Читать онлайн Сваликхита Дживани. Автобиография Бхактивинода Тхакура бесплатно

Я родился2 в 1160 году эры Сакабда в 18-ый день месяца Бхадра в доме своего деда по материнской линии, в деревне Ула (или Улаграм), также известной как Биранагара.

Моё рождение соответствует следующим датам: 1760 год эры Сакабда;3 352 год эры Шри Гаурабда; 2 сентября 1838 от Р. Х.; 1245 год эры Бангабда.

Как Биранагара пользовалась в Бенгалии репутацией богатой деревни, так и мой дед по матери Шри Ишвара Чандра Мустафи был знаменит в качестве процветающего землевладельца. Его выдающаяся щедрость была известна во многих областях Бенгалии. Изо всех окрестных селений люди приходили посмотреть на его знаменитый дворец. В округе Надия деревня Биранагара (Ула) была особенно известна своим богатством и счастливой жизнью её обитателей.

Я появился на свет потомком Пурушоттамы Датты, канья-кубджа – каястхи4.

__________________________________

✒ Потомки

Шри Пурушоттама Датта был одним из числа пяти каястх, пришедших в Гауду по приглашению царя Адисуры. Эти пятеро были Макаранда Гхош, Дашаратха Васу, Калидас Митра, Дашаратха Гуха и Пурушоттама Датта. Семья Пурушоттамы Датты осела в Балиграме. Позже некий представитель его рода осел в Андулаграме и стал известен как глава всего сообщества каястх5.

Часть семейного дерева семьи Датта

(Бхарадваджа Готра Каястха Каннауджия)

Шри Говиндашаран Датта был семнадцатым потомком Пурушоттамы Датты. Говинда Шаран, передав своему брату Хари Шарану все имения в Андулаграме и основав, благодаря щедрости султана Дели, деревню Говиндапур на берегу Ганги, сделал её своей резиденцией. Со временем Говиндапур оказался в руках британцев и был превращён в крепость (Форт-Уильям). Взамен семья Датта получила землю в Хатакхоле, где они основали новое поселение. С того времени род Датта известен как Хатакхола Датта.

Форт-Уильям на месте провинции Говиндапур

Двадцать первым потомком Пурушоттамы Датты был знаменитый Маданмохан Датта. Он был первым в роду Хатакхола Датта и пользовался репутацией очень религиозного человека. Всем бенгальцам были известны его труды в районе горы Прешташила в Гайе и в иных местах. Мой дед по отцу Раджаваллабха Датта был внуком Маданмохана Датты.

Так случилось, что Раджаваллабха утратил всё своё богатство. Из-за этого мой отец Анандачандра Датта оставил свою резиденцию в Калькутте и поселился в деревне моего деда, расположенной в Ориссе. По этой причине он не присутствовал во время моего рождения в Биранагаре.

Мой отец Анандачандра Датта Махашая был крайне религиозен, порядочен и свободен от чувственности. Он был настолько хорош собой, что многие говорили, что в Калькутте того времени никто не мог сравниться с ним в красоте.

Моей матерью была Шримати Джаганмохини. Она была наделена разумом, порядочностью и преданностью моему отцу; можно сказать, что ей не было равных.

Моего деда лишили всех его владений, поэтому отец пожелал переехать в Ориссу. Дед заметил ему: «Вначале приезжай один и осмотрись, а позже сможешь перебраться в Ориссу со всеми домочадцами».

Деревня, известная как Чоти Говиндапур, стояла на берегу реки Вирупы в округе Куттак в штате Орисса. В этой деревне находилась резиденция моего отца и деда. Моему отцу принадлежали эта деревня и другие деревни в округе. Когда умер Рая Джаганнатха Прасада Гхош Махашая, единственным наследником оказался мой отец.

Поэтому вся оставленная им (Раем Джаганнатхой Прасадой Гхошем) собственность стала достоянием моего отца. Пока значительное богатство моего деда оставалось неприкосновенным, у отца и деда не возникало желания закрепить свои права на него.

Затем, после смерти Раи Раи Джаганнатха, вся собственность осталась в руках его слуг кханаджат6, главным из которых был Рамахари Даса. Этот слуга завладел всем.

Тогда мои дед и бабка, которые нищенствовали в Калькутте, отправились в Чотимангалапур, но Рамахари Даса, проявляя строптивость, отказался выпускать бразды правления из своих рук. Из-за этого моему отцу приходилось наведываться туда на протяжении почти трёх лет, до окончания судебного разбирательства. Когда дед и бабка переехали из Калькутты в Ориссу, то отец и мать переселились в Улаграм, взяв Абхаякали, своего первенца, с собой.

__________________________________

Политическая карта Индийской Империи 1909 год.

В пору их жизни в Улаграме7 родился мой старший брат Калипрасанна. Проведя в Биранагаре несколько дней, мой отец по просьбе деда отправился в Ориссу. Слуга Рамахари Даса не отказывался от притязаний на собственность до тех пор, пока отец не явился лично.

Как уже было сказано, мой дед Раджаваллабха попросил отца покинуть Улаграм и на время приехать в Ориссу. Мне было лишь несколько месяцев в утробе матери, когда отец направился в Ориссу. Находясь в Ориссе, отец получил известия о моём рождении. После того как тяжба завершилась, мы овладели собственностью, поэтому мой отец надолго задержался в Ориссе.

По словам матери, после моего рождения, в течение двух или трёх дней она страдала от послеродовых мук. Время моего рождения астролог зафиксировал, используя песочные часы. Кроме того, время рождения было определено с помощью западной хронологии.

Мой дед по матери был владельцем несметного богатства и обширных земель. В нашем дворце жили сотни слуг и служанок.

Мой вес при рождении был изрядным. У меня был старший брат, Абхаякали, к моменту моего рождения уже покинувший мир. Второй брат, Калипрасанна, был ещё жив. Я был третьим сыном отца.

Говорили, что я оказался самым невзрачным среди всех сыновей. Но мать говорила: «Очень хорошо, пусть этот мальчик будет слугой остальных, лишь бы только жизнь его была долгой».

Мать рассказывала, что, когда мне было восемь месяцев, на моём бедре появился нарыв, из-за чего я ослаб и исхудал. Я также слышал, что однажды, когда моя няня Шибу сносила меня по лестнице, я порезал язык о зубы. До сего дня на моём языке остаётся шрам. Это случилось, когда у меня резались зубы.

Когда мне было почти два года, мой отец вернулся из Ориссы. Няня рассказывала, что за несколько дней до возвращения отца я увидел, как ворона садится на жердь и пропел в рифму:

как, кал кал, джхингера пхул/ баба асета, наде басо

«О, ворона, чёрная-чёрная, цветок тыквы джхинга, отец приезжает, сядь в сторонке».

Пока я произносил стишок, ворона перелетела в другое место. Окружающие увидели это и заметили: «О, твой отец непременно вскоре приедет». Так вышло, что спустя несколько дней мой отец прибыл в наш дом в Уле.

__________________________________

✒ Учёба в деревенской школе, религиозные фестивали

Джагаддхатри-пуджа

С огромной пышностью праздновалась Джагаддхатри-пуджа9, особенно ночью. Сотни канделябров украшали здание пуджи.

Бачара – обучение проводилось за стенами здания пуджи. Фонарями были увешаны все колонны и подпорки. Всех стражников рядили в сепойскую10 униформу. Многочисленные статные мужи в одеяниях, расшитых золотом, приезжали из Ранагхата и Шантипуры. Их сопровождали многие телохранители и солдаты. Многолюдностью сцена напоминала лес из людей, а иллюминацией – битву на Курукшетре.

