Читать онлайн Уникум бесплатно

Глава 1. Не влезай — убьет!

— Эй, босс, приехали!

Родион лениво повернул голову и со вздохом открыл глаза:

— Что?

— Приехали, говорю, — повторил Егор и повернул ключ. И так почти неслышный в салоне двигатель замолк.

Родион взглянул налево, на гранитный парапет, потом направо, на подъезд, рядом с которым они остановились.

Невысокий старый дом, втиснутый в ровную череду аналогичных строений неопределенных цветов и разной степени ветхости. Смотреть было особо не на что. Родион повел плечами и устало прикрыл глаза. Егору даже показалось, что брат вот-вот скомандует ехать прочь. Но через полминуты Родион встрепенулся, сел прямо, повернул к себе зеркало заднего вида и взглянул на свое отражение, критически сжав губы:

— Как я тебе, а, Егорка?

— Отпад, — усмехнулся Егор. — Вылитый Киану Ривз, только кучерявый…

— А если серьезно?

— А если серьезно, то в гроб краше кладут… — вздохнул Егор. Заморенный какой-то ты сегодня, Родька.

Родион промолчал. Казалось, он был полностью поглощен созерцанием собственного носа и страдальчески сжатых губ.

— Никак не пойму, зачем мы здесь… — произнес Егор.

Родион даже ухом не повел.

— Сколько приглашений Кошарского ты уже проигнорировал?.. — уточнил

Егор, не надеясь на ответ. Ответа и не последовало. — Ну да не важно, сколько… Но твои отказы стали доброй традицией, а нарушать традицию не в твоих правилах…

— Это верно. Традиция — дело святое… — промямлил Родион.

— Тогда не ходи туда, — твердо сказал Егор. — Ни к чему нам это.

— Не понял, ты что, мне запрещаешь? — процедил Родион, продолжая изучать себя в зеркале.

— Запретишь тебе, как же… — выдохнул Егор с досадой. — Только если уж тебе приспичило непременно с ними повидаться, сегодня не самый лучший вечер…

Родион недовольно передернулся:

— Не нуди, Егорка. Вечно ты лезешь, куда не просят. Замолкни… — он тяжело вздохнул и шлепнул себя по коленям. — Ну, ладно. Раз уж приехали, надо идти. Не волнуйся, я не задержусь. Вряд ли разговор будет долгим.

— А мне казалось, что за три года у них накопилось много тем для беседы с тобой.

— Меня совсем не интересуют ни их темы, ни они сами, — отрезал Родион и вздохнул. Несколько секунд он нервно покусывал губы, а потом уверенно добавил: — Мне им сказать нечего…

— Тогда… Зачем мы тогда приехали? — растерялся Егор.

Родион еле заметно поежился:

— Видишь ли… Они поразительно назойливы. За два последних месяца они меня просто достали. И это начинает досаждать. Пусть встреча кое-что для меня прояснит…

Худшие подозрения Егора оправдались полностью. Родион собирался изменить собственным принципам и снизойти до общения с теми, кто тявкал на него из подворотен. А отсюда два вывода. Первый: Родион хочет сделать нечто ему несвойственное. Второй: не к добру это все.

Но снова и снова сообщать о своих опасениях брату было бесполезно. Когда Родион в таком состоянии, ему слова поперек не скажи, себе дороже встанет. Егор нажил по этой части богатый личный опыт.

Родион решительно открыл дверь, коротко распорядился:

— Подожди меня здесь. Я быстро, — и выбрался из машины.

Егор заблокировал замок со стороны Родиона и тоже вылез наружу.

— А ты куда? — удивился Родион.

— Я с тобой.

— Зачем это?

— Для порядка. Тебе не стоит идти одному.

— Никто меня не съест! — нахмурился Родион.

Но Егор решительно возразил:

— Я знаю, что они настроены к тебе враждебно, и для меня этого достаточно.

Угрюмо поморщась, Родион буркнул:

— Нет уж, позволь-ка мне разобраться с ними самому!

— Не позволю. Первый личный контакт — это всегда опасно. Особенно для тебя.

Родион вздохнул, и как показалось Егору, с облегчением. Поджав губы, он печально улыбнулся:

— А мне так хотелось хоть раз обойтись без тебя!

— Брось ты… — пожал плечами Егор. — Во-первых, охранять тебя — моя обязанность, ты платишь мне за это. Во-вторых, я в любом случае ни за что не отпущу тебя одного в это осиное гнездо.

— Не преувеличивай, — покачал головой Родион. — Какое там еще гнездо? Наверняка, среди тех, кого Гильдия подмяла под себя, есть по-настоящему сильные ребята… Но здесь-то обитают только их министры-администраторы. Это ведь всего-навсего штаб-квартира их верхушки… А ведь ты знаешь, Егорка, что за сливочки обычно плавают на самом верху?!

— Ой, досмеешься, — процедил Егор, запирая машину.

Родион изучил добротную чеканную вывеску у подъезда, и губы его скривились:

— «Совет Гильдии экстрасенсов, целителей и белых магов»… Я бы, пожалуй, прибавил кое-что: тоски зеленой и голубой мути…

— Очень живописно. Но надеюсь, ты не станешь давать им этот совет? подозрительно уточнил Егор, убирая ключи в карман куртки.

— Какой совет?

— Дополнить вывеску.

— Кто знает… Если меня заведут, я за себя не ручаюсь… — снова забурчал Родион.

Егор растерялся. Конечно, те, с кем брату предстоял разговор — люди известные, вроде бы приличные и как будто бы культурные… С кулаками на Родиона они, скорее всего, не полезут.

Но за самим драгоценным боссом глаз да глаз нужен. Бог знает, что за вожжа ему сегодня под хвост попала. Разозлившись, импульсивный Родион разит наотмашь. Того и гляди дров наломает.

А Гильдия далеко не святое семейство. Их месть могла быть совсем не шуточной. Егор знал лично несколько человек, кого Совет Гильдии сломал и почти силой завлек под свою крышу. И крыша эта была незыблема..

— Мне надоело все время тебя одергивать, Родька! — с досадой сказал

Егор. — Если ты собрался лезть на рожон, лучше поехали отсюда восвояси!

— Я приехал на разведку, — серьезно ответил Родион. — Они сами напрашиваются на конфликт. И чем бы ни закончился сегодняшний разговор, я их не боюсь…

— О, да! Ты чуть из штанов не выпрыгиваешь от желания покруче показать себя!.. — заворчал Егор.

— Ну все! — рявкнул Родион. — Ты идешь со мной?!

— Да, иду, если ты не собираешься одуматься…

— Не собираюсь! — злобно подтвердил Родион.

— Ну, Бог с тобой…

— А вот это вряд ли, — горько усмехнулся брат. — Идем, болтун несчастный.

Егор не считал себя болтуном, но признавал за братом право делать такие замечания. Сам Родион редко грешил излишним красноречием и предпочитал, чтобы его понимали с полуслова.

— Идем, так уж и быть, — Егор решительно обошел машину и ступил на троттуар.

— Очки надень! — с досадой буркнул Родион.

Неизвестно, был ли в этом смысл, но близнецы делали все, чтобы их сходство не сразу бросалось в глаза. На Родионе поверх дорогого шикарного костюма было надето не менее дорогое и шикарное пальто, доходящее почти до пят, а Егор терпеть не мог одежду, полы которой шлепали бы его по коленям. Короткая замшевая куртка и узкие джинсы — это было как раз то, что надо. Родион несколько лет не стриг волосы, открытый высокий лоб и обрамляющие его длинные пряди зрительно делали лицо Родиона более узким и худым, чем оно было на самом деле. Стриженный затылок Егора и длинная кучерявая челка, падающая на лоб и закрывающая темные брови, создавали образ совсем противоположный тому демоническому имиджу, который старательно поддерживал Родион.

Конечно, стоило приглядеться к этой паре повнимательнее, и несостоятельность камуфляжа становилась очевидной. Но все же Егор послушно вынул из кармана и надел зеркальные солнцезащитные очки.

— Я готов, босс.

— Тогда вперед, Страж! — нервно усмехнулся Родион и открыл тяжелую дверь.

Они вошли в огромный полутемный холл с высоченным потолком. Из холла на второй этаж вела старая мраморная лестница с продавленными и стертыми за сотню лет ступенями. Прохладно и пусто…

— Мрачновато тут, — заметил Егор. — А самое главное, где охрана? Почему к такому важному обществу настолько открыт доступ. Я-то считал, что тут сплошной строй стоит… Неужели жаждущие и страждущие не горят желанием лицезреть известных всей стране чародеев?..

— Когда ты заткнешься?… — раздраженно буркнул Родион, и Егор покорно закрыл рот.

Охрана, однако, присутствовала, хотя и не в том количестве, которое казалось бы подходящим для заведения.

Из конторки вахтера немедленно выскочил высокий плечистый детина. Человеку с такой мощной статью место было по всем параметрам никак не в Гильдии чародеев, а по меньшей мере на чемпионате бодибилдеров.

— Приемные часы давно кончились! — строго и немного угрожающе заявил он. — Учреждение закрыто! Попрошу вас выйти!

— Мой визит согласован, — спокойно сказал Родион. — Меня ждут.

Вахтер подошел поближе и уставился на пришедших. Черты его лица в темноте различались плохо. Но Егор заметил, как густые брови охранника сошлись на переносице, выражая напряженную работу мысли. Мысль вахтера трудилась секунд десять-пятнадцать, и была она, судя по всему, выдрессирована неплохо, так как работала без дополнительной стимуляции: парень обошелся без почесывания затылка.

— Господин Березин? — наконец уточнил детина вежливо, но холодно.

— Попробуйте поверить мне на слово, — пожал плечами Родион. — Я не ношу с собой паспорт…

— А зря, — злорадно усмехнулся вахтер. — Не все знают в лицо столь важную персону…

Родион переступил с ноги на ногу и наклонил голову, разглядывая блестящие носы своих ботинок. Тревожный симптом. Он означал, что Родион задумался о том, стоит ли наглый вахтер его гнева. А страж порядка продолжал, как ни в чем не бывало:

— Вы уж простите, не признал я вас. Не серчайте… Как видите, здесь темно, электричество экономим. Дороговато, знаете ли, встречать каждого потоками света…

Егор больше не сомневался: сейчас что-то будет. Вахтер сам не подозревал, что взял совершенно неверный тон. Конечно, он всего лишь позволил себе некоторый сарказм в голосе, но он не знал, с кем имеет дело. С Родионом нельзя было так обращаться.

— Темно, говоришь? — еле слышно процедил Родион и поднял голову. Что ж, уважаемый, свет — не проблема…

Егор спокойно стоял за спиной брата, не касаясь его, но он заметил едва уловимое движение плеч Родиона, и сразу в холле всем множеством лампочек-миньонов вспыхнула низко висящая люстра с подвесками из фальшивого хрусталя.

Вахтер машинально втянул голову в плечи и оглянулся на электрощиток.

— Ох… — у него вырвалось какое-то неразборчивое ругательство, когда он обнаружил, что поворотные выключатели на щитке по-прежнему пребывают в положении «выкл.» — Черт возьми! Этого не может быть!

— Вы полагете? — сухо уточнил Родион. — Своим глазам следует доверять, сударь… Они обманут вас в последнюю очередь.

Холл, украшенный мрамором и позолоченной лепниной, был залит светом всего лишь секунды три. Потом напряжение упало, и некоторое время еще светились раскаленные спирали нескольких лампочек.

Однако Егор успел заметить, что вахтер — хорошо упитанный и прокачанный мускулистый субъект неопределенного возраста, на лице которого застыло неподдельное изумление.

— Ну что же вы? — нетерпеливо сказал Родион, когда снова воцарился полумрак. — Успели меня рассмотреть? Не успели? Тогда не обессудьте, я вам все же не электросеть…

— Вас ждут, господин Березин, — пролепетал вахтер, слегка отступив. В зале заседаний на втором этаже. Дверь прямо напротив лестницы, в конце коридора.

Родион сделал легкий жест брату:

— Идем, Егорка…

Они подошли к самой лестнице, когда вахтер, наконец, очнулся.

— Прошу прощения! — его голос вдруг обрел недавнюю суровую твердость.

Родион остановился и резко развернулся.

— Этот молодой человек должен остаться внизу! — пояснил вахтер, мотнув головой в сторону Егора.

— Не понял, — спокойно обронил Родион. — В честь чего это?

— Всего лишь распоряжение моего начальства, — вежливо сказал детина. — В этих стенах вы в полной безопасности, господин Березин. Мы за это отвечаем. Пусть ваш парень останется здесь.

Родион дернул рукой, и Егор, шагнув к нему, поспешно накрыл ладонью сжавшийся кулак брата. Родион мягко высвободил руку и осведомился невинным тоном:

— А чего опасается уважаемая Гильдия и ее высокочтимый Совет? У моего телохранителя нет с собой никакого оружия, и он не кусается.

— Дело не в оружии. Вас ждут на конфиденциальную беседу. В этом доме не звучит ни слова для посторонних ушей! — строго ответил вахтер.

Похоже было, что изумление детины уже прошло совершенно и сменилось служебным рвением. Подозрительно быстро он оправился… Хотя, конечно, он был вахтером не в бане, а в Гильдии чародеев, и даже слово «конфиденциальную» произнес бегло и без ошибок.

Родион опустил голову, закусил губы и молчал.

— Давай уйдем, — тихо сказал Егор ему в спину. Убраться от греха подальше казалось ему сейчас самым разумным. — Игра не стоит свеч. Уйдем отсюда…

Но Родион покачал головой.

— Может, мне остаться? — так же тихо предложил Егор.

— Ничего подобного. Не дождутся! — Родион вскинул голову и угрюмо взглянул на вахтера. — Мне наплевать на ваше строгое начальство, оно ваше, не мое. Я сам себе начальник. Если мы пришли вдвоем, то и наверх пройдем вместе!..

— Я, знаете ли, очень дорожу своим рабочим местом! — злобно процедил вахтер, угрожающе шмыгнул носом и подбоченился.

Егор сразу понял: если они просто попытаются пройти наверх, этот детина запросто прибегнет к банальному рукоприкладству. Приказание начальства вахтер собирался исполнить, несмотря на то, что на примитивного служаку он не тянул. Для его скромной должности вышибалы физиономия у него была до неприличия интеллигентная.

— Дорожите своим местом? Разве же я хочу вам неприятностей, друг мой?.. — начал Родион.

«Ну все, началось…» — обреченно подумал Егор. Он не раз был свидетелем того, как вспышка гнева брата совершенно непостижимым образом переходит во вспышку света. Но Егор никогда не мог предугадать, во что именно выльются бурные эмоции брата.

— У вас будет очень уважительная причина для того, чтобы покинуть пост… — широко и любезно улыбнулся Родион. Но вдруг лицо его окаменело и голос стал ледяным: — Я вам устрою железное алиби…

Лицо вахтера вдруг стало по-детски беспомощным. На его брюках появилось темное пятно, которое стало стремительно расти, и вот уже из правой штанины на мраморный пол полилась тонкая струйка. Егор сразу почувствовал резкий запах свежей мочи.

— Ай-яй-яй… — сокрушенно покачал головой Родион. — Какая, право, неприятность…

Детина открыл рот, оскалился, наверное, собрался уже взорваться гневным возмущением, но почему-то передумал и снова закрыл рот.

— А какая удача, что вокруг нет ни одной дамы!.. — сочувственно добавил Родион. — Наверное, вы выпили сегодня слишком много чайку…

Охранник медленно сжал кулаки.

— Да, кстати… — усмехнулся Родион. — Я надеюсь, друг мой, вы не переели сегодня за обедом?

Вахтер осоловело хлопнул ресницами и вдруг напряженно подобрался и насторожился. Судя по всему, теперь он ждал подвоха от своего кишечника.

— Не бойтесь, я намерен ограничиться малой неприятностью, — ласково сказал Родион, участливо глядя на беднягу. — Думаю, вы осознали все свои ошибки…

Вахтер открыл рот и беспомощно вытаращил глаза. Он был ошеломлен и зол, но кажется осознал, с кем связался.

— Бегите уважаемый, меняйте штанишки… — улыбнулся Родион. — Ну а мы тем временем незаметно прошмыгнем наверх, и вы даже знать об этом не будете…

Я непременно подскажу вашим начальникам, что за вредность вашей службы вы должны получать бесплатные памперсы…

Вахтер стоял, сжав бедра и колени, все еще боясь расслабиться. Видимо, он не верил, что господин Березин на этом оставляет его в покое.

— И не забывайте, сударь, народную мудрость: «не влезай — убьет»! произнес Родион и неторопливо пошел вверх по лестнице. — Пойдем, Егор.

Егор обошел несчастного сконфуженного вахтера и последовал за братом, но заговорить он решился только тогда, когда свернул на второй лестничный пролет.

— Родька, это что-то новенькое в твоем репертуаре…

— Импровизация чистой воды… — буркнул Родион. На лбу его выступила испарина, и он нервно провел ладонями по бокам, вытирая руки. — По-моему, выглядело неплохо, а главное к месту…

— Зачем надо было вести себя именно так? Приступ мании величия?

— Да хоть бы и так.

— Занимаешься всякими глупостями! — возмутился Егор. — Герой нашелся: заставил мужика описаться!..

— А тебе никак жаль его? — буркнул Родион и вдруг резко развернулся, сильным толчком припечатал Егора к холодной гладкой стене и зашипел с ненавистью: — Ну, вернись, пожалей!.. Я плачу тебе за то, чтобы ты никому не позволял меня лапать, а не за нравоучения! Что хочу, то и делаю, понял?!

— Понял, — подтвердил Егор.

— Неужели?! А то как-то туго до тебя все доходит, — Родион нехотя отпустил Егора и пошел вперед: — Не забывай о своих элементарных обязанностях. Особенно сейчас. Не хочу, чтобы они сразу стали в курсе всех моих слабостей…

— Будь спокоен, великий кудесник…

— Да уж… — покачал головой Родион. — Лопух ты у меня, Егорушка…

Он остановился на площадке второго этажа, пригладил пятерней растрепавшиеся волосы, вопросительно взглянул Егору в глаза:

— Ну что, отступать от намеченного не будем?

— Как скажешь, босс, — проворчал Егор, глотая обиду. — Ты же без моих нравоучений все решаешь.

Родион нервно покусал губы и проговорил примирительно:

— Ладно, не сердись, я знаю, что я сейчас невыносим. И… дай лапу!

Они поднялись по лестнице и рука об руку вступили в длинный коридор. По одну сторону тянулись окна, выходящие во внутренний дворик-колодец, по другую — несколько узких дверей. А в конце коридора темнела высокая двухстворчатая дверь, из-под которой виднелась полоска мягкого света.

Егор молча шел рядом с братом, держа его руку в своей. Безвольная, теплая и влажная ладонь Родиона постепенно стала прохладной и энергично напряглась.

Егор всей душой желал брату удачи.

Никто на свете, ни крутые специалисты, ни даже сам Родион не знал, что такое происходит с его организмом. Тем более не мог этого знать Егор. Но за много лет он научился безошибочно распознавать состояние брата.

Сейчас Родион страшно нервничал, его напряжение сквозило в каждом его резком слове, в каждом отчаянном жесте…

— Спокойно, босс. Страж будет начеку, — сказал Егор, когда они подошли к самой двери.

Родион коротко кивнул, отворил дверь и решительно вошел в зал.

Глава 2. Очень скверный мальчик

Родион вошел и остановился, предоставив честному собранию внимательно изучить себя. Пусть посмотрят. Вряд ли кто-то из них впервые его видит и вряд ли они испытывают удовольствие от встречи, но пусть посмотрят, они этого сами добивались…

С десяток любопытствующих субъектов изучали вошедших настороженно и тщательно. Люди сидели в расположенных полукругом высоких креслах, расставленных вдоль низкого длинного столика, имеющего форму полукольца.

Огромная комната с непомерно высоким потолком, занавешенные темными бархатными гардинами окна, напольные неоновые светильники с яично-желтыми трубчатыми плафонами… Довольно приятный глазу интерьер, очень подходящий к репутации заведения.

Родион не знал точно, кто входит в Совет Гильдии. Перед ним сидели люди разных возрастов: две пожилые женщины, нелепо одетые и причесанные, два относительно молодых парня, несколько мужчин средних лет, почти все при крайне противных на вид бородках, ну в крайнем случае при бакенбардах… Каждый извращался на свой лад, лишь бы дать понять окружающим, что он не от мира сего.

Родион не помнил в имен присутствующих. К некоторым из этих имен и фамилии-то прибавлялись не всегда. Но все эти лица были Родиону знакомы.

Некоторых из них он изучал лишь по фотографиям и афишам, а кое к кому на публичные сеансы близнецы хаживали лично, и не раз.

В центральном кресле сидел худощавый дядечка лет пятидесяти с довольно моложавым подвижным лицом и цепким беззастенчивым взглядом. Егор знал его лучше остальных, потому что дядечка этого заслуживал. Это был сам Джан Кошарский, председатель Гильдии.

Лет десять назад это было лицо, сравнимое по популярности разве что с самыми колоритными политиками и всенародно любимыми юмористами. Кошарский был первым и долгое время единственным в городе, кто начал творить чудеса публично.

Он брался лечить несчастных, которые потеряли надежду, и статистика исцелений впечатляла даже закоренелых скептиков. Ничего особенного на его сеансах не происходило. Кошарский предварял свои чудодейственные заклинания долгими, проникновенными и пространными речами о взаимной терпимости и доверии, о непознанной силе духа и о том, что человеческая воля может управлять физическими процессами. Народ валом валил к нему за помощью. Нет слов, выглядел Кошарский просто и естественно, не приплетал к своим речам ни божественных проповедей, ни белой, ни черной магии. Его сеансы оставляли впечатление некой наукообразности и вроде бы никому не приносили вреда.

Но постепенно Джана Кошарского потеснили нежданные и незванные коллеги. На изголодавшиеся по волшебству и чудесам просторы отечества хлынули из дальних и ближних углов полчища тех, кто осознал, что колдовать и выгоднее, и безопаснее, чем, к примеру, торговать… Кто бы мог представить раньше, сколько их на самом деле, этих бойцов видимых и невидимых фронтов, представителей разномастных сил, провозвестников неведомых знаков грядущего!..

Спрос рождал предложение.

Праздники святого Йоргена стали отмечаться каждый Божий день, где попало и кем попало, причем в союзники себе новоиспеченные знахари кого только ни призывали: от Создателя до того, чье имя к ночи не поминается. Потребителей их услуг подобный разнобой не смущал. Настрадавшиеся люди посещали и тех, и этих, здраво рассудив, что не так уж важно, чьего имени испугавшись разбегутся застарелые болячки, а за грехи потом можно и свечку поставить на всякий случай…

Дамы и девицы таинственной потусторонней наружности раскидывали карты и крутили магические шары в попытках снять присохшие к потным лысинам венцы безбрачия. Усердные ворожеи и впрямь растрачивали свои драгоценные силы и получали за это недурственно. А вот клиенты не пытались подсчитать, что лечение дурно пахнущих гнилых зубов и приобретение новой щетки для обуви обошлись бы им дешевле трудов гадальщиц, а вот результат-то мог оказаться более эффективным для поиска спутника жизни. Но люди не очень-то любят предпринимать опосредованные шаги, хотят все сразу и с гарантией…

Юнцы с оторопело застывшим взглядом пытались научить окружающих житейским мудростям, тетеньки с пряничными лицами бойко торговали всесильными оберегами, а каждый, кто не стеснялся принародно шептать «крибле-крабле-бумс», мог по сходной цене обезвредить темные силы, обосновавшиеся в ванной комнате, обеспечить рекордный урожай брюквы на следующий год или определить по фотографии новорожденного, от чего суждено умереть его будущей теще…

Словом, беднягу Кошарского с его примитивными методами едва не задавили многогранные таланты его новоиспеченных конкурентов, но он вовремя сделал то, к чему прибегает всякий мудрый человек, потерявший спрос на плоды своего гения, но не желающий кануть в небытие. Кошарский ушел на административную работу, верно рассудив, что это лучше, чем совсем сойти со сцены. Теперь он властвовал уже не над простонародной своей клиентурой, а над себе подобными, контролируя их вслед за официальными органами. Хотя Гильдия имела статус общественного профессионального объединения, она имела определенный вес в глазах властей и эффективные, не всегда видимые глазу обывателя, рычаги влияния на тех, кто по наивности своей не желал вступить в ее ряды…

Сейчас в зале совета Родион видел перед собой представителей почти каждой из упомянутых областей многотрудной чародейско-целительской практики. Вдоволь насмотревшись на обращенные к нему лица, он спокойно и вежливо поздоровался:

— Добрый вечер, дамы и господа!

Кошарский легко подскочил со своего места и с широкой улыбкой двинулся навстречу:

— Добрый вечер, господин Березин! Наконец-то мы можем лицезреть вас в нашем обществе! Не чаяли уже свидеться с вами…

Обойдя ряд кресел, он торопливо подошел к Родиону и протянул ему руку с весьма доброжелательным выражением.

— Прошу прощения, — жестко сказал Родион и убрал обе руки за спину.

Кошарский еще несколько секунд держал руку протянутой, словно все еще ждал ответного жеста от Родиона, потом опустил ее и немного удивленно осведомился:

— А что ж так, господин Березин?

— Еще раз прошу прощения, но я никогда не подаю руки. Никому. Даже близким друзьям, — отрезал Родион. — Возможно, моя привычка кому-то не нравится, но я ни для кого не делаю исключений.

— Вот как… — Кошарский казался несколько озадаченным, но потом снова улыбнулся: — Что ж, присаживайтесь…

Он обернулся к худосочному юнцу, что скромно сидел в крайнем кресле:

— Марьян, будь добр, дружок, поухаживай за нашими гостями.

Парень встал и, подойдя к свободному креслу, стоящему чуть в стороне, толчками провез его по полу и развернул так, что севший в него оказывался лицом к лицу со всеми присутствующими сразу.

— Присаживайтесь… — произнес парень тихим вкрадчивым голосом.

Родион поддернул длинное пальто и решительно сел в предложенное кресло.

Егор шагнул вперед и встал за спинкой.

— Марьян, и стул для спутника господина Березина… — сказал Кошарский, но Родион поднял руку:

— Не беспокойтесь, стул не нужен. Мой телохранитель не сядет.

— Если вы настаиваете, чтобы ваш сопровождающий находился за вашей спиной, он вполне может там и посидеть, — улыбнулся Кошарский.

Тем временем Марьян принес откуда-то из темного угла неплохой удобный стул и поставил его рядом с Егором:

— Прошу вас…

— Спасибо, — ответил за Егора Родион. — Но он не сядет.

Пусть Егорка постоит, так ему же самому будет спокойнее, а то он вечно боится однажды совершить оплошность.

— Вы держите своего телохранителя в ежовых рукавицах, — покачал головой Кошарский, бросив на Егора сочувственный взгляд. — Это не всегда уместно.

— Я уже сказал, что не меняю своих привычек, — отрезал Родион.

Кошарский неожиданно прищурился:

— Вот как? Тогда поясните нам, какой привычке вы остались верны, когда позволили себе поиздеваться над нашим служащим внизу?

Неодоумевая, каким образом вахтер уже успел пожаловаться начальству, Родион тем не менее развеселился, вспомнив изумленного до крайности бугая с мокрыми штанами:

— А он уже успел вам наябедничать? Что ж, признаю, я немного… Родион пощелкал пальцами и весело закончил. — …порезвился. Забавно, знаете ли, он до сего момента считал, что зажечь электрическую лампочку, не щелкнув выключателем, невозможно. Я развеял его заблуждение. Всего лишь маленькая шутка, ничего более…

— Господин Березин, вынужден вам заметить от лица моих коллег, что ваша выходка нас всех возмутила! — голос Кошарского стал ледяным. — Вы, молодой человек, позволили себе унизить нашего охранника только за то, что он пытался честно выполнить свои служебные обязанности!

В принципе, Родион был совершенно согласен с Кошарским: парень внизу действительно всего лишь делал то, что ему было велено. Но о поступках своих Родион не жалел даже тогда, когда они не делали ему чести, и уж тем более не выносил чужих упреков.

Родион поерзал в кресле и почувствовал, как сзади пошевелился Егор. Брат ждал самой непредсказуемой реакции. Не стоило заставлять и так издерганного Егора тревожиться, и поэтому Родион сдержал раздражение.

— Имеете ли вы иные темы для обсуждения? — проронил Родион.

Ему удалось держаться на редкость спокойно, только пальцам пришлось дать волю, и они принялись нетерпеливо выстукивать какой-то ритм по кожаным подлокотникам кресла.

— Какая наглость! — фыркнула одна из странных теток, что сидела по левую руку от Кошарского. — Я же говорила вам, Джан Серафимович, что это будет разговор слепого с глухим! Он же ни нас, ни наши слова в грош не ставит!..

Родион лениво покосился на тетку, но смотреть на нее дольше пары секунд было бы неслыханным испытанием. Родион прикрыл глаза в ожидании, пока стихнет ропот возмущения.

— Спокойно, друзья, спокойно! — чуть повысил голос Кошарский. — Мы собрались не для того, чтобы переругаться, а для того, чтобы найти общий язык… Ведь как мы, члены Гильдии, так и наш молодой коллега Родион Березин, все мы занимаемся в сущности одним общим делом — помогаем людям. Не так ли, господин Березин?

— Не так, — усмехнулся Родион.

Тишина воцарилась мгновенно.

— Позвольте, разве мы с вами?.. — вкрадчиво начал Кошарский.

Родион открыл глаза, чуть переместился в кресле, принимая удобную позу, и отозвался равнодушным скучающим тоном:

— Вы заблуждаетесь, господин Кошарский. Я не занимаюсь общим делом с вашей Гильдией. Во-первых, я не помогаю людям, а всего-навсего зарабатываю деньги. Во-вторых, уважаемые, все вы занимаетесь этим же, но не желаете признавать этот очевидный факт. А следовательно, не может быть между нами ничего общего. В отличие от вас я не пытаюсь прикрыть коммерческий характер своей деятельности рассуждениями о благе человечества…

Все присутствующие сдержанно загудели, но Кошарский поднял руку и голоса снова стихли:

— Вашу откровенность, молодой человек, следует оценить по достоинству!

— Кошарский заговорил запальчиво. — Но не надо смешивать глубинные мотивы, побуждающие каждого из нас к действию, с теми экономическими условиями, в которые мы все поставлены!..

— Ну так и не смешивайте, — снисходительно заметил Родион, совсем развалившись в кресле и вальяжно раскинув руки. Затейливое словоплетение Кошарского до определенной степени даже забавляло его. — Мне недосуг копаться в ваших глубинных мотивах. Лично я добываю средства к такой жизни, которая мне приятна, и не более того. И если оказалось, что кратчайший путь к хорошим деньгам для меня лежит через мои фокусы, я не считаю нужным искать что-то еще, коль скоро это получается у меня неплохо и оплачивается прилично.

— Вы правы, ваши «фокусы» впечатляют, — сухо подтвердил Кошарский. Что же касается остального…

Кошарский выдержал паузу, а Родион лениво рассматривал кончики своих ботинок, в которых отражались яично-желтые светильники.

— Не скрою, молодой человек, — продолжил Кошарский, не дождавшись от Родиона заинтересованного взгляда. — Мы давно решили заняться вами и провели определенную работу для того, чтобы поближе познакомиться с состоянием ваших дел…

Представлял ли Кошарский, насколько смешны были его многозначительные интонации? Или он считал, что сейчас откроет Америку?

— Очень интересно! — сдержанно фыркнул Родион. — Бьюсь об заклад: вы остались в ваших изысканиях с носом. Мои люди неболтливы.

— Вы правы. Очевидно, что вы обильно прикармливаете их, — с некоторым заговорщицким подтекстом подтвердил Кошарский. — Ваш импрессарио и ваш бухгалтер тверды, как северные скалы, и даже наши невинные посулы не соблазнили их выдать ваши финансовые секреты. Но материальная сторона вашего бытия, молодой человек…

— Бытие-житие… — немного раздраженно проворчал Родион, настолько тихо, что услышал его, пожалуй, один лишь Егор.

— Что вы сказали? — встрепенулся Кошарский.

— Ничего… — пожал плечами Родион. — Я вас внимательно слушаю, добавил он, делая ударение на слове «внимательно».

Кошарский был немного сбит с мысли невнятным ворчанием Родиона. Щелкнув пальцами, он вернулся к теме:

— Так вот, следствием вашей популярности стал очевидный рост вашего благосостояния. Ваши доходы вполне поддаются приблизительной визуальной оценке…

— Я не знал, что Гильдия стала филиалом налоговой инспекции, задумчиво перебил Родион.

— Ну, до этого еще не дошло… — усмехнулся Кошарский. — Но кто знает, возможно, все еще впереди.

— В любом случае, я на вашем месте воздержался бы от пересчета денег в чужих карманах… — проговорил Родион с вежливой улыбкой. — Как бы ни возросло мое благосостояние, вы зря разеваете на него рот. Делиться с вами я не намерен ни под видом членских взносов, ни под каким бы то ни было другим.

Кошарский скривился и возмущенно воздел руки к потолку:

— Великолепно!..

— Зачем надо было темнить? — холодно осведомилсям Родион. Разговор начал ему надоедать. — Почему бы не сказать прямо с порога: «Парень, мы считаем, что ты зажирел, и хотим по-тихому оттяпать от тебя кусочек!». На что я сложил бы вам комбинацию из трех пальцев, повернулся бы и ушел, сэкономив время и нервы..

Кошарский угрюмо замолчал, возмущенно качая головой. Сидящий рядом с ним мужчина, в миру гражданин Ханугин, а на публике Магистр академии Паранормальных явлений, наклонился к Кошарскому и принялся что-то нашептывать, бросая на Родиона испепеляющие взгляды.

В ожидании продолжения спектакля Родион молчал. Гильдия не теряла надежды откусить от него немного, иначе после только что услышанного его просто попросили бы покинуть помещение.

Наконец совещание мэтров закончилось. Кошарский повернулся к Родиону, и лицо его стало непроницаемым:

— Вы пытаетесь сделать нам вызов, молодой человек. А стоит ли? А знакомо ли вам, Родион, такое понятие, как корпоративная, профессиональная солидарность?

Или, к примеру, такой непременный и необходимый в наших условиях процесс, как раздел сфер влияния?.. Необходимо поддерживать взаимную финансовую безопасность…

— К чему вы клоните? — все еще спокойно уточнил Родион, но кулаки его сжались сами собой.

Егорка, умница этакий, сразу расчухал, к чему идет дело, переступил с ноги на ногу, чуть выдвинувшись из-за кресла. Напоминает о себе, служака, готов бросится на амбразуру… Но пока это было излишне. Родион еще чувствовал себя в состоянии держать эмоции в узде.

Кошарский, кажется, не обращал особого внимания на изменения в настроении своего плохо воспитанного собеседника. Он гнул свое:

— Клоню я к тому, что не прибавляя ни рубля в общий корпоративный котел, вы, господин Березин, стали к тому же мешать нам зарабатывать наши деньги. Вы карабкаетесь год от года все выше и выше. Вы собрали вокруг себя шустрых и способных помощников, и это способствует успеху. Признаюсь, кажется, даже я в лучшие свои времена не был настолько популярен, как вы… — сообщил Кошарский с явным неудовольствием. — Но мои амбиции — дело прошлое. Сейчас вы же перебиваете клиентуру у многих активно практикующих членов нашей Гильдии. Особенно в последний год, после того, как вы перешли на систему постоянных контрактов. Ваша команда сметает всех на своем пути. Зрительные залы по всему городу грызутся за то, чтобы заполучить вас на пару вечеров, и с явным неудовольствием пускают к себе наших проверенных коллег… Вы в курсе, молодой человек, почем нынче билет «на Родиона Березина»?

— Для таких вопросов я держу бухгалтера, — лениво отозвался Родион, предпочитая снова разглядывать свои ботинки нежели разгоряченного Кошарского. — Ну а по большому счету, если кто-то хочет сделать на мне свои деньги, пусть делает, если это у него получается…

— Вы, кажется, вообразили себе, что нас можно отодвинуть в сторону, как старый табурет? Это опасное заблуждение, а вы уже не настолько маленький мальчик, чтобы такое заблуждение можно было вам простить… — зловеще вымолвил Кошарский. — Поэтому от лица всех присутствующих здесь коллег, а также от лица тех, кто не входит в Совет Гильдии, но тоже страдает от вашей чрезмерной активности, я уполномочен обратиться к вам с предложением об обоюдовыгодном сотрудничестве…

Голос Кошарского звучал все более и более официально, и Родион, словно повинуясь его тону, выпрямился в своем кресле. Однако, дожидаться, пока Кошарский договорит свое предложение, Родион не стал:

— Позвольте вас прервать! Я очень скверный мальчик, и буду предельно краток: вы мне надоели. Я прекрасно обходился без вас до сегодняшнего дня, и не планирую менять эту свою привычку точно так же, как и все остальные. Что-нибудь еще непонятно?

Воцарилась тишина. Родион выжидательно осмотрел каждого из сидящих перед ним и потом уточнил:

— Разговор закончен, я полагаю?

— Ну, почти… — сурово сказал Кошарский. — Позвольте дать вам совет: не стоит пренебрегать хорошими отношениями с Гильдией, ибо кто знает, какие палки в колеса может поставить вам жизнь…

— Ах, мы переходим к угрозам? — оживился Родион.

— К угрозам? Разве? — переспросил Кошарский. — Отнюдь. Просто никто не знает что может произойти с бизнесом и с карьерой каждого из нас… И к вашей карьере это относится не в меньшей степени.

— Наймете крутых пареней с маленькими головками и широкими плечиками?

— усмехнулся Родион. — Уверяю вас, в случае необходимости я изыщу самые крошечные головки и самые широкие плечи во всем Питере. У меня хватит на это тех самых немеряных доходов, на которые вы заритесь.

— О, в вашей платежеспобности я не сомневаюсь, — Кошарский сдержанно хмыкнул. — Возможно, что на определенном этапе вы вынудили бы нас выяснить, чьи плечи шире. Но люди нашей профессии, господин Березин, обладают множеством не таких кровопролитных и абсолютно верных способов убрать конкурентов с дороги…

Совершенно неожиданно из-за спинки кресла Егор издал такой звук, словно его тошнило. Вряд ли брат давился от смеха, скорее всего он просто решил подыграть Родиону. Но его смешок оказался очень в тему. Кошарский не ожидал от безмолвного телохранителя осознанных реакций. Он с удивлением воззрился на Егора, явно сбившись с мысли.

— Хотите меня заколдовать? — со смехом спросил Родион. — Давайте, давайте. Вы лучше меня знаете, что в ваших рядах нет ни одного настоящего кудесника…

Члены Совета угрюмо молчали, хотя на многих лицах читались возмущение и протест. Но видимо у Совета была четкая предварительная договоренность: вести переговоры было доверено Кошарскому. Поэтому он заговорил после тяжелой паузы:

— Я не хочу больше спорить с вами, Березин. Вы обыкновенный молодой нахал!

— Пардон, — возразил Родион. — Я как раз НЕобыкновенный молодой нахал. Поскольку я не шарлатан, в отличие от некоторых…

Вконец заведенный Кошарский подпрыгнул с места, почти бегом выбрался из-за длинного низкого столика, подскочил к креслу Родиона и уставился на ненавистного конкурента.

Вскинув в возбуждении руки, Кошарский, похоже, хотел просто сделать какой-то отчаянный жест, но у Егора нервы уже не выдержали. Он решительно шагнул в сторону и вышел из-за кресла, собираясь перехватить руку Кошарского, едва лишь тот потянется к брату.

— Спокойно, Егор, — Родион взглядом отправил Егора на место и, повернувшись к Кошарскому, вздохнул: — Чем еще удивите?

— Для начала можно просто-напросто лишить лицензии!!.. — рявкнул Кошарский. — Мы имеем право обращаться в разрешительные государственные органы с просьбами об отзыве лицензии! И еще не было случая, чтобы к нам не прислушались!

— Вы не сможете лишить меня лицензии, — ласково сообщил Родион. Потому что ее у меня нет. Она мне не нужна. То, что я делаю, лицензированию не подлежит. Я всего лишь демонстрирую удивительные, но невинные вещи…

Кошарский вызывал у него уже не гнев и не раздражение, а нестерпимую брезгливость. Но Родион решил не выдавать себя до конца. Срыв был совсем ни к чему.

Джан Серафимович помолчал и задумчиво сложил руки на груди:

— Что ж… Вы осторожны. И вам, судя по всему, дорого ваше доброе имя. Скажу вам, что его-то как раз испортить проще простого, тем более когда речь идет о ВАШЕМ добром имени. Вы слишком много поводов подаете для того, чтобы испортить собственную репутацию! — выпалил уже потерявший самообладание Джан Кошарский.

— Например? — поморщился Родион.

— Вы живете уединенно, замкнуто, общаетесь только с теми, кто непосредственно на вас работает. Вы не бываете в обществе, не выходите в свет, не посещаете места, которые просто необходимо посещать людям нашего круга… Народ ни разу не видел вас, своего кумира, в женском обществе…

Родион почувствовал, что губы его готовы заплясать. Но он овладел собой и холодно пояснил:

— Да, Кошарский, меня не любят женщины, но это моя беда, а не вина. И я не терплю, чтобы вокруг меня увивались толпы ничтожеств вроде ваших прихвостней. И что? Как вышеозначенное может повредить моей репутации? Мне двадцать восемь, и я — затворник. Согласен, что в глазах обывателя это выглядит странно, но это не есть аморальное деяние! Может, вас интересует узор на моем нижнем белье? Уверяю, там нет нецензурных надписей, но если не верите, могу продемонстрировать!

Кошарский угрюмо молчал. Кажется, он исчерпал запас компромата. Видимо, слов у него не осталось, а опуститься до выражений он не мог.

Родион вдруг понял, что все происходящее надоело ему по самое некуда.

— Не знаю, все ли вы высказали, но я ухожу. Оставьте меня в покое,

— он попытался придать голосу равнодушие, но слова прозвучали несколько угрожающе. — Надеюсь никогда больше вас не видеть ни вместе, ни по отдельности…

Родион повернулся спиной к Кошарскому и его братии.

Не глядя на Егора, он поспешно двинулся к выходу. Отдавать Егорке приказания было ни к чему, он и так не отстанет ни на шаг. Прочь отсюда, иначе все усилия пойдут прахом… И так Родион удивлялся собственной выдержке.

Беседа получилась содержательная. Родион выяснил все, что требовалось. Ушки теперь стоило держать на макушке. Об эту отвратительную компанию из дома под солидной вывеской так легко было испачкать руки…

Родион вышел в коридор и пошагал вперед.

Глава 3. Зажравшийся злыдень

Егору пришлось поспешить. И сильно поспешить. Родион летел, как на крыльях, стремясь поскорее покинуть здание Гильдии.

— Родька, подожди! — окликнул Егор брата, но тот почти бегом спустился с лестницы и исчез из вида.

Устремившись вдогонку, Егор сразу же заметил, что к входной двери откуда-то из-под лестницы бросился опозоренный вахтер. Возможно, ему строго запретили покидать свой пост, потому что он все еще был в тех самых брюках, в которых его недавно постигло несчастье.

Егору очень хотелось побыстрее проскочить холл, и он ни за что не остановился бы, но взметнувшаяся рука преградила ему путь, уперевшись в дверной косяк прямо перед его носом.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Егор. Выяснять отношения было некогда. Родион мог за это время убежать сгоряча Бог знает куда.

— То самое, приятель! — проскрежетал зубами оскорбленный охранник.

— Ты передай своему боссу, пусть не выпендривается, если не хочет больших неприятностей… — и мощная лапа сгребла Егора за воротник. — И он еще крупно пожалеет о том, что сделал…

Интересно, почему охранник решил, что Егор будет смирно стоять и слушать, пока его треплют за шиворот? В поисках ответа на этот смешной вопрос Егор с силой влепил детине каблуком по колену. Застонав от боли, вахтер согнулся и схватился руками за ногу.

— Ну, змееныши… Вы этот день еще вспомните… — провыл он уже за спиной Егора.

Иногда Егор жалел, что за годы пребывания в должности Стража он так и не занялся собой по-настоящему. Все-таки он не был телохранителем в обычном смысле этого слова, и к тому же питал стойкое отвращение к ситуациям, в которых приходилось прицельно махать конечностями. Хотя, конечно, должность время от времени ставила его именно в такие нелюбезные сердцу положения, и Егор старался выходить из них с честью.

Отметив, что после удара его жалость к описавшемуся вахтеру благополучно прошла, Егор прошмыгнул сквозь тяжелые тройные двери и выскочил на улицу.

Родион, сунув руки в карманы пальто, размашисто шел по противоположной стороне набережной, вдоль гранитного парапета, и был уже в квартале от здания Гильдии.

Егор забрался в машину, поспешно развернулся на практически пустой проезжей части и догнал брата. Остановившись рядом с ним, Егор наклонился и распахнул правую дверцу:

— Влезай!

Но Родион повернулся спиной к машине и встал, навалившись на парапет.

— Босс, влезай, поехали!..

Увы, босс прикинулся, что оглох. А может быть и вправду был слишком на взводе, чтобы обращать внимание на призывы своего Стража. Егору ничего не оставалось, как снова выбраться наружу. Если боссу приспичило подышать ночным октябрьским воздухом, значит придется терпеливо ждать, когда это его желание пройдет.

Егор встал рядом и искоса взглянул на брата:

— Поздравляю, ты неплохо держался…

Родион отрешенно смотрел на темную колышущуюся водную поверхность, но вопрос слышал. Презрительно усмехнувшись, он тихо проговорил:

— Неплохо держался? Тебе так показалось? Тогда ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься, Страж… Удивляюсь, как меня не стошнило к концу беседы.

— Нисколько я не ошибаюсь. Ты скорчил из себя бывалого хама и довел Кошарского до ручки… Я тобой любовался, братишка, — честно признался Егор. Он и вправду, до чертиков завидовал необъяснимой способности Родиона небрежно и вдохновенно издеваться над людьми. — Умеешь ты себя красиво подать…

Родион грустно хмыкнул.

— Держись теперь, Родька… Кошарский на тебя всех собак спустит!

— Я его не боюсь.

Сказано это было с такой холодной уверенностью, что Егор разозлился:

— А может быть зря?!

— Если ты так считаешь, доложи о своих опасениях Осташову. Он парень толковый, обмозгует все, — равнодушно протянул Родион. — Если надо будет, он наймет тебе несколько надежных парней для постоянного сопровождения…

— Я что, о себе пекусь?! — возмутился Егор. — Я, между прочим, не наживаю себе врагов на каждом шагу!

— А о себе я сам позабочусь. К тому же у меня есть ты, не так ли? — усмехнулся Родион. — Или в свете грядущей схватки мой Страж решил поджать хвост и сигануть в кусты?

— Я могу расшвырять в коридоре полдюжины поклонников, желающих пожать тебе руку, но если за нас возьмутся всерьез, хреновым я окажусь Стражем!

— взмолился Егор. — Ты же знаешь, на что я способен, а на что нет! Я же не супермен!

Родион поджал губы, покачал головой, нахмурившись, но вдруг весело улыбнулся:

— Не паникуй ты раньше времени! Справимся…

— Справимся? С Кошарским и его Гильдией?! Вдвоем?!

— Если боишься, можешь не участвовать, — пожал плечами Родион.

— А если они завтра же…

Родион недовольно поморщился и погрозил Егору пальцем:

— Слушай, Егорка, не доставай меня. Когда ты, наконец, научишься решать проблемы по мере их возникновения? Или это тебе категорически не по силам?

— А ты считаешь, что проблема еще не возникла?

— Как только это случится, я тебе сообщу! — рявкнул Родион. Потом озабоченно глянул, убеждаясь в воспитательной силе своего голоса, и уже спокойнее добавил: — Не суетись…

Егор в отчаянии всплеснул руками:

— Родька, но надо же просчитать возможные последствия…

— Сказано тебе — не суетись! — отрезал Родион. — Что ты на меня нажимаешь? Я не сую голову в песок на пустом месте!

— Ага! На пустом месте? Ты что, будешь утверждать, что Кошарский пустое место?!

— Буду, — кивнул Родион. — Жаль, что мы сейчас не на Невском в час пик. Я бы мог показать тебе один фокус, на который способен практически каждый, только с разной результативностью. Я созвал бы толпу человек в пятьсот, рассказал бы им пару баек о дружбе и любви, а на прощание заявил бы, что к вечеру все мои слушатели скоропостижно умрут, — Родион зловеще усмехнулся и добавил: — Готов спорить, что среди пятисот слушателей пара трупов к вечеру была бы обеспечена.

— Да? Допустим. И что же?

— А то, что у Кошарского трупов было бы около десятка. Все зависит от степени внушаемости конкретного человека и от актерских способностей внушающего. Сплошные естественные факторы и никакого мошенничества, пояснил Родион. — Кошарский всего лишь хороший актер, на которого клюет достаточный процент гипнабельных личностей, и только…

Родион замолчал и рассеянно провел рукой по лицу. Казалось, что от разговора с братом он устал куда больше, чем от изощренной перепалки с председателем Гильдии.

— Да пусть они там все бездари, пусть… — нехотя согласился Егор, хотя красноречие брата ни в чем его не убедило. — Даже распоследнее ничтожество и то не станет терпеть выходки молокососа-фокусника! Ты одним махом нажил себе десяток врагов! Да что там десяток! Завтра вся Гильдия, какая бы она ни была беспомощная, закипит!

Родион помолчал, шевельнулся и вдруг тихо рассмеялся:

— Пусть закипит… Лизать Кошарскому задницу я не буду. Не любитель.

— Дать бы тебе по шее… — растерянно вздохнул Егор.

— Не надо по шее. Лучше дай лапу, — проговорил Родион и жадно вцепился в протянутую ладонь холодными, чуть дрожащими руками. Через минуту он разжал руки и отвернулся.

— Чудной ты у меня, кудесник… — вздохнул Егор и взял брата за плечо.

— Поехали домой, хватит на сегодня экспериментов. А то еще, чего доброго, знаменитого телекинетика Березина и вовсе сглазят в этом нехорошем месте, напичканном одними бездарями… Поехали домой, Родька!

— Дяденьки бизнесмены! — осипший детский голос зазвучал совсем рядом. Родион резко вздрогнул и оглянулся, и лицо его сразу же перекосила брезгливая гримаса.

Егор повернулся и увидел мальчишку лет пятнадцати, худого, в непомерно большой куртке и туго натянутой шапочке со свалявшимся помпоном. На висках и грязной шее пацана чуть ли не комья чернозема висели.

— Дяденьки бизнесмены! — бомжонок звучно шмыгнул сопливым носом и провел по губам перепачканным кулаком. — Подайте на хлеб, дяденьки, с утра ничего не ел!..

Родион поежился, бросил сквозь зубы:

— Пошел прочь отсюда! — и отвернулся к реке.

Мальчишка настороженно замер, но не ушел, а с надеждой уставился на Егора

Егор вынул из нагрудного кармана купюру и, вскользь подумав, что малец, скорее всего, если и успеет купить что-нибудь для себя, то это будет не хлеб, а сигареты, двумя пальцами протянул деньги мальчишке.

Тот завороженно смотрел, но не на деньги, а в лицо Егору, но потом очнулся, подхватил подачку и стремительно помчался по набережной, спеша удалиться на безопасное расстояние от двух странных дяденек.

— Делать тебе нечего, — проворчал Родион.

— А тебе что, жаль каких-то крох? — удивился Егор.

— Ты хоть видел, кому давал? — брезгливо пожал плечами Родион. — На редкость противный замарашка. Он что вообразил? Что чем грязнее его руки, тем он скорее разжалобит дяденьку бизнесмена? Так он думает, да?..

— Он никак не думает, — устало возразил Егор. — Он живет в люке.

— Даже живя в люке, можно найти воду, чтобы умыться и не вызывать своим видом тошноту у тех, у кого просишь на хлеб, — отрезал Родион. Неужели он не понимает, что противен?

— Ему до сих пор никто не сказал о том, что он противен, а сам он еще слишком глуп, чтобы понять, почему от него шарахаются прилично одетые люди… — со вздохом сказал Егор. — Пока он просто не придает этому значения.

Родион задумчиво взглянул вслед убежавшему пацану, потом перевел взгляд на Егора и сухо заметил:

— Ну конечно, ты у нас хоть и бестолковый, но такой душевный парень, а я такой-сякой нехороший, придираюсь ко всяким мелочам…

Егор проглотил и это, промолчал, считая, что инцидент исчерпан, но Родион вдруг сорвался на крик:

— Знаю, знаю: этот шкет — святая простота, над ним надо умильно сюсюкать!

А я — бессердечный зажравшийся злыдень! Да?!!..

— Что ты разошелся? — изумился Егор. — Прекрати! Ты орешь на всю улицу!

— Хочу и ору! — огрызнулся брат. — Все, Егор, я валюсь с ног. Поехали домой!

Он с силой рванул дверцу, забрался на сидение, заерзал, остервенело поддергивая длинные полы пальто. Потом вдруг откинулся на спинку и затих.

Егор послушно занял свое место и повел машину по опустевшим ночным улицам. Родион полулежал, откинувшись и прикрыв глаза, и за всю дорогу не произнес ни слова.

Машина въехала под узкую арку в страшноватый двор-колодец и заняла свое место между мусорным бачком и подъездом с кодовым замком на обитой дерматином двери. Фары, осветив напоследок кривые надписи на стене, погасли. Егор тронул Родиона за колено, и когда тот встрепенулся, Егор отметил, что глаза брата стали совсем измученными. Стойко продержаться во враждебном окружении, а потом извести себя на какой-нибудь ерунде — это было как раз в репертуаре его светлости.

Хмурый и угрюмый, Родион молча проделал весь путь до двери в квартиру. Пока Егор возился с замком, брат внимательно изучал глубокий лестничный пролет, а потом, входя в квартиру, проговорил:

— Ты был, конечно, прав…

— В чем именно?

— Тот бомжонок, скорее всего, действительно не придает всему этому значения…

— Ты что, все об этом? — недовольно фыркнул Егор. — Я уже и думать о нем забыл…

— Конечно, ему все равно, — словно не слыша, продолжил Родион. — Но, к его несчастью, мне не все равно. И ни ему, ни ему подобным не подам даже копейки…

Завершив свою мысль, Родион небрежно скинул ботинки, упираясь носами в задники, потом, не оборачиваясь, сбросил пальто прямо на пол и пошел своей дорогой.

Егор со вздохом наклонился, поднял пальто, но возмущаться не стал. Порядок в доме лежал на нем, а не на боссе.

— Ужинать не буду, — сообщил Родион, входя к себе. — Ложись спать, и не вздумай ко мне приставать, убью. Завтрак к десяти: яичницу с овощами, и никакого бекона…

Когда Егор расставил обувь, повесил пальто брата и свою куртку и прошел к себе, дверь комнаты Родиона оказалась плотно притворенной, а из-за нее не доносилось ни звука. Зажравшийся злыдень, отведя душу, уже изволил почивать.

Глава 4. Проблема сменить штанишки

Члены Совета Гильдии расходились медленно и неохотно. Не наговорившись наверху, в зале заседаний, они долго толпились в вестибюле, орали, спорили, перебивая друг друга.

Творческие люди, черт их дери.

Хотя непонятно, ради чего стоило так шуметь, ведь разномастная компания была единодушна в главном: Родион Березин есть элемент исключительно вредный. Если и не для общества в целом, то уж для славной Гильдии точно.

До конторки Андрея доносились сумбурные выкрики с лестницы, отдельные горячие реплики и нестройный, но весьма агрессивный гул. Главные чародеи всея Руси на чем свет стоит поносили наглеца Березина, размахивали руками и угрожали всерьез взяться за своего нахального недруга.

Андрей не мог дождаться, когда же, наконец, вся эта братия вытечет из здания наружу и растворится в тумане. Казалось, это будет длиться вечно, и в конце концов эти бабки и дядьки застрянут здесь на всю ночь.

Некоторые подходили к конторке, выражали Андрею свое сочувствие, возмущались, советовали немедленно подать на Березина в суд за оскорбление действием и предлагали свои варианты суммы, которую следовало в этом случае потребовать в качестве компенсации за моральный ущерб.

Андрей вежливо кивал, глотал ярость, комком застревающую в горле, и сквозь зубы благодарил за участие. Ему не проходилось притворяться оскорбленным, душа его кипела от унижения.

Чего Андрей никак не мог предвидеть, так это собственного конфуза. Последний раз он наделал в штаны лет тридцать назад, будучи в нежном детсадовском возрасте… Проделка фокусника Березина оказалась для него совершенно неожиданной. За те месяцы, которые Андрей провел при Гильдии, он не пропустил практически ни одного публичного сеанса модного телекинетика, но так и не выяснил до конца, какие хитрые штучки способен творить этот молодой парень.

Конечно, можно было бы предположить, что человек, управляющий электромагнитными полями, сможет заставить сократиться или раслабиться мышечные ткани человеческого организма. Но у Андрея не было времени для таких гипотез. Познание вожделеного объекта пошло непредсказуемым эмпирическим путем, и первый результат был ощутим, сыроват и слегка вонюч. Андрей лишь тогда понял, что происходит, когда горячая струя потекла по ногам.

После того, как прошло изумление, первым желанием Андрея было несмотря ни на что вцепиться в фокусника и научить его кое-чему… Едва сдержался.

Андрей старался заглушить досаду. Ладно бы еще от столь тяжкого испытания была бы практическая польза… А так — ничего, кроме стыда, горечи и яростного желания стереть Березина в порошок.

Но все же, несмотря ни на что, кучерявый наглец оставался твердой валютой, которой не грех было обзавестись. Такие ребята не только на дороге не валяются, они нигде не валяются… Вот только возможно ли приручить такого строптивца? Если это вообще возможно, то дано не всякому. Джан Серафимович точно свою вставную челюсть обломает…

Пока в вестибюле без толку толпился народ, а к бедрам прилипли мокрые брюки, ни о каких дельных размышлениях и речи быть не могло. Андрей рассеянно прощался с покидающими вестибюль кудесниками и нетерпеливо сучил ногами, ерзая на стуле: очень хотелось переодеться.

Увидев, как к конторке направляется Кошарский, неторопливо вышагивая по вестибюлю, Андрей призвал на помощь все свое благоразумие.

За время своей верной службы в чародейском гадюшнике Андрей люто возненавидел этого чванливого бездаря. Кошарский всплыл и прославился на ерунде. По части природных талантов председатель не годился и в подметки некоторым из рядовых членов Гильдии, например, умнице Марьяну, но своей жесткой дланью Кошарский держал в узде довольно многочисленный коллектив и заставлял послушных соратников пахать на себя и на особ, приближенных к своей персоне.

Не то чтобы Андрей завидовал статусу Кошарского… Он не желал бы занять его место, потому что не представлял себя во главе официального учреждения. Андрей не собирался быть на виду, по крайней мере в обозримом будущем. Даже в случае успешного развития событий Андрей не планировал приучать широкую публику к себе. Роль серого кардинала, тайной, но сильной руки всегда прельщала Андрея больше, чем всесторонний выпендреж Кошарского.

Между тем, вид у стареющего, но ухоженного и во всем следящего за собой человека был очень даже ничего. Но самодовольство этого преуспевающего дядечки и его вкрадчивый, чрезмерно дружелюбный тон добренького барина просто выводили Андрея из себя.

И теперь любезничать с ним и обсуждать свое плачевное положение — еще одна пытка этой проклятой ночи…

— Все разошлись, Андрюша, я последний, — ласково проговорил Кошарский, остановившись около конторки.

Так Кошарский обращался не только к Андрею. Прочий подсобный персонал своего небольшого ведомства председатель также знал по именам, и вообще он был известен близостью к народу, никогда не забывал спросить служащих о здоровье родителей и школьных успехах детей. Кому-то это, возможно, было по душе. Но Андрею повышенное внимание чужого человека было не нужно, особенно учитывая его нынешнее положение.

— Хорошо, проверим систему, — отозвался Андрей, выставил рычажки на пульте охранной сигнализации, проверил включение и, убедившись, что цепь замыкается нормально, взглянул на Кошарского. — Все в порядке, Джан Серафимович. До свидания.

Но Кошарский не собирался удаляться. Он привалился к окошечку конторки, опираясь плечом на стену и воззрился на Андрея из-под полей своей модной шляпы.

— Тебе сегодня досталось, дружок, — мягко сказал он, покачивая головой.

— Ничего, Джан Серафимович, — вздохнул Андрей, стиснув зубы. — Работа такая, все бывает.

— Я подумаю, как впредь обеспечить тебе и твоим коллегам достойную компенсацию за подобные происшествия. Ведь это форменная производственная травма, не только физическая, но и моральная, разумеется…

Андрей едва сдержался, чтобы не зарычать в ответ.

Кошарский все стоял рядом с окошечком конторки, и его рука в перчатке слегка постукивала по стеклу.

— Мне пора сдавать здание под охрану, — угрюмо заявил Андрей. — Или вы что-то еще хотите мне сказать?

— Да есть у меня к тебе дельце, дружок, — протянул Кошарский, пристально взглянул на Андрея и обеспокоенно уточнил: — Ты только расстроен, Андрюша, или тебе еще к тому же и нездоровится?

— С чего вы взяли? — буркнул Андрей.

