Читать онлайн Музы светлого Дома изящной словесности бесплатно

* * *

Мы разве ищем Правдоподобья? Или есть оно, По-вашему, в таких произведеньях,

Где вы его хотели бы найти?

К. Гоцци «Ворон»

* * *

Все совпадения считать бессмысленными!

-–

Про литературу (секрет успеха)

С литературой надо жить, как с собственной(ым) супругой(супругом):

– Я тебя люблю, милый(ая), и мне очень бы хотелось, чтобы ты тоже любил(а) меня. Но наших детей я буду любить независимо от этого.

Про муз

– В нашем доме витают разные Музы! – восторженно говорила жена. – Писательная! Рисовательная! Вокальная!

– Жаль, что майонезная Муза куда-то смылась. И Музе завтрака пора бы уже просыпаться…

Про произведения и персонажей

Произведения пишутся не для того, чтобы их читали. Это – домики для персонажей.

––

Глава I. Первая утренняя встреча.

Вот так, сразу и ниоткуда, начинался для Серафимы утренний путь к Дому изящной словесности. Обычное, привычное топанье на работу. Вроде и была она только что – нигде, и вдруг… бодро шагает статная зрелая женщина по усыпанной белым гравием дорожке, что вьётся между кустов вечнозелёного можжевельника. «Работа, работа, работа… – повторяла Серафима, переставляя ноги. – Задолбало уже!» И здесь она спохватывалась, вздрагивала – такие слова недостойны Музы светлого Дома. А с другой стороны – ну ведь реально задолбало! Иначе не скажешь…

– Вы – молодые авторы, и вам для написания произведений необходимо вдохновение, так?

Откуда-то справа послышался девичий голос. Серафима решила посмотреть – что там происходит. «Возможно, это отвлечет меня от глупых мыслей», – подумала она.

– Вдохновение дарят Музы, которые живут здесь, в Доме изящной словесности. Только во сне автор попадает сюда, в место, где можно найти свою Музу или Муза и заключить союз…

Серафима сошла с тропинки и спряталась за еловыми ветвями. Сквозь хвою она увидела, что на земляничной полянке собралось десятка два человек. «Опять практически одни женщины», – машинально отметила она. Люди слушали юную девушку, в которой Серафима узнала молоденькую, едва-едва народившуюся Музу Юлию. А та, прижимая ладошки к груди, старательно декламировала:

– И лишь во сне, забыв сомненья, презрев капризы личной дури, ты попадёшь в Дом Вдохновенья, чтобы служить литературе…

«Хорошие строки, точные», – отметила Серафима. Разглядывая юную Музу, она попыталась припомнить Юлины характеристики. «Шатенка, худенькая, короткая стрижка. Авантюристка. Склонна к описаниям приключений, – это вспомнилось первым. – Очки. Интеллектуальная проза и детектив. Одета просто, но не без изящества: кроссовки, джинсовый костюмчик, футболка, сумочка, брошка, серёжки, цепочка – всё сочетается идеально, значит, и в эпитетах она соображает. Перспективная Муза эта Юлия, короче, многоцелевая и многопрофильная, пусть и молодая ещё. Но это проходит, как исчезает неопытность начинающих авторов…».

Маскировка Серафимы оказалась плохой, её заметили.

– Здравствуйте, Серафима Андреевна, – вежливо поздоровалась девушка. – Вы замечательно выглядите. Это платье и эти перчаточки вам очень идут.

«Да-а? – поразилась Серафима. – А я даже не думаю о том, во что я одета. А ведь каждое утро я во что-то одета. По-моему, это ненормально».

– Здравствуй, Юленька, – ответила она приветливо. – Объясняешь молодым талантам политику литературного творчества?

– Но кто-то же должен этим заниматься! – звонко ответила Юлия.

«Ага, заодно не по принудительному распределению пойдёшь, а авторскую душу для себя посимпатичней подыщешь… – сразу же определила Серафима скрытый мотив активности юной Музы. – Но это и правильно. Это лучше, чем сидеть в келье у мадмуазель Овечкиной и ждать, когда тебя выберут по каталогу. Как это раньше никто не додумался организовать подобное?! Ведь в самом деле кто-то же должен рассказывать авторам, где они могут познакомиться с Музами, где находится рифмобар, где Добрый и Злой сквер, зоопарк, космический павильон, полигон, ристалище, пристань, что они могут там увидеть, узнать, какие приключения пережить… Путеводитель, который вручается при первом посещении, редко кто смотрит. Выпучат глаза – и ломятся напролом получать личную Музу. Разве так следует искать вдохновение?».

– Познакомьтесь! – продолжала говорить девушка, обращаясь к слушателям. – Это та самая Серафима Андреевна, на приём к которой вы все записываетесь. Именно она распределяет Муз по авторам.

– Ну уж нет, – решительно возразила Серафима. – Распределяет творец-машина, а я только обслуживающий персонал.

– Всё равно, – продолжала говорить Юлия, – вы очень важный для любого автора человек. То есть не человек, а Муза. Кста-а-ати…

Девушка обернулась к своим слушателям. Её глаза загорелись истинной тайной.

– Все-все, – загадочно вполголоса произнесла Юлия, – попадающие в наш Дом изящной словесности, выглядят, как люди. Но на самом деле сюда попадают их души. И, по странной прихоти творца, душа автора может выглядеть не по-человечески. Понимаете?

Её слушатели растерянно молчали.

– Ну, то есть ваша душа, – попыталась объяснить девушка, – может выглядеть как существо иной расы. Например, как эльф, как гном, дракон, лошадь или даже котёнок. Понимаете?

– Не очень! Да! Нет! Это круто! – послышались голоса слушателей.

– И я могу как овца выглядеть? – растерянно спросила одна из девушек.

– То есть я не обязан здесь как людь ходить? – радостно пробасил крепкий невысокий парнишка. – А то меня заставляют работать без бороды! С голым подбородком, представляете? Позорище! Если здесь не так…

– С приобретением авторского опыта, – продолжала объяснять Юлия, – вы научитесь принимать тот внешний вид, какой захотите. Давайте проведём эксперимент и посмотрим, как действительно выглядит ваш образ. Согласны?

– Да! Да! Это будет здорово! – послышались заинтересованные голоса.

– Сейчас попробуем. Приготовились? – а далее Юлия театрально завыла, выпучив глаза и запрокинув голову. – А-а-а! И-и-и!! Иллюзия, уйди!!!

Показалось, что даже сама тишина испугалась этого истошного вопля и затаилась…

«У неё есть фантазия и чувство юмора, – отметила про себя Серафима. – Определённо, надо за ней присмотреть. Будет очень обидно, если какой-нибудь глупый автор загубит такую перспективную девочку».

Лёгкий туман окутал полянку. В сущности, проявление духовного образа было делом вполне обыденным. Пожелай – и увидишь. Только молодые авторы могли не знать этого. По этой причине, наверное, превращение и произвело впечатление.

– Гля-ка, эльфка! Во-о уши какие! – завопила здоровенная тролинна, одетая в шорты и в странную тряпку на груди, которая необыкновенно кокетливо подчёркивала всё то, что ей предназначено было скрывать. – Всегда подозревала, что они полуголые ходят!

– А у тебя огрызки вместо ушей! – с достоинством ответила стройная белокурая красавица в зелёном полупрозрачном платье. – А неглиже ещё офигеннее моего.

Парнишка, который совсем недавно переживал из-за того, что его заставляют ходить с голым подбородком, оказался могучим, очень бородатым и волосатым гномом.

– У меня эльфы даже за животных не считаются, – солидно произнёс он. – Это же побочный продукт надругательства моих гномов над природой…

– Мне положено, – вопила тролинна. – Я – писатель-воин. Скальд! Саги пишу. Славянской и скандинавской мифологией увлекаюсь. Руку могу сломать!

– А что, дядя, – обращаясь к гному, заявила крепкая мускулистая девица непонятной расы, – если я сейчас сама над тобой надругаюсь?

– О! О! О! – в притворном испуге закричал гном. – Ты что за крокозябра такая?

– Крокозябры – это животные. Их можно увидеть в нашем зоопарке, – попыталась вклиниться в разговор Юлия.

– А вот драконих не замечают.

– Как и прекрасных дриад…

– Как и разговаривающих рыб…

В это время ещё одна эльфийская дева решила разобраться с гномом. Правда, короткое черно-белое полосатое платье и телосложение в сочетании с ушами делало её больше похожей на зебру, но, как бы там ни было, она подошла к коротышке и молча, довольно непочтительно попыталась дёрнуть его за бороду. Похоже, что назревала свара.

– Так, дамы! Всё! Брейк! – заорал второй (и последний в этой компании) юноша. – Мы здесь не за этим!

Серафима невольно засмотрелась. Кем же он себя мыслит? Высокий, мускулистый, тело почти без волос, блондин, яркие голубые глаза. Одет только в парусиновые шорты. А до преобразования выглядел обычным парнишкой в рубашке, брюках и ботинках.

– Между прочим, – сказала Юлия, когда установилась относительная тишина, – у нас есть специальная комната отзывов и рецензий. Там можно сразиться с воображаемым оппонентом как словесно, так и физически, измочалив его аватарку. Это очень популярное место поиска вдохновения.

Серафима заметила, что серые глаза Юлии мечтательно заблестели при взгляде на голубоглазого парня. «Эх, девочка, девочка, – подумала она. – Вот как тебе сейчас объяснишь, что не всё золото, что блестит? Впрочем, может быть, я ошибаюсь? Возможно, он талантлив. Образ-то у него почти идеальный. Вдруг именно сейчас, на моих глазах, складывается новая творческая пара?..».

– Юлия! А вы свободны для союза?

Серафима вздрогнула. Это был ожидаемый, это был желанный вопрос для любой обитательницы их Дома. Лучшим было только прямое предложение: «Будьте моей Музой!», которое каждый порядочный автор обязан сказать перед тем, как подавать заявление в творец-машину. Без согласия Музы просьба автора о союзе могла быть и отклонена. Но этот вопрос симпатяге Юлии был задан отнюдь не парнишкой, на которого она так выразительно смотрела. Это спросила невысокая серьёзная девушка. Она была даже чем-то неуловимо похожа на саму юную Музу – тоже в очках, с короткой стрижкой, в джинсовом костюмчике.

Юлия отвела взгляд от парня и посмотрела на претендентку. Вздохнула.

– Свободна, – тихо ответила она. – Но я ещё юная и неопытная…

– Я сама ещё юная и неопытная, – серьёзно глядя на Музу, сказала девушка и вдруг обаятельно улыбнулась. – Будем вместе набираться опыта. Если вы согласитесь.

Серафиме понравилась эта невысокая авторша. «Вот из таких очень часто получается что-то дельное», – подумала она.

Юлия ничего не ответила.

– Ну что ж, – призывно взглянув на парня ещё раз, громко сказала она, – раз Серафима Андреева уже здесь, то рабочий день начался. Те, кто записан к ней на приём, могут идти к главному зданию, к Приёмной творца. Остальным могу предложить множество различных экскурсий, которые познакомят вас с достопримечательностями светлого Дома изящной словесности.

Парнишка проигнорировал повторный взгляд юной Музы. «Беспозвоночный чурбан!» – почему-то обиделась на него за Юлию Серафима и зашагала дальше по белоснежной тропинке. «Множество различных экскурсий они тут уже организовали! Ишь ты! Шустрые…» – думала она.

Работа, работа… Задолбало уже!

Глава II. Вторая утренняя встреча.

