Читать онлайн Глухие в Америке бесплатно

ISBN 978-5-0053-8265-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда в первый раз летела в США, думала о том, как, утомительно долго и бесконечно повторяясь, я буду рассказывать о посещении Америки многочисленным друзьям, родственникам и знакомым, и решила написать путевые заметки, напечатать и передавать для чтения. Листики с текстом вернулись ко мне изрядно потрепанными, и я сделала то же самое в следующих поездках. Так родилась эта книга.

Глава 1

В Америке я оказываюсь глухой, не немой, а именно глухой, так как мой чахлый английский окружающие с трудом, но понимают, а я их американский сленг не понимаю совсем. Меня об этом предупреждали, я верила, что американцев трудно понять, но не знала, что не просто трудно, а невозможно, это совсем другой язык.

Но глухота не только в этом. Существует еще и наша, чисто русская глухота души к их жизненным ценностям, привычкам и понятиям, к манере общения, к быту.

Старые эмигранты, убежавшие из России с тем, чтобы никогда не вернуться, полюбили эту страну, давшую им приют и свободу быть тем, кем им хочется, и не умереть с голоду. Они видят ее преимущества, они знают, ради чего перебирались, вырывались из России.

Теперешние учащиеся и работающие ребята, русские подданные, вынужденные приехать сюда за куском хлеба, не потеряли кровной связи с Родиной, мотаются взад вперед, могут в любой момент вернуться домой, учат своих детей русскому языку. Они любят Россию, а по русской привычке моногамной любви ругают Америку, с трудом в ней приживаются, и часто видят далекую Родину в лучшем свете, чем она есть. Возможно, это свойственно всем нациям, не знаю.

Сережа, мой сын, окончил с красной корочкой Московский физико-технический институт, год прожил в Упсале под Стокгольмом, учась в аспирантуре, и потом тесно стало ему в уютном университетском городке в старой Европе, и он помчался туда, куда еще год назад уехал почти весь его курс, за океан, на просторы Соединенных Штатов. Из шести университетов, которые пригласили его к себе после сдачи экзаменов, он выбрал Корнельский университет, входящий в десятку лучших университетов мира, и вот уже два года жил с женой Дашей и шестилетним сыном Иваном в городке Итака вблизи Канадской границы в районе Пальцевых озёр.

За два года я виделась с сыном один раз, он прилетал в конце декабря 1998 года на две недели. Они звонили, описывали мне, как они живут, что едят, с кем дружат, но мне хотелось точно представлять себе, где находятся близкие мне люди, какие предметы вокруг них, откуда они звонят, где стоит аппарат, чтобы я могла, разговаривая, видеть собеседника, а это возможно только, когда осмотришь всё своими глазами. Видео связь появится позже.

Американское посольство, с которого начинается путешествие за океан, оказалось закрытым по санитарным причинам, а на другой день я была шокирована видом толпы, запрудившей улочку перед входом.

Вздохнув, я уговорила мужа, который собирался только подвезти меня, остаться со мной и оказать мне как моральную, так и физическую поддержку. Мы, проявляя героизм, отстояли с утра до половины четвертого в этой фантастической очереди, и бывалые люди вокруг нас говорили, что такое скопление людей видят первый раз в жизни, чем необыкновенно порадовали нас, новичков.

За пять часов общей неприятности все перезнакомились, одна немолодая женщина, всё еще красивая и ухоженная, настоящая леди с Кавказа, оказалась грузинкой из Батуми, уехала из Батуми в Москву давно, еще в 57 году, кончала она седьмую школу, расположенную недалеко от моей, восьмой. Мы с ней вспоминали кавалеров из мореходки, и она рассказывала двум молоденьким девчонкам, которые стояли с нами в очереди, о нравах в женской школе – в ее детстве было раздельное обучение. Сейчас она стояла в очереди за визой в третий раз – один сын, ученый, жил в Америке, а другой, врач, в Москве – и она улетала к сыну в Нью-Йорк обычно на три-четыре месяца в году.

Пять часов срок большой, человеческие потребности надо было справлять, и по переменке, чтобы не потерять очередь, бегали в разведанный туалет в метро и ходили в магазин ткани напротив – греться.

