Читать онлайн Месть носит Prada бесплатно

Р. и С., с любовью

Глава 1

Пока она будет жива…

Косой дождь лил сплошной пеленой, холодный и безжалостный. Ветер бросал его во всех направлениях, делая зонт, дождевик и резиновые сапоги почти бесполезными. Впрочем, можно сказать, что у Энди и не было зонта и плаща с сапогами. Двухсотдолларовый зонтик «Берберри» никак не желал открываться и в конце концов сломался, когда Энди решила проявить настойчивость; короткий кроличий жакет с огромным воротником, но без капюшона, эффектно подчеркивал талию, однако не спасал от пронизывающего холода, а новенькие замшевые лодочки «Прада» на платформе хотя и радовали хозяйку оттенками мака и фуксии, но оставляли подъем стопы совсем открытым. Не помогали и леггинсы – на таком ветру кожа согревала не лучше шелковых чулок. Пятнадцать дюймов мокрого снега, покрывавшего улицы Нью-Йорка, уже расползались в безобразную жидкую серую слякоть, и Энди в тсячный раз пожелала жить в каком угодно городе, только не в этом!

Словно в подтверждение подобных мыслей на желтый свет пронеслось такси, оглушительно гуднув на Энди, совершившую тяжкое преступление – попытку перейти улицу. Она сдержалась и не показала таксисту средний палец – сейчас, знаете ли, у каждого при себе пистолет, – лишь стиснула зубы и мысленно осыпала хама проклятиями. Учитывая высоту каблуков, она довольно быстро прошла еще два или три квартала. Пятьдесят вторая, Пятьдесят третья, Пятьдесят четвертая… уже недалеко, и у нее есть минута-другая согреться, прежде чем бежать обратно в офис. В утешение Энди пообещала себе чашку горячего кофе и даже – впрочем, вряд ли – печенье с шоколадной крошкой, когда рядом раздался телефонный звонок.

Откуда этот трезвон? Энди огляделась, но другие прохожие не обращали внимания на звонок, который становился все громче. Бррринь! Бррринь! Этот рингтон Энди не забудет до самой смерти, хотя странно, что его до сих пор ставят на телефоны. Она не слышала его уже очень давно, но вспомнила мгновенно. Еще не достав телефон, Энди поняла, кто это звонит, и все равно испытала шок при виде двух слов на экране: Миранда Пристли.

Энди решила не отвечать. Это выше ее сил. Глубоко вздохнув, она прервала вызов и кинула телефон обратно в сумку, но буквально через секунду он зазвонил снова. У Энди заколотилось сердце, дыхание перехватило. Вдох, выдох, командовала она себе, опустив голову, чтобы защитить лицо от мокрого снега, – и вперед! Ножками, ножками! До ресторана оставалось всего два квартала – Энди уже видела его впереди: ярко освещенное теплое убежище, – когда особенно сильный порыв ветра толкнул ее в спину. Энди потеряла равновесие и угодила ногой в мокрое месиво пополам с грязью и мусором. Лужа оказалась не только ледяной, но к тому же еще и глубокой. Энди тут же провалилась в нее и застыла в позе фламинго.

Грациозно стоя на одной ноге, Энди добрых тридцать – сорок секунд размышляла, как ей поступить. Вокруг нее образовалось свободное пространство: лишь прохожие в высоких резиновых сапогах отваживались бороздить ту огромную лужу, в которую она попала. До берега – то есть до асфальта – допрыгнуть было невозможно, а никто из прохожих и не подумал протянуть руку, чтобы помочь! Энди собралась с духом для новой обжигающе-ледяной ванны и опустила в воду вторую ногу. Ледяная жижа доходила до половины голени, а это значило, что пропали не только туфли цвета фуксии, но и добрые пять дюймов кожаных леггинсов. Энди с трудом сдерживала слезы.

Туфли и леггинсы испорчены, ступни онемели от холода, чтобы выбраться на асфальт, предстояло брести до края глубокой лужи, и Энди невольно подумала: это кара за то, что она посмела не ответить на звонок Миранды Пристли.

Впрочем, времени размышлять над своими бедами у Энди не было: едва она выбралась на тротуар и оглядела загубленные туфли, как телефон зазвонил снова. Игнорировать первый звонок было огромной дерзостью – черт, да просто безрассудством! – и Энди не решилась сделать это еще раз. Со стекавшей по ногам грязной водой, дрожащая, едва не плача, Энди коснулась экрана пальцем и сказала «алло».

– Ан-дре-а? Это вы? Вас нет уже целую вечность. Я задам только один вопрос. Где. Мой. Ленч? Я не потерплю, чтобы меня заставляли столько ждать!

«Естественно, это я, – подумала Энди. – Ты же набираешь мой номер, ну кто еще ответит по этому телефону?»

– Извините, пожалуйста, Миранда, но на улице сущий ад, я бегу со всех ног, хотя…

– Жду вас в офисе немедленно. Это все! – И линия опустела, не дав Энди шанса объясниться.

Несмотря на то что ледяная вода, попавшая в туфли, просачивалась между пальцами самым противным образом и передвигаться на таких каблуках трудно даже в сухую погоду, а тротуар на глазах превращался в каток, – слякоть начинала подмерзать: Энди перешла на бег. Она пробежала целый квартал – оставалось всего ничего, – когда услышала, как кто-то ее зовет:

– Энди, Энди, подожди! Это я! Остановись!

Она бы узнала этот голос из тысячи, но как Макс здесь очутился? Он же уехал на выходные на север штата по делам! Энди остановилась и обернулась, ища его глазами.

– Сюда, Энди!

Она увидела своего жениха – густые темные волосы, проницательные зеленые глаза, красивые мужественные черты, – верхом на огромном белом коне. Энди не особенно жаловала лошадей после того, как упала с кобылы во втором классе и раздробила запястье, но конь выглядел довольно дружелюбно. Отчего-то Энди совершенно не удивилась, что Макс разъезжает на белом жеребце по Манхэттену в снежный шквал: она ощутила такой восторг, что ей даже в голову не пришло задавать вопросы.

Макс соскочил на асфальт с легкостью опытного наездника – Энди попыталась вспомнить, не рассказывал ли жених, что когда-то играл в поло, – в три шага оказался рядом и обнял ее. Энди сразу стало так тепло и хорошо, что она невольно расслабилась и прижалась к Максу.

– Моя бедная детка, – пробормотал он, не обращая внимания ни на лошадь, ни на глазевших зевак. – Ты же совсем замерзла!

Звонок телефона – того телефона! – раздался буквально между ними, и Энди судорожно нашарила аппарат в сумке.

– Ан-дре-а! Не знаю, какая часть слова «немедленно» вам непонятна, но…

Энди задрожала всем телом, когда пронзительный голос Миранды ввинтился ей в ухо, но не успела она среагировать, как Макс выдернул телефон из ее заледеневших пальцев, нажал на экране «завершить» и метко запустил аппарат прямо в ту лужу, где уже побывали туфли и леггинсы Энди.

– Ты с ней давно не работаешь, дорогая, – сказал он, укрывая плечи Энди большим пушистым пледом.

– Боже мой, Макс, как ты мог! Я ужасно опаздываю, я еще до ресторана не дошла, она меня убьет, если я не вернусь с ее ленчем через…

– Тс-с-с, – сказал он, приложив два пальца к губам Энди. – Теперь ты в безопасности. Ты со мной.

– Но ведь уже десять минут второго, и если она не получит…

Макс подхватил Энди за талию и, легко подняв в воздух, мягко посадил на белого коня, которого, по его словам, звали Головорез.

Онемев, Энди смотрела, как Макс снимает с нее пропитанные водой замшевые туфли и бросает их на тротуар. Из спортивной сумки, с которой Макс не расставался, он достал любимые мягкие домашние тапочки Энди – глубокие, до щиколотки, с флисовой подкладкой, – и надел их на покрасневшие, озябшие ступни невесты. Он укрыл пледом ее колени, закутал голову и шею своим кашемировым шарфом и подал стальной термос, как он объявил, с ее любимым темным горячим шоколадом. Потом одним гибким движением Макс красиво вскочил на коня и взял поводья. Не успела Энди и слова сказать, как они уже ехали рысью по Седьмой авеню, а полицейский эскорт впереди расчищал дорогу.

Ощутить такое тепло и заботу было невероятным облегчением, но Энди не могла сдержать панику от того, что задание Миранды до сих пор не выполнено. Ее уволят, это точно, а вдруг что еще похуже? Что, если Миранда придет в ярость и употребит свое безграничное влияние, чтобы Энди нигде больше не получила работы? Что, если она решит преподать секретарше урок, показав, что именно ждет ту, которая осмелилась бросить – и не однажды, а дважды! – саму Миранду Пристли?

– Я должна вернуться! – закричала Энди. Лошадь перешла в галоп, и ветер заглушал слова. – Макс, поворачивай, вези меня обратно! Я так не могу!

– Энди! Милая, ты меня слышишь? Энди!

Глаза сразу широко открылись. Сердце тяжело билось, в ушах шумела кровь.

– Все хорошо, ты в безопасности, это был только сон. Насколько я вижу, кошмарный, – негромко говорил Макс, гладя ее по щеке прохладной ладонью.

Энди резко села на кровати. В окно сочился нежный утренний свет. Не было ни снега, ни слякоти, ни белого коня. Ступни у Энди были босые, но теплые, накрытые мягким, как масло, одеялом, а лежавший рядом Макс казался удивительно сильным и надежным. Энди сделала глубокий вдох, и запах Макса – его кожи и волос – защекотал ей ноздри.

Это был только сон.

Энди постаралась собраться с мыслями. Где они? Что происходит? И только взглянув на дверь, где висело невероятно красивое отглаженное платье от «Моник Луиллер», она вспомнила, что лежат они в люксе для новобрачных и что она невеста. Невеста! Прилив адреналина заставил ее подскочить на месте. Макс с удивлением спросил:

– Слушай, а что тебе приснилось? Надеюсь, не то, что сегодня будет?

– Ну что ты! Так, старые призраки! – Энди наклонилась поцеловать жениха. Стэнли, мальтийская болонка, тут же протиснулась между хозяевами. – Который час? Погоди, а что ты тут делаешь?

Макс лукаво улыбнулся и встал с постели. Всякий раз Энди невольно восхищалась его широкими плечами и плоским животом. Макс находился в отличной форме, однако при этом не представлял собой гору перекачанных мышц. Наоборот, его тело было гибким и подтянутым.

– Шесть утра. Я пришел пару часов назад, – сказал он, натягивая фланелевые пижамные штаны. – Соскучился.

– Лучше давай иди, пока тебя не засекли! У твоей матери настоящий пунктик, чтобы мы не видели друг друга до свадьбы.

Макс потянул Энди с кровати, заставив встать, и обнял.

– А ты ей не говори. Я не могу ждать целый день, не видя тебя!

Энди изобразила возмущение, про себя радуясь, что Макс пришел полежать с ней рядом и избавить от кошмара.

– Ну хорошо, – театрально вздохнула она. – А сейчас незаметно вернись в свою комнату. Я выведу Стэнли на прогулку, пока все спят.

Макс прижался к ней.

– Еще совсем рано. Мы можем успеть…

Энди засмеялась.

– Иди!

Он снова поцеловал ее, на этот раз нежно, и вышел из номера.

Энди взяла Стэнли на руки и чмокнула в мокрый нос:

– Вот так-то, Стэн!

Песик возбужденно зарычал и завозился, пытаясь высвободиться: пришлось отпустить его, чтобы не исцарапал руки. На несколько блаженных минут Энди забыла свой сон, но вскоре он вспомнился вновь: такой удивительно реальный во всех своих подробностях! Энди глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и решила рассуждать логически: у нее просто типичное предсвадебное волнение. Классический тревожный сон – и больше ничего!

Энди заказала завтрак в номер и покормила Стэнли кусочками яичницы и тоста, попутно отвечая на звонки матери, сестры, Лили и Эмили – все дружно настаивали, чтобы она начинала собираться. Затем Энди вывела Стэнли на короткую прогулку, торопясь подышать холодным октябрьским воздухом до начала суматохи. Не без смущения она натянула велюровые спортивные штаны с ярко-розовой надписью «невеста» сзади, которые получила в подарок на девичнике, хотя втайне гордилась этой надписью. Подобрав волосы под бейсболку, завязав кроссовки и застегнув флисовую куртку «Патагония», Энди вышла побродить по огромному Астор-кортс.

Чудесным образом по пути ей не встретилось ни единой души. Стэнли весело скакал на коротеньких лапках и тянул хозяйку вперед, к ровному ряду деревьев, отмечавшему границу поместья. Листья уже полыхали неистовыми осенними красками. Энди гуляла с собакой почти полчаса – все уже, наверное, ломали головы, куда она запропастилась, – и хотя воздух был свежим, холмистые угодья прекрасными, а предсвадебное волнение лихорадочным, Энди никак не могла выбросить из головы Миранду Пристли.

Отчего эта женщина по-прежнему преследует ее? Прошло уже почти десять лет с того дня, как Энди сбежала из Парижа, положив конец самоистязанию, которое называлось работой в журнале «Подиум» у Миранды Пристли. С тех пор Энди многого добилась. Фрилансерство быстро превратилось у нее в постоянный заработок – ее пригласили на должность пишущего редактора в свадебный блог «И жили они долго и счастливо». Спустя несколько лет и несколько десятков тысяч слов Энди смогла открыть собственный глянцевый журнал «Декольте» – элитное издание, которое выходит уже три года и, несмотря на мрачные прогнозы, приносит деньги. «Декольте» уже начали номинировать на премии, и к нему проявили интерес рекламодатели. Стремясь к успеху на профессиональном поприще, Энди не забыла и о личной жизни. Сегодня она выходит замуж за Макса Харрисона, сына покойного Роберта Харрисона и внука легендарного Артура Харрисона, основавшего сразу после Великой депрессии издательский холдинг «Харрисон», который со временем превратился в «Харрисон медиа холдингс», одну из наиболее престижных и прибыльных компаний в США.

Макс Харрисон долго ходил в завидных холостяках. В списке его бывших подружек числились Тинсли Мортимерс, Аманда Херстс из Нью-Йорка и немалое число их знакомых, кузин и сестер; среди тех, кто поздравит его сегодня с бракосочетанием, будут мэры и магнаты. Но это все не главное. Главное – Энди любит Макса! Он ее лучший друг. Он окружал ее заботой, развлекал, восхищался ее работой. Макс сам заговорил о свадьбе уже через несколько месяцев после знакомства. Прошло три года, и вот долгожданный день настал. Энди упрекнула себя, что впустую тратит время на беспокойство о глупом сне, и повела Стэнли обратно в номер, где уже собралась небольшая толпа женщин, которая тревожно переговаривалась и пребывала в состоянии легкой паники, очевидно, подозревая, что невеста сбежала из-под венца. Когда Энди вошла, раздался дружный вздох облегчения, и Нина, организатор свадьбы, немедленно взялась за дело.

Несколько часов пронеслись в каком-то диком вихре: душ, фен, термобигуди, тушь и плотная основа в количестве, достаточном, чтобы зашпаклевать до фарфоровой гладкости даже подростка с переизбытком гормонов. Одни делали ей педикюр, другие несли нижнее белье, третьи обсуждали цвет помады. Не успела Энди опомниться, как ее сестра Джил уже держала перед ней раскрытый наряд цвета слоновой кости, а мгновение спустя мать застегнула на нем молнию, облачив невесту в платье. Бабушка восхищенно прищелкнула языком. Лили всплакнула. Эмили торопливо курила в ванной, надеясь, что никто не заметит. Энди пыталась все запомнить, как-то осознать происходящее, и тут вдруг ее оставили одну. До выхода невесты в парадный зал оставались считанные минуты, и все разбежались готовиться. Энди неловко сидела на краешке старинного стеганого полукресла, боясь хоть как-нибудь испортить великолепие созданного образа. Меньше чем через час она станет замужней женщиной и всю оставшуюся жизнь будет принадлежать Максу, а он – ей. В это как-то не верилось.

Телефон в номере зазвонил. Это оказалась мать Макса.

– Доброе утро, Барбара, – произнесла Энди как можно любезнее. Барбара Энн Уильямс Харрисон, дитя американской революции, была потомком не одного, а целых двух людей, подписавших конституцию США, а также многолетним резидентом каждого мало-мальски заметного благотворительного комитета на Манхэттене. От уложенных Оскаром Блэнди волос до кончиков балеток «Шанель» Барбара всегда держалась с Энди в высшей степени корректно – как и со всеми, – но в восторге от выбора сына она не была. Энди старалась не принимать это близко к сердцу, да и Макс уверял, что это она сама себе все придумала. Вначале Энди казалось, что Барбара считает ее одной из преходящих фаз развития своего сыночка. Позже Энди убедила себя, что это знакомство Барбары с Мирандой убило любую возможность установить теплые отношения с будущей свекровью. Наконец Энди поняла, что таков просто стиль Барбары – обдавать холодной вежливостью всех, включая собственную дочь. Энди не представляла, как можно называть Барбару мамой – впрочем, ей этого ни разу и не предложили.

– Здравствуй, Андреа. Я только что спохватилась, что не передала тебе колье. Я уже сбилась с ног, с самого утра проверяла, чтобы все было организовано как следует, и в результате опоздала на укладку и макияж. Я звоню сказать, что колье в комнате Макса, такой бархатный футляр, лежит в боковом кармане этой его дешевой спортивной сумки. Я не хочу, чтобы она попалась на глаза обслуге. Может, тебе удастся убедить его ходить с чем-то более приличным? Видит Бог, я тысячу раз пыталась, но он положительно не…

– Спасибо, Барбара, я сейчас схожу за колье.

– Тебе нельзя! – Голос Барбары стал пронзительным. – Вы не должны видеть друг друга до свадьбы, это плохая примета! Отправь свою мать или Нину. Кого-нибудь. Ясно?

– Да-да, – сказала Энди и, положив трубку, вышла в коридор. Она быстро поняла, что Барбаре проще уступить и сделать то, что она хочет: споры ни к чему не вели. Именно поэтому Энди согласилась надеть фамильную драгоценность Харрисонов как «что-то старое» вместо какой-нибудь вещи, принадлежащей ее семье: Барбара настояла. Колье побывало на свадьбах у шести поколений Харрисонов – значит, у Энди с Максом тоже будет колье.

Дверь в номер Макса была приоткрыта. Войдя, Энди услышала, как шумит вода в ванной. «Классика! – подумала она. – Я готовлюсь уже пять часов, а он только что полез под душ!»

– Макс, это я! Не выходи!

– Энди? Что ты тут делаешь? – послышался голос Макса.

– Пришла взять колье твоей матери. Не выходи, ладно? Я не хочу, чтобы ты видел меня в платье.

Присев, она пошарила в наружном кармане сумки. Бархатной коробочки не было, зато пальцы нащупали сложенный листок.

Это оказалась дорогая писчая бумага кремового оттенка, довольно тяжелая, с вытисненными инициалами Барбары – темно-синей рукописной монограммой. Энди знала, что Барбара помогает «Дэмпси и Кэрроллу» держаться на плаву, закупая у них товар солидными партиями. Она десятки лет писала на этой бумаге и поздравления с днем рождения, и благодарственные письма, и приглашения на обед, и соболезнования. Барбара была старомодна, чопорна и скорее умерла бы, чем послала кому-то неотесанный имейл или – о ужас! – сообщение, поэтому ничего удивительного, что и сыну в день свадьбы Барбара написала на кремовом листке с монограммой. Энди уже хотела сложить листок, когда ее внимание привлекло собственное имя. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Энди начала читать.

Дорогой Максвелл!

Ты знаешь, что я всеми силами стараюсь не вмешиваться в твою личную жизнь, но я не могу больше молчать, коль скоро дело касается таких важных вещей. Я уже делилась с тобой моими опасениями, и всякий раз ты клятвенно обещал подумать. Сейчас, в преддверии твоего грядущего бракосочетания, мне придется высказаться открыто и недвусмысленно.

Я умоляю тебя, Максвелл, не жениться на Андреа.

Не пойми меня превратно, Андреа мила и, несомненно, однажды станет кому-то прекрасной женой. Но ты, сынок, заслуживаешь гораздо большего! Тебе нужна девушка подходящего происхождения, а не выходец из неполной семьи, где все, что она знала, – боль и развод. Твоей женой должна стать девушка, знакомая с нашими традициями, с нашим стилем жизни, которая поможет передать имя Харрисонов следующему поколению, а главное, будет любить тебя и ваших будущих детей больше собственных эгоистических карьерных устремлений. Прошу тебя серьезно задуматься: ты хочешь, чтобы твоя спутница жизни издавала журналы и ездила в командировки или чтобы она ставила интересы близких выше своих и разделяла филантропические взгляды рода Харрисонов? Разве ты не желаешь супруги, которая будет думать о семье, а не о собственных амбициях?

Повторюсь: я считаю твою неожиданную встречу с Кэтрин на Бермудах знаком свыше. О, как ты был рад увидеть ее снова! Молю тебя, не отбрасывай это чувство! Ведь ничего окончательного пока не произошло, еще не поздно. Мне очевидно, что ты всегда любил Кэтрин, и еще более очевидно, что из нее получится прекрасная спутница жизни.

Я всегда очень гордилась тобой и знаю, что твой отец смотрит на нас с небес и поддерживает тебя в принятии правильного решения.

Со всей любовью,

мама.

Энди услышала, как перестала течь вода, и, вздрогнув, уронила письмо на пол. Поднимая листок, она заметила, что у нее дрожат руки.

– Энди, ты еще тут? – спросил Макс из-за двери.

– Да, я… Подожди, я уже ухожу, – выговорила Энди.

– Ты его нашла?

Она помолчала, не зная, как ответить. Из комнаты словно откачали кислород.

– Да.

За дверью послышалось шарканье, открылся и закрылся кран над раковиной.

– Ты уже ушла? Мне надо одеваться.

Пожалуйста, не женись на Андреа! Кровь стучала в ушах Энди. О, как ты был рад снова с ней увидеться! Ворваться в ванную или выбежать в коридор? Теперь они с Максом встретятся только во время обмена кольцами на глазах у трехсот гостей, включая его мать.

В номер постучали, и дверь открылась.

– Энди? Что ты тут делаешь? – ужаснулась организатор свадьбы Нина. – Господи, ты же платье испортишь! А мне казалось, вы договорились не видеться до церемонии! Так, может, сразу и фотографии сделаем? – Ее непрерывная болтовня сводила Энди с ума. – Макс, не выходи из ванной! Твоя невеста застыла, как замороженная! Подожди, секундочку подожди! – Нина подбежала к Энди, которая пыталась одновременно встать и одернуть платье, и подала ей руку.

– Вот, – сказала она, помогая Энди подняться и разглаживая платье русалочьего силуэта. – Пойдем со мной, больше никаких фокусов с исчезновением невесты. А это что? – Она выдернула письмо из пальцев Энди.

Энди вдруг ясно услышала стук собственного сердца и на мгновение испугалась, что у нее начинается сердечный приступ. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но помешала внезапная волна тошноты.

– Ой, меня сейчас…

Как по волшебству – или благодаря богатому опыту? – у Нины в руке оказалось мусорное ведро, которое она так плотно прижала к лицу Энди, что пластмассовый край вдавился под подбородок.

– Ничего, ничего, – немного гнусаво тянула Нина (отчего-то это успокаивало). – Ты у меня не первая переволновавшаяся невеста. Слава Богу, на платье ничего не попало! – Она промокнула Энди рот подвернувшейся под руку рубашкой Макса, и этот запах, головокружительная смесь мыла и шампуня с мятой и базиликом, запах, который Энди всегда любила, сейчас вызвал у нее новые рвотные спазмы.

В дверь снова постучали, и в номер вошел знаменитый фотограф Сен-Жермен с молоденькой хорошенькой ассистенткой.

– Мы явились снимать сборы жениха, – объявил он с приятным неопределимым акцентом. К счастью, ни он, ни его ассистентка даже не взглянули на Энди.

– Что у вас там происходит? – позвал Макс, все еще томившийся в ванной.

– Макс, ни шагу в комнату! – закричала Нина. Она повернулась к Энди, не знавшей, как дойти до своего номера. – Надо тебя быстренько умыть, поправить макияж и… О Боже, твои волосы…

– Мне нужно колье, – прошептала Энди.

– Что?!

– Бриллиантовое колье Барбары. Подожди. – Думай. Думай. Думай. Что это значит? Что от нее требуется? Энди заставила себя вернуться к злополучной сумке, но, к счастью, Нина ее опередила. Вытащив сумку из-под кровати, она проворно пошарила во всех карманах и извлекла черный бархатный футляр с гравировкой «Картье».

– Ты это искала? Пошли, пора.

Подчинившись, Энди вышла в коридор. Нина последовала за ней, предварительно разрешив фотографам выпустить Макса из ванной.

Энди не понимала, почему Барбара настолько ее ненавидит, что готова воспрепятствовать свадьбе. Оказывается, она уже и новую невесту сыночку выбрала, Кэтрин. Более подходящую и не такую эгоистичную. Ту, которая, по ее мнению, вполне сойдет. О Кэтрин Энди знала все: наследница состояния ван Герцогов и, насколько помнилось из бесчисленных давних поисков в «Гугле», даже принцесса какого-то захудалого австрийского королевского дома, училась в той же элитной частной школе в Коннектикуте, что и Макс. Кэтрин изучала европейскую историю в Амхерсте, куда ее приняли после того, как дед, австрийский аристократ, поддерживавший нацистов со времен Второй мировой, пожертвовал университету столько денег, что корпус общежития назвали в честь его покойной супруги. Макс находил Кэтрин излишне чопорной, слишком правильной и чересчур вежливой. Она, по его словам, скучна, повернута на условностях и озабочена внешними приличиями. Почему в таком случае их связь тянулась пять лет, то оживляясь, то затухая, убедительно объяснить он не смог, и Энди подозревала, что многое осталось за кадром. Похоже, она не ошиблась.

Последний раз Макс говорил с Кэтрин, когда позвонил ей рассказать о своей помолвке. Через несколько недель им с Энди доставили прекрасную хрустальную вазу «Бергдорф» с богатой резьбой и письмо с пожеланием долгой, счастливой жизни. Эмили, которая знала Кэтрин через своего Майлса, клялась, что волноваться не о чем, – эта чванливая зануда, хотя и при «нехилых бабках», Энди и в подметки не годится. Энди и не волновалась – прошлое есть у каждого. Гордится ли она Кристианом Коллинсвортом? Тянет ли ее подробно рассказать об отношениях с Алексом? Нет, конечно. Но совсем другое дело – прочесть в день свадьбы письмо будущей свекрови, в котором она умоляет сыночка жениться на бывшей подружке, с радостью встреченной на Бермудах во время мальчишника и утаенной от невесты.

Энди потерла лоб, заставляя себя сосредоточиться. Когда Барбара написала свое ядовитое послание? Почему Макс его сохранил? Как понимать, что он виделся с Кэтрин всего шесть недель назад и ни словом не упомянул об этом, хотя до последней мелочи выложил, как они с друзьями играли в гольф, уплетали стейки и загорали? Этому должно быть объяснение. Но какое?

Глава 2

Хэмптонс: история любви (2009 год)

Энди немало гордилась, что почти никогда не ездит в Хэмптонс. Пробки, толпы, необходимость хорошо одеваться, прекрасно выглядеть и чувствовать себя своей – все это не походило на отдых, ради которого едут за город. Лучше остаться в Нью-Йорке, бродить по летним уличным ярмаркам, лежать на Овечьем лугу и кататься на велосипеде по берегу Гудзона. Энди могла пообедать в любом ресторане, не заказывая столик заранее, и осматривать незнакомые районы, пока большинство жителей уехали на отдых. Энди обожала проводить летние выходные за чтением с чашкой кофе со льдом, и ее ничуточки не тянуло потусоваться, с чем Эмили категорически не желала мириться. Раз в сезон Эмили вытаскивала подругу в дом родителей мужа, чтобы Энди испытала прелесть «белых» вечеринок, игр в поло и увидела столько женщин, одетых в «Тори Берч», что хватило бы на пол-Лонг-Айленда. Всякий раз Энди клялась себе, что больше никогда сюда не приедет, и каждое лето покорно собирала сумку, бодро садилась в маршрутный автобус и притворялась, что ей страшно интересно с людьми, которых она встречала в Нью-Йорке на фэшн-вечеринках. Но тот уик-энд был особенным – именно тогда решалась ее дальнейшая профессиональная судьба.

В дверь коротко постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла Эмили. Судя по выражению лица, она осталась недовольна видом Энди, которая сидела на роскошном стеганом одеяле с полотенцем на голове и вторым – вокруг тела и в отчаянии смотрела на ломившийся от одежды чемодан.

– Ты почему еще не одета? Гости вот-вот начнут собираться!

– Мне нечего надеть! – завопила Энди. – Я не понимаю Хэмптонс. Я здесь белая ворона. Все, что я привезла, не подходит!

– Энди… – Красновато-лиловый шелк платья Эмили перехватывал пояс из трех золотых цепочек, который не сошелся бы на бедрах у большинства женщин. Очень стройные, как у жеребенка, загорелые ноги украшали золотые босоножки а-ля гладиатор и глянцевый педикюр того же оттенка, что и платье.

Энди оглядела безупречно уложенные феном волосы подруги, мягко сияющие скулы и бледно-розовую помаду.

– Надеюсь, это пудра с блеском, а не твое естественное сияние, – язвительно заметила она. – Выглядишь не по заслугам хорошо.

– Энди, ты же знаешь, какой сегодня важный вечер! Майлсу пришлось оказать триллион услуг, чтобы все согласились приехать, а я целый месяц потратила на флористов, официантов и собственную чертову свекровь. Ты хоть представляешь, какого труда стоило ее убедить позволить нам устроить званый ужин? Знаешь, чего эта баба от меня потребовала? Можно подумать, нам по семнадцать и мы готовим сабантуй с пивом! А тебе всего-то надо появиться, прилично при этом выглядеть и быть очаровательной. Посмотри на себя!

– Ну я же здесь! И изо всех сил стараюсь быть очаровательной. Может, сойдемся на двух из трех?

Эмили вздохнула. Энди невольно улыбнулась.

– Помоги мне! Помоги несчастной подружке, у которой беда со стилем, подобрать что-нибудь подходящее, чтобы она сносно выглядела, выпрашивая деньги у незнакомых людей! – шутливо взмолилась Энди – больше для того, чтобы подразнить Эмили. За последние семь лет она далеко продвинулась в вопросах стиля. С Эмили ей, конечно, в жизни не сравниться, но все-таки прогресс налицо.

Эмили переворошила гору одежды на кровати и сморщила нос:

– И что из этого ты собиралась надеть?

Энди извлекла из кучи темно-синее льняное платье-рубашку с поясом из витого шнура и эспадрильи на платформе. Платье было классическое, простое и элегантное. Может, немного измятое, но безусловно подходящее.

Эмили побледнела:

– Врешь!

– Посмотри, какие красивые пуговицы! Между прочим, платье вовсе не дешевое.

– Плевать я хотела на пуговицы! – крикнула Эмили, запустив платьем в угол.

– Ну, знаешь, так бросаться «Майклом Корсом»…

– Это пляжный халат от Майкла Корса, который модели накидывают поверх купальников! Небось онлайн заказывала в «Нордстроме»?

Не дождавшись ответа, Эмили в отчаянии всплеснула руками.

Энди вздохнула:

– Слушай, помоги, а? У меня большое искушение забраться обратно под одеяло и…

Эмили с ходу включила четвертую передачу, бубня себе под нос, что Энди сущее наказание, несмотря на ее, Эмили, неустанные попытки просвещать ее относительно покроя, посадки, тканей и стиля, не говоря уже об обуви, ведь туфли – это все! Энди смотрела, как Эмили роется в ворохе одежды, временами выхватывает из него что-нибудь, осматривает и презрительно фыркает. Затем вещь летела на кровать. Через пять неприятных минут Эмили, не говоря ни слова, исчезла в коридоре и вернулась с прелестным бледно-голубым макси-платьем из джерси и длинными серебряными серьгами.

– Держи. У тебя есть серебристые босоножки? В мои тебе ни за что не влезть.

– Я и в это ни за что не влезу, – сказала Энди, с опаской поглядывая на прекрасное платье.

– Влезешь. Я его нарочно купила на размер больше на случай, если растолстею. Видишь, здесь драпировка на животе. Поместишься!

Энди засмеялась. Они с Эмили дружили уже столько лет, что она давно не реагировала на подобные замечания.

– Ты чего? – не поняла Эмили.

– Ничего. Платье красивое. Спасибо.

– О’кей, тогда одевайся уже! – Как нарочно, внизу послышался звонок. – Первый гость! Я побежала. Будь очаровательной, расспрашивай мужчин о работе, а женщин – о благотворительной деятельности. И не начинай напрямую о журнале, пока кто-нибудь не спросит, это все-таки не деловой ужин.

– Как, разве мы не собираемся клянчить у них деньги?

Эмили раздраженно вздохнула.

– Да, но позже. Сначала притворимся, что мы просто тусуемся и развлекаемся. Очень важно, чтобы все увидели, какие мы умные, ответственные и креативные. Большинство – друзья Майлса по Принстону. Куча представителей хеджевых фондов, которые обожают инвестировать в медиапроекты. Энди, послушай меня – улыбайся, проявляй к ним интерес, будь, как всегда, очаровательной, надень это платье, и мы будем в шоколаде!

– Улыбаться, проявлять интерес и быть очаровательной. Поняла! – Энди стянула с головы полотенце и начала расчесывать волосы.

– Запомни, я тебя посадила между Фаруком Хамидом, чей фонд включили в число самых выгодных инвестиций этого года, и Максом Харрисоном, генеральным директором «Харрисон медиа холдингс».

– А это не у него пару месяцев назад умер отец? – Энди помнила, что похороны транслировали по телевидению, а газеты несколько дней подряд печатали статьи, некрологи и прочую дань покойному создателю величайшей медиаимперии, который накануне кризиса 2008 года принял ряд рискованных решений об инвестициях, обернувшихся грандиозными просчетами («пирамида» Мейдоффа и нефтяные месторождения в политически нестабильных странах), отправив свою компанию в финансовый штопор. Размеры ущерба не разглашались.

– Да. Теперь всем заправляет Макс и, по общему признанию, справляется очень хорошо. Единственное, что он любит больше, чем инвестировать в начинающие медиапроекты, – это инвестировать в медиапроекты, которые ведет красивая женщина.

– Эм, ты назвала меня красивой? Ты вгоняешь меня в краску!

Эмили фыркнула:

– Вообще-то я говорила о себе. Через пять минут чтобы была внизу, ты мне нужна, – добавила она, выходя из комнаты.

– Я тебя тоже очень люблю, – отозвалась Энди, ища в куче одежды свой бюстгальтер без бретелей.

За ужином царила совершенно непринужденная атмосфера, которой Энди, невольно заразившаяся нервозностью подруги, никак не ожидала. Из шатра, разбитого на заднем дворе Эвереттов, открывался прекрасный вид на океан, через поднятые боковые стенки внутрь залетал соленый бриз, а тысячи миниатюрных подвесных фонарей со свечками придавали оттенок сдержанной элегантности. В меню значились морепродукты, и за столом гостям предлагались огромные лобстеры с заранее расколотыми панцирями, креветки с лимонным маслом, мидии, припущенные в белом вине, картофель «блисс»[1] с чесноком и розмарином, кукуруза в початках, посыпанная сыром котиха, корзинки теплых булочек с маслом и неиссякаемые запасы ледяного пива с лаймом, замороженного пино гриджио и самой соленой и самой вкусной «Маргариты», какую Энди когда-либо пробовала.

Объевшись яблочным пирогом и мороженым, все побрели к праздничному костру, который кто-то из приглашенных официантов устроил на краю лужайки. Настал черед сладких «шашлычков» из печенья и зефира и горячего шоколада с пастилой. Желающие могли завернуться в легкие пледы, связанные из райски мягкого бамбуково-кашемирового волокна. Все продолжали пить и смеяться. Вскоре по кругу были пущены несколько косячков. Энди заметила, что только она и Макс Харрисон отказались затянуться. Когда он извинился и направился к дому, Энди не удержалась и пошла следом.

– Привет, – отчего-то смутившись, сказала она, догнав Макса на просторной веранде. – Я, э-э, искала туалет.

– Вы Андреа, правильно? – уточнил он, хотя до этого они три часа просидели рядом за ужином. Однако Макса втянула в разговор соседка слева – русская модель, чья-то жена, которая английского не понимала, но хихикала и очаровательно хлопала ресницами. А Энди общалась – вернее, слушала – Фарука, хваставшегося буквально всем – от новой яхты, пару месяцев назад спущенной на воду в Греции, до недавнего очерка о себе в «Уолл-стрит джорнал».

– О, зовите меня Энди.

– Хорошо! Энди. – Макс достал из кармана пачку «Мальборо лайтс» и предложил Энди. Она не курила уже много лет, однако сейчас не задумываясь согласилась.

Макс поднес зажигалку сначала к сигарете Энди, затем к своей и, когда они выдохнули длинные струи дыма, произнес:

– Прекрасный праздник. Вы проделали огромную работу.

Энди не сдержала улыбку.

– Спасибо, – сказала она, – это в основном Эмили.

– А почему вы не курите? Травку, я имею в виду? – Энди посмотрела на него. – Я обратил внимание, ведь только мы с вами… не приняли участия.

Речь шла всего лишь о косячке, но Энди польстило такое внимание к своей персоне. Она знала Макса не только как близкого приятеля Майлса по частной школе, но и потому, что его имя не сходило со страниц светской хроники и медиаблогов. На всякий случай Эмили рассказала ей о плейбойском прошлом Макса, о его привычке менять как перчатки красивых глупышек и его неспособности завязать серьезные отношения с кем-то «нормальным», хотя он светлая голова и хороший парень, за которым семья и друзья могут быть как за каменной стеной. Эмили и Майлс уверяли, что Макс так и будет гулять до сорока пяти лет, когда его властная мамаша решительно потребует внука и сама женит сыночка на сногсшибательной двадцатитрехлетней красотке, которая будет смотреть ему в рот и слова поперек не скажет. Энди все это знала – она и сама почитала кое-какие материалы, подтверждавшие слова подруги, но отчего-то – она не могла внятно объяснить причины – такая оценка казалась ей неправильной.

– Ну, тут нет никакой тайны. В колледже я пробовала, как все, но мне не понравилось. Меня сразу тянуло уйти в свою комнату, уставиться в зеркало и заняться подсчетом своих недостатков и совершенных ошибок.

Макс улыбнулся:

– Интересный эффект.

– Я считаю, жизнь и без того нелегка, чтобы еще вгонять себя в депрессию якобы веселящим наркотиком.

– Справедливо. – Макс затянулся сигаретой.

– А вы почему?

Макс с минуту молчал, будто решая, какую версию рассказать. Сильный харрисоновский подбородок обозначился резче, темные брови сдвинулись. Сейчас он был копией отца, каким старший Харрисон запомнился Энди по газетным снимкам. Макс посмотрел ей в глаза и снова улыбнулся, но на этот раз в улыбке сквозила печаль.

– У меня недавно умер отец. Писали, что от рака печени… На самом деле от цирроза. Он был хроническим алкоголиком. Большую часть жизни отец отличался невероятной деловой активностью – и к тому же каждый вечер напивался в хлам! – но в последние годы, после финансового кризиса и резкого спада в нашей индустрии, он был уже не тот. Я и сам здорово пил с самого колледжа, но лет через пять понял, что уже не могу себя контролировать, – и резко завязал. Ни алкоголя, ни наркотиков – ничего, кроме этих «раковых палочек», которые я не могу бросить…

Только тут Энди вспомнила, что Макс за ужином пил одну минеральную воду. Тогда она не придала этому значения, но теперь, узнав правду, захотела обнять Макса.

Должно быть, она погрузилась в свои мысли, потому что Макс спросил:

– Представляете, как весело мне теперь на вечеринках?

Энди засмеялась:

– Я славлюсь привычкой уходить по-английски, чтобы улизнуть домой и полежать перед телевизором в домашних спортивных штанах. С алкоголем или без, но вы наверняка проводите время веселее, чем я.

Они непринужденно поговорили еще несколько минут, докуривая сигареты, и вместе вернулись к гостям. Весь вечер Энди ловила себя на том, что пытается привлечь внимание Макса и убедиться, что перед ней обычный плейбой. Нельзя было отрицать: Макс замечательно хорош собой. В принципе у Энди была аллергия на привлекательных плохих парней, но в Максе чувствовалось что-то искреннее и уязвимое. Ему необязательно было рассказывать об отце или признаваться в своей проблеме с алкоголем; он показался ей абсолютным реалистом, честным даже с самим собой, а эти два качества ее безумно привлекали. Но даже Эмили считала его проходимцем, а если учесть, что она вышла замуж за самого большого повесу на Манхэттене, это о многом говорило.

Когда вскоре после полуночи Макс распрощался с хозяйками целомудренным поцелуем в щечку и непринужденным «приятно было познакомиться», Энди решила – оно и к лучшему. Вокруг полно хороших парней, незачем привязываться к дураку, пусть даже он красив, обаятелен и искренен.

На следующее утро в девять часов Эмили вошла в комнату Энди, сногсшибательная в миниатюрных белых шортах, блузке с росписью батик и босоножках на высоченной платформе.

– Не окажешь мне услугу? – спросила она.

Энди прикрыла лицо согнутой рукой.

– Для этого надо выбираться из кровати? Вчерашние «Маргариты» меня добили.

– Ты Макса Харрисона помнишь?

Энди открыла один глаз.

– Конечно.

– Он только что звонил. Хочет, чтобы ты, я и Майлс приехали к нему на ранний ленч обсудить деловые вопросы, связанные с «Декольте». Мне кажется, он всерьез настроен инвестировать в нас.

– Фантастика! – обрадовалась Энди, даже не зная, что нравится ей больше – новость о финансировании или приглашение на ленч.

– Да вот только мы с Майлсом и его родителями обедаем в клубе. Старики уже вернулись, теперь требуют выхода в свет. Мы через пятнадцать минут выходим. Отвертеться нельзя – поверь, я пыталась. Справишься с Максом сама?

Энди притворилась, что раздумывает.

– Ну, если ты настаиваешь.

– Отлично. Значит, решено: он заедет за тобой через час. Сказал взять с собой купальник.

– Купальник? Тогда мне еще нужно…

Эмили протянула огромную плетеную из соломки сумку от Дианы фон Фюрстенберг.

– Бикини – тебе, конечно, с высокой талией, красивое пляжное платьице «Милли», шляпа с большими полями и крем от загара, степень защиты тридцать, без масла. После купания наденешь белые шорты на ремне, в которых ты вчера ходила, льняную тунику и белые спортивные тапочки. Вопросы есть?

Энди засмеялась и помахала подруге на прощание, после чего вывалила содержимое сумки на кровать. Шляпу и крем она бросила обратно, а затем взяла собственное бикини, джинсовые шорты и майку. Она не собиралась мириться с диктаторскими замашками Эмили-стилиста, а если Максу не понравится ее внешний вид, то это его проблема.

День выдался чудесный. Они катались на маленьком катере Макса, прыгали в воду, чтобы освежиться, и пировали на импровизированном пикнике холодной жареной курицей, нарезанным арбузом, печеньем с арахисовым маслом и лимонадом. Они два часа бродили по пляжу, почти не замечая полуденного солнца, и потом заснули в удобных шезлонгах у сверкающего, безлюдного бассейна Харрисонов. Когда Энди открыла глаза – по ощущениям, много часов спустя, – Макс смотрел на нее.

– Ты устриц любишь? – спросил он с лукавой улыбкой.

– Ну кто же не любит устриц?

Натянув футболки поверх купальника и плавок, они прыгнули в джип «вранглер» Макса. Ветер сразу сбил волосы Энди в качественную соленую путаницу, напомнив тем самым о давно забытой свободе, и когда они въехали на пляж в Амагансетт, обращение свершилось: Энди готова была поклясться, что Хэмптонс – лучшее место на земле, если рядом Макс, корзинка раскрывшихся устриц и чашечка растопленного масла. К черту выходные в городе: Хэмптонс – рай на земле.

– Хороши, правда? – похвалил Макс, извлекая устрицу и бросая пустую раковину в пластиковое ведерко.

– Такие свежие, что некоторые еще с песком, – подтвердила Энди с набитым ртом. Она непринужденно грызла кукурузный початок, не замечая, что капелька масла скатилась на подбородок.

– Я хочу вложить деньги в твой новый журнал, Энди, – посмотрев ей в глаза, сказал Макс.

– Правда? Вот здорово! В смысле – это прекрасно! Эмили говорила – возможно, ты заинтересуешься, но я не хотела…

– Меня восхищает твоя работа.

Энди почувствовала, что краснеет.

– Честно говоря, почти все сделала Эмили. Удивительно организованная девушка. Я даже не знаю, как составить бизнес-план, не говоря уже о…

– Нет, Эмили молодец, но я говорю о твоих статьях. Когда несколько недель назад Эмили вышла на меня с предложением, я перечитал почти все, что ты написала.

Энди уставилась на Макса, потеряв от удивления дар речи.

– Ну, свадебный блог, для которого ты пишешь, «И жили они долго и счастливо». Сознаюсь, я мало читаю о свадьбах, но, по-моему, твои интервью превосходны. Очерк о Челси Клинтон сразу после свадьбы – высший класс.

– Спасибо, – почему-то шепотом ответила Энди.

– Я прочел репортаж-расследование для журнала «Нью-Йорк», про систему буквенной оценки ресторанов, очень интересно! А статья о поездке в йоговский ашрам! Где он там, в Бразилии?

Энди кивнула.

– Самому захотелось съездить, хотя, уверяю, йога не входит в число моих любимых занятий.

– Спасибо. – Энди кашлянула, изо всех сил сдерживая улыбку. – Твои слова для меня много значат.

– Энди, я хвалю тебя не из желания польстить, а от искреннего восхищения. Эмили вкратце обрисовала мне вашу идею насчет «Декольте». По-моему, идея блестящая.

На этот раз улыбка Энди расцвела помимо воли.

– Знаешь, а ведь я сначала скептически отнеслась к идее Эмили. Кому нужен еще один свадебный журнал? Для него просто нет места на рынке. Но когда мы обсудили все подробно, то поняли, что существует ниша для свадебного журнала а-ля «Подиум» – суперэлитного, с высококачественной полиграфией и без малейшего намека на сплетни, где можно прочитать о знаменитостях или персонажах светской хроники, о свадьбах, которые финансово недоступны большинству читателей, но все равно занимают их воображение. Журнал, который страница за страницей рассказывал бы утонченной, искушенной, стильной женщине, как спланировать собственную свадьбу, а то вокруг сплошная гипсофила, крашеные туфли и тиары – ничего, что подошло бы невесте с запросами. Я считаю, «Декольте» есть где развернуться.

Макс смотрел на нее, сжимая в руке бутылку шипучки.

– Извини, я понимаю, что гружу… Просто я всегда волнуюсь, когда начинаю говорить об этом. – Энди сделала глоток «Короны» и тут же подумала, не бессовестно ли с ее стороны пить в присутствии Макса.

– Я готов инвестировать, потому что идея реальна. Эмили очень убедительна, а ты очень красива, но я не ожидал, что ты можешь быть убедительной не хуже Эмили.

– Я сказала лишнего? – Энди прижала ладони ко лбу. – Прошу прощения. – Она могла думать только о том, что Макс назвал ее очень красивой.

– У тебя не просто хороший слог, Энди, но и практическая сметка. Давайте на неделе соберемся в городе и обсудим детали, но могу сказать тебе прямо сейчас, что «Харрисон медиа холдингс» хотел бы стать основным инвестором «Декольте».

– Я выражу наше с Эмили общее мнение, если скажу, что мы очень рады такому предложению, – ответила Энди, немедленно пожалев о своем официальном тоне.

– Вместе мы заработаем хорошие деньги, – сказал Макс, поднимая свою бутылку.

Энди звякнула своим пивом о его шипучку.

– За наше успешное деловое сотрудничество!

Макс странно посмотрел на нее, но звякнул своей бутылкой в ответ и сделал глоток.

Энди на мгновение стало неловко, но она убедила себя, что все сказала правильно. В конце концов Макс – завзятый плейбой, предпочитающий моделей и социально заметных женщин. Сейчас речь идет о бизнесе, и «деловое сотрудничество» точно отражает положение дел.

Но настроение за столом изменилось, это Энди ощутила безошибочно, поэтому она не удивилась, когда сразу после устриц Макс отвез ее к дому Майлса. Он поцеловал ее в щеку, поблагодарил за прекрасный день и не предложил увидеться снова, если не считать деловой встречи в комнате для совещаний – в присутствии Эмили и отряда харрисоновских юристов с экономистами в полном составе.

«Да и с чего бы ему меня приглашать?» – думала Энди. Только потому, что он назвал ее красивой? Или потому, что они хорошо провели день? Макс всего лишь изучал ситуацию, оценивая будущие инвестиции и попутно флиртуя. Согласно Эмили и всем онлайн-источникам вот так он всю жизнь и действует, не зная неудач. Можно поспорить на миллион, что Энди его не интересует.

Эмили пришла в восторг, услышав, как удачно прошла встреча, а новость о совещании в четверг восприняла еще лучше. Макс заставил «Харрисон медиа холдингс» выделить аж шестизначную сумму на открытие журнала – больше, чем любая из них представляла в самых смелых мечтах, а тут еще Эмили не смогла присоединиться к спонтанно наметившемуся ленчу, которым Макс предложил отметить сделку.

– Если бы вы знали, как трудно к ней попасть на прием, вы бы ни на минуту не подумали, что это предлог, – сказала Эмили, убегая к какому-то дерматологу знаменитостей, к которой она записалась за пять месяцев. – Легче у Далай-ламы получить аудиенцию, а морщины у меня на лбу углубляются с каждой секундой.

И снова Макс и Энди остались вдвоем, и снова два часа превратились в пять, и наконец метрдотель стейкхауса вежливо попросил их уйти, чтобы подготовить столик для клиентов, заказавших места к ужину. Макс взял Энди за руку и повел домой, за тридцать кварталов, и идти вместе было необыкновенно приятно. Они составляли красивую пару, а их взаимная симпатия вызывала улыбки прохожих. У самого дома Макс поцеловал Энди – поцелуй длился всего несколько секунд, но оказался нежным и умелым. Удовольствие смешивалось со страхом – ведь Макс не попросил большего и не предложил снова встретиться. Однако, хотя он наверняка целовал девушек где хотел и когда хотел, ее не покидала смутная уверенность, что Макс непременно скоро объявится.

Так и вышло – утром он позвонил, и вечером они снова встретились. В последующие пять дней они нехотя расставались, лишь чтобы отправиться на работу, по очереди ночевали друг у друга и выбирали развлечения. Макс отвел Энди в семейный итальянский (и чуточку мафиозный) ресторан в центре Квинса, где все звали его по имени. Когда Энди подняла бровь, он поспешил объяснить – это только потому, что, когда он был ребенком, его семья выбиралась сюда минимум раз в месяц. Энди отвела Макса в свой любимый комедийный клуб в Вест-Виллидж, где на ночном шоу они так смеялись, что забрызгали напитками весь столик. Потом они исходили половину Манхэттена, наслаждаясь летней ночью и отыскивая дорогу к дому Энди почти перед самым рассветом. Они брали напрокат велосипеды, ездили на трамвае по острову Рузвельта и нашли не менее полудюжины уличных лотков с вкуснейшей едой, пробуя все – от кустарно сделанного мороженого и нежнейших тако до свежих роллов с мясом лобстера. Они страстно занимались сексом. Часто. К воскресенью они чувствовали себя обессиленными, пресыщенными и – по крайней мере так думала Энди – очень влюбленными. Они проспали до одиннадцати, а потом заказали огромный пакет бубликов и устроили пир на ковре в гостиной Макса, выбирая между передачей о модернизации старых домов по «Эйч-джи-ти-ви» и матчем «Ю-эс оупен».

– Наверное, пора открыться Эмили, – сказал Макс, подавая Энди чашку латте, сваренного стоявшей у него профессиональной кофемашиной. – Пообещай мне, что не поверишь ни слову из того, что она скажет!

– Насчет того, что ты ужасный плейбой с проблемами в серьезных отношениях и пристрастием к молоденьким девицам? С какой стати мне все это слушать?

– Слухи о моем распутстве сильно преувеличены.

– Ну еще бы! – Энди говорила легко, но репутация Макса ее действительно задевала. Он не казался пустышкой – разве настоящий плейбой станет смотреть «Эйч-джи-ти-ви», лежа на ковре? – но, с другой стороны, прежние подружки тоже могли клюнуть на эту удочку.

– Ты моложе меня на четыре года – это хоть ничего?

Энди засмеялась.

– Ну да, то есть мне всего-то тридцатник – дитя, сущее дитя, а ты старый дед. Как раз это мне очень даже нравится.

– Хочешь, я скажу Майлсу? Я с удовольствием.

– Не нужно. Эм сегодня придет ко мне на суши и повтор «Доктора Хауса», тогда я ей и скажу.

Энди так увлеклась, пытаясь представить реакцию подруги: оскорбится ли Эмили, потому что она не сказала ей раньше, вспылит – деловая партнерша закрутила роман с инвестором! – или сгорит со стыда, ведь Макс и Майлс давние приятели, – что совершенно упустила самый очевидный вариант: Эмили уже догадалась.

– Ты что, правда знаешь? – поразилась Энди, свесив ногу в носке с дивана из секонд-хенда.

Эмили обмакнула кусочек сасими из лосося в соевый соус и отправила в рот.

– Ты что, за дуру меня держишь? Или, может быть, даже за слепую дуру? Знала, конечно!

– А когда ты… и как?

– О, ну я не знаю! Может, когда ты приехала тогда после первого дня с таким видом, словно у тебя был лучший в жизни секс. Или после деловой встречи в «Харрисон», когда вы не могли насмотреться друг на друга, – почему, ты думаешь, я на ленч не пошла? Или когда ты потом пропала на неделю, не перезванивала, не отвечала на сообщения и вообще вела себя как старшеклассница, которая прячет парня от родителей? И она еще теперь удивляется!

– Во-первых, в Хэмптонс никакого секса у нас не было, мы даже не…

Эмили подняла руку.

– Вот только давай без подробностей! Да и не обязана ты ничего объяснять. Я рада за вас, Макс прекрасный парень.

Энди осторожно посмотрела на нее.

– Ты же мне сама сто раз рассказывала, какой он бабник.

– Ну, бабник. Может, он уже остепенился. Люди меняются. Правда, к моему мужу это не относится – я тебе говорила, что нашла у него сообщение от какой-то цыпочки по имени Рэй? Ничего серьезного, но требует дальнейшего расследования. Но если Майлс не может без приключений, это не значит, что и Макс неисправим. Может, он именно тебя искал.

– Или я для него просто аромат недели.

– Время покажет. Иначе никак не выяснить, это я по опыту тебе говорю.

– Справедливо, – сказала Энди, не зная, что еще добавить.

У Майлса была точно такая же репутация, как у Макса, причем никакими особенными достоинствами не уравновешенная. Он был достаточно приветлив, безусловно, общителен, у них с Эмили было много общего – любовь к вечеринкам, роскошному отдыху и дорогой одежде. Но, несмотря на многолетнее знакомство, Энди чувствовала, что совсем не знает мужа Эмили. Подруга часто отпускала небрежные комментарии о его «тяге к приключениям», как она это называла, но всякий раз замыкалась, стоило начать расспрашивать. Насколько Энди знала, конкретного доказательства неверности не нашлось ни разу – или обошлось без огласки, – но это ничего не значило. Майлс был опытен и осторожен, обязанности телепродюсера заставляли его часто уезжать из Нью-Йорка, так что ничего не исключалось. Скорее всего он изменял. Скорее всего Эмили знала, что Майлс изменяет. Но изводила ли она себя? Сходила ли с ума от ревности и тревоги или предпочитала смотреть на шалости мужа сквозь пальцы, коль скоро он не компрометирует ее публично? Энди много раз думала об этом, но, по негласному соглашению, это была единственная тема, которой они не касались.

Эмили покачала головой:

– Просто не верится – ты и Макс Харрисон! Ни за что бы не подумала, что вы можете быть вместе, а тут – гляньте! С ума сойти!

– Мы же не жениться собираемся, просто встречаемся, – возразила Энди, хотя уже фантазировала, каково быть замужем за Максом. Форменное безумие – они знакомы всего две недели, но на этот раз все казалось иначе, чем в прошлых романах, за исключением разве что Алекса. Энди давно ни в кого не влюблялась, а Макс был сексуальным, умным, обаятельным и – мечта! – благородного происхождения. Энди в жизни не собиралась выходить за принца, но сейчас ничего ужасного в этом не видела.

– Ладно-ладно. Наслаждайся, развлекайся и держи меня в курсе, о’кей? А если ты все же выйдешь замуж, расскажешь мне все до последней мелочи!

Ей первой Энди и позвонила, когда неделю спустя Макс пригласил ее на книжную вечеринку, устроенную его компанией в честь редактора своего журнала, Глории, опубликовавшей мемуары о том, каково быть дочерью двух знаменитых музыкантов.

– Что мне надеть? – в панике спросила Энди.

– Ну, раз ты официально назначена хозяйкой бала, лучше надеть что-то сказочное. То есть большую часть твоего «классического» гардероба отметаем на корню. Одолжить тебе что-нибудь или пробежимся по магазинам?

– Хозяйкой бала? – Голос Энди вдруг сел до шепота.

– Ну, если Макс – хозяин вечеринки, а ты его спутница!

– О Боже, я не смогу. Он сказал, там будет масса людей, потому что сейчас идет Неделя моды. Я к такому не готова.

– Ой, просто вспомнишь «Подиум». Она, наверное, тоже будет там – Миранда и Глория старые знакомые.

– Я не смогу…

* * *

В назначенный вечер Энди приехала в отель «Карлайл» на час раньше, чтобы помочь Максу присмотреть за подготовкой праздника, и выражение его лица при виде Энди в платье Эмили от «Селин», дополненном массивной золотой бижутерией и изящными туфлями, окупило все усилия. Энди знала, что великолепна, и гордилась собой.

Макс обнял ее и прошептал на ухо, как чудесно она выглядит. На вечеринке он представлял ее коллегам, подчиненным, редакторам, журналистам, фотографам, рекламщикам и руководителям пиар-отдела как свою девушку, и Энди чувствовала себя на седьмом небе от радости. Она непринужденно болтала с сотрудниками холдинга, всячески стараясь им понравиться, и должна была признать, что получала при этом большое удовольствие – пока не приехала мать Макса. Словно акула, кружащая вокруг жертвы, она добралась до Энди, и та немного занервничала.

– Я просто обязана познакомиться с девушкой, о которой без конца говорит Макс, – заявила миссис Харрисон со скрипучим акцентом, не совсем британским, скорее многолетним «парк-авенюшным». – Вы, стало быть, Андреа?

Энди поискала глазами Макса, который ни словом не обмолвился, что на вечере будет его мамаша, и снова повернулась к этой очень высокой даме в твидовом костюме от «Шанель».

– Миссис Харрисон? Как приятно с вами познакомиться, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

В ответ не последовало никаких «пожалуйста, зовите меня Барбара», или «как прелестно вы выглядите», или даже «я тоже рада знакомству». Мать Макса откровенно разглядывала Энди и в конце концов изрекла:

– А вы более худая, чем я думала.

«Это как, согласно описанию Макса или по данным собственной разведки миссис Харрисон?» – подумала Энди.

Она кашлянула. Ей захотелось убежать и спрятаться, но Барбара продолжала:

– Боже мой, помню себя в вашем возрасте, когда лишние граммы просто не откладываются. Вот бы у моей Элизабет так было – вы еще не знакомы с сестрой Макса? Она должна скоро приехать. Девица вся в отца – мощная, как медведь. Не то чтобы грузная, но недостаточно женственная.

Как же можно говорить такое о собственной дочери? Энди сразу стало жаль сестру Макса. Она посмотрела Барбаре Харрисон прямо в глаза.

– Я с ней еще не знакома, но я видела фотографию Элизабет и должна сказать, она просто красавица.

– М-м, – недоверчиво хмыкнула Барбара. Сухие, слегка пергаментные пальцы сомкнулись на обнаженном запястье Энди крепче, чем требовалось, и Барбара с силой потянула девушку за собой. – Давайте присядем и поближе познакомимся.

Энди старалась произвести на Барбару самое лучшее впечатление, чтобы та убедилась – перед ней достойная партия Максу. Пусть миссис Харрисон сморщила нос, когда Энди описывала свою работу в «Декольте», и уронила пренебрежительное замечание о родном городке Энди, которому не повезло находиться в округе Личфилд, где Харрисоны держали старый конный завод, но Энди не оскорбилась и не оборвала разговор. Она с интересом задавала подобающие вопросы, рассказала забавный анекдот о Максе и историю их знакомства в Хэмптонс – это Барбаре вроде бы понравилось. Наконец от отчаяния Энди упомянула свою работу у Миранды Пристли. Миссис Харрисон сразу оживилась и вцепилась в Энди с расспросами. Понравилось ли ей работать в «Подиуме»? Стала ли работа у мисс Пристли самой лучшей школой, о которой Энди могла мечтать? Барбара особо подчеркнула, что все девушки, с которыми рос Макс, убили бы за возможность попасть в «Подиум»; они считали Миранду своим кумиром и мечтали оказаться на страницах журнала. Если «скромный проект» Энди провалится, планирует ли она вернуться в «Подиум»? Барбара не скрывала своего любопытства, и Энди, едва сдерживая улыбку, с энтузиазмом кивала.

– По-моему, ты ей очень понравилась, – сказал Макс, когда они с Энди сидели в круглосуточном кафе в Верхнем Ист-Сайде, медленно отходя от нервного напряжения.

– Не знаю, мне так не показалось, – отозвалась Энди, отпив шоколадный коктейль.

– Нет-нет, ты всем понравилась. Мой финансовый директор специально подходил сказать, какая ты веселая. Наверное, ты говорила с ним о нью-хэмпширском Ганновере?

– Дежурный анекдот для выпускников Дармута.

– А обслуга в зале улыбалась от того, как любезно и мило ты с ними держалась. Мало кто на подобных мероприятиях находит время поговорить с персоналом. Спасибо тебе за это. – Макс предложил Энди ломтик жареной картошки в кетчупе и, когда она отказалась, сунул его себе в рот.

– Все были так доброжелательны. Мне очень понравилось с ними общаться, – отозвалась Энди, думая, что и вправду рада была познакомиться с каждым, за исключением ледяной матушки Макса. Оставалось радоваться, что Миранда не пришла. В этот раз Энди повезло, но, учитывая круг общения семейства Харрисонов, рано или поздно они встретятся.

Она взяла Макса за руку:

– Мне очень понравилось. Спасибо за приглашение.

– Вам спасибо, мисс Сакс, – ответил Макс, целуя Энди руку и глядя так, что желудок у нее ухнул куда-то вниз самым красноречивым образом. – Сейчас как, поедем ко мне? По-моему, вечер только начинается.

Глава 3

Твой выход, сестра!

– Не волнуйся, милая, в день свадьбы все нервничают. Уж ты-то это знаешь, ты на свадьбах всякого навидалась. Мы с тобой, девочка, можем написать об этом книгу!

Нина привела Энди в номер, слегка подталкивая ее рукой в районе копчика. Театрально-яркие краски осени – багряные, рыжие, желтые кроны в огромном окне, будто картина в раме, – бесконечно увеличивали пространство. Нет ничего красивее осени в Райнбеке. Энди засмотрелась в окно, живо вспомнив Коннектикут и прозрачные, свежие осенние дни, обещавшие футбольные матчи, сбор яблок и возвращение в колледж к началу нового семестра. Сейчас листва выглядела ненатуральной, небо – почти зловещим. Энди покачнулась и, чтобы удержаться на ногах, была вынуждена опереться о старинный письменный столик.

– Можно мне воды? – попросила она. Кислый вкус во рту угрожал новым приступом дурноты.

– Конечно, дорогая, только аккуратно. – Нина отвинтила крышечку и протянула Энди бутылку.

У воды оказался металлический привкус.

– Лидия и ее ассистенты почти закончили с твоими подружками и мамой, они сейчас придут нанести последние штрихи.

Энди кивнула.

– Дорогая, ну же, все будет замечательно! Тошнота от волнения – совершенно нормальное дело. Вот двери откроются, увидишь своего красавца жениха в конце ковровой дорожки и сразу забудешь обо всем, кроме желания кинуться к нему в объятия.

Энди содрогнулась. Будущая свекровь ее ненавидит. По крайней мере она против свадьбы. Конечно, у многих невест бывают проблемы со свекровями, но миссис Харрисон била все рекорды. Письмо было в лучшем случае плохим предзнаменованием, а в худшем – обещанием веселенькой жизни. Отношения с Барбарой Энди наладит, нарочно постарается, но ей никогда не стать Кэтрин. Кстати, о Кэтрин: что прикажете делать с этой бермудской девицей? Почему Макс ни словом не обмолвился о встрече? Если скрывать нечего, то почему же он скрыл? Энди желала получить объяснения.

– Слушай, я тебе рассказывала о невесте, которая выходила за катарского нефтяного короля? Такая темпераментная девушка с острым язычком? Они пригласили примерно тысячу гостей, сняли остров Некер – это британские Виргинские острова – и привезли туда всю толпу на самолетах. Короче, ссорились жених с невестой целую неделю, спорили из-за каждой мелочи – от распределения мест до того, кому из матерей танцевать первый танец, – в общем, все как обычно. Но утром в день свадьбы невеста – а работала она теледикторшей – что-то сказала своей кузине, типа: а такой-то считает, что в местных новостях мне торчать еще полгода или год, пока я не получу предложение от какого-нибудь крупного канала! И вот тут-то катарец взорвался. Спросил напряженно, о чем она болтать изволит? Забыла, что после свадьбы она будет сидеть дома? А я такая стою – оп-па, ничего себе, такой важнейший вопрос заранее не обговорить!

Энди не могла ни на чем сосредоточиться, кроме пульсирующего давления в области лба. За глазами разливалась тупая боль. Энди страшно хотелось, чтобы Нина замолчала.

– Нина, честное слово, я…

– Подожди, я еще главного не рассказала. Оставляю я их вдвоем, чтобы выяснили отношения, через полчаса возвращаюсь – уже воркуют, как голубки. Проблема вроде решена. И вот – бум, бум, бум, идет жених, за ним подружки невесты, потом прелестные девочки-цветочницы, за ними сама невеста, ее отец и я. Все по плану, звучит ее песня, весь зал оборачивается и провожает глазами невесту, идущую с широкой счастливой улыбкой, и тут она наклоняется ко мне и что-то шепчет на ухо. Знаешь, что она сказала?

Энди покачала головой.

– Спасибо, говорит, Нина, все идеально, именно то, что я хотела, подготовку моей следующей свадьбы я поручу только тебе. Затем берет отца под руку, высоко поднимает голову и идет. Понимаешь? Идет!

Хотя Энди было жарко – она горела, как в лихорадке, – по спине у нее пробежал мороз.

– И что дальше? – спросила она.

– А все нормально. Два месяца спустя она развелась, через год снова обручилась. Вторая свадьба была несколько скромнее, хотя тоже очень красивая. Но я усвоила главное. Можно разорвать помолвку и даже отменить свадьбу, когда уже разосланы приглашения; это неприятно, но бывает. Но в сам день свадьбы ты поднимаешь голову и идешь к алтарю, сестра, а уж потом поступай как знаешь! – засмеялась Нина и отпила воды из своей бутылки.

Энди кротко кивнула. Они с Эмили и сами об этом говорили. За почти три года работы над «Декольте» им доводилось видеть, как свадьбы отменялись за считанные недели до назначенной даты, но чтобы в сам день торжества? Такого не было ни разу.

– Теперь садись на стул и надевай пелерину, будешь ждать Лидию. После фотосессии она сделает тебе менее яркий макияж. О, мне просто не терпится увидеть тебя на страницах журнала! Номер разойдется миллионным тиражом!

У Нины хватило такта не сказать вслух то, о чем думали они обе: этот выпуск будет нарасхват не только потому, что это свадьба Энди, одной из основательниц журнала, или потому, что Моник Луиллер лично придумала фасон уникального свадебного платья, или потому, что всезнающая Барбара Харрисон наняла лучшего организатора свадеб, флористов и обслугу, каких только можно найти, но и потому, что Макс – генеральный директор и президент в третьем поколении одной из самых успешных медиаимперий Америки. Не важно, что экономический спад и неудачные капиталовложения вынудили его кусок за куском распродать имущество семьи или что финансовая рентабельность компании вызывала у него серьезные опасения, – это читательниц не интересовало. Громкое имя в сочетании с красотой, безупречными манерами и впечатляющим образованием Макса поддерживало иллюзию, что дела у Харрисонов обстоят гораздо лучше, чем было в реальности. Прошло уже много лет с тех пор, как «Форбс» включал Харрисонов в список самых богатых американцев, но репутация по-прежнему держалась.

– Обязательно, – пропел кто-то за спиной Энди. – Эту свадьбу будут расхватывать с лотков, как горячие пирожки, – сказала Эмили, покрутившись и сделав книксен. – Ты только посмотри – это, может, первое в истории не кошмарное платье для свидетельницы! Выражение «подружка невесты», на мой взгляд, жутко старомодно, зато хоть платье неплохое.

Энди повернулась на крутящемся стуле, чтобы получше рассмотреть подругу. С высокой прической, открывавшей длинную красивую шею, Эмили сейчас казалась дорогой хрупкой фарфоровой куклой. Сливового оттенка шелк отбрасывал розоватую тень на щеки и подчеркивал голубые глаза; слегка задрапированное на груди и бедрах платье доходило до щиколоток. Ничто не могло помешать Эмили претендовать на главную роль и на своей, и на чужой свадьбе.

– Прекрасно выглядишь. Я рада, что платье тебе понравилось, – сказала Энди, невольно отвлекшись и ощутив некоторое облегчение.

– Давай не будем увлекаться: «нравится» – это сильно сказано, однако я его не презираю. Подожди, повернись вокруг, дай на тебя посмотреть… Ух ты! – Эмили наклонилась так близко, что Энди уловила запах сигарет, заглушенных ментоловыми пастилками. К горлу тут же подступила новая волна тошноты, но это быстро прошло. – Шикарно выглядишь! Как ты умудрилась добиться, чтобы твои сиськи так выглядели? Может, ты имплантаты вставила, а мне не сказала? Да как можно утаивать такую информацию?!

– Поразительно, что можно сделать с помощью хорошей швеи и пары куриных котлеток, – невинно сказала Энди.

– Не трогай! – закричала Нина, но Эмили оказалась проворнее.

– М-м, очень мило. Особенно мне нравится эта наполненность, – сказала она, потыкав Энди в декольте. – На такой убойной груди – и такой нелепый «булыжник»! Ничего, Максу понравится.

– Где невеста? – донесся из гостиной голос матери. – Энди, детка! Мы с Джил и бабулей уже здесь, хотим тебя видеть.

Нина впустила мать, сестру и бабушку Энди, потребовав, чтобы невесту не зажимали в углу, а, наоборот, расступились, потому что у нее немного кружится голова, и выбежала проверить что-то срочное, попросив всех не задерживаться.

– Она что, установила для нас часы посещения, как в больнице? – проскрипела бабушка. – Что с тобой, дорогая? Волнуешься перед первой брачной ночью? Но это же естественно. Никто не говорит, что тебе обязательно понравится, но ты непременно должна…

– Мам, пусть она прекратит, – вполголоса попросила Энди, прижав пальцы к вискам.

Миссис Сакс повернулась к своей матери:

– Мама, пожалуйста!

– Что? Сейчас все дети мнят себя экспертами, потому что прыгают в койку с первым, кто глянет в их сторону!

Эмили восторженно зааплодировала. Энди умоляюще посмотрела на сестру.

– Бабуля, правда, Энди прекрасно выглядит? – вмешалась Джил. – Как символично, что серьги у нее похожи на твои свадебные! «Капля» из моды не выходит.

– В девятнадцать лет я невинной девушкой вышла за твоего деда и забеременела в медовый месяц, как все. И никаких замороженных яйцеклеток, которые вы, девочки, заготавливаете впрок. Ты это уже сделала, Андреа? Я где-то читала, что все твои ровесницы должны заморозить несколько своих яйцеклеток, замужем они или нет.

Энди вздохнула.

– Бабуля, мне тридцать три, а Максу тридцать семь. Надеюсь, рано или поздно дети у нас будут, но сегодня вечером мы начинать не планируем.

– Энди! Куда все подевались?

– Лили, мы здесь! Заходи, – позвала Энди.

В комнату вбежала ее давняя подруга, прелестная в платье с открытыми плечами, которое она сама выбрала, из того же сливового шелка, как у остальных свидетельниц. Следом за ней – в платье другого фасона, но из той же ткани – появилась младшая сестра Макса, Элизабет; ей было около тридцати. Как и Макс, она обладала крепким телосложением, мускулистыми ногами и широкими плечами – возможно, слишком широкими для девушки, – но морщинки вокруг глаз, когда она смеялась, и россыпь веснушек придавали ей мягкость и женственность, а роскошная копна светлых волос струилась по спине блестящими волнами – на нее можно было заглядеться.

Элизабет недавно начала встречаться с Холденом Типпером Уайтом, своим однокашником по Колгейту; они заново познакомились на ежегодном благотворительном теннисном турнире в честь его отца, который на своем самолете врезался в гору в Чили, когда Типперу было двенадцать. У Энди мелькнула мысль: интересно, Элизабет тоже считает, что она недостаточно хороша для Макса? Может, они с мамашей судачат об этом, всей душой болея за Кэтрин с ее впечатляющими успехами в гольфе и гнусавым аристократическим прононсом?

Из задумчивости ее вывела Нина, с взволнованным видом появившаяся в дверях.

– Леди, прошу вашего внимания! Пора собираться у главного зала. Церемония начнется примерно через десять минут. Моя команда уже держит ваши букеты; вас встретят внизу и покажут места. Джил, ваши сыновья готовы?

Энди подавила улыбку. Мать, бабушка и подруги попрощались с невестой, пожелали ей удачи и пожали руку. Слишком поздно откровенничать с Джил или Лили и выслушивать, что она излишне бурно на все реагирует.

Солнце клонилось к закату – октябрьские дни становились короче. Дюжина серебряных канделябров добавляла театральной помпезности, обещанной Ниной. Энди знала – места начинают заполняться, и представляла, как гости пьют из узких бокалов шампанское, которое разносят официанты, и наслаждаются негромкой клавесинной музыкой, подобранной специально для ожидания церемонии одной из армии опытных организаторш.

– Энди, милая, у меня осталось кое-что твое. – Нина в три шага преодолела расстояние от двери до кресла и протянула сложенный листок.

Энди взяла его, вопросительно глядя на Нину.

– Не помнишь? Ну, когда тебе плохо стало? Видимо, я машинально сунула его в карман.

У Энди, должно быть, был потрясенный вид, потому что Нина бросилась ее уверять:

– Не беспокойся, я его не читала. Кстати, редкая удача для любого, кроме жениха и невесты, прочесть любовное письмо в день свадьбы, знаешь примету?

Энди почувствовала, как в ней закипает прежняя злость.

– Нина, ты не оставишь меня на минутку?

– Конечно-конечно, дорогая, но только на минутку. Я вернусь проводить тебя в…

Не дослушав, Энди плотно закрыла дверь. Развернув письмо, она снова пробежала глазами строчки, хотя весь текст и так горел в памяти, словно клеймо. Со всей стремительностью, которую позволяло платье, Энди прошла в туалет, аккуратно разорвала письмо и бросила клочки в унитаз.

– Энди? Дорогая, ты здесь? Тебе нужна помощь? Только не ходи сейчас сама в туалет! Потерпи, сейчас уже нельзя!

Энди вышла.

– Нина, я…

– Прости, дорогая, пора, время. Все, что мы планировали десять месяцев, безукоризненно исполнено к этой вот самой минуте. Я уже говорила, что видела твоего жениха? Боже мой, какой же он красавец в смокинге! Он уже идет к алтарю. Энди! Он стоит там и ждет тебя!

Уже идет к алтарю.

Энди казалось, что она не владеет ногами, когда Нина вела ее по коридору. За двойными дверями их ждал сияющий мистер Сакс.

Он взял дочь за руку, поцеловал в щеку и восхитился, какая она красавица.

– Максу очень повезло, – сообщил он, галантно предлагая Энди согнутую руку.

Эти простые слова едва не вызвали волну цунами, но Энди из последних сил сумела сдержаться. Максу действительно повезло или, как полагает Барбара, он совершает огромную ошибку? Стоит сейчас сказать отцу хоть слово, и он отменит все и вся. Как отчаянно Энди хотелось наклониться к его уху и прошептать: «Папа, я еще не готова!» Так она ответила в пять лет, когда отец подбадривал ее прыгнуть в воду с бортика общественного бассейна, у глубокого края. Но тут коридор наполнился звуками музыки, и Энди поняла, что шаферы уже открыли двойные двери, и весь зал встал, приветствуя ее. Три сотни гостей с ободряющими улыбками на лицах повернулись навстречу невесте.

– Готова? – шепотом спросил отец, и звук его голоса вернул Энди в реальность.

Она глубоко вздохнула. «Макс меня любит, – сказала она себе, – и я его люблю!» По настоянию Энди они три года проверяли свои чувства. Ну и что, если будущая свекровь ее не любит, а прошлое мужа вызывает вопросы? Ведь не это определяет отношения в браке!

Энди взглянула на своих друзей и родственников, на коллег и знакомых и, подавив сомнения, сосредоточилась на улыбающихся глазах Макса, гордо стоявшего в конце алой ковровой дорожки. «Все хорошо», – сказала она себе. Потом сделала глубокий вдох, расправила плечи и еще раз мысленно повторила, что поступает правильно. И пошла вперед.

Глава 4

И это официально!

Утром ее разбудил звонок телефона. Энди резко села и не сразу поняла, где она, пока сумбурным потоком не хлынули воспоминания: сияющие взгляды, обращенные навстречу, когда она медленно, шаг за шагом, продвигалась вперед по ковровой дорожке. Обожание и нежность на лице Макса, взявшего ее за руку. Смешанные чувства любви и страха, когда их губы соприкоснулись, скрепляя союз в присутствии родных и знакомых. Фотосессия на террасе в то время, пока гости пили коктейли. Оркестр, представивший их собравшимся как мистера и миссис Максвелл-Харрисон. Первый танец под ван Моррисона. Трогательный, сердечный тост ее матери. Университетские приятели Макса, распевавшие непристойный, но задорный студенческий гимн. Свадебный торт, который Энди и Макс разрезали, вместе держась за нож. Медленный танец с отцом. Ее племянники, отплясывавшие брейк под громкие возгласы всеобщего одобрения.

Со стороны свадьба выглядела идеальной. Никто – и меньше всего новоиспеченный муж! – не догадывался, что испытала Энди: сожаление, гнев, замешательство, – когда Барбара сквозь зубы произнесла: «Давайте пожелаем молодым… всего хорошего!» – самый безликий тост, какой Энди слышала на свадьбах из уст свекровей. Противное беспокойство: знают ли Майлс и друзья Макса о бермудской Кэтрин такое, чего не знает Энди? «И что теперь? – думала она. – Надо начинать об этом разговор?» Родители, Джил, Эмили, Лили, все подруги и родственники и все друзья и родня Макса очень тепло поздравляли ее, обнимали, восхищались ее платьем и говорили, что она прелестная невеста. Сияющая. Счастливая. Идеальная. Даже Макс, которому полагалось понимать ее лучше всех в мире, вроде бы ни о чем не догадывался и весь вечер поглядывал на нее с выражением «знаю, знаю, я тоже считаю все это смешным и немного глупым, но давай уж повеселимся, ведь это бывает раз в жизни».

Наконец в час ночи оркестр перестал играть, и последний гость взял свой элегантный льняной мешочек с сувенирами – местное вино, мед и нектарины. Энди удалилась с Максом в люкс для новобрачных. Он, должно быть, слышал, как ее рвало в туалете, потому что, когда она вышла, вел себя как безумно любящий и заботливый муж.

– Бедная детка, – мурлыкал он, гладя ее по разгоревшейся щеке, – само внимание, как всегда, когда Энди случалось приболеть. – Кто-то выпил слишком много шампанского на собственной свадьбе?

Энди не стала поправлять мужа. Ее лихорадило и тошнило; она позволила Максу помочь ей снять платье и легла на массивную, с балдахином, кровать, с удовольствием ощутив затылком прохладные подушки. Макс вернулся с мокрой махровой салфеткой и положил ее жене на лоб, а сам все говорил о выборе мелодий оркестром, об умном тосте Майлса, скандальном платье Агаты и о том, что к полуночи в баре кончилось его любимое виски. Энди слышала, как в раковину льется вода, затем в туалете спустили воду, и дверь плотно закрылась. Макс лег рядом, прижавшись обнаженным телом к груди Энди.

– Макс, я не могу, – не сдержавшись, резко сказала она.

– Конечно, нет, – тихо ответил он. – Я вижу, тебе совсем скверно.

Энди закрыла глаза.

– Ты моя жена, Энди. Моя жена. Мы с тобой составим отличную команду, дорогая! – Макс погладил ее по волосам, и Энди едва не заплакала от нежности его прикосновения. – Мы вместе построим прекрасную жизнь, и я обещаю всегда, всегда заботиться о тебе, что бы ни случилось! – Он поцеловал ее в щеку и выключил ночник. – А теперь спи, набирайся сил. Спокойной ночи, любимая.

Энди пробормотала «спокойной ночи» и в тысячный раз за день отогнала от себя воспоминание о письме. Сон пришел к ней через несколько мгновений.

Солнечный свет полосками пробивался сквозь жалюзи балконных дверей, свидетельствуя, что уже утро. Гостиничный телефон ненадолго умолк, но потом снова затрезвонил. Лежавший рядом Макс тихо застонал и перекатился на спину. Наверняка звонит Нина сказать, что погода позволяет провести бранч на открытом воздухе; это было последнее, что требовало уточнения. Энди вскочила с кровати и в одном вчерашнем нижнем белье побежала в гостиную, чтобы взять трубку, пока не проснулся Макс: она до сих пор не представляла, как будет с ним общаться.

– Нина? – запыхавшись, сказала она в телефон.

– Судя по дыханию, я, кажется, оторвала тебя от чего-то интересного. Ладно, перезвоню, продолжай развлекаться! – В голосе Эмили слышалась улыбка.

– Эмили? А который час? – спросила Энди, оглядываясь в поисках часов.

– Прости, дорогая, сейчас полвосьмого. Я обязательно хотела поздравить тебя первой: статья в «Таймс» просто обалденная! Ты на первой странице раздела свадеб, и фотка роскошная! С фотосессии по случаю помолвки, что ли? Какое на тебе прелестное платье, почему я его раньше не видела?

Статья в «Таймс». Об этом Энди почти забыла. Они сообщили о грядущей свадьбе за несколько месяцев, и хотя из газеты потом звонили уточнить некоторые факты, Энди убедила себя – ей нипочем не попасть на страницы «Таймс». Конечно, при репутации Харрисонов гадать стоило только о том, опишут ли свадьбу подробно или ограничатся объявлением, но Энди гнала от себя эту мысль. По просьбе Барбары она предоставила всю информацию, хотя сейчас понимала, что это был приказ, а не просьба: о свадьбах в семействе Харрисонов всегда объявляли в «Таймс» – и точка! Энди еще сказала себе: ну и ладно, будет что детям показать!

– Газету повесили тебе на дверь. Иди возьми и перезвони мне, – велела Эмили и положила трубку.

Энди натянула гостиничный халат, включила кофеварку и сняла с двери фиолетовый бархатный мешочек, откуда вытрясла на стол огромную «Санди таймс». На первой странице раздела «Санди стайлс» красовалась статья о семейной паре молодых владельцев ночного клуба, ниже шел очерк о появлении корнеплодов в модных ресторанных блюдах и, наконец, обещанная Эмили маленькая аллея славы: упоминание об их свадьбе стояло первым.

Андреа Джейн Сакс и Максвелл Уильям Харрисон поженились в субботу. Брак заключен преподобной Вивьен Уитни, судьей апелляционного суда первого круга, в имении Астор-Кортс в Райнбеке, Нью-Йорк.

Миссис Сакс, 33 года, в профессиональных целях намерена сохранить свою фамилию. Она соиздатель и главный редактор женского журнала «Декольте». С отличием окончила университет Брауна. Дочь Роберты Сакс и доктора Ричарда Сакса, оба из Эйвона, Коннектикут. Мать невесты – брокер по недвижимости в округе Хартфорд, отец – частный психиатр в Эйвоне.