Главное здание светлого Дома изящной словесности, Приёмная творца, было уютным деревянным домиком, утопающим в зелени. В нём было всего три комнаты. В большом зале за огромным столом восседала секретарь и помощница Серафимы – монументальная Аделаида. Её востребованность как Музы была крайне мала, несмотря на то, что она очень продуктивно вдохновляла авторов на самые разные приключения. От полётов к далёкой звезде, что длятся века, до кратковременного похода в хижину соседки-ведьмы с самыми непристойными намереньями. Особенность вдохновляющего воздействия Аделаиды была в неистребимом романтическом флёре и в том, что и до приключений, и после, и во время их герои и героини, как главные, так и второстепенные, должны были что-то уминать, поглощать, лопать, готовить, запасать корм или кормить ездовых животных. Или хотя бы рыб, птиц, но – кормить. Обязательно чем-то особенным, нестандартным, пусть даже шокирующим. Зомби, например, во вдохновлённых ею романах могли умиляться, скармливая отвратительным червякам собственные внутренности. Вот такой ужас. Сама Аделаида ничего не могла с этим поделать. Но многие авторы великих кулинарных книг, в которых совсем не предполагалось приключений, желали сотрудничать только с ней, и обычно были очень довольны совместным творчеством.

Рядом с Аделаидой находилось рабочее место охранника Ухрюп-яги. Это был угрюмый Муз с бандитской физиономией, специалист по оружию, единоборствам, ядам и коварным ловушкам. Вот он регулярно исчезал из приёмной, сливаясь в недолгих союзах с одинокими авторшами. Чаще всего почему-то с ними. Серафима подозревала, что ему доступны и другие таланты, но в каталоге Муз у мадмуазель Овечкиной значились лишь те, о которых уже было сказано.

Зачем Приёмной нужна охрана, Серафима никогда не понимала. Никто на них не нападал, решения творца были неоспоримы, если авторы были недовольны вердиктом, то с этим вполне справлялась могучая Аделаида. Да и угроза литературной кары – прокрастинация – успокаивала недовольных лучше любых аргументов.

Вторая комната, кабинет, обиталище Серафимы и творец-машины. Распределение Муз по авторам происходило именно здесь. В третью комнату редко кто заходил, она была как бы запасной. Впрочем, там был гардероб, диванчик, комод, огромный сундук и куча каких-то коробок. Наверное, нужных.

Серафима настроилась на рутинный рабочий день уже у ступенек крыльца.

– А вот вы, Серафима… – вдруг услышала она хриплый голос. – Вот лично вы свободны для союза со мной? Извините.

Серафима замерла. Это что? Этот вопрос обращён к ней? Она резко обернулась. Около угла дома мялся мужчина. Серафима подумала, что он уже не первый раз попадается ей на глаза…

Какой у него образ души?

Захоти увидеть – увидишь!

Чёрт!

Перед ней был самый обычный чёрт – рожки, копыта, хвостик… То есть, конечно, это был человек, но истинный облик его души – чёрт! У Серафимы помутилось в глазах. Время вспыхнуло вдруг электрическим разрядом, вот как молния внутри грозы.

– Фамилия?! – хрипло прокричала, почти прокаркала она.

– Волков, – испуганно ответил бедолага. – Я вас испугал?

– Имя? – почти провыла Серафима.

– Вениамин, можно просто Вит, – быстро ответил допрашиваемый.

Время остановилось. Серафима едва сдержала стон отчаянья. В его именах не было огня! Чёрт, да не тот! Ей нужен другой… чёрт… Которого вот уж чёрте сколько дней где-то у собачьих чертей носят черти! К чёртовой бабушке! Она устало развернулась. Её плечи поникли. Задолбало всё!

– Подождите! – прокричал мужчина, приближаясь. – Вы не ответили на мой вопрос.

Серафима опять обернулась, сказала устало:

– Что вам ещё надо? Вы – не мой автор! Мне очень сложно это объяснить…

И тут она, совсем неожиданно для себя, заплакала. Конечно, не как царевна Несмеяна, наполняя слезами горшки и плошки, а сдержанно, с достоинством, осторожно.

– Я не думал, что мой вопрос вас расстроит, – искренне огорчился мужчина с душой чёрта. – Извините. Вот, возьмите платок. Не надо плакать.

Он протянул ей платок. Обычный, клетчатый, вроде как чистый. Ещё в руках у мужчины был букетик жёлтых цветов, похожих на маленькие дикие розочки.

– А это зачем? – спросила Серафима, принимая платок.

Он понял, что она говорит про цветы.

– Это я для вас, – сознался Вениамин. – Но если вы опять будете плакать, то я их унесу.

– Не надо, – Серафима взяла себя в руки. – Ни вы, ни цветы не виноваты. Извините, что я так. Спасибо. Отдайте сюда!

И она отобрала у него букет.

– Давно я не слышала этого вопроса, – Серафима попыталась быть благодарной, но твёрдой. – Давно мне не дарили цветов. Но судьба союза Музы и автора в руках творца, и вот в данном случае он говорит – нет.

Мужчина насупился.

– Это окончательно и бесповоротно?

Здесь Серафима решила взглянуть ему в глаза. Надо же ей знать хотя бы – какого они цвета. И вдруг её, как огонь, обожгла мысль. Даже не мысль, намеренье. Его! – намеренье. Уйти и больше с Серафимой никогда не встречаться. Но это же невозможно… Без её участия союз с любой Музой заключить невозможно, и для автора желание никогда не встречаться с Серафимой означает…

– Стой! – скомандовала она, отбрасывая как логику, так и другую невозможную мысль, что почувствовать намеренье Муза может только у своего автора и никак иначе…

– Стою, – замер Вениамин.

– Почему вы решили, что я ваша Муза? – спросила Серафима.

– Да я ничего не решал, – ответил Вениамин. – В первый же день, когда я попал на землю светлого Дома, я увидел вас, идущую по белоснежной тропинке. Ваше лицо было бледным и грустным. Но, как рыцарь прячет свой страх перед смертью за решёткой забрала, так и ваша грусть была укрыта косметикой. Вы были почти в таком же платье, тёмно-лиловом. Только рукава были длинные, а на ваших руках не было перчаток. И ботиночки, по-моему, были без каблуков, но этого я точно не помню. Но чепчик был точно такой же, только розочки на нём были другого цвета, в тон платью, а не как сейчас – ржавого цвета меди. Камушки тропинки разлетались от ваших шагов так, словно вы стали маленьким тропическим ураганом. Сердце моё сжалось, ёкнуло. И тогда я понял, что вы моя Муза.

– Так просто? – грустно улыбнулась Серафима. – Так не бывает.

– Тогда, может быть, так? – спросил Вениамин и встал совсем рядом. – Она была грустной. Слёзы текли по её лицу. В руках она держала дурацкие жёлтые камелии, очень похожие на дикий шиповник. Он подошёл и взял её за руку.

Вениамин действительно взял Серафиму за руку.

– «Будьте моей Музой!» сказал он. И любовь выскочила перед нами…

Серафима очнулась от наваждения. Выдернула руку.

– Я знаю эти слова, – сказала она. – «Так поражает молния. Так поражает финский нож». Только почему вы думаете, что это имеет отношения к нам?

– А почему нет? – спросил Вениамин.

– Почему нет? – с сарказмом переспросила Серафима.

– Почему – нет?! – переспросила она ещё раз, громче.

Вениамин молчал. И здесь Серафима поняла, что ей нравится этот странный мужчина с душой чёрта. Почти, а может быть, и даже больше того, другого, из давно забытого прошлого. Но и тогда, и сейчас её симпатии рвались проклятым предназначением! Опять…

– Потому! – вспылила она. – Потому что волку никогда не стать оборотнем! Потому что в имени нет огня!

– Какого огня? – удивился Вениамин.

– Между прочим, – прошипела Серафима, – Маргарита, Муза этого автора, чьи слова вы так неосмотрительно произнесли, сейчас свободна. Можете попытаться подкатить к ней. Но она вас даже слушать не станет! Она хранит верность своему автору!

– Вы храните кому-то верность? – осторожно спросил Вениамин.

– Да никому я не храню верность! – Серафима была уже на грани истерики. – Я сама, может быть, пошла бы за вами хоть к чёрту на кулички, но не могу, понимаете? Потому что это всё бред! То, что вы говорите. Потому что ТАМ любовь выскочила и поразила, как финский нож, как молния, а у вас что? Чепчик? Ботинки без каблуков? Сердце ёкнуло? Бред!

Серафима шагнула на деревянную ступеньку крыльца. «Если я не уйду сейчас, я могу не уйти никогда!» – сказала она самой себе и шмыгнула носом. Слёзы опять поползли по щекам.

– Но я ведь это без вдохновения придумал, – растерянно произнёс Вениамин. – Это ведь только как черновик, заготовка.

Серафима обернулась, желая ещё что-то сказать, но опять поймала его взгляд, его мысль. Очень странную. «Сейчас она выбросит цветы в урну», – думал он. Серафима растерялась. Слово «урна» было ей определённо знакомо, но такого предмета рядом не было. Ей почему-то представился огромный квадратный ящик, заваленный арбузными корками и кожурой бананов. И туда она должна бросить свои цветы? Зачем?

– Цветы я не выброшу! – сказала она. – И не смейте меня утешать!

На этих словах Серафима хлопнула дверью, скрываясь в помещении. Вениамин остался стоять, растерянный. Он мало что понял. Огонь, оборотни… Но ведь разговор когда-нибудь можно продолжить? Вроде бы чёткого «нет» он не получил. Или всё-таки получил?..

Глава III. Приём посетителей. Лёля.

Оказавшись в домике, Серафима прижалась спиной к двери и попыталась успокоиться. «Надо настроиться на работу, надо настроиться на работу», – повторяла она.

– Здравствуй, доча, – первым поздоровался Ухрюп-яга.

Всех существ женского пола, что Муз, что авторш, независимо от возраста, Ухрюп-яга называл одинаково – «доча». Обращения к мужчинам были более разнообразны: «Здравствуй, юноша!», «Здравствуй, брат!», «Здравствуй, отец!».

Прихожей в Приёмной творца не было, поэтому совиный взгляд Аделаиды, сидящей за огромным столом, сосредоточился на Серафиме.

– Здравствуйте, Серафима Андреевна, – поздоровалась Аделаида. – У вас всё в порядке?

– У нас есть зеркало? – спросила Серафима вместо ответного «здравствуйте».

– Конечно, – ни капельки не удивилась Аделаида. – В гардеробной.

Серафима отлепилась от входной двери и, прежде чем направится в третью комнату домика, вручила Аделаиде свой букет, показывая жестами, что его надо бы поставить в воду.

– Камелии, – понимающе кивнула Аделаида. – Очень сильный автор, раз сумел цветы в свой сон протащить. Я позабочусь о них.

В гардеробной было светло и чистенько. «Здесь никогда не скапливается пыль, а я за столько лет работы даже не удосужилась узнать: где у нас зеркало? Когда я видела себя последний раз? Когда я последний раз смотрелась в зеркало? Разве это нормально?» – думала Серафима.

Но в мутноватом старинном стекле, против ожидания, отражалась не очень молодая, но вполне себе симпатичная женщина. Одета Серафима была несколько старомодно, как барышни ушедших эпох. Фигура, причёска, украшения, аксессуары – всё идеально. «Мы – воображаемые! – вспомнила Серафима. – Мы – неизменяемые образы. Нам не надо есть, не надо спать, нам не нужен макияж, нам не надо сидеть на диете, чтобы иметь стройную фигуру, мы не бегаем по магазинам за модными брендами. И тем не менее, если это надо нашим авторам, мы это делаем…».

А вокруг была удивительная тишина.

«Тишины быть не должно, – подумала Серафима. – Мыши должны шуршать в подполе… Чепчик!».

