Читать онлайн Хозяин черной жемчужины бесплатно
Глава I
Полковник сильно сердится
– Дим, – задумчиво сказал мой младший брат Алешка, – знаешь, до чего я додумался?
– До чего?
– Я додумался, Дим, что люди, которые любят собак, – это почти всегда хорошие люди.
– Ну и что?
– А люди, которые не очень любят собак, – это, Дим, так себе люди, невзрачные. А которые собак ненавидят – это вообще самые плохие люди. – Философ из третьего «А».
Я вспомнил об этом разговоре, когда мы столкнулись с людьми, которые еще хуже, чем самые плохие. Мы даже не догадывались, что такие вообще могут быть на белом свете. Бессовестные и безжалостные. Правда, собаки тут ни при чем. Хотя и без них не обошлось.
Тут при чем история, в которую мы с Алешкой неожиданно влетели. Но сначала нас эта история совершенно не касалась. А вот когда она нас коснулась – тут мало не показалось.
Началась она с того, что наш папа пришел с работы очень сердитым…
Наш папа – полковник милиции. Он борется с преступниками. И он борется с ними беспощадно. Потому что он их ненавидит. Потому что всегда сочувствует тем людям, которые от них страдают. Папа говорит, что после всяких опасных болезней преступность – самое большое зло. Она никого не щадит. Ни молодых и здоровых, ни богатых, ни бедных, ни сильных, ни слабых, ни стариков, ни детей. И еще он говорит, что это зло обязательно должно быть наказано. И справедливость должна торжествовать.
Папа, конечно, встречался со многими очень опасными и злобными преступниками. Но никогда мы еще не видели его таким расстроенным и возмущенным.
– Какие негодяи! – говорил он маме вечером на кухне.
Мама, когда у папы бывали на работе трудности, всегда его внимательно слушала, успокаивала и кормила чем-нибудь вкусненьким. Пересоленным борщом например. Или беляшами, которые у нее почему-то всегда пригорали. Но папа деликатно (или расстроенно) не замечал ни пересоленного борща, ни пригоревших беляшей.
Вот и в этот раз мама кормила его сильно жаренной картошкой и черноватыми котлетами, а папа возмущался. Не котлетами, конечно. А какими-то совсем бессовестными жуликами.
– Представляешь, – рассказывал он маме, звонко хрустя котлетой, – совершенно случайно получаем информацию о том, что в некоторых квартирах, где праздновали либо свадьбу, либо юбилей, пропадали ценные вещи и деньги.
– Да что ты! Не может быть! А почему узнали случайно?
– Ну, мать, ты сама подумай! Вот женится наш Алешка…
– Поскорей бы, – мечтательно проговорила мама. – Я бы отдала его в хорошие руки. Он мне надоел, я с ним не справляюсь…
– Не отвлекайся, – перебил ее папа и продолжил: – Вот женится наш Алешка… – Напомню, что нашему Алешке десять лет. – И после свадебного стола ты обнаружишь пропажу подарочных денег. Или какого-нибудь ценного подарка… Ты что – побежишь в милицию? Ведь у тебя в гостях были самые близкие люди. И тебе будет стыдно признаться, что среди твоих родных и друзей оказался подлый вор. Не так ли?
– Так! Конечно, так! Я же не могу поверить, что моя лучшая подруга Зинка стащит на Алешкиной свадьбе деньги, которые она сама же и подарила.
– Вот именно, – сказал папа и хрустнул котлетой. – Но это еще что. А вот когда воруют на поминках – я таких жуликов своими руками бы давил! Представляешь, мать, у людей такое горе – умер родной человек. Собрались люди за столом, чтобы почтить его память. А после – либо деньги, которые собрали в помощь близкие, либо шуба с вешалки исчезла без следа.
– Негодяи! – воскликнула мама. – Успокойся, отец. Положить тебе еще котлетку? Они сегодня хорошо прожарились.
– Ты так считаешь? – удивился папа.
– А что? Сыроваты?
– Скорее наоборот, – улыбнулся папа, – суховаты.
– И что мы с ними будем делать? – спросила мама.
– С котлетами? Нашим детям скормим. Они у нас всеядные.
– С жуликами! Их надо непременно разыскать и примерно наказать. А вы, всеядные, что свои уши развесили? – спросила она нас с Алешкой. – Ужинать и спать!
– А мы послушать хотим! – возмутился «жених» Алешка. – Тебе можно, а нам нельзя, да?
– Ладно, отец, – мама безнадежно махнула рукой, – рассказывай. Все равно от них не отвяжешься.
И вот что рассказал папа.
В одно прекрасное утро у нему в кабинет зашел его сотрудник с забавной фамилией – Павлик.
(Когда он, окончив школу милиции, прибыл для прохождения службы, то так и представился: лейтенант Павлик. Все сотрудники рассмеялись, потому что подумали, что Павлик – это его имя, а это, как оказалось, была такая интересная фамилия.
Однажды в папин кабинет зашел генерал, его начальник. Павлик вскочил и доложил:
– Оперативный дежурный Павлик!
– Детский сад какой-то, – буркнул генерал и хлопнул дверью.
Генерал был не очень не прав. Лейтенант Павлик был молодой и краснощекий, как карапуз на морозе. Но оперативник из него, несмотря на детский вид и ребячью фамилию, получился хороший. Папа часто хвалил его. А Павлик смотрел ему в рот и во всем подражал. У него была мечта – стать таким же беспощадным и опытным опером, как наш папа. И он уже сделал первые шаги к этому – заслужил звание капитана.)
– Сергей Александрович, – сказал Павлик, – звонили из шестого отделения. Там у них какая-то заморочка получилась. Просят помочь.
– А в чем дело? – спросил папа.
– Заявление от потерпевшей какое-то странное.
– А где она, потерпевшая?
– Да у них сидит, скандалит.
– Поехали.
…Эта самая потерпевшая оказалась рассерженной гражданкой Крутиковой. В старой дубленке и в меховой, с пролысинами, шапке. Под ногами ее расплывался натаявший с сапог снег.
И вот тут начался с этой женщиной какой-то странный разговор. Даже страшноватый немного.
– Здравствуйте, – сказал папа. – Так что у вас случилось? Расскажите по порядку.
– Да сколько можно! – Женщина запыхтела и сердито сдвинула шапку на затылок. – Повтори да повтори… Повторяю: я – первая жена покойника… – Папа даже глазом не моргнул – ему и не такое приходилось слышать. – А она у меня шубу украла!
– Кто – она? Уточните.
– Люська! Вторая жена покойника. Украла шубу! Что вы так на меня смотрите? Могут у человека шубу украсть?
– Отчего же, конечно, – растерянно кашлянул Павлик, коротко глянул на папу и незаметно сделал пальцем у виска известный жест.
– Что вы переглядываетесь? Неужели непонятно? Это Люська из ревности скрала. У ней самой-то три шубы. Зачем ей еще и моя? А она из ревности. Что я была первой женой покойника и мы очень хорошо с ним жили. Дружно.
– С покойником дружно жили? – невозмутимо уточнил папа.
– Естественно!
«Очень естественно», – усмехнулся про себя папа.
– А Люська все годы с ним собачилась! С покойником.
– Это где она с ним собачилась?
– В Люблине, где же еще?
Папа покивал, покачал головой. Павлик чуть заметно усмехнулся: в Люблино находится одно из городских кладбищ. Словом, все сходится: Люська «все годы собачилась» с покойником на кладбище.
