плавными волнами. Но самым-самым главным достоинством Николь была её улыбка. Когда она улыбалась, я ловила себя на мысли, что никогда не видела ничего более милого (разве что ямочки на щеках моего бывшего Дениса, но сейчас я старалась о нём не думать).

Я сидела на веранде кафе, расположенного на проспекте Домениль, где мы условились встретиться, и без труда узнала её, когда она шагала вдалеке по тротуару с противоположной стороны улицы. На ней была чёрная шёлковая юбка до колен, которая струилась по её бёдрам, и бардовый топ с лёгким кружевом на тонких бретелях из такого же материала. Погода сегодня нас радовала. Волосы Николь слегка разлетались то ли от её поспешного шага (она хоть и немного, но опаздывала), то ли от слабого ветра. Я одной рукой умудрялась держать сигарету и чашку кофе (моё сердце окончательно и безвозвратно было отдано этому городу, когда я поняла, что курить здесь можно практически везде). За курением я успела хорошенько рассмотреть её. Даже когда она не улыбалась, её лицо сияло. Она смотрела под ноги, видимо, боясь оступиться на невысоких каблуках. На ней были классические чёрные туфли, которые я бы посчитала скучными, если бы увидела их на любой другой девушке. Но они были на Николь, поэтому они сразу стали казаться особенными и парижскими. Как говорится, не место красит человека; ну, или не туфли. Не знаю, узнала бы она меня так же, как я её, и уже не узнаю, но как только девушка подошла к террасе, я вскочила с места и обняла её. Сначала я испугалась собственного порыва и того, что она могла посчитать это странным, ведь мы не были подругами, мы даже приятельницами не были, но она ответила мне таким же по глубине объятием, и мои страхи рассеялись.

Мы обменялись дежурными приветствиями и классическими вопросами, вроде «как долетела?» (зачем их вообще задают?), заказали бутылку вина и закурили.

– Расскажешь, как ты здесь оказалась? – спросила её я, когда официант отошёл от нашего столика.

– Если коротко, то вышла замуж, – ответила она.

– А если не коротко?

– Насколько не коротко?

– Настолько, насколько это вообще возможно…

Она пару раз затянулась, выпустила дым, посмотрела в небо и начала свой рассказ:

Глава 3. Николь

– Вообще, Клод – мой муж, точнее, мой действующий муж, он третий, – она сделала небольшую паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию, но меня это совсем не удивило. У меня тоже за плечами был один развод и ещё не понятно сколько будет, когда я достигну возраста Николь. – Это мой третий брак, представляешь? А ведь мне ещё даже нет тридцати…

Я решила как-то разбавить её не совсем позитивно начатый рассказ, но вышло это не так вдохновляюще, как мной задумывалось:

– Ну, ты настоящая красавица, готова поспорить, в Париже много мужчин, которые бы желали претендовать на роль четвёртого и последующих мужей…

Но Николь не польстилась на мой комплимент, и я испытала чувство неловкости за то, что помышляла расположить её к себе этой пошлостью. У меня было ощущение, что её не трогают такие банальные вещи, за что она понравилась мне ещё сильнее. Николь ответила:

– Нет-нет, внешность тут совсем не причем! – закурила ещё одну сигарету и продолжила, – Знаешь, самое интересное, что жизнь сложилась так, как я вообще и не предполагала. Я – классическая хорошая девочка, которая окончила школу с отличием, а потом получила красный диплом филолога в Риге, сейчас преподаю на кулинарных курсах в Париже. Хотя, по большей части выполняю организаторскую работу. Мне бы такое даже в голову не пришло ещё двенадцать лет назад! Я представляла свою жизнь гораздо более предсказуемой и, наверное, гораздо более банальной: работа в офисе с девяти до шести, муж, которому нужно приготовить ужин, и ребёнок. Правда, ребёнок у меня есть. Ну, ты в курсе… Да и муж сейчас тоже. Но я имею в виду классическую семью, где муж – это ещё и отец ребёнка, а у меня не так. Если честно, то я даже не знаю кто его отец. Точнее, не совсем…

Сильнее заинтриговать меня было уже нельзя. Я стряхнула пепел с сигареты и заворожено смотрела на неё. Мне не хотелось перебивать Николь никаким комментарием, тем более пошлым или банальным, вроде того, какой я уже умудрилась опустить. Судя по тому, что тон её монолога стал неровным, я сделала вывод, что она сама до конца не пережила этот опыт. У меня сжалось сердце, потому что я представила какая тяжёлая судьба у этой крошечной и невероятно красивой женщины.

Тем временем Николь продолжила:

– Как я уже сказала, школу я окончила с отличием, причем не могу сказать, что мне было тяжело. Нет, я не хвастаюсь, учёба всегда давалась мне легко. Родители наседали на меня гораздо сильнее, чем этого требовалось для получения такого результата. Сейчас я думаю: Господи, зачем? Я просто преподаю кулинарные курсы и всем здесь плевать есть ли у меня аттестат с отличием из Рижской школы и диплом филолога! И, тем более, всем на это было плевать, когда я в Ницце несколько лет подряд продавала мороженое. Но пока я училась в школе, мне было строго-настрого запрещено ходить на вечеринки и другие тусовки, я могла только один раз в неделю гулять с подругами, и то не более трёх часов подряд. Всё остальное время в моей жизни занимала учёба. Если я тихонько включала музыку в своей комнате, то отец тут же кричал через стену, чтобы я «убирала этот разврат», – она печально ухмыльнулась. – В общем, я сдала экзамены и поступила в университет на филологический, не испытав ничего, кроме облегчения, потому что родители от меня отстанут хотя бы на пару месяцев, пока не начнётся новый учебный год уже в университете. К счастью, так оно и вышло. Они отправили меня погостить к двоюродной бабушке в маленький городок на берегу очень живописного озера. Он был очарователен: население небольшое, в основном, пенсионеры, потому что работать там было негде, но на лето к ним приезжали внуки, вроде меня, поэтому я быстро завела подруг. Каждый день я просыпалась с чувством облегчения и какого-то внутреннего подъёма от того, что ещё какое-то время не буду испытывать давления касательно учёбы. Мне казалось, что я наконец-то увидела жизнь. Настоящую жизнь. В какой-то степени так оно и было. Я чувствовала, что вступила в ту взрослую жизненную пору, которая мне всегда внушала одновременно трепет и ужас. Как я уже сказала, у меня появились друзья. Вообще я никогда не испытывала трудностей с общением, трудность была, скорее, в том, что за всеми своими занятиями у меня не было на него достаточно времени. Одной из моих лучших подруг того лета была Соня – девушка, живущая по соседству, на год старше меня. Ей было восемнадцать, а мне – семнадцать. Мы просыпались с утра пораньше и шли на пробежку вокруг озера. Кстати, здесь, в Париже, я возобновила эту привычку бегать по утрам и мне ужасно нравится. Если хочешь, давай со мной?

Я кивнула, хотя, разумеется, толком не успела обдумать её предложения, просто мне хотелось, чтобы она поскорее продолжила рассказ. Её доверительная речь пленила меня.

– Днём мы ходили на то же озеро купаться и загорать. Лето стояло безумно жаркое. У меня был всего один купальник, который моментально высыхал на жаре, и мне даже в голову не приходило, что их может быть несколько в женском гардеробе, – добавила Николь со смехом, – сейчас у меня их семь или восемь, а я так редко бываю на пляже! Ну что за несправедливость? В том купальнике я впервые почувствовала себя женственной: может быть, дело было в том, что в его лифе были поролоновые чашки, а в моих обычных бюстгальтерах их не было, а пышногрудой я никогда не была; может быть, дело было в том, что он выгодно оголял меня и тем самым привлекал взгляды противоположного пола; а, может быть, до этого я вообще никогда не думала о том, что ко мне коим-то образом может относиться слово «женственность», я вообще не задавалась этим вопросом, такое мне просто не приходило в голову. Так вот, тем летом я впервые почувствовала себя женщиной. Может быть, просто возраст пришёл.

Мы с Соней лежали и плавились под полуденным солнцем, и нам было лень даже разговаривать, когда услышали: «Отдыхаете, девчонки?». Нам пришлось отвлечься от блаженного ничегонеделания, чтобы посмотреть на автора очевидного вопроса. Перед нами стояли двое парней очень похожих друг на друга, и я даже подумала, что они, скорее всего, братья. Позже я поняла, что одинаковыми их делал не только белобрысый цвет волос, но ещё форма солнцезащитных очков и белые футболки, которые были чем-то вроде признака псевдоаристократизма. Было даже странно видеть парней на пляже в футболках, потому что все мужчины тут ходили с голыми торсами или в ужасных майках-сетках. Они пригласили нас к своему небольшому пикнику, и мы с Соней с радостью приняли предложение. Парни не были джентльменами, но мы сочли их достаточно обходительными, а нам, как натурам неискушённым, этого было более чем достаточно. Было заметно, что парни, в отличие от нас, имеют опыт общения с противоположным полом, кроме того, было очевидно, что они старше нас. Позже выяснилось, что это действительно так. Им было по двадцать пять лет, и мне они казались взрослыми мужчинами, а это так льстило моё самолюбие! Их звали Эрик и Янис. Благодаря своему жизненному опыту они не лезли со своими дешёвыми приставаниями, как наши ровесники, впервые дорвавшиеся до девушек, которых мы здесь уже встречали немало. Это их ненавязчивое поведение подкупило нас ещё больше. Оно будоражило наши девственные фантазии. Ах да, мы с Соней обе были девственницами, несмотря на свой уже не подростковый возраст.

Вечером, когда я была дома, мне написал Эрик. Мы немного пообщались, не без тени флирта, разумеется, и договорились встретиться завтра вчетвером – тем же составом. Он сказал, что родители Яниса уезжают, и мы можем расположиться в их просторном внутреннем дворе. Из-за того, что я общалась с Эриком по телефону, у меня было ощущение, что он мой парень (хотя мы снова встречались все вместе, и вряд ли это было официальным свиданием), но мне было приятно так думать.

Вот, мы оказались на аккуратно выстриженном газоне родителей Яниса, который вежливо постелил нам на него плед. В этом подчёркнутом знаке внимания была какая-то неестественность и очевидная надежда, словно нам давали понять, что все эти знаки внимания не просто так, и мы должны будем за них обязательно заплатить. Парни и пальцем бы не пошевелили для нас, если бы не надеялись на продолжение. Это читалось в каждом их жесте и движении. Любой намёк на ухаживания или вежливость выдавался нам как аванс. От этого отношения веяло таким отвращением, но я предпочла этого не замечать.

Мы, словно великосветские дамы, были одеты в дорогие сатиновые платья пастельных оттенков, которые заворожено, но тихонько шуршали и очевидно не были предназначены для этой атмосферы дешёвого флирта. Мы с Соней прекрасно понимали, на что идём и зачем нас туда пригласили. Присутствие друг друга, с одной стороны, подстёгивало, а с другой – поддерживало каждую из нас. Когда рядом с тобой подруга, хорошая подруга, гораздо легче пуститься в любую авантюру. А нам обеим давно хотелось в неё пуститься, настолько мы были изголодавшимися по общению с мужчинами, да и знойная праздничная атмосфера лета настраивала на приключения. А Эрик и Янис казались нам именно мужчинами. Они налили нам дешёвое вино из прямоугольной картонной коробки, которое мы поспешно выпили, сидя на дурацком пледе. Мы не почувствовали вкуса этого ужасного напитка, потому что слишком волновались. Нам было страшно и весело одновременно. Алкоголем мы пытались заглушить страх и усилить веселье. Меня грело абсолютно новое для меня ощущение, что у меня есть парень, и я старалась не думать о том, что это только моя фантазия. Алкоголь её значительно подкреплял.

