Читать онлайн По дороге к счастью бесплатно
Глава 1
Первым летом в Караулбазаре
Поселок Караулбазар, сообразительно расположившийся у автотрассы и железнодорожной ветки Бухара-Карши, ничем не мог всколыхнуть воображение ни тех, кто оказался здесь по воле случая; ни тех, кто приземлился в нем по назначению или кого занесли сюда зигзаги судьбы. Это было скучное, на первый взгляд, однообразное поселение нефтяников и газовиков, предназначенное для обслуживания промзоны разведки и эксплуатации нефтегазовых месторождений.
Но люди в поселок приезжали. Кто-то селился надолго, а кто-то временно, пока душа или какие-либо обстоятельства снова не позовут в дальние дали. Жили в одиночку или семьями, по мере возможности обустраивали быт, работали, рожали и воспитывали детей, радовались и огорчались.
Осевшим в неприглядной местности приходилось терпеть азиатскую жару и летние суховеи, бьющие на улице в лицо колючим песком и наметавшие в квартиры изрядный слой пухлой пыли. Терпеливо относились люди и к отсутствию обилия зелени, и к качеству привозной воды, хранившейся в железных бочках, горизонтально врытых до середины брюха в землю. Ко всему этому и еще ко многому другому нужно было привыкать семейству Никитиных, прибывших в конце июля тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года в это населенное место бухарской степи.
Несколько дней родители и дети ночевали вповалку на голом полу в одной из комнат общежития. Это было необычно и неудобно: пол оказался горячим и твердым. Но никто не возмущался, не капризничал. Питались тем, что приносили из магазина. На третьи сутки Николай, вернувшийся из очередного похода по делам, весело приказал:
− Семейство! Хватай монатки и пошли!
− Куда? – в один голос удивленно вскрикнули Екатерина и Людка.
− На улице Первооткрывателей, в доме номер 7, нам выделили квартиру! − потрясая ордером, громко возвестил расплывшийся в улыбке глава семьи.
Собрав вещички, отправились по указанному адресу.
Идти было недалеко. Вот и нужное двухэтажное здание в ряду таких же, ничем не примечательных строений – квадратные глазницы окон на беленых стенах да на противоположных сторонах по два подъезда: один приглашал гостей с улицы, другой ‒ со двора. К нему-то, ко входу со двора, и направились Никитины. Топоча по деревянной лестнице, гуськом поднялись на второй этаж. Не спеша, оглядываясь, проследовали с лестничной площадки в небольшой светлый коридор на две квартиры. Остановились перед дверью справа: она вела в их новое жилье.
Квартира состояла из трех комнат, следующих одна за другой. Первая, с окном на улицу, очевидно, играла роль прихожей и кухни. В ней слева от двери прижимался к стене тумбовый стол. Рядом со столом, ближе к окну, пустыми полками ротозейничал подержанный светло-коричневый шкаф. У противоположной от этой разнородной мебели стены сиротливо глядела четырьмя конфорками немытая газовая плита.
Второе помещение, также с окном в уличное пространство, особой привлекательностью тоже не отличалось. Новые жильцы увидели здесь встроенную в стену черного цвета газовую контрамарку – для отопления двух смежных спальных комнат, − пустой платяной шкаф, круглый раздвижной стол и несколько твердых стульев – вся беушная мебель также из разных комплектов. Решили, что в этой комнате, поместив в нее кровать, обоснуются родители.
Окно последнего помещения выходило на соседнее, крайнее от степи однотипное строение. За ним просматривался унылый безбрежный пейзаж с низкой, почти незаметной из окна степной растительностью. Две железные полуторки, приткнутые справа и слева к противоположным стенам, явили зрителям голые панцирные сетки. На крайних трубках спинок кроватей Людка заметила сияющие никелированные шарики. Комнату определили как детскую.
Для семьи Никитиных, три года ютившихся в камышовых землянках буровой «Шахпахты», новое жилье показалось замечательным. Рабочий люд тем и отличается, что ценит то, что имеет. Главное – крыша над головой, тепло в доме, хлеб на столе, голова на подушке. Будет достаток – будут другие желания. Придут другие времена – заживет по-новому. Не добьется значительных высот – довольствуется малым: ценность жизни не только в материальных благах. Есть еще другое, что делает человека довольным и счастливым. Правда, каждому свое.
Лето перевалило за второй месяц. Николая приняли на работу в нефтеразведку дизелистом, в свою смену он пропадал на буровой. Екатерина занималась домом и детьми, детвора осваивала замусоренный двор. Людка в свободное время углублялась в роман «Евгений Онегин» – задание на лето.
Однажды после очередного похода за провизией мать пришла домой с известием.
– Людка, − позвала она с порога дочь, уткнувшуюся в зале в книгу, – иди сюда!
Девочка бережно отодвинула от себя сборник Пушкина на середину стола, медленно поднялась со стула и вышла в кухню.
− Ты знаешь, сегодня в магазине я разговорилась с одной женщиной, − продолжила Екатерина, подойдя к кухонному столу. − У нее дочка тоже идет в девятый класс. Ее зовут Валя. Она будет ждать тебя сегодня возле бассейна – о каком бассейне идет речь, Людка знала.
– И что я ей скажу? – устремив на мать пытливый взгляд, поинтересовалась дочь, облокотившись о косяк двери.
– Познакомишься, расспросишь о школе, − выкладывая на стол продукты из авоськи, убежденно проговорила Екатерина.
– Я стесняюсь. Скажет: приставучая, − насупилась Людка и поскребла ногтем по крашенному белой краской дереву.
– Не говори ерунды. Надо же заводить новых друзей. Она будет ждать тебя в два часа, − решительно прекратила разговор Екатерина, и Людка вернулась к прежнему занятию.
Неглубокий, но просторный прямоугольный бассейн занимал середину широкой улицы недалеко от дома Никитиных. Воды в нем не было. Широкая бетонная опалубка искусственного водоема служила местом отдыха для всех желающих на ней посидеть. На сухие ветки, пучки травы, принесенные ветром, на прочий сор, скопившийся на дне оставленного без ухода бассейна, не обращал внимания никто.
К двум часам дня Людка уже была на месте назначенной встречи. Как всегда, хулиганистый летний ветер бросал в лицо пыль, пытался задрать до плеч подол ситцевого в белую ромашку голубого платья. Людка уворачивалась от колких песчинок, придерживала юбку руками.
– Девочка, ты Люда? – наконец услышала она голос за спиной.
Обернулась. Прищуренными в целях спасения от вездесущего самума зелено-карими глазами на нее смотрела девочка, примерно одного роста с ней. Короткие русые волосы незнакомки, крылышки легкого платья метались, как неприкаянные, в пыльном воздухе.
– Да, – подтвердила Людка, щуря глаза и искоса глядя на девочку.
– А я Валя. Пойдем скорее к моей подруге, она здесь недалеко живет, – позвала незнакомка, и новые приятельницы побежали к такому же, как у Никитиных, дому, только находящемуся на противоположной от него стороне улицы. Постучались в квартиру на первом этаже. Дверь открыла худенькая девочка с ясными серыми глазами и миленьким курносым носом. Увидев гостей, она тотчас же сказала:
– Девочки, проходите! Валя, откуда вы?
– Ой, Лариска, на улице такая завируха, спасения нет, – шумно дыша, заговорила та. – А это Люда, наша новая одноклассница.
– Проходите в зал, – пригласила девчонок хозяйка. – Дома, кроме меня, никого нет.
Все трое прошли в комнату.
– Садитесь, девчонки! – указывая на диван, пригласила гостей Лариса. Сама села напротив у круглого стола. – Откуда вы? – повторила она вопрос, заданный при виде пришедших.
– Мы с Людой встретились у бассейна, – охотно заговорила Валя. – Наши мамы разговорились в магазине и решили нас познакомить, раз мы одноклассницы.
Пока Валя говорила, Людка огляделась: яркий азиатский ковер над диваном, сервант с хрустальной посудой, бархатная синяя скатерть на круглом столе, наконец, телевизор под вязаной белоснежной салфеткой – все говорило о достатке.
– Значит, ты тоже идешь в девятый класс? – спросила Лариса, дружелюбно глядя на незнакомку.
– Да, в девятый, – подтвердила Людка, переведя на нее взгляд.
– Откуда ты приехала? – продолжила расспрос хозяйка.
– Из Каракалпакии.
– Это где?
– Это тоже в Узбекистане.
– Теперь нас в классе будет пятнадцать, – сообщила Валя, обращаясь к Людке. – Класс у нас маленький, учителя часто меняются.
– Маленький, да удаленький. А как учишься? – задала очередной вопрос новенькой Лариса.
