Читать онлайн Консервативные концепции земского самоуправления (1864–1905 гг.) бесплатно

§ 1. Особенности восприятия земской идеи в дореволюционных исследованиях

Историческое, теоретическое и научное осмысление земской реформы 1864 года начинается сразу после создания земских учреждений. Изначально и либералы и консерваторы относились к земствам положительно. В 1864 году вышла работа доктора права А.В. Лохвицкого «Губерния, ее земские и правительственные учреждения», в которой признавалось охранительное значение учреждений местного самоуправления5. Но если консерваторы видели в земствах опору монархии, то либералы (К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, В.П. Безобразов) больше искали в развитии местного самоуправления основу будущей демократизации Российской империи, придавая особое значение выборности и всесословности земских учреждений6.

На рубеже 1870 и 1880-х гг. земская политика начинает подвергаться активной критике как стороны консерваторов, так и со стороны либералов. Причиной тому стало наметившееся противостояние земства и власти. Либералы считали, что земствам не дают превратиться в оплот демократии, консерваторы – К.Ф. Головин7, Г.А. Евреинов8, П.Л. Корф9 – указывали на целесообразность развития сословных начал в земстве и склонялись к мысли о необходимости увеличения государственного контроля над местным самоуправлением.

К двадцатипятилетнему юбилею земских учреждений были выпущены обзорные работы по земству, в большинстве своем написанные либеральными историками, как правило не одобрявшими усиление государства по отношению к земству и принцип сословности10. Проблема разграничения компетенции земства и государства поднималась в работах К.Н. Анненкова11, А.Д. Градовского12, Н.М. Коркунова13, В.М. Гессена14.

Наиболее фундаментальным дореволюционным трудом по истории земского самоуправления стала «История земства за сорок лет» Б.Б. Веселовского15. Автор выделил два направления во взглядах на земское самоуправление – продворянское и демократическое.

В 1914 году вышел «Юбилейный земский сборник», опять же составленный преимущественно либералами. Там были опубликованы статьи теоретиков и практиков земского самоуправления А.А. Кауфмана, А.И. Шингарева, Н.И Лазаревского, Н.И. Петрункевича и других16. В целом идея сборника сводилась к тому, что земству необходимо отстаивать свои интересы в противостоянии с консервативной бюрократией.

Немного иным было восприятие земства социал-демократами. В.И. Ленин рассматривал земство как «пятое колесо» «в телеге русского государственного управления». Вместе с тем, он считал его орудием «укрепления самодержавия посредством половинчатой уступки»17. Что же касается консервативной идеи в земском вопросе, то Ленин подчеркивал, что «мудрые консерваторы находили не раз благодаря земству «лучший случай» не «давать» стране конституции»18. Таким образом, именно Ленин объявил земство консервативным проектом.

§ 2. Эволюция советской историографии земского самоуправления

Советский историк-марксист М.Н. Покровский, так же как В.И.Ленин, считал земство одним из способов консерваторов отвлечь население от революционной борьбы19. В 1939 году вышла брошюра советского историка А. Шефера «Органы «самоуправления» царской России», который утверждал, что «органы земского самоуправления и дума вели борьбу с революционным движением», не раз доказывая «свою преданность самодержавию»20.

Самой основательной работой 1950-1960-х годов является исследование В.В. Гармизы21. Рассматривая земскую идею как преимущественно либеральную, автор исследует различные земские проекты и идеи, а также исторический контекст их появления22. Вместе с тем, в его работе представления о либерализме и консерватизме отличаются некоторым своеобразием. Так, называя И.С. Аксакова либералом, В.В. Гармиза, тем не менее, справедливо замечает, что «он, как и все славянофилы, никогда не высказывался за ограничение самодержавия»23.

В конце 1970-1980-х годов земство начинает изучаться более широко и комплексно. Проблема взаимоотношения земства и самодержавия, программы высшей бюрократии в земском вопросе, взаимоотношения земства и консервативного дворянства рассматриваются в работах П.А. Зайончковского, Б.В. Ананьича, И.В. Оржеховского, В.Г. Чернухи, Ю.Б. Соловьева, В.А. Твардовской, Л.Е. Шепелева24. Указанные исследователи обращались к изучению взглядов на земский вопрос министров внутренних дел И.П. Игнатьева, А.Д. Толстого, В.К. Плеве, И.Л. Горемыкина, исследовали славянофильские концепции, идеи В.П. Мещерского и М.Н. Каткова25.

В целом стоит отметить, что в советской историографии земство чаще всего рассматривалось либо как орудие самодержавия против революции, либо как орудие борьбы против самодержавия.

§ 3. Изучение консервативных представлений о земстве в современной историографии

Современная историография открыла новую страницу в изучении земства и консервативной земской идеи, характеризующуюся многообразием подходов и мнений. Именно в современной историографии заметен растущий интерес к консервативной мысли в целом. В этом отношении следует отметить работы А.А. Ширинянца, посвященные как отдельным представителям консервативной мысли, так и общей теории и методологии русского консерватизма26. Земская идея в рамках изучения консервативной мысли рассматривалась также в работах А.В. Репникова27 и А.Ю. Минакова28.

Одним из способов классификации теорий земского самоуправления в современных исследованиях является их деление на общественную и государственную29. Так, подобное деление встречается в работах В. Ф. Абрамова30, М.С. Байновой31, Т.И. Волковой32, Ц.Б. Зуевой33, Ю.А. Алешиной34. Часть авторов (Е.С. Горбатюк35, Ц.Б. Будаева36, Н.Г. Карнишина37) считают, что существовали попытки примирения этих теорий в виде «дуалистической» или «общественно-государственной теории»38.

Большинство исследователей анализирует либеральные теории земского самоуправления. Однако попытки классифицировать различные подходы к земскому самоуправлению встречаются и в оценке консервативных взглядов. Так, Ц.Б. Будаева и А.А. Дугарова относят к представителям общественной теории или к теории «свободной общины», в первую очередь, славянофилов (К.С. Аксакова, И.Д. Беляева, А.С. Хомякова)39, а С.Г. Куликова относит к сторонникам государственной теории консервативных мыслителей (Р. А. Фадеева, П. А. Шувалова, Д. А. Толстого, А. Д. Пазухина40). Славянофильские концепции земского самоуправления изучаются в работах М. Ишимникова41, О. А. Мартыновой42, И. А. Немцева43, С. Байновой44, А.А. Васильева45, А. Н. Харитонова46, Н.Ю. Андреева47 и В.П. Канищева48, В.Н. Грекова49, С.В. Перевезенцева50, А.Н. Харитоновой51. Дискуссию о созыве Земского собора в консервативной мысли изучали современные ученые – Н.В. Асонов52, С.М. Сергеев53, Н.Ю. Андреев54, А. А. Васильев55, А.С. Карцов56, Е.С. Горбатюк57, П.В. Галкина58, М.М. Горинова59. Н.Ю. Андреев приходит к выводу, что «славянофилы и их идейные последователи внесли определенный положительный вклад в формирование общественно-политической теории о месте и роли земства и земского движения в России»60. Другой современный исследователь, А.А. Васильев, считает духовно-нравственные идеалы земской соборности и единства народа наиболее продуктивными и для современного российского общества61. Н.В. Асонов отмечает, что славянофилы «поддерживали проекты создания представительной совещательной всесословной Думы и приняли участие в реформах земского и городского самоуправления»62.

Отдельно в рамках изучения славянофильских концепций следует отметить работы, посвященные И.С. Аксакову. Раскрытие земской идеи в сочинениях Аксакова представлено в работах Е.Б. Фурсовой, А. А. Ширинянца, А. В. Мыриковой, С.В. Мотина63. Взгляды еще одного представителя славянофильского направления, В.Н. Лешкова, на земское самоуправление раскрываются в работе Н.Н. Олейник и Е.В. Мирошникова64. М.М. Пилюсова и А.В. Крымов рассматривают славянофильскую концепцию самоуправления А.И. Кошелева65. В ряде работ рассматривается консервативная концепция земского самоуправления славянофила С.Ф. Шарапова66.

Другое направление в русской консервативной мысли представляли консерваторы-государственники, воззрения которых также рассматриваются в современных исследованиях. С.Г. Куликова в работе, посвященной государственной теории земского самоуправления, делает упор на стремлении государственных деятелей сделать местное самоуправление нижестоящей ступенью правительственных органов67. Автор рассматривает политические взгляды П.А. Шувалова, Д.А. Толстого, А.Д. Пазухина, которых считает сторонниками усиления дворянского элемента в земстве.