Вдруг Соне внезапно стало плохо: её стошнило прямо на свежеподстриженный газон, и я успела заметить, как Янис закатил глаза, представляя, что ему придётся это убирать, чтобы ни в коем случае родители не заметили такого позора. Я не подала виду, что заметила его реакцию и старалась поддержать Соню, которая жаловалась на то, что у неё раскалывается голова и сводит желудок. Видимо, отравление от третьесортного вина не заставило себя долго ждать. Я хотела вызвать такси, но Янис сказал, что довезёт нас до дома, и это было очередным напускным якобы джентльменским жестом.

Мы ехали в его винтажном автомобиле Toyota Mark II, который был родом из восьмидесятых годов на отреставрированных кожаных сидениях, от которых хорошо пахло, что приятно меня удивило. Эрик еле заметно (и очень эротично, как мне тогда казалось) поглаживал меня по колену, небрежно отодвигая ткань моего платья, которое он, конечно, не оценил (а мне бы очень этого хотелось!). От происходящего я чувствовала себя героиней ретро-фильма. В тот день не произошло ничего значимого, кроме того, что подруга слегла на неделю с жутким отравлением. Видимо, мой организм оказался крепче, а возможно, на меня так подействовала моя мнимая влюблённость. Но парни были настроены на секс, и менять свои планы из-за отравления они не собирались.

На следующий день мне снова написал Эрик (что только подтвердило мою теорию о том, что он мой парень), и для формальности поинтересовался как здоровье Сони. Я ответила, что достаточно плохо (её по-прежнему тошнило, и держалась температура), но он больше ничего не сказал по этому поводу, потому что, разумеется, его это не волновало. Эрик сообщил, что родители Яниса вернулись, но мы всё равно можем встретиться у него. С одной стороны, мне было неловко – идти в гости к совершенно незнакомым людям, но с другой, «я же буду с парнем» – сказала я тогда себе. Эта фраза одновременно будоражила и успокаивала меня. Я казалась себе такой взрослой и желанной. Столько лет прошло, а я до сих пор помню, как тогда сказала себе это. Возможно, если бы я не произнесла это в своей голове, или если бы я возразила сама себе и сказала, что Эрик мне никакой не парень, и я видела его всего пару раз в жизни, а идти в дом к незнакомым людям на ночь глядя – легкомысленно и очень опасно, то вся моя дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому. Но я произнесла ту фразу, прогнав все доводы разума. И несу её последствия до сих пор. Эта мысль, изменившая весь ход моей дальнейшей жизни, пришла ко мне в голову, когда я стояла у зеркала и красила брови.

Мы все совершаем глупости. И не только в молодости. С другой стороны, разве не для этого нужна жизнь? Разве лучше жить, продумывая каждый шаг? И останется ли время на эти самые шаги, если всегда заниматься их обдумыванием? Если честно, даже не смотря на тот отнюдь не позитивный опыт, я не могу ответить на этот вопрос. Разве была бы моя жизнь лучше, если бы я сейчас действительно работала в офисе с девяти до шести, а по вечерам варила суп? И может быть, именно благодаря нашим ошибкам, мы становимся теми, кто мы есть на самом деле?

В любом случае, как ты уже поняла, я туда поехала. Ведь именно поэтому я сейчас пытаюсь перед тобой и перед самой собой оправдать свой поступок, за который я в глубине души так и не простила себя, – на этих словах Николь едва заметно сглотнула, и я увидела, как легко и привычно она задушила подступившие слёзы.

– Почему я так зацепилась за Эрика? – продолжила она. – Мне и самой интересно. У меня никогда не было проблем найти парня: я была хороша собой, но из-за того, что все школьные годы я потратила на учёбу и подготовку к поступлению в университет, у меня скопился голод по парням и отношениям. Я была юна и жаждала получить этот новый для меня опыт. Вопреки моим ожиданиям родители Яниса просто приветственно мне кивнули, даже не удостоив меня банальным «очень приятно, Николь», на пару секунд задержав на мне взгляд. Холодный взгляд. Я их совсем не интересовала. Я вообще не была уверена, что они услышали моё имя, когда Эрик меня представил. Несмотря на мою «внешность отличницы» и цветастый сарафан длины «миди», я всё равно была для них шлюхой, точнее, очередной шлюхой, которую привёл в дом их сын и его друг. По узкой деревянной лестнице мы прошли на мансардный этаж, я присела на небольшую кровать, застеленную старым покрывалом, и мне ударил в нос запах лежалой старой ткани, которую давным-давно не стирали. Родители не напрягались наводить уют в этом уголке разврата их сына, а сам сын и подавно.

Эрик снова налил мне дешёвого вина из картонной коробки, скорее всего, из той же, но я не заострила на этом внимание, потому что слишком сильно волновалась. Он потянул мне пластиковый уродливый стакан, и я, несмотря на отравление подруги, снова выпила этот напиток. И о чём я только думала?! Во всяком случае, точно, не о благополучии собственного желудка.

И тут я поняла, что ничего не знаю об этих людях. То есть совсем ничего. Я знаю только их имена. Я не знаю даже их фамилий, рода деятельности, имена друзей, увлечения. «Господи, что я делаю?», – промелькнуло у меня в голове. Они включили музыку и закурили. Мне сигарет почему-то не предложили, как и более крепкого (и, скорее всего, более дорогого) алкоголя, который они налили себе. В комнате играла дурацкая музыка, пахло какой-то деревенской травой, я сидела на кровати, одной рукой держа пластиковый стаканчик с вином, а другой – нервно перебирая складки на сарафане. Я понимала, что всё произойдёт сегодня, но не представляла как. Я думала, что сейчас мы выпьем, пообщаемся, а потом пойдём на танцы, а потом – к Эрику (ведь он мой парень!) или ещё куда-нибудь. Разумеется, должно было произойти что-то романтичное: танцы, поездки и ещё какое-то веселье; по-другому просто не могло быть. Но у парней не было таких далеко идущих планов. Наши представления о том, как должна пройти ночь в её эротическом понимании, явно расходились. Мысль о том, что секс будет прямо здесь, когда внизу родители Яниса готовят ужин, мне даже в голову не приходила.

Я выросла в совершенно другой семье с абсолютно иными ценностями. Хотя, я понятия не имею, какие ценности у людей, которые ведут себя подобным образом. Янис сказал, что пойдёт и проверит: не готов ли ужин. Я представила, как сейчас нас всех пригласят вниз, я сяду за стол, положу на свои колени белую накрахмаленную салфетку и расскажу с особым достоинством о том, что теперь я студентка филологического факультета, а родители Яниса будут уважительно кивать (мне так хотелось, чтобы кто-то этим восхитился, я же не зря потратила столько лет на учёбу!). Но Эрик бросил ему: «Не торопись там!», и я поняла, что ужин ко мне не имеет никакого отношения, как, впрочем, и накрахмаленная салфетка. Я кожей чувствовала атмосферу грязного и насильственного секса, которая витала в пространстве этой комнаты.

Когда Янис ушёл, Эрик наконец обратил на меня внимание. Он подсел ко мне на кровать и обнял рукой, в которой была сигарета.

– Можно закурить? – спросила его я, в надежде как-то отвлечься и расслабиться.

– Мне не нравятся курящие девушки, – тоном, не терпящим возражений, ответил он. Подразумевалось, что я, разумеется, должна стараться ему понравиться. При этом его совершенно не волновало, нравятся ли мне курящие парни. Моего мнения здесь в принципе никто спрашивать не собирался ни по поводу курения, ни по поводу чего-либо ещё. Он поставил стаканчик с алкоголем на пол, и свободной рукой залез мне под юбку. Вот так, безо всяких прелюдий. Я успела только тихонько взвизгнуть, но быстро себя одёрнула, так как не хотела показаться ханжой. Господи, подумать только! Почему я вообще думала о том, что должна выглядеть перед ним каким-то определённым образом? Но он был для меня мужчиной, и этим всё было сказано. Он потушил сигарету и поцеловал меня взасос. Его язык проник в мою глотку так глубоко, что мне казалось, я начинаю задыхаться. Я совсем не была к этому готова. Он положил меня на эту узкую кровать и стал снимать с себя рубашку, параллельно трогая меня везде, где только можно вообразить. У меня было ощущение, что у него гораздо больше одной пары рук. Я попыталась вырваться из его объятий, так как не могла понять хочу ли я этого: ведь я сюда пришла, значит – да, я же прекрасно понимала, что меня позвали не на чай. Но его натиск, поспешность, наплевательское отношение ко мне и грубые движения как-то отталкивали меня. Я села на кровати, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях.

– Ну что такое?! – нервно спросил он.

– Я не уверена, что хочу, – ответила я.

– Ну конечно, хочешь, ты же такая мокрая, – сказал он полушёпотом, пытаясь имитировать интимность.

Позже я читала, что именно так оправдываются насильники: «Она сказала «нет», но её тело говорило «да»», хотя это абсолютно нормальная реакция организма на прикосновения, даже если женщина не желает сексуального контакта. Просто тело понимает, что сейчас произойдёт проникновение и готовит себя таким образом, чтобы всё прошло максимально безболезненно. Я бы в эту статью добавила, что это особенно усиливается, если девушка молода и не раз фантазировала на эту тему, но никогда не пробовала ничего такого в реальности. Я вообще много читала потом на эту тему, через несколько лет, когда наконец смогла принять факт того, что меня изнасиловали. Долгое время я считала, что пошла на это добровольно.

В общем, в тот момент я поняла, что это неизбежно. То есть да, я, конечно, могла сбежать, но мне настолько позорным представлялся тот факт, что я сейчас полупьяная и полуголая побегу через гостиную родителей Яниса, где они сидят и ужинают, что я предпочла этот унизительный и неуместный в моей жизни секс.

– Я девственница, – решила предупредить его я, надеясь, что он будет более аккуратен. Но видимо, он расценил это как отговорку, потому что ответил:

– Ну и что?!

Я пожала плечами, глотнула ещё дурацкого вина, рухнула на кровать и закрыла глаза. Я открыла их, потому что услышала какой-то шорох, и увидела, как Эрик надевает презерватив. «Слава Богу!», – пронеслось в моей голове, я даже не подумала об этом, даже не спросила у него о предохранении, потому что слишком волновалась. Хотя, когда в своих фантазиях я представляла подобное, то всегда напоминала себе, что вопрос контрацепции должен быть на первом месте. Но в моих фантазиях в принципе всё было по-другому. Там однозначно не было вина из коробки и чужих родителей, находящихся в нескольких метрах.

Следующая моя реплика, хотя, скорее, крик, был уже от боли, который я даже не успела подавить, потому что она была неожиданной и резкой, гораздо хуже, чем я себе это представляла. Эрик быстро закрыл мне рот рукой, а я подумала о том, что сейчас Янис со своими родителями ужинают внизу под мои крики, и мне становилось ещё более тошно, если такое в принципе было возможно. Едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как я увидела Яниса. Он поднялся, видимо, успев поужинать, и смотрел на нас.

– Здесь Янис! – шепнула я Эрику, пытаясь его остановить, но он и не думал останавливаться. Каждый раз, когда я думала, что ситуация уже не может быть более ужасной, она становилось ещё более ужасной.

Янис сел на пол, налил себе алкоголя (я так и не поняла, что они пили, да и мне было уже всё равно, если честно) и уставился на нас. Я пыталась отвернуться, пыталась делать вид, что его тут нет, пыталась остановить Эрика, но в итоге отчаялась и просто закрыла глаза. Мне хотелось рыдать, но я не рыдала, у меня просто не было сил, да и не могла я здесь дать волю своим чувствам. Наконец он вышел из меня, и я обрадовалась тому, что всё кончилось. За долю секунды я представила, как сейчас побегу домой, как освобожусь от всего этого, как буду рыдать в лесу. Но это было далеко не всё. Эрик снял презерватив, кинул его на пол прямо перед Янисом, который с самым невозмутимым видом продолжал курить.