Когда мы в половине четвертого миновали милицейский кордон, оказалось, что я не успевала заполнить анкету, а без заполненной анкеты у меня не брали деньги за услуги в кассу, закрывающуюся в четыре часа, о чем нам при входе сообщил жизнерадостный голубоглазый милиционер, дежуривший внутри здания. В отличие от замерзших товарищей, сдерживающих натиск толпы снаружи, он выглядел довольным жизнью.

В спешке, в две руки написали мы эту анкету, еще успели один экземпляр испортить, а другой не дописали, кассирша сама заполнила и поставила печать, что оплачено, она спешила домой, но и уйти, не обслужив нас, ей не позволила совесть.

Наконец, все утряслось, и мы встали в нужную очередь, куда-то по ступенькам вверх, где проверят наши анкеты и назначат день собеседования.

Народ, который успел пройти, успокоился, улеглась тревога, что не проскочишь, зря потеряешь день. Все сидели тихо, и мы – после спешки с анкетой – расслабились.

Перекрывая приглушенный шум разговоров сидящих людей, раздался веселый тенор дежурного лейтенанта.

– Кто забыл книгу? – кричал он.– Чья эта?

Мгновенно в памяти высвечивается картина, как я ищу в спешке ручку, мне мешает книга в сумке, я ее достаю, кладу на стол, на котором пишу.

Я встаю и начинаю двигаться по направлению к милиционеру, сначала с радостью, что книжка не потерялась. Книжка не моя, дочкина, дорогая, Генри Миллер. Хорошо бы вернуть.

Увидев голую бабу в облике статуи свободы с бокалом вина, мотающуюся над головами сидящих людей и готовую спрыгнуть с обложки, я замедляюсь, радость моя гаснет, шаги становятся неуверенными.

Я встречаюсь глазами с победно держащим над собой книгу молодым парнем при исполнении и понимаю по мерцающей в его глазах скрытой насмешке, что сейчас он сделает то, что я так не хочу… Я втягиваю голову в плечи, как в ожидании удара.

Розовощекий лейтенант с восторгом поднимает книгу еще выше, совсем высоко над головой и поворачивает ее к себе. На обратной глянцевой цветной и броской обложке вполне отчетливо виден огромный фаллос покрытый следами помадных поцелуев.

– Сексус, – громко читает милиционер, просто выкрикивает в воздух.

Шум затих еще и при первом взгляде на обложку. А сейчас наступила звенящая тишина, в которой я медленно, как во сне шла к проклятой книге.

– Прошу вас, – розовые щеки взяли под козырек, и протянули мне Генри Миллера, а за спиной послышалось хихиканье. Две молодые девчонки, сидящие на лавке за моей спиной не выдержали и прыснули.

– Дочь дает читать, образовывает, – с тоской сказала я.

– Учиться никогда не поздно, – раздался насмешливый тенор из угла. Мой муж.

– Тем более, что в Америку собралась, – подхватил шутку еще кто-то и теперь уже хихикали все.

Я взяла злополучную книгу, спрятала ее в сумку, чувствуя, как горят щеки, и вернулась к своему месту в очереди. Довольный Алексей потрепал меня по голове.

Летела я авиакомпанией «Фин аэро» с пересадкой в Хельсинки, самый дешевый вариант. Вылет из Москвы задержали на полчаса, но нас успокоили, что самолет в Нью-Йорк подождет нас в Хельсинки.

В ожидании я разговорилась с женщиной моего возраста, которая уже второй раз летит в Америку. Летела она на полгода, нянчить внука. Дочка родила, а учится, малыша девать некуда, вот они со сватьей и выручают детей по очереди.

В самолете до Хельсинки рядом со мной сидела русская девушка, циркачка, кажется, из Воронежа. Они ехали на гастроли, и им предстояло по два выступления в день.

А на отрезок полета через Атлантику мне не повезло. Рядом сидела женщина, которая строго сказала мне:

– Ай доунт спик инглиш. – Финка, в общем, и было скучно. Обе мои знакомые сидели далеко.