— Бледный ты, руки подрагивают. Неважно ты выглядишь, дружок…

— Кошарский поджал тонкие губы и пытливо взглянул в глаза Андрею. Готов побиться об заклад, что мысленно ты откручиваешь Березину голову… И в этом я готов присоединиться к тебе, дружок… — Кошарский снял перчатки и размял пальцы. — Более того, я готов признать, что Родион Березин это очень скверная проблема.

С этим было трудно не согласиться. Но поддакивая Кошарскому, можно было навести его на совсем несвоевременные мысли. И Андрею пришлось выкручиваться:

— Да стоит ли связываться? — буркнул он. — Кудесник он, конечно, стоящий, но ведь скотина…

— Ну это я и без тебя знаю. Березин — это алмаз, как ни крути… Но дерзок мальчишка. А дерзок потому что молод и глуп… — усмехнулся Кошарский. — Ты близко к сердцу не принимай. Обломаю я его… — на этих словах голос Кошарского стал ледяным. — Обломаю паршивца, как прутик…

Было похоже, что несвоевременные мысли уже посетили Кошарского без постороннего участия. Андрей встревожился.

— Вы все-таки собирались прибрать его к рукам? — осторожно уточнил он.

— Это обязательно, — сухо подтвердил Кошарский. — Березин меня за живое задел, и даром ему это не пройдет. Мое самолюбие что-нибудь да стоит, как ты считаешь, Андрюша?

Андрей смолчал и отвел глаза. Он со своим-то самолюбием еще не сговорился, так где ему было прицениваться к амбициям председателя.

— И проблему эту я намерен решить немедленно… — жестко бросил Кошарский. — Он мне нужен, Андрей. Весь, с потрохами. И как можно скорее…

Этого Андрей опасался больше всего. Он покосился на Кошарского. Тот нервно тискал кожаные перчатки, грозя проковырять в них дырки. Сразу видно, решение свое он менять не намерен.

— Действуй, Андрюша. Все должно быть организовано на уровне.

— Я думаю, это ваша ошибка, Джан Серафимович.

— Ошибка? — брезгливо переспросил Кошарский. — Кажется, ты меня не понял, Андрюша, или не хочешь понимать. Мне он нужен. Это исключительный гаденыш, и поэтому я хочу его заполучить… Плевать мне на его пакостную натуру! Он пахнет большими деньгами. И я готов потратиться на его перевоспитание! Теперь тебе все ясно?

Андрей молчал.

— Неужели, Андрюша, мои смутные опасения подтверждаются? — голос Кошарского снова стал ласковым.

— Какие опасения? — Андрей попытался придать своим словам побольше равнодушия, но внутри у него все напряглось.

— Если кто-то перестает понимать меня с первого раза, это означает, дружок, что этот кто-то ведет какую-то свою игру… — Кошарский покачал головой и укоризненно добавил: — От тебя я этого не ожидал… Думаешь, я не знаю, что ты Березина для себя припасти хочешь?

Андрей вскинул голову:

— Джан Серфимович, я работаю на вас!..

Кошарский раздул ноздри и ощерился:

— Не держи меня за дурака! Левачок ты гонишь, Андрюша… Обводишь меня, старика, вокруг пальца… Смелый ты парень. Должен, вроде представлять, чем может закончиться деятельность подобного рода… — Кошарский помолчал, потом спросил с нежностью. — Проблемы, милый? Деньжат не хватает? Решил с дороги, наезженной трудами старого Джана, развилочку проложить?..

— Я исполняю ваши поручения от и до!

— Верно. Но с некоторого времени, ты с еще большим рвением занимаешься собственными делишками. Я не терплю, когда мои люди работают на два фронта! Я наказываю подобную самодеятельность, и очень строго…

Андрей взглянул в глаза Кошарскому и, видимо, не смог скрыть охватившей его злобы:

— Воля ваша, Джан Серафимович. Если вы не хотите, чтобы я на вас горбатился…

— И не думай, дружок, что ты сейчас просто уйдешь и продолжишь гнать левачок. Ты останешься здесь, при мне, и думать забудешь о своей кустарной возне. Иначе будешь иметь неприятности, Андрюша…

Кошарский не стал бы сдавать Андрея и тем самым разглашать тайны хитрого бизнеса, идеологом которого он оставался по сей день. Но Андрей теперь уже не сомневался, что он в руках у старого хрыча.

— Так что подумай, Андрюша. Мне, конечно, жаль твоего мальчишку, но если ты не будешь благоразумным…

— Прекратите, Джан Серафимович! — перепугался Андрей.

Брови председателя взлетели домиком:

— Уж не думаешь ли ты, что я за столько времени не заметил твоего маленького звереныша и не разузнал хорошенько, откуда он взялся?

Андрей стиснул кулаки и промолчал. Возразить ему было нечем.

— Короче говоря, даю тебе карт-бланш, Андрюша, — процедил Кошарский. — Я хочу, чтобы Березин на коленях приполз ко мне, сжимая в одной руке вступительный взнос, а другую протягивая за членским билетом Гильдии…

Кошарский неторопливо натянул перчатки, вздохнул и совершенно спокойно закончил:

— Ладно, заболтатся я с тобой. Жена, должно быть, заждалась. Да и шофер, наверняка, уже уснул в машине, меня дожидаясь. А тебе пора переодеться, а то от тебя скверно пахнет… Всего хорошего, Андрюша. Спокойной ночи, дружок…

Андрей послушно оскалился в ответ, проклиная своего заботливого начальника.

Едва лишь за Кошарским закрылась тяжелая входная дверь, Андрей выскочил из конторки и бросился в хозяйственную кладовую. Оставаться в пропахших мочой брюках он не желал, но и собственную чистую одежду он не хотел поганить.

Прежде надо было принять душ, а пока Андрей надеялся найти хоть что-нибудь на смену.

Отперев кладовую, Андрей щелкнул выключателем и окинул беглым взглядом довольно большую комнату, которую едва-едва освещала совсем слепая лампочка. Разглядеть с таким светом ничего нельзя было, и он смог лишь проложить путь через нагромождение вставленных одно в другое ведер, штабеля картонных коробок, мешков и пакетов, перевернутых стульев и кресел.

Приглушенно ругаясь, Андрей пробрался в середину кладовой, распихал ногами какие-то мешки и ведра и остановился на расчищенном месте, соображая, что именно и где следует искать.

Эту комнату хотелось покинуть поскорее. Здесь пахло не только вековой пылью, но и еще кое-чем. Этот запах был неотъемлемой частью человеческого бытия. Он присутствовал, как правило, во всяком подсобном помещении, в разного рода казенном жилье или, например, в пассажирских поездах… И уж самое место ему было в подобных этой кладовке конурках. Происхождение запаха прояснилось сразу. Его источник стоял на виду: в одно из ведер были сунуты плохо промытая и недосохшая половая тряпка и пеньковая швабра.

Подозревая, что уборщицы держат где-нибудь в углу запасное рванье,

Андрей начал обследовать свалку. Но его ждали сегодня лишь разочарования.

Правда, несколько раз ему попадались какие-то трикотажные тряпки с двумя штанинами, но все они были непременно с круглыми дырками на причинном месте. Необъяснимая страсть своих соотечествениц мыть пол непременно штанами, надетыми на швабру, могла серьезно помешать Андрею привести себя в порядок…

Андрей остервенело копался в тряпье, но ему попадалось все, что угодно, только не то, что положено надевать на нижнюю часть тела. Наконец он завидел нечто подходящее на самом верху штабеля картонных коробок, и, подпрыгнув, сдернул сверху две тряпки. Одну из них, синий рабочий халат, он отбросил в сторону, оставив широкие линялые синие брюки, заляпанные во многих местах разноцветными каплями масляной краски. Все лучше, чем ничего.

Андрей быстро освободился от своих мокрых форменных брюк и, содрогаясь от отвращения, натянул находку. Хотя Андрея никто не назвал бы худощавым, ужасные штаны едва держались на его талии. Свернув комом испорченные форменные брюки, Андрей выбрался из бытовки, все еще чувствовуя, как дрожат руки от недавно сжигавшей его злобы.

В темном вестибюле было прохладно и пусто. Все, кому следовало уйти, давно ушли.

Когда из-за колонны неожиданно выскочил оборванный паренек в черной куртке, скособоченных сапогах и шапочке с помпоном, Андрей в первое мгновение испугался, не ожидая увидеть чужих. Затем, не желая тратить слова, грозно пошел на непрошенного гостя с намерением вытолкать его взашей, рывком хватил за грязный воротник…

— Эй, ты чего?! — заверещал паренек, и Андрей, переведя дух, с изумлением понял, что не узнал в оборванце собственного сына.

— Ну ты сегодня вырядился… — опешил Андрей. — Это уже слишком…

— Ты же сам послал меня… повертеться возле них, — пояснил Шурка с тревогой. — Ты что, не помнишь?

— Помню. Ну и как? — скептически усмехнулся Андрей, отпуская сына.

— Есть результат?

— Этот длинноволосый — жмот. А стриженный ничего… Вот! Добыл пять баксов, — довольно улыбнулся Шурка и полез в карман. — Пап, у нас какой курс нынче?

— Бес его знает, — нервно фыркнул Андрей. — Везунчик ты у меня, Шурка, а вот мне сегодня…

Он замолчал на полуслове. Ни к чему было отчитываться перед мальчишкой, тем более в столь неблаговидных происшествиях.

— Пап, ты что такой? Что-то не так? — опять встревожился Шурка.

— Все в порядке. Иди-ка, смой эту грязь… — Андрей брезгливо сморщился, проведя пальцем по щеке сына.

— Можно, я с тобой посижу? — с надеждой спросил мальчик, кивнув на конторку.

Но Андрей категорически покачал головой, и Шурка, вздохнув, поплелся в служебку.

Входные двери заскрипели вновь, и Андрей, чертыхаясь, швырнул мокрые брюки в конторку, а потом вышел в вестибюль.

Невысокая, тонкая, как стебелек, женская фигурка застыла у лестницы.

— Елена? Ты зачем здесь? — удивился Андрей.

— Джан еще здесь? — нетерпеливо отозвалась она. — Я звонила домой, его не было…

— Он уехал десять минут назад… Где ты шляешься? Он считает, что супруга его дома заждалась… — съязвил Андрей, вдыхая сильный аромат вечерних духов.

— Я была в театре, — невозмутимо ответила женщина.

— Ой ли?

Елена и вправду была в нарядных, но слишком легких для конца октября туфлях и в неброском, но изумительно элегантном вечернем платье, которое виднелось под расстегнутым плащом.

— Тебе предъявить билет? — засмеялась она.

— Джану предъявишь… Не для того я вас свел, чтобы ты, дура, своими похождениями все испортила! — заорал Андрей.

— Ты что себе позволяешь? — тихо и брезгливо спросила Елена. — Я прекрасно понимаю свою высокую миссию. Нечего на меня кричать… К тому же я действительно была сегодня в Мариинке.

Андрей стиснул кулаки:

— Ладно… Извини, я просто не в себе.

— Что-то случилось?.. И чем это пахнет?

— Производственная травма… — ответил Андрей, вспомнив утешения Кошарского.

— А раз так, нечего срывать на мне досаду, — отрезала Елена.

Андрей безропотно проглотил замечание. В последнее время он чувствовал себя все беспомощнее в ее присутствии. Да, Елена приходила по первому зову, выполняла поручения, не обсуждая их и не протестуя. Но при этом на ее лице всякий раз появлялось выражение брезгливой усталости.

Когда-то все было иначе.

Год назад Андрей искал себе и сыну очередное временное пристанище. Тогда Марьян уже вполне освоился в Питере и настойчиво звал Андрея к себе на жительство. Но жить с Марьяном означало связать себе руки, и Андрей не согласился.

Будучи в то время на мели, он не мог снять жилье и решил обосноваться на некоторое время за городом в одном из легких дачных домиков, позаброшенных на зиму своими городскими хозяевами.

Совершенно наугад Андрей и Шурка выбрали один из домишек, такой же отсыревший и нетопленный, как все прочие, с выбитыми кое-где стеклами и дверью, держащейся на соплях. Андрей был уже закаленным скитальцем, да и Шурку успел приучить к кочевой жизни, поэтому такие мелочи не могли испугать их.

Выбранный домишко ничем не отличался от множества, сгрудившихся вокруг, но если с вечера отец с сыном ничего подозрительного внутри не обнаружили, то утром Шурка расслышал на чердаке какие-то звуки… В недостроенной еще мансарде оказались следы недавней оргии и избитая, обессилевшая в нервной лихорадке девушка.

Нужно было, конечно, вызвать милицию и скорую, но Андрею совсем не хотелось никому объяснять, кто он и что делает с чужом доме, поэтому, тщательно осмотрев девушку, Андрей решил, что справится своими силами.

Какие-то подонки обошлись с бедняжкой довольно скверно, но то ли вовремя одумались, то ли просто побоялись убить. Ее связали, чем попало, да и бросили прямо в пустом промерзшем домике, оставив ничего не подозревающим хозяевам страшный подарок к неблизкой еще весне… Если бы не случай, пославший ей Андрея, девчонка неминуемо погибла бы, потому что ни освободиться самой от пут, ни позвать на помощь она не смогла бы.

Сначала она страшилась даже собственной тени, боялась, что насильники вернутся, долго не хотела назвать свое имя… Андрей как мог успокоил ее, приложив все свои умения, просидел с ней несколько ночей, пока она не оклемалась немного, залечил нехорошие жестокие раны, поил, кормил, расчесывал длинные каштановые волосы, вытирал слезы со щек…

Потом Елена поправилась, и Андрей готов был ее отпустить на все четыре стороны. Но девушка оказалась не только красавицей, но и умницей, и Андрею подумалось, что он вполне имеет право воспользоваться ее услугами хотя бы в качестве компенсации за хлопоты.

Марьян встал на дыбы. Третий всегда казался ему лишним. Марьян с неохотой терпел даже Шурку, а уж идее Андрея насчет девушки он сопротивлялся долго и упорно. Андрею с трудом, но удалось восстановить мир в своем королевстве, и он оставил Елену при себе.

Несколько месяцев он кормил ее наравне с собственным сыном, одевал так, как подобает быть одетой красивой девушке ее лет… И справедливо надеясь если не на безоговорочную преданность, то уж хотя бы на благодарность и помощь, Андрей через некоторое время посвятил ее в свои дела и планы. Вряд ли она оказалась от них в восторге, но никаких протестов не высказала, и выполняла все, что ей велели. Хотя в последнее время Андрея просто бесил ее усталый взгляд, полный досады и отвращения.

В душу Андрея уже не первый раз закралось сомнение: а можно ли доверять девушке так же безоговорочно, как и прежде? Вряд ли… Все перечит да подшучивает, и глаза какие-то отсутствующие…

— Не раскисай, Андрей, — равнодушно произнесла Елена. — Попробуй отнестись ко всему философски… Должны же быть издержки на пути к твоим великим целям. Я вот должна изображать верную супруга старого придурка. Думаешь, так приятно его дряблые телеса оглаживать? А ты вот штанишки подмочил, и уже расклеился…

— Замолчи! — оскалился Андрей. Иногда ему хотелось просто свернуть ей шею. — Ты ничего в этом не смыслишь!

— Ну не скажи, — грустно обронила Елена. — Благодаря твоим гениальным затеям я начала разбираться в самых невероятных вещах…

Он не мог понять, почему взгляд девушки становился таким холодным, едва только они оказывались наедине. Это злило, это тревожило, это заставляло строить самые немыслимые предположения.

Андрей давно уже научился держать себя в руках и благодаря этому столько лет жил тихо и незаметно. Но участившиеся стычки с этой юной, но такой своеобразной женщиной могли пустить псу под хвост все благие усилия. То ли она просто осмелела и строит из себя независимую особу, то ли на уме у нее что-то мерзкое… Андрей чувствовал, что ему этого уже не разгадать. Теперь, когда все смешалось, когда все планы на грани срыва, Елена становилась для Андрея размытым пятном, над которым он потерял контроль и былую власть. А может быть и вовсе не было той власти.

— Ты чем-то не довольна? — уточнил Андрей.

Она склонила голову. Каштановые волосы соскользнули с плеч, завесили лицо. Рука Андрея сама потянулась поправить эти скользкие блестящие пряди.

Елена недоуменно взглянула:

— Что?

Андрей провел тыльной стороной ладони по бархатной щечке. Елена наклонила голову на бок, словно собираясь прижаться щекой к мужской руке, но вдруг резко толкнула ладонь Андрея подбородком:

— Не надо! Марьяна своего ненаглядного погладь…

Он подавил желание ударить ее и только сказал твердо:

— Завтра мне нужно, чтобы ты кое в чем помогла Марьяну. Ему предстоит одно трудное дельце.

— На тему?

— Тема та же. Березин. Я не собираюсь отдавать его Джану.

Она не задала больше вопросов, опустила голову, засунула руки в карманы плаща, вздохнула с таким отстраненным и скучающим видом, словно любое поручение Андрея было ей одинаково безразлично.

— Они нужны тебе оба? И Егор тоже? — произнесла она вдруг.

— Егор? Хм… — удивился Андрей. — На что мне сдалась эта безмозглая нянька-наседка? Правда, он больно лягнул меня в колено, но в сравнении с проделками его брата это ровным счетом ничто. Мусор мне ни к чему…

— Что ж, я поняла! — Елена встала и, не говоря больше ни слова, пошла к выходу.

— Задача ясна?! — крикнул Андрей ей вдогонку. — Марьян с тобой свяжется!

Она что-то прошипела, прошла через вестибюль, как следует отводя душу, хлопнула всеми дверями и выскользнула на улицу.

Андрей со вздохом поднялся, протопал к входной двери, накинул здоровенный старорежимный крючок, покрутил ключами в замочных скважинах, вернулся в конторку и включил систему сигнализации, а потом медленно побрел по коридору, в служебную бытовку.

Три вахтера, работавшие в Гильдии посменно с Андреем, имели отличные квартиры, после смены стремились кто домой, кто в места не менее привольные, и к удобствам во время дежурства они были почти равнодушны. Служебной комнатой они не очень-то интересовались и пользовались ею редко. Поэтому Андрей, устраиваясь на работу, с согласия коллег и разрешения Кошарского превратил служебку в свое временное жилище.

Это было просторное помещение с огромным трехстворчатым окном, от которого, правда, почти не было толку: слишком высоко от пола было расположено это окно. Однако при значительном объеме комната была теплой, и за долгие годы скитаний, предшествующие появлению Андрея в Гильдии, это было первое приличное место, не вызывающее отвращения.

Андрей перегородил комнату тяжелыми старыми шкафами, устроил закуток для ночевки, оборудовал уголок для кухни. Наконец, он перенес из канцелярии компьютер, который пылился там без дела: бухгалтерша, классическая конторская шушара предпенсионного возраста, произросшая из недр какого-то профкома, боялась прикасаться к чудесной машине.

Компьютер был водружен на низкий столик, подключен, отлажен, и Андрей частенько поигрывал вслед за Шуркой в его игрушки, проходя этап за этапом. Бессмысленное в сущности занятие успокаивало разыгравшиеся нервы. Хотя, конечно, после сегодняшних передряг никакая игра не в силах была помочь…

В комнате было темно, только попискивал компьютер, и умытая, но еще непросохшая физиономия Шурки блестела в непосредственной близости от монитора. Мальчишка сражался с очередным монстром, так ожесточенно орудуя джойстиком, что тот только жалобно потрескивал.

— Не тыкайся носом в экран, — машинально проговорил Андрей, закрывая за собой дверь.

— А то зрение испорчу? — засмеялся Шурка.

— Это было бы не очень смешно.

— Брось, папа. Какая разница, если я скоро окажусь прямо там… Шурка кивнул на экран монитора. — Я не успею испортить зрение… Да там глаза и не нужны…

Может быть, была вина Андрея в том, что сын до сих пор с трудом выражал свои мысли… То есть, говорил-то он иногда больше, чем нужно, но от его заявлений в пору было чесать в затылке.

— Где это ты окажешься? — подозрительно уточнил Андрей. — Прямо там

— это прямо где? Замахнулся на виртуальную реальность?

Шурка с досадой поморщился.

— Ну не прямо там… — вздохнул он. — А в таком же беспредельном месте.

— В компьютере нет беспредельных мест, а одни нули и единицы, я же тебе объяснял… — возразил Андрей. — Ты уже в состоянии это понять…

Андрей прекрасно понимал, что вразумлять Шурку бесполезно. Мальчишка всерьез относился к своим фантазиям.

— Чтобы попасть туда, как я знаю, надо прежде покинуть этот мир навсегда. Сделай милось, повремени с этим… — Андрей произнес это в шутливом тоне, но беспечное отношение сына к пограничному и потустороннему тревожило его. Поменьше бы Шурке общаться с Марьяном…

— Папа! — нетерпеливо окликнул Шурка.

— Что? — устало вздохнул Андрей.

— А Елена говорит, что ты псих…

— Наплюй на нее, — отмахнулся Андрей.

— Да-а, наплюй… — голос сына зазвучал обиженно. — Ты же не псих!..

— А вдруг у меня и справка есть? — усмехнулся Андрей.

— Как это? — растерялся мальчик.

— Шутка, — отрезал Андрей.

Шуток сын не понимал, и это иногда огорчало Андрея.

Справка, тем не менее, существовала. О том, что Шурка… ну если и не псих, то почти. Подросток с задержкой психического развития. Правда, умыкнув сына из специнтерната, Андрей забыл прихватить эту справку.

— Ага-а… — загадочно протянул Шурка.

— Что «ага»? — не понял Андрей.

— Ух ты! Куда собрался?! На, получи, фашист, гранатой от советского солдата!! — выпалил Шурка под отчаянный скрип суставов джойстика. Потом он вдруг бросил игру, отвернулся от компьютера и внимательно взглянул на отца. Ему хотелось спросить что-то еще, но похоже, ему был боязно.

— Что ты, Шура? Еще какие-нибудь глупости?

Шурка потупился, потом уставился на Андрея широко раскрытыми глазищами и спросил немного встревоженно:

— Папа, а тебя не поймают?

— Кто это должен меня поймать? — удивился Андрей.

— Елена сказала, что если ты не оставишь свои затеи, тебя поймают и, может быть даже убьют… Она говорит, что ты непременно попадешься, потому что уже ничего не соображаешь… — пробурчал Шурка.

— Вот паразитка! — вскипел Андрей. — Болтает, что попало! Вот я ей устрою!

— Папа, так тебя не поймают?

— Не смогут, — засмеялся Андрей. — Это я тебе обещаю. Да и что может со мной случиться, пока у меня есть такой помощник… Заканчивай с игрой и в постель. Завтра с утра тебе придется поработать в паре с Марьяном…

— Ладно, — нехотя отозвался Шурка и сладко зевнул. — А ты куда?

— Надо сделать один звонок, — Андрей постоял за спиной сына, подождал, пока тот выключит компьютер, и быстро вышел в коридор.

В конторке он снял телефонную трубку, набрал номер и, услышав в ответ усталый голос друга, сообщил:

— Марьяш, пересмтриваем планы. Кошарский нас с тобой озадачил…

Глава 5. Тайфун по имени Юлька

Мурлыкая себе под нос какую-то въедливую мелодию, Егор поспешно перемещался по кухне. До десяти оставалось две минуты. Вообще-то Родион и сам опаздывал к назначенному им же самим завтраку: в ванной еще вовсю лилась вода. Но одно дело, когда босс задержался в душе, и совсем другое дело, когда завтрак не готов к установленному сроку. Различие двух этих ситуаций Егор пару раз испытал на себе, и ему не очень хотелось повторять весьма неприятный опыт и портить такое славное утро.

Когда перец и помидоры немного потушились в собственном соку, а сам сок полностью испарился, Егор вылил на сковородку три разболтанных яйца и перемешал все деревянной палочкой. Заранее открытая баночка с консервированной сладкой кукурузой стояла под рукой, и ее содержимое сразу же оказалось на верху разноцветногомесива. Замешивать кукурузу Егор стал уже после того, как нижний слой прожарился. Получалось нечто вроде яичной пиццы: овощная смесь на подошве из жидковатой яичницы… Егор торопливо бросил наверх две пригоршни мелко нарубленной свежей зелени, выключил огонь под сковородкой и в тот момент, когда месиво начало «парить», прикрыл все высоким пластиковым колпаком. Сие произведение кулинарного авангарда и было той самой знаменитой яичницей, которую Родион заказал к завтраку.

Сам великий гурман когда-то в юные годы тоже был не прочь что-нибудь этакое сварганить на сковородке. Но от тех сравнительно недавних лет у Родиона осталось лишь умение лишь вскипятить чайник и нарезать хлеб. А в последнее время фокусник и этим-то занимался крайне неохотно, оставив за собой лишь обязанности по приему пищи. Не царское это дело — утруждать себя кухней. Но Егор знал, что все кулинарные тонкости при приготовлении любимых блюд босса нужно соблюдать свято, иначе можно и премиальных лишиться…

Поскольку плеск воды не прекращался, Егор решительно повесил на шею кухонное полотенце и направился в коридор. Остановившись перед дверью ванной, Егор постучал:

— Эй, босс! Ты там не утоп часом?

— Отстань, — глухо буркнул Родион.

— Завтрак остынет, — пояснил Егор.

— Слушай, иди к черту! — раздраженно отозвался брат.

Егор вздохнул, пожал плечами и пошел назад.

Заверещала лежащая на подоконнике телефонная трубка.

В это субботнее утро у Родиона не было запланировано никаких дел, а ребята из команды никогда по выходным не беспокоили босса раньше полудня. Поэтому при одной мысли о том, что предприимчивые проныры с телефонного узла в который уже раз рассекретили явку братьев Березиных, у Егора испортилось настроение. Сколько можно менять номер? В последнее время это приходилось делать особенно часто. Популярность фокусника иногда поворачивалась боком…

Егор шагнул к подоконнику, взял трубку.

— Да? — буркнул он.

— А… — замялся приятный девичий голосок. — А будьте добры Егора!

— Юлька, ты что ли? — изумился Егор, с тревогой метнув взгляд в коридор. Он не мог разобрать отсюда, льется ли еще вода в ванной.

— Конечно, я, — весело отозвалась девушка. — Кто же еще?

— Да мало ли кто! — зловещим шепотом произнес Егор. — Что тебе надо от меня?

— Фу, Егорка, ты что, не с той ноги встал? — обиженно спросила Юлька.

— Здрасьте! Ты же сама позавчера сказала, что знать меня больше не желаешь!

— Ну сказала… — вздохнула Юлька. — Я знать не желаю твою вечную суету, твои поспешные «привет-пока» и придирки твоего братца… Я к тебе хочу! Я соскучилась!

Егор слушал и блаженно улыбался, представляя, что со стороны выглядит полным идиотом.

— Ты слышишь, Егорка? Я хочу к тебе!..

— Юлька, котенок… — у Егора даже руки опустились. Он присел на табурет и тяжело вздохнул в трубку. — Я сейчас не могу…

— Ах, вот как, значит?! — прошипел котенок.

— Юлька, ну я же тебе объяснял!.. — Егор попробовал рассердиться, но представил себе презрительно поджатые упрямые губки и засмеялся. — Юлька, ты невыносима! Ну ты же знаешь, у меня только в среду будет полдня свободных!

— Целых полдня? С ума сойти! Счастливчик! — язвительно фыркнула девушка. — У всех нормальных людей сегодня выходной!

— Я занят, Юленька!

— Занят? Подумать только… Боссу пятки чешешь?

— Завтрак я готовлю, — хмуро пояснил Егор.

— Все обхаживаешь своего ненаглядного деспота? С ложечки кормишь?

— Юлька, прекрати! — угрожающе зашипел Егор.

— Прекращаю. Я, между прочим, внизу, напротив твоей подворотни. И если через десять минут ты не появишься, я поднимусь за тобой сама! отрезала Юлька и повесила трубку.

Егор медленно положил телефон на место и посидел немного, досадуя на то, что не может сию же секунду все бросить и удрать из дома, как это делают все нормальные влюбленные. И он снова поймал себя на том, что глупая улыбка не сходит с его лица. Удачно, что Родион не видит его счастливой физиономии…

Егор готов был признаться первому встречному, готов был кричать на каждом перекрестке о том, что уже выйдя из нежного возраста, впервые втрескался по-настоящему. До слез, до поросячьего визга, до бессонницы влюбился, как школьник, в пару карих глазок, пару длинных ножек и заодно в их хозяйку. Девчонка свалилась на его голову неожиданно и стала единственым светом в окошке.

Прочих просветов давно уже не было и в скором будущем не предвиделось.

Несколько лет тому назад, когда телекинетик Родион Березин стал постепенно завоевывать свою нишу на ниве свободного предпринимательства, когда рекой потекли совершенно шальные по обывательским меркам деньги, отношения между братьями за какой-то год не то чтобы испортились, но совершенно изменились. Нынче каждый из них знал свою партию в дуэте: Родион работает и зарабатывает, а Егор создает ему для этого условия.

Жизнь Березиных была расписана от и до, подчинена беспокойному, рваному, неумолимому ритму. Но в положении братьев Егор усматривал существенную разницу: уделом Родиона стало с удовольствием пользовался создаваемыми ему условиями, а у Егора голова трещала с подъема и до отбоя от таких проблем, о которых несколько лет назад он не имел никакого понятия.

Карабкаться к вершинам и балансировать на границе шоу-бизнеса и паранормальных явлений оказалось для Родиона делом необременительным: его необъяснимый дар с годами только развивался, и Егор с удовольствием наблюдал за удивительными проделками брата и его успехом. Между тем у братьев появились немалые, порой странные и весьма капиталоемкие запросы. И эти запросы они привыкли удовлетворять, не перенапрягаясь. Казалось, жить бы да радоваться.

И сначала Егор не ощущал никакого дискомфорта: трудности скрашивались новизной положения, прелестями популярности и резко возросшим достатком. Но оказалось, что новизна слишком недолговечна, чтобы отвлечь и утешить.

Теперь все стало привычным. Мало того, образ жизни затянул Егора если не на сто процентов, то на три четверти как минимум. К тому же в последнее время кровное родство с русским Копперфильдом стало доставлять Егору больше заморочек, чем удовольствия. Свое удовольствие или неудовольствие, а второе для него было более характерно, Родион никогда не пытался ни подавить, ни скрыть, и что греха таить, имел обыкновение поизмываться над людьми.

И постепенно Егор почувствовал, что жить с братом под одной крышей уже не так вольготно и здорово, как это было поначалу, когда Березины только обосновались в Питере. То, что Егор добровольно посвятил себя роли лакея, Родион воспринимал, как нечто совершенно естественное, и все чаще обращался с Егором, словно с нерадивым плебеем, крепостным, которого разве что насмерть прибить нельзя, а помимо того — все, что угодно.

Конечно, и на прожженных хамов иногда находят благостные минуты. Иногда Родион просил извинения, но увы… Чаще всего он этого не делал.

Раздраженная требовательность босса, ребячьи капризы, хамские срывы следовали один за другим. Родион иногда не видел различия между Егором и прочими наемными работниками…

Егор обижался. Бывало, что целыми днями у него все валилось из рук после очередной выволочки, полученной от босса, но не станешь же жаловаться пусть даже хорошо знакомым ребятам, что тебе неуютно рядом с собственным братом…

У Егора почти не оставалось времени на то, чтобы завести себе подружку, чтобы пойти развлечься, оттянуться где-нибудь на стороне, чтобы наконец просто-напросто надраться и расслабиться. Нужно было или заниматься хозяйством, или сопровождать брата, или мотаться по его индивидуальным поручениям, подставляя свою задницу закройщику для снятия мерок на новый костюм для босса или подписывая очередной контракт на публичные сеансы.

Короче говоря, хлопотливая должность брата популярной личности приелась Егору окончательно.

Юлька появилась на горизонте, как тайфун, и он впустил ее в свою жизнь с восторгом, не заботясь о последствиях.

Все началось в большом продовольственном магазине, где Егор регулярно закупал продукты. Методично продвигаясь вдоль рядов стеллажей, Егор сметал в тележку коробки с полуфабрикатами, расфасованные фрукты, какие-то банки с соусами, упаковки с паштетами и пластиковые бутылки…

Шататься по магазинам Егор не любил и обычно старался производить «шопинг» на западный манер: один раз в неделю он покупал много и впрок. Набор покупок был довольно стандартным: за несколько лет братья перепробовали чертову уйму всевозможных вкусностей и в конце концов остановились на чем-то определенном в каждой разновидности съестного.

Поэтому Егор оказался в недоумении, когда, встав в очередь к кассе, обнаружил в своей корзинке большую пачку какого-то гнусного печенья в шоколаде. Он готов был поклясться, что сам он этого ни в коем случае не брал. Но пачка была в самой середине тележки, и отказываться от нее, уже стоя у кассы, было как-то не солидно. Поэтому Егор просто смолчал, когда кассирша сноровисто перекидала всю его кучу из одной тележки в другую, пробила целое полотенце, стребовала шестизначную сумму, включив в нее и левое печенье, которое Егор ни за что не стал бы есть по доброй воле.

Выехав со своей тележкой к выходу, Егор отошел в сторонку, достал из кармана свернутый в трубочку баул и, развернув его, принялся укладываться, продолжая соображать, как попало к нему в тележку печенье, и не стоит ли бросить его в ближайшую корзину для мусора, которая стояла в двух шагах. Пачка лежала на краю парапета и ждала своей участи, как вдруг рядом с Егором замелькала невысокая фигурка. Какая-то юная особа женского пола прошла мимо Егора туда-сюда, задев его зажатым под мышкой французским батоном, и через какую-то секунду уже пошла прочь, прихватив с собой печенье.

Наверное, они позабавили бы немало народа, если бы Егор затеял скандал. Но он просто остановил ее и вежливо потребовал объяснений.

Девчонка оказалась не такой уж нахальной. Она смутилась и, похоже, испугалась. Прожженной мошенницей она никак не выглядела, и поэтому дело закончилось тем, что через некоторое время они вдвоем сидели в автомобиле Егора, жевали то самое печенье, и Егор слушал о том, как его новая знакомая, назвавшаяся Юлькой, добывает себе средства к существованию.

По ее словам, так и не сумев протянуть все пять лет в институте, она бросила учебу, снимала жилье где-то в пригороде, перебивалась случайными заработками и порой прибегала к нестандартным способам полакомиться. Засунуть приглянувшийся товар в доверху наполненную тележку какого-нибудь жирного гуся, вроде того, каким ей показался Егор, а потом встретить его уже после расчетного узла и исподтишка увести лакомство из-под чужого носа — это было ее излюбленным приемом…

Егор веселился от души, слушая забавный рассказ неунывающей пройдохи.

Он поверил ей во всем, кроме одного. Глаза девушки, большие, сочные, жадно оглядывали самого Егора, салон его машины, пакеты и коробки, торчащие из баула, и вдруг совершенно без всякой причины на какое-то время становились тоскливыми и скорбными, и Егор решил, что неунывающая Юлька не настолько довольна жизнью вольного корсара, как пытается это представить. В отрывистых репликах девушки сквозила досада и зависть к тем жлобам, которые ездят в этой машине, лопают эти продукты и носят такие дорогие фирменные шмотки…

Никогда людская зависть не вызывала у Егора сочувствия, но тогда сердце его дрогнуло по необъяснимой причине.

И с тех пор вот уже почти месяц, как вокруг братьев Березиных крутился этот тайфун по имени Юлька.

Родион действительно был затворником и не терпел в доме никаких посторонних. В первый раз он просто выставил непрошенную гостью прочь. Во второй раз, когда Егор вопреки запрету вновь привел Юльку в дом, Родион демонстративно ушел сам. А в третий он угрюмо пригласил Юльку к ужину, а потом ни слова не сказал, когда она на следующее утро появилась к завтраку, выпорхнув из комнаты Егора в его небрежно запахнутой полосатой сорочке вместо халатика.

Видимо, Родион представлял, что с любовью шутки плохи. Он смирился и лишь слегка ворчал.

Но Егор рано праздновал свою победу над привычками брата.

Позавчера после внезапно вспыхнувшей перепалки, Родион прогнал Юльку, бросая ей вдогонку множество самых обидных обвинений. Юлька за словом в карман не лезла, и в свою очередь обласкав Родиона, гордо удалилась. Егор не решился принять ничью сторону, потому что, по правде сказать, оба спорщика были хороши… Разгоревшуюся свару унять не удалось, Егор винил себя в этом и просто надеялся, что все само вернется на свои места. Ему казалось, что он достаточно узнал Юльку, чтобы быть уверенным: она вскоре бросит дуться и объявится на горизонте снова.

Вот она, наконец, объявилась. Довольно быстро и, увы, не совсем вовремя…

И все же Егор был невероятно рад этому. В отличие от Родиона он готов был простить подружке все выходки, лишь бы ее глаза пореже гасли и не становились неожиданно такими безнадежно горестными…

Наконец, открылась дверь ванной, и Родион прошел на кухню. Его мокрые волосы были гладко зачесаны назад, длинная клетчатая рубашка осталась навыпуск. Милый, кроткий домашний вид.

— Кормиться пришел, — печально сообщил Родион. Остановившись, он потянул носом и кивнул: — Узнаю знакомый запах…

Он сел за столик и взглянул на сковородку под колпаком.

— Все думаю, хорошо бы такой фокус огранизовать, чтобы вареники сами в рот прыгали и при этом мимо не пролетали… — проговорил Родион. — Может, на яичнице поупражняться?

— Я не для того старался, чтобы ты по всей кухне насвинячил!

Родион старательно изобразил полное смирение и развел руками:

— Договорились. Эксперименты после…

Егор поддел яичницу лопаточкой, с виртуозной ловкостью переложил ее на широкую тарелку и поставил перед Родионом.

— Симпатично выглядит… — проговорил Родион, придирчиво разглядывая яично-овощной тортик. — Присоединяйся!

— Я уже ел… — сказал Егор и замолчал, сооображая, как бы поаккуратнее исчезнуть из дома.

Родион отделил от края кусочек и принялся за еду. Он рассеянно смотрел прямо перед собой, за окно, но, судя по всему, ничего там не видел, ни прозрачного октябрьского неба, ни аккуратных маленьких облачков. Угрюмо уставившись в никуда, Родион жевал без всякого видимого аппетита…

— Ты что такой мрачный? — осведомился Егор. Когда его стряпню поглощали с таким отсутствующим видом, Егор начинал тихо ненавидеть едока.

— Знаешь, я вчера вечером думал, что нырну в постель, и мгновенно усну, такой я был разбитый… — нехотя пояснил Родион. — А на деле провалялся всю ночь, глаз не сомкнул…

— Из-за вчерашнего сборища, не иначе, — утвердительно заметил Егор.

— Скорее всего… — согласился Родион.

— В крайнем случае можно будет уехать в провинцию, там обосноваться и послать их всех подальше с их столичными амбициями, как считаешь? — с надеждой уточнил Егор.

— Да с чего мне от них бегать? — нахмурился Родион.

— Подчиняясь инстинкту самосохранения!

— Ты опять о своем, Егорка! — недовольно поморщился Родион.

— Да ну тебя, в самом деле! Хочешь — воюй хоть со всем миром, если больше заняться нечем! — с досадой отмахнулся Егор.

— Вот именно, — подтвердил Родион. — Чем мне еще заниматься?

А время шло, и десять минут, отведенные Юлькой, истекали.

— Родька, — спохватился Егор. — Поскольку у нас с тобой сегодня ничего не запланировано, я беру до вечера выходной!

Родион сидел, наклонившись к тарелке. Он медленно выпрямился и с недоумением взглянул на Егора. Его ноздри вдруг побелели, потом он как бы равнодушно отвернулся и отделил очередной кусочек от яичницы. Положив его в рот и немного пожевав, Родион задумчиво протянул:

— Да-а, симпатично и на вкус недурственно…

— Родион!

— А? — отозвался тот, старательно пережевывая очередной кусок.

— Я не слышу ответа!

— А я не слышал вопроса! — вдруг со злостью сообщил Родион. — Ты разве меня о чем-то спрашивал? Ты ставишь меня перед фактом, так зачем тебе мой ответ?

— Я хочу взять выходной! — спокойно сказал Егор.

— Да ну? Только еще хочешь? А мне послышалось, что уже берешь…

— Нечего к словам придираться! В конце концов я не твой раб! возмутился Егор. — У меня появились дела!

— Это когда же они успели появиться? — холодно уточнил Родион, не прекращая тем не менее есть. — За те десять минут, пока я мылся?

— Ну какая разница, Родька?! — буркнул Егор, бросая взгляд на часы.

В споре время летело стремительно. — Я же знаю, что я тебе сегодня не нужен…

— Даже я этого не знаю, а ты знаешь? Прекрасно. Зачем тебе тогда мое согласие? Свободен. Скатертью дорога, — сухо ответил Родион.

Егор повернулся и почти бегом устремился в свою комнату. Там он сбросил домашний свитер и старые линялые джинсы, заляпанные на бедрах брызгами жира и соусов, натянул что-то модное и приличное и побежал на выход, на ходу хватая с журнального столика бумажник и ключи от машины. Десять минут прошли.

Он уже всовывал в передней ноги в кроссовки, когда раздался звонок в дверь.

Юлька стояла на площадке, прислонившись к перилам, и с укоризненным прищуром взглянула на Егора.

— Не уложился, — строго констатировала она. — С тебя штрафные.

— Юлька, я мигом! Только кроссовки надену! — скороговоркой произнес Егор, и уже хотел прикрыть дверь, когда Юлька звонко вскрикнула:

— Ну ничего ж себе! Ты что, джентльмен, оставишь меня на лестнице?!

Проклиная все на свете, Егор раскрыл дверь снова, и Юлька просочилась в прихожую. Егор присел, завязывая шнурки. Он торопился, но на правой кроссовке как назло затянулся «мертвый» узел.

— Вот черт! — ругнулся Егор.

— Не спеши, — отозвалась Юлька. — Я пока отдышусь.

Она встала у стены, сунув руки в карманы короткого и широкого пальто в крупную клетку. На ее длинных темно-каштановых волосах красовался черный колпачок с длинной кисточкой на конце и ярко-желтым знаком радиационной опасности на лбу… При первой встрече Егор был удивлен такому наряду, все-таки девушке давно уж не пятнадцать лет, но потом он понял, насколько верно эта шапочка отражает Юлькину натуру. Этакий огнеопасный чертенок…

— Сейчас, Юлька, сейчас… — бормотал Егор, вцепившись ногтями в проклятый шнурок.

— Ну что, покормил босса? И как ты один со всем справляешься, бедный?.. А этот твой волшебник что делает? На печи лежит?

— По большей части, — нехотя отозвался Егор. — У нас с ним разделение труда.

— Вот садист! — покачала головой Юлька. — Все на тебя взвалил…

— Да тише ты! — взмолился Егор. — Он же дома!

— А ты что, его боишься? — Юлька сдернула шапочку, сунула ее в необъятный карман и принялась расстегивать пальто. — Ты уже готов? Очень жаль. Я передумала ехать за город. Хочу покоя, комфорта и твоих теплых рук. Лучше мы с тобой посидим дома, музыку послушаем, потанцуем, ну и далее по самой полной программе… Раздевайся!

— Юленька… — Егор готов был броситься ей в ноги. — Поедем куда-нибудь, а? В парк, на ярмарку, в ресторан… Да хоть в сауну к нудистам, только не надо тут оставаться!

— Пожа-а-аловал… — вздохнула Юлька, глядя поверх плеча Егора.

Егор обернулся. Родион стоял, прислонясь плечом к стене, и с мрачным интересом смотрел на девушку.

— Так-так-так, — холодно проговорил Родион. — Завидное упорство… Какого черта она опять здесь?!

Егор умоляюще взглянул на брата, но тот сделал вид, что не замечает этого взгляда.

Юлька, не дождавшись, пока кто-нибудь из мужчин за ней поухаживает, сама повесила пальто на вешалку, повернулась к Родиону и взглянула на него в упор.

Родион повел плечом, и Егор испугался, что и Юлька сейчас падет жертвой какой-нибудь злой проделки брата. Но Родион только насупился и, сложив руки на груди, принялся изучать девушку. Кисло скривившись, он медленно измерил девчонку взглядом, оглядел тонкие длинные ноги в бежевых колготках и черных чулках по колено, обутые в тяжелые на вид ботинки на высокой платформе, коротенькую расклешенную юбчонку и трикотажный бадлон, обтягивающий высокую грудь.

— Впечатляет, — кивнул Родион. — И в принципе я тебя, Егорка, понимаю.

Я старался не обращать внимания на твое безумие, но все же говорю тебе определенно: этой особы не должно больше быть в моем доме!

Юлька, не торопясь, огладила юбочку перед зеркалом и проворковала:

— Ты не задерживайся тут, Егорушка, я тебя жду…

Она повернулась к Родиону, загораживающему ей проход в коридор и повелительно приказала:

— Посторонитесь-ка, господин Березин!

Родион хмыкнул и не шевельнулся.

Не успел Егор и глазом моргнуть, как Юлька ткнулась кулачками в плечи Родиона и толкнула, пытаясь сдвинуть его с дороги. Но Родион, который обычно в таких ситуациях поспешно отходил в сторону, неожиданно уперся.

Он напрягся и сжал кулаки. Лицо его слегка покраснело, и Егор мгновенно понял, что брату больно. Однако еще несколько секунд Родион сопротивлялся Юлькиному напору, и Юлька, презрительно фыркнув, отпустила его, протиснулась стороной и юркнула в комнату Егора, оставив братьев в прихожей.

— Иногда мне кажется, что ты нарочно делаешь все мне назло… оцепенело выговорил Родион.

— Я что, не имею право привести девчонку?.. — удивился Егор.

— Я не об этом.

— Что, крепко схватила? — забеспокоился Егор.

С отрешенным видом Родион закатал левый рукав рубашки. На руке выше локтя уже чернел страшный кровоподтек, словно Родион совсем недавно подставился под удар железного прута. А ведь Юлька всего только несильно толкала его…

— Ох, вот это да… — ужаснулся Егор, протягивая руку.

— Оставь, — скривился Родион, опуская рукав.

— Извини, босс! Не досмотрел… — искренне взмолился Егор.

— Плевать… — буркнул Родион. — Какая теперь разница? Развлекайтесь.

Я уйду.

— Не уверен, что это хорошая идея!

— Это отличная идея. Хуже будет, Егорушка, если я ненароком заслышу скрип пружин твоего дивана, — серьезно проговорил Родион. — Отреагирую так, как тебе и в страшном сне не приснится…

— Родион, прекрати издеваться! — возмутился Егор.

— Побойся Бога, Страж, — грустно усмехнулся Родион. — Это же вы оба надо мной издеваетесь, неужели не понятно?

Потирая ушибы, Родион удалился к себе. И Егор в который раз уже почувствовал себя со всех сторон виноватым.

Расставаться со своей пассией в угоду брату Егор ни в коем случае не хотел. Но сейчас, увидев поникшие плечи Родиона, Егор вдруг понял, насколько жестоко демонстрировать перед братом свой удачный роман с шустрой красавицей.

Расстроенный Егор направился в свою комнату.

Юлька уже успела включить музыкальный комбайн и теперь развалилась на диване, лежа на животе и болтая ногами в такт музыке.

— Ну зачем, скажи пожалуйста, зачем тебе понадобилось дразнить его?!

— закричал Егор, пиная девушку и освобождая место для себя.

Прижатая к спинке дивана, Юлька игриво взвизгнула, но Егор не собирался устраивать возню.

— Ты же знала, что он зол на тебя, так неужели тебе трудно было подождать меня внизу?! — рассердился Егор.

— Меня не очень волнует, что он обо мне думает, — серьезно сказала она. — Неврастеник ненормальный…

— Не смей больше ему хамить! — приказал Егор.

— Он у тебя такой ранимый? — Юлька скривилась, но вглядевшись в лицо Егора, поспешно пообещала: — Хорошо, впредь я буду повежливее.

Она откинулась назад, призывно глядя на Егора, но он все еще был на взводе и поэтому с досадой отвернулся, успокаиваясь.

Юлька оглядела комнату и уверенно сказала:

— Знаешь, твой брат прав, что гонит меня. Когда я смотрю на такую роскошь, мне начинает казаться, что я на все готова, чтобы здесь поселиться. Я согласна даже родить от тебя…

— Смелая ты женщина, — заметил Егор в ответ на ее полный алчности намек.

— Но я слишком порядочный человек, чтобы позволить тебе свалять дурочку.

Ты же знаешь, все не мое. Эта квартира принадлежит брату, и все прочее тоже…

— И ты сам, похоже, тоже ему принадлежишь, — презрительно фыркнула Юлька. — Быть уборщицей и кухаркой у знаменитого брата, терпеть его издевательства… И все ради его вшивых денег?

— Мне не нужны его деньги, — серьезно сказал Егор. — Но он сам так постановил: поскольку все, что я для него делаю, не оставляет мне почти никакого свободного времени, чтобы зарабатывать где-то еще, он платит мне столько, сколько считает нужным… И если честно, вряд ли я нашел бы такие отличные деньги где-то в другом месте.

— Может, ты ему и колыбельные поешь?

— Бывает, — уклончиво усмехнулся Егор.

— И после всего этого еще и женщину не приведи?! — укоризненно сказала она, качая головой. — Безобразие! Ездит на тебе, и ножки свесил, а ты его защищаешь!

В прихожей захлопнулась входная дверь.

— Действительно ушел… — озадаченно проговорил Егор.

— Ничего. Пусть проветрится, — отмахнулась Юлька.

— Да нельзя ему уходить одному, — встревожился Егор.

— Ну конечно. «Забодают его зайцы, злые мухи загрызут…» Мне уже кажется, Егор, что я влюбилась в параноика! — Юлька не на шутку разгорячилась. — Неужели ты всю жизнь будешь на него пахать и дрожать за каждый его шаг?! Ты даже не параноик, ты просто-напросто холуй!

Возможно, пару лет назад, такие горячие слова оставили бы Егора равнодушным, но сейчас неприятное словечко обожгло словно пощечиной. Однако терять хладнокровие ему не хотелось, и он твердо возразил:

— Я не холуй, Юлька. Я — Страж.

— Ба-атюшки! Да таких стражей — рубль за ведро! По барам шатаются, работу ищут… — пожала плечами Юлька.

— Ты не понимаешь… — нетерпеливо начал Егор.

— И понимать не хочу!.. Надоело спорить! — неожиданно заявила Юлька, прищурившись. — И вообще, я пришла сюда не о нем разговаривать! Я думала, ты меня хоть поцелуешь прежде, чем читать нотации о том, как мне вести себя с откровенными хамами!.. Обними-ка меня!

Но Егора теперь было не купить ни глазищами, что вспыхнули вдруг натуральным голодным блеском, ни нежным голосом.

Он понял, что еще одно Юлькино слово, сказанное в том же тоне, и он либо отвесит ей пощечину, чего в принципе никогда себе не позволял в отношениях с женщинами, либо выставит ее на лестницу, чего ранее ему тоже делать не приходилось.

Юлька внимательно смотрела на Егора и вдруг изменилась в лице:

— Я дурочка, да? Чушь несу? Ты обиделся на меня?

Она приподнялась на диване и бросилась Егору на шею.

— Ну прости, прости… — ее руки торопливо теребили волосы и плечи Егора. — Я постараюсь быть паинькой, чтобы тебе не было за меня стыдно. Помири нас, и я постараюсь больше его не злить, если уж для тебя это так важно…

Егор невольно улыбнулся, поцеловал ее в висок и проговорил:

— Да, Юля, для меня это важно. И еще, пожалуйста… Не трогай его.

— То есть?

— Ну… Руками к нему не прикасайся… — смутился Егор.

— Это такая шутка? — хмыкнула Юлька.

— Это очень серьезно.

— Он что, ледяной или сахарный?

Егор покачал головой и ответил так, как ему казалось самым доходчивым:

— Видишь ли, это все из-за того дикого случая в детстве… Так сказать, сопутствующее обстоятельство… Когда его трогают чужие руки, ему бывает очень больно. А так получилось, что все руки, кроме моих, для него чужие. Ему очень трудно, понимаешь…

— Бро-о-ось… — Юлька изумленно раскрыла карие глазащи. — Да врет он, наверняка. Цену себе набивает…

— У него на теле много следов: ушибы, ожоги… Я видел, как они появляются, я много раз лечил их. Поэтому я всегда бываю с Родионом, чтобы по возможности уберечь от чужих прикосновений, — пояснил Егор.

— Так ведь он голышом-то на людях небось не ходит… — задумалась

Юлька. — Разве через одежду он тоже что-то чувствует?

— Не сразу и не так остро, но чувствует, — пояснил Егор.

— Что за вздор, в самом деле?! Это же просто фантазии!

— Это не фантазии, Юлька. Это, скорее всего, тот давний страх…

— Тебе не потакать ему надо, а лечить!

— Не думаю, что это излечимо. Да он и слушать об этом не хочет, вздохнул Егор.

Юлька надолго замолчала, обдумывая новость. Ее лицо вдруг стало не только серьезным, но и вдруг как-то странно изменилось, чуть ли не постарело. То ли мыслительный процесс давался ей непросто, то ли удивительное свойство Родиона настолько поразило ее, но настроение девушки, судя по всему, резко упало.

— Так получается, он и с женщинами вообще не?… — начала Юлька.

— Вообще не, — подтвердил Егор.

— Бедняга…

С этим Егор был полностью согласен.

— Боже мой, ужас какой, — Юлька вздохнула и покачала головой. Кажется, я вполне прониклась чувством вины. Когда будет удобно, можешь отвести меня к нему. Я извинюсь.

Егор мрачно кивнул. Юлькины извинения Родиону не требовались.

Она сидела серьезная и печальная. Она была рядом и ее можно было одернуть, отругать, пристыдить, великодушно простить, расцеловать и завалить в постель. И если половиной этих возможностей Егор уже воспользовался, на остальное его как-то не тянуло. Ничего сегодня с утра не клеилось. Впрочем, нет, не с утра, а со вчерашнего вечера… Дернул же Родьку черт ввязаться в разборки с Гильдией!

Егор просто изнывал от нелепости своего положения. Взрослый мужик сидит на диване с красивой женщиной, у которой так призывно блестят влажные глазищи, а думает о том, что его братец сбежал из дома и бродит где-то по улицам, грозя влипнуть в какую-нибудь историю, о том, что нужно бы разыскать его и привести домой… Это все обязанности Стража, будь они прокляты! И будь проклят Родион с его вечными приключениями, с его вздорным снобизмом и капризами!..

— О, Господи, как я устал… — взвыл Егор, утыкаясь лицом в ладони.

Глава 6. Козлобородый

Время обеда давно миновало, и Родион, пройдя центр города вдоль и поперек, проголодался всерьез.

Проверив карманы на предмет завалявшейся наличности, Родион с грустью понял, что сегодня он беднее церковной мыши. Средства на текущие расходы обычно обитали в карманах Стража, и Родион, так необдуманно выскочив из дома, лишил себя даже мало-мальски приличного гамбургера.

Оставалось слегка заморить червячка мороженным. И Родион свернул к первой встречной тележке с чуть подмерзшей продавщицей.

— Пожалуйста… — Родион пробежался взглядом по криво начертанному длинному прейскуранту и положил пятерку на крышку тележки:

— Сахарную трубочку!

Девица взяла купюру, долго ковырялась в поясной сумке в поисках сдачи, потом два раза пересчитала обтрепанную мелочь, перекладывая ее туда-сюда, затем пододвинула деньги к Родиону.

На вид ей было не больше двадцати лет, и судя по тому, как она усердно шевелила губами, пересчитывая сдачу, по разнокалиберным ногтям с наполовину облупившимся зеленым лаком, по торчащей из кармана пачке паршивых сигарет, симпатичная продавщица лет через десять должна была превратиться в типичную потомственную торговку, вульгарную, толстую рыночную тетку.

Родиону было начихать, в кого или во что превратится девушка с тележкой мороженого. Свои злые прогнозы он сочинял просто от скуки, и был уверен, что не ошибается.

Отойдя на порядочное расстояние, он присел на край длинной скамьи, на противоположном конце которой солидных габаритов молодая мамаша читала книгу и сторожила коляску с младенцем.

Родион вскрыл обертку с трубочкой, оглядел мороженое со всех сторон и с предвкушением наслаждения торжественно откусил глазированный краешек… В счастливом предперестроечном детстве Родиона уже не было таких лакомых излишеств, как богатый ассортимент мороженого. И теперь Родион с удовольствием наверстывал упущенное. Преуспел он в этом настолько, что пломбир с привкусом картона в разваливающемся бумажном стаканчике, бывший пятнадцать лет назад пределом мечтаний, совершенно канул в глубины памяти и наружу не появлялся.

Родион наслаждался, растягивая удовольствие, и неторопливо обозревал окружающих. Народу в сквере было достаточно, но Родион чувствовал себя спокойно. После размолвок с братом в его душе всегда начинал проказы бес противоречия. Егор не пожелал быть сегодня при своем боссе? Что ж, сами обойдемся. А если все же придется снова немного попортить шкурку, так пусть нерадивого Стража замучает совесть…

Рядом в коляске заверещал младенец. Наверное он был еще совсем мал, потому что это был еще даже не плач, а хрюканье. Мамаша отложила на скамью свое чтиво и усиленно затрясла коляску. Ребенок продолжал надрываться. Мамаша расстроилась, поднялась со скамьи, отклячив необъятную задницу, сунулась туда, откуда, как кочерыжка из капустных листьев, из кучи одеял торчал носик.

— Что ты? Что ты?.. Аа-а… Аа-а… — коляска заходила ходуном, так отчаянно мать пыталась утрясти малыша.

Родион скосил глаза. На скамейке лежал любовный роман в тонкой обложке. Обложка была скручена чуть ли не в трубочку. Пусть дрянное чтиво, пусть доброго слова не стоит, но зачем же в трубочку крутить? Книжка все-таки… Неприязнь к толстухе возникла сама собой. Неудивительно, что у нее ребенок никак не может успокоиться…

Родион с неохотой встал и пошел прочь, пока его не потянуло сказать нерадивой мамаше все, что он о ней думет.

Он уже давно понял особенности своей проклятой натуры. Быть противным зажравшимся злыднем было приятно. Энергетический вампиризм спасал Родиона. Ему было совсем не жаль тех, на кого приходилось выплескивать свое напряжение.

Сахарная трубочка благополучно растаяла в желудке. Родион, засунув озябшие руки в глубокие карманы пальто, шагал по бульвару. Ему было хорошо. Проблемы должны были начаться чуть позже, когда вечером Страж заведет свои чертовы благоразумные проповеди, когда в воскресение вечером придется отработать по полной программе два часа в концертном зале…

Родион свернул к Неве, подошел к самому парапету, остановился, отрешенно глядя на воду. Ему стало по-настоящему здорово. Он редко имел сладостную возможность побыть совершенно одному на этом свете. Честное слово, ради этого стоило удирать из дома и портить нервы заботливому Стражу…

— Добрый день! — послышался совсем рядом смутно знакомый голос.

Родион повернул голову.

Рядом стоял странный молодой человек в нелепой шляпе и несусветном пальто цвета хаки. Худущий, большеротый, с редкой козлиной бородкой и постно-кислым выражением на осунувшемся лице…

Со своей зрительной памятью Родион был несколько не в ладах. Раз увидев человека, Родион запоминал его, иногда даже мог восстановить весь облик по случайно запавшей в память детали, мог даже вызвать у себя четкий зрительный образ. Но вот что всегда припоминалось с трудом, так это то, где именно и при каких обстоятельствах встречал Родион того или иного человека.

Этого козлобородого человечка Родион, несомненно, видел совсем недавно.

— Здравствуйте, — повторил козлобородый. Несмотря на огромный, от уха до уха рот, он говорил, почти не разжимая губ: раскрывалась лишь узкая щелочка, открывающая два крупных передних зуба. Выглядело это даже не смешно, а скорее противно.

Родион церемонно кивнул:

— Не имею чести…

— Вы забыли меня, Родион! — козлобородый сначала плотно сжал губы, а потом растянул их в резиновую ниточку. — Вчера вечером я подавал вам и вашему брату стулья…

Родион едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну конечно! Та самая бледная немочь в светлом костюме, исполнявшая на Совете роль лакея…

— Припоминаю, — пожал плечами Родион.

— Ну и отлично, — кивнул козлобородый. — Может быть вы припомните еще и то, что меня зовут Марьян.

На это Родион промолчал. Как только имя прозвучало, он хорошо представил себе, с кем имеет дело. Практически не сталкиваясь с козлобородым лично, Родион кое-что о нем слышал. Реклама услуг Белого Марьяна регулярно помещалась на последних страницах еженедельных купи-продаек. Кажется, козлобородый слыл мастером по изменению какой-то там полярности с отрицательной на положительную, улучшению энергетики жилищ, коррекции биополя и настройке на успех в делах. За что и был пожалован труднопроизносимым и малопонятным титулом. Несомненно, знакомство с такой персоной могло бы стать честью для простого смертного.

Сегодня Белый Марьян почему-то не надел белого. В довольно-таки скучном пальтеце и темной шляпе с полями козлобородый чем-то напоминал добропорядочного дьячка и создавал впечатление человека с приветом. И впечатление, наверняка, не было обманчивым: такому-сякому магистру такой-разэтакой магии надлежало быть с приветом уже по определению.

Марьян помолчал, потом внимательно огляделся.

— Вы здесь один? — спросил он несколько удивленно.

— Ну и что с того? — с неприязнью уточнил Родион.

— Вашего брата нет поблизости? Или кого-нибудь из охраны?

— Послушайте, какое вам до всего этого дело?! — рассердился Родион.