– Я не могу в нём кончить! – крикнул Эрик, а Янис зачем-то кивнул, видимо, с пониманием или одобрением.

Эрик снова вошёл в меня, и у меня даже не было мыслей воспротивиться этому. Я понимала, что могу просто лежать и ждать, когда всё закончится. Но что-то снова пошло не так, он копошился, лез туда рукой, я не понимала зачем.

– Не получается, видимо, я нервничаю, когда ты смотришь, – сказал он и противно засмеялся, глядя на друга.

Меня чуть не стошнило от этого смеха.

– Давай пока ты, – добавил Эрик, и я не сразу поняла смысл фразы.

Я думала, что моё унижение и позор закончится тем, что меня трахнул практически незнакомый парень на глазах у другого парня и всё это слышали родители последнего. Но нет. Эрик слез с кровати, сел на пол голым задом и принялся себя ублажать рукой, ну, во всяком случае, пытаться. На кровать залез Янис, по-хозяйски расстегнул свои джинсы и сунул в меня руку, видимо, пытаясь возбудиться. Я с отвращением наблюдала, как они погрязли в трясине животных желаний, в этот момент они даже не были похожи на человеческие существа и это безумно пугало меня.

– Чёрт, здесь всё в крови! – сказал Янис Эрику.

На меня они уже даже не обращали внимания. Ну, во всяком случае, как на живого человека. Эрик в ответ только рассмеялся. Янис тоже в меня вошёл, но я уже ничего не чувствовала. Разумеется, презерватив он тоже не надел. Из моих глаз потекли слёзы. Он заботливо вытер их рукой и произнёс:

– В первый раз всегда так бывает.

Меня хотелось ответить: «Как «так»? Так, что тебя насилуют двое парней, как бездушную куклу?», но я молчала, боясь, что любое слово может только усугубить моё положение. Я боялась, что может быть ещё хуже, хотя уже стала сомневаться, бывает ли хуже. Да, я могла закричать и позвать на помощь родителей Яниса, которые наверняка бы меня услышали. Но мне было так стыдно! Я представила, как они входят наверх и спрашивают: «Что у вас случилось?», а лежу под их сыном, который только что поел суп, любезно приготовленный мамой. Нет, я не могла показаться им на глаза в таком виде. Мне так хотелось, чтобы они пригласили меня на ужин, а я плавно села на стул, одернув свой сарафан, и рассказала об университете. Но им было плевать на меня и на мой университет, я была для них просто мясом, развлечением для их сыночка, который, очевидно, достиг половозрелового возраста и нуждался в игрушках посерьёзней, чем мопед. Мне так хотелось выглядеть девушкой, которая пришла в гости к другу своего парня с этим самым парнем.

Господи, какая же я была дура! Но самое страшное для меня было не то, что они увидели бы меня голую под своим сыном рядом с Эриком, который отчаянно пытался поднять свой член. Ещё страшнее для меня было то, что они бы не пришли на помощь, и я бы окончательно утратила веру в человечество. И я молча продолжала терпеть. Янис справился достаточно быстро (за что, стыдно признаться, я даже немного прониклась к нему уважением и благодарностью, ведь он не так сильно и не так долго меня мучил), потом вернулся Эрик. Когда всё наконец закончилось, они мило предложили подвезти меня до дома. Я сказала, что мне нужно в туалет и под этим предлогом смылась из их дома. Я не могла их видеть больше ни секунды.

Глава 4. Париж

После последней фразы Николь посмотрела на свои часы на изящном запястье и произнесла:

– Боюсь, что мне пора. Я сегодня обещала сыну вечером сводить его в кино.

– Конечно, – ответила я, стараясь не подавать виду, что была готова сама нанять ему няньку для кино, лишь бы дослушать рассказ Николь до конца.

– Кроме того, завтра начинаются курсы, – она улыбнулась, – надеюсь, ты готова?

– Если честно кулинария никогда не была моей сильной стороной…

– Не волнуйся, тебе у нас понравится…

Честно говоря, я и не думала волноваться, но Николь об этом не сказала. Я смотрела на эти курсы как на развлечение и не более того.

– Кто ведёт первое занятие?

– Клод, – она снова очаровательно улыбнулась, – он также скажет вступительную речь и всё такое, ведь он – основатель школы, я там что-то вроде ассистента. Хотя пару несложных уроков провожу я. Разумеется, у меня далеко не такой опыт, как у Клода. В общем, до завтра!

Николь удалилась, я кивнула ей на прощание и осталась сидеть за столиком, на котором уже не было ни вина, ни еды, только мои сигареты. Мне не хотелось никуда идти, точнее, не было сил. Мне многое нужно было обдумать. Дело в том, что рассказ Николь тронул меня до глубины души. А кого не тронул? Изнасилование никогда не было простой темой для бесед. Может быть, шарм данного повествования заключался в том, что Николь говорила об этом с необычайной лёгкостью, словно пересказывала сюжет давно просмотренного фильма, хотя, в её глазах я видела отголоски давней боли. Но её история тронула меня не только поэтому. Дело в том, что отчасти это была и моя история. Нет, могу сразу сказать, что меня никто никогда не насиловал, по крайней мере, в физическом смысле этого слова. Но это был страх всей моей жизни. Лет с двенадцати, то есть, когда я только начала превращаться в девушку, бабушка начала мне его активно прививать. Тот факт, что я ношу короткие юбки (а я любила и до сих пор люблю мини), означал, что я обязательно стану жертвой насилия по её понятиям. Меня должны были подкарауливать бывшие парни в подъездах (конечно, уже не в двенадцать лет, а когда мне исполнилось шестнадцать), зажимать коллеги отца, которые заходили к нему по делам, а про случайных прохожих я вообще молчу. Они должны были нападать на меня и трахать что есть мо́чи. А ещё все люди вокруг по понятиям моей бабушки должны были принуждать меня пробовать наркотики. Но после долгих лет вбивания этого сценария в мою голову, никаких сцен насилия или предложения попробовать наркотики в моей жизни так и не произошло. Эти страхи были взяты моей бабушкой или из каких-то травм прошлого (интересно, в её прошлом были наркотики?), или из телепередач, которые были так модны в девяностые годы, где ведущий рассказывал хриплым ровным голосом об «очередной жертве изнасилования». Другое дело, что к моей жизни это не имело никакого отношения. Откуда у женщин вообще берётся этот популярный страх насилия? Для меня было огромной новостью, что мать моего бывшего мужа – женщина, которой слегка за шестьдесят, боится ездить на такси из страха, что её изнасилуют. Откуда берётся такое чувство собственной значимости? У меня в такси был один страх – то, что таксист начнёт со мной обсуждать политику, но он был подкреплён многократным опытом. Ах, нет, у меня был ещё один страх, связанный с такси: я боялась оставить там телефон и перчатки. Но опять же это тоже было основано на моём опыте.

Однажды семнадцатилетней мне было настолько нестерпимо любопытно возможен ли такой сценарий (про изнасилование в такси) или всё это вымысел моей бабушки, что я решилась на эксперимент. После очередной гулянки, на которой я выпила несколько коктейлей и была в своей бессменной мини-юбке, я села в машину. На часах было четыре утра. Приличные девушки в этот момент находятся дома. Я прекрасно это понимала. Я ехала по трассе за город к подруге, поскольку не могла появиться дома в столь поздний час. Накануне я соврала сестре, то буду ночевать у подруги (хотя, отчасти это было правдой), а сама отправилась в ночной клуб. Шоссе было абсолютно пустым, а такси тогда вызывали не с помощью приложения, а через диспетчера по телефону, и, разумеется, за машиной не следила никакая спутниковая система. Я неоднозначно намекнула водителю о том, что я девственница и не прочь бы стать кем-то другим, и хочу сделать это не с одноклассником, а с кем-то, у кого побольше опыта. В машине было темно, но я всё равно заметила, как он от неожиданности выпучил глаза. На вид ему было лет сорок, и он явно не относился к тем парням, которые считаются хорошими семьянинами. Какое-то время он молчал, а потом произнёс: «Хорошее желание» и вопросительно посмотрел на меня. Он не стал меня насиловать (хотя, это и не было бы изнасилованием), и мне стало даже скучно. Что я чувствовала? Разочарование? Нет, конечно. Я бы не стала с ним спать, просто мне было любопытно, что я ещё должна сделать, чтобы пророчества бабушки наконец начали сбываться. Оказалось, что ничего. Тебя или насилуют или нет, и предупреждение бабули не имеет к этому никакого отношения.

Я чувствовала, как моя психика надорвана, я была вечно вынуждена ожидать того, чего так и не произошло. И предъявить то это было некому – бабушка уже умерла. И вот, когда Николь всё это озвучила, я кожей почувствовала то, как мои подростковые страхи дают о себе знать. Да, Николь попала в ужаснейшую ситуацию, и врагу такого не пожелаешь, честное слово. Но она попала туда вовсе не из-за короткой юбки. И от подобного не был застрахован никто. Она совсем не боялась насилия и стала его жертвой, я же, благодаря любимой бабуле, смотрела на каждого встречного парня и думала: «Может быть, он?», но никто и не думал на меня нападать. Просто я пыталась примерить её ситуацию на себя. Что было бы, если бы я реально пережила изнасилование в подростковом возрасте? Что, если бы это случилось реально, и я не жила в страхе, нагнанным моей бабушкой? Стало бы мне легче? В любом случае, я уже этого не узнаю. Я потушила сигарету и зашагала в сторону метро.

Глава 5. Париж

С утра я спустилась в столовую, взяла себе круассан и кофе (что же я могла ещё заказать в Париже, как ни самое очевидное клише?) и уселась за крошечным квадратным столиком. Я ожидала, что в столовой отеля будет куча туристов, но к своему удивлению подметила, что отовсюду слышится французская речь. Круассан, разумеется, оказался бесподобным, даже не знаю, в чём было дело: казалось бы, это же обычный кусок теста без ничего, но он имел свой собственный неповторимый вкус. Я подумала о том, что возможно, кулинарные курсы и не такая плохая затея для меня. Хорошо поесть я всегда любила.

Я поймала себя на мысли, что вся моя прошлая жизнь, которой я жила ещё несколько дней назад, вдруг показалась мне такой ненастоящей. Магия путешествий всегда для меня заключалась именно в этой возможности переключиться и абстрагироваться от болота обыденности и рутины, в которой ты застрял. Я замечала, что мысли в голове циклично продолжают сменять друг друга как в плохом сне, когда ты всё время находишься в одном и том же месте. Поэтому сделала для себя вывод, что декорации в жизни нужно менять, и не засиживаться подолгу в одних и тех же. В другом городе всегда начинает казаться, что все проблемы прошлого не такие уж и сложные, и они, определённо, не заслуживают того внимания, которое им уделялось. Я была безумно рада этому чувству. После завтрака я приняла душ, нанесла лёгкий макияж и отправилась в кулинарную школу.

Войдя в помещение, я сразу же вспомнила вчерашние слова Николь: «Тебе у нас понравится», потому что здесь действительно было очень мило. Хотя мне казалось, что всё, что окружает Николь можно охарактеризовать словом «мило». В коридоре были белые, но не отталкивающе холодные стены. На них были какие-то надписи на французском, оформленные очень витиеватым шрифтом чёрного цвета. Здесь хорошо пахло, и было тихо. Даже подозрительно тихо: в коридоре никого не было. У меня было ощущение, что пришла в школу во время летних каникул. Я ещё раз огляделась и почувствовала себя, словно скоро меня ждёт начало учебного года, хотя, в каком-то смысле так оно и было. Мне даже захотелось открыть чистую тетрадь и начать что-нибудь записывать. Чёрт, а тетрадь вообще нужно было брать? Едва я об этом подумала, как увидела Николь. Она была одета в строгую обтягивающую юбку и топ молочного цвета в стиле Грейс Келли. Её локоны выглядели более официально, то есть не такими растрёпанными, как вчера. По её виду было сразу понятно, что она здесь работает, в отличие от меня. Её взгляд был сосредоточен, она шла поспешным шагом (настолько это было возможно в такой тесной юбке) и держала в руках какие-то папки. Увидев меня, Николь улыбнулась и по-дружески тронула меня за плечо:

– Доброе утро! Как ты?

