Читать онлайн Хэдли и Грейс бесплатно

Suzanne Redfearn

HADLEY AND GRACE

1

ХЭДЛИ

Ее часы показывали 12:52, что означало, что до капкейков осталось восемь минут. Много времени, и Хэдли чувствовала, как учащается ее пульс. Она смотрела на двух женщин перед ней, желая, чтобы очередь двигалась быстрее. Она так не любит опаздывать!

Женщина возле прилавка пыталась принять решение.

– Значит, сегодня капкейк дня со вкусом клубничного чизкейка? – спросила она уже в третий раз. Она была в возрасте, с серебристыми волосами и сгорбленной спиной.

Продавщица лет шестнадцати терпеливо улыбнулась.

– Да, но если ваша внучка хочет просто капкейк с клубникой, такой у нас тоже есть.

– Может быть, она говорила и об обычном капкейке с клубникой, – неуверенно протянула женщина, крепко прижимая к себе потертую черную сумочку, вероятно, ровесницу Хэдли.

Прямо перед Хэдли стояла женщина лет сорока. Она скрестила руки на груди и держала наготове бумажник Prada – она закипала от нетерпения, постукивая по нему накрашенным ногтем указательного пальца.

Телефон Хэдли зазвенел, и она опустила взгляд, заметив сообщение от Фрэнка.

С фургоном все ок? «Мерседес» привезут сегодня днем. Ты как?

– Чизкейк очень даже ничего, – пробормотала бабушка. – Ей шесть. Я уже говорила, что у нее день рождения?

Женщина с Prada закатила глаза. Бабушка уже говорила, что у ее внучки день рождения. И о том, что ей исполняется шесть лет и что они устраивают пикник в парке рядом с квартирой ее дочери. Дочь принесет пиццу, а она – капкейки из Sprinkles на десерт.

Хэдли хотелось сказать ей, что она должна купить нормальные клубничные капкейки, а не капкейки дня. Если они окажутся не теми, о которых просила ее внучка, то только клубничные гарантировано придутся ей по вкусу.

Клубничные капкейки всегда были любимыми у Мэтти. «Квубничный, позазуста», – лепетала она, когда ее спрашивали, какого вкуса ей хочется торт, мороженое или желе. Но вот клубничный чизкейк она не любила и ужасно расстроилась бы, если бы ей подарили его, особенно на день рождения.

– Чизкейк и правда хорош, – заверила девушка за прилавком, пытаясь быть полезной. Она держала в руках капкейки дня. Розовая глазурь украшена красной крошкой, а сверху рубиново-красная конфета в форме клубники. Клубничные буквально меркли по сравнению с ними – кремовая глазурь, без посыпки, без конфет наверху.

Хэдли перевела взгляд на телефон и набрала ответ мужу: «Фургон в порядке, и я в порядке, пока не начинаю задумываться об этом».

Она почувствовала ложь в своей груди, когда нажала «Отправить».

Ответ Фрэнка пришел мгновенно: «Держись там. Люблю».

Женщина с Prada громко простонала, и бабушка оглянулась, попав под ее испепеляющий взгляд. Она повернулась обратно к продавщице и пробормотала:

– Х-хорошо. Этот подойдет. Я возьму капкейки дня.

Она прошаркала к кассе, а женщина с Prada покачала головой и подошла к стойке. Кратко и довольно громко она отбарабанила свой заказ, словно демонстрируя, как следует заказывать капкейки. Бабушка стояла в нескольких футах от нее, ее лицо было перекошено, она явно не была уверена в своем решении.

Телефон Хэдли зазвонил.

– Вам помочь? – спросила продавщица.

Хэдли почувствовала, что женщина с Prada наблюдает и за ней, осуждая ее за неумение заказывать капкейки. Она положила телефон в карман и резко отчитала:

– Две дюжины шоколадных с зефиром, две дюжины клубничных, дюжину красного бархата и дюжину ванильных. – Ей пришлось буквально удержать себя от того, чтобы посмотреть на женщину с Prada в поисках ее одобрения.

Бабушка отсчитывала деньги из своего кошелька, а девушка за кассой терпеливо улыбалась, и Хэдли подумала, что доброта должна быть главным требованием для такой работы, ей захотелось поблагодарить менеджера за то, что взял эту девушку сюда. Это была бы прекрасная первая работа для Мэтти, подумала она, но тут же осознала, что, даст Бог, она и Мэтти не будут рядом с этим местом, когда та станет достаточно взрослой, чтобы работать.

Хэдли прошептала девушке за стойкой:

– Пожалуйста, добавьте два клубничных капкейка, каждый упакуйте отдельно.

Ее телефон снова завибрировал, но Хэдли проигнорировала его. Ей не хотелось замедлять процесс покупки, когда придет ее очередь платить. Она представила, как Фрэнк смотрит на экран своего телефона, сжимая его обеими руками, подняв большие пальцы и нахмурив брови, ожидая ее ответа.

Мимо, задрав нос, прошла женщина с Prada со своими покупками, и Хэдли испытала удовольствие от вида пятна помады на ее воротнике, зная, что помаду, особенно красную, очень трудно вывести.

Хэдли быстро расплатилась, взглянула на часы и поспешила прочь из магазина. Теперь она отставала от графика на две минуты, но могла наверстать упущенное, если сэкономит время на светофорах.

Осмотрев парковку, она увидела, как бабушка садилась в свою машину.

– Извините, – закричала Хэдли, подбегая к ней.

Женщина подняла на нее взгляд, и Хэдли вздрогнула: старушка в молодости явно была красива. У нее были яркие голубые глаза, а щеки все еще светились розовым румянцем, и на мгновение она напомнила Хэдли ее мать.

– Девушка в магазине попросила передать это вам, – сказала она, протянув один из клубничных капкейков. – Она хотела убедиться, что ваша внучка получит тот капкейк, который она хотела, и ей было не по себе из-за того, что вам пришлось выбирать.

Замечательные глаза бабушки округлились.

– Правда?

Хэдли кивнула. Она всегда была великолепной лгуньей.

Облегчение отразилось на лице женщины, и ее глаза затуманились.

– Надеюсь, вашей внучке понравится, – проговорила Хэдли, а затем торопливо ушла, и ее сердце наполнилось прекрасным чувством, как всегда бывает, когда вы знаете, что сделали что-то правильно.

Ее телефон снова загудел, она достала его из кармана и помчалась к фургону Фрэнка, пакеты с капкейками стучали по ее ногам.

«Люблю тебя?????

Где ты, блин, вообще?

Я сказал, что ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!!!»

Глубоко вздохнув, она напечатала:

«Тоже люблю тебя. Просто надо было заплатить за капкейки».

Он отправил в ответ эмоджи счастливого лица и сердечка, и Хэдли прикрыла глаза, медленно выдохнув, а затем забралась в его фургон, чтобы поехать в школу к Скиперу на его прощальную вечеринку.

2

ГРЕЙС

Да. Да, да, да!

Человек слова, Джерри пообещал, что контракт будет у нее до конца дня, и три минуты назад, ровно в 1:28, факс зажужжал и начал выплевывать золотоносные страницы.

Грейс расцеловала контракт, повертела, а потом снова расцеловала его. Она бросила взгляд на фотографию на своем столе – на ней Джимми, Майлз и она стояли перед стадионом «Энджелс» – и подняла большой палец вверх.

Трудно поверить, что фотография была сделана всего два месяца назад, Майлз был таким маленьким, что практически помещался на ладони Джимми, который красовался в армейской форме, с гордой улыбкой на лице. Это были выходные, посвященные Дню президентов, и все семьи военных получили билеты на игру бесплатно. Джимми был тогда дома, чтобы присутствовать на похоронах своей матери – событии, которое стало одновременно и горем, и облегчением. Его мать долгое время страдала и давно не помнила ни его, ни его брата Брэда.

Когда Грейс от радости принялась танцевать в офисе Фрэнка, держа в руке долгожданный контракт, подошва ее левой туфли зашлепала по ковру. Вообще-то подошва отвалилась неделю назад. Грейс починила ее суперклеем, но сегодня утром та снова отошла. Может быть, сегодня вечером, после того как она заберет Майлза, они зайдут в Walmart, и она купит новую пару в честь праздника. Возможно, она даже побалует себя едой вне дома – пиццей или рыбными тако. У нее потекли слюнки от этой мысли. Она не ела с тех пор, как наспех запихнула себе в рот английский кекс, выходя из дома этим утром. Ей не хотелось рисковать, уходя из офиса на обед, и пропустить контракт.

Ее стук в дверь заставил Фрэнка поднять голову.

– Дело сделано, – заявила она, входя и швыряя контракт на стол перед ним.

– Что это?

– Контракт на поднаем участка Джерри Коха в центре города, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы в ее голосе не было слышно ликования. – Потребовалось немного уговоров – на самом деле, много уговоров – и вот оно подписано, запечатано, доставлено. – Она почти напевала последнюю строчку на мотив хита Стиви Уандера и остановила себя, чтобы не добавить: «Это тебе[1]».

Три месяца. Вот как долго она вела переговоры, уговаривала и флиртовала с Джерри Кохом, владельцем бизнес-центра в центре Лагуна Бич. Аренда его парковки по вечерам и по выходным будет приносить «Aztec Parking» две-три тысячи долларов в неделю, и 10 процентов из них будут принадлежать ей – по крайней мере тысяча в месяц, двенадцать тысяч в год – ответ на все ее молитвы.

Фрэнк заморгал от удивления.

– Чтоб меня! Старый ублюдок наконец пришел в себя.

– Так и есть. Все помещение. Вечером, в выходные и в праздничные дни.

Грейс почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется. Когда она предложила получить поднаем на участок Джерри, Фрэнк сказал ей, что она зря тратит время. Он уже пробовал, и парень не заинтересовался. Она возразила, что он, вероятно, прав, но спросила, может ли она все же попытаться. Он попросил ее не заморачиваться, но согласился на 10 % прибыли для нее в случае удачи.

И вот она три месяца спустя с контрактом в руках. В голове у нее крутилась мысль о том, что эти деньги будут значить для нее и Джимми, миллион идей: во-первых, они выплатят его игровой долг, чтобы они могли перестать бояться; во-вторых, купят новые шины для ее машины, заберут Майлза из дрянного детского садика, в который он сейчас ходит. Потом, возможно, через несколько месяцев, когда все это решится, они смогут рассмотреть квартиру получше, с ванной, чтобы Майлз мог принимать ванну, ведь сейчас ему уже четыре месяца, и он начинает сидеть.

Фрэнк остановился на последней странице контракта, и заметив, как его глаза бегают туда-сюда, Грейс еще больше напряглась. Фрэнк был из тех людей, которых ее бабушка назвала бы праведным змеем – заклинателем с раздвоенным языком, проповедующим Евангелие, будучи совершенно с ним не согласным. Ее бабушке не очень понравился бы Фрэнк Торелли, и еще меньше ей понравилась бы мысль о том, что Грейс будет работать на него. Но ей вряд ли бы понравилось и то, как сложилась жизнь Грейс после ее смерти.

