Чертеж Ньютона

Сын спрашивает отца: «Почему ты оставил меня?»И прислушивается к молчанию в груди, пока пчёлыприносят нектар истины в его уста, жаля в язык.Когда обстоятельства сводят тебя с такой книгой, не так-то легко бывает определить, с чего начинать рассказ о ней. А проговаривать надо,  хотя бы  следуя принципу анекдота, где молодой преподаватель сетует на интеллектуальную недостаточность студентов: " Два часа им, объяснял, сам все понял, а они смотрят на меня, как бараны." Не будем обижать баранов (собак, верблюдок, кроликов-калошадок и прочую земную-небесную  тварь), люди порой демонстрируют и меньшую способность понимания. А между тем,  "Чертеж Ньютона" не бином Ньютона (простите за невольный каламбур), но один из случаев, когда не отрефлексированное должным образом впечатление рискует кануть втуне.Читается книга легко, внимание захватывает и удерживает все время чтения, стилистически хороша, я не умею понимать стихов Иличевского, но проза его так поэтична и метафорична, что уровнем воздействия сопоставима с поэзией. Роман небольшой, в который, однако, умещаются странствия героя  по свету: Россия, Америка, Таджикистан, Израиль; поиски матери жены и собственного отца, затерявшихся каждый в своей пустыне; его научная работа и эксперименты, достаточно непростые для понимания;  его встречи со сверхъестественным.  А кроме того, рассказы о Ньютоне, библейской мифологии,  преимущественно в приложении к Иерусалиму, и насыщенное деталями повествование о богемной жизни Вечного города.Странным образом, автору удалось уместить все это в объем меньше трехсот страниц. Не иначе, воспользовавшись приемом сжатия данных, о котором много говорится в части, посвященной результатам памирской экспедиции. Вот, я поймала основное ощущение от книги. В ней невероятно плотно и очень много всего упаковано, в том числе вещей, о которых в обыденной жизни не часто приходится размышлять. Гравитация и темная материя, законы мироздания, соотношение эмпирики  и метафизики в вопросах познания, отход от ортодоксально-безусловного понимания науки и религии как изначально враждебных институтов.А восприятие наше  так уж устроено, что более всего ценит умение рассказчика говорить понятно и просто о сложном. В последние годы научно-популярная литература потеснила и вытеснила художественную. Не от того, что мы перестали нуждаться в интересных историях, страсть к которым многие удовлетворяют теперь с сериалами. но от возросшей потребности знать-понимать, как вести себя в меняющемся мире, в каком направлении двигаться, на что ориентироваться.И отчасти "Чертеж Ньютона" утоляет эту когнитивную потребность, но она здесь не во главе угла, автор затрагивает ее в ряду других, вскользь и по касательной, скорее в режиме констатации. Ему, физику, некоторые вещи, которые нам, простецам пришлось бы долго и нудно объяснять, очевидны. Но  объяснения превратили бы роман в  пинкероподобный фолиант на тысячу страниц, убив книгу о великом множестве интересных вещей.Каких, например? Например о сверхъестественном, которое порой вторгается в нашу жизнь, всегда пугающее и непостижимое, не склонное подчиняться  формальной логике. О секстантстве, равно далеком от науки и религии, и о том, как внешне сильные и уверенные в себе, становятся адептами сект, утрачивая идентичность, связи, семьи, имущество, самое жизнь. О том, как живущий, напротив, в режиме перекати-поля человек, оказывается центром притяжения множества самых разных, порой диаметрально противоположных по интересам и склонностям, людей. О земле Израиля, перенасыщенной культурными пластами, откуда то и дело выныривают на поверхность ценности, подлинные и мнимые. О лабрадоре. наконец - водяном псе, который вовсе не приспособлен к странствованиям по пустыне, но, что уж поделать, ради хозяина терпит.И последнее, по порядку, но не по значению. "Чертеж Ньютона" во многом пересекается и перекликается с "Даром" Набокова. Вернее было бы сказать - отражает его, потому что там поэт-сын искал пропавшего ученого-отца, здесь ученый-сын разыскивает поэта-отца. Хотя, конечно, этим связь не исчерпывается, но тут уж случай, когда чтение лучше объяснений

