Читать онлайн Нетрадиционная медицина бесплатно

***

Страница книги

Глава 1.

Автор сердечно благодарит замечательную белорусскую поэтессу Асю Грибок за стихи, написанные специально для этой книги. 

- Напомни, почему мне, взрослому адекватному человеку, фармацевту с пятилетним стажем работы в престижной лаборатории, надо на вечеринку косплееров?

Спокойствие. Только спокойствие. Чем мне понравилась жизнь в России, так это уроками ОБЖ. Хорошие были уроки, жизненные. Наш учитель когда-то говорил: «При встрече с диким зверем стойте на месте, сохраняйте спокойствие и не делайте резких движений. Тогда он на вас не кинется». Регина же с кисточками в руках была гораздо страшнее дикого зверя. Дергаться было чревато травмой глаза.

- Потому что наша Лу Тан заболела, а по размерам её костюм подходит только тебе, - терпеливо повторила она. - Плюс там в сценке нужно будет спеть, а её партия сложная, и запись не прокатит! Ты песню знаешь, ты поешь круче Катьки. Она два года шила нам костюмы и хочет победить, несмотря на пневмонию. Лу Тан обязана выйти на сцену и с блеском спеть! Мы хотим победить в конкурсе, и ты нам в этом поможешь. У тебя опыт и вообще…

Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Вот и аукнулось мне айдоловское прошлое.

- Да, меня терзали подозрения, что помощи в постановке голоса вам будет мало. Тебя не смущает, что мне тридцать лет? Как ты думаешь, какая реакция будет у подростков на такую Лу Тан?

- Тебя позавчера ДПС остановило со словами «Куда родители смотрят?! Иди в школу!», так что реакция будет нормальная. Ты уже настоящая китайская леди.

- Ты перепутала Корею с Китаем. Для анимешницы это непростительная ошибка. А я фармацевт. Мне ваша Лу Тан до лампочки. Я не смогу её отыграть, поэтому отстань.

- Не придирайся к мелочам. Конечно, ты сыграешь хорошо.

Мне показалось, или в голосе моей двоюродной сестрицы сейчас правда угроза прозвучала?

- И расслабься, - добавила она, поймав мой опасливый взгляд на её чемодан. - Эти баночки для остальных. Тебе же надо только в кимоно завернуться, подвести губы и глаза – и прям вылитая Лу Тан из дорамы. Даже красивее. Спасибо вам, тетя Шинхё, за ваш брак с дядей Витей! Такой прекрасный результат!

- Пожалуйста, дорогая! Вот, возьми лучше мою косметику, эта ужасна. И это не кимоно, это ханьфу.

Мама. Конечно же, без неё никуда. Будь её воля, вся моя жизнь была бы сценой.

- Спасибо за поддержку, мама.

- Что за кислый вид? – тут же отреагировала она. - Я столько сил убила, чтобы развить твой чудный голос и актерский талант. Проталкивала в Корее, в России, а ты…

- Фармацевт в престижной лаборатории, мама! Что тебя не устраивает? Ведь вместо того, чтобы употреблять сомнительные вещества, я теперь их изобретаю. И мне за это платят. На постоянной основе, независимо от контрактов и продюсеров. Что мне даст роль этой Лу Тан, кроме «спасибо» от вашей команды, Регина?

- Пять тысяч.

Пять тысяч за унизительный вечер? Видимо, что-то пробилось через маску невозмутимости, потому что сестра шлепнула меня кисточкой по макушке.

- Не смотри так! За десять минут на сцене это офигенные деньги!

Последовала недовольная пауза, во время которой на новоиспеченную Лу Тан нахлобучили парик и поставили перед зеркалом. Как ни печально было признавать, однако Лу Тан из меня вышла пусть и высокая, но убедительная. Даже джинсы с футболкой не спасли ситуацию.

- Ах, какая ты у меня красивая, доченька! – прослезилась мама. – Настоящая Лим Тэхон. Я знала, что от отца ты возьмешь только лучшее.

Мама была в своем репертуаре. Регина сняла парик, чтобы поправить пару заколок. Волосы сразу растрепались и упали на лицо. Мама заботливо заправила пряди мне за уши и с умилением потрепала за щечки. Сестрица помогла завернуться в ханьфу и вновь нахлобучила парик. 

- Прелесть!

В отличие от их превосходного настроения, моё было на нуле. Нет, ханьфу мне даже понравилось. Отличная ткань, вышивка золотой нитью и бисером, мой любимый алый цвет, плечи сели там, где надо, и широкий пояс застегнулся идеально. Было видно, что к созданию костюма подошли серьезно. Но при взгляде в зеркало появлялось только одно слово:   

- Убожество.

Хлопнула входная дверь, и раздались знакомые тяжелые шаги отца. В груди птицей забилась надежда. И отец, мой любимый русский папа, меня не подвел. Едва он заглянул в комнату, как его глаза полезли на лоб. Мама и Регина замерли на середине движения.

Пауза, воцарившаяся после его появления, была достойна лучших мировых сцен.

- Милая, я всё понимаю, - кашлянув, сказал он. – И признаю, в худобе ребенка виноваты и мои гены. Но, по-моему, это перебор. Привычка делать маски и маникюр вас, конечно, сближает, но не до такой же степени! В остальном-то он нормальный мужик! Зачем ты его в бабу-то переодела?! И еще Регинку позвала, чтобы накрасить!

Легкая паника и стыд на личике мамы пролились на раненое самолюбие целебным бальзамом. Спасибо, пап. Я знал, что ты сможешь сформулировать моё мнение вежливо и культурно.

Пока родитель разбирался, отчего его сынуля внезапно превратился в девушку, я снял парик и выпутался из халата. Нужно отдать должное китайцам: одежда для знати у них была не только красивой, но и довольно удобной. Мешались лишь длинные рукава. Я аккуратно сложил ханьфу, положил стопку на кровать и тихонечко отступил к выходу.

Матушка и Регина так горячо втолковывали отцу причину маскарада, что на меня внимания просто не хватило. Оставалось только выскользнуть за дверь квартиры, а там - сбежать по лестнице, с разбега запрыгнуть в автомобиль и птицей рвануть куда-нибудь подальше, предварительно отключив телефон…

- Стоять! Куда намылился? – спохватилась Регина.

Фантазия о спокойном вечере в гостинице треснула и рассыпалась прахом. Я на секунду замер у порога комнаты, судорожно сжал дверную ручку, выплескивая ярость, а потом спокойно повернулся и ответил:

- В туалет. Пап, я тебе сегодня не нужен?

- Нет, не нужен! – бодро отозвался папа. – Помоги лучше девчонкам. Регина, ты же снимешь его выступление, да? Я так давно не слышал, как он поет! Преподаватель говорила, что у него уникальный природный тенор, конотенор…

Что? Ты должен был остановить зло, а не примкнуть к нему, отец!

- Контртенор, - поправила мама. – Он поет таким чистым женским сопрано, уникальный тембр!

Да, и этот уникальный тембр в сочетании с моей смазливой внешностью и худощавым телосложением в своё время породил кучу слухов и подозрений о моей ориентации, даже высказывались сомнения в принадлежности к мужскому полу. Спасибо, что научной тусовке была безразлична внешность и личная жизнь – всех интересовала лишь последняя вакцина против туберкулеза. 

- Да, кстати... - спохватилась Регина.

Её наманикюренные ручки нырнули в сумку, достали какую-то тряпку, развернули – и остатки адекватности происходящего окончательно покинули квартиру. Я честно постарался, чтобы лицо не потеряло хваленую азиатскую невозмутимость, и даже преуспел, но вот за голосом не уследил:

- Это что?!

- Моё бра! – бодро ответила Регина и двинулась ко мне.

Старый спортивный топик когда-то телесного цвета угрожающе колыхнулся, заставив попятиться.

- Я вижу, что это твоё старое белье, - очень-очень спокойно сказал я, помня, что на сумасшедших лучше не кричать. – Почему в его чашечках лежит разрезанный резиновый мячик?

- Потому что это – твоя грудь! – радостно возвестила Регина.

Я в панике оглянулся на родителей. Мама и поощрительно улыбнулась. Отец весело заухмылялся. Мне показалось, или в их глазах действительно только что горели маньячные, безумные огоньки? Показалось же! Наверное…

- Одевайся! – велел отец безапелляционным тоном. - Ты обязан выручить девочек! Ты мужчина!

Оскорбленный чопорный тон получился сам собой.

- Отец, ты понимаешь, что в данной ситуации воззвание к мужественности несколько неуместно? 

- Хватит кочевряжиться. Молча оделся, вышел, спел и пришел назад!

Я брезгливо взял бра двумя пальцами. Тряпка не вдохновляла даже на вид: белье растянулось, посерело, а резиновое наполнение чашечек было неаккуратно обшито эластичной тканью. Более отвратительного реквизита я в жизни не видел. Мне жаль свою новенькую фирменную майку, на которую пришлось надеть это. Нижние одежды костюма прикрыли непотребство, но ощущение гадливости не прошло. Флюиды чужой ношеной вещи, казалось, просочились даже сквозь выбеленную в специальных порошках, прополощенную в ароматных кондиционерах и наглаженную майку. У меня моментально зачесалось всё тело, а в желудке сделалось дурно. Я не страдал нервными расстройствами, нет. Это умирало в корчах врожденное чувство прекрасного, любовно выпестованное годами жизни законченного эстета и сибарита.        

- Я похож на трансвестита, - мрачно подытожил я. - Видишь, мама, какую жалкую участь ты мне готовила? 

- Я готовила тебя к мировой славе, а не к любительской роли Лу Тан на слете косплееров, - не дрогнула мама.

- Успокойся. Представь, что ты Данилко и тебе нужно войти в образ Верки Сердючки! - ободряюще хлопнул отец по плечу. - Он же ни разу не трансвестит. Он приколист!

- Спасибо, родители, - мое ворчание проигнорировали.

Сбежать не удалось. Поняв, что семья встала на сторону Регины, я окончательно сдался, дал завернуть себя в остальные женские тряпки, накрасить губы и, подхватив чемодан с остальными ханьфу, покорно отправился за другими участниками этого… косплея.

Разноцветная толпа психоделического вида немного примирила меня с амплуа Лу Тан. Роль в комической сценке оказалась небольшой, буквально на четыре строчки, даже песня заняла больше времени. Я включил все свои актерские способности, и, кажется, даже жюри не заподозрило, что очаровательная азиатка – это тридцатилетний мужик. Лу Тан заняла первое место.

Когда же это безобразие закончилось, я с удовольствием вручил награду сияющей Регине и с вежливой улыбкой погнал команду к автомобилю. Подростки поныли, побурчали, но послушано стащили с себя костюмы, затолкали их в чемодан и побрели следом за мной.

- Эм… Лу Тан, уже можно переодеться, - робко заметила Регина.

Я растянул накрашенные губы еще шире и звонким голосом произнес:

- Я бы с радостью, но кое-кто забыл мою одежду.

Сестра похлопала глазами и смутилась. Она действительно оставила пакет с джинсами в прихожей. Я безразлично махнул рукой на её извинения. Лучше было бы переодеться дома, чтобы никто никогда не связал Лу Тан с успешным ученым.

Тойота мигнула фарами, и команда юркнула в её просторные недра. Регина и я подошли к багажнику, чтобы запихнуть туда чемоданы.

- Песня получилась классно, - заметила Регина. – Лу Тан вообще смотрелась лучше всех. Прямо как белый лебедь в стае диких уток. Я знала, что у тебя всё получится, но чтобы так…

Еще бы Лу Тан не смотрелась! Десять лет актерской и певческой карьеры так просто не изжить. Я хмыкнул, наклонился за чемоданом и схватился за его ручку. Боковое зрение выхватило странное голубое свечение позади. Оно ярко вспыхнуло и начало стремительно приближаться. Я удивился, почему машина едет, а звука не слышно, как вдруг Регина закричала:

- Осторожно!

Я на чистом инстинкте дернулся в сторону стены, но свет фар лишь стал ближе, ударил в глаза, вышибая слезы…

И вместо ночных огней городской парковки вокруг раскинулся восхитительный морской галечный пляж с разбитым кораблем на рифах.

Свечение исчезло.

Я обозрел пейзаж, вдохнул свежий бриз, стер с лица холодные капли и пнул на пробу ближайший обломок корабля. Обломок отлетел. Я вновь поднял голову.

Так.

Море. Песок. Ветер. День. Хмурое серое небо над головой. Обломки огромного корабля, словно из восемнадцатого века. Берег был полон трупами и вещами. Море посреди парковки? Бред. Головой я не стукался, сознания не терял, да и напитки у косплееров были нормальные. Вывод? Я попал…

Я попал, как герои этих чертовых дорам и аниме. Твою ж мать... Впрочем, это закономерное завершение ужасного вечера...

Я с тяжелым вздохом опустился на чемодан. Уставший за день мозг окончательно впал в шок и думать категорически отказывался. В голове воцарилась пустота. Накатил ступор. Наверное, следовало биться в истерике и метаться в поисках выхода, но силы для этого куда-то делись. Я мог только сидеть и созерцать волны в надежде, что загадочный свет вернется и отправит меня домой.

Время шло.

Ничего не происходило.

Через полчаса забуксовавшая голова все-таки поняла, что ждать у моря спасения бесполезно, порылась в памяти и вытолкнула наружу учителя ОБЖ. Он важно поднял дешевую ручку и произнес: «Оказался на незнакомом острове – не паникуй, обустрой лагерь и разведи костер. Но сначала хорошенько подумай, а надо ли привлекать внимание аборигенов дымом? В Африке и вообще в теплых тропиках до сих пор распространен каннибализм!» И я включился в реальность.

На тропики чахлый лесок неподалеку походил мало. Да и до корабля с вещами мне было не добраться – слишком далеко. Вот почему я не схватился за машину? У меня там и аптечка была, и топор, и спальник, и много-много всего полезного и нужного попаданцу в любом мире. Но нет. Вместо полезной Тойоты мне достался полный чемодан псевдокитайских шмоток. Женских шмоток. И, кстати, не слишком приспособленный для сидения.

Быть может, всё-таки стоило поискать выживших? Я присмотрелся. Среди обломков корабля движения не было, лодок на пляже тоже не наблюдалось. Если и были выжившие, то высадились они не здесь.

Я снова тяжело вздохнул и в задумчивости подпер подбородок рукой. Наверное, другой человек прошелся бы вдоль пляжа и обшарил трупы, но это было негигиенично. Мало ли чем болели на корабле. Вдруг это было что-то заразное? Да и прикасаться к трупам, противным, раздутым… От одной мысли на меня накатила тошнота. Я и на учебе-то обязательные экскурсии в морг с трудом пережил. Конечно, притерпелся со временем, но одно дело – готовый анатомический образец, и совсем другое – полный пляж утопленников. 

Неразборчивая речь за скалами заставила меня вскочить и, передернувшись от отвращения, прыгнуть в море вперед разума. Чемодан закачался на волнах, подол ханьфу намок и до меня дошло, что это была не самая здравая идея. По-хорошему нужно было окунуться с головой, но вода оказалась слишком холодной для такого подвига. Я ограничился тем, что аккуратно намочил кончики волос. Предположим, что пассажиру удалось пересидеть самую жуть на корабле, а потом он с помощью плавучего чемодана добрался до берега. Слабо, но другой убедительной легенды под рукой не было.

Композиция «выживший после кораблекрушения» красиво раскинулась на гальке и даже успела продрогнуть, когда люди всё-таки соизволили выйти из-за скал. Разговор стих. Раздался шорох камней. Кто-то подошел ко мне и встал. Я напрягся и поднял голову, заподозрив, что это пришли не местные, а выжившие с корабля.

В глаза бросился сухой черно-желтый подол со строгими геометрическими узорами, навевающими мысли о русских сарафанах и вышиванках. Из-под подола виднелись сапоги. Добротные, сделанные из черной кожи. Я поднял голову выше… и выше… и еще выше… И только потом увидел изумленное европейское лицо с аккуратной курчавой светло-русой бородой и усами. В мужчине было больше двух метров!

- Опа! Девка! – растерянно сказал он и на чистом русском языке заорал куда-то себе за спину: - Здесь девочка выжила!

Девочка? Я поспешно уткнулся в чемодан, чтобы скрыть досаду.

Меня приняли за бабу. Блеск! Карма, что ли, такая? Впрочем, при непонимающих иностранках люди, как правило, становились очень разговорчивыми. Так что я решил пока помолчать и понаблюдать. Упустить такой шанс, чтобы узнать больше о мире? Я никогда не был дураком. А пол… А заблуждение насчет этого всегда можно исправить.

К богатырю тем временем подбежали не менее высокие мужчины в таких же длиннополых одеждах. Меня закутали в одеяло и попытались схватить за плечи, чтобы помочь подняться, однако я вывернулся. Дрыщ-то я дрыщ, по сравнению с аборигенами так вообще показался лилипутом, но плечи были хоть и узкими, но твердыми. Если бы меня пощупали хорошенько, то моментально бы поняли, что девица перед ними какая-то совсем не мягкая.

Мужик, от которого я шарахнулся, даже обиделся.

- Чего это она?

- Не прикасайся, - посоветовал ему первый. – Чужеземка же, явно из знати. Посмотри, какое у неё лицо нежное и руки ухоженные.

Конечно лицо нежное. Борода у азиатов выражена не так ярко, как у европейцев, а у меня она вообще росла пучками. Вот я её лазерной эпиляцией и извел. Потребовалось несколько лет, но зато вечное раздражение от бритья меня перестало беспокоить.  

- …Мало ли какие у них обычаи, - продолжал богатырь. - Интересно, где лиходеи её раздобыли? За морем, насколько я знаю, такие люди не живут.

Вот и первая ценная информация. Корабль принадлежал пиратам. Значит, я был в плену. Я кое-как поднялся на ноги, покрепче закутался в одеяло и поморщился. Одежда намокла, противно прилипла к телу и тянула вниз. Невыносимо захотелось стащить с себя все эти многослойные тряпки да упасть в горячую ванную с бокальчиком хорошего вина... Но меня восприняли знатным человеком, так что пришлось соответствовать.

Я кротко улыбнулся мужчинам, поклонился им в традиционном поклоне и, старательно опустив взгляд, сказал по-корейски:

- Благодарю вас, господа. Говорите ли вы по-корейски? – мало ли нашелся бы знаток? Ну а вдруг?

Мужчины даже не заподозрили, что с ними заговорили мужским голосом, и ответили мне русским поклоном, махнув рукой от сердца.

- Мы не понимаем, госпожа! – слаженно ответили оба.

Позади них показались еще богатыри. Впереди они толкали пару насквозь промокших мужчин в одних штанах. Те спотыкались, матерились и сверлили компанию в форме ненавидящими взглядами. На их телах красовались синие татуировки: у одного – птица, у другого – змея. Моей комплекции – никого. Я, как и полагалось знати, метнул на них один взгляд и безразлично уставился на море.

Все были огромными, плечистыми, каждый – не меньше двух метров. Даже женщины уступали габаритами ненамного и радовали глаз пышными формами. Я понадеялся, что их действительно подбирали для службы и это вовсе не средний рост аборигенов. А то довелось мне как-то случайно познакомиться с распечатками манги у Регины. Там один японец тоже попал в страну титанов, так там с ним такое сделали! Мне хватило одной картинки, чтобы потом сутки вздрагивать от ужаса. Я знал, что яой нормальным мужчинам лучше не читать, но чтоб настолько...

По телу пробежала дрожь. Я уставился на камни и очень понадеялся, что это не тот самый мир. Очень.

А богатыри и богатырши тем временем построили пленников у скалы в стройный рядок, похватали из сумок старинные однозарядные ружья и встали напротив.

- За принадлежность к богомерзким еретикам Хаоса вы приговариваетесь к расстрелу! – объявил темноволосый мужчина. В отличие от прочих, его лицо украшала не лопатообразная борода, как у остальных, а аккуратная эспаньолка.

- Мы не еретики! – взвизгнул разбойник.

- Не лги мне! – грозно громыхнул носитель эспаньолки. – Ваши тела расписаны, вы - хулители Равновесия!

- Нет!

Он махнул рукой, и толпа вскинула ружья. Я отвернулся. Звук выстрелов ударил под дых, полоснул по венам вспышкой острого страха и осел в животе ледяным комком. Они просто приговорили их, без суда и следствия, даже не выслушали. Расстреляли за то, что у них были татуировки.

Я покрепче закутался в одеяло и возблагодарил небо и Регину за многослойные одежды. Женская роль разом показалась не такой уж и плохой.

Этим людям нельзя было видеть меня голым. Ни в коем случае.

Глава 2.

Пока люди в форме стаскивали трупы в пещеру и закладывали её камнями, меня подвели к мужчине с эспаньолкой. Одежда на нем оказалась не черно-желтая, а сине-желтая. Просто запыленная и довольно-таки грязная. Судя по состоянию волос и непередаваемому амбре застарелого пота, мужчина не мылся по меньшей мере неделю, а эспаньолка явно нуждалась в бритве. Ему доложили обо мне, и мужчина с любопытством повернулся.

Лицо у него было усталым и слишком добрым для того, кто без колебаний, суда и следствия приговорил к расстрелу трёх человек. Он смотрел прямо, открыто скользил взглядом по узорам и вышивке ханьфу, по моему лицу. В глубине глаз – цветом точь-в-точь море за моей спиной – мерцали смешинки. В бровях и складке рта пряталось что-то наивное, присущее либо детям, либо глупцам. Богатырская стать придавала ему сходство с огромным добродушным псом. Как обманчива бывает внешность… Если бы я самолично не видел, как он отдавал приказ, в жизни бы не поверил, что этот добродушный увалень способен убить.

- Вот уж диковинка так диковинка, - удивленно сказал он, глядя на меня сверху вниз. – Маленькая, ладная, словно кукла. Черноокая, чернобровая, ручки белые, мягкие. Где такие красавицы живут?

У него сделался вид самца, узревшего самку. Только павлиний хвост за спиной не раскрылся. Я сделал вид, что глухой и слепой. Его же не смутило моё безразличие и незнание языка. Он с учтивой улыбкой приложил руку к груди и сказал:

- Арант Асеневич.

Я повторил с дичайшим корейским акцентом, слив два слова в одно. Арант мотнул головой и раздельно произнес:

- А-ра-н-т.

- Арант, - повторил я эхом.

- А-се-не-вич.

- Асеневич. Арант Асеневич, - я повторил несколько раз, добиваясь чистого звучания, и в конце концов Арант довольно кивнул.

- Арант Асеневич, - он приложил руку к своей груди и с вопросом в глазах протянул руку ко мне.

Я быстро шагнул назад, чтобы он не дотянулся, и с невозмутимым видом согнулся в поклоне.

- Лим Тэхон.

Арант опустил руку, спокойно приняв нежелание прикосновений, и повторил. В его исполнении мягкое «Тэхон» звучало как «Техён». Я из вредности повторял имя до тех пор, пока не добился правильного звучания. Арант уловил и подытожил:

- Вот и познакомились.   

Ветер с каждой минутой дул сильнее, и в мокром ханьфу становилось всё холоднее. Я поплотнее завернулся в одеяло, покрепче ухватил чемодан, и Арант засуетился.

Первый тревожный звоночек прозвенел, когда меня завели в крытую повозку, запряженную тройкой лошадей. Рядом с конями скучал двухметровый седой мужик с лохматой седой бородкой. Он притоптывал потрепанными, крепкими еще сапогами и кутался в выцветшую, но добротную самодельную куртку, какие я видел только в музее и на иллюстрациях учебника русской истории. Повозка же была элементарная: деревянная, сколоченная из досок дура, накрытая куском тяжелой, явно натуральной ткани. Свет сочился сквозь неё, давая рассмотреть структуру чуть ли не до ниток. Опоры для ткани тоже оказались деревянными. Внутри же даже скамеек не стояло, только узлы.

Мне вручили вместо промокшего одеяла широкое простое полотенце из хлопка. Женщины хотели помочь, но я бескомпромиссно показал им на выход и, старательно опустив за ними ткань, открыл чемодан. В предложенной одежде я бы утонул, да и грубый материал не вдохновлял. Так что не осталось ничего другого, как воспользоваться прихваченными костюмами. Сумерек, которые воцарились в повозке, хватило, чтобы не запутаться и всё рассмотреть.

Косплееры были отбитыми, но за въедливость и дотошность я их зауважал. Комплекты не просто соответствовали своей эпохе – их довели до ума. Широкие упругие резинки, пуговицы, липучки и даже парочка скрытых карманов на молнии сделали нижнюю одежду практичной и надежной. Чемодан и полиэтиленовые пакеты не подвели – вода внутрь не просочилась. Спортивный топик Регины с псевдогрудью я снял даже сожалением. Это убогое старье хоть и вызывало рвотные позывы, зато замечательно имитировало крепкую единичку и полностью прикрывало мою татуировку – красивого черного дракона над сердцем. Дракона я нежно любил. Он символизировал мою свободу, освобождение от актерской карьеры и торжество разума над маминым «хочу». Здесь же он мог лишить меня головы. И как бы я ни хотел оставить бра, делать было нечего. Влага быстро бы просочилась сквозь ткань и вызвала ненужные вопросы. 

Пока я вытирал торс, пугливо косясь на едва прикрытый выход, женщины топтались у повозки и переговаривались.

- Бедненькая. Совсем девочка еще, а такое испытание. Видела, как она от Ильи шарахнулась? - раздался низкий грудной голос. – Видать, долго она с ними плавала.

- Жаль, что эти сволочи так легко отделались, - лениво поддакнула еще одна дама. – Надо было им сначала всё отрезать. У неё же еще ничего не выросло толком, как у них хотелка-то поднялась?

- Одно слово, хаоситы. Ничего святого нет.

На пару секунд воцарилась тишина.

- Годана, а Годана, - позвала первая.

- Чего?

- Как думаешь, что с ней будет?

- А что со всеми нами. Осмотрят, обучат языку, вызнают, кто такая. А там в Кром Порядка на обучение отправят.

- А если не подойдет? Вон она маленькая какая. Больше если и станет, то ни стати, ни силы в ней не будет. Куда ей Равновесие держать?

- Зденька, ну что ты распереживалась? Замуж тогда выдадут! И тебе, видать, замуж пора и детей родить!

Я быстро нырнул в первую сорочку, надел панталоны и немного расслабился. Меня приняли за несовершеннолетнюю девочку, пережившую насилие. Это было немного оскорбительно, но зато все проявили удивительную деликатность и под одежду не полезли. Спасибо вам, азиатские гены, за медленно стареющую кожу и субтильность.      

Чтобы замаскировать отсутствие топа, я выбрал костюм с просторным пышным верхом и подчеркнутой широким поясом талией. Маленькая грудь среди оборок наверняка бы потерялась. Женщины же, снявшие с меня одеяло, под мокрой одеждой прекрасно рассмотрели имитацию, поэтому никаких подозрений мой вид вызвать не должен был. Тапочки от косплееров я пока решил поберечь. Парочка вполне подходила по размеру, но выглядела ненадежно. А мне предложили не сапоги, а переплетение ремешков на мягкой кожаной подошве, пятка которой спокойно поднималась до самой лодыжки. Всё это надевалось поверх портянок. Гениальная в своей простоте и универсальности конструкция.

Пока я наматывал ремешки на портянки, у повозки зашуршала галька.

- Где Тэхон? - прозвучал узнаваемый баритон Аранта.

- Переодевается, - ответили Зденька и Годана.

- Почему не остались?

- Она сама нас выставила.

- Вы её не осмотрели? Вдруг она тоже хаоситка?

Арант шагнул к повозке, но женщины были начеку.

- Потом осмотрим, никуда она от нас не денется! А вы, Арант Асеневич, к девочке не суйтесь. И ежу понятно, что ей от пиратов досталось. Вас ей только не хватало.

- Да я вовсе ничего такого не хотел… - забубнил мужчина смущенно. – Я тут шкатулку нашел, наверное, её…

- Знаем мы, как вы не хотите! – рассмеялась Зденка. – Не пугайте девочку, она еще маленькая для вас.

- Да? – удивился Арант. – А мне показалось иначе. Голос у неё уже взрослый. Мягкий такой, нежный…

- Лицо непривычное. Мы тоже обманулись. А пока одеяло у неё забирали, то всё рассмотрели. У неё всё только расти начало. Девочка она еще. Поздний цветок. Так иногда бывает.    

- А-а… - протянул Арант.

Мокрое ханьфу по-хорошему нужно было прополоскать от морской соли, но пресной воды поблизости не наблюдалось. Я понадеялся, что с современными немнущимися тканями и стеклянным бисером за несколько часов соль не справится, и аккуратно сложил всё в отдельный пакет. Боковой карман, в который нацелился этот пакет, внезапно явил початый тюбик зубной пасты, кусок клубничного мыла, коротенькую зубную щеточку, какие обычно выдавали в поездах, большую, почти полную упаковку недорогого шампуня в мягкой упаковке, черный обломанный карандаш для глаз и складную пластиковую расческу с зеркальцем. Я вспомнил, что Регина несколько месяцев назад ездила в отпуск куда-то в Алтайские горы. Очевидно, что по приезду она забыла выложить вещи, а чемодан для ханьфу собирала в спешке. И точно. В другом боковом кармане нашлись женские трусы и теплые носки. Носков почему-то было пять: одна нормальная белая пара, пара черных, но с дыркой на одной пятке, и еще один целый черный, но без пары. Носки были грязными, однако запах уже выветрился.

Дома бы я, избалованный профессиональными шампунями, разными гелями, ополаскивателями и электрической зубной щеткой, на такое и не посмотрел. При виде трусов меня вообще передернуло бы. Но внутри запряженной конями повозке на колесах без рессор яркие упаковки и крохотный бесшовный кусок эластичной ткани выглядели совсем иначе.

Я не любил технический прогресс с его загаженными водами, вонючими автомобилями и бесконечным городским шумом, но вот приложения в виде продуктового разнообразия, коммунальных служб и адекватной медицины – очень. А с этим в насквозь натуральном средневековье было туго. Разбрасываться прихваченными из цивилизации вещами не следовало. 

- Ничего, ничего… - пробормотал я, запихивая пожитки Регины в один карман. – Может, всё не так страшно. Может, тут есть магия… Волшебные пилюли всякие…

Успокаивающая мантра подействовала. Я задвинул чемодан в угол, убедился, что сборки-оборки достаточно пышные, и выглянул наружу. Серое небо совсем расстроилось, начал накрапывать мелкий дождь, больше напоминающий морось. Волны на море усилились, поднялись выше, яростнее слизывая с берегов обломки и вещи. Богатыри в черном быстро сновали по берегу, стаскивая трупы в одну кучу. Кто-то облил их жидкостью из фляжки. Кони всхрапнули.

- Тэхон, - позвал Арант.

Я перевел взгляд с берега на него и недоверчиво уставился на поданную руку. Лапища была огромной, мощной и мозолистой, с неровно обрезанными ногтями. На первый взгляд, да и на второй тоже, к трупам она не прикасалась. Но я помнил, что грязь существует не только видимая…

- Вам так охота её пощупать, Арант Асеневич? – ехидно спросила Зденька. – Поздний цветок дольше цветет?

- Я просто хочу помочь ей спуститься, - процедил Арант, не прекращая улыбаться мне.

- Зачем? Мы же через пару мгновений поедем. Или хотите показать красоты моря? Так она уже насмотрелась! – продолжала Зденька.

Арант закатил глаза и опустил руку, поняв, что ответа от меня не будет.

- Язва ты, Зденька. Никакого почтения к званию мудреца Порядка.

- Пф! Мудрец! Как будто мы не знаем, сколько раз вы испытания заваливали! – фыркнула Зденька и перебросила на спину толстую русую косу.

 Арант засунул руку за пазуху и выудил оттуда шкатулку.

– Тэхон, твоё?

Неудивительно, что он принял меня за владельца. На крышке небольшой деревянной шкатулки был искусно нарисован китайский дракон, почти такой же, как на ханьфу. Бесполезная вещь без ключа. Разве что взломать какой-нибудь шпилькой. Я сделал вид, что обрадовался, и с благодарным поклоном прижал её к животу. В шкатулке что-то пошуршало и звякнуло. Судя по звуку, в ней лежало что-то металлическое. Украшения?

На берегу вспыхнул костер – это закончили стаскивать трупы утонувших. Я не успел оглянуться, как оказался в дальнем углу повозки, на своём чемодане, а вокруг на узлах уселись люди, переговариваясь и смеясь.

- Куда теперь, мудрец? – уважительно спросил извозчик, запрыгнув на козлы.

- В трактир. Желательно в такой, где помыться можно, - ответил Арант. – Погода снова портится. У тебя есть дождевик?

- Конечно есть, - степенно ответил мужик и, перегнувшись через бортик, развязал ближайший узел. В узле оказался плащ из такой же грубой ткани, какой была покрыта повозка. – Садитесь, тут недолго.

Арант забрался в повозку последним и устроился у выхода, рядом с извозчиком, нашел взглядом меня и подмигнул с улыбкой. Я молча засунул руки в рукава и уставился перед собой.

- Но! – крикнул извозчик.

Кони тронулись с места, мягко зашуршала под колесами земля и камни, повозка закачалась.

Через пару минут я понял, что рессоры с амортизаторами стоило бы занести в список великих изобретений человечества.

Через два часа я был готов убить всё живое.

Когда повозка наконец остановилась, моё тело болело так, словно пережило драку. Лучше бы я пешком пошел, честное слово.

Второй тревожный звоночек прозвенел в трактире. Нет, для своего времени он выглядел достаточно прилично. Но абсолютно всё было деревянным и строилось явно без гвоздей. Ничего стеклянного тоже не было, только глиняные кувшины. В окнах стояли тонкие мутные пластины – видимо, слюда. В ответ на просьбу Аранта помыться ему сказали, что бочка будет готова через час, а на вопрос о том, где здесь можно ответить на зов природы, послали на задний двор. То есть ни горячей воды, подогретой хотя бы волшебным артефактом, ни канализации для отхожего места не предусматривалось. Даже банального умывальника из продырявленной чашки со стержнем не было.

Я прекрасно знал, что в России и в двадцать первом веке были целые деревни с удобствами во дворе. Да и в трактире всё должно быть прочным и дешевым, но… В общем, мне стало ясно, что магия в этом мире - привилегия. Да еще и чудные грязные полы, присыпанные соломой, кое-как протертые столы… Кроме Аранта, никто не изъявил желание освежиться. Черт возьми, они даже руки всего лишь обмахнули носовыми платочками, а не помыли. Когда же мы все уселись за общий стол и принесли еду, тревожный звоночек превратился в полноценный набат.

Для начала на столе не нашлось ни соли, ни бумажных салфеток, что намекнуло на их дороговизну. Затем не дали вилок, только простые деревянные ложки. А потом к огромному блюду жареных морепродуктов вынесли нарезанную буханку хлеба.

- А дичи или птицы какой у вас нет? – спросил кто-то.

- Пока нет! Хозяин седьмицу назад в лесу заблудился и вышел, когда пообещал устроить морскую неделю, чтоб ни птиц, ни дичи не бить. Вот и подаем пока только гадов да рыбу, - сказала подавальщица, крепкая симпатичная бабенка, возвышающаяся надо мной аж на целую голову. – И еще я у вас попросить хотела… - тот самый служитель, который первым нашел меня, кивнул, и женщина заискивающе попросила: - Тишка, братец мой, третий день в бреду лежит, животом мается. Вылечите его, служители Равновесия, а? Денег нет, но я вам пиво и копченую лопатку принесу. Своё, домашнее!

- Животом мается и бредит? – переспросил курчавый и огладил бородку. – Хорошо, что нам сказали. Это лечится простым наговором на узел пояса. Пообедаем, а потом я его вылечу.

Ответ мне понравился. Значит, магия в этом мире все-таки существовала, просто была другого толка: не артефакты, а заговоры и личная сила.

- Благодарствую! – обрадовалась подавальщица и поставила перед нами большой горшок картошки.

Картошка показывала, что здесь как минимум восемнадцатый век, и это было хорошо. Но! Горшок был один на всех. Один. На всех. И никаких отдельных тарелок.

- Не стесняйся, деточка! – прогудела над головой Зденька и, положив на хлеб рыбу, вручила его мне. – Кушай.

Я вцепился в бутерброд как утопающий, глядя на горшок с картошкой во все глаза. Служители Равновесия схватили ложки.

«Они не могут этого сделать!» - в каком-то предобморочном состоянии ахнул внутренний голос.

Ложки дружно опустились в горшок, выловили по куску в бульоне и отправились к хозяевам. Десяток ртов облизнул их, оставив на каждой по миллиарду микробов, вирусов и бактерий. На лицах мужчин и женщин разлилось довольство…

Эти люди могли, умели и практиковали.

- Хорошо горяченького с холода покушать! – крякнула Годана.

И ложки - облизанные, обсосанные, со всех сторон обслюнявленные - вновь нырнули в ни в чем не повинную картошку. И еще раз. И еще. В горшке расцвела самая настоящая микробиологическая оргия. Но ложки не останавливались.

Я молча смотрел на эту отъявленную вакханалию антисанитарии и понимал: это полный финиш. Абзац. Катастрофа! Аборигены, видимо, обладали убойным иммунитетом. Мой же такого артобстрела не вынес бы никогда в жизни! Чтобы не передернуться, я опустил взгляд на свою еду. Вроде как ржаной хлеб тоже не порадовал. Он имел странный неприятный запах, почти неуловимый из-за рыбы. Первый же откушенный кусок я аккуратно сплюнул - очень уж не понравился горьковатый привкус. Конечно, это могла быть какая-то специя или добавка, но в памяти всплыла учительница истории, взахлеб рассказывающая о роли спорыньи в эпоху охоты на ведьм. Я вспомнил, как люди ловили галлюцинации и умирали от поносов, сопоставил с рассказом подавальщицы о Тише - и внутренний учитель ОБЖ тут же грозно потребовал не брать в рот подозрительную еду. Я съел с бутерброда рыбу и взял осьминожьи щупальца. Люди хохотали и ели. На меня никто не обращал внимания.

И всё бы прошло хорошо, но тут вернулся посвежевший и чистый Арант. Он сел напротив, взял ложку, соорудил бутерброд и подмигнул мне.

- А что это Тэхон одну рыбу ест? – заботливо спросил он.

Его ложка нырнула в оскверненный горшок, где наверняка уже родилась неизвестная науке болезнь, и исходящая паром отрава нацелилась мне в рот.

- Попробуй! – улыбка у мудреца Порядка была добрая-предобрая. – Вкусно! Ам-ам!

Только многолетняя актерская практика помогла удержать лицо. Я вспомнил, что являюсь не просто спасенной пленницей, но еще и знатной особой. Поэтому вместо послушного «ам» облил чужую ложку презрительным взглядом, высокомерно выгнул бровь и демонстративно откусил кальмара, держа хлеб у подбородка на манер тарелки.

Арант нахмурился и ткнул ложкой настойчивее.

- Тэхон, еда!

Я тоже нахмурился. Абориген не успокаивался и медленно, но верно начинал бесить. Да еще остальные прервали трапезу и с увлечением наблюдали за нашим поединком. В конце концов мне надоело отворачиваться от ложки.

- На! – я тоже ткнул этому мудрецу надкушенное щупальце.

Арант машинально откусил, и я с самым высокомерным видом переложил еду ему на ложку, а сам взял с блюда нетронутое. На лице аборигенов медленно проступило осознание. Ложка с отравой медленно опустилась.

- Ладно, я понял, что ты из чужого рта не ешь, - проворчал Арант и вопросительно ткнул пальцем в мою импровизированную тарелку. – А это?

Я молча поднес хлеб к слюдяному окну, раскрошил в пальцах мякиш. Холодный рассеянный свет четко выделил на белой коже мелкие, едва уловимые черные вкрапления, которые оставили крошки. Арант и Годана секунду пялились на них, а потом их куски опустились на стол. Служители Равновесия посерьезнели и переглянулись с таким видом, что мне стало ясно: такая специя в рецепте не предусматривалась.

- Подавальщица сказала, что её брат третий день животом мается и в бреду лежит, - пролепетала Зденька, бледнея. Из её руки выпал крохотный огрызок – она доедала второй кусок.

- Порча. То-то рыбу всем подают – чтоб не учуяли! - прошипел Арант, зверея, и гаркнул на весь трактир: - Всем отложить хлеб и идти блевать! Хозяин, а ну-ка поди сюда!

Я даже обрадовался. Служители сопоставляли плохую еду с болезнями, знали, что и отчего бывает, и умели оказывать первую немагическую помощь. Это означало, что в их организации существовала определенная школа.

Еще они явно обладали авторитетом и правомочиями. Те, кто наелся дрянного хлеба, моментально побежали на задний двор. Перепуганного трактирщика пинками выгнали на улицу, привязали к первому попавшемуся столбу и объявили губителем душ и хулителем Равновесия. Затем Арант вручил кнут Годане, разорвал на спине мужика рубаху… И дальше я ни смотреть, ни слушать не стал – зашел обратно в трактир. Служители Равновесия собирались заговаривать отравленных. Определенно, большее наслаждение доставила бы магия, а не казнь.

Глава 3.

Я привык представлять магию чем-то зрелищным, с потоками света, искр и прочими спецэффектами. Мгновенный результат подразумевался априори. Но вместо красивой волшбы служители Равновесия просто завязали пару узлов на красных нитках, нашептали на них какую-то неразборчивую абракадабру и раздали всем посетителям со словами: «Если кому будет плохо, три дня пить отвар из таких-то трав». Названия трав мне ни о чем не сказали. На этом магические действия закончились. Немногочисленный народ был в восторге и с благодарностями повязал нитки на запястья. Я же однозначно ожидал не этого. Наверное, век кинематографа меня развратил…

Трактирщика до смерти не забили – заступилась подавальщица, которая оказалась его родной женой. Впрочем, заголосила она не сразу, а к тому моменту спина мужика превратилась в кровавое месиво. Не настолько, чтобы тот умер, но и с постели не встанет еще долго. Судя по довольной улыбке, которую хозяйка безуспешно пыталась замаскировать под гримасу плача, трактирщик был не только плохим зятем, но и не самым лучшим мужем.

Едва его унесли, как на нашем столе моментально появилось пиво и свежайший пшеничный хлеб. Хозяйка поклялась, что безопасный. Я быстро наделал себе бутербродов с мидиями и рыбой, придвинул к себе кружку с пивом и блаженно вздохнул. Пиво оказалось мягким, вкусным, хлеб таял во рту – то что надо измученному попаданцу. Служители попытались отобрать пиво: мол, девочкам такое нельзя, но я молча надавал всем по рукам, глядя на доброхотов сверху вниз.

- Отстаньте, - не выдержала Зденька. – Заслужила.

Служители согласились, что если бы не моя брезгливость, то порченый хлеб никто бы не заметил. Пиво осталось у меня. Арант с Годаной вернулись за стол последними и со вздохом плюхнулись рядом.

- Вызнали, откуда он порченную муку взял? – спросил курчавый.

- Купил в Холмогорье, - ответил Арант и, придвинув к себе кружку, устало потер лицо. – Хорошо, что тамошняя дружина уже два дня как разобралась с этим.

- А, точно. Ты же только оттуда. Повезло.

- Вот уж точно.

Взгляд Аранта уперся в меня. Я сидел с невозмутимым видом сфинкса и допивал пиво.

- А ты, значит, грамотная, да? Знаешь, что людей портит. Почему же сразу не указала на хлеб? Ведь если б я не спросил, то ты бы промолчала, - пробормотал он и понимающе усмехнулся. – Сбежать хотела небось? Но почему тогда ответила? Не понимаешь, да? Может, ты тоже из хулителей…

Зденька сунула кулак ему под нос.

- Скажи «благодарю» и успокойся, мудрец ты наш хитровывернутый. Такие знатные девочки у хаоситов только для выкупа да продажи бывают. 

Вид у богатырши сделался ну очень убедительный, а Арант уже слишком устал, поэтому он только криво улыбнулся.

- Я всех женщин в одних покоях поселил. Как будете готовиться ко сну, аккуратно осмотрите её.

Я одним глотком допил пиво и уставился в окно. Легкий хмель из головы тут же вымело напрочь.

Мне повезло уродиться узкоплечим и вытянутым. Длинные руки, длинные ноги, высокий рост и белая кожа достались мне от русской родни. Спортом я никогда не увлекался и большую часть жизни был малоежкой, так что сохранил юношескую тонкость. В правильном купальнике я вполне сошел бы за угловатую девушку, оттого в своё время обо мне в тусовке артистов и ходили всякие слухи. Но если панталоны были на мне, то спасительное бра лежало мокрым в чемодане. Голова загудела в попытке придумать хоть что-то. Как назло, ничего путного в неё не лезло.

«Собственно, чего я парюсь? Могу же просто лечь в нижних одеждах! Они достаточно просторные, а сплю все равно на животе», - подумалось мне.

- Хорошо, - кивнула Годана Аранту. – Как уснет, мы посмотрим. 

Я тоскливо вздохнул. Надеть псевдогрудь было нужно до сна. И срочно высушить. Я перевел взгляд на мутную слюдяную пластину, которая заменяла оконное стекло, побарабанил пальцами по столу и вспомнил, что мокрым лежало не только бра.

- Что такое? – спросила Зденька, когда я потеребил её за рукав.

Я с серьезным лицом показал на одежду:

- Ханьфу, - повел руками, изображая стирку, и добавил по-корейски: – Стирать, - похлопал в воздухе, словно перекидывая наволочку через веревку. – Сушить.

Зденька похлопала глазами на эту пантомиму.

- Чего? А! У тебя же одежонка мокрая!

Я чуть не закивал, ладно, вовремя спохватился.

Зденька не подвела. В считанные минуты она напрягла трактирщицу, та позвала какую-то девчонку и меня проводили в женскую комнату, чтобы открыть чемодан. Комната не вдохновила: кое-как сколоченные кровати, грязные полы, на досках лежали тонкие, набитые какой-то подозрительной трухой матрацы, больше напоминавшие мешки. Я украдкой пощупал мягкость такой «постельки» и понял, что в жизни не усну на этом прокрустовом ложе. Один плюс: опасения насчет разоблачения развеялись. Но бра прополоскать и высушить всё равно было нужно. А для этого следовало незаметно вытащить из него резиновые мячики. В принципе, это было достаточно просто – Регина вложила половинки в тканевые мешочки, чтобы грубая резина не раздражала кожу, пришивать непосредственно к топику не стала. Всего-то и требовалось отвлечь провожатых. А что отвлекало женщин лучше интересных шмоток?

Я открыл чемодан и выложил пакеты с остальной одеждой прямо перед любопытными носами. Яркий полиэтилен завлекательно зашуршал. В слабом рассеянном свете блеснули стразы и синтетические кружева. Глаза у бабёнок моментально загорелись.

Зденька потянулась к ближайшему пакету с жалобным вопросом:

- Можно?

Я взял её за руки, оценил их чистоту, а потом с понимающей усмешкой вывалил прихваченное из цивилизации добро – и бабы пропали. Они охали и вздыхали, самыми кончиками пальцев касаясь тонкой верхней одежды, восторгались яркими красками, камнями, бисером, нитяным кружевом, дешевыми стразами. Их восхитили и резинки на штанах, и крой незаметных карманов, и даже ровная машинная строчка, а липучки с молниями и вовсе заняли на все десять минут. Они вертели одежду и так и эдак. Я успел бы не только вытащить и перепрятать половинки мяча, но и изобрести вакцину от бешенства.

- Как это так? – удивились бабы при виде бесшовного белья. – Это что, это так и ткали?

Блеклый сероватый цвет и растянутую структуру они в упор не увидели. Видимо, решили, что так и было задумано.

- Так, стирай осторожно! Только прополощи в холодной воде от соли – и всё! И только попробуй что-то испортить – голову сниму! – грозно велела Зденька перепуганной девчонке и повернулась к трактирщице. Та сразу понятливо закивала.

- Стирай и вешай в моей комнате, - добавила она. - Лично прослежу, чтоб не утащили!

Девочка бережно засунула пакет в первое попавшееся одеяло и выскочила со словами:

 – К утру всё будет готово, госпожа!

В который раз убедился в волшебном действии тряпок. Всласть покопавшиеся в шмотках бабы разом стали гораздо добродушнее и вежливее. Видимо, прикинули стоимость косплеерских поделок на местные деньги. Судя по реакции, в моём чемодане лежало небольшое состояние. Я даже на пару минут озадачился своим нынешним нарядом. Бисер и тонкая голубая немнущаяся ткань – не слишком ли дорого? Не вызывало ли все это добро желания заграбастать дорогие тряпочки?

Впрочем, меня конвоировали служители Равновесия. Конечно, вряд ли это была хорошая идея – отходить от места попадания, но пока послушание обеспечивало относительную безопасность. Мне и так повезло, что ребята оказались служителями закона. Будь на их месте кто другой, то я бы уже мирно разлагался в морской пещерке. Еще бы за татуировки не расстреливали – и вообще красота. А так приходилось таиться и делать непонимающее лицо.

Ночь была незабываема. Я не разделся и только сбросил верхний, покрытый вышивкой слой, оставшись в довольно плотной просторной сорочке и панталонах. Как оказалось, правильно сделал. Мало того, что под спиной лежали доски, так еще и в постели обитала какая-то живность. В отличие от своих соседок, я терпеть не стал – скинул на пол и подушку, и этот рассадник клопов. На помощь пришел наряд темного мага. Из штанов и рубашки вышла прекрасная подушка, а черный трикотажный халат послужил замечательным одеялом. И если бы не жесткие доски, то я бы сначала тихо поплакал, выплескивая стресс, а потом выспался. А здесь даже пожалеть себя толком не получилось. 

Залезть под одежду никто не рискнул. Видимо, оценили корейские ругательства, которые я всю ночь цедил сквозь зубы.

Под утро погода испортилась окончательно. По крышам и окнам забарабанил дождь, в трубе тоскливо завыл ветер. Вдалеке зарокотал гром. Сквозь щели просочился свежий, пахнущий озоном воздух. Но только-только я задремал, как соседки дружно зевнули, встали с кроватей и начали бодро собираться в дорогу.

В повозку я сел злой как собака. Мало того, что уровень местного комфорта оставил без сна, так мне еще и не дали нормально умыться! Ладно, против холодной водички я ничего против не имел, но какого черта эти люди пытались отобрать у меня зубную щетку? Как, вашу мать, зубная щетка угрожала их мифическому Равновесию?! Почему зубы нужно было непременно ополаскивать и даже пальцем не елозить во рту, чтоб снять налет? Да еще в какой-то совершенно дикой дряни более чем сомнительного состава! Я едва её пригубил – выплюнул, почувствовав мочу. Мочу! Нет, её долго использовали как раз для этих целей, но в Китае и Корее. А здесь-то почему так извращались? У них под боком целое море было! Казалось бы, выпари кружку морской воды на огне, добавь мятного масла – и наслаждайся. Но нет, вместо соли и древесного угля с хвойными смолами они брали мочу с травками! Что за мир такой, куда я попал?!

Благо зубную пасту не успел достать, у аборигенов вообще бы шок случился. При виде пены они бы наверняка подумали, что у меня бешенство. Утащенный из двадцать первого века тюбик и кое-как отвоеванную щетку я затолкал поглубже в чемодан, порвав подкладку. На фоне ополаскивателя из чьей-то мочи они были просто венцом профилактической мысли.

Одно хорошо: пока все умывались, я забрал вещи и надел топик Регины. За ночь всё высохло, даже мешочки, в которых лежали половинки мячиков. Остаться наедине тоже оказалось просто: я затолкал вещицы во внутренние карманы, зашел в туалет, закрыл дверь на крючок, расстегнул пояс и спокойно пролез в бра, вытащив руки из рукавов. Сорочка такой фокус позволила – крой был просторным. Я был в таком ауте после попытки почистить зубы, что даже на запахи и туалетную грязь не обратил внимания. Не вляпался ни во что – и ладно.

Путь в сонном мозге отложился урывками. Точнее, особо глубокими ухабами. Меня трясло и укачивало, дико хотелось спать, но уснуть в такой тряске смог бы только отпетый мазохист. Остановку я воспринял как манну небесную, но встать смог далеко не с первой попытки.

На этот раз служители Равновесия посетили город и заехали на постой не в гостиницу, а прямо в богатенький двор. Насколько я понял засыпающим мозгом, здесь их ждал пациент. Для властительных гостей выделили целый отдельный домик. А на кроватях лежали перины! Мягкие, чистые, укрытые хрустящими белыми простынями, тяжелыми одеялами и пышными подушками! Едва узрев выделенную мне роскошь, я кое-как стащил с себя местные лапти и расшитое платье, рухнул на неё и отключился до самого обеда. Спал бы и дольше, но тут под сорочку поползла чья-то коварная рука.

Наверное, мой мозг так и не смог до конца расслабиться. Иначе как объяснить тот факт, что я моментально вспомнил, где лежу и почему? Но поскольку на мне уже был весь «маскировочный комплект», а спал я по обыкновению на животе, то решил себя пока не выдавать и для начала послушать.

- Точно не разбудим? – прошептала Зденька.

- Она всю ночь не спала, потом в повозке всю растрясло – не проснется! – ответила таким же шёпотом Годана. – Давай я спину посмотрю, а ты – ноги, потом мы её перевернем и проверим живот и руки.

Руки запорхали по телу, приподняли сорочку. Я усилием воли заставил себя лежать спокойно и ровно дышать. Характерная растительность на руках и теле у меня была удалена всё той же лазерной эпиляцией. Во-первых, голая кожа не задерживала запах пота и не оставляла желтые пятна на белых рубашках, во-вторых, черные волоски слишком выделялись. Нетронутыми остались только ноги. Но ведь в этом веке волосатые ноги были и у женщин.

Они не собирались меня раздевать. Годана только приспустила пояс, чтобы посмотреть на копчик, и отогнула лямки бра. Даже в подмышки не сунулась. Видимо, решила, что слишком нежное место. Зденька так вообще выше бедер не поднялась – не смогла приподнять штанины. Но бедра её и не интересовали.

- На лодыжках и в коленках чисто, - прошептала она.

Шею обдало воздухом, и я на мгновение запаниковал. Шея – первое, что выдавало мужчину. И дело заключалось не только в кадыке. У женщин она сама по себе тоньше и нежнее. Я попал сюда без парика, но моя стрижка была удлиненной, а волосы – густыми. Да еще и отросли порядочно, поэтому пряди маскировали толщину шеи. Кадык у меня так толком и не сформировался, одарив тем самым уникальным контртенором. На следующий вечер после вечеринки косплееров я должен был идти к парикмахеру, но попал сюда. Спасибо шевелюре и занятости мастера – выручили. Но если поднять волосы…  

- Спина и шея тоже чистые, - ответила Годана, опустив пряди.

Я ушам своим не поверил. Она что, ослепла?

- Переворачиваем, - шепнула Зденька, осмотрев предплечья. – Тощая-то какая! Кожа да кости!

За руки я не волновался – по ухоженности они дали бы сто очков форы местным красоткам. Плюс Зденька посмотрела лишь на сгибы локтей, выше подняться у неё не получилось.

- Если она даже у пиратов была такая разборчивая, то неудивительно, - буркнула Годана.

Меня осторожно, буквально на цыпочках, начали переворачивать. Я сообразил, что если у них получится, то никакое бра меня не спасет – у женщин появится возможность спокойно задрать сорочку по самую шею. Да и архитектурное излишество в штанах, природой для женщин не предусмотренное, никто не отменял. И недовольно замычал, пряча лицо в подушку. Руки моментально исчезли, оставив меня на боку. Я быстро подтянул одну ногу, прикрывая пах, и облегченно вздохнул. Удачно повернули – бра надежно прилегло к груди, панталоны образовали складки, даже изгиб талии образовался.

Годана мельком глянула на ключицы и плечи, Зденька посмотрела на живот.

- Чисто. Над грудью посмотрела?

- Посмотрела. Чисто, - Годана вздохнула.

– Только грудь не получится и бедра, - с досадой пробормотала Зденька. - Это её белье...

- Да там и не надо, - отмахнулась Годана. – Это только мужчины туда рисунки бьют, женщины так не делают. Во-первых, слишком больно, во-вторых, они тоже рожают и грудью кормят.

Нет, у неё явно были проблемы со зрением. Осмотреть самые подозрительные места – и ничего не заподозрить? Я даже не знал, радоваться мне или оскорбляться. Неужели и правда настолько не походил на местных мужчин? Ладно, мышц у них больше и шеи явно толще, и рост зачастую переваливал за два с половиной метра. Но они же не всегда такие! Я что, даже на мальчишку не смахивал?! А может, она и заподозрила, но по каким-то причинам промолчала?

- Да куда этой детей кормить? Не грудь – прыщики одни. Бедра узкими будут – не разродится ведь. И ребра торчат, - жалостливо пробормотала Зденька и погладила меня по голове.

У меня так и зачесался язык сказать что-то вроде: «Спасибо тебе, женщина! Теперь я знаю, что у меня хотя бы бедра узкие!»

- Откормим, - бодро сказала Годана. – Вот сейчас как раз обед подошел!

Зденька погладила меня по голове еще раз, потеребила ухо.

- Тэхон! Тэхон! Вставай!

Я вздохнул, словно только проснулся, пошевелился и взглянул на женщин с максимально беззащитным выражением лица. Для верности потер глаза и буркнул надутыми губами:

- А?                  

Те моментально растаяли.

- Обед, Тэхон! – Зденька показала, как ест суп. – Еда! Ням-ням!

Я рассудил, что самое время начать изучение языка. А то с таким уровнем коммуникации у аборигенов рано или поздно кончится терпение.

