Читать онлайн Лафраэль и доспехи тьмы. Книга 1 бесплатно

© Ланре Тен, 2023

ISBN 978-5-0051-5230-5 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-5231-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Перо двигалось быстро, изящно и, несмотря на мастерство владельца, дрожало, а между тем на белой бумаге начали появляться первые торопливые слова:

«Фиор, я знаю, что в последний раз плохо с тобой обошелся. Мне стоило быть вежливым и всё-таки пригласить в гости, а не кричать на тебя и прогонять, словно оборванца… Знаю, что ты всё же не обиделся! Ты не мог на меня обидеться! Я знаю-знаю…

В последнее время я сам не свой. Я не понимаю себя, своих мыслей, а тем более поступков – они меня пугают! Мне кажется, что я схожу с ума…

Что мною движет? Что я делаю? Реальность представляется мне размытым стеклом, запотевшим от нечистот. Разум как будто в огне.

Мне нужна помощь!!! Кроме тебя, мне не к кому обратиться…»

Человек в шелковом халате вздрогнул, отчего на письме появились асимметрично расплывающиеся кляксы. Он услышал, как дверь в кабинет потихоньку, со скрипом отворяется. Пламя свечи колыхнулось от сквозняка, мужчина повернулся на шум, страх вспыхнул в серых глазах.

– А, Грегор, – как можно спокойнее сказал он, но щека всё же непроизвольно дернулась, отражая весь ужас, обуявший взрослого человека. – Что тебе?

– Господин, пора принимать лекарство, – тихо, но настойчиво ответил вошедший. – Вы уже долгое время работаете…

– Мне некогда! – почти истерично взвизгнул маг, не сумев взять себя в руки. – Убирайся прочь!

– Я не могу, – возразил Грегор, словно ничего сверхстранного не происходило, как будто такое поведение господина было ожидаемо. – Вам необходимо выпить отвар!

– И что? Ты хочешь меня заставить? Тебе не удастся этого сделать! – неуверенно начал хозяин, тщетно пытаясь нащупать правой рукой боевой посох, забытый в гостиной.

– Господин, – приятный баритон слуги пробрал до самых костей, страх в груди колдуна стал почти осязаемым, – вам следует принимать отвар каждую неделю. Если вы долго отказываетесь от него, то это отражается на вашем разуме. Я не враг вам! Я верный лакей, который обязан заботиться о вашем здоровье, даже если вы сами этого не желаете. Поверьте мне!

– Но… но я ничем не болен!..

– Господин, вы уже давно мучаетесь недугом, просто не хотите в этом признаться самому себе. Ведь ваш разум страдает!..

– Мой разум страдает… – повторил он, успокаиваясь. – Неужели я болен?

– Да, господин, – тут же подтвердил Грегор. – И уже довольно давно.

– Да, я что-то такое припоминаю! Что-то связанное с маниакальными и навязчивыми идеями и видениями, повторяющимися из-за влияния артефакта…

– Всё верно, господин, – любезно согласился слуга, оказавшийся уже перед ним.

Хозяин вернулся за письменный стол, напрягая все душевные силы, чтобы просто сосредоточиться и собраться, однако мысли не поддавались понуканию.

– Я знаю, что вам не хочется, но лекарство нужно принимать еженедельно, противное чревато обострениями, – с последними словами слуга протянул чашу, в которой плескалась зеленая жижа. Запах был весьма приятный, но вид пойла удручал больного.

– Хм, а это что у нас? – внезапно спросил лакей, с интересом разглядывая клочок белой бумаги, исписанной рукой господина.

Грегор поставил чашу с лекарством на рабочий стол и без какого-либо стеснения и разрешения взял листок.

– Письмо?

– А ну, отдай! – воскликнул по-детски беспомощно хозяин, однако ярость ненадолго придала ему сил.

– Боюсь, мне придется отказать вам в этом, господин! – грубо ответил лакей, бесцеремонно принимаясь за чтение.

Маг беспомощно заерзал. Наступила томительная тишина. Прикусив губу, он с животным страхом ожидал реакции своего лакея.

– Теперь игры закончились! – зловеще провозгласил Грегор, дочитав текст до конца и сминая письмо в руке. – Подумать только, ты чуть не предупредил гильдию! Еще чуть-чуть, и донесение добралось бы до чертога исследователей! А нам этого не нужно, по крайней мере, сейчас!.. Уж прости, господин, но этого я тебе позволить не могу.

Хозяин кабинета резко встал, охваченный паникой и гневом. Пусть эмоции всегда ему мешали, но когда дело доходило до действий, опыт подстегивал и помогал в непростых ситуациях. С мастерством заядлого бретера маг в считаные секунды подготовил нужное заклятие, черпнул силы из перстня с алым камнем, надетого на безымянный палец правой руки, и уже готов был спустить молнию с обеих ладоней, как вдруг был остановлен. Грегор голой рукой и простым движением умелого вышибалы развеял сложное плетение уже сформированного заклятия, что очень удивило чародея. Ранее он никогда не сталкивался с подобным, ведь заклинание должно было уничтожить руку глупца, вознамерившегося физической атакой нарушить связь уже структурированного волшебства.

Даже на этапе подготовки боевое плетение представляло собой непосредственную опасность как для колдующего, так и для стоящих рядом с ним людей, не говоря уже о его законченном варианте. По сути, лакей своей ладонью усмирил одно из самых мощных заклинаний из арсенала колдуна, именуемое «Цепью молний». Все каноны и правила, так скрупулезно пестуемые в Башне магии и втолковываемые неокрепшим умам неофитов многие столетия, были попраны в одно мгновение.

Между тем Грегор продолжил нападение. Он с нечеловеческой силой схватил мага за тощую шею, приподнимая его над полом, словно соломенное чучело. Тот тщетно пытался освободиться, но ничего не получалось.

Чернильница, бумаги на столе, канцелярские принадлежности разлетелись в разные стороны. Некоторое время старик беспомощно хрипел и барахтался в воздухе, однако рука Грегора так и не разжалась, пока жертва не затихла.

– Дозу лекарства нужно будет увеличить, господин… Мы ведь не хотим испортить такой чудесный план, когда он уже близок к завершению!

Глава 1. Мальчик

Плывет корабль по чистой глади, лишь волнам подвластен его мерный ход, взглянешь издали – и в глазах рябит от количества то возникающих, то пропадающих в омуте нескончаемого океана. Закатного солнца не видно, ведь небо уже давно затянуто серой дымкой облаков, из-за чего все предметы приняли какой-то тусклый оттенок, стали неприятны и холодны.

Судно было обширным, купеческим, на таких путешествуют богатые торговцы в дальних странствиях. Чаще всего корабли покупают в гильдиях, там купцы и сговариваются между собой для осуществления опасных авантюр, которые должны набить их карманы золотом.

Вот и возвращался один северный купец из далеких краев. Почти два года он путешествовал по Южному континенту, дошел до самых границ Пустоши, до Красных песков и дальше за горы, к горизонту. Где только не побывал он, что только не повидал, везде его вострые глаза искали выгоду. Незаметно для себя он стал богат, и теперь с товарищами в гильдии купил корабль, чтобы отплыть домой.

Его многие уважали, некоторые не любили за одни и те же качества. Был он дельный, верткий и при этом всём общительный и честный человек – конечно, в пределах торговых промышлений. Купец имел осанку могучую, даже можно сказать – богатырскую. Он часто рассказывал, что в их стране все такие же точно, как и он сам, а чаще всего и того больше – что ростом, что телом. Несмотря на это, одевался он как истинный торговец-южанин: простая, но разноцветная накидка из грубого сукна да тюрбан, укрывающий темя. Единственное, что его отличало от обитателей юга, помимо огромного телосложения, – его курчавая рыжая борода да большие голубые глаза. Цвет его лица был когда-то белым, но за время долгих странствий успел преобразиться в красный, только под одеждой он оставался прежним.

Звали купца Еверий Кравий, родина которого находилась в далеких северных землях на другом континенте, куда он держал путь через Океан Ветров.

Друзья по ремеслу, ехавшие вместе с ним на Север, всё время проводили в чреве корабля, пили без меры и лишь изредка выглядывали наружу. Опухшие, с красными глазами, они немного дышали соленым морским воздухом, чертыхались и снова прятались в обширных каютах. Их толстые фигуры никого не удивляли и не приковывали внимания.

Настроение матросов сильно испортилось в последнее время, многие стали угрюмы, неразговорчивы, брюзгливы и злы. Они всё чаще озирались лишь на одного из путешественников – молчаливого попутчика лет пятнадцати, мальчика небольшого роста с темной кожей и непривычно раскосыми глазами. Одет он был в странный темный плащ с капюшоном, который полностью закрывал подростка, скрывая фигуру аж до пят. Длинные волосы парнишки были аккуратно заплетены в косичку. Он ни с кем не затевал беседы, ни к кому не обращался, вел себя примерно и нелюдимо.

С Еверием мальчик заговорил лишь однажды, чтобы попроситься на борт, это случилось перед самым отплытием, около двух недель назад.

– Ну не знаю, мы едем в далекие северные земли, возможно, что и не доплывем до намеченного пункта вовсе, – озадаченно ответил Еверий на просьбу, с любопытством рассматривая пришельца. – Потом, это торговое судно, брать попутчиков – нехорошая примета, да и товарищи наверняка будут против…

Но незнакомец говорил серьезно, и купеческая жилка всё же взыграла, поэтому он сразу поинтересовался:

– А чем платить будешь?

Юнец вытащил из-под плаща и протянул два золотых. Монеты звякнули и аппетитно блеснули на солнце.

– Этого хватит? – не спуская пытливого взгляда с собеседника, спросил он.

Еверию сразу же стало не по себе. Что-то было странно-холодное в глубине этих карих глаз. Он бы сказал – нечеловеческое…

Сначала купец хотел схитрить, оставаясь верным своим привычкам, а также сложившейся общей практике, но взгляд пацана насторожил, поэтому он не решился обманывать чужака. Да и цена, которую предложил пассажир, оказалась несравненно высока для такого путешествия, хватило бы и тридцати серебряников, а тут золотые. Еверий даже невольно облизнулся.

– Этого вполне хватит, молодой человек, – только и сказал купец.

Дело было решено, и попутчик отправился в плавание с торговцами. Ему была отведена отдельная каюта, а также питание как почетному гостю на судне.

С собой мальчик взял орла – по-видимому, это был его домашний питомец, коих часто выращивают на потеху молодой аристократии южных царств, – малый узелок и какую-то украшенную резьбой темную палку.

Вниз, к каютам, юноша спускался лишь для того, чтобы поесть и поспать. При этом ел он мало, к необыкновенному счастью скаредного Еверия и сотоварищей, иногда брал пищу с собой и кормил орла, чаще же всего находился на свежем воздухе, вглядываясь часами в небо, где парила его птица, пугая морских чаек.

Первое время некоторые из купцов хотели было продать или о чём-либо сговориться с попутчиком по своей всегдашней промысловой тяге, но быстро теряли интерес, по-видимому, к богатому, но замкнутому и молчаливому подростку, так как последний не произносил ни слова на все их заученные тирады, внимательно меряя говоривших взглядом, пробирающим до поджилок.

Вопрос, кто он, часто мучил многих поначалу, но и к парнишке в скором времени привыкли, уже не заботясь о его прошлом. Мало ли их на свете богатых и… глупых, бросивших отчий дом ради странствий и эфемерной свободы, тем более что чужак был почти незаметен, не доставлял проблем и особых забот. Однако матросы на него всё более и более косились.

Прошло уже две недели в пути.

Ночью капитан судна ориентировался по звездам, а днем сверялся с солнцем, так что путь пролегал более или менее по маршруту. Накануне корабль прибыл в один из попутных портов, где путешественники закупили воды и провизии. Нелюдимый парнишка остался верен себе, поэтому в порт не выходил, оставаясь на палубе и наблюдая за небом.

Уже даже Еверий стал замечать, что члены экипажа всё недоброжелательнее высказываются по поводу молодого пассажира, бросая на него недовольные взгляды. Но коль дело всегда заканчивалось тихим роптанием и одним лишь поворотом головы в сторону мальчика, то Еверий не придавал этому особого значения.

Путь продолжался…

Земли уже видно не было, как и оставленного позади порта, вновь только бескрайняя рябь безмолвного океана.

Вечером в один из однообразных дней к Еверию пришел капитан судна, чем-то очень встревоженный. В это время Еверий уже лег спать, тщательно укутавшись, но услышал стук в дверь. Он недовольно скинул с себя покрывало и направился открывать нежданному гостю, попутно вспоминая все ругательства и проклятия, известные по ту и эту сторону океана. У него болела правая нога, а также уже довольно давно ныла проклятая спина в пояснице, отчего он был в прескверном настроении.

Судно качалось в такт волнам, скрипя досками, и небольшой огонь, зажженный в лампе, предательски колыхался, рассеивая тени по серой каюте. Заметно пахло сыростью и крысиной шерстью.

Еверий раздраженно впустил капитана к себе, ибо тот сообщил, что причина визита веская и требует внимания. Гость молча присел на один из стульев, пока Еверий медленно передвигался, чтобы зажечь дополнительную свечу, которую поставил в специальную выемку в центре стола. Торговец плеснул в кружку капитана рома и занял свое место неподалеку.

– Понимаете, уважаемый Еверий, ваш гость очень волнует мою команду, они его считают не от мира сего!.. – начал поздний визитер – человек средних лет с красными свисающими щеками, которые то и дело неестественно подпрыгивали из-за морской качки.

Лицо капитана напоминало Еверию помидор с маленькими глазками. Губы капитана были толстыми, мясистыми, выдающимися вперед, а сальное и потное лицо испещрено следами оспы. Еверию был неприятен этот морской волк, но дела торговые не зависят от внешности и не всегда идут в ногу с желаниями купца.

Между тем капитан продолжал:

– Его молчаливость, взгляд, от которого холодеет всё внутри, да и то, что он постоянно находится на палубе, сильно нервирует моих ребят… Я, конечно, понимаю, что он просто дикарь, но матросы всё же беспокоятся.

– Ну и что? – спокойно ответил купец. – Их тревога меня не волнует! Я им не за это плачу! Всё это не такая уж диковинная вещь, чтобы из нее делать событие. Южане всегда были варварами. Но если они дают за проезд полновесные золотые, разве это имеет какое-либо значение? Я как честный торговец обязан выполнить все условия нашей договоренности. Ограничения из-за каких-то повадок и привычек недопустимы. Услуги должны и будут оказаны должным образом, ведь пассажир ничего не нарушает и никому, в сущности, не мешает. Я деловой человек… Или вы предлагаете мне отказаться от золотых, капитан?!

– Ни в коем случае! – энергично замотал головой старый моряк, поднимая руки ладонями вперед. – Я всё понимаю, н-но… – начал, заикаясь, капитан и затем, выпив залпом кружку рома, добавил более спокойно, но так же взволнованно, как и прежде: – Ведь его считают виноватым в том, что он приносит несчастья кораблю.

Тут Еверий невольно удивился, и его брови поползли вверх. Такое он слышал впервые.

– Просто такая погода на всех действует угнетающе! Да тем более что этот мальчик всё время на виду у команды… Ну и еще… – вдруг сказал капитан заговорщическим голосом. – Мои ребята – люди небогатые, выросшие в трущобах, половина из них банальные разгильдяи и, откровенно говоря, бандиты. Не по ремеслу, конечно, а по призванию. Ну, вы меня понимаете!

Капитан противно захихикал, отчего его лицо приобрело еще более отвратительный вид.

– Они не трогают торговцев, так как я им за это оторву голову и в первом же порту доложу куда следует!.. Но вот ваш попутчик – совсем другое дело, он может пострадать, тем более всем известно о его богатстве, а также его палка…

– Не понимаю? Хм-м… – прервал словоохотливость капитана Еверий. – Погода действительно последнее время выдалась не из лучших, но это не такая уж и проблема, ведь она испортилась недавно, а мальчик с нами в пути с самого начала. Я думаю, что вскоре ветер подует в наши паруса, и предрассудки неотесанных болванов развеются. И что ты говорил про палку?.. Что ты имеешь в виду? – переспросил купец. – При чём здесь она?