Нью-йоркский аэропорт показался мне очень громадным, такого количества пузатых, на сносях, самолетов я не видела никогда.

После высадки я долго шла по петляющим коридорам, волоча свою больную ногу (я растянула ногу перед вылетом). Ковыляла я в полном одиночестве, вокруг меня были лишь стены с двух сторон на расстоянии метра от меня, да ковёр под ногами, толпа пассажиров умчались вперед.

Негры и негритянки в синих формах показались мне совершенно обыденно знакомыми – столько американских фильмов я просмотрела последние годы.

Паспортный контроль прошли довольно быстро, надо отдать должное, никакой свалки и томительной очереди.

Получив багаж, я шла с беспокойством, не представляя, что я буду делать, если Сережка меня не встретит, и тут же увидела, как он пробирается ко мне и машет рукой.

Машину он взял напрокат, мне она показалась шикарной, и мы тронулись в путь-дорогу. Его машина, купленная на скудные аспирантские доходы, могла не выдержать долгой поездки, а рисковать он не хотел.

Мы не виделись с сыном год, что не помешало ему, через пять минут разговора на домашние, житейские темы, начать бесконечный спор о политике, а потом незаметно и на вторую мировую войну переключиться. Мы переехали по мосту, фантастическому сооружению из бетона – просто гимн железобетонных конструкций, – перебрались по нему через залив и, минуя город, рванули куда-то, как потом, оказалось, пропустили нужный поворот, препираясь по поводу наших преимуществ в битве на Курской дуге.

Карту сын якобы забыл (когда мы, наконец, доберемся, карта вывалится из бардачка машины, когда Сергей полезет туда за чем-то), и сориентироваться на местности не представлялось возможным.

Когда он вторично пропустил поворот и не мог найти необходимую нам 17-ую дорогу, я отложила решение вопроса о том, можно ли было взять Варшаву с ходу и не дать немцам ее разрушить, подумала и посоветовала поступить так, как поступают в таких случаях в России, – расспросить шоферов.

Мы свернули на бензозаправку, Сережка вылез из машины и направился к группе парней, стоящих кучкой возле грузовика. По энергичному маханию рук, последовавшему после того, как Сережка к ним приблизился, я поняла, что идет объяснение направления движения.

Вернувшись в машину, Сергей, смеясь, сказал мне, что парни с Украины и, когда он спросил их по-английски о дороге, они не смогли ему объяснить, но между собой заговорили по-русски, тут же Сережка тоже перешел на родной язык и получил подробные указания, как добраться.

– Им облом было объясняться по-английски, – пояснил мне Сережка.

Пошел снег, дорогу заметало, видимость была плохая, и мы ехали с маленькой скоростью. Шоссе петляло среди невысоких гор, поросших смешанным лесом. Пейзаж походил на Словакию, только горы были как-то просторнее, шире раздавались, такие же по высоте, но более пологие.

Мы пробирались посреди ночи и пурги по холмам Америки и, чтобы не заснуть, горланили русские песни:

«Из-за острова на стрежень»…, «летят перелетные птицы», «очи черные», «коробушку».

Итака расположена на невысоких горах. Мы добрались туда в половине первого ночи, и семилетний внук Ванюша уже спал.

Квартира, где они жили, была двухуровневая в многоквартирном доме. Общего коридора не было, на второй этаж вела уличная лестница, вокруг дома располагалась веранда, с веранды вход в квартиры. Прихожих тоже не было, открываешь дверь и ты в комнате, соединенной с кухней. Комната большая, одна стена стеклянная, кухня просто отгороженный угол комнаты, лестница наверх вела в две спальни. Мне постелили в общей комнате, чтобы я не бегала по лестнице.

С вечера я уснула, но посреди ночи поднялась. У нас, в России, было утро. Я подошла к стеклянной стене. Внизу стояла группа оленей. Один обдирал тонкие ветки с дерева, двое смотрели вверх на меня, как будто приветствовали. Откуда-то возникло странное ощущение огромной моей удаленности от тех мест, где я привыкла находиться, физическое ощущение дискомфорта от огромности планеты. Я постояла у окна, вздохнула, съела кусок торта, который остался на столе, и снова легла с надеждой уснуть.