Джагаддхатри («Вседержительница») – Богиня Дурга

Пространство было заполнено огнями фейерверка; то было буйство помпы и роскоши. В первую ночь давались танцевальные представления в стилях кшемат и байнат. В это время люди были настолько веселы, что теряли всякое чувство религиозного действа. Поздно ночью проходила бекаби-гана, состязание певцов. На закате я слушал его, но кави-валла, исполнители, вопили так немилосердно, что у меня начинали болеть уши. Божество Богини Джагаддхатри наряжали в лучшие одежды. Праздничные блюда были источником всеобщего удовольствия.

✒ Школа

Когда мне исполнилось пять лет, в соответствии с правилами, меня послали в школу. Но к тому времени её уже не возглавлял Карттика Саркар, мой прежний учитель. Школу успешно возглавили Яду Саркара и другие люди. Спустя несколько дней после меня в школу был принят мой младший брат Харидаса. Мы посещали школу по утрам и во второй половине дня. Учитель являлся в школу ранним утром. В нашем обществе чтением и письмом занимались многие другие дети.

В числе общей группы те, кто был немногим старше, выступали в роли орудий учителя и мучили младших. Если мы являлись в школу с опозданием, то старшие мальчики наказывали нас. Правило было следующим: любой, кто приходил в школу первым, получал один удар палки, вторым – два удара, третьим – три удара и так далее; число ударов росло в такой прогрессии.

Был один старший мальчик, которого обычно бил учитель, и он, в свою очередь, бил всех остальных. Если ты по какой-либо причине пропускал занятия, то по возвращении тебя ждала жестокая взбучка. Учебная рутина была следующей: младшие ученики упражнялись в написании своих «ка», «кха» «га» на талпате посредством чёрного угля. Спустя год они записывали цифры на банановых листьях, а после – копировали их на бумагу.

Всех старших мальчиков учили счёту, что было необходимо для работы в офисе заминдара15. Время от времени под надзором учителя мы учились судопроизводству. Младшие мальчики подавали жалобу, предоставляли свидетеля, и его показания рассматривались, как в суде.

В конце определялась мера наказания. Все решения суда должны были быть утверждаемы учителем. Наказания практиковались самые разные: трёпка за уши, пощёчины, избиение тростью, нару гопала и выплата штрафа – все эти методы применял наш учитель.

Учитель представлялся нам олицетворением Ямы, бога смерти, а старшие ученики выступали от его имени словно посланники Ямы. Некоторые мальчики подавали ложные жалобы и приводили в суд свидетелей-обманщиков, из-за чего другие мальчики становились невинными жертвами.

Поскольку у нас не было возможностей избежать этого, мы пытались задобрить старших. Однажды во время каникул старшие мальчики заявили мне: «О, Кедара, завтра утром у нашего учителя не будет еды, поэтому принеси из дома любую вкусную еду». На следующий день я похитил из дома маленькую эчонру, зрелый джекфрут, спрятав его под учебниками, и старшие ребята передали фрукт учителю. Учитель был очень доволен и заметил: «Этот маленький мальчик обретёт знания!» Джекфрут был выращен у нас дома, и когда няня узнала о краже, она отругала меня и забрала джекфрут из учительского дома. Мою мать крайне разгневала эта история, и учитель, прослышав об этом, был очень напуган и сказал, что я должен уносить из дома лишь продукты, пропажа которых останется незамеченной. «Не приноси ничего крупного!»

Соседские дети имели обыкновение воровать для учителя табак, но слуги моего отца держали отцовский табак под замком в его кабинете. Вместо табака я крал для учителя замоченный турецкий горошек.

Мой брат Харидаса был очень зол на учителя. Он не в силах был смириться с дерзким поведением старших мальчиков, и однажды взял мачете и проник в дом учителя, в то время как тот, после еды, прилёг отдохнуть. По случайности я оказался рядом, отнял у брата мачете, выкинул его, и Харидаса убежал. Услышав наши голоса, учитель проснулся. В тот же самый день он написал прошение об отставке и покинул дом. В результате у нас появился новый учитель. Так сменились два или три учителя, и я, в конце концов, овладел письмом.

Наш метод обучения был следующим: утро начиналось с того, что мы вставали и громко повторяли таблицы умножения, сложения, таблицы ганда, таблицы каури и сона кас. Старшие ученики повторяли громким хором. Вначале старшие студенты вместе говорили: «Четыре каури образуют одну ганду». Затем мы, в младшей группе, немедленно повторяли за ними: «Четыре каури образуют одну ганду». Декламация продолжалась в такой манере. Когда она завершалась, мы садились и всё это записывали. Во время занятий письмом учитель часто замечал: «Проговаривайте, а затем записывайте».

Мы повторяли слово вслух, громко, а затем записывали его. Хор голосов порождал такой гул, что невозможно было отчётливо расслышать слова. По прошествии одного прахара16, трёх часов, наступал перерыв, во время которого мы ели рис. В это время мы быстрыми шагами возвращались домой и ели пор-бхат, разновидность варёного риса, а затем через полчаса шли обратно в школу, где вновь начинали читать и писать. В конце второго прахара, в полдень, школа закрывалась. Мы возвращались туда через половину прахара, полтора часа. Когда начиналась вечерняя сандхья, мы вновь повторяли таблицы, а затем школа закрывалась до следующего дня.

Вплоть до конца моего шестого года обучения все школьные уроки и всё обучение велось на бенгальском языке. Я изучал счетоводство. Я записывал Севак Шрипатх, но почерк мой был скверным.

В то время в доме моего деда по матери открылась английская школа. Учителем в ней стал француз по имени Дижор Барет из Чандананагара, также известного как Фарсаданга, «французский город». Сын брата моей матери, Махеша Бабу, Кайласа Датта, Махендра Бабу, Раджакумара Гангули и другие стали в ней заниматься. В конце второго прахара, когда «моя» школа закрывалась, я шёл в эту английскую школу и учил там английский алфавит.

Месье Дижор Барет поговорил с моим отцом и предложил, чтобы я и мой старший брат Калипрасанна поступили в английскую школу. Видя мои незначительные усилия, направленные на изучение английского, он стал испытывать ко мне большую симпатию. Хотя этот учитель был французом, он любил бенгальские обычаи и традиции, носил дхоти, наслаждался кхичари и тому подобными блюдами. Иногда я проводил время в его обществе. Мои братья были очень непоседливыми и просто уходили гулять. Порой я шёл с братьями, но, как правило, мне больше нравилось сидеть с этим учителем английского. В те дни, когда наш учитель уходил в Фарсадангу, к себе домой, с наступлением второго прахара, в полдень, я шёл с братьями играть в садах и в кхираки пушкарани. Зайдя в воду, мы одеждой ловили рыбу под названием кхалиса. Гуляя по садам, мы срывали и ели зрелые манго. Неподалёку от манговых деревьев находилось круглое здание, построенное моим дедом. Мы все играли под навесом этого здания.

У моего отца была коллекция гусениц, самых разных: кораби, аканда, кал касанда и другие разновидности. Он держал их в ящике и кормил листьями. Самой красивой была гусеница, питавшаяся листьями дерева ишу мул. Когда гусеницы вырастали и становились бабочками, отец отпускал их. Если я во время прогулок находил какую-нибудь гусеницу, то сберегал её и отдавал отцу.

В то время в саду жило множество пчёл. Мы разрушали улья и ели мёд. Мы поглощали мёд в огромных количествах, из-за чего наши тела нагревались, и мать догадывалась о наших проделках и наказывала нас. Я ещё сдерживал себя, но мои братья не знали никакой меры. Однажды пчёлы нас искусали. Мой старший брат Калипрасанна был хорошим мальчиком, но пчёлы покусали его так, что в течение нескольких дней он страдал от жара.