– Так вот, в палку… В рукоятку этой палки, которую повсюду таскает этот пацан, вделан огромных размеров рубин алый как кровь. Мой помощник увидел это мельком, рассказал за выпивкой приятелям, и сейчас они могут отправиться за добычей… и натворить дел!..

– Так что ты сразу не начал с этого? – взорвался Еверий, вставая и намереваясь броситься на палубу, но капитан неожиданно его остановил, осторожно схватив за руку.

– Не нужно! – заикаясь, стал то ли говорить, то ли умолять капитан. – Они пьяны… и могут начудить… лучше оставить всё как есть, завтра ребятки протрезвеют, осознают, тогда и поговорим с ними, но не сейчас… Сейчас они и вас не пожалеют!.. Лучше переждать бурю, отдать им мальца, ведь он, по сути, никто для нас! Пусть забирают его добро, а завтра всё решим, может, и нам что перепадет… – при последних словах капитан зловеще улыбнулся.

Еверий стал понимать, к чему клонит этот человек и почему, собственно, так неожиданно пришел к нему. Капитан был приспешником в этом гнусном преступлении, а возможно, и зачинщиком. Он намеревался уговорить Еверия, который нанял судно, молчать. Наверняка с его товарищами, купцами, разговор уже состоялся, осталось уболтать теперь только его – Еверия.

В это время сверху донеслись крики.

– Ну, началось, – продолжая улыбаться, сказал капитан и еще больше обнажил свои гнилые зубы. – Всё будет скоро кончено, уважаемый, только не волнуйтесь… Давайте лучше выпьем, посидим, поговорим… А это скоро закончится, а потом всё решим… потом… потом всё будет решено за нас!..

Ухмылка капитана раздражала купца всё больше и больше, от нее разило спиртным и кровью.

Из всего, что было сказано в каюте, Еверий понял, что мальчик – не жилец. Даже если они его не убьют в момент разбоя, им нужно будет замести следы, а для этого они либо выбросят еще живого, но раненого парня за борт, чтобы не марать рук самим, либо предварительно перережут глотку несчастному прямо на судне и опять же скормят тело акулам и чудовищам океана.

Парнишка нигде не записан как пассажир, не числится в судовом журнале, и ни в одном порту его никто не видел, чтобы наверняка запомнить, и если будут искать, – ну хотя бы, предположим, родственники, – то ничего так и не обнаружат.

Малец, без сомнения, богат, Еверий понял это, когда тот расплачивался с ним за проезд, – видимо, это не укрылось от алчных матросов и капитана.

Судьба мальчишки решена, а завтра капитан обнаружит, что один пассажир таинственным образом пропал, поэтому добро странного попутчика нужно будет поделить между всеми, в том числе и Еверием, чтобы молчал, а в противном случае пропадут двое. Лишней огласки капитан не хотел, из-за чего он и пришел договориться с торговцем, пока, вероятно, по-доброму.

Торговцы сами по себе люди не всегда честные: порой их руки случайно, а порой и преднамеренно мараются в темных делишках, приносящих барыш. Иной раз торговля только на том и строится, что на устранении конкурентов каким-либо из известных или неизвестных способов: яды, подосланные убийцы, стрела наемника, злая магия, а чаще всего якобы несчастные случаи. Ликвидация неугодных иногда заканчивается простым запугиванием, а иногда – кровью и навсегда поломанными судьбами. Страдают и вполне неповинные люди – семьи конкурентов, их деловые партнеры, случайные прохожие, которым не посчастливилось попасть под боевую волшбу или стрелу.

Еверий как представитель торговой братии знал обо всех нелегальных способах, на которые могли пойти коллеги по цеху, но пользоваться ими он не спешил. Изучал же он их лишь для того, чтобы быть готовым, ведь известно, что если у тебя есть информация, то ты уже наполовину победил.

Торговец, хладнокровно выслушав собеседника, молча подошел к своему скарбу, открыл дубовый сундук, из которого вытащил металлическую дубину, изготовленную одним искусным кузнецом в далекой восточной стране за целых сорок серебряников. Дубина имела шипы, была громадна, как раз по фигуре ее обладателя.

Капитан сначала подумал, что купец полез за выпивкой, и очень обрадовался, а затем его лицо исказил испуг, когда он увидел аргумент, ничего хорошего не суливший.

– Что это вы?.. Уважаемый…

Еверий приблизился к гостю и, ничего не ответив, со всего размаха влепил кулаком по красной морде. Щеки капитана вздрогнули несколько раз, прежде чем морской волк, перелетев через стул, рухнул навзничь и больше не поднимался. Алая струйка крови брызнула по каюте.

– Я вам покажу, как грабить честный народ, разбойники! – яростно проревел Еверий, обращаясь к потерявшему сознание капитану.

– Я вам покажу, как марать мою честь! Ребенка вздумали погубить из-за золота, никчемные изверги! Я вам покажу, как меня в зверя превращать! Я вам покажу, как впутывать меня в ваши дрянные делишки! Мне кровавого золота не надо! – уверенно произносил скороговоркой Еверий, крепко сжимая в руке свое оружие и поднимаясь наверх к палубе.

Честь, братство и добродетель для нашего купца – не пустой звук. Он сугубо ответственно к этому всегда относился, порой даже в ущерб себе.

Небольшой коридор, слабо освещенный одним факелом, знакомо шибанул вонью от протухшей рыбы. В конце коридора не внушавшая доверия лестница из семи изношенных ступеней вела на палубу. В этом коридоре между небольшими каютами для гостей, а также для самого капитана, Еверий чувствовал себя как орк в панцире паладина – слишком узко, мерзко и совсем неудобно, так как здесь не могла развернуться его дородная фигура.

Выйдя наверх, он первым делом, к изумлению, увидел на палубе тела пятерых человек, разрубленных на части. Руки, ноги, наконец, туловища и головы бедолаг валялись вперемешку, отделенные друг от друга, залитые алой человеческой кровью. Сначала Еверий был ошеломлен таким видом, но быстро взял себя в руки: выучка и закалка старого воина брали свое. Впереди он заметил испуганно толпившихся матросов-заговорщиков, а напротив стоял пассажир, тот самый мальчик, только с взглядом, полным ярости.

Вдруг один из матросов, обреченно развернувшись, побежал в сторону прохода к каютам, надеясь таким образом укрыться от противостояния, но парнишка не дал скрыться, молниеносно вытащив нож из-под плаща и кинув в беглеца. Смертельное оружие безошибочно догнало свою цель, и обмякшее тело повисло на руках купца, издавая предсмертные хрипы.

«Очень быстро и профессионально!» – тут же отметил про себя Еверий, осторожно укладывая убитого на пол.

В руках у мальчишки был длинный странный меч, такой Еверий видел впервые. Оружие узкое и прямое имело двустороннюю заточку, клинок поражал неуловимой легкостью, пропорциональностью.

«Но откуда он его взял?» – снова подумал купец.

Ответ на вопрос предстал перед ним почти сразу. Еверий увидел подле ног мальчика ту самую палку, с которой он всё это время ходил по судну. Рукоять палки была сейчас рукоятью меча, значит, палка служила чем-то вроде ножен, скрывая в себе острое лезвие.

– Очень тонкое, – уже вслух рассуждал Еверий, внимательно оглядывая меч. – Как оно не сломалось от ударов тяжелых сабель матросов?

Тем временем, пока купец предавался рефлексии и анализу, пассажир действовал, собирая свою жатву. Он снял плащ, и под ним оказалась простая темно-синяя одежда, удобная для быстрых движений и местами обшитая мягкой кожей. В ремень, снабженный отсеками, были вдеты несколько метательных ножей, а также кинжал с изогнутым односторонним лезвием.

Четверо матросов с обнаженными саблями, не дожидаясь нового маневра, попытались подойти к пацану с разных сторон, но пара верных и неуловимых движений – и их окровавленные туши упали на пол, отдаваясь глухим ударом о палубу.

Началась паника. Нападавшие разбежались в разные стороны от методичного убийцы, а тот кинулся за ними, видимо, решив истребить каждого, кто был причастен к разбою. Снова едва видимое движение мечом – и еще два тела упали в предсмертных судорогах. Он попадал только в жизненно важные органы, нанося удары наверняка. Каждый взмах оружием неминуемо заканчивался чьей-то гибелью. Юный пассажир выкашивал своих противников, словно сама смерть, невзирая на все их попытки защититься.

Опешивший от увиденного Еверий стоял как истукан, но когда прямо перед ним мелькнуло словно молния тонкое лезвие меча, разрезав наполовину матроса, пробегавшего рядом, он всё же пришел в себя.

Капли крови, человеческий то ли вздох, то ли крик, смесь самых разнообразных запахов, а также глаза погибшего напомнили купцу давно минувшие дни, когда смерть бродила рядом с ним на поле брани, как самый верный из попутчиков.

– Зачем?.. – невольно вырвалось у него, и голос почему-то ему самому представился ненатуральным – чужим с испугу.

Еверий сразу же разозлился на себя за слабость. Мирская жизнь разнежила его, сделала неподготовленным к жестоким вывертам судьбы.

Он поудобнее схватил дубину, поднял над собой и бросился к мальчику, который двигался неподалеку словно тень. Купцу удалось отбить очередной выпад подростка, который грозил смертью еще одному спасавшемуся от кары бедолаге.

– Не нужно!.. Хватит! – властно гаркнул могучий торговец, но юнец, распаленный схваткой, уже смотрел на купца как на нового врага.

Глаза этого дрожавшего и бледного молодого человека, как показалось Еверию в ту секунду, светились.

– Парень, не надо, – уже не так уверенно начал купец, стараясь успокоить подростка. – Хватит на сегодня смертей! Они уже поплатились за корысть! Они больше не будут нападать на тебя, но ты должен остановиться!

Слова не возымели эффекта: мальчик шел к Еверию, пропуская мимо ушей любые увещевания. Купец понял, что боя не избежать. Он вовремя приподнял свою дубину, чтобы почувствовать, как по ней тут же вихрем пронеслось тонкое лезвие, срезав от цельного куска металла значительный ломоть.

– Да как такое может быть?! – всполошился торговец, разглядывая поврежденную дубину. – Она же зачарованная!

Между тем пацан не дал ему возможности передохнуть. Снова раздался звон металла, и еще одна часть дубины отлетела в сторону. Только тут Еверий осознал, что с мальчуганом ему не совладать. Третий удар был почти у самой шеи торговца, но купец с величайшим трудом смог всё же его парировать. Лезвие голодного до смерти меча южанина со скрежетом отскочило, оставив на шее купца алую линию.

Мальчик неотвратимо надвигался на Еверия, а купец пятился назад. Пот лился рекой, горло пересохло, руки уже начали уставать, спину предательски ломило ноющей болью при каждом рывке, а прерывистое и тяжелое дыхание стало подводить гораздо раньше.

Еверий стоически переносил неудобства и продолжал держать свою дубину так, чтобы в нужный момент отбить выпад молодого пассажира, стремившегося отсечь голову купцу. Спасения ждать неоткуда, надежда на благополучный исход постепенно таяла: нападавший не выказывал признаков истощения и, по-видимому, не собирался останавливаться.

Еверия охватила паника, а следом и отчаяние. В этот момент он проклинал всех: и жадного капитана с командой, и мастеров, что изготовили для него эту дубину, которая под натиском тонкого лезвия превращалась в обрубок, и богов, которые подбросили такое испытание. Смерть неминуемо приближалась, и времени оставалось совсем мало.

Торговец за свою жизнь побывал во многих переделках, везде ему сопутствовала удача, или он добывал ее сам, своими собственными руками, но не в этот раз. Даже его разносторонний и богатый опыт не помогал в критической ситуации, когда он что-то хотел предпринять, парнишка тут же об этом догадывался и пресекал всякие попытки маневра.

Однако Еверий наконец решился и нанес первый свой удар, и… и дубина разлетелась на мелкие части, оставив невзрачный ошметок в руках. Несколько верных взмахов мальчика, – и куски металла отделились от основной части дубины, купленной у отличного, как его уверяли, кузнеца.

«Да кто он такой?!» – пронеслось в голове у купца перед тем, как лезвие остановилось в миллиметре от его горла.

Пацан остановился не потому, что пожалел купца или проявил сострадание, свойственное многим людям, просто в это самое мгновение с неба, словно птица счастья всех странствующих торговцев и Еверия в частности, спустился огромный серый орел на плечо хозяина. Когти хищника впились в южанина, и тот словно бы очнулся от сна.

Подросток убрал свой меч от горла купца и осмотрелся по сторонам. Птица тут же взлетела в небо, а мальчик неторопливо сложил оружие обратно в палку, предварительно протерев лезвие об одежду ближайшего трупа. Затем всё так же неторопливо забрал метательные ножи, которые без промаха настигали жертв, после чего надел ранее брошенный плащ, валявшийся у мачты.

Пассажир двигался спокойно, уверенно, но не спеша, словно собирая багаж перед путешествием. Эта медлительность и кажущаяся вялость уже никого не могли ввести в заблуждение, мальчик являлся мастером владения как мечом, так и другими видами оружия, имевшимися в его скудном арсенале.

Когда этот ребенок, закончив собирать свое оружие, хотел было уйти в каюту, расположенную в том самом коридоре, в котором жил и Еверий, на палубе появился один из обезумевших матросов, которому схватка торговца позволила скрыться. Матрос держал в руке арбалет.

– Умри-и-и-и, чудовище! – заорал он.

Звякнула струна, стрела полетела в цель, но резкий удар коротким кинжалом, тем самым, который только что был на поясе, отправил разрубленную стрелу на пол. Еверий даже не увидел движения, не заметил мелькания лезвия, всё произошло мгновенно. Ошалелый матрос упал на колени и зарыдал, а мальчик, словно ничего не произошло, направился в каюту.

Еверий, а также оставшаяся часть матросов, попрятавшихся в разных уголках корабля, оставались неподвижны, испуг еще не прошел. Палуба, полная трупов и крови, представляла жуткое зрелище.

Из-за туч вышел тонкий месяц.

Глава 2. Еверий

– Слава Всевидящему Аларю, – тихо произнес Еверий, обращаясь к самому себе, предварительно заперев дверь каюты, – с его божественной помощью я всё же выжил!

Он тут же потрогал шею, на которой остался след в виде кровоточащей линии.

– Совсем близко, еще бы чуть-чуть…

Он нервно сглотнул и улыбнулся.

– Ха-ха-ха! Кажется, я сноровку потерял… Ха-ха-ха… Но, наверное, если бы даже она и была прежней, вряд ли мне повезло победить этого беса! Невероятная сила для такого тщедушного тела, а скорость – так просто запредельная!

Он молча налил себе бокал рома и жадно стал, нет, не пить, а скорее глотать.

Наверху раздались крики ужаса – видимо, его друзья-купцы вышли из своих келий, решив, что с богатым и необщительным пассажиром уже покончено. Каково же было их удивление, когда они вместо пропажи одного мальчика узрели на палубе картину из месива крови и частей тел.

«Так вам и надо, жалкие крысы! – подумал Еверий, наливая еще один бокал горячительного пойла. – Небось от страха поджилки затряслись? Так вам и надо, перевертыши! Сейчас, наверное, ко мне всей гурьбой заявитесь!»

И как предвидел Еверий, так и произошло.

К нему в каюту ввалились шестеро богато разодетых всполошившихся купцов в полной растерянности. Бледные толстые лица с испугом воззрились на раненого товарища: они заметили порез на горле, едва заметный под густой рыжей бородой. После взгляд обратился на валявшийся обрубок дубины, а уже затем на капитана судна, еще не оправившегося от полученного недавно сокрушительного удара и лежавшего на полу.

– Еверий, что… что стряслось? – спросил самый первый из вошедших, восточный купец Палладий, грузный и темный, в нескольких цветных халатах. Его маленькие и хитрые глазки быстро оглядывали Еверия, ожидая ответа.

Еверий улыбнулся и пристально уставился на вошедших.

