Читать онлайн Полководцы шпионских войн бесплатно

Глава первая. Революционный выбор

16 февраля 1891 года в семье Христиана Фраучи, эмигранта-итальянца из Швейцарии, перебравшегося на постоянное жительство в Тверскую губернию, родился первенец. По протестантской традиции мальчика нарекли тройным именем Артур-Евгений-Леонард.

В 16 лет Артур познакомился с российскими революционерами. После поражения первой русской революции 1905–1907 годов семья Фраучи прятала в своем доме большевиков, скрывающихся от жандармов: Подвойского, Ангарского, его брата Клестова, и будущего видного чекиста Михаила Кедрова, который сыграет знаковую роль в жизни Артура.

В 1909 году Артур окончил с золотой медалью Новгородскую гимназию и поступил на металлургический факультет Петербургского политехнического института. Во время учебы в институте он активно участвовал в работе нелегальных большевистских кружков и по заданию Кедрова распространял запрещенную литературу, приобретая, таким образом, начальные навыки конспирации.

Незадолго до Февральской революции 1917 года, получив диплом с отличием по специальности «инженер-металлург», Артур Фраучи стал работать в Металлургическом бюро, которым руководил выдающийся русский ученый-металлург профессор В.Е. Грум-Гржимайло.

Профессор и сослуживцы прочили Артуру блестящую карьеру инженера, однако он пошел иным путем: осенью 1917 года разыскал в Петрограде руководителя Военной организации большевиков Подвойского и стал работать под его началом, навсегда оставив мысли о карьере инженера.

Тогда же Артур встретил профессионального революционера, будущего преемника Ф.Э. Дзержинского на посту председателя ОГПУ В.Р. Менжинского, под руководством которого он позже разработает и осуществит ряд блестящих чекистских операций по обезвреживанию контрреволюционного подполья.

В декабре 1917 года Артур вступил в партию большевиков. Заполняя анкету, в графе «национальность» он написал: «Сын швейцарского эмигранта, при матери латышке, всё время прожившей в России, себя я считаю русским».

Глава вторая. Боевое крещение. Первая награда

В марте 1918 года в Мурманске, после срыва Троцким Брестского мира, под предлогом защиты Севера от германского вторжения высадился английский экспедиционный корпус, к которому вскоре присоединились французские и американские войска.

Для борьбы с интервентами Совет Народных Комиссаров направил на Север специальную комиссию во главе с М. Кедровым, который своим секретарем назначил Артура Фраучи.

После разгрома иностранных интервентов Фраучи вернулся в Москву и поступил на службу в ВЧК. Получив согласие Дзержинского и Кедрова, Фраучи стал официально носить фамилию Артузов – так его во время боев под Архангельском называли красноармейцы.

19–20 сентября 1918 года Артузов уже в качестве чекиста принял участие в ликвидации контрреволюционного заговора, во главе которого стоял резидент британской разведки полковник Пол Дюкс.

Роль Артузова в разгроме врагов Республики высоко оценило руководство ВЧК, и через 4 месяца он был назначен заместителем начальника Особого отдела.

…Особый отдел ВЧК был образован в январе 1919 года под руководством Михаила Кедрова. Линейные Особые отделы были созданы при всех фронтах, армиях, дивизиях, а также при губернских ЧК.

Они занимались выявлением вражеской агентуры в Красной Армии, в ее штабах, на фронтах и в тылу; боролись с саботажем и диверсиями на железных дорогах, в продовольственных и иных организациях, вовлеченных в оборону Республики.

Поскольку в годы Гражданской войны в РККА влились около сорока тысяч бывших царских офицеров и генералов, среди которых было немало белогвардейских агентов, сотрудники Особых отделов выявляли их, тайно внедряясь в штабы Красной Армии и вербуя осведомителей в армейских частях.

Особисты вели также разведку за линией фронта и в ближайшем тылу, проникали в белогвардейские организации и в штабы армий интервентов, так как в тот период в ВЧК еще не был сформирован Иностранный отдел (ИНО), наделенный разведывательными функциями.

Кроме прочего, особисты входили в состав военных трибуналов РККА, которые получали в производство дела об измене и вредительстве «и обо всех других преступлениях, вредивших военной безопасности Республики».

В годы Гражданской войны Особым отделам уделялось приоритетное внимание, о чем свидетельствует тот факт, что 18 августа 1919 года решением ЦК РКП(б) начальником Особого отдела (ОО ВЧК) стал Ф.Э. Дзержинский, оставаясь при этом председателем ВЧК.

…В январе 1920 года Артузов занял пост начальника ОО ВЧК. Весной того же года панская Польша при поддержке Антанты начала войну против Советской России. Вскоре в поле зрения московских чекистов попал некто Игнатий Добржинский, оказавшийся резидентом польской разведки.

Артузов перевербовал его и, исходя из интересов оперативной ситуации, зачислил в штат московской ЧК под фамилией Сосновский. С его помощью был ликвидирован ряд резидентур польской разведки на территории РСФСР.

18 июля 1921 года в связи с успешной ликвидацией контрреволюционного подполья и польской шпионской сети Артузов Артур Христианович был награжден орденом Красного Знамени.

В мае 1922 года, по окончании Гражданской войны, в Особом отделе был выделен новый – контрразведывательный отдел (КРО), – который возглавил Артузов, став, таким образом, родоначальником российской контрразведки.

Глава третья. Контрреволюционеры гадят из-за рубежа

Глава четвертая. «Кроты» ОГПУ в стане врага

Глава пятая. Прощай, внешняя разведка!

Приступив к исполнению обязанностей начальника внешней разведки, Артузов, прежде всего, принялся расширять аппарат закордонных секретных источников. Действительно, в 1932–1933 годах в Германии удалось создать боеспособный «агентурный плацдарм». В качестве агента был завербован сотрудник гестапо Вилли Леман («Брайтенбах»), регулярно снабжавший берлинскую резидентуру ценнейшими сведениями. В частности, в середине 1930-х от него получены данные об испытании немцами неуправляемых ракет ФАУ-1.

К сотрудничеству с советской внешней разведкой в качестве агентов также привлечены Арвид Харнак («Корсиканец»), ставший позднее имперским советником в министерстве экономики Германии, и Харро Шульце-Бойзен («Старшина»), сотрудник разведывательного отдела люфтваффе.

В мае 1934 года, когда угроза гитлеровской агрессии стала реальностью и не исключалась возможность создания блока западных стран на антисоветской основе, Политбюро ЦК ВКП(б) по инициативе Сталина рассмотрело вопрос о координации деятельности военной и политической разведок.

В соответствии с принятым постановление, начальник внешней разведки Артузов был назначен по совместительству заместителем Разведывательного управления (РУ) РККА. Однако уже 21 мая 1935 года он был освобожден от обязанностей начальника ИНО и полностью сосредоточился на работе в военной разведке, которую тогда возглавлял Ян Карлович Берзин.

Перевод Артузова с поста начальника внешней (политической) разведки с понижением в должности в военную разведку явился следствием инцидента, фигурантом которого он стал четырьмя месяцами ранее.

Было так.

В январе 1934 года в Кремле обсуждались советско-польские отношения. Сталин, полагаясь на информацию советского полпреда в Варшаве Антонова-Овсеенко, склонялся к мысли пойти навстречу «реверансам» Польши и подготовить почву для возможного заключения соглашения с нею. Точку зрения вождя активно поддержал Карл Радек, слывший великим экспертом Кремля по международным вопросам.

Артузов придерживался совершенно иного мнения. Опираясь на донесения разведки, он громогласно заявил, что поляки ведут нечестную игру и всего лишь делают вид, что готовы сблизиться с СССР. На самом деле Польша зондирует почву для сговора с Германией в надежде, что Гитлер совместно с ней будет делить «советский пирог» в случае войны с СССР.

Последующие события подтвердили достоверность добытых внешней разведкой сведений и правоту заявления Артузова. Действительно, в декабре 1934 года Берлин и Варшава подписали пакт «О добрососедстве и сотрудничестве», который фактически был направлен против СССР. Согласно ему, Германия в случае войны с Советским Союзом, брала на себя обязательство учесть территориальные претензии Польши к нашей стране.

Сталин, ознакомившись с пактом, представленным ему лично Артузовым, отреагировал своеобразно: снял его с должности начальника ИНО и перевел в Разведупр РККА.

Очень не любил вождь, когда кто-нибудь публично выражал несогласие с его точкой зрения…

Глава шестая. Похоронен в безымянной могиле

На период работы Артузова в военной разведке приходится активизация деятельности Леопольда Треппера, создавшего и руководившего разветвленной разведывательной сетью в Западной Европе во время Второй мировой войны, известной как «Красная капелла». Кроме того, Артур Христианович явился «крестным отцом» разведчика-нелегала Рихарда Зорге («Рамзая»), Героя Советского Союза (посмертно)…

Вместе с тем, положение Артузова в Разведупре, несмотря на его успехи в работе, было шатким. Нарком обороны Ворошилов с подозрением относился к нему и к другим чекистам, пришедшим в военную разведку из ИНО, считая, что все они засланы Сталиным для наблюдения за ним. Началось неприкрытое выживание Артузова и бывших сотрудников ИНО ОГПУ из военной разведки.

Конфликт между «военными» и «огэпэушниками» Артузова активно разогревал сменивший Берзина на посту руководителя Разведывательного управления выдвиженец Ворошилова Семён Урицкий.

Впрочем, окончательное решение было не за ним – за Ворошиловым. По его предложению 11 января 1937 года Политбюро приняло решение освободить Артузова как «ставленника изменника Ягоды» от работы в военной разведке и направить его в распоряжение кадров НКВД.

На Лубянке Артузов оказался не у дел, его уникальный разведывательный и контрразведывательный опыт невостребованным – его направили в архивное подразделение якобы для написания книги, приуроченной к 20-й годовщине органов государственной безопасности…

…В ночь на 13 мая 1937 года Артур Христианович был арестован в своем служебном кабинете. Допрашивали его с применением жесточайших мер физического воздействия не только рядовые следователи, но и стремившийся «срубить халявный орденок» начальник секретариата НКВД Дейч Я.А.

В итоге Артузова обвинили в пособничестве четырем иностранным спецслужбам – английской, немецкой, польской и французской. Кроме того, Артуру Христиановичу вменялось в вину «сокрытие сведений о заговорщицкой деятельности маршала Тухачевского».

