Читать онлайн Сладкое королевство бесплатно

Liz Fielding

SOS. Convenient Husband Required

* * *

Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.

Это издание опубликовано с разрешения «Арлекин Энтерпрайзиз II Б. В./С.а.р.л.».

Иллюстрация на обложке используется с разрешения «Арлекин Энтерпрайзиз II Б. В./С.а.р.л.».

Товарные знаки Harlequin и «Арлекин» принадлежат «Арлекин Энтерпрайзиз лимитед» или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.

Эта книга является художественным произведением.

Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.

Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

SOS. Convenient Husband Required

«Сладкое королевство»

Глава 1

Наблюдая за человеком за письменным столом, Мей Колридж мучительно старалась осмыслить то, что он ей только что сказал.

Ее дед оставил очень простое завещание: кое-какая мелочь доставалась местным благотворительным организациям, все остальное – единственному оставшемуся в живых члену семьи. Ей.

Налоги на наследство съедят почти все, кроме самого дома. Она всегда это знала. Но у нее нет и никогда не было другого дома. Только Колридж-Хаус. И вот теперь она потеряет его. Из-за какой-то оговорки в завещании столетней давности.

– Я не понимаю, – сказала она наконец, признавая свое поражение, – почему вы не сообщили об этом раньше, когда читали завещание дедушки?

– Как вам, несомненно, известно, – несколько напыщенно произнес Фредди Дженнингс, – дела вашего дедушки до недавнего времени вел дядюшка моего отца. Ваш дедушка составил завещание после смерти вашей матери…

– Это было почти тридцать лет назад! – протестующе воскликнула Мей.

Фредди пожал плечами:

– Поверьте, я потрясен так же, как и вы.

– Сомневаюсь. Фирма Дженнингс занималась делами семьи Колридж на протяжении нескольких поколений. Как вы могли не знать?

Фредди беспокойно заерзал в кресле:

– Часть архивов Колриджей была повреждена несколько лет назад во время наводнения. Наличие этой конкретной оговорки обнаружилось только тогда, когда я подал прошение об утверждении завещания судом.

Мей казалось, что она вступила на зыбучие пески. Она была уверена, что это какая-то ошибка и Фредди просто поднял много шуму из ничего.

У нее отнимают все, что она знала и любила.

– Последний раз оговорка могла рассматриваться в тысяча девятьсот сорок четвертом году, когда умер ваш прадедушка, – продолжал Фредди так, как будто это имело значение. – В тот момент его должны были информировать о поставленном условии.

– В тысяча девятьсот сорок четвертом году мой дедушка был четырнадцатилетним подростком, только что потерявшим отца! – крикнула она, на минуту выведенная из себя его попытками оправдать свою некомпетентность. – А поскольку он вступил в брак в двадцать три года, это условие не имело значения.

А к тому времени, когда оно стало иметь значение, инсульт сделал его инвалидом, а в его памяти образовались огромные пробелы. Так что он был просто не в состоянии ее предупредить. Она сглотнула болезненный ком в горле, не дав слезам пробиться на глаза.

– В то время люди вступали в брак очень молодыми, – сказала она.

– Тогда у них не было выбора.

– Нет.

Ее мать принадлежала к поколению женщин, сбросивших оковы патриархальных традиций, была активисткой феминистического движения и следовала лозунгу «Материнство без мужчины на шее».

Мей же придерживалась иных приоритетов.

– Вы должны признать, Фредди, что это возмутительно. И я могу оспорить этот пункт завещания, не так ли?

– Мне бы хотелось посоветоваться с судьей. Если вы подадите в суд, у вас может возникнуть проблема.

– Какая?

– Совершенно очевидно, что каждый раз, когда ваш дед переписывал завещание, ему разъясняли смысл данного условия и он мог принять меры, чтобы аннулировать его. Однако он этого не сделал.

– Но почему? Почему?!

Фредди пожал плечами:

– Возможно, таким образом он пытался поддержать семейную традицию. Или потому, что этого не сделал его отец. Дело в том, что ваш дед принадлежал к другому поколению и иначе смотрел на многие вещи.

– Но даже если так…

– Ваш дед трижды мог аннулировать оговорку, и Корона будет утверждать, что он явно хотел ее оставить. Адвокат, конечно, возразит, что, если бы у него не случился инсульт, он понял бы, в какой вы оказались ситуации, и предпринял соответствующие шаги, – добавил Фредди, желая ее утешить.

– Если бы у него не случился инсульт, я теперь была бы замужем за Майклом Линтоном.

– Мне очень жаль, Мей. Но в любом случае выплаты по наследованию будут большими. Это единственное, что я могу вам гарантировать. А денег, как вы знаете, в имении нет.

– Вы хотите сказать, что я все равно потеряю дом, – заметила Мей мрачно.

– Такие ситуации выгодны только юристам, – признал он. – Однако я надеюсь, вы сможете выручить от продажи того, что есть в доме, достаточную сумму, чтобы после уплаты налогов суметь обзавестись хорошей квартирой.

– Они хотят и налоги, и дом?!

– Одно никак не связано с другим.

Мей покачала головой. Она еще не могла поверить в реальность происходящего.

– Если бы дом отошел какой-то достойной благотворительной организации, я бы пережила, но чтобы его присвоило правительство… – У нее не хватило слов.

– Завещание вашего предка было составлено в начале девятнадцатого века. Тогда шла война. Он был патриотом.

– Ничего подобного. Он просто хотел найти управу на своего непутевого сына. Осядь и займись продолжением рода – или я оставлю тебя без гроша.

– Возможно. Но таково было условие наследования имения, и никто его так и не оспорил. У вас еще есть время, Мей. Вы можете выйти замуж.

– Это предложение руки и сердца?

– К сожалению, двоеженство у нас запрещено. – У Фредди Дженнингса есть чувство юмора. Кто бы мог подумать! – Вы ни с кем не встречаетесь? – спросил он с надеждой.

Она отрицательно покачала головой. Только один мужчина зажег когда-то пламя в ее крови, в ее теле…

– Я ухаживала за дедом и вела собственное дело. У меня не было времени принимать чьи-либо знаки внимания.

– И нет друга, который согласился бы пройти через эту процедуру?

– В данный момент на горизонте нет холостых мужчин, – ответила Мей. – Правда, существует Джед Аткинс. Он иногда помогает мне в саду. Ему за семьдесят, но он еще о-го-го. Так что мне пришлось бы за него побороться.

– Побороться?

– Мне говорили, что он очень нравится дамам в клубе Дарби и Джона.

– Мей… – робко произнес Фредди.

Она хохотала над этой поистине фантастической ситуацией. Можно ли ждать, что она воспримет ее всерьез?

– Мне кажется, будет лучше, если я отвезу вас домой.

– А у вас нет клиентов, которым нужно срочно жениться, чтобы получить вид на жительство? – спросила она, когда он провожал ее, явно опасаясь, что с ней случится истерика.

Но Фредди зря беспокоился. Она – Мери Льюис Колридж из Колридж-Хаус. Она всегда будет держаться безупречно, даже если ее сердце разорвется на части, и не собирается впадать в истерику только из-за того, что вскоре лишится имения.

– Если вы найдете нечто подходящее, – заметил он, открывая ей дверцу автомобиля, – пожалуйста, заставьте его заранее подписать брачный договор. Иначе может оказаться, что вам трудно будет отделаться от него.

– То есть тупик станет еще тупее, – сказала она и отступила на шаг. – Знаете, я, пожалуй, пройдусь пешком. Мне нужен свежий воздух.

Фредди хотел еще что-то сказать, но она уже пошла прочь. Ей требовалось остаться наедине с собой. Требовалось подумать.

Скоро она потеряет не только дом, но и привычный образ жизни. Как и Харриет Робинсон, которая больше тридцати лет была экономкой ее деда и фактически заменила ей мать.

Придется искать работу. Жилье. Или мужа.

Она купила местную газету – посмотреть, нет ли подходящих вакансий. Но для тридцатилетней женщины без диплома или хотя бы свидетельства об окончании курсов машинописи не было ничего. С другой стороны, колонка «Одинокие сердца» была переполнена. Так что с дорогим домом в качестве приданого мужа, возможно, будет легче найти, чем работу.

Хотя, если учесть, что до дня рождения осталось всего три недели, и это не так-то просто.

Адам Вейвелл перевел взгляд с малышки, спавшей в коляске, на письмо, которое держал в руке.

«Прости, прости, прости. Я знаю, что должна была сказать тебе про Ненси, но ты бы стал кричать на меня…»

Кричать на нее? Конечно, он накричал бы на нее, но что толку?

– Какие-то проблемы?

– Можно сказать и так. – Впервые с тех пор, как Джейк Эдвардс стал его личным секретарем, он пожалел, что не нанял столь же компетентную женщину. Сейчас она бы мурлыкала над младенцем. Она могла бы взять на себя роль няньки, а он спокойно продолжал бы руководить компанией. – У моей сестры не все ладно.

– Я не знал, что у вас есть сестра.

Еще бы! Он затратил немало усилий, чтобы дистанцироваться от своего семейства.

– Саффи. Она живет во Франции, – пояснил он.

Понадобился один телефонный звонок, чтобы узнать, что она сдала внаем квартиру, которую он снял для нее несколько месяцев назад. Вероятно, она жила на эти деньги, раз не просила их у него. До сих пор.

Вероятно, она находилась у отца ребенка.

Саффи звонила редко, неизвестно откуда, и все его попытки расспросить ее приводили к еще большему отчуждению. Это ее жизнь, и будьте добры не вмешиваться – пока все хорошо. Адам надеялся, что она выросла из своего дикарства и как-то устроилась. Но, решил он, перечитывая письмо, это был самообман.

«На сей раз я действительно попала в переделку, Адам…»

В переделку! Это для него не новость. «Переделки» были ее образом жизни.

«Родственники Мишеля пустили по моему следу ищеек и узнали, в каких историях я побывала девчонкой. Про наркотики, кражи в магазинах и все такое. И постарались настроить его против меня. Он получил постановление суда. Мне запретили вывозить Ненси из Франции. Он, кажется, решил отобрать ее у меня…»

Ну, это нечестно. Она уже многие годы не делает ничего плохого. Или это тоже самообман?

«Один друг вытащил нас из страны, но я не могу прятаться с ребенком на руках. Поэтому отдаю Ненси тебе».

Какой-то друг вытащил из страны, несмотря на постановление суда! Отнял ребенка у отца. К скольким и каким трюкам она прибегла? И он теперь соучастник всего этого!

Кошмар!

Только что он спокойно сидел в зале заседаний и обсуждал подробности самой крупной сделки в своей карьере, и вдруг его родственники – в который раз! – грубо вторгаются в его жизнь!

«Я хочу исчезнуть на некоторое время…»

Неудивительно. Его сестренка всегда имела привычку удирать и оставлять другим право подбирать осколки. Она убегала, пила, баловалась наркотиками – все для того, чтобы забыть огорчения. Точь-в-точь как их никчемные родители.

А он-то считал, что его сестра одумалась, собралась с силами, радуется своим успехам в качестве модели.

«Пожалуйста, ни в коем случае не обращайся в агентства, чтобы нанять няню. Они потребуют информацию о ребенке, внесут в свои реестры, и папа Ненси сможет ее разыскать…»

Боже праведный! Так кто же отец ребенка? Может быть, сестре грозит опасность?

Раздражение сменилось чувством вины. Надо найти ее, как-то уладить это дело.

В этот момент малышка зашевелилась, и возникли более спешные дела.

Саффи сумела незаметно протащить ребенка в его офис (надо будет побеседовать с охранниками!), но ждать его не стала. Надо увезти отсюда малышку, пока она не начала плакать и его семейные проблемы не стали предметом досужих разговоров.

– Может быть, мне позвонить в агентство? – спросил Джейк.

– В какое агентство?

– Насчет няни.

– Да… Нет.

Даже если страхи Саффи – просто невроз, все равно ему некуда поместить няню. В его квартире даже нет отдельной спальни – только комната на галерее, куда надо добираться по винтовой лестнице. Ребенку там, конечно, не место. И он снова перечитал приписку в конце мокрого от слез письма сестры:

«Иди к Мей. Она поможет».

Эти слова сестра подчеркнула дважды.

Мей. Мей Колридж.

Он смял письмо в руке.

Последний раз он говорил с Мей Колридж, когда ему было восемнадцать лет. Они с Саффи учились в одном классе и, хотя не были подругами, между ними существовала какая-то особая связь.

Мысль о том, что неприступная мисс Колридж будет менять подгузники ребенку, его забавляла. Но эта женщина достигла совершенства в искусстве его игнорировать.

Даже когда они встречались лицом к лицу на официальных мероприятиях, они не смотрели друг другу в глаза. Ледяная вежливость, и ничего больше.

– Могу я что-нибудь сделать? Адам покачал головой:

– Следи за тем, какие вопросы обсуждаются на собрании. – Он посмотрел на смятый листок, который все еще держал в руке, расправил его и положил в карман рубашки. Потом снял пиджак со спинки стула. – Держи меня в курсе дела. Если возникнут проблемы, немедленно сообщай. А мне надо домой.

Только котенок смог вывести Мей из прострации.

Когда она узнала, что вот-вот лишится своего дома, первым ее импульсом было спрятаться под его дряхлой уютной крышей. И там постепенно примиряться с тем фактом, что, потеряв последнего члена своей семьи, она должна вскоре потерять и все остальное. Свой дом. Свое дело. Свое будущее. Но у нее не нашлось времени для сентиментальности. Она должна в кратчайшие сроки изменить свою жизнь. Отказаться от дела, которое начала почти случайно и за несколько лет превратила в то, что придавало какой-то смысл ее жизни.

И, самое скверное, придется рассказать Робби.

Предупредить Патси и других женщин, которые приходили на несколько часов в неделю помогать убирать и готовить и рассчитывали на этот маленький заработок.

У нее не будет времени на то, чтобы оплакивать утрату их помощи и дружбы. До ее дня рождения осталось меньше месяца.

Еще вчера это ее не волновало. Она никогда не понимала, почему кто-то мечтал остановить часы на числе двадцать девять.

Ее положение в городе, приглашения в благотворительные комитеты – все это часть ее жизни. Если смотреть на вещи непредвзято, сразу видно, что приглашают не ее, а имя Колридж.

Никто не обращался бы к ней, если бы у нее не было большого зала, где можно провести собрание и к тому же хорошо поесть. Элегантный, хоть и ветхий дом с огромным садом, где удобно устраивать мероприятия.

Эти ее горькие мысли прервал жалобный писк котенка. Что-то случилось. Она быстро обнаружила комочек рыжей шерсти, отчаянно вцепившийся в ветку огромной, росшей довольно далеко от дорожки березы.

– Ой, бедненький, как ты туда попал?

В ответ котенок только запищал еще жалобнее. Она подошла поближе.

– Ну, иди сюда, ты сможешь, – звала она, надеясь заставить его спуститься вниз по ветке, которая склонялась почти до земли. Но испуганное животное, пятясь, поднималось все выше.

Мей огляделась в поисках человека, достаточно высокого, который смог бы просто снять котенка с ветки. Но вокруг никого не было. Тогда она скинула жакет, сбросила туфли, аккуратно обошла грязную лужу, ухватилась за ветку, нашла надежную опору для ноги и полезла наверх.

Адам, проклиная себя за то, что решил насладиться не по сезону хорошей погодой и пойти на работу пешком, воспользовался своим личным лифтом и вышел из офисного здания на парковочную площадку. Он надеялся взять такси на стоянке на углу, но машин не было, и он пошел в парк. Так он будет добираться чуть дольше, зато меньше шансов встретить кого-нибудь знакомого.

Не обращая внимания на прелесть солнечного осеннего утра, он одной рукой вез коляску, а другой набирал номер на телефоне, пытаясь дозвониться до кого-нибудь, кто подсказал бы ему, куда могла направиться Саффи. Десять минут спустя он выяснил, что ее квартиросъемщики, агент (или, точнее, бывший агент), даже ее подруга ничего о ней не знают.

Движение коляски опять убаюкало малышку, но Адам был уверен, что очень скоро она начнет требовать, чтобы ее переодели и накормили.

«Иди к Мей. Она поможет».

Впереди над деревьями возвышались красные печные трубы Колридж-Хаус. Многие годы он избегал этой части парка, шел самым кружным путем, лишь бы не проходить мимо злополучного дома, при виде которого он чувствовал себя полным ничтожеством.

Да, теперь он легко может покупать и продавать Колриджей. Но все равно ничего не изменилось. Ни их родовитость, ни его жалкое происхождение.

Ему было непросто просить ее о помощи. Но Мей не станет задавать лишних вопросов. Она знает Саффи, знает его. Он хотел ей позвонить, но ее номера не было в справочнике. Ничего удивительного. И может быть, так лучше.

Мей упиралась ногой в дерево и убеждала себя, что тут не очень высоко. Надо только добраться до ветки и немного по ней проползти. Когда она стояла на земле, ей казалось, что это просто.

– Бога ради! Что ты там делаешь, Мышка?

Она поскользнулась, порвала чулок и спросила себя, какие еще неприятности готовит ей этот день. Только один человек мог назвать ее Мышкой.

– А ты как думаешь? – спросила она сквозь зубы. – Любуюсь видом, наверное.

– Оттуда можно увидеть даже замок Мелчестер, – ответил он, как если бы решил, что она говорит серьезно. – Посмотри немного левее.

Но она и без того чувствовала себя плохо.

– Почему бы тебе не подняться сюда и не показать мне замок, – выдохнула она.

– Я бы с удовольствием, но эта ветка слишком тонка для двоих, – пожаловался он.

Адам был прав. В ответ на ее попытку продвинуться чуть дальше ветка угрожающе заскрипела. А котенок, шипящий, испуганный комочек рыжей шерсти, несмотря на все ее усилия, продолжал пятиться назад.

Поздно было раскаиваться в том, что она не стала искать помощи на земле. Она давно поняла, что патетическая фраза «Где же тот сильный мужчина, который поможет мне?» не имела к ней никакого отношения. Она не была ни золотоволосой, ни стройной, ни хорошенькой и потому научилась сама помогать себе.

Именно за то, что она бросалась вперед, не думая о последствиях, Адам Вейвелл прозвал ее Мышка – сокращенное от Каверзная Мышь.

Ее колено опять заскользило, и кто-то вскрикнул, дав ей понять, что Адам был не единственным свидетелем ее подвига. Внизу собралась небольшая толпа зрителей: детишки, выбежавшие на перемену, владельцы собак, выгуливающие своих питомцев, посетители окрестных магазинчиков. Слишком поздно! Они уже не могли ей помочь. А вспышка и щелчок означали, что кто-то фотографировал ее. Фантастика! Наверняка завтра утром снимок «Мисс Мей Колридж, вид снизу», появится в «Мейбридж обсервер».

Она напомнила себе, что ей некого винить, кроме себя самой, и поклялась в следующий раз, когда какое-нибудь животное попадет в беду, вызвать спасателей и предоставить им всю работу. Однако сейчас они ей не помогут.

– Иди сюда, малыш, – выдохнула она в отчаянии.

Ответом ей было шипение. Котенок продолжал пятиться к краю ветки. Он обладал тем преимуществом, что не весил почти ничего, а вот под ней ветка угрожающе прогибалась. Мей сделала отчаянный рывок и наконец схватила маленького проказника, чем заслужила аплодисменты зрителей. А тот, неблагодарный, впился когтями и зубами ей в руку.

– Давай его сюда! – крикнул Адам и поднял руки, чтобы взять у нее зверька.

Легче сказать, чем сделать. От испуга котенок теперь цеплялся коготками за ее руку так же крепко, как только что за ветку.

– Тебе придется его отцепить. И смотри не выпусти его, – сказала она, наклоняясь к нему.

Роковая ошибка! Как только Мей посмотрела вниз, голова у нее закружилась, она потеряла равновесие и свалилась с ветки – прямо на стоявшего как раз под ней Адама. И оба оказались на земле.

От падения у нее перехватило дыхание. А потом она почувствовала смущение, какое чувствовала всегда, когда оказывалась хотя бы в десяти метрах от него.

– Ты не меняешься, Мышь, – проговорил Адам, пока она пыталась отдышаться, что было непросто, так как она лежала на нем, чувствуя его теплое дыхание на своей щеке, его сердце билось у ее груди, а рука теперь крепко обнимала ее. – Ты сначала делаешь, потом думаешь. Бросаешься на помощь какому-нибудь существу и в благодарность получаешь царапины и укусы, – произнес Адам.

– А ты, – хрипло ответила она, – приходишь слишком поздно, когда уже ничего нельзя сделать. Только стоишь в сторонке и смеешься надо мной.

– Ты должна признать, что всегда была очень забавной.

– Если ты любишь цирк, – прошипела она и вдруг живо вспомнила, как однажды в грозу залезла по водосточной трубе на школьную крышу спасать птицу, которая тонула в желобе. А он стоял внизу и усмехался, хотя вода текла по его волосам и лицу. Усмехался даже тогда, когда взял у нее из рук птицу. А потом, поняв, что она сама настолько напугана, что не может пошевелиться, снял очки и залез на трубу, чтобы ей помочь. А она даже не поблагодарила его. Тогда Мей рассердилась на него за то, что он выпустил птицу.

Адам прав. Ей вот-вот исполнится тридцать, она пользуется уважением за свою благотворительную деятельность, имеет собственное дело, но в душе осталась той же толстой девчонкой, посмешищем для одноклассниц, замеченной, однако, мальчиком, в которого имела несчастье влюбиться.

Впрочем, теперь он уже не отщепенец. Он сумел с толком употребить свои мозги и стал одним из самых успешных бизнесменов, переехав из трущоб в роскошную квартиру на набережной.

Она быстро встала. Адам последовал ее примеру.

– Ты в порядке? – спросил он. – Ничего себе не сломала?

– В порядке, – ответила Мей, не обращая внимания на боль в локте, которым стукнулась о землю. И из вежливости спросила: – А ты?

Она и сама видела, что он цел и невредим. И не просто цел. Он уже много лет не носил очки, не ходил в обносках. И волосы не стояли клочьями, как прежде. Он никогда не был очень мускулистым, но с годами возмужал.

Адам был великолепен. Воплощение мужской привлекательности. Сегодня он обращал на себя внимание самых модных женщин: тех, чьи портреты украшают обложки глянцевых журналов.

– По крайней мере, ты умудрился не выронить котенка, – добавила Мей.

– Он сам вцепился в меня.

– Что? – Она увидела, что из тоненьких царапин на его руке сочится кровь, и все остальное вылетело у нее из головы. – У тебя же кровь идет!

– Чего-то подобного я жду каждый раз, когда оказываюсь на расстоянии вытянутой руки от тебя, – заметил он. – Впрочем, на сей раз и ты не осталась невредима.

Она буквально подскочила, когда он взял ее руку в свою и повернул так, что ей стали видны маленькие капельки крови, смешанной с грязью. Мей оставила всякие попытки дышать ровно.

– Что с тобой? – спросил он. – У тебя есть ингалятор?

Слава богу, Адаму не пришло в голову, что проблемы с дыханием возникли у нее в основном по причине его присутствия.

– Все в порядке, – буркнула она.

На самом деле, это безобразие. Ей почти тридцать. Ей уже давно пора бы перестать хотеть провалиться сквозь землю каждый раз, когда она оказывается в десяти метрах от Адама.

– Пошли, – сказал он. – Я отведу тебя домой.

– В этом нет необходимости, – возразила она.

– Нет, есть. И на сей раз я вместо наказания за добрые дела потребую награду.

– Награду? – У нее пересохло во рту. – Супергерои никогда не требуют награды, – заметила она обиженно, заворачивая сопротивляющегося котенка в свой жакет.

– Супергерой – это ты, Каверзная Мышь, – произнес он торжественно, и лукавые искорки в его глазах напомнили ей блаженные времена, когда они были друзьями. – А я – просто старый добрый друг и появляюсь, когда ты попадаешь в переплет.

– Мог бы появляться быстрее, чтобы я не успевала попасть в переплет, – фыркнула Мей.

– В чем тогда была бы интрига? – спросил он.

– Ты что, правда думаешь, что мне хочется, чтобы в «Мейбридж обсервер» появилась фотография, на которой видно мое нижнее белье? – резко спросила она, но, видя, что лукавые искорки исчезли из его глаз, добавила: – Не волнуйся. Я уверена, что переживу этот позор.

– Я видел этот позор собственными глазами и уверяю тебя, что завтрашняя газета станет бестселлером.

Она все еще думала, что на это ответить, когда он прибавил:

– И хозяева котенка, возможно, опознают свою пропажу.

– Человек всегда живет надеждой, – заметила Мей мрачно.

А потом, сообразив, что, как бы ей сейчас ни хотелось куда-нибудь скрыться, нельзя не учитывать тот факт, что он теперь был весь покрыт грязью именно из-за нее, добавила:

– Тебе стоит пойти ко мне домой и почиститься.

– Если это предложение полить меня во дворе водой из шланга, я вынужден отказаться.

На секунду их глаза встретились. И они оба вспомнили тот страшный день. Он пришел тогда к ее дому с букетом красных роз, который стоил ему всех его сбережений, а ее дед направил на него садовый шланг и окатил с ног до головы.

– Не говори глупостей, – пробормотала она, в душе страшно смутившись и стараясь подавить сердцебиение, виной которому было его небрежное напоминание о том времени, когда они были друзьями. Она подобрала свои туфли и сумку.

– Робби займется тобой на кухне, – пояснила Мей.

– На кухне? Что ж, так глубоко в ваш дом я еще не проникал. Но, если честно, я пришел повидать тебя.

– Повидать? Зачем тебе вдруг понадобилось меня видеть?

Он не ответил. Носком ботинка он отвел тормоз коляски, которую оставил невдалеке на дорожке.

Глава 2

– Адам, что ты делаешь?

– Интересный вопрос. Мышка, познакомься с Ненси.

– Ненси?

– Пишется через «е» и «и». Саффи никогда не была сильна в орфографии.

Саффи Вейвелл никогда не заботилась ни об орфографии, ни о чем-либо подобном. Жгучая брюнетка с фигурой одновременно воздушной и сексуальной, она всегда притягивала мужчин.

– Так это дочка Саффи? Чудесная новость. – Мей улыбнулась. – Я так за нее рада.

Малышка спала, укутанная в розовое с кружевными оборками одеяльце.

– Какая хорошенькая!

– Ты думаешь?

Адам наклонился к девочке, чтобы внимательнее посмотреть на нее, словно раньше это не приходило ему в голову. Но Мей остановила его, вдруг осознав какую-то важную вещь.

– А ты бросил ее без присмотра… – сказала она и вздрогнула. – Ты бросил дочку Саффи прямо на дороге, чтобы потешиться надо мной. О чем ты думал, Адам?

Он оглянулся и нахмурился. По ее тону он понял, что улыбнуться было бы ошибкой.

– Я думал, что тебе нужна помощь.

– Идиот! – На минуту она представила себе сильного мужчину, который оберегает младенца. – Я не ребенок. Я бы справилась.

– Что? – Поняв, что она хотела сказать, он отпустил коляску и потер лицо руками. – Ты права. Я идиот. Просто я совершенно сбит с толку.

– Правда? Дай-ка попробую угадать, – произнесла Мей не очень весело. – Твое появление здесь после стольких лет не имеет ничего общего с поисками няньки?

– Спасибо, Мей. Саффи говорила, что ты поможешь.

– Правда? – Она посмотрела на малышку. Розовенькая, хорошенькая, беззащитная. Нет! Она не позволит ему собой манипулировать! Она не в той ситуации, чтобы заниматься чужими проблемами, у нее достаточно своих. – Я констатировала факт, а не предлагала свои услуги, – сказала она и пошла вперед, как если бы разговор был окончен. – А где Саффи?

– Уехала, – ответил он. – Взяла отпуск. А Ненси оставила мне.

– Тебе повезло. Но ты зря пришел за помощью ко мне. Я просто не умею обращаться с детьми.

– Ты уже доказала, что умеешь делать это лучше, чем я. Кроме того, ты – женщина. – Адам явно не принимал ее отказ всерьез. – Я думал, это у вас в крови.

– Это просто возмутительно! – отрезала Мей, стараясь не чувствовать, как ее руки сами тянутся к ребенку, как ей хочется прижать девочку к себе, приласкать, сказать ей, точно так же, как когда-то говорила ее матери, что все в порядке, что она никому не даст ее в обиду.

У нее есть котенок. И, по всей вероятности, ничего другого у нее не будет. Через десять лет она превратится в отчаявшуюся женщину, которая заглядывает исподтишка в чужие окна…

– Неужели? – спросил он самым невинным тоном.

– Ты знаешь, что это так.

– Может быть, если ты будешь думать, что Ненси – одно из тех беспомощных созданий, которых ты всегда опекала, это поможет? – Он коснулся пальцем рыжей головки котенка. – Им всегда было с тобой хорошо.

– Ненси – не раненая птица, не больная собака, не испуганный котенок, – возразила Мей, не обращая внимания на его слова, которыми он, возможно, хотел к ней подольститься.

– Да, но принцип тот же. Держи их в тепле и уюте и корми досыта.

– Вот видишь, ты и сам все знаешь, – сказала она. – Я тебе не нужна.

– Наоборот. Я должен руководить компанией. Завтра я улетаю в Южную Америку…

– В Южную Америку?

– Сначала Венесуэла, потом Бразилия, потом Саминдера. Впрочем, ты не можешь знать, если не читаешь финансовые новости.

– Саминдера, – повторила она. В ее голосе вдруг послышалась тревога. – Там недавно были крупные беспорядки.

– Да, но там выращивают лучший кофе в мире. – Он хитро улыбнулся уголками губ. Совсем как прежде.

– Это впечатляет, – сказала Мей, стараясь не вспоминать, как чувствовала эти губы на своих губах. Безумный полет в неведомое, навстречу долго сдерживаемому желанию. – Но не только у тебя есть проблемы.

Ее дело, конечно, мелочь в сравнении с международной системой сбора денег, превратившей его из жалкого оборванца в героя Мейбриджа. Но ей оно важно. Правда, скоро все это кончится.

Надо не думать об Адаме и его малютке племяннице. Надо добраться домой, сообщить Робби дурные новости, начать думать, как создать жизнь из ничего.

– У меня полным-полно неприятностей и без младенца, – произнесла она и, прежде чем он успел задать очевидный вопрос, добавила: – А я думала, Саффи живет в Париже, работает моделью. Когда я последний раз получила от нее весточку, у нее все шло хорошо.

– Она поддерживала связь с тобой? – Но тут Адам неожиданно сменил тему: – Почему ты идешь без туфель, Мей?

– У меня ноги в грязи. Я уже испортила хороший черный костюм! – В нем она собиралась идти на собеседование, если, конечно, кто-то захочет попробовать взять на работу человека без университетского диплома и вообще без какой-либо профессии. – Я не хочу портить еще и хорошие туфли.

Она наступила на камешек и поморщилась. Он тут же схватил ее за руку и стащил с тропинки. Она застыла.

– По траве мягче идти, – быстро пояснил он и отпустил ее руку, но предательские мурашки успели пробежать по ее телу.

Он решил, что она замерзла, снял пиджак и накинул ей на плечи. Она утонула в нем. И в тепле от его тела.

– Я вся в грязи, – возразила Мей и попыталась свободной рукой снять пиджак, но опять поморщилась, на сей раз от боли в ушибленном локте. – Я перепачкаю тебе всю подкладку.

Он подхватил пиджак и снова аккуратно надел ей на плечи:

– Ты замерзла, а этот костюм все равно больше нельзя носить, пока его не почистят хорошенько. Как по-твоему?

Она опустила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Нет, – сказала она решительно. – И я готова оплатить счет, который тебе пришлют из прачечной.

– Мне нужно твое время, Мей. Твоя помощь, а не деньги.

Она нужна ему. Когда-то она бы согласилась отдать жизнь за то, чтобы услышать эти слова.

– Сейчас это невозможно.

– Я слышал про твоего деда, – сказал Адам.

Вероятно, он подумал, что это горе сделало ее такой черствой.

– Правда?

– В газете писали, что на похоронах не было посторонних.

– Да. – Она не могла даже подумать, чтобы сделать из этого помпезное шоу. И с какой стати Адам стал бы провожать в последний путь человека, который обращался с ним как с придорожной грязью? – Но будет еще поминальная служба. Он много жертвовал на благотворительность, и, я думаю, эти организации надеются, что такой вот показательный молебен привлечет новых спонсоров. Я уверена, ты получишь приглашение. – И прежде чем он успел ответить, добавила, покачав головой: – Извини. Я говорю ужасные вещи. – Но очень немногие навещали их, когда ее дед, перенеся инсульт, оказался частично парализован, стал плохо понимать происходящее и страдать провалами в памяти. Впрочем, он и не хотел бы, чтобы его видели в таком состоянии. – Он очень страдал от своей беспомощности, Адам. От того, что ничего не мог запомнить.

– Он был поразительным человеком. Тебе, вероятно, его не хватает.

– Я потеряла его много лет назад. Гораздо раньше, чем его память изменила ему.

Минуту они молчали, вспоминая человека, которого когда-то знали. Потом Адам спросил:

– И что происходит теперь? Ты собираешься продать дом? Тут, наверное, нужен ремонт, но он бы идеально подошел для офиса какой-нибудь компании.

– Нет! – резко воскликнула Мей.

Она знала, что город близко, а участок вокруг дома теперь слишком мал, чтобы привлечь достаточно богатого частного покупателя, но мысль о том, что ее дом превратится в контору, была ей невыносима.

– Возможно, тут могла бы разместиться гостиница или дом престарелых, – предложил Адам, видимо поняв ее реакцию и желая смягчить удар. – Ты могла бы получить за него хорошие деньги.

– Не сомневаюсь. Но я не буду его продавать.

– Правда? Ты надеешься в обозримом будущем сотрудничать со своими садоводами, иллюстраторами и флористами?

Мей посмотрела на него с удивлением. Она не подозревала, что ему известно об однодневных и специальных курсах, которые она вела в перестроенной бывшей конюшне.

– Твоя рекламная брошюра висит на доске объявлений в моем офисе, – объяснил Адам.

– Вот как? – Однажды она потратила воскресенье на то, чтобы распространить листовки. Она не сразу решилась опустить листок в его ящик, но потом подумала, что президент компании вряд ли заинтересуется такой мелочью. – Спасибо.

– Я тут ни при чем. – Адам пожал плечами. – Это дело заведующего канцелярией. Но одна из сотрудниц была в восторге от уроков садоводства, которые посещала.

– Прекрасно. – Мей опять начала задыхаться. – Они очень популярны, но у меня больше заявок, чем я могу удовлетворить. В данный момент мой дом полон желающих участвовать в двухдневном рождественском семинаре.

Она вдруг решила, что лучше рассказать Робби о дурных новостях после чая, когда все эти люди отправятся по домам. В любом случае раньше они не смогут поговорить.

– Не слышу в твоем голосе радости по этому поводу, – сказал Адам. – Ты не в восторге от обилия желающих?

– Нет. – Она пожала плечами. Потом, поняв, что он ждет объяснений, продолжила: – Мне придется все выходные просидеть на телефоне. Я должна предупредить всех, что в будущем году занятий не будет.

Она должна будет отказать прекрасным специалистам, которые вели уроки. А ведь многие из них стали ее друзьями. Отказать слушателям, многие их которых посещают занятия регулярно ради того, чтобы отдохнуть от ежедневной домашней рутины.

А ведь еще есть заказы на ее собственные «Сладости от Колридж-Хаус». Печенье и пирожные домашней выпечки. И мед.

– Ты закрываешь курсы? – нахмурился Адам. – Ты что, хочешь сказать, что твой дед оставил дом не тебе?

Ветер с озера вдруг стал очень холодным. Теперь Мей действительно дрожала.

– Да. То есть нет. Он оставил дом мне, но с условием.

Условие, о котором дед никогда не думал. А потом инсульт лишил его памяти.

Впереди тогда было еще много времени. И он приложил столько усилий, пытаясь свести ее с Майклом Линтоном. Майкл был намного старше, надежен как скала и искал жену из хорошей семьи, воспитанную в добрых традициях, которая смотрела бы за его домом, подарила ему наследника и еще пару деток про запас. Как раз за такого человека дед мечтал выдать ее мать.

– Что это за условие? – спросил Адам.

– Какая разница, я все равно не могу его выполнить, – резко ответила она, так же сильно желая сейчас сменить тему разговора, как он минуту назад.

Слава богу, они уже добрались до маленькой калитки, которая вела из парка в ее сад, и Мей сумела избежать объяснений. Держа котенка одной рукой, она другой стала рыться в сумочке в поисках ключа.

Она вся дрожала от пережитого шока и поэтому уронила ключ. Адам молча поднял его, открыл калитку, а потом взял ее под руку, а коляску повез к дому.

Мей остановилась в прихожей и налила в блюдце молока, которое держала для своих животных. Котенок жадно набросился на лакомство, а она положила в картонную коробку старый шарф, в котором обычно работала в саду. И только устроив звереныша в теплой норке, Мей смогла обратить внимание на себя.

На жакете красовалось мокрое пятно, юбка натянулась от налипшей грязи. Это был ее лучший костюм. Может быть, в химчистке смогут что-то сделать. Но сейчас, в эту минуту, она не хотела его никогда больше видеть. Она расстегнула юбку, дала ей упасть на пол и ногой оттолкнула в угол. И тут Адам, кашлянув, напомнил ей о своем присутствии. Как будто каждая клеточка ее тела не дрожала от ощущения его близости.

– Робби убьет меня, если я занесу грязь в дом, – сказала она, стащила мокрые чулки и вытерла ноги полотенцем. Но когда он сбросил грязные туфли и расстегнул пояс на брюках, воскликнула: – Что ты делаешь?

– Хетти Робинсон всегда недолюбливала меня, – объяснил он. – И если она придет ко мне с антисептиком, пусть, по крайней мере, будет в хорошем настроении.

Мей сглотнула, упорно глядя только на Ненси, прошла за Адамом с коляской в теплую кухню и, предоставив ему расправляться с брюками, прислушалась к доносившимся из сада голосам и смеху. Участники рождественских курсов направлялись к дому на утреннюю переменку.

– Черт! – воскликнула Мей.

– Что?

Обернувшись, она увидела Адама в рубашке и носках.

– Сейчас сюда придут, – пояснила она. – Идем. – Даже не посмотрев, следует ли он за ней, она поспешно миновала коридор и приблизилась к черной лестнице. – Возьми Ненси.

Адаму, нагруженному коляской, ребенком и сумкой c детскими вещами, пришлось на верхней площадке лестницы переводить дух.

– Ты в порядке? – спросила его Мей.

– Тяжеловата детская коляска, – ответил он. – Ты можешь мне объяснить, что тут происходит?

– Явление Адама Вейвелла без брюк в моей кухне, несомненно, было бы основной темой разговоров леди из Христианского общества в течение по крайней мере целой недели. И даже моя безупречная репутация труженицы во имя добра не может служить гарантией того, что они меня не выдадут.

– Обсуждений? – переспросил он, высоко вскинув брови.

– Самое замечательное, что я обычно могу им предложить, – новый рецепт печенья. Они, конечно, не будут звонить в службу новостей или в журнал «Знаменитости», но бросятся рассказывать всем своим подружкам, – пояснила она. – И рано или поздно кто-нибудь догадается, что ты плюс младенец равно история, которая может поразить их воображение.

Ухмылка исчезла с его лица.

– Так что нам теперь делать? – спросил он. – Скрываться на верхней площадке лестницы, пока они не уйдут?

– В этом нет необходимости, – сказала Мей и открыла дверь в большое помещение. – Заходи. Я промою твои царапины, а ты моли Бога, чтобы Ненси не проснулась и не закричала.

И тут Ненси вдруг открыла необычайно темные глаза и, прежде чем успела издать хоть один звук, оказалась в центре внимания.

Мей сунула аптечку Адаму в руки и вынула малышку из коляски.

– Тише, тише, лапочка, – сказала она и предоставила Адаму следовать за ней в свою бывшую детскую.

Когда она подросла и перестала нуждаться в присмотре, она переехала в бывшую нянину комнату, рядом с которой находились ванная и малюсенькая кухонька, а детскую превратила в то, что осторожно называла будуаром, а не кабинетом, где она делала уроки.

Дед запретил ей даже думать об университете.

Да она и не очень хотела. Она не унаследовала мозгов своей матери, и с нее было вполне достаточно школы. Разве кто-то согласится добровольно продлять свои мучения?

Когда Мей открыла свое дело и ей потребовался настоящий кабинет, она переоборудовала одну из старых кладовых, а эту комнату сохранила как место, где можно было уединиться, когда дом был полон людей.

– Закрой дверь, – попросила она Адама, который зашел вслед за ней, неся коляску. – Когда они окажутся в столовой и будут наперебой болтать и пить кофе, они не услышат Ненси, даже если она будет вопить как сирена.

В данный момент малышка ласково прильнула головкой к ее плечу, но Мей, несмотря на свой малый опыт, понимала, что это ненадолго.

– Ванная там, – сказала она Адаму. – Отмой грязь, я перевяжу тебя и можешь идти своей дорогой.

– А ты?

– Я могу подождать.

– Не можешь. Кто знает, что было в этой луже? – С этими словами он взял ее за свободную руку и повел через спальню в ванную. – С горячей водой у тебя все в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила она.

Когда дело касалось семьи и дома, она была самой организованной женщиной в мире. Это было их семейной чертой. Еще одна причина думать, что ее дед не просто забыл об оговорке, а нарочно оставил все как было. Знала ли ее мать об этом обстоятельстве? Может быть, дед использовал его как средство воздействия?

– А у тебя?

– Думаю, да. Мой личный секретарь получает хорошие деньги за то, что следит за работой персонала, – ответил Адам, открывая кран и пробуя воду рукой.

– Она у тебя очень деловая, не правда ли? – спросила Мей. Она представила себе высокую обольстительную особу в безупречном костюме и туфлях на высоких каблуках.

– Это не она, а он. Вода не слишком горячая? Мей подставила руку под струю.

– Нет, – ответила она и потянулась за мылом. – Это обычное явление? Мужчина-секретарь?

– У меня компания равных возможностей. Джейк был лучшим кандидатом на эту должность, и он действительно очень деловой. Мне придется произвести его в исполнительные директора, чтобы удержать. Подожди. Ты не можешь делать это одной рукой.

Она думала, что он возьмет у нее Ненси, но вместо этого он расстегнул манжеты, засучил рукава и взял у нее мыло.

– Не надо! – крикнула она, но он уже опустил мыло в воду и, взяв ее протянутую руку в свою, стал осторожно промывать пальцы, ладонь, запястье. – Последний раз со мной проделывали такое, когда мне было шесть лет, – протестовала Мей, стараясь не реагировать на нежные прикосновения его пальцев, тепло его тела, его подбородок у своего плеча.

– Шесть? – переспросил он, как будто не замечая ее смущения. – Что с тобой произошло? Ты упала с пони?

– С велосипеда. Пони у меня никогда не было.

Тогда она сильно поцарапала колено и прижималась лицом к пахнувшему ванилью, яблоками и тестом фартуку Робби, которая промыла ей царапину, успокоила ее…

Сейчас здесь стоял Адам, но в нем не было ничего успокаивающего. Он ассоциировался у нее с дождем, сильным сердцебиением, мгновенной радостью, сменившейся затем изнуряющей тоской. И с абсолютной несбыточностью ее мечтаний.

Сегодня не было дождя. Но запах теплой чистой кожи и мужского шампуня и интимность его прикосновений мелкими ударными волнами распространялись по всему ее телу, рождая возбуждение, незнакомое неоперившемуся подростку с разбитым сердцем.

А он, не сознавая, какое производит на нее впечатление, достал из аптечки бинт и перевязал рану.

– Ну вот. Так-то лучше. А теперь давай посмотрим твой локоть.

– Зачем?

– У тебя на рукаве кровь.

– Правда?

Пока она вытягивала шею, стараясь рассмотреть влажное красное пятно, он расстегнул ей блузку. Она еще пыталась овладеть дыханием и речью настолько, чтобы выразить протест, но Адам уже стянул блузку с ее плеча с ловкостью, которую дает лишь постоянная практика.

– Ого! Это выглядит скверно.

На ней нет ничего, кроме лифчика и трусов, а он рассматривает ее локоть? Ну ладно, пусть ее белье не такое, как на обложках глянцевых журналов, пусть она сама – не топ-модель. Но он мог бы, по крайней мере, заметить, что на ней почти ничего нет.

В ее мечтах… В ее ночных кошмарах…

– Сейчас будет немного щипать, – предупредил он.

Но она не почувствовала боли, потому что ее отвлекли его роскошные волосы, упавшие ему на лоб. Был только жар, который распространялся по всему ее существу и наполнял ее желанием, настолько болезненным, что легкий стон сорвался с ее губ.

– Тебе больно? – спросил он и поднял на нее серые глаза, полные сострадания. – Может быть, тебе пойти в клинику, сделать снимок? Просто для собственного успокоения.

– Нет, – быстро возразила она. – Все в порядке.

Ложь. Ничего не в порядке. Это унизительно – так реагировать на мужчину, который, встречаясь с тобой в общественных местах, старается держаться как можно дальше. Желать, чтобы он бросил этот твой несчастный локоть и занялся тобой. Смотрел на тебя. Хотел тебя.

Но ему и так хватает прекрасных дев, готовых согревать по ночам его постель. Из тех, кто носит кружевное белье и лаковые туфельки.

Она принадлежит к разряду женщин, на которых делают деньги торговцы резиновыми сапогами. Гладкая кожа, правильные черты лица, глубокие, но совершенно обычные карие глаза. И больше ничего. Ничего, что могло бы привлечь внимание мужчины, у которого теперь есть все.

– У тебя будет солидный синяк, – сказал Адам, заметив, что она на него смотрит.

– Я переживу.

– На сей раз. Но, может быть, в дальнейшем ты рассмотришь возможность перестать лазить по деревьям? – спросил он, взял с полки полотенце и насухо вытер ей руку.

– Я бы рада, – она пожала плечами, – но знаешь, как это бывает. Какое-нибудь несчастное маленькое существо нуждается в помощи, а рядом никого нет. Что ж остается делать?

– Я дам тебе номер моего мобильного телефона. – Он достал еще один бинт и перевязал ей локоть. – В следующий раз, – сказал он с улыбкой, которая была как удар в солнечное сплетение, – позвони мне.

Ну да, конечно…

– Мне казалось, ты говорил, что уезжаешь в Южную Америку.

– Ну и что? У меня есть личный секретарь. Ты позвонишь мне, я – Джейку, и он примчится на помощь.