Я не успела ничего ответить, как из двери напротив вышел мужчина и сказал ей что-то на французском.

– Это Клод, – пояснила она мне и представила меня ему.

– Очень приятно, – ответил он и дежурно мне улыбнулся.

– Пора начинать, – добавила Николь, и мы прошли в помещение.

Здесь стояло несколько человек, увлечённых общей беседой, которая, скорее всего, сводилась к какой-нибудь кулинарной теме. Клод занял центральную позицию, поприветствовал всех, немного рассказал о своей школе и объявил, что сегодняшнее занятие будет вводным, на котором каждый из нас расскажет о себе, чем он занимается в обычной жизни, о своих целях в этой школе и зачем ему эти знания. «Только этого мне не хватало!» – пронеслось в моей голове. Что я должна сказать? Что приехала сюда, потому что его жена – единственный человек, которого я знаю во всей Европе? Что оформить долгосрочную учебную визу было легче, чем туристическую? Что терпеть не могу кулинарию, но решила рискнуть и попробовать? Что в обычной жизни я особо ничем не занимаюсь, потому что юриспруденция мне пришлась совсем не по душе, как и роль жены? Я приехала сюда, чтобы найти ответы хотя бы на какие-то вопросы в течение всего путешествия, а он требует от меня сделать это в один из первых дней.

Ещё сегодня мне приснился сон о том, что я снова работаю на своей предыдущей работе, но уже не в должности юриста, а уборщицей, что было очень странным. Но потом я поняла, почему занимала именно эту должность во сне. Я спокойно мыла там полы и ненавидела всех вокруг, но когда люди отворачивались, я полоскала грязную тряпку в кулере, откуда они брали питьевую воду, что безумно веселило меня. Интересно, если я расскажу этот сон, они позвонят в психиатрическую клинику? Конечно, я не настолько ненавидела свою работу, как можно представить по этому эпизоду. Разумеется, там тоже были свои плюсы. Например, там я чувствовала себя отдельным человеком. Не чьей-то женой, как обычно это бывало в обществе родственников или знакомых. Я просто была собой. Мой бывший муж, Марк, почему-то занимал гораздо более значимую позицию в моей семье и вообще в моём окружении, за исключением нескольких самых близких подруг. При случайной встрече знакомые всегда спрашивала как дела у Марка, совершенно забыв поинтересоваться моими. Моя семья в ожидании нашего приезда накрывала на стол любимые блюда Марка. Держу пари, что они даже не знали, какие блюда нравятся мне. Поэтому я порой с удовольствием приходила на работу, потому что там Марка никто не знал. Да, моими делами там тоже редко кто-то интересовался, но по крайней мере, я не чувствовала себя такой ущемлённой по сравнению с мужем. С бывшим мужем. Он был слишком «классным» в глазах окружающих, а я – слишком обычной на его фоне.

Пока я витала в собственных мыслях, очередь неумолимо двигалась ко мне. Оставался ещё один человек, помимо меня, который не успел представиться.

– Меня зовут Кирилл, – произнёс он, – и я из Москвы.

Я с интересом на него посмотрела, это был единственный мой соотечественник.

– Я родился в семье архитекторов, и вся моя жизнь была предопределена: факультет, на котором я должен был учиться, должность, которую должен был занять, и дело, которым должен был заниматься до конца своей жизни.

Мы с Николь еле заметно переглянулись. Кирилл продолжал:

– Я кое-как окончил три курса в университете, нет, не потому что я тупой, – он очень харизматично улыбнулся, и я заметила, что мужчины имели больше прав на подобные комментарии и при этом выглядели очаровательно, в отличие от женщин, которые, произносив подобные вещи, обычно выглядели самовлюблёнными и действительно тупыми, что, разумеется, казалось мне жутко несправедливым, – просто я нутром чуял, что это не моё. Хотя, возможно, что давление семьи и моё осознание того, что вся моя жизнь предопределена заранее и её сценарий прописан по годам, тоже сделал своё дело. Это очень давит. Правда, – после этих слов его улыбка исчезла, а лицо приобрело озабоченное выражение.

У меня внутри всё завибрировало от того, как мне отозвались его слова. Я еле удержалась, чтобы не подойти и не обнять его. Нет, моя жизнь не была один в один похожа на жизнь Кирилла. Я бы даже сказала, что совсем не была. Моей семье было по большому счёту всё равно, на какой факультет я пойду учиться, их интересовало только то, чтобы я вышла замуж и, не дай Бог, не стала позорным пятном (оставшись старой девой) на их биографии. Замуж я вышла, они от меня отвязались, и я развелась с ощущением того, что галочка в этом пункте в списке дел поставлена, и я могу выдохнуть. В истории Кирилла мне скорее отозвалось то чувство, с которым он это рассказывал. Когда родные считают, что им лучше известно, как должна сложиться твоя жизнь. И то дурацкое ощущение, когда ты понимаешь, что она предопределена. И распоряжаться ею ты не имеешь права, потому что близкие люди уже решили как для тебя лучше.

– С четырнадцати лет я втайне от родных читал кулинарные книги и пытался печь пирожные на кухне, из-за чего мой отец жутко психовал, потому что считал это недостаточно мужским занятием. Точнее, совсем не мужским. Он пробовал отдавать меня на занятия боксом, футболом, чтобы развить во мне «лучшие мужские качества», как он выражался. Но всё было тщетно. Чем больше я ходил на подобные занятия, тем больше ненавидел их. И тем более понимал, что хочу заниматься кулинарией. Так, с каждым днём я всё реже посещал университет и стоял у плиты, пока родители были на работе. Что самое интересное, моя родная сестра, которая сейчас является профессиональной гонщицей, была в глазах отца гораздо более успешной и мужественной, чем я. Целыми днями она гоняла на мотоциклах и всевозможных спортивных машинах, которые не понятно где брала, а потом приходила домой и дегустировала мои кулинарные шедевры. Она была моим единственным критиком и огромной поддержкой. Её замечания никогда не были обидными, и она всегда давала их по делу. «Слишком сладко, дорогой! Попробуй в следующий раз уменьшить дозу сахара!», «А вот это липнет к зубам, не пойму почему, но жутко неприятно», «Этот эклер бесподобен! Клянусь, что никогда не пробовала ничего более прекрасного! Готова продать за него душу дьяволу!». Она всегда говорила мне, что я должен этим заниматься и прикрывала перед родителями. Я каждое утро включал кулинарный канал и начинал творить. В эти моменты мне казалось, что время надо мной издевается. Часы пробегали как секунды, я и оглянуться не успевал, как мне нужно было сворачивать весь свой процесс, отмывать духовку, чтобы родители не заметили, чем я тут занимался. Как будто я какой-то наркоман, честное слово. Я шёл в свою комнату, доставал какой-нибудь учебник и делал вид, что читаю, каждый раз стараясь контролировать, чтобы он не лежал передо мной вверх ногами. Из университета меня вскоре отчисли. Дома был большой скандал, и я решил, что больше так не могу. Я занял денег у сестры (всё ещё не перестаю удивляться, где она их брала, учитывая, что целыми днями просто каталась), и снял квартиру. Я устроился на работу помощником повара в небольшом московском ресторанчике, но мои знания и опыт были слишком большими, чтобы выполнять простые поручения. Мне всё время хотелось сказать, какой ингредиент лучше добавить в блюдо, а какой исключить, но моё мнение никто не воспринимал всерьёз, потому что я был слишком молод, и у меня не было официального образования. Тогда я решил пойти учиться. Работу я бросить, разумеется, не мог, потому что мне нужны были деньги, поэтому приходилось всё совмещать. Когда я заходил в гости к родителям, мать интересовалась как у меня дела, я говорил о своей работе, она делала вид, что ей интересно, а отец даже не пытался скрыть своего отношения к моему делу. «Это у него скоро пройдёт», – говорил он матери, даже не смотря в мою сторону. Разумеется, он считал, что лучше меня знает, что я чувствую и чем я хочу заниматься. Но я редко заходил к родителям, и не потому, что эти встречи совсем не приносили мне радости. Точнее, не только поэтому. У меня совсем не было времени, я разрывался между работой и учёбой. Это был очень тяжёлый период в моей жизни, но я безумно счастлив, что прошёл через это. Учиться было невероятно интересно, и после получения диплома, я понял, что не хочу останавливаться. Так возникла мысль о том, чтобы продолжить учёбу, но уже во Франции.

Мы все заворожено смотрели на Кирилла. Думаю, что в помещении не осталось ни одного человека, равнодушного к его истории. Мне же сразу вспомнился случай из детства в ответ на упоминание Кирилла о том, что его отцу было лучше знать, что он чувствует. Летом мы всей семьей покупали мороженое (а кто этого не делал?). Но я то ли из-за своей нелюбви к банальности, хотя тогда я ещё не мыслила такими категориями, то ли просто прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, выбирала эскимо на палочке с джемом внутри. Как сейчас помню, называлось оно «Джемка», и на его упаковке всегда были сочные ягоды, вроде клубники. Все остальные члены моей семьи предпочитали классический (а, значит, правильный) пломбир в вафельном стаканчике. При каждой покупке бабушка (та самая, которая пугала изнасилованием) пыталась вразумить меня и объяснить мне, что на самом деле мне тоже должен нравиться пломбир в вафельном стаканчике. Ещё будучи ребёнком, я не могла понять откуда у неё такая уверенность в том, что она лучше знает что мне должно нравиться. Если со словом «нравиться» вообще корректно употреблять слово «должно». Я настаивала на своём выборе, мне покупали моё эскимо, но пока я его ела, я не чувствовала радость. При каждом надкусывании она спрашивала: «Ведь невкусно, правда? Моё будешь?».

После небольшой паузы, в которую каждый из нас, наверное, думал о собственном подобном опыте, Клод ответил:

– Спасибо за откровенную историю, Кирилл. Надеюсь, что обучение у нас тебе принесёт не меньше удовольствия, чем обучение в Москве, – он улыбнулся и обратился уже ко мне, – теперь твоя очередь, Ольга.

Честно говоря, за этим рассказом Кирилла, я вообще забыла обо всём, и тем более о том, что мне нужно будет рассказать свою историю. Конечно, я не могла сказать правду, точнее, ту версию правды, которую я озвучила раньше в своей голове (про визу и прочее). Но у правды всегда есть несколько граней, поэтому, думаю, что никому не будет хуже, если покажу другую, более приемлемую для общества, сторону своей истории.

– Меня зовут Ольга, – тут мне хотелось пошутить, что я алкоголичка, но боюсь, что шутка бы не зашла, и я решила сразу перейти к делу, – мне двадцать пять лет, и всё это время я жила в Сибири.

Кто-то из присутствующих присвистнул. Я продолжала:

– Я получила юридическое образование и несколько лет проработала в этой сфере. К сожалению, мне понадобилось больше времени, чем Кириллу, чтобы понять, что это не моё. Но также я не могу сказать, что меня всегда тянуло к кулинарии. Скорее, наоборот, – тут я вдруг осознала, что меня вообще никогда не тянуло к чему-то так сильно, чтобы я занималась этим целыми днями и вопреки всему, как Кирилл.