Но у папы было свое мнение.
– А где же эта… Люська, вторая жена покойника, украла вашу шубу? – терпеливо спросил он. – В вашем доме?
– Как же! В моем доме! Да я бы эту змею и на порог не пустила бы! Все там же сперла, в Люблине, в своей квартире. На поминках. Не постеснялась, змея!
Кое-что стало проясняться.
– Уточните, пожалуйста. – Папа был терпелив. Что-то в этой истории его очень взволновало.
– Что уточнять? – Крутикова снова начала закипать. Будто под ней газ включили.
«Мне даже показалось, – припомнил папа, – что у нее вот-вот шапка на голове начнет подпрыгивать. Как крышка у чайника».
– Спокойнее, гражданка Крутикова, – попросил ее Павлик, – спокойнее. Надо же разобраться.
– Вы разберетесь! Как же! – Она грозно надвинула шапку на лоб, до бровей. – Битый день вам объясняю… Пришла я на Люблинскую улицу, в Люськину квартиру, на поминки, бывший муж помер. Все-таки он за мной хорошо жил. Пока эта змея Люська его не увела. Но они плохо между собой жили. Я его как-то повстречала, пожалела: похудал, обтерханный какой-то, глаз тусклый. Не обрадовался мне. «Что ж ты, Ваня, – говорю ему, – или плохо тебе живется?..»
– Не отвлекайтесь, гражданка Крутикова, – напомнил Павлик. – По сути показания давайте. Вы пришли на поминки, так? Дальше что?
Крутикова вздохнула, покрутила головой, опять сбила шапку на затылок.
– Ну, посидела, как положено. Помянула Ваню. С Люськой пособачилась. Стала собираться, глядь – а в прихожей шубы-то моей и нет. Дорогая шуба была. Но Люське она к чему? У ней своих три. Это из ревности она, со зла.
Ну вот, прояснилось… Две вдовы одного покойного мужа не поладили между собой. Люська увела у Крутиковой мужа (когда он не был еще покойником), а потом, когда он стал покойником, увела и шубу… Только вот все оказалось гораздо сложнее. И хуже… Папа это почувствовал.
– Ну, а Люська? – спросил он. – Что она говорит?
– А что она говорит? Ругается. Обзывается.
– Понимаете, гражданка Крутикова, – стал объяснять ей Павлик, – мы не можем возбудить уголовное дело по данному факту. Нет для этого достаточных оснований. Проведем дознание, а уж по его результатам решим.
– В прокуратуру жаловаться на вас пойду! – Крутикова решительно поднялась, сдвинула шапку теперь уже набекрень. – Мне не шуба нужна, не нищая, мне справедливости надо. Я с покойником хорошо жила, берегла его, а Люська-змея его в могилу свела. А после и шубу сперла. – Крутикова подошла к двери. – А если она будет врать, что по паспорту она Люсьена, не верьте. Люська и есть Люська! Змея! – Открыла дверь, обернулась и злорадно добавила, указав на лужу возле стула: – Наследила я у вас тут, извиняйте! – И хлопнула дверью.
Вот такая тетя Крутикова.
– Что будем делать, товарищ полковник? – спросил Павлик папу.
– А что за Люська-то?
– Да вот у меня записано, – Павлик раскрыл блокнот: – Степанова Люсьена Никитична. Я съезжу к ней?
И Павлик поехал на Люблинскую улицу. Но Люсьена Степанова ничего толком ему не объяснила.
– Да ненормальная она, Нюрка Крутикова! – вспылила Люсьена, вторая жена покойника. – Нужна мне ее драная шуба!
– Но шуба-то пропала. Из вашей квартиры.
– Как же! Кто ее знает, где она пропала? Нюрка как вина выпьет – сама себя не помнит. Пьяница она. Ваня-то потому и ушел от нее ко мне.
– Ну, хорошо, к вам претензий нет. Но, может, кто-то еще… кто был на поминках?
– Ну что вы, товарищ следователь! У Вани и родня, и знакомцы – все очень приличные люди. Шубы и ботинки не воруют… Не знаю, что и думать. По злобе Нюрка на меня наговаривает. Из ревности. Они-то с Ваней плохо жили, она ведь выпивоха. Потеряла она сама эту шубу. Забрела после поминок куда-нибудь еще, в какие-нибудь гости, да шубу там и оставила.
Вот такую не очень веселую, хоть и немного смешную историю рассказал нам папа. Но это было только начало. А дальше ничего веселого больше не было. Были еще такие же кражи. А известно о них тоже становилось случайно – почти никто об этих кражах-пропажах не заявлял.
Папа занялся другими, более важными делами, а это дело поручил Павлику. Павлик добросовестно проверил всех, кто был в тот печальный день на квартире Люсьены. И даже знакомых гражданки Крутиковой. И ни на какой след сначала не напал. А потом один из оперов задержал на вещевом рынке какого-то бомжа, который продавал с рук шубу гражданки Крутиковой. Но и этот след тут же оборвался: бомж упрямо твердил, что эту шубу он нашел в подъезде, «на батарее отопления второго этажа, позади лифта». И он назвал этот дом, который находился на другом конце города. Где гражданка Крутикова никогда не бывала. И шубу «позади лифта» никак оставить не могла.
И вот тут вдруг капитан Павлик, оформляя документы на задержание этого бомжа в отделении милиции, услышал в дежурной части очень странный разговор. Из разговора стало ясно, что младший сержант Сеня недавно женился, а коллеги его поздравляли и расспрашивали, как прошла свадьба.
Рассказывая об этом, Сеня был не очень весел.
– Что, Сеня, – посмеивались ребята, – теща злобная тебе досталась?
– Не злобная… А… скрупулезная.
– Это как?
– Ну… дотошная очень. У нее, ребята, глаз острый. Как у сыщика. Так вот, она наутро денег дареных недосчиталась. И подарка одного – магнитофон пропал.
– Это как? – смешки в комнате стихли – дело неприятное.
– Да так, – горестно объяснял молодожен Сеня, – теща прозорливая, все приглядывала – кто чего нам дарил да сколько. Сейчас же как принято? Кто подарок несет, а кто конверт с деньгами. Вот одного конверта не хватило, магнитофон куда-то ушел, а в одном конверте вместо денег бумажки газетные оказались. Кукла, иначе говоря.
– Да погоди, Сеня, может просчиталась теща?
– Это моя-то теща просчиталась? – горько усмехнулся Сеня. – Да мне, ребята, не столько денег жалко, сколько обидно.
– А кто на свадьбе-то был? Всех помнишь?
– Ты что, Макс, свадьбу не знаешь? Половина на половину – незнакомые.
Прав младший сержант Сеня, смекнул капитан Павлик. На свадьбе одни гости со стороны невесты, другие – со стороны жениха. И, как правило, друг друга не знают. Так что совершенно чужому человеку за свадебный стол сесть не опасно. Жениховые гости думают, что он друг или родственник невесты, а невестины – жениха. А на поминках-то еще больше незнакомых между собой людей собирается. «Да я с покойником Ваней в одном классе два года просидел. А мы с ним в армии служили. А я на курорте с ним гулял. Хороший был человек».
С этими соображениями Павлик и явился к нам вечером, посоветоваться с папой. Разговор был не секретный, и они уселись на кухне. Мама сделала им кофе и ушла к телевизору. А мы ушли от телевизора на кухню.
