Читать онлайн Корабль из Цуваммы. Неизвестные стихотворения и поэмы. 1920-1924 бесплатно
© Книгоиздательство «Гилея», перевод, 2016
* * *
Неизвестный художник. Портрет Василия Каменского.
1908—1910
Вступительная статья, подготовка текста, комментарии и примечания Светланы Казаковой
Василий Каменский: поиски Цуваммы
Василий Каменский обладал деятельным темпераментом, был разносторонне одарён и творчески активен. Способность к театрализации жизни, витальность его дара – непреходящие качества Каменского, свойственные не только футуристическому периоду, но и последующему времени. А. Стригалёв писал о том, что «ощущение кипения собственных сил и уверенность в них, неизбывная жизнерадостность, открытость, искренность, широкое дружелюбие, обаяние – черты, определившие характер Василия Каменского, образ и стиль его жизни»[1]. В послереволюционное время все эти стороны организаторского и артистического таланта поэта находят выход в активной работе.
В первые послереволюционные годы авангардисты широко пропагандируют своё творчество за пределами столицы, в первую очередь эта тенденция связана с гастролями левых поэтов и художников в провинцию для того, чтобы познакомить местную аудиторию с современным искусством (гастроли Северянина в 1915—1918 гг., турне Каменского и Гольцшмидта в 1916—1917 гг., «большое сибирское турне» Бурлюка в 1918—1919 гг. и так далее). Имея богатый опыт путешествий по стране и за её пределами ещё со времён театральной карьеры, которую Каменский начинал в юности как актёр Васильковский, а также последующих поездок в Турцию и Персию и гастролей с другими футуристами, поэт всю жизнь оставался «перелётной птицей». Свою страсть к путешествиям Каменский поэтически описал в главе «Крылья» «Его-Моей биографии Великого Футуриста»:
Эй Ты разудалая отчаянная головушка сокол Поэт. Куда в неведомые страны какие потянуло Тебя обиженного буднями и мелочью, непониманьем и одиночеством. <…> Забраться ли в горы – в татарский аул поохотиться на диких коз. Может быть сесть на корабль и укатить в Ялту – утешиться на качелях змеино-ветвистой араукарии. Али кинуться в раздолье волжское, бурлацкое широченное, размашное. И гармонью русскую взять с собой[2].
В период с 1919 по 1921 год большинства поэтов-футуристов, за исключением Маяковского, не было в Москве (Кручёных находился на Кавказе, Бурлюк – на Дальнем Востоке, а потом в Японии, Хлебников странствовал по югу России, Кавказу и Персии). Каменский тоже оказался на Кавказе, где в эти годы проводил особенно много времени, однако его отъезду предшествовали необычные события. В одной из автобиографий он вспоминает, что в феврале-марте 1919 года, «выступая в качестве культработника в Южной Красной Армии, попал к белым и был как “страшный большевик” засажен в белогвардейскую тюрьму в Ялте»[3]. Поэта по ошибке приняли за известного агитатора с такой же фамилией, который должен был прибыть из Москвы. Впоследствии недоразумение прояснилось, и Каменского освободили, однако ему было необходимо покинуть Крым. Таковы были обстоятельства отъезда Каменского в Грузию.
