Читать онлайн Татуированное время бесплатно

Ухо Ван Гога

«Димка, скотина!»

Снежинки крутили кристаллическими попками, сверкая в истощенном свете убывающей зари. Марианна извлекла из буфета припрятанную там банку шоколадной пасты – ее любимого антидепрессанта. Поднатужившись, она отвинтила плотно сидевшую крышку. Коричневая масса сладко потянулась за большой столовой ложкой. Марианна причмокнула. Если бы не Димка, олух, она бы ни в жизнь не приехала в эту глухомань. Как ее, эту деревню, бишь? «Верхние Кизяки», кажется?

Облизнув ложку, женщина ткнула в старенький «Рекорд». Затеплилась картинка – на стекле экрана заплясал Винокур со своим кордебалетом. Марианна переключила канал: скучного вида дядька занудно рассказывал об очередной панацее от всех болезней… Мысли вновь вернулись к козлу-муженьку Ну как муженьку – они с Дмитрием расписаны не были, просто сожительствовали. Но Марианна действительно думала, что это любовь до гроба. Грезила, что Дима станет отцом для ее дочки…

В тот день он сказал, что к Эле придет репетитор по математике. «Репетитор» пришла, только не к дочурке, а к самому Димке. Исидора (что за имечко!) Львовна так увлекательно вела «занятие», что никто даже не заметил, как домой вернулась Марианна. «Настольные игры» она застала в самом разгаре – интимная математика была прервана на самом интересном месте…

Звонко положив ложку на клеенку, женщина поднялась, чтобы выключить пыхтевший на плите чайник. Хоспаде, здесь даже электрической плиты нет! И как дядя тут жил-поживал? Только они с Димкой рассорились, Марианна переехала на дачу к покойному двоюродному деду – в это замкадное захолустье. Домик у Захара Иваныча был ничего так себе, вполне приличный. Вот только все свободные углы в нем были забиты книгами: от пола до потолка полное собрание сочинений Артура Конан Дойла. Деда Марианна знала не очень хорошо, но твердо помнила – дядюшка с ума сходил по Шерлоку Холмсу. Даже, помнится, написал статью об истоках рассказа «Картонная коробка»: Захар Иваныч считал, что на завязку истории повлиял случай с каким-то художником.

Вернувшись к банке шоколадной пасты, Марианна обсосала ложку. Из телевизора вещал очередной продавец, рассказывавший о новой чудо-новике – душевой лейке с несколькими переключателями. «Она работает в разных режимах: массажный, успокаивающий, мелкий дождик, подогрев. А еще есть режимы для гурманов – “борщ”, “окрошка”, “рассольник”».

Массажный эффект Димка почувствовал на себе сразу, как только эта расфуфыренная «Биссектриса» была изгнана из их квартиры с позором. Потом был скандал, и два чемодана Дмитрия летели с шестого этажа, будто Холмс и Мориарти с Рейхенбахского водопада… Марианна остервенело соскребала остатки шоколадной массы. Воспоминания вспыхивали в ее памяти рождественской иллюминацией. Как она могла довериться такому подонку?!

Всласть настрадавшись, женщина принялась за уборку – пылищи вокруг как снега в тундре, нужно навести марафет. Смахнув на пол пару папок, Марианна уставилась на небольшую картонную коробочку. Чернила потускнели, но надпись читалась довольно хорошо: «Ван Гог. Ушная раковина. Фр.». Что такое «фр.» Марианна не знала, а вот имя… Кажется, она его где-то уже слыхала. Поддев ногтем край картонки, она вытряхнула на клеенку ошметок кожи.

Ухо. Перед ней лежало ухо. Судя по всему, человеческое. Потыкав в него ручкой метелочки для пыли, женщина боязливо дотронулась до предмета пальцем. Теплое… или ей показалось? Оставив объект покамест лежать на столе (притрагиваться к нему ей больше не хотелось), Марианна продолжила уборку.

Смеркалось, ночь натягивала темные чулки теней на окружающий интерьер. Вновь поддавшись воспоминаниям, Марианна присела за кухонный стол. Появился платочек, потекли женские слезы. Не сдерживая своих чувств, она запричитала. Нечто сбоку шевельнулось… Женщина остановила соленый поток и застыла на стуле.

В тени что-то дернулось.

Кусочек плоти, извлеченный из коробочки, немного пошевелился. Разыгралось воображение? Марианна склонилась над ушной раковиной. Понимая, что выглядит полной дурой, женщина шепнула в кожаный лоскут пару слов. Ухо чуток сжалось, точно сократившееся в груди сердце… Женщина отпрянула, чуть не сломав шею. Долго она не могла собраться с духом и подойти к столу. Но потихоньку, бочком, она все же вернулась к столешнице.

Ухо лежало недвижимым. Набравшись смелости, женщина подула в ушко. Ничего. Она медленно придвинула стул и тихонько села… А потом ее как прорвало. Слова вылетали из нее, точно смазанные маслом. Речевой фонтан бил, не смолкая. В этот кусочек человеческой плоти она высказала все, что лежало грузом на сердце. Не стесняясь, она выдала все секреты их с Димкой жизни, все интимные подробности…

Словесный брандспойт поутих, крантик завинтили. Выдохнув, Марианна посмотрела на ухо. Оно слегка поблескивало, словно выступил пот. Пересилив отвращение, женщина осторожно уложила ухо в коробочку. Пускай полежит, отдохнет. Господи Иисусе! До чего она докатилась – разговаривает с неодушевленными предметами! Однако на душе у нее больше не скреблись кошки, она чувствовала потрясающее облегчение.

Последующие дни Марианна рассказала уху всю канву своей жизни. Перекладывая его из коробочки на стол, она ворковала с ним дни напролет. Потом до нее дошло, что Ван Гог, возможно, ее не понимает. Фамилия иностранная, может, грузинская. Или же… «Фр.» на коробочке – это, наверное, «Франция»! Осененная догадкой Марианна принялась рыться в поисках переводчика с французского (смартфон, в котором был голосовой, она забыла на квартире).