Мистер Харрисон, 37 лет, президент и генеральный директор «Харрисон медиа холдингс», медиакомпании, принадлежащей его семье. Окончил Дюкский университет, диплом бакалавра получил в Гарварде. Сын Барбары и покойного Роберта Харрисона из Нью-Йорка. Мать жениха – куратор музея Уитни и член благотворительного комитета Сьюзен Дж. Комен «Исцеление». До вступления мистера Харрисона в должность президентом и генеральным директором «Харрисон медиа холдингс» был его отец, чья автобиография «Печатник» стала национальным бестселлером.

Энди сделала глоток кофе, вспомнив подписанный экземпляр «Печатника», который всегда лежал у Макса на ночном столике. Он показал ей «Печатника», когда они встречались уже шесть или восемь месяцев, и хотя сам Макс никогда не говорил об этом, Энди знала – это его самая большая драгоценность. На внутренней стороне обложки мистер Харрисон написал: «Дорогой Макс, см. приложение. С любовью, отец», а к обложке скрепкой было прикреплено письмо на сложенных вчетверо страницах желтого линованного блокнота, фактически глава, которую Харрисон-старший не решился включить в книгу из опасения поставить Макса в неловкое положение или открыть слишком много подробностей частной жизни. Письмо начиналось словами о той ночи, когда у Харрисона родился сын (во время жары летом семьдесят пятого); затем подробно описывалось, как за тридцать лет Макс вырос в прекрасного молодого человека, стал сыном, о каком любой отец только может мечтать. Хотя Макс не плакал, когда показывал это письмо, Энди заметила, что на его щеках играли желваки, а голос стал отрывистым. Семья почти лишилась состояния из-за катастрофических ошибок в области инвестиций, совершенных мистером Харрисоном, и Макс, чувствуя личную ответственность за восстановление доброго имени отца, принял на себя заботу о матери и сестре. Энди очень нравилась эта его черта – преданность близким. Она верила, что смерть отца стала для Макса переломным моментом в жизни. Они познакомились вскоре после этого печального события, и Энди считала, что ей очень повезло стать его новой девушкой. «Девушка, на которой я остановил свой выбор», – любил повторять Макс.

Она снова взяла газету.

Молодожены познакомились в 2009 году благодаря общим друзьям, которые представили их друг другу без предупреждения. «Я шел на деловой ужин, – рассказывал мистер Харрисон. – Но к десерту думал только о том, когда я увижу ее снова».

«Помню, как мы с Максом потихоньку отошли от остальных, чтобы поговорить. Вернее, это я встала и пошла за ним. Можно сказать, увязалась», – со смехом призналась миссис Сакс.

Они стали встречаться и одновременно укрепляли деловое партнерство: мистер Харрисон – крупнейший финансист журнала миссис Сакс. Когда в 2012 году они обручились и стали жить вместе, каждый торжественно пообещал поддерживать карьерные устремления другого.

Молодые супруги будут делить свой досуг между Манхэттеном и фамильным имением жениха в Вашингтоне, штат Коннектикут.

«Делить досуг? – подумала Энди. – Это вряд ли». Когда после смерти Харрисона-старшего выяснилось, что семья находится на краю долговой ямы, Макс был вынужден принять ряд трудных решений вместо матери, которая была убита горем и ни на что не годилась; по словам самой Барбары Харрисон, «ее голова не подходит для бизнеса, им должны заниматься мужчины». Энди не была посвящена в большую часть этих разговоров – все происходило, когда они с Максом только начали встречаться. Но она помнила, как был расстроен Макс, когда пришлось продать дом в Хэмптоне – всего через два месяца после того прекрасного летнего дня, который они там провели. Потом были еще бессонные ночи, когда Макс понял, что придется расстаться с просторным таунхаусом на Мэдисон-авеню, где прошло его детство.

Барбара уже два года проживала в прекрасной трехкомнатной квартире в старинном респектабельном кооперативном доме на пересечении Восемьдесят четвертой улицы и Вест-Энда, сохранив великолепные ковры, картины и тонкое постельное белье, но так и не оправилась от потери двух роскошных особняков и до сих пор без конца сетовала на свое, как она выражалась, «изгнание» в Вест-Сайд. Пентхаус с видом на океан во Флориде стал собственностью семьи Дюпон, друзей Харрисонов, которые подыграли легенде, что у Барбары «нет ни времени, ни сил для Палм-Бич»; двадцатитрехлетний интернет-миллионер отхватил за бесценок лыжное шале в Джексон-Хоул. Единственной уцелевшей недвижимостью стал сельский дом в Коннектикуте на четырнадцати акрах прекрасной холмистой пахотной земли, с конюшней на четырех лошадей и прудом, где можно было кататься на весельных лодках. Однако дом не ремонтировался с семидесятых, и лошадей давно уже не держали – дорого. Реновация была не по карману, поэтому Харрисоны просто начали сдавать имение через доверенного брокера, умеющего держать язык за зубами, чтобы арендаторы не знали, что снимают дом у семьи с громким именем.

Энди допила кофе и снова пробежала глазами объявление. Сколько лет она читает эти страницы, жадно разглядывая фотографии счастливых невест и красивых женихов, оценивая университеты и должности, перспективы и биографию? Сколько раз она гадала, окажется ли однажды среди них, что напишут о ней, напечатают ли снимок? И как странно теперь думать о молодых женщинах с неопрятными «конскими хвостами» и в рваных футболках, которые лежат сейчас на диванах в своих однокомнатных квартирках, читая о свадьбе Энди и думая про себя: «Идеальная пара! Окончили хорошие университеты, и по глазам видно – безумно влюблены друг в друга. Ну почему мне не попадаются такие парни?»

Было и кое-что еще. Во-первых, письмо, о котором Энди не могла забыть. А во-вторых – мучительное воспоминание о том, как она в шутку писала за «Нью-Йорк таймс» объявления о свадьбе с Алексом. Она придумывала десятки вариантов: Андреа Сакс и Александр Файнмен, выпускники бла-бла-бла – и настолько отрепетировала это, что теперь ей почти странно было видеть «Максвелл-Харрисон» рядом с собственным именем.

Ну почему к ней вдруг так привязалось прошлое? Сначала сон о Миранде, теперь воспоминания об Алексе!

Закутавшись в роскошный махровый гостиничный халат и надев на левый безымянный палец бриллиантовое кольцо, Энди воспретила себе всяческий ревизионизм. Да, Алекс был прекрасным бойфрендом. Более того, он был ее лучшим другом. Но вместе с тем он бывал удивительно упрямым и несправедливо категоричным. Работу в «Подиуме» он сразу счел нестоящей и вовсе не так поддерживал Энди, как она надеялась. Алекс ни разу не произнес этого вслух, но Энди чувствовала – Алекс разочарован, что она не выбрала более альтруистическое занятие – преподавание, медицину или что-нибудь некоммерческое.

Макс, напротив, был только рад ее карьере. Он первым инвестировал в «Декольте», заявив, что это одно из лучших его деловых решений. Он любил в Энди энтузиазм и любознательность. Макс не уставал повторять, как приятно встречаться с женщиной, которую интересует не только очередная благотворительная акция или поездка в Сент-Бартс на Рождество. Он никогда не был слишком занят, чтобы выслушать идею очерка, он помог Энди завязать ценные деловые связи и советовал привлечь больше рекламодателей. Не важно, что он ничего не знал о свадебных платьях или тортах с помадкой; Макса впечатлял журнал, который издавала она с Эмили; он гордился Энди и говорил ей об этом. Он понимал, что такое напряженный рабочий график и авралы; ни разу за все время знакомства Энди не столкнулась с его недовольством, если ей нужно было задержаться, ответить на звонок после окончания рабочего дня или поехать в офис в субботу проверить макет журнала, прежде чем его отправят в печать. Макс и сам часто уезжал на работу в выходные, стараясь поддержать новый бизнес, просматривая тощее портфолио холдингов, которые все еще контролировала «Харрисон медиа», или вылетая куда-нибудь улаживать проблемы. Макс и Энди поддерживали друг друга советом и помощью и старались согласовывать свои графики, однако оба придерживались правила «работа прежде всего» и полностью отдавались ей.

В номер позвонили, и Энди стремительно вернулась в реальность. Она еще не была готова разговаривать с матерью, Ниной или даже собственной сестрой. Сидя неподвижно, она умоляла про себя неизвестно кого: «Уходи, дай мне спокойно подумать».

Однако настойчивый визитер позвонил еще три раза. Собрав последние силы, Энди изобразила широкую улыбку и пошла открывать.

– Доброе утро, миссис Харрисон, – любезно начал управляющий имением, дородный немолодой мужчина, чье имя Энди не могла запомнить. С ним была женщина в форме горничной, которая везла столик на колесах. – Пожалуйста, примите наши поздравления! Мы решили, что вы и мистер Харрисон захотите перекусить, прежде чем начнется бранч.

– А, да, спасибо. Очень мило с вашей стороны. – Энди туже запахнула халат и отступила, пропуская столик. Бирка «Не беспокоить», которую она повесила на дверь накануне, валялась на полу в коридоре. Вздохнув, Энди подняла табличку и снова надела на дверную ручку.

Женщина подкатила задрапированный сервировочный столик к венецианскому окну. Энди и управляющий обменялись парой фраз о церемонии и празднике, а горничная тем временем налила в бокалы свежевыжатый апельсиновый сок и открыла маленькие горшочки с маслом и джемом. Затем она слегка поклонилась и вышла.

С облегчением вспомнив, что предсвадебная диета уже позади, Энди взяла корзинку с выпечкой и вдохнула через салфетку щекочущий аромат. Выбрав теплый круассан с маслом, она жадно откусила: в ней вдруг проснулся волчий аппетит.

– Смотрите, кто пришел в себя, – сказал Макс, выходя из спальни со спутанными волосами и в одних только пижамных брюках из мягкого джерси. – Иди сюда, набравшаяся невеста! Как похмелье?

Энди еще жевала, когда Макс заключил ее в объятия и поцеловал в шею. Ощутив прикосновение его губ, Энди невольно улыбнулась.

– Я не была пьяна, – пробубнила она с набитым круассаном ртом.

– А это что? – Он взял оладью с черникой и сунул в рот, потом налил им с Энди по чашке кофе, именно такого, как она любила, с капелькой молока и двумя пакетиками «Спленды»[2], и сделал большой глоток. – М-м, вкуснотища!

Энди смотрела на Макса: без рубашки, с чашкой кофе в руке, – и находила его неотразимым. Ей хотелось лечь сейчас с мужем под одеяло и никогда не вылезать. Может, она все придумала, или это был дурной сон? Мужчину, который шутливо назвал ее миссис Харрисон, а потом с шиком накрыл ей колени салфеткой, Энди любила и еще тринадцать часов назад безгранично доверяла ему. Черт бы побрал проклятое письмо! Кого волнует, что думает его мамаша? Что с того, что Макс встретил на отдыхе одну из своих бывших? Он ничего не скрывает. Он любит ее, Энди Сакс.

– Вот объявление. – Энди показала мужу раздел «Санди стайлс» и не сдержала улыбки, когда Макс выхватил газету у нее из рук. – Хорошо, не правда ли?

Макс пробежал заметку глазами.

– Хорошо? – переспросил он спустя минуту. – Да это великолепно!

Он подошел к Энди с ее стороны стола и опустился на одно колено, совсем как год назад, когда делал предложение.

– Энди, – сказал он, глядя ей прямо в глаза так, что замирало сердце. Энди особенно любила этот взгляд. – С тобой что-то происходит. Я не знаю, из-за чего ты нервничаешь или о чем беспокоишься, но я хочу, чтобы ты помнила – я люблю тебя больше всего на свете и всегда буду рядом, когда ты захочешь поговорить. О’кей?

«Видите? Он меня понимает! – захотелось Энди закричать всему свету. – Он чувствует неладное. Одно это означает, что никакой проблемы нет, правда же?» Она готова была ответить: «Я прочла письмо твоей мамаши и знаю, что ты виделся с Кэтрин на Бермудах. У вас что-нибудь было? Почему ты не сказал мне, что виделся с ней?» Но вместо этого Энди сжала руку Макса и попыталась забыть о сомнениях. Впереди их ждал единственный свадебный уик-энд, и она не собиралась портить себе день недоверием и спорами.

Энди испытала легкое чувство презрения к самой себе за то, что предпочла спрятать голову в песок. Ладно, рано или поздно все наладится. Иначе и быть не может.

Глава 5

Я бы не назвала это близкими отношениями!

Отперев дверь лофта в Западном Челси, где находилась редакция «Декольте», Энди затаила дыхание. Ей пока не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь еще приходил на работу раньше девяти утра: большинство работников, придерживаясь традиционных для Нью-Йорка творческих часов, не появлялось в офисе до десяти, а то и половины одиннадцатого, и Энди обрадовалась, что и сегодня ничего не изменилось. Два-три часа до прихода остальных были у нее самыми продуктивными за день, хотя она отчасти чувствовала себя Мирандой, отправляя имейлы и оставляя сообщения на автоответчиках людям, которые еще не успели встать с постели.

Никто, включая Макса, и глазом не моргнул, когда Энди предложила отменить свадебное путешествие в Андирондакс. Через два дня после того, как ее вырвало, а Макс, к его огорчению, был лишен возможности исполнить супружеские обязанности, он согласился с женой, что им лучше вернуться в Нью-Йорк. В любом случае в декабре их еще ждал медовый месяц – две недели на Фиджи. Это был подарок от друзей семьи Макса, и хотя Энди не знала подробностей, слова «вертолет», «частный остров» и «шеф-повар» повторялись достаточно часто, чтобы она с нетерпением ждала поездки. Досиживать трехдневный отпуск на севере штата, когда уже наступили холода, не казалось особенно заманчивым.

В Нью-Йорке новобрачные сразу же вернулись к обычному распорядку, установившемуся еще год назад, когда Макс сделал Энди предложение и они стали жить вместе. В будни они просыпались в шесть. Макс варил кофе на двоих, а Энди заливала молоком овсяные хлопья или делала фруктовые смузи. Они ехали в спортклуб «Эквинокс» на углу Семнадцатой и Десятой, где проводили ровно сорок пять минут. Макс занимался со штангой или гантелями и подолгу давил ногами степпер, а Энди ходила по беговой дорожке на скорости 5,8, не отрывая глаз от какой-нибудь романтической комедии на айпаде и страстно желая, чтобы время шло быстрее. Вернувшись домой, они принимали душ и одевались, затем Макс подвозил Энди в редакцию «Декольте» на пересечении Двадцать четвертой и Одиннадцатой и на служебной машине ехал по Вестсайдскому хайвэю к себе в центральный офис. В восемь часов утра оба уже восседали за своими столами; расписание оставалось неизменным, и нарушить его могли разве что серьезное недомогание или природный катаклизм. Но накануне Энди поставила будильник на виброзвонок на двадцать минут раньше обычного и выскользнула из-под одеяла, едва подушка под ней затряслась. Пренебрегая душем и кофе, она натянула удобные графитово-серые брюки, подходящую ко всему белую блузку с застежкой до горла и унылый черный пиджак и тихонько вышла за дверь, услышав, что у Макса тоже зазвонил будильник. Она послала мужу сообщение, что вынуждена уйти на работу пораньше и увидится с ним на яхтенной вечеринке. Желудок у нее не успокаивался, мышцы ныли и были слабыми, как тряпки, а температура накануне подскочила до тридцати восьми.

Не успела Энди снять пальто, как зазвонил сотовый.

– Эмили? Что это ты в такую рань? – Энди взглянула на золотые часики – подарок отца по случаю помолвки. – Тебе еще два часа спать.

– А почему ты отвечаешь? – в замешательстве спросила Эмили.

– Потому что ты звонишь.

– Я позвонила, чтобы оставить сообщение. Не думала, что ты ответишь.

Энди засмеялась.

– Спасибо. Хочешь, я положу трубку? Позвонишь еще раз и оставишь!

– Разве ты не отдыхаешь после тяжелого дня дегустации вин или еще каких развлечений?

– Вообще-то было любование осенней листвой, а потом массаж.

– Нет, кроме шуток, ты почему не спишь? Вы еще на севере штата?

Энди включила громкую связь и воспользовалась возможностью снять наконец пальто и усесться в кресло. Уф, словно несколько недель не спала…

– Мы вернулись в город, потому что я себя паршиво чувствую. Голова болит, тошнит, лихорадит. То ли пищевое отравление, то ли грипп, то ли какая-нибудь суточная зараза. И потом, Макс не хотел пропускать сегодняшнюю яхтенную вечеринку, на которую мне тоже придется пойти. Поэтому мы отчалили. – Энди оглядела свой безобразный наряд и решила, что вечером должна успеть заехать домой и переодеться.

– Яхтенная вечеринка? Сегодня? А почему меня не пригласили?

– Потому что я сама на нее не собиралась. Но раз мы вернулись, я загляну туда ровно на час, а потом поеду домой, с головы до пят натрусь «Виксом» и буду смотреть все серии «Коронованных деток».

– На чьей яхте в этот раз?

– Названия не помню, хозяин – обычный миллиардер, владелец хеджевого фонда. Больше домов, чем у нас с тобой туфель, и жен примерно столько же. Он дружил с отцом Макса, но Барбара считала, что он дурно влияет на мужа, и запретила им общаться. По-моему, еще у него есть несколько казино.

– Похоже, человек знает толк в вечеринках!

– Его там даже не будет. Он любезно предоставил Максу свою яхту. Не беспокойся, ты ничего не потеряешь.

– Угу. В прошлом году ты говорила то же самое, а там был весь состав «Субботнего вечера в прямом эфире».

За десять лет своего существования журнал «Яхтенная жизнь» не принес ни единого цента прибыли, однако это не мешало Максу называть его одним из самых ценных структур «Харрисон медиа». Журнал вносил в имидж компании элемент светского блеска; все, кто хоть что-то собой представлял, желали, чтобы их яхта появилась на его страницах. В октябре «Яхтенная жизнь» традиционно задавала вечеринку в честь премии «Яхта года», всякий раз приглашая впечатляющую компанию знаменитостей побродить по палубе какой-нибудь сногсшибательной яхты, обходящей вокруг Манхэттена, выпить «Кристалл», полакомиться чем-нибудь с трюфелями, не задумываясь о том, что неприветливой осенью они загрязняют Гудзон, а не теплые воды Лазурного берега.

– Да, тогда было весело, – согласилась Энди.

Эмили помолчала.

– Дело только в этом – ты больна, и на носу яхтенная вечеринка? Или что-то происходит?

Говорите об Эмили что угодно – она может быть бесцеремонной, агрессивной, нередко откровенно грубой, но проницательность у нее на порядок выше, чем у всех, кого знала Энди.

– А что может происходить? – Голос Энди прозвучал выше обычного, что бывало, когда она лгала или смущалась.

– Не знаю, я поэтому и звоню. Ты прекрасно держалась весь уик-энд, но мне показалось, тебя что-то бесит. Может, это просто раскаяние покупателя?[3] Говорю тебе, после свадьбы с Майлсом у меня вообще целую неделю были панические атаки. Я рыдала дни напролет, не в силах поверить, что теоретически он, получается, последний мужчина, с которым я буду спать. Последний, кого я поцелую! Но ведь все наладилось. Энди, все налаживается, я тебе говорю!

Сердце у Энди забилось быстрее. С тех пор как она нашла письмо, прошло два дня, а она еще ни слова никому не сказала.

– Я нашла в сумке Макса письмо от его мамаши. Она пишет, что сынок совершит огромную ошибку, женившись на мне, если он, конечно, все-таки решится довести дело до алтаря.

На несколько секунд в трубке воцарилась тишина.

– Господи, я уж думала, что-нибудь серьезное, – с облегчением выдохнула Эмили.

– Это мне в качестве утешения?

– Слушай, а чего ты ожидала? Харрисоны – люди старой закалки, к тому же свекрови всегда ненавидят невесток, будь они хоть принцессы.

– Отчего же! Кэтрин, к примеру, она готова принять с распростертыми объятиями. Майлс тебе не говорил, что она приезжала на Бермуды?

– Что? – В голосе Эмили прозвучало удивление.

– Барбара пишет, какая эта Кэтрин замечательная, а случайная встреча на Бермудах – не меньше, чем знак свыше. И вспоминает, в какой восторг тогда пришел ее сыночек.

– От Кэтрин? Даже не заводись. Вот уж о ком можешь не волноваться! У нее была привычка сбрасывать Максу ссылки на понравившуюся ювелирку перед днем рождения или годовщиной знакомства. Энди, она трикотажные «двойки» носит! Хотя и от «Прада», но «двойки»! Из его подружек она нам меньше всего нравилась.

Энди прижала ладонь ко лбу. Эмили и Майлс знали Макса дольше, чем она, были свидетелями всех его интрижек и много лет там и сям сталкивались с его девицами, но сейчас ей не хотелось выслушивать подробности.

– Рада это слышать, – сказала она, чувствуя, как начинает болеть голова.

– Он не рассказал, потому что это не важно, – заверила Эмили. – Потому что он без ума от тебя.

– Эм, я…

– Он по уши в тебя влюблен. Он классный парень, которому долго не везло с подругами. Ну, была она на Бермудах, и что? Он же не изменял тебе с ней. Да и вообще ни с кем. Ты это знаешь, и я это знаю.

Два дня назад Энди подписалась бы под этими словами. Макс, конечно, не бойскаут, но тем не менее Энди полюбила порядочного человека. Даже на секунду допустить обратное было невыносимо. Она хорошо помнила, как скрытность Макса чуть не довела ее до нервного срыва.

– Кэтрин – его бывшая подружка, Эмили! Его первая любовь! Девушка, с которой он стал мужчиной. Та, на которой он не женился предположительно потому, что она не была «трудной». Он всегда хорошо о ней отзывался. Я ломаю голову, а не попробовал ли он напоследок воду, в память прежних дней? Не он первый дурит на мальчишнике. Может, жизнь его отца с прелестной женушкой-домоседкой не так уж и плоха, но ему вдруг захотелось бунта, и он выбрал меня? Как мило с его стороны!

– Ты все драматизируешь, – сказала Эмили, но что-то в ее голосе зацепило внимание Энди. Кроме того, именно Эмили первой произнесла слово «изменил». Энди не позволяла себе заходить так далеко, так что подруга ее опередила.

– И что мне теперь делать? А если он изменил?

– Энди, ты ведешь себя нелепо. И истерично. Расспроси Макса, что там было на самом деле.

У Энди сжалось горло. Она редко плакала – обычно от усталости или стресса, а не от горя, но сейчас глаза наполнились слезами.

– Может, и так, но все это просто кошмарный сон. Если это правда, как я смогу его простить? Почем мне знать, вдруг он в нее влюблен! Я думала, мы будем жить вместе всю жизнь, а теперь…

– Энди! Сначала поговори с ним! – велела Эмили. – Перекрой пока свои фонтаны и поговори с мужем, о’кей? Я сегодня буду поздно, у меня завтрак с людьми из «Кейт Спейд». Если что, я на мобильном.

Энди понимала – надо успокоиться, пока не начали съезжаться сотрудники. Глубоко, прерывисто вздохнув, она пообещала себе, что поговорит с Максом, хотя и будет откладывать разговор как можно дольше. В голову лезли самые неприятные вопросы: кто съедет с квартиры? Ну как же, она, конечно, – ведь квартира куплена на деньги семьи Макса. Кому достанется Стэнли? Что она скажет людям? Знакомым? Родителям? Сестре Макса? Как они из лучших друзей, которые вместе живут, вместе спят, во всем поддерживают друг друга, превратятся в чужих людей? Они переплели воедино жизни, дома, семьи, работу, планы на будущее, журнал – все. Как Энди переживет потерю Макса? Она его любит.

Словно что-то почуяв за сорок кварталов, Макс написал имейл, который как раз в эту секунду звякнул в ее почте.

Дорогая женушка!

Надеюсь, то, что ты ушла раньше обычного, означает, что тебе лучше. Признаюсь, я скучал по привычному совместному утру. Я все думаю о нашем потрясающем уик-энде и надеюсь, что ты тоже вспоминаешь его с улыбкой. В моей почте сотни имейлов от людей, пишущих, что они отлично провели время. До двух у меня встречи, но потом я позвоню поговорить о планах на вечер. Я хочу, чтобы ты была на вечеринке, но только если ты в состоянии. Дай мне знать.

С любовью,

твой муж.

Женушка. Жена Макса. Слово эхом отдалось в голове Энди, прозвучав одновременно и непривычно, и восхитительно естественно. Она глубоко вздохнула и решила не терять головы. Никто не умирает. Письмо – не рак в терминальной стадии, и у них не трое детей и дорогая ипотека. К тому же, несмотря на наличие деспотичной мамаши, Энди любила Макса. Как можно не любить человека, если он в прошлом году на Валентинов день, который Энди всю жизнь ненавидела за открытки в виде розовых сердечек, задрапировал их маленький балкон черными простынями с наклеенными звездами, светящимися в темноте, и поставил туда столик на двоих? Который подал к столу жаренные на гриле сандвичи с сыром и анчоусами (ее любимые) вместо филе-миньон, острейшую «Кровавую Мэри» вместо каберне и специально для Энди – пинту кофейного мороженого «Хааген-Даз» вместо какой-нибудь затейливо оформленной коробки конфет? Они засиделись тогда далеко за полночь, разглядывая ночное небо в телескоп промышленного класса. Макс взял его напрокат, запомнив, как Энди несколько месяцев назад посетовала, что единственный неприятный момент жизни в городе – невозможность увидеть звезды.

Они с Максом разберутся и все переживут.

Энди не составило труда повторять эту мантру еще два часа, пока все было тихо и офис принадлежал только ей. К десяти утра все собрались, сгорая от нетерпения подробно обсудить уик-энд, и паника снова стала нарастать и сделалась почти нестерпимой, когда арт-директор Марк принес карту памяти с цифровыми фотоснимками, чтобы показать Энди.

– Фотографии великолепны, просто сногсшибательны! Ты приняла абсолютно правильное решение, пригласив Сен-Жермена. Та еще примадонна, как я слышал, но чертовски талантлив. Вот на эти погляди!

– У тебя уже есть фотографии с уик-энда? – удивилась Энди.

– Без ретуши. Только не спрашивай, сколько мы заплатили за доставку.

Дэниел, которого Энди наняла в прошлом году после собеседований по меньшей мере с десятком соискателей, вставил карту памяти в мак Энди. На экране появился запрос, импортировать ли снимки. Дэниел нажал «да».

– Вот на эти посмотри! – Он щелкнул мышкой, и ее с Максом фотография появилась на экране диагональю двадцать семь дюймов.

Энди смотрела прямо в камеру, глаза казались ярко-голубыми, кожа – безупречной. Красавец Макс, снятый в профиль, прижимался губами к ее щеке. Осенняя роща, на фоне которой проходила фотосессия, не соглашалась служить фоном и рвалась на первый план. Рыжие, желтые и красные краски составляли яркий контраст с черным смокингом и белым платьем. Снимок казался готовой журнальной страницей, причем одной из самых красивых, какие Энди доводилось видеть.

– Эффектно, не правда ли? А этот!

Мелькнули несколько снимков, и открылась черно-белая фотография. Десятки улыбающихся и аплодирующих гостей по периметру зала, Макс и Энди готовятся начать первый танец под мелодию «Теплой любви». Снимок был сделан под углом, позволяющим видеть, как новобрачный целует в лоб молодую супругу, обнимая ее за талию, а роскошные каштановые волосы Энди каскадом спускаются ниже лопаток. Энди отметила, что застежка, которую решили добавить на шлейф на последней примерке, смотрится великолепно, и порадовалась, что остановила свой выбор на невысоких «кошачьих» каблуках: это увеличивало разницу в росте и на снимках выглядело элегантнее.

– А вот твои. Просто восхитительно! – Дэниел перевел курсор на папку «Портреты». Экран запестрел маленькими прямоугольничками. Дэниел покрутил страницу вниз и открыл один из снимков. Экран ожил: появилось лицо и плечи Энди, чуть припудренные тонкой блестящей пыльцой, от которой светилась кожа. На большинстве снимков Энди специально улыбалась сдержанно (фотограф сказал, что так легче убрать тонкие морщины и носогубные складки) и только на этой фотографии не сдержала искренней улыбки. Хотя «гусиные лапки» у глаз и складки у рта сделались заметнее, это был самый удачный снимок, сделанный явно до того, как Энди наведалась в номер Макса.

Все говорили, что Сен-Жермена заполучить невозможно, но Энди решила – попытка не пытка. Понадобился месяц и не меньше дюжины звонков агенту фотографа, чтобы убедить его хотя бы рассказать о ней Сен-Жермену. Энди пришлось выслушать, что какое-то «Декольте» – слишком мелкотравчатое издание для его всемирно известного клиента, но агент, так и быть, передаст информацию Сен-Жермену, если Энди перестанет названивать. После недели пустого ожидания она написала Сен-Жермену письмо от руки и отправила с курьером в фотостудию в Чайнатауне, пообещав два общих плана по выбору фотографа, оплату всех расходов на перемещение и участие «Декольте» в сборе средств в пользу жертв землетрясения на Гаити, любимого благотворительного мероприятия Сен-Жермена. За это она удостоилась телефонного звонка от женщины, назвавшейся «подругой» фотографа, и когда Энди согласилась, что темой одного из выпусков «Декольте» станет свадьба обожаемой племянницы Сен-Жермена, собиравшейся замуж следующей осенью, недоступный маэстро расписался на пунктирной линии. Это стало одной из самых больших профессиональных удач Энди, и сейчас она не сдержала горделивой улыбки.

Она ужасно волновалась от того, что фотографировать ее будет такой прославленный художник, мастер фотографии в стиле ню, но Сен-Жермен сразу снял всякое напряжение. Энди поняла, что́ делает его профессионалом высокого класса.

– Какое облегчение! – петухом прокричал он, едва перешагнув порог номера для новобрачных с двумя ассистентами в арьергарде. При виде Сен-Жермена Энди почувствовала невыразимую благодарность за то, что он вообще сюда добрался, пусть ее и застали в одном лифчике без лямок и эластичном корсете со штанишками.

– Потому что придется снимать одну заурядную невесту, а не толпу моделей в купальниках? Здравствуйте, я Энди. Как приятно наконец-то лично с вами познакомиться!

Ростом не более пяти футов шести дюймов, Сен-Жермен был хрупким и бледным, словно лилия, зато голос у него оказался, как у полузащитника. С таким голосом плохо сочетался неопределимый акцент (Французский? Британский? Австралийский?).

– Ха-ха! Вот именно. Девицы пошли сумасшедшие, просто ненормальные! Но замечу со всей серьезностью, ma cherie: я счастлив, что вам не требуется макияж всего тела. Это так утомительно!

– Никаких телесных макияжей, обещаю. Все идет по плану, и вам не увидеть, сделала ли я восковую эпиляцию области бикини, – засмеялась Энди. Ей стоило стольких усилий заполучить этого фотографа, что, казалось, она должна была бы возненавидеть такого ломаку, но Сен-Жермен обладал неотразимым обаянием. От его «подруги» она знала, что фотограф прилетел непосредственно из Рио, где проходила фотосессия в купальниках для свежего номера «Иллюстрированного спорта» – пять дней, двадцать пять моделей, сотни, если не тысячи дюймов подтянутых, загорелых ног.

Сен-Жермен кивнул, словно Энди сказала что-нибудь серьезное.

– Это хорошо. А-а, как я устал смотреть на тощих девиц в ярких бикини! Конечно, о них мечтает большинство мужчин, но знаете, как говорится, покажите мне красивую женщину, и я покажу мужчину, который устал от… окончание вы, наверное, слышали, – ухмыльнулся он.

– Я бы не сказала, что вы плохо проводите время, – улыбнулась Энди.

– Пожалуй, что нет! – Сен-Жермен взял Энди за подбородок и повернул ее лицо к свету: – Не двигайтесь.

Не успела она понять, что происходит, как ассистент подал фотографу камеру с объективом диаметром, как у бревна, и Сен-Жермен принялся нажимать на спуск.

Рука Энди метнулась к лицу:

– Стойте! Меня же еще не накрасили, я даже платье не надела!

– Нет-нет, вы сейчас прекрасны. Красавица! Ваш жених говорил вам, что гнев вас очень красит?

– Нет, не говорил.

Сен-Жермен проворно протянул руку с камерой влево. Одетый в черное ассистент немедленно взял ее и заменил новой.

– М-м-м, а мог бы и сказать. Да-да, вот так. Посверкайте для меня, дорогая.

Энди опустила плечи и повернула голову:

– Что?

– Ну же, сверкайте!

– Боюсь, я не умею сверкать.

– Рэй! – рявкнул фотограф.

Один из ассистентов выскочил из-за дивана, где он держал рефлектор, отставил бедро, выпятил губы, слегка наклонил голову и чуть опустил веки, изображая сексуальный, манящий взгляд.

Сен-Жермен кивнул.

– Видели? Я говорю это всем милашкам в купальниках. Сверкайте!

Вспоминая все это, Энди снова рассмеялась. Она показала на один из прямоугольничков, которые Дэниел пропустил не открывая. Веки у нее были полуопущены, словно у наркоманки, а рот собран в куриную гузку.

– Смотри, вот здесь я сверкаю.

– Что-что?

– Не важно.

– Вот, – сказал Дэниел, увеличивая фотографию Энди и Макса, запечатленных во время свадебного поцелуя. – Какая прелесть!

Энди вспомнила волнение, которое ощутила, когда открылись двойные двери. Первые звуки канона Пахельбеля означали, что пути к бегству отрезаны. Вцепившаяся в отцовскую руку Энди увидела среди гостей тестя и тещу своего брата, троюродных сестер матери и няньку Макса с Карибских островов, которую он до четырех лет считал своей мамой. Отец очень нежно вел Энди вперед, помогая ей держаться на ногах. Группа университетских подружек с мужьями улыбалась справа. Впереди шайка приятелей Макса по частной школе. Красивые, как на подбор, и с не менее привлекательными спутницами, они все повернули головы и уставились на нее. Энди мимолетно удивилась, почему гости со стороны жениха и со стороны невесты не разделились: так что, уже не делают? Ей, доморощенному эксперту по свадьбам, полагалось знать ответ, но она не знала.

Ее внимание привлекло кислотно-зеленое пятно справа: модница Агата, их секретарша, явно получила откровение главного небесного хипстера, что в моду войдут не только небритость и мужские шляпы, но и неоновые цвета. Агату окружали служащие редакции «Декольте», всего около двадцати человек. Некоторые – начальник отдела фотографии и исполнительный директор – убедительно изображали восторг от того, что приходится тратить праздничный выходной – день Колумба – на свадьбу начальницы. Помощницы, младшие редакторы и девушки из отдела рекламы притворялись хуже. Энди считала, что жестоко было звать на свадьбу весь штат подчиненных, обязав явиться на, по сути дела, рабочее мероприятие, когда люди и без того в офисе с утра до вечера, но Эмили настояла. Она утверждала, что для укрепления коллектива очень полезно собрать всех выпить и потанцевать, поэтому, как до этого с флористами, банкетом и размахом празднества, Энди уступила.

Она медленно приближалась к импровизированному алтарю, с трудом передвигая ноги, будто шла по глубокому снегу, и тут еще одно лицо привлекло ее внимание. Светлые волосы стали чуть темнее, но на щеках по-прежнему играли ямочки. Дорогой черный костюм – не смокинг, разумеется, этот гость ни за что на свете не оделся бы столь заурядно. Он всегда говорил, что дресс-коды придуманы для людей без чувства стиля. Он всегда много чего говорил, а Энди заслушивалась его речью, словно это вещал сам Господь Бог. Кристиан Коллинсворт, ее ошибка после Алекса и до Макса, выглядел эффектно, стильно и самоуверенно, как и пять лет назад, когда она проснулась в его постели на Вилла д’Эсте, обнаженная, на скрученных простынях, и через несколько минут он небрежно бросил, что его подруга завтра тоже приезжает на озеро Комо, не желает ли Энди с ней познакомиться? Когда Эмили в порядке личного одолжения попросила Энди пригласить Коллинсворта, она с негодованием отказалась, но когда миссис Харрисон внесла его в список гостей вместе с Коллинсвортами-старшими, близкими друзьями Харрисонов, Энди не посмела сказать: «Барбара, боюсь, неприлично приглашать на нашу свадьбу человека, с которым у меня был головокружительный роман. Не поймите превратно, в постели он бог, но вдруг за коктейлями возникнет неловкость? Надеюсь, вы меня поймете». Теперь Коллинсворт стоял в зале, обнимая мать за талию, его взгляд говорил Энди: «Мы с тобой помним о нашей восхитительной тайне». Таким взглядом Кристиан одаривал половину женщин на Манхэттене.

– Я пойду по красной дорожке и увижу человека, с которым у меня был секс, – пожаловалась она Эмили, ознакомившись со списком приглашенных миссис Харрисон. К счастью, Кэтрин вычеркнули по требованию Макса. Энди хотелось завопить от восторга, когда он сказал матери: «Никакой Кэтрин. Никаких бывших!» – несмотря на ее статус «близкого друга семьи». Когда Энди призналась потом жениху, что его мать пригласила Кристиана Коллинсворта, Макс сказал, глядя ей в глаза: «Мне плевать на Кристиана, если и тебе тоже». Энди согласно кивнула, сочтя за лучшее не расстраивать Барбару.

Эмили округлила глаза:

– В точности как девяносто девять процентов невест, исключая религиозных фанатичек и ломающих статистику ботаничек, которые познакомились со своим суженым в первом классе и ни с кем другим не переспали. Забудь! Гарантирую, твой Кристиан давно так и сделал.

– Знаю, – сказала Энди. – Я у него, наверное, тысяча первая, но все равно как-то странно видеть его на моей свадьбе.

– Ты взрослая женщина, тебе тридцать один год, ты уже восемь лет живешь в Нью-Йорке. Я бы забеспокоилась, если бы на твоей свадьбе не появился кто-нибудь, с кем ты переспала, помимо жениха.

Энди перестала делать пометки на лежавшем перед ней макете номера и посмотрела на Эмили:

– Напрашивается вопрос…

– Четверо.

– Не верю! Кто? Я знаю только Джуда и Гранта.

– Помнишь Остина-кошатника?

– Ты мне не говорила, что спала с ним!

– А чем тут хвастаться? – Эмили отпила кофе.

– Это три. А кто четвертый?

– Феликс из «Подиума». Он работал в…

Энди чуть не упала со стула.

– Он же голубой! Он сочетался браком со своим бойфрендом в прошлом году! Как ты умудрилась с ним переспать?!

– Вот любишь ты цепляться за ярлыки! Это было один раз, после модного показа «Мода рулит». В какой-то момент Миранда послала нас с Феликсом в VIP-зал принять заказы на выпивку. Мы перебрали с мартини. Было весело. Ну а потом побывали мы на свадьбах друг у друга, большое дело! Расслабься!

Тогда Энди с ней согласилась, но это было до того, как ее втиснули в свадебное платье и повели венчаться с человеком, который, судя по всему, только что ей изменил, а человек, который ей всегда очень нравился, двусмысленно ухмылялся в толпе гостей.

Церемония прошла, как во сне, и только хруст хрусталя под ногой Макса вернул ее к реальности. Р-раз! Дело сделано. С этого дня она больше не будет прежней Энди Сакс, собой, что бы это ни значило. С этого мгновения ей придется пожизненно нести одно из двух малопривлекательных званий: замужней либо разведенной. Как же это вышло?

Телефон в кабинете Энди зазвонил. Она взглянула на часы: пол-одиннадцатого. В интеркоме послышался голос Агаты:

– Доброе утро, Энди. Макс на первой линии.

Агата взяла моду день ото дня являться на работу все позднее, и Энди собиралась сделать ей выговор за это. Она протянула руку к кнопке интеркома сказать секретарше, что не может сейчас разговаривать с Максом, но умудрилась при этом опрокинуть свою чашку кофе и нечаянно нажала на мигающую кнопку первой линии.

– Энди, ты как? Дорогая, я волнуюсь. Как ты себя чувствуешь?

Остывший кофе, ставший еще противнее горячего, медленно капал со стола прямо на брюки Энди.

– Нормально, – сказала она торопливо, оглядываясь в поисках салфетки или хотя бы листка бумаги, чтобы вытереть лужу. Ничего не нашлось. Оставалось смотреть, как кофе медленно пропитывает настольный календарь и льется на колени. Энди заплакала. Опять. Для того, кто редко плачет, она в последнее время не осушала глаз.

– Ты плачешь? Энди, что случилось? – спросил Макс. Тревога в его голосе только усилила потоки слез.

– Ничего, все в порядке, – солгала Энди, глядя на круглое пятно от кофе на левой брючине. Она кашлянула. – Слушай, мне придется заехать домой переодеться перед яхтенной вечеринкой, поэтому я могу выгулять Стэнли. Отменишь того, кто с ним гуляет? Ты домой приедешь или там встретимся? Напомни, с какого пирса отходит яхта?

Они уточнили кое-какие детали, и Энди удалось закончить разговор без объяснений по поводу своего приступа слез. Она поправила макияж перед маленьким настольным зеркалом, бросила в рот две таблетки тайленола, запила диетической колой и погрузилась в работу. До конца дня, к счастью, Энди была так занята, что у нее не было времени плакать. Ближе к вечеру она даже выкроила полчаса и уложила волосы в «Дрим драй», поэтому, наскоро переодевшись дома и выпив бокал ледяного пино гриджио, почувствовала себя почти человеком.

Макс оказался рядом, едва Энди спустилась по покрытым красным ковром сходням в открытую кают-компанию: от его мягкого поцелуя и пряного мятного запаха приятно закружилась голова.

– Прекрасно выглядишь, – сказал Макс. – Очень рад, что тебе лучше.

Неожиданно у Энди к горлу подступила резкая тошнота; она поспешно зажала рот ладонью.

Макс наморщил лоб.

– Из-за ветра поднялись волны, яхту качает. Не волнуйся, они скоро утихнут. Идем, я хочу тобой похвас-таться.

Вечеринка была в полном разгаре. Энди с Максом выслушали десятки поздравлений по случаю свадьбы. Неужели минуло всего четыре дня после того, как она пошла к алтарю? Дул пронизывающий ветер; одной рукой Энди придерживала волосы, другой стягивала у шеи кашемировый палантин. Больше всего она радовалась, что у свекрови сегодня какая-то неотменимая неделовая встреча в Верхнем Ист-Сайде и на яхту она не попадет.

– Пожалуй, эта роскошнее всех, – похвалила Энди, оглядывая кают-компанию в марокканском стиле, оценив изысканную обивку сложного плетения и проведя пальцами по барной стойке с ручной резьбой. – С каким вкусом сделано…

Жена редактора «Яхтенной жизни», чье имя Энди не могла запомнить, наклонилась и сказала:

– Я слышала, дизайнеру на оформление дали пустой чек. Буквально пустой, на неограниченную сумму.

– Какому дизайнеру?

Женщина уставилась на нее.

– Как какому? Валентино! Владелец поручил ему оформление яхты. Можете представить, сколько стоит нанять одного из выдающихся мировых дизайнеров выбрать ткань для диванов?

– Даже вообразить не могу, – пробормотала Энди, хотя, конечно, могла. После года работы в «Подиуме» ее мало что шокировало – и меньше всего суммы, которые богатые готовы потратить на свои прихоти.

Энди смотрела, как женщина (Молли? Сэди? Зоэ?) уплетает миниатюрные тортильи с соусом тартар и, жуя, глазеет по сторонам. Вдруг ее глаза расширились.

– Боже мой, он здесь. Не может быть, сам приехал! – пробормотала она, не прожевав до конца и поэтому прикрывая ладонью рот и раздутые щеки.

– Кто приехал? – якобы безразлично спросил ее муж.

– Валентино! Только что приехал! Смотри! – Женщине удалось наконец проглотить тортилью, и она быстро подкрасила губы одним грациозным движением.

Макс и Энди обернулись. Загорелый, подтянутый, обтянутый костюмом Валентино осторожно снял свои лоферы и шагнул на палубу. Стоявший рядом лакей подал ему фыркающего мопса с мокрой мордочкой, которого дизайнер без слов принял и начал поглаживать. Валентино откровенно рассматривал гостей и, не выразив ни неприязни, ни удовольствия, повернулся, чтобы предложить руку своему спутнику. Однако на яхту поднялся не старый Джанкарло; Энди с ужасом смотрела, как с затененной лестницы, которая вела в кают-компанию, появились пять длинных пальцев с красными лаковыми ногтями и по-тигриному сомкнулись на запястье Валентино.

Не-е-е-ет!!!

Энди испуганно взглянула на Макса. Она закричала вслух или только мысленно?

Словно в замедленной съемке, кошмар материализовался дюйм за дюймом: макушка «боба», длинная челка – и лицо с до боли знакомым выражением крайнего неудовольствия. Сшитые на заказ белые брюки, шелковая туника и кобальтово-синие лодочки – от «Прада», а жакет, напоминавший военный френч, и классическая стеганая сумка – от «Шанель». Единственное украшение – широкий эмалевый браслет от «Эрмес» – того же цвета, что и туфли. Энди несколько лет назад читала, что браслеты заменили Миранде белые шарфы-талисманы. У нее наверняка собралось сотен пять браслетов всевозможных цветов и размеров, и Энди испытала огромное облегчение, что уже не несет ответственности за их бесперебойную поставку. Завороженно глядя, как Миранда отказалась снять туфли, Энди даже не заметила, что Макс сжал ей руку.

– Миранда, – прошептала она задыхаясь.

– Приношу свои извинения, – сказал Макс ей на ухо. – Я понятия не имел, что она придет.

Миранда не любила вечеринки. Яхты она тоже не любила. Очевидно, что особенно сильно она не любила вечеринки на яхтах. Три, максимум пять человек в мире могли уговорить Миранду взойти на борт, и Валентино был одним из них. Хотя Энди по опыту знала, что Миранда уделит вечеринке не больше десяти – пятнадцати минут, ее охватил ужас при мысли оказаться на одном суденышке с персонажем своих ночных кошмаров. Неужели десять лет прошло с тех пор, как на парижской улице она крикнула: «Идите вы к черту!» – и уехала в Нью-Йорк? Кажется, все было только вчера. Энди стиснула телефон, борясь с желанием позвонить Эмили, но тут Макс отпустил ее руку и потянулся поприветствовать Валентино.

– Очень рад снова вас видеть, сэр, – произнес официально Макс.

– Надеюсь, вы простите нам это вторжение, – сказал Валентино с легким полупоклоном. – Со мной планировал быть Джанкарло, но я приехал в Нью-Йорк, чтобы встретиться с этой очаровательной леди, и мне захотелось снова посетить мою яхту.

– Мы в восторге, что вы почтили нас своим присутствием, сэр.

– Брось это «сэр», Максвелл. Твой отец был моим близким другом. Я слышал, ты хорошо ведешь дела?

Макс напряженно улыбнулся, не зная, вызван ли вопрос Валентино простой вежливостью или в нем кроется подвох.

– Стараюсь. Позволите предложить вам и… мисс Пристли что-нибудь выпить?

– Миранда, дорогая, это Максвелл Харрисон, сын покойного Роберта Харрисона. Максвелл сейчас управляет «Харрисон медиа хол…

– Мне это известно, – перебила Миранда, глядя на Макса с холодным безразличием.

Валентино удивился не меньше Энди.

– Ага! Я не знал, что вы знакомы, – сказал он, ожидая объяснений.

Макс пробормотал:

– Мы не знакомы.

И одновременно Миранда произнесла:

– Да, мы знакомы.

Последовала неловкая пауза, которую Валентино поспешил заполнить пронзительным смехом.

– А-а, я чувствую, за этим кроется интересная история! Буду ждать, когда вы мне ее расскажете! Ха-ха-ха!

Энди до крови прикусила кончик языка. Снова накатила дурнота, во рту словно лежал кусок мела, и она, хоть убей, не знала, что сказать Миранде Пристли.

К счастью, Макс, более привыкший к светским разговорам, обнял Энди за талию и сказал:

– А это моя жена, Андреа Харрисон.

Энди едва не поправила мужа: вообще-то Сакс! – но вовремя поняла, что он намеренно не упомянул ее девичьей фамилии. Хотя это уже не имело значения: Миранда заметила кого-то интересного на другом конце кают-компании, и не успел Макс договорить, как она уже была в двадцати футах от них. Она не поблагодарила Макса и даже не взглянула на Энди.

Валентино с виноватым видом поспешил за Мирандой, сжимая в объятиях мопса.

Макс повернулся к Энди.

– Мне очень жаль, я понятия не имел…

Энди положила ладонь ему на грудь:

– Все нормально. Правда. Все прошло даже лучше, чем я смела надеяться. Она на меня и не взглянула. Никаких проблем.

Макс поцеловал жену в щеку, сказав, как прелестно она выглядит, попросил никого не бояться, по крайней мере славящуюся своей грубостью Миранду Пристли, и пообещал принести воды. Энди слабо улыбнулась мужу, отвернулась и стала смотреть, как матросы поднимают якорь и яхта отходит от берега. Она прижалась к металлическим перилам и глубоко вдыхала холодный октябрьский воздух, чтобы успокоиться. Руки дрожали, поэтому она обхватила себя за плечи и закрыла глаза. Ничего, вечеринка скоро кончится.

Глава 6

Некролог, написанный заранее

Наутро после яхтенной вечеринки, когда в шесть часов у Макса прозвенел будильник, Энди показалось, что она готова раздавить его (или Макса) в лепешку. Только после настойчивого тормошения она вылезла из кровати и натянула спортивные штаны и старую фуфайку «Браун». Медленно жуя банан, который Макс вручил ей на выходе из квартиры, она вяло поплелась в соседний квартал. Попытка провести карточкой спортклуба через щель отняла у нее все силы. Энди взобралась на беговую дорожку, не без оптимизма поставив таймер на сорок пять минут, но это был предел ее возможностей: когда программа перешла от разминки к сжиганию жира, Энди нажала кнопку аварийной остановки, схватила свою «Весну в Польше»[4] и «Ю-эс уикли» и удалилась на лавочку. Мобильный зазвонил так внезапно, что Энди от неожиданности чуть не выронила его. На экране высветился номер Эмили.

– Сейчас шесть пятьдесят две! Ты что, прикалываешься надо мной? – спросила Энди, внутренне собираясь перед неизбежным напором подруги.

– А ты разве еще не встала?

– Я-то встала, естественно. Я в спортзале. А вот ты почему не спишь в такую рань? Или ты звонишь из тюрьмы? А может, из Европы? Второй раз за неделю ты вскакиваешь, не дожидаясь девяти!

– Энди, ты не поверишь, кто мне только что звонил! – Подобная степень возбуждения у Эмили предназначалась обычно для знаменитостей, президентов или бывших бойфрендов, с которыми еще не все закончилось.

– Никто. Еще семи утра нет.

– Угадай.

– Эм, ну хватит!

– Я тебе подскажу: тебе этот человек покажется очень-очень интересным!

Энди вдруг сразу все поняла. Ну вот зачем эта звонила Эмили? Облегчить нечистую совесть? Оправдаться признанием в истинной любви? Объявить, что беременна от Макса? Несомненно, это она.

– Кэтрин, что ли?

– Кто?

– Бывшая Макса, с которой он встречался на Бермудах?

– Ты его так и не спросила об этом? Энди, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Не тупи, никакая не Кэтрин, с чего ей вообще мне звонить? Звонили из «Элиас-Кларк»!

– Миранда! – прошептала Энди.

– Не совсем. Какой-то тип по имени Стэнли, который не заморачивался подробностями или должностями, но я, погуглив, узнала, что он у них главный консультант.

Энди согнулась, опустив голову между колен. Из комнаты велотренажеров ударила громкая «Позвони мне, может быть». Энди встала и зажала свободное ухо.

– Я понятия не имею, зачем он звонил, но он оставил сообщение почти ночью с просьбой перезвонить как можно быстрее по крайне важному делу.

– С ума сойти! – Энди заметалась между женской раздевалкой и ковриками для пилатеса. Макс на силовом тренажере мерно качал мышцы спины.

– Интересно, правда? Должна сказать, я заинтригована.

– Это все Миранда. Я видела ее вчера. Сперва лично, а затем в ночных кошмарах. Очень долгая выдалась ночь.

– Ты ее видела? Где, по телевизору?

– Ха-ха! У меня настолько незавидная жизнь, что ты даже не веришь в такую возможность? Я видела ее на яхтенной вечеринке! Она была с Валентино. Мы вместе пили коктейли, а затем вчетвером отправились в «Да Сильвано» ужинать. Миранда была сама любезность. Признаюсь, я удивлена.

– Гос-по-ди, я сейчас умру! Как ты могла не позвонить мне, едва вернувшись домой? Или из туалета в ресторане? Энди, признавайся, ты сейчас наврала! Быть такого не может!

Энди засмеялась.

– Конечно, я тебя дурю. Неужели ты поверила, что мы с Мирандой съели по порции тальятелле, и я тебе не сказала? Да, она появилась на празднике, но даже не взглянула в мою сторону. Все мое общение с ней свелось к вдыханию «Шанель № 5», когда она прошла мимо, не подавая виду, что узнала меня.

– Зараза ты, – с чувством выдохнула Эмили.

– Взаимно. Слушай, тебе не кажется, что это связано? Я увидела ее вчера впервые за черт знает сколько лет, и вдруг она звонит тебе на следующий день?

– Эмили, она мне не звонила, звонил Стэнли.

– Это одно и то же.

– Думаешь, до них дошли слухи о нашей маленькой привычке упоминать ее имя, чтобы привлечь знаменитостей? Но это же не преступление? – В голосе Эмили появилась тревога.

– Может, они наконец заметили, что ты стащила ее записную книжку с двумя тысячами адресов, и хотят судом обязать тебя хранить информацию в тайне? – предположила Энди.

– Девятилетней-то давности? Да ну!

Энди помассировала ноющие икры.

– Может, она решила тебя вернуть? Вдруг ты все-таки была лучшей из тех, кто сдавал в химчистку ее вещи и приносил ленч, и теперь она наконец поняла, что не может без тебя жить?

– Прелестно. Я сейчас в душ и через полчаса выезжаю. Встретимся в офисе?

Энди взглянула на часы, обрадовавшись отличному предлогу улизнуть из спортзала.

– Хорошо, тогда до встречи.

– Да, и еще, Энди, я сегодня жарю бифштекс. Ты приходи пораньше, займешься цукини. Майлса до восьми не будет.

– Годится. Скажу Максу, чтобы позвонил Майлсу. Пока.

Жесткие, как подошва, бифштексы из филе и мелко нарезанные тушеные кабачки больше пяти лет были у них дежурным блюдом. В свое время Энди и Эмили посещали терапевтические кулинарные курсы, и за целый семестр им покорились только бифштексы с кабачками. Сколько они ни готовили чертово мясо и цукини (обычно получалось два или три раза в месяц), Энди всякий раз вспоминала 2004 год, когда она ушла из «Подиума», год, изменивший все.

Энди была не из тех девушек, которые помнят, что надевали на первое сентября, на третье свидание, на дни рождения, на встречи с друзьями и на все праздники, но 2004-й навечно врезался ей в память: не каждый год мы увольняемся с работы, переживаем развод родителей, нас бросает бойфренд, с которым мы прожили шесть лет, а лучшая (вернее, единственная) подруга переезжает на другой конец страны.

Началось все с Алекса – всего через месяц после возвращения Энди из бесславной поездки в Париж под девизом «Идите вы к черту, Миранда!». Вспоминая эту перепалку, Энди внутренне корчилась от мучительной неловкости, в ужасе от собственного поведения. Да, она считала такой способ увольняться в высшей степени непрофессиональным и неотесанным, какой бы плохой ни была работа. Но если бы все повторилось, если бы можно было вернуться назад во времени и снова пережить тот эпизод, Энди, наверное, не изменила бы ни одной мелочи – слишком уж хорошо ей стало. Вернуться домой, к Лили, к родителям, к Алексу было правильным поступком, и единственное, о чем Энди жалела, – что не сделала этого раньше. Однако, к ее удивлению, после ухода от Миранды жизнь вовсе не стала прежней. За год, который Энди провела в «Подиуме», поднося, относя, разыскивая, находя, учась плавать в одном бассейне с акулами моды, охваченная постоянным страхом и не имея времени и сил ни на что, кроме работы, она перестала замечать, что происходит вокруг.

Когда они с Алексом успели настолько отдалиться друг от друга, что он уже не находил с ней ничего общего? Он твердил, что все изменилось, что он ее не узнает. Ушла из «Подиума» – прекрасно, но разве она не понимает, что стала другим человеком? Девушка, в которую он влюбился, отвечала только за себя, а новая Энди так и рвется бегать по чужой указке. Что это значит, закусив губу, спрашивала Энди, в которой грусть смешивалась со злостью. Алекс только качал головой. Они постоянно выясняли отношения. Казалось, Алекс в ней разочаровался, и когда он наконец заявил, что хочет от всего отдохнуть, и – ах да, забыл! – принял предложение от «Преподавай для Америки»[5] о переводе куда-то в дельту Миссисипи, Энди была подавлена, но не удивлена. Формально все было кончено, хотя ей и не верилось в это. Следующий месяц они перезванивались и время от времени виделись. Всегда находилась причина позвонить или послать имейл – забытая толстовка, вопрос к ее сестре, идея, как продать билеты на осенний концерт Дэвида Грэя, купленные за несколько месяцев. Хотя расставание по-прежнему казалось нереальным, Энди впервые начала ощущать неловкость в общении с Алексом. Она пожелала ему удачи и обняла совершенно по-сестрински, но в глубине души не верила, что он навсегда поселится в Миссисипи. Они возьмут тайм-аут, хорошенько подумают в разлуке, придут в себя и разберутся во всем, и тогда он поймет, что совершил ужасную ошибку (и с ней, и с Миссисипи) и бросится обратно в Нью-Йорк. Им суждено быть вместе, это каждый подтвердит. Это лишь вопрос времени.

Вот только Алекс не позвонил. Ни во время двухдневной дороги на автомобиле, ни когда устроился в съемном коттедже, потому что в том городишке не было многоэтажек. Сначала Энди находила этому различные объяснения, повторяя про себя: «Он устал с дороги», «Он горько раскаивается, что круто изменил свою жизнь» и свое излюбленное – «В Миссисипи не берет мобильный». Но прошло три дня, потом неделя, а Энди не дождалась даже имейла, и вот тогда, как удар, обрушилось мучительное осознание: Алекс ушел по-настоящему, уехал в голубые дали и не вернется. Энди плакала каждое утро под душем, каждый вечер перед телевизором и иногда днем – просто потому, что была возможность. Она писала статьи для «И жили они долго и счастливо», набиравшего популярность свадебного блога, куда ее взяли фрилансером, но легче не становилось. Как придумывать идеальный свадебный протокол или необычные способы провести медовый месяц, если собственный бойфренд считает ее слишком отвратительной, чтобы хотя бы позвонить?

– Бывший бойфренд, – ответила Лили на вопрос Энди. Они сидели в доме ее бабушки в Коннектикуте и пили приторный фруктовый чай, который Лили купила у своей маникюрши-кореянки.

У Энди приоткрылся рот.

– Ты что сейчас сказала?!

– Я не хочу тебя обидеть, но пора посмотреть в лицо реальности.

– В какое еще лицо, что это значит? Едва месяц прошел!

– Месяц, за который он не позвонил и никак не проявился. Вряд ли так будет всегда, но он явно дает тебе понять… Я не говорю, что я с ним согласна, но ты не должна думать, что…

Энди взяла ее за руку.

– Спасибо, я все поняла.

– Не будь такой. Я знаю, как это тяжело, ведь вы любили друг друга. Но мне кажется, тебе пора начинать строить жизнь дальше.

Энди фыркнула.

– Очередная мудрость с твоих двенадцатиступенчатых семинаров?

Лили отшатнулась, как от удара.

– Я говорю это, потому что ты мне небезразлична, – тихо сказала она.

– Прости, Лил, я не хотела… Ты права. Я знаю, что ты права. Я просто не могу уложить в голове… – Энди сдерживалась изо всех сил, но в горле встал ком, глаза повлажнели. Она всхлипнула.

– Ох, иди сюда, дорогая, – сказала Лили, пододвигаясь к подушке, на которой на полу сидела Энди.

Оказавшись в дружеских объятиях, Энди вдруг подумала, что ее уже много недель никто не обнимал. Ей было хорошо. Стыдно, но хорошо.

– Это же типично мужское поведение – взять передышку, пожить отдельно. Он вернется.

Энди вытерла слезы и через силу улыбнулась.

– Я знаю, – кивнула она.

Обе они знали, что Алекс вовсе не типичный мачо и нет никаких оснований утверждать, что он вернется, скоро или вообще.

– Пора тебе завести интрижку.

– Интрижку? По-моему, чтобы изменять, надо вообще-то иметь постоянные отношения.

– Ну, мужика, если угодно. Тебе напомнить, сколько времени у тебя уже не было секса ни с кем, кроме Алекса? Я могу.

– Вряд ли это действительно…

– До Алекса это было на втором курсе. Со Скоттом, фамилию уже не помню. У него еще верхняя челюсть вперед выступала. Вы кувыркались всю ночь в ванной общежития, когда меня рвало, помнишь?

Энди схватилась за голову.

– О-о, перестань!

– А потом он подписал тебе открытку с надписью «Прошлой ночью» снаружи и «Ты потрясла мой мир» внутри, и ты сочла это самым милым романтическим жестом, на который способен мужчина!

– Пожалуйста, ну я тебя прошу!

– Ты с ним спала четыре месяца! Ты не обращала внимания на его пластмассовые шлепанцы, на отказ стирать свои шмотки самостоятельно, на открытки «Просто так», которыми он тебя заваливал. Ты доказала свое умение надевать шоры, когда дело касается мужчин. Ну и сделай это опять!

– Лили…

– Или не делай. Ты сейчас готова сделать шаг вперед, остается захотеть. Два слова: Кристиан Коллинсворт. Разве он время от времени не проявляется?

– Да, но я его интересую лишь потому, что у меня есть… был постоянный бойфренд. Как только он узнает, что я свободна, сразу сбежит.

– Если под «свободна» ты имеешь в виду «готова для новых отношений», тогда ты, пожалуй, права. Но если ты говоришь про «готова к сексу без обязательств, исключительно для наслаждения», он еще как не откажется!

– Слушай, а не съездить ли нам куда-нибудь? – Желая сменить тему, Энди просматривала почту на блэкберри. – Вот, «Трэвелз» предлагает четыре дня и три ночи на Ямайке, в стоимость входят перелет, гостиница и полный пансион. Триста девяносто девять зеленых на праздничные выходные, в день президентов. Неплохо!

Лили промолчала.

– Давай, будет весело. Будем загорать, пить «Маргариту» – ну, не ты, а я! Может, познакомимся с кем-нибудь. Я устала от зимы, мы заслужили отдых!

Энди почуяла неладное, когда Лили снова не ответила, разглядывая ковер.

– Бери свои книги. Будешь читать на пляже. Нам сейчас необходимо развеяться!

– Я переезжаю, – сказала Лили почти шепотом.

– Что?

– Переезжаю.

– На другую квартиру? Нашла что-нибудь? Я думала, ты собираешься закончить учебный год, раз у тебя занятия только два раза в неделю, и начнешь искать жилье летом.

– Я переезжаю в Колорадо.

Онемев, Энди уставилась на подругу. Лили отломила крошечный уголок рогалика с корицей, но оставила его на тарелке. Они молчали почти минуту, которая показалась Энди часом.

Наконец Лили глубоко вздохнула.

– Мне правда очень нужны перемены. Пьянство, авария, месяц в реабилитационной клинике… Нью-Йорк у меня ассоциируется со стольким… С таким негативом… Я даже бабушке еще не говорила.

– В Колорадо? – У Энди на языке вертелось сто вопросов, но от шока она не смогла произнести ничего другого.

– Колорадский университет в Боулдере очень облегчил мне перевод зачетных баллов. Мне дают полную стипендию за преподавание всего в одной группе выпускного курса в течение семестра. Там свежий воздух, прекрасная программа, никто обо мне ничего не знает… – Лили подняла глаза, полные слез. – Но там нет тебя; и поэтому я грущу. Я буду страшно по тебе скучать.

Начались всхлипывания. Девушки плакали, обнявшись и размазывая тушь по щекам. В голове не укладывалось, что скоро между ними будет целая страна. Энди пыталась поддержать подругу, засыпав ее вопросами и внимательно выслушивая ответы, но думать могла только об очевидном: через несколько недель она останется в Нью-Йорке одна. Ни Алекса, ни Лили… ни жизни.

Через несколько дней после отъезда Лили Энди вернулась в родительский дом в Эйвоне. Она доедала третью порцию маминого пюре с маслом и жирной сметаной, пила второй бокал пино и уже подумывала расстегнуть пуговицу на джинсах, когда сидевшая напротив мать взяла Энди за руку и объявила, что они с отцом разводятся.

– Мы очень любим тебя и Джил. Разумеется, вы тут ни при чем, – медленно говорила миссис Сакс, тщательно подбирая слова.

– Роберта, Энди не ребенок и, безусловно, не считает себя причиной нашего развода, – сказал отец резче, чем обычно. Про себя Энди вынуждена была признать, что так повелось уже довольно давно.

– Решение абсолютно взаимное и полюбовное. Никто из нас… не встречается ни с кем другим. Мы просто… отдалились друг от друга за столько лет.

– У нас разные жизненные цели, – зачем-то сказал отец.

Энди кивнула.

– Ты ничего не скажешь? – Лоб миссис Сакс пошел морщинами от родительской заботы.

– А что тут говорить? – Энди допила вино. – Джил уже знает?

Отец кивнул. Миссис Сакс кашлянула.

– Может, у тебя… есть какие-нибудь… вопросы… или что-то? – забеспокоилась она. Быстрый взгляд на отца подтвердил, что он готов переключиться в режим психиатра и начать расспрашивать дочь о ее чувствах, сопровождая диалог несносными комментариями вроде «все, что ты сейчас чувствуешь, вполне понятно» и «я знаю, потребуется время, чтобы к этому привыкнуть». Для этого у Энди не было настроения.

Она пожала плечами.

– Слушайте, это ваше дело. Раз вас все устраивает, я-то тут при чем? – Она вытерла рот салфеткой, поблагодарила мать за ужин и вышла из кухни. Конечно, это был скорее подростковый бунт, но у Энди просто сдали нервы. Сознавая, что никоим образом не причастна к краху родительского брака с тридцатичетырехлетним стажем, она думала только об одном: сперва Алекс, потом Лили, а теперь еще и это. Уже чересчур для одного человека.

Затяжной серфинг в Интернете, интервью и написание статей для «И жили они долго и счастливо» в целом помогали отвлечься от проблем, но Энди не знала, чем заполнить бесконечные часы между окончанием работы и отходом ко сну. Пару раз она пила коктейли со своим редактором, тигрицей в юбке, которая в основном смотрела мимо Энди на молоденьких старшекурсников, толпившихся в барах в часы скидок, изредка обедала со знакомым по фамилии Браун или с университетской приятельницей, приезжавшей в Нью-Йорк по делам, но в основном Энди была одна. Алекс словно исчез с лица земли: ни разу не позвонил и только единственный раз прислал короткое письмо «Спасибо, что помнишь, надеюсь, у тебя все хорошо» в ответ на длинный, эмоциональный и, оглядываясь назад, унизительный панегирик, который Энди наговорила ему на автоответчик в день рождения (Алексу исполнялось двадцать четыре). Лили вполне освоилась в Боулдере и только и щебетала, что о своей новой квартире, новом офисе и какой-то йоге, на которую она с удовольствием ходит. Самое обидное, она даже не притворялась грустной. Родители официально развелись, договорившись, что дом достанется миссис Сакс, а отец переедет в новую квартиру в кондоминиуме поближе к городу. После подписания бумаг они отправились к психотерапевту – на этот раз по отдельности – «примиряться» с решением.

Зима в тот год выдалась долгой и суровой. Долгая, суровая, одинокая зима… И Энди сделала то, что рано или поздно делает любая молодая жительница Нью-Йорка, еще не прожившая здесь десяти лет: записалась на кулинарные курсы «Как кипятить воду».

Это казалось полезным и правильным, учитывая, что в духовке у Энди хранились каталоги и журналы. Единственное, что она умела, – это сварить кофе или открыть банку арахисового масла, а заказывать готовую еду на дом, притом что приходилось экономить, было накладно. Это можно было назвать удачной идеей, не будь у Нью-Йорка привычки становиться самым маленьким в мире городом именно в те моменты, когда вам хочется анонимности: в самый первый день занятий в учебной кухне напротив Энди с видом в высшей степени деловым и внушающим робость восседала не кто иная, как старшая секретарша из «Подиума» Эмили Чарлтон.

Надо же было наткнуться на единственного врага среди восьми миллионов жителей Нью-Йорка! Энди отчаянно желала иметь при себе бейсболку или темные очки – любую защиту от смертельно ядовитого взгляда, до сих пор преследовавшего ее в ночных кошмарах. Может, ей уйти? Отказаться? Прийти в другой раз? Пока Энди взвешивала варианты, инструктор зачитал список участниц. Услышав фамилию «Сакс», Эмили вздрогнула, но тут же овладела собой. Девушки избегали переглядываться и, словно сговорившись, не узнавали друг друга. На второе занятие Эмили не пришла, и Энди начала надеяться, что та бросила курс кулинарии; третье из-за работы пропустила сама Энди. Они с неудовольствием встретились на четвертом занятии, но благодаря какому-то неощутимому сдвигу в отношениях не смогли проигнорировать друг друга и обменялись ледяными кивками. К концу пятого занятия Энди едва различимо пробурчала «привет» куда-то в сторону Эмили, и та промычала в ответ что-то похожее. Оставалось последнее занятие. Логично было предположить, что они так и доучатся до конца, обмениваясь исключительно утробными звуками. Энди уже вздохнула с облегчением, но случилось невообразимое: прочитав список ингредиентов для ужина-задания, инструктор назначил двух заклятых врагинь «кухонными напарницами», сделав Эмили ответственной за нарезку, а Энди – за пассеровку. Взгляды девушек впервые встретились, и каждая поспешно отвела глаза. Энди поняла: Эмили боится не меньше ее.

Они молча встали плечом к плечу, и когда мелко резавшая цукини Эмили вошла в ритм, Энди заставила себя спросить:

– Ну как дела?

– Дела? Прекрасно! – Эмили по-прежнему умела дать понять, что считает всякое сказанное Энди слово до крайности неуместным. Было почти приятно осознать, что ничего не изменилось. Энди видела, что Эмили не хочется спрашивать и ответ ее не интересует, но она все же бросила: – А у тебя?

– У меня? Прекрасно, все замечательно. Не верится, что уже год прошел, правда?

Пауза.

– Ты помнишь Алекса? Переехал в Миссисипи, работает учителем. – Энди по-прежнему не могла признать, что Алекс ее бросил. Надо было замолчать, но тут Энди понесло: – А помнишь Лили, мою подругу, которая всегда заходила в офис поздно вечером, когда уезжала Миранда? Ну, она еще в аварию попала, когда я была в Париже? Тоже переехала! В Боулдер. За каких-то полгода увлеклась йогой и альпинизмом. Никак от нее не ожидала. А я пишу в свадебном блоге «И жили они долго и счастливо», слышала о таком?

Эмили улыбнулась – без злорадства, но и не искренне.

– А этот блог, случайно, не филиал «Нью-Йоркера»? Потому что я помню много разговоров о том, чтобы для них писать…

Энди залилась жаркой волной румянца. Какой наивной она была, молодой и глупой! Два года без работы, десятки интервью и статей, которые никто не хотел печатать, обзвон редакторов в попытке навязать тему для очерка избавили ее от иллюзий: в Нью-Йорке публиковаться хоть где-то и писать о чем угодно – уже большое достижение.

– Это было очень глупо с моей стороны, – тихо сказала Энди, украдкой поглядев на ботфорты Эмили и мотоциклетную куртку из мягкой кожи. – А ты сейчас где? По-прежнему в «Подиуме»?

Она спросила просто из вежливости, не сомневаясь, что Эмили повысили до какой-нибудь гламурной синекуры, где она и останется, пока не выйдет за миллиардера или не помрет от старости, смотря что случится раньше.

Эмили с удвоенной энергией принялась резать цукини. Энди даже испугалась, не отхватила бы та себе кончик пальца.

– Нет.

Напряжение стало ощутимым, когда Энди взяла у Эмили кабачковую соломку и посыпала ее измельченным чесноком, солью и перцем, прежде чем вывалить в кипящее на сковороде оливковое масло, которое немедленно принялось брызгаться.

– Убавьте огонь! – велел инструктор со своего высокого стула посередине кухни. – Мы кабачки тушим, а не разводим праздничный костер!

Эмили уменьшила пламя и вытаращила глаза, и это едва заметное мимическое движение мгновенно перенесло Энди в секретарскую «Подиума», где Эмили тоже по десять раз на дню таращила глаза, глядевшие тогда чуть веселее. Миранда звучно оглашала свое очередное требование добыть ей молочный коктейль, или новый грузовой фургон, или сумку из кожи питона, или педиатра, или билет на рейс в Доминиканскую Республику; Энди металась, пытаясь понять суть приказания начальницы; а Эмили закатывала глаза и шумно вздыхала при виде такой некомпетентности. И всякий раз это повторялось.

– Эм, слушай, я… – Энди замолчала, когда Эмили резко вскинула голову и уставилась на нее.

– Меня зовут Эмили, – с нажимом сказала она.

– Извини. Эмили, конечно. Как я могла забыть? Миранда меня так целый год называла.

Удивительно, но у Эмили вырвался смешок, и Энди показалось, что она уловила мелькнувшую улыбку.

– Да уж. Было дело.

– Эмили, я… – Не зная, как продолжать, Энди помешала цукини, хотя инструктор распорядился «дать овощам постоять и подрумяниться, не беспокоя слишком часто». – Я понимаю, прошло много времени с, э-э, того момента, но мне не дает покоя то, как мы расстались.

– Ты имеешь в виду, как ты увела у меня мечту всей жизни – поездку в Париж, притом что я работала в «Подиуме» дольше и лучше, чем ты вообще в состоянии, после чего у тебя хватило наглости все бросить и уехать в середине командировки? Не подумав, как это может испортить настроение Миранде или сколько у меня уйдет времени, чтобы найти и обучить нового человека – почти три недели, кстати! – то есть все это время я оставалась у нее на побегушках круглые сутки без выходных? – Эмили не сводила взгляд с цукини. – Ты не позвонила, даже письма не написала, чтобы попрощаться, поблагодарить за помощь или послать ко всем чертям. Вот как мы расстались.

Энди во все глаза смотрела на свою кулинарную напарницу. Неужели Эмили действительно это задело? Она не поверила бы, не убедившись лично, но Эмили, похоже, была искренне обижена, что Энди никак не проявилась после своего ухода.

– Слушай, прости меня. Я думала, тебе меньше всего захочется со мной общаться. Я не скрывала, что не в восторге от работы у Миранды, но теперь я понимаю, что и тебе приходилось нелегко, а я, пожалуй, могла вести себя менее строптиво.

Эмили снова фыркнула.

– Строптиво? Ты вела себя, как первостатейная стерва!

Энди глубоко вдохнула через нос и выдохнула через рот. Она хотела высказать Эмили все начистоту, обозвать ее подлизой, коей та и являлась, и послать подальше «Подиум» вкупе со всем персоналом раз и навсегда. Один разговор об этом жутком заведении мгновенно воскресил в памяти все старые обиды и тревоги: бессонные ночи, бесконечные безапелляционные «просьбы», неумолкающий телефон, постоянные унижения, оскорбления и замечания, полные скрытой агрессии. Каждое утро Энди чувствовала себя толстой, глупой и ни на что не годной и каждый вечер оказывалась вымотанной и подавленной.

Но какой был смысл затевать ссору сейчас? Через полтора часа закончится последнее занятие, Энди уйдет, взяв пинту «Тейсти ди-лайта» по пути домой, и никогда больше не увидит противную бывшую сослуживицу.

– Все, цукини готовы. Дальше что? – спросила она, передвигая сковородку с кабачками на дальнюю конфорку и наливая оливковое масло в чистую.

Эмили высыпала туда две пригоршни разрезанных на половинки соцветий брюссельской капусты и вылила смесь дижонской горчицы, вина и уксуса.

– Она меня уволила, чтобы ты знала.

Деревянная ложка выпала из пальцев Энди на пол.

– Что?!

– Уволила. Месяца через четыре после твоего ухода. Я как раз закончила натаскивать четвертую новую девушку, время было около восьми утра, самый обычный день, и тут она танцующей походкой входит в офис, едва удостаивает меня взгляда и говорит, что с завтрашнего дня я могу не приходить.

Энди никак не могла удержать нижнюю челюсть, которая все время отвисала.

– Ты что, серьезно? И у тебя нет догадок почему?

Рука Эмили едва заметно дрожала, когда она помешивала капусту.

– Ни малейших. Я работала у нее почти три года, я выучила этот чертов французский, чтобы заниматься с Каролиной и Кэссиди, и вдруг она выбрасывает меня, как мусор! Мне считанные недели оставались до обещанного повышения, я метила в младшие редакторы отдела моды, и вдруг – бац! И я на улице! Ни объяснений, ни извинений, ни спасибо.

– Мне очень жаль, это просто ужасно…

Эмили приподняла левую руку:

– Да ладно, все это случилось в прошлом году. Я уже пережила, пусть и не до конца. Проснувшись утром, я молю Бога, чтобы ее сбил автобус, и после этого более-менее могу продолжать свой день.

Не появись на лице Эмили выражение боли, Энди бы порадовалась. Сколько раз она недоумевала, почему Эмили будто не замечает, как Миранда унижает и терроризирует всех, кто на нее работает? Сколько раз Энди мечтала, чтобы в офисе у нее была подруга? Насколько более сносной была бы жизнь, будь у нее сообщница, которая могла бы посочувствовать! Никто не выкладывался на работе и не старался больше Эмили, однако Миранда изменила своему слову, забыв о данных обещаниях. Это было в высшей степени несправедливо.

Энди вытерла руки о фартук.

– А я однажды написала ее некролог. Как думаешь, я с катушек съехала?

Эмили положила щипцы и уставилась на Энди. Впервые за занятие они некоторое время смотрели друг другу в глаза.

– Что-что ты сделала?

– Ну, просто в качестве тренировки. Признаться, я лишь вскользь коснулась ее достижений. Некролог возымел удивительный эффект – с плеч как гора свалилась. Так что не только ты надеешься, что она встретит безвременную смерть.

Эмили впервые улыбнулась.

– Значит, ты работаешь в газете, так надо понимать? Я тебя гуглила некоторое время после твоего ухода, но мало что нашла.

Энди не знала, как ответить. Было приятно узнать, что Эмили тоже пыталась не терять ее из виду. В первые недели после увольнения из «Подиума» Энди думала позвонить и извиниться за свой внезапный уход, поставивший первую секретаршу в очень трудное положение, но каждый раз в последний момент она трусила. Нельзя крикнуть «Идите вы к черту!» Миранде Пристли и не получить за это сполна от Эмили Чарлтон. Избегая неминуемых криков, проклятий, оскорблений и брошенных телефонных трубок, Энди предпочитала мужественно страдать от чувства вины.

– Наверное, потому, что находить было особо нечего. Некоторое время я жила с Лили, пока она не оправилась. Возила ее на физиотерапию и всякие психологические тренинги типа «Двенадцать шагов», а сама понемногу раскручивалась, писала для нашей местной газеты про помолвки и свадьбы. Вернувшись в Нью-Йорк, я направила свое резюме целому списку на «Медиабистро» и в конце концов остановилась на «И жили они долго и счастливо». Пока все очень даже ничего, мне дают много писать. А ты чем занимаешься?

– Слушай, а что ты для них пишешь? Это же свадебный сайт! Я читала о домашнем дизайне на их партнерском сайте – знаешь, весьма неплохо.

Это был самый восторженный комплимент, какой Энди доводилось слышать от Эмили.

– Спасибо. Да, там все о свадьбах, от обручальных колец до букетов, платьев, регистрации, списка гостей, модных заведений, медовых месяцев, аксессуаров, организаторов, первых танцев… ну, ты знаешь. – Может, и ничего особенного, но у Энди на сайте образовалась своя ниша, чем она в глубине души была довольна. – А ты чем занимаешься?

– Девушки в углу! – рявкнул инструктор, направив на них силиконовую лопатку. – Меньше болтаем, больше готовим! Несмотря на название курса, вы должны научиться не только кипятить воду!

Эмили закивала:

– Вспомнила! Ты брала интервью у Виктории Бэкхем: какие у нее любимые воспоминания о свадьбе и на чем она посоветовала бы не экономить сегодняшним невестам? Она ответила – на алкоголе, ведь это гарантия, что гостям будет весело! Это же ты писала?

Энди не сдержала улыбки: она до сих пор не могла привыкнуть, что люди читают то, что она пишет.

– Да, это мой очерк.

– А я гадала, ты или не ты, и решила, что это другая Андреа Сакс, потому что ты наверняка стала военным корреспондентом или кем-то в этом роде. Я отлично помню, я еще тогда подписалась на гугл-оповещения о Пош и читала о ней все подряд. Ты правда лично с ней встречалась?

Эмили расспрашивает Энди о ее жизни? Проявляет интерес? Впечатлена ее работой?! Невероятно! Немыслимо!

– Всего-то минут пятнадцать. Я приходила к ней в отель, когда они пару месяцев жили в Нью-Йорке. Мне даже довелось встретиться с самим Бэкхемом.

– Не может быть!

Энди кивнула.

– Слушай, не обижайся, но как тебе удалось уговорить ее дать интервью для свадебного блога?

Взвесив, насколько честной можно быть с Эмили, Энди решилась:

– Я позвонила ее пиар-агенту и сказала, что недавно работала в «Подиуме» непосредственно у Миранды Пристли, а так как Миранда большая поклонница Виктории Бэкхем, не согласится ли Пош сказать пару слов о своей свадьбе?

– И она согласилась?!

– Ага.

– Но Миранда не любит Викторию Бэкхем!

Эмили переложила капусту и цукини на тарелку и присела на высокий табурет. Энди подошла к большому блюду с нарезанным сыром и крекерами, переложила немного на другую тарелку, села рядом с Эмили и поставила закуски на стол между ними.

– А какая разница? Лишь бы Виктория или ее агент любили Миранду, а этого у них до поросячьего визга. До сих пор этот метод сбоев не давал.

– Как, ты и раньше так делала? Намекала, что пишешь для «Подиума»?

– Ну, лгать я не лгала. – Энди отправила в рот кубик чеддера. – А как понимать мои слова – личное дело каждого.

– Блестяще, просто блестяще! А почему бы и нет, черт побери? Раз горбатиться на нее ничего не дает… С кем еще ты беседовала?

– Так, сейчас вспомню. Бритни Спирс у меня составила десятку самых популярных мелодий для первого танца. Кейт Хадсон поделилась, как однажды сбежит и тайно от всех сыграет свадьбу. Дженнифер Энистон описала свадебное платье своей мечты, Хайди Клум давала советы о свадебной прическе и макияже, а Риз Уизерспун откровенно взвесила «за» и «против» раннего замужества. На следующей неделе у меня интервью с Джей Ло о том, как правильно организовать свою вторую или третью свадьбу.

Эмили слепила миниатюрный бутерброд из двух сырных кубиков и двух крекеров. Энди чуть не упала со стула: Эмили Чарлтон ест?!

– Здорово, – сказала Эмили, хрустя крекерами.

Должно быть, Энди пялилась на нее, забыв о приличиях, потому что Эмили чуть улыбнулась.

– Да, теперь я ем. Первое, что вернулось ко мне после увольнения, – аппетит.

– Вот уж непохоже, что ты что-нибудь ешь, – искренне сказала Энди, и Эмили снова слабо улыбнулась. – Так где ты теперь работаешь?

Рядом неожиданно появился инструктор.

– Девушки, что происходит? Сидеть, болтать и лакомиться, по-моему, не входит в понятие обучения!

Он сцепил пальцы и вопросительно поднял брови.

– А по-моему, быть законченным хамом не входит в понятие учителя! И вообще, мы уже уходим, – отрезала Эмили, взглянув на Энди.

– Да. Мерси за никудышное занятие! – Радость в голосе Энди заставила Эмили взвизгнуть от ликования. Остальные участницы группы обернулись посмотреть. Подхватив свои вещи, девушки выбежали в коридор и захохотали.

Ожидаемого раскаяния и неизбежной неловкости не возникло. Может, раньше они и ненавидели друг друга, но несколько занятий доказали, что теперь они могут общаться. Энди неуверенно предложила выпить по коктейлю и продолжить разговор; Эмили ее охотно поддержала. Где одна «Маргарита», там и три, где три, там и ужин, а где ужин, там и планы на два ближайших дня. Вскоре девушки встречались уже регулярно, ловя часы скидок в барах, сидели по выходным за бранчами и успевали поболтать за чашкой кофе в офисе Эмили в «Харперс базар», где ее недавно повысили до младшего редактора отдела моды и выделили скромный (но с окном) собственный кабинет.