Хвастаться своими достижениями перед новыми приятельницами Людка не захотела, поэтому, на секунду замявшись, ответила:
– Хорошо.
– Мы с Валей тоже хорошо учимся. Ну что, будем общаться? – широко улыбнулась Лариса, обнажив ровненькие мелкие зубки. – Ходить в кино, на танцы?
– На танцы? – удивленно приподняла брови Людка.
– А что тут удивительного? У нас танцы бывают каждую субботу и воскресенье. На площадке возле клуба «Геолог», вечером. Туда приходят все, кто хочет: взрослые, дети. И танцуют все. У нас в поселке весело!
– К нам даже знаменитые артисты с концертами приезжают! – с видимым удовольствием дополнила рассказ подруги Валя.
Поболтав на разные темы еще с часик, Валя и Людка отправились было по домам.
− А хочешь, я тебе нашу школу покажу? – вдруг предложила Валентина, когда девчонки покинули гостеприимный дом.
Ветер стал утихать. Можно было не опасаться за платье и спокойно смотреть на мир.
− Давай, − согласилась Людка, и они, миновав бассейн, направились вдоль поселковой улицы.
Здание учебного заведения было одноэтажным, неновым.
– То ли казарма в нем когда-то была, то ли общежитие, то ли еще что-то, точно не знаю, − пояснила Валя, когда девчонки подошли к школе.
− Окна широкие, много их, − заметила Людка.
− Поэтому в классах светло, − засмеялась собеседница.
Пройдя мимо длинного туловища школы, что вклинилось в шеренгу таких же приземистых жилых домов, одноклассницы вышли на просторную квадратную площадку. На ней, кроме слегка провисшей волейбольной сетки между двух металлических труб, больше никаких спортивных сооружений новенькая не увидела.
− А это наш школьный стадион, − сообщила Валька, подходя к сетке. – Мы здесь занимаемся физкультурой.
− Я люблю играть в волейбол, − сказала Людка и провела рукой по старенькой вязаной ткани.
− Здорово! Я тоже. Вечером здесь бывают и взрослые ребята, из общежития. Так что приходи. А сейчас попробуем попасть в школу.
Девчонки направились к двери, выкрашенной коричневой краской. Валя дернула за ручку, но дверь не подалась.
− Закрыто! − слегка огорчившись, сказала девочка и затем, успокаивающе, добавила: − Ничего! Еще не один раз пройдешь по скрипучему полу коридора. А сейчас лето. Ура! Еще почти целый месяц свободы! – воскликнула она, а потом предложила: − Давай заглянем в окно?
Девчонки завернули за угол и прилипли к первому окну. Новенькая увидела небольшое помещение с двумя рядами парт и контрамаркой в дальнем углу. Прямо перед следующим окном, напротив двери, стоял учительский стол. Парты сверкали черными крышками.
− Ремонт сделали…− сказала Валя и спросила: − Ну, как тебе наша школа?
− В Ходжейли, в интернате, у нас тоже ремонт летом делают.
Одноклассницы отошли от окна.
− Ты училась в интернате? – с интересом глянула Валя на Людку.
− На буровой, как ты знаешь, школы нет.
− И долго ты там училась?
− Три года.
Валька помолчала.
− А я недалеко от школы живу, − сообщила она и спросила: – Может, зайдешь?
− Спасибо, но я пойду домой: мамка будет беспокоиться. Ветер улегся, теперь, сама знаешь, нужно опять пыль везде вытереть. Как-нибудь в другой раз.
Девчонки распрощались, и Людка пошла в обратном от школьного здания направлении.
− Ну, как сходила? – встретила ее вопросом мать, как только та показалась на пороге.
− Познакомилась с Валей и с ее подругой Ларисой. У девочек родители работают в нефтеразведке. У Вали Прониной есть брат, Степка, он в седьмой класс ходит. А мать с отцом трудятся в токарном цехе.
− Семья рабочих, как и наша, − удовлетворенно сказала Екатерина. – А что другая девочка?
− Бескоровайная Лариса живет с матерью и маленькой сестрой Леной – недалеко от нас, в угловом доме. Ее мама – бухгалтер.
− Понравились тебе девочки?
− Хорошие! Приглашали ходить вместе в кино и на танцы.
− Школьницы – и на танцы?
− Мама, не удивляйся. Здесь, в поселке, в выходные вечером на танцы ходят семьями. Танцуют взрослые и малышня, на одной площадке.
− Ты смотри! Я такого еще не видала! Ну, посмотрим, посмотрим, что это за поселковое семейное развлечение, − возмущенно произнесла Екатерина и, недоумевая, продолжила: − Надо же! Танцы!
Общение девятиклассниц возобновилось только в начале учебного года, так как Людку, Вальку и Витьку родители отправили в пионерский лагерь.
Глава 2
Вожатый
После летних каникул Валя и Лариса встретились с Людкой как с давней знакомой: непринужденно и весело.
− Привет, Людка! Расскажи, как отдыхала. Твоя мама сказала, что ты ездила в «Огонек», − заговорила с ней в классе Валя в ожидании начала занятия.
− Ну и как, здорово там отдыхать? Мы тоже с Валькой там были, только в первую смену. А кто у тебя была вожатой? А на экскурсию вас возили? – сыпала вопросы Лариса, подошедшая вплотную к подругам.
− Девочки, ездили в Бухару. Там ходили в крепость Арк, гуляли возле минарета Калян, видели мавзолей Саманидов. Я никогда не была в Бухаре, мне понравилось. А в лагере было все, как всегда: песни под баян, игры всякие, соревнования, пионерский костер. Но у нас не вожатая была, а вожатый! Рустам Акимович. Но мы все его звали только по имени, Рустамом.
− Это кто такой? Мы его не знаем. Хороший вожатый? – поинтересовалась Валя.
− Хороший, − только и сказала Людка и перевела разговор на события в поселке.
Вожатый действительно полюбился всем ребятам ее отряда. Этот сухощавый, среднего роста парень узбекской национальности был калекой. Он ходил с палочкой, первоначально поражал прибывших в лагерь детей махами левой ноги, изуродованной болезнью. Но постепенно к увечью Рустама дети привыкли и не обращали никакого внимания на необычную для пионерских вожатых внешность. А задор вожатого, доброжелательное внимание к своим пионерам, умение зажечь интересными идеями снискали у мальчишек и девчонок признательность и дружбу.
Не станет делиться с подругами Людка тем, что она у Рустама пользовалась особым расположением. Живая, веселая, симпатичная девочка, с большим желанием принимающая участие в различных конкурсах, спортивных соревнованиях незаметно для нее самой частенько притягивала взгляд темных глаз парня. И никогда бы об этом она не узнала, если бы однажды Рустам не обнаружил к ней юношеский интерес.
Незадолго до окончания лагерной смены на вечер в «Огоньке» был запланирован просмотр кинофильма. Августовское солнце уже спряталось где-то за территорией лагеря, но было еще светло. На ясное, бледно-голубое небо тень наползала незаметно, медленно.
Отужинавшие пионеры один за другим сбегались к открытой площадке с длинными деревянными скамьями перед натянутым тканевым экраном. Людка и ее подруги Малика и Наташка заняли места посередине импровизированного кинозала. Оживленно болтая, они стреляли глазами по сторонам, подталкивали друг друга локтями, привлекая внимание к очередной жертве их насмешек и замечаний. Ребячья публика, усаживаясь на скамьи, шумела, голосисто отзывалась на чей-то призыв, возбужденно вертелась, толкалась, возмущалась, показывала языки, корчила рожи, хохотала.
Когда весь так называемый зал почти заполнился, сидящая рядом с Людкой Наташка протянула ей маленькую пышную розу:
− Людка, это тебе!
Предложение было так неожиданно, что девочка непроизвольно взяла цветок за коротенькую ножку и испытующе уставилась на соседку:
− Где взяла? И зачем мне?
Наташка прижалась ртом к уху подруги и зашептала:
− Это от вожатого, от Рустама.
Людка поискала глазами парня. Он сидел на ряду ниже, несколько сбоку, чем она, и вполоборота, улыбаясь всем смуглым лицом, открыто смотрел на нее.
Соседка снова припала к ее уху:
− Ты нравишься Рустаму, − и хитро взглянула на подругу.
− Что ты мелешь? − внезапно смутившись, рассердилась Людка. – Отвяжись!
Она посмотрела на цветок, понюхала – аромат был тонким, нежным. Не произнесла ни звука. В это время начался фильм. Она еще раз искоса взглянула на вожатого, перевела взгляд на экран, пытаясь сосредоточиться, пальцами потеребила единственный листочек, прохладные лепестки, снова глянула на парня. Тот, увидев сердитое лицо Людки, больше, казалось, не обращал на нее никакого внимания.