- Е-да? – повторил я, вопросительно склонив голову набок.

- Еда! – обрадовалась Зденька и подала мне платье.

Я быстро схватил тонкую голубую ткань, прижал к животу, встал – сорочка упала до бедер – и уже спокойно, без спешки накинул расшитую ткань на плечи, затянув пояс. До меня медленно дошло, что самый опасный этап благополучно миновал. Хвала неведомой Кате, которая педантично сшила панталоны к платью неведомой тян, и топику Регины. Пусть неказистый, страшный и вообще чужой, но жизнь он мне спас.

Да и отношение Зденьки и Годаны явно стало теплее. Они показывали дорогу и общались уже гораздо охотнее. Зденька так твердо вознамерилась обучить языку и по пути тыкала пальцем в разные предметы, называя их. Я повторял, стараясь имитировать акцент, и вертел головой во все стороны.

Гостевой дом выдавал нехилый достаток хозяина. Стены были обиты тканевыми обоями с симпатичным ненавязчивым узором. Большие окна радовали глаз настоящим прозрачным стеклом. Тяжелые, насыщенного изумрудного цвета занавески были перехвачены витыми шнурками с кисточками. На полу вместо простых досок красовался уложенный елочкой паркет из темного дерева. Всюду стояла изысканная мебель, мелькали даже зеркала в роскошных рамах.

Дом имел всего два этажа. На втором располагались спальни, на первом – кухня с большой русской печью. К кухне примыкала столовая. Аккуратная деревянная лестница вела в коридор, который служил и прихожей, а из коридора уже можно было попасть на кухню.

В столовой по центру стоял огромный, уже накрытый стол. Вокруг стола сидели служители. Я с облегчением увидел, что хоть там и были общие горшки и супницы, каждому служителю полагалась отдельная глубокая деревянная миска, расписанная под хохлому.

- Тарелка, - объявила Зденька, едва я сел на свободное место, и схватила мою ложку, не забыв объявить название. Я послушно повторил.

Она навалила в вышеуказанный предмет столько еды, что у меня чуть глаза на лоб не полезли.

- Щи! – гордо назвала коронное русское блюдо Зденька, поставив тарелку передо мной. – Кушай!

Я сначала внимательно рассмотрел еду. Щи были сварены из курицы, зеленых листьев и какого-то странного овоща, который старательно маскировался под желтую картошку. Из привычных овощей я выловил морковку и лук. На вкус оказалось весьма приятно. Почему-то вспомнилась русская бабушка, к которой отец возил меня пару раз на каникулы после переезда в Россию. Знакомство с ней выдалось недолгим – она умерла через три года после нашего переезда. Я заработал ложкой быстрее, опознав наконец в зеленых листьях ревень с крапивой. Жалко только, всё было разварено до такой степени, что разваливалось на языке. И остро не хватало чесночка и сметанки. Служители довольно крякнули при виде такого аппетита.

- Я так понимаю, девочка чистая, - сказал курчавый.

- Чистая, - кивнула Годана. – Даже родинок почти нет. Худющая - жуть! Одни жилы да мослы. Поздно созревать начала, впрочем, с такими-то приключениями неудивительно. Я бы дала ей лет пятнадцать-шестнадцать.

Я чуть не поперхнулся. Какой, оказывается, замечательный у меня был уход за собой! В тридцать лет выглядеть как пятнадцатилетняя девочка с задержкой в развитии не всякому дано. А мама всё нос воротила от моей косметической фирмы. Как выяснилось, зря. Отличные у них скрабы, маски и крема! Отличные!

- Как самочувствие Дана Втораковича, Илья? – спросила Зденька. – Не пошла его болезнь на убыль?

Илья степенно огладил кудрявую бороду.

- Я тишком слуг расспросил, и те говорят, что ему становится хуже. Но к их словам следует относиться с осторожностью: они часто преувеличивают. Вот вернется Арант Асеневич – и узнаем точно. Дан Вторакович почти месяц как на земле живет. Равновесие его уже должно было прийти в порядок.

- Говорили ему, что долго в море плавать нельзя, - укоризненно проворчал кто-то в дальнем углу стола. – Что вдоль берега ходить надо. А ему всё неймется. Неведомые страны ему подавай! Земли диковинные! Годана, подай мне хлеба, будь ласкова.

- Вот уж точно, - поддакнула Годана, протягивая хлебницу. – Многие мореходы мнят себя крепкими и непоколебимыми. Нет в них понятия, что морю и ветру любая человеческая воля, что нам – муха. Предупреждай не предупреждай, а пока самих не клюнет – не прислушаются к мудрецам Порядка. Вот и Дан Вторакович из той же породы…

- Придержите язык, - раздался строгий голос Аранта от двери.

Он прошел к столу, позволил наполнить щами миску, взял ложку и хлеб. Служители замолчали, внимательно наблюдая за ним. Арант ел сосредоточенно и молча, глядя куда-то в стол. Между его бровями залегла хмурая морщинка – свидетель крайней озабоченности владельца. Всем стало ясно, что слуги не преувеличивали.

Закончили обед в тишине. Никто не решился нарушить сосредоточенную думу мудреца. За первым последовало второе: жаркое с грибами в пузатых горшочках и солеными огурцами. Я со вздохом от своей порции отказался. Глаза хотели, но в желудок не поместилось и половины миски со щами. Настаивать Зденька не стала. Видимо, понимала, что «исхудавшая в плену девочка» сразу всё съесть просто не способна.

За вторым тихая служанка, которую я сразу даже не заметил, собрала посуду и разлила из пузатого заварочника и самовара чай. Почуяв запах, я чуть не прослезился и первым протянул чашку. Русские умудрились приготовить самый настоящий Паха-Ча – мятный чай. Арант дождался, когда она уйдет, плотно закрыл за ней дверь и с тяжелым вздохом налил чай из чашки в расписное блюдце.

- Всё плохо, братья и сестры, - сказал он и подул на блюдце.

Я огляделся. Да, чай полагалось пить не из чашек, а сначала остужать, затем цедить небольшими порциями, как в старом мультфильме «Летучий корабль», и закусывать сладостями. Сладости здесь были представлены яблочной пастилой, вишневым вареньем и пряниками. Да, русские всегда знали толк в чаепитиях, даже альтернативные. Я тоже налил чай в блюдце и прислушался к разговору.

- Море слишком сильно исказило Равновесие Дана Втораковича, - рассказывал Арант. – Ему не помогли ни освобождение от дурной крови, ни сад, ни земля, ни даже заговоры и обряды. Если мы не найдем средство от морской язвы за эти три дня, то он умрет, а вместе с ним и наша честь. Илья, ты самый старший среди нас. Что скажешь?

Илья отхлебнул чай, пригладил завитки на бороде и, подумав, ответил:

- Вероятнее всего, Дана Втораковича всё еще не отпустило море. Вернее сказать, морские ветра. Возможно, ему стоит уехать подальше в леса, чтобы ветра до него не долетали.

Я даже завис. Морские ветра как причина морской язвы? Что за болезнь такая странная? Отит, что ли?

- Да, я тоже так думаю, - кивнул Арант. – Но Дан Вторакович не выдержит дороги. У него шатаются зубы, болят руки и ноги, появились язвы…

Язвы на теле моряка дальнего плавания? Я медленно обвел стол взглядом. Пастила, варенье и пряники мирно лежали на местах. Разваренные в хлам щи спокойно переваривались в моем животе, служители еще и тушеной картошкой с солеными огурцами подкрепились. А огурцы засолили явно давно. Никаких свежих овощей, фруктов, даже элементарного чернослива нам не подали. Если предположить, что на стол больного регулярно ставили такое же разваренное и пареное, - а оно, скорее всего, так и было, ведь у него болели десны и зубы - то картинка складывалась весьма прозаичная. Скорее всего, Дан Вторакович болел самой популярной моряцкой болезнью восемнадцатого века. И лучше на земле ему не становилось как раз из-за того, что он элементарно не мог жевать свежие фрукты и овощи, а давить соки здесь было не принято. Не росли здесь настолько сочные фрукты.

- Я полагаю, что язвы - это хороший признак, - сказала Годана. – Это морская соль старается покинуть тело.

- Это плохой признак, - возразил Илья. – Да, соль старается покинуть тело, но она уже разнеслась по телу. Если её выпустить, то нужно будет восстановить Равновесие земной солью.

- Да, пожалуй, мы так и поступим… - вздохнул Арант и отставил чашку. – Если мы соберем всю нашу земную соль, думаю, это поможет. Илья, мне будет нужно прокалить нож для кровопускания…

Я ошалел. Чего? Они собрались лечить цингу кровопусканием и солью?!

Блюдце выпало из рук и звонко повертелось на столе. Служители вздрогнули и повернулись ко мне, словно только что вспомнили о моем существовании. Я виновато улыбнулся.

- Послушайте, - вдруг медленно сказала Зденька. – У Тэхон нет морской язвы. У всех пиратов была, а у Тэхон – нет. Она отощала, явно долго голодала, но море отчего-то не повлияло на неё. Тэхон, открой рот! – она распахнула рот посильнее, жестами показывая сделать то же самое.

Я застыл с улыбкой на лице. Открыть рот? Чтобы все увидели у пятнадцатилетней девочки полноценные зубы мудрости?!

Арант не поленился – подошел и наклонился. Я отшатнулся, недовольно клацнув зубами, когда его толстые пальцы потянулись к моим губам.

- Тэхон, открой рот, - умоляюще попросил Арант, тыкая пальцами себе в зубы. Зубы, кстати, у него были немного неровными, но целыми и крепкими. Видимо, неплохой ополаскиватель они готовили из мочи.

Я нахмурился и прикрыл рот пальцами.

- Наверное, она считает, что ты хочешь украсть её душу, - улыбнулась Годана.

- Ладно, пусть не открывает, - сдался Арант. – Помогите мне!

Он пальцами отогнул губы, чтобы я полюбовался на его десны. Зденька и все близсидящие служители повторили вслед за ним – кто во что горазд. Взрослые, огромные, бородатые и не очень люди зубоскалили мне со всех сторон. И вдобавок мычали, умоляюще вращая глазами. Окажись на моем месте кто-то, не знающий языка, принял бы это за какой-то дикий обычай.

- Она на нас смотрит, как на умалишенных, - промямлила Годана.

Я вздохнул и, закатив глаза, отогнул губы, чтобы все полюбовались на мои крепкие и здоровые резцы.

- Действительно, ни малейших признаков морской язвы, - пораженно сказал Арант. – Как у неё это получилось?

- У неё очень сильное Равновесие? – предположила Годана. – Такое, которое не может поколебать море? О её народе мы ничего не знаем.

- Да, её спокойствию можно только позавидовать, - поддакнул Илья. – Она ни разу не плакала и даже глазом не моргнула, когда мы расстреляли пиратов.

Арант разочарованно отступил.

- Да, возможно, так и есть… Готовьте соль и прокалите нож. Я пойду к Дану Втораковичу.

Мне захотелось взять ложку и со всей дури зарядить ею промеж глаз этих… служителей Равновесия, а в особенности их муд… мудреца. Выжившую пассажирку корабля дальнего плавания не поразила цинга из-за того, что она была невероятно спокойна? Что за логика такая? Почему они связали частые остановки в портах со здоровьем, но не додумались до свежих овощей и фруктов?

Служители встали из-за стола. Годана развела в печи огонь. Илья поднялся в спальни. Я посмотрел на этот беспредел и понял, что без моего вмешательства несчастный Дан следующего утра, скорее всего, уже не увидит. А служители лишь вздохнут, принесут свои соболезнования, Аранта, возможно, снимут с должности мудреца Порядка, и этой группе, наверное, назначат другого руководителя… Который может быть еще более фанатичным в вере и относиться ко мне не так снисходительно и вежливо. Да еще лечить по своему разумению, не спрашивая ничьего совета…

Я встал и тихо вышел следом за Арантом. Он по крайней мере прислушивался к своим подчиненным, а значит, к единственной здоровой пассажирке корабля дальнего плавания он тоже, вероятно, прислушается. Пусть она и не знает языка. Но видеть и показывать она ведь способна? Поэтому в соответствии с ролью я сначала пошел смотреть на пациента.

Первое, что бросилось в глаза – отсутствие всяких плодовых деревьев во дворе. Красивая аллея была вся усажена березками, какими-то кустами и липами. Я оглянулся, высмотрел Аранта у самого большого дома и, спрятав руки в рукава, чинно подплыл к нему. Увидев меня, тот остановился.

- Тэхон, - уныло кивнул он мне и махнул рукой на гостевой дом. – Тебе нечего здесь делать. Иди назад.

Я поднял голову, строго уставился в его глаза и самым требовательным голосом сказал, позволив чуть споткнуться на сложном отчестве:

- Дан В-то-ра-ко-вич.

- Что? – оторопел Арант. – Ты хочешь видеть Дана Втораковича? Нет! Это зрелище не для девочек! – он для убедительности замотал головой. – Нельзя!

Я нахмурился и повторил еще требовательнее:

- Дан Вторакович!

- Нельзя, говорю тебе! – уперся Арант.

Я попытался пройти мимо него в господский дом, но этот муд… мудрец схватил меня за руку и бесцеремонно потащил за собой! Я уперся в землю, но что против двух с лишним метров тяжелого веса моя тушка? Словно вообще ничего не весила. Дикое ощущение беззащитности пронзило меня с головы до пят. Я был не атлетичным, но считался довольно высоким и уж точно всегда мог дать отпор. Но не теперь. Здесь целая половина человечества могла убить меня одним ударом, и осознание этого стало невероятно жутким.

Я сделал пару шагов, нагоняя этого дуболома, и со всей силы пнул его под коленку. Не ожидавший нападения Арант ухнул вниз и с трудом удержался на ногах. Я вырвал руку и отошел на пару шагов со словами:

- Дан Вторакович!

Арант рассвирепел. По моей коже пробежались мурашки. Последуй хоть один удар с его стороны – и я навеки остался бы инвалидом.

- Ты хочешь увидеть Дана Втораковича? – с угрозой спросил Арант. – Ладно! Будет тебе Дан Вторакович! Только потом не реви!

Весь путь до комнат пациента он нехорошо улыбался, предвкушая мою истерику, и с издевательским поклоном открыл дверь. Я шагнул внутрь темного, полного затхлого воздуха помещения, раздвинул шторы, повернулся к постели и поспешно уткнулся носом в рукав.

Зрелище и впрямь было не для девочек. Лежащий мужчина был жуткого синеватого цвета. На его руках цвели кровоподтеки и мелкие болезненные точки. Дан Вторакович с трудом разлепил запавшие глаза, слабо улыбнулся в короткую бородку и прошамкал:

- Какое чудное видение меня посетило!

Самое жуткое – вокруг него стояли горшки с землей и цветами. Видимо, чтобы вернуть Равновесие.

- Цинга, - констатировал я и, вежливо поклонившись, вышел прочь из жуткого места.

Я рассчитал верно. Обескураженный Арант вновь закрыл шторы и выскочил следом за мной, протараторив:

- Прошу прощения, Дан Вторакович, это Лим Тэхон. Знатная госпожа из дальней страны. Она пересекла глубокие воды моря и единственная из всей команды сохранила Равновесие. Мы полагаем, что она сможет вам помочь!

Я, не сбавляя шага, закружил по дому в поисках кухни. Арант шел следом как привязанный, всё время повторяя вопрос:

- Цинга? Морская язва – цинга?

- Морская язва, - кивнул я и наконец нашел кухню.

Задвинув повариху в угол, я перебрал все продукты и заглянул во все корзины. Свежих овощей с витамином С, пригодных для употребления болезненным ртом, было мало. Лук не подходил по вкусовым качествам, да и мало в нем витамина С для быстрого эффекта. Цитрусовых не было вообще – видимо, климат не тот. Морковь, свекла… Мало, слишком мало. Из всего, что содержало убойную дозу витамина, в доме нашелся лишь укроп с петрушкой. И мёд.

- Чего это она ищет? – не слишком вежливо спросила повариха.

Я поднял задумчивый взгляд на Аранта и поманил его за собой на улицу. Тот послушно вышел. Я сошел с дорожки, сорвал ветку с ближайшего куста акации и, сковырнув с земли дерн, принялся за рисование. Арант следил за мной со всё возрастающим недоумением. Для начала я нарисовал ветку малины. Отдельно, для особо непонятливых, ягоду. Затем ветку шиповника с цветком. Ягоду – тоже отдельно. Рядом с ними смородину.

- Ягоды? – нахмурился Арант. – Ты искала ягоды? Но он ведь ел варенье! Ва-рень-е!

Он сбегал на кухню и принес горшочек с вареньем. Но это варенье было слишком переваренным, в нем не было витаминов.

Я закатил глаза и замотал головой. Простая ранее задача – донести, что нужны именно свежие ягоды и фрукты, – без использования речи стала казаться невыполнимой.

- Ну что же ты хочешь сказать? – жалобно спросил Арант. – Он же ест всё, что дает земля!

И меня осенило. Я топнул ногой по земле, провел рукой по веткам, а потом сорвал лист и сунул его в рот. Снова постучал веткой по рисункам, потом нарисовал банку с вареньем, под ней нарисовал огонь и зачеркнул их. Поманил на кухню, прошелся вдоль кастрюль и горшков с едой, чиркая по ним веткой, и вывалил перед Арантом свежие овощи и отдельно поставил мед. Арант смотрел на меня, и на его лице медленно проступало понимание.

- Ну конечно, - прошептал он. – Конечно! Тэхон, милая, пойдем. Я всё понял. Нарубите Дану Втораковичу свежей моркови, - и подал кухарке морковку.

Нет, он решительно ничего не понял! Я нетерпеливо ткнул его веткой, за руку вывел на улицу и еще раз показал на рисунки.

- Нужны именно эти ягоды? Не морковь? Но почему не морковь? Она же ближе к земле? – недоуменно спросил этот непонятливый человек.  

Я чуть не выматерился. Вот как сказать, что в моркови слишком мало витамина С? Теряя терпение, я еще раз постучал по рисункам. Для особо непонятливых пририсовал рядом горшок с сотами на боку, потом изобразил, что болит зуб, и, вновь ткнув в рисунок смородины и малины, показал, что это надо растереть и съесть. А потом улыбнулся, показав зубы.

- Ну конечно! Зубы! Морковку всё равно надо жевать, а растертые ягоды – нет! – просиял Арант и тоже изобразил улыбку, постучал по ней ногтем. – Зубы!

- Зубы, - согласился я.

- Арант Асеневич, вы где? – крикнул Илья, выйдя на веранду гостевого дома. – У нас всё готово!

Арант побежал к нему. Я поспешил за ними.

- Я выяснил, как Тэхон сохранила Равновесие в глубоком море! – выпалил Арант, сияя. – В текстах предков так и написано – есть то, что дарует земля! Земля, понимаешь? Земные плоды должны быть живыми, а в приготовленной еде нет жизни!

Я тяжело вздохнул. Ну, до открытия витаминов сойдет и такое объяснение…

Илья замер. Еще раз огладил бороду.

- Резонно, - согласился он. – Корабли, уходящие в глубокое море, не берут с собой живые плоды. Они быстро портятся. Но как сохранились живые плоды у пиратов и почему их ела только Тэхон?

Арант задумался, повернулся ко мне. Ответ у меня был готов – настоящие мужчины ели мясо, а бедной пленнице приходилось ухаживать за бонсаем из имбиря и петрушки и выуживать из дубовой бочки консервированный болгарский перец, зачастую питаясь только ими. Но поскольку Лим Тэхон не понимала русского языка, то я лишь окатил служителей Равновесия индифферентным взглядом и, отряхнув ладони от земли, засунул руки в рукава. По губам скользнула легкая улыбка.

Я предвкушал новую потрясающую пантомиму, которая донесет до меня этот логичный вопрос.

Глава 4.

Как и следовало ожидать, рекомендованное лечение со свежими ягодами возымело невероятное действие. Во-первых, оно пришлось по душе Дану Втораковичу. Он выслушал Аранта, посмотрел на меня, пышущего здоровьем, несмотря на худобу, и решил, что сначала попробует сменить диету, а с кровопусканием лучше повременить.

Слуги в тот же день принесли с рынка большую корзину поздней смородины. Поскольку Дана Втораковича всё время мучила жажда, я научил кухарку готовить лимонад: к свежим листьям и стеблю мяты и петрушки добавлялись ягоды шиповника, который вот уже несколько лет благополучно рос под господскими окнами. Всё мелко рубилось и заливалось кипяченой, но не горячей водой на несколько часов. Лакомство из свежих ягод и лимонад три дня подавались на стол – и страдающий вот уже второй месяц больной чудесным образом пошел на поправку. За те семь дней, которые мы провели в гостях Дана Втораковича, у него исчезли боли в ногах и руках, улучшился цвет лица и перестали появляться новые язвы во рту. Он окреп и к уже пятому дню смог встать с кровати. Вкусное лечение настолько ему понравилось, что он велел подавать ягоды с мёдом каждый день.

На седьмой Дан Вторакович радостно показал на заживающие десна, и все служители выдохнули с облегчением.

- Сомнений нет – живые ягоды, мёд и напиток наполняют его кровь чистой силой земли и восстанавливают внутреннее Равновесие, - сказал Арант на очередном послеобеденном чаепитии. – Я велел переходить на твердые плоды сразу, как только позволят зубы. И ни в коем случае не исключать готовую, наполненную огнем, пищу. Илья, как приедем в Кром Порядка, обязательно напомни мне зайти в дом знаний. Мудрость предков дошла до нас не полностью, нужно дополнить свитки.

Илья степенно кивнул и, взглянув на меня, сказал:

- Я советую Лим Тэхон в Кром Порядка. Очевидно, её народ тоже знает о Равновесии, а она сама владеет чудесными навыками, которые всё это время помогали ей справляться с испытаниями и сохранять Равновесие в теле и душе. Она готова помогать страждущим и делиться знаниями. Кто видит её в воспитанницах, кроме меня?

Служители переглянулись и дружно подняли руки. Арант крякнул и поставил блюдце на стол.

- Честно говоря, Дан Вторакович просил её руки…

Я чуть не поперхнулся чаем. Меня – замуж?! Нет-нет, давайте лучше в Кром Порядка, а то мало ли как отреагирует уважаемый мореход на сюрприз в штанах молоденькой супруги. Вдруг для него, привычного к мужским компаниям, это не станет препятствием для брака?

- Никакого «замуж»! – возмутилась Зденька. – Пожалейте девочку, Арант Асеневич. Она же еще не созрела! Пусть лучше сначала станет воспитанницей Крома Порядка, выучится языку, нашим обычаям и законам, а там и жених подходящий найдется, получше этого купца. Он же постоянно в море! Какой из него муж для молодой женщины?

Арант посмотрел на меня и смущенно кашлянул, отведя глаза в сторону. Похоже, кто-то не собирался спрашивать моего мнения.

- Я согласна с Ильей. Пусть Тэхон маленькая, но зато очень способная! – с жаром продолжала Зденька. – За эту неделю мы выучили с ней всю азбуку, она уже читает по слогам и знает почти сотню слов!

Я скромно пригубил чай. Местный алфавит оказался очень близким к стандартной русской кириллице. Немного иначе писалась буква «Ё», было три «И», и еще везде в словах, которые заканчивались твердой согласной, ставился твердый знак.

- Уже читает? – удивился Арант. - Что ж, раз такое дело, то тогда конечно…

Служители поддержали Илью и Зденьку, и меня взяли с собой. Дан Вторакович посокрушался, но пожелал удачи и напоследок подарил самый настоящий расписной веер. Из шелка. С тремя вышитыми золотой нитью лотосами. У меня при виде этого великолепия рот открылся сам собой и возникло несколько очень интересных вопросов к морским границам и нашему географическому положению.

- Вы… были в… Цин? – не удержался я.

- Нет, - замотал головой Дан Вторакович. – Я купил веер в порту Нанды у торговца тканями. Цин – это твоя родина? Там твоя мама?

- А? Нет! Корё, - я свёл ладони. – Цин и Корё…

- Рядом. Понятно, - улыбнулся Дан Вторакович.

Я принял веер. Всё-таки шелк, кость и вышивка золотой нитью. Сколько-нибудь в моем мире он точно стоил. Да и компенсация за неудобства мне определенно полагалась.

А неудобства эти были велики. В первую очередь мне приходилось чистить зубы тайком, в темных чуланах и с одной кружкой воды. За всю неделю я нормально помылся лишь раз – в банный день. Еще пришлось долго отбиваться от совместной помывки с женской частью отряда, всячески возмущаясь такому бесстыдству, и идти последним. Это была вовсе не привычная мне баня: закопченная халупа, вся в саже, провонявшая дымом, с небольшим предбанником и просторной помывочной. Я зашел – и чуть не окосел: даже после мужчин и женщин температура стояла такая, что хотелось выйти и рухнуть в снег. Париться я не рискнул – быстро-быстро прополоскал белье, намылился от души мылом Регины, вспенил голову рецептом бабушки Агафьи, которая клятвенно заверила, что волосы после её морошки будут мягкими и увлажненными, в качестве ополаскивателя использовал выцыганенный на кухне уксус с разбавленной заваркой от березового веника, завернулся в простынь и выскочил буквально через пять минут. На обратном пути чуть не извазюкался в саже. Все другие дни пришлось довольствоваться обтираниями влажным полотенцем опять-таки тайком. Справлять прочие надобности приходилось строго во дворе. Ни привычного утреннего душа, ни даже кремов. Я пытался умываться хотя бы отваром лопуха, но без профессиональных средств кожа медленно, но верно покрывалась жиром. Перед поездкой выскочил первый прыщ. Я тихо зверел и мечтал о цивилизации.

В поездке до Крома Порядка пришлось проявить чудеса ума и сообразительности, чтобы и зубы почистить, и в туалет сходить, и вытереть пот. Иногда я думал просто плюнуть на конспирацию, но вспоминал расстрелянных пиратов, матерился на корейском и с новыми силами вступал в негласный бой. Оружие было одно – голос. К концу поездки все четко уяснили – Лим Тэхон ужасно стеснительная особа, которая ради уединения вопила так, что птицы с веток падали. Даже если в её огороженный темным халатом угол пыталась заглянуть женщина. Спасибо моему контртенору, который позволял сходу брать самые высокие ноты без вреда для связок. Знали бы мои преподаватели, как их ученик использовал высокое искусство вокала – ухохотались бы.

Но человек привыкает ко всему, а поездки рано или поздно заканчиваются.

В какой-то момент лесные шорохи сменились городским гомоном, и кони звонко зацокали подковами по брусчатке. В воздухе явственно запахло рекой и рыбными потрохами. Арант скомандовал сбор. Люди моментально стянули свои узлы. Я сдернул с веревки свою импровизированную ширму и затолкал её в чемодан. Повозка дернулась, встала – и Арант бесцеремонно схватил в одну руку мой чемодан, а в другую – мою ладонь. Я еле-еле переборол порыв вырваться и отвесить мудрецу пинка, лишь прошелестев:

- Арант Асеневич, мне неудобно.

Но тот уже спрыгнул на землю и стащил меня следом, кажется, даже не заметив птичьего веса. Я аккуратно высвободил руку, отступил от мудреца поближе к Зденьке, но тот моих маневров не заметил.

- Добро пожаловать в Кром Порядка! – пафосно провозгласил он, обведя широким взмахом руки представший двор. – Светоч Равновесия всего Северного края, центр мудрости, просвещения и исцеления!

Я медленно оглянулся. Кром Порядка представлял из себя не что иное, как кремль: огороженный крепостной стеной из камня комплекс строений. Мы высадились в небольшом дворике с конюшней, от основной части его отделяли две сторожевые башни и тяжелые резные ворота, сейчас распахнутые. А вот дальше взгляду открывалась мощеная площадь с симпатичным фонтаном в центре и три высоких каменных здания, поставленных вокруг площади буквой «П». Самое роскошное – по центру – было с тремя золотыми куполами. Вместо крестов их венчали весы.

Арант раздувался от гордости, поглядывая на меня в ожидании восторженного писка. Я послушно округлил глаза и ахнул:

- Как… впечатляет!

Я ничуть не покривил душой. Да, огромные, белокаменные, расписанные роскошными узорами храмы этажей в шесть, с золотыми куполами действительно впечатляли. Особенно на фоне пропахшего тухлой рыбой убогого городка, раскинувшегося под холмом, на котором стояло это великолепие. Сразу видно – Россия. Страна контрастов что там, что здесь: невероятное богатство соседствовало с невероятной нищетой. Словно и не попадал никуда.

Служители подхватили свои пожитки, Зденька мягко дотронулась до моего плеча и перехватила у Аранта чемодан.

- Поселите её в гостевую башню, - велел он. – Пока её не одобрили в воспитанницы, пусть живет отдельно.

Отдельное жилье! Я вздохнул с облегчением. За три дня мне невероятно осточертело постоянно быть под надзором.

- Пойдем, Тэхон. 

Мы вошли в ворота, и я завертел головой, рассматривая росписи. Те довольно сильно напоминали русскую иконописную живопись. Даже нимбы вокруг людских голов были нарисованы. Единственное отличие: вместо Иисуса отовсюду глядел незнакомый златовласый бородач с весами в руках.

- Кто это? – показал я пальцем.

- Не показывай пальцем, Тэхон, это невежливо, - мягко упрекнула Зденька. – Показывай полной ладонью. А это наш пророк Осмомысл. Он первый открыл суть Равновесия и Порядка. Тебе о нем расскажут на уроках.

- Осмомысл, - кивнул я.

- Да, правильно. Это Собор Равновесия, там врачуют равновесие души, - она показала на центральный храм с куполами. – Это больница, там изучают болезни тела, - кивнула она вправо. – А это снадобница, там делают снадобья. Ими лечат. Мы принимаем самых знатных господ со всего Северного Края!  

Ага, служители Равновесия не строили бесполезную роскошь. Передо мной стоял местный больничный комплекс.

Гостевых башен оказалось две: справа и слева от Собора. Каждая была примерно в девять этажей, естественно, каменных. Но внутри её отделали деревом, да как! Я иногда видел в русских деревнях резные дома с красивыми птицами, зверями и ставнями, но никогда не доводилось посмотреть, какая мебель была в таких домах. А тут и стены, и лестница, и двери, и стулья со столами – всё украшалось узорами. Даже в доме Дана Втораковича не стояла такая роскошь. Видимо, башня строилась для знатных гостей. Зденька завела меня в небольшую комнату на втором этаже, поставила чемодан и вышла со словами:

- Я прикажу наполнить бочку.

Бочка нашлась прямо в комнате под высокой кроватью. Там же в углу скромно притулился ночной горшок. У окна, которое выходило на Соборную площадь, стояло симпатичное, обитое мягкой тканью кресло с деревянными подлокотниками. Были небольшой стол с ящиками, на котором красовались три ветвистых подсвечника, и один высокий, до самого потолка, шкаф с полками. А потолки здесь строили шестиметровыми. Дверь закрывалась изнутри небольшим деревянным крючком. В общем, обстановка не располагала к излишествам. Я затолкал чемодан в шкаф, стянул запыленный костюм приключенца, оставшись в сорочке и штанах, и рухнул на кровать. Кровать оказалась жестковатой, зато чистой.

После дороги тело ломило так, словно эти три дня я разгружал вагоны. Болел прыщ на подбородке, кожу на руках неприятно тянуло, ногти отросли и бесили одним своим видом. В моем случае уход за собой был не прихотью, а суровой необходимостью. Без ухода кожа вокруг ногтей начинала сохнуть и шелушиться, как сейчас, и уже обозначились первые заусенцы. Если оставить всё как есть, то заусенцы будут мешать и кровить, а это прямой путь к инфекциям. Без регулярного мытья и средств моя кожа покрывалась прыщами и сальными пробками. Вся, и на спине в том числе. Давить их – опять открыть путь инфекциям. Не давить – уйдут под кожу и вылезут с компанией. И тогда я точно повешусь. Плавали – знаем. Пубертат я уже пережил, больше не хотелось. Отец всегда говорил, что лучше слыть изнеженным метросексуалом, чем страдать от болезненной гноящейся сыпи и рвать тонкие перчатки клешнями! А в условиях местной медицины один заусенец мог привести к заражению крови и смерти. Антибиотиков здесь не знали, магия если и работала, то как-то через раз. Еще и моя татуировка, которая в любой момент могла привести к казни. Словом, настроение стремилось в минус бесконечность, а мозг работал как никогда быстро.

За эти дни я увидел достаточно, чтобы понимать: оставаться здесь нельзя ни в коем случае. Первое, что нужно было сделать – найти приемлемый антисептик, острый нож, какое-нибудь зеркало и избавиться от тату. Затем выяснить о том странном явлении, которое отправило меня сюда. Может быть, оно было цикличным или появлялось в определенных местах. И если поиски затянутся, то открыться как мужчина, потому что быть женщиной мне определенно не понравилось.

Они целиком и полностью подчинялись мужчинам. То есть поколачивать свою жену за нерадивость или болтливость считалось нормой. Выдать замуж дочь или сестру, проиграв в карты, – тоже. Имущественных прав никаких, женщина имела только то, что успела собрать до замужества. Они даже в глаза мужчинам прямо не смотрели – заглядывали снизу вверх. Ко мне отнеслись снисходительно лишь из-за того, что приняли за знатную чужестранку. И то чуть замуж не выдали. Служительницы Равновесия были свободнее, но опять-таки все их изыскания, все их заслуги и открытия принадлежали не им, а Крому Порядка, в том числе и вознаграждение за услуги. И главное: выходили за пределы Крома Порядка они только в сопровождении и путешествовали лишь с мужчинами. Если меня и дальше продолжат считать женщиной, а я найду способ вернуться, то из Крома в одиночку мне не выйти. Если же не найду быстро, то обман вскроется сразу, как только речь зайдет о замужестве. Замужество здесь было обязательным мероприятием. Хорошо еще, права первой ночи нет. И гаремов.

Я стиснул зубы, стараясь не думать о том, что пути назад, возможно, не существовало. Этого не могло быть. Если был вход, то значит, был и выход.

Слуги с ведрами постучались в дверь, наполнили бочку и подали полотенце с мочалом и куском рыхлого мыла, которым можно было чистить посуду от жира – настолько его делали едким. Служанка тихо прошелестела:

- Вам помочь, госпожа?

- Нет, - я повелительно махнул рукой на выход. – Ступай. И дай… - я показал на пустое ведро, делая вид, что не знаю слова.

Служанка послушно поставила его и вышла. Я поплотнее занавесил окно, для вида намочил местное мыло, достал свои принадлежности и, впервые оставшись в одиночестве за эти бесконечные дни, позорно расплакался.

От беспомощности хотелось выть. Вместе с привычной устроенной жизнью в тартарары отправился и контроль. Я был один, совершенно один в этом чертовом мире и не мог ровным счетом ничего. Даже слезы – и те мне не подчинялись.

Я согнулся над бочкой, вцепился в её края до побелевших костяшек. Соленые капли текли по лицу и падали в горячую воду, пуская круги. Беспорядочные всхлипы рвались из груди, сбивая дыхание. С темной смутной поверхности на меня тоскливыми глазами смотрел не уверенный в себе Тихон Викторович, высококлассный специалист двух стран, а маленькая испуганная девочка Лим Тэхон, абсолютно потерянная и не имевшая ни малейшего понятия о своей дальнейшей судьбе.

- Тряпка! – зло прошипел я своему заплаканному отражению. – Разнюнился по кремам и маникюру. Так вошел в девчачью роль, что сам стал девчонкой? Твой русский прадед Европу освобождал, из окружения вырвался, на себе вынес двух солдат, руку потерял, домой вернулся и ни вши, ни грязь, ни голод, ни морозы - ничего ему не помешало. А ты? Ты потомок русских героев, корейских хваранов и самых успешных ильпхэ. Ты жив, здоров, сыт, нашел неплохой приют и стол. Ты выживешь и вернешься чего бы это ни стоило! Соберись!

Через час я уже был спокоен, свеж, замаскирован и точил карандаш для глаз его же колпачком с маленькой точилкой, которую откопал в недрах чемодана. Тот не переставал меня поражать. Видимо, как всякая женская сумка он хранил в себе множество вещей… стоило только хорошенько поискать. Так, дырка в подкладке в одном из внешних карманов явила мне несколько невидимок, парочку выцветших чеков, резинку для волос и баночку пудры. Я поклялся Регине, что по возвращении подарю веер Дана Втораковича ей. За забывчивость и незашитый карман, который подобно черной дыре засосал в себя такие полезные вещи и выдал их мне. Жаль только, что антисептик и многофункциональный ножик чемодан не поглотил.

Но что есть, то есть. Я напудрил лицо, подвел глаза, расчесался – и когда ко мне постучала служанка, её встретила неизменно спокойная Лим Тэхон, очаровательная и вежливая. У меня был план, у меня была цель, у меня была роль, и до нужного момента я должен играть её так, чтобы сам Станиславский плакал бы и рукоплескал!

*   *   *

Лим Тэхон. Всё в ней было другим - от лица до манер. Милое создание в струящихся одеждах таило внутри своего маленького нежного тела железную волю и спокойствие, которое, казалось, не могло поколебать ничто на свете. Она с одинаковой невозмутимостью отвернулась от казни, смотрела, как служители ели хлеб из порченой муки, и приводила Дана Втораковича к Равновесию. Она могла спокойно отказаться от того, что считала неприемлемым, и подчинить своей воле безо всякого знания языка. Арант в свои двадцать пять не чувствовал себя так уверенно, как эта девушка. А он руководил людьми не первый год, в отличие от Лим Тэхон.

Арант был сразу очарован этой глубиной черного взгляда, плавностью движений, мягким голосом, который щебетал на птичьем языке. Так очарован, что не сразу вспомнил о порядках. Но когда вспомнил – насторожился.

Дивная заморская красота притягивала своей инакостью, манила спрятанной в уголках губ улыбкой, загадкой. Арант был падок на красивых девушек. Он не стеснялся дарить цветы, воровать поцелуи и показывать молодецкую удаль. Но с Лим Тэхон, красивой и хрупкой, всё было иначе. Что-то подсказывало: эту девушку не восхитят его обычные уловки. За всё это время её взгляд ни разу не остановился на мощных плечах полуобнаженных мужчин в мечтательном любовании. В её повадках не было кокетливости, присущей всем молоденьким девушкам. Она смотрела на всех с холодом бесплотной русалки. Да и сам Арант впервые в жизни любовался девичьей красотой без извечного желания прикоснуться и совершить безумство. Тяга к ней была совсем другого рода. Незнакомого. Странного. В самом деле, что могло быть занимательного в мыслях женщины? Арант смотрел на неё… и терялся. Он не знал, как привлечь её внимание. Это пугало. Не одна ли из хаоситских ведьм попалась им на пути? Не заворожила ли?

Однако она не оказывала никакого сопротивления и послушно шла вместе с ними, не пытаясь сбежать. Её тело оказалось чистым. Если и владела какой-то ворожбой, то влияние на его Равновесие еще нужно было определить.

«Она опасна!»

Эта истина пронзила его в саду Дана Втораковича, когда она одним пинком поставила его на колено, а затем бесстрашно и гневно посмотрела прямо ему в глаза – сосредоточие свирепости. И его сердце дрогнуло – не в любви, нет. В желании подчиниться этой воле вопреки всякому разуму. Он даже обрадовался, когда купец заинтересовался ею и попросил руки. С глаз долой – из сердца вон. Но за Лим Тэхон заступились другие служители, напомнив, что она еще не созрела для замужества.

И вот – эта заморская птица в Кроме Порядка. Арант при желании мог с ней не пересекаться годами, но странная тяга к её тайне с каждым днем становилась лишь сильнее. Какие чувства прятались под этой невозмутимостью? Что она думала? О чем тревожилась? Что он мог сделать для неё?

- Я боюсь, что она нарушила моё Равновесие, отче, - сказал Арант после доклада и покаянно опустил голову.

Глава Крома Порядка, Ведунец Руслан, долго смотрел на него, приглаживал длинную бородку и барабанил пальцами по столу. За время отсутствия Аранта его болезнь пошла на убыль и сейчас напоминала о себе лишь небольшим кашлем да бледностью. Руслан похудел, но уже снова мыслил остро и твердо держал власть.

- Что ты, твоё Равновесие не нарушено, - улыбнулся он как-то жалеючи. – Всё очень просто: ты по роду своему землепашец и воитель. По твоей природе вести в атаку или в поле, а ей – решать, будет война или мир. Она госпожа, Арант. Просто госпожа. 

Арант вскинулся, но не нашел возражений. А Руслан переплел пальцы и устремил взгляд на гостевую башню. 

- Приведи мне её. Я еще не видел ни одну заморскую госпожу. Хочу оценить, вправду ли она так тянет за собой, как ты говоришь.

Глава 5.

Начальство в Кроме Порядка, Светоче Равновесия и просто врачебном центре было интересное.

- Ведунец Руслан Станиславич, - представил мне Арант болезненного вида светловолосого мужчину с длинной прямой бородкой странного, какого-то белесого цвета.

Бородка скрадывала черты. Изможденные светлые глаза смотрели цепко и пристально. Под глазами красовались синяки – свидетели недосыпа. Время от времени он кашлял, и тогда его худая грудь под фиолетово-золотыми одеждами ходила ходуном. Фиолетовый цвет шел бы к его льняным волосам и белой коже, но сейчас только подчеркивал синяки и общий нездоровый вид. Если Арант со своей растительностью тянул лет на двадцать пять от силы, то данному субъекту можно было с равным успехом дать как тридцать, так и все пятьдесят.

- Лим Тэхон, - сказал Руслан медленно.

Голос у него был тихим. Таким тихим, что приходилось прислушиваться. Кашель был сухой, слышалась одышка.

Я как истинный пессимист предположил, что у него туберкулез, и с поклоном нежно пропел:

- Приветствую.

А в голове завертел цифрами калькулятор, высчитывая время с ревакцинации. Так, БЦЖ мне делали по графику. Вакцина длительного действия, значит, всё нормально. Если палочка Коха ко мне попала, то иммунитет её прибьет. Если, конечно, распознает альтернативную версию бактерии этого мира.

От последней мысли я похолодел. Воображаемый учитель ОБЖ панически заорал, требуя сейчас же пробиваться в местную лабораторию и быстро-быстро изобретать антибиотики и вакцины от местного туберкулеза, бешенства, коклюша, кори, столбняка, менингококка, энцефалита, полиомелита… Твою мать, здесь же еще холера своя наверняка есть! И оспа! И чума! И еще что-нибудь неизвестное, к которому местные адаптировались, вроде семейства герпесвирусов, но я-то не местный! И привели меня не куда-нибудь, а в самое сосредоточие этих инфекций!

Я никогда не ощущал себя верующим, но тут остро захотел помолиться всем богам сразу. Даже древнеегипетским и шумерским. Почему мне не досталось нормальное фэнтези со всемогущими эльфами? Почему я вообще попал?!    

Толком пообщаться не вышло. Руслан слишком много хотел спросить, а я слишком боялся выдать знание тех слов, которым меня не учили. Да и внутренний голос продолжал и продолжал нагнетать, перечисляя все болезни, которые можно было здесь подхватить. На память я никогда не жаловался, так что список выходил внушительным и страшным, поэтому большая часть вопросов пролетела мимо ушей, в которые мозг нашептывал страшные названия. На все вопросы глава получал лишь непонимающую улыбку и пожатие плечами. Поняв, что расспрашивать меня бесполезно, Руслан ограничился внешним осмотром: оценил ухоженные руки без мозолей, отметил ровные белые зубы, подведенные глаза и долго щупал нежную жатку с бисерными подвесками. Посчитал взволнованно бившийся пульс на руке. Ведунец имел понятие о приличиях и во время осмотра кашлял в платок. Платок, к моему облегчению, всё время оставался чистым.

- Руслан Станиславич, может, позвать Снежану? – с беспокойством спросил Арант, когда тот сел и согнулся в новом приступе, вцепившись в подлокотники кресла. На выдохе явственно прозвучали хрипы.

Ведунец мотнул головой и дрожащими руками накапал на платок из стоящего на столе пузырька несколько капель, размазал ими по шее. По комнате разлился сложный аромат эфирных масел. Руслан прижал платок ко рту, сделал несколько вдохов, и хрипы через пару минут постепенно затихли.

- Всё в порядке, Арант, мне уже легче. Не беспокой мою жену, она на сносях, - сказал он, расслабившись, и снова посмотрел на меня. – Прошу прощения.

Я понял, что это никакой не туберкулез, а всего лишь незаразная астма. Воображаемый учитель с облегченным вздохом заткнулся и устало напомнил помыть руки и лицо после прогулки. С мылом. И маску изобрести на нос и рот. И большие-пребольшие очки, чтобы через глаза не попало… Я еще раз поклонился.

- Будьте здоровы, Руслан Ста-ни-сла-вич.

Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза.

- И в самом деле госпожа, - одобрительно сказал глава Крома и велел Аранту: - Поручаю её тебе и Зденьке. К воспитанницам не переводить. Обучить языку как можно скорее… И пусть ходит на те занятия, где язык не особо нужен. Музицирование, домоводство, танцы… Что там у нас еще есть для девочек?.. Уход за посадками…

Он устало откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза. Арант мгновенно уловил намёк и, сделав мне большие глаза, показал на выход. Я послушно поклонился в последний раз и вышел.

- Арант Асеневич, а это… - тихо сказал я и, сложив руки на груди, изобразил пару хриплых вдохов. Мне нужно было убедиться точно. - Давно?

- Чахотка? Давно, - Арант отмерил ладонью свой рост и опустил её на уровень пояса. – Руслан еще ребенком был. Ребенок. У него и матушка болела. Думали, кровь наследника Крома приведет её к Равновесию, но не получилось. Вот и он тоже кашляет.

Понятно. Наследственная предрасположенность к астме. Я кивнул и показал на стайку мальчишек за спиной Аранта, повторив. При виде этих детей стало ясно, отчего Годана ничего не заподозрила. Пока их рост уступал моему на целую голову, но вот плечи уже раздались гораздо шире моих, а на подбородках пробивался первый юношеский пух. Сколько им лет, определить было сложно.

- Много ребенок, - выдал я с серьезным лицом. – Здесь. Это правильно?

Я имел в виду, почему здесь спокойно шатались дети, но Аранта вовсе не заинтересовало, почему больные не в лазарете.

- Ребята, - поправил он, разулыбавшись. – Много ребенок – это ребята. Да, Лим Тэхон, вы быстро учитесь!

Я с неизменной улыбкой покивал. От постоянно растянутых губ уже начинали болеть щеки. Невыносимо хотелось выйти из кадра, потереть лицо, всласть схаркнуть на мостовую и по-человечески почесать бедро. Но камер, увы, вокруг не наблюдалось, а Арант упорно тащил меня за собой.

Экскурсия по Крому Порядка оказалась довольно полезной. Я узнал, что за больницей, Собором, снадобницей и гостевыми башнями есть еще много всего. Например, дворец правящего рода – Ведунец оказалась фамилией, а не должностью, и им принадлежал как минимум этот городишко внизу холма. В паре шагов от дворца стояли трехэтажный терем - Дом мудрецов, в котором жил Арант с другими мудрецами, и пятиэтажный - Дом воспитанников, разделенный на большое мужское крыло и маленькое женское. Рядом с ними, почти впритык к стене, стояла трапезная. Особенно мне понравилась пристройка за трапезной, где хранили продукты, в ней же располагался и подвал с ледником. Были и отдельная библиотека, которая одновременно являлась еще и школой, и поле для тренировок с оружием и без, и зверинец, в котором держали кур, овец и парочку коров. Даже общежитие для слуг имелось. Арант спокойно открывал передо мной абсолютно все двери. Но основная и, несомненно, главная часть Крома Порядка принадлежала огороду и теплицам. Теплиц было несколько. Вместе взятые, они по площади не уступали, а то и превосходили Соборную площадь. Огород с лекарственными и съедобными растениями и то казался меньше. Кром Порядка занимал целый скалистый полуостров на большущей судоходной реке.

Люди спокойно ходили по всему Крому, никаких замков нигде не висело. Большую часть представляли дети в простых застиранных одеждах. Совсем малышей я не увидел, все были старше десяти. Они сновали абсолютно везде и приставали к Аранту с какими-то вопросами насчет занятий, бросая на меня любопытные взгляды. Естественно, спрашивали и обо мне:

- А кто это?

- А почему у неё такое лицо?

- А почему она так одета?

- Как-как её имя? Какое странное! - и так далее и тому подобное.

Арант отбивался, но безуспешно. Самые наглые прыгали вокруг и дергали меня за волосы грязными руками, так и норовя ткнуть в лицо. Я молчал на полных правах ничего не понимающего иностранца и с благостной улыбкой просветленного Будды любовался пейзажем.

Дети. Множество вездесущих детей. Прямо в больничном комплексе, где как минимум изучали болезни. Не нужно обосновывать и осознавать, Тихон Викторович. Это всё магия. Здесь всех лечила магия, Равновесие и вера в Осмомысла…

Всех лечила и меня вылечит.

Из медитации больше похожей на прострацию меня вырвал громкий звук колокола. Дети замолчали, прислушались к перезвону и с радостным гиканьем помчались к Дому воспитанников. Арант припустил за ними, цапнув меня за руку. Эта манера - чуть что хватать и трясти - уже начинала раздражать. Особенно раздражало то, что на его один спокойный шаг мне приходилось делать два.

- Колокольный звон! – на ходу сказал Арант и выразительно погладил себя по животу. – Кушать!

И точно, изо всех уголков Крома Порядка к трапезной потянулись дети, а также люди в черных и синих одеждах – послушники и мудрецы, как мне сказал Арант. Не было только никого в зеленом, хотя я видел нескольких бодрых мужичков у снадобницы. Возможно, зеленое носил высший руководящий состав их ордена и ел соответственно не в общей трапезной, а где-то отдельно.

Трапезная представляла из себя большущий зал с тремя длинными накрытыми столами. За столами стояли простые лавочки. Порадовало то, что на всех готовили одинаково, в том числе и на детей. И впервые увиденные за эти дни элементарные умывальники в холле, вокруг которых толпилась ребятня. Я, довольный, отстоял очередь и сполоснул руки, несмотря на недоуменный взгляд Аранта. Ну да, грязи же не видать, зачем воду тратить?

Кормили скудно и просто. На обед предлагали сыр, хлеб, чуть теплую густую похлебку на яйце и пирожок к чаю. Арант посадил меня к воспитанницам, представив, а сам ушел за свой стол. Девочки попытались завести со мной разговор, поняли, что я почти не знаю языка, и быстро потеряли интерес. Я же неспешно оценил еду на предмет съедобности и рискнул попробовать. На мой вкус было недосолено. Каждый со стола убирал сам и уносил в небольшую каморку. Я быстро проглотил свою порцию и, собрав посуду, понес её туда.

Каморка оказалась придатком просторной кухни, на которой бегали и суетились женщины в простых тонких платках. Грязную посуду клали в два таза с щелочным раствором, предварительно счистив остатки еды в ведро: один – с чашками и тарелками, а второй – с ложками. Тазы стояли прямо у входа, а чуть дальше, на полках, я увидел стопки чистой посуды, накрытые полотенцами, банки с ложками и – сердце забилось быстрее – ножами. Ножи стояли особняком, в отдельном горшке, наполненном мелкой-мелкой речной галькой. Солнце лилось через единственную дверь прямо на них, играло на отполированных деревянных рукоятках, на темных острых лезвиях. Ножей было навскидку штук двадцать, и места в горшке хватало еще на столько же. Звуки и гомон со стороны кухни подсказывали, что недостающая половина сейчас использовалась.

- Ну, чего встала? – прикрикнула на меня кухарка.

Она влетела в каморку, шлепнула передо мной таз с новым раствором, подхватила другой, с посудой, и снова юркнула на кухню. Меня нетерпеливо подтолкнули сзади.

Я заставил себя развернуться и уйти. Ножи от меня никуда бы не делись, а брать их вот так, не подумав, рискуя быть схваченным у всех на глазах, было бы верхом глупости. Да и пропажи сразу бы хватились. А вот после ужина, когда готовить уже не надо…

Да, на ужин я пришел уже не в своих псевдокитайских одеждах, а в простом платье воспитанницы, которым меня любезно снабдила Зденька. Непривычные ткани и крой привлекали слишком много внимания, а это платье помогало слиться с толпой. Отправился в заветную каморку я одним из первых, когда основной поток еще ел. Быстрые едоки были довольно редким видом, шли они поодиночке, а кухарки не забрали бы пустой таз. Так что я быстро заскочил в каморку, выхватил из горшка среднего размера нож, спрятал его в широкий рукав, протолкнув рукоять под заранее надетую на предплечье резинку для волос, и спокойно пошел дальше. Второй набег был совершен на ледник. Поскольку большинство оставалось на ужине, я спокойно и почти открыто забрал из ледника кулек с замороженными грибами. Чтобы они не разморозились до отбоя, завернул их в одеяло.  

Итак, из обеззараживающих средств у меня имелись огонь на свечах да ядреное местное мыло. Из кровеостанавливающих и заживляющих – сорванный по пути подорожник с тысячелистником. Из обезболивающих и сосудосуживающих - замороженные грибы. Не самый лучший арсенал, но на безрыбье, как говорится, и рак – рыба. Грибы почти сразу после отбоя отправились сначала в кусок ткани, а потом в лифчик - устраивать дракону локальное обморожение. Я подточил нож о подобранный у порога кусок брусчатки, сделал мыльный раствор в толстобокой глиняной кружке, которая нашлась на полках в шкафу вместе с ложкой и деревянной миской, помыл и нашинковал растения, безжалостно пустил на тряпки одну из постиранных сорочек, прокипятил парочку из полученных кусочков в кружке вместе с ножом, как следует прокалил лезвие в огне, чтоб точно убить всю возможную заразу, постелил побольше пакетов и открыл зеркальце. Оттуда на меня посмотрела бледная физиономия с жуткими горящими глазами.

Татуировка у меня была не больше ладони, но резать кожу, используя в качестве обезболивания один лёд, - отпетый мазохизм. Я всерьез подумывал все прижечь, но не рискнул. Ожог заживал бы сложнее и дольше, пигмент всего лишь размылся бы, но не сошел до заживления. Надо было резать. И я должен был сделать всё очень и очень быстро. Удаляли же хирурги ноги за полторы минуты без анестезии? А тут какой-то кусочек кожи размером с ладонь. Даже на сосок не заходил. Ничего сложного. Дело десяти секунд.

- Не пытайтесь повторить это в домашних условиях, - пробормотал я, закусил черенок ложки, прикрыл рот и нос одним из кусков ткани, вытащил грибы и пощупал тату. Кожа вокруг побледнела, прикосновения почти не ощущались. Я протер её холодным мыльным раствором и занес нож. В кровь плеснул адреналин.    

Это была плохая идея. Это вообще идиотская идея – срезать татуировку посреди кишащего инфекциями места с подорожником и цветочками в качестве защиты. Но другого выхода я не видел. Да, можно было бы устроить небольшой химический ожог из подручных средств, – чистотел на поле я видел – но тогда бы рисунок исчезал минимум месяц. В условиях, где меня могли разоблачить в любой момент, так долго ждать было опасно.  

И да, это оказалось больно до нецензурщины и разжеванного в хлам черенка. Я старался брать тонко, чтобы слез только рисунок, а не глубокие слои дермы. Кровь, боль и прыгающие перед глазами круги чертовски мешали. Дракон срезался в три неровных куска. Говорила мне мама: "Не делай тату, пожалеешь", но я же самый умный, весь из себя фармацевт-исследователь... 

Почему сознание не уплыло, непонятно. Наверное, потому что вывернуло от запаха сразу. Я промыл рану мыльным раствором, соорудил повязку из порезанных в кашицу подорожника с цветками тысячелистника и надел поверх неё топик с тряпками, чтобы ничего не слезло. Как убирался, память не удержала вообще. Окровавленную воду, кажется, я вылил на кусты прямо из окна. Последнее четкое воспоминание было о том, как ведро с недостиранными тряпками встало в угол. Затем меня обняла постель.

Утром пришла расплата – от пережитого стресса поднялась температура и разнылась голова, хотелось выпить чего-то соленого и холодненького. Руки и ноги лежали вялыми кусками мяса. При попытке подняться рану дернуло болью. Я бы лежал и лежал, уткнувшись лицом в подушку, но нужно было прикопать остатки тату с грибами и подкинуть нож в трапезную. Впрочем, лезвие после огня почернело, так что нож тоже следовало бы предать земле.

Зденька пришла вместе со звоном колоколов. Я как раз закончил хоронить дракона и думал, как бы избавиться от тряпок со следами крови. Она увидела меня, сидевшего под кустом, и удивленно остановилась.

- Лим? Что ты делаешь? Ты что-то бледненькая какая-то…

Я тяжело вздохнул, обернулся и показал ей полевые цветы, которые собирал качестве прикрытия. Пахли они приятно, росли везде, так что моя возня под кустом не вызвала бы подозрений. Девочка и цветы – ничего удивительного. Девочки всегда любили цветы. Вот и Зденька не удивилась.

- Цветы?

- Цветы, - повторил я, ткнул в окно своей комнаты и зарыл нос в букет.

- А, в комнате поставить хочешь, - догадалась Зденька и просияла. – О, сейчас! Сейчас я тебе такое принесу!

И убежала в дом мудрецов. Я удивленно посмотрел ей вслед и, сообразив, что она наверняка зайдет ко мне, поспешил к себе, чтобы спрятать тряпки.

Не успел. Зденька пришла, когда я заталкивал их в пакетик.

- Лим? Ты почему не отвечаешь? Лим, открой! Лим!