Энди начала ходить с Эмили на все модные вечеринки – та представляла ее как своего заместителя по интервью у знаменитостей. Они обсуждали рабочие ситуации, посмеивались над одеждой друг друга и никогда не отключали телефон, чтобы той, которой случалось задержаться на свидании, было кому позвонить, добравшись домой. Энди по-прежнему скучала по Алексу и Лили, ей горько было думать, что родители живут порознь, она чувствовала себя одинокой и без опоры, но Эмили теперь часто звонила или присылала сообщение, предлагая посетить новый суши-ресторан в Сохо или купить алую помаду, новую кофемашину или босоножки без каблука.

Это произошло не за одну ночь, но тем не менее невероятное свершилось: Эмили Чарлтон, заклятый враг Энди, стала ее подругой. И не просто подругой, а лучшей подругой! Ей первой Энди звонила с хорошими или плохими новостями. Ничего удивительного, что пару лет спустя, когда Эмили ушла из «Базара», а Энди надоело писать для свадебного блога, у них родилась идея открыть свой журнал, «Декольте». Строго говоря, идея принадлежала Эмили, но Энди доработала цель и задачи, предложила идею аннотации и обложки и сама сыграла первую свадьбу, о которой они написали. С деловыми связями и опытом Эмили в издательском деле и писательским талантом и искушенностью Энди во всех свадебных мелочах они придумали и создали очень красивое и оригинальное печатное издание. Потом на сцене появился Макс, один из лучших друзей мужа Эмили, в качестве инвестора и будущего мужа Энди, и жизни девушек переплелись так тесно, что Энди с трудом могла вспомнить время, когда они терпеть друг друга не могли. Упорный труд и всеисцеляющее время помогли им забыть о Миранде – до сегодняшнего дня.

Энди едва дышала от страха, сидя в кабинете Эмили в своих спортивных шортах и футболке с длинными рукавами. Она так сильно сжала потные руки в кулаки, что ногти оставили на ладонях полукруглые следы, пока Агата набирала телефон знаменитого коммутатора «Элиас-Кларк».

– Неужели мне это не снится? – простонала Энди, сгорая от любопытства и одновременно боясь узнать больше.

– Не снится, не снится! Будьте добры, мне нужен Стэнли Грогин. Я звоню из «Декольте». – Агата, явно довольная своей главной ролью, кивнула услышанному и быстренько откашлялась. – Мистер Грогин? Это помощница Эмили Чарлтон. Она сейчас в командировке, но просила меня перезвонить и выяснить, чем мы можем быть вам полезны.

Новый кивок.

Энди чувствовала, как струйка пота сбегает по груди.

– М-м, понимаю. Телефонная конференция. Разрешите спросить, по какому поводу? – На лице Агаты появилось отвращение, будто ее заставили проглотить какую-нибудь гадость, и она округлила глаза, совсем как Эмили. – Конечно. Я передам и снова вам перезвоню. Спасибо.

Эмили не стала дожидаться, пока Агата положит трубку, – она перегнулась и нажала кнопку, чтобы закончить звонок.

– Что он сказал? – одновременно спросили Энди и Эмили.

Агата не спеша сделала глоток своего зеленого смузи.

– Он сказал, что хотел бы запланировать телефонную конференцию со своим и вашим участием.

– Конференция? На тему? – вырвалось у Энди. С какой стати юристу «Элиас-Кларк» преследовать их через столько лет? Разве что до них действительно дошли слухи о небольшом обмане – завлекая знаменитостей, Энди по-прежнему иногда пользовалась именем Миранды.

– Он отказался назвать.

– Как это – отказался?! – едва не сорвалась на крик Эмили. – Что именно он ответил, когда ты спросила?

– Что он, как правило, свободен по утрам до одиннадцати, а частности будет обсуждать только с вами лично… и с одним-двумя своими коллегами.

– Господи, она вернулась! Она нас засудит. Она превратит нашу жизнь в настоящий ад, я знаю! – застонала Энди.

– На нас с тобой Миранде наплевать, можешь не сомневаться, – сказала Эмили с самоуверенностью бывшей первой секретарши. – Если у тебя совсем память отшибло, запомни то, что я скажу: мы для нее все равно что умерли. Тут явно кроется что-то еще.

Эмили была права, но Энди поразило, что номер «Элиас-Кларк», высветившийся на дисплее телефона, поверг ее в неудержимую панику. Не важно, чего хотят в издательстве: стоило Миранде Пристли, воплощению Дьявола, помахать хвостом и сумочкой от «Прада», как на Энди роем налетели болезненные воспоминания и новые страхи, будто и не было последних десяти лет.

Глава 7

Мальчишки неисправимы

После свадьбы уже прошла неделя, а Энди становилось только хуже. Голова болела постоянно, девушка все время чувствовала себя заторможенной и невыспавшейся, а временами ее подташнивало. Температура скакала, лихорадка тоже никак не проходила. Казалось, Энди никогда не избавится от этого гриппа.

Когда она открыла шкаф, чтобы достать свою самую страшную теплую кофту, Макс приподнял голову с постели.

– Доброе утро, – сказал он, очаровательно улыбаясь жене. – Иди сюда, полежи со мной.

Энди закуталась в малиновую тряпку и затянула ремень.

– Мне не очень хорошо, пойду поставлю кофе. Спортклуб мне сегодня не потянуть, поеду, пожалуй, пораньше на работу!

– Энди, я хочу поговорить.

Ужасную долю секунды Энди не сомневалась, что муж хочет признаться насчет Кэтрин или обнаружил, что пропало письмо его матери.

– Что стряслось? – спросила она, присаживаясь на кровать как можно дальше от Макса. Стэнли жалобно поглядывал на хозяйку, расстроенный, что завтрак задерживается.

Макс взял очки с ночного столика и подпер голову рукой.

– Я настаиваю, чтобы ты срочно сходила к врачу.

Энди промолчала.

– Ты уже девять дней так. Девять дней, с самой свадьбы…

Она знала, о чем Макс говорит. Прошла неделя, а они всего однажды занимались сексом, после чего Энди целый час лежала в ванне, заявив, что ее лихорадит. Впрочем, так оно и было. Терпение мужа истощилось вместе с ее предлогами. Больше всего Энди сейчас хотелось поправиться.

– Я уже записалась на сегодняшнее утро. Хотела отменить, если полегчает, но лучше не становится.

У Макса, видимо, камень с души свалился.

– Отлично. Вот это хорошо. Сразу сообщи, что сказал врач, ладно?

Энди кивнула.

Макс плотнее завернулся в одеяло.

– А как у тебя вообще дела? Я вижу, что ты нездорова, но в последнее время ты… не знаю, как-то отдалилась. Я что-то не так сделал?

Энди не планировала начинать этот разговор – она ждала подходящего момента, чтобы обсудить все без спешки, в спокойном расположении духа и приличном самочувствии, но всему есть предел. Ей нужны ответы.

– Мне все известно о Бермудах.

Только тут она поняла, что сдерживала дыхание.

Макс непонимающе нахмурился:

– О Бермудах? В смысле о мальчишнике?

– Да, – сказала Энди. Неужели он сейчас начнет лгать? Это все только испортит.

Макс поглядел на нее.

– Ты имеешь в виду Кэтрин, – тихо уточнил он, и сердце у Энди упало. Стало быть, Барбара писала правду: у Макса есть от нее секреты. Теперь это невозможно отрицать.

– Значит, ты с ней виделся, – сказала Энди скорее себе, чем мужу.

– Да, я ее там видел. Но поверь мне, я понятия не имел, что она там будет. У ее родителей там свой дом, но я не подозревал, что они с сестрой решат именно в те выходные – из всех суббот и воскресений в году – отправиться в СПА-тур. Один раз они выпили с нами коктейль. Я понимаю, это не оправдание, но не думай, ради Бога, что у нас что-то было, потому что ничего не было!

Выслушать это лаконичное объяснение оказалось тяжелее, чем Энди себе представляла.

«Тогда почему ты промолчал? – хотелось ей закричать. – Если все так невинно, откуда в письме всякие подробности? И как понимать то, что ты скрыл от меня вашу встречу?»

– Кстати, а как ты узнала? Это не секрет, но все же?

– Нашла письмо твоей матери, где она умоляет тебя не жениться на мне. Дело ведь не только в Кэтрин, правда?

Макс буквально позеленел, и Энди на мгновение ощутила некое подобие торжества.

– Нет, Макс, у тебя был секрет, иначе ты бы мне сразу сказал. Это показалось тебе достаточно важным, чтобы рассказать твоей матери, а я, видимо, обойдусь! – Не дождавшись ответа, Энди подхватила Стэнли. – Я в душ, иначе к врачу опоздаю.

– Я хотел тебе сказать, клянусь, но мне показалось эгоистичным беспокоить тебя или будить подозрения, когда вообще ничего не было и быть не могло!

– Беспокоить? Я бы не беспокоилась, я бы тебе кольцо вернула! – После стольких дней молчаливых страданий кричать было одно удовольствие. – Я могла отказаться надеть белое платье и объявить о своей любви к тебе в присутствии наших друзей и родственников. Особенно твоих, которые меня терпеть не могут и считают неподходящей партией! Вот как я могла поступить. Поэтому не смей тут сидеть и говорить, что молчал как рыба исключительно ради заботы обо мне!

Говоря это, Энди понимала, что поступает несправедливо. Пусть в тот день она стояла перед выбором, но все же пошла к алтарю, решив не портить праздник себе, Максу и гостям сценой ревности. Она смирилась, потому что любила Макса, доверяла ему – по крайней мере хотела доверять – и была уверена, что существует какое-то логическое объяснение случившемуся. Неужели надо было откладывать свадьбу, когда до церемонии оставались считанные минуты, единственно из-за письма без даты и дряни свекрови? Нет, конечно. Но Максу об этом знать не обязательно.

– Энди, ты раздуваешь из мухи слона…

Прижав песика к груди, Энди захлопнула дверь ванной и заперлась. Макс бешено стучал и кричал через дверь, но звук воды вскоре заглушил всякий шум. Когда она полностью одетая вышла в кухню, чтобы взять банан и бутылку ледяного чая, Макс вскочил на ноги и попытался обнять жену:

– Энди, ничего не было!

Она отстранилась, хотя позволила его руке остаться у нее на плече.

Энди оглядела квартиру – южная сторона, три тысячи квадратных футов, «трешка» с домашним офисом, четырнадцатый этаж, балкон-терраса в большей комнате и новая современная кухня, совмещенная с просторной гостиной-столовой. Эту квартиру Харрисоны купили Максу на окончание университета. Она была не из дешевых, однако ее стоимость ни в какое сравнение не шла с прочим имуществом семьи. Поэтому Барбара убедила сына оставить квартиру, когда он продавал остальное: со временем жилье не потеряет в стоимости. Когда они с Энди решили жить вместе, Макс тут же предложил выставить любимую квартиру на продажу и подобрать что-нибудь новое, но Энди заспорила: нелепо идти на дополнительные расходы, для двух человек этой квартиры более чем достаточно. Макс тогда поцеловал невесту, похвалив ее бескорыстие, а она со смехом сказала, что намерена выбросить большую часть его мебели и нанять декоратора. Сейчас Энди подумала, какой красивой в итоге получилась квартира и как хорошо здесь жить. Мягкие берберские ковры на полу, бархатные диваны, пухлые кресла, в которые так и тянет забраться с ногами. Стены украшали фотографии Энди и Макса, вместе и порознь, – женихом и невестой они объездили чуть ли не весь мир. Они объединили свои сувениры (наборная деревянная африканская лягушка Энди – если провести палочкой по волнистой спинке, слышится долгое журчащее кваканье, – и лежащий Будда, которого Макс привез из Таиланда), книги и тысячи компакт-дисков, создав теплый, гостеприимный дом, даривший ощущение спокойствия и легкости.

– Позвони мне сразу после приема, я беспокоюсь. По пути домой могу купить антибиотики или что тебе пропишут, только назови, какие нужно. Я понимаю, нам следует о многом поговорить, поэтому я приеду домой, как только освобожусь. Все выяснится и уладится, обещаю. Я должен был тебе все рассказать, Энди, теперь я это понимаю, но, клянусь, я тебя люблю, а на Бермудах вообще ничего не было. Абсолютно.

Ладонь на плече казалась Энди посягательством на ее свободу.

– Энди?

Она не взглянула на мужа и не отозвалась.

– Я тебя очень люблю. Я сделаю все, чтобы вернуть твое доверие. Я был не прав, решив не говорить тебе о встрече с бывшей знакомой, но я тебе не изменял. И я – не моя мать. Пожалуйста, приди вечером домой и поговори со мной! Пожалуйста!

Энди заставила себя поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Глядя на нее с той же тревогой, которая грызла ее саму, рядом стоял ее лучший друг, ее мужчина, которого она любила больше всех на свете.

Энди знала, что это не конец; вечером они поговорят и разберутся, ей все-таки нужны еще доказательства – но не сейчас. Она кивнула, на секунду сжала его руку, забросила сумку на плечо и без единого слова вышла, закрыв за собой дверь.

– Энди? Рад вас видеть, дорогая, – сказал доктор Палмер, листая карту.

Он не поднял головы. После тридцати или даже сорока лет врачебной практики специалист, должно быть, не в состоянии слушать очередную жалобу на мигрень и больное горло. Энди почти пожалела доктора Палмера.

– Так, последний раз диспансеризацию вы у нас проходили два года назад – давненько, дорогая, давненько, – но сегодня обратились с жалобой. Что случилось?

– О, я уверена, ничего серьезного, но я уже неделю паршиво себя чувствую, и улучшение не наступает. Постоянно болит голова, расстроился желудок…

– Похоже на типичный желудочный грипп, который сейчас ходит. Кашель, насморк, боль в горле? – Доктор жестом попросил Энди открыть рот. Она чуть не подавилась, когда ложечка прижала ей язык.

– Нет. Но температура то есть, то нет.

– М-м. Вдохните поглубже…

Он привычно-быстро проверил ее глаза и уши, помял живот, спрашивая, не больно ли. Энди ответила, что нет, подавив иррациональное желание дать ему в нос за то, что Палмер бесцеремонно собрал ее кожу (ладно уж, жировые складки) в горсть.

– Раз вы здесь, я возьму сейчас мазок на посев, проверим на стрептококковую инфекцию, но я почти уверен, что причина не в этом. Если честно, я думаю, это просто вирус, которому надо пройти естественный цикл в организме. Я бы порекомендовал сделать прививку от гриппа, если уж вы заехали. При необходимости принимайте тайленол, пейте побольше жидкости, создайте себе щадящий режим и позвоните мне, если будут продолжаться скачки температуры.

Он быстро говорил и одновременно делал записи в карте, явно готовясь уходить. Почему врачи всегда так торопятся? Энди почти час ждала своей очереди, а он выпроваживает ее через четыре минуты.

– Вы же не станете проверяться на ЗППП? – спросил доктор Палмер, не отрываясь от своей писанины.

– Простите? – поперхнулась Энди.

– Я обязан спросить. Мы предлагаем сдавать анализы всем незамужним пациенткам.

– Вообще-то я замужем, – сказала Энди. – Уже неделю.

Она с удовольствием прислушалась к непривычному слову – замужем…

– Поздравляю. Тогда, если это все, я продолжу прием. Рад был вас увидеть, Энди. Я думаю, вы скоро выздоровеете.

Он повернулся, чтобы уйти из кабинета, и не успела Энди хорошенько подумать, как у нее вырвалось:

– Я бы проверилась на все, если можно.

Доктор Палмер обернулся.

– Наверное, это только мое воображение и на самом деле волноваться не о чем, но я недавно узнала, что на холостяцкой вечеринке мой муж встречался со своей прежней пассией. Я, конечно, отдаю себе отчет, что это бывшая девушка моего мужа, а не какая-нибудь проститутка, и вряд ли у них сейчас что-то было – он клянется, что нет… но лучше вовремя провериться, чем потом раскаиваться, правильно? – Она выпалила все это, прерывисто вздохнула и прибавила уже спокойнее: – Мы поженились в прошлые выходные.

На девяносто девять процентов Энди сознавала, что ведет себя нелепо. Она почти не сомневалась, что Макс ей не изменял ни с Кэтрин, ни с другими. Он всегда был с ней любящим и откровенным. Он сделал ошибку, умолчав о случайной встрече, но Энди верила, что ничего не было. А если – что маловероятно – что-то и было, каковы шансы подцепить что-нибудь неприличное от Кэтрин фон Герцог, принцессы-девственницы? Фон Герцоги герпесом не болеют – и точка! Однако минимальный шанс, что ее недомогание как-то связано с Максом и Кэтрин, следовало проверить немедленно.

Доктор Палмер кивнул.

– Лаборатория дальше по коридору слева. Сейчас идите туда, у вас возьмут кровь. Образец мочи оставьте в туалете на подоконнике. Когда вернетесь, раздевайтесь. У кресла лежат бумажные халаты, разрез спереди. Я сейчас вернусь с медсестрой.

Энди хотела поблагодарить врача, но он мгновенно исчез. Обогнув стол, Энди пошла в лабораторию, где крупная неулыбчивая женщина, не глядя на пациентку, быстро и почти безболезненно взяла кровь и отправила в туалет. Вернувшись в смотровую, Энди, как было сказано, переоделась в открытый спереди халат и забралась на кресло. Ее внимание привлек лежавший рядом старый номер журнала «Реально просто», и она уже заинтересовалась десятиэтапным способом отстирать накопившееся белье, когда вошел доктор в сопровождении молодого человека.

– Это мистер Кевин, наш практикант, – сказал доктор Палмер, указав на азиата лет семнадцати. – Все медсестры, к сожалению, заняты. Вы не возражаете?

– Конечно, нет, – солгала Энди.

Осмотр, к счастью, быстро закончился. Энди не видела, что делает врач, а он не утруждал себя объяснениями. Чувствовалось только небольшое давление внизу живота, как при взятии мазка из шейки матки. Энди старалась игнорировать взгляд мистера Кевина, прикованный к точке между ее расставленных ног. Можно подумать, он ничего подобного раньше не видел. Энди уже начинала испытывать крайнюю неловкость, когда доктор Палмер вытер ей промежность бумажной салфеткой и похлопал по щиколотке.

– Все, мы закончили. Теперь все зависит от того, когда придут результаты из лаборатории. Часть я получу сегодня, остальные завтра. По пути к выходу сверьте свой телефонный номер с секретаршей на ресепшене, вдруг у вас теперь другой. Если завтра до пяти вечера я не позвоню, смело звоните сами.

– О’кей. А какие-то еще ана…

– Нет, мы все взяли. Созвонимся! – Не успела Энди хотя бы спросить, какие анализы ей назначили, как доктор уже вышел.

Энди расплатилась за дополнительную услугу наличными, натянула пальто и вышла из клиники. Уже проведя картой по щели пропускного автомата в метро, Энди вдруг спохватилась, что доктор не сказал ничего ободряющего. Ни «я уверен, тут не о чем беспокоиться», ни «осторожность, конечно, похвальна, но я уверен, тревожиться не о чем», ни даже «я у вас тут ничего подозрительного не вижу». Лишь туманное «мы все сделали» и быстрое прощание. Испугался очередной истерики или заметил что-то плохое?

Энди с трудом сосредоточилась на работе. Барбара, Кэтрин, Бермуды и хламидиоз, с одной стороны, Миранда – с другой, и она, ей-богу, не знала, что страшнее. Энди пыталась отвлечься, открыв «Шестую страницу» онлайн, но оттуда на нее смотрели фотографии дочерей Миранды. Уже не малявки, изводившие Энди десять лет назад, близняшки тем не менее выглядели по-прежнему убого. На снимке со вчерашнего открытия какой-то галереи Каролина, с ног до головы одетая в черное, висла на прыщавом парне с нафабренными усиками. Кэссиди попыталась – и, надо сказать, преуспела! – создать впечатление наполовину обритой головы. Обтягивающие, как вторая кожа, блестящие кожаные леггинсы подчеркивали ее пугающую худобу и в сочетании с ярко-красной помадой придавали Кэссиди вид китайской куклы-гота. Подпись под снимком поясняла, что обе первокурсницы приехали домой на осенние каникулы: Каролина из Род-Айлендской школы дизайна, а Кэссиди – из какого-то французского университета в Дубае. Энди представила, каким ударом, должно быть, стал для Миранды выбор ее дочек, и невольно улыбнулась.

Эмили постучала и вошла, не дожидаясь приглашения.

– Слушай, ты ужасно выглядишь! До сих пор болеешь, что ли? Давай сначала по делу: ты с Максом говорила?

– Да и да. – Энди вытащила «Херши кисс» из стеклянной вазы, стоявшей на столе, и пододвинула ее Эмили.

Та вздохнула, развернула конфету и отправила в рот.

– И что он сказал? Я, кстати, спрашивала Майлса: клянется, что там с ними девушек вообще не было. И я ему верю. Не то чтобы он мне не лжет, но я всегда чувствую, когда…

– Это правда, Эм. Кэтрин там была, он признался.

Подруга резко повернула голову. Энди смотрела на крошечное пятнышко шоколада у нее на нижней губе, чувствуя, что внутри все помертвело.

– Как это признался? В чем конкретно?

Сотовый Энди пискнул, и на экране появилось сообщение. Девушки одновременно подались вперед, чтобы взглянуть, не от Макса ли сообщение. Оказалось, и в самом деле от Макса. Эмили вопросительно посмотрела на Энди.

– Что он сказал?

Энди вспомнила, как лежала в холодном кресле, позволяя двум мужчинам разглядывать ее сокровенные места и водить по ним тампоном, и ее затопило нестерпимое желание пристукнуть супруга. За все время, что она вела сексуальную жизнь, включая романтические страдания в бассейне с акулами, именуемом Нью-Йорком, Энди ни разу не боялась подцепить неприличную болезнь. Она была крайне, почти маниакально осторожна и гордилась этим. Как несправедливо, что теперь, когда она наконец отбросила свои страхи и полностью доверилась мужу, ей приходится трястись в ожидании результата анализов.

Она начала набирать ответ: «Результаты теста сегодня или завтра. Вероятно, просто вирус».

– Энди?

Энди развернула новый «Кисс» и откусила верхушку, после чего бросила остальное в рот.

– Можешь на секунду отложить обжираловку и сказать мне, что происходит? – Эмили схватила вазу с конфетами и поставила ее на пол, подальше от Энди. – Что бы тебя ни беспокоило, ты не обрадуешься, прибавив пять килограммов на дешевых конфетах, это я тебе обещаю.

– Да особо нечего рассказывать. Я сказала, что все знаю про Бермуды. Он не выдержал и принялся извиняться.

Эмили склонила голову набок. Любая женщина отдала бы все, что угодно, за такие рыжевато-каштановые волнистые волосы, а Эмили спала и видела, как бы перекраситься в блондинку.

– Поня-атно. Но ты же не знаешь, что было на Бермудах. Тебе известно только, что он наткнулся там на свою бывшую.

Энди подняла руку:

– Пожалуйста, прекрати. Это даже не обсуждается. Я знаю, ты пытаешься мне помочь, но Макс рассыпался в извинениях, уверил меня, что это вышло случайно, что Кэтрин прилетела на Бермуды со своей сестрой, они нечаянно встретились, ну, Кэтрин с ними и посидела. Заявил, что собирался мне рассказать об этом, но каким-то извращенным образом додумался, что это будет слишком эгоистично, поэтому держал рот на замке в надежде, что все само собой рассосется.

– Энди, я ни за что не поверю…

– Нет, уж ты поверь, – огрызнулась Энди, раздраженная одним только предположением, что подруга может усомниться в ее словах. – Я все утро сдавала анализы на ЗППП.

Рот у Эмили приоткрылся – совсем не изящно, что было ей несвойственно.

– Энди! – расхохоталась она, вздрагивая плечами. – Ты надо мной прикалываешься. Макс тебя ничем не заразил. И я могу тебе поклясться, Кэтрин его тоже ничем не заражала!

Энди пожала плечами:

– Не знаю, что тебе сказать. Он утверждает, что ничего не было. Но шесть недель назад он случайно оказался со своей бывшей на Бермудах, а теперь меня тошнит, куча странных симптомов и никакого объяснения. Что бы ты подумала на моем месте?

– Что ты лучше всех в мире раздуваешь из мухи слона. Энди, какие еще ЗППП?!

Девушки на секунду замолчали, прислушиваясь, как офис понемногу наполняется персоналом. Энди слышала, как Агата проверяет пришедшие за ночь сообщения.

– Можно, я минуту побуду плохой подругой? Обещай, что не возненавидишь меня за вопрос!

– Обещать не могу, но попытаюсь, – отозвалась Энди.

Эмили открыла рот и тут же закрыла, ничего не сказав.

– Ничего, ничего, это я так. Это не важно.

– Ты об «Элиас-Кларк»? Что нам с ними дальше делать? – Прошло уже четыре дня, и Эмили сто раз спрашивала об этом Энди. Из «Элиас-Кларк» снова звонили с просьбой назначить дату телефонной конференции, и Агата передала, что они ждут ответа как можно быстрее. – Пожалуй, придется с ними связаться.

Эмили кивнула, но было видно, что она довольна.

– О’кей, прекрасно. – Ее телефон зажужжал, и Эмили опустила глаза на экран. – Это Дэниел. Я уверена, он и тебя донимает, но он хочет знать, что мы решили с февральской обложкой.

– Мы ничего не решили, – сказала Энди, зная, что такой ответ пользы не принесет.

– Но ты по-прежнему не против поместить на обложку свой свадебный снимок? На твоем месте я бы согласилась не задумываясь!

Энди вздохнула. Об этом она почти забыла.

– Мы получили диск – снимки роскошные, не зря на Сен-Жермена мы ухнули почти весь редакционный бюджет! И у нас нет ничего хотя бы вполовину такого же приличного, чтобы поставить в качестве замены. Судьба номера зависит от твоей фотосессии.

– Все правильно.

Неожиданно у Энди стиснуло горло.

– Что я творю, Эм? Все выходит из-под контроля. Его семья меня ненавидит, а ситуация с Кэтрин лишает последних сил!

Эмили махнула рукой.

– Я видела, как вы с Максом смотрите друг на друга. Боже мой, если бы у нас с Майлсом была хоть половина того, что есть у вас, мы были бы в шоколаде. Макс же тебя боготворит, я его знаю. Сейчас он мысленно бьет себя по морде и ужасается мысли потерять тебя. Знаешь, кем это его делает? Мужчиной. Мужчиной, который совершил ошибку. Тем самым мужчиной, которого ты полюбила. Который твердил, что не встречал девушку, на которой готов остановиться, пока не познакомился с тобой.

Энди посмотрела на Эмили тяжелым взглядом.

– Если это он так «остановился», я даже слышать не желаю, как выглядела его «беготня».

– Вспомни, как он умолял тебя переехать к нему через шесть или семь месяцев после знакомства! Он хотел идти покупать кольцо уже на первую годовщину вашей встречи. Если бы он еще раз сказал «обзавестись семьей», Майлс бы его убил – все уши прожужжал. Он искренне тебя любит, Энди, и ты это знаешь.

– Знаю. Мне только надо это почаще повторять. – Кашлянув, Энди промокнула глаза платочком. – Ладно, я согласна, чтобы моя свадьба появилась в февральском выпуске, – сказала она, не давая себе времени струсить.

– Правда? – Выражение облегчения на лице Эмили было почти комичным.

– Правда. Снимки действительно прекрасные, нет никакой причины от них отказываться.

Кивнув, Эмили быстренько исчезла из кабинета – наверное, чтобы не дать подруге времени сказать что-нибудь еще и все испортить.

Возвращаясь домой пешком, Энди ощущала если не спокойствие, то что-то очень близкое к этому. Раз в неделю после работы Макс играл в баскетбол, но Энди знала, что он планирует сегодня пропустить игру, приехать домой и побыть с ней. Если он ушел с работы в обычное время, дома будет через полчаса. Что ей делать? Смириться, что муж откровенно солгал ей о встрече со своей первой любовью? Разве она маленькая, чтобы не знать – нет дыма без огня? Если он утаил, что виделся с Кэтрин, значит, было и что-то еще. Уйти от Макса? Барбара будет на седьмом небе от счастья: ненавистная невестка устранилась через две недели после свадьбы. Шедший впереди мужчина в деловом костюме обернулся и посмотрел на Энди. Неужели она сказала последнюю фразу вслух? Уж не сходит ли она с ума?

Швырнув огромную сумку «Луи Вюиттон» – одну из тех кошелок, в которых ничего не найдешь, зато ремешок, по слухам, выдерживает до двухсот килограммов – на банкетку в коридоре, Энди сбросила туфли. Взглянула на часы. Еще двадцать пять минут. Она съела ломтик цельнозернового хлеба, намазав его арахисовым маслом, и запила ледяной диетической колой. На это ушло восемь минут. Как начать? «Макс, я тебя люблю, но нам надо на несколько дней расстаться и подумать, как жить дальше»? Звучит, как фраза из сериала. Энди глубоко вздохнула. Когда придет время, она просто выскажется начистоту.

Экран сотового осветился – пришло сообщение.

«Буду в 10. Тебе что-нибудь нужно?»

«Нет, спасибо. Жду».

Энди захотелось кому-нибудь позвонить, чтобы время прошло быстрее, но она не знала, что сказать. «Лили, привет, тебе понравилась свадьба? Нормально назад долетела? Отлично! Да, я как раз жду возвращения Макса, чтобы сказать ему – я хочу взять тайм-аут на пару дней, чтобы во всем разобраться, хотя после свадьбы прошла всего неделя». Энди обкусывала кожу вокруг ногтей, бездумно глядя на телефон, и вдруг он зазвонил. Она чуть не упала с банкетки. Номер не определился, но Энди давно уже не сбрасывала неизвестные звонки.

– Алло? – Дрожь в голосе удивила ее саму.

– Мне Андреа Сакс, пожалуйста.

– Это я, а кто вы?

– Здравствуйте, Андреа, это мистер Кевин из клиники доктора Палмера. Я звоню насчет результатов анализов. Вы сейчас можете говорить?

– Да, как раз сейчас могу.

– О’кей, тогда, значит, так. Анализ на стрептококк отрицательный, как мы и ожидали. Из ЗППП тоже ничего – хламидиоза, гонореи, гепатита, генитального герпеса, ВИЧ, папилломавируса, сифилиса, гарднереллеза у вас нет…

Энди с нетерпением ожидала продолжения, но в трубке повисло неловкое молчание.

– Это же хорошо, правильно? – уточнила она, недоумевая, что за недомолвки. – Значит, все отрицательное?

Мистер Кевин кашлянул:

– Не совсем все.

Энди напряженно соображала, чего же он не назвал. Он говорил ВИЧ? И герпес? Неужели появилась новая, ультрасовременная болезнь, о которой она даже не слышала, и юный Кевин не решается сообщить, что она при смерти? Ну все, поклялась про себя Энди, Макса она заберет с собой.

– У вас очень высокий ХГЧ, Андреа. Поздравляю, вы беременны.

Энди догадалась, к чему он клонит, сразу после слова «поздравляю», но дослушав, не смогла осмыслить сказанное. Будто кто-то закрыл линзы ее жизни огромным черным щитком. Сплошная чернота. Энди была в сознании и нормально дышала, но перестала чувствовать, видеть и слышать. У нее были вопросы, масса вопросов, но сильнее всего было чувство ошеломленности и недоверия. Беременна? Не может быть. Неправда. Наверняка ошибка. Не важно, что внутренний голос твердил: «Ты подозревала это с самого начала. Тошнота, сбои цикла, прыщи, ощущение тяжести и общее недомогание. Ты это знала, Энди, но не могла заставить себя взглянуть правде в глаза».

Лай Стэнли заставил ее очнуться. Песик подавал голос, лишь когда открывалась входная дверь, а это означало, что пришел Макс.

– Андреа?

Энди даже не поняла, кто говорит – Макс или Кевин.

– Да, да, я слушаю, – сказала она в телефон. – Спасибо за информацию.

– У вас гинеколог есть или вам нужно направление? Без УЗИ я не могу сказать, на каком вы сроке, но судя по уровню ХГЧ, беременность началась не вчера. Вам лучше поскорее показаться специалисту.

– Энди, ты дома? – позвал Макс, захлопнув дверь. Стэнли залился радостным лаем.

– Благодарю вас, мистер Кевин, я с этим справлюсь, – солгала Энди в тысячный раз за день. Беременность началась не вчера. Как это понимать?

– Привет, – прошептал Макс, подойдя сзади и целуя ее в шею. – С кем ты говоришь?

Энди прикрыла рукой мембрану.

– Ни с кем.

– Андреа, я чем-нибудь еще могу вам помочь? – спросил бестелесный голос в телефоне.

– Это из-за этого у меня плохое самочувствие? – спросила она.

Мистер Кевин кашлянул.

– Ну, это объясняет тошноту и утомляемость. Доктор Палмер считает, что остальные симптомы – красное горло, температура, боль в мышцах – сюда не относятся. Это может быть вирус, стресс или просто упадок сил. Скоро вам станет лучше.

– Да, я уверена, что скоро мне станет лучше. Спасибо за звонок! – Энди нажала «завершить» и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– Все в порядке? – спросил Макс. Он открыл холодильник, вынул зеленый «Гаторейд» и выпил половину бутылки за три секунды.

Энди промолчала, потому что не была уверена, что совладает с голосом.

Макс вытер рот ладонью и виновато посмотрел на жену.

– Прости, я опоздал. Я помню, мы собирались поговорить. Что сказал доктор? Иди сюда, посиди со мной.

Энди позволила увести себя на диван, мысленно прикинув расстояние от гостиной до туалета в коридоре на случай, если ее затошнит. Макс начал гладить ее по волосам, и у Энди не было сил попросить его перестать.

– Поговори со мной, дорогая. Я понимаю, неделя выдалась тяжелая, тут и свадьба, и недомогание, и… вся эта история с Кэтрин, о которой я должен был рассказать. Но повторю еще раз: ничего не было. Ничего. Я много думал… Я хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что угодно, чтобы ты мне поверила и повеселела.

Энди попыталась заговорить, но не смогла. Ребенок. Ее и Макса. Новый Харрисон. Интересно, Барбара и внука не одобрит?

– Что творится в твоей голове? Что сказал врач? Тебе прописали антибиотики? Мне съездить в аптеку с рецептом? Скажи же мне, что происходит!

Энди все никак не могла собраться с мыслями, но чувствовала, как ее переполняют эмоции. Беременна. Беременна. Беременна. Слово эхом отдавалось в голове, и она с трудом сдерживалась, чтобы не прокричать его. Как же ей хотелось сказать Максу!.. Но нет, сначала ей нужно время подумать.

Энди потрепала мужа по руке и сказала:

– Давай поговорим обо всем в другой раз, ладно? Мне по-прежнему паршиво. Пойду-ка я прилягу, хорошо?

И не дав Максу сказать больше ни слова, она ушла.

Глава 8

Никаких «Дэвидс брайдал»[6], гипсофил и крашеных туфель

За неделю после звонка мистера Кевина Энди не поделилась новостью ни с единой душой. Ни с Эмили, ни с Лили, ни с матерью и сестрой, ни, разумеется, с мужем. Ей требовалось время подумать, а не масса непрошеных советов и мнений и, уж конечно, не неизбежные радостные поздравления. С одной стороны, новость была великолепная. Ребенок! Энди не принадлежала к тем девочкам, которые уже в десять лет взахлеб выкладывают все подробности своей будущей свадьбы, от ткани платья до оттенка букета, но она всегда знала, что хочет быть матерью. Когда-то она мечтала, чтобы к тридцати годам у нее было двое детей, мальчик и девочка (первый, конечно, мальчик). Став старше, она поняла, что двое детей к тридцати годам – да даже один ребенок к тридцати! – это немного рановато, и Энди изменила уравнение. За период с двадцати пяти до тридцати лет она пришла к выводу, что идеальный вариант – это двое или даже трое малышей, рожденных ею в возрасте от тридцати до сорока. Первые двое, мальчик и девочка, родятся с разницей в два года – это гарантирует им близость и дружбу, несмотря на разность пола. А третий ребенок, девочка, появится еще через три года – достаточно, чтобы Энди успела отдохнуть, но не состариться, и чтобы новый ребенок стал лучшей подружкой старшей сестренки и зеницей ока для братика.

Полученную новость слегка омрачало непредвиденное обстоятельство (речь не о пикантной подробности, что Энди вышла замуж беременной, хотя это, конечно, сообразит каждый, кто умеет считать до десяти). Она просто не была уверена, что может доверять отцу своего ребенка. Энди едва не предложила Максу пожить отдельно всего за минуту до того, как узнала о будущем ребенке. Кроме того, ее ненавидит свекровь. Но тут произошел пресловутый переломный момент. Логические доводы, с помощью которых Энди убедила себя, что должна уйти от Макса, если он все-таки изменил ей с Кэтрин, – в конце концов их связывает лишь официальный документ, несуществующие детки при разводе не расстроятся, – бесследно испарились от пластикового стаканчика мочи и телефонного разговора с медбратом.

Свет в комнате погасили, и из кухни вышла миссис Сакс, неся пирог, украшенный горящими свечами. Все запели.

– Здесь все мои сорок два годика, мам? – уточнила Джил.

– Сорок три, одна на следующий год, – поправила мать.

Мальчики и Кайл допели пронзительную версию «С днем рождения тебя» и потребовали от Джил загадать желание.

– Хочу, чтобы муж сделал вазэктомию, – пробормотала она себе под нос, наклонившись над тортом.

Энди чуть не подавилась кофе. Сестры скисли от смеха.

– Что ты сказала, мамочка?

– Я пожелала здоровья и счастья моим детям, мужу, сестре и матери, – ответила Джил и задула свечи.

– Эй, ты чего? – спросил Кайл, пихнув Энди локтем в руку – он протягивал ей кусок торта на бумажной тарелке. Но Джона оказался проворнее: тарелка исчезла, не успела Энди и глазом моргнуть.

– Джона! Отдай немедленно торт своей тете! Ты знаешь правила – сначала дамам!

Джона, уже занесший вилку над слоем глазури, с несчастным видом поднял глаза. Энди рассмеялась:

– Пусть ест, я следующий возьму.

Вилка Джоны немедленно вонзилась в торт. Он сунул большой кусок в рот и благодарно улыбнулся Энди, обнажив перемазанные шоколадом зубы.

Кайл благополучно передал ей второй кусок торта – на сей раз на него никто не покусился, – и внимательно посмотрел на невестку:

– Кроме шуток, Энди, у тебя все в порядке? Ты выглядишь какой-то… усталой.

Усталой. Замечательный нью-йоркский эвфемизм выражения «по непонятной причине у тебя жуткий вид». Да, пожалуй, Энди устала. От тысячи разных причин.

Она натянуто улыбнулась:

– А, просто много работы, потом еще свадьба и все остальное. А тут еще командировка на Ангилью.

Кайл вопросительно поглядел на нее.

– В выходные на Ангилье состоится свадьба Харпер Холлоу и Мака. Я о ней пишу. Мак хотел сыграть свадьбу в каком-то переделанном звуковом павильоне во Фресно, они там, по-моему, познакомились на гастролях, но Харпер, к счастью, настояла на отеле «Вайсрой».

– Везет тебе, – сказал Кайл. – На эту свадьбу мечтает попасть весь мир, а ты на нее едешь!

– Скажи, фантастика? У Энди лучшая в мире работа, – поддакнула Джил, промакивая что-то большое и страшное на своем плече.

Хотя Энди инстинктивно пугалась, когда кто-нибудь говорил, что ей чертовски везет, сейчас она не могла не согласиться – работа у нее замечательная. Она обожала создавать что-нибудь с нуля, пестовать новые идеи от смутного представления до вылизанных макетов и готовых очерков. Процесс творческого созидания был интересен ей на каждом этапе: сначала вдруг рождалась удачная идея, потом писалась статья, несколько дней отводилось на редактуру, и еще неделя – на планирование номера. Разнообразие не давало заскучать, впереди всегда ждали новые задачи, но больше всего Энди нравилось быть начальницей самой себе.

Когда Эмили предложила Энди вместе издавать собственный свадебный журнал, та категорически отказалась. Они тогда устроили себе СПА-выходные по случаю второй годовщины своего примирения – по сути дела, нового знакомства; автором традиции стала Энди, спохватившаяся, что целый год копила на отпуск, а ехать в результате оказалось не с кем. Несмотря на недавнюю (и импульсивную, по мнению Энди) свадьбу с Майлсом, который был старше на пять лет, работал продюсером телевизионных реалити-шоу и сумел сделать свой новый проект настоящим хитом, Эмили согласилась оставить новоиспеченного мужа на четыре дня ради СПА-процедур, солнца и песка в компании Энди. Обнаженные, они сидели в самой горячей из трех ванн в СПА «Мандарин ориентал» на Майянской Ривьере. Они только что выдержали массаж горячими камнями в комнате для романтических парочек с видом на океан и вернулись в женскую зону релаксации. Эмили бросила свое полотенце на шезлонг и немного потанцевала от удовольствия, после чего отпила имбирного чая, откусила кусочек кураги и медленно – очень-очень медленно – опустилась в дымящуюся воду. Энди завистливо поглядывала на классические пропорции бедер и талии подруги, на ее идеальную грудь, подтянутые ноги и круглый зад без грамма целлюлита. Сама Энди была худощавой, в ее теле не было спелости Эмили, его словно нарисовали прямыми линиями и углами. Не зная, с какой стати ей так стесняться перед лучшей подругой, Энди все-таки дошла в полотенце до самого края ванны и опустилась в воду за три секунды. Эмили оживленно щебетала, а Энди сосредоточенно следила, чтобы плечи не поднимались выше уровня маленьких бурлящих водоворотов. Она чувствовала себя некомфортно, хотя вода полностью скрывала ее наготу.

– Что значит «нет»? Ты даже не выслушала! – капризно-дерзко возмутилась Эмили, что, как Энди знала по опыту, означало – подруга вовсе не расстроена.

– Да что там выслушивать? Мне хватает печатных изданий, остальному миру тоже. Веришь или нет, мне нравится моя работа, – в то время у Энди была адекватная начальница, четыре рабочих дня в неделю и еще не оформившаяся идея романа. Со своими заработками и гибким графиком она не сомневалась, что сможет начать и без агента. Энди шла по пути… возможно, по пути существования от зарплаты до зарплаты, но все-таки.

– Да, но это работа, а я говорю о карьере! О предпринимательстве. Мы вместе начнем работать над проектом, это будет наше общее детище. Только не говори, что тебе не хочется чего-то большего, нежели список десятка самых популярных высоких причесок! «И жили они долго и счастливо» – милый маленький сайт. Порой там попадается что-то интересное, но обычно он переполнен банальной фигней. Ты это знаешь, и я это знаю.

– Спасибо.

Эмили ударила рукой по воде:

– Не будь ты такой обидчивой! Тебе там все равно не развернуться. Ты гораздо талантливее. Я хочу, чтобы ты писала полноценные очерки, работала с первоклассными фотографами, способными раскрыть твое видение, поручала развивать свои идеи другим журналистам, редактировала, наставляла и руководила. Ты будешь летать по всему миру и брать интервью у знаменитостей, и, конечно, мы будем благодарны и за промоматериалы, и за бесплатные авиабилеты, и за всевозможные скидки, потому что мы отнюдь не собираемся притворяться объективными. Скажешь, не интересно?

Энди выпятила подбородок.

– Недурно.

– Можешь повторить. Очень даже недурно! Я стану лицом журнала и займусь тем, что ты ненавидишь: организацией вечеринок, привлечением рекламодателей, наймом и увольнением работников. Я подберу офис и куплю необходимую мебель и оборудование. Мы соберем потрясающую команду, которая возьмет на себя основную массу дел, чтобы мы с тобой могли сосредоточиться на том, как сделать наш журнал лучшим свадебным изданием в стране. Я про медицинскую страховку говорила? И о зарплате, которой хватит на рестораны? Ты хоть представляешь, как здорово будет?

Энди расслабилась в горячей ванне и расправила напряженные плечи. Она вынуждена была признать, что очень даже может это себе представить. Но откуда у нее или Эмили квалификация, чтобы открыть настоящий журнал? Несколько лет в качестве рядовой помощницы и заместителя редактора в сочетании с писаниной для веб-сайта? Чем их свадебный журнал будет отличаться от десятков других бессодержательных, пустых женских журнальчиков, где пишут о тончайшей фате и облегающих платьях? А чем они будут платить за офис на Манхэттене? Однокомнатная квартирка Энди едва вмещала консольный столик, служивший письменным, и хотя дуплекс в кирпичном доме, где жили Эмили и Майлс, был просторнее и богаче, вряд ли там найдется место для стола с подсветкой, не говоря уже об отделе художественного оформления. Идея казалась заманчивой, но неосуществимой.

Эмили с удовольствием запрокинула назад голову, намочив убранные в великолепный узел волосы.

– Энди, ты слишком логично мыслишь, себе во вред. Положись на меня, у нас все схвачено.

– А, ну, это сойдет за классный бизнес-план. Когда мы попросим у банка заем и нас спросят, зачем нам деньги, я отвечу: у Эмили все схвачено!

– Да, схвачено, я тебе говорю! У Майлса десяток друзей, а то и больше, работает в нью-йоркских банках или в Голливуде, где постоянно ищут выгодных вложений в искусство. Они просто обожают швырять наличные на творческие проекты, особенно связанные с массмедиа или издательским делом. При фразе «модный журнал» им в голову сразу приходит секс, модели и гламур, и их можно брать тепленькими. А мы будем всячески поощрять этот образ мыслей, потому что, как я это себе представляю, наш журнал будет отличаться от свадебной макулатуры, которой сейчас завалены прилавки.

Энди все еще пыталась осознать информацию о десятке потенциальных инвесторов и уразуметь, сколько денег они готовы выбросить, но фраза о том, что новый журнал будет выделяться из общей массы, показалась ей скорее фантазией.

– Да ладно! Я уже достаточно хорошо знаю свадебную индустрию. Поверь мне, очень нелегко откуда-то брать принципиально новый материал к каждому номеру. От года к году мало что меняется.

– Это несущественно, – отмахнулась Эмили. Пузырьки в воде начали замедляться. Эмили выскочила из ванны – идеальная кожа блестела от влаги. Усевшись на скамеечку, она отпила чая и изрекла: – Наш журнал будет ультрастильным. Элитным. О свадьбах класса люкс. Фраза «распродажа образцов» никогда не появится на его страницах, равно как и «недорогой медовый месяц», «умные способы сэкономить деньги» и «прелестные букеты дешевле, чем везде». Не будет статей о том, где купить по низкой цене, и тому подобное. Никаких «Дэвидс брайдал», гипсофил и туфель, крашенных в тон платью.

– А ты не забыла, что мир сейчас охвачен глобальной рецессией?

– Именно поэтому женщинам нужно нечто вдохновляющее! Ты думаешь, девяносто девять процентов читательниц «Подиума» могут позволить себе хотя бы пару чулок, о которых в нем пишут? Конечно, нет! – заявила Эмили.

Несмотря на свой скепсис, Энди невольно заинтересовалась.

– Слушай, а ведь это правда, – согласилась она. – «Подиум» – это не каталог, а вдохновение. Он дает умной, искушенной женщине, не имеющей достаточно средств на вещи от-кутюр, возможность задуматься над созданием собственного стиля, когда приходит время выбирать вещи по карману. Это имело бы смысл, если читательницы, вдохновленные фотографиями дорогих нарядов в «Подиуме», точно так же увлекались бы роскошными, недоступными свадьбами, о которых мы будем писать в «Декольте».

Эмили просияла:

– В «Декольте»?

– Разве тебе не нравится? Сделай смелый шаг – решись на свадьбу, выбери смелое декольте, например. Просто, сильно и легко. Идеальное название.

– А что, «Декольте». Мне очень нравится. Слушай, ты молодец, именно так мы его и назовем! – Эмили вскочила и нагишом заплясала джигу. – Я знала, что ты меня поймешь. Начинай думать, куда ты хочешь поехать за материалом для инаугурационного номера! Может, в Сидней? Или на Мауи? В Прованс? В Буэнос-Айрес? Поверь мне, поездка выйдет сказочной!

Эмили, импульсивная, сумасшедшая Эмили оказалась права. Конечно, путь не был усыпан розами – встречались и засады, и препятствия: ободранный лофт им отделывали на полгода дольше, чем договаривались, обеспечить секретность распечатанных материалов неожиданно оказалось сложнее, чем ожидалось, а просмотреть двести пятьдесят резюме, которые пришли в ответ на объявление о восьми вакансиях на разные позиции, можно было пожелать разве что врагу, – но в основном путь от рождения идеи до ее реализации был довольно гладким – почти исключительно благодаря слепой вере и амбициозности Эмили и приятелям Майлса с их связями и финансами.

Крупнейшим инвестором стал Макс, владевший теперь 18,3 % акций компании. Пять других инвесторов имели сообща 15 %, а Энди и Эмили оставалось по трети. Будучи владелицами компании с 66 и ²/₃ процента акций на двоих, они могли забаллотировать любого и оставляли за собой последнее слово во всех важных решениях.

Журнал «Декольте» издавался с уклоном в сторону высокой моды и изысканной утонченности: уникальные дизайнерские платья, бриллиантовые украшения, достойные передаваться из поколения в поколение, советы, как выбрать элегантный серебряный сервиз, арендовать частный остров на свой медовый месяц и грамотно составить список всего самого необходимого для свадьбы. Вначале журнал был малотиражным, ежеквартальным и насчитывал всего сорок страниц, но через два года «Декольте» выходил уже семь раз в год (раз в два месяца плюс специальный номер в июне) и привлек больше подписчиков и распространителей, чем предполагалось изначально.

Как и предсказывала Эмили, очень немногие читательницы могли позволить себе стиль жизни, предлагаемый «Декольте», но они стремились к элегантности, чувствовали стиль и достаточно знали о роскоши, чтобы использовать великолепные фотографии и подробные статьи в качестве идей для собственных свадеб. Первые месяцы существования журнала прошли без сенсаций – Энди и Эмили писали обо всех свадьбах, где был хотя бы намек на гламур и сексуальность и куда им удавалось попасть: к коллеге Эмили по журналу «Базар», выходившей замуж в яхт-клубе за мистера «хеджевый фонд», к ее же приятельнице по колледжу, чей жених был режиссером десятка знаменитых боевиков; к дерматологу Эмили, работавшей только со знаменитостями, которая согласилась, чтобы ее свадьба с постоянным персонажем теленовостей в прямом эфире попала на страницы «Декольте» при условии, что будет упомянут новый гель-филлер, аналог рестилайна. Пусть имена невест и женихов не были у всех на слуху, зато свадьбы праздновали с размахом, а качественные фотографии выгодно выделяли «Декольте», придавая ему ту элитарность, которой не может быть в готовых списках всего необходимого для свадьбы и советах, как подобрать обручальное кольцо.

По иронии судьбы именно Энди благодаря своему знакомству заполучила на страницы журнала пару, которая вывела «Декольте» из полутени на всеобщее обозрение. Макса пригласили на свадьбу к подруге детства – светской львице и красавице с папашей-триллионером из Венесуэлы, помолвленной с сыном мексиканского «бизнесмена» (последнее, как вы понимаете, эвфемизм). Для ее согласия понадобился всего лишь звонок Макса и обещание, что невеста сама выберет, какие снимки появятся в журнале. Получившийся в результате очерк с интересными фотографиями алмазных приисков в Монтеррее и ослепительно красивой латиноамериканкой, переливавшейся бриллиантами, как рождественская елка, привлек самое пристальное внимание веб-сайтов светских сплетен и развлечений. Он даже удостоился упоминания в репортаже «60 минут», где речь шла о ФБР, самом мексиканском «бизнесмене» и его телохранителях, в чьем арсенале насчитывалось столько автоматического оружия, что «морские котики» на их фоне выглядели недоукомплектованными.

После этого доставать приглашения на свадьбы стало значительно легче. После работы в «Подиуме» у Энди и Эмили остались контактные телефоны нужных людей, и девушки не стеснялись пользоваться ими с поистине балетной слаженностью и ловкостью. Они просматривали сайты, блоги, журналы светских сплетен в поисках сообщений о помолвках, выжидали несколько недель, пока новость немного остынет, и звонили либо напрямую звезде, либо ее агенту – в зависимости от отношения последних к «Подиуму» или Миранде. В разговоре они козыряли именем Миранды Пристли, хвастались, что работали на нее не один год (что не было ложью), и объясняли, почему они «открыли новый журнал» об элитных свадьбах.

Каждый телефонный звонок подкреплялся номером «Декольте» с описанием мексиканской свадьбы, отправленным через «Федэкс». Затем они выжидали неделю и снова звонили. В итоге семь из восьми знаменитостей соглашались, чтобы в следующем номере освещалась их свадьба, если им разрешат продать какие-то фотографии еженедельникам. Энди и Эмили никогда не спорили с этим условием: их профессиональные фотосессии, подробные, глубокие интервью с женихом и невестой и простой, понятный язык, которым писала Энди, ставили «Декольте» на порядок выше продающейся в универмагах массовой периодики. Очерк об известной актрисе, модели, певице, художнике или светской львице, появлявшийся в каждом номере, упрощал уговоры очередной «звезды»; согласие получали уже почти без упоминания «Подиума». Вышеописанная формула прекрасно зарекомендовала себя за несколько лет, поэтому Эмили с Энди продолжали ее применять. Свадьбы знаменитостей стали не просто гвоздем каждого номера, а отличительной особенностью журнала в целом и дополнительным коммерческим аргументом.

Иногда Энди самой не верилось, что все получилось. Даже листая свежий ноябрьский номер с Дрю Бэрримор и Уиллом Копельманом на обложке, трудно было осознать, что журнал существует благодаря задумке Эмили и нескольким годам напряженной совместной работы, проб и ошибок. У Энди были изначально большие сомнения относительно проекта, но постепенно журнал стал ее любовью, ее ребенком. Они создали с нуля то, чем теперь могли гордиться, и каждый день Энди мысленно благодарила Эмили за журнал и его главный дивиденд – знакомство с Максом.

– Как ты думаешь, там будет Мадонна? – спросила миссис Сакс, неся себе бумажную тарелку под торт, чтобы присоединиться к Энди, Кайлу и Джил. – Ведь они с Харпер, кажется, ходят в одну и ту же студию каббалы?

Джил и Энди обернулись и уставились на мать.

– Что? Мне уже нельзя почитать журнал «Пипл», сидя в очереди к зубному? – невинно спросила та, выбирая себе кусок торта. После развода она стала следить за своим рационом.

– Я, кстати, сама об этом думала, – сказала Энди. – Вряд ли, сейчас она где-то в Юго-Восточной Азии. Но агент подтвердила, что будет Деми. Без Эштона уже не так прикольно, но все равно хорошо.

– Лично я хочу убедиться, что в теле Деми Мур нет ничего натурального, – заявила миссис Сакс. – От этого мне стало бы легче.

– Мне тоже, – сказала Энди, дожевывая свой кусок торта и едва сдерживаясь, чтобы не схватить еще один прямо рукой и не запихнуть, словно ребенок, целиком в рот. Она всегда предпочитала переедание голоданию.

– Так, ребята, веселье кончилось. Джейк и Джона, отнесите свои тарелки на кухню и пожелайте всем спокойной ночи. Папа сейчас наберет вам ванну, и вы будете купаться, а я пока дам Джареду его бутылочку, – сказала Джил, выразительно глядя на Кайла. – Раз сегодня мой день рождения и я делаю, что захочу, я отправляюсь спать, а папа на сегодня остается специальным уполномоченным. – Она подняла Джареда, посадила себе на бедро и поцеловала, после чего он шлепнул ручонками маме по лицу. – Страшный сон, «я хочу пить», «мне холодно», «обними меня» – это все к папе. Будите папу, понятно, детки?

Старшие мальчики торжественно кивнули, Джаред завизжал и захлопал в ладоши.

Джил и Кайл собрали троих своих мальчишек, поблагодарили миссис Сакс за торт, поцеловали всех на ночь и поднялись к себе в спальню. Через минуту Энди услышала, как зашумела вода в ванной.

Миссис Сакс скрылась в кухне и тут же появилась с двумя чашками чая «Английский завтрак» без кофеина, еще не заварившегося как следует, но сдобренного молоком и «Сплендой». Одну она пододвинула по столу дочери.

– Я слышала, Кайл спросил тебя, все ли в порядке… – начала миссис Сакс, сосредоточенно оборачивая чайный пакетик вокруг ложки.

Энди открыла рот, но сразу же закрыла. Она не принадлежала к тем девушкам, которые по три раза на дню звонили домой из колледжа или пересказывали родителям самые интимные подробности своих свиданий, однако оказалось очень трудно – почти невозможно – не сообщить родной матери, что она ждет ребенка. Энди знала, что должна поделиться новостью, ей хотелось это сделать – совершенно неестественно, что о ее беременности на всей планете знали только врач и лаборант, – но Энди не могла себя заставить. Случившееся казалось нереальным даже ей самой, и что бы там ни было у них с Максом, неправильно говорить о беременности кому-то, даже матери, не сказав сначала мужу.

– Все прекрасно, – сказала она, опустив глаза. – Я просто устала.

Миссис Сакс кивнула, хотя было видно – она чувствует, что Энди что-то утаивает.

– Во сколько у тебя завтра рейс?

– В одиннадцать, из Кеннеди. За мной приедут в семь.

– Ну, хоть пару дней побудешь в тепле. Расслабиться, конечно, не получится, раз ты там по работе, но ты хоть пару часов выбери посидеть на солнышке!

– Постараюсь. – Энди хотелось сказать матери о звонке из «Элиас-Кларк», но тогда не избежать долгого разговора. Лучше пойти спать, чем растравлять себя, а потом всю ночь видеть кошмары с Мирандой.

– А как Макс? Он расстроен, что ты уезжаешь так скоро после свадьбы?

Энди пожала плечами.

– Да нет, все нормально. Он с приятелями идет на игру «Джетс». Может, даже и не заметит, что я уехала.

Миссис Сакс промолчала, и Энди задала себе вопрос, не зашла ли она слишком далеко. Макс ее матери всегда нравился, она радовалась счастью дочери, но не притворялась, что понимает богатство семьи Харрисонов и то, что она называла их навязчивой потребностью быть на виду.

– На прошлой неделе на официальном завтраке в Нью-Йорке я видела Роберту Файнеман, я тебе говорила?

– Нет, не говорила, – с притворным безразличием отозвалась Энди. – Как она?

– О, очень даже хорошо. У нее кто-то есть, уже давно. По-моему, у них серьезно. Я слышала, он зубной врач, вдовец. Наверное, поженятся.

– М-м. Об Алексе она ничего не говорила?

Энди прокляла себя за вопрос, но удержаться не смогла. Даже спустя восемь лет после расставания Энди шокировало, как мало она знает об Алексе. «Гугл» ничего не выдавал, но основные моменты его биографии ей были известны, а три года назад отыскалась статья, где цитировали Алекса Файнемана, с энтузиазмом говорившего о сцене для живой музыки в Берлингтоне. Энди знала, что он окончил аспирантуру в Вермонтском университете и, видимо, обосновался в Вермонте. Во время единственной случайной встречи он упомянул про свою подружку, тоже лыжницу, но подробностей не рассказал. В «Фейсбуке» его не было, Лили либо ничего не знала, либо не хотела рассказывать – скорее последнее, ведь Энди помнила, что Лили и Алекс по праздникам обмениваются открытками, а когда он собирался в аспирантуру, то написал ей письмо, спрашивая, как дела в Боулдере.

– Говорила. Он сдал на бакалавра и теперь с подружкой возвращается в Нью-Йорк. Или уже вернулся, не помню. Она какой-то творческой профессии, не скажу точно, в Нью-Йорке у нее много возможностей. Видимо, теперь они с Алексом будут что-то подыскивать.

Интересно. Алекс и красивая творческая лыжница по-прежнему вместе – три года спустя. И еще интереснее: он собирается переехать в Нью-Йорк.

– Да, Алекс о ней говорил, когда мы столкнулись в «Хоул фудс». Боже мой, сколько же времени прошло? Я начала встречаться с Максом когда, три года назад? Наверное, у них серьезно.

Последнюю фразу она сказала, надеясь, что мать станет возражать, уверенно заявит, что у Алекса с этой девицей ничего особенного, но миссис Сакс кивнула:

– Да, Роберта надеется, что к концу года они обручатся. Правда, девушке всего двадцать пять, поэтому спешить им некуда, но, по-моему, Роберте так же хочется внуков, как и мне.

– У тебя же есть внуки, целых три! И каждый – то еще сокровище.

Мать рассмеялась:

– Нечто, правда? Никому не пожелаю трех мальчишек! – Она сделала глоток чаю. – А я не знала, что ты виделась с Алексом. Ты мне говорила?

– Я тогда еще работала в «И жили они долго и счастливо» и только познакомилась с Максом. Ты ездила в речной круиз со своим книжным клубом. Я помню, потому что я написала тебе о нашей встрече, а ты ответила с какой-то чудной клавиатуры, которая заменяла «уай» на «зет».

– Твоя память меня просто поражает.

– Алекс приехал в город на лето, он тогда работал в какой-то образовательной интернатуре в штате Колумбия. Понятия не имею, почему в тот день он забрел в «Хоул фудс». Мы с Максом вышли на утреннюю пробежку и заглянули в магазин взять воды. Я выглядела как черт знает что, а Алекс, наоборот, оделся для интервью. Мы втроем выпили кофе. Общение вышло скомканным и неловким, как ты и подумала. Он упомянул, что встречается со студенткой, которая учится на бакалавра, но это не серьезно.

Энди не сказала, что во время той встречи ее сердце учащенно билось, как она чересчур громко смеялась и энергично кивала всякий раз, когда Алекс отпускал шутку или что-нибудь говорил. Она не призналась матери, как гадала, обрадовался ли Алекс встрече со своей подружкой вечером того дня, любит ли он ее, уверен ли, что она полностью его понимает. Энди не стала говорить, как отчаянно ждала звонка или письма после той случайной встречи и как обидно было, несмотря на роман с Максом, что Алекс не позвонил и не написал. Как она плакала в ду́ше, вспоминая несколько лет, прожитых вместе, гадая, когда они стали чужими друг другу, а потом кричала на себя, приказывая выбросить Алекса из головы раз и навсегда и думать о Максе. Красивом, сексуальном, интересном, обаятельном, надежном Максе. Энди умолчала об этом, но что-то ей подсказывало – мать все понимает.

Она помогла вымыть посуду и убрать остатки торта. Миссис Сакс дала очень подробный устный отчет обо всех гостях, с которыми общалась на свадьбе, высказав свое мнение о том, как люди были одеты, сколько пили, от души ли веселились, и как все было у детей ее знакомых (конечно, свадьба Энди оказалась лучшей во всех отношениях). При этом миссис Сакс старательно избегала упоминать Харрисонов. Джил зашла на кухню наполнить молоком две чашки и бутылочку. Энди казалось, что она предает и мать, и сестру, утаивая свою новость. Она поздравила Джил с днем рождения, поцеловала мать и сестру на ночь и поднялась в свою старую комнату на втором этаже.

Спальня как раз находилась в процессе обновления обстановки. Энди сама помогала матери выбирать большую кровать с кожаным изголовьем, а к ней – постельное белье и стеганое одеяло, как в гостиницах, белоснежное с прямой прошивкой, – но еще ничего не было готово. Энди увидела свой вытертый ковер, ставший серым от того, что по нему много лет ходили в обуви, что, разумеется, формально было строжайше запрещено, и старое-престарое одеяло в фиолетовый и белый цветочек. Полдюжины стендов пестрели напоминаниями о школьных годах: расписание занятий теннисом на осень 1997 года, разнообразные журнальные вырезки о Мэтте Дэймоне и Марки Марке, постер с фильмом «Титаник», список телефонов для ежегодного альбома выпускников, засохший букетик на корсаж бального платья с давно отвалившимися цветами, открытка от Джил, сразу после колледжа ездившей в Камбоджу, справка о начислении заработной платы от «Ти-си-би-уай», где Энди работала летом после университета, – и фотографии, множество фотографий. Почти на всех рядом с Энди улыбалась Лили – вот обе в платьях из тафты на выпускном вечере, а здесь в джинсах в эпоху волонтерства в Эйвоновском приюте для животных, а вот в одинаковых спортивных костюмах в тот единственный раз, когда они принимали участие в кроссе по пересеченной местности. Энди отколола кнопку и сняла одну из фотографий: они с Лили и другие девчонки на ярмарке штата только что слезли с «Гравитрона», одна зеленей другой. Энди помнила, как кинулась в кусты, где ее и вывернуло через несколько секунд после того, как был сделан снимок, и следующие три дня она убеждала родителей, что рефлекторная дурнота стала результатом неумеренного катания на карусели, а вовсе не подросткового бунта, выразившегося в излишнем употреблении алкоголя (что, ясное дело, тоже имело место).

Энди упала на старую односпальную кровать, немного продавленную в середине после многих лет верной службы, и набрала Лили. В Колорадо без десяти девять: Лили, наверное, только что уложила Медвежонка. Подруга ответила на втором гудке.

– Привет, красотка! Как жизнь новобрачная?

– Я беременна, – сказала Энди, не дав себе времени передумать.

В трубке молчали три или четыре секунды, после чего Лили переспросила:

– Энди, это ты?

– Я. И я беременна.

– Боже мой, поздравляю! Вы там, гляжу, времени не теряете! Стоп, но это же невозможно…

Энди затаила дыхание, пока Лили занималась подсчетами. Она знала, что все будут делать то же самое, и от этого она будет сходить с ума, но Лили другое дело. Какое облегчение сказать: «Конечно, невозможно. По мнению специалиста, это не вчерашняя беременность, как он выразился, а женаты мы меньше двух недель. На следующую неделю я записалась на УЗИ, а пока лезу на стену…»

– Не сходи с ума! Да, страшно, это я помню, но это же прекрасно, Энди! Будешь выяснять, кто у тебя?

Услышав этот в высшей степени типичный вопрос, который задают женщинам на малом сроке, Энди чуть не задохнулась от такого простодушия и даже расстроилась, что разговор со старой подругой не выльется в сплошные восторги: они не поспорят, мальчик это или девочка, не станут наперебой предлагать любимые имена и обсуждать преимущества и недостатки различных моделей колясок. Энди позвонила Лили, чтобы поговорить о другом.

– Макс, наверное, вне себя от радости? Даже представить себе не могу! Он говорил о детях с самого дня вашего знакомства!

– Я ему еще не сказала, – произнесла Энди так тихо, что засомневалась, расслышит ли ее Лили.

– Как не сказала?!

– У нас не все гладко. В день свадьбы я нашла письмо Барбары, которое не могу забыть.

– Что значит – не все гладко? Настолько плохо, что ты не хочешь сказать мужу: «Я ношу твоего ребенка»?

Энди начала говорить и не могла остановиться. Она рассказала Лили абсолютно все, включая подробности, которых не открывала даже Эмили. Как она собиралась предложить мужу пожить отдельно, но в последнюю секунду ей позвонил мистер Кевин и огорошил новостью. Как избегала интимной близости. Энди даже впервые призналась, что до сих пор не уверена, всю ли правду Макс сказал о Кэтрин.

– Ну вот, теперь ты все знаешь. Прелестно, не правда ли? – Энди стянула резинку с волос и тряхнула головой. Щекой она прижалась к розовой подушке в цветочек и глубоко вздохнула: самый обычный «Тайд» или «Баунс», но это еще и запах детства. Энди не хотела, чтобы он менялся.

– У меня просто нет слов. Хочешь, я приеду? Я могу оставить Медвежонка с Бодхи и завтра сесть на самолет.

– Спасибо, Лил, но утром я по работе лечу на Ангилью, а ты только прилетишь сюда. Спасибо за предложение.

– Бедняжка ты моя… Да пошли ты Барбару на фиг! Надо же, дрянь какая… Слушай, ты, должно быть, чувствуешь себя совершенно беззащитной. Я хорошо помню, что когда ждала Медвежонка, постоянно мучилась страхами, что Бодхи меня бросит – без денег, беременную и одинокую. Беременных что-то приводит в такой… мысленный настрой. Я не могу объяснить.

– Нет, ты прекрасно объяснила, я поняла, что ты имеешь в виду. Неделю назад я думала предложить тайм-аут, чтобы спокойно разобраться, дать нам обоим шанс быть честными друг с другом и реально разложить все по полочкам. Нам пришлось бы нелегко, но я была к этому готова. А теперь? Ребенок! Ребенок Макса. Я возмущена поступком мужа, но я уже люблю его ребенка!

– Ну, Энди, это только начало.

Энди всхлипнула, впервые осознав, что плачет.

– Ты думаешь, что уже любишь малыша? Вот подожди немного, увидишь.

– Я… Я просто думала, все будет иначе.

Лили помолчала. Энди достаточно хорошо знала подругу, чтобы не сомневаться – Лили хочет поделиться своим опытом, но боится наболтать лишнего. Наконец она сказала:

– Я знаю, дорогая. Ты рисовала себе, как проснешься однажды утром рядом с обожаемым мужем и пойдешь в туалет пописать на картонную полоску, и вы оба упадете на кровать от неожиданности, обнимаясь, хохоча и радуясь. И он будет ходить с тобой на каждую консультацию, и растирать тебе ноги, и покупать тебе пикули и мороженое. А часто в жизни так бывает? Я тебе скажу: никогда. Но должна тебе сказать, что от этого новость не становится хуже.

Энди подумала о том дне, почти четыре года назад, когда Лили позвонила и объявила, что беременна. Она жила в Боулдере уже два года и решила притормозить с кандидатской, чтобы больше времени уделять преподаванию. Девушки общались нечасто, но когда созванивались, Энди всегда чувствовала зависть к счастью, звучавшему в голосе подруги. Сперва Энди думала, что новая страсть Лили к йоге проживет примерно столько же, сколько ее собственные увлечения. В каждое новое хобби Лили бросалась с головой и потом быстро остывала: теннис, гончарное дело, прядение, кулинария. Когда Лили объявила, что будет отмечать посещаемость в группах в обмен на маленькую стипендию и скидку на занятия, Энди понимающе покивала. Когда подруга сообщила, что записалась на пятисотчасовой курс подготовки преподавателей, Энди только посмеялась. Но когда Лили в рекордные сроки прошла программу и следующие четыре месяца провела в ашраме в Кодайканале в Индии, изучая «Йогу при эмоциональном дисбалансе» и «Йогу для укрепления сердца» под руководством всемирно известных свами с непроизносимыми именами, Энди невольно заинтересовалась. Вскоре после возвращения в Штаты Лили начала встречаться с владельцем и главным преподавателем школы йоги, новообращенным буддистом по имени Бодхи (бывшим Брайаном) из Северной Калифорнии, а через год позвонила сообщить большую новость: через шесть месяцев у них с Бодхи будет ребенок. Энди ушам не поверила: ребенок? От Бодхи?! Видела она этого Бодхи – Лили привозила его в Коннектикут. Толстые дреды, еще более толстые мускулы и привычка без конца пить зеленый чай прямо из термоса, горячий или холодный, смотря по сезону. Бодхи казался довольно приятным парнем, по уши влюбленным в Лили, но Энди этого было недостаточно. Она задавала мало вопросов, но хорошо ее знавшая Лили сказала:

– Это произошло не случайно, Энди. Нам с Бодхи суждено быть вместе всю жизнь, и не требуется юридических процедур, чтобы скрепить наш брак. Я его люблю, и мы оба хотим детей.

Энди виновато скрывала свои сомнения всю беременность Лили, гадая, каким местом та думала и почему надо сразу беременеть, но едва увидев подругу, нянчившую новорожденного сынишку спустя две недели после родов, поняла, что Лили поступила совершенно правильно – для себя, своего партнера и своего сына. Между девушками возникла некоторая отчужденность – Энди не могла понять всего, что чувствовала Лили в роли матери и, можно сказать, жены, но она радовалась за подругу, строившую новую жизнь.

– Растирать ноги и покупать мороженое? Черт, я согласилась бы и на несколько недель без страха подцепить хламидиоз!

– Я рада, что ты способна шутить на эту тему, – сказала Лили с явным облегчением. – Конечно, это невероятно трудный период, но можно я за тебя порадуюсь? У тебя будет ребенок!

– Я бы сама не поверила, если бы не жуткая усталость и постоянная тошнота.

– А я грешила на рак, пока не выяснила, – призналась Лили. – Глаза буквально слипались через каждые три часа, другого объяснения я не находила.

Энди молчала, думая, как прекрасно и странно говорить о своей беременности со старой подругой. Видимо, она нечаянно задремала, потому что Лили спросила:

– Энди, ты где? Ты что, заснула?

– Извини, – пробормотала она, стирая слюну с уголка рта.

– Я тебя сейчас отпущу, – сказала Лили.

Энди улыбнулась.

– Я скучаю по тебе, Лил.

– Я тебе всегда помогу, дорогая. Звони в любое время. А на Ангилье позволь себе немного позагорать, упиться безалкогольной пино коладой и забыть обо всем на денек. Обещаешь?

– Попытаюсь.

Девушки попрощались. Энди велела себе не терзаться угрызениями совести за то, что не спросила о Медвежонке и Бодхи. Когда и побыть эгоисткой, если не сейчас, рассудила она. Энди стянула джинсы, в которых ей уже стало непозволительно удобно, и через голову стащила свитер. Щетка, паста, зубная нить, умывание – все это может подождать, решила она, опуская голову на прохладную подушку в цветочек и натягивая до подбородка свое девичье одеяло. Утро вечера мудренее.

Глава 9

Вокруг сплошные безалкогольные пино колады

Вылет в одиннадцать утра. Трехчасовая задержка с внеплановой посадкой в Пуэрто-Рико. Паромная переправа из Сен-Мартина – точное подобие катания на гидроцикле в ураган. Длительное ожидание таможенного досмотра в комнате без кондиционера, а напоследок – поездка по пыльным, ухабистым местным дорогам. Такое путешествие в принципе трудно назвать легким, а уж во время беременности оно становится просто невыносимым.

Но отель того стоил – впрочем, слово «отель» бессильно описать красоту, представшую глазам Энди. Это была маленькая страна чудес, очаровательный сельский уголок с утопавшими в зелени частными домами, крытыми тростником. Домики окаймляли пляж, изогнутый ровным полумесяцем. Вестибюль гостиницы, павильон без крыши с мраморными полами и резной деревянной мебелью в балийском стиле, был увешан клетками с поющими тропическими птицами. Отсюда открывался великолепный вид на океан, такой чистый и синий, что Энди на мгновение показалось, будто она грезит. Выйдя на балкон своего номера-люкс, она увидела на дереве над собой обезьяну.

Энди заставила себя присесть и оглядеться. Широкая двуспальная кровать на платформе была задрапирована белым льном; матрац был волшебно упруг и в то же время роскошно мягок. Ближе к двери стоял стол из кокосового дерева со стульями и секционный диван со стеклянным кофейным столиком, а слева Энди заметила стереосистему «Босс». Тростниковая крыша на бамбуковой раме и раздвижные стеклянные стены, полностью убиравшиеся с трех сторон, создавали впечатление, что комната находится на открытом воздухе. Сразу за террасой начинался небольшой глубокий бассейн – зеленая вода почти сливалась с краями чаши, а два тиковых шезлонга с полосатыми подушками и таким же зонтом довершали интерьер этого самого элегантного частного солярия, который Энди доводилось видеть.

В похожей на грот ванной все было отделано белым мрамором, включая туалетный столик с двумя зеркалами и душевые форсунки с эффектом проливного дождя, причем стеклянная кабинка оказалась почти такого же размера, как вторая комната в нью-йоркской квартире Энди. Полотенца, такие пушистые и белые, что казались сахарной ватой, только что вынутой из нагретого барабана; цветущие ветки красного жасмина, украшавшие зону одевания; нежно пахнущий шампунь и кондиционер в глиняных бутылочках с миниатюрными деревянными бирками, привязанными шнурками к горлышкам. В дальнем углу, окруженная пальмами и пышной растительностью, покоилась массивная ванна, огороженная с трех сторон стенкой высотой в восемь футов, но совершенно открытая воздуху и свету и волшебным образом уже наполненная теплой благоухающей водой. На краю стоял глиняный горшочек с ароматическими солями, откуда-то доносилась негромкая музыка, и запах зелени, деревьев и почвы, нагретой полуденным солнцем, наполнял помещение.

Энди, извиваясь, вылезла из леггинсов. Футболка тоже полетела на пол, и Энди опустилась в душистую воду – как раз достаточно теплую для местного влажного воздуха – и закрыла глаза. Руки машинально погладили живот и легонько потыкали в него – Энди до сих пор не верилось, что внутри нее маленькая жизнь. Хотя она не позволяла себе думать об этом, но вдруг поняла, что хочет сына. Почему, она ответить не могла. Может, потому, что у сестры и Лили были мальчики. Или просто представила у себя на коленях прелестного малыша с длинными локонами, наряженного в крохотный синий блейзер и галстучек. Энди точно не помнила, но Макс как-то раз сказал, что у них непременно будут только дочери. Он объявил, что ждет не дождется, когда сможет обучить их всем премудростям тенниса, футбола и гольфа, одевать в спортивные костюмчики и тренировать составленную из них бейсбольную команду. Макс настаивал, что крошки обязательно будут белокурыми – притом что ни Макс, ни Энди светловолосыми не были – и больше всех мужчин на свете будут любить родного папку. Это очень тронуло Энди: молодой человек с репутацией плейбоя таил в себе огромные запасы нежности, мечтал о домашнем очаге больше, чем кто-либо, с кем ей доводилось встречаться, и не боялся в этом признаться. Она не знала Макса другим, но его сестра сразу отметила, что именно появление Энди превратило Макса в мужчину, которым он всегда обещал стать. Он умрет от счастья, когда она скажет ему о ребенке.

Где-то в комнате зазвонил телефон, и Энди, в панике оглядевшись, увидела трубку, прикрепленную к стене возле ванны.

– Алло?

– Миссис Харрисон? Добрый день, это Рональд. Мисс Холлоу просила вам сказать, что репетиция банкета начнется через час на пляже. Мне прислать кого-нибудь вас проводить?

– Да, благодарю вас, я скоро буду готова.

Энди открыла кран с горячей водой и сунула под струю ноги. Тело ныло от усталости, но в голове прояснилось. Через час она будет на репетиции свадебного банкета самой влиятельной пары в мире моды. За свою карьеру Харпер Холлоу получила не меньше двадцати двух «Грэмми» – как у «Ю-2» или Стиви Уандера, – а номинировалась в два раза больше; а ее жених-рэппер, урожденный Кларенс Декстер, известный поклонникам как Мак, заработал сотни миллионов, выгодно инвестировав свою популярность в создание марки обуви и одежды. Свадьба сделает Харпер и Кларенса самой знаменитой парой среди состоятельных семей.

Понежившись еще несколько минут, Энди заставила себя перебраться из роскошной ванны под проливной дождь душа. Она с удовольствием смыла с себя пену и побрила ноги, присев на предусмотрительно поставленную тиковую скамейку. Надев белые льняные брюки, шелковый бирюзово-оранжевый топ и серебристые босоножки на плоской подошве, Энди решила, что Эмили бы ею гордилась. Когда она бросила записную книжку и телефон в предоставленную отелем соломенную сумку с ручками, в дверь позвонили. Молодой стеснительный юноша, уроженец Ангильи, в накрахмаленной и отглаженной рубашке с коротким рукавом тихо поприветствовал Энди и жестом пригласил следовать за собой.

Они три минуты шли до павильона, скрывавшего бассейн с баром в стиле «кэжуал». Солнце только что опустилось за океан, воздух стал свежее, и в небе показался тоненький белый месяц. У бара ходили сотни людей с коктейлями, налитыми в скорлупу кокосового ореха, или бутылками карибского пива. Регги-группа из двенадцати человек играла островные мелодии, а стайка детей – все в дизайнерских костюмах! – со смехом танцевала перед эстрадой. Энди огляделась, но не увидела ни Харпер, ни Мака.

Когда она взяла стакан газированной воды у проходившего официанта, зазвонил мобильный.

Энди отошла в сторону и достала трубку.

– Эм? Привет. Ты меня слышишь?

– Ты где конкретно? Ты знаешь, что репетиция торжественного обеда началась двадцать минут назад?

Голос Эмили звучал так громко, что Энди пришлось отодвинуть телефон от уха.

– Я стою в самой гуще народа на этом обеде и общаюсь с очаровательными людьми. Тут не о чем волноваться.

– Ты, конечно, помнишь – нам нужны сочные подробности, чтобы все персонализировать, и все легкомысленные тосты, которые сегодня прозвучат…

– Вот поэтому у меня и записная книжка в руке… – сказала Энди, взглянув в свой крошечный клатч и сообразив, что забыла сущую мелочь – ручку. Если такое происходит уже в первом триместре, что ожидает ее в следующие шесть месяцев?

– Во что одета Харпер? – спросила Эмили.

– Эм? Я тебя едва слышу, тут такой ветер! – Энди подула в трубку.

– У-гу. Отключись и скинь мне снимок. Сгораю от желания посмотреть, что там происходит.

Энди снова подула в телефон.

– Сейчас! Слушай, мне надо идти! – Она выключила телефон и вернулась к празднику. Бамбуковые факелы окружали площадку, где в суши-баре под огромным тентом гости выбирали себе лакомства. Энди уже хотела начать диктовать в телефон свои наблюдения, когда женщина с гарнитурой в ухе и с раздутой кожаной папкой в руках преградила ей дорогу.

– Вы Андреа Сакс, – с облегчением сказала она.

– А вы, стало быть, рекламный агент Харпер…

– Да, я Аннабел! – Она схватила Энди повыше локтя и потянула к столам на песке. – Вон в той корзине шлепанцы, если захотите. Вот суши-бар, закуски будут разносить в час коктейлей, ну и, конечно, официанты принесут вам все, что захотите выпить. Мак заказал еду и вина самолетом специально для уик-энда, вы уж, пожалуйста, все попробуйте. Могу дать вам меню, если вам нужно для проверки фактов.

Энди кивнула. Агенты звезд, как правило, вечно взвинчены и тараторят в три раза быстрее обычного, но они существенно облегчают ее задачу.

– Скоро подадут обед, затем тридцать минут на тосты – эту часть ведет агент Мака, который заодно и его близкий друг, – затем десерт и напитки. После праздника подадут машины, чтобы отвезти молодых людей на лучшую на острове дискотеку, а потом обратно в отель. Разумеется, Харпер уйдет к себе в люкс сразу после десертов, но вас мы приглашаем на продолжение банкета.

– На дискотеку?! О, я, пожалуй, только…

– Вот и прекрасно, – на ходу согласилась Аннабел, продолжая энергично тянуть Энди за собой. Они подошли к круглому столу на восемь персон, у которого оживленно общались семь нарядных гостей. – Вот и мы. Это Андреа Сакс из журнала «Декольте», который будет освещать наш праздник. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы Андреа не скучала.

Энди почувствовала, что краснеет, когда все обернулись посмотреть на нее. В следующее мгновение у нее екнуло под ложечкой: знакомый голос сразу вернул ее на десять лет назад.

– Только посмотрите, кто к нам пожаловал! – с хищным удовольствием протянул он. – Какой ин-те-ре-есный сюрприз!

Найджел говорил с широкой улыбкой, рассеивая сгущавшиеся сумерки белизной своих чересчур идеальных зубов.

Энди попыталась что-то сказать, но во рту вдруг пересохло.

Аннабел засмеялась.

– Ах да, я совсем забыла, что вы когда-то вместе работали. Как прелестно! – затараторила она, жестом предлагая Энди присесть. – Просто воссоединение «Подиума»!

Только тут Энди заметила слева от Найджела Джессику, в бытность Энди в «Подиуме» – организатора торжественных мероприятий, а справа – Серену, младшего редактора. Обе выглядели моложе, стройнее и эффектнее, чем десять лет назад. Хотя чему тут удивляться – это же «Подиум»!

– Ну разве я не самая счастливая девчонка на свете?! – резвился Найджел. – Андреа Сакс, иди сюда, сядь рядом.

Он был в белом с ног до головы. Поверх очень узких джинсов, больше похожих на леггинсы, на нем красовалось нечто среднее между платьем и рясой. Шелковый шарф с бахромой свешивался с шеи до колен – по всей длине повторялся чуть заметный логотип «Луи Вюиттон». Несмотря на тропическую жару, ансамбль дополняли норковая папаха и фиолетовые бархатные шлепанцы.

Энди ничего не оставалось как сесть рядом с Найджелом, который наигранно улыбнулся ей.

– Нарочно ни слова не скажу о том, как ты меня бросила! Я взял тебя под свое крылышко, и вот чем… – капризно скривившись, он потянул Энди за тунику: – …ты мне отплатила! Уходом! Да еще и не попрощавшись!

После скандала в Париже Энди не вернулась в офис «Подиума» ни за единым карандашом, но написала длинное письмо Найджелу с извинениями за грубость в адрес Миранды и благодарностью за наставничество. Ответа она не получила. В последующие месяцы Энди отправила Найджелу копию письма, бросила парочку коротких «Как ты там, я по тебе соскучилась!» и даже разместила сообщение в его блоге, где он любил порассуждать о стиле. По-прежнему ноль реакции. Эмили, кстати, тоже рассказывала, что кинулась к Найджелу сразу после своего увольнения, но ее встретила только несговорчивая секретарша у закрытой двери. Эмили тоже писала Найджелу и однажды даже пригласила его на закрытую вечеринку «Харперс базар» в честь Марка Джейкобса, но ответа не получила.