Игр в садах, на прудах и в амбарах было недостаточно для моих братьев, которые искали приключений на свою голову. Видя это, я покидал их общество и в полдень садился рядом со стражниками, охранявшими внешние ворота. Стражники были западными солдатами. Все они ели роти, приготовленные из цельных зёрен пшеницы атар, и цельные бати урхад дала, просто усаживались и ели на подстилках на земле у парадных ворот. После этого некоторые из них декламировали Рамаяну Тулсидаса. Хотя язык был незнаком, он звучал очень сладостно. Однажды, восхищаясь тем, как декламировал поэму наш солдат по имени Шритал Теояри, я попросил его разъяснить смысл стихов. Он рассказал историю о вороне-обманщице (бхушанти каке). История очень мне понравилась. Вечером я пересказал её матери и служанке. Мать была очень довольна и выразила признательность Теояри, передав ему через меня жевательный табак. Теояри привязался ко мне и угощал роти, дахлом и кхичари. Я ел все эти блюда и был очень доволен.

С самого первого дня посещения мной английской школы я изучал английский с учителем по утрам, а во второй половине дня я снова оставался с ним. С наступлением вечера мы расходились по спальным комнатам. Там собирались служанка г-на Гхоша, моя служанка, которую звали Шибу, и прочие «мудрые» женщины, с целью поболтать. Отдыхая, я слушал их рассказы о разбойниках, тиграх, романтические истории и т. п.

Иногда я просыпался поздно ночью и садился у окна. В четвёртый дозор (в 3 часа ночи) офицеры Наф и Саннаси проходили по двору и дорожкам вокруг имения с лампами в руках, делая перекличку стражи. Иногда я звал офицера Нафа через окно и задавал ему множество вопросов. Наф был очень стар, но всё ещё носил фонарь, палку, булаву и меч. В прошлом он был видным разбойником. Родом Наф был из владений моего деда по матери в округе Муршидабад.

Опасаясь возможного нападения разбойников, мой дед держал при себе многочисленных дварабанов, стражников с палками, стражников-мусульман и сипаев. Хотя он был окружён всеми этими стражниками, дед возложил на офицера Нафа и двух-трёх стражников задачу защищать внутреннюю территорию. В своё время, когда Наф был дакойтом-разбойником, однажды, в ходе очередной вылазки, он отрубил голову своему гуру, и с тех пор слово «Харибол» не сходило с его уст. Обычно я подзывал его к своему окну верхнего этажа и просил рассказать мне истории из времён его детства и юности. Мне было всего лишь шесть или семь лет, и я не понимал и половины того, что он мне рассказывал, но мне нравилось слушать эти байки.

Моя мать была дочерью очень богатого человека и не привыкла к тяжёлому труду. Поэтому бремя ответственности за физическую заботу о нас было возложено на плечи нашей служанки Шибу, которая смотрела за нами, как за собственными детьми. По утрам она подавала лёгкий завтрак, а затем отводила в школу. Позже в течение дня она приносила нам рис. В полдень она находила нас, где бы мы ни были, и следила за тем, чтобы мы пили молоко. Вечером она отводила нас домой, укладывала спать и сама ложилась рядом с нами. Ради нашего счастья она отказывалась от собственного счастья. Даже когда её родная дочь пожелала взять её домой, она отказалась покинуть нас.

Мне нравилось наблюдать за тем, как врачи изготавливают различные лекарства. Во внешнем дворе (нат мандире) богини Динадая Маи Кали врачи делали самые разные препараты на масляной основе и известные чандана, гурачая, махавишну и т. д. У нас работали два врача, Ишвара и Умачарана, из деревни Рагхунатхапур, которым мой отец платил за приготовление лекарств и заботу о членах нашей семьи. Они выполняли тяжёлую задачу по сожжению золота и окислению железа и других металлов с целью приготовления лекарств. Я наблюдал, как они делают препараты из кроличьего масла, шивагхриты и т. д. Они изготавливали лоха джвар, раздробляя драгоценные камни и смешивая их с железом. Их ученики также принимали участие в этом процессе и штудировали многочисленные медицинские трактаты.

В холле храма Динадая Маи Кали жил человек по имени Видья Вачаспати, заведовавший там школой. Он декламировал множество гимнов. Он готовил рис и блюда из турецкого горошка, предлагал Матери Кали и ел. У Вачаспати Махашаи было множество учеников. Они изучали грамматику, словарь и бхатти (бхартрихари). Я слушал их обсуждения таких стихов, как «равех кавех ким» и т. п. Иногда во второй половине дня я посещал этот храм и видел всё вышеописанное.

Обычно после обеда мы прогуливались, предаваясь разным забавам в доме и за его стенами.

Мой престарелый дядя по матери Карттичандра Мустафи умер ещё до моего появления на свет. У него было две жены – Ранга Мами и Бари Мами.

Ранга Мами была сумасшедшей. Бари же Мами очень меня любила. Когда я приходил к ней в комнату, она угощала меня разными лакомствами и рассказывала многочисленные истории. На протяжении всего детства я страдал от дыр в зубах. Иногда я днями напролёт плакал. Бари Мами объясняла мне, что, по мнению простых людей, дыры в зубах вызывают насекомые, но это выдумка. Дыры возникают в результате заболевания, вызванного употреблением в пищу сладких и кислых продуктов. Неправда, будто вединар – женщины-цыганки – способны изгонять этих насекомых.

Иногда ближе к вечеру я приходил в кабинет отца и беседовал с ним. Период сандхьи, молитвы, был временем перекусить, и отец угощал меня кусочком сандеши. По большей части, я проводил время в обществе старшего брата Кали. Мой младший брат пользовался репутацией хулигана, и я держался от него подальше. Другой младший брат Гауридас был на редкость красивым мальчиком, но в силу возраста не мог общаться с нами.

__________________________________

✒ Процветание Улы

Во время фестиваля в честь рождения богини Ула Чанди все жители Улы наслаждались этим праздником. В Уле росло множество баньяновых деревьев. В одном месте стоял камень, обсыпанный красной пудрой. Он покоился на алтаре-возвышении, известном как Ула Чанди17.

В ночь полной луны месяца вайшакха18 с великой пышностью праздновалась Ула Чанди пуджа. По этому случаю в двух местах в окрестностях совершались две публичные пуджи. Одна звалась Махишамаддина пуджа19, а другая, проводившаяся в местечке на юге от Улы, была известна как Брихат20 Дурга пуджа. В период поклонения Ула Чанди люди приходили в Улу из ближних и дальних мест и в течение трёх дней гостили у своих родственников. Дороги были заполнены толпами пешеходов. В двух местах, где проходил праздник, открывались базары и устраивались всевозможные развлечения.

Праздничное шествие Богини Дурги

Самыми увлекательными были бои слонов и буйволов. Отовсюду приводили множество слонов. Семье Мукхопадхьяя принадлежал гигантский буйвол, чьи рога были покрыты железом. Был там и огромный слон, тоже с покрытыми железом бивнями. Сначала объявляли, что слона и буйвола отпустят на свободу в центре города. Иногда этот буйвол, обладавший огромной силой, наносил слону раны. Порой слоны выходили победителями в схватке с буйволами. Мы, стоя на крышах, смотрели на битву. Время от времени мы усаживались на спину нашего собственного слона по имени Шибчандра (Шивачандра), который доставлял нас в разные места увеселений в фестивальный период.

В те дни жители Улы понятия не имели, что такое страдание. В деревне жили члены тысячи четырёхсот достойных браминских семей, а также представители многих родов каястха и вайдья. Самой богатой была семья Мустафи Махашаи. Никто в деревне не голодал. В ту пору можно было прожить самыми скромными средствами. Все были очень довольны жизнью. Люди имели обыкновение петь, музицировать и рассказывать увлекательные истории. В деревне жило несчётное множество весёлых толстопузых браминов. Почти все были остроумны, могли изящно говорить и обладали даром суждения о разных вещах. Всё время было слышно, как группы людей играли на музыкальных инструментах, пели, играли в кости и шахматы. Деревня была очень счастливым местом. Если кто-то испытывал нужду, он мог прийти в дом Мустафи Махашаи и легко получить желаемое. Лечебное масло и гхи не переводились. Деревня была такой большой, что за порядком в ней надзирали пятьдесят шесть человек. Хорошим людям в Улаграме не нужно было искать работу с целью добыть пропитание. Какое же то было счастливое время!