Важный вклад в исследование консервативных концепций земского самоуправления вносит монография А. Н. Верещагина «Земский вопрос в России»68. В данной работе значительное внимание уделено характеристике взглядов на земство министра внутренних дел П.А. Валуева, а также консервативных публицистов М.Н. Каткова, А.Д. Пазухина, К.Ф. Головина, Н.П. Семенова. Исследователь приходит к выводу о том, что, по мнению консерваторов-государственников, граница между вопросами местного и общегосударственного значения была «обязательна только для земства, но никак не для правительства»69.

Следует отметить ряд исследований, в которых, в рамках изучения деятельности и взглядов государственных деятелей, рассматриваются их представления и об устройстве земских учреждений. Это- диссертация В.А. Антонцевой, посвященная К.Ф. Головину70, исследование И.Е. Дронова, посвященное В.П. Мещерскому71. А также диссертационные исследования о таких государственных деятелях, как Н.П. Игнатьев72, Д.А. Толстой73, В.К. Плеве74, А.Д. Пазухин75. Отношение К.П. Победоносцева к земскому вопросу наиболее полно раскрыто в исследовании А. Ю. Полунова, посвященном данному государственному деятелю76. Взглядам на земский вопрос М. Н. Каткова посвящены работы Е.И. Мишиной77 и Д.А. Давудова78, О. В. Кочуковой79. Представления о земском самоуправлении Р. А. Фадеева анализируются также в ряде современных работ80.

Стоит отметить исследования, посвященные отдельным вопросам земского самоуправления в восприятии консервативных мыслителей, в частности, работы А.Л. Беглова, посвященные православному приходу81. Дворянские проекты земского самоуправления исследуются в работах Е.П. Бариновой82. В рамках изучения истории земского самоуправления консервативные проекты изучали Г.А. Герасименко83, П.В. Галкин84, Е.Н. Морозова85, А.В. Ефременко86. Отдельно следует отметить обстоятельные исследования А.Ю. Шутова, существенная часть которых посвящена консервативным проектам переустройства земской избирательной системы87.

Говоря о зарубежной историографии, следует отметить тот факт, что в ней преимущественно преобладают работы, в которых земство рассматривается, в первую очередь, как оплот либерализма88. Однако уже в 1978 году в Стэнфорде была проведена конференция, по итогам которой был опубликован сборник статей «Земство в России: эксперимент местного самоуправления». В данном сборнике были собраны работы, посвященные различным аспектам теории и практики земских учреждений. В предисловии была заявлена «общая идея сборника – отказ от либерального мифа о земстве как инструменте социальной интеграции»89. В данном сборнике темы, касающиеся земства, рассматриваются, в том числе, и в рамках консервативных подходов.

В исследованиях К.Е. Маккензи, Р.Т. Маннинг, Т. С. Фаллоуз рассмотрены различные стороны взаимоотношений земских органов самоуправления с местной и центральной администрацией90, в работе Д. Аткинсон – с крестьянством91. Р.Е. Джонсон осветил деятельность земских статистиков92. Следует отметить работу Т.С. Фаллоуза, в которой затрагиваются представления консерваторов о взаимоотношениях земства и бюрократии93. Проблема взаимоотношений земства и царской администрации исследовалась в работах Р.Г. Роббинса94. Вопрос об отношении консерваторов к земским школам рассматривается в работе Б. Эклофа95.

В некоторых современных работах зарубежных авторов все же затрагивались представления русских консерваторов о земском самоуправлении96. В частности, в рамках осмысления российской политической традиции и русского консерватизма рассматривал земское самоуправление Р. Пайпс. Исследователь уделил внимание взглядам на земство таких консервативных мыслителей, как М.Н. Катков и Д.А. Толстой, а также представлениям о земстве славянофилов, которые, по мнению Р. Пайпса, внесли новые идеи в русский консерватизм97.

Стоит отметить, что несмотря на большое количество работ, в которых упоминаются консервативные идеи о земском самоуправлении, эти идеи рассматриваются в них в отдельных аспектах. Таким образом видна очевидная необходимость исследования обусловлена отсутствием комплексных, системных работ, посвященных консервативной земской идее.

§ 1. Исторический контекст формирования консервативных концепций земского самоуправления

Первого января 1864 года в России было издано «Положение о губернских и уездных земских учреждениях», законодательно установившее систему выборных органов местного самоуправления. Согласно данному «Положению», в местные земские собрания избирали депутатов по трем куриям – уездных землевладельцев, владельцев городской недвижимости и представителей сельских обществ. Исполнительные органы земских учреждений (губернские и уездные управы) должны были решать вопросы народного образования, медицины, строительства дорог, развития агрономической службы98.

Довольно широкий круг хозяйственной деятельности земств был, однако, ограничен указанием на то, что «земские учреждения, в постановлениях и распоряжениях своих, не могут выходить из круга указанных им дел» и «не вмешиваются в дела, принадлежащие кругу действий правительственных, сословных и общественных властей и учреждений»99.

Несмотря на то, что буква закона ограничивала земскую компетенцию вопросами обустройства местных школ, больниц, дорог и прочих местных хозяйственных дел, земства с самого момента своего основания имели важнейшее политическое значение. Либералы видели в земских представительных органах первые шаги в развитии конституционализма и ограничении самодержавной власти. Революционеры надеялись сделать земскую интеллигенцию проводником своих идей в необразованном и доверчивом народе. Отношение власти к политическому значению земства было неоднозначным.

Один из основных авторов проекта земского самоуправления Н.А. Милютин, настаивая на необходимости «дать земским учреждениям самое, по возможности, широкое развитие хозяйственной деятельности», особо подчеркивал, что земства «не могут и не должны иметь характера политического»100.

Однако, по мнению ряда современных исследователей, он придавал земствам большее, чем только хозяйственное значение, и видел в них «если не для настоящего, то для будущего, зародыш представительного правления»101.

Согласно исследованиям К. Соловьева, некоторые либеральные сановники также считали, что развитие земского самоуправления должно было привести «к всероссийскому земскому собранию, то есть общенациональному представительному учреждению»102. А.Ю. Шутов подчеркивает: «Авторы земской реформы 1864 г. связывали развитие земского самоуправления и конституционный процесс в России. Эта связь была очевидна и для бюрократии, и для земских гласных, и для общества»103.

Осознавали важнейшее политическое значение земств и консерваторы-монархисты. Известный консервативный публицист М.Н. Катков писал одному из авторов проекта земской реформы, П.А. Валуеву, что земства «очевидно, должны стать элементами всей нашей политической жизни», что никогда «хозяйственное» в подобных учреждениях не может быть строго отделено от «политического»104. А.Н. Верещагин пишет: «Катков был одним из первых, если не первым, кто начал открыто пропагандировать идею государственного значения земства»105.

Несмотря на то, что часть общества связывала с земством надежды на политические преобразования, власть не торопилась с переменами. Напротив, на фоне нарастания революционных настроений в обществе, правительство все чаще с подозрением относилось и к местной выборной власти106.

Уже со второй половины 60-х годов XIX века власти начали более строго регламентировать и ограничивать сферу деятельности земских учреждений. Земцев начали проверять на «политическую благонадежность». С 13 июня 1867 года земская делопроизводственная документация и земские издания стали проходить предварительную цензуру губернаторской канцелярии. Кроме того были запрещены совместные мероприятия земств различных губерний107.

Земские активисты демонстративно игнорировали ограничительные меры. В 1879 г. собралось нелегальное земское совещание, инициированное Тверским земством, на котором было принято решение об образовании так называемого «Земского союза». Опубликованная за границей программа этого объединения включала в себя требования свободы слова и печати, гарантий неприкосновенности личности и созыва Учредительного собрания108.

В целом же рост политического радикализма в 1870-е – 1880-е годы, как в обществе в целом, так и в земской среде в частности, стал одной из причин изменения отношения к земствам в худшую сторону некоторых консервативных мыслителей. Так, М.Н. Катков, ранее приветствовавший создание земства, теперь утверждал, что земские учреждения превратились «во что-то вроде легальной оппозиции правительству»109. Уверенный в важности единства земли и власти, он усматривал теперь в земстве препятствие к этому единству, так как земство, по его мнению, стало политически недопустимым «государством в государстве»110.