Да, в юности я хотела стать манекенщицей, действительно, очень хотела и многое пробовала, но после нескольких неудачных попыток, я всё бросила. И с тех пор не испытывала тяги ни к чему. Мысль об этом сейчас до ужаса меня напугала. В каком-то смысле я завидовала Кириллу. Да, ему пришлось очень не просто, но у него была цель, к которой ему хотелось идти, а у меня не было. Я подумала о том, что часто встречала людей, которые были одержимы чем-то: кто-то – идеей стать журналистом, кто-то пытался завести детей всеми возможными способами и тратил на это кучу сил и денег, кто-то хотел замуж настолько, что ежедневно ходил на свидания в попытке найти «того самого», я же не хотела ничего настолько, чтобы отдаваться этому на все сто. Когда я смотрела на этих людей, я всегда думала о том, зачем им всё это нужно. Если у тебя не складывается карьера журналиста, то можно пойти в актрисы или бухгалтеры, да мало ли кем можно стать? Если не получается завести детей или выйти замуж, разве не проще податься во что-то другое, поехать в кругосветное путешествие или открыть свой магазин виниловых пластинок? Мне была непонятна такая зацикленность людей, но сейчас я вдруг поняла, что у них всех была цель, и это меня напугало. Мне всегда было всё равно на всё в каком-то глобальном смысле. Ничто не трогало меня настолько, чтобы я шла к цели вопреки всему. Интересно, я просто была флегматичной или пока не нашла чего-то «своего»?

– Обучение в этой школе для меня скорее вызов, чем призвание всей жизни, и шанс попробовать что-то новое, – добавила я и сама удивилась собственной изобретательности.

Клод посмотрел на меня, прищурив глаза до узких щелок, и я поймала себя на мысли, что он выглядит именно так, как я себе представляла классического француза: он был невысокого роста, на мой опытный взгляд, не выше метра семидесяти пяти, был стройным, но не слишком подтянутым, скорее всего, он тоже занимается бегом, но без фанатизма, как и я юриспруденцией когда-то; у него есть лёгкая щетина, которую он, скорее всего, оформляет в каком-нибудь салоне недалеко от дома и стрижка, гораздо более интересная, чем у большинства моих соотечественников; под его поварским фартуком была видна клетчатая рубашка очень приятных приглушённых оттенков: бежевого и мятного; он не был блондином, но и не был брюнетом, волосы были какого-то нейтрального русого оттенка; он поджимал губы в полуулыбке, когда кто-то что-то говорил и его большой острый подбородок слегка подёргивался. Нет, в своих фантазиях я не представляла себе подбородок француза, просто добавила это сейчас для завершения целостности образа. Я поняла, что он не в моём вкусе. Нет, конечно, я не оценивала его как кандидата на роль своего мужчины или что-нибудь подобное, просто поняла, что такой тип мужчин меня не привлекает. С этой точки зрения я вообще оценивала многих, чтобы как-то разобраться какой у меня вкус на мужчин. Он не вызывал у меня плохих эмоций или впечатлений, но и хороших тоже не вызывал. Совсем как мой бывший муж. Он был обычным.

После окончания занятия я предложила Николь выпить в кафе, и она согласилась. Мне хотелось дослушать её историю до конца, но я боялась напугать её своей прямолинейностью.

– Вот ты и познакомилась с моим мужем, – сказала она, когда мы глотнули розового вина из небольших бокалов. Я отметила, что в Париже, в основном, встречаются именно небольшие бокалы для вина.

– Да, – улыбнулась я в ответ, – вы прекрасно смотритесь вместе.

– Если честно, то иногда я чувствую себя там лишней…

– Правда? А так и не скажешь… Ты очень уверенно держалась сегодня.

– У меня есть дурацкое ощущение, что я так и не нашла своего места. Хотя, кто знает, может быть, это просто ощущение. Может быть, и нет никакого «своего места», как и «второй половинки». Есть просто разные виды работы и разные виды мужчин. И ты просто выбираешь среди них то, что больше тебе подходит…

– Мне нравится такая теория, – одобрительно кивнула я, – я точно не верю в теорию «половинок» и прочей ерунды. Кроме того, сегодня тебе комфортно с одним человеком, но это не значит, что так будет до конца жизни. Через год всё может поменяться. Можешь поменяться ты сама…

– Согласна. Я утешаю себя тем, что сейчас я наконец-то чувствую стабильность и радуюсь каждому дню. И я определённо, чувствую себя более счастливой, чем тогда в Ницце…

– Расскажешь ту часть истории между… той ночью и браком с Клодом?

– Ах да! – отозвалась она, словно совсем об этом забыла.

Глава 6. Николь

– После всего произошедшего я вернулась домой и отправилась в душ. Я стояла под струями холодной воды и думала, что сейчас буду там рыдать, но слёзы не шли. У меня был шок. Я помылась, переоделась и ушла к себе в комнату. Конечно, я даже не думала о том, чтобы обратиться в полицию. Во-первых, изнасилование, на мой взгляд, было достаточно сомнительным, потому что я сама пришла к ним в дом, а, во-вторых, при мысли о том, что обо всём этом узнает моя семья и будет грандиозный скандал, от которого я точно не отмоюсь до конца жизни, я решила молчать. Собрать свою обиду, засунуть подальше в задницу и молчать. В конце концов, я сама виновата, сказала себе я, и это чувство вины только усугубило ситуацию. Мне удалось избавиться от него не так давно, и то не до конца, – горько хмыкнула она, – долгие годы я жила с ощущением, что получила то, чего заслужила. Я сама познакомилась с этими парнями, сама пришла к ним в дом на ночь глядя, и только недавно я поняла, что это не было поводом меня насиловать! Тем более, вдвоём. В общем, до конца того лета я была сама не своя. Общение с Соней больше не клеилось. Я безумно завидовала ей, потому что она умудрилась слечь с отравлением, и это лучшее, что могло с ней случиться в тот злополучный вечер. Я не могла ей всё рассказать. Мне было так стыдно!

Если честно, ты – первый человек, которому я вообще всё это рассказываю. С одной стороны, это глупо, ведь мы почти не знаем друг друга, но с другой стороны, в этом и есть плюс. Рассказать свою историю незнакомцу всегда проще, чем старому другу, который знает тебя с какой-то определённой стороны. Я думала о психотерапии, но сначала мне было некогда – у меня был маленький ребёнок, а потом не было на это средств, потому что он рос, и нужны были деньги на его содержание.

Кстати, о ребёнке. Примерно через две или три недели у меня случилась задержка. Мне безумно не хотелось думать о том, что я забеременела. Я уговаривала себя, что это просто совпадение, и вообще в семнадцать лет такое возможно, поэтому визит к врачу и даже покупку теста я всё время откладывала. Я понимала, что если сейчас увижу прямо перед собой положительный тест на беременность, то приговор будет вынесен, и шанса, что это просто задержка, не будет. Так я медлила ещё пару недель. Представляешь?!

Я почти всё своё время сидела на берегу озера с той стороны, где не было пляжа, а значит, людей, и тупо смотрела в воду. Я не знала чем мне ещё заняться. Точнее, мне не хотелось ничем заниматься. Я не могла ни читать, ни общаться с подругами, ни купаться в озере. Мне вообще ничего не хотелось. Единственное, чего я желала, это чтобы из моей памяти каким-то образом исчезли воспоминания этого лета. Точнее, я не совсем ничем не занималась. Я занималась пробежками, причем с удвоенной силой, и добавила к ним для разогрева прыжки, в надежде, если я всё-таки беременна, то у меня случится выкидыш. Но ребёнок был таким же цепким, как и эти парни. А, может быть, как и я.

Нужно ли говорить, что они больше мне не звонили? Разумеется, я не хотела с ними разговаривать. Что бы я им сказала? «Классное получилось изнасилование? Надо бы как-нибудь повторить!»? Я избегала мест, где могла бы их встретить, то есть все места в этом городке. Как я уже говорила, я ходила только на озеро, точнее на самую безлюдную его часть. Как-то раз, когда я сидела там и уже была морально настроена на то, чтобы пойти в аптеку и купить тест, рядом со мной присел Александр.

– Привет! Почему такая грустная? – спросил меня он.

Что я должна была ему ответить? Я так и представила, как скажу: «Знаешь, я такая грустная, потому что в недавнем прошлом меня изнасиловали двое парней, и, кажется, что я забеременела» и усмехнулась.

Он сказал:

– Ну вот, так уже лучше, – разумеется, не догадываясь, какие мысли при этом возникли в моей голове. Ведь говорить правду не принято, в обществе принято лицемерить.

И я решила играть по правилам:

– Всё нормально, правда.

– Мы встречались на танцах, ты помнишь? – он продолжал общение, – меня зовут Александр.

Честно говоря, я не помнила. Я вообще забыла всё, что было до того события. Мне было плевать на Александра, на танцы и на этот городишко, пребывание в котором испортило мою жизнь.

– Александр, извини, но мне нужно идти, – ответила я и ушла, не оборачиваясь.

Я отправилась в аптеку и купила злополучный тест. Как я и опасалась, он оказался положительным. Мне нужно было срочно ехать в город к гинекологу. Я сказала бабушке, что мне нужно довезти в университет кое-какие документы и молилась Богу, чтобы она не сообщила родителям. Я зашла в душный автобус, на улице как назло была жуткая жара, хотя стояла уже вторая половина августа. Каникулы заканчивались, приближался учебный год. Через двадцать минут езда в этом трясущимся автобусе стала настолько невыносимой, что я открыла все окна, которые только было возможно, но это не помогло. Разумеется, кондиционера не было. Меня тошнило, я понимала, что ещё чуть-чуть и мой завтрак вырвется наружу.

– Мне плохо, остановитесь, пожалуйста, – обратилась к водителю.

– Девушка, здесь нет остановки, – ответил он, – дождитесь следующей.

Но было поздно. Меня вырвало прямо на пол. Я понимала, что все пялятся на меня, но что я могла поделать? Мало того, что люди с нескрываемым презрением смотрели на меня, так они ещё и опускали комментарии вроде: «Какой позор!», «Такая молодая!» (как будто только старики имеют право на неуместную рвоту!), «Вот ужас!». Я выбежала из автобуса на ближайшей остановке под крики: «А убирать за тобой кто будет?». С каждой секундой мне казалось, что моя жизнь уже не может стать ещё ужаснее. Но это были не все новости. Беременность подтвердилась. Меня заставили сдать какой-то анализ, и гинеколог сказала: «Поздравляю!», честно слово, она же видела моё лицо в этот момент! «Поздравляю» – было самым неподходящим, но видимо, хорошо отрепетированным, словом. Сразу же после её поздравлений я спросила про аборт. В её взгляде я моментально прочитала осуждение, но мне было плевать. Я любой ценой должна была избавиться от этого ребенка, и мне было всё равно, что думает эта женщина. Она отправила меня ещё на несколько анализов, которые я могла сдать только на следующий день. Я приготовилась ждать очередного приговора.

На следующий день я сказала бабуле, что весь день буду на пляже ловить последние солнечные лучи уходящего лета, надела купальник, положила в пляжную сумку нормальную одежду и отправилась снова на автобусную остановку. Мне еле удалось отказаться от завтрака, который бабушка приготовила специально для меня, ведь анализы нужно было сдавать на голодный желудок. В лесу, по дороге на остановку, я переоделась и стала ждать автобус. Мысленно я молилась, чтобы меня снова не стошнило, но потом вспомнила, что у меня в желудке совсем нет еды, а значит, и тошнить меня нечем. С анализами я прошла к врачу, которая сообщила мне о том, что аборт мне противопоказан. После этого слова «противопоказан», у меня в голове возникли образы кричащей матери, орущего отца, вечные скандалы в духе «как такое могло произойти в нашей семье?!» и подобное. Мне катастрофически не хватало, чтобы меня кто-то поддержал. Меня снова затошнило. На этот раз из-за перспектив будущего. Врач что-то говорила про антитела и разновидности клеток крови, когда я поняла, что отключилась. Я очнулась посреди дешёвой палаты муниципальной поликлиники, на что указывал жуткий запах и крики в коридоре. Через десять минут ко мне подошла медсестра и спросила:

– Вы в порядке?