В ту пору я не видел ни одной другой деревни, но великолепие Улы не знало себе равных. Ни дня не проходило без какого-нибудь праздника.

__________________________________

✒ Учёба в колледже в Кришнанагаре

Так я жил до тех пор, пока мне не исполнилось семь лет. Моему старшему брату Кали Прасанне было девять лет. Брату Хари было четыре года. Приблизительно в то время в Кришнанагаре открылся колледж. Царь Кришнанагара Шриш Чандра21 написал моему деду письмо, в котором просил послать в колледж внуков.

Я не знал, какие шли переговоры, но, в конце концов, было решено, что мой кузен по матери Махеша Бабу, мой старший брат Кали, я сам, а также Кайлас Датта, Махендра Васу и Ядунатх Чандра поступят в колледж. Я испытывал крайнее беспокойство; я настолько привык к няне, что не мог спать без неё по ночам. Мать решила, что моя служанка поедет со мной в Кришнанагар.

Мы поселились в двухэтажном здании в центре базара в Кришнанагаре. Наши спальные комнаты располагались на втором этаже, а на первом этаже помещалась кухня. Окна дома смотрели на базар и улицу. На лестнице стояла статуя Ганеши. На первом этаже рядом с кухней была комната-кладовая, в которой готовили масло. Дверь была закрыта, но семена падали через отверстия в двери; мы подбирали их, жарили и ели. Наш рацион, главным образом, состоял из риса и дала. Пищу готовил один брамин, но поваром он был скверным. Время от времени наша нянька приносила нам лёгкие завтраки.

Сидя на лестнице, мы заглядывали в комнату работника маслобойки. Он был очень стар и сидел на низеньком сиденье. Стоя на пороге смерти, он читал Махабхарату. Во дворе, под особым навесом, восседал чтец. Сидя на возвышении, он читал Махабхарату. На голове его была гирлянда; он декламировал стихи и пел песни поэмы. Мне очень нравилось слушать Махабхарату; особенно я полюбил истории о Бхиме.

Иногда оратору доставалось множество яств, и в такие дни он был особенно красноречив. В те же дни, когда он ничего не получал, то падал духом.

По субботам мы возвращались к себе домой в Улу. Нанятые носильщики быстрым шагом относили нас туда на паланкине. В такие дни мы были очень счастливы. На паланкине ехали Махеша Бабу, Кали Дада и я. Вскоре мы достигали нашего дома и, увидев стопы матери, испытывали великую радость. По воскресеньям не было конца историям, которые мы выслушивали. В воскресенье ранним утром мы направлялись в резиденцию в Гояре, а после трапезы возвращались в колледж.

В Кришнанагаре колледж помещался в официальной резиденции местного магистрата. К колледжу примыкала площадка для игр со множеством деревьев и кустов, хотя в наши дни это место стало чем-то вроде джунглей. Напротив колледжа находилась центральная дорога. Через дорогу располагался местный полицейский участок и «небесная обитель» барристера (судебного адвоката), почтенного Манмохана Гхоша. В настоящее время на этом участке земли находится главный почтовый офис.

В колледже мы сперва занимались, сидя на подстилках. Позже привезли стулья, столы и скамейки. Колледж возглавлял капитан Ричардсон, англичанин, а главным местным (бенгальским) учителем был Раматану Лахири. Махеша Дада и Кайлаш Бабу были второклассниками, а Кали Дада и я учились в первом классе. С нами занимался царский сын Бахадур Сатиш Чандра. Спустя несколько дней после нашего поступления в колледж прибыл сын царя Куч-Бехара22. Нашими учителями были Гададхара, Дина Даял и другие. У учителя Гададхары была раздувшаяся шея; он был очень жестоким человеком. Он бил нас куском грифельной доски.

Все говорили, что мне нравилось изучать английский. Благодаря стараниям и практике я стал пользоваться репутацией способного ученика, и учителя были ко мне добры. В том году я сдал экзамены, перешёл в следующий класс и получил награду. Ни Махеша Дада, ни Кали Дада, и никто другой из нашей группы не перешёл в следующий класс и не был награждён. В Уле разошлась молва о том, что я оказался самым способным из мальчиков. В очередное воскресенье, когда я вернулся домой в Улу, меня ждали лавры. Дед по матери всячески меня ласкал и усадил рядом с собой принять прасад. Отец тоже выказал мне особое расположение.

Моя мать, Бари Мами, и другие повсюду обсуждали новости обо мне. В это время нас навестил мой бывший учитель Дижор Барет. Он стал всячески меня хвалить, но отец указал ему на недопустимость таких похвал в моём присутствии. Слыша все эти хвалы, я раздулся от гордости. Очень скоро я решил, что мне уже не нужно упражняться в чтении и письме.

В результате я перестал демонстрировать успехи в классе. Учителя снова стали суровы со мной. Оправдывая себя этим обстоятельством, Махеша Дада и другие, мне завидовавшие, устроили мне «сладкую жизнь». Когда я успешно занимался, все очень мне завидовали, но теперь они стали открыто изливать на меня свой гнев. Я больше не мог запоминать уроки, и меня мучили со всех сторон.

Я выезжал в школу на паланкине, но не шёл на занятия. Вместо этого я отсиживался в зарослях деревьев, а по окончании учебного дня возвращался домой на паланкине. Иногда под предлогом болезни я оставался дома. Один из наших слуг по имени Кеши проникся моими страданиями и принимал мою сторону. В то время нашей няни уже не было в Кришнанагаре, поскольку, как только старшие увидели, что мы прекрасно устроились в Кришнанагаре, её забрали обратно в Улу.

Однажды к нам домой пришёл Деоян Говинда Адач. Он приготовил баранину. Поздно вечером, поев баранины, мой брат Кали Дада заболел холерой. Доктор Кали Лахири сказал, что его заболевание очень серьёзно. Мы все решили, что Кали и я покинут Кришнанагар на рассвете и вернутся в Улу, и утром мы сели в паланкин. Состояние Кали Дада ухудшалось.

Во время переправы через реку Анджану я всячески пытался его успокоить. К восьми утра следующего дня паланкин достиг Улы. Часом позже Кали Дада умер. Женщины в доме начали рыдать, и я понял, что пришла беда. В тот день мой дядя должен был устроить у нас дома трапезу для браминов. Организаторами пира были представители общины каястх, но теперь это мероприятие отменили.

Спустя два или три дня я узнал, что не вернусь в Кришнанагар. Моё нежелание посещать школу было хорошей новостью с точки зрения моих родителей, поэтому я забросил чтение и письмо и остался в Уле. К тому времени в доме моего деда уже не было школы.

__________________________________

✒ Возвращение в Улу

Мне было восемь лет, и это состояние праздности продлилось три или четыре месяца. За это время я позабыл весь английский. Однако вскоре состоялась встреча нескольких уважаемых джентльменов, на которой было решено учредить в Уле английскую школу. К старому дому моего дяди примыкал небольшой кабинет, известный как тутабари, и именно в нём проходили занятия английской школы. Бабу Хемачандра Бандйопадхйайа, житель Халисахара, стал директором, а житель Улы Рагхава Бхаттачарья – школьным пандитом. Я был должным образом принят в школу. Бхагаван Васу стал школьным секретарём. Он предложил зимой начинать школьные занятия очень рано, на рассвете, а в другое время года – позже, днём.

Я приложил усилия, вновь начал изучать алфавит и скоро восстановил прежние познания. Благодаря этому все считали меня хорошим мальчиком. Так я приобрёл отличную репутацию, а мой достопочтенный учитель относился ко мне с большой симпатией. В этой «кабинетной» школе цвела ароматная тубероза, и мне очень нравился её запах. В школе часто играли в крикет. Однажды бита рассекла мне бровь, пролилась кровь, и с тех пор я не играл в крикет. В этой школе у меня было множество друзей. Я преуспевал в чтении и декламации стихов вплоть до третьего класса.

