Читать онлайн После полуночи правит чёрт бесплатно
Пролог
Пасынок шведского бизнесмена Диксона Николай Никитин взял фамилию отчима и продолжил семейное дело. Он встал во главе малоизвестного бренда по производству современного медицинского оборудования и совершил невозможное: корпорация Диксонов опутала своими сетями весь земной шар и стала приносить баснословные доходы.
Никлас Диксон мог бы спокойно наслаждаться жизнью, но его головокружительный успех серьёзно омрачало прошлое: когда-то, ещё будучи Никитиным, он продал хитрому проходимцу древний артефакт «Чёртов манускрипт», и не просто продал, а отдал за бесценок, не разобравшись, что стоимость магической книги гораздо выше. Душа всемирно известного коммерсанта не могла вынести позора, и он твёрдо решил вернуть потерянную реликвию. Это было дело чести. Тем более, что теперь Диксон знал, что слухи про манускрипт не лишены смысла, и, при правильном прочтении, книга реально работает.
И вот сегодня Никлас снова приехал в Россию. Туда, откуда всё началось, где всё ещё проживал его сын от первого брака, в страну своих наивных фантазий и робких планов.
Господин Диксон велел водителю припарковаться напротив экспериментальной клиники «Соколиный глаз», кирпичного двухэтажного здания с фасадной вывеской в виде огромного сокола. Это было место, где глупец Коля Никитин понял, какую беду сотворил. Невозвратная точка отсчёта.
Он долго смотрел на жалюзи в окнах и уже хотел было уезжать, но на секунду замешкался, мучаясь болезненными воспоминаниями.
И тут из той проклятой клиники вышла ОНА.
Мужчина уставился на НЕЁ из окна своего «Rolls-Royce» с неподдельным изумлением. Нет, не её великолепная грация так его удивила. Маргарита Львовна всегда была на голову выше других, и к её царственной осанке Николай давно привык. Даже импозантный спутник дамы не вызвал у Никитина никаких особых эмоций – мужчины Ритку любили. Не это взволновало холодное сердце. Всемирно известный бизнесмен смотрел округлившимися от удивления глазами на огромный живот цветущей и радостной Маргариты Львовны!
– Беременна и… счастлива? – прошептали его побелевшие губы чуть слышно, – Но этого не может быть!
Счастье на лице царственной Маргариты означало лишь одно: «Чёртов манускрипт» у неё.
__________________________________________________________________
От автора: Небольшое предупреждение! История содержит описания некоторых недугов и врождённых уродств, поэтому не рекомендую читать книгу тем, кого медицинские темы шокируют и напрягают.
Глава 1. Профессор Сыромятников
Молодая судья поглядывала на Сыромятникова с сонным равнодушием. Было заметно, что его напряжённая тирада не вызывала в ней ничего, кроме желания зевнуть.
– Моя супруга Риточка… Маргарита Львовна. В тот день она решила помыть окна. Я всегда ругал её за неосторожность, понимаете? Даже робота-мойщика ей купил, чтобы не рисковала, но Рита не доверяла технике, боялась, не умела… Это я во всём виноват. Я!
– Алексей Вольдемарович, вы не о том говорите, – симпатичная девушка-адвокат смотрела на Сыромятникова с укором, – Мы же договорились не упоминать о трагедии.
– Как не упоминать? Как? Моя Рита… Она упала с пятого этажа. Лицом на дождеватель для полива газона. Она пробила себе глазницу…
– Ваша честь, защита просит перерыв!
– Не возражаю.
Бледный и готовый расплакаться Сыромятников вышел в сопровождении своего адвоката в сумрачный и неуютный коридор областного суда. Высокий, седовласый мужчина средних лет никогда не считал себя истериком, но смерть жены и вся эта дурацкая ситуация с иском о причинении тяжкого вреда здоровью основательно его подкосила. Он до последнего не верил, что окажется на скамье подсудимых. Обычно все претензии решались в досудебном порядке.
– Что вы несёте, Алексей Вольдемарович? Вы же сами себя закапываете, прекратите! – отчитывала его строгая защитница по дороге. Как эту пигалицу-юриста зовут? Кажется, Наталья? Совсем ребёнок. Что она в юриспруденции понимает?
– Наталья, мне обещали, что будет суд присяжных. И где он? Что за убогий спектакль за закрытыми дверьми? Эта… судья. Сколько ей? Двадцать пять? Двадцать? Какого чёрта? Я требую суд присяжных!
– Да успокойтесь вы! В вашем случае предпочтительнее закрытое судебное заседание. Или у вас ОПГ? Вы хотите, чтобы вас прилюдно растерзали? Из-за вас женщина ослепла, доктор! И скажите спасибо, что ваша пациентка не имеет денег на хорошую защиту. Если об этом инциденте узнают конкуренты, а рано или поздно они узнают…
Алексей Вольдемарович Сыромятников дураком не был. Он был профессором, доктором медицинских наук и руководителем экспериментального центра микрохирургии глаза.
– Хватит. Я всё понял.
– Доктор, то, что ваша жена трагически погибла, не оправдание вашей небрежности. Вы должны были отменить операцию, если чувствовали себя неважно.
– Неважно? Моя жена умерла. Странная и нелепая смерть. Повсюду кровь и ликвор. Боже мой, понимаете Вы или нет?! На газоне, на асфальте, на бордюре. Это ужас! Ужас! Мне пришлось хоронить её в закрытом гробу. В закрытом, понимаете? Мой маленький сын…
– Успокойтесь, Алексей Вольдемарович. В тот день вы были пьяны?
– Я не пью. Совершенно не пью. Уже пять лет.
– Есть свидетели, утверждающие, что в день операции от вас пахло алкоголем.
– Ложь. В тот день я переборщил с туалетной водой. Вот, и всё. Риточка подарила мне эту, хм, вонючую туалетную воду на день рождения. Отвратительный аромат, совершенно не мой. Это был запоздалый жест в честь покойной жены, понимаете? Я никогда не пользовался её подарком до того злополучного дня.
– Хорошо. Стойте на своём, что бы ни случилось. Обвинение будет утверждать, что в тот вы были не в себе. Не нужно им в этом помогать, больше ни слова о семейной трагедии. Это не имеет к делу никакого отношения.
– Какое дело? Это была рядовая кератопластика, всего лишь пересадка роговицы. Я могу всё исправить. Сам. Хоть сегодня.
– Вы уже наворотили дел. Молитесь, чтобы срок был условный.
– Какой срок, Наташа? Это всего лишь недоразумение. Та пациентка и так ни черта не видела. Она не могла ослепнуть. Не могла, Наташа!
– Я не Наташа.
– Чёрт!
Глава 2. В доме точно кто-то есть
Тут-тук. Тук-тук. Чирк.
Егор вздрогнул и проснулся. В окно детской заглядывала полная луна. Облака оплетали небесное светило, словно воздушное бабушкино кружево, которая та вязала крючком длинными зимними вечерами. Егор бабушку любил. Бабушка жарила на чугунной сковородке вкусные пирожки с картошкой и пела внуку песни. Не те глупые колыбельные песни, которые поют маленьким детям, а настоящие, взрослые: про жизнь и смерть, боль и несправедливость, любовь и разочарование.
Тук-тук.
Не послышалось. Егор присел в тёплой постели и до боли напряг свой чуткий детский слух. Едва слышно тикали настенные часы, а где-то внизу работал телевизор. Наверное, папа не спал. Возможно, сидел сейчас на новеньком кожаном диване в обнимку со своей молодой женой. Егор брезгливо сплюнул и оттолкнул от себя душное одеяло.
Катька. Всё бельё пахло теперь её вонючими, сладковатыми духами, от которых у Егора закладывало нос. Конопатая и рыжая, с круглыми карими глазами и тонкими ножками, мачеха напоминала мальчику степную саранчу, прилетевшую уничтожить пшеничное поле. Катька забрала Егоркиного папу. Тот привёл её в их городскую квартиру уже через месяц после смерти мамы. Егор слышал однажды, как соседки шептались, что папина Катька едва-едва закончила школу и иметь такую юную жену для пятидесятилетнего профессора стыдно.
Но очень скоро папа продал квартиру, и судачить стало некому. Теперь они: папа, Егор и Катька, жили здесь: в большом двухэтажном доме, огороженным высоким и крепким забором, на окраине Карельского леса. В этих благословенных, как сказала бы бабушка, краях было красиво: стройные сосны упирались мохнатыми макушками прямо в голубое небо, а в воздухе витал запах свободы и приключений.
Совсем скоро, когда начнутся белые ночи, сотни голодных сплетней и оводов будут кружить вокруг их дома в поисках человеческой крови. Но умный папа купит в магазине специальные устройства, которые взрослые называют «репеллентами», и отгонит кровососущих тварей обратно в тёмный лес.
Жаль, что дружить маленькому Егору было не с кем, ведь он даже в школу не ходил. После смерти мамы папа перевёл сына на домашнее обучение, и педагоги приходили мучить Егора своими скучными уроками прямо сюда. Тоска.
Мальчик знал, почему так получилось. Это рыжая Катька виновата. Это она сказала папе, что, если Егор видит несуществующих людей, то он ненормальный. Она уговорила папу пригласить для пасынка психолога и сделала из Егора сумасшедшего. Но Егор не сумасшедший – он точно знал, что те люди существуют! Точнее, дети. Вначале девочка лет пяти, потом пацан-подросток. Они зачем-то гуляли по лесу в одиночестве и забрели к ним. Папа и сам видел тех детей, но почему-то не признавался.
А ещё мальчик знал, что, кроме них троих, в доме точно кто-то есть.