Она издевается?

– Нет, – честно ответила я.

Позже я узнала, что значит, когда аборт «противопоказан». Я узнала об этом уже от более грамотного врача через несколько лет после родов. Противопоказание было относительным понятием, оно означало, что если я его сделаю, это может сказаться на качестве здоровья моих будущих детей, или на возможности забеременеть. Но тогда мне этого никто не пояснил. Мне сказали «противопоказан», и у меня не было сомнений в компетентности врача. Я просто приняла её слова на веру. И если бы я знала медицинские тонкости более подробно, то аборт бы всё-таки случился. Меня бы совсем не напугал тот факт, что в дальнейшем у меня могут быть проблемы с тем, чтобы забеременеть. Даже мысль об этом казалось мне противной. Но врач решила мне ничего подробно не рассказывать, то ли намеренно, то ли сама этого не знала. В любом случае, ребёнка я оставила. Конечно, о таком не принято говорить, когда ребёнок уже есть. Его принято любить и рассказывать всем о том, что он – лучшее, что случалось с тобой в жизни. И я люблю его, честное слово, люблю. Он самый близкий для меня человек, он так мне дорог и теперь я ни на кого его не променяю. Но если бы тогда я обладала полной информацией, то аборт бы сделала.

Короче говоря, мне предстояли роды. Одна мысль об этом вводила меня в жуткую панику. Я пыталась успокоиться, пыталась настроить себя на предстоящий разговор с родителями. В конце концов, они же мои родители, ну не убьют же они меня? Но как только я в своей голове произносила: «Мама и папа, у меня для вас новость», как тут же представляла себе картинку с криками и истериками. Я каждый день продолжала ходить на берег озера и прокручивать в голове что можно предпринять в данной ситуации. У меня были разные мысли. Например, отдать ребёнка на воспитание в другую семью. Но эту мысль я сразу же отогнала. Дело в том, что меня пугал не сам ребёнок, хотя и он, безусловно, тоже. И даже не роды. Больше всего меня пугала реакция родителей на эту новость. Их дочь-отличница, которая не имела права даже на оценку «четыре», занималась сексом(!), незащищённым сексом(!) и забеременела. Позор, ужас, апокалипсис! Нужно было как-то пережить именно процесс проговаривания ситуации, а дальше было бы легче. Во всяком случае, мне так казалось.

В один из таких дней на берегу озера ко мне снова подошёл Александр.

– Ты всё время сидишь здесь одна, и я не могу смотреть на то, как тебе грустно, – произнёс он. Даже его тон и сочетание слов были максимально занудными.

Я посмотрела на него, и буквально за долю секунды в моей голове возник план. В тот момент я даже сама изумилась своей изобретательности и циничности. Всё-таки человек в стрессовых ситуациях действительно способен на большее, чем он думает. Я поняла, что он – мой последний шанс исправить ситуацию. Он был милым, обходительным и даже симпатичным. И, кажется, я действительно начала припоминать, что мы с ним виделись на танцах. А, может быть, даже танцевали. Он был не так уж и плох, как мне показалось изначально. Конечно, я ведь не любила сверстников, и мне нужно было подавать парней постарше и поинтересней. Ну что ж, я своё получила.

– Тогда развлеки меня, – прямо ответила ему я.

Он улыбнулся и с нескрываемым удовольствием присел рядом. Он нёс какую-то чушь о своей жизни, которая мне была ничуть не интересна, о чём-то рассуждал, я иногда кивала в ответ на его слова, чтобы он думал, что я слушаю. На самом деле я думала о своём. Будет ли он хорошим отцом для моего ребёнка? Я ещё раз посмотрела на него, вгляделась в его честные и наивные глаза, и мне показалось, что да. Будет. В любом случае, выбора у меня не было.

Мы стали встречаться каждый день. На свидания он приносил мне цветы, в основном, ромашки, это было безумно мило, но совсем меня не трогало, потому что я продолжала вынашивать свой план и боялась, что что-нибудь сорвётся. Александр всё время болтал, я искренне улыбалась ему, потому что была безумно благодарна, что кто-то хочет проводить со мной время и хотя бы пытается сделать мне приятно. Через несколько дней я немного расслабилась и стала участвовать в его разговорах, и могу сказать, что с ним было даже интересно. Вечерами мы ходили в старый кинотеатр, единственный, который был в этом богом забытом городишке. Однажды, когда мы искали свои места, я увидела на соседнем ряду Эрика. У меня в глазах потемнело, я сразу же почувствовала боль внутри живота и инстинктивно схватилась за него. Я еле сдержалась, чтобы не закричать. Он посмотрел на меня и подмигнул. Я была готова кинуться на него и избить до смерти, клянусь! Даже не знаю что меня тогда остановило…

– Уходим! – резко сказала я Александру, он растеряно смотрел на меня, – уходим!! – повторила громче, и люди стали оборачиваться на меня.

Он весь вечер не мог понять что же на меня нашло, но я сказала, что у меня просто болит голова, и у девушек такое бывает.

– Понятно, – ответил он и покраснел.

Настал предпоследний день каникул, и назавтра мне нужно было уезжать. С одной стороны, я была рада покинуть этот городишко и никогда больше сюда не возвращаться. Но с другой… до сих пор мой план терпел фиаско. Что я имею в виду? У нас с Александром ни разу не было секса. Было очевидно, что он девственник. Однажды он неловко положил ладонь мне на колено, предварительно спросив моего разрешения. Это могло быть даже милым, если бы не его вопрос. Он блаженно закатил глаза, и по его лицу пробежала еле уловимая судорога, и мне показалось, что у него случился оргазм от этого прикосновения. Но я и сама не была экспертом в подобного рода вопросах. Ясно было одно: он бы точно не поверил, что я от этого забеременела. Конечно, он был идиотом, но не до такой же степени. Тогда я поняла, что мне придётся брать ситуацию в свои руки.

Мой план был таков. Я была на втором месяце беременности, и, не смотря на свой юный возраст, я изучила информацию касательно этого. Дети достаточно часто рождались семимесячными, поэтому, если я пересплю с ним сейчас, то вполне смогу выдать своего ребёнка за семимесячного, отцом которого мы бы всей семьёй считали Александра. Он, безусловно, поверил бы мне. Этот парень меня любил, и в этом была его ошибка. Поэтому в последний день, когда он особенно нарядился (надел белые льняные брюки и рубашку) и принёс на свидание вместо ромашек дорогие розы, я поняла, что должна сделать это.

Мы как обычно сидели на берегу озера, он говорил о своей любви ко мне, о том, что хочет продолжить наше общение в Риге, но поймёт меня, если я откажусь, ведь он представляет, как много сил мне понадобится на учёбу в университете. Он учился на автомеханика в колледже. И с сентября у него тоже начинались занятия. «Пора!», – сказала я сама себе.

– Я тоже люблю тебя, Александр, – сказала я тогда гордо и уверенно, как пионервожатая, – и не смогу без тебя жить.

На секунду мне показалось, что я перегнула палку, но было уже поздно, идти можно было только вперёд. Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Он понятия не имел, что делать в тот момент, поэтому я засунула в него язык и стала расстёгивать рубашку. Наверное, ни один мужчина не стал бы отказываться от такого развития событий, даже такой идиот, как Александр. Я трахнула его, он и опомниться не успел. Он пролепетал что-то вроде: «Я на тебе женюсь», а мне только это и было нужно. Я кивнула, как бы соглашаясь на его предложение, попутно надевая платье. Разумеется, я понимала, что не проживу с ним всю жизнь, он начал бы меня раздражать уже в первые месяцы брака. Я чувствовала, что это просто не мой человек. Но я была совсем не в той ситуации, чтобы рассуждать об этом. По крайней мере, тогда мне так казалось.

Я старалась думать о плюсах: этот брак, да и ребёнок в нём вызвали бы гораздо меньший скандал моих родителей, чем то, что случилось на самом деле. Поэтому из двух зол я выбрала меньшее. По возвращению в город я сразу же объявила родителям, что влюбилась и съезжаю к парню, чем вызвала их негодование. Но морально я была готова уже к любой их реакции. Когда мы с ним сняли квартиру, я почувствовала огромное облегчение. Пусть я буду жить с этим странным типом, но это лучше, чем под гнётом своих родителей. Они до последнего пытались меня отговорить от этого «опрометчивого шага», ведь совместная жизнь с парнем так осложнит мою учёбу в университете, но я ответила, что если им так будет спокойнее, то я обещаю им, что университет я окончу в любом случае, и даже апокалипсис меня не остановит. Диплом филолога будет лежать у меня на столе чего бы мне это ни стоило. Тогда они немного успокоились. А я сдержала своё обещание. Понятия не имею зачем. Но на десерт я им преподнесла новость о беременности. Они сначала даже не поверили мне: как же так, их малышка просто не могла заниматься сексом! Это невозможно! Ведь если ты учишься на пятёрки, твоя вагина сама по себе закрывается на замок, видимо, думали они. Но когда они поняли, что это не шутка, то заявили, что «виновник», за которого, я, разумеется, выдала Александра, должен на мне жениться. Собственно, он и не возражал. Он был счастлив.

Не хочу выглядеть высокомерной сукой, но Александр не мог понять, как ему вообще могла достаться такая девушка как я. Да, я была красива и могла претендовать на кого-то гораздо более успешного, удачливого и мужественного, чем мой первый супруг. Он, конечно, тоже понимал всё это, но тогда ему казалось, что любовь всесильна. Уже не кажется, – Николь цинично улыбнулась и продолжила, – мы поженились поспешно, без какого-либо праздника, которого мне совершенно не хотелось. Я сказала, что у меня очень много учёбы, а деньги нам понадобятся на ребёнка. Кстати, Александр бросил учёбу, чтобы содержать нас. Это было бы очень любезно с его стороны, но меня из-за этого жутко грызло чувство вины. Однако у меня не было времени долго предаваться чувствам: меня то тошнило, то мне нужно было к врачу, и разумеется, даже под предлогом ядерной войны, я не должна была пропускать лекции, потому что диплом филолога был дороже всего на свете.

Моя беззаботная жизнь, которая была у меня ещё несколько месяцев назад, казалась мне просто параллельной вселенной. Мне даже не верилось, что она существовала на самом деле. У меня было стойкое ощущение, что моя настоящая жизнь началась в тот злополучный вечер. Да, кстати, когда мы с Александром уезжали тогда с озера на его «девятке» после нашего первого секса, я увидела в окно Эрика: он шёл, обняв какую-то девушку за талию, а она громко смеялась. Интересно, как сложилась её судьба в дальнейшем? Мне стало так противно, что стошнило прямо в машине Александра. Потом я объяснила ему это, что забеременела именно в этот момент. Конечно, я явно перегибала с ложью и вскоре поплатилась за это.