Странная книга. Когда закрываешь её, сложно сказать, понравилось или нет, потому что мне в итоге понравилось (неожиданно), но я не вполне уверена, что это вообще была книга. По крайней мере, это совсем не то, чего я ожидала, хотя внутренне и подготовилась к тому, что современная элитарная проза может быть бессюжетной и тяжело усваиваемой.Серых описаний быта здесь нет, чернухи и мата нет тоже. Даже наоборот, остаётся внутри отпечаток чего-то чересчур красиво-возвышенного, нездешнего, настолько, что это почти нехудожественно, а об язык автора с его абстрактными построениями можно пару раз сломать мозг.Это... определённо произведение искусства, но ощущения я бы сравнила с тем, что должен испытывать неискушённый зритель, когда пришёл на выставку посмотреть картины, а оказался внутри объёмной инсталляции. Обычно читатель — соавтор. Он читает текст глазами, а всё остальное — дело его воображения. Но с этим романом у меня так не получилось: со второй половины всё время чувствовала себя ниточкой, которую кто-то вплетает в сложный, непостижимый узор на огромном ковре.Правда, начинается всё довольно понятно и бодро. Герой-рассказчик, исследователь тёмной материи, повествует о своих приключениях в Неваде и на Памире; отступления и блуждания по воспоминаниям встречаются и в этой части, но в целом это интересная смесь мейнстрима с элементами магического реализма, приключенческой прозы и твёрдой научной фантастики. Борьба с памирскими духами описана особенно захватывающе и атмосферно. И даже когда начинаются разговоры о терабайтах, «прообразах исполняемых файлов», числовых массивах-ангелах и сообщениях Вселенной, это всё ещё понятно даже мне, человеку, который не дружит с информатикой.Но всё меняется, когда герой приезжает в Иерусалим на поиски пропавшего отца. Признаюсь, для меня это были две главные приманки в аннотации: «Иерусалим» и «поиск отца» — книга должна была зацепить уже поэтому. Но самих поисков мы так и не увидим. В остальной части романа почти нет сцен: их можно посчитать по пальцам одной руки. Это больше похоже на громадное эссе, составленное из множества маленьких — об Иерусалиме и об отце, который бредит этим городом, как Шлиман Троей (нет, сильнее), размышляет о нём, исследует его и уверен, что где-то здесь, в его ландшафте, в окрестных пещерах, на Храмовой горе, скрываются ответы на все вопросы мироздания.Повествование нелинейное, отступлений очень, очень много. Отступления культурно-исторические, географические, философские, пейзажные, о политике и спорах по поводу прав на землю, о торговле предметами старины, о чёрных археологах итех, кто их ловит. Иногда ты не можешь понять: где я и куда ведёт этот кусок текста? Только что было описание местности, а вот уже историческая справка; заметка о дирижаблях плавно перетекает в размышления о британском роке и обратно; вот метафоричное определение Иерусалима, а вот ещё одно... Сначала это вызывает недоумение, но в какой-то момент вводит в состояние, близкое к трансу. Ты уже не задумываешься о том, как тут оказался, тебя просто что-то несёт.Выше уже писала, что это как раствориться в узоре на ковре. Или захлебнуться в море, которое есть «сумма слёз, огня, звёзд...» и всего на свете. Кто знает, возможно, именно такого воздействия на читателя хотел добиться автор? Оно в целом созвучно идее о том,что всё во вселенной есть часть исполняющегося замысла. Что даже рисунок выходящих на поверхность горных пород подчиняется этому замыслу.Идея звучит пафосно, но растворения достичь удалось.Внешняя сюжетная линия с духами, преследующими Константина, его история, начатая в Неваде и на Памире, — всё это возвращается и соединяется с иерусалимской линией только в конце. И с точки зрения соразмерности частей сюжета соединение вышло не самым изящным. Плюс многое осталось в скобках, не раскрытым. Но на глубинном, идейном уровне мне, пожалуй, нравится, как ощущается финал. Просто он красивый.И вообще во всех этих размышлениях — огороде, о людях, о памяти, об эпохах, которые проникают друг в друга, как геологические пласты, — много маленьких идей, которые оказались мне близки.В общем, эта художественная книга почти не принесла мне никакого удовольствия как художественная книга (не считая начала), но была интересна как монолог умного и неординарного человека. Как странный, но запоминающийся опыт. И, скорее всего, я захочу её перечитать.

Сама идея заглянуть в тайны мироздания, опираясь на чертеж Иерусалимского Храма, сделанный Ньютоном, кружит голову и манит внимательно вчитываться в строки нового романа Александра Иличевского. Поражает умение этого писателя совмещать захватывающий, «блокбастерный», сюжет и глубокие научные, философские, теологические размышления. Лейтмотив романа «Чертеж Ньютона» отражен во фразе: «Мы заговорили о Ньютоне, о том, что пришла пора и науке, и религии опомниться и попробовать чему-нибудь научиться друг у друга». Для пытливого, вдумчивого читателя здесь открывается богатая галерея тем для осмысления – от темной материи и ее схожести с сознанием до создания многофокусной голограммы, которая воссоздает Храм. И для любителей мистики найдется масса впечатлений – дУхи гор, пустыни, древнего города витают над текстом, живут в строках и между строк.