Это был единственный случай, когда Рустам позволил себе недопустимую для педагога вольность. До самого отъезда девочки вожатый больше не делал никаких попыток показать пионерке Никитиной свое глубокое к ней влечение. А она с детской беззаботностью выкинула эпизод с цветком из головы и продолжала жить веселой лагерной жизнью.
Сейчас же, при упоминании имени вожатого, она вспомнила тот случай. Но об этой истории с Рустамом не стала откровенничать с новыми подругами: удивить их, на ее взгляд, было нечем.
Глава 3
Изгой по собственному желанию
К одноклассникам Никитина привыкла быстро. Ее соседом по парте был назначен Сазонов Юрка, светловолосый мальчишка с живым лицом и хитрющими серыми глазами. Людку он смешил забавными рожицами, которые мастерски изображал на черновике, она помогала ему по алгебре. Одним словом, они подружились.
Юрка успевал все: поминутно вертел головой, в одно и то же время писал, крутил в руке карандаш, поворачивался к Аскарову Шухрату, сидящему за его спиной, выдергивал тетрадь у соседки Шухрата Лариски.
− Сазонов, успокойся, – мягким голосом говорила учительница по русскому языку и литературе Светлана Ивановна.
− Сазонов, прекрати вертеться, − сердито одергивал его физик Умар Мухамедович.
Замечания от учителей по его адресу сыпались как из рога изобилия, но Юрка затихал только на короткое время, поэтому частенько учителя выпроваживали нарушителя дисциплины из класса.
Людка страшно завидовала вертлявому мальчишке: ее никогда из класса не выдворяли.
«Как это, наверно, здорово, когда все сидят на уроке, а ты свободно гуляешь возле школы, − думала она, когда в очередной раз место Юрки за партой посреди урока неожиданно опустело. – Я тоже хочу, чтобы меня выгнали».
Свой план Людка решила воплотить в жизнь на уроке математики. В то время, когда Маргарита Осиповна, молодая учительница с усталым лицом, объясняла новую тему, девочка стукнула тетрадкой Юрку по голове – он нарисовал ее обезьянкой.
− Никитина, что с тобой? – Голос учительницы был удивленным и строгим: примерная ученица никогда ничего подобного себе не позволяла.
Хулиганка сделала вид, что внимательно слушает урок и записывает в тетради. Но через несколько минут проделала то же самое.
− Никитина, покинь класс! – услышала она и довольная, со счастливой улыбкой на лице скрылась за дверью.
Осенний день был солнечным, безветренным и теплым. Людка прислонилась спиной к стене школы, подставила лицо ласковым лучам и закрыла глаза. Нежась, постояла так минут пять – ах, как хорошо! Взмахнула длинными ресницами, обвела любующимся взглядом синее небо с медленно плывущими снежными облаками – красиво! Постояла еще некоторое время, глядя на пустую спортивную площадку.
И вдруг ей стало одиноко и грустно. Все ребята в классе, слушают Маргариту Осиповну, а она стоит одна, никому не нужная, по собственной воле выброшенная на задворки жизни. Нет ничего приятного в том, что ты, пусть ненадолго, стала изгоем, отщепенцем. Но ты же хотела этого? Да, хотела, думала Людка. Но больше не хочу. Я хочу быть со всеми. И вернулась в класс.
После уроков Людка собралась идти домой. Из класса она выходила последней. И тут в коридоре к ней обратилась Маргарита Осиповна.
− Никитина, Люда, ты домой?
− Да, − опешила девочка.
− Ты не поможешь мне донести тетради? Несколько пачек набралось.
− Конечно, помогу.
До самого дома учительницы шли молча. Маргарита Осиповна открыла дверь в квартиру.
− Проходи в зал, не стесняйся. Сейчас оставим тетради, и я побегу в ясли. Заодно тебя провожу. Положи пачки на стол.
Хозяйка осталась в кухне, а Людка прошла в следующую комнату и у порога застыла от изумления: там был такой беспорядок, какого она никогда не видела. На диване, на стульях, на детской кроватке лежали и висели детские распашонки, ползунки, кофточки, пеленки. Стол заставлен бутылочками, тарелками, чашками. Рядом громоздились книги и тетради.
И девочке неожиданно стало до боли стыдно и жалко учительницу. У Маргариты Осиповны маленький ребенок. Она должна готовиться к урокам и в то же время ухаживать за малышом. А сколько для этого нужно времени и терпения, Людка знала. Молодая женщина, очевидно, не успевает наводить в доме порядок. А тут еще на уроках ей треплют нервы такие, как Юрка. И она, Людка, сегодня на уроке отличилась. Боже, какой стыд!
Девочка пристроила тетради на столе и вышла в кухню. Маргарита Осиповна готовила малышу очередную бутылочку.
Дети есть дети. У них своя жизнь. Очень часто им вообще невдомек, как живут их наставники. Два разных мира соседствуют в школе. Бьются рядом большие и маленькие сердца, очень часто ничего не зная друг о друге. Они разные и в то же время похожие: радуются, страдают, негодуют, восхищаются, любят и ненавидят. Что может подтолкнуть представителя одного мира проникнуть за горизонт другого, понять и принять его? Человеколюбие и сострадание − и ничто другое.
Глава 4
Необыкновенный девятый класс
Вообще, этот девятый класс маленькой поселковой школы во всех отношениях казался Людке чудным и даже, можно сказать, странным: в его нумерации отсутствовала буква. Он существовал в единичном экземпляре, поэтому обозначался только цифрой 9 – девятый класс и все. Мальчишки, какие-то в основном мелкие и смирные, иногда носились на переменах по школе, но не дрались между собой; задирали девчонок, но не обидно, не до слез. Учились в основном на тройки, но оценками не заморачивались, оставались довольными и жизнерадостными.
В отличие от своих щуплых, недалеких одноклассников, девчонки были видными, смышлеными и увлеченными особами. Вместе с Людкой их оказалось шестеро, все учились в основном хорошо, между собой ладили. Что еще очень нравилось новенькой − это увлечение одноклассниц чтением книг. Тут она тоже от подруг не отставала.
Источником литературы для учениц в первую очередь служила библиотека клуба нефтяников. Наряду с классикой, на стеллажах книгохранилища нередко появлялись произведения и новых авторов. Поэтому библиотечные формуляры девятиклассниц частенько пополнялись свежими записями, с удовольствием вносимыми приветливой хозяйкой читальни Аллой Ивановной.
Кроме книг трепетное желание у девчонок вызывал журнал «Юность». Этим молодежным изданием подруг снабжала Хакимова Светка. Как только приходил очередной номер, она обязательно приносила его в класс.
− Девчонки! – кричала Светка и, подняв кверху новый номер журнала, спрашивала: − Кто первый?
Подруги веселой стайкой набрасывались на одноклассницу, наперебой тянули «молодежку» и во время некоторых уроков самозабвенно осваивали ее под партой. Особенно плодотворно стихи, проза, иллюстрации издания изучались на уроках истории.
У историка Кутыбаева Нуржана Мансуровича на уроках всегда стояла тишина. Не потому, что старенький, болезненного вида учитель необыкновенно интересно рассказывал о битвах, победах и поражениях: все дело заключалось в его особых методах преподавания.
В самом начале урока он проводил опрос домашнего задания.
− Кто хочет отвечать? – устремив пытливый взгляд блеклых глаз на застывших в молчании девятиклассников, спрашивал учитель.
Увидев поднятую руку ученика в знак непреодолимого желания продемонстрировать выученный урок, он, поискав в журнале фамилию жаждущего, приглашал его к доске:
− Та-а-а-к, − задумчиво тянул он слово, а затем убежденно сообщал: − отвечать хочет Аскаров. – И, как бы давая возможность ученику блеснуть знаниями, добродушно разрешал: − Ну, иди, Шухрат!
Зная привычки преподавателя, сообразительные девятиклассники заранее договаривались о том, кто будет отвечать на очередном уроке, поэтому у всех по истории были хорошие отметки. Для демонстрации глубокой информированности по изученной теме Нуржан Мансурович всегда вызывал к доске только троих. Следом за Аскаровым Шухратом выходил к доске, например, Жданов Валерий, затем – Мельникова Татьяна.
Выслушав каждого без дополнительных каверзных вопросов, Нуржан Мансурович, сидя за столом, начинал предсказуемо знакомить учеников с новой темой. Школьники, сидя как мыши, делали вид, что внимательно слушают монотонную лекцию учителя, и занимались кто во что горазд: мальчишки рисовали половые органы, девчонки жадно глотали «Юность» или книги, взятые в поселковой библиотеке.
