Читать онлайн Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро. Жизнь и эпоха бесплатно

Джамьянг Кхьенце Лодро. Цуглакханг в Дворцовом монастыре в Гангтоке, Сикким, конец 1950-х гг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Вступление

Одним зимним днём – это было в 2010 году – Дзонгсар Кхьенце Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо (ныне живущий тулку Дзонгсара Кхьенце Ринпоче) подобно урагану ворвался в мой дом в Бире и потребовал рассказать ему всё, что я когда-либо слышал о Джамьянге Кхьенце Чокьи Лодро. «Мы решили перевести на английский язык „Великую биографию“, – сказал он, – и хотим добавить к ней коллекцию историй, которые ты знаешь о Кхьенце Чокьи Лодро. Поэтому давай-ка расскажи всё, что ты когда-либо о нём слышал, – и хорошее, и плохое. Да смотри ничего не утаивай!» Он поудобнее устроился в кресле, включил диктофон и скомандовал: «Поехали!».

ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ ЭТИ ИСТОРИИ

Прежде всего следует рассказать о том, как появились эти истории.

Я был ещё юнцом, когда впервые встретил Кхьенце Чокьи Лодро и установил с ним дхармическую связь. Мой отец, Третий Нетен Чоклинг Пема Гьюрме Гьяцо, доверял ему целиком и полностью. Для него Ринпоче был не просто исключительно драгоценным учителем – он являлся его коренным гуру. Моя мать, Цеванг Палдрон, воспринимала его точно так же, и точно так же воспринимали его Лама Путце, Вангчен Дордже и все домочадцы, включая меня самого. На протяжении всего своего детства я ощущал сильнейшую преданность Ринпоче. Я ощущаю её и теперь. С годами я также проникся уважением к его ученикам, родственникам, помощникам и членам его семьи. Все мы очень сблизились за это время. Когда мы собираемся вместе, то почти всегда разговор переходит на воспоминания о Ринпоче, и именно от его близких друзей и соратников я узнал истории о Кхьенце Чокьи Лодро[1]. Мы всегда называли его просто «Ринпоче».

Дилго Кхьенце как-то раз признался мне, что Ринпоче сам велел ему составить свою биографию: «Я уйду раньше тебя, и после этого тебе придётся взять на себя ответственность за составление моей биографии». Затем он открыл сундук и достал оттуда стопку бумаг, завёрнутую в красную парчу. Он собирался передать свёрток Дилго Кхьенце, но тот всё никак не мог оправиться от потрясения при упоминании об уходе учителя, он просто не мог смириться с подобной мыслью. Вместо того чтобы принять свиток, он начал дрожать.

«В этих бумагах излагается краткая история моей жизни», – сказал Ринпоче, всё ещё протягивая свиток Дилго Кхьенце. Однако тот так и не смог заставить себя принять его. Позже он очень сожалел, что поступил подобным образом, потому что Ринпоче после этого случая больше не предлагал ему забрать эти бумаги. Он описал эту ситуацию в намтаре Ринпоче, который, как тот и предсказывал, довелось после ухода учителя составлять именно ему.

Третий Нетен Чоклинг Ринпоче и его жена Цеванг Палдрон. Фото предоставлено Оргьеном Тобгьялом Ринпоче

Через много лет мой дядя Оргьен заезжал в лабранг в монастыре Дзонгсар и обнаружил большую связку бумаг, среди которых были и рукописи Ринпоче. Я точно не знаю, были ли в этой связке все его рукописи, одно могу сказать точно – там был список умерших, за которых его просили помолиться. В итоге это собрание бумаг перешло к моей семье, а затем Певар Тулку передал его Кхенпо Кунге Вангчугу, который все их прочитал и сделал точные копии. Затем Певар Тулку распорядился сделать ксилографы, и все записки Ринпоче были изданы в виде отдельного текста, получившего название «Тайная биография». Позже мы все тщательно изучили этот текст и заметили, что в нём пропущено несколько лет, что могло означать одно из двух: либо в эти годы Ринпоче не делал записей, либо часть их была уничтожена в монастыре, когда Тибет подвергся китайской оккупации.

Что бы я сейчас ни рассказал – это не стоит рассматривать как подробности, которые не вошли в другие его биографии, и, честно говоря, я и не старался рассказать что-то подобное. С точки зрения современного человека, некоторые из рассказанных мною историй могут показаться совершенно бесполезными, но все эти истории – просто такие, как есть, только и всего. И, как говорится в сутрах и тантрах, воспоминания о гуру, медитация на нём приносит огромную пользу. Поэтому я уверен, что пересказ историй, описывающих различные аспекты жизни Ринпоче, которые хранились в нашей памяти последние пятьдесят лет, в любом случае нельзя определить как бесполезные.

Дзонгсар Кхьенце Тхубтен Чокьи Гьяцо просил меня не преувеличивать и обойтись без обмана – ничего не выдумывать. Но справедливости ради надо сказать, что в этом нет никакой необходимости! Обман необходим лишь в том случае, когда у нас благие намерения, когда это может помочь другим. А иначе какой в нём толк? Вообще никакого. И в то же время я не могу сказать, что на сто процентов уверен, что ни одна моя история не содержит преувеличений или выдумок. Так же как нет у меня абсолютной уверенности в том, что и традиционные биографии Ринпоче не могли быть в той или иной степени приукрашены. В конце концов, единственный, кто может подтвердить свидетельство очевидца, – это сам очевидец. Поэтому правдивость того, что мы слышим из уст пересказчиков, остаётся исключительно на их совести. И поскольку люди любят пересказывать интересные истории снова и снова, я не могу ручаться, что те, что слышал я, не были приукрашены в соответствии с предвзятостью тех, кто их рассказывал. Но я хотел бы повторить ещё раз – у меня не было и тени намерения распространять ложь и выдумки. Какая мне самому была бы от этого польза?

Дилго Кхьенце

Впервые я встретил Дилго Кхьенце в 1964 году, когда мне было двенадцать лет. С тех пор я проводил с ним по несколько месяцев каждый год до самой его паринирваны в 1991 году. Его коренным гуру был несравненный Шечен Гьялцаб Гьюрме Пема Намгьял, поскольку именно он ознакомил Дилго Кхьенце с потенциалом внутреннего осознавания. Дзонгсар Кхьенце Чокьи Лодро был его вторым коренным учителем, и Дилго Кхьенце о нём частенько рассказывал. За это время он сообщил нам много интересного о том, как Ринпоче вёл себя в повседневной жизни. Сам он никогда не заводил подобные разговоры, однако, если кто-нибудь затрагивал эту тему, он с готовностью рассказывал о Ринпоче разные истории любому, кто проявлял искренний интерес. Но, честно говоря, я не думаю, что Ринпоче делал это исключительно ради того, чтобы порадовать слушателей; было очевидно, что он и сам очень любит поговорить о своём учителе.

Дилго Кхьенце Ринпоче, фотостудия в Лхасе. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

Третий Нетен Чоклинг Ринпоче. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Третий Нетен Чоклинг

То же самое можно сказать и о моём отце – Третьем Нетене Чоклинге. Если у него с кем-либо заходил душевный разговор, то тема всегда переходила на обсуждение Ринпоче. Истории отца были пронизаны выражением его искренней преданности Ринпоче, его чистого восприятия их особых взаимоотношений учитель – ученик, но в целом их вряд ли можно рассматривать как первоисточники, поскольку он никогда не жил в монастыре Дзонгсар достаточно долго, чтобы стать очевидцем описываемых им событий.

Чагдзо Цеванг Палджор

В молодости я трижды совершал путешествие в Сикким. Мой первый визит совпал по времени с уходом из жизни Гьялтона Тулку, и тогда же я впервые встретил Чагдзо Цеванга Палджора. Мой отец и я остановились в номере 4 отеля короля Сиккима, где каждый день имели возможность общаться с человеком, который назвался личным секретарём предыдущего воплощения Кхьенце. Большинство наших знакомых, включая бывших помощников лабранга, как казалось, немного настороженно относились к Цевангу Палджору. Мой отец ничего подобного не чувствовал, и поэтому мне представилась возможность расспросить Цеванга Палджора о Ринпоче. Я узнал от него столько интересного, что в следующие свои два визита в Сикким обязательно навещал его, чтобы снова послушать.

Чагдзо Цеванг Палджор. Фото предоставлено Согьялом Ринпоче (личная коллекция)

Кхандро Церинг Чодрон

Кхандро была исключительной личностью. Она была совершенно не похожа на других людей, с которыми я познакомился на протяжении своей жизни, – ни до, ни после встречи с ней. Она была настоящей дакини. Однако сама она не обращала никакого внимания на тех людей, которые выказывали ей особое уважение и преданность. Они всячески старались воспринимать её на уровне чистого видения и, возможно, заслуживали её симпатии и особого отношения, но в действительности они этим лишь раздражали её, и она едва замечала их существование. Но в то же время она по-простому общалась с теми, кто, казалось бы, ничем этого не заслуживал, и была к ним очень добра.

Ни для кого не было секретом, что ко мне она тоже была благосклонна. Я мог сидеть в её присутствии, и она сама угощала меня остававшимися после трапезы блюдами, которые были предназначены исключительно для неё. А когда уходили все посторонние, она щедро делилась со мной историями, известными ей одной.

Однажды, будучи в Сиккиме, я провёл в доме лабранга около четырёх месяцев и каждый день встречался с Кхандро за трапезой. Утром, часов в десять, она угощала меня домашним сладостями, которые пекла сама. Помощники лабранга в то время хорошо между собой ладили, а Таши Намгьял был близким другом Кхандро. Иногда по воскресеньям Апе Дордже и его сестра приезжали в Гангток, чтобы купить мяса, и такие дни Кхандро проводила с ними. Часто к ним присоединялся и Лама Ринчен Шераб, который был довольно стар и потому ходил согнувшись, в также Лама Гонпо Цетен, и тогда все они устраивали веселье – много шутили, пели и танцевали. В те времена я часто задавал Кхандро бесконечные вопросы о Ринпоче. Я не оставлял её в покое даже во время наших визитов в Бодхгаю (как-то раз мы провели там вместе около месяца). И самые первые истории о Ринпоче я услышал именно от неё.