В годы революции и Гражданской войны Кавказ превратился в один из главных центров русского авангарда. Каменский прибыл в «солнцедатный» Тифлис (Тбилиси) в апреле 1919 года. С Грузией поэта связывали воспоминания о более ранних поездках: впервые он побывал в Тифлисе в 1910 году, затем – в 1914-м во время гастрольного турне кубофутуристов, а в 1916—1917 годах Каменский объездил с лекциями и поэтическими чтениями Тифлис, Батум, Кутаис и другие города. О нынешнем пребывании Каменского сохранилось довольно много свидетельств. В мае 1919-го у него состоялось успешное выступление в зале Артистического общества. Каменский прочитал лекцию «Встречальности, звучальности, венчальности» и новые стихи, исполнявшиеся под музыку композитора А. Черепнина. Зал был декорирован С. Судейкиным. В одной из статей об этом вечере было написано, будто Каменский «произносил нелепые слова вроде “цуваммы”» и кроме того «самым откровенно-циничным образом заявил (конечно, в поэтическом размере), что ему 33 года, что он хочет жить, любить женщин и вино и что, благодаря его энергии, ему удалось собрать целый зрительный зал»[4]. Это воспоминание свидетельствует о том, что Каменский с увлечением читал отрывки своей излюбленной поэмы «Цувамма», которая в 1920 году была издана отдельной книгой[5]. После она была перепечатана в рекламном «Моём журнале Василия Каменского» (1922) и в первом номере альманаха «Библиотека поэтов» (1922).
Цувамма, описанная в поэме, – волшебная «страна Океанской Раздоли», «остров рубинных расцветов» и «солнцетканных поэтов». Идиллическое государство, в котором царит свобода искусств, «вольнотворческий дух», – своеобразная утопия Каменского. Поэты, говорящие от имени всей Цуваммы, приплыли из «встречальной страны приливающих дней» для того, чтобы открыть людям истины, призвать их «зажить мудротворчески». Гости говорят на «цувамском» языке:
Жбра – мау – айя.
Заря полярная зоррай —
Цамайра – цамм – цама – тамайя
Цвети сиянием Галайя,
Чурай слиянием, чурай.
Позднее поэма «Цувамма» будет переработана в драматические произведения – «Цувамма. Легенда» и «Корабль из Цуваммы» (подробнее о них см. в комментариях). В этих произведениях Каменский экспериментирует с языком, изобретает заумные неологизмы, использует звуковую игру.
Попытка Каменского переделать поэму для постановки на сцене не случайна: с 1920-х годов он всё сильнее увлекается театром, пишет пьесы и старается утвердиться как драматург. Каменский был вдохновлён идеями Николая Евреинова о «театрализации жизни» и писал о том, что футуристам удалось реализовать на практике концепцию режиссёра-новатора. Он верил в зарождение футуро-пролетарского театра, который станет популярным по всему миру. Эти идеи перекликаются с общим для всех авангардных деятелей мифом о «Революции духа» – следующем этапе после Февральской и Октябрьской революций, который должен был преобразовать искусство. В этом смысле показательна и переработка заветного для Каменского романа «Стенька Разин» о «народном солнце Свободы – любимце буйной молодости – рыцаре чудесных песен» в одноимённую пьесу в девяти картинах («Стенька Разин», 1919), которая впоследствии триумфально шла в театрах по всей стране (в Петрограде, Москве, Ярославле, Пензе, Калуге, Харькове, Киеве и др.).
Другим городом на Кавказе, занимающим особое место в творческой биографии Каменского, был Сухум (Сухуми). Атмосфера этого места привлекала людей, увлечённых театром и литературой. Каменский подолгу жил здесь, останавливаясь обыкновенно в Генуэзском переулке, упомянутом в стихотворении «Прибой в Сухуме» (1923):
…Берег – дом в Генуэзском.
Море – воздух – вино.
Будто память о детском.
Здесь живет Евреинов[6].
Культурная жизнь в Сухуме была насыщена всевозможными мероприятиями. В городе были созданы сообщества «Художественное содружество» и «САО» («Сухумское артистическое общество»), куда помимо Каменского входили Шервашидзе (Чачба), поэты Виктор Стражев, актриса Наталья Бутковская. В одной из автобиографий Василий Каменский отметил: «1920. Жил с Н. Н. Евреиновым в Сухуме, где написал пьесу “Паровозная обедня”, которая шла в Саратове и Баку, в рабочих театрах»[7].