Чепчик… Вот причина всех бед…

Зеркало утверждало, что эта симпатичная старинная женская шапочка по-прежнему надета на Серафиму. Чепчик подчёркивал её женственность, розочки на нём действительно гармонировали с её глазами, но вместе с этим головной убор скрывал необычность причёски. Серафима сорвала его и бросила на пол, словно он был в чём-то виноват.

– Чепчик! – закричала она и пнула его ногой.

Подумала и ещё разок пырнула его. Так, чтобы он отлетел в угол комнаты. Но ей и этого показалось мало. Она сделала шаг, намереваясь ещё разок наподдать этой проклятой шапочке…

– Чего шумишь, доча? – в комнату заглянул Ухрюп-яга.

– Это я так с ума схожу! – психовала Серафима. – Задолбало!

– Понятно, – Ухрюп-яга закрыл дверь.

«Какая несправедливость! Какая подлость! – возмущалась про себя Серафима. – Авторы с душой чёрта вообще почти не появляются у нас, в светлом Доме! И вот вдруг появился… И опять не тот!..». Кроме чепчика, ей ещё захотелось избавиться от ботинок.

– Аделаида! – закричала она. – У меня здесь есть какая-нибудь запасная обувь?

«А если не здесь, – пронзила мысль, – то где они могут храниться? В заведении мадмуазель Овечкиной? Там, в своей келье, я не была уже тысячу лет…».

– Да сколько угодно! – даже сквозь закрытую дверь громыхнул голос могучей Аделаиды. – Туфельки, шлёпки, кеды, кроссовки. Открывайте любую коробку до тех пор, пока не найдёте то, что надо. А в гардеробе одежда. И шляпки.

Серафима скинула ботиночки, оставила их стоять рядом с зеркалом. В одних чулках подошла к коробкам и начала остервенело их открывать. Босоножки… – не то! Пуанты, женские балетные туфли… Совсем не нужны. Мелькнула мысль: «Хорошо мы тут устроились! Открывай коробки – и ищи то, что надо».

– Бельё, чулки, носочки, – продолжала инструктировать Аделаида, – в комоде, где косметика, рядом с диванчиком. Там даже бикини найдётся.

«Саму себя в бикини наряди!» – зло подумала Серафима, но тут же улыбнулась, представив, как монументальная Аделаида пытается запихать куски своего тела в эту иллюзию современного купального костюма.

Здесь Серафима поняла, что успокоилась. Настроение её исправилось. Нашлись и симпатичные туфельки. Больше ничего в своей одежде Серафима решила не менять. Закончив переобуваться, она решительно направилась в кабинет с творец-машиной.

– Давайте начинать приём, – скомандовала Серафима, забирая со стола Аделаиды вазу со своим букетом. – Кто там у нас?

– Агась! – подтвердил Ухрюп-яга, выглядывая на улицу. – Заходи, кто первый по списку…

Первой оказалась стеснительная девица с шапкой бледно-зелёных волос. Она смущённо поздоровалась и, войдя в кабинет, притулилась на самом краешке стула.

– Итак, – начала Серафима. – Вы уже определились с кандидатурой Музы или Муза?

– Нет, – ответила девушка. – Я это… фаталистка. Я согласна на ту Музу, которую мне выдадут по распоряжению творца.

Серафима внимательно посмотрела на авторшу. Полненькая, курносый нос, карие глаза, сарафан, босоножки. Внешность обычная, но Серафиме показалось, что эти зелёные волосы сегодня она уже видела.

– Скажите, – спросила она, – вы были в той группе авторов под предводительством Музы Юлии, которых я повстречала сегодня утром?

– Да.

– Как вас зовут?

– Лена, – ответила девушка, – но мама и подруги чаще зовут меня Лёлей.

– Хорошо, Лёля, – улыбнулась Серафима. – Вы первый раз в светлом Доме?

– Нет, – ответила Лена-Лёля. – Я уже третий сон сюда попадаю.

– Ага, – скрыла своё удивление Серафима. – А скажите, вы читали путеводитель? Вы были в заведении мадмуазель Овечкиной? Вы изучали характеристики Муз?

– Конечно, – радостно ответила девушка. – В первый раз я только по площади Авторов походила, прочитала всё, что смогла. Во второй раз я сразу к мадмуазель Овечкиной пошла. Хотя боялась. Я думала, что это бордель будет, как в тёмном Доме.

– Вы бывали в тёмном Доме? – уточнила Серафима.

– Да, – подтвердила Лёля. – Я в первый же сон, как авторшей стать задумала, сразу туда попала.

– Вам там не понравилось?

– Сначала понравилось, – призналась Лёля. – Очень! Там всё ярко, красиво. Но заведение мадам Хрю, где живут Музы, это чистой воды публичный дом. Хотя парни у них классные, весёлые. Но такие со мной не дружат, я очень обычная. А дамочки какие там навороченные! Обзавидуешься! Утончённые, изысканные. Иногда они пошлые, а иногда – настолько вульгарны, как не бывает. Но это очень стильно. И все меня подбивали писать эротику.

Лена-Лёля смутилась.

– Скажите, – спросила она, – а в светлом Доме эротику писать нельзя?

– Почему же нельзя? – улыбнулась Серафима. – Очень даже можно. Эротика – это чертовски красиво, если она изящно написана. Только лучше делать это без гадостей, без извращений, без расчленёнки. Можно и с ними, но…

Здесь Серафима задумалась, подыскивая слова.

– Словом, разберётесь со временем. Все тонкости объяснить сложно.

– Это я понимаю, – закивала девушка. – Поэтому и обрадовалась, когда в третий сон у вас на площади увидела, что собирают экскурсию. Но к вам на приём я всё равно записалась, я уже всё решила.

– Будете писать эротику? – спросила Серафима. – Любовный роман?

– Нет, – смутилась девушка. – Может быть, потом когда-нибудь. Я фэнтезийную сказку хочу написать про драконов. Я и сама себя иногда драконихой чувствую. Доброй, глупой, которую все обманывают. Но которая тоже хочет быть счастливой и всё готова сделать для этого. Я пыталась подобрать себе Музу, но очень много непонятного. Я ведь никогда не писала сказки. Пусть творец сам решит – кто мне подходит.

– Ну что ж, – подвела итог Серафима, – пишите заявление.

И она кивнула на стопку бумаги и органайзер с ручками, карандашами, фломастерами.

– А как писать? – спросила девушка.

– Чёткой формы нет, – пояснила Серафима. – А текст… ну вы же автор! Должны уметь писать тексты. Пишите, не задумываясь, – вот мой совет.

Лена-Лёля зависла над листом бумаги. А Серафима подумала о том, что, в отличие от неё, любой автор может запросто попасть в тёмный Дом изящной словесности, где этих душ-чертей пруд пруди, по идее, должно быть…

– Вот! – Лёля протянула Серафиме заявление. – Правильно написала?

"Творец! Выдели, пожалуйста, мне, Лёле, личную музу для написания сказки о драконах. Лёля."

– Слово «муза» мы пишем с большой буквы…

– Ой, – испугалась девушка.

– Но это не ошибка, – пояснила Серафима. – Написано правильно. Информации для творца, как мне кажется, достаточно. Пробуем?

И она хулигански подмигнула девушке.

– Про… пробуем, – согласилась та.

И Серафима лёгким движением руки отправила заявление Лёли в творец-машину. Та приняла бумажку, важно погудела некоторое время и вернула заявление уже с резолюцией «Назначить Музом Лёли…»

«Ого! – поразилась Серафима, читая вердикт. – Неожиданное решение. Я думала, Мудрунья будет. Или Зелёная Вельма. Они, наши штатные сказочницы, свободны сейчас, против драконов ничего не имеют. Или кого-то из новеньких можно было назначить для начинающего автора. Но этот…»

– Это, дракон, да? – с испугом спросила девушка, разглядывая бумажку.

– Нет! – ещё больше удивилась Серафима. – Почему ты так решила?

– Двадцать одна согласная в имени, – с благоговением прошептала Лёля. – Только род королевских драконов имеет право на подобные имена. Как же я это запомню?

– А-а-а, – улыбнулась Серафима. – Действительно, имя у него несколько заковыристое. Мы зовём его Лулу. Муз Лулу.

– А он… хороший? – запинаясь, спросила Лёля.

Серафима задумалась… Лулу – очень специфичный Муз. Вид у него странный, но…

– Просто, – быстро выбрасывая слова, заговорила Лёля, – я думала, что у меня Муза будет. В смысле – женщина. Мне с мужчинами сложно общаться, я с ними почти не разговаривала никогда. В школе мальчики были противные, а в институте у нас парней нет. А тут…

– Лулу – очень опытный Муз, – убедительно сказала Серафима. – Тебе невероятно повезло, девочка. Он не похож на стандартных мужчин и поэтому…

В этот момент из соседней комнаты раздался могучий рёв:

– Ги-ди-е мой ав-в-тор?!

Лёля вжала голову в плечи.

– Пойдём знакомиться, – пригласила её Серафима.

Лулу оказался огромным, выше двух метров…

– Ой, – окончательно смутилась Лёля. – Он что, негр?

Чёрная, заросшая седой щетиной физиономия гиганта впечатляла. Он был почти голый. Серая тряпка, обёрнутая вокруг чресл, была его единственной одеждой. Тело, казалось, состояло из одних мышц, но мускулистым красавчиком назвать его язык не поворачивался.

– Толерантнее говорить афроМуз, – тихо произнесла Аделаида.

– Ага, – подхватила Серафима. – Или – черноМуз! Лулу из старорежимных. Он не обидится.

– Обижусь, белопузые Музы! – проревел негр и улыбнулся.

Зубы у него были белоснежные, крупные, остро заточенные, согласно лучшим традициям изображения людоедов. Но Лёля увидела, что, несмотря на грозный голос, глаза у гиганта остались добрыми.

– Кто тут у нас? – обращаясь явно к ней, спросил он.

Вместо Лёли вдруг замерцал небольшой красный дракончик.

– Я Лёля, – пискнуло это существо.

– Красная дракониха, – с уважением произнёс Лулу. – Не волнуйся, автор, теперь я буду служить тебе. Что самое главное при полёте на драконе?

Лёля вернулась в нормальный вид.

– Не упасть? – предположила она.

– Ночью, – важно сказал афроМуз, – нужно стараться не сбить звёзды или луну, а днём – облака или солнце.

Лёля расхохоталась. Вид у Муза, когда он это говорил, в самом деле, был очень-очень серьёзный.

– Ну что, – продолжал говорить Лулу, – пойдём придумывать «Королеву драконов»?

Лёля застыла.

– Откуда ты знаешь? Я никому не говорила название своей книги.

– Привыкай, девочка, – почти прошептала Серафима. – Музы знают о своём авторе всё, даже мысли.

– Что нам теперь делать? – обратилась к Серафиме Лёля.

– Всё очень просто, – прогудел чёрный Муз. – Сейчас мы пойдём кататься на аттракционах, смотреть на драконов, выпьем амброзии в рифмобаре, будем обсуждать твой замысел. Если не передумаешь, придём с предписанием творца к Овечкиной и она устроит нам церемонию заключения союза. Потом заберёшь меня с собой, и будем писать твою книгу.

– А если передумаю? – задумчиво спросила Лёля.

– Творец очень не любит, когда его решения не выполняются, – заметила Аделаида.

– Мне будет грустно, – печально сказал огромный негр. – Ты мне понравилась.

– Хорошо, – согласилась Лёля. – Пойдём.

– А ты не будешь меня бить? – уже спустившись с крыльца, спросила Лёля.

– А надо? – прогудел гигант.

– Вообще-то, – честно сказала Лёля, – я иногда очень ленивая…

Они пошли по аллее, удаляясь от Приёмной творца. Их голоса становились тише.