Тук-тук. По трубе отопления стучали. Робко, неуверенно, испуганно, потому что боялись, что их услышит чёрт. Тот самый чёрт, который вступает в свои права после полуночи. Если говорить правду, то Егор и сам этого молодчика побаивался. Опытная бабушка рассказывала внуку страшные и жестокие вещи, и единственное, что, по её словам, помогало от злого и не знающего жалости чёрта, это соблюдение тишины.
Раньше Егор думал, что любимая родственница обманывает его, но однажды увидел чёрта сам. Тот схватил бедную, нарушившую тишину бабушку за талию и пытался укусить её за лицо. Утром, когда восьмилетний Егорка рассказал об этом страшном происшествии взрослым, папа долго смеялся и пытался убедить сына, что это не чёрт, а сосед-вдовец, который давно за бабушкой ухлёстывал, но Егора не проведёшь! Если не чёрт, то почему бабуля стыдливо потупилась и даже покраснела, а? Понятно же, что пожилой женщине стало неудобно: такая старая, а чёрта разозлила.
Тук-тук. Ответить?
Егор с опаской покосился на огромные настенные часы. В свете неяркого ночника они выглядели живыми. Изображённая на часах недовольно нахохлившаяся сова, следившая за Егоркой горящими глазами, пугала впечатлительного мальчика даже днём, но лунными ночами выглядела особенно страшно. Холодный лунный свет отражался в оранжевых совиных радужках, придавая им лихорадочного блеска. Мальчишка инстинктивно натянул на себя пахнущее Катькой одеяло. Когда тщедушное детское тело охватывал необъяснимый страх, ненависть к мачехе всегда отступала на второй план.
Который час?
Часовая стрелка застыла на цифре «12», а минутная слегка отклонилась вправо. Это означало лишь одно: чёрт уже вступил в свои законные права. Значит, отвечать таинственному незнакомцу не стоит. Захотелось посоветоваться с бабушкой.
Теперь, когда у папы появилась новая жена, Егор к бабушке не ездил. Бабушка и папа наговорили друг другу плохих слов и сильно поссорились. Мамина мама назвала папу Лёшу подлым предателем и изменщиком. Егор был с пожилой женщиной солидарен. Если бы он мог, то уехал бы к своей мудрой и справедливой родственнице насовсем и никогда бы в этот дом на окраине Карельского леса не возвращался.
Хотя, если честно, отца Егор любил даже сейчас. Умный не по годам мальчик понимал, что тот поступил плохо только из-за Катькиного коварства.
Сложно. Если бы Катька ушла от них, он стал бы самым счастливым ребёнком на свете. Но рыжая никуда не уходила.
Кто-то плакал. Егор снова прислушался. Сомнений не было, за стеной жалко и печально скулили, довольно громко хлюпая заложенным носом. Странно. Обычно соседняя комната пустовала. Отец с Катькой обитали на первом этаже. Оттуда по-прежнему доносились звуки работающего телевизора. Может быть, гости? Иногда в их дом приезжали незнакомые Егору люди, но никто допоздна не задерживался. Или это те, другие жители, в существование которых никто не верил?
Любопытство гнало Егора прочь из комнаты, но страх перед безжалостным чёртом был сильнее. Но что, если не шуметь? Если выбежать из спальни тихо-тихо, как юркая серенькая мышка? Все взрослые передвигаются по дому ночью, а чем Егор хуже? Ему уже десять лет. Главное, соблюдать правила. Мальчик решительно отвёл взгляд от пугавших его до дрожи в коленках злобных совиных глаз и опустил босые стопы на пол. Подошвы тут же похолодели.
А вдруг тот, кто живёт под кроватью, схватит его за худые икры своими корявыми когтистыми лапами? Ой! Егор резко подтянул ноги, ставшими от страха ледяными, под себя.
Позиция слабака. Так он вообще ничего не узнает. Трус! Мальчик разозлился.
– Трус, – выругался он вслух и слегка ударил себя по щеке ладошкой. Стало заметно легче. Так всегда делал папа, когда хотел выглядеть увереннее, и, оказалось, что кое-то целесообразное в этом странном жесте было.
Егорка отбросил одеяло и решительно выпрыгнул из тёплой постели, стараясь сразу же отбежать на безопасное расстояние. Тот, кто живёт под кроватью, никогда из-под неё не выползал и был опасен только на расстоянии вытянутой руки. Егор подозревал, что у загадочного существа просто нет ног.
Сыромятников-младший быстро преодолел расстояние от кровати до двери и уже через пару секунд оказался в тёмном коридоре. На секунду мальчик пожалел, что поторопился – кромешная тьма испугала его даже больше, чем возможное нападение подкроватного обитателя, но постепенно глаза к темноте привыкли. Через внушительных размеров щель под дверью соседней комнаты пробивал довольно яркий свет. Плач по ту сторону стал заметно тише, как будто тот, кто ревел, понемногу успокаивался. Зато теперь стало понятно, что не послышалось – плакала женщина. Или ребёнок?
Странно, что все лампы в коридоре погасли. Обычно по ночам на втором этаже было вполне светло и совсем не страшно. Наверное, короткое замыкание. Умный Егор слышал об этом физическом явлении от папы. Хорошо, что в комнатах электричество есть.
Мальчик прижал ладони к груди, чтобы собраться с духом, и толкнул дверь плечом. В лицо ударил столп ослепляющего света, и Егорка бессознательно зажмурился.
– Егор, почему ты не спишь? – обычно подчёркнуто слащавый Катькин голос прозвучал укоризненно. Говорила мачеха в нос – значит, плакала она?
– Не хочу и не сплю, – пробурчал Егорка сварливо и потёр ослеплённые глаза, – И где хочу, там и хожу, – добавил он на всякий случай, потихоньку привыкая к холодному искусственному освещению. Несколько секунд, и он уже мог ненавистную мачеху разглядеть. Та сидела на убранной атласным покрывалом кровати и рассматривала разбросанные по полу фотоснимки. Егор с ужасом узнал на старых фотографиях свою маму, – Отдай! – крикнул он нечеловеческим голосом и бросился на колени, – Ты их… порвать хотела?
– Нет, что ты, Егор? Я просто любовалась. Твоя мама – невероятно красивая женщина. И ты не неё очень похож, – Катька устало улыбнулась. Её веки заметно припухли, а нос слегка покраснел. Точно, ревела.
– Конечно, красивая, – подтвердил Егор с гордостью, – Красивее тебя, – он был рад поддеть новую папину жену хоть чем-то. Мальчик бережно собрал с пола все фотокарточки и поднялся.
– Да, красивее меня, – на Егоркино удивление, Катька не обиделась, – Таких красивых людей единицы. У тебя – её глаза, – последнюю фразу она произнесла с особой интонацией, отчего Егор с любопытством уставился в зеркало. Он никогда не задумывался о том, что цвет его глаз действительно был редким: зелёным. Но не просто зелёным, а жёлто-зелёным, с ярким изумрудным оттенком вокруг зрачка, – В твоих глазах смешались янтарь и изумруд, – продолжала мачеха с восхищением, – Почти у 80% людей глаза карие, как у меня и у твоего папы. У 6% населения глаза зелёные, но лишь единицы могут похвастаться такой красотой, как у тебя, – Катька грустно вздохнула, – Иди, Егор, спать. Не собиралась я фотографии твоей мамы портить.
– А почему ты ревела? – Егорка просто не мог не спросить, ведь именно за ответом на этот вопрос он сюда и пришёл.
– Я не ревела, – лгунья.
– Врёшь!
– Просто мне было грустно. У взрослых такое случается. Хандра, называется. Иди, уже поздно.
Егор промолчал и отчего-то спорить с ненавистной мачехой передумал. На всякий случай, он прихватил с собой мамины снимки и покорно вышел. Впрочем, Катька не возражала и вернуть фотографии не просила. Кажется, она опять стала хлюпать конопатым носом. Плакса.
– Егор, а ты уже не боишься темноты? – спросила мачеха тихо.
– Нет, конечно. Я ничего не боюсь, – мальчик гордо вскинул подбородок и прикрыл за собой дверь.
Тот факт, что мачеха плачет, как самая обычная женщина, приятно Егора порадовал. Он как будто стал свидетелем чужой тайны, и это подкупало.
Глава 3. Почему зелёные?
Катерина уже битый час ходила вокруг Алексея, заламывая руки. Ей во что бы то ни стало нужно было выведать его секрет. Сегодня или никогда! От этого зависело будущее их с Алексеем брака. Точнее, это был вопрос её личной свободы.
– Ты меня не понимаешь! – театрально вскрикивала молодая женщина, порываясь впиться ногтями себе в волосы.
Едва слышно работал телевизор, но чета Сыромятниковых в непрерывно меняющий изображение экран не смотрела. Оба были заняты: выясняли отношения.
– Тише, Катя. Егор спит. Разбудишь мальчика, – устало возразил мужчина, откинувшись на спинку дивана, – Это невыносимо. Ты ведёшь себя, как упрямая истеричка.
– Истеричка? – Катерина слегка взвизгнула и остановилась напротив мужа, пылая гневом. Алексей невольно залюбовался своей молодой и темпераментной женой: обычно бледное её лицо раскраснелось, а глаза, похожие цветом на спелый каштан, метали искры, – Значит, истеричка?!
– Катенька…
– Не называй меня так. Я не маленькая девочка. Я взрослая, я давно выросла! – женщина потянулась к настольной лампе, чтобы выключить свет. Темнота сближает и располагает к доверию. Сейчас или никогда. Терпеть дальше Катерина не в силах.
– Катя. Ну, что опять не так?
– Ты сказал, что эти капли волшебные, и? – комната погрузилась в приятную полутьму.
– Катя, что «и»? Ты разговариваешь загадками.