В 1890 году было издано новое «Положение об уездных и губернских земских учреждениях». Этим положением Александр III попытался изменить характер земств путем избрания в состав земских управ большего процентного числа гласных из представителей дворянства. П. В. Мультатули пишет: «В представлении царя дворяне, оплот режима, должны были превратить земства в опору трона. Но этого не произошло»111. Тем же Положением для надзора за деятельностью органов местного самоуправления были введены земские начальники. Д. А. Николаев замечает: «В 1890 г. остатки либеральных иллюзий были окончательно развеяны новым «Положением» о земских учреждениях»112.

В отношениях между центральной властью и политически активными представителями органов местного самоуправления росло напряжение: земские деятели все чаще противопоставляла себя самодержавной власти, последняя – все больше опасалась их деятельности, как угрожающей самодержавию, как таковому. С другой стороны, отдельные представители власти искали пути сотрудничества и взаимодействия с земствами, и даже способы создания земского народного представительства, прежде всего, по проектам мыслителей славянофилов113.

Славянофилы считали, что правильное устройство местного самоуправления может быть первым шагом на пути к традиционному совещательному земскому представительству, с сохранением главных прерогатив самодержавной власти. По убеждению мыслителя-славянофила А. А. Киреева, «русский народ не желает никаких перемен в конституционном направлении: он желает лишь одного – чтобы Царю были действительно известны его нужды, его желания, чтобы он имел возможность доводить о них до сведения самого Царя»114.

Один из самых ярких представителей славянофильства И. С. Аксаков обрисовал три пути, по которым могло пойти русское правительство: путь «полицейско-канцелярской диктатуры», путь конституционный, по которому пошла Европа, и путь, «выработанный русской историей, путь сочетания начал государственного с земским». Именно третий путь «единый возможный для России». И путь этот лежит там, где власть обращается к народу, к «земле»115. В качестве учреждения, которое должно было помочь царю услышать мнение народа, славянофилы предлагали возродить Земский собор, в виде всесословного совещательного органа при самодержавном государе. И во власти нашелся отклик на эту идею. Министром внутренних дел графом Н. П. Игнатьевым был разработан план созыва Земского собора.

По проекту Н.П. Игнатьева Земский собор должен был состоять из трех с лишним тысяч человек: крестьян, дворян, купцов, избранных на основе выборов общими избирательными съездами глав крестьянских семей, землевладельцев-помещиков и членов торговых гильдий. Планировалось участие в соборе и духовенства. Первостепенной задачей собора должно было стать обсуждение проекта всесословного местного самоуправления, разрабатывавшегося под руководством статс-секретаря М.А. Коханова. После трех-четырех недель заседания Земский собор должен был избрать комиссию из тридцати или сорока человек, в которой в дальнейшем бы предварительно рассматривались вопросы внутренней политики перед обсуждением их в Государственном Совете116.

По мнению Н.П. Игнатьева, созыв Земского собора позволил бы узнать истинное мнение народа по ряду важнейших вопросов земского самоуправления и местной жизни, изменил бы настроения общества в пользу государства и ослабил бы зависимость самодержавия от бюрократии. Однако в высших правительственных кругах проект не поддержали. Бывший министр внутренних дел и разработчик земской реформы П.А. Валуев назвал Собор «фантазией», великий князь Константин Николаевич – «говорильной дичью», а военный министр Д.А. Милютин – «фарсом, холостым выстрелом». Александр III так же не поддержал проект своего министра и сместил его с должности117.

В 1898 году министр внутренних дел И.Л. Горемыкин подготовил и представил в Государственный совет проект введения земских учреждений в тех губерниях Российской империи, в которых они еще не были образованы118.

Однако проект этот так и остался на бумаге, и решающую роль здесь сыграла непримиримая позиция влиятельного министра финансов С.Ю. Витте119. Витте подготовил специальную записку и издал ее большим тиражом. В записке доказывалось, что «самоуправление не соответствует самодержавному строю государства» и что «строю русского государственного управления, до введения земских учреждений, были чужды начала самоуправления»120. Вердикт Витте звучал следующим образом: «На те губернии, в коих не введено еще Положение о земских учреждениях, действие такового не распространять»121.

И.Л. Горемыкин вступил в острую полемику с Витте, доказывая, в том числе и с опорой на славянофильские работы, историческую связь самодержавия и земства. Будучи убежденным монархистом и консерватором, И.Л. Горемыкин считал необходимым развитие и расширение местного самоуправления, был уверен, что местное самоуправление исторически идет рука об руку с русским самодержавием. Он писал: «Сомнения в соответствии начал местного самоуправления основаниям государственного уклада России, краеугольным камнем коего является политическое самодержавие, сосредоточенное в лице Царя, ни с кем не разделяющего полноты своей власти, равносильно сомнению в правомерности всего почти административного строя России»122.

Он утверждал, что «местное самоуправление не стоит в противоречии с началом самодержавной монархии», в том числе и потому, что «органы местного самоуправления получают свои полномочия в конечном выводе из того же источника, как и органы бюрократические, т.е. от закона и центральной власти»123.

В основании идей И.Л. Горемыкина лежали концепции славянофилов. Министр внутренних дел России был убежден, что «строю русского государственного управления всегда присущи были начала местного самоуправления». Основываясь на трудах К.С. Аксакова, А.С. Хомякова и Ю.Ф. Самарина, он делал вывод о том, что за исключением «небольшого промежутка переходного времени в половине XVIII века», местное самоуправление было характерной чертой государственной жизни России124.

В 1894 году новым российским императором стал Николай II. 17 января 1895 года, обращаясь к представителям земств, он сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель»125. Это высказывание явно показало нежелание Николая II, по крайне мере, в начале своего правления, проводить какие-либо преобразования, усиливающие политическое значение земств. По мнению некоторых современных исследователей, император не был убежденным противником народного представительства. Так, С.В. Куликов утверждает: «Николай II полагал, что создание народного представительства должно происходить постепенно»126. В. А. Никонов особо подчеркивает, что Николай II был «уверен, что именно земство станет той почвой, на которой может быть построен будущий российский конституционный строй»127.

Скорее всего, правда заключается в том, что Николай II действительно искал пути взаимодействия с земствами и расширения их участия в политике, но, со свойственной ему осторожностью, считал, что инициатива должна исходить от самодержавной власти. Так, в 1898 году Николай II планировал издать особый Манифест, согласно которому народ российской империи получал законодательную инициативу, а именно право писать проекты и направлять их в императорскую Канцелярию. Издание подобного Манифеста было связано с повышением статуса Канцелярии его величества и ее главноуправляющего. Однако министры во главе с влиятельным С.Ю. Витте отнеслись к этой идее отрицательно128.

В 1900 году Николай II поручил шталмейстеру Высочайшего двора П.В. Жуковскому составить Указ «О созыве представителей земств, больших городов, Академии наук, университетов и биржевых комитетов для обсуждения современного политического и экономического положения в России»129.

Но и этот проект не был тогда реализован, в том числе и из-за того, что внимание императора было отвлечено внешней политикой – в Китае произошла вспышка «Боксерского восстания»130.

17 мая 1900 г. государственному секретарю В. К. Плеве было поручено «пересмотреть действующее Учреждение Государственного совета». Император планировал создание при Государственном совете особых совещаний и подготовительных комиссий, куда так же приглашались бы общественные деятели. По мнению известного земского деятеля того времени, Д.Н. Шипова, это было первым актом к дальнейшему развитию народного представительства131. В целом, однако, отношения между властью и земствами оставались напряженными132.

Решение проблемы взаимодействия земства с местной администрацией и ответ на вопрос о возможностях влияния земства на принятие общегосударственных решений составили тот исторический контекст, в котором развивались консервативные концепции земского самоуправления.

Общее мнение консерваторов сводилось к тому, что идея самодержавной монархии находится в тесной связи с развитием местного самоуправления. Из этого положения следовало, что для земств нет необходимости ограничивать самодержавную власть какими-либо формами парламентаризма и конституционализма. Вместо этого земству достаточно было, получив свободу внутренней жизни, иметь возможности влиять на решения центральной власти посредством советов и рекомендаций. На практике, однако, между развитием земского представительства и процессом ограничения самодержавия было не всегда легко провести разделительную черту. В контексте решения данной проблемы находится и объяснение политики императорской власти, которая, то ограничивала земства рамками хозяйственной деятельности, то искала способы привлечь представителей земского самоуправления к решению общегосударственных вопросов.

Именно решение проблемы сохранения самодержавия при условии развития местного общественного представительства легло в основу двух концепций земского самоуправления – славянофильской и консервативно-государственнической.