Энди кашлянула:

– Извини, но я много раз пыталась…

– Пожалуйста! – возопил Найджел. – Не надо говорить о делах на празднике. Девочки, вы, конечно, помните Андреа Сакс?

Серена и Джессика не расщедрились даже на легкий кивок или фальшивую улыбку. Джессика презрительно осмотрела наряд Энди, а Серена отпила вина, глядя на нее поверх бокала. Энди медленно глотала «Пеллегрино», слушая болтовню Найджела по поводу платья Харпер и спортивного пиджака Мака. Найджел был, несомненно, чокнутым, но когда-то Энди его любила. Наговорившись, он многозначительно посмотрел на нее и отвернулся поговорить с моделью; Серена и Джессика пошли в народ. Энди понимала, что ей тоже надо встать и пойти общаться. Давненько она не чувствовала себя так неловко – десять лет, если быть точной! Энди откусила от кукурузного хлебца и отпила лимонной воды, то и дело потирая под столом живот. Это старые флюиды «Подиума» вызывают в ней столь тошнотворное чувство или дает о себе знать внеплановая беременность, о которой она пытается забыть и о которой не знает даже ее муж?

Начались тосты. Лучшая подруга Харпер, стилист, прославившаяся не столько своей квалификацией, сколько выступлениями в защиту транссексуалов, произнесла трогательное, милое, разве что слегка занудное поздравление счастливой паре. Ее сменил один из братьев Мака, профессиональный баскетболист, проведший много параллелей между Маком и Мэджиком Джонсоном, причем ни одна не имела с реальностью ничего общего. После него вышел Найджел и принялся петь рулады о том, как знал Харпер еще неуклюжим подростком, в котором нынешние толпы обожателей просто не признали бы свою звезду, ставшую таковой исключительно благодаря его, Найджела, искусству. Этот тост был встречен оглушительным хохотом собравшихся.

Когда подали десерт, Энди извинилась и вышла из-под навеса. Нашарив в клатче сотовый, она набрала номер, не задумываясь о стоимости международного роуминга. Случай был исключительный.

Эмили схватила трубку на первом же звонке:

– Что случилось? Свадьбу не отменили?

– Все в порядке, женятся, – сказала Энди, с огромным облегчением слушая голос подруги.

– Тогда какого ты мне звонишь посреди ужина?

– Представляешь, здесь Найджел! С Сереной и Джессикой. Мне пришлось сесть с ними за стол. Ночной кошмар сбывается наяву!

Эмили рассмеялась:

– Да брось, это еще ничего. Дай догадаюсь: Найджел притворился, что ты ему и не писала? Вычеркнула его из своей жизни?

– В точку.

– Скажи спасибо, что ее там нет. Вот это была бы катастрофа, – сказала Эмили.

– Второй раз за две недели она доводит меня почти до потери рассудка!

Эмили промолчала.

– Эм, ты слушаешь? Наверное, благодаришь свою счастливую звезду, что ты не здесь со мной? Сейчас Ангилья для меня утратила две трети очарования!

– Понимаешь, я не хочу, чтобы ты запсиховала… – тихо начала Эмили.

– О нет, пожалуйста! Что стряслось?!

– Ничего! Боже, как ты любишь все драматизировать!

– Эм!

– У меня невероятная новость. Может, лучшая за всю жизнь.

Энди набрала воздуха в грудь.

– Я говорила с юристом «Элиас-Кларк»! Слушай, он меня буквально преследует, нашел мой сотовый и позвонил полчаса назад – поздновато для делового звонка, скажи? Вот как им не терпится! Представляешь, он…

– Чего им не терпится, Эмили? Чего он хотел? – Сзади в микрофон произносили тосты, и вдруг Энди ужасно захотелось оказаться дома в кровати, рядом с Максом – как это было до злополучного письма.

– Во-первых, он повторил, что они настаивают на встрече. Я уж решила – подают на нас в суд за незаконное использование ее имени, за всякое там умышленное искажение фактов, и Миранда собирается нас…

– Эмили, пожалуйста!!!

– Но дело оказалось совсем не в этом! Юрист уперся и не сообщил по телефону никаких подробностей, потребовал личной встречи, но расплывчато намекнул, что их очень интересует «бизнес “Декольте”», как он выразился. Ты понимаешь, это может означать только одно!

– Они хотят нас купить.

– Да! – Энди слышала, что Эмили старается скрыть восторг, но ей это плохо удается.

– Мы же с тобой вроде договаривались, что не будем продавать журнал первые пять лет, а не спеша создадим сильное издание с прочным основанием. Мы едва три года в бизнесе.

– Ой, мы с тобой обе прекрасно знаем, что ты не упустишь такой возможности! – едва не закричала Эмили. – Речь идет о «Элиас-Кларк», крупнейшей и престижнейшей издательской корпорации мира! Такого случая может больше не представиться!

Энди немного приободрилась. От известия, что ими заинтересовался «Элиас-Кларк», она испытала волнение и глубокое удовлетворение. Но и неподдельный ужас.

– Эм, неужели мне надо это озвучивать? Надо все-таки? Ты не забыла, что Миранда сейчас главный редактор в «Элиас-Кларк», и продажа журнала автоматически сделает ее нашей начальницей? – Энди замолчала, стараясь успокоиться. – Мелочь, конечно, но, может, тут есть над чем поразмыслить?

– Об этом я не волнуюсь, – сказала Эмили. Энди так и видела, как подруга отмахнулась, будто они выбирали сандвичи.

– Конечно, не ты же сидишь здесь с этими степфордскими трещотками из «Подиума». Тогда бы ты еще как заволновалась!

Эмили вздохнула, будто ничего иного она и не ожидала.

– Слушай, Энди, ты можешь пока ничего не решать? Давай сначала узнаем, чего конкретно они хотят! Обещаю, до тех пор я не сделаю ничего, что тебе может не понравиться!

– Договорились! Потому что мне не понравится снова работать на Миранду Пристли – это я тебе сразу могу сказать.

– Мы еще даже не знаем, что они предлагают! Иди выпей и повеселись, а остальное предоставь мне, о’кей?

Энди скептически посмотрела на окружавшую ее роскошь. Пожалуй, еще одна пино колада без рома придется весьма кстати.

– Это будет обычная деловая встреча! Тогда все и выясним. Повторяй за мной: это всего лишь деловая встреча.

– Ладно, это просто встреча, – отозвалась Энди. Про себя она повторила эту фразу еще три раза. Ей очень хотелось именно так и думать, но – кого она обманывает? На самом деле все гораздо хуже.

Глава 10

Полплатья, сшитого на двоих

«Сколько же мы уже не целовались?» – вспоминала Энди. С тех пор как они с Максом обменялись брачными клятвами в присутствии трех сотен гостей, их губы соприкоснулись считанные разы. Поцелуй показался знакомым, однако все равно возбуждал. Когда Макс без предупреждения забрал ее с работы на такси, все прошло без осложнений. Энди была рада вернуться с Ангильи и оказаться подальше от Найджела и «Подиума». В объятиях Макса на заднем сиденье такси ей было спокойно и надежно. Ощущения были именно как при долгожданном возвращении домой, пока на экране маленького телевизора в такси не появилась реклама рейса «ДжетБлю» на Бермудские острова.

Проследив за взглядом жены, Макс прекрасно понял, о чем она думает, и принялся отвлекать Энди еще более страстными ласками.

Она попыталась ответить на поцелуй, но вдруг ей вспомнилось письмо.

– Энди… – Макс почувствовал, что она отодвигается, и хотел было удержать ее, но Энди отняла руку. Гормоны беременности романтике тоже не способствовали. Энди где-то читала, что будущие мамаши не выносят запаха собственных мужей. Неужели уже началось?

Такси остановилось на углу Шестнадцатой и Восьмой. Макс открыл карточкой магнитный замок, придержал дверь для Энди и обменялся любезностями с вечерним швейцаром. Энди первой вошла в квартиру, и на нее сразу же налетел обезумевший от радости Стэнли. Щенок увязался за хозяйкой в спальню, где стояла широкая кровать с балдахином и шезлонг для чтения. Энди почмокала Стэнли, и он, сделав одолжение, последовал за ней и в ванную. Энди заперла дверь, открыла кран, чтобы наполнить ванну, и подхватила песика на руки.

– Фу, какой ты вонючий, – прошептала она в его теплое висячее ухо. Стэнли ничего так не любил, как хрустящие жевательные палочки, которые якобы делают из бычьих пенисов – мысль об этом вызывала у Энди тошноту и без всякой беременности.

Песик лизнул хозяйке лицо и попал кончиком языка прямо в рот, отчего Энди тут же вырвало. Стэнли заскулил с извиняющимся видом.

– Ничего, малыш. Сейчас меня тошнит не только от тебя.

Она стянула платье-халат, черные колготки, бюстгальтер и трусы и встала боком перед зеркалом. Если не считать поперечной полоски ярко-красного цвета, натертой за день колготками, приходилось признать, что живот выглядит таким, как всегда. Не абсолютно плоским, это она видела, потирая его рукой. Но легкий жирок, как хорошо знала Энди, не новость. Кажется, талия стала чуть шире, не такой четкой, как месяц или два назад. Вскоре она совсем исчезнет. Энди все это понимала, и все равно это было непостижимо, как и представить внутри себя фасолинку с бьющимся сердцем.

Стэнли вытянулся на полотенце на полке у раковины (оттуда он иногда опускал мордочку в воду и лакал). Энди улеглась в ванну и выдохнула, тут в дверь постучал Макс спросить, все ли с ней в порядке.

– Все прекрасно, я принимаю ванну.

– А почему ты заперлась? Я хочу войти.

Энди посмотрела на Стэнли, который часто дышал, свесив голову над горячей водой.

– Я нечаянно, – сказала она и услышала удаляющиеся шаги.

Энди намочила махровую салфетку и положила себе на грудь. Глубокий вдох и длинный выдох. Она позволила себе полежать в приятной невесомости всего несколько минут. В еженедельной рассылке из Беби-центра, где вели ее беременность, подчеркивалось, что ванна должна быть теплая, а не горячая, и Энди, любительница лежать почти в кипятке, пошла на компромисс, позволяя себе париться не более пяти минут. Это была недолгая и блаженно расслабляющая процедура, как обычно перед сном, но пришлось довольствоваться тем, что можно.

Под звучный аккомпанемент сливавшейся воды Энди натянула мягкий махровый халат – половину свадебного подарка, преподнесенного Максу дедом с бабкой по материнской линии. Халат Энди был пунцовым, с белой вышивкой «Миссис Харрисон» слева на груди. А у Макса наоборот: халат белый, а «Мистер Харрисон» вышито красным. Завязывая пояс, Энди вспомнила, что подарок стал причиной спора с мужем.

– Круто, – отозвался он, ставя покрывшую себя бесславием спортивную сумку, с которой по-прежнему не расставался.

– Очень мило, но они даже не уточнили, буду ли я менять фамилию, – сказала Энди.

– Ну и что? – спросил Макс, привлекая к себе жену для поцелуя. – Бабушка не сообразила. Ей девяносто один, не требуй от нее многого.

– Нет, это понятно. Просто я… я не буду менять фамилию.

Макс засмеялся:

– С какой стати? Еще как сменишь!

Энди покоробило от такой развязной самоуверенности.

– Я Андреа Сакс уже больше трех десятков лет, хочу ею и остаться. Как бы ты отнесся, если бы тебя попросили сменить фамилию?

– Ну, это не одно и то же!

– Нет, одно.

Макс пристально посмотрел на жену.

– Почему ты не хочешь взять мою фамилию? – спросил он с такой искренней обидой в голосе, что Энди уже была готова передумать.

Она сжала его руку:

– Макс, это не какое-нибудь политическое заявление, и ничего личного тут нет. Просто я выросла с фамилией Сакс, я к ней привыкла. Я работала и строила карьеру, как Андреа Сакс. Неужели это непонятно?

Макс промолчал, со вздохом пожав плечами, но Энди почувствовала, что вопрос остался открытым. Ничего, суть брака – обсуждение и компромисс. Она обняла Макса, поцеловала в шею, и разговор прекратился. Но спор оказался сигналом, свидетельствующим о более серьезных проблемах. «Да кто же не берет фамилию мужа?» – недоверчиво повторял Макс. Он пускал в ход и родительскую карту («Моя мать будет счастлива назвать тебя своей дочерью»), отчего Энди готова была завизжать, и предков до седьмого колена («Фамилия Харрисонов передавалась из поколения в поколение»), давил на чувство вины («Мне казалось, ты будешь гордиться, что я твой муж, – я же горд, что ты будешь моей женой»), а когда все попытки провалились, даже прибегнул к вялой угрозе: «Если ты не хочешь брать мою фамилию, чтобы люди знали, может, мне не стоит носить обручального кольца, чтобы люди видели?» Но когда Энди пожала плечами и сказала, что насчет кольца он волен решать сам, Макс извинился. Он признался, что разочарован, но уважает ее решение. Энди немедленно почувствовала себя нелепо за то, что так уперлась в важном для Макса вопросе, причем неизвестно почему. Когда она обняла его за шею и сказала, что в профессии будет по-прежнему называться Сакс, но в миру с радостью сменит фамилию на Харрисон, Макс чуть не упал в обморок от благодарности и облегчения. Втайне Энди только радовалась: пусть это и старомодно, но ей хотелось носить фамилию мужа. Их ребенок тоже будет Харрисоном.

– Привет, – сказал Макс, отрываясь от «Джи Кью», когда Энди пришла ложиться спать. Он сидел в одних трусах «Кельвин Кляйн». Плоский – однако не демонстративно накачанный! – живот, безупречная кожа оливкового цвета, широкие плечи, создающие ощущение надежности. Энди ощутила, как в ней против воли нарастает влечение. – Хорошая была ванна?

– Как всегда! – Она налила себе стакан воды из графина на ночном столике и отпила глоток. Ей хотелось обернуться и полюбоваться телом мужа, но она заставила себя взять книжку.

Макс пододвинулся ближе. Бицепсы обозначились резче, когда он обнял жену сзади и поцеловал в шею. Энди ощутила знакомое тепло внизу живота.

– Какая у тебя горячая кожа. Ты, должно быть, лежала в кипятке, – пробормотал он, и Энди немедленно подумала: не слишком ли высокой была температура воды для ребенка?

Макс снова поцеловал ее в шею, и не успела Энди понять, что происходит, как он стащил халат с ее плеч до талии и нежно взял ладонями ее груди. Энди вывернулась из объятий мужа и натянула халат обратно.

– Я не могу, – сказала она, отводя глаза.

– Энди… – Голос Макса был напряженным. Разочарованным. Подавленным.

– Прости.

– Энди, посмотри на меня! – Макс мягко взял ее за подбородок и, повернув к себе, нежно поцеловал в губы. – Я знаю, я тебя обидел. Это меня убивает. Вся эта ситуация, – он покрутил рукой, – с матерью, с твоим недоверием, с тем, что ты не хочешь быть со мной… Это все моя вина, я понимаю твои чувства, но это же только письмо, ничего не было. Ничего. Я прошу прощения, но только за свое молчание, потому что ничего не было. – Он сделал паузу и продолжил уже с раздражением: – Пожалуйста, перестань! В данном случае наказание не соответствует преступлению.

У Энди сжалось горло, а к глазам подступили слезы.

– Я беременна, – сказала она почти шепотом.

Макс замер. Она чувствовала на себе его взгляд.

– Что? Я не ослышался?

– Нет. Я беременна.

– Боже мой, Энди, это невероятно! – Он вскочил и забегал по спальне с недоверчивым и взволнованным лицом. – Когда ты узнала? Откуда ты знаешь? Ты у врача была? Какой срок? – Он опустился на колени возле кровати и взял жену за руки.

Искренняя радость Макса немного успокоила Энди: она не представляла, как поступит, если он воспримет новость неоднозначно (а то и хуже). Она чувствовала, как крепко муж держит ее за руки, и была благодарна за это.

– Помнишь, я ходила к доктору Палмеру на той неделе? До Ангильи? Они сделали анализ мочи и позвонили вечером. – Энди сочла за лучшее умолчать, что попросила проверить ее на весь список ЗППП.

– Ты знаешь об этом уже неделю, а мне не сказала?

– Прости, – повторила она. – Мне требовалось время подумать.

Макс смотрел на нее с непроницаемым выражением.

– В общем, они считают, что беременность «не вчерашняя». Без УЗИ наверняка сказать не могут, но я считаю, это случилось на Хилтон-Хед.

Она подождала, пока Макс вспомнит. Дом, который они сняли вместе с Эмили и Майлсом в период бабьего лета. Тот единственный вечер в душевой под открытым небом, где они уединились украдкой, как два подростка. Тогда Энди поклялась Максу, что можно не опасаться, потому что месячные были на прошлой неделе, и они упоенно занялись любовью.

– В ду́ше? Думаешь, это тогда случилось?

Энди кивнула.

– Я тогда меняла противозачаточные таблетки и сделала перерыв на несколько недель. Видимо, я плохо посчитала.

– Ты понимаешь, что это значит? Это судьба. Ребенок дан нам судьбой!

Это был конек Макса: их встреча предначертана судьбой, успех ее журнала – тоже судьба, брак совершен на небесах, а теперь еще и младенец – подарок провидения.

– Ну, насчет судьбы не знаю, – сказала Энди, невольно улыбнувшись. – Зато это убедительное доказательство того, что метод подсчета «опасных» дней для предохранения неэффективен. Смотри на дело проще.

– Когда ты пойдешь на УЗИ? Они скажут, сколько нам еще ждать?

– Я записалась к гинекологу на завтра…

– Во сколько? – Макс даже не дал ей договорить.

– Полдесятого. Я хотела пораньше, но все время занято.

Он сразу схватился за телефон. Энди хотелось обнять мужа, пока она слушала, как он оставляет своей секретарше указание отменить или перенести все утренние встречи.

– Сходишь со мной на завтрак до УЗИ?

И зачем она так долго тянула и скрытничала? Это же Макс, мужчина, за которого она вышла замуж. Конечно, он в восторге от мысли, что у них будет ребенок. Конечно, он отменил все дела без малейшего колебания, чтобы присутствовать на первой – и на каждой, готова была поспорить Энди, – консультации. Разумеется, он сразу начнет говорить «мы беременны» и «наш ребенок». Энди и не думала, что будет иначе, но все равно испытала огромное облегчение при виде реакции мужа. Она не одна.

– Вообще-то я думала до консультации забежать в офис на час-другой, а то на работе в последнее время образовался завал. Свадьба, потом тошнота, теперь «Элиас-Кларк»…

– Энди! – Он сжал ее руку и улыбнулся. – Пожалуйста!

– Ну хорошо, завтрак – это прекрасно.

К горлу подкатила тошнота. Должно быть, что-то отразилось на ее лице, потому что Макс спросил, все ли в порядке. Они кивнула, не в силах ответить, и бросилась в туалет. Пока ее рвало, она слышала, как муж заказывает имбирное пиво, соленое печенье, бананы и яблочный сок из магазинчика на углу. Когда она вернулась в постель, Макс сочувственно посмотрел на нее.

– Бедняжка. Я о тебе позабочусь.

После рвоты у Энди заболела голова, но, как ни странно, она чувствовала себя лучше, чем за все последние недели.

– Спасибо.

– Иди сюда, дай мне свои ножки! – Он жестом пригласил жену сесть рядом и подтянул ее ноги себе на колени.

Массаж стоп оказался райски приятным. Энди закрыла глаза.

– А ведь у нас еще медовый месяц на Фиджи, – впервые вспомнила она. – Полагаю, в декабре мы еще сможем полететь, если все будет нормально.

Макс отвлекся от массажа и уставился на жену:

– Ты не полетишь за полмира от своего врача. Подвергать свое тело стрессу от разницы во времени и перелета? Ни за что! Фиджи подождут.

– Ты не расстроишься?

Макс покачал головой.

– Мы дадим нашему ребенку все, вот увидишь. Ты устроишь идеальную детскую с мягкими игрушками, прелестными маленькими костюмчиками и множеством книг, а я выучу все о новорожденных и с первого дня буду точно знать, что нужно делать. Я буду менять подгузники, давать бутылочки, вывозить малышку на прогулку в коляске. Мы будем читать ей каждый день, рассказывать, как папа с мамой познакомились, возить ее на каникулы к океану, где она будет бегать босиком по песку и выучится плавать. А как ее будут любить обе наши семьи!

– Ее, вот как? – Энди полностью расслабилась, и – о чудо! – впервые за несколько недель желудок успокоился.

– Конечно, ее. У нас будет прелестная светловолосая девочка, так предначертано судьбой.

Когда Энди открыла глаза, на часах было без пятнадцати семь. Она лежала под одеялом в халате, а рядом тихо похрапывал Макс. Свет был приглушен, но не выключен: должно быть, они заснули посреди разговора.

После душа и быстрого одевания Макс поймал внизу такси и дал адрес «Сарабет» в Верхнем Ист-Сайде, очаровательного маленького кафе, располагавшегося неподалеку от кабинета гинеколога (а в остальном ничем не примечательного). Энди осилила лишь ломтик хлеба с домашним вареньем и чашку ромашкового чая, но с удовольствием смотрела, как Макс уплетает омлет с сыром, жареную картошку с беконом и запивает все двумя стаканами апельсинового сока и большой чашкой латте. За едой он оживленно говорил о консультации, предполагая возможные даты появления ребенка на свет, обсуждая вопросы к врачу и то, как сообщить новость родне.

Заплатив по счету, они прошли пешком шесть кварталов по Мэдисон-авеню. В приемной врача было людно: Энди насчитала минимум трех явно беременных женщин, двух с мужьями и еще несколько, в основном слишком молодых или старых, чтобы ожидать ребенка. Как это она никогда не замечала раньше? Как странно было находиться здесь с Максом, держать его за руку, называть оба имени медсестре на ресепшене! Энди была шокирована, когда медсестра едва взглянула на них: Энди же сказала, что пришла на ультразвуковое обследование. На самое первое УЗИ! Разве от такой новости окружающие не должны прыгать от восторга?

Через четверть часа медсестра назвала ее имя и вручила пластмассовую баночку.

– Туалет по коридору справа. Пожалуйста, отнесите баночку в пятую смотровую. Ваш супруг может подождать вас там.

Макс улыбнулся Энди, взглядом пожелал ей удачи и направился следом за медсестрой к смотровым кабинетам. Когда через три минуты Энди вошла, он нетерпеливо мерил шагами тесную комнату.

– Ну что? – спросил Макс, проводя пальцами по волосам.

– Руку описала, как всегда.

– Что, так трудно попасть? – засмеялся Макс, радуясь возможности отвлечься.

– Ты и понятия не имеешь!

Пришла новая медсестра, грузная женщина с доброй улыбкой и серебристыми волосами. Окунув палочку в мочу Энди и найдя ее превосходной, медсестра измерила давление и спросила, когда была последняя менструация (Энди смогла ответить лишь приблизительно).

– Отлично, милая, доктор Крамер скоро придет. Взвесьтесь – не забудьте вычесть полкило на одежду, потом разденьтесь ниже пояса и прикройтесь этим! – Она подала Энди бумажную пеленку и жестом показала на кушетку. Макс и Энди с интересом и отвращением смотрели, как она надевает презерватив на зонд, подсоединенный к ультразвуковому аппарату, и выдавливает на него катышек геля на водной основе. Затем медсестра пожелала им доброго утра и вышла.

– Так вот как это делается, – пошутил Макс, глядя на фаллической формы зонд.

– Честно говоря, я думала, что мне все сделают через живот, как показывают по телевизору…

Дверь открылась. Доктор Крамер, видимо, услышала часть беседы, потому что сказала с улыбкой:

– Боюсь, для абдоминального УЗИ пока рановато. Ваш плод еще слишком мал, его может обнаружить только трансвагинальное обследование.

Доктор Крамер представилась Максу и начала настраивать аппарат. Движения этой миниатюрной симпатичной женщины лет тридцати восьми были быстрыми и уверенными.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она через плечо. – Тошнота, рвота?

– И то, и другое.

– Абсолютно нормально. У большинства женщин токсикоз проходит в двенадцать – четырнадцать недель. Вы можете поменьше употреблять прозрачных жидкостей, крекеров и тому подобного?

– Да, в основном, – сказала Энди.

– Не волнуйтесь особо о своем рационе – все необходимое ребенок получает из вашего организма. Просто попытайтесь есть маленькими порциями, но часто, и побольше отдыхайте.

Энди кивнула. Доктор Крамер приподняла бумажную простыню и велела Энди лечь пониже и вставить ноги в пяточные упоры. Внизу живота Энди ощутила легкое давление и холод, который тут же прошел. «Это куда менее инвазивно, чем осмотр через живот», – с облегчением подумала она.

– Ну вот, – сказала доктор Крамер, осторожно водя зондом. Экран наполнился знакомыми черно-белыми пятнами, как Энди много раз видела в фильмах. Доктор указала на одно пятно в середине, казавшееся черным вакуумом. – Вот. Различаете движение? Это бьется сердце вашего ребенка.

Макс вскочил со стула и стиснул руку Энди.

– Где? Вот это?

– Да. – Врач помолчала, разглядывая экран, и сказала: – Сильное, хорошее сердцебиение. Подождите секунду…

Она чуть передвинула зонд и повернула регулятор громкости. Частые звуки наполнили комнату. Сердцебиение звучало, как ритмичный лошадиный галоп.

Энди лежала на спине и могла лишь слегка приподнять голову, но она прекрасно видела и экран, и пятно, и биение сердечка. Внутри нее растет настоящий живой ребенок! Слезы потекли сами, беззвучно. Она лежала неподвижно и не могла перестать плакать. Когда она посмотрела на Макса, который по-прежнему сжимал ее ладонь мертвой хваткой, глядя на экран, то заметила, что и у него глаза на мокром месте.

– Срок у вас десять недель и пять дней, и все выглядит просто замечательно! – Доктор взяла пластиковый кружок из двух дисков, соединенных посередине, и повернула один против другого. – Мы будем регулярно делать УЗИ, если вы не уверены насчет зачатия, но, судя по тому, что мы сегодня видим, рожать вам первого июня. Поздравляю.

– Первого июня, – благоговейно выдохнул Макс, будто называя лучший день в году. – Весенний малыш. Идеально.

Сомнения, страхи и гнев из-за письма не исчезли – Энди не была уверена, что они вообще когда-нибудь пройдут, – но при виде живой фасолинки в своем животе, с которой они с Максом скоро познакомятся и, дай Бог, всегда будут ее родителями, все остальное отошло на задний план. Когда врач сказала, что ждет их в своем кабинете, и оставила одних, Макс едва не вскочил на стол от радости, закричав «Я люблю тебя!» так громко, что Энди захохотала. Депрессия почти прошла. Она построит семейную жизнь с Максом. Она простит его и отбросит все сомнения. У нее один путь – вперед. Она сделает это ради их общего ребенка.

Глава 11

Известнее Бейонсе или нет?

Редакция «Декольте», к счастью, разительно отличалась и от высотки «Элиас-Кларк», и от квартиры в доме без лифта в Вест-Виллидж, где был офис «И жили они долго и счастливо». Бывшее в 1890-е пильной биржей, здание на своем веку пережило несколько реинкарнаций, побывав мясокомбинатом, фабрикой по производству пищевых продуктов, складом тканей и мебельной мастерской, пока не превратилось наконец, как и следовало ожидать, в лофт свободной планировки с огромными окнами, голыми кирпичными стенами, отреставрированными деревянными полами и хваленым видом на Гудзон (читайте: на Джерси-Сити). Энди прекрасно помнила восторг Эмили три года назад, когда брокер, показывавший им помещения под офисы, привел их на пересечение Двадцать четвертой и Одиннадцатой. Похожее на крепость здание впечатляло, но Энди не удержалась от вопроса: а район-то не слишком… суровый? Эмили только фыркнула, осторожно переступив через некое тело, отключившееся у самого входа.

– Суровый? Скорее со своим характером. Это именно то, что нам нужно! – сказала она.

Характер вместо нормального отопления, кондиционеров и мало-мальских гарантий, что их не убьют на улице, первое время сильно беспокоил Энди, но она не могла отрицать, что внутри офис выглядел в тысячу раз лучше, чем все, что им предлагали до этого, и стоил гораздо дешевле.

Энди дернула на себя металлическую дверь лифта и зашла, закрыв ее за собой отточенным движением. Согнутой рукой она держала несколько старбаксовских стаканов с горячим кофе. Каждый день Энди клялась себе, что пойдет по лестнице, и каждый раз заходила в лифт и думала: «Ладно, завтра». На четвертом этаже она улыбнулась секретарше «Декольте» – очередной суперопытной выпускнице колледжа, которые задерживались ровно настолько, чтобы Энди или Эмили успели провести собеседование с новыми соискательницами.

Иногда так приятно опоздать на работу!

– Доброе утро, Андреа, – сказала Агата, одетая в темно-синее платье, кремового цвета колготки и броские алые туфли из лаковой кожи. Оставалось лишь догадываться, как это помощница стабильно удерживается на пике моды. Должно быть, это отнимало много сил.

– Доброе, – громко ответила Андреа.

Агата замерла в стойке, как вышколенный сторожевой пес, пока Энди шла в свой кабинет – по сути дела, просто отгороженный стеклом участок общего пространства, сказав по пути:

– Зайдите ко мне! – Спохватившись, что это прозвучало слишком авторитарно и нелюбезно, она прибавила с деланным смехом: – Если у вас есть время.

– Итак, слушайте. Эмили звонит каждые три секунды. Я обещала, что отправлю вас прямо к ней.

– Я предупреждала, что задержусь. Впервые за шесть лет она пришла раньше меня и уже устроила истерику, – сказала Энди, понимая, что Эмили вывел из равновесия звонок из «Элиас-Кларк». – Хорошо, я иду к ней. Будьте добры, переадресуйте все звонки о свадьбе Харпер к ней в кабинет.

Агата кивнула с самым кислым видом.

«Декольте» с «Подиумом» роднило наличие длинноногих, не слезающих с каблуков, затянутых в дизайнерские наряды девушек. Согласно договору, персонал подбирала Эмили, за единственным исключением Кармелы Тиндейл, редактора и исполнительного директора, которую Энди переманила из «И жили они долго и счастливо» и обходиться без которой положительно не могла. Стоит отметить, что Кармела была полновата, а у корней ее неаккуратно окрашенных в каштановый цвет волос была отчетливо заметна седина. Она носила исключительно бесформенные брючные костюмы с сабо «Мерелли» зимой и дешевыми шлепанцами летом, а ее одинокой попыткой выглядеть стильно был настоящий (согласно оценке Эмили) рюкзачок от «Прада», который Кармела довела до ума с помощью краски, стразов и цветной пряжи. Словом, Кармела была модной катастрофой эпических пропорций, и Энди ее обожала. Остальные служащие редакции были копиями трещоток «Подиума» – одна другой голенастее, субтильнее и красивее. Это нагоняло тоску.

– Доброе утро, Энди, – поздоровалась Тал, тонкая, гибкая израильтянка с бледной кожей, смоляно-черными волосами и фигурой, способной мертвого поднять. Она была одета в узкие, как колготки, брючки-карго, коротенький блейзер и замшевые ботильоны на шпильках.

– Доброе, Тал. Ты говорила с «ОПИ»? Нам до конца недели нужно услышать от них определенное «да» или «нет».

Тал кивнула.

Сотовый Энди зазвонил.

– Отлично. Сообщи мне, что они ответят. – И Энди сказала в телефон: – Макс, это ты?

– Любимая, как ты себя чувствуешь?

Пока он этого не спросил, Энди чувствовала себя прекрасно, но стоило ей задуматься, как к горлу подкатила волна тошноты.

– Хорошо. Иду в кабинет Эмили на совещание. А что?

– Слушай, может, пригласим мою… родителей и сестру, твою маму, Джил с Кайлом и твоего отца с Норин к нам на ужин под предлогом, что надо просмотреть пробные снимки и помочь нам выбрать лучшие для свадебного альбома, и расскажем им новость?

Энди очень хотела поделиться новостью с матерью и Джил еще на дне рождения, но сейчас уже знала Лили, знали Макс и Эмили – Энди собиралась сказать ей через считанные минуты – и круг посвященных вдруг показался ей чересчур широким.

– Ну, я не знаю…

– Что ты, все будет прекрасно! Мы же записаны на скрининг первого триместра, как она его назвала?

– Прозрачность шейной складки.

– Да, так вот, проходим его в начале недели, чтобы убедиться, что все в порядке – а иначе и быть не может! – и осчастливливаем нашу родню. Я могу попросить нашего семейного пати-планнера организовать небольшой прием. Они все привезут, приготовят, уберут – тебе и пальцем не придется шевельнуть. Что скажешь?

Энди улыбнулась, когда мимо проплыла трещотка из художественного отдела в ботфортах до середины бедра и со множеством умело перекрученных золотых цепей на шее, весивших на вид не меньше нескольких килограммов.

– Энди?

– Прости. Э-э… Ну ладно, я не против.

– Отлично! Тогда в следующую субботу?

– Нет, в субботу утром Джил, Кайл и мальчики возвращаются в Техас. Может, в пятницу?

– Договорились. Я со всеми свяжусь и все продумаю. Энди?

– А?

– Представляешь, как они за нас обрадуются?

Энди невольно представила себе реакцию Барбары: ужасная невестка скоро подарит ей внука, на которого возлагаются большие надежды. Какая дилемма! На ее исколотом ботоксом челе, пожалуй, не отразится ничего. А вдруг при новости о ребенке она смягчится?

– Мне нравится, – решительно сказала она. – Это прекрасный способ сразу сообщить всем.

– Я люблю тебя, Энди.

После секундного – даже полусекундного – колебания Энди ответила:

– Я тоже тебя люблю.

– Энди! Быстро сюда! – со странно знакомой интонацией скомандовала Эмили из своей стеклянной выгородки.

– Я слышу, тебя вызывают. Поговорим позже, – сказал Макс и повесил трубку. Энди чувствовала, что он улыбается.

Войдя к Эмили, Энди присела на один из кожаных шезлонгов и, сбросив мокасины, зарылась ступнями в мохнатую овечью шкуру. Презирая скудную часть журнального бюджета, выделенного на оформление интерьера, Эмили потратила немало собственных средств, чтобы ее кабинет выглядел иллюстрацией из «Элль декор». Красный лакированный стол, белые кожаные стулья и овечья шкура на полу были только началом. В неброском гладком шкафчике хранилась ее коллекция журналов и книг, тонкие белые гардины украшали огромные окна, сразу притягивавшие взгляд, а отпечатанные на холсте фотографии обложек всех номеров «Броска» оживляли единственную голую кирпичную стену. На двух стеклянных стенках, отделявших офис от остального лофта, Эмили развесила фигурки и узоры из цветного стекла, чтобы лучи света дробились в них, усеивая все вокруг цветными бликами. В углу стояла современная скульптура, изображающая двух резвящихся далматинцев в натуральную величину, а в миниатюрном холодильнике «Саб-зиро», встроенном в боковую панель горизонтальной книжной тумбы, хранился запас воды «Эвиан», розовое шампанское и хорошо охлажденный «Онист ти». Везде были расставлены личные фотографии в элегантных рамках. Энди вспомнила, что Эмили с двенадцати лет мечтала стать секретаршей Миранды. Или она мечтала стать Мирандой?

– Слава Богу, наконец-то ты пришла! – сказала Эмили, оторвав взгляд от своего компьютера. – Я только допишу письмо, дай мне две секунды…

На краю стола Энди заметила гору пробных снимков с собственной свадьбы. Взяв верхний, она придирчиво на него посмотрела. Онлайн этот снимок ей очень нравился, а распечатка понравилась еще больше. Это была одна из немногих фотографий, на которой Энди улыбалась совершенно искренне. Когда музыка заиграла вступление к первому танцу новобрачных, Макс подошел к ней сзади и обнял, поцеловав в шею и защекотав, а Энди запрокинула голову ему на плечо, засмеявшись от удивления и удовольствия. Снимок получился совершенно естественным и абсолютно не постановочным. Весьма нетрадиционный выбор для обложки, но Энди и Эмили как раз носились с идеей сделать что-то необычное.

– Ты веришь, что на носу мартовский выпуск? – спросила Энди, глядя на фотографию.

– М-м, – утвердительно отозвалась Эмили, не отрывая глаз от монитора.

– Ты правда считаешь, что можно использовать этот снимок для обложки? А не слишком… своеобразно?

Эмили вздохнула.

– В любом случае это Сен-Жермен. Это же не твои кузины прислали с «Шаттерфлай».

– Согласна. Мне, кстати, очень нравится.

Эмили открыла верхний ящик стола, достала пачку «Мальборо» и зажигалку, взяла одну сигарету и предложила Энди.

– Эмили, ты в кабинете не одна, – вынуждена была сказать Энди, совершенно не любившая роль строгой мамаши.

Эмили коснулась пламенем зажигалки кончика сигареты, глубоко вздохнула и выпустила длинную ровную струю дыма.

– Сегодня можно.

– Слушай, я шесть лет как бросила, – пожаловалась Энди, с тоской глядя на сигарету. – Почему ж до сих пор так хочется, черт возьми?

Эмили снова протянула ей пачку, но Энди лишь покачала головой. Наверное, стоило бы вообще выйти из кабинета – надо было думать о ребенке! – но Эмили бы ее убила.

– Что отмечаем? – поинтересовалась Энди, завороженно следя за долгими, чувственными выдохами Эмили.

– Ни за что не догадаешься, кто мне утром позвонил, – сказала Эмили, восторженно потанцевав задом на кресле.

– Бейонсе?

– Нет. Почему вдруг Бейонсе?

– Известнее ее или нет?

– А кто известнее Бейонсе?

– Эмили, говори уже!

– Угадай. Ты должна угадать. Ты никогда не соглашаешься угадывать, но сейчас попробуй.

– Забавненько. Джей-Зи?

Эмили застонала:

– Ну никакой сообразительности! Последний человек во Вселенной, который позвонил бы к нам в офис и потребовал встречи?

Энди подула на озябшие пальцы.

– Обама?

– Невероятно, у тебя вообще нет воображения!

– Э-ми-ли!

– Да Миранда! Чертова Миранда Пристли звонила нам сегодня утром!

– Не может быть! – Энди потрясла головой. – Абсолютно невозможно. Разве что в «Подиуме» произошла революция, а мы не в курсе. Миранда сюда не звонила, потому что Миранда никуда не звонит. Насколько мне известно, Миранда физически, умственно и эмоционально не способна набрать номер телефона без посторонней помощи.

Эмили быстро затянулась и загасила окурок в пепельнице из цветного стекла, которая тоже хранилась где-то в недрах стола.

– Энди, ты меня вообще слушаешь?

– Что? – Энди заметила, что Эмили уставилась на нее с выражением недоверия и шока.

– Ты слушаешь вообще, что я говорю?

– Конечно. Просто повтори, а то в голове не укладывается!

Эмили театрально вздохнула.

– Миранда звонила не лично. Звонила ее старшая помощница, какая-то мымра из Южной Африки, зовут Чарла, и спрашивала, можем ли мы подъехать в «Подиум» на встречу. Через две недели. Она подчеркнула, что встреча будет с самой Мирандой.

– Откуда ты знаешь, что она из Южной Африки? – спросила Энди, чтобы позлить подругу.

Казалось, Эмили вот-вот взорвется.

– Ты слышала, что я тебе сказала? Мы – ты и я – встретимся с Мирандой!

– А, да, слышала. Пытаюсь не разволноваться до гипервентиляции.

Эмили всплеснула руками:

– Есть только одно объяснение: речь пойдет о приобретении нас.

Энди мельком взглянула на сотовый и бросила его обратно в сумку.

– Ты просто ума лишилась, если могла подумать, что я пойду на эту встречу.

– Еще как пойдешь!

– И не подумаю! Мое слабое сердце такого не перенесет, не говоря уже о самоуважении.

– Энди, она главный редактор издательского дома «Элиас-Кларк». Она высший арбитр каждого журнала, издаваемого этой корпорацией. Бог знает, по какой причине она хочет лицезреть нас в скором времени, но ты, моя подруга и соучредительница, к ней пойдешь.

– Как думаешь, она в курсе, что мы пользовались ее именем, чтобы заманивать знаменитостей?

– Энди, вот на это ей, по-моему, наплевать.

– Я где-то читала, она поручила знаменитому историку – известному интеллектуалу – написать ее биографию. Может, она хочет, чтобы он с нами побеседовал?

Эмили вытаращила глаза:

– Ну да, конечно. Из трех миллионов человек, с которыми она работала годами, ей потребовалась та, которую она уволила на глазах тридцати подчиненных, и еще одна, которая послала ее к черту в Париже.

– Тогда понятия не имею. И знаешь, я предпочла бы никогда и не узнать.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Я считаю, я могу прожить полноценную счастливую жизнь, так и не узнав, зачем Миранде Пристли вдруг захотелось нас видеть.

Эмили вздохнула.

– В чем дело?

– Ни в чем. Я так и знала, что с тобой будут сложности. Тем не менее я подтвердила наше согласие.

– Ты не могла!

– Могла. Я считаю, это важно.

– Важно? – Энди слышала в своем голосе истерические нотки, но остановиться не могла. – Ты что, никогда не поймешь, что мы давно уже не рабы этой сумасшедшей? Нелегким трудом и упорными стараниями мы создали наш собственный успешный журнал, причем сделали это, не терроризируя наших подчиненных и не разрушая чужие жизни. Ноги моей больше не будет в кабинете этой женщины!

Эмили отмахнулась:

– Она уже переехала на другой этаж. А насчет ног кричать будешь после встречи. Мне надо знать, чего она хочет, а одна я не пойду.

– А почему, собственно? Если ты так ее любишь? Сходи одна и поделись результатами. Или не делись, мне все равно.

– Я ее не люблю, – сказала Эмили, едва сдерживая раздражение. – Но когда Миранда Пристли вызывает тебя на встречу, надо идти. – Она потянулась через стол и взяла Энди за руку. Губы Эмили были обиженно сложены, глаза стали печальными. – Пожалуйста, скажи, что пойдешь!

Энди отдернула руку и промолчала.

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Для лучшей подруги и делового партнера! Я тебя с твоим мужем познакомила!

– Ну это уже запрещенный прием.

– Энди, я тебя прошу! А я тебя потом в «Шейк Шэк» свожу.

– Ого! Чего это ты сразу с козырей пошла?

– Ну пожалуйста! Для меня! Я буду у тебя в неоплатном долгу!

Энди тяжело вздохнула. Встречаться с Мирандой на ее территории ей хотелось еще меньше, чем провести день в тюрьме, однако ей тоже было любопытно.

Упершись ладонями в стол, Энди поднялась – нарочито медленно и тяжело.

– Хорошо, я пойду. Но, кроме бургера, жареной картошки и коктейля, я хочу фирменную футболку «Шэк» и ползунки для моего будущего ребенка.

– Договорились! – не скрывая восторга, вскричала Эмили. – Я куплю тебе целый чертов… – Она замолчала и уставилась на Энди квадратными глазами. – Что ты сказала?

– Ты слышала.

– По-моему, нет. Мне показалось, ты сказала что-то насчет ребенка, но ты только пять минут замужем и никак не могла… Боже мой, она не шутит, – застонала Эмили. – Ты залетела?

– Еще как.

– Народ, да что с вами творится? Куда вы летите как угорелые?

– Ну мы это не планировали…

– Хочешь сказать, что не подозревала, откуда дети берутся? Ты провела последних пятнадцать лет жизни, умудрившись не забеременеть, а теперь что случилось?

– Спасибо за поддержку, – сказала Энди.

– А между прочим, издавать журнал и нянчить младенца – плохое сочетание. Я сейчас думаю, как это отразится на мне!

– До этого еще далеко, я в самом начале второго триместра…

– Ну вот, уже переняла специфический жаргон. – Эмили явно что-то подсчитывала в уме, потом хлопнулась в свое кресло и злорадно улыбнулась: – Ого, а вы и правда не планировали! – Ее голос понизился до полного удовольствия шепота. – Ты вообще от Макса залетела?

– Конечно, от Макса! Или ты решила, после девичника в СПА я пошла вразнос и занялась тантрическим сексом с инструктором йоги?

– Признай, это было бы круто!

– А ты не хочешь мне задать какие-нибудь нормальные вопросы? Например, когда мне рожать или знаю ли я, кого ношу? Или как я себя чувствую?

– Ты уверена, что у тебя не близнецы? Или тройня? Сенсационный очерк получился бы!

Энди вздохнула.

Эмили воздела руки:

– Хорошо, хорошо, извини. Но сама посуди, это просто невероятно. Вышла замуж четыре недели назад – и вдруг уже на четвертом месяце? Совсем на тебя не похоже. А что скажет Барбара?

Последняя фраза задела Энди – наверное, потому, что ее мучил тот же вопрос.

– Ты права, такое мне совершенно несвойственно. Но раз это произошло, то даже Барбара Харрисон ничего не сможет поделать. А если думать не о Барбаре, а о ребенке, то это просто классно. Раньше, чем мы собирались, но все равно здорово.

– М-м… – Отсутствие энтузиазма у Эмили было вполне ожидаемо. Она никогда не признавалась, что не хочет детей, была замужем почти пять лет и даже набралась некоторого опыта в роли тетки для племянниц Майлса, однако Энди была уверена, что не ошибается насчет подруги. Дети пачкают, они требовательные, крикливые, непредсказуемые, они делают тебя толстой и совсем не стильной как минимум надолго. Словом, дети – это не для Эмили.

В дверь постучали, и вошла Агата.

– Дэниел хочет знать, не могли бы вы зайти к нему на две секунды. Он хочет вам что-то показать, но не может отойти от телефона, ждет срочного звонка.

– Ладно, потом договорим, – сказала Энди. Теперь, когда она поделилась новостью, ей стало намного легче.

– Черта с два мы договорим! Но давай не будем забывать и о встрече. Надо обсудить, что ты наденешь… – Эмили обошла стол и распахнула на Энди кашемировый кардиган. – Пока не выпирает, но что-то явно есть, и это надо учитывать. Я думаю, тебе нужно надеть шерстяное платье-трапецию с золотыми эполетами. Ничего особенного, но там посередине небольшая драпировка…

Энди засмеялась.

– Приму к сведению.

– Энди, будь серьезнее! Это, конечно, большая новость и все такое, но у Миранды мы должны быть готовыми на сто процентов. Тебя хоть там не стошнит?

– Со мной все будет прекрасно.

– Ну и отлично. Я тебе расскажу, что там захотят представители Веры, и не забудь поговорить с Сен-Жерменом – он ждет твоего звонка.

Она подхватила свой тренчкот и сумку и, обернувшись через плечо, помахала Энди.

– Еще раз поздравляю! – проорала она. Энди поморщилась: ну неужели надо тут же разболтать новость всему офису?

Хотя разве это важно? Она беременна, и если все пойдет хорошо – а Энди страстно на это надеялась, – через шесть месяцев у нее будет ребенок. Ребенок! Встреча с Мирандой, досужие сплетни – все это отступило на второй план, когда Энди, на секунду остановившись, представила, как будет держать сладко пахнущего младенца с мягчайшей кожей. Она положила ладони на живот и улыбнулась. Ребенок…

Глава 12

Сфабрикованные обвинения в домогательстве плюс смирительная рубашка

Войдя в «Старбакс» рядом с «Элиас-Кларк», Энди невольно схватилась за стойку, потому что у нее подкосились ноги. Она не была здесь десять лет, и охватившие ее воспоминания оказались настолько яркими и неприятными, что она чуть не потеряла сознание. Быстрый взгляд подтвердил – ни один из продавцов за прилавком или эспрессо-машиной ей не знаком. Наконец Энди заметила Эмили, махавшую из-за столика в углу.

– Слава Богу, наконец-то ты здесь, – сказала Эмили, делая большой глоток своего кофе со льдом и стараясь при этом не смазать помаду.

Энди взглянула на часы:

– Я почти на пятнадцать минут раньше. Сколько ты ждешь?

– Тебе даже знать не захочется. Я одевалась и переодевалась с четырех утра.

– О, мне сразу полегчало.

Эмили только округлила глаза.

– Главное, результат стоил усилий! – Энди одобрительно оглядела узкую юбку-карандаш из ткани букле, облегающую кашемировую водолазку и ботильоны на высоченных острых каблуках. – Выглядишь изумительно.

– Спасибо, ты тоже, – машинально отозвалась Эмили, не отрываясь от сотового.

– Да, я тут одолжила платьишко, по-моему, миленько. Для беременной – вполне подойдет!

Эмили резко вскинула голову, и на ее лице мелькнула паника.

– Ха-ха, шучу, шучу. Я надела то, что ты мне сказала – с эполетами.

– Мило.

Энди подавила улыбку.

– Когда, думаешь, нам туда идти?

– Минут через пять. Или уже сейчас? Ты же помнишь, как она любит, если опаздывают.

Подавшись вперед, Энди отпила глоток из стакана Эмили. Кофе был вязким от сахара – соломинка в нем почти стояла.

– Как ты пьешь эту дрянь?

Эмили пожала плечами.

– Так, давай запомним вот что: мы Миранде ничего не должны. Мы пришли, чтобы слушать и только слушать. Она не может больше портить нам жизнь одним движением мизинца.

Слова звучали убедительно, но Энди мало в это верила.

– Энди, не обманывай себя. Она – главный редактор в «Элиас-Кларк». Она остается самой влиятельной женщиной в моде и в издательском деле. Ей вполне по силам сломать нам жизнь без всякой причины, если ей вдруг того захочется. Готова поспорить, ты тоже не спишь с трех утра!

Энди встала и застегнула дутый пуховик – она надела бы что-нибудь поэлегантнее, но день выдался арктически морозным, и ей не хотелось, чтобы заодно с дрожью ужаса ее бил озноб от холода. Утром на сборы она потратила обычные полчаса и надела платье с эполетами, как советовала Эмили. Наград не завоюет, но и нареканий не вызовет.

– Ладно, пошли. Раньше сядем, раньше выйдем.

– Прекрасный настрой, – покачала головой Эмили, но тоже встала и застегнула молнию своего дорогого коротенького полушубка.

По дороге к «Элиас-Кларк» они не обменялись ни единым словом. Энди чувствовала себя почти нормально, пока они не вошли в вестибюль и не приблизились к стойке для посетителей – отметиться, чего ни одна из них не делала со дня собеседования.

– Нереально, – сказала Эмили, оглядываясь вокруг. Руки у нее дрожали.

– Ни Эдуардо у турникетов, ни Ахмеда в киоске с журналами. Ни одного знакомого лица…

– А ее узнаешь? – Эмили показала глазами куда-то себе за плечо, сунув свой бейдж посетителя в сумочку.

Незаметно повернув голову, Энди увидела Джоселин, недавно ставшую редактором отдела красоты в «Подиуме», любимицу бомонда. Из блогов Энди знала, что последние десять лет Джоселин не скучала: родив двоих детей своему миллионеру-банкиру, она развелась и вышла замуж за наследника миллиардного состояния, тоже с двумя детьми. Но ничего этого нельзя было угадать по ее виду: Джоселин выглядела не менее молодой, стройной и свежей, чем когда Энди бегала по коридорам «Подиума». С годами красота Джоселин только расцвела: она держалась с царственным спокойствием и уверенностью, которых не было в двадцать лет. Энди не могла оторвать от нее взгляда.

– Слушай, я не смогу, – пробормотала она. Ее охватила тревога: на что она рассчитывала, возомнив, что может запросто заявиться сюда после всего, что произошло? Войти в кабинет Миранды Пристли как ни в чем не бывало? Боже мой, о чем она только думала! Ей нестерпимо захотелось убежать.

Эмили схватила Энди под руку, буквально протащила ее через турникет и впихнула в лифт, где они, к счастью, оказались одни. Ткнув кнопку восемнадцатого этажа, она повернулась к Энди.

– Мы все выдержим, договорились? – Ее голос слегка дрожал. – Думай о хорошем – мы же вот едем на лифте, а не пешком поднимаемся!

Для ответа времени не осталось – дверцы разъехались, и девушек встретила знакомая ослепительная белизна «Элиас-Кларк». Получив значительное повышение, Миранда переехала в огромный офис на корпоративном этаже, притом что кабинет в «Подиуме» тоже остался за ней. Очевидно, теперь она могла беспрепятственно мотаться между двумя офисами, терроризируя удвоенное количество персонала за вдвое меньшее время.

– Надо же, даже обстановку не сменили, – пробормотала Энди.

Секретарша, стройная гибкая брюнетка с экстремально коротким «бобом» и помадой настолько алой, что хотелось вздрогнуть, выдавила улыбку, больше похожую на насмешку.

– Андреа Сакс и Эмили Чарлтон? Сюда, пожалуйста.

Не успели девушки подтвердить, что это действительно они, или хотя бы размотать шарфы, как девица провела картой по консоли, распахнула огромные стеклянные двери и мгновенно исчезла за ними – каблуки высотой в десять сантиметров ей явно не мешали. Эмили и Энди пришлось перейти на бег, чтобы не отстать.

Они переглянулись, спеша за секретаршей по лабиринтам коридоров, мимо просторных, отделенных стеклянными перегородками офисов с прекрасным видом на Эмпайр-стейт-билдинг и с начальниками всех рангов в дорогих костюмах. Все происходило с нечеловеческой быстротой: им не дали и минуты присесть, отдышаться, сказать друг другу что-нибудь ободряющее. Секретарша не предложила им воды и не взяла их пальто. Еще в первый раз Энди поняла – ясно и отчетливо, – каково редакторам, журналистам, моделям, дизайнерам, работникам отдела рекламы, фотографам и остальному персоналу «Подиума» оставлять относительную безопасность своих кабинетов и являться на зов к Миранде. Неудивительно, что все они напоминают ходячих мертвецов.

Через считанные секунды они подошли к офису, очень похожему на тот, который Миранда занимала в «Подиуме»: два секретарских стола в идеальном порядке по обе стороны распахнутых застекленных дверей, за которыми простирался солидный кабинет, с великолепным видом из окон, элегантно оформленный в приглушенной серо-белой гамме с яркими акцентами желтого и бирюзового, создававших ощущение залитого солнцем пляжного домика. В рамках из крашеного плавника[7], казавшихся старинными и современными одновременно, красовались фотографии восемнадцатилетних Каролины и Кэссиди, маняще привлекательных и смутно враждебных. Огромный ковер на полу резал глаза своей белизной, нарушаемой лишь одинокой бирюзовой жилкой. На дальней стене Энди увидела огромный гобелен, творение из расшитой ткани, притворявшееся картиной, но тут дверь открылась, и вошла Миранда. Не взглянув на Энди, Эмили и даже на своих помощниц, она прошла через секретарскую прямо к своему столу и спросила очень хорошо знакомым безапелляционным тоном:

– Чарла! Вы меня слышите? Эй! Есть там кто-нибудь?

Девушка, которая, видимо, и была Чарлой, уже открывшая рот, чтобы поздороваться с Энди и Эмили, пальцем с острым ногтем сделала им знак подождать, схватила клипборд – видимо, с «Бюллетенем» – и бросилась в кабинет Миранды.

– Да, Миранда, я здесь. Чем я могу…

– Позвоните Кэссиди и скажите ей пригласить инструктора по теннису поехать с нами на выходные, затем позвоните инструктору и пригласите ее лично. Отказ меня не устроит. Сообщите моему мужу, что завтра из дома мы выходим ровно в пять. Проинформируйте гараж и прислугу в Коннектикуте о времени нашего прибытия. Отправьте с курьером экземпляр новой книги, которую они рецензировали в прошлое воскресенье, ко мне на дом до отъезда и запланируйте телефонный разговор с автором на утро понедельника, пораньше. Закажите на сегодня столик для обеда и сообщите об этом нью-йоркскому агенту Карла. Узнайте, где остановились люди из «Булгари», и пошлите им цветы. Побольше. Скажите Найджелу, я буду готова к примерке сегодня в три и ни минутой позже, и проверьте готовность платья и аксессуаров. Я знаю, что туфли еще не готовы – их шьют на заказ в Милане, но сверьте мерки и удостоверьтесь, что я получу точную копию того, что они намерили. – Здесь Миранда наконец перевела дыхание, возведя глаза к потолку в очевидном усилии вспомнить последнее распоряжение: – Да, свяжитесь с людьми из «Планирования семьи» и договоритесь о встрече по поводу уточнения весенних скидок. Те, кто ко мне на одиннадцать, здесь?

Энди так заслушалась Миранду, автоматически фиксируя и усваивая информацию, что почти не обратила внимания на последнюю фразу. Удар локтя Эмили по ребрам заставил ее очнуться.

– Соберись, – прошептала Эмили, срывая полушубок и бросая его на пол около стула ассистентки. Энди последовала ее примеру.

– Как мне это сделать? – шепотом огрызнулась она.

– Миранда сейчас вас примет, – объявила Чарла. Каменное выражение ее лица девушки сочли за дурной знак.

Она не проводила их в кабинет. Может, рассудила, что они знают протокол, или решила, что гостьи недостаточно важные, или просто система изменилась за последние годы. Чарла жестом пригласила их пройти, и в этот момент Энди невольно глубоко вздохнула, а Эмили выдохнула. Плечом к плечу они вошли в офис Миранды, старательно изображая уверенность.

К их радости и удивлению, она не смерила их ледяным взглядом. Более того, Миранда на них даже не посмотрела. Она не пригласила их присесть, не поздоровалась и вообще никак не показала, что осведомлена об их присутствии. Энди подавила инстинктивный порыв доложить о каких-нибудь результатах, например, сообщить Миранде, что ее обед организован должным образом или что побежденный в споре репетитор наконец признал свою неправоту. Энди чувствовала исходящее от Эмили напряжение. Не зная, как себя вести, они просто молча стояли. Прошли долгих сорок пять секунд самого неловкого молчания, какое когда-либо испытывал человек. Энди робко взглянула на Эмили, но подруга застыла истуканом, явно раздираемая ужасом и неуверенностью. Стояние продолжилось.

Миранда сидела на холодном металлическом стуле прямая, как палка. Ее фирменный «боб» был настолько гладким, что казался париком. Она была одета в плиссированную темно-серую юбку из шерсти или, возможно, кашемира и узорчатую шелковую блузку неожиданно ярких красно-оранжевых тонов. Коротенькое белое пончо из нежного кроличьего меха согревало ей плечи; с цепочки на шее свешивался одинокий огромный рубин размером с леденец. Ногти и губы были выкрашены в знакомый винно-красный цвет. Энди завороженно смотрела, как тонкие блестящие губы обхватили край картонного стакана с кофе, напились и разжались. Кончик языка нарочито неторопливо прошелся сначала по верхней губе, а затем по нижней. От этого зрелища невозможно было оторваться – будто кобра пожирает мышь.

Наконец – наконец-то! – Миранда подняла глаза от своих бумаг и посмотрела на Энди и Эмили, хотя в глазах не мелькнуло ни малейшего интереса или узнавания. Она чуть наклонила голову набок, перевела взгляд с Энди на Эмили и обратно и сказала:

– Да?

«Да»?! «Да», которое следовало понимать «Чем могу быть полезна, незваные гостьи?». Сердце у Энди забилось еще быстрее. Неужели Миранда не помнит, что сама их пригласила? Энди едва не лишилась чувств, ожидая, когда Эмили откроет рот.

– Здравствуйте, Миранда, – сказала Эмили. Ее голос звучал спокойнее, чем она выглядела; на лице появилась широкая фальшивая улыбка. – Очень приятно снова вас увидеть.

Энди рефлекторно тоже растянула губы в деланной улыбке и с энтузиазмом кивнула. Вот вам и спокойствие, достоинство и собранность! К чертям полетело понимание, что эта женщина не может им навредить, что она им не нужна, что ее власть над ними давно кончилась. Девушки стояли навытяжку, скалясь, как шимпанзе.

Миранда холодно смотрела на них. Казалось, она действительно не помнит, что сама выступила инициатором встречи.

Эмили решилась заговорить во второй раз:

– Мы были очень польщены, когда вы попросили о встрече. Чем можем быть полезны?

До Энди донесся испуганно-резкий вздох Чарлы из приемной. В любой момент все могло пойти наперекосяк.

На лице Миранды появилась тень недоумения.

– Я вызвала вас сюда обсудить ваш журнал «Декольте». «Элиас-Кларк» заинтересован в его приобретении. Что вы имели в виду, сказав, что рады снова меня видеть?

Оторопев, Энди повернулась к подруге, но та оцепенело смотрела куда-то перед собой. Когда Энди осмелилась бросить взгляд в том же направлении, оказалось, что Миранда сверлит Эмили свирепым взглядом.

У Энди не осталось выбора.

– О, думаю, Эмили лишь хотела сказать, как много воды утекло с тех пор, как мы здесь работали, – почти десять лет! Эмили два года была вашей старшей помощницей, а я…

– Два с половиной! – рявкнула Эмили.

– А я пробыла здесь год.

Красным ногтем Миранда дотронулась до неприятно влажной красной губы. Ее глаза сосредоточенно сузились. После неловкой паузы она сказала:

– Не помню. Вы же представляете, сколько помощниц сменилось с тех пор.

Эмили налилась убийственной яростью.

Испугавшись того, что подруга может сказать или сделать, Энди перехватила инициативу. Она выдавила легкий смешок, прозвучавший горько даже в ее ушах, и сказала:

– Разумеется. Я рада, что вы не помните, потому что мое… э-э… пребывание здесь закончилось не самым лучшим образом. Я была еще очень молода, и прессинг Недели моды, при всех парижских красотах, оказался непомерно…

Тут Энди почувствовала, что уже Эмили сверлит ее взглядом, горя желанием заткнуть ей рот, но перебила ее Миранда:

– Это одна из вас была унылой девицей, впавшей в кататонию прямо в офисе, так что ее пришлось отвезти в психиатрическую лечебницу?

Девушки отрицательно покачали головами.

– Значит, одна из вас та сумасшедшая, которая угрожала поджечь мой дом?

Это прозвучало скорее утверждением, чем вопросом, хотя Миранда и смотрела на них в ожидании ответа.

Они снова замотали головами.

Миранда наморщила лоб.

– Была еще некрасивая девица в ужасно дешевых туфлях, добивавшаяся моего ареста по сфабрикованному обвинению в домогательствах, но она была блондинка.

– Это тоже не мы, – сказала Энди, видя, как взгляд Миранды испепеляет ее ботильоны, не вызывающе дешевые, но и не дизайнерские.

– Ну, стало быть, вы не были особенно интересны.

Энди улыбнулась, на этот раз искренне. «Пожалуй, ты права, – подумала она. – К чему помнить, что я послала тебя ко всем чертям на парижской улице и бросила в разгар Недели моды? Учту».

Окончательно из шока ее вывел пронзительный голос Миранды, ничуть не изменившийся за десять лет, сохранивший высоту и интонацию, навечно врезавшуюся Энди в память и пугавшую ее в ночных кошмарах.

– Чарла! Э-эй! Есть там кто-нибудь?

Молодая девушка, еще моложе, красивее и испуганнее Чарлы, материализовалась на пороге.

– Да, Миранда?

– Чарла, вызовите Ринальдо. Мне нужен кто-нибудь проверить цифры.

Просьба явно ввергла девушку в панику.

– О, м-м, дело в том, что, боюсь, Ринальдо сегодня нет. Он в отпуске. Может быть, пригласить кого-нибудь другого?

Миранда шумно вздохнула с таким разочарованием, что Энди подумала, уж не уволят ли Чарлу-лайт на месте. Она украдкой посмотрела на подругу, желая увидеть хоть какую-нибудь реакцию, но Эмили застыла, стиснув руки и словно впав в стоячую кому.

– Тогда Стэнли. Пусть немедленно придет сюда. Это все.

Не-Чарла выбежала из кабинета, лицо у нее было искажено страхом. Энди захотелось ее обнять. Она вспомнила о своем Стэнли, уютно полеживавшем дома, грызя, наверное, большую кость из говяжьих… жил, и ей страшно захотелось обнять песика. И вообще – оказаться где угодно, лишь бы не здесь!

Через считанные секунды в офисе появился мужчина средних лет в неожиданно немодном костюме. Не дожидаясь приветствия или приглашения, он прошел мимо маленькой группы и присел за круглый стол.

– Миранда, может, представите меня своим гостьям?

У Эмили отвисла челюсть, Энди от изумления чуть не расхохоталась. Кто этот отчаянный храбрец в плохом костюме, который разговаривает с Мирандой, как с простой смертной?

Выдержка на долю секунды изменила Миранде, но она сухим жестом предложила Энди и Эмили занять места за столом. Все сели.

– Стэнли, разрешите представить вам Андреа Сакс и Эмили Чарлтон, редактора и издателя «Декольте», нового явления на рынке свадебных журналов, который я предложила вашему вниманию несколько лет назад. Леди, это Стэнли Грогин.

Энди ждала уточнения, какая должность у Стэнли Грогина, но его не последовало.

Что-то бормоча под нос, Стэнли порылся в принесенных документах. Вытащив из кожаной папки три скрепленные степлером пачки листков, он раздал по одной Энди, Эмили и Миранде.

– Наше предложение, – пояснил он.

– Предложение? – пискнула Эмили. Первое слово за много минут прозвучало мольбой о помощи.

Стэнли пристально поглядел на Миранду.

– Вы им хотя бы основное рассказали?

Миранда взглянула на него с молчаливой яростью.

– Миранда упомянула, что она, то есть вы… «Элиас-Кларк», по-видимому, заинтересованы в приобретении нашего журнала? – решилась Эмили.

– За три года своего существования «Декольте» показал значительный рост как в числе подписчиков, так и рекламодателей. На меня произвели впечатление форма подачи материала и совершенное владение предметом – два качества, которые редко присущи свадебным журналам. Особенно интересен ежемесячный очерк о знаменитостях. Вы достойны похвалы за результат своих трудов. – Миранда сцепила руки над своей стопочкой листков и выжидательно уставилась на Энди.

– Спасибо, – хрипло выговорила та, не отваживаясь даже взглянуть на Эмили.

– Мы просим вас обдумать наше предложение, – сказал Стэнли. – Вы, конечно, захотите показать его своим специалистам?

Только сейчас Энди поняла, какими дилетантами они выглядят, явившись на встречу без «специалистов». Взяв лежавший перед ней документ, она начала его листать. Сидевшая рядом Эмили сделала то же самое. Фразы, которые глаз выхватывал из текста – «существующий редакторский состав», «смена владельца», «изменение местонахождения» и тому подобное, – рассеивали внимание, слова начали сливаться. И только при виде цены на предпоследней странице зрение мгновенно стало лазерно-четким. Цифра была такой запредельно высокой, что Энди сразу будто проснулась. Миллионы! От миллионов трудно отказаться…

Стэнли пояснил несколько пунктов, которые Энди не совсем поняла, вручил им копии предложения для передачи в юридический отдел «Декольте» («Не забыть, – подумала Энди, – обзавестись юридическим отделом») и предложил встретиться через пару недель, чтобы обсудить детали – прозрачный намек на то, что сделку можно считать делом решенным. Если девушки откажутся от столь щедрого предложения авторитетного издательства, их нужно срочно везти к психиатру. Покупка «Декольте» была лишь вопросом времени.

На пороге появилась не-Чарла, сообщив, что машина, которая отвезет Миранду на обед, ждет внизу. Энди ужасно захотелось спросить, по-прежнему ли водителем работает Игорь, и если да, то как он поживает, но она заставила себя промолчать. Миранда приказала секретарше принести ледяной «Пеллегрино» с лаймом, не подавая вида, что слышала о машине, и встала.

– Эмили… – И с придыханием: – Ан-дре-а…

Энди ожидала услышать что-нибудь вроде «приятно было познакомиться», или «рада была вас увидеть», или «удачного дня», или «будем с нетерпением ждать вашего решения», но несколько секунд молчания дали понять, что ничего такого не последует. Миранда кивнула девушкам, пробормотав что-то о том, что не собирается ждать ответа целый день, и стремительно вышла. Энди смотрела, как не-Чарла подала Миранде роскошную норковую шубу и хрустальный бокал с «Пеллегрино» – и то, и другое Миранда выхватила у нее из рук, не замедляя шаг. И только когда она скрылась в коридоре, Энди поняла, что не дышала последние шестьдесят секунд.

– В жизни всегда есть место подвигу, – констатировал Стэнли, собирая бумаги. Он протянул каждой из девушек свою визитку. – Ждем ваших соображений в самое ближайшее время. Звоните мне с любыми вопросами. Будет больше толку, если вы позвоните мне, а не ей… Хотя вы это уже знаете.

Он попрощался за руку с Энди и Эмили и вышел в коридор, не добавив ни слова.

– Настоящий доминирующий самец, – чуть слышно пробормотала Эмили.

– Думаешь, он знает, кто мы?

– Еще бы ему не знать. Он, блин, знает даже, кто мы по зодиаку, – он же работает у Миранды!

– Да, тандем мечты, – прошептала Энди. – Сколько длилась наша встреча? Минут семь или девять? Вот тебе и приняли с распростертыми объятиями.

Эмили схватила Энди за руку и до боли сжала.

– Ты веришь, что это не во сне? Пошли отсюда, нам надо срочно поговорить!

Они поблагодарили Чарлу и не-Чарлу. У Энди мелькнула мысль – невероятно, но Миранда называла ее по имени на протяжении всей встречи. Ей захотелось подсесть к молоденьким затравленным помощницам (Чарла показалась ей зашуганной, однако ее дух был угнетен, но не сломлен. У не-Чарлы были безжизненные глаза и ничего не выражающее лицо человека с клинической депрессией) и убедить их, что существует жизнь и после Миранды Пристли, стоит только захотеть. Однажды они оглянутся на год своего рабства и, несмотря на стойкие симптомы посттравматического расстройства, будут гордиться, что выжили на самой трудной секретарской должности в мире. Вместо этого Энди ласково улыбнулась, поблагодарила за помощь, приняла свое пальто и сбежала вслед за Эмили, стараясь не очень спешить и сохранить остатки своего достоинства.

– Поедем в «Шейк Шэк» на окраине или в настоящий? – спросила Энди, едва они вышли на тротуар, – ее вдруг охватил волчий голод.

– Энди, будь серьезнее, – вздохнула Эмили. – Неужели ты сейчас в состоянии думать о бургерах?

– Эй, мы же договорились! Шэкбургеры, жареная картошка, коктейли и детские ползунки – таковы были условия моего присутствия на встрече!

Эмили почти побежала в «Старбакс», откуда они вышли меньше часа назад.

– Ты можешь сосредоточиться на чем-то, кроме еды? Я буду тебе должна, хорошо? Вот, пей пока это.

Эмили заказала чай со льдом для Энди и простой кофе для себя. Они взяли напитки, и Энди, раздраженная, но не желающая закатывать сцену, пошла за подругой к столику в дальнем углу.

Глаза у Эмили горели от возбуждения, руки тряслись.

– Неужели все это наяву! – вскрикивала она. – Я боялась даже надеяться. Майлс не сомневался, а вот я… Они хотят нас купить! Наш журнал произвел впечатление на Миранду Пристли! «Элиас-Кларк» пожелал нас приобрести! Ты в состоянии это осознать?

Энди кивнула.

– Слушай, ты веришь, что она нас не узнала? А мы-то волновались, что она скажет! Неужели она правда не помнит, кем мы…

– Энди! Чертова Миранда Пристли хочет купить наш журнал! Наш журнал!! Купить!!! Ты хоть это поняла?

Энди сделала глоток чаю и заметила, что у нее тоже дрожат руки.

– О, вполне. Самое безумное предложение, какое мне доводилось слышать. Я, конечно, польщена, но в целом это просто клиника!

У Эмили весьма неэстетично отвисла челюсть. Казалось, она целую вечность молча смотрела на Энди и, наконец придя в себя, медленно покачала головой:

– Боже мой, как же я сразу не поняла…

– Что?

– Ну ясно же, теперь все стало на свои места!

– Что встало?

Губы Эмили искривились, а лоб пошел морщинами от… чего? Разочарования? Отчаяния? Гнева?

– Эмили, тебе нехорошо?

– Ты не хочешь продавать журнал, я угадала? У тебя есть возражения.

У Энди сжалось горло – это добром не кончится. В глубине души она раздувалась от гордости: они действительно добились выдающихся результатов, раз привлекли внимание самого известного в мире издательства. «Элиас-Кларк» хочет видеть их в своем портфолио – существует ли более значимое подтверждение успешности журнала? Но «Элиас-Кларк» и Миранда Пристли – это одно и то же. Неужели Эмили хочет продать «Декольте» «Элиас-Кларк»? Еще ни слова не было сказано, а атмосфера за столом изменилась.

– Возражения? – Энди кашлянула. – Так и знала, что ты это скажешь.

– Разве ты не понимаешь, что ради этого мы изначально и создавали журнал? Нашей целью было его выгодно продать! И вот поступает предложение – на несколько лет раньше, чем мы рассчитывали, – великолепное предложение от в прямом смысле слова самого престижного медиахолдинга в мире! Что тут может не понравиться, объясни?

– Отчего же, мне все нравится, – ответила Энди, тщательно подбирая слова. Эмили расплылась в широкой улыбке. – Эм, я рада не меньше твоего. От того, что «Элиас-Кларк» хочет приобрести наш маленький журнал, просто голова кругом! Это невероятно во всех отношениях. Помнишь сумму сделки? – Энди, в свою очередь, наморщила лоб. – Я и не мечтала когда-нибудь увидеть такую… оплату моего труда.

– Так почему ты сидишь с таким видом, будто у тебя собачка сдохла? – нетерпеливо спросила Эмили, сбросив звонок Майлса.

– А то ты не догадываешься! Ты же тоже читала проект договора.

Эмили разыграла недоумение:

– У меня не было возможности изучить каждое слово, но в целом…

Энди вытащила из сумки файл и открыла стопку листов на седьмой странице.

– Видишь вот этот маленький параграф? Здесь написано, что все старшие редакторы обязаны отработать минимум один календарный год после смены журналом владельца.

Эмили отмахнулась.

– Подумаешь, год!

– Ах, вот как? Где-то я уже слышала эту фразу.

– Да перестань, Энди, один год можно выдержать что угодно!

Энди пристально посмотрела на подругу.

– Вообще-то это неправда. Мне не выдержать год работы на Миранду Пристли. По-моему, однажды я это уже доказала.

Эмили уставилась на нее круглыми глазами:

– А дело не только в тебе, мы вообще-то партнеры. Ну подумай, наша мечта начинает сбываться!

Само по себе предложение было, конечно, лестным, но как согласиться на то, чтобы продать их детище именно «Элиас-Кларк», да еще на условии годичной отработки? Немыслимо, нереально! Они с Эмили даже не успели приняться за соблазнительные сплетни и обменяться свежими впечатлениями об унижении Миранды, свидетелями которого они стали, о ее новом офисе, замученных помощницах, о сделке в целом…

Энди потерла глаза.

– Может, мы с тобой рано горячимся? Давай обратимся к юристам, сведущим в издательском деле, и попросим вести переговоры от нашего имени. Может, удастся избавиться от этого параграфа о годичной отработке. А вдруг нас захочет приобрести кто-то еще? Если приспичило «Элиас-Кларк», значит, найдутся и другие.

Эмили покачала головой.

– Это же «Элиас-Кларк»! Это, блин, Миранда Пристли! Нас, можно сказать, приняли в элиту!

– Я стараюсь идти навстречу, Эм.

– Стараешься? Да за такое предложение хватаются руками и ногами!

– А к чему спешить? – помолчав, спросила Энди. – Это первое предложение, поступившее на несколько лет раньше, чем мы рассчитывали. Чего сразу-то кидаться? Не будем торопиться, все хорошенько обдумаем и сделаем так, как будет лучше для нас обеих.

– Энди, если мы откажемся, наше место в психушке. Ты это знаешь, и я это знаю.

– Я люблю «Декольте», – тихо сказала Энди. – Который мы с тобой вместе создали. Я люблю наш офис, наш персонал, ежедневное общение с тобой. Мне нравится, что никто не указывает нам, что и когда надо делать. Я пока не готова отказаться от этого.

– Я знаю, что ты любишь журнал. Я тоже его люблю. Но за такую возможность миллионы людей просто убили бы! Особенно те, кто начал свое дело с нуля. Энди, надо смотреть на ситуацию шире!

Энди встала и собрала свои вещи, потом наклонилась и коснулась руки Эмили, лежавшей на столе.

– Предложение поступило пять минут назад. Давай не будем торопиться и все тщательно обдумаем. Что-нибудь да придумается.

Эмили с огорчением ударила рукой по столу. Не сильно, но Энди замолчала.

– Только на это и надеюсь. Мы еще поговорим, но я тебе сразу скажу – мы не можем бросаться такими предложениями. Я не позволю ни себе, ни тебе встать на пути нашего успеха.

Энди забросила сумку на плечо.

– Ты говоришь только обо мне. Ты не позволишь мне встать на пути твоего успеха.

– Я не так сказала, – возразила Эмили.

– Но ты это имела в виду.

Эмили пожала плечами.

– Их можно ненавидеть, но они лучшие и предлагают нам богатство, которое мы заслужили по праву! Ну посмотри на ситуацию шире!

– А, ты имеешь в виду благоговение, с которым ты всегда смотрела на «Элиас-Кларк»? И, признаемся честно, на Миранду?

В глазах Эмили сверкнула молния. Энди понимала, что лучше на этом закончить, но остановиться не могла.

– Что? Готова поспорить, что ты до сих пор винишь себя в своем увольнении. Будучи лучшей за все существование издательства помощницей Миранды Пристли, ты все равно покаянно веришь, что у нее были основания вышвырнуть тебя, как вчерашний мусор!

Лицо Эмили исказилось от гнева, и Энди поняла, что зашла слишком далеко. Но Эмили сказала только:

– Не надо об этом сейчас…

– Хорошо. У меня есть пара срочных дел. Увидимся в офисе, – сказала Энди и вышла, не прибавив больше ни слова. День обещал быть долгим.

Глава 13

К тому времени я сто раз умру!

Энди откинулась на спинку сиденья в такси и вдохнула навязчивый ванильный аромат освежителя воздуха, болтающегося под зеркалом. В первый раз за много недель ее не затошнило от запаха. Немного погодя зазвонил сотовый.

– Привет, – сказала Энди, надеясь, что Макс не будет спрашивать, как прошла встреча. Она ждала вечера, чтобы рассказать родне о ребенке, и не хотела лишний раз вспоминать о Миранде.

– Где ты была? Я оставил Агате, наверное, тысячу сообщений. Как прошла встреча? – настойчиво начал Макс.

– Я? О, со мной все в порядке, спасибо, что спросил. Ты, должно быть, волновался. – Энди всю ночь не давала мужу спать, не находя себе места от волнения перед встречей.

– Энди, как все прошло? Они хотят вас купить?

Энди резко выпрямилась на сиденье.

– Откуда ты знаешь?

– А чего еще им хотеть? – радостно закричал муж. – Я знал. Я знал! Мы с Майлсом поспорили насчет суммы. Вы обе, наверное, на седьмом небе от счастья!

– Не сказала бы, что слово «счастье» тут уместно. «В ужасе» будет несколько точнее.

– Ты должна безмерно гордиться собой, Энди! Ты молодец. Вы с Эмили наперекор всему создали с нуля шедевр, который готово купить самое престижное издательство в мире! Лучше и быть не может!

– Это честь, – согласилась Энди. – Но есть и неприятные моменты.

– О, я уверен, все можно уладить. Могу порекомендовать отличного юриста из компании, работающей в индустрии развлечений. Он уладит любые проблемы.

Энди стиснула руки. Макс говорил о продаже журнала как о решенном деле, хотя предложение поступило только сегодня утром.

– Так, а когда все соберутся? – спросила она, меняя тему. – Как тебе кажется, они что-то подозревают?

– Я же тебе сказал – у меня все под контролем. В квартире сейчас два шеф-повара, муж и жена, готовят настоящий пир. Гости начнут съезжаться через час. Они обалдеют, когда мы скажем о ребенке, а мы добавим еще одну грандиозную новость!

– Но я пока не хочу говорить о…

– Энди? Энди? Я тебя плохо слышу! Слушай, мне еще надо сделать несколько звонков. До встречи, ладно?

Услышав в трубке щелчок, Энди снова опустила голову на спинку сиденья. Ну разумеется, ее муж – один из главных инвесторов журнала. Его восторг вполне объясним – теперь он покажется всем гениальным провидцем, не говоря уже о его потенциальной возможности пополнить казну семьи Харрисонов. Но она не готова была делиться новостью. Ребенок – одно, об этом всегда сообщают будущим бабушкам-дедушкам, даже самым худшим Барбарам Харрисон, но целый вечер обсуждать Миранду Пристли? Нет уж, спасибо!

Несмотря на свои опасения, к десяти вечера Энди согласилась про себя, что вечер удался. Веселье ничуть не иссякло. Энди привыкла, что родственники понимают фразу «пора уходить» как «пора прощаться, обниматься, снова обниматься, задавать на пороге некстати вспомнившиеся вопросы, забегать в туалет на дорожку, в десятый раз предлагать помочь убрать-помыть и напоследок вторично перецеловывать всех присутствующих в комнате», но оказалось, что это несвойственно Барбаре. Она всегда опаздывала, но не вызывающе сильно, а только слегка, в соответствии с модой, была аккуратной и предупредительной гостьей, задерживалась недолго, прощалась с хозяевами и уходила. За исключением Элизы, убежавшей часом раньше на встречу с друзьями, близкие родственники в полном составе плотно засели в гостиной, оживленно разговаривая, активно поглощая алкоголь и хихикая, словно подростки.

– Как я рада за вас обоих. – Тон миссис Харрисон ничем не выдавал ее истинных чувств. Но, может быть, она говорила искренне? Может, узнав о ребенке, будущем новом Харрисоне, свекровь наконец хоть немного зауважала и приняла невестку? Они сидели рядом на диванчике. – Подумать только – внук! Я, конечно, надеялась, но чтобы так скоро! Вот уж действительно сюрприз!

Энди старалась не обращать внимания на то и дело звучавшую фразочку «так скоро». Макс просил не признаваться, что беременность случайная, не желая, чтобы все подумали: а, молодые просто проявили беспечность! – но Энди видела – свекровь отнюдь не в восторге, что они с Максом намеренно заделали дитя за два месяца до свадьбы. Ну конечно, чего и ждать от невестки «из простых».

– Если будет мальчик, вы, конечно, назовете его в честь Роберта, – сказала миссис Харрисон тоном скорее приказным, нежели вопросительным. Что еще оскорбительнее, Барбара подчеркнуто адресовала свое заявление Максу, будто ему предстояло принять это решение в одиночку.

– Разумеется, – сказал Макс, даже не взглянув на жену.

Энди не сомневалась, что мальчика – а может, и дочку! – они назовут в честь отца Макса, и подобная самонадеянность ее возмутила.

Джил перехватила взгляд сестры и громко кашлянула:

– Ну, об этом еще рано говорить. У меня предчувствие, что у них будет девочка. Прелестная маленькая девочка. Сплошь сахар, перец и все, чего нет у моих мальчишек. В общем, я на это надеюсь.

– Девочка – это прекрасно, – согласилась миссис Харрисон. – Но в какой-то момент мы захотим и мальчика, продолжателя семейного дела.

Энди едва удержалась от напоминания, что она, женщина, прекрасно ведет бизнес, значит, и дочка сможет не хуже, а вот отец Макса, мужчина, продемонстрировал не лучшую деловую хватку и проницательность, когда принимал решения от имени «Харрисон медиа холдингс».

Макс встретился с женой глазами и беззвучно сказал «спасибо».

Из противоположного угла комнаты раздался голос бабушки Энди:

– Ребенок появится на свет только через полгода, я к тому времени сто раз умру! Настаиваю, чтобы ребенка назвали в мою честь. Вроде Идами сейчас снова называют? Старинные имена возвращаются.

– Бабуль, тебе всего восемьдесят восемь, и мне бы твое здоровье, – сказала Энди. – Ничего с тобой не случится.

– Твои слова да Богу в уши, – отозвалась бабуля и трижды сплюнула через левое плечо.

– Хватит про имена, – захлопала в ладоши Джил. – Кто-нибудь еще хочет кофе без кофеина? Если нет, предлагаю расходиться. Надо дать будущим родителям отдохнуть.

Энди благодарно улыбнулась сестре.

– Да, признаться, я сильно устала…

– В нашем роду еще никто не перешагивал восьмидесятилетний рубеж, – перебила ее бабуля из своего угла. – Вы просто ненормальные, если не верите, что я могу сыграть в ящик в любой момент!

– Мама, прекрати, ты абсолютно здорова. Давай-ка помогай собирать наши вещи.

Бабушка Энди только отмахнулась.