Найдя словарь, женщина устроилась перед ухом поудобнее: теперь они станут ближе. Беседы отныне велись на ломаном французском. В ход пошли сплетни, личная жизнь звезд, пошлые шутки… А однажды остановившаяся перевести дух Марианна заметила, что ухо даже покраснело. И все же чего-то в этой идиллии не хватало. Не хватало обратной связи. В общем, собрав багаж, женщина вознамерилась выехать во Францию – она хотела найти Ван Гогу рот.

Имаго

Доктор Рубинштейн откинулся в кресле. Все-таки преинтересная книжонка. «Психоз» Роберта Блоха. Этот Бейтс занимательный тип. А его фамилия – намек на место убийства. Прекрасно задумано. Автор словно играет с читателем в некую словесную игру. При этом некоторые моменты в романе повторяют более ранний рассказ писателя «Голодный дом»…

Сестра Маккартни вырвала его из размышлений. Возведя очи к портрету Фрейда над электрическим камином, доктор Рубинштейн с трудом удержался, чтобы не шлепнуть сестру по пятой точке. Не сейчас. Может, попозже, как это было у них заведено. Да, придется опять повернуть старика Зигмунда лицом к стене. Положив бумаги на стол босса, Маккартни поколыхала из кабинета.

Алоизиус Рубинштейн взял принесенные документы. Ага, это о новом пациенте. Неизвестный, который прибыл недели две назад от доктора Шафраника. Редчайший случай, можно сказать, уникальный. Пройдясь по комнате, доктор Рубинштейн посмотрел на мощеный внутренний дворик клиники через чисто вымытое окно. Никаких решеток. Его клиенты не будут смотреть на мир сквозь прутья клетки. Таково было профессиональное кредо Алоизиуса Рубинштейна. И в комнате новенького этих штук тоже не было. Новичка разместили под самой крышей, на четвертом этаже…

Рубинштейн лично пришел проведать пациента. Необыкновенное происшествие. Шафраник, с которым он был на короткой ноге, говорил, что неизвестного мужчину нашли в полях фермеры. Тот вел себя весьма причудливо… Вот тогда человека решено было привезти сюда, в «Ясени».

Немало дней ушло на оформление документов, кое-какие согласования. Но когда все было сделано, Рубинштейн не пожалел о потраченных усилиях. Он помнил первую встречу с вновь прибывшим. Тот лежал в больничной кровати, постоянно извиваясь всем телом, причем при передвижении пациент не пользовался руками. Выгибая спину, мужчина ползал по матрацу, иногда странно застывая. Сестры пытались кормить его кашей, но безуспешно. Зато когда принесли салат, клиент набросился на него с пугающей жадностью…

Отметив про себя, что надобно сказать Шульцу чтобы подмел двор, Рубинштейн продолжал вспоминать. Спустя какое-то время поведение неизвестного изменилось: теперь он принялся создавать из одеял нечто вроде домика или убежища. Он складывал простыни, сворачивал их, скручивая наподобие большого футляра. В это время он отказывался от еды, перестав даже пить…

Вчера все «работы» были завершены. Доктор Рубинштейн сквозь специальный глазок наблюдал, как неизвестный заворачивается в свои ткани на манер мумии. Алоизиус чувствовал: что-то должно произойти, нечто назревает. И вот сегодня сестра Маккартни передала ему, что в «саркофаге» наметилось движение. Похоже, пациент собирался вылезать из своего «домика» на белый свет.

Отвернувшись от окна, Рубинштейн вернулся к письменному столу. Среди перочисток и всякого хлама лежал оставленный кем-то учебник зоологии. Рассеянно полистав страницы, врач остановился на яркой картинке, изображавшей трансформацию бабочки. Толстая гусеница, изгибая спинку, деловито делала кокон, после превращалась в куколку, из которой затем вылезала ослепительная бабочка. Рубинштейн замер перед рисунком, отдельные кусочки паззла постепенно начали выстраиваться в общую картину. Когда он полностью все осознал, над его верхней губой заблестели градинки пота. Пациент наверху…

За спиной доктора Рубинштейна что-то пронеслось, стукнувшись о брусчатку мостовой. Раздались крики сестер, послышался спешный топот, завыла тревожная сирена. Алоизиус не повернулся. Он теперь горько жалел, что не установил решетки хотя бы на верхнем этаже.

Бухта Торквемады

Творение великого ювелира, никак иначе: сапфировые волны отливали зеленым, точно инкрустированные первосортными изумрудами. Два высокопоставленных тела возлежали в белоснежных шезлонгах. На пляже Арено де Платина им были выделены лучшие места. Ну еще бы! Бесс Лингфорд стояла у истоков одной крупной и весьма известной корпорации. Ее супруг Хью дрыхнул рядышком без задних ног. Намазывая руки дорогущим кремом, Бесс не уставала отпускать ироничные комментарии:

– О! Смотри, смотри! Леди Тредмор! Вот это выход…

Хьюберт издал невнятное урчание из-под газеты. Бесс продолжила втирать крем в поры своего избалованного тела, мимоходом отпуская язвительные замечания по поводу проходивших в отдалении дам. Впереди замаячила очередная дива, и Бесс прямо-таки взорвалась сарказмом:

– Гляди-ка, это же леди Чаррингтон! Что у нее на шее – янтарь или канифоль?

По пляжу, покачивая бедрами, шла ослепительная блондинка. В прямом смысле слова ослепительная: золотые браслеты и серьги броско сияли под лучами жаркого южного солнца. Бесс чуть не задохнулась от возмущения – где ж ей, ее телеса могли лишь стыдливо прятаться под дорогими шелками. Бизнесвумен знала, что ее ножки теперь так далеки от совершенства, насколько это вообще возможно.

Погладив варикозные узлы, Бесс выдавила:

– Вот чертовка! Повезло ей выглядеть так… в ее-то годы. Таким как она все сходит с рук… даже убийство!

– Кто-то сказал об убийстве? – явившийся словно из ниоткуда метрдотель местного пляжного ресторана Франсиско мог испугать своим появлением даже повидавшую многое Элизабет Лингфорд. Франсиско вызвался лично обслуживать столь взыскательную публику как Бесс и Хью. Поставив бокалы с коктейлем на столик рядом с шезлонгами, испанец сверкнул белоснежной улыбкой. Бесс поправила челку.