Надеясь, что истина будет восстановлена в ходе непредвзятого судебного разбирательства, Артузов с обвинениями согласился и даже поставил свою подпись под протоколами допросов. Однако его дело в Военную коллегию Верховного суда так и не поступило.

20 августа 1937 года «тройка» в составе председателя Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриха, заместителя прокурора СССР Рогинского и заместителя наркома НКВД Бельского заочно приговорили к высшей мере наказания Артузова и еще шестерых видных профессиональных разведчиков, среди которых Б.М. Гордон, Ф.Я. Карин и О.О. Штейнброк. На следующий день они были расстреляны и захоронены в безымянной могиле.

…Под раздачу попал и семидесятидвухлетний В.Ф. Джунковский, лично участвовавший в разработке чекистских операций «ТРЕСТ» и «СИНДИКАТ». Его обвинили в контрреволюционной деятельности и 21 февраля 1938 года расстреляли по приговору пресловутой «тройки».

7 марта 1956 года А.Х. Артузов был посмертно реабилитирован.

Ликвидация Льва Троцкого; убийство лидера ОУН Евгена Коновальца; создание каналов связи между советскими разведчиками и западными учеными, снабдившими Советский Союз секретами атомной бомбы, сделали бы честь героям Дюма и фигурантам гангстерских романов, но в послужном списке начальника 4-го диверсионно-разведывательного управления НКВД генерал-лейтенанта П.А. Судоплатова – это лишь осколки в мозаике выполненных им лично или под его руководством секретных операций в Восточном и Западном полушариях…

Жизнь Павла Анатольевича Судоплатова изобилует загадками и драмами, его имя, а также смертельного риска деяния во время службы в системе советских секретных служб были на десятилетия вычеркнуты из народной памяти, а следственное дело, где изложены выполненные под его руководством операции, засекречено до сих пор.

Глава первая. Из рассекреченного личного дела

Павел Анатольевич Судоплатов, украинец, родился 7 июля 1907 года в городе Мелитополь в семье мельника.

В 1914 году пошел в первый класс городской школы и проучился там пять лет.

В 1919 году, оставшись без родителей, сбежал в Одессу, где примкнул к компании беспризорников, промышлявших кражами съестного на базаре и попрошайничеством, но, будучи малым смышленым, конфликтов с законом не имел.

Воспитанный на постулатах Нового и Ветхого Завета, усвоенных в школе, Павел испытывал угрызения совести от жизни, которую вынужден был вести. Подвергнув кардинальной переоценке свои личные устремления, устроился чернорабочим в морской порт.

…В начале 1920 года, после бегства белогвардейцев из Одессы, Павла, двенадцатилетнего голодающего сироту, добрые люди пристроили «сыном полка» в 14-ю РККА, где он стал помощником телеграфиста роты связи. В составе армии участвовал в боях на Украине и на Польском фронте.

В мае 1921 года, во время рутинного досмотра личных вещей красноармейцев, начальник Особого отдела (военная контрразведка) дивизии обнаружил в походной сумке Павла книгу Бухарина «Азбука революции». Пометки на полях, сделанные рукой юноши, свидетельствовали о его политической зрелости, и Павел был направлен на курсы подготовки политработников.

С сентября 1923 года красноармеец Судоплатов на комсомольской работе в Мелитополе: заведующий информотделом окружного комитета ЛКСМУ, член правления и комендант Клуба рабочей молодежи, секретарь ячейки ЛКСМУ завода имени В. Воровского.

В феврале 1925 года окружной комитет ЛКСМУ направил Судоплатова в Мелитопольский отдел ГПУ, где он в течение трех лет в должности младшего оперуполномоченного возглавлял работу агентурного аппарата, действующего в греческом, болгарском и немецком поселениях.

Так в 17 лет Павел Судоплатов стал кадровым чекистом.

У него врожденные способности к языкам: феноменальная память, абсолютный музыкальный слух, и уже через год он бегло говорит по-гречески, по-болгарски и по-немецки. Это помогло установить более доверительные отношения с секретными агентами и способствовало улучшению качества представляемой ими информации.

Именно в тот период Судоплатов сформировался как профессиональный вербовщик, «охотник за головами». А приобретенные навыки перевоплощаться – сойти за грека или болгарина – в 1930–1940 годы не раз сослужат ему добрую службу при выезде в Западную Европу и Финляндию в качестве разведчика-нелегала.

…Август 1927 года ознаменовался для Павла четырьмя судьбоносными событиями:

– принят в члены ВКП(б);

– повышен в должности и переведен в секретно-политический отдел ГПУ УССР в Харькове (столица Украины в те годы);

– принят на рабфак ГПУ;

– познакомился со своей будущей женой.

Глава вторая. Златокудрая красавица Эмма

Правда ли, что мужчину на дорогу жизни выводит большая любовь к женщине? Положительный ответ на этот вопрос нашел двадцатилетний Павел Судоплатов, познакомившись с Эммой Кагановой. Голубоглазая еврейка с волосами цвета дикого меда в мгновение ока покорила его сердце и помыслы.

Эмма была сколь красива, столь и умна. В свои 22 она окончила несколько классов гомельской гимназии, увлекалась литературой, музыкой, театром. Свободно владела русским, белорусским, украинским, идиш и немецким языками. В центральном аппарате ГПУ УССР Эмма координировала деятельность секретных агентов, работавших в среде украинской творческой интеллигенции, – писателей и театральных деятелей.

По признанию Судоплатова, Эмма, «этот комиссар в юбке», с первых дней знакомства взяла над ним шефство: не только приобщила к театру, к музыке и русской классической литературе, но и, имея больший стаж оперативной работы, давала ему дельные советы и рекомендации.

В 1928 году молодые люди стали жить вместе, но официально брак зарегистрировали лишь спустя 23 года. В то время это явление было распространено повсеместно, став своеобразной советской традицией.

…В феврале 1932 года супругов перевели в Москву, в центральный аппарат ОГПУ СССР. Эмму определили в Секретно-политический отдел, где она руководила работой секретной агентуры, действовавшей в Союзе писателей и в других творческих объединениях СССР.

Судоплатов, готовясь к работе в Германии, в штаб-квартире Организации украинских националистов (ОУН), которую создал и возглавлял Евген Коновалец, стал штудировать немецкий язык. Им Павел занимался настолько основательно, что даже дома с Эммой говорил только по-немецки.

Глава третья. Смерть прячется в коробке конфет

В годы Первой мировой войны Евген Коновалец, полковник австро-венгерской армии, воевал против России на Юго-Западном фронте. В 1918 году, после трех лет пребывания в русском плену, вернулся на Украину и во главе банды украинцев-националистов занялся грабежами и еврейскими погромами. После ликвидации банды, прихватив два чемодана с награбленными драгоценностями, Коновалец бежал в Германию.

…В 1922 году Коновалец познакомился с Гитлером. С первой же встречи между ними возникла дружба, которую подпитывала общая ненависть к России. По инициативе Гитлера и с помощью офицеров германской разведки Коновалец создал Организацию украинских националистов (ОУН).

В 1928 году в Германии для членов ОУН были открыты особые школы, где немецкие офицеры обучали их диверсионному ремеслу и организации терактов. В 1934 году боевики Коновальца успешно сдали экзамен на аттестат зрелости наемных убийц: в Варшаве убили польского министра Перацкого, а во Львове – советского дипломата Майлова.

…В 1935 году Судоплатов под прикрытием представителя украинского антисоветского подполья внедрился в руководство ОУН в Берлине. Ему удалось попасть на учебу в специальную нацистскую партийную школу НСДПА в Лейпциге, где проходили обучение подручные Коновальца. Завоевав расположение лидера ОУН, Павел сопровождал его в инспекционных поездках в Вену и в Париж. Этому, в частности, способствовало и безукоризненное владение им немецким языком.

Коновалец настолько проникся доверием к Судоплатову, что назначил своим полномочным представителем на Украине и посвятил в стратегические планы ОУН.

Так, опираясь на поддержку немцев, он собирался «освободить» ряд областей Украины. Для этого сформировал 2 бригады боевиков в 2 тысячи сабель. «Акцию отторжения» от СССР украинских территорий финансировала германская военная разведка. Коновалец также планировал устроить ряд покушений на ответственных партийных работников центрального аппарата ВКП(б) в Москве.

…Добытые сведения Судоплатов доложил лично Сталину. Награда не заставила себя ждать – «за успешное выполнение задания и проявленные при этом выдержку и изобретательность» Судоплатов награжден орденом Красного Знамени.

По указанию Сталина был разработан план упреждающих оперативных мероприятий против ОУН, в частности, ликвидация Коновальца. Осуществить ее предстояло Судоплатову.

Были рассмотрены несколько способов ликвидации главаря ОУН. Остановились на предложении Судоплатова: использовать патологическую страсть Коновальца к шоколаду. Для этого взрывное устройство с часовым механизмом вмонтировали в коробку его любимых шоколадных конфет. Чтобы привести устройство в боевое состояние, достаточно было придать коробке горизонтальное положение. Мина срабатывала через 20 минут, что, по мнению разработчиков операции, давало возможность Судоплатову уйти невредимым и создавало ему алиби.

…21 августа 1938 года Судоплатов в качестве радиста сухогруза «Шилка» отбыл из Ленинграда в Норвегию. Оттуда он позвонил Коновальцу и назначил встречу в Роттердаме.

23 августа в 11.50 Судоплатов и Коновалец встретились в ресторане «Атлант». После взаимных приветствий Павел заявил, что свидание будет очень коротким, так как он обязан вернуться на судно, но в 17.00 они вновь встретятся, чтобы обсудить всё «досконально». Тут же он вынул из сумки коробку конфет и положил на стол перед Коновальцем.

Чтобы изменить внешность, Судоплатов в ближайшем магазине приобрел шляпу и белый плащ, а при выходе услышал слабый хлопок, напоминавший звук лопнувшей шины.

Глава четвертая. Благословение вождя

– В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Покончив с ним, мы устраним угрозу развала Коминтерна…

Сталин раскурил трубку и взглянул на сидевших по другую сторону стола Берию и Судоплатова. Затем, чеканя слова, будто отдавая приказ, сказал:

– Вам, товарищ Судоплатов, партия поручает провести акцию по устранению Троцкого. Вы обязаны лично провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Обо всём будете докладывать непосредственно товарищу Берии и никому больше. ЦК требует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде в единственном экземпляре!