– Кто следующий? – в никуда спросила Серафима, глядя вслед уходящей парочке.

Через секунду откуда-то сбоку послышался торопливый шёпот:

– Серафима Андреевна…

– Валентина Ивановна, – узнала она популярную детскую писательницу. – Закончили очередное произведение? Пришли союз с Бабой Машей продлить?

– Не совсем. То есть я не совсем к вам.

Пожилая молодящаяся женщина имела немного смущённый, но одновременно и таинственный вид.

– Мне бы с Ухрюп-ягой пошептаться, – просительно сказала она.

– Зачем? – поразилась Серафима. – Вы злодейство написать задумали?

Внезапно оттуда, куда ушли Лёля и Лулу, раздался пронзительный девичий визг. И пожилая писательница, и Серафима вздрогнули, посмотрели в ту сторону. Увидели, что гигант негр, упав на колени, мнёт или ворочает что-то продолговатое и светло-коричневое, которое постепенно краснеет, меняя цвет. Слышалось пыхтение и сочные звуки оплеух. На крыльцо выскочил Ухрюп-яга. Он, видимо, молниеносно разобравшись в ситуации, кинулся к дерущимся. Серафима подумала, что она первый раз видит Ухрюп-ягу, как говорится, в действии. Спустя совсем непродолжительное время Лулу и Ухрюп-яга вернулись, волоча связанного по рукам и ногам юношу в ярко-малиновой рубашке. За ними, перепуганная, шла Лёля.

Глава IV. Опять этот чёрт!

Пойманный парень был брошен на землю перед крыльцом. Он извивался и тряс головой, пытаясь что-то сказать, но рот его был заткнут куском его же рубашки.

– Кто это? – спросила Серафима. – Что случилось?

– Мы шли, никого не трогали, – плаксивым голосом пожаловалась Лёля, прячась за спину негра. – А тут выскакивает эта редька и ка-а-ак заорёт!

– Какая редька? – удивилась Серафима.

– Он в образе Злого Овоща был, – пояснил Лулу. – Я не понял, что он хотел. Я ему сразу в лоб дал.

– Ага, – Серафиме ничего ясно не было, но она кивнула Ухрюп-яге. – Вынь кляп, послушаем, что этот злоумышленник сам скажет.

Парнишка, едва получив возможность говорить, немедленно закричал:

– Вы чего, мужики, охренели?! Зачем дерётесь?

– А ты сам не охренел? – вспылил негр. – Зачем девочку испугал?

И он замахнулся, как будто желая ещё раз ударить парня. Тот вжал голову в плечи, но ответил достаточно нагло:

– Кто кого пугал? Я пошутить хотел. Прикольно же – выскакивает вдруг на тебя Злой Овощ…

– Пошутить! – возмутилась Лёля. – Да я от страха чуть не описалась! Ой… Извините.

– Вот, – сказал негр и ещё раз замахнулся.

– Так, – строго сказала Серафима. – Ты кто? Автор? Новенький?

– Конечно, – ответил парень. – Джером К. Джером. Писатель.

– Кто это там Джером?! – громыхнул сзади голос Аделаиды. – Ты-ы?! Ты себя в зеркале видел, чучело малиновое?

Парень бросил на Аделаиду затравленный взгляд снизу вверх, впечатлился, видимо, и, изменив голос с мальчишеского на взрослый бархатный баритон, сказал рассудительно и солидно:

– Ваша правда, мадам. Я хотел сказать, что свой псевдоним я придумал по аналогии с известным писателем. Он – Джером К. Джером. Я – Чувак К. Чувак. Не более.

– Хороший псевдоним, – тихо-тихо оценила Валентина Ивановна.

– Новенький? – настойчиво повторила свой вопрос Серафима.

– Да, – подтвердил парень. – Ничего в вашем Доме ещё не знаю.

– Понятно, – задумалась Серафима. – Здесь у нас так себя не ведут. Извините, Лёля. Извини, Лулу. Это недоразумение. Он будет наказан.

– Всё понятно, – сказала Лёля. – Мы пойдём?

– За что? – с недоумением опять мальчишеским голосом завопил парнишка. – Напали, избили, наказать хотят…

– Прокрастинация на недельку? – с надеждой злорадно спросила Аделаида.

Серафима хотела уже согласиться с ней, но вдруг заметила Вита. Он шёл к Приёмной творца. Вид у него был решительный и серьёзный.

– Конечно, идите, Лёля, – мягко сказала она. – Вам надо о многом поговорить. Извините ещё раз. Подобного больше не повторится.

– Ага, – согласилась Лёля.

Она уже успокоилась, взяла огромного негра за руку, и они пошли прочь.

– Ты всегда будешь меня защищать? – слышался её голос…

– Как наказывать будем? – поинтересовалась Аделаида.

А Серафима, наблюдая за Витом и одновременно делая вид, что не заметила его, вдруг подумала, что ей надоело быть жёсткой. «Я поступаю неправильно», – осудила она себя и сказала, обращаясь к связанному юноше:

– Ты понял, что нельзя так себя вести? Пообещай, что больше не будешь.

– Обещаю, – с готовностью сказал парень, – что больше не буду наряжаться Злым Овощем и напрыгивать на людей.

– Хорошо. Ухрюп-яга, развяжи его. Тебя тут спрашивали, кстати.

– Да, – выступила вперёд Валентина Ивановна. – Это опять я, Ухрюп-яга. Вы обещали помочь. Посоветовать.

– Помогу, доча, помогу, раз обещал, – произнёс Муз, распутывая верёвки.

– Я свободен? – Чувак К. Чувак встряхнулся.

Вит остановился недалеко от их компании и чего-то ждал. Серафима по-прежнему делала вид, что она его не заметила.

– Абсолютно, – процедила она.

– Жаль! – высказалась Аделаида, уходя в дом.

Серафима тоже начала подниматься по ступенькам.

– Так вы, Валентина Ивановна, – спросила она у пожилой писательницы, – злодейство вместе с Ухрюп-ягой задумали?

– Никакого злодейства, доча, – заверил её Ухрюп-яга.

– Да, – подтвердила и писательница. – Мне просто нужна творческая консультация.

Они, тихо переговариваясь, пошли по направлению к Авторской площади, рифмобару, Доброму скверу, другим развлечениям для авторов и их Муз.

– А тут прикольно, – заявил освобождённый парень. – Избили, связали, а ничего не болит. И рубашку порвали, а она уже целая.

И он аккуратно заправил в штаны свою ярко-малиновую рубашку.

– Зато душевная боль у нас настоящая, – заметила Серафима, уходя в дом вслед за Аделаидой.

Вит остался стоять на месте.

Зайдя в помещение, Серафима спросила у Аделаиды:

– Чего они задумали, как ты считаешь? Ухрюп-яга и Валентина. Заинтриговали. Что может их объединять? Зачем он ей нужен?

– Ну а что, если ей надоело писать сказки, – предположила Аделаида. – Задумала она совсем другую историю. Про то, например, как влюбился злой волк в бабу Ягу и захотел угостить её шашлыком из трёх поросят. С чесноком, ежевикой и специями. И нужна ему для этого одолень-трава, чтобы папашу поросят, здоровенного кабана-людоеда победить. Взял он доброго коня, три мешка овса, старину Кощея и пошёл к Хохочущему болоту, где эту траву жаба-царевна-змея охраняет. А Кощей-то наш был не только любитель кофе и пиццы, но и из арбалета пострелять мастак. Вот и выпало ему целовать царевну…

– Ты серьёзно? – озадачилась Серафима. – И ради создания этого шедевра она решила вместо Бабы Маши объединиться с Ухрюп-ягой?

– Да не знаю я, – созналась Аделаида. – Выдумываю. Тоскливо просто. Вдохновить хочу кого-нибудь.

– Согласна, – печально подтвердила Серафима и начала движение в сторону кабинета с творец-машиной.

– Кто следующий? – громко спросила Аделаида.

– Я.

Голос ожидаемо показался Серафиме очень-очень знакомым. Она обернулась.

– Опять? Ты?!

– Я, – виновато подтвердил Вит Волков, нарисовавшись в дверном проёме. – Я позже должен был подойти, но со мной очередью поменялись.

– Хотите подать заявку? – глядя прямо ему в глаза, спросила Серафима.

Она отчаянно вслушивалась в себя – что он задумал, зачем пришёл? Неужели Серафима поверила словам, что она его Муза? Творец против, но этот автор ей так отчаянно симпатичен… И он – чёрт…

Вит сопел, но молчал.

– Проходите в кабинет, – пригласила Серафима.

Развернулась сама и пошла, громко стуча каблуками по деревянному полу. Вот точно таким же был звук её шагов и тогда…

…тогда, когда она давным-давно, устав от ожидания, сама пришла на приём к творцу. Музы обычно приходили к нему вместе с авторами. Очень редко Муза приходит одна.

Она устала ждать. Один писатель умер, другой – спился, третий оказался обманщиком. А Серафима честно ждала своего автора… Единственного. Которому нужна она и только она. Но такого автора, наверное, нет на свете. Но кому это знать, как не творцу? Она много времени провела в келье, но ей надоело ждать. Устала! Она – Муза! Её призвание – вдохновлять. Пусть ей назначат автора. Любого…

«Прошу устроить мою жизнь!» – именно таким был текст её просьбы.

Творец откликнулся немедленно: «Личную или творческую?»

Серафима даже задохнулась от негодования. Это было хамство. Всем известно, что у светлых Муз творческая жизнь является также и личной. Об этом никто никогда не говорит, это подразумевается, как само собой разумеющееся. Или творец намекает, что она нарушила табу, запятнала себя, смешала личную жизнь с творческой? Да, она виновата! Она пожалела этого дурака, который оказался даже не автором, а, скорее, скульптором. Да, она уступила, сжалилась, поверила красивым словам и красивым, вроде бы как, поступкам… Но она ни о чём не жалеет! Теперь она знает, что с появлением личной жизни у Муз вырастают крылья. Конечно, их никто не видит. Но они чувствуются. Потому что вдохновение, которое отныне может подарить Серафима, стало качественно иным… Это не может быть никому не нужно!

Она хотела так и написать: «Я не отделяю личную жизнь от творческой!», но творец опередил её следующим вопросом:

«С кем вам хотелось бы устроить личную и творческую жизнь?»

«Да хоть с чёртом!» – поспешила ответить Серафима.

Потом она десять тысяч раз пожалела, что поспешила. Вердикт творца обескуражил:

«Предписываю Музе Серафиме наладить личную и творческую жизнь с автором, душа которого является чёртом. В написании имён автора должен присутствовать огонь. Всё».

Это было жестоко. Авторы с душой чёрта забредали в их светлый Дом очень редко, у них обычно не было склонности к высокой литературе, у них был свой собственный литературный ширпотреб, свой тёмный Дом изящной словесности с местными тёмными Музами. Именно там такие авторы обычно и тусовались.

«Где же я возьму подходящего чёрта?» – написала растерянная Серафима.

«Жди! – ответ творца был категоричен. – А пока ты его не встретила, поработай моим заместителем по распределению Муз, Серафима Андреевна».

«Опять ждать, – подумала Серафима. – Поменяла шило на мыло. Только теперь и надежды никакой нет… Но кто я такая, чтобы отвергать волю творца? Теперь я стала не просто Серафимой, а ещё и Андреевной. Это типа Старшая Муза, изменение в статусе, признание заслуг…».

А ещё она оглянулась и поняла, что теперь этот кабинет станет местом её вечной работы.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласила Серафима.

– Спасибо, – ответил Вит.

Повисла пауза.

– Ну? – Серафима нарушила затянувшееся молчание. – Кого вы на самом деле хотите себе в Музы?