– Что ты молчишь?! – не выдержал Палладий. – Говори, что там произошло?! Там… там гора трупов! Там черт знает что творится… Я… Я… Да что ты так смотришь на нас?!

– То, что вы привыкли нечестным путем добывать себе богатство, это я знаю! – злобно громыхнул Еверий. – Но у всего же есть предел! Вы, как я погляжу, за моей спиной польстились на чужое, а теперь получили плоды своей же вероломности! Денег вам захотелось, а кукиш вы не хотите?! – Тут Еверий показал своими массивными пальцами то, о чём говорил. – Вот вам, а не деньги!

Экспрессия товарища, может, и задела чувства торговцев, но они благоразумно решили промолчать.

Видно было, что собравшиеся сожалеют о развернувшейся авантюре, но, вероятно, это благостное раскаяние происходило не оттого, что они и вправду чувствовали себя виноватыми, а потому что их предприятие всё же не выгорело.

– Я же знаю, что вы первые заметили богатства парня, и когда этот неотесанный болван, – тут Еверий пихнул ногой лежавшего капитана, – предложил совершить разбой, о-о-о-о, вы не могли не согласиться! Теперь смерти, ненужные человеческие смерти лежат, в том числе и на ваших продажных душонках!

Еверий налил себе еще стакан обжигающего рома и начал пить. В наступившей тишине слышались только гулкие глотки.

– Но что нам теперь делать?! – обреченно воскликнул Палладий, обращаясь к своему давнему другу, норов которого был ему хорошо известен. – Нам страшно… а вдруг он придет за нами… Он… он пугает!.. Кто знает, что творится у него в голове?! Скажи, наконец, как нам поступить? Тебе, я вижу, повезло, он тебя пощадил, а нам придется туго! Скажи, что нам можно предпринять? Может, дать мальчишке денег? Может, еще чего?.. Кто же знал, что он так силен?..

Рыжий гигант с гулом поставил на стол опорожненный бокал, отчего утварь разбилась вдребезги. Первое мгновение он хватал воздух от нахлынувшего возмущения.

– «Повезло»?! – яростно взорвался Еверий, резко встав со стула и нависнув над Палладием. – Да мне чуть башку не отделили от тела! А ты говоришь «повезло»!

Палладий не нашелся, чем ответить взбешенному товарищу, а Еверий в конце концов снова плюхнулся на стул – не распускать же, в самом деле, кулаки среди своих!

Наступила тишина.

Еверий раздумывал над ситуацией, уставившись на крышку стола, брови его нахмурились пуще прежнего. Он подпер свою массивную челюсть медвежьей рукой и долго бы так просидел, перебирая воспоминания о произошедшем, если бы торговцы, столпившиеся в дверях, не начали вскоре терять терпение.

Они ерзали в его каюте, переминаясь с ноги на ногу, шелестели дорогой парчой и шелками, кто-то стал откровенно шептаться, поэтому забыть об их присутствии не представлялось возможным.

Еверий наконец оборотился в их сторону, но его взгляд уже не был принужденно-насмешливым и злым – он успокоился. Палладий хорошо знал это настроение рыжего медведя и понимал, что Еверий не может долго держать обиды, и что если к нему обратиться за помощью да со всей откровенностью, тот никогда не откажет. Теперь же Палладию было хорошо известно и то, что его близкий знакомый с вероятностью до определенной точности пойдет заступаться за них перед страшным пассажиром.

– Хорошо, я схожу к нему! Попытаюсь с ним поговорить… в том числе и о вас. – Еверий вздохнул. – А вы в свою очередь приготовьтесь откупиться. Возможно, придется расстаться и с товаром…

Торговцы растерянно переглянулись, между ними пробежал недовольный ропот. Их глаза казались испуганными еще больше, чем секунду назад перед угрозой неминуемой смерти. Злато уж очень укоренилось в их умах и сердцах, так что толстые губы Палладия невольно дрогнули от мысли, что ему придется распрощаться с драгоценным металлом и понести вынужденные убытки.

– Как же так, Еверий? – пустился увещевать Палладий, всё время бестолково заикаясь. – Как же мы без товара? Ведь это наша жизнь, ведь наше же добро… без него нет нас…

– Вас и не будет, если паренек вздумает мстить, – язвительно отрезал Еверий, снова выходя из себя. – Море щедро примет в пучину и вас, и меня, и всех тех несчастных, которые вздумали сегодня свершить глупость, если парнишке придет в голову от нас избавиться! В этом возрасте они очень обидчивы и не всегда могут действовать по уму!

Наступила действительно роковая тишина: томящая, тяжелая, словно физически сдавливающая неподъемным грузом. Для торговца потерять товар означает разорение и нищету, что в большей своей части заканчиваются голодом и смертью.

– Как же, Еверий?.. – снова нерешительно промямлил Палладий, как будто не веря тому, что только что услышал. – Да возможно ли это?! – неожиданно воскликнул он с металлической злостью в голосе. – Не позволю! Лучше уж ты меня сразу и здесь резани по горлу, чтоб не мучиться, да в воду!.. Без товара я никуда! Без него я не могу…

Ему сразу принялся вторить негодующий хор приспешников, пока Еверий не пресек возгласы толпы простым ударом кулака по столу. Бутылка с ромом рухнула на пол, разбрызгивая содержимое.

Отчаяние этих людей фортуны можно понять, и Еверий их понимал, как никто другой, ведь экспедиция, которую они затеяли, представляла собой огромнейший риск.

– Опомнитесь, друзья, опомнитесь, – громко увещевал Еверий, тщательно выбирая слова, – ведь жизнь всё же дороже! У вас товар и капитал еще на родине остался, не всё еще потеряно! А вдруг малец не захочет и того? Может, он больше запросит, чего мы ему отдать не сумеем? А может быть и вовсе обратное, и ему не будет нужна компенсация! Но если выбирать из худшего, то выхода как такового у нас нет.

– Так, постой, друг, погоди, – взял слово Палладий, его широкие ноздри от волнения то вздувались, то снова принимали обычный вид. – Ты сам меня в свой северный край пригласил, сам меня притащил в свои родные места, чтоб торговлю открыть! Как ты тогда распинался, как уговаривал нас все эти годы к тебе плыть! Никто не хотел, никто не решался в такую даль переться, а вот мы все согласились! И ты теперь предлагаешь всего лишиться?! Именно ты нас сговорил с тобой отправиться, утверждая, что мы наткнулись на золотую жилу! А теперь что, на попятную?! Только из-за тебя мы сюда к черту на кулички и отправились! Только из-за тебя рискнули всем, чем владеем! А ведь могли себе спокойно жить на родине! Говори, так это или не так?!

– Так я и не спорю, – раздраженно согласился Еверий, на этот раз не теряя самообладания. – Да только разве я вам сказал – напасть на парня?! Вы от своей жадности с ума посходили! Это вам не ваш континент Мальта! Прежде чем совершать такое, нужно было всё хорошо взвесить и обдумать, со мной посоветоваться, чего вы сделать не удосужились! Вот оно как всё обернулось боком…

– Ты от нас не отделяйся, брат! Только по твоей воле мы здесь, – хмуро заметил Палладий. – Если в твою северную страну направимся, то лишь с товаром. Поговори с парнем, и если затребует лишнего… То выхода у нас нет: нападем на него всем скопом, обезоружим и выбросим за борт.

– Но он один почти дюжину матросов убил – парней намного больше, сильнее и выносливее, чем мы все, – обеспокоенно возразил какой-то лысый старичок из толпы торговцев, выходя вперед. Выглядел он маленьким, сухим, но с быстрыми хитрыми глазками, не потерявшими, несмотря на возраст, остроты. – Нам с ним не совладать!

– И правда, какие из нас воины, – поддержал товарища другой купец, широкобровый, большеротый и темноволосый. – Только Еверий, может быть, с ним бы и потягался в силе, но не мы…

– Я бы, может, и потягался, братцы, – саркастически ответил Еверий, аккуратно вытирая выступившую из раны кровь на горле. – Да только я сегодня уже один раз чуть не оказался в той злосчастной дюжине, о которой вы только что упоминали и которая сейчас на палубе кормит крыс! Как бы это прискорбно ни звучало, но по доброй воле у меня нет особого желания нанизываться на чей бы то ни было меч! Уж простите!

На некоторое время все примолкли.

– Есть много разных способов справиться с ним, – нарушил тишину Палладий. – Яд, пожар, наконец, в каюте его прихлопнем, там пространства мало, а нас много – нападем на него одного, да и убьем! Что-нибудь да придумаем… Не убьет же он всех нас?..

Снова наступило тяжелое молчание. Все понурили головы, видно, сомневаясь в благополучном исходе нового предприятия.

Вдруг возле разрушенного стола послышались стоны капитана, который очнулся от полученного ранее сокрушительного удара. Капитан держался одной рукой за челюсть и всё причитал от боли. Мгновение он непонимающе и растерянно разглядывал торговцев, пока не ляпнул:

– Ну что, выгорело?..

Собравшиеся посмотрели на него с ненавистью, а ответил за всех на неуместный вопрос Еверий, шарахнув капитана ногой по лицу, отправив тем самым последнего на покой еще на некоторое время.

– Пусть отдыхает божий человек, – сказал вставший на ноги Еверий, – пусть хотя бы какое-то время ни о чём волноваться не будет! А я пойду поинтересуюсь, может и правда всё обойдется. Разведаю обстановку. Хватит нам из пустого в порожнее переливать! Будь что будет! – с этими словами и с тяжелым бременем отправился рыжий торговец к каюте, расположенной в самом дальнем углу коридора, где поселился странный пассажир.

Дался ему этот небольшой путь с величайшим трудом, словно ноги налились свинцом. Колыхавшийся огонь свечи то взвивался вверх, то уходил в сторону, отчего тень купца дрожала.

Еверий остановился возле крайней угловой двери, не решаясь постучать. Она оказалась приоткрытой, и Еверий невольно услышал голос или голоса, как будто кто-то разговаривал в каюте мальчика, но точно разобрать было невозможно, так как шум моря и скрип движущегося корабля очень мешали.

«Кто бы это мог быть? С кем мальчик мог вести беседу? – подумал купец, но ответов не находил. – Возможно, просто мерещится, как до этого почудился свет в глазах убийцы. Чего только в эту ночь не стряслось».

Еверий постучал по косяку дверного проема. Никто не отозвался. Некоторое время он стоял в растерянности, потом снова постучал в дверь, но ответа также не последовало. Однако в этот раз где-то внутри раздалось хлопанье больших крыльев.

«Возможно, тот самый орел? – предположил Еверий. – Значит, он там!»

Долго бы простоял так торговец, не решаясь сделать шаг, если бы внезапный шум в каюте, как будто что-то рухнуло, не привлек внимания.

Когда Еверий вошел в небольшое помещение, то увидел, что мальчик лежит на полу без сознания. Прирученный орел с яростью глядел на вошедшего, но ничего тому всё же не сделал. Купец осторожно приподнял голову пассажира, но тут глаза пацана открылись, а у горла Еверия, прямо под бородой оказался маленький кинжал.

Обескровленное лицо, тяжелое и сиплое дыхание, запекшиеся губы и взгляд, полный пустой, как будто уставшей от всего злобы. Он почувствовал, как легкое тело колыхалось в мелкой дрожи, а одежда пропиталась потом, – ребенка лихорадило.

– Хочешь продолжить то, что уже начал ранее? – осторожно поинтересовался купец, намекая на опасную царапину, которую мальчик не так давно оставил на его шее.

Еверий выдавил из себя улыбку, но подросток пропустил его слова мимо ушей.

– Послушай, мне кажется, что ты очень сильно болен, а я могу тебе помочь, но для этого прошу больше не прикладывать свои ножи к моему горлу, испытывая на прочность. Ну как, согласен?

– Мне, в общем-то, плевать на свою жизнь, и, если надо пожертвовать, я с радостью это сделаю, забрав кого-нибудь с собой! – фатально произнес пацан, не отводя ни своего кинжала, ни своего взора от Еверия.

– Ну, это не разговор… – промолвил торговец, быстро соображая, какой ответ дать, но слова не находились, язык как будто ворочался в бессилии.

Тут внезапно орел издал свой клик, и юнец, мельком глянув на птицу, вяло вздохнул.

– Хорошо, – внезапно сказал мальчик, смотря куда-то поверх купца.

Больше он ничего не произнес, и Еверий сам взял слово:

– Значит, уговор будет следующим: я обязуюсь выходить тебя, а ты за это не будешь творить глупостей на корабле. Доплывем до первой пристани, и ты пересядешь на другой корабль! И пока ты будешь здесь, никто не посмеет тебя тронуть – это я тебе обещаю, однако ты оставишь моих товарищей и экипаж корабля в покое! Ну как, договорились?

Подросток молча кивнул, зверьком наблюдая за торговцем.

– Так вот, парень, ты болен лихорадкой, – сказал Еверий, приподнимая больного и неся на кровать.

Мальчик не отпустил свой кинжал, хотя и отстранил его.

– Она наверняка уже давно в тебе зрела. Я много раз ее встречал, поэтому у меня есть травы и способ от нее излечиться. Но для того чтобы я тебе помог, ты должен мне довериться…

– Это всё бессмысленно, купец, – ответил мальчик, с трудом устраиваясь в постели. Он заметно ослаб. – Мне никто не поможет и тем более ты!.. Мне нужно лишь время, пусть никто ко мне не заходит. Посторонних, кроме тебя, я убью на месте!

– Хорошо, я согласен, но разве тебе не нужны лекарства?

– Если желаешь, можешь их принести мне, но… я думаю, что они бесполезны.

– Ладно-ладно, но я всё же принесу их! – Еверий встал, намереваясь выйти из каюты, но возле дверей задержался, чтобы задать два последних вопроса, интересовавших его: – Что насчет торговцев, путешествующих со мной? По их обычаям ты можешь затребовать выкуп за их жизни!

– Для меня ни они, ни их никчемные тряпки не представляют никакого интереса. Просто пусть не суются ко мне, и я их не трону!

Глава 3. Материк Нозфол

Можно и не упоминать, что когда торговцы узнали о слабости мальчика, они сразу же решили от него избавиться, правда, Еверий их вовремя остановил. Нехотя, но его послушались. Возможно, товарищи просто не стали рисковать из-за страха, так как одно дело – справиться с больным парнишкой, который даже в таком состоянии представлял некоторую опасность, а совсем другое – сражаться с ними обоими, ведь Еверий пригрозил им даже таким доводом.

К удивлению всех, молодой пассажир пролежал в постели, не выходя на палубу, целую седмицу. Болезнь оказалась очень серьезной. Еверий считал, что всё из-за того, что подросток-южанин не лечился. Он так и не использовал те лекарства, которые безвозмездно предоставил добрый торговец.

Еверию казалось, что болезнь прогрессирует. По его мнению, лихорадка развивалась слишком стремительно, сопровождаясь жаром и сопутствующими капризами истощенного организма, как припадки, забытье и бред.

Он стал опасаться, что мальчик не выживет до конца плавания, но всё обошлось – больной вскоре пошел на поправку, к огорчению большей части команды и к неподдельной радости хмурого добровольца-сиделки.

Торговец как-то особенно быстро проникся сочувствием к своему молчаливому пациенту. Возможно, оттого что только он один бывал у него в каюте, разговаривая и раздражая последнего навязчивой общительностью.

Кто знавал Еверия достаточно близко, мог бы поклясться в его природной способности заводить друзей, что всегда помогало в торговых делах. Так, хоть подросток и был угрюмым и молчаливым, но долгие и тоскливые вечера, проведенные с купцом, не пропали даром, и он понемногу стал доверять рыжему великану, как он про себя прозвал Еверия.

Между тем Еверий весьма неожиданно для себя сделал открытие, что мальчик оказался умен, и его некоторые познания превосходили даже эрудированность торговца. Однако в нём, кроме всего прочего, присутствовала и властная черта, не свойственная простому люду.

«Из благородных», – подытожил для себя Еверий, но кто он такой на самом деле, так и осталось загадкой.