Я заметался, бросил пакет в шкаф, обернулся – и дверь распахнулась. Под моим обалдевшим взглядом в воздухе свистнул сорванный крючок. Хороший был крючок, хоть и деревянный, но толстый, а петельку держали гвозди. Но даже гвозди - и те не выдержали. Зденька увидела меня, прижавшегося к шкафу, и настороженно нахмурилась.

- Лим, что ты тут делаешь? Ну-ка, что там у тебя…

Она поставила на тумбочку красивую расписную вазу, сунула в неё цветы, надвинулась на меня всеми своими размерами, мощной рукой отодвинула в сторону, открыла дверцу и вытащила тот самый пакет с тряпками. Я уставился в окно, невольно прикинув высоту. Нет, это было глупо. Даже если выпрыгнуть, то из Крома Порядка уже точно не выбраться. Его со всех сторон окружали белокаменные стены. Да и с этой русской бабой, которая и в избу, и коня на скаку, вряд ли бы получилось что-то такое. С неё сталось бы на лету за ногу перехватить и назад закинуть.

- Ой, - вырвалось у Зденьки, когда она вытащила три влажных белых полосы со следами крови. – Так вот в чем дело… - понятливо протянула она. – Да и я дура, сама не подумала! Что ты смущаешься? Не надо, дело-то привычное. Пошли, отдадим их прачкам. Они тебе чистое дадут. Пошли, Лим. А потом в снадобницу зайдем, там настой делают хороший, сразу станет лучше… 

Не переставая ворковать, она потянула меня за собой. Я на автопилоте пошел за ней. Больная голова ворочала мозгами непривычно медленно. Зденька не удивилась, вопросов не возникло… Почему?

И только когда Зденька протянула служанке пакет и велела дать еще женских тряпок, до меня дошло. Ой, я дура-а-ак! Совсем забыл, что у женщин кровопотеря – ежемесячная проблема!

От сердца сразу отлегло. От облегчения даже головная боль уменьшилась. А когда Зденька притащила меня в снадобницу и выпросила у скучающей за прилавком послушницы настой, стало совсем замечательно. Я с интересом обозрел на полках склянки, снял банку с какой-то открытой мазью, попытался понять по запаху, что там намешано, и так увлекся, что не сразу заметил сутулого мужичка в зеленом, волосы которого давно перекочевали с макушки на подбородок.

- Девочке любопытно искусство изготовления целебных снадобий? – с интересом спросил он скрипучим голосом. – Лим Тэхон, не так ли?

Я подскочил и чуть не выронил банку от неожиданности - старик выскользнул из неприметной боковой двери и подкрался совершенно неслышно.

- Пересвет Людотович! – подскочила Зденька вместе со мной. – Что за привычка пугать?!

Пересвет рассмеялся тихим дребезжащим смехом. Изо рта у него пахнуло смесью пахучих трав и гнили. Я невольно отступил в сторону и увидел за его спиной в соседней комнате стол с колбами, ретортами, перегонным аппаратом… Всё как по учебнику химии. Чего там только не было!

- Хе-хе-хе! Что поделать, люблю вытаращенные глаза! За женской настоечкой пришли? Правильно-правильно, - он закивал так, что голова на тонкой шее закачалась точь-в-точь как у того тигренка, который стоял в моей машине. 

- В уж извините, но мы пойдем, - решительно сказала Зденька.

- Идите-идите. Но девочку ты приводи, умная она девочка, снадобьями интересуется, это девочкам полезно… - он потер ладошки и снова меленько рассмеялся, бросая на меня хитрые взгляды.

- Как выучит язык - обязательно! – пробормотала Зденька и, крепко сжав мою руку, выскочила за дверь.

Я только и успел сказать местному коллеге до свидания.

Снадобница – интересное место. И травок с веществами там было очень много. И имелось почти всё, что нужно для изготовления приличной обеззараживающей мази от ран. Оборудование для меня старинное, конечно, местами непривычное, но зато к кабинету прилагался учитель. Я понял, какое место в Кроме Порядка мне подошло бы лучше всего. Следующий этап плана обрел четкие очертания.

Глава 6.

Рана болела. Рана кровила. Рана доставляла мне дикие неудобства. Даже снимать тату было не так мучительно, как лечить. Я панически боялся занести инфекцию и все перевязочные ткани прокипятил в щелоке, а потом сбегал к прачкам, чтобы они прогладили их тяжелым чугунным утюгом. Прачки посмеялись, чуть пальцем у виска не покрутили, но просьбу выполнили.

Я положил простерилизованный материал в отдельный пакет, завернул верх, скрепил его невидимками и открывал исключительно чистыми руками. Поскольку в лабораторию снадобницы меня никто просто так не пустил бы, а лезть в непонятные препараты – самому себе вредить, то лекарства пришлось изобретать буквально на коленке.

В качестве антисептика для раны я взял яблочный уксус. Даже не пришлось красть. Мне его спокойно выдали на кухне, стоило только донести до Зденьки крайнюю необходимость этого продукта для моих жестких волос и жирной кожи. Сначала хотелось добыть что-нибудь на спирту, но кто даст бутылку крепкого алкоголя пятнадцатилетней пигалице?

Вместо мази мне по-прежнему служили подорожник и тысячелистник, которые я рвал в букеты к полевым цветам, отмывал, шинковал и накладывал на рану. Проверенные временем средства не подвели. Через неделю всё окончательно запеклось в твердую корочку – и я расслабился. Шрам, конечно, обещал быть ужасным. Но шрам – не тату, законом не возбранялся.

Пропавший нож то ли никто не заметил, то ли не придал этому значения. По крайней мере, объявления так и не прозвучало. Но на всякий случай я его перепрятал, бросив в старый колодец.

И затем уже спокойно посвятил себя учебе. Если с местным языком всё шло отлично, - у меня сложилась репутация невероятного полиглота - то на остальных предметах царила скука. Особенно тоскливо стало, когда спустя месяц меня перевели на общее обучение. Я развлекал себя тем, что изобретал простейшие крема в лаборатории под надзором Пересвета и рылся в местной библиотеке в поисках пути домой, но это было вне занятий. Как взрослому тридцатилетнему мужчине с высшим медицинским образованием не рехнуться среди малолеток и учителей, на полном серьезе вещавших о влиянии всемирного Равновесия на эпидемии? Правильно. Я, как истинный лицедей, шутил и прикалывался. Особенно над Арантом. Он меня в их священных книгах наставлял.

- Всё в мире держится на равновесии четырех стихий. Вода, огонь, земля и воздух – они существуют как по отдельности, так и вместе, - говорил он, прохаживаясь вдоль рядов. Ученики внимали ему с открытыми ртами. - Всё живое тоже рождено из этих четырех стихий и несет в себе их частичку. Равновесие – хрупкий механизм. Поскольку мы зависимы от стихий, то любое нарушение ведет к разладу как внешнему, так и внутреннему… 

«И тогда только Аватар, повелитель всех четырех стихий, может остановить войну!» - съехидничал внутренний голос. Я подавил улыбку.

- Совокупность стихий рождает живое, рождает душу и мысли, - Арант постучал пальцем по виску. – Душа и мысли поддерживают Равновесие тела. Поэтому так важно держать свои мысли в порядке, а душу – в покое. Важно окружать себя всеми стихиями, потому что если недостает хотя бы одной, то внутреннее Равновесие начинает искажаться, возникают болезни. Осмомысл писал… Да, Тэхон?

Арант вздохнул, глядя на мою поднятую руку, и остановился.

- Сумасшествие – это нарушенное Равновесие, так? – спросил я.

- Так, - согласился Арант, с подозрением глядя на меня. О, он уже успел убедиться, что вопросы у меня с подковыркой.

- Нарушенное Равновесие влияет на тело, так?

- Так.

- Так почему сумасшедшие обладают здоровыми телами?

Вопрос поставил в тупик. На лице Аранта отобразилась напряженная работа мысли. Он схватил священную книгу и уткнулся в страницы.

- Всё из-за крепкой оболочки их духа! – радостно объявил он. – Нарушение настолько тонкое, что не способно проникнуть в телесный мир. Ему подвержена лишь душа. И лечить такое надобно также тонко: музыкой, танцами…

- А те, кто ударился головой о камень и сошел с ума? Подержать их под водой? Или разжечь на голове огонь? – спросил я и растерянно прикрыл рот пальцами, когда дети звонко расхохотались.

Арант прищурился. Я сложил губы бантиком и наивно похлопал накрашенными глазами:

– Что-то неправильно? Я плохо владею языком, простите.

Арант еще секунду смотрел на меня, а потом снова со вздохом открыл книгу и, прикрикнув на класс, продолжил:

- Итак, записываем. Первое, что надобно сделать – выяснить, в чем нарушено Равновесие больного. Второе – очистить его тело. Третье – привести его к покою. И четвертое – восполнить Равновесие противоположной стихией. Тело очищает кровопускание, кашель, сморкание, рвота и испражнение. Для этого применяются особые промывательные смеси. Особенно хороша коровья моча и десять трав. Она применяется повсеместно и рекомендуется для всех видов промывания как носа, так и кишечника. В тяжелых случаях применять эти методы следует все вместе, и тогда…

- Человек успокоится навеки, - подсказал я, и класс вновь утонул в детском хохоте.

- Ти-ши-на! – проорал Арант и повернулся ко мне.

Я снова похлопал глазами и сложил губы в улыбке.      

- Я совсем неправильно говорю! Простите, учитель!

- Госпожа Лим Тэхон, у нас не принято перебивать, - процедил Арант. Он подозревал, что я над ним издеваюсь, и никак не мог понять причину. – Еще одно замечание с вашей стороны – и я назначу вам десять ударов. По губам! Ибо женщина должна быть молчалива и послушна!

Я тяжело вздохнул и покачал головой. Арант поспешно уткнулся в книгу, кашлянул. Почему-то под моим осуждающим взглядом ему становилось неловко.

После занятия он задержал меня, поставил перед собой и сказал:

- Госпожа, я понимаю, вам тяжело привыкнуть к нашим порядкам. Но ваше поведение по нашим меркам недопустимо! Девушка не должна говорить без разрешения, много читать и проводить всё своё свободное время за изготовлением снадобий! Вам следует больше уделять внимания домоводству. Я видел ваши оценки – они ужасны! Как вы будете творить защитные узоры для вашей семьи? Как будете готовить, не зная Равновесия в еде? Как будете вынашивать ребенка и рожать, в конце концов? Я хотел взять вас в жены, но теперь сомневаюсь в своем выборе. Имейте в виду, Совет мудрецов не бывает снисходителен к желаниям хулиганок и лентяек! Он не посмотрит на ваше происхождение и подберет вам в мужья слугу!

- Я не выйду замуж, - коротко ответил я. – У меня есть дела поважнее.

- Что за глупости? Конечно, вы выйдете замуж! – возмутился Арант. – Все женщины хотят замуж!

Я вздохнул и скрестил руки на груди. Шрам от срезанной татуировки затянулся, оставив розовый рубец. Топик с мячиками лежал в чемодане вот уже почти неделю. Однако всем оказалось глубоко безразлично, почему девушка вдруг стала плоской.

- Я не… - начал я, но Арант вдруг прислушался и взмахнул рукой, остановив фразу.

В наступившей тишине стали слышны тревожные голоса наверху. Прозвучало имя Аранта.

- Потом, - напряженно сказал он. – Иди к себе.

- Сначала я возьму книгу…

- Никаких книг! – прикрикнул Арант. – Иди к себе и займись вышивкой! И не перечь мужчинам!

Я молча развернулся на пятках и вылетел из кабинета, кипя от злости. Неудивительно, что женщины взбеленились и потребовали разводов, работы и прав. С таким отношением скорее удивительно, как они продержались столько тысячелетий. Я в женской роли был всего месяц, а мне уже хотелось прибить этого самодовольного индюка!

За спиной раздались шаги. Арант не дошел до меня - свернул к лестнице. Наверху громко хлопнула дверь. Я сделал еще пару шагов и после секундного раздумья тихо пошел следом за ним. Злость не помешала осознать, что раз наверху, где располагались книги о болезнях, звучали встревоженные разговоры, то мне тоже следовало бы послушать.

Я тихо поднялся в узкий темный коридор и затаился под дверью.

- …Послать меня в Приморье? – сказал Арант. Голос у него был озадаченный.

- Других дураков туда ехать нет! – скрипуче рассмеялась главная архивистка. – Ты же самый безголовый. Тебя хлебом не корми – дай повыпендриваться!

- Гонец Дана Втораковича сказал, что болезнь очень серьезная и коварная. Кто-то умирает целыми семьями, кто-то, наоборот, переносит её легко и незаметно. Арант, ты самый здоровый, ты выжил в прошлый мор. Ты же не оставишь жителей в беде? Мы подберем тебе в помощь самых крепких послушников.

После этого тихого, почти неразборчивого голоса последовал надсадный кашель, выдав главу Крома Порядка.

- Руслан Станиславич, я не отказываюсь! – воскликнул Арант. – Я хочу узнать, почему вы уведомляете меня обо всем только сейчас? Гонец вот уже три дня лежит в больнице, а я об этом знать не знаю, ведать не ведаю! Что за болезнь-то, чем лечить её? Пересвет Людотович, вы что-нибудь придумали?

Я окаменел и весь похолодел. После моего недельного проживания в Приморье город захватила эпидемия. Не имею ли я к ней отношения? Ведь со мной был не только чемодан, но и пара десятков миллиардов всяческих вирусов и бактерий. Могло ли что-то оказаться для аборигенов смертельным? Как оспа, которая выкосила американских индейцев с приходом уже переболевших европейцев.

«Ау, очнись! Месяц уже прошел!» - постучалась в голову спасительная мысль, но я от неё отмахнулся. Это новость пришла спустя месяц, а сама болезнь начала собирать свою жатву намного раньше. Плюс инкубационный период, постепенное увеличение зараженных...

Воображаемый учитель ОБЖ постучал по воображаемому столу своей указкой, привлекая внимание. «Если источник заразы ты, почему в Кроме Порядка до сих пор нет вспышки?» - спросил он. Я вздохнул и потер лоб. Вопрос был логичный. Я наследил довольно много и в гостях, и здесь: потел и дышал на постельное белье, которое стирали другие, ел и пил из общих приборов, мылся и делал прочие дела. И в пути постоянно находился рядом с послушниками. Никто не заболел.

Сначала от сердца немного отлегло, - виноват был не я – но следом ошпарил дикий страх. Раз зараза не пряталась в моих вещах, то я тоже рисковал её не пережить.

Раздался скрипучий голос Пересвета, и я весь обратился в слух.

- Придумал-придумал. А как же не придумать-то? Голова у меня соображает хорошо. Болезнь вызвана смещением Равновесия к огню и переизбытком воды. Значитца, надобно давать по глотку снадобья на основе масел, трав и свинца, чтобы восполнить нехватку земли и иссушить внутренние воды. Затем охлаждать тело свежим холодным воздухом и начиткой пятой песни Мороза…  

Я вздохнул и отступил от двери. Так, среди мудрецов мне ничего толкового не услышать. Ни единого симптома они так и не назвали, лечение предложили в своем средневековом стиле. Масло и свинец внутрь, холодный воздух и начитка песни – каково, а? Нет, магия с травами, может, и помогут, но свинец – точно нет.

Тело потряхивало. Зараза уже три дня как была здесь, в Кроме Порядка. Возможно, она уже затаилась в моей крови и вела обратный отсчет. А вокруг – темное невежество. Сам подход к лечению неадекватный и – что еще хуже! – многовековой. 

Выйти из библиотеки было невероятно сложно. Всё за её пределами казалось пропитанным смертельной заразой. Люди разом превратились в огромные бациллы, которые одним своим выдохом могли отправить меня на мучительную смерть. Цветущие, здоровые, крепкие – они сами не знали, что их уже пожирало изнутри нечто несоизмеримо сильнее их. И кто был на самом деле здоров, а кто стал источником – не определить, как ни осматривай. 

Шарахаясь от каждого встречного, я добрел до башни, тщательно вымыл с мылом и уксусом все поверхности, обтерся сам, из последнего стерильного куска ткани смастерил первую в этом мире защитную маску и остро пожалел об отсутствии очков. Форма воспитанницы отправилась в корзину с грязным бельем, а на свет из чемодана явился костюм возлюбленного Лу Тан – последний не тронутый этим миром наряд.

Все эти меры вряд ли бы защитили, и я это прекрасно понимал. Единственное, что они сделали толкового – помогли успокоиться. Паника немного улеглась, мозг отвлекся от рисования страшных картин и заработал в нужную сторону.

Только симптомы и осмотр могли дать понятие о природе болезни. Как бы мне ни хотелось сбежать на необитаемый остров, а подключиться к лечению было необходимо. И чем скорее, тем лучше. А для этого…

Я метнул взгляд на Собор Равновесия. К нему неспешно двигалась худая фигура в желто-фиолетовых одеждах. Фиолетовое здесь носил только правящий род. А такая болезненная худоба принадлежала лишь одному.

Руслан Станиславич показался мне разумным человеком.

Я надел маску и спустя пять минут решительно постучал в двери его покоев.

- Войдите! – крикнул глава Крома и при виде меня удивился. – Тэхон? Почему ты в таком виде? Что это на твоём лице?

- Я знаю о том, что из Приморья приехал больной гонец. Это защита, - сказал я.

- Знаешь? – нахмурился Руслан и снисходительно усмехнулся. – Подслушивала, да? Так что ты хотела? Предложить свою помощь?

- И это в том числе, - кивнул я. - Но сначала…

- Об этом не может быть и речи, - перебил меня Руслан, властно взмахнув рукой в интернациональном жесте «стоп». – Мы допускаем к лечению заразы лишь взрослых обученных людей рангом не ниже послушника. Ты всего лишь воспитанница и слишком мала для такой работы. Гонец и его лекари сейчас в карантинной избе. К ним никого не впускают и никого не выпускают, в том числе и его вещи. Мы позаботились о том, чтобы он не нарушил Равновесие остальных и тем более вас, наших драгоценных детей. Можешь снять эту тряпку.

Каким невероятным облегчением было узнать о существовании карантина! Я снял маску и с улыбкой сказал:

- Благодарю, Руслан Станиславич, вы меня очень успокоили.

- Прекрасно, - тот ласково улыбнулся и опустил взгляд на бумаги. – Можешь вернуться к занятиям, Тэхон. Арант сказал, что тебе нужно подтянуть домоводство. Ты непростительно мало уделяешь ему внимания. Для женщины твоего возраста это самые важные уроки… Погоди! – он снова взмахнул рукой, увидев мой открытый в протесте рот. – Пока ты не задумываешься о замужестве, это понятно. Но, уверяю, однажды ты захочешь любви и детей. И тогда ты придешь ко мне, чтобы мы с тобой подобрали тебе партию. Арант жаловался на твои шутки. Он тебе нравится, не так ли? Так вот, если ты не будешь учиться хорошо, он на тебе не женится!

- Об этом-то я и хочу поговорить. Арант мне не нравится. Замуж за него я не выйду. Я не могу выйти замуж. Вообще.

- Хаоситы на том корабле обходились с тобой жестоко. Уверяю тебя, не все мужчины такие. В любви между мужчиной и женщиной можно найти источник величайшего наслаждения, - безмятежно сказал Руслан Станиславич и, взяв лупу, уткнулся в бумаги.

Я вздохнул и, набравшись решимости, выпалил:

-  Я не могу выйти замуж, потому что я - взрослый мужчина!

Лупа с громким стуком выпала из ослабевших пальцеи Бумага спорхнула мимо стола на пол. Глаза у главы Крома Порядка стали такие, словно явился сам Осмомысл и заявил, что всё их лечение по Равновесию – бред и ересь.

- Что? – слабо произнес он. – Что ты такое говоришь?

Я потер лоб.

- Говорю, я мужчина! Мужчина я! Понимаете?

- Что-что? – еще тише переспросил Руслан, сползая на спинку кресла.

- Я мужчина! Мужчина! Не верите? – я схватился за пояс, и глава Крома подскочил.

- Не надо! Не надо раздеваться! Ты… Тэхон, иди к себе, хорошо? Полежи, подумай, а там… Там видно будет… – ласково забормотал он.

- Вы не верите мне и думаете, что я повредился в уме, - констатировал я и снова схватился за пояс. – Но вы же понимаете, что это легко доказать? И раз я говорю, что могу доказать, значит, могу!

- Не надо! – вскрикнул Руслан. – Не надо. Я верю. Действительно, ты права… Ты прав. Это легко доказать. Поэтому я поверю тебе на слово. Но почему ты таила… таился?

- Я не таился, - с достоинством ответил я. – Я играл роль и носил одежды своей сестры. Пираты брали только женщин. Мужчин он убивали. Сестра помогла мне, но во время крушения она… умерла… Я остался один. Не знал язык. И затем с женщинами… - я отвел взгляд и старательно покраснел. – Мне не хватило воли… Они такие… Я не подглядывал нарочно, правда! Я даже в баню ходил один!

Руслана Станиславича хватило лишь на одно короткое, но очень выразительное, озадаченное:

- О!

Помолчали.

- Так, - наконец кашлянул он. – Хорошо. Раз ты мужчина… Ты не хаосит, так?

Я снова с готовностью схватился за одежду, но Руслан снова с паническим воплем остановил меня. От разочарования руки сами опустились. Я, значит, старался, татуировку срезал, заживил, подготовил историю, а меня даже осматривать не стали!

- Не хаосит, - утвердительно кивнул Ведунец. - Хорошо. Раз ты говоришь, что ты мальчик…

Я подумал и решительно скинул себе возраст. Моё лицо было слишком гладким даже для России двадцать первого века, что уж говорить об этом мире.

– Мне восемнадцать. Борода не растет – в моей культуре её удалять… удаляют.

- Молодой человек. Хорошо. Да. Так. Возвращайся пока к себе. Мне… Мне нужно посоветоваться с мудрецами. Это было слишком… неожиданно.

Руслан Станиславич действительно выглядел выбитым из колеи. Я поклонился на прощание:

- Прошу прощения, что невольно ввел вас в заблуждение! – и неохотно вышел за дверь.

Предложение о помощи глава так и не выслушал. Впрочем, судя по его лицу, что-то свыше моего пола в его голове сейчас просто бы не поместилось. Что ж, раз у них стояли карантинные избы, то несколько часов я мог и подождать. Полдела было сделано.

*   *   *

- Лим Тэхон утверждает, что является мужчиной! Точнее, юношей восемнадцати лет от роду.

- Что?! Да не может этого быть! – хором возмутились Годана и Зденька.

Арант вытаращил глаза.

- Как это – мужчина? – повторил он. Вид у него сделался таким, словно кто-то огрел его по затылку тяжелой дубинкой. – Она же… Того…

Он повел руками в воздухе, обозначая рост и женские формы. Руслан придирчиво прищурился. Память Аранта, полного молодецких сил, явно приукрашивала Тэхон.

- Вот так, - отчеканил глава Крома. – По утверждению Тэхон, хаоситы не держали мужчин, им были нужны только девушки. Чтобы сохранить жизнь, пришлось таиться.

Арант, Годана и Зденька явно не знали, что на такое сказать. С одной стороны, захочешь жить – и не так раскорячишься. Обман хаоситов обманом-то толком и не считался. А вот с другой…

- Но почему тогда Тэхон не открыла… открыл… Тьфу! – сплюнул Арант и брезгливо поморщился. – Вот же срамота! Почему мы сразу не получили признания?

Руслан вздохнул и потер лицо.

- Это как раз и понятно. Во-первых, он не знал, куда и к кому попал. Во-вторых, к женщине отношение совсем иное. В-третьих, обжегшись на молоке, дуют на воду. Благо Тэхону хватило смелости признаться самостоятельно, до того, как мы перевели его к воспитанницам. Еще немного – и его игра в переодевание стала бы преступлением. 

Глава Крома замолчал и испытующе уставился на троицу, сложив вместе кончики пальцев. Арант занервничал и вытянулся еще сильнее.

- В связи с этим у меня возник закономерный вопрос. Кто-то не осмотрел нового человека? - Руслан говорил тихо, но от этого было лишь страшнее. – Арант?

- Я не раз напоминал женщинам! – отчеканил Арант. – Я поручал это дело Годане и Зденьке. Прошу прощения, я думал, Тэхон девушка, и поручил осмотр им.

Годана вскинула темноволосую голову, Зденька нервно затеребила кончик длинной косы.

- Мы осмотрели! Всю осмотрели, ни кусочка не пропустили! – воскликнула Зденька. – Девочка это! Ножки маленькие, стройные, живот мягкий, кожа нежная, ни одного волоска лишнего… Годана, скажи!

- Да, это девушка, - подтвердила Годана. – Угловатая, костлявая, да и плечи у неё широковаты для девочки. Шея толстовата. Но это просто особенность сложения. Когда мы её осматривали, в лифе точно была грудь, а не тряпки. Тряпки так не колышутся. Так мог колыхаться еще кулек с зерном, но внутри ничего не шуршало.

- Тэхон был готов полностью раздеться и показать мне тело, - сказал Руслан.

Зденька замолчала и нахмурилась. Годана заколебалась и отвела взгляд.

- Ну…

- Что? – уточнил Руслан.

- В подштанники-то мы не заглянули… - пробормотала Годана, быстро глянув на Зденьку. – И догола она никогда при нас не раздевалась… И моется она всегда одна, в своей бочке…

- То есть Тэхон действительно может быть мужеского полу, – подытожил Руслан.

- Да какой из неё парень?! – взорвалась Зденька. – Она же всё время мази для рук и лица изобретает, за волосьями ухаживает, цветочки собирает. У парней смолоду пальцы жесткие, толстые и врастопырку, а у неё рука мягонькая, пальчики всё время сложены. Парни при ходьбе плечами машут как ветряные мельницы, а она ручки на животе складывает, идет плавно, плечики ровные. Парней когда зовешь, они всем телом оборачиваются, а Тэхон, как девушка, сначала голову поворачивает. Это мужика обмануть можно, он на женские ужимки не смотрит, а женский глаз не проведешь!    

- Искусный лицедей, которого обучала женщина, мог заморочить голову и нам… - начала Годана.

Зденька горячо замахала руками.

- Это вы мне тут голову морочите! Годана, в самом-то деле, что мы, мальчика от девочки не отличим? Штаны обязательно снимать надо? У Тэхон уже женские дни приходили, я своими глазами кровь на тряпках видела! Знаете, как девочка смутилась?

– У него могла кровь носом пойти, - заметил Руслан.

- Так пойти, что трех локтей ткани не хватило? – не унималась Зденька.

- Он мог быть ранен, - возразил Руслан. – И, кажется, на кухне как раз накануне пропал нож. Он мог вскрыть рану, почистить её от гноя. А нам открыться побоялся.

Зденька открыла рот, закрыла, не найдя возражений, и повернулась к мудрецу:

- Арант Асеневич, а вы чего молчите?

- Чего я сразу? – Арант отшатнулся – до того разгоряченным был вид у послушницы. – Я мужик простой. Грудь есть, голос нежный - значит, баба!

- Арант, как ты думаешь, Тэхон может быть мужчиной? – спросил Руслан.

- Руслан Станиславич, я даже и помыслить не… - жалобно протянул Арант, но напоролся на злой взгляд и призадумался. – Ну если так подумать… Тэхон на парней-то никогда не смотрела. То есть смотрела, но не так… Без влечения…

- Поплавали бы вы с хаоситами в море невесть сколько, то шарахались не только от мужиков, но и от баб! – зло сказала Зденька. – Да она, дай Равновесие, лет через десять на мужиков без содрогания посмотрит! А тут вы со своими разговорами о детях и замужестве! Вот у неё рассудок и помутился.

- Что мы тут с ума сходим, в самом деле? – раздраженно сказала Годана. – Просто надо снять с Тэхон одежду и посмотреть!

- Да, - согласился Арант задумчиво. – Но кто это будет делать? Женщина? А если Тэхон говорит правду? Женщине нельзя видеть голого мужчину, если это не её муж. Мужчина? Ему тем более нельзя, особенно если Зденька права. Так мы только навредим ей еще больше. Я, честно говоря, согласен со Зденькой. Не похожа Тэхон на юношу.

По лицу главы Крома Порядка было видно, что послушница и мудрец его убедили. Что делать с этим, он не знал.

- Давайте просто подыграем Тэхон! – предложила Зденька. – Рано или поздно правда наружу выплывет. А так девочка поймет, что её тут никто не обидит, успокоится, а там, глядишь, и влюбится в кого-нибудь... И войдет в Равновесие.

- Разумное предложение, - протянул Руслан. – Думаю, так и сделаем. Арант, ты еще не передумал брать её в жены?

- Я… - Арант замялся. – Я-то да, но как тут… Когда такое? А вдруг Тэхон на самом деле… того, парень?

- А ты сначала подружись и поухаживай, - посоветовал Руслан. – Ты у нас со всех сторон жених завидный, в любовных делах опытный, с девушками общался много. Тэхон как раз семнадцать уже миновало. Свою помощь с болезнью она предложила. Вот и съездите в Приморье вместе, там в баню сходите, на рынке прогуляйтесь. Придумай испытания на мужественность, в общем. Там и выяснится, мальчик у нас Тэхон или же нет. Если нет, то Равновесие девочке мы восстановим и поженим вас. Если юноша, то говорить о девичьей чести не понадобится. Женщины Тэхон обнаженной… ным… без одежды не видели. Да и Тэхон тоже, - Руслан кашлянул.

Зденька и Годана согласно закивали: они действительно совсем раздетыми перед Тэхон не представали – всегда были в сорочках.  

Арант же застонал: в такие переделки ему попадать еще не приходилось.

Глава 7.

Что в головах этих людей? Сначала они говорили, что в Приморье жутко заразная непонятная болезнь, что гонец в карантине вместе с контактниками, что Кром Порядка заботится о Равновесии своих служителей и здоровье в целом и не допустит заразу ко мне, а через три часа сам Ведунец выдал, со сладкой улыбочкой глядя мне в глаза:

- Тэхон, ты говорила… говорил, что готов помочь. Я поговорил с Арантом. Он согласился взять тебя в Приморье.

Я сначала подумал, что ослышался.

- Простите, я не понял.

- Ты с Арантом едешь в Приморье, - повторил Руслан.

Запавшие глаза смотрели пристально и настороженно. Улыбка неестественно широко растягивала его губы, отчего казалось, что слова цедились почти в муке. На желтоватых зубах играли отблески от горящей свечи, и утопленное в густых тенях лицо выглядело особенно жутким. Возражать человеку с такой гримасой было страшновато, но молча согласиться я не смог. Меня отправляли не куда-нибудь, а в самое сердце эпидемии! А мне даже передача болезни была непонятна. Как люди заражались: через бытовые предметы? через кровь и слюну? или это вообще воздушно-капельный путь?

- Прошу прощения, но я в Приморье не поеду, - твердо сказал я, выпрямив спину. – Я принесу пользу здесь. В снадобнице Пересвета Людотовича. Я лучше помогу ему с поиском лекарства. У меня на родине другие правила лечения. Пересвет Людотович очень интере… любопытствует.

- Нет. Ты едешь с Арантом, - всё с той же улыбочкой сообщил Руслан. – Твоё Равновесие таково, что ты не поддашься болезни.

Ну да, конечно. Без Равновесия же никуда. Нет, определенной логики теория не была лишена, но вот подход к ней был откровенно нездоровый.

- Но…

Ведунец даже не дослушал.                                   

- Нет. Ты сделаешь так, как я сказал!

Я сжал челюсти до скрипа зубов и надменно вскинул голову, напомнив себе, что роль знатного господина никто не отменял.

- Вы понимаете, что гоните от приборов обученного, сведущего в лекарствах человека? Или мне позвать сюда Пересвета Людотовича, чтобы он вас убедил?

- Мне повторить еще раз? – не дрогнул глава Крома Порядка. – Ты едешь с Арантом в Приморье. Снадобница в Приморье тоже хороша. Можешь работать в ней хоть круглые сутки.

Я прикрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. На помощь пришел воображаемый учитель безопасности. «Спокойствие, Тэхон, только спокойствие. Ничего страшного не случилось. Ты привит от большинства болезней. У тебя отличный иммунитет. Возьми маску, сделай очки из медной проволоки и осколков, пришей их на ткань. Перчатки можно сделать из носков и обмакнуть в резину. Жидкую резину можно наколдовать из разрезанного мячика и какого-нибудь растворителя… А, черт! Здесь еще же даже сырья нет для такого растворителя… Ладно, сделай просто перчатки», - прошептал он мне.

Чувствуя, что еще чуть-чуть – и воображаемый учитель переродится в полноценную шизофрению, я поклонился:

- Прошу прощения за дерзость, но я не поеду в Приморье. Моё Равновесие слишком шатко для неведомой болезни. Я останусь здесь и помогу Пересвету Людотовичу.

От такой наглости у Руслана на мгновение отнялся язык, а по бледному лицу поползли лихорадочные пятна гневного румянца. Глава Крома нахмурил брови, приподнялся и, треснув руками по столешнице, заорал что-то о непочтительных невежественных чужаках и погребе в качестве наказания. Я представил, что превратился в скалу. Огромную, высокую, смертоносную и безразличную ко всему. Все вопли разбивались о мои острые камни, словно морские волны, а Руслан, этот смешной, ничего не понимающий человечек, вел на меня свой корабль в фанатичной вере, что по его волшебному слову мои вековые гряды расступятся и дадут пройти хлипкому суденышку его мнения.

- …Три дня в погребе и порка! – рявкнул напоследок Руслан и рухнул обратно в кресло, поперхнувшись кашлем.

- Если это означает, что потом я останусь здесь под руководством Пересвета Людотовича, то я согласен, - безмятежно ответил я и поклонился.

Но Руслану уже было не до меня. На него накатил новый приступ астмы, и он согнулся в кресле, шаря по столу руками в поисках заветного пузырька с маслом. Через три секунды, когда дрожащие бледные руки вцепились в подлокотники, а в мутном взгляде главы появилась паника, я понял, что пузырек где-то затерялся.

- Пересвет… Мне… нужен… - выдавил Руслан между свистящими выдохами.

Я представил, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до снадобницы и обратно. По всем прикидкам выходило, что Ведунец успел бы задохнуться… Это был мой шанс проявить себя. Я возблагодарил курс традиционной медицины, которую прошел в университете, и решительно повернулся к окну, распахнув ставни. В комнату ворвался свежий ветер, принесший из-за крепости восхитительный хвойный аромат.

- Я не успею, Руслан Станиславич. Как же вы умудрились дожить до своих лет с таким отношением к здоровью? - я укоризненно покачал головой и, зайдя хрипящему главе за спину, положил руки ему на плечи.

Корейская традиционная медицина была сильна. Тысячелетние практики проверялись современными научными данными, перерабатывались и дополнялись. В медицинских университетах существовал целый отдельный факультет, который порой стоил дороже всех остальных специальностей. В своё время мне не удалось попасть туда, поэтому я выбрал профессию фармацевта, в который был включен общий курс народных средств. В том числе иглоукалывание по акупунктуре.  

К иглоукалыванию и теории ци я относился довольно скептически, но вот массаж некоторых акупунктурных точек действительно помогал и вполне годился для первой помощи при астме. Аборигены, конечно, обладали больши́ми размерами, но в остальном анатомия у нас была одинаковая.

Почувствовав, как мои пальцы пробрались под воротник, Руслан попытался дернуться, но я бесцеремонно усадил его обратно и надавил на точки.

– Спокойно, Руслан Станиславич. Дышите медленно. Вдыхайте коротко, выдыхайте спокойными… э-э… выдохами.

Ведунец был в таком состоянии, что ему не осталось ничего, кроме послушания. Я спокойно и неспешно массировал точки вокруг ключиц. Кожа у Ведунца была дубовая, приходилось прилагать усилия, чтобы нащупать нужный узел. Но своего я добился – спазм отпустил. Руслан выкашлял сгусток мокроты в платок и бессильно растекся по креслу, осоловело моргая на меня огромными изумленными глазами. Хрипы в его груди еще не стихли, но дыхание стало чуть свободнее.

- Помогло…

Я только усмехнулся, продолжая массировать точку под шеей. Пальцы уже болели. Ему бы анализы сдать и подобрать схему лечения… Но, во-первых, негде, во-вторых, не моя специализация.

- Вам надо лечь. Я схожу за вашим маслом.

Ведунец с трудом встал, покачнулся – и я присел, когда эта туша навалилась на моё плечо. До кровати в соседних покоях мы добрели буквально по стенке.

- Что это? Как это ты так – пальцами? – пробормотал глава, рухнув на постель, едва я сдернул покрывала.

На белой подушке он выглядел совсем больным.

- Искусство акупрессуры, - ответил я. – Ваша болезнь происходит из-за того, что ваши… э-э… легкие вот здесь, - я провел пальцем по своей груди, показав расположение бронхов, - забиваются слизью и внутренние мышцы, которые... эм... двигают легкие, перестают правильно расслабляться. Я нажал на точки - и мышцы расслабились. Вы выкашляли слизь. Легче?

- Легче, - согласился Ведунец и, прокашлявшись еще раз, завозился на постели.

Было заметно, что ему невыносимо захотелось спать: он медленно моргал, цедил зевки, отчего речь становилась невнятной.

- У вас так всё время или только в какое-то время года?

- По-разному, - сонно пробормотал тот. – В основном в середине лета. К осени обычно проходит, но я еще простудился…

Я задумчиво глянул в окно, обвел взглядом комнату. Как-то странно. Если астма приходилась на сезон, значит, природа у неё была аллергической и тогда обострения были бы весной. Но он говорил о середине лета. Сейчас же вообще разгар местного августа. На что аллергия? Что тут витало в воздухе во второй половине лета и не было весной?

- Принеси мне моё лекарство, - попросил Руслан.  

Я встал. Ему бы нормальную схему с нормальными ингаляциями, а не эти эфирные масла, которые из-за аллергии могли сделать только хуже. Но никаких материалов у меня с собой не было. А просто так, на остатках знаний, тыкаться вслепую – уйдет уйма времени. Эффективные препараты на коленке за денек не создать. С супрастином я бы еще мог такое провернуть, но тут надо совсем другое… В корейской медицине для купирования приступов астмы применялись ингаляции дымом эфедры, годилась и элементарная китайская камелия, да вот досада: тут такое не росло - слишком холодный климат. Местные камелию даже в чае пока не попробовали.

- Пузырек во втором ящике, - хрипло прошептал Руслан, приоткрыв воспаленные глаза. – Я вспомнил.

Я принес ему его лекарство, накапал на свежий платок, и он с облегчением уткнулся в него лицом.

- Благодарю, Тэхон, - раздалось, когда хрипы окончательно ушли.

- Обращайтесь, - я убедился, что приступ прошел, а затем встал с кровати и поклонился. – Отдыхайте, Руслан Станиславич, а я пойду.

Иссушенная болезнью рука неожиданно проворно схватила меня за рукав.

- Куда это ты?

- В погреб, - охотно ответил я. – В темный сырой погреб с во-от такими крысами, куда вы меня отправили за непослушание. Отпустите, будьте ласковы, мне еще к порке готовиться.

Руслан зафыркал от смеха.

- Ладно, не будет тебе ни порки, ни погреба с крысами. Но в Приморье ты всё равно поедешь.  

Мне захотелось швырнуть в стенку что-нибудь стеклянное. Что, черт возьми, творилось у него в голове? Ему показали навыки, доказали, что обучение действительно было, помогли, в конце концов. А этот муд… мудрец всё равно стоял на своём!

- Иди, - величественным жестом отослал меня Руслан.

Я молча поклонился и вышел с твердым намерением спрятаться у Пересвета и выяснить наконец симптомы этой загадочной болячки, которая мучила гонца из Приморья.

- Молчишь - значит, согласен! – прилетело мне в спину как-то подозрительно радостно.

Повторяюсь, но что, черт возьми, в головах этих людей? Лично у меня закрались подозрения, что Ведунец так решил избавиться от подозрительного иностранца.

Перестал кипеть я только у порога снадобницы. Пересвет был странноват, но в моем желании учиться шел навстречу, следя за каждым моим движением над хрупкими механизмами хищным коршуном. Называл милой девочкой. Да и до знаний показался жадным. Если его правильно мотивировать, то он вполне смог бы повлиять на Ведунца. С этими мыслями я толкнул дверь и вошел внутрь. 

Главный травник встретил меня в лаборатории одним-единственным вопросом:

- Мальчик, значит?

Я дернул уголком губ.

- Быстро у вас тут новости разносятся.

- Ну так, новости вон какие… любопытные, - разулыбался Пересвет и окинул меня хитрым взглядом.

Подслеповато прищуренные глаза скользнули по лишенному всякой косметики лицу и остановились на уровне груди. Судя по подозрительному виду, старик прикинул, сколько слоев ткани пришлось на утяжку.

- Сколько, говоришь, тебе лет?

Я упер руки в боки, развернул плечи, чтобы ткань мужского ханьфу плотно облегла тело, и чуть понизил голос, чтобы тот приобрел характерный мужской тон.

– Восемнадцать. Я уже взрослый.

Привыкшая к позиции гортань до нужного тенора сразу не расслабилась, звук предательски сбился. Я прокашлялся. Пересвет скептически хмыкнул, отставил колбы, закрыл пузырьки с порошками и поманил меня в свою комнату.

- Взрослый… Ну пошли, попьем взварчику, милый отрок. Что пришел?

- Я помощь предложил в исследовании болезни. Хотел помочь вам лекарство придумать, а Руслан Станиславич вместо этого меня с Арантом хочет отправить, - наябедничал я, просеменив следом за ним.

Как мальчишка. Детский сад какой-то.

- Ну так езжай. Ты мне тут не нужен, - равнодушно ответил Пересвет, разливая кипяток из самовара по симпатичным чашкам. – Ты молодой, Равновесие у тебя крепкое, хворь тебя не возьмет…

Я чуть не взвыл. Да они что, сговорились, что ли?!

- С чего вы решили, что у меня настолько крепкое Равновесие?

Пересвет поставил передо мной чашку, сел напротив и ссутулился над своим чаем. Его губы вытянулись в нелепую трубочку и подули на блюдце, остужая, затем он поднес его ближе и сделал небольшой глоток. Прижмурился от удовольствия, причмокнул морщинистыми губами. Зеленая форма и повадки наделяли его довольно странной аурой престарелого косплеера – он весь был такой чудаковатый, волшебный и одновременно убогий. Лишь взгляд – внимательный, цепкий, хитрый взгляд – выдавал незаурядный ум.

- Я-то? Я ничего… Мне Равновесие в людях видеть не дано. Я травки да порошочки свои ведаю, а большего мне и не надобно. Нету у меня своего мнения. Как князь наш болезный говорит, так я и думаю, - ответил Пересвет и с хитрой улыбкой придвинул мне пряники. – На, возьми на дорожку. Они мятные, вкусненькие…

Это он так намекнул, что помощи от него мне не получить? Я предпринял последнюю попытку.

- Вы не понимаете, здесь, в снадобнице, я смогу создать лекарство, здесь есть травы, здесь есть всё, а в Приморье же…

- Мор неведомый бесчинствует, - покивал Пересвет. – А ты у нас мальчик осторожный, сам первый не полезешь, ты сначала на других посмотришь и только потом решишь, надо ли тебе это. Похвально-похвально… Да только я тоже осторожный и послушный - ты уж не обессудь.

Пересвет невозмутимо прожевал пряник и с громким хлюпаньем глотнул из блюдца. Я же от такого ответа чуть не выронил чашку. Осторожный? Послушный? Это получается…

Позиция Пересвета до меня дошла с трудом, хотя оказалась простой до безобразия. В той, другой России была для такого случая целая присказка. Как там бабушка говорила? Моя хата у деревни с краю, ничего не видел, никого не знаю?

- Разве вы не хотите узнать заморские методы лечения?

- Нет уж, - категорично отрезал главный снадобник. - Заморское – оно коварное. Оно может только с первого взгляда казаться хорошим, а копнешь глубже – и вылезет гниль. А я лучше по старинке, по Осмомыслу…Снадобья надо создавать правильно, как предки завещали. Тысячу лет наши предки мудрость собирали и копили, они не могли столько времени ошибаться. Что смотришь? Думал, меня твоё баловство с кремами зацепило? Нет, просто это ты мальчик увлеченный и способный. Я тебе с собой рецептики дам, передашь их брату Светозару, побудешь у него на подхвате. Справишься – в мои личные воспитанники пойдешь.

Я почувствовал себя оплеванным. Весь этот месяц Пересвет учил меня работать на его доисторическом оборудовании, ориентироваться на цвет и структуру веществ, высчитывать время реакций по песочным часам, выспрашивал мои рецепты, пробовал, вникал, а на деле же… Он просто присматривал себе замену, которая будет строго следовать писулькам, созданным в те времена, когда люди даже фитотерапию толком не знали.

Вывод? Нормальной помощи от него мне не дождаться. Он слишком дорожил своим местом. Что я могу умереть от мора, ему было побоку. Сообразительных в Кроме Порядка и без меня хватало… Жаль. Я надеялся, что как исследователь и ученый он заинтересуется моими знаниями. А он оказался вовсе не ученым - просто ремесленником, который из года в год создавал по инструкции одно и то же и просто не видел смысла отступать от «проверенного временем».

Я отстраненно полюбовался хохломой на чашке и поставил её на стол. Внутри ворочалось что-то гадкое, тошное, растекалось по венам противной густой слизью. Пересвет невероятно разочаровал, но обида во мне так и не разгорелась. Снадобник был всего лишь плодом этого повернутого на Равновесии мира. А я хоть и попаданец, но не Марти Сью, чтобы по одному моему слову всё повернулось так, как мне хотелось бы.

- Ясно, Пересвет Людотович. Всего доброго.

Чувствуя себя невероятно одиноким, я встал. Но снадобник вдруг потянулся через стол и дернул за руку, заставив опуститься назад.

- Ясно ему, - передразнил он высоким голосом и скорчил рожу. – Тоже мне, ясный молодец. Про болезнь-то послушай, чудо заморское!

Я опомнился и послушно замер. Действительно, у кого еще можно было вызнать про симптомы и течение болезни? Не прорываться же в карантинную избу к несчастному гонцу?

Пересвет подлил мне еще чаю и как ни в чем не бывало завел рассказ:

- Значитца так, сначала у Третьяка, гонца из Приморья, через два дня после прибытия возник сильный жар, затем разболелась голова, возникла слабость и бледность. Во рту на миндалинах появился сероватый налет, пошел насморк, на третий день опухла шея.

Я задумался. Симптомы подходили доброму десятку болезней, начиная от ангины и заканчивая осложнением на фоне гриппа. Пересвет глотнул еще чая и продолжил:

- Сегодня лихорадка прошла, но шея всё еще опухшая. Налет стал гладким, блестящим. Отделить его легко больше нельзя – всё начинает кровоточить. Возник лающий кашель, сухой, без мокроты. Осип голос. Ему трудно дышать. Сам Третьяк говорит, что в Приморье шея у людей опухает до того, что они задыхаются.

Гладкий трудноотделимый налет? Задыхаются? Я насторожился. Была в девяностых в Средней Азии большая вспышка одной очень похожей болезни.

- А гнилыми яблоками изо рта у него случайно не пахнет?

Пересвет почесал подбородок, подумал, встал и, поворошив на стоявшем у окна секретере берестяные записки, ответил:

- Нет, про запах ничего не написано. Но… - он дернул головой, - у Орлика, лекаря карантинного, насморк вот уже третий год идет. Всё никак не закончится. Он уже чего только не перепробовал!

- А налет? Вы пробовали снять налет и опустить в воду?

Пересвет скосил на меня хитрый глаз, в котором мелькнуло что-то похожее на уважение.

- Пробовали. Налет тот не растирается и в воде тонет. Знаешь, значит, о такой хвори?

За окном раздался звонкий детский смех. Мимо промчалась ватага мальчишек. Один из них споткнулся и под хохот приятелей с размаху влетел в фонтан. Брызги едва не долетели до Собора Равновесия. Пересвет крикнул им что-то строгое и, кажется, погрозил кулаком. Я толком не рассмотрел. Я в тот момент подумал о том, что все жители Крома - и дети, и Арант, и Руслан, и Зденька, и Годана – абсолютно все! – не привитые. И что смертность будет очень высокая.

В живот с размаху угодило ледяное копье ужаса. Солнце вдруг залило всё ослепительным светом, да так, что мир потерял очертания на несколько мгновений. Заложило уши.

Я несколько раз глубоко вдохнул, наклонился, сделав вид, что поправил сандалии. Свет слепил глаза еще несколько мучительных секунд - и всё схлынуло под натиском тяжело бухающего сердца. Я с облегчением выпрямился и вновь посмотрел на снадобника. Тот грозил мальчишкам кулаком.

- Знаю. У нас её называют дифтерией. Судя по вашим словам, ваши предки с ней тоже встречались.

Голос не дрогнул, ничем не выдало моё состояние и выражение лица. Я следил за собой. Это отвлекало, успокаивало. До мозга дошло, что только что со мной едва не приключился самый настоящий обморок. Никогда не страдал подобным, а этот мир чуть не довел… И как остальные попаданцы справлялись? Ах, ну да, им везло: у них были и всемогущие эльфы с эликсирами от всего что только в голову взбредет, и волшебные львы, и говорящие деревья, и прочая-прочая-прочая. А мне даже злющего зельевара с котлом не досталось. Наверное, однажды в детстве крылья мухе оторвал, и вот настигла расплата.

- Угу, встречались, - закивал Пересвет и как-то беспечно спросил: - Так что, как такое лечить надобно?

- Раньше горло разрезали и трубки вставляли, чтобы освободить дыхательные пути, - уже спокойно ответил я и по скривившемуся в недовольной гримасе лицу понял, что этот ответ Пересвета не устроил.

- Ты кому другому такое не ляпни, знаток! – насмешливо фыркнул он и с превосходством сказал: - Твои предки не ведали Равновесия, ибо ни один знакомый с Равновесием не нарушит целостность тела таким образом. Оно – храм нашего духа! Допустимо лишь выпускать дурную жидкость, ибо лишь она может выходить из тела без вреда. Трубки в горло вставлять – вот уж дикость какая! Еще хуже, чем рисовать клеймо! Вот, - он торжественно вручил мне книжицу из скрепленных между собой берестяных пластинок. Такими мудрецы пользовались для копирования больших текстов: бумага и пергамент были довольно дорогими. – Вот, я написал как надо правильно! Передашь Светозару из рук в руки. Что-то случится с книжицей – и я с тебя три шкуры спущу!

Я тяжело вздохнул, приняв плод неподражаемой средневековой медицины в руки, и с тоской подумал о Руслане Станиславиче. Кому точно нельзя заражаться дифтерией, так это ему. Если у остальных еще был шанс выжить, то для него эта болезнь - верная смерть. Вся надежда на карантин.

- Я пойду? – кротко спросил я и встал.

- Иди-иди, собирайся, мальчик, тебе завтра выезжать, - покивал Пересвет и снова насмешливо фыркнул в чашку. – В горло трубки вставлять – это ж надо было додуматься!

Бедный, бедный гонец. Ему осталось уповать лишь на волшебную пятую песнь Мороза. Может, я предвзят? Может, она действовала?

Глава 8.

- Э-э-э… - промямлил Арант, глядя на меня с довольно забавным выражением лица.

Я подобрал поводья, поерзал, поглубже засовывая ноги в только что укороченные стремена, и ласково похлопал огромную лошадь по шее. Лошадь фыркнула и тряхнула гривой. В уздечке звякнули кольца. Арант всё это время стоял с разинутым ртом, как мешком ушибленный, и пялился на мои ноги. Я мельком оглядел себя – широкие штанины костюма темного мага нигде не задрались. Его смутила моя обувь? Ведь вместо уже привычных сандалий на портянки я надел попавшие со мной в этот мир черные слиперы. Для верховой езды они подошли лучше из-за небольшого каблука. Вид был вполне подходящий - из общего антуража они ничуть не выбивались. Я вопросительно выгнул бровь.

- Что-то не так?

Арант с трудом перевел взгляд с моих ног на лицо. Мне показалось, или он на самом деле покраснел?

- Тебе удобно? Может, поедешь в повозке?

Я еще раз оглядел себя, невольно заподозрив, что что-то упустил. Попона, седло, стремена, уздечка, ровная осанка – вроде всё было правильно. Даже сумка с моими вещами и записями Пересвета была на месте.

- Почему мне должно быть неудобно?

- Ну… это… - на лице Аранта отобразилась напряженная работа мысли. Он почесал затылок и с молодецким хэканьем запрыгнул на своего коня. – Я не знал, что ты умеешь ездить верхом.

- Я много чего умею, - спокойно ответил я и аккуратно послал кобылку за ворота, туда, где стояла повозка с залезающими в неё послушниками.

Моя мама полагала, что успешному артисту мало быть уникальным певцом и владеть актерским талантом. С её точки зрения, настоящий актер должен был уметь всё. Чем больше навыков, тем больше востребованность, тем больше и оплата. Поэтому в детстве у меня из развлечений были не любимые книги, а кружки и секции.

Я стонал. Я ненавидел спорт, и спорт отвечал мне взаимностью. После первого же занятия по плаванию вся моя кожа покрылась пятнами – от хлорированной воды. На фигурном катании я продержался до изучения поворотов, а затем чуть не сломал себе ключицу. Даже танцы пришлось изучать непарные, потому что моя мускулатура и спина не выдерживали бесконечных поддержек. Отец маме не возражал. Он тоже считал, что мне, тощему смазливому мальчишке с девчачьим голосом, без самообороны никуда. Но поскольку из секции тхэквондо я вылетел через месяц, он занимался со мной сам. И спасибо ему огромное за это. Он не требовал от меня невозможного, его не раздражала моя тщедушность – папа сам таким был. Поэтому вместо национальных корейских единоборств я удивлял на кастингах азами японского айкидо, сплавленного с русским стилем, где не требовалась какая-то сила и масса, а в той единственной исторической дораме из моей фильмографии я скакал на коне с прадедовой шашкой, легкой, в отличие от корейского меча. Всё равно разницу заметили лишь специалисты.

Что тут сказать? Спасибо родителям, отдельное спасибо папе. Без его уроков я ни за что бы не влез на огромную местную лошадь.

Увидев меня верхом, Зденька удивилась и помахала мне рукой.

- Может, поедешь с нами в повозке, Тэхон? – выпалила она, когда я поравнялся с ними.

- Нет, благодарю. Я не привык к таким экстремальным развлечениям и предпочту плавную поступь лошади, - вежливо ответил я.

- Каким развлечениям? – не поняла Зденька. – Ты о чем?

- Неважно.

Я проехал мимо повозки и устремил взгляд на городок под холмом, раздумывая над жалостью у неё в глазах. Откуда она взялась?

Возница при виде начальства в лице Аранта выплюнул изо рта соломинку и взялся за поводья.

- Но!

И мы неспешно тронулись в путь.

В прошлый раз полюбоваться на посад под Кромом я не сумел. Что ж, деревянный город он и есть деревянный город. Встречались и низенькие безыскусные домишки бедняков, и целые произведения искусства - для выросшего в городе иностранца и то и другое настоящая экзотика. Был разгар дня. Улицы полнились пестрой толпой, отовсюду летели бодрые голоса. От рыболовной артели тащили очередной улов, и рыбный запах, пропитавший каждый уголок города, резал глаза.

Моя персона в сером костюме темного мага моментально привлекла внимание. Люди останавливались, оборачивались, перешептывались. Для них - круглолицых, остроносых, огромных и плечистых - моя внешность была экзотической. Я не обращал внимания, лишь иногда царственно кивал особо настойчивым и улыбался самым симпатичным. Немного, краешком губ, как полагалось знатному господину.

А голову не покидала мысль о том, что скоро дифтерия доберется и до этого города. Успеем ли мы вернуться до того, как эпидемия поразит большую часть этих людей? Сколько мне понадобится времени на то, чтобы убедить служителей Равновесия в правильности моего лечения?

Посад оказался довольно маленьким – и получаса не прошло, как звонкое цоканье подков о брусчатку сменилось глухими шагами по утоптанному лесному тракту. Навязчивый рыбный запах преследовал меня еще пару минут, но затем пал под натиском хвойной свежести и тонкого душистого аромата. Я невольно повел носом. Пахло до боли знакомо и очень приятно, навевая мысли об отцовской даче. Во время пути в Кром Порядка этот аромат не ощущался - терялся на фоне отвратительного запаха затхлого пота, царящего тогда в повозке.

- Что это? – спросил я. – Приятный запах.

Арант повернул голову ко мне, вздохнул, принюхиваясь. Эспаньолку осветила белозубая улыбка.

- Это? Липа доцветает.

Точно, это была липа. Точно таким же ароматом затапливало весь дачный поселок каждый июль. Нам с мамой очень нравилось. Отец делал из цветков вкусный чай, а сосед – сладкий мёд, которым мы согревались в зиму. Только тогда они звучали более насыщенно. Здешние сосны перебивали аромат, придавали ему совсем другие, местами невкусные ноты.

- С того берега ветер приносит, - добавил возница. – Там темные чащобы, липам холодно, вот и цветут они по очереди почти весь серпень.

- В Кроме этого запаха нет, - заметил я.

- У Крома липы цветут намного раньше, - ответил Арант. – Там больше солнца.

Серпень – это август, мысленно перевел я и еще раз вздохнул. Чарующий аромат успокаивал, наполнял мысли и душу надеждой на лучшее. А мне, потерянному в незнакомом мире, ехавшему в полного невидимой опасности Приморье с компанией недолекарей, очень не хватало этого чувства.