Правда, когда историк неожиданно заболел и на замену ему прислали молодую учительницу начальных классов, студентку-заочницу истфака Лидию Ивановну, девятиклассникам пришлось попотеть, чтобы не нахватать двоек. Бичом для мальчишек и девчонок стали карточки с датами, очень популярные у новой преподавательницы. Именно при ней обнаружилось, что даты никак не хотели соотноситься со знаниями, полученными на уроках Нуржана Мансуровича…
Кроме поедания книг, в необычном девятом классе девчонки обожали песни и пение. Специального кружка в школе не существовало изначально. Просто любительницы поп-музыки, Мусинова Аня и Мельникова Таня, приносили в школу пластинки.
− Ребята! – требовала внимания одна из них. – Что слушаем сегодня: «Главное, ребята, сердцем не стареть» или «Девчонки танцуют на палубе»? Наша классная разрешила.
− И ту, и другую! – звучали голоса.
И любители этих шлягеров, звучащих с проигрывателя грампластинок старенькой радиолы, кто как мог, подпевали Льву Барашкову или Майе Кристалинской и Иосифу Кобзону.
В холодные зимние дни, в безрадостную пасмурную погоду, когда в школьных окнах виднелась темно-серая туча и голые ветки урючины трепал занозистый ветер, опять же на длительных переменах, девчонки, выпихнув мальчишек с насиженных мест, тесной группкой умащивались возле горячей контрамарки, прикладывали к ней руки, бока, спины и опять пели. И тогда в их девичьем, безыскусном, но трогательном до слез исполнении вся школа слушала «Отговорила роща золотая», «Рябинушка», «Ой, цветет калина…».
На этом культурный досуг девятиклассниц во время школьных антрактов не заканчивался. Ажиотаж у Людки и ее подруг вызывали фото артистов. Каждая приносила в школу маленький черно-белый портрет обожаемого кумира, и, сгрудившись возле чьей-либо парты, девчонки глазели на красивых, с ослепительной улыбкой мужчин и женщин, вспоминали фильмы или песни, выражали восхищение умением и талантом своих любимцев.
Одним словом, девятый класс караулбазарской средней школы был совершенно не похож на те ученические сообщества, в которых прежде осваивала школьные науки старшая дочь Никитиных. Именно в нем зародившаяся в семье любовь девочки к поэтическому слову, к песенным мелодиям нашла желанную пищу.
Вместе с Людкой тяга к прекрасному, воплощенному в творениях, прежде всего, народных, входила в рост и крепла. И уже где-то в тайниках юной души рождалось хотение что-то и самой выразить в ритмической форме. Но это не был, как когда-то в «Артеке», всплеск чувств, вырвавшийся наружу в рифмованных строчках. Это был только зародыш чего-то более зрелого, не сознаваемый его носительницей. Он еще только развивался на почве переживаний, моментов радости и разочарования, неясных девичьих мечтаний. Воплотиться во что-то существенное это желание творить еще не могло.
Глава 5
На две ступеньки выше
Школьная жизнь бежала по накатанной дороге, когда пришло время Людке вместо «Взвейтесь кострами, синие ночи!» запеть другую песню.
− Слушай, Никитина, тебе ведь уже четырнадцать? – как-то на перемене обратился к ней с вопросом Черкашин Андрей, комсомольский вожак класса.
− Ну, четырнадцать, исполнилось шестого августа, − подтвердила Людка, обратив на парня пытливый взгляд.
− А комсомолкой хочешь стать?
− Ой, Андрюшка, конечно хочу! – засияла медным пятаком одноклассница. − А что для этого нужно?
− Рекомендация нужна, коммуниста или двух комсомольцев. Потом заявление напишешь. Мы его на комсомольском собрании рассмотрим. Если примем, будешь готовиться к собеседованию в райкоме комсомола.
− А как готовиться?
− Надо выучить устав, знать главных людей партии и комсомола, знаменательные даты.
− И все?
− А еще ответить на вопрос: почему ты хочешь стать комсомолкой?
Почему? Если бы у нее спросили об этом в интернате, она бы знала, что ответить. К концу выпускного класса все ее одноклассники были комсомольцами. Они – и Рашид с ними − ходили на комсомольские собрания, потом выполняли какие-то тайные поручения. Все, кроме нее одной.
− Примите меня в комсомол! – просила она у Родионовой Тамарки.
− Не положено, − отвечала та и отмахивалась от Людки как от мухи. − Ты еще малолетка.
− Ну и что! Что, я хуже других? Я тоже хочу выполнять комсомольские поручения, а не пионерские.
− Не хуже − младше всех в классе. Людка, не приставай! Будешь ты еще комсомолкой.
«Конечно, буду! – думала девочка. – Но я хочу сейчас!»
И вот теперь никаких препятствий нет – ее зовут в комсомол. Но Рашид уехал к себе домой, она оказалась в Караулбазаре. Так зачем же ей становиться комсомолкой?
«Надо подумать, − решила она. – А сейчас нужны рекомендации».
Проблему с рекомендациями устранили быстро, и в начале октября прошло классное комсомольское собрание, на котором заслушали заявление Никитиной, оценили ее ученические и человеческие качества и постановили рекомендовать для вступления в ряды молодежной комсомольской организации. Против не выступил никто. Людка, вся в волнении и страхе перед предстоящим событием, начала готовиться к приему в райкоме комсомола.
− День рождения комсомола … 29 октября 1918 года, − мурлыкала она после уроков во дворе своего дома, сидя на деревянном топчане и держа в руках небольшого размера тоненькую брошюру и карандаш.
Затем открывала книжку, на обложке которой заглавными буквами было написано: «Устав Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи», читала молча и вслух: «Весь смысл своей деятельности комсомол видит в осуществлении решений партии и Советского правительства, претворении в жизнь великой Программы построения коммунистического общества в СССР».
– Значит, нужно построить коммунизм, − резюмировала она. – А чтобы это сделать, строители коммунизма должны быть стойкими, высокообразованными и трудолюбивыми. Такими юношей и девушек воспитывает комсомол. Вообще, какими должны быть комсомольцы, прописано в моральном кодексе строителей коммунизма. Там и про любовь к Родине, к странам социализма, про труд на благо общества.
А вот коротко и ясно:
кто не работает, тот не ест (справедливо: что будешь есть, если денег не заработаешь?);
каждый за всех, все за одного (правильно, если Джафарову Мансуру не дается физика, помоги, кто может, выручай отстающего товарища!);
человек человеку – друг, товарищ и брат (значит, все люди – друзья? Если бы так было на самом деле!).
Солнце, осеннее, теплое, греет спину. По двору носится ребятня. Но Людке она не мешает. Девочка откладывает карандаш и брошюру в сторону. Вытянув сцепленные над головой руки, откидывается назад. Потягивается, глядя в облачное небо. Вздохнув, снова углубляется в изучение важного комсомольского документа, выделяет карандашом главное.
− Людка, что читаешь? – вышедшая из дому Валька останавливается возле сестры, смотрит на нее прижмуренными от солнца серыми глазами.
− Устав! – отвечает сестра.
− А зачем?
− Вступаю в комсомол.
− И что там написано? – любопытствует Валька, переведя взгляд на книжицу.
Людка находит выделенные карандашом слова.
− А вот что: комсомолец должен быть патриотом, честным, правдивым, простым и скромным, нетерпимым к несправедливости, тунеядству, нечестности, дружить со всеми народами на земле, оказывать помощь во всякой работе, быть примером в труде, в учебе.
– А что такое тунеядство? – наклонила голову вбок Валька, сомневаясь в том, что сестра знает ответ на этот вопрос.
– Тунеядец – это бездельник, а тунеядство – значит безделье.
− Ого, каким правильным должен быть комсомолец! А ты такая?
− Не совсем, − огорченно вздыхает Людка. – Надо воспитывать себя.
− А как?
− Ну, вот кто съел целое ведро малосольных огурцов, которые мама заквасила и поставила в сарае?
− Ты, я, Витька и Светка.
− А кто нам разрешил?
− Никто.
− Вот видишь, какие мы бестолковые. Разве честно брать без спросу? Мама для всех старалась, а мы думали только о себе, значит, не уважаем маму и папу. А тут написано, что в семье все должны друг друга уважать. Так что есть над чем работать, что в себе воспитывать. В этом помогает комсомол, поэтому я и стану комсомолкой.
− Я тоже буду учиться всех уважать. Вот только быть примером в учебе не смогу, − грустно покачала головой Валька и твердо добавила: – Хватит читать, мама зовет!