«Детали норовили затмить сам город», пишет Иличевский об Иерусалиме, и тоже можно сказать о самом повествовании. Фабула романа о поисках главным героем своего отца, пропавшего без вести где-то на просторах Земли Обетованной, прячется в поразительных «деталях». Это и подробности жизни девкалионской секты в Неваде, и заброшенная Памирская станция, охраняемая духами, и археологические раскопки, и жизнь русской эмигрантской богемы в заброшенной деревне рядом с Иерусалимом, и экспедиция художника Поленова в поисках библейских пейзажей для создания цикла картин, и еще множество познавательных сюжетных ручейков. Все настолько будоражит воображение, что чтение романа превращается в познавательный квест, приходится что-то еще дополнительно читать, смотреть, размышлять.
И конечно Иерусалим – это ядро романа, его центр тяжести. «Здесь любой клочок что-нибудь да хранит важное для содержания и предназначения — ни много, ни мало — всего человечества. … Иерусалим — толща палимпсеста». Описание города баснословно, восхищает образ дирижабля над Иерусалимом — «это белый, как киноэкран, символ сознания, понимающего себя».
Обязательно хочу подчеркнуть яркость, зримость, объемность прозы Александра Иличевского, читаешь, и включаются все сенсорные анализаторы, ты слышишь запахи, звуки, осязаешь поверхности, чувствуешь жажду, озноб. На мой читательский взгляд, проза этого автора – лучшее сейчас пишется на русском языке.Наталия Богренцова. 14.07.2020

Дочитала "Чертеж Ньютона" и хочу с вами, моими френдами, поделиться впечатлением об этой книге. Книга мне понравилась, я получила большое удовольствие и много новых знаний из истории Иерусалима и археологии. Сейчас расскажу, что мне понравилось больше всего.
Если быть долгое время подписанной на блог А. Иличевского и читать регулярно те отрывки, которые выкладывает писатель, то можно легко узнать почерк и манеру письма Иличевского, даже не видя обложку и название книги - настолько узнаваемый стиль. И очень интересно наблюдать, как все те кусочки, которые я уже читала по отдельности, сложились в полотно романа.
Мне показалось интересным построение романа, словно в виде дерева: основной сюжет - о том, как герой ищет пропавшего неизвестно куда отца и постоянно пытается воссоздать образ храма Соломона, - это как бы ствол дерева. А веточки дерева - это разные лирические отступления на разные темы (путешествия по Иудейской пустыне, по Неваде и Юте, Иерусалим, Ирод, храм Соломона, темная материя, всеобщее воскресение мертвых, Москва, художник Поленов, музыка и литература и многие другие темы). Интересно, что Иличевский рассказывает про это все в виде воспоминаний героя об отце, о его мыслях и записях в дневниках. Также интересно, что черты самого Иличевского (образ автора) мы видим и в образе сына ( главного героя), и в образе пропавшего отца. Все же в отце их больше.
Я уловила в романе две аллюзии: "Мертвые души" Гоголя ( в самом начале) и "Солярис" Лемма (про жизнь и видения героя на заброшенной станции на Памире). Я долго думала, для чего на фоне реального мира автор вводит этих призраков, калощадку? Неужели герой сходит с ума? Но нет. Это не так. Я пришла к выводу, что сделано это для того, чтобы показать сосуществование мира видимого и мира духов, тонкого мира, невидимого. И автор абсолютно убежден, что этот тонкий мир есть. А Вселенная может посылать нам информацию не в виде знаков, которых мы так ждем, а сразу в виде другого сознания.
Герой романа носится по пустыне и пытается в узорах, созданных дождями, ветрами на стенах древних пещер, определить очертания Храма - он понял, что сама темная материя хочет донести ему образ Храма. Он приближается к разгадке вплотную. И с помощью специального оборудования, особым образом направляя свет, ему удается создать над Храмовой горой образ-призрак Храма Соломона, как на чертеже Исаака Ньютона. И этот Храм парит над городом. А люди воспринимают это как чудо. Мне это напомнило град Китеж и легенду о том, что этот город-призрак можно видеть на рассвете в тумане в первых лучах солнца.