– Я долго живу на свете, дожила даже до свадьбы вот этой девицы, чего уже и не чаяла. И ведь она не просто вышла замуж, а еще и забеременела. Воистину да не иссякнут чудеса на земле!

Повисла неловкая пауза; через несколько секунд Энди захохотала. Ох уж эта бабушка со своими старомодными понятиями! Она обняла бабулю и прошептала Джил:

– Спасибо, что отправила всех восвояси.

– Прежде чем разойтись, послушайте вторую нашу новость… – Макс встал, сразу завладев вниманием собравшихся.

– Иисусе, у них будут близнецы! – застонала бабушка Энди. – Два одинаковых спиногрыза сразу!

– Близнецы? – взвизгнула миссис Харрисон на три октавы выше обычного. – Боже мой!!!

Энди почувствовала на себе вопросительный взгляд Джил, но ответить не могла: она предупреждающе смотрела на Макса, который якобы ничего не замечал.

– Нет-нет, не близнецы. Речь пойдет о журнале «Декольте». Сегодня Энди и Эмили получили…

– Макс, не надо, – тихо, но внушительно попросила Энди. Было ясно – она сдерживается из последних сил.

Макс либо не услышал жену, либо не придал значения ее словам.

– …уникальное предложение от «Элиас-Кларк» о приобретении «Декольте». Подчеркиваю, невероятно щедрое предложение. Вдвоем они совершили невозможное – в рекордные сроки сделали новый журнал знаковым и заставили крупные корпорации заискивать перед собой. Давайте поднимем бокалы за упорный труд нашей Энди!..

Бокала не поднял никто. Все заговорили сразу.

Отец Энди: «Элиас-Кларк»? Это что же, опять все сначала сама-знаешь-с-кем?

Барбара: Что ж, должна заметить, более удачного момента нельзя и придумать. Наконец-то ты избавишься от своего маленького тщеславного проекта и выберешь более достойное занятие – например, проводить время с ребенком. Возможно, я даже смогу ввести тебя в какой-нибудь благотворительный комитет…

Джил: Уй ты, ничего себе! Даже если не захочешь продавать, само по себе такое предложение – немалая честь.

Мать Энди: Мне невыносима мысль о том, чтобы ты снова работала с… с… как там ее? Которая целый год над тобой издевалась!

Бабуля: Как, столько работать, чтобы создать этот треклятый журнал, и вдруг все бросить и продать? Не пойму я нынешнюю молодежь!

Макс, старательно не замечая тяжелого взгляда жены, прошел через всю гостиную и стиснул ее в объятиях:

– Замечательно, правда? Я так ею горжусь!

Джил, видимо, разглядела выражение лица Энди, потому что вскочила на ноги и объявила – достаточно веселья для одного вечера, все срочно должны откланяться, чтобы Энди и Макс легли спать.

– Я тебе завтра позвоню из аэропорта, хорошо? – спросила Джил, приподнимаясь на цыпочки и обнимая Энди за шею. – Я так невероятно рада за вас обоих! Это самое лучшее, что только могло случиться, и я даже не стану тебе выговаривать за то, что ты сообщила одновременно и мне, и свекрови. Я не обиделась, не волнуйся.

– Ага, – ухмыльнулась Энди. – Беременные не бывают не правы, это я уже поняла.

Джил натянула пуховик – холода стояли редкие даже для ноября – и добавила:

– Радуйся, пока можно. Заботой тебя окружат только во время первой беременности. Второй раз можешь быть хоть на сносях, никто тебе даже места не уступит. А уж с третьим… – Джил фыркнула. – Будут без обиняков спрашивать, планировала ты или нет, будто не веря, что кто-то пойдет на такое добровольно.

Энди засмеялась.

– Конечно, третьего мы не планировали…

– Без подробностей. – Энди заправила Джил прядку за ухо. Она почти забыла, каково провести минуту-другую с сестрой. Живя в разных концах страны, они редко виделись, а когда удавалось встретиться, рядом почти всегда были дети, Кайл, Макс и мама. В детстве сестры не были особенно близки – все-таки девять лет разницы, то есть Джил уехала учиться в колледж, когда Энди была еще маленькой. Но в последние пять-шесть лет они регулярно общались по телефону и старались навещать друг друга как можно чаще. Когда Энди обручилась, тем для разговоров прибавилось – от подготовки свадьбы до ситуаций, когда тебя вдруг начинает раздражать собственный жених или муж. Джил выступала в роли участливой и любящей замужней подруги. Ничто не могло сблизить их еще сильнее, чем беременность, думала Энди, глядя, как сестра натягивает простые коричневые сапоги – для тех, кто много ходит пешком. Последние десять лет жизнь Джил вращалась вокруг воспитания мальчиков – Энди это понимала, но каково это на практике, представить не могла. Теперь, готовясь стать матерью, Энди думала, что у них с Джил будет еще больше общего, и вдруг ей очень захотелось разделить этот опыт с сестрой.

Еще двадцать минут все собирались, искали обувь, пальто, обнимались на прощание и еще раз поздравляли. Когда дверь наконец закрылась, Энди готова была упасть в обморок.

– Устала? – спросил Макс, массируя ей плечи.

– Да. Но я довольна.

– Ну вот, все, как водится, обрадовались. А твоя бабушка сегодня была на редкость в прекрасной форме.

– Пореже бы ей такую форму… Да, все правда очень счастливы. – Энди обернулась к Максу, стоявшему за спинкой дивана. Она сознательно решила промолчать о его своевольстве насчет предложения «Элиас-Кларк». Макс так старался подготовить прекрасный вечер, и он просто рад за нее. Энди заставила себя думать о хорошем. – Спасибо тебе! Действительно, сообщить сразу всем вместе – это что-то особенное.

– Тебе правда понравилось? – спросил Макс с такой надеждой, что Энди вдруг отчего-то стало грустно.

– Да.

– Мне тоже. И новость о «Декольте» тоже привела всех в восторг. Слушай, это просто что-то невероятное – журналу всего три года, и уже предложение от…

Энди жестом остановила мужа:

– Давай поговорим об этом в другой раз, ладно? Сегодня я хочу только радоваться.

Макс поцеловал жену, прижав ее к кухонному столу, и Энди ощутила знакомую волну возбуждения. Только через несколько секунд она поняла, что впервые с самой свадьбы ее не тошнит и она не валится с ног от усталости. Макс нежно прикусил ее нижнюю губу и настойчиво приник к ней всем телом. Энди посмотрела на шеф-поваров, наводивших порядок на кухне. Макс проследил за ее взглядом.

– Следуйте за мной, – сурово изрек он, беря жену за запястье, как упирающегося ребенка.

– А платить ты им не собираешься? – засмеялась она, почти бегом спеша за Максом в спальню. – Давай хоть попрощаемся!

Макс втащил ее в комнату и тихо прикрыл дверь. Без единого слова он раздел жену и обнял. Они упали, целуясь, на постель, Энди сверху. Удерживая руки Макса на кровати, она целовала мужа в шею, приговаривая:

– Что-то я такое припоминаю.

Макс мгновенно перевернул Энди на спину и оказался сверху. Ей показалась чудесной тяжесть его тела, запах, прикосновения рук. Они занимались любовью медленно, сладострастно. Когда все закончилось, Энди, положив голову на грудь Макса, слушала, как выравнивается его дыхание. Она слышала, как Стэнли залаял на уходивших поваров, и, должно быть, заснула, потому что снова открыла глаза, когда замерзла на неразобранной кровати, а Стэнли уже успел устроиться между ней и Максом.

Энди забралась под одеяло и лежала так десять минут, пятнадцать. Сон не приходил, хотя она изнемогала от усталости. Новый привет от беременности – невероятная усталость в сочетании с необъяснимой бессонницей. Дыхание Макса было медленным и ровным, его грудь ритмично поднималась и опускалась. Энергичный и активный днем, ночью он спал как убитый; сходство усиливалось тем, что спать он привык на спине, скрестив руки на груди. При этом во сне он почти не шевелился. Приземлись в их спальне хоть «Боинг-747», Макс бы только вздохнул, чуть повернул голову и снова задышал бы ровно и спокойно. Это положительно раздражало.

Тихо выбравшись из постели, Энди натянула халат с вышивкой «Миссис Харрисон» и пушистые носки, купленные в киоске в аэропорту Кеннеди. Подхватив скулящего Стэнли, она пошла в другую комнату и плюхнулась на диван. Цифровой видеомагнитофон мог только разочаровать: сплошные футбольные матчи, которые Макс записывал, но в результате все равно смотрел в Интернете, новые матчи НФЛ с дикторским сопровождением, старые-престарые серии «Частной практики» и «Шестьдесят минут», которые она уже видела, «Современная семья», которую, как Энди обещала Максу, они будут смотреть вместе, и четвертый час спецвыпуска «Тудей» двухнедельной давности, посвященный свадьбам: с ним Энди и Эмили уже ознакомились. По телевизору смотреть тоже было нечего: все те же ночные шоу, рекламно-информационные ролики и повтор «Звезды дизайна». Энди уже хотела выключить телевизор, когда в ночной программе в глаза бросилась строчка: «Верховная жрица моды: жизнь и времена Миранды Пристли».

«Ч-черт! – подумала Энди. – Я что, обязана?» Кому нужны неприятные воспоминания? Голос, лицо, вечно недовольный тон и выговоры Энди помнила так живо, как будто это было только вчера; зачем же переживать все заново? Но сейчас, в безопасности собственной гостиной, она позволила любопытству пересилить. Да, обязана. Должна. Палец помедлил лишь секунду, прежде чем выбрать программу. С экрана ее пригвоздила взглядом разгневанная Миранда, облаченная в кремовое платье от «Прада», великолепные туфли с изящными неброскими золотыми пряжками и, конечно, вечный браслет от «Эрмес».

– Я считаю, сейчас не время и не место, – изрекла она неизвестной несчастной душе, державшей видеокамеру.

– Простите, Миранда, – отозвался бесплотный голос, и экран стал черным.

Секундой позже снова появилось изображение – Миранда в шерстяном костюме, скорее всего – от «Шанель», и в ботильонах. Настроение у нее было ничуть не лучше, чем в предыдущей сцене.

– Алия, вы меня слышите?

Камера повернулась к высокой и не в меру тощей девице не старше двадцати одного года, в блестящих белых леггинсах, ботильонах, до странного похожих на Мирандины, и в дорогом кашемировом жилете поверх шелковой блузки-рубашки. Вьющиеся волосы в умелом беспорядке – очень привлекательно, в стиле Жизель Бундхен, у Энди так никогда не получалось, – черные тени на веках словно смазаны. Казалось, Миранда оторвала ее от секса прямо на секретарском столе – девушка выглядела соблазнительной, страстной, капризной и трепещущей от страха.

– Сообщите всем, что я готова к генеральному прогону. Прогон был запланирован на вторую половину дня, но через двадцать минут я уезжаю из офиса. Проследите, чтобы меня ждала машина. Позвоните Каролине на сотовый и напомните ей о сегодняшней встрече. Что там с сумкой, которую вы отдали в ремонт? Она нужна мне к трем часам, как и платье, которое я надевала в прошлом или позапрошлом году на юбилей Нью-Йоркской публичной библиотеки. Или это был ужин в поддержку детей, больных СПИДом? Нет, кажется, вечер в том ужасном лофте на Вэрик-стрит в честь окончания осенней Недели моды в прошлом году – точно не помню, но вы поняли, о чем речь. Подвезите платье мне на квартиру к пяти, с подходящими босоножками. И несколько пар серег на выбор. Закажите столик в «Нобу» для раннего ужина и во «Временах года» для завтрака. Проверьте, чтобы на этот раз у них был в наличии розовый грейпфрутовый сок, а не только белый – тот на вкус отвратителен! Скажите Найджелу встретиться со мной в студии Джеймса Холта в два, отмените мое время у парикмахера, но подтвердите запись на маникюр и педикюр. – Миранда на мгновение остановилась перевести дух. – Книга нужна мне вечером, после одиннадцати, но до полуночи, и не приносите ее в квартиру, если меня там нет. У нас сегодня остаются ночевать… гости. Книге с ними будет небезопасно. Это все.

Девушка часто кивала, но доверия ее кивки не вызывали. Энди сразу увидела, что это новенькая и от увольнения ее отделяют часы, если не минуты. У Алии не было ни ручки с блокнотом, ни способности запомнить все указания или из-под земли добыть ответы. Мозг Энди автоматически начал выдавать вопросы: кто эти «все», которым надо сообщить о прогоне? Где сейчас водитель, и успеет ли он вовремя подъехать к «Элиас-Кларк»? Куда Миранда уедет после обеда? Какая встреча у Каролины сегодня, и знает ли сама девчонка об этом? О какой сумке идет речь? Будет ли она готова к трем, и если да, кто привезет ее в офис? Будет ли Миранда в три еще на работе или уже дома? Платье – какое именно? Совершенно точно, что на каждом из упомянутых мероприятий Миранда появлялась в разных платьях, что же, на картах гадать, какое она хочет? Называла ли Миранда цвет/покрой/дизайнера, чтобы сузить поиски? Какие босоножки? На месте ли сейчас редактор по аксессуарам, и сможет ли она достать сережки к назначенному времени? И какие лучше подойдут к таинственному платью? На какое конкретно время заказывать столик в «Нобу»? И в каком «Нобу» – в Трайбеке или на Пятьдесят седьмой? Завтрак во «Временах года» – на семь, восемь или десять часов? Не забыть послать генеральному менеджеру подарок в благодарность за наличие сока нужного цвета. Найти Найджела, с облегчением передать информацию и позвонить парикмахеру и маникюрше. Заранее забронировать люкс в «Пенинсуле», потому что Миранда непременно позвонит посреди ночи, жалуясь на припозднившихся «гостей» (наверняка приятели мужа), и потребует срочной эвакуации. Предупредить водителя о возможной ночной поездке от дома Миранды до гостиницы. Принести в люкс ящик «Пеллегрино», Книгу и подходящий ансамбль, в котором завтра Миранда явится на работу, включая аксессуары, туфли и туалетные принадлежности. Приказать себе не смыкать глаз, раз Миранда переживает сложный период. Повторить.

Камера проследила за Алией до ее стола – того самого, где десять лет назад сидела Энди, и бесстрастно фиксировала, как девушка лихорадочно записывает все, что запомнила, на маленьких стикерах. Камера наехала, изображение увеличилось, и Энди увидела одинокую слезинку, катившуюся по персиковой щеке. У Энди рефлекторно сжалось горло, и она нажала кнопку «пауза». «Возьми себя в руки», – прошипела она себе, впервые обратив внимание, что ногти глубоко впились в ладони, пульт сжат мертвой хваткой, а плечи задраны практически до ушей. Она боялась посмотреть на экран, даже на стоп-кадр; словно показывали тот ужасный фильм, где молодые девушки остаются одни в густой чащобе, не подозревая, что на них из-за дерева вот-вот набросится сумасшедший серийный убийца. Энди даже отказалась смотреть тот фильм, когда он только вышел, хотя все вокруг насмехались и подкалывали. Вот так она чувствовала себя двадцать четыре часа в сутки в течение года. Почему она должна мириться с этим снова?

Стэнли зарычал на свое отражение в оконном стекле. Энди подтянула песика поближе.

– Может, чаю заварим? Какого тебе больше хочется? С мятой?

Стэнли молча смотрел на хозяйку.

Энди встала, потянулась, поплотнее завернулась в халат. Не желая ждать, пока закипит чайник, она покопалась в огромной вазе с порционными кружка́ми фильтровальной бумаги с кофе и чаем. Отыскав травяной чай, Энди сунула его в кофеварку, добавила настоящего сахара (никаких больше искусственных подсластителей!), пока кружок пропитывался водой, налила немного молока и меньше чем через минуту вернулась на диван.

У Эмили в «Подиуме» остались кое-какие старые контакты, поэтому она была в курсе неиссякаемых нелепых требований Миранды, возмутительных увольнений и публичных унижений. Время не смягчило Миранду и не умерило ее пыл. Она по-прежнему расправлялась с помощницами быстрее, чем со стейком за завтраком. Она по-прежнему заканчивала каждый приказ фразой «это все». Она по-прежнему звонила подчиненным днем и ночью, браня их по телефону за то, что они не читают ее мысли и не предугадывают желания, швыряла трубку и звонила опять. Энди не было нужды досматривать фрагмент документалки, чтобы вспомнить «Подиум»: до сих пор, когда в городском автобусе или переполненном баре у кого-нибудь звонила старая «Нокия», у Энди внутри все обрывалось от страха. А телеэкран напомнил обо всем в красочных подробностях.

Понадобился не один месяц после достопамятного дня в Париже, чтобы Энди снова начала нормально спать по ночам: много недель она в ужасе просыпалась, боясь, что не выполнила несуществующее поручение, снова потеряла «Бюллетень» или отправила Миранду на важную встречу не в тот ресторан. Со дня самовольного ухода Энди не прикасалась к номерам «Подиума», хотя журнал навязчиво лез на глаза в магазинах, парикмахерских, поликлиниках и маникюрных салонах. Когда девушка всего на несколько лет старше Энди пригласила ее в «И жили они долго и счастливо», пообещав «море литературной независимости», лишь бы очерки были на утвержденные темы и сдавались вовремя, Энди показалось, что у нее началась новая жизнь. Лили уехала в Боулдер, Алекс ушел, родители объявили о разводе. Впервые за два года двадцатичетырехлетняя Энди осталась в огромном городе совершенно одна. Компанию ей составляли телевизор и старая университетская подруга, если удавалось ей дозвониться. Чуть позже, к счастью, появилась Эмили.

Пронзительный голос Миранды вернул Энди к реальности. Пауза в телевизоре закончилась, и документальный фильм продолжился. Энди смотрела, как обреченная секретарша безуспешно пытается вспомнить свалившиеся на нее поручения. Выражение ошеломления и страха на лице Алии сменилось осознанием бесплодности ее усилий и подавленностью. Сердце у Энди разрывалось от жалости к девушке. Увольнение станет неожиданностью только для нее, убежденной, что должность секретарши Миранды Пристли – счастливый билет в новый красивый мир. Алия скорее всего не догадывается, что через восемь или десять лет будет сидеть в собственной гостиной, возможно, с любящим мужем и с ребенком под сердцем, но ее будет охватывать нестерпимое желание облегчить желудок или кого-нибудь пристукнуть всякий раз, как только она услышит знакомый рингтон, или увидит на ком-нибудь белый шарф, или случайно включит некое документальное телешоу.

Словно подслушав ее мысли, на экране появилась строчка, сообщавшая, что прошли сутки. Миранда в изумительном пальто от «Берберри» и с сумкой «Ив Сен-Лоран» на плече, явно направлявшаяся на ленч или деловую встречу, вышла в секретарскую.

Она в упор смотрела на первую помощницу – Энди ее не знала, но сориентировалась по столу Эмили, – пока бедняжка не осмелилась поднять глаза.

– Увольняйте, – приказала Миранда, даже не утруждаясь произнести это потише.

– Простите, кого? – спросила оглушенная известием помощница.

– Эту, – сказала Миранда, мотнув головой в сторону младшей секретарши. – Законченная тупица. Чтобы к моему возвращению ее здесь не было. И начните проводить собеседования – надеюсь, что теперь вы отнесетесь к этому более ответственно.

Миранда стянула поясом тренчкот на своей микроскопической талии и широким шагом вышла из офиса. Камера повернулась к столу второй секретарши, на лице которой застыло выражение шока, словно ее отхлестали по щекам. Прежде чем огромные прекрасные глаза девушки наполнились слезами, Энди покачала головой и выключила телевизор. Хватит, насмотрелась.

Глава 14

Миранда Пристли разве что красавицей тебя не назвала!

Энди засмеялась при виде Эмили, вцепившейся в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев, пока она осторожно усаживалась в кресло в первом ряду.

Эмили подняла на подругу сердитый взгляд.

– Кто бы хихикал! У меня-то хоть операция, а не беременность!

Энди посмотрела на свой пятимесячный живот, округлившийся и уже заметный, и кивнула:

– Да, я жутко толстая.

– Сиденья тут в стиле Джей-Зи, – сказала Эмили, оглядываясь. Макс и Майлс сидели у самого корта на скамейке игроков, наблюдая за разминкой и пребывая в мужском раю. Они увлеченно следили, вертя головами, как какой-нибудь двухметровый игрок бежал, делал передачу, обводил соперников и забрасывал мяч в корзину. – Иногда и у Майлса получается что-то хорошее.

– Жаль, что я совершенно не интересуюсь «Никсами» и баскетболом, – сказала Энди, потирая живот. – Чует мое сердце, не оценим мы с тобой удовольствия.

Сидевшие позади зрители взревели, когда разминаться выбежал Кармело Энтони.

– Брось, – округлила глаза Эмили. – Я здесь ради первого ряда и ВИП-ощущений, а ты – ради еды. Значит, у нас все прекрасно.

Энди отправила в рот полную вилку макарон с трюфелями и сыром.

– Слушай, обязательно попробуй!

Эмили даже побледнела.

– А что? Врач велела мне набрать пять килограммов!

– Так это за девять месяцев, а не за пять, – ответила Эмили, с отвращением глядя на полную тарелку. – Я, конечно, не эксперт по беременности, но так тебя спутают с Джессикой Симпсон.

Энди улыбнулась. Она рада была не отказывать себе в лишнем кексе или куске пиццы теперь, когда тошнота прекратилась. Вырос не только живот; округлились щеки и ягодицы, но Энди знала, что это совершенно естественно. Вспоминала она об этом, только разговаривая с Эмили, по-прежнему называвшей беременных толстыми или «сильно раздобревшими». Энди уже поняла, что единственная радость ее состояния заключается в еде: беременную не оценивают, большая она или маленькая, толстая или тощая и даже высокая или низенькая; она просто беременная.

Мужья обернулись и замахали руками. Помахав в ответ, Эмили вздрогнула от боли и схватилась за живот.

– Боже, как больно! И никаких приличных обезболивающих! На оксикодон подсаживаются лузеры, поэтому нам по жизни остается эдвил.

– Я тебе говорила, идти сегодня – безумие. Ну кто ходит в Мэдисон-сквер-гарден, едва выписавшись из больницы?

– А что мне оставалось делать? – с искренним недоумением спросила Эмили. – Сидеть дома в пижаме перед телевизором и глядеть «Лайфтайм», когда вы все здесь? К тому же, – она кивнула на первый ряд противоположной трибуны, – дома я Брэдли Купера не увижу.

– А он не смог бы восхититься твоим золотистым загаром, – сказала Энди.

Эмили пробежала пальцами по щекам.

– Вот именно.

Новогодняя поездка на остров Вьекес с Эмили и Майлсом казалась настоящей сказкой: роскошная вилла на берегу с двумя большими спальнями, отдельным бассейном, барменом, видимо, специально учившимся смешивать фруктовые коктейли с ромом, и много тенниса, плавания и блаженного ничегонеделания на пляже. Они ни разу не надели вечернее, чтобы куда-то сходить; несколько раз они даже ужинали в купальниках и накидках. Энди и Эмили условились на отдыхе не обсуждать предложение «Элиас-Кларк» и прочие деловые вопросы, и за исключением фразы, сказанной как-то за ужином, об инвестировании в пляжную собственность с оплатой из дивидендов, свое слово сдержали. Энди понимала, что это всего лишь отсрочка – телефонная конференция со Стэнли была запланирована на первый понедельник после возвращения в Нью-Йорк, но ту неделю они спали допоздна, много пили (Энди позволяла себе иногда бокал шампанского и массу калорийных пино колад без рома; будучи беременной, она наконец-то поняла, каково приходится Максу, который даже сейчас, столько лет спустя, не пил ни капли спиртного), читали дешевые журналы и загорали по восемь часов в день. Это был идеальный отпуск, пока у Эмили не случился приступ аппендицита.

– Я уверена, это пищевое отравление, – объявила она в восемь утра, выйдя к завтраку бледной, потной и корчась от боли. – Ни секунды не думай, что я беременна, потому что ничего подобного.

– Откуда ты знаешь? Если тебя тошнит, ты, вероятно…

– Если противозачаточные таблетки в дополнение к внутриматочной спирали не предотвращают беременность, тогда мне прямая дорога в какое-нибудь шоу для баб с железной маткой. – Эмили согнулась пополам, с трудом дыша. – Я не беременна!

Майлс сочувственно посмотрел на нее, не переставая с аппетитом уписывать французский тост.

– Я тебе вчера говорил – не ешь мидии.

– Но я их тоже ел и чувствую себя прекрасно, – возразил Макс, наливая себе и Энди кофе без кофеина.

– Достаточно и одной испорченной, – изрек Майлс, не отрываясь от свежей «Таймс» на айпаде.

Энди смотрела, как Эмили осторожно встала, держась за живот, и, скрючившись, посеменила обратно в спальню.

– Я за нее волнуюсь, – сказала она молодым людям.

– К вечеру с ней все будет нормально, – успокоил Майлс, не поднимая глаз. – Вы же ее знаете.

Макс и Энди переглянулись.

– Сходи посмотри, как она там, – тихо попросил Макс Энди. Она кивнула.

Энди нашла Эмили на кровати, скорчившуюся в комок, с искаженным болью лицом.

– Вряд ли это пищевое отравление, – прошептала она.

Энди позвонила администратору с просьбой вызвать врача. Ей обещали прислать штатную медсестру. Женщина, едва взглянув на Эмили и немного помяв ей живот, вынесла вердикт – аппендицит. Она набрала какое-то сообщение на своем телефоне, и через несколько минут подъехал гостиничный мини-вэн, чтобы отвезти Эмили в местную больничку.

Уложив Эмили на среднее сиденье, все полезли в фургон. На Вьекесе они провели больше недели, но за исключением прогулки в другой отель за территорию не выходили. Поездка до клиники оказалась короткой, зато дорога – сплошные ухабы, поэтому у Эмили то и дело вырывались стоны. Все напряженно смотрели в окно. Когда мини-вэн въехал на парковку, Макс первый произнес вслух то, о чем все подумали.

– Это что, больница? – спросил он, глядя на полуразрушенное здание, напоминавшее не то недостроенный продуктовый магазин, не то ангар для военных самолетов. На фасаде светилась вывеска «Сентро де салюд де фамилиа», правда, половина букв перегорела.

– Я сюда не пойду, – замотала головой Эмили. Казалось, она вот-вот потеряет сознание даже от этого усилия.

– У тебя нет выбора, – заявил Майлс. Забросив руку Эмили себе на плечи, он показал Максу сделать то же самое. – Тебе нужна помощь.

Они внесли Эмили через входную дверь. Их встретила абсолютная тишина. За исключением подростка, смотревшего «Главный госпиталь» двадцатилетней давности по черно-белому телевизору, в больнице никого не было.

Эмили застонала:

– Увезите меня отсюда. Если я сама не умру, они меня убьют!

Майлс начал массировать ей плечи, а Макс и Энди отправились на поиски помощи. За столом у входа никого не было, но приехавшая с ними медсестра спокойно прошла мимо, открыла боковую дверь и что-то крикнула. В коридор вышла женщина в хирургическом костюме с удивленным лицом.

– У нас молодая женщина с подозрением на аппендицит. Мне нужен анализ крови и немедленный рентген области живота, – скомандовала медсестра.

Хирург взглянула на бейдж медсестры и устало кивнула.

– Ведите, – махнула она рукой. – Анализ крови сделаем, а вот рентген сегодня сломан.

Они шли по коридору под произвольно мигавшими потолочными лампами. Эмили заплакала. Первый раз за десять лет знакомства Энди увидела, как подруга утратила свое бесстрашное хладнокровие.

– Это всего лишь анализ крови, – мягко сказала она.

Хирург завела всех четверых в смотровую, выложила на стол хлопчатобумажную рубашку сомнительной чистоты и вышла, не добавив ни слова.

– Скоро придут брать у вас кровь. Нет смысла переодеваться, – сказала гостиничная медсестра.

– Хорошо, потому что я и не собиралась, – огрызнулась Эмили, держась за живот.

Заглянула еще одна женщина в хирургическом костюме и, глядя на клипборд, спросила:

– Это вы с болезнью Лайма?

– Нет, – испугался Майлс.

– О! Я собиралась…

– Подозрение на аппендицит, – перебила медсестра. – Нужен анализ крови и рентген для подтверждения. Пациентку зовут Эмили Чарлтон.

Следующие пять минут врачи проверяли и перепроверяли иглы для анализа, пока не нашли новую, в запечатанном пакетике. Эмили протянула левую руку и вздрогнула, когда женщина взяла кровь. Гостиничная медсестра проводила ее в другой кабинет на рентген – аппарат удалось починить – и вернулась с диагнозом: аппендицит, как и было сказано. Резать немедленно.

Услышав слово «операция», Эмили впала в полуобморочное состояние и едва не рухнула грудью на стол.

– Да ни за что! Здесь? Никогда!

Макс повернулся к медсестре:

– А больница на острове есть? Побольше, посовременнее?

Медсестра покачала головой.

– Только клиника. Операционной у них нет, хотя я в любом случае не рекомендовала бы.

Эмили зарыдала еще громче. Майлс, судя по виду, тоже был на грани обморока.

– Но я уверен, гостям курорта и раньше требовалось небольшое хирургическое вмешательство. Что делают в таких случаях?

– Придется везти ее вертолетом на Сан-Хуан.

– Хорошо. Сколько туда лететь? Других пациентов вы туда возили?

– Не совсем. У одной женщины начались преждевременные роды, другая, с камнями в почках, страдала от сильных болей, и у пожилого джентльмена было подозрение на сердечный приступ. Никого из них мы на Сан-Хуан не возили, все улетали в Майами.

– Сколько у нас времени? – спросил Макс.

– Как сказать… Операцию надо делать чем быстрее, тем лучше – нельзя допустить перфорации аппендикса. Но учитывая, что резкая боль у пациентки отступила и лимфоциты не зашкаливают, я бы сказала, что перевозить можно.

Услышанного для Энди оказалось вполне достаточно, чтобы она переключилась в деловой режим а-ля «Подиум». Одновременно набирая сообщения на двух телефонах – своем и Макса, – она громогласно отдавала распоряжения Майлсу. Энди умудрилась договориться о чартерном рейсе легкого винтового самолета меньше чем за час – именно столько заняла дорога (совершенно разбитая) в аэропорт. Она организовала «скорую помощь» к трапу самолета в Майами и дозвонилась главному хирургу «Маунт Синай» – одному из старых университетских друзей Алекса, чтобы Эмили сразу же положили на стол. Они с Максом должны были проводить Майлса и Эмили и вернуться в отель за вещами, а первым же коммерческим рейсом улететь в Майами.

Энди прощалась с Эмили, которую грузили на борт, когда Макс сказал:

– Ты просто чудо. Мастер на все руки. Никогда не видел ничего подобного.

– Молодец, – слабо улыбнулась Эмили. – Моя школа.

– Пусть ты вредная и не без причуд, но Миранде и в подметки не годишься, – сказала Энди, мягко постучав Эмили по лбу. – В следующий раз придумай задачку посложнее.

Операция прошла прекрасно, несмотря на обстоятельства. Аппендикс у Эмили все же разорвался, поэтому врачи продержали ее в больнице почти неделю, но серьезных осложнений не возникло. Энди с Максом оставались с ней день-другой и еще успели увидеть эпатажно огромный букет-композицию с запиской «От офиса Миранды Пристли». Болезнь Эмили отодвинула телефонную конференцию на неопределенный срок, и Энди с удовольствием вернулась к своим обязанностям редактора «Декольте», забыв о разговоре с «Элиас-Кларк» минимум на неделю. Она обошла несколько детских магазинчиков в своем районе, попробовала разные коляски и выбрала прекрасное постельное белье, подходящее и девочке, и мальчику, нежного оттенка лайма, с белыми слонятами. Когда Эмили позвонила ей через две минуты после посадки в Кеннеди, заявив, что Майлс достал билеты на сегодняшнюю игру «Никсов» в качестве лекарства, Энди только головой покачала. Ну кто еще может сразу после перелета (никак, впрочем, не сказавшегося на внешней элегантности) отправиться на баскетбол через считанные дни после серьезной операции?

Они еще немного посмотрели, как разминались игроки, а затем по настоянию Энди пошли в закрытый зал для членов клуба, где можно было подкрепиться. Энди доверху нагрузила тарелку креветками, коктейльным соусом, крабовыми клешнями, маслом, жареной курятиной, початками кукурузы и тонким соленым печеньем, которого хватило бы на четверых. С трудом донеся тарелку до столика в углу, она вернулась за огромным стаканом колы (один раз можно!) и большим куском шоколадного торта-мусса.

– Да, это на золотую медаль, – вздохнула Эмили, беря крошечные кусочки салата из сырых овощей со своего блюдца.

– Я на пятом месяце и собираюсь стать размером с дом, – объяснила Энди, отгрызая креветке хвост.

Эмили была слишком увлечена поиском знаменитостей в уютной ВИП-гостиной, чтобы обращать внимание на подругу. Она медленно оглядывала присутствующих, замечая каждое лицо, каждую сумку и пару обуви, и вдруг Энди увидела, как глаза Эмили расширились.

Энди проследила за ее взглядом и судорожно вздохнула. Креветка встала поперек горла, и Энди закашлялась, силясь проглотить ее.

Эмили сердито посмотрела на подругу.

– Нельзя ли потише? Миранда здесь!

Энди вдохнула столько воздуха, сколько смогла, и кашлянула изо всех сил. После нескольких судорожных попыток креветка вылетела изо рта на подставленную ладонь. Энди завернула кусок в салфетку и бросила на стол.

– Это самое отвратительное, что мне доводилось видеть, – прошипела Эмили едва слышно. – В следующий раз просто вызови рвоту на глазах у всех.

– Спасибо, со мной все в порядке. Ценю твое внимание.

– Какого черта она делает на игре «Никсов»? Она же не любит баскетбол!

Эмили снова незаметно посмотрела в сторону Миранды.

– А, поняла, она здесь с бойфрендом. Должно быть, он фанат баскетбола.

Энди, прищурившись, посмотрела на другой конец зала и увидела, что рядом с Мирандой сидит Рафаэль Надаль. Оба пили кофе, и Миранда смеялась каждому слову, которое он произносил. Ее зубы были идеально ровными; но всякий раз, стоило Энди увидеть улыбку Миранды, у нее по спине пробегали мурашки. Белая кожа, натянутая мимическими мышцами, тонкие бледные губы, превращающиеся в две узкие полоски вдоль зубов, и сами зубы, которые, казалось, вопьются в тебя, если подойдешь слишком близко. Энди содрогнулась при одной мысли об этом.

– Боже, какой красавец, – вздохнула Эмили, откровенно разглядывая Надаля.

– Неужели они спят друг с другом? – спросила Энди.

Брови Эмили взмыли к потолку.

– Ты шутишь, что ли? Он – ее муза. Ее маленькая страсть. Она готова съесть его живьем.

Энди обмакнула клешню краба в масло.

– Пошли найдем наших мальчиков. Не хочу рисковать наткнуться на Миранду. Хватит с меня волнений в последнее время, да и с тебя тоже.

– Не дури, – сказала Эмили, вскочив и снова вздрогнув от боли. Она пригладила волосы и сняла воображаемую пушинку с кашемирового свитера. – Мы подойдем и поздороваемся. Она прислала цветы мне в больницу! Будет просто грубо не подойти и не сказать спасибо.

– Ничего она не посылала! Ты что, не помнишь, как это де…

Но было поздно – Эмили схватила Энди за локоть и заставила встать, причем со стороны могло показаться – она помогает растолстевшей беременной подняться со стула с подлокотниками. Взяв подругу за запястье, Эмили повела ее через весь зал.

– Иди за мной, – велела она, ступая по мягкому ковру. Меньше чем через десять секунд они остановились перед столиком Миранды.

Энди взглянула на свою руку, которую Эмили стиснула, словно наручниками, и взмолилась про себя, чтобы сейчас сработала пожарная сирена и им пришлось бы выбежать в поисках спасения. На обоих фронтах наступила оцепенелая тишина, пока теннисист – в жизни еще даже более красивый – не кашлянул.

– Вам что-нибудь подписать? Или расписаться на салфетке? – спросил он, глядя на Эмили, потому что Энди упорно смотрела в пол.

– О, нет-нет, – запротестовала Эмили взволнованно и смущенно, что было ей совсем несвойственно.

Надаль засмеялся.

– Какой я глупый! Достаточно одного взгляда… Вы же не ко мне за автографом подошли, а к мисс Пристли. – Он повернулся к Миранде: – Я бы не отказался, чтобы красивые женщины боготворили меня так же, как вас.

– О, Рафа! – засмеялась Миранда. Кожа отвратительно натянулась над зубами. – Ты мне льстишь!

«Мне тоже», – подумала Энди. Неужели Рафаэль Надаль только что назвал их красивыми?

Миранда положила руку на локоть Надалю и вновь зажурчала смехом. Эмили и Энди переглянулись. Миранда флиртует! К счастью, голос к Эмили вернулся до того, как ситуация стала совсем неловкой.

– Вообще-то я Эмили Чарлтон, а это Энди – Андреа Сакс. Из «Декольте».

«Не говоря уже о разных сроках рабства по рабочему контракту», – мысленно добавила Энди.

– Большое спасибо за цветы! Букет был роскошный. Как мило с вашей стороны!

Миранда смотрела холодно и равнодушно, хотя было очевидно, что она их узнала. Щеки у Энди невольно заалели, когда Миранда медленно оглядела ее с головы до пят. Когда этот изучающий взгляд добрался до обуви, Энди вновь испытала желание ампутировать себе обе ступни (потому что на ногах сегодня, как назло, были дешевые грязные кроссовки, комфорта ради откопанные в недрах шкафа). А когда глаза Миранды сфокусировались у Энди на животе, та едва не кинулась вон из комнаты.

– Боже, Боже, – сказала Миранда, разглядывая ее фигуру, как на сверхбольшом киноэкране. – Вы беременны?

– Да, мы с мужем ждем ребенка, – поспешно сказала Энди. Необъяснимая сила заставила ее упомянуть о существовании мужа. – Уже чуть больше половины срока.

Энди приготовилась к неизбежному – к поднятой брови и многозначительному «только половина срока, вот как?», поэтому была поражена до глубины души, когда Миранда широко улыбнулась, причем на этот раз у нее получилось почти по-человечески.

– Как прелестно, – похвалила она, и в ее голосе можно было заподозрить искренность. – Обожаю малышей. Это у вас первый? Очень хорошо выглядите.

Энди была так шокирована, что не могла ни слова сказать в ответ. Она молчала, смотрела на Миранду и поглаживала живот, словно прикрывая его. Она даже подумала, уж не подводит ли ее слух.

– Да, это у нее первый, они еще не выясняли, кто это – мальчик или девочка, но ни о чем не волнуйтесь, Миранда, Энди рожать только в конце весны. У нас масса времени обговорить все детали…

Глаза Миранды сверкнули, а губы изогнулись в двух тонких, шипящих кобр.

– Разве я никогда не учила вас, что грубо заводить деловой разговор в момент неделового общения? – зарычала она, мгновенно забыв всю свою учтивость.

Учила вас.

Эмили отшатнулась, как от удара.

– Простите, я не хотела…

– Миранда, не надо с ними так строго, – засмеялся Рафаэль. Около бара он заметил друга или фаната, извинился и встал: – Очень приятно познакомиться. Удачи… во всем.

Энди почудилось в его голосе предупреждение об опасности.

– Извините, Миранда. Я просто ду-думала, что это…

Миранда оборвала заикание Эмили:

– Можете позвонить Стэнли в понедельник утром, если хотите что-то обсудить.

Эмили кивнула. Энди уже хотела сказать, что ей срочно надо в туалет или обязательно нужно разыскать мужа – словом, выйти отсюда под любым предлогом, но Миранда снова уставилась на нее.

– А вам, Ан-дре-а, я через секретаря передам мой список всего необходимого для ребенка. Уверена, вы найдете этот документ весьма полезным.

Энди кашлянула.

– Благодарю вас, – сказала она, не зная, что еще добавить. – Мне очень приятно.

– Дайте мне знать, если вам понадобятся рекомендации агентств нянь, гувернанток и тому подобного. Я знаю замечательные… ресурсы.

Энди изо всех сил постаралась не упасть в обморок. Это был самый долгий разговор с Мирандой Пристли за всю историю знакомства. Разговор без выговоров, унижений и приказов. На мгновение Энди даже устыдилась своей мысли: «Разумеется, Миранда как никто может порекомендовать чужих людей, которых нанимают для воспитания собственных детей».

Она улыбнулась и поблагодарила за любезность.

– Очень рады были увидеться с вами, Миранда! – В голосе Эмили отчетливо прозвучала нотка отчаяния. – Надеюсь вскоре снова с вами переговорить.

Миранда не обратила на нее никакого внимания. Она кивнула Энди и ушла забирать Рафаэля.

– Мне показалось, или это был самый странный разговор на свете? – спросила Энди, когда они с Эмили проводили глазами Миранду с Надалем, выходивших из ВИП-зала.

– Почему? По мне, все прошло прекрасно, – сказала Эмили, хотя Энди видела, что подруга расстроена.

Энди уставилась на Эмили:

– Она даже не поинтересовалась, как ты себя чувствуешь!

– Ну и что? Такой у нее характер, в этом нет ничего личного. Зато как мило она восприняла твою беременность! Сказала, что ты хорошо выглядишь. В устах Миранды Пристли это, можно сказать, признание в любви!

– И тут же чуть не откусила тебе голову своими клыками! А нерожденных деток любит даже Дьявол. Но не могу же я вечно оставаться беременной, Эм! Если мы продадим наш журнал «Элиас-Кларк», тебе тоже придется набрать вес и забеременеть.

Краски мгновенно сбежали с лица Эмили.

– Даже не думай!

Энди засмеялась:

– Единственные люди на земле, с которыми Миранда Пристли разговаривает по-человечески, – беременные женщины. С другими она чудовище. Я помню, мы договорились избегать этой темы, но неужели ты до сих пор всерьез рассматриваешь возможность… продаться ей?

Большие глаза Эмили расширились и стали еще больше.

– Рассматриваю возможность? Еще как рассматриваю! Я согласна хоть сейчас. А если в тебе есть хоть капля деловой хватки, ты тоже согласишься.

– А будь в тебе хоть капля чувства самосохранения, ты уже добежала бы до канадской границы.

– Ну откуда в тебе этот гнилой пафос! – с пафосом воскликнула Эмили.

– Десять лет психотерапии, ночных кошмаров и жутких воспоминаний ты называешь пафосом? Если вы с ней согласитесь возместить мне стоимость визитов к психологу, обеспечите неограниченный запас снотворного и сеансы массажа раз в две недели, я, так и быть, подумаю. В противном случае мне не выжить.

Неожиданно рядом материализовались мужья.

– Вы не поверите, кого мы только что видели, – сообщил Макс с куда большим пиететом, чем заслуживала Миранда Пристли.

– Одного модного редактора? – серьезно спросила Эмили.

Макс нахмурился:

– Нет, Меган Фокс с мужем, он играл в «Беверли-Хиллз 90210». Представляете, они сидели рядом с нами!

– В жизни она еще красивее, – услужливо добавил Майлс.

Когда женщины дружно промолчали, мужчины покосились друг на друга.

– А что здесь происходит? – спросил Майлс.

– Столкнулись с Пристли, – ответила Энди, глядя на мужа в поисках сочувствия. Ее неприятно удивило то, что он сразу оживился.

– С Мирандой Пристли? Правда? Она говорила о покупке? Недовольна, что прошло столько времени после предложения?

Энди обожгла его взглядом:

– Вряд ли уместно намекать, что мы затягиваем сроки. Первый звонок поступил после нашей свадьбы – они хотели видеть наши выпуски за последний квартал. Со Дня благодарения до новогодних праздников Миранда чуть ли не отпуск взяла, а сегодня ровно неделя после Нового года! – Энди понимала, что горячится, но ничего не могла с собой поделать.

Майлс ткнул Макса в спину.

– Пошли выпьем! Похоже, ситуация здесь напряженная.

Макс кивнул.

– Я считаю, если вы собираетесь продавать журнал, надо дать ответ как можно раньше, чтобы у нее не сложилось превратного представления…

– Мы об этом позаботились, – сказала Энди с бо́льшим раздражением, чем хотела.

Макс поднял руку в знак того, что сдается.

– Я просто высказал свое мнение.

Всякий раз, как речь заходила о предложении, Макс начинал рассуждать о том, как это престижно, когда тебя покупает «Элиас-Кларк», какая честь получить столь солидное предложение через каких-то три года в бизнесе, и что потом у Энди окажутся развязаны руки, и как она сможет заняться любимым делом – после года ада, конечно. Энди подозревала, что муж думает бумажником, представляя, какую прибыль принесут ему умные инвестиции и не менее умная жена, ведь состояние дел «Харрисон медиа холдингс» год от года только ухудшалось. Доходы у них делились поровну – Макс настоял, чтобы они поженились без брачного контракта (условие, которое вызвало благодарность и одобрение Энди и взбесило миссис Харрисон), – поэтому Энди радовалась, что они оба финансово выиграют от продажи журнала. Чему она совсем не радовалась, так это постоянному, хотя и небольшому давлению со стороны мужа. Она же не лезет обсуждать его деловые решения!

– Девочки, когда вы обо всем договоритесь, найдете нас в баре! Только не подеритесь. Игра вот-вот начнется, – сказал Майлс.

Эмили повернулась к Энди, но та не могла заставить себя встретиться с подругой взглядом.

Наконец она подняла глаза.

– Что?

– Значит, ты не хочешь соглашаться? Ни сейчас, ни позже? – Эмили с усилием переплела пальцы на коленях. Она сидела в напряженном ожидании, как тигрица, готовая к прыжку.

Энди открыла рот, чтобы в сотый раз объяснить свою позицию, но вдруг заговорила о другом:

– Мне сейчас с этим не справиться, Эм. Ты пойми, я изо всех сил стараюсь не сдавать позиции на работе. Я потеряла несколько недель на токсикоз и усталость, роды приближаются, как товарный поезд, до появления ребенка всего несколько месяцев. Мне столько надо всего сделать и приготовить – сейчас самое неподходящее время продавать кому-то журнал, особенно ей…

– Стало быть, ты против? – Боль в голосе Эмили нельзя было не почувствовать.

Конечно, Энди была против. Наберись она храбрости, она бы прямо объяснила свой отказ примерно в таких выражениях: «Я скорее умру или разорюсь и не найду больше работы, чем соглашусь пресмыкаться перед этой стервой еще хотя бы день». Но так как она была Энди, ненавидящей конфликты и старавшейся не огорчать людей, то сказала:

– Я не говорю «нет» вообще. Просто сейчас – нет.

Лицо Эмили просветлело, а в глазах появилась надежда.

– Ну, это я могу понять. Тебе сейчас просто слишком тяжело. У нас впереди богатый на свадьбы весенний сезон. Стэнли говорил, что уже думает над концепцией нашей совместной работы с «Элиас-Кларк»…

– Давай вернемся к этому, когда я рожу. – Энди было неловко опять увиливать от решительного объяснения с Эмили, вместе с тем ей стало очень любопытно, когда это подруга успела переговорить со Стэнли за ее спиной.

– Если к тому времени они не потеряют к нам интереса, – надулась Эмили.

– Не переживай – не потеряют! К тому времени у нас будет больше выпусков, больше подписчиков, а благодаря твоей безупречной работе – и больше рекламодателей. У нас с самого открытия ежеквартальный рост, нет причин бояться, что сейчас вдруг все пойдет иначе. К тому же кому, как ни тебе, знать – чем жестче с ними обойтись, тем сильнее они нас захотят.

– Не знаю, сработает ли это с Мирандой Пристли. Она не из тех, кто впадает в азарт, получив отказ. Но выбора, насколько я понимаю, у меня нет, – сказала Эмили с неожиданной обреченностью.

– Вот это, я понимаю, сила духа! – похвалила Энди, желая рассмешить подругу.

Еще мгновение во взгляде Эмили царило уныние, после чего она заявила:

– Надеюсь, ребенок тебя смягчит. Или ты так растолстеешь, что мне останется просто вкатить тебя в двери «Элиас-Кларк». Я позвоню Стэнли и скажу, что мы берем небольшой тайм-аут в переговорах, пока ты не родишь.

Энди кивнула.

– Пошли выпьем!

Эмили помогла Энди встать, причем и та, и другая при этом вздрогнули от боли.

– За что пить будем? – спросила Энди.

– Я выжила в захолустной островной клинике, а тебя Миранда Пристли разве что красавицей не назвала! Скоро мы продадим наш маленький журнал крупнейшему в мире издательству. Если это не заслуживает безалкогольного мохито, тогда за что и пить?

Энди смотрела, как Эмили идет к Максу и Майлсу, снова вполне счастливая и удивительно стильная. Она чувствовала, что только что совершила огромную ошибку – неизбежное лишь отодвинулось, – но поклялась об этом не думать… пока сможет.

Глава 15

Поверьте, не «не стараться» означает стараться!

Очнувшись от глубокого, без сновидений, сна, Энди сразу обратила внимание на отчетливый запах лаванды и доносившийся откуда-то шум океанских волн.

– Рада видеть, что вам удалось расслабиться, – сказала массажистка, протирая массажный стол разным маслом из бутылочек и теплыми полотенцами. – Вам помочь спуститься?

Энди пыталась что-нибудь разглядеть, но контактные линзы были словно стеклянные.

– Нет, спасибо, я сама, – сказала она, мысленно поблагодарив Олив Чейз за то, что она выбрала для своего девичника СПА-отель в Суррее и настояла, чтобы Энди тоже приняла в нем участие. Когда та запротестовала, сказав, что у нее всего только час на интервью, актриса засмеялась серебристым смехом и сказала Энди, что записала ее на процедуру-люкс для беременных, включавшую солевой скраб, молочную ванну и полный массаж на специальной подушке в форме пончика, которая позволяет беременным лежать на животе. Это был один из тех моментов, когда Энди обожала свою работу. Не важно, пусть «Нью-Йоркер» ратует за журналистские профессиональные стандарты – она заслужила полдня блаженства!

Оттолкнувшись двумя руками, Энди села. Простыня свалилась до талии. Живот стал уже огромным и тугим, как барабан, и располагался так, что лежать, сидеть и стоять было одинаково неудобно. Облегчение от его давящей тяжести приносило только погружение в воду, поэтому Энди подолгу принимала ванны. В середине девятого месяца беременности она уже не приезжала в офис каждый день, но когда Олив пригласила «Декольте» на свой девичник, Энди не смогла отказаться: к свадьбе актрисы она уже родит, но хотя бы на девичнике побывает.

Осторожно опустив ноги на пол, Энди собрала одежду и начала утомительную процедуру одевания. Леггинсы с эластичной вставкой для беременных, в высшей степени непривлекательный лифчик – нечто среднее между спортивным бра и бюстгальтером для кормящих – и отвратительного баклажанового цвета туника. Для этой стадии беременности уже не нашлось ничего красивого или стильного. Энди вставила опухшие ступни в шлепанцы (завязывать шнурки или застегивать пряжки на туфлях она уже не дотягивалась) и мысленно порадовалась, что Эмили нет рядом: некому увидеть это позорище.

Из головы не шла вчерашняя драма, разыгравшаяся на работе. Совершенно неожиданно с ними связались из «Элиас-Кларк» – впервые с января. Энди была на осмотре у врача – как ей сказали, на одном из последних. Не успела она обрадоваться такому счастью, как вдруг позвонила Эмили – взволнованная до безумия.

– Стэнли оставил мне сообщение на автоответчике, – задыхаясь, выговорила она. – Он настаивает, что это важно и мы должны перезвонить немедленно. Когда ты сегодня приедешь?

– Не знаю, – честно сказала Энди. – Уже должны были закончить, но врачу не нравится, что ребенок малоподвижен. Видимо, придется пройти еще какие-то тесты.

– Ну, хоть к одиннадцати? К полудню? Ты вообще приедешь?

Энди решила не обижаться на полное отсутствие у Эмили интереса к здоровью будущего ребенка.

– Приеду, – сквозь зубы сказала она. – Как только смогу.

Доктора Крамер беспокоило, что маленький Харрисон слишком «сонный». Она провела осмотр, сделала УЗИ и тест с нагрузкой, но результаты по-прежнему не позволяли сделать окончательный вывод. Энди и Максу велели сходить поесть и обязательно выпить газировки или взять десерт послаще, чтобы немного взбодрить ребенка, а через час вернуться на повторный тест с нагрузкой. Доктор Крамер небрежно сказала:

– Не волнуйтесь, ничего критичного. Вы уже на таком сроке, что даже если простимулировать роды сегодня, все будет хорошо.

Макс и Энди переглянулись: рожать сегодня? К счастью, во второй раз результаты теста оказались нормальными, и Энди вздохнула с облегчением. Но у Эмили не было желания вдаваться в такие подробности.

– Быстрее, немедленно звоним Стэнли, – сказала она, идя за Энди в ее кабинет. – Пальто потом снимешь.

– Я в порядке, ребенок тоже, спасибо, что спросила, – буркнула Энди.

– Конечно, все в порядке, иначе ты бы не приехала. Непорядок заставлять ждать Миранду Пристли.

Секретарша соединила их со Стэнли Грогином. Эмили вылезла из кожи вон, объясняя причину задержки со звонком.

Стэнли вел себя так, будто ничего не слышит. А может, действительно не слышал. Пропустив извинения Эмили, он объявил:

– «Элиас-Кларк» уполномочил нас повысить предложенную цену на двенадцать процентов. Миранда, разумеется, хотела бы услышать ответ немедленно.

Эмили взглянула на Энди, которая с силой замотала головой.

– Не сейчас! – шепотом заорала она, указывая на свой огромный живот. – Мы условились поговорить об этом после!

Казалось, Эмили вот-вот хватит удар. Она стиснула трубку, будто это могло придать убедительности ее словам.

– Мы ответим в самом ближайшем времени, – сказала она. – Энди со дня на день рожать. После рождения ребенка обстоятельства будут куда более благоприятными…

Ответ Стэнли не слишком обнадежил.

– Я передам это Миранде, но, думаю, вам не надо объяснять, как она «любит» проволочки.

– Энди не будет совсем недолго, – сказала Эмили. Костяшки пальцев у нее побелели. – Это может отсрочить разговор на пару месяцев, но не изменит…

– Миранду не интересуют декретные отпуска, – перебил Стэнли. – Сама она после рождения близнецов отсутствовала на работе всего трое суток.

– Да, это впечатляет, – пробормотала Энди в спикерфон, покрутив пальцем у виска.

Стэнли откашлялся.

– Хочу выразиться предельно ясно: умение ждать – не самое сильное ее качество. Но вы четко обозначили свои сроки. Так что на этом можно распрощаться.

Когда он положил трубку, Эмили в панике уставилась на Энди.

– Мы рискуем упустить сделку!

Энди в ответ пристально взглянула на подругу:

– Мы условились – никаких разговоров об этом до рождения ребенка.

– Может, послать на переговоры нашего юриста? Пусть уладит разногласия и выторгует для нас немного времени!

– Это нас не спасет. Эм, подумай, они подняли цену! Они с ума сходят от желания приобрести «Декольте»! Дальнейшее ожидание только улучшит условия контракта – еще пара месяцев отнюдь не повредит.

– Ты во всем прикрываешься своей беременностью, – тихо произнесла Эмили, и Энди по голосу почувствовала, как она огорчена.

В тот же день курьер доставил две оранжевые коробочки, перевязанные коричневой лентой. На обеих стоял автограф. Внутри оказались по три браслета от «Эрмес», причем все разные, со сложным оригинальным дизайном. От смятения у Эмили даже не получилось сразу их надеть. Энди смотрела на нее с улыбкой. Может, выдерживать характер – лучший способ подогревать азарт Миранды?

Вспомнив об этом, Энди содрогнулась. Массажистка отвела ее в комнату релаксации и помогла сесть в накрытый махровой простыней шезлонг. Через минуту появилась Олив в халате. Прекрасная кожа после пилинга буквально сияла – ни красноты, ни раздражения.

– Ну как? – спросила она, отправляя в рот курагу и миндаль с маленького блюдца, которое держала в руке.

– Райское наслаждение, – искренне, как подруге, ответила Энди.

Казалось нереальным вот так запросто болтать с самой знаменитой женщиной на планете. В мировом прокате фильмы с Олив Чейз принесли 950 миллионов долларов. Ее узнавали везде: от раскаленных песков Египта до заснеженных равнин Сибири и самых диких уголков Амазонии. Ее романтические злоключения были предметом бесконечных сплетен и статей. За этой женщиной значился целый список покинутых возлюбленных, подобный перечню сбитых на дороге животных. Мир уже не верил, что она найдет, полюбит или удержит мужчину; ее статус Самой Красивой Незамужней Женщины В Истории уже был высечен в граните, к вящему огорчению сотен тысяч парней традиционной ориентации, клявшихся, что они для Олив идеальная пара.

И вдруг она вышла на красную ковровую дорожку под руку с самым заурядным молодым человеком. Никакие стилисты или пиарщики с богатой фантазией не смогли сделать из Клинта Севера, инженера по образованию и веб-дизайнера по призванию, что-то большее, нежели «свой парень». Когда годом ранее они при загадочных обстоятельствах познакомились с Олив (целью интервью как раз и было побольше узнать о первой встрече), Клинт жил в Луисвилле, штат Кентукки, вдали от блеска Голливуда, и единственный фильм с Олив Чейз видел в рождественском выпуске, где она снялась двадцать лет назад. Двадцатидевятилетний, абсолютно непримечательного роста, веса и внешности, во всех интервью, которые Энди видела, Клинт Север казался спокойным, как слон, в отношении своей новой жизни и невесты-мегазвезды. Он охотно подписал добрачное соглашение, согласно которому оставался с носом в случае развода, независимо от того, сколько продлится брак, сколько будет детей и сколько Олив заработает за это время. Он покорно давал интервью, ходил по красным дорожкам и посещал элитные вечеринки, но не выглядел восторженным, испуганным, взволнованным и даже сколько-нибудь заинтересованным. Олив, напротив, не умолкая говорила о своем «новом мужчине», о «сексуальном новом парне» в своей жизни, называла его «человеком, сделавшим меня счастливее, чем вообще казалось возможным». Несмотря на разницу в десять лет и прошлые связи со всеми известными актерами, спортсменами и музыкантами (причем, по слухам, Олив не делала разницы между мужчинами и женщинами), она, по общему мнению, по уши влюбилась в своего серенького Джо и ничего так не желала, как поговорить об этом.

– Ну и хорошо! Мне здесь тоже очень нравится. – Олив уселась в соседний шезлонг, поджав под себя стройные ноги. – Пока никто на массаж не придет, можем поболтать.

– Прекрасно, – согласилась Энди, доставая записную книжку, однако Олив не торопилась начинать интервью. Она поманила горничную, скромно стоявшую у дверей, и сказала:

– Дорогая, не могла бы ты нарушить правила и принести нам нормальные напитки? Говорю сразу, чай не подойдет.

Женщина просияла:

– Конечно, мисс Чейз. Что прикажете?

– Я хочу «Маргариту» с ликером «Патрон», без соли. – Секунду подумав, Олив покачала головой: – Хотя нет, двойную порцию соли. Черт с ними, с отеками. – Она повернулась к Энди: – Хотите «Ширли Темпл»? Впрочем, нет, там искусственные красные красители и всякая химия. Вишневый ликер – это же буквально автоматически рак! Стало быть, вам «Пеллегрино»!

Энди была очарована. Олив заговорщически наклонилась к ней:

– Я кинула Дафну, мою пиар-девицу, она будет в бешенстве. Но, Боже мой, что может случиться? Вы пишете для свадебного журнала. Я же не «60 минут» интервью даю.

– Абсолютная правда, – подтвердила Энди, наслаждаясь общением без записи. Если Олив и дальше будет так пить, она, Энди, сможет узнать обо всем, что хотела. «Ю-эс мэгазин» уже купил права на первые свадебные снимки, но Энди надеялась написать полный очерк и сопроводить его десятками дополнительных фотографий, ведь «Ю-эс» свой четырехстраничный фоторепортаж сляпает наспех – он должен выйти в течение тридцати шести часов после свадьбы.

– Когда вам рожать? Судя по виду, в любую минуту.

Энди засмеялась.

– По ощущениям тоже, но мне ходить еще несколько недель.

Олив с любовным нетерпением поглядела на свой живот.

– Как мне не терпится забеременеть! Кто у вас будет?

– Пока не знаю, – отозвалась Энди. – Решили заранее не узнавать. Хочется сюрприза в конце этого… процесса.

На лице Олив возникло странное выражение. Что-то подсказало Энди, что нужно сменить тему, но актриса ее опередила.

– Ну что, с чего начнем? – спросила она. – Вы хотите услышать о моем детстве? С самого зачатия?

Энди засмеялась. Олив очень отличалась от других знаменитостей. Энди брала интервью у Харпер Холлоу и Мака, сильно задравших планку своей славы (по мнению Энди); у известной стилистки; у ведущей собственного телешоу; у печально известной женщины-шеф-повара, осыпавшей своих подчиненных нецензурной бранью; у молодой кантри-певицы, собиравшейся замуж за старого поп-певца; у теннисистки номер один в мировом рейтинге; у звезды реалити-шоу, которой удалось выйти за пределы франшизы «Домохозяек» и сделать свое имя всемирно известным брендом; у оскароносной испаноговорящей актрисы со сногсшибательной фигурой. Многие из них пользовались всеобщей известностью, большинство оказывались просто сумасшедшими и все без исключения были красивыми и яркими, зачастую на грани эпатажа. А сейчас перед ней сидела Олив Чейз, достигшая вершин славы и успеха, и казалась такой… нормальной. Потрясающей красоты тело, роскошные волосы, гладкая кожа, заразительный смех – но чтобы обезоруживающе милая? Готовая рассказать что угодно без своего пиар-агента? Сразу взявшая тон лучшей подруги? Такого Энди не ожидала.

– Давайте начнем с того, как вы познакомились, – предложила Энди, занеся ручку над бумагой и молясь про себя, чтобы Олив не отделалась общими словами.

– Ну, это легко. Мы познакомились, как все сейчас знакомятся, – по Интернету!

Энди с трудом сдержала охотничий азарт: она еще нигде не читала о том, что Олив знакомится онлайн.

– Вряд ли многие знаменитости знакомятся в Сети. Вы не боялись, что ваши личные данные попадут… в желтую прессу?

Глотнув «Маргариты», Олив в раздумье отбросила назад свои шелковистые волосы и кивнула.

– Конечно, опасалась, но я должна была что-то придумать! Вы не представляете, со сколькими актерами, спортсменами, мужчинами-моделями, музыкантами, владельцами хеджевых фондов и просто законченными придурками я общалась! Порой мне кажется, я лично знаю всех идиотов Северной Америки и половину дураков Европы! Я сидела дома поздно ночью, как всегда, одна и просматривала сайты знакомств для обычных людей. Сколько там хороших парней! Интересных, обаятельных, которые сочиняют стихи, любят удить рыбу на блесну, строят дома своими руками или преподают в университетах. Я написала одному человеку из Тампы, который растит троих детей, – его жена умерла от рака яичников. Представляете?

Энди покачала головой.

– И я тоже! Я никогда не встречала подобных людей – только мужчин, которых распирало желание похвастаться, какие они талантливые, красивые, богатые и влиятельные. Но я с этим покончила. В итоге я создала профайл, где очень откровенно рассказала о себе, ни словом, правда, не упомянув, что я актриса. Поскольку фотографию я не разместила, то не ожидала, что кто-нибудь откликнется, но письма так и посыпались. Вы бы удивились! Клинт был одним из первых, с кем я начала общаться, и мы сразу понравились друг другу. Совпали, понимаете? Иные дни мы писали друг другу по десять – двенадцать раз. Спустя две недели стали общаться по телефону. Узнавали друг друга самым органичным, что ли, образом, потому что ни внешность, ни деньги, ни статус никак на это не влияли.

– В этом есть своеобразная привлекательность, – почти не покривив душой, сказала Энди.

– Он влюбился в меня настоящую, а не в какой-то там образ, созданный массмедиа.

– А как вы встретились в первый раз? – осторожно спросила Энди, стараясь не показывать своего интереса. Она не знала, почему Олив рассказывает ей подробности, которыми ни с кем еще не делилась, но ей очень хотелось, чтобы так и продолжалось.

– Надо вспомнить. Мы тогда говорили по телефону по пять-шесть часов в день. Клинт уже знал, что я живу в Лос-Анджелесе и планирую стать актрисой, и захотел приехать ко мне. Это было рискованно: нас могли засечь папарацци, к тому же я боялась, что при виде моего дома Клинт оробеет. Поэтому я сама поехала в Луисвилль.

– Вы поехали в Луисвилль?

– Поехала. Летела коммерческим рейсом, с пересадкой в Денвере, девять часов в дороге. Я не разрешила Клинту встретить меня в аэропорту, боясь папарацци. Он приехал сразу в гостиницу.

– Не тот ли это чудесный, знаменитый старинный отель в Луисвилле, который недавно…

– О, я остановилась в «Мариотт», – засмеялась Олив. – Ни пентхауса, ни президентского люкса, ни специального дворецкого, ни особого отношения. Псевдоним и старый номер в «Мариотт».

– И?

– И все было прекрасно! Не поймите меня превратно – туалет там ужасный, но наша первая встреча была чудесной. Я попросила Клинта подняться в номер, чтобы меня не узнали внизу. Он еще пошутил, что я тороплю события. Но когда он постучал в дверь, я вдруг как-то сразу поняла, что все будет хорошо.

Энди сделала глоток воды.

– И что?

– Все оказалось не просто хорошо, а идеально! – Олив почти взвизгнула от восторга. – Конечно, он меня сразу узнал. – В интонации Олив Энди не услышала и следа заносчивости. – Но я объяснила, что при этом я та самая женщина, с которой он столько недель переписывался и перезванивался. Он был удивлен, рискну даже сказать – шокирован: оказывается, у него были опасения, что я окажусь мужиком килограммов под двести. Мы открыли бутылку вина и продолжили разговор на прежние темы – куда нам хотелось бы съездить, о наших собаках, о его отношениях с сестрой и моих – с братом. Мы были откровенны друг с другом, как обычные люди, и я уже тогда поняла, что выйду за Клинта замуж.

– Правда? Вот прямо тогда? Потрясающе!

Олив чуть наклонилась к ней.

– Ну, не совсем тогда, а двумя часами позже, когда у нас был лучший секс, какой только можно представить! – Олив кивнула, будто соглашаясь с собой. – Да, тогда я и поняла.

– М-м, – пробормотала Энди, пробегая глазами свои записи. Только бы запись на телефон получилась хорошей, иначе ей просто никто не поверит! Она незаметно покосилась на «Маргариту» – в бокале оставалась еще половина – и задалась вопросом, уж не выпила ли Олив с утра, но актриса казалась трезвой. У Энди зазвонил телефон. Она выключила звонок и извинилась.

– Ответьте, – попросила Олив. – У меня уже язык заплетается. Дадим шанс и другим.

– О, это пустяки, все нормально…

– Ответьте!

Энди поглядела на Олив, сверкнувшую мегаваттной голливудской улыбкой, и поняла, что придется подчиниться. Она нажала «ответить» и сказала «алло», но звонивший уже повесил трубку.

– Пропустила, – сказала Энди и снова включила режим записи.

– А вы замужем? Или случайно забеременели? А может, вы одинокая и воспользовались донорской спермой? Я уже сама собиралась прибегнуть к этому способу.

Энди улыбнулась, вспомнив свою бабушку.

– Нет, у меня все обычно – я замужем. Правда, забеременела случайно.

– А, вы ничем не пользовались, а близким говорили, что с ребенком пока решили подождать? Это моя любимая тактика. Я считаю, если играешь не в защите, значит, в нападении. Не «не стараться» означает стараться, правильно?

– Несколько месяцев назад я бы с вами согласилась, – засмеялась Энди.

Заглянула горничная с вопросом, не принести ли им еще напитки.

– Конечно, многие думают – за семь месяцев человека не узнаешь, но так уж у нас вышло. Мы будто с рождения знакомы. Я даже объяснить не могу – между нами возникла некая связь, и моя или его работа тут ни при чем. Понимаете?

– Да, – сказала Энди, хотя на самом деле не понимала. Она была из тех, кто считает, что связывать свою жизнь с человеком, которого знаешь всего семь месяцев, – откровенная глупость.

Тут телефон зазвонил у Олив.

– Алло? О, привет, дорогой! – Она кивала и мурлыкала в трубку, а один раз захихикала, как девчонка. – Клинт, не капризничай! Я здесь с журналисткой. Нет, нельзя. Сегодня женский день. О’кей. Я тоже тебя люблю.

Олив убрала телефон и повернулась к Энди.

– Простите, милая, что вы говорили? – Телефон у нее зажужжал – пришло сообщение. – Похоже, остальные девочки заканчивают. Вы услышали все, что хотели? Если желаете, оставайтесь, познакомьтесь с остальными… – Олив предложила это очень любезно, но Энди видела – актриса предпочла бы, чтобы она отказалась.

– Нет, спасибо, я только пробегусь по основным моментам торжества. Меня на свадьбе не будет, я уйду в отпуск, приедет моя коллега Эмили.

Олив надула губы:

– А я хочу, чтобы приехали вы!

Энди едва не упала в обморок.

– Поверьте, я бы с удовольствием – Санта-Барбара великолепна, но я не смогу оставить новорожденного. Может, вы немного расскажете о платье, цветах, как выбирали угощение и оформление?

– О, тогда поговорите с моей стилисткой, она все выбирала.

– Даже свадебное платье?

Олив кивнула и встала:

– И платье, и угощение, и цветы, и музыку, под которую мы пойдем к алтарю. Она меня очень хорошо знает. Я сказала ей брать то, что больше всего понравится.

За годы освещения разнообразных свадеб Энди еще не приходилось слышать ничего подобного. Олив Чейз никак не участвовала в подготовке самого важного дня в своей жизни? Может ли это быть?

На лице Энди, видимо, отразилось недоверие, потому что Олив рассмеялась:

– Я нашла мужчину! Больше двадцати лет я жила одна, мучилась дурью, спала со всеми подряд… Я нашла не только любовника, но и друга. Плевать я хотела на цветы и музыку!

Энди тоже встала – правда, не так изящно, как Олив, – и улыбнулась. Она понимала, что между невестой в тридцать девять лет и в двадцать пять большая разница, и все равно ей не верилось, чтобы Олив Чейз, известная великолепным бюстом и умением плакать по команде, поняла нечто непостижимое для остальных.

– Спасибо, что поддержали компанию, и за приятный разговор. Пожалуй, я пойду к подружкам. Очень рада была с вами познакомиться, – улыбнулась Олив.

– Спасибо, – сказала Энди, помахав актрисе, которая направилась к выходу. – Удачи!

Олив уже достала из сумки сотовый и счастливо смеялась в трубку. Энди вновь опустилась в кресло и тяжело выдохнула. У нее был полный комплект сплетен о знаменитой кинозвезде, но из головы не шла прощальная фраза Олив: «Я нашла друга, а на цветы мне плевать!»

Энди вытянула ноги, бездумно разглядывая крыши соседних построек. Она потягивала воду с лаймом и размеренно дышала, надеясь, что горничная не появится еще несколько минут. Ей хотелось немного тишины, прежде чем вернуться в деловой ритм города, готовить все для новорожденного, отвечать на телефонные звонки, успокаивать паникующую Эмили и размышлять над рассказом Олив. Если бы Энди сейчас утратила присутствие духа, ей вспомнилась бы собственная свадьба – как она вникала в каждую мелочь, сколько сил, внимания и времени положила на то, чтобы все прошло безукоризненно. Как стойко она выдержала три года отношений и помолвку, потому что Макс был красив, мил и успешен, и семья одобрила ее выбор с легким сердцем, видя, что она любит Макса. Энди шла к своей цели – делала то, что полагается, да еще и с мужчиной, близким к совершенству – богатым, красивым, добрым, мечтающим о детях, – но не упустила ли она за всем этим чего-то важного? Нужна ли была эта свадьба? Конечно, Энди любила мужа, но был ли он ей другом? Любила ли она Макса так, как Олив любит своего Клинта?

Вздохнув, Энди допила воду. К чему изводиться? Макс показал себя идеальным мужем и будущим отцом – да и другом тоже! Ощущение тревоги и беспокойства перед родами вполне естественно, все беременные с этим сталкиваются. Оглядевшись, Энди убедилась, что она одна, и набрала номер Макса. Он не взял трубку, но его голос на автоответчике вселил в нее уверенность.

– Привет, милый, – громко прошептала Энди. – Я просто хотела передать тебе привет. Я скоро буду дома, не терпится тебя увидеть. Я тебя люблю.

Энди закрыла телефон и улыбнулась, почесывая живот. Ждать осталось недолго.

Глава 16

Устрой ему тест-драйв!

– Бож-же мой, какая красавица! Иди сюда, деточка, твоя тетя Лили давно хотела с тобой познакомиться. Ох, ну просто папина копия!

– Скажи, похожа? Просто до жути, – сказала Энди, протягивая малышку подруге. – Лили, познакомься с Клементиной Роуз. Клем, а это твоя тетя Лили!

– Посмотри, какие у нее глазки! Зеленые, правда? А волосики какие черные! Повезло малышке, родилась с такими густыми локонами! Слушай, это очень красивая крошечная женская копия Макса!

– Знаю, – сказала Энди, глядя, как дочка рассматривает ее подругу. – Видимо, она и на деда похожа – сошлись на Роуз вместо Роберта. Я чувствую себя каким-то контейнером для производства харрисоновских клонов.

Лили засмеялась.

После появления Клементины Энди стала еще больше скучать по Лили. Она кое с кем познакомилась в группе молодых мам, куда начала ходить месяц назад, но все равно часто чувствовала себя одинокой. Энди не привыкла к бесконечным осечкам и неожиданностям, связанным с уходом за новорожденной. Недостаток сна постепенно превращал ее в зомби. Занимаясь домашними делами, она пошатывалась от усталости. Один день перетекал в другой, почти идентичный, с кормлениями, сцеживанием, сменой подгузников, купанием, одеванием, укачиванием, пением, прогулками в коляске, готовкой и уборкой. Дела, которые Энди обычно успевала сделать за выкроенные у напряженной работы минуты – стирка, закупка продуктов, поход на почту или в аптеку, – теперь занимали часы, а иногда и дни, потому что на первом месте были Клементина и ее бесконечные нужды. Энди обожала проводить время с дочуркой и ни на что не променяла бы минуты, когда они вдвоем лежали в кровати, или когда в теплый солнечный день Энди ела сандвич на Хай-лайн, а Клем сосала смесь из бутылочки, или когда в гостиной она медленно кружилась с дочкой в танце под «Лучшие хиты» мюзикла «Чикаго», но ежедневные хлопоты оказались тяжелее, чем она предполагала.

Миссис Харрисон пришла в ужас, когда Энди отказалась нанимать няньку – в истории семьи еще не было маленького Харрисона, росшего без специально приглашенной бонны, – но Энди не сдавалась.

– Твоя мамаша наняла бы и кормилицу, если бы я позволила, – как-то раз сказала она Максу после особенно неприятного визита свекрови, но муж только рассмеялся. Миссис Сакс приходила раз в неделю, чтобы составить дочери компанию и помочь с малышкой, и такие дни Энди любила, но в целом посторонняя помощь в их жизни сводилась к минимуму.

Джил вернулась в Техас. Эмили регулярно спрашивала о Клементине, но Энди понимала, что коллега звонит не ради свежих данных о том, как Клем покушала и нравится ли ей лежать на животике: она ждала возможности возобновить переговоры с «Элиас-Кларк». Миранда со Стэнли кружили вокруг «Декольте», словно две акулы, и Эмили буквально считала дни до окончания отпуска Энди. Единственным человеком, готовым бесконечно обсуждать кормление в четыре утра, а также плюсы и минусы пустышки, была Лили, но она жила за тысячи миль, воспитывала одного ребенка и ждала второго.

Лили смотрела, как Энди осторожно присаживается на диван. Была уже середина дня, но Энди все еще была в тренировочных штанах Макса, толстых пушистых носках, напоминавших угги, и огромном, объемистом анораке, словно с плеча футбольного полузащитника.

– До сих пор больно? – с сочувствием спросила Лили.

– Еще как! – Энди кивнула на лимонад, поставленный перед Лили.

Подруга улыбнулась и отпила из бокала.

– Все забывается. Я сначала вообще не верила, но сейчас, клянусь, ничего не помню. Только боль от швов – вот она запоминается!

– Даже не знаю, прощу я тебя за то, что ты меня не подготовила. Ты моя лучшая подруга, ты через это уже проходила – и не рассказала ни черта полезного!

Лили вытаращила глаза:

– Конечно, не рассказала! Это вселенское женское правило, еще более важное, чем не спать с бывшими парнями своих подруг.

– Ерунда! Лично я всем, кто станет слушать, расскажу все кровопролитные подробности. Женщины должны знать, чего ожидать. Все эти неписаные правила обходить роды молчанием просто нелепы.

– Энди, ну вот о чем тебе хотелось бы подробно послушать? Что тужиться – все равно что разрываться пополам? Тебе бы это сильно помогло?

– Да! Может, тогда бы я не решила, что умираю. Во-первых, неплохо было бы знать, что в пределах нормы быть по щиколотку в крови в первый раз, когда медсестра помогает тебе помочиться, или что швы накладывают на такие места, о существовании которых ты даже не догадывалась, а кормить грудью – вообще фильм ужасов, будто пиранья висит у тебя на соске и жует.

– Ха, – ухмыльнулась Лили. – И что эпидуралка почти никогда не обезболивает с обеих сторон? И что ты всерьез будешь думать – сможешь ли ты когда-нибудь носить что-нибудь, кроме одноразовых сетчатых бабкиных панталон, которые стащила из больницы? Ты об этом?

– Вот именно!

– Угу. Мечтать не вредно! С тобой бы нервный срыв случился, расскажи я тебе всю правду, и ты лишилась бы радости узнать это самой.

– Как-то это неправильно, – покачала головой Энди.

– Все так, как и должно быть.

Энди помнила шок и полное недоверие, когда после шестнадцатичасовых родов доктор Крамер нагнулась между ее расставленных ног, подхватила вопящего, покрытого кровью младенца и заявила: «Малышка Харрисон выглядит прекрасно!» Понадобились бесконечные розовые ползунки, одеяльца, плюшевые мишки и многократная смена подгузников, прежде чем Энди наконец поверила, что у нее теперь есть дочь. Маленькая девочка. Невероятная чудесная крошка.

Словно в подтверждение этого Клементина издала звук, похожий на мяуканье. Энди забрала ее из рук Лили и понесла обратно в детскую.

– Ах ты, моя сладкая, – заворковала она, укладывая ребенка на пеленальный стол, разворачивая пеленку и снимая промокший подгузник. Вытерев малышку, Энди смазала ей попку кремом, надела новый памперс и переодела дочку в серо-розовую футболку, такие же ползунки и розовый чепчик. – Ну вот, моя милая, теперь тебе лучше?

Умело укачивая малышку на руках, Энди вернулась в гостиную и увидела, что Лили собирает свои вещи.

– Не уходи, – едва не плача, попросила Энди. Неудержимые приступы беспричинных слез уже почти прекратились, но сейчас в горле опять встал комок.

– Что поделаешь, – вздохнула Лили. – Я буду ужасно по тебе скучать. У меня встреча с моим прежним инспектором, сейчас на окраину ехать. Пора выходить, не то я опоздаю.

– Когда я тебя снова увижу? – спросила Энди, подсчитывая в уме месяцы.

– Обязательно приезжай, когда у меня родится ребенок, – сказала Лили, накидывая свитер на плечи.

Женщины обнялись, и Энди почувствовала тугой живот подруги. Положив на него ладони, она нагнулась и обратилась к будущему ребенку:

– Ты с мамой понежнее, ладно? Воздержись пока от сальто.

– Поздно, дорогая.

Они снова обнялись, и Энди глазами проводила подругу до лифта. Смахнув слезинки, она заверила себя, что это все гормоны, и начала собирать большую сумку. Если они с Клем не выйдут немедленно, тоже опоздают.

Энди шла так быстро, как ей позволяли швы и коляска, когда Клем закапризничала.

– Мы уже почти пришли, детка. Подожди еще немного.

Дорога в спортивно-игровой комплекс для младенцев, где еженедельно собиралась группа новоиспеченных мамочек, была, к счастью, короткой: Клементина быстро перешла от хныканья к полноценному ору. Другие мамаши сочувственно глядели, как Энди выхватила малышку из коляски, почти упала на мягкий пол и машинально достала левую грудь. Хотя глаза у Клем были зажмурены, а тельце напряжено от плача, сосок она нашла, будто радаром, и присосалась изо всех сил. Энди с облегчением вздохнула. Быстрый взгляд вокруг подтвердил, что она такая не одна: еще несколько молодых матерей полулежали в разной степени обнаженности, двое меняли грязные памперсы, а еще трое, чуть не плача, склонились над своими орущими, безутешными недовольными малютками. Только одна женщина, очевидно, успела принять душ и не вырядилась в жуткий балахон, но это была тетя младенца.

Руководитель группы, кудрявая женщина по имени Лори, объявившая, что ее специальность называется «инструктор по персональному росту», присела в кружок замученных мамаш и, маниакально улыбнувшись каждой участнице и ребенку, приветствовала группу цитатой:

– «Материнство. Вся любовь начинается и кончается в нем». Не правда ли, прекрасное высказывание Роберта Браунинга? Кто хочет поделиться своими мыслями на эту тему?

Мать Тео, высокая элегантная темнокожая женщина, мучительно решавшая, бросать ли ей карьеру юриста ради новорожденного сына, глубоко вздохнула и сказала:

– Всю неделю он спал ночью по шесть часов, а последние две ночи просыпается каждые сорок минут и плачет. Муж перешел в другую смену, но он начал засыпать на работе. Что происходит, почему у нас такой регресс?

Все навострили уши. Так начиналось каждое занятие. Пустоватая инструкторша по персональному росту зачитывала вдохновенную цитату, молодые мамаши даже не притворялась, что им это интересно, а одна или две реагировали откровенно враждебно. Кто-нибудь, игнорируя Лори, задавал вопрос, вертевшийся на языке, другие женщины тут же принимали ее сторону. Этот негласный сложившийся порядок давал возможность собранию идти самостоятельно, и всякий раз Энди невольно улыбалась.

Она пробовала представить на такой сессии Эмили. Вот уж кто с жалостью смотрел бы вокруг – загнанные, без макияжа, испачканные детской отрыжкой, обходящиеся без ду́ша, сна, аэробики и секса женщины садятся полукругом, и инструктор вешает им на уши прекраснодушную лапшу. Однако эти встречи стали для Энди настоящим спасением: пусть эти женщины не самые близкие ее подруги, зато сейчас они понимают ее лучше всех. Ей самой не верилось, что она так быстро нашла общий язык с незнакомками, и в глубине души Энди обожала свою группу.

– Слушайте, и у нас то же самое! – воскликнула Стейси, пытаясь расстегнуть блузку для кормящих. Ее дочка Сильвия двух месяцев от роду отличалась более густой шевелюрой, чем большинство годовалых, а также громкой, совершенно мужской отрыжкой. – Я понимаю, еще рано даже думать о приучении ко сну, но я уже теряю голову. Вчера она не спала с часу до трех и была в прекрасном настроении! Улыбалась, гулила, хватала меня за палец. Но стоило мне ее положить в кроватку, как она раскричалась.

Бетани, маркетинговый директор косметической компании, не разбиравшаяся, по ее собственному признанию, даже в губной помаде, подхватила:

– Я знаю, как ты относишься к тому, чтобы класть малютку с собой, Стейси, но, по-моему, в твоем случае стоит об этом задуматься. Я тебе передать не могу, насколько проще, когда Мика рядом с нами всю ночь. Повернулась на бок, сунула сиську – и спишь дальше. Забудь ты о всей чепухе насчет зависимости и формирования не тех отношений – я делаю это исключительно из лени.

Стейси заправила одеяльце под ручонки Сильвии.

– Я просто не могу поступить так с Марком. Сильвия и так отнимает девяносто девять процентов моего времени и сил. Разве я не должна хотя бы притворяться, что у меня по-прежнему есть муж?

– Муж? Это при двухмесячном-то ребенке? – закричала Мелинда, мать Такера, которому недавно прооперировали глазик. – Неужели твоя сексуальная жизнь такая напряженная, что ты не хочешь ею рисковать, взяв младенца на супружеское ложе?

Все засмеялись. Энди согласно кивнула. У них с Максом секса пока еще не было, и ее это устраивало как нельзя больше.

Рейчел, самая молодая мамаша в группе, субтильная блондинка с прыщавым красным лицом и длинным извилистым шрамом на правой руке, подалась вперед.

– Я тут была на осмотре – через шесть недель после родов полагается показаться врачу, – полушепотом сообщила она.

– О Господи! Тебе разрешили? – спросила Сандрин со слабым французским акцентом. Ее дочка, хрупкая четырехмесячная малышка с двойным гражданством, начала плакать.