– Вас, – непреклонным голосом заявил Вит.

– Но творец будет против, – мягко произнесла Серафима. – Даже если у вас будет моё согласие…

Но заявление Вита, его упорство ей очень понравились, а тот вдруг всем телом подался к ней.

– Я не понимаю – почему, Серафима? – сказал он. – Объясните. Знаете, там, в жизни, вне нашего мира, вне Муз и литературы, с людьми происходят самые разные вещи. Приятные или отвратительные. Но всегда всё можно объяснить. Я же нормальный. Я постараюсь понять. И если это действительно невозможно, то я попытаюсь принять, смириться…

У Серафимы опять, уже который раз за этот день, на глаза навернулись слёзы.

– Творец, – прошептала она, – ну как я могу ему всё объяснить?..

Творец-машина внезапно ожила, загудела. Из неё вылезла очередная бумага. Взгляды Серафимы и Вита перекрестились на напечатанном тексте.

«Не надо никому ничего объяснять!

Вениамину Волкову рекомендуется не спешить с выбором Музы.

Музе Серафиме рекомендуется присмотреться к Вениамину Волкову».

– Что-о-о?!! – голос Серафимы задрожал. – Это как? Это почему?..

Внезапно она поняла, что не знает – куда деть свои руки. И ноги…

– Что значит – присмотреться? – спросил Вит.

– Этого не может быть, – обречённо сказала Серафима. – Это ошибка. Глюк!

Правая рука Серафимы машинально потянулась поправить причёску.

– Разве творец может глюкнуть? – удивился Вит.

– Да. Нет. Я не знаю. Теперь я уже ничего не знаю…

Опять повисла пауза. В голове Серафимы закрутился хаотический калейдоскоп мыслей.

– Серафима! – настойчиво повторил Вит. – Что значит: присмотреться ко мне?

– Это…

Серафима вскочила с удобного кресла и забегала по маленькому кабинету.

– Это значит…

Вит терпеливо ждал.

«Но ведь раньше, – метались мысли Серафимы, – когда был другой чёрт… У него даже огонь в имени был, Огнерубов у него был псевдоним… С ним было нельзя… А теперь, когда даже огня нет…».

– Это значит, – растерянно улыбнулась Серафима, – что ты ждёшь меня вечером около рифмобара…

– Хорошо! – обрадовался Вит и встал, собираясь уходить.

– Нет! – воскликнула Серафима.

«Его нельзя отпускать! Исчезнет! Я должна стать красивой! Мне нужно новое платье!» – в мыслях у Серафимы по-прежнему был полый хаос.

– Что – нет? – переспросил Вит.

– Ты никуда не пойдёшь! – заявила Серафима. – Сядь вон туда, к окну. Там, где твои цветы.

– Хорошо, – согласился Вит.

Около окна был устроен уютный оазис для уединения. Там, рядом с цветочной вазой и неизбежной геранью, располагался маленький журнальный столик и небольшой стульчик. Именно туда Серафима усадила Вита.

– Сиди здесь! Пиши! – она вручила ему несколько листов бумаги.

– Что писать? – удивился Вит.

– Роман! План нашего произведения! Что хочешь! – говорила Серафима, мечась по комнате.

– Но ведь это сон, – сказал Вит. – Я же не смогу унести записи с собой.

– Очень даже сможешь, – Серафима ухватилась за возможность говорить о чём-то конкретном. – Просто положи их в карман, и, когда проснёшься, ты будешь всё помнить. Откуда, ты думаешь, взялись легенды о том, что сюжет романа приснился ночью? Что встала она утром, и осталось ей только записать слова, рождённые во сне? Всё так и есть. У многих авторов основные эпизоды их романов рождаются здесь, в светлом Доме. А в своём мире они просто воспроизводят уже придуманное.

– Хорошо, – согласился Вит. – Дай, пожалуйста, ручку.

– Что? – переспросила Серафима.

– Ручку, – повторил мужчина.

Серафима смотрела на него, широко открыв глаза. «Какая она красивая!» – ещё раз поразился Вит.

– Мне нужно переодеться, – сказала Серафима. – Сиди здесь!

И она ушла.

– Сижу, – растерянно проговорил ей вслед Волков.

Глава V. Приём посетителей. Гуагурова.

Мысль по поводу новой одежды возникла мгновенно, едва лишь Серафима опять увидела себя в зеркале. «Я должна быть одета по моде его времени! – решила она. – Так у меня будет больше шансов понравиться».

Современной одежды в шкафу было полным-полно. Пара платьев с голой спиной были отвергнуты сразу же. «Может быть, брючный костюм? – сомневалась Серафима. – Вот, например, очень симпатичный. Или джинсовый, как у Юлии? Или лучше обычное платье? Или – зауженное, чтобы, идя с ним под руку, у него не было возможности никуда спешить? А сумочка? Мне обязательно нужна сумочка!..».

Бардак в гардеробной был наведён быстро. Различные наряды были развешаны всюду, где только можно. Едва Серафима доставала новый, из стены, если там было свободное место, услужливо выскакивал гвоздик для того, чтобы можно было повесить обновку. Бельё, туфли, джинсы, чулки, колготки, домашние тапочки, какие-то нижние юбки, шляпки, ленты для бантов, различные сумочки и всякие другие очаровательные вещицы были разбросаны по всей комнате. Серафима суетилась, терялась, перебирая это богатство. Когда неожиданно постучались в дверь, она почему-то подумала, что это Волков. Схватила первую попавшуюся в руки тряпку, закуталась в неё, прокричала:

– Не входите, я почти голая. Кто там?

– Это я, – в гардеробную заглянула Аделаида.

Она посмотрела на беспорядок, устроенный Серафимой, и моментально стала пунцовой.

– Вы чего это? – спросила она.

– Я не могу выбрать платье, – пожаловалась Серафима.

– А там вот… пришла… – начала объяснять Аделаида, но вдруг осеклась, уставившись на Серафиму округлившимися глазами.

Учитывая то, что глаза Аделаиды и так были достаточно большие и круглые, эффект получился…

– Ты чего? – испугалась Серафима. – Со мной что-то не так?

– Вы… ты… – бормотала Аделаида. – Вы надели колготы? На самом деле? Не жмут?!

И она почти обвиняюще ткнула указательным пальцем в Серафиму.

– Нормально, – пробормотала Серафима. – А что?

– Девочки говорили, – прошептала Аделаида, – что колготы везде жмут! Что их невозможно носить! Что чулки удобней!

– Девочкам, может быть, и жмут! – рассердилась Серафима. – А мне удобно. Кто там пришёл?

– А-а-а, – Аделаида переключилась на деловой тон. – Там Гуагурова со своими диорамами. Закончила очередную. Пришла союз продлять. С ней Музико-сан. Что им сказать? Вы скоро?

– Аделаида, – укорила её Серафима, – она пишет литдорамы! Между прочим, очень популярные. Когда ты это запомнишь?

– Да знаю я, – отмахнулась Аделаида, – дорамы, панорамы… Что ей сказать?

– Позови-ка её сюда, – попросила Серафима. – Она женщина современная. Подскажет: какое мне платье выбрать.

– Легко! – сказала Аделаида и, уже уходя, недоверчиво прошептала. – Значит, нигде не жмут…

Маленькая и шустрая, как обезьянка, Гуагурова материализовалась в гардеробной, окинула любопытным взглядом бардак, устроенный Серафимой, и завистливо присвистнула:

– Кучеряво живёте, Серафима Андреевна!

– Не жалуемся, – подтвердила Серафима. – Помогите мне, пожалуйста, выбрать платье из вашего времени для важного мероприятия. Такое, чтобы я была в нём привлекательной.

– Да вас во что ни наряди… – задумчиво проговорила писательница, разглядывая то Серафиму, то развешенные наряды. – Причёску менять не надо… Многое бы я отдала за такие же кудряшки.

Серафима посмотрела на писательницу. Её короткие жидкие волосы, действительно, выглядели жалко и тускло.

– Цель мероприятия? – уточнила Гуагурова.

– Свидание с мужчиной, – смутилась Серафима.

– Ага! – торжествующе воскликнула литдорамщица и моментально ткнула пальцем в тёмное платье с умеренно яркими крупными цветами (поясок, бант-воротник, рукав одна четверть, длина юбки ровно до середины колена). – Вот это будет смотреться на вас идеально.

– Не слишком простенькое? – засомневалась Серафима.

– Не-е, – авторитетно заявила Гуагурова, – изящная простота, высший шик, про лейбл вообще молчу.

– Ну ладно, – согласилась Серафима. – Пусть будет оно.

– Только лифчик чёрный надень, – посоветовала писательница. – И бельё я бы тебе рекомендовала сменить. Или ты собираешься его демонстрировать?

– Нет! – испугалась Серафима. – Это невозможно.

– Я тоже всегда на это надеюсь, – серьёзно сказала Гуагурова. – Но каждый раз всё происходит наоборот. Мужики… они не обращают внимание на красоту, они норовят всё с тебя снять. И это правильно. Я тебе честно скажу, Серафима, если найдёшь мужика, который в состоянии оценить красоту женских трусов, – беги от такого чёртового эстета со всех ног…

Серафима вздрогнула на словах «чёртов эстет».

– В мужиках, – продолжала поучать Гуагурова, – в них другое главное. А бельё лучше натуральное носить. Бельё должно быть удобным. Уж у тебя-то, как вижу, есть из чего выбрать!

Серафима суетливо начала перебирать указанные предметы гардероба.

– Вот это! – уверено тыкала Гуагурова. – И вот это ещё… Вот эти туфельки. Ещё обязательно нужна сумочка… Цепочка, лучше золото. Серёжки неброские…

«Про сумочку я и без тебя догадалась!» – почему-то с возмущением подумала Серафима.

Переодеваться она ушла за ширму, которая то ли всегда была здесь, то ли незаметно возникла специально для Серафимы.

– Какая прелесть! – воскликнула Гуагурова, заметив этот предмет интерьера. – Роспись по шёлку, да? Подлинная? Я посмотрю, ладно?

И она чуть ли не носом уткнулась в одну из панелей ширмы.

Переодевшись, Серафима почувствовала себя как-то иначе. Уверенней. Современней. «Словно я стала маленьким тропическим ураганом…» – вспомнились ей слова Вита. И потом, уже перед зеркалом, наводя последние штрихи на губы, брови, ресницы, она вспомнила эти слова ещё раз, подумала: «Да, это про меня. Хочу быть такой!».

В главной комнате Приёмной творца маленькая, ещё ниже своей авторши, Муза Гуагуровой педантично-аккуратная Музико-сан, с выбеленным лицом, одетая в традиционную японскую одежду, что-то оживлённо обсуждала с Аделаидой. Увидев Серафиму, она радостно улыбнулась и почтительно наклонила голову.

– Рада тебя видеть, Музико! – помахала ей Серафима.

Гуагурова, выходя из гардеробной последней, стала невольной свидетельницей того, как разбросанные вещи сами собой убираются в свои ящички или исчезают, как, например, платья со стен. Едва женщины покинули гардеробную, в неё вернулся идеальный порядок. Эффект от увиденного произвёл на писательницу сильное впечатление. Она с большим интересом уставилась на платье Серафимы и, показывая то на него, то на дверь гардеробной, запинаясь, спросила:

– Серьёзно тут у вас всё! А-а-а вот если мужика так нарядить, а потом – фи-и-ить! – это возможно?

Серафима поняла её мысль, улыбнулась.

– Конфуз! – мечтательно прошептала Гуагурова.

– Пойдёмте! – распорядилась Серафима. – Извините, что заставила ждать.