За всё время болезни южанин ни разу не пожаловался, не заплакал или иным образом не показал свою слабость, а это могло значить только одно, что терпение и сила воли воспитывались в нём с юного возраста.

Говорил мальчик на наречии стран Северного континента, признанного всеобщим, то есть на наречии Эдингола королевства Стоун. Еверий отмечал, что никакого акцента при этом у юнца не ощущалось, да и словарный запас был не в пример больше, чем у самого торговца. Даже Палладий не мог так свободно изъясняться на этом наречии, хотя и слыл хорошим оратором, при всякой удобной минуте демонстрируя это, усугубляя беседу красным словцом.

Порой парнишка, правда, вероятно, в бреду, вел себя странно: заговаривал со своим орлом, словно с человеком, беседовал с ним как ни в чём не бывало на отвлеченные темы, но это были всего лишь вспышки, которые часто не повторялись. Еверий не придавал значения, считая подобное проявлением болезни, вздором либо историческими воззрениями и обычаями племени, из которого, возможно, происходил болящий.

Вскоре корабль прибыл в ближайший порт, расположенный на северном материке Нозфол. К этому моменту мальчик уже достаточно выздоровел, чтобы самостоятельно передвигаться, но при этом был еще очень слаб.

День стоял отличный, ярко светило солнце, освещая серые паруса. В небе блуждали клочкообразные облака, летали чайки, выискивая корм.

На палубе стояла вся торговая братия, о чём-то шумно споря с раздраженным Еверием.

– Пора, Еверий, пора, – настойчиво говорил разгоряченный Палладий, то и дело шамкая красными губами. – Ты должен прогнать этого убийцу! Мы не можем отправиться дальше в плавание с ним под боком.

Как обычно, голосу Палладия вторила и остальная торговая братия, всё время шумя, то поднимая, то опуская свои холеные руки, украшенные кольцами с разноцветными камнями. Даже капитан присутствовал при этом действии, как всегда, в состоянии явного аффекта от выпитого еще утром. Он тоже энергично вскидывал пятерню и повышал голос, в общем-то, толком не понимая, о чём речь, но его бас звучал в унисон с другими возмущенными выкриками, повышая градус накала, поэтому его никто не прогонял.

Наконец все умолкли и стали ждать реакции Еверия, который с тяжелым сердцем слушал окруживших его людей.

Изо дня в день Еверий был участником таких вот концертов, но всегда отмахивался от товарищей или отбивался пространными заверениями о выполнении их просьб, однако сегодня, когда корабль прибыл в порт, коллеги не в пример ретивее насели на него, сминая последнее сопротивление в пух и прах.

– Хорошо, – еле слышно сказал могучий купец, по обыкновению нахмурив брови. – Я поговорю с ним и объясню, в чём тут дело. Я думаю, что он поймет.

– Вот и отлично! Молодец, Еверий! Я знал, что ты не подведешь нас, – радостно отозвался Палладий, улыбаясь и сверкая заплывшими глазами. – Давай, сделай это! Пора прощаться с этим чудовищем в облике ребенка навсегда.

Рыжий гигант еще больше нахмурился, но правда была на стороне этих прагматичных злыдней.

Еверию не терпелось открыть торговлю между южными странами и его северным домом – скорее мир бы начал сыпаться, чем он отказался от вполне уже исполнимого замысла. Дело оставалось за малым – привезти на родину далеких южных дельцов, что он, собственно, и осуществлял в настоящий момент. Таким образом он хотел открыть новый торговый путь для своих земляков. Теперь же на кону стояло: первое – это своеобразная дружба с молодым пассажиром, второе же – воплощение давно зревшей мечты.

Знакомый коридор, ведущий в общие каюты для гостей, замыкала стена, справа от которой находилась дверь, куда Еверий и держал свой путь. Она оказалась незапертой, поэтому торговец вошел без стука, как уже делал на протяжении почти двух недель. В небольшой каюте из мебели были только простой деревянный стол, стул да что-то наподобие кровати, где и лежал парнишка. Его верный орел был тут же, что-то клевал со стола, не обращая внимания на вошедшего.

Он быстро оглянулся, хватая короткий кинжал. Впрочем, увидев гостя, опустил оружие на место. Движения выглядели столь выверенными, что Еверий невольно подумал о том, что мальчик не врал и вполне мог убить обидчиков даже на смертном одре, если бы такой шанс ему представился.

Из замусоленного окна, покрытого копотью, застаревшим и пожелтевшим жиром, а также паутиной, светило солнце. Лучи, попадая на грязное толстое стекло, изменялись и превращались в тусклые и невзрачные пятна. Однако сквозь небольшую щель яркие лучи всё-таки просачивались, освещая приют больного, а морской бриз наполнял помещение воздухом.

С пристани пахло рыбой, раздавался гомон и окрики людей. Там чувствовалась жизнь без прикрас, наполненная деловыми буднями и торопливостью тех, кто привык зарабатывать свой хлеб тяжкими усилиями.

Еверий, рыжий, косматый, как медведь, переваливаясь из стороны в сторону в низеньком помещении, коротко мазанул взглядом по выздоравливающему, а потом так же быстро уставился в пол. Парнишка сразу понял, что что-то произошло.

– Понимаешь, они меня заставили… – пробубнил Еверий, оправдываясь, но больной, который в продолжение месяца так и не назвал своего имени и цели путешествия, поднял правую руку в знак того, чтобы говоривший остановился.

– Они сказали, чтобы я уходил с корабля? – произнес мальчик безучастно, чуть привставая с постели. – Я вполне готов это сделать, ведь вы выполнили свою часть сделки. Я же на материке Нозфол?

Еверий подтверждающе качнул головой.

– Отлично! Дальше я доберусь до нужного мне места самостоятельно! Я, конечно, остался бы более довольным, если бы мы прибыли к Эдинголу, как и договаривались изначально, но в силу новых обстоятельств я согласен и на эту пристань. Дай мне двадцать минут, и я покину судно! – быстро проговорил он.

– Хо-хорошо… – только и промычал Еверий.

Мальчик затеял собираться, торговец виновато посматривал на него, как будто что-то пытаясь спросить. Наконец Еверий решился:

– Послушай, может, это меня и не касается, но куда ты держишь свой путь? Возможно, я смогу что-то тебе подсказать или направить в нужное место?

– В этом нет необходимости, я и сам найду дорогу!

– Но, может, я смогу как-то иным способом тебе помочь? Ты ведь сейчас слаб. У меня много друзей!

– Я справлюсь… – поспешно ответил подросток, однако потом на секунду задумался и добавил: – Может, подскажешь, где приобрести кое-какие вещи, если это тебя не затруднит?

– Конечно-конечно, – радостно отозвался великан, тряся рыжей бородой. – Я знаю этот порт как свои пять пальцев, если он не изменился за время моего отсутствия! Что тебе необходимо?

– Одежда и кузнец! Впрочем, можно просто оружейного мастера или умельца, который бы вынул красный камешек и сделал рукоять меча более удобной… Я хочу предупредить всякие поползновения на свою персону в дальнейшем. Не хотелось бы, чтобы возникали иные недоразумения в моём путешествии, подобные тому, которое произошло на корабле. Этот рубин я оставлю тебе, торговец, если поможешь!

– О-однако, – протянул Еверий удивленно. – Не слишком ли большая плата за такую простую просьбу?!

– Ничуть, мне этот камешек без надобности!

– Хорошо, молодой человек, я как раз знаю, где найти достойного кузнеца, если он еще жив, – не скрывая радости, произнес Еверий и заторопился к выходу.

Когда мальчик остался один, орел прекратил бродить по столешнице и незатейливо потрошить пищу. Птица с интересом принялась наблюдать за своим хозяином, который собирал скудные пожитки, состоявшие из того, что он носил на себе, и небольшого мешочка с деньгами, а также той самой пресловутой палки со скрытым клинком.

Времени у него на это ушло немного.

Затем парнишка, застегивая на себе темно-серый плащ, обратился к орлу, разговаривая на южном наречии эльфийского племени Инуи, которое распространено в одноименном королевстве. Слова лились столь красиво, а выражение лица, с которым мальчик обращался к нему, было такое, как будто перед ним находилось не глупая птица, а вполне разумный человек. Орел после монолога скрылся в приоткрытом окне, так и не удостоив ответом. Мальчик еще раз обернулся и с досадой махнул рукой в сторону улетевшей птицы.

Кузница находилась в одном из дальних проулков в портовой части города, и, чтобы найти ее, от Еверия потребовались неимоверные умственные усилия, которые помогли вспомнить забытый путь.

Маленькая деревянная изба с черепичной крышей грязно-коричневого цвета, с небольшими окнами и с большой трубой из порядочно закопченного кирпича – вот что представляла собой кузница.

Хоть проулок, уложенный булыжниками, был маленьким, и тень в этом месте повсеместно праздновала свое превосходство над светом, хозяин здания умудрился справа от входа зачем-то посадить чахлое дерево, потерявшее все листья. Остался только черно-серый сиротливый остов растения.

Тяжелая дубовая дверь в помещение поддалась не сразу, чтобы сдвинуть ее с места потребовались некие усилия, что, в общем-то, для Еверия даже не было испытанием.

Ржавые петли проскрипели, и клиенты проникли в сырой и неопрятный, пропахший куревом и гарью зал, где на его противоположном конце стояла магазинная стойка. За прилавком восседал не первой свежести мужичок, худой и бледный, куривший длинную и тонкую трубку гномов.

По всему было видно, что хозяин пьян, но держался он вполне по-деловому. Торговец сперва растерялся, так как не ожидал увидеть запустение в некогда приличном ремесленном заведении, но делать было нечего, и пришлось обратиться к мастеру, – а это именно кузнец и оказался!

– Подмастерье отдыхает, – виновато процедил седой старик, убирая трубку и выпуская струйку сизого дыма из ноздрей, – поэтому приходится здесь сидеть.

Он сделал многозначительный жест руками, раздвинув их в сторону, словно охватывая зал, а затем продолжил:

– Зачем пожаловали, добрые люди?

– Нам нужно аккуратно отделить очень ценный предмет от другого не менее ценного, при этом постараться не повредить оба, – начал Еверий, взяв из рук мальчика палку со вставленным в рукоять рубином, и показал мастеру.

Кузнец внимательно оглядел оружие, аккуратно перехватив из рук торговца, словно драгоценность. Он с явным интересом вертел оружие в мозолистых руках. Наконец, пожевывая тонкий мундштук трубки, ремесленник сделал глубокий вдох и выдох, оценивая в уме представленную вещицу.

Дым белыми клубами разлетался с губ мастера, седые мохнатые брови напряженно хмурились.

– Завтра в полдень всё будет готово, сегодня уже темно, и я просто-напросто ничего не успею, ведь помощи у меня нет… подмастерье отдыхает… – напомнил кузнец, снова присасываясь к трубке и выпуская дым. – Но всё будет сделано в лучшем виде, можете не сомневаться. Пока в моих руках сила.

И тут старик показал свою длинную жилистую руку, словно в подтверждение слов, но та предательски затряслась над стойкой, поэтому он сконфуженно и быстро убрал ее прочь.

– В общем, я выну камешек, даже гномы не справятся лучше меня.

Еверий скептически посмотрел на него, но в сказанном не сомневался, так как давным-давно, когда Еверий был в этих местах, только этот ремесленник выполнил довольно сложный заказ, требовавший искусности в профессии. Тогда он с трудом верил даже в то, что кузнец вообще сможет поднять рабочий молот, но результат превзошел все ожидания, а оплата была небольшой, что и оставило неизгладимое впечатление в душе торгаша.

Однажды старик, между прочим, похвастался ему, что обучался у гнома. Это Еверий, надо сказать, до сих пор считал выдумкой.

– Какой ценой нам обойдется ваша работа? – поинтересовался купец, предварительно нахмурив рыжие брови и готовясь оберегать этот бастион всеми известными ему способами.

Ремесленник не сразу ответил, взяв время на обдумывание вопроса, при этом то и дело немилосердно пыхтя дымом. Крепкий табак кружил голову.

– Двадцать медяков, – наконец произнес старик, хитро прищурившись и рассматривая реакцию клиента.

Реакция в виде возмущения не заставила себя долго ждать. Последовало долгое и нудное препирательство, заключавшееся с одной стороны в сбивании, а с другой – в сохранении названной цены, где каждый всеми правдами и неправдами старался отстоять собственные интересы. Сошлись на двенадцати медяках, но купец и тогда продолжал недовольно ворчать.

Всё время, пока кузнец и Еверий торговались, мальчик безучастно рассматривал зал с развешанными по стенам металлическими изделиями – от крестьянских мотыг до рыцарских мечей, щитов и шлемов. Товара оказалось немного, поэтому он сосредоточился на доспехах, которые были массово распространены в Страдии – большом торговом городе Южного континента, откуда прибыл их корабль, но там стража носила совсем другие доспехи, более легкие и свободные, а также более яркие – золотистого цвета. Воины Страдии предпочитали тяжеловесным доспехам маневренные отдельные латы – нагрудник, шлем, поножи и наручи, а также порой и кольчугу. При этом уязвимые места таких доспехов всем были ясны, так как их иногда прикрывала только кольчуга в местах сочленения, а то и вовсе ничего, кроме поддоспешника.

В сущности, парнишку заинтересовал только один относительно цельный костюм, прикрепленный к стене справа от входа, это была плотная стеганая ткань, внутри которой находились металлические пластины, поверх нее при необходимости могли крепиться другие, уже монолитные детали доспехов. Толстая ткань при попадании стрелы защищала от повреждений.

Мальчик подумал, что доспех отлично оберегает своего носителя, но очень стесняет движения, поэтому такие элементы воинского гардероба никогда бы не прижились на юге, так как жара всегда вносила корректировки. И если рыцарь Южного континента вздумает напялить нечто подобное, то, скорее всего, получит тепловой удар, и в таком случае о какой-либо боеспособности говорить не приходилось. Однако здесь, на севере, такие доспехи вполне себя оправдывали.

Затем он переместил свой взгляд на развешенное рядом оружие. Полуторный и двуручный меч были большими, и меч мальчика, вделанный в деревянные ножны, хоть и обладал достаточной длиной, как и полуторник, но всё же уступал ему в толщине и массивности, не говоря уже о двуручнике.

«Острые, – подумал мальчик, – но не такие маневренные, как мечи клана. Да и сделаны не так искусно, поэтому быстро затупятся и, возможно, сломаются».

***

– Надо же, – с изумлением твердил кузнец Кинай, когда клиенты вышли из магазина, – такая жемчужина – и у меня в лавке!

Он быстро встал, закрыл входную дверь на ключ, предварительно повесив на нее соответствующую табличку, затем с неожиданным проворством погасил все лампы в помещении магазина при кузнице и, наконец, прошел во внутреннее помещение, где у него была, собственно, сама ремесленная мастерская.

Небольшое грязное помещение, плотно заставленное металлическими изделиями, заготовками, молотами, щипцами, несколькими наковальнями. В центре кузни находился потухший горн. Здесь ощутимее пахло гарью, но это не смущало владельца мастерской, он с превеликим удовольствием вдыхал этот воздух.

Кинай поспешно зажег все имеющиеся свечи и лампы, но их не хватило для того, чтобы осветить комнату так, как он этого хотел, поэтому кузнец достал дополнительные светочи из ящика в магазине.

– Подумать только! – восхищенно пробормотал Кинай, усевшись в прохудившееся кресло, когда все приготовления были закончены, и снова увлеченно рассматривая принесенное оружие, при этом аккуратно поводя огрубевшим пальцем по вязи из незнакомых ему символов. – Кажется, работа эльфов! – причмокнул он языком. – Никогда не представлял, что увижу такое собственными глазами! Хм!.. Интересно, зачарованный ли он?

***

Здесь наступило только самое начало зимы, а точнее – конец осени, поэтому дул промозглый, хлещущий в лицо ветер. Где-то виднелись крупицы снега, белого и бросающегося в глаза на фоне темной и хмурой скалистой земли.