§ 2. Славянофильская концепция земского самоуправления

К консерваторам пореформенной России относят обычно известных своей «охранительной» политикой правых государственных деятелей, например, авторов, так называемых контрреформ Александра III, а так же редакторов консервативных журналов и газет, поддерживавших государственную политику, укрепление монархического принципа и борьбу с либеральными и особенно революционными течениями. Помимо приверженности самодержавию, православию и народным традициям их объединяло непринятие парламентаризма, конституционализма и в целом западной модели демократии133. Как справедливо замечает А.А. Ширинянц, консерватизм включает в себя «сплав очень разных тем, мотивов, настроений, хотя и имеющий общий стержень»134.

В основе консервных концепций лежит защита традиционных ценностей, соблюдение их иерархии, уважение основных общественных институтов – семьи, религии, общины, идеи социальной стабильности135. В смысле всего вышеперечисленного, славянофилы, безусловно, являлись консерваторами. Но следует отметить, что теоретики особого пути развития России имели в некотором смысле самостоятельную концепцию и русской истории, и русской монархии, находящуюся, однако, в рамках консервативного течения русской мысли. Как справедливо замечают Н.Ю. Андреев и В.П. Канищев, «каждый славянофил (начиная от А.С. Хомякова и заканчивая его современными последователями) обращал внимание на православие, самодержавие и народность как базовые ценности русского народа»136.

Современные исследователи русского консерватизма А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова, Е.В. Фурсова так же подчеркивают, что один из самых ярких представителей славянофильства И.С. Аксаков «руководствовался рядом идеологических принципов, отличавших русский консерватизм от современного ему западноевропейского и, в упрощенном виде, сводимых к формуле «православие, самодержавие, народность»137.

Современный исследователь А.К. Голиков пишет: «Начиная с 30–40-х годов XIX в. носителями консерватизма были славянофилы …Духовным истоком их консерватизма была русская православная традиция с ее идеями великодержавности, национально-культурного своеобразия, социокультурной самобытности развития России, охранения духовно-нравственных ценностей»138.

По мнению А.А. Васильева, посвятившего славянофильству отдельную монографию, «можно признать славянофильство особой ветвью в консервативном, охранительном русле политико-правовой мысли, но подчеркивая его поиск православных и государственных начал не в современной ему государственной бюрократизированной жизни, а в ткани народного духа, который обнаруживал себя в Московской Руси и жизни русского православного народа»139. Славянофилов считают консерваторами такие современные специалисты как Л.В. Лукьянчикова, О.В. Парилов140, А.В. Репников141, Э.А. Попов142, И.А. Немцев143, С.М. Сергеев144, О.С. Шакирова145.

И действительно, славянофильство было течением консервативной мысли, но при этом имеющим свои особенные черты. Если большинство консерваторов пореформенной России были защитниками, прежде всего, современной им имперской традиции, то славянофилы искали идеалы общественно-государственного устройства в более ранних временах – в России еще до воцарения Петра I. Славянофилы придали допетровскому периоду российской истории свое неповторимое своеобразие, вдохнув в старые понятия новые смыслы и идеалы. Одним из таких понятий было земство. Наделив земское самоуправление особым, по сути, ключевым значением в русской истории, именно славянофилы, по существу, ввели это понятие в идейно-политическое пространство Российской империи и тем самым оказали огромное влияние на консервативную дискуссию в вопросе о местном самоуправлении146.

И здесь следует обратить внимание на то, что в представлении многих современников славянофилы были не только консерваторами, но, в некотором смысле, лучшими представителями этого идейного течения. Так, Ф.И. Тютчев считал, что в России именно консервативное начало «сохраняет только жизнь, а смерть – отсутствие жизни – непременно разлагает». В центре консервативно-национального большинства русского общества он видел именно славянофилов. Славянофильское направление, по убеждению Ф.И. Тютчева, носило «наиболее ярко выраженный национальный характер» и именно потому представлялось «наиболее откровенно консервативным, наиболее искренне преданным самому принципу власти в России»147. Того же мнения придерживался и представитель русского почвенничества Н.Н. Страхов: «Со славянофилов начинается поворот в нашей умственной жизни. Как известно, они – националы в смысле отрицания космополитических идей; они – самобытники, как противники подражательности; они – консерваторы, как защитники тех живых начал, на которых выросла, окрепла и держится Россия… Все наши русские партии, всякие консерваторы и патриоты не только не имеют права отрекаться от славянофильства, а обязаны признавать его существенные принципы, и могут расходиться только в частностях»148.

Именно между этими двумя крайностями абсолютизма и конституционной монархии, по мнению русских консерваторов, должно было существовать русское самодержавие, опирающееся на народ, то есть на правильное земское самоуправление.

Согласно славянофильской концепции, не только самодержавие видело опору своей власти в местном (земском) самоуправлении, но и «земщина» видела в самодержавии защиту своей самобытной народной жизни149. Анализируя концепцию славянофилов, Ю.А. Швецова и А.В. Биряева пишут: «Земщина являлась выражением думы, свободы мысли людей, и к ее мнению должна прислушиваться власть. Никакие преграды не должны разделять государя и народ, власть и земщину. Словом «земля» («земщина») славянофилы именовали народ, добровольно отдавший свою политическую власть Государю, но оставивший за собой право воздействовать на него с помощью свободы слова, мысли, печати, совести и общественного мнения, доводимого до царя Земским собором»150.

Наиболее ярко и бескомпромиссно идею земского самодержавия, высказал С.Ф. Шарапов, который писал: «Иной, кроме Царской и Самодержавной, верховной власти в России быть не может. Но под нее нужно подвести совсем иной фундамент. Этот фундамент – широкое самоуправление… Все будущее России – в земстве, поставленном как первооснова государственного здания. Выделите из области государственной работы все, что имеет местный характер, – только тогда со своим делом будет в состоянии справляться центральное правительство»151. Таким образом, он особенно подчеркивал, что земское самоуправление не только не ограничивает самодержавие, но, напротив, освобождает центральную власть от чрезмерной загруженности. В своем государственно-правовом идеале С.Ф. Шарапов видел три силы – свободного собственника земли, независимое земство и, наконец, самого царя, «в верховной полноте прав которого заключаются права, как частных лиц, так и земств»152.

По убеждению славянофилов, именно земство было залогом сильной самодержавной власти. Монарх же в свою очередь был гарантом уникально русской земской независимости153. А.С. Хомяков писал: «Ни в какой стране не существует, в основе государственного устройства, таких широких зачатков местного самоуправления, как в России: нет надежнейшей опоры и оплота для русской царской власти, как наш сельский мир; на мирском или общинном строе Русской земли, способном и к более полному, в народном же духе развитию, зиждется русское самодержавие. Чем тверже и независимее верховная власть, тем совместимее с нею и всякое благо мирной свободы»154. Регулятором же отношений власти и земства опять же в первую очередь оставалась нравственная связь между царем и народом, внутренние ограничения, поставленные «верой и обычаями». Д. А. Хомяков утверждал «Народ верил (и верит доселе), что Царь, когда это ему кажется нужным, думает о великом государевом, земском деле вместе с Землею; в этом он так уверен, что ему никогда на мысль не приходило допытываться, достаточно или недостаточно Царь обращается к Земле с вопросами? …Во всяком случае, верно для народа то, что из тех рамок, которые поставлены верой и обычаями, Царь так же мало может выступить, как и он сам (народ-Земля)»155.

По мнению И.С. Аксакова, русский народ искал союза сильной самодержавной власти с землей, при этом союза свободного и естественного. «Кто произнес: «самодержавие», – писал И.С. Аксаков, – «тот вместе с тем произнес уже и «земщина», так как оба эти начала не только не находятся между собой в антагонизме, но одно подразумевает другое»156.

Надо сказать, что славянофилы были не только философами и не просто авторами уникальной социально-политической концепции, но и историками, глубоко изучавшими отечественное прошлое. Свободная, самоуправляющаяся община, искони существовавшая в русских землях, стала для них прообразом возрождения земского самоуправления в России. Власть должна была дать право свободно развиваться местной жизни, которая в свою очередь призвана была обратиться к своим истокам – соборности, общинности, способности к самоорганизации и при этом верности самодержавию157.

К.С. Аксаков утверждал, что у истоков русской государственности лежали свободные общины, которые призвали княжескую власть, но не смешались с ней158. Он писал: «Славяне не образуют из себя Государство, они призывают его; они не из себя избирают Князя, а ищут его за морем; таким образом, они не смешивают Земли с Государством, прибегая к последнему как к необходимости для сохранения первой. Государство, политическое устройство – не сделалось целью их стремления, – ибо они отделяли себя или земскую жизнь от Государства, и для сохранения первой призывали последнее»159.