– А нам кофе? – с деланой обидой спросил Алешка.
– Нам самим мало, – с деланой жадностью ответил папа. – К тому же вас сюда не звали.
– А мы не ждем, когда нас позовут. Мы сами приходим. Садись, Дим, мы здесь не чужие. Да, пап?
Капитан Павлик рассмеялся, и они с папой продолжили свой разговор.
– Вот что, – сказал папа, – позвони во все отделения и уточни – не было ли заявлений о подобных кражах? И еще раз побеседуй с Люсьеной, второй женой покойника. Пусть составит списочек мужчин, которые были на поминках.
– А почему именно мужчин? – не догадался Павлик. – Шуба-то пропала женская.
– Потому, Павлик, что мужики в таких случаях после третьей рюмки выходят на лестницу покурить. И они могли что-нибудь заметить.
– Точно, товарищ полковник! Шуба-то не своими ногами ушла. Кто-то ведь в ней шагал.
Глава II
«Конфетолог»
Честно говоря, нас с Алешкой эти подлые кражи в общем-то не очень заинтересовали. Алешка, правда, время от времени сердито ворчал: «Какие же они гады! Да, Дим?» Но ворчал все реже и реже. Только иногда спрашивал у папы, как «наш Павлик» расследует эти кражи. «Как надо», – коротко отвечал папа. У него было много других, более важных дел. Да и у нас тоже – заканчивалось полугодие, близились зимние каникулы. Нужно было срочно исправлять двойки на тройки с минусом и четверки на пятерки с плюсом.
И вот тут-то мы с Алешкой совершенно неожиданно оказались замешанными в эту историю с квартирными кражами на юбилеях, свадьбах и похоронах.
Началось это все, правда, очень невинно. У нас заболела Маргарита Павловна (Королева Марго), преподаватель биологии. В наше время в разгар учебного года попробуйте найти нужного школьного учителя. А наш директор Семен Михалыч нашел. Как бывший строевой офицер, грозный полковник, он не мог оставить «два старших взвода» в конце полугодия без преподавателя биологии. И он его где-то достал. И не простого, а почти профессора из какой-то академии.
Этот новый учитель Вадим Иваныч Кореньков совсем, однако, не был похож на профессора. Правда, я настоящих профессоров живьем еще ни разу не видел. Не попадались они мне на моем жизненном пути. Они мне попадались только в книгах и на экране. И я всегда представлял себе профессора в виде пожилого человека, осанистого такого, с басовитым голосом, с широкой бородой или с широкой лысиной. Такой настоящий профессор всегда снисходительно обращается к своим коллегам со словами «батенька мой»:
«Вы, батенька мой, напоминаете мне упрямого осла! И отнюдь не длинными ушами».
А вот Кореньков еще не был похож на настоящего профессора. Он был молод. Он был худенький, вроде нашего Алешки. Лысины у Коренькова тоже не было, он ее еще не вырастил. А вот борода все-таки была. Не осанистая, правда. Бороденка такая жиденькая, в три-четыре волосинки. Когда мы встречали его на улице, мне всегда казалось, что ее вот-вот сдует с подбородка легким ветерком. И Кореньков бросится ее догонять, как улетевшую шляпу.
Наш класс принял Вадима Иваныча хорошо. И в первый же день он получил у нас прозвище Вадик. Он нам понравился, потому что умел не только интересно говорить, но с интересом нас слушать. У взрослых – это редкий дар.
И несмотря на молодость, Вадик был похож на настоящего ученого: много знал, был очень вежливый и очень рассеянный. Один раз достал из кармана авторучку и попытался ею причесаться. В другой раз попытался расческой вместо авторучки запись в журнале сделать. В третий раз мы заметили, что у него в ботинках шнурки разного цвета. Но мы почему-то его рассеянностью в своих интересах не пользовались.
В первый же день Вадим Иваныч, проверив мои знания, оставил меня после уроков на дополнительные занятия. У меня с биологией особые отношения. Точнее – взаимная неприязнь. Не то что у Алешки. У него отношения с флорой и фауной прекрасные. Особенно с фауной собачьей, полное взаимопонимание. Он с собаками сходится, как с хорошими людьми, – легко и быстро. И он, конечно, пришел в кабинет биологии, потому что уже пронюхал, что новый учитель тоже любит собак. «Самые хорошие люди, – как-то сказал Кореньков, – это дети и собаки».
С детьми у него все ясно – сто студентов и два наших класса. А вот с собаками?
– А у вас какие собаки? – сразу же спросил его Алешка.
– А никаких, – ответил Кореньков, приласкав ладонью свою нежную бородку. Как лысенькую таксу.
Алешка удивился безмерно:
– А… почему?
– А потому. Потому что мне приходится часто и надолго уезжать в экспедиции. И очень далеко.
– За границу, что ль?
– Что ль за границу. На всякие океаны – Индийский, Тихий, в Атлантику. С кем же я собаку оставлю?
– Я вам сочувствую, – сказал Алешка. – У вас, что ль, никаких домашних животных нет?
– Почему нет? Рыбка есть, курица, Черная Марго.
– Тогда еще ничего, – вздохнул Алешка. – С курицей не скучно.
Но он немного ошибся. Курица и рыбка «жили» в холодильнике, а Черная Марго – в баночке из-под крема. Но все это мы узнали позже.
– А у тебя какая домашняя собака? – спросил Вадик Алешку.
– А у меня разные. У меня их полно. Целое стадо. Штук двадцать.
Кореньков недоверчиво улыбнулся. Но Алешка не фантазировал. Он говорил правду. У него в подчинении была целая стая бродячих собак. Они достались ему как бы по наследству.
Когда-то в нашем парке, в самой его глубине, образовался лагерь бездомных людей. Они там построили себе полиэтиленовые шалаши и варили на кострах пищу. И с ними дружно жила стая бездомных собак. Поэтому в глубине парка все время что-то дымилось и все время слышался заливистый лай.
Потом бездомных людей забрали в какой-то приют, а собаки остались. Они были довольно смирные, и наши окрестные пенсионеры их подкармливают. Но вот что интересно. Наш Алешка редко их кормил, так, иногда стащит у мамы пригоревшую котлету – попробуй напасись на такую ораву, но собаки полюбили именно его. Может, потому, что он с ними разговаривает по-человечески. Сядет на скамейку и что-нибудь им заливает, а они сидят напротив полукругом и внимательно слушают. Помахивают хвостами и улыбаются во все свои белозубые пасти.
А иногда, когда они долго с Алешкой не видятся, начинают скучать. И приходят всей стаей к нашему подъезду. Усаживаются полукругом и поднимают дружный лай. Во дворе наступает паника.
– Алешка! – кричит мама. – Уводи свою стаю!
Алешка выходит из подъезда, собаки бросаются к нему, окружают, ластятся. А потом дружно шагают за ним в парк. Так что, похвалившись своими собаками, он не соврал и не преувеличил их число.
В общем, Алешка быстренько подружился с профессором Кореньковым, и тот даже попросил Алешку позаниматься со мной по нескольким темам. А дома Алешка важно сообщил:
– У Димки профессор появился. Собачник без собак. Но с курицей. Мы с ним будем Димку обучать.
– Барьеры брать? – усмехнулась мама. – Или апорт таскать?
– Он не по собакам профессор, – объяснил Алешка. – По всяким наукам. Кореньков его фамилия.
– Кореньков? – переспросил папа. – Молодой такой? И бородка вроде кисточки для бритья?