В коридоре районного комитета комсомола, перед закрытой дверью с надписью: «Секретарь райкома комсомола», скопление юношей и девушек из разных школ − идет собеседование, решающий этап вступления в молодежный союз. Все в парадной школьной форме, почти у всех в руках Устав. Кандидаты страшно взволнованы: а вдруг не примут? Каждый переживает отдельно и все вместе. То и дело слышится:
– Ребята, а сколько орденов у комсомола?
– Пять орденов, – отвечает самый подкованный с вдохновенным выражением суховатого лица. – Три Ордена Ленина, Орден Красного Знамени и Орден Трудового Красного Знамени.
– А за что дали первый Орден Ленина?
– «За выдающиеся заслуги перед Родиной в деле коммунистического воспитания советской молодёжи и активное участие в социалистическом строительстве», – говорит тот же начитанный.
– А что такое демократический централизм? Я забыла, – спрашивает упавшим голосом светловолосая девушка, прижимая Устав к груди.
– Это значит, что руководящие органы не назначают, а выбирают. О работе отчитываются, – мужественным голосом говорит высокий парень, стоящий возле Людки.
– А еще, – добавляет всезнающий, – меньшинство подчиняется большинству, и дисциплина должна быть на высоком уровне.
Никитина молчит. У нее в голове как в пустой бочке – нет ни одной мысли. Она перемещается с одного места на другое, смотрит и слушает. Дверь открывается, и из нее выходит девушка со списком в руке.
– Карташова Наталья, заходи, – приглашает она дружеским голосом и продолжает: – Приготовиться Султанову Мурату.
Девушки исчезают за дверью, ожидающие замолкают, прислушиваются, но из закрытого помещения ничего не слышно. Время тянется медленно, будто его кто-то удерживает за невидимую узду. Но вот раздается звук, возвещающий о свободе испытуемой. Открывается дверь, появляется Карташова. За дверью исчезает Султанов, а остальные всей толпой бросаются к девушке:
– Ну что? О чем спрашивали?
Красная как рак Карташова, выдохнув последнее волнение, отвечает:
– Когда родился комсомол? Кто Генеральный секретарь ЦК КПСС? Почему ты хочешь быть комсомолкой? За что получил комсомол последний Орден Ленина?
Никитину вызвали предпоследней. Войдя в комнату, она оказалась перед столом, покрытым красным сукном. За ним сидели две девушки и трое юношей. Все пятеро дружелюбно заулыбались навстречу вошедшей. Волнение Людки было настолько сильным, что она забыла поздороваться.
– Здравствуй, Никитина Людмила! – обратился к ней парень в сером костюме. – Волнуешься?
– Да, очень! – выдохнула девушка.
– С Уставом знакома? – показал лицевую сторону брошюры тот же комсомолец.
– Читала, – уже смелее глядя на комиссию, произнесла она.
– Какой же комсомолкой ты будешь, если мы тебя примем?
– Буду активной, трудолюбивой, ну, выполнять все положения морального кодекса строителя коммунизма, – твердо закончила она.
Парень в костюме довольно усмехнулся, еще внимательнее посмотрел на Людку и обратился к своим товарищам:
–– Может, кто-то еще хочет о чем-то спросить?
– Думаю, Людмила своим ответом показала, что она будет достойным членом союза коммунистической молодежи, – обращаясь ко всем комитетчикам, сказала кудрявая светловолосая девушка с большими серыми глазами.
То ли райкомовцы устали, то ли ответ девушки действительно их убедил в том, что перед ними будущая деятельная, безмерно преданная делу партии и правительства комсомолка, но больше Никитину никто ни о чем спрашивать не стал.
Взволнованная Людка с сияющим лицом вышла из комнаты, пригласила зайти оставшегося последним Резникова Дмитрия, высокого парня с мужественным голосом.
– Ну что? Приняли? – бросились ей навстречу уже прошедшие испытание.
– Приняли! – выдохнула Людка и в изнеможении прислонилась спиной к подоконнику широкого окна, за которым шумел жизнерадостный город.
В тесно набитом пассажирами пазике Людка едет домой. Она отрешенно сидит у окна и смотрит в окно. Караулбазарцы гомонят, перекидываются житейскими фразами. Девушка ничего не слышит, ушла в себя: она вся еще в переживаниях, конец которым должен был наступить после того, как в секторе учета расписалась в какой-то книге, в карточке с ее фотографией и в новеньком комсомольском билете, и после того, как ей торжественно вручили этот важный документ и прикололи к белому фартуку значок.
Но до сих пор Людка представляет: улыбчивый парень в сером костюме подает ей миниатюрную красную книжицу, торжественно поздравляет с вступлением в ряды ВЛКСМ и крепко, как равный, как товарищ, жмет ей руку.
После парня к ней подходит сероглазая член комитета комсомола. Радостно улыбаясь, будто не Людку, а ее только что приняли в желанную организацию, крепит на груди комсомольский значок, тем самым подтверждая за Никитиной Людмилой право быть взрослее, умнее, энергичнее. Тоже сердечно поздравляет новоиспеченную комсомолку и заканчивает поздравление дружеским рукопожатием.
Людка опускает глаза туда, где красуется членский нагрудный знак. Алая глянцевая поверхность значка с профилем Ленина и буквами «ВЛКСМ» приводит девушку в неописуемый восторг, и она довольно улыбается: сбылась ее мечта.
В сумочке у Людки лежит членский билет. Она уже его рассмотрела. На алой корочке сверху надпись: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», ниже – тисненный профиль Ленина, под портретом слова, крупно, броско: «Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи», в самом низу также утверждающе: «ЦК ВЛКСМ».
Открыла документ – призыв к пролетариям всех стран соединяться, пять орденов комсомола, цветные, яркие, в ряд. Название: «Комсомольский билет». Выписан на имя Никитиной Людмилы Николаевны. Ее личный билет! Жаль, не увидит его Рашид, Тамарка, Клара, все ее интернатские друзья. Пусть они далеко, но теперь она с ними в одном строю, в одной когорте тех, на кого надеется партия, кто выполняет заветы Ильича и строит коммунизм.
Сначала Людка Никитина, как все ребята в Советском Союзе, была октябренком. Она охотно следовала правилам октябрят: стремиться к знаниям, уважать старших, любить труд. Всегда с охотой училась: в первый класс отправилась сама, следом за друзьями, в шесть лет. Не боится чистить, мыть, убирать – приучена родителями к любой работе. А взрослых разве можно не уважать? Папа, мама много трудятся, заботятся о ней, брате и сестрах. Уважение к старшим – очень важное правило! А петь, рисовать, играть – разве это правило? Это просто увлекательные и веселые занятия!
Потом Людка стала пионеркой. Что же сложного в том, чтобы выполнять заветы пионеров? Любить Родину; равняться на героев борьбы и труда; настойчиво стремиться к знаниям, быть трудолюбивым, заниматься спортом, помогать младшим; дружить с детьми рабочих и крестьян других стран; готовиться стать защитником Родины – на все эти требования с готовностью откликалась ее пламенная душа. Ей нравилось выполнять поручения, требовать от товарищей и от себя самой быть честными, справедливыми, принципиальными. Взрослеть – это так здорово!
Теперь она на две ступеньки выше. Теперь она – член ВЛКСМ. Не обещает, но постарается не подвести тех, кто принял ее в молодежную организацию, и быть настоящей комсомолкой. И она знает, для чего вступила в комсомол: она, вместе со всеми парнями и девушками, – надежда страны, та сила, что обязательно построит прекрасное будущее. Она счастлива!
Глава 6
Надо быть сильной
Екатерина ждала пятого ребенка. Узнав о том, что у них скоро появится еще один братик или сестричка, Людка и Валька старательно помогали матери во всех хозяйственных делах. Все шло буднично, по привычке. Но кто его знает, «что день грядущий нам готовит»? Вроде, не особенно напрягалась мать, но однажды, в погожий апрельский день почувствовала Екатерина недомогание, и ее отправили в районную больницу. Отец был на смене. Перед отъездом мать обняла Людку:
− Доченька, остаешься за старшую, так уж получилось. Я на тебя надеюсь. Скоро отец приедет, будет легче. Ты уж постарайся, смотри за младшими, да и за отцом.
После отъезда матери Людка усадила Вальку, Витьку и Светку на кровать для беседы. Речь была краткой:
− Мама в больнице, папа на работе, дома мы одни. Делайте, что скажу, не хулиганьте, иначе получите веником. Я готовлю ужин, вы делаете уроки. И как следует.
− Люда, а по математике поможешь? – первой запросила помощи Валька.