Рейчел кивнула и тоже всхлипнула с выражением ужаса и безнадежности на лице.

– Итан только об этом и говорит – повесил на холодильник календарь и считает недели, а меня пугает одна мысль об этом. Я пока не готова к сексу! – зарыдала она.

– Конечно, не готова, – поддержала ее Бетани. – Я даже думать об этом не могла, пока три месяца не прошло. А одну мою подругу от секса полгода воротило.

– Макс то и дело подходит с просительным выражением в глазах. Он просто не понимает, – не выдержала Энди. – Клянусь, даже мой гинеколог пришла в ужас на осмотре через полтора месяца, как же я мужу это покажу?

– Просто. Никак, – отозвалась Анита, тихая девушка, почти ничего не рассказывавшая о себе.

– Моя сестра, у которой своих трое, клянется, что это проходит. Оправляешься, как раз когда уже возможно зачать следующего, – добавила Энди.

– Круто. Просто не терпится, – улыбнулась Рейчел.

– Простите, подруги, вы меня до смерти пугаете, – сказала Софи, единственная, кто приходила с племянницей, а не со своим ребенком. – Все подружки с детьми клянутся, что все не так уж плохо.

– Врут.

– Причем нагло.

– И будут продолжать в том же духе, пока ты сама не родишь и не поймаешь их на лжи. Таков порядок.

Софи отбросила назад густые рыжие волосы, недавно подстриженные красивой «лесенкой», и засмеялась. Она единственная не носила леггинсов, платьев с завышенной талией или широких футболок. Маникюр у нее был в порядке, кожа выглядела здоровой и загорелой. Энди готова была поспорить, что ноги у нее побриты, линия бикини проэпилирована и под облегающим джемпером у Софи бюстгальтер из кружев, а не из спандекса промышленной прочности. Может, на ней даже стринги! Это уже вообще невыносимо.

Даже ее подопечная выглядела элегантно. Малышка Лола, девяти недель от роду, была одета во все клетчатое от «Берберри»: платьице со сборками, колготки, лента на голове и ботиночки. Она редко плакала, никогда не срыгивала и, согласно тетушке Софи, исправно спала ночью уже семь недель. Мать Лолы, разрываясь между частной практикой врача-педиатра и детским отделением больницы «Маунт Синай», видимо, решила, что группа молодых мам – то же самое, что детская площадка для младенцев, хотя дети не умели еще сидеть, и попросила Софи возить туда Лолу. И вот каждую неделю стройная привлекательная Софи со здоровой вагиной привозила прелестно наряженную племянницу послушать жалобы, плач и обмен советами. Энди рада была бы возненавидеть Софи, но та была слишком милой.

– Я, пожалуй, не выдержу сейчас разговора о нормальном сексе, – сказала Рейчел, держа малышку у своего плеча.

– Не волнуйтесь, у меня нет ничего, отдаленно напоминающего нормальную личную жизнь, – сказала Софи, глядя в пол.

– Как так? – не выдержала Энди. – Ты же вроде живешь с красавцем бойфрендом. Неужели гром в раю?

Софи заплакала. Энди была деморализована сильнее, чем если бы красотка встала и начала исполнять стриптиз.

– Простите, – всхлипнула Софи, умудряясь даже в этот момент выглядеть хрупкой и прелестной. – Здесь это неуместно.

– А вы расскажите, что случилось, – противно бодрым голосом предложила лидер группы Лори, обрадовавшись возможности вставить слово. – Мы все имеем право облегчить душу. Позволю себе выразить общее мнение: здесь безопасно, и вам всегда рады.

Казалось, Софи не слышит или, как другие, игнорирует Лори, но через несколько секунд, деликатно высморкавшись и поцеловав Лолу, она призналась:

– Я уже некоторое время изменяю своему бойфренду.

В зальчике для гимнастики с мягким полом наступила звенящая тишина – ни один младенец не пискнул. Энди старалась скрыть ошеломление. Прежде Софи щебетала, что обожает своего друга. По ее словам, Ксандер мил и заботлив – чуткий парень, которому небезразличны ее чувства, хотя по воскресеньям он по шесть часов смотрит футбол. Они встречались уже несколько лет и недавно съехались. Несколько недель назад Софи щебетала, что это было правильное решение. Они с Ксандером не обсуждали данную тему, но ей казалось, это первый шаг к тому, чтобы пожениться и завести детей. Хотя она моложе Ксандера на шесть лет, она чувствует, что готова.

– Уточни, как именно изменяешь, – попросила Бетани. Энди испытала облегчение, когда кто-то нарушил молчание.

– Ну, ничего экстремального, – сказала Софи, разглядывая свои ладони. – Мы не спим друг с другом и ничего себе не позволяем…

– Тогда это не измена, – заявила Сандрин. – Вы, американки, так любите зацикливаться на нюансах, буквально на пустяках, но если ты любишь своего бойфренда, а он тебя, маленький флирт пройдет, как насморк.

– Я тоже так думала, но ведь не проходит! – чуть не взвыла Софи. – Он студент на курсах фотодела, которые я веду, поэтому я, естественно, вижусь с ним трижды в неделю. Началось все с флирта, в основном с его стороны, хотя, признаюсь, мне льстило такое внимание…

– А Ксандер не обращает на тебя внимания? – спросила Рейчел.

Софи заломила руки.

– Сейчас почти что нет. С тех пор как мы стали жить вместе, я отчего-то чувствую себя мебелью.

– Не могу тебе передать, сколькие из нас мечтают, чтобы мужья смотрели на них, как на мебель, – сказала Энди.

Все засмеялись и закивали.

Софи даже не улыбнулась.

– Да, но у нас же нет ребенка. Мы не женаты. Мы даже не помолвлены! Нам немного преждевременно жить, как соседи.

– Так что было-то? Невинный флирт? Поверь мне, Ксандера не мучает чувство вины всякий раз, как он пересмеивается с какой-нибудь девицей на работе. И ты бросай страдать угрызениями совести!

– Вчера после занятий мы ходили ужинать. Не одни, с нами еще люди были, – поспешила прибавить Софи. – Но потом все ушли, а он настоял, чтобы проводить меня домой. Сперва я не хотела подпускать его к себе, но в результате мы начали целоваться прямо у подъезда, притом что Ксандер мог в любой момент пройти мимо. Боже мой, о чем я только думала?

– Я так понимаю, он хорошо целуется? – уточнила Стейси.

Софи возвела глаза к потолку и простонала:

– Просто фантастически!

Кое-кто из женщин одобрительно заулюлюкал. Софи улыбнулась уголком рта, после чего в отчаянии ударила себя по лбу тыльной стороной ладони.

– Этого больше никогда не будет. Вы согласны, что признаваться Ксандеру, чтобы облегчить свою совесть, хуже, чем притвориться, будто ничего не было?

– Конечно, ничего не говори! – решительно заявила Сандрин. – Не будь ханжой.

Многие закивали, хотя было непонятно, то ли они соглашаются с Сандрин, потому что она француженка, то ли потому, что она права.

– Я просто чувствую себя такой виноватой… Я люблю Ксандера, правда, но я теряюсь в догадках, что означает его поведение…

– А ты уже решила, что будет в следующий раз, когда ты увидишься с… как его зовут? – спросила практичная Анита.

– Тома́. Завтра занятие. Конечно, я сказала ему, что это было ошибкой и больше не повторится, но не могу не думать о нем. И… – Софи замолчала и нервно оглядела комнату. – Он прислал мне письмо. Пишет, что ждет не дождется встречи. Я самая порочная женщина на свете?

Один из младенцев зашелся в неудержимом плаче, и еще одна грудь была мгновенно вынута из-под анорака на молнии. Вопли стихли.

– Да хватит тебе, Соф, – сказала Энди, укладывая Клементину себе на колени и размеренно массируя ей спинку. – Вы не женаты, детей нет, ты красивая до безобразия – поживи немного! Ты возненавидишь меня за то, что я скажу, но я считаю, ты должна пойти до конца и устроить Тома́ тест-драйв. А на следующей неделе придешь и расскажешь нам подробности.

Все снова засмеялись. Если Софи со своим Ксандером не обменивались клятвой верности и не сотворили потомка, значит ли это, что их отношения не такие серьезные, как у остальных? Энди не знала. Ей было немного совестно за то, что она подбивает Софи на измену, – но лишь немного. Меньше, чем должно было. Невинные пробные объятия Софи с Тома́ (надо же, какое сексуальное имя) были волнующими, безрассудными – словом, именно такими, о каких хочется слушать между разговорами о молокоотсосах, мягких слабительных и кремах под подгузник. Софи разберется – либо ее чувства к Ксандеру укрепятся, либо она его бросит. Может, ей нужен как раз Тома́ или кто-то еще, кого она пока не встретила. Энди знала, что судит по двойным стандартам, прекрасно понимала, что кое-кто (Ксандер) будет оскорблен в лучших чувствах, но считала, что ставка здесь не очень высока.

Захныкали еще двое младенцев – время приближалось к трем часам, и Лори объявила, что собрание закончено.

– Я попрошу вас подумать об интересных вещах, – говорила она, пока мамаши укладывали в сумки бутылочки, соски, резиновые кольца, салфетки для вытирания отрыжки, одеяльца, накидки, которыми прикрываются, если случается кормить в людном месте, и мягкие игрушки. – На следующий раз мы попросим специалиста по сну из Службы 911 рассказать нам, как и когда приучать малышей к режиму. Пожалуйста, пишите на мою почту, придете вы или нет. Как всегда, я вами восхищаюсь! Хорошей вам недели! – На этом Лори вышла, дав женщинам спокойно пообщаться.

Едва дверь закрылась, Энди расслышала чей-то явственный стон облегчения.

Бетани пробормотала:

– Неужели ее реально восхищает, что мы сидим здесь в спортивных шмотках, покрытых детской рвотой и поносом? Вот как вы думаете?

– Вы видели ее лицо, когда я сказала, что мы обнимались? Она определенно подыскивала подходящую цитату, – добавила Софи.

Энди запеленала Клементину и попрощалась с женщинами, ставшими ей почти подругами.

Она не заметила, что Макс дома, пока не вкатила коляску в гостиную и не начала разбирать вещи.

– Кто к нам пришел! – воскликнул муж, целуя Энди в щеку, и тут же направил все внимание на Клементину. В ответ Клем одарила папашу широкой беззубой улыбкой, при виде которой Энди всякий раз тоже невольно улыбалась. – Посмотрите на эту счастливую девочку, – сказал он, вынимая Клементину из коляски и удобно пристраивая на сгиб локтя. Легонько поцеловав дочку в нос, он передал ее Энди.

– Хочешь подержать немного сам? Она с удовольствием побудет с папой.

– Слушай, мне надо прилечь на минуту, – сказал Макс, идя в спальню. – Неделя выдалась длинная и очень напряженная.

Энди пошла за ним.

– Сочувствую, конечно, но можно мне полчаса времени – принять душ и съесть тарелку хлопьев? – Она поцеловала дочь и положила ее на подушку к Максу.

– Энди, – произнес Макс тоном, который иногда позволял себе в разговоре с женой. Было очевидно, что он вот-вот потеряет терпение. – У меня на работе сплошной стресс!

– А лучшее лекарство от стресса – гульканье младенца. На, поиграй с дочкой! – ответила Энди и закрыла за собой дверь спальни.

Она быстро ополоснулась в маленькой ванной и снова натянула спортивные штаны и флисовую кофту. Молока в холодильнике не осталось, но она сделала себе бутерброд с арахисовым маслом и бананом, открыла диетическую колу и рухнула на диван. Сколько же времени прошло с тех пор, как она смотрела телевизор и ребенок не сосал ее грудь? А когда удавалось спокойно поесть? Какое же это счастье! Должно быть, она отключилась, потому что разбудил ее Макс, стоявший у дивана с Клементиной на руках. Он расстегнул малышке пижамку и щекотал животик, и Клем улыбалась прелестной нежной улыбкой.

– Ты в порядке? – спросил Макс.

– Теперь да, – сказала Энди, чувствуя себя совершенно отдохнувшей. Вот так в эти дни скачет настроение: то восторг, то слезы, то хорошо, то плохо.

Клем подкрепила беззубую улыбку звуком, похожим на визг удовольствия.

– Это что, смех? – удивился Макс. – Я думал, она еще маленькая, чтобы смеяться.

Энди сжала его локоть.

– Похоже, это все-таки был смех.

Она всегда представляла, что будет любить свое дитя больше жизни, но никак не ожидала, что муж тоже влюбится в Клем по уши. Из Макса получился прекрасный отец – заинтересованный, заботливый, любящий и веселый, и Энди обожала смотреть на общение Клем с папашей. Все было хорошо, несмотря на мелкие попытки отстаивать территорию, вроде той, которую она только что отбила. Все наладилось впервые за много месяцев. Дочка росла здоровой и довольной, муж проявлял понимание и в основном помогал, Энди наслаждалась скоротечными и неповторимыми месяцами общения с новорожденной. Письмо миссис Харрисон и встреча Макса с Кэтрин, которую он скрыл, превратились в туманные воспоминания. Непонятная тревога, мучившая Энди, была вызвана всего лишь буйством гормонов, или недостатком сна, или всем сразу. Она думала о своей семье. Они с Максом были вместе – усталые, счастливые, обожающие своего ребенка, – и Энди не хотелось упустить ни мгновения этого счастья.

Глава 17

Коктейль из Джеймса Бонда и «Красотки» с примесью Мэри Поппинс

– Ты там почти готова? – спросил Макс из гостиной, где, Энди не сомневалась, он тянул из бутылки корневое пиво. Она так и видела мужа, разлегшегося на диване в темном костюме и дорогих итальянских лоферах, попивая мускатную шипучку и без нужды проверяя айфон. Волосы недавно подстрижены, щеки выбриты, и пахнет от него шампунем, мятным лосьоном после бритья и отчего-то шоколадом. Макс обрадовался вечеринке как возможности пообщаться с людьми, которых он знал и любил. Возможно, сейчас он даже нетерпеливо постукивает ногой. Клементину в холле кормила Айла, двадцатидвухлетняя няня-австралийка, которую Энди наняла по рекомендации молодых мамаш из своей группы после проверки по «Гуглу» – иными словами, совершенно незнакомый человек.

В дверь позвонили. На мгновение Энди показалось, что это в телевизоре, но тут залаял Стэнли. Быстрый взгляд на детский монитор позволил убедиться, что Айла с Клем сидят в обнимку на диване-качалке. Доставка пиццы, решила Энди. Видимо, Айла заказала. В этот момент зазвонил телефон, и Энди взяла трубку.

– Пусть поднимаются, – быстро сказала она.

– Андреа, извините, я только хотел предупредить, что…

Пронзительный голос из коридора перебил швейцара:

– Эй! Есть кто дома? Эй!

– …миссис Харрисон поднимается. Она сказала, вы ее ждете.

– Да, конечно. Спасибо, – сказала Энди, вспомнив, что до сих пор не одета. Она слышала, как Макс здоровается с матерью в коридоре. Через секунду он просунул голову в дверь спальни.

– Тут мама пришла, – произнес он почти вопросительно. – Она была поблизости на открытии галереи и решила зайти поздороваться с малышкой.

Энди взглянула на мужа, говорившего все это с робкой улыбкой.

– Вот как?

«Нужна мне сейчас твоя мать, как две сломанные ноги», – подумала она.

– Прости, милая, галерея буквально за углом. У нее через полчаса еще одно мероприятие, она действительно на минуточку. Я подумал, может, мы выпьем чего-нибудь перед нашими вечеринками?

– Я еще даже не одета, Макс, – сказала Энди, махнув в сторону узла полотенец, разложенных черных платьев и поддерживающего белья на кровати.

– Ничего-ничего, она пришла к Клем. Не торопись! Я по-ка налью тебе шампанского. Выходи, когда будешь готова.

Энди хотелось накричать на мужа, который не посоветовался с ней насчет столь неприятного сюрприза, но она лишь кивнула и жестом попросила его закрыть дверь. Она слышала, как Макс знакомит Барбару с Айлой – «О, Австралия, говорите? Какое ин-те-рес-ное место!», – затем голоса стали тише – мать с сыном ушли в гостиную. Энди снова занялась утягивающими шортами размера «S», не предназначенными для кормящих. Дюйм за дюймом она надевала их на колготки. Шорты отчаянно сопротивлялись. Когда Энди дотащила их до паха, уже можно было кричать «ура», осталось только запихнуть в них живот и задницу. Спандекс больно врезался в тело где только можно, и когда Энди наконец рывками натянула их до талии, по спине и между грудей от напряжения бежали ручейки пота. Волосы, в первый раз после рождения Клементины уложенные мастером, теперь свисали на лицо и шею. Энди схватила журнал и принялась обмахиваться им. Случайно посмотревшись в зеркало, она расхохоталась: чересчур тесные утягивающие шорты и сверхпрочный бюстгальтер для кормящих, из которого выпирала грудь. Нечего сказать – сексуальная красотка!

На ночном столике зазвонил сотовый. Энди, как поросенок в грязи, перекатилась по кровати и схватила его.

– Сейчас не могу говорить, – сказала она машинально. Так позволительно отвечать только молодым матерям.

– Я только хотела пожелать тебе удачи. – Голос Джил был теплым, родным, и Энди сразу немного успокоилась.

– Удачи недавно родившей и подтекающей молоком толстой корове появиться среди красивых стройных людей, или удачно оставить мою кроху с незнакомкой, которую я практически нашла по Интернету?

– И с тем, и с другим! – бодро ответила Джил.

– И как мне это сделать? – застонала Энди, остро чувствуя, что они опаздывают.

– Как все делают. Оденься в черное, ежеминутно проверяй сотовый и пей по ситуации.

– Хороший совет. Пить, запомнила. Проверять сотовый, запомнила. Осталось втиснуть задницу в черное платье с длинными рукавами. Помнишь, с разрезом сзади, которое я носила беременной?

Джил засмеялась. Довольно холодно.

– Ты родила меньше четырех месяцев назад, Энди. Не жди чудес.

Энди посмотрела на платье, лежавшее рядом с ней на постели. В зависимости от того, была она четвертого или шестого размера, платье смотрелось либо элегантно облегающим, либо удачно подчеркивало сексуальные округлости, а с разными аксессуарами идеально подходило и к недолгой встрече за коктейлем, и для присутствия на свадьбе. Однако сегодня оно скорее сгодилось бы кукле или девочке-подростку.

– А что, не чуда не будет? – спросила Энди почти шепотом.

– Скорее всего нет, но кого это волнует? Ты вернешь прежнюю форму через пару месяцев, какая разница?

– Разница в том, что мне нечего надеть! – Энди не хотела истерить, но пот лил с нее градом, а время неумолимо шло. Относительно платья плана «б» у нее не было.

– Все у тебя есть, – сказала Джил тоном, какой частенько слышал Джона, когда становился неуправляемым. – Черное, с рукавами три четверти. Ты в нем была на бранче с бабулей в марте.

– Оно же для беременных! – заорала Энди. – Не говоря уже о том, что годится только для восемьдесят девятого дня рождения!

– Представь, насколько стройнее ты будешь в нем сейчас.

Энди вздохнула.

– Слушай, мне пора. Прости, что ничего не спрашиваю о том, как ты поживаешь. Тут еще Барбара заехала навестить Клементину. Могу поспорить, она нарочно. Вот единственный вечер, когда мне нельзя расстраиваться, а я уже вся на нервах… – Энди заставила себя замолчать. – У тебя все в порядке?

– Все прекрасно. Гони Барбару, и поезжайте веселиться. Ты сто лет никуда не ходила, не говоря уже о том, что это очень интересный профессиональный праздник, который вы заслужили.

– Спасибо.

– Помни, главное – побольше пить.

– Поняла. Черное, сотовый и алкоголь. Пока! – Энди положила трубку и улыбнулась телефону. Иногда она отчаянно скучала по сестре, особенно в такие вечера.

На пороге появился Макс.

– Как, ты еще не готова? Энди, что случилось?

Энди схватила с пола влажное полотенце и прижала к груди.

– Не смотри на меня!

Макс подошел и погладил ее по мокрым от пота волосам.

– Что с тобой? Я вижу тебя обнаженной каждый день.

Когда Энди ничего не ответила, Макс показал на платье на кровати.

– Какое-то оно корпоративное, – мягко произнес он, хотя Энди поняла – муж, должно быть, слышал большую часть ее разговора и сказал «корпоративное» вместо «тесное». Открыв шкаф, он перебрал висевшие там платья и достал то самое, которое предложила Джил. – Надень его, – протянул он вешалку жене. – Я всегда любовался тобой в этом платье.

Энди всхлипнула, сдерживая слезы, и теснее прижала к себе полотенце.

Макс вынул вешалку и положил платье на кровать.

– Слушай, надевай и сделай легкий макияж. Машина ждет внизу, но время еще есть. Поздороваешься с моей матерью, и поедем.

– Прекрасно, – буркнула Энди, глядя, как Макс наносит на расческу каплю фиксирующего геля и приглаживает неразличимую выбившуюся прядь. Она надела платье для беременных. Джил и Макс правы, это единственный вариант, и ничего ужасного в этом нет. Элегантно? Нет. Сексуально? Нет. Зато платье налезало на ставшую огромной грудь, скрывало колыхавшийся живот и не подчеркивало еще не похудевший зад. Честно говоря, о большем Энди не могла и мечтать. К нему она надела супертонкие колготки со швом сзади и туфли от «Хлое» на среднем каблуке, которые прилично жали и до беременности, а сейчас ступни словно стиснули китайские башмачки. Не обращая внимания на тупую боль в икрах, обещавшую перейти в судороги задолго до конца вечеринки, Энди подкрасила губы новой сочно-красной помадой, которую купила по случаю, кое-как поправила укладку и развела плечи. Такая же, как до беременности? Не совсем. Но для той, кто недавно произвел на свет ребенка, все не так уж плохо.

Макс одобрительно присвистнул за спиной жены, наблюдая за ней в зеркало.

– Ах, какая соблазнительная мамочка, – сказал он, обнимая ее сзади.

Энди позволила ему задержать руки на ее колышущемся животе и уточнила:

– Тебя заводят валики жира? Признавайся!

Макс засмеялся.

– Ты прекрасно выглядишь! – Он попытался накрыть ладонью ее грудь. – А уж это вообще мечта!

Энди улыбнулась.

– Стало быть, фигура ничего?

– Фигура – и ребенок. На такую грудь и на ребенка я всегда согласен. – Он проводил жену в коридор, помог накинуть шелковый палантин и стиснул ей руку, когда из детской вышла Айла, неся сонную Клементину. За ними семенила Барбара, сверхэлегантная в сшитом на заказ платье-трубе с подходящим блейзером и лаковыми лодочками телесного цвета.

– Здравствуйте, Барбара, – сказала Энди, ощутив себя огромным неуклюжим танком рядом с тщательно причесанной и ухоженной свекровью. – Как мило с вашей стороны было зайти.

– Да, дорогая, надеюсь, это не покажется вторжением, но я много недель не видела свою внучку, а сегодня случайно оказалась рядом… – Барбара замолчала и оглядела коридор. – Вы здесь что-то поменяли? Картина новая? Или зеркало? Какое счастье! Должна сказать, мне никогда не нравился тот… коллаж, который вы так настойчиво выставляли.

– Мама, этот «коллаж» – выполненная в смешанной технике работа очень модного художника, чьи произведения выставлены в галереях по всей Европе, – сказал Макс. – Мы с Энди нашли картину в Амстердаме и влюбились в нее.

– М-м, знаешь поговорку – о вкусах не спорят, – прощебетала Барбара.

Макс виновато посмотрел на Энди. Та пожала плечами. Они были женаты уже год, и поскольку Энди не забыла, что свекровь написала Максу насчет выбора невесты, она уже не удивлялась ее словам.

В гостиной Барбара присела на краешек кресла, будто оно кишело клопами.

Энди не удержалась:

– Макс, напомни мне вызвать дезинсектора с утра в понедельник. Он сто лет не приходил, все сроки вышли.

Макс вопросительно посмотрел на жену. Барбара вскочила на ноги. Энди сдержала смех.

– Она нормально поела из бутылочки? – спросила Энди Айлу, удерживаясь, чтобы не отобрать своего ребенка у незнакомой девушки.

– Да, высосала все полностью. Я сменила ей подгузник и сейчас пойду укладывать. Но сначала она хочет попрощаться на ночь с мамой.

– О, иди сюда, детка, – сказала Энди, обрадовавшись возможности еще раз подержать Клементину. За это она была благодарна Айле и старалась изо всех сил скрыть свое беспокойство. – Ты будешь хорошо себя вести с новой няней? – Энди трижды поцеловала пухлые щечки дочери, прежде чем отдать ее Айле.

Девушка удобно устроила Клем у себя на руках и кивнула:

– Я почитаю ей «Спокойной ночи, Луна» и покачаю, пока не заснет. А потом…

– Не забудьте положить ее в спальный конверт, – перебила Энди.

Макс снова стиснул ей руку.

– Что? – удивилась Энди. – Это важно.

Айла поспешила ответить:

– Конечно. Я положу ее в конверт, почитаю «Спокойной ночи, Луна», покачаю, пока не заснет. Свет приглушу, но не погашу. Включу генератор белого шума. Она, наверное, проснется в полдесятого-десять и снова поест, но даже если нет, я покормлю ее сонную из бутылочки, которая стоит в холодильнике, правильно?

Энди кивнула.

– Если вдруг забудете, как пользоваться подогревателем для бутылочки, поставьте ее на несколько минут в кружку с горячей водой. Только не забудьте проверить температуру, прежде чем дадите ей.

– Энди, все будет в порядке, – сказал Макс, целуя Клем в лобик. – Присядь на минуту, и поедем.

– У вас есть оба наших номера? Мало ли что… На столе в кухне список телефонов для экстренных случаев. Моя мама сейчас в Техасе, она помочь не сможет… – Энди взглянула на Барбару, которая вдруг углубилась в какое-то чтение. – А лучше просто звоните 911…

– Обещаю, я о ней позабочусь, – сказала Айла со спокойной ободряющей улыбкой, но Энди все равно захотелось обзавестись «видеоняней».

Она вдруг замерла, не понимая, как это вышло. Ведь Энди уверяла всех и вся, что будет спокойной, позитивной матерью, которая не суетится из-за микробов, нянек или органических продуктов, которая способна смириться с судьбой и не сойти с ума. Но один взгляд на крошечного, беззащитного человечка, всецело зависящего от нее, изменил все в одну минуту. Энди оставляла Клементину только с матерью или – однажды, от безвыходности, – с сестрой Макса, и то потому, что должна была ехать к врачу и не хотела брать малышку в сомнительной чистоты приемную. Она вернула все детское постельное белье и ползунки, которые они получили в подарок, если не удалось со стопроцентной точностью подтвердить, что они не содержат ядовитых огнеупорных материалов. Возвращены были и все пластмассовые игрушки с надписью «Сделано в Китае» или без значка об отсутствии бисфенола А, поливинилхлорида и фталата. Нарушая обещания, данные себе, мужу и знакомым, Энди лезла из кожи вон, чтобы не нарушать режим Клементины, тщательно выверенное расписание кормлений, сна, игр и прогулок, которое было важнее всех и вся. Она превращалась в сумасшедшую, гипертрофированную клушу и ничего не могла с собой поделать.

Энди глубоко вздохнула, медленно выдохнула через рот и заставила себя улыбнуться.

– Я знаю. Спасибо! – И она проводила взглядом Айлу, уносящую Клем в детскую.

Голос свекрови вернул ее к реальности.

– Энди, дорогая, что это? – спросила Барбара, поднимая несколько сколотых между собой листков.

Энди присела на диван и взяла свой бокал шампанского, желая глотнуть для храбрости. Барбара, видимо, решила, что диван выглядит несколько безопаснее в смысле насекомых, потому что присела рядом с Энди и скрестила ноги.

– Вот это. Здесь написано «Полный список Миранды для младенцев». Это от Миранды Пристли?

Список был прикреплен кнопками к стенду над письменным столом – интересно, что понадобилось там Барбаре? – но у Энди не было сил поинтересоваться этим у свекрови.

– Да, этот список Миранда прислала сразу после рождения Клементины. Она недолюбливает людей как таковых, но, видимо, питает слабость к младенцам.

– Неужели? – пробормотала Барбара, пробегая страницы загоревшимися глазами. – Боже мой, здесь действительно все учтено!

– Это точно, – сказала Энди, глядя на список через плечо свекрови. Она чуть не упала в обморок, когда через пару недель после рождения Клем доставили коробку, завернутую в розовую бумагу и перевязанную белыми лентами, и серебряную погремушку от «Тиффани». В коробке была записка на именной бумаге Миранды Пристли «Поздравляю с прибавлением!», а под ней в полудюжине слоев тончайшей бумаги покоилось самое роскошное норковое одеяло, какое Энди когда-либо доводилось видеть. Вернее, единственное норковое одеяло, которое она вообще видела в своей жизни: мягкое, как шелк, и просто огромное. Энди немедленно сложила его, повесила в изножье собственной кровати и укрывалась им почти каждую ночь. Клем, чего доброго, испачкает одеяло рвотой или слюной, тогда как сама Энди за себя ручалась. Норка! Для младенца!.. Энди улыбнулась, вспомнив слова Эмили, что Миранда наверняка сама выбирала подарок, потому что ни одна секретарша не пришлет норковое покрывало на двуспальную кровать в качестве подарка новорожденной, даже если та принцесса. Кроме того, Энди достался еще и «Полный список Миранды для младенцев».

Двадцать две страницы сплошного текста через одинарный интервал. Содержание пестрело пунктами вроде «Вещи, необходимые в больнице», «Вещи, которые понадобятся дома в первые две недели», «Туалетные принадлежности для младенца», «Лекарственные средства для младенца» и «Инструкция по технике безопасности». Разумеется, тут были рекомендации, как собрать идеальное приданое для новорожденного (предпочтительно от «Жакади», «Бонпойнт» или «Ральф Лорен»): комбинезончики с коротким рукавом, комбинезончики с длинным рукавом, пижамы с мысочками, носки, башмачки, вязаные чепчики, варежки, брючки и рубашки для мальчиков, платьица и леггинсы или «песочники» для девочек. Махровые салфетки, полотенца, постельное белье для детской кроватки. Пеленальные одеяла, одеяла в коляску, одеяла с вышитой монограммой в кроватку. Не были забыты даже аксессуары для волос (упомянуты только достойные бренды). Но это было только начало. Ниже шли рекомендованные Мирандой педиатры, консультанты по кормлению, специалисты по детскому питанию, аллергологи, детские стоматологи, врачи, которые выезжают на дом. Перечислялись всевозможные ресурсы, которые могут понадобиться родителям, чтобы провести обрезание, крещение или выбрать имя: подходящие синагоги, церкви, мохели[8], организаторы банкетов, флористы. Декораторы, специализирующиеся по оформлению детской. Телефон ювелира из «Тиффани», который выгравирует монограмму ребенка на серебряных ложках, чашках и памятных табличках. Фирма, которая предлагает бриллианты отменного качества, чтобы папочка мог купить мамочке достойный подарок за сына или дочку. И наконец, самое важное – список людей, способных помочь растить и воспитывать упомянутых дочек и сыночков: ночные няни, няни на полный или неполный день, гувернантки, логопеды, трудотерапевты, консультанты по образованию и не меньше полудюжины агентств, лично проверенных Мирандой, которые предоставляют «правильных» специалистов.

Дочитав, Барбара с уважением положила список на стол.

– Как предупредительно со стороны мисс Пристли с тобой поделиться, – сказала она, наклонив голову набок и разглядывая Энди. – Должно быть, она и впрямь видит в тебе что-то особенное.

– М-м, – промычала Энди, не желая поколебать новообретенное уважение свекрови. Она прекрасно знала, что список составили и отредактировали секретарши, и единственным лестным фактом было то, что Миранда велела помощницам выслать этот список ей, Энди. Его и норковое покрывало, которым она без зазрения совести похвалилась перед Барбарой.

– Какая роскошь! – выдохнула та, когда невестка положила покрывало ей на колени, и решилась благоговейно погладить мех. – Какой уникальный и продуманный подарок для ребенка! Уверена, Клементина его просто обожает.

Макс вылил последние капли шампанского в бокал Энди. Себе и матери он долил «Пеллегрино».

– Мама, оставайся, если хочешь, но нам с Энди нужно идти. Машина ждет внизу двадцать минут, и теперь мы уже точно опоздали.

Барбара кивнула.

– Понимаю, дорогой. Я просто не могла упустить возможности увидеть внучку.

Энди великодушно улыбнулась.

– Клем это оценила, – солгала она. – Заходите в любое время. – Энди не стала напоминать, что Барбара даже не взяла внучку на руки и не погладила по голове. Свекровь восхищалась Клем с безопасного расстояния, пока ту держала няня. Энди начинала понимать, каково было Максу расти у такой мамаши.

Они с Барбарой встали. Энди холодно поцеловала свекровь в щеку, затем повернулась, ища свой клатч, и тут руки Барбары вдруг сомкнулись на ее запястьях.

– Андреа, я хотела тебе кое-что сказать, – произнесла она с акцентом старожила Парк-авеню.

Энди испугалась – Макс уже вышел в прихожую за пальто, а она никогда не оставалась наедине с Барбарой Харрисон и не готова к тому, чтобы…

Хватка Барбары стала сильнее, она подтянула к себе Энди настолько близко, что та вдохнула тонкие духи свекрови и разглядела складки вокруг ее рта, настолько глубокие, что не помогали даже новейшие дорогие гели-филлеры. Энди затаила дыхание.

– Дорогая, я только хотела сказать – не знаю, важно ли тебе это слышать, – но я считаю тебя прекрасной матерью.

У Энди отвисла челюсть. Настолько ее не поразило бы даже признание свекрови в непреодолимой метамфетаминовой зависимости.

Неужели причина этого приступа нежности в том, что Миранда Пристли сочла Энди достаточно важной персоной, чтобы удостоить ознакомления с детским списком? Скорее всего. Но Энди не возражала – в любом случае приятно услышать такое от свекрови, всегда считавшей ее не достойной своего сыночка. Приятно еще и потому, что это правда: конечно, у Энди есть недостатки, но она действительно хорошая мать.

– Спасибо, Барбара, – сказала она, сжав в ответ ладони свекрови. – Это для меня много значит, особенно из ваших уст.

Миссис Харрисон проворно освободила руки и смахнула воображаемую соринку, попавшую в глаз. Мгновение близости прошло. Но Энди все равно улыбалась.

– Я, пожалуй, пойду, – мелодично сообщила Барбара. – Сегодня мне никак нельзя опаздывать – там будут все. – Она надела поданное Максом пальто и подставила сыну щеку для поцелуя.

– Пока, мам. Спасибо, что зашла.

Судя по выражению лица Макса, он слышал их разговор.

Энди подождала, пока за Барбарой закроется дверь.

– Неужели чудеса на земле и вправду не иссякнут? – спросила она с улыбкой, накидывая кашемировый шарф. – Она разве что в любви мне не призналась.

Макс засмеялся.

– Давай не будем зазнаваться, – сказал он, но Энди видела, что муж тоже доволен.

– Она меня полюбила! – закричала она смеясь. – Всемогущая Барбара Харрисон преклоняется перед Энди Сакс, великолепной матерью!

Макс поцеловал жену.

– Ты же знаешь, что она права.

– Знаю, – с улыбкой ответила Энди.

Айла проводила их до двери.

– Обещаю, я позабочусь о Клем, – сказала она.

Не успела Энди ответить или еще раз поцеловать малышку, Макс проворно вывел ее в коридор, впихнул в лифт и усадил наконец на заднее сиденье «линкольна», напомнившего Энди, как напоминали все лимузины, о годе работы в «Подиуме».

– С Клем все будет прекрасно, – сказал Макс, нежно пожимая руку жены.

Подъехав к «Скайлайт Вест» на пересечении Тридцать шестой и Десятой авеню, они встали в длинную очередь дорогих авто. В пустых машинах ждали водители, из других выбирались красивые пары или подруги в вечерних нарядах. Энди распахнула дверцу, не дожидаясь, пока лимузин остановится.

– Ты можешь представить, что Эмили все это организовала за такой короткий срок? – едва слышно спросила она Макса, когда он помогал ей выйти. – Устроить праздник в честь нашего трехлетия – прекрасная идея, но сделать так, чтобы к мероприятию приложили руку Вера Вонг и Лора Мерсье, – это уже высший пилотаж.

Макс кивнул:

– Блестящая реклама. Зная Эмили, можно догадаться, что сегодня здесь будут одни селебрити, а ты знаешь, кто это особенно любит…

Энди непонимающе взглянула на него:

– Кто?

– «Элиас-Кларк»! Чувствуется знакомый сценарий: устроить показушную вечеринку, собрав всех знаменитостей, и подсуетиться, чтобы сообщениями об этом пестрели все завтрашние выпуски светской хроники. Это крайне полезно для престижа журнала, и не только потому, что повысится спрос среди читателей: Эмили знает, что сегодняшний праздник поднимет «Декольте» на новый уровень, сделав еще более лакомым для Миранды.

Макс сказал это деловым тоном, как бизнесмен, знакомый с медиаиндустрией, но замечание вызвало у Энди острую досаду. Разумеется, она прекрасно понимала коммерческую сторону увеселительного суаре, профинансированного рекламодателями, но как-то не задумалась, поднимет ли это рыночную стоимость журнала. Эмили в своем репертуаре… Больше всего ее раздражало, что Макс не желал понимать, отчего ее это раздражает.

Они дошли до лифта, чтобы подняться на крышу, но Энди потянула Макса в сторону и жестом предложила другим гостям – сплошь незнакомцам, одетым дорого и модно, – ехать без них.

– Тебе нехорошо? – спросил Макс.

У Энди сжалось горло. Ее сотовый завибрировал, и на экране выскочило сообщение.

– Эмили хочет знать, где мы, – сказала она.

– Ну брось, давай поднимемся и повеселимся, хорошо? – Макс взял Энди за руку, и она позволила увести себя в лифт.

Девушка в сексуальном красном платье забежала в кабину за мгновение до того, как двери закрылись.

– На крышу? – спросила она.

– На вечеринку «Декольте»? – в свою очередь, спросил Макс. Девушка улыбнулась.

– Я даже не приглашена, – сказала она. – Пригласили мою начальницу, и я упросила ее отправить меня, раз она не может. Если сегодня и стоит куда-то идти, то только сюда! – На ее лице мелькнула догадка: – Подождите, а вы не тот Макс Харрисон? Ой, как я рада познакомиться!

Они с Максом обменялись рукопожатием. У девушки был такой сияющий вид, будто она встретила Райана Гослинга.

Лифт открылся. Макс, подняв брови, невинно-лукаво поглядел на жену и улыбнулся. Энди решила немедленно найти Эмили и рассказать ей этот пикантный эпизод, но забыла обо всем, едва ступив на крышу. Ее окружило подлинное волшебство, сказка наяву. Площадка под открытым небом, казалось, тянулась на много миль, и лишь мигающие огоньки домов на горизонте отделяли праздник от острова Манхэттен. Впереди голубым и серым переливался Эмпайр-стейт-билдинг, возвышаясь над алой неоновой вывеской «Нью-Йоркера». Справа садилось за Гудзон солнце, окрасив небо и воду в эффектные фиолетово-оранжевые тона, а за рекой россыпью светящегося бисера уже мерцал Нью-Джерси. Повсюду, куда хватало взгляда, в деловых зданиях и торговых центрах гасли огоньки и тут же загорались в квартирах, барах и ресторанах – город переходил от работы к отдыху. С улиц внизу доносилась какофония звуков – завывания сирен, гудки такси, музыка, шаги и голоса множества людей. Теплым вечером в начале октября Нью-Йорк был оживлен и шумен, и Энди невольно подумала, что лучше города на свете нет.

– Нет, ты представляешь? – Эмили появилась словно из-под земли и схватила Энди за руку. Непозволительно прекрасную фигуру подчеркивало неоново-розовое платье-бандаж от «Эрве», идеально уложенные огненные локоны каскадом спадали на обнаженные плечи. – Скажи, обалденная панорама?

Энди не удивилась, что Эмили не спросила ее о Клементине или о самочувствии: она приезжала с визитом, когда Энди вернулась из больницы домой, привезла Клементине непомерно дорогой и крайне непрактичный кашемировый комплект – платье, шапку и варежки (в июне месяце) – и с тех пор не показывалась. Подруги устраивали телефонные конференции с коллегами-подчиненными, обсуждали рабочие вопросы, переписывались по десять раз на дню, но их дружба заметно охладела. Энди не знала, причиной тому ребенок или ее нежелание обсуждать предложение «Элиас-Кларк», или ей вообще все померещилось из-за чрезмерной впечатлительности, вызванной переизбытком гормонов, но она чувствовала – между ними что-то изменилось.

Макс показал, что идет в бар и вернется через минуту.

Энди повернулась к Эмили и попробовала пошутить:

– Ты платье как, укорачивала и ушивала? Неужели даже бандаж тебе недостаточно узок?

Эмили чуть отстранилась и придирчиво оглядела свой живот.

– Что, слишком тесное? Может, зеркало кривое? А мне казалось, хорошо смотрится.

Энди схватила подругу за локоть.

– Прекрати, ты великолепно выглядишь, а в китихе, вырядившейся в парашют, говорит зависть.

– Точно? Я тоже так подумала, но случаются же и проколы… – Она замахала руками: – То есть ты намного лучше выглядишь!

– Мерси, как великодушно с твоей стороны!

– Нет, я серьезно! Сиськи у тебя уже почти нормального размера, и туфельки от «Хлое» просто прелесть. – Эмили показала на толпу гостей: – Нет, ну ты веришь, что это происходит наяву?

Энди медленно повернула голову, разглядывая собравшихся на крыше. Чугунные чаши для огня сдерживали танцующие языки пламени. Над головой перекрещивались гирлянды белых миниатюрных лампочек. Вокруг были красивые люди, они смеялись и смаковали фирменный коктейль: божественно пьянившую смесь кофейного ликера «Патрон», сахарного сиропа, кориандра и лимонного сока. Гости непринужденно перемещались между тускло освещенным баром и низкими белыми диванами с акриловыми кофейными столиками, составленными своего рода мини-гостиными. Многие стояли у ограждения, восхищаясь бесконечной круговой панорамой.

Эмили затянулась сигаретой и медленно выдохнула. Энди уже не была беременна. Одна сигарета ее не убьет. Она показала на пачку.

– Хочешь? – спросила Эмили, и Энди кивнула.

Первая затяжка обожгла горло – дым сначала показался отвратительным на вкус, но вскоре это прошло.

– Боже, как хорошо…

Эмили подалась ближе.

– Фотографирует Патрик Макмиллан. Вроде бы здесь Мэтт Деймон и его прелестная жена, но я их еще не видела. Явилась целая стая моделей «Виктория сикрет», поднимают мужчинам настроение. Агата получила сообщение от агента Олив Чейз, что они с Клинтом, возможно, заедут после другого мероприятия в Трайбеке. Не знаю, как это вышло, но, похоже, у нас сегодня получилась вечеринка года.

Макс вернулся, подал Энди коктейль из текилы с кориандром, а себе оставил воду.

– Эм, извини, я не знал, чего ты хочешь.

Эмили мгновенно унеслась в бар, не успела Энди и глазом моргнуть.

– Сто лет не видел, чтобы ты курила, – сказал Макс, глядя на сигарету в руке жены.

Энди снова затянулась, наслаждаясь сигаретой и выражением удивления на лице мужа.

Рядом на диване Майлс разговаривал с одной из сотрудниц «Декольте», а именно с Агатой, явившейся в белом креповом платье без рукавов. Микроскопическую талию стягивал золотой ремень в виде змеи, и в тон ему были подобраны золотистые парчовые туфли, которые на любой другой выглядели бы дешево и излишне броско, но Агате лишь добавляли пикантности. Энди не понравилась чересчур дружеская атмосфера на белом диване, но не успела она об этом задуматься, как Майлс заметил ее и вскочил на ноги.

– Предлагаю тост, – объявил он, держа на отлете глиняную кружку с пивом. – За Энди и Эмили – где там она ходит? – которым удалось превратить свадьбы в нечто красивое, интересное и стильное. Как видите, не только мы так думаем…

Все за столом засмеялись.

Майлс чокнулся сперва с Энди, затем с Агатой.

– С днем рождения, «Декольте»! В три года еще никто не выглядел так замечательно!

Энди натянуто улыбнулась и звякнула своим бокалом о другие. Поговорив еще минуты две, она извинилась и пошла искать Эмили, а заодно убедиться, что огромный свадебный торт, заказанный у Сильвии Вайнсток (единственный вклад Энди в организацию вечера), готов к торжественному выносу.

Энди проходила мимо маленького бара в углу, когда услышала, что чей-то знакомый голос зовет ее по имени. «Не может быть», – решила она и даже не повернула головы. Сейчас он живет в Лондоне и практически не бывает в Нью-Йорке. Да и в списке приглашенных его нет. И только почувствовав теплое прикосновение к своей руке, Энди поняла – не показалось.

– Как! Уже и не здороваемся? – сказал он, притянув Энди к себе. Как всегда, он был одет в европейского покроя (то есть обтягивающий) костюм и белоснежную рубашку без галстука, расстегнутую всего на одну пуговицу, но все равно открывающую слишком много. На щеках однодневная щетина, вокруг глаз пара новых морщин, но это ничуть не уменьшало его сексуальности. И смотрел он на Энди с выражением, дававшим понять, что он это знает.

Оставалось одно – скрыть рвущееся наружу раздражение, забыть об отсутствии украшений и набранном весе (переместившемся после родов на задницу, бедра и грудь) и взять ситуацию под контроль. Энди гордо выпятила пышный бюст, пока Кристиан Коллинсворт оглядывал ее фигуру.

– Кристиан? – вполголоса спросила она. – Что ты тут делаешь?

Он засмеялся и отпил из своего бокала. Энди даже не сомневалась, что там экстрасухой джин с тоником.

– Ты думаешь, я могу быть в Нью-Йорке, прослышать о вечеринке года и не заехать? Особенно когда здесь празднуют достижения моей Энди?

Она попыталась, в свою очередь, небрежно засмеяться, но получилось какое-то конское ржание: утробное и слишком громкое.

– Твоей Энди? – Она подняла левую руку: – Я замужем, Кристиан. Помнишь свадьбу, на которой ты был в прошлом году? У нас уже дочка.

У Кристиана на щеках заиграли ямочки. В его улыбке таилась изрядная доля насмешки и снисходительности.

– Слышал, но не знал, верить или нет. Поздравляю!

Не знал, верить или нет? Неужели мысль о том, что она может быть матерью, настолько неестественна, что не укладывается в голове?

Через мгновение его рука оказалась на пояснице Энди – там, где раньше начинался крутой изгиб, а теперь валиками собрался жирок – из-за задницы, которая рвалась наружу из спандекса и ни за что не желала помещаться в утягивающее белье. Кристиан легонько сжал пальцы, и Энди в ужасе отпрянула.

Он театрально всплеснул руками.

– Как, ты еще и мормонкой заделалась? Или твой муженек сейчас выскочит из-за угла и даст мне в нос за то, что я тронул его собственность? – И снова заиграла улыбка. – Брось, возьми себе выпить и расскажи, что еще интересного случилось.

Где-то в глубине души Энди знала, что ей надо извиниться и пойти помочь Эмили, созвониться с няней, найти туалет – все, что угодно, лишь бы не плестись, как на веревочке, в бар за Кристианом Коллинсвортом, но она не смогла уйти. Она приняла текилу, предложенную Кристианом, и сдержала желание облокотиться на стойку уверенно, сдержанно и сексуально. Сейчас она могла лишь держаться прямо и стараться не брызнуть молоком из отяжелевших грудей.

– Как назвали дочку? – спросил Кристиан, глядя прямо в глаза Энди и одновременно ухитряясь делать вид, что ему все равно.

– Клементина Роуз Харрисон. Родилась в июне.

– Мило. Как ты адаптировалась к роли матери?

Дело зашло слишком далеко, и Энди обрадовалась, когда к ней вернулся голос.

– Перестань, Кристиан. Неужели тебе действительно хочется обсуждать режим сна и пеленки? Отчего бы не поговорить на твою любимую тему – как ты поживаешь с последней нашей встречи?

Он отпил из своего бокала и вроде бы призадумался.

– Должен сказать, хорошо. Ты знаешь, что я сейчас живу в Лондоне? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Это пошло мне на пользу. Появилось много времени писать, возможность путешествовать по Европе, видеть новые лица. От Нью-Йорка я… устал.

– М-м.

– Согласна? Разве тебе в какой-то момент не хотелось оказаться где угодно, лишь бы не здесь?

– Вообще-то я…

– Энди, Энди, Энди. – Кристиан склонился к ней, играя несправедливо длинными ресницами. – Разве нам плохо было вместе? Что с нами произошло?

Энди невольно захохотала.

– Ты имеешь в виду, когда мы проснулись в твоем люксе на вилле д’Эсте и ты спросил, не хочу ли я познакомиться с твоей девушкой, которая чисто случайно тоже должна была приехать в тот день? Ничего, что мы уже полгода встречались?

– Я бы не сказал…

– Извини. Спали вместе уже полгода.

– Все не так просто. Строго говоря, она не была моей девушкой. Создалась непростая ситуация…

Внимание Энди привлекло фисташковое пятно в толпе.

– Энди? – Кристиан придвинулся еще ближе, но она вдруг потеряла к нему всякий интерес.

Бледно-зеленое пятно превратилось в неумолимо надвигавшееся пончо из перьев. Не успела Энди внутренне собраться, как Найджел сгреб ее в охапку и прижал лицом к своему пушистому плечу.

– Дорогая! Как я надеялся тебя увидеть! Ну и вечер вы, девочки, закатили! Я восхищен!

Кристиан наклонился и прошептал ей на ухо:

– Ты могла бы хоть поздороваться.

Энди поглядела на его улыбку и ямочки, и на долю секунды ей захотелось снова повторить один из их прежних долгих чувственных поцелуев.

Найджел, не обращая внимания на потрясение Энди, отстранил ее за плечи и расцеловал в обе щеки.

– Мы явились в полном составе. Никому не хотелось пропустить такой прелестный праздник!

Услышав это заявление, Энди чуть не лишилась чувств. Неужели такова цена успеха? Постоянное, неизбежное, кошмарное присутствие Миранды в ее жизни? Неужели ей обязательно в первый свой выход в свет после родов иметь дело с Мирандой Пристли в дополнение к обиженной на нее подружке, неверному бывшему бойфренду и готовым взорваться грудям?

К счастью, Кристиан подошел поздороваться с Найджелом. Они почти сразу начали оживленно обсуждать расписание ближайшей Недели моды, и Энди смогла незаметно высмотреть сотрудников «Подиума»: Серена, Джессика, три-четыре трещотки разных степеней великолепия, с копнами густых блестящих начесанных волос, в крошечных платьицах, на высоченных каблуках; подтянутые руки, плоские животы, загорелые ноги и блестящие украшения. В них не было ни единого промаха или огреха: каждая была по-своему красива, а вместе они составляли настолько ослепительный ансамбль, что это казалось положительно несправедливым.

– А Миранда не пришла? – невпопад спросила Энди, перебив Найджела и Кристиана.

Они повернулись и уставились на нее. Кристиан глядел с сочувствием – таким взглядом провожают в метро буйных сумасшедших. Найджел еле сдержал смех.

– Нет, милая. Или ты думаешь, Миранде нечем заняться, кроме как ехать сюда? Не будь твой вопрос столь эгоцентричным, он показался бы почти любезностью… – великодушно улыбнулся он.

Энди в ужасе взглянула на Найджела:

– Нет, я не то чтобы хочу ее здесь видеть…

Найджел медленно кивнул и повернулся к Кристиану, который даже не попытался сгладить возникшую неловкость. Ситуацию спас Макс, который подошел сзади и сделал большой глоток из бокала жены.

– Милый, – нежно сказала Энди без всякой нужды, с удовольствием отметив, как на секунду Кристиан изменился в лице. – Макс, ты помнишь Кристиана Коллинсворта? С Найджелом вы, конечно, знакомы.

– Рад встрече, – одновременно сказали Макс и Кристиан, пожав друг другу руки. Энди испытала мимолетную гордость, когда Макс снисходительно похлопал по спине ее бывшего любовника: он был гораздо выше и мужественнее Кристиана.

Найджел схватил с проносимого подноса коктейль с розовым зонтиком и отсалютовал им Максу, прежде чем деликатно отпить.

– Как прелестно снова видеть вас, мистер Харрисон, – пропел он.

– Отличная вечеринка, не правда ли? – похвалил Макс, отпивая содовой. – Кто бы мог поверить, что журнал, которому всего три года, соберет столько гостей?

Энди залилась краской, сообразив, что Макс набивает цену перед Найджелом, но тот словно ничего не заметил.

– Все девушки любят свадьбы. Даже эта! – Он кокетливо показал на себя.

Макс и Кристиан недоумевающе взглянули на него, и только Энди поняла сразу.

– Вы с Нейлом решили официально пожениться?

Найджел расплылся в улыбке.

– Я уже заказал наряд у Карла. Представь себе коктейль из Джеймса Бонда и «Красотки» с легкой примесью Мэри Поппинс – для полного восторга.

Трое его собеседников с энтузиазмом закивали.

Кристиан воспользовался моментом, извинился и отошел. Энди обратила внимание, что Макс смотрит ему вслед.

– Должно получиться очень красиво, – сказала Энди, не в силах даже представить себе подобный наряд.

– Это будет свадьба года, – отозвался Найджел безо всякой иронии или скромности.

Энди в голову пришла идея – настолько удачная, что в первые секунды ошеломила даже ее саму.

– Слушай, мне стыдно признаться, но «Декольте» еще ни разу не освещал однополые браки. Я должна еще переговорить с Эмили, но я уверена, ей тоже понравится, если ты позволишь нам написать о твоей свадьбе. Гарантируем обложку и подробное интервью о том, как вы познакомились, начали встречаться, обручились – словом, обо всем. Пока я ничего не могу обещать, но, возможно, нам удастся пригласить Сен-Жермена или Тестино…

Что-то в улыбке Найджела – лукавой, проницательной, но не лишенной сочувствия, – заставило Энди замолчать на полуслове.

– Прекрасно, просто прекрасно, – сказал он, качая головой. – Просто судьба!

– Так идея тебе нравится? – с надеждой спросила Энди, уже представляя восторженную реакцию Эмили.

– Очень нравится, дорогая. Мы с Мирандой обсуждали это не далее как сегодня утром и согласились, что моя свадьба достойна обложки. Правда, она предпочитает Демаршелье, а я считаю, что лучше Марио, но в любом случае все будет замечательно. Обожаю, когда идея одновременно приходит в головы разным людям.

– Вы обсуждали это с Мирандой? – недоуменно переспросила Энди. Ее почти сразу охватило разочарование. – Но мне казалось, в «Подиуме» о таком не пишут…

– Ты так любезна, дорогая! – визгливо завопил Найджел. – Конечно, это не для «Подиума», это формат «Декольте»!

Энди в замешательстве посмотрела на него.

– Так ты хочешь поговорить об очерке? Мы были бы очень рады заня…

И снова она замолчала при виде выражения лица Найджела.

– Вообще ни о чем не надо говорить, дорогая. Все уже решено.

Энди метнула взгляд на Макса, который смотрел в пол.

– Ты, видимо, говоришь о предложении «Элиас-Кларк» приобрести «Декольте»? – уточнила она в замешательстве.

Повисла пауза. Найджел уставился на Энди так, как будто она только что предложила прокатить его на своем космическом корабле.

– Предложение еще в стадии обсуждения. Оно, конечно, очень интересно, – солгала она, – но мы пока ничего не решили.

Последовала новая мучительная пауза.

Найджел по-отечески улыбнулся.

– Ну конечно, дорогая.

Макс кашлянул.

– Как бы там в итоге ни вышло, все согласны, что это будет прекрасный репортаж. Еще раз мои поздравления. А теперь извините меня, но я намерен похитить у вас Энди на минуту.

Найджел мгновенно сбежал к остальной команде «Подиума», не успели Макс с Энди и шага сделать.

– Что это было? Может, я ослышалась? – ошарашенно спросила Энди, принимая от Макса бокал вина.

– Ты о чем? Найджела переполняет восторг? Хороший показатель, что он так радуется появлению своей свадьбы в «Декольте».

– Да, но он говорит об этом как о совершенной сделке, будто Миранда уже владеет журналом и принимает решения. Разве он не знает, что вопрос пока открыт? – «Под словом “пока” я имею в виду “навсегда”», – про себя добавила Энди.

– Я бы об этом не волновался, – пожал плечами Макс. – Ты всегда говорила, что Найджел легко увлекается.

Энди кивнула, хоть и не могла избавиться от цепенящего ужаса, поселившегося внутри. От одного предположения, что Миранда будет решать, какие свадьбы освещать в журнале и кто будет проводить фотосъемку, ее бросило в пот. Энди еще отчетливее поняла, что никогда не согласится на это.

– Дорогая, позволь мне попрощаться, – томно сказал ей на ухо подошедший сзади Кристиан. Энди смутилась, когда он обнял ее за бедра и расцеловал в обе щеки. Повернувшись к Максу, который готов был убить его взглядом, Кристиан добавил: – Рад был увидеться. Мои поздравления с прекрасной супругой – лучше вы и выбрать не могли.

Рука Макса, обнимавшая Энди за плечи, напряглась. Он сухо кивнул Кристиану и увел Энди к столику.

– Необязательно быть таким грубым, – упрекнула она, хотя в душе была довольна реакцией Макса, означавшей «отвали от моей жены вместе со своим костюмом в обтяжку и ямочками на щеках».

– Да перестань! Грубый сказал бы этому типу прекратить в открытую приударять за чужой женой и убраться с глаз долой. Как ты вообще могла с ним встречаться?

Энди благоразумно не стала выводить Макса из заблуждения, что у них с Кристианом было что-то, кроме секса. Она взяла мужа за руку и подхватила воодушевленное «С днем рождения, “Декольте”» вслед за гостями. Допев, все восторженно закричали.

Следующие три часа пролетели в вихре угощения, музыки, болтовни и даже танцев. Энди говорила с десятками, а может, с сотнями людей, и хотя нисколько не была пьяна – она рано перестала пить, помня, что под утро нянчить Клем придется ей, – не запомнила ни слова. Зато в память врезался разговор с Найджелом. Почему он уверен, что сделка неизбежна? Энди захотелось спросить об этом у Эмили, но, увидев, как подруга ест кусок вайнстоковского торта, решила не портить праздник и воздержаться от разговора об «Элиас-Кларк». Энди по-прежнему надеялась – иррационально, без всяких оснований, – что проклятое предложение как-нибудь забудется само по себе. Она расцеловала на прощание подругу, поздравила ее с огромным успехом вечеринки и села вместе с Максом в такси.

Когда машина затормозила перед домом, Энди буквально бегом бросилась в подъезд. Она еще ни разу не оставляла Клем так надолго и сейчас просто не могла вытерпеть лишней секунды. Она подхватила только что проснувшуюся дочку на руки и прижалась губами к теплым розовым щекам, борясь с желанием их укусить. Личико Клем сморщилось, и раздался знакомый крик.

– Как она? – спросил Макс, расплатившись с Айлой и усадив ее в такси.

– Прекрасно, как всегда. Проснулась точно к ночному кормлению.

Макс взял Клем на руки, а Энди сбросила туфли, высвободилась из платья и убийственно тесного спандекса, который сразу полетел в мусорное ведро. Забравшись обнаженной под легкое одеяло, она упала спиной на гору подушек и застонала от удовольствия.

– Дай мне мое дитя, – шутливо сказала она, протянув руки.

Макс подал ей хнычущий сверток, и весь мир с Найджелом, Эмили, «Декольте» и Мирандой Пристли канул в блаженное небытие. Перевернувшись на бок, Энди расстегнула пижамку дочери и положила ладонь на ее теплый животик. Поглаживая малышку по грудке и по спинке, Энди тихо шептала ей на ушко, направляя грудь ко рту Клем, и с облегчением выдохнула, когда она начала сосать. Макс накрыл их одеялом. Энди прижалась губами к макушке Клем, продолжая поглаживать ей спинку медленными, ровными кругами.

– Как красиво, – сказал Макс хриплым от волнения голосом.

Энди улыбнулась мужу.

Макс, не раздеваясь, прилег рядом с ними на постель.

Энди еще пару минут смотрела, как ест дочурка, а потом увидела, что Макс лежит с закрытыми глазами, с легкой улыбкой на губах. Не раздумывая, она сжала ему руку повыше локтя. Глаза он не открыл, но Энди почувствовала, что он не спит. Неожиданно на нее волной нахлынули покой, надежда, комфорт. Энди так давно не произносила этих слов и хотела, чтобы он знал.

– Я люблю тебя, Макс, – прошептала она.

Глава 18

Прекрати болтать и отойди!

Энди осыпала личико Клем поцелуями, прежде чем передать ее Айле. Малышка улыбнулась и потянулась к маме, и слезы снова полились ручьем, причем плакала не Клем. Неужели ей теперь каждый день рыдать, как безумной? Когда-нибудь Клементина будет уходить по утрам в четвертый класс с рюкзачком за спиной и тугими хвостиками, провожаемая безутешно ревущей мамашей до автобусной остановки?

– Ты всего три дня как вернулась к работе, – ободряюще сказал Макс, наблюдая за столь эмоциональным прощанием. – Скоро будет легче.

– Неужели сегодня только среда? – спросила Энди, осторожно промокая веки.

Макс придержал дверь, и Энди заставила себя выйти на площадку. Ее обуревали смешанные, горько-радостные чувства: она ужасно скучала по Клем и страдала от необходимости оставлять ее на целый день, но вернуться к работе оказалось неожиданно приятно: взрослые разговоры, чистая одежда, не запачканная детской рвотой, и использование мозгов для чего-то, кроме исполнения «Спи, моя радость, усни».

– Поедем вместе на такси? – спросил Макс. Он подошел к обочине и поднял руку.

– Не могу, дела. После работы не успеваю.

Подъехало такси. Макс поцеловал жену и сел на заднее сиденье.

– Держи меня в курсе, хорошо?

Энди нахмурилась.

– Айла же пишет тебе сообщения?

– Я имею в виду ваш с Эмили разговор. – Энди прекрасно знала, что муж имеет в виду, но разыграла недоумение. – У вас же сегодня большое заседание для обсуждения следующего шага?

– М-м, – утвердительно хмыкнула Энди. Ей захотелось побыстрее уйти. – Удачного дня!

Макс захлопнул дверцу, и такси сорвалось с места, как гоночный автомобиль. Энди взглянула на часы. Восемь утра. Прошли дни чашечки кофе, свежих смузи и походов в спортзал, хотя Макс по-прежнему наведывался в «Эквинокс» минимум трижды в неделю. Энди не возражала: она с удовольствием проводила эту пару часов с дочерью, устроившись в кровати или играя с ней на специальном ворсистом коврике. Это были самые лучшие моменты дня.

Энди разбирала свою одежду, когда приемщик в химчистке, эквадорец сорока с лишним лет, всегда угощавший Энди жевательными карамельками, громко поздоровался с кем-то.

– О, новый клиент! Добро пожаловать, мистер!

Энди не обернулась.

– Сколько будет стоить укоротить эту юбку? – спросила она. – На несколько сантиметров? Я хочу, чтобы она заканчивалась над коленом, а не посередине.

Приемщик кивнул, а сзади послышалось замечание:

– Можно и посильнее укоротить, с твоими-то ногами!

Голос вызвал знакомую дрожь в пальцах ног, и Энди, даже не оборачиваясь, поняла, что это Алекс.

Ее Алекс, ее первая любовь, мужчина, за которого, не сомневалась Энди, она выйдет замуж. Он был рядом все четыре года университета, безумный год работы в «Подиуме» и в последовавший период охлаждения. Они вместе проводили отпуска. Он посещал воскресные обеды в доме ее родителей, дни рождения и вечеринки, когда было что отметить. Он знал, что Энди терпеть не может нарезанные помидоры, но любит томатный соус, не смеялся, когда она вцеплялась ему в руку, если самолет попадал в зону турбулентности. За почти шесть лет он изучил каждый сантиметр ее тела не хуже, чем своего.

– Привет, – выдохнула она, не раздумывая бросившись в открытые объятия.

Он поцеловал ее в щеку, как молодой дядюшка – бесцеремонно, восхищенно и платонически.

– Я говорил серьезно, Энди. В твоем преклонном возрасте рано становиться консервативной.

– Преклонном? – с притворным гневом переспросила Энди. – Насколько я знаю, ты на два месяца старше!

Алекс отодвинул Энди от себя, держа за локти, и медленно осмотрел. Нескрываемая симпатия, широкая улыбка, этот замечательный одобрительный кивок – и Энди вдруг стало очень комфортно. Она даже почувствовала себя уверенно. Хотя она еще не сбросила около пяти килограммов из набранных за беременность и тело оставалось довольно рыхлым, она почувствовала себя привлекательной.

– Потрясающе выглядишь, просто светишься. Я слышал, тебя можно поздравить с малышкой Клементиной?

Энди посмотрела на него. Теплота, прозвучавшая в голосе Алекса, застала ее врасплох. Казалось, он искренне рад за нее.

– Твоя мама сказала?

Он кивнул.

– Надеюсь, ты не рассердишься, но она прислала мне твои снимки из больницы, сделанные в первые дни. Видимо, твоя мама была настолько счастлива, что отправила фотографии всему списку адресатов. Дочка у тебя красавица, и вы с мужем выглядели очень счастливыми.

– Чем еще могу быть полезен? – поинтересовался приемщик.

– Извините, мы уже уходим. Спасибо.

Энди вышла за Алексом на улицу, стараясь, так сказать, жить настоящим, но мысли упорно возвращались к первым фотографиям Клем. На них была сама Энди через несколько минут после родов, потная, без макияжа и бледная, как смерть; Клементина, покрытая кровью и первородной смазкой – затем ее вытерли, – красная и с куполообразной головкой; небритый Макс, которого, судя по виду, то ли тошнило, то ли переполнял восторг. То были снимки очень интимного момента в жизни молодой семьи, и Алекс их видел! Энди готова была пристукнуть свою мать или всерьез с ней поссориться, но в глубине души была рада, что Алекс тоже как бы причастен к тому событию.

– Куда ты направляешься? – спросил он. – У тебя есть время выпить кофе?

Энди взглянула на часы, уже зная, что согласится, независимо от наличия времени. Почему на первое место она должна ставить работу?

– Э-э, да, с удовольствием. Я только на этой неделе вернулась к работе, поэтому, наверное, никто не удивится, если я немного опоздаю.

Алекс улыбнулся и предложил ей согнутую руку. Они миновали «Старбакс», «Хороший хлеб» и «Хлеб насущный», и Энди задалась вопросом, куда они идут.

– Рада, что вышла на работу? – спросил Алекс на ходу. Уже становилось холодно, так что дыхание вырывалось изо рта маленькими облачками, однако солнце светило ярко, и от утренней свежести в душе пробуждалась надежда.

Первый же вопрос попал в самое чувствительное место. Энди думала об этом каждую минуту: прошло три дня, а ей по-прежнему мучительно тяжело оставлять Клем. Но жаловаться не годилось: сама себе начальница, гибкий график, нормальный рабочий день. Ей никогда не придется жертвовать визитом к врачу или выходить на работу простуженной. Айла оказалась просто сокровищем – Энди теперь полностью ей доверяла, – да и миссис Сакс проводила с внучкой один день в неделю, заодно проверяя, все ли в доме в порядке. У Энди хватало денег на прекрасную няню, ей помогали родственники, у нее были заботливый муж и некапризная малышка, легко привыкшая к своему режиму питания, сна и игры, и все равно она не знала, как гармонично все это сочетать. Как в таком случае справляются женщины, у которых несколько детей, ненормированный рабочий день, низкая зарплата и почти никакой помощи, Энди даже представить себе не могла.

– В общем, да, – машинально ответила она. – Мне очень повезло с мужем и няней, они мне очень помогают.

– Все равно нелегко каждый день оставлять малышку. Конечно, хорошо вырваться из дому, общаться со взрослыми, заниматься работой, но ты, должно быть, скучаешь по дочке.

Алекс сказал это просто, с сочувствием и без всякого осуждения. У Энди в горле встал огромный ком.

– Я так по ней скучаю, – подтвердила она, силясь не заплакать, и подумала о Клементине, которая сейчас лежит на игровом мате и болтает ножками, а скоро получит бутылочку теплой смеси и будет укладываться на первый дневной сон. Проснется она веселая, воркующая, вся розовая и теплая, немного помятая после сна, с прелестно спутанными волосиками. Если закрыть глаза, можно вспомнить запах ее шейки и бархатистую кожу, увидеть прелестные щечки, румяные, словно яблоки. Хотя у Алекса нет своих детей, Энди чувствовала, что он все понимает.

Алекс повел ее вниз по ступенькам в практически незаметную булочную, походившую не то на подпольный ночной клуб времен «сухого закона», не то на парижское кафе. Они сели за длинный пустой стол. Энди проверила телефон, пока Алекс ходил к прилавку делать заказ.

– Как всегда? – спросил он, и Энди кивнула. – Вот, держи! – Он поставил перед ней пенный латте без кофеина, причем не в кофейной чашечке, а чуть ли не в миске, и отпил глоток своего кофе со льдом. Все было так, словно они расстались только вчера.

– Спасибо, – сказала Энди, как можно деликатнее слизывая пену. – Теперь твоя очередь. Можешь начать с того, как ты нашел это замечательное кафе всего в шести кварталах от моего дома, притом что я здесь в первый раз.

– Жаль, что за этим не стоит какая-нибудь крутая история, – я вычитал о нем в путеводителе.

Энди приподняла брови.

– Я недавно вернулся в город и почувствовал, что совершенно отстал от жизни. Тогда я купил один из путеводителей «Не для туристов», которые как раз для туристов. Там упоминалось это заведение, а в примечании говорилось, что сюда ходят только местные или посвященные.

– Куплю этот чертов путеводитель, как только доберусь до компьютера, – улыбаясь, пообещала Энди. Она сделала новый глоток. – Где ты живешь?

– В Вест-Виллидж. Знаешь угол Кристофер и шоссе? Раньше район был захудалый, но сейчас заметно облагородился.

– А вещи в химчистку в Челси возишь? – не удержалась Энди.

Алекс посмотрел на нее с долей юмора, словно говоря «я тебя насквозь вижу».

– Нет, то, что в чистку, я сюда не вожу. Я приехал на выставку в музее Рубина. Увидел тебя на улице и вошел следом.

– Музей Рубина?

– Искусство Гималаев. На пересечении Семнадцатой и Семидесятой. Только не говори, что ты и о музее никогда не слышала!

– Конечно, слышала! – возмутилась Энди, каждый день ходившая мимо того перекрестка. Правда, в музей зайти все времени не было. – А что привело тебя в Нью-Йорк? Ты же закончил учебу, получил диплом? Вроде мама что-то такое говорила. Поздравляю.

Если Алексу, как Энди, показалось странным, что о жизни друг друга они узнают через матерей, он не подал виду.

– Да, весной я закончил учебу и остался на лето в Вермонте – отдохнуть, расслабиться. Вернулся сюда в конце августа, в самое пекло, и начал заново знакомиться с городом. Никак не привыкну, сколько же всего изменилось с тех пор, как… я был тут в последний раз.

Они помолчали, вспоминая.

– На самом деле Нью-Йорк не меняется. Это в центре жизнь кажется иной, – сказала Энди.

– Может быть. А может, ты и я столько работали, что не имели возможности познакомиться с городом. У меня была пара свободных месяцев, я и бродил по улицам. На следующей неделе приступаю к работе. Думал – обрадуюсь, но настроение только лодырничать и шляться по городу.

Энди пила кофе, стараясь не думать о том, что Алекс рано или поздно упомянет свою вторую половину. Пока он старательно придерживался одинокого «я» и не назвал подружку как причину остаться на лето в Вермонте, переехать в Нью-Йорк или неделями шататься по городу. Мать Алекса утверждала, что они вот-вот поженятся, но, похоже, ничего подобного не намечалось. Может, они расстались?

– Чему ты улыбаешься? – спросил Алекс, улыбаясь в ответ.

Испугавшись, что он угадает ее мысли, Энди помотала головой:

– Просто так. Говоришь, в понедельник на работу? Куда ты устроился?

– В новую школу в Вест-Виллидж. Называется «Имэджин». До начала занятий буду помогать составлять расписание, а по должности я завуч.

– «Имэджин», «Имэджин»… Знакомое название. – Энди напрягла память. – Это такая международная сеть элитных частных школ, когда ученик может переехать из Нью-Йорка в Шанхай или в любое другое место, где есть «Имэджин», и не потерять год?

– Верно, та самая.

– О них только что была большая статья в «Таймс». Тысячный лист ожидания, хотя одна начальная школа стоит пятьдесят штук в год!

– Она не дороже других частных школ Манхэттена, если считать помесячно, просто у нас круглогодичное обучение. Исследования показали, что из-за летних каникул ученики радикально отстают от своих азиатских ровесников, которые отдыхают меньше трех месяцев в году.

Энди через стол потыкала пальцем в его бицепс, удивившись каменной твердости мышц. Прежний Алекс иногда выходил на пробежку или играл во дворе в баскетбол, но новый, похоже, серьезно занимался спортом.

– Стало быть, теперь ты завуч самой интересной, снобистской и самой дорогой частной школы в Соединенных Штатах, мистер «Преподавай для Америки»?

Алекс невесело улыбнулся.

– Третьей в мире по дороговизне, если быть точным. Первые две тоже наши – в Гонконге и в Дубае. Там еще дороже. Но должен сказать, программа у нас действительно потрясающая.

Энди посмотрела на стол и снова на Алекса, игравшего с соломенной оберткой чашки. Она разрывалась между желанием вести себя сдержанно с человеком, которого не видела несколько лет, и высказаться начистоту, как у них с Алексом, к их гордости, прежде было заведено.

– В общем, диаметральная противоположность твоей прежней работе. Ты доволен?

Видимо, ее слова задели Алекса за живое: он заметно вздрогнул.

– Как я уже сказал, там прекрасная учебная программа, и должность завидная. Хотел бы я остаться в некоммерческом образовании? Возможно. Но я получал очень мало, едва хватало на жизнь, и… видимо, я стал слишком стар для этого.

Вот и вылезло, как шило из мешка. Он не сказал прямо, но в этом не было нужды. Алексу нужна хорошо оплачиваемая работа, потому что он либо обзавелся, либо хочет обзавестись семьей.

На языке вертелись тысячи слов, но ни одно не казалось подходящим или уместным. Когда Энди уже хотела пробормотать «хм» или «понятно», Алекс сказал:

– С тех пор как у брата моей девушки появился ребенок, она ни о чем другом не говорит. А насколько я знаю, дети – дорогое удовольствие.

– О да, – сказала Энди и даже удивилась, что ей удалось выдавить хотя бы это. А ведь так хорошо сидели… Флиртовали в рамках приличия, радовались встрече, искренне интересовались жизнью друг друга. Но ребенок?.. Учитывая, что она сама замужем и нянчит здоровую девочку, у Энди вряд ли было право расстраиваться от такой новости. Как любой нормальный человек, она должна была только порадоваться, что Алекс, которого она всегда любила, нашел наконец свое счастье. Но Энди от такого известия чуть не стало плохо.

Зазвонил ее сотовый. Еще никогда Энди так не радовалась звонку, но, увидев, что звонит Эмили, нажала «отклонить» и бросила телефон в сумку.

– У тебя там в самом деле высветилось «Эмили Чарлтон»? – удивился Алекс.

– Да, та самая. Единственная и неповторимая.

– Не могу представить, что вы стали подругами. Полный разрыв шаблона. Вы же ненавидели друг друга!

– Не просто подругами – лучшими подругами. И деловыми партнерами. Мы подружились на кулинарных курсах. У нас нашлась важная общая черта: она ненавидела Миранду не меньше моего…

Энди замолчала: она вдруг поняла, что изменилось в их с Эмили отношениях. Эмили с кулинарных курсов искренне называла Миранду свихнувшимся торнадо в юбке, который намеренно сеет повсюду разорение и разрушение и которого следует избегать любой ценой. Теперь вместо того чтобы ужаснуться при мысли снова оказаться в подчинении у этой сумасшедшей, подруга опять стала прежней Эмили из «Подиума», которая боготворила Миранду и с детства мечтала у нее работать. Пребывание Эмили в стане противников Миранды было кратковременным: едва Пристли проявила малейший интерес к «Декольте», Эмили мгновенно забыла, что эта женщина многократно ее унижала, растоптала ее мечту и бесцеремонно вышвырнула на улицу, подруга так и рвалась встретиться с Мирандой и людьми из «Элиас-Кларк», чтобы обсудить, как они будут вместе работать. Когда Энди пошутила, что откроет огонь на этом совещании и всех заберет с собой, Эмили только плечами пожала:

– Вот еще! Слушай, вдруг мы зря так лелеяли обиду все эти годы? Конечно, приза «Мисс Очарование» ей не дадут, но она отнюдь не воплощение дьявола.

Сотовый снова запищал. Энди неохотно покосилась на экран. Эмили.

– Может, ответишь?

Энди взглянула на часы. Было всего лишь начало десятого. Она знала, что Эмили звонит узнать, когда они смогут приступить к обсуждению.

– Нет, я скоро приеду в офис.

Алекс взглянул на часы.

– Мне хочется побольше узнать о твоем журнале. Я, кстати, купил целую стопку номеров. Слушай, Рубин открывается в десять… У тебя есть время позавтракать? – На лице Энди, должно быть, проступило ошеломление или как минимум – крайнее замешательство, потому что Алекс поспешил объяснить: – Тут за углом есть приличное кафе, можно заказать не только оладьи. Что скажешь? Есть еще десять минут?

Энди хотелось спросить, видел ли он выпуск с ее свадьбой, но вместо этого она сказала:

– Конечно, давай позавтракаем.

Они сели за самый дальний столик в «Челси дайнер». Энди пыталась не обращать внимания на странное ощущение, что она здесь с Алексом. Всего неделю назад, в субботу, они с Максом заходили сюда с Клементиной в полседьмого утра, потому что только здесь было открыто в такую рань. И сейчас она смотрела на столик, за которым сидела в субботу, почти желая, чтобы здесь появилась Клементина, брыкаясь и улыбаясь в своем детском сиденье, и вернула бы непутевую мамашу к реальности. Сотовый зазвонил – снова Эмили, и снова Энди нажала «отклонить».

Не успела она приступить к омлету с сыром чеддер, как у нее вырвалось:

– Ну расскажи же о своей таинственной подружке!

Она едва не добавила: «Мать говорила, у вас серьезно», – но в последний момент удержалась.

При одном упоминании о подружке Алекс улыбнулся. Мало того, улыбка выглядела искренней.

– Она – сущий чертенок, – сказал он, покачав головой. Энди чуть не подавилась кофе. В постели? Он это имел в виду? – Из-за нее я все время стою на ушах.

Как это понимать? Она заводная? Энергичная? Умная? Дерзкая? Забавная? Очаровательная? Все вышеперечисленное?

– Как так? – закашлялась Энди.

– Она женщина с собственным мнением, – пояснил Алекс, видимо, намекая, что Энди к таковым не принадлежит.

– М-м. – Энди отправила в рот кусочек омлета, напомнив себе, что она счастлива замужем, недавно стала матерью и что Алекс имеет полное право обзавестись сколь угодно бойкой подружкой.

– Она художница. Воплощенное свободолюбие, неукротимый дух. Берет много заказов, консультирует, преподает немного, но в основном запирается в студии в поисках вдохновения.

– Ты переехал в Нью-Йорк из-за ее работы?

Алекс кивнул.

– Не то чтобы специально, но в Нью-Йорке просто неизмеримо больше возможностей. Она здесь выросла, у нее тут масса друзей, родители, брат со своей семьей. Целая сеть знакомых. Еще в день нашей встречи в Бёрлинтоне она заявила, что вернется в Нью-Йорк при первой возможности.

Где-то под столом у Энди опять зазвонил телефон, но она даже не отреагировала. Такое чувство возникает перед автомобильной аварией: ничего не видишь, кроме стремительно приближающегося препятствия, в ушах вата, и все внимание сосредоточено на бесконечно длинной последней секунде.

– Ты собираешься на ней жениться? – спросила Энди, отложив вилку и глядя Алексу в глаза. Она была не в силах скрыть охвативший ее трепет и даже не пыталась притвориться безразличной.

Алекс засмеялся, но как-то смущенно.

– Ты не хочешь ответить на звонок?

– Что? А, нет, это, наверное, опять Эмили. Она упорная. Ты начал говорить…

Но момент был упущен. Алекс опять перевел разговор на Энди, спросив, как спит малышка и собираются ли они куда-нибудь поехать всей семьей. Прежняя легкость сменилась неловкостью. Казалось, он нервничал не меньше ее, и Энди не могла понять – почему. Конечно, всегда волнительно общаться со своими бывшими, особенно если вас связывало большое чувство. Разве могут близко знающие друг друга люди, делившиеся всеми страхами, мечтами и мыслями, вдруг стать чужими? Это, конечно, случается сплошь и рядом, но чувство нереальности происходящего от этого не исчезало. Энди не сомневалась – даже встретив Алекса на улице лет через шестьдесят, она все равно ощутит ту же неизменную привязанность, но, вероятно, они больше не смогут быть задушевными друзьями.

Алекс умудрился заплатить за завтрак заранее, и многословная благодарность Энди сделала ситуацию еще более неловкой.

– Эй, да перестань, – сказал Алекс, придерживая для нее дверь на улицу. – Со следующей недели я начинаю работать в частной школе. Буду как сыр в масле кататься.

Энди шлепнула его по руке. Огромным облегчением было выйти из кафе, снова оказаться на улице и не смотреть друг другу в глаза.

– Ты возьмешь такси или поедешь на метро?

На сотовом Энди увидела пять пропущенных звонков от Эмили.

– Пожалуй, лучше такси.

Алекс вытянул руку, и через секунду перед ними, взвизгнув тормозами, остановилась желтая машина.

– Так быстро в Нью-Йорке у меня еще никогда не получалось, – сказала Энди, гадая, услышал ли Алекс невысказанное «это слишком быстро, я еще не готова расстаться».

Алекс развел руки для прощальных объятий. Энди нерешительно подошла, собрав все силы, чтобы не рухнуть ему на грудь, зарывшись лицом в шею. Его запах был таким знакомым, как и ласковое поглаживание по спине между лопатками. Энди готова была простоять так целый день, но таксист нетерпеливо посигналил.

– Все замечательно, – сказал Алекс с непроницаемым выражением лица. – Очень приятно было снова увидеться.

– Мне тоже. Спасибо за завтрак. В следующий раз выберемся куда-нибудь вчетвером. С удовольствием познакомлюсь с твоей девушкой, – солгала Энди. «Заткнись! – мысленно крикнула она себе. – Перестань болтать и отойди!»

Алекс засмеялся – не зло, но и не добродушно.

– Да, может, как-нибудь. Не пропадай, ладно? В следующий раз не будем так долго ходить…

Энди заставила себя сесть на заднее сиденье.

– Конечно! – крикнула она. Такси тронулось с места, не успел Алекс даже захлопнуть дверь. Они засмеялись и помахали друг другу на прощание.

Лишь несколько кварталов спустя Энди медленно выдохнула. Руки у нее дрожали. Когда телефон снова зазвонил, Энди едва смогла нашарить его в сумке.

– Алло? – спросила она, удивившись, что, оказывается, ждет звонка от Алекса.

– Энди, с тобой все в порядке? Я звонил тебе в офис, но Агата сказала, тебя еще нет. Эмили названивает все утро.

Макс.

– Со мной все в порядке. А что случилось?

– Ты где?

– Ты что, следишь за мной, что ли? – вдруг без причины вспылила Энди.

– Нет!.. Хотя да, слежу. Я оставил тебя на тротуаре два часа назад, в офисе тебя до сих пор нет, на звонки не отвечаешь. Я волновался. Убей меня за это!

Энди смягчилась.

– Извини. Я бегала по делам. Я в такси, еду на работу.

– Что, столько дел – на два часа? И ты же не ездишь на работу на такси!

Энди шумно вздохнула.

– Макс, у меня немного разболелась голова, – сказала она, чувствуя вину за то, что соврала про головную боль, срочные дела и за то, что утаила встречу с Алексом, но ей очень хотелось закончить разговор. Может, Макс чувствовал то же самое, когда решил не говорить ей о Кэтрин и Бермудах? Некоторые моменты имеют право остаться тайной: то, как при виде человека у тебя щекочет под ложечкой, или чувства, которые затапливают тебя, стоит ему или ей тронуть тебя за руку или рассмеяться твоей шутке. Первая любовь – чувство сильное и очень личное, она остается с нами надолго, иногда на всю жизнь. Ты можешь любить своего нынешнего партнера больше всех на свете, но маленькая частица сердца навсегда будет отдана тому, кого ты полюбила первым. Такое чувство испытывала Энди к Алексу, и она вдруг поняла, что и у Макса к Кэтрин, видимо, было нечто подобное.