– Ты его знаешь? – удивилась мама.
– Знаю, – кивнул папа. И загадочно добавил: – Известный конхиолог.
– Конфетолог? – не понял Алешка. – Конфеты изучает?
– В какой-то степени, – улыбнулся папа.
– Хорошая работа, – Алешка облизнулся.
– Конхиолог изучает раковины. Морские и пресноводные.
– Да… – Алешка сразу потерял интерес к конхиологии. И немного завял. – Надо же…
Тут дело еще в том, что наш Алешка с этой… конфетологией уже сталкивался. Я, кажется, рассказывал, что мы с папой путешествовали по Тихому океану. Папа там разыскивал одного крупного международного жулика, а мы ему помогали. И вот на одном острове Алешка ухитрился обменять свои валенки на раковину тридакны. В подарок своей однокласснице, она его очень об этом просила.
Подарок Леночке здорово понравился. Она была от него без ума. И ее родители тоже. Потому что эта самая тридакна была размером с хорошую будку для сенбернара. Алешка в ней свободно помещался (в раковине, а не в будке) на корточках…
…Тридакна вернулась к нам. Мама затосковала. Алешка посоветовал ей подарить гигантскую раковину подруге Зинке на день рождения.
– Это жестоко, – сказал папа.
– Это справедливо, – обрадовалась мама. – Зинка мне на день рождения подарила пылесос, который так ни разу и не заработал.
Раковину подарили Зинке. Она сначала пришла в восторг, а потом не только перестала заходить в гости, но даже и звонить.
– Хоть какая-то польза от твоей раковины, – сказала мама Алешке.
Вот такая была история. Вспомнив о ней, мы посмеялись, а папа подначил Алешку:
– Конхиолог изучает не только обычные раковины, но и жемчужницы.
– Это которые драгоценный жемчуг делают? – спросил Алешка.
– Они самые. У Коренькова очень хорошая коллекция жемчуга. Одна из лучших в мире. Некоторые из его жемчужин даже занесены в специальные каталоги.
Но Алешку коллекционирование жемчуга явно интересовало меньше, чем производство и потребление конфет.
– Я, собственно, и познакомился с вашим будущим профессором из-за его коллекции. – Папа помолчал, вспоминая, чему-то улыбнулся: – Он очень рассеянный.
– Ты тоже, – сказала мама. – Я недавно нашла твои очки в холодильнике. Для полковника милиции это непростительно.
– Полковники милиции, – не смутился папа, – такие же люди, как и все.
– Только немножко лучше, – поддержал его Алешка.
Мама не стала спорить. Ей было интересно послушать про еще одного рассеянного человека. Да не простого, а «жемчужного» профессора.
– Я с ним познакомился в прошлом году, – сказал папа. – У него пропала из коллекции самая большая и ценная жемчужина. По кличке Черная Марго.
– И кто ее украл? – спросила мама.
– Да никто ее не крал. – Папа усмехнулся. – Он все время перекладывал ее с места на место. Ну и забыл, где ее в последний раз спрятал.
– В холодильнике? – «догадался» Алешка.
– А вот и нет!
– В духовке? – еще раз попробовал угадать Алешка.
Папа покачал головой.
– Я знаю! – воскликнула мама. – В стиральной машине!
– Холодно, холодно, – подначил ее папа. – Хотите подсказку? Намек дам. Кореньков обнаружил жемчужину, когда пил чай.
– В бачке унитаза? – ляпнул Алешка и поспешно поправился: – В сахарнице!
– Угадал! Молодец! Точнее, он нашел ее в чайной чашке. Прятал в сахарнице, зачерпнул ложечкой вместе с песком и бухнул в чашку. И чуть не проглотил.
– Да, – вздохнула мама. – Это вам не очки в холодильнике.
– Ну и проглотил бы, – отмахнулся Алешка. – Не так страшно.
– Что ты имеешь в виду? – спросил папа.
– То самое! Что ты подумал.
– Алексей! – мама схватила его за ухо.
– А что? Не так, что ли?
– Отпусти его, – сказал папа. – Он больше не будет.
– Конхиологи! – с обидой высказался Алешка.
Да вот только конхиологом он стал сам. Незаметно и постепенно. Увлекся. Сначала, правда, он трепался с Кореньковым обо всем понемногу и задавал ему всякие безумные вопросы. Кореньков рассеянно отвечал ему, а потом однажды с уважением сказал:
– А с тобой не соскучишься. Ты очень неглуп.
– Я знаю, – скромно согласился Алешка. – Все так говорят. – И вернулся к своему вопросу: – Когда я смотрю в зеркало, то там правое становится левым, так? А все левое становится правым. Так?
Кореньков кивнул, еще не догадываясь, в какой безнадежный угол загнал его Алешка.
– А почему же тогда в зеркале верх не становится низом? А низ не становится верхом? Почему? Правое ухо становится левым, а голова остается наверху, не меняется местами с ногами?
Кореньков задумался и как-то растерянно поморгал. А потом так же растерянно повторил:
– Да, с тобой не соскучишься.
Но и с профессором – тоже. Устав от Лешкиных заморочек, он садился на своего надежного коня – начинал нам рассказывать всякие чудеса про свои любимые раковины, про далекие острова в далеких океанах, о ловцах жемчуга, о беспощадных акулах и прекрасных жемчужинах. Вот бы так, батенька мой, ученые профессора с бородами и лысинами писали для нас учебники!
– Жемчуг – удивительное создание природы, – увлеченно рассказывал Кореньков. – Некоторые ученые всерьез считают жемчужины живыми существами…
– Правда, что ль? – удивился Алешка.
– …И с ними можно отчасти согласиться. Ведь жемчуг живет немногим более ста лет, потом стареет и постепенно умирает. Теряет свой волшебный цвет и рассыпается в мелкую пыль.
– Жалко, – вздохнул Алешка. – Удивительное создание природы.
– В старину считали, что жемчуг нельзя долго хранить в шкатулочках и футлярчиках, что он обязательно должен соприкасаться с кожей человека. От человеческого тепла он получает дополнительные живительные импульсы. Вот такая легенда.
– Ага, – сказал Алешка. – Про что-нибудь интересное всегда легенды придумывают. Про летающих голландцев, например.
– На Севере, – вспомнил Кореньков, – считают, что жемчуг – это замерзшие в ледяной воде упавшие с неба звезды.
– Ну да! – подхватил Алешка. – Плюхнулась горячая звезда в воду, зашипела и погасла…
– И на дно моря опустилась уже жемчужиной.
– И прямо в раковину! – Алешка рассмеялся. – А еще что придумали?
– Ну… Жемчуг еще называют отвердевшей росой… Слезами русалки.
– А вы сами ныряли за жемчугами? – спросил Алешка. – На сто метров?
– Нырял. Но, конечно, не на сто метров. Вообще, это очень вредный и опасный промысел. Среди ловцов жемчуга долгожителей не бывает.
– А почему?
– По многим причинам. Акулы, ядовитые рыбы, огромное давление воды. Кислородное голодание.
– Вот! – сказал Алешка сердито. – А все из-за женщин. Чтобы они себе на уши жемчуга вешали. И на шеи тоже.
Кореньков с ним согласился. И даже добавил, что из-за женщин охотники убивают красивых хищных животных. Которых и так уже осталось очень мало в природе.
– Я жениться не буду, – сделал вывод Алешка.