Автор поднимает интересные темы и идеи.
Главное, что я поняла, - это то, что данная книга гораздо глубже и в ней гораздо больше смыслов, загадок и аллюзий, чем я смогла уловить. Мне элементарно не хватило знаний об истории Иерусалима, об археологических раскопках в тех местах, а также мне не хватило знания Священного Писания.
Книга оформлена тоже прекрасно. Во всей книге нашла всего 2 ошибки. Одна на с.129 - вместо наряжали елку написано снаряжали елку. А вторая на с.124 -лабрадора, оставшегося дома одного.
Кстати, наконец-то среди героев засветился песик писателя Шерлок. В романе его зовут Ватсон. Жаль, что лабрадор Александра Иличевского не умеет читать и никогда не узнает, с какой любовью хозяин пишет о нем такие забавные истории...

Основа романа – перманентный поиск. Что может остановить поиск? Что способно прервать движение поиска? Равновесие. «Движение – это всего лишь поиск равновесие» – считает главный герой романа. Путешествие представляет форму выражения поиска. Необходимо производить разрывы привычного существования, чтобы обрести единение. В полотне романа вшито много нитей стагнаций: герой увязан в семейных отношениях, он отрешен от унылого реализма, ему претит повседневная жизнь. Стремление избежать довлеющей власти обыденности не находит своего логического обоснование в жизни героя. Жена действиями и мыслями давно в богемных кругах обитает, создавая образ литературного знатока. Но для протагониста это приземисто. Он хочет выскользнуть из всего, но спотыкается о подошвы унылого реализма. Герой целиком погружен в поиск основ метафизики поиска: желание уйти от бытовых нагрузок усиливается приманивающими темами духовных блужданий своего отца. Поиск реконструирует персонажа в недрах его ученой натуры. Часто в романе обнаруживаются неосознанные порывы человека-ученного, которые не имеют точной точки рефлексии: он посещает научные станции с целью научных разгадок, но выполняет это во имя «бесхребетной от жизненной отстраненности» науки. Разгадка ради разгадки, наука вне человеческой ведомости! Имманентная пересборка требует сверхвнутреннего напряжения. Требование выпрямить кривые линии.

Безымянный герой чертит карту своей жизни, но толком не понимает маршрут своих жизненных стратегий. Имманентная топология духовных исканий сопряжена с экзогенной топологией ландшафтных трансформаций. Не-рефлексивность героя импульсирует к осознанному научно-религиозному поиску экзистенциальной системы. Сомнения в научном плане перекочевывают в сомнения жизненного пути. Точкой порождения сомнений является поиск отца; отец встроен в комбинаторику мыслей героя, отец выступает путеводителем по лабиринтам жизни и наставником философско-культурного обихода. Залежалая жизнь «взрывается» экзистенцией отца. Герой не может отменить отцовский зов: приманивание в лоно неведомых очарований отцом смыкается с вожделенной опасностью потеряться в промежутках гипернаучных откровений. Для героя отец стягивает тотальность смыслов, удерживает комплекс мистических ощущений и герметических откровений. Родитель главного героя номадичен; отцовские изыскания выражены через предел линий ускользания смысловых конкретизаций. От науки он безропотно ускользает в не-науку. Религиозность становится атрибутом схватывания мгновения смерти.

Потеряться в промежутках поиска, забыться в долинах Иерусалима – духовная и интеллектуальная отрада для героя. Быть завороженным открытием тайн Вселенной для себя сквозь ландшафтную метафизику – значит быть частью этого ландшафта. Начертания отца служат перспективой начертания линий движения духовности. Отец – ансамбль точек соприкосновения всех тайн; поиск отца знаменует смешение всех означающих: наука, религия, культура, политика, мистика, язык. Но для героя отец становится точкой превосходства всех означающих. Это гипер-означающее, власть гибридных смыслов и метафизических разрывов. Поиск отца-точки детерминирован выходом к пределу экзистенции посредством интервенции экзистенции отца. Однако отец не есть Отец-господин; отец инвестируется онтологические переменные в существование номадического ресурса главного героя. Отец как переменная усиливает онтологию движения сына-героя, вычленяет прессованную под натиском реальности пульсирующую душу. Характер этого онтологического движения-поиска отмечен линией соединения/воссоединения отца с сыном на плане поверхности существования.