— Вы один, я правильно понял? Тогда вам стоит вернуться домой, торопливо проговорил козлобородый и почти вплотную придвинулся к Родиону.

Родион едва удержался, чтобы не отпрянуть в сторону.

— Вы слышите меня? — озабоченно повторил козлобородый.

— А вы не догадываетесь, что мне хочется с вами сделать? — процедил

Родион, досадуя больше на то, что его уединение нарушено, нежели на странное требование Марьяна. — Какого черта вы ко мне лезете? Я вас в свою охрану не нанимал!

— Не надо желчи, Родион. Просто послушайтесь совета: исчезните с открытого пространства, и поскорее. Вернитесь домой.

— Вы что, бредите? — Родион действительно был удивлен.

— Вам угрожает серьезная опасность. Вы разумный человек, и я уверен, вы еще можете уберечь себя…

— Да ну? — усмехнулся Родион. — И от кого же исходит эта серьезная опасность?

— Скажем так: кое-кому по-крупному приелись вы и ваши фокусы.

— Ах, вот вы о чем… — отмахнулся Родион. — Нет, чтобы сразу сказать: старина Кошарский имеет на тебя зуб, Березин… Только что, если я на него имею два зуба? Все ваше заведение крайне забавно. И вы очень забавны, Марьян. Но я всегда развлекаюсь в одиночестве. Оставьте меня с вашими предостережениями, не мешайте наслаждаться жизнью.

— Я так и знал, что вы попытаетесь отшутиться… Но не притворяйтесь, что не поняли меня!.. — настойчиво проговорил Марьян.

— Я вас понял. Что еще? Или у вас такая тактика — досаждать всякой чепухой, пока я не выйду из себя? Не дождетесь.

Марьян переместился чуть в сторону и попытался заглянуть Родиону в лицо. Когда Родион все же снисходительно покосился на Марьяна, тот приглушенно и доверительно сообщил:

— Может быть, вам трудно это представить, но, к вашему сведению, я тоже не шарлатан, и у меня тоже есть основание гордиться кое-какими умениями…

— Что вы говорите? — усмехнулся Родион. Он уже пожалел, что так сгоряча сорвался из дома. Избавился от одного раздражающего фактора нарвался на другой, не менее противный козлобородый фактор. — Что же вы умеете, Марьян? Ах, да, вы, кажется, изгоняете злых духов, отовсюду, откуда пожелает клиентура. Благородное занятие…

— Вы настолько верите в собственную исключительность? — перебил его

Марьян. Он не казался обиженным, наоборот, уважительное выражение на его худом лице сменилось презрительной гримасой.

— Я не имею обыкновения отчитываться в том, во что я верю, а во что нет! — ответил Родион, отвернулся от козлобородого и пошел прочь.

— Позвольте рассказать вам одну историю, — Марьян поспешил следом, дыша в затылок. — Жили-были в довольно большом, хотя и провинциальном городе два мальчика, братья-близнецы. Жилось им так себе, не слишком-то весело. Однажды случилась с одним из мальчиков неприятная история, изменившая и его самого, и его жизнь. Как-то раз этот мальчик совершил крайне неосмотрительный поступок и подсел в автомобиль к незнакомцу…

Родион понял, что сейчас запнется о воздух и невольно сдержал шаги. Марьян тут же поравнялся с ним и пытливо взглянул из-под полей своей чудовищной шляпы.

— Вы не хотите знать, что было дальше? — поинтересовался он.

— Что было дальше, я знаю, — Родион почувствовал, как сердце начинает биться вразгон. — Кто рассказал вам все это?

Марьян тоненько рассмеялся, не раскрывая уродливого рта:

— Считайте, что я просто извлек эту информацию оттуда, куда почти никому нет доступа.

— Ах, вы еще и телепат? — пошутил Родион, хотя ему стало не до смеха.

— Нет, не совсем. Телепатия — феномен сложный и исключительно редкий.

Из мертвых глубин человеческой памяти ничего не добудешь, пока не приведешь мозг в надлежащее возбуждение… У меня иные методы. Я просто пошел путем, проложенным сквозь многомерные пространства, удаляясь по вектору временного измерения как раз туда, откуда можно услышать, увидеть и ощутить что угодно… Сие уже зовется ясновидением.

— Любопытно, — Родион повернулся и взглянул в небольшие, масляные глазки козлобородого. — Просто навешать мне лапши на уши у вас не выйдет: я совершенно не клюю на пустой треп. А кроме того я закоренелый скептик. Все мое прошлое при мне и черта с два вы хоть слово прочтете…

— А пол-то какой был холодный, помните?.. — монотонно и невозмутимо проговорил Марьян.

Екнуло сердце, и Родион почувствовал желание немедленно присесть или хотя бы прислониться к чему-нибудь твердому. Он переступил с ноги на ногу, сжал кулаки покрепче, чуть съежился, чувствуя, как капли пота побежали по пояснице, потом все же расправил плечи, тяжело перевел дыхание…

Марьян спокойно посмотрел на эти тщетные ухищрения, пожал плечами и спокойно продолжил:

— Холодный пол-то был… Еще бы, первый этаж… Да и пылищи вокруг… Сколько же этот тип пол не мыл? А сам-то на неряху похож не был… Пальто какое-то моднявое, какие тогда только артисты всякие носили…

Родион лихорадочно оглядывал ближайшие скамейки. Места были, но вокруг сидели люди или возились дети, и приткнуться было некуда.

Родион отступил в сторону, прижался к парапету набережной, отвернулся от Марьяна, облокотился на гранитную поверхность…

Пол тогда, действительно, был холодный. И пылищи вокруг хватало. Годы спустя, когда Родион вольно или невольно вспоминал тот день, когда он превратился в то, чем был сейчас, прежде всего приходил специфический запах пыли. Не воспоминание о том, как пахло в квартире маньяка, а именно сам запах, явственный, сильный, живой… Та пыль будто бы навечно застряла в носоглотке.

Как, откуда козлобородый Марьян узнал обо всем этом?

Родиону вдруг показалось, что Марьян почти дословно воспроизводит его тогдашние мысли, словно читает подобранный в мусоре листок бульварной газетки. Но это была не паршивая газетка, это была горькая тайна Родиона, это было как раз то, чем он не собирался ни с кем делиться…

Те несколько человек, кому было кое-что известно, не знали и сотой доли подробностей. Родион законспирировался накрепко: кроме преданного Егорки, никто не знал о том случае практически ничего такого, что могло пригодиться разномастным супостатам.

Откуда Кошарский с Марьяном смогли узнать такие подробные детали?

Черт возьми, это ни в какие ворота не лезло! Это было страшно.

Родион испугался. Он не ждал такой крутой выходки от обычной бледной шестерки, подающей гостям стулья. Это было почище того, что Родион вчера сотворил с вахтером Гильдии. Похоже, несколько преждевременно было взахлеб доказывать Егору, что вокруг Кошарского собрались такие же бездари, как и сам почтенный председатель…

— Может быть вам все-таки рассказать, что было дальше? — проговорил вдруг Марьян.

— Послушайте, вы можете помолчать? Минут пять-десять… — попросил Родион, опуская голову на руки.

— Разумеется, — отозвался Марьян.

Родион поспешно цеплялся за разбредающиеся мысли. Нужно было взять себя в руки. Хотя это и поздновато: Марьян уже наверняка понял, что задел Родиона за живое. То ли сработал фактор внезапности, то ли сказалось отсутствие рядом верного Стража, но Родион почувствовал, что не в силах немедленно овладеть собой. И он с головой ухнул в черную дыру. Чтобы выплыть, Марьян милостиво предоставил ему минут пять-десять…

…Родька закрыл глаза, поерзал на полу, пытаясь прогнать озноб, но понял, что трясет его не столько от сквозняка, сколько от страха. Как только он умудрился влипнуть в такую скверную историю? Конечно, он не собирался сделать ничего ужасного, и он отказывался садиться в эту проклятую машину.

Поначалу отказывался… Но незнакомый мужчина выглядел таким безобидным и так упрашивал всего лишь показать ему дорогу к стадиону… Родька и сам себе удивлялся, почему он оказался таким дураком? Но что теперь толку проклинать себя? Вместо того, чтобы сидеть сейчас с Егором и Пашкой в кино, приходится глотать пыль в грязном углу и ждать своей участи..

Словно огнем горели запястья и губы. Мальчик провел языком по вспухшим губам и всхлипнул. Рыжеволосый лохматый мужчина, приведший Родьку в эту полупустую неприбранную квартиру, еще в машине скрутил ему руки какой-то широкой липкой лентой и поспешно, наискосок заклеил рот. Он что-то бормотал при этом, убеждал не бояться, но его горячие сбивчивые уговоры мало подействовали на мальчика. Среди бела дня незнакомец тащил Родьку из автомобиля в квартиру, и, как назло, ни одной живой души не оказалось поблизости на тихой зеленой улочке…

Когда уже в квартире мужчина отдирал прилипшую ленту, Родька даже слезу пустил, так это оказалось больно. А похититель только снисходительно посмеялся и пригрозил, что если Родька пошевелится или издаст хоть звук, придется запеленать его лентой с головы до ног и отдирать понемногу… Да уж какие там звуки! Мальчик и не думал даже о том, чтобы криком позвать на помощь.

Притащив Родьку в комнату, незнакомец толкнул его в пустой угол, а сам немного посидел на широкой низкой тахте и принялся шататься по квартире туда-сюда, словно искал чего-то. Но он не искал. То и дело похититель смотрел на Родьку странным оценивающим взглядом, и взгляд его то и дело мутнел, и губы его начинали влажнеть…

Родька смутно догадывался, что ему уготовано нечто ужасно гадкое.

Теперь, когда удалось как следует рассмотреть незнакомца, Родька только удивлялся, как он мог подойти близко к такому страшному мужику. Сейчас он казался мальчику противным болезненным стариком. А что еще можно было сказать о человеке с такой грязно-белой кожей, похожей на ветошь, с глазами, ввалившимися в глубокие черыне ямы. Страшная рожа. И руки у него дрожат, так и прыгают. Точно, маньяк какой-то…

Много раз незнакомец присаживался на тахту, словно отдыхая. И сейчас он сидел на краю и испытующе смотрел на мальчика. И глаза его странно потемнели и запали еще больше. Он дышал тяжело, медленно и осторожно, словно от каждого вздоха ждал боли.

Смотреть на этого лохматого типа было противно и страшно. Родька прижался спиной к стене и действительно не решался ни пошевелиться, ни открыть рот. А ну как прибьет или придушит? Так оно, скорее всего, и будет… Зачем же незнакомец еще притащил чужого мальчишку к себе домой, как не для дурного дела?.. Наверняка, он псих… Может быть, его даже ищут…

Время уже перевалило за полдень. Если придется провести здесь ночь, вот дома переполоху-то будет! Ой, как влетит от родителей!.. Наверное, утром в милицию заявят, искать будут… Найдут ли?

Вспоминая отцовский гнев по пустяшным поводам, Родька даже представить себе боялся, что ждет его теперь, когда он натворил такое. Отец за такое просто шкуру спустит. Говорили же: никуда не ходить с незнакомцами. Столько маньяков вокруг развелось. Поймают мальчишку, помучают, поиздеваются, а потом все равно убьют… Нет уж, пусть лучше отец семь шкур спустит, чем вот этот, с запавшими в яму глазами… Только бы живым отпустил…

Родька снова уставился на пыльные хлопья под тахтой. Лучше уж туда смотреть, чем на сидящего рядом психа.

— Ну что, пришел в себя? — хрипло произнес мужчина.

Родька вздрогнул и взглянул исподлобья на незнакомца.

Голос прозвучал беззлобно, но Родьку это как-то не успокоило, и он не ответил.

— Как тебя зовут? — проговорил мужчина, не сводя глаз с замершего в углу мальчика. Не дождавшись ответа, мужчина покачал головой и укоризненно заметил: — Тебя что, не учили отвечать на вопросы старших? Я хочу знать твое имя!

— Зачем? — прошептал Родька.

— Затем, что мне нужно знать это, — раздраженно отозвался мужчина.

Он резко встал, шагнул в угол. Он не замахивался, даже рук не поднимал, но раздраженного голоса Родьке было достаточно:

— Меня зовут Родион, — торопливо пробормотал он, глядя, как две худые длинные ноги в джинсах приближаются к нему.

— Лет тебе сколько?

— Тринадцать.

— Неужели? — удивился мужчина. — Странно… Там на улице мне показалось, что ты на пару лет старше…

Родька с надеждой вскинул голову. Может быть, теперь похититель его отпустит? Что связываться с малолеткой? Себе дороже…

Незнакомец присел на корточки, протянул руку, провел пальцем по горящей коже над верхней губой мальчика:

— Больно? Ничего, усы у тебя еще вырастут… А к боли привыкай. Настоящей ты еще наверняка не пробовал…

От прикосновения чужой страшной руки Родька оцепенел и скорчился. От отвращения и страха сам по себе запрыгал подбородок.

— Ну-ну, малыш, не дергайся, — усмехнулся мужчина. — Тем более, что это бесполезно. Отсюда ты все равно не уйдешь, пока я не сделаю с тобой все, что мне надо… А ну-ка, посмотри мне в глаза!

Родька послушался. Глаза незнакомца словно выглядывали из черной пропасти. Жутко!

Мужчина выпрямился, отошел к двери, обернулся на пороге, чему-то усмехнулся и вышел в коридор.

Родька обвел взглядом комнату. Здесь почти не было мебели. Тахта, стул, тумбочка да голые стены с не очень чистыми обоями, пыль да грязь. Нет даже телефона. Будь в квартире аппарат, можно было бы добраться до него, пока незнакомец так неосмотрительно оставил свою жертву без присмотра. Можно было бы успеть набрать если не свой домашний номер, то уж ноль-два точно…

Незнакомец долго не появлялся, и в квартире было тихо, из коридора не доносилось ни звука. Родька встал на ноги и, стараясь ступать бесшумно, шаг за шагом двинулся к двери.

Он почти уже выбрался в коридор, когда мужчина появился прямо перед ним.

Родька в ужасе отпрянул назад, запнулся об угол тахты и упал. От страха и досады слезы брызнули из глаз…

— Что ревешь, герой? Сбежать захотел? — недобро уточнил мужчина. — Не выйдет, дружок… Плачь не плачь, а не выйдет. А ну-ка, в угол!

Родька торопливо отполз обратно в угол.

Он даже не вспоминал о тех бесстрашных героях, смельчаках и суперменах, на месте которых он любил представлять себя чуть ли не каждый день. Наверное, тех книжных и киношных суперменов в детстве не ловили маньяки, от того они и понятия не имели, что в жизни кое-чего стоит бояться.

— Ишь ты, бежать собрался, — проворчал похититель. — Сначала настоящая боль, приятель, а потом уже свобода…

Мысли смешались в голове мальчишки. Теперь даже на родительский гнев ему было наплевать. Он понял одно: незнакомец пообещал ему настоящую боль…

Родька всхлипнул, закрыл лицо локтем, торопливо утер рукавом сопли.

— Прекрати, — устало сказал незнакомец, садясь на тахту. — Я-то думал, ты просто изнеженный юнец, а ты еще совсем ребенок… Будем считать, что ты меня разжалобил…

— Вы меня отпустите? — обомлел Родька.

— Может быть, но не сразу… — задумчиво проговорил мужчина, потирая грудь.

Напряженно сжавшись, Родька внимательно слушал хрипловатый голос и пытался понять, что же такое хотел этот псих сделать с ним, и над чем он теперь раздумывает.

Мужчина вдруг грустно улыбнулся:

— Забавный ты, приятель, этакий домашний мальчишка… Наверное, ерундой всякой занимаешься? Математика, английский, фортепиано?..

— Скрипка, — тоскливо подтвердил Родька.

— Драться, наверное, не любишь, да и не умеешь?

— Не умею… — еле слышно прошептал Родька.

Родьке вдруг стало так жаль себя и почему-то стыдно за то, что дожив до тринадцати лет остался он никчемным пай-мальчиком.

— Ты мертвецов боишься, Родион? — спросил вдруг мужчина.

— Не знаю. Я… Я никогда не видел их.

— Увидишь, — уверенно пообещал псих.

— Где?

— Да скорее всего здесь, — усмехнулся незнакомец, а потом тяжело со свистом вздохнул и закашлялся. — Видишь ли, друг мой Родька, ты, можно сказать, моя последняя мармеладка… И тебе, хочешь ли ты этого, или нет, предстоит кое-что не очень обычное и не очень приятное…

Незнакомец с трудом встал, и Родька невольно закрылся рукой.

— Может быть, пройдет несколько дней, прежде, чем ты вернешься домой. А может быть, всего несколько часов. А пока не надо от меня шарахаться. Съесть-то я тебя точно не съем…

Мужчина снова присел рядом с Родькой, взялся за его руку и отвел ее от лица мальчика. Ладонь незнакомца оказалась горячей, а дыхание не по хорошему шумным. Из полуоткрытого рта мужчины неприятно пахло чем-то пронзительно кислым. Родька вжался в стену, не решаясь ни отвернуться, ни вырвать руку.

— Могу я рассчитывать на последнюю мармеладку, как ты считаешь? грустно спросил маньяк. — Ты будешь послушным мальчиком?

Родька судророжно замотал головой. Ладонь незнакомца до боли сжимала его руку, нелепые слова словно колоколом отдавались в мозгу…

— Лучше ни о чем не думай, — прошептал мужчина. — И ни о чем не жалей, ты все равно бессилен…

Он вдруг запнулся и замолчал. Лицо его дрогнуло, глаза закатились, обнажив яркие белки. Словно что-то невидимое толкнуло незнакомца в бок, он медленно, будто сопротивляясь, начал валиться на сторону и наконец рухнул на пол, довольно громко стукнувшись головой о грязный паркет.

С минуту Родька сидел спокойно, опасаясь сделать даже глубокий вздох, но похититель не шевелился. Он лежал, как мертвый. Только хриплое дыхание раздавалось в комнате. Казалось, маньяк потерял сознание…

Родька попытался вынуть свою руку из большой тяжелой ладони. Сухая горячая ладонь словно нехотя выпустила его.

Освободившись, он вскочил на ноги. Но едва он собрался сделать шаг, длинная жилистая рука вскинулась и ухватила его за лодыжку.

Родька пронзительно закричал во все горло, но едва почувствовав сквозь плотную джинсовую ткань жар сильной мужской ладони, покорно замолчал.

— Назад, дружок… — часто дыша, незнакомец потянул его вниз и усадил на пол. — Это должно пройти… Должно… Сиди рядом и не дергайся…

Мужская рука схватила ногу Родьки мертвой хваткой. Мальчик принялся отодвигаться как можно дальше от распрострертого тела, но незнакомец с силой подтащил его поближе. Потом он выпустил лодыжку мальчика, но Родька не решился снова повторить попытку побега. Даже в таком состоянии незнакомец пугал его какой-то неведомой мощью. Мальчик был уверен, что даже умирая, этот человек не переставал быть опасным. Если, конечно, это был человек, и если он действительно умирал… А ну как и верно, его приступ пройдет и тогда кто знает, какую гадость он приготовил измученному мальчику…

— Сиди смирно, малыш, или я ненароком придавлю тебя… — прохрипел мужчина в подтверждении Родькиных мыслей. — Не делай себе хуже..

Сильная судорога встряхнула тело мужчины. Лицо и шея из мертвеннобледных стали ярко багровыми, глаза словно всплыли, заплескались уже не в глубине, а на поверхности черных ям… Обеими руками незнакомец вцепился в воротник своего свитера и дернул его вниз. Прочный добротный трикотах промышленной вязки с треском порвался. Раздирая ткань на груди и расцарапывая в кровь кожу, мужчина корчился на полу, бился головой о паркет, стонал, хрипел…

Родька оцепенел, не чувствуя уже ни страха, ни удивления. Он больше не сомневался, что приступ закончится превращением этого изможденного странной болезнью маньяка в тошнотворное чудовище, которое просто разорвет мальчишку на части… Родька и времени счет потерял, не видя и не слыша ничего, кроме отекшего посиневшего от удушья лица и хрипло каркающего голоса.

— Дай руку, — прохрипел незнакомец и протянул Родьке трясущуюся ладонь с окровавленными ногтями. — Дай мне руку!..

Родька плохо понимал, что еще надо от него мучителю.

— Дай руку или придавлю!.. — мужчина сунул ему ладонь.

Родька машинально подал руку, и незнакомец сжал ее.

И нестерпимая боль электрическим разрядом пробежала от кисти к плечу и ударила мальчика в самое сердце, заставляя прогнуться, запрокинуть голову, задохнуться… От ужаса Родька не сразу смог закричать. Новый прилив странной, острой, грызущей боли с силой бросил его на пол, разбив лицо…

Все, чего Родька желал, это вырваться из капкана. Чтобы не было так больно! Никогда за свою короткую жизнь он не испытывал такого ужаса и такой сильной боли! Он отчаянно рыдал, дергая рукой в слабых попытках вырваться из мощной ладони, через которую пришла такая нестерпимая боль…

Даже когда боль внезапно отпустила его, он долго не мог заставить себя успокоиться. Преодолевая судороги и ломоту в груди, Родька приподнял голову, осторожно встал на колени, взглянул на лежащего рядом мужчину и в ужасе отвернулся. Желудок словно оборвался, похолодел, противно запульсировал…

Вот он и мертвец. Мертвее мертвого, и не просто рядом. Мертвец крепко держал его за руку.

Незнакомец лежал, широко раскинув ноги, прижимая свободную руку к изодранной груди. Его безволосая грудь сочилась кровью: умирающий немного не докопался до собственного сердца. Все еще синее раздувшееся лицо было таким страшным! К тому же мертвец стал совершенно неузнаваем, и если бы Родька не был уверен, что все это время похититель не выпускал его руку, он счел бы, что рядом лежит труп совсем другого человека…

Родька несмело дернул руку на себя.

Мертвец не отпускал его.

Мальчик закрыл глаза, горячо взмолился про себя, чтобы все это исчезло куда-нибудь, испарилось, оказалось сном…

Но его обессилевшая рука по-прежнему лежала в мертвой ладони. И мальчик просто не знал, что ему делать. Плакать, кричать и звать на помощь он больше не мог.

Какой-то шорох донесся до Родькиных ушей. Мальчик вскинул голову и сначала не поверил своим глазам. В дверях комнаты застыл темноволосый, давно нестриженнный парнишка в джинсовых шортах и старенькой школьной куртке без рукавов. Расширенными от изумления глазами он разглядывал диковенное зрелище.

Если бы сейчас прямо здесь появились Тимур со всей своей командой, Штирлиц, родной отец и ангел с крылышками вместе взятые, и то Родька не испытал бы такого громадного облегчения. Едва узнав Егора, Родька понял, что теперь-то и вправду все закончилось, даже несмотря на страшный труп рядом.

Несколько секунд брат внимательно оглядывал комнату, потом отступил на пару шагов, повертел головой в коридоре, присмотрелся, прислушался и снова встал в дверях.

— Родька! — Егор судорожно сглотнул, покосился на мертвеца и растерянно уточнил громким срывающимся шепотом: — Ты во что тут влип, придурок?!

— Егорка, помоги мне! — прошептал Родька, чувствуя, что никак не может сам высвободить руку.

— Да брось ты дурить! — возмутился Егор. — Бежим отсюда, пока никто не пришел!

— Я не могу! — взмолился Родька. — Он держит меня!

Егор как-то неловко, боком задев за косяк, двинулся в комнату. Он не сводил глаз с трупа, и на его лице застыло крайнее отвращение. Присев рядом с братом, Егор кивнул на тело:

— Что это с ним такое, а, Родька?

— Вроде умер…

— Иди ты!.. — пробормотал Егор, побледнел, и отдернул уже протянутую руку.

— Помоги мне! — вскрикнул Родька, испугавшись вдруг, что брат струсит и удерет из квартиры.

— Господи, да не ори же ты, идиот! — Егор облизал губы, страдальчески нахмурился, но снова протянул руку и на удивление просто разжал мертвые пальцы.

Освобожденный наконец Родька поспешно схватил брата за руку:

— Бежим отсюда!

Егору не надо было повторять дважды. Он вскочил, потащил Родьку за собой прочь из страшной квартиры.

Братья выбежали на лестницу, Егор сразу рванулся вниз. Родька хотел последовать за ним, но оказавшись на первой ступеньке, понял, что ноги не слушаются. Едва успев ухватиться за перила, он осел на холодные ступени.

Егор оглянулся, бросился назад.

— Ты что? Идти не можешь? Что с тобой?

Ноги и руки Родьки сделались теплыми и невесомыми. Про такое состояние говорят: страх выходит. То ли не веря еще в свое избавление, то ли чувствуя за спиной мертвеца, Родька не мог произнести ни слова. От собственного бессилья он тихо и жалобно заплакал.

— Родька, да что ты?! Может позвать кого-нибудь? — испугался Егор.

Он стоял ступенькой ниже, неловко гладил плачущего брата по плечу и с тревогой озирался по сторонам.

— Пожалуйста, пойдем отсюда! — Егор присел, пытаясь взглянуть Родьке в лицо. — Слышишь меня? Пожалуйста, пойдем…

Родька уткнулся в колени, пытаясь успокоиться.

— Черт тебя возьми, Родька! — закричал Егор тоже со слезами в голосе. — Да очнись же!

Где-то совсем рядом, похоже, что на площадке второго этажа, лязгнул замок, и с легким скрипом отворилась дверь какой-то квартиры.

И Егор, больше не пытаясь уговорить брата, изо всех своих сил рванул Родьку вниз, стаскивая его с верхней ступени. Падая, Егор ушиб колено, но это только вернуло его к действительности. Поспешно встав на ноги, Родька побежал туда, куда его настойчиво тянул Егорка.

Не оглядываясь назад, близнецы помчались по тихой улице, застроенной панельными хрущевками.

Пробежав пару кварталов, мальчишки сбавили темп и пошли шагом, восстанавливая дыхание.

— Как ты? — пробормотал Егор.

— Ничего, — отозвался Родька. — Слушай, а ты как там оказался?!

— Я в окно видел вас с Пашкой, увидел и как ты к этому мужику в машину садишься… — Егор повертел пальцем у виска. — Совсем ты чокнулся, да?

Ответить Родьке было нечего.

— Выскочил я вниз, Пашка сказал, что ты вроде как собрался ему дорогу к стадиону показывать… — продолжал Егор. — Ну, значит, думаю, надо тебя искать, не то беда будет… Побежал к стадиону. Знаешь, сколько пробегал? Да считай, полдня. Устал, жрать охота… Думал, найду тебя — вздую, как следует… Стал каждую улицу вокруг стадиона обходить туда-сюда. Увидел у дома машину, на ту самую похожую. По подъездам пошарил. Смотрю, на первом этаже дверь не заперта, только прикрыта, а внутри стонет кто-то. Страху натерпелся, до сих пор сердце прыгает… И что тебя, дурака, угораздило так влипнуть?

— Слушай, хватит трепаться, и так тошно, — отмахнулся Родька.

Егор вдруг остановился. Его раскрасневшееся лицо стало озабоченным:

— Скажи, а что там такое у вас случилось?

— Ничего не случилось. Умер он, и все, — буркнул Родька и пошел вперед.

Через пару секунд Егор догнал его и схватил за локоть:

— У тебя лицо разбито, и… И вообще с тобой что-то не так! Что он тебе сделал?

Родька не выдержал, вырвал руку и завопил:

— Отстань от меня! Ничего не было!..

— Ну что ты темнишь?! — возмутился Егор. — Не доверяешь? Мне не доверяешь?

— Я сказал: не было ничего! — Родька резко схватил брата за грудки.

— Ну… ну, ладно, — растерялся Егор. — Ладно, я верю… Ничего, значит, ничего… Пойдем домой, тебе умыться надо поскорее, а то отец увидит.

— Пойдем. Но ты молчи обо всем, ясно тебе?!

— Ясно, ясно, успокойся, — проворчал Егор.

Наступали сумерки. Становилось прохладно.

Родька шагал, не глядя по сторонам. Ему было плохо, очень плохо. Случилось что-то страшное и безнадежно непоправимое. Он никак не мог понять, почему это гадкое ощущение так и не отпускает его. Ведь он все-таки благополучно выбрался из той проклятой квартиры, боль, крутившая его на полу, прошла без следа, вины своей за странную и страшную смерть лохматого маньяка Родька не чувствовал… И все же было плохо. Хотелось забиться куда-нибудь в угол, накрыться теплым, очень теплым и тяжелым одеялом и уснуть. Никого не видеть. Послать всех к черту… Пару раз Родька споткнулся на ровном месте, наподдал ногой какую-то жестянку, чуть не свалился в полуоткрытый люк, шел как в тумане. Было плохо. Очень плохо…

Вот так, ни больше, ни меньше.

Столько лет прошло, а воспоминания не потеряли своей яркости. Это Родиона не удивляло. Он уже успел убедиться в том, что пережитое человеком в первые пятнадцать лет с годами становится только ярче: либо слаще, чем это было на самом деле, либо больнее. Острая боль Родиона Березина не поддавалась лечению временем. Одно утешало его — то, что ему успешно удавалось скрывать от окружающих тягостные подробности.

И вот теперь рядом стоял смешной и противный человечек, сумевший лишить Родиона его последнего утешения. Белый Марьян спокойно ждал подтверждения своей победы над непокорным конкурентом Гильдии.

Глава 7. Кое-что о ясновидении

Заставить человека страдать — много ума не надо. Марьян давно в этом убедился. И то, что происходило с Березиным — полное тому подтверждение. Этому бедняге вообще хватило лишь намека, и вот он уже стоит, навалившись на парапет и пытается понять, на каком он небе. Похоже, перепугался…

Только вот что же его страшит? То, что некто совсем посторонний способен узнать его самую кошмарную тайну? Что ж, может быть Березин поймет, наконец, что не он один умеет фокусы показывать… Пусть не по доброй воле, но Березин стал клиентом Белого Марьяна.

А клиенты Марьяну обычно верили, потому что он не ошибался.

А не ошибался он потому, что успевал заранее разузнать необходимые ему факты о своих клиентах и демонстрировал потом свою осведомленность.

Даром ясновидения и предсказания Марьян не обладал. Его интуиция была необыкновенно сильна, но его ощущения никогда не приобретали конкретных форм. Талант Белого Марьяна лежал в несколько иной плоскости.

Для конкретики в общении с клиентами Марьян использовал или агентурные данные, или, если не было верного способа быстро добыть такие данные, он вытягивал нужные сведения из самого клиента, долго и нудно заговаривая зубы. Чаще всего клиент не осознавал этого и не замечал, как между делом сам выкладывал подробности настолько интимные, что лучшего и желать было нельзя.

Умело интерпретируя долгую предварительную беседу с таким «неудобным» клиентом, Марьян безошибочно отыскивал в прошлом человека самые значимые события, изобилующие эмоциями и сильными потрясениями. Марьян пускался на поиски чужих реакций, мыслей, эмоций, находил их неожиданно и точно. Для него это было интересной игрой. А информация — великая сила в умелых руках, особенно, если имеешь дело в основном с наивными субъектами…

Но не будешь ведь объявлять во всеуслышание: «Влезаю в душу, узнаю о потаенных страхах и намерениях, манипулирую слабыми личностями по своему усмотрению»… Куда проще прикрыться чем-нибудь более-менее безобидным.

Марьян не сразу узнал, сколько профессиональных хитростей ему надлежит освоить для прикрытия. Уже набрав немалый практический опыт в своих действах, он оставался невеждой. Потом умные люди просветили. «Чудесные пророчества», «гадание» — это было убого и и пошло. Куда солиднее звучали в устах мэтров фразы типа «многомерные магические поля», «пространственно- временной вектор», «надматериальные субстанции»… Марьян быстро освоил терминологию и несложные ритуалы, которыми полагалось пользоваться в официальной практике. Все эти условности немного смешили его, но Марьян привык, видя их немалую пользу.

Заговорить, практически ввести человека в гипнотический транс, после которого он даже не вспомнит о чем и как долго беседовал с Марьяном

— это было нетрудным делом, и с годами постоянной практики это умение только крепло.

Но всякий клиент требовал особого подхода. Не каждый с готовностью развешивает уши. Встречаются непростые штучки, с которыми либо вовсе невозможно, либо настолько хлопотно, что овчинка выделки стоить не будет.

Поначалу Марьян счет Березина именно такой безнадежно непростой штучкой. Но по своим каналам Марьян получил о Березине такие интересные сведения, что понял: при желании из фокусника можно вить веревки.

Теперь Марьян знал его самое слабое место. Это была даже не слабость — зияющая дыра.

Самоуверенный дерзкий наглец, который не церемонился ни с врагами, ни с друзьями, до сих пор панически боялся, что о проишествии, напугавшем его в детстве, станет известно широкой публике. Мало того, все указывало на то, что постоянно возбужденная больная психика Березина, изобилующая паранормальными реакциями, держит Родиона в постоянном ожидании того, что это происшествие в каком бы то ни было виде повторится снова. Именно в это больное место и стоило бить, чтобы обезоружить противника.

Инфомация о Березине пришла не по каналам Гильдии, и Марьян не посвящал в нее Кошарского. Было время, когда Марьян испытывал необъяснимую симпатию к Березину. Его порыв предостеречь Березина вполне мог быть искренним, если бы Андрей не стремился так настойчиво к контактам с Березиным. Марьян не мог допустить, чтобы кто-то третий замаячил в их отношениях. И так кстати подвернулся Джан со своим заказом.

Проникновенная беседа с Березиным, способная разбить его состояние пусть нестабильного, но равновесия, — это был первый этап исполнения заказа Кошарского…

Марьян не мог не признать, что хоть выдержка Березина и подкачала, держался он в целом достойно. Для чудовищно закомплексованной, психически угнетенной личности он выглядел молодцом. И Марьян великодушно и терпеливо ждал, пока Березин соберется с силами.

Довольно быстро Родион встрепенулся, помотал головой, тяжело вздохнул:

— Эх… Вы испортили мне такую чудную прогулку, Марьян…

— Простите, но лучше все же испортить прогулку, чем нажить себе серьезные неприятности, — возразил Марьян..

— Похоже, председатель Гильдии знает, что делает, — произнес Родион с горькой иронией, выпрямился, потер застывшие на холодном граните руки и хмуро поинтересовался: — Итак, Марьян, с каким же поручением вы посланы?

Что нужно от меня почтенному Джану Серафимовичу?

— Я не работаю на Кошарского, — отрезал Марьян.

— Разве? — недоверчиво ухмыльнулся Березин. — А на кого же тогда вы работаете?

В такие минуты Марьян ненавидел себя. Ненавидел свой маленький рост, дряблые мускулы, ненавидел большой рот и огромные лошадиные зубы, доставшиеся ему по капризу матушки-природы… Марьян знал, что его внешность вызывает у людей брезгливость и презрение. Это мучило его с детства. Гадкий утенок так и не стал лебедем. Противненький мальчишка превратился в убогого мужичка, каких обычно называют за глаза занюханными шпротами.

Конечно, Марьян пробовал утешить себя тем, что мужчине не обязательно быть красавцем. Но он и не хотел быть красавцем. Он хотел всего лишь не вызывать отвращения. Может быть, он в свое время послушался Андрея, вышел из подполья и стал заниматься широкой магической практикой потому, что снимало болезненный комплекс убожества. Ведь что и говорить, противный и смешной парень — это тьфу и растереть, а уродливый, но талантливый маг это неразгаданная тайна природы.

Теперь Марьян уже мог смело послать к черту и Гильдию, и Кошарского. Но раз уж он взялся сегодня за эту работу для председателя, нужно играть роль бескорыстного скромника. Причастность к темным замыслам Кошарского следовало отрицать.

— Если дружок Марьян таскает кресла, это еще не означает, что он работает на Кошарского, — процедил Марьян в ответ на ухмылку Березина. — Я заседаю в Совете Гильдии, держу модный салон белой магии и исправно плачу в Гильдию положенную десятину. На этом моя близость к административным верхам заканчивается…

— А что ж так? — насмешливо покачал головой Березин.

— То ли рылом не вышел, то ли молод еще… Но так или иначе, если Джан Серафимович что и задумает, меня он посвятит в последнюю очередь.

— От чьего же имени вы меня предупреждаете?

— От своего, исключительно от своего! — Марьян взмахнул рукой в отчаянном жесте.

— Вы очаровательны, Марьян, — улыбнулся Березин. — Может быть, мне тоже рассказать вам парочку небылиц?

— Не стоит. А то я не уверен, останется ли резинка в моих трусах целой к концу вашего рассказа…

Березин беззвучно засмеялся, запрокинув голову:

— У этого моего фокуса длинная борода!.. Это старо, Марьян. Ваши трусы никуда не денутся.

Он резко оборвал смех, нахмурился и, покусав губы, решительно сказал:

— Вы меня развлекли. На том простимся, Марьян. Мне пора…

Он пошел прочь. Не обернулся, шагал твердо и уверенно. Он уже справился с шоком, в который поверг его Марьян со своими спецэффектами. Нет, все-таки он молодец…

Мятежный фокусник, как всегда, надеялся только на себя да на своего близнеца-телохранителя. Трогательно, но глупо. Совсем скоро парень поймет, что его накрыли с головой. Он уже поверил в осведомленность Кошарского, а значит, ему нечем больше защищаться. Старый страх Березина всплыл на самую поверхность, что и требовалось.

Марьян немного посмотрел вслед своей жертве. Он, как и Березин, тоже надеялся в основном на себя и заказы выполнял добросовестно.

Глава 8. Краткий отчет о проделанной работе

Народу в кафе даже в это вечернее время было относительно немного. Место в переулочке не пользовалось чрезмерной популярностью, но доходности заведению это не убавляло. Хозяин жил за счет завсегдатаев, которым пришлось по вкусу милое местечко. Андрей никогда не видел хозяина, не знал, мужчина это или женщина, но ему казалось, что это должен быть непременно молодой и честолюбивый предприниматель, не отравленный ни грязью примитивного отечественного общепита, ни пошлым размахом нового ресторанного дела. Маленькие круглые столики, полумрак, простая, но стильная посуда, две аккуратные девчушки в джинсах и коротких полосатых фартучках, время от времени появляющиеся в зале и бесшумно убирающие мусор и грязные приборы… Все это было каким-то не совсем нашенским, срисованным с прототипа из стабильной, культурной нездешней жизни.

Андрей часто заходил сюда. В дополнение ко многим плюсам, кафе находилось не так уж далеко от Гильдии и здесь всегда был неплохой выбор чего-нибудь пожевать. Андрей привык к полупоходному существованию, его желудок принимал всякую пищу, и питание бутербродами и холодными закусками не могло отрицательно повлиять на его здоровье. Шурка тоже был парнем невзыскательным, но полакомиться любил, как всякий нормальный ребенок, и Андрей обычно брал его с собой, предварительно хорошенько отмыв и одев поприличнее.

Здесь, наконец, можно было спокойно поговорить с кем угодно и о чем угодно. Людям, что садились за соседние столики, было все равно. Здесь не заводились знакомства и не собирались тусовки. Здесь перекусывали в спокойной обстановке, и только.

Андрей уже накачался кофе по самые уши, а Шурка объелся сосисками и мороженым. Марьяна все не было, и приходилось ждать, глазея в окно и пересчитывая прохожих.

Шурка тоже изнывал от безделья и развлекался тем, что терзал очередного тамагочи. С полдюжины электронных пищалок уже почили мученической смертью в шуркиных руках. Андрей иногда интересовался тем, что именно бегает по экрану пластмассового яйца. Существа попадались действительно забавные. Но у Шурки они долго не протягивали. Они умирали или от голода, когда Шурка сутками пропадал на своих помойках, или от чрезмерно усердного ухода: перекормленными, залеченными… Несколько раз Шурка терял их или разбивал, роняя.

Странно, но Андрею было почему-то жаль этих электронных червячков, которые копошились и верещали у сына в карманах. Когда Шурка в очередной раз выбрасывал надоевшего или сломанного тамагочи, у Андрея почему-то портилось настроение. Сначала он упрекал сына в небрежности, но Шурка только недоуменно пожимал плечами и отмахивался. Мальчишка был твердо уверен, что жалеть о недорогой вещице нечего, не живая ведь…

Что для русского хорошо, то немцу смерть. Так и с этими игрушками. Наблюдая за тем, сколько раз на дню Шурка перезаряжает тамагочи, как небрежно он забывает питомца на столе или под подушкой, Андрей понял, что нечего было японцам соваться со своим изобретением дальше восточной Азии. Только там, где тысячелетняя мудрость традиционно трепетно относится к любой жизни, даже к электронной, смешная игрушка имела успех, а ползающее по экрану условно-живое существо могло стать членом семьи.

Неизвестно, как жилось смешным японским игрушкам в иных частях света, но в России тамагочи был нужен ребенку исключительно для того, чтобы сначала показать приятелям, что и у него это самое есть, а потом проверить хорошенько, сколькими способами можно довести питомца до могилы.

Андрею иногда хотелось посмотреть, что же будет происходить с тамагочи дальше, если его холить и лелеять. Что может из него вырасти? Каким станет электронное изображение спустя очредной условный год? Но увы, Шурка не давал отцу такой возможности. Больше, чем на две недели заботы об игрушке Шуркиного терпения не хватало.

Тамагочи попискивал, гоняясь за мячиком из угла в угол экрана. Андрей заметил, как женщина за соседним столиком недоуменно косится на Шурку и его игрушку. Конечно, со стороны забава сына выглядит занятием не по возрасту. Андрею не нужно было привлекать чужое внимание, и он поспешно сказал:

— Если тебе невмоготу, Шурка, пойди погуляй.

— Правда можно?! — засиял Шурка.

— Можно, только не забывай, что ты сегодня выглядишь, как приличный мальчик. Не нарвись на своих помоечных друзей.

— Да ты что, па?! Кто же меня узнает?! — Шурка нахлобучил кожаную кепочку и вскочил со стула.

— Денег добавить?

— Да есть у меня… — отмахнулся Шурка и, лавируя между столиками, устремился к выходу.

Андрей снова отвернулся к окну. Он никогда не волновался за Шурку, когда тот убегал на улицу. Как только сын исчезал из его поля зрения, Андрей понимал, что так ему даже спокойнее. Куда тревожнее было, когда Шурка вертелся где-то поблизости. А на улице никто не приставал к нему с ненужными расспросами. Предоставленный сам себе, Шурка прекрасно сам за себя отвечал.

На уличных мальчишек сейчас никто не обращает внимания, даже милиция уже не отлавливает их, только лениво перегоняет с улицы на улицу, словно стаю бездомных собачонок… И Шурка, выполняя отцовские поручения, чаще всего вертелся среди малолетних бомжей. В своей ужасной одежде, подобранной на помойке, измазавшись грязью, с торчащими наружу лохмами он был стопроцентно похож на обычного запаршивевшего мальчишку. Бывало, случались стычки, в которых Шурка получал синяки и ссадины, однажды его здорово побили несколько взрослых подонков, но в целом мальчишка оказался изворотливым и толковым.

В последние недели Шурка излазил весь район, в котором находилась квартира Березиных, он дежурил у служебных выходов тех зрелищных заведений, в которых выступал телекинетик, подсматривал за Березиными на улице. Зоркие глаза сына подмечали любопытные факты, и Андрею была необходима помощь мальчишки… Помощник из него получился отличный во всех отношениях.

Намеки на то, что он плохой отец, которые иногда позволяла себе Юля, были неприятны Андрею. Тем более, что он прекрасно знал: Шурка от него без ума. Глаза мальчишки загорались всякий раз, когда Андрей интересовался чем-нибудь или давал сыну какое-либо задание…

Шурка окончил всего два класса в специнтернате, и вот уже несколько лет мотался с Андреем по всей стране, из одного места в другое. Но судить Андрея за это в нынешнем свободном обществе было некому. Шурка был его существом, его собственностью, и никто не мог распоряжаться его жизнью, кроме Андрея.

Да зачем, в самом деле, сдалась Шурке школа? Со временем, если Андрею удалось бы осуществить свои планы, Шурка мог бы получить от жизни столько, сколько никогда не получит обычный здоровый и нормальный ребенок с самым престижным образованием за душой…

Марьян появился в кафе почти сразу же после того, как Шурка освободил место.

Равнодушно и брезгливо поглядывая по сторонам на вполне приличных посетителей, он прошел к столику Андрея, поздоровался и с комфортом устроился на пластиковом стуле.

— Что-то ты припозднился, — заметил Андрей.

— Я ждал, пока уйдет мальчик. Я не обсуждаю такие дела в присутствии посторонних свидетелей. Твой Шурка уже свидетель… — Марьян откинулся на спинку стула и чуть устало проговорил: — Хочешь пользоваться моими услугами — придерживайся моих правил. Я же тебя предупредил.

Андрей всегда удивлялся, насколько разным мог быть Белый Марьян в зависимости от обстоятельств.

Андрей помнил Марьяна скромным, немного боязливым и обидчивым пареньком, которые занимался чем-то непривычным и не совсем нормальным, очень этого стесняясь и пряча от посторонних глаз свои способности.

В Совете Гильдии, в присутствии убеленных сединами старейшин он все так же был тише воды, ниже травы и мельче козявки.

Ну а в своем салоне Марьян был хозяином, перед которым трепетали все его служащие, властным брюзгой и строгим занудой. Здесь он обрел подобающее достоинство: был странный, загадочный человек, знающий себе цену, невозмутимый, пренебрежительный. С таким Марьяном шутки были плохи. Такого

Марьяна Андрей втайне побаивался.

Ну а теперь перед Андреем сидел совсем другой Марьян. Этот Марьян, несмотря на строгое выражение лица и хмурую гримаску ждал от друга похвалы и ласкового слова. Но Андрей сейчас не был расположен нежничать. Его съедала тревога, и он не мог себя пересилить.

— Ладно, Марьяш, не ворчи, — Андрей отхлебнул остывший кофе и внимательно посмотрел на Марьяна. — Рассказывай, как прошла разведка?

Тот как-то странно усмехнулся и развел руками:

— Как договаривались… Присмотрелся, подобрался и ударил.

— Ну и как он? Допекло?

— По-моему более чем, — сдержанно кивнул Марьян.

— Так когда заканчивать будешь? — не отставал Андрей.

— Ну что ты дергаешься? Завтра к вечеру… — пожал плечами кудесник. — Я вообще не вижу необходимости спешить…

— Ты не видишь, а Кошарский видит! — Андрей занервничал. — Если мы с тобой будем тянуть волынку, Джан найдет других посредников, и Березин от нас уплывет…

Марьян поджал губы:

— Что ты так переживаешь. Я делаю все, как договорились. Процедура запущена.

Андрея набрал побольше воздуху и с шумом выдохнул.

— Слушай, а что такое с тобой? — вдруг с беспокойством уточнил Марьян.

Андрей ждал этого вопроса. Он уже знал, что от Марьяна ничего не скроешь.

— Кажется, старый пес что-то пронюхал, — тоскливо пожаловался Андрей.

— А конкретно? Он что, расколол кое-какие из наших делишек?

— Вот именно.

— Неприятно, но не смертельно, — отмахнулся Марьян. — Не переживай так.

Это ерунда.

— Не только это. Джан пригрозил, что если я буду смотреть на сторону, он отыграется на Шурке…

— Ах, ты… старый хрен… — с досадой выдохнул Марьян. — Скверно. Говорил я тебе, нельзя было Шурке ночевать в Гильдии. Кто-то из охраны доложил председателю…

Марьян замолк, нетерпеливо пощипал свою забавную бороденку, потом протянул руку и коснулся ладони Андрея:

— Отправь ты сына обратно. От греха подальше…

— У его матери другая семья и двое здоровых детей. Она снова сдаст Шурку в психушку… — начал Андрей. — И я его потеряю…

— Ладно, оставим все, как было, — Марьян ободряюще сжал его руку и оглянулся на буфетную стойку. — Слушай, кофе хочу и сладенького… Тебе принести?

Андрей молча покачал головой.

Марьян встал, отошел к прилавку и вернулся с чашкой кофе и большой кремовой корзиночкой на блюдце.

Когда он опять устроился и уже собрался есть, Андрей решился, наконец, заговорить о главном.

— Есть только один способ отделаться от этой старой сволочи… И нам надо сделать это поскорее. Ты должен помочь мне, Марьян.

Марьян замер, запустив зубы в пирожное. Потом он снова задвигал челюстями и, проглотив, уточнил:

— Может быть, тебе попить каких-нибудь транквилизаторов? Успокоишься, забудешь о болтовне старого хрыча. Дешевле обойдется, чем моя помощь.

— Ты собрался брать с меня деньги? — опешил Андрей. Сначала это показалось чудовищной насмешкой, но Марьян смотрел серьезно. И Андрей растерялся:

— Слушай, если на то пошло, я у тебя милостыню не вымаливаю. Я прошу тебя, как друга…

— Вот как друг, я тебе и советую: успокойся, — отрезал Марьян.

— Я заплачу сполна, сколько скажешь…

— Начнем с того, пожалуй… — проговорил Марьян, снова принимаясь за пирожное. — … что я имею в виду совсем не деньги. Дело в том, что устранить Кошарского, это тебе не вокзального бомжа прирезать…

— Я знаю, Марьян, — Андрей уже еле сдерживал отчаяние. — Но я представляю, на что ты способен. Ты сможешь найти такого исполнителя, который сделает все, что надо… — он наклонился над столом и произнес вполголоса: — Нет человека — нет и проблемы…

Марьян дожевал корзиночку, допил кофе и, не глядя на друга, покачал головой:

— Нет, Андрей, мы этого делать не будем.

— Что значит «не будем»?!

— Ты что, по-русски не понимаешь? «Не будем» означает, что в отношении Кошарского я не буду предпринимать никаких действий… раздраженно пояснил Марьян.

— Но почему?

— Потому что, — отрезал Марьян и нетерпеливо постучал пальцами по столу. — Давай оба забудем об этом разговоре.

— Ч-ч-ерт! — Андрей сжал кулаки. — Марьяша, ты не хочешь меня понять…

Но лицо Марьян стало совсем непроницаемым:

— Не создавай себе проблем, Андрей. Отойти от дел Кошарского и заняться своими мы можем хоть сейчас. Джан нам не указ. Не надо вляпываться в эту кровь… Лучше нам Кошарского не трогать. Мы не знаем точно, кто навис над тайнами его канцелярии. Я не хочу, чтобы нас потом запороли насмерть…

Андрей стиснул зубы.

— Ладно, Марьян, забыли, — пробормотал Андрей.

— Ну вот и славно, — улыбнулся кудесник. — Кстати, у Гильдии ведь есть резерв в кассах концертных залов?

— Разумеется. Билет уже заказан.

— Хорошо, — кивнул Марьян. — На завтра я пригласил гримера. Мой новый имидж должен довершить начатое. И пусть Кошарский расстегивает бумажник. Его частные просьбы я по уставу Гильдии не обязан выполнять бесплатно,

— Марьян встал, аккуратно задвинул стул, опустил руку на плечо Андрея, и четко выговорил: — А ты, Андрюша, встань на тормоз, лучше Джана не дразнить.

Андрей вскинул голову. Светло-голубые глазки Марьяна смотрели озабоченно и почти ласково:

— Если будет плохо, приходи ко мне в любое время. А сейчас извини, мне пора…

Он стиснул плечо Андрея и поспешно ушел, расталкивая попавшиеся на пути стулья.

Андрей посидел с минуту, потом решительно встал и вышел на улицу.

Шурка стоял неподалеку от входа в кафе, и, прислонясь к ограде скверика, продолжал мучить тамагочи.

— Шура, пойдем…

Сын подбежал и пошел рядом, подстраиваясь к широким шагам Андрея. Андрей рассеянно потрепал его по макушке, обнял за плечо и повел за собой:

— Пошли скорее, пока Гильдию под сигнализацию не сдали, а то придется на улице ночевать.

Глава 9. Заявление об уходе

Егор закончил чистить палас в гостиной, выключил пылесос, присел на корточки, критически оглядел результаты своего труда вблизи и остался доволен.

Вздохнув, он опустился прямо на палас, скрестил ноги по-турецки, лениво осмотрелся. Что бы такое еще почистить?

Кругом и так не было ни пылинки. Но нужно было чем-то заняться, и Егор решил, что лишняя уборка еще никому не навредила. Вытащив из кладовки пылесос, он обошел все комнаты и, не торопясь, повторил движение за движением то, чем занимался регулярно один раз в два дня. Сегодня смысла в уборке было немного, но это был прекрасный способ убить время.

За окном начало темнеть. Никогда раньше Родион не решался так долго бродить в одиночестве. Сколько Егор помнил, за годы, прошедшие с того злополучного дня, Родион предпочитал все же держаться поближе к Стражу несмотря ни на какие размолвки. Необычно длительное отсутствие брата раздражало, Егор уже не мог разобраться, чего же было больше в этом раздражении: злости или тревоги.

Егор спровадил Юльку почти сразу же после бегства Родиона. Он никак не мог переключиться на свою подружку, и та, потеряв надежду расшевелить кавалера, ушла, надувшись.

Ох, какими только распоследними словами Егор ни проклинал себя! Хорошо же он выглядел в глазах своей девушки! Здоровый сытый жлоб вместо того, чтобы брать от жизни все сполна, мечется, переживает, нервничает… И из-за чего! Похоже, что должность Стража и вправду превратила его из мужика в бесполое нервное существо, охваченное болезненным чувством долга и гипертрофированными родительскими инстинктами. Практически, Егор сам осложнил себе жизнь излишними обязанностями, ведь Родион хотя и стал волею судьбы парнем со многими странностями, но он не был ни больным, ни беспомощным инвалидом и мог постоять за себя всевозможными, в том числе и не всякому доступными способами.

Егор частенько, как дурной сон, вспоминал свое детство. И он вынужден был признать, что пока братья не вырвались из ставшего ненавистным родного дома, именно Родион защищал их обоих от невыносимого воспитательного процесса. Он первым перестал терпеть выходки отца и не стеснялся пускать в ход самые коварные из своих штучек.

Сначала Егор приходил в ужас, ожидая самого жестокого наказания за дерзость, но Родион, как правило, физически лишал отца возможности наказать сыновей. Потом такое поведение стало привычным, но Егор до сих пор не забыл свой шок, когда Родион впервые продемонстрировал свой удивительный дар.

Случилось это на следующий день после того, как Родька выкинул тот нелепый номер с незнакомцем…

…Трудно придумать что-либо противнее фаршированного кабачка со сметаной. Зачем, спрашивается, смешивать, когда можно предложить все в отдельности? И каждый взял бы то, что по вкусу.

Например, сметаны, холодненькой, густой, с куском ржаного хлеба Егорка, пожалуй, съел бы. Мясо тоже хорошо: симпатичный кусчек без всяких там макарон или, того хуже, тушеной брюквы. А вот водянистую сладковатую мякоть кабачка Егор ни за что не стал бы есть по собственной воле. Ну а уж когда это все перемешано и плавает в теплой жидкой молочной водичке… Бр-р-р. Польза для здоровья превыше всего. Только Егор, дожив до тринадцати лет, никак не мог себе уяснить, как может идти на пользу пища, съеденная без удовольствия.

Егор неохотно ковырял вилкой в тарелке и, косясь в сторону сидящего рядом брата, отлично видел, что и тот тоже без всякого восторга впихивает в себя злосчастный ужин. И лицо у Родьки было таким, что любой бы сжалился. Но только не родители.

Отец с матерью не были такими уж тиранами. Егор знал, что бывает хуже, много хуже. В семье Березиных все было очень даже пристойно. Физические наказания интеллигентные советские инженеры если и применяли, то не как систему, а исключительно в качестве крайней меры. Прочие редкие шлепки, оплеухи и подзатыльники Егор в расчет не принимал.

Удручало другое: отец с матерью не терпели ни одного слова, сказанного близнецами поперек. Малейшее неповиновение не на шутку оскорбляло родителей и прямо-таки выводило из себя их обоих, особенно отца.

Егор уже смирился с тем, что они с Родькой сильно осложняют многотрудную жизнь родителей. Он уже знал, что каждый папаша, забирая дитя из роддома, наверняка надеется, что с пеленок и до свадьбы его малыш будет стоять по стойке «смирно», ходить по струнке и разговаривать вежливым приглушенным голосом, будет охотно идти навстречу притязаниям родительского тщеславия и всю свою жизнь будет изображать благодарную покорность. Егор чувствовал, что именно этого и ждали родители от него и Родьки. Но при всем желании соответствовать их чаяниям, близнецам не удалось избавить своих предков от жестокого разочарования. Вольно или невольно и сам Егор, и Родька то и дело влипали в ситуации, вызывающие родительский гнев.

Если близнецы не выходили за установленные рамки и были послушными старательными пай-мальчиками, в доме царили мир и покой. Отец тогда бывал всем доволен, прощал мелкие оплошности, шутил и с готовностью занимался с сыновьями всякими мальчишечьими делами. Мать гладила по голове и поминутно целовала, откуда-то то и дело возникали конфеты, яблоки и деньги на игровые автоматы и кино… Но стоило только Родьке заявить, что новые брюки ему совершенно не нравятся, а Егору попроситься вместо опостылевшей музыкальной школы в какую-нибудь спортивную секцию или заявить, что он ненавидит фаршированные кабачки со сметаной, так тут же на горизонте сгущались тучи, сдвигались брови, отец переставал даже разговаривать с двумя придурками, у которых вместо мозгов — вздорный уличный мусор, а мать хоть и вела себя спокойнее, неизменно принимала сторону отца и долго имела оскорбленный вид, давая понять, насколько она возмущена и обижена выходками двух неблагодарных мальчишек…

К подобным перепадам родительского настроения Егор давно привык и пережидал каждую грозу без особого огорчения, зная, что через некоторое время ему снова дадут трешку и отпустят в кино, легонько шлепнув пониже спины.

Родька вел себя по-другому. Он вообще имел обыкновение обижаться на вполне безобидные вещи, а уж нудные родительские попреки, облаченные во вполне цензурные, но оскорбительные эпитеты, злили Родьку. Он мог часами не выходить из комнаты и целыми днями не разговаривать с родителями. Егор не видел причин для таких страданий, от души посмеивался над причудами брата…

Сегодня Егору не хотелось смеяться.

Нелюбимое кушанье оказалось совсем некстати, да и вчерашнее событие никак было из головы не выкинуть.

Егор не привирал, когда говорил, что натерпелся страху. Он уже слышал на своем веку немало шокирующих, но правдивых историй-страшилок о том, какого рода неприятности могут свалиться на глупого мальчишку, вздумавшего покататься на машине с чужим дядей. Однако Егор искренне считал и себя, и Родьку уже достаточно взрослыми и разумными парнями для того, чтобы не оказаться в опасной ситуации по собственной воле. И Егор просто-напросто глазам своим не поверил, когда увидел в окно брата, садящегося в жигуленок к незнакомому мужчине. Меньше всего Егору хотелось остаться у своих родителей единственным сыном. Поэтому когда его отчаянная беготня в поисках брата увенчалась неожиданным успехом, Егор был счастлив.

Правда, он долго не мог уснуть вечером, ворочался, несколько раз бегал пить минералку, выходил на балкон, умывался холодной водой, снова заваливался в постель, утыкался лицом в подушку, сто раз переворачивал ее прохладной стороной вверх и никак не мог забыться во сне.

Тревога не хотела отпускать Егора, хотя на первый взгляд опасное приключение Родьки окончилось относительно безобидно: рана на лбу оказалась просто пустяком, ссадины на локтях и синяки на коленях тоже не стоили внимания. Однако в поведении брата было что-то необяснимое и пугающее. И когда Родька на соседней кровати среди ночи заскулил и заплакал, Егор и вовсе струхнул.

Сначала он хотел растолкать брата, прервать его ночной кошмар. Он тряс Родьку за плечи, шлепал по щекам, даже щипал, но Родька продолжал спать и жалобно стонал и поскуливал, словно во сне с ним происходило что-то непоправимое. Проснулся Родька внезапно, когда Егор уже оставил свои попытки разбудить брата. Вместо того, чтобы объяснить, что такое с ним происходит, Родька всего лишь грубо послал Егора подальше и, завернувшись с головой в одеяло, пролежал так до утра.

Днем все продолжалось по-прежнему. Родька не выходил из дома, почти не покидая спальню. Он сидел на широком подоконнике или валялся на застеленной постели и, казалось, что он напряженно обдумывает что-то. Делиться с братом Родька не желал, и Егор безуспешно гадал, что же произошло в той страшной квартире.

Когда родители пришли с работы, позвали сыновей ужинать, и на столе возникли полезные и ненавистные кабачки в сметане, Егор совершенно уверился, в том, что ничем хорошим день не кончится. Уж в этом-то интуиция его ни разу не подводила.

За ужином близнецы помалкивали.

Родька смирно сидел на своем месте, и казалось, произнеси у него над ухом хоть слово, и он взовьется с перепугу, настолько отрешенный вид у него был. А Егор наблюдал за странным поведением брата и собирал последние силы для того, чтобы проглотить проклятый кабачок… Вот уж испытание, какого и врагу не пожелаешь!

— Кстати, Лена, — отец вдруг оторвался от еды с самым таинственным видом. Был он сегодня в неплохом нстроении. — Ты знаешь Борисенко?

— Какого Борисенко? — равнодушно отозвалась мать.

— Из техбюро. Ну, балагур такой…

— Ну, помню, — кивнула мать. — И что Борисенко?