Поэт активно выступал на публике, читал лекции и всюду рекламировал своё творчество. 16 марта 1920 года в сухумском театре «Алоизи» состоялась «единственная весенняя гастроль». Каменский, аттестовавший себя «главарём футуристов», прочёл две лекции. Одна из них называлась «Как надо жить в Сухуме (солнечные экспрессы жизнетворчества)» (с вариантами этой лекции[8] Каменский выступал во время турне 1916—1917 годов, всё время меняя её название в зависимости от города – «Вот как надо жить в Крыму», «Вот как надо жить в Перми на Каме», «Вот как надо жить на Кавказе на водах», «Вот как надо жить в Харькове, счастье свободных (Творческие радости жизни)» и так далее). Другая лекция именовалась «Что такое футуризм (поэзия, музыка, театр, живопись)».
Каменский приурочил к этому выступлению дерзкий рекламный номер «Однодневной газеты Василия Каменского» (1920). Она вышла под девизом «Искусство спасёт мир» и целиком была посвящена поэту. Газета была снабжена «Передовой», в которой сообщалась жизнетворческая программа издания:
Справедливо принято думать, что самое скучное на свете – это передовая статья любой газеты, обычно похожая на слегка поскрипывающую деревянную ногу изящной молодой дамы. Чёрт с ней – с этой деревянной ногой… Просто будем верить в сногсшибательный расцвет всех гениальных возможностей и невозможностей. Пусть солнцевеющая воля каждого из нас окрылит наши измызганные в борьбе души до сотворческого отдыха на пляже новой жизни. Барманзай. Всё забавно, пока талантливо. Всё талантливо, пока мудро и неожиданно. Счастливая рука судьбы не устаёт трепать кудри морского прибоя. Жизнь – всегда весна. И веснеянки на берегу ткут с<в>ет Чуда[9].
В газете было опубликовано стихотворение «Тост», воспевающее радость жизни, и отрывок из поэмы «Цувамма». Также был повторно воспроизведён фрагмент речи Евреинова о Каменском, ранее опубликованной в специальном номере газеты «Искусство»[10](она была выпущена в Тифлисе к десятилетию литературной деятельности Василия Каменского). Тон речи «О Василье Каменском» был восторженный: «<…Я не знаю другого поэта, от которого так разило бы юностью с её улыбками, хохотом, прыжками, непосредственным подходом к труднейшим проблемам жизни, бесшабашностью, голубоглазием веры и песнями, песнями, песнями!..»[11]В подобном же духе была выдержана статья «К выступлению Поэта Василия Каменского» Бориса Корнеева, опубликованная в «Однодневной газете». Помимо сообщения о «весеннем выступлении Поэта», в специальном разделе «Хроника» Каменский предсказывает, как будут развиваться события на его творческом вечере:
Н.Н. Евреинов – этот великий гость будет на лекции Вас. Каменского в ложе № 10. Население Сухума – разместится уютно и беззаботно в театре «Алоизи» в день присутствия Н.Н. Евреинова на лекции Вас. Каменского 16 марта. Г.Г. Айолло – не совсем верующий в футуризм, впервые уверует в его солнцевеющие крылья также 16 марта. Редакция «Наше Слово» – нежно встретившая Поэта, не пожалеет чернильных ладош для звучальных приветов… Правление «САО» – намерено всерьёз прослушать декреты Поэта Каменского с Парохода Современности. Труппа «САО» – в полном составе будет ароматно улыбаться оратору, когда дело дойдёт до футуро-сверх-театра. Артисты Цирка Гамкрелидзе – являясь яркими друзьями Поэта – будут урывать моменты до и после своих талантливых номеров, чтобы услышать товарища. Стенька Разин – эта нашумевшая пьеса Вас. Каменского – в отрывках-стихах будет исполнена автором. Подношения и депутации – желательны, но не обязательны[12].
Весёлая балаганная самореклама Василия Каменского оказалась весьма эффективной. В шутовском завлекании читателя можно усмотреть цирковые и театральные приёмы, которые с энтузиазмом использовал Каменский.