Движение не является прерывистым. Оно фигурирует как движение разрывов: для процесса соединения необходимо совершать пересборки себя через прерывание движения. Так главный герой часто перед новым шагом к поиску отца осмысляет предыдущие прохождения, оценивая каждый пройденный этап через оптику человека, находящегося в непрерывном становлении. Разрывам и прерывностям сопутствует всё: ландшафт режет восприятие главного героя, иудейская культура двоит сущность на христианскую часть и собственно еврейскую, научные озарения дробятся на едва поддающиеся рационализации частицы бытия. Разрыв – логика выхода к пределам самообретения. Это логика экзистентной деформации, логика смещения мировоззренческого центра. Это логика отца-сына и сына-отца.

  Не секрет, что я являюсь приверженцем бытовой физиогномики, и поэтому мне очень важно прежде чем начинать читать очередное художественное произведение хотя бы посмотреть в интернете, как выглядит или выглядел тот человек, чьим мыслям в письменном виде я буду в ближайшее время уделять своё внимание. К выбору книг для чтения и к художественной литературе вообще я отношусь предельно серьёзно, потому что любая прочитанная книга имеет шанс оставить отпечаток в моей памяти, и этот (выражаясь в терминах психологии) импринт может иметь как и положительное для меня значение, так и нет, при этом таких уж прям явно негативных примеров подобных импринтов я вам сейчас не смогу назвать, то есть в большей степени это касается лишь попусту потраченного читательского времени и такая книга быстро забудется, но всё-же в таком подходе, я считаю, есть смысл, потому что для меня очень важно иметь хотя бы минимальное представление о том, что я собираюсь пустить в свой "шерлокхолмовский чердак". И первое, на что я обязательно смотрю, прежде чем начать читать книгу - это на лицо автора - вот почему мне так важно посещать книжные мероприятия, на которых я могу увидеть и услышать автора в живую.  В декабре 2019 года я посетил московскую книжную ярмарку "Non/fiction №21", причиной посещения которой было желание посмотреть выступление Александра Иличевского, приуроченное к выходу его нового романа «Чертёж Ньютона». С творчеством Александра я знаком уже давно, но по касательной: «Перса» и «Матисс» читал мой родственник, по рассказам которого я сложил о нём впечатление как об авторе, которого мне стоит почитать. Время шло, а повода почитать у меня так и не находилось, и тут я обнаружил, что на книжной ярмарке будет шанс не только приобрести книгу и получить автограф, но и посмотреть-послушать то, что сам автор скажет о своём труде. И уже после встречи, узнав как выглядит и преподносит свои мысли Александр, и то, как он держит себя на публике, я решил, что точно куплю и прочту «Чертёж Ньютона», потому что на меня он произвёл хорошее впечатление рассудительного и спокойного человека, который знает себе цену и отдаёт себе отчёт в том, что большинство посетителей ярмарки между презентацией его книги и в тоже время одновременно проходящей презентацией новой книги Дины Рубиной «Ангельский рожок» выберет Дину Рубину - иными словами отдающего себе отчёт в том, что он не так популярен и востребован, как мейнстримовые современные авторы, при том что он сам является одним из представителей русского литературного мейнстрима. Я хотел об этом сказать вам для того, чтобы с этого перейти к оценке сочинения, потому что читать его интересно будет лишь единицам, и в большинстве своём тем единицам, что уже являются давними фанатами творчества Александра в силу того, что автор абсолютно не старается сделать своё произведение хотя бы как-то привлекательным и конкурирующим так и с книгами других авторов, так и с другими институтами "культурного развлечения". Подтверждением моих слов является, например, то, что с момента выхода книги (декабрь 2019) и до сегодняшнего дня на Лайвлибе добавили в "прочитанное" «Чертёж Ньютона» всего лишь 9 человек (включая меня). Но не только это я могу привести вам сейчас в пример подтверждения моих слов, а то, что существующие на данный момент две рецензии как раз демонстрируют то, о чём я написал выше: первая рецензия описывает положительный опыт прочтения в силу того, что рецензент знаком с творчеством автора, а вторая описывает (насколько я могу судить по рецензии) реакцию читателя, который, как и я, не является давним поклонником автора. И должен вам сказать, что и с первой, и со второй рецензией я могу согласиться, но почему-то же я выбрал "5", а не "2" - вот "почему" я вам сейчас и расскажу.  