В тот период я занимался математикой и бенгали в школе, размещавшейся в старом здании. Это старое здание находилось в совместном управлении, и достопочтенному Мустафи, моему деду, принадлежали в нём двадцать или двадцать две жилые комнаты. Внутри главного входа в здание находилась «барабанная комната». Напротив размещались бодхана тала, дола мандап и кладовая. Слева от парадного входа была комната пуджи. Крытая пальмовыми листьями, комната для поклонения богине Чанди была очень красива. Напротив был двор, а в стороне – место хомы23. Напротив и слева от Чанди Мандапа стоял сдвоенный бунгало с остроконечными крышами.

Внутри, одаривая благодатью, пребывало Божество Кришна Чандра Раи. Внутренняя часть дома образовывала четырёхсторонний двор, который окружали многочисленные антар-бати. Внешняя часть этого четырёхугольного двора представляла собой гостиную грихапати, хозяина дома. Мой дед по матери жил в этом доме. Покинув старый дом, он поселился в этом новом жилище. Тем не менее, мои дяди обладали равными правами собственности на общие части дома. Учитель преподавал в коридоре рядом с Божеством Кришна Чандра Раей, и я непродолжительное время изучал там математику и другие предметы.

Очень скоро достопочтенный Шьямлал Пран Мустафи учредил там школу. Шьямлал Пран Мустафи жил в южной части дома моего деда, которому принадлежала четверть здания. Поэтому я занимался с учителем в доме дяди по матери. Хотя дом находился в совместном владении разных родственников, можно сказать, что владелец был один. Здание было поделено на четыре части. Мой дед был владельцем одной части, остальные части принадлежали Шьямлалу Прану, Харише Бабу и Медж Тхакурани, моей второй другой тёте.

В ту пору Шьямлал Пран был работником гражданского суда, (мунасефом) Хатбара. Позже он стал магистратом (амином) в Кришнанагаре. Хариш Бабу, владелец части старого дома, был бездетен. У него было два племянника, Дашу Мама и Сатакари Мама. Они были рудрами из Вамшабада. Матерью их была Гангамани Диди, большая любительница пошутить. Она проверяла пульс и на основе полученных данных предписывала лекарства. У Шьямлала Бабу было двое сыновей, Саярам Мама и Девендра Мама. Их наставником являлся Кайлас Датта.

Учитель в школе Шьямлала Бабу превосходно играл в шахматы. Этот учитель, выходец из Бурдвана, обращал пристальное внимание на прогресс своих подопечных. Он был знатоком математики Субханкари; он вкладывал в меня много сил, давая нам многочисленные указания.

В ту пору я был очень независим и повсюду гулял в обществе сверстников. Махеш Дада приехал в Калькутту в дом моего дяди по матери Каши Прасада.

__________________________________

✒ Жизнь в Уле

Жизнь в доме в Уле постепенно угасала, поскольку мой дед был обременён долгами. Так или иначе, несмотря на долги, он сохранял свой статус. Однако наш слон Шибчандра умер, мы лишились лошади, кареты, и не осталось ничего, кроме повозки, запрягаемой козлами.

Отныне Джагаддхатри пуджа и фестиваль в честь Дурги праздновались на средства, взятые в долг. Несмотря на это, семья нанимала 30—35 солдат с Запада, и многие уважаемые джентльмены приходили и заседали в кабинете моего отца. В их числе были Гириш Мукхопадхьяя, Рамеш Райа, Набин Бхадури и другие старые друзья. Они пели разные песни.

Пьяница Мохан Датта приходил днём и начинал неистово петь. Когда в старом доме декламировали Махабхарату, Рамаяну и т. д., я приходил послушать. Мне нравилось слушать о том, как Хануман пересёк океан, добираясь на Ланку, и о демонице Симхике. Почтенный чтец сопровождал декламацию жестикуляцией, и во мне пробуждалось чувство великой любви. Я развил привычку после школы слушать эти чтения. Многократно слушая чтение историй из священных писаний, мы узнавали много нового. В описываемый период умерли мои младшие братья Харидас и Гауридас. Мать и отец испытывали жестокие страдания.

После их смерти остались только моя сестра Хемлата и я. Наша няня ходила, держа Хемлату на бедре, а меня водила за руку. Из-за смерти моих братьев мать опасалась, что никто из её детей не выживет. Стремясь защитить нас, она увешала наши шеи многочисленными талисманами.

Я гулял по окрестностям в обществе няни. Идя в школу в старом доме, я видел, как на перекрёстке дворовых аллей люди играли в шахматы и карты. Если идти из нашего дома в старый дом, то дом Митры был по левой стороне.

Там жила наша Чоти Диди, младшая тётя, и я часто туда ходил. Мы сидели рядом с домом и вели увлекательные беседы. Парашурам Мама и другие имели обыкновение там играть, а я смотрел на их игры по дороге в школу. В школе под руководством учителя я читал и писал.

В каком бы доме ни проходил фестиваль, я шёл туда в качестве зрителя. В доме одного брахмачари, обитателя Улы, проводились многочисленные пуджи. Рядом с его домом возвышался прекрасный мандир, а на территории дома были сад и место хомы. Поклонение брахмачари совершалось в согласии с доктриной Тантры. В маленькой комнате его дома были спрятаны чаши, сделанные из черепа. Некоторые люди говорили, будто можно поднести черепу воду Ганги и молоко и он улыбнётся. Я так и делал – подносил черепу воду и молоко – но ничего не видел. В той же местности был дом одного образованного человека, и я ходил туда послушать песни.

В период фестиваля в честь Дурги в домах местных браминов проходили многочисленные пиры и празднества. Иногда, в надежде полакомиться вкусным прасадом, я принимал приглашения на пиры. В одних домах меня угощали прекрасным далом с овощным карри и рисом. В других я получал кхичари и дал, приготовленный с джекфрутом и другими яствами. В доме Вишванатхи Мукхопадхи можно было разжиться лучшим карри. В каждом доме подавали карри из козлятины. Все обитатели Улы, не принадлежавшие к касте браминов, в течение трёх дней ходили по браминским домам и получали прасад. Никто не ел у себя дома. Гвоздём программы во время фестиваля Дурги были не столько музыка и песни, сколько угощения. Во время других фестивалей на первом месте стояли музыка и пение.

По мере упадка рода Мустафи, семьи Раманадаса Бабу и Шамбханатха Мукхопадхьяи возрастали в смысле своего веса и влияния. Во время Джагаддхатри пуджи в их домах достаток владельцев демонстрировался посредством танцев и песен. У них были кони и слоны, а число западных стражников у их ворот увеличивалось с каждым годом. Чем богаче человек, тем больше он демонстрирует своё богатство. По вечерам мы шли к ним домой послушать громкое пение. Я видел, что в домах Деояна Мукхопадхьяи и Кришны Мукхопадхьяи Бабу не было показной роскоши.

В нашей деревне радость била ключом, и потому все ходили со счастливыми лицами и не ведали тревог. Все знали толк в шутках-прибаутках, поэтому многих людей называли помешанными. Многие уважаемые люди были известны под такими прозвищами, как Ише Пагал («Безумный» Ише), Ганга Пагал, Пеша Пагал, Шамбха Пагал и т. д. Все они шатались по ближним и дальним местам и всякими уловками собирали деньги на публичные пуджи.

__________________________________

✒ Смерть отца и другие события

В девять лет я начал изучать астрологию под руководством Джагата Бхаттачарьи. Кайлас Датта также пытался практиковать это искусство. Я делал заметки. Всё, чему учил нас Бхаттачарья, мы записывали, запоминали и пытались понять.