– Ах, Франси… всего лишь вспомнила кое-какие сплетни, – накрашенный алым ноготь, почти обвиняя, указал в сторону плывущей по пляжному песку леди Чаррингтон. Франсиско понимающе склонил голову.

– Sí, мадам, припоминаю этот случай. Об этом много писали…

– Да-да, билборды тогда намекали, что леди Чаррингтон (при упоминании этого имени Бесс скривилась) поторопила старого лорда с билетами на тот свет, – женщина со злостью всмотрелась в точеную фигурку на горизонте. Желтоватый песок прекрасно подчеркивал белизну кожи соперницы. Элизабет ненавидела свой варикоз, мечтала, чтобы его можно было подцепить за кончик и намотать на вилку, словно итальянскую пасту. Но, увы, это было невозможно.

– Вы только посмотрите! Да на ней столько косметики, что я удивляюсь, как она только ходит! А ее упругая кожа – это все золотые нити… золота в ней, наверное, больше, чем в Форте Нокс.

Метрдотель в очередной раз отвесил учтивый поклон. Перекинув безупречной чистоты салфетку через руку, он наклонился к Бесс.

– А вы знаете, мадам, что это за место? – он обвел смуглой рукой окружавший отдыхающих роскошный пейзаж. Миссис Лингфорд призадумалась. Испанский курорт ей порекомендовал один из деловых партнеров, сказав – высший класс. И правда, обстановка радовала глаз, персонал вышколенный, песок – выше всяких похвал. Если бы только не противная леди Чаррингтон…

Франсиско, чистокровный испанский жеребец, показал зубы:

– Это, мадам, Бухта Торквемады. Жил когда-то человек по имени Торквемада, считался он безжалостным судьей, которого нельзя подкупить. Его боялись, его ненавидели… Exactamente… Но все признавали в нем непоколебимую волю к справедливости… – Франсиско запнулся, виновато посмотрев на малость озадаченную Бесс (Хьюберт все это время сладко посапывал под газетой). – Простите мне, мадам, мою горячность. Мы, местные жители, верим, что творившие зло и вошедшие в эти воды, больше не возвращаются в мир живых.

Чайка визгливо прокричала в отдалении, ее резкий всхлип царапнул по нервам. Бесс повернулась к удалявшейся по пляжу леди Чаррингтон. Та собиралась окунуться: по-видимому, ее макияж был водоустойчивым. Вновь поклонившись, Франсиско растаял в воздухе. Как раз в это время проснулся Хью. Он пошарил вокруг в поисках освежающего коктейля, но Элизабет уже расправилась с его порцией. Читая мысли супруга, она заявила:

– Хью, дорогуша, я дам тебе свою порцию, только давай заключим пари… – Хьюберт что-то нечленораздельно промычал, но Бесс уже отдалась своим мыслям. – В общем, спорим, что леди Чарринтон и на этот раз выйдет сухой из воды?

Чайки парили над элитным пляжем, похожим на усеянную грибками зонтиков полянку, в то время как женский силуэт все дальше уходил в пенящиеся волны. Плечи, шея, голова скрылись под водой. Солнце играло бликами на лазурно-синей глади, вдали показался парус яхты. Минута. Две. Три…

Вытянув желеобразную руку с алыми ногтями, Элизабет молча передала мужу свою пина-коладу.

Варенье

Вены зашевелились под тонкой кожей, походя на голубоватых земляных червей. Деда вставил ржавый ключ в замок решетчатой двери и с силой надавил, стараясь добиться характерного щелчка. В это время Венечка, нагруженный стеклянными банками, стоял в сторонке. На подъездной стене кто-то накарябал огромный половой член: казалось, пенис дает дедуле по башке. Но Венечке было не до разглядывания забавных картинок – его ждал спуск в подвал.

Наконец механизм двери издал знакомый звук, и дед пошаркал вниз, осторожно ступая по точно оплавленным бетонным ступеням. Стараясь не уронить заготовки на пол, Вениамин храбро последовал за сутулой спиной.

Шарк-шарк-шарк…

Теперь они ниже уровня земли. Ноздри ловили запахи подгнивших корнеплодов и влажной пыли. Звуки улицы постепенно смолкли, и Венечка ощутил себя аквалангистом, спустившимся на дно океана. Похожая на креветку многоножка уставилась на мальчика икринками глаз. Ее тонкие усики-антенны двигались в воздухе, настраиваясь на нужную волну.

Дед свернул направо, мизансцена озарилась желтоватым светом. Впереди простирался узкий коридор, в деревянных стенах которого притаились двери. Их было не счесть, Вене даже казалось, что их бесконечное множество… Огромные навесные замки проела ржавчина – точно лишай на шкурке подвальной кошки.

– Сучка серая!

Открывший дверь кладовки дед махнул в сторону высочившего из-за нее маленького мышонка. Взяв из рук Вениамина банки с вареньем, Вилен Петрович принялся расставлять все по гнилым полкам. Поднявшаяся пыль окрасила воздух в сероватые тона. Веня старался не чихнуть – он опасался «Человека Варенья». Мальчик боязливо посмотрел в конец коридора. Там притаился темный проход и Вениамин был уверен: за поворотом находится большая низкая комната с окошком у самого потолка, где страшный человек в большой шляпе бесконечно мешает что-то в огромном котле.

Веня взглянул на ряды дверей. За каждой из них миллионы полок, на каждой из них – миллионы банок с вареньем… Это все плоды труда «Человека Варенья», он тонкими длинными руками мешает в своем котле зловещее месиво. Вокруг него скелеты дохлых кошек и собак, а может и людей… Он варит варенье из черепов и каждый вечер раскладывает его по банкам в подвале… миллионы миллионов банок…

Выйдя на поверхность, Вениамин сразу припустил к песочнице. Стася и ее подружки обустраивали отель для дражайших кукол. Вене они доверили строительство стены вокруг пляжа.