Я прикрыл глаза и позволил липовому духу заполнить меня до кончиков пальцев, чтобы он заслонил меня от всех мучительных раздумий о болезни, доме и собственной судьбе.

Жаль, продержалось это восхитительное чувство покоя недолго.

Спустя двое суток на дороге я увидел нечто странное: протянутую вдоль обочины веревку с красными лоскутами. Она скользила по ветвям деревьев, терялась в глубине леса, кое-где лежала прямо на земле поперек дороги. Лоскутки развевались среди сочной листвы, украшали лес тревожной яркой ноткой. Словно кто-то неумелый охотился на волков. По всей видимости, летучих.

Арант, сурово поджав губы, отдал команду:

- Сорвать! – и первым подал пример, соскочив с коня и смотав веревку с ближайшего куста.

Служители неохотно выбрались из повозки и принялись за дело. Возница флегматично засунул в рот соломинку. В темных глазах мужика сквозило неодобрение, но он молчал.

- Что это такое? – спросил я у него.

Он покосился на меня, помедлил, но ответил:

- Отгон. Так издревле отгоняли злого духа, который насылал болезнь.

- И который является обычным суеверием! – отрезал Арант, снова вскочив на коня и привстав на стременах, чтобы дотянуться до верхних веток. – Никакого духа болезни не существует, и это, - он дернул веревку так, что дерево хрустнуло и посыпались листья, - не помогает!

В его движениях сквозила какая-то нехорошая, личная, злоба. Лоскуты безжалостно сминались в его огромных кулачищах, падали в пыль, чтобы тут же оказаться затоптанными. Послушники во главе с Годаной косились на него, но помогали.

- Не обращай внимания, - поймав мой озадаченный взгляд, прошептала Зденька. – Арант Асеневич один из немногих, кто выжил в Великий Мор.

Я кивнул, поняв, что эти самые красные лоскуты породили в мудреце Порядка неизлечимую психотравму.

Мы останавливались еще несколько раз: Арант срывался при виде каждой веревки. Наконец, послушникам надоело, и они сделали ему внушение, что веревки могут висеть сколько угодно, поскольку вреда они не приносят и есть не просят, а они едут не ерундой страдать, а людям помогать.

Остаток пути до Приморья Арант краснел, бледнел, но больше не кидался на красные тряпки с видом разъяренного быка.

Въезд в Приморье встретил нас запахом костров, которые тлели поперек дороги, и яркими красными тряпками, намотанными прямо на деревянный указатель с именем города. Ветер колыхал лоскуты, те развевались, закрывали часть названия, переименовывая город в многозначительное «Морье». Вдалеке, за полем у ограды кладбища, виднелось длинное черное пятно, от которого брели несколько согнутых фигур, таща за собой тачку. Я присмотрелся к ним, защитившись ладонью от холодного солнца, и сглотнул. Длинное черное пятно было свежевскопанной землей… Братской могилой.

Перед тем, как вступить в город, я надел на лицо маску и защитил глаза самодельными очками из бересты. Вместо стекол в них встали прозрачные полоски от пластикового пакета с зип-замком, в котором Регина хранила зубную щетку с мылом. Крепление в очках сделал просто: наделал в бересте и пакете дырок, пришил друг к другу нитками, а потом приклеил поверх швов еще одну полоску бересты. Клей был самый элементарный: из смолы, хрящей и рыбных костей, и варили его на уроках домоводства.

Маска и очки вызвали у служителей Равновесия смешки и вопросы:

- Что это ты на себя нацепил?

- Так моя вера предписывает защищаться от болезней! – сурово отрезал я.

И ведь ни словом не соврал. Я был глубоко убежден, что очки и маска хоть немного, но помогут от воздушно-капельного пути передачи дифтерии. А с контактным – мыло и кипячение.

В Приморье царила тяжелая тишина. Редкие прохожие при виде нашей группы прижимали корзинки с немудреной едой, радостно кланялись, и по широкой дуге старательно обходили те дома, на ручках которых висели красные тряпки. Из открытых окон таких домов нередко летел тяжелый кашель. Где-то громко причитала женщина, на чем свет кляня каких-то южан и плача по своим детям.

На перекрестке мы столкнулись с мрачным мужчиной в серой хламиде, который тащил за собой прикрытую парусиной тачку. Увидев нас, он притормозил и поклонился.

- Здоровья вам, - густым басом сказал он. – Мы уж думали, всё, не явитесь.

Арант кивнул вознице, чтобы тот ехал дальше, и мы с ним подстроились под неспешный шаг мужика. Тачка скрипела деревянными колесами, подскакивала на выбоинах. Мужик не обращал внимания на тяжесть и упорно продолжал идти.

- Простите, что так долго, - покаялся Арант. - Вы знаете, что послужило причиной крупа?

- Говорят, что напасть пришла с южным кораблем, - мужик ронял слова медленно, стараясь не сбить дыхание. – Ну, эти… Работорговцы из Травии. Пристали они, значит, за едой, продали рабов из наших и уплыли. А через седьмицу у рабов эта болезнь проявилась. Мы их в карантин, значит, да только поздно было – один из них был портным выкуплен, по домам ходил, мерки снимал… Вот и… Пока поняли, что да как, пока выяснили…

- А что мудрец Светозар? – спросил Арант.

- Мудрец все порты и дороги велел закрыть сразу, да только наш князь его не послушал, разгневался да на две недели в погреб посадил, чтоб панику не подымал и торговлю не рушил. Всё твердил, что это обычная простуда, караул выставил по дороге к Крому Порядка. Только когда княжна захворала, тогда зашевелился. Выпустил Светозара, дороги закрыл, гонца к вам послал. Да только народ всё равно в сторону Малиново успел убежать. Дураки. Так бы зараза только здесь побесилась, а теперь они, считай, дорогу ей к родным показали.

Он сплюнул. Тачка подпрыгнула, и из-под парусины показалась синюшная вялая ручка ребенка. Я поспешно отвел взгляд, подавив порыв свеситься с лошади и вывалить обед прямо на мостовую.

- Наш мудрец велел песни Мороза петь и окуривать дома полынью, да только наше Равновесие уже не то, - продолжал мужик. – Горе и смерти подкосили нас. Не работают песни и начитки. Вы уж нам помогите, на вас вся надежда.

Арант сглотнул. Глаза у него были на мокром месте.

- Мы поможем, - пообещал он. – Обязательно поможем!

- Хорошо бы, - тоскливо пробормотал мужик и остановился у дома с красным лоскутом на окне. – Эй, неживые есть?

- Пошел прочь! Не кликай беду! – заорали в ответ и добавили несколько слов из древней русской антимолитвы, единой на все миры.

Мужик, не изменившись в лице, меланхолично направился к их соседям. Мы с Арантом нагнали повозку, свернувшую к центру и остановились у симпатичного трехэтажного особняка темного бордового цвета с выбеленными завитушками и птицами. Вместо флюгера рядом с печной трубой сияли характерные весы.

После стука в ворота раздался нервный девичий голос:

- Кто там?

- Служители Крома Порядка, - ответил Арант за всех. – Мы приехали на подмогу мудрецу Светозару. Открывайте ворота!

За воротами сначала радостно взвизгнули, что-то звонко упало и покатилось по камням, затем тяжелые высокие створки дрогнули и со скрипом открылись. Нам навстречу выскочила молоденькая девушка в простом платье воспитанницы и, наспех поклонившись, затараторила:

- Как хорошо, что вы приехали! Светозар Людотович не справляется, Дмитрий Алексеич уже третьи сутки не встает, из воспитанников только я, Ванютка и Вольга остались, остальные… - она всхлипнула, скуксилась и уткнулась лицом в ладони. – А Тошка… больше не встанет…

Я подобрался.

- А ты? Ты переболела?

- А?

Девушка взглянула на меня, удивленно шмыгнула носом и утерла лицо рукавом.

- Да, я выздоровела.

- Это очень хорошо, - довольно сказал я.

Переболевший человек под боком – что может быть лучше для создания сыворотки? Еще бы выяснить, болели ли коровы и лошади, раздобыть пару-тройку бычьих пузырей, наделать из перьев иглы для инъекций и… и…

- Нам нужна снадобница, чтобы сделать лекарство Пересвета Людотовича, а сегодня вечером на главной площади мы споем пятую песнь Мороза и обойдем с ней улицы! – объявил Арант и, не слезая с коня, ласково потрепал девицу по голове. – Мы обязательно восстановим Равновесие приморцев.

Девушка радостно закивала.

- Я сейчас же побегу по дворам, расскажу всем!

Захотелось накрыть лицо рукой и посидеть так минут пятнадцать…

Я знал, что это будет непросто.

Глава 9

Филиал блюстителей Равновесия впечатлял. На первом этаже располагалась снадобница, столовая и зал молений, на втором жили пациенты, третий отводился для работников. Был и подвал, в котором хранились запасы еды, воды и всяческих снадобий, и отдельный морг, в котором проводили вскрытия и изучали анатомию. Не Кром Порядка с его огромным, оснащенным по последнему слову средневековой техники комплексом, но тоже весьма и весьма добротно.

Как я понял, второй этаж предназначался для иногородних пациентов. Сейчас их занимали те купцы, которые не успели покинуть Приморье до карантина. Некоторые уже переболели и встали, но большая часть этих гостей еще лежала. И Светозар Людотович был среди больных. Только лежал в отдельной роскошной VIP-палате с пуховыми перинами.

- Передаю управление в ваши руки, Арант, - прохрипела с постели почти полная копия Пересвета, вяло махнув рукой в качестве приветствия. – В Кроме… как?

- Когда мы отправились, больных не было, - с почтением ответил Арант. – Пересвет передал вам лекарство, я привез его учениц… ученика. Он немедленно его приготовит.

- Ученик? – Светозар приподнялся и с удивлением смерил меня взглядом воспаленных глаз. – Надо же… Всё-таки сподобился… Видать, хороший ты ученик… Как звать?

- Тэхон, - негромко ответил я.

- Тихон? – переспросил Светозар и пошарил морщинистой рукой в тумбочке у кровати. – Хорошее имя, сильное, спокойное… А что это у тебя на лице? А, так твой народ от болезней бережется… Ну, Пересвет еще научит правильно… Вот тебе ключ от подвала снадобницы. Там найдешь всё нужное... Всё, идите...

Арант шагнул к нему, поймал сухую старческую лапку и… Я не удержался – хлопнул себя по лбу. Этот недалекий человек приложился к ней поцелуем!

Едва за нами закрылась дверь, как я пихнул Аранта к стене, вытащил из кармана пакетик с пропитанным крепким самогоном платком и от души повозил антисептиком по изумленному лицу.

- Эй, ты что себе позволяешь? – опешил Арант и скривился, когда самогон попал ему в рот.

- Молчи, дурак! Вытри губы немедленно! – прошипел я, едва сдержав порыв сунуть ему этот платок в глотку. – Мало того, что вы тут заразой дышите, так ты еще целоваться полез! Мудрец, мать твою!

Арант легко отпихнул меня от себя. Я отлетел к противоположной стене и довольно сильно ударился лопаткой о доски.

- Это неуважение! – возмущенно возвестил мудрец Порядка, махнув синим рукавом. – Руки Светозара Людотовича не могут нести на себе печать разрушения – они освящены благовониями и помазаны нести Равновесие!

У-у… убил бы!

- Я рад, что ты обо мне беспокоишься, но, поверь, это напрасно, - Арант подмигнул мне и, пошарив под рубашкой, достал на свет нечто странное, сморщенное, черное… К горлу подкатила тошнота, когда я рассмотрел на этом непонятном предмете пальцы с коготками.

- Что это за дрянь? Это что, чья-то лапа?!

- Это не дрянь! – обиделся Арант. – Это не просто чья-то лапа! Это левая задняя лапа бездетного крота! Она несет в себе неиссякаемую силу жизни, стихию воды и земли! Верное средство от судорог, кашля, кори и крупа!

Какую-то секунду я молча хватал воздух ртом, силясь протолкнуть его сквозь маску. Нет, о вере в целебные мощи я знал, но они обычно принадлежали святым людям, к ним приходили кланяться, их хранили под стеклом, а тут – прямо на шее. От шока меня хватило на один-единственный вопрос:

- Почему бездетного-то?

- Потому что крот, который не имеет детей, сохраняет в себе больше жизненной силы, - с превосходством заявил Арант и нежно погладил пальцем черную шерсть. – Крота добыла моя матушка. По всем правилам: она поймала его в полдень, задушила левой рукой в воздухе, отрезала лапку, высушила её… Только она и спасла меня. Ничего больше не помогло, а как лапку мне на шею повесили, так мор сразу сошел! Так что не волнуйся обо мне, Тэхон, круп меня не возьмет, потому что дар матери защищает!

Выдав всю эту ахинею, Арант снова спрятал под рубашку кротовьи мощи и с гордым видом воззрился на меня. Я только и мог, что сжимать проспиртованный платок в руке и тупо моргать сквозь очки.

«Да-а-а… - ошарашенно протянул внутренний голос, разрушив гулкую пустоту в голове. – Бедный крот. Он даже не подозревал о целебном даре своих лап. Даже радость любви познать не успел – пал жуткой смертью во имя великой цели. Никакая антисептика не сравнится с силой этой жертвы».

- А… Как ваша мама определила, что он бездетный? – всё еще пребывая в шоке, спросил я. – Это самка, что ли?

Больное воображение тут же нарисовало сцену проверки девственности у крота: перекопанный в погоне за удирающей животинкой огород, тяжело отдувающаяся женщина с русскими матами поднимает в кулаке добычу и нацеливается пальцами в самое сокровенное, добыча отчаянно верещит, загребая лапками воздух, и обессиленно обмякает. Женщина сплевывает и со словами «Опять не то!» вновь берется за лопату, а обесчещенная жертва отправляется в кучу таких же несчастных, как она, и остается лежать, так и не поняв, что это было…  

- Э-э… - Арант растерялся и глубокомысленно почесал затылок. Видимо, этот интригующий вопрос ему в голову никогда не приходил. – Наверное… по усам?

- По усам? – удивился я.

Мы посмотрели друг на друга. Арант повел руками в воздухе, рисуя странную загогулину:

- Ну… усы… Во время гона самочки их выдирают…

Как брови, что ли?

Я не удержался и заржал самым некультурным образом.

- Нет, всё! Это невыносимо! – в хохоте послышались истерические нотки, и я резко оборвал себя: не хватало еще тут окончательно сорваться. – Всё! Я в этом театре абсурда больше не участвую! Я в снадобницу, готовить лекарство, мне в помощницы пришлите кого-нибудь из переболевших - и можете делать что угодно: есть свинец, петь песни Деда Мороза, ловить бездетных кротов… А я пошел!

Я развернулся на пятках и зашипел от прострелившей спину боли. Арант не рассчитал силы, и удар получился довольно сильный. Шаг, еще шаг. Я повел плечами, приноровившись, и побежал к лестнице.  

- Да чего не так-то?.. – долетело до меня напоследок, а затем лестница сделала поворот - и недоумевающий голос Аранта окончательно затих.

Я успокоился только тогда, когда дверь снадобницы захлопнулась за моей спиной, все горизонтальные поверхности были старательно протерты крепчайшим самогоном, всё, что держало температуру кипения – прокипячено, на вентиляционной трубе поселился фильтр из сложенного несколько раз хлопка, а я сам несколько раз умылся и прополоскал рот.

Руки противно дрожали, из груди рвалось истерическое хихиканье. Небольшое настольное зеркало отразило бледную физиономию с безумными глазами. Я с отвращением отвернулся и выдохнул.

- Так, спокойно, Тихон Викторович, спокойно… Ты работал в лаборатории с микробиологами, ты всегда вовремя получал прививки, дифтерия в перваче не выживет по любому, значит, здесь ты в безопасности.

Спустя минуту уговоров сердце перестало частить. Я уселся на стул, уставился на стеклянные приборы в шкафу и задумался.

О дифтерии знал любой уважающий себя микробиолог и фармацевт. В конце концов, именно с дифтерии и столбняка началось шествие профилактических прививок по планете. Но сначала немец Эмиль Беринг и японец Сибасабуро Китасато получили Нобелевскую премию за работу о противодифтерийной сыворотке. Для того, чтобы получить сыворотку, сначала получали токсин, затем через определенные промежутки времени вводили токсин лошади, потом забирали часть крови, обрабатывали её, чтобы очистить от посторонних белков… И это только звучало просто. Да, технология мне известна, я даже вспомнил, чем конкретно и как обрабатывали сыворотку – спасибо тебе, учитель микробиологии, за реферат по истории изобретения знаменитой АКДС. Но вот дозировка… Дозировку я не запомнил и еще не умел толком работать без термометра. Да еще сам токсин… Для того, чтобы получить чистый токсин, ученику Пастера понадобилось сорок два дня. Таким запасом времени я не располагал.

Но зато у меня под боком имелись переболевшие люди. Для массового производства не годится, но зато лично у меня появится шанс в нужный момент вылечить себя и продолжить работу. Человеческие белки однозначно снизят шансы аллергической реакции. Сущий пустяк уговорить этих невежд поделиться венозной кровью - спасибо чудной практике кровопускания.

Но сыворотку надо вводить рано, на первый-второй день появления симптомов. Тем, кто болел дольше пяти дней, она уже не поможет. Дальше останется только снимать интоксикацию и следить, чтобы пленки не закрыли дыхательные пути. Антибиотик же… Я тяжело вздохнул. Быстро сделать пенициллин можно было только в сказках. В реальности же на первый этап определения нужной плесени могли уйти месяцы.

Но это не значило, что нужно было сдаться. Пастер не сдался, и я, фармацевт-исследователь, тоже не сдамся. Ну и что, что не микробиолог и не фармаколог, у Пастера, Беринга и Кисимото и того не было! Мне не новый курс прокладывать надо, а просто пройти по готовой дороге, протоптанной сотнями ног великих исследователей. Воссоздать ведь проще, чем создавать новое.

Я достал из чемодана записи Пересвета и встал за стол. Первым делом нужно было приготовить обильное питьё. И для этого как нельзя лучше подходил местный рецепт. А то, что ученик выбросил часть положенных элементов и добавил свою дозировку, так об этом пациентам знать было вовсе не обязательно.

В дверь постучали, когда я увлеченно перебирал травы с порошками и чиркал в бересте, делая свои пометки.

- Кто там?

- Это я, Дуняша! – крикнул в ответ знакомый девичий голос. – Меня с Вольгой к вам в помощники прислали!

Помощники? Я бросил взгляд на стену, на простые механические часы.

- Что-то вы не торопились, помощники, - проворчал я и пошел открывать. – Молчать! Стоять!

Подростки так и замерли с поднятыми над порогом ногами и открытыми ртами.

- Развернулись и быстро пошли гладить горячим утюгом свои запасные платья, не забудьте платки на голову, - тем же командным голосом велел я и, пошарив в чемодане, вручил им свернутый пакет из-под наряда. – Сначала приносите к утюгу одежду, гладите её, потом моете руки и потом складываете в пакет. Поняли? К проглаженной одежде надо прикасаться только мытыми руками. Никто на неё не должен ни дышать, ни кашлять. Пакет до того, как одежда не будет поглажена, не разворачивать, иначе я вас розгами угощу.  

Дуняша и Вольга – это оказался светловолосый широкоплечий подросток с первыми реденькими усиками над губой – беспрекословно взяли пакет, развернулись и взлетели вверх по лестнице. Я удовлетворенно хмыкнул. В этом веке детей воспитывали явно лучше, чем в моем. Никаких вопросов, капризов, кривляний, воспоминаний о правах...  

На этот раз они не заставили себя ждать. Но и опять я остановил их на пороге, вооружившись антисептиком.

- Руки протянуть ладонями вверх!

Дуняша и Вольга растерянно дернули носами, когда им на руки шлепнулись мокрые платки.

- Да, это самогон, - кивнул я в ответ на их молчаливое изумление. – Протрите руки как можно лучше… Нет, дольше… Еще дольше… А теперь лицо и шею… Вот теперь давайте их сюда.

Платки опустились в плошку с самогоном. Следом под ноги будущим светилам медицины шлепнулись мои запасные сандалии.

- Надеть. Что смотрите? Теперь в снадобницу вы будете входить только так. А теперь ты, Вольга, достаёшь своё платье и осторожно, повторяю, очень осторожно раздеваешься, не тряся одеждой, потом протираешь руки самогоном и только потом одеваешься в чистое. Потом завязываешь маску на лице. Дуняша, то же самое. Перед выходом опять переоденетесь. Всё ясно?

- Да, Техён, - хором ответили воспитанники и повернулись друг к другу спиной.

Я посмотрел на них, помечтал о дезинфекции всех этажей и отдельном корпусе для больных и отвернулся от стремительно краснеющей девушки, поправив:

- Можно Тихон. Если совсем уважительно, то Тихон Викторович.

А сам мысленно потер руки и пошел готовить ланцеты и емкости. Доноры для сыворотки пришли сами - даже звать не понадобилось. 

*   *   *

Арант был потрясен. Все были потрясены. Сначала они восприняли нарочито мужское поведение Тэхон как причуду, попытку сбежать от болезненной правды. Но Арант никак не думал, что она зайдет так далеко, что забудет даже о девичьем стыде. Поехать верхом вместе с мужчинами! В мужском седле! Да еще в штанах и каких-то восточных тапках, выставив голые лодыжки на весь мир!

У Аранта темнело в глазах, когда он натыкался взглядом на этот изящный изгиб с трогательной косточкой. Маленькая ножка в кукольной обуви выглядела совсем беззащитно. И такие же тонкие запястья на нежных руках. Не бывало у мужчин таких ног и рук! Никогда не бывало! У мужиков ноги толстые, волосатые до самых пальцев, у неё же кожа была белая и почти чистая. По одним лодыжкам было видно, что перед ними девушка в мужском платье, что уж говорить про безбородое смазливое лицо с волооким взглядом?

Но Тэхон не отступала от своего. Она по-мужски ходила, сидела, ела, говорила, размахивала руками и бесцеремонно гоготала самым неприличным для женщины образом. Ей было всё равно, что её голос можно было принять в лучшем случае за мальчишеский, и то с натяжкой. Она даже с женщинами вела себя как мужчина, не забывая вежливо подавать руки, когда они выбирались из повозки, и бросая выразительные взгляды на их волнительно колыхающиеся юбки. Более того, когда рассвирепевший от её поведения Арант на одном из привалов прямо при ней пристроился к дереву и потянулся к штанам, она даже глазом не моргнула! Не смутилась, даже не покраснела, только безразлично и как-то раздосадовано бросила: «Арант Асеневич, ну не рядом с едой же!», заставив покраснеть от стыда за несдержанность. И Арант сам не понял, как очутился за кустом в трех саженях от лагеря.

Тэхон играла так искусно, что порой ему чудилось, что она и в самом деле мужчина, умудренный прожитыми несчастьями юноша, обладавший невероятной красотой. Годана так вообще засомневалась всерьез. Но Зденька одергивала их всех, и Арант тоже одергивал себя. Тэхон была девушкой - властной, обезумевшей, резкой, но девушкой. И её уснувшую женскую суть нужно было вытащить наружу.

Арант возлагал на Приморье большие надежды: близость смерти, настоящие мертвецы - такое всегда потрясает столь юных девушек. Какими бы стойкими они ни были, но женская чувствительность не могла устоять перед подобным кошмаром. Но если прочие действительно едва сдерживали слезы жалости, то Тэхон еле сдерживала рвотные позывы. Ни жалости, ни слез – лишь потрясение холодного разума и глубокое отвращение. Арант убедил себя, что ему показалось. Ведь рассмотреть выражение лица, закрытого маской и очками, было сложно.

Когда Тэхон попыталась оттереть ему лицо вонючим платком в самогоне, настроение Аранта немного улучшилось. Пусть в безумной манере, но она беспокоилась за него. Значит, действительно была к нему неравнодушна, а Равновесие в её душе стремилось к порядку! Тэхон, по-видимому, испугалась своего порыва, потому что сразу после этого заперлась в снадобнице и не выходила оттуда весь остаток дня. Арант даже забеспокоился слегка и перед ходом песни отправил к ней двух отроков со строгим наказом докладывать о каждом её шаге.

- Это правильно, что ты им рассказал о её болезни, - одобрительно кивнула Зденька, проводив взглядом Дуняшу и Вольгу. – Пусть присматривают. Авось, при них её дух вспомнит о материнском предназначении.

Годана молча покачала головой и разгладила складки на торжественном платье.

- Нет, всё же мне кажется, что Тэхон – господин… - пробормотала она.

Илья причесал бороду и пробасил, укоризненно глянув на неё:

- Госпожа она, госпожа. Мы с Добрыней её первую нашли. Она вся мокрая была.

- Да-да, - поддакнул Добрыня, листая книгу с песнями Мороза. – Мы успели всё рассмотреть. Девушка она. Просто грудь подвязывает.

- Ну… да, - согласилась Годана. – Там прятать и правда мало.

- Но каков талант, а! – продолжал Илья. Деревянный гребешок зацепился за завиток, и послушник неспешно и осторожно распутал его. – Как она мужика играет, как держится – ни единого промаха! Если не знать, то и впрямь поверить можно, что Тэхон – юный княжич. Еще лицо у неё такое… подходящее.

- Вот уж точно, - проворчал Арант. – Я чуть с ума не сошел, пока мы сюда ехали. Гляжу и не пойму: девушка или нет? И как же это проверить, чтоб не раздевать?

Женщины переглянулись. Зденька перебросила на спину длинную косу.

- Госпожа или нет, а девочки всегда во всех землях воспитываются не так, как мальчики, - сказала она. – Пусть она хоть во всех повадках будет мужчиной, но умения, привычки и природную тягу никаким безумием не перешибешь. Арант, после хода песни пригласи её погулять на набережную, пусть прикупит чего-нибудь. Пусть посмотрит на торговые ряды, а ты гляди, куда она смотрит и что берет. Уж ты-то знаешь, что любят мальчики.

- Благодарю, Зденька, - Арант даже поклонился мудрой женщине. – Вот разберемся с хворью и пойдем. Добрыня, ты нашел пятую песнь Мороза?

- Нашел. Всё, строимся!

Арант подхватил знамя. Послушники встали за ним по старшинству, за ними – выздоровевшие воспитанники. Служители Равновесия вышли из ворот Дома Порядка, и вся улица взорвалась приветственными выкриками. Люди радовались, махали из окон и бросали под ноги листья папоротника и можжевеловые ветки. Солнце выглянуло из-за туч, с моря налетел ветер и вышитые золотой нитью весы на голубом полотнище знамени гордо заблестели, а украшения и вышивка на торжественных одеждах служителей заиграли красивыми переливами.

Арант вывел служителей на дорогу, дождался, когда восторг толпы схлынет, и громко и медленно ударил металлическим концом знамени о камни. Три раза, чтобы все услышали. Добрыня и Илья густыми низкими голосами затянули песнь, и служители громко топнули по камням, выбив ритм, подхватили:

Буйны ветры в поле вьюжат,

Снегом жалятся остро —

То Мороз, Властитель Стужи,

Зим свирепых божество!

 Город притих, внимая исцеляющей мелодии. Замерли торговцы, останавливались и стаскивали шапки редкие прохожие. Всюду, где бы они ни шли, распахивались окна, чтобы песнь достигла каждого. Казалось, даже тени отступили под натиском чудесных слов.

Выйду я под неба очи,

Знамя реет надо мной,

Три удара прогрохочет

Пред воззванием-мольбой.*

Арант воодушевленно вел хор по улицам Приморья и видел просветленные, полные надежды лица. Пересвет был прав – пятая песнь Мороза помогала. Дух людей успокаивался, наполнялся силой и волей к жизни, и пошатнувшиеся чаши духовных весов вновь обретали Равновесие. А это значило, что болезнь скоро уйдет.

Служители вернулись в Дом Порядка лишь после заката, когда небо окончательно потемнело, разгорелись звезды и завершился отлив на море. Едва за ними закрылись ворота, как все дружно легли прямо там, где стояли. Арант прислонил знамя к стене, древко которого последние два часа казалось свинцовым, и тоже сполз на землю - они обошли весь город.

Двери кухни распахнулись, и Дуняша с кувшином воды заметалась между едва шевелящимися от усталости служителями. Арант с благодарностью напился из горлышка и прохрипел осипшим голосом:

- Всё было спокойно?

- Да-да, - на бегу ответила Дуняша. – Сейчас Вольга подоспеет, он с Тихоном Викторовичем и кухаркой ужин для вас накрывает.

 - Тихон Викторович? – удивленно переспросил Арант. – Какой Тихон Викторович?

- Заморский господин, который с вами приехал, - последовал ответ. – Он велел так себя называть. Он такой строгий и странный! Велел все стены, полы и окна в коридорах и жилых комнатах перемыть с самогоном, прокипятить всю посуду, маски велел всем носить и сделать очки как у него, отпустил всех больных слуг по домам, а еще пустил выздоровевшим кровь, чтоб окончательно болезнь прогнать. Немножко, всего одну колбочку. Даже не больно было.

Арант только крякнул. Нельзя было оставлять Тэхон без присмотра. Столько всего переделать за полдня – и никакой пользы!

- А отвар Пересвета? Отвар сделали? – спросил он, едва ворочая языком.

- Сделали, сделали. Целую бочку сделали. И уже всех больных напоили. Завтра сбор раздавать по домам будем, чтоб горожане всё сами дома себе готовили.

Арант выдохнул. Всё-таки безумие не лишило Тэхон здравомыслия, и лекарство она сделала.

Немного отдышавшись, служители поднялись и поковыляли к кухне. Но там поперек порога с самым решительным видом стояла Тэхон, а перед ней с кучей каких-то тряпок на плече и с тазиком воды в руках топтался Вольга.

- Куда?! – рявкнула Тэхон и раскинула руки, преградив путь, когда Арант попытался её обойти. – Живо сняли ваши пыльные тряпки, умылись и надели маски!

- Тэхон, - Арант устало вздохнул. – Успокойся уже и перестань страдать ерундой. Что на ужин?

Тэхон сопротивлялась, но он легко отодвинул упрямую госпожу в сторону и прошел на кухню как был, в пыльном платье и сапогах. Вольга и Дуняша обрадованно пошли следом за ним, оставив возле разозленной Тэхон ворох масок и подозрительно пахнущий самогоном тазик.

- Как хорошо, что вы вернулись! – воспитанники и повара чуть не плакали от радости, когда служители ввалились в помещение и уселись на скамье за столом. – Тихон Викторович нас замучил! Он совсем-совсем не знает и не понимает наших традиций, всё велит делать по-своему!

- Не слушайте, - махнул рукой Арант, взял ложку и отодвинул пустую тарелку. – Тэхон ничего не смыслит в Равновесии.

- И тарелки лишние соберите, - поддакнула Зденька, переставив горшок с едой в центр и схватив хлеб. – А то ж это сколько мыть!

Кухарка обрадованно собрала лишнюю посуду и с почтительным поклоном отвернулась к печке, оставив служителей есть из общего горшка.

Арант и служители отпевали Приморье всю седьмицу. Они очень старались: уходили рано утром, возвращались затемно, по пути всем раздавали сбор для облегчения болезни. Они пытались научить песне и Тэхон, но та молча запиралась в снадобнице, только злобно сверкала глазами из-под очков. Арант несколько раз пытался выманить её на утреннюю прогулку по набережной, но она на все предложения отвечала категоричным отказом. Она даже ела отдельно, из своей миски, прибегая в самый разгар готовки и выхватывая куски прямо из кипящего бульона. Дуняша и Вольга на все расспросы обеспокоенных служителей отвечали, что она пускала их в снадобницу ненадолго, чтобы они отмерили какие-то порошки и перебрали травы, но только переодетыми и в маске. Арант начал бы беспокоиться, если бы Тэхон не выходила. Страсть к чистоте явно перерастала во что-то нездоровое. Но она выходила и в их отсутствие принимала больных. И не каких-нибудь, а…

- Родич? Нашелся её родич? – не поверил своим ушам Арант, когда утром недели** прямо перед завтраком к нему в спальню пришли воспитанники и доложили об очень похожем на Тэхон господине в таких же шелках.

- Нет, просто они из одного народа, - покачала головой Дуняша. – И разговаривали они между собой по-нашему, потому что друг друга не понимали. Хотя языки у них очень похожие. Как я поняла, господин Чан - беглец. Что-то там со своим императором не поделил и сбежал со всей семьей в Кондо, а сюда приплыл по торговым делам вместе с племянниками. Он в Дом Порядка не стал переезжать, жил на корабле. А как один из племянников заболел, сразу пришел. Очень был рад Тэхон. Уже третий день к ней ходит. Они всё время встречаются в пристройке, которая для чаепитий со знатными пациентами. Мы всё никак вас поймать не могли – Тэхон нас с утра всё время чем-то занимает.

Аранту от таких новостей стало гадко. Пока он вместе с остальными служителями сражался за Равновесие города, Тэхон нашла своего соплеменника и старательно крутила перед ним хвостом! А на него, Аранта, совсем не обращала внимания, хотя он к ней был так добр! А она с этим Чаном путалась, несмотря на всё свои страхи и безумие! Неужели обманула? Точно обманула, а они все повелись! Еще неизвестно, что там в пристройке они с этим купцом делали!

Арант встал с постели, намереваясь здесь и сейчас пойти к Тэхон и высказать ей всё своё возмущение, как вдруг голову повело. Он сел, озадаченный и расстроенный, и вдруг понял, что плохо и тошно ему вовсе не от новостей о Тэхон. Суставы ломило как при сильном жаре, болела голова, ныло горло, першило в носу. И усталость после вчерашнего похода вовсе не прошла. Арант недоверчиво нащупал под рубашкой лапку крота. Она была на месте.

- Вольга, посмотри у меня горло, - позвал он и, подвинувшись к окну, открыл рот.

Вольга послушно наклонился над ним и развеял последние сомнения.

Несмотря на матушкину защиту, на песнь Равновесия и крепкий дух, Арант заболел.

* Здесь и далее использованы стихи Аси Грибок

**Неделя – воскресенье.

Глава 10.

Дозировка… Дозировка… Дозировочка…

Всё хорошо, сыворотку из крови переболевших я выделил, всё обработал – в общем, не без ошибок, но лекарство в итоге получил и даже очистил от лишних белков. Но вот сколько антигенов содержалось в грамме действующего вещества, ведали лишь Будда да Осмомысл. Вероятность развития аллергии у человека тоже знали лишь они. Из доступных подопытных животных нетронутыми остались только курицы да полудикая, абсолютно неадекватная кошка. Но как болели курицы дифтерией и болели ли вообще, я не знал. А на людях экспериментировать мне всё еще казалось неэтичным. Да и со шприцом и иглами возник вопрос. Как назло, все ремесленники, которые могли мне помочь, либо уже умерли, либо пытались пережить пик болезни.

Я сутки нарезал круги по снадобнице в тяжких раздумьях и почти решился пожертвовать руками во имя науки, поймав местную Мурку, но тут судьба решила смилостивиться надо мной.

В тот знаменательный день я, как всегда, обошел больных в Доме, посчитал умерших, помог тем больным детям, которых принесли родители. Ну, как помог? В основном я прочищал горло шпателем, помогал выкашлять из глубины пленки и советовал пить много, очень много воды, чтобы хоть как-то снизить интоксикацию. Попалась и пара счастливчиков.

- Скажите, это ведь круп? Круп, да? Мои младшенькие от крупа умерли, мой старшенький от крупа умер, они тоже от крупа…

Заплаканная, рано состарившаяся женщина топталась рядом со мной и норовила заглянуть через плечо, закрыв свет. Пациенты – тринадцатилетняя пышнотелая девочка и плечистый отрок лет пятнадцати – сидели с одинаково вытаращенными глазами и открытыми ртами в ожидании вердикта. Я расспросил их, сколько держатся симптомы, был ли жар – жара не было – осмотрел им горло и спросил:

- Раньше крупом болели?

- Болели, - севшим от волнения голосом прошептала женщина. – Годиков пять назад всей семьей на корабле из Гюсона плыли и болели. Я тогда двух младших морю отдала и старшего сына, а эти легонько совсем… И в этот раз трое младшеньких… Скажите, сколько… Сколько им осталось?

Я скривил губы, благо под маской этого никто не увидел. Дамочке было всё равно на состояние детей, она уже мысленно могилы им выкопала, и, судя по глазам, дети уже готовились туда лечь и присыпаться сверху землей, чтоб матушке не пришлось махать лопатой.

- Значит так, ребятки, - сказал я им. – Пейте кипяченую воду, мойте руки перед едой, полощите горло крепким отваром ромашки и мяты. Этот отвар можно использовать и как заварку для чая. Чтобы нос дышал, массируйте вот эти точки… - я показал какие. – Можно промыть тем же отваром или солью, только осторожно, голову надо наклонять вперед, а то сопли разнесет до самых ушей. Не общайтесь с зараженными. Через семь дней…

- Они умрут? – несчастным голосом спросила женщина.

Я закатил глаза и закончил, глядя на перепуганных ребят:

-… всё пройдет. Если будет жар, пить больше воды. Расслабьтесь, дети. От крупа умирают либо с первого раза, либо когда второй раз случился через семь-десять лет. Но у вас не круп.

- А что? – пробасил отрок, ощутимо расслабившись.

Я отошел от них, бросил шпатель в лоток с самогоном и флегматично ответил:

- Простуда. Если будете почаще мыть руки, пить только кипяченую воду, вытирать пыль и не общаться с зараженными, то крупом вообще не заболеете. Следующий!

Дети радостно, чуть ли не вприпрыжку увели рыдающую мать, которая всё норовила упасть передо мной на колени и поцеловать только что отмытые руки. Дверь со скрипом качнулась на петлях - и во дворе Дома Порядка, залитом мягким сентябрьским солнцем, стала видна толпа. Я с удовольствием отметил, что почти половина стояла в самодельных масках и очках из бересты с мутноватыми подобиями стеклышек в них. Во что бы кто ни верил, а умные заметили, что заморский доктор к людям только в таком виде подходил, всем советовал одной пылью с больными не дышать и сам всё не заболевал.

Если бы еще трахеотомию делать давали… Я ведь даже местную анестезию придумал, трубки подходящие нашел и на трупах потренировался, героически преодолев брезгливость и позывы к тошноте. Но местные и слышать ничего не хотели. Как я ни бился, как ни уговаривал, но им было предпочтительнее умереть целыми, чем давать колоть себя непонятными иглами или резать горло. Шпатель – сколько угодно, можно хоть целиком засунуть, а трубку в горло – ни за что. Ведь за счет крупных размеров от удушья умирали лишь самые маленькие дети и девочки. Мальчишки так вообще чаще выживали. Ну и что, что потом сердце частило, лицо кривилось и дергалось, а вода при глотке выливалась из носа. Руки-ноги работали – и ладно. А я еще не верил в байки о сектантах, которые запрещали переливать своим больным детям кровь.

Я отвернулся, чтобы помыть руки и взять чистую маску, услышал за спиной характерный для ранней стадии лающий кашель и, бросив взгляд на стол, заметил маленькие детские руки в цветастых рукавах.

- Имя, возраст, сколько болеет? – я кивнул Вольге, и тот взял бересту для нового человека.

- Болезнь - сутки, - вежливо ответили за спиной со странно знакомым акцентом. – Слабость, боль головы нет, только сильный жар. Возраст семь лет. Имя Чан Юн Лан. Прошу прощения, Тихон Викторович, вы из империя Цин?

Я резко обернулся.

Плоское лицо, желтоватая кожа, характерный разрез глаз – на меня сверху вниз удивленно смотрел самый настоящий китаец, почему-то одетый в богатый турецкий кафтан.

- Нихао, - растерянно сказал я, осознав, что в этом мире даже азиаты были выше меня на целую голову.

Китаец просиял:

- Нихао! – и попытался перейти на родную речь.

Моих познаний хватило лишь на то, чтобы понять имя Чан Вей Чжао и его восторг по поводу встречи с таким знатным – по белизне кожи и отделке наряда определил – земляком, который оказался еще и доктором.

- Простите, господин Чан, - я в панике попытался вспомнить полагающийся для такой ситуации поклон, но провалился. – Меня зовут Лим Тэхон. Я родом из отдаленных провинций Корё. За время скитаний язык Поднебесной... э-э… - я едва успел проглотить слово «выветрился», - к сожалению, забылся. Я попросил бы вести речь на местном, чтобы мой помощник мог сразу записывать ход болезни вашего…

- Сын брата, - подсказал господин Чан и опустился на стул.

- Племянника, - кивнул я и приступил к осмотру ребенка.

В отличие от местных, Чан не лез под руку, не возмущался моими действиями, но зато тараторил как трещотка свои восхищения по поводу встречи со мной, носителем настоящих знаний. Я моментально узнал, что он покинул страну из-за разногласий с какими-то знатными кланами, что он прекрасный ювелир и торговец тканями, что вместе с ним путешествуют племянники, что сам Чан Вей Чжао уже когда-то легко перенес дифтерию и в этот раз тоже болел легко и быстро, что у них недавно умер корабельный доктор и господин Чан надеется, что господин доктор в моем лице непременно поможет… А я всего-то посчитал бедняжке пульс и ощупал опухшую шею. Для Чана, уже знавшего, что ни пульс, ни вообще какие-то точки местные не щупали, это показалось подарком свыше. Хотя на самом деле медицина в Цин и медицина в этой России не слишком отличались своими методами. Что там теория Ци, что здесь вера в Равновесие. Но китайцы хотя бы не отвергали хирургию, и иглы им были знакомы и вполне привычны.

- Значит так, - вздохнул я, отойдя от ребенка. – У него от природы узкое горло. Если лечить его как остальных, на четвертый-пятый день пленки всё забьют, достать шпателем нельзя. Что это означает, вы сами знаете.

Господин Чан замолчал, его плечи печально опустились.

- Вы хотеть сказать… Это всё?

Я посмотрел на него, посмотрел на мальчика.

- Дайфу* Лим, - прошептал Юн Лан и схватился слабыми пальчиками за край моих одежд. В черных глазах ребенка бился страх. – Я умереть, да?

У меня перехватило дыхание. Сколько за эту неделю их было таких, бледных, едва дышащих – никого не смог спасти. Их приносили на четвертый-пятый день, когда ни о какой сыворотке речи уже не шло, помогла бы только операция, но… Но этого ребенка привели вовремя. И лекарство для него уже существовало. Вопрос был лишь в дозе… и шприцах.

Я глубоко вздохнул и повернулся к господину Чану.

- Вы говорили, что ювелир.

- Да, - встрепенулся Чан. – Да, я ювелир.

- Вольга, выйди, - непререкаемо велел я.

Тот неохотно послушался. Я убедился, что дверь плотно заперта и никто не подслушивал, и вновь повернулся к Чанам со словами:

- Значит, слушайте. Вы пришли вовремя. Лекарство есть.

- Есть?! – Чан вскочил и глубоко поклонился. – Дайте его, прошу, этот недостойный делать всё возможное!

- Это лекарство нужно вводить в кровь специальным устройством со специальной иглой, - продолжил я и, пошарив по берестяным тетрадям, показал рисунки. – Рисунки и размеры у меня есть, но сам я их сделать не могу. И мне нужны мягкие жилы или выделанный кишечник, чтобы пустить по ним еще одно лекарство…

- Я всё делать! – мгновенно уловил суть господин Чан. – День – и я всё делать!

- Лекарство надо вводить в кровь как можно раньше. Сегодня-завтра. Потом будет поздно, - всё еще сомневаясь, сказал я. – И оно опасно. Я не смог его проверить на людях. Может быть так, что он умрет от него…

- Я согласен, - перебил меня господин Чан. Он уже схватил тетрадь с рисунками шприца и системы и теперь тянул её к себе. Черные глаза горели фанатичным огнем.

- Вы слышали меня, господин Чан? Юн Лан может умереть от этого лечения. Лекарство до конца не изучено, – повторил я медленно и раздельно.

На мгновение ювелир заколебался, но потом бросил взгляд на притихшего ребенка и тряхнул головой.

- Юн Лан ведь и так умереть, да?

- Скорее всего, - кивнул я.

- Тогда пусть будет ваше лекарство, - решился ювелир и окончательно отобрал у меня рисунки.

- Хорошо. Подождите, сначала надо посмотреть, подходит ли оно, - я вздохнул и открыл шкафчик, где на льду стояли флаконы с заветной сывороткой и лежала самодельная полая игла из гусиного пера. Проткнуть такой иглой кожу и мышцы было нельзя, но зато ей можно было подать лекарство в заранее сделанную рану.

Мальчишка оказался молодцом – даже не пикнул, когда я впрыснул ему в царапину первую пробу. А это наверняка оказалось гораздо больнее обычного укола.

- Он останется здесь на пару часов. Если кожа вокруг ранки покраснеет или опухнет - значит, лекарство не подходит и лечить будем по-другому, - сказал я взволнованному Чану, думая о системе с физраствором и трахеотомии.

К моему великому облегчению, ничего не покраснело сверх допустимого и не опухло. Не дожидаясь Чана, я рискнул ввести еще одну небольшую дозу и, когда окончательно убедился, что никакой аллергии у ребенка нет, почувствовал себя немного увереннее. Внутренний голос возмущенно твердил, что это эксперименты на людях, что это незаконно и вообще бесчеловечно... Но это была цивилизация восемнадцатого века. В этом мире еще не существовало никаких нормальных альтернатив. Ребенок болел здесь и сейчас - и его законный представитель, и он сам были на всё согласны. А я уже устал смотреть в глаза умирающим детям.

Чан не подвел – уже к вечеру я смог поставить первый в этом мире полноценный укол из самого настоящего железного шприца со съемной, немного толстоватой иглой.

Дуняша и Вольга ходили вокруг кругами, пытаясь вызнать, что это мы с Чаном делали, но я научил их снимать пленки и с чистой совестью приставил к обслуживанию больных, а сам всё своё время посвятил Юн Лану.

О, этот страх катастрофической ошибки, страх сделать что-то не так, навредить и стать причиной смерти… Этот страх был не знаком большинству исследователей моего времени. Там, в стерильных лабораториях, в окружении микроскопов, подопытных мышей, ультрасовременных приборов, которые раскладывали состав любого вещества до аминокислот, мы точно знали что, как, почему и в какой дозе действовало. Мы проверяли и перепроверяли лекарства тысячи раз перед тем, как впервые допустить их к испытанию на добровольцах. Наготове были противошоковые препараты, реанимация - всё, чего тысячелетиями добивалась медицина. Здесь же… То, что я испытывал, наворачивая круги вокруг Юн Лана, было знакомо лишь первопроходцам в деле вариоляции*.

Приблизительная дозировка стала ясна на третий день пребывания Юн Лана в Доме Порядка. К тому моменту налет перестал расти, а отечность спала. Моё состояние от успеха было невозможно передать словами. Эта эйфория была сравнима, наверное, лишь с ощущениями Пастера, получившего первую лечебную прививку от бешенства. Я сумел! Я всё-таки смог! Сыворотка работала!

Утром четвертого дня, когда я в приподнятом настроении вышел из палаты выздоравливающего Юн Лана, оставив его с дядей, ко мне подбежал задыхающийся Вольга и выпалил:

- Там… Это… Мудрецы из Крома заболели! Арант Асеневич, Илья, Добрыня, Зденька… Почти все!

- Допелись, - подытожил я и ускорил шаг. На повороте на меня налетела Дуняша.

- Вы уже знаете, да? Почему так случилось? – плаксиво спросила она. – Они же всё делали. Они пели пятую песнь, давали силы, сами были источниками Равновесия, они так старались, так отгоняли болезнь и знаменем, и можжевельником, и земным стуком, и отваром… У Аранта Асеневича даже лапка крота есть!

- Действительно, - саркастично пробормотал я. – Столько восхитительных мер. Даже лапка крота! Кто бы мог подумать? Как так вышло? Непонятно…

Не то чтобы рухнули какие-то мои планы, - чего-то такого я как раз и ждал – но сыворотки у меня было не так много, а сделать еще всего за пару суток смог бы только чудотворец. И ведь по закону подлости наверняка все заболеют средней и тяжелой формой, а не легкой.

- Где они? – с тяжелым вздохом спросил я.

- Арант Асеневич велел всем собраться в малом зале, - прошептала Дуняша сквозь тихие всхлипы.

Я оглянулся на неё с недоумением.

- Чего ревешь-то?

- Ну как же… - Дуняша подняла на меня небесно-голубые глаза. Слезы текли по покрасневшим щекам, капали с подбородка на пышную девичью грудь, надежно спрятанную под строгими узорами платья. Грудь колыхалась в такт всхлипам, и зрелище, признаться, было весьма интересным.

Я невольно подумал о том, что здесь девушки выходят замуж как раз с пятнадцати, но опомнился и поспешно отвел взгляд. Ей пятнадцать лет, а мне-то тридцатник уже стукнул! «А по возрасту здесь и не найти никого», - критично заметил внутренний голос. Какой барышне понравится щуплый, дышащий в пупок кавалер? Что же делать мне, здоровому, полному сил мужчине?

Я мысленно отвесил себе оплеуху, поняв, что мысли ушли не в ту степь, и прислушался.

-…Это значит, что искажение слишком сильно, чтобы с ним справились мудрецы, - говорила тем временем Дуняша. – Светозар Людотович говорил, что так случается только при каких-то больших перекосах в Равновесии стихий, с которыми человек не в силах справиться. Остается лишь держаться, но видите, что даже мудрец Арант не удержал в себе Равновесие!

- Как у вас получается? – вдруг спросил Вольга. – Вы приехали вместе, но вы остались единственным здоровым человеком. У вас такое сильное Равновесие, Тихон Викторович?

- Да, - подхватила Дуняша. – Поделитесь секретом!

Я фыркнул.

- То, что я всё и везде самогоном мою, а сам маски и очков не снимаю, вам ни о чем не говорит, нет?

- А как это связано с Равновесием? – искренне удивились ребята.

Я еле переборол порыв хлопнуть себя рукой по лбу и, ускорив шаг, толкнул тяжелые двери малого зала.

И с размаху влетел в эпицентр скандала.

- Этого не может быть! – кричала Зденька, потрясая мощным кулаком. – Я не больна!

- Ты больна, - мягко, не повышая голоса, уговаривал её Илья. – И я болен. У Добрыни вообще голос пропал почти.

- Неправда! Этого не может быть! Не могли мы заболеть крупом! – горячо отпиралась Зденька. – Мы же и пели, и стучали, и молили, и со знаменем город обошли. Это что-то другое, не круп! Просто простуда!

Она то и дело порывалась выскочить наружу, но Добрыня и Илья не давали ей пройти. От негодования она вся раскраснелась, сжимала кулаки и тяжело дышала. Арант, Годана и остальные тихонько стояли у окна, меланхолично взирая на эту картину. За мной тихо закрылись двери – это Дуняша с Вольгой поймали створки, благоразумно оставив служителей Крома одних.

«Доброго здоровьечка вам. Нагулялись? Кто в результате оказался прав?» - так и вертелось у меня на языке. Но я был воспитанным человеком и поэтому только поправил маску и спросил:

- У кого-нибудь сильный жар есть?

- У Аранта Асеневича, - тут же сдала мудреца Годана. – Тэхон, нам бы отварчику…

- Хорошо, - мирно кивнул я. – Будет вам отварчик. И болеть вы будете недолго. Ваше Равновесие быстро вернется, обещаю. Но с этого момента вы все слушаете и слушаетесь меня. Вас, Арант Асеневич, я попрошу отдельно. Вы же у нас самый главный и умный. Вы понимаете, что к единственному здоровому лекарю Дома Порядка надо прислушиваться, да?

От моего сладкого голоса и без того бледный и вялый Арант побелел еще сильнее. Остальные тоже не воодушевились.

- Тэхон, ты не права, я еще здоровая… - пробормотала Зденька.

- Что-что? – переспросил я, подумав, что ослышался.

Под моим похолодевшим взглядом Илья пихнул Зденьку в бок, и та поправилась:

- Я говорю, Тихон Викторович, еще я здоровая!

- Тогда, дорогая, бери маску, очки, протирай свою комнату самогоном и носа оттуда не высовывай, чтоб не заболеть, - велел я строго.

И Зденька как-то сразу поняла, что и слабость в теле у неё нехорошая, и голова как-то болит, и в горле что-то мешается.

Я осмотрел служителей и с облегчением заключил, что тяжело пока только Аранту. Сыворотки на всех действительно не было, но зато и болеть они будут долго, а значит, времени для изготовления новой порции мне хватало с лихвой. А как уговорить их сделать укол… Ну, они любители творческого подхода. Чем бредовее, тем лучше.

Я ухмыльнулся, окидывая пришибленных служителей предвкушающим взглядом. Убедительная подача любой ахинеи – первое и главное качество актера.  

*   *   *

- Как-как у вас лечили круп?! – переспросил Арант. – Что за бред?

Тэхон выгнула над очками бровь и сложила руки на груди.

- А что такое? – медовым голосом сказала она. – Что вас не устраивает? Стихия попадает в тело через рот, нос и глаза, как пища. Она варится в теле, как всякая пища. Закономерно, что ей нужно через день-два дать выход там, где выходит пища! Чтобы она могла покинуть тело, не причинив существенного вреда! Это же стихия. Против неё нельзя бороться. А раз нельзя бороться, то тогда нужно подстроиться. Испражнение – это один из основных методов очищения. Просто в этом случае речь идет о духовном плане.

В исполнении заморской госпожи это звучало очень убедительно, но Арант всё никак не мог представить себя и других в том виде, какое предлагало лечение.

- Но зачем… оголяться?

- Одежда призвана защищать и скрывать тело, но в мир мы приходим обнаженными, - торжественно сказала Тэхон, взмахнув рукавами, как птица – крыльями, и ехидно добавила: – И потом, где вы видели, чтобы люди испражнялись в штаны?

- Но… Но для чего нужно завязывать глаза и уши?! – уже совсем жалобно спросил Арант.

- Для того, чтобы болезнь точно вышла из нужного места, - последовал невозмутимый ответ. – Только тогда пятая песнь Мороза сработает! Вы ощутите в правой ягодице боль – это значит, что болезнь покидает тело. Вечерняя заря подходит. Вы будете лечиться или нет? Учтите, через три дня уже поздно будет. Болезнь накопится и начнет отравлять тело.  

- Но вы же не пели пятую песнь Мороза, - Арант вцепился в лапку крота.

- Да. Мы пели поэму госпоже Метелице, но вы не знаете корейского, поэтому и пятая песнь Мороза сойдет, - сказала Тэхон и развернулась на пятках. Длинные полы её серого мужского одеяния хлестнули по ногам. – Ладно, вы как хотите, а я пошел. У меня других дел полно.

Она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Арант нерешительно потоптался возле кровати, посмотрел в окно, где наливался алым край неба, и нерешительно взялся за темный отрез ткани. Сначала заткнуть уши, затем обвязаться платком так, чтобы ничего не видеть было достаточно просто. Да и спустить штаны перед тем, как лечь на кровать спиной кверху – тоже. Ведь что может быть естественнее, чем лечь голым в постель? Но вот петь в таком виде пятую песнь Мороза, торжественный гимн, который предназначался для толпы, для шествия… Арант неуверенно, полушепотом запел первый куплет, сразу почувствовал себя круглым дураком и в приступе злости сорвал платок с головы.

За стенкой раздался бас Ильи. Илья пел красиво, выводил каждую нотку, каждый слог. Арант заслушался и чуть не подпрыгнул на кровати, когда песня на конце первого куплета вдруг перешла в удивленный взвизг и оханье.

- Илья? Илья, ты что? – заорал Арант.

Илья его не услышал, но впечатлениями поделился:

– Не соврала, заморская девица! О, как красив и холоден снег… Больно - жуть!.. И нет огней, и звуков нет… Как нитку из кишок протянули!.. О-о-о, морозные ночи!

Приободренный и убежденный, чувствуя, что не одинок, Арант вновь заткнул уши, завязал глаза, лег и запел. И вдруг понял – песнь зазвучала совсем по-другому! Обычно она летела из груди, рвалась в небо и ввысь, а сейчас вдруг наполнила тело, ушла вглубь, задрожала в каждой клеточке. Собственный голос показался совсем другим, глубоким и более могучим. Его ничто не отвлекало от святых звуков. И вот, когда Аранта затопил восторг, заставивший забыть обо всем на свете, по оголенной правой ягодице вдруг мазнул холодок и в неё впилась острая боль.

Арант не удержался – заорал от неожиданности совсем не песнь. Стихия тут же замерла, хлынула обратно внутрь. Арант тут же спохватился и продолжил петь, преисполнившись уверенности. Боль ощущалась еще несколько мгновений, а потом исчезла, – точно иголку выдернули – напоследок мазнув тем же влажным холодком.

А Арант остался лежать и петь пятую песнь Мороза так красиво, как только мог. Странный заморский метод лечения помог! Мудрец практически чувствовал, как стихия выливается из него, как укрепляется дух, а вместе с ним и тело.

Дайфу - доктор

Вариоляция состояла в прививке оспенного гноя из созревшей пустулы больного натуральной оспой, приводившей к заболеванию оспой в лёгкой форме. Этот способ был известен на Востоке по крайней мере с раннего Средневековья, в Индии о нём сохранились записи VIII века, а в Китае — X века.

Глава 11

То ли сыворотка получилась настолько убойная, то ли это выпестованная естественным отбором живучесть сыграла свою роль, но уколы оказали на мудрецов буквально магическое действие. Я всадил им всего по одной полной дозе, а симптомы дифтерии исчезли на следующий же день! Единственный, кому не повезло болеть три дня, это Арант. Исключительно из-за его нежелания пить каждые два-три часа. И вроде бы логично было списать такое стремительное выздоровление на возраст, - самый активный цветущий период с двадцати до тридцати пяти - но ведь даже слабенький и хиленький мальчик Юн Лан тоже скакал козликом уже на третий день и распевал песни. В горле от дифтерии ни следа не осталось.