– Я тоже, – кивнул Кореньков.
В общем, договорились. Нашли общий язык. Подружились. И я бы сказал, Алешка даже над этим Вадиком взял шефство. Например, напоминал вполголоса:
– Вадим Иванович, а у вас сегодня разные ботинки на ногах.
– Это естественно, – рассеянно отвечал Кореньков, – один правый, а другой левый.
– Один черный, а другой желтый, – уточнял Алешка.
Правда, однажды они чуть не поссорились. Алешка что-то рассказывал Вадику, распахнув глаза и задрав хохолок на макушке:
– …А потом налетел такой дождепад!..
– Дождь пошел, – рассеянно поправил его Кореньков.
– Дождепад, – упрямо повторил Алешка.
– Это неправильно!
– Снегопад – правильно? Звездопад – правильно? Камнепад – правильно? А дождь пошел?
Кореньков так растерялся, что очень долго с Алешкой не разговаривал. Минут пятнадцать.
…А капитан Павлик грустно и рассерженно доложил папе еще об одной краже на юбилее престарелого гражданина…
Он вообще к нам зачастил. Стал приходить почти каждый вечер. Как на работу. Во вторую смену. Как правило, к ужину. Докладывал папе обо всех «подвижках по делу», получал от него советы и указания. А от мамы – приглашение на кухню. Мама его жалела – «он такой одинокий» – и кормила даже более настойчиво, чем нас с Алешкой.
Сообщив об очередной краже, Павлик радостно выпалил:
– Кое-что есть, Сергей Александрович! Опросил я этих мужичков, которые у Люсьены на поминках были.
– И что?
– Интереснейшие показания дали. – Павлик пошел прямо на кухню. Дорогу туда уже изучил. – Вышли покурить, как вы правильно предположили. А тут из квартиры выбегает расстроенный гражданин. Весь нараспашку, с шубой в руках. И кричит: «Лена, Лена, куда же ты раздетая?» А мужичкам смущенно объяснил: «Истерика у нее, переживает сильно. Даже не оделась». И – вниз по лестнице.
– «Лена, Лена, шубу надень!» – продолжил папа с усмешкой. – Так, Павлик?
– Так точно, товарищ полковник.
– Как они его описали?
– Ничего особенного, – Павлик сел за стол и машинально принял у мамы тарелку. – Пожилой. В черном, далеко не новом костюме. Белая рубашка, тоже не модная. Галстук в полосочку. В нагрудном кармашке – уголок сиреневого платочка.
– Да… Негусто. И никаких особых примет?
– То-то и оно. – Павлик отложил вилку, достал блокнот, полистал.
– Ты прожуй сначала, – заботливо посоветовал папа. – А то подавишься.
Павлик его не услышал.
– Вот, дословно записал: «Он мимо меня как раз по лестнице загремел. И вот так вот шубу держал, в обнимку. Так мне показалось, на руке у него вроде как небольшое синее пятнышко. То ли родинка, то ли еще что. Вот тут вот, в ямке между большим пальцем и указательным».
– Отлично! – почему-то обрадовался папа. – Ты ешь, ешь, Павлик. Заслужил.
– Я ем, Сергей Александрович. Очень вкусно ваша супруга готовит.
– Только мало, – буркнул Алешка. – На всех не хватает.
А наши дела пока что шли свои чередом. Практически каждый день мы оставались втроем в кабинете биологии. И постепенно, благодаря рассказам Коренькова, я стал чувствовать к ней интерес. Об Алешке я уже и не говорю. Они разговаривали на равных. Алешка похвалился своей тридакной.
– Это еще не самый крупный экземпляр, – сказал Кореньков. – Вы про капитана Немо читали?
– Да, – ответил я.
– Нет, – ответил Алешка.
– На его подводном корабле по имени «Наутилус» в роскошном салоне был фонтан. Чаша этого фонтана была сделана из одной-единой раковины.
– Вот такой? – Алешка широко развел руки.
– Шестиметровой, – сказал Кореньков, – вот какой! И это не фантазия.
– У вас такой нету? – спросил Алешка. – Я бы посмотрел.
Такой раковины у Коренькова не было. Но он прекрасно понял, что Алешка напрашивается в гости, посмотреть его коллекцию раковин. И пригласил нас на выходной.
Накануне Алешка пристал к маме:
– Мам, а тетя Зина все еще страдает от твоего подарка?
– Не знаю, – мама вздохнула. – Мы давно не общались.
– Я вас помирю, – сказал Алешка. – Она из-за раковины на тебя обиделась. Выбросить ее жалко, а в квартире из-за нее теснота. Так, что ли?
Мама опять вздохнула, на этот раз молча. И с опаской посмотрела на Алешку. Он правильно понял ее встревоженный взгляд. И поспешил успокоить:
– Ты не думай, я не собираюсь тащить ее обратно.
– А куда ты ее собираешься тащить? – Это маму насторожило еще больше.
– Одному человеку. Он будет без ума от нее!
– Представляю! – усмехнулась мама.
– Конфетологу! У него тыща раковин, а такой нет. Теперь будет! Мы завтра идем к нему в гости.
Но операция под кодовым названием «Тридакна» не состоялась. В тот же вечер маме позвонила Зинка, и они щебетали почти целый час. Мы с Алешкой сразу же поняли, в чем дело: Зинка избавилась от раковины и простила маму.
Алешка быстренько вырвал листок из тетрадки, накарябал на нем: «Мам, спраси где ракушька» – и подсунул его маме. Не прерывая щебет, мама взглянула на страничку, кивнула Алешке. И, конечно, забыла задать этот вопрос своей подруге Зинке. Положила трубку и ахнула:
– Ой, Лешк, извини. Я завтра ей звякну.
Пустое дело, но мы тогда не догадывались, куда заведет нас громадная и тяжеленная раковина. В какие мрачные и опасные дела она нас втянет.
…А бедный капитан Павлик доложил папе о краже на веселой свадьбе молодого моряка…
Глава III
Кусачая ракушка
В воскресенье мы поехали к Коренькову. Он жил в центре, в старом большом доме, украшенном фигурами всяких рабочих и крестьян. Рабочие держали в руках молотки, а крестьяне – серпы и пшеничные колосья. На головах у них лежали снежные шапки. Перед домом раскинулся большой фонтан. Воды в нем не было, наверное, даже и летом, зато в самом центре стояла на хвосте неведомая рыба.
Квартира Коренькова была на самом последнем этаже. И она нам понравилась. Вся такая старинная, с высоченными потолками, по краям которых шли всякие бордюрчики в виде яичек в листиках сирени. Или черемухи. И мебель тоже была не современная. Тяжелая такая, громоздкая, но очень уютная. И книги – тоже все толстые, в массивных переплетах, на полках до потолка.
Но самое главное – это необыкновенные раковины в стеклянных витринах. Да, тридакны у Коренькова не было. Но зато была, наверное, не одна тысяча раковин. Я, конечно, никаких их названий не запомнил, они все очень трудные для запоминания, но красоты они были потрясающей. И все разные, ни одна не повторяла другую ни расцветками, ни формой. Я даже не мог представить себе, как здорово, оказывается, может поработать природа над их созданием.
– Клево, – сказал Алешка. – Только вы бы лучше жемчуг собирали. Он места меньше занимает.
Я понял, что Алешка приглядывает в комнате местечко для тридакны.
– Да жемчуг меня не особо интересует. Я собирал его из-за раковин. Не выбрасывать же, правда?