Кхандро Церинг Чодрон. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

Апе Дордже (слева) и Кхандро Церинг Чодрон (в центре) с Шерабом Палденом около дворца в монастыре Гангток, Сикким. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Таши Намгьял

Таши Намгьял был сыном Друмо Цанга и сблизился с моей семьёй настолько, что мы воспринимали его практически как одного из нас. Я пытался помогать ему, делясь с ним деньгами и заступаясь за него, когда это требовалось. Мы дважды ездили вместе в Кхам, а также раза четыре (или даже пять) – в Гонконг и на Тайвань. Он был неторопливым и очень расслабленным, а стоило дать ему чашку сладкого чая – и из его рта проливался целый поток историй, который порой не прерывался до самого позднего вечера. Мои помощники сетовали, что, когда я провожу время с Таши Намгьялом, я так сосредоточиваюсь на его рассказах, что ни о чём другом и знать не хочу.

Лама Гонпо Цетен

Лама Гонпо Цетен не был похож на ламу: он производил впечатление выдумщика. Но в действительности он никогда никому не врал – напротив, он был серьёзным практикующим. Он испытывал искреннюю преданность к Дешунгу Тулку и Кхьенце Чокьи Лодро. Это была такая преданность, какая обычно рождается в результате полного осознания благих качеств учителя. Он считался исключительно сведущим учеником, хорошо разбиравшимся в философии, но я не знаю, насколько это соответствовало действительности. Я могу точно сказать лишь то, что он хорошо знал текст «Слова моего всеблагого учителя», основные положения текста «Путь и плод», а также несколько сущностных наставлений дзогчен. Это был один из тех практикующих, кто пробует выполнять соответствующую практику после каждого полученного учения.

Таши Намгьял, помощник Кхьенце Чокьи Лодро. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Лама Гонпо Цетен. Фото предоставлено Шерабом Гьялценом

Лама Чогден (Джамьянг Лодро Чогден), помощник Кхьенце Чокьи Лодро, чопон. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Мы провели вместе три недели в Сиккиме, и выяснилось, что он может многое рассказать о Ринпоче. Поэтому, когда позже Шераб Гьялцен, Лама Гонпо Цетен и я встретились в монастыре Кангьюра Ринпоче в Дарджилинге, я попросил Ламу Гонпо Цетена рассказать о Ринпоче побольше.

Чогден

Чогден был помощником Ринпоче во второй половине его жизни. Он много беседовал о Ринпоче с моим отцом, когда мы путешествовали на озеро Цо Пема. Именно тогда я узнал от него множество новых историй. Через несколько месяцев после возведения на трон Янгси Ринпоче Тхубтена Чокьи Гьяцо (Дзонгсар Кхьенце Ринпоче) Чогден навестил нас в Бире и пробыл в нашем доме несколько месяцев. Это была прекрасная возможность расспросить его о Ринпоче поподробнее. Однако он обладал довольно специфическим характером, был немного замкнут и не спешил открыто обо всём рассказывать, как это обычно делали Таши Намгьял и другие.

Раконг Сотра

Раконг Сотра был правителем Хора и некоторое время был одним из помощников Янгси Ринпоче (Дзонгсар Кхьенце Ринпоче). Он отличался определённой аристократичностью и никогда не допускал в разговоре вольных тем, поэтому от него было невозможно услышать истории о том, каким был Ринпоче в своей повседневной жизни.

Раконг Сотра, Сикким, вторая половина 1960-х гг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Дядя Оргьен

Для иностранцев доступ в Тибет был открыт в конце 1980-х годов, и тогда я смог впервые посетить монастырь Дзонгсар. Позже я побывал там ещё несколько раз. Там я впервые встретил своего дядю Оргьена и многих других монахов, которые были близки с Ринпоче.

Певар Тулку

Я также проводил много времени с Певаром Тулку, от которого получил множество посвящений, передач и наставлений. Когда нам доводилось разговаривать, Певар Тулку много рассказывал о Ринпоче. Но, несмотря на то что он достаточно подробно описывал свои переживания, связанные с отношениями гуру – ученик, в его рассказах не было подробностей о повседневной жизни Ринпоче, о его поступках, о том, как он практиковал и молился. Его истории ощущались так, как будто были выбиты в камне: каждый год он слово в слово повторял одно и то же. Даже тон его голоса и жесты рук оставались низменны! Полагаю, он обладал совершенной памятью.

Кхенпо Кунга Вангчуг

Как только Кхенпо Кунга Вангчуг прибыл в институт Дзонгсар в Бире, все мы пришли его навестить и выразить своё уважение, поскольку испытывали по отношению к нему искреннюю преданность, причиной которой была его собственная преданность Ринпоче. Казалось, он был благословлён естественной преданностью. Мы все испытывали к нему самые тёплые чувства. Однако, несмотря на то что мы постоянно расспрашивали его о чём-нибудь интересном – особенно о Ринпоче, он всегда переводил тему на истории о шедре Кхамдже, о принятых там правилах и предписаниях и обо всех бесчисленных посвящениях, передачах и наставлениях традиции сакья – в основном из сборника «Собрание садхан», которые он получил. Он почти ничего не рассказывал о характере, качествах и поступках Ринпоче.

Кхенпо Ринчен

Кхенпо Ринчен был тем человеком, с кем я чаще всего разговаривал о Кхьенце Чокьи Лодро, и он всегда очень точно и подробно отвечал на все мои вопросы. Он много рассказывал о своих разговорах с Ринпоче в те времена, когда был его помощником в паломничестве по Тибету. Кхенпо подробно описал даже то, как они всякий раз выражали почтение каждому символу тела, речи и ума, встречавшемуся им на пути. Недавно я прочитал его собственную биографию, и в ней как раз содержатся все те истории, которые он рассказывал мне.

Тартанг Тулку Гелег

Будучи ещё совсем юным, Тартанг Тулку чувствовал, что ему во что бы то ни стало нужно получить учения в Деге. Поэтому он попросил у своего первого коренного учителя Тартанга Чогтрула Тхубтена Чокьи Давы разрешения туда съездить.

«Когда я был молод, я тоже ездил в Деге и принял от Кхатога Ситу сначала начальные монашеские обеты, а затем и полные, – ответил Тартанг Чогтрул. – От него же я получил множество посвящений и передач. Там я также получил передачу „Драгоценность учений терма“ от Пенора Ринпоче.

Кхенпо Кунга Вангчуг, 2004. Фото предоставлено Филипом Филиппу

Тартанг Тулку, примерно 1958. Фото предоставлено Тартангом Тулку, фотограф неизвестен

Когда я оттуда уезжал, то пообещал себе, что снова вернусь сюда однажды, чтобы повидать своих учителей. И если я в чём-то и раскаиваюсь больше всего, так это в том, что так и не смог выполнить это обещание.

Мастера, которые дают там учения в наши дни, скорее всего, не могут сравниться с теми, у которых учился я. Кхьенце и Конгтрул уже покинули нас. Остались, конечно, их ученики, например Кхатог Ситу и Шечен Гьялцаб. Кто знает, какими стали ламы в наши дни? Впрочем, должен быть кто-то, кто обладает необходимой квалификацией и от кого вполне можно получать учения. Да и говоря честно, если уж ты так серьёзно настроился поехать – а подобное путешествие должен хотя бы раз в жизни совершить каждый, – то я даю тебе своё благословение».

Тартанг Тулку рассказал мне, что встречал в Деге множество учителей, но никто из них не мог сравниться с Кхьенце Чокьи Лодро. Поэтому он решил остаться в монастыре Дзонгсар[2], где впоследствии получил множество посвящений и сущностных наставлений. Они с Ринпоче были очень близки, как, впрочем, и мы с ним самим, и благодаря этому я услышал немало интересного, включая то, как они развлекались играми.

Гонгна Тулку

Из всех, с кем мне когда-либо приходилось общаться, наиболее подробно жизнь учителей умел описать Гонгна Тулку. Он никогда не проявлял предвзятость или предубеждение, никогда не преувеличивал и никого не критиковал. Даже его истории о повседневной жизни были так или иначе связаны с Дхармой и служили источником вдохновения для слушателей. Я часто с ним виделся. Честно сказать, когда ты видишь его воочию, то поначалу не ощущаешь особой преданности. Тем не менее мы оставались близкими друзьями на протяжении многих лет, и со временем я пришёл к выводу, что он настоящий учёный. Никто не мог точно сказать, достиг ли он духовной реализации, но с уверенностью можно утверждать, что он был держателем (и сохранял её в совершенной чистоте) линии передачи посвящений, передач и наставлений. Но, главное, он провёл в монастыре Дзонгсар много лет, причём одновременно с Ринпоче.

Те из нас, кто с уважением относились к Гонгна Тулку, старались быть ему полезны и постоянно ему во всём помогали. Мы провели с ним много времени в Непале и Сиккиме. Но я не могу утверждать с уверенностью, что помню всё, что он тогда мне рассказывал. Если бы только мне пришло тогда в голову делать записи, мы сейчас знали бы о жизни Ринпоче намного больше, чем можно обнаружить в опубликованных биографиях.

Цеджор и Лопон Сонам Сангпо

Пожилой лама, которого звали Цеджор, из Ривоче, что в Нангчене, близ монастыря Чоклинг в Восточном Тибете, написал книгу о времени, которое провёл с Ринпоче, будучи его помощником, с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, и до шестидесяти четырёх лет. В Деге ни для кого не секрет, что Цеджор был личным помощником Ринпоче почти всю свою жизнь, до самого момента, когда тот уехал в Лхасу.

Слева направо: Драяб Лама, Лама Кунга, Лама Чогден, Гонпо Цетен, Гонгна Тулку, Кхьенце Чокьи Лодро, Кадро Тулку, Таши Намгьял, Досиб Тхубтен, Друнгьиг Церинг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце, фотограф Ради Еше

Я был в Кхаме пять раз, и каждый раз заставал там Цеджора живым и здоровым, что позволяло мне снова и снова расспрашивать его о жизни Кхьенце Чокьи Лодро. Цеджор был хорошим рассказчиком, и не хуже него в этом деле был дед Дзонгсара Кхьенце Ринпоче – Лопон Сонам Сангпо. Из всех живых существ, что бродили по этой земле под покровом ночного неба, никто бы не смог рассказать историю так искусно, как это получалось у Цеджора и Лопона Сонама Сангпо, – рассказать так, чтоб ум слушателей установился в такое комфортное состояние покоя. Они даже помнили точные даты событий, случившихся пятьдесят лет назад! Я помню, что задавал им бесконечное количество вопросов.