Фрэнк положил контракт и поднял взгляд на Грейс. Глаза Фрэнка – темно-карие, пронзительные и слегка раскосые, как будто он и смотрит и не смотрит на вас одновременно. Он откинулся на спинку стула и сцепил пальцы перед собой.

– Хорошая работа, Грейс, – протянул он. – Мэри говорила, что ты умна.

Грейс напряглась при упоминании своего предыдущего босса. Когда долги Джимми настигли их, и им нужно было срочно покинуть Лос-Анджелес, Мэри позвонила Фрэнку и спросила, наймет ли он Грейс после рождения Майлза. Это было чрезвычайно щедрым жестом, особенно если учесть, что Грейс бросила ее в плохой момент.

– Кажется, все складывается неплохо, – продолжил Фрэнк. – Малыш здоров. С мужем уже лучше. – Грейс молчала, нервничая все больше. – Прошлое позади, и никто не догадывается, где вы.

Она пыталась не реагировать, но понимала, что эта ухмылка на лице Фрэнка была завуалированной угрозой в ее адрес. Люди, которым Джимми должен денег, опасны, и связываться с ними было самой большой ошибкой в его жизни.

Фрэнк поднял последнюю страницу контракта – соглашение о комиссии, обещавшее ей 10 процентов. Аккуратно сложив его пополам, он пододвинул его к ней.

– Я рад, что дела у тебя и твоей семьи идут так хорошо, – улыбнулся он.

Грейс не двигалась, ее немигающий взгляд – единственный вызов, который она бросила ему, но даже этого небольшого неповиновения было достаточно, чтобы лицо Фрэнка потемнело. Удерживая ее взгляд, он отодвинул листок, скомкал его и бросил в мусорную корзину рядом со своим столом. Когда он повернулся, Грейс опустила глаза. Она успела достаточно раз облажаться, чтобы понимать свое поражение.

3

ХЭДЛИ

Фургон издал звуковой сигнал, давая понять Хэдли, что дверь приоткрыта, а ключи все еще в замке зажигания. Она вытащила их, и звук затих.

Она подняла взгляд на низкие кирпичные здания перед ней. Трудно было поверить, что сегодня последний день, когда она будет здесь ездить, последний день, когда она будет парковаться на этой стоянке, последний день, когда она заберет здесь одного из своих детей после школы.

– Пришла?

Она обернулась и увидела Мелиссу Дженкинс, стоящую на тротуаре и улыбающуюся ей, с тарелкой сахарного печенья, украшенного смайликами.

Хэдли моргнула несколько раз.

– Да, конечно, – ответила она, изобразив улыбку и вылезая из фургона.

Мелисса и Хэдли знали друг друга с тех самых пор, когда дочь Мелиссы, Кэти и Скиппер еще были младенцами, и она была самой близкой подругой Хэдли.

Много лет назад, когда они впервые встретились, Хэдли в первую очередь заметила татуированные розами руки Мелиссы, длинные ногти и черные волосы гота. Теперь все, что видела Хэдли, смотря на свою подругу, – это самую сердечную и трудолюбивую женщину, которую она только знала.

Состоятельная вдова, Мелисса унаследовала три дилерских центра Harley Davidson своего мужа и управляла ими железной рукой, однако испытывая слабость к бывшим уголовникам. Еще она воспитывала трех приемных детей, а также собственную дочь и сына.

Она обняла Хэдли за плечи и ободряюще сжала.

– Держись, детка, – проговорила она. – «Сегодня» не навсегда. Это только сегодня.

Хэдли почти удалось улыбнуться. Несмотря на то, что у нее был месяц, чтобы привыкнуть к мысли об уходе из ее жизни Скиппера, она не готова была принять это, так же как в тот день, когда ее сестра позвонила и сообщила, что выходит замуж и поэтому готова взять на себя ответственность быть мамой Скиппера.

Во дворе школы их встретил нарисованный от руки плакат с надписью «Удачи, Скиппер!!! Мы будем скучать по тебе!» Слова были окружены сотнями отпечатков ладоней разных цветов, а также подписями детей, которым принадлежали эти отпечатки.

Они с Мелиссой положили сладости на стол, накрытый для празднования, и через мгновение раздался звонок. Второклассники и третьеклассники высыпали из классов, и Хэдли начала искать поверх голов Скиппера.

Он последним вышел из класса миссис Бакстер, идя позади остальных, как всегда медленно и рассеянно. При виде него ее сердце переполнилось любовью, как и всегда бывало, когда она встречала одного из своих детей после разлуки.

– Привет, Блю[2], – поприветствовал он, подойдя к ее протянутым рукам и обхватив своими тоненькими ручками ее бедра.

– Привет, чемпион. – Она поцеловала макушку его медовых волос. От него пахло, как всегда, коричневым сахаром и потом, потому что он ел на завтрак кашу с кленовым сиропом и ему было всего восемь лет.

На одно очень долгое мгновение он удержал ее, возможно, понимая, что этот момент дорог, а возможно, и нет. Трудно было догадаться, что Скиппер понимает, а чего нет. Его IQ составлял всего семьдесят пять баллов, но, несмотря на это, Хэдли часто думала, что он самый мудрый человек, которого она знала, наделенный проницательностью и интуицией, далеко превосходящими его интеллект.

Отпустив ее, он подошел к столу, взял шоколадно-зефирный капкейк, свой любимый, и понес его на скамейку у детской площадки. Сегодня он надел форму «Доджерс» – всегда номер сорок четыре независимо от команды – дань уважения великому Хэнку Аарону, его герою.

Во время еды он наблюдал за другими играющими детьми. Обычная детская площадка с обычными детьми, но он смотрел на нее так, будто это было самое необычное место в мире. И как это часто бывало, когда Хэдли смотрела на него, она поймала себя на том, что завидует ему, мечтая увидеть мир его глазами.

Его школьные штаны протерлись на коленях, и Хэдли сделала мысленную пометку купить ему новые, а затем поправила себя: Ванессе нужно будет купить ему новые. Ее горло сжалось от переполнявших ее эмоций.

Миссис Бакстер пронзительно свистнула и трижды хлопнула в ладоши, призывая детей собраться вокруг. Они хором спели «Он веселый и хороший парень», а затем выстроились в ряд, чтобы каждый мог обнять Скиппера на прощание.

Его необычайно любили. Некоторые девочки даже плакали, а одна поцеловала его в щеку, но потом хихикнула и убежала. Кэти легко ударила его кулаком, выхватила бейсболку и надела ему на голову задом наперёд. Он улыбнулся. Она проделывала это с ним с тех самых пор, как они вместе начали ходить в детский сад. Скиппер будет по ней скучать. Она его «лучшая подруга», как он любит говорить.

4

ГРЭЙС

«Хонда» заворчала, но милосердно тронулась с места, и Грейс выехала со стоянки на Лагуна-Каньон-роуд. Ее головная боль усилилась, когда она влилась в плотное движение.

Имея дело с дьяволом, непременно обожжешься. Она представила себе, как бабушка качает головой, говоря это. Ты знала, что он за человек. Не знаю, чего ты ожидала.

Она ухмыльнулась в лобовое стекло, глядя на темнеющее небо, желая только, чтобы бабушка оставила ее в покое и держалась подальше от этого. Конечно, она знала, кто такой Фрэнк. Она просто надеялась, что, может быть, именно в этот раз все получится.

Она бросила взгляд на датчик уровня бензина, затем на вереницу машин перед ней и снова начала нервничать. В детском саду Майлза бесплатное время ожидания родителей составляло всего пятнадцать минут после окончания смены, а потом администрация начинала взимать непомерные штрафы за каждые десять минут опоздания. Период бесплатного ожидания уже наступил, а стрелка на датчике двигалась быстрее, чем пробка.

Ей ничего не оставалось, кроме как съехать на обочину и миновать другие машины, завернув к заправочной станции на углу. Левая колонка была закрыта на ремонт, а на другой можно было платить только наличными. Оставалась только колонка сзади.

Грейс проехала туда и была уже всего в нескольких футах от бензоколонки, когда прямо перед ней свернул мотоцикл, занимая ее место. Она ударила по клаксону, и байкер повернулся, слез на землю, пожал плечами и изобразил ухмылку, означавшую: «мне плевать». Она собралась снова нажать на клаксон, когда к нему подъехали еще три мотоцикла, чтобы припарковаться рядом.

Первый байкер начал заправляться, а другой направился к минимаркету. Грейс начала закипать, но все, что она могла делать, это не давить на педаль газа и коситься на трех оставшихся байкеров вместе с их четырьмя «Харлеями».

Она уперлась лбом в костяшки пальцев на руле, чувствуя разочарование и гнев. Слезами горю не поможешь. Она снова посмотрела на небо.

Байкеры перед ней дурачились, швыряя друг в друга мусор и закуривая сигареты. Они были, вероятно, примерно ее возраста, но, в отличие от нее, кажется, не имели груза забот. На них была кожаная туристическая экипировка, а их мотоциклы были нагружены седельными сумками и спальными мешками. Они, наверное, путешествуют, и ей не хотелось это признавать, но они немного напоминали ей Джимми.

Если бы Джимми не встретил ее и не записался в армию, возможно, это была бы его жизнь: тусовки с приятелями и сплошное безделье. Он всегда был таким счастливым, когда был в дороге! Ему нравилось путешествовать по стране, нигде не останавливаясь надолго. Медовый месяц они провели на его «Харлее», путешествия вверх по побережью, через Юту и Лас-Вегас. Возможно, эти парни тоже едут в ту сторону. Эта мысль немного смягчила ее гнев по отношению к ним.

Насос на бензоколонке отключился, но байкеры не обратили на это внимания, поэтому она нажала на клаксон, чисто по-дружески, давая им понять, что пора прекратить дурачиться, что ей нужно заправиться, иначе она обанкротится из-за опозданий, и чтобы они не мучили ее, тратя драгоценные секунды впустую.

Первый байкер поднял взгляд и сощурился, чтобы лучше разглядеть ее через ветровое стекло, а затем сделал три толчка бедрами и покачал языком, словно Майли Сайрус. В ней вспыхнул гнев, она решила, что эти идиоты совсем не похожи на Джимми, и легла грудью на клаксон, нажимая на него так долго и сильно, что аккумулятор рисковал разрядиться.

Работник станции уставился на нее, как и люди на тротуаре. Байкер, наоборот, рассмеялся, к нему присоединились его друзья, и все они весело проводили время, наблюдая за тем, как она злится.

Один из ребят вышел из минимаркета с энергетическим напитком и пакетом шоколадных пончиков в руках. Он подошел к своему байку и, должно быть, почувствовал ярость Грейс, потому что поднял лицо, склонив голову набок, когда заметил, как ее испепеляющий взгляд был направлен прямо на него, а потом, решив, что все это ради веселья, улыбнулся и подмигнул. Невинный жест почти вывел Грейс из себя, ее нога зависла над педалью газа, а рука потянулась к ключу зажигания, желание задавить наглеца было почти неудержимым.