Состояние моего деда постепенно ухудшалось. Мой отец был погружён в размышления о том, что наследство по линии деда со стороны матери было незначительным. Он думал: «Что ждёт моего ребёнка? Финансовая ситуация моего тестя тоже плачевна. Поэтому я должен поселиться в другом месте». Питая такие мысли, он время от времени наведывался в Калькутту.

Затем резиденция моего деда по отцу была заложена. Чату Бабу из Шимлы с уважением относился к деду по отцу и почитал его старшим братом, поэтому, после многочисленных распоряжений, дед получил от него некую собственность. Чату Бабу должен был отвезти его (моего деда по отцу) в Калькутту, поэтому он лично отправился к нему в Мангалпур, расположенный на пути в Пурушоттам (Пури). Мой дед по отцу Раджаваллабха Датта был непреклонен в своих решениях. Он не желал ни переезжать в Калькутту, ни перемещать туда свои достояния.

Соответственно, будучи бессилен как-то исправить эту ситуацию, Чату Бабу вернулся в Калькутту, послав известия моему отцу в наш дом.

Тогда мой отец решил не принимать собственность от Чату Бабу без позволения моего деда. Строительство или покупка хорошего дома в Калькутте была ему не по карману, поэтому, считая, что будет затруднительно поддерживать былой престиж рода скудными средствами, мой отец отплыл на лодке в обществе учителя Дижора Барета в Фарасадангу, присмотреть дом, после чего вернулся. По дороге домой отец повстречал Дэвида Фарланда, сатвадхикари, который работал под началом моего деда по матери в Моллахутикути. Фарланд Саиб согласился предоставить отцу право управления какой-нибудь собственностью.

Отец решил вернуться к моей матери в Улу, затем собрать какие-то средства, купить дом в Фарасаданге и сотрудничать с Фарландом Саибом. Но одних человеческих мыслей недостаточно для того, чтобы получить желаемый результат; осуществиться может лишь то, чего желает Бог.

Пока происходили все эти события, во владениях моего деда под названием Рамапараин, находившихся в округе Мурашидабад, не были выплачены налоги, из-за чего имение должны были пустить с молотка. Услышав об этом, отец послал туда решить проблему Умачарана Вишваса, снабдив его 1500 рупиями, полученными от моей матери. Посланник прибыл на место как раз в то время, когда имение уже продавали, поэтому деньги так и не были пущены в ход. После смерти своей приёмной матери Рани Радхарани отец получил контроль над шестью деревнями, свободными от арендной платы. Умачаран Вишваса узнал об этом, но, пока он возвращался в Улу, мой отец умер.

Через два или три дня по возвращении из Моллахати Кути в Улу отец слёг с лихорадкой. К тому времени семья моего деда практически прекратила существование, и отец был единственным живым сыном. Умачаран Кавирадж приготовил для моего отца лекарство. Мой дед также дал ему лекарство из восемнадцати ингредиентов, но состояние отца ухудшалось. Так прошло восемь дней, после чего отец почувствовал себя значительно хуже. К отцу приходили многочисленные посетители. Он принимал самые разные лекарства.

Ничто не помогало. Наконец, отца перенесли из внутренней спальни и усадили в кресло в комнате Симри Пуджа Бати. Пришли Хару Мама, Парашурам Мама, Махендра Мама и многие другие. То было в четыре данды. На закате, когда отец спустился вниз, бабушку доставили из арендованного дома Гириша Митры. Она рыдала и падала на землю, со словами: «Куда уйдёт Бабу?» Весь дом был заполнен стенаниями. Отец оставался во внешнем здании. Я находился рядом с ним, не отлучаясь. Поздно ночью я уснул. Пока я спал, отца отнесли на берег Ганги в Шантипуре.

Я забыл упомянуть один эпизод. За полтора года до этих событий из Ориссы приехала мать отца. Она поселилась в доме моего дяди в Шрипуре. Оттуда она переехала в дом Набала, где провела несколько месяцев. После этого она стала жить в Уле, в доме, который снял для неё Гириш Митра. В обществе матери я навещал её в то время, когда она жила в доме Набала в Шрипуре; когда же она жила с Гиришем Митрой, я посещал её каждый день. Не желая жить вдали от отца, она приехала из Ориссы, где обитал мой дед по отцу, и осела в своей родной Бенгалии. Когда бабушка жила в Уле, в доме Гириша Митры, к ней приехала и поселилась с ней Йога Пиши, моя тётя.

Проснувшись на рассвете, я не увидел отца. Вокруг никого не было. В это время из Ориссы прибыли Лалу Чакраварти и Парамешвара Маханти. Они отнесли отца на берег Ганги. Видя, как все плачут, я тоже начал лить слёзы. Моя достопочтенная мать, испытывая смятение, рыдала, и многие люди пытались её успокоить. Ко второй прахаре все вернулись. Громкие рыдания наполнили собой дом. Мой досточтимый дед затворил двери.

__________________________________

Ещё в то время, когда был жив отец, меня стали посещать мысли: «Что такое этот мир? Кто мы такие?». Эти два вопроса возникали у меня, когда мне было десять лет. Иногда мне казалось, что у меня есть ответы, в другие дни ответов не было. Однажды вечером, когда восходила луна, а я прогуливался по крыше отцовского кабинета, я заметил, что луна двигается вместе со мной. Я подумал, что это, должно быть, та же самая луна, которую мы видели в Кришнанагаре, и что этот маленький диск присутствует повсюду, оставаясь неизменным. До этого я считал, что в разных местах были разные луны. Некоторые из наших женщин говорили, что луна и солнце были двумя братьями, которых пригласили на обед. Их мать сказала: «Принесите изысканные яства». Месяц принёс24 сандешу на кончике пальца, а солнце ничего не принёс. Поэтому их мать благословила луну бессмертием, а солнце прокляла, со словами: «Ты будешь высушивать мочу и испражнения этого мира».

Очень скоро я понял, что эти истории – полная чепуха. Я читал Рамаяну, Махабхарату, Кали Пурану, Аннада Мангалу и т. д. в переводе на бенгальский и благодаря этому получал разные сведения. Все эти назидательные предметы я обсуждал со всеми встречными, которые были хоть сколько-нибудь образованны. Халадхара Мишра поклонялся Дурге, Кали, Шиве и т. д. Я думал, что Халадхара беседует с богами. Однажды я задал ему вопрос об этом, и он ответил, что порой действительно общается с богами. Я поверил ему и спросил: «Очень хорошо, господин Мишра; Вачаспати Махашая дни и ночи проводит в доме Божеств. Он тоже беседует с Божеством?» Мишра ответил: «Беседует». Я попросил Вачаспати Мишру прокомментировать этот разговор. Тот сказал, что Халадхара Мишра лжёт, и что в Кали-югу смертные не беседуют с богами.

Вачаспати Махашая был тучным и учёным, и я утратил веру в Халадхару Мишру. Иногда в полдень, во время второй прахары, когда никого не было поблизости, я разговаривал с мурти в разных храмах Шивы, открытых на тот момент. Мне отвечало только эхо. Я думал, что Шива, наверное, дразнит меня. Я касался Его и убегал. Я рассуждал: если Шива реален, то Он схватит меня и станет мучить. Шива бездействовал, и я понял, что то мурти Шивы лишено внутренней субстанции.

Однажды я отправился поесть плодов гамарул в саду рядом с кабинетом отца. Я слышал, что во фруктовом дереве жил дух, и в тот день я убежал, в страхе перед ним. В другой день я подумал, что, если использовать некое средство, то я смогу есть фрукты, не опасаясь духа. В жаркую погоду плоды гамарула особенно вкусны. Я расспрашивал многих людей о том, как обходиться с духами, и никто не сказал, что духов не существует. Очень встревоженный, я обратился к Вачаспати Махашае, который сказал, что духи (привидения) представляют собой особую разновидность живых существ. Их форма подобна ветру, а глаза – фруктам Кунча (очень маленьким и красным). Услышав разъяснение Вачаспати Махашайи, я стал ещё больше бояться духов. Но где нет гамарула, там нет еды. Мать Чибы была большой специалисткой в оккультных вопросах. Она занималась изгнанием духов и следила за кладовой моего деда.