− А мне примеры решить? – вопросительно посмотрела на сестру Светка.
Не остался в стороне и Витька:
− А читать я сам себе буду или тебе?
− Хорошо, помогу всем. Учитесь! − бросила на ходу Людка, направляясь в кухню.
Не только нужно было помогать младшим. Пятнадцатилетней девочке пришлось выполнять все обязанности взрослых: закупать необходимые продукты, готовить еду, стирать и гладить одежду, убирать в комнатах.
Не всегда младшие отпрыски Никитиных слушались старшую, и тогда в сердцах Людка хваталась за веник. Доставалось этим орудием педагогического внушения вертлявому неслуху Витьке. Мальчишке было не больно, но очень обидно, а Людка, отлупив его, уходила подальше от детей и плакала от жалости к брату, от бессилия и усталости.
Мокрели у нее глаза у нее глаза и тогда, когда садилась за стол, открывала дневник и видела, сколько уроков ей нужно еще выполнить. Уже сопела в кроватях малышня − за окном темнела глухая ночь, − усталое тело просило отдыха, но идти в класс с невыученными уроками Людка не могла, вот и плакала от отчаяния. Но слезами себе не поможешь. Утерев слезы, девятиклассница открывала учебники и углублялась в задания.
Может, именно в такие моменты и учишься преодолевать в будущем подножки жизни? Наткнулся, осилил и пошел дальше. Говорят, в трудностях вырабатывается стойкий, выносливый, несгибаемый характер. А Людке − хочешь не хочешь − приходилось быть сильной.
День намечался трудовой и спокойный. После утренней возни Витька и Светка отправились в свои классы, а Людка ждала Вальку, отправившуюся по нужде в «домик неизвестного архитектора», расположенного в пределах видимости из окна детской. Уже готовая к выходу, девушка в нетерпении подбежала к окну, стараясь увидеть сестру. Валька, держась за живот, сидела на корточках недалеко от дома.
Слетев по деревянным ступенькам вниз, Людка выбежала во двор, подбежала к Вальке:
− Что случилось? – в тревоге спросила она, глядя на сгорбленную спину сестры. – Ты чего тут сидишь? В школу опоздаем!
− У меня живот болит, − приподняв голову с двумя белыми бантиками по сторонам и обнаружив сморщенное от боли лицо, прохныкала девчонка.
− Может, что-то съела не то, − решила Людка. – Вставай, пойдем, ляжешь на живот, будет легче.
Но не тут-то было. Пытаясь подняться на ноги, Валька еще громче закричала от боли и снова согнулась пополам. Осознание того, что все очень плохо, пришло на ум Людке мгновенно: страдалицу нужно срочно доставить в больницу. Телефона у простой рабочей семьи Никитиных никогда не имелось. Взрослых рядом не оказалось. Значит, везти Вальку можно было только верхом на себе.
− Садись ко мне на спину, − приказала Людка и, уже мягче, добавила: – Потерпи, в медпункте тебе помогут.
С великим трудом Валька взгромоздилась на спину сестры, вцепилась в ее плечи. Та подхватила больную сзади под ноги и потащила. Шаг за шагом шла девушка, сосредоточенная на одной цели: донести тяжелую ношу до пункта медицинской помощи, не уронить. По пути она не видела ничего, кроме зданий, мимо которых несла страдающую от боли девчонку. Вот один дом. Еще дом. Следующий дом перед клубом. Клуб «Геолог». Еще немного…
На улице не видно ни одного человека, помочь некому – все уже на работе. С каждым шагом Валька становится тяжелее. Она медленно сползает со спины Людки, потому что у той слабеют руки. У спасительницы уже дрожат ноги. Но надо идти.
Наконец здание медицинского учреждения. Людка, почти согнувшись под углом в девяносто градусов, правой рукой толкнула дверь и втащила сестру в помещение. Навстречу ей бросилась фельдшер, помогла уложить больную на лежак. Людка, красная, потная, дыша как загнанная лошадь, бессильно опустилась на стул.
Нина Игнатьевна, медсестра, заподозрив острый аппендицит, сразу же организовала машину и обеих сестер отправила в район. Екатерина узнала, что дочерей везут в больницу. Когда Вальку отправляли на каталке на операцию, вместе с Людкой ее провожала мать.
Обязанности хозяйки старшей из дочерей Никитиных пришлось выполнять до самого рождения Сережки. Новорожденный оглушил криком мать и весь персонал районной больницы, принимающий роды у Екатерины, пятого мая. С появлением на свет очередного ребенка всех Никитиных стало семеро. «Как дней в неделе», – смеялась Екатерина.
Летом в пионерский лагерь отправились Валька, Витька и Светка. Людка осталась дома: помогать матери по уходу за Сережкой. Спокойный, улыбчивый малыш в семье радовал всех. Но старшая из детей обожала его особенно. Она с нежным старанием пеленала грудничка, поила из бутылочки, выходила с ним на прогулку, убаюкивала. Так прошли ее летние каникулы тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.
Глава 7
Первый поцелуй
Перед началом учебного года выяснилось, что в Людкином классе осталось всего четырнадцать учеников. Для открытия дневного десятого этой численности было недостаточно, и коллектив в полном составе препроводили в вечернюю школу. Так как девятиклассники за время учебы проштудировали программу десятого класса вечерки, то они сразу оказались в одиннадцатом, выпускном.
Если ученики-рабочие пропускали уроки (в основном не потому, что они были недобросовестными школьниками, а потому, что пропуски приходились на вечерние смены, на длительные отсутствия по производственным делам), то в новом одиннадцатом не занятых на производстве юношей и девушек посещаемость была отменной, и учились – в меру своих способностей – все на совесть…
Вечереет. Людка выходит из дому, возле бассейна к ней присоединяется Лариска, и девушки, болтая без умолку, направляются к школе.
– Слушай, Людка, теперь мы − ученицы вечерней школы рабочей молодежи. А учиться будем в том же здании. Будто ничего не изменилось, – весело говорит Лариска, размахивая портфелем и насыщая сентябрьский воздух ароматом «Красной Москвы».
– Лариска, ты чего так надушилась? – спрашивает подругу Людка, шагая с ней рядом и прижимая портфель под мышкой левой руки. – Этим ароматом нам придется дышать четыре часа.
– Ой, Людка, − парировала модница, – какая ты скучная! Я же немножко надушилась. А что? Тебе не нравится запах?
– Конечно, нравится. Только готовься услышать не такие доброжелательные, как мои, упреки. Если бы в кино, то, конечно, хорошо. А так…
– Люд! – перевела неприятный разговор Лариска на другую тему. – В выходной на волейбол придешь? Там такие интересные ребята появились! Валька рассказывала. Она же недалеко от школы живет, приходит на площадку чаще, чем мы с тобой.
– Кто такие?
– Не знаю.
– Ладно, посмотрим, – ответила Людка, открывая дверь учебного здания, знакомого до единой дощечки на коридорном полу.
Школьный стадион для караулбазарской молодежи – место значимое. В свободные от работы и учебы дни парни и девчата прыгали здесь с мячом у старенькой волейбольной сетки, организовывали состязания между стихийно возникшими командами, приглядывались друг к другу. Непринужденное общение, шутки и смех, движение молодых тел на свежем воздухе – чем не замечательный отдых? Нередко составляла компанию игрокам в волейбол и Людка.
Очень часто бывают здесь ребята из общежития – парни крепкие, мускулистые. Как взлетит кто-нибудь из этих красавчиков над сеткой, как рубанет мужской рукой по мячу – загляденье! Девчонки-болельщицы посматривают, перешептываются, получают удовольствие, отмечают лучших. Если же их приглашают в команду, сначала отнекиваются, а затем со стеснительной улыбкой выходят на поле, неловко принимают и отбивают мяч.
Но игра затягивает, улетучиваются девичьи ужимки, и вот уже какая-нибудь раскрасневшаяся Татьяна, или Эльвира, или Дина дает фору Андрею, Николаю или Марату. Парень не сдерживает восхищения, говорит: «Вот это игрок!» И уже где-нибудь в поселке юноша и девушка замечают друг друга, называют по имени как хорошо знакомые, как друзья. А там и до свидания недалеко.
Слякотной осенью, в зимнюю непогоду в волейбол на открытом воздухе не поиграешь. Молодежь направляется в клуб. Основными развлечениями становятся посещения библиотеки, кино, танцы в холе, занятия художественной самодеятельностью, концерты приезжих артистов.
Весной волейбольная площадка оживает. Снова звуки резких ударов по мячу, разочарованные или восхищенные возгласы игроков и болельщиков летят над школой, над близлежащими домами, над трепетно дышащей весенним воздухом нежной зеленью.