За секунду до непоправимого ее рука и нога остановились, а тихий голос разума, о котором она почти всегда сожалела, заметил, что наезд на четырех байкеров вместе с их мотоциклами, вероятно, не самое лучшее, что можно сделать на данном этапе ее жизни. Глубоко и судорожно вздохнув, она убрала руку с ключей, а ногу вернула на коврик.

По прошествии времени, которое показалось ей вечностью, когда второй мотоцикл, наконец, заправился и байкер повесил заправочный пистолет обратно на колонку, все четверо сели на свои байки и уехали.

Грейс подъехала, вставила карту и ввела пин-код.

КАРТА ОТКЛОНЕНА.

Она удивленно моргнула. Посмотрела еще раз. Затем снова моргнула, и ее охватил страх.

Она снова вставила карточку, на этот раз медленнее, молясь о том, чтобы более мягкий ввод изменил ситуацию, ее подбородок задрожал, когда разочарование поглотило все другие эмоции дня. Еще до того, как аппарат снова отклонил карту, она знала, что Джимми снова подвел ее… Их… Самого себя… В очередной раз.

КАРТА ОТКЛОНЕНА.

– Заправляться будешь? – нетерпеливо спросил мужчина средних лет из открытого окна своего БМВ.

Грейс сглотнула, схватила свою сумочку и порылась в ней, чтобы наскрести четыре доллара монетами. Она отдала их работнику и, возвращаясь к своей машине, спросила себя, во что он проиграл на этот раз – в покер, в кости или поставил не на того в боксерском поединке?

Не то чтобы это имело значение – проиграл значит програл.

5

ХЭДЛИ

Хэдли резала лук, стараясь не думать о завтрашнем дне и обо всем, что он с собой принесет. Принц Чарльз лежал у ее ног, накрыв ее пальцы будто тяжелое теплое собачье одеяло.

Фрэнк в шутку назвал пса Принцем Чарльзом. Ему нравилась то, что он словно командует королевской семьей. Принеси, Принц Чарльз. Сидеть, Принц Чарльз.

Это и правда было очень забавно.

– Перестань пукать, Принц Чарльз, – любил говорить Скиппер, когда у собаки выходили газы, и эта шутка никогда не устареет.

Даже Мэтти участвовала в этом.

– Принц Чарльз снес почтовый ящик соседа, – заявила она однажды, вернувшись с прогулки. – Поведение, не подобающее будущему королю.

Хэдли пошевелила пальцами ног, чтобы почесать живот старой собаки. Извини, приятель, мне бы очень хотелось взять тебя с собой. Она перестала резать, положила нож и потерла костяшками пальцев о грудь.

Ее взгляд остановился на клубничном кексе на столе, все еще в красивой коричневой коробке с красочной наклейкой Sprinkles, и ее решимость укрепилась. Выхода нет. Пятнадцать лет она ждала… молилась об этом шансе, и вот он.

– Это шанс, Принц, – прошептала она. Собака посмотрела наверх. – Сейчас или никогда, и «никогда» не вариант.

Она тяжело вздохнула и отложила лук в сторону. Когда она вытащила тесто для пиццы из теплого ящика под духовкой, открылась входная дверь.

– Привет, милая! – крикнула она, когда Мэтти прошла мимо арки.

Нет ответа. Шаги удалялись, поднимаясь по лестнице. Принц Чарльз приподнял свое старое тело и вскочил, чтобы последовать за ней.

– Я взяла тебе капкейк! – крикнула она им вслед. – Клубничный, твой любимый.

Голос Мэтти был очень тихим. Хэдли почти не слышала его, но всегда, когда речь заходила о ее детях, ее слух становился очень острым.

– Я не люблю клубничный лет с двенадцати. Можно подумать, она об этом знает.

Хэдли посмотрела на коробку. Она знала это, или, по крайней мере, знала раньше. Слишком сладкий. Вкусы ее дочери изменились, когда она пошла в среднюю школу и пристрастилась к кофе. Чай латте и кубинский кофе – единственные вкусы, которые ей теперь нравились.

Как Хэдли могла забыть? Но она забыла. Так и есть.

Она положила капкейк в холодильник и вернулась к приготовлению пиццы. Хэдли раскатала тесто и добавила начинку отдельно для каждого: острый красный соус, колбасу и пепперони для Фрэнка; перец, лук, вяленые помидоры и маринара для Мэтти; соус для барбекю Sweet Baby Ray и ананас для Скиппера.

Она улыбнулась финальному результату, на нее нахлынуло знакомое удовольствие от приготовления еды для своей семьи. Готовить домашнюю еду – это традиция, которую она унаследовала от матери, и одна из немногих вещей, которыми она гордилась.

Она направилась на задний двор разжечь огонь в печи для пиццы, чтобы она прогрелась к тому времени, когда Фрэнк вернется домой, и замерла прямо за дверью. Ее глаза уставились на зияющую дыру под печью – в то место, где хранились дрова, и ее пульс участился, когда в голове прокрутилось воспоминание о том, как Фрэнк сказал ей, что они закончились.

– Хотел посмотреть, как жарко ее можно растопить, – сообщил он неделю назад. – Чертова штука недурна. Потратил почти все дрова, но разогрел ее до восьми сотен.

Она забыла. Как она могла забыть?

С участившимся пульсом она вернулась на кухню, включила верхнюю духовку на самое большое деление и задвинула уже приготовленные пиццы в нижнюю духовку, чтобы их не было видно.

Она вытирала стол до тех пор, пока он не заблестел, а потом приглушила свет, чтобы он выглядел более красиво, и поспешила наверх, чтобы переодеться. Фрэнк требовал, чтобы она хорошо выглядела, когда он возвращался домой.

Фрэнк слишком многого требовал.

6

ГРЕЙС

Майлз вопил, и Грейс была близка к тому, чтобы сойти с ума. Она чувствовала, что находится на грани нервного срыва, и едва сдерживалась, пока несла Майлза и его сумку с подгузниками к их квартире. Когда она поднималась по лестнице, ее голова раскалывалась, она почти теряла сознание от голода.

Миссис МакКриди, единственная соседка в комплексе, чье имя было знакомо Грейс, выглянула из своей двери.

– О боже! – запричитала она. – Тебе нужна помощь, дорогая?

По шкале эксцентричности миссис МакКриди занимала место где-то между отметками пятьдесят и сто, а цвет ее волос варьировался от пурпурного до синего в зависимости от расположения звезд. У нее было по крайней мере четыре кошки, она зарабатывала на жизнь продажей вещей в Интернете и называла себя миссис МакКриди, хотя мистера Маккриди нигде не было видно, не было даже свидетельств того, что он когда-либо существовал. Джимми подружился с ней, когда они только переехали. Конечно, Джимми дружит со всеми.

– Нет, миссис Маккриди. Спасибо, но я в порядке.

Это был не первый раз, когда миссис МакКриди предлагала помощь, и Грейс задалась вопросом, мог ли Джимми попросить ее присмотреть за ними, пока его нет. Несколько недель назад, когда Грейс была в отчаянии и боялась чего-нибудь разбить, возможно, даже голову о стену, она подумывала попросить миссис МакКриди посидеть с Майлзом несколько минут, чтобы она могла сбегать в магазин. Но она этого не сделала. По опыту Грейс, лучше всего позаботиться о себе самой.

Проблема в таком мышлении заключалась в том, что воспитание детей – это самое сложное, что она когда-либо делала, и делать это самостоятельно оказалось гораздо труднее, чем она ожидала. Пока не появился Майлз, Грейс считала себя крутой. Она пережила годы в приемной семье, затем в колонии для несовершеннолетних, даже в тюрьме. Но в тот момент, когда медсестры положили ей на руки беспомощного плачущего ребенка, который весил восемь фунтов, вся эта жесткость покинула ее, и она превратилась в дрожащую лужу желе, постоянно находившуюся на грани срыва и такую уставшую, что не могла ясно мыслить – очень неприятное состояние, из-за которого она все испортила и с треском подвела Майлза.

– Хорошо, дорогая, – нерешительно пробормотала миссис МакКриди, явно не веря, что с Грейс все хорошо. Майлз выл и крутился, тоже явно ей не доверяя. – Я буду здесь, если вдруг понадоблюсь.

Неудивительно, что воспитанием детей должны заниматься двое. Джимми беспокоился об этом, когда они завели речь о его повторном призыве, но Грейс отмахнулась от его слов. В то время она верила, что с ней все будет в порядке. К тому же выбора действительно не было. Повторный призыв в армию избавлял Джимми от неприятностей, которые его преследовали, и уберегал его от искушения, из-за которого он в них и попал.

Так они думали.

Она покачала головой, пытаясь отогнать мысли о его предательстве и сдержать слезы, готовые пролиться. Не дело это, чтобы плакала и она, и Майлз.

Пытаясь сдержаться, она толкнула дверь, уронила сумку с подгузниками на пол и притянула Майлза к себе.

– Ш-ш-ш, – шептала она, крепко обнимая его. – Все хорошо. Держись. Мы уже дома.

Он продолжал кричать, и она стиснула зубы.

– Колики, – объяснил педиатр, когда Грейс принесла сына в трехнедельном возрасте, расстроенная тем, что он не переставал плакать. – Ничего не поделаешь, это надо просто переждать. – Женщина сказала это с улыбкой, как будто наличие визжащего, безутешного ребенка не было чем-то особенным, а было чем-то сродни обряду материнства, который нужно принять и отпраздновать, как то, что он научился ходить или ездить на велосипеде. Грейс ушла с той встречи еще более расстроенной, чем пришла.

Она так сильно хотела полюбить материнство, дорожить каждым мгновением и наслаждаться временем, проведенным с сыном! Но она не могла. С тех пор, как Майлз появился на свет, это была борьба, такая подавляющая и изматывающая, что все, что она могла, это переживать одно мгновение за другим.

Ей казалось, что Майлз понимает это и потому плачет. Он понимает, что она делает все без искренней радости, что когда она приходит за ним в конце дня, то так устает, что у нее не остается сил ни играть, ни читать, ни петь. Майлз знает, что она больше всего хочет, чтобы он заснул и чтобы она могла заснуть рядом с ним.

– Давай, дружок, не держи в себе, – успокаивала она его, расхаживая взад-вперёд, похлопывая его по спине, а он лишь продолжал выть, крича во всю силу своих крошечных лёгких и доводя себя до истерики, пока они оба не выдохлись, мокрые от пота.

Это его ритуал. В тот момент, когда она поднимает его из машины, начинается кошмар – сначала хныканье, как будто ему что-то неудобно, и она решает, что он голоден, у него газы или ему нужно сменить подгузник. Она пытается помочь ему, но обнаруживает, что его страдания не имеют ничего общего ни с одной из этих причин. И к тому времени, когда она заканчивает решать проблемы, ее нервы на пределе, а он плачет, и неконтролируемые рыдания не могут успокоить никакие объятия, воркование или хождение по комнате.