Покинув кабинет вождя, Берия, рассуждая с самим собой, задумчиво произнес:

– Н-да… На всякого Распутина найдется свой князь Юсупов…

Вспомнив, что на полшага сзади идет Судоплатов, резко остановился и спросил:

– Кого назначаешь своим заместителем?

– Майора Эйтингона, товарищ народный комиссар. Только на него могу положиться, как на самого себя! – щелкнув каблуками, отчеканил Судоплатов.

– Это ясно, тут и к гадалке не ходи! – одобрительно кивнул Берия и менторским тоном добавил:

– Как ни странно, для этой грязной работы нужен человек с незапятнанной совестью, чистыми руками и железной волей. Хорошенько проинструктируй Эйтингона и… жду результаты!

…Так глубокой ночью 9 мая 1939 года закончилось совещание в Кремле «малой тройки» – Сталина, Берии, Судоплатова – и началась спецоперация НКВД под кодовым названием «УТКА» по ликвидации Троцкого по кличке «Старик».

На следующий после совещания день Судоплатов получил повышение: стал заместителем начальника внешней разведки НКВД. Своим заместителем, как и собирался, он назначил Эйтингона.

…По прошествии времени «УТКА» будет признана классическим образцом разноплановой многоходовой операции и не только войдет в методические пособия КГБ и ГРУ – ее будут изучать в учебных классах ведущих спецслужб мира.

Глава пятая. Разведчики в рясах

С первых дней Великой Отечественной войны генерал П.А. Судоплатов возглавил сформированную по его инициативе в системе Наркомата внутренних дел Особую группу, которая занялась подбором, обучением и заброской в тыл врага диверсионных и разведывательных отрядов.

Под его руководством и непосредственном участии кадровой разведчицы Зои Ивановны Воскресенской-Рыбкиной был создан партизанский отряд № 1, который действовал в районе треугольника Орша-Витебск-Смоленск и уже в 1941–1942 годах сумел восстановить там советскую власть.

Воскресенская-Рыбкина приложила руку к созданию и заброске в тыл противника разведывательной группы № 1, которая с ее подачи работала под весьма оригинальным – церковным – прикрытием. Вот что она по этому поводу пишет в своих мемуарах:

«Я узнала, что в военкомат обратился епископ Василий, в миру Василий Михайлович Ратмиров, с просьбой направить его на фронт, “дабы послужить Отечеству и оборонить от фашистских супостатов православный люд”.

Я пригласила его к себе домой и в течение нескольких часов убеждала его взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он “прикроет” их своим саном. Больше всего святого отца заботило, не осквернят ли его “подручные” храм Божий кровопролитием.

В итоге он дал согласие, и на следующий день в моей квартире началось обучение двух сотрудников внешней разведки “Васько” (старший группы) и “Михася” богослужению: молитвам, обрядам, облачению…

18 августа разведгруппа, которую наши острословы окрестили “Святой троицей”, начала вести службы в Покровской церкви Пресвятой Богородицы в городе Калинин, а когда немцы ее разбомбили, перебралась в городской собор.

С захватом немцами Калинина разведчики стали выполнять задания по широкому фронту: собирали сведения о дислокации немецких штабов, складов и баз; о численности войск и наличии у них новых образцов оружия; выявляли пособников оккупантов; налаживали контакты с населением. Для связи с Центром “Святой троице” была придана радистка “Марта”.

Результаты разведывательной деятельности группы “Васько” были более чем убедительны: выявлены две резидентуры Абвера; разоблачены более тридцати агентов гестапо; обнаружены тайные склады оружия, которые гитлеровцы законсервировали при отступлении, надеясь вернуться через некоторое время.

Не обошлось без казусов. Однажды при выходе из собора на отца Василия с криком: “Амбец тебе, фашистский прихвостень!” – набросился местный милиционер, скрутил его и доставил в штаб СМЕРШа.

Хорошо, что в нужное время и в нужном месте оказался заместитель начальника местного управления НКВД подполковник Крашенинников (только он один знал о группе “Васько”), и инцидент был исчерпан.

Патриотизм и убежденность в правоте веры отца Василия были высоко оценены Синодом: ему присвоили сан архиепископа с разрешением отправлять службы в соборе Смоленска. От внешней разведки Василий Михайлович Ратмиров получил в награду золотые часы.

Кадровые разведчики “Васько”, “Марта” и “Михась” были награждены соответственно: орденом “Знак Почета”, медалями “Партизану Отечественной войны” I степени…»

Глава шестая. «Устранить Гитлера? Да запросто!»

Глава седьмая. В правах на ордена восстановлен посмертно

Трудно в это поверить, но, несмотря на все заслуги перед Родиной, Павел Анатольевич Судоплатов, кавалер ордена Ленина, трех орденов Красного Знамени, ордена Отечественной войны 1-й степени, ордена Суворова, двух орденов Красной Звезды, десятка медалей, а также высшей ведомственной награды «Заслуженный работник НКВД», 21 августа 1953 года был арестован в своем рабочем кабинете и обвинен в бериевском заговоре, имевшем целью «уничтожение членов советского правительства и реставрацию капитализма в СССР».

Судоплатова приговорили к тюремному заключению сроком на 15 лет. С сентября 1958 года он отбывал наказание во Владимирской тюрьме. Перенес три инфаркта, ослеп на один глаз, стал инвалидом 2-й группы, но не был сломлен духовно. Полностью реабилитирован лишь в 1992 году. Скончался в 1996 году, не дожив шести месяцев до своего девяностолетия.

В октябре 1998 года Указом Президента РФ генерал-лейтенант Судоплатов посмертно восстановлен в правах на изъятые при аресте государственные награды.

В известной книге Ильи Эренбурга «Люди. Годы. Жизнь» он проходит как генерал «Котов», в Китае и в Турции – дипломатом по фамилии «Наумов».

В Западной Европе его знают как коммивояжера по имени «Пьер».

«Томом» он был в Мексике, Канаде и в США.

Для него, аса нелегальной разведки, который за свою карьеру сменил множество псевдонимов, надевать чужую личину было такой же привычкой, как для человека мирной профессии – ежедневно менять галстуки.

Он многолик в одном лице – легендарный разведчик, генерал-майор госбезопасности Эйтингон Наум Исаакович.

Начальство вешало на него собак и ордена, он благосклонно, как вердикт судьбы, принимал и то, и другое…

Глава первая. Воспитан на подвиге предка

6 декабря 1899 года в белорусском захолустье, в городке Шклов, в семье конторщика бумажной фабрики Исаака Эйтингона родился первенец. Родители, согласно фамильной традиции, нарекли его Наумом. А всё потому, что в 1812 году их предок Наум Эйтингон повторил подвиг костромского крестьянина Ивана Сусанина: завел отряд французских солдат из армии Наполеона в непроходимые белорусские болота, где они нашли свой конец. Перед смертью озверевшие французы казнили юного патриота…

В дальнейшем род Эйтингонов из Шклова, чтобы увековечить имя своего пращура-героя и на примере его жертвенного подвига воспитывать настоящих мужчин, всем мальчикам-первенцам давали имя «Наум».

…В 1912 году Исаак умер, и семья в поисках лучшей доли перебралась в Могилев. Наум в свои неполные тринадцать лет содержал мать, двух младших сестер и брата, давая частные уроки и составляя ходатайства и прошения. Такое занятие перспектив не сулило, и на семейном совете было решено послать Наума на учебу в Могилевское коммерческое училище.

После Февральской революции 1917 года Наум бросил училище и устроился инструктором в отдел статистики городской управы, где подружился с социалистами-революционерами. Их идеология пришлась ему по вкусу, и в мае он вступил в их партию. Но уже в августе, разочаровавшись в местных эсерах, которые пеклись лишь о личных благах, Наум вышел из партии и стал работать в городском Совете рабочих и солдатских депутатов.

В марте 1918 года, после срыва Троцким Брестского мира, германские войска перешли в наступление по всему Восточному фронту, оккупировали Могилев и разогнали Совет. Но в ноябре части Красной Армии (РККА) город отбили, советскую власть восстановили, и Наум вернулся к работе в Совете.

Глава вторая. Служба в особых отделах

В октябре 1919 года Наум вступил в партию большевиков, и в мае 1920-го стал уполномоченным Особого отдела Гомельского укрепрайона. Так с военной контрразведки началась служба Наума Исааковича Эйтингона в советских органах госбезопасности, которым он отдал более тридцати лет жизни.

Особый отдел Гомельской ЧК работал в прифронтовых условиях. Его основной задачей была борьба с бандитизмом и польским шпионажем. В мае 1921 года гомельские чекисты, внедрив своего агента, раскрыли в городе штаб так называемого «Западного областного комитета», который структурно входил в «Народный союз защиты Родины и свободы». Последним руководил бывший эсеровский боевик, вдохновитель и организатор убийства великого князя Владимира Александровича, экс-заместитель военного министра Временного правительства Борис Савинков. Именно по его указанию в июле 1918 года в Ярославле был поднят кровавый мятеж. После подавления мятежа Савинков перешел на службу польской, французской и английской разведок.

Эйтингон участвовал в операции «Крот», в результате которой в Гомеле были арестованы около ста членов «Западного областного комитета». Тогда же Наум лично арестовал в Минске уполномоченного «Народного союза защиты Родины и свободы» Эдуарда Опперпута-Стауница.

В 1921 году Эйтингон не раз участвовал в ликвидации вооруженных банд Савинкова, и в октябре в местечке Давыдовка Гомельской области в ходе боестолкновения с бандитами получил тяжелое ранение. Из госпиталя он вышел лишь через полгода и в марте 1922 года убыл в Стерлитамак, чтобы приступить к обязанностям члена Коллегии Башкирского отдела ГПУ.

Глава третья. Китайская разведсессия

В Башкирии Эйтингон служил до мая 1923 года, затем Центр направил его на работу в Восточный отдел Секретно-оперативного управления ГПУ. Отдел был призван объединить деятельность чекистов на Кавказе, в Туркестане, в Башкирии, Татарии, Хивинской и Бухарской народных советских республиках, а также в Крыму, то есть в так называемой «сфере специфической восточной контрреволюции и шпионажа».