– А где Митя? – выравнивая песчаную стенку, Венечка спросил о своем закадычнейшем товарище. Стася поправила круглые очки:

– На нашем курорте такого туриста нет.

Веня насыпал песка на верхнюю площадку стены: он хотел все сделать по-взрослому, как надо.

– Че-то он не показывается… – Вениамин ошарашенно окаменел, пораженный страшным откровением. – Его утащил «Человек Варенья»!

Помпончик на шапочке Стаси неодобрительно закачался. Сосредоточенно ковыряясь в песке (она работала над бассейном для любимой куклы Ванессы), она высокомерно отрезала:

– Твоего «Человека Варенья» не существует… – Стася погрузила пухлые ручки в песок и ее лицо тут же приобрело кислое выражение: пальчики угодили в кошачью какашку. Венечка не стал возражать, он промолчал, его лопатка почти порхала в воздухе.

К вечеру строительные работы были завершены. Отчитанный Стасей за «кривую стену», Вениамин поплелся домой. Стемнело, подъезд приобрел вид тоннеля ужасов. Зажмурив глаза, Веня постарался проскочить темный участок как можно скорее – на нижнем этаже не было лампочки. Курсом выше его встретили золотистое зарево и котенок, прикорнувший на подоконнике в углу.

Снизу послышался протяжный скрип, словно открыли заржавленную металлическую дверь. Не донеся ключа до замочной скважины, мальчик замер. Кто-то поднимался наверх: загрохотали тяжелые шаги. На спине Вени выступила влага, намертво приклеив ткань рубашки к коже. Шаги раздавались все ближе, казалось, под подошвами незнакомца хрустят приставшие к ним мириады ползучих насекомых…

Сидевший на подоконнике котенок изогнулся дугой, вставшая дыбом шерсть сделала его похожим на ежика. А взмокший Вениамин безуспешно пытался попасть ключом в замочную скважину. Руки холодели, пот стекал по лбу, застилая жгучим одеялом глаза… Шаги приближались – вот уже над площадкой показались очертания широкополой шляпы.

Вонзив ключ в дверь, Веня дернул ручку. Большая расплывчатая тень накрыла его, пахнуло горячим, запахло сахарными петушками… Что-то капнуло на руку Вене. Тот завопил. Шмыгнув в прихожую, он с разбегу захлопнул входную дверь.

Оказавшись в относительной безопасности, тяжело дыша, Венечка опустил глаза к своему запястью – на нем блестела застывшая красная капля. Поднеся руку к губам, мальчик выдохнул:

– М-малиновое…

К истории стриптиза

У нее было одно желание…

Городская площадь гудела, гремела, улюлюкала. Десятки и сотни мужчин и женщин оделись в лучшие свои наряды, дабы пребывать на этом почти светском мероприятии. Кто-то был с собакой, кто-то держал на руках хнычущего младенца. Лица выражали нетерпение и отчасти восторг, восторг был и на физиономиях базарных торговцев-разносчиков, обалдевших от наплыва покупателей…

Все хотели видеть ее.

Она, можно сказать, сегодня была суперзвездой. Помощники палача как раз заканчивали подготовку «сцены» – помоста для предстоящей экзекуции. Двое молодых ребят умело раскладывали хворост, один из «заплечников» старательно прилаживал большой столб.

И вот ввели нашу примадонну.

Девушка понуро опустила голову, ее тонкие суставы отягощали кандалы. Цепи устроили перезвон, пока приговоренная к казни поднималась на эшафот. Зазвучала музыка, похоронный оркестр входил в этот замогильный «all inclusive». Публика завыла – дева взошла на помост и двое парней приковали ее к торчавшему столбу.

Послышались исступленные вопли: «Кончай с ней!». Сквозь путаницу нечесаных волос сверкнули глаза, девушка судорожно облизнула губы. Глашатай, откашлявшись, огласил весь список ее прегрешений. Смертница оказалась ведьмой.

Набожные зрители разом перекрестились. «Ату ее! Пускай зажигает!» Палач с чадящим факелом метнулся было к хворосту, но его остановили – власти великодушно разрешили преступнице предсмертное пожелание. Ветер подхватил мелодичный голос: женщина попросила разрешение на последний танец. Она сползла к столбу мужская часть аудитории заволновалась – мужья подошли поближе, жены схватили их за шиворот…

Упругое тело завертелось среди деревяшек, оно извивалось и тряслось. Сложно было поверить, что танцовщице что-то мешало – словно и не было железных колодок. Мужи рисковали свернуть шеи, они тянули их к помосту, точно стадо жирафов. Показалась соблазнительно-белая ножка, зрители сорвали свои басы на дикий визг. Жены сокрушенно зажали уши пальцами, младенцы запищали.

Она продолжила неистовый танец. Глашатай выронил трубу, палач до боли сжал уже потухший факел. Изгибающееся тело почти обвило столб, оно вертелось и кружилось вокруг полена, чуть ли не снимая с него стружку. Из пропитых глоток исторгся протяжный стон, когда верткая красавица исчезла, распалась в атмосфере. Натруженные пивными кружками ладони взбили воздух продолжительными аплодисментами.

Незачетный подвиг

И что там еще придумал этот вредный Эврисфей?

Вставая с усыпанного лепестками роз ложа, Геракл сладко потянулся и зевнул. Устало снял бигуди из клыков Эриманфского вепря, мимоходом глянул в зеркало («детка, ты как всегда супер!») Несколько раз отжался, поиграл гранеными мускулами. Затем нехотя подошел к телефону – послышался гнусавый голос Эврисфея. Геракл почесал поясницу:

– Ну какие подвиги?! Сегодня ж выходной…

Царь беспардонно перебил героя:

– Ступай к Полифему. У него там есть для тебя работенка.

Фу! Опять плыть на остров. Положив трубку, Геракл сделал пару махов ногами. Грациозно протанцевал на кухню, скушал омлет из яиц стимфалийской несушки. Наконец нацепил солнцезащитные очки, вставил безупречные ступни в сандалии от Jimmy Choo (попутно отметив, что нужно обработать мозоль на левом мизинце). Поправив прическу и сделав свой знаменитый начес, Герри двинул к новым подвигам. По пути он совершил еще парочку, и в целости и сохранности добрался до апартаментов Полифема.