Людке всегда нравились спортивные игры. Сначала пионербол, а теперь волейбол заряжали ее хорошим настроением и силой. При первой же возможности она шла на школьный стадион, где общалась с подругами, одноклассниками, играла в команде.
Девушка повзрослела, выглядела не по годам развитой. В пылу волейбольного азарта, охватывавшего ее пышущее здоровьем тело, лицо Людки становилось румяным, глаза излучали возбуждение, задор и свет. Не любоваться ею в момент спортивных сражений мог только толстокожий.
В один из майских выходных, безветренный и ясный, Людка знакомым путем отправилась на стадион. Игра еще не начиналась. В перекидку мячом забавлялись два парня. У облезлой стойки переминалась с ноги на ногу Пронина Валька.
Один из парней Людке был хорошо знаком: кто же из поселковых девчат не знает прилипчивого помощника машиниста тепловоза Юрку Подгорного? Этот гуляка и бузотер не пропускал ни одной юбки. Серьезные девчонки гнали его от себя словно надоедливую муху и старались с ним не связываться. Другого девушка не знала.
– Привет, Пронина! Кто это с Юркой в перекидку играет? – подойдя к игрокам, задала она вопрос подруге. – Какой-то незнакомый.
– Демобилизованный. Устроился на работу в цех к отцу.
– Как зовут?
– Витька Водопьянов.
Людка замолчала и стала приглядываться к парню. Принимал и отбивал удары он ловко, умело. Во всей его поджарой фигуре проглядывались солдатская закалка и сноровка. Мускулистая шея, горделиво посаженная на ней голова, хваткие руки, спокойная уверенность в движениях выдавали в нем человека с характером.
– Интересный тип, – медленно произнесла девушка и, засмеявшись, на ухо Вальке зашептала: – Вот только ноги кривые.
Ноги у Виктора, действительно, были, как говорится, колесом, но держали они парня надежно и совсем его не портили. Именно они делали его особенным и узнаваемым.
Что еще бросилось девушке в глаза, когда она увидела демобилизованного солдатика в группе парней перед началом очередного киносеанса? Это его безупречный внешний вид. Девушка сразу заметила свежесть тщательно выглаженной рубашки, четко обозначенные стрелки на узких брюках, аккуратно уложенные русые волосы.
Сердечко Никитиной заволновалось. И Виктор приметил подвижную, говорливую хохотунью, бросающую на него заинтересованные взгляды.
– Людмила, – как-то заговорил он с ней после воскресной волейбольной игры, – придешь сегодня в клуб?
– А что? – внутренне напряглась девушка.
– Погуляем, если ты, конечно, согласна, – приветливо глядя в игривые девичьи глаза, произнес парень.
– Не знаю, может быть.
– Я буду тебя ждать.
– Пока! – ничего больше не говоря, бросила на ходу Людка и поспешила домой.
Конечно же, она была на седьмом небе от счастья. Домой она не шла – летела! Никто еще никогда не говорил ей таких слов, не обещал ждать. Ее, Людку Никитину, ждать! Виктор будет думать о ней! Он будет прихорашиваться для нее, чтобы еще больше ей понравиться! Если она задержится, он будет смотреть на часы в ожидании не какой-то другой девушки, а в надежде увидеть ее! И только ее!
Невероятное событие – свидание! Сколько мыслей, сколько чувств бурлит перед ним в молодом организме! Готовясь к встрече, Людка хаотично рылась в своих вещах – ничего ей не нравилось, ничего не подходило для того, чтобы выглядеть привлекательной. От шкафа с одеждой бросалась к зеркалу: боже мой, очередной прыщик на подбородке! Волосы не лежат как надо. И вообще, она некрасивая! Что он нашел в ней, в этой уродливой девчонке? И полились слезы отчаяния.
И все-таки к вечеру Людка была готова.
– Ты сегодня какая-то другая! – заметила Екатерина, улыбчиво глядя на дочь. – На свидание, что ли, собралась?
– Ну что ты, мам! Какое свидание? – поспешила ответить та. – С девчонками готовимся к концерту. Я пошла! – уже на ходу прокричала она, убегая по лестнице вниз от внимательных материных глаз и дальнейших опасных расспросов.
Виктор ждал ее недалеко от клуба.
– Привет! – поздоровался парень. – Ты сегодня такая нарядная!
– Спасибо! – ответила на комплимент девушка.
– Пройдемся? – предложил он.
– Хорошо! – согласилась она, и они медленно пошли по аллее молоденьких лиственных деревьев.
Да, сердечко Никитиной Людки снова заволновалось. Это было чувство наивное, глупое, доверчивое, какое-то еще полудетское, но уже и полувзрослое. Шушукаясь с подругами об отношениях между мужчинами и женщинами, Людка спрашивала:
– Девочки, а как это – целоваться? Неужели носы не мешают?
А целоваться ей уже хотелось. Конечно, признаться в этом она даже самой себе не смела, не то что говорить о таком Лариске или Вальке. Но ожидание этого события жило в ней, волновало, тревожило. Как-то вытаяло, округлилось, утвердилось и само ее представление о любви: если парень обратил на тебя внимание, если зовет на свидание – значит, это любовь, значит, он без тебя жить не может, значит, это на всю жизнь. И девушка трепетно, преданно, всем своим еще не искушенным в любовных играх существом шла навстречу очередному нежному чувству.
Виктор и Людка гуляли долго. Спроси ее, о чем они говорили, вспомнить она не смогла бы. Сказала бы: обо всем. Они шли по узкой аллейке сквера, а когда она заканчивалась, переходили на другую. И маршрут был не важен. И легкий ветерок в завитых кронах лиственниц не тревожил. И говор других гуляющих в вечерней майской прохладе и темноте не отвлекал их от ощущения симпатии и влюбленности.
То, чего так боялась и хотела Людка, произошло в их третью встречу. Первый поцелуй Виктора был теплым и нежным. Девушка удивилась, что носы совершенно не мешали губам прикасаться друг к другу, а слияние губ было приятным и волнующим. И здесь Людка вдруг пристала к парню с вопросом.
− Витя, скажи, почему ты меня поцеловал?
− Очень захотелось тебя поцеловать.
− Нет, ты все-таки скажи.
− Я же уже сказал.
− Нет, не сказал.
− Сказал.
− Нет, не сказал, не сказал, не сказал!
Какого ответа ждала глупая девчонка? Конечно же, пылкого признания в любви до конца жизни. Виктор с улыбкой смотрел на капризное дитя, слушал, улыбался и молчал. Затем, чего никак не ожидала девушка, не сказав ни слова, повернулся и ушел.
Чувствовала ли себя Людка обиженной, оскорбленной или униженной неожиданным уходом Виктора? Совсем наоборот: она была счастлива. Вся во власти произошедшего, все еще ощущая на губах прикосновение мужских губ, она, удивленная и взволнованная, шла по ночному поселку и улыбалась. Мягко ложился на землю свет уличных фонарей, празднично сияли на небе звезды, свежий воздух приятно касался разгоряченного лица, но Людка, сосредоточенная на своих ощущениях, не замечала доброжелательности в окружающем ее мире. Важно было одно: поцелуй! Он грел ей губы и ее влюбчивое сердце.
Подходил к концу учебный год и вообще обучение Людки в школе. Выпускница старательно готовилась к экзаменам. Встречи с Виктором продолжились – о причине первого поцелуя она уже не спрашивала. Свидания приходились на выходные, но, очевидно, для парня такие встречи были недостаточными. Однажды Виктор вызвал Людку с урока.
Девушка нашла его стоящим в тени урючины, росшей на углу школы. Его фигура хорошо просматривалась на фоне света уличного фонаря. Увидев Людку, он выдвинулся ей навстречу и шутливо произнес:
– Привет, ученица! Как дела?
– Нормально, разбираем задания по физике.
– Ну, иди сюда, – тихо проговорил парень, притянул девушку к себе и поцеловал.
Под его поцелуем Людка радостно заволновалась.
– И долго еще ты будешь корпеть над физическими, языковыми, химическими, не знаю, еще какими законами? – сквозь поцелуи продолжал допытываться Виктор.
– Еще два урока, – выдыхала ученица между нежными прикосновениями губ парня к ее пухлым податливым губам.
– А, может, сбежишь? – еще плотнее прижал к себе девушку Виктор.
– Нет, не могу. Скоро экзамены.
– Да сдашь ты эти экзамены! – парень отпустил ее и закурил сигарету. – Пойдем к нам в общежитие, послушаем музыку по магнитофону.