– Я уже год их капаю, и ничего не происходит! В последнее время зрение даже ухудшилось. Ты меня обманул? Признайся, Лёша! Признайся! Дело не в каплях?
– Возможно, их срок годности подошёл к концу.
– Значит, достань мне новые, Лёша, а не просроченные! Неужели это так сложно? Ты пользуешься уважением в научных кругах, потребуй, чтобы тебе выдали новые! Или ты хочешь меня отравить? Хочешь лишить меня зрения?
– Катя, не говори ерунды. Меня отстранили от работы, ты же знаешь. Эти капли – моё ноу-хау. Никто, кроме меня, рецепт не знает. Точнее, меня и ещё кое-кого. Я не могу изготовить для тебя новые капли – это трудоёмкий и длительный процесс. Нужны необходимые ингредиенты, выверенные до миллиграмма, определённые температурные условия, которые в домашних условиях добиться невозможно, термостат, центрифуга, подопытные животные, наконец. Ты же не хочешь лишиться глаз?
– Ты хотел сказать «подопытные люди»? – съязвила Катерина, складывая изящные руки на груди.
– Не начинай! Я не планировал проводить опыты на людях – так получилось.
– В чём проблема купить центрифугу с термостатом? А крапива… у нас вся ограда в ней утопает!
– Это яснотка, я же говорил! «Глухая крапива». Она не подойдёт.
– Какая разница?
– Нам нужна двудомная крапива, Катя. И не только она. Какой смысл истерить? Через год я вернусь в наш медицинский центр и продолжу свою работу. Я изготовлю для тебя новые капли. Ещё лучше прежних.
– Но я слепну, Лёша!
– Катя, не преувеличивай. У тебя всего-то астигматизм. Тебе даже очки не нужны.
– Ты упрямишься, потому что меня не любишь!
– Катя!
– Ты любил свою Риточку, а меня нет!
– Катя, что ты говоришь? Прекрати! Да, я любил свою жену, но это не меняет дела.
– Свою? Жену? А я кто? Кто?! Мимо проходящее ничтожество? Временная замена ей?!
– Катя, не начинай! – Алексей Вольдемарович порывисто и неаккуратно поднялся, охнув от острой простреливающей боли в пояснице, и принялся тревожно метаться по комнате, как волк, запертый в клетке, – Ты всё неправильно понимаешь. Риты больше нет.
– Лёша, скажи мне одно: что ты сделал с глазами Маргариты Львовны? Что?
Его молодая жена Катя была свидетельницей самых неоднозначных и странных событий в его жизни. Она бредила теми поистине фантастическими возможностями, которые открывались при использовании инновационного метода доктора Сыромятникова. Точнее, случайно полученного им во время одной из рядовых операций результата. Нет, не рядовой, далеко не рядовой!
Раньше Алексей Вольдемарович отмахивался от страдающей ревностью и любопытством супруги, утверждая, что всё дело в регенеративных каплях на основе крапивы. Ложь? Да, но нужно было что-то говорить. Капли на основе двудомной крапивы тоже работали, но всё было сложнее, намного сложнее! Не рассказывать же Катерине, что он чуть было не угробил ныне покойную жену?
Хотя почему чуть? Разумеется, угробил. Потерял. Риты больше нет. Косвенно, но виноват в её нелепой смерти именно он. И его амбиции.
Сыромятников задумался. Что плохого случится, если он признается жене, что совершил невероятное открытие? Катя всё равно ничего не поймёт. Она даже не врач. Неожиданно Алексею Вольдемаровичу захотелось похвастаться. Настолько сильно, что зачесались ладони.
Но не вываливать же всё, как есть?
– Я жду ответа, Лёша, – напомнила Катерина, гордо вскидывая рыжеволосую голову. Хороша. Как же она хороша! Стройная, тонкая, как хлёсткий ивовый прут, и такая же упрямая и беспощадная, – Ты мне соврал. Я всё поняла. Что ты сделал с Маргаритой Львовной? Это были не капли, да?
– Да, Катя, это были не капли, – произнёс профессор обречённо и присел на край дивана, эффектно закидывая ногу на ногу. В уголках его губ появилась самодовольная ухмылка. Рассказать? Катя с ума сойдёт, когда узнает, с кем живёт, – То есть капли, конечно, тоже уникальные, – пожалуй, не стоит углубляться. У стен есть уши. Ни к чему любознательной жене знать о его научных изысканиях. Он даже патент до сих пор не получил. Тем более, что капли они разрабатывали в соавторстве.
– Расскажи, – приказала Катерина, присаживаясь рядом и хватая мужа за руку. Боже мой, какая же она дотошная.
– Видишь ли, Катя, я и сам до конца не понимаю, как так вышло, но, – только бы не сорваться и не наговорить лишнего.
– Лёша, я тебя знаю. Твой пытливый ум уже давно во всём разобрался. Случайностей не бывает.
– Да, Катя, случайностей не бывает, но бывает людская небрежность. Моя… Маргарита Львовна, извини, Катя!
– Продолжай, я не сержусь.
– Рита страдала одной из редких форм кератоконуса. Это истончение и деформация роговицы, при которой стремительно портится зрение. Единственное средство, которое могла ей помочь – это пересадка роговицы, рядовая, в общем-то, операция…
– Из-за последствий которой тебя заставили выплатить астрономическую сумму, – Катерина невесело хмыкнула.
– Не такую уж и астрономическую. И это подстава, я же говорил. Та женщина не могла ослепнуть! Наверняка это происки конкурентов.
– Лёша, не отвлекайся.
– Да, конечно. Ты сама меня отвлекаешь. Понимаешь, Катя, обычно в нашем глазном банке достаточно донорского материала, но в тот день… В общем, мы вынуждены были отправить курьера и позаимствовать материал в одном из… моргов. Но в морге что-то перепутали и прислали нечто совершенно не то.
Боже, что он несёт?
– Ненавижу, когда ты держишь меня за дуру! – Катерина оттолкнула руку мужа, которую бережно держала в своей ладони, и нервно вскочила. Она сердцем чуяла, что муж сочиняет историю на бегу. Не тот он человек, чтобы всё пустить на самотёк, – Мои родители врачи, я выросла в семье медиков и понимаю, что такое плановая операция! Весь необходимый материал готовится заранее. Какой морг? – она встала спиной к телевизору, чтобы Алексей не смог следить за выражением её лица.
– Почему ты до сих пор не познакомила меня со своими родителями?
– Не отвлекайся!
– Ты права, в морг я не обращался, – Сыромятников шумно выдохнул, – Я пересадил своей жене роговицу среднеевропейского лесного кота, – неужели он это сказал?
– Что?
– Кота.
На секунду Катя забыла, как дышать. Это же уму непостижимо!
– Лёша! Ты держишь меня за идиотку? Это невозможно. Какого кота? А реакция отторжения? Иммунный, как его, конфликт? Как вообще можно провернуть такое без посторонней помощи? А твои подчинённые? Они в курсе?
– Конечно, никто подробностей не знал. Я изъял материал у животного, но не распространялся, что собираюсь делать. Катя, я давно ждал подходящего случая и всё предусмотрел. Я вводил Рите мощные иммуносупрессоры, чтобы не было нежелательных реакций. Моя жена находилась в изолированном боксе под ежесекундным наблюдением врачей.
– Но зачем? Ты идиот? Ты же рисковал её здоровьем!
– Понимаешь, это прорыв в медицине, открытие! Я не просто врач, я – учёный. Я даже не ожидал, какие грандиозные возможности это откроет для Риты в дальнейшем!
– Угу. Это помогло Маргарите Львовне вывалиться из окна.
– Ты обвиняешь меня в её смерти, Катя? Это бессердечно.
– А где же ты взял лесного кота? Ну, Лёша, ты даёшь! Это невероятно! – Катерина хрипло рассмеялась и снова присела рядом с мужем, положив ладонь на его колено, – Я должна была догадаться. Она вела себя… так странно. Конечно, я не обвиняю тебя в смерти Маргариты, но согласись, что хождение по карнизу – нетипичное для нормальной женщины поведение. Ещё и без страховки. Или Маргарита Львовна – альпинист?
– К сожалению, Рита почувствовала в себе нечеловеческие силы и стала играть со смертью. Чувство самосохранения почему-то совершенно атрофировалось у неё с годами. Увы. Видимо, побочный эффект. А кота… это было просто. В зоопарке работал мой хороший друг. Бедное животное хворало. Я всего лишь немного помог. Я, надеюсь, ты понимаешь, что это тайна?
– Кот жив?
В ответ Алексей лишь горестно пожал плечами.
– О, Боже! Бедный кот. Ты – чудовище. А почему глаза Маргариты Львовны стали зелёными? Разве роговица придаёт глазам цвет? Насколько я понимаю, цвет глаз зависит от количества меланина в радужной оболочке?
– Зелёными? О чём ты?
Настенные часы пробили двенадцать ночи, и Алексей Вольдемарович внезапно стал серьёзным. Он приложил палец к губам, приказывая супруге замолчать.
– Опять твои шутки? Почему нельзя разговаривать? Всякий раз, когда часы бьют двенадцать, ты сходишь с ума! Не отвлекайся от темы. Глаза Маргариты Львовны были при рождении голубыми! – возмутилась Катерина, недовольно ёрзая, – Я видела её детские фотографии.
– Знаешь, как любила говаривать моя тёща, Ритина мама? После полуночи правит чёрт! Сейчас не время раскрывать тайны. Ступай спать, уже поздно, – произнёс мигом посуровевший профессор безапелляционным тоном. Таким жена не любила его и даже побаивалась. В Сыромятникове словно сидело две личности: одна добрая и покладистая, другая упрямая и злая. Наверняка, именно вторая заставляла Алексея проводить странные и опасные опыты и уже почти уничтожила его карьеру.