Доктор заверил ее, что это и есть колики – неприятное состояние, когда здоровые дети плачут без причины, и он много раз говорил Грейс, что в этом нет ничего плохого. Но это знание не помогало. Грейс просто хотела, чтобы ее ребенок был счастлив, и каждый раз, когда он плакал, это разбивало ей сердце.

Сосед заколотил по стене:

– Заткни своего чертова ребенка!

Этот трехсотфунтовый контейнер отработанного углерода переехал сюда через неделю после того, как Джимми вернулся в Афганистан, и Грейс знала, что, когда Джимми приедет домой, соседу придется чертовски дорого заплатить. Джимми, может, и на сто фунтов легче соседа, но он сильно крепче его, а еще ему не нравится, когда кто-то плохо обращается с его семьей.

Но сейчас Джимми находился в семи тысячах миль отсюда. Так что каждую ночь, в дополнение к безутешному плачу Майлза, ей приходится мириться с придурковатым соседом, кричащим на нее через стену.

Игнорируя его, она продолжила успокаивать Майлза, как могла, гладя его по спине, укачивая и говоря, что все будет хорошо.

Сейчас она не могла поверить, что идея завести ребенка принадлежала ей. О чем она думала? Она помнила, как мечтала о том, как было бы замечательно привнести в мир что-то, что будет полностью принадлежать ей и Джимми. Они были женаты пять лет, и у Джимми все было хорошо. Он прошел школу снайперов и не играл в азартные игры с тех пор, как поступил на службу. Вот она и решила, что пришло время. Что они готовы.

– Черт возьми! – орал сосед. – Я звоню домовладельцу. Каждую чертову ночь! Заткни этого чертова пацана!

Какой ужасный промах! Она не была готова. Возможно, она никогда не будет готова. И вот теперь он здесь, этот маленький человечек, полностью зависящий от нее, а она все испортила.

Она поцеловала его пылающую голову.

– Все в порядке. Все в порядке, все в порядке, все в порядке.

Она понесла его на кухню и порылась в шкафах, такая голодная, что кажется, вот-вот упадет в обморок. Она открывала дверцу за дверцой – соль, перец, ванильный экстракт, две банки просроченной томатной пасты. Она посмотрела на томатную пасту, бросила взгляд вниз на кричащего Майлза и решила не делать этого.

Со вздохом она вернулась в гостиную и достала свой телефон. Уже почти семь, а Джимми так и не позвонил. Он всегда звонил по пятницам.

Она представила его в казарме, как он пытается набраться храбрости и придумать, что сказать. У него похмелье, она была уверена. Его неудачи всегда были связаны с алкоголем. Вероятно, это был день рождения друга, и он забыл о своем обещании не пить. Потом он напился, и его втянули в пари. Последовательность всегда одна и та же: он пьет, играет в азартные игры и проигрывает – закономерность, которая разрушает его и разрушает их, но которую он, кажется, бессилен остановить.

Она оглядела квартиру, посмотрела на покрытый пятнами потолок и облупленные столешницы, на потертый матрас, который служил им диваном, на ящик, в котором лежал старый телевизор, подаренный братом Джимми. Она была беднее, но никогда не была такой сломленной, раздавленной разочарованием в Джимми и в самой себе.

Ее взгляд перешел на фотографию на полке, на которой они с бабушкой были запечатлены за шесть месяцев до того, как та скончалась. В тот момент они улыбались и казались почти близнецами, настолько они были похожи, хотя бабушке было около семидесяти, а Грейс всего четырнадцать – те же медные кудри и орехово-зеленые глаза. Как бы она была разочарована! Люди не меняются, дружок, только дурак в это поверит.

Слезы, которые она сдерживала, потекли из глаз, и она смахнула их. Бабушка была права. Грейс – дура. Только поглядите, до чего довела ее вера в людей – босс-змеюка, а муж – сладкоречивый неудачник.

Новая мысль неожиданно пришла ей в голову, она глянула вниз на Майлза, потом на шкафы, в которых не было еды, и дрожь пробежала по ее спине. Во вторник она останется без работы. Она была уверена, что, когда взойдет солнце, Фрэнк ее уволит. Всю свою жизнь она имела дело с такими мужчинами, как Фрэнк Торелли, и такие, как он, не держат рядом таких, как она. Он найдет другую причину, помимо контракта Джерри, но это не изменит того факта, что он будет смотреть на нее и видеть нечто смущающее и вызывающее недоверие.

Ее пустой живот заурчал. Денег нет. А во вторник не будет и работы.

Она почувствовала, что бабушка наблюдает за ней. Единственный человек, на которого ты можешь положиться, дружок, – это ты.

Она снова посмотрела на своего все еще рыдающего сына, а потом, сцепив зубы, надела сумку с подгузниками на плечо, сунула в нее фотографию с бабушкой и повернулась к двери.

7

ХЭДЛИ

Хэдли стояла перед зеркалом в полный рост в своей спальне и хмурилась. Исчезли ее удобная юбка, мягкая хлопковая майка и балетки. На их месте оказались льняные брюки, шелковая блузка и бежевые лодочки от Джимми Чу. Под всем этим великолепием ее тело сдавливало утягивающее белье.

Даже несмотря на утягивающее белье и каблуки, которые прибавляли ей целых четыре сантиметра роста, она выглядела толстой. Хэдли огладила животик и, втянув его на время, с покорным вздохом отпустила, отвернувшись от зеркала, чтобы расчесать волосы. Она прикрепила к ним шиньон у основания шеи с помощью золотой заколки – стиль, который нравится Фрэнку, потому что он думал, что это делало ее похожей на Софи Лорен. Это сравнение Хэдли находила лестным, хотя сама она никогда не видела сходства.

Во-первых, София – итальянка, а Хэдли – наполовину француженка, наполовину немка. У Софии нежно-шоколадные глаза, длинный нос и пухлые губы, в то время как самая характерная черта Хэдли – зеленые глаза, маленький нос и широкие губы, как у Джулии Робертс.

Но Хэдли полагала, что, если сравнивать ее и Софию только от подбородка до пяток, рост и изгибы будут схожими. Однако София застала времена, когда ценились формы, а Хэдли живет в эпоху Джиллиан Майклс и Хайди Клум.

Она глянула на часы, и ее раздражение начало расти вместе с голодом. Ужинать всей семьей – одно из правил Фрэнка, привычка, которую она раньше считала милой, наивно полагая, что это доказывает приверженность Фрэнка тому, чтобы семья проводила время вместе. Но с годами она научилась видеть то, что было на самом деле: это был еще один способ контролировать их, Фрэнк заставлял их ждать, чтобы поесть. К тому же он редко сообщал им, когда именно будет дома.

Хэдли грустно посмотрела на прикроватный столик, где хранила пачку арахисовых M&M’s, и, услышав урчание в желудке, выбрала вместо этого менее калорийный вариант заглушить голод – тайком выкурить сигарету на балконе.

Закуривая, она сделала глубокую затяжку и прикрыла глаза, когда пьянящий никотин просочился в кровь, игнорируя угрызения совести, которые преследовали ее. Фрэнк ненавидел, когда она курит, и четыре недели назад она бросила курить в шестой раз. Но, видимо, сегодня был день, когда обещания нарушались.

Ветер был легким и теплым, в его дыхании чувствовалось лето. Хэдли наблюдала, как ветер уносит дым, и думала о завтрашнем дне. Фрэнк спланировал их поездку к сестре до мельчайших деталей. Им потребуется три дня, чтобы добраться до Уичито, три дня, чтобы устроить все для Скиппера, и три дня, чтобы вернуться обратно. Гостиницы уже были забронированы, и он наметил все места по пути, где они могут остановиться, чтобы перекусить и заправиться.

Все было готово. Именно было.

До тех пор, пока три дня назад Ванесса не позвонила, чтобы узнать, может ли Хэдли привезти Скиппера в родной город Тома – Омаху вместо Уичито, чтобы они с Томом могли продолжить свой медовый месяц в Белизе. Том хотел получить сертификат для подводного плавания, а для этого им пришлось остаться там еще на несколько дней.

Хэдли ничего не сказала Фрэнку о звонке, и с тех пор ее сердце билось в странном ритме, крошечное окно новых возможностей открылось именно тогда, когда она больше всего в нем нуждалась.

Зазвонил телефон, заставив ее подпрыгнуть.

– Йода-лей-ли-хо, – пропела ее сестра, когда Хэдли ответила.

– Так ты отвечаешь на звонки? – спросила Хэдли, возвращаясь к роли уравновешенной жены и матери – роли, которая идеально подходила для всех, кроме Мэтти, Скиппера и Фрэнка.

– Иногда, – отмахнулась Ванесса.

– Что, если бы это был кто-то важный?

– Но это же просто ты.

Хэдли кивнула и, несмотря на нынешнее душевное состояние, улыбнулась сестре. Хотя Ванессе было уже двадцать шесть лет, Хэдли трудно было представить ее старше шести, когда они в последний раз жили под одной крышей.

– Ты должна была позвонить вчера, – заметила Хэдли.

– Да, прости за это. Мы с Томом отвлеклись, ха-ха. Если ты понимаешь, о чем я… Ха-ха-ха.

Хэдли поступила мудро, ничего не сказав Скипперу об обещании его мамы. Это был не первый раз, когда Ванесса не позвонила, хотя обещала, ничего не подарила, хотя обещала, и не приехала, хотя обещала.

– Несс, когда Скиппер будет жить с тобой, ты не сможешь отвлекаться.

Хэдли почувствовала, как Ванесса закатила глаза.

– Ага-ага. Я знаю. Бла-бла-бла. За Скиппером нужно следить. Скиппер не может оставаться один. Я поняла. Ты повторяла это десять миллиардов раз. Перестань беспокоиться.

Но Хэдли не могла перестать беспокоиться. Как бы она ни любила свою сестру, ответственность и надежность не были сильными сторонами Ванессы, а заботиться о Скиппере нелегко. Нужна постоянная бдительность и должный уход. Передача его Ванессе немного напоминает передачу боевой гранаты человеку, страдающему припадками. Это была плохая идея, и Хэдли очень хотела каким-то образом помешать этому случиться.

– Я звоню, потому что забыла сказать тебе, что паспорт Скиппера пришел за день до нашего отъезда, так что все готово, – продолжила Ванесса. – Он такой милый! Прямо как я.

– А ты скромная, – протянула Хэдли.

– Скромность для людей, которые не осознают, насколько они хороши.

Заявление классической Ванессы. Отец Хэдли говорил, что Ванесса на 50 процентов состоит из дерзости и на 50 процентов из наглости – сочетание, которое перестало работать после старшей школы, когда дерзость и наглость уже не были милыми и привлекательными, а вместо этого превратились во взбалмошность и избалованность. Все это привело ее к неприятностям и толпе богатых неудачников, от одного из которых она внезапно забеременела.