От такого результата я просто обалдел. Это же какие здесь микробы были непуганые, если хватило всего одного укола и пары литров чая?!

Если восхитился даже я, что уж говорить об остальных? За Юн Лана господин Чан кланялся до самой земли и посоветовал меня всем своим друзьям. Впечатленные мудрецы опять принялись бегать по городу. На сей раз с советом петь пятую песнь с завязанной головой и голым задом. Я, конечно, знатно повеселился, но уточнил, что петь надо не где-нибудь, а на святой земле Дома Порядка. И с тяжелым вздохом пошел готовить новую партию сыворотки. На этот раз из лошадиной крови, потому что у моих привитых подопытных как раз подошел срок выработки антигенов.

Спасибо, хоть оборудование в снадобнице было рассчитано на массовое производство, а господин Чан обеспечил сменные иглы. Народу в Дом Порядка набилось столько, что яблоку было негде упасть. Дом разделился на две части: мужскую и женскую – и каждый клочок «святой земли» занимало голопопое, ничего не видящее и не слышащее тело.

Я сбивался с ног, хотя работал лишь в закрытых, свободных от наблюдателей комнатах и молельном зале. Игл на всех не хватало – приходилось на ходу стерилизовать их самогоном и использовать повторно. Те, кто получил укол, после песни вскакивали и показывали «точку выхода». Народ видел, воодушевлялся и пел по нескольку часов кряду.  

Но сделать укол абсолютно всем, да еще так, чтобы никто ничего не заметил, не смог бы ни Будда, ни Христос, ни местный Осмомысл. Поэтому я ничуть не удивился, когда однажды вечером ко мне в снадобницу постучались.

- Секунду! – крикнул я, одним глазом следя за реакцией, а другим – за песочными часами. – Девяносто семь… Девяносто восемь… Девяносто девять…

В сыворотке образовался осадок. Я процедил её, закрыл в шкаф и пошел открывать дверь. За дверью оказались нужные для отвара цветы и травы, которые должен был принести Вольга. Правда, в дополнение к ним шли бесполезные пышные хризантемы и еще что-то незнакомое, но не менее пышное. Однако это я заметил уже потом, когда обрадованно принял охапку вожделенного добра и вцепился в ромашку, а из-за неё вынырнула знакомая сине-желтая форма мудреца.

- Здоровья тебе, Тэхон.

Я перестал откручивать цветам головы, поняв, что Вольга никогда бы не надел сине-желтый наряд и что его голос как-то изменился. Вместо моего помощника пришел Арант. Он посмотрел на меня, странно скривился, но тут же стер это выражение и ласково улыбнулся.

- И вам, Арант Асеневич, - сказал я и наклонился, заглянув ему за спину. – А где Вольга?

- А зачем он тебе? – вопросом на вопрос ответил Арант. – Или тебе потребны цветы лишь из его рук?

- Да, собственно, мне всё равно. Хризантемы-то зачем? Они в состав отвара не входят. Впрочем, ладно. Сам выпью, - брякнул я и, оборвав соцветия у бессмертника, бросил их ближайшую корзинку.

Арант издал странный звук: то ли кряканье, то ли аханье.

- А…

- Что?

Я оторвал лепестки у шиповника и взглянул на Аранта. Лицо у мудреца порядка было такое, словно его кто-то ужалил в щеку, а он постарался не подать вида. Его голубые глаза взирали на оборванные травы с изумлением и детской обидой. Я посмотрел на это перекошенное лицо, на ободранный букет в моих руках и подозрительно уточнил:

- Арант Асеневич, вы же принесли мне травы для отвара, да?

- Да-да, - закивал Арант, сразу приняв очень честный вид. – Для отвара. Вольга… э… у него живот прихватило, а я мимо шел. Дай, говорю, отнесу. Вот и отнес.

Для убедительности он махнул рукавами на букет. Внутренний голос в моей голове ошарашено икнул.

- Ага, - я отступил в глубину снадобницы, - благодарю за заботу, - и быстро захлопнул дверь перед длинным носом.

Букет отправился в ближайшую пустую корзину. Руки вцепились в первую попавшуюся тряпку. Очень захотелось вымыть их с мылом, а еще по-русски сплюнуть через плечо и постучать по шкафу, но тут Арант снова поскребся в снадобницу.

- Я занят! – крикнул я и поморщился.

От испуга получился не крик, а сдавленный писк.

- Тихон Викторович, я вас хотел на рынок пригласить! – зычно ответил Арант. - В благодарность, так сказать. За вашу методу. Хворь на убыль пошла. Мы её побеждать начали. И всё из-за ваших советов. Вы ж у нас всё в снадобнице сидите, работаете не покладая рук, вот-вот сами упадете! Вам бы отвлечься хоть немного, а у нас как раз рынок в порту открылся…

Отдохнуть? Рынок в порту?

Я посмотрел на букет, на себя в темной поверхности отполированных металлических пластин шкафа и вздохнул. Да, видок у меня на самом деле оставлял желать лучшего. Даже на смутном отражении получилось разглядеть черные синяки под глазами. И россыпь прыщей с темными точками на щеках и подбородке. Кроме того, руки не выдержали постоянного мытья - покрылись мелкими болезненными трещинками и цыпками. Я устал, и, более того, моя усталость сказывалась на внешности. Мне банально не хватало времени на себя. Даже мой обед – обычно нормальный и полноценный – превратился в пару наспех сооруженных бутербродов. Еще немного – и мой желудок скажет: «Привет, гастрит!» – а пальцы перестанут сгибаться. Н-да... Я еще заподозрил Аранта в чем-то предосудительном! Кто на такое замученное существо посмотрел бы?

Мудрец Порядка был прав. Мне определенно не хватало выходного. Чтобы с маникюром, с чисткой лица, горячей ванной и бокалом белого вина с креветками… Я осмотрелся и тяжело вздохнул. Если ванну Дом Порядка еще мог организовать, то вино с креветками, маникюр и уходовую косметику – только после посещения рынка.

Арант просиял, когда я вышел к нему и, закрыв дверь на ключ, решительно сказал:

- Пойдемте, Арант Асеневич. Рынок так рынок.

- Давайте на ты, как равные, - обрадовано сказал Арант, тут же подцепив меня за локоть. – Вы доказали, что ваши знания не уступают моим.

- Почему бы и нет? – я высвободил руку из захвата. – И раз уж мы равны, не хватай меня так больше, Арант. Это неприятно.

Арант поморгал, как щенок, которого щелкнули по уху, и радостно расхохотался.

- А и правда, чего это я? Ты ж хоть и мелкий, а мужик!

Я выдохнул сквозь зубы, еле удержавшись от удара. Этот муд… мудрец похлопал меня по плечу так, что у меня ноги подкосились!

- Бить меня тоже не надо. Будь так ласков.

- Хорошо-хорошо! – Арант поднял руки и обезоруживающе улыбнулся. – Не трогаю, не хватаю, не дышу. Я понял: ты у нас хрупкий заморский цветок.

- Вот именно, - надменно процедил я, уже жалея, что согласился на поход с этим бесцеремонным человеком.

Но Арант неожиданно внял и всю дорогу не хлопал и не хватал. В нем открылся талант экскурсовода. Пока мы шли до порта, он, едва заметив мой интерес к какому-нибудь зданию, тут же рассказывал и его историю, и кому оно принадлежало. Даже интересно стало. А когда несколько прохожих узнали нас и поклонились со словами «Благодаря вам мы обрели Равновесие», я пошел на портовый рынок в великолепном настроении.

Арант не преувеличивал. Болезнь на самом деле пошла на спад: люди повеселели, на домах больше не висели красные тряпки, не слышалось жуткого кашля и хрипов, по городу больше не ходили труповозы. Конечно, это из-за того, что большинство уже переболело и получило иммунитет, но и мои настойчивые советы, и реклама господина Чана, и сыворотка тоже сделали своё дело.

Рынок впечатлял. Он занимал целую площадь на побережье. Совсем рядом находился причал, и огромные деревянные суда нависали над палатками и лавочками торговцев, покачиваясь на волнах. Гомон разноцветной толпы заглушал скрип деревянных тротуаров и стук брусчатки, в воздухе витали самые разнообразные запахи.

Арант завел меня в самую гущу этой круговерти и, обведя площадь рукой, щедро предложил:

- Бери всё что пожелаешь.

Естественно, первым делом я купил то, чего не хватало для ухода за кожей, затем долго выбирал деликатесы для заслуженного ужина, попробовал вино у улыбчивого турка и закружил по рынку в поисках того, что заменило бы маникюрный набор. Пилочка для ногтей из цивилизации – это хорошо, но это далеко не всё. Арант следовал за мной по пятам. Он сразу же отобрал у меня сумки, заметив, что с руками у меня беда.

Я увидел у одного из кораблей роскошную палатку с цветком лотоса и поспешил туда. Если уж у господина Чана не было подходящих ножниц, то их не было на всём рынке.

- А, приветствую достопочтенного лекаря! – разулыбался молоденький торговец и выдал почти без акцента: – Какое счастье, что вы нас почтили своим визитом, лекарь Лим, я мечтал лично выразить вам свою благодарность! Меня зовут Чан Хван Цзи, я старший брат Юн Лана.

- Как здорово вы говорите по-росски! – восхитился Арант.

- Да, мне хорошо даются языки, - кивнул Хван Цзи без ложной скромности. – Я знаю еще восемь. Три – почти в совершенстве.

- Восемь! – благоговейно прошептал Арант и устремил взгляд куда-то за горизонт, видимо, пытаясь постичь всю глубину гениальности заморского полиглота.

- Так что вы желаете, лекарь Лим? – тем временем спросил Хван Цзи. – У нас есть кольца, талисманы, ожерелья, броши, изысканные ножи и кинжалы…

Я осмотрел прилавок.

- А маленькие ножницы у вас есть?

Китайцы не подвели. Поскольку в империи Цин длинные ногти считались признаком богатства и власти, для ухода за ними существовали и краски, и специальные наконечники для ногтей. Для доктора в моем лице нашелся замечательный дорогой маникюрный набор с ручками из слоновой кости откуда-то из Европы. С щипчиками для заусенцев, пилочкой, ножницами – я чуть не разрыдался от счастья, когда увидел это чудо!

- Беру!

Как все порядочные люди, мы поторговались. Арант только крякнул, услышав конечную цену, но возражать не стал и послушно отдал деньги.

- Лекарь Лим, - добавил Хван Цзи, когда я засовывал заветную коробочку во внутренний карман, и покосился на Аранта. – У нас есть также набор для акупунктуры. Это совершенно замечательные иглы с нефритовыми наконечниками...

- О чем это ты тут толкуешь? – тут же подозрительно уточнил Арант. – Что за акупунктура?

Я сделал торговцу большие глаза и ответил:

- Это мерные иглы. Для работы с маленькими объемами порошков.

- Ага-ага, - понятливо закивал парень. – Так что? Будете брать?

И вытащил из-под прилавка знакомую шкатулку с китайским драконом на крышке. Почти такая же, только другого цвета, лежала в моих вещах. А я про неё и думать забыл. Уж не иглы ли в ней лежали?

- О, нет, благодарю. У меня есть, - отказался я.

Мы распрощались с Чаном и отправились дальше.

- Ты точно больше ничего не хочешь? – уточнил Арант, поглядывая на меня с каким-то лукавством. – Может быть, новый гребень или зеркало? Или обувку новую? Дан Вторакович привез из Сафи прекрасные сафьяновые сапоги.

- Нет, благодарю, я купил всё что хотел, - я не удержался и зевнул. Хорошо, что лицо прикрывала маска.

Прогулка выдалась долгой и довольно утомительной.

- Точно? – продолжал Арант. Он даже кошельком позвенел. – У меня тут осталось еще несколько монет. Может быть, посмотрим одежду?

- М-м… - я рассеянно обвел взглядом рынок, сделал пару шагов, повернул за угол и чуть не захлебнулся слюной.

Аромат жареного мяса, невероятно густой и вкусный, ударил по рецепторам так, что чуть не закружилась голова. Сложный, насыщенный специями, с дымком и луком… Желудок выдал жалобную руладу, напомнив, что на обед получил лишь пару жалких бутербродов с сыром.

- Да, я хочу! – выпалил я и помчался к источнику этого невероятного запаха, на зазывные, очень аппетитные крики:

- Донер-кебаб, шиш-кебаб, адана-кебаб! Ай, кому донер-кебаб, шиш-кебаб, адана-кебаб? С лавашом, на лепешке, зелень, укроп!

Донер-кебаб оказался местной шаурмой. И даже с помидоркой. Я заказал себе и Аранту по огромной порции с двойным мясом и острым соусом и не утерпел – снял маску и смачно откусил, едва мы сели за огороженный столик.

- Э-э… - протянул Арант, глядя на меня. Глаза у него округлились.

Я усилием воли убрал зверское выражение, с хлюпаньем втянул соус в рот и прочавкал:

- Фто?

- Тебе не слишком? Да и мяса… многовато… - выдавил Арант.

Я сделал мощное глотательное движение и запил всё это сладким компотом.

- Нормально! В самый раз! Что смотришь? Я люблю мясо!

- У тебя капля на щеке, - несчастным голосом произнес Арант, наблюдая за постепенным исчезновением донер-кебаба. – Ты… не похож на человека с хорошим желудком. Я думал, ты больше зелень любишь… Кашки там всякие…

Вот что значит питаться на бегу. Арант привык, что я кусочничаю, и теперь картинка разрывала ему мозг.

- Я тебе что, корова, чтоб траву жевать? – хмыкнул я, слизнув каплю с уголка губ, и снова откусил огромный кусок. На языке растекался восхитительный вкус. Я блаженствовал и совершенно этого не скрывал, отбросив манеры и приличия в сторону. Всё равно это видел лишь Арант.

- В Кроме и Доме ты ел меньше, - заметил Арант, неспешно поглощая свою порцию.

- У вас готовят плохо, недосаливают всё время, специй не признают, - признался я. - М-м… Вкуснятина!

Почему Аранта не устроил мой хороший аппетит и почему он сделался мрачнее тучи, когда я нашел на рынке настоящую саблю и с восхищением сделал ей пару взмахов, до меня так и не дошло.

Вернувшись в Дом Порядка, я с радостью узнал, что служительницы решили устроить банный день. И баня, в отличие от жуткой постройки Дана Втораковича, была почти нормальной – с железной трубой на печи. От совместной помывки я привычно отказался и пошел последним, в почти остывшую по местным меркам парилку. В этой бане стояла чудесная кадушка: огромная, с высокими бортами. Я наполнил её горячей водой, добавил немного травяного мыла, эфирного масла с глицерином, взбил всё это в густую пушистую пену, поставил рядом с получившейся ванной блюдо с деликатесами и приступил.

Кожу пришлось хорошенько почистить. Я натерся солью, с превеликой осторожностью выдавил угри и пробки и только после всего этого опустился в горячую воду, вытянув ноги. Закон Архимеда тут же поднял пену до самого подбородка. Я размазал по лицу маску из масел и трав, налил себе в кубок вина, взял первую креветку и откинул голову на бортик. Горячая глицериновая вода проникала в каждую пору, смягчая кожу, лечебная маска чуть пощипывала лицо, сочетание белого вина и креветок ласкало рот, вокруг витали древесные ароматы. Почти цивилизация. Блаженство. О, как же этого не хватало!

Но через десять креветок и кубок вина жестокая реальность напомнила о себе. Дверь резко распахнулась – и в парилку влетел одетый Арант. В прямом смысле. Почему-то он шагнул спиной вперед, оглянулся через плечо в последний момент, увидел меня и, закономерно споткнувшись о высокий порог, кубарем покатился по полу. Дверь крепко захлопнулась, и в предбаннике что-то подозрительно прошуршало. Я покосился на неё, глянул на Аранта… Тот вытянулся на полу и растерянно смотрел на меня, по шею сидевшего в пышной белой пене с зеленой массой на лице. По-хорошему его следовало выкинуть, но, поскольку настроение у меня было благодушным, а ударился он, видимо, сильно, я только отсалютовал ему бокалом вина и мирно сказал:

- Добро пожаловать!

- Э-э… - глубокомысленно изрек Арант, всё еще таращась на меня.

- Ты что-то забыл, - подсказал я и покосился на полку, где лежала смятая рубашка.

- Э-э… Да! – спохватился Арант и поднялся на ноги.

Он схватил рубашку и встал надо мной соляным столпом. Я съел еще одну креветку и побарабанил пальцами по шее. Маска текла, а терять драгоценные масляные капли не хотелось. Арант наблюдал за моими действиями, особенно пристального внимания удостоилась пена. Да, глицерина и мыла я не пожалел. Пена получилась пушистой, густой, похожей на сугроб. Такого Арант явно не видел – на его лице читалось глубокое недоумение и еще что-то странное, трудноопределимое.

- Что это ты делаешь? – спросил он.

- Моюсь, - честно ответил я и глотнул вина. – Вернее сказать, отдыхаю.

- А почему у тебя в кадушке столько пены? – с видом Красной Шапочки, узревшей вместо бабули переодетого волка, уточнил Арант.

Мне стало смешно.

- Это чтобы мозоли и шелушения прошли.

- А почему у тебя на лице зеленая гадость?

- Это чтобы прыщи быстрее зажили.

- А почему ты пьешь вино?

- Это чтобы спокойно отвечать на дурацкие вопросы и не гневаться на тебя за вторжение, друг мой, - я закинул в рот креветку, запил её вином и, вспомнив о роли господина, царственно махнул рукой в сторону бальзама. – Раз уж ты здесь, будь ласков, подай мне вон ту баночку. Я, конечно, могу и сам… Но мне лень.

Я вздохнул и, вытянув ноги из-под воды, с удовольствием закинул их на край кадушки. Вода и пена тут же потекли по ступням на пол, но мне было плевать: баня для того и была устроена.

Арант бочком придвинулся к полке и буквально самыми кончиками пальцев подал мне нужное. Я сел поудобнее и потянулся к волосам, чтобы собрать их в хвост. Крышка от баночки булькнулась в закачавшуюся пену, и по бане поплыл душистый аромат шалфея.

- А это зачем? - раздался из угла сдавленный голос.

Вот всё-то ему надо знать!

- Чтобы вшей не было, - расслабленно ответил я, смазывая волосы смесью. – Я сейчас мозоли буду обрабатывать. Поможешь?

- Мне… это… некогда, – робко проблеял Арант, глядя куда угодно, но не на меня. Его лицо налилось краснотой так, что горели даже уши.

- Некогда? – разочарованно вздохнул господин в моем лице и повертел лодыжкой, чтобы оценить фронт работ. – Мне придется вылезать, сидеть враскоряку… Я этим редко занимался - для подобного у меня была работница. Самому будет сложно. Для тебя тут дел на пару минут, может, всё же поможешь?.. Да ты чего в одежде стоишь? Жарко же.

- Нет-нет! – Арант даже головой помотал для убедительности. - Я… это… пойду, да?

Я милостиво разрешил и вмиг остался в одиночестве. Мозг, разленившийся от жары, вина и вожделенной ванны, переваривал вторжение очень медленно. Что Арант при виде меня невероятно смутился, а вовсе не терпел жару, до меня дошло только после того, как пришло время смывать маску. Да и днем он явно расстроился, когда я букет изодрал, потом мы ходили вместе по рынку полдня… По его, между прочим, приглашению.

Смутные подозрения, что синюю окраску носила не только его форма, вновь подняли голову и укоренились, получив подтверждение. Не ради ли моей голой тушки он ввалился в парилку? Но тогда почему так отводил глаза? Сам обалдел от своей смелости?

- Н-да… Я, дурак, еще о помощи просил, - пробормотал я и от шока допил вино одним глотком. – А ведь казался нормальным мужиком. Жениться обещал… Может, он пансексуал?

Решив, что спиной к Аранту больше поворачиваться нельзя, я нырнул под воду. У меня еще на очереди был маникюр, педикюр со сложным удалением мозоли, полбутылки вина, недоеденные креветки, так что разлеживаться не следовало. А мудрец Порядка мог лететь куда-нибудь подальше. Этому сизокрылому голубю с моей стороны ничего не светило. Вот ведь не было печали! Теперь надо будет следить, чтобы случайно не подать какой-нибудь сигнал. Он ведь всё равно мужик. Мы же любой чих со стороны понравившейся особы можем истолковать в свою пользу!

*   *   *

- Ну? – нетерпеливо спросила Зденька, когда Арант, прижимая к себе злополучную рубашку, не вышел – вывалился из бани. – Что так тихо было?

- Не нукай! – хмуро ответил Арант и обвел взглядом собравшихся на пороге баб. - Зачем вы меня втолкнули?

- Ты ж жених! – сказала Годана. – Вроде как случайно глянуть на невесту разок не возбраняется! Нам же нельзя! Вдруг она и правда мужчина?

- Не возбраняется! – передразнил Арант и швырнул Зденьке рубашку.

Зденька ловко поймала её на лету, закинула на плечо и уперла руки в боки.

- Так чего так тихо было? – еще раз спросила она. – Это он? Парень?

Арант вспомнил изящные пальцы, обхватывающие кубок с вином, вспомнил густую белоснежную пену, в которой, точно в облаке, сидела Тэхон, вспомнил собственное волнение из-за понимания, что там, под этим белым, прячется полностью обнаженное девичье тело… И невозможное спокойствие, с которым была высказана просьба о помощи. Ни одна обнаженная женщина, даже сумасшедшая, никогда бы не встретила мужчину так безразлично! 

- Не знаю! – в отчаянии выпалил он.

Бабы оторопели.

- Это как? – озадачилась Зденька. – Тэхон в шубе моется, что ли?

- В пене! – ответил Арант. Он еще никогда не чувствовал себя таким дураком. – Помните кадушку? Она вся в пене! Целое облако густой пены! И Тэхон внутри – только голова да руки по локоть торчат. Сидит, пьет вино с креветками, лицо какой-то зеленой гадостью мажет. Не лезть же мне внутрь?

- Точно девка, - уверенно сказала Зденька. – Такое только знатная девушка могла выдумать.

- Ага, - кисло сказал Арант. – Тогда чего она меня просила остаться и помочь с мозолями? Даже ногу вытащила. И это было не бесстыдное приглашение. Тэхон говорила… говорил… Тьфу! Голос у Тэхон был очень спокойный, и он… она… Тэхон… Короче, у Тэхон были служанки для этого! – раздраженно выпалил Арант. А через несколько секунд задумчиво добавил: - Мозоли на пальцах и впрямь выглядели ужасно… Зря мы так долго ходили по рынку.

- Ну да, тогда парень, - согласно кивнула Годана. – Что мы знаем о том, как моются заморские господа? Может, у него на родине все мужчины так делают?

- Девка это! – разозлилась Зденька. – Где это видано, чтоб мужики прихорашивались?

- У них, видать, и видано! Да Тэхон и не прихорашивается, а мозоли и шелушения лечит. Ты эти руки видела? Они же в клешни превратились! – отбила Годана. – Тут любой взвыл бы! Так что Тэхон – парень.

- А я говорю, девка! – уперлась Зденька.

- Парень!

- Девка!

Арант с тяжелым вздохом развернулся и пошел прочь. В голове у него царил жуткий кавардак.

Глава 12.

Светозар Людотович был не только крепким стариком, но еще и умным человеком. Он послушно пил все отвары до последней капли, соблюдал постельный режим, а потом, после выздоровления, еще несколько дней не покидал покои, чтобы не напрягать сдавшее сердце.

Но суета с моей методикой мимо него не прошла. Он прекрасно видел толпы лежачих голопопых людей, как, впрочем, слышал и песнь Мороза, которую они распевали, заткнув глаза и уши.

Поначалу, наряду с остальными, он отнесся к креативной методике скептично. Он был человеком умным, пожившим и многоопытным, к тому же пребывающем на посту главы Дома уже не один десяток лет. Он всё проанализировал и быстро сообразил, что выздоравливают чаще всего те, кто пел внутри закрытых комнат и молельном зале, рядом с которыми видели меня.

Именно так я объяснил себе его подозрительно пристальное внимание и осторожные расспросы. А когда Светозар окреп и смог передвигаться между этажами терема, то мне и вовсе показалось, что этот старик, так сильно похожий на Пересвета, только с тяжелым немигающим взглядом – моя тень. Он следовал за мной всюду, мягко и ненавязчиво, но постоянно и неотвратимо, словно ангел смерти. А поскольку он был здесь самым главным, то я не смог просто взять и запереть перед ним дверь снадобницы.

Драгоценный шприц с иглами вместе с оставшейся партией сыворотки пришлось отдать на сохранение господину Чану и, скрепя зубами, сворачивать производство. Хорошо еще, что окончательное выздоровление Светозара Людотовича совпало с концом эпидемии, потому что иначе этот старикашка непременно схватил бы меня за руку. Но поскольку у него это не получилось, то он просто приклеился ко мне банным листом и своими вопросами потихоньку выедал мозг чайной ложечкой.

- Значит, вы Тихон Викторович, происходите из знатного рода? – как бы между прочим спросил он меня, подсев за обедом за мой стол. – Обычно среди господ лекарское дело считается черной работой. Как так получилось?

- Моя матушка была ильпхэ, лучшей актрисой императорского театра, - сказал я устало и, опустив глаза в тарелку, посмотрел на картошку. Картошка посмотрела в ответ недовыковыренными глазками. – А отец был хвараном, воином из знатного рода. Они не состояли в законном браке, но любили друг друга. Обычно люди моего происхождения идут по материнскому пути, но отец не пожелал видеть своего отпрыска за подобными занятиями. Меня забрали в клан, выучили лекарскому делу… Затем так получилось, что я остался последним сыном отца. Пришлось готовиться к роли наследника. Но враги нашего клана похитили меня и сестру. Отца убили… Дальше вы знаете.

За столом стало тихо-тихо. Казалось, даже рев ветра в печной трубе стих, чтобы не помешать служителям слушать мой рассказ. Светозар огладил бороду, пожевал губами, хмурясь, но не нашел к чему придраться и кивнул.

- Признанный ублюдок, значит… - пробормотал он. – А братья твои умерли из-за?..

Судя по подозрительному виду, кто-то заподозрил, что знающий травы бастард поспособствовал преждевременной смерти законных наследников. Неужели я произвел настолько плохое впечатление?

- Война, - пожал я плечами. – Тел нам так и не вернули.

- Ага… Ясно. Нелегкая у тебя была жизнь, отрок, - Светозар Людотович похлопал меня по плечу.

- Не жалуюсь. Я жив, здоров, встретил вас, моих новых друзей, - я тепло улыбнулся в сторону Зденьки. Арант поймал мою улыбку и поперхнулся. Я быстро отвел взгляд и закончил с чувством: - Надеюсь, найду и новую семью.

Светозар Людотович улыбнулся в ответ, но его благодушный вид меня не обманул. Он явно подозревал, что со мной что-то нечисто, и просто так его подозрения пропадать никуда не хотели.

А вот судя по перемигиванию Аранта со своей командой, служители Крома вынесли из моей легенды что-то еще. У Годаны было слишком довольное лицо, а улыбка, направленная в сторону посмурневшей Зденьки, отдавала превосходством.

- Я же говорила! – громко прошептала она. - Мать – актриса!

Заметив моё внимание, они быстро оборвали перешептывания и нарочито невинно улыбнулись. Да так, что у меня чуть зубы не свело.

- Вы хотели узнать что-то еще? – уточнил я у Светозара.

- Нет-нет, что ты! – он величаво махнул рукой и выдал очередную порцию добродушного смеха. – Кушайте с удовольствием, Тихон Викторович. Хотя Арант Асеневич упоминал, что вам наша еда кажется пресной… Но что поделать? Пища должна служить источником Равновесия, а польза отчего-то не идет в ногу со вкусом.

И уставился на меня во все глаза, когда я флегматично отправил в рот соленый огурец и парировал его толстый намек:

- Согласен, вкусно не значит полезно. Однако на то мы и придумали кухни, чтобы восполнять недостатки пищи и приводить пользу в Равновесие со вкусом. Но в моем случае, полагаю, скорее играет привычка. Кушайте с удовольствием, Светозар Людотович.

Старик хмыкнул и наконец-то отстал, переключившись на других служителей. Я без аппетита поковырялся в картошке и вышел из-за стола, сдав ополовиненную тарелку. Насколько мне было интересно с Пересветом, настолько же тяжело оказалось с его братом. Светозар давил одним своим присутствием. Даже голова заболела, а в желудке стало тошно.

Я остановился в коридоре, потер лицо, тяжело вздохнул и чуть не выпрыгнул из штанов от испуга, когда на моё плечо опустилась тяжелая рука.

- Арант! Нельзя же так пугать! – возмутился я.

Тот только виновато улыбнулся, показав зубы.

- Ну прости. Ты выглядишь не очень хорошо, вот я и подумал, что тебе надо прилечь.

Самочувствие и в самом деле было не очень. На плечи давила усталость, суставы крутило, а в висках пульсировала тяжелая боль. Светозар высосал из меня все соки. Я шмыгнул носом и отступил на шаг. Арант, конечно, был прав… Но в свете последнего открытия предложение прилечь в его исполнении звучало как угроза.

- Я в порядке, - пробормотал я и ненавязчиво шагнул в глубину коридора, подальше.

Арант смотрел спокойно и доброжелательно. С улыбкой. Не отводя взгляд. Я на всякий случай сделал еще один шаг назад и тоже улыбнулся:

- Не беспокойся, я обязательно отдохну. А пока мне надо в снадобницу… березовые почки перебрать.

- Но ты отдохни. Хотя бы в час успокоения, ладно? - продолжал Арант.

- Конечно. Ты же знаешь, себя я не обижу, - я пожал плечами и уже развернулся, когда этот голубь сизокрылый шагнул следом за мной.

- Может, тебе помочь?

- Нет-нет! Я сам, – слишком поспешно ответил я и прикрыл глаза в попытке вернуть самообладание.

Внутри неодобрительно проворчал учитель безопасности: «Где твоё актерское мастерство? Спокойнее надо говорить!» Я мысленно шикнул на него и поскорее убрался подальше от мудреца. Спокойствие пришло только тогда, когда дверь моих покоев оказалась плотно заперта.

Ноги держали с трудом. Я опустился на кровать и закутался в одеяло, отвернувшись от окна. Свет резал воспаленные глаза, в носу першило. Я поморщился и зарылся лицом в подушку. Как же мне было хреново… Словно…

Одеяло слетело на пол. Чемодан послушно вжикнул молнией. Я нашарил складную расческу, повернулся к окну и, раскрыв рот, посмотрел в зеркало.

- Твою ж мать!

Сероватые образования в горле не оставили шансов. Дифтерия добралась и до меня. Как назло, и сыворотка, и шприц были на руках у господина Чана. Сам отдал, опасался Светозара. Зря. Ведь хотел сделать тайник в леднике! Почему же так затормозил?

Я от души выматерился и слез с кровати. Ломота и головная боль намекнули, что в путь за заветным уколом следовало отправиться как можно скорее. Оставаться в Доме Порядка и болеть под присмотром полуграмотных мудрецов мне очень не хотелось. Залечат ведь до смерти.

Но едва я вышел за порог покоев, как передо мной тут же возник Арант.

- Ты куда? – нахмурился он и сложил руки на груди, махнув темно-синими рукавами.

- В задок, - буркнул я, попытался его обойти и тут же уткнулся носом в руку.

- У тебя под кроватью есть ночной горшок, - очаровательно улыбнулся Арант в ответ на мой косой взгляд. – Вернись в покои.

Его шершавая лапища неуловимо быстрым движением скользнула по моему лбу. Я отшатнулся, отдернул голову, но опоздал. Арант нахмурился, схватил под локоть и ощупал уже настойчивее. Прикосновения вроде бы не несли в себе подтекста, но ощущение гадливости всё равно возникло.

- У тебя жар! – обеспокоенно сказал он. – Тэхон, открой рот…

- Я и так могу сказать, - буркнул я, вырвавшись из лап этого озабоченного. – У меня дифтерия.

- Но почему ты ничего не сказал…л? – удивился Арант.

Я прищурился. Мне показалось, или это сейчас действительно заминка в конце была?

- Не хотел беспокоить.

- Так нельзя. Мы же можем помочь! Ложись. Нужно как можно скорее спеть пятую песнь Мороза и выпить отвар! – Арант подтолкнул меня обратно к покоям. – Спой, не медли. Я пока принесу тебе отвар. Тебе нет нужды ходить само…му.

Его глаза смотрели с чистой, незамутненной верой в мой метод. Этот муд… мудрец!.. У меня и так настроение было неважным, а тут еще это! Гнев вспыхнул резко, ярко, точно порох. Я сгреб в кучку последние крохи душевных сил, чтоб не распсиховаться, и даже сумел благодарно кивнуть перед тем, как развернуться и зайти обратно в покои.

Дверь скрипнула петлями, негромко стукнула по косяку. Я привалился к ней, пару раз побился затылком о резные завитушки и выдохнул:

- Во я попал…

*   *   *

Арант как раз шел в снадобницу, когда его нагнал Светозар Людотович.

- Вы слышали, да? – спросил Арант.

- Слышал, как не слышать, – покивал в ответ глава Дома и огладил длинную бороду, по давней привычке пожевал губы. – За отваром идешь? Я с тобой.

Они вместе спустились в подвал. Светозар вытащил из складок своего зеленого одеяния ключ, щелкнул им в замке и прошелся вдоль стен, зажигая светильники. На взгляд Аранта света из длинных узких окон под самым потолком вполне хватало, но старик явно считал иначе. Пока не загорелись все лампы, он не достал сбор и не встал за стол. В окружении пузатых стеклянных сосудов и порошков его сухопарая фигура выпрямилась и вытянулась, а движения обрели молодецкую резвость. Если бы не седая борода, Арант бы подумал, что перед ним ровесник.

- Сядь, не стой над душой, - непривычно оживленный Светозар махнул рукой в сторону скамьи и сунул Аранту тарелку с цветками ромашки. - Перебери.

Сушеные цветки были хрупкими и рассыпались от малейшего нажатия. Руки вмиг перемазались в желтой пыльце по самые рукава. Арант вспомнил, как ловко и быстро тонкие, почти детские пальчики Тэхон рвали букет, и вздохнул. Его собственные пальцы для такой тонкой работы оказались слишком толстыми и неповоротливыми.

- Больно он ушлый парень, - вдруг сказал Светозар таким тоном, словно продолжил давний разговор.

- А? – удивленно вскинулся Арант и тут же уронил щепоть цветков на пол.

- Я говорю, Тихон Викторович – больно умный и скользкий какой-то, - повторил Светозар, не отрываясь от котелка. – Вроде гладко говорит, хорошо делает, пользу приносит, а всё чудится в нем какая-то… заковыринка, - одним словом, ушлый. Не доверял бы ты ему, Арант, и своих мудрецов подальше держал. Не станет он служителем Равновесия. Не по его породе наш путь. Не о том он думает.

- Вы уверены, что это он? – брякнул Арант.

- Ты про ваши подозрения? – Светозар процедил вскипевший отвар через сито и устремил взгляд к потолку. – В том-то и дело, что не уверен. Привычки у него слишком непонятные, двигается он иначе, не так, как мужчины, но и не как женщины. Ни рыба, ни мясо - какое-то оно… Я до этого встречал только несколько людей с похожими повадками, - Светозар вперил тяжелый немигающий взгляд в Аранта и веско уронил: - Все они были хаоситами.

У Аранта пересохло в горле.

- Но ведь…

- Я видел, как вы по его указке лечили круп, - перебил его Светозар. – Это слишком походило на насмешку.

- Но ведь сработало же! – воскликнул Арант.

- Да, - хмуро согласился Светозар и перелил готовый отвар в кружку. – Это-то мне и не дает покоя… Держи, отнеси Тихону. Я пока тут… пошуршу.

Он хищным взглядом окинул снадобницу, и Арант понял, что глава Дома не раз копался в шкафу в поисках каких-то хаоситских вещиц, а сегодня заглянет и за шкаф, и в трубу, и везде, где только может быть устроен тайник.

- По-моему вы всё преувеличиваете, - осторожно сказал Арант.

- Если так, то почему я до сих пор не видел перепись Пересвета с советами из Крома Порядка? – парировал Светозар. – Где она? По какой книге Тихон готовил отвар?

Арант растерянно оглядел снадобницу. Книги Пересвета нигде не было.

- Может быть, она испортилась? – предположил он неуверенно. – Все-таки береста хрупка…

- Или её испортили намеренно, - процедил Светозар и досадливо махнул рукой, когда Арант горячо запротестовал, доказывая, что книга наверняка у Тэхон и надо только попросить. – А что с тебя, влюбленного дурачка, взять! Иди уже!

Арант обиделся. Это он-то влюбленный дурак? Да, его влекло к Тэхон, но совсем не так, как считали служители. Влюбленность – это тяга тел, чувственное желание прикоснуться, посмотреть, попробовать на вкус, вызвать восторг и улыбку. Ничего подобного Тэхон не вызывала. Ну в самом деле, во что у неё влюбляться? Тростиночка же, плевком перешибить можно, ноги и руки острые, сама вся нескладная… Ни крутых широких бедер, ни пышной груди, волосы – главная девичья гордость – и те короткие. У неё даже улыбка – и та равнодушная, а вовсе не манящая. Ничего, что любил Арант в девушках. Такую только карамелькой угостить да по голове погладить. Разве что темные, удивительно взрослые глаза… Глядя в них, Арант действительно верил, что Тэхон уже совершеннолетняя.

- Вы не правы, Светозар Людотович, - упрямо сказал он. – Тэхон проверили в Кроме. Она не хаоситка. Она их жертва. У неё просто помутился разум.

- Ну-ну… Иди уже, сейчас отвар остынет! – отмахнулся Светозар Людотович, встав на табурет и заглянув в вытяжное отверстие.

По разочарованному вздоху Арант понял, что и здесь главу Дома постигла неудача, и с поклоном вернулся в знакомый коридор. За дверью Тэхон было тихо, но она открыла сразу после первого стука. Вид у неё был еще хуже: она нехорошо побледнела, на щеках зацвел болезненный румянец, глаза блестели лихорадочным, немного безумным огоньком. Темно-серый мужской наряд делал её похожей на сказочное умертвие. Арант протянул ей кружку с отваром, и она с благодарностью её тут же осушила, привалившись к косяку. Ноги у неё подкашивались. Арант с жалостью понаблюдал за ней и, не выдержав, спросил:

- Может, тебя отнести в молельню?

И моментально был награжден испуганным смущением, которое вспыхнуло в раскосых глазах.

- Нет уж, обойдусь! – выпалила Тэхон и для верности загородилась дверью. – Мне и тут хорошо!

Арант возликовал. Она впервые за долгое время застеснялась его! Неужели её душевное равновесие пошло на лад?

- Точно не надо? Мне несложно, - заверил он и, чтобы закрепить успех, вытянул её за локоть наружу, навис над ней с соблазнительной улыбкой, уперевшись одной рукой в стену.

Тэхон икнула, присела и вжалась в бревна. Глаза у неё так округлились, что стали похожи на монеты. Арант улыбнулся еще шире. Малышка повела себя как любая женщина! Нужно было совсем чуть-чуть дожать – и её разум вновь…

Бум!

Удар прилетел сильный, жгучий, со смачным хрустом ломающегося хряща. Арант отлетел на пару шагов и согнулся, схватившись за лицо. Брызнула кровь.

- Пошел на хрен, пидор! – злобно сказала Тэхон хриплым, низким, самым настоящим мужским голосом и исчезла за дверью.  

 Арант остался посреди коридора со сломанным носом. Остался осознавать, что Тэхон ударила его. И как ударила! Не мягкой ладошкой по щеке, а кулаком прямо в нос! Причем сильно, очень точно, явно с намерением вогнать хрящ в щеку. Ни одна смущенная и очарованная девушка так бы не сделала.

Арант понял, что сильно поторопился, и угрюмо побрел к Зденьке с Годаной, хлюпая носом и стараясь не запачкать пол.

- Да-а-а… - протянула Зденька, увидев его разукрашенную морду и услышав сбивчивый рассказ. – Ну вы, Арант Асеневич, даете…

Она усадила его, вручила тарелку с водой, умыла и вправила свернутый хрящ. В голове хрустнуло, Арант ойкнул и дышать стало легче. Зденька свернула пару комочков из чистой тряпицы, засунула их в ноздри и села напротив, подперев голову рукой.

- Вроде взрослый мужик, мудрец Порядка, а ума, как у дитятки десятилетнего, - ласково сказала она. – Правильно вас Тэхон отделала. Надо было еще промеж ног добавить. До вас, дуболомов, только так разумное донести можно!

- Ду, Зденга! - прогнусавил Арант обиженно.

- Что? Скажешь, не заслужил?

- Засдужил, - согласился Арант и тяжело вздохнул. – Я взё испордил, да?

Зденька посмотрела на его понуренный вид и растеряла весь свой боевой настрой.

- Испортил, но не всё. Мягче надо было. На-ка холодненького прижми, чтоб не отекло…

Арант прижался носом к холодной пуле. «Ничего-ничего, - утешал он себя мысленно, - в следующий раз надо будет вести себя помягче… А голос…»

Голос разозленного парня ему показался от боли. Тэхон заболела крупом, вот и голос у неё огрубел. Арант был уверен в этом.

- Здень…

- А?

- Чдо дакое «пидер»?

- Петер? Это имя, гречанское, если не ошибаюсь, – Зденька задумалась. - Кажется, означает камень… или скала…

Арант оскорбился.

- Это она меня так твердолобым балдой обозвала?!

- И на редкость изящно! – довольно кивнула Зденька.

Глава 13.

Дано: второй этаж резного терема, застекленное, наглухо закрытое окно, один выход, за которым гарантированно топчется озабоченный мужик и куча прочего прохожего народа… Вопрос: как пройти мимо них всех и добраться до пристани?

У меня на несколько секунд даже головная боль прошла. Петь? Да, для отвлечения внимания сам Бог велел! Но вот беда – я понятия не имел, как мой взлелеянный цивилизацией организм отреагировал бы на такой финт. На первом же куплете все эти дифтерийные микробы из горла ринулись бы в носовые пазухи, в лоб, местами даже в уши… Моя прививка от родной дифтерии, может, и работала, но нагружать и без того занятый сражением с вторженцем иммунитет? Это местным было хорошо – я им сразу сыворотку ставил, а кто вколол бы сыворотку мне?

Вариант выйти и честно обо всём рассказать в моей голове тоже побывал. Но, обсосав эту идею со всех сторон, я с сожалением её отбросил. Во-первых, моё лечение противоречило принципам служителей, во-вторых, пришлось бы очень долго доказывать свою правоту. Поэтому не факт, что у нас вообще получился бы диалог.

Арант - разумный, в принципе, человек - расстрелял несчастных моряков безо всяких разговоров, суда и следствия. Людей, которые еле выбрались с тонущего корабля и как минимум нуждались в помощи! Я ему, конечно, нравился, но выяснять степень его любви после такого знакомства как-то не хотелось. Он мог затребовать ответную любезность, да и вообще… С этого средневекового мужчины сталось бы сжечь меня живьем на костре и еще рядышком встать, дабы привести наши души к Равновесию через посмертие. Исключительно во имя любви и для спасения, так сказать. Спасибо школьному историку за погружение в психологию похожего времени. Доказывать этим людям что-то? Лучше уйти с господином Чаном в дальнее плавание и уже вместе с ним искать путь в мой мир.

А Арант всё топтался за дверью. Я слышал его шумное дыхание и скрип половиц под сапогами. Оставалось только одно: аккуратно вскрыть окно и выбраться по тяжелым шторам к конюшне.

«Свяжи ручку двери с ножкой шкафа шелковым платьем, чтоб не открыли раньше времени, пой и вяжи простыни! – велел воображаемый учитель безопасности. – Шёлк выдерживает колоссальную нагрузку!»

«Связки! Мои связочки! Мой чемодан! Мои вещи! Мои крема!» - мысленно взвыл я и рассовал по внутренним карманам самые ценные мелочи. Всё не влезало. Трубки системы – единственное, что я рискнул оставить у себя, – пришлось запихнуть прямо под пояс. Остальное не поместилось, и ничего с этим поделать было нельзя.

Голос дребезжал и не слушался, воздух шел неправильно, но мне было плевать на чистоту звучания осточертевшей песни – я сражался со вбитыми рефлексами. Хотелось взять воздух полной грудью, расслабить горло и гаркнуть во всю ширь своего диапазона.

Скрипение за дверью прекратилось. Я так и замер с простыней и покрывалом в руках, но Арант не попытался войти – постоял, послушал и отошел, когда песня закончилась. В глубине коридора раздался его громкий бас:

- Тэхон лечится, Светозар Людотович! - Не успел я напрячься, что сейчас сюда зайдет еще и этот старик, как Арант добавил: - Не заходите, не смущайте человека.

- И не собирался, - буркнул в ответ Светозар Людотович издалека.

- Вот и чудненько, вот и сиди там у себя, - пробормотал я, затянув узел на ножке кровати потуже, взял кочергу и, заново начав песню, подковырнул раму.

Откуда в моих покоях без камина взялась кочерга? Посмотрел бы я на того храбреца, который не припас бы ничего под своей кроватью, когда на него облизнулся громила вроде Аранта.

Раму снять тихо не получилось. Дерево скрипнуло, громко треснуло – и во все стороны брызнули стекла. В коридоре тут же раздались обеспокоенные шаги. Выиграть пару минут на побег не получилось – счет пошел на секунды. Я досадливо цыкнул языком, одним ударом снес торчащие острые осколки и перекинул самодельную веревку через подоконник.

В дверь постучались в ту самую секунду, когда мои ноги уже были снаружи.

- Тэхон, что у тебя случилось? – обеспокоенно спросил глава Дома Порядка.

И за все эти дни меня впервые при звуке этого голоса охватил злой азарт.

- Ничего страшного, Светозар Людотович! – призвав на помощь всю свою актерскую выучку, спокойно ответил я и кашлянул. – Зеркало своё разбил! Не волнуйтесь, не порезался!

Что там ответил Светозар и кто там к нему подошел еще, я выяснять не стал.

Если бы моя мама увидела меня в тот момент, то точно подала бы заявку на международные соревнования и никогда в жизни больше бы не поверила, что спорт не по мне. Моё хилое холеное тельце сбежало вниз по стене почти со скоростью свободного падения, за пять секунд домчалось до конюшни и с акробатической ловкостью провело ошалевшую лошадь и через ограду, и через полуоткрытые ворота. Сознание выхватывало то перекошенные лица слуг, то пациентов, бросившихся врассыпную, то разинутый в гневном крике рот Светозара, который высунулся в разбитое окно.

- Чего стоите? Хватайте его, олухи!

Седая борода развевалась на осеннем ветру и хлестала по лицу Аранта, который молча стоял рядом с ним и смотрел на меня круглыми глазами. Почему-то мне очень хорошо запомнились алая шелковая лента на фоне сине-желтых рукавов и выражение на его лице. Он смотрел на меня точь-в-точь как маленький ребенок, которому вместо робота-щенка вдруг подарили навороченный ноутбук с программой тамагочи: вроде из того же материала и по факту получилось даже больше желаемого, но что с этим делать – без понятия.

Я в приступе лихого веселья отсалютовал ему кочергой на прощание, отмахнулся ею от протянутых рук Зденьки, пнул Илью в грудь и пришпорил лошадь, повернув её голову в сторону моря. Лошадь напоследок заржала, лягнула с моей подачи еще кого-то и помчалась во весь опор.

- В сторону! В сторону! – орал я, и встречные люди шарахались под защиту тротуаров и стен.

- Догнать! Схватить! – надрывались за спиной. – Остановите его!

Я пригнулся пониже, вцепился в жесткую лошадиную гриву и только через минуту скачки сообразил, что ни седла, ни даже элементарной уздечки на моей лошадке нет. «Тут уже даже не гены хваранов и казаков – сами степные кочевники времен великого переселения народов лично помогли своему недотепе-потомку!» - нервно хихикнул внутренний голос. Я согласился. Без них не обошлось, это точно, потому что у меня на подобные трюки с живой лошадью никогда не хватало духа и отрабатывал я их исключительно на трясущемся муляже под вентилятором в зеленой комнате. Эпичную сцену с табуном коней, скачущих следом за мной, нарисовали уже потом. Подумать только, одна-единственная историческая дорама, снятая черт знает когда, а в нужный момент тело вспомнило абсолютно всё!

«Захочешь жить – и не так раскочевряжишься», - справедливо заметил воображаемый учитель и поправил очки.

«Говорила я тебе, что ненужных навыков не бывает!» - покачала головой мама.

«Молоток! Ты себя всегда недооценивал!» - воскликнул папа, одобрительно подняв большой палец.

- Спасибо вам, предки, а теперь свалите, - пробормотал я и тряхнул головой, прогоняя видения.

Только галлюцинаций вдобавок к погоне и дифтерии мне не хватало для полного счастья.

Я свернул в проулок, распластался на конской шее, пахнущей потом и соломой, пропустив над собой какие-то веревки…

- Не смей! – отчаянно взвыл позади трубный, какой-то нечеловеческий глас.

Грохнул выстрел. В метре впереди меня из ставни брызнули щепки. Лошадь испуганно заржала и припустила еще быстрее.

Оглянувшись на очередном повороте, я увидел, как Арант на могучем гнедом коне смял в сторону жеребца, на котором сидел бледный до зелени Вольга. В руках у мудреца Порядка дымилось ружье. Какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза, а затем Арант отшвырнул ружье куда-то вверх, к окнам, и передо мной мелькнула стена очередного дома.

- Не стрелять! Тэхон, стой! – закричал Арант.

- Идите на хрен! – ответил я с истерическим смехом.

Рынок с пристанью вырос неожиданно. Лошадь смела копытом что-то с гончарной лавочки, проскакала с громким ржанием по всей площади и затормозила, выученная не наступать на людей. Я осознал, что чудом вырванное преимущество вот-вот будет потеряно, и направил лошадь дальше. Спрятаться было решительно негде. Разве что под пирсы?

 Мелькнул знакомый корабль Чана. Из-за прилавка у сходней на меня испугано смотрели Юн Лан и его старший брат. С палубы корабля выглянул господин Чан. Увидев сцену, достойную приключенческого фильма, он перегнулся через перила, поймал мой панический взгляд и что-то выронил из рук, прямо себе под борт. В мгновение ока в его руках появился веер, которым господин экспрессивно взмахнул и с досадой выругался, глядя вниз.

Я решительно проскакал мимо них, лягнул крепкие конские бока и, озаренный неожиданной идеей, раскинул руки, чтобы рукава моих одежд красиво взметнулись напоследок.

- Я был хаоситом не по своей воле! Прощайте!   

Обезумевшая лошадь взвилась в воздух и врезалась в морские волны. Брызнула соленая пена, истошно закричали люди и перед тем, как холодная вода сомкнулась над головой, я рванул липучку враз отяжелевшего наряда и оттолкнулся в глубину.

- Тэхон, нет! – услышал я, когда осторожно высунулся из воды.

Арант бился в истерике. Судя по звукам, он рванул в воду следом за мной, и теперь его пытались вытащить на берег.

- Успокойся! Он не мог так просто утонуть! – рявкнула Годана. – Обыщите здесь всё!

- Да! – поддержал женщину бас Ильи. – Он наверняка под мостками проплыл и спрятался, стервец!

Послышался шорох и разочарованное:

- Здесь нет.

Я мысленно усмехнулся. Они посмотрели там, где проскакала лошадь? Я не такой дурак – прятаться прямо под их ногами.

- Да… Да, точно! – воспрял Арант. – Да, обыщите всё! И под ними в первую очередь!

У Чанов пошли искать, понял я, когда послышался возмущенный голос Хван Цзи. Нет, я был не там. Это господин Чан был очень понятливым, а команда корабля - очень благодарной. И даже хоть весь рынок одновременно загляни под палатки, никто бы меня не нашел.

Потому что господин Чан своим взмахом веера любезно пригласил меня пересидеть поиски в самом настоящем водолазном колоколе. Деревянном, но с тяжелым плоским языком, на который вставал пловец. Был у него такой на корабле, к моему удивлению. Они с его помощью чистили днище корабля от моллюсков. А чтобы воздуха хватало, приделали к его вершине длинный гибкий шланг, чтобы удалять углекислый газ. Вокруг колокола плавали привязанные бурдюки, видимо, с нормальным воздухом. Из чего был сделан шланг, я в воде не рассмотрел. Да и не до того было.

- Ты кто? – удивленно икнул мужик, когда вернулся с очередной порцией деликатесных ракушек и наткнулся на меня.

- Д-доктор Лим Т-тэхон, - выбил я зубами, трясясь от холода.

- Тот самый? – изумился мужик. – Мы вам так благодарны! Но почему вы тут... эм... плаваете?

Не передать словами, как приятно, когда при встрече кто-то изумляется и говорит: «Тот самый? Мы так благодарны!» Это самые приятные слова для ученого и доктора на все времена!

Я отдал мужику выроненный господином Чаном кубок и ответил сквозь дробь: 

- От с-служителей Р-равновес-сия сб-бежал. П-пригласили п-пересид-деть. Г-господин Чан.

Мужик понятливо протянул:

 -А-а... - и посоветовал: - Тогда молчите, доктор, а то наверху услышат.

Я настолько обалдел, когда на самом деле услышал голоса сверху, что даже зубами стучать перестал от холода. Как так? Нет, я знал как: нитка и два бумажных стаканчика. Но передавать звук внутрь батискафа – это же надо было додуматься! Что за гений это сделал? Местный Леонардо да Винчи?

Мы с закутанным в теплый кожаный костюм чистильщиком сидели внутри колокола и прислушивались к тому, что происходит наверху.

Служители Равновесия перевернули в моих поисках весь рынок, выловили из-под пирса мой верхний халат с левым ботинком, не поленились даже обыскать корабль господина Чана и заинтересовались тем, что привязано к спущенным в воду канатам и шлангу.

Господин Чан отказывать и врать не стал.

- Это воздушный колоколо, господа.

- Воздушный колокол? – удивленно переспросили служители.

- Да, - в голосе господина Чана слышалась вежливая улыбка. – Мы чистить дно корабль. Человек плавать вокруг, заплывать в колоколо и дышать!

- Тэхон может быть там! – возбужденно воскликнул Арант. – Поднимайте его сейчас же!

- Конечно. Поднимайте! – скомандовал господин Чан.

Колокол дернулся и медленно поплыл вверх, звук оборвался, и вместе со звуком оборвалось всё у меня внутри.

- Спокойно, доктор, - хрипло прошептал чистильщик. – Смотрите внимательно – сейчас на борту будет окно. Не бойтесь упасть, места хватит. Присядьте, чтоб сразу залезть.

Я присел на широкий язык сразу, как только нас подняли над водой. Кромешная тьма в колоколе рассеялась, и стало видно моего невольного помощника. Скафандр у него оказался довольно тяжелым – он сел рядом сразу же. Рассмотрев меня, мужик явно удивился. Для него, типичного местного белого человека, я показался ребенком. «Какой-то ты молодой для доктора!» - так и читалось в его темных глазах.

Едва устье колокола закрыло едва заметные очертания пушечного окна, как оно открылось и вместо пушки из него вылезли четыре огромные крепкие руки. Я и моргнуть не успел, как очутился внутри корабля, а окошко захлопнулось и к нему вновь придвинулась огромная пушка.

- Какой вы легонький и мелкий, доктор! – удивился матрос.

- Тихо ты! Хочешь, чтобы равновеснутые услышали? – тут же шикнул на него другой и накинул на меня одеяло. – Пошли, юнга, переоденемся в сухое.

Я радостно закивал, показав, что понял правила игры, и быстро переоделся в простую хлопковую одежду и куртку из парусины. Вместо обуви предложили уже привычные местные кожаные лапти на онучах. Заметив у меня шрам на груди, мужики переглянулись между собой. Но вместо вопросов мне протянули фляжку с на редкость вонючим алкоголем, от которого я решительно отказался.

Наверху послышался горестный вопль Аранта, перешедший в подвывания.

- Нет! Тэхон! Почему?!

Матросы невольно подняли взгляд.

- Это чего? – озадаченно спросил один. – Чего это он так убивается?

Я поежился и поплотнее закутался в одеяло. Вот о чем, а о причине горя мудреца Порядка этим матросам лучше было не знать. Заклевали бы вмиг!

Крики Аранта стали плавно отдаляться. Видимо, Илье и остальным надоело их слушать и они просто уволокли несчастного влюбленного. Но на берегу завыла еще и Годана:

- Тэхо-о-он! Тэхон-о-он! А-а-а! Что же я Зденьке-то скажу-у?..

Я вздохнул и еще раз промокнул мокрую голову одеялом. Если Арант во мне не вызвал и капли жалости, то Зденька… Да, перед Зденькой было неудобно.

Но что поделать? Своя рубашка ближе к телу. И так невообразимо повезло уйти от них столь быстро и почти безболезненно. Спасибо господину Чану, моей сыворотке и азиатской солидарности!

Да, кстати о сыворотке… С уколом явно стоило поторопиться. Угар схлынул, и болезнь напомнила о себе противной ломотой и головной болью. Закружилась голова, снова появился противный кашель. Да и за купание в холодном море тело завтра тоже не скажет спасибо! 