При этих словах в груди у Людки, откуда ни возьмись, появились страх и непреодолимое сопротивление. Чтобы она пошла в мужское общежитие? Да никогда в жизни! Еще чего не хватало: шляться по общежитиям! Да узнай об этом мама, она ее тут же пришибет. Сначала слушать музыку, а потом что? Нет, нет и нет! Никогда!
Все эти мысли мгновенно пронеслись в ее голове, и она решительно сказала:
– Ни в какое общежитие я не пойду!
– Почему? – продолжая курить, спокойно поинтересовался парень.
– Не пойду, и все!
– Что здесь плохого?
– Ничего! Не пойду!
Отказ Людки вызвал у Виктора обиду, и он, отбросив сигарету в сторону, раздраженно сказал:
– Значит, для тебя «а плюс б» дороже, чем я?
– Значит, дороже! – возмутилась Людка непониманием ее состояния парнем, крутанулась и направилась в класс.
Она увидела его в субботу, возле «Геолога». Он стоял в кругу ребят. Случайно обернувшись в сторону Людки, заметил ее, но тут же отвернулся, будто не узнал. Больше он ни разу даже не попытался увидеться с ней. Людка, конечно же, страдая, подойти к нему первой не могла: для нее, гордой, самолюбивой, подобный шаг был невозможен. Связь между ними оборвалась, будто и не было потаенных ожиданий при мыслях друг о друге, нежных встреч весенними и летними вечерами. Людка страдала и готовилась поступать в вуз.
Глава 8
В поезде
Скорый «Душанбе – Москва» августовским раскаленным днем уносит Никитину Людку в дальние края – это она так думает, что в «дальние края», стоя у открытого всем дорожным ветрам окна в коридоре купейного вагона. Каштанового цвета челка взлетает над головой беспокойной птицей. Теплый ветер хлестко бьет в лицо, девушка зажмуривает глаза и, довольная, улыбается. Ей, непоседе, по душе и скорость поезда, и его грохот, и дрожь, и качка. Даже едкий запах креозота от пропитанных им деревянных шпал не меняет благодушного настроя путешественницы.
Вблизи и в отдалении мимо бегущих по обозначенному пути вагонов пролетают лесополосы, придорожные цветы и травы, здания, люди. Душа Людки поет, и в голове вмиг рождаются строки:
Разнотравье,
разнолесье,
разноликая земля
нескончаемою песней
набегают на меня.
То березка,
то сосенка,
то рябины жгучий цвет,
то смешливая девчонка
мне приметно машут вслед.
Людка огорошена: она только что сочинила стихотворение! А ведь обещала самой себе никогда этого не делать, в «Артеке», когда получила отказное письмо из «Пионерской правды». И вот на тебе! Откуда-то взялись эти строчки, и они тоже ей симпатичны, как и то, что встречают и провожают ее глаза, ловят ее уши и впитывает ее курносый любопытный нос.
Людка мысленно проговаривает строки один раз, другой и третий, словно перебирает бусины простенького ожерелья, а затем идет в купе, забирается на свою верхнюю полку и записывает в хвосте тетради с формулами и задачами. Утомившись, ложится на живот, вглядывается в бегущие мимо строения, посадки, пустыри, постепенно успокаиваясь и иногда вздыхая.
«Интересно, поступлю я или нет? – начинает думать она о предстоящих экзаменах. – Одесский университет имени Мечникова. Сначала нужно сдать химию. Почему выбрала Одессу? Мама посоветовала: недалеко живет тетя Маруся. Мамина сестра очень добрая и заботливая, если что, то поможет, как заботилась обо мне когда-то, в третьем классе. Когда я жила у нее и училась в украинской школе. Только до Одессы еще нужно добраться». Людка очередной раз вздыхает, берет в руки пособие Химченко для поступающих в вузы и слышит: «Людмила, слезай, чай будем пить!»
Это попутчица, тетя Аня, завет ее чаевничать. Людка спускается вниз и усаживается рядом с Петькой, сыном Ани, восьмилетним глазастым мальчуганом, которого мать постоянно пытается чем-то накормить. Он сидит у окна и, глядя в окно, нехотя жует колбасу. Рядом с женщиной девушка видит Александра Ивановича. Красивый, интеллигентного вида мужчина, руками упираясь в раздвинутые в стороны крепкие колени, с улыбкой глядит на Людку и сочным голосом говорит:
– А мы с Людмилой не чай будем пить, а пойдем в ресторан. Что скажешь, абитуриентка?
– Хорошо, Александр Иванович! И правда, пора поесть, – внутренне смущаясь, соглашается Людка, и пассажиры, уже многое знающие друг о друге, идут по качающимся из стороны в сторону вагонам в пищеблок поезда.
– Ну что, Людмила, хорошо подготовилась к экзаменам? – интересуется мужчина, ловко орудуя вилкой и ножом в тарелке с пюре и котлетой, политой соусом.
– Не знаю, еще учу, – проглотив очередную ложку борща, отвечает Людка.
– А почему ты выбрала химию? Родители посоветовали? Подруги? –
непринужденно спрашивает Александр Иванович.
– Нет, никто не советовал, это я сама. Мне химия очень нравится, – охотно рассказывает Людка. – У нас в классе всегда была проблема с учителями по химии. Родители возмущались, что уроки пропадают, ходили к директору, ругались, а он руками разводит и говорит: «Я вам что, химика рожу? Ну, не едут к нам химики, не едут». А моя мама, она беременная Сережкой была, отвечает: «Наверное, мне придется родить химика». – Людка, вспоминая рассказ матери о встрече с директором, довольно смеется и откусывает хлеб.
Мужчине нравится беседовать с Людкой и наблюдать за ней. Эта открытая, наивная девочка, по-простому, без жеманства поедающая привычную для нее еду и с увлечением, с гордостью за свою остроумную мать рассказывающая школьную историю, оказалась для него приятным открытием. Он добродушно улыбается, не зная, что в это время творится в душе его сотрапезницы.
А у Людки в голове бьется только одна мысль: как Александру Ивановичу сказать, что за обед она заплатит сама? Она думает об этом с первой минуты усаживания за покрытым чистой скатертью обеденным столом. И когда мужчина просит официанта рассчитать их, платит только за себя, девушка расплачивается за свою еду и, наконец, облегченно вздыхает: с души у нее словно камень свалился – ничего и ни от кого она принимать не собирается, не содержанка. Она свободна, как птица в полете! Путь назад, в свой вагон, по колышущейся под ногами платформе становится для нее забавным и веселым.
И если бы не одно неприятное событие, то вся поездка до Москвы транзитной пассажирки была бы сплошным удовольствием.
Многодневная качка в поезде вынуждает людей двигаться, искать своему телу новое положение, а голове и душе – новых впечатлений, скрашивающих однообразие езды. Людка, в очередной раз спустившись со своего верхнего этажа, вышла в коридор. Заведя руки за спину, прислонилась ладонями к слегка приоткрытой двери купе, уставилась в окно. Замечтавшись, она не заметила, как Александр Иванович, решив выйти из купе по какой-то надобности, толкнул до отказа дверь и прищемил Людки ладонь. От острой боли та ойкнула, замахала рукой и зарыдала. Зареванная, влезла на полку и там, лежа на животе, уткнувшись лицом в согнутую руку, продолжала горько плакать. Утешали несчастную девушку все: и виновник неприятности, и женщина с мальчиком. Но Людка еще долго была безутешна.
Старшая дочь Никитиных физическую боль переносить совершенно не могла. Это она поняла после нескольких досадных случаев.
Как-то Людка пришла в гости к подруге Лариске. Та испекла яблочный пирог и с гордостью представила свое мучное изделие однокласснице. Золотистого цвета десерт радовал глаз и дразнил обоняние. Все Бескоровайные были дома, поэтому пили чай вчетвером. Людка попросила «кулинара» поделиться рецептом. Пока та увлеченно делилась секретами приготовления пирога, Неля Владиславовна кормила младшую дочь.
– Леночка, – обращалась она к девочке, – сиди спокойно, чашку подноси ко рту, а не рот к чашке.
Минут через пять звучало:
– Леночка, не откусывай от пирога большие куски.
Проходило не очень много времени.
– Леночка, вытирай рот салфеткой, а не рукой.
После застолья компания переместилась в зал. Старшие девочки расположились на диване, Неля Владиславовна удобно устроилась в кресле, Леночка – у нее на коленях с плюшевым медвежонком в руках. Говорили о поселковых новостях. Вдруг игрушка Леночки полетела на пол. Людка по привычке вскочила с места, подняла медвежонка и протянула малышке. Неожиданно та вцепилась зубами в Людкину руку. Слезы мгновенно брызнули из глаз гостьи.