– Твоя тёща? А кто тогда для тебя моя мама?
– Я не имел чести познакомиться с твоей мамой. Если ты произнесёшь ещё хоть слово, я за себя не ручаюсь, – прорычал супруг, сжимая ладони в кулаки и злобно хмурясь, – Я не шучу. Я устал. Первый час ночи, Катя!
– Ну, и чёрт с тобой. Я буду спать на втором этаже. Не хочу находиться с тобой рядом!
– Истеричка.
– Лживый пёс! – бормотала взбешённая Катя себе под нос, быстро поднимаясь по деревянной лестнице, – Роговица? С каких пор роговица влияет на сумеречное зрение? А на скорость реакции? Создатель женщины-кошки. Ну и ну.
Она уже давно поняла, что Алексей постоянно хитрит и чего-то не договаривает.
Узкий и недлинный коридорчик, ведущий к спальне Егора, был заботливо освещён двумя светильниками в форме пузатых ангелочков. Мальчик боялся темноты. Маленький Егор весь был соткан из страхов и тревог.
Темнота. Катерина мягко ступила ножкой в меховом тапочке на полосатый коврик и, замедлив темп, поравнялась с первым источником освещения. На стене появилась её воровато крадущуюся тень.
– А почему у мальчишки глаза зелёные? Чёрт! – внезапная догадка пронзила тело Кати навылет, а во рту стало сухо. Женщина судорожно сглотнула, – Так вот от чего те загадочные таблетки, которыми отец исправно кормил сына. Успокоительные пилюли останавливали обращение ребёнка в зверя, и поэтому мальчик-кот боялся темноты?
Кажется, Катя подобралась к разгадке мучившего её на протяжении нескольких лет феномена максимально близко. Она включила фонарик на телефоне и дёрнула за шнурок первого бра, потом другого. Погрузив узкий коридорчик в непроглядный мрак, женщина счастливо улыбнулась.
Как бы выманить из детской пугливого пасынка? Посмотреть на его реакцию и поведение, вглядеться в глаза.
Она зашла в комнату и включила свет, отыскивая в комоде альбом со старыми фотографиями. Алексей притащил его сюда вместе с другими своими вещами. Раньше ей казалось, что супруг, повсюду возивший за собой картинки из прошлого, сентиментален и смешон, но сегодня посмотрела на ситуацию другими глазами.
Она быстро набрала знакомый номер.
– Папа, я знаю, что ты не спишь. Он пересадил ей роговицу среднеевропейского лесного кота! Помнишь, я говорила тебе про неестественно зелёный цвет глаз Маргариты? Да. Ну, да. Не роговицу? Откуда я знаю? Пап, не кричи на меня! Ну, как я приду? Сейчас первый час ночи. Папа! Папа! Я не виновата! Причём здесь я? Я даже не врач!
Но ответом ей были лишь короткие гудки. Отец снова наорал на неё, переходя все границы дозволенного. Когда-то она наивно верила, что правильным и послушным поведением вернёт однажды потерянную отцовскую любовь: познакомилась с Лёшей, который был старше неё на целую жизнь, вышла за него замуж и еженедельно выпытывала у мужа его профессиональные тайны. И всё это только ради папы, грубого и неуважительного человека, помешавшегося на трансплантации глаз.
– Сумасшедший, – всхлипнула Катерина и… горько разревелась. Она плакала, сама не зная почему: то ли от того, что почти разгадала загадку, то ли от обиды на оскорбившего её родителя. Теперь ей нужно быть внимательнее. Если она снова поведёт целеустремлённого отца по ложному следу, старик сравняет её с землёй. Впрочем, «старик» был всего-то на пару лет старше Катиного мужа, – Самодур!
Даже глотая слёзы, Катя не переставала думать. Коты, по своей натуре, любопытные. Если плакать чуть громче, он наверняка придёт посмотреть, кто тут. Женщина коварно ухмыльнулась, размазывая слёзы по щекам. Вспоминая обидные и несправедливые слова отца, рыдать несложно. Когда-то Катерина вполне успешно играла в детском театре – да, она выступала в роли снежинки. Ну, и что? Это почти то же самое, только теперь всё по-взрослому, и на кону её свобода.
Егор-Егор, так ли ты прост?
Глава 4. Пропавшие дети
В другой ситуации жалостливый Егор даже посочувствовал бы расстроенной мачехе, но после того, что она сделала, прощения быть не может. Только подумать – сказать папе, что Егорка сумасшедший! Только потому, что мальчишка видел тех пропавших в лесу детей, чьи цветные, пожелтевшие на солнце и будто кем-то пожёванные по краям фотографии развешаны по всей округе.
Впрочем, папино поведение понятно Егору ещё меньше. Уж отец-то точно разговаривал с той маленькой девчонкой и даже комплименты ей говорил, но почему-то не признаётся и до сих пор делает вид, что ничего подобного не происходило.
Мальчик шмыгнул через тёмный коридор в сторону своей спальни, озабоченный запутанными фактами. Очевидная странность того, что обе лампочки разом перегорели, перестала волновать его тревожный и неусидчивый разум. Пришли воспоминания прошлого года, а вместе с ним и обида на предавшего память матери отца.
Егор встретил ту девчонку возле ворот своего дома, когда у отца развязался шнурок на кроссовке. Папа наклонился, чтобы шнурки завязать, и от сына отстал. Семья Егорки только-только обосновалась в этих краях, и мальчик никак не мог привыкнуть, что местные запросто здороваются с ним и расспрашивают о жизни, будто давние друзья.
– Привет. Как дела? – улыбнулась миловидная незнакомка, протягивая Егору букет луговых васильков. Несмотря на юный возраст, каждую букву девочка выговаривала чётко и правильно, словно отвечала у доски перед строгой учительницей русского языка. Сам Егор немного картавил, когда волновался, поэтому невольно позавидовал.
Лилово-розовые цветы упёрлись в его смущённое лицо. Какая гадость!
– Э, – заметно смутился застенчивый мальчик и попятился в сторону ворот, делая вид, что приветствия не расслышал. От вдыхания цветочной пыльцы в носу сильно зачесалось, и Егорка еле удержался, чтобы не чихнуть.
Стоял тёплый и радушный июль, наполненный благоуханием пахучих трав и жужжанием деловитых пушистых шмелей. Миловидная девочка была одета в плотный серый комбинезон, застёгнутый на все пуговицы. Егор невольно подумал, насколько жарко и душно ей в этой странной одежде, но потом решил, что наряд предназначен для прогулок по лесу. Кровососущим насекомым будет непросто прокусить толстую ткань, чтобы полакомиться молодой кровью.
Лишь одно было совершенно непонятно: как родители отпустили маленького ребёнка в лес, где водятся дикие кабаны и лисы? Егору гулять по лесу отец не разрешал. А Егор-то явно постарше белобрысой незнакомки.
К вечеру поднялся ветерок. Светлые волосы юной леди были распущены и не падали ей на глаза только благодаря розовому ободку. Егор почему-то особенно хорошо запомнил этот простенький девичий ободок: тонкий, матовый, со смешной завитушкой с одного края.
– Не бойся, – не растерялась девочка.
«А я и не боюсь», – хотел, было, ответить оробевший Егор, но папа его опередил.
– Добрый вечер, – поприветствовал он смелую путницу, жестом показывая, чтобы Егор отправлялся домой, – Вы здесь одна? Какой у вас цвет глаз красивый.
– Голубой. Мама говорит – ничего особенного. У нас у всех голубые глаза и белые волосы. И у бабушки, и у папы…
Дослушивать их непринуждённую болтовню Егор не стал. Отец имел глупую привычку: восхищаться женскими глазами. Только что стихи не сочинял, подхалим. Егорку это раздражало и смущало, потому что сам он был к женщинам равнодушен.
Наверное, папа и некрасивой, длинноногой Катьке комплименты говорил. Конечно, говорил. Вот, и не уберёг себя от скверной беды – присосалась мачеха к добросердечному человеку, как голодная пиявка. А уж Катькины-то глаза самые обычные: карие, как у коровы Зинки, которая в коровнике у любимой бабушки живёт. Да!
А на следующий день к ним пришёл тот худой и длинный, как жердь, подросток. Он долго трезвонил в звонок на воротах, пока папа ему не открыл. Ну, не мог отец об этих детях забыть! Просто не мог!
Когда в их гостеприимный дом приехало двое представительных мужчин в полицейской форме, Егор спрятался на втором этаже. Мальчик лёг животом на пол и подглядывал за взрослыми в щель между вертикальных перекладин, изо всех сил стараясь остаться незамеченным. Полицейские дружелюбно беседовали с отцом о пропавших в лесу детях, но тот лишь растерянно мотал седовласой головой. Скоро из кухни вышла румяная и вспотевшая Катька в красном переднике. Она равнодушно посмотрела на снимки и лишь пожала худыми плечами. Машина с синей мигалкой уехала, а пара фотографий так и остались лежать на столе.
– Это же та девчонка! – обрадовался Егор, когда любопытство взяло над ним верх, и он спустился, наконец, к странно притихшим, растерянно рассматривающим фотографии взрослым.
– Какая девчонка? – вкрадчивый Катькин тон сразу Егору не понравился.
– Та, с цветами! Пап, помнишь? Ты ещё сказал, что у неё глаза красивые.
Мачеха поперхнулась и закашлялась.
– Какие цветы, Егор? Ты что-то путаешь. Я вижу эту девочку впервые, – тихо произнёс папа, спокойно вглядываясь в раскрасневшееся от волнения лицо сына.
– И пацан, пап! Это тот, который к нам приходил! Пап, ну, вспомни! – Егор чуть не заплакал от обиды, тыкая в злосчастные фотоснимки указательным пальцем, – Ты же сам ему ворота открывал.