Но матросы сначала посадили меня в бочку и накрыли сверху коробкой с чаем. Выбраться удалось только после начала отлива. Арант всё никак не хотел уходить и выл на весь рынок о том, что это всё его вина. По его указке служители обшарили все корабли. Несколько раз они проходили мимо меня, кто-то не поленился и даже открыл бочку, отчего у меня едва не случился сердечный приступ. Если бы не чай, плакал бы мой побег и Чан со всей своей командой! Арант угомонился лишь после того, как в море заметили моё верхнее платье, которое уходящее течение на пару секунд выкинуло на скалы, а потом утащило на глубину. Но это я узнал уже потом, когда матросы сняли с моей головы коробку, вытащили из бочки и чуть ли не под руки отволокли в каюту господина Чана, потому что затекшие ноги категорически отказались идти, а руки не разгибались.

Я кое-как поклонился своему спасителю, пробормотав слова благодарности, и рухнул на ближайший стул, кутаясь в одеяло. От поднявшейся температуры меня уже бил озноб. Из груди рвался кашель.

- Что же вы так с нашим гостем? – укоризненно покачал головой Чан, увидев меня в столь плачевном состоянии.

- Они не виноваты, господин Чан, это я устроил переполох. Не получилось уйти тихо, - кое-как выговорил я. – Я заболел, но лекарство и шприц уже были у вас, в Доме Порядка остались лишь некоторые записи.

- Надо было забрать оттуда всё, - неодобрительно покачал головой Чан. - Служители Равновесия используют ваши работы против вас.

Я хотел пожать плечами, но лишь передернулся.

-  Книга Пересвета, в которой я делал правки, была слишком большой. Вы бы не смогли её вынести незаметно. Я могу получить свою сыворотку?

Чан взмахом веера отослал матросов и кивнул в ответ.

- Да, конечно. Я хранить флаконы в холоде, как вы говорить, дайфу Лим.

Он пересек каюту, вытащил из сейфа большой лакированный ларец, провернул хитрый механизм и откинул крышку. Внутри на льду лежали заветные бутылочки и разобранный шприц с иглами, аккуратно собранными в бутылку со спиртом. Чан вытащил шприц с иглой, поставил передо мной на стол сыворотку и, закрыв ларец, спрятал его обратно в сейф. Я следил за всем этим задумчивым взглядом. В голову настойчиво стучалась какая-то мысль, но боль и температура встали перед ней и не хуже Гендальфа и заорали: «Ты не пройдешь!»

Решив, что об этом можно подумать потом, я привинтил иглу к наконечнику, набрал в него сыворотку и, стащив штанину, сделал укол себе в бедро. От боли чуть искры из глаз не посыпались! Всё-таки игла была непривычно большой, да и использованной раз тридцать, не меньше. Если бы я хоть немного опасался аллергии, ни за что бы не пошел на такой мазохизм. Но аллергии не было – это я проверил первым делом.

Пока я болезненно шипел, Чан смущенно рассматривал морской пейзаж за окном, стараясь не оборачиваться на мои голые ноги, и обмахивался веером.

- Всё, - вяло сказал я, поправив одежду. – Благодарю вас за помощь, господин Чан. Без вас я бы не справился.

- Я отдавать долг за Юн Лан и команда, - с улыбкой поклонился Чан. – Признаться честно, мы подозревать такой исход и готовились. Мои люди… не любить служителей Равновесия.

- Вот как… - я даже не удивился и со вздохом покрепче закутался в одеяло. Голова гудела и категорически отказалась думать. – Прошу прощения, господин Чан, я не в том состоянии, чтобы продолжать разговор. Мне нужно выпить отвара и поспать.

- Да-да, конечно, вы же больны! – спохватился Чан и, выглянув из каюты, позвал Хван Цзи.

Последнее, что я запомнил из того дня – твердые теплые руки Хван Цзи на плечах, небольшую каюту с очень жесткой кроватью и крепкий травяной вкус целебного отвара. А затем болезнь все-таки взяла своё и погрузила меня в горячечный сон, больше похожий на обморок.

Снился мне огромный подводный колокол, в котором плавали дайвера. Они шевелили широкими ластами, которые отрезали у дельфинов, и выпускали внутрь купола воздух из кислородных баллонов. Я же сидел в колоколе тихо-тихо, потому что рядом со мной была рация. Рация шипела и разговаривала чужими чирикающими голосами, а я не знал, как она выключается. Один из дайверов вынырнул передо мной и вместо баллона открыл ларец Чана. Ларец сиял драгоценными камнями, бросал блики на темную поверхность воды и отражался в пластиковой маске. Внутри него стояла горячая чашка с целебным отваром.

- Вот, принес горячего, - сказал дайвер голосом Хван Цзи и поднес чашку с отваром к моему лицу.

Ларец с сияющими камнями выскользнул из его руки, с тихим всплеском ушел под воду, и в колоколе воцарилась тьма. Остался лишь крепкий запах трав.

Я приподнял голову, сделал глоток и понял, что проснулся.

- …там доктор Лим? – звонким детским шепотом сказали под боком.

- Юн Лан, выйди, - строго велел Хван Цзи и еще раз наклонил чашку.

Я понял, что мой затылок лежал на его ладони, и приоткрыл глаза. Веки поднялись ужасно тяжело. На какое-то мгновение даже почудился ржавый скрип. В поле зрения попало сияющее лицо Хван Цзи на фоне незнакомого низкого потолка.

- Очнулись! – радостно выдохнул парень. – Ну и напугали вы нас, доктор!

Чашка снова наклонилась к губам. Я попытался поднять руку, чтобы перехватить её, и осознал, что на такой подвиг пока не способен. Пришлось лежать покорной тряпочкой и терпеливо принимать помощь.

- Сколько? – между глотками выдавил я и прокашлялся.

Из горла хлынула слизь. Хван Цзи поспешно отставил чашку и подал платок, чтобы я сплюнул.

- Четвертый день пошел. Мы уже думали, что всё, не выкарабкаетесь, - ответил парень, опустив меня на подушку. - Но я смог прочитать ваши записи о природе вашего лекарства и до-зи-ров-ке, - по слогам произнес он незнакомое слово и бодро продолжил: - Мы были поражены! Дядя сказал, что люди такого великого ума рождаются раз в сотню лет и что мы обязаны сделать всё, чтобы вы выжили, дабы вы могли нести свет исцеления еще долгие годы. Мы сделали так, как вы писали. Мы ставили вам уколы в бедро и систему с раствором соли. И вы очнулись!

Я повернул голову и увидел, что моя правая рука привязана к кровати, а к сгибу локтя - игла, от которой к перевернутой бутылке тянулась трубка из выделанной жилы. Слов и сил хватило лишь на впечатленное:

- Ого!

- Доктор Лим, как вы догадались использовать кровь выздоровевших? - спросил Хван Цзи.

Я посмотрел на фанатичный огонек в раскосых глазах, понял, что он от меня не отстал бы, и с тяжелым вздохом ответил:

- Если коротко, то я опирался на основной закон природы.

Хван Цзи даже подался ближе – до такой степени хотел узнать секрет.

- Какой?

- На всякое действие есть противодействие.

Тот замер, глядя в стену, пошевелил губами.

- Я нигде не встречал такого закона… Но в нем определенно есть крупицы истины! Поправляйтесь быстрее, доктор Лим, - он сунул мне в руку колокольчик и выскочил из каюты, повторяя: - На всякое действие есть противодействие… Как же верно!

- Эй, постой! А что тут происходило эти четыре дня? - спохватился я, но его уже и след простыл.

Рядом со мной осталась лишь пустая чашка из-под отвара.

Глава 14.

- Вас объявить хаоситом.

Это было первое, что сообщил господин Чан, когда вошел ко мне в каюту.

- Неудивительно, - только и сказал я. – Я же кричал об этом на весь рынок.

Чан недовольно нахмурился, прошелся от стены до стены и сел на вычурный стул напротив меня, подвинув тумбочку с ларцом в сторону.

- Но вы не хаосит, - мрачно проронил он. – Мы смотреть ваше тело, дайфу Лим. Вы иметь шрам – и всё. Мои люди точно знать все метки. Зачем себя оговорить?

От волнения его китайский акцент усилился. Веер нервно порхал в его руках, с тихим стрекотом то раскрывался, то закрывался.

- Они всё равно бы решили, что я хаосит. Во-первых, я сбежал. Во-вторых, у меня осталось в Доме Порядка слишком много таких вещей, которые можно счесть хаоситскими. А так я раскаявшийся грешник и утопился от чувства вины, - пояснил я и с подозрением уточнил: - Ведь так говорят в народе? Я прав?

Господин Чан еще несколько секунд сверлил меня недовольным взглядом, а потом со вздохом кивнул:

- Да. Это так. О вещи служители молчат, но город говорит о вас так, как вы говорить... Но всё равно! – воскликнул он. – Вы не понимать тяжесть обвинения? Вам здесь больше не жить! Никогда!

- Я и не собирался здесь жить! – вскипел я, приподнялся и тут же поперхнулся кашлем.

Господин Чан растерял весь свой пыл и взволнованно засуетился вокруг, подавая то платок, то отвар, то шприц.

- Вы хотеть вернуться в Корё? – спросил он, когда я немного пришел в себя и отдышался. – Это будет сложно, дайфу Лим. Очень сложно и опасно.

- Нет, я не из Корё.

Господин Чан озадачился сильнее.

- Откуда тогда?

Я допил отвар, поставил чашку и откинулся на подушки.

- Поверите ли вы мне, господин Чан?

- Говорить, а я сам решу, верить или нет, - велел мужчина.

- Всё началось с того, что подруга моей двоюродной сестры решила поучаствовать в конкурсе костюмов…

Я рассказал ему всё: и о женских тряпках, и о своём актерском прошлом, и о профессии фармацевта-исследователя, и о мире, который на три века обогнал этот в развитии. Господин Чан слушал тихо, внимательно. Его лицо застыло маской: ни удивления, ни недоверия – ничего. Даже его веер лег на колени, закрыв узор – только рукава турецкого кафтана скользнули по полу.

- Вот как, - выговорил господин Чан и глубоко задумался, когда я замолчал. – Прошу прощения, но это весьма походить на сказку.

Я так выбился из сил во время рассказа, что даже кивнуть не смог. Да, для человека вроде Чана моя история на самом деле выглядела неумелой попыткой навешать лапши на уши. Он мне не поверил – ничего удивительного, даже ожидаемо… Только откуда внутри взялось это болезненное разочарование?

- Да, на сказку… - задумчиво повторил господин Чан. – Первая морская сказка Инжира Констатора о земле Интернет…

Я вмиг забыл и о слабости, и о лихорадке. Меня аж подбросило над кроватью.

- Как-как вы сказали?!

- Первая морская сказка Констатора о земле Интернет, - удивленно повторил Чан, шарахнувшись от моих протянутых рук. – Земля обетованная. Там люди летать по воздуху на железных птицах самолетах и говорить друг с другом из городов через волшебные зеркала с яблоками. Инжир говорить, он прийти оттуда в синих огнях. Но пока ни один мореплаватель не… Дайфу Лим, с вами всё хорошо?

Со мной не было хорошо. Меня всего трясло. Интернет! Самолеты! Волшебные зеркала с яблоками – айфоны Эппл! Кто-то из моего мира и времени был здесь до меня! Как можно было остаться спокойным после такой новости?!

- Что за Инжир? Кто он? Как его найти?

Я всё-таки умудрился схватить Чана за отвороты кафтана и даже тряхнул его. У ошарашенного купца только зубы клацнули. Он забарахтался, попытался отцепить меня от себя, но с тем же успехом он смог бы выбраться из хватки крокодила.

- Дайфу Лим, придите в себя! Дайфу Лим!

Перед глазами мелькнула хохломская роспись на боку кружки – и мне в лицо плеснула холодная вода. Я поперхнулся, выпустил Чана и тут же получил отрезвляющую пощечину от Хван Цзи. Он принес в разгар истерики еду и не придумал ничего лучше, чем вылить на меня воду и дать по лицу.

Хорошо придумал. Я успокоился мгновенно. Накатил стыд. Купец ко мне со всей душой, можно сказать, а я повел себя как неблагодарная скотина. Никакой выдержки.

- Я… Простите, господин Чан. Я непозволительно сорвался, - выдавил я и упал на подушки.

- Вы больны, дайфу Лим, - с понимающим видом покивал господин Чан и на всякий случай придвинулся поближе к племяннику. – Вы четыре дня лежать в бреду. Неудивительно, что ваша голова всё перепутать. Отдыхайте.

И он привстал, чтобы уйти. Я запаниковал. Как его можно было отпустить в такой момент?

- Подождите! Расскажите мне об Инжире Констаторе. Кто он?

- Я расскажу, - решительно сказал Хван Цзи, ненавязчиво прикрывая собой любимого дядюшку от меня.

Ничего удивительного. Я в тот момент выглядел не совсем адекватным человеком: бледный, растрепанный, дерганный, с лихорадочно горящими голодом глазами. И ведь господину Чану хватило выдержки попрощаться и еще добавить, что мы вышли из Приморья и сейчас плывем в другой город, а Хван Цзи действительно сел рядом и, как ни в чем не бывало, разложил передо мной еду на подносе. Железобетонные нервы у этой семейки. Я сам бы побоялся оставаться наедине с больным, у которого после лихорадки поехала крыша.

- Вы кушайте, дайфу Лим, - он вынул иглу из моей вены, отвязал руку, вручил мне ложку и покачал головой, когда та затряслась в моих пальцах. – Как у вас сил хватило?

А я и сам не понял. Адреналин, видимо.

- Инжир. Расскажите мне об Инжире, - напомнил я и, все-таки совладав с тяжелым прибором, зачерпнул похлебку. Взгляд упал на ларец со льдом, и меня озарило: мой земляк никакой не Инжир Констатор, а инженер-конструктор! – Это ведь он придумал воздушный колокол и этот ларец, да? 

- Да. Их сделали по его чертежам, - подтвердил догадку Хван Цзи. - Инжир Констатор – весьма известный изобретатель. Поговаривают, он родом откуда-то с этих краев. В своих сказках и жизнеописаниях он точно описывал эти земли и родным его языком являлся росский.

- А его сказки? – нетерпеливо спросил я. – Сказка о земле Интернет?

- О, это всего лишь его выдумка, - отмахнулся Хван Цзи. – Он написал десять сказаний о земле обетованной как шутку для мореплавателей. Многие бредили этими богатыми краями и не раз следовали по указанным приметам, но всё, что находили – это заброшенный скалистый островок с руинами да несколько слов, оставленных его рукой на одной из стен. С тех самых пор сказания о земле Интернет считают сказками, а Инжира – шутником. Человеком он был весьма веселым, взять хоть его прозвище…

- Был? – спохватился я.

Хван Цзи пожал плечами.

- Он пропал около полувека назад.

Полвека?! На несколько секунд у меня даже перед глазами потемнело. Полвека! Айфонам и интернету было гораздо меньше. Неужели при переходе вместе с пространством ломалось и время? И если так, то… Я не вернусь больше домой?

Не успел я отчаяться окончательно, как Хван Цзи прикоснулся к моему плечу и добавил:

- Если хотите, я могу принести вам одну из его сказок. Всё равно нам еще долго плыть.

Я горячо закивал и спохватился. И купец, и Хван Цзи не раз говорили, что мы уплыли из Приморья, но куда – так и не поделились.

- В Трехбережье, - ответил парень на мой вопрос. – Мы отвезем кое-какие ткани одному мореплавателю, затем вернемся в Приморье и поплывем домой. Вы можете выйти и погулять по палубе. Скоро будут очень красивые места.

Я покачал головой. Какие морские красоты? Какие пейзажи? У меня руки так и зудели схватить сказание Инжира Констатора. Вдруг он оставил там какие-то ключи, недоступные пониманию местных?

Убедившись, что я более-менее вменяем, парень немного успокоился и принес толстую книжку с деревянным переплетом и симпатичными металлическими уголками. Из пухлых страниц торчала закладка – высушенный полевой цветок. Поняв моё желание, Хван Цзи отметил нужную страницу.

Забыв о дрянном самочувствии, я погрузился в чтение.

Это оказалась история о матери Инжира, которая ходила морем, чтобы покупать и продавать одежду, потому что её муж был плохим мужем. Инжир писал скупо, очень простым, почти детским языком. Но от чтения у меня всё внутри сжималось от радости узнавания. Черное море, Турция, Америка, развал Союза, рынки, крыша – я не жил в России в девяностые, но эти названия невозможно было перепутать ни с чем! И как же сладко читались эти строчки! Привет сквозь пространство и время, шепчущий: «Ты не один! Держись, незнакомый друг!»

Я жадно глотал знакомые названия, описания вещей и быт.  Женщина наладила торговлю с Турцией, бросила мужа-алкоголика, а злобные гопники, которые требовали с неё деньги за присмотр торговой палатки, были повержены храбрым служителем закона, за которого эта предприимчивая дамочка вышла замуж… А потом внезапно возникла новая, написанная совсем другим человеком, история. Я пошелестел страницами и разочарованно закрыл книгу. В сборнике оказалась лишь одна сказка. Сказка для девочек о том, что не надо цепляться за плохих мужей в надежде перевоспитать и обрести счастье. Из всех намеков на портал – описание голубых огней на берегу моря у скал, куда главная героиня ходила плакаться и мечтать о дальних берегах. Не для дочери ли писал этот Инжир?

Немного успокоившись, я перечитал сказку еще раз. Никаких указателей и ключей в ней не нашлось – только невероятное обилие самых разных стран и всяческих «волшебных» предметов. Видимо, она была нужна лишь для одного – привлечь внимание попаданца.

Если так, то свою роль сказка выполнила. Я определенно загорелся желанием прочитать всё остальное. Инжир определенно знал, как ходить между мирами – женщина в сказке то и дело металась между этим альтернативным и моим родным. Только где взять остальные его сказки?

С этим вопросом я обратился к первому же матросу, который принес мне ведро и помог с естественными надобностями.

- Ты точно доктор Лим? – смерив меня удивленным взглядом, уточнил он. – Тебе сколько лет, малец? Мелкий какой-то, легенды хочешь…

- Мне восемнадцать! – проглотив оскорбленное «тридцать», сказал я. – Да, я тот самый доктор Лим!

- Да, хорошо, что ты в повязке и очках ходил всюду. Такого молодого никто бы не послушал, - проворчал тот и, схватив ведро, пошел к двери. – На нашем корабле сказаний Констатора больше нет. Как приплывем в Трехбережье, у тамошнего мореплавателя спросите. Он в своё время все пути избороздил в поисках этой загадочной Интренет. Много где бывал, много что читал, в последний раз чуть не помер от морской язвы. Если кого спрашивать – так это его.  

- Благодарю, - вздохнул я. – И за справку и вообще…

Матрос притормозил и обернулся. Поверх густой кудрявой бороды, с обветренного, рано состарившегося лица на меня глянули светлые глаза.

- Я тоже кой-чего спросить хочу, - вдруг сказал он.

Я удивился.

- М?  

- Почему сказал, что хаоситом был? Да еще не по своей воле? – выдал он. – Мы все знаки знаем, ты им не был никогда, а в секту принимают только по доброй воле.

- Меня всё равно объявили бы хаоситом. Я лечил запрещенными методами и в моей сумке были всякие вещи… - и тут до меня, словно до того анекдотичного жирафа, дошло. – Секундочку! А вы откуда знаете все их знаки и порядки?

Матрос фыркнул, закатил глаза и, поставив на пол ведро, закатал рукав. На загорелом дочерна предплечье белели две тонкие полоски шрама – крест-накрест.

- Из разрисованных в эти земли ходят только дураки. Умные со шрамами идут, - снисходительно пояснили мне. – Но ты этого не знаешь!

- Понял, - закивал я. – Я ничего не видел и не слышал. Вы простые матросы, господин Чан – обычный купец!

- Что, и даже не спросишь, ради каких порядков себя разукрашиваем?

- Нет, благодарю. Мне это ни к чему, - открестился я.

А матрос не успокаивался:

- Раз уж тебя за нашего брата приняли, то почему бы им не стать? Нам такие умники нужны. Запретов мы не ведаем. Хочешь – иглами коли, хочешь – трупы режь, хочешь –  с мужиками спи. Никто дурного не скажет. У нас и надежное убежище есть на тайном острове.

Вот про мужиков он точно зря упомянул! Мне одного Аранта хватило, а если их там таких полный остров?! Да ну на фиг!

Но как умный человек отказываться я не стал. Эти ребята мне помогли и до сих пор ничего плохого не сделали. Не стоило рубить связи.

- Я хочу домой добраться. Но за предложение благодарю. Если с возвращением ничего не получится, то тогда, пожалуй, я подумаю.

Матрос флегматично пожал плечами, снова взялся за ведро и вышел. Я остался сидеть на постели и задумчиво смотреть ему вслед. Да… Мне бы следовало догадаться раньше. Вот уж действительно, жираф!

*   *   *

Кабак в Приморье был один. Народ не любил крепкие хмельные напитки, да и служители Равновесия не одобряли пьянства. Поэтому в нагрузку к кабаку прилагался постоялый двор для всякого проезжего люда и богатая кухня. Народ в нем останавливался самый разный, и хозяин – крепкий мужик в самом расцвете лет - повидал всяких заморских гостей. Но вот чтобы за его столиком напивался один из служителей Равновесия, да не простой послушник, а мудрец Порядка – такое было на его памяти впервые.

Косые, озадаченные и пораженные взгляды Аранту были безразличны. Стекло пузатых бутылок с кисло-сладким вином искажало знакомые лица – и этого для него оказалось достаточно, чтобы с успехом положить огромный валун на мнение приморцев и пасть в пучины беспробудного пьянства. Но отчего-то никакой хмель не мог заглушить прошедших дней. Наоборот – с каждой выпитой кружкой все разговоры, детали и подробности становились всё четче, лучше, острее. Словно вино разгоняло то дрожащее марево в голове, которое окутало Аранта, когда нежные шелковые одежды Тэхон мелькнули у скал и окончательно исчезли в море.

Первым связным воспоминанием Аранта после черного тумана, наполненного собственным отчаянным криком, было помертвевшее лицо Зденьки, и её огромные глаза, больше похожие на подернутые ряской русалочьи омуты:

- Из моря вышла, в море и ушла, - только и выговорила она после того, как служители вернулись с кобылой, но без Тэхон.

А потом омуты её глаз остановились на Аранте и его разбитом носе. Зденька не сказала ему ни полсловечка, но Аранту хватило и того, как она отвернулась. Во внезапном побеге заморской госпожи и гибели был виноват он.

Это он испугал, поторопился, слишком настаивал… Вина разъедала не хуже кислоты.

А Светозар дорвался до вещей Тэхон и потрошил их с ликованием.

- Этот Лим был хаоситом! Посмотрите, как варварски он обошелся с книгой Пересвета! Весь рецепт перевран, зачеркнут, поверх какие-то письмена! А это? Полная шкатулка игл! Я знаю эти иглы – их втыкают в тело и именуют эту пытку лечением! И эти прозрачные мешки явно сделаны из родовых пузырей, вы только посмотрите, какие они прозрачные! Мерзость, хаоситская мерзость!

Он прикасался к вещам двумя пальцами и брезгливо выкидывал их из котомки Тэхон. Любовно уложенные платья, ленты и шелка летели на усеянный осколками пол, яркие цвета тускнели от грязи, рвались тонкие ткани. Светозар перебирал длинные иглы, выпавшие из сломанной шкатулки, и тыкал всем под нос исписанные рукой Тэхон берестяные страницы. От его жарких речей, обличающих прокравшегося в самое сердце Равновесия стервеца, Зденька успокаивалась, утирала щеки, согласно кивала, Годана с Ильей поддакивали, тяжело вздыхая, а Вольга и Дуняша ужасались тому, что они так долго служили самому настоящему хаоситу.

И только Аранту было муторно от вида сухих сморщенных рук, разбрасывающих девичьи побрякушки. Умом он понимал, что Светозар прав, что Тэхон надо объявить хаоситкой и вымарать из народной памяти всякие упоминания о её участии в борьбе с крупом, но… Часть его души, та самая, в которой прятались совесть и честь, гневно звенела в протесте. Всё внутри восставало. Хотелось схватить Светозара, этого мерзкого мародера, осквернившего котомку госпожи, и затолкать ухоженную длинную бороду прямо в глотку. Внутренний голос настойчиво шептал, что Тэхон не сделала ничего плохого. Она выматывалась, она работала. Пусть и непривычные, но ведь её лекарства были настоящими! Они все пили её отвар, весь город пил – и ничего плохого ни с кем не случилось! Она даже велела петь пятую песнь Мороза, и она работала! Люди выздоравливали! Ведь она сама крикнула, что была хаоситкой не по своей воле! Она пела песнь!

Это ли не знак того, что она раскаялась и повернулась от Хаоса к Равновесию? А Светозар хотел стереть о ней всякую память, и остальные были с ним согласны!

Арант всегда гордился своей принадлежностью к служителям Равновесия. Он грыз все науки, он честно работал на благо Крома Порядка и добился звания мудреца. Но сейчас синие одежды с золотой вышивкой показались ему тесными и душными.

Поэтому-то он не выдержал и на четвертый день предался безудержному пьянству.

- Арант, ты порочишь Осмомысла и всех служителей Равновесия!

С этими словами кружка с вином уплыла куда-то в сторону. Арант качнулся, проследил за ней мутным взглядом и наткнулся на парочку служителей Равновесия в черно-желтых одеждах. После мучительного раздумья он признал в крепкой хмурой бабе Зденьку, а в не менее хмуром мужике с курчавой бородой – Илью. Илья-то и отобрал вожделенную кружку. Арант привстал, чтобы вернуть её, понял, что не справится с задачей, и приложился прямо к горлышку бутылки.

- А мне всё едино! – сообщил он между глотками. – Что Осемомо… Осмомамы… Пророк! Ик!.. Что хаоситы! Мне всё равно!

Илья протянул руку и отобрал бутылку. Арант вновь икнул, проводил её тоскливым взглядом и пригорюнился, когда парочка села напротив него.

- Хватит! – Илья стукнул кружкой по столу так, что вино плеснуло через край. – На одной хаоситке свет клином не сошелся! Таких, как эта Тэхон, полным-полно!

- Это точно, - поддакнула Зденька и жалеючи погладила Аранта по плечу. – Будет у тебя еще чернобровая девица, пышная, разумная, без этих заморских хаоситских заморочек!

Арант подпер уплывающую голову руками и всхлипнул:

- Ничего вы не понимаете! Таких на всем белом свете больше не сыщешь!

- Будешь её в шелка одевать, будет она тебе детишек рожать, а не день-деньской в снадобнице пропадать и с книжками обниматься, - продолжала Зденька, не обратив внимания на слова Аранта.

- На своей женишься. Вон, Дуняша подрастет скоро, - пробасил Илья.

Арант вскипел.

- Какая жена? Вы в своём уме? Я ж её не как женщину… Ик! Я её как человека… Ик! Всем бы стал – и мечом, и щитом, и руками, и голосом… Ото всех бы уберег, всё бы сделал, а она… Из-за меня! Я во всем виноват!

По его лицу покатились пьяные слезы, теряясь в заросшей бородке. Из груди вырвалось рыдание.  

- У-у! А я-то, дурак, думал, ты по обычной любви слезы льешь, а тут всё еще хуже! – протянул Илья и переглянулся со Зденькой.

Та озадаченно поморгала.

- Как это – хуже?

- Так! Ты справа, я слева и тащим нашего мудреца в погреб, пока он делов не наворотил, – отрезал Илья и взвалил рыдающего Аранта на плечо.

- Почему сразу в погреб? За что?  – опешила Зденька, но послушно подхватила Аранта под пояс.

- Да! – поддакнул Арант, нетвердо переставляя ноги. – С чего это меня в погреб?!

Илья цыкнул на него, миновал сосредоточенного вышибалу, хлопнул дверью, огляделся и только тогда прошипел ответ:

- Мы кому в верности и преданности клялись, а? Кто наши господа, а? Ты кого должен господами звать, осёл?!

Зденька охнула и, побледнев, ответила:

- Ведунец наши господа! Выше них только пророк Осмомысл!

- Только они! А ты… - Илья не утерпел и встряхнул Аранта за шкирку. Тот осоловело заморгал и звонко икнул. – И мечом, и щитом, и руками, и голосом, значит? Ты кого в господа над собой возвести хотел, щенок?!

Арант всхлипнул и замотал головой:

- Я… Она же…

- Молчи, несчастный! – грозно пророкотал Илья, оборвав оправдания. – Молчи и не смей даже голоса подавать!

- Это же измена, дурень! – испуганно зашептала Зденька. – Ты что, Арант? А ну как Светозар прознает? Тебя же сразу расстреляют!

Арант в очередной раз икнул, охнул и согнулся у канавы в рвотном позыве. Илья едва успел его придержать, чтобы тот не улетел лохматой башкой в вонючую лужу. Выпрямился Арант уже немного трезвым.

- Я не изменщик! – едва ворочая языком, возразил он и для убедительности помотал головой.

- Тэхон признали хаоситом, - мрачно буркнул Илья. – Даже если он отрекся от своих убеждений и раскаялся, он был хаоситом! И после этого ты не изменщик?

- Но мы не скажем никому, да? Это была всего лишь сиюминутная блажь, да? У тебя ведь нет никаких сомнений? Ты просто ошибся, – затараторила Зденька с другой стороны. – Ты проспишься, завтра споешь песнь Успокоения и спокойно займешься делами, ведь ты мудрец Порядка, а не приспешник хаоситов, ведь так?

Она сграбастала Аранта за волосы, силой повернула его голову к себе и настойчиво заглянула в глаза, повторив:

- Ведь так?!

- Да, - после секундного молчания тяжело проронил Арант и опустил голову. – Так.

Глава 15

Трехбережье на самом деле оказалось невероятно красивым местом. Когда корабль вошел в залив, из темного моря выступили три огромных берега – три скалы с разноцветными пластами пород, вершину которых увенчивали вечнозеленые леса. Полосы лежали наискось, соленые морские воды омывали их, отчего те сверкали в солнечных лучах. Выглядело это так, словно какой-то невероятный гигант разломал на три куска слоеный торт с зеленой глазурью, отвлекся на что-то да так и забыл про своё лакомство. Вблизи стало видно, что все три скалы – это один полукруглый берег. На одной из вершин стоял маяк. Чуть дальше, прямо под полосами самоцветных пород, в густой изумрудной хвое прятался город. Он казался совсем игрушечным на фоне широких косых полос, переливавшихся всеми цветами радуги. 

Я так засмотрелся на сияющую в солнечных лучах скалу, что не сразу заметил, как приблизилась пристань.

- Величественное зрелище, - произнес над ухом вкрадчивый голос господина Чана. – Сколько раз ходить сюда – столько и удивляться.

Я перевел на него восхищенный взгляд, с трудом осознал сказанные мне слова и выдохнул:

- А? Да… Никогда такого не видел! Это что, какие-то драгоценные породы?

- Насколько мне известно, нет, - пожал плечами господин Чан. – Это всего лишь стекло. Местные говорить, когда-то здесь жил бог гроз. Он метать свои молнии в скалы, и гора трескаться на три. А песок спекаться в такие полосы.

Я уже хотел понятливо кивнуть, когда на берегу взволнованно закричали:

- Эй, вы откуда? Не с Приморья ли?

- С того самого! – заорал в ответ с нашего корабля Хван Цзи, поднеся ко рту огромный медный конус.

- Тогда уходите отсюда! Зараза нам тут не нужна! – для убедительности раздался пушечный залп, и в море, не долетев до корабля каких-то десять метров, врезалось ядро.

- Нет у нас заразы! И в Приморье заразы тоже уже нет! – закричал Хван Цзи. - Ушла она! Вот уже неделю как ушла! Мы уже все здоровые! Ею один раз болеют!

- Все вы так говорите! – сварливо заметили неизвестные.

- Да разве же мы бы ушли из Приморья без разрешения служителей Равновесия? – возмутился Хван Цзи. – Сами знаете, без их ведома даже мышь бы не проскочила! И мы недолго у вас пробудем. Ткани отдадим кому надо – и обратно уплывем! Мы весь корабль помыли!

На берегу задумались. Аргумент оказался убедительным.

- Ладно, швартуйтесь у третьей пристани.

Хван Цзи выдохнул, опустил громкоговоритель обратно в бочку и махнул рукой матросам. Те засуетились еще живее. Рулевой завертел колесом, и корабль накренился, разворачиваясь.

- Тоже изобретение Констатора? – не удержался я.

- Да, - кивнул господин Чан. – Очень полезное, как видите. Дайфу Лим, мы оставаться здесь несколько дней. Мою семью здесь знать, поэтому вам надо… Как это сказать?..

- Сидеть тихо в своей каюте и никому не показываться? – подсказал я. – Без проблем.

Господин Чан улыбнулся и взмахнул веером.

- Сидеть совсем необязательно. Я могу выдать вас за мою младшую сестру. Так вы можете отужинать с нами и спросить моего знакомца о Констаторе. Шу часто плавать с нами, но в город никогда не выходить. Её видеть единицы.

- Не думаю, что это хорошая мысль – усаживать меня за один стол с вашим покупателем. Я же еще болен, – заметил я.

Господин Чан хитро сощурился.

- Мы помыть корабль, а Шу никогда не сидела за общим столом – она всегда трапезничать за ширмой. И вы прикрыть рот платком. Не подходить близко – и всё будет хорошо.

Я заколебался.

- Но всё равно…

- Мне очень надо показать платье! – господин Чан умоляюще сложил руки на груди. – Хоть издалека! Вы согласны быть Шу, моей сестрой? Есть наряды, краски и косы. Они сделать вас неузнаваемым!

Я обреченно вздохнул и кивнул. Похоже, у меня судьба была такая – постоянно изображать из себя бабу. Как бы это не превратилось в привычку.

Господин Чан не поскупился: вытащил самые лучшие женские одежды, самые длинные косы и самую лучшую косметику. И я с тоской вспомнил о косплеерских шмотках с их липучками, молниями и крайне демократичным нижним бельем. Классический местный женский наряд предполагал невероятную многослойность! Лиф, панталоны, сорочка короткая, сорочка длинная, чулки, пояс для чулков – и это только половина господского платья! А потом господин Чан с гордым видом вытащил самое жестокое орудие пытки, которое только существовало за всю историю моды: корсет. Самый настоящий корсет из китового уса, тяжелый и жесткий, как корейский шоу-бизнес. Хван Цзи только потянул на мне шнуровку – и у меня глаза выпучились.

- Может, я лучше в каюте посижу? – просипел я и понял, отчего тихий женский полушепот считался аристократичным и желанным. По-другому в тисках разговаривать было просто невозможно! – Я же еще болею!

- Поздно. Дядюшка уже закусил удила. Ему очень хочется показать эти одежды, а вы нужного сложения. Последний писк континентальной моды. Прошу прощения, дайфу Лим, - заявил Хван Цзи и снова дернул за шнурки.

- Бедные женщины! – выдохнул я. – Что за человек придумал это? Палач? Перестаньте уже! Туго! Вы мне ребра сломаете!

- Мне не известен ни один подобный случай, - последовал убийственно бодрый ответ.

Да он издевался!

- Я вам как лекарь говорю! – прохрипел я. Перед глазами поплыли круги. – Корсет – это очень вредно! Он сдавливает внутренние органы, сердце, печень – всё! Нельзя настолько туго затягивать людей! Тем более больных!

Шнуровка ослабла, и я смог глотнуть воздуха.

- Ладно, но его снимать нельзя – он вам талию сделал!

После полного облачения я сам себе напомнил капусту – также многослойно, пышно и неимоверно тяжело. После того, как на моей голове венцом уложили косу и замаскировали место соединения бантами, гребнями и шляпкой, Хван Цзи потянулся к косметике.

- Я сейчас вас так разрисую – мама не узнает! – пообещал он с кровожадной улыбкой.

Я вспомнил портреты модниц восемнадцатого века и тут же с криком отобрал баночки и кисточки.

- Я сам! Я сам умею! Не нужны мне свинцовые белила! И сурьма не нужна! В этом оранжевом что? Шафран? А в румянах? А, свёкла… Помада из овечьего жира… Ладно, это оставьте. И идите отсюда. Я сам!

Мой карандаш и пудра не пострадали от воды буквально чудом – я хранил их в целлофане и в поспешных сборах сунул их в карман прямо так, не доставая. Спасибо, пригодились, иначе краситься бы пришлось ядами. Но сам факт того, что это нужно сделать, угнетал меня невероятно.

- Спасибо, мама, за актерское прошлое. Спасибо, Регина, за бьюти-блог, - уныло пробормотал я, глянув на себя в зеркало, и взялся за кисточки.

Единственное, что доставило мне удовольствие от облачения в средневековую женщину – лица Чанов, когда я выплыл к ним.

- Ох-ох! Да вы красавица, дайфу Лим! – ахнул Хван Цзи. – Как вы так красками себя разрисовали! Я бы так не смог.

- Вам следовать родиться женщиной, - поддакнул господин Чан и прикрыл веером лукавую усмешку. – Вы и двигаться как они. Никаких сомнений.

Я мрачно взглянул на него и с тоской подумал о знаменитом азиатском фокусе со снятием макияжа. Что, интересно, сказали бы Чаны, увидев превращение фарфоровой красавицы в безбровое чудище? Даже жаль, что мне такой трюк не провернуть.

- Когда я соглашался на переодевание, то думал о нарядах империи Цин.

- Помилуйте, дайфу Лим, откуда у меня платья с родины? – округлил глаза купец.

Я молча обозрел его турецкий кафтан и тяжело вздохнул, соглашаясь. Однако ощущение, что они бессовестным образом надо мной посмеялись, никуда не ушло.

Как и желал господин Чан, я показался покупателю издали. Когда он и двое его слуг поднялись на палубу, я с томным видом пил чай рядом с рулевым. Рулевой весело скалился, матросы глазели на меня, но никто и слова не сказал. И всё шло хорошо: я любовался красотами Трехбережья, Чаны витиевато приветствовали гостей – но тут самый главный подал голос:

- Доброго здоровьечка вам, господин Чан! Можно просто Дан Вторакович!

Я поперхнулся чаем и поспешно склонился над чашкой, чтобы выплюнуть всё более-менее незаметно. Рулевой рассмотрел моё перекошенное лицо и удивленно подошел ближе.

- Дан Вторакович? – прижимая платок к лицу, прошептал я. – Не тот ли самый, который в начале осени от морской язвы в Приморье умирал?

Слабенькая надежда на то, что это всего лишь тезка, разбилась о согласный кивок рулевого. Я испуганно икнул, схватил веер и загородил им лицо. Рулевой слегка побледнел:

- Вы что, доктор, его знаете?

Я молча кивнул.

- Ох ты ж… Ядреная каракатица! – выругался матрос и скомандовал: - Так, спокойно! Сейчас мы тихонько…

Все планы по тайному исчезновению поломали Чаны.

- Тетушка Шу! Спуститесь к нам, познакомьтесь с нашим гостем! – крикнул Хван Цзи.

У рулевого забегал взгляд. Я кашлянул и выдал своим фирменным сопрано:

- Ах, я прошу прощения перед нашими гостями, мне сегодня нездоровится!

- Сестрица, всё же спуститься к нам, пусть оценить Дан Вторакович твой наряд, - настойчиво попросил господин Чан и с нервным смешком пояснил: - Она стеснительная.

Делать было нечего. Скрипнув зубами и выставив кружевной веер на манер щита, я побрел вниз. На лестнице мне закономерно попался под ногу длинный подол. Я споткнулся, покачнулся и, промахнувшись рукой мимо перил, пышной грудой свалился на Хван Цзи. Тот, естественно, меня поймал и даже удержал на ногах. Я поймал любопытный взгляд Дана Втораковича, поспешно уткнулся носом в грудь «племянника» и с намеком наступил ему на ногу.

- Ах, я сегодня такая неловкая! Простите, мне сегодня совсем нехорошо!

А Хван Цзи, дурак и осёл, вместо того, чтобы подыграть, отступил от меня и удивленно протянул:

- Тетушка Шу?..

- Дан Вторакович, позвольте представить, моя сестра Чан Шу, - не растерялся господин Чан. – Чан Шу, это тот самый мореплаватель, что избороздить семь морей в поисках земли обетованной. Она так хотела с вами встретиться!

Я едва успел взмахнуть веером перед лицом и качнуть полами шляпки, закрывшись от Дана Втораковича, и жеманно захихикал:

- Ох-хо-хо! Хи-хи-хи! Мне очень приятно, Дан Вторакович! Но, уверяю, братец всё преувеличивает! – и выразительно поднял брови в сторону «братца». – Мне вовсе не любопытно! Зачем отвлекать уважаемых мужчин такими скучными разговорами? Порядочной девице такое не пристало!

Господин Чан на меня даже не посмотрел, продолжая улыбаться.

- На языке Шу это означает, что она невероятно смущена и просто жаждет вас расспросить, - жарко произнес он.

Я мысленно взвыл. Да что они все, ослепли, что ли?!

- Нет, братец, это означает, что я жажду сменить наряд! В этом «последнем писке континентальной моды» я вот-вот издам свой последний писк! В нем невозможно дышать!

Такой антирекламный спич господин Чан не смог проигнорировать при всем желании. Он повернулся ко мне и наконец-то рассмотрел моё перекошенное в панике лицо и веер, который обмахивал это лицо так, чтобы дорогие гости не рассмотрели всё подробно.  

- Милый братец, - умоляюще произнес я. – Я же не могу так просто переступить через воспитание и показать своё лицо нашим гостям!

- Сестра, конечно же, ты будешь ужинать с нами за своей ширмой, - нашелся он после секундного замешательства. – Так ты сможешь задать все вопросы и соблюсти традиции нашей родины!

Я не удержался от облегченного выдоха и повернулся к каюте, окончательно войдя в роль своенравной купчихи:

- Тогда пойдемте поскорее! Дану Втораковичу и его спутникам немедленно нужно отведать наших куропаток! Племянник, а ты что встал? Подай локоть. Не видишь, что тетушке нехорошо?

Дан Вторакович басовито расхохотался. Неудивительно, что я сразу его не узнал. Когда мы виделись в последний раз, он больше напоминал развалину с его распухшими деснами, синюшным цветом лица и кое-как постриженной бородой. Сейчас же на палубе корабля стоял моложавый мужик лет тридцати пяти, в кафтане, новомодных сафьяновых сапогах и с двумя слугами по бокам.  

- О, ваша сестра, господин Чан, очаровательна, словно цветок шиповника!

В каюте Чана уже накрыли стол, выставив на белоснежную ажурную скатерть дорогую фарфоровую посуду и красиво оформленные блюда. Мне накрыли отдельно, как и говорил Чан, в углу за резной ширмой. Запах стоял такой, что у меня тут же заурчало в животе, а рот наполнился слюной. Я жадно принюхался к жареному поросенку, поперхнулся, поспешно шмыгнул за ширму и прокашлялся в платок. Кризис уже прошел, тело уже почти победило болезнь, но самочувствие всё равно оставляло желать лучшего. Особенно в этом дьявольском платье.

Дан Вторакович отослал слуг с сундуком и вместе с семейством Чан прошел следом за мной. Расселись, по русскому обычаю выпили за встречу, и разговор потек веселее. Потом заговорили о последних новостях. Выяснилось, что Дан Вторакович переехал в Трехбережье почти сразу после того, как встал на ноги, буквально за три дня до прибытия первых зараженных. В самом Трехбережье случаи тоже были, но местный мудрец Порядка вместе с князем вовремя заперли всех приезжих на карантин, и такой эпидемии, как в Приморье, не случилось. Дан Вторакович расспросил о борьбе с дифтерией, посмаковал детали вроде того, что Арант со своей командой лечили народ пятой песней с оголенным задом, и упомянул обо мне.

- А не встречали ли вы среди служителей девочку того же народа, что вы сами, господин Чан? Лим Тэхон, кажется…

Господин Чан отпираться не стал.

- Встречали. Только это не девочка, а молодой мужчина. Он принимать людей как лекарь, когда служители ходить с песнями.

- Мужчина? – Дан Вторакович слегка растерялся. – Разве? Её же в моем поместье проверяли!

Господин Чан вздохнул:

- Хаоситы – мастера маскировки, Дан Вторакович. Обман.

- Тэхон - хаосит? – изумился купец. – Быть не может!

Господин Чан снова вздохнул и наклонился ближе.

- По правде, так говорить служители Равновесия, когда Тэхон умереть!

У Дана Втораковича от такой новости даже ложка выпала.

- А?!

- Но, по мне, они просто прикрывать свою… э… несостоятельность. Ведь это Тэхон придумал лекарство, - господин Чан прикрыл рот веером и сощурился. – Только тс-с! Я этого не говорить!

- Понял, - Дан Вторакович посмурнел и потянулся к наливке. – По правде говоря, я тоже в Равновесии этом… Слишком уж они рьяно служат… За упокой Тэхон! Светлого пути ей!

А я чего? Я тоже выпил! Всё-таки Дан Вторакович мыслил куда шире своих современников. Видимо, потому что в разных странах бывал.

- Что же вы, госпожа Чан, всё молчите, ни о чем не спрашиваете? – спросил он, заев наливку запеченной куропаткой. – Кажется, вы хотели спросить о земле обетованной?

Я спохватился и захихикал противным жеманным смехом так, что самого передернуло.

- Ой, вы так хорошо рассказываете! Я заслушалась! А правда, что вы все моря исходили в поисках земли Интернет и в последний раз морскую язву заработали?

Даже сквозь узоры ширмы мне было видно, как Дан Вторакович сразу горделиво выпятил грудь.

- Правда! Меня, кстати, от морской язвы Тэхон и вылечила, госпожа Чан! Ладная девушка была, красивая, росточком как вы примерно. Даже языка не знала, а сумела объяснить! Я её в жены взять хотел, - Дан Вторакович вздохнул. – Отговорили… Да, о земле! Я ж её нашел!

Я чуть из-за ширмы не выпал!

- Нашли?!

- Ну да, - беззаботно кивнул мореход. - Все-все сказания Констатора прочел, все-все подсказочки изучил – и нашел! Посмеялся он, госпожа Чан. Все ниточки к островку ведут, как раз в наших морях, кстати. Да только нет там ничего – руины старые, еще до нас люди там жили. И надпись, рукой Констатора, написанная. Только чего он там написал, до сих пор не пойму – не по-нашенски он писал. Наверное, опять шутку какую навроде: «Попались!»

- Вы эти письмена… переписали?

Я подался вперед, чуть не выглянул из-за ширмы, готовый наплевать на опасность разоблачения. У меня даже дыхание перехватило.

- Переписал. Как же не переписать-то? – важно кивнул Дан Вторакович. – Все закорючки, всё до последней буковки записал и запомнил!

У меня даже голова закружилась от такой новости. Я вспомнил, что сижу в корсете, и поспешно нагнал веером еще воздуха.

- Ах! И вы можете их повторить?

- Отчего же не мочь? Могу! Господа, пожалуйте мне перо и пергамент, я сейчас подарок госпоже Чан нарисую!

Через пять минут Хван Цзи передал мне пергаментный свиток. Я дрожащими руками развернул его и впился взглядом в знакомую кириллицу: «В солнечный закат в пятый день растущей луны вспомнить у колодца, что я твой отец, Люк».

Ага. Понятненько…

Пока я пялился на послание, Дан Вторакович придвинул поближе чашку с десертом.    

- Я бы вас свозил на тот остров, но у меня нет времени, - посетовал он. – У родни свадьба, платья надо шить, подарки… Сами понимаете. Могу показать на карте. Как поплывете из Приморья домой – заплывете. Там недалеко. Можно и запасы пополнить.

- Да-да, конечно, - спохватился я. – Отметьте, я вас очень прошу! Мне так интересно! И благодарю вас от всей души, Дан Вторакович! Вы меня осчастливили!

Дан Вторакович, раздобревший от хмеля и еды, показал. Честное слово, я чуть не расплакался от счастья. Путь домой нашелся, и он оказался совсем рядом!

*   *   *

- Арант, как долго это будет продолжаться?

Арант разлепил тяжелые веки и медленно выпрямился. Тело недовольно отозвалось болью в затекших мышцах, потянуло в шее. Неудивительно, ведь он умудрился заснуть прямо на столе, устроившись щекой на раскрытой странице сборника гимнов. Свечи давно догорели, и в рассеянном предрассветном свете, который лился из окон, Светозар выглядел особенно грозным и холодным – почти потусторонним существом.

Арант потер шею, ссутулился на стуле и виновато опустил голову, уткнувшись взглядом в страницы. На них чернели строчки песни Успокоения – той самой, которая могла бы помочь Тэхон, спой она вовремя. Той самой, слова которой Арант выучил наизусть и в исступлении повторял до тех пор, пока сон не сморил его прямо на месте. Слова Осмомысла не успокоили, но помогли: злоба утихла, желание крушить и разрушать погасло, осталась лишь угрюмая боль, точно угли в костровище. Арант и чувствовал себя таким – выжженным, полным пепла и праха, почти угасшим.

Светозар подошел ближе, прочел, вздохнул и, подтащив стул от соседнего стола, сел напротив.

- Я не буду говорить о том, что ты и так знаешь, - мягко сказал он. – Я не буду спрашивать, отчего ты избегаешь смотреть на меня. Просто послушай. Ты имеешь право горевать по Тэхон. Кем бы он ни был, в первую очередь для тебя он… Она была человеком. И ты тоже в первую очередь человек. Люди не властны над своими сердцами.

Арант сжал кулаки и стиснул зубы так, что заболела челюсть. Светозар не зря возглавлял Дом Порядка вот уже несколько десятилетий. Несомненно, он сразу всё заметил. Арант и не скрывался. Всё Приморье видело, как он хлестал вино, а потом брел через весь город в обнимку с Ильей и Зденькой. Да и утром он, похмельный и опухший, выбрался из подвала прямо на глазах у изумленных баб, которые пришли облегчить боли в спине. Конечно, те сразу всё растрепали.

- Не держи горе внутри, - продолжал Светозар мягким голосом. – Иначе оно испепелит твою душу и обратится в нечто ужасное. Позволь слезам пролиться. Ты можешь оплакать её, можешь сотворить похоронный обряд и чтить память, которую она оставила о себе. Этого у тебя никто никогда не отнимет. 

- Тэхон была хаоситом… - пробормотал Арант, пряча глаза. – Мы же должны уничтожить память о ней…

- Но для тебя это не имеет значения, верно? – проницательно заметил Светозар и вздохнул, когда он покаянно опустил голову. – Арант, ты попал в Кром почти взрослым и, похоже, не сумел впитать кое-что до конца. Дети чувствуют это сразу. Все служители Равновесия – братья и сестры. Мы все любим друг друга, как братья и сестры, и точно так же переживаем. И если ты думаешь, что я не посочувствую тебе и осужу, то ты ошибаешься. Да, для меня Тэхон – это мерзкое порождение хаоситов. Да, я ненавижу её за осквернение лечебных отваров, но твоя боль…

- Но они работали! – не выдержал Арант и вскинул голову. – Они же работали! Они несли исцеление, это не был яд! Она не возводила хулу на Осмомысла и Равновесие, она не переделала песнь, наоборот…

- Велела петь торжественный гимн с голым задом, - закончил Светозар.

Арант тряхнул головой.

- Но ведь сработало же!

Светозар тяжело вздохнул, посмотрел в сторону, помолчал и вновь обернулся к Аранту.

- Ты знаешь, отчего хаоситов велено убивать сразу, не заговаривая с ними и не слушая их?

- Чтобы их речи не заморочили разум и не нарушили Равновесие, - заученно ответил Арант. – Чем моложе человек, тем легче разрушить его.

- И ты всегда так делал. Ты убивал их сразу, не говоря с ними. И поэтому тебе неведомо, как именно хаос проникает в голову, - сказал Светозар и побарабанил пальцами по столу. – То, что я сейчас тебе скажу, не тайна среди служителей, но ей владеют лишь главы, а не мудрецы. Но ты – исключение. Тебе это знать необходимо.

- Что мне нужно знать?

- Хаоситы вовсе не обманывают людей. Они на самом деле их лечат, - отчеканил Светозар и, когда Арант уже открыл рот, добавил: - Но они достигают этого неправильными методами. Исцеляя что-то одно, их снадобье ранит что-то другое. Они даже могут вскрыть тело человека, чтобы вырезать источник болезни, и это сработает…

- Но человек никогда не оправится после этого до конца и уйдет на новый круг калечным, ему больше не родиться в здоровом теле и не достичь Равновесия. Из мира можно уходить лишь без руки или ноги, - прошептал Арант, понимая.

- Верно. Хаоситы никогда не споют, чтобы утешить душу или внушить надежду, - продолжал Светозар. – Если они велят петь, то это значит, что они лишь прикрывают подобным способом настоящее снадобье.

Арант вспомнил, как Тэхон настаивала, чтобы они закрывали глаза и уши, как впивалась острая боль в ягодицу, и сглотнул.

- Но ведь… Даже если так, то её настоящее лекарство не покалечило…

- Возможно, мы просто пока этого не чувствуем, - Светозар вздохнул. – Быть может, она велела петь пятую песнь в надежде, что это поможет избежать искажения. Ведь она раскаивалась. Этого нам уже не узнать. Но хаоситы лечат, они спасают людей здесь и сейчас даже лучше нас самих. Они знают о человеческом теле несравнимо больше, потому что не гнушаются резать умерших и испытывают новые снадобья на пленниках, не следуя заветам предков. И это главное их оружие против нас. Ведь какое дело до следующей жизни, если ребенок не успел пожить в этой? Кто её видел, эту следующую лучшую жизнь? Может, её и нет вовсе? Да, - Светозар кивнул, посмотрев в ошеломленные глаза Аранта. – Вот оно, чувствуешь? Это сомнение. Первый росточек твоего падения. Еще не безвозвратный край, за которым следует потеря Равновесия и души, но сомнения растут, ширятся и подтачивают душу. Твоя любовь к хаоситке, Арант, тоже породила сомнение.

Арант судорожно вздохнул.

- Я не…

- Не спорь, я знаю, что ты чувствуешь! – отмахнулся Светозар и придвинулся ближе. – Мне жаль, сынок, что самое светлое чувство породил в тебе эта… этот сорняк. Быть может, мы сумели бы наставить Тэхон на истинный путь, но нам этого уже не узнать. И прошлое не переписать заново. Я очень сочувствую твоей потере, мне очень больно за тебя… Поэтому не думай о том, что ты поступишь несправедливо, когда искоренишь память о Тэхон из народа. Подумай о том, что она могла поманить тебя за собой на путь хаоситов, но ни разу не попыталась этого сделать. Она не просто осознала свои ошибки - она не захотела губить тебя. Поэтому вырви сомнение из своего сердца, Арант, поплачь и продолжай путь мудреца, - Светозар отечески погладил его по голове. – Пусть останется лишь светлая грусть. Тэхон ждет, что ты сотрешь её имя, чтобы шагнуть в новый круг обновленной и достойной тебя.

- Я… Я хочу её похоронить…

Арант встал и покачнулся – после ночи за столом тело не слушалось. Светозар поддержал его за локоть и повел к выходу, прихватив книгу.

- Конечно. Мы проведем похоронный обряд и справим поминальную службу. Мы поддерживаем тебя, Арант. Ты не один. Не забывай об этом.

Арант не выдержал – горячо обнял Светозара и уткнулся в узкое старческое плечо. Глаза предательски заслезились.

- Благодарю, Светозар Людотович! Простите меня!

- Ничего страшного, - Светозар отечески похлопал его по плечу. – Главное, что ты с нами, а с остальным мы справимся. Мы проведем обряд, ты споешь песнь Успокоения, а затем займешься делами. Дела – лучшее лекарство от подобных ран. Вон хоть тот же порт. Мне сегодня сказали, что там грузчики чем-то травятся уже второй день. Займись-ка.

- Да. Я обязательно разберусь!

Глава 16.

Дан Вторакович не рассекретил меня лишь чудом. В какой-то момент он наклюкался до поросячьего визга и на правах гостя стал настаивать на своем желании посмотреть мне в лицо. В ход пошел даже классический бронебойный аргумент «Ты меня уважаешь?» Будучи в подпитии, Хван Цзи и господин Чан не смогли противостоять настойчивости и мощи. В результате моя ширма оказалась перевернута, платье облили вином, а на глазу дорогого гостя образовался роскошный синяк, который я ему прописал ударом твердого каблука – руки держали у лица веер. Пока ошеломленный Дан Вторакович отходил от неожиданной прыти госпожи Шу, я подобрал тяжелые юбки, быстро заперся в своей каюте и больше не выходил. Даже извинения протрезвевшего Дана Втораковича и Чанов принимал из-за двери.

- Чтоб я еще раз влез в это орудие пытки! – заорал я, когда господин Чан поскребся ко мне с предложением выйти погулять по палубе. - Эти юбки неудобные, тяжелые, и вообще – в таком виде меня несерьезно воспринимают! Не как человека, а как добычу! Если вам так надо – сами носите эту дрянь, а я больше никогда в жизни их не надену!

Как мне потом передал гогочущий матрос, вопль моей несчастной души слышали даже на мачте.

- Ладно-ладно! Я просто предложить! Простите, дайфу Лим! – воскликнул господин Чан. В голосе его слышалось самое искреннее раскаяние. – Этого больше не повторится!

- Когда мы уплывем? – немного остыв, спросил я.

- Как наполним бочки водой, так сразу и отправимся! – горячо пообещал господин Чан. – Сначала в Приморье, а потом домой!

- Дан Вторакович точно не заболел? – въедливо уточнил я. Мне не хотелось стать причиной новой волны.

- Точно!

Я выдохнул и развалился на кровати. После «последнего писка моды» каждое движение воспринималось с невероятной радостью. И дыхание! Каким счастьем оказалось просто свободно дышать!