Структурно «Чертёж Ньютона» можно называть триптихом, состоящим из трёх неявно разделённых частей. Первая часть является для чтения простейшей из всех трёх - она знакомит читателя с главным героем (alter ego самого автора), и с той темой, что будет раскрываться им в дальнейшем, а именно с темой науки и религии, с тем, как эти две исторически взаимно уничтожающие друг друга области деятельности человека могут сосуществовать друг с другом. И так получилось, что именно эта тема в тот декабрь меня волновала больше всего, потому что приблизительно в то же время я открыл для себя передачи Александра Невзорова и Евгения Понасенкова , которые в них раскрывают свой максимально материалистический взгляд на мир и чуждость, даже враждебность ему диаметрально противоположного (по их мнению) взгляда на мир через призму религии. По их мнению преступно современному человеку, считающему себя образованным, верить в союз науки и религии, потому что большая часть того, что скрывается за обобщающим словом "религия", является полностью противоположным и исторически карательным в отношении научного мировосприятия. В подтверждение своих слов они приводят свежую новостную сводку, обозревая её, а также делают экскурсы в историю, показывая, как всегда религия была тем, что мешало развитию науки и материалистического (по их мнению единственно здравого) взгляда на устройство мира. И часто Александр Невзоров вспоминает историю сэра Айзека Ньютона и его взаимоотношений с церковью как яркий пример столкновения и конфронтации религии с наукой: как Ньютону приходилось всяко изворачиваться для того, чтобы не повторить на костре судьбу Коперника, и как при этом он верил, например, в то, что Первый Иерусалимский храм (его чертёж и подарил название и обложку книги) является ключом для раскрытия тайны мироздания:  Храм Соломона был для него чертежом Вселенной, носителем всех тайн мира, и он верил, что законы природы и Божественная Истина закодированы в его строении и в пропорциях между различными его частями и, изучая размеры Храма, можно их расшифровать. Ньютон посвятил вычислению устройства Иерусалимского храма все последние годы своей жизни. Википедия.В первой части герой «Чертёжа Ньютона» отправляется в США на поиски тещи, пережившей инсульт и переставшей после этого выходить на связь с родными, которая под старость лет стала приверженцем одной религиозной секты, ради членства в общине которой она даже переехала из России в Штаты. В процессе поездки герой рассказывает о том, чем он профессионально занимается и то, какое у него отношение к "клинчу науки и религии" (более подробно об этом вы можете услышать от самого автора): профессионально герой занимается разработкой алгоритмов расшифровки массивов данных о треках (следах, оставленных в среде движущейся заряженной частицей), которые (данные) могут помочь научному миру приблизиться к расшифровке тайны "тёмной материи" в частности и тайны мироздания в целом - уже в начале Александр раскрывает метафору того, как по его мнению глубоко научный разум может черпать вдохновение в глубоко религиозном мироощущении: по мнению героя не важно, как назвать это чувство желания приблизиться к тайне мироздания - религией или наукой, потому что оба этих "храма" являются проявлением одинакового желания постичь трансцендентность мироздания ("чёрные дыры", "n-мерные пространства", etc.), заходящее за рамки "бытового", обыденного мировосприятия. Помимо этого автор даже говорит о том, что именно из науки следует религиозная этика о "любви к ближнему своему", что является смелым, лично для меня парадоксальным, но красивым заявлением - эти слова мне напомнили «Радугу тяготения» Пинчона, которая в сущности написана на тему того же поиска той точки, в которой сходятся наука с разумом и трансцендентное мировосприятие (которое не обязательно лишь "религия"):  Пока не было квантовой механики, человек без неё обходился. Сейчас такой «изоляционизм профанического» существования не просто бессмыслен - он служит злу. И не только в плане общего ущерба посвящению, но хотя бы потому, что корневой принцип этики - принятие во внимание мира иного сознания (того самого библейского «ближнего») - лежит в основе принципа неопределённости Шрёдингера. Ибо метафизика, в сущности, и есть физика: почти всё, что нас окружает и изменяет мир, основано на законах той области мироздания, что была открыта лишь благодаря пытливости разума, а не полноты эксперимента. Наука давно и плодотворно не столько заменяет теологию, сколько её углубляет.При этом главный герой опускает то, как исторически пагубно влияли друг на друга религия и наука (раскрывать это высказывание я не буду - отсылаю вас, например, к тем же Невзорову и Понасенкову), что, конечно, является его самым большим минусом, потому что сегодня, когда в современном обществе практически каждый день мы узнаём новости, похожие в своём (опущу) на то, что происходило во времена инквизиции, в этот союз не то что не верится - он представляется принципиально невозможным. Но далее, в особенности в третьей части, Александр с помощью максимально сложного для чтения (потому что кропотливо и любовно сделанного) описания Иерусалима пытается передать своё видение мира через призму этого города, чей ландшафт является чем-то вневременным и трансцендентным для понимания, в устройстве которого скрыты тайны мироздания, и в котором соседствуют столько много разных, порою противоположных по взглядам категорий людей:
  В (караульной) башне приходится мириться со многим, ибо выжить можно только при умении уступать сослуживцам, не выпячивать себя. Случалось, здесь становились друзьями на всю жизнь такие разные натуры, что, встреться они на гражданке, немедленно вцепились бы друг другу в горло: кибуцник и капиталист, левый и правый, русский и религиозный, тель-авивец и сельский житель, полицейский и нарушитель закона. В ней можно увидеть, как левак угощает кофе и пончиками правого сиониста, а религиозный мракобес ласков с безбожником. Ибо одно дело в бою защищать спину друг друга, а вот ежедневное усилие над собой в пользу ближнего, делающее возможной жизнь с чужими грязными носками и тоскливой йеменской песней о несчастной любви, исполняемой в двести пятьдесят четвёртый раз, - такое делает из человека как минимум ангела. По мнению Иличевского Иерусалим - это тот город, что не только хранит в себе, но и ежедневно демонстрирует божественное чудо мироздания. В большинстве своём это связанно с тем, что именно в Иерусалиме произошли много библейских сюжетов, поэтому даже просто живя в нём ты невольно ощущаешь себя их участником - магия города в том, что он размывает границы между прошлым, библейским временем и настоящим.  Сегодня Александр Иличевский работает в медицинском центре «Хадасса» (одна из крупнейших больниц в Израиле) в отделе радиотерапии, занимаясь расчётом полей облучения для лечения онкологических больных. В «Чертёже Ньютона» Александр делится с читателем своим мировосприятием и тем, с помощью чего и в чём он видит ту точку, в которой соединяются религия и наука, при этом не давая явного универсального ответа-рецепта, потому что для каждого человека этот ответ сугубо индивидуален, но всё же именно с помощью текста своего романа (кропотливо сделанной формой которого я восхищаюсь - лёгкостью своего на самом-то деле тяжеловесного, вязкого языка, с широким и интересным словарным запасом он напомнил мне труды чилийского прозаика Роберто Боланьо ) он убедительно раскрывает и показывает то, что хочет донести до читателя - мысль его закончена и будет понятна тем, кто захочет её понять.

Этот роман напомнил мне (одновременно) Харуки Мураками, Филиппа К. Дика и.. путеводитель по Израилю. Странноватое сочетание, не правда ли? Александр Иличевский - человек науки, с математическим образованием, но при этом он много путешествовал, верит в Бога (или в некий Высший Разум) и уже несколько лет живёт в Израиле. Я вам очень рекомендую прочитать сборник его эссе "Воображение мира", а уж после браться за этот роман. Почему? Да потому что "Чертёж Ньютона" во многом является продолжением и развитием или же служит художественной иллюстрацией многих идей, упомянутых в эссе Иличевского. Сам роман начинается с поездки героя, физика, изучающего тёмную материю, в Штаты, на похороны тёщи. Уже в этой поездке во вполне реалистичный сюжет вплетается метафизика и героя ждёт ночь в компании с призраками. Потом он отправляется на Памир, чтобы забрать некие данные с заброшенной научной станции и, наконец, едет в Иерусалим, где жил и вдруг пропал его отец. На этом месте сюжет книги заканчивается и дальше нас ждут прогулки по улицам Иерусалима, пустыня, история города и страны, размышления и предположения, а также воспоминания героя об отце. Тем не менее, Иличевский неплохо увязывает разнородные элементы своего романа, чтобы в финале они стали "чеховским ружьём". И пусть сам финал открытый, но "ружьё" -таки выстрелит! Однако, вовсе не этим хорош "Чертёж Ньютона". Эту книгу читать нелегко, местами можно серьёзно заскучать и долго спрашивать, почему сюжет не двигается с места. Но это проблема неподготовленного читателя. Потому что "Чертёж Ньютона" это философское произведение, травелог, большое эссе о природе мира, россыпь ярких зарисовок о жизни интеллигенции, хиппи и о русских мигрантах в Израиле, размышления о связи науки и религии, о памяти и символах, об отцах и детях, в конце-концов - словом, это что угодно, но не традиционное романное повествование с чётким сюжетом и фабулой. Иличевский мастерски владеет словом и умеет направить своего читателя в сторону "подумать". Эта книга для размышлений и созерцаний. И это как раз, что мне нравится! На мой взгляд, "Чертёж Ньютона" абсолютно заслуженно получил свою "Большую книгу", а за творчеством его автора я теперь буду внимательно следить и наверняка прочитаю и другие его книги.