Колоссальный беспорядок в колоссальном пент-хаусе. Хозяин хаоса, великан Полли (так его звали френды), чуть не рыдал.

– Погляди, что они натворили! – огромная волосатая рука с татуировкой «ИТАКА» сдвинула дверь гигантского шкафа-купе.

Геракла сбила с ног бодрящая нафталиновая волна – владелец шкафа попытался бороться с возникшими проблемами своими методами. Самих «проблем» пока что не было видно. Герой плавно лавировал меж рядов исполинских туник (кстати, натуральный шелк от «Arachna Ltd»). Он двигался как кошка, обходя тонны дорогой ткани…

Дырка! Дыррищща!!!

Она возникла так внезапно, что Герри аж обомлел. Отвратительная дыра украшала одну из туник – мерзкое отверстие оскорбляло тонкую эстетику великого героя. И тогда появились они. Сначала Геракл почувствовал дуновение ветра. Ветер усилился, затем показались крылья. Несчетное число крыльев окружило его. Периодически стряхивая на Герри золотистую пудру, в воздухе зависли с полсотни крупных молей.

«Крупных» – это еще мягко сказано. Каждая из чертовок габаритами могла тягаться с персональным вертолетом его величества Эврисфея. Стиснув до скрипа ослепительно-белые зубы, герой эллинистического мира выхватил клинок. Он сражался с силой десятерых львов, кружась волчком и иссекая крылатых тварей в мелкую труху: вот тебе за «Arachna Ltd», вот тебе за «Gucci»… Геракл не любил дырявой одежды.

Полифем безостановочно грыз ногти, он уже делал себе педикюр, когда из шкафа показалась идеально подстриженная головка Герри – завитки были безукоризненны. В руках герой сжимал башку одной из молей, торс молодца казался позолоченным: из-за осыпавших его чешуек бабочек он напоминал статуэтку «Оскара». Победоносно потрясая трофеем, Геракл в то же время признавал – он вряд ли станет позировать с этим Фидию. Скорее всего, подвиг не войдет в анналы его героических свершений.

Впрочем, взглянув на плачущего от счастья Полифема, силач понял – слезы благодарных почитателей дороже всяких наград.

Коридор из сна с часами

– Дамокл? Кажется, это кто-то из греческой мифологии.

Хьюм передернул плечами и попытался подхватить тягучую каплю соуса, которая грозила вот-вот запачкать его манишку. Они с Дэшем грелись на солнышке у закусочной «Брайан Дог». Новомодное местечко – сплошь пластиковые столики в стиле восьмидесятых. Слизнув соус со своей питы с хумусом, Хьюм смачно зачмокал. Дэш в это время с отрешенным видом помешивал пенку в капучино. Его явно что-то беспокоило.

– Что на уме, приятель? – бормотание было неразборчивым: едок пережевывал хумус. Его товарищ мрачно всмотрелся в кофейную пенку – вместо сердечка в ней проглядывал ухмыляющийся череп…

– Да так, ничего особенного. Просто… сон.

Наглый воробей подлетел прямехонько к левой ноге Хьюма, настойчиво выклянчивая сочные крошки. Тот мотнул кроссовкой, прогоняя назойливого нахлебника. Вонзив зубы поглубже в остатки питы, Хьюм довольно промычал:

– М-м-м, эти шарики просто отпад. А что такое… с твоим сном?

Теплый бриз увлек за собой запахи акации, магнолий и жареного лука. В воздушном шейкере смешались целые незримые полчища разных ароматов, они конфликтовали, ссорились между собой, пытаясь понять – кто тут главный, кто будет доминировать. Втянув эту смесь до самых альвеол, Дэш поставил локти на пластик столика.

– Знаешь, мне в последнее время приходилось туго. Много работы. Короче, домой приползал выжатым лимоном…

Со стороны Хьюма послышался какой-то звук, похожий на всхрап.

– Брат, лимоны не ползают!

Пропустив глупую остроту мимо ушей, Дэш продолжил:

– В общем, после всех этих забегов на работе я валюсь с ног и сплю как убитый. А тут где-то с неделю назад мне стал видеться сон. Передо мной выкрашенный белой краской коридор. По его сторонам – двери, много дверей. На каждой двери находятся круглые часы. Ну, такие как в больничной палате…

Промокавший салфеткой рот Хьюм не сдержался:

– Чувак, тебя самого нужно в… палату.

– Все это я наблюдаю как будто со стороны, словно парю под потолком. Двери и сам коридор освещены дневным светом, но его источника я не вижу. Дальняя часть коридора тонет в темноте. И ты знаешь, она меня беспокоит…

В отдалении прогрохотал гром, серо-мышиное облако зависло над высоткой, точно севший на мель парусник. Хьюм с тревогой глядел на друга.

– Не понял? С каких пор тебя стали волновать какие-то там сны?

– Не знаю… что-то в этом…

Озлобленный рык грома прервал разговор. Хлынувший дождь смывал уличную грязь, разговоры и людей в сточную канаву обыденной кутерьмы.

– Ого! Что это у тебя?

Хьюм, неизменно жующий, уставился на Дэша. Тот явился в офис с огромными синяками под глазами. Устало бросив портфель на кресло перед рабочим компом, Дэшил плюхнулся следом. На него было жалко смотреть.

– Плохо спал.

– Опять сон?

Дэш молча кивнул. Офисное море кипело работой, временами проплывавший начальник взбалтывал всю эту муть, поднимая офисный планктон со дна на поверхность. Дэш вздохнул:

– Сегодня ночью я видел коридор. С одной стороны его – тьма, с другой он раздваивается. Паря над ковровой дорожкой…

– Так там еще и ковер есть?

– …так вот, летая над полом я увидел, что у каждой двери есть табличка с именем. Я узнал, что за одной из дверей живет мисс Саншайн, за другой – мистер Онионс, за третьей – мистер Кэррот.

– Какой-то суповой набор.

– Часы все это время тихонько тикали. Потом мозг пронзила мысль: «Он идет!». А потом появилось имя. Оно зажглось в мозгу, пронзило его – «Мистер Дамоклус».