Отец с Катькой молча переглянулись.
– Егор, я понимаю, что тебе здесь скучно и совсем нет друзей, – начала Катька елейным тоном.
– Я не с тобой разговариваю, а с папой, – резко прервал её Егор, обиженный папиной ложью.
– Не повышай голос на мать, – прикрикнул родитель строго.
– Мать? – Егорку словно бешеная кобыла укусила, – Она мне не мать! – закричал он визгливо и громко расплакался.
Позже Егор жёстко корил себя за те неожиданные детские слёзы, но было слишком поздно. Уже на следующий день Катька пригласила к ним в дом детского психолога. По всему было заметно, что мачеха и заносчивая женщина-психолог, похожая на надменную гусыню, очень хорошо знакомы, поэтому умный и осторожный Егор не проронил при разговоре ни слова.
И вот, теперь он находился на домашнем обучении, лишённый интернета и гаджетов, зато с направлением к врачу, именуемому взрослыми «психиатр». Странно, что Егорку до сих пор в психушку не положили к душевнобольным детям. На старом месте жительства они с друзьями частенько бегали в одну из таких больниц, чтобы дразнить «дураков». Папа здорово ругался, когда узнал. Так маленький Егор познакомился со словами «душевнобольной» и «психиатрическая помощь».
А теперь он сам «дурак».
Егор уселся на кровать, легкомысленно болтая босыми ногами. Воспоминания о пропавших детях притупили его страхи, и тот, кто жил под кроватью, наверняка сильно этому удивился и обижать неосторожного мальчика передумал. Полная луна перебралась в другой конец оконной рамы и уже почти за неё закатилась.
Наверное, заблудиться в лесу – по-настоящему страшно. Особенно, когда на небе тяжёлые тучи, и луны не видно. А, если дождь пойдёт? А волки? Стоит свернуть с протоптанной тропинки и всё – считай, пропал. Но дети пропали летом, в сезон белых ночей – это немного меняло дело. Егор как-то сразу успокоился.
Он залез под одеяло, уютно укутываясь в него, как в кокон, и почти сразу уснул.
Глава 5. Противостояние
Проснулся Егор в хорошем настроении, что бывало нечасто. Тот факт, что мачехе плохо, внушал смутно осознаваемую надежду на избавление от её ненавистного присутствия. Может быть, уже собрала свои нехитрые пожитки и уехала? Было бы чудесно. Мальчик сладко потянулся и зевнул. Он лениво отбросил одеяло и спустил босые ноги на пол, потихоньку привыкая к утренней прохладе. Егору нравилось утро. Оно всегда такое тягучее и медленное, как вязкий вишнёвый кисель. Утро приносило с собой новые впечатления и интересные открытия. В окно заглянуло солнце – день обещал быть погожим.
Последнее время Егорка частенько оставался дома один, и это не могло его не радовать. Вот, если бы ещё и пароль от папиного ноутбука раздобыть, то жить стало бы вдвойне веселей, но, увы, выход в интернет был для Егора недоступной роскошью – доктора не рекомендовали перегружать тревожный детский мозг ненужной информацией.
Отец работал в городской поликлинике в нескольких километрах от дома и уезжал рано утром, а Катька с некоторых пор где-то училась. Где и на кого конкретно училась нелюбимая мачеха мальчику было всё равно. Для неё даже машину купили, чтобы проще было добираться. Нет бы на электричке ездить, как обычные женщины – негодяйка автомобиль захотела. А разве она заслужила? От неё же пользы ноль, одно расстройство. Совсем папа голову потерял.
Скорей бы взрослые поругались. Может быть, уже? Не просто так Катька ночью ревела. Егор злобно усмехнулся и поспешил чистить зубы в ванную. Он вприпрыжку пробежался по узкому коридору второго этажа, напевая себе под нос что-то весёлое. В доме стоял аромат свежесваренного кофе и ванили. У мальчишки болезненно свело желудок – безумно захотелось есть.
Отец говорил, что Катька хозяйственная и хорошо готовит, но принимать приготовленную ею пищу Егор отказывался наотрез. Они уже почти год жили вместе, но мальчик оставался верен себе. Наверное, в его юную душу вселился бунтарский дух. В конце концов отец сдался и периодически готовил для упрямца сам, чтобы тот не умер от голода. Егор и сам кое-что умел. Например, пожарить яичницу и сварить сосиски. Правда, часто ленился и перебивался колбасой и конфетами. Катька делала вид, что ничего не понимает, и всегда оставляла завтрак на столе. Глупая.
Репетитор приходила в районе десяти, а пока можно было рассекать по дому в пижаме. Егор обожал то блаженное и безалаберное время, когда был предоставлен сам себе. Он включил кран, корча рожицы в зеркале. Если сегодня Егор один дома, то и Катькину стряпню можно попробовать – всё равно никто не увидит. Она наверняка что-то испекла – уж больно вкусно и соблазнительно пахло. С этой запретной мыслью Егорка из ванной и вышел.
Откуда-то снизу раздавался приглушённые женский голос.
– Чёрт, – выругался разочарованный мальчишка, приседая на корточки и прислушиваясь. Похоже, сегодня расслабиться не получится – Катька дома!
– Нина, я так больше не могу, – жаловалась она кому-то по телефону, – Я чувствую себя ужасно! Он меня не любит!
Кто он? Неужели папа? Егор облизнул пересохшие от волнения губы.
– Я уже всё перепробовала, но этот маленький негодяй упрямится и никак не идёт на контакт. Он меня ненавидит. Я и так, и эдак, но ситуация не меняется. Хуже всего, что я сама чувствую себя лишней. Но разве я виновата, Нина? Разве это я виновата?! Мне искренне жаль, что его мать погибла, но…
Нина? Уж не та ли Нина, которая задавала Егорке провокационные вопросы и хмурила густые брови, будто знает о нём что-то важное? Психолог? Ну и ну. Заинтригованный Егор неосторожно облокотился на хлипкий шкафчик для обуви. Раздался чудовищный грохот. Папин рыбацкий сапог свалился вниз с глухим хлопком, от звука которого сердце в груди мальчишки остановилось.
– Блин! – он в ужасе пополз в сторону. Растяпа! Так глупо проколоться и обнаружить себя мог только дурак.
– Егор?
Хуже и не придумаешь. Оставаться в доме вдвоём с Катькой было худшим наказанием.
– Егор, иди завтракать. Я пирожков напекла. С картошкой, как ты любишь, – опять сделала вид, что всё в порядке.
В животе у Егора предательски заурчало. Мальчик резво вскочил и бросился к себе в спальню. Катька явно издевалась. Пирожки с картошкой утром?
– Егор! Ну, за что ты меня так ненавидишь? – кажется, мачеха опять захныкала. Так ей и надо.
Егор злобно насупился и полез в платяной шкаф. Там предприимчивый мальчишка ещё вчера спрятал упаковку круассанов. Как знал. Есть хотелось невыносимо. Пирожки с картошкой? Это же удар ниже пояса. Обычно мачеха варила на завтрак каши, которые Егор не любил, а теперь подловить его решила? Подло. Всё-таки насколько Катька хитрая и наглая!
Раздался стук в дверь. Какая настырная! Никак от неё не уйти, нигде не спрятаться.
– Я уезжаю, Егор. Пирожки на столе, сметана в холодильнике. Веди себя хорошо и никому не открывай. В десять часов придёт репетитор, помнишь? Но у неё свой ключ, – рыжая заглянула в его комнату, приветливо улыбаясь.
Можно подумать, Егор без неё не знал, что делать. Отец категорически запрещал сыну выходить из дома без должной необходимости, а уж ключей от ворот у «сумасшедшего» Егора не было вовсе. Мальчишка жил здесь, как в тюрьме. Даже у всех этих репетиторов были свои ключи, а у Егорки не было! Где справедливость?
– Уезжай, куда хочешь. Лучше насовсем, – буркнул он, как мог, недружелюбно.
– Вообще-то это мой дом, Егор! – в Катькином голосе послышался звон металла. Разозлилась. Очень хорошо, – Твой отец вынужден был продать квартиру, чтобы возместить ущерб женщине, которую он искалечил. Я вас пожалела и разрешила жить здесь, поэтому требую к себе уважения.
– Ты врёшь. Мой отец не виноват, а ты… ты… Нет у тебя ничего! – Егора затрясло от злости, – Ты прилипла к моему папе, как пиявка!
– Пиявка? – Катька покраснела, – Да как ты смеешь, маленький мерзавец?! Это мой дом. Мой! И мне надоело терпеть твои выходки!
– Твой? Значит, я от тебя сбегу. Ненавижу тебя, дура! – выкрикнул Егор прямо в ненавистное Катькино лицо, воинственно сжимая кулаки. Ему захотелось ударить мачеху, но мальчик слишком боялся отца. Тот говорил, что женщин бить нельзя.
– Знаешь, а и иди. Я ворота открытыми оставлю. Пусть тебя волки сожрут, как тех детей, – Катька ехидно усмехнулась, тряхнув рыжеволосой гривой, – Достал ты меня. Что ни день, то твои истерики, – кажется, мачеха совершенно успокоилась, – Сам ты дурак, – и она вышла вон, громко хлопнув дверью.
Волки съели? О чём она? Какая ужасная смерть. Когда волки нападают на несчастную жертву, они сначала окружают её, обступая плотным и тесным кольцом, а потом вожак даёт стае команду, и все впиваются в беззащитное тело острыми клыками, начиная заживо его рвать. Это больно и страшно.