Когда я рассчитывала, что выдам ребёнка за семимесячного, и никто не заметит моей лжи, то я даже не думала о том, что он действительно может родиться семимесячным! Так, я была на седьмом месяце беременности, и после лекций готовила дома обед, пока мой муж был работе. Я параллельно смотрела какую-то передачу по телевизору и вдруг почувствовала резкую боль в животе. Я пыталась успокоить себя тем, что с утра в университете съела какой-то несвежий бутерброд и это скоро должно пройти. Но через пару минут боль усилилась. Я всё ещё продолжала готовить обед, несмотря на это, потому что не могла остановиться и допустить мысль о том, что я могу сейчас родить. Как тогда с беременностью. У меня тогда даже духа не хватало, чтобы купить тест. Однако остановиться пришлось. Потому что у меня отошли воды. Я спокойно позвонила в скорую помощь (сейчас я сама удивляюсь собственному спокойствию!), и пока ждала врачей, собрала с собой вещи в роддом. Все мысли были только о том, как я объясню всем вокруг, что ребёнок родился так рано. А самое главное – Александру. Поэтому я даже не боялась самого процесса родов, потому что все мои мысли были только об этом. На секунду, даже на долю секунды в моей голове промелькнула мысль о том, что ребёнок может родиться мёртвым, но я тут же отогнала её вместе с пугающим меня чувством облегчения, которое эту мысль сопровождало. Сейчас я понимаю, что эта ужаснейшая мысль возникла в моей голове только из-за страха перед родителями. Если бы с самого начала я не подвергалась такому гнёту, и мне бы позволили быть просто самой собой, а не «самой лучшей девочкой в школе», если бы я не жила в постоянном страхе не соответствовать этому завышенному практически невыполнимому требованию, я бы не вышла замуж за первого попавшегося парня, не развелась бы с ним так скоро, и просто любила бы своего ребёнка. Но из-за всех этих страхов у меня в голове тогда возникла эта ужасающая мысль, вспоминать которую мне до сих пор безумно неприятно.

В общем, роды прошли легко (вот что значит молодость!) и ребёнок был на удивление здоровым. Даже слишком здоровым для семимесячного, как мне сказали врачи. Ох уж эти гены Эрика или Яниса! Если честно, мне всегда казалось, что это их общий ребёнок, я без труда могу найти в нём черты внешности и характера и того и другого. Нос с горбинкой – от Яниса, торчащие уши – от Эрика, острый разрез глаз – от Яниса, худощавость – от Эрика. Иногда мне кажется, что это только их ребёнок, а я просто суррогатная мать, которая его выносила. Может быть, это из-за того, что тот секс был только их желанием, а я просто лежала там как неживая. Господи, какую чушь я несу! Ну, конечно, я его настоящая мать! В общем, беда была в том, для всех моих родственников всё выглядело так, что он родился пятимесячным!

Когда после родов ко мне зашёл Александр, то осторожно спросил:

– Он жив? – ведь такие маленькие дети практически не имеют шанса выжить.

– Ну, конечно! – ответила я, и он обнял меня.

– Через что же тебе пришлось пройти! – сказал он, и на его глаза навернулись слёзы.

– О дорогой, ты даже представить себе не можешь! – ответила я, и чуть ли не впервые это была истинная правда.

Вдруг у Николь зазвонил телефон.

– Извини, – сказала она мне и взяла трубку.

Я разлила нам вино, оставшееся в бутылке, и приготовилась продолжить слушать историю Николь. Но моим планам не было суждено сбыться. По крайней мере, сейчас.

– Ты не возражаешь, если к нам присоединиться моя подруга? – спросила она после телефонного разговора, – она сейчас как раз недалеко отсюда.

– Конечно, – ответила я не просто из вежливости, мне действительно хотелось завести здесь как можно больше знакомств.

Глава 7. Париж

Подругой Николь оказалась хорошенькая девушка среднего роста, сочащаяся жизненной энергией. Это почувствовалось сразу же, как только она подсела к нам за столик. Она широко улыбнулась мне, как будто мы с ней были давно знакомы, и поцеловала в щёку. Пока мы её ждали, Николь немного рассказала мне о ней. Саша переехала сюда из Астрахани, когда ей было восемнадцать лет, то есть семь лет назад. Сейчас ей двадцать пять, как и мне. Ещё Николь сообщила, что она работает в сфере моды, и, заметив, как я воодушевилась при этом, поспешила пояснить:

– Ну, не знаю, можно ли это так назвать… в общем, она занимается индивидуальным шопинг-сопровождением. То ли это называется персональный шоппер, хотя, по-моему, шоппер – это сумка без замка, с которой можно ходить в магазин, а кто-то называет эту профессию стилистом, тут смотря с какой стороны посмотреть. В общем, тебе лучше спросить у неё об этом самой. Если честно, мы это редко обсуждаем.

Помимо бурлящей через край энергии, в Саше сразу бросались в глаза объёмные волосы естественного выгоревшего оттенка, которые лёгкими и немного пересушенными волнами лежали копной на её голове. Выглядело это очаровательно и по-парижски небрежно. Когда мы познакомились поближе, она призналась мне, что этот выгоревший оттенок, который я приняла за следствие отпуска на море, её мастер выводил очень долго и тщательно. «Вообще, в этом все парижанки», – сказала она тогда, – «смотришь на них, и кажется, что они надели первое, что под руку подвернулось, и к тому же не расчёсывали волосы три дня, но потом оказывается, что этот образ они подбирали со стилистом и на него потрачена куча времени. И знаешь, сейчас мне это жутко нравится!».

Сейчас на Саше были джинсы тёмно-синего оттенка, чёрная кожаная куртка, которая встречалась, кажется, на каждой местной жительнице и белые кеды. Она что-то сказала официанту по-французски, рассмеялась и посмотрела на нас.

– Я как раз пытаюсь объяснить Ольге, чем ты занимаешься, – пояснила Николь, – и как это называется…

– А, – в ответ Саша махнула рукой, – называется это везде по-разному. В России, на мой взгляд, хотя я там давно не живу, а бываю лишь наездами, понятия «стилист», «персональный шоппер», «имиджмейкер» смешались, да и здесь тоже, но немного по-другому. Я заметила, что каждый, в зависимости, от сферы своей работы и места проживания, называет эти профессии по-разному: персональный стилист, персональный шоппер, имидж-консультант, стилист-имиджмейкер. Вариаций много, но по факту имеет значение то, что ты делаешь на практике. Так, например, персональный шоппер, как несложно догадаться – это человек, который ходит с тобой по магазинам. Вот приехала обеспеченная (или не очень) дама на денёк в Париж: времени мало, а продуктивного шопинга хочется, поэтому можно обратиться к персональному шопперу, озвучить, что ты хочешь приобрести, а он покажет тебе все лучшие места, где это можно купить в ценовой категории клиента. Я занимаюсь этим. Но, на мой взгляд, просто показывать магазины слишком скучно, и я углубилась в стилистику, хотя начинала только с персонального шопинг-сопровождения. Как правило, женщины не просто хотят купить себе что-то определённое, они желают приобрести то, что подходит именно им, подчёрчивает их достоинства и соответствует их образу жизни. Поэтому я проходила несколько обучений, связанных именно со стилистикой. И я давно уже не просто персональный шоппер, я – персональный стилист вместе с персональным шоппером в одном флаконе.

– Звучит интересно, – искренне отозвалась я.

– Да, но это сложно. Точнее, сама профессия не сложная, если ты это любишь, но тут ещё нужно любить людей. Очень любить людей. Потому что если этого нет, то все эти дамы в процессе шопинга быстро начнут раздражать, – и Саша рассмеялась.

– Тогда это точно не для меня!

– Тут важно ещё быть и психологом, хотя, это, наверное, важно в любой профессии, связанной с общением с людьми. Нужно сказать, что никакого целлюлита у девушки нет, а просто свет в примерочной поставлен неправильно, – она снова рассмеялась, – вообще я могу много говорить о работе, меня нужно просто вовремя остановить!

– А я могу много слушать о твоей работе, – ответила я.

– Тебя интересует эта сфера?

– Как тебе сказать… Я вообще не знаю, что меня интересует, если честно. Но хорошие вещи всегда интересовали меня. Я люблю углубляться в историю бренда и изучать его изнанку, но… общение с людьми – это точно не для меня! Я имею в виду, в контексте их утешения касательно целлюлита и прочее, – при этих словах я передёрнула плечами, – хотя я как никто другой представляю насколько невыносима может быть женщина в процессе шопинга!

– А кем ты работаешь? – спросила Саша.

Я как-то заранее не подготовилась, что буду отвечать на подобные вопросы, и сейчас поняла, что зря.

– Ну… Я в поиске себя. Хотя, я всегда ненавидела, как это звучит. Как-то инфантильно…

– Звучит отлично! – возразила она.

Я улыбнулась и продолжила:

– Вообще я достаточно долго работала в сфере юриспруденции. Достаточно долго для своих лет, я имею в виду. Сначала помощником юриста, пока училась в университете, а потом юристом. Но вовремя остановилась и поняла, что это не моё. Сейчас я приехала сюда для перезагрузки и учусь в кулинарной школе у Николь.

– Только при разговоре об одежде твои глаза горели сильнее, чем при виде кухонных плит на занятиях! – отозвалась хозяйка курсов.

– Возможно, – ответила я, – в любом случае, я не питала надежд, что кулинария будет моим призванием. Я всегда считала это безумно скучным занятием, и, наверное, просто хотела доказать себе, что это занятие может быть тоже интересным, если его правильно преподать…

– Согласна, надеюсь, ты укрепишься в этом мнении после окончания курсов, – сказала Николь, – кажется, ты упоминала, что была замужем… не расскажешь, что случилось?

– Ну… Я действительно была замужем. Целых три с половиной года. Но к браку я испытала примерно то же самое, что и к юриспруденции. Я выходила замуж, потому что надо и потому что этого от меня все ждали. Но как выяснилось, что это не лучшая мотивация, чтобы принимать такие важные жизненные решения… Муж у меня был отличный, но я его не любила. Между нами не было искры. Точнее, была во время курортного романа. Но такой роман не зря называется курортным, нельзя из него было пытаться вытащить полноценные отношения или, тем более, брак. Это всё равно, что из куска хлеба пытаться приготовить торт. О! Кажется, я уже начинаю использовать кулинарную терминологию, – сказала я, и мы рассмеялись.

– Хорошее сравнение и хорошая мысль касательно курортного романа, полностью поддерживаю! У меня тоже есть такой опыт! – сказала Николь, и я снова поймала себя на мысли, как мне хочется продолжить слушать её рассказ, но Саша меня перебила:

– Вы с бывшим в хороших отношениях?

– С бывшим мужем – да, – пояснила я, – знаешь, наверное, просто сохранить хорошие отношения с человеком, которого ты никогда не любила, который для тебя всегда был просто другом… Но у меня есть и другой бывший, точнее, их много, но есть один, с которым мне бы очень хотелось сохранить хоть какие-нибудь отношения, но боюсь, что это невозможно…

Девчонки вопросительно на меня смотрели. Я сглотнула ком, подступивший к горлу, и продолжила:

– Дело в том, что я вышла замуж за Марка, хотя, это вышло случайно. Знаю, звучит по-дурацки, но именно так всё и было. Я собиралась замуж за Дениса, я действительно его любила, и он один из самых прекрасных мужчин, которых я встречала в жизни, но… у нас не сложилось. Я бросила его, сбежала прямо в ночь перед свадьбой2. С тех пор мы не общались. Мне даже духу не хватает, чтобы позвонить или написать ему, спросить как у него дела. Хотя прошло много времени. Четыре года. Поверить не могу, что мне до сих пор стыдно!

– Ого! – сказала Саша, – вот это да, сочувствую тебе… Я прекрасно знаю, что такое чувство стыда, – она взяла меня за руку и нежно посмотрела в глаза.

Мы с минуту посидели молча.

– А давайте пойдём сегодня в «Фауст»! – с неожиданным энтузиазмом предложила Саша, видимо, чтобы как-то разрядить грустную обстановку, которая воцарилась за нашим столиком.

– Что это? – поинтересовалась я.