Я достал записку с посланием Констатора и повертел её перед глазами. Чернила бесстрастно посмотрели в ответ знакомой кириллицей. Судя по записке, пятый день растущей луны не был привязан к времени года, а это означало, что портал домой открывался регулярно. Конечно, если Дан Вторакович переписал всё, а не, скажем, пропустил часть надписи. Такое было вполне вероятно: стену могло засыпать песком, разрушить что-нибудь или закрыть растениями… Но на этот счет я решил волноваться потом, когда проверю. Если же надпись на самом деле была полной, то домой я мог вернуться уже на днях – сегодня как раз стояло новолуние. Это весьма воодушевляло.

Я спрятал записку, повертелся на жесткой койке, предвкушая скорую встречу с небоскребами, пластиком и интернетом, и прикрыл глаза. На палубе громко закричали, раздавая команды, раздался топот - и корабль качнулся, отходя от Трехбережья. Вскоре в дверь снова поскреблись.

- Дайфу Лим, - на этот раз это был Хван Цзи. – Дайфу Лим, мы отошли от Трехбережья.

- Хорошо, - вяло ответил я сквозь приятную дрему.

Хван Цзи говорил еще что-то о Приморье, кажется, предупреждал о долгой остановке и говорил не выходить. Но я и сам не был дураком и высовываться не собирался.

Первые три дня прошли на удивление спокойно. Я окончательно выздоровел, окреп и несколько раз выходил на палубу. Меня даже морская болезнь не мучила. Видимо, вестибулярный аппарат натренировался на жестких русских дорогах.

А вот утро четвертого дня началось с панического вопля и дикого стука в дверь:

- Доктор! Доктор Лим!

Я подскочил, даже толком не одевшись.

- А? Что? Пожар?

Дверь треснула о косяк, и на меня уставился бородатый матрос – тот самый, который предложил вступить в секту хаоситов. На его руках, безвольно запрокинув голову, лежал Хван Цзи. Весь в красной краске. Хван Цзи кашлянул, в уголке его губ надулся и лопнул алый шарик, по подбородку потекла тонкая струйка. Меня резко затошнило. С парня капала вовсе не краска – кровь!

- Канат за руку... Мы развернули – и его дернуло… Крючок… - взволнованные слова донеслись до меня глухо, словно из глубокого колодца. – Доктор, помогите! Доктор!

Я попятился, не отрывая взгляда от бледного лица, и прохрипел не своим голосом:

- Я не хирург… Я не умею...

- Доктор, кроме вас, больше некому. Наш корабельный доктор, Тит, умер от дифтерии в самом начале…

Кто-то высунулся из-за спины матроса, схватил меня за предплечье. По коже мазнуло влажным и липким. Это была кровь, кровь Хван Цзи! Меня схватили испачканной рукой!

Пол ушел из-под ног. Я отвернулся, кое-как нашарил тарелку – и меня обильно вытошнило. На секунду воцарилась шокированная тишина. Но только на секунду.

- Доктор?!

- Да он же крови испугался!

- Какой он тогда доктор?

- Как же не вовремя умер Тит!

Хван Цзи застонал. Сдавленный мученический стон, словно вишенка на торте, завершил картину моего ужаса. Я еще раз содрогнулся в мучительном спазме и глотнул воздух, чувствуя себя выброшенной на берег рыбой. Где-то в сознании тонко визжал изнеженный артист и в истерике бил холеными, не знавшими скальпеля руками, требуя вытолкнуть всех из каюты, закрыться и выпить чего-нибудь крепкого. Но на руках у матросов умирал не кто-нибудь, а Хван Цзи.

- Положите его на стол…

Собственный голос показался слишком уж низким и хриплым – слова прозвучали незнакомо. Всё моё существо сопротивлялось истерике и отвращению, утрамбовывало их в уголок, пыталось откопать ту часть, которая принадлежала врачу. Да, фармацевту. Да, резавшему лишь трупы…

Но на этом корабле, да и в целом мире, никто не знал о человеческом теле больше меня.

«Я не умею! Я никогда этого не делал! Это невозможно! Я фармацевт!» - орал внутренний голос.

«Ты актер. У актера нет своего лица, но перед ним открыты все профессии человечества. Чем больше ты умеешь – тем больше лиц примеришь. Чем больше лиц примеришь – тем больше ты умеешь», - холодно напомнила мама.

Артист во мне в последний раз тонко взвизгнул и растворился под натиском воли, обратившись в невесомую призрачную пелену. Сознание подернулось ею, чуть исказилось и… поверило. Пальцы перестали дрожать. Тошнота и отвращение отступили, затаились чуть в стороне, уступив место роли.    

Я выдохнул, выпрямился и вытер рот рукавом. Нет. Не я. Классический жесткий и циничный хирург, через руки которого прошли сотни.  

- Вы не слышали, что я сказал? Кладите его на стол. Нужны чистые, прокаленные или кипяченые тряпки, крепкий самогон, швейные иглы, зажимы и нитки. Кетгут… В смысле, выделанные жилы или шелк. И много света.

- Вы… это… шить? – спросил кто-то в ужасе. – Кровь же испортится. Давайте лучше прижжём!

Я коротко взглянул на этого умника.

- Слишком длинная рана. Прижжём – и я его точно не вытяну.

- Что за глупости! Надо прижигать. Тит всегда так делал! Ожог закроет рану - и всё заживет! Мы почти все через это прошли! Он был очень опытный!

- Молчать, идиоты! Кто здесь доктор: вы или я? - рассвирепел я. - Ожог его убьет. Со стежками еще есть шанс. Всё нужно хорошенько залить самым крепким самогоном и прокалить! Вперед!

От внезапной перемены матросы слегка опешили, но послушались. В мгновение ока стол и Хван Цзи подвинули к окну, под солнце. Кто-то побежал к коку за самогоном. Кто-то положил набор инструментов, страшный и допотопный, но с зажимами и даже с круглыми иглами. Нашелся даже кетгут и шелк – они остались от предыдущего врача. Мелькнул бледный до зелени господин Чан, прикрывающий глаза перепуганному Юн Лану. Я быстро обработал руки и, закрыв лицо куском простыни, промокнул рану тканью, еще влажной и горячей от стерилизации. Хван Цзи дернулся, распахнул глаза и вскрикнул.

- Держите его!

Мужики дружно навалились на парня. Я посмотрел в огромные перепуганные глаза и сказал:

- Можешь орать, как хочешь. Главное – не дергайся.

Вопреки распространенному мнению, до внутренних органов человека добраться вовсе не так просто, как кажется. Сначала нужно преодолеть барьер из подкожной клетчатки, потом из мышц. Затем следовал большой сальник, в котором копился жир, и только потом начинались кишки, желудок и прочая жизненно важная требуха. Хван Цзи повезло – живот распахало по касательной. Рана была рваная, кровавая и очень впечатляющая, однако глубже мышечного слоя она не ушла. Апоневроз – белый сухожиловый слой, за которым начиналось самое опасное, - был почти не задет. Впрочем, для матроса восемнадцатого века, даже для хаосита не гнушавшегося хирургии, этого оказалось бы вполне достаточно. Потеря крови и инфекции быстро сделали бы своё черное дело. Я кое-как очистил рану, пережал самые крупные сосуды, но дело осложнялось тем, что зашивать предстояло без наркоза. И тем, что на кетгуте наверняка осталась зараза.  

Хван Цзи тяжело дышал, стонал, матерился, но не вырывался и лежал сравнительно спокойно. Я зашивал рану слоями, накрадывая крупные стежки, как когда-то показывал на трупе наш патологоанатом. Выходило криво и косо. Хван Цзи выл. Кто-то засунул ему в зубы кожаный ремешок, с неодобрением глядя на меня.

«Главное – помните, что ткани срастаются на одном стежке. С апоневрозом следует быть особенно аккуратным – если зашить вместе с ним другие слои, то в будущем образуется грыжа», - звучали в ушах слова патологоанатома. Во время лекции он зашивал бескровные бледные ткани очень ловко и быстро. Тогда мне хватило одного взгляда, чтобы согнуться над пакетом. Потом я три дня не мог смотреть на мясо – увиденная картина постоянно всплывала перед глазами. Как я тогда страдал, не понимая, зачем мне, фармацевту, ходить в морги!

Но сейчас я был не фармацевтом. Я вообще не был собой.

Защитная ширма роли дрожала перед сознанием, прогибалась под натиском сомнений. Рана наконец-то закрылась, кожу вокруг шва щедро простерилизовал спирт. Потом мужчины отнесли Хван Цзи в его каюту. Я предупредил его и господина Чана о том, как обращаться со швами, накрыл их стерильной повязкой, поставил капельницу с физраствором, чтобы восполнить потерю крови. Затем закрыл дверь их каюты, увидел окровавленные тряпки, которые валялись у мачты – и корабль вдруг сильно закачался. Так сильно, что меня бросило к борту и скрутило в жестоком приступе морской болезни. Я обессилено сполз на палубу. Судно качалось на волнах, солнце вдруг стало очень ярким, затмив собой всё небо и оставив от людей лишь силуэты, а шум моря в ушах никак не мог перекричать обеспокоенный матрос. 

- Доктор Лим! Доктор! – он потряс меня за плечи и крикнул через плечо: - Воды ему дайте!

Я послушно глотнул из фляги теплой воды и четко сказал:

- Не поднимайте меня. Мне надо лечь.

Матрос послушался и перестал трясти. Я лег, закинул ноги на ближайшую бочку и почти сразу почувствовал, как отступил обморок. Матросы столпились вокруг меня, разглядывая сверху вниз.

- А вот теперь можно и водки, - проморгавшись, сказал я.

Дали водки. От неё ослабел и шок. Получилось встать на ноги и дойти до своей каютки. Матросы проводили меня молчаливыми взглядами.

- Да-а… - протянул кто-то, едва я закрыл дверь.

- Угу, - глубокомысленно поддакнул кто-то.

- Да уж, загадил полкорабля и брякнулся, - проворчал я устало и рухнул на койку.

Меня трясло. Битва за жизнь Хван Цзи только начиналась, но мне просто физически была необходима передышка: отойти от операции, подумать и унять нервную дрожь.    

Пауль Фридрих в 1898 году доказал, что развитие инфекции проще всего предотвратить в ближайшие шесть часов после заражения. А инфекция наверняка попала в рану. Синтезировать антибиотик? Да это было даже не смешно! Оставались лишь дары природы – весьма ограниченный ресурс на корабле.

Как бы мне ни хотелось поспать, я соскреб себя с койки и опять побрел к матросам, едва только успокоился. Выяснилось, что корабельный врач об антисептике знал очень немного, но зато знал о ранозаживляющих растениях. Из всего богатства, которое хранилось среди его вещей, у него нашлась настойка из клюквы и калины, семена подорожника и сушеная эхинацея. Этого было очень и очень мало. Ну хоть что-то. Для очистки совести я еще сбегал к коку и сумел разжиться имбирем и луком. Не придумал ничего лучше, чем смешать всё это в одну кашу и дать настояться. Хван Цзи был очень недоволен, когда перед завтраком я заставил его съесть несколько ложек этой бурды, а потом еще несколько раз заходил и менял повязки. Господин Чан недоумевал, зачем тряпки обязательно полоскать в алкоголе. У него никак не уживалась в голове мысль, что рана при заживлении не должна гноиться. Матросы хмуро сопели - по их мнению я зря переводил продукт. Большинство из них уже списали Хван Цзи как безнадежного.

К вечеру у него поднялась температура, и я пошел готовить жаропонижающее, а по возвращению услышал дикий крик из его каюты. Из открытой двери в нос шибануло мерзким запахом паленой плоти. Я уткнулся в воротник, метнулся внутрь - и отвар вылился из опустившейся кружки. Внутри меня встретили матросы. У одного, того самого, ратовавшего за методы покойного врача и вербовавшего меня в хаоситы, в руках покачивался длинный раскаленный прут. В изголовье кровати сидел господин Чан и гладил бледного Хван Цзи по спутанным волосам и просветленно улыбался. Нитки от швов лежали на полу.

- Идиоты, - прошептал я, не в силах смотреть на их полные превосходства лица. - Вы же его только что убили. Я не справлюсь с нагноением.

Матрос взмахнул прутом, очертив в воздухе сияющую дугу, и выдал: 

- Рана и должна гноиться! Тит не ошибался! Он был самым лучшим! 

- Господин Чан, ладно они, - кипя от гнева, процедил я, - но вы-то? Как вы согласились на такое? Вы же мне доверяли! Я же доказал, что знаю, что делаю!

Господин Чан перевел взгляд с племянника на меня.

- Но вы же сами сказали, что не умеете! Вы сами признались, что не работали с такими ранами, вы изобретали лекарства! Я уважаю ваши способности, но ваша молодость... В таком юном возрасте следует больше слушать старших и набираться опыта, а не потакать самоуверенности.

Я в сердцах запустил кружку в стену.

- Я не умел! Но знал! Я знал, что надо делать! И я вам не безмозглый юнец! Мне тридцать лет! - я тяжело выдохнул, смахнул волосы с лица и отвернулся. - Вы все меня очень разочаровали. А особенно вы, господин Чан. Когда он начнет бредить от жара, вы вспомните обо мне и придете. Вы будете умолять спасти. Но я ничем не смогу ему помочь. Вы сделали всё, чтобы он умер.

Матросы, господин Чан и сам Хван Цзи смотрели на меня с каменными лицами. Непробиваемыми в своей слепой уверенности. Я развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Гнев кипел внутри, шипел ядовитой кислотой, хотелось схватить веревку и вздернуть всех этих недоделанных эскулапов на рее. Чтобы не натворить дел, я закрылся у себя и отвел душу на ни в чем не повинной посуде. Не помогло. Бурлящая чаша с ядовитым кипятком превратилась в вулкан с тягучей раскаленной лавой. Добавилась усталость. Я напоследок перевернул стол, пнул ножку кровати и, зашипев от боли в пальце, рухнул на кровать.

- А ведь казались нормальными людьми! Хаоситы, вашу мать!

Меня так и подмывало запереться у себя до конца поездки и гордо игнорировать этих самодеятелей, пока Хван Цзи не загнется от инфекции. Воображение со злобным предвкушением рисовало композицию из кланяющегося господина Чана, унылых матросов и бледно-зеленого, замученного хаоситскими методами пациента. Я бы встал над ним и со скорбным лицом развел руками, сказав: «Я же вам говорил!» Все бы точно прониклись.

«Оставить парня без помощи из-за обиды – это очень мудрое решение. Такое взрослое и верное, особенно для ученого, который изобретал лекарства!» - ехидно пропел внутренний голос.

Я заскрипел зубами и отвернулся к стенке, но совесть с противным визгом сверлила виски и затыкаться не собиралась. Хван Цзи был неплохим парнем, а господин Чан так вообще мне жизнь спас. Не вмешиваться? Прижигание долго служило хирургии, и народ как-то выживал. Да и Хван Цзи молодой и на первый взгляд здоровый, а сам ожог не такой уж и большой… Тридцать сантиметров – не семьдесят процентов тела, да и первые шесть часов рана находилась в покое. Но, с другой стороны, в подобное время люди умирали и от меньшего… Вот как просто бросить всё на самотек?

Я все-таки не выдержал – пошел проверять.

Хван Цзи был бледным до такой степени, что сквозь кожу просвечивали вены. Он тяжело дышал и облизывал искусанные губы. Его сознание было настолько поглощено болью, что моё появление прошло вообще мимо него. Я потрогал горячий, липкий от испарины лоб и, окончательно устыдившись своих детских порывов, дал воды. Хван Цзи жадно выпил несколько глотков и, открыв мутные глаза, пожаловался:

- Больно. Швы так не болели.

- Вот именно. Но вы же тут самые умные, вам лучше знать, - буркнул я и поднес свечу поближе к его животу.

Прижгли его от души. Выглядел ожог отвратительно, а рубец обещал стать еще гаже. Я осторожно ощупал края и немного выдохнул. Рана не разошлась. Видимо, хаоситы срезали не все швы, а только те, что были сверху. От раны пахло чем-то противным и подозрительно знакомым.

- Протирали ополаскивателем для зубов? – строго спросил я.

Эта дрянь хоть и кипятилась, но на корабле стояла в виде целого бочонка. И стояла достаточно долго, чтобы микробы успели почувствовать волю.  

- Да, - выдохнул Хван Цзи. – Так лучше заживает…

- Блеск, - заключил я и поставил свечу на стол. – Лучше заживает… Свежим ополаскивателем протирать надо! Свежим, только что сваренным, а ваш стоит уже вторую неделю! Уринотерапевты, вашу мать… Сто процентов заразу занесли!

Хван Цзи попытался что-то возразить, привстал на локтях и охнул.

- Тит всегда так делал!

- Дурак! Где ваш хваленый Тит, а где я? Кто спас Юн Лана: Тит или я? Кто тут выглядит старше тридцати: ты или я? Может, всё-таки стоит послушать человека, который явно знает о лекарствах и природе болезней гораздо больше матросов?  

Хван Цзи смешался, а я, вдохновленный успехом, закатил ему пятиминутную лекцию о том, что такое гной, откуда он берется и чем опасен.   

- Вот то-то и оно, - удовлетворенно сказал я, когда побледневший парень в ужасе уставился на свой живот. – Теперь будь послушным мальчиком, не мешай тебя спасать. И другим скажи, чтоб больше не лезли. А то залечат до смерти.

Легко сказать – не мешай спасать! Как это сделать? Антисептик на корабле был лишь в виде самогона. Крепкий алкоголь на ожог? Да кто мне его даст после моих экспериментов? Мёд? Капустный лист? На корабле, который шел в Приморье как раз за продуктами, их можно было искать как раз до прибытия в порт.

Я в задумчивости постучал себя пальцем по губам, вздохнул. Корабль скрипнул, качнулся, за стенами плеснули волны. Волны! Кипяченая морская вода! Ну не идиот ли я? Это же отличное, проверенное временем средство при самых разных ранах! И ведро у меня было!

Хван Цзи, конечно, чуть не полез на стенку, когда на живот опустилась тряпка с морской солью. Мне пришлось перехватить его руки и добавить в жаропонижающий отвар болеутоляющей настойки, стоял такой пузырек в запасах доктора Тита. В записях рекомендовалась столовая ложка. Но помня о том, что во всех подобных препаратах несколько тысячелетий использовались мак и опиум, я добавил в чашку буквально пару капель, опасаясь вызвать зависимость. Измученному парню хватило, и он почти сразу погрузился в сон.

На следующее утро разразился скандал. Хван Цзи категорически отказался от методов прижигателя-хаосита и потребовал в целители меня. Господин Чан выслушал аргументы племянника и, недоверчиво постучав веером по ладони, все-таки дал согласие. Пару дней Хван Цзи трясло в лихорадке. Я бледнел, зеленел, пичкал пациента невероятной смесью всех природных антибиотиков, которые только нашлись на корабле, но рану всё равно пришлось чистить – отек не оставил другого выхода. К моему великому облегчению, сделать это потребовалось лишь единожды. Хван Цзи оказался достаточно крепким парнем. На четвертый день воспаление всё-таки остановилось. На пятый началось заживление, к великому изумлению матросов и господина Чана. Хван Цзи, окончательно осознав мою правоту, плакал, целовал мне руки и долго выпытывал подробности об антисептике и микробах. Я не отказывал и диктовал под запись.

Лечению больше никто не мешал. Только иногда я ловил тяжелый и очень мрачный взгляд того хаосита, который прижег рану. Как сказал господин Чан, если бы я не настоял на своем, то лечением занимался бы тот матрос. Тогда бы его повысили до должности судового лекаря и освободили от работы на палубе. Узнав об этом, я понимающе кивнул: кто же не хочет получать больше, а работать меньше? У него, может, и получилось бы не угробить Хван Цзи - записи Тита были достаточно толковыми. Доктор, конечно, об антисептике не имел ни малейшего понятия, но зато умел вовремя чистить раны. Но появился я и обломал чужие планы.

Я посочувствовал мужику и выкинул это из головы. Ходить с господином Чаном мне осталось недолго, а там он все-таки получит вожделенную должность и еще один учебник. Будет лечить и радоваться.

Но тяжелый взгляд всё равно сверлил мне спину. Нехорошо сверлил. Многообещающе.

Глава 17.

Когда мы вошли в Приморье, я делал Хван Цзи перевязку.

- Вроде всё чисто, - я осмотрел швы и задумчиво ощупал края раны. Кожа никаких подозрительных вздутий не показала. – Жара больше не было?

- Ночью немного лихорадило. Я выпил ваш отвар, пропотел – и всё прошло, - ответил Хван Цзи.

- Хорошо. Когда господин Чан купит нужные травы, сделаю мазь. Будем лечиться мазью. Думаю, тебе уже можно вставать, только ничего тяжелее ложки пока не поднимай. На всякий случай, - я аккуратно накрыл ожог соленой тканью. – Не буду скрывать, тебе очень повезло. Будешь ходить со шрамом, но зато живой.

Хван Цзи сверкнул улыбкой.

- Да, мне очень повезло с вами, дайфу Лим.

Я невесело усмехнулся.

- На самом деле даже в стерильных условиях рана может загноиться. Убить всех этих микробов очень сложно, особенно когда они разрослись. А тебя еще лапали немытыми руками и потом прижгли. Ты оказался крепким парнем. В следующий раз лучше сразу промывай рану мылом и вином. Люди могут умереть даже от царапины.

- Благодарю вас. Я обязательно расскажу всем о ваших открытиях. Все должны узнать об этом! Скольких тогда можно спасти! – Хван Цзи бросил мечтательный взгляд на пухлую тетрадь, лежавшую рядом на столике. В неё он записывал все мои лекции.

Я даже не стал говорить, что открытия принадлежали вовсе не мне. Какая разница? На моей родине антисептику открывали регулярно и также регулярно забывали. Это в последние двести лет случился бум. Я закончил перевязку, накрыл голову широкополой шляпой и прошмыгнул к себе, по пути метнув взгляд на причал.

Приморье за пару недель изменилось невероятно. С домов окончательно исчезли красные тряпки. Все оконные ставни были распахнуты, и их яркие узоры невероятно украсили улицы. Народ толпился на рынке так, что яблоку было негде упасть. Слышалась музыка, громко вопил зазывала, расхваливая пирожки, бродячие артисты что-то задорно пели на свободном пятачке. Словом, жизнь стряхнула с себя последки мора и вошла в привычный ритм.

Подавив желание спуститься вниз и получше рассмотреть всё поближе, я закрыл дверь и, сладко потянувшись, улегся на постель с очередной книжкой из коллекции господина Чана. Море за иллюминатором тихо шелестело и переливалось под солнцем. Дышалось на редкость легко и свободно. Постель была в меру мягкой и радовала свежим бельем и отсутствием вшей. Я закинул ногу на ногу и откинулся на подушку, подставив страницы под свет. Книжка оказалась сборником сатирических историй про весьма остроумного авантюриста турецких кровей, очень веселая. Я давился хохотом и мотал ногой. Для полного счастья не хватало чашечки капучино.

В компании Хван Цзи и книжки незаметно пролетели два дня.

Я никуда не выходил, даже на палубу выбирался строго по ночам и в шляпе, чтобы никто меня не рассмотрел и не опознал. На третий день такой жизни стало тоскливо. Матросы пакостно хихикали, господин Чан уверял, что остановка продлится не больше недели, а я вздыхал и терпел.

Вечером четвертого дня, когда книжки уже приелись, а Хван Цзи вовсю бегал по Приморью в поисках хороших припасов, в дверь постучали.

- Это… здрасьте, - промямлил матрос, один из тех, кто помогал коку. – Вы звиняйте, доктор, но у нас тут небольшая неприятность. Ну, как небольшая… Пожалуй, все-таки большая…

Я насторожился и отложил книжку.

- Что случилось?

Матрос переступил с ноги на ногу, открыл рот, закрыл и беспомощно оглянулся через плечо.

- Наши по бабам пошли и застряли в борделе, - раздался знакомый голос хаосита. Он отодвинул своего коллегу в сторону и, не глядя на меня, неприветливо закончил: - Угостились местной брагой, а ею, оказывается, еще грузчики неделю назад отравились. Ну и наши, того… выйти не могут, дрищут дальше чем видят, лежат, стонут. Служителя Равновесия не вызвать, они тогда быстро лавочку прикроют. Вот мы за вами пошли. Помогите, что ли? Только Чану не говорите.

Я с трудом подавил хохот. Нет, ситуация была невеселая, но сами обстоятельства…

- Чем я им, по-вашему, помогу? – самым серьезным тоном спросил я.

Хаосит сложил руки на груди и исподлобья уставился на меня. Даже в сумерках виднелось это убийственное выражение: «Тебя, зараза, еще и упрашивать надо?!»

- Не знаю. Вы тут доктор, не я.

- Дайте им отвар какой-нибудь, чтобы они хотя бы до корабля добежали. А там мы их прикроем, - жалобно попросил второй матрос и молитвенно сложил руки на груди.

Я фыркнул, отложил книжку и пошел за семенами укропа. Спасибо господину Чану, травками и препаратами корабль обеспечили на весь месяц. Матросы терпеливо дождались, когда я соберу сумку, надену шляпу и замотаюсь в бесформенный плащ, и мы под прикрытием темноты покинули корабль. Ступив на пристань, я почувствовал, как повело голову – это тело привыкло к качке и немного ошалело, почуяв твердую землю.

- Далеко идти-то? – спросил я.

- Не, тут в переулке, рядышком, - сказали матросы дружно и пошли вперед, показывая дорогу.

- Говорил я, что лучше до дома дотерпеть, но им ведь неймется! – жаловался первый. – Мужики же здоровые, а тут еще эти скоморошки прыгали, ногами сверкали… Вот и помчались. Это мне без разницы, я к этим делам равнодушный, а у них свербит!

Хаосит мрачно молчал и старался не смотреть в мою сторону. Судя по скрещенным рукам и поджатым губам, в любом другом случае он бы из кожи вылез, но меня бы не побеспокоил. Я тоже на него не смотрел – старался не раздражать лишний раз.

Мы углубились в переулок, несколько раз повернули, и мужики остановились перед небольшим домом, в окнах которого слабо горел свет. Я окинул его взглядом и покрепче сжал сумку. Дом не походил на бордель, но в том и был смысл, когда торговля любовью незаконна.

Хаосит открыл передо мной дверь и любезно посторонился.

- Идите, мы тут посторожим.

Я послушно зашел в сени - и дверь тут же захлопнулась, оставив меня в темноте. Я поднялся по ступенькам, пересек длинный коридор, открыл дверь и шагнул внутрь.

В доме на самом деле были больные, но вот никакого борделя никогда не было. Прямо напротив двери за столом, в окружении толпы больных и служителей равновесия, сидел Арант. Мы столкнулись с ним практически нос к носу.

Хаосит развел меня, как последнего лоха.

- Тэхон, ты?! - изумленно выдохнул Арант. Моментально узнал. Не помогла ни шляпа, ни бесформенная накидка.

Я обвел взглядом лежащих на лавках и матрасах стонущих мужиков, увидел среди служителей равновесия Годану со Зденькой и брякнул:

- Нет. Не я.

Глаза Годаны и Зденьки совершенно одинаково выпучились.

Арант бесцеремонно сорвал с меня шляпу, схватил за плечи и затряс, словно куклу:

- Нет, постой! Как ты...? Что ты тут...? О, пророк!..

Я дернулся к выходу.

- Вы меня не видели!

- Как это так – не видели? Ты же здесь! – воскликнул этот муд… мудрец.

Я разозлился и пнул его по коленке. Он ойкнул, но хватку не ослабил.

- Арант, ты тупой?! Всё разжевывать надо? Немедленно отпусти меня! Зденька, Годана, Илья, моё искреннее почтение, рад, что с вами всё хорошо, но на встречу с вами я не рассчитывал. Давайте все сойдемся на том, что мы друг друга не видели, и пойдем своей дорогой?

Те явно не знали, как реагировать на моё неожиданное воскрешение: вроде и радостно, но и повод поплакать тоже есть.

- Ты никуда не пойдешь! – воскликнул Арант. – Ты же больше не… не принадлежишь хаоситам!

- Тэхон будут судить, Арант, - наконец, отошла от изумления Годана. – Нужно разобраться, что там за снадобье было от крупа.

Арант поперхнулся своей радостью на вздохе. Огонек в его глазах погас, а улыбка исчезла так резко, словно её выключили. Мне вдруг бросилось в глаза, что его изящная темная эспаньолка заросла щетиной, скулы заострились, да и в целом вид стал утомленным и нездоровым. Когда служители поддакнули Годане, в том числе и Зденька, он опять сжал пальцы на моих плечах так, что захотелось взвизгнуть. На какое-то мгновение его лицо сделалось безумно страшным, а остекленевший взгляд скользнул по двери. В голову пришла глупая мысль, что он собрался вытолкнуть меня из дома, развернуться и убить всех свидетелей.

- Мне больно, Арант, - процедил я.

Арант опомнился и послушно разжал пальцы.

- Прости. Пойдем к столу, поешь с нами, раз уж ты… жив… Что? – огрызнулся он, услышав неодобрительное ворчание Ильи. – Мы обязаны судить Тэхон, а не морить голодом! Пусть поест, мы не хаоситы какие-то!

- Да-да, - тут же засуетилась Зденька.

Она вскочила, заметалась между столом и печкой, перепрыгивая через спящих мужиков. Меня мягко, но непреклонно усадили. Под руками тут же возникли ароматное жаркое, квашеная капуста и ломоть ржаного хлеба. Зденька налила мне капустного сока, погладила по голове и, жалостливо всхлипнув, отсела. Арант отвернулся к окну. Илья протянул ложку. Я неохотно откусил кусок от хлеба. Служители равновесия смотрели пристально, странно. Возникло нехорошее чувство, что это последний ужин смертника. Почему-то сразу разыгрался зверский аппетит.

Я приступил к жаркому. Я не думал о том, что ко мне пришел русский белоснежный песец. Очень старательно не думал.

- Что в сумке? – спросил Илья, когда я пережевывал еду.

- Травы, - ответил я коротко. – Ничего незаконного.

Зденька тут же схватила её и вывернула карманы. Они вместе с Годаной тщательно перебрали все мешочки и понюхали каждый пузырек.

- Да, всего лишь сборы от желудочных расстройств, - заключила Годана.

Я так и не понял, чего в женщинах было больше: разочарования или облегчения.

- Значит, слухи так разошлись? Ты пришел лечить грузчиков? – спросил Арант. В его низком голосе послышалось что-то ласковое. Такое, что покосился не только я.

- Да.

Конечно, в этот момент было можно сдать с потрохами хаосита, но подвести так корабль Чанов у меня не хватило бесстыдства.

- Тэхон, - Арант повернулся, прислонился спиной к подоконнику и скрестил руки на груди. – Прости, но с этой минуты мы запрещаем тебе лечить людей.

Я безразлично пожал плечами. Запрещают – ну и ладно. Можно подумать, у меня других дел не было. Например, подумать о побеге.

Выходы мне перекрыли надежно: с задвижкой я однозначно слету не справлюсь, лестницу на второй этаж ненавязчиво загородили Зденька с Годаной, у окна стоял Арант, а Илье вдруг очень понадобилась увесистая кочерга - поворошить в печке угли. Я с тоской вздохнул в потолок и допил остатки капустного сока.

- Что теперь со мной будет?

- Сначала мы допросим тебя, определим меру твоей вины. Потом будет суд, - ответил Илья. – Мы нашли среди твоих вещей иглы, а горожане рассказали, что ты не раз хотел разрезать детям шеи, чтобы они лучше дышали, - на последних словах в его голосе проскользнул сарказм. – Не отпирайся, свидетели – всё Приморье.

- И не думал, - я еще раз вздохнул, покатал по тарелке крошку хлеба.

- Это хорошо, что тебе хватает разума признавать свои ошибки, - торжественно заключила Годана.

Арант засопел.

- Всё, хватит, - не выдержала Зденька и, взмахнув руками, за локоть вытянула меня из-за стола. – Остальное завтра. Все с ног валятся. Пойдем, Тэхон, тут есть замечательный чуланчик. Переночуешь там, а завтра… Утро вечера мудренее, там видно будет…

С этим оптимистичным напутствием мне вручили пару одеял и заперли в узком чуланчике, больше похожем на склеп. Взгляд только успел выхватить набитые чем-то мешки на полу, а дальше дверь захлопнулась. Я остался один в кромешной темноте.

Делать было нечего. Я нащупал мешки, кое-как устроился на них, почти с нежностью вспоминая о своей каютке, и завернулся в одеяла. Случайность или нет, но одеяла достались на редкость теплые и хорошие. Даже не колючие.

- Еще чуть-чуть – и тебя будет радовать сам факт одеяла, - мрачно проворчал я и парой ударов придал мешкам форму. Судя по шороху и мягкости, внутри них была какая-то крупа.

С закрытыми глазами оказалось даже светлее, чем с открытыми.

Разбудил меня скрип двери и тихий шорох. Послышались щелчки, вспыхнула лучина и потухла, передав огонек свече. Весь сон с меня слетел мгновенно. Неровный слабый желтый свет выхватил темные спутанные волосы, жуткое лицо с темными провалами глазниц и небритыми щеками. Видение было настолько внезапным и страшным, что я чуть не заорал, подумав, что это явился призрак. Человек повел рукой, согнулся - и золотая вышивка на синих рукавах красиво блеснула. Я сразу подобрался и забился в угол, натянув одеяла по самый нос. Ночным подкроватным чудовищем оказался Арант. И, честно говоря, чудовище было бы мне милее.

- Тэхон! Тэхон, ты спишь? – прошептал Арант.

- Нет, бабочек считаю! – ядовито ответил я. – Зачем пришел? Одумался, раскаялся и решил отпустить?

Арант поставил свечу на сундук и наклонился. Я шарахнулся назад, но не успел – его руки вцепились мне в плечи так, что стало больно даже через одеяло. Я брыкнулся, но мои бараньи параметры против этого громилы сработали с тем же успехом, как та дробина против слона. Он спеленал меня как младенца и прижал к себе. Я весь закаменел, когда он уткнулся носом мне в шею. В животе заворочался комок темного животного ужаса, по спине побежали мурашки. Мудреца всего трясло, нехорошо так, лихорадочно, глаза горели, да и в целом вид не радовал вменяемостью. Никаких попыток развернуть жертву из одежды не было, но мало ли как ему нравилось? Может, он сначала любил нюхать, а уже потом…

- Если ты меня не отпустишь, я заору! – мрачно предупредил я, стараясь не срываться на позорный визг.

- Ты что? Нет, нет, не надо, не бойся, я ничего не сделаю! – зашептал Арант.

Его огромная лапища погладила по голове в попытке успокоить. Мне почему-то не успокоилось.

- Что-то не похоже, что ты пришел меня отпустить, - пробормотал я.

- Куда? Ну куда ты пойдешь, Тэхон? – Арант отстранился, дав глотнуть воздуха, заглянул мне в глаза. – Тэхон, ты же болеешь. Куда тебе идти с расшатанным Равновесием? Ты не доберешься сама. А в Кроме Порядка хорошо, мы все как одна большая семья. Мы могущественны, влиятельны, многие мечтают попасть к нам. Останься с нами, я сумею позаботиться о тебе! Тебя даже не накажут, у нас не судят больных!

- Больных? Ты о чем это? – насторожился я. – От дифтерии я уже выздоровел.

- Ну как же? – Арант взял моё лицо в ладони и ласково улыбнулся. – Ты же женщина, Тэхон.

От такого заявления у меня просто отвисла челюсть.

- Я?!

- Ну конечно! Посмотри на себя! Ты совсем маленькая, мужчины не бывают такими маленькими. У тебя нежное лицо, ни одной лишней волосинки нету, голос нежный, мягкий, брови какие, а руки? У какого мужчины такие руки? Тэхон, ты пережила очень много плохого, твой рассудок повредился, поэтому ты думаешь, что ты – мужчина. Но на самом деле нет. Ты просто больна…

Арант говорил так убежденно и проникновенно, так заглядывал в глаза, что я сам на мгновение засомневался в собственном рассудке.

- Ты больна, но всё будет хорошо! – продолжал бормотать мудрец, поглаживая меня по голове. – Мы тебя вылечим, обязательно вылечим…

От этих тихих ласковых слов и улыбки Аранта у меня по спине промаршировал целый табун мурашек. Местные методы лечения психических расстройств доверия не внушали вообще никак. Мозг сразу взвыл и заработал на полную мощность.

До меня дошло, что все брачные танцы Аранта предназначались девушке!  

- Так, стоп! - я оттолкнул бормочущего мудреца, выпутался из одеяла и схватился за край рубахи. - Арант, это ты тут умом тронулся! Какая женщина?! Я мужчина! Вот, смотри!

Я рывком задрал одежду. Света от свечи было вполне достаточно, чтобы рассмотреть мою грудь и шрам от татуировки в подробностях. Тени красиво легли на торс, очертили мышцы пресса, выделили то, что обычно выглядело лишь намеком. За время жизни в этом мире моя фигура подтянулась и стала суше. Словом, с девушкой перепутать было невозможно.

А Арант взял и зажмурился!

- Не буду! – воскликнул он громким шепотом и для верности отвернулся. – Негоже мужчине смотреть на деву, если она не жена! Негоже невинной деве обнажаться перед посторонним мужчиной, как смотреть на него обнаженного!

- Какая невинная дева?! – взвыл я. – Я мужик! Мужик я! Тридцатилетний мужик!!! Где хочешь потрогай, но я мужик! Вот, на! Щупай!

Арант дернулся, как ошпаренный, когда я попытался положить его ладонь себе на грудь.

- Ты что творишь, Тэхон? Так же нельзя! – жалобно прогудел он. – Не должны люди касаться друг друга в таких местах, если они не женаты или не родичи!

- Нельзя так – пощупай через одежду!

- Нет!

Я рассвирепел и попытался еще раз, но Арант отпихивал меня, упрямо не открывая глаз. Через минуту героического сопротивления ладонь всё же легла мне на грудь и задумчиво замерла.

- Ну? – торжествующе спросил я. – Убедился? Твердая и плоская!

- М-м… - Арант свел брови, но глаз не открыл, даже не попытался сжать пальцы и бодро парировал: – Бывают и плоские девушки! Ничего, забеременеешь – и всё появится!

- Да? А вот это в штанах не помешает?!

Я попытался опустить его руку себе на пах, напрочь забыв о своих опасениях. Но Арант, жарко покраснев, оттолкнул меня, накрыл сверху одеялом и прижал сверху.

- Мне не интересно, что у тебя там изображает мужской корень! Тэхон, я верю, что ты сделала себя похожим на мужчину…

- Я и есть мужчина, идиот!!!

- Не кричи. Тэхон, ты девушка. Можешь сколько угодно говорить, что ты мужчина, но все вокруг видят правду. И тебе лучше быть девушкой, - вкрадчиво продолжал Арант, не слушая. Щеки у него пламенели алым пламенем, зрачки расширились, улыбка была откровенно безумной. – Больную девушку будут лечить, а потом выдадут замуж. Это хаосита положено расстреливать сразу же, а с тобой будут разбираться. Но ты девушка, Тэхон, тебе нечего бояться. Ты будешь жить со мной в Кроме, петь по утрам песнь Успокоения, заниматься женскими делами, а потом выйдешь за меня…

Услышав о расстреле, я притих. Арант чмокнул меня в макушку:

- Вот и умница, - и, прихватив свечу, вышел из чулана.

А я остался лежать на мешках, пришибленный и обалдевший.

«Валить. Надо валить. Срочно. Они тут все чокнутые!» - хором заключили все мои внутренние сущности. 

Глава 18.

Утро я встретил невыспавшийся и злой. Когда Зденька пришла меня выпускать, то даже шарахнулась, когда я выплыл на неё из темноты и мрачно буркнул:

- Недоброго утра. Что, красавец, да?

- Эм… - Зденька неловко замялась, но подала кусок ткани, отвела к умывальнику и потом усадила за стол.

Пациенты уже завтракали и, когда я получил свою порцию омлета с хлебом, с любопытством уставились на меня. Кто-то открыл рот, чтобы начать задавать вопросы, но тут же получил под нос предупреждающий кулак Ильи и заткнулся. Ели в молчании.

Я жевал и думал.

Мысли метались в голове испуганными тараканами, мозг упрямо не видел никаких вариантов. Служителей было больше, они перекрыли все возможные выходы и не сводили с меня глаз. А после окончания завтрака Арант и вовсе вернул меня в чулан, где я со вздохом улегся на мешки.

В таком ритме прошло два дня. Меня молча кормили, поили и запирали в чулане, выдав в качестве отхожего места ведро с крышкой. Приходил лишь Арант и уговаривал признаться, что я женщина. Делал он это ювелирно и с выдумкой, так что порой после наших встреч приходилось лезть под одежду, чтобы убедиться, кто тут на самом деле псих. Градуса добавляли женщины, которые два раза в день становились под дверьми и пели на два голоса песнь Успокоения:

Когда сковала сердце горечь соли,

Темницей льда над бурною рекой,

Заросший, как осокой, чернотой

Рассудок мутен в траурной юдоли...

Прислушайся, мир шепчет: «Я с тобой!

Всё зарастёт. Уже перемололи»…

Обе свято верили, что данный текст приведет мой «пошатнувшийся рассудок» к Равновесию и я, отринув мужское, радостно кинусь исполнять женский долг. Песня была бы хороша, но вот исполнение напрочь убивало всё впечатление.

- А-а! Заткнитесь! Заткнитесь, ради вашего пророка! – не выдержал я на втором подходе, когда мой мирный отход ко сну еще раз прервала песня.

- Ага! – обрадовались служительницы. – Работает! Поем громче!

На втором куплете еще присоединился бас Ильи:

Вся наша жизнь - та самая река

С равниной чередуют буреломы,

Но те и те единово весомы,

А время изменяет берега…

- Ну что, как впечатления, Тэхон? – звонко крикнула Зденька. – Чувствуешь что-нибудь?

- Зденька, у тебя звуки «о» и «у» западают в голову. И зачем так глубоко сажать голос в грудь? Такое сочное меццо-сопрано, а звучит отвратительно! – абсолютно честно ответил я. – Годана, что у тебя за простонародье? Петь надо на зевке, расслабь горло и круглее нёбо делай! И вообще, вы фальшивите на припеве! Пошли вон! Илья, ты молодец. Гони прочь этих дур и пой один!

- «Вновь зарастёт. Уже перемололи», - доносит ветер: «Мы с тобой! Всегда», - многозначительно закончил Илья под растерянную паузу.

Критика разбилась как о стенку горох. Илья смылся, а Годана и Зденька начали петь три раза в день, абсолютно не пытаясь исправить ошибки и предлагая присоединиться к их концерту. Мой музыкальный слух корчился в адских муках. Кровь из ушей не полилась лишь чудом. 

Я прекрасно понимал, что меня специально маринуют и раскачивают перед основательным допросом. Но если они ожидали, что хрупкая барышня в моем лице расколется, то крупно просчитались. За эти два дня был исследован весь чулан, перебраны все возможные варианты побегов и придуманы все возможные ответы. Выходило негусто. По всем прикидкам тикать получится только в момент конвоя и только через рынок и причал – это было единственное более-менее знакомое место в Приморье. А единственное, что у меня было, – пустой мешок – я продырявил на дне и завязал верхушку.

Когда за пределами чулана раздался топот, невнятные благодарности и хлопанье двери, всё внутри подобралось, а рука сама затолкала мешок за пояс. Арант открыл дверь, и я встал, прищурив отвыкшие от света глаза.

- Выходи, Тэхон, - сказал он. – Мы идем в Дом Порядка.

Я послушно подошел и, когда служители вывели меня на порог дома, пнул Зденьку под колено, оттолкнул Годану, увернулся от протянутых рук Ильи, проскользнул между ними и бросился в просвет по длинной улочке - к свету, туда, где над крышами домов манило свободой сизое море.

- Стой! Держи её! – взвыли служители за спиной. – Хаоситка! Лим Тэхон сбежала!

Я шмыгнул в проулок, перепрыгнул через какие-то бочки, повернул за угол, и, когда уже подумал, что оторвался, едва успел пригнуться – какая-то женщина с решительным видом бросила мне в голову простыню и прижалась к стенке.

- Сюда! Она побежала сюда! – завопила она. – Люди добрыя-а-а! Лови хаоситку-у!

Окна над моей головой распахнулись, из них высунулись люди. Десяток глаз уставился прямо на меня, и над Приморьем разнесся многоголосый вопль: 

- Сюда! Она здесь!

Я заметался по узеньким улочкам как заяц. Люди, те самые, которые еще совсем недавно чахли от дифтерии, которые хватались за все отвары, носили по моему примеру маски с очками и благодарили меня за лечение, превратились в улюлюкающую толпу.

- Позор!

- Чтоб ты сдохла!

- Ты нас иглами колола, мразь!

Они загоняли меня, словно охотничья стая. Отовсюду летели камни, картошка, яблоки и яйца. Я прикрылся мешком, но грубая ткань не смягчала удары. Какой-то парень выскочил наперерез, попытался схватить. Я без церемоний ударил его в живот и полетел на брусчатку, получив сильный толчок в спину от девчонки. Мгновение спустя пришло узнавание – это была та самая парочка, которой посчастливилось в разгар эпидемии болеть простудой. Над ними стояла их мать.

- Держите её! – визжала она, забыв о том, как пыталась расцеловать.

Дети навалились, не позволив встать. К ним на помощь тут же выскочили соседи. Я отбивался – мне сжали руки. Я лягался – мне уселись на ноги. А когда я потянулся укусить, то получил такую оплеуху, что приложился головой о камни и содрал щеку.

- Ну всё! – злорадно шипели люди. – Не уйдешь! За всё получишь!

Служители Равновесия подоспели как раз в тот момент, когда толпа начала месить меня ногами, а я корчился, прикрывая голову и живот, и уже мечтал о том, чтобы кто-то пришел и остановил всё это. Кто угодно, хоть Арант.

- Прекратить! Прекратить немедленно!

В уши ударил выстрел – и всё. Люди замолчали и схлынули, оставив меня валяться среди побитых овощей. Я попробовал открыть глаза, но тут же снова уткнулся лицом в рукав. От удара мир закружился и стал болезненно ярким. Всё тело болело так, что, появись здесь хоть родной спецназ с автоматами, я бы и пальцем не пошевелил.

Рядом опустился человек, на лицо упала тень, и по плечам скользнули дрожащие руки.

- Тэхон! Тэхон, открой глаза! Тэхон, скажи что-нибудь! – раздался шепот над ухом.

Я разлепил веки, сморгнул кровь, хлынувшую из рассеченной брови, и обиженно прохрипел в бледного до зелени Аранта:

- Какие у вас люди благодарные… Лечи не хочу…

На лице Аранта мелькнуло облегчение.

- Тихо, не шевелись. Я тебе помогу.

Я обессиленно уткнулся ему в предплечье, понимая, что беглец из меня теперь аховый и ни на какой остров уже вовек не попасть. Арант закутал меня в плащ, поднял на руки. Боль сразу расцветила вспышками тьму перед веками.

- Не бойся, госпожа, - продолжал шептать мудрец на ухо, сжимая в объятьях. Его сердце колотилось так, что я чувствовал его биение через толстый кафтан и мягкий плащ. – Ничего не бойся. Я с тобой, я тебя защищу. Ты только пой песнь Успокоения…

Он уткнулся носом в макушку и вздохнул. Это стало последней каплей.

Я зашелся истерическим смехом. Боль взорвалась в теле ярким фейерверком и погасла, милосердно забрав с собой измученное сознание.

Я очнулся, когда на лицо плюхнулась мокрая тряпка, а в уши настойчиво ввинтилась осточертевшая песнь Успокоения. «А ребра так и не перевязали», - вяло подумал я, не торопясь поднимать веки. Под спиной лежало что-то мягкое. Голова гудела и плыла. Меня жутко укачивало. Или мы ехали? Нет, спине было слишком спокойно, свет на лице не сменялся тенями, а вместо характерного скрипа колес издалека слышалась музыка и поющий хор.

 Стало тошно до позорных слез. И дело было далеко не в сотрясении мозга.

- Сильно они её? – озабоченно спросила Годана откуда-то сверху и сзади. – Столько крови…

Зденька, не переставая мурлыкать и елозить тряпкой у меня по лицу, ответила нараспев:

- Нет. Голова всегда сильно кровит. Сейчас еще разок песнь Успокоения спою, чтобы рассудок не пострадал…

- Он уже пострадал, - заметила Годана. – Тут петь надо не пару раз, а всю дюжину. Ей самой.

Зденька наконец-то убрала тряпку - и к разодранной щеке прикоснулось что-то маленькое, мягкое, пахнущее травой. Рану защипало. Мне бы насторожиться, принюхаться, чтобы разобрать состав мази хотя бы на запах, но остатки душевных сил целиком уходили на то, чтобы не распсиховаться окончательно.

- Какая все-таки странная она… Вот так посмотришь - вроде девушка, а если вот так – вроде парень… - протянула Годана.

- Лучше бы Тэхон была девушкой, - буркнула Зденька. – С девиц спросу меньше, а с больных – тем более. С парнем цацкаться не будут. Если не расстреляют, то замучают. Слушай, не могу уже, давай осмотрим и успокоимся?

«Ну вот и всё, - вяло подумал я. – Сейчас они залезут под рубашку – и расстрел… Какой я неудачник. У других попаданцев всё получалось, даже Констатор успешно инженерил. И только у меня всё пошло через жопу. Вот как так-то?»

- Нет! Я запрещаю! – вдруг решительно заявил Арант. – Это девушка!

- Но всё равно нужно… - возразила Годана.

- Это девушка! Она притворяется парнем! Чего тебе непонятно?! – в голосе мудреца Порядка зазвучала ярость, он почти зарычал: – Не смейте к ней лезть! Руки оторву и скажу, что так и было!

На несколько секунд в комнате воцарилось такое молчание, что стали слышны слова, которые старательно выводил тонкий голосок запевалы в хоре.

- Но… - Зденька попыталась достучаться до спятившего мудреца. - Ей же всё равно придется…

- Когда придется, тогда и докажет! – отрезал Арант. – А до тех пор помните, что она госпожа. Больная госпожа! Обращайтесь с ней соответственно! И вообще, выйдите отсюда!

- Арант Асеневич! – возмутились бабы. – Так нельзя! Это неприлично!

- Плевать мне на приличия! Надо будет – женюсь. Вон! Да куда снадобья понесли? Дайте сюда!

Хлопнула дверь. Арант тяжело вздохнул. Кровать скрипнула и примялась под его весом. Я почувствовал на щеке осторожное прикосновение ткани и все-таки решил открыть глаза.

- Ты идиот, Арант Асеневич, - безнадежно констатировал я, напоровшись на зачарованный взгляд, и отвел глаза. Комната оказалась одним из подвальных помещений, судя по скудной обстановке и длинному узкому окну под потолком.

Арант пропустил оскорбление мимо ушей. Он с сосредоточенным видом обрабатывал мои ссадины зеленой кашицей - похоже, из подорожника. Заботливые нежные прикосновения рождали внутри нечто истерическое, которое с каждой секундой усиливалось, требовало завопить, вскочить, врезать по этой эспаньолке и запустить в стену что-нибудь стеклянное, чтобы брызнуло во все стороны с оглушительным звоном. Чтобы этот мужик не смотрел на меня влюбленными оленьими глазами, а взял ружье и избавил от этого сумасшедшего мира. Потому что корабль Чана наверняка ушел после моей поимки, а больше надеяться было не на кого. Я остался один. Призрачная тропинка к дому растаяла, оказавшись лишь сладкой надеждой. Несбыточной… И потому еще более горькой.    

- Что ж не проверил меня, а? – спросил я шепотом. – Побоялся узнать правду?

- Я знаю правду, Тэхон, - твердо ответил Арант. – Мне не нужно для этого тебя раздевать.

У меня даже сердце ёкнуло и чуть не перевернулось. Он все-таки узнал? Узнал и промолчал? А что я буду должен за молчание?

Не успел мозг предположить самые худшие извращенные варианты, как Арант добавил:

- А теперь помолчи. Завтра прибудет Руслан Станиславич и проведет суд. Ты должна хорошо выглядеть. Это будет недолго, а потом мы вернемся в Кром Порядка, ты вылечишься, подберешь себе мужа. Если пойдешь за меня, я буду рад, но если не люб тебе – неволить не стану. Всё ж не по чину мне к тебе свататься. Тебе хорошей парой княжич станет…

Меня затрясло.

- Да ладно? Суд меня оправдает? А знаешь, что я завтра скажу? - процедил я и отбросил его руку от себя. – Я скажу: в жопу вашего Осмомысла, Равновесие и все ваши порядки!

Арант отшатнулся и нахмурился.

- Тэхон, молчи. Лучше молчи!

Но меня уже понесло. Помирать – так с музыкой!

- С какой стати? Я всё расскажу! Я расскажу, как сделал сыворотку из крови переболевших. В подробностях опишу причину болезни, технологию создания, вплоть до формул и температур. Расскажу, как сделал первый шприц и систему, как стерилизовал иглы, как делал уколы, пока больные завывали в религиозном экстазе. Как сбивался с ног и не спал ночами, пока ваша команда шарахалась по городу. Вы думаете, вам помогла песня? Песня – это просто слова. Лапка крота – это просто лапка крота. Все ваши красные нитки, заговоры, узлы – всё это пустышки. В них нет никакой силы! Вся ваша система построена на мифе! Лжи! Нет никакого Равновесия! Нет и никогда не было!

Белый от гнева Арант выронил мазь и влепил мне пощечину. Я мотнул головой и зло оскалился. Корочка на щеке лопнула, потекла кровь, но мне было плевать на боль. Наоборот – накатило ощущение легкости, словно лопнул давно зревший нарыв. Стало хорошо и радостно.

- Да, ты меня завтра расстреляешь и будешь рад, Арант Асеневич, ведь взглянуть правде в глаза так невыносимо! - пьяно протянул я, улыбнувшись. –Ты даже на меня взглянуть боишься. Боишься, что настоящий Тэхон – вовсе не твой придуманный образ. Вы все типичные фанатики, продукты своего дикого времени. Вы придумали, поверили и уничтожаете всё, что не вписывается в ваши убогие представления.

- Заткнись! – заорал Арант, вскочив. Трясло уже его, а не меня. – Заткнись, молчи, не смей! Иначе…

- Убьешь меня? Так я с радостью! А знаешь, почему я всё расскажу? – я прикрыл глаза и сладко выдохнул: - Да потому что протоколы суда, все допросы и подробности вы запишете, положите в свой архив и будете регулярно копировать. А через триста лет придут ваши потомки и прочитают всё это. Знаешь, что они сделают? Твои праправнуки? Они оправдают меня и поставят памятник. Моё имя войдет в учебники, мои технологии будут разбирать в университетах, во всем этом гребаном мире будут знать, что Лим Тэхон первый изобрел антигенную сыворотку и положил начало вакцинации и антисептике! А все ваши гимны, нитки и рецепты со свинцом отправятся в помойку! Понял? В помойку!

- Мы уничтожим твоё имя! Тебя не вспомнит ни одна вшивая собака! – заорал Арант. – Равновесие вечно, как и его служители!

Я вспомнил, что у Хван Цзи остались почти все мои записи, и звонко издевательски расхохотался. Арант вылетел стремительно, как ядро из пушки. Я долго хохотал ему вслед, захлебываясь торжеством и слезами. Мне было уже плевать на всё: на дом, на побег, на допросы, на суд и казнь.

Плевать на всё, ведь уже никакая сила не закрыла бы эту мою дорогу - прямиком в бессмертие.

Глава 19.

Арант еще никогда не был в таком бешенстве! Его колотило, пелена гнева застилала глаза и не позволяла говорить. Тэхон давала им сыворотку из чьей-то крови и гордилась этим! Мерзость какая!

- Да как она... Да что она… Хаоситка! – кое-как выдавил он сквозь рык и, пометавшись по подвалу, ударил кулаком в стену.

Боль немного отрезвила, но кровь всё еще кипела, требовала развернуться и задушить еретичку, а в ушах до сих пор стоял смех - звонкий, торжествующий и полный превосходства. Словно служители Равновесия уже отправились на помойку, а учебники прославили Тэхон. Арант зажмурился, несколько раз выдохнул – почему-то при воспоминании об этом смехе накатил страх, а внутри заворочалось что-то маленькое и мерзкое, будто червяк. Внезапно на ум пришли слова Светозара о том, что хаоситы лечат людей на самом деле… и порой гораздо лучше их самих.

- Она сумасшедшая, - пробормотал Арант, успокаивая себя. – Просто сумасшедшая… Давать внутрь чью-то кровь – это же пакость! Это против природы!

Но что-то – видимо, тот самый червячок – уже ворочалось внутри и куда-то гнало. Арант разозлился, попытался отвлечься на хор и работу, но даже в книгохранилище, среди берестяных книг и свитков, у него это не получилось.

- Всё-таки удобная эта штука – карточки и эта… картотека! - восхищался Илья, быстро заполняя тонкие странички. – Всё по именам и годам разложишь, достанешь – вот и вся история перед глазами. Не надо ничего выпытывать, переспрашивать… Сразу видно, чем и когда лечили… Дуняша, Вольга, да вы просто умницы!

- Это не мы, - пискнула Дуняша.

Вольга, почему-то на редкость молчаливый и смурной, бросил на неё предупреждающий взгляд, отчего девчушка покраснела и замолчала. Арант моментально вспомнил, под чьим началом они работали в разгар крупа и кто всем заведовал в лекарском доме.