– Ты что-то хотел узнать, любимый? – мягко спросила она.

– Звоню пожелать тебе удачи. Сегодня же день важных решений!

«Элиас-Кларк». Вот почему Макс ее пасет. Небось Эмили звонила ему и спрашивала, где жена. Опять они спелись! Энди глубоко вздохнула, пытаясь подавить раздражение.

– Спасибо, Макс, – сказала она, удивившись тому, как формально это прозвучало. Не успел он ответить, как раздался сигнал звонка по второй линии.

– Эмили в тысячный раз звонит. Давай потом поговорим, хорошо? – Энди, не попрощавшись, нажала отбой. – Привет, – сказала она подруге.

– Где тебя носит, черт побери? – заорала Эмили. – Я тебе все утро звоню!

– Со мной все в порядке, спасибо, а с тобой?

– Энди, я не шучу. Уже поздно, а ты прекрасно знаешь, что нам надо многое обсудить. Ну где ты?

Такси остановилось перед зданием редакции. Энди увидела Эмили посреди улицы, без пальто, дико жестикулировавшую незажженной сигаретой.

– Я здесь.

– Где? – завопила Эмили, перекрывая грохот на стройплощадке неподалеку.

Энди расплатилась с водителем и вылезла из такси. Крики Эмили теперь раздавались и в телефоне, и непосредственно рядом.

– Будешь курить или постоим послушаем отбойный молоток?

Эмили резко обернулась и, увидев Энди, закрыла телефон. Она прикурила сигарету, глубоко затянулась и побежала на тротуар.

– Наконец-то! Я велела Агате освободить мне весь день. Мы долго ждали этого разговора и теперь уделим ему должное внимание.

– Тебе тоже доброе утро, – сказала Энди, ощущая, как в душу опять заползает леденящий ужас.

– Где ты была? – требовательно вопросила Эмили, с размаху нажав кнопку лифта.

Энди улыбнулась. Она ни с кем не собиралась делиться Алексом.

– По делам ходила, – сказала она, вспомнив завтрак, кофе, разговор и смех. Они расстались всего несколько минут назад, а она уже скучает. Скверный знак.

Глава 19

Севиче[9] и змеиная кожа: ночь ужасов

Энди стояла на кухне, когда зазвонил сотовый.

– Агата? – спросила она, зажимая телефон между щекой и плечом. – Что-нибудь случилось?

Как обычно, голос секретарши звучал утомленно и обиженно:

– Звонила Эмили из Санта-Барбары. В горах, или долине, или где она там, плохо ловит сотовый, но она хочет, чтобы я вас предупредила – Олив и Клинт поссорились. Церемония отложена на час; Эмили волнуется, что свадьбу вообще отменят.

– О нет, – прошептала Энди, больно прижав телефон к щеке.

– Подробностей не знаю, связь все время пропадала, – сказала Агата с ощутимым раздражением, будто Энди засыпала ее вопросами. Интересно, неужели девица сумела переутомиться в отсутствие обеих начальниц, когда делать ей в принципе нечего, только пить кофе и отвечать на звонки?

В детской заплакала Клем.

– Агата, я не могу сейчас разговаривать. Скоро перезвоню.

– А вы не скажете, когда точно? Уже пять часов…

Сколько раз самой Энди хотелось спросить об этом Миранду, но она прикусывала язык и ждала – час, три, пять. Впрочем, Миранда никогда не считала себя виноватой. Энди регулярно задерживалась в офисе до десяти, одиннадцати, иногда даже до полуночи, если художественный отдел запаздывал с Книгой, а ее собственная секретарша начинает возмущаться уже в пять вечера?

– Сиди на месте, понятно? – Энди нажала отбой без дальнейших объяснений, хотя ей хотелось заорать, что она дома с ребенком, которого уже сутки тошнит, а ее коллега пытается передать информацию в отсутствие связи в предгорьях Санта-Барбары, выбранных местом проведения элитной свадьбы. Ничего, Агата не умрет, если еще полчаса посидит за столом и полистает «Фейсбук».

Энди подхватила Клем на руки, поцеловала личико и маковку. Девочка казалась теплой, но не горячей.

– Тебе получше, лапочка? – тихо спросила она.

Малышка завопила.

Где-то в недрах квартиры зазвонил домашний телефон. Не исключая, что это перезванивает детский врач или пытается выйти на связь Эмили, Энди побежала искать трубку.

– Энди, ты меня слышишь? – Мембрана загудела от крика Эмили.

– Громко и четко, не нужно так кричать, – отозвалась Энди, пытаясь оттереть пятно рвоты с плеча.

– Интересно, что ты скажешь, когда я тебе сообщу, что свадьба отменяется! Бац! По нулям! Я сижу в Билтморе с восемью сотнями гостей, а невесты нет и в помине! – Голос Эмили шел вверх с каждым словом.

– Как – нет невесты?

– Венчание уже дважды переносили. Олив здесь нет. Ее никто не видел! – прошипела Эмили.

Энди беззвучно ахнула. Ситуация – хуже не придумаешь.

– Это же Олив Чейз, – сказала она неестественно спокойно. – Которая нашла своего идеального мужчину. Может, она просто опаздывает?

– Блин, Энди, уже два часа прошло! Здесь все гудит от слухов. Говорят, что жених с невестой поссорились еще накануне и утром продолжали цапаться. Точно ничего не известно, но чей-то припоздавший муж, едва успевший на какой-то «кукурузник», рассказал, что видел в аэропорту Санта-Барбары Олив, ее мать и визажистку, которые садились на самолет «Американских авиалиний» до Лос-Анджелеса. Энди, все пропало. Официально еще не объявили, но говорю тебе – она улетела, а вместе с ней пролетаем мы!

– И что нам делать? – в ужасе прошептала Энди.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк, будем все переделывать! Кантри-певцы, которые познакомились в Нэшвилле, – как их там зовут? Ну, он еще гораздо красивее ее? Они поженились полтора месяца назад, их свадьбу можно на обложку. Это-то ничего, но меня бесит, что большой очерк про Олив летит к чертям!

Каждая статья нового номера так или иначе связана с Олив Чейз: какой свадебный макияж подойдет «зрелым невестам», где провести медовый месяц, чтобы скрыться от любопытных глаз, путеводители по Санта-Барбаре и Луисвиллю, включая интервью с владельцами местных бутиков и гостиниц и с организаторами свадеб.

Энди застонала.

– О Боже, это кошмар! Мы не сможем все переделать!

– Лучше не заставляй меня напоминать о рекламодателях! Процентов шестьдесят, а то и больше рекламного места в этом номере раскупили единственно под свадьбу Олив Чейз. Минимум половина обратились к нам впервые, их обязательно надо удержать!

Энди услышала в коридоре шум. Хлопнула входная дверь.

– Привет! Кто там? – позвала она, стараясь не показывать страха. Она никого не ждала, но точно слышала, как открылась и закрылась дверь. Айла взяла выходной писать тесты для поступления в аспирантуру, а Макс на сутки улетел в командировку и вернется только завтра.

Услышав шаги в коридоре, Энди прижала Клем к груди, а телефон к губам:

– Эмили, кто-то проник ко мне в квартиру. Звони 911! Что мне де…

– Не психуй, – раздраженно перебила подруга. – Это нянька твоя. Я сказала ей прийти как можно быстрее.

– Айла? – недоуменно переспросила Энди. – У нее же сегодня экза…

– Напишет она свой дурацкий тест в другой день. Ты нужна в офисе немедленно!

– Но как ты узнала…

– Ты вообще знаешь, с кем говоришь? Если я смогла найти Миуччу Праду, когда она на Новый год каталась на собачьей упряжке в канадской части Скалистых гор, где не берет сотовый, уж твою няньку-то я и под землей отыщу. Одевайся и марш на работу!

В трубке пикнуло, настала тишина. Энди невольно улыбнулась.

Айла зашла в детскую.

– Привет, – сказала она. – Как Клементина?

– Прости меня, пожалуйста! – воскликнула Энди. – Я понятия не имела, что Эмили тебе позвонит. Она не имела права звонить тебе без моего разрешения и требовать, чтобы ты сегодня вышла. Я бы никогда…

Айла улыбнулась.

– Все нормально, я понимаю. А зарплата за две недели, которую она пообещала от вашего имени, поможет мне покрыть расходы на обучение. Я очень даже рада.

– Ну, ты же знаешь Эмили – куда деваться от ее прекрасных идей? – бодро сказала Энди, сразу вообразив десяток способов, которыми с удовольствием прикончила бы подругу. Она поцеловала Клем и отдала ее Айле.

– Температура спала, но, пожалуйста, померяй через пару часов и, если будет выше 38,3, звони. Ей можно столько бутылочек грудного молока, сколько захочет, и «Педиалит», разведенный в воде. Пусть побольше пьет. Я вернусь, как только смогу, но, наверное, все же поздно.

Айла перехватила Клем поудобнее и помахала Энди.

– Эмили сказала, что вам придется там заночевать. Я захватила сумку. Ни о чем не волнуйтесь, я все сделаю.

– А больше она ничего не сказала? – пробормотала Энди. Ей очень хотелось в душ, но не было времени. Она стянула испачканную рвотой рубашку, надела свежую, собрала волосы в высокий конский хвост и влезла в кроссовки, в которых на работу обычно никогда не ходила. Меньше чем за десять минут она была готова. Телефон запищал, когда она садилась в такси.

– Ты меня каждую минуту тюкать будешь? Я уже в такси.

– Почему так долго? – завелась Эмили.

– Эмили! Лицо попроще, тон пониже, – как можно шутливее сказала Энди. Ее резанула грубая, совсем как в «Подиуме», интонация подруги.

– Я сажусь на последний ночной рейс из Лос-Анджелеса, в офис приеду утром, сразу из аэропорта. Я со всеми уже связалась, все скоро будут. Я велела Агате заказать для всех ужин – у китайцев, так быстрее. Доставить должны через двадцать минут. И еще я сказала Агате убрать все пакетики с кофе без кофеина. Пусть сегодня все наливаются настоящим кофе – ночь будет длинная.

– Вау! Не подскажешь, когда нам будет дозволено выйти в туалет, или это можно решать самим?

Эмили вздохнула.

– Смейся, если хочется, но ты прекрасно понимаешь, что выбора у нас нет. Я позвоню в пять.

И снова она отключилась, не попрощавшись, – очередное напоминание о днях в «Подиуме». Энди знала, что ей придется провести в офисе всю ночь. Понимая, что Эмили вообще-то взяла на себя всю черновую работу, она все равно не могла избавиться от знакомого ощущения, что ею бесцеремонно командует бывшая первая помощница Миранды.

Энди заплатила водителю и поднялась в офис. Из-за стола на нее смотрела несчастная Агата.

– Извини, Агата, но сегодня у нас…

– Я знаю, – подняла ладонь девушка. – Эмили уже объяснила. Я заказала еду, сварила кофе и всех обзвонила. – Агата говорила с такой апатией, с таким нескрываемым страданием, что Энди чуть было не стало ее жаль. Но она вспомнила, что ее собственная заболевшая дочка осталась дома с няней, Эмили летит в Нью-Йорк ночным рейсом, и весь штат «Декольте» ждет очень долгая ночь, поэтому коротко поблагодарила секретаршу и закрыла за собой дверь.

Энди почти два часа без перерыва редактировала статью о кантри-певцах, отмечая детали, которые требовали проверки или уточнения. Она уже хотела идти в художественный отдел поговорить о фотографиях, когда позвонил Макс. Энди взглянула на часы: восемь вечера. Он, наверное, только что приземлился в Бостоне.

– Получил твое письмо. Боже, какой кошмар, – ужаснулся он.

– Да уж. Ты сейчас где?

– Пока в аэропорту. Подожди, вон моя машина подъезжает. Через полчаса у меня совещание с представителями «Кирби». – Макс поздоровался с водителем, дал ему указания и продолжил: – Только что говорил с Айлой. Она говорит, температуры у Клем нет. Она сейчас подогревает ей бутылочку.

– А спала она хорошо?

– Не знаю, разговор был короткий. Айла что-то говорила о том, что останется сегодня на ночь?

– Да, это устроила Эмили. Я пробуду на работе до утра.

– Эмили устроила?!

– Ох, не спрашивай!

Макс засмеялся.

– Справедливо. Не расскажешь, что случилось? Все так плохо?

– Я знаю немногим больше, чем написала: в последний момент Олив отменила свадьбу. Такого я не ожидала. К счастью, у нас есть другая свадьба на замену, но номер надо срочно спасать!

– Боже, как обидно! Как ты считаешь, это повлияет на потенциальную продажную стоимость журнала? – деловито поинтересовался Макс с подобающей сдержанностью.

– На какую потенциальную стоимость?

– Я говорю о предложении «Элиас-Кларк», – понизил голос Макс. – Эмили упоминала о каком-то дедлайне. Я, конечно, всего не знаю, но, наверное, разумно продать журнал сейчас, прежде чем проблема с очередным выпуском станет очевидной.

Энди ощетинилась.

– Вот о чем я сейчас меньше всего думаю, так это об «Элиас-Кларк», – солгала она. Внезапный аврал как раз живо напомнил ей ту обстановку. – В любом случае моя позиция тебе известна.

– Энди, я просто подумал…

– Извини, Макс, мне некогда. Работы тут на многие часы, а время летит.

В трубке повисла секундная пауза, после чего он сказал:

– Позвони мне потом, ладно?

Энди согласилась и нажала «отбой». Она поглядела на бумажное море вокруг – макеты страниц были разложены на полу. Мимо ее кабинета пробегали озабоченные помощники, редакторы и дизайнеры. Становилось понятно – сегодня ночью ей понадобятся все силы до последней капли.

Когда телефон тут же зазвонил снова, Энди не стала ждать, пока ответит Агата.

– Что? – довольно грубо спросила она в трубку.

– Будьте добры, можно поговорить с Андреа Сакс? – спросил кто-то с приятным неопределимым акцентом.

– Это я. Представьтесь, пожалуйста. – Энди с трудом подавила раздражение. Кто, кроме Макса или Эмили, станет звонить в восемь вечера?

– Андреа, это Чарла, секретарь Миранды Пристли.

Раздражение сменилось тревогой. Ей звонят из офиса Миранды Пристли? В голове у Энди сразу промелькнули всевозможные причины – одна хуже другой.

– Здравствуйте, Чарла. Как поживаете?

Возникла пауза. Энди понимала, что девушка шокирована – кто-то поинтересовался ее делами! Она слишком хорошо помнила, как люди, с которыми она общалась каждый день, а то и каждый час, едва ее замечали, а уж на ее проблемы им вообще было наплевать!

– Спасибо, хорошо, – солгала Чарла. – Я звоню по поручению Миранды.

Услышав это, Энди непроизвольно скривилась.

– Да? – хрипло произнесла она.

– Миранда просит вас присутствовать в ближайшую пятницу на званом ужине.

– На званом ужине? – переспросила Энди, не скрывая недоверия. – В пятницу?

– Да. Она устраивает ужин у себя дома. Вы помните адрес?

– У себя дома?

Чарла промолчала. Энди передернуло от ледяной тишины в трубке. Спустя томительно долгую секунду она сказала:

– Адрес я, конечно, помню.

– Прекрасно, тогда коктейли будут поданы в семь, ужин в восемь.

Энди открыла рот для ответа, но слов не было. Прошла целая вечность, прежде чем ей удалось произнести:

– Мне крайне жаль, но я не смогу прийти.

– Оу… Мисс Пристли будет очень огорчена. Я ей передам.

Чарла положила трубку. Энди покачала головой, удивляясь странному разговору. Бессмыслица какая-то! Миранда приглашает ее на ужин? С какой стати? С кем? Тревога Энди росла – приглашение могло последовать с единственной целью. Она набрала Эмили.

– Да! – задыхаясь, крикнула та.

– Ты где? Ты что, не успела на последний рейс?

– А чего я бегу, по-твоему? Трафик из Санта-Барбары просто черт-те что, я только добралась до лос-анджелесского аэропорта. Что случилось?

– Слушай, ты не поверишь, но мне только что позвонили из офиса Миранды.

– М-да? – Эмили ничуть не удивилась. Кажется, заинтересовалась, но не удивилась. – Миранда приглашает тебя на ужин?

– Да. Откуда ты знаешь?

В трубке послышалось объявление об окончании посадки на рейс до Шарлотт.

– Мэм, так вы в Шарлотт не полетите, – сказал мужской голос.

– Я же чудовищно опаздываю, вы что, не видите? Вот обязательно снимать эти босоножки, чтобы пройти досмотр? Правда-а? Глупее вы ничего придумать не могли, блин?

– Мэм, вынужден напомнить, что употребление ругательств в отношении представителя службы транспортной безопасности кара…

Эмили издала звук, напоминающий рычание, и прошипела:

– Прекрасно. Вот, возьмите мои босоножки.

– Как тебя не арестовали только что, понять не могу, – сказала Энди.

– Мне тоже звонила ее помощница, – продолжила Эмили как ни в чем не бывало.

Энди едва не уронила сотовый.

– И что ты ответила?

– Как это – что? Я сказала, что мы с тобой будем счастливы прийти. Чарла добавила, что, по мнению Миранды, это хорошая возможность проверить, одинаково ли мы понимаем редакционную политику. Это рабочий ужин, Энди, отказываться нельзя.

– А я отказалась. Ответила, что не приду.

В трубке раздался какой-то шелест. Энди приготовилась к гневной отповеди, но Эмили просто сказала:

– Ни о чем не волнуйся! Я ответила, что мы придем, готовые обсудить будущее «Декольте».

– Да, но я же сказала…

– Десять секунд назад Чарла прислала мне сообщение. Ты трубку, что ли, положила? Она писала, что ты не можешь прийти. А я ответила, что еще как можешь. Энди, мы же согласились их выслушать! К тому же ты только подумай – ужин у Миранды!!!

Агата просунула голову в дверь, но Энди неистово замахала на нее.

– Ты отвечаешь за меня на приглашения? Соглашаешься за моей спиной?

– Да перестань же ты уже вести себя, как лузер! Со стороны Миранды это жест доброй воли – пригласить нас к себе домой. Она делает это только для тех, кого любит и уважает.

Энди, не сдержавшись, фыркнула.

– Ты прекрасно знаешь, что Миранда не способна никого любить. Ей от нас что-то нужно, вот и все. Она хочет «Декольте», и ужин – часть ее стратегии, чтобы заполучить журнал.

Эмили рассмеялась.

– Ну да! И что? Что плохого в том, чтобы попробовать еду, приготовленную шеф-поваром «Пер се», в роскошном пентхаусе на Пятой авеню с видом на Центральный парк, в обществе интересных творческих людей? Не спорь, Энди, мы туда идем.

– Мне все это противно, но не перезванивать же им и не опровергать твои слова… Макса и Майлса берем? Что наденем? Там будем только мы или кто-то еще? Эм, я не могу, я правда не в состоянии!

– Слушай, я уже сажусь в самолет. Перестань психовать! Принесу я тебе что-нибудь надеть, остальное выясним. А сейчас прими меры к тому, чтобы спасти номер. Я позвоню, как только приземлимся, или даже раньше, если в самолете есть вай-фай! – На этом Эмили нажала «отбой».

Штатный персонал «Декольте» работал всю ночь, следующий день и следующую ночь. Сотрудники по очереди укладывались поспать пару часов на ковриках для аэробики и бегали принять душ в ближайший «Эквинокс». Эмили сидела на телефонах, от которых разве что пар не шел, умоляя и убеждая рекламодателей, купивших рекламное место исключительно из-за имени Олив, что все равно имеет смысл оставить объявления. Художественный отдел в пожарном порядке меньше чем за день сверстал макет обложки и разворота, а Энди несколько часов писала редакторскую статью, объясняя читателям ситуацию так, чтобы не обвинить Олив и не вызвать пренебрежения к поспешно выбранной на замену невесте. Все сидели измотанные и отнюдь не уверенные, что их усилия принесут результат и номер получится мало-мальски приличным.

Спасение пришло на вторые сутки в час ночи – десять вечера по лос-анджелесскому времени – в виде звонка от пиар-агента Олив, которая начала горячо уверять, что свадьба все же состоится. Энди и Эмили сначала этому не поверили, но девушка, не менее взвинченная и усталая, чем они, клялась жизнью и будущим первенцем, что все, вплоть до голубок, которых выпустят в тот момент, когда новобрачные ответят «да» у алтаря, переносится на завтра.

– Почему вы так уверены?

– Если бы вы видели ее лицо, когда они вернулись в Санта-Барбару личным вертолетом, вы бы тоже поверили. Укладка и макияж начнутся в девять, в одиннадцать бранч подружек невесты, фотосессия в два, церемония в пять, коктейли в шесть, прием с семи до полуночи. Праздник будет продолжаться до последнего гостя. Поверьте мне, я вам ручаюсь.

Энди и Эмили переглянулись над спикерфоном. Эмили вопросительно подняла брови. Энди неистово замотала головой.

– Хорошо, я приеду, – с глубоким вздохом произнесла Эмили и тут же закричала Агате, сидевшей с оловянными от бессонницы глазами, заказать ей билет на первый утренний рейс и известить лос-анджелесского фотографа, что ему придется вернуться в Санта-Барбару. Энди принялась благодарить подругу, но Эмили жестом остановила ее.

– Не будь у тебя ребенка, полетела бы ты, – сказала она, сгребая свои вещи. За два часа ей предстояло успеть заехать домой и заново собрать чемодан.

– Конечно, – поддакнула Энди, отнюдь не уверенная, что она согласилась бы. Два дня и две ночи в офисе выдались адскими, она даже представить себе не могла, чтобы сесть сейчас на самолет и куда-то полететь. Вслух она не призналась, но если бы решение зависело от нее, она пошла бы по более легкому пути, продолжив работу над переделанным номером. Энди была благодарна Эмили за то, что она проявила стойкость и силу воли в намерении воплотить в жизнь изначальный вариант.

Хаос с заменой и в конечном счете восстановлением номера с Олив был, пожалуй, единственным, что могло отвлечь Энди от грядущего ужина у Миранды, но как только Эмили подтвердила, что на этот раз Олив все же пошла к алтарю, Энди поймала себя на мысли, что думает только о пятнице. Миранда. Ее квартира. Кто еще там будет? Что они будут обсуждать? А есть? В чем туда идти? Трудно было представить, что после стольких вечеров, когда Энди незаметно появлялась в квартире Миранды и исчезала оттуда, как образцовая служанка, она будет ужинать с ней за одним столом. Энди хотелось все отменить, но она со вздохом приняла принесенное Эмили платье, решив вести себя по-взрослому. В конце концов один вечер выдержать можно.

Она твердила это про себя, когда такси остановилось у роскошного дома в Верхнем Ист-Сайде и швейцар в форме проводил их в лифт.

– Вы пришли к мисс Пристли, – сказал он с интонацией не то вопроса, не то приказа.

– Да, – ответила Энди. – Спасибо! – Она взглянула на Эмили, которая сверлила ее предупреждающим взглядом, как расстроенная мать несносного ребенка. – Что? – одними губами спросила Энди. Подруга выразительно округлила глаза.

На последнем этаже швейцар подождал, пока гостьи выйдут из лифта, и тут же уехал, не дав Энди возможности вцепиться ему в брючину с просьбой отвезти ее вниз. Она видела, что Эмили точно так же сходит с ума, но подруга, казалось, твердо решила сохранять спокойствие. Они помедлили перед дверью всего секунду – перед той самой дверью, в которую каждая из них входила бессчетное количество раз, – и наконец Эмили тихо постучала.

Дверь распахнулась. В глаза бросилась поражающая воображение обстановка – во-первых, Миранда изменила абсолютно все, сделав квартиру еще более роскошной, а во-вторых, тощая девица, открывшая дверь и немедленно повернувшаяся к гостям спиной. Глядя, как она идет к широкой изогнутой лестнице, Энди решила, что это, видимо, одна из близняшек. Догадка подтвердилась, когда Кэссиди поставила на ступеньку босую ногу, взялась за перила и, откинув за спину длинные волосы с необритой половины головы, бросила:

– Мать скоро спустится, располагайтесь.

Даже не взглянув на вошедших, она вприпрыжку поскакала наверх – совершенно несолидно для своих восемнадцати. Энди вдруг стало интересно, почему это в начале октября девчонка дома, а не в колледже.

– Дальше что? – прошептала она, разглядывая дорогой ковер цвета олова, люстру из сотни свисающих ламп в форме капель разной длины и размера, черно-белые фотографии знаменитых моделей пятидесятых и шестидесятых годов в натуральную величину, разнообразные меховые покрывала поверх диванов в викторианском стиле и – что поражало, если знать вкус Миранды (или думать, что знаешь), – портьеры насыщенного пурпурного цвета, собранные такими крупными складками, что Энди захотелось зарыться в них лицом. Комната выглядела элегантно, однако не угнетала торжественностью: оформление прихожей и гостиной явно обошлось дороже четырехлетнего дохода средней американской семьи, притом что обстановка была удобной, комфортной и на удивление привлекательной.

Энди прошла за Эмили в гостиную и присела на двухместный диванчик. Она скрестила и снова выпрямила ноги, готовая отдать что угодно за стакан воды. Сновавшей вокруг прислуги в форменной одежде хватило бы на аббатство Даунтон, однако никто не предложил им что-нибудь съесть или выпить. Энди уже подумывала отправиться в туалет поправить перекрученные, врезавшиеся в тело колготки, когда рядом раздался очень хорошо знакомый голос.

– Всем добро пожаловать, – сказала Миранда, по-девичьи захлопав в ладошки. – Как я рада, что вы смогли прийти!

Энди с Эмили незаметно переглянулись – кому еще всем? – и уставились на Миранду, выглядевшую… совершенно не как Миранда. Впервые на памяти Энди бывшая начальница оделась не во что-то сдержанное или классическое. Идеально сидевшее алое макси-платье из тончайшего шелка с искусной прострочкой ложилось у щиколоток мягкой, элегантной волной. Руки были обнажены – впервые Энди увидела Миранду в наряде с открытыми плечами, который не был строгим вечерним туалетом, ведь обычно даже ее теннисные костюмы отличались консервативным покроем. Длинные бриллиантовые серьги играли крошечными радужными искорками, а на левой руке побрякивала целая связка браслетов от «Эрмес». Ремешок из мягкой кожи, обернутый два или три раза вокруг тонкой талии – причем один слой как бы случайно перекрывал другой, – создавал впечатление подлинного высокого класса. Даже фирменный «боб» сегодня казался менее строгим; разумеется, волосы не были небрежно взбиты в копну, в укладке просто была нотка артистической вольности. Но больше, чем платье, прическа и украшения, поражала деталь, совершенно несвойственная Миранде Пристли, – улыбка, казавшаяся вполне человеческой. В ней даже сквозило нечто, похожее на теплоту.

Эмили вскочила с дивана и подбежала к хозяйке дома; произошел обмен всевозможными воздушными поцелуйчиками, комплиментами и восторженными ахами. Если удовольствие Миранды от встречи с Эмили было фальшивым – а Энди не сомневалась, что так оно и есть, – нельзя было не признать, что притворяется Миранда мастерски. Она скромно и с признательностью слушала, как Эмили рассыпается в похвалах изумительным портьерам, великолепному виду из окон и эффектным фотоработам. Энди уже казалось, что более странной ситуации и вообразить нельзя, но тут Миранда показала в направлении столовой и предложила:

– Не приступить ли нам к ужину?

Энди посмотрела на Эмили, которая на мгновение утратила дар речи. Разве никто больше не придет? Перед ужином не будет коктейлей? При такой скорости гостьи уже через час отправятся домой, причем Эмили в отличие от Энди это не понравится.

Они прошли за Мирандой в столовую. Энди с облегчением увидела, что огромный стол накрыт на пять персон. К ним присоединятся еще двое! За столь небольшое подкрепление, конечно, не спрячешься, но хотя бы не придется целый вечер находиться в фокусе внимания Миранды.

Кэссиди вошла, когда все сели.

– Где Джона? Разве он не будет с нами ужинать? – спросила Миранда, недовольно поджав губы. Джона явно не принадлежал к числу ее любимчиков.

– Нет, мама. И я тоже не буду. На кухне мне сказали, что ты снова велела приготовить на ужин стейк! Это правда? – Со старинного деревянного блюда Кэссиди схватила булочку из разных злаков и начала кусать ее, как яблоко. Ее наполовину обритая голова выглядела одновременно модно и свирепо.

Судя по выражению глаз, Миранда готова была убить дочь.

– Сядь, Кэссиди, – приказала она. Недавняя мягкость улетучилась без следа. – Ты ведешь себя неучтиво по отношению к нашим гостьям.

Впервые Кэссиди обернулась к Энди и Эмили.

– Извините, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, и снова продолжила: – Я вегетарианка уже больше года, и если ты отказываешься это признавать…

Рука Миранды взлетела со стола.

– Прекрасно, я скажу Дэмиану приготовить ваши блюда у тебя в комнате. Это все.

Кэссиди волком уставилась на мамашу. Секунду казалось, что она сейчас крикнет что-нибудь в ответ, но девчонка схватила вторую булочку и выбежала из комнаты.

Они остались втроем.

К удивлению Энди, Миранда мгновенно вновь стала любезной. Когда подали закуски – хрустальные вазочки с севиче из тунца, перемешанного с авокадо и грейпфрутом, – она принялась потчевать гостей анекдотами об осенней Неделе моды со всеми ее забавными казусами и публичными позорищами.

– И вот, представьте, все собрались, оживленно щебечут, и вдруг отключается электричество. Раз – и чернота! Боюсь даже предположить, чем занимались модели в кромешной тьме, – смеялась Миранда. Ей вторила Эмили, а Энди невольно задумалась: а чем, собственно, занимались модели?

Когда официанты внесли блюда с тонко нарезанной мраморной говядиной, Миранда повернулась к Энди.

– Вы планируете какие-нибудь поездки? – спросила она с интересом.

– Только командировки для журнала, – ответила Энди. Она осторожно отрезала кусочек мяса, но потом отложила вилку, слишком взволнованная, чтобы есть во время разговора. – Наверное, в следующем месяце поеду на Гавайи – писать о свадьбе Мирафлорес.

Миранда прожевала свою говядину и деликатно проглотила. Затем сделала глоток белого вина и одобрительно кивнула.

– М-м, мне всегда был интересен Большой остров[10] в межсезонье, – сказала она. – Вы обязательно должны поделиться со мной впечатлениями. – И тут же: – Напомните сказать вам имя нашего шофера на Мауи, лучшего водителя вы не найдете.

Энди поблагодарила Миранду и исподтишка взглянула на Эмили. Та тут же сделала гримаску, означавшую «Вот видишь?». Энди не стала спорить. Она не верила в такую возможность, но, может быть, Миранда и вправду подобрела за прошедшие десять лет?

Миранда настойчиво рекомендовала гостьям одну виллу отеля «Триал», когда в прихожей послышался шум, на который никто не обратил внимания. Миранда продолжала описывать просторный бассейн, ультрасовременные комнаты и захватывающие океанские виды. Затем она снова обратилась к Энди, спросив о Клементине.

– Какое прелестное имя, – прощебетала она. – У вас есть фотографии?

Фотографии?! Энди и не подумала лезть за сотовым.

– Нет, к сожалению, – покачала она головой. – Фотографий я не захватила.

Миранда вела себя… как нормальный человек. Энди уже хотела спросить о Каролине и Кэссиди, когда ее внимание привлекло движение у входной двери. Миранда и Эмили проследили за ее взглядом, и все увидели загнанную Чарлу, на цыпочках кравшуюся по прихожей. Бедная девушка прижимала локтем Книгу и несла такую гору пакетов из химчистки, что можно было одеть весь Ист-Сайд. Чарла не замечала устремленных на нее взглядов, пока не повесила чехлы в первый шкаф слева, а Книгу – бесценную, легендарную Книгу – положила на столик под внушительным зеркалом в причудливой раме.

– Простите, пожалуйста, – оцепенев, прошептала она.

Энди хотелось вскочить со стула и обнять девушку. Чарла не была особенно любезна – ни по телефону, ни лично, – но Энди видела, что секретарша только что не дрожит от ужаса.

– За что вас простить, разрешите узнать? – Брови Миранды взлетели. И снова она удивила Энди, не устроив маленький скандал из-за того, что им помешали.

Чарла затравленно оглянулась на дверь.

– За меня простить, за меня! – радостно пропел голос за дверью. – Она всячески пыталась не дать мне войти, но мне положительно необходим ответ сегодня!

Найджел. Не иначе, заставил слабовольную Чарлу его подвезти.

– Чарла, это все! – сказала Миранда, не скрывая раздражения. Девушка попятилась в коридор и прикрыла за собой дверь.

– Дорогая! Где ты? Мне нипочем не найти тебя в этом бескрайнем жилище! – возопил Найджел.

Миранда захлопала в ладоши.

– Найджел, перестань кричать. Мы здесь, за обеденным столом.

Сказать, что Найджел вошел в столовую, было бы слишком слабо. Облаченный в многослойный тартановый плед контрастных цветов, он словно прибыл на шотландском облаке и в радужном сиянии медленно опустился на ковер цвета олова. Музыка зазвучала громче, атмосфера стала праздничной. В воздухе, доселе не имевшем запаха, повеяло приятным ароматом сосновой хвои и кондиционера для белья… или спрея для волос, кто там разберет этого Найджела!

Миранда шумно вздохнула, хотя Энди видела, что она вовсе не так злится, как хочет показать.

– Чему обязаны таким удовольствием?

– Так жаль прерывать ужин, ты же знаешь, мне оч-чень жаль, но я чуть с ума не сошел, бегая взад-вперед и пытаясь решить, чем заполнить разворот – де ла Рентой или Маккуином? Платья такие разные, и я все время передумываю. Мне нужно твое мнение, – сказал Найджел, доставая оба макета из «почтальонской» сумки змеиной кожи.

Если Миранда и удивилась, что Найджел приехал с секретаршей, вторгся без доклада на ужин к начальнице и выложил макеты журнального разворота прямо поверх ее еще не опустевшей тарелки, вида она не подала. Мельком взглянув на макеты, она длинным красным ногтем указала на левый. Розовое кружевное платье, напоминавшее пирожное со взбитыми сливками, на дилетантский взгляд Энди, вовсе не было похоже на дизайнерское.

– Разумеется, это, – сказала Миранда, протянув оба листка Найджелу. – Читателям понравится, что Оскар решился выйти из своей зоны комфорта.

Найджел кивнул:

– Именно к этому я и сам склонялся.

Бесшумный, как ниндзя, официант убрал тарелку Миранды и поставил перед ней дымящийся латте.

Миранда деликатно положила в чашку немного сахара и сделала глоток. Она не предложила Найджелу присесть, но и не сказала, чтобы он уходил.

– О, посмотрите, кто тут у нас! Чуть не забыл свои манеры. Свадебная команда мечты! Здравствуй, Эмили, здравствуй, Андреа! Каково сидится по эту сторону стола?

«Престранно до мурашек!» – хотела ответить Энди, но вместо этого с улыбкой произнесла:

– Привет, Найджел. Рада тебя видеть.

Несколько долгих секунд Найджел изучал их лица, что было весьма неприятно, затем он перешел к украшениям, прическе и одежде, ничуть не смущаясь тем, что откровенно разглядывает их.

– Как чудесно видеть вас снова! Расскажите же мне, вы уже празднуете или все еще обсуждаете нудную логистику?

Энди перехватила взгляд Миранды над пустой десертной тарелкой – в нем мелькнула обеспокоенность.

– Мы наслаждаемся обществом друг друга, – чопорно произнесла Миранда. – Мариетта, принесите Найджелу тарелку.

Найджел явно не понял намека.

– Дамы! – вскричал он. – Разве вас не приводит в восторг мысль о том, что «Декольте» вольется в славную семью «Элиас-Кларк»? Меня, например, приводит! – Не дождавшись ответа, он продолжил: – Энди, почему бы тебе не поделиться с Мирандой своей идеей темы нового номера?

Должно быть, на лице у Энди отразилось недоумение, потому что Найджел пояснил:

– Обо мне и моем возлюбленном? Ты же помнишь!

– Ах да, – пробормотала Энди, не зная, как продолжить, но очень желая что-нибудь сказать, чтобы заполнить повисшее молчание. – Мне пришло в голову написать о свадьбе Найджела и Нейла в апрельском выпуске «Декольте». – Она повернулась к Найджелу: – Вы же собираетесь пожениться под Рождество, правильно? Отменный выбор времени, с нашей точки зрения.

Найджел просиял.

Эмили по-птичьи вертела головой между Энди, Найджелом и Мирандой, будто смотрела пятый сет матча «Ю-эс оупен».

Миранда пригубила вино и кивнула:

– Да, Найджел говорил мне о вашей идее, и я сочла ее блестящей. Первый репортаж об однополой свадьбе должен появиться в июньском номере – апрель не подходит, рядовой месяц, – но сама мысль мне нравится.

Энди почувствовала, как к щекам прихлынула кровь.

Эмили поспешила вмешаться:

– В каком бы номере ни появился репортаж, это будет бомба. Мы с Энди думали пригласить фотографа заснять, как счастливая пара получает в мэрии разрешение на брак, чтобы снимки были похожими на репортерские, как бы запечатлеть этот миг в истории…

Миранда не обратила на Эмили ни малейшего внимания, лишь в глазах мелькнуло знакомое раздражение.

– Мэрия ассоциируется с фотороботами преступников, металлодетекторами и мрачными субъектами, выпрашивающими бесплатную еду. Найджел и Нейл – это шик, стиль и утонченность; они не имеют с мэрией ничего общего.

– Согласен, согласен! – пронзительно заорал Найджел.

– Я поняла, – серьезно сказала Эмили.

Энди смотрела в стол с чувством острой неприязни к себе за свою неуместную немоту.

– Я, безусловно, поддерживаю однополые браки, но никто не выиграет от неправильно написанной статьи. Я знаю читательниц «Декольте», они ничуть не возражают против того, что геи получили разрешение вступать в брак, однако не желают быть втянутыми в скучные политические дискуссии. Их интересует роскошная одежда, прекрасные цветы, изысканные драгоценности, романтика! – Миранда повернулась к Энди: – Не забывайте, ваша единственная задача – дать читательницам то, что они хотят. Праздные разговоры о правах геев – это чудовищный просчет.

– Прекрасно сказано, – промурлыкал Найджел.

Эмили явно чувствовала себя неловко – видимо, побаивалась, что Энди не так ответит, – но тоже кивнула:

– Абсолютная правда, Миранда. Мы всегда стараемся дать читательницам то, что они хотят. Совершенно с вами согласна. А ты, Энди? – Она повернулась к подруге, предупреждающе глядя на нее.

Ответ у Энди вертелся на кончике языка, но она сдержалась. Чего она добьется, сойдясь лоб в лоб с Мирандой Пристли? В какой-то мере она даже испытала облегчение, когда Миранда сбросила овечью шкуру. Две перемены блюд – не всякий, начисто лишенный человеческих качеств, сможет так долго притворяться человеком, но Миранда только что продемонстрировала класс. Очарование, такт и гостеприимство сбивали с толку и вызывали подозрение, а тут наконец-то знакомая почва.

Энди аккуратно поставила свою чашечку кофе. Она решила вести себя осмотрительно, но не собиралась притворяться, что согласна, единственно ради мира и спокойствия за обеденным столом. Кроме того, лучше не мешать Миранде выдать себя с потрохами. Пусть Эмили раз и навсегда убедится, что им придется смотреть в рот этой женщине очень и очень долго.

– Я понимаю вашу точку зрения. Мы всегда стараемся предоставить нашим читательницам увлекательные статьи. По отзывам, которые мы получаем, аудитория «Декольте» любит читать о других культурах и традициях, особенно если они резко отличаются от ее собственных. Вот почему я думала, что интересно будет завести рубрику о свадьбах геев по всему миру. Обстановка очень быстро меняется – и не только в США и Европе. Большой прогресс отмечается, как ни удивительно, в Азии и Латинской Америке. Браки у них пока не разрешены, но ситуация впервые вселяет оптимизм. Получилась бы прекрасная статья для первого раздела журнала, которая подготовила бы…

Миранда засмеялась. Это был пронзительный театральный смех, тонкие губы снова плотно натянулись над зубами, и Энди невольно вздрогнула.

– Как мило, – сказала Миранда, положив десертную вилку поперек тарелки в знак того, что она закончила. В столовой немедленно появились три официанта и сменили тарелки всем, хотя двое еще жевали.

– Мило? – У Энди получился буквально писк, и она возненавидела себя за это.

– Вы, Ан-дре-а, пишете о свадьбах, а не для толстого журнала или общественно-политического издания. Подобная статья была бы совершенно неуместна, и я этого не допущу.

Я этого не допущу.

Энди резко подняла голову, дернувшись будто от удара. Остальные словно не заметили или не придали значения тому, что Миранда откровенно дала понять свою позицию: она планирует утверждать, редактировать, выбрасывать, дозволять, запрещать и переиначивать каждое слово, которое пойдет в «Декольте». Она даже не считала нужным притворяться, хотя сделка еще не была заключена.

– Да, но это наш журнал, – сказала Энди почти шепотом, отважившись взглянуть на Миранду, – та казалась удивленной. Эмили и Найджел опять промолчали.

– Да, это ваш журнал, – согласилась Миранда, откинувшись на спинку стула и скрестив ноги, будто забавляясь разговором. – Но надо ли мне напоминать, что вам еще расти и расти?

– Конечно, в работе всегда есть возможность что-то улучшить. Мы с Энди как раз…

Миранда продолжила, словно Эмили и не открывала рта:

– О любом журнале можно судить по сентябрьскому номеру, а ваш был, как бы помягче сказать, тощим. Подумайте о компаниях, у которых вы буквально выбили договоры на покупку рекламного места, упирая на мнимую связь «Декольте» с «Подиумом», то есть пользуясь весом, опытом и престижем «Элиас-Кларк». Подумайте – и тогда вы сможете козырять моим именем практически без обмана.

Эмили, казалось, готова была провалиться сквозь землю. Энди кашлянула, чувствуя, что краснеет.

– Простите, Миранда, – сказала она, удивленная, что бывшей начальнице все известно. – Мы действительно пользовались авторитетом «Подиума», чтобы открыть некоторые двери, но остальное создали сами.

– О, только не надо падать в обморок! Конечно, создали. И преуспели, иначе не сидели бы сейчас здесь. Но пора и вам выходить на новый уровень. Кто был на вашей последней обложке, какие-то греки?

На обложку они поместили самую знаменитую молодую пару Греции – сын премьер-министра женился на наследнице одного из богатейших людей мира. Эмили говорила, молодожены с отличием окончили Кембридж и дружат с принцем Уильямом и принцессой Кейт.

– Проходной вариант, – отрезала Миранда. – И хватит иностранцев, если только они не из королевских семей. Нам нужны те, на кого есть спрос. Честно говоря, номер с вашей собственной свадьбой, Ан-дре-а, был весьма сомнителен. Пусть Максвелл Харрисон – представитель овеянной легендами семьи, но он не такая знаковая фигура, чтобы вытянуть целый номер. Разве захочется купить журнал, на обложке которого – неизвестно кто?

– В том месяце у нас были рекордные продажи, – возразила Энди, хотя в глубине души отчасти признала правоту Миранды. Но неужели нельзя было выразиться хоть немного деликатнее?

Эмили не могла усидеть на месте.

– Я вас прекрасно понимаю, Миранда. Вначале мы собирались делать обложку совсем по-другому, но Сен-Жермен оказался просто сокровищем…

Смех Миранды прозвучал, словно собачий лай.

– Когда вы будете работать у меня, первоклассные фотографы станут de rigueur[11]. Те, кто работает в «Подиуме», диктуют свои условия.

– Вы хотели сказать – ваши, – тихо поправила Энди.

– Я хотела сказать – условия, предусматривающие лучших дизайнеров, фотографов, стилистов, знаменитостей… Назовите имя – и он ваш!

Найджел издал восторженный вопль и сказал:

– Дамы, она совершенство! Превратитесь в слух, не каждый день Миранда Пристли дает советы.

Андреа и Эмили переглянулись.

Миранда продолжила:

– Придется вплотную заняться вашим штатом. Мне нужны только лучшие – вот почему я хочу вас! – но смена владельца позволит очистить журнал от дармоедов. Да, и никакой больше чепухи вроде «гибкого графика» или «дистанционной работы». Мы запретили это в «Подиуме» и сразу ощутили разницу.

Первая мысль Энди была о Кармеле Тиндейл, замечательном главном редакторе в сабо, которая неминуемо попадет под эту чистку. Еще обиднее будет распрощаться с гибким графиком. Утром во вторник и четверг ей больше не удастся побыть дома с Клем, она не сможет ездить с малышкой к педиатру, определять себе начало и конец рабочего дня, чтобы трудиться с наибольшей продуктивностью.

Эмили кашлянула.

– Боюсь, у нас нет людей, которых мы можем позволить себе потерять…

Энди гневно посмотрела на нее.

– У нас замечательная команда энтузиастов, которые не считаются с переработкой и многим жертвуют ради журнала! Я не желаю расставаться ни с кем из них.

Миранда закатила глаза, будто разговор становился слишком утомительным.

– Зато у них есть возможность дорваться до шкафа с дизайнерской одеждой и поболтать по телефону со знаменитостями. В «Элиас-Кларк» таких возможностей в десять раз больше, именно поэтому все работники должны выглядеть презентабельно. И вести себя, как принято в «Подиуме», за этим я лично прослежу.

– Да, я тоже считаю… – начала Эмили, но Миранда оборвала ее.

– Что касается свадьбы Найджела, – начала она и сделала паузу – убедиться, что все смотрят на нее, – гарантирую, это будет ваш лучший номер. Лучший с большим отрывом.

– Думаю, я отвечу за себя и за Эмили, если скажу, что у нас есть четкое представление о том, каким мы хотим видеть этот номер…

– Подруги! – вскричал Найджел. – Не будем препираться из-за мелочей. Вы все должны понять, что когда речь идет о бракосочетании века – о моем, – решать буду я. Считайте меня своим отважным королем, а себя – моими фрейлинами! – Найджел выскочил из-за стола, выпрямился и забросил край пледа на плечо.

Первой засмеялась Эмили, за ней – Энди. Миранда выдавила кривую усмешку.

Найджел отсалютовал им всем.

– За свадебное единение! – провозгласил он, явно чувствуя себя в ударе. – Обещаю вам, Найджел достаточно великолепен, чтобы хватило на всех. А что вы скажете насчет тоста?

Словно по волшебству, из кухни появился официант, неся на подносе четыре узких бокала и бутылку «Моэт».

– Нет-нет, это не пойдет, – пробормотал Найджел. Он скрылся в кухне и вернулся с четырьмя элегантными хрустальными стопочками. При ближайшем рассмотрении это оказались чашечки для эспрессо, но Найджел ничего не имел против.

– Это что? – спросила Эмили, осторожно беря чашечку двумя пальцами.

– Найджел, в самом деле, – сказала Миранда с деланным раздражением, однако тоже взяла себе порцию.

– За блестящее сотрудничество блестящих женщин! – воскликнул Найджел, высоко подняв бокальчик.

– Хорошо сказано, Найджел, – подхватила Эмили, подавшись вперед, чтобы чокнуться с ним хрустальной чашечкой. Затем они вместе звякнули о чашки Энди и Миранды и залпом вылили содержимое себе в рот.

– Пейте! – завопил Найджел. Эмили засмеялась.

Энди недоверчиво смотрела, как Миранда сделала маленький глоток, затем еще один. Не желая оставаться в одиночестве с полным бокалом, Энди вспомнила университетские годы, глубоко вздохнула и выпила залпом. Горло обожгло, выступили слезы; Энди даже не поняла, была ли то водка, виски, джин или что-то еще.

– Отвратительно, – объявила Миранда, рассматривая остаток жидкости в своей чашке. – Я шокирована, что такое нашлось в моем доме.

Найджел лукаво ухмыльнулся, сунул руку куда-то себе под юбку и вынул обтянутую кожей серебряную фляжку с монограммой – большой затейливой «Н».

– Не угадала, – сказал он.

Десерт доедали без инцидентов, хотя Энди никак не могла прийти в себя после разговора. Миранда проводила всех до дверей. Энди едва сдерживалась, чтобы не схватить пальто и не выбежать стремглав из этого ужасного места.

– Я безмерно благодарна за прелестный вечер, – выдохнула Эмили, чмокнув воздух у каждой щеки Миранды, словно прощалась со старой знакомой по студенческому клубу.

– Да, дорогая, сегодня ты решительно превзошла себя, – сказал Найджел. Хотя на улице было совершенно не холодно, он натянул митенки и обмотал голову и плечи кашемировым палантином размером с одеяло.

Казалось, только Энди заметила, что Миранда держится подчеркнуто прямо, сжав губы в ниточку.

– Спасибо, что пригласили нас, Миранда. Ужин был прекрасный, – тихо сказала Энди, путаясь пальцами в петлях и пуговицах.

– Ан-дре-а! – Голос Миранды тоже звучал тихо, но в нем звенела сталь. И некая определенность.

Энди подняла голову и чуть не оступилась на месте: Миранда смотрела на нее с такой откровенной ненавистью, что у нее перехватило дыхание.

Найджел и Эмили оживленно болтали о том, как лучше сделать – взять одно такси на всех или по одному на каждого, поэтому не заметили, как Миранда обхватила длинными тонкими пальцами руку Энди у самого плеча и подтянула ее поближе. Энди впервые видела начальницу так близко, и от этого она вся покрылась мурашками.

– Вы подпишете бумаги на этой неделе, – прошипела Миранда ей на ухо, обдавая щеку ледяным дыханием. – И прекратите создавать всем проблемы.

После этого, так же внезапно, как привлекла к себе Энди, Миранда едва ощутимо оттолкнула ее от себя. С тобой покончено. Свободна.

Не успела Энди хотя бы сообразить, как реагировать, в дверях появился швейцар-лифтер, и все начали прощаться. Никто не обратил внимания, что Энди вошла в лифт, не проронив ни слова.

Они высыпали на улицу. Найджел и Эмили, основательно набравшиеся, хохотали, держась за руки.

– Пока, дорогие, – пропел Найджел, усевшись в такси и не предлагая ни подвезти девушек, ни поехать первыми. – Жду не дождусь, когда же мы будем работать вместе!

Эмили высоко подняла руку, когда рядом остановился лимузин. Средних лет мужчина с тронутыми сединой волосами и приятным лицом спросил:

– Вы гостьи мисс Пристли? Она просила доставить вас домой или куда скажете.

Эмили торжествующе посмотрела на Энди и с удовольствием плюхнулась на заднее сиденье.

– Как любезно со стороны Миранды позаботиться, чтобы нас отвезли! – сказала она, блаженно вытянув ноги.

Энди еще не отошла от шока. Миранда ей угрожала? Неужели это не сон? Она не нашлась с ответом подруге.

– Какой потрясающий ужин! Мне очень понравилось, как она переделала квартиру, а уж угощение – умереть за такое можно, – трещала Эмили. – Оглядываясь назад, скажу – и хорошо, что Кэссиди с бойфрендом не спустились к ужину. У Миранды появилась возможность сосредоточиться целиком на нас, поделиться своим мнением о «Декольте». Конечно, некоторые ее фразы были… несколько безапелляционными, но как здорово, что один из величайших умов высокой моды и издательского дела хочет помочь нам вывести «Декольте» на новый уровень! Невероятная удача!

Отчего Эмили вовсе не расстроена? Неужели она пропустила мимо ушей заявление Миранды о намерении распоряжаться в «Декольте», как в собственной частной лавочке? Что она собирается сама нанимать и рассчитывать персонал, диктовать все без исключения решения, от редакторских до рекламных, устанавливать драконовские рабочие часы и дресс-код? Что они сами, Энди и Эмили, автоматически снова попадают в секретарши – без реального влияния, без права сказать слово – пешки под деспотичным правлением Миранды?

– По-моему, мы с тобой на разные ужины сходили, – проговорила она.

– Все-таки Миранда изменилась к лучшему. Сегодня она была сама любезность, – говорила Эмили с восхищенной улыбкой, словно только что вышла с сеанса расслабляющего массажа.

– Эмили, да ты что, не слышала, как она заявила: «Я этого не допущу!» – будто это уже ее журнал? Как потребовала, чтобы Найджел и Нейл появились на июньской обложке? За столом я смолчала, но на июнь у меня есть выход на Брэда с Анджелиной. Кому мы отдадим июньскую обложку – Найджелу, вульгарному, хотя и колоритному журнальному редактору и «музе» Пристли, или Бранджелине? Ты головой подумай!

Эмили прикрыла глаза и с наслаждением выдохнула.

– Тебе не захотелось умереть, когда вошла секретарша? – спросила она.

– М-да, бедняжка, должно быть, готова была провалиться сквозь землю. Разве ты не видишь – Миранда ничуть не изменилась, обращается с помощницами, как с рабынями. Едва соизволила заметить девушку, да и то чтобы отправить восвояси. Готова спорить, Чарлу уволят за то, что она подвезла Найджела.

– Да, но какой же идиоткой надо быть, чтобы подвозить кого-то, когда едешь к Миранде, пусть даже Найджела? Вот уж верх глупости! Мы с тобой никогда бы так не сделали. Хотя ты, может, и сделала бы, но я бы пресекла такие просьбы на корню. Если Миранда ценит свой комфорт, эта девица отправится куда подальше завтра с самого утра.

Энди глядела на проносившиеся мимо роскошные освещенные окна Пятой авеню. Как много изменилось с тех пор, как она ушла из «Подиума»! Потребовалось несколько лет упорного труда, не обошлось и без душевных мук, но Энди начала уже ощущать результаты: у нее появились близкие подруги, любящая сестра и родители, непростая, но увлекательная работа, приносящая удовлетворение, а главное, собственная семья – муж и дочка. Все произошло не так, как она представляла, но разве это важно?

– Скажи, сегодняшний вечер был просто сказочным? – выдохнула Эмили со счастливым видом. Глаза у нее были закрыты, щеки разрумянились от удовольствия.

Энди промолчала.

– Миранда явно делает попытки к примирению. И не только специально для нас – она несомненно изменилась к лучшему. Или ты так не считаешь?

– Эм, я… – Энди замолчала. Ссориться у нее не было сил. А ссора неминуемо последует сразу после слов, которые она не могла не произнести. – Давай встретимся за обедом и раз и навсегда решим с предложением «Элиас-Кларк», а то мы как-то уклоняемся от этого разговора. У нас с тобой разные точки зрения, но мы обязаны – ради себя и остальных – принять окончательное решение.

Эмили открыла глаза, улыбнулась и ткнула Энди пальцем в бок.

– Прекрасно, обед так обед! Я первая готова признать, что в свое время Миранда была клинической сумасшедшей и, очень возможно, до сих пор малость ку-ку, но мы с ней справимся! Энди, послушай меня, вместе мы суперкоманда, а уж в «Элиас-Кларк» развернемся по-настоящему и покажем полный экстра-класс!

– Поговорим за обедом, – повторила Энди, тоскливо предчувствуя неизбежный кошмар. Но сегодняшний ужин ясно показал, что время раздумий и переговоров прошло. Энди все стало очевидно и понятно. Слишком много времени и сил потребовалось для того, чтобы стать той, кто она есть, и больше Миранда Пристли монополию на ее жизнь не получит! Так и придется заявить Эмили. Другого пути нет.

Глава 20

Грузовой контейнер с ботоксом

Заорал будильник. Энди, ничего не понимая, перевернулась на бок взглянуть на часы и едва не упала с кровати: одиннадцать! Как одиннадцать? Уже одиннадцать?

– Расслабься, – сказал Макс, положив теплую ладонь на обнаженное плечо жены. – Мы не опоздаем, у нас масса времени.

– Куда опоздаем?

– Я сказал, что мы не опоздаем.

– А куда мы идем? И где Клементина?

Макс засмеялся. Он в рубашке и джинсах лежал рядом на покрывале и что-то читал в айпаде.

– Клем скоро проснется. Ты спала как убитая не знаю сколько часов. А идем мы в пока не известное место на бранч с группой молодых мам. Вспоминаешь?

Энди застонала – память о вчерашнем вечере вернулась с мучительной ясностью.

Неужели Миранда Пристли при прощании действи-тельно змеей шипела на нее? Группа мамаш – это, конечно, интересно, но вставать, будить ребенка, одеваться и ехать на другой конец города Энди хотелось еще меньше, чем на осмотр к гинекологу.

– Да, к сожалению. Бранч с мужьями. Последние три с половиной месяца мы делились самыми интимными подробностями, включая вас. Пора предъявить собранию объекты коллективного анализа.

– М-да, занятно. Ты сказала, сбор назначен на полпервого?

Энди кивнула. Она уже хотела рассказать Максу об ужине у Миранды, когда зазвонил телефон.

– Мне надо ответить, – сказал муж и вышел.

Энди стянула ночную рубашку и с наслаждением вытянулась под одеялом. Шелковистые простыни приятно холодили обнаженную кожу, и на какое-то время мысли о Миранде отступили. В постели было хорошо, под душем оказалось еще лучше, и Энди наслаждалась мимолетным душевным покоем. Не реже одного раза в день она восхищалась, как сочетание великолепного давления в водопроводных трубах в их доме и неограниченный запас горячей воды компенсирует почти все недостатки городской жизни – смог, скученность, многолюдность, дороговизну и вечные дрязги.

Выйдя из душа, Энди завернулась в полотенце. Макс вошел в ванную и обнял ее сзади, теплую, обнаженную. Зарывшись лицом ей в шею, он глубоко вздохнул.

– Как я хотел разбудить тебя ночью, – сказал он хрипло.

– Так почему не разбудил? – промурлыкала Энди, не желая признаваться, что испытала скорее облегчение, чем разочарование, когда накануне Макс задержался на деловом ужине с клиентом: она была вымотана до предела.

– Последние две недели выдались на редкость напряженными. Тебе надо было выспаться, – сказал Макс, споласкивая бритву горячей водой. – А как прошел ужин?

Энди подошла к шкафу и вытащила первые попавшиеся под руку вещи. Вернувшись в ванную, она начала одеваться.

– Ужин был… интересный.

Макс поднял брови, глядя на жену в зеркало.

– А подробнее?

– Миранда приложила нечеловеческие усилия, чтобы немного побыть человеком – мне почти льстит, насколько она хочет «Декольте», – но быстро снова стала собой.

– То есть?

– Она отнюдь не скрывала своего намерения полностью контролировать журнал и все, что с ним связано. Я почти шокирована ее беззастенчивой откровенностью.

Выражение, появившееся на лице Макса, вызвало у Энди острую неприязнь.

– Что? – вскинулась она.

Макс, подчеркнуто внимательно разглядывая щетину на щеке, слегка пожал плечами.

– Ничего. Я молчу.

– Зато выражение лица очень красноречиво! В чем дело?

Макс положил бритву и повернулся к жене.

– Энди, ты считаешь, что я не понимаю, как трудно тебе было работать у Миранды. Сказать правду – да, я этого не знаю. И никто не знает. Но, может быть, не стоит на этом зацикливаться, чтобы сейчас принять правильное решение?

Энди вдруг осознала, что обнажена до пояса. Почувствовав неловкость, она прикрылась халатом.

– Я хочу сказать, вряд ли сегодня Миранда в состоянии сломать вам жизнь.

Энди взглянула на мужа в упор.

– Миранда действует вовсе не так. Испорченная жизнь – побочное действие работы на Миранду, хотя от этого не легче.

– Энди, ну ты же не спасуешь перед бесцеремонностью! В самом пиковом случае нужно помнить, что на поверку Миранда недалеко ушла от заурядной нахалки-старшеклассницы.

– Только тот, кто никогда у нее не работал, может такое заявить! – Энди произнесла это по возможности спокойно, стараясь сдержать раздражение.

Ей очень хотелось закончить этот разговор, но, много лет пытаясь вычеркнуть Миранду из своей жизни, она ни разу по-настоящему не объясняла мужу, что такое Миранда. Он знал, что мисс Пристли резкая, неуживчивая, «трудная», «тот еще характер». Он был в курсе, что у Миранды репутация жесткой и требовательной начальницы. Он достаточно часто сталкивался с ней за много лет, чтобы лично убедиться, насколько бестактной и отчужденной она может быть. И не просто отчужденной – враждебной! Именно так он охарактеризовал Миранду, когда Барбара впервые их познакомила. Но по какой-то причине – Энди не могла себя заставить копаться в этой теме – истинной ее природы Макс не понимал: злобная, отвратительная моральная садистка, которая до сих пор преследует его жену.

Глубоко вздохнув, Энди присела на край ванны.

– Она не просто бесцеремонна, Макс. С этим я действительно научилась справляться. Все гораздо хуже. Она маниакально сосредоточена на получении лучшего для себя и идет при этом по головам. Помощницы, редакторы, так называемые друзья – потому что у нее нет друзей, только знакомые, от которых ей что-то нужно, – не более чем пешки в видеоигре Миранды, где все подчинено единственной цели – ее победе. Любой ценой. Не важно, дизайнер ты, Ирв Равиц или редактор итальянского «Подиума» – не дай тебе Бог опоздать на обед с Мирандой Пристли. Она не станет кричать, закатывать сцены, объяснять тебе суть воспитанности и уважения. Приехал ты или нет, она сделает заказ, когда будет готова, съест свой обед и преспокойно уйдет. Ей абсолютно не важно, что у тебя заболел ребенок или твое такси попало в аварию, потому что Миранде на тебя наплевать, она не воспринимает тебя как живого человека со своими чувствами и нуждами. Она не играет по правилам, принятым в обществе, как ты и я. Она давно решила, что самые эффективные средства добиться своего – это унижение, критиканство, умаление заслуг и запугивание. В редких случаях, когда такая политика не срабатывает – например, когда мы отказались продать ей «Декольте», – Миранда предпринимает полномасштабное наступление обаянием: экстравагантные подарки, заботливые телефонные звонки, заманчивые приглашения, – однако все это не более чем очередная форма манипулирования пешками в реалити-игре.

Макс положил бритву и промокнул щеки маленьким полотенцем.

– Судя по твоему описанию, она законченный социопат.

Энди пожала плечами:

– Я не психиатр, но она действительно настолько отвратительна.

Макс заключил жену в объятия, поцеловал в щеку и сказал:

– Я тебя прекрасно понимаю, она действительно ужасная женщина, и мне невыносима мысль, что кто-то будет портить тебе жизнь, но я лишь прошу тебя взглянуть на ситуацию в целом. Ведь сразу откроется столько возмож…

Вопль Клементины прервал его на полуслове.

– Я ее возьму, – сказала Энди, бросая халат на пол и надевая лифчик и свитер. Похоже, Макс так ничего и не понял. Она даже обрадовалась предлогу сменить тему.

Через полчаса они, чудом успев, входили в квартиру Стейси на пересечении Двенадцатой улицы и Пятой авеню. После ужина у Миранды вчера и тягостного объяснения с Максом с утра пораньше голова у Энди раскалывалась от боли. Как выдержать роль любезной гостьи целых два часа?

– Напомни еще раз, кто хозяева? – прошептал Макс, пока они ждали, чтобы швейцар их пропустил.

– Стейси – молодая мамаша из нашей группы. Мужа зовут Марк, кем работает, не помню. Дочку зовут Сильвия, она на несколько недель младше Клементины. Больше ничего не знаю.

Швейцар в форме жестом пригласил их в лифт, и они поднялись в пентхаус, где были встречены очень полной горничной в фартуке и ортопедических клогах. Она поставила коляску Клементины в бескрайней прихожей и провела Макса и Энди в гостиную. Те на ходу переглянулись. В огромном зале, служившем столовой, уже собирались приглашенные. Энди забыла обо всем при виде шестиметровых окон, которые занимали целых три стены. Отсюда открывался великолепный вид на южную часть Манхэттена. Ее подруги по группе здоровались, представляли своих мужей и усаживали младенцев в разные качельки и детские шезлонги, но Энди упоенно любовалась квартирой. Быстрый взгляд, брошенный на Макса, подтвердил, что он тоже засмотрелся на обстановку.

В зале высотой в два этажа глухие участки потолка чередовались с застекленными. Вместе с невероятными окнами это создавало иллюзию движения по воздуху. Слева Энди увидела камин из серого полированного камня размером с торговый павильон; над гламурно-изящным газовым пламенем царил огромный зеркальный телевизор с плоским экраном. Отражаясь в нем, огонь камина и осеннее солнце наполняли комнату радужным, почти райским белым свечением.

Современные низкие диваны в элегантной серо-белой гамме, ниша для чтения со встроенными полками. Отреставрированный кофейный столик нарочито грубой работы и старинный обеденный стол, за которым легко могли уместиться шестнадцать человек. По обеим сторонам от него – прекрасные стулья с высокими спинками, обтянутые кожей цвета слоновой кости, со сверкающими хромированными деталями. Единственным ярким акцентом в комнате служили роскошный мягкий ковер в абстрактных петлях кобальтово-синего, красного и фиолетового рисунка и подвесная люстра ручной работы, спускавшаяся с потолка на целый этаж: стеклянные шары, спирали и трубки переплетались причудливым синим лабиринтом. Даже собака, кавалер-кинг-чарльз спаниель с тиснением «Харлей» на кожаном ошейнике, возлежала на миниатюрном креслице а-ля пятидесятые, с полированными хромированными ножками и туго набитой кожаной подушкой.

– Вау, – с чувством пробормотала Энди, стараясь не пялиться слишком откровенно. – Такого я не ожидала.

– Великолепно, – подтвердил Макс. Обняв жену за плечи, он привлек ее к себе и шепнул: – Жалкое подобие бывшего родового гнезда Харрисонов, но все равно красиво. Такая квартира будет и у нас, когда моя жена станет медиамагнатом.

Он сказал это в шутку, но Энди передернуло.

– Энди! Чем вас угостить? О, вы, должно быть, Макс. Какое удовольствие с вами познакомиться! – сказала подоспевшая Стейси. Она выглядела почти как сотрудница «Подиума»: в модном кашемировом пончо, на шпильках, с тщательно уложенными волосами и безупречным макияжем. Исчезли леггинсы и анорак, прыщи и немытые волосы, которые Энди привыкла видеть на собраниях; преображение было разительным.

– Привет, – сказала Энди, едва не открыв рот от изумления. – Квартира у вас роскошная. И ты прекрасно выглядишь.

– Ты слишком добра, – отмахнулась Стейси. – Что будете пить? Может, «Мимозу»? Макс, готова спорить, вам хочется «Кровавую Мэри», наша экономка отменно их смешивает.

Поцеловав Клем в лобик, Стейси ушла распорядиться насчет напитков. Посмотрев на других матерей, Энди положила Клем в кружок младенцев, блаженствовавших на дизайнерском ковре.

– Зря мы это, – пробормотала она, подкладывая махровую салфетку под головку Клем на случай, если малышка срыгнет.

– И не говори, – согласилась Бетани. – Мику уже трижды стошнило пюре из шпината, а у Такера подгузник протек во-он там, на среднем узорчике.

– А почему Стейси не подстелет одеяло или покрывало какое-нибудь?

Бетани пожала плечами.

– Видимо, ей нет до этого дела. Кто-нибудь в форме подбежит и все вытрет, вымоет и принесет еще еды и выпивки. Тут, без преувеличения, целая армия прислуги.

– Слушай, ты догадывалась? – спросила Энди как можно тише. Тео перевернулся на живот, и Энди погладила его по спинке. Краем глаза она заметила, как женщина в форме прислуги, но отличавшейся от той, в которой была встречавшая их горничная, подала Максу «Кровавую Мэри» – в высоком бокале, такую сочно-красную и освежающую, что хоть на страницу журнала. Макс вежливо принял коктейль, но Энди видела, как он ищет, куда бы его поставить нетронутым, и решила при первой возможности принести мужу апельсинового сока.

– Вообще без понятия. Стейси казалась скорее бродяжкой, чем миллионершей. Хотя кто из нас не казался-то?

Через несколько минут собрались все участницы группы. Завязалась оживленная дружеская беседа, а малыши резвились на полу кто как умел. В целом мужья оказались такими, как представляла Энди, – то есть похожими на Макса: тридцать – сорок лет, с короткими стрижками, при дорогих часах, в рубашках навыпуск или анораках поверх футболок и в дизайнерских джинсах, купленных им женами, несмотря на робкие протесты, что сойдут и старые университетские «Левис». Судя по выражению лиц, мужчины с удовольствием почитали бы газету, посмотрели футбол, пошли в спортзал или полежали на диване вместо того, чтобы маяться среди незнакомых людей и орущих детей и слушать, как жены азартно спорят, на какой неделе лучше начинать давать пюре.

Лишь отдельные спутники жизни вызвали у Энди интерес. Муж Стейси, Марк, был на добрых полтора десятка лет старше остальных. Сильная проседь и очки в тонкой металлической оправе придавали ему авторитетный и солидный вид, но неподдельная радость, сквозившая в постоянной заботе о маленькой Сильвии, и теплота, с которой он здоровался с каждым гостем, сразу располагали к нему. Родители Лолы, врачи-педиатры, выглядели крайне неловко для людей, которые проводят с детьми по двенадцать с лишним часов в день. Оба явились в одинаковых черных слаксах и отглаженных голубых рубашках, будто только что закончили обход и сняли белые халаты. Лола принималась вырываться всякий раз, когда мать брала ее на руки, а папаша явно чувствовал себя не в своей тарелке, не проявлял к дочке никакого интереса и чаще остальных отцов проверял входящие звонки. Оба отчаянно хотели как можно быстрее покинуть это странное сборище, где они не знали ни души, но все знали их дочку.

Еще Энди удивил супруг Аниты, Дин, молодой рокер лет двадцати пяти, с бумажником на цепочке, в высоких мягких кроссовках и с нагеленными усиками. Всем довольный, компанейский, ничуть не смущавшийся, он словно уравновешивал робость своей жены, вечно тушующейся и почти безмолвной. Энди удивилась, когда Дин вытащил из дорожной сумки гитару, уселся среди малышей и заиграл рок-н-ролльную интерпретацию «Мигай, звездочка, мигай» и «Лез паучок по водостоку», но когда Анита начала подпевать и аккомпанировать мужу на тамбурине, цимбалах и профессиональных маракасах, Энди чуть не упала в обморок. Те из малышей, которые уже научились хлопать в ладоши, с удовольствием хлопали, другие пищали или покрикивали. Человек десять родителей тут же достали айфоны и принялись снимать импровизированное представление, а кое-кто из мамаш начал танцевать.

– Видишь? – Энди легонько толкнула Макса в плечо. – Я вожу тебя только в эксклюзивные места.

Макс сосредоточенно копался в настройках телефона, пытаясь увеличить на видео Клементину, которая трясла маракасом.

– Ты права, на такое нужно продавать билеты.

В дверь позвонили, и горничная вошла сообщить Стейси, что прибыли еще гости.

Рейчел огляделась, демонстративно подсчитывая присутствующих.

– Но мы же все здесь. Кто бы это мог быть?

– Может, друзья хозяев? – предположила Сандрин.

– Боже мой, неужели ты пригласила Лори? – закричала Бетани. – Она увидит гитару и сразу начнет водить хоровод! Я не подписывалась учиться персональному росту в субботу!

Стейси рассмеялась. Мужская половина гостиной непонимающе взглянула на женщин, но быстро потеряла интерес.

– Нет, это Софи с Ксандером. – Она повернулась к педиатрам: – Вы говорили, она тоже зайдет?

Мама Лолы кивнула.

– Она так сроднилась со всеми вами, видит вас каждую неделю, вот и попросилась зайти поздороваться. Надеюсь, вы не против?

Что-то в интонациях женщины искренне тронуло Энди. Наверняка нелегко работать врачом, имея новорожденного ребенка. Карьера, конечно, важна, но мало приятного видеть, как твоей дочкой занимается золовка, возит ее на игровые занятия, укачивает, укладывает спать, видит, как малышка делает первые шаги в ходунках. Энди пообещала себе поближе познакомиться с мамой Лолы и пригласить ее на кофе.

Софи, как обычно, выглядела прекрасно. Длинные густые волосы блестели, щеки разрумянились от ветра, а лицо освещала очаровательная улыбка.

– Надеюсь наконец увидеть ее бойфренда, – еле слышно прошептала Рейчел.

– Я тоже, – кивнула Энди. – Ужасно интересно. Хотя если бы она привела своего нового парня, было бы еще лучше. Как его зовут?

– Тома́, – прошептал кто-то с утрированным французским акцентом. – Сексуальный, артистичный Тома́.

– Где твой бойфренд? – громко спросила бесцеремонная Бетани, сидя на подлокотнике дивана.

Видно было, что Софи нервничает – вероятно, дружок увязался за ней против ее желания. Кроме того, теперь ее явно тяготила собственная откровенность. Интрижка с Тома́ дошла до страстного флирта, хотя они еще не «подтвердили свои чувства на практике», по выражению Софи, и сейчас она пыталась убедить себя, что ничего плохого не сделала. Но по мечтательному взгляду и тому, как взволнованно Софи переплетала и стискивала пальцы, легко было догадаться, что она влюбилась в красивого молодого студента фотографических курсов и теперь мучается чувством вины, страхом и неопределенностью отношений с прежним бойфрендом. Группа молодых мам стала для Софи возможностью выговориться: полный зал слушательниц, настолько изъятых из реальной жизни, что она не стеснялась делиться с ними подробностями, которые не открыла бы даже близким подругам. Энди понимала, что Софи находится на грани истерики при мысли, что вот сейчас два ее мира могут сойтись воедино. Энди хотелось потрепать ее по руке и успокоить, что никто даже словом не намекнет о ее тайне бойфренду.

Атмосфера в комнате мгновенно изменилась, но тут Клементина внезапно зарыдала столь бурно, что у Энди упало сердце. Она подхватила дочь на руки, осмотрела ее тельце, личико, ручонки и пушистую головенку, ища травму или источник боли. Забыв обо всем, она прижалась лицом к щечке Клементины и шепотом запела, нежно укачивая малышку на плече. Крики Клем постепенно стихли. Энди лихорадочно перебирала в уме возможные причины – устала, проголодалась, описалась, вспотела, замерзла, болит животик, режутся зубки, перевозбуждена, испугалась или просто соскучилась. Она уже хотела попросить у Стейси разрешения унести на время Клем в другую комнату, когда почувствовала дыхание Макса у себя на щеке.

– А не твой ли это Алекс? – спросил он, взяв ее за плечо.

Добрых двадцать – тридцать секунд до Энди доходил смысл сказанного. «Ее Алекс» мог быть только Алексом Файнеманом, это понятно, но отчего Макс заговорил об этом, она понять не могла.

– Мой Алекс? – недоуменно повторила Энди.

Макс развернул ее лицом ко входу, где стоящий к ним спиной мужчина снимал пальто и шарф. Увидев темные волосы незнакомца, его серые кроссовки «Нью баланс» и услышав знакомые остроты, которыми он перебрасывался с горничной, Энди сразу отчетливо поняла, что это действительно ее Алекс.

В ту же секунду Клементина, Макс, Стейси, шумные дети и оживленные родители будто испарились: в поле зрения Энди остался Алекс и только Алекс, однако она не могла представить ни одной правдоподобной причины, почему он оказался на бранче группы молодых мам.

– Ксандер! – завопила Софи, несколько подпортив свой привычный очаровательный имидж. – Иди же сюда, любимый, я познакомлю тебя с моими новыми подругами!

«Ксандер» – это обращение оглушило Энди сильнее внезапно налетевшего грузовика. За десять лет, которые она знала Алекса, никто – ни она, ни приятели по колледжу, ни его мать и брат – не называл его иначе чем Алекс. Даже Александром никто не звал. Ксандер? Это просто нелепо!

Однако вот он, перед ней! Поцеловал свою красавицу подружку в губы и улыбнулся остальным так лукаво, что сердце замирало. Он еще не заметил Энди, и она про себя поблагодарила небеса за эти несколько секунд, которые потребовались, чтобы прийти в себя.

– Это же Алекс? – спросил Макс, забирая у Энди вертевшуюся Клементину. – Ты будто привидение увидела.

– Я не догадывалась, что когда Софи рассказывала нам о своем бойфренде, речь шла об Алексе, – прошептала Энди, надеясь, что больше никто ее не слышит. – Бож-же мой…

– Что?

– Бо-же мой!

– Что с тобой, тебе нехорошо? – забеспокоился Макс.

Ксандер. Бойфренд с многолетним стажем. Люблю его, но все изменилось. По-моему, я ему надоела. Относится ко мне, как к мебели. Недавно съехались, стали жить вместе. Переехали в Нью-Йорк. Тома́, мой ученик. Намного моложе. Невинный флирт. Страстные объятия. Серьезный петтинг. Кажется, я на него запала.

Энди удивилась, как это она так долго не могла сложить два и два, но как только поняла, что к чему, у нее перехватило дыхание. К сожалению, не было времени обдумать возможное развитие ситуации, провести телефонную конференцию с Эмили и Лили и поделиться с ними отвратительными подробностями – через мгновение Алекс оказался перед ней.

– А это моя подруга Энди! – высоким от волнения голосом представила Софи. – С мужем… Простите, я забыла, как вас зовут.

– Это мой муж Макс. – Энди с облегчением услышала, что ее голос звучал ровно и невозмутимо, хотя ее тошнило от волнения. У нее мелькнула мысль, что Макс и Алекс встречаются всего второй раз – первый был несколько лет назад, в «Хоул фудс».

– А это Ксандер, мой бойфренд. Я предупреждала, что ему будет скучно, но он не захотел сидеть дома в одиночестве.

– Да ладно! За такую возможность я отдал бы все, что угодно! – Макс хлопнул Алекса по спине. – Рад встрече.

– Я тоже, – отозвался Алекс. Судя по виду, он был шокирован не меньше Энди.

– Вы знакомы? – с беспокойством нахмурилась Софи.

«Ох, если бы ты знала все, – подумала Энди, – тебе понадобился бы грузовой контейнер ботокса, чтобы прогнать со лба эти морщины!»

Энди не сомневалась, что Макс солжет, придумает какую-нибудь историю о работе или стародавней вечеринке, поэтому едва устояла на ногах, услышав его ответ:

– Да, Алекс раньше встречался с моей женой.

У Софи отвисла челюсть. Энди прекрасно понимала, о чем она думает: Софи лихорадочно вспоминала пикантные подробности, которыми поделилась на последнем собрании, чего никак нельзя было делать перед знакомыми бойфренда, которому она изменяет. Изумление на ее лице сменилось паникой.

Взгляд Софи заметался между Энди и Алексом.

– Вы что, встречались?!

Энди и Алекс молча кивнули, зато Макс откровенно веселился.

Он засмеялся и высоко поднял Клементину, потом прижал к себе, поцеловал в носик и снова вскинул на вытянутых руках, пока малышка не залилась смехом.

– «Встречались» – это мягко сказано. Они были вместе шесть лет – с самого колледжа! Мне повезло, что они не поженились.

– Так вы та самая Энди? Энди из университета Браун? Бывшая подружка? Боже мой… – Софи зажала рот рукой.

– В то время друзья звали меня Андреа, это звучало профессиональнее… – Энди не договорила. Что тут скажешь? Она не знала, радоваться или огорчаться, что Алекс так много рассказал о ней Софи. Что он говорил и насколько подробно? Ей вспомнилось расставание – исключительно по инициативе Алекса, объявившего, что он переезжает в Миссисипи. Вспомнилось, как он обижался, что она горит на работе, забывая о нем, о ссорах, начавшихся, как только Энди устроилась в «Подиум». Перебранки, обиды, недовольство, невнимание и, как следствие, – отсутствие секса и любви. Рассказал ли он все это Софи?

– Видимо, вы, девочки, не догадывались, что у вас есть общий знакомый? – Алекс явно сгорал от неловкости.

– Да, это точно, – вырвалось у Софи. Вся ее восторженность исчезла без следа.

– Откуда же нам было знать? – как можно непринужденнее сказала Энди. – Для меня он всегда был Алексом, и хотя я знала о существовании подружки, мне никто не назвал ее имени.

– А я не знала, что у легендарной Энди есть ребенок, – парировала Софи, хотя Энди вовсе не имела намерения затеять обмен колкостями. Повернувшись к Алексу, Софи гневно уставилась на него: – Ты не говорил, что Энди замужем и даже родила!

– Кстати, о ребенке. – Алекс ослабил воротник рубашки, вовсе не тесный, и показал на Клементину: – У меня еще не было возможности познакомиться с вашей дочуркой.

Макс повернул Клем лицом к Алексу и Софи. Будто что-то сообразив, малышка расплылась в широкой беззубой улыбке.

– Клементина Роуз Харрисон. Клем, познакомься с нашими друзьями Софи и… Ксандером.

– Какая красавица, – искренне выдохнул Алекс, отчего неправдоподобная ситуация стала еще более гротескной.

– Да, милашка, – поддакнула Софи, озираясь в поисках подходящего предлога. – Извините, я еще не поздоровалась с братом и Лолой.

И ушла, прежде чем кто-то успел среагировать.

– Да, неловко получилось, – сказал Макс с бесовским огоньком в глазах. – Надеюсь, я ничего такого не сказал?

– Ну нет, конечно, – отозвалась Энди, прекрасно понимая, что вытворяет муж.

– Должно быть, она просто удивилась неожиданному знакомству, – робко предположил Алекс.

Анита с мужем-рокером продолжали детский концерт на ковре, когда горничная доложила, что в столовой подан бранч.

– Пообщайтесь, – великодушно разрешил Макс, усаживая Клем себе на плечо. – А эта девушка хочет вернуться к музыке, да, моя умница?

Когда он ушел, Энди и Алекс некоторое время молчали. Алекс разглядывал свои кроссовки, Энди нервно накручивала на палец волосы. В голове вертелось только одно: надо ему сказать. Надо ему сказать.

– Энди, она красавица.

На ужасную долю секунды Энди показалось, что Алекс говорит о Софи.

– Клем? Спасибо, мы ее обязательно оставим.

Алекс засмеялся. Энди тоже не сдержала улыбки. Его смех звучал удивительно искренне и легко.

– Как странно, что ты знакома с Соф. Она постоянно рассказывает мне об игровой группе, куда возит Лолу – похоже, игры оказались не совсем детскими, – но мне и в голову не могло прийти…

– Мне тоже. Бывает же! На Манхэттене тысячи молодых мам, откуда было знать, что мы окажемся в одной группе? Особенно если вспомнить, что у Софи даже нет ребенка… – Последняя фраза, помимо воли, прозвучала резко и даже вызывающе.

– Только ей этого не говори, – засмеялся Алекс. – Она действительно порой забывает, что Лола всего лишь ее племянница. Только о детях и говорит. Если так пойдет, скоро она добьется своего.

Тут уже Энди уставилась в пол. Ей вдруг отчаянно захотелось оказаться далеко отсюда.

– Прости, – сказал Алекс, положив руку ей на плечо. – Нехорошо получилось, да? Слишком много информации? Понимаешь, все так неожиданно…

Энди отмахнулась.

– Мы уже взрослые и давно не любовники. Совершенно естественно, что у каждого своя жизнь.

Музыка стихла, и последние слова Энди прозвучали неожиданно громко, но обернулись только Софи и Макс.

– Пойду, пожалуй, что-нибудь съем, – сказала Энди.

– Правильно. А я пойду попрощаюсь. Я зашел просто познакомиться, у меня дела.

Они кивнули друг другу и обменялись формальным поцелуем в щеку. Энди не стала ничего говорить Алексу. Если они не знают, куда деваться от смущения, когда речь заходит о Клем, как прикажете непринужденно сообщить, что Софи изменяет ему со студентом-фотографом?

Энди поспешила уйти в столовую и на мгновение забыла обо всем при виде открывшейся перед ней восхитительной картины. Бранч оказался не хуже свадебного обеда в «Риц-Карлтон» – не забыли даже про огромную лягушку, вырезанную изо льда. На серебряных блюдах, подогревавшихся газовыми горелками, лежали бекон, яичница, домашняя жареная картошка, блины и вафли. Были здесь и полдюжины видов хлопьев, и кувшины со снятым, соевым и цельным молоком, и фруктовый бар с нарезанным арбузом, гроздьями винограда, бананами, киви, ананасами, половинками грейпфрута, черешней, ломтиками дыни и ягодами. Сбоку был устроен детский буфет: на маленьких тарелочках лежали мелко нарезанные фрукты и специальные органические мюсли, рядом выстроились всевозможные йогурты с прилагающимися ложечками и пакеты «Бэби мам-мам». Справа за отдельным столом бармен смешивал «Мимозу», «Кровавую Мэри» и «Беллини» со свежевыжатым персиковым нектаром. Женщина в форменном платье поставила перед Энди тарелку и серебряный прибор, а молодой человек в форме спросил, приготовить ли ей простой омлет или фриттату. Только сейчас Энди поняла, что бранч в честь знакомства с мужьями обслуживают официанты.