Из Отдела Эйтингон был направлен «для пополнения образования» на учебу в Военную академию РККА (ныне академия им. М.В. Фрунзе), где два года овладевал военными и общеобразовательными дисциплинами, а также иностранными языками.

По окончании Академии Эйтингона приняли в Иностранный отдел ОГПУ и вскоре назначили на должность заместителя главы резидентуры в Шанхае. Туда он прибыл в конце 1925 года под прикрытием должности вице-консула с паспортом на имя Наумова Леонида Александровича.

Через год Эйтингон возглавил «легальную» резидентуру в Пекине, которая действовала с позиций советского генерального консульства. В апреле 1927 года молодой разведчик получил очередное повышение по службе – стал «резаком» – главой резидентуры в Харбине, самого крупного подразделения ИНО ОГПУ в Китае. Харбин был его «последним окопом» на невидимом фронте в Юго-Восточной Азии – в июле 1929 года в связи с разрывом дипломатических отношений с Китаем его отозвали в Москву.

Остается добавить, что в какой бы резидентуре Эйтингон ни работал во время «китайской разведсессии», особое внимание он уделял приобретению источников информации, обновлению сети информаторов и насыщению ее ценными агентами.

Своих сотрудников Эйтингон учил: «Если соль профессии официанта – в чаевых, журналиста – в поиске эксклюзива, то соль профессии разведчика-агентуриста – в вербовках. Завершив успешно одну вербовку, он начинает думать о следующей. Ему постоянно надо кого-то обращать в свою веру, чтобы закрома родной службы беспрерывно пополнялись “новобранцами” – секретными агентами. И еще: разведчик-агентурист, как и санитары природы, не питаются падалью. Они – хищники, заманивающие в свои капканы больных животных».

В Центре Эйтингон недолго находился «на низком старте» и вскоре был назначен главой «легальной» резидентуры ИНО ОГПУ в Стамбуле. Там он «сидел под корягой» – работал под прикрытием – атташе генерального консульства СССР.

Глава четвертая. Прощальное танго в Стамбуле

Во времена правления Кемаля Ататюрка советской внешней разведке удалось наладить некое подобие взаимовыгодного сотрудничества с турецкими спецслужбами. Под руководством Эйтингона сотрудники резидентуры успешно разрабатывали дипломатические представительства Австрии, Японии и Франции. Они проникли в секреты этих миссий, в частности, читали почту французского военного атташе, и без особых усилий добывали сведения о деятельности различных групп антисоветской эмиграции – азербайджанской, северокавказской, украинской.

Поскольку условия ведения разведывательной работы с позиций Стамбула были исключительно благоприятными, в середине 1928 года Центр принял решение организовать там нелегальную резидентуру для работы по Ближнему Востоку и для создания агентурной сети в Палестине и Сирии. По протекции Мейера Трилиссера, в тот период начальника ИНО ОГПУ, резидентом был назначен Яков Блюмкин, персонаж с зигзагообразной биографией.

В сентябре 1928 года Блюмкин с паспортом на имя персидского купца Якуба-заде прибыл в Стамбул, открыл магазин персидских ковров, нанял повара, парикмахера, шофера и мажордома. Почувствовав, что полностью легализовался, решил на все «сто» использовать свое «козырное» положение: пустился в бесконечные, по пышности сравнимые с выездом падишаха вояжи в Иерусалим, Каир, Дамаск, Париж, Берлин, в Вену…

Везде Блюмкин кутит широко, безобразно, действует по трафарету подгулявшего купчика: если шашлык, то из осетрины, если омар, то из Нормандии, если шампанское, то «Дом Периньон», если икра, то черная и непременно белужья. Всё это он требует в немыслимо огромных объемах, ведь его «походный секс-эскорт» состоит из 2–4 регулярно сменяемых див из самых дорогих домов свиданий Европы. Он был завсегдатаем самых роскошных борделей и ресторанов, мотом, бросавшим тысячи на танцовщиц-кокоток и шансонетных певиц.

Только за один месяц его траты превзошли сумму совокупного полугодового денежного довольствия всех сотрудников стамбульской нелегальной резидентуры. Он беспрестанно повторяет фразу, которой оправдывает все свои прихоти: «Мне не надо ничего необходимого. Я легко довольствуюсь самым лучшим». Иначе быть не может, ведь он – разведчик государственного значения!

Прибыв в конце марта 1929 года в Берлин, Блюмкин узнает, что его кумира Льва Троцкого выслали из СССР в Турцию. Он бросает всё, мчится в Стамбул и 16 апреля на встрече с «политиком в изгнании» клятвенно заверяет его, что «всецело отдает себя в его распоряжение».

Дальше – больше. Блюмкин регулярно знакомит Троцкого с секретными материалами и снабжает его валютой из оперативной кассы вверенной ему резидентуры. Это становится известно Эйтингону, и он обо всём информирует Центр. Блюмкина отзывают в Москву, где он в начале октября высказывает намерение объединить всех известных ему троцкистов, чтобы, выступив единым фронтом, сместить с поста Сталина.

Глава пятая. С пьедестала на эшафот

15 октября Блюмкина арестовали. Блиц-следствие закончилось судом, на котором ему вменили в вину следующие преступления: визит к Троцкому, объявленному контрреволюционером; доставку в СССР подстрекательских писем от него; попытку восстановить в стране нелегальную организацию троцкистов; попытку вербовки разведчицы Елизаветы Горской в организацию троцкистов на роль связной; нелегальный провоз оружия из-за рубежа.

Блюмкин признал вину только по трем пунктам. При голосовании мнения судейской коллегии разделились: за тюремное заключение высказались Берзин, его заместитель по разведке Артузов и Трилиссер. За смертную казнь – Ягода, Агранов, Паукер и Молчанов. Менжинский ввиду щекотливости ситуации воздержался.

Сталин собственной рукой начертал вердикт: «Расстрелять за повторную измену пролетарской революции и советской власти, и за измену революционной чекистской армии», после чего Политбюро ЦК РКП(б) утвердило приговор.

Когда его огласили, Блюмкин, не потеряв самообладания, раздельно произнес: «В Талмуд-торе меня просветили, что если Бог возлагает на тебя крест, то дает и силы нести его…»

Подумав секунду, добавил: «А сообщение о том, что меня расстреляли, появится в “Известиях” или в “Правде”?»

…3 ноября 1929 года, когда комендантский взвод под командованием Агранова взял Блюмкина на прицел, он успел крикнуть: «Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравствует Троцкий! Да здравствует мировая революция!» и запел Интернационал…

…Кстати, чтобы положить конец спекуляциям на отношениях разведчицы Елизаветы Зарубиной (в 1920-е до замужества она носила фамилию Горская) и Якова Блюмкина, ограничусь ссылкой на реплику одного из экспертов Зала истории СВР: «Да, о двурушничестве резидента ОГПУ в Стамбуле Блюмкина и о его преступной связи с Львом Троцким руководству ИНО доложила Зарубина. Однако руководила ею не месть за обманутую любовь, как это подают охочие до сенсаций московские литераторы и журналисты, а чекистская принципиальность, ибо она считала Блюмкина авантюристом и предателем. Любые другие варианты – досужие вымыслы и больные фантазии дилетантов».

Глава шестая. Руководитель нелегальной разведки

В октябре 1929 года из Москвы на замену Блюмкину и для реорганизации работы нелегальной резидентуры прибыл экс-начальник Восточного сектора ИНО Георгий Агабеков. Связь с Центром и реформирование агентурной сети он осуществлял под руководством Эйтингона.

В июне 1930 года Агабеков бежал на Запад, где выпустил книгу «ГПУ. Записки чекиста», в которой раскрыл истинную должность Эйтингона в генконсульстве СССР. Положение разведчика как главы «легальной» резидентуры серьезно осложнилось. Центр, чтобы избежать провокаций со стороны турок, вынужден отозвать Эйтингона в Москву.

Некоторое время Наум Исаакович был заместителем Якова Серебрянского, начальника Особой группы при председателе ОГПУ. Это подразделение не подчинялось начальнику ИНО и было создано исключительно для глубокого внедрения агентуры на объекты военно-стратегического значения и подготовки диверсионных операций в тылу противника в военный период.

В этих целях Эйтингон и Серебрянский в 1930 году выезжали в США для вербовки японских и китайских эмигрантов, которые могли пригодиться советской разведке, начнись война с Японией. И пригодились-таки! – Эйтингон завербовал трех ценных агентов. Одним из них был японский художник Иотоку Мияги, который впоследствии вошел в знаменитую группу «Рамзай» Рихарда Зорге.

Несмотря на весомые результаты командировки, Серебрянский был недоволен своим заместителем. Эйтингон подал рапорт о своем возвращении в ИНО, и в начале 1931 года его назначили начальником 8-го отделения (научно-техническая разведка). Но через полгода начальство вспомнило, что Эйтингон – непревзойденный вербовщик, который умеет «сделать из пронырливого браконьера отличного егеря, из лоботряса воспитать агента экстра-класса». Его отправляют в Германию, Иран, США, Китай, Францию, Бельгию, откуда он вернулся лишь в 1933 году.

Немногое из того, чем занимался Наум Исаакович в Западной Европе, стало доступным общественности и широким массам читателей, большинство из того, что сделал (или натворил!) он, остается в хранилищах Службы внешней разведки под грифом «Сов. секретно. Хранить вечно». Вместе с тем историкам спецслужб известно, что Эйтингон был на короткой ноге с Кимом Филби, Гаем Бёрджессом и Дональдом Маклином – членами «Кембриджской пятерки». Впрочем, чем конкретно они занимались, вряд ли когда-нибудь станет известно не только нам, но и нашим потомкам…

…Насколько результативно Наум Исаакович «играл на чужом поле», то есть в Западной Европе, судить можно по тем регалиям, что были вручены ему по возвращении: награжден орденом Красного Знамени, присвоено звание майора госбезопасности, что приравнивалось к полковнику Красной Армии, назначен начальником 1-го отделения ИНО, то есть – руководителем всей нелегальной разведки ОГПУ СССР.

Глава седьмая. Испанские страсти

В 1936 году в Испании генерал Франсиско Франко поднял мятеж против демократично избранного правительства Народного фронта. Сталин вслед за открытым выступлением Германии и Италии на стороне франкистов принял решение оказать помощь республиканскому правительству и направил в Испанию советских военных советников и боевую технику.