- И здесь она! – прошипел он злобно.

Мысль, что Тэхон осталось недолго, а дальше жизнь войдет в прежнее русло, почему-то не утешила, а вонзилась в макушку не хуже молнии. Внутри закипело еще сильнее. Не понимая, что с ним творится, Арант в сердцах бросил поднос с чернильницами на стол.

Илья с опаской покосился на него и на всякий случай прикрыл стопку рукой.

- Учти, от картотеки мы не избавимся, - предупредил он. - Полезная придумка. Сам Светозар Людотович дал добро на использование!

Арант медленно выдохнул сквозь зубы.

- Пойду я… прогуляюсь. Что-то мне не очень хорошо.

- Да-да, иди…те, Арант Асеневич, - довольно-таки осторожно сказал Илья. – Отварчику с ромашкой и пустырником попейте, спойте пару песен…

Арант послал ему мрачный взгляд, подумав, что совет дали ужасно дурацкий. Ромашка и пустырник в его состоянии – всё равно что мертвому припарки. Вот пара бутылок крепчайшего заморского вина была бы в самый раз.

Илья уткнулся в записи.

- Понял. Из таверны заберу после заката.

- Не пойду, - буркнул Арант и сел рядом с Вольгой, который перебирал целую кучу карточек. – Давай помогу. Что делать надо?

- Отделяю живых от неживых, - ответил он и подвинул кусок бересты. – Здесь считаю, кто, от чего и когда умер. Вот, видите? Дети от года до семи, здесь от семи до четырнадцати, от четырнадцати до тридцати, от тридцати до сорока пяти и старше.

Арант бросил взгляд на бересту, всю испещренную крестиками, и замер, не поверив своим глазам.

- Это за какой срок? – охрипнув, спросил он.

- Как карточки завели, то есть с момента вашего приезда, - ответил Вольга.

- Здесь написано, что на детей до семи лет заведено сто семь карточек, а в погибших – семьдесят три!

- Это я еще подсчет не закончил, - неприязненно ответил Вольга. – И это только та часть, которая пришла сюда. Я спрашивал народ. На самом деле в Приморье от крупа погибли почти все дети до семи лет. До четырнадцати – каждый третий.

- Но… - Арант вспомнил, как в воротах радостно скакал мальчик с такими же глазами, как у Тэхон, следом – что на улицах стало гораздо меньше детей. – Но ведь есть и выжившие…

- Выжили только те, кто пел песню Мороза и испытывал боль, когда болезнь выходила, - Вольга смотрел на Аранта в упор. – Я часто видел рядом с ними Тихона Викторовича… Прошу прощения, я не должен называть это имя.

- Что? От рук Тэхон выжили все?! – не поверил Арант и сам закопался в бумаги.

Они вдвоем перебрали все карточки, подсчитали погибших и выживших, сопоставили даты… И перепроверили еще дважды.

Арант не верил своим глазам, но буквы и цифры были неумолимы. Что бы ни варила Тэхон, это по-настоящему спасало жизни. Гораздо лучше всех их средств.

- А искажение Равновесия? – схватился его мозг за спасительную соломинку. – У них же было искажение?

- Мы проверяем, - буркнул Вольга. – У тех, кого успели – нет ничего. Видимо, сработал гимн Мороза.

Арант откинулся на спинку стула, в глазах потемнело. В ушах вновь издевательски захохотала Тэхон: «…Сыворотка из крови переболевших… Уколы… Гимны не действуют… Ваша система построена на мифе! Лжи!..»

- Что ты хочешь сказать, Вольга? - угрожающе пророкотал Илья.

- Ничего, - буркнул парень, закусив губу. – Моё дело маленькое: считать живых, больных и покойников - сами думайте.

Арант всё-таки сбежал в таверну – не смог больше смотреть на ровные столбцы дат и цифр. Ведь если это всё была правда, если лекарство Тэхон не искажало Равновесие и работало правильно, лучше всех их отваров и песен, то…  

«Не сомневайся. Это главное оружие хаоситов. Они отрицают душу, они не думают о перерождениях!» - отчаянно взвыл в голове внутренний голос.

Но имя Тэхон в учебниках и вечный позор служителей уже обрели пугающую правдоподобность. Арант чуял всем своим существом: мерзкая сыворотка из крови работала и несла спасение, не нанося вреда – наоборот! Те, кто выздоровел раньше её прихода, страдали от тика, сердечных болезней и припадков, а те, кто после – почти нет. Даже сам Арант перенес болезнь очень легко и сейчас бегал повсюду, словно и не было никакого крупа.

Хозяин спокойно подал бутылку вина, когда в таверну ввалился растрепанный мудрец и кинулся к нему, словно к спасителю.

- Закусь хоть возьмите, развезет ведь, - сказал он и подвинул к Аранту блюдо с холодными закусками.

Арант только отмахнулся. Вино остудило пожар из мыслей, притупило страх, но вот червячок сомнений никуда не исчез – он заворочался, стал больше, зашептал, что Тэхон не заслужила смерти, что она имеет право ненавидеть служителей…

Что она, возможно, права.

- Забыть. Её нужно забыть. Она хаоситка, мерзкое созданье… Не госпожа… Мои господа – Ведунец…

Арант бормотал и сам себе не верил.

Он напивался, лениво жуя сыр и мясо между глотками. Форма вновь казалась тесной, жесткой и неуместно яркой. Народ косился на мудреца, перешептывался, но подходить не рисковал и занимался своими делами. Подавальщицы ловко сновали между столами, кто-то громко хохотал. В какой-то момент один из посетителей вытащил из заплечного мешка мандолину и задумчиво тронул струны. По таверне поплыла плавная затейливая мелодия. Арант повернул голову, как и многие, прислушался, надеясь, что песня наконец-то отвлечет от тяжелых мыслей. Певец кашлянул, вздохнул – и зазвучал роскошный, чуть хриплый голос:

Непостижимое созданье,

В твоей нездешней красоте

Инако всяко очертанье.

О, мне б мечтать о слепоте,

Чтоб черных омутов не зрить.

Коль мог, забылся бы в вине!

Но будто рвется сердца нить -

Болезненно, необъяснимо,

Когда тщусь облик позабыть…

Арант сжал бутылку так, что по пузатому стеклу поползла трещина, и нервно засмеялся:

- Да вы что, сговорились? Эй ты, замолчи сейчас же!

Но певец не расслышал пьяного оклика и самозабвенно продолжил:

В очах таинственная сила

Сплетеньем холода-огня

Всё Равновесие сгубила.

А голос! Птичья щебетня…

Усмешка, поступь – все черты

Готов воспеть, в стихах хваля.

Но толку? В этом нет нужды.

Недостижимое созданье,

Как мне понять тебя, скажи?

Песня задела за живое. Арант вскочил с твердым желаньем начистить певцу его смазливое безусое личико, но его сзади обхватили за плечи и силой усадили назад:

- Тихо, мудрец! Не скачи. Не по твою душу! – прошептал кто-то на ухо. – Вон, смотри!

Сидящая напротив певца девушка вскочила, откинула капюшон и одарила его глубоким поцелуем, сверкнув темными, словно спелые вишни, глазами, необычайно выразительными среди соломенных вьющихся волос. Публика одобрительно заулюлюкала, зарукоплескала. Арант перестал вырываться. Гнев сдулся мгновенно, точно вода из бурдюка вылилась.

- Вот и молодец, Арант Асеневич, - одобрительно сказал всё тот же голос.

Руки соскользнули с плеч, и, обогнув столик, напротив уселся моложавый мужчина в купеческом платье. Он бесцеремонно плеснул себе в кружку вина, стащил с блюда рыбную палочку и довольно крякнул, отправив всё это в рот. Арант моргнул и после секундного ступора узнал в неожиданном собутыльнике давнего пациента.

- Будете долго жить, Дан Вторакович, - буркнул он. – Переменились, я вас даже не признал. Какими судьбами в наших портах?

- Да вот узнал, что у вас мор кончился, и после свадьбы домой вернулся, - усмехнулся тот в бороду. – Можно сказать, только с корабля. Решил перекусить, захожу – а тут вы сидите и какое-то горе запиваете! – он наклонился и с заговорщическим видом спросил: - Неужто Тэхон оплакиваете?

Арант набычился.

- Что? Об этом хаосите весь город судачит, - невинно сказал Дан Вторакович и вдогонку к рыбной палочке съел еще осминожье щупальце. – Кто говорит «он», кто - «она». Мне самому любопытно стало, она Тэхон или всё-таки он?

Арант открыл рот, но не смог выдавить из себя ни слова, поглощенный сомнениями. Но Дану Втораковичу, казалось, ответа и не требовалось:

- Но лица у её народа, конечно, странные. Взять хоть тех же Чанов. Тот же Хван Цзи, если бы не голос и усы – точно за девушку можно было бы принять. Я тут, кстати, встретился с ними в Трехбережье. Они мне ткани в подарок к свадьбе продали. Хорошие ткани, и платье показали чудесное. Правда, по утверждению Чан Шу, оно ужасно неудобное. Но пнула она меня бодро, когда я забылся и полез к ней. Хорошая девушка. Если бы еще лицо разглядел, то точно бы посватался! – он со смехом показал желтый синяк под глазом. – Вы не знаете, Чаны еще не уехали из Приморья?

Слов было так много, что у Аранта закружилась голова.

- Что?

- Чаны уехали из Приморья или нет? Я не увидел их корабля, но кое-кто поговаривает, что у них на днях два матроса погибли. Упали неловко, шеи свернули, а Чаны на их место так и никого не наняли.

- Откуда я знаю?! У меня тут… вот! – Арант возмущенно взмахнул бутылкой. – А вы мне про каких-то Чанов и ткани толкуете! Как вам не стыдно, Дан Вотра… Второка… Вто-ра-ко-вич!

- Вот как? А жаль. Ткани они возят очень хорошие. Сестре они понравились, так я еще заказать хотел, - удивился купец и пожал плечами. – Ну что ж, видимо, я что-то напутал. Так вот, о чем я? А! Я о Хван Цзи! Так вот, он тоже на девушку похож был бы! И Тэхон такая же! Я помню её лицо.

- Да, такая же, - согласно кивнул Арант. – Жаль только, что в Равновесие не верит. Знаете, как она его хулила? Не наставить её. Пропащая она. И снадобья у неё странные! Знаете, чем она круп лечила?

- Чем? – живо откликнулся Дан Вторакович.

- Кровью! – выпучив глаза, прошептал Арант. – Сыворотку из крови делала и колола! Жуть, да?

- Да-да, - охотно кивнул купец. – Я так кровь не люблю, вы бы знали! У меня в детстве горло болело – так мамка велела курицу зарезать и теплые потроха к горлу примотать. Представляете? Прямо из курицы, все в крови. Вонючие были – жуть!

- Но это известное средство, - заморгал Арант. – Осмомысл одобрял…

- Да? Но всё равно жуть, - Дан Вторакович подлил ему еще вина и ненавязчиво спросил: - А когда Тэхон казнят? Послезавтра?

- Угу, после суда и… - Арант махнул рукой.

- У-у… И опять кровищи будет море. На заднем дворе казнят? После обеда, как обычно? – Дан Вторакович довольно прищурился, получив нетвердый кивок, и продолжил: -  Не люблю я кровь, да. Пахучая она, красная, противная. Вот прям с того детства и не люблю. Как вы расстрелами командуете, ума не приложу?

- Привычка, - буркнул Арант. – Не смотрю в глаза и всё.

- Ну да. Привычка – она такая. Человек ко всему привыкает, даже к крови и казематам. В Доме Порядка казематы ведь всё там же? – Дан Вторакович удовлетворенно усмехнулся, получив еще один кивок. – Вот видите! Сила привычки! Никому и в голову не придет что-то менять! Но кровь всё равно ужасная, я к ней никогда не привыкну. Ладно, спасибо за беседу, Арант Асеневич. Не горюйте так, а то мало ли чего подумают. Народ у нас, конечно, ко всему привычный, много разных людей видал. А я вообще мореход. Мореходу надо терпимым быть, а то долго не проживет. Я вас не выдам, но вы всё равно поумерьте пыл…  

Он отставил кружку, которую за всё время едва пригубил, и встал. Арант тряхнул головой, пытаясь уложить всё, что было сказано на этой странной встрече. Мир перед глазами кувыркнулся, тело повело. Арант качнулся на стуле и в последний момент вцепился купцу в рукав.

- Погодите! Вы говорили, что мореход… Что мореходу надо быть терпимым…

- Да, так и сказал, - кивнул Дан Вторакович, глядя на мудреца сверху вниз.

- Вы были бы терпимым к тем, кто не признал бы Равновесие?

- Арант Асеневич… - Дан Вторакович поджал губы.

- Правду! Говорите правду! Даю слово, дальше меня это не уйдет!

- Если говорить начистоту, я многих встречал в своих странствиях, - осторожно начал купец. – Народов очень много. Все разговаривают на разных языках и верят по-разному. В одной стране мальчик считается мужчиной после того, как получает рисунок на тело, а у нас это считается мерзостью. В другой верят, что боги посылают хороший урожай после того, как на алтаре зарезать гусыню. Все верят в разное.

- А если говорят, что нет Равновесия?

- Значит, его на самом деле нет. В этой культуре. Но есть что-то другое. Наш Осмомысл, Арант Асеневич, запрещал иглы. Но вот на родине Чанов, например, иглоукалыванием лечат очень многие болезни. У них нет Равновесия, но есть учение о ци – внутренней силе человека. Кто был прав? Осмомысл или их мудрецы? Каждый считает свою веру истинной. И кто его знает, может, каждый по-своему прав? – Дан Вторакович мягко улыбнулся и, высвободив рукав, пошел к выходу. – Всего вам доброго, Арант Асеневич. Если что, дорогу к моему дому вы знаете.

Арант смотрел ему вслед. Он даже немного протрезвел от последних слов купца. Если каждый считает свою веру истинной, то где же она на самом деле – эта истина? Неужели Тэхон отрицала Равновесие не потому что хулила, а верила в ци?  

Пить расхотелось. Арант решительно отставил бутылки, вышел во двор и опустил голову в бочку с холодной водой. Сознание прояснилось, но вот вопросы никуда не исчезли. Червячок сомнений превратился в настоящего змея, и бороться с ним не осталось сил. Душу ломило.

Арант тяжело вздохнул и поплелся в Дом Порядка – каяться и просить помощи. Край невозврата оказался слишком близко. Один неосторожный шаг - и вот она, пропасть. Случилось то, о чем так настойчиво предупреждал Светозар. И Арант не справлялся сам. Осталась лишь надежда на тех, кто стал ему второй семьей. Ведь однажды они уже помогли ему, тогда, в детстве, после Великого Мора.

Помогут и сейчас.

Глава 20.

- Вот как-то так, - выдохнул Арант, закончив покаяние, и замер на стуле.

Светозар Людотович стоял к нему спиной, глядя в окно. Арант был очень благодарен за это. Рассказать все свои сомнения прямо в лицо у него бы не получилось.

- Что ж… - Светозар помолчал некоторое время и неспешно развернулся. – Ты правильно поступил, что пришел ко мне. Ты молодец.

У Аранта перехватило дыхание. Глава Дома Порядка не злился, наоборот – смотрел с гордостью и лаской!

- Но ты же понимаешь, что оставить этот разговор между нами не выйдет? – продолжал Светозар тем временем. – Я обязан доложить о тебе Руслану Станиславичу. Такие дела решает только он.

- Да… Да, я понимаю, - Арант опустил голову. – Конечно, так будет лучше.

Светозар улыбнулся.

- Не волнуйся. Он учтет твоё чистосердечие, сынок. Искренность и честность – самый верный путь к исцелению. А пока что… - он тяжело вздохнул и снова посмотрел в окно.

Под окном проезжали скоморохи. Стук лошадиных подков о брусчатку терялся во всеобщем смехе и громкой веселой музыке. Арант засмотрелся на яркие шелковые ленты, которыми какая-то танцовщица выписывала в воздухе затейливые узоры.

- Пока что тебе нужно прояснить зрение, - закончил Светозар.

Арант вздрогнул. В животе шевельнулось дурное предчувствие, впервые за всё это время.

- Что это значит?

- Это значит, Арант Асеневич, что ты будешь вести записи с допросов. В пыточной, - припечатал Светозар.

- Что?!

- Да, Арант. Что ты так пучишь глаза? Ты думал, мы будем цацкаться с хаоситом? Да будь он хоть Великим князем, но от правосудия и Порядка ему не уйти!

Всё внутри взбунтовалось, зашипело разъяренной змеей. Арант замотал головой. Светозар не должен был этого делать, это было неправильно. С Тэхон нельзя было так. Арант не знал толком почему и тем более не мог облечь это в слова. Просто чувствовал – нельзя! Тэхон отличалась от прочих хаоситов.

- Но Тэхон девушка, разве так можно?

- А вот мы завтра и посмотрим, девушка ли это! Всё. Больше никаких пререканий, - Арант открыл рот, но Светозар не дал ему вымолвить ни слова, остановив взмахом ладони. – Молчи! Не возражай. А пока ступай в свои покои и перечитывай Устав Осмомысла. Ступай и больше не приходи к Тэхон. Тебе это нужно, - уже мягче сказал старик, заметив раненый взгляд. – Я знаю, это больно. Лечиться вообще неприятно, сынок. Но ты же понимаешь, что это полезно для твоей души?

Арант захлопнул рот, ушел к себе и покорно читал Устав до тех пор, пока не стемнело, а перед глазами не запрыгали мушки. Искушение навестить Тэхон было велико. Всё внутри бунтовало и сжималось в непонятном протесте. Слова Дана Втораковича не шли из головы, и даже священные строки Осмомысла оказались перед ними бессильны.

На следующее утро Арант, уставший и разбитый, встретил Руслана Станиславича. Тот приехал ранним утром: заря едва успела окрасить край неба. Как и полагалось знатному человеку со слабым здоровьем, путешествовал он в карете. Но карета была простой и безыскусной на вид, украшенной одним лишь символом веры. Арант криво улыбнулся, увидев её. На точно такой же его, слабого после болезни, привезли из вымершей деревни в Кром Порядка. 

- Здоровья вам, Руслан Станиславич! – вежливо поклонился он, едва Ведунец ступил на твердую брусчатку двора.

А здоровье Руслану Станиславичу было нужно как никогда. С последней их встречи он подурнел еще больше. Запавшие глаза горели лихорадочно и устало, грудь время от времени сотрясал тяжелый влажный кашель, а в дыхании слышались нехорошие сипы. Лишь величественная осанка осталась прежней, хотя держать плечи ровно ему явно было тяжело.

- И вам всем тоже здоровья, - прохрипел Руслан Станиславич. – Да, это круп. Болезнь добралась до Крома Порядка. Заболел и мой сын.

Светозар испуганно дернулся, а Арант резко втянул воздух в легкие. Руслан не обратил на их лица ни малейшего внимания – его больше занимала жена, Снежана, которая выбиралась из кареты с кашляющим младенцем на руках.

- Светозар Людотович, вы писали, что люди получили какое-то лекарство, - сказал он.

- Но… А… - голубые глаза Светозара растерянно перебегали с Руслана на младенца. – Вы… Вы не получили моё последнее письмо? – упавшим голосом спросил он.

- Нет, - нахмурился Руслан. – Что такое? 

- Это снадобье… это вовсе не отвары и не песнь. Его сделал хаосит Лим Тэхон… - выдавил Светозар. – Он обманом вводил его в тело людей…

Руслан побледнел и схватился за платок в тяжелом приступе кашля. Его взгляд, направленный на ребенка, помертвел. У Снежаны задрожали губы.

- Вот как…

- Но Тэхон жив, - быстро закончил Светозар. - Он жив и сейчас сидит в подвале.

Снежана выдохнула с облегчением и прижала сына к груди, Руслан подобрался. Арант смотрел на них, и почему-то в его голове было пусто до гулкого эха.

- Хорошо. Сейчас же на допрос, - скомандовал Ведунец и оглянулся на своё сопровождение. – Палач, идем. Светозар, записи будет вести Арант? Хорошо. Снежана, распорядись насчет завтрака для наших людей. Мы подойдем позже, - он нежно клюнул жену в щеку, мимолетом погладил сына по алой щечке и помчался внутрь дома, подхватив под руку Светозара.

Арант последовал за ними, поглядывая на сосредоточенного, пахнувшего конским потом палача. 

Палач – тяжелая, но очень уважаемая профессия. Не каждый солдат подошел бы для этой работы. Убивать преступников по закону – это целое искусство, недоступное обычному человеку. Хладнокровие, выдержка, определенная доля любви к мучениям даны не каждому. Пыткам обучали годами. Ведь мало причинить боль, нужно довести до признания. Хороший палач чувствовал пределы человеческого тела и знал, что, как и когда делать, чтобы жертва не уплыла раньше времени.

У служителей Равновесия палач был очень хороший.

Тэхон не отпирался и сразу в подробностях рассказал о своем снадобье. Он даже подтвердил, что петь гимн с голым задом нужно было лишь для того, чтобы люди не замечали уколы. Он пел соловьем, сыпал незнакомыми словами и названиями с такой скоростью, что Арант едва успевал записывать. Он утверждал, что болезни вызывают крошечные, не видимые глазу существа, а вовсе не нарушение стихий, и этим оскорблял всю мудрость Равновесия. Палач даже слегка заскучал от безделья.

После того, как на бумагу легли подробности о конечной дозе и шприце, Руслан вскочил и забрал листы:

- Пересвет справится, Светозар?

- Думаю, да, - невозмутимо отозвался тот.

- Хорошо, - Руслан еще раз пробежал взглядом по строчкам. – Кровь переболевших… Думаю, это подходит под постулаты Осмомысла. С уколами придется что-то придумать, но в целом… Светозар, ты знаешь, что делать. Снадобье запишем на Вольгу. Ты не против?

Светозар кивнул, дернув себя за бороду, и обеспокоенно глянул на застывшего Аранта. Руслан встал и вышел, напоследок кашлянув.

Арант тупо смотрел ему вслед. Разум категорически отказывался понимать поступки и слова главы.

- Что это значит? – спросил он. – Тэхон освободят? Снадобье не нарушает Равновесие?

- Сынок… Какая свобода? Ты же слышал, какой Тэхон хулитель, - ласково, как больному ребенку, сказал Светозар и продолжил допрос. Когда пошли вопросы про побег и сообщников, безделье палача кончилось – Тэхон резко замолчал.

А потом закричал.

Да, это всё-таки был он. Мужчина. Тонкая линия спины, острые плечи с ключицами, плоское тело, крепкий живот и шрам над сердцем не оставили никаких сомнений. Арант чувствовал себя так, словно кто-то с размаху разбил его голову огромной кувалдой. Тэхон кричал под руками палача, и Аранту тоже хотелось лечь рядом и орать – от унижения, собственной слепоты и глупости.

- Упертый, - с неким оттенком восхищения сказал Светозар, когда так и не получил имен. – К чему упорствовать? Просто скажи – и всё закончится.

Тэхон отдышался, сплюнул на пол и устало свесил голову, отчего пряди безжизненно упали на лицо.

- Не было никаких помощников, - хрипло выдохнул он. – Я спрятался под причалом, а потом ушел за кладбище.

- Лжешь, - лениво ответил Светозар. – Служители обошли весь причал.

- Ну так и я на месте не стоял. Делов-то, нырнуть вовремя, - издевательски усмехнулся Тэхон.

В темных глазах застыл вызов. Парень понимал, что его вранье шито белыми нитками, что все всё прекрасно видят, но от своего так и не отступил, даже когда превратился в скулящий комок боли.

- Скажи, Тэхон, - не выдержал Арант. Голос сел от волнения. – Скажи – и я добьюсь, чтобы эту… сыворотку связывали… с твоим именем…

Светозар покосился на него, но промолчал. Тэхон упрямо сжал губы, одарив Аранта таким взглядом, что тому стало настолько мерзко и тошно, будто он с головой провалился в яму с навозом.

- Да неужели? – Тэхон тяжело дышал и едва шептал, но его ехидство можно было черпать ложками. – Какое благородство, Арант Асеневич! Конечно, я вам так и поверил!

Да, в этом было ни капли благородства. Да, Аранту никто бы не позволил увековечить имя Тэхона. Они крали. Крали с одобрения главы Крома Порядка, выше которого был лишь Осмомысл. Крали чужое изобретение и собирались убить того, кто его придумал. И мог бы придумать больше!

У Аранта потемнело в глазах, а в ушах зашумело. Сияние факелов вдруг померкло и налилось кровавыми красками. Осталось лишь одно яркое пятно – белый, надменный до кончиков волос Тэхон, распластанный на пыточном столе. Всё еще не сломленный. Арант моргнул и вдруг на миг увидел сияние вокруг темноволосой головы.

- Вы же служители Равновесия, вы видите истину, а я так… безумная девчонка, - усмехнулся Тэхон сквозь этот ослепительный свет.

Перо с хрустом сломалось в пальцах. Стены надвинулись, выдавив воздух. Издалека донесся обеспокоенный голос Светозара. Аранта подхватили под руки, подняли. Мир качнулся, и Тэхон исчез, сменившись лестницами, а затем коридором. Арант вырвался, шатнулся, но упрямо зашагал сам.

Не хотелось никого видеть. Не хотелось до такой степени, что в груди поднимался ужас всякий раз, когда впереди мелькали одежды служителей. Он метался по Дому, по подворью… И очнулся лишь у лечебницы, наткнувшись на расписанную стену. Оттуда, окруженный сиянием, ему ласково улыбался лик Осмомысла.

Арант обессиленно сполз по стене и долго смотрел на пророка. Все вопросы, все сомнения и открытия ворочались в нем, сплавлялись воедино во что-то острое, твердое… Почти невыносимое.

- Я клялся твоим именем стать и мечом, и щитом, и руками, и голосом, - хрипло прошептал он, – но всё это время меня вел вовсе не ты. Неужели я придумал не только Тэхон, но и всех остальных?

Осмомысл не ответил. Он лишь улыбался со стены, нарисованный от первой до последней черточки. Да, Светозар был прав, лечиться было совсем не приятно, а больно. Хотя подразумевалось явно нечто другое.

Арант поднялся. Разум прояснился, заработал как никогда четко и быстро. Желание уйти крепло, ширилось, подпитывалось шепотом внутреннего голоса.

И он пошел к себе - собираться. Среди служителей оставаться было нельзя ни секунды, да и время было подходящее. Руслана занимал вовсе не отступник, а больной сын. Но вот Светозар, несомненно, всё прекрасно рассмотрел. И никуда бы никого никогда не отпустил.

Арант прекрасно знал правила и порядки. Только вот теперь ни разум, ни сердце их больше не принимали. Уходить нужно было сейчас же, пока Светозар не поднял тревогу, пока он еще на допросе…

Арант замер с наполовину засунутой в сумку рукой. Да, нужно было уходить. Но как же Тэхон? Тэхон не заслуживала ничего из того, что с ней хотели сделать… «Не заслуживал», - с горькой ухмылкой поправил себя Арант. Тэхон был мужчиной. Странным, на вид совсем молоденьким, но, как оказалось, гораздо большим мужчиной, чем все остальные. Вспомнилось вдруг то сияние, которое ему привиделось вокруг головы Тэхона, и Арант медленно отложил сумку.

Нет, он не мог уйти один. Ему была нужна направляющая рука, ему был нужен кто-то уверенный, знающий и разумный. Господин. Пусть Тэхон не верил в Осмомысла, но зато его дела говорили, что он был к нему гораздо ближе, чем Ведунец и все остальные. Быть может, сияние и не привиделось вовсе... 

Арант глубоко вздохнул, спрятал сумку под кафтаном, вернулся к пыточной и увидел палача. Тот тащил на себе бессознательного Тэхона, перекинув его руку через шею и схватив за пояс. Тэхон, легкий и маленький, даже не доставал ногами до пола.

- Молчит, - встретившись взглядом с Арантом, буркнул палач. – Дурак. Только себе хуже делает. В бред сорвался. Жаль, что бредит на родном.

- Ничего-ничего. Мы его разговорим, - пропел Светозар. Он вышел следом, запер дверь и окинул Аранта цепким взглядом. – Арант, как ты?

Голос звучал мягко. Арант отвел глаза, лихорадочно соображая, как себя повести.

- Уже лучше. Простите, сомлел. Сам не понимаю, что со мной. Никогда такого не было.

- Ты сбит с толку, - кивнул Светозар. – Ничего, я понимаю. Сейчас объясню…

Он долго говорил что-то о том, почему Тэхон следует убить, а его снадобье - приписать другому. Арант пропускал его слова мимо ушей, старательно кивая в подходящих местах, а сам думал, как вызволить Тэхон и как им вдвоем уйти.

- Ты не слушаешь, - упрекнул Светозар.

- Я… Простите, - спохватился Арант. – Вы, несомненно, правы. Я пойму, обязательно пойму. Но сейчас… Простите, мне хочется побыть одному, мне… надо привыкнуть… Тэхон все-таки мужчина, и…

- Ты расстроен. Ну конечно, ты же так надеялся, - понятливо кивнул Светозар. – Иди.

Арант быстро скрылся с его глаз, но повернул не к себе, а к подвалам и спрятался в укромном уголке. Палач вышел, навесил на дверь замок и, провернув ключ, исчез наверху. Арант внимательно рассмотрел замок и вытащил свою связку. Темниц и камер в Доме Порядка не было. Комнаты подвала использовались как кладовые, и замки с ключами на всех были одинаковыми. А ключ у него никто не отобрал.

Он тихо снял замок, скользнул внутрь и так и застыл с раскрытым ртом, когда ему в шею нацелилась самая настоящая сабля. После секундного ступора пришло узнавание – перед ним стоял вовсе не внезапно исцелившийся Тэхон, а всего лишь его земляк, родственник купца, который лечил своего ребенка. А сам Тэхон лежал на руках того самого купца, господина Чана. Увидев Аранта, тот засуетился: перекинул бессознательного Тэхона через плечо и схватился за веревку. Веревка тянулась из бережно выломанного окна – раму почти не повредили. За окном мелькали чьи-то ноги в растоптанных сапогах.

- Молчать! – угрожающе прищурился Хван Цзи, надавив острием для убедительности.        

Арант почувствовал, как по коже потекла тонкая струйка крови, и прошептал, просветленный и радостный:

- Я подсажу.

- А? – удивился Хван Цзи.

- Я с вами, - сказал Арант уже увереннее и вытащил из-под кафтана сумку. – Я подсажу. Он вас не выдал, кстати. Молчал как рыба.

- О! – Хван Цзи удивленно воззрился на Аранта, несколько мгновений поколебался, но саблю убрал, когда мудрец Порядка прикрыл дверь и легко подкинул до окна сначала Тэхона, а потом и господина Чана, где их тут же подхватили под руки и вытащили наружу.

Арант выбрался последним, едва не застряв в узком окне. Как ни странно, но его дождались и даже помогли. Как оказалось, их было четверо: двое Чанов и двое крепких, загорелых дочерна мужчин - видимо, из их матросов. Пробрались к Дому Порядка они просто, аккуратно выломав несколько досок из забора прямо напротив окон Тэхона.

Арант кое-как выбрался через узкую щель, поставил доски на место и быстро шмыгнул вслед за молчащими Чанами в телегу, где и свернулся в клубок. На него накинули кусок жесткой парусины, и телега неспешно тронулась в путь.

Арант лежал, смотрел на бледное лицо Тэхона с полуоткрытыми мутными глазами, на обнимающего его всё еще настороженного Хван Цзи и замирал от каждого звука. Наглость и смелость хаоситов поразила в самое сердце: они вытащили Тэхона буквально из-под носа служителей прямо посреди белого дня, в двух шагах от развеселой толпы со скоморохами. Извозчик ехал донельзя неспешно и медленно, словно и не бежали они, совершив преступление и опасаясь погони.

Но едва свернули в переулок без окон, как от томности и неспешности не осталось и следа. Хаоситы выскочили из-под парусины, едва телега встала, и перепрятались уже в крытую повозку – большую, богатую, со знакомым знаком на боку. Арант чуть не выдал их всех нервным смехом. Знак принадлежал Дану Втораковичу! Ай да купец! Вот, оказывается, почему тот крутился вокруг него в тот вечер в таверне!

- Куда? – зашипел Хван Цзи, когда Арант подал ему Тэхона и полез к ним сам. – Кафтан сними, дурак!

Арант потянулся к пуговицам, отчетливо ощущая, как рвется последняя связующая нить.

Синяя ткань с золотой вышивкой полетела в опустевшую телегу, скользнула по борту и брякнулась в дорожную грязь. Арант увидел это мельком, когда запрыгнул к остальным и сел в пятачке между коробками, пристроив голову Тэхона себе на плечо. Чаны опустили ткань, заложили выход коробками и вытащили из ближайшей бинты и бутылки. Арант опомниться не успел, как Хван Цзи вынул из одной пробку и, щедро смочив ткань самогоном, невероятно крепким даже на запах, принялся протирать раны Тэхона. Тот дернулся и коротко простонал сквозь зубы, когда тряпка прошлась по изуродованным пальцам ног.

- Ничего не… не скажу, - пробормотал он и сорвался на родной чирикающий язык.

Арант вспомнил, что палач загонял ему под ногти те самые иглы для акупунктуры. 

- Что они с ним делали? – спросил Хван Цзи и схватился за руки.

Руки оказались в порядке: палач любил начинать с ног и медленно подниматься выше.

Тэхон напрягся и заметался, едва Хван Цзи приступил к ожогам. Арант погладил его по голове. Волосы на ощупь ничуть не изменились. Да, Тэхон всё это время был одним и тем же. Изменилось лишь знание Аранта.

- Тише, всё закончилось, ты у друзей.

Тэхон нахмурился, страдальчески свел брови и приоткрыл глаза.

- Ты?.. – пробормотал он, узнав Аранта, и озадачился, когда господин Чан настойчиво повернул его за подбородок и заглянул в глаза. – Вы? А вы… Я же ничего не…

Он испуганно взметнулся, но Чаны с Арантом дружно схватили его за плечи и не дали подскочить.

- Тише! Не кричите! Мы еще бежим, - прошипел Хван Цзи.

- Бежим? – Тэхон повел глазами, увидел коробки, сосредоточенных матросов в углах и обмяк. – Бежим…

- Угу, - Хван Цзи закончил оттирать его ноги от крови и принялся накладывать повязку с остро пахнущей мазью. – Не волнуйтесь, тут всё стерильно.

- Вы… вы пришли… - медленно доходило до Тэхона.

- Конечно, дайфу Лим. Иначе нельзя. Вы пострадать от моих людей. Это позор, ведь вы спасать моих племянников. Я не мог бы жить после позора, - заявил господин Чан.

Тэхон схватился слабыми руками за его рукава, по измученному лицу покатились слезы.

- Благодарю вас, - прошептал он и взглянул на Аранта. Темные глаза блестели. – Арант… не ожидал.

- Я сам от себя не ожидал, - признался Арант и обхватил его за плечи покрепче – повозка подпрыгнула на кочке.

Тэхон вздохнул, на мгновение прикрыл глаза и вдруг заявил:

- Учти, я не по мужикам!

Арант опешил и брякнул в ответ:

- Взаимно!

Тэхон помолчал-помолчал и вдруг тихо рассмеялся сквозь слезы:

- Взаимность… Счастье-то какое!

Арант вспомнил своё поведение, долгие пылкие речи о том, что Тэхону нужно принять свою женскую природу, и тоже не выдержал. От собственной слепоты и глупости стало невероятно смешно.

- Тише, дайфу Лим! Мудрец! Мы хоть и выехали из Приморья, но помолчите еще! – зашипел Хван Цзи. - Нам еще до залива добираться, а потом корабль в море выводить!

Но Тэхон и Арант уже не могли остановиться. Они затыкали рты руками и сдавленно хохотали.

Без жесткого кафтана мудреца Порядка Аранту дышалось непривычно легко и свободно.

Глава 21.

Море мягко шелестело волнами о гальку. Соленый ветер трепал волосы. Качал сучьями раскидистый куст – единственное, что росло в этом странном месте. Остров Констатора был небольшим: скалы, небольшой галечный пляж да лесок, в центре которого прятались руины древней цивилизации. Его было можно обойти за какой-то жалкий час, что мы и сделали, когда бросили якорь.

Заветный колодец, о котором писал Констатор, оказался верхушкой многоступенчатой пирамиды. Она была высокой – макушки елей едва прикрывали её, пряча от зорких глаз матросов. Наверху оказалось пустынно и ветрено. В нескольких милях горел огоньками континент. Серебряная луна, необыкновенно крупная и светлая, освещала линию прибрежных скал и далекий силуэт застрявшего на рифах корабля, подозрительно знакомых и близких моему глазу.

Я поежился, зябко закутавшись в грубое одеяло, и снова заглянул в темную квадратную глубину, ведущую куда-то в сердце пирамиды. Оттуда тянуло неприветливым душком разложения. Невольно возник вопрос: такой ли я неудачник, каким казался изначально? Сколько людей высадилось здесь до меня, угодило внутрь этого жутковатого портала и не сумело найти выход?

Матросы без интереса бродили по руинам, рассматривали рисунки на остатках стен, кто-то набирал свежую воду из ручья, текущего по остаткам системы водоотведения. Прямо над источником, на каменной глыбе Констатор и выцарапал заветную надпись. Она оказалась полной и единственной. Поэтому я сидел на вершине пирамиды и посматривал то на медленно плывущую по небу луну, то в глубину колодца. Заветный час уже наступил, а никаких знаков всё не было. В душу потихоньку просачивались жуткие подозрения, что дорога в мой мир открывалась не раз в месяц, а гораздо реже.

- Что мы здесь делаем, Тэхон? Чего ты ждешь? – спросил Арант.

Он остановился напротив меня и, налив из фляжки горячего чая, подал стаканчик. Я обхватил его озябшими ладонями и сделал глоток, отведя взгляд. Чаны терпеливо стояли рядом с нами, любуясь видами и зорко следя за самым младшим представителем семьи. Юн Лан с гиканьем носился по островку – вот кому было здесь интересно, так это ему.

- Пошли на корабль, - продолжал Арант. Он присел на корточки и заглянул в лицо. – Здесь ничего нет, сам видишь.

- Да, вижу… - пробормотал я разочарованно и снова обернулся к темноте колодца.

Аранту и Чанам моё состояние не нравилось – они постоянно болтали со мной, не отходили ни на шаг и ненавязчиво теребили за плечи.

- Вам будет хорошо на нашей новой родине, дайфу Лим, - мягко говорил Хван Цзи. – Она станет родиной и вам. Это прекрасная страна. Там очень тепло летом, вместо снега зимой идут дожди, а цветы и фрукты растут круглый год! И люди гораздо приветливее и добрее.

Я уныло угукал, кивал в нужных местах и прихлебывал чай. Прекрасная страна… Раны от пыток ныли и не давали поверить, что где-то в этом мире существует подходящее мне место.

- Вы познакомиться с моей сестрой, - сказал господин Чан. – Чан Шу прекрасная девушка. Вам она понравится, а там… Как знать, может, вместе с кланом Чан пойдет и клан Лим?

- Угу, - я вздохнул еще тяжелее.

Конечно, радовало, что Чаны оказались такими надежными товарищами и нам с Арантом найдется местечко за их столом, но… Мои раны всё еще болели. Болеутоляющая настойка помогала мало, а пальцам и лодыжкам так и вовсе была нужна помощь профессионалов двадцать первого века. Здесь я рисковал на всю жизнь остаться калекой.

- Тэхон… господин, чего вы ждете? – тихо спросил Арант.

Я покосился на него и вздохнул. Оставлять этого увальня было жалко – все-таки он оказался не совсем безнадежным, хоть и на редкость странным. Едва мы вышли в открытое море, как он опустился перед кроватью на колено, приложился к руке поцелуем и безапелляционно заявил, что отныне нет у него господ, кроме меня. Я же был настолько измученным и уставшим, что только и смог, что таращить глаза, пока тот торжественно клялся быть моим «и мечом, и щитом, и руками, и голосом». Мир все-таки расщедрился на верного спутника и проводников. Впереди даже замаячили какие-то нормальные перспективы, но мне этого было не надо от слова совсем. Приключений хватило на всю жизнь с лихвой. Устраивать жизнь в этом жутком мире? Нет, спасибо. Я лучше в нормальной палате полежу, полечусь по-человечески и в интернете пошарюсь.

Только вот проклятый портал всё не открывался.

- Чего вы ждете, господин? – настойчиво расспрашивал Арант.

Я устало вздохнул и потер лоб. Голова ныла.

- Не называй меня так. Я тебе не господин, Арант.

Глаза у Аранта стали настолько жалобными, а выражение лица – настолько упрямым, что даже стало смешно.

- Нет, вы господин, - сказал он, насупившись. Без эспаньолки его лицо стало гораздо моложе и еще наивнее. Точь-в-точь великовозрастное дитя. – Вы мой господин, вы ведете меня за собой по своему пути, а я следую за вами. Вы - моя голова, я - ваши руки.

- Арант, ну хорош уже! – не выдержал я. - У тебя своя голова на плечах, думай, пожалуйста, ей сам. У тебя неплохо получается. Зачем тебе я?

Арант пожевал губы, помолчал, опустив голову, и взял меня за руки.

- Кому как не вам знать, что каждому человеку нужна какая-то опора?

- Но я?..

- Умных людей много, но мало кому дано видеть мир разумом, а не сердцем. Таким, как я, нужны очки из чужих представлений, господин. Чтобы видеть мир лучше. Научите меня видеть мир так, как вы!

- Арант, - я тяжело вздохнул. Как назло, все подходящие слова и реплики испарились из головы. – Просто прочитай мои записи. Хван Цзи тебе всё покажет. Поверь, ты прекрасно обойдешься без меня. Научный метод тем и хорош, что он не зависит от людских представлений. Это поиск чистого объективного знания. Ты не должен загонять себя в рамки.

- Господин…

- Освой научный метод – и ты увидишь мир так, как вижу его я. Считай это моим первым и последним приказом тебе, Арант, - твердо сказал я, снова оглянулся на колодец и радостно вскочил. – Да!

В пирамиде всё сияло ослепительным голубым светом, подул ветер. Запахи разложения и сырости сменились на что-то до боли родное, чуждое этому миру. Выхлопные газы! Я был готов петь и плясать. Сработало! Портал всё-таки был рабочий!

- Что это? – выдохнули за спиной Чаны и Арант.

- Дверь, - ответил я, скинув с плеч надоевший колючий плед. – Ладно, не скучайте. Я пошел домой! – и шагнул туда.

Арант закричал, протянул руки, попытался зацепить за рукав, но я уже полетел вниз.

Голубые огни метнулись в глаза, обдали лицо странным покалыванием – и я с размаха рухнул в погожий день прямиком на асфальт.

Асфальт! Настоящий, синенький, гладенький асфальт! Он разбил мне мои раненые ноги в кровь, ссадил руки, поставил на щеку синяк - и это было прекрасно! Я ласково погладил его, чуть ли не мурлыча от знакомого городского шума. Гудение машин, писк светофоров, визг сирены то ли полиции, то ли скорой показались самой сладчайшей в мире музыкой. И никакие ароматы Аравии не могли сравниться с тяжелым воздухом, переполненным газами.

Я поднялся, покачнулся, но всё-таки смог осмотреться и выйти из чахлого парка, умиляясь каждому фонарю и скамеечке. Незнакомая улица? Не видно надписей и знаков? Плевать! Меня окружили до боли родные высотки и машины: Ниссан, Тойота, Лада, Жигули… Какой бы это ни был город, это дом и даже Россия! Эту непричесанность, архитектуру и урны в триколоре ни с чем не перепутать!

Шатаясь, словно пьяный, я добрел до ближайшего жилого двора и рухнул на скамейку, когда кончились силы. Тело болело и ломило, голова кружилась. Мне было и плохо, и хорошо почти до тошноты. Надо было попросить у кого-нибудь помощи, но ни одного человека пока не было видно.

Я со вздохом откинулся на спинку и прикрыл глаза, наслаждаясь уже забытыми звуками и видом яркой пластиковой детской площадки. Где-то вдалеке еще раз промчалась машина с сиреной.

Спустя полчаса дверь пискнула магнитным замком и выпустила женщину с роскошной белой кошкой на руках. Оказавшись на улице, кошка заорала и попыталась вырваться, но хозяйка ловко прицепила к шлейке поводок и лишь потом опустила любимицу на землю. Та сделала пару шагов и припала к земле, тараща огромные желтые глазищи. Женщина вздохнула, подхватила её и, уткнувшись в смартфон, неторопливо направилась вдоль домов.

- Здравствуйте, - сказал я. – Извините, можно от вас позвонить?

Постарался сказать это громко, но голос предательски сорвался на хрип. Женщина услышала, оглянулась и испуганно охнула. Не удивительно. Я бы тоже перепугался, увидев у себя во дворе незнакомого парня, избитого, в каком-то доисторическом рубище и по виду только что прямиком из рабства.

- Вы кто? Что случилось? – она быстро подошла и остановилась, не дойдя где-то пару метров до моей скамейки.

- Меня зовут Тихон. Еленец Тихон Викторович. Десять минут назад я очнулся в парке неподалеку. Как я туда попал и что со мной случилось – понятия не имею, - представился я. – Вы можете вызвать полицию и скорую?

- Полицию? – женщина несколько секунд с жалостью рассматривала мои синяки и кое-как обработанные раны, а потом спохватилась и, опустив кошку, нырнула в смартфон. – Да-да, конечно.

- И скорую, - подсказал я.

Со стороны дороги еще раз прозвучала сирена.

- Лучше пусть полицейские сами вас отвезут в травмпункт, - мотнула головой женщина. – В больницу сейчас лучше не попадать.

- Это почему? – изумился я.

- А-а… Вы не знаете? – растерялась женщина.

- Я даже не знаю, который сейчас год и число, - я потер ноющие виски – пальцы дрожали – и устало вздохнул. – И какой это вообще город.

Женщина назвала. Я присвистнул. Портал занес меня в какой-то поселок соседней области, не так чтобы далеко от родного города, но и не близко – почти четыре часа пути на машине. А здесь, в отличие от того мира, прошло почти два года. Не сказать чтобы это расстроило: не десять лет – и на том спасибо!

- Дежурная часть? Здравствуйте, - нервно сказала женщина. – У нас во дворе сидит мужчина, сильно избитый, в каком-то рванье. Говорит, что не помнит последние два года… Не знаю, трезвый, вид такой, словно его пытали. Приезжайте, что ли?.. Скорая? Да они дай бог через час приедут, сами знаете, какая у них сейчас загруженность! Он столько не просидит, а домой я его не поведу – мало ли что!

Она назвала адрес и отключила телефон.

- Сейчас приедут.

- Спасибо вам, - выдохнул я.

Во двор, воя мигалками, залетела скорая помощь. Не успел я обрадоваться, что сейчас договорюсь и меня подбросят вместе с пациентом, как из машины выскочили медики в костюмах биологической защиты, подхватили чемоданчик и исчезли в доме напротив. Ехать куда-то с этими медиками сразу расхотелось. Женщина даже не удивилась и не заинтересовалась, только вздохнула и, засунув руку в широкий карман домашнего платья, вытащила пачку масок и баночку антисептика на спирту.

- Вот, возьмите, а то оштрафуют. И руки хотя бы протрите, а то не дай бог заболеете. И дистанцию держите с другими людьми в полтора метра.

Она надела маску и шагнула ко мне. Я автоматически взял предложенное и непонимающе уставился на её маску, которая не закрывала ни нос, ни рот, а только подбородок. Что это за конструкция такая странная?

- Оштрафуют? За маски?

Из подъезда выскочили медики, под руки ведя бледного пожилого мужчину. За ними по пятам следовала баба, громко причитая:

- Да как же так-то? Мы же и лимоны едим, и чеснок! И лук у нас по всем углам лежит! Зачем в больницу? Вова, не ехай, тебя там до смерти залечат!

Вова обернулся, обкашлял бабу, молча показал кулак и полез к врачам. Баба схватилась за его руки и потянула назад. Врачи её оттолкнули. Она заматерилась, грозя администрациями, небесными карами и Путиным. Я смотрел на скандал и сползал по скамейке всё ниже и ниже, чувствуя, как округляются глаза.

- Что у вас тут происходит?!

- Пандемия, - вздохнула женщина. – Коронавирус. Уже почти полтора года. Вот, опять ограничения ввели…

У меня от такой новости закружилась в голова.

- Пандемия? Вы ничего не путаете? Вы хотели сказать – эпидемия?

- Да нет, пандемия, - четко сказала женщина. – В новостях говорят – пандемия. Весь мир болеет. В Индии так вообще полный пи… э… песец. Всем миром прививки с ИВЛ посылают. Тысячи умерших каждый день, еще и этот пошел… как его?… Муко… мико… Черная плесень, короче!

 Руки вцепились в антисептик. Меня затрясло. Пандемия! Первая пандемия за сто лет! Я же только что дифтерией переболел, а тут такое!

- Да вы не волнуйтесь, - заметив моё состояние, сказала женщина. – Вы же знаете, как у нас любят всё преувеличивать. У нас нормально всё. В Индии же жуткая антисанитария, а у нас и гигиена, и грамотный народ.

- Нормально? А! Вы сказали, есть прививка… - немного успокоился я. – А где её можно сделать? Какие противопоказания?

- Мужчина, вы что? – возмутилась женщина. – Её не исследовали до конца! Чего туда понапихали - неизвестно! А ну как бесплодие?    

А скандал тем временем набирал обороты.

- Почему не пили прописанные лекарства? – флегматично спросил врач, заполняя какие-то бумаги прямо на чемодане.

- Да это ж химия! Вы что? А ну как по печени ударит? – всплеснула руками баба и зашлась в жутком сухом кашле. - Это ерунда, мы постоянно кашляем! У нас все уже переболели – и нормально. Мы грудной сбор с медком попьем и…

- У него сатурация семьдесят процентов! Какой грудной сбор, вы в своем уме?! Прививаться надо было! – глухо рявкнул другой врач из-под маски.

- Вот еще я дрянью всякой колоться буду! – фыркнула баба. – Эксперименты на людях ставите, впариваете всякую химию. Лучше грудного сбора, медка с молочком… Вова, вылезай!

Вова молча отвернулся и еще раз закашлялся. Кашлял он нехорошо: тяжело, задыхаясь, мокрота никак не отходила.

- Да и зачем эти прививки делать? – продолжала зудеть женщина с кошкой под ухом. – Только иммунитет портить. Вот я своей дочке ни одной прививки не сделала – и нормально всё! Я считаю, что организм должен вырабатывать свой иммунитет, природный, у него тогда сопротивляемость выше. Химией поменьше закидываться еще надо. Вот предки раньше никакой химии не знали, ничего не кололи и жили по сто лет!

На меня накатило сильнейшее чувство дежавю. Ей-богу, словно и не прыгал ни в какой портал!

- Лапка крота… - пробормотал я, борясь с нервным смехом.

- Что? – не поняла женщина.

- У предков всегда была с собой лапка крота. Это сильнейшее средство против всяких грудных болезней, - с самым серьезным видом сказал я.

- Да? – оживилась женщина. – А что с ней надо делать?

- Нужно сначала найти бездетного крота, задушить его левой рукой в полдень, отрезать левую заднюю лапку, засушить и повесить на шею, - ответил я и истерически захохотал.

Женщина оскорбилась и, прошипев что-то нелицеприятное о наглых китайцах, ушла. Врачи отпихнули бабу, которая всё призывала своего Вову никуда не ехать, закрыли двери, и машина, мигая огнями, выехала со двора. Баба с причитаниями исчезла в своём доме. А я остался сидеть и ждать полицию, сжимая в руке антисептик и маску и флегматично раздумывая, точно ли попал в свой мир.

Спустя еще полчаса во двор свернул полицейский автомобиль. Он остановился точно рядом с моей скамейкой, водитель опустил стекло, обозрел меня сверху вниз, нервно дернул бровью и, представившись, спросил:

- Идти можете?

- Могу, - пробормотал я и, надев маску, поднялся.

Полицейские открыли дверь с задней стороны и помогли забраться внутрь, автомобиль, плавно тронувшись с места, вырулил на шоссе и набрал скорость. Отвезли меня в травматологию, там же и опросили, взяли отпечатки пальцев и дали поесть. Базы охотно согласились с тем, что отпечатки действительно принадлежат Еленец Тихону Викторовичу, гражданину Российской Федерации, уроженцу Южной Кореи, выплюнули мою фотографию и объявление о пропаже. Полицейские дозвонились до родственников в тот же день. Через шесть часов после возвращения на родину я наконец-то увидел родителей.

- Тишка! Сынок!

Они обняли меня и разрыдались, перемешивая русские и корейские слова.

Пандемия, кризисы, войны – всё стало неважным и нестрашным. Я вдохнул до боли родной аромат маминых волос и уткнулся отцу в плечо…

Я вернулся домой.

*   *   *

Тихо шелестели морские волны. Вдалеке, у горизонта, плыл круизный лайнер, который с набережной казался совсем игрушечным. Радио бодро пело мужскими голосами старинную песнь Мороза. С басами, барабанами и электрогитарами древний гимн звучал зажигательно. Гимны Осмомысла в новом просвещенном веке обрели совсем другую популярность. Их всё еще слушали во время болезни, но лишь для того, чтобы поднять настроение и успокоить нервы. Как выяснилось, песни Успокоения служили настоящими антидепрессантами.

Приморье преобразилось. Деревянные дома сменились изящными каменными особняками и высотками. Причал перестал быть рынком – его перенесли в другое место. Набережную облагородили, появились парковые зоны, прогулочные дорожки и скамейки. Неизменными остались лишь редкие уголки, имеющие особую историческую ценность: княжеский терем, кладбище с братской могилой погибших от страшной эпидемии дифтерии, старый Дом Порядка, который теперь служил корпусом Академии целителей. И медная скульптура невысокого, закутанного в шелка мужчины. Его лицо обладало непривычной для этих мест красотой: тонкой, миловидной. Из-за вороха длиннополых одежд многие сначала принимали его за женщину. Он стоял, гордо выпрямив спину и устремив лицо к морю. В одной руке сжимал кусок тряпки, в которой угадывалась медицинская маска, и очки – прообраз современной защиты. В другой у него был шприц. У подножия располагалась чугунная табличка с надписью: «Лим Тэхон (Лим Тихон Викторович), основоположник антисептики, изобретатель шприца и медицинской защиты. В 86 году эпохи Великого князя Мирослава открыл дифтерийную палочку и изобрел первую в мире противодифтерийную сыворотку».

Рядом со статуей толпились студенты, смеясь и переговариваясь. По рукам то и дело ходили конспекты. Старенький профессор поминутно протирал очки платком, щурясь на ребят, а потом, убедившись, что пришли все, заговорил. На набережной наступила тишина.

- Итак, сегодня у нас лекция по истории изобретения прививок. Мы собрались не в аудитории, а здесь, потом еще пройдемся до кладбища и в старый Дом Порядка. Для наглядности, так сказать. И все мы знаем, почему, не так ли?

Над головами студентов взметнулась рука, и голос с кондским акцентом сказал:

- Из-за Лим Тэхон!

- Верно, - профессор нашел взглядом студента и улыбнулся. – В Кондо тоже стоит памятник, но этот отличается почти фотографической точностью: его создавали современники Тихона Викторовича, которые знали его в лицо. Углубляться в его биографию не буду, вы все её знаете и со школьной скамьи, и из фильмов, и из книг. Кто подзабыл, можете прочитать в учебнике. Скажу, что Тихон Викторович был, несомненно, гением не своего времени. В отличие от Инжира Констатора, у него трагическая судьба, в которой, к стыду, у Крома Порядка была главная роль.

- Что же, его так и замучили в подвалах старого Дома Порядка? – спросил кто-то в толпе, и студенты притихли.

- Есть версия, что Арант Асеневич бежал не один, а как раз с ним, но, к сожалению, часть дневников была утеряна. Неизвестно, как именно и когда погиб Тихон Викторович: до побега или после, на корабле Чанов, но в Кондо Арант Асеневич приплыл уже один. Из некоторых писем мы знаем, что он был совершенно разбит потерей своего дорогого друга и господина, - профессор развел руками, виновато улыбаясь.

- Он женился на Чан Шу, сестре Чан Вей Чжао, спустя шесть лет после прибытия в Кондо, - подсказал студент с кондским акцентом.

- А он точно был только другом Тэхону? – с подозрением уточнила какая-то девушка. – Как-то слишком долго он тянул с женитьбой.

Профессор рассмеялся:

- О, сколько было споров на эту тему! Историки ломали копья и таскали друг друга за бороды из-за их отношений. Но никаких писем или документов нет. Одно мы знаем точно: Арант Асеневич Кромов всю жизнь положил на то, чтобы распространить открытия и знания Тихона Викторовича. И обратите внимание на надпись на постаменте возле правой ноги памятника.    

Профессор показал небольшую, почти незаметную вязь росских букв: «Рисунок Чан Вей Чжао, скульптор Тихон Арантович Кромов».

- А теперь все-таки поговорим об изобретении противодифтерийной сыворотки и прививок. Итак, в конце лета восемьдесят шестого года эпохи Мирослава в Приморье приплыл корабль с рабами…

Студенты внимали профессору, а статуя великого изобретателя смотрела на море. В её губах угадывалась ироничная улыбка.

Послесловие @books_fine

Эту книгу вы прочли бесплатно благодаря Telegram каналу @books_fine.

У нас вы найдете другие книги (или продолжение этой).

А еще есть активный чат: @books_fine_com. (Обсуждение книг, и не только)

Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора наградой, или активностью.

Страница книги: Нетрадиционная медицина