— Он сегодня всех замучал своей историей. Ходил из отдела в отдел и никому работать не давал. Рассказывал, вчера в его подъезде мертвеца в квартире нашли… Борисенко на втором этаже живет, а это как раз под ними, — пояснил отец и недоверчиво усмехнулся. — Наговорил всяких ужасов. Мастер он на такие рассказы..

У Егора сердце упало. Неизвестно почему, но он моментально понял, что речь идет именно о том самом, об их с Родькой мертвеце. Егор быстренько взглянул на брата, но тот все так же ковырялся в тарелке и ничем не показал, что разговор ему интересен.

Не слышать слов отца Родька не мог, и Егор только поразился такой необычной выдержке. У него-то самого внутри все задергалось, и от возбуждения проклятый кабачок едва не выскочил наружу тем же путем, каким попал внутрь. Горло запульсировало спазмами, Егор осторожно отложил вилку и, схватив надкусанный ломоть хлеба, принялся торопливо жевать его…

— У Борисенко уже два года теща живет, — продолжал отец. — Он ее из деревни специально привез, чтобы днем квартиру без присмотра не оставлять, район у него нехороший…

— А где он живет-то? — уточнила мать.

— Да знаешь хрущевки у стадиона… — начал отец.

— На Костромской, — вставил Егор и прикусил язык.

Холодные пальцы Родьки впились под столом в голое колено Егора.

Егор едва удержался, чтобы не пихнуть брата локтем в бок, но только сунул руку под стол и попробовал оторвать ладонь Родьки от своей ноги. Это ему не удалось. Да еще отец недоверчиво покосился на Егора и нахмурился:

— А ты-то откуда знаешь про Костромскую?

— Да пацаны… пацаны сегодня во дворе про этот случай рассказывали…

— не на шутку растерялся Егор.

Рука Родьки медленно, словно нехотя, соскользнула с колена Егора.

— Вот-вот, — вдруг посерьезнел отец. — История совсем не смешная.

Покойный года три прожил в той квартире, но кто он такой, никто толком и не знает. Борисенко не был с ним знаком, они даже не здоровались. Обычный, говорит, был человек, вполне приличной наружности… Только квартира у него оказалась пустая да грязная, словно и не жилище, а притон…

Егор мельком взглянул на брата. Родька, белый, как скатерть на столе, сидел, согнувшись, и, не отрываясь, смотрел на огрызок хлебной корки.

— Не своей, что ли, смертью умер? — равнодушно уточнила мать.

— Да как будто бы своей… — отозвался отец. — То ли сердце подвело, то ли астма разыгралась, то ли еще что… Только Борисенко говорит, теща-то его сама не своя была. Говорит, что весь день вчера дома была и слышала, как этот жилец вчера около полудня вернулся, да не один. Тащил кого-то по лестнице… А потом внизу в его квартире страшно кричал и плакал ребенок…

— Мало ли, что бабке покажется? — покачала головой мать.

— Да она вроде бы в своем уме. Я, Лена, это к тому лишь, чтобы наши гаврики послушали хорошенько! — строго возразил отец и повернулся к близнецам. — Ничего подозрительного, говорят, в квартире на нашли, но кто знает, что случилось с тем ребенком и куда он делся! А вы, ребята, чуть из дома выберетесь, шляетесь, где попало и с кем попало…

Егор именно этого и ожидал. Пространная проповедь должна была окончится строгим нравоучением: куда и с кем можно ходить хорошим воспитанным мальчикам из нормальной интеллигентной семьи. Нудно, конечно, но терпимо. Сейчас все это закончится, и, домучав ужин, можно будет удалиться к себе и вдоволь обсудить услышанное с Родькой…

Но отец, кажется, не торопился заканчивать. Он смотрел на сыновей с явным неудовольствием. Его полное, немного обрюзгшее лицо страдальчески задергалось, когда его взгляд остановился на Родьке. Глядя на подсохшую ссадину над правым глазом сына, он, видимо, представил себе обстоятельства, при которых ссадина появилась, и отрывисто, требовательно позвал:

— Родион!

Егор вздрогнул и невольно сжался.

Родька же медленно поднял голову и посмотрел на отца странно отсутствующим взглядом:

— Что?

— Ты мне не чтокай! — сурово сказал отец. — Кто тебе лицо разукрасил?

— Подрался, — коротко и равнодушно отозвался Родька, но его пальцы под столом снова впились в колено Егора.

«Да понял я, понял! Молчу! Отстань ты…» — мысленно завопил Егор, но сдержался и, осторожно пожав вцепившиеся в него пальцы, спихнул их со своей ноги.

— Он подрался! — недовольно проворчал отец. — С кем? Из-за чего?

Подобные допросы сопровождали обычно каждый полученный синяк. Дело было вполне обычным, и Родька должен был знать, что, не отчитавшись подробно в очередном неосторожном легкомыслии и не признав свою ошибку, можно нарваться на неприятности. Но Егор вдруг понял, что сегодня Родька не собирается поступать, как должно.

— Так за какое такое правое дело ты подставляешь свою физиономию под чужие кулаки? — не отставал отец. Процесс воспитания требовал настойчивости и терпения. — Из-за чего была драка?

— Просто так, — процедил Родька.

— Очень мило! — почти вскипел отец. — Вдалбливаешь в ваши пустые головы хоть немного ума, а все без толку! Вы думаете, все так просто? Маме с папой улыбнулись, и на улицу, по подвалам и подворотням лазать?! Сколько раз я вам говорил: поменьше якшаться с этими уличными мальчишками! Те, кто тебе сегодня физиономию разбили, в следующий раз заведут неизвестно куда, беды не оберешься… Неужели это все еще не ясно?!

Яснее и быть не могло. Егор слушал отца и едва ли не предугадывал каждое его слово. Чем в сотый раз распинаться и ругать за ссадину, разглядел бы лучше, что Родьке совсем плохо, да спросил бы, в чем дело…

— Ты, который дерется просто так! Ты меня понял?! — отец поднял брови в ожидании ответа.

— Понял, — мрачно прошептал Родька.

— Хорошо понял?! — повысил голос отец.

— Хорошо.

— Понять мало… Прочувствовал?!

Родька промолчал.

— Спрашиваю, прочувствовал?! — рявкнул отец.

— Слушай, какого черта тебе от меня надо? — с досадой пробормотал Родька довольно громко.

Отец медленно выпрямился. Мать, уже начавшая складывать посуду в мойку, развернулась и с тревогой взглянула на свое семейство.

Воцарилась тишина. Только что прозвучавшие слова… Это была даже не грубость. Это было… Ох, это было нечто совершенно непростительное!..

— Что мне надо, говоришь? — холодно уточнил отец.

— Павел, успокойся, — тихо сказала мать. — Потом будешь учить их манерам. Пусть сначала ужин закончат, а то опять в тарелках насвинячили…

— Ну, пусть закончат, — согласился отец, но его скулы так и ходили ходуном он гнева.

Близнецы замерли, не шевелясь. Егору было не так уж трудно пересилить себя и подчиниться, но он чувствовал, что Родька этого делать не собирается.

Отец откинулся на стуле, сложил руки на груди и жестко приказал:

— Быстро вилки в руки! И чтобы через минуту отдали матери чистые тарелки!

— Я не буду есть, — спокойно сказал Родька.

— Не будешь? — поднял брови отец. — Ясно… Егор?

Егор готов был прикончить и свою ненавистную порцию, и заодно вылизать Родькину тарелку дочиста, только бы завершить все миром… Стоит только сейчас проглотить эту остывшую гадость, и можно будет спокойно улизнуть в спальню… Очень хотелось выйти сухим из воды, но Егор представил, чем дело может кончится для Родьки, и оставить брата наедине с отцовским гневом Егор не решился.

— Я тоже не буду, — прошептал он и невольно втянул голову в плечи.

— Отлично, — процедил отец, встал и, обойдя стол, остановился позади сыновей.

Егор никак не мог понять, что же сейчас будет…

И тут же жесткие пальцы больно сцапали воротник его рубашки, зацепив в пригоршню и кожу, и Егор, успев только жалобно вскрикнуть, ткнулся лицом в тарелку с остывшим ужином. Рядом сдавленно застонал Родька…

— Павел! — раздался возмущенный голос матери. — Да ты что, с ума сошел?!!

— Изображают из себя поросят, так пусть будут поросятами до конца!.. — рявкнул отец. — Сколько можно терпеть этот выпендреж?!..

О, Боже, как это было гадко!.. Отцовские руки не давали мальчишкам разогнуться. Челка Егора мокла в сметане, и он уже чувствовал, что бессильно плачет от немыслимого унижения…

И вдруг Родька рядом рванулся со своего стула, выворачиваясь из руки отца. Отец шумно выдохнул, крякнул, но отпустил обоих мальчишек.

Егор вскочил, зацепился за угол стола, свалился на пол. Ему даже оглянуться назад было страшно.

Родька бросился бежать из кухни, по пути наклонился к Егору, схватил за локоть и потащил за собой.

Близнецы вбежали в свою спальню.

Родька сразу же опустился на колени рядом со своей кроватью и принялся вытирать лицо краем покрывала.

— Что ты делаешь?! — обомлел Егор, видя как на ткани появляются влажные жирные следы. — Что ты делаешь, придурок?!!

— Наплевать, — процедил Родька и взглянул на брата снизу вверх. Хватит терпеть, надоело… Надоели они мне оба…

Егор поежился и всхлипнул.

— Не реви! — презрительно фыркнул Родька. — Утрись и не реви! Не стоит он того…

Егор машинально утерся рукавом рубашки, пошмыгал носом, загоняя обратно щекочущие слезы и, несмело подойдя к двери, прислонился к ней ухом.

В кухне бушевала гроза и накалялись страсти.

Егор отпрянул от двери. Нехорошие предчувствия не оставляли его.

Грандиозных скандалов не было уже давно, а тут такой удачный повод…

Егор обернулся. Брат сидел на кровати, устало свесив голову.

— Знаешь, Родька, по-моему, нам сейчас еще достанется… — неуверенно проговорил Егор, прислушиваясь к отзвукам перепалки на кухне.

— Ничего, переживем… — буркнул Родька. — Слушай, глянь, что такое у меня на шкирятнике… — он покрутил головой и сморщился. — Черт, больно как…

Егор подошел, глянул и только выдохнул:

— Ух ты!..

На шкирятнике у Родьки красовались отпечатки трех отцовских пальцев, три округлых, воспаленных багровых пятна, прямо над кромкой воротника.

— Что там такое? — уточнил Родька.

— Пальцы… Как он хватанул тебя в тарелку макать, так и осталось… Будто ожог… — сбивчиво пояснил Егор. — Странно как, никогда такого не видел…

Родька нахмурился:

— Ладно, переживу…

Егор невольно всхлипнул.

Родька совсем насупился:

— Ты еще тут сопли распускать будешь… Заткнись!

Дверь распахнулась.

Отец стоял на пороге, подбоченясь и разглядывал сыновей уже без прежнего безотчетного гнева, но с очевидной решимостью навести порядок в своих владениях.

— Родион, подойди ко мне! — жестко, но вроде бы спокойно приказал он.

Родька закусил губу и встал. Глаза его сузились, задергалась жилка на виске… Сделав пару шагов в сторону отца, Родька остановился, подавил вздох и коротко уточнил:

— Что?

— Я могу поговорить с тобой без «что»? — произнес отец, скривившись. — И разговор будет серьезный… Егорка, выйди-ка вон! С тобой я поговорю отдельно. И прикрой дверь…

Егор растерялся. Ослушаться отца после всего было страшно.

Лучше, наверное, будет не злить отца, раз тот вдруг решил сменить гнев если и не на милость, то на что-то вроде того…

Родька все так же стоял рядом с отцом и смотрел себе под ноги.

— Присядь, Родион, — проговорил отец. — Давай кое-что обсудим…

Родька не пошевелился.

Отец протянул руки к Родьке, обнял его за плечи и, мягко нажимая, стал усаживать на кровать.

Егор поспешил из комнаты, но тут за его спиной раздался странный тоненький вой, словно щенку на хвост наступили. Егор еще не понял, что это такое, но у него сразу же сердце в пятки ухнуло. Он обернулся и с изумлением увидел, что Родька, неудачно попытавшись вырваться из обнимающих его рук, заваливается на бок…

— Э-э, ты что?! — опешил отец, подхватил Родьку, попытался удержать его на ногах.

Родька снова тоненько взвыл, а потом закричал, забился в руках отца.

Ноги не держали его, подкашивались, Родька дергался, запрокидывая голову, и кричал, громко, страшно, словно его резали…

Егор оцепенел. Он не мог понять, что происходит. Отец тут был ни при чем. Он не бил Родьку, наоборот всего лишь поддерживал бьющегося в припадке мальчика, и лицо его было самым что ни на есть ошарашенным. Крика он не ожидал и, похоже, удивился и испугался не меньше, чем Егор.

Задохнувшись от вопля, Родька вдруг совсем обмяк, повиснув на руках отца.

— Господи, да в чем дело! — вскричал отец и, чуть стиснув плечи Родьки, легонько встряхнул его. — Что с тобой!..

Родька не ответил. Он мягко осел на пол. Его глаза остались полуоткрытыми, закатились и теперь сверкали белками.

Егор в ужасе зажмурился. Родька никогда прежде не учинял таких сцен.

Отец бросися к двери.

— Лена!! — завопил он, срываясь на фальцет. — Лена, где ты?!!

Мать уже бежала на крик. Увидев Родьку на полу между кроватями, она охнула:

— Ну, Павел!.. Довоспитывал…

— Лена, я его и пальцем не трогал! — растерянно пролепетал отец. Честное слово…

Не слушая его, мать присела рядом с Родькой, подняла его голову, принялась гладить виски. Веки мальчика дрогнули, но он не успел и глаз открыть, как губы его снова изогнулись в болезненную гримасу, и Родька прохрипел:

— Да не трогайте же меня!.. Не трогайте!

— Все в порядке, милый, никто тебя не тронет! — проговорила мать, провела ладонью по лбу Родьки и наклонилась поцеловать.

Но едва ее губы коснулись бледной повлажневшей кожи, Родька дернулся и с силой оттолкнул мать от себя. Отец едва успел подхватить ее.

— Родик, что с тобой?! — с обидой прошептала мать.

Мальчик вскочил на колени. Глаза его стали бешенными, он обвел глазами комнату и завопил во все горло:

— Я сказал, не трогайте меня! Уйдите! Все уйдите!

Мать в ужасе зажала уши. Отец поспешно обнял ее и рявкнул на сына:

— Истерику закатывать будешь? Чтобы все соседи послушали, как над тобой бедным, издеваются?!! Ну ты у меня дождешься!..

Он потянулся к Родьке, но вдруг словно что-то толкнуло его в бок.

Лицо отца стало изумленным. Он в замешательстве оглянулся и отступил назад. И словно невидимая рука отшвырнула его к двери…

Егор не видел ничего такого, что толкало бы или тянуло бы отца. Но отец вскрикнул, часто задышал и вдруг бросился прочь из комнаты, споткнулся и завалился в коридоре, охая и скрипя зубами. Мать выбежала следом, закрыв лицо ладонями. И, казалось, невидимый поток подталкивал ее в спину…

Родька стоял на коленях между кроватей, скорчившись и закрыв руками голову.

Внезапно он вскинулся, взглянул в коридор, вздрогнул… И дверь в спальню медленно и величаво закрылась сама по себе, плотно захлопнулась… Маленькая стальная дверная защелка с еле слышным звуком задвинулась. Тоже совершенно сама по себе.

— Родька… — Егору показалось, что он сам уже бредит. — Родька, это твоя работа, да? Как ты это сделал?!

Брат не ответил. Его трясло, худенькие плечи ходили ходуном… Бессильно опустившись на пол, Родька сел, поджал ноги, обхватил себя за плечи…

Егор сполз с кровати, подобрался к брату, хотел положить руку ему на колено, но Родька отшатнулся и застонал:

— Не трогай меня!

— Да ты что, Родька, это же я!..

— Не трогай меня руками! — взвизгнул Родька и скорчился еще больше, хотя больше было уже невозможно.

— Да ты что?!.. — Егор больше не мог выносить всего этого и заплакал от страха. — Это же я! Ты что, не узнаешь меня?

— Узнаю, узнаю, — проговорил Родька. — Не хнычь ты, рева несчастный… И не трогай меня…

— Да почему?

Родька поднял голову, взглянул Егору в глаза. Его подбородок трясся, в глазах стояли слезы. Путаясь в застежке, он расстегнул пуговицы на рубашке и стянул ткань с плеча. Там тоже остался отпечаток отцовской ладони, только это был уже не ожог, а багровый припухший кровоподтек, словно от сильного, резкого удара.

— Мне больно… — выдохнул Родька, вздрогнув всем телом. — Не трогай меня руками…

Это было уже слишком. В голове Егора все перепуталось, но в одном он был уверен: брату нечего бояться его рук. Что бы там ни было, родители это одно, а Егор — это совсем другое…

— Не бойся меня, не бойся… — Егор осторожно, чтобы не напугать и без того измученного Родьку, протянул руку. — Все в порядке. Ты не должен меня бояться…

Родька смотрел на руки Егора, как кролик на удава, и когда ладони Егора опустились на его плечи, он со стоном попытался вырваться, но замер и через несколько секунд взглянул Егору в лицо:

— Хоть ты не делай мне больно… Как мне плохо, Егорка, ты не представляешь… Все ноет, и холодно…

Егор одним рывком стянул с постели покрывало и неумело, как попало, укутал Родьку.

Они молча сидели на полу. Егор придерживал на Родькиных плечах сползающее покрывало и не представлял, чем бы ему помочь брату.

Егор уже забыл про чертовы кабачки, про то, как его обмакивали мордой в тарелку, про занудные нравоучения и вечную необходимость следить за каждым своим шагом и каждым словом. Только бы Родька очухался…

Родька долго сидел в оцепенении, потом поднял голову.

— Егорка, — он облизнул сухие побелевшие губы и прошептал. — Егорка, что такое со мной?

— А я… а я… а я-то откуда знаю? — запинаясь, произнес Егор.

Раздался робкий стук в запертую дверь.

Егор вопросительно взглянул на брата:

— Слушай, ты их здорово напугал… Открыть?

Родька покачал головой, не сводя глаз с двери, напрягся.

Шпингалет защелки прыгнул в сторону. Дверь плавно подалась и медленно раскрылась.

Отец с матерью стояли в коридоре, бледные, встревоженные. Когда дверь отворилась, они шагнули вперед.

Родька криво улыбнулся, и дверь вдруг стремительно захлопнулась чуть ли не со свистом, и шпингалет защелки вскочил на свое место.

— Как ты это делаешь? — изумился Егор.

— Не знаю… Осточертели они мне, — угрюмо отозвался Родька, поднялся с пола, закутался в покрывало и мешком свалился на постель.

Егор сел рядом, тупо глядя на запертую дверь, и недоуменно спросил:

— Ну и что теперь будет?

— Ничего. Попробуем прорваться… — буркнул Родька. — Теперь буду готов к этим фокусам… Только… — он замолчал и с неприязнью взглянул на Егора.

— Слушай, что ты сопли развесил?! Если будешь ныть, ступай лучше, мамочке поплачься…

Егор насухо вытер лицо. Родькино требование было очень кстати. В самом деле, парню тринадцать, а он разнюнился, как малыш.

— Ну то-то, а то на фиг ты мне нужен с соплями? — устало сказал Родька. — И так тошно…

— Как же ты теперь? — прошептал Егор.

— Привыкну. Только бы лапали меня поменьше… Уж очень это больно…

— пробормотал Родька. — А сейчас оставь меня в покое…

Он прикрыл глаза и замолчал, будто уснул.

А Егор так и просидел над ним всю ночь, не решаясь ни расспрашивать, ни даже удостовериться, спит ли Родька. Егор не мог понять, как вообще возможно то, чему он только что был свидетелем. Ему было страшно за себя, а еще больше за Родьку…

С тех пор тревога, на первый взгляд совсем безосновательная, возникала у Егора всякий раз, когда он терял Родиона из вида больше, чем на пару часов.

Егор очнулся от своих тяжких раздумий и уловил рядом какое-то движение. Родион уже без пальто и в тапочках стоял в дверях, глядя на брата с подозрением и неудовольствием.

— А я и не слышал, как ты вошел, — укоризненно обронил Егор.

— Это твои проблемы, — пожал плечами Родион, прошел к дивану и тяжело плюхнулся на него, ткнувшись лицом в подушку.

— Ну что, ваша светлость? Перебесился? — уточнил Егор, поднимаясь с пола.

С дивана донеслось приглушенное подушкой:

— Пошел к черту…

— Знамо дело, куда же еще? — проворчал Егор и, подойдя к изголовью, присел рядом. — Что стряслось на этот раз?

— Это тебя не касается. У меня что, не может быть личной жизни? злобно отозвался Родион.

— А-а-а… — многозначительно протянул Егор. — Прощенья просим. Мне только знать надо, цела ли твоя шкура и не нужна ли аптечка.

— Моя шкура в порядке, — буркнул Родион. — И заткнись, чтобы я тебя сегодня не слышал…

Егор со вздохом встал, подхватил пылесос и пошел в коридор.

— Стой! — раздалось за его спиной. — Куда?

— Помнится, ты только что послал меня к черту, — пояснил Егор, не оборачиваясь.

— А ты видишь здесь другого черта, кроме меня? — усмехнулся с дивана

Родион. — Впрочем, проваливай, я тебя не держу.

Он перевернулся, неторопливо поправил подушку под головой и взглянул на Егора серьезно и немного брезгливо:

— Что волком смотришь? Пытаешься характер показать? Так его у тебя нет и никогда не было…

Егор почувствовал, что начинает звереть. Родион равнодушно взглянул ему в лицо и уточнил:

— Ты обиделся?

— А что, не имею права?

— Пра-аво? — удивился Родион. — Права — дело святое, прав твоих никто не отнимает. Но есть еще и привилегии, Страж… Так вот, обижаться — это моя привилегия. Моя.

— Ах, даже так?

— Именно, — холодно подтвердил Родион. — А теперь давай-ка, хватай свой пылесос под мышку и вперед к своим кастрюлям… Если что-то не устраивает, увольняю без проволочек…

Егор вышел в коридор и в сердцах саданул дверью так, что сверху ему под ноги шлепнулся маленький кусочек гипсовой лепнины. Торопливо запихав пылесос в кладовку, он отправился к себе. Писать заявление об уходе.

Глава 10. Незадавшийся вечер

Грома аплодисментов было не слыхать. Обычное дело. Все это вовсе не означало, что зал остался равнодушным к выкрутасам Родиона. В этом зале была странная акустика: реакции зрителей глушились где-то на подступах к сцене. Возможно, самая обожаемая звезда эстрады ушла бы разочарованной, не услышав привычной истерики фанатов.

Родион был безразличен к силе и продолжительности восторгов публики. Как всегда он творил с привычным и желанным ему злым удовольствием…

Родион чувствовал, что зал взбудоражен. Напряженная растерянность стала плавно нарастать с самого начала выступления, так что, возможно, кто-то и забыл в конце похлопать, не вполне еще осознав и переварив увиденное, но беды в этом не было.

В конце концов, разве можно остаться равнодушным к действительно необъяснимому? Это вам не голографические штучки знаменитого заморского мага. Пусть Родиона в отличие от его американского коллеги не сопровождает по жизни блондинка-суперманекенщица, пусть Родион не покушается на похищение Александрийской колонны на глазах у тысяч изумленных зрителей… Зато для его трюков не нужна заумная техника. Нужно только немного злости…

Родион встал около краешка занавеса. Со стороны могло показаться, что он напряженно слушает пустеющий зал. Но Родион прислушивался к себе.

Что-то не то, совсем не то, незнакомое, плохо переносимое ощущение…

Родион долго пытался определить, что же такое с ним происходит, пока, наконец, не решился признаться себе в том, что это всего-навсего страх. Противный, давящий, ни за что не отпускающий.

Родиону, как всегда, не хотелось давать повода для того, чтобы его заподозрили в неуравновешенности и паникерстве. Постоянно одергивая себя, Родион едва домучил выступление до конца, так никому и не сказав о своем недомогании. Да и некому было пожаловаться. Родион не решился попросить прощения за вчерашнее, и Страж до утра не показывался ему на глаза, а на рассвете после звонка своей пассии ушел из дома, не сказав куда и как надолго.

Теперь Родиону во всем виделась скрытая угроза, и в вызывающем поведении брата, и в незнакомой невыносимой усталости, и в ленивых вальяжных позах собственных охранников… Вечер дался ему чудовищным усилием: тонкий трикотажный свитер прилип к его пояснице, и волосы на висках намокли. Дискомфорт был настолько сильным, что хотелось прервать выступление, сбежать и забиться куда-нибудь в уютный уголок. После вчерашнего предупреждения козлобородого Марьяна это было оправданное желание.

Это началось спустя несколько минут после первого фокуса. Родион начал этот вечер с того, что исполнил на гитаре несколько латиноамериканских напевов, зажимая только лады и спрятав за спину правую руку. Мелодия шла необычно чисто, и Родион обрадовался, что его настойчивые упражнения в музицировании дали надлежащий результат.

Все шло, как обычно. Слепила глаза осветительная аппаратура, и Родион практически не видел зала. Он никогда не мог понять изречения некоторых деятелей сцены типа: «меня вдохновляют лица зрителей» или «я должен видеть глаза слушателей»… То ли осветители Родиону попадались плохие, то ли зрение у него было ненормальным, но привыкнув, в принципе, к льющемуся со всех сторон слепящему свету, Родион никогда не видел ни одного лица, ни одной пары глаз. Да и не хотел он их видеть. Вдохновить они его уж точно не могли, могли, скорее, вывести из себя.

Сегодня Родиона выводил из себя некто, купивший себе билет на одно из крайних мест слева совсем рядом со сценой. Нельзя сказать, что из этого угла проистекало что-то особенное, но человек, просидевший там все два часа, измучил Родиона одним своим присутствием. Родион не мог его разглядеть, но назойливо ощущал его. Это был как раз тот случай, когда некто помимо желания Родиона сообщал ему о своем пребывании поблизости. Когда Родион бывал на взводе, когда его переполняли страх и брезгливая злоба, он легко вытворял с чужим организмом практически все, что хотел, чуть ли не видя его насквозь. И с тем, кто доставал его слева от сцены, стоило бы поговорить по-свойски. От невозможности немедленно разобраться с этой проблемой, Родион едва с ума не сошел.

И теперь, когда все закончилось, и зрители быстро вытекали из зала, паника Родиона только усилилась. Похоже, вчерашнее предупреждение было справедливым. Желающих попортить Родиону нервы было немало, как в славной Гильдии, так, возможно, и помимо нее.

Родион считал, что он еще не нуждается в паре мотоциклистов, прокладывающих путь, и дюжине автоматчиков, бегущих чуть сзади. В повседневных перемещениях, не связанных с публичными появлениями, Родион обходился поддержкой Стража. А в дни выступлений администратор Родиона привлекал несколько крепких проверенных ребят. Но по большому счету этим хлопцам приходилось палить из пушки по воробьям. Покушаться на фокусника до сего времени никто не собирался, и на долю охраны доставались назойливые девочки и экзальтированные дамочки, норовящие своими руками потрогать модную и популярную личность.

От кулис до гримерной Родион обычно ходил без поводырей. Его охрана поджидала на выходе из служебных коридоров, на лестнице и у заднего подъеза. После того, как несколько восторженных девочек на выходе серьезно обожгли Родиона, Влад Осташов старался обеспечить Родиону максимальную безопасность от рук горячих поклонников. Осташова Родион ценил по достоинству. Будучи бессменным администратором Родиона и давним его приятелем еще со студенческих времен, Влад неплохо наладил охрану. Его подчиненные в ковбойках и затертых джинсах не очень бросались в глаза среди техперсонала, но они добросовестно берегли босса, когда ему случалось находиться в многолюдном месте.

Родион прошел по коридорам, галантно раскланиваясь с редко попадающимися на пути работниками концертного зала, и добрался до своей гримерной. Дверь гримерки захлопнулась, и из темного уголка с колченогого стула поспешно поднялся Осташов:

— Вечер добрый, Родька!

— Взаимно, — фыркнул Родион и опустился в старое кресло перед гримерным столиком.

Осташов встряхнулся и, вернувшись к стулу, со скрипом подтащил его вперед, поставив сбоку от кресла. В зеркале отразилась его заспанная физиономия. Стараясь не показать того, что его только что разбудили, Влад старательно таращил глаза и небрежно потирал лоб. Коротко стриженые темные волосы встопорщились на макушке, красивые породистые обычно очень живые черты казались отяжелевшими. Видно, сон был крепок.

— Солдат спит, служба идет… — обронил Родион.

— Ждал конца твоего действа и не заметил, как уснул, — отмахнулся Осташов. — Обычно меня Егорка развлекает, а в одиночестве я засыпаю даже на лету… Где он, кстати?

— Кто?

— Да Страж твой.

— Понятия не имею. Но подозреваю, что в данный момент он тяжким физическим трудом зарабатывает прощение своей глазастой куколки… — угрюмо пояснил Родион. — Если, конечно, с утра из сил не выбился…

— Как с утра? — изумился Осташов. — Он что, целый день где-то шатается?

— А что? Имеет право. Мой Страж уволился, — распечатав пакетик с одноразовой тонизирующей салфеткой, Родион принялся тщательно вытирать потное лицо. Стало немного полегче.

— Да что такое между вами происходит? — рассердился Осташов.

— Больше он в мой горшок не писает, — пояснил Родион и не смог удержаться от презрительной усмешки.

— Ну, вы даете… — присвистнул Влад. Он был парень серьезный, и отсутствие Егора воспринял, скорее всего, как форменное безобразие. — Как дети малые… Что-то вы вы с ним в последнее время частенько принимаетесь горшки делить. И, насколько я вас знаю, это может плохо кончится!

— Это не твое дело, Владик… — холодно ответил Родион.

— Ну, не совсем, — покачал головой Осташов. — Я ж не дядя со стороны.

Мне не все равно, что вы друг с другом вытворяете…

— Трогательно, — кивнул Родион, взглянул в тревожные светлые глаза отражения и сказал назидательно. — Но если и ты начнешь меня учить жизни, уволю еще быстрее, чем Стража.

— Не пугай, — спокойно усмехнулся Осташов. — Прошло время, когда я думал, что ты действительно такой кретин, каким прикидываешься…

Самое грустное во всей этой перепалке было то, что Осташов был совершенно прав.

Родион знал, что ведет себя по-дурацки.

Он боялся, что выяснение отношений когда-нибудь станет последним, что Егор однажды плюнет на все и пошлет капризного брата подальше. И несмотря на возможность такого исхода Родион продолжал издеваться над своим послушным и заботливым Стражем.

Родион повертел использованную салфетку, провел ею еще раз по подбородку, выбросил в корзину для мусора, поработал чуть онемевшими пальцами. Именно сейчас было бы неплохо, если бы Стража вдруг принесла нелегкая. Родион даже никогда не объяснял брату, зачем он иногда, словно ребенок, иногда хватает Егора за руку. Уверенное властное спокойствие окутывало Родиона всякий раз, когда Егор подавал ему руку. Родион подметил это давно и хватался за это чудо, как за соломинку. Братья никогда не увлекались этими телячьими нежностями на людях, но, едва оставшись наедине, Родион никогда не упускал случая исподтишка подержать Егора за руку, каждый раз предвкушая весьма эффективную подзарядку… Вот и сейчас успокоиться бы, привести в порядок встрепанные нервы, а потом Страж снова может убираться на все четыре стороны…

— Ладно, Родион, все ваши раздоры — это пустой номер, — задумчиво протянул Осташов. — Не сегодня, так завтра Егорка снова займет свой пост. Не переживай.

— Мне переживать? Из-за Егорки? Ты что, Осташов, белены объелся? холодно отозвался Родион. — Куда он от меня денется?

— Ты просто самоуверенная скотина, — констатировал Влад. — Будь я твоим братом, я тебя своими руками придушил бы…

— Попробовать не хочешь? — уточнил Родион.

— Пошел ты, — беззлобно отмахнулся Осташов.

— Как насчет моей просьбы? — Родион с облегчением откинулся на спинку кресла. — Что-нибудь удалось разузнать?

— Не так много, как ты расчитывал.

— Так я тебя слушаю, — Родион открыл баночку с очищающим кремом и принялся намазывать лицо. — Начинай.

— Начать проще с конца. Белый Марьян сегодня, возможно, был в зале, отозвался Осташов. — Но это не точно…

— Погоди, — Родион торопливо вытер руки о полотенце и повернулся к Владу. — Что значит «не точно»?

— Вчера вечером он заказал билет. Из резервной брони. За пять минут до начала билет был выкуплен… Но это не значит, что в зале сидел именно

Марьян, — пожал плечами Осташов и решительно закончил: — Ты бы лучше сразу пояснил мне, чем вызван твой интерес. Может быть, я окажусь тебе более полезен…

Но Родион сделал вид, что последнего предположения не услышал.

— Это был билет… — начал он. — Куда?

— Третий ряд, второе место, — завершил Осташов.

Родион отвернулся и, вскрыв вторую салфетку, стал тщательно снимать крем. Влад наблюдал за его манипуляциями, нервно работая сцепленными на колене пальцами. Наконец, он не выдержал:

— Это не дело, Родька! Если кто-то стал тебе угрожать, я должен знать об этом первым. Так мне по должности положено.

— Ты узнаешь. Если у меня будет конкретная информация, — отрезал Родион. — А пока, кроме глупых фантазий, мне нечего тебе предложить…

Влад пристально посмотрел на отражение Родиона в зеркале, и тон его голоса резко изменился:

— Слушай, что с тобой? — испуганно уточнил он.

— А что со мной?

— Да ты же зеленый весь!

— Ну уж… — проворчал Родион, пытаясь вглядеться. Но ничего особенно страшного не разглядел. — Я устал сегодня больше, чем обычно. Только и всего. И никакой я не зеленый, это всего лишь плохой свет…

— Родион, без шуток… — строго начал Осташов.

Родион приподнялся, выпрямился в кресле… Но край стола стал вдруг стремительно приближаться к его лицу. Родион успел подставить руку и ткнулся лбом в костяшки пальцев.

— Родька, что?! Плохо?! — Осташов схватил его за плечо.

— Руки!! — рявкнул Родион, почувствовав, как кожа под пальцами Осташова стала медленно, но ощутимо нагреваться через тонкую ткань свитера.

— Тьфу, черт! — Влад отдернул руку, в сердцах хлопнул себя по бедрам. — Что случилось? Боюсь, нам без Стража не обойтись. Ты мне скажешь, где Егор?

— Я не знаю… — прошептал Родион. Он медленно разогнулся, открыл глаза и вдруг понял, что ничего не видит. В глазах вращались цветные искрящиеся пятна, словно перед тем он долго давил на глазные яблоки. Пятна метались, сдвигаясь к переносице и словно проваливались куда-то вниз, и от этого нос набухал, распухал, давление становилось невыносимым. Потом что-то словно лопнуло, и Родион ощутил жжение и жар в носоглотке. Он коснулся языком верхней губы. Губы были сухие и шершавые. И сильно заболела голова…

Пятна перед глазами немного рассеялись, и Родион, взглянув в зеркало, вздрогнул от отвращения. Он был даже не зеленым, а нежно-асфальтового оттенка…

— Вот-вот, — озабоченно поддакнул Осташов. — До чего ты себя довел, парень? Силенки-то расчитывать нужно…

Родион поспешно закрыл глаза, откинулся, задрал голову, стараясь мерно и неторопливо дышать.

— Все в порядке, Владик, — пробормотал он, чувствуя, что Осташов решительно настроен куда-то бежать и кого-то звать. — Видать, переработался я сегодня… Сейчас посижу немного, отвезешь меня домой, и все будет нормально…

— Надо Лешке сказать, пусть машину подгоняет… — вздохнул Осташов и вынул из нагрудного кармана маленький плоский телефон. Отогнув пластинку микрофона, Влад набрал номер, приложил телефон к уху и через секунду ругнулся. — Да что же это за жизнь пошла?!!.. Гудка нет… Батарейки сели, не иначе…

— Не шипи, — отмахнулся Родион. — Дойду я до стоянки.

— Нет уж, спасибо. Ученые мы. Я сбегаю, распоряжусь, а ты без меня лучше не дергайся… — Осташов побежал к двери.

Родион прикрыл глаза. Ему уже не было больно, жжение прошло, но жар разлился по всему телу, руки и ноги онемели, потеплели, стали невесомыми, словно после доброй дозы крепкого алкоголя… Ясное дело, всякая машина может сломаться, даже такая безупречная, как организм Родиона. Сейчас он чувствовал, что не может быстро нейтрализовать этот странный сбой. Сам сапожник оказался без сапог со своими чудесными свойствами…

Родион привык к тому, что до сих пор обнаруживал у себя новые, неожиданные, удивительные и даже весьма подозрительные способности. И он давал им волю. Еще живя дома, Родион изощрялся, как мог. Из-под носа отца и матери отскакивали и улетали прочь необходимые им предметы. Заклинивали дверные замки в квартире. Горел мусор в помойном ведре. Электросчетчик накручивал огромные суммы… Родион наслаждался, во-первых, силой произведенного впечатления и, во-вторых, своей безнаказанностью. Бессильная злоба отца, беспомощность матери, растерянность брата — все это стоило усилий.

Через некоторое время он почувствовал уверенность, что ему под силу не только справиться с непрошенным даром, но и извлечь из него в дальнейшем максимум пользы. Постепенно Родион плюнул на родителей. Точнее будет сказать, он и родители взаимно потеряли друг к другу интерес. Отцу расхотелось перевоспитывать и лечить свихнувшегося подростка, а Родион, изучив до мельчайших подробностей отцовские реакции, стал приручать остальное человечество, осваивать прочий мир, лежащий за пределами родного дома.

А уж получив законное право поступать по-своему, Родион развернулся. В последние годы он, как никогда, был уверен в своих силах. И вдруг этих сил не хватило… Они просочились наружу, словно воздух из продырявленной резиновой камеры. Но вечно рассиживаться в гримерной было ни к чему. Нужно было поскорее привести себя в порядок и убираться отсюда…

За спиной бесшумно открылась дверь, но так и не закрылась.

— Сейчас, Влад, я только соберу свои причиндалы, и мы поедем…

— произнес Родион как можно бодрее.

Ответа не последовало.

Родион открыл глаза и взглянул на отражение дверного проема. В туслом свете коридорного плафона на пороге гримерки застыл мужской силуэт. Это была не высокая мощная стать Влада Осташова. Тонконогий щуплый мужчина, стоя в дверях, тряхнул лохматой головой… Родион не отрывал взгляда от невесть откуда взявшегося гостя. Первая мысль была — кто-то просто перепутал дверь гримерки. Но нахлынувшее дурное предчувствие стало настолько сильным, что у Родиона дыхание перехватило.

— Что вам надо? — еле слышно проговорил он.

Непрошенный гость сделал два шага. В круг света, отбрасываемый лампой на столике Родиона, выдвинулось худое лицо, обрамленное длинными рыжеватыми прядями, на котором словно из глубоких черных ям выглядывали два безумных выпученных глаза…

Родион вскочил с кресла, развернулся, отпрянул.

Полетели, звонко шлепаясь на пол, сбитые с гримерного столика баночки.

Худосочный силуэт немедленно подался назад, и из полутьмы раздался болезненный шепот:

— Как поживаешь, последняя мармеладка?

Родион зажмурился, попытался сделать вздох, но не смог. Почему-то зазвенело в ушах. Сквозь этот звон послышались поспешно удаляющиеся по коридору шаги…

— Что тут за погром?! — раздался удивленный голос Осташова. — Вот оставь тебя без присмотра…

Родион с трудом открыл глаза.

Вошедший Осташов с изумлением рассматривал опрокинутое кресло и валяющиеся на полу баночки с гримом.

За спиной Влада показался Егор. Он тоже остановился на пороге и подозрительно спросил, глядя в глаза Родиону:

— Эй, ты с кем тут воевал?

— С призраком… — прохрипел Родион, с ужасом обнаруживая, что дыхание не собирается восстанавливаться.

Осташов и Егор тревожно переглянулись.

Родион оторвался от столика, подался вперед…

Как ни стремительно рванулся Страж, пытаясь подхватить брата, Родион тяжело свалился на пол. Что-то парализовало его, сковало мышцы, и снова надсадно и болезненно зазвенело в ушах, и острый бурав впился в переносицу с хрустом и хрюканьем…

— … Родька! — Егор перевернул его, сватил за руку, стиснул онемевшую ладонь. — Родька, ради Бога, что случилось?!..

Кажется, Егор растерянно кричал на Осташова, на девчонку-медсестру, прибежавшую из медпункта… Ни мокрое полотенце, ни поспешно вскрытый пузырек с нашатырным спиртом ничем не смогли помочь.

Родион чувствовал, что несколько рук ощупывают его, пытаются вывести из странного паралича. И эти руки не жгли, и Родион счел себя уже мертвым.

И последним, о чем он подумал, было то, что мертвым быть не так уж и плохо, по крайней мере не так больно, как быть живым…

Глава 11. Заслуженный отдых

Тридцать восемь… Нет, тридцать девять кафельных плиток уместилось в простенке между дверью в палату и грузовым лифтом. И еще кусочек плитки сбоку. Егор сто раз пересчитал их, запомнил порядковые номера надтреснутых и исцарапанных… Больше заняться было нечем.

Влад тоже маялся. Он уже почти час топтался возле длинного окна, то отвечал на телефонные звонки, то угрюмо разглядывал что-то в ночном больничном дворе.

Из палаты ни звука не доносилось. Виной тому был тамбур с плотными дверями. Кто-то там колдовал над Родионом, и Егор с Осташовым уже не первый час ждали хоть каких-нибудь известий.

— Может быть, о нас забыли? — вздохнул Егор.

— А кто мы такие, чтобы о нас помнить? — пожал плечами Осташов. Если бы на месте Родиона оказался ты, с тобой никто не стал бы возиться…

— А в чем же разница? — удивился Егор. — Я что, не человек?

— Человек, человек… — с легкой досадой отмахнулся Осташов. — Но чем дольше Родион пробудет здесь, тем больше возможностей у этой вшивой больницы поправить свои финансовые дела. Отделение-то хозрасчетное. А ты вряд ли будешь скупиться на оплату палаты, лекарств и дежурных сиделок…

— В самом деле, — Егор снова вздохнул и, решительно поднявшись на ноги, подошел к Владу. — Надо сказать бухгалтеру, чтобы вызволил побольше оборотных средств… Наверное, понадобится много, а у меня на кармане остались жалкие гроши…

— Я уже звонил Петру, — заметил Осташов. — Завтра утром все будет сделано.

— Спасибо, старик, ты молодец… — Егор потрогал лоб и угрюмо пожаловался. — Ничего голова не соображает. Полный сумбур…

Осташов молча пожал плечами и виновато улыбнулся.

Егор пытался смотреть в окно, но взгляд его принимался опять скакать по стенам.

— Хорошо еще, что ты приехал… — вздохнул Влад. — Ты же лучше меня должен знать, что нельзя его без присмотра оставлять… Нашел, в самом деле, время на него обижаться. Знаешь же, горбатого могила исправит…

Егор и так был сам не свой. И совершенно неуместное напоминание о могиле взбесило его:

— Прекрати, Влад! Не трави меня!

— Извини… — обронил Осташов.

Он помолчал с минуту и вздохнул:

— Я виноват. Я. Нужно было сразу бить тревогу… Он показался мне очень усталым. Ввалился в гримерку, бледно-зеленый, как тень отца Гамлета. Потом совсем скис… И все же не понимаю, что могло произойти за те две минуты, пока он оставался один…

— И я не понимаю, — тихо проговорил Егор. — После того, как Родька стал таким… Ну, ты понимаешь, о чем я… После этого он ничем никогда не болел. Всегда здоровый был, сильный, любую хворь давил в зародыше… Я в гимнастических залах ведра пота оставил, а он, ни разу не перетрудившись, всегда был в отличной форме, мускулы на нем сами нарастали в нужных местах…

— Да уж, для такого приступа должна быть причина, — строго сказал

Осташов.

— Мне показалось, что когда мы с тобой вошли, Родька был чем-то смертельно испуган, — пожал плечами Егор.

— Согласен. Все именно так и выглядело, — кивнул Влад. — Но мне и свалить-то не на что: ребята проверили все прилегающие помещения и коридоры. Ничего такого ужасающего мы не обнаружили, как ни старались…

В распаленной голове Егора метался целый вихрь интуитивных подозрений, и он хотел было вывалить их на Осташова, но тут позади почти бесшумно отворилась дверь палаты. В коридоре показался молодой врач в коротком халате и потешной высокой круглой шапочке. Он выглядел усталым, но вполне удовлетворенным.

Егор развернулся к врачу и спросил с надеждой:

— Как он там? Обошлось?

Врач небрежно сдвинул шапчонку на бок и в задумчивости поскреб голову:

— Ну это как посмотреть… В морг вашему чудотворцу еще рано. Но больше пока ничего определенного… Нужно время.

— Для чего?

— Для того, чтобы сделать вывод… — уклончиво отозвался врач. Случай, я считаю, вполне банальный. Но пока рано говорить о том, сколько это продлится и чем кончится…

— Он очнулся?

Врач внимательно взглянул на Егора, склонив голову на бок, подавил тяжелый вздох и высказался раздраженно, но сдержанно:

— Нет, пациент еще в коме. Я бы даже не стал загадывать о том, как скоро он очнется. Не буду утомлять вас, молодые люди, трудными медицинскими терминами, по всему видно, это для вас филькина грамота… Все под контролем, аппаратура способна поддержать больного, но только он сам может победить это состояние…

— Я ничего не понял, — Егор взъерошил себе волосы и всплеснул руками. — Вы по-человечески мне можете сказать? Что с ним случилось?

Врач нервным движением поддернул халат и полез в карман брюк. Вытащив пачку сигарет, он извлек одну и принялся разминать ее в тонких узловатых пальцах.

— Ох уж эта мне братва… Не знаешь, как и что вам говорить… Пристрелите еще сгоряча… — пробормотал он.

— Я вас скорее пристрелю, если вы темнить будете! — заорал Егор.

Осташов сзади крепко взял его за локоть.

Врач только головой покачал:

— Успокойтесь… Я, собственно, ничего не скрываю. Состояние, в котором сейчас пребывает Родион Березин, это так называемое терминальное состояние…

— Что это значит? — насторожился Егор.

— Это значит, что изменения возможны в любую сторону… Это пограничное состояние, и пока любой исход одинаково вероятен… — пояснил врач. — Парень будет круглосуточно находиться под действием комплекса полной реанимации. Любой сбой тотчас же будет компенсирован… В нашей больнице две таких палаты. Одна для всех понемногу, нищих, сирых и уборгих. Другая, вот эта, для крутых. Дорогая штука, я вам скажу…

— Для меня это не имеет значения!

— Я догадываюсь, — кивнул врач, внимательно разглядывая взъерошенного от ярости Егора. — Вы ближайший родственник, я так понимаю? Имею к вам один существенный вопрос… Какие наркотики употреблял ваш брат вчера?

— Никаких! — поразился Егор. — С чего вы взяли? Он вообще не принимал наркотиков! Никогда!

Врач криво усмехнулся:

— Позвольте вам не поверить… Я понимаю, что мой вопрос неприятен, к тому же чреват еше менее приятными для вас последствиями. Но мне хотелось бы сразу же прояснить существо дела…

— Родион не употреблял наркотиков! — Егор повысил голос, чувствуя, что еще немного, и он вцепится в накрахмаленный воротник халата. Руки Влада снова легли на его плечи.

— Молодой человек… Я знаю, что говорю, — врач лихо заложил сигарету за ухо и скрестил руки на груди. — Ваш брат перенес тяжелейший токсический шок, едва не разрушивший окончательно все системы организма. Правда, лаборатория пока не может выделить вещество, но лично у меня нет никаких сомнений в том, что такое сильнодействующее вещество в убойной дозе было, и именно оно стало причиной всего этого… Вам нечего мне сказать?

Егор вырвался из рук Осташова и демонстративно отошел к окну. Его трясло от негодования. Заподозрить разумного и брезгливого Родиона в пристрастии к наркоте! Какой бред! Разнести бы всю эту чертову престижную больницу в клочки!

За его спиной Влад о чем-то вполголоса договаривался с врачом, но

Егор не мог разобрать ни слова.

— Пойдем-ка домой, Егор Павлович… — Влад подошел сзади и легонько подтолкнул Егора к выходу на лестницу. — Пока мы здесь ни к чему. Завтра я позабочусь об оплате больничных счетов и приостановке контрактов… Но это будет завтра. Вернее сегодня, но попозже…

Они стали спускаться вниз.

Дорохов придерживал измученного Егора под руку, спокойно увещевал:

— Ты не дергайся, Егорка. Бери пример с брата. Я всегда Родионом восхищаюсь. Он у тебя все умеет делать красиво и с толком, даже из себя выходить…

— Но я не понимаю, что же это получается?!! Ведь ясно же, что Родион никогда никакой наркоты в рот не брал!..

— А ты в этом уверен?

Егор по инерции пролетел еще несколько ступенек и резко развернулся:

— Ты что, серьезно?

— И не смотри на меня, как на гадюку, — хмуро сказал Влад. — Я не враг Родьке… Ты, конечно же, знаешь его лучше, чем я. Но ты не бываешь с ним все двадцать четыре часа в сутки, во всяком случае, не каждый день… Кто может сказать наверняка, чего захотела вчера левая пятка его светлости? В субботу и в воскресенье Родион надолго исчезал из под твоей опеки…

— Влад, этого не может быть!.. — воскликнул Егор. От одной мысли, что Родион попал в беду именно по недосмотру своего Стража Егор даже затошнило.

Осташов покачал головой:

— Ладно, не ори. Хотя я не понимаю, что ты вздыбился? Что за беда такая, если взрослый мужик с отчаяния решил немного расслабиться и купил себе порцайку сильнодействующего? Что ты квохчешь над его репутацией, если Родиону самому на нее плевать? Людям его круга свойственно немного запретного, никто не будет ни удивлен, ни шокирован…

Егор молча выслушал и решительно пошел к выходу. Житейскую мудрость Осташова оспаривать было трудно, и Егору захотелось поскорее избавиться от приятеля. Он прибавил шагу, доставая из кармана ключи от машины.

— Ладно, Егорка, забудь… — Влад догнал Егора, шлепнул по спине. Вот Родион очнется и нас рассудит… Поезжай-ка домой, отоспись, утро вечера мудренее. Согласен?

— Согласен, — буркнул Егор.

— А ты отвратительно выглядишь, старик… — тревожно возвестил Осташов, взглянув Егору в лицо. — Тебе пора на заслуженный отдых… Знаешь, давай-ка я отвезу тебя, для верности. А то втюхаешься в первый же фонарный столб…

— Ерунда. Справлюсь, не маленький.

Но Осташов покачал головой:

— Видишь ли, Страж, ты сейчас хуже пьяного. Если столб проскочишь, то вполне можешь одиноких пешеходов пересчитать. Беды наделаешь. И жертвы твои будут на моей совести. Гони ключи!

Егор молча вложил ключи от своей БМВ в протянутую ладонь, пропустил

Влада вперед и пошел следом.

Глава 12. Лисы, волки и кривые козы

В конторке, к удивлению Марьяна, никого не было.

У Вербина не было привычки слоняться по пустым кабинетам Гильдии. И если он не на посту, значит должен сидеть в своей комнате.

Марьян свернул из вестибюля в сторону, в узкий полутемный коридорчик.

Он редко бывал в жилище своего приятеля. Вербин не имел обыкновения звать к себе гостей. Он стеснялся своего обиталища, а перед Марьяном особенно.

Марьян остановился перед дверью в торце коридорчика и постучал.

Никто не отозвался. Но дверь показалась Марьяну прикрытой неплотно, и он легонько толкнул ее. Она медленно отворилась.

— Андрей, ты дома?

Снова никто не отозвался. Памятуя о том, что сегодня в Гильдии неприемный день, и с утра до вечера в здании не должно быть никого из посторонних, Марьян решил, что может войти без опасения повстречаться внутри с чужаком.

Он перешагнул порог и оказался в большом помещении с длинным узким окном, что тянулось от стены до стены почти под самым потолком.

В углу на прочном табурете стояла настолькоая лампа с развернутым в потолок плафоном. Марьян подошел и включил ее. Светлее стало лишь на пару шагов вокруг.

Марьян знал историю этой комнатухи. Раньше это была бытовка, а нынче по разрешению Кошарского здесь поселился Андрей. Марьян с трудом понимал друга. Андрей не испытывал недостатка в деньгах. На свои доходы он вполне мог обзавестись если не собственной квартирой, то неплохим по нынешним меркам наемным жильем. Однако Андрей предпочел жить здесь.

В этом тесном и плохо освещенном помещении слегка пахло застарелой пылью и потом. Мало кто позволил бы себе оставить собственное жилье в таком состоянии, но с поправкой на невзыскательность отшельника-бродяги можно считать, что ночлежка у Вербина получилась сносная.

Ту мебель, которой под завязку было заставлено почти все пространство, уже неудобно было выставлять на людях. Но ни один хороший хозяин не стал бы выбрасывать добротные и массивные изделия, готовые вот-вот перешагнуть из категории старья в разряд антиквариата.

Почти посередине комната была перегорожена тремя широкими старыми шкафами. В одном из углов на столике стояла двухконфорочная электроплитка с чайником и кастрюлькой, стопка тарелок, стакан с ложками… Проход между шкафами был занавешен каким-то покрывалом, прицепленным к деревянной перекладине… У стены притулился на низкой тумбочке компьютер, и присутствие этой современной штучки посреди унылого мусора вызывало недоумение.

Впрочем, убогое жилье было обязано своей обстановкой скорее бережливости Кошарского, накопившего у себя весь этот хлам, чем вкусам жильца этой конуры.

Жилец в этой дыре обитал прелюбопытнейший. Этот человек не терял надежды в скором времени перещеголять всех вокруг и не склонен был останавливаться ни перед чем.

Марьян давно знал Андрея. Оба они прежде всего ценили собственное «я» и осознанно стремились к определенной самоизоляции. Но они не были просто подельниками. Они были очень близки, и несмотря на то, что Марьян многого в Андрее не мог принять, он любил его со всей искренностью и силой, на которую был способен.

Возможно, Марьян склонен был преувеличивать достоинства Андрея, но он не мог удержаться от восхищения. Пуститься в бега без документов и денег, прихватив с собой лишь больного ребенка, и годами переезжать с места на место, добывая себе средства к существованию самыми разнообразными и не всегда законными способами… Мало кто был способен решиться на такое, и уж далеко не каждый из решившихся добивался успеха в своих опасных авантюрах. У Вербина же пока все получалось.

Андрей никогда не рассказывал никому о том, что произошло с ним.

Из отдельных фраз, вырывавшихся у Андрея время от времени, Марьян сделал вывод, что друг его пережил достаточно, чтобы осатанеть. Ясно было, что он неплохо образован, терпелив, привычен к рутинной работе, что он разбирается в компьютерах, в оружии, хорошо справляется с трудностями примитивного быта. Можно было бы предположить военное прошлое. Но в понимании Марьяна Андрей не был похож на армейского человека: неудержимая фантазия и отсутствие элементарных тормозов. То ли воспитание у Вербина было соответствующее, то ли жизнь в свое время перековала его, но сейчас это был не просто бывалый человек, а весьма своеобразный и непредсказуемый субъект.

Не слишком здоровый, замученный многолетней гонкой за призраками своих грандиозных планов, он все же упорно карабкался к своей голубой мечте. Он не распространялся о том, как далеко идут его планы, но Марьяну казалось, что этот Андрей не иначе как хочет весь мир бросить к своим ногам. Возможно, у него были самые различные способы добиться этого, но встреча с Марьяном настроила Вербина на вполне определенную волну.

Познакомились они случайно. Оказавшись в Архангельске, Вербин прослышал о подпольно практикующем волшебнике и, не будучи скептиком, решил попытать счастья и лишний раз обследовать сына. Марьян не смог помочь Шурке: ни телесное, ни духовное целительство было ему не подвластно.

Вербина эта неудача огорчила, но не смутила. Он понял, в чем именно состоит талант Марьян и поверил в возможности нескладного гадальщика. Но не только за это признание был благодарен ему Марьян. Вербин оказался первым человеком в жизни Марьяна, который отнесся к смешному парню без предубеждения и брезгливости. С первой встречи Марьян чувствовал искренний интерес Вербина к себе, интерес не шкурный, а человеческий. Уж кого-кого, а Марьяна невозможно было обмануть, он был специалистом по эмоциональному полю…

Именно от Вербина чудной провинциал впервые услышал про Гильдию и почти сразу же приехал завоевывать Питер. Вербин поддерживал связь с Марьяном, а через полгода приехал тоже.

Два года Андрей болтался по близлежащим областным территориям, нигде надолго не задерживаясь, потом Марьян свел его с Кошарским. Сотрудничество троицы целый год приносило обильные плоды, пока старина Джан не заподозрил неладное.

Вербину было нечем защищаться от шантажа такой непотопляемой машины, какой на самом деле был интеллигентный дядечка. Кажется, Андрей больше всего на свете боялся войти в открытый конфликт с законом и лишиться своей неограниченной свободы. Но если Кошарский вздумал играть на отцовских чувствах Андрея, Вербин рано или поздно мог пойти на все…

Марьян осмотрелся и, пройдя к занавеске, отвел ее рукой.

Вторая половина комнаты оказалась почти пустой. Здесь не было ни кроватей, ни диванов, ни комодов, ни чего другого, присущего жилью. На полу лежали в ряд три гимнастических мата, застеленные несколькими серыми казенными одеялами. Худощавые подушки тоже происходили из какой-то разоренной казармы, одна была даже в подпалинах с одного угла.

В импровизированной постели кто-то спал не так давно: все было переворошено, сбито. На подушке валялось большое махровое полотенце в полосочку, заляпанное во многих местах темно-бурыми пятнами.

— Эй, кто здесь шастает? — гневный голос Вербина заставил Марьяна вздрогнуть.

— Андрюша, это я, — Марьян выбрался из-за занавески.

Вербин стоял у двери, вцепившись в концы перекинутого через шею полотенца. Его кулаки побелели от напряжения. Увидев Марьяна, он сначала немного расслабился, а потом его лицо покрылось багровыми пятнами:

— Черт, я думал чужой кто… Надо было ждать в коридоре!

— Было незаперто, — примирительно сказал Марьян.

— Делай у себя дома все, что тебе взбредет в голову, — пробормотал

Вербин. — Мало ли, где вдруг окажется не заперто!..

— Я всего лишь искал тебя… — Марьян молча присел на единственный стул перед выключенным компьютером и уставился на свое отражение в стекле монитора. Рычание Андрея расстроило его.

Рука Вербина легла ему на плечо, обняла за шею.

— Ты понимаешь, я просто издергался весь. Прости меня, Марьяш.

— Я знаю, — кротко ответил Марьян. — Я не сержусь. А Шурка-то где?

— Отослал я его… На улицу… — пояснил Андрей, отбрасывая полотенце на стол. — Пусть там пока пристроится. Лучше ему здесь не вертеться.

— Почему ты не хочешь, чтобы Шурка пожил у меня?

— Потому что… — Вербин замолчал.

Марьян знал ответ. Андрей не доверял сына никому на свете. Он был связан со многими людьми. Одни работали на него из страха, другие из жадности, третьи, как например Марьян, из своего интереса, но сына своего Вербин не доверял никому мз тех, с кем завязывался. Кто знает, из дебрей какого черного предательства произросла подозрительность этого человека, но Марьян в сущности и сам был таким, и поэтому не настаивал.

— Ты дело-то сделал? — буркнул Вербин.

— Сделал, сделал… Теперь Березин — все равно, что пластилин. Сможешь вылепить все, что захочешь. Интересно, что же все-таки Джан Серафимович собирается с этого иметь?

— А тебе не все ли равно? — равнодушно обронил Вербин.

— Как сказать… — осторожно проговорил Марьян. Друг не должен был почувствовать его беспокойство. — Впрочем, мне действительно все равно. Джан будет доволен. Надо только чтобы он расплатился раньше, чем поймет, что ты перехватил у него Березина…

Раздался настойчивый стук в дверь.

— Вот видишь, как черта к ночи поминать, — сквозь зубы процедил

Андрей. — Входите, открыто!

Это действительно был Кошарский собственной персоной. Видимо, он прошел к Андрею прямо с улицы. Плащ его был небрежно расстегнут, неизменный галтсук хоть и присутствовал, но в спешке был завязан небрежно…

— Оба тут, — удовлетворенно выдохнул он, останавливаясь и прикрывая за собой дверь.

— Что случилось? — нахмурился Вербин.

— Это я вас хотел спросить! — Кошарский раздраженно подергал плечами.

— Вместо того, чтобы сидть дома и наслаждаться жизнью, я должен бегать и похлестывать вас…

— У вас конкретные претензии? — вежливо осведомился Марьян.

— Конкретней некуда! — рявкнул Кошарский и шагнул к Марьяну. — Ты схалтурил, дружок. Родион Березин в реанимации!

Именно об этом Марьян и подумал в первую секунду, когда увидел Кошарского в дверях. Удача. Все получилось. Теперь Марьяну оставалось только изобразить покаяние и изумление. И он изобразил.

— Ты удивлен, дружок? — переспросил Кошарский.

— Когда давишь на психику, нельзя быть уверенным в результате. Слишком тонкое это дело, — пожал плечами Марьян. — Бывают сбои.