Город был большой, каменный, в основном двухэтажные здания с красивыми витринами хорошо просвечивались солнцем. Широкие улицы имели прямое направление, подобно полноводным рекам, по краям, словно утесы, высились дома ремесленников и торговцев, в нижней части которых расположились магазины и мастерские, где изготавливались товары из кожи, металла, меха и дерева, тогда как верхние этажи служили только для проживания. Дороги между тем были выложены брусчаткой, это говорило о том, что город не бедствует.

Правил этим «дружелюбным» городом король Ротгар, который свято поддерживал торговцев и приезжих, если, конечно, они не нарушали общественного порядка и не мешали получению доходов. Смутьяны никому не нужны. Волю же его исполняли рыцари и стражники, следившие за благочинным поведением. Войн этот король не вел уже достаточно давно, чтобы люди забыли о них совсем, поэтому его немного даже любили и считали отчасти справедливым.

«Почему отчасти?» – спросите вы.

Да потому что его рыцари при всех своих бесчисленных добродетелях имели один очень откровенный недостаток: они кропотливо и самозабвенно, не зная усталости и не жалея сил, обирали народ и нередко злоупотребляли сим даром, дабы их государственные карманы не оскудевали никогда. При этом иноземцев трогать строжайше запрещалось, отчего вся нагрузка ложилась на плечи местных жителей. Но помимо поборов и бесчинств, устраиваемых служителями закона, сам король не гнушался каждогодних подъемов налогов, что, конечно, не возбуждало в простом населении расположения к его персоне.

И если у вас в кошельке находились деньги, то улыбки граждан в сем городе расплывались вполне естественно и непринужденно, словно говоря: «Добро пожаловать!» А если вам не посчастливилось разжиться злосчастной монетой, то и прием оказывался соответствующий: темные улицы доков, подземные катакомбы воров и убийц, а также сам порт, принимавший на тяжелую работу всех желающих, всегда могли открыть вам свои неуютные объятия.

В общем, город был чистый, аккуратный, но хмурый в этот промежуток времени, так как неодолимо наступала зима.

***

Народу было много.

Люди были здесь вполне приветливые, в большинстве своем торговые либо рабочие, поэтому и общительные с иноземцами, тем более что это способствовало их собственному процветанию. Портовый город получал свою давно определенную выгоду от путешественников. Разночинные, разномастные, прибывшие сюда изо всех уголков света, они ходили по улицам торгово-промышленного района, где стояли Еверий с мальчиком.

Бродили патрули суровой на взгляд стражи, закованной в латные прочные доспехи. Воины держали в руках по секире, а на поясах у них висели полуторники, с помощью которых они блюли закон и порядок. На спинах служивых людей громоздились пугавшие своим видом арбалеты.

Бегали пронырливые и вездесущие дети, пытавшиеся всучить товар прохожим либо изъять у них то, что плохо и совсем не к месту лежало.

Степенно передвигались торговцы Южного континента, укутанные в абсурдно пестрые меховые длиннополые пальто, напоминавшие своей палитрой оперение попугаев. Их загар контрастировал с лицами нозфолцев.

Иначе выглядели хмурые северные купцы, постоянно пересчитывавшие в уме те деньги, которые они хотели получить за свой товар или уже получили, проведя доходную сделку. Одевались они в теплые и основательные тулупы, в огромные зимние сапоги и причудливые меховые шапки.

Порой встречались слуги аристократов, искавших нечто, что внезапно понадобилось их господам, либо что-нибудь для готовки, уборки, починки и другой повседневно-бытовой рутины.

Когда закончили дела, обнаружилось, что на улице уже вечер, встречавший гостей всей полнотой холодной и недружелюбной осенней погоды.

Солнце склонялось, и Еверий поспешил приобрести для мальчика местную одежду с меховой поддевкой – теплую, сберегающую от суровых будней этого морозного края. Покупку удалось обнаружить недалеко от кузни в небольшой лавке.

Темный плащ, который носил подросток, пришлось снять, и сперва мальчик хотел его выкинуть, но предупредительный Еверий забрал ненужную вещь себе, решив, что в последующем сможет ее где-нибудь реализовать.

Цвет кожи, разрез глаз, наличие рогов на шлеме, малый рост, тонкая талия или ее противоположность – всё в этом городе дышало многообразием, поэтому наш юнец особо не выделялся на фоне других, если бы не его орел… Люди то и дело оглядывались на странного паренька, на плече которого высилась гордая птица, спустившаяся к нему с неба. В связи с этим они привлекали ненужное внимание и множество любопытных взглядов.

Кто-то уже принялся подходить с предложениями о приобретении крылатого питомца, на что сразу же получал вежливый отказ, несмотря на то, что суммы были действительно внушительными. В итоге пришлось снова отпустить орла в свободный полет над окрестностями города.

Уже заметно стемнело, солнце, еле-еле просвечивающее сквозь нависшие облака, почти зашло за горизонт, тени ночи сгустились окончательно, и городские фонарщики спешили осветить полноводные улицы светом тусклых фонарей.

Чтобы скоротать время, Еверий и мальчик, которого торговец прозвал Руби – сокращение от слова рубин (навел на эту мысль торговца тот самый алый камень в рукояти оружия), пошли в ближайшую харчевню для приезжего люда на улице Пекарей. Ничем не примечательное здание из камня и дерева, но, по-видимому, весьма крепко и добротно построенное.

Массивная деревянная дверь отворилась, и оттуда вывалились два пьяных человека, похожих чем-то на Еверия, но на вид не такие крупные, как он. Они были пьяны и еле держались на ногах, один обхватил другого, и было непонятно, кто из них помогает брести товарищу вперед, так как, на взгляд Руби, они оба просто оперлись друг о друга, чтобы не упасть. Минуту пьяные осматривались вокруг, а потом, увидав мальчика и торговца, повернули в другую сторону, распевая непристойные песни.

– Ну вот, кажется, там весело, – заключил Еверий, предвкушая пирушку. – Там я наверняка найду собратьев по ремеслу. Пойдем, Руби!

Паренек ничего не ответил на довод купца и прошел вслед за ним.

Тусклое здание с маленькими решетчатыми окнами, с огнем в камине и необузданными криками постояльцев – вот что увидели они за дверью. Там оказалось достаточно просторно, пахло едой, если не сказать, что кухней, потом и спиртным. Выпивка находилось повсеместно и в достаточном количестве.

Люди сидели за большими, грубо сделанными столами, на деревянных табуретах. Было много торговцев, расположившихся гурьбой на отдельных местах. Они о чём-то беспрестанно разговаривали, шептались и шушукались, даже сейчас решая деловые вопросы.

Мимо посетителей то и дело пробегали официантки – женщины весьма приятной наружности, с уставшими глазами и веселым нравом, а также быстрым на язык говором, в котором чувствовалось то, что они не гнушались огненной жидкости даже и в рабочее время.

Еверий с Руби подошли к стойке, и торговец сделал заказ. После они уселись за близстоящий незанятый круглый и грязный деревянный стол.

– Ну что, как тебе, молодой человек? – поинтересовался Еверий у спутника, довольно ухмыляясь.

Мальчик не разделял душевного подъема своего провожатого и с явным отвращением озирался по сторонам.

– Это, конечно, не самое лучшее заведение из возможных, но здесь, во-первых, весело, а во-вторых, совсем не так уж и плохо, как тебе кажется на первый взгляд. А главное – тепло и сухо. Ну, две-три кружки сделают тебя немного сговорчивее, я думаю…

Еверий через некоторое время увидел своих товарищей и решил к ним подойти, а парнишка остался за столом один, дожидаясь заказа. Он медленно, но неотступно рассматривал присутствующих в заведении.

Клиентура в этот вечер собралась разнообразная, но помимо торговцев, завсегдатаев питейного заведения, ремесленников и чернорабочих тружеников города, а также простых пришлых людей, занесенных сюда по прихоти судьбы, Руби неожиданно признал нескольких гномов. Сии мужи сидели поодаль от остальных, в темном и плохо просматриваемом месте, так что сразу их заметить стороннему наблюдателю почти не удавалось.

Их рост, как указывали слухи и трактаты о внешнем описании этого народа, был мал, примерно до плеча среднего человека. Но не только это отличало их от людей: они имели массивные головы, челюсти и могучие широкоплечие фигуры, пропорционально несвойственные их росту. Руки настоящего гнома были раза в два больше человеческих, но при всём при этом они славились как непревзойденные мастера по металлу, камню, в том числе и драгоценному, а также по обдувке стекла.

Одевались они, как и все посетители в таверне, в общем-то, ничем не отличаясь от них. Тяжелые кожаные плащи на меху валялись рядом на длинной лавке.

Всего Руби насчитал пять гномов: два крепыша с черной бородой, один с рыжей, еще один имел только небольшие светлые усы и пробивающуюся поросль первой бородки – видимо, он был самым молодым, хотя их возраст стороннему человеку трудно отгадать. Ну а пятый имел седую бороду, заплетенную в несколько косичек. Последний гном отличался от всех манерой поведения, он как-то по-особенному держался, словно являлся главой этого небольшого скопища. В его спокойных движениях чувствовалась сила, а в ясных глазах читался разум и неуловимое сознание собственного превосходства. При этом у рассматриваемого гнома были хоть и большие руки, подобно сородичам, но всё же явно холеные. Другие его родичи, обладая мозолистыми, покрытыми шрамами ладонями, этим похвастаться уже не могли.

Они о чём-то беседовали, стараясь, чтобы их никто не услышал.

Один из темных гномов, сидевший напротив светлого, имел шрам вдоль всего лица, пересекающий правый глаз и оставленный, вероятно, умелой рукой мечника. С недовольной физиономией он что-то рьяно доказывал светлому, стараясь в чём-то убедить собеседника, но тот лишь улыбался, изредка бросая сухие фразы, отчего черный со шрамом как будто успокаивался, но лишь на время, чтобы придумать новый аргумент в пользу собственного мнения, и затем их диалог возобновлялся.

Остальные гномы только слушали и внимали старшим, но ничего не произносили.

Мальчик заметил, что темные, видимо, родственники, так как у них были схожие черты лица, тогда как молодой гном без бороды чем-то походил на рыжего и светлого, преимущественно выделялись их толстые однотипные носы картошкой.

«Вероятно, они воины», – предположил Руби, но размышлять долго не пришлось, так как его отвлекли. К нему вдруг подошел странный мужчина лет тридцати, со щетиной, немытой физиономией и воспаленными от выпивки и недосыпа глазами. На вид среднего телосложения, но при этом весьма крепкого, так как сквозь серую рубаху просматривались мышцы. Незнакомец вел себя наигранно вяло, то и дело шатаясь при каждом движении.

– Послушай, мальчик, – обратился он к сидящему за столом Руби, – у тебя не будет пары монет, а то мои прямо сегодня странным образом испарились? Ума не приложу, куда я их подевал?

Позади раздался смех его друзей, которые стояли гурьбой – человек шесть, не более.

– Послушай, я дядя не злой, но времена иногда меняют даже самых благочестивых людей, – патетично начал попрошайка, неуклюже падая рядом на стул. – Впрочем, не стоит бояться. Воспринимай меня как своего старшего друга и товарища. Поэтому мне хочется дать тебе хороший совет. По виду скажу, что ты парнишка щупленький и маленький, а я бывший рыцарь!..

Мужичонка попытался заметить эффект от последних произнесенных слов, но так как лицо Руби не изменилось, то продолжил:

– Ладно, не буду хвалиться своей силой. Думаю, это неуместно.

Тут незнакомец повернулся, комично демонстрируя свое телосложение с выгодной стороны.

– Понимаешь, здесь такие порядки, именно в этом городе и в этой таверне: друзьям, а тем более старшим товарищам, которые делятся с тобой самым важным, а именно добрыми знаниями, следует всячески помогать! Тем более общеизвестно, что товарищей в беде оставлять нельзя! А то упрямство и глупость, впрочем, как и жадность, у молодых людей в этих землях ну никак не приветствуется, а порой, что очень скверно, осуждается и в итоге карается!..

Минуту пропойца испытующе смотрел на мальчика, стараясь понять, уразумел ли его довольно прозрачные намеки парень. Однако Руби не шелохнулся.

В это время принесли выпивку, две деревянных кружки отборной медовухи опустились с глухим стуком. Официантка, беспечно озираясь, сразу же отошла, не желая вникать в разыгравшуюся сцену, а между тем мужчина снова продолжил:

– Парниша, меня зовут Хайрам Больштад, для друзей просто Хайри! Ведь мы же с тобой друзья? – вполне доверчиво обратился он к Руби, сделав ударение на последнее слово, но тот по-прежнему молчал, внимательно наблюдая за приставшим к нему человеком.

Их стол еще не привлек лишнего внимания, однако на них уже стали оглядываться.

– Ну, хорошо, хорошо… э-э-э… Молчание – это знак согласия в этой стране, – внезапно продекламировал Хайрам. – Если мы друзья, то друзья должны делиться всем, что у них имеется, поровну. Видишь ли, у меня сейчас пока нет ничего, а раз так, то ты обязан помочь нуждающемуся товарищу, – с этими словами Хайрам взял бокал медовухи и сделал глубокий глоток.

Мальчик всё также не реагировал.

– Вот видишь, теперь мы настоящие друзья, это совсем хорошо. – Он сделал еще один глоток. – Ах-х, вот это я понимаю… Ну а как тебя зовут, мой маленький болтливый друг?

Руби остался верен себе и не ответил, отвернулся в другую сторону и больше не обращал внимания на приставучего «товарища».

– А-а-а, вот я глупый! – воскликнул Хайрам, ударив себя по лбу. – Понимаю, понимаю! Ты же чужеземец! Наверняка не знаешь, как и разговаривать по-нашему… а я тут распинаюсь! Эх, ладно, дорогой, молчи, молчи, только дай мне немного выпить…

После очередного глотка его вдруг поразила трезвая мысль, не пришедшая ранее, видимо, из-за хмельного состояния. Если мальчик не знает языка, значит, с ним обязан быть провожатый, который и заказал выпивку. Когда Хайрам зашел в таверну, ему, по обыкновению, указали на посетителя, с которого можно безобидно поживиться, как он делал уже не раз, а тут еще и иностранец – с ними совладать было легче всего, тем более они в большинстве случаев слонялись с солидными деньгами. Но если пацан пришел сюда не один (купца он просто не застал), то где же его компаньон? Не мог же он оставить мальчонку одного и без присмотра?

Но надзор был, и этот надзор в лице взбешенного Еверия стоял позади незадачливого выпивохи. Торговец не подходил долгое время к столу, рассчитывая на то, что мальчик сам быстро управится с наглым типом. Когда же тот бесцеремонно принялся пить его медовуху – медовуху, за которую купец заплатил свои кровные деньги, – терпение великана лопнуло.

Что-то почувствовав за спиной, Хайрам медленно повернулся назад и увидел огромную фигуру, нависшую над ним. На него смотрел верзила, разминавший кулаки.

– Уважаемый, вы всё не так поняли.

Где-то раздался смех тех самых приятелей, которые послали его к этому столу.

– Я ничего плохого не хотел. Я здесь постоянный обитатель. Я вообще безобидный малый… – сразу стал оправдываться он, поднимая руки ладонями вперед.

– То, что ты постоянный клиент, я уже понял, – издевательски заметил Еверий, оглядывая его. – Мне кажется, я всё правильно понял: ты только что выпил мою (!) медовуху, оскорбил моего друга, который даже после этого продолжает сидеть как ни в чём не бывало, – с упреком бросил Еверий, раздосадованный поведением Руби. – Трудно было его прогнать, мальчик?

Парень только повел плечами, продолжая пробовать неизвестный ему ранее напиток.

– Эх, ладно, придется всё делать самому!

– Уважаемый, постойте, зачем же кипятиться? – начал было завсегдатай, но договорить ему не удалось – мощнейший удар отбросил бедолагу на пол.

Все ближайшие посетители повскакивали со своих мест, но никто не ввязался в потасовку, освобождая пространство и с восторгом наблюдая за происходящим.

Это было странно.