Раньше папа часто читал Егорке книги перед сном: про лес, про охотников, про приключения, а сейчас даже пожелать спокойной ночи не заходит. Наверное, мстит за то, что сын его новую жену не принимает. Или просто занят? В любом случае, виновата Катька.
Наконец-то она показала своё истинное лицо. Жаль, что папа не видел.
Кстати, а откуда Катька знает, что детей растерзали волки? Егор не успел подумать, как ноги сами вынесли его прочь из комнаты и привели в сторону лестницы.
– Почему ты говоришь, что их съели волки? Они же просто пропали, и их не нашли, – крикнул он в спину мачехе, уже накинувшей на себя модное пальто. Женщина собиралась уходить, – Волки не могут съесть человека целиком.
Катька медленно повернулась и запрокинула голову, разглядывая любознательного пасынка с нескрываемым удивлением. Взволнованный Егорка тревожно смотрел на неё со второго этажа, облокотившись на перила. В своей плюшевой пижаме, с принтом синего кита на груди, он выглядел мило и беззащитно.
– Егор, прости меня. Я тебя напугала? В нашем лесу волки не водятся, – виновато произнесла новая папина жена. Какая же она хитрая и лживая! Опять хочет к Егору подлизаться? Ну, нет!
– Эти дети приходили сюда, и мой папа их видел, – событие прошлого года серьёзно Егора беспокоило. Почему отец не признаётся? – А теперь он говорит, что не видел! Это ты его подговорила? Я знаю, что это ты.
– Послушай, Егор! Твоего отца уже один раз осудили. Ты же не хочешь, чтобы в этот раз его посадили? – начала мачеха своим обычным «сахарным» тоном, который Егор ненавидел.
– Почему ты так говоришь? Мой папа не виноват. За что его должны посадить? – всякий разговор Егора с мачехой переходил в непримиримую стычку интересов. Невыносимо.
– Но Алексей настаивает, что никого не видел, и не доверять ему оснований нет. Прости. Даже если твой папа встречался с теми детьми, лучше об этом не говорить. Потеряшек до сих пор не нашли, и подозревают любого. Тебе стоит придержать свой маленький язык, если не хочешь проблем. Ты же не хочешь, чтобы отца вызвали на допрос? Понимаешь, о чём я?
– Но дети были!
– Хм.
– Были!
– Ты уверен? – выражение Катькиного лица изменилось. Оно стало заинтересованным и серьёзным, как будто женщина приняла какое-то важное решение, – Егор, расскажи мне, что ты видел. Пожалуйста. Давай хоть на пару минут зароем топор войны. Ради твоего отца. У меня какое-то нехорошее подозрение.
– Какое подозрение?
– Алексей сказал той девочке, что у неё красивые глаза?
– Ну, да. Он говорит это всем.
– Нет. Не всем. Он говорит это только людям… с голубыми глазами!
Глава 6. Несколько месяцев назад. Брат
Непослушная и вредная младшая сестра стала для Вити наказанием. С некоторых пор, когда папа ушёл из семьи, мать стала часто оставлять детей одних дома на все выходные. Старшему брату доставалась самая неблагодарная участь: приглядывать за бессовестной малявкой, разогревать ей еду и следить, чтоб не забывала чистить зубы.
Куда мама ездила, Виктор не знал, но из своих загадочных вояжей она всегда возвращалась помятой и уставшей. Часто от неё ощутимо несло алкоголем. Умный подросток понимал, что мать сильно переживает из-за предательства отца, и с нравоучениями не лез. Может быть, зря?
– Теперь ты главный мужчина в нашей осиротевшей семье. Береги Настасью, – велела мать и в тот день, подпоясывая вызывающе яркое платье блестящим ремешком. Вульгарный и кричащий красный цвет, ставший спутником всегда скромной и тихой женщины последние несколько месяцев, совершенно ей, холодной блондинке, не подходил, но подсказать было некому. Подозревавший мать во всех смертных грехах Витя в таких вещах не разбирался, а Настя была слишком мала. Тем не менее, сын бессознательно скривился. Та, кого он видел перед собой, на прежнюю, добрую и понимающую маму походила мало. Скорее, она была похожа на молодящуюся, безвкусно одетую, пожилую тётку.
– Когда вернёшься? – недовольно поинтересовался он, зыркая на мать исподлобья. Всякий раз, когда та уезжала, ему приходилось в буквальном смысле нянчиться со взбалмошной и неусидчивой Настей. Даже волосы сестре расчёсывать. Спасибо, что хоть косички заплетать не требовали – пацаны засмеяли бы, – У меня вообще-то личная жизнь есть.
– Какая личная жизнь? – возмутилась мать, протяжно растягивая слова, – Какая у тебя может быть личная жизнь? Тебе четырнадцать!
– Да. У меня друзья, секция по баскетболу и плавание! По вместо этого я сутками пасу эту глупую овечку! – Витя недружелюбно кивнул на мирно сидящую в углу с куклами Настю, – Она только при тебе в куклы играет, а при мне наглеет. Надоело!
– Бар-ран! – бросила Настя, старательно выговаривая букву «р» – так она хотела показать максимальное презрение.
– Слышишь, ма? – оскорблённый брат разозлился, – Я тебе по жопе сейчас врежу, дурында! – злобно добавил он, угрожающе на сестру наступая.
– Дети, – когда мама злилась, её голос приобретал мощь и чудовищную силу. Витя вздрогнул. Раньше мама в настоящей опере пела, пока за папу не вышла. Она такие ноты брала, что весь оперный зал дрожал, а оконные стёкла звенели, – Не смейте друг друга обижать! Вы же брат и сестра. Бог вас накажет.
На пару секунд парень оторопел, потому что от властного маминого контральто его уши заложило. Пользуясь временным затишьем мать равнодушно пожала плечами и вышла вон, щёлкнув замком.
– Нет никакого Бога, – буркнул Витя глухо, отрывисто кивая русоволосой головой, словно вытряхивая из неё звуки.
– Если есть чёрт, то и Бог есть, – подсказала сестра, мило улыбнувшись.
– Ты-то откуда знаешь? Ты даже читать не умеешь, – хмыкнул Витя, делая вид, что ему всё равно. Но, честно говоря, младшая сестра уже давно его пугала. Слишком недетские мысли рождались в её маленькой белокурой голове.
Настасья не ответила, а на следующий день потерялась.
Он всего лишь на несколько минут отлучился, максимум – на час, может быть, два. Ушёл к другу Денису и не заметил, как день подошёл к концу. Когда Виктор входил в свой странно притихший, совершенно безлюдный дом, небо уже алело.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – старший брат носился по дому, словно ужаленный осой, в тщетных попытках отыскать вертлявую и любопытную сестру, – Настя! Настя, найду – убью! Выходи, говорю!
Три комнаты на первом этаже, одна большая на втором, санузел и кухня. Особо и спрятаться-то негде. Разве что в шкафу, но умный Витя уже там искал. Младшей сестры нигде не было!
Слава Богу, в сезон белых ночей солнце далеко за горизонт не опускалось. Встревоженный Витя выбежал на улицу и метнулся к калитке, тревожно поглядывая в сторону шумевших на разные лады высоких сосен. Неужели негодяйка сбежала в лес? Настя давно хотела увидеть волка. Как будто пса Шарика ей не хватало, глупой. Шарик – почти волк. Огромный, мохнатый, серо-рыжий, с тяжёлыми лапами. Только старый, больной и ленивый. Вот и сейчас пёс сонно зевнул и залез в свою будку, будто других дел у него нет. Сторож, называется.
– Что ж ты за мелкой не уследил? – бросил ему Витя укоризненно, но тот даже бровью не повёл, – Волка ей подавай. Толку от того волка?
Их небогатый, но уютный домик расположился на окраине посёлка. Общительная Настя вполне могла бы податься к одной из многочисленных подруг, но что-то подсказывало Вите, что это было бы слишком просто. Да и поздновато уже для гостей. Наверняка, непослушную девчонку тянуло к настоящим приключениям. Виктор уверенно повернул в сторону леса.
К сожалению, в отличии от сестры, Витя храбростью не отличался, к тому же его сильно раздражали кружащие над головой, кровожадные оводы. Гулять по лесу в одиночестве было затеей опасной. Не то, чтобы мальчик боялся заблудиться – навигатор в телефоне вселял уверенность, просто не хотелось бы быть укушенным гадюкой или бешеной лисой. Это больно.
Подросток нёсся по широкой тропинке, не чувствуя ни насыщенных хвойных ароматов, ни прикосновений игривых травинок к обнажённым щиколоткам, пока не вышел в сторону двухэтажного дома за прочными металлическими воротами. Сложно сказать почему, но этот обычный с виду дом привлёк его внимание. Может быть, потому что стоял уединённо, будто затерянный среди лесного массива.
Витя потрогал калитку, но та не поддавалась – видимо, была заперта. Он хотел, было, нажать на кнопку беспроводного звонка с надписью «Call», но в последний момент почему-то испугался. Слишком тяжёлыми и неприветливыми показались ему чёрные опорные столбы и мрачная обшивка ворот.
Почему-то пришёл на ум замок Дракулы в Карпатских горах, про который в детстве ему рассказывала мама. Мама. Настроение испортилось. Мама никогда не простит ему исчезновение глупой Насти. Куда она делась? Честно говоря, Витя и сам к младшей сестрёнке прикипел. Было бы ужасно потерять её навсегда.
– Может быть, она уже дома? – спросил он самого себя, потирая высокий лоб в задумчивости, и решил вернуться домой.
Но дома неугомонной сестры всё ещё не было.
Ночь прошла беспокойно.
Утром измождённый и потерянный Витя снова отправился к воротам влекущего его, как магнит, строения, и вдруг… увидел под самой калиткой Настин розовый ободок в густой зелёной траве.