Я обратился к ней, и она сообщила, что страх перед духами покидает того, кто призывает имя Рамы. Она призвала Джаякали, и явился слуга, который сказал то же самое. В качестве эксперимента я отправился к дереву гамарул, где стал призывать имя Рамы, и не увидел ни малейших признаков присутствия духов. Я сбил с дерева несколько плодов и съел две четверти плодов. Я понял, что имя Рамы служит защитой от духов. Я стал призывать имя Рамы на закате. Гуляя по улицам и аллеям, я постоянно повторял Рама Наму. Я был чрезвычайно доволен и принимал это лекарство от духов на протяжении долгого времени. Люди говорили, что дух живёт в здании хомы. С помощью имени Рамы я изгнал духа из здания пуджи. Отныне я не опасался выходить на улицу по вечерам.

Один старый плотник делал декорации для богини Джагаддхатри. Я навещал его и расспрашивал о множестве разных вещей. Он отвечал на все мои вопросы. Однажды я спросил: «Когда богиня входит в статую?». Плотник ответил, что богиня начинает обитать в статуе с того момента, как появляются глаза. В тот же день, вскоре после этого, я с нетерпением отправился посмотреть, как богиня будет входить в статую, но не увидел этого. Я сказал плотнику, что Голока Пал делал статую сперва из соломы, затем из глины, а потом использовал мел и краску. И ни на одном из этапов Богиня не являлась на самом деле. Тогда старый плотник заявил, что богиня является в статуе, когда брахманы декламируют мантры. Я попытался увидеть её явление в это время, но ничего не увидел. Вернувшись в дом старого мудрого плотника, я задал ему вопрос о причинах этого. Он ответил: «У меня нет веры в поклонение статуям. Я думаю, что те брамины занимаются обманом. Они зарабатывают деньги при помощи социальных традиций».

Я питал особый пиетет к словам этого старого скульптора. Я попросил его рассказать мне о Парамешваре, и он сказал: «Пусть люди говорят, что угодно, я имею веру лишь в Парамешвару. Боги и богини – порождения человеческой фантазии. Каждый день я поклоняюсь Парамешваре». Я поверил словам старика.

Я стал ещё более пытлив. У нас был охранник по имени Голама Кхан, который сторожил вход в Кошадхан, комнату, где хранились ценности. Я обратился с расспросами к нему, и он сказал, что имя Бога – Кхода. Он был Один, и не было никого другого. Кхода взял некую грязь (мал) из собственного тела, вылепил её в рути25 и швырнул в морскую воду. Верхняя часть рути стала небом, а нижняя – землёй. Так был создан мир, после чего был сотворён человек, в виде Адама и Евы. Мы все – потомки Адама. Слыша все эти истории, я попросил: «Пожалуйста, расскажи мне, кто такой Рама». Он отвечал, что Рама и Рахим суть одно, и что Он и есть Кхода. Затем я получил от него подтверждение мантры для изгнания духов. Голам Кхан рассказал мне о духах, и заметил, что все духи являются сыновьями Сатаны. Они боятся имени Рахима. Мои мысли об истинной сути Святого Имени Рамы получили подтверждение.

Я много размышлял о первопричине мироздания и тому подобных вещах. Однажды я подумал, что этот мир ложен, и только Ишвара – реален. А я был Ишварой. Подобно человеку, которому снится сон, я всего лишь воображал, что страдаю. Когда сон завершится, я посмеюсь над этой иллюзией Ишвары. Далее, решил я, только я являюсь творцом. Я часто забывал собственное положение и тогда испытывал эти страдания. Затем у меня родилась мысль о том, что я являюсь Ишварой, а это (страдания) – моя лила. Своим могуществом лила порождала все заблуждения и забвение.

В старом здании жил отец дяди Парашурама Акхил Мустафи. По утрам он садился и читал Веданту. Затем, развязав качу (заднюю часть дхоти), он повторял калму (мусульманскую молитву). После этого он вставал на колени и поклонялся Ишваре как христианин. Он не питал никакой веры в глиняных богов-истуканов. Многие говорили, что он очень мудр, а другие утверждали, что он не настоящий христианин. Однажды я явился к нему с вопросами. По его словам, только Ишвара является Пурушей. Веды знают Его, как Брахмана, Коран – как Аллаха, а Библия – как Бога. Я поверил ему. Он предостерёг меня от общения с Парашурамом, который, по его словам, был атеистом.

Его сын Парашурама Мустафи изучал юриспруденцию. Сперва он питал некоторую веру в Ишвару. Позже он стал отвергать идею Ишвары. Пока он верил в Ишвару, у него было два ученика – Рагху Мама и Насу Мама. После того, как он отказался от веры в Ишвару, Рагху Мама и Насу Мама приняли своим гуру Рамамохана Раю. Я пребывал в состоянии крайней растерянности. Я был простодушен и имел множество вопросов.

Я видел все эти расхождения во мнениях, и мой ум был неспокоен. Парашурама Мама сказал мне: «О, баба, всё происходит из Природы. Природа и есть Ишвара. Нет ничего, помимо Природы». Слыша все эти суждения, я обращался к ученикам Бхаттачарий, но их ответы запутывали меня ещё больше. Поскольку все эти заключения не были окончательными, я никогда не оставлял имя Рамы, которое изгоняло страх перед духами.

Мне было одиннадцать лет, когда отец покинул мир. С тех пор я был независим. Но какая судьба мне уготована? Эта мысль не давала мне покоя. Куда бы ни обращался мой взор, я видел лишь тьму. У меня не было кровных родственников, которые позаботились бы о моём благополучии. В школе я просто учил всё, что мне преподавали. Ты знаешь, что в сельской школе чтению и письму учат в известных пределах. В то время глава школы Хемачандра Бандхйопадхьяя покинул Улу, и Рамачандра Даса, гордость касты каивартта, стал директором школы. Я прилежно занимался, однако не было никого, кто помогал бы мне, поэтому мой прогресс был самым незначительным. Так или иначе, мне удалось достичь определённых успехов в литературе. Я изучал литературу, грамматику и географию.

__________________________________

✒ Первые литературные опыты

Только математика давалась мне с великим трудом. Канти Бхаттачарья и Лал Гопала Гхоша были хорошими учениками по сравнению со мной. Тем не менее, учителя относились ко мне с большой любовью. Но я был беспомощен и занимался всё хуже и хуже. Не знаю почему, но я впал в полную апатию и уже не ходил по разным местам и людям, как в прошлом. В страхе перед школой я втайне пил касторовое масло, с тем, чтобы расстроить желудок. Моя застарелая лихорадка возвращалась снова и снова. В двух словах: я могу сказать о том периоде лишь одну хорошую вещь – я не стал жертвой дурной компании. Я размышлял о многих предметах и пытался облечь свои размышления в поэтическую форму.

В тот период я написал Улачанди Махатмью26. Эта книга бесследно утрачена.

После смерти моего отца мой дед, испытывая крайнюю скорбь, поселился в Бхаванипуре. Закрыв на засовы двери во внешнее здание пуджи, он открыл проход между внешним зданием и старым зданием. Я жил в кабинете Дашу Мама, и дед очистил покои (махалати) семейных Божеств. Там обитали Хануман Синха, Баладев Синха, Шубха Синха и Ситал Теояри Дараоян.