Через неделю после этого выступления (22 марта) в том же театре «Алоизи» состоялся торжественный вечер, посвящённый «Поэзии и театру». Евреинов выступил с лекцией «Театр будущего (от кинемо до радиотеатра)», а Каменский декламировал новые стихи и нашумевшую поэму «Сердце Народное – Стенька Разин», которую публика встречала с восторгом. Чтение сопровождалось «разбойничьим» свистом. А 7 апреля новое объявление приглашало жителей Сухума на лекцию Каменского о литературе:
Приходите в гости ко мне в театр, и Я – поэт Василий Каменский в ярких и волнующе-острых красках расскажу вам истинные впечатления – как живут и работают Мастера Искусства (мои личные с ними встречи, приключения, переживания, творческая работа, весёлый отдых). В великом хороводе знаменитых личностей перед вами промелькнёт живая панорама расцветающего искусства и вы узнаете о жизни в домашнем семейном кругу ваших учителей и любимых творцов. Это будут Мастера: Репин, Шаляпин, Горький, Станиславский, Куприн, Андреев, Скрябин, Качалов, Рахманинов, Дункан, Евреинов, Маяковский, Д. Бурлюк, Прокофьев, Мейерхольд, Комиссаржевская, Блок, Северянин, Маринетти[13].
Одним из последних выступлений Каменского в Сухуме в 1920 году было музыкальное шоу «Кабаре монстр», прошедшее 24 июня в зале кинематографа. Публику развлекали балетом, музыкой, романсами, импровизацией, танцами, куплетами, рассказами и цирковыми аттракционами. Каменский читал стихи, рассказы, танцевал и рекламировал программу Евреинова «Музыкальные гримасы». В июле Евреинов и Каменский уехали из Сухума.
В 1921 году в Москву стали возвращаться футуристы, в столице состоялось множество литературных вечеров, диспутов, докладов и лекций. Каменский выступал в Доме Печати на Никитском бульваре 6 апреля 1921 года, а после устроил литературно-музыкальный вечер по случаю 10-летия своей творческой деятельности (7 апреля 1921 г.) в 3-м театре МОНО. Анонс сообщал, что «поэт-юбиляр скажет автобиографическую речь: “Моя работа плюс электрификация духа” и под музыку (рояль) композитора Лидии Цеге прочтёт ряд отрывков из пьес “Паровозная обедня”, “Стенька Разин”, “Переселение душ”, а также несколько стихотворений из книг своего сочинения»[14].
Каменский принял участие в вечере всех поэтических школ и групп, на котором выступали неоклассики, неоакмеисты, футуристы, имажинисты, экспрессионисты, презантисты, ничевоки и эклектики (17 октября 1921 г. в Политехническом музее), а 6 декабря 1921 года здесь же читал свой роман в стихах «Ставка на бессмертие». Впоследствии роман был опубликован в альманахе «Возрождение»[15]. Это произведение сродни автобиографии – излюбленному жанру Каменского, где автор обстоятельно повествует о своей жизни и приключениях (в романе есть главы «Рожденье на Камском пароходе», «Детство», «В шафрановый день осени», «Цель – истина – любовь»). Роман оформлен рисунками художников, чьи имена не указаны, а также содержит рисунки самого Каменского.
Важным событием 1922 года стало издание единственного номера «Моего журнала Василия Каменского», который вышел в феврале тиражом 3000 экземпляров. Он почти целиком состоял из материалов самого Каменского, выступившего одновременно редактором и издателем. В статье «Рождение журнала» он сообщил, что издавать журнал его уговорил С. Фрид, и привёл его слова: «Пора вам развернуть себя по-океански, по-каменски, во всю ширь»[16]. Журнал носит целиком саморекламный характер. Так, в статье «Пушкин – Лермонтов. Маяковский – Каменский» того же С. Фрида поэт называется «обладателем несметных богатств» и «великим гипнотизёром нашего времени». Здесь снова напечатана уже упомянутая речь Николая Евреинова о Каменском. Показателен также рассказ о детстве Каменского и его творческом пути в статье Бориса Корнеева «Поэт Великого Пролома». Автор так аттестует Василия Каменского:
То он – Стенька Разин, жгущий костры в Жигулёвских горах на вольной дороге – или вдруг – храбрый путешественник Майн-Рида в тропической Мексике, то он тихий рыболов на Каме, живущий в избушке, или знаменитый Поэт, чьи стихи в книгах и так опьяняют красоток, что кружится сердце от праздничных слов[17].