ЧТО ДАЁТ МНЕ ПРАВО РАССКАЗЫВАТЬ ИСТОРИИ О ЖИЗНИ ДЖАМЬЯНГА КХЬЕНЦЕ ЧОКЬИ ЛОДРО

Теперь следовало бы объяснить, почему я уверен, что могу рассказывать вам о жизни Кхьенце Чокьи Лодро. Если я этого не объясню, то те, кто считает, что они были с Ринпоче более близки, или полагает, что знает о нём гораздо больше, могут решить, что я проявляю заносчивость, возомнив, что могу рассказать им что-то, что они не знают сами. Как в той истории, где Миларепа сказал Речунгпе: «Я более близок с Типу Сангагом Донгпо, чем ты. У Ваджрайогини нет ученика лучше, чем я». Поэтому я начну с объяснения сложившейся ситуации.

В целом, когда лама появляется в этом мире, от него ждут, что он будет действовать на благо живых существ. Поэтому ему следует давать учения и продолжать линию посвящений, передач и наставлений. Он таким образом осуществляет активность трёх сфер. Позже составляется его биография, чтобы подробно описать, как он осуществлял эти три вида активности Дхармы. Обладает лама высоким положением или низким, проявил он какие-либо знаки реализации или нет – в его традиционной биографии всегда перечисляются одни и те же события: рождение, отречение и обучение; список выполненных уединённых ретритов; степень реализации, определяющаяся по тому, как он осуществлял активности на благо существ, строя монастыри, образовательные учреждения и ретритные центры; как он установил систему регулярных друбченов и ритуальных танцев; как он развивал доверенную ему линию посвящений и передач. Все эти обязательные пункты, которые содержит любая традиционная биография, делают их все очень схожими.

Лама Сонам Сангпо, дедушка Дзонгсара Кхьенце Ринпоче по материнской линии. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

В то же время другим аспектам жизни учителей не уделяется совершенно никакого внимания. Например, среди множества биографий Лонгченпы нет ни одной, где упоминалось бы о его росте и телосложении. Как выглядят современные ламы, всем известно. Если у какого-то ламы короткая шея и внушительный живот, то, делая статую, его изображают с короткой шеей и округлым животом. Но в традиционных биографиях не найти ни описания внешности ламы или его характера, ни даже намёка на то, какой образ нам представлять. И главное, для утаивания подобной информации нет совершенно никаких причин. Лично я не считаю, что визуализацию ламы таким, какой он был в реальной жизни, можно считать помехой для созерцания.

Я помню одно исключение из общего правила – комментарий всеведущего Чокьи Нангва о том, как рисовать древо прибежища. В этом комментарии содержится подробное наставление о том, как рисовать всех мастеров линии передачи другпа кагью – их внешность, одежду и даже выражения лиц. На мой взгляд, это и есть самый правильный подход.

Точно так же Минлинг Лочен включил в свои наставления о том, как рисовать цагли для посвящений цикла «Обобщённая сущность мудрости всех будд», включая описания внешности всех лам, в том числе Лонгчена Рабджама. Но современные авторы не признают их источники информации достоверными, что автоматически означает, что у нас нет возможности обращаться к оригинальным устным наставлениям и письменным работам, на которые опирался в своих наставлениях Минлинг Лочен. Однако он недвусмысленно описывает, что, например, у Сангдага Дробугпы лицо было красного цвета, что у него был второй подбородок и что именно так его голова и должна быть изображена. Само это утверждение, без сомнений, указывает на то, что Минлинг Лочен пользовался достоверными источниками информации. Таким образом, совершенно очевидно, что подобные детали никак нельзя считать незначительными. Ведь сложилась же каким-то образом существующая система, согласно которой некоторые ламы изображаются с бритыми головами, а другие, например, с бородами. Но как именно она сложилась, мы не имеем никакого представления. Нам стоит придерживаться этой системы и впредь, следуя общепринятой традиции, но будет также очень полезно, если мы сможем в будущем изображать мастеров так, как они выглядели в реальной жизни.

Рабджампа Оргьен Чодраг, ученик Минлинга Терчена, провёл глубокое исследование жизни великого Пятого Далай-ламы и составил подробное описание его характера и повседневных поступков. Издание и распространение этого текста были запрещены на протяжении многих лет, но сейчас мне представилась возможность его прочесть, и я был просто поражён тем, насколько уникален этот текст. Оргьен Чодраг пишет, что, когда все официальные лица из окружения Пятого Далай-ламы, включая личного секретаря, отлучались по делам, он посылал своих помощников купать лошадей в пруду, который находился на заднем дворе дворца Потала. И если те не возвращались к чаепитию, то он сам готовил чай, произнося имя каждого помощника, когда разливал готовый чай по кружкам, чтобы приберечь для тех, кто опаздывал, их порцию чая. Если это правда, то это характеризует Пятого Далай-ламу, духовного и официального лидера Тибета, как исключительно заботливого человека, уделявшего внимание каждой мелочи.

В современных книгах, например в работах Гендуна Чопела или Бабы Пхунцога Вангьяла, исторические фигуры описываются таким образом, что читателям не составляет труда представлять себе этих людей, которых они никогда не видели. Я уже давно размышляю о том, что если бы традиционные тибетские авторы биографий начали писать так, чтобы показывать великих мастеров как реально живших людей, то их истории жизни заиграли бы новыми удивительными красками. Жаль, что до сих пор никто этого не делал.

1. Ранние годы Кхьенце Чокьи Лодро

МЕСТО РОЖДЕНИЯ

Дилго Кхьенце признался мне, что, хотя мы и знаем, что Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро родился в год Змеи, точная дата его рождения нам неизвестна. Я, помню, был весьма удивлён этому обстоятельству и сразу же поинтересовался у него, как же так вышло, что родители Ринпоче, будучи людьми образованными, не догадались записать дату его рождения. Дилго Кхьенце ответил, что отец Ринпоче был великим йогином, но порой вёл себя совершенно непредсказуемо. Например, он не вёл никаких записей. Даже сам Ринпоче в автобиографии упоминал, что не знает даты своего рождения:

Однако нам доподлинно известно, что он родился в долине Рекхе[3], или Санген – «бесплодные земли». Рождение здесь имело как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, это было одно из четырёх центральных поселений Восточного Тибета, а с другой – эти места буквально кишели ворами, грабителями и мошенниками. Ринпоче всегда говорил, что местные жители были невероятно своевольны. Склоны гор, окружающих долину Рекхе, были настолько круты и непроходимы, что рождённый в долине телёнок, если отвести его по горным тропам в соседнюю долину и дать там подрасти, никогда бы не нашёл дороги назад. Что уж говорить о тех, кто здесь не жил, – постороннему было ни за что сюда не добраться. Вот каким представляется мне это место – оно было труднодосягаемое и негостеприимное. Говорят, что иногда эту долину признавали частью Деге, а иногда – местностью, которая к Деге не имела никакого отношения. Ходили многочисленные слухи о набегах на это поселение и ужасных убийствах, которые случались тут, когда нынешний ньерпа [управляющий] Джаго Цанга был ещё молод.

Но как бы там ни было, именно здесь случилось родиться Кхьенце Чокьи Лодро, и его привычки во многом формировались здешним укладом жизни. Он, например, всю жизнь пил исключительно тот чай, к какому привык в детстве, и у него в сундуке всегда хранился прессованный брикет рекхинского чая, упакованный в чехол из чёрной кожи мускусного оленя, который был сшит ещё в те времена, когда был жив Джамьянг Кхьенце Вангпо. Он обычно отламывал кусок от брикета, нёс его на кухню, растирал двумя камнями в порошок, смешивал с цампой, маслом и кипячёной водой, взбивал всё это, пока не получалась довольно густая масса, и разом всё выпивал – целую кружку залпом, за которой незамедлительно могла последовать и вторая, и третья, и даже четвёртая. Иногда он угощал таким чаем и Дилго Кхьенце.

«Это знаменитый чай по-сангенски, – с гордостью говорил Ринпоче. – Просто изумительно вкусно!»

Из этой истории становится ясно, что Ринпоче оставался верен по крайней мере одному сангенскому обычаю.

ОТЕЦ КХЬЕНЦЕ ЧОКЬИ ЛОДРО

Как рассказывал Гонгна Тулку, Ринпоче часто говорил: «Таких знающих мастеров, как мой отец и Второй Нетен Чоклинг Нгедон Друбпей Дордже, не сыскать среди нынешнего поколения практикующих. А уж сколько они получили посвящений и передач! Но при этом и нрав у них обоих был, скажу я тебе, – ни тот, ни другой сроду не задавались вопросом: „Позволительно мне такое или непозволительно?“».

Я решился уточнить, какие такие поступки отца мог подразумевать Ринпоче, говоря о «позволительном или непозволительном», и Гонгна Тулку объяснил, что отец Ринпоче мог запросто заставить жену поднести все свои украшения из зи, коралла и разных драгоценных камней ламе (то есть ему самому), а затем распродать всё их имущество, включая палатку, домашнюю утварь и пожитки, поскольку ему пришло в голову стать бездомным бродягой. «С этого момента и впредь, – заявлял он, – я решил вести жизнь странствующего аскета, не обременённого подобным барахлом». Однако через какое-то время он мог начать вести себя как важный лама – накупал палаток и заваливал их роскошными вещами, указывающими на его высокий статус. Он вёл себя так, как будто был помешан на богатстве и материальных ценностях, а если вдруг какие-нибудь воры из Гонджо или Рекхе угоняли у него скот, то он, недолго думая, насылал на них проклятия с помощью чёрной магии.

Ринпоче рассказывал: «Наивысшим божеством, главным йидамом нашего клана Шерпа Цанг был Ваджракилая Дудула Дордже. Личным защитником был Шингкьонг, но основные активности осуществляли защитники из его свиты. Сила чёрной магии моего отца была просто сокрушительной! Он, должно быть, уничтожил немало людей, потому что жители Гонджо и Рекхе всегда трепетали от страха перед могущественной магией клана Шерпа».

Ринпоче рассказывал, что его отец мог надеть в один день традиционную рубаху с длинным рукавами, в другой – белую рубаху с полосатой красно-белой накидкой, а в третий – разрядиться в одежды из лучшего шёлка. Волосы у него были весьма длинными. Он обычно оборачивал их в шарф, и казалось, что его голова того цвета, какого был шарф: голубой шарф делал его голову голубой, красный – красной. Он всегда носил пхурбу, которая когда-то принадлежала Дудулу Дордже, причём всегда за поясом – точно в такой же манере, как это делал сам Дудул Дордже. Обычно йогины нечасто выполняют огненные ритуалы сжигания торма, но, по словам Ринпоче, его отец такие ритуалы очень любил и часто выполнял, причём использовал самые гневные формы из всех возможных. Он обычно метал пхурбу в каждое горящее торма, и если оно не переворачивалось, то он повторял ритуал на следующий день.