Главой резидентуры НКВД в Испании был назначен генерал Фельдбин (кодовое имя «Швед»), заместителем – полковник Эйтингон (псевдоним «Котов»). Под их руководством испанская контрразведка вела тайную войну против германской, итальянской и английской спецслужб. В июне 1937 года при личном содействии Эйтингона были обезврежены два агента британской Сикрет Интеллидженс Сервис, которые вели сбор данных о республиканской армии.

С целью получения сведений об отправке отрядов СА из Германии в Испанию резидентура организовала работу республиканской разведки за границей; наладила надежную охрану лидеров компартии Испании во главе с Долорес Ибаррури, на которых готовились покушения. За это Эйтингон был награжден вторым орденом Красного Знамени.

В июле 1938 года Фельдбина вызвали в Москву, где нарком Ежов с молчаливого согласия Сталина раскрутил маховик репрессий против чекистов-ветеранов. Опасаясь оказаться без вины виноватым и быть расстрелянным, «Швед» вместе с семьей бежал в США. Резидентом был назначен «Котов».

В феврале 1939 года, накануне поражения республиканцев, Эйтингон, обманув франкистов, сумел переправить республиканское руководство и лидеров испанской компартии во Францию, а советскую дипмиссию – в СССР.

«Котова», кроме улаживания забот политических, хватало и на решение сугубо оперативных дел: он лично завербовал видных троцкистов – братьев Руан и нескольких испанских анархистов, а также очаровательную Каридад Меркадер, мать Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандеса, руками которого Эйтингон впоследствии ликвидировал Льва Троцкого.

Глава восьмая. Рапорт на имя наркома

В конце апреля 1939 года на Белорусском вокзале поезд Одесса-Москва встречала не только жена Эйтингона, но и «наружка». Разведчик обнаружил ее на следующий день и обратился за советом к своему другу Павлу Судоплатову. Тот обескуражил его, заявив, что с некоторых пор Эйтингон является объектом оперативной разработки.

А всё потому, что его соратник Фельдбин – перебежчик. Григорий Сыроежкин, с которым он создавал диверсионные отряды в тылу франкистов, – шпион, а бывший начальник Восточного отдела ОГПУ Яков Петерс и экс-полпред СССР в Турции Лев Карахан на следствии дали показания, что он завербован и работает на англичан…

Эйтингон, чтобы прояснить ситуацию, подал рапорт на имя Берии, который после отстранения от дел Ежова стал наркомом внутренних дел (только он имел право инициировать оперативную разработку офицера разведки).

Однако рапорту хода не дали, потому что Судоплатов по приказу Сталина уже готовил операцию «УТКА» по физическому устранению Льва Троцкого. И Судоплатов, зная, что Эйтингон – единственный разведчик, на связи у которого состоит закордонная агентура, имеющая подходы к объекту, назначил его своим заместителем.

Оперативную разработку в отношении Эйтингона производством прекратили, «наружку» сняли, и он срочно выехал в США и далее в Мексику, чтобы руководить операцией на месте ее проведения – в пригороде Мехико, где проживал Троцкий.

Глава девятая. Cherchez la femme!

Из агентов, осевших в Мексике после окончания гражданской войны в Испании, а также из агентуры, проживающей в Западной Европе и в США, Эйтингон сформировал две группы. Первая – «Конь» во главе с Давидом Сикейросом, известным мексиканским художником.

Вторая – «Мать» под началом агентессы Эйтингона, завербованной им в 1937 году, – Каридад Меркадер, матери будущего ликвидатора Троцкого – Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандеса. В 1936 году, будучи комиссаром 17-й дивизии Арагонского фронта, он попал в поле зрения резидента «Шведа» и был им завербован в качестве агента НКВД под псевдонимом «Раймонд».

…Надо сказать, что Наум Исаакович имел не просто привлекательную внешность, а обладал неотразимой мужской харизмой. Однако предпочитал держать женщин-агентов на безопасной (для себя и для них!) эмоциональной дистанции, никогда не вступая с ними в интимные отношения. И это при том, что ни одна не отказала бы ему в физической близости, пожелай он этого.

Исключение он сделал лишь однажды для очаровательной Каридад Меркадер, матери Рамона. На какое-то время в его жизни случился menage-a-trois (брак на троих), поскольку своей законной жене Эйтингон не отказывал в любви и продолжал оказывать ей знаки внимания, но только в письмах…

…«Конь» и «Мать» действовали автономно и не знали о существования друг друга. И задачи перед ними стояли разные: «Конь» готовилась к штурму виллы Троцкого в Койякане, пригороде Мехико, а «Мать» должна была внедрить своих людей в окружение «Старика», поскольку там не было ни одного агента НКВД. Из-за этого стопорилась работа первой группы – ведь не было ни плана виллы, ни данных о системе и численности охраны, ни сведений о распорядке дня Троцкого.

Жизнь подсказала, что путь в ближайшее окружение Троцкого лежит через сердце женщины. И красавца-мачо Рамона Меркадера Эйтингон подвел в Париже к некой Сильвии Агелов. По его замыслу, это был удар дуплетом, где решающую роль должна была сыграть не сама Сильвия, а ее родная сестра Рут Агелов, сотрудница секретариата и связная «Старика» с его сторонниками в США.

Рамон вскружил голову Сильвии, и дело шло к свадьбе. В январе 1940 года они вместе появились в Мехико. Рут Агелов ходатайствовала перед Троцким за свою сестру, и он взял ее на работу секретаршей. Так, используя «втёмную» двух сестер, Рамон стал вхож в дом Троцкого. С марта 1940 года он 12 раз побывал там и даже беседовал с Троцким, представившись Жаном Морнаром, бельгийским журналистом.

Глава десятая. Кровать-спасительница

Информацию, добытую Рамоном, использовал Сикейрос для штурма виллы.

Ранним утром 24 мая 1940 года 20 человек в полицейских мундирах подъехали к воротам виллы-крепости. Нейтрализовали стражу у входа. Проникнув внутрь, отключили сигнализацию, связали всех охранников и, рассредоточившись вокруг спальни «Старика», открыли шквальный огонь из револьверов и ручного пулемета.

Троцкий, который жил в постоянном ожидании покушения, среагировал мгновенно: схватив в охапку жену, бросился с постели на пол и спрятался под кроватью.

Массивная кровать мореного дуба спасла обоих: у них ни царапины, а спальня превращена в крошево – в стенах были обнаружены (!) более 200 отверстий от пуль.

Никого из стрелявших полиции задержать не удалось, кроме их главаря – Сикейроса. Но в застенках он пробыл всего пару дней – президент Мексики был страстным поклонником его творчества и отпустил на все четыре стороны.

Глава одиннадцатая. Меркадер карал ледорубом

Провал акции по устранению «Старика» боевиками Сикейроса был болезненно воспринят в Кремле. Режиссеры-постановщики спектакля «УТКА» были вынуждены «в прыжке» переделывать сценарий, назначая актерам труппы несвойственные им роли. Так, сменив амплуа обольстителя на роль ликвидатора, на авансцену вышел Рамон Меркадер.

В начале августа он показал свою статью Троцкому (составлена умельцами с Лубянки) о троцкистских организациях в США и попросил высказать свое мнение. Троцкий статью взял и предложил зайти для обсуждения 20 августа.

Рамон явился в обусловленное время, имея при себе пистолет и ледоруб. На случай, если охрана отберет пистолет и ледоруб, в подкладке пиджака он спрятал стилет. Обошлось: никто не останавливал и не обыскивал.

Рамон прошел в кабинет Троцкого. Тот присел к столу и, держа в руках статью, стал высказывать свое мнение. Меркадер стоял чуть позади и сбоку, делая вид, что внемлет замечаниям учителя.

Решив, что пора действовать, он выхватил из-под полы пиджака ледоруб и ударил Троцкого по голове. Тот живо обернулся, дико заорал и зубами впился в руку Рамона. Ворвавшаяся охрана скрутила его и избила до полусмерти.

Троцкого транспортировали в госпиталь, Меркадера – в тюрьму.

Троцкий скончался сутки спустя, Меркадер вышел из тюрьмы через 20 лет.

За выполнение «специального задания» Эйтингон и Каридад удостоились высшей награды СССР – ордена Ленина. Судоплатова наградили орденом Красного Знамени. Меркадеру присвоили звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. Обрел он их в Москве 31 мая 1960 года.

…К слову, «Старик» чуть было не лишил Меркадера руки – на месте укуса возникло гнойное воспаление, которое грозило перейти в гангрену. Абсцесс удалось купировать пенициллиновой блокадой. Пенициллин, только-только появившийся на мировом медицинском рынке, Эйтингон за огромные деньги приобрел в Чикаго и через прикормленных тюремных надзирателей передал его лечащему врачу Меркадера.

Глава двенадцатая. Как важно выглядеть пьяным

В сентябре 1940 года Эйтингон от агентуры узнал, как был приведен в исполнение приговор Сталина по ликвидации Троцкого, и что Меркадеру для спасения руки, а то и жизни, срочно требуется пенициллин, который можно приобрести на американском лекарственном рынке.

В поисках фармацевтической фирмы по производству препарата «Том», используя дипломатический паспорт, изъездил Соединенные Штаты вдоль и поперек. И только в нью-йоркской резидентуре НКВД, действующей под «крышей» торгового представительства, он получил адрес фирмы в Чикаго, которая была готова поставить пенициллин в неограниченном объеме. Медлить было нельзя, поэтому в Чикаго Эйтингон решил лететь самолетом. Выйдя на улицу, он заметил двух мужчин в штатском, облик которых неизменен хоть в Турции, хоть в Западной Европе, хоть в США – «топтуны» они везде одинаковы.

Разведчик остановил такси и помчался в аэропорт. В пути насчитал целых пять машин «наружки», сидевших у него на «хвосте».

«Здорово они меня взяли в “клещи”! – поежился Эйтингон. – “Засветиться” я не мог – увеселительные заведения, дорогие магазины, публичные дома, в общем, места, где появление дипломата нежелательно, я обходил за три версты… Может, как раз это обстоятельство и внушило им подозрение? Ну, а если интерес проявлен к начальнику отдела Наркомата иностранных дел, в качестве которого я зарегистрирован в иммиграционной службе, – то с чего бы такое внимание к моей персоне? Чиновник, он и есть чиновник. Ну, прибыл в торгпредство полистать бумаги, так и что с того? Это же не повод, чтобы вот так плотно, пятью машинами, “вести” его? Может, мой бывший друг “Швед”, осевший в Штатах, “стукнул”, опознав меня по фотографии в анкете? Нет, это исключено! Тогда что же? Кто-то из соратников Троцкого успел просигналить из Москвы? Черт, ну и развелось нечисти на свете, уж и не знаешь, откуда последует удар!»