Журнал изобилует анонсами предстоящих событий культурной жизни Москвы. Сообщается о постановке трагикомедии Каменского в 4-х актах «Здесь славят разум» в театре Корша. Пьеса названа «театральной революцией». Есть специальная рубрика «Что будет в Москве», в которой перечислены балет «Власть комедиантов» (либретто Каменского), роман в стихах «Ставка на бессмертие», выставка Павла Кузнецова и Елены Бебутовой, на которой будет экспонирована картина к поэме «Цувамма».
Каменский смело рекламирует своё творчество и предлагает книги в качестве «товара» на одной из страниц журнала: «Все открывают магазины и бойко торгуют. Ну и я решил перейти к новой эконом. политике». В рекламном объявлении «Магазин Василия Каменского» автор описывает свои профессиональные качества: «Принимаю заказы на стихи и речи по случаю именин, крестин, юбилеев, похорон, свадеб, семейных, коммерческих и общественных торжеств»[18]. Далее Каменский шутит:
ГОТОВ выступать на концертах со стихами. Читаю уверенно, музыкально, и, по отзывам спортсменов, вообще произвожу благоприятное впечатление. ЕЗЖУ (неудобно же сказать хожу) по частным квартирам в качестве именитого гостя: читаю стихи, рассказываю, держу себя просто, без фасона и никогда никого не обижаю[19].
В заключение Каменский настойчиво рекомендует переиздать все свои книги: пьесу и роман «Стенька Разин», роман «Землянка», сборник стихов «Девушки босиком», «Его-Мою биографию Великого Футуриста», «Звучаль веснеянки» и «Книгу о Евреинове». Также в журнале размещено объявление об «историческом вечере», на котором «Василий Каменский будет держать публичный экзамен на Гения». Программа включает в себя следующие пункты:
1) Биография-исповедь.
2) Почему желаю знать – Гений я или нет?
3) Мои критики, крытики и крутики.
4) Портреты друзей и врагов.
5) Мое настоящее и будущее.
6) Образцы словотворчества из 15 книг моих.
7) Желающие из публики читают стихи Василия Каменского.
8) Автор читает стихи по выбору всей аудитории.
9) Открытое публичное голосование за признание Василия Каменского гением.
10) Слово поэта о результате признания или непризнания.
11) Вопрос (в случае признания) о памятнике Василию Каменскому.
12) Апофеоз.
13) Разъезд.
Кроме уже изданных книг Каменский рекламирует новые рукописи – «Паровозная обедня», «Здесь славят разум», «Лестница на небо», «Карьера сукина сына», «Новеллы», «На океанском берегу стихов», «Сон великого лодыря», «Научная хрестоматия для поэтов-пистолетов», «Ставка на бессмертие».
Весной 1922 года Каменский вновь уехал в Сухум. Написанные здесь стихотворения «Жонглёр» и «Прибой в Сухуме» были опубликованы Маяковским в журнале «Леф» (1923, № 1). В этих ярких, оригинальных вещах поэт проявляет себя как смелый экспериментатор, интересующийся языковыми возможностями зауми и звукописи. Каменский провозглашает в «Жонглёре» эстетическую программу:
Пой песню, смейся и сияй
Бессмысленным глиором
Поэтом будь-зайли-зайяй
Будь истинным жонглёром.