Гьюрме Цеванг Чогдруб, который упоминается в «Великой биографии» под именем Гьюрме Цеванг Гьяцо, сын великого тертона из Сера и потомок Дудула Дордже, как раз и был отцом Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро. Гонгна Тулку рассказал мне, что узнал об этом непосредственно от самого Ринпоче.

Я спросил у Дилго Кхьенце: «Если у Гьюрме Цеванга Чогдруба было двое сыновей, то можно ли утверждать, что, в то время как один из них – Терсе Чиме – постоянно осуществлял гневную активность, то второй, то есть Ринпоче, редко к ней прибегал?». Дилго Кхьенце ответил, что дело обстояло вовсе не так, что Ринпоче тоже осуществлял гневную активность; он никогда не закрывал глаза на дурные деяния и всегда выполнял гневную огненную пуджу с целью отвести даже малейший вред от Буддадхармы линии Кхьенце.

МАТЬ КХЬЕНЦЕ ЧОКЬИ ЛОДРО

Я слышал, что семья матери Ринпоче была из Амдо и что она была потомком великого мастера Сергьи Чатрала. В Тибете не принято подробно рассказывать о женщинах, поэтому я так и не смог узнать у кого-либо ни о том, кем были её родители, ни даже имени их клана. Однако сама она оказалась реинкарнацией дакини Шазы Кхамоче. Ринпоче рассказывал Дилго Кхьенце историю о том, как в конце его жизни, через много лет после своей смерти, она иногда являлась ему в видениях и предсказывала будущее. Никто из близких Ринпоче не помнил, из какой семьи была его мать, но в «Великой биографии» сказано, что она обладала всеми характеристиками дакини.

После того как ушла из жизни мать, Кхьенце Чокьи Лодро просил Адзома Другпу, а также многих других лам погадать и узнать о её следующем рождении. Ламы сказали, что, похоже, она допустила некоторые нарушения самайи и поэтому для неё следует выполнять практику Ваджрасаттвы – чем больше, тем лучше. Ринпоче считал свою мать благородным существом, на долю которого выпало тяжкое испытание жить с человеком, который не особо ограничивал себя в экстравагантном поведении. Как тут было избежать нарушения самайи?

ПЛЕМЯННИК ЧОКЬИ ЛОДРО, КОТОРЫЙ ТАКЖЕ БЫЛ ЕГО СЕКРЕТАРЁМ

Я расспросил многих людей, пытаясь узнать о том, кто был отцом Чагдзо Цеванга Палджора. Таши Намгьял не мог сказать с уверенностью и предположил, что тот мог быть сыном сестры Ринпоче. Но оказалось, что он был сыном старшего брата Чокьи Лодро Дудула, который был мирянином-тантриком. О его семье мне рассказал Гонгна Тулку.

2. Монастырь Кхатог

Всвоей книге Дилго Кхьенце пишет, что великим мастером Джамгоном Конгтрулом Лодро Тхае были обнаружены пять эманаций Джамьянга Кхьенце Вангпо. Неудивительно, что именно ему Кхатог Ситу Чокьи Гьяцо отправил письмо с просьбой прислать одного из тулку Кхьенце в Кхатог: «В нашем монастыре обязательно должен быть свой тулку Кхьенце!».

«Всех тулку Кхьенце уже разобрали! – ответил ему Джамгон Конгтрул. – У меня, впрочем, есть тут один парнишка, который мог бы принести твоему монастырю немало пользы… Но, сдаётся мне, объявлять ещё об одном Кхьенце было бы уже слишком».

Конечно же, после таких слов Кхатог Ситу просто-таки завалил Джамгона Конгтрула письмами, умоляя открыто объявить о новом тулку Кхьенце. В конце концов Джамгон Конгтрул пригласил его для личного разговора в свою резиденцию.

«Ты настоятельно просишь меня объявить этого мальчика тулку Кхьенце и отправить в монастырь Кхатог, – начал разговор Джамгон Конгтрул. – Монастырь Кхатог действительно можно считать одним из самых святых мест. Говорят, Джамьянг Кхьенце Вангпо признался однажды, что из всех возможных способов провести свою жизнь на первом месте у него всегда была мечта бродить по свету бездомным странником и основать в конце концов где-то на границе провинций У и Цанг большой монастырь, который стал бы пристанищем для нескольких тысяч монахов, а после этого реализовать радужное тело в местечке Цанг Оюг. Но если бы этой мечте не суждено было осуществиться, то он был бы счастлив провести жизнь в монастыре Кхатог, представься ему такая возможность.

Я понятия не имею, почему Кхьенце Вангпо не смог провести всю жизнь в монастыре Кхатог. Возможно, так получилось из-за вмешательства четырёхликого Махакалы. Возможно, его активность за пределами монастырских стен могла принести столько пользы, что остаться там для него не было никакой возможности.

Но какой бы ни была причина подобных обстоятельств, в данный момент монастырь нуждается в присутствии тулку Кхьенце. Поэтому вот тебе внук великого тертона из Сера, и теперь тебе надлежит о нём заботиться. Нет никаких сомнений в том, что он является эманацией активности Кхьенце Вангпо. Но ты не должен строить ему новый лабранг или возлагать ответственность за уже существующий. И не надо делать его настоятелем монастыря или назначать на какой-либо другой высокий пост. Если ему предоставить возможность сохранять спонтанность и следовать образу жизни йогина, то, несомненно, он станет одним из величайших махасиддхов Страны снегов. Поэтому запомни хорошенько – не взваливай на его плечи формальную ответственность! Поступай так только в том случае, если ты совершенно уверен, что без этого никак не обойтись».

Джамгон Конгтрул вручил письмо, защитный шнурок и хадак Кхатогу Ситу и даровал Чокьи Лодро имя Лодро Гьяцо. Кхатог Ситу передал всё это Цевангу Чогдрубу, сыну великого тертона из Сера, и вернулся в Кхатог вместе с Чокьи Лодро, который оставался там до тех пор, пока ему не исполнилось тринадцать.

Гонгна Тулку рассказывал, что в тот день, когда Кхьенце Чокьи Лодро приехал в Кхатог, шёл снег. Лабранг Ситу снаружи выглядел достаточно внушительно, но в действительности это было очень простое жилище, поэтому комната, в которой поселился Ринпоче, не представляла собой ничего особенного. На следующий день повалил такой снег, что местные жители даже из домов не могли выйти, что в целом было очень необычно для этого региона. Многие восприняли это как добрый знак. Вскоре Ринпоче возвели на трон, проведя самую простую церемонию.

Кхатог Ситу Чокьи Гьяцо, Третий Кхатог Ситу Ринпоче. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

На следующий год Кхатог Ситу отправился в путешествие в сопровождении множества монахов в Цадра Ринчен Драг[4], где Джамгон Конгтрул должен был даровать великое посвящение «Обобщённая сущность мудрости всех будд». Кхьенце Чокьи Лодро тоже очень хотел поехать с ними, но Кхатог Ситу не взял его. «Ты пока ещё совсем дитя, незачем тебе ехать», – сказал он Ринпоче. Чокьи Лодро не посмел спорить с ним, но позже всегда расстраивался, вспоминая, что упустил свою единственную возможность лично увидеть Джамгона Конгтрула. Об этом не сказано в «Великой биографии».

Дилго Кхьенце говорил, что Ринпоче никогда не признавал, что является тулку Кхьенце Вангпо. В действительности он всегда настаивал на том, что такого просто быть не может. Он был рождён в год Змеи, а Кхьенце Вангпо ушёл из жизни лишь за восемь месяцев до его рождения, в первый месяц года Дракона. В качестве доказательств своего мнения он приводил цитаты из «Сокровищницы Абхидхармы» и других текстов. Об этом недвусмысленно сказано в «Великой биографии».

ДЕТСТВО ЧОКЬИ ЛОДРО

Видение из предыдущей жизни

Чокьи Лодро пишет в автобиографии:

Я спросил у Дилго Кхьенце, что случилось в ту ночь и что имел в виду Ринпоче, когда писал эти строки. Он объяснил, что учитель Ринпоче практиковал в пещере высоко в горах над монастырём Кхатог, а сам Ринпоче сидел перед входом в неё на подушке, обтянутой кожей, и повторял мантру Ваджравидарана-дхарани, и в этот момент из-за туч неожиданно показалась луна и залила светом долину, где был расположен монастырь. Возможно, причиной этого явления стало благословение от чтения мантры, кто знает? Так или иначе, а это привело к тому, что очертания монастыря вдруг проступили необычайно чётко, и Ринпоче, вглядываясь в них, пережил видение: один монастырь трансформировался в другой – в тот монастырь, что стоял на серой земле.

Во время этого видения Ринпоче пребывал в состоянии бодрствования. Это не было сновидением. Однако после того, как видение развеялось, он вдруг ясно вспомнил, что был рождён дунгсе (преемником) линии передачи кхон и жил в монастыре, что стоял на «серой земле» (тиб. сакья). Это воспоминание оставалось в его уме на протяжении всей сессии повторения дхарани. Он тогда понятия не имел, где находится этот монастырь, и лишь после узнал, что под это описание подходит монастырь Сакья.

Феноменальная память

Вероятно, Ринпоче в прошлых жизнях был ньингмапой и практиковал цикл «Сердечная сущность обширного пространства». На это указывал тот факт, что, прочитав один-два раза текст, он выучил наизусть несколько садхан – практики Экаджати, Рахулы и Ваджрасадху, а также садхану «Собрание видьядхар»; молитву призывания Палчена и других божеств этого цикла. Ему не понадобилось прикладывать никаких усилий, чтобы выучить наизусть все эти тексты. Эта его особая способность подробно описана в тексте Дилго Кхьенце.

Случай с ртутью

Будучи ещё ребёнком, Чокьи Лодро был известен как Тулку Лодро. Он был очень активным ребёнком и никогда не мог усидеть долго на одном месте. Однажды Тулку Лодро занимался уборкой комнаты своего учителя, и ему на глаза попался необычный тяжёлый кувшин из голубого стекла. Призадумавшись о том, что бы это могло быть, он начал трясти кувшин в руках и обнаружил, что от этого кувшин издаёт забавный звук – трок-трак, трок-трак.

«Вот так кувшин! – подумал он. – Должно быть, в нём налито нечто особенное. Дай-ка я это попробую».

И, недолго думая, он осушил кувшин до дна.