9 января меня свозили в университет, здания в стиле 15—17 веков, построенные в конце 19 века (хотела написать прошлого, но вспомнила, что уже 10 дней прошлый век – это двадцатый). «Неоготика», скажет дочь по телефону, когда я ей распишу виденное. Я решила, что это очень красивое решение, во всяком случае, если сравнить с унылыми казенными корпусами родного физтеха.

– Жаль, – сказала я сыну, когда мы любовались на просторный вид с горы, куда я еле-еле доковыляла, – жаль, что мне не пришлось здесь учиться. Сам вид зданий и месторасположение так радует, что учиться здесь, мне кажется, от одного этого легче. Обидно, что можно прожить только одну жизнь.

– Самый большой процент самоубийств среди университетов Америки здесь, – мрачно выкаркнул Сергей в ответ на мои слова.

– Слабый, однако, народ, – подумала я, но промолчала. У нас на физтехе тоже гробились будь здоров как.

Из дневниковых записей:

Уже 4 дня, как я в Америке. Вчера Дарья возила меня на ферму, где она покупает много молока и делает из него творог; настоящего, привычного нам, творога в этом захолустье нет. Молоко наливали мы сами из крана в большом чане, оставили на полочке деньги и ушли, полюбовавшись на коров. Коровы показались мне раза в полтора крупнее, чем наши российские Бурёнки.

Стоя на пороге фермы, Дарья втянула носом запах навоза, смешивающегося с запахом свежего молока, и сказала:

– Мне здесь очень нравится. Чувствуешь себя ближе к земле.

Я оглядела чистый бетонный пол, на котором мирно стояли жующие животные.

– А я чувствую себя здесь ближе к коровам.

Эта немудреная шутка вызвала у нас приступ веселья, сказывался чистый хвойный воздух, ферма расположена была далеко от шоссе, и небольшие поля здесь чередовались с хвойным лесом.

По дороге на ферму возле самой Итаки через шоссе прыгали косули, не обращая внимания на машины. Попытки испугать их гудком ни к чему не привели, штук пять животных замерли на секунду, грациозно перескочили через дорогу и скрылись в кустах.

– Столько их развелось, бывают даже аварии со смертельным (имелось в виду со смертельным для человека) исходом. Разрешена охота на них, – сказала мне Дарья, нетерпеливо дожидаясь, когда освободится путь.

– Да, вот если бы в России разрешили охоту на оленей, гуляющих под окнами, через неделю не было бы ни оленей ни проблемы, подумала я.

12-го Сережка рано пришел с работы, и мы поехали в парк.

Красивые горные виды по дороге не очень меня радовали, дорога петляла, бежала то в горку, то под горку, подморозило, скользко, темнело, и было страшновато, что занесет на гололёде.

Когда добрались до места, Сергей звал меня подняться, обещал восхитительный обзор, но я с моей ногой, если бы и поднялась, то точно не смогла бы спуститься, и меня пришлось бы снимать пожарной машиной как безумного беглеца за сокровищами мадам Петуховой. Мы постояли внизу, перейдя по мостику ручей. Летом сюда приезжают на шашлыки.

Богатый человек купил эту землю и подарил ее штату Нью-Йорк с тем, чтобы здесь сделали заповедные места отдыха. Мне понравились местные миллионеры и размеры их подарков.

13 января. Вчера, съездили на водопад и по дороге полюбовались озером Каюга, одним из пальцевых озер, возле которого и расположена Итака, вернее она расположена в устье речки, впадающей в озеро. Водопад находился в большом котловане природного происхождения. Видимо произошло опускание почвы небольшого, радиуса 1,5 -2 км участка, по краям видны сколы пород, как на озере Рица. (Нет, скажет мне сын, во второй мой прилет в Америку, ну-ка Ваня, объясни бабушке, откуда здесь эта расселина, и внук важно скажет «это ледник прокопал»).

Я рисовала, а Ваня с родителями лепил снежную бабу, большую слепили, в Дашкин рост.