– Ага, вот почему ты о нем спрашивал! Я, между прочим, посмотрел в энциклопедии. Это действительно персонаж греческой мифологии, с которым связано…

– Да, известное выражение: «Дамоклов меч». Так говорят о чем-то неотвратимом, опасном, тяжелом, о том, что нависает над тобой… Я увидел, как ковровая дорожка за поворотом начала сминаться, как если бы идущий по ней подволакивал ногу. Потом я услышал скрип… Мне подумалось, что тот кто его издает, носит кожаную обувь.

Лицо Дэша застыло, походя на маску греческой трагедии. Казалось, что над ним и вокруг него сгустился воздух, загущенный пектином страха. Самому Хьюму все это представлялось глупейшим вздором…

– Я… я сильно струсил. Потом какая-то сила отбросила меня к стене и… я проснулся.

Хьюм снисходительно похлопал товарища по руке:

– Тебе надо взять отгул, а то в твои мешки под глазами впору засыпать уголь.

Включив расслабляющую музычку, Дэшил ослабил узел галстука. Горячий душ вдохнул молекулу жизни в его измотанную нервную систему, дал долгожданное успокоение. Может, ему действительно нужен лишь полноценный отдых. И больше ничего.

Пружинящие объятия матраса с кокосовым волокном создали иллюзию, что он среди пальм Баунти. Пальмы быстро сменились белым коридором.

Опять?!

Теперь двери оказались приоткрыты. Он прекрасно помнил, что раньше все они были заперты. И дверь мисс Саншайн, и дверь мистера Онионса, и дверь мистера Кэррота. Но отныне их тормошил сквозняк. Ковровая дорожка выглядела смятой. В голове Дэшила загудело: «Дамоклус!» Заглядывать в приоткрывшийся дверной проем перехотелось.

Сухой воздух коридора отдавал плесенью. Так бывает в старых дешевых гостиницах. Но воздушный поток доносил и другой запах, с металлическим привкусом… Качавшийся у потолка Дэшил заметил, что часы на дверях больше не идут. Данное обстоятельство почему-то тревожило: складывалось впечатление, что произошло нечто непоправимое…

Стрелки остановились, застыли на одной цифре. Подплыв поближе, чтобы посмотреть на какой, Дэш повернул голову… Теперь дальняя часть коридора уже не исчезала в темноте, можно было увидеть, что там осталась лишь одна дверь. Новый порыв прохладного воздуха увлек к ней невольного путешественника. Часы пока шли, виднелась табличка. На ней Дэшил прочел собственное имя. Минутная стрелка со скрипом сдвинулась с места. Или это скрипела не она?

Ковер на полу начал сминаться…

Портал

«Сыграла в ящик, стоя на ящике, вернее, слетев с него». Так можно было сказать о конце его дорогой Бэлы. Зыкин дыхнул на хрустальную рюмку, любимую Бэлину Затем откупорил бутылек. Когда супруги не стало, бывший инженер высшей квалификации принялся понемногу спиваться. Ну, «понемногу» – это как посмотреть. Рюмки Зыкин наполнял часто и неизменно доверху. Когда-то они с Бэлой выращивали на даче много винограда. Даже шутили: Бэла с «Изабеллой». Как раз вытаскивая с антресолей щиты для укрывания винограда на зиму, жена и сломала себе позвоночник.

Сегодня годовщина.

Эх-хе! Зыкин с тех пор ненавидел виноград и вино, стремился его истребить, захоронить навеки. В себе. Налив еще, вдовец прислушался – за дверцей счетчика электроэнергии послышалась возня. Со смертью благоверной компанию овдовевшему Зыкину составляли тараканы да мыши. Мышиная канитель раздражала, мнилось, о металлический щиток бьются не мышки, а какие-то неведомые когтистые бестии.

Конечно, мыши были не только там, они шастали по всему дому, деля с законным хозяином и кров и хлеб. Однако именно в районе электросчетчика их активность возрастала в разы. Зыкин вел с тварюгами полномасштабные боевые действия, да все без толку… Вот они снова разбуянились.

Кота что ли завести?

Оставив рюмку, Зыкин зашаркал в коридор. Прислушался – за дверцей, прикрученной к стене проволокой, все было спокойно.

Вечер Зыкин коротал в обнимку с бутылкой пива. Телевизор (у него был домашний кинотеатр – осколок той прошлой «богатой» жизни) украшали сцены дикой природы. Ученые, два щуплых мужика, прилаживали к стволу дерева камеру-ловушку, надеясь поймать в кадр редкого медведя Пржевальского.

Пробираясь сквозь алкогольный перегар, до извилин Зыкина дошла занятная мыслишка – а не поставить ли камеру за дверцу счетчика? Может, там что интересное делается? Уж поинтереснее внеочередной рекламной паузы. «В нужном месте в нужное время». На рекламе вагинальных свечей Зыкин нажал на «выкл.»

Пошарив в ящиках серванта, Зыкин нашел необходимые детали. Кое-что припаял, там подлатал – и миру явилась маленькая самодельная камера. Дотащив пивной жбан до коридора, Зыкин на выдохе отвинтил проволочку. Дверца отворилась.

Мать-перемать!

Мужик сморщил красную бобышку на своем увесистом лице. Скока всего тут! Походу мышки здесь имеют очень даже насыщенную жизнь… От тяжелого мужского дыхания заколыхались шматы паутины, свисавшие со старенького счетчика наподобие исландского мха. Под ними в нише образовалась небольшая площадка, в уголке собралась приличная горсточка мышиного помета. Видать, у паразиток тут отхожее место.