Когда Вит увидел вернувшуюся Серафиму, он вздрогнул, улыбнулся, хотел что-то сказать, но, заметив входящих следом Гуагурову и Музико-сан, тут же с деловым видом уставился в свои записи. Но Серафима уже прочитала в его глазах всё, на что надеялась.

– Вы подготовили заявление на продление союза? – торжественно спросила она.

– Нет, – небрежно ответила писательница. – Музико-сан сейчас напишет…

Гуагурова, войдя в комнату, взглянула на Волкова с любопытством, но, видя, что он занят бумагами, отвернулась, задумалась, вспомнила что-то, повернулась, сделала шаг в его направлении.

– Я вас где-то видела, – сказала она, привлекая его внимание. – У вас запоминающееся лицо. Мужественное. Серьёзное.

Вит неопределённо пожал плечами.

– Точно-точно. Видела, – бормотала Гуагурова.

Серафиме не понравилось, что она заговорила с Волковым.

– Вы уже придумали сюжет для новой книги? – спросила она.

– Да? Что?.. Конечно, примерный план у нас есть. Будем продолжать приключения нашей героини, муж которой теперь…

Гуагурова осеклась.

– Точно! – воскликнула она, опять обращаясь к Виту. – Вы были в друзьях у вашей жены! Там я и видела ваше лицо. У вас на аватарке в социальных сетях фотография?

– Да, – растерялся Вит. – Но с женой я давно развёлся.

Он посмотрел на Серафиму виновато.

– Я вот тоже сразу подумала, что эта стервоза такого мужика не достойна! – заявила Гуагурова. – Правильно сделали. Нет, профессионал она отменный, но претензий у неё по жизни…

– Моя жена раскручивает книги, – пояснил Вит. – Раскручивала. Вас она, наверное, тоже раскручивала?

– Инга! – Гуагурова протянула руку. – Инга Гуагурова, автор сетевой прозы. Литдорамы, сериалы, современная проза, восточная философия.

– Вениамин. Можно просто Вит.

А далее он задумался.

– Хвостом заметая следы?.. – нерешительно спросил он.

– Что? – удивилась писательница, но потом сообразила. – А-а-а, да. Было у меня такое название. Оказалось неудачным, я его заменила. Ого, вы меня даже вспомнили…

Серафиме их разговор надоел.

– Вы будете подавать заявление? – не слишком любезно спросила она.

– Конечно, – обстановку разрядил тихий голос Музико-сан, – всё готово, Серафима-сан. Пожалуйста.

Творец-машина с заявлением литдорамциц тянуть не стала. Практически сразу же появился вердикт: «Молодцы! Союз продлить разрешаю».

Миниатюрная Муза встала, улыбнулась, церемонно поклонилась.

– Поздравляю, Инга-сан, – сказала она. – Я очень рада.

Гуагурова бросила взгляд в сторону Вита. Чувствовалось, что ей хотелось бы продолжить разговор. Но Серафима настойчиво взяла её под локоток, повела к выходу, говоря:

– Это замечательно! Творец написал, что вы молодцы. Он редко кого-то хвалит. Надеюсь, что и ваше новое произведение…

– Это с ним у тебя свидание? – прямо спросила Гуагурова.

Они уже шли мимо стола Аделаиды. Серафима ничего не ответила.

– Классный мужик, – продолжила говорить Гуагурова. – Я его по общению в чате вспомнила. Я не знала, что он развёлся. Если в другой город не переехал, то мы совсем рядом живём. Пожалуй, я ему напишу.

Серафиме тут же захотелось сказать ей что-нибудь едкое и противное.

– Возможно, у него уже кто-то есть! – нашлась она.

– Это реально, – согласилась Гуагурова. – Такие мужики на помойках не валяются. Но я ему всё равно напишу.

Серафима была против того, чтобы Вит общался с этой писательницей, но она не знала, как это сказать. Но ему… ему она всё выскажет.

– А вот интересно, – задумалась Гуагурова, – когда писатель – мужик, а его Муза – женщина, то она будет против его личной жизни? Или она и в ней его вдохновляет? Меня, например, моя Музико много в чём просветила…

– Я – против! – решительно сказала Серафима. – Нельзя путать дар творца и яичницу!

– Но он же мужик, – почти с жалостью прошептала Гуагурова. – Ему баба нужна. Что ему твои сны?..

Серафима решила уйти со скользкой темы.

– А о чём пишет Вениамин? – спросила она.

– Кто? Что? – не сразу поняла её Гуагурова. – А-а-а, ну да. Раз он здесь, то он тоже пишущий. Я думаю, что какую-нибудь фантастику, что ещё мужики писать могут? Скафандры, агукающие зеркала, сплошная заумь… Но не знаю, не читала, врать не буду.

Серафима её уже не слушала. Она вдруг поняла, что все её действия совершенно неразумны. Она даже не знает – сумеет ли помочь Виту в его творениях. Конечно, в отличие от многих Муз, она – универсал, она не специализировалась на чём-то конкретном. Но… фантастика?!

– Не надо бояться! Не надо стесняться! – звонкий знакомый голосок Юлии невольно ворвался в мысли Серафимы. – Пусть автор и Муза объединятся! Чтоб текст был логичным, эпичным, красивым. Муза в союзе – великая сила!..

«Во как стихами чешет! – невольно восхитилась Серафима. – Как по писаному. Может быть, она – поэтическая Муза? Давно у нас такие не рождались…».

Серафима посмотрела на зашевелившиеся кусты. Оттуда послышался ещё и мужской голос:

– Где тут этот ваш домик творца?

– Нам вот сюда.

На тропинку выбрался паренёк, знакомый по утренней встрече. Потом – Муза Юлия. Рука девушки была в руке парня. Он не стал возвращать себе свой реальный внешний вид, так и шёл в образе полуголого красавца-атлета. Гуагурова и Музико-сан посторонились, пропуская их.

– Коннитива, – поклонилась Музико.

– Чего? – ошалело спросил парнишка.

Чувствовалось, что он ещё не привык к обстановке светлого Дома, что всё его удивляет.

– Это означает: здравствуйте, – шепнула ему Юлия. – Это Муза. Музико-сан. Она так здоровается.

Гуагурова понимающе усмехнулась. А серые глаза Юлии сияли торжеством. «Добилась своего, значит, – подумала Серафима. – Даже не знаю: радоваться мне за тебя, девочка, или огорчаться? Но раз уж привлекла внимание автора, то уже – молодец. Музы должны быть настойчивыми».

Она слегка кивнула головой и махнула рукой, приглашая их зайти в дом.

Глава VI. Приём посетителей. Могусов.

Едва войдя в кабинет, где находилась творец-машина, и усевшись на стул, парень удивил Серафиму неожиданным вопросом:

– А могу я ноги на стол положить? Мне так удобней. Я сниму ботинки, если хотите.

Тут юноша увидел, что находится в образе и что обуви на нём нет. Улыбнулся самоуверенно:

– А у меня, кстати, и ноги босые…

– И грязные! – припечатала Серафима. – Здесь, молодой человек, ноги на стол не задирают.

– Жаль, – едва слышно прошептал парень.

«Вот ведь достанется такой автор – и мучайся с ним! – подумала Серафим. – Бедная Юленька». Украдкой она бросила взгляд на Вита и поняла, что тот улыбается, закрывшись листом бумаги.

– Представьтесь, пожалуйста, – сухо сказала Серафима.

– Автор. Молодой. Талантливый, – самоуверенно заявил парень. – Могусов-Паприкен-Запэ.

Серафима чуть не поперхнулась.

– Ого! Это имя такое? Или фамилия? Или это такой авторский псевдоним?

Могусов-КТО-ТО-ТАМ вдруг фамильярно подмигнул Серафиме:

– Это очень интимный вопрос. Я…

– Он может рассказать об этом только Музе, с которой его соединят союзом, – поспешила объяснить Юлия, демонстрируя свою сопричастность к секрету парня.

– Понятно, – сказала Серафима, а сама подумала: «Идиотизм! Бедная Юленька! Дай ей, творец, сил…». – Значит, вы хотели бы попросить себе в Музы…

– Я внимательно изучил каталог, – перебил её Могусов, – и хотел бы работать над своей книгой вместе с Преподобной Фредерикой или хотя бы с Наташей.

– Что-о-о?!

Сказать, что Серафима удивилась, – значит ничего не сказать! Муза Юлия тоже была ошарашена услышанным.

– Я думаю, – парень сменил позу, – что такой талантливый автор, как я, должен работать с красивой и опытной Музой, а не с какими-то там… ну…

Он запнулся, подбирая подходящее слово. На Юлию было больно смотреть. Она попыталась встать.

– Я… я пойду, Серафима Андреевна. Я его к вам привела…

Серафима подскочила к Юлии, сжала пальцами плечо, насильно усадила обратно. Ей захотелось её погладить, поцеловать в макушку, но она сдержалась.

– Посиди, пожалуйста, Юля. Мне нужно ещё с тобой кое-что обсудить.

Юлия промолчала. Послушно села. Чувствовалось, что она на грани отчаянья, что ей хочется скрыться в келье, остаться одной, а не выслушивать откровения коварного Могусова. «Сейчас ты уверена, – думала Серафима, – что я старая отвратительная сука, которая желает насладиться твоим унижением. Всё так, девочка. Испей эту чашу до дна. Убедись, что авторы не пушистые зайчики. Среди них немало мерзавцев, особенно по отношению к нам, к Музам».

– Почему именно с Преподобной Фредерикой? – спросила Серафима. – Как вам вообще это пришло в голову?!

А ещё она задумалась о Наташе. С этой Музой у неё были сложные отношения. Они родились одновременно, много времени провели вместе. Одновременно заключили свои первые союзы. Первым автором Наташи стала женщина, пишущая романтическую подростковую прозу, а Серафиме достался её муж, придумавший роман о приключениях трёх героев в неведомой стране. Эта была пожилая супружеская пара, тихие интеллигентные люди. К своим Музам они относились с уважением и ничего невозможного не требовали.

Серафима с Наташей были, можно сказать, подругами. Долго. До тех пор, пока Наташа не задумала очаровать скульптора, который в то время был в союзе с Серафимой. И ей это удалось.

– Но Фредерика же опытная и зрелая Муза, – попытался объяснить Могусов. – Такая мне и нужна.

– А вот Наташа… – задумчиво проговорила Серафима. – Она же работает преимущественно с женщинами. Наташа – это любовь, эротика, желание, страсть. Она редко заключает союзы с мужчинами.

– Наташа очень красивая, – возразил Могусов.

– Но, – усмехнулась Серафима, – вы сказали «хотя бы с Наташей». Вы думаете, что красивым Музам подобная фраза понравится?

– Да откуда она узнает? – отмахнулся Могусов. – Ну подумаешь… Не так сказал. Бывает. Не казнить же меня за это!

– Наташа, – взорвалась Серафима, – это длинные, затейливые эпитеты, подробные описания природы, нарядов, интерьеров. Это тонкие чувства на грани осколков разбитой вазы или невзначай сказанного слова! Это блеск глаз как отражения порывов души. Это любовь и коварство! Это – фатальные случайности, разбивающие жизнь или возвращающие мечту. Вы уверены, что умеете так писать?

– Так я научусь! – воскликнул Могусов. – Она меня и научит. Хотя Фредерика мне больше нравится. Но можно и Наташу. Вы ей, главное, не говорите про моё случайное «хотя бы», и всё будет хорошо.

– Да я, может, и не скажу…

Серафима вдруг наткнулась на злой и серьёзный взгляд Юлии и поняла: Наташа узнает. Она всё обо всём узнает. «И правильно! Никакого «хотя бы» Наташа не заслужила! Тем более от этого пижона!» – подумала Серафима.