Эйтингон выскочил из такси и пошел напролом: энергичная смена линий метро с прыжками из вагона перед закрытием дверей, затем еще полчаса на автобусе, снова метро. Оторваться, оторваться и еще раз оторваться, во что бы то ни стало!

Грубо, конечно, но когда на кону жизнь друга, можно и не заботиться, как отнесутся к твоим кульбитам «топтуны» из ФБР…

…Стемнело, когда Эйтингон, выбравшись из подземки, остановил такси и, упав на заднее сиденье, крикнул: «Центральный вокзал. Пулей!»

Таксист удивленно вскинул голову и, выруливая в потоке машин, придирчиво разглядывал пассажира в зеркальце заднего вида: длиннополое темно-серое пальто из добротного драпа, белый шелковый шарф и надвинутая на глаза черная велюровая шляпа «борсалино» – атрибуты туалета чикагских гангстеров – явно диссонировали с оксфордским выговором клиента.

«Автомат “Томпсон” тебе бы в руки и сигару в зубы, а не Центральный вокзал!» – чертыхнулся про себя таксист: ехать пять кварталов, а бензина под светофорами сожжешь целый галлон.

Завидев вокзал, Эйтингон, не дожидаясь полной остановки машины, бросил на переднее сидение пятидолларовую купюру и скрылся в толпе. Купив в привокзальной закусочной пакет сэндвичей и бутылку «антигрустина» – так коллеги из резидентуры называли виски, – он через пять минут осваивал купе поезда Нью-Йорк-Чикаго.

Утром Эйтингон проснулся от чувства приближающейся опасности. Никак не мог взять в толк, откуда она исходит. Документов и вещей, которые могли его компрометировать, при нем не было. И всё же в воздухе пахло жареным!

На всякий случай он выглянул из купе в коридор и внутренне похолодел. По проходу двигались канадские пограничники в сопровождении проводника.

«Что за черт, как я мог оказаться в Канаде?!»

И вдруг Эйтингон вспомнил. Прорабатывая в резидентуре маршрут продвижения к месту назначения, он допускал, что туда придется добираться по железной дороге. Из десятка поездов в сторону Чикаго один частично проходил по канадской территории. И его угораздило сесть именно в этот! И хотя между США и Канадой реальной границы не существует, так как ежедневно десятки тысяч канадцев и американцев пересекают ее в обоих направлениях и особой проверки здесь нет, но ведь Эйтингон не канадец, тем более – не американец! При проверке его документов могли возникнуть сложности. Вплоть до дипломатического скандала.

Конечно, имея на руках дипломатический паспорт, он не мог быть арестован. Но, с другой стороны, он представитель страны Советов, а это уже меняло отношение к нему пограничных властей.

Эйтингон живо представил себе, что ему скажет Берия по возвращении в Москву, если он попадется на таком пустяке: не отработал до конца маршрут, поторопился, зря потратил время и деньги, подвел, наконец! Чрезвычайные обстоятельства, толкнувшие его совершать путешествие не на самолете, а на поезде, никто, разумеется, в расчет брать не будет…

Решение созрело мгновенно.

Эйтингон лег на лавку, предварительно сделав пару глотков виски, а полбутылки расплескав по купе. Сивушный дух вмиг распространился по купе. Бутылку поставил на пол, рядом с головой. Надвинул шляпу на лицо, а в ленточку шляпы воткнул билет. Словом, – пьяный вдрызг, но… с билетом!

Вошедшие пограничники и проводник безуспешно теребили пассажира за плечо.

– Надо же так набраться! И как он еще дышит в этом смраде?! Ишь, пижон – будто живой Аль Капоне! Может, всё-таки разбудить? Не стоит, мало ли, кто как одет. Янки – его и за версту видно. Билет есть – пусть отсыпается. Хорошо еще, что поезд идет не до Аляски, а то был бы сюрприз этому «гангстеру», обнаружь он себя с похмелья меж эскимосов!

Напряженно разведчик вслушивался в обмен репликами служивых… Наконец, он услышал характерный щелчок кондукторского компостера, и группа покинула купе. Пронесло!

…Вслед за этим в памяти Эйтигона всплыл недавний эпизод. В 1939 году Берия, только-только назначенный главой НКВД, на совещании, посвященном 22-й годовщине образования ВЧК, объявил о своем решении прекратить репрессии против разведчиков-ветеранов, которые с неистовостью монаха в течение двух лет проводил «кровавый карлик» Ежов.

Затем новоиспеченный нарком стал раздавать похвалы руководителям разведки. Делал он это в свойственной только ему одному иезуитской манере: никогда не знаешь, то ли он тебя хвалит, то ли издевается. Вонзив немигающий взгляд змеи в зрачки Эйтингона, Берия произнес:

– Возьмем, к примеру, товарища Эйтингона. Он – виртуоз, ас, кудесник нашей разведки. Если однажды в мой дом с улицы, где хлещет проливной дождь, войдут трое, а на полу останутся следы только двух, то я знаю, что один из вошедших, – старший майор госбезопасности Эйтингон… Да-да, он умеет и это – ходить между струй!

Глава тринадцатая. Иго мое благо, и бремя мое легко…

Стратегический обман и оперативно-тактические уловки – незыблемые принципы военного искусства. Этими «играми» полководцы всей планеты забавляются так давно, что придумать нечто новое для сокрытия своих сил и намерений становится всё труднее. Вместе с тем, мероприятия дезинформации должны проводиться с предельной осторожностью и тщанием, чтобы вместо того, чтобы ввести в заблуждение противника, не выдать собственные планы.

Примером таких искусно разработанных, многоходовых комбинаций стали операции, реализованные в ходе Великой Отечественной войны факирами из ЧК – генералами Судоплатовым П.А. и Эйтингоном Н.И.

Занимая высокие посты в системе Наркомата внутренних дел СССР, они не только вносили весомый вклад в обеспечение государственной безопасности страны, но и выступали инициаторами и руководителями широкомасштабных войсковых операций, ускоривших нашу Победу.

В 1942–1945 годах Судоплатов и Эйтингон, возглавляя операции «МОНАСТЫРЬ» и «БЕРЕЗИНО», устроили мастер-класс блефа верхушке вермахта и Абвера: в течение трех лет им удавалось продвигать настолько впечатляющую дезинформацию военно-стратегического и политического характера, что ее на веру принимал Гитлер и высшие нацистские бонзы Третьего рейха…

I. Довели до «Монастыря»

II. «Березино»: игра на истощение

Глава первая. Тайная вечеря в подвале

Весной 1992 года генерал-майор Ю.И. Дроздов, экс-начальник управления «С» (подготовка разведчиков-нелегалов), возглавил группу приема делегации бывших сотрудников ЦРУ и ФБР высокого ранга. Официальным предлогом для их визита в Москву был обмен опытом правового обеспечения деятельности специальных служб с российскими коллегами из контрразведки и разведки. На самом же деле американцы искали (и нашли!) способ проинспектировать новые российские секретные структуры: Федеральную службу безопасности и Службу внешней разведки – правопреемниц двух основных главков КГБ.

Согласно добытым нашей разведкой данным, итоги инспекции повергли американцев в уныние – об этом свидетельствовал их доклад на имя президента и Конгрессу США.

С подачи ЦРУ и ФБР президент Клинтон под предлогом установления паритета между американскими и российскими спецслужбами стал требовать от «друга Бориса» упразднить антитеррористическое подразделение «Альфа» и уникальный отряд «Вымпел».

Вопрос оставался открытым до октября 1993 года, когда «Вымпел» и «Альфа» не выполнили приказ Ельцина штурмовать Белый дом. В ответ президент своим Указом передал обе группы специального назначения в МВД. «Альфу» вернуть в систему госбезопасности удалось, а вот «Вымпел» был уничтожен под корень.

…Протокольную часть визита венчал конспиративный банкет для гостей и отставных генералов КГБ первого эшелона. «Литерная вечеря» проходила в подвальном ресторане пресс-центра внешней разведки на Остоженке. Блюда и тосты следовали своим чередом, как вдруг специальный агент ЦРУ Роберт Уэйд, находясь в изрядном подпитии, обратился к генералу Дроздову:

– Вы хорошие парни, русские. Мы знаем, что у вас были успехи, которыми вы можете по праву гордиться. Даже ваши поражения демонстрировали мощь вашей разведки… Но пройдет время, и вы ахнете, если это будет рассекречено, какую агентуру влияния имело ЦРУ в вашем министерстве иностранных дел!

Выслушав мой перевод, Ю.И. Дроздов, в силу своей профессии человек герметичный в чувствах, помыслах и высказываниях, лишь пожал плечами. Но, будто что-то вспомнив, резко повернулся к первому заместителю начальника внешней разведки генерал-лейтенанту Кирпиченко.

– Вадим Алексеевич, может, стоит в качестве противовеса рассказать о нашем человеке во внешнеполитическом ведомстве Коста-Рики?

– Чтобы утереть нос заморскому гостю и вызвать переполох в руководстве ЦРУ? Ты же знаешь, Юрий Иванович, не в наших это традициях. Да и время еще не пришло рассекречивать «Макса»…

Лишь в 1997 году из увидевшей свет «Энциклопедии военного искусства» (раздел «Разведчики ХХ века») я узнал, что генералы имели в виду разведчика-нелегала Иосифа Ромуальдовича Григулевича, который – невероятно! – служил Чрезвычайным посланником Республики Коста-Рика одновременно в Ватикане, в Италии и Югославии.

Да, КГБ умел многое: его сотрудники по всему свету вербовали лидеров партий, глав спецслужб, сановников из ближайшего окружения президентов и премьер-министров. Но чтобы наш разведчик-нелегал возглавил посольство чужой страны сразу в трех государствах?! Нет, увольте, такого казуса история дипломатии и секретных служб еще не знала. Когда об этом стало известно в разведсообществе США, там случился не просто шок – Апокалипсис.