– Я до сих пор не понимаю, зачем вам нужно ехать в Лондон, – отозвалась Хэдли. – У вас будет медовый месяц в Белизе, а большие перемены будут слишком тяжелы для Скиппера.

– С ним все будет в порядке. Скиппер любит спорт. Это даст ему и Тому возможность сблизиться. Том ходил на Уимблдон с детства. Он говорит, что это полный восторг и что там повсюду бегает куча детей.

Хэдли стиснула зубы, чтобы не накричать на сестру и не сказать, что Скиппер не «бегает повсюду», что он не может так делать и что, если она позволит ему «бегать повсюду», он в конечном итоге потеряется или хуже того – окажется приклеенным скотчем к дереву какими-то детьми, считающими, что мучить беззащитного, бесхитростного ребенка, такого как Скиппер, это очень весело.

– Послушай, Хэд, Том пришел. Мне надо идти. Я позвонила только, чтобы сказать, что получила паспорт.

– Несс… – начала Хэдли, но телефон уже вырубился.

Она зажмурила глаза, но тут же открыла их, услышав звук шин на дороге. Секунду спустя в поле зрения появился силуэт машины брата Фрэнка Тони, в которой окна были затонированы так, что даже средь бела дня сквозь них ничего не было видно. Хэдли потушила сигарету в горшке у двери и отправилась внутрь, чтобы сказать детям, что Фрэнк дома и что пора ужинать.

Табличка на двери Мэтти гласила: «УХОДИТЕ». Хэдли не обратила на это никакого внимания и вошла внутрь. Мэтти лежала на своей кровати с наушниками в ушах, из динамиков скрипела жуткая музыка, которая звучала так, будто умирающие кошки застряли в трубе. На коленях у нее была книга с темно-бордовой и старой обложкой, похожая на те, которые можно увидеть в кабинете юриста или в библиотеке Гарварда.

Абсолютно везде были разбросаны другие книги. Это единственное, что действительно нравилось Мэтти, и каждую минуту, которую она была не в школе, она читала. Рядом с ней тихо дремал Принц Чарльз. Мэтти, должно быть, сама подняла старую собаку на кровать, потому что прыгать Принц Чарльз уже не мог.

Мэтти была настолько поглощена музыкой и своей книгой, что даже не почувствовала присутствия Хэдли, пока та не встала прямо перед ней. Когда Мэтти это заметила, то вздрогнула, а затем напряглась. Ее ненависть была такой сильной, что Хэдли почувствовала, что ей не хватает воздуха.

Принц Чарльз поднял голову и трижды хлопнул по кровати хвостом.

Хэдли не рассказала Мэтти о своем плане, боясь, что либо Фрэнк поймет, что дочь лжет ему, либо, что еще хуже, Хэдли струсит, а дочь возненавидит ее еще больше, чем сейчас.

Мэтти продолжала смотреть на нее подведенными черными глазами. Ее белокурые волосы падали на лицо.

Хэдли все еще трудно было привыкнуть к новому образу дочери. Когда начался учебный год, волосы Мэтти были натурального темно-каштанового цвета и ниспадали до середины спины. Теперь, восемь месяцев спустя, она стала платиновой блондинкой, ее волосы были коротко подстрижены до середины шеи, а кончики в зависимости от настроения окрашивались в розовый, синий или зеленый цвета, и в ушах была дюжина проколов. Последняя сережка – изготовленная на заказ серебряная змея, вьющаяся и проходящая через несколько отверстий, словно скользила сквозь ее кожу.

Хэдли должна была признать, что серьга странно завораживала, хотя она и не понимала этого. Какая девушка захочет, чтобы через ее ухо проползла змея?

Мэтти прищурилась, ожидая, что Хэдли что-то скажет, и она как раз хотела сообщить ей, что Фрэнк дома, когда что-то жутко проползло под одним из блокнотов Мэтти на полу.

Хэдли отшатнулась, а Мэтти наклонилась, чтобы посмотреть, что вызвало такую бурную реакцию. Затем она встала на колени и краем своей книги отодвинула блокнот в сторону. Мать и дочь синхронно отпрыгнули, когда из-под блокнота под кровать побежал паук.

– Ну, сделай что-нибудь! – крикнула Мэтти. Это были первые слова, которые она сказала Хэдли за целую неделю.

Верно. Надо что-то сделать. Проблема только в том, что Хэдли ненавидела этих ползучих тварей. Она сделала неуверенный шаг вперед, встала на колени на ковер и подняла покрывало на кровати. Паук – блестящий, черный и раздутый, как перезрелая оливка, – был в нескольких сантиметрах от нее.

– Вот, – сказала Мэтти, протягивая журнал, который она свернула трубочкой, чтобы легче было пришлепнуть паука.

– Я не хочу его убивать, – отказалась Хэдли.

– Ну, а я не хочу, чтобы он жил под моей кроватью.

Хэдли снова заглянула под кровать, где паук застыл от страха. Она взяла журнал и просунула его под покрывало. Зажмурив глаза, она размахнулась…

– Я не могу. Сделай сама, – бросила она, отстранившись и садясь на пол. Потом вернула журнал Мэтти.

Глаза Мэтти расширились, вся ее бравада улетучилась, и выражение ее лица стало как две капли воды похожим на выражение лица Хэдли. Ее черты окаменели, а брови нахмурились.

– Но мама здесь ты, а не я.

– А ты единственная, кто не хочет, чтобы под ее кроватью жил паук.

Они уставились друг на друга. Это было противостояние трусливых взглядов. Затем дверь открылась, и вошел Скиппер.

– Тренер дома, – сообщил он. – Пора на базу. – Фраза, которую он всегда говорил перед едой.

Подойдя ближе, он наклонил голову.

– Что ты делаешь?

– Там паук, – отозвалась Мэтти. – Под кроватью. И Блю не хочет его убивать.

– И Первая База тоже не хочет его убивать, – парировала Хэдли.

Голова Скиппера наклонилась еще немного, а затем выпрямилась. Он подошел к прикроватной тумбочке Мэтти, взял лежащую там пустую чашку из «Старбакса» и понес ее туда, где сидела Хэдли. Скиппер встал на колени и, приподняв покрывало на кровати, с необычайной осторожностью, принялся уговаривать паука залезть на журнал, который он обнаружил на полу. Потом он прикрыл паука чашкой и выдвинул все вместе из-под кровати.

– Где ты этому научился? – удивленно спрашивает Хэдли.

– Мисс Бакстер тоже не любит убивать пауков.

Мэтти тоже присела на пол, и все трое уставились на перевернутую чашку. У Мэтти были пушистые пижамные штаны «Cookie Monster» и футболка Maroon 5 с концерта, на котором она была два года назад, когда ей исполнилось двенадцать.

– Я вынесу его на улицу, – предложила Мэтти, гладя Скиппера по голове, как будто гладила собаку. Если бы Скиппер был псом, он точно вилял бы хвостом, а лицо его светилось бы от гордости.

Мэтти подсунула под журнал еще и блокнот, чтобы придать ему дополнительную опору, а затем вынесла все за дверь.

– Пора на базу, – повторил Скиппер.

– Спускайся, чемпион, – улыбнулась Хэдли. – Буду через минуту.

Скиппер ушел, а Хэдли села на пол и обхватила лицо ладонями. Она не может справиться даже с пауком! Как она собиралась провернуть задуманное?

Принц Чарльз тявкнул, поднимаясь с кровати и плюхаясь рядом с ней. Он положил свою тяжелую голову ей на колени, и она погладила его по шее.

– Что я делаю… – тихо прошептала она.

Пес поднял на нее шоколадные глаза. Всю жизнь о Хэдли заботился сначала ее отец, а потом Фрэнк – все тяжелые жизненные выборы были сделаны за нее. И вот она, в свои тридцать восемь лет, в ужасе стоит перед самой важной развилкой в своей жизни.

Услышав шаги Мэтти, она сделала глубокий вдох и поднялась на ноги.

– Шаг за шагом, – напомнила она себе, спускаясь по лестнице. Повторяй столько раз, сколько нужно, чтобы достичь цели. Это сказал кто-то известный. Вспомнить бы кто.

Фрэнк сидел за столом, показывая Скипперу новую колоду бейсбольных карточек, которую он принес домой. По крайней мере три раза в неделю Фрэнк заходил в Target, чтобы купить новую пачку. Он начал это делать с тех пор, как Скиппер был малышом, и сейчас их коллекция исчислялась тысячами.

Она наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Привет, – отозвался он, беря ее за руку и с тревогой глядя на нее. – Как ты держишься?

– Хорошо, – ответила она.

– Продолжай в том же духе. – Он повернулся и тепло улыбнулся Скипперу, а затем протянул руку и взъерошил ему волосы. – Мы с Блю будем скучать по тебе, Чемпион.

Скиппер кивнул и вернулся к изучению карт. Так было с тех пор, как Хэдли объяснила ему, что он будет жить с мамой: тревожное избегание темы и неуверенность в том, как он справится с этим, когда поймет, что все реально.

Хэдли собрала ингредиенты для салата и, убедившись, что внимание Фрэнка полностью переключилось на карты, осторожно переложила пиццу из нижней части духовки в верхнюю.

Благополучно вернувшись на кухонный остров и нарезав салат, она спросила:

– Как работа?

– День хоумрана, – бодро отозвался Фрэнк и дал пять Скипперу, который и придумал эту фразу. – Наконец-то уговорил этого старого ублюдка Джерри Коха сдать мне свой участок в поднаем.

Она продемонстрировала ему улыбку.

– Джерри? Человека, которого мы видели в прошлом году на сборе средств для клуба «Boys and Girls»?

– Ага. Старый дед с женой-уродиной.

Хэдли кивнула, словно соглашаясь. Фрэнк не любил непривлекательных женщин. Она вспомнила, что ей понравилась эта пара. Любовь Джерри к своей жене Сандре была очевидна, когда он говорил о ее многочисленных достижениях. Он хвастался ею, как будто она была самой успешной женщиной в мире, и смотрел на нее так, будто она была самой красивой девушкой среди присутствующих.

Фрэнк оттолкнулся от стола и зашагал к Хэдли. Он обнял ее за талию, и его широкий живот сдавил жене ребра, когда он притянул ее к себе. Инстинктивно она втянула живот, отчего утягивающее белье впилось в ее плоть.

– Я видел, что «Мерседес» доставили, – прошептал он.

Она кивнула, продолжая нарезать овощи.

Он наклонился ближе, так что губы коснулись ее уха.

– Весь день я не мог перестать думать о том, как ты водишь мой фургон. – Он потерся о нее пахом вверх и вниз. – Боже, как это сводило меня с ума!

Она повернулась и улыбнулась так, будто ей это понравилось.

– М-м-м, – протянул он, снова потираясь о нее, затем отстранился, чтобы налить себе бокал вина.

Когда он вернулся за стол, то добавил:

– Кстати, я решил, что мне нужно избавиться от той новой девушки.