– Конечно, – кивнул Алешка. – Он красивый. Беленький.
Кореньков усмехнулся:
– Беленький… Жемчуг бывает не только беленький, а многих цветов. Розовый, серебристо-серый, желтый, голубой. Даже черный бывает, он особенно ценится любителями. Вот, полюбуйтесь.
Кореньков взял с полки небольшую баночку из-под крема и снял с нее крышку. В баночке лежал безупречной формы шарик густого черного цвета. Он казался живым.
Алешка вздохнул с восхищением:
– Это вы сами ее поймали, эту жемчужину? На глубине сто метров?
Кореньков покачал головой.
– Нет, я ее не поймал. Я ее сам вырастил. В аквариуме.
И мы услышали от него удивительные вещи.
– Вы знаете, как зарождается и растет жемчужина?
– Русалки слезки роняют, – напомнил Алешка. – По своей далекой молодости.
Кореньков усмехнулся.
– Есть такие двустворчатые моллюски, называются – жемчужницы. И вот лежит жемчужница на дне океана, раскрыв свои створки. И если внутрь попадет, например, крохотная песчинка, она начинает раздражать нежное тельце моллюска. И он начинает с этим бороться – обволакивать песчинку слоями перламутра. Все больше и больше. Получается жемчужина, она постепенно растет. Но очень медленно, десятилетиями.
– А они большие, эти ваши жемчужницы? – спросил Алешка.
– Бывают очень большие. До полуметра. И весом больше десяти килограммов. Кстати, для ловца жемчуга такая раковина опаснее акулы.
– Кусается? – Алешка широко распахнул глаза. – У нее и зубы есть?
Кореньков рассмеялся.
– Зубов у нее нет. Но вот представь себе… Ныряет в глубину океана ловец жемчуга. Погружается все глубже и глубже. Вода вокруг него из изумрудно-зеленой становится голубой, а потом густо-синей. Наконец, появляется песчаное дно. На дне – разные водоросли, шныряют между ними диковинные рыбы, и лежат, распахнув створки, большие и маленькие жемчужницы. Маленькие ловец быстро, потому что воздуха ему уже не хватает, собирает в специальную сетку, привязанную к его поясу…
– А большие?
– А большие в сетку не влезут, да и не поднять их, не оторвать от дна. И вдруг он видит, что в одной из самых больших раковин лежит самая большая в мире жемчужина. Она нежно светится розоватым светом. Что он делает?
– Цап эту розоватую – и все, пошел наверх!
– А получается наоборот. «Цап» делает жемчужница. Как только рука ловца оказывается в раковине, она мгновенно захлопывается. Как капкан. Только этот капкан весит килограммов пятнадцать. Ловец пытается выдернуть руку, но она схвачена намертво. А воздуху ему уже не хватает…
– Ни фига! – выдохнул Алешка. А потом вдруг сказал: – А вы смелый человек. Вас такие раковины не хватали?
– Слава богу! Но акула на меня нападала.
– И что? – Алешка затаил дыхание.
– Я отбивался от нее ножом, но у нее такая шкура, которую и из ружья-то не пробьешь… А потом я выронил нож… – Кореньков замолчал.
– А потом? – Алешка затаил дыхание.
Кореньков пожал плечами и грустно сказал:
– А потом она меня съела…
Алешка хлопнул глазами и звонко расхохотался. Мне показалось – с облегчением.
– Но жемчуга в Мировом океане, – продолжил Кореньков, – становится все меньше. И добывать его все труднее и уже не выгодно.
– И опасно. Цапнет раковина, или акула проглотит, – поддержал его Алешка. – А почему меньше?
– Жемчужницы живут в прибрежной зоне, на сравнительно небольшой глубине, а у берегов вода сильно загрязнена. Им такая вода не нравится.
– Жалко, – сказал Алешка. – Все-таки фауна.
– Сейчас в некоторых странах на специальных плантациях искусственно выращивают в жемчужницах жемчуг.
– Приручают, – усмехнулся Алешка. – Подкармливают.
– Вроде того. Но вообще-то уже давно создают без особого труда искусственный жемчуг.
– Из камешков? – предположил Алешка. – И краской их красят, что ль?
– Не «что ль». И не из камешков. Стеклянный шарик заполняют жемчужной эссенцией.
– Что за фишка?
– Очень простая. Мелкая чешуя мелкой рыбешки уклейки.
Действительно – фишка. А Кореньков еще сказал, что такой искусственный жемчуг из чешуи по внешнему виду совершенно не отличается от природного. И даже иногда искусственные жемчужины выглядят более красивыми, чем настоящий жемчуг.
– Вот и правильно, – сказал Алешка с азартом. – И нырять за ними не надо, и вообще…
Кореньков грустно улыбнулся.
– Леша, разве можно создать искусственно солнечный свет, синеву океана, золото песчаного побережья, теплый ветер?..
А он романтик, этот Вадик, подумал я. Наверное последний на нашей Земле.
А романтик продолжил свою лекцию, с увлечением.
– Но и на плантации, и в океане жемчуг растет очень медленно. А спрос на него – очень быстро. – Тут он немного призадумался.
Мне показалось, что он решает – стоит ли ему открывать для маленькой компании какой-то большой секрет? Достойны ли мы, ленивые школьники, чтобы поделиться с нами сокровенной тайной?
Но его взгляд остановился на Лешке – распахнутый рот, раскрытые во всю ширь глаза и настроенные уши.
– А вот мне удалось ускорить рост жемчужины. Кстати, вот эта – я назвал ее Черная Марго – выросла у меня в аквариуме за три месяца.
Алешка ахнул.
– А чем вы ее кормили?
– Это секрет, научная тайна, – серьезно ответил Вадик Кореньков. – Но смысл моего открытия в том, что… Вы знаете, из чего состоит жемчужина?
– Из этого, как его… пел… рамутрия.
– Верно, примерно. Состав ее прост – углекислый кальций.
Алешка огорчился, а я не очень. Я уже знал, что, например, даже самый прекрасный алмаз – это всего лишь полиморфный углерод. И Кореньков сказал об этом так скучно, что я сразу подумал: «Никакой он не романтик. Обыкновенный, батенька мой, профессор».
– Так вот. Я создал препарат, растворимый в морской воде, благодаря которому этот самый кальций наращивается более активно.
Алешка слушал взахлеб, а я был слегка разочарован. Значит, жемчуг никакое не чудо природы, а обыкновенный кальций. Немного обидно. И этот кальций можно наращивать какими-то таблетками. И зачем человек вмешивается в законы природы?
– Но мое открытие, – предупредил нас Кореньков, – это большой секрет. Для жуликов такой препарат – лакомый кусочек. И они не будут, завладев им, проводить исследования, расширять применение жечуга: например для лечения тяжелобольных, – он и в медицине ведь используется…
– Конечно! – сказал Алешка. – Они заведут себе аквариумы и будут в них печь, как блины, скоростные жемчужины. И продавать их у метро по штуке баксов.
Кореньков рассмеялся.
– Не совсем так, коллега, но очень близко к истине.
Мы еще полюбовались на черную жемчужину, и Алешка спросил:
– А чтой-то вы ее так назвали – Черная Марго?
– Марго – сокращенно от Маргариты. Маргарита в переводе значит жемчужина.
Алешка хлопнул глазами.
– А у Димки одна учителка есть, ее тоже Маргаритой зовут. Она совсем на жемчужину не похожа.