Мать считала, что мне с трудом дастся дальнейшее обучение. Она чувствовала, что муж и все сыновья покинули её. Никакой собственности из дома свёкра она не получила. Дед подарил ей дом в Набале и сделал письменное распоряжение о том, чтобы ей выплачивали часть доходов от Дихи Дукхады, которая была утрачена из-за обмана со стороны неких мошенников. Помимо владений в Чотимангалпуре, у неё не было никаких богатств. Два джентльмена, Ядучандра и Умачарана Вишвас, пытались помочь ей в этом отношении, но безуспешно.

Таким образом, я был единственным сыном, а Хемлата, семилетняя девочка в ту пору, – единственной дочерью. Моя няня гадала и так, и эдак, но не могла прийти к заключению о том, какая участь нас ждёт. Все в доме думали, выживет ли этот мальчик. Слуги говорили матери: «Один за другим, столь многие другие дети, которые были подобны Карттике (крепки и красивы), умерли, так как можно надеяться на то, что этот уродливый мальчик останется в живых? Поэтому, если ты скажешь, что твоё богатство заключено в этом ребёнке, то сама расстанешься с жизнью». Слыша такие речи, мать продала меня за девять каури, а мою сестру Хемлату за пять каури Дхатри Мате. Спустя несколько месяцев мать узнала, что моя тётка Медж устроила женитьбу моего кузена Махеша Дада.

__________________________________

✒ Первый брак

Она подумала: «Женитьба моего сына принесёт нам светлое будущее». Она озвучила эту мысль, и начались брачные переговоры. На тот момент определённые переговоры такого рода уже шли. Махеш Дада поговорил с моим дедом, а также с Кришнамати, дочерью Кришны Мукхопадхьяи, который часто приходил к нам домой. В тот период Джагат Бхаттачарья Махашая помогал нашей семье во многих отношениях. Он делал для нас покупки. В дни Экадаши брамин готовил для нас особую вегетарианскую пищу.

Мать послала Кришнамати в Ранагхат с целью посмотреть кандидатку в невестки. Девочку звали Саямани; то была пятилетняя дочь первой жены Шриюкты Мадхусуданы Митры. Она была внучкой Симхадиги Кхисмара. Митра Махашая был очень надёжным человеком. Он работал финансовым инспектором семьи Палакотхур. Он приехал посмотреть на меня верхом на слоне, после чего уехал. Познакомившись с девочкой, Кришнамати явилась к моей матери и сказала: «О, твоя будущая невестка такая красивая. Хотя она немного смугловата, я не знаю другой такой красотки».

По мнению Кришнамати, в девочке не было ничего, что мужчина счёл бы неприемлемым. Высказав матери такое суждение, она отказалась рассматривать другие кандидатуры. Лала Гопал заметил, что цвет кожи девочки напоминает хуку. Мать сказала: «У неё благоприятный лоб, это и есть её красота, какое нам дело до кожи?». Стороны пришли к соглашению о браке. Дасу Мама выступал в роли главы семьи. Нанда Кумар начал изготавливать драгоценности. Похитив у матери большое количество золота, он создал разные украшения для девочки в количестве, достаточном, чтобы покрыть всё её тело. Дасу Мама всё одобрил. Расходы были велики.

Элементами свадебной церемонии были прогулочная лодка, паланкин, декорации, освещение, английская музыка и т. д. То была свадьба двенадцатилетнего мальчика и пятилетней девочки, и она в точности напоминала детскую кукольную свадьбу. Был устроен необычайно пышный приём. Многочисленные джентльмены, принадлежавшие к касте Тели (производители и продавцы масла), в ярких и разноцветных одеждах и джари, были в числе гоcтей. Хотя я был совсем мал, я понимал, что, за исключением каястх и браминов, которые были прекрасно одеты, красивые одежды и украшения не смотрелись на других. Я узнал, что пришли дети из семьи Панти. Услышав имя «Панти», я вспомнил свою куклу панти. Хотя они не напоминали в точности мою куклу, мои глаза не видели красоты детей Панти. Два чтеца декламировали историю родов Митра и Датта.

Наконец свадебная церемония завершилась. Я заявил, что не могу жить один в доме тестя, поэтому приехала моя няня и стала жить в моём обществе. По прошествии одной ночи все в доме считали меня собственным сыном. На следующий день новобрачные прибыли в Улу. Все в доме говорили, что свадьба походила на прекрасную кукольную свадьбу. Спустя какое-то время после свадьбы Улы достигли известия о болезни и смерти моего деда. Мать отправилась в Бхаванипур в обществе девочки-невестки увидеться со своей мачехой.

Затем мы приплыли в Калькутту на лодке. В те дни Калькутта была устрашающим местом. Как только мы достигли города, мой нос поразила ужасная вонь. Этот отвратительный запах лишил меня аппетита. Проведя несколько дней в Бхаванипуре, мы посетили множество мест в Калькутте и Бхаванипуре. Мы побывали в Калигхате. Крайне расстроенный, я не мог по достоинству оценить увиденное. Когда мы вернулись в Улу, я первый сошёл на берег. По возвращении в Улу Махеш Дада, которого я считал старшим братом, Меджа Мами, и её брат, Раджа Бабу, совершили шраддху27 по моему деду.

Проведя несколько дней в Уле, Махеш Дада вернулся в Калькутту. Как и прежде, я оставался в Уле. С большим трудом мне давались декламация стихов и повторение уроков. Я очень переживал. По указанию старшего брата (Махеша Дада) я совершил пуджу коровам на холме Бходга и подобающее поклонение Божеству, потратив на это деньги от продажи кокосов из наших владений и те скромные средства, которые нам прислали. Поклонение не было достойным. У меня никогда не было качеств, позволяющих…

пробел в оригинале

__________________________________

✒ Дальнейшая жизнь в Уле

…некоторой собственности, она утратила всё своё богатство. В то время как мой отец отправился в Муршидабад, он взял у матери 1500 рупий. Эти деньги были утрачены. В другой раз мой отец поехал помочь одному из сыновей Мукхерджи и занял 2500 рупий у семьи моей матери под гарантии в виде драгоценностей. Большая часть этой суммы так и не была возвращена. Моя свадьба обошлась почти в 2000 рупий, и мать заплатила половину этой суммы. Йога Пиши имела долги, и мой отец выплатил их. Таким образом, расходы были многочисленны, и мать осталась с пустыми руками. Я испытывал серьёзнейшее беспокойство.

Дом моего деда был велик. Стража была немногочисленна, и по ночам я опасался воров, поэтому дал охранникам бамбуковые палки. В этом отношении я не проявлял вялости. Я вновь стал заниматься, но по-прежнему был крайне слаб в математике.

Мата Тхакурани послала Суру Сингху в Чотимангалпур. Когда рабочие рыли яму в полу дома в Чотимангалпуре, они откопали урну, полную золотых монет и драгоценностей. Однако эти сокровища попали в налоговую инспекцию. В надежде получить эти монеты и украшения, мать послала в Чоти Суру Сингху. Однако полномочия поверенного были отданы Парамешвару Махати. Мой дед по отцу Раджаваллабха Датта получил монеты с помощью этого юриста и выплатил многие долги. Поэтому спустя несколько месяцев Сура Сингх вернулся только с несколькими латунными сосудами. На средства, вырученные от продажи сосудов, Мата Тхакурани со вздохом отчаяния выплатила несколько последних месячных окладов. Видя всё это, я чрезвычайно страдал.

В ту пору мне было четырнадцать лет. Однажды в качестве мужа внучки Симхи Кхишмы я отправился в его дом. Там обитали многочисленные знатоки игры в шахматы, посвящавшие этому всё своё время. Из-за обильных трапез мой желудок расстроился. Я вернулся в Улу в обществе Саткари Мама. Когда мы гостили в Кхисме, брат нашей младшей тёти Яду Чандра готовил нам козлятину, которой мы лакомились. В ту пору, встречая военных-англичан, я подходил к ним и заговаривал. Видя изящно одетых англичанок, я испытывал большое любопытство. Когда в город приезжали миссионеры, я ходил их послушать.