Андрей издал полный разочарования возглас, всплеснул руками и отвернулся.

— Нет, так дело не пойдет! — Кошарский сжал кулаки. — Если человек жив, этот недостаток устраним! А вот как ты мне мертвого вернешь?

Марьян развел руками:

— Джан Серафимович, я не ЭВМ. Я могу ошибиться. Мне очень жаль. Придется вам вместо оплаты заказа раскошеливаться на венок Березину… Но вы рано расстраиваетесь, он ведь, как я понял, еще не умер?

— Пошути, пошути! Скоморох! — разъярился Кошарский. — У меня на фокусника большая ставка сделана! Мне нужен Березин! Мне необходим стопроцентный результат! Когда ты на себя пашешь, дружок, то промахов не допускаешь!..

Марьян взглянул поверх плеча Кошарского. Вербин предостерегающе поднял руку. Марьян попытался изобразить одну из самых почтительных гримас, но понял, что подыгрывать председателю он больше не в силах.

— Что вы имеете в виду, Джан Серафимович? — холодно парировал он.

— Не прикидывайся, господин гадальщик! Я отлично представляю, чем ты занимаешься в неофициальной обстановке!

— Выполнением ваших особых поручений! — в тон ему отозвался Марьян.

— И только?

— Намеков ваших мне не надо, на любой намек имею полное право начихать… В случае со мной шантаж бесполезен, — проговорил Марьян и улыбнулся, зная, что его неловкая скованная улыбка вызывает у людей раздражение. — Шантаж

— опасное баловство, Джан Серафимович. Не играйте со мной.

— А ты меня не пугай, молокосос! Я поручил тебе и Вербину выполнить определенную работу!..

— А что такое ваша «определенная работа»? — жестко уточнил Марьян. Это заказ? Если это заказ, то где аванс?

— Как втихаря мимо меня халтурить, так вы о моих авансах и не вспоминаете… — прищурился Кошарский. — А раз так, вот с него… — он ткнул пальцем себе через плечо. — Вот с него и получи! От меня за такую работу ни рубля не дождешься!..

— Очень интересно, — Марьян сложил руки на груди.

— Ладно, Марьяша, не пыхти, — устало отмахнулся Андрей. — Получишь ты свои деньги. Когда промашку исправишь…

— Я еще подумаю, стоит ли исправлять… Я наемник, а не раб.

— Мальчишки!.. — прошипел Кошарский, брезгливо перводя взгляд с одного собеседника на другого. — Бунтари… Добунтуетесь у меня! Думаете, я буду на вас любоваться? Если уж вы на себя чисто работать не умеете, неужели мне нужны такие наемники?

— Это кто же не умеет чисто работать?

— Вы. Иначе я не имел бы под рукой неоспоримых фактов… Земля, знаете ли, слухом полнится, — прищурился Кошарский. — И вы позволили, чтобы этот слух дошел до моих ушей! Мальчишки…

— Что еще за слух? — проворчал Марьян.

— Фамилия Тихончук вам говорит о чем-нибудь?

Вербин чуть изменился в лице и метнул на Марьяна изумленный взгляд.

Марьян промолчал. С памятью у него было, слава Богу, все в порядке.

Делом Тихончука Марьян наедине с собой гордился.

В одном из пригородов Питера жила-поживала теплая компания новейших русских бизнесменов. Друзья-приятели подмяли под себя местные распивочные и закусочные, круглосуточную торговлю спиртным и множество других весьма доходных предприятий. Компания прекрасно уживалась с властями и гражданами, занималась предвыборной благотворительностью, иногда спонсировала праздники районного масштаба, сдавала местной милиции мелкую шпану… В общем, назвать их шайкой бандитов, мафией или представителями преступного теневого капитала было бы незаслуженным преувеличением. Население постановило, что это всего лишь хитрые жучилы, умеющие недурно жить.

Но что-то случилось, и с полгода назад компания распалась. Кто-то кому-то стал мешать. Сор из избы не выносили, и мало-помалу на удивление сограждан то один участник вдруг выпадал из дружной семьи и начинал ездить на своем блестящем джипе без шофера и охраны, то, глядишь, и второй как-то потускнел, стушевался и передал свой любимый магазин другому хозяину… А один не понял текущего момента. Никак не хотел понимать. Дурак был, судя по всему. И случился у того дурака день рождения. Два дня, как водится, кутили дома. В городке стоял дым коромыслом, праздновали от души. На третий день сняли для банкета зал в одном из ресторанов на Невском. По пути в ресторан у именинника прихватило сердечко, и до больницы беднягу довезти не успели, тридцать четвертый день рождения ему встретить так и не довелось…

Сколько народу присутствовало на похоронах Тихончука, и что это были за птицы никто толком не знал. Но любопытные в день похорон могли понаблюдать, как от местной церквушки на кладбище проследовали по центральному проспекту двадцать три иномарки в порядке строгой иерархии: впереди «Мерседесы», следом «БМВ», затем «Гранд Чероке», потом кое-что попроще, а в хвосте две скромненькие девятки и пара патрульных милицейских жигулей.

Несколько дней гудел городок, гадая, что же приключилось с одним из самых известных людей в районе. Кто-то многозначительно утверждал, что друзья покойного не иначе как подсыпали что-нибудь в праздничные яства. Более трезвомыслящие пришли к заключению, что работа у новых русских вредная, сопряженная с частыми обильными возлияниями, а посему нет ничего удивительного в том, что за несколько лет напряженного бизнеса молодой человек угробил здоровье…

Истинную причину смертельного сердечного приступа до последнего времени знали несколько человек: остатки теплой компании, новый глава которой очень верил в экстрасенсорику, посредник, в роли которого выступил Вербин, и исполнитель необычного заказа, смешной молодой человек с бороденкой, присутствовавший в качестве безымянного гостя на пиру, устроенном за день до смерти именинника и имевший с ним долгую задушевную беседу наедине.

Поскольку материальных свидетельств о проделанной работе остаться не могло, заложить тандем посредника и гипнотизера могло только то, что тогда Вербин по неосторожности упомянул о своей связи с Гильдией. Наверное, бизнесменам понадобилось свести в могилу еще кого-нибудь, и они захотели снова воспользоваться абсолютно чистым способом замочить неугодного и тайными тропами вышли на Кошарского, который со времен основания Гильдии занимался посредничеством при выполнении такого рода заказов. Старый лис прекрасно помнил своих прежних клиентов, и когда незнакомые ему типы проявили осведомленность в тонкостях неофициальной деятельности председателя, это не могло не взбесить дядечку Джана.

— Если вам и стало что-то известно, — проговорил Марьян. — Вам ничего не остается, как смириться с этим. Нечего было собирать столько уникумов в одном месте… Вам, видно, исполнителей мало показалось. Вы ведь и Березина собирались приспособить к этому деликатному делу? Нашли, что на поток пускать… Зарвались вы, Джан Серафимович…

— Щенки… — Кошарский позеленел. — Жаль, под статью вас не подвести… Ну да ничего, меня, старого волка, на кривой козе не объедешь… Управу я на вас найду!

Он запахнул плащ и ногой отворил дверь. В коридоре долго слышался отзвук его шагов.

Вербин несколько секунд стоял, как вкопанный, потом схватил полотенце со стола, яростно скомкал его и швырнул комок через всю комнату об стенку.

— Слушай, Марьяша, — задыхаясь, произнес он. — Вчера ты говорил очень разумно, но что ты скажешь сегодня? Ты считаешь, нам нужна еще эта змеюка подколодная, или как?

— Или как, — хмуро отозвался Марьян.

Глава 13. Страж в поход собрался

— Егор, а тут опять про Гильдию… — Юлька выжидательно помолчала, но

Егор никак не отреагировал, и она уточнила: — Тебе это больше не интересно?

— Нет, — отрезал Егор.

Он сам не знал, что ему сейчас интересно, а что нет.

В понедельник он проспал пару часов днем, потом поднялся и, помня настоятельную просьбу Осташова не появляться в больнице без него, слонялся по квартире, пытаясь занять себя чем-нибудь. Несколько раз он порывался наплевать на Влада и его рекомендации и поехать в больницу. Но всякий раз что-то Егора останавливало. Серьезный, невозмутимый Осташов казался Егору некоторой гарантией от возможных неприятных вестей… Когда, наконец, Егор был уже на грани срыва, Осташов приехал, отчитался в своих текущих делах, связанных с приостановкой контрактов, и забрал Егора с собой.

Новостей не было, ни плохих, ни хороших. Егору дали одним глазком от двери взглянуть на осциллографы, провода, шланги и капельницы, на Родиона с кислородной маской на лице, а затем безоговорочно выгнали прочь.

Егор старался держать себя в рамках, но это у него совсем не получалось. Он суетился, мешал Осташову улаживать финансовые вопросы с заведующим отделением, приставал к медперсоналу больницы… Влад гнал Егора прочь, врачи негодовали и пару раз пригрозили, что больше не пустят настырного Егора на порог отделения.

Состояние Родиона не менялось, и ничто не намекало на то, что в ближайшее время эти изменения наступят. Слыша о том, что это состояние может не меняться месяцами, Егор готов был купить на черном рынке гранатомет и палить в белый свет, как в копеечку. Просто так. Чтобы выпустить пар…

Поздно вечером Влад отвез Егора домой, купил по дороге замороженную пиццу, стоял над душой, пока Егор не разогрел пиццу и не съел ее. Потом он едва ли не силой заставил Егора проглотить двухцветную капсулу, утверждая, что это поможет успокоиться и уснуть.

Егор действительно уснул, потому что заморское зелье все же перебороло его сопротивление. Но он был уверен, что успокоиться не успел, и несколько часов беспробудного сна ему виделись кошмары.

Юлька заявилась в гости около полудня, и Егор с удивлением обнаружил, что забыл за эти дни о ее существовании. Он был настолько утомлен и измотан, что даже забыл обрадоваться, просто впустил ее в квартиру, а сам завалился на диван в гостиной и постарался задремать.

А Юлька углубилась в чтение целой пачки бульварных газеток, которую она притащила с собой. Шуршание газетных страниц убаюкало Егора, и он, отвернувшись лицом к спинке дивана, уже начал медленно успокаиваться, когда Юлька задала свой вопрос.

— Я бы на твоем месте все же поинтересовалась… Любопытные вещи пишут… Вот послушай одно интервью…

«Трагическое несчастье, постигшее одного из наших собратьев, потрясло нас. Внезапная болезнь Родиона Березина…»

— Юля, прекрати, — бросил Егор, не открывая глаз.

Юлька пошуршала газетными листами и пару минут молча читала что-то. Потом она вдруг хмыкнула и снова принялась цитировать:

— «… жизнь этого человека не могла остаться незамеченной. Этот незаурядный молодой парень своими проделками будоражит воображение людей и бередит их души. К сожалению, я недостаточно хорошо знаю его, но уверен, что этот безусловно талантливый молодой человек не что иное, как один из живых мостиков между человечеством и сокрытыми тайнами Вселенной. Он не был членом нашей Гильдии, и лично я очень сожалею об этом. Думаю, что не случись этой трагедии, мы были бы вместе. Я искренне надеюсь, что Родион Березин еще раскроет нам тайну своего невероятного дара. Пока мы теряемся в догадках, что же послужило причиной этого внезапного тяжелого недуга… Но рождение, жизнь и смерть гения равно непостижимы для нас, и мы все ждем выздоровления нашего товарища, коллеги и единомышленника, которого нам очень не хотелось бы потерять»…

— Это чье же интервью? — рявкнул Егор.

— Кошарского Дэ Эс, председателя Гильдии экстрасенсов, целителей… Ну и прочая, и прочая…

— Убью собаку! — Егор резко развернулся, спуская ноги с дивана.

Юлька пожала плечами:

— Разве тут сказано что-нибудь оскорбительное?

— Единомышленника, видишь ли, он нашел, козел старый… — Егор подавил желание выругаться покрепче и сжал кулаки. — Еще разобраться надо, чьих это все рук дело!

— Да что ты, Егор, не сходи с ума… — осторожно начала Юлька. — Уж не думаешь же ты…

— Именно! Как раз об этом и стоит подумать… — пробормотал Егор.

Он замолчал, пораженный неожиданно простой догадкой.

Он тут ночи напролет размышляет, мечется в поисках естественной причины происшедшего. Ищет давние скрытые истоки внезапной болезни брата. Вспоминает разные тревожные мелочи…

Егор искренне пытался найти причину в чем угодно: в нездоровой психике Родиона, в его дурацкой привычке дело-не дело пускать в ход свои способности, в накопленном за годы переутомлении, наконец, в произошедшей накануне ссоре между братьями.

И почему-то ни разу Егору не подумалось о том, что причину происшествия следовало искать именно в тех сферах, с которыми Родион соприкасался, но в которые упорно отказывался войти. А ведь не следовало ему сбрасывать со счетов компанию Кошарского! Допустим, сам Родион и в грош не ставил старого почтенного дядечку. Но умельцы всяких мастей, которых он пригрел под своим всесильным крылышком… Их было великое множество, их невиданные способности рекламировались громко и навязчиво, и даже если львиная доля этой рекламы липовая, есть же такие, кого следовало опасаться. Родион не дооценил опасность. И поплатился.

— Ну если только эта старая сволочь… — медленно начал Егор.

— Не приплетай сюда Кошарского, — лениво сказала Юлька. — От одного разговора на повышенных тонах припадки не случаются, тем более с таким бугаем здоровым, как твой братец… Да на нем воду возить можно было…

— Да причем тут разговор? Поругались и разошлись… Но на следующий день, когда Родион сбежал от нас с тобой… Кто мне теперь скажет, что случилось с ним в городе? С кем он встречался, кого видел?

— Ты думаешь, Кошарский убирает тех, кто отказался ему подчиниться? Вот так просто, как заправский сицилийский мафиози? — Юлька отложила газету и выбралась из глубокого кожаного кресла. — Начитался про подпольный беспредел? Бред все это, Егорушка. Не будь ребенком… Если что-то и свалило Родиона, то уж во всяком случае не Кошарский, потому что Джан Серафимович вообще мало на что пригоден. Не кати бочку на заслуженного психотерапевта…

— Да ты-то откуда знаешь, на что он пригоден?! — возмутился Егор. Что ты в этом понимаешь?

— Да уж понимаю, — как-то устало отозвалась Юлька. — Ты, может быть, еще скажешь, что твоего нелюдима сглазили или испортили?… Ну, знаешь, я не верю в сказки. Я закорененлая материалистка.

— Мой брат творит необъяснимые чудеса, и я в такой ситуации никак не могу остаться материалистом! — возразил Егор. — Поэтому не пытайся меня убедить в том, что возможно, а что нет!

— Какой же ты все-таки лопух… — вздохнула Юлька. — Сидел бы и ждал, пока брат поправится, и нечего дергаться…

— И сколько ждать? Неделю? Месяц? Год?

— Да хоть бы и год? Что тебе, плохо будет на свободе? — усмехнулась

Юлька. — Масса времени и куча денег в полное распоряжение…

— Тебя особенно последнее греет? — Егор начал злиться. — Ты, кажется, только и мечтала тут поселиться и теперь радуешься, что преграда к счастью исчезла? Для этого ты сегодня заявилась? Скажи, какого черта тебе надо?

— Ну только не тебя и не твою квартиру, — брезгливо скривилась Юлька. — Я только хотела убедиться, что с тобой все в порядке, что тебе ничего не угрожает…

— А что бы это, интересно, могло мне угрожать?

— Опасность, Егор, заключалась в том, что ты все время находился рядом с братом… — казалось, что ей стало трудно говорить. Словно она не могла решить, о чем ей стоит говорить, а о чем лучше помолчать. — Он все время, Егорушка, тащил тебя за собой. Вот и в историю с Гильдией тебя втянул…

— С каких пор тебя это занимает? — удивился Егор. — Ты что-то знаешь о Гильдии?

Она грустно усмехнулась и пожала плечами:

— Может быть… Но будет лучше, если ты просто забудешь и о моих словах, и об интерьвью Кошарского, и о Гильдии.

Егор схватил ее за локоть:

— Не играй со мной! Знаю я твои штучки… Есть, что сказать говори!! Ну?!!

— Господи, какая же я дура! — всхлипнула она вдруг. — Нечего мне говорить, Егорушка!.. Пожалуйста, не слушай меня…

У Егора голова шла кругом. Всегда умилявшая Егора способность Юльки нести чепуху с серьезным видом теперь вызвала в нем желание свернуть ей шею.

— Поверь, Егор, я ничего такого не имела в виду… — забормотала она. — Я только прошу тебя: не лезь туда… Если ты будешь продолжать, ты увязнешь…

Она вдруг жалобно захлюпала носом, ткнулась в его плечо. Егор привлек ее к себе, прижался губами к каштановой макушке, пахнущей зеленым яблоком.

— Юленька, не плачь… Я ничего не понимаю… Не мучай меня, расскажи, в чем дело…

Но она осторожно отстранилась и, звучно потянув носом, покачала головой и твердо ответила:

— Не спрашивай меня ни о чем. Забудь. Нечего мне сказть! Отвяжись!

Злоба заклокотала внезапно и неудержимо, и Егор сжал ее плечо со всей силой.

— Ты делаешь мне больно! — вскрикнула Юлька.

— Да что ты говоришь? — фыркнул он и жестко бросил: — Ну все, с меня хватит!

Егор сам не понял, как он так быстро потерял контроль над собой. Крепко встряхнув Юльку, он занес руку для удара…

Но наткнувшись на упрямый и злобный взгляд, просто отшвырнул девушку от себя. От толчка она завалилась на спину, ударилась плечом о подлокотник дивана, коротко и жалобно вскрикнула…

— Уходи! — процедил он.

— Хорошо, Егор, я уйду… — она с легкостью вскочила, потерла плечо и решительно взглянула на него. — Если уж все так повернулось… Но я умоляю, держись подальше от Гильдии и от того, что там происходит…

Егор отошел к окну и отвернулся. Глядя на улицу, вниз, в опустевший двор-колодец, он ждал, когда она наконец выйдет из комнаты, оденется и захлопнет за собой входную дверь… Хотелось расколошматить что-нибудь, или побиться головой о стену, или вцепиться себе в волосы…

Он все еще был влюблен. И наверное, он смог бы простить ее полудетские циничные выходки, потому что остаться теперь совсем одному было очень тошно. Скажи она сейчас хоть одно повинное слово, Егор испытал бы облегчение. Но она молчала, ожидая чего-то. Может быть, она ждала, что взвинченный Егор остынет и попросит остаться?

— Егорушка? — тревожно окликнула Юлька.

— Всего хорошего, — сухо проговорил он, глядя в окно.

Она поспешно вышла. Громко захлопнулась входная дверь.

Егор постоял у окна, прикидывая, с чего начать и стоит ли сообщать о своих подозрениях Осташову. Конечно, Влад был предан общему делу, но возможно не настолько, чтобы ввязываться в рискованные предприятия… Егор так и не выяснил до конца, как Осташов относился к волшебству и сопряженным отраслям. Работа на Березиных давала ему хороший доход, и он не особо болел за чистоту идеи, столь дорогую для Родиона.

Егор прошел в ванную. Черпая холодную воду пригоршней, умылся, намочил ледяной водой затылок… Потом вернулся к себе, неторопливо переоделся и вышел из дома.

Машину он решил не брать. До Гильдии было не так уж и далеко, утомиться за время пути было сложно, но пешая ходьба оставляла время для того, чтобы обдумать кое-что и немного успокоиться. Нетерпение и гнев были неважными помощниками, и Егору хотелось последовать совету Осташова и взять пример с брата. Пусть Родька порой устраивал идиотские скандалы на пустом месте, но умел вести себя хладнокровно тогда, когда все вокруг бились в истерике. Этому завидному умению стоило научиться.

Глава 14. Небольшой ликбез с трагическим концом

Егор захлопнул за собой дверь кабинета и остановился тут же у порога.

После долгого ожидания в вестибюле его все-таки пропустили к председателю. Кошарский восседал в великолепном удобном высоком кресле с подголовником. На большом столе в относительном порядке располагались аккуратные пачки документов, писем с подколотыми конвертами, буклетов с яркими глянцевыми обложками… Благостная картина неспешного бизнеса, не отягощенного суетой и рискованными операциями.

Да и сам Кошарский не походил на нервных, энергичных деловых людей, которые в азарте не обращали внимания на сброшенный пиджак, на ослабленный узел галстука или на закатанные для удобства рукава белоснежной сорочки. Наверное, такие упоенные своим делом индивидуумы встречаются только в фильмах из жизни акул биржевого бизнеса.

Сорочка Кошарского была в полном порядке, воротничок отогнут с точностью до миллиметра. Галстук в беспорядочно-ярких пятнах затянут наглухо. Очки в изящной металлической оправе пристроились на кончике длинного носа.

Когда Егор вошел, Кошарский прежде дочитал лежащую перед ним бумагу, потом поднял голову и деликатным прикосновением пересадил очки выше на пару сантиметров. Задумчиво поджав губы, он несколько секунд молча изучал Егора, а потом приказал:

— Присаживайтесь и назовите мне хоть одну причину, по которой я должен вас выслушать! — голос Кошарского был холоден и строг.

Егор с ненавистью взглянул на седую макушку председателя и поскорее отвел взгляд. Ему не хотелось попусту распалять себя.

— Вы знаете, зачем я пришел, и не надо устраивать мне выговоры.

— Я не знаю, зачем вы пришли, но догадываюсь. Наверное, вас возмутило мое интервью в «Дебрях непознанного»…

— Вашей газетенке место знаете где? — процедил Егор.

— Знаю. Но ваше к этому отношение меня не волнует, — с честью парировал председатель. — Зачем вы пришли сюда?

— Я хочу знать, кто виноват в том, что произошло с моим братом.

Кошарский подвинул к себе стопку документов и стал ее перетасовывать, вытаскивая листы из середины и перекладывая их в определенной последовательности.

— Да вы садитесь, молодой человек, — как-то вдруг обыденно вздохнул председатель, указав рукой на кресло для посетителей. — Разговор наш, видимо, затянется…

Оказавшись в низком уютном кресле, Егор сосредоточил взгляд на холеных руках председателя. На физиономию Кошарского ему смотреть совершенно не хотелось.

— Если я вас правильно понял, Егор… Вас ведь так зовут? Так вот, если я правильно понял, вы собрались обвинить меня в том, что я намеренно причинил вред Родиону Березину… Я правильно излагаю?

Этот седовласый франт отлично знал, как разговаривать с каждым из Березиных. На Родиона он наскакивал, как на равного, Егор же заслужил всего лишь его брезгливое снисхождение.

Будничный тон Кошарского выводил Егора из равновесия:

— Если я разберусь и выясню, что это дело рук вашей компании, я не буду зря тратить слова на обвинения. Я…

— Я вас понял, Егор, — оборвал его Кошарский. Помолчав, он печально взглянул на собеседника. — Вы хотя бы воспринимаете членов Гильдии всерьез, в отличие от вашего брата. Значит, и я со своей стороны могу серьезно с вами поговорить. Я очень рад, что вы ко мне пришли…

— Рады? — переспросил Егор в изумлении.

— Да. Возможно, днями я и сам бы связался с вами…

— Зачем?

Кошарский аккуратно отложил документы, встал из-за стола, одернул пиджак и подошел к окну.

— В происшествии с вашим братом, Егор, много неясного, но для людей сведущих кое-что представляется естественным и объяснимым. По крайней мере, я могу предположить кое-что. Но прежде, чем ополчаться на меня, все ли возможности вы рассмотрели? Всему виной может быть кто-то из клиентуры Родиона…

— У брата нет клиентуры. Он в большей степени шоумен, чем практикующий экстрасенс.

— Да, согласен, он скорее шоумен, — отозвался Кошанский. — Но он и практикующий экстрасенс, хоть и в несравнимо меньшей степени… И у меня есть особое мнение, нечто вроде версии…

— Не надо мне ваших версий, господин Кошарский, — поморщился Егор. Не приплетайте сюда несуществующую клиентуру Родиона. Я слышал именно в этих стенах вполне конкретные угрозы!

— Вы все же считаете, что приступ, случившийся с Родионом — это месть Гильдии непокорному, не пожелавшему вступить в ее ряды? Вы заблуждаетесь.

Конечно, Родион в пятницу меня довел… Но я не собирался претворять в жизнь те самые угрозы, о которых вы говорите. Я не кровожаден. Я наоборот, знаете ли, подвержен патологическому состраданию к людям… — с тяжелым вздохом поведал вдруг Кошарский.

Егор скорчил неопределенную гримасу. Истолковать ее при желании можно было весьма многовариантно. Но Кошарский стоял, отвернувшись к окну, выходящему в мрачный двор, и не наблюдал за реакцией Егора.

— Да-да, я часто бываю непростительно неосторожен в своем мягкосердечии. Вот например, я не только взял на работу человека без прописки, который приехал неизвестно откуда. Я еще и разрешил ему поселиться прямо здесь… Пожалел бездомного интеллигента… — печально сообщил Кошарский.

— Да, великий подвиг милосердия… — фыркнул Егор. — И что с того?

Председатель оторвался от созерцания проржавевшей крыши и, повернувшись к Егору, присел на угол своего изящного письменного стола.

— Увы, молодой человек, теперь по прошествии нескольких месяцев мне приходится раскаиваться… Моя жалость и неосторожность обходится мне дорого. И похоже, что без вашей помощи мне не обойтись.

— В каком смысле? — удивился Егор.

— Хм… — помялся Кошарский. — Не в укор вам будет сказано, дружок, но я представляю разницу между вами и вашим братом. Я больше рассчитывал на Родиона. Сила его способностей так очевидна… Но обстоятельства изменились. И я думаю, что сейчас никто, кроме вас не в состоянии помочь мне… Именно поэтому я и собирался сам с вами связаться.

Егор напряженно искал в словах Кошарского скрытый подвох. Он ожидал от председателя Гильдии чего-то иного, чего-то вызывающего… Просьба о помощи в устах Кошарского казалась коварной насмешкой над лопушком-Егорушкой.

Егор насторожился.

— Не надо таращить на меня глаза… — кисло пробормотал Кошарский. Или вы и вправду удивлены?

— Удивлен? Черт возьми, господин Кошарский! В пятницу…

— Ох, эта чертова пятница! — вздохнул Кошарский. — Поймите же: за моей спиной тогда сидели люди, преследующие определенные цели. Мои коллеги по Совету до сих пор жалеют о том, какой толстый денежный мешок вывернулся из их лап. Но мне лично хотелось заключить с Родионом договор о всестороннем сотрудничестве. Ваш брат действительно оказался уникальной личностью, и мне жаль, что все так повернулось…

— Вам жаль, а Родион при смерти! — разозлился Егор. — Если вам и нужна чья-то помощь, то уж во всяком случае не моя. Если в вашей конторе нелады с чудесами, то я вам никак не пригожусь. Я не экстрасенс, я мало на что способен и не имею никаких рычагов, чтобы влиять на кого бы то ни было. Моя персона в отсутствие Родиона вообще ни для кого не имеет абсолютно никакого значения. Так что я даже с грехом пополам не cмогу быть полезен вашему бизнесу, если бы и захотел…

— Черт бы взял этот бизнес!! — возопил вдруг почтенный психотерапевт и, как мальчик, подскочил со стола. — Я не о бизнесе, я о шкуре своей пекусь! По крайней мере, в последнее время!!

Он перестал орать, снова опустился на край стола, закатил глаза и рывком ослабил узел своего безупречно модного галстука. Лицо его побагровело.

— Вам плохо? — вежливо осведомился Егор.

Кошарский отмахнулся и сказал раздраженно:

— Прошу прощения, я кричу не на вас, больше на себя…

— Так вы бы заканчивали эту беседу, а то получите инсульт из-за моей несговорчивости. Говорите прямо, что вы от меня хотите, если, конечно, и вправду хотите…

Егор нервно качнулся, словно собираясь встать, и Кошарский, подняв руку, неторопливо заговорил, тщательно подбирая слова:

— Не уходите, Егор… Дело в том, что мне нужна действенная поддержка… скажем так, практически постороннего человека… — проронил Кошарский. Он старался держаться спокойно, но Егор заметил, как бешено бьется какая-то жилка на виске у почтенного дядюшки. Кошарскому по всему полагалось быть невозмутимым, но это у него как-то плохо получалось.

— Я слишком посторонний, господин Кошарский. Настолько посторонний, что категорически вам не подхожу.

— Зовите меня Джан Серафимович, — Кошарский изящно наклонился и по-отечески мягко коснулся руки Егора.

Тут бы и встать. Тут бы и уйти с гордым видом. Но Егор почему-то не спешил. Не отдавая себе отчета, он сидел и ждал, что еще отчубучит председатель

Гильдии. Видимо, Кошарский и добивался этого ожидания. И добился: понимая уловки собеседника, Егор все же сидел и ждал неизвестно чего.

Кошарский откашаляся, снова затянул галстук и взглянул на часы.

— Я надеюсь, что смогу с вами договориться, — начал он. — Я попал в непростую ситуацию. Один из моих служащих вышел из-под контроля. Его зовут Андрей Вербин. Так он представился, хотя паспорта его я так и не видел… Это тот самый тип, с которым позабавился в пятницу ваш брат. Я позволил Вербину обустроиться здесь, а несколько месяцев назад я пожалел об этом… Поначалу я ничего не заподозрил… — Кошарский оглянулся по сторонам и почему-то понизил голос: — До тех пор, пока не понял, что в этом здании, кроме меня, появился… Назовем это так: еще один лидер. Лидер хоть и неформальный, но очень сильный и опасный…

— Вот новости! Разве вахтер без прописки может расшатать устои здешнего сообщества?

— Вот-вот… — скептически усмехнулся Кошарский. — Очень типичная реакция на страхи старого идиота. Представьте, что я пришел, скажем, в компетентные органы и пожаловался на происки своего вахтера… Максимум, что они сделают, это оштрафуют его за нарушение режима регистрации. Впрочем, и это маловероятно. Ведет он себя примерно, комнату кое-как обихаживает, оргий не устраивает, по работе никаких нареканий…

— Мне нет дела до ваших с ним конфликтов. Вы хотите, чтобы я взял его за шкирку и выгнал на улицу? — удивился Егор. — Тогда зачем обращаться ко мне? У вас что, мало наемных вышибал?

— Я очень неплохо плачу своим наемникам, а они, бессовестные, не утруждают себя элементарной работой… Возможно, у вас по молодости лет еще не было случая убедиться в том, как мало толку от незаинтересованных исполнителей. Они всегда выбирают пряник побольше, но любя свою шкуру, подчиняются кнуту похлеще… Мои пряники не больше и не вкуснее прочих, а мой кнут обломился, — печально признался Кошарский. — И на коллег я уже не могу положиться. Кое-кто из них с некоторых пор работает на Вербина. Остается довериться вам… Я думаю, что именно Вербин успешно расправился с вашим братом. А это автоматически делает вас, молодой человек, моим союзником! — Кошарский прошел за стол и опустился в свое шикарное кресло.

Егор помялся, но все же не сумел скрыть раздражения:

— Это бездоказательно. Вы просто науськиваете меня на этого парня!

— А какие вам нужны доказательства? — холодно усмехнулся Кошарский.

— Думаете, Гильдия чародеев сможет предоставить вам документальные доказательства сговора черных сил? Какого черта вам надо? Сами являетесь предъявить мне в качестве обвинения свои голые эмоции, а требуете от меня каких-то доказательств! Одно у меня доказательство: у меня конфликт с Вербиным и его партнером Марьяном. Зная о моих видах на Родиона Березина они предпочли лучше извести парня, чем позволить ему занять достойное место в Гильдии… И я пытаюсь сделать ваc, дружок, своим заинтересованным исполнителем.

— Боже мой, что за глупость… — вырвалось у Егора. — Каким же способом, по-вашему, они могли в воскресенье подобраться к Родиону?

— Не обязательно в воскресенье и не обязательно подбираться, назидательно возразил Кошарский. — Помнится, Родион тоже не прикасался к Вербину, однако эффект был ощутимый… Прикасаться вовсе не обязательно. Родион, как я понимаю, обычно воздействует на уровне макросвязей. Проще говоря, он просто напрягает, расслабляет или физически разрывает ткани. А есть совсем иные пути. Можно порвать биогенное защитное поле…

— А-а-а, — усмехнулся Егор. — Верно, как я мог забыть… Вы хотите сказать, что некий супостат навел порчу?

— Когда-то наши мудрые предки называли это именно так, и они были, как и во многом другом, совершенно правы, — серьезно подтвердил Кошарский. — Вы же, как я понимаю, в это не верите?

— Во что? В порчу? Отчего же? Очень даже верю. А вот в то, что взрослый мужик вздумал заниматься такими делами единственно из желания отомстить за мокрые штаны… — недоверчиво протянул Егор. — Нет. Увольте. В это не верю. Это просто бред какой-то…

— Кто знает, Егор, за какие ролики заехали шарики у этого молодца, вполне серьезно покачал головой Кошарский. — Не думаю, что дело тут в обиде Вербина. Просто эта сладкая парочка — Вербин и Марьян — устраняют конкурентов еще на подходе.

— Ох, нет… — прошептал Егор. Он терял терпение. — Да откуда вы все это взяли?

Теперь уже Кошарский точно надоел ему под завязку. Однако нелюбезный тон Егора не отбил у Кошарского охоту откровенничать. Наоборот, голос председателя стал доверительным и проникновенным:

— Вы, Егор, наверное, много раз слышали о том, что я считаюсь в своем просвещенном кругу шарлатаном-администратором, этаким полезным формалистом. Я даже в меру необходим коллегам, коль скоро никто не желает ссориться с властью, а ладить с ней умеют не все… Не буду защищать свою прежнюю профессиональную нишу и свое в ней место. Да, я откровенно работал на публику, но делал это от души. И не вам копаться в моем прошлом… А моя должность в Гильдии дала мне широчайшие возможности для наблюдения и анализа… Хоть диссертации пиши… Я давно и серьезно интересуюсь паранормальными явлениями, и не только гипнотическими эффектами элементарной психотерапии, но и смежными сферами бесконечного лабиринта реально доступных чудес. Я познакомился с множеством забавных и страшных личностей, которые заявляют о причастности к сверхъестественному… Я привык разделять тех, с кем мне приходится иметь дело каждый день, на три основные категории…

Егору надоело слушать свихнувшегося дядюшку, и он, со вздохом положив ногу на ногу, сцепил руки на колене и уставился на носок своего ботинка.

— Первая и самая большая категория — хладнокровные мошенники. Это, как правило, профессиональные пылесосы, навострившиеся играть на самых больных струнах обывателя и максимально легально отсасывать деньги у падкого на чудеса населения… — Кошарский двусмысленно улыбнулся и скромно пожал плечами. — Бурная деятельность этих пылесосов необходима не только им самим, но и мне, поскольку все мы люди, и все хотим пожить недурственно. Если я вдруг начну строить из себя праведника и изгоню из Гильдии шарлатанов, мне нечего будет положить на хлеб…

— Ой ли? — усмехнулся Егор.

— Ну знаете, молодой человек, возможно, у нас с вами разные понятия о том, как выглядит бутерброд… — пожал плечами Кошарский. — Если сей гастрономический символ благосостояния вас не убеждает, могу добавить, что я хотел бы иметь достаточно средств, чтобы ублажить свою. Не хочется, чтобы она сбежала к менее принципиальному и более толковому дельцу…

— Ладно, вы меня убежили: мошенники — существа полезные.

— Так перейдем ко второй категории, — согласился Кошарский. — Это душевнобольные люди, искренне заблуждающиеся на свой счет. Зачастую они настолько естественны в своих заблуждениях, что их вера захватывает и тех, кто пытается искать у них помощи, и получив, дополнительную опору, люди и вправду чувствуют некое положительное постороннее вмешательство в свое тело, душу, судьбу… Конечно, чаще всего деятельность таких кудесников это просто бесполезное и бесплодное шаманство. Однако, если их строго и целенаправленно вести, они служат колоритной рекламой, да и вреда не приносят…

— Ну, знаете, это тоже чистой воды мошенничество… — пожал плечами Егор.

— Вы не правы, — улыбнулся Кошарский. — Знаете берегиню Клаву?

— Да как не знать! — улыбнулся Егор. Тетенька преклонных лет в чинной белой косынке пользовалась стабильным успехом несколько лет. Ее небольшие светлые глазки по-щенячьи искренне и проникновенно смотрели с афиш и рекламных страниц. Газетные истории об исцелении безнадежных и возвращении отступников писались в надрывно-мрачных тонах и были похожи на черный триллер, где нежданное и в общем-то незаслуженное избавление наступает само по себе по прихоти доброго ангела. Тетеньке с собачим взглядом роль вселенского ангела отводилась бесповоротно и бесспорно. Доказательств не требовалось, скептиков презирали, заблудших жалели…

— Так вот, я бы не назвал Клавдию Андреевну психически больным человеком, но я голову даю на отсечение, что эта почтенная женщина давно уже не в состоянии адекватно оценить себя. Она искренне считает, что совершила все те благодеяния, которые ей приписаны. Она свято верит в чудесную добрую силу своих проповедей, своих оберегов, своих фотопортретов… — Кошарский тоже снисходительно усмехнулся. — У нее есть своя команда очень толковых и хищных профи, которые вдохновенно работают на ее имидж и свой карман… Это, кстати, прекрасный образец того, как надо растить курочку, несущую золотые яйца…

На столе Кошарского зазвонил телефон, и тот, извинившись, снял трубку. Выслушав чье-то короткое сообщение, председатель помрачнел. Известие, поступившее неизвестно от кого, по видимому, сильно расстроило председателя. Его лицо снова немного покраснело, напряглось.

— Я занят, — буркнул Кошарский. — Если ей не терпится, пусть ждет…

Положив трубку на место, он задумчиво помолчал, потом, потеребив подбородок, встряхнулся и снова взглянул на Егора:

— Так о чем мы? Ах, да… Третья категория. Это те, кто действительно обладает некоторыми особыми свойствами. Причем далеко не все уникумы способны осознанно и целенаправленно применять их. Знать себя, иметь четкую цель и уметь реализовать ее — это, знаете ли, среди прирожденных кудесников большая редкость. Многие до сих пор плохо понимают, кто они такие. Некоторых мне удалось привлечь в Гильдию. Они нам полезны во всех отношениях. Но по большому счету они просто балуются, не задумываясь о масштабе приложения сил. Наконец, самые изощренные уникумы живут себе тихонько, залегли на дно и время от времени выплескивают на сограждан мелкие пакости… Они сознательно не афишируют себя, ничем не выделяются, и этим они сильны. Оставаясь практически неуязвимыми, они способны оказать довольно масштабное влияние на нашу жизнь и произвести довольно серьезные перетасовки сил не только в наших суетных мирских делах, но и в канцеляриях мироздания…

Егору злорадно подумалось, что дядя Кошарский спятил окончательно.

Уж на что Родион серьезно относился к своему проклятому дару, но ему, слава

Богу, не приходили в голову бредовые мысли о том, не перетасовать ли ему что-нибудь в мироздании.

«Жаль, что Родька не слышит, вот повеселился бы от души…» — пожалел Егор и пониже нагнул голову, чтобы спрятать улыбку. Но губы все равно растягивались сами по себе. Егор провел по ним языком, прикусил, сдержанно покашлял, прикрыв рот кулаком.

Кошарский будто бы не заметил маневров своего собеседника, а если и заметил, то не показал этого.

— До недавнего времени я считал Родиона Березина всего лишь талантливым мистификатором-иллюзионистом. Но после того, как я лично убедился, что мокрые штаны Вербина — это совсем не иллюзия, я изменил свое мнение, — серьезно проговорил Кошарский. — Ваш брат действительно уникален даже среди личностей своего уровня. И горе тому, кто в это до сих пор не поверил… Но пока Родион в силу объективных причин на время вышел из строя, я вынужден обратиться к вам…

— Стоп-стоп! — Егор звонко шлепнул ладонью по столешнице из красного дерева. — При чем тут я?

— Вам только кажется, что вы ни при чем, — с некоторой досадой поморщился Кошарский. — Вы двойняшки. Учитывая, насколько вы схожи внешне, я могу сделать определенный вывод: вы однояйцевые близнецы…

— Ну да, как будто, — пожал плечами Егор. — И что?

— Это вечная связь. Это прочнейшая астральная связь и не только на всю жизнь, как признано нынче даже ортодоксальной наукой. Это внесенсорное общение и биологический взаимообмен двух индивидуумов даже в том случае, если один умирает задолго до кончины второго… — Кошарский проговорил все это и с удивлением всмотрелся в Егора: — Что, друг мой? Вы впервые слышите об этом?

Егор в замешательстве пожал плечами. Конечно, он не мог не слышать такие теории, и даже был в чем-то с ними согласен. Однако Родион настойчиво приучал брата не спешить путать Божий дар с яичницей, и Егор был послушным учеником:

— Я слышал об этом. Но здесь-то наша связь при чем?

— Да при том, что способности свои Родион подпитывает, очень многое забирая от вас. Да-да, именно от вас! Он как бы… — Кошарский нетерпеливо пощелкал пальцами. — Как бы один пользуется вашими общими ресурсами. Возможно, если бы вы распределили их поровну, вы оба были бы вполне ординарными особями мужского пола. Но Родион, если можно так выразиться, ограбил вас… Невольно, разумеется… Сейчас он не в силах придерживать у себя двойную силу, да и своей-то распорядиться не в состоянии. А значит, всем этим богатством можете сейчас воспользоваться вы…

Егор печально покачал головой:

— Джан Серафимович, вы ошибаетесь… Нет никаких общих ресурсов. Родион не прирожденный кудесник.

Брови Кошарского взлетели под самый потолок:

— Зачем вы врете? Может быть вы поведаете мне, что вашего брата поразила молния? Простите, но я не верю в истории о том, как чудесные способности приходят после того, как сунешь пальцы в розетку!

— Никаких розеток. В детстве с Родионом случилась очень неприятная, страшная история. Он перенес сильнейший эмоциональный шок. Потрясение дало вот такую странную реакцию… Ваши шпионы, господин Кошарский, самые настоящие халтурщики.

Кошарский недоверчиво покачал головой. Потом долго и внимательно рассматривал Егора. Затем вздохнул и грустно сказал:

— Если так оно и есть, то моя надежда на вас, Егор, смешна, как стоптанные тапочки.

Егору осталось только скорчить повинную гримасу:

— Увы, господин Кошарский!

Председатель Гильдии казался, действительно, очень огорченным.

— Полагаю, на этом мы закончим, — устало вздохнул Егор. Толочь воду в ступе ему надоело. Он развел руками и встал.

— Егор, друг мой… Надеюсь, что вы хорошенько подумаете над моими словами. Я думаю, что даже если вы сейчас повернетесь, хлопнув дверью, и уйдете, обозвав меня старым козлом, вы непременно вернетесь ко мне, чтобы продолжить этот разговор…

— Насчет козла не знаю, для этого я слишком хорошо воспитан. А вот дверью я точно хлопну, — процедил Егор.

Он вышел в коридор, даже не простившись.

— До встречи, Егор. До скорой встречи, — донесся до его ушей голос председателя.

«За кого он меня принимает?!» — с возмущением вопрошал себя Егор, шагая по длинному коридору на лестницу. Егор реально смотрел на вещи и знал свое место. Но у него был некоторый повод для самоуважения. Во всяком случае, он не сомневался в присутствии мысли в своих глазах. То ли Кошарский эту мысль не заметил, то ли нарочно разговаривал с Егором так, как общался бы с одним из тяжеловесных братков-тугодумов.

Постепенно остывая, он спустился в вестиюбюль.

Охранник, что стоял у конторки, был Егору незнаком: молодой худощавый парнишка. Чуть наклонив голову набок, он быстро оглядел Егора.

— Вы Березин?.. Джан Серафимович просит вас подняться наверх!.

— Мы с ним уже поговорили, — отрезал Егор, не останавливаясь.

— Он собирается сообщить вам что-то важное, — настойчиво сказал парень.

— Очень просит вернуться. Сказал, что это в ваших интересах.

Возможно, ломать из себя гордыню действительно ни к чему. Кошарский, конечно, себе на уме и перед ним не стоило расслабляться. Но даже в таком заведении, как Гильдия двуличных кудесников, Егору так хотелось повнимательнее прислушаться к словам, сулящим помощь Родиону. И Егор пошел назад.

Он неторопливо поднялся на второй этаж и на секунду задержался перед дверью кабинета председателя. Нужно было собрать немного терпения, чтобы достойно перенести продолжение разговора с Кошарским.

Егор вошел и прикрыл за собой дверь.

В кабинете никого не было. Массивный стол и кресло с высоким подголовником пустовали.

— Господин Кошарский? — призыв Егора повис в тишине.

Подождав немного и не получив ответа, Егор в недоумении повернулся к выходу. Если у Кошарского за пару минут изменились планы, глупо разыскивать его и совестить. Проще уйти и не морочить себе голову…

Егор уже взялся за дверную ручку, как сзади послышался то ли шорох, то ли стон.

Егор обернулся и в недоумении обшарил комнату взглядом. Звук повторился.

Рука… Узкая худая ладонь со вздувшимися венами появилась из-под стола и бессильно шлепнулась на столешницу, поползла обратно, цепляясь за скользкую поверхность и оставляя широкий влажный след.

Егор обежал стол.

Кошарский лежал там, корячась в попытках подняться.

— Что с вами?! — Егор наклонился и попытался помочь председателю.

Снаяала ему показалось, что Кошарский невредим, и что дело, возможно, в подскочившем давлении или сердечной недостаточности. Но председатель тяжело мотнул головой и с трудом приподнял подбородок, и Егор от неожиданности едва не уронил отяжелевшее тело. Изо рта Кошарского вытекала узкая, но бойкая струйка крови. Рука, оставившая на столешнице кровавый след, все-таки бессильно упала в натекшую лужицу на полу.

Кошарский повращал глазами. Если он и видел Егора, то не узнавал. Его губы шевелились, но ничего было не слышно…

Егор лихорадочно соображал, что делать. Придерживая плечи Кошарского одной рукой, он потянулся к телефону, снял трубку, набрал ноль три…

Кошарский захрипел.

— Что? — Егор оглянулся на него.

— Стерва… — с трудом прошелестел Кошарский. Его губы продолжали шевелиться.

В трубке уже о чем-то настойчиво спрашивали. Егор в замешательстве бросил ее на стол и наклонился к Кошарскому.

Но председатель захлебнулся чем-то и обмяк. Егор поискал на его шее ту самую жилку, которая не так давно выдавала ритм сердечных сокращений почтенного председателя. Пульса не было.

— Че-е-ерт! — взвыл Егор. Опустив тело Кошарского на пол, он, не раздумывая долго, бросился в коридор.

Там было несколько светлее, чем в кабинете, и Егор сразу увидел, что он хоть и не с головы до ног, но все же выпачкан в чужой крови.

Теперь он в таком виде должен будет миновать вахтера. У Кошарского работали бдительные ребята. Тот, что дежурит внизу, непременно увяжет все факты, попвшиеся ему на глаза.

Ну что, Егорушка? Влип всеми четырьмя? Похоже на то.

В свете случившегося выходить из здания обыкновенным способом — через дверь, как все нормальные люди — Егору показалось непозволительной роскошью.

Помедлив немного, Егор открыл одно из окон и, забравшись на подоконник, глянул вниз. Крыша строения, притулившегося вплотную к стене здания Гильдии была всего метра на полтора пониже, и Егор спрыгнул, не задумываясь о том, не провалится ли он сквозь давно прохудившуюся жесть.

Оскальзываясь на замшелом скате, он подобрался к пожарной лестнице и без особого труда спустился вниз. Измазался, как черт, только и всего.

Оказавшись в каком-то страшном дворике, выходящем не на набережную, а на параллельную довольно людную улочку, Егор поспешил прочь.

Он вышел на улицу и побрел без цели, стараясь не привлекать к себе винмание и не задевать прохожих плечами. Голова отказывалась соображать. Словно блок какой-то включился. Обрывки мыслей вертелись в голове без всякого толка.

За неимением мало-мальски пригодного плана действий, Егору хотелось прежде, чем бросаться в очередной виток сомнительных похождений, убедиться, что за братом все это время будет хороший присмотр.

Похлопав себя по карманам, Егор нашел таксофонную карточку и пустился на поиски автомата. Звонить Осташову. Кто сможет устроить все дела лучше старого проверенного приятеля?..

Глава 15. Вольный пакостник

Осиротевшие чудотворцы сегодня превзошли самих себя. Отчаянный спор по процедурным вопросам разгорелся еще когда по зданию рыскала оперативноследственная бригада. Прибывающим по тревоге чародеям позволили собраться с зале Совета, и они не преминули воспользоваться прекрасной возможностью поскорее уладить организационный вопрос. Конечно, все сразу решить им не удалось, но основные роли распределили сразу же. Марьяну поручено было писать протокол, на что он смиренно согласился. Еще при Кошарском Марьян привык не перечить большинству. Написание протокола было весьма унизительным поручением, но Марьян решил, что ему еще стоит кое в чем подыгрывать коллегам.

Временами ему становилось смертельно скучно, несколько раз хотелось просто уйти, но он терпел. В конце концов он и дольше терпел малоприятное ему общество, прежде чем понял, что может обойтись и без них. А кто там сменит Кошарского на боевом посту? Да хоть черт с рогами, Марьяну все было едино. Сворой кудесников должен был кто-то руководить. Ну а будет преемник лезть не в свое дело и брызгать слюной не по делу, как новопреставившийся… Что ж, возможно, преемник разделит участь своего предшественника.

В отличие от Березина, который заводился, едва ему показывали палец, и тут же стремился всем показать, что он выше всех писает на стенку, Марьян по натуре своей не был азартен. Мелкие помехи вызывали у него досаду, а значительные, или даже их угроза в перспективе, побуждали Марьяна к устранению помех, однако шумного ажиотажа вокруг себя Марьян не допускал.

Несмотря на утомление Марьян чувствовал себя превосходно. Конечно, не все еще улажено, но в целом пожаловаться было не на что. В отличие от вечно страдающих сильных мира сего, у которых чего только нет, но всегда чего-то не хватает, Марьян был счастлив, потому что на сегодняшний день ему хватало всего.

Во-первых, у Марьяна было доходное и практически безопасное дело: его первоклассный салон. Путем несложных комбинаций Марьян мог получить все, чего ни пожелал бы, причем практически не выходя из законных рамок…

Во-вторых, Марьяну только что удалось избавить друга от большой проблемы…

В принципе и Кошарский-то не был такой уж большой помехой. Его старческое брюзжание было не опаснее комариных укусов. Единственное, чем мог насолить покойный Джан, это прибегнуть к банальному физическому насилию, чтобы наказать своеволие Андрея.

А ради Андрея Марьян готов был горы свернуть. Конечно, безоговрочно идти на поводу у Вербина было опасно, но Марьян охотно тратил время на Андрея, направлял его эмоции в нужное русло по мере сил и оберегал от необдуманных шагов. Марьян хотел, чтобы Андрей был в безопасности и рядом.

Марьяну долго никто не был нужен, возможно потому, что он сам никому не был нужен. Сверстники смеялись над маленьким гаденышем, родители печалились при взгляде на первенца и вздыхали, гадая, в кого же уродилось такое недоразумение. Сестренка, совсем еще малышка, ударялась в слезы, если кто-то в шутку говорил, что она похожа на брата…

И Марьяну ничего не оставалось, как убраться из родных мест. Он страдал, он ненавидел себя и знал, что будет одинок везде, потому что ему не удавалось поладить даже с самим собой. Одиночество мучило Марьяна, и несколько раз отчаяние подводило его к краю.

В один из таких периодов, когда Марьян готов был что-нибудь учинить над собой, проснулся его дар, проснулся стремительно и неожиданно. Он вдруг заметил, что практически всегда наперед знает чужие аргументы в споре, что безошибочно может оценить человека и его отношение ко многим вещам, что из отрывочных фактов возникает в его голове сами собой полная картина происходивших событий… Мало того, оказалось, что он с легкостью разбирается в том, насколько конкретный человек внушаем и насколько далеко можно зайти, пытаясь внушить ему что-либо.

Уж что-что, а выводы Марьян делать умел. Оказалось, все что он пытался вытворять по наитию, удается. Вслед за осознанием собственных способностей пришли скромные поначалу идеи о его использовании. С коммерческой жилкой у Марьяна оказалось все слава Богу, и настал конец его беспросветному прозябанию в разворованной общаге, началась сытая жизнь на частной квартире в полном достатке.

Соученики спешили оказать полезную услугу, инстинктивно уступали дорогу, остерегались хамить и насмешничать. За щуплым низкорослым пареньком косяком побежали самые неотразимые провинциальные красавицы. Марьян пользовался и услугами, и красавицами, но жестоко мстил, когда получал основания заподозрить доброхотов в корысти. А случалось это постоянно: с чудным уродливым студентом дело имели, что называется, по нужде. И несмотря на свои новые удивительные способности Марьян все же не вполне был доволен собой, пока не его пути не повстречался Андрей.

И если раньше Марьян манипулировал людьми из самоутверждения, теперь он делал все ради одного: покрепче привязать к себе Вербина. Без Андрея суета не имела смысла. Марьян был уверен, что потеряв Андрея, замену ему он никогда не найдет…

С вежливой миной Марьян несколько часов просидел над проклятым протоколом, а когда все закончилось, и из зала Совета Гильдии убрался наконец последний заседавший, Марьян, которого оставили запирать зал и сдавать ключи, спешить не стал. Развалившись в кресле, Марьян водрузил ноги на стол, положив их прямо на исписанные листы бумаги и немного подремал, расслабившись. Очнувшись от полусонных грез своих, он поднялся, выровнял небрежно расставленные стулья, вышел в коридор и запер дверь зала Совета.

По пути вниз Марьян мельком осмотрел опечатанную милицией дверь кабинета Кошарского. Вряд ли вновь избранный на хлопотную должность председателя захочет обосноваться в помещении, где произошло убийство. Кудесники — народ не щепетильный, но суеверный… А зря, комнатка была уютная. Марьян и сам не отказался бы прибрать такую к рукам. Но ему не нужна была должность, к которой прилагаются кабинеты. У него было две хорошие квартиры в разных районах, счета в банках и многое другое, способное обеспечить полную свободу…

Внизу в своей конторке сидел Вербин, заступивший на вахту в положенный час.

— Что-то ты бледный какой… — Андрей взял ключ от зала заседаний, повесил его на дощечку и озабоченно взглянул на Марьяна. — Коллеги уморили?

— Есть немного, — согласился Марьян. Забота друга была приятна.

— Когда будут выборы председателя? — весело поинтересовался Вербин.

Настроение у Андрея было хоть куда. Кажется, ему большого труда стоило изображать печаль, пока вокруг толкался народ. Теперь же он не скрывал радости.

— Выборы? Завтра вечером, — Марьян представил блошиную возню, которую непременно завтра устроят кандидаты в преемники Кошарского и передернулся.

— Совет соберется в пять и прозаседают, как в Ватикане, до упора. Так что ты будешь в курсе, если прислушаешься. Орать будут громко…

— Есть кандидатуры?

— Ага, — устало кивнул Марьян. — Есть. Больше, чем достаточно.

— Тебя не выдвигали?

— Шути, шути… — Марьян сладко потянулся. — Мне и на своем месте хорошо… Кстати, ты бы подумал о том, где теперь жить будешь. Новый председатель наверняка не будет терпеть на своей территории жильцов без прописки… Переезжай ко мне.

Марьян надеялся, что хорошее настроение Андрея поспособствует положительному решению, но Вербин перестал улыбаться и покачал головой:

— Нет, Марьян. Я знаю, как ты этого хочешь, но нет. Здесь мне удобнее.

— Прости, а что здесь… — Марьян повел рукой. — Что здесь может быть удобного?

— Здесь удобно собирать свежую информацию из той области, которой я непосредственно интересуюсь… Я останусь тут и надеюсь, что мне удастся избежать осложнений… — Андрей отвернулся к щитку с ключами, перевесил кое-что, насвистывая себе под нос.

— А следователь давно уехал? — поинтересовался Марьян.

— Только что.

— Нарыл что-нибудь?

Вербин хмыкнул и отмахнулся:

— Уволок целый мешок бумаг из кабинета Кошарского. Наверное, так, на всякий случай, для порядка. Похоже, они не сомневаются, что это братец Березина сгоряча зарезал Кошарского. Я слышал, как они тут бродили и переговаривались, что розыск будет объявлен немедленно. Так что этот ретивый хлопчик, который чуть колено мне каблуком не расшиб, наверное, уже подпрыгивает на раскаленной крыше…

Марьян вспомнил подвижное лицо близнеца-телохранителя и то, насколько бросалось в глаза отличие в поведении братьев. Подставить человека, который пытается с честью исполнить долг — что может быть проще? Парню теперь придется туго, уже хотя бы потому, что ко всякого рода неприятностям он относится с серьзностью. Запаникует теперь, замечется… Домой к себе он, конечно, вряд ли пойдет, разве что совсем уж дурак… А на дурака он все-таки не похож. Зачуханный, озабоченный — да, но не дурак. Значит, пошатается на вокзале или в ночном баре, если деньги есть. Если же денег нет, станет искать помощи. У кого? У ребят из своей славной команды. Их не много, но все они преданны боссу и его брату. Еще бы не быть преданными, раз братишки не имеют обыкновения жадничать… Администратор Березина, объединяющий в одном лице импрессарио и службу безопасности, охотно поможет несчастному разобраться в происходящем. Он мужик толковый, и информация о Марьяне у него кое-какая есть, не зря же он в воскресенье пытался совать нос в чужой огород. И с ним тоже надо будет разобраться…

— Знаешь, Андрюша, я пойду, пожалуй, — проронил Марьян, надеясь, что Андрей попросит его остаться.

— А я хотел с тобой выпить за удачное завершение мероприятия… Вербин заговорщицки подмигнул. — Как ты на это смотришь?

— Положительно, — рассмеялся Марьян.

— Ну погоди, сейчас систему включу, и мы с тобой отпразнуем нашу маленькую победу… — Андрей хлопнул в ладоши и с удовольствием потер руки. — Теперь я у тебя в долгу, Марьяша…

— Брось, — равнодушно проговорил Марьян, наклонился и с наслаждением оперся локтями о подоконник конторки. — Какие долги между нами? Пустое это.

— Теперь мы с Шуркой можем вздохнуть. Царство небесное Джану Серафимовичу, чтоб его черти взяли… — процедил Вербин.

Марьян вспомнил как санитары выносили через вестиюбюль носилки, накрытые белой простыней, на которой чуть проступала уже подсохшая кровь, и передернулся.

— Что с тобой? — удивился Андрей.

— Не люблю я трупов, — поморщился Марьян.

— Во даешь! Твое же произведение, — усмехнулся Вербин.

— Наше общее, — отрезал Марьян. — Если уж на то пошло, я всего лишь немного помог тебе уговорить Елену. Разве можно считать этот труп моим?

— И то верно, — согласился Андрей. — Кстати, Елена согласилась настолько быстро и охотно, что мне стало даже не по себе… Как бы она не выкинула какой-нибудь номер…

— А я тебе говорил еще год назад — гони ее прочь! — буркнул Марьян.

— Да уж помню я твои скандалы, — отмахнулся Вербин со смехом. — Ты же знаешь, у меня с ней чисто деловые отношения. Бывает так, что ее помощь нам с тобой просто незаменима… Она умеет работать.

— Я тоже умею работать! — запальчиво возразил Марьян.

— Только не в случае с Березиным, — широко улыбнулся Вербин. — Хотел было я на тебя рассердиться. Но потом понял, тут как с дозой яда: всегда можно ошибиться…

Марьян только пожал плечами. То, что Березин выжил, не было для него большой неожиданностью, да особенно и не огорчало. У Марьяна была прекрасная возможность повторить. Изворачиваться и проникать в реанимационное отделение больницы для этого было ни к чему. Марьян собирался просто подождать и затем действовать. Нужно всего лишь держать себя в руках, чтобы Андрей не раскусил его намерений.

— Все поправимо, — решительно сказал Вербин. — Мы не должны упускать такой случай. Я никому не отдам Березина…

Этого Марьян боялся больше всего. Он так надеялся, что все обойдется, но похоже Андрей не собирался отступать от своего плана.

— Зачем тебе это надо? — уточнил Марьян, стараясь не выдать своей тревоги. — Тебе мало того, что мы с тобой уже имеем?

— Мало? Да, может быть и мало… — усмехнулся Андрей. — А что, собственно, с тобой происходит? Радоваться надо, что мы от этой старой сволочи отделались, что Березин уцелел… А ты что-то сам не свой.

Марьян отвернулся в сторону. Небрежные слова Андрея больно ранили его воспаленное воображение, потому что Марьян отлично знал подтекст этих слов.

— Что молчишь, Марьян?.. Ну, молчи, молчи… — Андрей щелкал рычажками на своем пульте. Вдруг он отдернул руку, словно обжегшись, и задумчиво протянул: — Кажется, я что-то понял…

Андрей внимательно вгляделся в лицо Марьяна, поспешно вышел из конторки, взял Марьяна за плечо:

— Марьяш, давай-ка начистоту. Ты что, решил убить этого парня?!

Марьян сбросил его ладонь, сложил руки на груди:

— Я не желаю, чтобы он мешался в наши дела!

— Ты что, Марьян, белены объелся?! — изумленно выдохнул Вербин. — Ты что, пакостить мне задумал?!

Марьян сжал зубы.