Тут он прав. Наша биологичка на жемчужину не похожа. Не зря ее Королевой прозвали. У нее такой характер – она никого, кроме себя, не слушает и не слышит. И разговаривает с нами только вопросами, не дожидаясь ответа:
– Ну что, Иванов, пойдешь на расправу? – Это значит идти отвечать к доске. – Расскажешь нам что-нибудь новенькое из жизни млекопитающих? Двойки тебе достаточно?
И объясняет она очень скучно. Когда рассказывает об обитателях полярных областей, глаза у нее леденеют. Когда она говорит о фауне пустыни, они у нее становятся сухими, как мелкий песок. А когда объясняет животный мир бразильских джунглей, глаза у Королевы становятся непроницаемыми, как у анаконды. Не знаю, может, так и надо, но я очень рад, что биологию у нас стал преподавать Вадик. И что мы с ним подружились. Хотя эта дружба завела нас в такие криминальные дебри, что куда до них амазонским джунглям…
Алешка с нетерпением дождался родителей и взахлеб стал рассказывать им про все чудеса, которых нахватался в квартире Коренькова.
– Пап, он ныряет на сто метров в самую глубину! Мам, у него есть Черная Марго! Он ее на подоконнике наращивает. Кальцексом! Пап, а раковины кусаются! И очень тяжелые. Цап – и нет ловца жемчуга. Мам, а его акула сожрала!
– На завтрак? – спросила мама, которая уже прижимала пальцы к вискам. – С майонезом?
– А женщин на Земле становится все больше. А жемчуга – все меньше. А японцы высиживают его в корзинках, на дне моря.
– Как куры? – спросил папа.
– И фаршируют чешуей.
– Все! – Мама поставила на стол салат и раздала нам тарелки.
– А что на ужин? – спросил папа.
– Черная Марго в куриной чешуе, – ответила мама. – Под фирменным соусом из кальция.
– Как называется?
– «Цап»! – сказала мама.
– Он кусается? – испугался папа.
– Нет, – мама вздохнула. – Он осторожен. Его на Земле становится все меньше. А женщин в корзинах на подоконниках – все больше.
– Я тоже буду профессором, – завершил дискуссию Алешка. – Конфетологом.
– Ты женись сначала, – буркнул я.
– Мам, а кому Зинка нашу тридакну подарила?
– Она ее не подарила, – поморщилась мама. – Она ее продала.
– А кому?
– Очень приличному человеку. Он пенсионер. Одинокий мужчина. У него в квартире мебели мало, а места много.
– А где она?
– Кто?
– Квартира.
– В доме.
– А дом где?
– Это тебе зачем? – насторожилась мама. – Хочешь вернуть ее домой? Я тебе этого не прощу!
– Ну, мам, я же говорил: хочу подарить ее конфетологу. На какой-нибудь праздник. Я там у него местечко присмотрел. Влезет. Нужно будет только тумбочку от телевизора выкинуть.
– А телевизор?
Лешка безмерно удивился такой маминой недогадливости.
– А зачем телевизор без тумбочки?
– И тумбочка без телевизора, – поддержал его с улыбкой папа.
– Ты с этой раковиной, – рассердилась мама, – постоянно наживаешь нам врагов.
– Ну ничего, – сказал Алешка. – Она этому пенсионеру скоро надоест. Он об нее поспотыкается и нам ее отдаст.
– Цап! – воскликнула мама.
На следующий день, сразу после школы, Алешка набрал номер тети Зины.
– Здрасьте, теть Зин. Вам привет от мамы. Как поживаете? Теть Зин, вы кому нашу раковину подарили?
– Леш, отстань, а? Не до тебя.
– Неприятности, теть Зин? Нужна моя помощь?
– Неприятности… – Тетя Зина тяжело вздохнула. – Да не у меня. У моей подруги Райки.
– Давайте я ей помогу.
Ну вот отвяжись от него!
– Тут никто не поможет. Ее муж юбилей справлял… Его сестра ему антикварную вазу подарила.
– Какая радость! – искренне отозвался Алешка.
– Была! Была радость. Да кто-то из гостей ее спер!
– Какое горе! – искренне посочувствовал Алешка.
– Еще бы не горе! Спер кто-то из друзей. Или из родственников.
– Может, его сестра и сперла? Сначала подарила, а потом ее жаба стала душить.
– Ты думаешь? – Тетя Зина помолчала, размышляя. – Это мысль. Сейчас я ее Райке подам. Пока. Привет маме и папе.
– Постойте, теть Зин! Вы про раковину-то забыли!
– Про какую еще раковину? На кухне? В ванной? Не до тебя мне.
– Про тридакну. Кому вы ее подарили?
– Мужчине одному. Как раз на юбилее. Приличный такой, пожилой. Вроде пенсионера. В черном пиджаке.
– И в штанах?
– Конечно! Кто же в гости без штанов ходит?
– А он им родственник?
– А я знаю? Там столько народу было. Всех не упомнишь.
– А где он живет?
– В Москве. Только я не знаю, на какой улице. Он ко мне сам приехал и сам на такси твою трираковину увез. Пока!
Лешка положил трубку и посмотрел на меня. Но мне показалось, что он меня не видит. Что в глазах его трепещется какая-то подозрительная догадка.
– Дим, – медленно проговорил он. – А ведь Павлик тоже папе рассказывал, что во всех этих гостях, где чего-нибудь крали, побывал мужик в черном пиджаке.
– Лех, – в тон ему ответил я. – Тыщи пожилых мужиков надевают в гости черные пиджаки.
Лешка промолчал, но глаза у него остались подозрительно задумчивыми…
Вечером к нам опять зашел капитан Павлик. Доложить папе о ходе оперативного расследования. Официально наш Павлик находился в очередном отпуске и поэтому на работе не показывался. Показывался у нас дома.
– Павлик, – шутливо сказала мама, накрывая ужин, – может, тебе раскладушку поставить? У ребят в комнате.
– Я их боюсь, – признался Павлик. – Шибко умные.
– В отца, – сказал папа.
– И красивые, – поторопился Павлик, – в маму.
– Не подлизывайся, – мама поставила перед ним тарелку. – Боишься, что кормить не буду?
– Я мало ем!
– Оно и видно.
– Точно, – сказал папа. – Он здорово поправился за это время.
Но тут деловито вмешался Алешка.
– Докладывайте, товарищ капитан, товарищу полковнику.
– После ужина, – сказал папа. – В моем кабинете.
– Вы там курите много, – пожаловался Алешка. – Нам с Димкой вредно.
– А вас туда и не зовут.
– И напрасно, – Алешка произнес это так небрежно, что папа насторожился.
– В чем дело, Алексей?
– Пусть сначала он расскажет. – И Алешка ткнул вилкой в сторону Павлика.
Тот шутливо отскочил:
– Чуть в глаз не попал. А докладывать особенно нечего. Кроме того, что зафиксированы еще две аналогичные кражи.
– Три! – сказал Алешка.
– Так, – папа привстал. – Алексей, откуда информация?
– От тети Зины.
– То есть?
– У нее есть подруга. Зовут Райка…
– Раиса Ивановна, – строго поправила его мама. – Знаю ее.
– У Райки… Ивановны есть муж.
– Знаю его, – опять вмешалась мама. – Неплохой мужик.
– У него был юбилей…
– Знаю… – начала было мама, но папа прервал ее строгим взглядом.