Наиболее подробное и научное обоснование славянофильской теории находится в работе И.Д. Беляева, написанной по поручению другого известного славянофильского мыслителя Ю.Ф. Самарина. И.Д. Беляев писал: «Новгородский мир, приглашая Варяжских князей, естественно желал сохранить неприкосновенными все свои старые порядки, и имел в виду при помощи приглашенной княжеской власти только прекратить междоусобия и сохранить свой союз или мир от распадения». Он особо подчеркивает тот факт, что приглашенным князьям даже не разрешали жить в самом городе, в Новгороде, так как там было «гнездо славянства и главного народного веча, выражавшего верховную власть народа». Князья с их дружинниками жили в пригороде160.

По мнению И.Д. Беляева, скандинавские князья не поменяли свой облик, не «ославянились», в то время как славянские племена не приняли «образ жизни и общественный строй Скандинавов» и не отказались «от всей своей прежней жизни». И, несмотря на то, что «в княжую дружину стала уже поступать вольница и из Славян и разных финских племен», княжеская варяжская дружина и земская община представляли собой два разных мира161. В славянофильских текстах «туземная» славянская общинная земская жизнь противопоставляется жизни русских князей и дружинников, то есть началу государственному162.

Так, в представлении А.С. Хомякова, земская община, «покоясь на старине и предании», жила традицией, гармонией и внутренним единством, в то время как государственное начало, не имея в себе органического единства и жизни, искало внешние формы во всяких иноземных веяниях163.

Долгое время земские и государственные структуры существовали почти параллельно. По утверждению И.Д. Беляева, в земские выборы не вмешивались «ни князь, ни его служители и не имели права вмешиваться; это было дело чисто одной земщины, и притом дело искони ей принадлежавшее, вытекшее из самой жизни Русского общества, а не дарованное князем»164.

Выборному от земств князь не мог отказать в должности, а «обида» земских выборных властей в сильной земщине «никогда не сходила даром ни князю, ни его слугам»165. В подтверждение этого утверждения, он приводит в пример ряд убийств должностных лиц, совершенных «земцами». Так в XII-XIII вв. были убиты тысяцкие Иван Андреевич и Матвей Андреевич в Рязани, тысяцкий Андрей Глебович в Белгороде, а галичане «избили любимых дружинников своего князя Ярослава, Чагрову чадь». В заключение славянофильский историк приходит к выводу о том, что «земщина во всех городах Руси твердо стояла за свои права»166.

И все-таки, по общему мнению славянофилов, конфликты не сделались основой русской государственности. В представлении К.С.Аксакова в России не было ни западной демократии, ни западной аристократии167. Мыслитель подчеркивал именно русский союз «земли» и «власти», а не противостояние, «как это было у других народов»168. По мнению другого славянофила И.В. Киреевского, начала Древней Руси так же были отличны от оснований государственности европейской, так как «там государственность из насилий завоевания», а в России «из естественного развития народного быта»169.

Противопоставление и единство «земли» (земщины, земского самоуправления) и «власти» (дружины, князя, государства) легли в основу славянофильской концепции происхождения русской государственности. По утверждению И.Д. Беляева, разделение самоуправляющейся «земщины» и княжеской власти остается и после татарского нашествия, так как татарская перепись населения, смешавшая формально дружину с земщиной не смогла изменить того обстоятельства, что в действительности земский мир жил своей жизнью в отличие от княжеской дружины. В подтверждение данного тезиса И.Д. Беляев пишет о том, что «дружинники, бояре и слуги и во время владычества Татар не утеряли еще своего старинного права свободного перехода от одного князя к другому»170.

Возвышение Москвы так же не привело к резкой перемене отношений земли и власти, так как изменения совершались не насилием, а «естественным требованием жизни». Особое значение приобретает земщина со времен правления Ивана IV. А. С. Хомяков, рассматривая порядок введения выборных должностей в Московского государстве, подчеркивает, что именно при первом русском царе вводится «земская исправа». Таким образом, мыслитель прослеживает связь вечевых традиций Новгорода и Пскова с новой московской системой выборных должностей. По мнению И.Д. Беляева, Иван Грозный не только установил местное самоуправление, но и заявил о прямой связи царя и народа через Земский собор171.

Серьезным ударом по земскому самоуправлению стало издание Соборного Уложения 1649 года, в котором ни одна статья не обеспечивала юридически значение земщины в государственных делах. И даже при решении судебных вопросов выборные от общества старосты и целовальники со своим земским дьяком больше не присутствовали, в то время как суд был «предоставлен решительно одним воеводам и приказным людям»172.

По мнению И.Д. Беляева, «с изданием Соборного Уложения отменено не только юридическое значение всей земщины России, но и значение местных земщин»173. Главной причиной ослабления земского начала при царе Алексее Михайловиче И.Д. Беляев считал разделение интересов дворянства и проблем и нужд других сословий. Если еще в годы смуты бояре объединялись с остальной земщиной, то в XVII веке они нашли «более выгодным и удобным окончательно обратиться в служилых людей нового государя и повелевать земщиною от царского имени»174.

При Петре I «выборное право осталось только за дворянами и купцами, а не за всеми классами земщины, следовательно, в земщину внесено гибельное начало разделения на классы с правами и классы без прав»175. Кроме того, выборные ландраты, ландрихтеры и бурмистры были только формально представителями земщины. На самом же деле они были чиновниками правительства и отвечали перед ним, а не перед своими обществами.176 После правления Петра I «тянулась та же история реформ, все более и более уничтожавшая значение земщины»177.

Попытки возродить земщину при Екатерине II привели только к началам возрождения выборности. Новая земщина не была едина и состояла из сословий с противоречащими друг другу интересами и потому и была лишена законных органов, при посредстве которых сословия могли бы соединяться и взаимодействовать друг с другом. Реформы Екатерины II «только на время поуспокоили общество, предоставив ему некоторую свободу и небольшую долю местного самоуправления»178.

Некоторые попытки объединить сословия в земщину предпринимались и после правления Екатерины II. Однако, принципиальным стало только Положение 19 февраля 1861 года, освобождавшее крестьян из-под власти помещиков. Кроме того, по мнению И.Д. Беляева, уже «в самом Положении 19 февраля 1861 года выступили на первый план общинное и выборное начало», так как крестьяне «составляли по делам хозяйственным сельские общества, а для ближайшего управления и суда соединялись в волости». Наконец, Положением о земских учреждениях от 1 января 1864 года земству было дано «довольно простора к сближению сословий друг с другом в общей деятельности» и восстанавливалось «значение забытой у прежних правительств земщины»179.

История земского самоуправления, обрисованная славянофилами, приводила к выводу о том, что новые земские органы должны быть так же отдельны от государственных учреждений. С.Ф. Шарапов писал: «Дело идет не о тех или иных частностях в регламентации местного управления, не об изменении или усовершенствовании существующего распорядка, но о глубочайших основах нашего гражданского строя. Вопрос ставится так: есть ли земство орган государства, точнее, входит ли оно в систему собственно государственной жизни или представляет нечто, от государства отличное, свою собственную систему, с государством не совпадающую, нечто живущее самостоятельною жизнью? Иными словами: быть или не быть самоуправлению, ибо всякое смешение функций самоуправления, дела земского, с «делом Государевым», по нашему глубокому убеждению, являет лишь лжесамоуправление, точно так, как всякое оформленное и узаконенное (вне мнения и ходатайства) вмешательство земщины в «дело Государево» явило бы лишь лжесамодержавие»180.

Славянофилы были своеобразными представителями, так называемой, общественной теории самоуправления. По мнению ряда исследователей, именно под влиянием теоретических, да и практических разработок славянофилов, было разработано основное «Положение о губернских уездных и земских учреждениях" 1864 года. Согласно этому документу «земские учреждения признавались установлениями не государственными, а общественными, преследующими свои особые, местные общественно-хозяйственные цели»181.

Значение разработок славянофилов для земской реформы подчеркивает Е.С. Баразгова. Она замечает, что «земская идеология по большей мере базировалась на принципах славянофильской интерпретации ценности и назначения местного самоуправления»182. Исследователь справедливо подчеркивает тот факт, что славянофилы, с одной стороны, «являлись верными сторонниками сохранения монархического управления в России», а с другой, «уверенно отстаивали позиции земств»183.