– Что касается Преподобной Фредерики… – начала объяснять Серафима, но снова не выдержала. – Это вообще чушь! Творец никогда подобного не одобрит. Фредерика – это высшая лига, это почти постоянная Муза великой Очи. Вы знаете Очу?

– Оча Редькина? – уточнил Могусов. – Читал. Сыто пишет. Так свою сказку завернёт, что мозги набекрень. Уважаю! Так Фредерика с ней работает? Значит, я правильно её выбрал, она меня точно научит…

– Оча Редькина, – немного с презрением к невежеству Могусова сказала Серафима, – замечательная сказочница. Но Преподобная Фредерика состоит в союзе с иной ипостасью Очи – Оча Ровательная! Не читали?

Могусов внимательно слушал.

– Судя по тому, что цвет вашего лица не изменился, – не читали, – констатировала Серафима. – А следовало бы! Фредерика – это инквизиция, средневековье, ведьмы, вампиры, тьма, блеск, дикий разврат, пытки, грязь, интриги. И одновременно Фредерика – это великая любовь, побеждающая время. Это надежда во мраке, это лопающиеся сухожилия, шлёп капли из вен врага, хрип умирающего на дыбе, но в этом же тексте, вне мрачных стен, это беззаботный и светлый мир, в котором весёлые пташки купаются в луже разлитого молока. Вы хоть что-нибудь понимаете из того, что я вам говорю?

Могусов продолжал молчать, а Серафима неожиданно увидела, что Вит смотрит на неё с восхищением. Это её успокоило. «Я сумею его вдохновить, – подумала она. – Пусть он и пишет фантастику. Сделаем её необычной! Капелька красоты и романтики всегда уместна! Были же примеры…».

– Я, наверное, так тоже могу, – произнёс Могусов. – Про вампиров, про сухожилия, про птиц. Я просто не пробовал. Но Фредерики меня научит.

Повисла пауза.

– Какая тематика ваших произведений? – устало спросила Серафима.

Парень вздрогнул.

– Математика? А она зачем? Я её ненавижу!

– Те-ма-ти-ка! Про-из-ве-дений! – громко и раздельно, тщательно выговаривая каждый звук, повторила Серафим.

Могусов растерянно молчал.

– Ну-у, о чём ты пишешь? – Серафима попыталась сформулировать вопрос иначе.

– А-а-а, – обрадовался парень, – вот вы про что… Я про попаданца хочу написать. В атланта, египтянина или в скифа. Или в любого другого варвара. Чтобы там сражаться со зверьём, покорять женщин, убивать предателей и переживать разные приключения.

– Про попаданца? – удивилась Серафима. – Но при чём здесь тогда…

– По-моему, – негромко сказал Вит, – мальчишка ещё школьник.

– Школьник? – переспросила Серафима и уточнила: – Несовершеннолетний?

– Личные Музы, – тихо, вроде как нейтральным тоном, но очень ядовито заметила Юлия, – положены только авторам категории «восемнадцать плюс».

– Да, – подтвердила Серафима.

Могусов вскочил.

– Чего вы сразу – школьник?! Я уже взрослый! Я старше вас всех! Я такое пережил! А вы почему на меня набросились? Вы все белые и пушистые, да?! А я, по-вашему, чмо?!

«Чмо ты и есть, очень точное определение», – про себя подумала Серафима и заметила, что Вит тоже улыбается.

– Ты не простое чмо, – процедила Юлия, – ты…

– Да кто вы такие?! – заорал Могусов. – Пусть творец решает, чмо я или талант и с кем мне вступать в союз!

– А действительно, – сказала Серафима. – Спорим тут зря. Пишите заявление.

Могусов взял лист бумаги, ручку и засопел. Юлия начала нервно притоптывать ногой. Вит опять уткнулся в свои записи, но чувствовалось, что он внимательно следит за происходящим.

– Вот, – сказал парень, протягивая исписанный лист.

Серафима машинально отметила очень крупный разборчивый почерк. В заявлении фигурировали Преподобная Фредерика и Наташа, перешедшая в категорию «или, может быть». Имелось даже особое пояснение: «Начинающему талантливому автору требуется зрелая и опытная Муза».

Творец-машина гудела недолго. Заявление Могусова было перечёркнуто крупными жирными буквами – «Отказать!». Серафима облегчённо выдохнула, Могусов насупился, а машина продолжала гудеть. Из неё выполз ещё один лист, который Серафима зачитала вслух.

«Могусов – обманщик! До совершеннолетия он не имеет права находиться на территории Домов изящной словесности, но, учитывая его потенциальную перспективность, ему разрешено посещение. Разрешён даже союз с Музой при однозначном согласии последней».

– Вот! – с торжеством вскричал Могусов. – Я же говорил, что талантлив, а вы мне не верили!

– Как бы там ни было, – сказала Серафима, – вы должны заручиться согласием Музы или Муза, прежде чем заключать союз. Таков вердикт.

Могусов подобрался, расправил плечи.

– Юлия, – проникновенно начал он.

– Нет! – юная Муза среагировала немедленно.

– Но я талантлив, – вкрадчиво заметил парень. – Это подтвердил творец. А вы говорили…

– Нет! – уже спокойней сказала Юлия. – Никогда.

– Ну и ладно, – обиделся Могусов. – Получше найду.

– Ищите, – сказала Серафима. – Могу посоветовать поговорить с Мякишем. Зрелый опытный Муз…

На этих словах Серафима невольно улыбнулась и продолжила:

– Спец по попаданству, иной истории и древним векам, сейчас свободен. Лучшего вам не найти.

– Мужик? – скривился Могусов. – Не хочу. Я хочу красивую. Чтобы отрываться с ней в рифмобаре.

– Больше я вам ничем помочь не могу, – закончила разговор Серафима.

Глава VII. Откуда берутся Музы?

После ухода Могусова Серафима подошла к Юлии и дала волю чувствам. Она обняла её, погладила по голове, как ребёнка, сказала:

– Ты замечательно держалась, Юлечка. Умница! Я тобой горжусь.

Юлия не стала горько рыдать, но весело ей не было.

– Почему же так, Серафима Андреевна? – всхлипнула она. – Он же обещал, говорил…

– А знаете, Юля, – Вит неожиданно встал и подошёл к девушкам, – если этот парень действительно способный, то это многое объясняет. У талантливых авторов часто скверный характер, они любят ставить эксперименты на людях. Но вы держались молодцом, я согласен.

– Получается, – грустно сказала юная Муза, – что хороший человек лишен выдающихся способностей? А я, если я хочу работать с талантливым автором, должна настроиться на общение с мерзавцем? Так по-вашему?

– Ну-у, – улыбнулся Вит, – столь глобально обобщать я бы не стал. Люди разные. И отношения с ними разные. Иногда даже не очень порядочные люди замечательно относятся к тем, кого считают своими. А бывает, что внешне очень вежливый, обаятельный человек к близким относится безобразно.Я думаю, что талантливые люди в силу нестандартности своего мышления иногда не очень осознают, что творят.

– А вы, – задумалась Юлия, – если всё это понимаете, то, получается, что вы совсем лишены таланта?

– Ну-у-у, – улыбнулся Вит, – лично о себе я думаю, что невероятно талантлив! А тем, кто в этом усомнится…

И Вениамин шутливо потряс кулаком:

– …придётся познакомиться с силой моего… духа!

Серафима и Юлия улыбнулись. В кабинете стало как-то уютнее, теплее.

– Серафима Андреевна, – спросила Юлия, – а откуда вообще берутся Музы? Зачем мы нужны? В чём наша цель? Как жить, если твой автор – предатель? Что случается с Музой без автора?

– Ой, сколько вопросов, – Серафима уселась в своё кресло. – После заключения союза, Юленька, Муза становится частичкой души автора. Она генерирует вдохновение, заботится о своём авторе, направляет его, подсказывает, контролируют. Ты это и сама должна знать.

– Если хотите, – вклинился Вит, – то могу рассказать историю о том, как моя Муза меня однажды спасла.

– От прокрастинации? – понимающе спросила Юлия.

– Нет, от грабежа и нехороших друзей, – улыбнулся Вит. – В жизни, не в произведении.

– Это как? – заинтересовалась молодая Муза.

– Рассказать? – Вит посмотрел на Серафиму.

– Расскажи, – ответила она. – Это может быть интересно. Музам действительно иногда приходится вмешиваться в личную жизнь автора.

– Это была моя самая первая Муза, – начал свой рассказ Волков. – Её звали Татьяха. Её мне назначил творец. Я, как и многие начинающие авторы, не смог сам определиться с выбором…

– Татьяха? – удивилась Юлия. – Но у нас такой Музы нет.

– Да, – смутился Вит, – она Муза тёмного Дома.

– Вот как, – многозначительно сказала Серафима.

– Тёмного?! – поразилась Юлия.

– Девушки, – выдохнул Волков после небольшой паузы. – В силу некоторых обстоятельств, я, как автор, попал изначально в тёмный Дом. И мой путь к светлому Дому изящной словесности был совсем непростой, но это уже другая история.

Юлия, подумав, пристально уставилась на Волкова. На его месте немедленно появился симпатичный чёртик. Впрочем, Вит почти мгновенно вернул себе прежний вид.

– Понятно, – сказала Юлия.

– Ладно, – смилостивилась Серафима, – рассказывай, как тёмная Татьяха спасала тебя от друзей.

– Мы как-то встретились с однокурсниками, – начал своё повествование Вит, – выпили пива, а потом решили сходить в кино. Там, когда куртки в гардероб сдаёшь, очень большая очередь. Мы стоим, ждём, шутим друг над другом. И тут приспичило мне в одно место сбегать. Второй раз стоять эту очередь не хотелось, поэтому я попросил товарища сдать мою курточку, а сам умчался. Когда вернулся, вижу – друзья мои усмехаются как-то нехорошо. «Сдали куртку?» – спрашиваю. Смеются. «Где номерок?» – а они хохочут. «В квадратном железном ящике, – говорят, – рядом с пустыми бутылками и банановой кожурой». И тон у них мрачный и издевательский. Психанул я. Чуть не подрались. Да даже подрались фактически. Потом все ушли кино смотреть, один друган на улицу убежал, а я стою, злой, не могу ничего понять: если сдали в гардероб мою куртку, то где номерок? А если не сдавали, то куда они её дели? И тут моя Муза мне говорит, что друзья у меня козлы, что куртку у меня реально украли и что мне жандармам надо звонить.

– Жандармам? – удивилась Серафима. – Разве сейчас они порядок охраняют?

– Так она милицию-полицию называла. Я послушался, взял и позвонил.

– И что? – нетерпеливо спросила Юлия.

– Вечер был испорчен. Друганов прямо из зала под белы ручки – и в воронок. Куртку мою, как оказалось, они на мусорке рядом с кинотеатром бросили. Пошутить хотели. А пока они надо мной издевались, её бомж какой-то умыкнул. Паспорт сразу нашли, он рядом с мусоркой валялся, а куртку – только к вечеру. Изгваздана была так, что отстирать её не получилось, выбросил. Разошлись миром, деньги мне выплатили, но обиделись друзья смертельно, общаться со мной больше не захотели.

– А на что они обиделись, интересно? – удивилась Серафима. – По-моему, они поступили по-свински.

– А-а-а, – кинулся пояснять Вит. – Я забыл. Татьяха мне посоветовала сказать, что у меня с собой большая сумма денег была, которую, естественно, не нашли. Самое интересное, что я деньги действительно взять хотел, чтобы кредит закрыть, надоело мне, когда по кусочку от зарплаты каждый месяц отщипывается. Паспорт взял с собой, а вот про деньги забыл. Друзья решили, что я их развёл на бабки, поступил не по-товарищески и теперь я им больше не друг.