— Вот уж не думал, что ты будешь мне палки в колеса вставлять! разъярился Андрей и, цапнув Марьяна за шею, затряс его. — Ты чего добиваешься, идиот?!

Марьян вырвался, отошел на шаг:

— Березин нужен нам с тобой еще меньше, чем Кошарский. Я не хочу, Андрей, чтобы ты совершил ошибку…

— Ошибку?! — Андрей рассеянно провел рукой по лбу и тяжело вздохнул. — Нет, Марьяшенька, кто-то из нас свихнулся, это точно… Похоже, ты просто боишься Березина. Но вы с Березиным используете настолько разные методы, что о конкуренции между вами речь не идет…

— О конкуренции?! — Марьян сделал все возможное, чтобы держаться спокойно. — Сначала ты зачем-то спутался с этой очень опасной женщиной, теперь тебе нужен Березин…

Андрей всплеснул руками:

— Так ты ревнуешь?! И в этом все дело… Я прав?

— Даже если и так, разве это смешно? — оскорбился Марьян.

Качая головой, Андрей шагнул, осторожно обнял Марьяна, сжал, потрепал по спине:

— Бедный мой Марьяшенька. Между нами ничего не изменится, я тебе обещаю… Работа — работой, а личная жизнь сама по себе…

Это звучало снисходительно. Это было невыносимо.

— Андрей, я ничего не хочу знать! Я не желаю, чтобы ты связывался с Березиным!..

— Да ты хуже капризной бабы! — с досадой бросил Вербин и разжал объятия. — Я сам решаю, Марьян, как мне вести дела… А ты несешь вздор!

Марьян не ответил, отвернулся. И раньше многие с ним обращались, как с мусором. Но никогда прежде Андрей не позволял себе такого.

— Марьяш, не будь смешным, — проговорил Вербин. — Добывать Березина для Кошарского — это было так глупо. Убивать его в угоду твоей ревности еще глупее. Это пустое бессмысленное расточительство. И теперь я…

— Ты? — холодно уточнил Марьян.

Вербин растерялся. Брови его чуть нахмурились, губы напряглись на секунду, и такое же чуть заметное напряжение прошло по всему его телу от макушки до пяток. От него так и потянуло сомнением и страхом. Однако Андрей помолчал ровно столько, сколько требовалось для демонстрации своего достоинства, и пожал плечами:

— Или ты нездоров, или нарываешься на ссору. Когда я тебя ущемлял в чем-нибудь? Разве я хоть раз подвел тебя? Ты что, сомневаешься в том, как я планирую наши действия?

Марьян поднял голову, всмотрелся. Андрей выглядел озабоченным, но чем же он был озабочен? Тем что обидел друга или тем, что друг может сорвать его грандиозные замыслы?

Марьян отстранился и заметил:

— Ты, Андрюша, конечно, голова. Планы у тебя грандиозные, методы хитрые, организовать дело ты можешь. Но есть одна загвоздка: тебе, кажется, стало все равно, что со мной происходит…

— Ах, вот оно что…

— Тебе безразлично, с кем делать деньги. Ты и Березина присмотрел, чтобы избавиться от меня без особого для себя ущерба…

— Я не собираюсь от тебя избавляться! — воскликнул Андрей, всплеснув руками. — Ты стал мнительным, Марьян, как старуха!

— Нет, просто чувствую, что тебе больше неинтересно работать в паре со мной, — постарался улыбнуться Марьян. — Досадно.

Это Марьян мягко сказал. Ему было не только досадно, ему стало вдруг очень больно от одной мысли, что Вербин некоторое время упорно искал ему замену и теперь нашел ее…

— Значит ты не хочешь работать со мной? — уточнил Вербин.

— С тобой хочу. В тройке с Березиным — никогда, — твердо ответил Марьян и отошел еще на шаг. — Бери себе Родиона Березина. Я тебя больше знать не хочу…

Вербин стоял, держа руки на талии и покачиваясь с пятки на носок. Наверное, он оценивал, насколько серьезно говорит Марьян.

— А ты забыл, кто тебя расшевелил, кто тебя в Питер послал? Если бы не я, Марьяшенька, ты бы до сих пор выяснял, с кем якшается жена водопроводчика, и что думала баба Фрося о своем зяте, когда он ее корову пропил!..

— укоризненно покивал Андрей. — Обо всем ты забыл, Марьяшенька. Нехорошо.

— Думаю, что твое участие в моей судьбе я уже отработал, — отрезал

Марьян.

— Собрался своим путем шагать? — Вербин уже был, как сжатая пружина.

— Ладно… Давай, попробуй, потешь свою гордыню! Гений задрипаный…

— Ах, так?! — оборвал его Марьян, холодея. — А вот об этом ты пожалеешь…

Он поспешно вышел на улицу. Ему хотелось немедленно домой, собраться с мыслями, понять, что же случилось.

Рядом с входной дверью суетился мальчишка Вербина, гонял по асфальту мятую жестяную банку из-под пива.

— Привет! — весело крикнул он, запуская банку Марьяну в ноги. Пасуй!

Марьян наподдал банку ногой, и она отлетела на проезжую часть.

— Мазила! — с досадой вздохнул Шурка.

Еще было не слишком поздно, и по набережной туда-сюда сновали машины. Добывать банку назад было опасно, и даже припадочный полоумный мальчишка это осознавал.

— Там сегодня заморочки разные, да? — Шурка кивнул на дверь Гильдии.

— Вроде того, — согласился Марьян.

— Слушай, можно я тогда сегодня у тебя заночую? — с надеждой спросил Шурка. — А то папа, наверное, сердит…

Несколько минут назад Марьян категорически отказался бы, зная, что

Андрей против. Но теперь… Теперь в его голове немедленно зашевелилась мысль о том, как можно было бы воспользоваться этим маленьким полудурком.

— Конечно, пойдем, если хочешь, — равнодушно разрешил Марьян.

Шурка с готовностью пошел рядом. Он неразборчиво болтал, смеялся, рассказывал что-то, но Марьян не слушал паренька. Он гадал, что же произошло. Ему не хотелось верить в разрыв с другом, ведь Марьяну казалось, что отношения с Андреем ничем не напоминают циничное «взаимовыгодное сотрудничество»… Но увы. Похоже, что убогий кудесник был не только уродом, но и бесконечно наивным субъектом… Умный и хитрый Вербин просто попользовался диким провинциальным пареньком и решил, что может безнаказанно выбросить его в мусорную корзину.

Марьяну стало горько.

История была не нова: один человек любил другого, а его предали.

Предательство должно быть наказуемо.

Не каждому суждено отомстить за свою боль. Но вольный пакостник мог себе это позволить.

Глава 16. Прославленный потрошитель

— Где тебя носит?! — зашипел Егор, забравшись в машину Осташова. — Я уже замерз, как собака…

Старенький «опель» Влада объехал уже успевший пристроиться впереди запорожец и свернул в глухой проулочек.

Долгое ожидание в условленном месте сделало свое черное дело. Ночью грянули нешуточные заморозки. Замерзла вода в лужах, обледенели некрашенные скамьи на бульваре… Егор чувствовал, что на нем живого места не осталось. Он едва сдерживался, чтобы не лязать зубами.

— Договорились же в десять. А сейчас уже полдвенадцатого… — рявкнул Егор и, наклонившись к приборной доске, включил обогрев на максимум. — Я чуть дуба не дал…

— Я попал в пробку, и не в одну… — хмуро пояснил Осташов.

— Да ну тебя! Выкладывай, был в больнице?

— Да был, был… — закивал Влад. — Не дергайся, там все без изменений.

— Ну и ладно, — с облегчением вздохнул Егор. — Без изменений — это все же лучше, чем осложнение. Все прочее — ерунда…

— А то, что тебя уже готовы сцапать за задницу, это тоже ерунда? — усмехнулся Влад.

— Я и пальцем не прикасался к Кошарскому, — устало отмахнулся Егор.

— Хорошо тебя зная, я готов в это поверить. Но на мою веру всем наплевать. Ты ведь был там?

— Был. Беседовал с председателем о высших материях, — угрюмо буркнул

Егор. — Когда я ушел первый раз, он был в полном порядке. Я вернулся, и он умер прямо при мне. Ну я и ушел во второй раз, решив не прощаться с охранником. Это все.

— А кто может подтвердить то, что не ты нанес популярной личности семь смертельных ударов острым предметом? — холодно осведомился Осташов.

— Сколько?!! — поразился Егор. — Семь?

— Злачные питерские радиостанции называют разные цифры, причем удары острым предметом у них уже превратились в огнестрельные раны. Но мой однокашник-полицай утверждает, что Кошарского истыкали лезвием в собственном кресле, грубо и примитивно, как в подворотне…

— Какой еще полицай? — насторожился Егор.

Осташов отмахнулся:

— У меня друг в налоговой полиции служит.

— А он тут при чем?

— Пока ни при чем, — строго сказал Влад. — Но у него, в свою очередь, множество знакомых в разнообразных компетентных органах. Так что информацию о количестве ран можно считать достоверной. Кошарского убили, как говорится, с особой жестокостью…

— Господи… — поежился Егор. — Когда же они успели? Я отсутствовал самое большее три минуты… И Кошарского я не убивал!

— Скорее всего, — кивнул Осташов. — Но вот ведь незадача: подтвердить-то это некому…

— Некому.

— Ну то-то, — с досадой вздохнул Влад. — Так что ты особо не петушись.

— Надеюсь, ты не продал меня своему однокашнику из полиции? усмехнулся Егор.

— Зачем ты ему сдался? — не понял Осташов.

— Может, он желает оказать дружественное содействие тому самому множеству компетентных органов?

— Да ты что? — рассмеялся Влад. — Все эти милиции, полиции, инспекции и прочие структуры одной рукой пишут планы совместной работы, а другую тем временем прячут за спиной и складывают три пальца в комбинацию…

— Это радует, — проворчал Егор.

— Нечему радоваться, — грустно возразил Осташов. — Если кто захочет, то найдет тебя и без посторонней помощи. Нет ничего проще в нашей стране, чем прижучить добропорядочного обывателя. Я, конечно, сделаю для тебя все, что смогу, но в моем положении… Сам понимаешь, если я работаю на вас, я уже попал в эту историю, а значит, я уже себе не хозяин… Отбрехаться-то я завсегда отбрехаюсь, а вот руки и ноги у меня будут некоторое время связаны…

— Понимаю, не дурак.

— И по улице разгуливать тебе не стоит. Физиономия твоя куда более узнаваема, чем тебе кажется. Убит один из популярнейших людей не только города и страны, но и всего ближнего зарубежья, и тому, кто при этом почти присутствовал, не стоит делать глупости. Так что тебе лучше напроситься на ночлег к твоей глазастой девочке, — заметил Осташов. — Она тебя обожает и лишних вопросов задавать не будет. По всему видать, от странных игр взрослых дядек твой цветочек далек.

В последнем Егор был уже не очень-то и уверен. Но о его сомнениях Осташову было знать ни к чему.

— Я не знаю ее адреса, — печально отозвался Егор.

— Да ну? Не беда, разыщем… Как ее фамилия?

— Тоже не знаю.

— Не врешь? — с сомнением переспросил Влад. — За столько недель ты не поинтересовался этим?

— Да на кой мне нужна ее фамилия? Я не собирался вести ее под венец.

— Но хоть что-то ты знаешь?… — вздохнул Осташов.

— Ее зовут Юлька и ей чуть больше двадцати лет.

— Молоток… — скривился Осташов. — Просто море информации… Как же так? У вас вроде бы такая нежная любовь…

— Пошел ты со своими шуточками! — огрызнулся Егор. — Юлька говорила, что снимает комнату. Но она никогда не позволяла провожать ее, не говорила ни слова о том, где эта ее комната. Просто убегала от меня в метро, и все… Для нее это было непременное условие, часть нашей игры, одна из ее тайн. А мне было все равно…

— М-да, — крякнул Влад. — Сразу видно, Страж, ты по женской части не профи. Все женские тайны надо колоть побыстрее, а на сладкое придерживать одну, самую безобидную. Фамилия и адрес не входят в категорию безобидных.

— Слушай, профи, заткнись! — не выдержал Егор. Особых возражений упреки Осташова у него не вызывали. Взбесило Егора слово «категория». Не далее как вчера разговор о категориях кончился плохо.

— Да я-то могу заткнуться, Страж. Ты от этого не перестанешь плавать по уши в дерьме… — лениво проворчал Осташов.

— В конце концов, почему обязательно к Юльке? Найду, куда приткнуться.

— И то. У моего друга в Гатчине есть милая развалюха. Покой, всяческие красоты и относительная безопасность тебе на некоторое время гарантированы. Я съезжу к нему за ключами и точным адресом, и отвезу тебя…

— Нет, это мне не подходит! — решительно возразил Егор. — Я не могу уехать из города и бросить Родьку в больнице. Пока он в этом самом терминальном состоянии…

— Не дури. От того, что ты сядешь рядом с ним и будешь нежно держать его за руку, ничего не изменится… В конце концов, я продолжаю исполнять свою работу. Если возникнет проблема, я уполномочен управлять делами Родиона, а у бухгалтера есть право подписи на финансовых документах… Осташов пожал плечами и ревниво уточнил: — Или ты мне не доверяешь?

— Доверяю. Но я не должен оставлять Родиона.

— Или ты в состоянии стресса не можешь понять что к чему, или ты знаешь что-то такое, чего я не знаю… — Осташов мельком покосился на Егора и добавил с нажимом. — В ваши личные дела мне лезть вроде не с руки, но если дело касается безопасности телекинетика Березина, то я хотел бы знать все. Ты ничего не хочешь мне сказать, Егорка?

— Пока ничего.

— Ну и дурак. Родион тоже смолчал, а наверное напрасно.

Они замолчали, раздраженные друг другом до крайности.

— Куда, кстати, едем? — мрачно осведомился Осташов.

— Туда, куда мне надо, я и пешком дойду. Мне от тебя лишь нужно было узнать, как Родион. Останови, я выйду.

— Обиделся? Не стоит, Егорка… Куда ты собрался?

— В салон Белого Марьяна.

— Славненько, — скривился Осташов, сворачивая к Манежной.

— Да ты никак дорогу знаешь? — удивился Егор.

— Никак знаю. И ты зря пренебрегаешь моими скромными услугами. В первую очередь потому, что я знаю об этом Марьяне несколько больше тебя, уверенно сказал Осташов. — Кстати, последним поручением, которое я получил от Родиона, было собрать всю информацию о Белом Марьяне.

— И что же ты собрал?

Осташов кисло усмехнулся:

— Пока мне удалось немного. Его настоящее имя Свияжкин Марьян Герасимович. Возраст широким кругам не известен, но вроде бы не старше тридцати… Сказать по правде эта образина выглядит от двадцати до пятидесяти в зависимости от освещения. На редкость неприятный на вид субъект. Родом из какой-то глуши в Архангельской области. Образование десять классов плюс медучилище. Марьян Герасимович учиться изволили на акушера. Однако по медицинской части Свияжкин не пошел, начал колдовать и выбрался к нам на невские берега… Пользуется расположением собратьев по Гильдии: услужлив, кроток, внимателен, очень отзывчив, не скуп на членские взносы. Берется за безнадежные дела и почти всегда переубеждает даже закоренелых скептиков. Раньше слыл мастером на все руки: снятие порчи, сглаза, наговоров, родовых проклятий, проверка и корректировка биополярной защиты и нейтрализация отрицательных излучений, и все в таком духе… В прошлом году его зазывалки замогильным голосом по радио чуть ли не каждый день крутили. Теперь, говорят, Свияжкин заматерел. Большинство услуг в его салоне оказывают помощники, которых ему рекомендует… то есть рекомендовал Кошарский. А сам Белый Марьян нынче берет на себя только особых клиентов… Слухов, серьезно его компрометирующих, не отмечено. Для нас с тобой может быть интересен лишь тот невинный факт, что последнюю пару недель Марьян проявлял живой интерес к выступлениям Родиона…

— Неужели?.. — буркнул Егор. — Кто бы мог подумать, что их интерес взаимен?

— Строго говоря, Марьян мог и раньше уделять внимание своим конкурентам. В конце концов, с этой братией ассоциированных кудесников никогда не помешает держать хвост пистолетом… Марьян имел билет на последний вечер Родиона, хотя я не гарантирую, что он им воспользовался. Глубже я не копал, это требует времени. А сейчас я что-то сомневаюсь, стоит ли мне продолжать. Я даже в этой малости не успел отчитаться боссу…

— Лично мне хватит и того, в чем ты уже отчитался, — проговорил Егор.

Вообще-то Егору всегда нравился серьезный, хладнокровный Осташов. Но его осведомленность в самых необычных вопросах и невозмутимость в самых неожиданных ситуациях всегда чем-то немножко злила Егора. Он старался не пылить себе на мозги лишними самооценками, но он вполне отдавал себе отчет в причинах этой злости: это была мальчишеская зависть.

В детстве Егор так же опасался пацанов, вызвавших одобрение или интерес брата. И сейчас Егору было неприятно, что рядом с Родионом все время крутился такой ценный кадр, как Осташов, превосходящий своими многочисленными деловыми качествами простофилю Стража. Нося такое громкое прозвание, Страж не смог даже покинуть присутственное место, не повесив на себя неожиданный труп…

— Какого черта ты не рассказал мне о Марьяне еще в больнице, когда мы с тобой топтались под дверью? — неожиданно для себя вспылил Егор.

— Не видел необходимости, — пожал плечами Влад. — Поручение Родиона было конфиденциальным и не имело очевидной связи с происходящим… Я не представлял, что это может иметь отношение к твоим изысканиям.

— Ах, так?!.. — разозлился Егор. — Конечно, на мои изыскания тебе плевать! Меня можно ни во что не посвящать! Почему ты решаешь за меня, что к чему может иметь отношение?!.. Ну, погоди, Осташов! Станешь безработным, пусть только Родька поправится!..

— Вот именно, — спокойно подтвердил Влад. — Пусть поправится. А до той поры нечего топать ногами: мой бедный автомобильчик в безжалостных тисках коррозии. Проломишь мне дырку в полу…

Егор стиснул зубы. Хотелось хорошенько врезать Осташову, несмотря на то, что ни в чем особом тот пока не провинился. Пытаясь унять пустой гнев, Егор наклонился, вцепился в волосы и зажмурился.

Машина встала.

Осташов вынул ключи, позвякал ими, помолчал немного, потом сказал терпеливо:

— Чудной ты парень, Страж… Вечно ищешь виноватых. А нет виноватых. Каждый виноват сам в своих неприятностях. Родька где-то промахнулся, и вот теперь за жизнь цепляется. Ты лопухнулся по-крупному с Кошарским, теперь вот бегай по закоулкам… Вполне возможно, и я сделал досадную ошибку, что с вами двоими связался… — рука Осташова потрепала Егора за плечо: — Если что-то не так, извини, я не хотел накалять страсти… Скорее бы Родион и вправду оклемался, а иначе ты без него совсем с ума сойдешь, и мы все вслед за тобой…

Егор разогнулся и взглянул на приятеля. Светлые глаза Влада излучали искреннее сочувствие.

— Кстати, — добавил Осташов. — Мы приехали.

Авто Влада остановилось около низкой арки. Можно было бы въехать и во дворик, но там уже стояло несколько машин, а Осташов не любил толкаться и собачиться с автолюбителями.

В нескольких десятках метров шумел Невский, а здесь, в тихом переулке было почти безлюдно, проскальзывали одинокие автомобили, скромно пестрели небольшие вывески фирм и фирмочек, стрелками направляющие клиентов в вонючие проходные дворы…

— Спасибо, что подвез… — буркнул Егор. — Я пойду.

— Что у тебя за дело к Марьяну? — осторожно уточнил Осташов.

— Дело не дело, а несколько вопросов есть.

— По шее тебе не накостыляют за эти вопросы? — усмехнулся Осташов и достал из кармана пачку сигарет.

— Ни фига, не накостыляют, — натянуто улыбнулся Егор. — Я теперь прославленный потрошитель, так авось поостерегутся…

— Ну-ну, — хмыкнул Осташов, прикуривая. — Шути дальше… Я уж тебя тут подожду. А то с тобой под ручку нынче небезопасно разгуливать.

— Да не жди меня, Влад… А впрочем, как хочешь… — Егор, задерживая дыхание, выбрался из наполнившейся едким дымом машины. К курениею оба Березина питали стойкое врожденное отвращение.

Глава 17. Совсем, как в Голливуде

— Следите за моей рукой!..

Родион с трудом повернул голову вслед за расплывающимся силуэтом.

— Глазами, глазами следите! Головой не вертеть…

Куда движется рука врача и движется ли она вообще, Родиону было не понятно.

— Попробуем еще раз. Видите руку? Следите за ней… — повторил врач.

— Налево… Теперь направо…

Силуэт потемнел, приблизился, и Родион различил усталое мужское лицо прямо перед собой.

— Вы меня слышите?

— Слышу… — язык не повиновался, норовил вывалиться наружу.

— Вы понимаете, чего я от вас добиваюсь?

— Понимаю, — хрипло прошептал Родион.

— Тогда сосредоточьтесь! — требовательно проговорил врач и снова выпрямился. — Пока я не вижу доказательств того, что вы меня понимаете…

Родион вздохнул, прикрыл глаза, потом открыл их и попытался сконцентрировать взгляд на руке врача. От напряжения заломило виски, но рука приняла наконец четкий силуэт.

— Отлично, — с облегчением обронил врач. — Теперь следите за рукой.

Ладонь с оттопыренным пальцем поплыла влево, и Родион добросовестно проводил ее взглядом до самой крайней точки. Рука двинулась в противоположную сторону, Родиону удалось держаться в напряжении еще пару секунд, потом перед глазами все почернело, и он зажмурился:

— Не могу больше…

— Не расстраивайтесь. Это нормально. Ваш организм перенес разрушительный удар, и не удивительно, что вам трудно. Восстановление функций нервной системы займет некоторое время… — голос врача уже утратил строгость и зазвучал абсолютно спокойно.

— И какое же время это займет? — тревожно проговорил Родион.

После упражнений на концентрацию он чувствовал необычную, прямо-таки съедающую слабость.

— Не паникуйте, больной, — усмехнулся врач. — Еще два часа назад я не мог сказать наверняка, выйдете ли вы вообще из этого состояния, а вы уже хотите, чтобы я назвал вам день выписки…

— А что со мной было?

— Трудно сказать. Не забивайте себе голову. Отдыхайте. К вечеру станут известны результаты анализов. Если тенденция к улучшению сохранится, завтра я передам вас в отделение интенсивной терапии. А пока на всякий случай системы будут наготове. Тревожная кнопка у вас на бортике кровати справа. Персонал будет постоянно наблдюать за вами…

Родион не стал больше выспрашивать, понимая, что определенного ответа все равно не добьется.

— Скажите, ваши трюки… — произнес вдруг врач, немного смущаясь.

— Наверное, это очень сложно технически, да и дорого?

Родион еле сдержал тяжелый вздох. В который раз соотечественники принимали его за Копперфильда. Вообще-то Родион привык к таким предположениям, но почему-то не мог смириться. В его личном кодексе об оскорблениях и обидах сей проступок подлежал нестрогому наказанию. Однако в таком разбитом состоянии устраивать шоу ему не хотелось. Если пытаться разубедить каждого встречного скептика, никаких сил не хватит.

— А вдруг мои трюки вовсе не технические? — лениво усмехнулся Родион.

— Ну, конечно, — скривился врач. — Понимаю: коммерческая тайна прежде всего… Мне-то безразлично, каким способом вы обманываете зрителя. Для администрации больницы имеет значение только то, что медицинской помощью и оборудованием высшей категории вы пользуетесь за хорошие деньги…

Родион пожал плечами и промолчал. Он был злопамятен, но врачу знать об этом совсем не обязательно.

— Вы оденете меня? — спросил Родион. То, что он лежал голышом под тонким одеялом, беспокоило его.

Врач же пожал плечами и сухо пояснил:

— Когда мы убедимся, что нам больше не понадобится немедленный доступ к вашему телу, вам обязательно принесут одежду…

Кажется, врач тоже был из обидчивых. Он еще немного повозился с аппаратурой, что-то выключил, что-то переключил и удалился.

Родион вздохнул с облегчением. Не очень-то доверял он медицине вообще, а этому худосочному скептику в частности. Тем более, что не было ни капли его заслуги в том, что Родион вышел из забытья.

Ощущения Родиона при уходе и при возвращении совершенно не вязались с множеством опубликованных свидетельств людей, побывавших в аналогичной ситуации. Не было ни бесконечных извилистых туннелей-колодцев, не было лучезарного сияния и фигуры в белых одеждах, встречающей вновьприбывающих строгим, но добрым гласом…

Сейчас Родион не чувствовал ничего, кроме досады… Надо же было так дешево купиться на примитивную игру Кошарского и его своры! Взяли какого-то доходягу, парик лохматый ему надели да и выпустили в гримерку. А его светлость великий фокусник чуть лужу от страха не напустил. А может быть даже и напустил, поди вспомни сейчас… Стыдобушки-то! Ведь никто, даже Страж не поверит в то, что Родиона навестил лохматый маньяк из детства…

Родион взглянул на руки, заметил несколько отверстий в коже, оставленных капельницами, потер их, почувствовал внезапный озноб и поспешно подтянул на плечи одеяло. В скольких чужих равнодушных руках побывало его тело за трое суток? Наверняка, во множестве. Какая удача, что все это время он был без сознания. Ведь никто, кроме Стража, не представляет до конца этой мучительной проблемы… Слава Богу, теперь он сможет сам за себя постоять.

В палату вошла полная пожилая женщина в ослепительно белом халате и шапочке. Морщинистое лицо ее излучало спокойствие и умиротворение. Медсестра была похожа на добрую бабушку из мультика про снежную королеву. Но были у этой благообразной бабушки цепкий хитренький взгляд и ласковая проникновенная улыбка, и то и другое, скорее всего, обычные профессиональные приемы опытной сиделки, привыкшей к правилам игры в условиях платно-бесплатной медицины.

Подойдя к койке, она нежно улыбнулась и произнесла нараспев:

— Ну вот и славно, сынок, а то уж переволновались из-за тебя все, прямо извелись…

— Кто извелся? — пробормотал Родион.

— Да все мы… Уж вся больница знает, кто у нас лечится. Задергали меня расспросами… А дома дочка с зятем покоя не дают: были они на твоем вечере в воскресенье, в таком восторге пришли. Теперь волнуются, все ли обошлось. Я уж им позвонила, успокоила. Очнулся, говорю, ваш фокусник…

Говоря все это, женщина сновала по палате, ловко огибая полными боками столики и тележки, перекладывала стопки простыней, переставляла эмалированные ванночки в форме орешков кешью. В ее движениях чувствовалась сноровка и многолетняя привычка к своим обязанностям.

— … Доктор, Сергей Иванович, мне строго наказал, чтобы никаких поблажек, чтобы все точно по режиму. Поэтому хоть тут и рвутся к тебе многие, я уж никого не пущу, пока доктор не разрешит… — продолжала она.

— А кто рвется? — поинтересовался Родион.

— Да вот эти горлопаны с фотоаппаратами, журналисты. Санитары их который уже день в шею гонят. Да вот и друг твой все суетится… Деловой такой, стриженый, симпатичный…

— Владислав? — уточнил Родион.

— Да, Владик… — закивала медсестра. — Такой обходительный. Переживает сильно, врачей задергал, девчонкам нашим, да и мне тоже, денег надавал, сколько мы и за два месяца не получаем. Просил, чтобы ухаживали за тобой как следует…

— Давно он приходил?

— Ой, да он каждый день по нескольку раз наезжает. И сегодня утром был, справлялся о тебе, — вздохнула медсестра.

— А брат? Он здесь?

— Близняшка твой? Нет его… — проговорила медсестра и отвернулась к раскрытому шкафу.

— Почему нет? — поразился Родион.

— Привез он тебя в воскресенье, всю ночь на понедельник под дверью простоял, потом вечером вместе с Виталием приезжал… И все, — как бы извиняясь, проговорила медсестра и, заметив перемену в лице Родиона, встревожилась: — Что ты, сынок?

— Он должен был прийти, — упрямо сказал Родион.

Женщина вдруг покраснела, отвела взгляд и бодро затараторила:

— Да мало ли что… Не переживай, придет твой близняшка, может, дела у него какие… Всякие важные…

«Какие у него дела? Борщи да котлеты…» — со злостью подумал Родион.

— «Наверное, опять со своей девочкой кувыркается, одурел от свободы..»

Сиделка отвернулась к столику на колесах и взяла с него сложенную простыню.

— Сынок, постель надо сменить… — заворковала медсестра и взялась за край одеяла. — Ты лежи спокойно, я свое дело знаю…

Она протянула руку, пытаясь подсунуть ее под плечи Родиона.

— Не трогайте меня! — испугался он и рванулся в сторону.

— Сынок!.. — женщина сама перепугалась и отскочила. — Плохо тебе?! Я Сергея Ивановича, доктора позову!..

— Простите меня, — Родион перевел дыхание. — Простите, все в порядке. Пожалуйста, давайте отложим… Потом, попозже поменяете… Пожалуйста…

— Да Бог с тобой, сынок… — медсестра чуть не перекрестилась. — Ну и напугал ты меня… Да все ли ладно с тобой?

— Да, все в порядке, — повторил Родион, не сводя глаз с ее полных морщинистых ладоней. Ему было неловко и стыдно боятся этих опытных и добрых рук.

— Может, уточку тебе дать?

— Кого? — Родион едва понял, что женщина снова к нему обращается.

Медсестра наклонилась и извлекла из под койки старое доброе никелированное судно. Родион почувствовал, что облегчиться не мешало бы, но молча покачал головой. Пока дело не дошло до критической точки, он решил терпеть.

— Скоро обед, — сообщила женщина, убрав судно обратно. — Ты, конечно, еще не едок, но я все же принесу тебе кое-что… Будешь сил набираться по всем правилам, а то мне от доктора влетит…

«Что же еще она вздумает учинить надо мной в благодарность за щедрые деньги Осташова?» — с тоской подумал Родион. Навязчивый сервис начал ему надоедать. Ему захотелось, чтобы заботливая бабушка оставила его в покое, и чем раньше, тем лучше.

Женщина закончила возню в палате, остановилась у койки и застыла, стиснув ладони у полной груди. Родион поймал на себе ее умильно-жалостливый взгляд и с досадой отвернулся к окну.

— Нельзя так хандрить, сынок, нельзя, милый, — с упреком проговорила медсестра.

Помолчав с полминуты, она заговорила снова, и в голосе ее появились заговорщицкие нотки:

— К тебе тут еще гость пожаловал…

Родион повернулся к ней. Лицо женщины приняло загадочное выражение:

— Не хотела я тебе говорить, да и гостя хотела спровадить, потому что доктор строго запретил пускать к тебе… Но я уж нарушу, возьму грех на душу. Такой гость кому хочешь настроение поднимет…

— Да что за гость? — встревожился Родион.

— Увидишь… — улыбнулась медсестра. — Сейчас проведу…

Она ушла, и минуты через три в дверь просочилась высокая тонкая женская фигурка. Девушка в брюках и наброшенном на беленький свитер больничном халатике держала в руках объемистый полиэтиленовый пакет. Прежде чем заговорить с Родионом, она задержалась у двери, выглянула в коридор, повертела головой, потом прикрыла дверь и как следует ее подергала.

Девчонку Егора, эту несносную глазастую пигалицу, Родион узнал по одному лишь силуэту.

— Привет, я к тебе, — произнесла она скороговоркой, подошла к кровати, поставила рядом пакет и оперлась руками о никелированную спинку.

— Да уж вижу, что ко мне… — отозвался Родион, невольно отстраняясь.

— Тебя мне и не хватало. Как это ты, интересно, сможешь поправить мне настроение, если ты мне его портила изо всех сил?

Юлька нахмурилась и спросила деловито:

— Ты как, ходить можешь?

— Ходи-ить? Может быть, тебе сплясать? — проворчал Родион. — Мне вот давеча пописать в уточку предлагали, а ты — «ходить»!

— Да-а, — недовольно надула губки девчонка, разглядывая Родиона со всех сторон. — А если серьезно? Ты как, встать можешь?

— Еще не пробовал. А тебе-то что за дело? — рассердился Родион. — Вам с Егоркой развлечься больше нечем?!

— Слушай, недотрога! Мне некогда с тобой собачиться! — Юлька повысила голос, и Родион замолчал.

Тратить время и силы на ругань было и вправду глупо. Родион решил, что если она будет продолжать в таком духе, надо будет просто нажать на тревожную кнопку, а потом посмотреть, как бравые санитары будут выводить ее под белы руки. Это будет смешнее и проще, чем самому напрягаться и выдувать ее вон из палаты…

— Ты о чем задумался, лунатик? — раздался над Родионом строгий голос Юльки. — Ну-ка, соберись! Я тут принесла белье и кое-какую одежду. Ты должен одеться и драпать отсюда поскорее…

— А шнурки тебе не выгладить? — опешил Родион. Драпать из больницы он не собирался. В теперешнем своем положении он находил мало удовольствия, но здоровым себя не чувствовал, и убегать из лечебного учреждения было рановато.

Юлька, не обращая внимания на растерянные шутки прикованного к койке больного, наклонилась, взяла свой пакет и вытряхнула его содержимое прямо на одеяло Родиона.

— Да что ты тут вытворяешь?! Позови-ка лучше Стража! — потребовал

Родион. — Хочу в его ясные очи взглянуть и сказать кое-что по-родственному!

— Страж не придет, — отрезала Юлька. Поведя рукой над ворохом тряпок, она повелительно приказала: — Одевайся. И как хочешь, ползком, на костылях, на карачках, но ты уйдешь со мной из этой чертовой больницы прямо сейчас, или будет поздно!

— Что будет поздно?! — заорал Родион. — Черт тебя побери! Где Егор?!

— Егор попал в беду, — коротко ответила она. — В серьезную, большую беду. Если ты останешься здесь, ему будет уже не помочь…

У Родиона на языке вертелись крайне нецензурные реплики, одна злобнее другой, но сдержали его не столько остатки интеллигентского воспитания, сколько тревожные искорки в блестящих глазищах Юльки и ее нетерпеливо закушенные губы.

— Что с братом? — рявкнул Родион. — Быстро, ну?!

— Егор вчера пришил Кошарского, — проговорила Юлька. — А что с ним теперь — попробуй догадаться…

— Ты что, бредишь? — Родион сел на койке. Он едва не вскочил с нее совсем, но его вовремя остановила мысль о том, что придется светить перед девушкой голым задом. — Рассказывай сказки кому-нибудь другому…

— Егор вчера был в Гильдии, — сквозь зубы процедила Юлька. — Он все хотел разобраться с ними, отомстить за тебя… — она запнулась, на глаза ее вдруг навернулись слезы, и она закричала, всхлипывая, как обиженный ребенок: — Дурак ты! Хлопнул он Кошарского, понимаешь?! Из-за тебя, фокусник чертов!!! Разве ты не знаешь, что Егорка, как ненормальный, на все готов ради тебя?!..

Она полезла в задний карман брюк, вытащила сложенный в несколько раз газетный лист и запустила им в Родиона:

— На, убедись, придурок!..

Юлька перестала орать так же внезапно, как и начала, резко отвернулась, и, звучно шмыгая носом, принялась вытирать лицо широкой полой больничного халата, злобно бормоча:

— Что с ним будет из-за тебя? Волшебник недорезанный…

Родион развернул газетный лист.

«Вчера после полудня… в своем рабочем кабинете… убит с особой жестокостью… почетный гражданин… знаменитый на всю страну психотерапевт и целитель Джан Серафимович Кошарский… Среди вероятных причин происшедшего называют… обострение внутренних противоречий и конкуренции в среде… Правоохранительными органами разыскивается подозреваемый в преступлении Егор Березин шестьдесят девятого года рождения, брат знаменитого петербургского экстрасенса и телекинетика Родиона Березина…»

— А, ч-ч-черт! — прошипел Родион и швырнул газетенку Юльке.

Она вдруг снова жалобно заплакала, закрыв лицо локтем.

Похоже было, что по больнице гуляли слухи не только о болезни Родиона, но и о смерти Кошарского тоже. Добрая медсестра тоже была в курсе газетных версий, поэтому и ворковала, отводя взгляд.

Родион развернулся и спустил ноги с койки.

— Не оборачивайся! — коротко приказал он.

Стараясь не обращать внимания на шум в ушах и дрожь в коленях, Родион принялся разгребать кучу тряпок на одеяле.

Одеть на себя что-либо подобное для Родиона было низшей точкой падения.

Семейные трусы в огурцах, майка, короткие носки, ношенные кроссовки размера на два больше, чем надо, твидовые серые брюки, рыхлый свитер ручной вязки и потертая на швах джинсовая куртка. Все вещи были в неоднократном употреблении, правда, кто-то их все же постирал и вычистил.

Чертыхаясь сквозь зубы, Родион стал одеваться под затихающие всхлипы Юльки. Шмотки были из разряда презренных, но он смирился. Какая разница, в чем выйти отсюда, лишь бы выйти… Теперь, прочитав газетку, Родион понял, что действительно должен хоть ползком, но выбраться из больницы и отыскать брата.

Процесс давался ему с трудом. Сначала Родион запутался в штанинах брюк, потом долго пробирался в рукава свитера, и пальцы его застревали в неровных петлях… Когда он худо-бедно завершил одевание, перед глазами уже было совсем черно.

С обуванием оказалось еще сложнее. Наклонившись завязать шнурки, Родион потерял равновесие и вынужден был сесть на пол. Кроссовки расплывались перед глазами, и кончики шнурков не попадали в дырочки.

— Что ты копаешься? — недовольно спросила Юлька. Она обернулась и в нетерпении присела рядом. — Давай, помогу. А то будешь тут рассиживать, и эта бабка вернется…

— Не надо! — запротестовал Родион. Он вдруг сильно пожалел, что он не Мюнхгаузен. Приподнять себя за волосы и поставить на ноги было бы в самый раз. — Не надо, я сам…

— Надо, Родик, надо, — вздохнула Юлька. — Не бойся, до твоей драгоценной кожицы я не дотронусь.

Она быстро завязала злосчастные шнурки, и Родион, ухватившись за спинку койки, поднялся на ноги.

— Не поймают нас в коридоре? — проговорил Родион, выходя из палаты вслед за Юлькой.

— На этаже четыре грузовых лифта. Выберемся. К тому же погони со стрельбой и пробиванием стен насквозь не предвидится, мы не в Голливуде…

— А по-моему, с грузовыми лифтами у нас с тобой ничего не получится,

— возразил Родион. — Медсестра сказала: скоро обед. Сейчас на этих лифтах тележки с кастрюлями разводить будут…

— Да? — Юлька остановилась и покосилась на Родиона, который шел, придерживаясь за стенку. — Плохо… Про обед я как-то не подумала… Ладно, поедем на пассажирском лифте.

— Слушай, на что тебе лифт сдался?! — рассердился Родион. — Пешком пошли, по лестнице!

— Ну да! Я по лестнице сама поднималась, видела, сколько там народу болтается, это раз… Мы на седьмом этаже. Пока ты вниз сползешь, коньки откинешь, это два… Наконец, вахта внизу как раз перекрывет вход на лестницу, а лифты у них почему-то охраной не охвачены…

— Да у тебя, я смотрю, фундаментальная проработка, — усмехнулся Родион.

— Смейся, смейся, — буркнула она. — Чем насмехаться, лучше ноги переставляй побыстрее…

У лифта они остановились, и Юлька нажала кнопку вызова. Мимо прошла молодая медсестра с тазиком, потом санитарка-уборщица с ведром и шваброй. Ни та, ни другая не обратили никакого внимания на ожидающую лифта девушку в расстегнутом белом халате и подпирающего стену длинноволосого молодого человека в нескладно сидящей куртке и твидовых брюках.

Лифт, наконец, прибыл, двери открылись, Родион повернулся к ним, сделал шаг и, едва взглянув перед собой, понял, что ничем хорошим его побег кончится не может.

Из лифта выходили двое: лечащий врач Родиона, худощавый молодой доктор Сергей Иванович, а с ним невысокий крепкий мужчина гражданской наружности.

Если бы врач не узнал Родиона, это было бы по меньшей мере странно.

И без того худосочная физиономия Сергея Ивановича вытянулась, брови поползли вверх… Сопровождающий его мужчина, казалось, тоже несказанно удивился.

— Доктор, какого черта… — начал он.

Скорее всего, Сергей Иванович ничего не смог бы ему сказать ни про черта, ни про то, как Родион здесь оказался, даже если бы у незнакомца было время договорить.

Родион, схватив Юльку за вортник халата, из последних сил толкнул ее внутрь лифта и сам резким рывком вклинился между врачом и его спутником, разбросав их в разные стороны и наступив кому-то на ногу. Вскочив в лифт, он ударил кулаком по кнопке первого этажа, и двери со свистом поползли друг к другу.

Врач и незнакомец с поразительной быстротой отреагировали на бросок

Родиона и одновременно ринулись за беглецами. Мужчина подставил ногу и заклинил двери. Вместе с Сергеем Ивановичем они ворвались в лифт, и когда врач выдернул из двери защемленную полу халата, лифт поехал вниз.

— Куда спешим?.. — грозно дыша, задал вопрос незнакомец. — Куда спешим, Родион Павлович?

Вытащив из нагрудного кармана вишневые корочки, он сверкнул ими и коротко отрапортовался:

— Мартынов, следственный отдел ГУВД… Пришел по вашу душу, еле врача уломал, а вы ноги делаете, Родион Павлович… Нехорошо.

— Нехорошо?! — возмутился Сергей Иванович. — Да ему надо пластом лежать!

Я сейчас за его жизнь отвечаю…

— Что-то непохоже, доктор, что вы хорошо справлялись со своими обязанностями, — процедил Мартынов. — Возвращаемся в палату, и все вопросы будут там…

Родион представил, как его возвращают в койку, как прихватывают за компанию Юльку, начинают задавать вопросы о Страже, о конфликтах с Гильдией и Кошарским…

Лифт уже почти добрался до первого этажа. Родион, стоял, привалившись к стене, и отчаяние вскипало в нем, росло, крепло, начало отдавать в висках покалываниями. Нормального, безболезненного выхода из ситуации он не видел. Сердце Родиона заколотилось где-то в горле, пробиваясь наружу…

И тут кабину затрясло, и немного не доехав до самого низа, лифт встал, вибрируя со скрежетом и треща по всем швам.

Мартынов крепко ругнулся и забарабанил по аварийной кнопке.

Лифт резко дернулся, и гувэдэшника отшвырнуло к противоположной, зеркальной стене, развернуло лицом к стеклу.

Юлька, сжавшаяся в углу, еле слышно вскрикнула…

Врач, бледно-зеленый, словно мертвец, остекленевшим взглядом обводил потолок и стены кабины, и после того, как стыки в углах снова грозно заскрежетали, молча присел на корточки и закрыл голову руками.

У Родиона закружилась голова. Он зажмурился и, раскинув руки, уперся кулаками в стены.

Кабина мерно затрясалась в такт бешенному ритму, в котором Родион с ужасом узнал частоту биения своего собственного сердца. «Господи, неужели это моя работа?» — мелькнула догадка.

Пронзительно завзжала Юлька, Родион открыл глаза и с ужасом увидел, как что-то невидимое в том самом ритме сердечных сокращений швыряет Мартынова о зеркальную стену. Некто безжалостный словно чуть отпихивал мента от зеркала, а потом снова и снова с силой припечатывал его лицом к стеклу.

По зеркалу уже стекали вниз темно-красные кровяные потеки…

Юлька вскочила на ноги, ее мотануло в сторону, и она упала Родиону на грудь, хватаясь за него, чтобы не свалиться.

Родион обхватил ее за плечи, удерживая на ногах, и что было сил ударил кулаком по панели с кнопками. Лифт подпрыгнул и опустился чуть вниз. Двери открылись.

Родион, шатаясь, выбрался в коридор и вытащил за собой девушку.

Ему казалось, что он рухнет прямо здесь, под носом у медработников, снующих туда-сюда, но и сам не понял, как оказался на улице. Видимо, сквозь входные двери он пробегал уже в полуобморочном состоянии.

Свежий воздух наполнил горящие легкие, и Родион почувствовал облегчение. Сбежав с высокого крыльца, он понесся вдоль стены больничного корпуса туда, где в за чугунной оградкой слышался шум городской улицы.

Не добежав до забора пару шагов, он упал на колени и понял, что больше не встанет. По крайней мере до тех пор, пока сердце не вернется на отведенное ему место в груди. Пока оно колыхалось где-то в дыхательном горле, Родион не мог сделать ни шага.

Подбежавшая сзади Юлька плюхнулась рядом на вытоптанную и уже смерзшуюся землю. Она тоже дышала словно после долгого бега по пересеченной местности.

— Слушай… если ты жив… надо убегать отсюда… — пробормотала она, торопливо снимая белый больничный халатик.

— А ты говорила, что это не Голливуд… — пробормотал Родион. — За нами уже гонятся?

Юлька взглянула назад:

— Нет еще. Но погонятся, когда увидят, во что ты превратил лифт и физиономию этого мента… Ты что, всегда так общаешься с представителями властей?

— Постой… Я что, дотрагивался до тебя? — поразился Родион, вспомнив подробности.

— Дотрагивался? Это сейчас так называется? — Юлька насупилась и показала ему покрасневшее запястье. — Так дернул, что чуть руку не оторвал…

Родион взглянул на свои пальцы. На коже не было ни одной отметины.

— Странно, — искренне удивился он. — Извини, я не нарочно.

— Да что уж там?! — отмахнулась она. — Мы квиты. Ты вполне культурно отомстил мне за те субботние синяки.

Она вскочила и требовательно топнула ножкой:

— Подъем, кудесник!.. Или тебя вернут в палату, а Стража засунут за решетку. Ты этого хочешь?

Родион без протестов поднялся на ноги и пошел за Юлькой. Она подошла к ограде и довольно легко перелезла через нее. Обессиленный Родион мешком перевалился через забор и молча побрел за своей шустрой похитительницей.

— Куда мы теперь? — устало осведомился он без особой надежды. Поездки на общественном транспорте и раньше-то не радовала его. А теперь, когда он еле волочил ноги, такая перспектива была и вовсе убийственной.

— Мы уже пришли, — заявила Юлька и остановилась около блестящей новой спортивной машины. Вынув из кармана ключи, она деловито отперла замок и распахнула перед Родионом дверь:

— Залезай, гений…

Решив, что после нарушения больничного режима, сопротивления сотруднику ГУВД и кровавого побоища в лифте пассивное пособничество в угоне автомобиля не слишком отяготит его криминальное досье, Родион с облегчением забрался на удобное сидение и захлопнул дверь.

Юлька села за руль и мягко, словно завзятая профессионалка, тронула машину с места.

— Куда мы едем? — уточнил он, наблюдая за спокойной и сосредоточенной физиономией девчонки.

— Мы едем ко мне домой.

— На чужой тачке?

— Это моя тачка, — отрезала Юлька. — Муж подарил к свадьбе…

— То есть ты хочешь сказать… — Родион запнулся, и не стал ни о чем спрашивать.

Ему вдруг стала ясна одна очевидная вещь: Егорка еще раз прокололся по-крупному. На этот раз в личной жизни.

— Эх, Страж, Страж… — прошептал Родион, качая головой. — Вот дурачок…

— Да уж, — коротко отозвалась Юлька. — Я, конечно, понимаю, что с моей стороны было бессовестно бесконечно этим пользоваться… Но твой братишка

— такая прелесть…

Родион промолчал. Он не раз предупреждал Егора о необходимости умерить любовный пыл. Но такая особь, как Юлька, была способна вскружить голову любому мужику активного возраста…

— Хочу спросить, — подала голос Юлька. — Ты всем, кто тебе не нравится, разбиваешь головы? Неужели без этого нельзя было обойтись?

— Можно было, — вздохнул Родион.

— Так в чем же дело? — сердито уточнила Юлька.

— Видишь ли.. — Родион помялся, но все же произнес это вслух. Видишь ли, похоже, что я пока не в состоянии себя контролировать… Надеюсь, что это пройдет.

Глава 18. Клинч

Салон Марьяна снаружи имел, что называется, бледный вид. Около обычного жилого подъезда висела металлическая пластина с чернением и золотыми готическими буквами, возвещающая о том, что где-то поблизости творятся чудеса на профессиональном уровне.

Войдя в подъезд, Егор обнаружил похожую вывеску, прикрученную проволокой прямо на дверь. Дверью служила сварная конструкция из профилей и заградительной металлической сетки, отделяющая вход в полуподвальное помещение. Спустившись вниз, Егор обнаружил там уже нормальную обитую дерматином дверцу, толкнул ее и услышал нежное звякание колокольчика…

С первым же шагом внутрь Егор почувствовал странный навязчивый запах. В последнее время он стал замечать, что так стали в массовом масштабе пахнуть разряженные дамы. Именно этим престижным парфюмом благоухали состоятельные женщины или женщины состоятельных мужчин… Видимо сей запах являл из себя нечто и вправду достойное восхищения и бешеных денег. Но были в нем некие нюансы, напоминающие Егору подвал его родного дома, в котором время от времени дохли кошки. Парадокс собственного обоняния Егор никак не мог разрешить. Возможно, это была патология, но ему были непонятны и неприятны букеты запахов, вырывающиеся из крошечных флакончиков по сто баксов. Из разнообразных парфюмерных излишеств Егору куда больше нравились однозначно узнаваемые запахи: сирень, ландыш, нарцисс… А пуще того Егор приветствовал отсутствие всяких посторонних ароматов. Они не отвлекали и не мешали воспринимать естество.

Настырный запах наполнял большое помещение. Вероятно, на приеме как раз была изысканная дама, знающая цену себе и тому, что льет на себя по утрам.

Егор огляделся и понял, что на пороге подвала происходит волшебное превращение. Внутри обстановка казалась особо шикарной после путешествия по двору, подъезду и лестнице.

Стены были обиты темно-вишневой тканью. Это несколько озадачило Егора. Он полагал, что в салоне Белого Марьяна интерьер должен быть если не белым, то во всяком случае посветлее. Впрочем, кто-то отменно потрудился над подвалом, а уж денег-то сюда ушло столько, сколько, возможно, и не снилось прочим обитателям подъезда.

Навороченные драпировки свисали с потолка то тут, то там, и, по всей видимости, это не было прихотью дизайнера: просто таким способом маскировались уродливые фановые трубы, которых под потолком должно было быть множество. Кое-где в драпировках на стенах случались прорехи, и это, видимо, были проходы в рабочие кабинеты магов.

Мебели в просторном предбаннике практически не было. Только полдюжины низких мягких кресел в форме рюмок.

На одной из стен, той, где было больше всего гладкого пространства, висели несколько солидных застекленных рамок, выставляющих на обозрение посетителей лицензии, свидетельства, квалификационные справки, сертификаты, подтверждающие огромную научную и прикладную значимость, эффективность и безопасность происходящего в этих стенах. Егор прекрасно знал этот трюк, описаный во множестве учебников по психологии. На западе он широко использовался повсюду, где только был повод предъявить окружающим свои заслуги.

Егор постоял, бегло изучая разноцветные бланки с каллиграфическими строками и большими печатями. Демонстрация документальной мощи впечатляла. Конечно, все это было рассчитано именно на менталитет потенциальной клиентуры. Нормального обывателя надлежало очаровать, поразить, обворожить роскошью, убедить солидностью и успокоить легальностью статуса…

Усмехнувшись, Егор отвернулся от стены с рамками, и уже хотел направиться в первую же прореху в занавесках, как из нее выпорхнуло создание в бледно- сиреневом платье до пят.

Смоляные кудряшки обрамляли ангельское личико особы лет восемьнадцати- двадцати от роду. Несмотря на кроткую внешность и смиренную позу темные блестящие глазенки выдавали их хозяйку: девушка смотрела на Егора, как на потенциальную жертву. И он понял: за каждым, кто звякнет колокольчиком, тут же начинают наблюдать из-под тишка. Девица сделала заключение, что раз клиент ознакомился с информацией в рамках, можно к нему выйти лично.

— Вы в салоне Белого Марьяна. Здравствуйте! — возвестила девушка. На какое время вы записаны?

— Я не записывался, — буркнул Егор.

Секретарша-без-стола изобразила понимающую улыбку:

— Не иначе, как вы решили посетить нас по чьей-то личной рекомендации? Тогда вам должны были сказать, что прием нашими специалистами ведется по записи. График очень плотный, и приходя в произвольное время вы ставите и нас, и себя в неловкое положение… Не могли бы вы рассказать мне, какого рода проблема привела вас сюда, и я запишу вас на самое ближайшее время…

— У меня одна проблема, девушка… — Егор почувствовал, как выслушенная им заученная тирада заставляет сжиматься его кулаки. Ему некогда было играть замаскированного лазутчика во вражеском тылу. — Мне нужно поговорить с Марьяном.

— Если в этом возникнет необходимость, Белый Марьян никогда не отказывает в помощи. Но у нас есть и другие специалисты, способные решить многие проблемы, кажущиеся вам безнадежными… — застрекотала девушка.

— Ох, оставьте! — Егор маялся от неудержимого желания рявкнуть на назойливую недотепу. — Я хочу поговорить с Марьяном…

— Но у нас много хороших специалистов… — начала девица по новой.

— К чертовой матери ваших специалистов! — заорал Егор. Нервы сдали.

Он решительно шагнул туда, откуда выскочила девушка, в надежде самому отыскать Марьяна.

— Но послушайте!.. — пролепетала девица ему в спину. — У нас есть правила..

— Знаете куда засуньте ваши правила?! — прошипел Егор, но не стал уточнять. Он сделал еще шаг и налетел на внезапно появившегося из-за портьеры Марьяна.

Свияжкин явился народу во всей красе: в снежно-белых шароварах и такой же рубахе навыпуск. Его редкие блеклые волосы были аккуратно расчесаны по плечам, на лице застыла кроткая улыбка. Ну чистая Джоконда с бороденкой.

— Что здесь происходит? — строго, но спокойно осведомился он, обращаясь больше к девице.

— Лезет и ничего слушать не желает!.. — запальчиво и с обидой выпалила она.

Марьян поднял руку:

— Вспомни, Лизочка, я ли не говорю тебе каждый день: надо чувствовать клиента и понимать, когда придерживаться правил бывает совсем не время…

— он отошел с дороги Егора и указал ладонью: — Прошу вас, проходите, пожалуйста, я приму вас…

Егор, нагнув голову, прошел сквозь задрапированную арку в неширокий и длинный коридор, проходящий, видимо, вдоль здания по всей его длине. Вскользь подивившись обширности используемой площади, Егор оглянулся. Марьян вошел в коридор следом за ним и заметил:

— Приношу извинения. Лизочка попала ко мне по протекции человека, которому я не смог отказать… Она немного поработала продавцом в бутике, зарплату получала в процентах от проданного. Не уточнял, но думаю, что с ее замашками она жила впроголодь, бедняжка… Ее уволили, как не прошедшую испытательного срока, но Леночка, кажется, до сих пор считает, что она в магазине… — в голосе Марьяна, вроде бы совершенно спокойном и немного печальном, Егору послышалась нервная насмешка, полная неприязни.

— Мне надо с вами поговорить, — оборвал он Марьяна.

— Я знаю, — ровно и чуть нараспев произнес тот. — Прошу, моя комната в конце.

— После вас, — усмехнулся Егор, отодвигаясь к стене.

— Пожалуйста, — пожал плечами Марьян и быстро пошел вперед. У него была потешная походка: слишком мелкие шажки и скованные, неловкие движения длинных тонких рук. Кудесник шел иноходью, одновременно поднимая то левую, то правую пару конечностей, словно его вел неумелый кукловод.

Из какой-то комнаты выбрался, тоже пригибая голову, здоровенный немолодой дядя с солидным пивным брюшком. Скорее всего дядя категорически не желал помнить, сколько ему лет, и косил под Брюса Уиллиса, поэтому на нем были джинсы и уютная трикотажная рубаха с воротом-хомутом. На левом запястье болтался небольшой радиотелефон в кожаном чехле, а в другой руке дядя держал длинную узкую бумажку. Видимо, страдалец долго потел и мучился в лапах дотошных специалистов Марьяна, потому что его лысая макушка даже в мутном коридорном освещении блестела, как смазанная маслом. Отдуваясь, как после успешно завершенного рискованного мероприятия, он взглянул на мир совершенно счастливыми глазами и помахал в воздухе своей бумажкой:

— Мне счет оплатить… Куда?…

— Касса рядом с выходом, — пояснил Марьян проходя мимо.

Детина бодро пошагал оплачивать. Несомненно, он был доволен то ли результатом, то ли непосредственно процессом, и жаждал отблагодарить колдунов за труды.

— Заговор на удачу в делах? — уточнил Егор, когда господин с «говорильником» исчез за портьерой..

— Приворот, — пояснил Марьян на ходу. — Есть у меня талантливый мальчик.

Так приворожит, водой не разольешь. Рекомендую.

— Спасибо, сам справляюсь, — нервно отшутился Егор.

В конце коридора Марьян отворил дверь и впустил Егора в крошечный бархатный ящичек без окон. Одна стена была зеркальной от пола до потолка, а посередине стояли два низких кресла с высокими спинками и журнальный столик.

В помещении не было большого светильника. Свет испускали несколько десятков маленьких лампочек, вставленных в небольшие углубления, хаотично, но довольно равномерно распределенные по всему потолку.

— Разговаривать здесь мы можем совершенно свободно, — сказал Марьян, плотно закрывая дверь. — Конечно, здесь тесновато, но зато эта комнатка совершенно защищена от постороннего глаза, уха и прочих инструментов вмешательства в частную жизнь…

— Да? А я подумал было, что по ту сторону зеркала есть помещение для подглядывания… — усмехнулся Егор, внимательно вглядываясь в собственное отражение, словно пытаясь проглядеть в нем дыру и убедиться, что по ту сторону действительно нет ничего подозрительного.

— Нет, у этого зеркала особая функция, а вообще-то все шесть поверхностей этой комнаты зеркальны, я просто задрапировал их. Когда я работаю, зеркала экранируют мои поля, и я добиваюсь направленного усиления…

Егор скептически хмыкнул.

Марьян взглянул на него с некоторым подозрением, потом покачал головой:

— Прошу прощения, я автоматически говорю вам то, что говорю каждому клиенту…

— Я не клиент.

— Я знаю. Вы человек сведущий. Мои сказочки не для вас… — ласково улыбнулся Марьян, но его мечтательная улыбка вдруг поблекла, он нервно сглотнул и взглянул Егору в глаза:

— Ну что, господин Березин, влипли всеми четырьмя?

Егор почувствовал, как у него вспыхнули щеки. Он покосился на себя в зеркало. Так и есть, щеки пылали, как у школьника.

— Присаживайтесь, я не привык разговаривать с человеком, который нервно топчется на месте, — любезно пригласил Марьян.

Егор присел на край кресла. Его длинные ноги оказались чуть ли не на ушах.

Марьян только пожал плечами и заметил:

— Что вы скрючились, как петух на жердочке? Вовсе не обязательно создавать трудности своему позвоночнику.

Егор чуть поерзал, устраиваясь, и взглянул на Марьяна повнимательнее.

Тот сидел на подлокотнике второго кресла, скрестив руки на груди. Выражение его лица из предельно вежливого неожиданно стало жестким. Он поморщился и сухо сказал:

— Лирических отступлений о продавщице бутика больше не будет. Мы с вами вдвоем, и пока никто нас не отвлечет нас, можем говорить начистоту… Что же вы наделали, Егор?

— Что конкретно я наделал? — удивился Егор. — Я не трогал Кошарского!

— Я это знаю, — кивнул Марьян. — Но вас это не спасет. Свидетельство ясновидящего не имеет веса для правоохранительных органов…

— Но я пришел не за свидетельством! — возразил Егор.

— А за чем? — с нажимом уточнил Марьян.

Егор растерялся. В принципе он шел к Марьяну задать те же самые вопросы, которые вчера пытался задать Кошарскому. Марьян вдруг кивнул с усмешкой:

— Ясно. Вы просто хватаетесь за соломинку, которую по доброте душевной подкинул вам Кошарский. Покойный Джан Серафимович хитрец был. Его соломинка

— это довольно тяжелый булыжник. Нельзя вам было приходить ко мне. Мне не надо, чтобы меня подставляли всякие неудачники…

— Да на что вы мне сдались, подставлять вас?! — со злостью перебил его Егор. — Кому вы нужны?!

— Кому я нужен, про то вам, Егор, лучше не знать… — с досадой сказал Марьян. — Не хочу ввязвываться в истории Кошарского. И не хочу, чтобы вы или люди вашего брата тянули меня туда. Многим может не поздоровиться, Березин. Лучше бы вы об этом подумали, прежде чем продолжать свои изыски с таким похвальным рвением…

— Честно говоря, мне плевать… — начал Егор.

— Плевать на всех, кроме брата? — грустно усмехнулся Марьян.

Что-то было во всем этом ненормальное. Егор приехал учинить допрос с пристрастием, а вместо этого ему не дают слово вставить, наперед зная все, что он собирается сказать.

Марьян наблюдал за его реакцией, потом с укоризной покачал головой:

— Ладно, что толку винить вас. Я сам, бывает, делаю ужасные глупости, когда близкому человеку грозит опасность. Так что в принципе я понимаю вашу горячность, Егор… Что вы хотите знать?

— Что случилось с Родионом, — вздохнул Егор. — Если я буду знать, что произошло, я соображу и то, кто в этом виноват.