– Правда? Я думала, она тебе нравится, – удивилась Хэдли.

– Оказалось, она бесполезна. Вот что я получаю, когда делаю кому-то одолжение.

– Разве ты не говорил, что она хорошая помощница, хотя и не очень умная?

Фрэнк не ответил. Он часто так делал: заводил разговор, но игнорировал Хэдли, когда она отвечала.

Она вернулась к салату. Через полминуты Фрэнк воскликнул:

– Боже мой! Черт побери!

Голова Хэдли резко взметнулась вверх. Мэтти стояла в арке, Принц Чарльз сидел рядом с ней.

– Сотри это дерьмо с лица, – крикнул Фрэнк. – Ты выглядишь как чертова шлюха! И что это за хрень у тебя в ухе?

Каждая клеточка тела Хэдли напряглась, пока она наблюдала, как темнеет лицо Мэтти. Дочь повернулась к Хэдли, ее взгляд словно бросал ей вызов: скажи что-то. Но Хэдли продолжила молчать, и Мэтти унеслась прочь.

– Что за черт? – повторил Фрэнк. – Почему ты позволяешь ей так ходить?

Хэдли ничего не ответила, кровь бешено застучала в висках. Она всегда напоминала Мэтти стереть макияж и снять серьги до того, как ее увидит отец. Но сегодня она отвлеклась: сначала на ненависть дочери, потом на паука, потом на Скиппера. Всегда ведь напоминала: «Мэтти, папа дома. Не забудь умыться и снять украшения». Украшения – вежливый эвфемизм для ее причудливой сережки.

Фрэнк с ума сходил, когда Мэтти покрасила волосы. Он разбушевался, схватил ножницы, пригрозил в наказание обрить ей голову. Единственное, что его остановило, это Хэдли, умолявшая не делать этого. Она буквально стояла в их спальне на коленях, блокируя дверь, а потом долго ублажала его, и только поэтому Фрэнк не стал брить дочь. Воспоминания о том, что ей пришлось тогда сделать, вызывали у Хэдли отвращение. Так она защищала свою дочь. Она снова почувствовала боль кожей головы, когда вспомнила, как он дергал ее за волосы, когда она делала это, жгучую боль от того, что ее волосы вырвали с корнем, и еще более острую боль от жестоких слов, сказанных Фрэнком. И она молила, чтобы Мэгги никогда не услышала этих слов.

Конечно, Мэтти ничего об этом не знала. Она считала Хэдли ужасной матерью, которая ничего не делает, чтобы заступиться за нее. Она была права насчет первой части: ни одна хорошая мать не допустила бы, чтобы все зашло так далеко.

Хэдли перестала резать салат и прислонилась к стойке, нож задрожал в ее руке. А теперь Скиппер уходит. Мэтти невдомек, что именно Скиппер защищал ее.

Да, Фрэнк орал, говорил ужасные слова, был вспыльчивым и бросал вещи. Возможно, он даже зашел бы так далеко, что отрезал волосы Мэтти. Но он никогда не причинял ей физической боли – милость, дарованная Скиппером просто самим фактом его существования.

Вскоре после того, как Скиппер пошел в начальную школу, его учительница вызвала Хэдли и Фрэнка, потому что была обеспокоена тем, что рассказал ей Скиппер – странной историей о тренере.

Он запер кого-то по имени Блю в ванной и не выпускал наружу. Тренером, конечно, был Фрэнк, а Хэдли – Блю, но учительница не могла этого знать.

Фрэнк выпутался из этого, виня во всем ночной кошмар и гипертрофированное воображение четырехлетнего ребенка, но достаточно испугался, чтобы понять, что, в отличие от Мэтти и Хэдли, Скиппер не будет молчать, его бесхитростность была такой же частью его личности, как и цвет волос.

С того дня Фрэнк ограничивал свое насилие супружеской спальней, куда дети не допускались, что во многом спасало Мэтти от худших проявлений его гнева.

Когда позвонила Ванесса, первой мыслью Хэдли было: Нет! Ты не можешь его забрать. Как я буду защищать Мэтти? Она тут же поправила себя, поняв, насколько это было неправильно. Она была той, кто должен был защищать Мэтти, но просто не представляла, как справится без Скиппера.

А потом, внезапно, как будто ангел-хранитель услышал ее, появился шанс, о котором она молилась. У Ванессы изменились планы. Единственный вопрос: хватит ли у Хэдли смелости ухватиться за этот шанс?

– Итак, серия «Фривэй» завтра? – спросил Фрэнк, возвращая ее к реальности. Тон у него был легкий, как будто ничего не произошло, но по тому, как он ерзал на стуле, она поняла, что ему неудобно, он беспокоился, что расстроил Скиппера.

– «Уилсон» против «Кершоу», – продолжил он, когда Скиппер ничего не ответил. – Хороший матч. Ни за что не пропущу.

Скиппер повернулся, его глаза-блюдца не мигали. Фрэнк тепло улыбнулся.

– Блю может включить его тебе на своем iPad, чтобы вы смотрели его в машине.

Скиппер наклонил голову, впитывая слова с опозданием, его рот растянулся в улыбке, когда он кивнул. Фрэнк расслабился, и Хэдли тоже выдохнула.

Она понесла салат к столу, а Мэтти прокралась на свое место, ее лицо было на этот раз без макияжа, а серьги отсутствовали. Она сложила руки на груди, уставившись на свою тарелку. Хэдли села напротив нее, и Фрэнк тоже склонил голову над столом.

– Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа, Господа нашего. Аминь.

– Аминь, – повторили они вместе.

Фрэнк взял салат, а Хэдли вернулась на кухню за пиццей. Она поставила ее на стол и пошла за напитками. Хэдли наливала молоко Скипперу, когда бокал Фрэнка со свистом пронесся мимо и разбился о стену. – Ты, черт возьми, издеваешься надо мной?

Она подняла глаза, и молоко выплеснулось из стакана, когда ее руки взметнулись вверх.

– Что это, черт подери, такое? – Он держал кусок пиццы. Пицца свисала с его руки, как мягкая тряпка. – Я работаю изо всех сил, чтобы у нас была хорошая жизнь, хороший дом, чертова печь для пиццы мирового класса! И в благодарность я получаю запеченное дерьмо?

Сердце Хэдли забилось сильнее, но она продолжала съеживаться.

– Прости, – пробормотала она.

Я должна была не забыть купить дрова. Я не должна была делать пиццу. Я должна была… Я должна была… Я должна…

Он бросил кусок обратно на сковороду, а затем швырнул туда всю пиццу. Хэдли инстинктивно подняла руки над головой, когда сковорода с пиццей врезалась в шкафы позади нее.

Принц Чарльз рядом с ней вскочил на ноги; Хэдли бросилась к нему, когда он пошел за пиццей, и свободной рукой схватила его за ошейник, опасаясь, что он наестся стекла. Она потянула пса назад, а ее мысли продолжали метаться. Она одновременно и сожалела, и была ошеломлена. Фрэнк никогда не вел себя так в присутствии детей. Всего минуту назад он беспокоился, что перешел черту со Скиппером.

Она искоса глянула на него, потом на Скиппера и с потрясением поняла, что произошло. За то время, пока он сожалел о том, что взорвался на Мэтти, ведь это могло расстроить Скиппера, за то время, пока она ставила перед ним пиццу, он все понял. Скиппер уходит, и власть, которую он имеет над Фрэнком, уходит вместе с ним. И этот процесс уже пошел, самообладание, которое Фрэнк сохранял в течение четырех лет, исчезало, а его новообретенная свобода опьяняла.

– Держу, – сказала Мэтти дрожащим голос, хватая Принца Чарльза.

Хэдли подняла глаза, их взгляды встретились, и Хэдли поняла, что будет помнить этот момент, пока будет жива, – момент, когда ее дочь поняла, какая она трусиха.

– Я приготовлю что-нибудь еще, – выдавила из себя Хэдли, а ее сердце стучало так сильно, что слова эхом отдавались в ушах.

Она повернулась к шкафам в ужасе от того, что еще может бросить Фрэнк. Удивительно, но голос Скипера, тихий и напряженный, ворвался, чтобы спасти ее.

– Тренер, не знаешь, сколько игр «Кершоу» провел в этом году? – Хэдли оглянулась. Лицо Скипера побелело, а зрачки сузились до точек, но он выдавливал из себя слова. – За все-все время.

Фрэнк продолжал сверлить ее взглядом, и Скиппер подергал отца за рукав.

– Тренер, ты меня слышал?

Фрэнк повернулся к нему.

– Да, Чемпион, я тебя слышал. «Кершоу»? За все время? За все, за все?

Хэдли чуть не заскулила от облегчения, поворачиваясь, чтобы наполнить кастрюлю водой для спагетти.

Пока она готовила новую еду, Скиппер продолжал говорить, бессвязно болтая о «Доджерс» и разговаривая так быстро, как никогда. Слова потоком лились из него. Не все из них имели смысл, но он снова и снова предпринимал героические усилия, чтобы отвлечь Фрэнка, и ее сердце переполнилось нежностью, слезы любви смешивались со слезами ужаса и стыда.

* * *

– Я собираюсь посмотреть игру, – объявил Фрэнк, отодвигая пустую тарелку.

Дети разбежались по своим комнатам, а Хэдли приступила к уборке кухни. Закончив, она уложила вещи в машину.

Наконец она закрыла багажник и прислонилась к нему, еще раз прокручивая план в голове. Убедившись, что ничего не забыла, она вернулась внутрь и остановилась возле домашнего кинотеатра. Хэдли слышала звуки игры за дверью и прислушивалась в течение долгого времени. Наконец, с глубоким вздохом, она вошла внутрь.

Фрэнк сидел, сгорбившись, в среднем кресле восьмиместного кинотеатра. Телевизор мерцал перед ним, звук был отключен из-за рекламы. Он поднял пьяные глаза, и она заметила стакан виски в его руке.

– Фрэнк, – позвала она.

– Хэдли. – Он потянулся к ее руке.

Она приняла его руку и села рядом с ним. Он глотнул виски и посмотрел на нее с глубоким сожалением. Это было одно из проявлений его болезни, которое она никогда не понимала. Сейчас ему было искренне жаль, он чувствовал себя плохо после произошедшего, как будто он вовсе не имел в виду ничего такого и не понимал, почему он это сделал. Он говорил, что это потому, что он любит ее, как будто его ярость и преданность переплетались, как две спутанные ядовитые лозы.

Он поднес ее руку к своему лицу, покрытому колючей щетиной после долгого дня, и на какое-то время они застыли в молчании, с закрытыми глазами, а после она прижала его руку к своей щеке, даруя ему принятие и прощение, которого он ожидал.

– Я буду скучать, пока тебя не будет, – наконец произнес он, открывая глаза и глядя на нее. Он поцеловал костяшки ее пальцев, прежде чем их руки опустились на подлокотник между ними. – В доме будет одиноко без тебя.

– С тобой еще будет собака.