Вскоре вернулся его учитель, но, поскольку Тулку ещё не закончил уборку, то продолжал свою работу в его присутствии. Когда он наполнял чаши для подношения водой, то заметил, что учитель на что-то удивлённо смотрит, переводя взгляд то туда, то сюда. Он осмотрел всю комнату, пол, алтарь и самого Тулку Лодро. Он явно был чем-то поражён, но чем? Потом учитель глубоко задумался, перебирая в руке чётки, а затем вдруг резко отбросил их, вскочил и, подбежав к шкафу, открыл дверцу. Он достал оттуда необычный кувшин и, заглянув внутрь, обнаружил, что тот пуст.

– Куда делось содержимое этого кувшина? – спросил он.

Тулку Лодро не смел лгать учителю и во всём признался.

– Ого! – только и воскликнул учитель. Он вернулся на своё сиденье и задумался. Его глаза скользили по всей комнате и снова возвращались на Тулку Лодро. «Ого!» – только и мог восклицать он.

Обычно учитель Ринпоче был очень суров и мог запросто в качестве наказания за малейшую шалость отвесить ему тяжёлую оплеуху или поколотить. Когда я был совсем ещё ребёнком, мы как-то брили Ринпоче голову, и я заметил пару десятков шрамов, оставшихся от таких ударов. Но в этот раз учитель почему-то не пошевелил и пальцем, чтобы проучить Тулку. Вместо этого он отправился рассказать о случившемся Кхатогу Ситу.

– Тулку Лодро особенный ребёнок, – сказал он. – Сегодня он хватил целый кувшин ртути! И когда после этого наполнял чаши, из его тела на алтарь капала ртуть. Да он весь пол залил ртутью, а самому хоть бы что! Он точно очень необычное существо.

Тулку Лодро анализирует свои сновидения

Кхатог Ситу дал всем ламам и тулку монастыря наставление анализировать свои сны. Они должны были выяснить, кем были их предшественники. Тулку Лодро отнёсся к этому заданию со всей серьёзностью и, прочитав все надлежащие молитвы перед сном, зародил устремление увидеть во сне своё предыдущее рождение. Уже начинало светать, когда ему приснился пожилой тибетец в парчовом одеянии голубого цвета с бирюзовыми орнаментами.

На следующий день Кхатог Ситу собрал всех тулку и начал их расспрашивать, кем, по их мнению, они были в предыдущей жизни. Некоторые из них сказали, что были перерождениями лам, носивших головные уборы пандита, другие видели себя в шапках, украшенных рогами, а кое-кто даже признался, что видел во сне различных гуру и божеств-йидамов. Кхатог Ситу отвечал им: «Хорошо, хорошо», не задавая никаких дополнительных вопросов.

Однако, когда он узнал о том, кого видел во сне Тулку Лодро, он воскликнул:

– Вот это да!

После этого он несколько раз переспросил его, точно ли виденный им человек был мирянином. Когда Тулку Лодро убедил его, что именно так и было, Ситу Ринпоче стал бормотать себе под нос:

– Тулку Лодро – реинкарнация мирянина, Тулку Лодро – реинкарнация мирянина…

Он повторял это снова и снова, и через некоторое время все присутствовавшие тулку стали повторять за ним:

– Тулку Лодро – реинкарнация мирянина, Тулку Лодро – реинкарнация мирянина…

Позже, уже в монастыре Дзонгсар, кто-то, рассматривая тханку, нарисованную в соответствии с инструкциями предыдущего Кхьенце, заметил, что Дхармараджа Трисонг Децен изображён в точно таком же голубом одеянии.

Это всё, что я могу рассказать о ранней юности Кхьенце Чокьи Лодро, о его пребывании в монастыре Кхатог.

3. Монастырь Дзонгсар

ТУЛКУ ЛОДРО ОТПРАВЛЯЕТСЯ В МОНАСТЫРЬ ДЗОНГСАР

Дальше я расскажу несколько историй, которые я слышал от Дилго Кхьенце. Я расскажу их слово в слово, как услышал сам.

Когда Первый Кхьенце Тулку получал передачу текста «Драгоценность учений терма» от Пятого Дзогчена Ринпоче, Тхубтена Чокьи Дордже, в монастыре Дзогчен, он неожиданно почувствовал себя плохо. Дзогчен Ринпоче как раз заканчивал раздел о Гуру. Поскольку у тулку поднялась температура, все решили, что это грипп, но вскоре стало ясно, что всё гораздо хуже. Тогда помощники позвали к нему самого Дзогчена Ринпоче.

– Реинкарнация моего коренного гуру уходит от нас, – прошептал Дзогчен Ринпоче. Он положил голову тулку к себе на колени и заплакал. Через некоторое время тулку действительно умер, как и предсказывал Дзогчен Ринпоче.

Первый Кхьенце Тулку был эманацией тела Кхьенце Вангпо, но его последующие перерождения так и не были обнаружены. Многие полагали, что его реинкарнацией был Дилго Кхьенце но, когда я напрямую спросил об этом, он сказал, что это не так.

Келсанг Дордже был племянником Кхьенце Вангпо и стал регентом монастыря Дзонгсар, когда тот ушёл из жизни. Поэтому именно в его обязанности входило заботиться о Первом Кхьенце Тулку. После того как тот умер, Келсанг Дордже написал письмо Кхатогу Ситу: «Наш Дзонгсар Кхьенце Тулку неожиданно ушёл из жизни. Это было подобно тому, как исчезает солнце, когда его заслоняет луна. Я и сам болен и вряд ли долго протяну. Моя скорая смерть неизбежна, и я прошу тебя: пришли сюда, в монастырь Дзонгсар, того самого паренька, который живёт в твоём монастыре, – внука великого тертона из Сера. Если ты дорожишь нашей самайей, брат, если ты держишь в чистоте самайю со своим дядей Кхьенце Вангпо[7], то не откажешь мне в этой просьбе. Пришли Тулку Лодро как можно скорее. Это моё последнее желание перед смертью».

Регент Келсанг Дордже умер на следующий же день после того, как написал это письмо. Несмотря на это, письмо всё же было отправлено и попало в руки Кхатога Ситу. Тогда он вызвал Чокьи Лодро для разговора.

– Джамгон Конгтрул завещал мне не обременять тебя никакой ответственностью – не давать тебе принимать на себя заботу о монастыре, лабранге, да и вообще никакую формальную должность. Но сегодня я получил письмо от Келсанга Дордже, который просит отправить тебя в монастырь Дзонгсар. Если бы он был всё ещё жив, мы могли бы обсудить с ним создавшуюся ситуацию, но он умер, а это означает, что единственным способом для меня сохранить в чистоте самайи с ним самим и Кхьенце Вангпо – это выполнить его просьбу. Поэтому, в сущности, у меня нет выбора, поскольку эти самайи я не смею игнорировать. Я правда не могу придумать ничего другого – тебе придётся переехать в монастырь Дзонгсар.

Чокьи Лодро ответил, что, хоть он и не горит особенным желанием уезжать, нельзя сказать, что он сильно этой необходимостью расстроен. Таким образом, вскоре после этого разговора Кхатог Ситу и Чокьи Лодро в сопровождении шестерых спутников отправились в путешествие в монастырь Дзонгсар.

В лабранге Кхьенце хранилось всё имущество и ценности Джамьянга Кхьенце Вангпо, однако его обитатели никогда этим не хвастались.

Когда Чокьи Лодро прибыл в монастырь, ему навстречу не была отправлена процессия, однако позже, в наиболее благоприятный день, хранители лабранга и их помощники привели в порядок трон в зале для посвящений, и Кхатог Ситу провёл интронизацию Чокьи Лодро.

На мероприятии присутствовало лишь несколько монахов и лам, но сама церемония была довольно продолжительной. Она включала длинную речь о пяти совершенствах и остальные формальности. На Кхатоге Ситу было монашеское одеяние из ста восьми лоскутов, предназначенное для подобных церемоний, и головной убор пандиты. Он сидел на большой подушке перед троном. Время от времени присутствующим разносили чай, рис с шафраном и изысканные сладости. Затем Кхатог Ситу даровал подробное учение о пяти благоприятных аспектах. После этого лабранг Дзонгсара, лабранг Гонгна и другие лабранги совершили символические подношения, следуя всем соответствующим правилам. Кхатог Ситу ни разу прямо не сказал, что отныне главой монастыря является Кхьенце Чокьи Лодро, но в его речи содержались косвенные указания на это.

У Кхатога Ситу было множество неотложных дел, поэтому он покинул стены монастыря Дзонгсар практически сразу по окончании церемонии. На прощание он сказал молодому тулку: «Сегодня тебе придётся остаться здесь».

Кровать Кхьенце Вангпо

В ту ночь Чокьи Лодро бродил по лабрангу и в какой-то момент обнаружил спальню с кроватью, какие обычно бывают в монашеских кельях. Лишь позже он узнал, что спальня, которую он выбрал, была спальней самого Кхьенце Вангпо и, следовательно, самой важной комнатой всего лабранга. Однако в тот момент, когда его выбор пал именно на эту комнату, он понятия не имел, чья она, ему просто нужно было выбрать место для ночлега – он просто нашёл спальню, которую счёл подходящей, и заночевал в ней. Следует заметить, что никто из работников лабранга так ему и не сказал, чья это спальня.

Через год Кхатог Ситу посетил монастырь Дзонгсар во второй раз. Именно тогда Чокьи Лодро предложил ему присесть на «свою» кровать и тем поверг его в глубокий шок.

– Что? – воскликнул Кхатог Ситу.

Чокьи Лодро был немало удивлён подобной реакцией Кхатога Ситу, но он всё же решил повторить своё приглашение присесть на кровать.

– Я не могу садиться на эту кровать! – сказал он и попросил подушку, чтобы устроиться рядом.

– А где ты спал всё это время? – спросил Кхатог Ситу.

– В единственной кровати, которую смог найти в ту ночь, когда прибыл сюда. В ней я с тех пор и сплю каждую ночь, – ответил Чокьи Лодро.

– Вот как?! – только и смог воскликнуть Кхатог Ситу. – Вот не врут же люди, когда говорят, что собака всегда норовит улечься спать на кровать хозяина!

На это Чокьи Лодро ничего не ответил.

– Да что там! – снова воскликнул Кхатог Ситу через мгновение. – Ведь именно так и говорят: «Собака всегда лезет спать на кровать хозяина»!

Он выказывал своё изумление снова и снова, до тех пор, пока Чокьи Лодро не спросил его, что он имеет в виду.

– Это же кровать Джамьянга Кхьенце Вангпо, Благородного владыки Учений Будды. И ты решил на ней спать?! – возмутился Кхатог Ситу.

Чокьи Лодро рассказывал, что в этот момент почувствовал сильный дискомфорт, ведь на момент этого разговора он уже провёл на этой кровати много ночей. Тогда он спросил Кхатога Ситу, в какую спальню ему переехать.