В стене виднелась внушительная трещина. Зыкин посветил прихваченным фонариком – дырка уходила вглубь кирпичной кладки. Сколько же в доме таких вот полостей, трещин, пещерок? Древняя хрущевка, наверное, давно превратилась в гнилой зуб, пронизанный сотней каналов… Интересно, куда они ведут, где сходятся…

– Ну-ка, посмотрим, – пыхтя под бобышку-нос, Зыкин воткнул в одну из трещинок свою мини-камеру Проверил оборудование. Океюшки. Плотно затворив дверцу, Зыкин подбежал к своему видавшему виды ноутбуку, воткнул там, нажал сям. Конечно, это не охота на медведя Пржевальского, но все же. Появилась картинка…

Через час ожидания инженер повелся на сладкие нашептывания «Песочного человечка». Проснуться Зыкина заставило шуршание из динамиков. Вроде как началось. Инфракрасная камера обозревала пространство под счетчиком. В кадре появились две висевшие в воздухе бусинки, оказавшиеся глазками осторожной мышки. Поведя усиками, она выдавила зернышко черного риса.

Он тут что, мышиный срач смотреть подвизался? От скуки душа Зыкина потянулась к рюмашке. Мышь, покончив с опорожнением кишечника, глянула прямо в камеру. От ее долгого взгляда аж продирало по коже.

Из трещины сзади высунулась еще мордочка – никак у них тут место встречи. Две мышки быстро занялись делом, одна налезла на другую и Зыкин целомудренно закрыл глаза. Ну нет, он не собирается снимать кино о сексуальной жизни грызунов. Баста!

Инженер уже собрался закрыть ноут, как вдруг замер. Прильнув носиками друг к дружке, мыши, казалось, совещались. Затем одна из них исчезла, вернувшись с каким-то предметом, приставшим к ее тельцу. Зыкину почудилось, что это часть этикетки от вина «Изабелла»…

Поставив на запись, Зыкин решил перевести дух на кухне, в кругу его любимых друзей – рюмки и бутылки. Плеснув портвейнчику, он трясущимися пальцами поправил отворот халата. Померещится же такое – мышь с «Изабеллой»!

Вернувшись к компьютеру, Зыкин нажал кнопку просмотра. Началась трансляция записи. Ничего особенного: серые бандиты спаривались, ели, какали, спаривались… А что это там у «грызуньи» в лапках? Зыкин поправил картинку, увеличив кадр. В цепких пальчиках серая разбойница сжимала кольцо.

Инженера прошиб холодный пот. Неужели?! Не-е, не может быть… Это кольцо… любимая цацка Бэлы.

Он же лично клал его ей в гроб. Сентиментальная чушь – в память о счастливых днях в Адлере.

Изображение на экране затряслось, закачалось – мышь обнюхивала камеру. Вслед за кольцом появилась сережка, которую Бэла надевала в день своей смерти. Зыкин резко захлопнул ноут Ему плевать, если он его сломает. Что ж, может, так даже лучше.

Посмотрев на ноутбук, словно тот был затаившимся бенгальским тигром, Зыкин попятился к коридору. Из-за дверцы доносился скрежет. Скрип-скрип-пауза, скрип-скрип-скрип. Зыкину показалось, что линолеум под ногами стал жидким, потек и закапал, вместе с его разжижившимися мозгами. Скрип-скрип-пауза, скрип-скрип-скрип – так скреблась в дверь Бэла, когда возвращалась с магазина. Когда была жива.

С большой осторожностью, будто он был хрустальный, Зыкин повернулся в сторону скрежещущих звуков. Дверца счетчика немного оттопырилась и инженер теперь молился, молился об одном – лишь бы закрывавшая щиток проволочка не раскрутилась.

Край

В Городе он жил уже порядком, но никогда еще не видел похорон. В любом населенном пункте, а может и рядом с ним должно быть кладбище… или, на худой конец, похоронное бюро. Ничего подобного в Городе не наблюдалось. Можно было подумать, что здесь нет смерти, никто не хворает, не покидает бренный мир. Всюду одно лишь движение, наполняющее исполинские поры городского организма.

Проезжая по Городу, он видел тысячи людей, на манер крови непрестанно циркулировавших по венам и артериям мегаполиса. Со времен он и сам поверил, что смерти нет – раз нет церемоний, всех этих атрибутов траура, значит нет и самой костлявой. Ступая по земле, старуха с косой почему-то обходит стороной это место, оно будто проскальзывает мимо ее худых ног…

И вот однажды он добрался до окраины Города, где, словно две тропические реки, сходились травяной и асфальтовый потоки. Выйдя из машины, он видел, как асфальтовое покрытие кончалось, обрезанное зелеными ножницами. Впереди же простирались поля, заползая изумрудной лентой за самый край горизонта. Хлорофилловая бесконечность.

Перешагнув неровный шов дороги, он углубился в травяной океан. Торчали пустоцветные стебли, качались вылезшие из земли сочные побеги. Здесь веял ветер, вознося свои прерывистые литании к васильковым небесам… Но не только его вопли нарушали тишину. Он слышал стон, исходящий из близлежащих кустов – за ними испускал дух незнакомец. Похоже, весь путь сюда он проделал на животе: позади него виднелась примятая трава, как если бы что-то тяжелое протащили по зеленому настилу.

Широко открыв глаза, стоя на границе жизни и смерти, он наблюдал их… их было не сосчитать – они лежали, ползли, корчились. Часть из них уже превратилась в траву, походя на дурно сделанные пугала: из воротника, рукавов, штанин пробивались ростки полевых трав. А над всей этой зеленой покойницкой реял ее незримый ветреный хранитель.

Свиньи

Прямо по центру неба, точно паук на невидимой паутине, устроилось солнце. Оно протягивало свои жгучие щупальца, но ни одно из них не причинило вреда божественному телу Рамоны Паоли. Супермодель. Этим все сказано. Каждый ее выход был подобен модному показу где-нибудь в Париже или Милане. Любое событие она превращала в шоу, под ее бесподобными и бесконечными ногами обычный песок становился подиумом, по которому она плыла истинной королевой…

Сейчас на ней было колье от «Бабалунис» с новейшей застежкой в виде шпингалета. Сол, ее неизменный компаньон и телохранитель, следовал за ней. Голова опущена, челюсть выдвинута – сторожевой пес, готовый к прыжку.

– Какая милашка! – Рамона томно опустила ресницы, помахав свинке, бодро плывущей по волнам. Волны перекатывались, оставляя за собой белоснежный песок. Вода смотрелась расплавленным аквамарином. Впрочем, лишенному поэтического настроя бойфренду Рамоны море напомнило водицу на дне унитаза в его квартире в Камдене.