– Замечательно. Я и Принц.

– Знаешь, – начала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, – я подумала, что ты, возможно, был прав насчет того, что нам лучше поехать сегодня вечером, а не завтра утром. – Его глаза с подозрением сощурились – а вдруг это манипуляция с ее стороны, или она его в чем-то обманывает, и Хэдли опустила взгляд, молясь, чтобы он поверил ей и не почувствовал страха, который на самом деле ею двигал. – Но только если ты считаешь, что это хорошая идея.

Фрэнк уставился в телевизор и включил звук, а она сидела рядом с ним и молчала. Игра возобновилась. «Астрос» против «Анахайм», «Анахайм» вел с солидным преимуществом. В следующую рекламу Фрэнк заметил:

– Паста была хороша.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Наверное, стоило сразу ее приготовить.

Он еще некоторое время наблюдал за мерцающим экраном, прежде чем наконец сказать:

– Маршрут у тебя?

Она изо всех сил старалась не выдать, что ее сердце рвалось из груди.

– Я распечатала его, и в телефон он у меня тоже есть.

– Не езжайте по Пятому шоссе, оно еще строится.

– Конечно, я поеду по платной дороге.

Он повернулся к ней.

– Если устанешь, остановись.

– Конечно.

– Остерегайся фур. Они могут тебя не заметить.

– Буду осторожна.

Он кивнул, допил виски, а потом с чистой преданностью в глазах взглянул на нее и сказал:

– Девять дней. Не знаю, как я буду жить без тебя.

Она наклонилась и нежно поцеловала его.

– Ты справишься, мы вернемся прежде, чем ты заметишь наше отсутствие.

У двери она остановилась.

– Хочешь попрощаться со Скиппером? – спросила она.

Он покачал головой.

– Думаю, это только усложнит ему задачу. – Он опустил взгляд, а затем снова поднял его на нее. – Он знает, что я люблю его, верно?

– Конечно.

– И он не вспомнит, как я вел себя сегодня вечером?

– Он будет помнить, каким замечательным отцом ты был для него.

* * *

Через пять минут они уже были в пути. Она смотрела на Мэтти, сидевшую рядом с ней, и на Скиппера позади нее, не в силах поверить в это, ошеломленная происходящим. Пятнадцать лет она искала выход и вот просто взяла и сбежала с детьми. Ее сердце бешено колотилось от адреналина, и она испытывала чувство гордости.

– Мы не вернемся? – спросила Мэтти, вырвав Хэдли из ее мыслей. – Ты взяла фартук мамы, – объяснила она.

Хэдли с трудом сглотнула, думая, что ее решение засунуть эту памятную вещь в сумку в последнюю минуту насторожит и Фрэнка. Фартук был вышит вручную ромашками, и на нем была куча застиранных пятен; ее мать носила его почти каждый день, когда Хэдли была маленькой, это была одна из немногих вещей ее мамы, которые у нее остались.

– Не волнуйся, – успокоила Мэтти, почувствовав страх Хэдли. – Папа никогда не роется в кухонных ящиках. – И вся гордость, которую Хэдли чувствовала за мгновение до этого, сдулась от осознания того, как сильно она подводила свою дочь все эти годы.

Через минуту Мэтти спросила:

– Кто позаботится о Принце Чарльзе?

– Твой отец, – отозвалась Хэдли, и Мэтти отвернулась. Это был плохой ответ. Фрэнк не будет любить его так, как Мэтти, не будет заботиться о нем так, как Хэдли, и не будет играть с ним так, как Скиппер.

Сердце Хэдли сжалось от невыплаканных слез Метти. У нее не было выбора. Они не могли остаться из-за собаки.

* * *

Через полчаса они подъехали к стоянке отеля рядом с автострадой.

– Почему мы остановились? – спросила Мэтти.

– Мне нужно кое-что сделать перед отъездом, – объяснила Хэдли. – Мы останемся здесь на ночь, а утром встанем пораньше.

Она заплатила наличными за две комнаты, уложила детей, вернулась к машине и уехала тем же путем, которым они приехали.

Двадцать минут спустя из зоны погрузки за офисом Фрэнка она позвонила в отель «Хилтон» в Викторвилле, в котором они должны были остановиться сегодня, и забронировала номер.

Повесив трубку, она снова просмотрела маршрут Фрэнка, внимательно проверяя его на наличие чего-то, что она могла пропустить. Чтобы ей удалось задуманное, нужно все обдумать и не совершать ошибок. Фрэнк параноик и гениальный невротик. Один неверный шаг, и все будет кончено. Совершенно уверенная, что еще не облажалась, она положила телефон в карман и вылезла из машины.

Участок был пуст, а в зданиях вокруг не горел свет, потому что они были закрыты на долгие выходные. На флагштоке возле улицы развевался американский флаг, оставленный свободно реять в честь Дня памяти.

Используя запасные ключи Фрэнка, которые остались у нее в кармане, она открыла заднюю дверь и тихо вошла внутрь.

8

ГРЕЙС

Грейс заглушила двигатель и оглянулась на Майлза, крепко спавшего в своем автокресле позади нее, его грудь ровно вздымалась. Она долго наблюдала за ним. Уже почти десять. Даст Бог, он проспит до полуночи.

Она обернулась, чтобы бросить взгляд на въезд на парковку. Если не считать света у двери, в бизнес-парке было темно. Через окно она заметила слабое свечение монитора своего компьютера и смотрела на него, пока ее глаза не затуманились, выжидая еще одну долгую минуту, чтобы снова обдумать решение в своей голове.

Если она это сделает, пути назад уже не будет.

Снова и снова она прокручивала эту мысль. Если она этого не сделает, то что будет дальше? Она опять посмотрела на Майлза, подумала о Джимми и о том, что он натворил, и крепко зажмурилась. Как бы она ни любила его, речь уже не об этом. Она не могла продолжать рисковать своим будущим и будущим Майлза и жить с неуверенностью в том, будут ли у них деньги на аренду жилья или еду.

Желудок заурчал и, хорошенько все взвесив, она все же прождала еще минуту, зная, что ей нужно делать, но все равно боясь этого. «Один из тех моментов, – подумала она, – когда ты стоишь на развилке, зная, что она безвозвратно изменит твою жизнь».

Наконец, глубоко вздохнув, она на дюйм опустила стекло и вышла из машины. Потом заперла ее, еще раз осмотрелась, подошла к двери и зашла внутрь.

Контракт на участок Джерри все еще лежал на столе Фрэнка. Она засунула его в пустую сумку для подгузников, висевшую у нее на плече. Если Фрэнк хочет заключить сделку с Джерри, он может сделать это сам.

Грейс открыла дверь, соединявшую кабинет Фрэнка с холлом, откуда далее можно было попасть на склад, в раздевалки, туалеты и комнаты отдыха для сотрудников. Дверь со щелчком захлопнулась за ее спиной, и она сощурилась, чтобы привыкнуть к темноте. Единственным источником света был лунный луч, проникавший через окно в двери, которая вела на парковку, и флуоресцентная лампа, горящая в оконце на двери кладовки, потому что кто-то забыл выключить свет.

Несмотря на то, что сердце бешено колотилось в груди, ей не было страшно. За последние три месяца она провела в этих стенах больше времени, чем в собственном доме.

Она уже тянулась к выключателю, когда услышала какой-то шум и остановилась. Грейс резко повернулась к двери кладовой, а взгляд остановился на полоске света под ней. Она смотрела на нее так долго и пристально, что у нее заболели глаза, но после долгих секунд тишины она задалась вопросом, не показалось ли ей это.

С глубоким вздохом она снова потянулась к выключателю. Ее пальцы нашли его как раз в тот момент, когда полоску света пересекла тень.

Сердце подпрыгнуло в груди, она отступила. Повозившись с ключами и найдя нужный, Грейс сунула его в замок. Ключ застрял, и ей пришлось вырвать его с излишним усилием. Кольцо ключей вылетело из ее рук и пролетело над головой, невероятно громко приземлившись где-то позади нее.

9

ХЭДЛИ

Какой-то шум раздался в коридоре. Звук лязгающего металла. Хэдли застыла неподвижно, держа в руках коробку с бумажными полотенцами. Возможно, в здании есть система безопасности, и она включила сигнализацию. Хотя, если это так, то сигнализация слишком долго не срабатывала. Она здесь уже почти час и дважды обошла все комнаты в здании.

Хэдли напрягла слух, прислушиваясь к каким-то звукам. Немного погодя вздохнула и поставила коробку обратно на полку.

Она прислонилась к стойке и закрыла глаза. Не создана она для этого – обмана и лжи, интриг и мошенничества. Хэдли была так уверена, что со всем разобралась! Она знала, что Фрэнк прячет деньги, и была уверена, что прячет он их именно здесь. Он заплатил за свой фургон наличными, и подрядчикам, которые работали во дворе, тоже. Прежде чем купить фургон, он заехал в офис. В те дни, когда он платил подрядчикам, он приходил домой прямо с работы. Он упоминал сейф, поэтому Хэдли знала, что он существует, но она прочесала здесь каждый дюйм и так и не смогла его найти. В результате долгих поисков она нашла только ящик для мелкой наличности в столе Фрэнка, в котором было меньше ста долларов.

Что-то двигалось в коридоре, и она распахнула глаза. Звук был очень слабый, но Хэдли обладала острым слухом.

Она прислушалась внимательнее, потом оттолкнулась от полки, рывком открыла дверь и высунула голову. Посмотрела налево, в сторону черного хода, потом направо. В конце коридора кралась тень, это был кто-то миниатюрный, с растрепанной шевелюрой.

– Грейс? – произнесла она, щурясь в темноту и понимая, что перед ней и в самом деле стоит ассистентка Фрэнка.

Фигура резко выпрямилась.

– Миссис Торелли? – удивилась Грейс.

Обе с любопытством уставились друг на друга. Хэдли в последний раз видела Грейс сегодня утром, когда высаживала Фрэнка, чтобы взять его фургон. Грейс направлялась в офис в том же наряде, что и сейчас, – простой белой блузке и мешковатых серых брюках, свободно сидящих на ее худощавой фигуре.

– Что ты здесь делаешь? – проговорили они в унисон на высокой ноте.

Хэдли выдержала пристальный взгляд Грейс. В конце концов, она жена Фрэнка, и это дает ей право находиться здесь. Есть дюжина причин, по которым ей, возможно, понадобилось заехать в офис. Фрэнк оставил что-то, что ему нужно. Ей нужно немного чистящего средства для подъездной дорожки. Фрэнк попросил ее заехать и забрать дорожные знаки для одной из парковок.

Но ей было трудно представить хотя бы одну причину, по которой помощница Фрэнка могла бы красться по офису в пятницу вечером в полной темноте.

Она посмотрела на выключатель справа от Грейс, до которого той было легко дотянуться.

– Почему ты здесь? – повторила она свой вопрос.

– Хотела проверить форму, – сказала Грейс. – Мне кажется, что мы заказали меньше, чем нужно.