Перед глазами замелькали мушки, а ладони вспотели. Витя подобрал девичий ободок, растерянно повертел его в руках и нажал кнопку звонка.
Он не помнил, сколько минут трезвонил, стоя перед злосчастной калиткой, как каменное изваяние, но лицо того высокого и представительного мужчины не забудет никогда. Не потому, что открывший ему человек был ужасен или опасен. Нет. Просто то, что случилось потом, почему-то стёрлось из его памяти.
Глава 7. Авария
Вечером те, кто жил в их доме, заметно активизировались, и уже добрых полчаса планомерно настукивали по трубам, выбивая одному чёрту понятный ритм. Азбука Морзе? Случайный набор звуков? Как можно этого не слышать? Взрослые оглохли?
Егор не мог понять, почему никто, кроме него, значения странным ночным звукам не придавал, и ни Катька, ни папа ни разу не обмолвились, что озадачены или испуганы. Такое впечатление, что они не слышали ничего необычного. Однажды мальчик попытался поговорить о своих подозрениях с отцом, но тот лишь раздражённо отправил сына в постель и велел не выдумывать. «Ветки о фасад бьются», – нехотя объяснил папа, многозначительно хмурясь, – «Ты принимаешь лекарство?» – добавил он недовольно.
Лекарство. Опять лекарство. Конечно, Егор пил горькие микстуры, которые ему рекомендовали врачи, но только тогда, когда его контролировала Катька, а та частенько забывала. Последнюю неделю мачеха вообще не напоминала ему о лекарствах, и ходила сама не своя.
В дверь постучали.
– Папа? – испуганно воскликнул Егор, натягивая одеяло на подбородок.
– Нет, это я. Не спишь?
Мальчик поперхнулся. Наглая Катька уже стояла в дверном проёме, сжимая в руках изящный металлический подсвечник с зажжённой свечой. На женщине был надет длинный, в пол, красный атласный халат, красиво переливающийся в свете ночника. Мачеха явно была встревожена. Егор хотел было выгнать нахальную Катьку, но внезапно освещение в детской погасло.
– Что это? Замыкание? – спина Егора покрылась испариной от страха. Как назло, ночь стояла ненастная и безлунная. Если бы не мягкое свечение восковой свечи, комната погрузилась бы в непроглядную мглу. В совиных радужках настенных часов появились всполохи недоброго пламени.
– Не бойся, Егор. Случилась крупная авария на электрической подстанции. Я зажгу масляную лампу, чтобы ты не переживал, – мачеха неспешно направилась к старому комоду, – Правда, я не помню, куда её дела.
– Я не переживаю, – Егор почти не соврал. Всё-таки ему уже десять лет. Подумаешь, свет во всём доме погас. Ну, и что?
– Если ты не боишься, я не буду искать. Может быть, на антресолях, но я не уверена. Или в кладовой. Ладно, как скажешь, настаивать не буду. Не буду лампу искать, решено. Свечу оставлю. Её хватит на несколько минут, – Катька поставила подсвечник на комод и собралась уходить. Совиные глаза насмешливо заблестели, высокомерно глядя на испуганно притихшего Егора с высоты своего положения.
– Давай лучше твою масляную лампу найдём, – робко предложил мальчик, судорожно размышляя. Всё-таки до утра далеко, а коротать ночь в темноте, мягко говоря, боязно. Может, объявить перемирие и признаться, что ему нужна Катькина помощь? Бабушка всегда говорила, что худой мир лучше, да и мачеха несколько раз просила зарыть этот самый «топор», – Ну… без света я могу ногу сломать, если в туалет пойду. Пусть будет лампа.
– Резонно. Не хотелось бы, чтоб ты ногу сломал.
Мысленно Егор улыбнулся – удалось Катьку заболтать.
И тут по трубе как никогда громко застучали. В едва освещаемых пламенем восковой свечи сумерках это прозвучало особенно зловеще.
– Что это? – мачеха казалась испуганной.
– Они! – с чувством произнёс Егор, радуясь, что не одинок. Теперь Катька поймёт, что он честный и ни капли не сумасшедший, и, конечно, расскажет об этом радостном факте отцу. Возможно, Егора даже в обычную школу отдадут: к нормальным детям.
– Кто такие «они»? Кажется, я запеканку спалила! Гарью воняет! Кошмар! – вскрикнула Катька и бросилась из детской вон. Из коридора действительно ощутимо воняло дымом. Интересно, как она собралась спускаться на первый этаж без света? Словно в ответ на Егоркины мысли, из-за двери послышался жуткий грохот – это Катька налетела сослепу на этажерку, – Вот, чёрт! – выругалась она громко.
Тук-тук.
Неужели мачеха ничего не расслышала? Глухая или притворяется? Егора словно кувалдой по ушам били.
Свеча в металлическом подсвечнике громко затрещала, а оранжевый огонёк заметался, будто планировал потухнуть. В совиных глазах отразилась вся гамма самых злобных чувств. Егору стало страшно.
Тук. Тук-тук.
– А-а-а! – прохрипел мальчик и в отчаянье натянул на себя одеяло, укутываясь в него с головой. На несколько секунд стало спокойно, а потом кто-то принялся с силой раскачивать кровать. От ужаса маленькое сердце забилось в груди, беспомощно тыкаясь о рёбра, словно пойманный в клетку воробей. Чья-то тяжёлая рука (или лапа?) легла Егору на спину, – А-а-а!
– Егор, ты чего? Я лампу принесла.
Егор тут же пришёл в себя. Оказалось, что от испуга он забился в самый дальний угол комнаты и сидел на полу, обхватив колени ладонями. Мальчик недоумённо обвёл комнату более-менее осознанным взглядом. Катька стояла напротив него, сжимая в руках злополучную, покрытую копотью масляную лампу. Она вглядывалась в лицо пасынка то ли с ужасом, то ли с любопытством.
– А запеканка? – спросил Егор, изо всех сил делая вид, что всё в порядке.
– А что с ней сделается? – пожала плечами Катерина. Казалось, она слегка оторопела от пережитого потрясения. Что он сделал не так? В чём прокололся?
– Воняло дымом, – мальчик привстал, одёргивая штанишки, и направился в постель, стараясь выглядеть бесстрастным. Кажется, Катька, удивлена и растеряна – значит, в трусости не заподозрила.
– Ничего… просто духовка новая – вот горелым и воняет.
Снова раздался довольно громкий стук по трубе отопления.
– Катя, ты правда ничего не слышишь? – Егор в первый раз назвал мачеху по имени, отчего сам заметно смутился.
– Что именно? – женщина пришла в себя и уже поджигала масляный фитиль. В комнате запахло сажей. Егор с удовольствием отметил про себя, что запах вполне ему нравится.
– По трубе стучат.
– А, это, – протянула Катерина разочарованно, – Не бери в голову. Тут аномальная слышимость – я уже привыкла.
– А кто стучит? У нас нет соседей. Папа говорил, что это ветки бьются о фасад.
– Может быть, ветки…
– Но ветки бьются не так.
– Хм.
– А откуда ты узнала, что случится авария? – мысль о том, что хитрая Катька точно знала, что свет в их доме погаснет, перевесила всё остальное. Размышлять о странных звуках и сущностях, их издающих, надоело. Мачеха явно что-то скрывала. Неусидчивый и возбудимый Егор уже подозревал её во всех смертных грехах, – Это ты подстроила?
– Нет, не я, – спокойно объяснила та, пряча шальной огонёк под стеклянный купол, – Я объявление прочитала. Спокойной ночи.
Ни на шутку озадаченный Егор не успел и глазом моргнуть, как снова остался один: посреди тревожного сумрака, дурманящего запаха палёного масла и волнительного предчувствия разгадки страшной тёмной тайны.
Глава 8. Нашлись
Утром воскресенья, когда вся семья садилась завтракать, папа всегда включал телевизор, чтобы посмотреть новости. Вот и сегодня он последовал этой давней традиции и переключился на местный канал. Диктор, молодая темноволосая женщина, взволнованно лепетала в микрофон что-то нечленораздельное, но Егор её не слушал. От удивления он забыл, что не питается стряпнёй противной Катьки и схватил с тарелки приготовленный ею блинчик. Дело в том, что в новостях показывали тех самых пропавших в прошлом году детей, живых и вполне упитанных.
Неужели нашлись?
– Сегодня утром Виктор и Анастасия Христофоровы были обнаружены в пригороде провинциального городка Л*. На первый взгляд, дети здоровы. Полиция проводит расследование… Но пока вопросов больше, чем ответов… Да, э-э-э, ну… Да. Извините… Мы вынуждены, э-э-э…
Картинка расплылась, и по экрану побежали помехи.
– Что-то с антенной, Лёша? – спросила Катерина отрешённо.
– Не знаю, – буркнул Сыромятников, явно не настроенный на беседу.
– У этих детей… глаза зелёные. Странно, да, Лёш? – мачеха криво улыбнулась, – Или это цветовые искажения?
– У неё же голубые глаза были, – зачем-то влез в разговор Егор, имея ввиду маленькую нахалку, которую встретил возле ворот, – Ты ещё сказал, что у неё глаза красивые, папа. Ты всегда говоришь это тем, у кого голубые глаза.
– Это уже не первый раз, когда пропадают дети, – снова заговорил телевизор, но изображение до сих пор не восстанавливалось, – А потом они находятся, но, э-э-э, ничего не помнят. Совершенно ничего… извините.
– У меня какие-то нехорошие подозрения, Лёша, – произнесла Катерина медленно. Одновременно с её словами, в дальнем окне, выходящем на ворота, замигали синие проблесковые маячки. Две полицейских машины неспешно приближались к дому Сыромятниковых с вполне определённой целью.
– Чёрт! – выругался профессор, вытирая пот со лба.