– Слушай, это просто фантастика, – сказал Макс, присаживаясь рядом и оглядывая стол. – Ничего, мы тоже привыкнем жить на широкую ногу.

Энди оставила комментарий без внимания.

– Не жалеешь теперь, что пропустишь начало игры «Джетс»?

– Почти нет.

Об Алексе и Софи они больше не говорили. Энди не знала, то ли Максу неприятна эта тема, то ли ему действительно все равно, но меньше всего хотела начинать разговор. Они по очереди держали Клементину и ели, бесстыдно набивая животы, пытаясь вежливости ради поддерживать светский разговор с другими родителями. Когда полчаса спустя Энди встретилась со взглядом Макса, говорившим «я готов идти», она не возражала.

Дома Макс великодушно предложил уложить Клементину спать и вызвался подежурить перед телевизором, если Энди хочет сбегать на маникюр, который она старалась обновлять раз в неделю. Не важно, что Энди уже сделала маникюр накануне (мужчины никогда не замечают такие вещи): хорошо, она с удовольствием сходит. Через десять минут она уже сидела за столиком в «Кафе грампи» и звонила Лили.

* * *

– Зря я ему не сказала? Надо было сказать?

– Ни в коем случае! – Голос Лили взлетел на несколько октав. – Как тебе такое в голову пришло?

– Я знаю Алекса с колледжа. Он был моей первой любовью. Может, я никогда не перестану его любить. Софи я вижу раз в неделю уже несколько месяцев. Я не считаю ее плохим человеком, но верности в ней ни на грош.

– Все это не твое дело. Пусть сами разбираются.

– Как это – не мое дело?

В трубке было слышно, как завопил маленький Скай. Лили попросила подругу подождать, поставила телефон на паузу и вернулась через минуту.

– То, что происходит между Алексом и его подружкой, тебя не касается. Ты замужняя женщина, ты мать, и кто кому изменяет – не твоя забота.

Энди вздохнула.

– Разве тебе не захотелось бы знать, завяжись у Бодхи интрижка? Ты моя подруга, я бы без колебаний сказала тебе.

– Да, но ключевое слово тут «подруга». Алекс тебе не друг, он твой бывший, и как обстоят дела у него в спальне, не твоего ума дело.

– Слушай, ну с тобой просто со смеху умереть!

– Извини, говорю как есть.

Энди из вежливости спросила о Бодхи, Медвежонке и Скае и быстро попрощалась. Эмили по сотовому не отвечала, поэтому Энди набрала Майлса, зная, что он сейчас едет вместе с женой в Чикаго на встречу с потенциальным рекламодателем, а когда Эмили отправится домой, он полетит в Лос-Анджелес.

Майлс ответил на втором звонке.

– Привет, Майлс. Извини, что беспокою, но я не могу найти Эмили. Не подскажешь, где она?

– Рядом со мной. Говорит, что она тебя избегает. Мы сейчас выбираем машину напрокат.

– Что, такой плохой перелет?

– Я только передаю тебе ее слова.

– Тогда скажи ей, что новая подружка Алекса ходит в мою группу молодых мам и спит со своим студентом, который годится ей в младшие братья.

Энди слушала, как Майлс повторяет услышанное Эмили. Естественно, подруга не выдержала и тут же схватила телефон. Несмотря на разногласия по поводу «Элиас-Кларк», Эмили не могла упустить свежую сплетню.

– Объяснись, пожалуйста. Ты не говорила, что у него ребенок. А это, с учетом твоей одержимости Алексом, подозрительное утаивание информации.

Энди не знала, чему сначала возмутиться: самому обвинению или тому, что оно сделано в присутствии Майлса.

– Майлс тебя слышит?

– Нет, я отошла. Говори по делу.

– Ребенка у него нет. Его подружку зовут Софи, совершенно случайно она очень красива. Ребенок есть у ее брата, прелестная крошка по имени Лола. Так как невестка работает по двенадцать часов в сутки, в группу Лолу возит Софи. Мне кажется, она думала, это будут скорее игровые занятия, а не аутотренинг молодых мам, но все равно зачастила…

– Понятно. А откуда ты знаешь, что она спит со студентом?

– Она и сказала. Черт, да она всем об этом рассказывает! Она настаивает, что спать они как раз не спят, но у них уже давно имеет место смелый…

– То есть ты хочешь сказать, что знаешь об этом лично от нее, а при Алексе смолчала как рыба?

– Да.

– А почему, собственно?

– Что – почему?

– Тебе не кажется, что это важная информация, которая очень пригодится заинтересованному лицу?

– Кажется. Но еще мне кажется, что это не мое дело.

– Не твое дело? – закричала Эмили. – Бога ради, прекрати быть благонравной барышней и набери его номер!

– Ну, не знаю. Ты правда думаешь…

– Да. Все, я кладу трубку, мне еще предстоят два часа за рулем после третьего за неделю перелета. Я готова кого-нибудь придушить.

– Держи меня в курсе дел, – сказала Энди, но Эмили уже отсоединилась.

Энди попросила стакан воды со льдом и уставилась в пространство. Неужели все-таки позвонить и сказать? И к чему это приведет? Алекс будет шокирован, уязвлен, унижен. Почему именно она должна сообщать такую новость? А вдруг это для него не новость? Кто сказал, что он не в курсе, не обнаружил уже сам эту мерзкую интрижку или не выслушал слезное признание Софи? Или еще хуже, может, у них свободные отношения, и хотя Софи терзается чувством вины, поступая по-своему, она действует в рамках договоренности? Тогда Энди окажется в роли навязчивой, всюду сующей нос бывшей подружки, и все шаги к возобновлению общения и, возможно, даже дружбы сойдут на нет, и теперь уже навсегда?

Хотя это казалось абсолютно неправильным и непорядочным, Энди решила ничего не говорить. В умении молчать она постепенно становилась настоящим асом.

Глава 21

В твоих собственных интересах

Макс поставил перед Энди кофе и вернулся к кофеварке сделать порцию и для себя.

Энди отодвинула кофе и застонала.

– Может, тебе чаю?

– Не надо. Горло ужасно болит.

– Врач же вроде сказал, это суточный грипп?

Энди кивнула:

– Да, но Клем мучилась полных три дня, а я уже четвертый. Что-то я не верю этому врачу.

Макс поцеловал жену в макушку, как щенка, и сочувственно прищелкнул языком.

– Бедняжка, ты просто горишь. Еще не пора принимать тайленол?

Энди стерла капельку пота с верхней губы.

– Нет, только через час, – прохрипела она. – Надо заново наговорить вступление на автоответчик на домашнем и на сотовом. Слышишь, какой у меня стал сексуальный голос?

– Судя по голосу, у тебя как минимум чума, – сказал Макс, заталкивая бумаги в свой портфель. – Что еще для тебя сделать, пока я не ушел?

Энди поплотнее закуталась в банный халат, но тут же вновь распустила пояс.

– Ничего не нужно, скоро Айла придет. – Она через силу проглотила слюну и вздрогнула от боли. – Мне обязательно надо в офис. Эмили вчера трижды звонила якобы справиться о моем здоровье, но я знаю – она хочет поговорить об «Элиас-Кларк». Завтра за обедом мы примем окончательное решение.

После ужина у Миранды Эмили и Энди словно поняли, что им не прийти к согласию, и сошлись лоб в лоб, выжидая, кто дрогнет первым.

И Энди знала, на чьей стороне ее муж.

Макс бросил заталкивать бумаги в портфель и повернулся к ней.

– В офис тебе, конечно, ехать нельзя, ты не в форме, но я понимаю, почему она хочет об этом поговорить.

Что-то в его голосе заставило Энди поднять глаза. Много недель Макс иезуитски-тонко выспрашивал о сделке, а в последнее время его интерес к ней стал очевиден. Никогда раньше он не уделял столько внимания работе жены. После ужина у Миранды Макс уже откровенно давал понять, что Энди ведет себя как дура. Конечно, так он не говорил, но его любимым словечком стало «близорукая».

Энди промолчала. Ей хотелось спросить мужа, насколько его энтузиазм насчет продажи журнала связан с «Харрисон медиа», но она понимала, что этот разговор ни к чему не приведет.

– Это же большая честь, такое предложение. Не говоря уже о стопроцентно заслуженной высокой цене.

– Ты это уже говорил.

Тысячу раз.

– Я считаю, такая возможность бывает раз в жизни, – сказал Макс, не сводя глаз с Энди.

Она развернула леденец и сунула в рот.

– Хм. И где я слышала это раньше?

Видимо, по ее тону Макс понял, что разговор окончен. Он поцеловал Клементину, сказал Энди, что любит ее, и ушел. Энди окатило новой волной жара. Не желая оставлять малышку одну на высоком детском стуле, но чувствуя слишком сильное головокружение, чтобы брать Клем на руки, Энди тяжело села на пол рядом с дочкой. Когда через пару минут пришла Айла, Энди едва не бросилась к ней с распростертыми объятиями: теперь она могла пойти в спальню, надеть чистую пижаму и забыться в лихорадочном глубоком сне. Разбудил ее лай Стэнли у входной двери.

Энди поплелась в кухню, протирая глаза. Сон помог, ей стало лучше.

– Кто приходил? – спросила она у няньки, подогревавшей бутылочку.

– Кажется, курьер. Оставил вот это. – Айла протянула большой коричневый конверт. С обеих сторон было написано «Фотографии. Не сгибать».

– Ах да. Я и забыла, что они должны быть готовы сегодня, – сказала Энди, вытаскивая стопку глянцевых снимков со свадьбы Олив. К фотографиям прилагалась записка от Дэниела: «Надеюсь, тебе понравится так же, как нам. Хотели отправить Э., но она целый день в Чикаго. Не могла бы ты передать ей снимки? Жду твоего мнения».

Энди с чашкой ромашкового чая присела за кухонный стол и разложила перед собой десяток фотографий. Она переводила взгляд с одного снимка на другой, и ее улыбка невольно становилась все шире: фотографии оказались превосходными.

Она отправила Эмили сообщение: «Только что получила снимки Олив. Настоящий хит. Обнимаю».

Ответ пришел почти немедленно: «Прекр! У нас терка с Ролексом. Сбрось с курь мне домой? Завтра обязат встреч за обедом. Чмоки».

Энди написала «Договорились» и открыла ноутбук. Репортажи давались значительно легче, когда Энди сама ездила на звездные свадьбы, но отчет Эмили о бракосочетании Олив оказался весьма подробным. Энди заранее составила ей список вопросов на трех страницах и поручила по каждому что-то записать, а еще лучше – взять короткое интервью, и Эмили справилась более чем прилично, старательно ответив по каждому пункту.

Няня принесла поцеловать Клем – они собирались на «развивашки» в «Джимбори», а потом на детский праздник, и в квартире воцарилась блаженная тишина. Идеальные условия для работы впервые за два дня болезни. Когда спустя три часа Айла с Клем вернулись, Энди уже чувствовала себя почти хорошо, а статья была готова на три четверти. Взяв Клем из коляски, Энди покрыла дочурку поцелуями.

– Мне уже гораздо лучше, – заверила она Айлу.

– Точно? А то я могу остаться, – с сомнением предложила няня.

– Нет-нет, я, кажется, действительно выздоравливаю. Я ее сейчас уложу, а там и время ужина подойдет. Спасибо тебе огромное.

Клементина проспала полтора часа и проснулась в полчетвертого с прелестно разрумянившимися щечками и широчайшей беззубой улыбкой. Было огромным облегчением снова видеть ее здоровой… Всякий раз, когда бедную малышку тошнило или она плакала, у Энди внутри все сжималось от боли. Она уже хотела позвонить Агате и заказать курьера, но, взглянув в окно на прекрасный октябрьский день, решила посадить Клем в коляску и пройтись.

– Пойдем с мамой на ее первую за два дня прогулку? Пойдем-пойдем!

* * *

Энди надела джинсы и свитер и застегнула на дочери легкий комбинезон. Свежий воздух бодрил, возвращал силы, и Энди радовалась, глядя, как дочка смеется глупым рожицам, которые строит мама. Видя ее улыбку, Энди с абсолютной ясностью понимала, что ни при каких обстоятельствах не согласится еще год работать у Миранды Пристли. Это был кошмарный опыт и для молодой девушки без семьи, а сейчас она ни за что не потерпит круглосуточных звонков, безапелляционных требований, бесконечных поручений, которые неизбежно отдалят ее от семьи, а главное – от Клементины. Они с Максом только начали привыкать к жизни с маленьким ребенком, и отношения у них стали хорошими – не идеальными, но хорошими (а где вы видели идеальные браки?). Энди была счастлива: из них с Максом получились прекрасные родители и настоящие партнеры, а уж такого заботливого и любящего отца могла пожелать для своей дочери любая мать. С карьерой тоже все было в порядке: нигде больше Энди не удалось бы работать по такому гибкому графику – больше, когда случался аврал или номер готовился к выпуску, и меньше, когда в делах наступало относительное затишье. Она сама себе начальница, а соиздательница – ее лучшая подруга. Да, Эмили по-прежнему остается ее подругой, несмотря ни на что. Они слишком много и долго работали, чтобы склонить головы и покорно вернуться в «Элиас-Кларк», пусть даже нет уверенности, что они смогут продать журнал другому, психически более адекватному издателю. Разговор будет нелегким и болезненным, но Энди знала, что ответить Эмили. Время пришло. Как только они завтра встретятся за обедом, она прямо скажет: сделки не будет.

Пять ступенек от тротуара до входной двери оказались настоящим препятствием, когда Энди попыталась подняться по ним с коляской, а раньше она их просто не замечала! С ума сойти, как долго она тут не была – наверное, два или три месяца! Было время – до Клем и даже до Макса, – когда Энди практически жила у Эмили на диване. Они жевали острые роллы с тунцом, поглощали в огромных количествах зеленую фасоль и бесконечно обсуждали свою жизнь вплоть до самых интимных деталей.

Пусть Эмили еще в Чикаго или по дороге домой, а Майлс в Лос-Анджелесе снимает новое реалити-шоу, – Энди сначала решила постучать, прежде чем воспользоваться собственным ключом. Побарабанив по ярко-красной двери, за которой почти сразу начиналась гостиная, она уже хотела открыть замок, когда изнутри послышались какие-то звуки. Смех и разговоры. Слов Энди не разобрала, но в доме явно кто-то был. Она снова постучала. Дверь никто не открыл.

«Ты где?» – набрала она сообщение Эмили.

Ответ пришел немедленно.

«Жду взлт в о’харе. Снимки тебе еще нравятся?»

«А где Майлс?»

«В ЛА до завтра, а что? что случилось?»

«Ничего особенного».

Может, это телевизор? Вдруг на время отсутствия они попросили пожить в доме приходящую уборщицу? Или пустили друзей, пока сами в разъездах? Энди прижалась ухом к двери. Она не смогла ничего разобрать, но не сомневалась – тут что-то неладно. Если бы ей пришлось заключать пари, она бы поставила на то, что Майлс солгал жене насчет Лос-Анджелеса и привел какую-нибудь девицу. Ни Макс, ни Эмили никогда прямо не подтверждали неверность Майлса, но все знали, что это правда.

Не думая о последствиях, а главное – о том, что она скажет Эмили, если подозрения подтвердятся, Энди вставила ключ в замок и распахнула дверь. Клем испустила радостный крик и задергала ножками. Энди проследила за взглядом дочери и не удивилась, увидев Майлса, который лежал на диване, одетый в клетчатую рубашку и дешевые потрепанные брюки. Вид у него был помятый и, пожалуй, даже похмельный. Энди вошла в гостиную и только тут обнаружила, что напротив Майлса сидит Макс.

Все трое заговорили разом.

– Извините за вторжение, но я стучала, и никто…

– Привет, Энди. Давненько тебя у нас не было. Неси Клем сюда, поздороваться с дядей…

– Энди? Что ты тут делаешь? С Клем все в порядке? Ты же знаешь, что…

Тут все замолчали, тоже одновременно. Повисшую паузу прервала Энди.

– Видимо, вы не слышали, как я стучала. Я принесла Эм фотографии, они понадобятся ей завтра за обедом.

Взяв Клем на руки, Энди прошла в гостиную. Сидевший на низком диване Макс поднялся на ноги и расцеловал жену и дочь. Энди оглядела его костюм и портфель, заметила встревоженное выражение на лице и в присутствии Майлса не стала спрашивать, почему муж так рано освободился. На работе у него сейчас не ладилось, она это знала. Макс давно не приходил домой раньше восьми-девяти вечера и страшно расстраивался, что не успевает пообщаться с Клем перед сном. И вот сейчас он оказывается средь бела дня на диване в гостиной Майлса, в руке у него стакан «Снэппи», а вид при этом такой, будто его застали в чужой спальне со спущенными штанами.

Клем восторженно взвизгнула, когда Макс протянул к ней руки, но что-то заставило Энди теснее прижать к себе дочь. Она повернулась к Майлсу.

– А что здесь происходит? – как можно небрежнее спросила она. Никто из мужчин не сделал попытки объяснить, почему Макс не на работе, а Майлс не в Лос-Анджелесе. И почему на лице мужа выражение вины?

– Ничего особенного, – заверил Майлс, хотя его интонация заставляла предположить как раз обратное. – Давай фотографии, я передам Эм, как только она…

– Что передашь? – послышался голос Эмили, и через секунду она вошла в гостиную, нагруженная папками, блокнотами и бутылкой воды. Она была в спортивном костюме, толстых носках, в очках, немытые волосы совсем не гламурно собраны на макушке, на лице ни следа макияжа. Она выглядела как черт-те что.

Энди так поразил внешний вид подруги, что она не сразу вспомнила, что Эмили, по идее, сейчас сидит на взлетной полосе в О’Харе. При виде Энди шок на лице Эмили сменился паникой.

– Энди, что ты тут делаешь? – потрясенно спросила она.

– Что я тут делаю? Принесла тебе фотографии. А вот ты что тут делаешь?

Наступила тишина. Энди с ужасом увидела, как все трое обменялись взглядами.

– Что происходит? Что-то не так, верно? – Она повернулась к Максу: – Ты заболел? Что-нибудь на работе?

Снова молчание.

Наконец Макс сказал:

– Нет, Энди, ничего такого, э-э-э, не случилось.

– Но вы же явно не сюрприз мне планируете на день рождения. Почему такие тайны?

Снова быстрый обмен взглядами.

– Может быть, кто-нибудь уже начнет говорить, а то ситуация становится откровенно странной?!

– Ну что ж, полагаю, вас можно поздравить, – произнес Майлс, проведя рукой по волосам. – Вы с Эмили официально стали успешными предпринимателями, не говоря уже о том, что вам удалось немало зарабо…

– Майлс! – резко сказала Эмили, кинув на мужа предостерегающий взгляд.

– Извини, а это ты к чему? – спросила Энди, поглаживая Клем по спинке и оглядывая присутствующих.

Макс начал оглядываться в поисках пальто.

– Энди, давай отвезем Клем домой, ей уже пора ужинать, и дома я все тебе объясню, хорошо?

Энди покачала головой.

– С Клем все в порядке. Объясните, что происходит. Эмили, что значит «официально стали успешными предпринимателями»?

Никто не ответил.

– Эмили! – Энди слышала, как в голосе помимо воли прорвались истерические нотки. – О чем он говорит?

Эмили указала Энди на диван и присела сама.

– Мы подписали контракт.

– Что?! Кто это «мы»? Какой контракт? – И тут ее как громом поразило: – С «Элиас-Кларк»? Ты нас продала?!

Макс снова оказался рядом, он попытался взять Клем на руки, а когда Энди отказалась отдать дочку, стал теснить жену к дверям:

– Идем, дорогая, я все объясню по дороге. Давай уложим малышку в…

Энди смерила Макса горящим взглядом:

– Перестань затыкать мне рот и немедленно скажи, что тут творится! Ты знал? Ты об этом знал? Ты знал, что она собирается подписать от моего имени, и ты ей позволил?

Эмили сладко и снисходительно улыбнулась, давая понять, что, по ее мнению, подруга слишком бурно реагирует.

– Энди, дорогая, не будешь же ты сердиться на меня за то, что я принесла тебе небольшое состояние? Все будет так, как мы говорили, – у тебя по-прежнему будет время и возможность писать, о чем хочешь и когда хочешь, и больше видеться с Клементиной…

– Как раз об этом мы не говорили, – перебила Энди. Ее недоверие росло с каждой минутой. – Это ты так решила, а я с тобой не согласилась. Откуда у меня будет больше времени? Ты что, с Луны свалилась? Я же окажусь на положении заложницы! Мы обе окажемся!

Эмили ударила ладонью по спинке дивана.

– Ну как же можно так узко мыслить и близоруко смотреть на ситуацию! – Опять это словечко! – Все согласились, что это правильное решение, и я его приняла. Я не стану извиняться за то, что действовала в наших с тобой интересах!

Энди не поверила своим ушам. Происходило что-то невозможное, и это не укладывалось в голове. К глазам подступили злые слезы.

– Я этого не сделаю, Эм. Звони им прямо сейчас и признавайся, что ты подделала мою подпись. Никакой сделки не будет. Немедленно звони, сию же секунду!

Энди видела, как Эмили посмотрела на Макса с выражением «Ты ей скажешь, или мне сказать?».

Клементина заплакала. Энди крепилась изо всех сил, тоже готовая разрыдаться.

Эмили округлила глаза.

– Я не подделывала твою подпись. За тебя подписал Макс.

Энди резко обернулась. Макс втянул голову в плечи, но тут Клементина завопила во всю мощь своих легких, сжав маленькие кулачки и широко открыв рот.

– Энди, дай мне ребенка, – попросил Макс успокаивающе.

– Убери от нее свои грязные лапы, – прошипела Энди отстраняясь. Она сунула руку в карман джинсов и с облегчением нащупала соску. Ротик Клем жадно сомкнулся вокруг нее, и малышка затихла.

– Энди, – умоляюще начал Макс. – Позволь мне объяснить.

Отвращение пронзило ее, как электрошок. Его слова, умоляющий тон, раскаяние – это было невыносимо.

– Как можно объяснить то, что ты подделал мою подпись на контракте, который, как тебе было известно, я не подпишу?

– Энди, дорогая, не преувеличивай! Я не подделывал твою подпись. Я никогда бы на это не пошел.

Эмили кивнула:

– Конечно, нет.

– Тогда что конкретно ты сделал? Ручаюсь, я-то ничего не подписывала!

– Ничего плохого. Как ты, несомненно, помнишь, мои инвестиции в «Декольте» обеспечивают мне восемнадцать процентов голосующих акций, поэтому к чему мне…

– О нет! – ахнула Энди, начиная понимать. Когда они создавали корпорацию и согласились принять начальный капитал от инвесторов, протокол о намерениях был прописан предельно четко: треть принадлежит Энди, треть Эмили, и инвесторы совокупно получают тоже треть. Из этой инвесторской трети на долю Макса приходилось восемнадцать процентов. Ни Эмили, ни Энди об этом не беспокоились, потому что контроль над компанией оставался у них: две трети перевесили бы в любом голосовании. Но Энди и в страшном сне не могло присниться, что Макс встанет на сторону Эмили. Соглашаться с Эмили – ладно. Пытаться повлиять на Энди – пусть. Но фактически отстранить жену от принятия решения и подписать контракт за ее спиной? Такого Энди даже не могла вообразить. Она мгновенно подсчитала: у Эмили и Макса пятьдесят один процент акций.

– Я сделал это ради тебя, – сказал Макс. – Ради потрясающей возможности, которую вы обе заслужили упорным трудом. Подобная удача выпадает не каждый день. Я не хочу, чтобы ты потом пожалела о своем решении.

Он снова попытался коснуться ее руки, но Энди отодвинулась.

– Ты меня обманул, – выдохнула она. Осознание случившегося обрушилось на нее лавиной. – Я много раз откровенно говорила о своем отношении к этой сделке, но ты не захотел меня слушать. Ты подписал против моей воли, за моей спиной!

У Макса хватило наглости принять оскорбленный вид.

– Обманул? – в ужасе сказал он. – Я действовал в твоих интересах, как будет лучше для тебя!

– В моих интересах?! – Энди понимала, что кричит, но была не в состоянии понизить голос или убрать из него истеричные интонации. Бушевавший внутри гнев пугал даже ее саму: он смыл шок и подавленность и теперь грозил приливной волной затопить ее всю. – Ты ни секунды не думал о моих интересах, иначе в жизни бы так не поступил! Ты думал только о себе, о корпорации твоего отца и о фамильной репутации, вот и все!

Макс на миг опустил глаза, но тут же снова встретился с Энди взглядом.

– О нашей корпорации, – негромко сказал он. – И о добром имени нашей семьи. Я сделал это для нас, и для Клементины тоже.

Не будь у Энди на руках малышки, она ударила бы Макса по лицу. Крепче прижав к себе дочь, она сказала:

– Ты просто больной, если мог так подумать.

Эмили вздохнула, давая понять, что устала от этой сцены.

– Энди, ты слишком горячишься. За один год ничего не изменится. Ты редактор, я издатель, все наши будут только рады перейти в «Элиас-Кларк». Решения по-прежнему принимаем мы. Может, нам даже не придется часто видеться с Мирандой – мы всего лишь один из дюжины журналов в ее конюшне.

Энди повернулась к Эмили – вне себя от поступка мужа, она почти забыла о присутствии подруги.

– Ты же там была, ты видела, как она себя ведет! Как ты себе представляешь работу в «Элиас-Кларк»? По-твоему, Миранда будет заходить к нам только на йогу во время обеденного перерыва или на педикюр в конце дня? Будем втроем пить «Мимозу» и со смехом обсуждать парней?

Эмили уловила сарказм, но все равно продолжала улыбаться.

– Будет еще лучше, обещаю.

– Мне все равно, что ты там обещаешь, потому что я ухожу. Я хотела сказать тебе завтра за обедом, но ты, как я вижу, не дождалась.

– Энди… – начал Макс, но Энди резко перебила мужа.

– Ни слова больше, – сказала она дрожащим от гнева голосом, зло прищурившись. – Это мой журнал, моя карьера, а ты приперся сюда с важным видом под каким-нибудь якобы бескорыстным предлогом типа спасти меня от себя самой… Пытался обвести меня вокруг пальца, чтобы поправить свои дела, вытащить из дерьма корпорацию, которую доконала твоя же семейка… Думал, я отнесусь к этому с пониманием? Можешь отправляться ко всем чертям!

Эмили кашлянула. Впервые за время разговора она явно забеспокоилась.

Энди повернулась к ней:

– Передай им, что я увольняюсь, или я скажу сама. Не в моих силах дать сделке обратный ход, но я немедленно подам заявление об уходе. С сегодняшнего дня я в журнале не работаю.

Их взгляды встретились. Атмосфера в гостиной ощутимо вибрировала от взаимного негодования. Эмили уже готова была выкрикнуть что-то непростительное и непоправимое, Энди видела, как подруга открыла рот – и медленно закрыла его. Забыв коляску, мобильный телефон и все остальное, Энди повернулась и вышла из квартиры с Клем на руках.

Глава 22

Подробности, подробности…

Почти всю дорогу обратно Энди бежала – задыхаясь, на грани истерики. Дома, однако, у нее хватило сил приготовить Клементину ко сну: обязательное омовение в кухонной мойке, ночной памперс, пижамка-комбинезон и бутылочка. Все это время она едва сдерживала слезы. Когда же Клем спокойно уснула под «радионяню», Энди наконец разрыдалась. Даже час, проведенный дома, показался ей веком; как же выдержать до утра? Не желая, чтобы Макс видел ее плачущей, она заперлась в ванной и стояла под душем минут двадцать или полчаса. Слезы смешивались со струями горячей воды, а тело содрогалось от рыданий.

Макс еще не вернулся, когда Энди вышла наконец из ванной, одетая в длинную фланелевую ночную рубашку. Взглянув в зеркало, она чуть не вскрикнула: красные прожилки, опухшие щеки и налитые кровью глаза. Из носа все время текло. Слово, которое она не позволяла себе произнести ни разу за год, что они были женаты, настойчиво билось в висках: развод. На этот раз его не избежать. Она не будет жить с этим человеком.

Вспомнив, что сотовый остался у Эмили, Энди подняла трубку домашнего телефона и набрала Джил.

– Энди, можно, я тебе завтра перезвоню? А то мы как раз принимаем ванну. Джаред только что обкакался в воде, у Джейка температура, Джона считает страшно смешным проверить, можно ли выплеснуть закаканную воду из ванны прямо в унитаз, а Кайл сейчас на деловом ужине.

Энди сделала над собой усилие, чтобы голос звучал нормально:

– Конечно. Давай я тебе сама перезвоню.

– Отлично, спасибо. Целую! – И в трубке стало тихо.

Энди набрала домашний в Коннектикуте и долго слушала гудки, пока не вспомнила, что по вторникам у матери собрание книжного клуба. Вернется она поздно, подшофе, смеясь над тем, что еще одно трехчасовое заседание пролетело без единого слова о книге.

Следующей стала Лили. Энди не хотела втягивать подругу в длинный и невеселый разговор, хватит ей забот с Медвежонком и Скаем, но выбора не было. Когда Лили подняла трубку на первом же гудке и со всегдашней жизнерадостностью сказала «Привет!», Энди снова заплакала.

– Энди! Что с тобой, милая? Поговори со мной!

– Зачем только я пошла к алтарю! – взвыла Энди, догадываясь, что фраза малоинформативна, но не в силах сдержаться. Стэнли запрыгнул на кровать и начал слизывать с лица хозяйки слезы.

– К какому алтарю? Энди, что случилось?

Пришлось все рассказать.

Потрясенная Лили некоторое время молчала и наконец произнесла:

– Энди, я тебе очень сочувствую. Такое предательство…

– Он сговорился с моими… противниками, – повторяла Энди, все еще не в силах поверить. – Воспользовавшись юридической формальностью, продал мою компанию за моей спиной. Ну кто так делает? Каким человеком надо быть… – Ее щеки были мокрыми от слез, горло словно забито ватой. Она налила себе воды, залпом выпила и наполнила бокал белым вином.

– Энди, у меня просто нет слов.

– И еще я пока гоню от себя мысль, что Эмили, которую я считала одной из ближайших подруг, объединилась против меня с моим же мужем. В голове не укладывается…

Лежа на кровати, Энди услышала, как открылась входная дверь, и у нее противно засосало под ложечкой. Она не знала, как выдержит ближайшие четверть часа.

– Макс пришел, – прошептала она в трубку.

– Поняла. Звони, когда сможешь. Всю ночь, в любое время. Набирай меня, как только будет нужно.

Энди поблагодарила Лили и положила трубку. В дверях появился Макс. От его покаянного вида, большого букета оранжевых тюльпанов и фирменного пакета «Пинкберри» в руках у Энди снова полились слезы. Только на этот раз их сопровождало тошнотворное сознание того, что этот человек ей уже не муж. Энди подтянула Стэнли поближе и спрятала пальцы в шерсти песика.

– Клянусь жизнью Клементины, я не хотел причинить тебе боль, – сказал Макс с порога. – Клянусь тебе ее жизнью! Если не захочешь меня выслушать, знай хотя бы это.

Энди ни на секунду не усомнилась в его словах. Как бы теперь ни было трудно верить Максу, Энди знала – он никогда не стал бы лгать и клясться при этом жизнью дочери.

– И на том спасибо, – сказала она, вытирая слезы. – Но это ничего не меняет.

Макс положил цветы на комод и присел в шаге от кровати. Он не снял пальто и ботинки, будто знал, что не останется. Вытащив из пакета большое мороженое «Пинкберри» – с арахисовым маслом и шоколадом, – Макс протянул его жене, но Энди лишь молча взглянула в ответ.

– Твое любимое.

– Прости меня за отсутствие аппетита в данную минуту.

Он полез в карман пальто и подал Энди ее сотовый.

– Коляску я тоже привез.

– Отлично.

– Энди, я не могу даже сказать тебе, как…

– Так и не надо. К чему копаться в свежей ране? – Энди закашлялась. Горло отекло и саднило. – Я хочу, чтобы ты сейчас ушел, – сказала она, не до конца понимая, насколько серьезный смысл вкладывает в эти слова.

– Энди, поговори со мной! Надо же объясниться! У нас Клем, мы должны думать о ней. Скажи, что мне…

Энди резко вскинула голову. Встретившись взглядом с Максом, она едва сдержала нестерпимый гнев.

– Именно о Клем я сейчас и думаю. Через мой труп она будет расти, глядя, как ее подлец-папаша предает безвольную тряпку-мамашу. Только не моя дочь. Так что поверь мне – в интересах Клементины ты должен уйти.

Глаза Макса были полны слез. За все годы знакомства Энди видела мужа плачущим раз или два, но сейчас его слезы не пробудили в ней никаких эмоций. Он хотел что-то сказать, но промолчал.

– Я уйду, – прошептал он. – Я вернусь завтра, и мы поговорим.

Энди смотрела, как он тихо прикрыл за собой дверь спальни. Через несколько секунд она услышала, что и входная дверь закрылась. «Он не взял одежду, – подумала Энди. – Даже зубную щетку или запасную пару контактных линз. Куда он пойдет? У кого будет ночевать?» Она невольно забеспокоилась, как волновалась бы о своей матери или подруге, о каком-нибудь дорогом человеке. Но, вспомнив, что сделал Макс, заставила себя успокоиться.

С трудом заснув в полночь, в час Энди проснулась, гадая, где сейчас Макс, в два она размышляла, как будет говорить о разводе своим родителям и Джил, в три представляла, что скажет Барбара, в четыре думала о предательстве Эмили, в пять спрашивала себя, как она справится с ролью матери-одиночки, в шесть ее слезы окончательно высохли, но голова раскалывалась от боли из-за отсутствия сна, а в сознании упорно возникали самые худшие сценарии. Болело везде – от ямки под затылком до глазниц, нижнюю челюсть сводило судорогой, потому что всю ночь Энди то и дело стискивала зубы. Даже не глядя в зеркало, она знала, что лицо у нее отекло и пошло красными пятнами, словно она больна или у нее клиническая депрессия (и то, и другое было недалеко от истины). Только взяв Клем из кроватки и прижавшись лицом к светлому пушку на ее головке, Энди немного успокоилась. То, как дочка жадно ест из бутылочки, ощущение на руках ребенка в байковой пижаме, запах ее шелковистой кожи – единственное, что могло заставить Энди улыбнуться. Она поцеловала дочку, вдохнула прелестный запах ее шейки и поцеловала снова.

Когда в полседьмого утра у Энди зазвонил сотовый, она твердо решила не брать трубку, но когда позвонили в дверь, так и подскочила. На секунду она подумала, что это Макс, но тут же отогнала эту мысль: какой бы кризис отношений они ни переживали, это по-прежнему его дом и его дочь, он никогда не стал бы звонить. Никто другой из знакомых Энди так рано не вставал, не говоря уже о том, чтобы явиться с визитом, а если бы такое и произошло, швейцар бы ее предупредил. Сердце у Энди забилось быстрее. Неужели что-то случилось и можно начинать волноваться?

Она положила Клем на игровой коврик и посмотрела в глазок. Эмили, с ног до головы в спортивном и дизайнерском – кроссовки, леггинсы, неоново-розовая ветровка, отражающий жилет и такая же повязка на голову, – старательно тянула бедро. Пока Энди наблюдала за ней, Эмили проверила входящие звонки, вытаращила глаза и приказала Энди открыть дверь.

– Я знаю, что ты здесь. Макс у меня дома – переживает смертельно! Нам надо поговорить.

Энди страшно хотелось промолчать, или велеть Эмили убираться восвояси, или пожелать подруге сдохнуть, но она знала – не поможет. Не имея ни сил, ни желания пережидать, Энди открыла дверь.

– Что тебе нужно?

Эмили как ни в чем не бывало чмокнула Энди в щечку и непринужденно прошла в квартиру, как делала всегда, пока столь эффектно не разрушила их дружбу.

– Пожалуйста, скажи, что у тебя есть готовый кофе, – попросила Эмили, направляясь на кухню. – Боже мой, это жесть подниматься в такую рань! Как ты встаешь каждый день? Ты поверишь, что я уже пробежала четыре мили? Привет, Клементина! Какая ты красивая в этой пижамке!

Услышав свое имя, Клем оторвалась от разглядывания мобильного Эмили и улыбнулась гостье своей неотразимой беззубой улыбкой. Энди мысленно поблагодарила дочь.

– Хм, кофе нет! На тебя тоже сделать? – Эмили, не дожидаясь ответа, схватила из посудомоечной машины чистую кружку, выбросила старый пакетик с кофе, выбрала и уложила новый, закрыла крышку и нажала «старт», ни на секунду не прекращая трещать о рекламодателе, позвонившем ей накануне в десять часов вечера с дурацким вопросом.

– Ты что, действительно зашла рассказать мне о людях из «Де Бирс» в полседьмого утра?

Эмили разыграла удивление:

– Ой, а что, сейчас правда так рано? Боже, как невоспитанно получилось… – Она достала из посудомойки вторую кружку, добавила в обе молока и поставила одну перед Энди. Сделав большой глоток, она села за обеденный стол и жестом предложила хозяйке не стесняться и присоединиться к ней. Злясь на себя, что пляшет под дудку подруги, Энди тем не менее выжидательно села напротив.

– Хочу, чтобы ты знала: мне очень, очень неловко за то, как все получилось.

Эмили сделала паузу, вглядываясь в лицо Энди. Та промолчала, глядя прямо перед собой. Она боялась, что попросту убьет лучшую подругу, если проронит хоть слово.

Эмили словно бы ничего не заметила и продолжала болтать:

– Что касается ситуации с контрактом… ладно, признаю, я провернула это не лучшим образом – с твоей точки зрения, – но в глубине сердца я верю, что если ты беспристрастно взвесишь эту уникальную возможность, то придешь к тому же выводу: нельзя упускать такое предложение! Я это знала и не хотела, чтобы денежки уплыли, потому что мы затягиваем с ответом. Когда выяснилось, что номер с Олив под угрозой срыва, я поняла – надо срочно действовать.

Энди молчала. Эмили осторожно взглянула на нее и продолжила:

– Только подумай: с тем, что мы выручим от продажи, ты сможешь взять отпуск, побыть с Клем, отправиться путешествовать, начать новый проект, написать книгу – все, что угодно! Юристы, правда, не смогли договориться, чтобы из контракта выкинули пункт о годичной отработке, но в «Элиас-Кларк» готовы зна-чи-тель-но поднять цену сделки. А год пролетит мгновенно! Вон, два последних года промелькнули непонятно когда! Наша работа не изменится – мы по-прежнему будем заниматься любимым делом в своем журнале. Вся разница в том, что руководить мы будем из крутого офиса. Ну чем это плохо?

– Не будем, – почти шепотом сказала Энди.

– А? – Впервые за несколько минут Эмили, будто очнувшись, поглядела на подругу.

– Я сказала, что мы не будем руководить из крутого офиса. И из некрутого тоже. Я увольняюсь. Вчера я говорила серьезно. Сегодня официально подам заявление.

Слова сорвались с губ сами – Энди не успела ничего обдумать, но, высказавшись, не почувствовала сожаления.

– Но ты не можешь уволиться! – Впервые в голосе Эмили появились нотки паники, проделав трещину в неестественной собранности и хладнокровии.

– Отчего же? Считай, уже уволилась! Второй раз.

– Но в контракте сказано, что редакционная коллегия остается у дел в течение календарного года. Если мы не выполним это условие, они могут расторгнуть сделку!

– Это уже не моя проблема, – пожала плечами Энди.

– Но мы же подписали контракт, мы со всем согласились. Если нарушим какой-нибудь пункт, то рискуем потерять все деньги!

– Мы подписали, ты так сказала? У тебя поразительная способность переписывать историю, Эмили. В последний раз тебе говорю: это не мои проблемы, я уже не работаю в «Декольте». Я возьму свою процентную долю от продажной цены, если ты придумаешь, как обойти пункт о редакционном составе. В противном случае можешь выплатить мне долю согласно условиям нашего с тобой контракта о совместной работе. Мне все равно, лишь бы тебя больше не видеть. – Голос Энди дрожал, глаза повлажнели, но она заставила себя договорить: – А теперь уходи! Разговор окончен.

– Энди, послушай. Если бы ты…

– Не стану я ничего слушать, это мое решение и мои условия. По-моему, весьма великодушные. А сейчас убирайся.

– Но я… – Эмили выглядела потрясенной.

Впервые почти за пятнадцать часов Энди ощутила нечто, напоминающее покой. Ей было нелегко и не особенно приятно, но она сделала то, что должна была сделать.

– Сейчас же, – повысила она голос. Клем посмотрела на маму. Энди улыбнулась дочурке, давая понять, что все в порядке.

Эмили сидела неподвижно, будто не понимая сказанного, поэтому Энди встала и взяла на руки Клементину.

– Мы сейчас пойдем в душ, а когда мы выйдем, я хочу, чтобы тебя здесь не было, – бросила она через плечо, направляясь в ванную. Там она заперлась с Клем на все замки. Через секунду она услышала шорохи и звуки – Эмили выливала свой кофе и собирала вещи. Входная дверь открылась и закрылась. Энди напряженно вслушивалась, не раздастся ли шум, и, ничего не услышав, с облегчением выдохнула.

Все. И на этот раз навсегда.

Глава 23

Перезрелая дама и бронзовые от загара юноши

Год спустя

Энди смотрела из гостиной, как мать суетится у кухонного стола, разворачивая и расставляя блюда с фруктами, салатами, печеньем и миниатюрными блинчиками с начинкой. Последние два дня люди и тарелки с едой рекой текли через дом, где прошло детство Энди, и хотя все рвались помогать хозяйке – подруги, двоюродные сестры, Джил и, конечно, сама Энди, – миссис Сакс всю шиву[12] готовила сама. Она заявила, что это отвлекает ее от мыслей о матери, от тяжелых последних месяцев, от больничной кровати в доме, от кислородных баллонов и все возраставших доз морфина. Все испытали облегчение, когда страдалица отмучилась, но Энди не верилось, что ее неутомимая бабушка ушла навсегда.

Она хотела уже идти помочь матери, когда в кухню вошел Чарлз, огляделся, одни ли они, и сердечно обнял миссис Сакс, что-то прошептав ей на ухо. Энди улыбнулась, глядя на них. Мать права, Чарлз прекрасный человек – добрый, мягкий, чуткий и любящий. Энди была очень рада за мать. С Чарлзом они познакомились всего полгода назад, но, по словам миссис Сакс, когда тебе шестьдесят, не нужно пуда соли, чтобы узнать человека: вы либо уживаетесь, либо нет. С первого дня их отношения складывались легко и гладко, и они уже обсуждали продажу дома в Коннектикуте и покупку квартиры на двоих в Нью-Йорке. Теперь, когда бабушке уже не требовался круглосуточный уход, Энди решила, что мать с Чарлзом не станут медлить с переездом.

– Вроде хороший человек! – Вошедшая в гостиную Джил перехватила взгляд сестры. Взяв кусочек моркови, она начала жевать. – Я так за нее рада…

– Я тоже. Она долго была одна и заслуживает счастья.

Настала короткая пауза. Джил решала, высказаться начистоту или нет, а Энди мысленно упрашивала сестру промолчать. Не получилось.

– Ты тоже заслуживаешь своего счастья.

– Мать уже десять лет как рассталась с отцом, а… – Энди до сих пор не могла говорить о себе «в разводе», до того странно и чуждо это звучало. – А мы с Максом разошлись год назад. У меня есть Клем, работа и все вы. Я никуда не спешу.

Джил налила диетической колы в два пластиковых стаканчика и подала один Энди.

– Я не говорю, чтобы ты срочно по новой бежала замуж, но не убудет же от тебя сходить на свидание. Развлечься, встряхнуться, ничего такого.

Энди рассмеялась.

– На свидание? – Слово показалось странным, как забытое понятие из далекого прошлого. – Моя жизнь – это детские праздники, ушные инфекции, запись на развивающую программу для двухлетних, примерка чешек для балета и незаметное добавление овощей в смузи. Не знаю, что такое свидание, но, полагаю, мои умения там не пригодятся.

– Пожалуй, нет. Придется даже надеть что-нибудь, кроме штанов для йоги, и говорить о чем-то, помимо преимуществ сырных зайчиков «Эннис» перед крекерами «Голдфиш», но открою секрет – тебе это по силам. Два раза в неделю твоя дочь ночует у папаши; ты уже сбросила набранный за беременность вес, поэтому, потратив несколько часов на приличную прическу и прикупив тряпку-другую, ты снова окунешься в реальную жизнь. Бога ради, Энди, тебе всего тридцать четыре. Нельзя же в таком возрасте себя хоронить.

– Жизнь, конечно, не кончена, но именно поэтому меня сейчас все устраивает. Неужели это так сложно понять?

Джил вздохнула.

– Ты говоришь в точности, как наша мама – до встречи с Чарлзом!

В комнату вошла Лили, ведя под руку свою старенькую бабушку. Джин предложила Руфи стаканчик диетической колы, но пожилая дама, устроившись в кресле, отказалась, попросив кофе без кофеина. Лили встала, но Джил махнула рукой:

– Я все равно собиралась сварить кофе. Присядь и вправь мозги моей сестрице. Я как раз говорила, что ей пора перестать жить монахиней.

– Вау, – сказала Лили, подняв брови. – Вот это я понимаю – без обиняков.

– Да, я такая. Если мы ей не скажем, кто тогда скажет?

Энди замахала рукой, будто останавливая такси:

– Э-эй! Кто-нибудь помнит, что я вообще-то тоже здесь сижу?

Джил ушла на кухню.

– Клем сегодня у Макса? – спросила Лили.

Энди кивнула.

– Я ее подвезла по дороге сюда. Только я затормозила, Клем его сразу заметила, побежала навстречу с криком: «Папа! Папа! Папа!» – и прыгнула ему на ручки. На маму даже не оглянулась. – Энди покачала головой, грустно улыбнувшись: – Вот умеют детки поднять настроение.

– И не говори. Вчера мы возили мальчишек в город. Медвежонок спросил, почему мужчина спит на улице. Мы начали объяснять, что вот поэтому нужно ходить в школу и усердно учиться, чтобы вырасти и получить хорошую работу. Мы уже промываем ребенку мозги, понимаешь? Медвежонок спросил, кем работает папа, и мы ответили – у папы своя студия йоги, он ведет занятия и обучает других преподавателей. И тут Медведь выдал: «Когда я вырасту, хочу сидеть дома в пижаме, как мама».

Энди засмеялась:

– Не может быть!

– Клянусь тебе. У меня степень бакалавра после Брауна, магистерский диплом Колумбийского университета, сейчас пишу докторскую, а сын считает, что я с утра до вечера смотрю «Браво».

– Однажды ты его разубедишь.

– Если время выберу…

Энди посмотрела на подругу:

– В смысле?

Лили отвела глаза.

– Лили! Выкладывай!

– Ну, есть две вещи, которые будут тебе интересны.

– Я вся в нетерпении.

– Во-первых, я беременна. Во-вторых, Алекс…

– Мама! Скай меня за волосы дергает, мне больно! Он меня укусил, и у него в носу большая козявка! – Медвежонок, вынырнув откуда-то из-под локтя, выпалил литанию жалоб на младшего брата, и Энди подавила желание придушить негодника, чтобы дослушать Лили. Третья беременность – это уже само по себе конец света, но что там с Алексом? Заезжал передать свои соболезнования? Узнал о себе от врачей что-нибудь совсем невеселое и неизлечимое? Уехал в Африку или на Ближний Восток и не планирует возвращаться? И тут до Энди дошло. Это же так очевидно…

– Женился наконец, что ли? – сказала она, покачав головой. – Ну разумеется, к этому все шло.

Лили взглянула на подругу, но Медвежонок завопил пуще прежнего, а тут еще нетвердой походкой приковылял маленький Скай, тоже зареванный.

– Не то чтобы я не порадовалась бы за него при нормальных обстоятельствах – я была бы счастлива! – но мне невыносима мысль, что он женился на врунье, которая уже ходит от него налево. Вот что с нами не так? Нас обоих необъяснимо тянет к людям, которые нас предают, оскорбляют в лучших чувствах. Отчего это? У нас с ним всякое бывало, но с доверием проблем не возникало. Или мы тут ни при чем, просто время другое? Сейчас все изменяют, у молодых это вообще считается крутым, а ожидание от партнера мало-мальской верности называют старомодной чепухой или непомерными запросами. – Энди со вздохом покачала головой: – Ворчу, как старуха.

– Энди, – начала Лили, но Медвежонок бросился к ней и уткнулся в колени, едва не опрокинув мать вместе со стулом.

– Мама, я хочу домой!

Энди неотрывно смотрела на маленький, но заметный животик подруги. На языке вертелись десятки вопросов, однако мысли упорно возвращались к Алексу.

В дверях столовой появился Бодхи, и Лили буквально швырнула ему обоих мальчишек, послав мужу особый взгляд, где бешенство сведено в лазерную точку. Она слегка приподняла брови и сжала губы, всем видом говоря: «Тебе на полчаса поручили детей, и вот они уже орут, перемазанные соплями и слезами, и требуют маму. Я что, пять минут не могу поговорить с подругой? Неужели я многого прошу?» Этот взгляд мгновенно оттачивается до совершенства, когда у женщины появляется ребенок.

Бодхи подхватил детей на руки, пообещав им конфеты «Херши» и по чашке молока для подкрепления сил, и Энди вдруг заскучала по Клементине. Быть с ней одной всю неделю было сложно, и в принципе Энди любила вторник и пятницу, когда Клем оставалась у Макса, но при виде мальчишек Лили и Джил ей вдруг очень захотелось обнять дочку. Она планировала остаться в Коннектикуте большую часть завтрашнего дня, но сейчас решила вернуться в Нью-Йорк пораньше утром.

– Ты снова беременна? С ума сойти! Какой срок? Ты планировала?

Лили засмеялась.

– Ну, специально мы не старались, но и в отсутствии старания нас не упрекнешь.

– А, мое любимое выражение. – Энди вспомнилась Олив. – Не «не стараться» означает стараться.

– Но все равно мы были в шоке. У Ская с сестренкой получится всего полтора года разницы. Срок у меня уже почти пятнадцать недель, но я хотела тебе сказать, когда узнаю пол. Представляешь, девочка!

– Люди клянутся, что мальчики тоже хорошо, но, по-моему, на свете нет ничего лучше дочерей.

Лили просияла.

Энди взяла ее за руку и легонько сжала.

– Я очень за вас рада. Если бы кто-то посмотрел в хрустальный шар, когда мы жили в Нью-Йорке, и сказал тебе, что ты выйдешь замуж за инструктора йоги и будешь жить в Колорадо с тремя детьми, которые встанут на лыжи раньше, чем научатся ходить, ты бы поверила?

Энди не стала договаривать – а поверила бы она сама, что к тридцати пяти станет солидной, взрослой женщиной, выгодно продаст успешный журнал, выйдет замуж, разведется и научится быть матерью-одиночкой – правда, прелестной покладистой девчушки? Все оказалось не так сложно, как представлялось в двадцать лет.

– Так, что касается Алекса – он не женился, как раз наоборот – расстался с Софи. – Лили покачала головой. – Или она его бросила, точно не знаю, но между ними все кончено.

Энди подалась вперед:

– Откуда ты знаешь?

– Он звонил мне на прошлой неделе, когда был на западе страны.

– Он тебе позвонил?!

– А что такого? У него была неделя отпуска, он летел через Денвер в Вейл кататься на лыжах с друзьями. Мы вместе выпили кофе в забегаловке у аэропорта.

– С друзьями, значит, кататься поехал?

– Энди, я не спрашивала адресов и номеров социальной страховки его спутников, но он ясно дал понять, что сейчас у него никого нет. Ты это хотела знать?

Энди отмахнулась:

– Конечно, нет. Я просто рада, что он не с ней. Как ты узнала, что они расстались?

– А он сам сказал. Съехал, говорит, полгода назад и живет теперь в Парк-Слоуп. Дескать, пробовал встречаться, но никто ему особо не понравился. Знаешь, он показался мне совсем прежним.

– Как он выглядит?

Лили засмеялась:

– Как Алекс. Очаровательный и милый. Привез книги моим мальчишкам, сказал, что нам нужно больше общаться, и просил позвонить, когда мы в следующий раз будем в Нью-Йорке. Все как обычно.

– Ну, рада за него, – сказала Энди. – Расставание – дело непростое, но все равно так намного проще, чем будь они женаты…

– Я ему о тебе ничего не сказала, – виновато перебила Лили. – Ты бы хотела? Я просто не знала.

Энди только об этом и думала, но не желала спрашивать. Потом решила: пусть Алекс думает, что она по-прежнему счастливо замужем и у нее все хорошо. Наивно надеяться, что между ними еще что-то теплится и даже столько лет спустя он тоже внутренне вздрагивает, услышав ее имя или случайно столкнувшись с ней где-нибудь в гостях.

И все же она не удержалась:

– Вы обо мне вообще говорили? Он что-нибудь спрашивал?

Лили опустила глаза, внимательно рассматривая свои руки.

– Нет. Но я уверена, он очень хотел. О тебя, как о бревно, вечно спотыкается любой разговор.

– Мерси. Умеешь ты сказать вовремя и кстати. – Энди через силу улыбнулась. Подняв глаза, она увидела, что Лили смотрит на нее в упор. – Что? Почему ты на меня так смотришь?

– Ты его еще любишь, да? – шепотом спросила Лили, будто ее бабушка, тоже сидевшая в комнате, сгорала от нетерпения подслушать разговор.

– Наверное, я всегда буду его любить, – искренне ответила Энди. – Это же Алекс. Но у нас с ним все в прошлом.

Лили промолчала. Энди ждала, что подруга что-нибудь скажет, но пауза затянулась.

– Я, понимаешь, пока не представляю, как с кем-то сблизиться. Еще рано. Да, уже прошел год, но вся… передряга до сих пор свежа в памяти. Слава Богу, мы с Максом все же наладили какие-то отношения, это важно для Клем. Барбара в таком восторге, что Макс вновь свободен и может встречаться с «подходящими девушками», что у нее, можно сказать, крылья выросли. Никогда не думала, что такое возможно, но она просто влюбилась в Клементину и со временем, не исключаю, станет сносной бабушкой. Прошлогодний хаос наконец улегся, все успокоилось. Не хочу я ни с кем заводить романов. Может, позже, но не сейчас.

И снова Энди поймала выразительный взгляд подруги. Она сознавала, что лжет, вернее, говорит не всю правду, и Лили тоже это знала. Конечно же, Энди задавалась вопросом, встретит ли она мужчину, станет ли наряжаться на свидания и ждать совместных выходных. Она хотела бы знать, суждено ли ей разделить с кем-нибудь радости и огорчения родительской доли, иметь рядом родственную душу, вместе готовить ужин, а главное, сможет ли она когда-нибудь подарить Клем братика или сестричку. Энди понимала, что у нее хорошие шансы, хотя теперь будущий бойфренд будет скорее всего в разводе и с детьми. Какой холостяк, ее ровесник, выберет мамашу с маленьким ребенком, если он может создать семью с девушкой гораздо моложе? Но и это не проблема. Когда Энди почувствует, что готова, она начнет ходить в группу родителей-одиночек, или создаст профайл на «Мэтч. ком», или примет одно из приглашений на кофе от одиноких папаш, с которыми познакомилась в «Писательском пространстве» – конторе, которую совместно арендовали такие же, как она, фрилансеры. Энди надеялась, что однажды у нее все получится, только вместо планирования большой белой свадьбы, роскошного медового месяца на Гавайях или ремонта в первой общей квартире они займутся тем, что перезнакомят своих детей и перезнакомятся с бывшими мужьями-женами. Смешивать две совершенно разные жизни, конечно, не очень романтично, но тоже по-своему интересно. Энди улыбнулась.

– Чему это ты радуешься? – поинтересовалась Лили.

– Представила, как выхожу замуж за сорокалетнего. У него двое детей и лысина. Его бывшая жена ненавидит меня так же сильно, как Макс ненавидит его. В наших разговорах то и дело проскальзывают выражения вроде «опекун» или «воскресный папа». Вместе осваиваем тонкости воспитания чужих детей. Красота, да и только!

– Из тебя получится отличная злая мачеха, – сказала Лили, вставая, чтобы обнять подругу. – Кстати, а кто сказал, что ты не найдешь себе двадцатилетнего мальчика, питающего слабость к зрелым дамам…

– И полуторагодовалым девочкам…

– Он будет обожать свою маму-жену, а тебе понравится, что основной заботой мальчика по жизни будет состояние его загара долгими, холодными нью-йоркскими зимами.

Энди засмеялась.

– Бронзового мальчика давай мне хоть сейчас, усыновлю с потрохами! Бабуля, это тебе, если ты меня сейчас слышишь.

– Видишь? – сказала Лили, помогая своей бабушке встать из кресла и жестом препровождая Энди в гостиную. – Жизнь только начинается.

Глава 24

Вот и все!

«Пятьсот слов!» – замигало поверх текста сообщение, выданное счетчиком статистики. Улыбнувшись, Энди нажала «сохранить», сняла наушники, заглушавшие внешний шум, и пошла в крошечную кухню-гостиную «Писательского пространства» сделать себе кофе. За одним из столиков с электронной книжкой развалился Ник, лос-анджелесский сценарист и автор сюжета популярной тридцатиминутной комедии, который сейчас работал над своим первым и очень ожидаемым сценарием полнометражного фильма. Они с Энди познакомились за чашкой кофе еще до того, как она пришла работать в «Писательское пространство», и все равно Энди была шокирована, когда две недели назад Ник пригласил ее на некоммерческий фильм, – настолько, что согласилась.

Причем без всякого изящества.

– Ты знаешь, что у меня есть дочка? – выпалила она, едва Ник закончил расписывать вожделенный иранский фильм.

Ник наклонил голову – длинные темно-русые пряди свесились вперед, уставился на Энди и через мгновение захохотал весело и добродушно.

– Знаю, конечно. Клементина. Ты показывала мне на мобильном ее фото с занятий музыкой и снимок, присланный няней – с красным соусом, размазанным по всей мордашке. Да, я в курсе, что у тебя дочка. Хочешь, бери ее с собой, правда, я не уверен, что фильм в ее вкусе.

Энди чуть не умерла от стыда. Она тысячу раз спрашивала Лили и Джил, как сообщить какому-нибудь ухажеру о Клементине – в какой момент, при каких обстоятельствах и какими словами, – и обе терпеливо отвечали – на месте разберешься. Но речь, пожалуй, все-таки шла не об этом.

– Извини, – промямлила Энди, залившись краской. – Я немного отвыкла от этого.

И это еще очень мягко сказано, добавила она про себя. Нельзя сказать, что за полтора года после развода от приглашений отбоя не было, но несколько раз Энди отказалась сходить повеселиться – в ней сразу просыпались тревога и страх. Но добрые глаза и обходительные манеры Ника убедили ее, что на этот раз можно и согласиться.

Вечер получился замечательным. Энди искупала и одела Клементину на ночь, а потом сказала, что идет смотреть кино с другом. Не то чтобы Клем все понимала и могла расстроиться, просто Энди старалась ей все объяснять.

– С папой? – спросила Клем, как делала по десять раз на дню.

– Нет, не с папой, детка. С другим другом.

– С папой?

– Нет. С таким другом, которого ты еще не знаешь. Айла почитает тебе сказку и уложит в кроватку, а когда ты проснешься утром, я уже буду, хорошо?

Клем опустила влажную, сладко пахнувшую головку матери на грудь, подтянула к лицу любимое одеяльце и испустила долгий вздох облегчения. Энди буквально силком заставила себя пойти на свидание.

Свидание оказалось… милым. Ник предложил заехать за ней на такси, но Энди сочла за лучшее встретиться с ним в кинотеатре. Он уже купил билеты, попросив места ближе к проходу, поэтому Энди взяла попкорн, по пачке изюма в шоколаде и старательно поддерживала светский разговор все пятнадцать минут до начала фильма. Потом они пошли лакомиться десертом в кофейню на Хьюстон-авеню и говорили о жизни Ника в Лос-Анджелесе, о новой должности Энди – пишущий редактор в журнале «Нью-Йорк» – и, хотя она и просила этого не делать, о Клементине. Ник подвез ее до дома, легко поцеловал в губы и серьезно сказал, что отлично провел время. Энди сразу согласилась – ей тоже было весело и гораздо спокойнее, чем она ожидала. Едва войдя в квартиру, она забыла и о свидании, и о Нике. Наутро Энди поблагодарила его в сообщении, однако не стала продолжать переписку. Ее голова была занята Клементиной, собственным недавним назначением и приездом матери и Джил в ближайшие выходные. Она почти не обратила внимания, что Ник целую неделю не появлялся в «Писательском пространстве».

Однако теперь он сидел в кухне-гостиной, углубившись в книгу. Энди вполне могла незаметно выйти и вернуться к своему столу, но она вдруг почувствовала себя виноватой. За что, она не знала. За что-то.

Кашлянув, она присела напротив Ника.

– Привет. Давненько тебя не было.

Ник ничуть не удивился, увидев Энди, – напротив, расплылся в широкой улыбке и выключил электронную книгу.

– Энди! Рад тебя видеть. Чем занимаешься?

– Ничем конкретным, отдыхаю после пяти сотен слов. Собиралась налить себе кофе. Ты будешь? – Она направилась к кофеварке на кухонном столе, радуясь возможности чем-то занять руки.

– Я только что сварил.

– Ясно. – Энди сняла с полки свою кружку с фотографией Клементины, задувающей одну свечку на большом торте с Элмо[13], и налила себе кофе. Она нарочно долго возилась с молоком и «Сплендой», но Ник не проявлял нетерпения.

– Энди, ты никуда не уезжаешь в эти выходные? – спросил он, глядя ей прямо в глаза, когда она вернулась за стол.

Энди терпеть не могла, когда об этом спрашивают, не объясняя причины. Будет ли она в городе, потому что есть билеты в первый ряд на Брюса Спрингстина в «Гарден»? От этого она, пожалуй, не откажется. Есть ли у нее несколько свободных часов, чтобы помочь Нику переехать из одного шестиэтажного дома без лифта в другой? Тогда она по горло занята до понедельника. Не зная, что ответить, Энди в замешательстве смотрела на Ника.

– Один мой приятель, иллюстратор, выставляет свои работы в Национальном клубе искусств. Частная выставка. А потом мы всей компанией идем праздновать, и я бы очень хотел, чтобы ты к нам присоединилась.

– На выставке или на ужине? – спросила Энди, выгадывая время.

– Как хочешь. Желательно и там, и там, – сказал Ник с хитрой улыбкой.

Энди хотела отказаться под множеством благовидных предлогов, но не сумела быстро озвучить ни одного. Пришлось согласиться.

– Ты меня заинтриговал, – сказала она без малейшего энтузиазма.

Ник странно смотрел на нее пару секунд, но, видимо, решил не обращать внимания на безразличие в ее голосе.

– Отлично. Тогда я заеду за тобой около шести?

Энди заранее знала, что не будет ни визита Ника к ней домой, ни неизбежного знакомства с Клем, ни самого свидания, однако не смогла бы вразумительно объяснить – почему?! Ник был красив, умен и обаятелен. Отчего-то он запал на Энди и обхаживал ее в скромной, ненавязчивой манере. Если у нее ничего не затеплилось в душе от поцелуя и она забыла о Нике сразу после свидания, это еще не значит, что они не пара. Энди так и слышала Джил и Лили: «Тебя не замуж тянут, а на выставку зовут. Не обязательно быть по уши влюбленной, чтобы сходить на второе свидание. Хоть людей увидишь, вспомнишь, как с молодым человеком общаться! Сходи. Отдохни, повеселись. Не пытайся планировать жизнь до мелочей. Какая разница, получится у вас что-нибудь или нет? Ты попробуй!»

Можно подумать, это так легко.

– Энди, ты в шесть сможешь? – Голос Ника вернул ее к реальности.

– В шесть? Прекрасно. В шесть обязательно смогу. – Энди широко улыбнулась, чувствуя себя донельзя глупо. – Пойду-ка я, пожалуй, поработаю.

– Ты же только что пришла!

– Да, но статью надо сдавать в пятницу, а я еще даже не начинала ее вычитывать. – Это прозвучало капризно и натянуто даже для самой Энди. Что о ней подумает Ник?

– А о чем статья, если не секрет?

– Все в субботу, – сказала она, уже выходя из комнаты. – Все расскажу в подробностях. Еще и надоем.

Рабочий стол манил, как долгожданная передышка. Энди уговаривала себя, что Ник просто замечательный молодой человек, с которым легко и интересно. Зачем забегать вперед? Ответ прост: незачем.

В следующий час она, взяв себя в руки, написала еще сто слов, и напряжение перед пятничными сроками почти прошло. Новый редактор журнала «Нью-Йорк», некий Сойер, работавший раньше в «Вог», оказался мечтой, а не начальником: спокойный, разумный, в высшей степени профессиональный в любом отношении. Он утверждал и иногда назначал темы очерков, подробно объясняя, на чем нужно сделать акцент, не мешал, пока Энди проводила исследования и писала, и снова подключался к процессу, только когда она приносила готовую работу, – чтобы предложить удачные стилевые правки или спросить о чем-то существенном.

Сегодня Энди писала подробный очерк о том, как однополые партнеры пытаются сделать свои свадьбы отличными от традиционных, но не пугая при этом консервативно настроенных членов семьи. «Нью-Йорк» впервые заказал Энди такую большую статью, и даже она сама осталась довольна результатом. Журналистика приносила довольно приличный доход – по крайней мере вместе с процентами с доли от продажи «Декольте», которую Энди удалось оставить у себя (основную сумму она разумно пустила в оборот), – и давала возможность работать над другими проектами – в частности, над книгой. Не важно, что пока Энди написала всего около сотни страниц и не показывала их ни единой живой душе. Возможно, когда-нибудь она опубликует роман, где выведет под вымышленным именем Миранду Пристли. А пока Энди знала одно: ей очень нравится самой распоряжаться собственной жизнью.

На телефоне выскочило сообщение о новом письме в электронной почте. Энди машинально нажала «открыть».

«Привет из Города Ангелов!» – крикливо заявляла строчка с темой, не оставляя сомнений: письмо от Эмили.

Дорогие друзья, родственники и обожатели!

С гордостью сообщаю, что мы с Майлсом наконец нашли дом и сейчас обустраиваемся. Он уже начал снимать новые серии «Любовников и лузеров». Все, кто видел отснятый материал, клянутся – это новый СУПЕРХИТ (смесь «Хлои и Ламара» и «Настоящих домохозяек Беверли-Хиллз»!!!). Моя новая халтурка в качестве «звездного» стилиста имеет успех. Я уже подписала контракты с Софией Вергара, Стейси Кейблер и Кристен Виг. Не подумайте, что я набиваю себе цену, но сегодня за коктейлем я встречаюсь с Кэри Маллиган. Надеюсь назвать ее клиенткой Эмили Чарлтон уже к концу часа скидок. Мы с Майлсом скучаем по Нью-Йорку и по всем знакомым, но жить здесь просто замечательно. Знаете, сегодня было двадцать шесть градусов, и мы ходили на пляж! Нехило, а? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, поскорее приезжайте в гости! Я говорила, что у нас есть бассейн и горячая ванна?

Приезжайте – не пожалеете!

Люблю, целую,

Эм.

Энди пару раз отвечала Эмили, напоминая, что они разошлись раз и навсегда, но, видимо, Эмили тех писем не получала. Хотя Энди выставила ее из квартиры утром после того, как вскрылось подписание контракта, упорно не перезванивала и не отвечала на письма, кроме тех, что напрямую касались продажи «Декольте», и подчеркнуто не разговаривала с ней, когда они вдруг сталкивались на вечеринке, Эмили не желала мириться с молчанием Энди. Она писала, звонила, присылала сообщения со своими новостями или забавными сплетнями и всегда бросалась к Энди с распростертыми объятиями и восторженным «привет», когда им случалось встретиться. Поэтому Энди испытала огромное облегчение, получив письмо, что Эмили с Майлсом перебираются в Лос-Анджелес. Расстояние довершит то, чего не смогла добиться Энди, и она только радовалась возможности отдалиться и чисто географически.

Энди не удивилась, когда Эмили уволили из «Декольте» всего через два с половиной месяца. Миранда в своем репертуаре, так что следовало ожидать. «Я же тебе говорила!» – не в силах сдержаться, заявила Энди Максу, когда тот сообщил ей новость. Один-единственный номер – все, в чем Миранда позволила Эмили и новому главному редактору журнала проявить себя в «Элиас-Кларк», после чего с треском уволила всю редакцию, на сохранении которой так долго и жестко настаивала. Энди жадно читала об этом, растравляя старые раны. Самая полная информация нашлась в блоге светских сплетен – наверное, постаралась Агата или кто-то из секретарш, своими глазами видевших, как все произошло. Ничто, как говорится, не предвещало; за неделю до этого вышел первый номер «Декольте» под эгидой «Элиас-Кларк». На обложку поместили Найджела с его супругом Нейлом. Совершенно неожиданно тот оказался самой заурядной внешности, бесцветный, немодный и к тому же старше Найджела лет на двадцать. Сам Найджел заметно располнел – несомненно, от предсвадебных хлопот. В такой ситуации чуда не смог сотворить даже гениальный Сен-Жермен. Хотя первый в истории выпуск свадебного журнала с однополой парой получил огромный положительный отклик – писали со всей страны, благодарили за вдумчивое и подробное освещение жизни традиционно пренебрегаемой группы, – обложку не удалось сделать стильной и гламурной. Вины Эмили в этом не было никакой, но мелочи вроде справедливости Миранду не волновали.

Осталось неизвестным, кто проболтался – сама Эмили, Найджел или Чарла номер три, – но во всех блогах светских сплетен цитировали фразу, положившую конец недолгому пребыванию Эмили в «Элиас-Кларк»:

– С сегодняшнего дня вы уволены. Свой штат можете забрать с собой. – И Миранда добавила, глядя прямо в глаза Эмили: – Мы решили набрать людей посвежее.

В статье не без злорадства описывалось, как весь штат «Декольте», в полном составе вернувшийся с обеда, уже не смог попасть в здание – все пропуска успели аннулировать. Миранда Пристли вторично вышвырнула Эмили, как мусор, хотя на этот раз той в утешение досталась солидная сумма, вырученная от продажи журнала. Эмили писала Энди, что бывшие подчиненные не слишком огорчились: кто-то нашел работу в других журналах, один или двое вернулись к учебе, Дэниел уехал с любовником в Майами-Бич, а Агата – вечно качавшая права честолюбивая Агата! – пробует себя в качестве младшей помощницы Миранды – они друг друга стоят.

Энди двинула «мышкой», чтобы, как всегда, стереть письмо, но что-то заставило ее помедлить и нажать «ответить».

Привет, Эм.

Поздравляю с халтуркой – для тебя самое то. И с домом при бассейне и прочими удовольствиями. Это тебе не в Нью-Йорке куковать. Словом, удачи тебе во всем.

Энди.

Она уже собиралась вернуться к статье, когда к столу подошел Ник. Энди не хотелось общаться, и она вдруг пожалела, что согласилась на второе свидание. Ни свидания, ни Ник не были ни в чем виноваты, но Энди категорически не хотела смешивать внешний мир и свой недавно обретенный покой. Писательство было для нее спасением от проблем, суеты, бурных страстей и забот о малышке; единственная возможность побыть одной и при этом среди людей, поглощенных интеллектуальной работой. Она едва удержалась от просьбы оставить ее в покое.

– Энди! – прошептал он, нарушая правила. В тихой рабочей зоне, где Энди выбрала один из самых дальних, изолированных столов, разговаривать не разрешалось.

Она обернулась и вопросительно подняла брови.

– Тебя в кухне какой-то мужчина ждет.

– Я не заказывала еду, – в замешательстве шепотом ответила Энди.

– Он не похож на доставщика. Его впустили, потому что он сказал – дело важное.

Энди похолодела. «Важное» – значит, пришел Макс. Что-то случилось с Клем. Энди выхватила из сумки телефон. От Айлы никаких сообщений, но, возможно, ситуация была настолько катастрофической, что няньке было быстрее связаться с Максом. Без лишних слов Энди вскочила и побежала на кухню. За столом, где они с Ником пару часов назад пили кофе, сидел человек, увидеть которого здесь было равносильно шоку.

– Привет, – произнес Алекс.

Он пригладил пальцами волосы, и Энди обратила внимание, что рука у него дрожит. Алекс был неотразим: в джинсах, темно-синей куртке и вечных кроссовках «Нью баланс». Когда он подошел к Энди, раскрыв объятия, она едва сдержала слезы: знакомое ощущение фланели под щекой, тяжелые руки на ее спине, незабываемый запах, от которого буквально перехватило дыхание. Сколько же времени она не обнималась ни с кем, кроме матери? Год? Больше? Объятия волновали, но при этом успокаивали и утешали, словно возвращение домой.

– Что ты тут делаешь? – спросила Энди, не в силах поверить, что это не наваждение или того хуже – простое совпадение.

– Тебя выслеживаю, – засмеялся он.

– Я серьезно!

– Я тоже. Я сегодня видел твою няню с Клементиной в кафе, где подают кексы, и…

– Ты встретил мою няню с Клементиной? А что ты делал в трех кварталах от моего дома? Ты же вроде в Парк-Слоуп живешь?

Алекс улыбнулся.

– Да, но я же тебя выслеживал. Я сидел в кафе, ел кекс, набирался мужества подняться в твою квартиру, и вдруг входит Клементина. Она так выросла! Она просто красавица, Энди, и такая хорошая! Я бы ее где угодно сразу узнал.

Энди постаралась скрыть волнение, услышав, что Алекс собирался подняться к ней в квартиру, и продолжила слушать в напряженном ожидании.

– Я спросил у Айлы, дома ли ты. Я назвался старым другом, но она, видимо, испугалась любопытного незнакомца и сказала, цитирую, что ты куда-то ушла что-то писать.

– И ты кинулся проверять все пятьдесят фрилансерских сообществ в городе, а вместе с ними частные офисы, библиотеки, кофейни, кафе, квартиры знакомых…

Алекс шутливо ткнул ее пальцем в плечо. Энди захотелось схватить этот палец и поцеловать.

– Ну да. А может, я прочел на стене у Лили в «Фейсбуке», что ты работаешь в некоем «Писательском пространстве».

Энди приподняла брови.

– Знаю, знаю, я говорил, что не захожу в «Фейсбук», но я не устоял. Теперь не хуже прочих могу следить за своими бывшими. В общем, меня впустил некто Ник, который сказал, что знает тебя…

– Да, – подтвердила Энди.

Алекс вопросительно поглядел на нее, ожидая объяснений, но допытываться не стал.

В кухню вошла женщина лет сорока пяти и открыла холодильник. Энди с Алексом замолчали, глядя, как она вынимает пластиковый контейнер с салатом, трясет над ним бутылкой с уксусной заправкой, открывает пепси и, спохватившись, что помешала разговору, уходит в дальний угол гостиной, где быстро надевает наушники и начинает есть.

– Ну что… – Энди посмотрела на Алекса, желая, чтобы он заговорил первым. Ей много надо было сказать, но она не знала, с чего начать. Почему он приехал? Чего он хочет?

– Да вот… – Алекс нервно откашлялся и протер глаз. – Контактная линза съезжает, все утро достает.

– М-м. Сама терпеть не могу, когда такое бывает.

– Я тоже. Я подумываю о лазерной коррекции, чтобы покончить с линзами, но все пугают страшными историями о людях, столкнувшихся с массой проблем из-за сухости глаз, и…

– Алекс!.. Ты же Алекс, верно? Уже не Ксандер?.. Что происходит? – сказала вдруг Энди.

Он смутился и занервничал.

– Разумеется, я Алекс! – Он переплел пальцы. – Что значит – «что происходит»? Я не могу зайти поздороваться? Разве это так уж странно?

Энди засмеялась:

– Еще как странно. Приятно, конечно, но странно. Когда мы в последний раз встречались – год назад, на том бранче, когда возникла маленькая неловкость? – Ее посетило искушение спросить о Софи, о том, призналась ли она Алексу в романе со студентом.

– Между мной и Софи все кончено, – произнес он, глядя в стол. – Уже давно.

– Мне очень жаль.

– Правда? – лукаво спросил Алекс.

– Нет. Нисколечко.

Он улыбнулся.

– Энди, я все знаю. Софи была так убеждена, что после бранча ты мне все расскажешь, что решила опередить тебя. По-моему, она так и не поверила, что ты смогла промолчать.

– Извини. – Энди хотелось попросить прощения за то, что она знала и не сказала ему, за боль, которую Алекс испытал, узнав обо всем, за то, что вообще все так получилось…

Он кивнул.

– Оказалось, это была не интрижка. Они почти сразу поженились, Софи вот-вот родит.

Энди захотелось потянуться через стол и обнять Алекса.

– Еще я знаю, что вы с Максом… – Он отвел глаза.

– С Максом? – Энди было странно слышать, как Алекс произносит имя ее бывшего мужа.

– Разв… Ну, обо всем, что у вас случилось.

Энди смотрела на него, пока он не поднял глаза.

– Откуда ты об этом узнал? Лили мне десять раз клялась, что ничего тебе не говорила, а когда вы встречались, обо мне речи не заходило…

– Лили мне действительно не говорила. Эмили сказала.

– Эмили?! С каких это пор вы общаетесь?

Алекс улыбнулся, но как-то невесело.

– Мы не общаемся, но несколько месяцев назад она вдруг почему-то позвонила мне, тараторила без остановки, перескакивая с одного на другое, почти в истерике. Я сразу вспомнил, как ты работала в «Подиуме».

– Она тебе поз-во-ни-ла?!

– Да. Миранда ее тогда только что уволила, и Эмили с мужем решили перебраться в Лос-Анджелес.

– Как раз недавно переехали.

– Она кричала, что все испортила с «Элиас-Кларк», с Мирандой, с «Декольте» и особенно с тобой. Она хотела, чтобы я узнал о твоем… разводе.

Спустя полтора года Энди это уже не шокировало, но при слове «развод» все равно передернуло.

– Боже мой, неужели она растрепала и об этом?

– Она говорила, что должна что-то сделать после того, как столько всего испортила, и что такой поступок будет правильным… с самого начала был правильным… – Алекс кашлянул.

Энди буквально онемела. Неужели Алекс сидит рядом с ней в жалкой кухоньке писательской конторы, намекая – да что там, открыто заявляя! – что он о ней думал? Что они должны попробовать начать все заново? Энди часто об этом мечтала, но сейчас ситуация показалась ей немного кинематографичной.

Она молчала. Алекс сперва разглядывал свои кроссовки, затем уставился в потолок. Молчание продлилось двадцать или тридцать секунд, которые показались Энди вечностью.

– Что ты скажешь насчет ужина в воскресенье? Ранний ужин, чтобы с Клементиной, часов в пять? Можем пойти куда-нибудь поблизости, угостить ее пиццей или бургерами – чем-нибудь простым.

Энди засмеялась.

– Она обожает пиццу. Как ты догадался?

– Какой же ребенок не любит пиццу?

Энди подняла глаза на Алекса и улыбнулась. Под ложечкой возникло знакомое щекочущее ощущение, когда он улыбнулся в ответ.

– Хорошо, мы согласны.

– Отлично. Тогда это свидание! – Сотовый пискнул, и Алекс взглянул на экран. – Мой брат приехал на выходные в Нью-Йорк к приятелям по аспирантуре, мне надо с ним встретиться. Он тащит меня в бар. Боже, помоги мне!

– Оливер? Даже не верится! Я его сколько не видела, лет десять? Как он?

– Нормально. Живет в Сан-Франциско, работает в «Гугле», завел невероятно сексуальную подружку, которая звонит ему день и ночь. Совсем взрослый состоявшийся человек, как ни странно.

– Приводи его в воскресенье, очень хочу повидаться. Столько времени прошло…

– Не уверен, что Оливер мечтает о пицце в пять часов вечера в компании брата и ребенка, но я его попрошу.

– Скажи, что я хочу его видеть!

– Скажу, обязательно скажу. Он наверняка тоже захочет встретиться. Он всегда… – У Алекса запылали щеки.

– Что?

– Ничего.

– Алекс! Он всегда что?

– Он всегда говорил, что мы с тобой будем вместе. Он часто спрашивает о тебе.

– Значит, Софи ему не нравилась?

– Отчего же, нравилась, он считал ее красавицей и…

Энди подняла руку:

– Не продолжай.

Алекс улыбнулся:

– Извини.

Энди смотрела, как Алекс встает и надевает через голову сумку на длинном ремне. Ей ужасно хотелось обнять его, но она решила не форсировать события.

Заметно присмирев, даже оробев, Алекс крепко сжал ремень сумки, поднял глаза и сказал:

– Энди, мы не будем торопиться, обещаю. Я не хочу спешить и знаю, что ты тоже не хочешь. Мы будем осторожны.

– Обязательно.

– У тебя теперь есть дочка, которой принадлежит все твое внимание, и я это понимаю и уважаю. Мы оба обожглись в предыдущих отношениях, но я уверен, что…

Энди не обдумывала свой поступок. Ни о чем не заботясь – ни о том, как это выглядит, ни о том, что подумает Алекс и что они потом скажут друг другу, – она приподнялась на цыпочки, обхватила его за шею и поцеловала в губы. Это длилось всего пару секунд, но было самым естественным и чудесным ощущением в мире, и когда она отодвинулась, они с Алексом широко улыбнулись друг другу.

– Ты, если хочешь, можешь не торопиться, – серьезно сказала Энди. – Но я собираюсь броситься в новые отношения с неистовым безрассудством.

– Неужели? Тогда дай определение неистовому безрассудству, – улыбнулся Алекс.

И она поцеловала его снова.

Выражение признательности

Простое «спасибо» не в силах вместить мою бесконечную признательность Стоуну Харрису, литературному агенту, другу, а в случае необходимости – и психотерапевту. Нет такого страха, который ты не можешь прогнать, и проблемы, решить которую тебе не по силам. Спасибо за мудрость, безошибочное руководство и невероятное спокойствие в стрессовых ситуациях – я ценю это больше, чем умею выразить.

То же самое повторю для Мэрисью Раки, которая за почти десять лет была не только моим редактором, но и болельщицей, и опытной доверенной советчицей, без которой я не мыслю жизни. От поиска творческих идей и до последнего отредактированного слова ты сделала этот роман лучше во всех отношениях.

Всем, с кем я успела сродниться в «Саймон и Шустер», спасибо за прекрасную работу. Джон Карп, Джеки Сео, Ричард Рорер, Андреа Деуэрд, Трейси Гест, Дженнифер Гарза, Джессика Зиммерман и Фелис Джавитц – вы команда, о которой любой автор может только мечтать. Особая благодарность Адже Поллок, мастерски отшлифовавшей рукопись романа, и Эмили Граф за все. Буквально за все.

Спасибо и замечательной команде «Ай-си-эм» – Маартену Куиджу, Кристин Кин, Джози Фридман, Хитер Карпас и Шире Шиндель. Очень ценю ваши грамотные рекомендации и прекрасные идеи (и, конечно же, ваше групповое голосование). Спасибо, что профессионально решаете любые ситуации.

Огромное спасибо всей лондонской команде за безграничный энтузиазм и ценные идеи на всех этапах создания книги, от замысла до публикации. Мы работаем вместе уже десять лет, и я многим обязана (и немало восхищена) моей британской семье. Спасибо Кейт Элтон, Линн Дрю, Клэр Борд, Луиз Суоннелл из «Харпер Коллинз»; огромная благодарность Вивьен Шустер, Бетси Роббинс, Софи Бейкер и Клэр Нозьерс.

Друзьям, которые так щедро делились со мной своим временем и опытом, – Венди Файнеман, Хилари Ирвин, Мэтью Хилцик, Джош Вулф, Кайл Уайт, Людмиле Суворовой и другим (не только в Нью-Йорке), – шлю горячий привет и приглашаю на коктейль. Может, завтра?

Слова бессильны выразить мою благодарность Мэллори Стел и Трейси Ларри, без которых этому роману никогда бы не увидеть свет. Вы всегда будете для меня родными людьми.

Мама, папа и Дана, я вас очень люблю. Спасибо, что помогаете мне оставаться в своем уме (почти) и даете возможность сидеть и работать. Спасибо за вашу помощь, ободрение, а главное – за веселый смех. Берни, Джуди, Сет, Сэди, бабуля, папа, Джеки, Мел, Элисон, Дейв, Сидни и Эмма, спасибо вам за позитив и понимание, когда не стоит спрашивать о работе. Последние два года выдались сумасшедшими, и нам ни за что не выдержать бы (и не порадоваться бешеным гонкам) без всех вас.

Больше всего благодарю моего мужа Майка, который может все. Эта книга никогда не вышла бы за рамки мимолетной фантазии без твоей поддержки, предложений, идей и внимательного чтения на каждом этапе. Не хватит слов отблагодарить тебя за то, что ты, в большом и малом, делаешь мою – нашу – жизнь счастливой. Р. и С., с вами в мою жизнь пришла огромная радость. Невозможно сдержать улыбку, когда вы рядом. Люблю вас троих всем сердцем.