– Уж коли устроился спать тут, то и спи впредь, – ответил Кхатог Ситу. Позже он признался, что воспринял произошедшее как чрезвычайно благоприятный знак, и из этого признания можно сделать вывод, что он не так уж сильно сердился, как пытался продемонстрировать.

Кхатог Ситу был очень добр к Кхьенце Чокьи Лодро. Он часто подолгу разговаривал с ним и постоянно давал ему полезные советы и наставления по внешним и внутренним практикам. Однако предсказание Джамгона Конгтрула о том, что наиболее предпочтительным образом жизни для Чокьи Лодро будет жизнь странствующего аскета, так и не сбылось.

Когда Шечен Гьялцаб приехал в монастырь Дзонгсар с визитом, Чокьи Лодро пригласил его присесть на кровать Джамьянга Кхьенце Вангпо. Шечен Гьялцаб тут же заявил, что он этого ни за что не сделает. Вместо этого он тут же сделал три простирания, дотронулся до кровати макушкой головы, а затем даровал Чокьи Лодро посвящение. Если я не ошибаюсь, это было посвящение согласно садхане «Совершенная реализация гуру» из терма Джамьянга Кхьенце Вангпо. Лишь после того, как он даровал это посвящение, Шечен Гьялцаб согласился присесть на эту кровать и даже принял предложение надеть шапку предыдущего Кхьенце.

– Кроме этой реинкарнации Гьялцаба, – рассказывал позже Ринпоче, – никто так и не осмелился присесть на кровать Джамьянга Кхьенце Вангпо. Стоит мне начать размышлять об этом, как я сразу осознаю, что и сам не обладаю теми качествами, которые позволяли бы мне спать на кровати такого великого мастера. Но случилось, что именно на ней я и спал все эти последние годы. Что ж теперь мне было делать?

ПРОТИВОРЕЧИЯ ПО ПОВОДУ ТУЛКУ КХЬЕНЦЕ

Предпосылки

Как я уже упоминал, после смерти Кхьенце Вангпо было дано предсказание, что будет обнаружено пять реинкарнаций, и того тулку, который станет главой монастыря Дзонгсар (эманация тела), должен был обнаружить Джамгон Конгтрул. Именно этот тулку неожиданно умер на руках у Дзогчена Ринпоче.

Пока Первый Кхьенце Тулку жил в монастыре Дзонгсар, туда прибыл ещё один тулку Кхьенце, и по монастырю поползли слухи, что его обнаружил сам Понлоп Лотер Вангпо. Этого тулку стали называть Кхьен Тругма. Труг на тибетском означает «маленький». Такое имя не особенно подходит для тулку, но именно так его все и называли.

Одновременно с этим укреплялось намерение Кхатога Ситу пригласить в монастырь Кхатог одного из тулку Кхьенце. Как я уже упоминал, прежде чем Джамгон Конгтрул открыто объявил об обнаружении реинкарнации активности Кхьенце Вангпо и возвёл его на трон, он выдвинул Кхатогу Ситу условие, что на Кхьенце Чокьи Лодро никогда не будет возложена ответственность за монастырь или большой лабранг.

После того как ушёл из жизни Первый Кхьенце Тулку, Келсанг Дордже написал Кхатогу Ситу письмо с настойчивой просьбой прислать в монастырь Дзонгсар Кхьенце Чокьи Лодро. Но вскоре после этого Келсанг Дордже умер, что сильно усложнило ситуацию. Если бы он остался жив, то Кхатог Ситу смог бы рассказать ему об условии, которое выдвинул Джамгон Конгтрул, и тогда они смогли бы совместно принять решение, которое пошло бы на пользу обоим монастырям. Но, поскольку тот умер, Кхатогу Ситу не оставалось ничего другого, как исполнить его последнее желание.

По словам Янгси Ринпоче Тхубтена Чокьи Гьяцо, большинство монахов монастыря Дзонгсар не признавали Кхьена Тругму держателем трона. Это не удивительно, поскольку Дзонгсар – это монастырь школы сакья, и те монахи, которые поддерживали Тулку Тругму, сделали такой выбор лишь потому, что он был сакьяпой. Однако пользовавшийся в монастыре огромным влиянием лабранг Кхьенце, который в целом не имел к монастырю никакого отношения (Кхьенце Вангпо никогда не устанавливал формальной связи с монастырём Дзонгсар), был решительно против кандидатуры «маленького тулку». Поэтому Келсанг Дордже, который являлся племянником, регентом и главой лабранга Кхьенце, потребовал у Кхатога Ситу прислать в Дзонгсар Кхьенце Чокьи Лодро. Вот так и получилось, что в монастыре Дзонгсар одновременно жили два тулку Кхьенце Вангпо. Лабранг Кхьенце и регент Келсанг Дордже поддерживали Чокьи Лодро, а остальные официальные лица монастыря Кхьена Тругму.

Я не знаю наверняка, что именно произошло позже, но, по слухам, в какой-то момент между монастырём и лабрангом разгорелся серьёзный спор, поскольку стали ходить слухи о недостоверности факта обнаружения Кхьена Тругмы Лотером Вангпо. Напряжение достигло такого накала, что многие монахи вооружились ножами.

Когда конфликт дошёл до точки кипения, в монастырь приехал Кхатог Ситу. Он тут же пришёл к Чокьи Лодро.

– Джамгон Конгтрул предвидел, что с тобой может произойти нечто подобное, – сказал Кхатог Ситу, глотнув чая. – И, судя по всему, они тут не очень-то в тебе заинтересованы. Мне сказали, что некоторые даже не скрывают своего враждебного настроя по отношению к тебе. Учитывая всё это, возможно, тебе лучше вернуться со мной в Кхатог, поскольку там ты действительно нужен.

Чокьи Лодро, который к тому времени заметно повзрослел, перед тем как ответить, глубоко задумался.

– Я, конечно же, соглашусь с любым вашим решением, Ринпоче, – ответил он, – но сначала я хотел бы поделиться своими собственными соображениями.

– Ах вот как! И что же у тебя на уме? – спросил Кхатог Ситу.

– Ринпоче, вы зовёте меня вернуться с вами в Кхатог. Если бы не было принято решение, что я должен быть здесь, в Дзонгсаре, то возвращение в Кхатог было бы наилучшим выходом. Но такое решение уже было принято, и я обосновался здесь. Да, это привело к возникновению некоторых проблем, но если я уеду, не решив их, то среди здешних мирян начнутся кривотолки. Более того, я видел сновидения, которые недвусмысленно указывают на то, что если я останусь здесь, то смогу в меру своих небольших способностей приносить пользу Дхарме Будды. К тому же для монастыря Кхатог я точно не смогу быть более полезен, чем вы сами, Ринпоче. Пока вы живы, вы всё равно будете справляться с заботой о монастыре гораздо лучше меня. Но я обещаю, если наступит время, когда вам придётся покинуть монастырь, я обязательно вернусь туда и приму на себя ответственность на срок в пятнадцать лет.

После того как Чокьи Лодро закончил говорить, Кхатог Ситу долго молчал. Он смотрел в пространство перед собой, а по его щекам катились слёзы.

– Мы, человеческие существа, всегда попадаемся в одну и ту же ловушку! – наконец сказал он. – Я думал, что поскольку я старше и опытнее тебя, то в любом случае мудрее и дальновиднее. Но сейчас ты превзошёл меня как с позиции духовности, так и с позиции мирского опыта. Ты убедил меня, что тебе не следует уезжать отсюда. Оставайся!

Вот так получилось, что Чокьи Лодро остался в монастыре Дзонгсар.

Янгси Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо рассказывал, будто слышал о том, что, когда Кхатог Ситу принимал решение отправить Чокьи Лодро в монастырь Дзонгсар, он не собирался отдавать его туда навсегда, речь шла лишь о том, чтобы «одолжить» тулку на пятнадцать лет. Однако я не нашёл подтверждений этим словам ни в одном источнике. Но я могу точно сказать, что Кхьенце Чокьи Лодро обещал заботиться о монастыре Кхатог в течение пятнадцати лет, поскольку это упомянуто в «Великой биографии».

Роль Джаго Тобдена

Согласно свидетельству Таши Намгьяла, вскоре после того как Чокьи Лодро даровал в монастыре Дзонгсар передачу цикла «Драгоценность учений терма», туда прибыл Джаго Тобден. Это было незадолго до того, как размеренную жизнь тибетцев нарушили политические потрясения. Он рассказал Чагдзо Цевангу Палджору, что при дворе Деге было принято решение, что споры о том, какой из тулку примет на себя ответственность за монастырь Дзонгсар, должны быть немедленно прекращены, что должно быть принято окончательное решение и что его специально прислали с поручением как можно скорее всё уладить.

Как только стало известно, что к решению проблемы подключился Тобден, Цеванг Палджор и другие сторонники Кхьенце Чокьи Лодро несколько раз пытались изложить ему свои аргументы. Но каждый раз, когда он замечал их приближение – даже если кто-то из них просто собирался предложить ему чая, он начинал раздражаться и отказывался с ними разговаривать. В то же самое время со сторонниками Кхьена Тругмы он был вежлив и обходителен. Так продолжалось в течение десяти дней, и сторонники Кхьенце Чокьи Лодро негодовали всё сильнее и сильнее: «Как вообще Цевангу Дудулу из Деге пришло в голову поручить Джаго Тобдену рассудить их дело?!». Но с этим фактом ничего нельзя было поделать.

Прошло не так много времени, и наконец было созвано общее собрание монахов. Было произнесено немало речей о величии Понлопа Лотера Вангпо, «воплощения жизненной силы и самой основы славных линий сакья и монастыря Нгор», который – и это отмечалось чаще всего – был одним из учителей самого Чокьи Лодро. Поскольку Дзонгсар был дочерним монастырём монастыря Нгор, то было бы совершенно недопустимо идти против желания Лотера Вангпо и отрицать право Кхьена Тругмы. Вскоре Цевангу Палджору стало совершенно ясно, что дело оборачивается не в пользу Кхьенце Чокьи Лодро.

Когда вечером этого дня Цеванг Палджор выходил из кухни лабранга, он увидел, что у двери комнаты Ринпоче стоит Джаго Тобден и не решается войти. Было заметно, что он о чём-то раздумывает. Однако в какой-то момент он всё же открыл дверь и вошёл в комнату.