– Лёша? – Катька приподняла одну бровь, – Я чего-то не знаю? – она выглядела растерянной, – Что ты натворил?
– Это подстава, Катя! Я не причастен, ты же знаешь! – Алексей Вольдемарович в панике запустил пальцы в свои коротко стриженные волосы, – Зачем мне воровать детей? Я работаю врачом-статистиком в поликлинике! Да даже, если бы не статистиком… Зачем мне их воровать?
– Разве я говорила про детей, Лёша? Почему ты заговорил о детях? – монотонный тон Катькиного голоса напоминал интонацию робота.
– Катя, ты же моя жена! Ты же меня знаешь. Я не виноват, – отец чуть не плакал. Егор никогда не видел его таким.
– Я пойду – встречу их, – кивнула Катерина обречённо, – Егор, иди к себе.
– Нет, – липкий страх пополз по спине Егора холодной змеёй. Неужели папу арестуют? Слово в подтверждение тревожных мыслей сына, тот безвольно уронил седовласую голову на грудь и выглядел максимально подавленно, – Папа, тебя арестуют?
– Иди к себе! – рявкнул отец раздражённо. В его глазах стояли слёзы.
Егор испуганно вскочил и побежал вверх по лестнице, хлюпая носом.
– Доброе утро, Алексей Вольдемарович, у нас ордер на обыск. В доме есть ещё кто-нибудь, кроме вас с супругой? – донеслось ему в спину.
– Да, мой десятилетний сын на втором этаже.
– Думаю, ему лучше спуститься.
– Позвольте, разве против меня возбуждено уголовное дело?
Егор настолько растерялся, что совершенно не соображал, что происходит. Словно во сне, тёплая Катькина ладонь легла на его плечо и мягко направила в сторону лестницы. Он не понял, как оказался за столом. Но, когда минут через пятнадцать, в руках одного из сотрудников он разглядел полиэтиленовый пакет с маленьким розовым ободком со смешной завитушкой у одного края, его юная душа не выдержала.
– Папа, не виноват! Не виноват! Он пхосто сказал той девочке, что у неё кхасивые глаза! – завопил он что было сил, картавя от волнения.
– Красивые… глаза? Хм. Запротоколируем. А когда он ей это сказал?
Полный укоризны взгляд бледного, как смерть, отца, когда на того надели наручники, обжёг маленькую Егоркину душу до самого позвоночника. Хотя есть ли у души позвонки? Вряд ли. Папа часто рассказывал мальчику про скелет человека, но про душу никогда не упоминал.
Кажется, глупый Егор опять всё испортил. Отца куда-то увезли.
– Да уж, – задумчиво резюмировала Катька, присаживаясь на краешек стула. Выглядела она нарочито бодро.
По телевизору пела дородная тётенька в синем платье. Она старательно выводила высокие ноты, отчего в ушах Егора что-то неприятно зачесалось. Остывшие блинчики, сиротливо лежащие на тарелке, уже стали засыхать. Воскресенье было безнадёжно испорчено.
– Откуда у папы вещь той девчонки? – спросил Егор, еле сдерживаясь, чтоб не разреветься. Он настолько расстроился, что готов был кинуться мачехе на шею, но та утешать маленького пасынка не спешила.
– Детский ободок нашли в нашем подвале, в инструментах Алексея. Кажется, твой отец – преступник. Впрочем, это и не удивительно при его неуравновешенном характере, – произнесла Катерина отрешённо, – Какой кошмар, – добавила она, всплеснув изящными руками, и пустила слезу для наглядности.
– М-мой папа хороший, – возразил Егор, заикаясь. Веки его больших, ставших изумрудными глаз, опасно покраснели, – Он никогда никого не обижал. Он хороший, – мальчик громко всхлипнул.
– Откуда ты знаешь, что хороший? Что ты о нём знаешь, Егор?! – кажется, у Катьки начиналась истерика, – Всякий раз, когда часы били двенадцать ночи, он превращался в сущего дьявола! Не разрешал мне разговаривать, хамил и угрожал.
– Значит, папа – чёрт? – от внезапной догадки Егору стало трудно дышать.
– Что? – Катька медленно подняла на говорившего ерунду мальчишку полные слёз глаза, – Егор? – вскрикнула она вдруг, захлёбываясь от восторга. Её возбуждённое состояние мигом передалось и пасынку.
– А? – вскочил он, словно ужаленный, и ловко отпрыгнул в сторону.
– Стой. Не бойся. Что у тебя с глазами? У тебя что-то с глазами, Егор. Подойди сюда. Боже мой, он всё-таки сделал это! Я столько времени сомневалась, Егор! Твой папа – гений. То есть преступник, конечно, но гений! О, Боже! Но как он это сделал? Это же… невозможно!
– Что? Что сделал? – Егор ничего не понимал. Катька достала из кармана халата маленькое зеркальце и торжественно вручила его мальчишке. Тот мельком взглянул на себя и завизжал от ужаса. Радужная оболочка глаза стала ярко зелёной, а зрачки… они приобрели какую-то совершенно невероятную щелевидную форму. Карманное зеркальце выпало из ослабевших рук Егора на пол.
– Егор, аккуратней, разобьёшь, – пожурила его мачеха, заботливо поднимая с пола упавшую вещицу.
– Что это? Почему? – мальчик принялся судорожно тереть глаза ладонями, задыхаясь от ужаса.
– Тихо-тихо, не переживай. Егор, слышишь? Так нельзя! У тебя сейчас астма от паники начнётся. Дыши нормально! Эй, – Катька с силой затрясла Егора за плечи, пытаясь привести в чувство, но мальчишка обмяк в её руках, теряя сознание, – Егор! Ты куда?! Нет, это уже никуда не годится. Эй!
Женщина подхватила потерявшего сознание ребёнка на руки, заботливо устроила того на диване, подкладывая под безвольно расслабленные коленки подушку, слегка похлопала ладошками по холодным щекам. Кровь приливала к побледневшему лицу слишком медленно. Нужно найти нашатырь. Но чуть позже. Желая похвастаться, Катерина набрала телефонный номер отца.
– Папа, завтра я приведу к тебе настоящего мальчика-кота, – произнесла она с гордостью и повернулась к Егору вполоборота. Пришедшие в своё обычное состояние глаза пасынка смотрели на неё внимательно и настороженно, – Папа, почему ты всегда меня ругаешь?! Папа! Хорошо, я приведу его сегодня вечером. Только нашатырь найду.
Из трубки на бедную Катерину лилась отвратительная, почти нецензурная ругань. Впрочем, как и всегда. Женщина отстранила от себя телефон и резко выдохнула. Всё-таки отец – сумасшедший. Добровольная изоляция превратила его в параноика.
Ощущение, что на неё смотрят, заставило Катерину повернуться. Внимательные, вполне человеческие зелёные глаза Егорки глядели на неё с изумлением.
– Мальчик-кот? – спросил он одними губами.
– О, Егор, ты уже пришёл в себя? Замечательно. Кажется, мне нужно с кем-то посоветоваться. Очень прошу тебя помочь. Расскажи обо всём, что знаешь… моей маме, – и Катька сложила ладони в молитвенном жесте.
Глава 9. Девять месяцев без сознания?
Мать целовала повзрослевшего и возмужавшего Витю солёными от слёз губами. В который раз она мусолила щёки сына, назойливо хватая того пальцами за уши. От женщины несло перегаром. Юноша попытался отстраниться.
– Мама, ты пьёшь? – он брезгливо поёжился.
– Почему пью? Не пью. Просто радость! Радость-то какая, Витенька, Настенька! – мать заботливо обняла белобрысую Настасью, которая отвечала на поцелуи заметно охотнее брата, – Вы снова дома. Нашлись! Я уж, было, думала…
За время их отсутствия уютный дом превратился в неопрятный сарай: кругом валялись картонные коробки и грязные тряпки, а мебели заметно поубавилось. Под столом стояла пустая бутылка. Вряд ли из-под лимонада.
– Ой, вы же голодные! – вплеснула руками мать, – Пойдёмте суп есть.
– Нас покормили, мам, – нахмурился Витя.
– А я буду, – заявила Настя.
– Да, Настенька, пойдём, моя хорошая, – обрадовалась женщина, суетливо разглаживая юбку.
– Я к себе пойду, – сообщил ей сын, стыдливо отворачиваясь. К счастью, мать не возразила.
Виктор молча прошёл к себе в комнату, ужасаясь тому, насколько всё стало ветхим и пыльным. Если мать пьёт, она вполне могла продать и часть его личных вещей. Только бы компьютер не трогала. Там же вся его жизнь. Один из школьных друзей Вити признался как-то, что отец-алкоголик отдал его крутые беспроводные наушники продавцу палёной водки только ради того, чтобы похмелиться. Неужели та же участь постигнет и Витю? Не хотелось думать о матери плохо.
Компьютер был на месте. Витя счастливо выдохнул. Оказалось, что с той минуты, когда он покинул отчий дом, всё осталось на своих местах. Мать ничего не трогала. Более того, она даже не прибиралась. Клубы серой пыли полетели по комнате, когда блудный хозяин бережно прикоснулся к старому и громоздкому системному блоку. В Витином носу нестерпимо засвербело. Юноша надрывно чихнул и увидел на подоконнике свой телефон.
Откуда?
Он точно помнил, что уходил на поиски Насти с телефоном! В лесу опасно без навигатора.
– Мам! – закричал Виктор, бросаясь к выходу, и увидел своё отражение в замызганном настенном зеркале, – Что за ерунда? – не то, чтобы он зацикливался на своей неброской внешности, но сомнений быть не могло: раньше его глаза были голубыми, а теперь стали бледно-зелёными, – Чертовщина!