Тем временем торговец разбушевался, схватил выпивоху за шкварник и выбросил на полтора метра от себя. Битва походила на то, как будто разъяренный медведь кидал куда его душе вздумается тряпичную куклу. Пьяный то и дело с каким-то комическим пафосом слезно просил пощадить его, молитвенно смыкая руки у груди.

Пареньку показалось, что Хайрам предугадывал движения своего большого оппонента, вовремя их блокировал или уворачивался, таким образом сводя эффект от ударов и какие бы то ни было повреждения к минимуму.

Неподалеку от Руби раздались голоса тех самых людей, которые недавно подослали своего приятеля к его столику. Они подошли ближе и стали о чём-то шушукаться. Вскоре он расслышал, о чём они говорили.

– Сейчас Хайрам покажет этому великану, недаром он бывший рыцарь, а их, как известно, не просто так ставят на эту должность!

– Не рыцарь, недоумок, а командир рыцарей! А это птицы уже совсем другого полета! – ответил сипловатый мужчина с лохматой бородой.

– Ну-у да, – не стал спорить первый.

– О-о, сейчас он покажет, как надо махать кулаками, – между тем возбужденно провозгласил третий. – Всегда мечтал посмотреть, как он дерется! Я слышал, что он таких вот здоровяков отправлял на землю за милую душу, даже не вспотев. Всё-таки он последний из своего аристократического рода потомственных вояк. Его прадед, говорят, был героем нашего королевства.

– Да ну?! Правда, что ли? – переспросил с интересом первый.

– А ты что, не знал? Род Больштадов слыл сильнейшим во времена войн.

– Да-да, что-то припоминаю. Вроде их род владел каким-то своеобразным способом фехтования? Я прав?

– Да, – влез в разговор сипловатый, – разработанный их предками в далекие времена. Однако стиль этот был потерян уже в нынешнем поколении, так как дедушка Хайрама не успел передать секрет своему сыну, он рано умер. Да, в принципе, если даже и успел, то сейчас в нашей стране фехтование не так востребовано, как во времена войн.

– Ну да, уже почти двадцать лет нет конфликтов с другими государствами, слава нашему королю! – неловко резюмировал первый.

– Слава! – нехотя отозвались два его друга, озираясь по сторонам.

Дальше Руби ничего не расслышал из-за поднявшегося шума, так как бой уже близился к завершению.

Еверий, разъяренный тем, что нет ощутимого результата, на который он рассчитывал, загнал противника в угол и стал бить изо всех сил могучими кулаками, вкладываясь в каждый свой удар, однако весь пыл вскоре иссяк. Вспотевший и уставший, он посмотрел на проходимца и чуть не упал от удивления: тот стоял как ни в чём не бывало, насмешливо взирая на торговца. Ему начали аплодировать и кричать, а он принялся театрально раскланиваться, словно выступая на подмостках в комедийном представлении. Видимо, здесь он являлся своеобразной звездой.

Купец упал на одно колено, глубоко вбирая в себя воздух, а торжествующий Хайрам подошел к нему ближе.

– Ну что, детина, может, хватит? – задал он издевательский вопрос, глупо ухмыляясь. – Угостишь меня медовухой еще раз, и мы квиты!

– Единственное, что ты у меня отведаешь, – это мой кулак! – зло вскричал Еверий, скрежеща зубами.

В этот момент могучее тело торговца неожиданно для всех подалось вперед. Он оттолкнулся от пола ногами, придав себе дополнительное ускорение, и протянул правую руку к противнику. Не сумев вовремя предвидеть этот маневр, Хайрам, соответственно, не успел среагировать на атаку и отпрыгнуть в сторону от, казалось бы, уже поверженного богатыря. Пятерня Еверия обхватила ногу Хайрама чуть выше щиколотки, сжав ее до ломоты в костях.

Бывший рыцарь всё же почувствовал железные тиски рыжего медведя, да так ощутимо, что непроизвольно вскрикнул высоким, почти женским фальцетом, беря самые немыслимые ноты и вершины в том искусстве, которое раньше ему ну никак не давалось, несмотря на добросовестные старания учителей. Ныне его мастерству позавидовали бы все блудливые певички ближайших таверн и забегаловок, а также вполне целомудренные девицы и их музыкальные наставники. Необычный голос застал всех врасплох, и публика смешалась. От него таких звуков еще никто и никогда не слышал.

Новоявленный менестрель сперва попытался освободиться от мертвой хватки самостоятельно, стараясь расцепить сжавшие его ногу пальцы, используя при этом две свободные руки, но у него ничего не получилось. Грубая сила была явно на стороне оппонента.

Наконец публика пришла в себя, и вокруг раздались смешки и шуточки, относящиеся уже к Хайраму, попавшему в такую неловкую ситуацию. Бывший рыцарь, в это время старавшийся изо всех сил ослабить злосчастную пятерню, начал злиться, пока не рассвирепел окончательно, так как его самолюбие уязвили.

– Ах ты, старый олух, деревенщина! – воскликнул он, срываясь на рычание. – Я тебе покажу, как надо вести себя, когда имеешь дело со мной!

Он размахнулся и ударил Еверия по лицу. Метился в подбородок, но попал в скулу, впрочем, даже это не освободило его от медвежьей хватки.

– Ах ты, собака, деревенщина, смерд, тварь!.. – бранился бывший командир рыцарей. – Ты сам меня вынудил, торгаш! – с этими последними словами он достал из-за пояса кинжал и тыльным основанием рукояти попытался ударить по лицу, но как только атака преодолела полпути до назначенной цели, его остановили. Рукоять кинжала с глухим стуком врезалась в препятствие. Руби вовремя подставил под удар собственный изогнутый кинжал.

«Как он успел? – быстро подумал про себя Хайрам. – Ведь секунду назад он сидел за столом, я это отчетливо помню! Не может быть, чтобы он преодолел это расстояние так быстро и незаметно! А еще эта сила, словно по дереву саданул!»

Он посмотрел в глаза новому участнику свары, заступившемуся за торгаша, но увидел в них только что-то совсем уж пугающее, как будто в них горело что-то потустороннее.

Неизвестно чем бы всё это закончилась, если бы в трактир не вбежала стража во главе с двумя рыцарями, которые взялись наводить порядок в заведении, щедро отвешивая тумаки встречающимся на их пути зевакам.

В итоге хоть и с трудом, так как Еверий не отпускал Хайрама, стараясь нанести последнему больший урон, но сражающихся разняли.

Глава 4. Проклятая дыра

Тюрьма или Проклятая дыра, как ее называли обитатели и надзиратели, была местом сосредоточения всего наихудшего в городе: темные обшарпанные стены, покрытые плесенью; комнаты, никогда не знавшие тепла; полы, холодные как лед; огромные крысы и клопы; но больше всего здесь опасались и ненавидели заключенных.

В одной камере могли сойтись: деревенский увалень, попрошайка, вор, убийца, насильник и просто-напросто сумасшедший. Помимо них встречались иной раз также и благородные люди, которых занесло в сии катакомбы капризным подвохом судьбы, коварной подлостью врагов или предательством близких родственников, не желавших делиться семейным наследством.

Жителей тюрьмы не разделяли, всех причисляли к одной и той же братии отчаявшихся бедолаг и несчастливцев, несмотря даже порой на их титулы, статус и прекрасную во всех смыслах родословную.

Всё это происходило оттого, что некогда, еще в далекие времена, часть аристократов восстала против пращура нынешнего короля. Он в свою очередь, подавив бунт, не оставил мятеж высокородного сословия без внимания, выразив свое отношение к нему в простом, но действенном указе, приобретшем всеобъемлющее правило как для простых людей, так и для знати. Указ этот снимал с благородных мужей, оступившихся когда-либо в прошлом, настоящем или будущем, все привилегии, с которыми им суждено было уродиться.

Можно представить растерянность тех, кто взрастал с серебряной и золотой ложечкой во рту, а после всего одного неверного шага ниспадал до положения черни. Это влекло почти смерть всем тем, кто, отринув страх, вздумал бы ослушаться воли короля.

Мелкопоместные бароны и барончики, феодалы всех мастей и иные могущественные аристократы в равной степени дрожали при мысли о смене места своего обитания, променяв отчий дородный дом на «хоромы» Проклятой дыры.

Согласитесь, перспектива не из лучших!

Поэтому со временем склоки и бунты уступили место спокойствию и умиротворению в государстве. Мера оказалась вполне действенной: аристократы больше не подымали своих ухоженных голов с не менее изысканных подушек в безуспешной попытке переворотов. Эпоха смут закончилась, и порядок возымел верх над пагубной практикой бессмысленных сражений и кровопролитий.

Так вот, настал момент, когда время буйств и разногласий прошло, люди остепенились и примирились со своей участью и гордыней, однако старый закон уже на протяжении полутора столетий оставался неизменным.

Впрочем, находились и те, кто роптал из-за указа, часто с льстивой ужимкой пеняя высокой власти на устаревшую норму, утверждая, что она потеряла актуальность. Однако государи, все как один, лишь хитро и с прищуром улыбались на подобные негодования своих вассалов, не делая ничего для улучшения их положения.

Поэтому неудивительно, что Еверий, Руби и Хайрам оказались в общей просторной камере, закрытой массивной решеткой. На стене в коридоре горел лишь один факел, грозя вот-вот потухнуть. В камере находились около пятнадцати человек. Места всем не хватало, поэтому большинство не спали, а сидели и разговаривали. Непереносимую вонь ничто не могло ослабить, даже морозный ветерок из перекрытого прутьями крошечного оконца у потолка.

Ошарашенный Еверий с дикими глазами озирался по сторонам, словно не веря, что угодил в адский дом для отверженных. Вторым в камеру ввели Хайрама, который упирался, бесновался и просто ругался страшными и пугающими словами, угрожая всем и каждому расправой, но его не слушали, грубо впихивая внутрь.

– Я Больштад! Вы не смеете, свиньи! – разорялся он, а стража лишь посмеивалась над его выходками. – Я имею связи, вам это не сойдет с рук… Вы у меня поплатитесь…

– Уже сошло, господин, – назидательно заключил один из тюремщиков, закрывая решетку на ключ, после того как в помещение вошел Руби. – Как сходило уже двенадцать раз до этого. Вы у нас ведь почетный клиент, а я ваш верный Грим всегда встречаю вас, когда вы сюда попадаете… Разве вы могли забыть?..

– Нет, Грим, – проворчал Хайрам, успокоившись. – Тебя я ни за что не забуду. Твою толстую рожу с прогнившими зубами и премерзким запашком, даже если очень захочешь, никогда не забудешь.

– Вот вы опять меня ругаете, – как будто обидевшись, произнес Грим, в самом деле на вид не сильно отличавшийся от описания Хайрама. – А я вас люблю… просто обожаю, когда ваша светлость бывает у меня. Мне это доставляет неизгладимое удовольствие – видеть, как сей некогда уважаемый муж, перед которым я когда-то трепетал, преклонив колено, сидит в одной из моих камер и всецело зависит от меня. О-о-о, мне даже золота не надо… – И тут он безобразно улыбнулся, обнажая остатки зубов, ни один из которых не был целым или даже просто белым.

Его соратники, а именно стража тюрьмы, не оценили издевательскую шутку. Они стояли неподалеку, чувствуя лишь гадливость к несчастному изгою.

Существо это, ехидное и даже ничтожное, до которого дотрагиваться не хотелось, заперев дверь камеры, направилось со стражей тюрьмы к выходу, между прочим, напоследок сказав, что в камере, куда он поместил арестованных, находится шайка отъявленных негодяев, грабивших и убивавших невинных проезжих на окрестной дороге.

– Желаю вам спокойной ночи! – прошипел Грим и окончательно скрылся из виду, кряхтя и позвякивая ключами.

Люди в камере были грязные, оборванные, истощенные. Ни одного свободного места, только у самих решеток и нашелся островок незанятого пространства.

Смрад в камере происходил от трех факторов: от самих грязных людей, заплесневевшего пола и стен, но более всего от отхожего места в дальнем правом углу, которое давно, а может, и никогда вовсе не убирали. Люди существовали здесь не лучше скота в хлеву.

Еверия передернуло, когда он оглянулся вокруг. Он являлся торговцем, привыкшим к разного вида испытаниям, выпадавшим на его долю в угоду выбранному ремеслу, в том числе к жаркому климату пустынь, холодным горным ночам, порывам беснующегося ветра, долгим проливным бурям, к неожиданным штормам на море и даже к смерти, стерегущей за каждым темным углом. Однако обстановка убогости и разложения всегда приводила его в уныние, тем более он никогда не лишался свободы, что тоже не могло радовать. Еверий считал себя лишним в этой клоаке упадка и безысходности.

С беспокойством купец посмотрел на своего молодого товарища, но тот не выказывал ни малой толики паники, как будто так и должно быть, и всё идет своим чередом. От этого Еверий еще больше разозлился, но не на Руби, а на своего недавнего противника.

– Это всё из-за тебя, глупый павлин! – рявкнул он на Хайрама, подходя к последнему вплотную. Эхо его голоса прокатилось по длинным пустым коридорам, вдоль темных каменных стен. – Ты мне ответишь за этот позор, я тебя в лепешку расшибу!

– Ну, любезный, всё бы обошлось, если бы ты не был столь свиреп, – надменно ответил Хайрам, ничуть не смутившись и позевывая между делом. – Я всего лишь выпил немного твоего пойла, не более, а ты из-за пустяка начал кулаками размахивать. Кто ж виноват, что это стало таким шумным занятием, которое невольно привлекло посторонних зрителей, облаченных в доспехи стражников столь славного града!

– А-а… а… А что же мне нужно было сделать с тобой? – растерявшись, прогромыхал торговец. – По головке погладить, спасибо сказать?! – продолжал орать Еверий, еще более распаляясь. – Ты наглец, я таких всегда быстро на место ставил и буду ставить!..

– Ну что, поставил меня на место в таверне, медведь? – высокомерно бросил Хайрам, перебивая торговца и с вызовом глядя ему прямо в глаза. – Что-то я не почувствовал!

– О-о! Я сейчас исправлю эту досадную ошибку! – сквозь зубы процедил Еверий, неминуемо сближаясь с Хайрамом с не самыми лучшими намерениями, но тут их прервали.

Бесцеремонно влезшим в перепалку торговца и бывшего рыцаря оказался главарь той самой шайки, которую ранее упоминал Грим. Он грубо посоветовал спорящим захлопнуть глотки, либо он сам их навеки утихомирит. Голос звучал из-за угла и был высоким, можно сказать, даже писклявым, поэтому Хайрам зло крикнул в ответ, чтобы тот убирался ко всем чертям.

Главарь разбойников, вероятно, обиделся на такое отношение к вежливой просьбе, поэтому тут же встал и вышел из тени. Перед ними предстал двухметровый детина на голову выше Еверия, с массивной челюстью и бешеными глазами, но голос его и вправду был как у ребенка.

– Что ты сказал, помет крысы?! – угрожающе пропищал разбойник, словно по мановению волшебства поднявший на ноги пятерых своих прихлебателей, сидевших недалеко. – Мне кажется, надо вас немного проучить! Уж больно вы зазнались, отбросы! Вы не до конца поняли, куда попали, и я вам услужливо всё объясню, выродки гоблинов!

– Глор, дай мне того узкоглазого мальчишку, – обратился к вожаку сутулый и мясистый разбойник небольшого роста, один глаз которого закрывала ветхая серая повязка. – Я хочу с ним поиграть, дай мне его, дай! Я давно ни с кем не играл…

– Да бери, Вайрус, мне не жалко! – ответил громила, словно отмахнувшись от назойливой мухи, а затем направился в сторону Хайрама. – А вот тебя, сына шлюхи, я отправлю к дьяволу лично и прямо сейчас!

– Опрометчиво было называть мою мать шлюхой, здоровяк, – зло отозвался Хайрам. – Коли так хочется, можешь попробовать меня приструнить! Однако не стоило перед этим раскрывать свой поганый рот! Предупреждаю, что за твои слова я с удовольствием отправлю тебя и твою кодлу к червям, будь уверен!