«Чтобы это могло значить», – призадумался Цеванг Палджор. Прошло около пятнадцати минут, когда дверь снова открылась и Тобден вышел наружу. Сгорая от любопытства, Цеванг Палджор поспешил узнать у Ринпоче, о чём был разговор. Ринпоче сказал: «Да, ко мне действительно заходил Джаго Тобден». Больше он ничего не сказал. И лишь спустя много лет Цеванг Палджор узнал от самого Джаго Тобдена, что в действительности произошло в тот вечер.

– Ни один из тулку Кхьенце не несёт ответственности за сложившуюся ситуацию, – сказал Джаго Тобден Чокьи Лодро. – Однако не годится вам обоим быть в одном и том же монастыре, поскольку это приведёт к бесконечным конфликтам. Поэтому я со всем подобающим уважением должен спросить вас, Ринпоче: вы сами хотели бы жить в монастыре Дзонгсар или вам было бы удобнее уехать из него?

– Кто из нас двоих останется здесь, в монастыре, не имеет никакого значения, – ответил Ринпоче. – И, говоря прямо, сам бы я чувствовал себя гораздо более счастливым, если бы не жил ни в каком монастыре. Но я могу точно сказать, что если останусь здесь, это пойдёт на пользу как Дхарме Будды, так и королевству Деге.

Джаго Тобден. Фото предоставлено Чеме Дордже Чагоцангом

Тогда Джаго Тобден попросил Ринпоче никому не рассказывать о содержании их разговора и сменил тему разговора.

Вскоре после этого разговора Джаго Тобден вынес свой вердикт: «Драгоценный Кхьенце Тулку из монастыря Дзонгсар (Кхьен Тругма) не может более оставаться в вышеозначенном монастыре в силу недостаточной заслуги сангхи. Поэтому я забираю его в монастырь Галинг в Юлунге, где он и будет жить впредь».

План Тобдена заключался в том, чтобы убедить кочевников и фермеров оказать тулку всяческую поддержку. Для этого он забрал с собой всё движимое имущество лабранга, включая стада яков и лошадей, всё золото, серебро и другие драгоценности. Всё это Таши Намгьял узнал у Чагдзо Цеванга Палджора.

Джаго Тобден признался Чагдзо, что всегда испытывал искреннюю преданность к Чокьи Лодро и что его основной мотивацией забрать «маленького» тулку из монастыря было желание побыстрее прекратить всю эту перепалку в монастыре. Он опасался, что если этого не сделать, то в будущем могут начаться более существенные проблемы, если конфликт приведёт к нарушению самайи. И хотя сам он не испытывал преданности к Кхьену Тругме, которого теперь называли Галинг Кхьенце, или даже какой-либо связи с ним, поскольку тому уже было присвоено имя Кхьенце, его необходимо было где-то пристроить. Для этого он приобрёл в Галинге участок земли, построил там монастырь и поселил тулку там. Он не сомневался, что лабранг Кхьенце не пострадает от подобной потери, и потому пустил все ценности на то, чтобы устроить Галинга Кхьенце. (Не исключено также, что у Чокьи Лодро было недостаточно заслуги, чтобы владеть всем имуществом лабранга.) При этом необходимо отметить, что Джаго Тобден не забрал ничего, что относилось к собранию священных тела, речи и ума Джамьянга Кхьенце Вангпо. По его словам, сторонников Галинга Кхьенце интересовали лишь материальные ценности лабранга. Никому из них даже в голову не пришло забирать тексты Дхармы или священные объекты.

В Тибете существует поговорка: «Когда пройдоха демонстрирует убеждённость, что солнце взойдёт на западе, не сомневайся, что он пытается тебя надуть». Джаго Тобден изо всех сил пытался выглядеть предвзятым сторонником Кхьена Тругмы, но это был лишь искусный метод решить проблему, угрожающую монастырю. Прошли десятилетия, прежде чем обитатели монастыря Дзонгсар осознали, какую ценную услугу оказал Тобден Кхьенце Чокьи Лодро.

– Чего я так и не понял, – удивился как-то раз Янгси Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо, – так это почему Кхьенце Чокьи Лодро, который никогда не стремился брать на себя ответственность за лабранг или монастырь, тем более такие огромные, как лабранг Кхьенце и монастырь Дзонгсар, не использовал возможность отдать это всё Кхьену Тругме, когда выдалась благоприятная возможность. Разве можно представить себе более благоприятную возможность снять с себя эту ответственность! Почему он не использовал этот шанс стать странником и вести тот образ жизни, который нравился ему больше всего?

Я тогда сказал ему, что стать странником для Чокьи Лодро был лучший выбор, но этого так и не случилось, и после долгих размышлений он пришёл к выводу, что если ситуация сложилась таким образом и что монастырь Дзонгсар вынужден был выбирать между Кхьенце Тругмой и им, то для всех будет лучше, если останется он. Янгси Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо согласился со мной. По его словам, то, что Кхьенце Чокьи Лодро решил остаться в монастыре Дзонгсар, само по себе можно считать благой активностью, поддерживающей Дхарму. И если эта ситуация теоретически и могла закончиться чем-то более благим, то в действительности для этого у живых существ, которые были в неё вовлечены, не хватило заслуги.

Таким образом, пожелание Джамгона Конгтрула о том, чтобы Чокьи Лодро не принимал на себя никакой формальной ответственности, сохранил свободу и обрёл все блага, которые эта свобода даёт, так и не осуществилось. Когда Чокьи Лодро был уже достаточно пожилым, выяснилось, что сам он никогда не терял надежды, что сможет в какой-то момент стать странствующим йогином. У него всегда были наготове монашеский посох и котомка со всем необходимым для путешествия. Несмотря на то, что, как и предсказывал Джамгон Конгтрул, Чокьи Лодро без особого труда реализовал все аспекты внутренней йогической дисциплины, он так и не стал странником.

Как только конфликт разрешился, Чокьи Лодро отправился в паломничество в Лхасу, а затем посетил Нгор и Миндроллинг, где принял обеты бхикшу. Ринпоче сам подробно описал в своём дневнике, как проходила церемония принятия обетов, кто принимал в ней участие и свою решимость держать полученные обеты в совершенной чистоте.

Затем он отправился в Чамдо. Старый монах родом из Чамдо по имени Друпа Ригьял, наш сосед в Бире, подробно рассказал мне об этом визите. Он начал свой рассказ со случая, когда предыдущий Чамдо Пхагпа Лха, учитель школы гелуг, махасиддха, обладавший даром ясновидения, и, возможно, единственный из линии перерождения Пхагпы Лха, кто позволил себе вступить в отношения с духовной супругой, попросил путешествовавшего по Чамдо ламу Кхатога Ситу, который был последователем школы ньингма, взойти на трон и дать передачу цикла «Магическая сеть Манджушри» всем монахам монастыря Чамдо, который принадлежал к школе гелуг. Когда через несколько лет в Чамдо приехал с визитом молодой лама Дзонгсар Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро, Пхагпа Лха поступил так же – попросил его взойти на трон и даровать посвящение долгой жизни Тхангтонга Гьялпо ему самому, а заодно всем монахам и оказавшимся в монастыре мирянам. После того как Ринпоче взошёл на трон, сам Пхагпа Лха устроился на подушке у подножия трона и обратился к нему с формальной просьбой даровать посвящение. Монахи старшего поколения были так расстроены происходившим, что у них на глазах выступили слёзы. «Каким же жалким стал Пхагчен Гьялвей Вангпо!» – причитали они, перешёптываясь между собой.

Из Чамдо Чокьи Лодро отправился в монастырь Нетен, а затем в монастырь Кела. На обратной дороге в Дзонгсар он получил множество посвящений и передач от Кела Чоклинга (одно из перерождений Чокгьюра Лингпы) и Нетена Чоклинга Нгедона Друбпей Дордже. Именно тогда Нетен Чоклинг предложил Ринпоче забрать в свой монастырь в качестве личного помощника юношу по имени Цеджор, который, хоть и был ещё совсем ребёнком, но уже принял монашество. Ринпоче так и сделал.

Во время этого путешествия Чокьи Лодро получил известие о кончине Кхатога Ситу. Он незамедлительно отправился назад в Дзонгсар и, прибыв туда, оставался в уединённом ретрите. После завершения ретрита он написал письмо Шечену Гьялцабу. Но, к сожалению, единственным ответом, который доставил обратно вестник, было известие об уходе из жизни самого Шечена Гьялцаба. В то время один за другим ушли Кармапа Кхакьяб Дордже и множество учеников Джамьянга Кхьенце Вангпо и Джамгона Конгтрула.

Кхатог Ситу умер во время совершения ритуальной церемонии устранения препятствий для члена тибетского правительства, который серьёзно заболел. Поскольку из-за этого церемония так и не была завершена, к Чокьи Лодро поступила официальная просьба её закончить. Он провёл несколько ритуалов, устраняющих препятствия, но они оказались бесполезны и чиновнику стало ещё хуже.

Я слышал, что в тот момент, когда Чокьи Лодро готовился к проведению ритуалов, направленных на отражение нападок злонамеренных сил, один из трёх защитников[8] спросил его, куда должна быть направлена гневная активность – против внутренних или внешних врагов. На мой взгляд, подобный вопрос означает, что есть сомнения в том, действовал ли этот чиновник в то время на благо Тибета. В действительности в ту пору так много людей нарушали самайи, что Таши Намгьял советовал Янгси Ринпоче отказаться от проведения подобных ритуалов для политиков в Дхарамсале.

4. Регент монастыря Кхатог

После того как ушёл из жизни Кхатог Ситу, Кхьенце Чокьи Лодро принял на себя ответственность за монастырь Кхатог согласно обещанию, которое дал своему учителю. В роли регента монастыря Кхатог он стал бывать там довольно часто, выбирая каждый раз для путешествия один и тот же маршрут, который пролегал через горный перевал. Согласно воспоминаниям Цеджора, как только они преодолевали перевал и вступали на склон со стороны монастыря Кхатог, Ринпоче становился чрезвычайно суровым. Он вдруг принимался бранить своих помощников, отчитывая их за малейшие недостатки, причём это касалось и внешних мирских манер, и внутренней духовной практики. При этом голос его был настолько гневным, что напоминал раскаты грома. Однако по дороге назад, стоило им перейти на склон со стороны монастыря Дзонгсар, он сразу же становился спокойным и дружелюбным.