В основе славянофильской концепции земского самоуправления лежала идея о том, что русское самодержавие было исторически тесно связано с самоуправлением. В представлении славянофилов, свободные славянские общины изначально призвали княжескую власть на тех основаниях, что она не будет вмешиваться в их внутреннюю жизнь. С другой стороны, земство имело возможность доносить до царя мнение народа, в первую очередь, через Земские соборы. Со временем, однако, с усилением царской власти связь эта была нарушена, и правительство стало все жестче ставить местную жизнь под свой контроль. Новые органы местного самоуправления, по мнению славянофилов, должны были возвратить исторически закономерную систему управления, в которой воля самодержавного монарха считалась с интересами свободной земской общины.

§ 3. Консервативно-государственническая концепция земского самоуправления

Говоря о концепции «государственников» или охранителей, следует подчеркнуть тот факт, что она была лишена развернутого историко-философского фундамента и, находясь в тесной связи с более обоснованной теоретически концепцией славянофилов, отчасти опиралась на нее, а отчасти ей противоречила. Общим и для славянофилов, и для государственников было признание необходимости децентрализации государственного управления. В первую очередь, эта децентрализация выражалась в развитии местного, земского самоуправления. Однако когда дело доходило до конкретизации того, как именно должны быть устроены земские органы, их точки зрения расходились. Связь двух концепций подтверждает и тот факт, что общественные и государственные деятели, разделявшие консервативно-государственническую концепцию, находились прямо или косвенно в диалоге со своими современниками славянофилами. Так, известна переписка И.С. Аксакова и К.П. Победоносцева, Ю.Ф. Самарина Р.А. и Фадеева, К.Н. Леонтьева и С.Ф. Шарапова, А.А. Киреева и В.К. Плеве. В этом контексте заслуживающим внимания представляется мнение Э.А. Попова, который утверждает, что «"государственники" и "общественники" – славянофилы были в состоянии жесткого идеологического противостояния, находясь, однако, "в рамках единого консервативного лагеря"»184.

По мнению государственников, развитое местное самоуправление могло сочетаться с сильной самодержавной властью. Так например, в представлении М.Н. Каткова, «истинное царство» дает место «самому широкому самоуправлению, какого может требовать благо самого народа»185. А.А. Ширинянц обращает внимание на то, что, по мнению Каткова, «монархия, упраздняя всякую другую власть и претензии на посредничество между народом и государем различных социальных сил и институтов, дает возможность развиваться широкому народному самоуправлению и обеспечивает "народную свободу" больше, чем любой "конституционализм", "представительство" и т. п.»186. Консервативный публицист Н.И. Черняев так же утверждал, что самодержавие «не может бояться широкого развития местного самоуправления»187.

Известный своей охранительной политикой, министр внутренних дел В.К. Плеве говорил председателю Московской земской управы Д.Н. Шипову: «Я сторонник земских учреждений и убежден, что никакой государственный строй немыслим без привлечения общества к местному самоуправлению. Я не признаю возможным управлять страной при посредстве армии чиновников и не признаю, чтобы земские учреждения противоречили нашему государственному строю. Напротив, считаю, что при самодержавном строе государства необходимо широкое развитие местного самоуправления»188.

Особое значение земствам придавал главный редактор правоконсервативного журнала «Гражданин» – В.П. Мещерский. На земство он изначально смотрел как на учреждения, непосредственно связанные с реальностью народной жизни. Народ, преданный, по мнению Мещерского, монарху, через земство получал с ним связь, и тем самым ослабевало влияние либеральной бюрократии, стоявшей между царем и его подданными. С земствами консервативный публицист связывал поиск «народно-охранительных начал»189.

И славянофилы, и государственники были уверенны в том, что земство обеспечивает необходимую связь между царем и народом. Однако если славянофилы делали упор на первичности свободной общины, которая исторически «призывает» власть в виде князя, то государственники, напротив, рассматривали самодержавную власть в качестве источника, дарующего местным общинам свободу самоуправления. Из этого последнего положения естественно следовало и то, что власть по своему усмотрению могла и ограничить эту свободу, поставить ее в те рамки, которые считала необходимым. Кроме того, отрицание изначально разной природы общественного и государственного приводило государственников к мнению о том, что нет тех местных вопросов, на которые государство не могло бы оказывать влияние.

Одной из видных фигур консервативных кругов того времени был К.Ф. Головин. Заметно было и его влияние на земскую политику. В своей работе «Наше местное управление и местное представительство» он подробно описал свои соображения по земскому вопросу. Основной его целью было доказательство необходимости установления более тесной связи между земствами и администрацией.

Надо сказать, что в вопросе о соотношении общегосударственного и земского интереса консерваторы-государственники отчасти сходились во мнении с либералами-западниками. Многие западники настаивали на аргументации государственников, в представлении которых «именно государство способствовало преодолению сословной и местной раздробленности и формированию в национальном сознании идеи ценности единства и целостности общества в решении проблем страны и каждого ее гражданина».

По мнению известного западника А.Д. Градовского, «мысль обосновать систему самоуправления при помощи идеи «местности», имеющей свои интересы, отличные от интересов государственных, является весьма привлекательною, но едва ли приложимою к практическому решению вопросов»190. По его мнению невозможным было разграничение местных и государственных интересов потому, что трудно определить компетенцию исключительно местных органов, так как государственная власть распространяется на всю территорию страны. Такие вопросы местного значения как народное образование, здравоохранение, обеспечение народа продовольствием и безопасность являлись в той же мере интересами и общегосударственными191.

Отличие либералов, сторонников государственной теории самоуправления, от консерваторов заключалось в том, что либералы считали, что включение земств в систему государственной власти должно было «поднять» земства до уровня государственного представительства, а государственники, напротив, стремились закрепить за земствами строго ограниченный круг вопросов. В отличие от общественной теории, разделявшейся славянофилами и предполагавшей изначально отдельное от администрации существование органов самоуправления, государственная теория встраивала местную власть в систему общего управления, соответственно отводя самоуправлению строго определенное место в правительственной иерархии192.

А. Матюхин пишет: «Славянофильская традиция проблематики общественной самоорганизации, самоуправления и народного представительства существенно отличалась от подходов “государственников” – представителей крайне правого крыла в русском консерватизме – М.Н. Каткова, К.Н. Леонтьева, К.П. Победоносцева и др. <…> Согласно политической линии “государственников”, общество и его составляющие являются изначально не самостоятельными социальными единицами, а элементами государства в целом и государственного управления»193.

Идеи «государственников» вошли в проект земской реформы, в котором было указано: «Единство государственного управления, сила и целостность государственной власти не могут уступать потребностям местного интереса, как бы важны и законны они ни были. Земское управление есть только особый орган одной и той же государственной власти и от нее получает свои права и полномочия; земские учреждения, имея свое место в государственном организме, не могут существовать вне его и, наравне с прочими учреждениями, подчиняются тем общим условиям и тому общему направлению, которые устанавливаются центральной государственной властью»194.

В статье, написанной в 1863 году видным государственным деятелем того времени П.А. Валуевым, или по его заказу, так же было указано, что «создавая земские учреждения, правительство не может создавать status in statu (государство в государстве), не может поставить эти учреждения вне государства, не может изъять их из тех условий, которым подчиняется вся государственная территория, и от того общего направления, которое устанавливается потребностями всего государства»195. Рассуждая о том, какие дела могли бы входить исключительно в компетенцию местных учреждений, Валуев утверждает, что таких дел нет и быть не может. Даже государственные дороги, по его мнению, имеют общегосударственное значение и потому нельзя лишать центральную власть права «принудительных распоряжений к необходимому исправлению их»196.

Представление о том, что есть доминирующий общегосударственный интерес, было плохо совместимо с концепцией славянофилов, заключающейся в полном разграничении вопросов центрального и местного управления. Таким образом, положения славянофилов о возможности отдельного существования «земли» и «власти» не могли не подвергнуться переоценке в интерпретации государственников.

М.Н. Катков признавал, что раньше в далекой древности русские общины призывали князей в основном для внешней обороны, в то время как сами продолжали жить по своим правилам и обычаям и управляться с помощью местных выборных властей. Но считал, что те времена давно прошли197 и замечал, что после того как отдельные племена и населения слились в один народ «русская земля есть русское государство, а русское государство есть Русская земля»198. Из этого тезиса по логике публициста, следовало нивелирование самостоятельности таких явлений, важнейших для славянофилов, как «земля» и «государство». Всякая действующая власть среди народа, по мнению Каткова, должна «восходить к одной Верховной власти, к одному государственному началу, ему подчиняться и от него иметь силу». Следовательно, «необходимо так организовать местные управления, чтобы они были продолжением государства». М.Н. Катков писал: «Требуется, чтобы государство – от центра до мельчайших местных обществ, городских и сельских – составляло один организм, в котором не должно быть и тени разновластия или антагонизма государства с землей, как у нас выражаются, чтобы они не были двумя лагерями, чтобы между ними в принципе не могло возникать никаких счетов или спора о правах и интересах. Необходимо, чтобы местное управление, даже самое мелкое, было живой частью государства, проводником его идеи, исполнителем его задач»199.