Глава вторая. Кто приобщил Григулевича к шпионажу

Иосиф Григулевич (Григулявичюс) родился 5 мая 1913 года на окраине Российской империи, в литовском городе Тракай в семье фармацевта-караима[2]. В 1924 году глава семейства потерял работу и уехал на заработки в Аргентину, а мать с Иосифом перебралась в Вильно, где он окончил гимназию. Помимо караимского, мальчик с детства владел русским, литовским, польским языками. Меняя континенты и страны, освоил английский, французский, португальский, испанский и итальянский.

В семнадцать лет «Юзик», – псевдоним Григулевича, под которым его знали подпольщики и полиция, – стал членом компартии Польши, а к двадцати отбыл срок за революционную деятельность в печально известной изуверским содержанием тюрьме Лукишки в Вильно.

В 1933 году Григулевич, чтобы избежать второго срока, скрывался на конспиративной квартире польской секции Коминтерна в Варшаве, где общался с Еленой Стасовой, председателем ЦК Международной организации помощи борцам революции (МОПР), и с полпредом СССР в Польше Владимиром Антоновым-Овсеенко.

Вера юного подпольщика в торжество идей коммунизма, его оригинальные мысли о революционном переустройстве мира восхитили Стасову и Антонова. Они убедили «Юзика» по чужим документам выехать в Париж и по заданию Коминтерна распространять через печатные издания социалистические идеи и вести антифашистскую пропаганду.

По возвращении в Москву Елена Дмитриевна сообщила о Григулевиче своему сослуживцу по Петроградской ЧК, а ныне шефу внешней разведки Артуру Артузову.

Оперативные преимущества привлечения новобранца Коминтерна к работе с советской разведкой за кордоном были очевидны, и Артузов поручил помощнику нелегального резидента в Париже Александру Короткову на конкретных заданиях проверить личные и деловые качества «Юзика».

Всё складывалось в пользу вербовки, но соблюсти формальную процедуру (отбор подписки, присвоение псевдонима и т. д.) Короткову не удалось – кандидат в агенты исчез. Через секцию МОПР в Париже выяснили, что из-за ухудшения здоровья отца «Юзик» срочно выехал к нему в Аргентину.

Глава третья. Судьбоносная встреча

Год жизни в Аргентине, и Григулевич блестяще говорит по-испански, а его смуглое лицо, смоляные волосы, карие глаза, ослепительной белизны улыбка делают его неотличимым от местных жителей.

Секретарь аргентинской секции МОПР Карл Духовный через свои связи в полиции помог Иосифу обзавестись паспортом на имя Хосе Ротти, и он ездит по стране, проводя антифашистскую пропаганду.

Едва в Испании началась гражданская война, Хосе бросился к испанскому послу за въездной визой. С порога заявил, что намерен воевать против Франко. Услышав это, посол, сам убежденный антифашист, не испытывая ни малейших угрызений совести, выдал ему испанский паспорт на имя Хосе Окампо.

По прибытии в Мадрид Григулевич встретил знакомого ему по Аргентине секретаря исполкома Коминтерна Витторио Кодовильо. Он познакомил его с командиром коммунистической Одиннадцатой дивизии легендарным Энрико Листером, и тот направил Иосифа в учебный лагерь для новобранцев.

Через месяц Хосе Окампо, командир интернациональной роты, в бою за Толедский мост проявил талант стратега и пошел на повышение – назначен помощником начальника штаба Центрального фронта. Но штабная работа не по нраву Окампо – он рвется в бой. Листер нашел в нем надежного друга, и они в одном окопе сражаются под Гвадалахарой и на Сарагосском направлении…

После победного боя Листер устроил званый ужин, на котором представил отважного комроты Окампо атташе по политическим вопросам посольства СССР в Мадриде Льву Лазаревичу Николаеву. Под этой «крышей» выступал генерал госбезопасности Л.Л. Фельдбин (оперативный псевдоним «Швед»), резидент НКВД в Испании.

Годы службы в ЧК, ОГПУ и НКВД приучили Фельдбина рассматривать знакомство с новым человеком с позиций целесообразности вовлечения его в орбиту органов госбезопасности. Он пообщался с комроты на испанском языке и, преследуя сугубо оперативную цель, пригласил к себе в посольство. Окампо не заставил себя уговаривать.

Глава четвертая. Вербовка «в лоб»

В своей книге «Тактика и стратегия разведки и контрразведки», принятой в качестве учебного пособия в советских разведшколах, деятельность сотрудника НКВД по приобретению источников информации Фельдбин сравнил с процессом поглощения пищи китом. Захватив в поле своего внимания широкий круг лиц, вербовщик процеживает их, как через китовый ус, через оперативное ситечко, оставляя в пасти нужный планктон и выбрасывая отработанную воду в виде фонтана.

Под «оперативным ситечком» Фельдбин подразумевал негласных помощников, которые проводят сепарацию «воды» и селекцию «планктона».

Вот и в этот раз данные на комроты Хосе Окампо «Швед» получил от своей агентуры в штабе Центрального фронта. Но самую ценную информацию ему «слил» Витторио Кодовильо. Он сообщил все имена Григулевича, под которыми тот проходил в Литве, Польше, Франции, Аргентине.

Услышав истинную фамилию командира роты, «Швед» вспомнил своего помощника в парижской резидентуре Александра Короткова, сорвавшуюся вербовку, и холодно резюмировал: «Конечно, он – наш кадр. А то, что не удалось Короткову во Франции, сделаю Я в Испании!»

…13 мая 1937 года «Швед» встретил Окампо-Григулевича, сидя в кресле и разбросав ноги в сафьяновых мокасинах по персидскому ковру. На нем были шелковая сорочка без галстука и фланелевые брюки. Меж пальцев дымилась американская сигарета «Lucky Strike». Завидев в дверях гостя, «Швед» сделал знак, и вооруженные автоматами телохранители бесшумно исчезли.

«Шелковая сорочка, сафьяновые мокасины, элитный табак, телохранители. Атташе жирует, а в это время в СССР, как пишут английские и французские газеты, голод и нищета. Вот так сюрприз!» – подумал Иосиф, не подозревая, что его ждет сюрприз похлеще.

– Buenos dias, camarado Le…

– Здравствуйте, Юзик! – грубо оборвал гостя «Швед». – Вы что, за время межконтинентальных вояжей забыли русский язык? Или так вжились в шкуру Окампо, что выбраться из нее не можете?

Обдумывая сценарий предстоящей встречи, «Швед», мастер изощренных плутней, решил разыграть психологический этюд, где особая роль отводилась дебюту, исполненному на русском языке, – он должен был сделать Григулевича покладистым.

Ставка на родную речь себя оправдала: обескураженный Иосиф застыл посередине кабинета с протянутой для пожатия рукой.

– Судя по вашей реакции, Юзик, русский язык вы еще помните. Начиная с сегодня мы с вами будем общаться только на русском! – командным тоном произнес «Швед». Секунду помедлив, пожал вытянутую в его сторону руку, и, уже радушно улыбаясь, добавил:

– Впрочем, если вы против, я не смею настаивать… Вольному – воля…

Нет-нет, матерый мастер подвоха не отказался от намерения завершить дело, инициированное Артузовым и нереализованное Коротковым. Просто он применил метод допроса испанской инквизиции: «сперва жестко ударить, затем расслабить и погладить». Спектакль «Швед» закончил на лирической ноте:

– Скажите, Иосиф, тогда, в 1933-м, всё обошлось, и сегодня ваш батюшка в полном здравии?

Мозговая атака парализовала волю Григулевича, и корифей жанра «Швед» это понял. Дружески похлопав Иосифа по плечу, вынул из бара бутылку французского коньяка. Наполнил не рюмки – фужеры.

– За продолжение встреч!

Григулевич безотчетно осушил фужер и промямлил:

– Кто вы, сударь… на самом деле?

– Я – бывший начальник Александра Короткова…

– А почему вы выбрали именно меня?

– Потому, что вы – находка для вербовщика, у вас прекрасные данные…

Во-первых, безупречное с точки зрения Уголовного кодекса СССР прошлое.

Во-вторых, вы умеете устанавливать контакт с людьми, независимо от их социального статуса, пола и возраста.

В-третьих, вы свободно владеете кучей языков. Наконец, вы не обременены семьей.

Но самое главное – ваше революционное прошлое, опыт нелегальной работы в разных странах по линии Коминтерна. И если ты, – «Швед» перешел на «ты», – поможешь мне убрать Андреса Нина, друга и ближайшего союзника Троцкого, то станешь нашим секретным сотрудником…

В будущем я обещаю тебе рисковую и интересную жизнь. Ведь ты себя не мыслишь вне опасностей и риска, не так ли? А их в нашей работе более чем достаточно. Я очень хочу, чтобы ты работал под моим началом, поэтому не лезь под пули, ясно?

Иосиф хотел было что-то возразить, но «Швед» гаркнул:

– За нас, за единомышленников! – и они опять сдвинули фужеры…

…16 июня Андрес Нин и 40 его каталонских соратников были арестованы по приказу шефа управления общественной безопасности республики Рикардо Бурильо, выполнявшего указание Льва Николаева.

21 июня Нин исчез из тюрьмы и больше его никогда не видели. Боевики Нина в его исчезновении винили Окампо и устроили на него охоту. Фельдбин спрятал его в одной из своих «кукушек»[3] и направил в Центр радиограмму:

«В связи с чрезвычайными обстоятельствами необходимо вывести Юзика в Аттику[4]. Прошу в максимально сжатые сроки доставить экспрессом[5] для него новые сапоги[6]. Таблицу умножения[7] вышлю позже. Швед».

Через неделю Григулевич с документами Хорхе Мартина отплыл в Одессу.

Глава пятая. Лицензия на шпионский промысел

Глава шестая. Ангелы-хранители Григулевича

В Мехико «Макс» (американец Дэвид Давидсон) заболел тифом и попал в больницу, где ослеп и оглох. Лечащий врач был несказанно удивлен, услышав, как американец в бреду просит знаменитого художника Давида Сикейроса помочь ему найти какого-то «старика», чтобы поймать какую-то «утку». При этом гринго говорит не по-английски, а по-испански! Желая заработать на передаче последней воли умирающего, доктор разыскал художника. Тот примчался в больницу, узнал в слепоглухом доходяге своего однополчанина Хосе Окампо, щедро заплатил предприимчивому эскулапу и бросился к знахарям из племени майя. И, о чудо! – благодаря их настоям из целебных трав, к Григулевичу через неделю вернулись слух и зрение, а скоро он и вовсе поправился.