– И ему подарили… Ну, одна тетка подарила, его сестра…
– И сестру… – Мама тут же осеклась и виновато хлопнула себя ладошкой по губам.
– В общем, она ему вазу подарила. Старинную. А ее сперли. Прямо с юбилея увели.
– Вот так, да? – папа задумался на минутку. – Ваза большая?
– Еще не знаю, – признался Алешка.
– Думаю, не очень, – предположил Павлик. – Чтобы в портфель поместилась.
– Ну что ж, – с усмешкой сказал папа. – Наш незнакомец начинает обрастать некоторыми чертами. Черный костюм, не модный, не новый. В нагрудном кармашке – сиреневый платочек. Пожилой, сухощавый.
– С портфелем, – вставил Алешка.
– Вежливый и культурный, – добавил Павлик. – В антиквариате разбирается. Из-за какой-нибудь дряни рисковать бы не стал.
– У него еще одна примета есть, – вдруг сказал Алешка.
– Какая? – быстро спросил папа.
– Я еще не знаю.
Вот это фокус!
Глава IV
Битва со сморчком
Алешка всерьез заинтересовался научными работами Коренькова. Такой же романтик, только помоложе лет на двадцать. Особенно он загорелся, когда Кореньков рассказал нам, что в Институте океанологии, где он проводит свои опыты, имеется настоящий океанариум. Со всеми прибамбасами.
– В нем создана крохотная модель океана, – заманчиво рассказывал Кореньков. – Морская вода, специальный морской грунт. Океанские обитатели – типичная флора и фауна. Раковины, конечно.
– И вы там жемчуг производите? – ахнул Алешка.
Кореньков улыбнулся его азарту, но немного охладил его пыл:
– Не жемчуг производим, а опыты проводим. По его ускоренному выращиванию.
– Вот бы посмотреть, как он ускоренно выращивается! – откровенно напросился Алешка. – И на всякую флору с фауной. Акулы там тоже водятся?
– Есть две акулы – Анфиска и Лялечка. Небольшие, правда. Одна – метр восемьдесят, а другая чуть меньше.
– Метр восемьдесят? – ахнул Алешка. – Ростом с капитана Павлика!
– Для акулы это мелочь. Некоторые особи достигают длины до двадцати метров.
– А эти… особы, они запросто могут человека проглотить?
– И даже не одного. Вот представь: длина нашего кабинета восемь метров. Впечатляет?
– Она же сюда не влезет! А когда мы поедем в вашу океанологию?
– Послезавтра у меня там лекция. Вот послезавтра и поедем.
Перед поездкой в Институт океанологии произошло маленькое событие. С большими последствиями. Событие произошло не само по себе, а по Лешкиной привычке лезть в чужие дела и давать непрошеные советы.
Дело было так. Мы разглядывали раковины, Кореньков собирался в институт. Сунул в портфель какие-то бумаги, завязал перед зеркалом галстук и критически осмотрел себя.
– Цап! – сказал Алешка. – Вы галстук наизнанку завязали.
Кореньков чертыхнулся, перевязал галстук.
– Похож на профессора? – спросил он Алешку.
– С портфелем похожи, – откровенно сказал Лешка, – а с бородкой не очень. – И добавил довольно бестактно: – Ну зачем вам такая борода? Она у вас такая мелкая.
Кореньков не обиделся и объяснил:
– Хочется быть посолиднее. Я слишком молодо выгляжу.
– Ну и что? – искренне удивился Алешка. – Я тоже.
Кореньков, склонив голову к плечу, будто птичка на зернышко, взглянул на него, призадумался и неожиданно согласился.
– А что? В этом есть частица здравого смысла.
И он снял галстук, пошел в ванную и быстренько избавился от бороды.
– Как теперь? – спросил он Алешку. – Я так больше на профессора похож?
Он стал похож на пацана из десятого класса. Но Лешка чистосердечно соврал:
– Вы теперь прямо академик.
Но «академик» явно поспешил попасть под Алешкино влияние. И скоро в этом убедился. И очень сильно пожалел.
Институт океанологии нам понравился. Громадное такое здание, высоченные двери (двухэтажные, сказал Алешка), а по бокам дверей – настоящие корабельные якоря. Ростом побольше «академика». Даже двух.
Мы вошли внутрь, подошли к турникету, где важно стоял важный охранник. Теперь без охранников никуда не сунешься. Даже в туалет.
Кореньков протянул ему свое удостоверение и показал на нас с Алешкой:
– Эти ребята со мной.
Охранник развернул зеленую книжицу, глянул в нее, глянул на Коренькова и вернул ему удостоверение, лениво процедив:
– Не соответствует.
– Что не соответствует? – удивился Кореньков.
– Фотка в документе не соответствует оригиналу. На фотке борода, на вас бороды нету.
– Но я ее сбрил! – прямо-таки взвизгнул от возмущения Кореньков. – Она же снова отрастет, если так уж надо!
– Когда отрастет, тогда и придете, – все так же лениво процедил охранник. Ему, наверное, приятно было унижать ученого. – Как отрастет – без очереди пропущу.
– Но у меня лекции! Меня ждут студенты!
– А у меня – инструкция! Посторонних на охраняемый объект пропускать не имею права. Не загромождайте проход. Дайте людям пройти.
Тут вмешался еще один профессор. Совсем как настоящий. С бородой, с палкой, с животом и с лысиной. У него только один недостаток был – мохнатые уши. У него волосы не только из ушей росли, но и поверх ушей. Как у собаки.
– Батенька мой, – сказал настоящий профессор охраннику и широко развел руки. – Могу засвидетельствовать личность коллеги Коренькова.
А перед турникетом уже образовалась и уплотнялась пробка. Она накопилась из профессоров, студентов и говорливых черноглазых жильцов общежития с большими сумками. На охранника стали напирать.
– Так! – грозно сказал он. – Разделились! – И стал размахивать руками, сортируя толпу.
В результате все черноглазые просочились вместе со студентами на «территорию охраняемого объекта», а профессора остались снаружи. И стали громко, но культурно возмущаться.
– А вы не выступайте! – Охранник достал из чехла дубинку и убедительно постучал ею по трубке турникета. – Вы здесь кто? Вы здесь приходящие. А они – постоянные. Они тут проживают согласно регистрации.
Мы отошли в сторонку. Кореньков был расстроен, я смущен, Алешка безмятежен.
– Ну что? – упрекнул его Кореньков. – Насоветовал?
– Я же не знал, что он такой дурак.
– Да и я не умнее, – вздохнул Кореньков.
– Поехали к нам, – неожиданно предложил Алешка.
– Зачем?
– Узнаете. Решим проблему.
Дома никого не было. Я приготовил чай, а Лешка стал решать проблему. Для этого он заставил меня слазить на антресоли и снять коробки с елочными игрушками.
– К Новому году готовишься? – с ехидцей спросил я. – Не рановато?
Алешка ничего не ответил и принялся раскрывать коробки и усердно копаться в них.
– Что ты ищешь? Волшебную палочку?
– Деда Мороза, – буркнул Алешка.
К этому времени он вытащил из коробок все игрушки и разложил на тахте. Деда Мороза среди них не было. Алешка рассердился:
– Ты не все достал. Залезай обратно.
Когда Алешка что-нибудь затевает, он осуществляет свою затею с таким напором, что перед ним, перед этим напором, никто не может устоять. Тем более – старший брат.