В Сухуме Каменский по-прежнему выступал в местном цирке и читал стихи. 18 апреля 1922 года состоялись детский праздник с катанием на лошадях, в котором участвовали «все клоуны, рыжие, комики, наездники и японцы», и выступление «гордости, красы и корифея русских футуристов Василия Каменского»[20]. Также он устраивал театрализованные представления, например, разыгрывал сцены из «Стеньки Разина».
Следующую весну 1923 года Каменский тоже провёл в Сухуме в Генуэзском переулке в компании Евреинова. Помимо известного стихотворения «Прибой в Сухуме» это место вдохновило Каменского на написание «Сухума», большой вещи, тяготеющей к поэме. Ранее она не публиковалась и приводится впервые в нашем сборнике. Вместе с тем продолжаются и театральные поиски Каменского. В Сухуме прошёл вечер секции работников печати, на котором 28 мая 1923 года выступили Евреинов с лекцией «Вот что делается в Париже» и Каменский – «Вот что делается в Москве». Вскоре в местном театре решились поставить пьесу Каменского «Гений случая» из негритянской жизни.
После публикации «Жонглёра» и «Прибоя в Сухуме» в «Лефе» поэт подвергся серьёзной критике РАППа за аполитичную, экспериментальную и оторванную от жизни поэзию «Бряцальной Словенты» (см. наш комментарий к неизвестной редакции «Жонглёра»). Он вынужден хотя бы внешне изменить своё отношение к форме и смысловому наполнению стихотворений.
Последовательным был интерес Каменского и к прозаическим опытам. Первой книгой стала «лирическая повесть» «Землянка» (1910), затем появился роман «Стенька Разин» (1916), опубликованный в 1928 году под названием «Степан Разин», потом – «Его-Моя биография Великого Футуриста» (1918), роман «Ставка на бессмертие» (1922). Стремление Каменского зарекомендовать себя в качестве прозаика проявлялось также в написании множества автобиографий. В этом смысле интересна фраза: «Любая биография незаметного архивариуса – пускай коряво написанная – в мильон раз интереснее сочинённой похабщины на романической подкладке»[21]. В 1924 году жанровые поиски привели к тому, что Каменский решился издать авантюрный роман «27 приключений Хорта Джойс».
Роман повествует о тяжёлой, полной лишений и бед жизни Хорта, конторщика на железной дороге. Герой работает не покладая рук, но всё равно живёт впроголодь. Приключенческая история о том, как бедный служащий превращается в богатейшего человека при помощи успешного австралийского писателя Рэя-Шуа, американского сыщика Джека Питча и миллионера Старта, нетривиальна. Так, довольно нетипично для традиционной авантюрной модели постепенное стремление Хорта к смерти. В роман вплетаются автобиографические факты из жизни самого Каменского, косвенные отсылки к «Его-Моей биографии Великого Футуриста» и к «Землянке» (например, Хорт Джойс служит «конторщиком бухгалтерии железной дороги», что напрямую апеллирует к рассказу Каменского о своей первой должности в автобиографиях). Каменский пытается создать собственную трактовку авантюрной модели, что выделяет его роман на фоне остальной приключенческой литературы: «“27 приключений Хорта Джойс” – одно из самых интересных с художественной точки зрения и одно из самых недооценённых произведений первой половины 1920-х годов. Этот роман принадлежит к числу тех текстов, которые оказались практически исключены из поля исследования, – сначала поскольку не укладывались в выстраиваемую магистральную линию развития советской литературы, потом поскольку, напротив, казались слишком “советскими”»[22]. Впоследствии прозаический талант Каменского проявляется главным образом в мемуарном жанре, например в книге «Путь энтузиаста» (1931).
С середины 1920-х поэтика Каменского становится заметно проще, тематически однообразнее, ближе к усреднённому советскому канону. Тем не менее он остаётся оригинальным в автобиографических вещах, письмах, в которых сохраняет свойственные его таланту яркоцветность и живость.