— Ой, сомневаюсь, — покачал головой Марьян и вскинул руку. — Чур не обижаться… Почему вы решили, что я должен знать ответ на ваш вопрос?

— Потому что вы член совета Гильдии. Потому что именно на совете прозвучали прямые угрозы.

Марьян надул щеки, шумно выдохнул:

— Неважный из вас сыскарь… В том смысле, что нельзя же действовать так прямолинейно. Но в целом вы на правильном пути, Егор. Джан Серафимович несомненно приложил руку к событиям. Но Родион Березин уже отмщен, как я понимаю… И я не думаю, что ваш брат сейчас нуждается в помощи кого-нибудь из нас. Он в этой истории пострадал меньше, чем хотелось Кошарскому, и все не так уж страшно.

— Родиона хотели убить?

— Не только хотели, его попытались убить, — спокойно подтвердил Марьян. — Но не смогли.

— Не успели? — переспросил Егор.

— Не смогли, — повторил Марьян, потом поспешил равнодушно отмахнуться: — Впрочем, если вы не видите разницы, то и Бог с вами.

Разницы Егор действительно не видел, но внезапно продемонстрированное кудесником равнодушие насторожило его:

— И каким же образом Кошарский достал Родиона?

— Сам он, естественно, никого не доставал, — пожал плечами Марьян.

— Так кто же здесь руку приложил?

— Откуда я могу знать?

Егор порывисто вскочил с кресла.

— Я не знаю, — по слогам выговорил тот, не меняя позы.

Егор тяжело сел обратно.

— Есть много тех, кто может обойтись с человеком подобным образом,

— заметил Марьян. — Разметать защитные силы человека можно множеством способов… Кроме членов Гильдии имеется энное количество неформальных уникумов. Кошарский мог воспользоваться своими неофициальными связями. Да мало ли существует возможностей!..

— Киллеры-волшебники? — с усмешкой процедил Егор.

— Зря смеетесь, — серьезно сказал Марьян. — Волшебников в наших кругах я лично ни одного не встречал, а вот киллеров — сколько угодно. На любой вкус и жанр. Так мозги запудрят — закачешься. От мгновенного результата через гипнотическое внушение до постепенного доведения до самоубийства посредством изощренной травли. Это вам не понос вызывать…

— А вы сами, Марьян, тоже можете убить человека? — насторожился Егор.

— Мой профиль — гадания, привороты, биополярная защита… — отрезал Марьян.

Егор нетерпеливо подался с кресла:

— Отвечайте на вопрос: можете убить?!

— Могу, — не то вздохнул, не то усмехнулся маг.

— Но вы же БЕЛЫЙ Марьян!

Марьян только покачал головой:

— Ну, белый. Штаны у меня, как видите, белые. А могли бы быть серые. Или желтые. И назваться я мог бы как угодно… Никогда не надо верить тому из официально практикующих экстрасенсов, кто объявляет о том, что творит одно лишь добро во имя человеколюбия…

— А как же «дар от Бога»?..

— Ох, не смешите меня, — кисло захихикал Марьян. — Настоящий дар открывает оба пути: и черный, и белый. И каждый из этих путей кого-то спасает, а кого-то губит… И тот, кто владеет даром всерьез, никогда не руководствуется высшей добродетелью, а единственно своими собственными разумениями…

— Вот об этом в ваших газетенках почему-то не пишется! — злорадно заметил Егор.

— Не пишется, — с улыбкой согласился Марьян. — Потому что это никому не нужно. И так всем ясно, на чем держится этот мир: власть, богатство, слава. Человек осознано или неосознано выбирает себе одно из трех в качестве высшей цели, а два остальных становятся его инструментами для достижения этой цели. Все истинные или мнимые кудесники в этом ничуть не отличаются от прочего человечества… Даже дети знают: хорошими делами прославится нельзя. Нельзя прийти к власти верхом на благих деяниях. Как, впрочем, и обогатиться тоже…

— Этот подземный дворец свидетельствует об обратном, — вставил Егор, пораженный столь циничными откровениями популярной личности.

— А кто вам сказал, Егор, что все это построено на доходы от гаданий и приворотов? — Марьян вскинул почти бесцветные брови и поджал губы.

— Вот как? Значит, за Вашей спиной стоит кто-то очень денежный?

Марьян снисходительно посмотрел на Егора и пожал плечами:

— А почему бы и не наоборот? А вдруг это я стою за чьей-то спиной?

— А я думал, что салон Белого Марьяна занят лишь благопристойными делами.

— Салон — да, — кивнул Марьян. — Правила у меня строгие. Пусть попробовал бы кто-нибудь из моих служащих причинить вред, оскорбить, обмануть кого-то или разрушить крепкую семью в угоду клиенту. Официальная деятельность всегда имеет рамки. Мне же никто не сможет установить ограничения в делах, над которыми я один властен. Изгнание злых духов и чтение чужих мыслей, привороты и заговоры — это все мои милые забавы, нечто вроде хобби. Настоящие деньги я зарабатываю совсем иными занятиями. И Гильдия может о них только догадываться, и уж конечно, никто из официальных администраторов от чудес не захотел бы иметь к этому никакого отношения…

У Егора пропало желание вызывать мага на откровения, да и язвить не хотелось:

— Ну и храните вашу чертову тайну, — устало сказал он. — Мне надо лишь выяснить, чьими стараниями мой брат загремел в реанимацию…

Марьян улыбнулся одними уголками широкого рта:

— Пора вам перестать волноваться. Судя по всему, Родион парень двужильный, такого и из пушки не убьешь. Тем более тем способом, которым воспользовался убийца.

— То есть, вы хотите сказать, что брата все же… — Егор помялся, но выговорил слово, казавшееся ему вздорной нелепостью. — … сглазили? В смысле испортили?

— В него стреляли? Нет. Его зарезали, как Кошарского? Нет… раздраженно стал перечислять Марьян.

— Медики настаивают на сильном отравлении.

— Но не могут понять, чем. Верно? — усмехнулся маг. — Типичные симптомы мгновенного разрушения биополярной защиты. Эффективная порча.

— В начале разговора вы обещали не рассказывать мне сказки, — сурово напомнил Егор.

— Ну, хорошо, — устало согласился Марьян. — Вы видели приступ, приведший к коме?

— Да, видел.

— Ну и что вам прежде всего подумалось тогда?

— Что Родион очень напуган чем-то.

— Именно, — удовлетворенно кивнул Марьян. — Биология и медицина пока не могут похвастаться, что знают наверняка, что впрыскивают в организм железы внутренней секреции под воздействием нервной системы, находящейся в состоянии внезапно нахлынувшего смертельного ужаса. Я тем более не знаю, но догадываюсь, что одним адреналином дело обходится только в классических случаях. В чем-то врачи правы: отравление имело место. Отравление страхом. Вам виднее, Егор, что именно могло напугать вашего брата.

Егор пожал плечами.

— Думайте, думайте, — настойчиво повторил Марьян. — У каждого человека есть своя легенда о собаке Баскервилей. И всегда найдется супостат, готовый сыграть на укоренившемся страхе… Подумайте, чего Родион мог бояться до такой степени, что его нервная система не выдержала.

Егор знал, чего боялся брат. И для больной психики Родиона вполне могло хватить чьей-то злобной хладнокровной выходки. Но только как же смогли супостаты разнюхать то, что Родион всю жизнь так тщательно оберегал от посторонних ушей?

— Ну что, Егор, сообразили? — печально спросил Марьян.

— Да, сообразил. Но как?…

Слова застряли у Егора в горле, в кровь хлынула горячая волна, голова зкружилась, как только он понял, кто и как узнал тайну Родиона.

— Что с вами? — Марьян вскочил со своего места, шагнул к Егору, присел перед ним на корточки. — Вам нехорошо?

— Хорошего мало… — протянул Егор и резко встал. — Спасибо, Марьян…

— За что? — удивился он, поспешно выпрямляясь.

— За ценный намек… — пробормотал Егор и пошел к выходу. — До свидания…

— Нет уж, не приходите ко мне больше, — обронил Марьян ему в спину.

Взмыленный Егор поспешно покинул задрапированный подвал.

За то сравнительно недолгое время, которое Егор провел в салоне Марьяна, дворик заполонили вновь прибывшие автомобили. Их владельцы стремились не к волшебникам, а в какую-то оптово-торговую фирму, разместившуюся в соседнем подвале. Егор пробрался сквозь плотный строй и прошел через подворотню к машине Влада.

Она стояла на прежнем месте.

Рядом с автомобилем Егор завидел обтрепанного мальчишку-попрошайку. Пацан в черной куртке стоял рядом с дверью водителя и то ли разговаривал с Осташовым, то ли просто заглядывал внутрь.

Егор нисколько не удивился тому, что Осташов коротает время в такой компании. У Влада была привычка, от которой Родион всегда шарахался. Если Егор просто давал беспризорникам мелочь, когда они приставали, то Осташов имел обыкновение сам подзывать маленьких грязнуль и одаривал их по своей инициативе.

Увидев Егора, мальчишка отскочил от машины и отбежал метров на десять.

В автомобиле никого не было. В первый момент Егор подумал, что уставший от происшествий последних дней Осташов просто-напросто пересел назад и благополучно дрыхнет там, развалившись на широком сидении. Влад был широко знаменит в своем узком кругу тем, что пользовался каждой свободной минуткой, для того, чтобы соснуть. Спать он мог в любое время дня и ночи, в любой обстановке и в любой позе. Один раз на спор заснул стоя и проспал так двадцать минут.

Егор дернул дверь. Она оказалась открытой. А Влада в машине не было.

На резиновом коврике под ногами валялась недокуренная, но потухшая сигарета. А на матерчатом чехле, закрывающем кожаный подголовник широко расплывалось ярко красное пятно. В замкнутом пространстве сквозь легкий бензиновый аромат пробивался сладковатый запах крови. Присмотревшись, Егор заметил мелкие пятнышки крови буквально повсюду…

Ничего хорошего тут произойти не могло. Сердце Егора тревожно екнуло.

Это уже никак не могло быть случайностью. Это был чистой воды вызов.

На Кошарского и его смерть Егору было по большому счету наплевать.

У него не было причин для симпатии к Кошарскому, и плакать над ним не хотелось.

Влад Осташов был отличным парнем, надежным другом и помощником, одним из тех, кого Родион впустил на порог своей жизни, а этого было уже достаточно, чтобы Егор пришел в отчаяние от одной мысли, что втянул Влада в дурное дело. Даже если Березины кому-то перешли дорогу, это был их промах, их ошибка. Осташов был уж точно ни при чем… Егор с силой забарабанил кулаком по пластику передней панели. Его короткий злобный вскрик мог бы напугать пешеходов, проходящих мимо, но к счастью поблизости никого не было…

Егор выскочил из машины и завертелся на месте в поисках того поспешно сбежавшего оборванца. Мальчишка стоял поодаль, спрятавшись за водосточную трубу.

— Эй, пацан! — Егор махнул ему рукой.

Тот вышел из-за трубы и сделал несколько шагов.

— Иди, иди сюда… Не укушу… — нетерпеливо крикнул Егор. — Ты не видел, куда ушел водитель?

— А его… вынесли и увезли… — коротко сообщил оборванец.

— То есть?!

— Засунули в машину и увезли, — повторил пацаненок и вдруг, развернувшись, припустил бегом по улочке.

Егор снова забрался в машину. Поди вот сейчас узнай, кто и кому только что дал здесь по голове!.. Если верить оборванцу, то досталось именно Владу.

Егор бегло осмотрел салон, пошарил на заднем сидении, на полу… Ключей в машине не обнаружилось. Единственной полезной находкой оказался мобильный телефон Влада. Видимо, он выпал у Осташова из нагрудного кармана и завалился между передними сидениями. Больше ничего достойного внимания не было. Да и что Егор мог увидеть этакого? Он не только не был профессионалом, он не был даже любителем детективов. Он не представлял себе, что следует искать. Вроде бы кроме кровавых пятен и брошенного телефона в салоне был полный порядок и никаких особых следов.

Поневоле поверишь в справедливость ежедневных шуточек Родиона. Брат был совершенно прав: лопух он и есть лопух. Даже экстремальная ситуация не может заставить лопуха соображать… Хотелось заплакать от бессилия. Если бы это могло помочь, Егор прослезился бы от души.

Настала пора линять с очередного нехорошего места.

Колеса не были лишними, но Егор не умел заводить автомобиль без ключа.

Не грех еще раз повторить святую истину: лопух он и в Африке лопух, два проводка соединить не может, потому что за три года обладания собственным автомобилем не удосужился выяснить, что это за проводки…

Егор вылез из машины, отошел в подворотню и набрал номер справочного больницы. Там долго было занято, и Егор начал нервничать. Несмотря на свою неплохую репутацию, больница была все же самым обыкновенным проходным двором. Убить лежащего в палате человека будет не намного сложнее, чем дать по голове тому, кто просто сидит в своем автомобиле и ждет друга.

Наконец, усталый женский голос отозвался.

— Можно узнать, как состояние больного Березина?

— Кого?

— Березина, Родиона… — громче повторил Егор. — Он в отделении реанимации…

Некоторое время раздавалось лишь шуршание и потрескивание, потом женщина осторожно спросила:

— Простите, а вы кто будете?

— Что?.. Что с ним?!! — заорал Егор так, что два дюжих мужика, беседовавших во дворе подле своих машин, с тревогой взглянули в подворотню.

Справочное помалкивало.

— Алло! Алло, девушка! — Егор дунул в трубку. — Что за черт?! Девушка!!

— Кто вы будете Березину? — строго спросил с того конца незнакомый мужской голос.

У Егора пересохло во рту. Он уже не сомневался, что сейчас услышит самую дурную из возможных новостей. Инкогнито Егора в этой ситуации многого не стоило.

— Я его брат, — отозвался Егор. — Что с ним?

— Приезжайте — узнаете, — коротко и тускло сообщил неизвестный и повесил трубку.

От отчаяния Егор взвыл и едва удержался, чтобы не швырнуть телефон о каменную стену.

Появляться в больнице ему было нельзя, но варианты на ум как-то не приходили.

Взглянув на подъезд, где размещался престижный салон, Егор подумал, что неплохо было бы вернуться и задать Белому Марьяну еще один вопросик на засыпку. Чудаковатый гадальщик с козлиной бородкой явно прокололся. Наговорил с три короба, а даже не смог предсказать, что происходит в тридцати метрах от его фешенебельного подвала…

Егор затолкал телефон в карман, вышел на улицу и направился в сторону от Невского, на перекрестке свернул к Фонтанке… Пешком до больницы вышло бы около часа. Другого выхода, кроме как проделать этот путь, Егор не видел.

Он снова и снова корил себя за то, что вздумал поругаться с братом и оставил его без присмотра в неподходящее время, за то, что бросился выдвигать претензии Кошарскому, за то, что потащил Осташова к Марьяну… Гадальщик оказался прав: ни самому Егору, ни тем, кто вольно или невольно оказались замешанными в эту историю, активность Егора не принесла ничего хорошего…

Телефон в кармане заиграл «Во саду ли, в огороде…». Сначала Егор решил не отвечать. Но телефон не унимался. Выдав мелодию, он умолкал на несколько секунд, потом принимался опять наигрывать, и это продолжалось снова и снова…

Егор с досадой выдернул трубку наружу и, прежде, чем отвечать, решил послушать.

— Алло! Алло, Владислав? — раздался в трубке знакомый голосок.

Егор даже остановился, огляделся и, прижимая трубку к уху, отошел к стеклянной витрине магазинчика, рядом с которым оказался.

— Владислав?! Алло!

— Юля?

Она замолчала, потом с облегчением выдохнула:

— Егорка?! Слава Богу!.. Егорка, где ты?

— Гуляю, знаешь ли, — мрачно ответил он. — А какими судьбами ты узнала этот номер?..

Егор не успел договорить.

— Привет, Страж, — зазвучал в трубке голос брата. — Ты еще живой?

— Родька, черт… — Егор едва не выронил телефон. — Кто мне объяснит, что делается?

— Может быть, я объясню. Но не сразу.

— Где ты? В больнице?

— Уже нет, — отозвался Родион.

— С тобой все в порядке?

— Более или менее, — брат усмехнулся в трубку. — Слушай, Влад там далеко? Дай-ка мне его.

— Влад… — Егор замялся. Одним словом он никак не мог объяснить брату, что случилось.

— Что с Осташовым? — тревожно спросил Родион. — Он жив?

— Может да, может нет… Одним словом, дело плохо, Родька.

Родион помолчал, потом решительно сказал:

— Я здесь остановился в одной квартирке…

— А что, Юлька с тобой? — забеспокоился Егор.

— Ну, она со мной или я с ней, я еще не разобрался… Словом, я на Дунайском. Помнишь, элитная многоэтажка… Ну, мы с тобой были здесь у Филаретова… Квартира сорок. Добирайся сюда.

— Нет, Родька, не надо… Давай встретимся в нашем кафе на Пушкарской…

— начал Егор, но возражать боссу — дело напрасное.

— Добирайся сюда! — повторил Родион. — Да по сторонам смотри, чтобы тебе голову не оттяпали, горе ты мое…

— Родька, скажи, что происходит? — взмолился Егор.

— Скажу. Глаза в глаза, — голос Родиона был строгим, но уж очень утомленным. — Я тебя жду. Только будь осторожен, договорились?

Егор убрал телефон обратно. Интересно, как это ему быть осторожным? Время от времени идти спиной вперед и проверять тылы?

— Мне двадцать девятый год, а я ни на что не способен, кроме как слушаться уникального брата… — пробормотал Егор.

Поучения Марьяна, исчезновение Осташова, туманные намеки неизвестного мужика в больнице… Ни один нормальный человек не мог бы сходу понять происходящее, и Егор утешал себя этим.

Глава 19. Глубина вдовьей печали

— Ты уверен, что больше ничего не хочешь? — Юлька вынырнула из овального проема в стене со стаканом молока в руке.

— Уверен, — Родион протянул руку и принял теплый стакан.

Огромный холл прямо на глазах погружался в вечерний полумрак. Шестиметровый потолок постепенно терялся где-то в вышине, туда же, в область невидимого, уходила узкая лестница, ведущая в апартаменты второго этажа. Родион не мог решить, нравится ли ему так много пространства сразу. Он любил всего в меру, и лабиринт небольших комнат и узких коридорчиков в его квартире казался ему идеальным вариантом уединенного жилья для одинокого и немного ненормального мужчины. Здесь же настораживал размах объемов, поэтому сколько хозяйка ни настаивала на том, чтобы Родион прошел в спальню и отдохнул, гость, побывав в мраморно-малахитовом санузле, добрался до одного из кресел в холле и устроился там. Отдых в чужом, подозрительном месте имел для Родиона весьма сомнительную ценность.

За время, прошедшее с момента побега, Родион испытал на себе все возможные стадии самочувствия. Несколько раз еще в машине он проваливался в тяжелый сон, не будучи в силах его перебороть. После внезапного пробуждения наступали минуты, когда ему начинало казаться, что он настолько бодр и легок на подъем, что сейчас взлетит. Бодрость поразительно быстро сменялась неодолимой усталостью, что Родион невольно ждал, что вот-вот свалится в очередное длительное забытье…

Он с облегчением плюнул на все попытки понять свое состояние. Умирать на радость недругам Родион не собирался. Чтобы усталость не была слишком мучительной, он даже поступился гордыней и позволил себе попросить у хозяйки молока.

Юлька выполнила просьбу с готовностью и уселась на один из маленьких очаровательных столиков со стеклянными столешницами, которых в холле было с десяток. Большинство из них служили просто подставками для цветочных кашпо, природных композиций и ваз. Да и все огромное пространство элитной квартиры было обильно убрано зеленью и украшено маленькими симпатичными штучками, даже громадное окно с двухслойным стеклом от пола до потолка и от стены до стены…

Если свое жилище Родион обустраивал исходя только из собственных представлений о красоте и комфорте, то здесь явно не обошлось без дизайнера, воспитанного на западной культуре быта. Примерно так, по представлениям среднего российского обывателя, должны были жить средние американские обыватели. Родион оценил изысканный интерьер двухэтажной квартиры и представил себе шок, который еще испытает Егорушка. Квартира сама по себе не могла поразить воображение бывалого Стража, но в сочетании с хозяйкой должна была произвести сногсшибательное впечатление.

Юлька молчала все время, пока Родион разглядывал интерьер, но он чувствовал на себе ее взгляд, который никак не мог истолковать.

— Теперь ты понимаешь, насколько ты ошибался, когда уличал меня в корыстных помыслах? — усмехнулась Юлька, когда Родион, запрокинув голову, в очередной раз изучал стену-окно холла, плотно увитую комнатным плющиком.

— Корыстные помыслы, уважаемая, могут быть разного свойства. Что-то ведь тебе нужно было от нас с Егоркой, — Родион глотнул еще молока, с наслаждением зажмурился. — Разве я не прав?

— И то верно, — согласилась она. — Разве уникум может быть не прав?

— Что же тебе нужно было от Егора?

— Что может быть нужно от красавчика молодой женщине, если ей только пошел третий десяток, а ее мужу уже под шестьдесят?

— Мать честная, — Родион невольно фыркнул и брызнул молоком во все стороны. — Прошу прощения… Значит, мой бедный Егорка попал в плен к обыкновенной нимфоманке…

— Слушай, ну ты совсем наглец, — обиделась Юлька.

— Я знаю, — буркнул Родион. — На кой тебе надо было ломать комедию?

— Пошевели мозгами, фокусник…

Мозгами Родион пошевелил еще тогда, когда Страж с головой нырнул в свою внезапную любовь. Конечно Егору нужна была именно юная восторженная девочка, а не знающая себе цену хищница. Страж и так был раздавлен тяжестью величия своего брата. Никто его, беднягу, всерьез не принимал. А что бы там ни говорили некоторые, мужику, чтобы он себя мужиком почувствовал, нужны власть и осязаемое реальное превосходство на женщиной. Богатая скучающая кукла была Егорке ни к чему: в очередной раз подстилаться под чужие ноги ему было не интересно. Всласть потешить свое мужское достоинство Егор мог только под восхищенным взглядом наивных девичих глаз…

— Осуждаешь? — полуутвердительно спросила Юлька. — Ну и зря. Со мной Егор хотя бы не чувствовал себя холуем…

— А как он будет чувствовать себя сейчас, ты представляешь?

— А вот это уже не имеет никакого значения! — огрызнулась она. — По мне так пусть он лучше немного поплачет в подушку, но останется цел…

— Тоже верно, — задумчиво протянул Родион.

Юлька привстала со столика и перебралась на пухлый объемистый подлокотник кресла, в котором устроился Родион.

— Ты похож на Киану Ривза… — доверительно сообщила он.

— Я и это знаю, — буркнул Родион. Не то чтобы он боялся девушку, но ее столь близкое присутствие беспокоило, и Родион едва не пролил молоко, которое неторопливо потягивал из стакана.

— Такому симпатичному парню очень хочется помочь…Что еще делал для тебя Страж, когда ты приходил домой смертельно усталым? — проговорила Юлька. — Расскажи мне, и я попробую сделать то же самое…

— Отстань, — проворчал Родион, уткнувшись в стакан. Он начал ломать голову над тем, чем ему отвлечься, когда молоко кончится. Разве попросить еще?

— Да я и без тебя знаю, — вздохнула девчонка. — Егор рассказывал. Он тоже грел тебе молоко. А потом помогал раздеваться, даже ботинки расшнуровывал…

— Эти чертовы фокусы требуют кое-каких энергозатрат. Иногда устаешь до тошноты… — пробормотал Родион. — Не знаю, сколько бы мне пришлось восстанавливаться без помощи Егора. Но ты не ухмыляйся, я никогда не просил его делать для меня больше, чем он сам хотел…

— Как трогательно… А если бы ты попросил его о чем-нибудь совершенно особенном? — вкрадчиво уточнила Юлька. — Впрочем, это не мое дело. Просто я подумала, уж если ты и мне позволил завязать тебе шнурки, может быть и развязать позволишь? — Юлька сползла на колени, ее руки перелетели и плавно опустились в непосредственной близости от бедер Родиона. Она осторожно переложила руку на его колено.

Невозмутимая поза в этой ситуации далась Родиону напряжением всех резервов истрепанного организма. Он спокойно улыбнулся:

— А-а, теперь я понял: ты хочешь соблазнить последнего девственника питерской богемы.

— А вдруг хочу? — Юлька настойчиво ловила его взгляд.

— Есть две проблемы.

— Целых две? — ее рука принялась плавно перемещаться по крепкому мужскому бедру.

— Первая: я не пользуюсь подержанными вещами. Брезглив.

— Юношеский максимализм… — вздохнула она. — Не переживай, это излечимо…

— Зато есть еще кое-что, и это, увы, излечению не поддается, пробормотал Родион. Ладонь девчонки начала едва заметно нагревать его ногу через штанину.

— Да я все знаю… Когда Егор объяснял мне все, я чуть не плакала, серьезно… — грустно улыбнулась Юлька. — Обещаю, я буду осторожна. Если ты не уверен во мне, могу взять тонкие перчатки. Хочешь — кожаные, а хочешь резиновые… Неприятных ощущений не будет.

От ее влажных глаз так трудно было оторвать взгляд…

— Пошла вон! — процедил Родион сквозь зубы.

Юлька отшатнулась, выпрямилась и отошла к окну.

— Хотя бы в благодарность за то, что я тебя вытащила из больницы, мог бы и не хамить! — огрызнулась она оттуда раздраженно, но без особой обиды.

Родион вдруг понял, что если бы не его проклятая сверхчувствительность, он пожалуй отдал бы должное женской отзывчивости и воспользовался бы услугами доступной девчонки. В такие минуты он согласился бы сменять свой никчемный дар на бесценное избавления от назойливого страха перед чужими руками…

Много лет юного отшельника преследовали коварные несвоевременные фантазии. Родион искал им выход в разумной форме, но разум — плохой противник для расшалившихся гормонов. И тут никто не мог помочь. Сны Родиона безжалостно рвались на полубредовые сладкие и мучительные видения, в которых он давал себе волю. Но наяву он привык держать себя в руках. Да и что метаться попусту? Что уж не дано, то не дано. Дождаться бы брата и уйти прочь от хитренькой девочки, у которой неизвестно что еще на уме.

Надо было потерпеть ее присутствие и ее выходки. В конце концов, если бы не она, неизвестно, чем кончился бы визит следователя в больницу…

— Ладно, не сердись на последнего девственника, — примирительно буркнул Родион. — Что с меня взять, в самом деле?..

— Да я и не сержусь. Пренебрегаешь моей добротой — тебе же хуже, просто ответила она. — А сердиться на того, кто мне нравится, я не могу. Ты мне нравишься.

— А Егорка?

— Егорка он и есть Егорка. Хороший парень, но где ему тягаться с шедевром природы…

— Я, между прочим, ошибка природы, а не шедевр… усмехнулся Родион и отставил пустой стакан на столик. — Спасибо за молоко.

— Я предпочла бы услышать спасибо за нечто большее…

— Вот неймется же тебе… А вдруг старый грозный муж явится?

— Муж? — грустно переспросила Юлька. — Не явится. Я уже сутки как вдова…

Родион невольно вздрогнул. Она улыбнулась без особой печали и кивнула:

— Правильно понимаешь. Моя фамилия — Кошарская. А это новая квартира Джана Серафимовича. Полгода назад я вышла за него замуж. А теперь я вдова…

— … и Егорку обвиняют в том, что он этому поспособствовал. Как чудненько… — прошептал Родион. — Готов поспорить, что и это еще не все…

В голове его что-то не складывалось. Он допускал и то, что юная хищница, овдовев, не испытывает ни капли ненависти к убийце мужа, и то, что она не собирается проливать слезы над покойным рогоносцем… Но зачем такой пронырливой умнице ввязываться в нехорошие игры странных мужчин?

Почему она не хочет оставить Березиных в покое? Только потому, что первый умеет разбивать ментам головы, не поднимая рук, второй — наивный лопух, а оба вместе так похожи на неотразимого голливудского красавца?

— Твоя помощь — это месть юной вдовы или благодарность за избавление?

— Мне не за что благодарить. Замужество — это не очень трудная работа.

Джан был в своем роде последний рыцарь, — вздохнула девушка. Щедрый, терпеливый дедуля. Он не требовал от меня слишком многого, не жадничал, просил только держать себя в рамках и не позорить его седины… К тому же он был в хорошей форме и долгими семейными вечерами имел обыкновение заниматься любовью… Это умещалось у него секунд в пятнадцать, но достоинства при этом он не терял… — она вдруг оглушительно, истерично расхохоталась.

Первым порывом Родиона было встать и принести ей воды, но он сдержался, и Юлька быстро успокоилась.

— Мстить мне тоже ни к чему, — добавила она, все еще нервно посмеиваясь.

— Моя потеря меркнет перед приобретениями. Пережить бы похороны Джана, и можно начинать новую жизнь…

— Какая же ты стерва, — вырвалось у Родиона.

— Какая есть, совершенно обыкновенная, — она пожала плечами. — Ты просто еще не видел никого стервознее, гениальный тепличный мальчик… Кстати, если хочешь уберечь брата от неприятностей, заставь его поруганную честь примолкнуть…

В одной из ниш, ведущей к входной двери, раздался резкий звонок.

— Вот и Страж, — с облегчением произнес Родион и поднялся с кресла.

Хозяйка пошла открывать. Раздался щелчок замка, короткий Юлькин вскрик, и в холле действительно появился Страж. Он тащил что-то большое и черное…

Сначала Родиону показалось, что брат держит в руках большой и очень тяжелый матерчатый мешок. Но мешок вдруг забился и закричал, и Родион понял, что это мальчишка-подросток в грязной черной куртке и стоптанных сапогах.

Юлька торопливо закрыла дверь и бросилась помогать Егору. Он хотел опустить мальчика на мягкий низкий диван, но Юлька торопливо закричала:

— На пол, на пол, Егор! Вот сюда!..

Страж положил мальчишку, куда было указано, и Юлька, склонившись над ним, стала быстро расстегивать и снимать с плеч оборванца жуткую куртку.

Егор вытер лоб рукавом, отряхнул с себя комочки какой-то грязи и взглянул на Родиона:

— Привет! Как ты, босс?

— Нормально, — Родион подошел к брату, встал за его спиной. Поражаюсь я тебе, Страж, вечно ты всякую грязь подбираешь…

— Ну не скажи, Родька… Это особо ценная грязь, — возразил Страж, отдуваясь. — К тому же валялась эта грязь прямо под дверью квартиры в бессознательном виде…

— Чем же этот очередной замарашка ценен?

— Он не очередной… Он тот же самый… — загадочно проговорил

Егор и, оглянувшись, бегло оглядел брата. — Откуда такие клевые штаны? Дашь поносить?

Родион состроил зверскую гримасу, и Егор, пожав плечами, отвернулся.

Юлька тем временем раздела мальчишку, стянула с него куртку и сапоги. Оказалось, что куртка была надета прямо на голое тело пацана. И было это тело, к удивлению Родиона, чистым и не таким уж истощенным. На вид мальчику было лет четырнадцать. Творилось с ним что-то неладное: паренька трясли судороги, он изгибался, вставая почти на мост, его ноющий стон то стихал, то нарастал, бил по ушам, вызывая у Родиона странные всплески тревоги…

— Да что с ним? — рассердился Родион. — Какого черта ты приволок этого припадочного?

— Говорю же, я его здесь на лестничной площадке нашел… Во-первых, он болен…

— Ну знаешь, я тоже болен! — рассердился Родион. — Я тут жду тебя, с ума схожу, а ты все беспризорников опекаешь…

— Да цыц вы оба! — взвизгнула Юлька. — Хватит спорить! Егор, мокрое полотенце, быстро!

Она пыталась удержать бьющееся тело паренька, но тот вырывался из ее рук.

— Где тут вода? — растерялся Егор.

— Примерно там, — Родион указал ему на одну из ниш, за которой располагалась кухня, и Егор побежал в указанном направлении.

Обратно он примчался с длинным белым полотенцем, с которого капала вода. Юлька решительно отжала полотенце прямо на пол и, захватив голову мальчика одной рукой, стала обтирать ему лицо. Она действовала привычно, и Родион готов был поклясться, что заниматься этим мальчишкой ей приходилось не впервые.

Паренек стонал и вырывался, но видимо влажная ткань принесла облегчение. Постепенно мальчик расслабился, его взгляд принял осмысленное выражение. Он привстал с пола, осмотрелся вокруг, все еще тяжело дыша и вздрагивая, огляделся по сторонам, шарахнулся от двух одинаковых незнакомых мужчин, закрыл лицо руками.

— Шурка, не бойся, — мягко сказала Юлька. — Они тебя не тронут…

Мальчик вскинул голову, и Родион снова поразился произошедшей перемене.

На лице паренька то исчезал, то появлялся судорожный оскал. Мальчика снова затрясло, он взглянул на свои дрожащие ладони, и пробормотал:

— Я больше так не могу…

— Шурка, милый, все в порядке… — Юлька взяла его за плечи, повернула к себе. — Успокойся, все позади…

Но мальчик вырвался и, оглянувшись, посмотрел Родиону в лицо. Он боялся, смертельно боялся. Не сводя глаз с Родиона, он прошептал с мольбой:

— Я не хотел!..

— Шура! — Юлька решительно развернула его к себе. — Ты ни в чем не виноват..

Но мальчишка запрокинулся, выгнулся, потом перевернулся в Юлькиных руках, упал на пол вниз лицом и зарыдал, уткнувшись в ладони. Между пальцами его просочилась кровь.

— Юля, что с ним? — испуганно спросил Страж. Он стоял рядом и готов был броситься на помощь, но Юлька отмахнулась:

— Отстань, я сама справлюсь!

Она подняла мальчика, крепко прижала к себе, принялась ласково гладить, ерошить светлые короткие волосы, что-то шептала ему в ухо, целовала в макушку… Он трясся в рыданиях, стонал так, что этот стон почему-то стал отдаваться болью в ушах Родиона. Он поневоле оперся на плечо Стража.

— Родька, с тобой-то что опять? — испугался Егор. — Что-то не так?

— Все в порядке. Дай лапу…

Егор сунул брату руку и продолжал смотреть на то, как Юлька терпеливо и нежно успокаивает паренька.

Мальчик перепачкал текущей из носа кровью Юлькин светлый свитер, обессиленно трепыхался в ее объятиях и никак не мог успокоиться. Наконец, он обмяк и сполз вниз, цепляясь за ее руки.

Юлька вздохнула, взяла мокрое полотенце, осторожно оттерла от крови бледное осунувшееся лицо мальчугана, рассеянно провела концом полотенца по своей шее, вытерла руки, отбросила в сторону побуревшую тряпку…

— Ну, кажется, пока закончилось, — она задрала голову и взглянула на Егора. — Как хорошо, что ты его отыскал…

— Я его не искал. Просто подобрал, потому что нечего человеку на лестнице валяться. Я уже потом сообразил, что знаю его. Во-первых, в прошлую пятницу он попрошайничал около Гильдии. Во-вторых, сегодня этот малец вертелся около салона Марьяна и заглядывал в машину Осташова…

— Ты обознался, — отозвалась Юлька.

— Нет, это был он, — упрямо повторил Страж. — Я не слепой и склерозом не страдаю.

— Ты обознался, — Юлька подняла голову, строго посмотрела на Егора. Это был не он.

— Нет, я же говорю…

— Хватит, Егор! Помоги-ка, пожалуйста, — устало проговорила она. Его надо отнести наверх.

Егор послушно взял мальчишку на руки и пошел за Юлькой.

Когда Страж минут через пять вновь показался на лестнице, Родион понял, что худшее свершилось: маленькая поганка уже успела внести полную ясность в свои отношения с Егором.

Страж медленно спустился вниз потрясенный, ошарашенный, растерянный.

Брат многим раздражал Родиона: слишком туго соображает, слишком много паникует, слишком много спорит, и так далее, и тому подобное. И не раз Родион от всей души злорадствовал, когда непослушный Страж садился в лужу. Но теперь упреки застярли у Родиона в горле: таким вывернутым наизнанку Егор бывал нечасто. Ему было плохо.

Он машинально взял со столика стакан из-под молока, опрокинул себе в рот несколько последних капель, вернул стакан на место, уронив его. Неловко наклонился, чтобы поднять, свернул столик… Подобрал с пола грязную куртку мальчишки, бросил ее на соседний стол, сбив на бок цветочный горшок и обломив стебель несчастного растения. Кинулся прибирать, смахнул комья земли прямо на пушистый светлый палас…

— Егор, возьми себя в руки, — одернул его Родион.

Но Егор даже не взглянул на брата. Тем не менее, он сообразил, что его суета несет сплошное разрушение. Он выпрямился, засунул руки в карманы джинсов и зашагал по холлу туда-сюда, мрачно глядя себе под ноги.

— Егорка, послушай меня…

Страж медленно повернулся к Родиону, перевел на него взгляд. Родион поежился. Это был взгляд ребенка, который развернул подаренную конфетку и обнаружил в фантике камешек. Окатив брата с головы до ног этой смертельной обидой, Егор опять потупился и процедил:

— Нет, это ты послушай… И объясни… Почему все нормальные люди в этой стране ходят на работу, имеют свободное время, жрут от пуза, пьют, что хотят, спят, с кем пожелают, и почему я… Почему я не могу жить, как все? Почему?

— Ты знаешь, почему, — Родион подошел и осторожно взял брата за плечи.

— Потому что я в детстве однажды свалял дурака. Но я надеялся, что ты простил меня за это.

— Свалял дурака ты, а игрушку делают из меня… — с горечью произнес

Страж.

Родиону не хотелось, чтобы юная вдова застала Егора в таком плачевном состоянии.

— Ты только слезу пускать не вздумай! — приказал Родион. — Эта пигалица не стоит таких переживаний…

— Много ты понимаешь!.. — злобно бросил Егор, вывернулся и цапнул Родиона за грудки. — «Уникум», «уникум»!.. Сволочь ты ущербная!.. Свернуть бы тебе шею еще в колыбели!!!

Родион с трудом высвободился:

— Возможно, я действительно ущербная сволочь, но я не виноват в том, что маленькая шлюха обвела тебя вокруг пальца! А свернуть мне шею ты еще успеешь, если, конечно, раньше этого не сделает кто-то другой! Ты что, не понял, зачем я тебя сюда позвал?!

— Да, в самом деле! — зашипел Егор. — Какого хрена мы с тобой тут делаем?!

— Мы прячемся.

Егор молча уставился в потолок, наверное, считал про себя до десяти и обратно. Наконец, он тяжело сглотнул и отозвался:

— Не там мы прячемся, Родька… Пошли отсюда.

Развернувшись, он побрел к входной двери.

— Ты куда?

Егор обернулся:

— Не знаю еще. Но здесь мы не останемся. Идем, я тебе потом все объясню…

Да, пожалуй, окажись Родион на месте брата, и ему не захотелось бы задерживаться в этом доме ни минуты.

И Родион махнул рукой:

— Ладно, Егор, ты прав. Уходим отсюда.

Давно уже не отпускавшая головная боль вдруг прекратилась, Родион обрадовался этому и возникшей вдруг легкости, шагнул навстречу Егору и…

Зрение и слух вернулись так же внезапно, как и пропали. Родион обнаружил, что стоит на прежнем месте, а Страж с тревогой его изучает.

— Ну что, мы идем? — бодро уточнил Родион, надеясь, что Егор ничего не понял и не заметил.

— Да уж, так мы далеко уйдем, — пробормотал Егор, кусая губы. — Вот черт… Оставаться здесь я могу… Но и тащить тебя на улицу тоже нельзя…

— Признаю, со мной стало через чур хлопотно… — виновато улыбнулся

Родион. — Я добавлю тебе жалование за вредность.

— А пошел ты… — устало отмахнулся Егор. — Ладно, надеюсь, до утра с нами здесь ничего не случится. Тебе надо полежать.

Глава 20. Нежеланный гость

Андрей поднялся на лифте на верхний, двенадцатый этаж, и потом спустился на восьмой, внимательно прислушиваяcь к происходящему внизу.

На лестничной площадке все было тихо. Почтенные состоятельные обитатели дома мирно отдыхали. В принципе, если в одной из квартир случится шумная ссора, драка или разборка, вряд ли кто-нибудь встревожится. Не потому что здесь проживали такие уж черствые граждане, равнодушные к чужой беде, просто звукоизоляция между квартирами была настолько капитальная, что можно было без опаски бить посуду и ломать стулья. Пулеметные очереди были бы несомненно услышаны, но Андрей надеялся, что до этого все же не дойдет.

Он вынул ключ и, стараясь не шуметь и не лязгать, отпер входную дверь. В двери был прекрасный замок, и он открылся мягко и бесшумно. Из квартиры пахнуло горьковатой зеленью.

На лестнице холла показалась хрупкая женская фигурка. Девушка медленно пошла вниз, легко вышагивая по ступеням в неудобных туфлях на высокой платформе. Она не смотрела по сторонам и не заметила гостя.

Стараясь не напугать, Андрей вполголоса произнес ее имя.

Она вздрогнула, вгляделась в темноту дверной ниши и побежала вниз. Быстро замелькали ее ноги, Андрей даже на секунду зажмурился от предчувствия, что она сейчас кубарем покатится с крутой лестницы. Он бросился вперед, протягивая руки, и поймал девушку в объятия.

— Андрей, оставь меня!.. — прошипела она. — Немедленно!

— Что, и здесь я стал нежеланным гостем? — мрачно пошутил Андрей. Он крепко держал ее и слышал, как колотится ее сердце: — Я искал Шурку. Я его сутки не видел…

— Он здесь, — Елена отстранилась и вывернулась из рук Андрея.

Он с облегчением вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Каким чудом Шурка мог оказаться здесь? Сам решил прийти? Это казалось невероятным, но надоумить мальчика было некому. Шурка был здесь всего пару раз, и Андрей даже не представлял, что сын мог запомнить дорогу.

— С ним все в порядке?

— Почти, но не совсем… — Елена развернулась и пошла наверх. — Идем, он в моей спальне.

Андрей вошел вслед за ней в уютную комнату, отделанную согласно последнему писку евространдарта. Шурка лежал поперек кровати, сбив одеяло и раскинувшись. Его перемазанная одежда валялась рядом на полу.

Сын вообще спал очень чутко и беспокойно, и от звука шагов немедленно встрепенулся и резко сел на постели, тараща глаза.

— Папа, ну где же ты был?! — с обидой пробормотал он.

— Я? — растерялся Андрей. — Это ты где был? Почему ты не пришел вчера ночевать?

Шурка пожал плечами, медленно зевнул, задумался, словно вспоминая, почему это он, в самом деле, не пришел?

— Марьян взял меня к себе… — наконец ответил он и вдруг побледнел, вскинул глаза на отца и сжался.

Андрей подсел на кровать, привлек к себе дрожащего сына, сжал его холодные плечи, наклонился к его лицу:

— Что Марьян? Он что-то сделал тебе?

Мальчик тихо заплакал.

— Это все ты, Андрей, — послышался голос Елены. — Все твои чертовы авантюры. Доведешь ты его…

— Помолчи, — оборвал ее Андрей.

Сын не успокаивался, дрожал и всхлипывал, и Андрей испугался, почувствовав знакомые судороги, предвестники близкого приступа.

— Ему было плохо вечером, — проговорила Елена. — Но приступ прошел. Думаю, что сейчас он успокоится.

Андрей прижал голову сына к груди, обхватил покрепче. Мальчик терял связь с реальностью, и Андрею необходимо было, чтобы Шурка не переставал ощущать присутствие отца.

Наверное, Елена была права: нервная система паренька уже поставила на сегодня защиту. Нехорошая дрожь утихла, Шурка расслабился, сам обхватил отца за спину, и горячее дыхание, которое Андрей все время чувствовал на своей груди, стало мерным, спокойным.

— Шура, ты расскажешь мне, что случилось?

Сын выпрямился и взглянул Андрею в глаза. Такие измученные, влажные. Не глаза подростка, а взгляд маленького наивного малыша, который недавно пережил потрясение.

— Тот человек в машине… — начал Шурка и запнулся.

— Он опять увидел что-то… — начала Елена, но Андрей резко вскинул руку, и она замолчала.

— Папа, я так больше не могу… — проговорил Шурка.

Андрей скрипнул зубами. Расспрашивать дальше было нельзя.

— Если захочешь, ты потом мне все расскажешь, — поспешно сказал Андрей.

— А сейчас тебе надо еще поспать…

Шурка послушно лег на подушку, позволил себя укрыть и даже пообещал, что не будет думать о плохом и уснет.

Дождавшись, пока сын то ли уснул, то ли прикинулся спящим, Андрей встал и вышел из спальни, подталкивая впереди Елену.

— Вечером я с трудом справилась с ним, крови было много… проговорила она. — Я не знаю, как он сюда попал, сам пришел или кто-то его привез. Ничего я, конечно, не выспрашивала, он быстро впал в забытье…

— Что он мог увидеть у Марьяна? — оборвал ее Андрей.

— Понятия не имею. Марьян мне не отчитывается.

— Может быть, этот маньяк прикончил кого-нибудь на глазах у Шурки?

— задумчиво проговорил Андрей.

— Маньяк? — как-то странно усмехнулась Елена. — Помнится, еще совсем недавно ты души не чаял в нем… Ваш голубой союз трогал меня до слез… А теперь что? Прошла любовь, завяли помидоры?

— Мы это уже обсуждали. Еще раз поднимешь эту тему — прибью, — твердо пообещал Андрей.

— Да Бог с твоим Марьяном. А вот Шурку мне жалко. Ты погубишь мальчишку, — хмуро сказала она, обернулась на верхней ступеньке лестнице.

— Только ты не лезь! Ты ему не мать, не сестра, даже не мачеха!..

— Как ты не можешь понять! Его надо лечить, а ты… — начала девушка, но Андрей не сдержался, схватил ее и встряхнул покрепче:

— Его уже пробовали лечить! Знаешь, до чего долечили? До полузвериного состояния. А чтобы нормально жить, ему нужны две вещи: я и жизненный опыт! Чем больше, тем лучше!

— Конечно! Благодаря твоим выкрутасам его опыт и так уже слишком богат! Да нормальный ребенок и тот уже сделался бы больным! — не сдавалась

Елена. — Что он видит с тобой? Помойки, грязные бомжи, сумасшедшие волшебники, хладнокровные убийцы… Одни вечные твои скитания чего стоят! И чего ради все это?!

— Скитания, говоришь?! — возмутился Андрей. — Кстати, в этих скитаниях я однажды спас одну дурочку от верной смерти!

Она нахмурилась и резко отвернулась. Конечно, вспоминать об этом ей было неприятно.

— Странно, но как я недавно понял, все те, кому я сделал добро, почему-то слишком быстро об этом забывают! — с горечью заметил Андрей.

— Я ничего не забыла! — запальчиво возразила она. — Ты мне сделал много добра, особенно, когда своими руками подложил меня в постель Джану… Что ты потребуешь от меня теперь? Чтобы я для пользы дела совратила этого длинноволосого недотрогу?

— Возможно, именно этого я и потребую! Думаю, что ты не откажешься размяться, разве не так? И где же наш фокусник?

— Здесь. Егор тоже. Они в спальне Джана. Может быть спят, а скорее всего фокусник зализывает глубокую душевную рану своему братишке…

— Какую еще рану? — не понял Андрей.

— Лопушок-Егорушка влюбился в меня. У него большое и светлое чувство,

— криво усмехнулась она.

— Когда же ты успела обработать его до такой степени?

— Нормальному мужчине, — она сделала ударение на слове «нормальному».

— Не надо много времени, чтобы оценить меня по достоинству.

— А тебе-то зачем было заходить так далеко? — изумился Андрей.

— А что мне оставалось? Джан был просто старый баран. Ты изволишь спать с убогим мужичком. Я была вынуждена сама позаботиться о себе, пожала она плечами. — Что, боишься, я испорчу тебе игру?

Андрей промолчал. Делать поспешные выводы ему не хотелось. Он давно опасался, что Елена проявляет определенное самоволие, но кто знает, возможно ее амурные похождения будут только на пользу дела. А такие понятия, как любовь и душевные раны давно уже потеряли актуальность для Андрея.

— Черт с тобой, резвись! — отрезал он. — А что Родион?

— Для человека, который трое суток лежал в коме, потом сломал лифт и разбил голову следователю, и к тому же за несколько дней всего лишь выпил стакан молока, он выглядит неплохо, — усмехнулась Елена.

Андрей еще раз с громадным облегчение перевел дух и огляделся.

— Что-то не видно многочисленных венков почетному покойнику… удивился он. — Что, разве коллеги и благодарные исцеленные не горюют об утрате?

— Мне здесь только венков не хватает! — насупилась Елена. — Я велела, чтобы их отправляли в старую квартиру Джана. Об этом адресе практически никто не знает…

Кажется, пришла пора немного расслабиться.

Андрей положил руки ей на плечи, и она вскинула голову:

— Когда все это кончится? Я так устала… У тебя уже все есть. Зачем тебе это снова и снова?

— Что у меня есть? — удивился Андрей и убрал руки с ее плеч.

— Все, что собрал скопидом Кошарский за свою внушительную карьеру. Я теперь одна из самых богатых вдовушек, и ты можешь пользоваться этим… Почему ты не можешь остановиться?

— Разве могут меня устроить деньги? — изумился он. — Всего лишь чужие деньги?!

— Во всяком случае их количество меня устраивает…

Андрей уже хотел возмутиться и прочесть ей лекцию о том, насколько высоко лежит планка его жизненных устремлений, но негромкий телефонный звонок охладил его пыл.

Елена подошла к аппарату и сняла трубку.

Она послушала говорившего, потом зажала рукой микрофон и взглянула на Андрея:

— Твой неотразимый Марьян.

Андрей вырвал трубку у нее из руки.

— Слушаю…

— А еще хочу прояснить кое-что… — насмешливо произнес Марьян, и от этой насмешки Андрею стало очень нехорошо.

— Это я хочу кое-что прояснить! Как ты посмел использовать Шурку?! Сволочь, как ты посмел?! Ты обещал никогда этого не делать!

— Ты тоже мне кое-что обещал, не так ли? Это было давно и неправда. Зачем ты, Андрюша, решил спрятать от меня Родиона Березина?

— Я никого от тебя не прячу.

— Ох, Вербин, Вербин, отчаянный ты человек… — вздохнул Марьян. Вот врешь и наверняка даже не краснеешь.

— Что тебе от меня надо?

— Мне не дает покоя наш последний разговор. Я не могу сразу все отрезать, это слишком много для меня значит… Даже если я всего лишь один из твоих инструментов… Почему ты так поступил со мной?

— Обратись к психоаналитику, Марьян. Они любят копаться в чужом дерьме, а у меня других проблем хватает.

Марьян надолго замолчал.

— У тебя все? — холодно уточнил Андрей.

— Ты пожалеешь об этом… — тихо сказал Марьян.

— Ты это уже говорил.

— Я знаю все помойки, на которых пасется твой щенок… — засмеялся Марьян.

— Только посмей его тронуть! — Андрей едва не выронил трубку.

Марьян помолчал несколько секунд.

— Послушай, — голос его вдруг задрожал. — Вижу, я напугал тебя… Не бойся, конечно же я не трону твоего мальчишку. Ты заслужил это, но вряд ли я смогу заставить себя…

— Что ж, я это оценил, — нервно усмехнулся Андрей. — Надеюсь, ты и дальше будешь умницей, Марьяшенька.

— Э, нет… Умницей я больше не буду, это дорого мне встает. И разговор наш еще не закончен. Так что до встречи, Андрей. Передавай привет своей красотке. Ты ведь так любишь разнообразие! Думаю, она охотно займет мое место в твоей постели…

Андрей бессильно опустил руки.

Елена подошла, вынула трубку из его руки и вернула ее на аппарат:

— Не нужно было тебе ссориться с Марьяном.

— Почему? — машинально уточнил Андрей, с трудом освобождаясь от навязчивого предчувствия неминуемой близкой опасности.

— Андрюша, это очень неразумно: плевать на старых друзей, не заручившись поддержкой новых. Ты всегда спешишь, летишь без оглядки, и когда-нибудь это погубит тебя, Вербин…

Он схватил прядку ее волос и резко намотал на кулак. Она жалобно вскрикнула, запрокидывая голову, в глазах ее показались слезы.

— Вот что, девочка! — жестко сказал он. — Время для упреков кончилось. Мне нужно снова зарабатывать очки с нуля. И упаси тебя Бог вякать мне под руку…

Она только сжала губы и злобно прищурилась.

Глава 21. Чем пахнет подушка Кошарского?…

В маленькой спальне мерно тикали внушительные стенные часы. Они отмеряли каждую четверть часа. Егор то ходил по комнате из угла в угол, то присаживался на кровать, застеленную жаккардовым покрывалом в мелкий цветочек. Он считал удары и торопил время.

Почувствовав себя совсем паршиво, он попытался прилечь. От подушки, которая оказалась под его головой, пахло очень дорогим чужим одеколоном, и Егор отчетливо представил, как покойный председатель любил отдыхать в этой уютной комнате, когда ему случалось притомиться после праведных трудов на семейном ложе. Невыносимо!..

Собственная идея остаться в этой квартире до утра вдруг ужаснула Егора.

Он готов был вскочить и бежать прочь, куда глаза глядят. Но рядом на своей половине широкой председательской кровати лежал, свернувшись клубком,

Родион, и у Егора снова не хватило духу дергать его.

За дверью по коридорчику пару раз простучали туда-сюда Юлькины каблучки.

— Сучка маленькая, — не сдержался Егор. Острая обида накатила, и он зажмурился, ударил кулаком по покрывалу, крепко выругался сгоряча и, перевернувшись, уткнулся лицом в плоскую подушечку, пахнущую одеколоном покойного председателя.

Родион, коротко простонав, зашевелился рядом.

— Ну что ты, Егорка?! Ну что ты? — он настойчиво потряс Егора за плечо. — Перестань, ну что ты?!

— Кончай нукать. Не запряг… — огрызнулся Егор.

— Мне перед тобой на колени встать, что ли?… — слабый голос брата стал раздраженным. — Не раскисай! Еще не хватало нянчится с тобой!

— Я с тобой больше нянчился, — с обидой проворчал Егор.

— Ведешь себя, как тряпка, прости Господи… Поплачь еще. Между прочим, из-за нас с тобой Влад в беду попал. Если бы ты из-за этого страдал и метался, я бы еще мог тебя понять. А ты из-за хитренькой бабы готов рыдать в подушку,

— злобно буркнул Родион, садясь на кровати. — Впрочем, дело твое, братишка… Ты меня знаешь, я парень злой и нечуткий. Долго утешать не стану.

Егор перевернулся на спину, закрыл лицо ладонью, подождал, пока горький комок в горле рассосется… И правда, надо успокоиться, а то распустился, как мальчишка. Егор потер виски, покашлял, проверяя, обрел ли голос прежнюю твердость и нормальный тембр.

— Ладно, уже утешил, — он рывком сел на кровати и спустил ноги на пол. — Я бодр и весел.

— Правильно. Нечего ныть, — невесело рассмеялся Родион. — Лучше подумай о том, как исправить то, что ты уже натворил.

— А что я, интересно, натворил? Ты о Кошарском что ли? — вздохнул

Егор. — Не думаешь же ты, что это я его зарезал?

Родион пожал плечами, отвел взгляд, сосредоточенно покусал губы:

— Я-то не думаю… Раз ты сказал, что не трогал его, значит, так оно и есть. А что должны думать все остальные, после того, как узнают, что ты два месяца до убийства регулярно спал с его молодой женой? А что может подумать общественность, если обнаружится, еще до того, как тело покойного было предано земле, ты скрывался в его квартире со вдовой, не испытывающей особого огорчения по поводу смерти мужа? Догадайся с трех раз, какой из этого сделают вывод.

Вводить Егора в состояние паники Родион умел с детства. Даже если не было видимых причин для тревоги, Родион высасывал их из пальца. А уж сейчас ничего сосать было не нужно.

— Если я не убивал Кошарского, кто сможет меня обвинить? Улик-то нет!

— Если ты этого не делал, это еще не означает, что улик нет. Улики в наше время пекутся, как блины, был бы заказчик… А заказчик, похоже, есть…

— Родион задумчиво покивал и с сочувствием посмотрел на Егора. — Надо будет спихнуть все на кого-нибудь, на тебя и спихнут. Ты для этого очень даже подходишь.

— Родька, какого черта ты надо мной издеваешься?! — вскипел Егор. На секунду ситуация действительно показалась ему безнадежной.

Родион покачал головой:

— Да не издеваюсь я. Я хочу, чтобы у тебя мозги заработали в нужном направлении, чтобы ты забыл о дрянной бабе и стал думать о том, кто тебя подставил…

— Тот же, кто и тебя до полусмерти напугал! — рявкнул Егор.

Родион вздрогнул, но сдержался и лишь невесело улыбнулся:

— Егорушка, да ты никак думать научился?

— Скорее, меня научили…

— Ты о самом белом из Марьянов? — Родион покачал головой. — Да, виртуозно он меня уделал, ничего не скажешь…

— Ты уверен, что это он? — удивился Егор.

— Уверен на все сто, — Родион нервно сглотнул и потер лоб. Осведомлен он, собака, до мельчайших подробностей. Скорее всего, он и маскарад в гримерке организовал в недобрый для меня час… А ты просто болван, Страж, раз вздумал навещать его, к тому же на его территории…

— Но ведь я же…

— Знаю, ты хотел мне помочь, — согласился Родион. — Но сейчас ты, пожалуйста, не самовольничай. Нужно собраться с мыслями и сделать так, чтобы этот белый гадальщик больше нам не напакостил. А иначе зачем мы с тобой тут застряли, как думаешь?

— Вот уж не знаю. Наверное затем, что бы я лишний раз понюхал, чем пахнет подушка Кошарского… — с горечью буркнул Егор. Его губы непроизвольно заплясали.

— Ну что ты опять киснешь, Егорка?.. — Родион придвинулся к брату, обнял, ткнулся лбом в его плечо и замолчал.

— Родька… — несмело начал Егор.

— Ну?

— Это ведь я разболтал твою историю.

— Ты? — изумленно выдохнул Родион. — Кому?

— Юльке.

Родион промолчал.

— Родька! — Егор испугался, что сейчас, возможно, окончательно останется без работы.

Родион пошевелился, выпрямился, тяжело вздохнул и с размаху откинулся на спину, глядя в потолок.

— Черт! — выдохнул он, сжимая кулаки. — Черт тебя возьми, Егор!.. А я на Влада грешил…

— Разве он знал? — изумился Егор.

Родион сверкнул глазами в сторону Егора:

— Похоже, было бы лучше, если бы он один и знал…

Егор отвернулся и закрыл глаза. Сейчас Родька крик поднимет, и поделом, ох как поделом будет…

— Что в сторону-то отворотился? — сухо спросил Родион. — Шевели мозгами-то, шевели…

— О чем? — удивился Егор.

— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул Родион, вскочил с кровати. — Думал, я с тобой сейчас отношения выяснять буду? Мне больше заняться нечем!..

Он прошелся по комнате, потом шагнул к Егору, присел перед ним и с силой пнул кулаком в колено:

— Думай, братец, думай… Давай цепочку строить. Ты растрепал Юльке. Юлька поведала мужу. Джан Серафимович подослал Марьяна. Так?

— Так, — убито подтвердил Егор.

— Кошарский убит. Но его жена продолжает игру и очень хитро притаскивает нас сюда, причем, как выяснилось, ей нужен я, а не ты. Так?

— Ну, так.

— Значит что? Значит, Кошарский невеликую роль играл. Командует парадом здесь кто-то другой.

— Тот, кто Кошарского и убрал, — проговорил Егор.

— Умница, Егорушка, — усмехнулся Родион. — Я уже давно сообразил, что не о тебе она тревожилась, когда тащила меня из больницы. Прячет она меня. Оберегает, так сказать. А еще точнее, припасает для чего-то. Кошарский умер, но я по-прежнему кому-то очень сильно нужен…

Он выпрямился во весь рост, размял ноги и присел рядом с Егором.

— Это ведь ловушка, Родька…

— Может да, а может нет. Не оставшись здесь, мы с тобой ничего бы не выяснили.

— Ты еще слаб для разборок, Родька.

— Я по-прежнему боюсь всех вокруг и все так же всех за это ненавижу. Я, оказывается, могу чужую голову о стену размозжить. А ты говоришь слаб… Так что нам нужно поскорее выманить на себя всех, кто каким-то образом во мне заинтересован. Пуще всего терпеть не могу неопределенности…

Родион замолчал, задумавшись.

— Родька, я даже вообразить не мог, что от Юльки может исходить угроза. Я не думал…

— Я знаю, что ты не думал! — оборвал Родион брата. — И не нуди больше на эту тему… Не хочу больше это обсуждать. Ты сам себя за все наказал. И вот еще что, братишка, — печально проговорил Родион. — Тебе надо забыть и о своей светлой любви, и о своей смертельной обиде… Взгляни на эту маленькую дрянь трезво…

В дверь коротко и нетерпеливо стукнули и, не дожидаясь ответа, стучавший появился на пороге.

Это был высокий мощный мужчина в темных джинсах и расстегнутой куртке.

Егор подался вперед, но Родион резко вскинул руку, осаживая брата:

— Спокойно, Егор. Это неопасно.

Егор не сразу узнал охранника из Гильдии. Без полувоенной униформы детина смотрелся совсем иначе, как-то по домашнему. И вид у него был не агрессивный, но озабоченный до крайности.