Выступил критиком славянофильской концепции земского самоуправления и К.Н. Леонтьев, бывший цензором брошюры И.С. Аксакова «Взгляд назад». В своем отзыве на брошюру К.Н. Леонтьев отмечал, что несмотря на критику славянофилами конституционных проектов, государство в их теории представляет собой «некий чрезвычайно оригинальный союз земских, в высшей степени демократических республик с государем во главе; государем, положим, самодержавным в принципе, но лишенным почти всяких органов для исполнения его царской воли». Не без влияния Леонтьева брошюра Аксакова была запрещена200.

1880-е годы в целом стали временем определенного ограничения земской самостоятельности, чему немало способствовало нараставшее противостояние власти и земства.

Министр внутренних дел Д.А. Толстой считал основным недостатком земских учреждений то, что «они не введены в общую систему государственного управления и представляются особыми общественными организациями, независимыми от правительственной власти и действующими в круге вверенных им дел совершенно самостоятельно»201.

В его докладе Александру III, в частности, отмечалось, что «земские и городские учреждения должны быть введены в общий строй государственных установлений», а «лежащие в основе сих учреждений начала общественного самоуправления должны быть заменены началом государственного управления через посредство и при содействии представителей местного населения»202.

Однако ни усиление роли дворянства, ни введение административного надзора над земствами, очевидно, не могло привести к идеальным отношениям «земли» и «власти». Нарастание противоречий, вызванное отчасти оппозиционностью земств, а отчасти негибкостью власти, привело к определенной трансформации консервативно-государственнической позиции, которую теперь выражал В.А. Грингмут, новый редактор консервативных «Московских ведомостей». В 1905 году Грингмут писал: «Можно сколько угодно усиливать, например, власть губернаторов, действующих от имени Государя Императора; но если эта власть обречена на постоянные столкновения с далеко не фиктивной демократической властью наших земств, действующих от имени «общества» и публично шельмующих неугодных им губернаторов, то, при этих условиях, о плодотворной, гармонической деятельности местной администрации не может быть и речи. Двух властей в России быть не может: в ней неограниченно должна господствовать лишь одна власть, власть Самодержавного Государя»203.

В целом же основные постулаты консервативно-государственнической концепции сводились следующему. Самодержавие делегировало часть своих полномочий на места, и таким образом, сохраняя за собой полноту власти, монарх даровал народу свободу самоуправления, устанавливая с ним тесную связь. Пределы же этой свободы должны были определяться самим монархом и царской администрацией. Разделение компетенции между органами местного самоуправления и назначаемыми органами власти должно было осуществляться при условии доминирования правительственной администрации.

Концепция государственников совпадала со славянофильской концепцией в том отношении, что в ней институт самоуправления рассматривался в качестве инструмента для связи царя и народа. Однако если для славянофилов было важно сохранить исторически обоснованную, с их точки зрения, изначальную свободу местной жизни, то государственники считали, что мера свободы должна быть устанавливаема самодержавным правительством, в зависимости от направления общегосударственной политики.

§1. Роль дворянства в земских учреждениях

Дворянство в Российской империи всегда обладало определенными привилегиями. Изначально особые права дворянства уравновешивались его обязанностями по гражданской и военной службе. Эпоха дворцовых переворотов, характеризовавшаяся тенденцией у правящих монархов опираться именно на господствующее сословие, своеобразно понятые Екатериной II идеи просвещенного абсолютизма – все это приводило к постоянному увеличению привилегий дворянства, часто за счет остальных сословий. Обратный процесс начался только в XIX веке, когда Павлом I был издан «Манифест о трехдневной барщине», юридически ограничивший применение крестьянского труда в помещичьем хозяйстве. Отмена крепостного права в 1861 году сблизила дворянство с остальными категориями населения Российской империи. Введенные в 1864 году земские учреждения так же не были чисто дворянскими, а предполагали участие всех сословий204.

В вопросе о всесословности земских учреждений снова проявились две традиции консервативного восприятия русской истории. Славянофилы обращались к ранним временам еще Древней Руси, когда границы между сословиями были наименее определены, представители консервативно-государственнической концепции, напротив, искали идеал монархии в старых имперских порядках, где дворянство имело особые права, и особые обязанности. В то время как славянофилы в большинстве своем поддерживали идею всесословности земства, сторонники усиления роли дворянства в земских учреждениях апеллировали к особым историческим заслугам этого сословия, его образованности и преданности монарху.

Как показал современный исследователь В. А. Румянцев, еще задолго до реформы 1864 года оппозиционное дворянство требовало создания земских органов самоуправления с целью «компенсировать утрату власти над крестьянами» в результате отмены крепостного права205. Эта мысль находит подтверждение в некоторых источниках. Так, в письме от 2 августа 1859 года министр внутренних дел С. С. Ланской в своем докладе Александру II высказал свои предложения: «Дабы вознаградить дворян за потерю помещичьей власти, им следует предоставить первенство в местной хозяйственной администрации, а для того, чтобы даровать им возможность нравственного влияния на местных жителей, полезно было бы прямое их участие в выборах мировых судей и других, общих для обоих сословий, должностных лиц, – в собраниях общих как дворянского, так и крестьянского сословий»206.

Позднее о том же писал русский консервативный мыслитель Н. И. Черняев: «С конца 50-х годов в том лагере, к которому принадлежали Шидловский и граф Орлов-Давыдов, стала укореняться мысль, что дворянство должно быть вознаграждено за потерю власти над крестьянами приобретением политических прав»207.

Б.Н. Чичерин, которого обычно относят к либеральной традиции политической мысли, в 1866 г. в статье «О земских учреждениях» утверждал, что в земском управлении к местному интересу присоединяется интерес государственный, и «поэтому во главе местного управления должно стоять то сословие, которому государственный интерес ближе всего, а это и есть дворянство, по самому его значению»208209.

Идея руководящей роли дворянства была близка многим консервативным мыслителям. Стоит отметить записку государственного деятеля и публициста А.Д. Пазухина «Современное состояние России и сословный вопрос», написанную в 1885 году. Автор записки был убежден в потребности «для массы крестьянского населения в ближайшем руководстве и защите», которая не «могла быть удовлетворена властью без посредства поместного дворянства»210. Если крестьянская реформа по мнению Пазухина, сохранила иерархию сословий, то земская, напротив, разрушив ее, ввергла местное самоуправление почти в анархию, так как была нарушена исконная сословность русского общества211. По мнению Пазухина, «главная ошибка в вопросе о реформе местного управления и состоит в том, что земство признавалось за ту силу, которая способна заменить старое поместное дворянство»212. Он видел главный недостаток всесословных земских собраний в том, что «дворяне порвали нравственные связи со своим сословием, и, стараясь приладиться к вкусам бессословной толпы, вполне погрузились в пучину земских интриг»213.

С точки зрения А.Д. Пазухина, верным путем к преодолению проблем русского земства и в целом русского общества было возвращение к временам Петра I. Он писал: «Петр совершил важные преобразования сословий. Реформы шестидесятых годов были построены на отрицании сословий. Петр усилил деятельность общественных союзов, обновил сословную жизнь притоком в нее новых сил. Реформы шестидесятых годов внесли в эту жизнь начало разложения»214. Здесь стоит отметить, что А.Д. Пазухин имел мнение прямо противоположное тому, которое высказывали славянофилы215.

В представлении историка-славянофила И.Д. Беляева, выборные должности в земских учреждениях допетровской Руси часто «избирались без различия сословий»216. Однако, начиная еще со времени правления Алексея Михайловича, отделившего дворянство от народа, а в особенности после реформ Петра Великого, общество было так разъединено, «что и при желании со стороны правительства мудрено было и думать о его соединении и сплочении в одну цельную земщину»217.