«Макс» открылся своему спасителю, рассказав, что в Мексику прибыл по заданию руководства Коминтерна, чтобы организовать убийство Троцкого. Сикейрос с энтузиазмом воспринял идею, сколотил бригаду из своих друзей-сорвиголов.

Ранним утром 24 мая 1940 года под водительством «Макса» они совершили налет на виллу Троцкого. Рассредоточившись с внешней стороны спальни объекта, открыли шквальный огонь из револьверов и ручного пулемета.

«Старик», который жил в постоянном ожидании покушения, среагировал мгновенно: схватив в охапку жену, бросился с постели под кровать. Массивная, из мореного дуба она спасла обоих: у них ни царапины, а спальня превращена в крошево – нападавшие выпустили (!) более 200 пуль.

О том, что Троцкий остался жив, известило мексиканское радио. Иосиф впал в депрессию, и во сне ему стал являться, бряцая наручниками, нарком Берия…

Генерал Эйтингон, оператор «Макса» в Мексике и тонкий психолог, чтобы вернуть его к жизни, свел с юной мексиканкой Лаурой Агиляр Араухо. Позже девушка станет его женой, но для начала наш герой завербует ее в качестве агента-связника под псевдонимом «Луиза».

За участие в ликвидации Троцкого «Макса» наградили орденом Красной Звезды.

Глава седьмая. Заминированная Атлантика

Великая Отечественная война застала «Макса» в Аргентине, откуда он выезжал в страны Южной Америки для создания региональных резидентур.

Вскоре полосы местных газет запестрели вариациями на тему «Атлантика – свалка сгоревших кораблей». Действительно, суда под флагами нейтральных стран с грузами для Германии самовоспламенялись посреди Атлантики.

Это действовал незримый фронт под командованием «Макса». Сформированные им в южноамериканских портах диверсионные группы на судах, груженных кобальтом, марганцем, селитрой для военной промышленности Третьего рейха, устанавливали зажигательные фугасы и мины замедленного действия, которые уничтожили груз трансатлантических судов со стратегическим сырьем и продовольствием общим объемом более 1 миллиона тонн.

За вклад в победу СССР над фашистской Германией «Макс» награжден орденом Красного Знамени.

Глава восьмая. Стратегические перспективы

27 июня 1945 года «Макс», глава нелегальных резидентур НКВД в Южной Америке, прибыл в Сантьяго.

Его заместитель положил перед ним десяток досье с материалами изучения потенциальных кандидатов на вербовку. На следующий день «Макс», выступая «под чужим флагом» – владельцем кофейных плантаций аргентинцем Хосе Ротти, – вышел на вербовочную беседу с вице-консулом Коста-Рики.

Снова Григулевич подтвердил сложившееся о нем в Центре мнение как о вербовщике, который «разгадал формулу успеха»[8]. Играючи он завербовал вице-консула под псевдонимом «Кабальеро». В порыве чувств тот признался, что проникся к дону Ротти доверием, потому что он напоминает ему друга детства по имени Доменик, сына богатейшего латифундиста Коста-Рики Педро Бонефиля.

– Они – мой сводный брат и родной отец, – потупив взгляд, тихо сказал Иосиф. – Да-да, покойный дон Педро – мой отец…

Даже в самых смелых мечтах Григулевич не мог представить себе, какие стратегические перспективы сулит это его признание. Ведь единственное, на что он рассчитывал, – с помощью «Кабальеро» обзавестись костариканским паспортом.

– Так вы – костариканец?! – новоиспеченный агент ошарашенно смотрел на своего оператора.

– Да, я костариканец, незаконнорожденный сын дона Педро, которого за страсть к женскому полу в Коста-Рике прозвали «ловеласом нации»… Родился я в Алахуэле, в детстве меня звали Теодоро! – уже твердо ответил «Макс» и сообщил агенту историю «своего отца», а по сути, пересказал данные на Педро Бонефиля, почерпнутые вчера в одном из досье.

– Ну что ж, – «Кабальеро» заговорщицки подмигнул своему секретному шефу, – у вас есть шанс официально стать гражданином Коста-Рики, можете на меня положиться!

Через месяц «Макс» стал обладателем костариканского паспорта и рекомендательного письма к кофейному магнату Коста-Рики Хосе Фигересу, который, выиграв выборы, готовился занять пост президента страны.

Он принял Теодоро Бонефиля Кастро, и, обнаружив в нем родственную душу – человека авантюрного склада ума, поделился своими планами завоевания западноевропейского кофейного рынка…

Глава девятая. «Дипломатия бизнесу – не помеха!»

В сентябре 1949 года «Макс» и «Луиза» были выведены на длительное оседание в Западную Европу и приступили к выполнению разведывательных заданий в Италии и Югославии.

Осенью 1950 года в Риме судьба вновь свела разведчика с Фигересом, который к тому времени стал экс-президентом. Он узнал Теодоро Кастро и напомнил ему о своей идее «захватить» западноевропейский кофейный рынок. «Макс» притворно уклонился от этого предприятия, сославшись на итальянцев, которые ввиду его низкого статуса в местной Торговой палате оказывают ему, экспортеру костариканского кофе, сильное противодействие.

– Высокая должность быстро научает высокий ум, поэтому я повышу ваш статус, и дипломатия поможет нашему бизнесу! – успокоил его экс-президент.

В июне 1951 года Теодоро Бонефиль Кастро, радением Хосе Фигереса став Чрезвычайным посланником в ранге Полномочного министра Республики Коста-Рика, вручил верительные грамоты президенту Италии Луиджи Эйнауди, главе Ватикана Папе Пию XII и президенту СФРЮ Иосипу Броз Тито…

В 1952–1953 годах Папа Римский за подвижническую деятельность во славу Церкви наградил Теодора Бонефиля Кастро Мальтийским орденом, президент Венесуэлы – орденом Франсиско де Миранды, президенты Чили, Уругвая и Боливии – орденами высшего национального достоинства.

Глава десятая. Из шпионов – в академики

Шпионосессия «Макса» оборвалась в сентябре 1953 года, когда его «из соображений безопасности» отозвали в Москву.

Стену отчуждения «Лубянского подворья» Григулевич пытался пробить, доказывая генералам из руководства внешней разведки, что безвременный отзыв означает его расшифровку, хуже того – дезорганизацию деятельности подотчетных ему резидентур. Не вняли.

Тогда разведчик употребил свой последний козырь: сослался на обещание Фигереса через год сделать Теодора Бонефиля Кастро министром иностранных дел Республики Коста-Рика. Не поверили.

Ко всему Коротков А.М., начальник Управления нелегальной разведки, которого Иосиф считал своим «крестным отцом», избегал встреч с ним и переадресовал объявление приказа о его увольнении из разведки нижним чинам. А коль скоро «Макс» аттестован не был, то есть воинского звания не имел и на денежном довольствии в системе госбезопасности СССР не состоял, то и пенсия ему не полагалась.

Иосиф Григулевич, миллионер, посол Коста-Рики сразу в трех странах Западной Европы, в родных пенатах оказался без средств к существованию. Хорошо бы один, ан нет! – в Москву он привез жену-мексиканку, не знающую ни слова по-русски, и малолетнюю дочь.

Семью спасли заложенные природой в Григулевича оптимизм и креатив, а также знания, полученные им в 1930-е годы во время обучения в парижской Высшей школе социальных наук.

Сохраняя верность подписке, ни разу не обмолвившись в своем окружении о разведывательном прошлом, романтик и трудоголик Григулевич приступил к работе в Институте этнографии.

Через 12 лет, в 1965 году, он – доктор исторических наук, в 1979-м – член-корреспондент АН СССР.

Под псевдонимом «Лаврецкий» (девичья фамилия матери) в серии «ЖЗЛ» Григулевич издал 20 книг о лидерах и революционерах Латинской Америки. Наградой за этот труд стал орден Дружбы народов, врученный ему в 1973 году лично председателем Президиума ВС СССР Н.В. Подгорным.

Скончался Григулевич 2 июня 1988 года.

В свое время председатель КГБ Андропов так охарактеризовал «Макса»: «Ни один разведчик не имел столько псевдонимов, не был гражданином стольких государств. По сути, он прожил десять чужих жизней, но его собственная не растворилась в них, и он доказал это, оставшись патриотом своей Родины. Иосиф Ромуальдович Григулевич – вершина советской разведки, достичь которую способны лишь те, кто отмечен и избран Богом».

P.S. В 1970 году группа сослуживцев Григулевича направила рапорт начальнику внешней разведки А.М. Сахаровскому: «Учитывая огромные заслуги “Макса” перед Советским государством при выполнении боевых заданий за рубежом в 1937–1953 годах и в связи с 50-летием советской внешней разведки, полагали бы справедливым возбудить перед Президиумом ВС СССР ходатайство о присвоении звания Героя Советского Союза разведчику-нелегалу Иосифу Ромуальдовичу Григулевичу».

Ходатайство начальник разведки не подписал, оно и поныне хранится в архивном личном деле «Макса» без какой-либо резолюции.

Имена Артузова, Григулевича, Судоплатова, Эйтингона золотыми буквами вписаны в скрижали истории ВЧК – ОГПУ – НКВД. Каждому из них, полководцу шпионских войн, посвящена страница или целая глава в рассекреченном досье Службы внешней разведки, но что нам известно о герое Гражданской войны руководителе разведывательных операций в странах Западной Европы воине-интернационалисте генерале госбезопасности Фельдбине?

Если он изредка и появлялся в выпусках наших и иностранных масс-медиа, то под одним из своих (!) двадцати кодовых имен – Александр Орлов.

В Соединенных Штатах он проходил под именем Игоря Константиновича Берга или Уильяма Голдвина, а в общем, ФБР выявило восемь используемых им кодовых имен. В архивах КГБ хранится еще более десятка псевдонимов, под которыми он был известен во время работы в Западной Европе.

Число употребленных Фельдбиным псевдонимов свидетельствует о том, что в 1920–1930 годы не было ни одной серьезной операции ОГПУ – НКВД за границей, которая обошлась бы без участия этого корифея и стратега разведки. Достаточно вспомнить лишь одну – привлечение к сотрудничеству ключевых членов «Кембриджской пятерки»: Кима Филби, Гая Бёрджесса и Дональда Маклина.