Странная книга. Когда закрываешь её, сложно сказать, понравилось или нет, потому что лично мне в итоге понравилось (?!), но я не вполне уверена, что это вообще была книга. По крайней мере, это совсем не то, чего я ожидала, хотя внутренне и подготовилась к тому, что современная элитарная проза может быть бессюжетной и тяжело усваиваемой.Нет, никаких серых описаний быта здесь нет; чернухи и мата нет тоже. Даже наоборот, остаётся внутри отпечаток чего-то чересчур красиво-возвышенного, нездешнего, настолько, что это почти нехудожественно, а об язык автора с его абстрактными построениями можно пару раз сломать мозг.Это… определённо произведение искусства, но ощущения я бы сравнила с тем, что должен испытывать неискушённый зритель, когда пришёл на выставку посмотреть картины, а оказался внутри объёмной инсталляции. Обычно читатель — соавтор. Он читает текст глазами, а всё остальное — дело его воображения. Но с этим романом у меня так не получилось: со второй половины всё время чувствовала себя ниточкой, которую кто-то вплетает в сложный, непостижимый узор на огромном ковре.Правда, начинается всё довольно понятно и бодро. Герой-рассказчик, исследователь тёмной материи, повествует о своих приключениях в Неваде и на Памире... Интересная смесь мейнстрима с элементами магического реализма, приключенческой прозы и твёрдой научной фантастики. Борьба с памирскими духами описана особенно захватывающе и атмосферно. И даже когда начинаются разговоры о терабайтах, «прообразах исполняемых файлов», числовых массивах-ангелах и сообщениях Вселенной, это всё ещё понятно даже мне, человеку, который не дружит с информатикой.Но всё меняется, когда герой приезжает в Иерусалим на поиски пропавшего отца. Самих поисков мы так и не увидим. В большей части романа почти нет сцен: их можно посчитать по пальцам одной руки. Это похоже на громадное эссе, составленное из множества маленьких — об Иерусалиме и об отце, который бредит этим городом, как Шлиман Троей, размышляет о нём, исследует его и уверен, что где-то здесь, в его ландшафте, в окрестных пещерах, на Храмовой горе, скрываются ответы на все вопросы мироздания. Лишь изредка Константин, рассказчик, выныривает из своих воспоминаний об отце и его друзьях, из его дневников, стихов, коллекции фотографий, — чтобы коротко отчитаться: да, я продолжаю искать.Повествование нелинейное, отступлений очень, очень много. Отступления культурно-исторические, географические, философские, пейзажные (пейзажи написаны здорово, это да), о политике и спорах по поводу прав на землю, о торговле предметами старины, о чёрных археологах и тех, кто их ловит. Иногда ты не можешь понять: где я и куда ведёт этот кусок текста? Только что было описание местности, а вот уже историческая справка; заметка о дирижаблях плавно перетекает в размышления о британском роке и обратно; вот метафоричное определение Иерусалима, а вот ещё одно… Сначала это вызывает недоумение, но в какой-то момент вводит в состояние, близкое к трансу. Ты уже не задумываешься о том, как тут оказался, тебя просто что-то несёт.Выше уже писала, что это как раствориться в узоре на ковре. Или захлебнуться в море, которое есть «сумма слёз, огня, звёзд…» и всего на свете. Кто знает, возможно, именно такого воздействия на читателя хотел добиться автор? Оно в целом созвучно идее о том, что всё во вселенной есть часть исполняющегося замысла (или программы, говоря языком учёного). Что даже рисунок выходящих на поверхность горных пород подчиняется этому замыслу.Идея звучит пафосно, но растворения достичь удалось.Внешняя сюжетная линия с духами, преследующими Константина, его история, начатая в Неваде и на Памире, — всё это возвращается и соединяется с иерусалимской линией только в конце. И с точки зрения соразмерности частей сюжета соединение вышло не самым изящным. Плюс многое осталось в скобках, не раскрытым. Но на глубинном, идейном уровне мне, пожалуй, нравится, как ощущается финал. Просто он красивый.И вообще во всех этих размышлениях — о городе, о людях, о памяти, об эпохах, которые проникают друг в друга, как геологические пласты, — много маленьких идей, которые оказались мне близки.В общем, эта художественная книга почти не принесла мне никакого удовольствия как художественная книга (не считая начала), но была интересна как монолог умного и неординарного человека. Как странный, но запоминающийся опыт.

это не литература – писательство, составление слов… отсутвие сюжета… тяжеленький язык… ни оо чем..................