Здоровяк не испугался и, несмотря на озвученную угрозу, всё равно подошел к Хайраму и тут же рухнул на задницу, сбитый могучим ударом стоявшего рядом Еверия, о котором все позабыли. Торговец погладил костяшки кулака и явно обрадовался, что тот, наконец, нашел хоть какую-то цель, ведь перед этим он так и не смог эффективно задеть Хайрама.

Бандиты на время опешили, впервые увидев, как их главаря отправляют на каменный пол. Впрочем, Глор не потерял сознания, приняв столь сокрушительный урон. Он лишь начал удивленно разминать челюсть, скривившись от боли, до конца еще не понимая, что произошло. Из его губы сочилась кровь.

– Не мешай, молодежь! Он мой! – с этими словами Еверий развернулся и неожиданно отвесил второй удар, предназначавшийся уже Хайраму, но тот опять увернулся.

– Бей их! – смешно завопил в это время Глор, неуклюже вставая на ноги.

– Эй вы, остолопы! – прозвучал вдруг дребезжащий голос старика, спавшего на самом почетном месте, в углу, на покрытых соломой нарах. – Разве не слышали о Хайраме Могучем, Хайраме Непобедимом? Вот он, стоит перед вами, как жалкий пьяница. Вы, деревенщины, можете, конечно, на него напасть, но из вас всех ни один не выстоит и минуты. Хочется вам, дуболомам, просто так губить свои никчемные жизни понапрасну, а? Я не раз видел, как этот презренный выбивал дурь и не из таких норовистых парней, как вы, голыми руками убивал мужей, облаченных в железные доспехи.

– Кто это там вякнул, собачье отродье?! – гневно обратился Глор к встрявшему в конфликт незнакомцу, но на эти слова неожиданно отреагировала вся камера, окружив банду.

Вставшие заключенные словно по волшебству обнажили острые предметы, заточенные под нужды несправедливого боя, пока тот, кто недавно говорил, не поднялся со своего места. В темной шерстяной шапке, покрытый теплым тряпичным одеялом, в некоторых местах заштопанным от дыр, с редкой черной бородкой, стоящей колышком, с уставшими глазами, он молча подошел к гиганту. На три головы ниже главаря разбойников, он был худощав и стар, но всё же бесстрашен.

– Меня зовут Болем, – незнакомец спокойным хриплым голосом обратился к Глору. – И если ты будешь в таком ключе говорить со мной, не выказывая хотя бы некоторого почтения, то не проживешь и пяти минут.

Тут тусклые глаза старика смерили молодого детину с беспечным, можно сказать, что почти с ничего не значащим выражением, от которого у иных – кому доводилось испытывать такой взгляд на себе, – в жилах невольно стыла кровь.

Банда, до этого стоявшая более или менее уверенно, теперь совсем сникла, не исключая и самого вожака, который побледнел и затрясся.

– Такого больше не повторится, Болем, – тихо произнес Глор, покрывшись холодным потом. – Я никогда не хотел вставать у тебя на пути или хоть как-то оскорблять тебя.

– Я так это и понял, – добродушно ответил Болем, похлопывая бандита по мощному плечу. – Так что присядь пока в углу, пацан, и молчи, если тебе дорога твоя жизнь!

– Понял, Болем! – послушно согласился Глор, немедленно исполнив полученный совет, намереваясь спрятаться как можно дальше в сумраке камеры.

Банда Глора пошла за вожаком, не пререкаясь, а все недавно вставшие тут же уселись на места и стали заниматься тем же, над чем корпели перед стычкой: кто играл в кости, кто курил трубку, кто полулежал и бездельничал.

– Опять ты здесь?! – обратился Болем к Хайраму. – Не знаешь, когда следует остановиться, глупый мальчишка?! Может, мне стоит проучить тебя разок? Для большего вразумления! Видимо, мои слова уже давно на тебя не действуют!

– Ты можешь попробовать, но так легко я не дамся, Болем! Ты меня знаешь! – в тон ответил Хайрам, присаживаясь возле решетки. – Тем более что это было просто недоразумение, ссора из-за бокала медовухи…

– На большее я и не рассчитывал, – со вздохом произнес старый заключенный. – Так и знал, что ты из-за какого-то пустяка здесь оказался, дурак!

– Ну не всем же быть одним из представителей мастеров-воров, как ты, Болем! Оригинальные и продуманные преступления совершать, где пахнет невинной кровью, точно не по мне – я всё же бывший командир рыцарей…

– Ты дурак, Хайрам Больштад, и ничего больше, чем дурак! – раздосадовано ответил Болем и сел рядом с Хайрамом. – А эти кто? – спросил он, мотнув головой в сторону Руби и Еверия. – Твои товарищи?

– Да, недавно с ними познакомился… тот, что побольше, – торговец-дуралей, вздумавший со мной в драку лезть, а тот, что помоложе, меня угощал медовухой. Заметь, добровольно и причем бесплатно! Из-за них я здесь и оказался! Ха-ха-ха!

– Дурак! – снова презрительно сплюнул Болем. – Сколько ты еще будешь мне мозолить глаза в этих казематах. Я думал, что хоть здесь смогу дожить свой век спокойно, думал, что здесь ты до меня уж точно не доберешься, но нет, как всегда, ошибся, поспешил! Ты и тут являешь свой наглый светлый зад, как жалкий простолюдин! Дворяне – это те, кто по праву рождения являются благородными, служа своему королю. Но тебе плевать и на это! Родовая честь, уже молчу о родительской, тебя не интересует и ничего для тебя не значит!

– Во-первых, как «благородный» простолюдин, – насмешливо начал Хайрам, – в котором есть шарм и отвага…

– Бредовые мальчишеские россказни, – проворчал старый вор, а Хайрам между тем продолжал:

– А во-вторых, на себя посмотри: ты мог бы уйти отсюда в любое время, но ты же этого не делаешь – прячешься, как крыса! Да и, в-третьих, не учи меня чести: тот, кто ее запятнал, а может, никогда и не имел, не может мне указывать на мои ошибки. Ты убийца и вор!

– Э-это правда, – процедил Болем сквозь зубы, проводя ладонью по своей лысой голове, одновременно снимая шапку. – Но если ты еще раз заговоришь обо мне, да еще в таком тоне, я не посмотрю на то, что ты мой племянник, – быстро отделаю тебя, как шелудивого пса. Понял меня?!

– Да, дядя Болем! Не злись! Ты же знаешь, что мне претят всякие наставления, угрозы и посторонние вмешательства. Что касается меня, только мое личное дело и ничье больше!

– Да на тебя я давно уже махнул рукой, но твоя сестра, милая Ниола, не заслужила позора!

– Скоро она выйдет за одного из дальних родственников короля, благородного сэра Альбуса из дома Евениусов, ей не на что жаловаться! Я хорошо его знаю, да и она его знает с рождения. Он рыцарь из богатой и знатной семьи, сильный, смелый, честный и открытый! Лучшего мужа, чем он, я бы ей не нашел!

– Ты дурак, в твоих талантах я и не сомневаюсь, то есть в том, что ты никого и ничего бы не нашел, – язвительно заявил Болем. – Но вот терять у тебя выходит куда лучше, чем у многих разгильдяев во всём королевстве! Ей невероятно стыдно за тебя! Ты пойми, ветреная душа, что ты позоришь не меня, не себя, а ее и свою мать! Разве ты не можешь хоть раз подумать не только о себе, но и о других?!

– Я всегда о них думаю! – мрачнее обычного отозвался Хайрам. – Люблю и желаю им только всего самого лучшего, но моя жизнь – не их!..

– Вы из одного теста, из благороднейшего дома! Если ты запятнаешь себя, то это падет тенью на весь твой род, включая и твою сестру! – Болем заговорил тише и как можно настойчивее. – Опомнись, мой милый племянник, не падай вниз, ведь ты утащишь за собой и честь сестры!..

– Я пока не сделал ей ничего плохого, Альбус не покинет ее из-за простых домыслов и слухов обо мне, а если сделает, то он не достоин ее руки! Я самолично втолкую ему его неправоту, в том случае, если такой день настанет, в чём я, конечно, сомневаюсь. Он слишком к ней привязан, причем с детства, да и меня уважает! Вот и всё, что я скажу!

– Щенок и дурак!

– Не смейте меня называть щенком, любезный дядя, я давно уже не тот мальчишка, каким был пятнадцать лет назад! Мне уже тридцать…

– Да хоть сорок, каким был щенком, таким и остался, и не вздумай мне указывать, как тебя называть!

Оба замолчали, насупившись друг на друга, похожие характерами как две капли воды, выпятив при этом нижние губы от негодования.

Руби и Еверий, слышавшие их беседу, сели неподалеку. Еверий уже не пытался возобновить конфликт, он пребывал в плохом настроении, поэтому молчал.

Как в последующем выяснилось, Болем являлся бастардом семьи Больштад.

Глава 5. Принцесса Мэрион

По милости Божьей, в семье королевской была почти полная чаша: отец – король, сын – наследник и дочь – юная Мэрион. Его величество славился жестокостью, но не настолько, чтобы не любить своих собственных отпрысков, а точнее, он не любил никого, кроме них.

Замок на утесе у края моря, искусно возведенный и отделанный иностранными и местными архитекторами, имел форму квадратную с башнями по углам. Каждый год он ремонтировался, строился и кое-где реставрировался. На это всегда тратилось много денег, так как король любил что-то совершать и ничего не жалел для своих затей, средств же на это выделялось достаточно, так как портовый город Ровендэй королевства Нимея процветал.

В замке было всё, что сопутствует таким строениям: от огромных залов до маленьких комнат с узкими коридорами, от широких лестниц до небольших витиеватых лесенок, от высоких карнизов и балконов до погребов со снедью, от могучих статуй до резных фигурок и барельефов, от ковров на отполированном полу до рисунков на ровных каменных плитах.

По длинному коридору шли трое: мужчина лет тридцати в белом костюме с золотыми галунами и два рыцаря в сияющих доспехах, блестевших на свету зеркальной чистотой. Двигались они по нескончаемому красному ковру, застеленному вдоль помещения, поэтому слышался только скрип металла в сочленениях лат воинов. На стенах размещались гигантские портреты, высотой в два человеческих роста, бывших королей, занимавших когда-то трон Нимеи. «Королевская тропа» – так люди называли это место. По ней ходили почти все знатные гости, так как центральный коридор вел напрямик к тронному залу, где восседал нынешний король – Ротгар.

Юноша в белом костюме имел на голове еще и корону – небольшую, тонкую, в виде обруча. Это свидетельствовало о том, что он являлся принцем государства. Два рыцаря рядом с ним были командирами: один – королевской гвардии под названием «Золотые щиты», а второй – городской стражи, самой многочисленной военной мощи в Ровендэе, именовавшейся «Стальные шлемы». Оба эти мужа восседали в Совете короля при решении важных государственных вопросов.

Они проходили по Королевской тропе, о чём-то с увлечением беседуя так тихо, чтобы их никто из посторонних не услышал.

– Всё готово? – спрашивал нетерпеливо принц. – Я хочу завтра же приступить к делу, но об этом никто не должен знать! Мне же не нужно напоминать вам, что нас всех ждет, если затея провалится?!

Тут молодой человек испытующе посмотрел на командиров. Они преклонили свои головы в знак того, что всё понимают.

– Ну вот и хорошо! – резко заключил принц, удовлетворенный расторопностью подчиненных. – Но где же мастер Гренджой? Ему было велено встретить меня перед тронным залом, а ведь мы уже приблизились к нему.

Позади принца раздался кашель внезапно появившегося из воздуха мужчины лет сорока. Под глазами этого человека имелись странные тени, говорившие о бессонных ночах. Бледное лицо весьма впечатляюще контрастировало с темными ухоженными волосами до плеч, придавая владельцу благородный вид. В правой руке мастер Гренджой держал черный посох из какого-то редкого дерева, инкрустированного драгоценными кристаллами.

– Я здесь, ваша милость, – произнес колдун, почтительно поклонившись. – Надеюсь, что скоро буду называть вас не иначе, как ваше величество, но для этого нам необходимо кое-что сделать… кое-что отвратительное и никак не подобающее вашей светлости! Однако такова жизнь, и всё, чему суждено случиться в будущем, произойдет непременно к лучшему! – Гренджой показал белоснежную улыбку.

– Упаси меня от своих высокопарных рассуждений! – поспешно сказал чем-то недовольный принц. – Есть зло, и есть добро, и человек вправе совершить и то и другое, при всём этом, естественно, он останется человеком!.. Так что я делаю то, что мне дозволено и чего я искренне желаю – мне нужен трон! Жестокая правда заключается в том, что на моём пути стоит мой собственный отец… Однако вскоре я это исправлю, если вы, – тут принц обратился к двум воинам, стоявшим неподалеку от него, – поможете мне и не предадите моих и ваших чаяний, сделав всё правильно!

– Мы исполним вашу волю, ваше величество! – ответили рыцари, подчеркнув свою решимость и отношение к будущему перевороту, снова склонив головы.

– Вот и отлично, – бодро провозгласил принц. – Тогда действуем по плану, когда начнется Совет и закончится турнир в честь помолвки моей сестры! Воины уже давно наготове, осталось положиться только на вас, мастер Гренджой. Надеюсь, что вы сделали то зелье, о котором мне ранее упоминали?!

– Всё готово, ваша милость! Дайте мне только влить его в короля, и он будет ваш, подобно марионетке из циркового балагана, как и королевство впоследствии!

– Ну у тебя и сравнения, – хмуро заметил наследник. – Можно ли поменьше пафоса и ненужных аллегорий?!

– Как скажете, ваше величество.

– Отлично, а сейчас мне надо к отцу! Оставьте меня все, кроме Гренджоя! – поспешно произнес принц.

– Отец и вас хотел видеть, мастер! – объяснил он, когда рыцари покинули их, и между тем продолжил говорить: – Мне порой кажется, что я один в целом мире желаю того, чего желать и чем обладать, мне пока не дано, но, как говорил мой дед, ничего нельзя знать заранее, пока не попробуешь! Ведь я буду лучшим королем, чем мой отец, правда?

– Да, мой сир! Безусловно!

– Я не буду лгать, притворяться, елозить перед знатью, а буду совершать добрые поступки, угодные государству, а не мне. Ведь что, в сущности, мой отец? Да, государь, да, владетель земель и своих вассалов, сюзерен и прочее… но что в действительности он?

Принц помолчал, словно дожидаясь ответа Гренджоя, но мастер ничего не произнес, поэтому он снова заговорил:

– Он всего лишь эгоистичный тиран, привыкший исполнять только свои прихоти, не оглядываясь на нужды народа, а такой правитель вызывает лишь сумятицу, недовольство и интриги. Я же буду благородным королем, ведущим людей к счастью! Я хочу дать людям, даже простолюдинам, возможность получить образование, подобно порядку, учрежденному в Стоуне, – ведь там учатся даже отребья! Хочу открыть больницы при святилищах Трех Богов, так необходимые не только богатым, но и бедным, да и вообще, я хочу покончить с нищетой раз и навсегда, если даже и не всей, то значительно ее уменьшить! Разве это плохо, мастер? – тут принц замялся и в нерешительности произнес: – Имею ли я право поднять руку всё-таки на своего отца? Ведь это переворот, преступление?

– Да, мой господин! – подобострастно ответил Гренджой, доставая из-под мантии висевший на шее опал красного цвета, гладко отполированный и вставленный в золотую витиеватую оправу. – Но это требует значительных сил и мужества, что у вас, несомненно, есть и будет в дальнейшем! Великие люди не раз совершали то, что многие осуждали, но потом всё же и осуждающие примирялись и признавали положительное влияние нового правления. Им всего лишь не хватало, так сказать, глотка свежего воздуха. У вас же есть возможность исправить многие ошибки и несправедливости. Таким образом, преступлением можно назвать только бездействие, когда человек вашей великодушной натуры просто-напросто не использует уготованный ему шанс на благие начинания!

– А я про что, – медленно сказал принц, продолжая зачарованно смотреть чистыми голубыми глазами на мерцающий камень в руках Гренджоя. – Так оно и будет, прочь все сомнения!.. Прочь их, прочь! Мое дело верное, я в этом не сомневаюсь! Я уговорю отца отдать мне трон, либо придется прибегнуть к вашему зелью, но каким бы то ни было способом я добьюсь своего!