Оставив роскошные аксессуары у шезлонга, Рамона скрылась под набежавшей волной. Ее тут же окружили свинки. Они ловко перебирали копытцами в прибойной пене, выклянчивая у туристов вкусную и вредную человеческую еду.

Никто не знал точно, как они здесь появились. Кто-то грешил на кораблекрушение, кто-то верил, что здесь, близ Багамских островов, их в качестве живых консервов оставили моряки. Оставили, а потом забыли. Вот так и появился этот аттракцион для праздной отдыхающей публики. Одна из хрюшек, вся покрытая черными пятнышками, ткнулась пятачком Рамоне в плечо.

– Ты такая милая! Ты знаешь об этом? – воркование мисс Паоли прерывалось шумом волн. Поплескавшись с поросятами, дива выплыла на бережок. Больше водных процедур она любила лишь солнце. Возлежа в шезлонге, Рамона гладила свою бархатистую кожу. Ее нежная шкурка была предметом обожания миллионов мужчин, и зависти стольких же женщин. Секрет же этой шелковистости скрывался в огромном наборе специальной косметики, которую мадам неустанно втирала в свой идеальный эпидермис.

Матерая толстая свинья, выбравшись на песочек, захрюкала у левой руки Рамоны. Погладив животное, она взяла очередную склянку с кремом – из черной икры. Обмакнув пальцы, леди-вамп размазала пюре по ладони. Похоже, скоро она сама станет метать икру…

Сквозь темные очки ворсистой кляксой сияло солнце. Послав Сола за полотенцем, мисс Паоли расслабилась, отдавшись солнечным ваннам. Кипенно-белый пляж казался засыпанным сахаром или снегом… Рамона слышала, что в Балтийском море есть остров с черным песком – когда-то там располагался лагерь смерти и пепел от крематория оседал на побережье…

Что-то Сола долго нет. Ms. Паоли капризно надула губки. Подтянув лямочки купальника, она углубилась в пальмовый лесок, ища короткий путь к отелю. Среди тропической растительности царил полумрак. Ветви деревьев, резные листья, свешивавшиеся корни создавали таинственный полог. Женщина словно погрузилась в иной мир…

Впереди показалась постройка. Наверное, одно из бунгало отеля. Но нет, непохоже… Перед хижиной сидела женщина – большие печальные глаза, длинные черные волосы каскадом. Незнакомка тихонько напевала.

– Простите… – Рамона приблизилась к даме. Та вскинула очи: черные зрачки походили на маслины. Схватив лежавшую рядом трость, брюнетка взмахнула рукой. Супермодель хотела молвить слово, но вместо человеческой речи у нее изо рта вырвался протяжный хрюк.

Волшебница Кирка спрятала трость среди складок своего одеяния. Как же она устала от этих людишек. Сколько еще они будут ее тревожить, забредать в ее владения? С тех пор как подлец Одиссей так вероломно с ней обошелся, она перебралась сюда – подальше от Греции и греков. Но и здесь ей нет покоя…

Отвернувшись от вставшей на четвереньки бывшей манекенщицы, Кирка вернулась к своему рукоделию. А новая свинка побрела к пляжу – к новообретенным хрюкающим товаркам.

Чтобы помнили

Подойдя к окну с чашкой вечернего кофе, Кэтлин закашлялась – от увиденного напиток попал не в то горло. Световое пятно из кухни падало на аккуратно подстриженный газон, из зелени которого торчал… надгробный камень. На памятнике ясно читалось: «Чарльз М. Бэббидж, 1922–2005». Прокашлявшись, Кэтлин потянулась к телефонному аппарату…

Дядюшка Чарли скончался совершенно неожиданно. Никто и не думал, что этот крепкий старик внезапно отчалит к небесным берегам. Но, увы, так и случилось. Дядя был дальним родственником автора счетной машины Бэббиджа, и сам отличался недюжинными способностями к изобретательству. Именно он придумал робота, который спасал любимый диван Гертруды, жены дядюшки, от когтей их кота Джексона. Киске хорошо досталось от «Котогона» или «Стража дивана», как прозвали сие механическое чудо домашние. Когда ему перевалило за восемьдесят, дядя, хитро прищурив левый глаз, любил приговаривать:

– Небось, как помру – забудете дедушку!

К похоронам Чарльз М. Бэббидж начал готовиться загодя. По настоянию старика они вместе с Кэтлин наведались в похоронную контору Франклина: расценки тут были такие, что хоть живым закапывайся. При входе в агентство встречала реклама – гроб в виде сердца и трогательная надпись «Сделано с любовью». Внутри всюду венки, букеты и похожие на призовые кубки погребальные урны. Визитеров принимал сам мистер Франклин, прилизанный и гладкий, что твой погребальный атлас. Они с дядюшкой отошли в сторонку и долго шушукались…

Щедро разбрасываясь накопленными за годы деньгами, дядюшка Чарли создал свое «последнее изобретение». Необычайной конструкции могила была снабжена подъемным механизмом с таймером. «Годик пройдет, и я к вам приеду, мои милые», – слова дяди звучали почти как угроза. Истинным достижением похоронной инженерной мысли стал непосредственно гроб, к которому приладили колеса и небольшой двигатель. «Все на ходу», – прошуршал долларами мистер Франклин. Голос как скрип пересчитываемых купюр…

Мысли табунами мустангов проносились в голове Кэтлин, когда она набирала номер брата. Со страху она перепутала цифры и лишь с третьего раза попала по адресу. С лужайки донеслись рычащие звуки: гроб с украшавшим его могильным камнем вылез из газона и, раскидывая вокруг дерн, газанул к окружной дороге. Кэтлин, чей дом находился на пригорке, приметила – дядя двинулся в сторону Джеймстауна. От наблюдения сюрреалистической картины оторвал щелчок в телефонной трубке. Очнувшись, Кейтлин проворковала:

– Родди, дорогой, звоню чтобы предупредить… Готовься встречать гостей – к тебе едет дядюшка Чарли…