– Тот есть вы поругались? – уточнила Юлия.

– Навеки! – подтвердил Вит.

– Поучительная история, – сказала Серафима. – Но гораздо чаще Музы спасают авторов от беспробудного пьянства.

– Это не про меня! – развеселился Вит.

– А вот скажите, э-э-э… – начала говорить Юлия.

– Вениамин.

– Скажите, Вениамин, а правда, что тёмные Музы…

– Да?..

– Мне Могусов говорил, – Юлия немного смутилась и перешла на шёпот, – что тёмные Музы по ночам приходят к своим авторам и они там как бы не совсем творчеством занимаются. Это правда?

Вит задумался.

– Муза после заключения союза всегда с тобой, в тебе. Это твой внутренний голос, но не ты. А во снах она может материализоваться уже как женщина, как образ. С ней можно разговаривать, вот как мы сейчас. Впрочем, мы сейчас и есть – во сне. Обычно автор со своей Музой в Дом словесности отправляются. Общаются, развлекаются. Могут и над книгой работать.

Серафима, однако, первая поняла – о чём действительно спрашивала Юлия.

– Тебе, девочка, рано ещё об этом думать. Всё сложно, потом поймёшь.

Здесь уже и Вит догадался: о чём его спрашивали. Смутился, отвернулся даже, ничего больше пояснять не стал.

Серафима попыталась отвлечь Юлию от ненужных мыслей.

– А вот, Юля, ты спрашивала: откуда берутся Музы? Это хороший вопрос. Я давно пытаюсь это узнать. Ты что-нибудь помнишь о своём рождении? Как это произошло?

– Ну-у, – нахмурилась Юлия, – я помню, что однажды возникла в келье, в заведении мадмуазель Овечкиной. Я была уже сразу взрослая. И в одежде. И всё обо всём уже знала. О том, чтобы я где-то была до этого, я не помню.

– Вот и у меня такие же воспоминания, – подтвердила Серафима. – Так что ответ на твой вопрос неизвестен.

Творец-машина протестующе загудела. Все с интересом уставились на неё. На бумаге, исторгнутой на этот раз, было написано:

«Музы рождаются талантливыми авторами для талантливых произведений».

– Ага! – торжествующе воскликнула Юлия. – Вот оно что! Теперь я знаю, для чего рождена. Здорово! А как мне найти своего автора?

И все опять с интересом уставились на творец-машину. Та, оправдывая их ожидания, погудела и выплюнула очередной лист бумаги.

«Больше я ничего не скажу!»

– У-у-у, – обиделась Юлия, – это нечестно. Как я узнаю: кого вдохновлять?

«Жди! Ищи!» – ответила творец-машина.

– Но тогда получается, – заговорил Вит, – что своего автора Муза может и не встретить. Не узнать. Он никогда не скажет ей: «Будьте моей Музой!», а талантливое произведение останется ненаписанным.

Творец-машина ещё немного погудела и выдала лист бумаги с огромным грустным смайликом.

– Печально это, – согласилась Юлия.

– И тем не менее, – вдруг неожиданно бодро сказала Серафима, – надо жить дальше. Пусть будет другой автор. Пусть будет обычное произведение. Такие тоже нужны.

А про себя Муза с грустью подумала, что и она была рождена для какого-то автора, но так с ним и не встретилась. Существовал в её жизни, правда, некий скульптор, который сделал двенадцать её статуэток, только это ещё как-то похоже на что-то талантливое. Но он оказался предателем…

– Вот, например, – продолжала говорить Серафима, – совсем недавно творец соединил молодую авторшу Лёлю и древнего, очень странного Муза, которого мы зовём Лулу.

Юлия понимающе кивнула – да, очень, очень странный Муз, спец по древним векам, по зарождению человечества.

– Понятно, что, когда был рождён Лулу, никакой Лёли ещё и на свете не было. Она не может быть его автором, но творец соединил их, и теперь они собираются написать сказку о драконах. И мне кажется, что это будет очень необычное произведение.

Вит усмехнулся:

– Едва ли про драконов можно написать что-то новое. Но чем чёрт не шутит…

Серафима опять вздрогнула на слове «чёрт».

– Ой, – испугалась Юлия. – А вдруг я была рождена для Могусова, и сама отказалась от своего счастья?

Вит философски пожал плечами.

– Едва ли этот хам, – усомнилась Серафима, – может быть чьим-то счастьем. И если он несовершеннолетний и Муза ему не положена, то и порождать её он не имеет права.

Творец-машина гугукнула, то ли подтверждая сказанное, то ли протестуя.

– Короче, это не Могусов! – убеждённо сказала Юлия. – Буду думать так! А иначе я просто сойду с ума.

– Правильно, – зачем-то сказал Вит.

– Скоро конец рабочего дня, – машинально заметила Серафима.

– Да, заговорила я вас, – поднялась Юлия. – Спасибо за всё. Теперь я пойду страдать!

– А ведь у тебя, Юля, – задумчиво проговорила Серафима, – сейчас есть шанс встретить своего автора. Ведь он где-то здесь, и тоже ищет тебя.

– Я поняла, – ответила Юлия и вдруг обратилась к Виту. – А вы уже получили от творца разрешение на союз с какой-нибудь Музой?

Серафима внутренне напряглась. «Вот оторва!» – подумала она.

– Мне не нужен союз с какой-нибудь, – уклончиво ответил Вит. – Меня интересует очень даже конкретная Муза.

– Извините, – Юлия всё поняла. – Просто я подумала, что, может быть, молодым и неопытным Музам, наоборот, требуется опытный автор? Может быть, им тоже надо чему-то учиться?

– Вам, Юлия, – сердито сказала Серафима, – надо искать своего автора, а не думать о глупостях!

– Вы правы, Серафима Андреевна. Я пойду. Сейчас я немножечко пострадаю, а потом буду думать. И – искать.

И Юлия пошла к выходу из комнаты.

– Удачи, – улыбнулся Вит, – во всех этих нелёгких делах.

Помолчали.

– А ведь вы, Вениамин, – сказала Серафима, – придумали всю историю с курткой. Всё было не так, я почувствовала. Хотели произвести впечатление?

– Да, – согласился Вит. – Всё было немного иначе. Случилось это в школе. Никакой Музы у меня не было. Органами правопорядка были родители. Но с друзьями я действительно поругался намертво. Просто мне показалось, что сейчас для Юлии надо рассказать какую-то очень поучительную историю. Вот я чуть-чуть и приукрасил действительность.

– А про тёмную Музу ты тоже соврал?

– Нет, – вздохнул Вит. – Такая на самом деле была. Но всё уже в прошлом.

– Хорошо…

Ещё помолчали.

– Каков наш дальнейший план действий? – спросил Вит, прерывая паузу. – Куда пойдём после окончания рабочего дня? Когда он, кстати, заканчивается?

– Сейчас он заканчивается! – решилась Серафима. – Аделаида!

Могучая заместительница немедленно возникла на пороге комнаты.

– Аделаида, – распорядилась Серафима. – Мы идём гулять. Остаёшься дежурить вместо меня. Заявление в творец-машину засунуть и ответ прочитать – много ума не надо. В случае непредвиденных обстоятельств – зови!

– Хорошо, – хмыкнула Аделаида. – Нет вопросов. Идите куда угодно. По-моему, вы прекрасно смотритесь вместе.

Глава VIII. Прогулка.

Камушки белоснежной тропинки почти неслышно поскрипывали под ногами. Вит и Серафима степенно, под ручку, как образцовая супружеская пара, шли в непонятном направлении.

– Они весело топали по мостовой, – говорил Вит, размахивая свободной рукой, – и она летела им навстречу россыпью пыли и камней. Солнце, уже почти скрытое крышами невысоких домов, отчаянно краснея, шло к закату. Волшебная тень падала на город. Наступало время целомудренных поцелуев и случайных авантюристов.

– И ещё – путешественников, – улыбнулась Серафима.

– Да, – удивлённо подтвердил Вит. – Ты читаешь мои мысли?

– Нам нужно серьёзно поговорить, – сказала Серафима.

– Я слушаю.

– Я не хочу, что ты встречался с Гуагуровой!

– С кем?! – Вит даже остановился от удивления.

– Это та дамочка, которой ты улыбался.

– А-а-а, – догадался Вит. – Это которая с японкой приходила?

– Да.

– А зачем нам встречаться? Мы незнакомы.

– А мне показалось, что ты с ней любезничал.

– Просто вспомнил фамилию. И книгу. Я её когда-то пытался читать.

– Вот я и не хочу, чтобы ты с ней знакомился, – повторила Серафима.

– Если от этого зависят встречи с тобой, – преувеличенно серьёзным тоном сказал Вит, – то никаких встреч не будет!

– Вениамин! Я не шучу!

Неожиданно перед Серафимой вместо Волкова появилась нескладная фигура Гуагуровой, которая чужим механическим голосом сказала:

– Если говорить про этого мужика…

И тут же фигура распалась, превращаясь обратно в улыбающегося, даже хохочущего Вита.

– Я не намерен даже приближаться к ней, Серафима.

– Хорошо, – эта интермедия почему-то её успокоила. – Я тебе верю. А ты, оказывается, сильный автор. И цветы в сон протащить сумел, и знакомых очень точно копируешь.

– Далеко не всех, – Волков попытался оценить себя объективно. – Просто у этой женщины очень характерный образ, его легко воспроизвести. Но не будем о ней.

– Да, – согласилась Серафима. – Будем говорить о литературе. О чём ты собираешься писать наш роман?

Вит задумался.

– О нас. О том, как мы с тобой встретились. О чём же ещё?

– Но… – засомневалась Серафима. – Про подобное написаны тысячи книг. Ты думаешь, что это будет кому-нибудь интересно?

– Я не хочу думать, – сознался Волков. – Это интересно мне. И потом, я уверен, что про нас с тобой ещё никто не писал…

Серафима улыбнулась.

– Герой должен быть смелым и решительным. Он может быть немножко грубым. И он обязан совершать неожиданные поступки.

– Например, – Вит тоже улыбнулся, – хватать обаятельную героиню и волочь в кусты…

– Возможно, – согласилась Серафима. – Если так требуется по сюжету. И если это не нарушает правил приличия.

– Смелые и решительные, – уверенно сказал Вит, – говорят: «К чёрту сюжет! К чёрту приличия!». Они хватают героиню и волокут.

И Вит действительно обхватил Серафиму и увлёк в сторону от тропинки к густым хвойным деревьям.

– Я буду кричать, – прошептала Серафима.

– Тс-с-с, – Вит приложил палец к губам.

– Почему ты стал чёртом? – спросила Серафима.

– Тс-с-с, – повторил Вит. – Смотри, кого я нашёл.

Сквозь кусты виднелась другая аллея. На скамейке сидела юная Муза Юлия и ещё одна девушка.

– Я её знаю, – прошептала Серафима. – Это авторша. Она утром спрашивала Юлию, не хочет ли она стать её Музой.

– И вот этот гад, – Вит и Серафима услышали слова авторши, – говорит мне: «Ты – очкастая дура! Я с тобой встречаюсь только из-за твоей подружки!».

– Сволочь, – сочувствовала Муза.

– Я хотела дать ему по морде, но побоялась испортить отношения. А потом, когда он напился и полез целоваться, я не сумела ему отказать. Я не знаю, на что надеялась. Так всё и произошло.

– Вот и мой говорил, – тон в тон подхватила юная Муза, – что он талантлив, что мы вместе напишем крутой роман. А сам, когда до дела дошло, разрывался между Наташей и Преподобной Фредерикой. Как будто меня и не было! Такого наговорил! Я думала, что умру от стыда.