Читать онлайн Младший научный сотрудник-5 бесплатно

Младший научный сотрудник-5

Младший Научный Сотрудник – 5

Харе Кришна, харе Рама. 1982 год, октябрь

Скормил я, короче говоря, индийскому лидеру… лидерше… лид-вумен… историю про отравление несчастных жителей города Бхопала беспринципной и падкой на бесконтрольные прибыли компанией Юнион Карбайд. Она это выслушала, не моргнув глазом. Потом попросила повторить даты, пароли и явки – я и повторил, мне не в лом. А уже вслед за этим она отпустила меня с глаз долой, и я с чувством выполненного долга отправился осваивать индийскую гостиницу рядышком с Президентским дворцом. Поселили меня, туда, как выяснилось, в один номер с водилой Егором.

– О, – сказал он, узрев меня, – а я уж думал, ты сегодня не придешь, почти все съел и выпил.

– Ничего, – хмуро ответил я, переодеваясь в спортивный костюм, – у меня и с собой кое-что есть.

– Вот это да, – потрясенно выдал Егор, прочитав этикетку моей фляжки с виски, – Джеймисон это ж очень известная марка, из Ирландии, если не путаю.

– Точно оттуда, – подтвердил я, – с 18 века известная. У ирландцев в те времена были серьезные разногласия с англичанами, они их за людей не считали и давили, как клопов. Вот в пику своим тогдашним хозяевам товарищ Джон Джеймисон с сыном и сделали такой стартап… получилось очень удачно. А вообще мне ирландские виски даже больше нравятся, чем шотландские – помягче они что ли…, – ляпнул я и понял, что немного лишнего.

– И откуда, интересно знать, ты так много знаешь про разновидности виски? – прищурил глаз Егор, – в вашем Нижнереченске, я так думаю, кроме водки ничего другого не употребляют.

– Еще квас, – добавил я, – и лимонад типа «Ситро». А про Джеймисонов я знаю из журнала «Вокруг света», полезный такой журнальчик.

– Ну тогда наливай, – подставил он стакан, – своего Джеймисона.

Мы выпили и закусили бутербродами – ему их, очевидно, в дорогу накрутила жена или мать.

– Ты, говорят, с самой Индирой беседовал? – задал он такой невинный вопросик.

– Было дело, – не стал отпираться я, – если тебе интересно, о чем, то не скажу, тайна личности.

– Не, это мне неинтересно, – отмахнулся он, – я чисто про нее хотел спросить – какая она вблизи, Индира?

– Ну такая… – задумался я, как бы ее описать в нескольких словах, – индийская вся из себя… на королевскую кобру чем-то похожа.

– Это почему? – заинтересовался Егор.

– В обычном состоянии вся тихая и вежливая, а если ее лично или ее страны что-то вдруг касается, то может обидеться и и ужалить, так что мало не покажется. И пахнет от нее какими-то местными специями, затрудняюсь даже определить, какими…

– Ясно, – пробормотал Егор, – завтра еще один день встреч, а вечером мы улетаем с того же Палама, на двадцать-тридцать рейс назначен.

– Аэропорт скоро переименуют в честь Индиры, – автоматически вылетело из меня.

– Ты-то откуда это можешь знать? – удивился он.

– Хочешь поспорить? – предложил я.

– А давай, – агрессивно откликнулся он, – на бутылку Джеймисона. Когда его, говоришь, переименуют, этот аэропорт?

– Через два, два с половиной года примерно…

– Вот если в апреле 85 года он останется Паламом, то с тебя бутылка, – и мы разбили спор.

Чего ты вдруг в это ввязался, спросите вы, и я вам всем отвечу – за 2,5 года многое может измениться, сдохнет либо шах, либо ишак, либо я, так что тут риск крайне незначительный.

– Как Чайка-то? – перепрыгнул я на другую тему, – не разваливается на индийских ухабах?

– Тут и ухабов никаких нет, – с удивлением отвечал Егор, – а так-то я ее три раза перебрал перед поездкой сюда, так что никаких неожиданностей не ожидаю. На дорогах здесь, конечно, зоопарк натуральный…

– Что, – спросил я, – слоны с тиграми бегают?

– Не, эти как раз в отдельном зоопарке обитают, а вот транспортные средства здесь экзотические, что легковые, что грузовые – видно, что собирались в гараже каком-нибудь из подручных материалов. И правила дорожного движения никто не соблюдает.

На этом наш разговор сошел как-то на нет, а утром ранним по индийскому времени в нашу дверь забарабанили очень громко. Я открыл ее, за ней оказался товарищ Цуканов, очень бледный и встревоженный.

– Одевайся, Петр, – сказал он мне в очень быстром темпе, – и поехали.

– Есть одеваться, – взял под козырек я, быстро собрался, а когда мы уже выходили из гостиницы, все же поинтересовался, – а что стряслось-то?

– Леониду Ильичу что-то плохо стало, тебя потребовал, – ответил он.

– Ну тогда конечно, – сказал я.

Нас отвезли в резиденцию советской делегации на обычном индийском такси… не знаете, что это? Сейчас объясню. Желтое ободранное Шевроле-Каприз бог весть какого года выпуска. Длинное и приплюснутое, как это… с чем бы сравнить… как танк Т-90 со снятой башней. Ехать было недалеко, Цуканов расплатился с шофером, я успел заметить, что сумма оказалась в районе 30 рупий, и мы вылезли возле натурального индийского дворца примерно 18 века, то есть времен, пока сюда еще англичане плотно не залезли.

– На второй этаж, – быстро бросил мне на ходу Цуканов.

По дороге мы естественно подверглись строгому контролю со стороны парней из девятки – на этот раз у меня ничего опасного в карманах не нашли и пропустили беспрепятственно к телу генсека.

– А я тебя жду, Петя, – Ильич полусидел на огромной кровати с балдахином, прямо магараджа какой-нибудь, подумал еще я, – совсем что-то худо мне… – сообщил он трагическим голосом.

– Спокойно, дядя Леня, все под контролем, – ответил я ему, потом обернулся к Цуканову и моргнул ему, чтобы вышел, он и повиновался,

– Тэээк, – сообщил я дяде Лене после небольшого осмотра, – у вас камень в почке появился. Буквально три назад его не было.

– И что делать? – заволновался Брежнев.

– Дробить на мелкие части, что, – задумчиво ответил я, – но это процесс небыстрый, неделя точно уйдет.

– Ну камень это нестрашно, – расплылся в улыбке он, – хотя и больно может быть – у моего коллеги в Днепропетровске, помню, было такое, так он орал на весь обком.

– Да, – согласился я, – если вы на всю индийскую столицу орать начнете, то местные жители могут не понять. Ладно, приступаем к процедуре…

Заняло это дела почти двадцать минут, я аж взопрел весь от напряжения, а когда закончил, не смог не отметить прогресс с дикцией у вождя.

– Речь-то у вас, дядя Леня, – сказал я, – почти совсем наладилась. А если курить бросите, то и без приставки почти будет. На очередном пленуме можно будет прямую трансляцию врубить, а то помню, какой позор был на 26 съезде…

– Да, – Брежнев притих и как-то съежился, – там Кириллов вместо меня речь зачитывал, потому что я запинался много, – но он, впрочем, тут же сменил тему, – о чем с Индирой разговаривали, скажешь?

– О болезнях, дядя Леня, – вздохнул я, – о них самых. А уж подробности я не буду приводить, скажу только, что ничего страшного там нет.

Про покушение и химзавод в Бхопале я не стал упоминать, здоровее буду без этих деталей.

– Ну если ничего страшного нет, то и хорошо, – задумался Ильич, – иди тогда и Цуканова позови, он наверно под дверью караулит.

Цуканов и верно, стоял буквально в полуметре от входа в спальню вождя в состоянии полной боевой готовности.

– Все наладилось, – сообщил я ему, – серьезного ничего нет, Леонид Ильич ждет вас.

––

Ничего существенного до вечера больше и не случилось, так я и просидел в комнате со всем прочим обслуживающим персоналом, периодически прикладываясь к еде и питью, предоставленному принимающей стороной в неограниченных количествах.

Все попытки вспомнить и записать программу Тетриса ни к чему хорошему не привели, так что я коротко пересекся с Азимом в кулуарах и предложил ему посетить Советский Союз, там все и оформим наилучшим образом.

– Хорошо, – с некоторой задержкой ответил он, – я как раз собирался в ноябре съездить в Москву и Ленинград, тогда и пообщаемся, – и он записал мой адрес и телефон в Москве, я ему координаты квартиры на Кутузовском скормил.

В восьмом часу вечера начали собираться в обратный путь… а уже в хвостовом отсеке ИЛ-62 к нам пришел Цуканов с конкретной целью пообщаться со мной.

– Слушай, – сказал он, закурив болгарскую сигарету, – а что у тебя за дела с этим индийским промышленником? Мне просто любопытно…

– Да пока никаких, – пожал плечами я, – просто обменялись мнениями по насущным вопросам… да, в ноябре он собирается посетить Москву, договорились там продолжить общение.

– Смотри, Петя, – погрозил пальцем Цуканов, – с огнем играешь. Если что-то постороннее с этим Азизом вскроется, тебя даже Леонид Ильич защитить не сможет.

– Все под контролем, Георгий Эмманилович, – уверенно сказал я, хотя в душе, конечно, у меня заскребли черные кошки, – советским людям теперь что, и пообщаться с товарищами из дружественной страны нельзя?

– Ну-ну, – с большим сомнением продолжил Цуканов, – я тебя, короче говоря, предупредил, – и он убрался обратно в носовой отсек, где размещались ВИП-персоны.

Тихонов, кстати, опять рядом со мной летел, я между делом справился, как у него дела, он ответил, что все хорошо… ну и славно, что хорошо – скучный он, кстати, человек, этот Тихонов оказался, даже и поговорить не о чем. Но одну тему для разговора я все же отыскал.

– Николай Александрович, – начал я задушевную беседу, – а у вас хорошие отношения с Александром Иванычем?

– Это с Шокиным что ли? – спросил он полусонным голосом, министром МЭП? Нормальные отношения, а что?

– Да один мой проект они зарубили на корню… – пожаловался я, – а он много денег мог бы стране принести.

– Что за проект, расскажи, – потребовал Тихонов, я и выложил все детали не про Тетрис, нет, а про персональный компьютер.

– А это ты не совсем по адресу обратился, – сообщил он мне, – МЭП занимается элементной базой, а готовыми изделиями радиоэлектроники ведают совсем другие люди.

– Правда, – обрадовался я неожиданному повороту, – и какие же?

– Министерство радиопромышленности, там за главного Петр Степанович Плешаков такой… хороший человек, генерал-полковник.

– Николай Александрович, если поможете в этом деле, – отвечал я, – моя благодарность не будет иметь границ.

Ванга гавайского разлива. 1983 год, сентябрь

– Ну расскажи, что нам в ближайшие сутки предстоит, – сказал я Цою, усаживаясь на перила, – кроме секса с Памелой и Энни.

– А вот секса-то как раз и не будет, – хмуро ответил тот, – а будет федеральный розыск нас обоих и фотки на главных новостных каналах. В торговых центрах тоже наши рожи висеть будут, так что вылезать нам отсюда куда-нибудь придется очень осторожно… либо придется свалить с островов этих совсем куда-то далеко.

– Есть еще и третий вариант, – не менее хмуро сказал я.

– Какой? – с некоторой надеждой посмотрел он на меня.

– Пойти и сдаться властям… но не ЦРУшникам конечно, а местной полиции, например. Еще лучше в газету какую-нибудь влиятельную – ветви власти тут работают параллельно друг другу и сильно конкурируют друг с другом. Так что нас хотя бы сразу не скормят этим вурдалакам…

– А что, – оживился Цой, – это может быть неплохим выходом. В конце концов, мы никаких преступлений не совершали, а слезливые истории о превышении властями своих полномочий народ очень любит. Надо обдумать…

– Сколько, говоришь, у нас времени остается? – уточнил я.

– Полсуток, до завтрашнего утра, – ответил Цой.

– А почему у нас секса не будет? – продолжил я чисто для справки.

– Так они обе нетрадиционной ориентации – ты что, сразу этого не понял?

– На вид вроде самой обычной, – растерянно прокомментировал я, – сразу и не скажешь… а что им тогда от нас надо?

– Сейчас вот и узнаем…

И мы вернулись к обеим подругам, ожившим уже и повеселевшим после случая на пляже – они весело щебетали, допивая по второму стакану с виски, разбавленному, правда, содовой.

– Питер, – тут же обратилась ко мне Памела, – как так у тебя получилось вылечить мне ногу – рассказал бы… что-то я не припомню таких случаев, чтобы глубокий порез за десять минут затягивался.

– Сам не знаю, – сделал попытку отболтаться я, – очень захотел тебя вылечить, вот и так и получилось все само собой.

– Ты прямо как филиппинский хилер, – продолжила тему Энни, – я видела кино на Дискавери про них.

– Шарлатаны они там в основном, – не выдержал я, – эти хилеры. Хотя и не все – на Дискавери-то наверно операцию без инструментов показывали? – задал я вопрос Энни, и она тут же ответила:

– Да, операцию… там он руками так ловко двигал, потом кровь показалась, потом он чего-то в ведро выбросил – а в итоге пациент здоровым стал.

– Вот это как раз самое жульничество и есть, – продолжил я, – ну сама посуди, как человек без скальпеля, без пинцета или там пилы на крайний случай может проникнуть внутрь тела другого человека? А что он выздоровел, так это скорее всего результат внушения… или самовнушения – про эффект плацебо слышала?

– Что-то было такое, – наморщила она нос, – но лучше ты напомни.

– Плацебо, – со вздохом начал просвещать ее я, – это от латинского одноименного слова, которое переводится как «я тебе понравлюсь». Им называют вещество без явных лечебных свойств, используемое для имитации реального лекарства. Ну грубо говоря стакан чистой воды или карамелька вместо таблетки. Если больной верит, что это настоящее лекарство, то в определенном проценте случаев имитация помогает.

– Ясно, – протянула Энни, – значит ты не хилер, а жаль – в том кино очень ловко все у них получалось.

– У меня, по-моему, тоже все неплохо вышло, – обиделся я.

– Да, конечно, извини, если я тебя обидела, – быстро поправилась Энни, – ну мы пойдем, – посмотрела она на подругу.

– Да, – спохватилась Памела, – нам еще вечерние процедуры надо сделать.

– Что за процедуры? – хмуро справился я.

– Омолаживание кожи и все такое, – пояснила она.

Они быстро подхватились и совсем было ушли, но напоследок Памела все же решила подсластить нам пилюлю:

– Завтра матч на стадионе – местная команда калифорнийскую принимает. Может сходим вместе?

– А во что играть-то будут?

– В бейсбол конечно.

– Ну не знаю, – посмотрел я на Цоя, но тот кивнул головой, – давайте попробуем – во сколько?

– В шесть вечера начало, значит выйти надо в пять.

– Забились, – хмуро дал я согласие, и они окончательно покинули наше жилище.

– Что там твой дар говорит про бейсбольный матч? – тут же осведомился я у Цоя, – стоит нам туда идти или нет?

– А ничего он мне не говорит, – растерянно отвечал тот, – я думаю, что можно… только маскировку все же неплохо применить было бы…

– Это как? – растерялся я.

– Шляпу с большими полями, например, надеть, – пояснил он, – или черные очки. Или и то, и это вместе.

– Я кажется видел пару сомбреро в шкафу, – вспомнил я, открыл шкаф и действительно нашел там эти штуки. – А вот с очками проблема… может, все же не стоить вылезать на этот стадион?

– А что ты там говорил насчет журналистов? – вдруг вспомнил Цой.

– Такое кино «Козерог-1» видел? – спросил я.

– Это про фальшивый полет на Марс? – переспросил он, – ну да, было такое.

– Там весь этот обман про несуществующий полет в конце концов газетчики разоблачили…

– Питер, – поморщился Цой, – это же кино, не стоит фантазии сценаристов переносить в реальную жизнь.

– Хорошо, – сделал поправку я, – берем реальность – Уотергейтское дело кто раскопал?

– Журналисты, – вздохнул Цой, – Вудворд и Бернстайн… но им слил информацию лично директор ФБР, так что я бы не стал так сильно упирать на журналистские возможности. Но в принципе я с тобой согласен – попытаться можно… у нас на Гавайях самая популярная газета это Гонолулу-Стар-Бюллетень. Ну как популярная… Лос-Анджелес таймс конечно больше читают, но у них даже корпункта здесь нет. Из телеканалов наверно больше всего смотрят КХОН-ТВ и КИ-ТВ, первая в основном на азиатскую публику нацелена, вторая на европейскую. Новости и тут, и там имеются…

– А радио? – спросил я, чтобы продолжить тему.

– Там в основном музыку крутят… хотя есть и разговорное – Гавайи Паблик Радио… но лично я бы не хотел туда соваться, тухлое это дело.

– Тогда оставляем в качестве возможных вариантов газету Гонолулу-Стар и телеканал КИ-ТВ… второй, впрочем, тоже можно иметь ввиду.

– И пойдем туда уже после визита на стадион, – добавил Цой, – осмотримся сначала, может меня это внутреннее чувство обмануло и никакого федерального розыска на нас не объявят.

– Заметано, – пожал я ему руку. – Пойду искупаюсь перед сном.

– И что, акул не убоишься? – усмехнулся Цой.

– Если ты такой знаток русских поговорок, то должен знать еще одну, – ответил я.

– Какую?

– Бомба два раза в одну воронку не падает…

– Ты знаешь, – задумчиво ответил на эту мою реплику он, – мне мой отец рассказывал случай времен корейского конфликта, помнишь, что такой был?

– Ну а как же, – ответил я, – 1950-1953, первая прокси-война СССР с Америкой. Сначала там, если не ошибаюсь, южане почти весь север заняли, но тут за них вступились Китай с Советским Союзом, и тут…

– Ты пропустил начало конфликта, – перебил меня Цой, первыми все же северяне начали, потом вступились Штаты с Японией, отогнали северян к китайской границе, а вот здесь уже русские с китайцами взялись за дело, и началась позиционная война на три последующих года.

– И что, твой отец в ней участвовал? – уточнил я.

– Ну так… – покрутил пальцами вокруг горизонтальной оси он, – во вспомогательном батальоне медбратом. Но участвовал. Так вот, у него как-то раз был такой случай – вытаскивал он одного раненого бойца с поля боевых действий. А рядом еще одного раненого тащили, так тот сосед спрятался от обстрела в воронку, в свежую, дымилось там все.

– И что дальше? – подстегнул его я.

– Отец тоже хотел в ту воронку запрыгнуть, но раненый, которого он тащил, вдруг захрипел в том смысле, что подожди, брат и никуда не лезь.

– Дай угадаю, – продолжил я, – в эту воронку снаряд вскоре прилетел.

– Угадал, – хмуро ответил Цой, – так что сам понимаешь, поговорка поговоркой, но и свою голову на плечах иметь надо.

– Убедил, – не менее хмуро ответил я, – ну я на пляж, а ты как хочешь.

Ночь в южных широтах падает не так, как у нас в средней полосе, медленно и неспешно. Там за десять минут опа, и темно становится, так что до искомого пляжа я добрался уже в полной практически темноте. Налево до горизонта белесый песочек и направо до другого горизонта тот же песок – когда еще такую красотищу увидишь. Сбросил с себя шорты с майкой, подумал и плавки тоже туда же присовокупил, никого же нет. И окунулся в бурные воды Тихого океана… ну не совсем океана, а бухты Перл-Харбор, а если совсем точно, то левого рукава этой бухты, где с западного края был дистрикт Вест-Лох, а с восточного ряд бунгало, в одном из которых временно проживал я с товарищем Цоем.

Акул, конечно, во время заплыва мне не встретилось, но медузы пару раз по ногам проскальзывали… ладно, что безобидные, ожогов никаких я не ощутил. Через полчаса я надел на себя всю одежду и направился обратно к вигваму… хижине… бунгало имени Пети Балашова.

– Все нормально? – встретил меня таким вопросом Цой.

– Абсолютно, – ответил я, – нормальнее не бывает. А у тебя как?

– У меня новый приход был, – сообщил он, – хочешь узнать, какой?

– Ну конечно хочу, – уселся я за стол в кухне, наливая себе остатки Джонни Уокера в стакан.

– Валить нам надо отсюда, – отобрал у меня стакан Цой и ополовинил его содержимое.

– Почему? – спросил я, отобрав стакан обратно, – на Гавайи надвигается цунами?

– Цунами, насколько мне известно, тут в ближайшие пятьдесят лет не ожидается, – продолжил он, – а вот наши разлюбезные подруги заложат нас властям в течение сегодняшнего вечера.

– Гарантию даешь? – зачем-то спросил я.

– Процентов 95-97 примерно, – сообщил он.

– Тогда валим, – согласился с ним я, – куда только, хотелось бы уточнить.

– Пока в никуда, – ответил Цой, – а дальше видно будет.

––

А тем временем в бунгало номер 24 произошел следующий диалог между Памелой Грин и Энни Блэкуотер.

– И чего ты меня вытащила так быстро? – задала вопрос удивленная донельзя Энни, – нормальные парни, можно было бы их раскрутить по полной программе. У этого… который Питер… я краем глаза видела пачку баксов, из кармана высовывались.

– Я вспомнила, где их обоих видела потому что, – оборвала подругу Памела.

– И где же?

– На канале «Гавайи-ньюс», когда мы с тобой в магазин при стадионе заходили… ну помнишь, шарфики покупали с именем питчера нашей команды…

– Помню, конечно, провалами в памяти пока не страдаю.

– Так вот, у них там телевизор работал, как раз местные трехчасовые новости и показывали.

– Да ну? – изумилась Энни, – они, выходит, известные люди, раз их в новостях показывают.

– Известные-то да, только немного не в ту сторону, – резко ответила Памела, – их фотки там демонстрировали с надписью «Wanted» и с добавкой «$10000»…

– За каждого? – деловито уточнила Энни.

– Естественно, – посмотрела на подругу, как на дуру, Памела.

– Тогда чего мы тут сидим? – задала резонный вопрос Энни, – когда действовать надо.

Палам-Внуково-Нижнереченск, 1982 год

Прилетели на Родину мы уже в полной темноте, октябрь же не июль, ночь наступает куда как раньше. Разгрузка ИЛ-62 произошла все же побыстрее, чем в Индии – никто потому что особенно не встречал нашу делегацию. Так что в своей комнате в резиденции «Заречье-6» я оказался буквально через час после посадки. А там никого, собственно, и не было, в этой нашей с Ниночкой комнате. Удивился, бросил на диван покупки и пошел искать подругу свою ненаглядную – зря что ли выбирал для нее сувениры битый час.

– О, вернулись, – сказала мне первая встреченная, это оказалась клининг-менеджерша Катя, – а мы вас завтра всех ждали.

– Привет, – поздоровался я, – я обещал тебе индийский сувенир, выполняю обещанное, – и я протянул ей зеленого слоника из нефрита по-моему, по крайней мере так уверял продавец.

– Ой, спасибо, – приняла она подарок, – а ты, наверно, Нину свою ищешь?

– Как угадала? – хмуро пошутил я.

– Так нетрудно было, – ответила она, – а нет ее, уехала в город еще с самого утра.

– А зачем, не сказала? – справился я.

– Да… – вспомнила что-то Катя, – она же записку тебе оставила, в столовой где-то лежит.

Вместе прогулялись до столовой, там она нашла свернутый вдвое тетрадный листочек в клеточку и подала его мне. В листочке было написано: «Петя, мне срочно надо в Нижнереченск. Позвоню, когда освобожусь. Нина».

– Интересно, – задумался я, – что же такое срочное там случилось.

– А ты возьми отпуск и сам съезди, – посоветовала мне Катя, – тебя должны отпустить если не на месяц, то на неделю-то точно.

– А это идея, – хлопнул себя по лбу я, – пойду отпрашиваться у начальства.

К Цуканову, конечно, подался, как к своему непосредственному руководителю… не сразу его обнаружил, а потом озвучил ему свои хотелки.

– Отпуск? – задумался он, – да наверно на неделю можно… только согласовать бы с Леонидом Ильичем это дело – мало ли что… ты давай спать иди, а завтра с утра, которое вечера мудренее, все и решим.

И Эмманулович оказался человеком слова – еще до завтрака посетил мою конуру, сказал, что вопрос согласован, только не на неделю, а на 4 дня, и выдал мне билеты на скорый поезд с Курского вокзала, он в час дня отсюда отправлялся.

– Даже не знаю, как вас благодарить, – рассыпался я в любезностях, – как там Леонид Ильич-то кстати?

– Все хорошо у него, – ответил Цуканов, – начал готовиться к пленуму.

– И день милиции не за горами, – вспомнил я про свои заморочки со стендапом.

– Вот насчет него просили напомнить Миронов с Ширвиндтом, – вспомнил Цуканов, – так что желательно, чтоб у тебя сценарий был готов, когда вернешься.

– А вы и с ними тесно общаетесь? – удивился я.

– Служба такая, – буркнул он и очистил помещение.

А ровно в два часа я уже сидел в скором поезде «Буревестник», отправившимся только что с обновленного Курского вокзала столицы нашей Родины города-героя Москвы. Это был, если так можно выразиться, полностью импортозамещенный аналог «Сапсанов» и «Стрижей», дико популярных в десятые годы следующего века. Ехал он вот только слегка замедленнее, так что вместо 3,5-4 часов время в пути растягивалось до полных семи… и это, если задержек не случится.

– Слушай, – неожиданно сказал мне после первого получаса пути сосед, пузатый мужчина в возрасте за полтинник, – где-то я тебя видел… – и он призадумался.

– Не знаю, – вежливо ответил я, – вообще-то у меня физиономия стандартная, могли с кем-то и перепутать.

– Может быть, – уныло ответил он и сразу перешел к более насущным вещам, – водку будешь?

– Водку буду, – сказал я словами милиционера Семенова из «Особенностей национальной охоты», и через пару минут мы уже выпили по полстаканчика Русской, закусив, чем бог послал.

А я между делом понял, где он мог меня видеть – я засветился на одной съемке в индийском президентском дворце… возможно, ее и прокрутили по телевидению. Но мужик, представившийся Артемом Геннадьевичем (можно просто Артем), уже забыл про этот момент и с увлечением рассказывал про свою работу. А работал он на маргариновом заводе имени товарища Кирова.

– Знаю-знаю про такой, – вспомнил я, – в промзоне где-то на Московском шоссе.

– Именно там, между Лакокраской и Красным Октябрем, – обрадовался он, – а с другой стороны железка… да мы мимо нас скоро проедем, покажу.

– Ваши соседи на запахи жалуются, – продолжил я после второго стаканчика, – воняете вы, говорят, сильно…

– Есть такое дело, – вздохнул Артем, – производство сложное, есть куча промежуточных операций между сырьем и готовой продукцией, кои сопровождаются выбросами нехороших запахов.

– Ну так сделали бы чего-нибудь, – посоветовал ему я, – а то так и останетесь в народной памяти, как вонючки.

– Это легко сказать, – хмуро продолжил он, – но сложно сделать. Нужны миллионные вложения на разные фильтры и системы очистки, а у нас сам знаешь, как сложно деньги выделяют.

– Чего вы там из готовой продукции-то производите? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Загибай пальцы, – предложил он, – рафинированное подсолнечное масло, раз…

– С названием каким или просто масло? – переспросил я.

– Без названия, – уточнил он, – у нас все подсолнечное масло на территории страны одинаково называется.

– В бутылках с ним, – вспомнил я, – всегда мутный осадок на дне, чего это так?

– Это не наше, – обиделся он, – это нерафинированное и недезодорированное – соседи производят, Маслокомбинат имени Свердлова. А мы чистейшее масло гоним, без примесей.

– Извини, – сказал я, – перепутал. Давай дальше, что вы там еще на-гора выдаете.

– Маргарин, конечно, – продолжил он, – что, по-твоему, должен делать маргариновый завод, – и, видя, что я опять открываю рот, тут же уточнил, – с названием, аж двух сортов – «Столовый» и «Солнечный». А еще майонез же, Провансаль, но это не совсем профильная продукция, по остаточному принципу его клепаем.

– Жуткий дефицит, – ответил я, – этот ваш Провансаль, обычно его в наборах выдают и потом он стоит в холодильнике в ожидании праздника.

– Да, есть тут наша недоработка, – признался он, – да и баночки эти 200-граммовые пора заменить на что-то более современное, на дой-паки те же… видел молоко в пирамидках?

– Ага, красивые штуки, – сказал я, – а как вы в эти пирамиды майонез будете запихивать?

– Технологию эту наше министерство в Швеции купило, – поведал он, – там кроме пирамидок много и других вариантов упаковки. Может в следующем году и выпустим майонез в пакетах. И совсем уже последний пункт в нашем меню – это мыло.

– Что, на маргариновом заводе и мыло делают?

– Прикинь – сырье примерно то же, что и для маргарина, и технология несильно отличается… вообще-то исторически наш завод и начинался, как мыловарка. Еще до революции запустили его…

Водка у нас тем временем закончилась, Артем уснул на своем кресле, а я тупо смотрел в окошко вплоть до пригородов Нижнереченска. Тут и он проснулся и указал мне, где там корпуса его заводика стоят – прямо возле жд путей, покрашенные в ядовитый зеленый цвет. Запаха я, если честно, никакого постороннего не уловил – все тем же креазотом пахло, что и на всей остальной железной дороге. На дорожку этот маргаринщик Артем мне даже свой телефон оставил, не очень я понял, зачем, но свой тоже написал ему на бумажке – земля круглая, глядишь, и пригодится когда-нибудь и зачем-нибудь…

Доехал до дому на двенадцатом трамвае, дребезжащим всеми своими железными внутренностями, зашел в пустую квартиру и тут вспомнил, что маму же завтра, кажется, из санатория должны выписать. Сверился с записями в блокнотике – точно, завтра… ну вот и встречу заодно. А пока надо вопрос с Ниночкой порешать – прогулялся до ее дома, тут пешком всего ничего было, пара километров, постучал в дверь, обитую дермантином, открыл ее папаша.

– Аааа, – с трудом, но вспомнил меня он, – ты вроде Петр, с хулиганом тогда лихо махался, Нину защищал.

– Точно, – подтвердил я, а вот как его зовут, я убей не вспомнил, поэтому обошелся без имен, – Нина-то дома?

– С утра была, а сейчас не знаю где, – отрезал он, – сказала, что по делам каким-то поедет… да ты заходи, поговорим.

– Не, спасибо, – отболтался я, – дел еще много. Когда Нина придет, скажите, чтоб позвонила по этому номеру, – и я дал ему заранее приготовленную бумажку.

В институт ехать было поздно, девять вечера на дворе, до этого времени там засиживались только самые упоротые трудоголики, к числу коих мои коллеги не относились. Поэтому вернулся домой и во дворе напоролся на местного главного хулигана Димона, он сидел на лавочке возле песочнице и меланхолично дергал струны шестиструнной гитары, пытаясь извлечь из нее что-то мелодичное. Получалось плохо. Он увидел меня и обрадовался.

– Петюня приехал, – возопил он со своей скамейки, – иди сюда, побазарим.

Делать было нечего, не бегать же в самом деле от этого дебила – подошел и сел рядом.

– Ты, говорят, забурел в натуре, – сообщил он, откладывая гитару в сторонку, – в Москву, говорят, с концами перебрался.

– Да, перевели меня туда, – не стал вдаваться в детали я, – в одну контору, в военную. Понравился я похоже кому-то из начальников.

– А здесь что тогда делаешь?

– На побывку отпустили, – пояснил я. – Сам-то как живешь, если в целом?

– В целом неплохо, – сообщил он, – да, магнитофон, что я тебе давал починить, пашет с тех пор без задева. Пленку я у спекулей купил… раз уж ты в столице живешь, привез бы что-нибудь новое из музыки, туда она в первую очередь попадает.

– Обязательно, – пообещал я, – в следующую побывку привезу пару-тройку альбомов.

Гавайская гитара, 1983 год

Я быстро покидал в пакет оставшуюся еду и напитки, прихватил свою старую одежду, и мы вдвоем с Цоем быстренько убрались из так и не обжитого бунгало номер 12. Запирать не стали.

– Ключи надо бы отдать этой… – вспомнил я, – Кончите.

– Только уж не сейчас, – оборвал меня он, – сейчас подальше убраться надо.

– Так может в соседний домик какой зайдем, – навскидку предложил я, – вон их сколько бесхозных стоит.

– Я думаю, что не стоит, – поморщился Цой, – они могут их все проверить на всякий случай… мало ли, подумают, что информаторы ошиблись.

– Тогда пошли в заросли, – махнул я рукой направо, – оттуда и посмотрим, насколько твой внутренний голос верную информацию дает. Да, как думаешь, они собак могут подключить?

– Каких собак? – ошарашено спросил он.

– Служебных, каких, которые по запаху ищут скрывающихся от правосудия лиц.

– Что-то я про такое не слышал, только здесь, по-моему собачек не держат, – ответил Цой, – но это надо иметь ввиду – если лай услышим, надо будет срочно уматывать подальше.

– И след можно обработать чем-то едким, – добавил я, – перцем каким или бензином, от этого собачки сразу нюх теряют.

Пачка красного перца нашлась в шкафчике – я разорвал ее и присыпал нашу дорожку следов. На всякий случай сначала мы пошли совсем в другую сторону, а потом уж свернули в те самые заросли на севере полуострова. Лес тут, если честно, был не совсем такой, как на Камчатке и Курилах. А если точно – то совсем не такой. Земля, во-первых, какого-то красноватого оттенка была, и из нее торчали в разные стороны необычные растения типа (вспомнилось не к месту из моей прошлой жизни) фикусы, аллоказии и пассифлоры. И орхидеи, конечно, уж чего-чего, а эти цветы я хорошо изучил.

– Слушай, – остановил я Цоя, указывая на очередной куст, – а это вот манго или мне кажется?

– Манго, – подтвердил он, – они у нас везде растут, как в вашей России эти… рябины с калинами. Песню даже одну запомнил, – и он исполнил первый куплет «ой, цветет калина в поле у ручья», очень неплохо, надо заметить, исполнил.

– Угу, это русская народная песня такая, – подтвердил я, – а если б гавайская была, то тут надо было слова поправить… что-то вроде «ай, упало манго в бухте на песок».

– А это вот питахойя, – показал он мне на очередное растение, – тоже съедобное, но лично мне не очень нравится.

– Хорошо же у вас тут жить, – вздохнул я, – еда прямо на дереве, круглый год, причем, можно не работать и только загорать на берегу. И красивых девчонок клеить… кстати о девчонках – они у вас все такие, как эта Памела с Энни?

– Какие? – переспросил он.

– Ну такие, – повращал я руками в воздухе, – динамщицы и стукачки?

– Стукачки это, допустим, понятно, – ответил Цой, – у нас тут почти все этим занимаются… а про динамо не понял.

– Русская идиома, – пояснил ему я, – развод на деньги представительниц прекрасного пола – намекнут, типа, на возможность секса, вынудят тебя заплатить за что-то дорогое, а потом свалят в закатную даль без объяснений.

– Понятно… надо запомнить, хороший термин, – ответил он и тут же продолжил, – у нас тут сложно с этим делом… слово такое «феминизм» слышал?

– Приходилось, – начал отвечать я, но услышал сзади посторонние звуки и замолчал. – Мне показалось или собака залаяла?

– Не показалось, я тоже услышал, – угрюмо бросил Цой, – опять ты накаркал, как с той акулой… надо подальше сваливать, а то натравят на нас овчарок.

– Спроси там у своего внутреннего голоса, – предложил я, когда мы в быстром темпе огибали очередную рощу из пальмовых деревьев, – что нам светит в ближайший час-два?

– Это так не работает, – отозвался он, – то есть по моему желанию голос не разговаривает – сам просыпается, когда ему угодно.

– Капризный какой он у тебя… мои, кстати, лечебные способности тоже сильно плавают сам не знаю, в зависимости от чего.

– Я попробую задать ему вопрос, – не прореагировал на последние мои слова Цой, – но вероятность того, что голос этот откликнется, очень небольшая, – и он погрузился в молчание, во время которого мы продолжали удаляться от своего временного жилья быстрыми шагами.

Минуты через три он, наконец, остановился и выдал:

– Не, бесполезно – никаких предсказаний на сегодня больше не будет.

– Еще одна русская поговорка гласит, – сообщил ему я, что на нет и суда нет.

– В России есть суды? – поразился он, – а я думал, у вас там все компартия решает.

– Суды есть, как же, – задумчиво отвечал я, – и народные, и арбитражные, и один Верховный даже. Но насчет компартии это ты верно заметил – она может очень запросто подкорректировать любой суд в нужную сторону.

И я тут же сменил неприятную лично для меня тему:

– А что тут у вас на Гавайях с дикими зверями творится? Тигры какие-нибудь или хотя бы волки в лесах встречаются?

– Тигры это у вас, – тут же ответил Цой, – они только на Дальнем востоке и остались, если я не путаю. Волков тоже нет… у нас все дикие животные либо в воде плавают, тюлени, дельфины, киты, либо по воздуху летают, альбатросы, попугаи, гуси…

– Гуси? – удивился я, – какие гуси, серые?

– Полосатые, – уточнил он, – называются нене или гавайская казарка, символ, между прочим, нашего штата. Но они очень редкие, лично я ни разу не встречал. А по земле из животных здесь разве что олени бывают… и то не на главном острове… и грызуны разные – шиншиллы, мангусты, кроты.

– Ну ты меня успокоил, – обрадованно ответил я, – значит, никто нас ночью не загрызет.

Лай собачек сзади поутих, но все равно раздавался достаточно отчетливо.

– Можно на пальму залезть, – предложил Цой, – там крупные птицы большие гнезда устраивают, вполне нас двоих выдержат такие конструкции.

Я подумал и отказался – свалишься с этой пальмы не дай бог, костей потом не соберешь.

– Эх, сейчас бы костерчик запалить, – помечтал я, – и тепло бы от него было, и ненужных зверей отогнал бы, да и пожарить на огне чего-нибудь можно было.

– Нельзя, – строго заметил мне Цой, – полиция увидит.

– Сам знаю, что нельзя, – вздохнул я, – помечтать нельзя что ли.

Мы наконец-то остановились и присели на поваленный пальмовый ствол, и я продолжил разговор, чтобы не молчать.

– А какую музыку сейчас ваша молодежь слушает?

– Разную, – односложно откликнулся Цой, – Юритмикс, например, сейчас на пике популярности.

– Это который Свит-дримз? – вспомнил я.

– Он самый… по мне, так попса голимая. Еще Майкл Джексон набирает обороты…

– Бэд бойз? – предположил я.

– Не, такую не знаю… Билли Джин сейчас отовсюду слышно, а еще Триллер.

– По мне, так певец он никакой, – выдал я свое глубокое мнение, – и музыка у него тоже одинаковая во всех вещах. Только на танцах и выезжает.

– Может быть, – поморщился Цой, – мне он тоже не слишком нравится, но пляшет красиво… опять же лунную походку придумал, сейчас на всех дискотеках ее копируют. Еще много крутят Депеш Мод, Дюран-Дюран и Билли Джоэла. Знаешь таких?

– Депеш мод у нас переделали в Депи Шмот, – вспомнил я чуть более позднюю историю, – они к нам в Россию обещали приехать.

– Да ну? – изумился Цой, – к вам за железный занавес разве таких артистов пускают?

– Случаются исключения, – ответил я.

– А что у вас в России сейчас популярно?

– Если тебя наша родная эстрада интересует, то Пугачева, Леонтьев, Антонов… да, группа Земляне выпрыгнула, как чертик из табакерки.

– Никого не знаю, – признался он, – а из наших чего слушают?

– До нас ваши хиты с большим запозданием доходят, – признался я, – ни Майкла Джексона, ни Дюран-Дюрана у нас пока нет, пробавляемся Элтоном Джоном, Скорпионами, Квинами… очень нравится народу еще и итальянская эстрада, особенно Челентано такой…

– Что-то слышал, – поморщился Цой, – гнусавит он по-моему безбожно.

– Да, есть такой грех, – согласился я, – но талантливо гнусавит. Да, еще в моде Стив Миллер-Бенд, Абракадабра такая…

– Этих знаю, – обрадовался Цой, – забойная песня. На дискотеках ее обычно первой врубают.

– Еще такой вопросик, – сказал я, – много слышал про так называемые гавайские гитары. Чем они от обычных отличаются? Да и вообще сохранились они сейчас?

– Очень мало, – скупо отвечал он, – туристов разве что развлекают на Вайкити этим делом. А чем отличаются… ну во-первых, играют на ней в горизонтальном положении…

– Это как? – удивился я.

– На колени кладут или на стул рядом, а во-вторых, у них струны не прижимают к рифу, как на стандартной шестиструнке, а ограничивают сверху цилиндриком таким, металлическим. Аккордов поэтому тут много меньше… ну и звучание такое… необычное – один раз услышишь, не забудешь.

Но тут мы оба разом замолчали, потому что собачий лай переместился ближе к нам и затихать не собирался.

– По-моему они на наш след напали, – выразил я общее мнение, – надо ноги делать отсюда.

– Стой, – притормозил меня он, – у тебя перец остался? Рассыпь его побольше поперек нашей дорожки следов.

И я вытащил из кармана разноцветный пакет со жгущим перцем (пеппер, а не паприка он называется) вытряхнул остатки на красноватую землю, вот хорошо, и незаметно будет, красное на красном, и мы с напарником опять взяли руки в ноги и очень быстрым шагом начали удаляться в чащу, состоящую из пальм, лиан и аспарагусов…

Нинка как картинка, 82 год, Нижнереченск

А не позвонила мне Нина ни вечером, ни утром, так что я остался в полном неведении относительно ее намерений и поступков. А на следующий день настала пора забирать маму из санатория – я, дабы не ударить в грязь лицом, нанял такси на полдня. Просто места знал, где это можно было сделать за недорого, вот и арендовал Волгу ГАЗ-24 вместе с водилой, шустрым заводским пареньком по имени Антоша. Выехали мы пораньше, чтобы успеть все дела сделать.

– Как машина-то? – завел я диалог на интересную мне тему, – часто ломается?

– Постоянно, – буркнул он, не желая, видимо, молоть языком зря.

Так что никакого диалога у нас не вышло, но я не расстроился, а вместо этого начал изучать проносящиеся за окном виды среднерусской природы. Из нашего Заводского района в сторону, где раскинулся мамин санаторий, была, собственно, одна дорога, через Петряевку и Доскино, ударение на первом слоге (было и второе Доскино, но оно совсем в другой стороне лежало). Нет, можно было вырулить и на столбовой Московский тракт, но это лишний крюк в добрый десяток километров. Так что лежала наша дальняя дорога в казенный дом через Доскино.

Это была узловая железнодорожная станция с кучей путей и тупиков, где сортировались грузы, следующие из столицы на восток и юго-восток. Она мне с детских лет знакома была, эта станция, у нас тут родственники по матери жили, так что меня периодически к ним сплавляли на выходные и праздники. Особенно врезались в душу кривые, как разбойники из Али-Бабы, сосны, росшие вдоль путей… так-то они обычно вымахивают на сотню метров вверх абсолютно в прямом виде, если в густом лесу. А на открытой местности вот так изгибаются во все тяжкие… и возле этих сосен, я, значит, и играл с друзьями в прятки, лапту, двенадцать палочек и калим-бамбу. По вагонам, которые в отстойниках отстаивались, мы тоже лазили, но уж замки не вскрывали и пломбы не трогали, тут с этим строго было.

Жили в этом Доскино бедненько, но весело, почти все жители работали в двух местах, на станции Доскино либо в совхозе с таким же названием. Совхоз на растениеводстве специализировался, картошка-капуста-морковка, огурцы в теплицах, поэтому ясно, что зимой холодной там особенной работы не было, народ поэтому пил горькую и пел песни…

Но ладно, хватит о грустном – миновали мы как станцию, так и совхоз с одноименным названием, постояли на переезде стандартные десять минут и уже катим по полям, по лесам, огибая Кировск, большой город-спутник нашего Нижнереченска, столицу химической промышленности. О, а это знаменитый кировский трамвай, который ходит через весь город, потом через всю кировскую промзону и разворачивается на полянке в лесу, протяженностью километров в 20 у него маршрут, не меньше. Был… а 21 веке никому это не стало нужно, трамваи с рельсами порезали и сдали на лом, остались одни кривые шпалы кое-где…

А после Кировска пошли сплошные сосновые леса вдоль берега реки, вот тут, недалеко от станции Желнино и притаился искомый мной санаторий-профилакторий имени товарища Микояна.

– Сюда что ли? – нарушил, наконец, молчание Антон, указывая на кривую стрелочку с кривыми же зелеными буквами «Санаторий» сразу после железнодорожной платформы Желнино.

– Ну а куда же, – подтвердил я.

– Я туда не поеду, – хмуро отрезал он, – там ямы по полметра и грязи полно, сядешь по самую ступицу.

– Ну припаркуйся тут где-нибудь, – предложил ему я, – а я мать приведу через полчаса примерно.

Через сотню метров прогулки по гудящему сосновому бору моему взору открылись ворота в санаторий… мать я нашел быстро, она уже с вещами сидела на лавочке возле административного корпуса.

– Здравствуй, сынок,– сказала она мне, – вот хорошо, что ты приехал, а то я сижу тут думаю, как мне домой добираться…

– Щас доберемся с комфортом, – пообещал ей я, – ты лучше про себя расскажи, как дела-то?

– Нормальные дела, – встала она со скамейки, а я подхватил сумку, – и вообще мне здесь понравилось – врачи вежливые, процедур много, питание отличное.

– В следующем году опять съездишь, – пообещал ей я, – а в том пакете что? – указал я на то, что она в руке держала.

– Аааа, – посмотрела она на него, – грибы тут. Все равно большую часть дня нечего делать было, вот я и ходила по соседним лесам, кое-что набрала.

– Пожарим с картошкой, – сообщил я, когда мы уже шли к выходу из санатория, – что за грибы-то?

– Белые и маслята…

– Мои любимые, – сообщил я, когда мы обходили очередную яму с водой.

– Да что ты все про грибы, да про грибы, – не выдержала она, – про себя лучше бы рассказал, а то, как уехал в Москву, ни слуху, ни духу.

– Да все путем, мама, – сказал я, – перевели меня в одну московскую контору, там теперь числюсь, зарплата побольше, перспективы получше…

– А жилье? – тут же выловила краеугольный камень советского быта она, – общежитие что ли дали?

– Бери выше, мама, целую квартиру выделили, аж в две комнаты… садись вот, – открыл я ей заднюю дверь Волги.

– Ух ты, – обрадовалась она, – сто лет на Волгах не ездила.

Потом она поздоровалась с водителем и мы тронулись в обратный путь.

– А в личной жизни у тебя что? – продолжила допытываться она, когда мы миновали станцию Желнино, – там какая-то Нина у тебя появилась вроде…

– Пока ничего определенного, – отвечал я, – как что-нибудь определится, ты об этом первой узнаешь.

– Там квартира-то наша как, в порядке? – уточнила она, когда мы вырулили на трассу.

– А что ей сделается, – ответил я, – стоит на месте. Так у тебя точно здоровье наладилось?

– Точнее не бывает, – усмехнулась она, – главврач санатория написал в карте, что началась активная ремиссия.

– Ну-ну, – буркнул я, вспоминая значение этого слова, – если началась, то это хорошо. А еще что там у вас в санатории полезного было?

– Ой, – махнула она рукой, – много всего – концерты почти каждый день, из области артисты приезжали. А вечером танцы.

– Неужели ходила? – не смог не задать такой вопросик я.

– Ну да, не удержалась, вспомнила молодость, – улыбнулась она, – почти что, как в своем Ковеле… только музыка новая и незнакомая.

– Ну-ну, – улыбнулся я, – в сорок лет жизнь только начинается, как говорила эта…

– Вера Алентова в «Москве слезам не верит», – поддержала она меня.

А мы тем временем миновали кировскую промзону и выбрались к станции, она же совхоз Доскино.

– К родственникам твоим заехать можно, – наугад предложил я, махнув в сторону частных домиков по Второй совхозной улице, – они же живые еще?

– В другой раз как-нибудь, – осадила она меня, – родственники никуда не денутся. Давай сразу уже домой – там я тебе еще одну интересную новость расскажу.

Я с любопытством посмотрел на нее, но понял, что при посторонних она мне ничего такого не скажет. Прибыли мы к своему подъезду буквально через 15 минут, все же дорожный трафик в начале 80-х это не совсем то же самое, что в нулевые годы.

Я, конечно, слегка так убрался в нашей квартире, но чисто косметически – если докопаться, то огрехи можно было найти, но без придирок тут все более-менее прилично было. Отставил мамины вещи в сторонку, проводил ее на кухню, где уже был накрыт мало-мальски приличный стол, и разлил красное грузинское вино по стаканам.

– Ну давай, мама, за то, чтоб болезни обходили наш дом десятой дорогой, – сказал я.

– За это грех не выпить, – опрокинула она стакан, закусила буковинским сыром (другого не достал) и добавила, – а теперь слушай новости, сынок.

Я сел на табуретку и приготовился слушать.

– Меня замуж зовут, – ответила она, сжав губы в горизонтальную линию.

– Этот, – начал вспоминать я, – физрук который?

– Да, Владик, – пояснила она. – Два раз в санаторий приезжал, с цветочками… во второй раз официально предложил выходить за него.

– Я не против, – сказал я, наполняя бокал по второму разу, – ты у меня молодая и красивая, ничего против твоего счастья я иметь не могу. Да, как у него там с запахом из рта? Ты жаловалась вроде.

– Победил он его, – сказала мама, – курс лечения прошел, желудок у него теперь функционирует нормально, запахов никаких нет.

– Свадьбу будете справлять? – поинтересовался я.

– Да какая уж свадьба в сорок лет, сынок, – махнула она рукой, – распишемся и дело с концом.

– Заявление подавали уже? Там ведь двух свидетелей надо будет…

– Завтра собираемся подавать, – ответила она, – в наш районный Дворец бракосочетаний, знаешь такой?

– А как же, – ответил я, – бывшая станция Счастливая бывшей Детской железной дороги имени товарища Кагановича.

– Да, именно там… пойдешь свидетелем с моей стороны?

– Да куда ж я денусь, – махнул рукой я, – конечно пойду. Тебе приодеться, кстати, надо – есть, в чем идти-то?

– Да найду, – отговорилась она после того, как мы выпили по третьей порции вина, – иди уже, решай вопросы со своей Ниночкой.

И я пошел решать эти вопросы… по телефону мне никаких сигналов не поступило, так что я взял руки в ноги и отправился в свою альму-матер, или в народе ИПП имени Академии наук СССР. Час на шестидесятом автобусе, и я возле входа в ИПП с улицы Луначарского… ну да, того самого, который напротив психоневрологического диспансера номер один, его наконец ввели в строй. Пропуск свой я никуда не терял, предъявил его вахтеру в разложенном виде и прошел внутрь этого заведения. Первый же сотрудник, который меня увидел за проходной, это был Юрик Шпагин, тот, который сильно похож на певца Антонова.

– О, – сказал он, одновременно затушивая бычок в урне, – Камак приехал. Ну ты забурел, командор, – добавил он, оглядев меня со всех сторон, – в натуре забурел. Я тебя по телевизору даже видел позавчера.

– И чего там было в телевизоре? – решил уточнить я, а то ведь слухами одними питаюсь.

– Ты стоял в составе нашей делегации в Индии и хлопал каким-то там речам Индиры Ганди, – развеял мои сомнения он, – как в Индию-то попал, расскажешь?

– Потом, может, – осадил его пыл я, – ты лучше скажи, когда в последний раз видел Нину Брагину?

– Так полчаса назад и видел, – озадаченно отвечал он, – на своем рабочем месте сидела, на антресолях зала управления.

– Физического стенда 30 дробь 22, – зачем-то добавил я упавшим голосом, – пойду пообщаюсь.

И я оставил Юрика Шпагина в вестибюле, а сам поднялся по винтовой лестнице на один этаж вверх. В зале управления ничего собственно и не изменилось за месяц моего отсутствия, все та же пустота справа и те же загородки слева с экранными комнатами внизу и антресолями вверху. Поднялся по еще одной лестнице и нос к носу столкнулся с Шурой, который длинный и постоянно в курсе всех институтских проблем.

– О, Камак, – поднял брови он, – ты наверно за своей Ниной пришел?

– Как угадал? – хмуро ответил я.

– Да нетрудно было, – усмехнулся он, – пошли покурим, расскажу тебе подробности нашей жизни, включая ниночкины…

Нинка как картинка-2

Мы опять спустились в вестибюль, где было оборудовано место для курения, он вытащил из кармана пачку «Родопи» и задымил, а я отказался.

– У тебя, как я понял, дела круто в гору пошли, – заметил он для затравки разговора, – некоторые языки говорят, что с самим Леонидом Ильичем запросто общаешься.

– Угу, – подтвердил я, – не так, чтобы запросто, но было пару раз. Ты давай ближе к теме – не отклоняйся, – подстегнул его активность я.

– Сначала новости, – не стал отклоняться от своего плана он, – Наумыч-то еще при тебе ушел?

– Ну да, при мне… я тебе больше скажу – встречал его пару раз в Москве, вместе с подругой, он там уже неплохо устроился.

– Ну так вот – на его место Бессмертнова назначили. И он немедленно небольшую революцию произвел.

– Да ну? – изумился я, – Великую Октябрьскую что ли?

– Не так, чтобы великую, но октябрьскую, это точно – всех блатных программистов он первым делом в колхоз заслал, представляешь?

– Что, даже и Мишеля?

– Его в первую очередь… сказал на общем собрании что все сотрудники у нас теперь строго равны без исключений.

– С ума сойти, – честно признался я. – А еще что изменилось?

– Готовимся к большой экспедиции теперь, на Камчатку и во Владик, в мае начнется и до самой осени – тебя на всякий случай тоже в списки включили. Если вдруг вернешься.

– Это не исключено, – задумался я. – А как там Мишка Шифман?

– По-прежнему башковит и все так же в Израиль собирается, но никак не соберется. То дело с видаками закрыли очень быстро, за него большие люди попросили. Но из комсомола его не поперли, как этого… как Витьку-техника, оставили н поруках.

– А Крот как там поживает?

– Прикрыли его после того случая… до лучших времен – слухи донеслись, что большой босс сказал, хватит мол нам и одного психа-экстрасенса. У тебя как, кстати, эти способности-то, не улетучились?

– Пока нет, – хмуро ответил я, – тьфу-тьфу, все на месте. И теперь уже после всех этих подробностей давай к главному переходи – что там с Ниной такого стряслось?

– Нинка, как картинка, – пробормотал Шурик, доставая вторую сигарету, – с фраером гребет.

– Это понятно, – поморщился я, – дай мне, Сема, финку, я пойду вперед и так далее- ты давай глубину проблемы освещай.

– Освещаю, – Шурик очередной раз затянулся родопиной и продолжил, – у нее был парень еще когда она в политехе училась…

– А у кого из девчонок не было парня в школе или там в вузе? – задал наводящий вопрос я, – и что дальше?

– Он в армию ушел, в Афган, – продолжил Шурик, – после пятого курса его забрали.

– В политехе же военная кафедра, – вспомнил я, – из наших погоны ни на кого не надели.

– А он желание такое изъявил, – сказал Шурик, – сильно идейный товарищ оказался.

– Дай угадаю, – по-прежнему хмуро отвечал я, – и теперь этот афганец дембельнулся и Нинка решила вспомнить молодость, так?

– Так, да не совсем, – не менее хмуро продолжил Шура, – он в коме лежит, в областной больнице… перевезли на военном транспортнике из Кандагара откуда-то…

– Санта-Барбара какая-то получается, – ошеломленно ответил я, – Си-Си Кэпвел и Иден Кэпвел.

– Какая еще Санта-Барбара? – не понял Шура.

– Сериал такой американский, – пояснил я, – у нас его пока не показывали, но скоро наверно будет. Про жизнь одной американской семьи, тыща с лишним серий. Один из главных героев всю дорогу в коме лежит.

– Ну похоже…

– А сама-то она где, Нинка? – спросил я.

– С утра приходила, а потом отпросилась в эту вот областную больницу. Буквально минут десять назад уехала.

– Больница-то имени Семашко? – уточнил я.

– Она самая, на 60-м автобусе прямо до нее доберешься.

– Она большая, в каком отделении там он лежит, не знаешь?

– Знаю, – спокойно ответил Шура, – я все знаю – в общей хирургии на втором этаже… вот номер палаты не подскажу.

– Тогда я поехал в Семашко, – сказал я, – заодно и побазарю с Нинкой. Привет Бессмертнову передавай.

– Сюда-то еще заедешь? – спросил он, – Сергеич с тобой бы с удовольствием пообщался.

– По обстоятельствам, – бросил я на ходу и вернулся на автобусную остановку.

Время уже близкое к обеду настало, народу в транспорте было немного, так что до больницы имени основателя советской системы здравоохранения Николая Александровича Семашко я добрался со свистом. Это был огромный комплекс из десятка зданий разной этажности на краю города… сейчас на краю, а в 21 веке все вокруг жильем застроят.

Справился у первой встречной медсестры, где тут общая хирургия, и отправился по указанному направлению. Больница хоть и областная была, но порядки тут ничем не отличались от нашей районной сороковой – никому ни до кого дела не было. Даже и халат не заставили надеть и на ноги никаких бахил не предусматривалось даже в отдаленной перспективе. Тщательно вытер ноги, снял куртку и засунул ее в предусмотрительно взятый с собой пакет, а потом поднялся на второй этаж… так, номера палаты у меня нет, спросим что ли у дежурной.

Дежурная подняла усталые глаза от гроссбуха и на вопрос, где тут раненый афганец лежит, просто ткнула пальцем куда-то влево. Через пару дверей услышал знакомый голос, Нина там беседовала с каким-то врачом…

Я засунул голову в щель между дверью и косяком и обнаружил в оной палате Нину, тихо беседующую с местным врачом. Афганец, видимо, на левой койке лежал, подключенный к какому-то аппарату многочисленными проводами. А справа еще один больной в аналогичном положении находился. Не стал мешать разговору, а отошел к окошку, которое выходило на зеленые задворки больницы. Вдали виднелась великая русская река Волга, а чуть ближе частная застройка, гаражи и сараи, слепленные из говна и палок, ну вы и сами все знаете, наверно, что у нас строят, если не ограничивать это дело сверху. Диалог в палате стих примерно через пару минут, потом оттуда вышел врач, скользнувший по мне невнимательным взглядом. Сказать он ничего не сказал, а просто скрылся из виду быстрым шагом. Тогда уж я и зашел внутрь, не забыв тяжело вздохнуть.

– Ой, Петя, что это ты тут делаешь? – это все, что сумела сказать Нина, увидев меня.

Запашок тут конечно стоял тяжелый, оба больных лежали себе по стенкам и не шевелились.

– Тебя ищу, – ответил я, – с ног сбился.

– Это вот Николай, мой однокурсник, – сказала, подумав, она, – получил тяжелое ранение в Афганистане, сейчас в коме лежит.

– Могла бы и рассказать про однокурсника, – заметил я, – а то сорвалась без объяснений…

– Извини, из головы совсем вылетело, – растерянно начала оправдываться она, – пойдем в коридоре что ли поговорим.

– Пойдем, – легко согласился я, и мы вышли к тому самому окну, выходящему на гаражи, там я и задал основной вопрос, – у вас что-то было, когда вы на одном курсе учились?

– Было, – с глубоким вздохом ответила Нина, – много чего было.

– И как же так вышло, что оно все закончилось?

– Долго рассказывать, – хмуро сказала она, – но сейчас я просто не могу оставить его одного помирать в этой больнице.

– По данным статистики, – сообщил я ей, – из комы выходит процентов 10-15 народа. Остальные на тот свет отправляются.

– Значит, шанс еще есть…

– То есть на этом мы с тобой расстаемся, ты хочешь сказать? – я слез с подоконника и внимательно посмотрел ей в глаза, – и свадьба отменяется?

– То есть да, – сжав губы, упрямо ответила она. – Так получилось, не сердись.

– Ну окей, тогда я пошел, – и сделал попытку удалиться, но она поймала меня за рукав.

– Стой… у тебя же способности эти… экстрасенсорные, – напомнила она.

– Ну и? – справился я.

– Ты же можешь его вылечить – с другими-то справлялся?

– И зачем мне это надо? – с горечью вопросил я.

– Потому что я тебя прошу… ради всего того, что между нами было.

Я трезво оценил ситуацию, вспомнив все, что между нами было, и… махнул рукой. Ну да, знаю, вы сейчас скажете, что я идиот, которым манипулируют, а я с вами соглашусь. Да, идиот, да, манипулируемый, но есть вещи и более высокого порядка, чем идиотизм.

– Рассказывай, что там с ним, – сказал я деревянным голосом, – только в подробностях.

––

В институт я все же после визита в больницу заехал, захотелось посмотреть на товарища Бессмертнова в новой ипостаси. Он теперь сидел на шестом этаже в кабинете бывшего начальника Семен-Наумыча, а в предбаннике у него сидела… трам-парам-там-там… дура-матответственная Валюха. Ну и подругу он себе подобрал, внутренне усмехнулся, лучше никого не нашел что ли?

– Ой, Петя, – расцвела она в улыбке, – совсем ты, говорят, большим начальником в Москве стал.

– Ну не так, чтобы совсем, – отговорился я, – но приподнялся чуток, это да. Сергеич-то у себя?

– У себя – заходи, не стесняйся, – сделала она приглашающий жест в сторону дубовой двери, отделанной узорчатыми филенками.

Я и зашел – Бессмертнов стучал по клавишам микро-ЭВМ ДВК-2, очевидно программу какую-то отлаживал.

– О, Петя! – обрадовался он, – а я про тебя вот только что вспоминал.

– Надеюсь, что хорошее вспоминали, – ответил я, присаживаясь на стул напротив.

– Исключительно, – отодвинул он клавиатуру в сторону, – чай-кофе будешь?

– А что, и кофе есть? – спросил я.

– А как же, – и он достал из тумбочки стола банку растворимого отечественного продукта производства Днепропетровского завода пищевых концентратов.

– Ого, – сказал я и зачем-то прибавил фактов, – дефицитный продукт, 6 рэ по госцене, а у спекулянтов все 10.

– Я по госцене купил, – ответил Сергеич, одновременно насыпая кофе в чашки, – сахара сколько?

– Один кусочек, – уточнил я. – Смешать, но не взбалтывать…

– Джеймса Бонда смотрел? – хитро прищурился он.

– Было дело, в Москве чего только не увидишь…

После дегустации напитка, оказавшегося вполне съедобным, Бессмертнов продолжил:

– Супруга совсем выздоровела – вчера на рентгене была, там ничего не осталось, ну там, где раньше было…

– Очень рад за нее, – вежливо ответил я.

– Я теперь твой должник до гроба, – продолжил он.

– Да ладно, Сергеич, – осадил его я, – до гроба не надо. Просто одну мою просьбу выполните, будем в полном расчете.

– Говори, – предложил он.

– Пока не готов, – отставил я чашку в сторону. – Вот если из Москвы меня попрут, и я сюда вернусь, тогда и озвучу.

– А что, есть такие предпосылки?

– Все под богом ходим, – хмуро ответил я, – так что зарекаться ни от чего не надо. Расскажите лучше про свою октябрьскую революцию, мне это очень интересно.

– Раз интересно, слушай, – и Бессмертнов коротко, но доходчиво изложил изменения в жизни 410 отдела.

Пожар в джунглях, 83 год, Гавайи

Мы с Цоем шли очень быстрым шагом добрых двадцать минут, собачий лай при этом позади то стихал, то разгорался с новой силой. Вдруг мой напарник встал, как вкопанный и заявил следующее:

– Приплыли… дальше тут два хайвея, тот, что прямо, из центра в Каполею идет, второй, что слева, ответвляется от него на Еву-бич, ни один из них мы не перейдем, чтобы незаметно было.

– А справа у нас что остается? – махнул я туда рукой.

– Справа Уэйпау – ты же там недавно виски покупал, – пояснил он, – это тоже не вариант.

– И что делать будем? – заволновался я. – Я больше подопытным кроликом работать не хочу.

– Я тоже, – хмуро бросил он, – надо подумать…

– Думай скорее, – предложил ему я, – ты же местный, тебе и карты в руки. Если б дело в нашем Нижнереченске происходило, я бы быстро разобрался в ситуации…

Цой сел на ствол поваленного дерева и изобразил мыслительную активность, а я тем временем сделал небольшой полукруг вокруг него и тоже напряг свои мозги.

– Ну как? – спросил я у Цоя через минутку, – какие-то здоровые идеи появились?

– Ничего, – потряс он головой, – совсем ничего.

– Зато я, кажется, что-то придумал, – огласил я результат своего личного мозгового штурма. – Вон там на берегу что такое?

– Лодочная станция и яхт-клуб, – ответил тот.

– На воде же наших следов не останется, так? – продолжил я, – возьмем в аренду лодку или сразу уже яхту и свалим на другой берег этой бухты, не?

– Там все охраняется, – заметил Цой.

– Нет такой охраны, которая постоянно бдит на посту, – ответно заметил ему я, – отдыхать-то они должны, вот во время этого отдыха нам и надо сделать свои дела.

– А ты с яхтами когда-нибудь дело имел? – спросил он.

– Честно говоря, не приходилось.

– И я тоже – значит, яхта отпадает… да и охрана у них наверно посерьезнее будет. Так что остановимся на лодке или катере, что попадется.

– И хорошо бы, если б оно с мотором было, – добавил я, – быстрее отсюда уплывем и дальше. – С лодочными моторами я в принципе знаком, штука нехитрая.

– Согласен, – Цой вскочил на ноги, как освобожденная пружина, только что без звука «блямс», и мы двинулись в сторону стоянки водных транспортных средств.

А позади нас собачий лай раздавался совсем уже недалеко, по моим подсчетам у нас пара минут оставалась в запасе. Причал делился на две половины – справа стояли большие, средние и крохотные, но яхты, а слева метров на сто тянулись притороченные цепями к железным столбикам катера и лодочки. Мы быстро пробежались вдоль этого левого ряда (никакой охраны я лично не заметил), и Цой наметанным глазом углядел самое слабое звено в этой цепочке.

– Вот тут замок на цепи открыт, – показал он на маленький катерок с надписью на борту «Алиса».

Я немедленно разомкнул этот замок, вытянул цепь из ее гнезд и освободил катер. Мы оба запрыгнули в него, Цой оттолкнулся ногой от причала, а я тем временем попытался разобраться в управлении.

– Тут весла есть, – сообщил он мне, – в случае чего можно просто грести.

– Подожди минутку, – наморщил лоб я, разглядывая приборы и рукоятки управления. – Есть надежда, что грести не придется.

Сложного, собственно, ничего там на этой приборной панели не было – большая круглая кнопка «Пуск», индикаторы уровня топлива и температуры двигателя, датчик числа оборотов да еще пяток лампочек, назначение коих я не понял. Снизу еще пара рычагов торчала, ну и штурвал, конечно, имел место, коим направление движения надо было регулировать, а ключа для запуска я не увидел, наверно не предусмотрены тут такие штуки. Тормозов вот не нашел, как ни искал.

– Какие тормоза на лодке? – взволнованно спросил Цой, из чего я сделал вывод, что задал я этот вопрос вслух, – давай заводи, а не то нагонят нас.

Я вытащил на себя до упора рычаг снизу с надписью «Fuel supply» и нажал, что было дури, на пусковую кнопку… пару секунда ничего не происходило, потом мотор взял и зарокотал мерным бархатистым тоном.

– Охрана, кажется, идет, – прошептал Цой, – погнали уже отсюда.

Далее я выжал рычаг сцепления и установил переключатель газа на «Малый» – катер вздрогнул и медленно начал отходить от причальной стенки. Сзади раздалось два выстрела, надеюсь, что не в нас, а в воздух, а из зарослей показалась та самая собачка, что лаяла все это время, а за ней здоровенный полицейский с револьвером в руке. Но мы уже оказались вне досягаемости и собачки, и охранника с полицейским.

– Ура, – не сдерживаясь, заорал Цой, – мы сделали это!

Собачка с разбегу кинулась в воду и немного даже поплыла за нами, но видимо быстро поняла, что это бесполезно, и вернулась к здоровому полицейскому. Который начал о чем-то совещаться с охранником.

– Куда грести-то, кэп? – осадил я немного его радость, – ты же местный, подсказывай.

– Так, – быстро собрался он с мыслями, – греби к выходу из бухты, в открытое море. Это вон туда, – указал он пальцем.

– А дальше что?

– А дальше повернем на север и на какой-нибудь островок причалим, их тут полным-полно необитаемых. Там нас долго искать можно будет.

– Йэс, кэп, – взял я под козырек, – будет исполнено, кэп.

И мы на очень приличной скорости, не на глиссаде, но все равно быстро начали удаляться от несчастливого для нас Уэйпау-Бич-роуд. Через десять минут Цой отобрал у меня руль управления и направил его к одному ему известной цели, а я сел на кресло, их тут два было, и расслабился, глядя в морскую синь:

– Вот же сучка какая эта Памела, скажи… – неожиданно высказался Цой.

Я кивнул головой, а он продолжил свою мысль.

– Надо было ее бросить там на берегу, чтоб кровью вся истекла – у нас проблем бы меньше образовалось…

– Это, наверно, было бы правильно с тактической точки зрения, – завернул такую умную мысль я, – но неверно стратегически.

– Поясни, – попросил он.

– На нас обоих повис бы достаточно тяжелый грех, – пояснил я и затем процитировал чеканную формулировку УК РФ, – оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.

– Ты прямо, как лоер из Калифорнии, чешешь, – заметил Цой, – дальше там наверно идут меры взыскания…

– Точно – от денежного штрафа до одного года тюрьмы, – согласился я.

– Ну тогда и я тебе кое-что сообщу, – продолжил наш юридический баттл Цой, – то, что мы только сделали, называется неправомерным завладением автомобиля или иного транспортного средства. Если оно сделано без цели хищения, то это до пяти лет лишения свободы. А если группой лиц по предварительному сговору, то вообще до семи.

– Пусть сначала докажут факт угона, – буркнул я, – и потом, когда Памела там на берегу кровью истекала, нашей свободе и здоровью ничего не угрожало, в отличие от…

– Ладно, замнем эту мутную тему, – предложил Цой, – у нас сейчас по дороге встретится четыре небольших островка, насколько я карту помню, можно к любому пристать.

– А бухточка на каком-то из них есть? – справился я.

– Вот этого не помню, – наморщил лоб он, – можно будет обследовать их перед высадкой.

– Тогда лучше бы на самый большой из них – там больше вероятности, что вода найдется, без воды, сам понимаешь, мы долго не протянем.

Цой кивнул, и на некоторое время разговор прервался… я обозревал окрестности – акульих плавников нигде видно не было и то ладно… зато справа по борту пронеслась группа дельфинов, весело подпрыгивающих в воздух. Тут мне новая мысль в голову пришла.

– Смотрел как-то такой сериал, – сообщил я ему, – Береговая охрана назывался. Там была в деталях показана работа такого вот подразделения, охраняющего водные границы страны. У вас наверно тоже что-то похожее есть?

– Русский сериал? – переспросил он.

– Ну да, советский, – подтвердил я.

– Не уверен, что на Гавайях такая ерунда имеется – уж очень далеко до ближайшей суши, контрабандисты дотуда не доплывут… эта береговая охрана же процентов на 90 занята контрабандистами, верно?

– Ну да, ими… – согласился я, – а до ближайшей суши тут и правда далековато – до Калифорнии наверно все четыре тыщи километров.

– У нас расстояния в милях измеряют, – поправил меня Цой, – так что две с половиной тыщи миль до Лос-Анджелеса. В другую сторону чуть ближе, но ненамного, Маршалловы острова там… дыра, кстати, редкая, я там малярией как-то заболел.

– Стало быть, катеров этой береговой охраны нам бояться не стоит?

– Думаю, что нет, не стоит… – самым серьезным тоном ответил Цой, – но если ЦРУшники убедят военное ведомство, специально для нас могут снарядить какой-то кораблик. В Перл-Харборе их много на приколе стоит.

– Вон тот островок мне нравится, – указал я на кусок суши справа по борту, – вижу небольшую бухточку, а рядом водопад, значит и вода есть.

– Заходим, – согласился со мной Цой, потом снизил скорость и мы малым ходом ткнулись в белоснежный песочек очень маленькой бухты, обрамленной со всех сторон тропической растительностью.

– Мне нравится, – сказал я, прогулявшись туда-сюда по пляжу и попробовав ледяную водичку из водопада, – можно тут отсидеться пару-тройку дней. Вот катер замаскировать бы надо, чтобы с моря не просматривался. Что только мы тут жрать будем, не очень понятно…

– В лесу чего-нибудь насобираем, – рассеянно отвечал Цой, – а катер вон за ту скалу сейчас спрячем, с моря точно видно не будет.

И мы в четыре руки затолкали катерок с названием «Алиса» за упомянутую скалу, которая торчала практически посередине этой маленькой бухточки размером 50 на 50 метров. Я еще для надежности привязал его к пальме, веревка на борту нашлась.

– И будет у нас свой персональный Перл-Харбор, – сказал я, – кстати, как тут насчет перламутра и жемчуга – неспроста же эту бухту так назвали?

– Ловили когда-то, – сообщил Цой, – но по-моему уже лет 30 как прекратили это дело – невыгодно, жемчуг промышленным способом сейчас производят. Но ты можешь поискать, если так интересно. Все, – перепрыгнул он на новую тему, – с катером мы разобрались, вода тут рядом, теперь с едой надо решить вопрос.

– Сам же говорил, что она в лесу растет, эта еда, – напомнил ему я, – пойдем и соберем…

Teleserial Book