ИЗГНАНИЕ ЖЕНЩИН ИЗ МОНАСТЫРЯ КХАТОГ

Во времена Кхатога Ситу обитатели монастыря Кхатог были монахами лишь номинально. На самом деле они были мирянами, облачившимися в монашеские одеяния, а монастырь был полон женщин, с которыми они сожительствовали. Кхатог Ситу неоднократно пытался запретить женщинам жить в монастыре, но каждый раз натыкался на сопротивление тех, кто настаивал, что подобное запрещение разозлит главную защитницу монастыря – Лхамо. После того как Чокьи Лодро стал регентом, один из пожилых лам, который жил в пещере Гопуг, обратился к нему с настоятельной просьбой установить правило, запрещающее женщинам жить в монастыре (позже я выяснил, что это был Кхенпо Кунпел). Но, несмотря на то что Кхенпо довольно убедительно рассуждал о важности подобного запрета, сам он не особенно горел желанием принимать участие в каких-либо решительных действиях и, видимо, поэтому так и не пришёл на совещание, состоявшееся при участии Кхенпо Нудена, Кхенпо Джордена, Чокьи Лодро и предыдущего Геце (Геце Махапандиты[9]), на котором они обсуждали, как ввести такой запрет на практике. Прошло не так много времени с начала этого «военного совета», как Чокьи Лодро к своему неудовольствию осознал, что остальные участники собрались лишь для того, чтобы попросту уговорить его ввести запрет своим волевым решением. У Цеджора это не вызвало особого энтузиазма.

«Этот план сработает лишь в том случае, если наши так называемые монахи добровольно подчинятся распоряжению Ринпоче, – подумал он, – но эти местные парни из Хорпо такие упёртые, что от них можно ожидать чего угодно. Если они унизят Ринпоче открытым неповиновением, то у монастыря будет гораздо больше проблем, чем сейчас. Кроме того, на Ринпоче может ополчиться сама Лхамо! Она может наслать на него болезнь или даже лишить жизни!»

Прошло несколько дней, и все обитатели монастыря – как монахи, так и миряне – были созваны на общее собрание во дворе главного здания. На крыльце стояли три кресла, в которых разместились: Чокьи Лодро в середине, справа от него Кхенпо Джорден, а слева – Кхатог Геце Тулку. Первым говорил Кхенпо Джорден, но изъяснялся он так расплывчато и обтекаемо, что никто из собравшихся так и не понял, чего он, собственно, от них хочет. Следующим выступил Геце Тулку, но его речь была не более внятной, чем речь предыдущего оратора. Наконец слово взял сам Чокьи Лодро.

– Кхатог Ситу возвёл меня на трон как держателя линии монастыря Кхатог, – уверенно начал он. – И поскольку его больше нет среди нас, на меня возложена обязанность быть его регентом, а это означает, что монастырь Кхатог и всё, что здесь находится, – от золотого трона до самой последней сковородки на кухне – принадлежит лично мне. Другими словами, в этом конкретном монастыре я обладаю безграничной властью.

И вот что я решил: завтра на рассвете будет проведена тщательная инспекция каждого дюйма монастырской территории. И если где-нибудь будет обнаружена хоть одна женщина – пусть даже она сама является ламой или главой клана, нам придётся собственноручно выставить её отсюда. Поэтому для всех будет лучше, если до рассвета все женщины сами покинут стены монастыря!

Формально никто из собравшихся не имел права противоречить Ринпоче, и многозначительное молчание, которое воцарилось после его слов, могло означать только то, что все понимали, что его решению придётся подчиниться.

В ту ночь Цеджор долго не мог уснуть. В голове у него всё крутились одни и те же мысли: «Вот бы они все сами ушли! Вот бы ушли сами! А если они не захотят уйти по-хорошему? Если не захотят? Что же тогда делать Ринпоче? Что ему делать? Их ведь там целая толпа! Ринпоче может растеряться, и его авторитет будет подорван. А ведь ещё Лхамо может разозлиться и тогда наверняка покарает его!».

Перед рассветом следующего дня измученный тревогой Цеджор отправился совершать обход монастыря. Какое же облегчение он испытал, когда обнаружил, что через монастырские ворота тянулась вереница покидавших его женщин. На головах некоторых из них были жёлтые шапки, а те, что побогаче, гнали стада яков, дзо и лошадей, а также мулов, нагруженных поклажей.

Когда над горизонтом появились первые лучи солнца, Чокьи Лодро, Геце Тулку и Кхенпо Джорден, как Ринпоче и обещал, обследовали весь монастырь, включая внутренние переходы и комнаты монахов, и не обнаружили нигде ни единой женщины. Восторгу Цеджора не было предела. Он расценивал деяние Ринпоче не иначе как великий подвиг. При этом Ринпоче даже лёгкой простуды не подхватил! Ах, как сильно он, Цеджор, ошибался, опасаясь, что Лхамо Гонлег станет насылать на Ринпоче болезни за изгнание женщин из монастыря!

УЖАС ОБИТАТЕЛЕЙ МОНАСТЫРЯ КХАТОГ ПЕРЕД КХЬЕНЦЕ ЧОКЬИ ЛОДРО

На протяжении многих лет управляющим и казначеем монастыря Кхатог являлся Друпа Ригьял. Когда мы встречались с ним, то всегда вспоминали былые времена. По его словам, обитатели монастыря каждый раз ожидали прибытия Кхьенце Чокьи Лодро, как обычно ожидают шторма. Они говорили о Ринпоче как о «надвигающейся грозной силе» (такое же выражение в тибетском использовалось для описания вторжения Народно-освободительной армии коммунистического Китая), поскольку его власть над ними была абсолютной и беспрекословной. За раз наказаниям подвергались сразу по десятку монахов. Когда за проступок назначалась порка плетьми, Ринпоче распоряжался, чтобы провинившиеся получали по четыреста-пятьсот ударов, а не по сто, как это было принято. Он лично следил за исполнением наказания из окна своей комнаты. Но справедливости ради стоит упомянуть, что это был единственный метод, который понимали местные жители, которые славились своим буйным нравом и несговорчивостью. Более гуманные методы не оказывали на них никакого воздействия.

Не забывал Чокьи Лодро также следить за деньгами, которые были поднесены за регулярное выполнение монахами церемоний – как тех, что заказывали спонсоры, так и тех, которые определил для выполнения в своё время сам Кхатог Ситу. Он сразу же наказывал ответственных, если недосчитывался хотя бы одной монеты. Как рассказывают очевидцы, монахи Кхатог в те времена пребывали в шоке по поводу того, каким жёстким оказался «этот лама Чокьи Лодро».

Кхенпо Цултрим Ньима был в те времена одним из лам монастыря Кхатог. Он уже шесть лет являлся Великим тантрическим владыкой, когда Чокьи Лодро написал ему письмо с просьбой занять должность настоятеля монастыря Нетен. Все обитатели монастыря – от лам золотого трона до водоносов – буквально плакали от горя, когда он уезжал, поскольку он пользовался в монастыре всеобщей любовью. Однако они были твёрдо убеждены, что ни одно живое существо, включая божеств мира без форм и демонов, не в силах противиться воле Чокьи Лодро. Таким образом, Кхенпо был вынужден покинуть Кхатог и переехал в Нетен, где оставался до самой своей смерти.

Друбпей Ригьялу казалось весьма странным, что, когда Ринпоче находился в монастыре Дзонгсар, он вообще не вспоминал про Кхатог. Ближе к старости он вообще перестал принимать какое-либо участие в делах этого монастыря. Он посещал Кхатог только изредка, и казалось, что, хотя сам он находится в монастыре, мысли его витают где-то совсем в другом месте.

ВКЛАД ЧОКЬИ ЛОДРО В РАЗВИТИЕ МОНАСТЫРЯ КХАТОГ

Гонгна Тулку рассказал мне множество историй, которые услышал непосредственно из уст самого Чокьи Лодро во время их личных разговоров.

Кхатог Ситу всегда отличался сильным устремлением сохранять и распространять Дхарму Будды и с большим энтузиазмом относился к традиции создания символов Будды – тханок, статуй и фресок. Ближе к старости он отдал распоряжение написать множество тханок, и когда Чокьи Лодро прибыл в Кхатог, то обнаружил, что из тех тханок, которые начали писать при Кхатоге Ситу, около трёхсот так и остались не закончены. Он также заметил, что фрески Медноцветной горы и храма Шакьямуни выполнены некачественно и требуют доработки. В результате он принял на себя ответственность проследить за тем, чтобы работы над всеми тханками, статуями и фресками на стенах монастыря были доведены до конца, так же как и золочение статуй.

Гонгна Тулку как-то раз посетил летний дом на территории монастыря Кхатог, который назывался Ньенченпо, в котором помимо всего прочего находилась сокровищница монастыря. Он сказал, что обнаружил там всё, что было накоплено со времён Кхатога Дампы Дешега, что всё достояние монастыря было на месте. Более того, все ценности были в великолепном состоянии, и каждая из них была строго на своём месте. Сокровищница больше напоминала музей, чем обычный склад ценных вещей. Например, на одной из колонн висел головной убор, украшенный драгоценными камнями, какие обычно носили в Ладакхе, к которому была прикреплена бирка, указывавшая, что он принадлежал Другмо – жене Гесара из Линга. Если бы кто-то решил провести инвентаризацию всех ценностей, хранившихся в Ньенченпо, на это ушло бы несколько месяцев. Позже Ринпоче признался мне, что у него ушло три месяца, чтобы составить формальный список содержимого сокровищницы, когда он передавал управление.

Ринпоче также уделял много внимания сохранению и развитию учений. Например, вместе с Кхенпо Нганчунгом они учредили тантрический колледж.

Подытоживая всё это, можно сказать, что он служил монастырю Кхатог верой и правдой на протяжении пятнадцати лет.

ЖИЗНЬ НА ДВА МОНАСТЫРЯ

Я однажды спросил Цеджора, сопровождал ли он когда-нибудь Кхьенце Чокьи Лодро, когда тот посещал монастырь Кхатог. Выяснилось, что он действительно несколько раз ездил туда вместе с Ринпоче. Обычно Ринпоче посещал Кхатог в начале лета и оставался там до самого сезона дождей. В монастыре Дзонгсар, в комнате, где жил Ринпоче, находилась статуя Гур Махакалы высотой с пядь. Ринпоче говорил, что это была единственная вещь, которую он забрал с собой, уезжая из Кхатога. Позже он поднёс эту статую Янгси Кхатогу Ситу.

– Я забрал эту статую обманом, – сказал он, – и поэтому теперь, когда я больше не нуждаюсь в ней, я хотел бы вернуть её обратно.

Затем он объяснил, что убедил последователей Кхатога Ситу, что им не нужна статуя Махакалы, поскольку они являются последователями школы ньингма, и что она необходима ему самому, поскольку он последователь школы сакья. Он уговорил их отдать статую ему и хранил долгое время, но затем вернул.