Родион медленно, несуетливо поднялся с кровати навстречу нежданному гостю:

— Как поживаете, уважаемый? Надеюсь вы не перебрали с жидкостью на сей раз? Или сегодня вы позаботились о памперсах?…

Глава 22. Несговорчивые партнеры

— … Обычно порча проявляется постепенно. Общее вредоносное воздействие какое-то время разъедает биологическую защиту. Сначала это бьет по нервной системе. Человек впадает в депрессию или становится неоправданно агрессивным, мелочным, вздорным… Это еще больше ослабляет его астральное поле, и наступают, опять же постепенно, значительные физические ухудшения. Вдруг начинается аллергия на все и на всех, или проявляется почечная недостаточность, могут появиться злокачественные образования, или одолеет грибок, или начнется быстрое снижение зрения и слуха… Лечение обычными средствами и методами эффекта в таком случае не дает. Если поврежденный организм силен сам по себе, человек может жить и сохранять частичную работоспособность годами, хотя и для него самого, и для родственников такое состояние мучительно и несет с собой одни страдания. Спасти человека может только целенаправленное воздействие, противоположное тому, которое оказал кудесник, наведший порчу. Бытует мнение, что достаточно кривого взгляда озлобленной старухи или злопыхательства завистливой соседки для того, чтобы человек стал хиреть на глазах. Это глубоко ошибочное мнение. Причинить вред биологической облочке и сокрушить многослойную защиту способен только настоящий профессионал. Для таких людей не проблема ни сгубить человека, ни спасти его… Насколько мне известно, настоящих профессионалов в Питере восемьнадцать, семеро из них члены Гильдии. Все, в том числе и неформалы, открыто практикуют и, разумеется, официально занимаются лишь снятием порчи. Никого почему-то не занимает вопрос, кто же тогда эту порчу наводит, если все только устраняют… Вопросы есть?

Вербин остановился перевести дыхание, внимательно оглядел каждого из своих слушателей.

— Ничего нового я пока не услышал. И не понимаю, зачем ты взялся за эту лекцию, — отозвался Родион. — Я не верю даже в официально рекламируемую магию!

— Какая же это магия? — пожал плечами Вербин. — Психологическая агрессия в чистом виде. От простейших суеверий до изощренного разрушения защитных барьеров психики… Работа не для дураков. К тому же хорошо оплачиваемая и пока, к счастью, не предусмотренная угловным кодексом и не принимаемая в рассмотрение даже компетентными органами…

Егорка пошевелился и подал голос:

— К черту эту лабуду… Ты собирался рассказать о Свияжкине.

Вербин, не спеша, прохаживался от лестницы через зеленый холл, где в кресле расположился Родион, до огромного окна, рядом с которым на высоком круглом табурете нетерпеливо сучил ногами Егор.

— Я и говорю о Свияжкине. Дело в том, что Марьян в тонкостях овладел техникой медленного убийства, не оставляющего улик… — с готовностью продолжил Вербин. — Его целью обычно бывает устранение конкретного объекта. Его метод отточен на практике. Но к сожалению от момента непосредственного контакта с жертвой до летального исхода проходит время, иногда довольно длительное. Естественно, чем ниже интеллект жертвы, чем примитивнее организована ее психика, тем быстрее наступает искомый результат…

— Однако, это наглость, — вставил Родион. — Я на свой интеллект не жалуюсь, а примитивная психика вряд ли способна вытворять мои дурацкие фокусы. А потвоему получается, если он свалил меня за сутки, значит, многого я не стою…

Вербин приложил руку к груди:

— Не хотел ничем тебя обидеть. Ты не общий случай, Родион. А сила

Марьяна и состоит в том, чтобы точно найти слабое место каждого… Больше года мы с ним довольно успешно работали в паре. Два-три заказа на Кошарского, один — на себя…

— Да, дело у вас было налажено, — подал голос Егор. — Ты искал ему выгодные контракты, а он добросовестно изводил тех, на кого было окружающие опасались замахиваться обычными способами?

— Ну, да…

— Никто ни к кому и пальцем не прикасался, человек через некоторое время умирал — и никакого состава преступления…

— Вот именно, — подтвердил Вербин.

— Так вот на какие средства построен шикарный подвал Марьяна…

— усмехнулся Егор. — Ясненько… Непонятно только, почему же он шиковал в свое удовольствие, а ты на казенной квартире прозябал?

Вербин угрюмо нахмурился и промолчал.

— И не жалко было вам людишек-то потрошить? — задал Егор новый вопрос.

— Они ведь живые, человеки-то… Дети у них, наверное, славные, жены красивые, бультерьеры разные там, опять же бизнес общественно-полезный… Неужели сердечко-то ни разу не екнуло, не воспротивилось?

— Поверь, все жертвы занимали такое положение и обтяпывали такие делишки, при которых остаться безгрешным невозможно, — отчеканил Вербин.

— Ну, это еще не оправдание, ибо все мы, как известно, грешны по рождению своему… И много несчастных вы таким образом извели? — не отставал Егор.

Родион строго посмотрел на брата, но тот не обратил внимания на недовольство босса.

— Нет, Вербин, в самом деле, сколько? — повторил Егор, покачиваясь на вращающемся табурете туда-сюда.

— Не думаю, что это имеет значение, — отрезал Вербин.

— Сколько? — не отставал Страж.

— Егор, в лоб получишь, — вполголоса обронил Родион. Он не собирался защищать Вербина. Но умные люди не наезжают на временных союзников перед возможной битвой. — Оставь его в покое…

— А мне интересно! — запальчиво возразил Егор. — Если это действительно выгодно и безопасно, почему бы нам с тобой, босс, не заняться подобным бизнесом?.. Твой-то метод, Родька, еще эффективнее. Это не какие-то там тупые фокусы, это не на гитаре без рук бренчать, это же дело для настоящих мужчин! Будем мочить все подряд: торгашей, кавказцев, ментов, наркомафию, да и всех, кто рожей не вышел… Развернемся! Я буду заказы подыскивать, а ты, Родька, будешь коктейль попивать и жилы рвать в нужный момент…

— Заткнись, наконец, добром прошу! — Родион повысил голос и что было сил сжал кулаки. Ему не хотелось снова, чтобы взбунтовавшиеся в нем эмоции снова вырвались наружу и обрушились на голову Егора.

— Зря ты, босс, зря… Посмотри, как Юленька стелется под этого крутого мэна! Любят таких героев красивые женщины… — пробормотал Егор.

Сдержаться оказалось не под силу. У Родиона потемнело в глазах от гнева, и даже стиснутые зубы не смогли помочь одолеть напряжение, и высокий табурет Егора, визгливо скрипнув ножками по полу, рывком проехал сантиметров тридцать и, наткнувшись на угол стола, с грохотом опрокинулся.

Юлька, вскрикнув, вскочила на ноги, Вербин тоже подался вперед. Егор, угрюмый и бледный, молча поднялся с пола, поставил табурет и сел обратно, обиженно стрельнув глазами в сторону Родиона.

— Кстати, о выгодном бизнесе, — начал Вербин после того, как братья обменялись уничтожающими взглядами. — Идея не нова, и в узких кругах уникумов витает с незапамятных времен. Изводить супостатов колдовством и всяческой не совсем обычной пакостью — нормальная практика что во времена древних цивилизаций, что в средневековье… Идея о заказных убийствах посредством необъяснимого в наше любопытное время получила второе рождение. Нынче все поставлено с ног на голову, и прогрессивным считается то, что до недавнего времени считалось дремучим суеверием и собачьей чушью. В черную силу волшебства стали верить не только впечатлительные дети дошкольного возраста, но и солидные дяди и тети с университетским прошлым, политики, бизнесмены… Поэтому-то у магов сейчас появилась реальная возможность получить спрос на темную сторону своей профессии…

— Да, с велением времени не поспоришь, — хмыкнул Родион. — И что ты нам предлагаешь?

— Работать. Регулярные заказы я обеспечу. Елена будет нам неоценимой помощницей в качестве приманки. Ну а тебе, Родион, останется вопрос техники…

Родион отрицательно покачал головой.

Вербин погрозил ему пальцем:

— Спешишь, Родион Павлович. Негоже спешить. Дело проверенное. Спрос шире, чем может предположить даже человек с воображением. Я немало времени потратил, чтобы освоиться в этой нише. А в одной связке с таким уникумом, как ты, у нас не будет особых проблем…

— Сомневаюсь, — буркнул Родион.

— Попробуй перестать сомневаться м представь хотя бы на секундочку, какие возможности будут у нас в руках…

— А Марьян? Чем он тебя не устроил? Тем, что медленно работает?

— Все много сложнее, — грустно ответил Вербин. — Марьян — это страшное существо. Кроме своего уязвленного самолюбия он вокруг ничего не видит. Таких искалеченных жизнью человечков множество, но не все владеют смертоносным даром… Не постесняюсь признаться: я боюсь его. Особенно сейчас. Любой дар способен развиваться, а уж черные силы совершенствуются с большой охотой… Это прекрасно, Родион, что ты сам понял, насколько он опасен. Ты можешь его нейтрализовать без особых усилий.

— Каким образом? — уточнил Родион.

Вербин пожал плечами:

— Во имя собственной безопасности, я надеюсь, ты сумеешь порвать в его брюхе что-нибудь из жизненно важного?

— Суметь-то сумею… — медленно проговорил Родион. — Но я не уверен, что моя безопасность требует именно этого…

— Нужно остановить Свияжкина. Он сумасшедший подонок, который вообще не способен мириться с реальностью…

— Когда он работал с тобой в паре, он тебя устраивал. Как только он повернулся к тебе спиной, стал сумасшедшим подоноком… — проворчал Егор, наконец осмелившийся подать голос.

Вербин помрачнел:

— Когда я познакомился с Марьяном, он поразил меня как раз тем, что в отличие от прочих кудесников вел себя, как абсолютно нормальный человек. Рассудителен, хитер, осторожен, и в то же время нежен, мягок, обидчив… И я расслабился. Но все же правы те, кто считает, что любая необычность есть следствие внутренних перекосов. Свияжкин — параноик и ревнивец. Понял я это слишком поздно. Разумные логичные доводы он воспринять не в состоянии и мгновенно сменил привязанность ко мне на лютую ненавистью…

— Ну, это меня не касается… — скривился Родион. — Это ваши разборки…

— Он же едва не свел тебя в могилу! — усмехнулся Вербин.

— Да, но после того, как именно через тебя и эту кисоньку… — Родион кивнул на Юльку. — … он получил полную информацию для своей атаки.

— Ему поручалось лишь показать, что для тебя настало время поиска союзников. А Марьян пошел дальше и нанес удар… Не понимаю тебя, Березин, ты же мстителен даже по пустякам. Неужели ты позволишь ему не сегодня так завтра завершить начатое?

Родион смолчал. Риторические вопросы Вербина действовали ему на нервы. Из вахтера получился неважнецкий агитатор. Если Вербин кого и застращал своими грозными предупреждениями, то только беднягу Егора. Егор был уже бледным, как гипс.

Родион вылез из низкого кресла и подошел к Вербину:

— Вот что, больше мне твой треп не нужен. Я мстителен, это ты точно подметил. И еще я невпопад мстителен. Мщу иногда совсем не тому, кому стоило бы… И позволь мне самому решить, что необходимо для моей безопасности.

— Да, господа Березины, странные вы ребята… — насмешливо протянул

Вербин. — Хорошо дополняете друг друга. Один настолько же непостижим и мудр, насколько второй наивен и глуп…

Родион редко бил людей по лицу. Точнее, он не мог припомнить, когда и по какому поводу это случилось в последний раз. И сейчас ему показалось, что эти воспоминания нужно освежить…

Он вложил в удар не столько силу, сколько злобное удовольствие.

Вербин явно не ожидал атаки, и от прямого удара в челюсть свалился с ног, шипя и чертыхаясь.

Потирая ноющий кулак, Родион готовился повторить, если Вербин, встав на ноги, захочет прояснить отношения. Но подошедший сзади Страж взял Родиона за локти и оттащил его в сторону:

— Успокойся…

— Я ему башку оторву! — проборомотал Родион. — Отпусти, что ты меня держишь?! Достал он меня, сил нет…

— Меня с табуретки уронил ни за что, а сам… — Егор с беспокойством покачал головой, поежился. — Или руки распускать — это теперь тоже твоя привилегия?

— Она самая, Страж, — отозвался Родион, чувствуя, что остывает с трудом. — А ты прекращай на жизнь жаловаться. Нудишь ты много…

Кулак Родиона все еще поднывал. Егор взял брата за руку, взглянул:

— Однако!.. Родька, глянь: никаких следов!

— Нечего меня обнадеживать. Контакт был мимолетным… — отмахнулся Родион и толкнул брата в кресло, в котором сам недавно сидел. — И брось-ка мне под руку соваться. Схлопочешь…

Раздался резкий звонок в дверь.

— Я открою, — сказал Вербин, вскочив на ноги. — Будьте внимательны.

Вербин подошел к входной двери и отпер замок. Дверь на лестничную площадку отворилась, и мгновенно погас свет в холле. Три торшера, горевшие в разных углах холла погасли одновременно, без вспышек и щелчков.

— Ну что, заговорщики?!.. — послышался дребезжащий смешок Марьяна. Ждете меня или нет?

Глава 23. Чего стоят благие намерения…

Прозвучали неторопливые шаги. Вошедший человек не спеша прикрыл входную дверь и остановился.

Никто не двигался в темноте, не издавал ни звука. Егору стало смешно: из-за тщедушного парня со странной бороденкой четверо взрослых разумных людей играют в прятки друг с другом.

Глаза Егора постепенно привыкали к темноте. Юлька осталась где-то у лестницы. Но она даже не вскрикнула, когда погас свет, да и сейчас светлое пятно ее свитера, понемногу проступившее в темноте, не шевелилось.

Вербин… Он тоже вел себя спокойно. Как остался стоять у двери, так и не сдвинулся с места. Уж он-то ни за что не стал бы первым затевать свару. Осторожен, даже до неприличия. Привык загребать жар чужими руками. Раньше пытался жить за счет Свияжкина, теперь рассчитывает, собака, на то, что ему удастся обезопасить свою шкуру без лишних усилий. Заранее решил все взвалить на Родиона…

Егор чувствовал себя дураком в этой компании. Мало того, что его, как последнего наивного идиота обмакнули мордой в дерьмо, Егор совершенно не представлял, к чему идет дело.

Конечно, умница Родион уже знал, что его ждет и как ему быть. Только не больно-то он любил распространяться о своих намерениях. И порасспросить брата на этот счет Егору не светило. Прятки были в самом разгаре. Да еще электричество… Либо Марьян на площадке пошалил с электрощитком, либо просто нелепое совпадение. Опасности большой не было, зато масса неудобств налицо.

Брат стоял совсем рядом, в паре шагов. Темный силуэт его едва проступал в темноте: отсвет редких уличных фонарей почти не доходил в холл через оплетенное зеленью окно.

Только бы Родиону не пришла в голову очередная бредовая идея самоутверждения… От одной мысли о возможности такого поворота Стража холодный пот прошибал. Страсть брата лишний раз продемонстрировать всему свету свое «я» мучила Егора, но он был бессилен против неунимающейся боли Родиона. Егор долгие годы подчинялся ей, шел ей навстречу всякий раз, вопреки своим страхам, здравому смыслу и собственному самолюбию. Он боялся, что непроходящая боль, не найдя выхода, сожжет Родиона. А Егор все так же, как и в детстве, больше всего на свете боялся остаться единственным сыном у своих родителей…

Возможно, Егору, как всегда, чудились неведомые опасности там, где их не было, но в конце концов именно в чрезмерной осторожности и бдительности и состояли его обязанности. Как угодно, как получится, неловко, не совсем умело, любым примитивным способом, доступным незадачливому Стражу, Егор готов был помочь брату.

А Родион прерывисто и часто дышал. Егор едва расслышал эти тревожные хрипы, но все же расслышал. Он торопливо коснулся ладони Родиона, чтобы проверить, все ли ладно. Рука брата оказалась теплой и влажной. Егор осторожно, словно боясь спугнуть, обнял Родиона за плечи. Все тело брата мелко и довольно часто подрагивало.

— Не мешай… — еле слышно прошелестел Родион, но от этого шепота у

Егора сердце в пятки ухнуло.

Он в недоумении опустил руки.

Один из трех торшеров, тот, что имел поворотный плафон направленного света, вдруг включился. И только тогда Егор понял, что произошло с освещением: пробки были в порядке, напряжение в норме, а фокусник Березин в ударе…

Егор едва удержал себя, чтобы снова не обхватить Родиона и не попытаться оттащить его куда-нибудь подальше. Но Родион резко вздрогнул, едва Егор поднял руки, и ему пришлось оставить брата в покое.

Белая матовая круглая лампочка в торшере продолжала гореть ровным, но очень слабым светом. Когда в размытом световом пятне оказалась невысокая нескладная фигура, лампочка вспыхнула ярко.

Марьян сморщился, зажмурился и наклонил голову.

— Все фокусы, все чудеса… — спокойно проговорил он, даже не пытаясь выйти из полосы слепящего света. — В этом доме не очень вежливо встречают гостей, так мне кажется… Эффектно, Березин, очень эффектно. Но проще будет, если Леночка просто сыграет в гостеприимную хозяйку дома, и мы втроем сядем и поговорим о наших общих делах…

Родион не шевельнулся, а торшер, как показалось Егору, вспыхнул ярче прежнего.

— Не понимаю, зачем вы это устроили? — пожал плечами Марьян. — Вы совершенно зря переполошились. Ничего дурного я не замыслил. Пришел всего лишь поговорить…

Два погашенных светильника затеплились слабым светом, и в холле отчетливо стали видны все люди и предметы.

— Зря ты здесь появился, Свияжкин, — подал голос Вербин. — Было время, когда я рассчитывал на нас троих. Тебе это пришлось не по нутру. Поэтому уноси ноги, пока Родион Павлович сегодня добрый…

— Да Бог с тобой, Андрюшенька… — недобро усмехнулся Марьян. — Ты зря суетишься. Нечего тебе распинаться перед этими парнями, ни все равно не станут твоими партнерами… Великий фокусник не занимается грязным криминалом, не так ли, Родион Павлович?

— А раз ты так считаешь, зачем же ты, Марьян, хотел устранить конкурента?

— сдержанно заметил Вербин. — Молчишь? Правильно. Ты до одури боишься, что я нашел тебе замену. А я ее действительно нашел… Так что мой тебе совет, Свияжкин: проваливай ко всем чертям. Ты мне больше не интересен. А вот с Родионом Павловичем я поработаю с удовольствием…

Родион во время этой натянутой перепалки не произносил ни слова. Егору показалось, что брат то ли обессилел совсем, то ли просто сдался, но вид у Родиона был далеко не победный.

— Значит, так, — подал голос Родион. — Останетесь вдвоем — грызитесь, сколько влезет. Но пока я здесь, стоит расставить точки над «и»…

Марьян, побледневший от недобрых речей своего бывшего подельника, тем не менее взял себя в руки и с готовностью поддакнул:

— Дело говоришь, Родион. Посидим, покумекаем… У каждого из нас есть свой интерес. Почему бы не обсудить некоторые вопросы?

— Ну, добро… — вздохнул Вербин. — Елена, как насчет чего-нибудь выпить?

— Ты знаешь, где бар. Бокалы там же, — угрюмо отозвалось Юлька.

Егор пытался поймать ее взгляд, но она упорно не желала оборачиваться в его сторону.

Марьян с удовольствием уселся в кресло и широким жестом протянул руки к своим собеседникам:

— Присаживайтесь, господа… Женщинам и детям просьба удалиться.

Вербин присел по соседству, повернулся к Юльке и скомандовал:

— Елена, пойди наверх.

Егор ждал всплеска протестов. Но Юльку, которую почему-то в этом доме называли Еленой, словно подменили. Она поджала губы, но ни словом не возразила. Круто развернувшись на своих каблуках, она пошагала наверх, всем своим видом демонстрируя презрение.

— Ну вот и отлично… — вздохнул Марьян. — Родион, присоединяйтесь…

— Страж, оставь нас, — проговорил Родион, но Егор не решился подчиниться такой абсурдной просьбе.

— Егор, ты что, оглох? — сердито дернул плечом Родион. — Исчезни.

— Я никуда не уйду, — пробормотал Егор.

Родион выругался сквозь зубы и обернулся к Егору:

— Оставь нас, я кому сказал?

— Мне безразлично, кому ты сказал. Я не уйду.

Родион порывисто шагнул к брату, вскинул руки, чтобы схватить его за воротник куртки, но Егор перехватил его ладони, сжал, отвел в сторону. Почему, в конце концов, он должен позволить вышвырнуть себя?!..

— Я не уйду, — повторил Егор. В который раз Родион беззастенчиво унижал его…

Родион зажмурился, несколько раз торопливо сглотнул слюну, потом пристально взглянул на Егора и глухо произнес:

— Пошел вон, чертов зануда…

Вот так. Снова, как всегда: благие намерения Егора не стоили ни гроша. Он повернулся и молча поднялся по лестнице на второй ярус. Едва он повернулся спиной к брату, внизу началась беседа:

— Готов поспорить, что каждому из нас хочется выйти из этой квартиры не только живым и здоровым, но так же и довольным жизнью…

— спокойно проговорил Марьян. — А это зависит от того, насколько разумными будут наши намерения и действия… Уникумы должны держаться вместе…

— Ты стал бы держаться вместе с человеком, который пытался убить тебя и не убил единственно по случайности? — спокойно перебил его Родион.

Свияжкин хмыкнул:

— Стал бы, если бы понял, что бывший противник признал прежние ошибки… Нас слишком мало, Родион, чтобы мы убивали друг друга…

Егор не стал ни останавливаться, ни прислушиваться. Наверху дверь спальни Кошарского, в которой они с Родионом недавно провели несколько часов, оказалась приоткрытой, и Егор шагнул туда.

Едва он вошел, с широкой кровати Кошарского поднялась Юлька. Взглянув Егору в лицо, она грустно усмехнулась:

— На тебя смотреть страшно. Плюнь. Плюнь, забудь.

— На кого плюнуть? На тебя?

— И на меня тоже.

Она подошла, погладила Егора по щеке, отвела назад упавшую на глаза челку и неожиданно обняла Егора за шею. Он машинально спрятал лицо в ее рассыпавшихся по плечам каштановых волосах. Она, несомненно, понимала, насколько Егору было тошно. Ведь она всегда могла понять его, когда еще была ЕГО Юлькой.

— Когда-нибудь это должно было случиться. Не придавай этому значения…

Не забывай два первейших жизненных правила, которых всегда придерживаются мудрые люди. Первое: не огорчаться по пустякам. И второе: все — пустяки…

— Отличные правила. Что за мудрец их тебе поведал?

— Андрей. Он мастер на всякие мудрости.

При упоминании о Вербине Егор вернулся к действительности и скинул со своих плеч ее красивые нежные руки, за которые совсем недавно готов был пойти на многое.

— Как тебя зовут нынче? — усмехнулся он. — Юлька или Елена?

Она пожала плечами. Чужая, серьезная, холодная, ставшая старше прежнего огнеопасного чертенка лет на десять…

— Юлькой звали моего отца, — нехотя пояснила она. — А я — Елена Юлиевна.

Она отошла к двери, осторожно прильнула к щели, оставленной Егором:

— Пока внизу все тихо… Еще, не дай Бог, трехсторонний договор заключат, — неприязненно фыркнула она, прислушиваясь.

— Ничего не понимаю… Этот хмырь едва не убил Родьку, а он собирается с ним о чем-то разговаривать!.. — шепотом возмутился Егор, и был облит женским презрением:

— Егорушка, ты слишком многого так и не понял… Твоему братцу надо отдать должное: голова у него варит. Если он пошел на этот разговор, значит, он что-то рассчитал и действует по своему плану. Только план этот не всех устраивает…

Она подошла к высокой громоздкой бельевой тумбе и, выдвинув до отказа нижний ящик, присела перед ним на корточки.

На пол полетели разномастные мужские носки и носовые платки. Юлька запустила руку глубоко внутрь. Оттуда выдвинулся еще один маленький ящичек, в ложементе которого лежал небольшой черненый револьвер.

— Любимая игрушечка моего супруга, — с усмешкой заявила Юлька, извлекая оружие из тайничка. — Знаешь, Егор, ты не единственный большой ребенок на свете… Практически все мужики так никогда и не вырастают. Выбросили свои деревянные кубики, пластмассовые пистолетики, грузовички игрушечные и думают, что повзрослели… А сами норовят непременно выстроить дворец из больших кирпичных кубиков. Мужик без машины мужиком уже не считается. А кто уж совсем крутой, в такие игрушки играет… — Юлька привычным движением откинула барабан, убедилась, что он полон, защелкнула его назад, посмотрела на Егора и добавила со злостью. — И точно так же, как мальчишки мучают кошек, взрослые мужики готовы издеваться над всеми подряд…

— Откуда столько ненависти к мужчинам?

— Побываешь в руках — поймешь, что к чему, — хмуро пояснила Юлька. Всех я вас знаю, как облупленных.

— Убери-ка оружие на место! — насторожился Егор. — Тоже мне, амазонка…

— Джан держал его здесь на случай, если ночью в квартиру маньяк или грабитель залезет. Сегодня как раз тот случай, — усмехнулась девушка. — А поскольку от тебя толку ни в чем, кроме разве что постели, никогда не было, позволь уж мне самой решения принимать. Думаешь, я не понимаю, что дело явно идет к перемирию… А мне этого не надо.

Юлька серьезно и снисходительно взглянула на Егора, почему-то тяжело вздохнула и отвернулась.

Внизу в холле раздался грохот. Явно упала какая-то мебель.

Егор замер на секунду, а потом, не раздумывая, бросился на лестницу. Он стремительно сбежал вниз и выскочил на середину холла.

Его встретил негромкий, но дружный смех, который оборвался, едва Егор предстал перед совещающимися заговорщиками.

— В чем дело? — недовольно спросил Вербин.

— Парень счел, что мы тут уже режем друг друга, — с усмешкой пояснил Марьян. Гадальщик сидел на столешнице, положив ногу на ногу, и доверительно наклонился к Родиону. — Успокой братишку…

Родион нахмурился и встал:

— Страж, иди сюда… — он взял Егора за плечо и отвел к окну. — Я тебя звал?

— Я услышал грохот!

— Это я парням фокусы показывал.

— Что тут происходит? — встревожился Егор, глядя на довольно мирно беседующих о чем-то Вербина и Марьяна. — Я хочу знать!

— Та-а-ак… — Родион развернулся спиной к честной компании и, обняв Егора за плечи, притянул к себе и зашептал в ухо. — Мне трудно, пойми ты, наконец… Это люди, перед которыми я практически безоружен, потому что они знают обо мне все, а я о них ничего. Не отвлекай ты меня! Мешаешь, неужели не понятно?..

— Что тут происходит? — уперся Егор. — Я хочу присутствовать!

— Много хочешь… — покачал головой Родион. — Уйди куда-нибудь и сиди тихо!

Егор с досадой покачал головой…

В огромном холле звучно громыхнул выстрел.

Братья обернулись.

Сидевший на столике Марьян взвизгнул и подался вперед, но стал заваливаться на бок и мешком шмякнулся на пол вниз лицом…

Юлька стояла у лестницы, вскинув двумя руками револьвер. На лице

— полнейшее равнодушие. Чуть поджав губы, она шевельнулась и перевела оружие на остолбеневшего Вербина.

Егор сделал шаг вперед, но Родион резко и больно цапнул его за руку. Второй выстрел показался Егору еще громче. Вербин схватился за грудь и упал навзничь…

Девушка вздохнула, повела плечами, но револьвер не опустила.

Егор кинулся к ней, схватил за локоть, рванул оружие из ее ладони.

— Дура!! — завопил он, замахнулся и свободной рукой отвесил ей пощечину.

— Дура набитая! Что ты наделала?!!

Она пошатнулась от удара, снова повернулась к Егору, стиснула зубы и протянула руку:

— Отдай!

— Еще чего?! — воскликнул Егор, отскакивая от нее к окну. — Господи, да что же с вами со всеми происходит?!

Он еще раз взглянул на неподвижно лежащие тела и нехорошо выругался сквозь зубы. Вот это уже не фокус и даже не порча, это был мгновенный и стопроцентный эффект…

— Папа!

Все обернулись на крик.

Бомжонка, про которого забыли все, наверняка, разбудили выстрелы. Растрепанный, заспанный, обнаженный по пояс, он стоял на верхней ступеньке и, страдальчески морщась, смотрел на мертвого отца. Видимо, он не мог сразу понять, что произошло с Вербиным, но мальчишка был уже достаточно взрослым, чтобы все быстро сообразить. На лице ребенка отразилось вдруг такое отчаяние, такая безнадежная мука, что Егор испугался.

— Послушай, парень… — начал он.

Мальчик перевел взгляд на Егора, на револьвер в его руке…

— Падла… — прошептал он и медленно пошел вниз по лестнице. Сволочь…

Он вдруг изо всех сил оттолкнулся рукой от перил и прыжками помчался к Егору.

— Э-э, спокойно, приятель!.. Стой! — Егор выставил вперед левую руку, правую с револьвером спрятал за спину, отступил на шаг, уперся спиной в стекло.

Мальчишка хоть и прикидывался бомжонком, дистрофиком не был. Не сдерживая себя, он налетел на Егора изо всех сил, и толчок оказался таким неудержимым и сильным, что Егор почувствовал, как под напором веса двух тел поддается и лопается оконное стекло…

Глава 24. Что мы имеем?

«Мне безразлично, кому ты сказал…»

Родион мчался по лестнице, забыв про существование такой штуки, как лифт.

«Я никуда не уйду…»

Три прыжка — и лестничный пролет позади. Шестой этаж… Четвертый… Второй… Вряд ли лифт довез бы его быстрее.

«Я никуда не уйду…»

Сколько бы досадных ошибок не совершил Егор, такого он не заслужил. Но теперь ничего уже нельзя было поправить. В ушах Родиона стоял звон разбитого стекла и пронзительный крик мальчишки. Егор даже закричать не успел…

Родион выскочил из подъезда.

На улице уже было куда светлее, чем это казалось из квартиры.

Два переплетенных в полете тела приземлились вместе, как неразлучные друзья. Они так и лежали, обнявшись, в немыслимых позах, оставлявших так мало надежды.

От стены до асфальтовой дорожки пролегал лысоватый травяной газончик метров семи в ширину. И не так уж высока была скорость, с которой взбесившийся пацан вытолкнул Егора из окна. Поэтому до асфальта они, естественно, так и не долетели. Но сила удара о землю при падении с такой высоты могла выбить дух из кого угодно.

Издалека было видно, что Егор лежит на правом боку, неловко вывернув ноги и уткнувшись лицом в грудь мальчишки. Его правая рука оказалась под телом подростка. Левой Егор крепко вцепился в парнишку. Увядшая трава вокруг тел оказалась в свежих кровавых каплях, но на затылке Егора крови не было…

Родион рванул к лежащим. Стеклянная крошка заскрежетала под его ногами, он не удержался на ногах, упал на кромке асфальта, вскочил, подобрался к брату, наподдав по пути пистолет, выпавший из руки Егора и валявшийся в метре от тел.

Брат дышал. Это Родион определил сразу же, еще не коснувшись его. Дышал неглубоко, неровно, словно с опаской. Чтобы сразу не потерять самообладания, Родион не стал исследовать повреждения. Он уже чувствовал, что дела плохи, и боялся обнаружить кровавое месиво.

Егора нельзя было переворачивать, ни в коем случае нельзя… Но оставить брата в таком положении Родион не мог.

Прежде всего Родион попытался понять, можно ли сдвинуть мальчишку. Вряд ли он мог ошибиться: паренек был мертв. И когда Родион оттаскивал его в сторону, под телом оказалось много крови.

На секунду Родион ощутил мстительное удовлетворение, и у него даже мелькнула мысль, что если бы чертов сопляк остался жив, его все равно стоило прибить на месте за такую выходку…

Забыв о пареньке, Родион набрался смелости и, стараясь не сбиться и не потерять голову от волнения, сосредоточился.

Он много раз проделывал с братом нечто подобное. Например, когда ему случалось зло шутить над Егором, когда Родион заставлял брата давиться кусками или икать в малоподходящий момент… Но если у Егора болел зуб или нужно было немного понизить подскочившее давление, Родион никогда не пускал это на самотек и пытался помочь как можно скорее.

И сейчас Родион не увидел, но почувствовал каждую сломанную кость, каждую порванную ткань, почувствовал, как свою. Не решаясь ничего сдвигать, поправлять или возвращать на место, Родион просто зафиксировал все повреждения в том положении, в котором он их обнаружил. Потемнело в глазах от напряжения, Родион едва не потерял контроль над собой. Все это оказалось труднее, чем он предполоагал… Пока силы совсем не оставили его, Родион бережно, затаив дыхание, перевернул тело Егора вверх лицом, уложил брата на спину, осторожно распластав его на ровной поверхности…

Егор был в сознании. Он даже узнал брата, попытался что-то сказать, но лицо его посерело, он сморщился и задержал дыхание, потом снова шевельнул губами.

Родион знал, что с ним происходит. Кровь в легких. И нестерпимая боль. Непонятно, каким чудом Егор еще держался. Он силился что-то сказать, но каждый вздох давался дорого…

Родион решительно приложил палец к его губам:

— Помалкивай… Знаю, больно. Потерпи.

Егор больше не пробовал разговаривать, то прикрывал глаза, то снова открывал их, беспокойно проводил языком по губам.

Родион с беспокойством взглянул вверх. Неужели эта зараза не догадается вызвать скорую?

Но Юлька догадалась. На удивление быстро сразу с нескольких сторон во двор въехали, сверкая мигалками, несколько луноходов и две скорые.

Родиона оттеснили в сторону, и он подчинился.

Егору сделали два укола в вену на шее, и он почти сразу же впал в забытье. С некоторыми предосторожностями, но совсем не столь трепетно, как того хотелось Родиону, Егора переложили на носилки и загрузили в скорую. Попытку Родиона проникнуть в машину врачи решительно пресекли. Включив сирену, скорая уехала.

С мертвым мальчишкой возиться не стали. Его бегло осмотрели и оставили лежать на газоне. Беспокоиться о нем было некому.

Родион присел на высокий, разбитый паребрик и долго смотрел вниз, туда, где от одной его кроссовки до другой метался незалегший еще в спячку городской муравей. Потом Родион задрал голову, подставляя лицо редким, но крупным каплям холодного осеннего дождя…

Вокруг сгрудились милицейские луноходы. Не меньше дюжины мужчин в форме и без суетились, перемещались туда-сюда, и битое стекло хрустело под их подошвами. Это только в кино герои, уложив вокруг штабеля изуродованных трупов и едва не утонув в потоках крови, выбегают на сухое место, целуются, смеются и шагают в светлое будущее, нимало не заботясь тем, что где-то за их спиной начинают завывать сирены стражей правопорядка, их совершенно не волнует, на кого спишут кровавое побоище. Оправдываться героям не к лицу…

Возможно, кое-где у нас уже стало совсем, как в Голливуде. Но спальные кварталы Купчина все же еще не Америка. Из окна восьмого этажа элитного дома на рассвете выпали два человека. Что другое, пьяная драка, к примеру, или иное мордобитие на почве безрадостного быта не вызвали бы у милиции интереса. А вылетающие из окон люди, оказывается, все еще интересны обществу.

Машин понаехало… Милиции прибыло достаточно, чтобы оцепить микрорайон и взять дом штурмом.

Родион посмотрел на зияющий черный провал пустой оконной рамы на восьмом этаже. Отсюда снизу расстояние не казалось таким уж большим. Конечно, падение с такой высоты могло закончится безобидно только для молодой ловкой кошки, да и то случайным образом. Но все же отсюда казалось, что и мальчишка вполне мог выжить. Да, разбился бы, проломил бы череп, переломал бы позвоночник, но он мог выжить… Впрочем, никто этого маленького дикаря в окно не выбрасывал. Сам расстарался.

Родион еще раз взглянул на труп подростка.

Капельки осеннего дождя, не скатываясь вниз, оставались на длинной светлой челке, медленно, вразнобой капали в раскрытую ладонь. Казалось, он собирается набрать немного дождевой водички..

Только сейчас Родион заметил, что кисть вскинутой вверх руки паренька была выбита из сустава и изогнута под немыслимым углом. Родион зажмурился и медленно отвернулся.

Открывать глаза ему не хотелось. Голову внезапно закружило, как в центрифуге, асфальт словно разползся под ногами, и Родиону вдруг показалось, что вокруг еще темная ночь, рядом нет никого, а внизу пропасть высотой всего-то в каких-то тридцать метров, и это ему, Родиону, предстоит сейчас свалиться в нее…

Он поспешно вскинул голову и перевел дыхание.

Пока он сидел и дурью мучился, вокруг, оказывается, кое-что происходило.

В нескольких шагах от него стояли четверо. Юлька в наброшенной на плечи замшевой куртке. Следователь ГУВД Мартынов со свернутым на сторону носом и опухшим багровым лицом. Пожилой сухощавый мужчина в штатском, но с крайне начальственной физиономией. Молодой парнишка, явно из начинающих детективов, очень серьезный и озабоченный.

Родион подивился тому, как на простой вызов слетелись не только дежурные патрули, но и группа по делу Кошарского. Словно за углом поджидали, пока их главный подозреваемый из окна выпадет…

Трое мужчин слушали Юльку. Она зябко куталась в куртку, поддергивала ее на плечах и говорила громко, сбивчиво, придыхая и всхлипывая именно в тех местах, где было нужно. Но это-то было еще что! Стоило лишь Родиону прислушаться к тому, какую околесицу несла эта глазастая фурия, как у него волосы зашевелились.

— … Свияжкин и Вербин пришли ко мне вечером. Они помогали с организацией похорон. Свияжкин, как член совета Гильдии, отвечал за сегодняшнюю церемонию. Мы должны были договориться о последних деталях… Я попросила их задержаться. Я боялась. Я, честно говоря, предполагала, что Егор Березин не оставит меня в покое. Он звонил мне, угрожал мне, я была так напугана…

— И когда же Березин пришел? — пожилому начальственному дяде надоел, наверное, приступ ее возбужденного красноречия и он решил направить его в нужное русло.

— Недавно… Где-то под утро…

— Оружие было при нем?

— Нет, это револьвер Джана. Березин отнял его у меня… Если бы не Родион, не знаю, что было бы… Егор вел себя, как сумасшедший… Не знаю, что плохого мы с Джаном сделали этому человеку…

Родион не верил своим ушам.

Почему никто из них не интересуется ее собственными проделками в больнице? Почему о самом Родионе и его выходке в больничном лифте никто даже и не вспоминает? Похоже, что кому-то и вправду нужно побыстрее свалить все на Егора, и теперь уже никто не сможет помешать этому.

Сумасшедший маньяк Егорка, которого не смогли обуздать даже трое взрослых мужчин. Убийца, хладнокровно застреливший ни в чем не повинных людей…

Неужели такой бред кого-то устроит? Неужели бывалые люди в здравом уме поверят такому? Или же они уже поверили заранее, поверили всему, что ни скажет вдова Кошарского?

Последнее показалось Родиону самым правдоподобным.

Он представил себе, как возмущался бы Егорка, если бы кто-нибудь при нем попытался опорочить честное и непорочное имя Родиона Березина. Егор добивался бы справедливости, даже если бы сам Родион валялся рядом бездыханным, и ему было бы все равно, какие страшные преступления ему приписывают… Родион восстанавливать справедливость не собирался. Во всяком случае этого не стоило делать здесь и сейчас. От того, что Родион попытался бы встрять в происходящее со своей трактовкой событий, брату не поздоровилось бы еще больше.

Пожилой и молодой отчалили, а Юлька все стояла и рассказывала что-то Мартынову. Хотя нет… Родион внимательнее присмотрелся к их беседе, и понял, что все происходит как раз наоборот: это Мартынов что-то рассказывает Юльке. Она задавала односложные вопросы, а он отвечал, подробно и серьезно.

В конце их разговора Мартынов получил какой-то краткий, но строгий выговор, и они равнодушно отвернулись друг от друга.

Мартынов нашел взглядом сидящего на паребрике Родиона и шагнул к нему.

— Ну как вы, Березин? С вами все в порядке? — буркнул он.

— Более или менее, — ответил Родион и поднялся на ноги.

— Что ж, Егор Павлович… — со вздохом проговорил следователь. Садитесь в мою машину. Поедем.

— Куда?

— В управление, — пояснил Мартынов.

— Я арестован? Или задержан?

— А как вы думаете? — прищурился следователь. — Погибли трое, в том числе ребенок… По этому поводу предстоит проедлать кое-какую работу, как вы считаете?

— Кажется, вы уже получили объяснения, — Родион кивнул в ту сторону, где осталась Юлька. — Если это были именно те объяснения, которые вы хотели услышать, то что вам еще надо от меня?

— Вы даже не представляете, как много мне от вас нужно, — недобро процедил Мартынов, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к распухшей скуле. — Правда, еще рановато… Но это и к лучшему. Нам о многом надо переговорить.

Родион пожал плечами:

— Если вы ждете, что я буду вторить собачьему бреду вдовы Кошарского, то я, скорее всего, разочарую вас.

— Не думаю, — покачал головой Мартынов и добавил приказным тоном. Все, садитесь в машину.

— Мне нужно выяснить, как там брат… Я никуда не денусь. Назначьте мне время, я приеду в управление сам. Неужели беседу нельзя отложить?

— Нельзя, — с раздраженной усмешкой ответствовал Мартынов. — Работая с вами, Березин, лучше ничего не откладывать. Предвидеть, что случится с вами или вокруг вас в следующую минуту, просто невозможно. Вы, кстати, не ощущаете по жизни свиста в ушах?

— Не понял… — нахмурился Родион. — Какой еще свист?

— А такой, что я всего два раза приближался к вам, но у меня уже третий день только свист в ушах стоит… — холодно пояснил Мартынов. — Будем считать, что вы задержаны для дачи подробных показаний. Пока.

Полученные в больничном лифте травмы делали лицо Мартынова свирепее и страшнее, чем оно было на самом деле. Что и говорить, у Мартынова были вполне понятные причины смотреть на Родиона с неприязнью.

— А что, кроме трех трупов у вас есть ко мне претензии? — осведомился Родион, отводя взгляд от распухшего лица.

— Вы о лифте? — Мартынов прикоснулся к багровой переносице. — Хотите сделать заявление и чистосердечно покаяться?

— В чем это?

— В том, что это вы своими сверхспособностями учинили замыкание в электропитании и заставили больничный лифт сплясать…

— Да Бог с вами, Мартынов, не собираюсь я каяться… — Родион изобразил удивление. — Как известно, я всего лишь фокусник, а не волшебник.

— Ну-ну… — хмуро кивнул Мартынов. — А вот больничный электрик божится, что вверенный ему агрегат недавно прошел капремонт и вообще работал, как часы.

Родион недоуменно развел руками.

Мартынов осмотрелся и махнул рукой:

— Ребята здесь закончат без меня. Садитесь в мою машину. Я сейчас подойду…

Он направился к парням, которые притащили откуда-то носилки и, кажется, готовились убирать труп.

Родион отвернулся, подошел к машине Мартынова, остановился, оперся рукой на капот.

— Что ты собираешься делать?

Родион вздрогнул. Юлька появилась откуда-то сзади, все так же кутаясь в наброшенную на плечи куртку, раскрасневшаяся, с влажными ресницами и чуть потекшей тушью.

— За каким чертом тебе знать, что я собираюсь делать?! — огрызнулся Родион. — Поеду вот показания давать… Удовлетворена?

— Надеюсь, ты понял, что именно тебе надо сказать?..

— Насчет Егорки? — сухо оборвал он. — Я не стану делать из него маньяка, не надейся.

— Брось, он будет только рад отдать себя на заклание. Кажется, именно для этого он и живет. Зачем тебе портить свою репутацию участием в сомнительных разборках? — она многозначительно вскинула брови. — Тебе надо сохранить свое лицо и имидж человека, далекого от мышиной возни. Уж кто-кто, а ты должен почувствовать, как нужно поступить…

Родион промолчал.

— Когда я спрашивала, что ты собираешься делать, я имела в виду не сегодняшний день, а перспективу. Снова будешь показывать фокусы?

— Это вряд ли, — покачал головой Родион. — Осточертело.

— Сочувствую, — проникновенно изрекла она. — А как же достаток и комфорт, к которым ты так привык? И самое главное, как же теперь с твоей кошачьей свободой? Сможешь ли ты теперь делать, что вздумается, и жить сам по себе?

Родион еще и сам не знал, как ему быть со свободой. Но еще до нелепого допроса он знал, что ему больше не хочется выходить на сцену перед тупыми раззявами.

— Для того, чтобы делать, что вздумается, мне не обязательно выступать публично, — отрезал он.

— Согласна, — кивнула Юлька, поежилась и как-то равнодушно, чуть ли не зевая, заметила. — Но у меня есть к тебе деловое предложение.

Родион покачал головой.

Юлька как бы не обратила внимания на молчаливый протест собеседника и продолжила, глядя в сторону:

— Покойный Джан был плохим конспиратором. Вернее, он просто был самодовольным глупым мужем. Он любил подробно поговорить о делах в семейном кругу. Почему-то он считал, что его жена никогда никому и словом не обмолвится об услышанном…

— Мне плевать на Кошарского…

— Мне тоже, — холодно подтвердила она. — Но теперь у меня есть имена, есть тонкие ниточки, связывавшие Джана с его прошлыми и потенциальными клиентами, есть информация, за которую стоит уцепиться… Если узнают о болтовне Джана и о том, что мне известно, завтра же пулю в лоб получу. Но если я представлю гарантии продолжения семейного бизнеса Кошарских, с нами будут иметь дело…

— Слушай, ты не оригинальна в своих идеях. Не далее часа назад я выслушивал то же самое от Вербина…

— С ним ты готов был согласиться.

— Ты не можешь знать, что я собирался сделать, — уверенно сказал

Родион. — А если ты и вправду уложила столько народу лишь затем, чтобы унаследовать ваш семейный бизнес, ты просто ненормальная.

— Да хоть бы и так. Как говорил Андрей, норма — понятие не медицинское, а всего лишь математическое. Для начала, Родион, речь идет о двух невыполненных заказах Джана. Марьян должен был приняться за работу на следующей неделе. У тебя есть возможность оперативно подменить его и обеспечить себе прежнюю независимость…

— Да ты никак спятила? Где ты видела независимого наемника?

Родион смотрел в эти несчастные заплаканные глазки, на этот хлюпающий носик и жалел, что никто не слышит, что исходит из этих чудных припухших губок…

— Родион, заказы бывают разные. Иные стоят десятка двухчасовых выступлений самого известного фокусника…

Родион пристально взглянул на нее. Она немного вздрогнула, но взгляд не отвела. Со стороны они, должно быть, выглядели, как парочка опечаленных людей, то ли раздраженных друг другом, то ли просто удрученных каждый своим горем.

Родион больше не мог сдерживать возмущение:

— Почему все, кто решил наложить на меня лапу, считают возможным вот так беззастенчиво, открытым текстом делать мне подобные предложения?! Неужели ни Кошарский, ни Вербин не допускали того, что я, во-первых, пошлю ваши предложения подальше, во-вторых, заявлю, куда следует?

— Не знаю, как раньше, а сейчас ты точно этого не сделаешь, уверенно сказала она и повернулась к подходящему Мартынову.

Мартынов по пути махнул рукой стоящему неподалеку лейтенанту:

— Все, я уезжаю. Командуй. Прессу убери к чертям, а то слетелись уже… Вас, Елена Юлиевна, подвезут ребята чуть попозже, когда здесь закончат, — он взглянул на Родиона. — Садитесь, Березин, поедем.

Родион взялся за дверцу автомобиля.

Юлька отступила на шаг, давая Родиону залезть внутрь.

— Подумай над моими словами, — громко сказала она.

Родион не ответил, захлопнул дверь.

Мартынов, проявляя чудеса ловкости, вырулил из автомобильной свалки и повел машину к подворотне.

— И чем раньше вы подумаете над ее словами, тем лучше, — произнес он вдруг. — И самое лучшее, если вы подумаете прямо сейчас. И будет просто отлично, если вы согласитесь немедленно.

— Ого… — обронил Родион.

— Вы чем-то удивлены? — как ни в чем не бывало осведомился Мартынов.

— Не удивляйтесь, господин уникум, вас уже давно просто передают с рук на руки. Сейчас вы в самых надежных руках…

— Кажется, мы имеем живой пример того, как правоохранительные органы постепенно срастаются с криминальными структурами… — грустно заметил Родион.

— Нет, Родион Павлович, мы имеем нечто совсем другое, — отрезал

Мартынов. — Точнее, вы имеете. А имеете вы конкретное предложение от группы лиц. Мы заинтересованны в том, что вы умеете делать с окружающими.

— Что за группа?

— Она не относится к какому-то определенному ведомству, — уклончиво пояснил Мартынов. — Считайте нас вольными стрелками…

— Хорош же вольный стрелок, у которого в кармане удостоверение официального органа власти.

— Судьба моя такая, — засмеялся Мартынов. — Я служу государству. Но работаю на конретных лиц.

— Так-так… Готов поспорить, что до управления вы меня не довезете,

— проговорил Родион.

— Верно. Не довезу. Мы решим все, что нужно, куда быстрее, — голос Мартынова становился все жестче. — Если честно, нет никакого труда разобраться в смертях последних дней. Стоит подойти к делу честно и непредвзято, сразу станет ясно, что ваш несчастный брат совершенно ни при чем…

— Ну и что требуется от меня, чтобы вы подошли к делу честно и непредвзято? — вздохнул Родион.

— Не кочевряжиться перед теми, от кого вы теперь зависите. До сих пор вас заманивали, суля манну небесну. И вы предпочитали отказаться и упиваться собственной моральной чистотой. Но, простите уж за откровенность, больше вам не дадут строить из себя святого. Думайте, сопоставляйте, стоит ли рисковать жизнью ради слюнявых книжных принципов… — Мартынов ласково улыбнулся Родиону. — Конечно, ваши взгляды достойны уважения, но смею предположить, что вы о них забудете через пять минут.

— Отчего же так скоро?

— Оттого, что вы несомненно желаете доброго здоровья Егору.

— Допустим.

— И допускать тут неяего. Хоть вы и уникум, Родион, но вы всего лишь человек. Не рекомендую вам ставить круговую оборону против всех, кого вы изволите презирать. Будет лучше, если вы присоединитесь к нам, то есть к той части общества, которая хоть и не лезет всем на глаза, тем не менее вершит кое-какие дела… Не думайте, что вокруг вас станут ошиваться никчемные порочные твари. У нас есть личности, тоже в своем роде уникальные. Одна Кошарская чего стоит!

— Ну, Елена Юлиевна… — пробормотал Родион. — Этому дала, и этому дала… Я думал, обыкновенная шлюха… А она, оказывается, не обычная многостаночница, а большой человек…

— О, да, наша Леночка непроста! — засмеялся Мартынов и сморщился: улыбаться ему было больно. — С ней шутки плохи. Вы даже представить себе не можете, какая участь ждет того, кто ненароком перейдет ей дорогу. Не смотрите, что молода и хрупка на вид. Она у нас первый специалист по отсечению отсохших ветвей.

— А я, значит, еще не отсох?

— Вы, Родион, вполне жизнеспособный сучок. Елена занималась Гильдией, а также курировала, так сказать, определенные смежные сферы. Вы-то можете себе представить, как это тяжко — каждый день выносить подле себя Кошарского, Вербина, Свияжкина…

— И она их отсекла?

— Да, но заметьте, что это сделано виртуозно и не раньше, чем того потребовали обстоятельства. Короче говоря, Елена попользовалась всеми всласть, а потом скомкала, выбросила и спустила воду в бачке, — ошерился Мартынов. — Работать с ней одно удовольствие.

— А чем, кстати, вам помешал мой администратор?

Мартынов покачал головой:

— Да ничем. Но Елена правильно рассчитала, что оставшись без последней своей опоры, Егор, очертя голову, потеряет всякую осторожность и не сможет разрушить ее дивный план… Между прочим, можете успокоиться, ваш администратор, был найден около полуночи в Удельном парке, без денег и документов, с тяжкими телесными повреждениями. Возможно, рэкет. Возможно, обыкновенное разбойное нападение… Надеюсь, вы не имеете ничего против таких версий?

— Он будет жить?

— Если захочет, — ухмыльнулся Мартынов. — Во всяком случае он навсегда потеряет охоту к высокооплачиваемым хлопотным должностям… Кстати, о должностях. Не хотите председательствовать в Гильдии чародеев?

— Боже сохрани!.. — процедил Родион.

— Разумно, — кивнул Мартынов. — Сделаем так: получив законный членский билет, вы займетесь прежней гастрольной деятельностью, но уже на куда более обширной территории. Елена проработала спрос: заграничные турне для вас уже расписаны на год вперед. Заткнем за пояс Копперфильда и заодно пополним бюджет нашей организации. Гильдия при всем своем примитивизме очень полезна, как источник пополнения средств. Ну и для обслуживания мелкой клиентуры, конечно…

— Я не стану в этом участвовать, — отрезал Родион.

— Я не уговариваю. Я излагаю вам заведомо решенное дело, — не менее сухо возразил Мартынов. — Будете изображать из себя законопослушного волшебника. А кроме того смело можете принять по наследству заказы и связи Кошарского и Вербина. В конце концов, кому-то надо обслуживать растущую клиентуру в части криминальных разборок… Но кроме этого мы впускаем вас, Березин, и на более высокий, совершенно сокрытый от посторонних глаз круг, включающий большую политику с нескончаемыми предвыборными марафонами, промышленную конкуренцию высокого полета, и прочие скрытые нюансы нашего бытия, о существовании которых мало кто подозревает… Это, Родион Павлович, совсем иной уровень.

— Да в чем же разница? — огрызнулся Родион. — По-вашему, наемник, стреляющий с крыши — это один уровень, а киллер-телекинетик, на банкете рвущий желудок своей жертве — это некие высшие сферы?

— Это не высшие сферы. Это серьезные дела. А серьезные дела мы делаем только с серьезными людьми. Человек, способный работать стопроцентно чисто, находится под нашим крылышком в полной безопасности… Мы не ищем разовых исполнителей, работающих традиционными методами, потому что слишком велики накладные расходы на подготовку операции и последующее устранение последствий, в том числе и самого исполнителя. Поэтому мы холим и лелеем серьезных партнеров, тех, кто не оставит ни одной материальной улики и в чистосердечное признание которого не поверит ни один нормальный человек.

Родион промолчал. В широчайшей компетенции Мартынова он больше не сомневался.

— Кажется, у вас есть голова на плечах, Родион Павлович. У вас достанет ума не интересоваться тем, кому и зачем нужно избавиться от того или иного человека. Это ни вас, ни меня, кстати, тоже не касается: ниже нас с вами в этой пирамиде только твердь земная…

Мартынов вдруг дал по тормозам, а потом свернул к бордюру газона.

— Итак, я, кажется, изложил все. На то, чтобы почувствовать себя в роли соблазняемой красной девицы у вас, Березин, есть некоторое время,

— доверительно сообщил Мартынов. — Однако если на каком-то из этапов нашего дальнейшего сотрудничества вы откажетесь исполнить какое-либо наше предписание, своего брата вы живым не увидите. Это я вам обещаю.

Родион покосился на Мартынова.

— Увы, Родион, у вас просто нет выбора, — подтвердил тот.

Родион стиснул зубы. Он сейчас готов был порвать Мартынову глотку, и вполне мог бы сделать это… Более того, в какое-то мгновение Родион вдруг смертельно испугался того, что он не сможет обуздать себя…

— Больше я вас не агитирую, Березин. Я открыл карты.

— А не пошли бы вы…? — Родион с чувством сообщил Мартынову, где бы он хотел его увидеть.

— Чудненько! — хмыкнул Мартынов и весело взглянул на Родиона: — Вы прелесть. Сейчас ступайте домой, Березин. Вам надо отдохнуть и прийти в себя. Завтра вы разгоните к чертовой матери свою проверенную команду, а послезавтра я познакомлю вас с вашими новыми людьми… Кстати, на будущее: меня зовут Геннадий.

Он протянул руку.

Родион взглянул в его глаза, и Мартынов, усмехнувшись, убрал руку:

— Прощу прощения, запамятовал. Итак, вы свободны. Официальные бумаги стерпят все, что я в них напишу. До свидания, Родион.

Родион взялся за ручку двери, и тут Мартынов добавил серьезно:

— Нам с вами долго работать вместе. Послушайте доброго совета: не пытайтесь отыскать брата. Вряд ли вы его увидите в ближайшее время. Вам придется привыкать к жизни в одиночестве… А если вы все же попробуете нарушить договоренности…

Родион резко обернулся:

— Я все понял! Но и вы не пытайтесь хоть пальцем дотронуться до Егорки!

— Даю слово, Березин, — строго сказал Мартынов. — Ваш брат будет в безопасности. Мало того, у нас его подлечат и поставят на ноги, если это конечно теперь возможно. Никто не ожидал от маленького полудурка такой выходки, но она стала для нас неожиданным подспорьем: мы легко заполучили

Егора и изолировали его от вас…

— Что ж… — Родион едва сдержал отчаяние. — Пусть так…

Он взялся за дверную ручку, выбрался из машины, хлопнул дверью и по подмерзшему пожухлому газону прошел к пешеходной асфальтовой дорожке, тянущейся вдоль длинного панельного дома.

— Ждите звонка! Или я, или Елена Юлиевна свяжемся с вами… — крикнул Мартынов ему вслед.

Родиона хватило метров на тридцать. Пошатываясь и волоча ноги, он свернул к стоящей у одного из подъездов скамеечке и плюхнулся на нее, обессиленный. Мышцы ныли и побаливали, очень хотелось есть, в горле пересохло…

— Ты чего ревешь? — услышал он вдруг детский голосок рядом.

Родион поднял голову. Рядом с ним стоял мальчонка лет четырех-пяти. Чистенький, очень прилично одетый, в модной среди нынешней мелкоты вязаной шапочке с козырьком.

«А разве я реву?» — удивился про себя Родион. Он машинально провел пальцем под правым глазом и ощутил влагу. Наверняка, это были дождевые капли: уникум третьей категории никогда не позволил бы себе заплакать. Но слезы действительно хлюпали в носу и комом стояли в горле. Родион поморщился и опустил голову, уставившись на свои драные кроссовки.

— Так чего ты ревешь? — серьезно спросил мальчик.

— Есть причина, — Родион украдкой вытер глаза и покосился на ребенка.

— Я вчера коленку разбил и тоже ревел, — сообщил мальчик.

— Иди к маме, приятель, — отрезал Родион. Непрошенный собеседник раздражал его.

— А-а, она еще не вышла… — равнодушно сказал мальчишка и запрыгал перед Родионом на одной ножке, поддавая ботинком плоский камешек.

Тут Родион заметил, что ребенок на улице не один. Тут же, у самых дверей подъезда присел на корточки еще один мальчуган, одетый точно так же, как и первый, только шапочка на нем была надета козырьком назад, и он не обращал ни малейшего внимания на Родиона, а занимался большим игрушечным грузовиком. Мордашки детей были как две капли воды похожи.

Заметив, куда смотрит Родион, его юный собеседник вдохновенно показал язык своему своему братишке и, снова повернувшись к Родиону, заявил с уверенностью:

— А я тебя по телеку видел!

— Может быть, — лениво буркнул Родион.

Критически взглянув на одежду Родиона, мальчик с явным интересом уточнил:

— А ты что, бомж?

— Нет, я убийца, — прошептал Родион.

— Значит, это тебя ищут? — мальчишка махнул рукой на патрульный луноход, который как раз проследовал по проспекту. — Тебя, да?

— Скорее всего, — проворчал Родион и добавил с досадой: — Иди отсюда, малыш.

— Мама запрещает от подъезда отходить… А тебя покажут еще по телеку, когда поймают?

Наконец, Родион вздохнул с облегчением: из подъезда выскочила молодая симпатичная женщина с модной сумочкой через плечо. Она подхватила за руку серьезного малыша с грузовиком и, проходя мимо, попыталась зацепить своего второго бойкого отпрыска:

— Мишутка, в садик опоздаем!

Мальчишка, словно не слыша, продолжал с интересом рассматривать Родиона.

Родион встал, сунул руки в карманы и сердито буркнул, обращаясь к мамаше:

— Объясните ему, как следует, чтобы никогда не подходил на улице к чужим незнакомым мужчинам…

Женщина, привыкшая, видимо, к тому, что все вокруг умиляются ее очаровательным смышленым близняшкам, при первых словах Родиона приветливо заулыбалась. Но улыбка быстро сошла с ее лица, она отшатнулась, рванула растерявшегося Мишутку за собой и, звонко стуча каблуками по асфальту, потащила сыновей в садик.

Мишутка пару раз оглянулся на ходу, недоуменно хлопая глазами. Он не понял, почему рассердилась мама, и отчего все-таки небритый, плохо одетый мужчина не хотел признаваться в том, что плачет.

Родион угрюмо смотрел им вслед. Ему искренне хотелось, чтобы мамаша провела со своей мелюзгой подробную воспитательную беседу насчет контактов с чужаками. Потому что вряд ли кто в состоянии представить, чем такие контакты могут кончится, и к чему это может привести много лет спустя.

Родион в таких вопросах разбирался.