– Ночной клуб, – пояснила Николь, и мне показалась, что она недовольна этим предложением, – одно из любимых мест Саши. Ты же знаешь, я не могу так часто оставлять сына с Клодом. И он, скорее всего, будет против…

После этих слов я поймала себя на мысли, которая в моей голове ужасно не хотела соединяться с возвышенным образом Николь. Мне показалось, что этими словами она как бы хвасталась тем, что имеет человека (не просто человека – мужчину!), который ей что-то запрещал. У меня появилось ощущение, что пока она их произносила, то подавила в себе еле уловимую улыбку – свидетельство наслаждения от того, что у неё есть подтверждение его чувств к ней. Словно именно в этом микронасилии она видела его любовь.

С университетских лекций я помнила, что объектом преступления изнасилования является не физическое проникновение мужчины в женщину, а отсутствие выбора у женщины на вступление в половой контакт, то есть подавление её воли. Именно подавление её воли является преступлением. И действительно, ведь не сам факт секса так унижает, а то, что тебя не спросили.

Я задумалась: а чем отличается подавление воли женщины при сексе от того, чтобы запретить ей пойти в клуб или надеть определённое платье? Такое я тоже зачастую слышала от своих знакомых и подруг: «Он не разрешит мне в этом пойти!». На что мне всегда хотелось ответить: «Прости, дорогая, а тебе сколько лет, чтобы тебе кто-то запрещал или разрешал надевать определённую одежду?», но я молчала.

И главное было даже не в самом запрете. В мире всегда будут люди, которые хотят нас обворовать, оскорбить или подавить нашу волю. Это аксиома. Нам просто нужно учиться противостоять этому. Самое главное, что меня в этой теме беспокоило, было другое – то, как женщины об этом говорили. В подаче этой информации, их тоне и голосе слышались нотки не стыда, как можно было бы себе вообразить, а хвастовства. Они словно гордились тем, что в их жизни есть человек, который им что-то запрещает, и на их языке это значило – любит. И так ли далеко общество ушло от старой (и, думаю, многие согласятся совершенно ужасной) поговорки: «бьёт, значит, любит»?

Меня часто не покидало неприятное ощущение, когда кто-то из моих знакомых рассказывал о своих новых отношениях с мужчиной. Это ощущение заключалось в том, что девушка словно всеми силами хотела перестать думать собственным разумом, перестать испытывать собственные желания и начать уничтожать собственное мнение, чтобы вместо него встало мнение мужчины. Конечно, никто не признавался в этом напрямую, но поступки и поведение во все времена говорили больше слов.

Разумеется, Николь не была обязана соответствовать моим ожиданиям о ней. И всё-таки бывает неприятно, когда это происходит. С первой нашей встречи я видела её исключительно сильной женщиной, и это понятие я никак не вкладывала наслаждение тем, что ей кто-то что-то запрещает. Что ж, возможно, я просто ошибаюсь. Очень хотелось бы на это надеяться.

– Но мы так давно никуда не ходили! – настаивала Саша, и локоны на её голове ритмично двигались, словно поддразнивая нас.

Николь в ответ лишь пожала плечами. Отсутствие дальнейших пояснений должно было только подчеркнуть значимость произнесённых ею ранее слов.

– Я составлю тебе компанию, – отозвалась я.

– Правда?! – недоумённо посмотрела на меня новая знакомая.

– Угу.

– Будь осторожна, – решила предостеречь меня Николь.

Я вопросительно на неё посмотрела, но она ничего не сказала.

Глава 8. Фауст

Вечером мы с Сашей встречались у моста Александра III, чтобы отправиться в клуб, который находился прямо под этим мостом. Звучало интригующе. Я надела своё короткое чёрное платье, в котором сейчас было слишком холодно, чёрные остроносые балетки, сделала лёгкие кудри, чтобы они выглядели максимально естественно. Саша уже ждала меня на мосту. Она была одета так же, как и днём, за исключением того, что под её курткой был блестящий топ. Она смотрела в свой телефон, и заметила меня, только когда я подошла вплотную и поздоровалась. Тогда Саша улыбнулась и убрала телефон в карман. Её улыбка показалась мне какой-то официальной, она как будто была чем-то огорчена, но я не стала лезть к ней в душу. В конце концов, мы едва знакомы. Я часто замечала, что люди, который на первый взгляд кажутся безумно позитивными и весёлыми, на самом деле прячут под этим что-то печальное и тяжёлое. Хотя, возможно, я ошибалась. Но мне было интересно узнать Сашу. Она была необычной. Это я могла сказать про неё наверняка. Она была одной из тех людей, к которым тянуло по каким-то необъяснимым причинам.

Едва мы зашли внутрь, как Саша сразу же увидела своих знакомых, с которыми начала целоваться и общаться. Я снова почувствовала себя, как в школе, когда ты находиться вне модной тусовки, куда входили только классные девчонки. Однако сейчас я не чувствовала этого «школьного смущения» и желания провалиться сквозь землю. То ли общая атмосфера была более дружелюбной, то ли просто я повзрослела. Обменявшись любезностями, Саша практически сразу же вспомнила о моём присутствии и начала представлять меня окружающим. Мне было приятно такое внимание. Однако процесс этого знакомства был достаточно бесполезным, потому что я практически ничего не могла разобрать из-за шума и языкового барьера одновременно, а гости были уже достаточно пьяными и думаю, что тоже не расслышали моего имени.

Мы прошли к кому-то за столик и заказали по коктейлю. Саша представила мне всех, сидящих за этим столом, но я никого не запомнила. Я стала разглядывать присутствующих. Девушки были, в основном, очень стройными и высокими, с прямыми волосами, но естественно-прямыми, а не вытянутыми специальным прибором. На них было минимум макияжа, никаких теней для век, чаще всего, просто тушь для ресниц, и какая-нибудь яркая помада. Парни были более… разными. Я никак не могла составить портрет «среднестатистического» парня, который здесь обитал. На ком-то были цветные брюки, на ком-то шорты; были низкие, очень высокие парни, были крашеные блондины, были рыжие и брюнеты. Тогда я поймала себя на мысли, что мне гораздо больше нравится разглядывать девушек. Нет, никаких сексуальных наклонностей по отношению к своему полу у меня не было. Но мне почему-то нравилось смотреть на этих девушек и фантазировать какая у них жизнь: зачем они пришли сюда и чем занимались до этого; в котором часу они уйдут и с кем; во сколько завтра им нужно будет проснуться и идти по делам; и более глобальные вещи: влюблены ли они в кого-нибудь, взаимно ли это, привязаны ли они к кому-то или свободны. Мне чертовски хотелось расспросить их об этом, но, разумеется, я не стала этого делать. Зачем мне всё это было нужно? Наверное, таким образом, я хотела разобраться в женской психологии в принципе, и в своей, в частности. Внутренний мир мужчин меня интересовал меньше, потому что я меньше его понимала. Женские проблемы мне были ближе, ведь я сама женщина.

В зале играла музыка в стиле девяностых годов, и я сразу поняла, что мне здесь нравится. Если бы из колонок звучало что-то «суперновое», возможно, я могла бы почувствовать себя не в своей тарелке. Я никогда не могла уследить за последними трендами в музыке, кино и так далее. Я просто интуитивно выбирала то, что мне нравится. В более раннем возрасте я подвергалась из-за этого критике своих ровесников, потому что продолжала носить джинсы-клёш, которые уже вышли из моды, слушать музыку, которую никто не слушал, и не ходила на «тот самый фильм», от которого все были без ума. Во-первых, я сделала для себя вывод, что всё то, что было чересчур модным, ну или почти всё, в моей душе, как правило, не находило отклика, а, во-вторых, давление подростков только усиливало моё нежелание «следовать тренду», ну, а в-третьих, джинсы-клёш бесподобно сидели на мне, и я не видела смысла выбрасывать их из своего гардероба, только потому что все одноклассницы уже проделали то же самое.

Я выпила коктейль и направилась на танцпол. На родине у меня не было «клубного» периода жизни. Да, иногда я посещала такие места, но подобные визиты были скорее исключением, чем правилом моей жизни. Я рано повзрослела, потому что была вынуждена одновременно работать и учиться, а потом вообще собралась замуж. Бурная молодость как-то прошла мимо, о чём я сейчас очень жалела и пыталась наверстать упущенное. Я достаточно быстро захмелела от новизны ощущений и нескольких коктейлей. Мне было весело, и я, забыв про языковой барьер, пыталась общаться со всеми подряд, и мне даже казалось, что у меня это неплохо получается. Так вот в чём был секрет хорошего английского: в алкоголе! И почему мой учитель сразу мне об этом не сказал?

Так я стала завсегдатаем «Фауста», да и не только его. Саша открыла для меня много ночных заведений Парижа и сказала, что Париж ночью – совсем другой город. Я подумала, что так можно сказать про любой город в принципе. Действительно, ночью город меняется. Исчезают привычные для нас лавки и спешащие куда-то люди, нет кучи машин проспектах, можно смело выйти на проезжую часть и выкинуть какую-нибудь глупость. Редкие прохожие, как правило, очень весёлые или очень грустные, потому что покинуть дом в три часа ночи можно только от переизбытка тех или иных эмоций. Слава Богу, я покидала от первых. Когда после клуба мы выходили на улицу, то могли петь песни или просто хохотали, сами не зная над чем.

Я вернулась к себе в номер пьяной, но сон совсем не шёл. Во мне кипела энергия новой жизни, однако, одновременно с этим я слегка ностальгировала по старой. Возможно, это из-за того, что сегодня я рассказала девчонкам про Дениса. Прошло столько времени после нашего расставания, а у меня до сих пор каждый раз ёкает сердце, когда я просто его вспоминаю. Вдруг ко мне на ум пришла неожиданная идея. Точнее, не совсем неожиданная, а достаточно банальная после определённой дозы алкоголя. Нет, я не захотела позвонить Денису, хотя у него уже было утро и он, скорее всего, проснулся и занимался своими делами. Интересно, чем именно он был занят в этот момент? Готовил себе кофе? Мы любили варить себе по несколько чашек кофе по утрам, потому что, как правило, никуда не торопились. Точнее, я часто торопилась на учёбу, если ещё точнее, я должна была на неё торопиться, но не делала этого. Каждый раз я клялась себе, что завтра приду к первой «паре», но на следующий день, пока я собиралась на лекции, Денис входил на кухню, мы начинали что-то обсуждать, иногда прямо там занимались сексом, а потом варили кофе. Потом выпивали его и варили снова. Если он сейчас на своей кухне, то интересно, он один?

Так вот, мне смертельно хотелось как-то прикоснуться к его жизни, и моя идея была далеко не оригинальной – решила найти его на Facebook. Я где-то читала, что больше половины людей следят за своими бывшими в соцсетях. Мне сразу же стало интересно: а чем занимается вторая половина?

Денис никогда не был активным пользователем соцсетей, но я решила всё-таки попытать счастья. Я набрала в поисковой строке «Денис Воронцов», выбрала город и была приятно удивлена. Передо мной возникло знакомое лицо. Денис смотрел на меня с экрана слегка насмешливым взглядом, и мне казалось, что его глаза говорили мне: «Ну что, сбежала, дурочка?». В этом вопросе не было упрёка, только насмешка, вызванная моей алкогольной фантазией. Я нажала на кнопку «добавить в друзья», хотя на трезвую голову никогда бы не решилась на это. Мне было жутко стыдно за свой поступок в прошлом, и я безумно боялась контактировать с ним с тех пор. Но это был крошечный шаг навстречу ему и прощанию со своим стыдом. После этого я закрыла компьютер и завалилась спать.

Наутро я проснулась от звонка Николь:

– Привет! Мы собирались на пробежку, помнишь? – чересчур бодро спросила она.

– Смутно, – честно ответила я и сама не узнала свой хриплый голос.

Подруга ждала более конкретного ответа. Я откашлялась и произнесла: