Читать онлайн Сладкий сон АСМР бесплатно

Часть первая. Переменная облачность

Леська улыбалась, сидя на прогретых солнцем перилах, качала ногой в белой сандалии с золотой перемычкой. Тори словно впервые видела самые незначительные мелочи в родном облике. Свежее миловидное лицо, по-летнему тронутое десятком крошечных веснушек, которые Леську даже красили, придавали вид молодой и задорный. Голубовато-серый взгляд из-под светло-русой длинной челки. Небольшая родинка у правой брови со стороны виска. Узкие плечи, подростковая фигурка. Леська никогда не скрывала зависти к крутым изгибам в конфигурации самой Тори, а Тори с удовольствием бы отказалась в пользу мальчишечьей угловатости подруги и от третьего номера, и от тонкой талии, переходящей в широкие бедра.

– Ты где была? – строго спросила Тори, стараясь звучать грозно.

Не выдавать радости, что видит Леську. Живую и здоровую.

– Нигде, – Леська вдруг глупо и неприятно показала язык.

– Фу, – скривилась Тори. – Мы искали, переживали, думали: с ума сойдем. А ты дурачишься. Как идиотка.

– Но даже если я скажу – где, все равно не поймешь.

– Почему это?

– Это нужно почувствовать… Чувствовать…

Внезапно голос Леськи стал глухим, словно она медленно погружалась в глубокий тоннель, отдалялась, хотя все так же сидела на этих перилах, которые на глазах темнели, набухая непролитым дождем. Тори с ужасом, не смея пошевелиться, наблюдала, как лицо подруги вдруг стремительно изменилось: сначала стало белым, затем посерело старым камнем, а потом перешло в пепельный оттенок.

– Тори… – утробно, словно издалека прогудела Леська, не прекращая качать ногой в белой сандалии.

– Ты в порядке? – глупо спросила Тори.

Кожа на щеках Леськи пошла трещинами, посыпалась мелкой трухой.

– А похоже? Похоже, что в порядке? – она ответила зло, так же, как при последней встрече, когда Тори завела разговор о духах. – Я пытаюсь… Пытаюсь сказать…

– Ну, говори же!

– Я… Нежность… Сладость…

Кожа уже ошмётками отслаивалась с лица Леськи, обнажая натянутые нити мышц и белые кости. Как градины с глухим стуком на деревянный пол веранды падали Леськины зубы. Пряди светло-русых волос, кружась тусклыми клочьями, полетели вслед за зубами.

– Леська, что?! Что?!

Подруга не ответила, смотрела расширенными от ужаса глазами, а когда умоляюще протянула руку, та надломилась в локте, как хрупкая ветка. А затем и вся каменно-пепельная Леська развалилась на части.

Громко хлопнув, ударилась о половицы голова, не спуская с Тори умоляющего взгляда.

Тори проснулась от резвого рывка – автобус притормозил, разворачиваясь на стоянку. Чья-то сумка свалилась на пол, а вовсе не голова Леськи. Девушка протерла глаза, одновременно содрогаясь от жуткого кошмара и пытаясь вернуться в нормальный мир. В мир, где она найдёт Леську в небольшом городишке под ласковым и странным названием Лебель.

Глава первая. Неправильные правила

Когда от Леси ушел муж, она не то чтобы совсем сошла с ума, но в ее поведении стали замечаться некоторые странности. Тори втайне от своей начальницы Виры, профессора-филолога, почитывала легкую литературу и знала, что в большинстве романов чертовщина начинается именно с чьей-нибудь измены. Но все равно не успела подготовиться к такому повороту событий.

Нет, первую фазу – скандал, битье посуды, выкидывание рубашек и трусов с балкона, резание шин авто подлого изменщика – Тори вполне понимала. В последнем мероприятии даже принимала участие. Не любитель она столь радикальных мер, но распухший от слез нос Леськи склонил Тори на сторону быдловатого зла.

Подруга выследила прекрасное будущее, в которое умчался крузак ее неблаговерного. Под покровом ночи они, вооружившись острыми дрынами (Тори представления не имела, где Леська их раздобыла), прокрались во двор, взятый в «колодец» типичными многоэтажками. Сделав грязное дело, удовлетворенная подруга отправилась «спокойно выспаться впервые за все эти недели». Так она сама сказала, когда отклоняла предложение о совместной ночевке. И позвонила только к вечеру следующего дня.

Как ни в чем не бывало назначила встречу в небольшой кафешке – «Ласточке», которую они периодически навещали еще со времен, когда познакомились у Виры.

Лето выдалось прохладным, а к августу так и вообще – словно вычеркнув целый месяц из обычной природной круговерти, тут же перешло к середине осени. Даже солнце почему-то не грело так, как должно было в это время года. Ну, дождь там, тучи, влажность и промозглость – ладно, Тори понимала. Но солнце-то почему холодное?

Она сняла капюшон, когда вошла в кофейню, из вежливости: внутри оказалось нисколько не теплее, чем снаружи. Леськина светлая макушка маячила за угловым столиком у окна. Подруга уткнулась в телефон, ничего не замечая вокруг себя. Тори бухнулась на диванчик напротив, но Леська даже не вздрогнула.

– Эй, – сказала Тори и, наклонившись через столик, потянула за провод маленького наушника. – Алло! Прием-прием! Как слышно?

Наушник соскользнул на плечо, Леська наконец-то подняла взгляд, а в ее глазах…

Это не испугало, скорее, как-то насторожило. Такое… мутное, плохо отражающее реальность. Тори не видела вживую, какой взгляд бывает у удава, переваривающего кролика, но, кажется, Леська так же целиком и полностью погрузилась в важные процессы, происходящие глубоко внутри нее. Животные такие процессы, витальные, базовые. На лице читалось сытое удовлетворение. Несколько дикое для человеческого взгляда.

– Как слышно? – повторила Тори, непроизвольно сжимаясь, словно тот самый кролик.

– А, – наконец-то сказала Леська. – Это ты…

Выражение лица подруги приобрело осмысленное состояние. Тори даже выдохнула с облегчением. Кивнула на телефон:

– И чего там такого интересного увидела? Твой бывший запостил новые фото и под ними куча гадких комментов?

– Кто? – почему-то переспросила Леська.

– Ну, бывший твой. Иван.

Странно, что пришлось уточнять. Других бывших у Леськи отродясь не водилось.

– А-а-а… Вовсе нет. Это другое.

Леська вдруг улыбнулась. Так безмятежно и светло, как раньше. До ухода мужа.

– Рассказывай! – потребовала Тори. – И кофе пей, остывает же.

Мальчик в зеленом фартуке поставил на стол еще одну чашку. Леська объяснила.

– Я заказала. Попросила принести, когда придешь.

– Ты – лучшая, – констатировала Тори, вдыхая горчинку эспрессо. – И что нашла такого забавного, раз даже меня не заметила?

Леська почему-то отвела взгляд.

– Ну… – кажется, она покраснела, – это такое… Очень личное.

– Ты опустилась до порнохабов или начала тусоваться на сайте знакомств? Если последнее – предупреждаю, добром не кончится. Никто не стал счастлив в личной жизни сразу после расставания. Должно пройти время, так все психологи говорят. А моментально кидаться в омут новых отношений с головой – это шанс приобрести еще большую проблему. Выжди полгодика.

– Ты о чем? – искренне удивилась Леся.

– Значит, точно решила «клин клином», – провозгласила Тори. – Ну, как знаешь. Мое дело предупредить.

Леська, опомнившись, с протестом завертела головой. Тори вздрогнула: воздух вокруг подруги зашелся в радужном переливании. Словно крошечная прозрачная радуга обвила пряди волос Леськи, запуталась в них. Тори охнула, но когда присмотрелась, то заметила, что это не воздух колебался сам по себе. Марево в волосах дрожало от хрустальной заколки в виде бабочки. Она изящно раскинула крылышки в обе стороны, а при повороте головы переливалась радужными бликами. И еще…

При движении от бабочки шел шлейф незнакомых духов. Странные духи, странный шлейф. Донесся, шибанул сразу и в нос, и в голову (так, что Тори словно на секунду выпала из реальности), и тут же испарился.

– Какая заколка! – завистливо сказала Тори. – Необычная.

– А, – Леська махнула рукой. – Стало грустно, я залезла в коробки, где остались мамины вещи. Там и нашла. Ничего, да? Мне с ней… Спокойнее что ли..

– А духи? Тоже там нашла?

Тори пыталась понять, на что был похож исчезнувший аромат. Старинный, нездешний. Словно не из этого времени. Вернее, совсем вне времени. Полынная горечь? Болотная сладость? Озерная свежесть?

– Какие духи? – удивилась Леська.

– Ну, вот только что повеяло. Чем-то резким и в то же время обволакивающим… Незнакомый запах, никогда на тебе не слышала.

Подруга пожала плечами:

– Я и голову-то из-за всех этих событий уже несколько дней не мыла. Какие духи?

Тори осторожно посмотрела вправо-влево, оглянулась назад. Кафе почти пустое, только у бара парень в очках уставился в ноутбук. Но, во-первых, до бара слишком далеко, а во-вторых, с чего бы явному ботанику заливаться женскими духами? А аромат оставил ощущение сильного мускуса. Запах разнежившейся самки – вот что-то такое.

– Странно, – она опять повернулась к Леське. – Наверное, обонятельный сюрр. Ну, точно же пахло духами. Очень необычными.

Леська прижала указательный палец к крылу носа. Она всегда так делала, пытаясь скрыть растерянность.

– Да ладно, – подруга вдруг рассмеялась.

Словно прежняя Леська вернулась из внутренней эмиграции. Из той, куда пропадают люди в моменты сильных потрясений.

Она демонстративно втянула носом воздух у своей ладони и помахала растопыренной пятерней перед лицом Тори.

– Ничем, даже гелем для душа не пахнет!

В самом деле – аромат исчез бесследно.

– Бог с ним, – выдохнула Тори. – Рассказывай…

И приготовилась слушать долго-долго и поддакивать, что Иван уже понимает, как несчастен, и что не раз еще горько пожалеет.

На следующий день после этой встречи Леська не отвечала на звонки. А потом еще утром и после обеда. Вечером Тори просто без всякого предупреждения пришла к ней.

Когда Леська открыла дверь, Тори удивилась. Ни следа не осталось от растрепанной невзгодами, красноносой и с заплаканными глазами подруги. На нее смотрела и Леська, и в то же время – не Леська. Даже в самые лучшие годы своей жизни она не выглядела столь сногсшибательно. Лицо младенчески свежее, кожа светится изнутри. Чистый взгляд, исчезли тени под глазами. Пряди ровными блестящими локонами лежали на плечах – волосок к волоску, в радужном сиянии заколки-бабочки.

И при этом – ни грамма косметики. По крайней мере, на первый взгляд.

Подруга словно помолодела лет на десять, вернувшись в подростковый период.

И еще. Первый раз в жизни Тори видела Леську в платье. Она всегда ходила в джинсах и футболках. А сейчас на подруге сияло нечто совершенно изумительное. Даже детали не запомнились, настолько все было в нем гармоничным и совершенным. И цвет… Может, слабо серый, может, бледно серебристый?

Не суть, впрочем.

– Привет, – сказала Тори. – Рыба, ты собираешься меня пустить в дом?

Неприятно резануло понимание, что, кажется, Леська не собиралась. Она просто стояла истуканом в проеме приоткрытой двери.

– А, – выдохнула Тори, вдруг сраженная пониманием. – Ты не одна, да?

И приглушила голос до шепота:

– Кто он?

Странно, но Леська отреагировала именно на шепот.

– Кто? – переспросила, отмерев, она.

– Гость…

Леська наконец-то посторонилась, пропуская подругу.

– Понятия не имею, о чем ты.

Тори вошла в прихожую и с удовольствием сбросила кроссовки. Они были новые, и на правой ноге ныл натертый мизинец.

– Кофе есть? – она выдохнула с облегчением и тут же направилась на кухню.

Квартира, вопреки ожиданию, тоже просто сверкала. Предыдущие два месяца с ухода Ивана жилище Леськи, как и она сама, опускалось в бездну отчаянья. Тори и ожидала увидеть привычную за последние недели картину. Толстый слой пыли на мебели, взбитый в неряшливые клочки там, где его случайно касалась рука человека. Колючие крошки непонятного происхождения под ногами. Разбросанные по стульям и дивану несвежие футболки и джинсы. Позавчера Тори даже сняла красный кружевной лифчик с люстры, хотя Леська со слезами на глазах просила оставить белье в покое: вроде бы это безобразие касалось ритуала по возвращению блудного мужа.

Но сейчас все дышало свежестью, чистотой и простором, который присущ только что убранному дому. Из него исчезли компьютеры и девайсы Ивана, отчего комнаты стали как бы даже просторнее и уютнее.

– Ты молодец, Рыба, – удивленно похвалила Тори подругу. – Так о кофе… Сваришь?

Задумчивая Леська машинально взяла с полки турку и насыпала в нее молотый, горько пахнущий порошок. Она постоянно сыпала прямо из банки, без всякой там ложечки. И всегда точно угадывала пропорции.

Они молчали все это время, пока над туркой не поднялась шапочка пены. Хотя Тори намеревалась рассказать Леське множество милых пустяков. Она собирала их со вчерашнего дня: про кота, который промахнулся в охоте на ворону, про одну знакомую, которая хотела кардинально изменить жизнь, но ограничилась покраской волос в рыжий (и очень неудачно), про то, как в автобусе ссорилась семейная пара, а весь салон пытался их примирить.

Тори словно ставила в голове галочку: «это надо рассказать Леське» напротив всего интересного, что видела.

– Красивое платье, – наконец-то произнесла Тори, когда подруга сняла турку с плиты.

Леська так и осталась стоять, прислонившись к стене, словно тут же забыла о кофе. В другой руке крепко сжимала телефон, который схватила сразу же, как закончила с варкой.

– Эй, – Тори щелкнула пальцами. – Ты меня слышишь? Я спрашиваю про платье. Ты шопилась без меня?

Леська вдруг вздрогнула от невинного щелчка, словно на кухне только что прогремел взрыв. Она наконец-то посмотрела на Тори, и от этого взгляда стало не по себе. Вернее не по себе было с самого начала, как только открылась дверь. Все казалось чужим: и тщательно вылизанная квартира, и Леська в незнакомом платье, и ее отсутствующий взгляд. Словно за те несколько часов, пока они не виделись, случилось что-то непонятное, но от этого еще более неприятное.

– Шопилась? – переспросила Леська, и Тори перевела дух.

– На алике заказала?

– Н-у-у, – кривовато улыбнулась Леська. – Нет… В маминой коробке нашла. Там же, где и заколку. И еще… Всякое. Неважно…

Улыбка на секунду перекосила ее лицо, но от звука голоса странное напряжение исчезло. Или Тори усилием воли изгнала из себя глупое предчувствие чего-то нехорошего. Все в порядке. Леська просто продолжает чудить. Как там про фазы принятия неизбежного? Отрицание, гнев, торг, депрессия. Кажется, Леська пытается торговаться с судьбой. Воплощает в жизнь очередной бесхитростный план по возвращению блудного мужа. Но Леське сейчас кажется, что план очень хитроумный.

– Это платье – самое прекрасное, что я когда-либо видела, – сказала обрадованная Тори.

– Нежность, – вдруг произнесла Леська. – Самое прекрасное, что есть на земле – это нежность. На трепете пальцев, крыльях бабочки, шелесте полевых цветов… Сладкая нежность.

Она бросила короткий, нетерпеливый взгляд на свою руку. Вернее, на мобильный.

– Ты о чем? – удивилась Тори.

Слова Леськи звучали совершенно не в тему. И вообще – они сидели уже около получаса, и за все это время Тори еще ни разу не услышала о подонке Иване. Вообще ни слова.

– Ни о чем, – выдохнула Леська и отставила на стол так и не тронутый кофе.

Снова вернулась в реальный мир из странного зависания, но теперь и это Тори не очень нравилось.

– А у тебя все-таки новые духи, – сказала она, шмыгнув носом.

И в самом деле, опять потянуло странными духами. Ароматом, который внезапно ворвался и так же внезапно пропал накануне в кафе.

– Почему ты не признаешься? – Тори постаралась свести все к легкому троллингу.

– Отстань от меня с этими духами, – Леська вдруг разозлилась. – Чего прицепилась?!

Сильно разозлилась, даже шея налилась краской.

– Лесь… – удивилась Тори. – Ты что? Так нервно реагируешь… Я же просто спросила.

– Просто?! – взвилась та. – У тебя всегда все просто. От этой простоты может и тошнить, ты знаешь? Твой голос… Эти негативные волны… Меня от них тошнит, да…

Тори знала подругу. Леська, скорее всего, злится из-за того, что ее оторвали от чего-то очень интересного. Не имело значения, какой вопрос задала Тори, Леська бы все равно психанула. Она просто не хотела отвлекаться от мобильника, который не выпускала из рук. Может, это и в самом деле был какой-то сайт знакомств, может, что-то другое.

– Ладно, – примирительно сказала Тори. – Ты не в духе, давай встретимся позже.

Одним глотком допила оставшийся кофе и поднялась. Леська не ответила. Не извинилась и не попыталась остановить.

– Только не вляпайся в какую-нибудь секту, – Тори не удержалась напоследок, чтобы не съязвить.

Оглянулась на Леську и поразилась ощущению, что та тут же о ней забыла. И сколько потом Тори ни вспоминала, в памяти всегда всплывал странный, сразу затуманившийся взгляд, с которым подруга опять уставилась на экран своего мобильного.

После этой встречи Тори Леську уже больше не видела.

***

Тори вспоминала об этом, пока голос Виры плыл в разреженном предгрозовом пространстве. Слова начальницы не задерживались в сознании, сразу уходил в пальцы, которые бегали сами по себе по клавиатуре.

– Существующая концепция, что корень «вл» относится к «мертвому» миру, в слове волк некоторым исследователям кажется сомнительной. Современная этимология говорит, что слово волк является тождественной слову «волочь». И тем не менее – волк чистильщик, убивающий слабых животных, поэтому напрямую связан с путем в потусторонний мир, с состоянием пограничным, то есть между живым и мертвым. В известной сказке, когда Ивану нужно попасть в некие потусторонние миры, ему первым делом встречается серый волк…

«Серый волк, серый волк», – закрутилось в голове, перебивая все мысли. И навязчиво толкались с изнанки лба, пока не прервались Вириным: «Конец главы. Отпечатай».

Загудел принтер.

– Тори, деточка, давай на этом сегодня закончим, – Вира посмотрела поверх очков.

Листы, еще горячие от нутра принтера, укоризненно зашелестели у нее в руках. Тори так хорошо умела улавливать настроение Виры – даже по звуку отпечатанной работы.

– Столько ошибок, – покачала начальница головой. – Ты очень рассеянна. Такое невнимание может быть простительно только в моем почтенном возрасте, но никак ни у молодой женщины.

Она не лукавила, но слова о возрасте к ней не имели никакого отношения. Виру никто никогда бы не назвал «бабушкой» или «старушкой». Вира существовала вне времени. Она всегда была «дама». И даже у самых деклассированных элементов язык бы не повернулся назвать ее как-то иначе.

Если бы Вира где-нибудь встретилась с деклассированными элементами.

Но работодательница уже много лет не выходила из дома, а из спальни в кабинет передвигалась только на инвалидной коляске. Что-то с ногами, Тори никогда не осмеливалась спросить.

Семь лет назад, когда она только пришла в этот дом, Вира уже давно передвигалась в инвалидном кресле. Мама умерла сразу после школьного выпускного, девушка отчаянно нуждалась в деньгах и очень обрадовалась, когда получила эту работу. Пусть и непрестижную, но неплохо оплачиваемую. Три года мыла пол и драила окна в квартире Виры, а позже была переведена на должность секретаря. Зная, что работодательница не очень состоятельна, Тори попыталась совмещать уборку и организаторские обязанности, но Вира категорически запретила. Наняла еще одного человека, уборщица приходила раз в неделю, Тори с ней почти не сталкивалась. Отныне ее главной обязанностью стало печатанье на стареньком ноутбуке трудов Виры под диктовку.

На самом деле Тори считала, что ей очень повезло. Вот Леська, например, несмотря на высшее образование, устроилась консультантом в «Электронику» и рекламировала пылесосы и кофеварки на богатом литературном языке. И кому оно оказалось нужным – это высшее? Из выпускниц филологического факультета, которые, как и Леська, приходили на консультации к Вире, мало кто пошёл в школу. Конечно, каждая когда-то мечтала стать ученым филологом или великим писателем. Но реальность оказалась, как ей и положено, жестокой. Или учить лоботрясов «жи-ши», или – куда придется.

А Тори со своим средним образованием, в отличие от многих филологинь, напрямую имела дело с великим и могучим. Вира занималась фольклором, и в данный момент они работали над книгой «Животные древних славян. Низшая мифология». Работала, конечно, начальница, каждый раз перед учебным годом Вира обновляла лекции для кафедры фольклора, а в промежутках трудилась над словарями, статьями в журналы и просто узкоспециализированными книгами. Ну, и еще… Совсем немного… Что-то химичила на рынке криптовалют – вот туда Вира точно никого не допускала.

Кстати, именно Вира сократила нелюбимое имя Виктория до Тори, избавив от нудной необходимости менять его в ЗАГСе. Разрешила эту проблему в первый же день знакомства легко и непринужденно, так же как сама в незапамятные времена превратилась из громоздкой и чопорной Эльвиры в элегантную, моложавую Виру. Пусть в документах остались нелюбимые имена, но кто каждый день заглядывает в документы?

– Так что случилось? – уже менее раздраженно спросила начальница. – Ты сама не своя.

– Леська пропала, – призналась Тори. – На звонки не отвечает. Я была в «Электронике», но там сказали, что она, никого не предупредив, уже несколько дней не появляется на работе. Они очень злы на нее. Вот-вот уволят.

Вира знала про уход Леськиного мужа, как и все, что так или иначе происходило вокруг Тори. После оформления очередной главы они всегда садились пить чай с бубликами, и девушка рассказывала о случившемся за то время, пока не виделись. Вира, вынужденная вести затворнический образ жизни, жадно интересовалась всем, что происходит за пределами ее квартиры.

Она покачала головой.

– Не похоже, чтобы Леся ушла в загул.

Тревога от ее слов усилилась.

– Вот в том-то и дело, – горячо подхватила Тори. – Леська может наворотить каких-нибудь глупостей от эмоций…

Она представила, как Иван ползает на четвереньках перед спущенными колесами, чтобы оценить масштаб трагедии.

– Да, кое-что может… Но напиваться и бросаться в сомнительные компании не станет. Я ее знаю стопятьсот лет, и во всем, что касается работы, она всегда была более чем ответственная.

С Вирой приходилось переходить на «приличный» язык. «Более чем ответственная» – вот это Тори бы никогда не произнесла за дверью ее квартиры.

– А ты была у нее дома? Разговаривала с соседями?

Тори кивнула и тут же покачала головой. К Леське вчера вечером забегала, но постояв у закрытой и не отвечающей на звонок двери, ретировалась восвояси. С соседями не говорила.

– Нужно всех опросить, – констатировала Вира.

Она отложила кипу только что отпечатанных листов на столешницу старого бюро и заскрипела креслом, подъезжая. Сочувственно коснулась руки.

– И с бывшим мужем… Знаешь, такое бывает… Супруги помирились и устроили себе новый медовый месяц.

Тори вздохнула.

– Честно говоря, у меня была мысль позвонить Ивану, но всю прямо выворачивает, как только подумаю об этом. Я на него очень зла.

Вообще-то измена Ивана и уход от Леськи казались явлением очень странным. Леськин бывший был типичным айтишником, не от мира сего. Диванный хомячок, круглосуточно погруженный в ноутбук, в вечно растянутых футболках и очках немыслимых диоптрий, глухо скрывающих его глаза – зеркало души – от окружающей действительности.

Тори раньше и в голову не могло прийти, что Иван способен не только на такую страсть, но и вообще – на любое телодвижение от удобного компьютерного кресла и чашки кофе. Кофе в неимоверных количествах Леська варила ему в старой турке. Вот уж правду говорят о тихом омуте и чертях. Оказывается, в хомячке незаметно рос самый настоящий демон, который, вырвавшись однажды на свободу, сокрушил все вокруг себя. Тихая семейная гавань рухнула под его напором, придавив обломками подругу.

И зла Тори была на него не столько даже за сам факт обрушения семьи, но в большой степени за коварство.

– Позвони ему, деточка, – сказала Вира. – Не хочу тебя пугать, но, возможно, придется обратиться в розыск. Сколько времени прошло?

Тори смутилась. После последней встречи оставалась обида на Леську, поэтому ждала, что та свяжется первая. А потом, когда жгучая стадия угасла, она немного замоталась. В общем, Тори не знала, сколько точно дней прошло с того времени, как Леська пропала с горизонта.

Глава вторая. Русалки и самолеты

Когда долгая трель звонка опять не дала никаких результатов, Тори зачем-то принялась молотить кулаками по входной двери. Это было безнадежно и глупо, но ничего больше она придумать в тот момент не могла. От солнечного сплетения поднималось липкое беспокойство, которое с каждой минутой переходило в страх.

Соседка выглянула на лестничную площадку – сначала чуть приоткрыв дверь, а увидев знакомое лицо, вышла совсем.

– Тори? – встревожено спросила она. – Почему ты так колотишься в квартиру Олеси?

– Нина Ивановна, – опомнившись, девушка потерла отбитые костяшки.

Они покраснели и болели, но Тори заметила это только сейчас.

– Вы не знаете случайно, где Леся?

Нина Ивановна покачала головой и задумалась:

– Несколько дней назад ее видела. Столкнулись на лестничной площадке. Поздоровались. А что такое?

– Я уже дня три дозвониться не могу…

– Не знаю, – Нина Ивановна встревожилась. – Тихо было, ничего такого. Два месяца назад тут молнии искрили, когда они с Иваном разбегались, весь дом наблюдал «боксеры» и майки Ванины, летающие по двору. Олеся с балкона чемодан вывернула прямо под окна, часть белья на ветвях повисла, так новогодними украшениями и маячили, пока небольшой ураган с дождем не случился…

Тори кивнула.

– Знаю. А последние несколько дней – вчера, позавчера? Может, вспомните что-то необычное?

– Успокоилась она, а, поди, и в депрессию впала. Хотя… Когда я ее в последний раз видела… Ой, нехорошо так говорить: «в последний». В крайний. У летчиков не принято называть рейс «последним».

Тори согласилась. Жуткое было что-то в этом «в последний раз видела».

– Тогда у Олеси взгляд такой… Не депрессивный вовсе, наоборот, умиротворенный что ли. Но…

Нина Ивановна замялась, подбирая слова.

– Сытый, да? – тоскливо спросила Тори.

– Точно! – обрадовалась соседка. – Так посмотрела, что я беседовать не захотела. Быстро поздоровалась и все. Можно сказать, убежала. Чего испугалась? Сама не знаю. С тех пор тихо у нее. Раньше хоть сериалы смотрела или музыку включала – стенки у нас тонкие, я слышала. Последнее же время – тишина кромешная, ни половица не скрипнет. Один раз только…

Нина Ивановна замялась.

– Что? Говорите! – взмолилась Тори.

– Глупость, наверное. Но мне странным и в самом деле показалось. Я на балкон как-то ночью вышла, душно было, дыхание перехватывало. Подышать, значит, вышла. И у Олеси балкон открытый. А из квартиры такое курлыканье раздается. Нежное, нежное. Я удивилась еще, что у Олеси ночью гости.

– Мужчина?

– Да в том-то и дело. Женщина. Голос женский был. И такой… Одуряющий. Как восточные духи. Затягивающий.

– И что она говорила?

Единственной женщиной, которая гостила у Ивана и Леськи, а потом – уже только у одной Леськи, была Тори. А она несколько дней вообще здесь не появлялась. Не говоря уже о ночевках.

– Сложно разобрать, голос нежно-тягучий, сразу в сон клонит. Как будто экстрасенс там, или гипнотизер. Такой… целительный. Курлычет ласково так: «Слушай меня, будь со мной, выполняй, погружайся…», а потом я словно в беспамятство впала. Очнулась, когда Барсик мне когти в ногу запустил. Всегда такой добродушный, а тут словно валерьянки опился, дурниной орет, шерсть дыбом, искры из глаз. Пока его, дурака, успокаивала, за соседским балконом опять все тихо стало.

– Она же вам ключ оставляла от квартиры? Давайте посмотрим, вдруг что-то и в самом деле случилось.

– Забрала, – вздохнула Нина Ивановна. – Собиралась после ухода Ивана замок менять, вот и забрала. Уж месяц как. Сказала, что от новой двери занесет.

– Дверь, наверное, придется ломать, – произнесла Тори, с печалью разглядывая темный металл.

Он выглядел довольно крепким.

– Да уж, – согласилась соседка. – Навряд ли она Ивану ключ оставила после всего, что случилось. Ты в ЖЭК наш обратись, там слесарь – золотые руки. Все аккуратно вскроет.

– А вы? – Тори с надеждой посмотрела на Нину Ивановну. – Может, вы обратитесь? Вас знают, а я-то кто?

– Вот именно, что тебя не знают, – непонятно ответила соседка. – А я им уже…

Она покачала головой.

– В общем, прямо в ЖЭК и обращайся. До свиданья.

Когда Нина Ивановна скрылась в своей квартире, Тори спустилась во двор. Не было уже никаких сил таращиться на закрытую дверь. Теперь она казалась зловещей.

В растерянности Тори села на лавочку. Знакомая обстановка казалась сейчас странной. Мир словно перевернулся за те полчаса, когда Тори уже не просто почувствовала, а поняла: с Леськой явно что-то случилось.

Ветра не было, вот ни единого дуновения, но старые качели скрипели, раскачиваясь на ржавых цепях. И этот противный звук шурупом ввинчивался в виски, отдаваясь в затылок. Так, что даже подташнивало.

На третьем этаже в Леськином окне белела легкая кисея.

Тори пыталась уговорить себя, что Леська где-то загуляла, но понимала: нет. Не могла.

Ломать дверь? К кому обращаться в таком случае? И как она попросит вскрыть квартиру, к которой официально никакого отношения не имеет? Но…

Тори хлопнула себя по лбу. Есть человек, что на законных основаниях может сделать это. И Вира же говорила! Хотя этот тип и был последним, к кому Тори хотелось обращаться.

– Леська пропала, – выпалила она сразу. – Знаешь?

Много ему чести – здороваться. Тори злилась на Ивана, который явно имел отношение к Леськиной пропаже. В смысле, все эти события начались из-за него.

– Слушай, – устало выдохнул он, – мне уже так надоели ваши бабские шту…

– Телефон не отвечает несколько дней. Я полчаса в квартиру пыталась дотарабаниться. Глухо. В «Электронике» рвут и мечут – Леська не появляется на работе. Ее нигде нет.

– Как нигде? – оторопел Иван.

Кажется, он что-то начинал понимать.

– Как, как… Вот так. Честно говоря, не знаю, когда именно Леська пропала. Мы не виделись несколько дней. Думала, что она…

Хотела сказать «дурит», но это выглядело так, будто Тори на стороне Ивана.

– Переживает, – выговорила наконец-то с укоряющим подтекстом. – Ты когда ее видел?

В мобильном повисло напряженное молчание. Иван вспоминал.

– Последний раз… – задумчиво выдохнул он. – Видел очень давно, а слышал… Как раз накануне, когда мне шины прокололи. Это же ее рук дело?

Тори хотела похвастаться, что тоже имела отношение к этой блистательной операции, но сочла сейчас такую риторику неуместной. Просто промычала что-то нечленораздельное. Вроде – да, а вроде – нет.

– Она говорила что-нибудь? Ну собиралась куда-нибудь? Вообще: что она говорила?

– Да орала всякие гадости. Как всегда. Грозилась, что закончу свою жизнь в страшных мучениях на больничной койке никому не нужный и одинокий. А потом… Слушай, она и в самом деле уже несколько дней меня не беспокоит. А я еще думаю: почему так хорошо-то стало…

Тори вдруг сразу и безнадежно устала. Не было сил даже огрызнуться на то, что ему без Леськи «хорошо-то стало». Она заметила: Иван ни разу не назвал бывшую жену по имени. Говорил только «она».

– Ваня… Пожалуйста. Подумай, куда Леська могла деться?

– Если уж ты не знаешь, то мне откуда?

– А тогда немедленно вызови кого-нибудь, чтобы вскрыть дверь! Понял? Немедленно!!!

Кажется, у нее начиналась истерика.

– Подожди…

Опять зависла пауза. На этот раз минуты на три.

– Вот, – ответил Иван. – Нашел. У меня остался ключ от квартиры. Случайно. Я ей все ключи отдал, а один, запасной, завалялся. Я когда-то – еще до женитьбы – друзьям иногда разрешал в свое отсутствие свиданки устраивать.

– О! – Тори обрадовалась. – Ты молодец. Конечно, не за потакания пороку, а что вспомнил. Не хотелось ломать дверь.

– Да кто бы тебе разрешил? – удивился он.

– Знаешь, как представлю, что она там лежит без сознания, и каждая секунда…

– Если бы она лежала там уже несколько дней, то…

В голосе Ивана послышался страх. Тори тоже передернуло.

– Нет, – твердо сказала она, отгоняя панику. – Леська еще молодая. Ничего с ней такого случиться не может.

Кажется, они с Иваном подумали об одном и том же. О суициде.

– В общем, бери ключ и дуй сюда, – выпалила Тори.

В эфире опять повисла пауза. На этот раз – какая-то очень уж напряженная.

– Эй, что случилось?

– Знаешь… – Иван промямлил почти нечленораздельно. – Мне… Неловко… Мы же официально уже развелись…

Очевидно, его новая любовь – та еще стерва. Скорее всего, не разрешает Ивану даже думать о Леське.

– Не понимаю, что ты там бормочешь, – Тори опять начала нервничать, и от этого злиться. – Срочно дуй сюда!

И отключилась. Качели все так же монотонно и зловеще скрипели сами по себе, без единого дуновения ветра, и звонок мобильного ворвался в эту сольную серенаду, усиливая тревожные ноты.

– Я не могу и не хочу иметь к этому никакого отношения, – уже четко и безапелляционно заявил Иван. – И в квартиру заходить не хочу. Давай встретимся в «Ласточке». Буду там минут через двадцать.

– Трус, – сказала Тори. – Жалкий трус. Ладно, обойдусь без тебя. Но жду в «Ласточке» не позже, чем через пятнадцать минут.

Кажется, у Тори на голове поседел не один волос, пока она ожидала Ивана, а потом возвращалась к Леськиному дому с ключом, зажатым в мокрой от пота ладони. Всовывала кусок металла в замочную скважину дрожащими руками и, когда дверь, щелкнув, отворилась, еще несколько секунд топталась на пороге, не решаясь зайти.

Еще с порога чувствовалось, что в доме никого нет. По крайней мере, живого или одушевленного. Мертвая тишина застыла едва уловимым вопросом: когда вернутся хозяева? Квартира лежала покинутым псом, свернувшимся скорбным калачиком. Стоял почти выветрившийся незнакомый запах – словно тут жгли ладан или индийские благовония. Или бумагу, а после старались перебить гарь духами или хорошим освежителем. Впрочем, пахло очень слабо, отзвуком запаха, а не им самим.

Тори вздохнула и вошла в комнату, зажмурившись, чтобы сразу не увидеть безвольное тело Леськи. Открыла один прищуренный глаз, затем второй. Зал пуст и идеально убран. Леськи в нем не было – ни живой, ни в виде трупа.

Это приободрило Тори. В спальне белье дышало чистотой и нетронутостью, Леськи там опять же не наблюдалось. В шкафу, наполовину очищенном от вещей Ивана, на первый взгляд, вся одежда Леськи оставалась на месте. Даже любимые джинсы, из которых Леська обычно не вылазила, аккуратно покоились в стопке других штанов. Она явно ушла из дома в том самом новом платье.

Ванная. Надраено до блеска и пусто. Ряды флакончиков на полочке, толстенький рулон мягкой туалетной бумаги, пушистые полотенца – кажется, совсем новые, Тори таких раньше у подруги не видела.

Осталась кухня. Тори вошла и с минутным облегчением присела на мягкую накидку табурета. С одной стороны, она не обнаружила тело Леськи в квартире. Но с другой – это никак не объясняло исчезновение подруги. И теперь предстояло обзванивать морги, больницы и писать заявление на розыск. Ни первое, ни второе Тори никогда не делала. И совершенно не хотела никогда этим заниматься.

Леська, дурында, ну куда же ты подевалась? Тори почувствовала приступ удушья и рванула дверь на балкон.

Над домом часто и низко летали самолеты. Аэропорт находился так близко, что железные птицы с грузным свистом прорывали воздушный купол именно напротив Леськиной лоджии. Счастливые и немного пьяные от свободы, устремлялись в вольную волю по проложенному маршруту.

Сейчас один из них гудел особенно радостно, а Тори провожала его взглядом, раздвинув стекла лоджии. Несколько недель назад, еще в счастливой «доизмене» Ивана, они здесь курили тайком от него, опустошив бутылку легкого вина.

Иван был категорическим противником любых пагубных привычек. Что, собственно, не спасло его от пагубной страсти. Судьба всегда подкарауливает тебя там, где не ожидаешь. А тогда Тори и Леська хмельные и безмятежные скрывались от безупречного правильного Ивана. Как они думали…

– Вот бы сейчас улететь куда-нибудь, – Тори затягивалась горьким дымом, провожая взглядом очередной самолет. – Все равно куда. Просто хочется летать. В облаках, над облаками. Повыше.

– А мне – наоборот, – засмеялась Леська. – Все время хочется нырять. Куда-нибудь поглубже.

– Нам нужно на море, – констатировала Тори. – Полететь на море. В этом случае соединятся наши мечты. Слушай, а давай?!

Эта прекрасная идея пронзила ее своей банальной гениальностью. Поехать куда-нибудь вместе.

– Мы никогда не выбирались из города, – подхватила Леська.

В ее глазах загорелся опасный огонек авантюризма, попавший на легковоспламеняющуюся алкогольную основу.

– В этот сезон не получится, – подруга сразу принялась воплощать в твердые планы летучую идею. – А вот если годик подкопить…

– Можно не ходить в «Ласточку», – предложила Тори. – И каждый раз откладывать по тысяче, когда мы туда не пойдем.

– Уменьшить закуп продуктов не получится, – продолжала список Леська. – Иван не потерпит урезания рациона. Но он сможет оплатить билеты.

– Тебе-то, конечно, – покачала головой Тори. – А с какой стати твой муж должен раскошеливаться на меня?

– Думаю, он будет рад остаться один на пару недель, – подмигнула Леська. – А отправить меня с тобой надежнее всего. В общем, мы должны придумать коварный план, как бы достать его посильнее. Так, чтобы он не только с удовольствием отправил нас на море, но и выделил сумму, чтобы мы смогли остаться там подольше…

– Да, – хихикнула Тори. – При таком обстоятельстве отдых на море у нас получится быстрее, чем экономия на «Ласточкином» кофе.

Этот совершенно обычный разговор вспоминался сейчас, как нечто пророческое. Леська произнесла тогда именно «нырнуть». И еще «поглубже». А Нине Ивановне показалось, что неизвестная, а потому пугающая женщина однажды ночью в Леськиной квартире командовала «Слушай меня и погружайся». Кажется, так.

Леська иногда, подвыпив, говорила, что она – дочь русалки. Глупость, конечно. Тори была уверена наверняка, что подруга все это сочинила. Побег ее мамы из русальего круга, и откуп, который она заплатила, чтобы их оставили в покое. Как в сказке Андерсена – ногами. Русалочке каждый шаг на земле причинял боль. Дина Егоровна вообще не могла ходить.

Скорее всего, она придумала эту сказку, чтобы сгладить для дочери суровую безнадежность реальности. Дина с Вирой и познакомились на каких-то реабилитационных занятиях. Леськина мама страдала той же болезнью, что и Вира, передвигалась в инвалидном кресле.

Но как бы то ни было, Леська действительно до умопомрачения любила воду. И плавала, и ныряла, как самая настоящая русалка. Бассейн не переносила, говорила, что вода в нем – мертвая, хотя ее уже давным-давно обрабатывали не хлоркой, а совершенно нейтральным составом, ничем вообще не пахнущим. А вот в не очень-то чистой речонке, которая питала город, Леська по-настоящему наслаждалась…

Очередной самолет растворился в сером небе. Наверняка там летели и люди со сложной судьбой, и с большими трудностями, но Тори казалось, что абсолютно все пассажиры в нем – счастливы. Просто потому, что их проблемы хотя бы на краткое время остались далеко внизу. Они возвышались над суетой.

Нельзя раскисать. Тори обязана выяснить, что случилось с Леськой. Найти любую ниточку, которая могла бы подсказать направление мыслей подруги. Человек не может просто так взять и исчезнуть. Живой он или мертвый, за ним всегда тянется шлейф взглядов, разговоров, билетов, регистраций. Могла ли Леська, предав их совместную мечту, отправиться одна на море?

Тори, глубоко вздохнув, вернулась в комнату, собираясь (хотя это казалось очень стремным) перерыть все комоды и полки.

Главную улику Тори нашла в мусорном ведре. Вообще-то оно было чистое, с новым мешком, только шарик смятой бумажки перекатывался на дне. Тори пребывала по этому поводу в противоречивых чувствах. С одной стороны, радостно: ей не пришлось копаться в многодневных объедках и очистках, но теперь наверняка безвозвратно потеряно что-то, проливающее свет на историю Леськиного исчезновения.

Она осторожно достала скомканный шарик, и развернула его. Бумага была старая, обугленная по краям, и без того выцветшие от времени чернила, из-за мятости стерлись в некоторых словах.

И все же Тори попыталась прочитать текст. Положила на подоконник, туда, где было побольше света, ладонью разгладила листок. Почерк круглый, почти детский, слова выписывались старательно. Только это и помогло разобрать несколько фраз.

Это было письмо. Старое письмо, адресованное непонятно кому, но оно дышало таким отчаянием, такой безнадежной тоской, что все это просочилось сквозь время и безвозвратную потертость.

«… уехала… без тебя…»

«… нормально учусь, но какое значение…»

«… никому не сказал, где ты, но почему я должен… не требую, просто прошу…»

«… он сказал, что бросила, но я не верю»

«…не… звонить, разве не глупо?… услышать твой голос… сладкая нежность»

И одно-единственное предложение, которое Тори смогла прочитать полностью:

«Милая, любимая, даже если между нами все кончено, я найду тебя, потому что ничто не кончается, пока мы живы».

Любовное письмо. Тори вздохнула и присела на табурет. Судя по всему, оно не могло быть адресовано Леське. И кто бы писал сейчас рукописные послания? Отправить смс-ку, и дело с концом. Но Леська явно… Да, этот запах…

Подруга что-то жгла в квартире перед тем, как исчезнуть. И письмо, чуть опаленное по краям. Наверное, Леська торопилась, не стала дожидаться, пока все сгорит окончательно.

Тори вспомнила, что подруга залезла в коробки, которые остались от ее мамы. Дины Егоровны. Долгое время после маминой смерти Леська не могла к ним прикасаться. Говорила, что больно. Может, сожженное и было тем самым содержимым коробок? Не считая платья и заколки-бабочки, с которыми Леська явно не собиралась расставаться?

Кажется, в ванной запах гари был сильнее. Тори сорвалась с места. Обследовала раковину, опустилась на четвереньки и осторожно прошарила чисто вымытый пол. Точно! Около унитаза от ее движения взметнулось несколько темных больших пылинок. Пепел. Леська просыпала обгоревшие остатки бумаги и не заметила, что не все убрала. Но зачем подруга жгла это старое письмо, и почему не довела дело до победного конца, оставив один листок?

Может, Леська хотела, чтобы Тори его нашла? Или Иван?

Ещё из непонятного на кухне почему-то среди чашек ей встретился небольшой блокнотик. Старый, потёртый. Тори открыла его на первой попавшей странице:

«Мне явили отрока в короне

Мальчика с небесными глазами

На секунду показалось – таю

Я была не первая – вторая,

Чья-то тень металась по портьерам

От незнананья истины сгорая,

Но пришел ужасный и великий,

Запретил искать ребенка рая»

Стихи. Написанные явно почерком Дины Егоровны. В последнее время ей становилось говорить всё труднее, она писала записки, и Тори хорошо знала её руку. Но неужели Леськина мама писала ещё и стихи? В это сложно было поверить.

Тори вздохнула и вернула находку на место. Старый девичий блокнот не прояснял абсолютно ничего из поведения Леськи. Просто выпал из той самой коробки, которую подруга наконец-то разобрала через два года после смерти Дины Егоровны.

Глава третья. Нежный шепот, громкий плач

СМС-ка с номера Леськи пришла поздно ночью. Тори пребывала в глубоком сне, когда мобильный тихо булькнул, забытый в сумочке. Одновременно расстроенная, задумчивая и уставшая она вечером бросила сумку на кухне, так что услышать сигнал в любом бы случае не смогла.

Кстати, удивительно: номер высветился без имени. Сначала Тори и не поняла даже, что это Леськин. Просто цифры, вместо привычного «Рыба», как подруга была обозначена в списке контактов.

«Нежная сладость, Заяц, это больно» – спросонья Тори вглядывалась в текст без всякого понятия, что он может означать. Чушь какая-то, промелькнуло одномоментно в голове, а затем Тори чуть не закричала, срочно нажимая на зеленую трубку. Но номер был уже недоступен. Опять. Как и несколько дней до этого.

Тори в отчаянье собиралась швырнуть мобильный об стенку, но тут же поняла самое главное: Леська жива. Черт возьми, по крайней мере, она была жива еще в полчетвертого ночи, и. очевидно, невредима настолько, что смогла набрать текст. Никто, кроме Леськи, не мог написать такое: пусть и совершенно дебильно-ванильное, но открывающее самую суть отношений между ними. Они называли так друг друга: «Рыба» и «Заяц», две великовозрастные дурынды, и никогда никому не сказали бы о милых, но таких глупых прозвищах.

И Леськины слова: «нежная сладость». Те, которыми она выводила Тори из себя накануне исчезновения. Без всякого сомнения.

А это было самое прекрасное, что могло случиться в данных обстоятельствах. Ну, кроме, благополучного возвращения Леськи. Но и смс-ка на безрыбье сойдет.

Переведя дух и отрадовавшись, Тори задумалась, что ей теперь делать с этой информацией. Под наплывом чувств она сначала не заметила резанувшее слово. «Больно»… Тори в который раз пересмотрела короткий текст. Слово «больно» давало понять, что Леська не в таком уж порядке. Это был сигнал о помощи?

В любом случае Тори собралась сделать то, что решила еще вчера. Подать заявление о Леськиной пропаже. Кажется, кроме нее, это никому не нужно. Несмотря на пришедшее от подруги сообщение, тревога не оставила, а только усилилась: с Леськой явно что-то случилось.

Она быстро влезла в джинсы, машинально натянула легкий дождевик поверх футболки, и на улице поняла, что это было правильно: холодные капли дождя расплылись на серой плащевке, как только Тори вышла из подъезда. Она растеряно остановилась: а где может быть ближайшее отделение полиции, и как вообще подают заявление о пропаже людей?

Опять нырнула в подъезд, чтобы не мочить мобильник под дождем, вбила в поиск. Оказалось, что отделение не так уж и далеко от дома. Остановки две, можно пройтись и пешком, если бы не дождь.

Все равно пока Тори ждала троллейбус, успела вымокнуть, и в серое здание ввалилась мокрая, как цуцик. С дождевика на покрытый грязными разводами пол стекали капли, а кроссовки хлюпали и вносили в чужие следы свою нечистую лепту.

Дежурный полицейский за решетчатой конторкой посмотрел на нее с усталым раздражением. Он был полноват, дышал с отдышкой, громко и тяжело.

«Наверное, поэтому он сидит на приеме заявлений», – подумалось Тори. – «Его не берут в засады и погони, от этого он чувствует себя неполноценным и раздражается».

– Моя подруга пропала, – сказала она. – Не появляется ни в своей квартире, ни на работе уже несколько дней. Я не могу с ней связаться.

Дежурный молча смотрел на Тори, словно ожидал от нее чего-то еще.

– Простите, – поперхнулась она словами. – Я не знаю, как… Ну, как заявлять о пропаже человека.

– Совершеннолетняя? – наконец-то спросил дежурный.

– Кто?!

– Ваша подруга?

– Ну, конечно, – Тори совершенно потерялась.

– Вы жили вместе? – он спросил не для того, чтобы помочь, просто понял, что иначе она будет стоять у его конторки немым укором до второго пришествия.

Тори покачала головой.

– Нет, она до недавнего времени жила с мужем. Два месяца назад они развелись, и Лесь… Олеся осталась одна.

– Загуляла? – бесцеремонно, но не без ноты зависти предположил полицейский.

– Исключено, – Тори была готова к такому вопросу. – Ее бывший муж тоже говорит, что она где-то веселится, но Лесь… Это вообще не похоже на нее.

– Так, – пухлые пальцы вдруг забарабанили по невидимому Тори из окошечка столу.

– Я обзвонила все больницы и морги, – пояснила она. – Ее нигде нет. И в квартире ничего…

– Вы ходили по квартире пропавшей и трогали вещи? – тон дежурного посуровел.

– Ну да… А что мне оставалось делать?

– По крайней мере, не лапать возможное место преступления, – рявкнул тот. – Там могли быть улики или отпечатки чужих пальцев, которые вы стерли…

– Преступления? – с ужасом переспросила Тори.

– А что вы думали, если человек исчезает? Возможно, ее уже нет в…

– Нет, нет, – торопливо перебила Тори, опасаясь, что он произнесет вслух слово, которое она боялась подумать. – Сегодня утром пришла смс-ка…

Она сквозь решетку сунула дежурному под нос свой мобильный, наверное, слишком резко и суетливо, потому что он сначала непроизвольно отпрянул, а только потом, сощурившись, вгляделся в текст.

– Это же славно, – поднял он на Тори глаза.

Взгляд был такой же тяжелый, как и дыхание. Серо-графитный, прибивающий к земле.

– Чего тут славного? – удивилась Тори. – Вы же видите, она пишет «больно».

– Раз может пользоваться мобильным телефоном, значит, в сознании и взаперти ее не держат, – в голосе дежурного появилась вдруг даже какая-то симпатия.

По крайней мере, облегчение – точно.

– Думаю, что ничего страшного с вашей подругой не случилось. Давайте, я запишу координаты, и с вами обязательно свяжутся.

– А заявление? – удивилась Тори. – Нужно же все оформить официально.

– Ладно, – вздохнул дежурный. – Пишите и заявление. У вас есть ее фото?

Тори поняла, что это абсолютно бесполезное занятие.

***

До момента, когда Леська пропала, Тори казалось, что она знает и понимает подругу, как никто и никого. Она всегда угадывала, что лучше купить по дороге – шоколадку или пару бутылок пива, – лишь по Леськиному голосу в телефоне. И умела утешать Леську. И когда умерла ее мама, и когда ушел Иван.

Совершенно одинокая Тори, впервые открыв Леське дверь в прихожей Виры, сразу поняла: эта тонкая, светлая девушка станет ее подругой. Много говорят про любовь с первого взгляда, но чаще с первого взгляда случается дружба.

– Ты тоже на пересдачу? – шепнула симпатичная незнакомка и улыбнулась так, что в душе Тори с грохотом обвалился оттаявший ледник.

Девушка сунула ей тонкую, прохладную ладошку и сказала:

– Леська… Я – Леська… Как Вира сегодня? В благодати или поучает?

Она торопясь скидывала с узкой ступни стоптанную бежевую балетку.

– Вроде, ничего, – пожала плечами Тори.

Ей почему-то впервые стало стыдно, что она не студентка, завалившая сессию, а «помощница по дому». Так ее называла Вира, но означало это, конечно, простую уборщицу.

Леська нахмурилась, отчего веснушки поползли на переносицу.

– Плохо. Лучше бы она поймала вдохновение.

Тори улыбнулась. Когда Вира «ловила вдохновение», то уходила в себя, выслушивала заваливших экзамен студенток невнимательно и торопливо ставила хорошие оценки. Только вот… Врать этой веснушчатой, легкой Леське совсем не хотелось.

– Я здесь работаю, – сказала она, сжавшись внутри. – Не учусь.

Обычно в таких случаях студентки, ее ровесницы, вежливо, но уже отстраненно просили принести чашку чая или кофе.

– Здорово! – вдруг обняла ее Леська и совершенно искренне сказала.

– Я бы тоже всю эту бодягу бросила, у меня мама болеет, работать нужно. Но Дина уперлась: учись, да учись. А толку-то? Я бы хоть могла ей лекарства дорогие покупать. От Виры иногда перепадает, они вместе на реабилитацию ходят, но все равно – деньги-то нужны. А ты – молодец!

– А Дина… Кто это? – Тори опешила от такой реакции.

– Да мама же моя. Дина Егоровна. Если я сейчас быстро календарно-обрядовую поэзию сдам, то пойдем к нам в гости, познакомлю. Ты когда работать заканчиваешь?

– До последнего посетителя, – печально пошутила Тори, но Леська сразу шутку поняла.

И прыснула:

– Честное слово, я буду последним. Вот позвоню сейчас Элке, она после меня собиралась, скажу: Вира сегодня особенно настроена на чтение колядок наизусть…

***

Тори вдруг осознала, что уже минут двадцать стоит у кухонного стола. Салфетка, которую она, не замечая, нервно теребила в пальцах, превратилась в мягкие мелкие клочья, и они кружились вокруг снежными хлопьями. Или, вернее, тополиным пухом – все-таки на дворе стояло, пусть и прохладное, но лето.

Опомнившись, она вытащила маленький пылесос, намереваясь собрать в него обрывки, пока они не просочились в комнату с ковровым покрытием. Обрывки… Тори вспомнила про чуть обгоревшее по краям письмо. Там тоже было вот это «сладкая нежность». Или «нежная сладость»? Сначала Тори не придала этому значения, она вообще не понимала, каким образом может быть причастно к исчезновению Леськи старомодное до неприличия письмо от неизвестного мужчины, и имеет ли оно какую-либо связь с пропавшей подругой. Но теперь эти два простых слова «сладость» и «нежность» приобретали то ли код, то ли пароль.

Во рту стало приторно-липко, как будто Тори объелась конфет. Полиция не будет торопиться искать Леську. Но что она может сделать? Тори очень сомневалась в своих дедуктивных способностях.

Она набрала ненавистного Ивана. Совершенно не хотела даже здороваться с Леськиным бывшим, но без него не могла обойтись, следовало себе признаться.

– Слушай, – сказала, когда раздалось хрипловатое «ну».

Наверное, Тори его разбудила.

– Я получила смс-ку от Леськи.

Иван вздохнул с облегчением:

– Ну, значит, у нее все в порядке, да?

– Я не уверена, – сказала Тори. – И хочу кое-что проверить. Есть ли возможность узнать, на каких сайтах Леська сидела последнее время?

Надо отдать должное, Иван сразу включился.

– По роутеру, да. Данные хранятся месяц. А что?

– Узнай, а? Есть кое-какие соображения.

Тори не стала ему докладывать про странный взгляд Леськи в их последнюю встречу, когда подруга отрывалась от мобильного. Если та и в самом деле сидела на сайте знакомств, появилась пусть смутная, но надежда вычислить, с кем Леська общалась. Возможно, следовало искать пропажу среди ее новых знакомых.

– Наверняка какие-нибудь ужасные женские сериалы, – Иван был недоволен.

Ну, конечно.

– Знаешь что? – оборвала Тори его. – Сделай это немедленно. Жду тебя в вашей… Леськиной квартире через полтора часа. Посмотришь данные с роутера.

– У меня сегодня планы, – попробовал в очередной раз откреститься Иван.

Он все еще не верил в серьезность ситуации. Наверняка думал, что Леська разработала очередную операцию мести.

Тем не менее через два часа Иван хоть и очень недовольный, но был на месте. Он привез свой ноутбук, который хранил память роутера, и после нескольких манипуляций с ним удивленно произнес:

– Знаешь, тут какой-то сплошной «Сладкий сон». Похоже на он-лайн психотерапию. Она заходила на этот канал в ютубе каждый вечер. Только на него, и никуда больше. И началось это недели три назад. До этого и сериалы всякие, и еноты, поедающие морковку, а затем сплошняком – «Сладкий сон». Вот смотри: «Позабочусь о тебе перед сном», «Волшебные звуки воды», «Теплый песок сыпется на твои плечи», «Нежный шепот в сумерках»… А вот этот чаще всего: «Иди ко мне». Ничего, вроде, криминального, но… Что это вообще такое?

Тори вздохнула:

– Не знаю.

Пятнадцать минут, пока Иван возился с ноутбуком, показались ей вечностью.

– Ума не приложу. Но обязательно посмотрю.

– Я глянул, – сказал Иван. – Там какая-то тетка водит кистью по микрофону и шепчет жуткую ерунду. Даже лица не видно – в кадре только руки, кисть и микрофон. И на этой ерунде она залипала часами…

Он покачал головой, выражая свое отношение к бывшей жене. Впрочем, Иван всегда и ко всем женщинам относился с чувством превосходства. Он был такой распространенной смесью мужского шовиниста и ботаника-задрота.

– Может, какой сайт знакомств, где обитают маньяки?

– Никаких маньяков и сайтов знакомств, – подытожил Леськин бывший. – Только вот это вот…

Он пренебрежительно махнул рукой на экран. Тори подошла ближе, приникла к монитору.

– Включи, – потребовала.

На экране застыла в легком взмахе тонкая ладонь с длинными, изящными пальцами. С запястья стекал невесомой материей рукав – то ли прозрачный шелк, то ли трепещущий шифон.

Иван снял картинку с паузы.

– Привет, радость, – вздохнуло, разнеслось по комнате.

Легкий шелест пальцев-бабочек.

– Если ты хочешь сладко и крепко уснуть, просто слушай мои указания и выполняй мои команды. Выполняй… Выполняй… Выполняй, и все будет хорошо. Давай начинать.

По позвоночнику Тори пробежал легкий трепет от невесомого голоса. Каждое придыхание шепчущей девушки вызывало приятный спазм.

– Почувствуйте, как теплый песок сыплется на ваши плечи. Какой нежный звук. Представьте, что вы сидите у меня на коленях. Вы слышите? Слышите? Это просто чудесно.

Тори уносило теплыми волнами в неведомый рай.

– И прочая такая же чушь, – грубый голос Ивана словно вырвал ее из морской пены, вернул в реальность.

Он поставил на паузу сеанс, картинка опять замерла на полувзмахе ладони-бабочки. Тори качнула головой, отгоняя от себя наваждение.

– Это какой-то гипноз, – сказала она.

– Глупое представление, – пожал плечами Иван.

– Разве ты ничего не почувствовал?

– А я должен? – он искренне удивился. – Что именно?

– Ну… Такое…

Тори задумалась, подбирая слова, чтобы объяснить это странное состояние, в которое ее мгновенно погрузил шепот.

– Такие волны… Приятные.

– Нет, – он покачал головой, – никаких волн я не почувствовал. И совершенно не понимаю, почему она сидела на этом канале часами каждый вечер.

Тори, кажется, начинала понимать, но ничего не стала объяснять Ивану. Чувствовалось: он только и ждет момента, чтобы слинять.

– Я была в полиции, – сказала она.

– И что? – то ли Иван притворялся, то ли ему и в самом деле все равно.

– Я думаю, тебе придется писать заявление, так как хоть бывший, но муж, а я вообще никто. На меня там сначала наорали, что ходила по ее квартире и все трогала. В смысле, стирала улики и следы, которые необходимы для расследования. Пыталась им рассказать про смс-ку, но они и слушать не стали. Сказали, что раз дала о себе знать, волноваться не о чем. Живая и имеет доступ к связи. А меня отправили домой. Ты, если пойдешь, не говори ничего про смс-ку. Может, тогда объявят все-таки в розыск.

Иван тяжело выдохнул. И Тори вдруг поняла, что ему очень не все равно. Но он почему-то скрывает.

– Вань, – она впервые с момента развода назвала его по имени. – У вас что-то случилось? Скажи мне честно…

– С ней всегда что-то случалось, – пожал он плечами. – И с тобой тоже. Это ваше перманентное состояние. Но ничего такого, из-за чего стоило убегать на какой-нибудь из краев света, никому не сообщив… Нет, такого не было.

– А почему ты ушел?

Тори не смотрела на него.

– Банально, Тори. Свежий ветер почувствовал в своей затхлой жизни. Второе дыхание открылось. Новый проект…

– Догадываюсь про твой проект… – прошипела она.

Иван не мог сдержать это свое счастливое второе дыхание, и Тори стало очень обидно. Сердце сжалось так, словно она была Леськой, и бросили ее, а теперь рассказывают, какая прекрасная жизнь началась там, где ей нет места.

– Ладно, – махнула Тори рукой. – Просто мне все время кажется: ты что-то скрываешь.

– С чего бы мне скрывать? – почти искренне удивился Иван. – Не думаешь ли, что это я убил бывшую жену и спрятал где-то труп…

При слове «труп» оба вздрогнули, а Иван тут же быстро исправился:

– Тело…

– А что? – Тори посмотрела на него еще внимательней. – Ты сейчас все рассказал просто прекрасно. Очень правдоподобно. И смск-ку мог отправить ты. Знал же, что она так называет меня – Заяц.

Он пожал плечами:

– А мотивы? Квартира? Тори, это моя квартира, я ее очень даже великодушно оставил бывшей жене. Ты не знаешь, что она еще до встречи со мной квартиру продала, чтобы оплатить лечение матери?

– Но они же жили в ней?! – удивилась Тори.

Она много раз бывала в гостях в этой самой «двушке». Иногда с ночевкой.

– Продали, а потом арендовали у нового хозяина, – кивнул Иван. – Вернее, он хозяин-то новый, а так – старый знакомый Леськиной матери. Ты не знала?

Леська никогда подобного не говорила. Тори опять с горечью подумала, что ничего толком и не знает о своей самой близкой и единственной подруге.

– Представления не имела, – покачала головой она. – А ты с ним знаком? Может, он что-то знает?

Иван вдруг с головой нырнул в свой планшет и через пару минут произнес:

– Записывай телефон.

– Быстро ты, – сказала Тори.

– Да он нейроанатом, нужен был для консультации на наш проект. Леська и посоветовала как-то. Познакомились, поработали, контакты остались, поэтому и быстро.

– Я имела в виду, что ты быстро свалил на меня и эту проблему.

Иван пожал плечами:

– Слушай, я же с самого начала сказал, что Чип и Дейл не будут спешить на помощь. У нее – своя жизнь, у меня – своя.

– Ты боишься, что она найдется с каким-нибудь хахалем – счастливая, как никогда раньше.

– Думай, как знаешь, – Иван уже начал злиться. – А звонить я никому не буду, и встречаться – тоже. Что-то еще?

– Да, – мстительно сказала Тори. – Еще! Ты можешь узнать, откуда ведется этот канал? И еще… Есть возможность отследить, откуда была отправлена смс-ка? По геолокации там… Хоть что-то узнать…

– Очень мало. Я же тебе говорил, что IP – это адрес провайдера, а не пользователя. То есть вычислить личность: имя, домашний адрес, телефон, номер кредитной карты, логины, пароли, явки и тому подобное по нему невозможно. Максимум – название компании-поставщика Интернета, страну и город абонента. Причем город определяется правильно далеко не всегда. Чтобы связать IP и время его использования с конкретным ФИО, требуются логи сервера провайдера. А для этого его нужно взломать, только тогда из договора можно узнать, кто конкретно этот пользователь, его адрес и телефон.

– Ну, и ты же можешь узнать?

Иван коротко хохотнул:

– Тут видишь ли есть проблема.

– Какая для тебя, гения, может быть проблема, – Тори решила немного подсластить пилюлю. – Ты же все секреты знаешь…

– Какие уж тут секреты! Этот гениальный ход очень популярно и подробно прописан в УК Российской Федерации. Статья 272: «Неправомерный доступ к компьютерной информации». До двух лет лишения свободы. Этот твой «Сладкий сон» может стать очень даже горьким.

– Но откуда кто узнает, что ты передал мне какие-то данные? И, кроме того, Иван, не можешь ты вот так второй раз предать…

– Хватит уже! – рявкнул вдруг Леськин бывший. – Наполовину!

– Что – наполовину?

– Я узнаю точный адрес, откуда транслируется канал. А все остальное – выяснишь сама. Подашь запрос в полицию на распечатку ее звонков и смс-сок. Законным путем.

Он опять не стал произносить имя бывшей жены. Вообще, вдруг поняла Тори, ни разу не назвал. И сейчас так и сказал «все остальное». Это Леська-то – «все остальное»? Но не стоило раздувать скандал, прежде чем он выяснит адрес.

– Хоть так, – вздохнула Тори. – И все-таки – ты мерзкий козел.

В конце концов, единственное, что она могла противопоставить его невыносимому мужскому шовинизму: непоколебимый женский шовинизм. Подобное подобным не только лечится, но и выбивается клин клином.

Глава четвертая. Мертвая зона удовольствия

Алексей Георгиевич оказался представительным мужчиной хорошо за сорок, что удивило Тори: по телефону его голос звучал мальчишески звонко.

Они встретились в вестибюле бизнес-центра на первом этаже. В углу прозрачного, наполненного светом холла стояли несколько кресел, низкий столик и большое разлапистое растение в кадке. Положительный момент был в том, что не пришлось проходить через основательный турникет, где хмуро вросли в землю два внушительного вида охранника, которые не пускали посторонних.

Тори села в одно из кресел и принялась ответно пялиться на стражей, стараясь придать взгляду такое же напряженное презрение. Отвела глаза, только когда симпатичный мужчина в белоснежной рубашке с закатанными рукавами появился с той стороны охраняемых «врат» и безошибочно направился к ней. Присутствующие в вестибюле невольно поворачивали головы ему вослед. Алексей Георгиевич словно распространял властную ауру, которую невозможно было игнорировать.

– Виктория? – он спросил больше из вежливости, чем для опознания, подойдя к столику.

Тори с трудом удержалась, чтобы не подскочить навстречу энергичному, жизнерадостному голосу. Алексей Георгиевич сел напротив нее, заложил ногу за ногу. Белизна рубашки еще сильнее засияла на фоне темно-коричневой спинки кресла.

– Честно говоря, я не совсем понимаю, чем могу быть полезен, но раз вас рекомендовал муж Олеси…

– Олеся пропала, – сразу сообщила Тори. – Ее нет нигде уже несколько дней.

Его брови растерянно поползли вверх, надежная самоуверенность улетучилась.

– Ккк-а-акк? – он даже начал заикаться.

– Иван сказал, что вы помогали ее матери, вот я и подумала…

Надо отдать должное, Алексей Георгиевич быстро взял себя в руки. Он покачал головой:

– Мы не виделись с Олесей с похорон Дины. А потом один-единственный раз созванивались, когда Ивану понадобилась моя консультация. Я только тогда узнал, что Олеся вышла замуж…

– У вас такие плохие отношения? – удивилась Тори.

Сложно представить, что у Леськи могут быть с кем-то долгие плохие отношения. Подруга быстро вспыхивала, но так же быстро и отходила.

– Она думала, что я – ее отец, – не ходя вокруг да около, кивнул Алексей Георгиевич. – И в детстве все ждала от меня этого признания. А потом решила, что я предал Дину и ее тоже. Когда женился.

– А вы… Извините…

Он покачал головой:

– Я бы очень хотел, но нет… Дину я любил всю жизнь, обожал, с ума сходил. Но только издалека.

– Вы так прямо говорите об этом…

– Все кончилось, – сказал Алексей Георгиевич. – Я никогда не скрывал своих чувств, а теперь уже и подавно. Все кончается, кроме любви. Странно… Дины давно нет, а любовь никуда и не делась.

Тут Тори поняла еще одну вещь. Хваля себя за то, что спрятала в сумке обрывки сожженного письма, она полезла в кармашек и достала их. Молча протянула Алексею Георгиевичу. Он с недоумением и даже как-то брезгливо взял обугленные листы. Всмотрелся в невнятную вязь слов, от которых просто веяло детским отчаянием. И Тори увидела, как свет в его глазах из недоумения превратился в настороженность, затем – в интерес, а после – в узнавание.

Он не смотрел на Тори, впившись взглядом в выцветшие строки.

– Это… Мое письмо. Господи, сколько лет… Откуда оно у вас? И почему…

Алексей Георгиевич наконец-то вспомнил, что Тори сидит тут напротив.

– Я нашла это в квартире Олеси, когда она пропала, – призналась девушка. – Только один листок. Письмо пытались сжечь совсем недавно, а до этого, очевидно, бережно хранили.

Одновременно радость и невыносимая тоска отразились на лице Алексея Георгиевича. Тори и не знала, что человек может испытывать эти два чувства разом.

– Первая любовь… Она же – вечная. Я представления не имел… Дина хранила что-то, связанное со мной, столько лет!

Тори кивнула.

– Вы были ей дороги, это очевидно.

– Думаете? – он словно озарился счастьем.

– Уверена, – твердо сказала она.

Хотя… Сейчас Тори вдруг подумала: искалеченная женщина могла хранить всю жизнь письмо от поклонника не от больших чувств к нему, а просто, чтобы вспоминать о своей былой привлекательности. Но не сказала этого Алексею Георгиевичу. Не хотела разрушать его внезапную радость.

– Она пришла к нам в школу на практику, – вдруг произнес он, уставившись невидящим взглядом куда-то в окно, поверх головы Тори.

Девушка даже не поняла сначала, о чем он.

– Дина, – пояснил Алексей Георгиевич, заметив недоумение. – Дина училась в медицинском колледже. Она и старше меня всего-то на два года, прекрасная практикантка. Мы, девятиклассники и десятиклассники, изобретали всякие болезни, чтобы попасть в школьный медпункт. Все выпускники были влюблены в прекрасную медсестричку.

– Медсестричку? – и о том, что Леськина мама училась в медицинском колледже, Тори тоже не знала.

Алексей Георгиевич опять кивнул.

– Она была просто сказочной, неземной и волшебной. А голос… От ее голоса бежали мурашки по коже, мальчишки входили в какое-то гипнотическое состояние. Как кролики перед удавом. Мы были готовы на любые подвиги, сделать все, что угодно, по ее просьбе. Если бы Дина сказала построиться колонной и пойти в пропасть, мы бы, не моргнув глазом, построились и пошли. Я был только одним из ее многочисленных воздыхателей. Но, как оказалось, самым верным. Когда Дина, окончив практику, вернулась в колледж, я разыскал ее в общаге. Мы даже немного… Не то, чтобы дружили, она иногда позволяла мне выполнять мелкие поручения. Ну, там полку покосившуюся прибить или ведро картошки из магазина дотащить. Может, я и смог бы стать для нее кем-то более важным, чем мальчишка, вечно путающийся под ногами, но…

Алексей Георгиевич вздохнул. Тяжело, с каким-то всхлипом. Словно вдруг случайно вырвалась застарелая боль. Тори не торопила, терпеливо ждала, пока пауза закончится.

– Перед самыми выпускными экзаменами Дина исчезла. Это было очень странно и непонятно: учиться несколько лет и вдруг в одночасье собраться и уехать, не получив диплома. Девушки, которые жили с ней в одной комнате, поведали, что Дина неожиданно покидала свои немногочисленные вещи в сумку, сказала им не волноваться, вышла из общаги и больше не вернулась. Никогда.

Тори прошиб неприятный холодный пот. Очень похоже на то, как исчезла Леська.

– Но вы же писали ей письма, а потом нашли ее…

– Да, так оно и было, – подтвердил Алексей Георгиевич. – Я уже закончил школу и поступил в мед (в память о Дине я решил, что буду учиться в медицинском), когда неожиданно пришло от нее письмо. Как-то нашла адрес моих родителей, я ними тогда жил. Сам с ума сходил, тосковал, был уверен: она и думать обо мне забыла. И вот, спустя два года, Дина вдруг напоминает о себе.

– И что? – не выдержала Тори. – Что она написала?

– Практически ничего, – пожал плечами Алексей Георгиевич. – Там был мой пропуск в школьную библиотеку, она брала накануне исчезновения. Свой потеряла, вот и попросила на время. Пропуск и коротенькая торопливая записка: «прости, только сейчас обнаружила». Без обратного адреса. Но там был штамп города на конверте. Я как одержимый принялся слать письма до востребования. Пару раз во время каникул приезжал сюда, бродил по улицам в надежде, что счастливая звезда случайно столкнет нас. Но нашел ее и Олесю уже значительно позже. Когда закончил вуз, приехал работать в ваш город. Надежды было мало, я не знал даже, живет ли Дина здесь или опять куда-то переехала. Но… Не спрашивайте, как я их нашел. В любом случае очень вовремя. Они отчаянно нуждались. Дина в инвалидной коляске и крохотная малышка, Олесе тогда было года два, наверное.

– А что именно случилось с…

– Кажется, авария, – сказал Алексей Георгиевич. – Какая-то жуткая катастрофа, в которой Дина потеряла способность ходить и утратила свой неповторимый голос.

Тори кивнула. С Диной Егоровной всегда было сложно разговаривать. Звуки вырывались из горла Олеськиной мамы с невероятным трудом, она хрипела и багровела от напряжения, когда хотела что-то сообщить. Преодолевшие преграду слова вырывались из нее неразборчивым лаем, понимала Дину Егоровну только Леська, и в некоторой степени разбирала фразы Вира. И то – через одну.

Девушка и представить не могла, что эта искалеченная женщина скрывала в себе какую-то жуткую тайну. И сейчас она была уверена: исчезновение Леськи напрямую связано с этой непонятной историей, берущей начало еще до ее рождения.

– Она разве не объяснила вам, что случилось? И кто… Кто отец Леськи? Ой, простите, Олеси…

– Нет, – покачал головой Алексей Георгиевич. – Дина никогда не говорила ничего о себе. Я не знаю, откуда она появилась в нашем городе, и почему уехала так поспешно, словно за ней кто-то гнался. Что случилось с отцом девочки, и в какую аварию она попала? Не знаю. Она вообще сначала не хотела видеть меня, и заставить Дину принять помощь стоило невероятных усилий. Они вдвоем ютились в каком-то старом доме-развалюхе на окраине города. Без воды и канализации. Там я их и нашел после долгих поисков. А потом понадобилось нечеловеческое терпение, чтобы уговорить Дину переехать в квартиру, которую к тому времени мне помогли приобрести родители. Сам отправился на съемную, пока не смог купить вторую.

– Но Иван сказал, что Олеся продала…

Алексей Георгиевич покачал головой.

– У них ничего не было. Деньги на лечение всегда обеспечивал я. Не давал, нет, Дина никогда бы не взяла. Представлял дело так, словно смог выбить квоту. Дина верила – я работал в медицине, конечно, успел обзавестись полезными связями. Понимал, что поставить ее на ноги – нереально, но поддерживающая терапия, реабилитация могли облегчить ее состояние. Моя жизнь сосредоточилась на Дине, я отдавал все, что у меня было. А после похорон матери Олеся неожиданно кинула мне в лицо обидные слова. Вроде, как я ее отец, который бросил их много лет назад, а потом откупался за причиненные несчастья. Очень несправедливо, но я не отрицал. В конце концов, оправдания ничего бы не изменили. Дины уже не было в живых, а Олеся выросла и вышла замуж. Моя миссия закончилась. Я даже…

Он, кажется, покраснел.

– Женился. Да, три года назад. Глупо, конечно, в моем возрасте надеяться на то, что новыми отношениями можно избыть тоску и боль после почти целой жизни служения одному человеку. Но я надеялся… И частично все-таки смог вернуться в «нормальность». Родился Славка, мой сын. Ему сейчас уже второй год пошел.

Алексей Георгиевич замолчал. Тори показалось, что в целом мире наступила непроглядная тишина. Белая и мертвая. Как саван. Ни один звук не долетал до нее. Многолюдный вестибюль онемел, все люди глубоководными рыбами открывали рты, шевелили губами, но не могли пробить стену безмолвия.

Эта история была ужасной. Безнадежной и трагичной именно в этой безнадежности. Никто ничего не мог исправить, и уже никогда не сможет. Тори сейчас отчаянно жалела не только Дину Егоровну, Леську и Алексея Георгиевича, но также неведомую ей жену и маленького мальчика Славку. Казалось, что трагедия коснулась и их, наложила свои загребущие руки на жизнь ни в чем не повинных людей.

– Как все… – вздохнула она.

– Вот так, – подтвердил Алексей Георгиевич.

Но тут же встрепенулся, расправил поникшие плечи, словно пытался сбросить груз, никогда не покидавший его спину.

– Впрочем, как я понимаю, сейчас главное – попытаться представить, куда могла исчезнуть Олеся? Мы с ней никогда не были близки, я и подруг-то ее не знаю.

– А может… – столько лет, конечно, прошло, но попытаться стоило. – Может, вы вспомните что-нибудь из тех времен, когда Дина Егоровна проходила практику у вас в школе? Хоть какую-то зацепку. Откуда она была родом? Вдруг Олеся захотела найти родственников? Они только что развелись с Иваном, вероятно, она нуждалась в ком-то близком, чтобы заполнить пустоту после развода. И не смотрите на меня так, я пыталась помочь ей, как могла…

– Я и не смотрю никак, – удивился Алексей Георгиевич. – Как могу вас в чем-то обвинять? Это вы сами себя обвиняете. А насчет прошлого Дины… Она явно была чем-то напугана перед тем, как уехать. Это я точно помню.

– Не сходится, – покачала головой Тори.

– Что?! Что не сходится?

– Олеся вовсе не была напугана последнее время. Скорее, наоборот. Пребывала в каком-то ненормальном блаженстве. И ее смс-ка. Только одно пугающее слово: «больно». Остальное все сладко и нежно. Она все время говорила про сладость и нежность. И смотрела какой-то канал на ютубе под таким же названием «Сладкий сон».

– «Сладкий сон»? – переспросил Алексей Георгиевич. – Случайно, не асмр-канал?

– Что это? – не поняла Тори.

– Асмр. Автономная сенсорная меридиональная реакция. Способность задействовать некоторые неведомые триггеры, порождающие странные ощущения. Человек словно входит в состояние своеобразного гипноза. Но не выключается совсем, просто реальность становится немного другой. Начинается обычно с покалывания в коже головы, возникает чувство, что серебристые искры проскакивают через мозг…

– Да, – сказала Тори. – Что-то подобное происходило, когда я смотрела этот канал. А вы откуда…

– Потому что я как раз и занимаюсь этим явлением, – ответил Алексей Григорьевич. – И вышел на него, изучая возможность вернуть хотя бы волшебный голос Дины. Он был, как бы сейчас сказали, именно глубоко асмрным, триггерным.

Разговор приобретал все более интересные повороты. Тори не ожидала и половины неожиданностей, когда шла на эту встречу.

– Как-то странно, – не удержалась она.

И непроизвольно поежилась. Алексей Георгиевич показался ей с самого начала глубоко научным человеком, а тут вдруг: какие-то триггеры, покалывания, искры. Дело запахло чем-то вроде экстрасенсорики, к которой Тори относилась очень даже пренебрежительно.

Но Алексей Георгиевич не обратил внимания на резкое изменение в ее настроении.

– Сначала бросался во всевозможные авантюры, дававшие хоть каплю надежды, – сказал он, – а потом всерьез увлекся. В общем, я давно уже разрабатываю методы майндфулнесс-терапии.

Наверное, во взгляде Тори отобразилось, о чем она думает. А, вернее, то, что она вообще ничего об этом не думает. Потому что он сразу принялся объяснять. Судя по всему, Алексею Георгиевичу приходилось это делать так часто, что объяснение походило на отрепетированную лекцию.

– Я занимаюсь принципом осознанного внимания, в основе которого лежит нейропластичность мозга. Наш мозг способен изменять свою деятельность, если регулярно выполнять определенные упражнения. То есть майндфулнесс – это его тренировка, нормализующая систему организма человека. А люди, восприимчивые к АСМР-тригерам, через «мурашки» могут впитывать и полезную информацию. Не секрет, что счастье следует искать не извне, а внутри самих себя. Наше тело и сознание являются носителем ресурсов к самоисцелению, но нужно уметь «распаковать» и активизировать эти ресурсы. Как-то так, если объяснять по-быстрому и просто.

Не очень-то и просто…

– Извините, – честно сказала Тори. – Но как-то слабо верится, что подобная…

Еле удержалась в последний момент, чтобы не сказать «чепуха».

– Что подобная экстрасенсорика интересна для науки.

Тори не могла скрыть разочарования: Алексей Георгиевич казался ей основательным человеком, которому можно доверять. А не это вот все. Он заметил смятение девушки и улыбнулся.

– Не вы первая так реагируете. АСМР попала в «мертвую зону» психологии, поскольку реакцию выдает не каждый. Изучить это явление сложно. Датчик на голову толком не нацепишь, потому что «мурашки» тут же пропадают; в томограф испытуемого тоже не положить – аппарат гудит, сложно расслабиться. Однако удалось установить, что АСМР повышает активность альфа-волн, ассоциированных с состоянием расслабленности и спокойствия. Вызываете вы это с помощью медитации, фармакологии, просто расслабились перед сном или смотрите АСМР-ролик – пути разные, но воздействие на мозг будет схожим. Мозг переходит в режим отдыха и не отслеживает изменения, которые происходят во внешнем мире. Человек как бы заглядывает внутрь себя. Выяснилось, что у подверженных эффекту людей во время просмотра АСМР-клипов успокаивался пульс (примерно на три удара в минуту). Также они отмечали прилив положительных эмоций и чувство расслабленности. Эти ощущения схожи с различными методиками по снятию стресса вроде прослушивания медитативной музыки.

– Интересно, – сказала Тори. – Значит, вы знаете этот канал: « Сладкий сон»? Тот, что постоянно смотрела Олеся перед своим исчезновением. Кажется, он очень популярен. По крайней мере, я испытала нечто совершенно необыкновенное, прослушав его только пару минут.

– Sweetdream АСМР? – переспросил Алексей Георгиевич.

– Нет, именно на русском – Сладкий сон. Так было указано.

Он почему-то заволновался.

– Ну как же, как же так… Вообще-то я очень хорошо знаком со всеми более-менее популярными асмрщиками. Но не знаю такого канала. Из известных есть, например, MongsilunnieАСМР, Ryoko АСМР, Sweet L ASMR. Ты точно запомнила название?

– Да, – Тори уверенно кивнула. – Я хорошо запомнила, потому что Леська прислала мне странную смс-ку, в которой и был тот же сладкий сон.

– Никогда не слышал о таком канале. Обязательно поищу. Наверняка, если асмрщица стоящая, о ней знают в «профессиональных» кругах. Но скорее всего, это Леночкин Sweetdream. Не скажу, что она волшебница, но очень старательная и трудолюбивая. Ролики выпускает по два раза в неделю.

– А кто такая – Леночка?

– Вообще-то я не имею права разглашать личную информацию, а асмрщики тщательно оберегают свои контакты от возможных хейтеров или просто сумасшедших. Но… Ты можешь найти ее Sweetdream АСМР на ютубе и списаться. Конечно, не думаю, что она имеет какое-то отношение к исчезновению Олеси, но вдруг… Кстати, я не в курсе такого интереса Леси к АСМР. Она всегда раздражалась, когда мы с Диной говорили о моих экспериментах. Просто слышать об этом не могла, из себя выходила. Поэтому мне тоже кажется странным такой резкий поворот…

Тори кивнула. Леська была Козерогом, и если упиралась в чем-то, то свернуть ее мнение – за гранью фантастики.

– Я попробую связаться с этой Сладкой Леночкой, – ответила она, – но лучше вам поговорить с ней. Наверняка к вам будет больше доверия, чем к какой-то неизвестной девице в интернете. Спросите, ну, может, случайно там она знает что-нибудь о Леське.

Алексей Георгиевич опять покачал головой.

– Шанс, что она знакома с Олесей – ничтожен. Не вижу ни единой точки соприкосновения. Но, конечно, спрошу. И постараюсь разузнать: существует ли канал с похожим названием. Возможно, кто-то захотел воспользоваться популярностью Леночки и сплагиатил в надежде на быструю раскрутку. Но такие вещи в среде асмрщиков тут же становятся известны. Не вижу никакого смысла…

Что ж, с Алексеем Георгиевичем Тори тоже решила встретиться «на всякий случай». А узнала столько всего…

Глава пятая. Просто старые сказки

Ошеломленная только что услышанной историей безнадежной любви, Тори задумчиво брела по парку, разбитому вокруг делового центра, в котором трудился несчастный Алексей Георгиевич. Непривычный для лета холод немного отступил, влажный пронизывающий ветер сегодня стих, сквозь темные, неподвижно нависшие облака, грозящие в любой момент трансформироваться в тучи, робко проглянуло солнце. Прогуляться между старых деревьев было сейчас даже приятно, если бы не обстоятельства, загнавшие Тори в эту часть города. Она отмечала краем глаза и ухоженные дорожки, и подстриженные кусты, и свежеполитые клумбы, но как-то невзначай, походя. Если бы Леська гуляла сейчас с Тори, насколько приятно было бы разделить открытие такого чудесного парка. Они бы присвоили его себе, как когда-то присвоили «Ласточку», и временами говорили: «Встретимся в нашем парке», приходили сюда, тихонько обсуждали встречных прохожих. Но Леськи не было, а Тори пребывала в смятении.

Она не знала, что больше поразило ее в этой встрече: странные изыскания ученого; его преданность женщине, которая так и не дала приблизиться к ней за долгие-долгие годы; тайна, что скрывала мама Леськи?

Нет, ну надо же… То ли подруга и сама не знала, от кого они прятались всю жизнь, то ли Тори так и не удостоилась доверия Леськи. Оказалось, она не имела о подруге никакого представления. Вот вообще никакого.

Тори остановилась, задохнувшись обидой. Они дружили лет пять, и ближе и роднее Леськи никого не было. Так Тори всегда думала. А в сущности… Что подразумевала эта дружба? Совместное хождение по магазинам и жизнерадостный треп ни о чем в кафешках? Даже когда мама Леськи была жива и, наверное, подруге нелегко приходилось с инвалидом, она не валила на Тори груз проблем, которые, в отличие от предательства Ивана, были далеко не столь роматично-переживательными. Настоящими проблемами Леська, как выяснилось, с Тори никогда не делилась.

Открытие было таким же неприятным, как и урок, который, сам того не зная, преподал Тори Алексей Георгиевич: старания могут пропасть даром. Тори с детства слышала: стремись, и у тебя все получится. Но эта история… Разве можно упрекнуть странного ученого, что он недостаточно старался? Ни в коем случае. Но так и не получил желаемого.

Это была плохая история. Очень плохая. Вмешательство в нее сулило Тори большие неприятности, это не вызывало теперь никаких сомнений. Но она уже не могла остановиться. Спасительно заверещал мобильный, выдергивая ее из липкого безнадежного ужаса.

Вира! Ну, конечно! Странно, подумала Тори, что Вира сразу сказала; нужно подавать в розыск. Она же дружила с мамой Леськи, и наверняка знала что-то о той старой истории. Почему промолчала?

– Деточка, у тебя все в порядке? – подтверждая сомнения, беспокойно спросила Вира. – Ты не появляешься у меня уже второй день…

– Не совсем, – бросила Тори.

Таким тоном она никогда не позволяла себе общаться с работодательницей, но сейчас Тори подозревала всех, окружавших Леську, в утаивании важной информации.

– Что случилось? – голос начальницы прерывался, и Тори отругала себя за эгоизм.

Не хватало еще навредить Вире. С ее болезнью и возрастом инфаркт получить проще простого.

– Нет-нет, ничего такого, – спешно уверила Тори. – В смысле, хорошего тоже не случилось, все на том же месте, когда мы расстались. Только я кое-что узнала… Старая история, которая неожиданно всплыла на поверхность…

Всплыла…

В голове Тори возник образ всплывающей над водой Дины Егоровны. Мама Леськи в ее воображении устроилась на верхушке огромного мокрого валуна над гладью моря, волосы у нее растрепались, а вместо неходячих ног на камне кокетливо свернулся хвост, серебрящийся чешуйками. Тем самым голосом, который Тори никогда не слышала, Дина Егоровна выводила мелодию. Томные мурашки бегали под кожей, тянули в сладкий сон под мокрый камень.

– Я сейчас буду у вас, – торопливо сказала Тори. – Через сорок минут. Только не волнуйтесь, ничего за эти два дня и в самом деле не случилось.

«Потому что оно случилось много лет назад, еще до рождения Леськи», – подумала Тори.

Вернее, это как бы даже и не ее мысли были, а что-то или кто-то четко и ясно произнес в голове. Чувство оказалось неприятным: вторжение чего-то чужого и холодного в интимный внутренний мир. Тори поежилась. Захотелось вдруг окунуться в спасительные волны того, что Алексей Георгиевич называл асмр.

«Там я могу пережить любую трагедию», – неожиданно подумала она. – «Если перейду в сладкую сонную реальность. Переждать в спокойствии и эйфории самые сложные моменты, а когда все закончится и разрешится – вернуться в настоящее».

Это пугало. Уводило от действительности. Хотя Алексей Георгиевич и настаивал на том, что волшебные ощущения организм сам ищет в своих глубинах, все же, как сейчас поняла Тори, вызывает привыкание. Значит, сродни наркотику. А то, что сродни наркотику, не может быть правильным.

Чувство маленькой зверушки, потянувшейся за лакомством и не подозревающей о нависшей пасти капкана.

Точность не являлась отличительным признаком Ториного характера, но ровно через сорок минут она и в самом деле открывала дверь Виры своим ключом. Она застала работодательницу на кухне, та капала в чайную кружку какое-то лекарство, явно от сердца. Тори услышала характерный запах то ли валидола, то ли валокордина. «Ну все-таки напугала…», – сердито подумала она, злясь на саму себя.

Вира оглянулась и с вороватым видом (хотя и запоздало) задвинула кружку и бутылочку с каплями за большой декоративный кувшин на кухонной полке.

– Вы в порядке? – спросила Тори, делая вид, что не заметила ни лекарства, ни того, как его быстро спрятали.

Она вообще не подозревала, что в квартире есть сердечные препараты. А в аптеку Тори ходила сама, уборщице Вира не доверяла покупку лекарств. Странно. Все, с тех пор, как пропала Леська, выглядит странным. Словно подруга держала, смыкая, тяжелые шторы, скрывающие истину, а теперь ткань разошлась, и за ней открылся настоящий мир, о котором Тори ничего не знала.

– В порядке, да, – Вира кивнула, сдвинув брови к переносице, что придало ей вид, не допускающий ни малейшей возможности ее пожалеть.

– Я хотела расспросить вас о Дине Егоровне…

– Завари, пожалуйста, чай, – попросила Вира. – Пусть сегодня будет белый улун.

Тори предпочитала настоящий кофе, сваренный в турке, и чай из пакетиков, который пила Вира, казался девушке весь на один вкус, но она послушно покупала для работодательницы целую кучу разноцветных коробочек с этими самыми пакетиками.

Сейчас она нашла среди них белый улун и добросовестно залила квадратик кипятком.

– Что ты хотела знать о Дине? – спросила Вира, давя на пакетик маленькой ложечкой.

Прозрачный кипяток спазмами окрашивался в бледно-желтый цвет. Дави-не-дави, гуще не будет.

– Вы знали о том, что у нее был особый поклонник? – сразу взяла быка за рога Тори. – Человек, который любил ее всю жизнь?

– Ты о… – Вира тоже не стала рассусоливать. – О том, кого Дина звала Лешиком?

– Алексей Георгиевич, – кивнула Тори. – Наверное, это он.

Ей сложно было представить, что кто-то зовет «Лешиком» импозантно-красивого мужчину в возрасте.

– Он работает в какой-то странной фирме. Они изучают явление под названием «АСМР». Но дело, впрочем, не в этом. Я узнала, что Алексей Георгиевич еще со школы пытался помогать Дине Егоровне. Леськи и в проекте не было, когда они познакомились.

– А почему тебя это так интересует? – покачала головой Вира. – Ты думаешь, он может знать, куда пропала Олеся?

Разбивая внезапную надежду во взгляде работодательницы, Тори вздохнула.

– Он не знает. Я уже встречалась с ним. Тут другое… Когда они познакомились, Дина Егоровна училась в медицинском колледже и жила в общежитии. Она явно приехала в чужой город, но откуда? Ничего не неизвестно о ее корнях. Я подумала… Может быть Леська узнала что-то о бабушке там или тетке какой, решила после развода отдохнуть у родных. Вы случайно не знаете, откуда Лесина мама?

Вира задумалась.

– Она не любила говорить о прошлом. Дина вообще не любила говорить…

Тори кивнула, вспомнив хрипы и стоны, которые с трудом вырывались из Леськиной мамы, когда ей нужно было о чем-то сообщить.

– Алексей Георгиевич рассказал, что Дина Егоровна словно всю жизнь убегала от кого-то. Боялась.

– Возможно, – согласилась Вира. – Мы, знаешь ли, больше на тему общей болячки общались. Она никогда даже об аварии, в которой потеряла способность передвигаться и нормально говорить, не рассказывала. Дина всегда ставила стену между собой и даже очень близкими людьми. Она и Олесе, судя по всему, ничего о своих корнях не намекнула. Наверное, оберегала от чего-то. Подожди…

Она сосредоточенно нахмурилась, словно тщательно перебирала в себе страницы памяти. Тори покосилась на чашку с белым улуном. Чай, конечно, давно остыл. Она уже приподнялась, чтобы сделать Вире новый, когда та очнулась, вынырнув из воспоминаний.

– Один раз Дина обмолвилась. «У нас в…»… Как же там? Нежное такое название, укачивающее. Что-то вроде… То ли лебедь, то ли колыбель… Ты же знаешь, ее сложно было понять, только если на бытовые темы что-то. А уж незнакомое название… Прости, я не разобрала.

Вира виновато развела руками.

– А что у них там? – Тори опять села, позабыв о намерении освежить чай.

– Так не договорила. Я ей, кажется, рассказывала о том, какое вкусное мороженое в конце восьмидесятых в нашем городе продавали. Она тоже принялась вспоминать.

– Вы любили мороженое? – удивилась Тори.

Она слышала об этом в первый раз.

– Я вообще была жуткая сладкоежка, – улыбнулась Вира. – Пришлось отказаться от сладкого, когда попала в инвалидную коляску. Двигаюсь мало, меня бы уже разнесло вширь сверх всякой меры. А мне, деточка, в любом положении хочется выглядеть привлекательно. Я же – женщина.

– Жаль, что вы не разобрали название этого «лебедя», – вздохнула Тори.

– Тогда это не казалось мне важным. Если человек о чем-то не хочет говорить, то он имеет на это право, я считаю. Лезть в душу без мыла – не в моих правилах.

– Ну да, – Тори согласилась. – Знать вы не могли. И Дину Егоровну и в самом деле понять было довольно сложно. Кстати, Алексей Георгиевич говорил, что до трагедии она с ума сводила волшебным голосом. Завораживающим. Он поэтому и занялся феноменом таких тембров. Хотел разобраться, как вернуть звучание, если Дина Егоровна вылечит связки. Он в это свято верил. Так влюбился в ее голос когда-то, что всю жизнь этому и посвятил. Хотя, насколько я понимаю, он наукой занимается, а как только дело касается Дины Егоровны, у него всякое рацио отключается. Начинается просто сплошная мистика с эзотерикой.

– Мистика… – задумчиво протянула Вира. – Знаешь, мне вот это вот все сейчас явно напоминает образ русалки-сирены. Манящий голос прекрасной девы. Но… Тот, кто слышит ее пение, бросается в воду и, в конце концов…

Она неожиданно замолчала.

– Погибает? – продолжила Тори. – Как Алексей Георгиевич?

Ну, жизнь в переносном смысле у нейроанатома и впрямь почти пошла под откос.

– Возможно, не только он один, – вдруг серьезно сказала Вира. – Если мы подумаем в этом направлении, то окажется, что в юности Дины произошла какая-то странная история. Довольно трагичная и судьбоносная, раз ей пришлось всю жизнь скрываться от кого-то. Все такие истории заключаются в трех «К»: кровь, кровать, кошелек. Деньги здесь не при чем…

Тори кивнула. Дина Егоровна и деньги? Они никогда рядом не лежали.

– Остается кровать и кровь. То есть любовь и смерть. Возможно и то, и другое вместе.

– И что это могло быть? – Тори искренне не понимала.

Виру уже несло в любимом ей направлении. Никто из знакомых Тори, конечно, так глубоко не жил в мифах. И никто не так явно не сплетал настоящее со сказочным прошлым. Вира словно жила на стыке двух, на первый взгляд, совершенно параллельных миров.

– По мотивах легенд, на которые накладывается образ сладкоголосой девы, кто-то мог разбиться о скалы, ринувшись в поток прекрасной песни. В аллегорическом смысле, конечно. Мы не знаем, какой Дина была в юности, но судя по безумной любви, которую через всю жизнь пронес ее «Лешик», явно очень особенной.

– Настоящий роман, – с чувством сказала Тори. – Просто необыкновенной интересности. Если бы мы наткнулись на эту историю не в тот момент, когда пропала Леська, а я с ума схожу от попыток догадаться, куда она подевалась…

– Написать роман, – продолжила Вира. – Настоящая легенда, переложенная на современность. Андерсеновская русалочка плюс древнегреческая сирена в нашем мире.

– Пожертвовавшая хвостом ради ног, каждый шаг которых причиняет боль.

– Хвост? – филологиня все глубже погружалась в свою стихию. – Он в русском фольклоре факультативен и совершенно необязателен. Вообще образ русалки очень разнородный. Даже в одной нашей стране водяные девы непохожи друг на друга. Вот совсем. Так, в Олонецкой губернии она представляла собой водяниху-хитку: страшную бабу с железными «цицками», которая сидит на камне у воды и чешет золотым гребнем свои космы. А фараонки произошли от египтян, утонувших в Чермном море при погоне войск «фараона лютого» за Моисеем и евреями во время Исхода. Они обречены находиться в полурыбьем обличии до конца света духами воды с хриплым волшебным голосом. В Саратовской губернии фараонок описывали как чудных белотелых дев с русыми кудрями и рыбьими хвостами. В Новгородской губернии считали, что у фараонок только голова человеческая, а остальное у них рыбье. На Смоленщине их описывают как похожих на людей, но покрытых рыбьей чешуей и одноглазых. В некоторых районах Украины и Белоруссии встречаются лоскотухи или щекотухи – особый вид русалок, которые появляются в темное время суток на берегах рек и озер. Обычно лоскотухи выглядят как достаточно красивые девушки, чаще всего – обнаженные. Своей красотой они приманивают неосторожных путников, замучивают щекотаньем и топят их. В некоторых районах Средней и Нижней Волги водятся самые страшные из русалок – лобасты, живущие в камышах. Это огромные старухи-утопленницы с белым телом и красными когтями. В отличие от остальных видов русалок лобасты явно принадлежат к нежити, они не призраки, но и не абсолютные мертвецы. Крайне агрессивны и могут в одиночку нападать на целые группы людей. Они нечеловечески сильны, с ними нельзя договориться и на них не действуют ни чеснок, ни полынь, ни серебро…

– А где-нибудь говорится, как они могут превратиться в человека? – поинтересовалась Тори. – Хоть кто-то из них?

– В славянском фольклоре – никогда, – покачала головой Вира. – А вот у скандинавов, шотландцев и других народов есть легенды о том, что на русалке можно даже жениться, превратив ее в обычную девушку. Для этого юноша должен был просто спрятать вторую рыбью кожу своей возлюбленной и никогда ей не показывать. Но это все равно заканчивалось довольно трагично. Даже прожив много лет на суше, русалка не могла полностью забыть о своем прошлом. Почти всегда в этих историях она, так или иначе, находит свою русалочью кожу и возвращается в морскую пучину. Забыв мужа и бросив детей.

Тори вдруг стало не то, чтобы интересно, а как-то пронизывающе жутковато. Словно что-то из глубины ее души напряглось, почувствовав правильный путь. На самом деле умом она понимала, что все это – просто старые сказки, которые не могут иметь никакого отношения к пропаже Леськи, а вот сердце тревожно заныло, словно подавало сигналы: что-то в этом есть. Совершенно необъяснимое с точки зрения логики состояние.

– На русском севере они органично вписываются в череду демонов и их происхождение вообще никак не объясняется. Русалки включены в реестр инфернальных существ, которые ходили по нашему миру до того, как бог благословил эту землю. А на юге образ русалки связан с покойниками, умершими «неправильно». А еще с проклятыми или украденными детьми; девушками, погибшими между обручением и свадьбой или на Троицу; утопленниками-самоубийцами. То есть в этих районах происхождение русалок описывается, как вполне земное, и они из высшей демонологии переходят в низший разряд нечисти. А еще…

Тори вздрогнула от звонка мобильного, ворвавшегося в хорошо поставленную преподавательскую речь Виры.

– Это Иван, муж Леськи, – виновато произнесла она, взглянув на экран. – Наверное, что-то срочное.

Бывший муж подруги никогда не звонил Тори сам.

Глава шестая. Город без сайта

Иван ничего не стал объяснять по мобильному. Он вообще не очень жаловал телефоны: «когда вы набираете номер, все колумбийские наркобароны плачут от зависти к навару мобильного оператора». Поэтому пользовался только вацапом и всегда был скуп на слова.

– Я кое-что узнал о месте, откуда велся этот канал, – быстро проговорил он. – И кое-что еще. В общем, нужно встретиться. Через час в «Ласточке».

И отключился. Эгоист, даже не спросил, сможет ли Тори добраться до кафе за это время. И вообще – сможет ли сейчас? Она, между прочим, в данный момент находится на работе.

Тори опять виновато посмотрела на Виру. Та поняла.

– Что-то срочное? – кивнула. – Иди, деточка. Я сегодня все равно не настроена на «волчий бестиарий». Хочу освежить в своей памяти данные о русалках и сиренах. Принесешь мне завтра книги?

Тори иногда брала в городской библиотеке редкие экземпляры для Виры. Ее уже знали там и давали на вынос то, что полагалось изучать только в читальном зале. Знакомая библиотекарь Ирина как раз работала сегодня, и Вира сказала, что скинет список нужных книг через полчаса.

– Я прямо по дороге зайду, – пообещала Тори. – Принесу сегодня вечером.

Внезапно налетевший ветер чуть не сбил ее с ног, когда она вышла из подъезда. Небо затянуло темными тучами, и они, несмотря на всю свою свинцовую тяжесть, под неистовыми порывами неслись куда-то вдаль, толкаясь налитыми влагой боками.

На памяти Тори в их городе никогда не наблюдалось ничего подобного. Природа набухла ливнем, который все никак не начинался, и, истомившись ожиданием, обрушилась пылевой бурей.

Застигнутые врасплох люди бежали в укрытия, и улицы мгновенно опустели. Поднявшаяся пыль остро и больно ударила в лицо, заставив прикрыть его руками, но и это оказалось бесполезным: мельчайшая режущая взвесь проникала сквозь пальцы и царапала щеки.

Тори собиралась зайти за книгами на обратном пути, но буря застигла ее недалеко библиотеки, так что пришлось заскочить в нее еще до встречи с Иваном.

Она постаралась незаметно отряхнуть одежду от набившейся пыли, это не казалось кощунственным, потому что уже в просторном вестибюле с гардеробной и пропускной будкой пахло книжной трухой. Ни в коем случае Тори не имела ничего против запаха старых книг, он ей даже нравился, просто констатация факта: несколько граммов взвеси с ее одежды ничему тут не навредят. Преодолев першение в горле, она улыбнулась незнакомой дежурной:

– Добрый день.

Круглая тетушка с домашним лицом засияла в ответ:

– Добрый!

И тут же заволновалась:

– У вас же, конечно, есть пропуск? Если нет, то необходимо зарегистрироваться.

– Есть, есть, – успокоила ее Тори.

Она полезла в сумочку за потертыми от времени корочками и телефоном, в который забила список книг, когда вековечную тишину библиотеки взорвало громкой мелодией. Это возмутительное в храме непотребство настойчиво и победоносно раздавалось из ее сумочки.

Звонил Алексей Георгиевич.

– Как вы просили, я связался с Леночкой, – произнес он. – Она говорит, что асмрщики заметили новый канал всего лишь недели две назад. Он тут же набрал невероятную популярность, хотели узнать, кто за ним стоит, но все попытки оказались тщетны. И что самое интересное – там всего лишь один-единственный ролик. И называется видео «Иди ко мне». Кто-то создал канал, очень удачно стартанул и опять пропал.

– Ну, мало ли какие обстоятельства у человека, – протянула Тори. – И я же своими глазами видела, что там много всяких видео.

– Нет, – пояснил Алексей Георгиевич. – Все остальные – сохраненные на канале чужие асмр-сеансы. Истинный, так сказать, только один – это самое «Иди ко мне». Оно-то и наделало весь шум. А я пропустил потому, что слишком внезапным был всплеск, а затем – полная тишина. Обычно я работаю с основательно зарекомендовавшими себя асмрщиками. На однодневки не обращаю внимания: их столько, и не уследишь.

– Никто так и не узнал, что это за «Сладкий сон»?

– Нет. Я же говорил, что существует неформальное сообщество асмрщиков, там они быстро вычисляют подающих надежды новичков. Конкуренция, сама понимаешь, нужно держать ухо востро.

– В этом асмр-сообществе, как и везде, – вздохнула Тори. – Борьба за место под солнцем.

– Вот именно, – ответил Алексей Георгиевич. – Они бы моментально нашли эту волшебницу, если бы она продолжила работать. В общем, сообщество следит за каналом, и если что-то новое появится, попытается вычислить хозяйку. Для взаимовыгодного сотрудничества.

– Спасибо за сообщение, – уныло поблагодарила Тори.

– Не за что, – вздохнул тот. – Кажется, я ничем вам так и не помог…

Предполагалось вежливо ответить, что очень даже помог, но у Тори не было настроения заниматься политесами. Она застыла задумчивой мумией, зажав одной рукой мобильный, а второй сжимая читательский билет.

В том, что какой-то там ютубный канал удачно открылся, а затем стух, не было ничего необычного. Если бы не именно его Леська смотрела, не переставая, перед самым своим исчезновением (судя по данным, которые Иван выловил из роутера, несколько раз на дню).

Тори настолько ушла в свои мысли, что вообще забыла, где находится и зачем сюда пришла.

Из задумчивости ее вывело деликатное покашливание.

– Извините, – потупилась дежурная тетушка. – Вы громко говорили, и я услышала…

Кроме них, в вестибюле никого не было, но Тори вдруг почувствовала, что сами стены осуждающе смотрят на нее.

– Это вы извините, – в ответ смутилась она. – Важный звонок, я забылась…

– Нет, нет, я не о том, – всплеснула та руками, – Просто услышала, что вы говорили… Это же про асмр «Сладкий сон»?

– Да, – удивленно ответила Тори. – Вам он знаком?

– Не мне, племяннице…

– Какое совпадение! – опешила Тори. – Я вообще до вчерашнего дня знать не знала, что существует такое явление, а теперь, оказывается, куча людей причастна к нему…

– Да, – кивнула тетушка. – Мы тоже не знали, пока с Риточкой дней десять назад не стали происходить странные перемены.

– И с ней тоже?!

– А с кем-то еще?

– С моей подругой, – пояснила Тори. – А где сейчас ваша племянница?

Она боялась услышать, что та пропала.

– В походе, – улыбнулась дежурная. – Она заядлая туристка, каждое лето с друзьями на байдарках сплавляется. Всегда с нетерпением ждала отпуска, но в этом году мы ее практически насильно отправили. Сначала удивились переменам в ее характере, даже обрадовались. Риточка всегда была такой, знаете ли… пацанкой, а тут задумчивой стала, непривычно романтичной. Вдруг платье решила носить, мы ее никогда ни в чем, кроме джинсов, и не видели. И чистота такая в доме! Просто стерильная. Полотенцем один раз вытрется и тут же в корзину с грязным бельем кидает. До абсурда дошла. А еще взгляд… Полудурошный такой, счастливый. Как бы… наркоманский что ли…

Тори кивнула. Симптомы как у Леськи. Неспроста она заподозрила что-то неладное с этим каналом. Сначала не основанные ни на чем предчувствия ее не обманули. «Сладкий сон» имел если не непосредственное, то немаловажное значение в этой странной истории.

– Мы испугались. Брат мой, отец Риточки, мужчина суровый, военный в отставке, тут же по-своему и поговорил с ней. Он умеет, да. Вертелась Рита, крутилась, да все пришлось рассказать. Про этот «Сладкий сон», что он ее словно наркотик от бренного мира уносит. Чистоты хочется, прозрачности, все вокруг грязным кажется, тянет куда-то, где нет нечистоты – ни в отношениях, ни в быту. Как-то так. Самое непонятное и подозрительное: почему она про этот канал так упорно не хотела рассказывать? Вроде, что такого? Я сама на ютубе на многих подписана, не этот асмр, конечно, но смотрю по вечерам всякие полезные советы, лекции интересные. Чего скрывать-то, не порноканал ведь…

– Моя подруга тоже мне ничего не говорила, – сказала Тори. – И вела себя странно.

– Вот-вот. В общем, Вадим – брат мой, накрутил Риточке хвоста, телефон отобрал, с ее друзьями связался. Они тоже насторожились переменам в ней: всегда общительная, совершенно перестала с ними встречаться. Все вместе скрутили они Риточку, телефон отобрали, рюкзак на плечи – и в тайгу. Без интернета и мобильной связи. Вчера Мишка, Риточкин товарищ детства, звонил. Говорит, вытрясло на перекатах из нее всю дурь, стала как новенькая… А ваша подруга, она что? Оклемалась от этого гипноза?

Тори виновато вздохнула. Риточке повезло с друзьями и родственниками. А вот Леське – нет. Никто не насторожился, не скрутил, не отобрал телефон. Но говорить об этом постороннему человеку она не собиралась.

– Почти, – Тори неопределенно махнула рукой и быстро сменила тему. – Но у меня вот тут список книг…

– Да, да, конечно, – спохватилась дежурная, уже не спрашивая пропуск. – Проходите, а то я вас совсем заболтала. Просто тоже удивилась совпадению. Мы тут из-за этого «Странного сна» чуть с ума не сошли, думали, девочка на наркотики села, а вы про него с кем-то и разговор вели.

– Сладкого, – автоматически поправила Тори. – Сон не странный, а сладкий. Хотя, и очень странный, конечно…

Она прошла прямиком в читальный зал, забрала у Ирины несколько заранее отложенных томиков. Наверное, выглядела неважно, потому что поймала на себе какой-то непривычно сочувственный взгляд библиотекаря.

Выходя в вестибюль, Тори задержалась у огромного зеркала. Она и в самом деле казалась бледной и нездоровой. Подумала, что ей очень нужно сейчас вернуться домой, завалиться на диван и отоспаться. Но Иван ждал с какой-то важной новостью, и отсыпание откладывалось.

Тори и так опаздывала на встречу. Пылевая буря затихла резко, как и началась.

***

– У меня была полиция, – вместо приветствия выдохнул Иван. – Конечно, они думают, что я убил бывшую жену, расчленил труп и спрятал куски по всему городу.

– Все-таки приняли мое заявление? – обрадовалась Тори. – Классно!

– Чего тут классного? – Иван смотрел на нее исподлобья.

Так как она еще не села, его взгляд снизу показался ей особенно наполненным злобой. Даже белки глаз покраснели. «А вдруг воспаленные глазницы – результат бессонной ночи», – справедливости ради, решила Тори. – «Не может же он совершенно не волноваться о Леське. Пусть даже тщательно это скрывает».

– Они же не арестовали тебя, – пояснила она. – Значит, просто проверяли. То есть расследование началось, и это не может не радовать. А сейчас расскажи мне, что выяснил.

Тори умиротворяюще улыбнулась и опустилась на диванчик. Хотелось все сразу: и узнать новости, и выпить чего-нибудь горячего. У Виры она даже чаю не успела пригубить за разговорами. От пылевой бури во рту словно переваливались тонны песка, а язык распух за тут же растрескавшимися губами.

А, кроме того, события сегодняшнего дня и все эти встречи настолько ее утомили, что хотелось одного: прийти домой, закрыться, броситься на диван и больше ни с кем не разговаривать. Спокойная и размеренная жизнь Тори перегрузилась количеством людей. Никогда раньше один ее день не вмещал столько собеседников.

– Как и следовало ожидать, сеансы «Сладкого сна» велись не из нашего города, – нехотя закрыл тему своего допроса Иван.

– Почему – следовало ожидать? – удивилась Тори.

– Фигура речи, – бросил Иван. – Просто я так и думал. Это велось из…

Он назвал какую-то наверняка далекую область. Тори даже точно не знала, где она находится, ничего примечательного там не происходило, и в новостной повестке этот регион появлялся крайне редко.

– А поточнее можно? – немного расстроилась она. – Где именно, в каком хотя бы городе?

– В Лебеле, – ответил Иван, глянув на экран планшета.

Показалось или в кафе вдруг наступила кладбищенская тишина? Разом стих гул голосов, ни ложка в чашке не брякала, ни кофемашина не урчала.

– IP зарегистрирован в небольшом городке под названием Лебель.

По сердцу резануло чем-то если не смертельно острым, то довольно неприятным.

– Лебель? – переспросила Тори.

Застывшая картинка полуденного кафе отмерла. Оно снова наполнилось всеми звуками, которые неизменно сопровождают собрание людей.

Тори добавила вслух, но уже сама для себя:

– Дина Егоровна упоминала о местности… То ли Лебедь, то ли Колыбель… Ну точно же – Лебель!

– О чем ты? – удивился Иван.

Конечно, ему было странно, что Тори вдруг начала разговаривать сама с собой.

– Твоя бывшая теща, – пояснила она. – Как-то упомянула о своей родине – городе с похожим названием.

Совпадение? Если бы речь шла о крупном городе, куда «ведут все дороги» – могло бы, но маленький, никому неизвестный городишко… Навряд ли.

– Дина Егоровна никогда не упоминала о своей родине, – пожал плечами Иван. – Мы с ней, честно говоря, мало общались. А уж делиться какими-то сокровенными воспоминаниями…

– Ну да, – кивнула Тори. – Ни я, ни ты вообще не интересовались Леськиными родственниками.

– Да у нее, кроме матери, никого и не было…

– Сейчас я в этом не уверена, – сказала Тори тихо. – Разве такое возможно, чтобы у человека совсем никого не было?

– Ладно, – Иван посмотрел на Тори с необычным внимательным уважением. – Есть еще кое-что. И оно подтверждает твою теорию. А именно ту, в которой моя бывшая могла найти каких-то родственников и отправиться к ним.

– Вообще-то да. Это была одна из версий. Наверное, самая оптимистичная…

– Так вот. Последняя ее смс-ка пришла именно из этой области. Не могу сказать – из Лебеля или какой другой деревни, но из того же региона. Это точно.

Тори еле сдержалась, чтобы не закричать.

– Так чего же ты столько времени молчал?!

– Я не молчал, а рассказывал тебе все по порядку.

– Ага, сначала о себе, любимом, потом о канале, и только сейчас – о том, где Леська может находиться.

– Все так и было, – Иван искренне недоумевал. – Сначала появился следователь со своим возмутительным допросом, затем мне пришла информация о «Сладком сне», а только час назад – данные о телефоне. Я и выкладываю все в порядке временной очереди.

– Ты, Иван, точно не от мира сего, – покачала головой Тори. – Малахольный. Не быть тебе ни царевичем, ни серым волком.

Она вспомнила лекцию Виры.

– Чего?!

– Да так, проехали. Значит…

– Значит, все сходится на этом Лебеле, – сказал Иван.

Тори только вздохнула.

– Знаешь, – он немного помолчал и недовольно добавил. – Я пытался что-то найти о нем. Но это, кажется, единственный в мире город, у которого нет своего сайта.

– Наверное, тихий городок в провинциальной глубинке. Один из тех, где спокойная, размеренная жизнь, и никогда ничего не происходит.

Тори хотелось так думать.

– В такие городки сбегают те, кто устал от суеты больших городов. Вот и Леська, наверное, просто устала.

– Значит, мы можем не беспокоиться? – в голосе Ивана чувствовалась надежда. – Погуляет и вернется, так?

Тори покачала головой. Леська бы так и написала: «У меня все в порядке, погуляю и вернусь». Но ее смск-ка была очень странной. Очень. И сам тон, и выстроенная фраза, и вот это «больно».

– Я думаю, мне придется туда ехать, – вздохнула Тори. – Не сказать, что очень хочется, но…

Иван уткнулся в планшет, к которому он обращался, когда находился в отдалении от своего компьютера. Ну, вот не любил он телефоны…

– Там…

Иван присвистнул.

– Кажется, тебе придется добираться до Лебеля с пересадкой на двух автобусах. Закладывай часов… девять. Это в лучшем случае, если рейсы удачно совпадут.

Честно говоря, Тори совсем капельку, но надеялась, что Иван, вопреки всему, вызовется ехать сам. Или – составит ей компанию. Но надежда, не успев расцвести, тут же потухла. Весь вид Леськиного бывшего говорил о том, что у него и в мыслях это ни разу не промелькнуло.

Тори вдруг вспомнила, как на их свадьбе во время выкупа невесты, Иван больно швырнул ее о стену, когда подруги невесты не давали парням бесплатно забрать Леську. Она ничего не сказала ни ему, ни подруге, но ушиб на руке долго не сходил. До сих пор иногда сустав в локте ныл перед плохой погодой. Конечно, Иван ничего плохого не хотел. Просто не заметил. Он никогда не замечает, когда кому-то делает больно.

– А на самолете никак? – с безнадежной тоской спросила Тори, предчувствуя, что Иван ответит.

– Никак, – подтвердил он худшие опасения. – Только до областного центра. Но туда лучше тоже на автобусе.

– Дешевле? – поникшим голосом спросила Тори.

– И быстрее.

Тори показалось, или в его голосе звучало тщательно скрываемое злорадство? И почти нескрываемое облегчение, что он так вовремя соскочил с поезда по имени «Леська», который сейчас на всех парах явно несся на станцию «Катастрофа».

– Это все из-за тебя, – вдруг зло сказала Тори.

И даже обрадовалась, когда огонек довольства в его глазах сменился виной. Не все люди готовы к подвигу. Даже к самому минимальному.

Честно говоря, Тори тоже не хотелось совершать какие-то подвиги, но оказалось, что, кроме нее, это сделать некому.

– А насчет царевича – мы посмотрим еще, – вдруг тихо, но твердо произнес Иван, не глядя ей в глаза.

Тори собиралась переспросить, что он имел в виду, удивленная этим демаршем. Но не успела. Словно разрывая душное напряжение, внезапно раздался раскат грома, перебив все прочие звуки. На город наконец-то опрокинулся беспросветный, не менее шумный ливень.

Часть вторая. Солнце

Глава первая. Неприличный повод для знакомства

«Это просто кошмарный сон», – с облегчением подумала Тори, оглядывая салон автобуса. Образ осыпающейся Леськи все еще стоял перед глазами, но реальность уже туманила его, отодвигала куда подальше за границы сознания, стирала память о кошмаре.

Леськин номер она набирала каждые несколько часов, и сначала слушала долгие гудки, а потом телефон и вовсе перестал отвечать. Конечно, разрядился, если с Леськой случилось что-то очень…

– Или она просто не может его зарядить, – оборвала себя Тори.

Накануне, когда девушка пересаживалась из комфортного «Икаруса» в небольшой старенький автобус, отправлявшийся в Лебель, народу вместе с ней заходило много. Салон был плотно утрамбован пассажирами, и рядом с Тори расположился корпулентный бородач, который сначала еще пытался оставить ей свободное пространство, но, задремав, тяжело прижал девушку к окну.

Она и двинуться не могла, как же так крепко уснула среди бела дня?

Сейчас бородача рядом не было, и вообще салон наполовину опустел. Время перевалило, по видимому, далеко за полдень, и Тори почувствовала, что ужасно проголодалась. До сих пор, пока она не уснула, автобус притормаживал только около какой-нибудь туалетной будки почти в чистом поле, без всяких ларьков и вообще признаков цивилизации.

К будке сразу же выстраивалась очередь. Честно говоря, Тори стеснялась демонстрировать попутчикам столь низменную потребность и из автобуса не выходила, поэтому в туалет тоже давно хотела.

Теперь же за окном обнадеживающе развернулась небольшая площадь с невысоким, но приличным зданием автовокзала и даже парой павильонов: «Домашняя выпечка» и «Соки-воды». То, что было сейчас очень-очень нужно: булочка, шоколадка и бутылочка воды без газа. Дорожные припасы Тори закончились несколько часов назад.

В общем, Тори хотела все, что мог предложить этот небольшой, но вполне настоящий автовокзал. И к выходу рванулась, когда автобус только начал тормозить, водитель ещё не сказал волшебные слова «стоянка 20 минут», а пассажиры, просыпаясь, зашевелились.

Несмотря на скорость, Тори умудрилась попасть в большую очередь к павильону с пончиками и пирожками. На площадке стояло несколько автобусов, все пассажиры одновременно ломанулись удовлетворять насущные потребности. Видимо, эта станция и в самом деле была единственно цивильной на много миль вокруг.

Автобус призывно и зловеще загудел, намекая: кто не успел, тот… Тори неслась к нему, прижимая запотевшую бутылку с водой прямо к сердцу, на ходу откусывая выстраданный в очереди пирожок с яблоком. Еще горячий, румяный, сладкий сок из начинки щекотал язык, и Тори просто не могла удержаться.

И от пирожка, и… на ногах. Споткнувшись, она сначала взвыла от того, что прикусила язык, а потом – от резкой боли в колене. Автобус уже разворачивался с площадки, а Тори сидела на зашарканном и пыльном асфальте, еще не открытая бутылка с прохладной водой подло и радостно катилась прочь, а надкусанный пирожок валялся в грязи. Все случилось в какую-то долю секунды, но главное Тори поняла – автобус медленно, но неукротимо отчаливает за горизонт, а она не может подняться от боли в ноге. Единственная удача – очки упали рядом и даже не разбились.

Но лучше бы Тори сейчас видеть мир размытым и нечетким. Штанина на колене тут же пропиталась кровью, и от этого вида запрыгали перед глазами зеленые пятна, а к горлу подкатила тошнота.

– Стой, – только и успела пискнуть она, понимая, что выходит неубедительно, но больше произнести ничего не смогла, так как, кажется, впервые в жизни падала в обморок.

– Стой! – голос, раздавшийся следом за ее жалобным писком, был не в пример убедительней.

Тори не видела всю картину происходящего, поняла только, что кто-то – громкий и быстрый – заставил автобус послушаться, и тупорылая громада, недовольно взвизгнув, затормозила.

– Эй, вы как?

Тори приподняла лицо и, кажется, все-таки упала в обморок. По крайней мере, на секунду выпала из этого мира.

Ее спаситель был безумно красив. Классически. Белокурый, с нарочито взлохмаченными вихрами цвета чистейшего льна. Широкие плечи, мягкий среднерусский овал лица, фигурные, а от этого чуть капризные губы. Но главное: глаза. Словно у богатыря из мультфильма: огромные, пронзительно голубые. Глаза – небо, в которые, если поднимешься, то можешь летать бесконечно.

– Я? – переспросила Тори.

Забыла тут же не только о своей коленке, но и кто она есть в этом мире.

– Подняться сможете? – он протянул ладонь. – Давайте руку.

На его запястье удобно устроились явно дорогие и старинные часы. Это придавало красавцу еще и ощущение надежности и основательного шика.

– Это же ваш автобус?

Красавец махнул в сторону пристыженного дезертира.

Пришлось возвращаться в бренную действительность. Тори кивнула и все-таки, хоть и с трудом встала, опираясь на его руку. Из глаз брызнули слезы.

– Совсем плохо? – заботливо спросил совершенный первый встречный. – Перелом? Вывих?

Тори покачала головой. Она могла ступать на ногу, резало только в залитом кровью колене. До нетерпеливо фырчащего автобуса они без особых приключений доковыляли.

Белокурый помог подняться на высокие ступеньки, хотя, честно говоря, Тори вполне могла сделать это и сама. Рана оказалась не столь уж фатальной, а слезы катились по щекам больше от жгучей неловкости, и еще очень жалко было только надкушенный пирожок с яблоком.

– Эй, – закричал белокурый, – подожди!

Он выскочил на подножку, не давая дверям закрыться. Водитель с недовольным видом подчинился, и створки поползли назад.

– И чего теперь? – буркнул он.

Толпа в автобусе протестующе загудела.

– Пара минут, в аптечку сгоняю, ок? Пару минут, – убедительно сказал незнакомец. – Не видишь, тут у человека катастрофа приключилась!

Толпа в автобусе загудела теперь сочувственно.

– Давай, только быстро.

Под любопытные взгляды Тори прошла к своему месту. Белокурый и самом деле примчался через пару минут, держа в руках упаковку с бинтом и какие-то склянки. Тори думала, что он сунет ей всю эту импровизированную аптечку и опять дико заорет «Стой!», а потом выскочит на ходу. Потому что она была уверена: таким красавцам с тегом «героический спасатель», с ней просто никогда и ни за что не может быть по пути.

Но автобус закрыл двери, дернулся и пополз с площадки на трассу, а парень остался. Мало того – он сел рядом с Тори, положил бинт себе на колени и достал из батонистого баула бутылочку с водой. Такая же буквально только что укатилась от Тори.

– Сама промоешь? – он протянул ей бутылку и подмигнул. – Или мне? Но предупреждаю – брат милосердия из меня совсем никакой.

– Сама…

Это веселое подмигивание было не очень кстати, но удивительно – не показалось Тори пошлым. И даже как-то приподняло настроение. Под внимательным взглядом она разорвала упаковку, зубами вцепилась в бинт – Тори всегда так отрывала что-нибудь, если рядом не было ножниц. Вернее, ножницы имелись, маникюрные, но в рюкзаке, запиханном под сидение. Невыносимым казалось сейчас корячиться в сиянии небесно-прекрасного взгляда. А еще… Кажется, сверху в рюкзак Тори как раз положила пачку прокладок – вроде, не должны понадобиться, но на всякий случай.

– Слушай, может, не будешь так смотреть? – взмолилась она.

– А что еще в дороге делать? – искренне удивился белокурый.

«Вылитый Лель из сказки», – подумала Тори.

– Нашел себе развлечение, – она зашипела, касаясь мокрым бинтом колена.

Парень протянул ей склянку с зеленкой.

– Зеленка? – замахала руками Тори. – Ты серьезно?

Но Лель уже откручивал крышку, намекая, что с ним лучше не спорить.

Когда экзекуция была окончена, Тори наклонилась над коленом, разглядывая порванные джинсы. По краям прореха уже застыла коркой спекшейся крови, ее так и не удалось до конца отмыть. Она зловеще блестела намазанной сверху зеленкой.

– Переживаешь? – сочувственно спросил парень. – Джинсы-то – все, каюк.

– Ничего, – махнула рукой Тори.

Обидно, да, но не самое ужасное, что вообще могло с ней произойти в дороге. Как говорила мама: спасибо, Господи, что взял деньгами.

– У меня есть тут…

Тори попыталась нашарить пяткой рюкзак, но поняла, что у ног образовалась тревожащая пустота. Она резко нагнулась, посмотрела и под свое сидение, и под переднее. И там и там просвечивалось абсолютно пустое пространство.

– Мой рюкзак, – выдохнула она.

– Какой?

– Темно-синий, – холодок пробежал по спине.

Тори еще надеялась, что ошиблась.

– Сбоку болтается брелок-енотик.

Лель соскочил с места, прошелся по салону, внимательно вглядываясь между рядами. Потом подошел к водителю, о чем-то спросил. Тот буркнул очень недовольно, досада чувствовалась даже издалека.

Парень вернулся, огорченно плюхнулся рядом.

– В нем было что-то ценное?

– Всего лишь вещи, – сказала Тори.

«Спасибо, Господи, что взял вещами, хотя мог хоть шортики оставить»

– Тряпки. Но все равно – обидно.

– Увели, – покачал головой красавец. – В наших краях это редко встречается. И кто мог польститься?

В памяти Тори всплыл развалившийся на полтора сидения бородач. Может, она не заметила пропажу рюкзака, потому что с исчезновением этого пассажира ей сразу стало легко и свободно? Но он так крепко спал. И вообще не казался человеком, который может польститься на девичьи вещички.

Если уж на то пошло, вору надежнее было бы прихватить с собой Торину маленькую сумочку. Уж она-то всем своим видом намекала: во мне есть деньги, документы и телефон. Все, что нужно карманнику.

– Не очень хочется ходить в грязных джинсах, но справлюсь, – Тори попыталась безмятежно улыбнуться. – Кстати, мы так и не познакомились…

– Леня, – ответно просиял белокурый красавец и уточнил, – вообще-то Леонид, но мне не нравится, когда полным именем называют. Оно такое…

– Громоздкое? – Тори так его понимала.

Сразу почувствовала родную, можно сказать, душу.

– Тори, – открылась в ответ. – Вообще-то – Виктория, но тоже – не люблю.

Они засмеялись, довольные друг другом. Настолько, что Тори призналась:

– Я тебя почему-то назвала Лелем.

И смутилась от этой своей внезапной откровенности.

– Что ж, – улыбнулся тот и вдруг подмигнул самым очаровательным образом. – Не ты одна…

– В смысле?

– Прозвище у меня такое. Еще со школы.

– Вот это да, – ахнула Тори. – Не может быть.

– Ну, вот так вот, – он развел руками, сделав вид, что смутился.

На самом деле совершенно не смутился. Знал, что безумно красив, чертяка!

Давно уже осталась позади и маленькая автостанция, и пирожок с яблоком, затоптанный в пыли. Автобус несколько раз останавливался, но уже ненадолго: выпустить пассажиров, не заглушая мотора, и снова ринуться в путь. Тори смотрела на бегущие за окном леса и поля, ощущая тепло задремавшего Леля.

Она вдруг подумала: торгашка-судьба обменяла ее рюкзак на прекрасного незнакомца. Честно говоря, Тори не могла быть уверена, что ей не подсунули кота в мешке. Рюкзак давно не новый, и вещи в нем – всякая ерунда, смена белья, футболка, шорты, зубная щетка и немного косметики. Но это была знакомая и родная ерунда, а вот заботливый незнакомец, хоть и выглядел прекрасным без всякой меры, но совершенно неизвестен.

Тори вдруг заметила, что Лель уже не спит, а смотрит на нее, улыбаясь уголками капризно изогнутых губ.

– Куда ты едешь? – спросила Тори, посчитав, что для такого вопроса они уже знакомы достаточно.

– В Лебель, – улыбнулся он.

– Я тоже, – обрадовалась Тори.

– Конечно, – все же какие у него удивительно голубые глаза. – Только что была последняя остановка перед Лебелем. Все, кто остался, едут туда.

Тори обернулась, привстала. Она и не заметила, что в автобусе никого, кроме них, уже не было.

– Ты там живешь? – она вернулась на место.

– Почти.

– В смысле?

– Родился и закончил школу.

– Удивительно, – покачала головой Тори.

Он не был похож на парня из провинции. Скорее, в нем чувствовался высокий лоск. Столичный или даже западно-европейский. По сравнению с новым знакомым она казалась себе простушкой.

– Разве я не похож на человека, закончившего школу? – в свою очередь удивился он.

– Я не о том, – пояснила Тори. – Ты не похож на человека, родом из…

Она прикусила язык. Наверное, он может обидеться, а ей бы очень этого не хотелось.

– Из провинции? – понял Лель. – Вообще-то Лебель не совсем обычная провинция.

– Да, да, – торопливо подтвердила Тори.

Каждый нормальный человек любит свою родину и считает ее самой прекрасной. Даже жители глухомани могут всячески между собой ругать родные места, но горой встают, когда что-то нехорошее говорит кто-то посторонний. Начинают доказывать уникальность и неповторимость.

– Я всегда удивлялся: почему к нам толпами не приезжают туристы, – ожидаемо продолжил Лель. – Город-то старинный. Вернее, сейчас он вполне современный, но стоит на месте древнего. Даже приезжали археологи, что-то пытались раскапывать.

Тори заинтересовалась:

– И что? Раскопали?

Он покачал головой:

– Они резко свернулись и уехали. Как будто сбежали. Старуха говорила, их что-то испугало.

– Какая старуха?

– Лидия, – пояснил Лель. – Моя двоюродная бабка, кажется. Она мне вместо родителей.

– А…

– Погибли. Не делай такие скорбные и сочувствующие глаза – это было так давно, что я их совсем не помню. Лидия меня и вырастила. Я ее Старухой ласково зову, любя. Но… За глаза.

– Чтобы не обиделась? – поняла Тори.

– Угу. Я ее очень люблю так-то. Сейчас вот еду по экстренному вызову: в доме прохудилась крыша после недавнего урагана.

– А что еще такого интересного в вашем Лебеле?

– Озеро, – подумав, ответил Лель. – У нас много чего прекрасного, сама увидишь, но первое, что приходит на ум – это озеро. Очень красивое. Тоже называется Лебель.

Конечно. Почти в каждом населенном пункте есть река или озеро, а так же, прилагающиеся к ним легенды и поверья. Либо кто-то бросился в пучину вод от несчастной любви, а потом веками не давал жителям покоя, либо… Чего доброго этот случайный знакомый начнет сейчас рассказывать про какое-нибудь Лохнесское чудовище. Она полезла в сумочку и вытащила бумажку с адресом:

– Ты не знаешь, где это?

– Приозерная, пять, – прочитал Лель. – Кажется, там частный сектор. Небольшая улица, кстати, у самого озера.

– Ну да, логично.

– А зачем ты туда едешь? – он поднял на нее прекрасные глаза.

– Нужно повидать кое-кого, – расплывчато ответила Тори. – А ты… Сможешь меня проводить туда? Темнеет, а я впервые еду в ваш город. Ничего о нем не знаю.

– И где же ты собралась ночевать? Это твои друзья, на Приозерной? Впрочем, раз просишь проводить, значит, тебя не собираются встречать. Не близкие люди?

– Нет, – вздохнула Тори. – Я их вообще не знаю. Придется, видимо, до утреннего рейса на вокзале перекантоваться. Не думала, что автобус так задержится. Надеялась за день управиться.

Если Леська и в самом деле поехала в Лебель, то непременно и для того, чтобы купаться в озере. Подругу из воды не вытащишь. Как-то они вдвоем попали к какому-то знакомому Виры, жившему за городом в большом особняке. Помочь разобраться с библиотекой. В стороне от дома среди шаров-светильников притаился еще один корпус: баня с удобным холлом для отдыха и прекрасным, пусть и небольшим бассейном. После того, как девушки закончили работу, молчаливая женщина пригласила их в баню, дав понять, что ужин им подадут в гостиную.

Жар парилки они долго вытерпеть не могли, а вот бассейн с водой, подогретой до тридцати градусов, оказался одним из незафиксированных чудес света. Подсвеченная сине-зелеными огнями чистейшая вода блестела выложенной мелкой мозаикой. Они побултыхались в ней довольно долго, и сначала это было весело, но Тори вскоре надоело.

Она вылезла из бассейна и ждала на лавке Леську, поглядывая в сторону холла, откуда доносились аппетитные запахи. Но подругу даже ароматы настоящего плова, приготовленного в казане, не могли вытащить из сине-зеленой неоновой воды. Леська как заведенная моталась от стенки к стенке – то широкими гребками, то, не торопясь, на спине; кувыркалась, отталкиваясь от бортиков; крутилась в водовороте водяной пушки. Казалось, она совершенно забыла и про Тори, и про то, что они находятся в чужом доме, а пора бы уже честь знать – горничная, приставленная к ним, только разве свет не выключала, намекая на поздний час.

– Леська, ты совсем с ума сошла? – тихо спросила ее Тори, когда наконец-то подруга нехотя выбралась из нирваны. – Мы же в чужом доме, нужно приличия какие-то знать.

Видимо, горничная незаметно выключила подогрев, и вода остыла настолько, что даже сумасшедшую до купания Леську проняло.

– Я бы здесь жила, – мечтательно улыбнулась подруга.

– От такого особняка и я бы не отказалась, – кивнула Тори.

– Да нет. Я про бассейн. Про чистую теплую воду…

Глава вторая. Шоколадная нежность

Автобус, выгрузив последних пассажиров, с облегчением фыркнул пару раз и радостно скрылся из вида. Очевидно, хмурый водитель торопился домой к ужину. Самое время: еще немного, и ночь накроет дорогу и окрестности. Солнце уже упало за деревья, но не ушло совсем, цедилось сквозь ветви сказочным оранжевым закатом. Пришло умиротворение: все у Тори получится.

Они с Лелем в одиночестве стояли перед небольшим, аккуратным домиком, на котором крупно белело: «Лебель». Стилизованный под славянские мотивы лебедь опустил лопатообразный клюв. Его изогнутая шея венчала название города, словно вопросительный знак.

Тори прочитала вслух и поразилась:

– Слушай, а почему не «Лебедь»? Ну, название такое странное. Проще же – лебедь?

– Почему проще?

– Лебель – не по-русски что ли. Словно хорошее слово исковеркали.

Кажется, Лель наконец-то немного обиделся:

– Проще, не всегда лучше. И лебедей этих, наверное, по всей стране – завались. А вот Лебель – единственный и неповторимый.

Тори подняла обе руки.

– Сдаюсь. Ты прав. Так проводишь до Приозерной?

– Пошли, – он вскинул свой рюкзак на плечи. – Тут недалеко, пешком напрямки быстрее, чем объезжать на такси.

Они в три минуты пересекли миниатюрную площадь перед зданием автовокзала и оказались на тянущейся в бесконечную даль дороге.

Улица с рядком стоящими особняками эпохи раннего модерна показалась Тори уютной. Причудливые магазинчики, аккуратные домики и большие зеленые деревья. Несмотря на то, что город явно готовился ко сну, Тори чувствовала: и дневной его ритм уютен и спокоен. В витрине цветочного магазина, который попался им по дороге, цвели всеми возможными красками бутоны и соцветия, хозяин фруктового павильончика заботливо укладывал на ночь фрукты в небольшие холодильники. Две пожилые женщины остановились на тротуаре и негромко обменивались какими-то милыми новостями. Они так замечательно и по-доброму улыбались, что Тори вдруг захотелось стать частью этого спокойного, почти идеального мира.

– Странно, – сказал Лель, вглядываясь в пока еще бледные огни.

Тори показалось, что он прочитал ее мысли.

– И в самом деле, странно, – согласилась она. – Никогда не мечтала жить в подобном сонном месте.

– Ты о чем? – не понял Лель.

Видимо, он все-таки не умел читать мысли. Или делал это невнимательно.

– Я ЭТО имею в виду, – сказанное точно не относилось к внезапному желанию Тори остаться в Лебеле вдруг и навсегда.

Она старательно вытаращила глаза в начинающиеся сумерки, но ничего такого уж странного не увидела.

– Эта шоколадница, – кивнул ее спутник.

Она посмотрела в ту сторону, куда Лель махнул рукой, не просто старательно, а внимательно. Может, по чистой случайности, но именно в этот момент в дальних сумерках, мигнув два раза, зажглась вывеска «Шоколадная нежность». И было в ней нечто такое, от чего Тори поежилась. Вокруг слова «нежность» вызывающе красным горели пронзенные стрелами сердечки, превращающие вывеску в нечто, вроде магазина «для взрослых». Из тех, что называются «Ты и я» или «Соблазн», как-то так.

– Это не секс-шоп? – на всякий случай удостоверилась она.

Лель улыбнулся и покачал головой:

– Шоколадница, – повторил он.

– Она и в самом деле странно выглядит, – подтвердила Тори, что бы он ни подразумевал под этим словом.

– Да нормально, – махнул Лель рукой. – Сколько себя помню, всегда так выглядела. А странно то, что она открыта. Потому что «Шоколадная нежность» открывается только раз в году.

– А она – это что? – спросила все-таки Тори, и, понимая, что сейчас он опять повторит это непонятное «шоколадница», быстро добавила. – Ну, там магазин или кафе? И почему – раз в году?

Ей вообще не могло прийти в голову, за каким лядом держать заведение, если открывать его раз в году. Это же не елка, которую срубил, нарядил, отпраздновал и выбросил. Платить за коммуналку все равно нужно, и содержать тоже.

– И магазин, и кафе, – сказал Лель, решительно направляясь к «Нежности». – Открывается раз в год – 14 февраля.

Тори поплелась за ним, стараясь не отставать. Коленка, с которой сползал бинт, заныла растревоженной раной.

– Почему 14 февраля?

– Ты чего? – он резко остановился. – Не знаешь? 14 февраля – день всех влюбленных. Это магазин…

– Все-таки секс-шоп, – Тори, кажется, правильно отразила новые вводные.

– Да нет же, – Лель не раздражался, просто констатировал факт. – Это магазин всяких шоколадок. Всегда неожиданных и интересных. Можно даже самому вылить любую форму. Мы в детстве с таким нетерпением ждали дня, когда «Нежность» открывалась. Весь год копили деньги.

– А, – Тори всегда была несколько равнодушна к шоколаду.

Не то, чтобы прямо вот ненавидела, но вполне могла без него обойтись. Не страдала от отсутствия.

– Может, сначала ты меня проводишь? А потом пойдешь… выливать формочки.

Наверное, не стоило хамить симпатичному молодому человеку, который делал ей одолжение. Но Тори устала. И еще немного пугала неизвестность впереди.

– Извини, – Лель внезапно остановился. – Но всю мою жизнь шоколадница открывалась только вечером 13 февраля. И закрывалась через сутки. А сейчас какой месяц?

– Август, – привет, кэп очевидность.

– Ты не понимаешь?

Тори не понимала. Лучше бы яичницы с колбасой, а вовсе не выливать шоколад в дурацкие формочки.