Двери отворились. В тронном зале находились двое, не считая стоявшую в карауле стражу. Светловолосый мужчина плотного телосложения в бархатном алом костюме с золотым подбоем и горностаевой накидкой, с королевской короной на широком лбу – несомненно, король, и обворожительная девушка двадцати лет в белом кисейном платье до самых пят. Голову девушки украшала тонкая диадема, покоившаяся среди мириад прямых светлых волос, мягким шелком стекающих до поясницы.

– Приветствую своего короля, – добродушно провозгласил принц, обращаясь к отцу.

Трон был отделан золотом и слоновой костью, седалище и спинка обтянуты бурым бархатом. Этот «стул королей» возвышался на два метра, к нему вели мраморные ступени, так что получалось, что король всегда смотрел на своих подданных сверху вниз, как и полагается властителю.

Принцесса резко обернулась на голос брата.

– Приветствую и тебя, сестра, желаю тебе долгой и счастливой жизни, моя молодая родственница!

– Брат! – воскликнула она. – Ты пришел?! А мы тут с отцом решали, как украсить церемониальный зал, какие материалы подойдут, и как я хочу, чтобы он выглядел в итоге! Ты вовремя, мы спорим насчет занавесок. Что ты предпочитаешь: багровые – цвета заката, или голубые – цвета неба?

– Хм… сложный вопрос. Наверно, всё же голубые, сестра! Они более ведут к миру и успокоению, чем багровые, – ответил наследник, подходя и целуя ее в щёку. – А вы какие предпочитаете, мастер Гренджой?

Мастер, оставшийся на полу, подле лестницы, ведущей к трону, преклонив одно колено, ответил с явным предпочтением к голубым тонам, так как они будут радовать принцессу и днем и ночью, тогда как красные ночью всегда страшны.

– Тем более голубой цвет оттеняет глаза ее высочества! – закончил колдун.

– Ну, не скажите, – вдруг произнес король. – Я предпочитаю алые, они как-то богаче и оригинальнее смотрятся, чем какие-то голубые и нежные, это явно не по мне, но решение примет моя дочь. Да, Мэрион?

– Да, отец! Я выберу голубые!

– Ну и хорошо. Пусть будет по-твоему. А теперь о главном – о предстоящем турнире в честь помолвки Мэрион и лорда Станиша! – сказал король, сдвинув брови: упоминание о помолвке дочери всегда приводило его в негодование. – Всё ли готово, Дариус?

– Да, отец, – невозмутимо ответил принц. – Послезавтра всё начнется в десять утра, недалеко от главной площади. Все рыцари, кто подал заявку, готовы к поединку. За исключением одного – сэра Хайрама, который вчера снова попал в тюрьму! Об этом мне с утра сообщил один из командующих стражей, сэр Альбус. Тот самый, из семьи Евениусов, чья прабабушка является нашей родственницей. Этот молодой человек сватается к сестре сэра Хайрама. Сэр Альбус благородный и славный малый…

– Как?! Его снова закрыли в тюрьму?! – испугано воскликнула Мэрион, схватившись за белоснежный рукав брата. – Это, видимо, недоразумение!.. Ему надо помочь!.. Дариус, ты уже сделал необходимые распоряжения?!

– Да, сестренка, сделал, – холодно произнес принц, ему не понравилось, что его перебили. – Он всё же мой друг детства, как и твой! Друзей я никогда не забываю, ты же знаешь! Но он обидел какого-то иностранного купца, и их посадили вместе. Я всех их вызову и самолично разберусь в инциденте.

– У тебя доброе сердце, Дариус. Я тебе очень признательна. Я хочу сегодня же его увидеть!.. – с трепетом в голосе озвучила принцесса.

– Нет, – сурово бросил король, который явно не разделял стремления дочери к встрече со старым другом, а принц, который только что открыл рот, снова его захлопнул, как рыба без воды. – Он покрыл себя позором! Пал так низко, как не падал ни один из Больштадов! Я знал его отца и деда, достойные люди, бесстрашные воины, они с честью служили и мне, и моему отцу – вашему деду, но этот всех опозорил, всех осрамил! Я не хочу, чтобы ты зналась с этим типом, королевская семья не может пачкаться о ничтожество вроде него!

– Он не… он хороший человек, просто запутался, – пролепетала нерешительно побледневшая Мэрион, задрожав, как будто ее одолел внезапный озноб.

– Ты не будешь с ним разговаривать, и точка! – прогромыхал король, нахмурив брови, но Мэрион лишь зарыдала в ответ, и отец сменил гнев на милость.

– Не плачь, моя родная! Ты знаешь, что я не переношу твоих слёз. – Король замялся, опустил сердитые глаза. – Знаю, что он был твоим другом детства. Я и сам его жалею как отец! Хайрам рос на моих глазах, с моими детьми. Он подавал надежды, я хотел сделать его предводителем «Золотых щитов», но парень, став командиром пограничных войск и прослужив один год, почему-то отказался от должности и ушел… а затем вернулся, и этот позорный загул… Кх-м! Ты же знаешь, я угрожал ему, даже в тюрьму ссылал, но исправляться упрямец до сих пор не желает. Дурная кровь его ублюдка дяди дает о себе знать! Может быть, он от него и нахватался вредной тяги к черни и их забавам. Пусть остается в темнице, я не хочу видеть Хайрама на турнире, там и без него хватит достойных воинов! Дариус, предупреди негодника об этом, когда будешь с ним разговаривать. А теперь расскажи о том, сын мой, как продвигается подготовка… я хочу знать всё!

***

Принцесса вышла из тронного зала, оставив отца, брата и мастера Гренджоя обсуждать предстоящие мероприятия, и отправилась в сопровождении двух служанок закоулками в свои покои. Несколько раз прошла по коридорам, где-то освещенным лампадками на китовом жире. Рыцари в отполированных доспехах с вытравленным на них гербом королевства молча вытягивались при ее приближении. Всё представлялось как во сне, она ничего не слышала и не понимала, пока не добралась до большой залы с камином. Пламени не было, так как наступило утро.

Мэрион отпустила служанок, оставшись совсем одна. Ничто не мешало ей предаваться мыслям. Ее просторную комнату украшали розовые и зеленые шторы, гобелены и туалетные принадлежности, но помимо них, возле стены, справа от входа, стоял шкаф с довольно потрепанными книгами, посредине помещения расположилась массивная постель с прозрачными занавесками. Большие окна с выходом на балкон пустовали.

Какая-то слабость внезапно охватила принцессу после известия о том, что Хайрама поймали и заключили в тюрьму. Она, признаться, не раз слышала о таких происшествиях, случавшихся с ним, и каждый раз это отдавалось в ней каким-то странным беспокойством, нервным напряжением и, как следствие, желанием увидеть его, помочь, защитить. Но всегда она сдерживала себя, потому что знала, что ее брат никогда не оставит Хайрама в беде. Они оба друзья детства, через многое прошли и никогда не предадут друг друга. По крайней мере, ей хотелось в это верить.

Но почему же сейчас ее одолела тоска?

Да, точно, то была изнывающая тоска, поселившаяся в ее груди, – но почему и когда она успела овладеть сердцем принцессы? Никто не знал ответа на этот вопрос, даже сама Мэрион. Ей хотелось лезть на стену, царапать гранит, но только чтобы беспокойство это прекратилось. Она давно не видела Хайрама, не слышала голоса, не замечала его застенчивой улыбки и пронзительного взгляда. Ей вспомнились натруженные сильные руки, когда он прикасался к ней, полные жизни губы, когда он целовал ее нежную белую руку в знак приветствия.

Краска залила ее лицо.

Он ушел два года назад – внезапно, никому ничего не сказав и не объяснив своего поступка. В то время Хайрам стал в народе известен как непобедимый и могучий воин, его любили, он пользовался успехом, его принимали во всех благородных домах, но всё же он ушел, отказался от карьеры и ушел.

Но куда?! В народ?!

В эту неизвестную принцессе массу, скопище необразованных и жестоких людей, которые каждый день только и умеют, что воровать, бить, грабить. Она никак не могла понять и принять этот факт. Как он мог покинуть короля и принца, променяв их на пустые увеселения и никчемную выпивку? Как он мог отвернуться от достатка и богатства, что сулило вновь подъем его дому, променять на вот такую жизнь, какую влачил сейчас? Она этого не могла ни принять, ни понять.

Но, кроме всего прочего, Мэрион озадачил в большей степени совсем другой вопрос, выбив почву из-под ног, в котором она старалась не признаваться даже самой себе. Эта жгущая изнутри тайна, не дававшая ей успокоения, как она ни пыталась подавить в себе. Всё больше по ночам возникал всего один навязчивый вопрос, который подступал и тревожил, поминутно то затихая, то вновь возрождаясь, подобно сказочному фениксу из пепла. Он был для нее важнее всех остальных в ее жизни вопросов.

Как смел он променять ежедневные встречи и беседы с ней на отверженность и отчуждение, каким окружил себя сейчас? Как мог он променять ее на вот такую вот «свободу»?

Да, она принцесса. Мэрион это слишком хорошо понимала, с ее статусом о любви не могло быть и речи. Ей предстояло выйти замуж за принца или герцога, но никак не за бедного рыцаря, хоть и благородного и родовитого, каким ей представлялся Хайрам. Да она и не видела себя рядом с ним – он дорог ей как друг, и только как друг… Он оставался единственным, кто угождал и веселил, был ей мил и, самое главное, рядом в любую тяжкую минуту.

Теперь же ее окружали какие-то фальшивые личности, приносящие одни только огорчения, ненатуральный смех и неприязнь. Он оставил ее одну, оставил без объяснений своего поступка. Она чувствовала себя человеком, которого предали и обманули, бросили на съедение волкам, оставили, наконец, совсем одну!

Правда, Мэрион его вовсе не любила. Просто он веселый, добрый, всегда заботился о ней, с ним становилось хорошо, тепло, уютно, но царская доля иная, чем у людей, не обремененных обязательствами, – она должна выйти замуж за лорда!

Герцог Станиш считался одним из богатейших людей Восточного королевства. Владел землей, слыл знаменитым рыцарем, которого все уважали, участвовал в войнах – не этого государства, конечно. В этих местах, правда, он много известным не был, а вот в иных землях о нём пели песни, которые доходили и до ее слуха. По рассказам, он представлялся смелым, обворожительным, красивым мужчиной, любая из аристократок приняла бы его сватовство за счастье.

Так она и поступила два года тому назад, когда впервые отец принял решение выдать ее за этого благородного человека. Мэрион была действительно счастлива как дитя, радовалась без умолку, рассказала обо всём своему другу и товарищу, который стал мрачнее тучи, но тогда она этого просто не заметила, а потом Хайрам пропал, исчез, а через неделю объявился и подал в отставку. Затем она слышала, что он нанимался к какому-то лорду на службу, на войны в других странах, где героически себя проявил, но ничего более. Через шесть месяцев снова появился в королевстве, дал разрешение на помолвку сестры со своим приятелем, сэром Альбусом, после чего запил и опустился, как говорит отец.

Однажды она видела его, когда проходила по саду. Он шел с ее братом к отцу. Прошел уже год. Он был хмур, грязен и, как видно, пьян, оброс темной, курчавой бородой. Мэрион сначала не узнала, но потом всё же признала в нём ее дорогого Хайрама. Что-то оборвалось в сердце, что-то с устрашающей силой сжалось в груди. Боль одолела ее, она со слезами подбежала к ним, но Хайрам не отвечал на расспросы, не смотрел даже в глаза, только мучил ее своей молчаливой неучтивостью. Она даже толком припомнить не может, что говорила ему тогда. Она вроде даже дала ему пощечину и расцарапала лицо, после чего ее в припадке бешеной истерики оттащили служанки и прислужницы, а он, надменный и холодный, прошел дальше, так ни разу и не посмотрев на нее. Во всяком случае, она только это и запомнила.

При воспоминании о случившемся ее обдало яростью – не на него, почему-то на него она не умела как следует сердиться, не могла ненавидеть его лютой ненавистью, хоть порой и хотелось это сделать. Что за гнев ею тогда овладел неизвестно, но он поглотил ее всю, что привело к заболеванию и срыву нервов. А он всё так же не приходил. Зима стала для нее холоднее и печальней, чем обычно, а дни бесконечно тяжелыми…

– Я не могу его любить! Я люблю его как друга, брата, как родного человека, но не как женщина! Это даже не смешно!.. Это немыслимо, чтобы принцесса полюбила того, кто ниже ее по статусу!.. Я точно не такая!.. Я привыкла к роскоши! Я не смогу отказаться от нее ради него!.. Ведь он беден, а это на многое влияет!.. – говорила она себе безостановочно, то и дело ходя по пустой комнате взад и вперед. – Но почему же у меня так бьется сердце? Почему я не могу успокоиться?..

Она остановилась и начала вглядываться в небо за окном. Хмурое небо, затянутое серыми облаками, обдало порывом холодного ветра.

– Прекрати так биться!.. Я приказываю! Прекрати бешено стучать, прекрати болеть! Я прошу!.. Прекрати!.. Прекрати!.. Я не люблю… Не люблю… Он не заслуживает этого!..

Но силы покинули ее, она упала в обморок.

Через некоторое время в комнату вошли служанки, чтобы помочь ей раздеться.

Глава 6. Занятный малец Руби

– По приказу принца Дариуса, да будет светлой его дорога, – ближе к вечеру помпезно провозгласил начальник тюремной стражи, коверкая и не договаривая окончания слов, – вы двое, сэр Хайрам Больштад и торговец по имени Еверий Кравий, приглашаетесь на аудиенцию к его высочеству для допроса и вынесения решения по вашему делу! Выходите, господа!

Хайрам и Еверий поплелись к открытой двери. Торговец задержался и обратился к стражу, поясняя, что вместе с ними был задержан невиновный юноша, который тоже находится в камере. Недовольный Грим закатил глаза и пошамкал губами, нервно перебирая ключи, чтобы быстрее закрыть дверь темницы и провести двух счастливчиков к выходу.

– О нём… Хм, о нём ничего не упоминалось. Это должен решить сам принц или народный суд, но не я! Я лишь исполняю распоряжение его высочества, ни больше ни меньше! – только и сказал тюремщик, не обращая внимания и на слова Хайрама, тоже вступившегося за мальчика по имени Руби.

– Ну ничего, старина, – успокаивал рыцарь, говоря торговцу, что как только всё разъяснится – мальчика непременно отпустят.

Еверий с тяжелым сердцем, но наконец-то поверил увещеваниям, после чего пошел за стражниками прочь из Проклятой дыры.

– Дядя, позаботься о мальчишке за меня, – сказал Хайрам, на прощание добавив: – Я виноват перед ним, постарайся его уберечь!

– Хорошо, остолоп, сделаю всё в лучшем виде! – с ухмылкой ответил вор.

– О-о, дорогой дядя, я погляжу, тебе всё-таки далось новое слово! Весьма, весьма неосмотрительно… Не слишком ли оно сложное – это слово «остолоп»? Будь благоразумен, пожалей себя и свой старческий умишко, ведь он может не выдержать такой нагрузки и подвести в самый неподходящий момент! С возрастом он уже не такой гибкий, и обилие новых выражений совсем плохо на нём скажется! Нужно трепетнее беречь его скудные остатки. Ха-ха-ха!

– Вот зараза! Ха-ха-ха! – рассмеялся в ответ Болем. – Вали отсюда, щенок! Ха-ха-ха!

Хайрам и Еверий ушли, а двери с лязгом захлопнулись.

– В кого он такой, ведь губит себя! – произнес вслух вор, ни к кому в общем-то и не обращаясь. С минуту он молчал, провожая взглядом племянника и словно что-то обдумывая, а потом обратился к иноземцу:

– Как тебя зовут, малец?

– Еверий дал мне имя Руби, так что можешь называть меня так же, – равнодушно ответил юноша, не заинтересованный в беседе.