Славянофилы выступали сторонниками возрождения в земствах идеи и практики традиционных русских земских учреждений, основанных, по их убеждению, на принципах народности и всесословности218. А.Д. Пазухин, явно вступая в полемику со славянофилами, писал: «Весь общественный быт древней Руси покоился на строгом сословном начале. Каждый гражданин Московского государства непременно состоял в каком-нибудь чине, принадлежал к известному сословию, обязанному отбывать то или другое государственное тягло. Русский народ, распределенный на известное число государственных чинов со строгим различием в правах и повинностях, и есть та «вся земля», по выражению наших летописцев, то историческое земство, к основам которого теперь так любят взывать политические мыслители, мечтающие, в явное противоречие с историей, утвердить современный политический строй России на торжестве бессословного начала. Сословная организация, по понятиям древнерусского человека, была залогом порядка и спокойствия в стране»219. По мнению А.Д. Пазухина, для восстановления исторической земско-сословной организации дворянство должно стать «снова служилым и вместе земским сословием». «Только возвратив дворянству его права, а с тем вместе и обязанности, – утверждал он, – по государственной и земской службам можно скрепить связи между правительством и дворянством и между дворянством и землей»220. В то же время министр внутренних дел граф Д.А. Толстой считал, что крупные землевладельцы должны иметь право участвовать в работе земских собраний без выборов.

Характеризуя взгляды А.Д. Пазухина и Д.А. Толстого, А.Ю. Шутов пишет: «Не следует забывать, что эти акценты были сделаны на фоне структурных изменений в социальной сфере российского общества, когда удельный вес и политическое влияние дворянства стали заметно снижаться по сравнению с буржуазными сословиями. Правивший класс встал перед необходимостью обеспечить себе политические гарантии в сфере местного самоуправления. Именно эти настроения в правительстве и обществе выражал проект реформы земского представительства Толстого – Пазухина»221.

Поддерживал идею особых дворянских привилегий в земских учреждениях и публицист второй половины XIX века генерал Р. А. Фадеев, который в земском самоуправлении видел «корни всякого народного и общественного преуспеяния»222. Спустя десять лет после проведения земской реформы, Р.А. Фадеев утверждал, что «земское дело не принялось на нашей почве, – не вследствие тех или других подробностей учреждения, или новизны, не давшей людям времени спеться, но по той простой и вместе мудреной причине, что с самого начала оно не пошло»223.

Главной причиной неудачи земской реформы он считал разрозненность общества, отсутствие идейного единства, неспособность общественных групп выработать «совокупное мнение» или «провести в жизнь какое-либо совокупное дело»224. Такая идейная и организационная анархия, по убеждению Фадеева, была вызвана «бессословностью» русского общества225 и недостаточным значением роли дворянского сословия в земской жизни226.

Замкнутое дворянское сословие, по мнению Р. А. Фадеева, само вышло «почти поголовно» из народа, являлось его нераздельной частью, было ему близко по духу. Вслед за славянофилами Фадеев считал, что из этого органического сближения «власти» и «земли» должен был развиться живой государственный строй – земская, «истинно народная» монархия. Это сближение было, однако, прервано реформами Петра I227. Отрицательными последствиями правления Петра стали «закрепощение крестьян, подчинение церкви государству, всесилие бюрократии, пресечение земской деятельности»228.

Однако Фадеев, в отличие от славянофилов, считал, что Петр I следовал исторической необходимости. Необходимость эта заключалась в обособлении дворянского сословия, образовании его в европейском духе, как оплота просвещения229. Создание культурного дворянства, по мнению Фадеева, стало главным положительным следствием петровских преобразований. «Мы вступаем в пятую эпоху своей истории с крупным, но единственным наследством, оставшимся нам от воспитательного периода – с нашим культурным слоем, который Петр Великий назвал русским дворянством» – писал он230.

Обосновывая необходимость преимущественно дворянского состава земских учреждений, Фадеев утверждал, что для «развития земства в местном и государственном смысле, для освобождения его от неусыпного административного надзора нужно, прежде всего, чтобы оно находилось в верных руках»231, то есть в руках дворянского сословия. В свою очередь сам доступ в дворянское сословие должен быть затруднен почти для всех, кроме богатых купцов или особенно талантливых представителей других сословий, например, выдающихся ученых. Местные дворяне, как знакомые с жизнью в уезде и понимающие его нужды, противопоставлялись чиновникам, назначаемым извне232. С другой стороны, обеспеченные и образованные дворяне лишены, по мысли Р.А. Фадеева, материальной заинтересованности в предлагаемых на их рассмотрение делах, в отличие от назначаемых чиновников233.

Р.А. Фадеев, так же, как и А.Д. Пазухин и Д.А. Толстой, считал, что земская деятельность должна стать не просто правом, но даже обязанностью дворянства, которое, как и раньше, обязано нести военную и бесплатную гражданскую службу234. Он утверждал, что дворянство должно быть «сословием обязательно служилым, а не вольницей», так как «права без обязанностей не ведут ни к чему, колют всем глаза и производят только распущенность вместо того, чтобы нравственно скреплять людей»235.

Но, как замечают А.Р. Альменеев и А.А. Уткин, «посвятив немало времени попыткам осмысления того, каким должно быть местное дворянство, а также какова его роль и положение в земском самоуправлении, Р.А. Фадеев вместе с тем не ушел далеко от системы местного самоуправления, действовавшей в это время в Великобритании и являвшейся по своей сути глубоко консервативной и одновременно эволюционной, поскольку именно в Англии возникла идея о проведении свободных открытых выборов в органы местного управления»236.

Концепция Фадеева вызвала бурную дискуссию в консервативных кругах, которые в целом не просто не приняли ее, но сочли необходимым объяснить, в чем заключалась ее несостоятельность237. Видный государственный деятель и яркий представитель славянофильского движения Ю.Ф. Самарин в своих аргументах против продворянской концепции Фадеева особенно обращает внимание на «западничество» своего оппонента. По мнению Ю.Ф. Самарина, Р.А. Фадеев получил «из западноевропейского исторического музея готовую картину», чтобы «повесить ее в Петербурге»238, используя «прием безоглядного применения готовых прозвищ и результатов чужого опыта»239.

Особой критике Ю.Ф. Самарина подверглась теория Р.А. Фадеева, согласно которой в народе в отличие от дворянства нет никакой созидательной, творческой, духовной силы. «Вы не допускаете даже возможности такого явления в народной жизни, которое имело бы свой корень в сознании общих начал, составляющих внутреннее ее содержание!»240 – писал Самарин Фадееву.

Славянофил Ю.Ф. Самарин подверг сомнению и безусловную преданность дворянства царской надсословной власти, о существовании которой говорил генерал. По утверждению Самарина, именно из высших «наикультурнейших сфер исходили покушения, которым всегда без участия и ведома народа подвергалась именно всесословная цельность верховной власти, начиная от первого царя из дома Романовых»241.

В то же время, подчеркивал он, именно простой народ уберег «для России и то историческое понятие о земском (не сословном) державстве, в котором мы, культурные люди, так недавно начали опознавать существенное условие нормального прогресса без внутреннего раздвоения»242.

Образ русского земского, народного царя Самарин противопоставляет образу западного монарха-дворянина. Ту же мысль высказывал и И.С. Аксаков, который утверждал, что русский царь «не есть ни какой-либо “первый дворянин”, как бывало во Франции, ни представитель какого-либо господствующего в данную пору сословия», но «первый человек своей земли и своего народа, никому и ничему неподвластен, лишь Богу и Его заповедям»243.

Не соглашается Ю.Ф. Самарин и с тем утверждением Р.А. Фадеева, что главной проблемой неустройства земских учреждений является их всесословность, вызванная общественным настроением пятидесятых и шестидесятых годов XIX века и нигилизмом в особенности. По замечанию Самарина, еще в московском периоде в XVI и XVII веках выработалась «не путем подражания, а от собственного корня, самородная форма государственного представительства всей Русской земли, так называемые земские думы или земские соборы»244 – «чистейший тип собрания всесословного в полном смысле слова»245.

Идеи Фадеева не нашли понимания и у известного идеолога консерватизма пореформенной России К.П. Победоносцева, который довольно скептически относился к идее верховенства дворянства в общественной жизни246. По его мнению, продворянская направленность земских учреждений плохо сочеталась с надсословным характером самодержавия. По мнению К.П. Победоносцева на крупных землевладельцев «невозможно заранее положиться, ибо крупное землевладение само по себе далеко не представляет в сем отношении надежного ручательства». По замечанию Константина Петровича это было понятно из самой практики земских учреждений, когда «нередко именно крупные землевладельцы и люди богатые вносили в земское собрание дух беспорядка и фантастического многоглаголания»247