Ну да. Его секретарь должен взять на себя заботу о ней. Точно так же, как она – заботу о Ненси.

– Не проще ли будет, если ты дашь мне его телефон? Дабы убрать лишнее звено в цепочке.

– И упустить случай послушать, как ты кричишь на меня?

Сперва удар в солнечное сплетение, теперь под коленку. Она стала падать…

– Это же такое удовольствие, – добавил он.

Удовольствие. Ясно. Она и забыла. Она же клоун.

– У меня ноги в грязи. Я приму душ, – поспешно сообщила она, чтобы он сам не взялся их мыть. И, естественно, надо что-то на себя надеть. – В маленькой кухоньке есть чайник. Ты можешь сделать себе чай, перед тем как уйдешь.

Не давая ему времени возразить, она передала ему Ненси и, стараясь не слышать отчаянных протестов ребенка, закрыла дверь.

Запереться она не могла. Замок давно сломался, и она не видела необходимости чинить его, потому что в доме не было никого, кроме Робби и деда-инвалида. Ни та, ни другой не стали бы тут ее тревожить.

И Адам не станет, сказала она себе, бросила перепачканную блузку в корзину с грязным бельем и встала под струю.

Глава 3

Когда дверь в ванную закрылась, Адам медленно и глубоко вздохнул. Время не умалило ни обиду, ни страсть. Возможно, это две стороны одной медали. Тогда он не был достаточно хорош для нее. И, несмотря на все его успехи, она никогда не упускала случая напомнить ему, что он никогда не будет ее достоин.

Но после разрыва с тем женихом у нее так никого и не было. Она не училась в университете, не работала, не жила обычной девичьей жизнью тогда, когда большинство ее ровесниц занимались нарядами, ходили по клубам, заводили парней и порывали с ними. Вместо этого она вела хозяйство в Колридж-Хаус, точь-в-точь как какая-нибудь викторианская девица, без колебаний отказалась от великолепной партии, чтобы ухаживать за дедом-инвалидом. Старомодно. Как минимум позапрошлый век.

Секретарша, которой так понравились курсы садоводства, считала, что кто-то должен был бы взять Мей за руку, заставить немного сбросить вес и зажить настоящей жизнью, прежде чем она превратится в старую деву.

Конечно, эта секретарша никогда не видела Мей без юбки и чулок, иначе поняла бы, что ей ни к чему сбрасывать вес. Что в ней есть очарование, которое не подвластно годам.

Но он-то все это знал.

Он первым из парней заметил прелесть этих округлых форм, которые вышли из моды полвека назад.

Но когда он расстегнул ее блузку, то понял, что память его подвела: он увидел богатство, которое не нуждалось ни в китовом усе, ни в лифчике хитрого покроя. Нечто, данное самой природой. И он подумал, как жестоко ошибалась эта секретарша по поводу Мей.

Нет, ей не надо сбрасывать вес. Ни грамма.

Мей с удовольствием стояла бы под душем до тех пор, пока теплый поток не смыл бы всю горечь этого утра. Но поскольку вода была не в силах этого сделать, она удовлетворилась тем, что смыла гелем с лимонным ароматом остатки грязи. Ее кожа разогрелась, но она продолжала дрожать. Результат пережитого шока. А тут еще Адам Вейвелл…

Когда-то она мечтала быть нужной ему. Но эту тайну она доверила только своему дневнику. И вот сейчас он просит ее о помощи.

Она насухо вытерлась банным полотенцем и закуталась с ног до головы в теплый халат.

Ей не стоило волноваться. Адам пронес Ненси через будуар и закрыл за собой дверь.

Мей не стала надевать юбку золотого оттенка, которую давным-давно купила на распродаже и ни разу не надела. Предпочла затасканные брюки и тонкий свитер. Какой смысл состязаться с его теперешними девицами? Стройные, блестящие, как пантеры. А она больше походит на шотландского пони. Маленькая, толстенькая, неуклюжая. Типичный клоун.

Самое интересное, что Мей, зная все это, и сейчас поддалась бы очарованию его улыбки, если бы только позволили обстоятельства. Она без колебаний готова была взять на себя заботу об очаровательной дочурке Саффи. Это шанс быть рядом с ним, пусть лишь неделю-другую, пока не вернется мама девочки. Испорченная, согласно стандартам большинства людей, но тем не менее живущая яркой жизнью.

Ненси начала похныкивать, и Адам инстинктивно стал укачивать ее, ходить взад-вперед по гостиной Мей, не веря, что проникнуть в эту крепость оказалось так просто.

Он осмотрел картины на стенах. Ее книги. Взял маленький томик в кожаном переплете, который лежал на столике как бы затем, чтобы постоянно быть под рукой.

Сонеты Шекспира. Когда он положил томик на место, из него что-то выпало. Лепесток розы, заложенный между страницами. Он наклонился, поднял его, но лепесток рассыпался у него в руке в пыль. И на мгновение он вспомнил букет роз, который в середине зимы стоил ему целого состояния. Всего, что он заработал, помогая на рынке перед уроками в школе.

Он занялся фотографиями в серебряных рамках. Ее дедушка и бабушка. Ее мама, только что окончившая школу. Он взял фотографию Мей с котенком в руках, сделанную лет пять-шесть назад. И, несмотря на все неприятности этого утра, улыбнулся. Улыбнулся воспоминаниям, которые так ярко вспыхнули в его мозгу оттого, что он сейчас здесь.

Мей может теперь смотреть на него ледяным взглядом, но она по-прежнему готова рискнуть головой из-за котенка. И такой же отклик вызовет в ней любое беззащитное существо, попавшее в беду, – будь то ворона, тонущая в желобе на школьной крыше (тогда их обоих наказали самым суровым образом за эту эскападу), или котенок на дереве.

Не то чтобы она пользовалась за это уважением.

Она была из тех низеньких толстушек, над которыми всегда смеются в школе. К тому же многие, боясь обвинений в том, что они подлизываются к девочке из большого дома, не решались завести с ней дружбу.

Ей бы следовало учиться в какой-нибудь дорогой частной школе, где ученицы носят нарядную форму, сшитую на заказ, и говорят как принцессы. Там она была бы равной среди равных.

Ее семья могла бы себе это позволить. Но блестящая мама бедной маленькой Мей Колридж, пользуясь всеми преимуществами своего происхождения, повернулась тем не менее спиной к своему классу, стала ярой феминисткой, публично высказывалась против подобного элитаризма и умерла от родильной горячки в каком-то жалком госпитале в третьем мире. А отец ребенка так никогда и не объявился.

Мей, как и ее мать, держалась соответственно своему происхождению. Она не говорила на жаргоне, не глотала звуки, не укорачивала юбку и не носила галстук вместо пояса. И не стремилась стать «такой, как все», потому что это тоже было бы предательством по отношению к ее происхождению.

Продолжить чтение