Светлана Казакова
Стихотворения и поэмы
Вавилон фонетики
Браба́.
Федерасион фонетик интернасиональ.
Жантиль э ронти.
Травайй, травайй.
Воль-плянэ. Финаль.
Вон труа. Ассэ. Ава.
Сюр ля пляс Исси-ле-Мулажи
Браба́.
Э, бьен. Лино́.
Оль райт.
Ай стойт. Ай спик.
Уайт.
Ды бокс, эс, вери матч.
Оль райт.
Плиз би сайлянт.
Хатч
Уэлл оф лянд
Браба́.
Ди заллен.
Мейн брабехсту.
Шнель шпациерн. Я.
Вас махсту?
Их виль заген. Митте
Их виль глянзен.
Зеер гут. Битте.
Хох.
Бир халль —
«Вейсер беер». Нах
Браба́ – Изухаллес.
Едите, бибите,
Коллеги алигес,
Посмульта секуля
Покуля, нулля.
Сапиент сат.
Яссо. Пеколя
Эскаль ди. Улля.
Митконе са.
Азу гра.
Пжепрашим. Зутэлнэ.
Ноць швянта
Ноць циха.
Лишть виногрону
По моем окне.
Злегка сен пне.
Бялы бусозы.
Стойён там в жонде
Смутны гловы куземично.
Над во́дам
Мажон лябэндэ
О гвяздах спадлых
На езёр дно.
Воне ешть земя
Плопон зонже.
Браба́.
Ам ниччо миа.
Бель цамборино.
Виа.
Солё биччо тиа.
Кампа рино.
Менч токватто
Элля
Цаппо батто.
Сальто.
Эйт. Браба́.
Каяма. Мото. Яу.
Цао.
Яте хоп аваки.
Мау. Яо.
Хакки. Браба́.
Цян-дзы.
О-шан-учао-и.
Шуа-хай-й-ли.
Банзы.
Чин-джао-и.
Браба́.
Сайлям маликем.
Ацо. Гяз ай бямь.
Меджи джан когон.
Чэм, чэм. Микем.
Юз хардым урзямь.
Гяюю. Яхши.
Халы Бир май ай себас.
Чобас. Гарэм азадс
Вамзис, Черибан, Саадэт.
Юх ай бял салма.
Браба́.
Гамавата апаи оуш
Бгава аши жайи
Амоа
Хивата джоуш
Шкайи
Агуа
Шайма галайн уа.
Юма майи
Вэа аво моа тайн.
Браба́.
Айоц.
Мы – 2-я Америка
Сентиментальные
К чему нужны сегодня вздохи?
Искусство
Лирических мастей?
В дни кумачовой социал-эпохи,
Переоценки ценностей
Из чувства солидарности
С революционным взрывом повелений
Из лаборатории идей
Ударности
Мы выпустили ряд важных размышлений,
Утверждая:
Мир накануне
Психологического шквала.
Любовь,
Искусство,
Быт наций,
Дурман религий,
Власть капитала,
Семья —
Всё это миновало.
Путь вперёд открылся солнцеликий
И страны новые,
Уклад и жизнь людей
Могущественно озарил
Прожекторами
Динамических затей.
В век электройца —
Социал-человечества
Первая конструкция рождается.
Собираясь в даль
Счастье совершится пусть
В мгновение крылатой истины.
Скажу любимой: вот
Перед нами светлый путь,
Нас ждёт на пристани
Великолепный пароход.
В руках билет-каюта,
До отправленья полтора часа
Томительных терпений.
Каждая минута
На небеса
Указывает ряд ступеней.
Скажу любимой: в такой
Момент торжественный
Молчания горит звезда —
Необходимо спокой
Раздольно-путешественный
Нам создать.
Сиянием простой улыбки
Она ответит,
Волнуясь втайне:
Как будто ни одной ошибки
Никогда на свете