Хэдли бросила взгляд на часы.

– В десять часов в пятницу?

Грейс перекинула свою ношу с одной руки на другую, и только тогда Хэдли заметила большую полосатую сумку, пустую и потертую.

Она наклонила голову, и ее лицо озарила улыбка.

– Ты здесь, чтобы обокрасть Фрэнка.

10

ГРЕЙС

Жена Фрэнка улыбалась и обвиняла Грейс в воровстве. В ее голове быстро пронеслось два варианта того, как можно было отреагировать: все отрицать и придумать более правдоподобную ложь или слинять.

Первое было невозможно. Миссис Торелли не поверит ничему, что говорит Грейс. Она не могла придумать абсолютно никакого правдоподобного объяснения тому, почему она здесь. Второе тоже было невозможно. Ключи по-прежнему валялись где-то на полу, а Майлз был заперт в машине. Все это молниеносно пронеслось в ее голове, а миссис Торелли продолжала смотреть на нее с той же причудливой улыбкой.

Наконец, после долгой минуты молчания Грейс сама себя удивила, выпалив правду:

– Я пришла, чтобы забрать то, что Фрэнк мне должен.

Миссис Торелли кивнула.

Грейс встречалась с ней всего пару раз. Она была не из тех женщин, которые вмешивались в дела мужа. Высокая, элегантная и невероятно красивая, она была из тех, кто целыми днями делают маникюр и командуют прислугой, не вмешиваясь в работу в гараже. Даже сейчас, в десять часов, в пятницу, в грязном коридоре промышленного здания она выглядела на миллион долларов – свежая косметика, волосы, заплетенные в элегантный узел, как у королевы, а ее наряд, вероятно, стоил больше, чем месячная зарплата Грейс – слаксы, черная шелковая рубашка и бежевые туфли на шпильке с острыми носами.

– Он должен тебе? – переспросила она.

Грейс объяснила ей, что случилось с Джерри, постеснявшись признаться, какой дурой она была, веря, что Фрэнк действительно сдержит свое слово и даст ей комиссию.

– Похоже на Фрэнка, – протянула миссис Торелли, когда та закончила. – Это объясняет и то, почему он собирался тебя уволить.

Грейс вздрогнула. Хотя она и подозревала, что так будет, подтверждение ее догадок все равно стало ударом. Три месяца она работала на Фрэнка Торелли изо всех сил, делая все возможное, потому что чувствовала, что в долгу перед Мэри, ведь та попросила Фрэнка об одолжении дать Грейс работу.

– Так ты знаешь, где сейф? – спросила миссис Торелли.

Вопрос застал Грейс врасплох, и она еще раз с любопытством оглядела миссис Торелли: ее одежду и макияж, отметив про себя тот энтузиазм, с которым та смотрела на Грейс.

– Вот почему ты здесь? – Ее осенила догадка. – Ты здесь из-за денег?

– Смешно, правда?

Ледяная дрожь пробежала по спине Грейс. Она никогда не верила в совпадения. Бабушка говорила, что в такие моменты Бог шутит над смертными, именно это она чувствовала сейчас.

И Грейс не хотела иметь с Хэдли ничего общего.

– Ага, удачи. – Она присела на корточки и вновь принялась искать ключи.

Грейс нашла их в нескольких футах от себя и схватила в тот самый момент, когда миссис Торелли встала прямо перед ней, и носки ее туфель оказались прямо под носом Грейс.

– Ты знаешь, где деньги? – повторила она вопрос.

Грейс встала перед новым выбором: все отрицать и уйти ни с чем, или признать, что знает, и, возможно, получить долг Фрэнка, но в конечном итоге связать судьбу с миссис Торелли. Однако третий вариант вылетел из ее уст еще до того, как она успела полностью его обдумать.

– Может быть, – протянула она и почувствовала, как ее окатила волна жара.

– Может быть? – повторила миссис Торелли.

– Может быть, – оживленно подтвердила Грейс. – И за достойное вознаграждение я смогу показать, где они лежат.

– За вознаграждение?

– Ну да, – кивнула Грейс. – Что-то вроде комиссии.

Это был поистине гениальный ход! Не нарушая закон или клятву, которую она дала судье, проявившему к ней снисхождение, когда ей было девятнадцать лет, она может уйти отсюда с деньгами, которых должно хватить на то, чтобы они с Майлзом начали новую жизнь.

– Сколько Фрэнк тебе должен? – спросила миссис Торелли.

– Это уже неважно, – бросила Грейс, чувствуя, как горит все внутри.

– Конечно, важно. Ты сказала, что Фрэнк тебе должен, и поэтому ты здесь.

– Поэтому я здесь, – подтвердила Грейс. – Но теперь и ты здесь, а значит, мне больше не нужно забирать долг Фрэнка. Вместо этого мы можем с тобой договориться.

Миссис Торелли недоверчиво сощурилась.

– Договориться?

– Как я уже говорила, я хочу вознаграждение. Я покажу тебе, где сейф, а ты отдашь мне мои проценты.

– Проценты? Сколько?

– Пятьдесят, – объявила Грейс, – «Пятьдесят на пятьдесят» всегда неплохое начало.

– Пятьдесят процентов! – воскликнула миссис Торелли, всплеснув руками. – Это уже не вознаграждение. Это половина. Забудь. – Она отмахнулась от Грейс, как от мухи.

Грейс улыбнулась, как будто в этом не было ничего страшного, подняла ключи и стала перебирать их в слабом свете лампы. Нарочно выбрала неправильный и вставила в замок, потом вытащила его, сощурилась, рассматривая связку, и взяла, наконец, нужный. Она плавно вложила его в замочную скважину и уже собиралась повернуть, когда миссис Торелли выпалила:

– Ну хорошо. Пять процентов.

Грейс тихонько ахнула и повернулась обратно.

– Пятьдесят, – повторила она.

– Это мои деньги.

– Формально это только половина твоих денег.

– Десять.

Грейс посмотрела на дверь.

– Удачи в поиске денег. – Ключ повернулся, и она потянула ручку вниз.

– Двадцать, но это мое последнее предложение.

Грейс обдумала это. Она понятия не имела, сколько денег было у Фрэнка. Могло быть и двадцать штук и целая сотня. Двадцать процентов от двадцати тысяч – немного, но этого будет достаточно, чтобы вывезти ее и Майлза из округа Ориндж и, дай бог, будет достаточно, чтобы они продержались, пока она не найдет работу.

– Двадцать пять, – ответила она, – И только потому, что я милая.

Миссис Торелли сердито глянула на нее, явно не соглашаясь с ее мнением.

– Хорошо, – кивнула она. – Двадцать пять.

Грейс вытащила ключ из двери и прошла мимо миссис Торелли в ванную комнату Фрэнка.

– Я уже смотрела там, – сказала миссис Торелли. – Это было первое место, которое я проверила.

Грейс проигнорировала ее слова, и каблуки миссис Торелли зацокали по полу позади нее.

Грейс выяснила, где Фрэнк хранит свои деньги, уже через месяц после того, как начала работать на него. Он попросил ее вызвать сантехника по поводу забитой раковины, и она сказала ему, что, скорее всего, сможет починить ее сама. Пока она пыталась пробить водосток вешалкой, он завис рядом с ней, вызвав тем самым у нее любопытство.

Позже в тот же день, когда Фрэнк пошел обедать, она вернулась в ванную и подняла крышку бачка унитаза. То же самое она сделала и сейчас.

– О, – воскликнула миссис Торелли, заглядывая Грейс через плечо.

Грейс была согласна. Впечатляет: прочный чугунный сейф, замаскированный под бачок унитаза и привинченный к стене для того, чтобы его невозможно было унестп.

– Но как он ходит в туалет? – удивилась миссис Торелли.

– Это такая модель туалета, – объяснила Грейс, – где вода идет прямо из водопровода. – Она улыбнулась про себя. Какая ирония: профессия, которую она приобрела, находясь в колонии для несовершеннолетних, поможет ей обокрасть босса.

Миссис Торелли с любопытством оглядела ее, вероятно, недоумевая, откуда Грейс могла знать такое, но ничего не сказала. Вместо этого она посмотрела на сейф и выдохнула:

– Черт возьми!

– Проблемы?

– Я думала, тут будет клавиатура, – сказала миссис Торелли. – Знаешь, такая, где вводишь цифры, как на нашем домашнем сейфе. Я знаю все секретные коды и пароли Фрэнка, но тут один из тех старомодных кодовых замков.

– Значит, ты не знаешь комбинацию? – спросила Грейс, и внутри нее вспыхнула радость.

11

ХЭДЛИ

– Ну же, открывай! – нетерпеливо сказала Хэдли, задаваясь вопросом, чего же ждет Грейс.

Девушка отложила крышку бака в сторону и выпрямилась с хитрой улыбкой на губах. И когда Хэдли поняла, почему та улыбается, ее кровь закипела, и она затрясла головой.

– Пятьдесят процентов, – сказала Грейс.

– Нет. – Ей очень не нравилась эта девушка. Неудивительно, что Фрэнк хотел ее уволить. Она подлая и коварная воровка. – Мы договаривались на двадцать пять, и даже это было чересчур.

– Мы договаривались на двадцать пять за то, чтобы я показала, где находится сейф, – отрезала Грейс. – Об открывании речи не шло.

– Убирайся!

– Миссис Торелли, я понимаю, что ты расстроена. Я тоже. Но проблема в том, что у меня есть комбинация, а у тебя нет, и это ставит тебя в невыгодное положение.

Хэдли почувствовала, как пар повалил из ее ушей. Она не часто злилась. Но на кону было ее будущее и будущее Мэтти, а эта девушка отнимала время.

– Двадцать пять, – повторила она. – Мы договаривались.

Грейс спокойно смотрела на нее, выражение ее лица было таким расслабленным, как будто они обсуждали погоду, возможно, даже немного сочувствующим, будто говорящим: «Как жаль, дождь зарядил»; но все, что Хэдли могла сделать, это не отводить взгляд от ее лица.

– Я могу вызвать полицию, – выплюнула она. – Скажу им, что я поймала тебя, когда ты пыталась нас ограбить.

Грейс молчала, но Хэдли будто слышала ее смех.

– Хорошо, – фыркнула Хэдли. – Тридцать процентов.

– Больше не торгуюсь, – бросила Грейс, доставая из кармана телефон, чтобы посмотреть на время. – Пятьдесят процентов. Или так, или никак.

– У тебя есть место, куда ты пойдешь?

– Можно и так сказать. И что же в итоге?

Хэдли подумала о Мэтти и Скиппере в отеле, о Фрэнке. О машине, загруженной их вещами. Подумала о том, как она зла. Она размышляла об этом, глядя на Грейс, которая стояла перед ней так расслабленно, как будто ей было все равно. Но ей явно было не все равно. Если Хэдли откажется от помощи, та просто вернется, когда она уйдет.

– Ладно, – снова фыркнула Хэдли, хотя в этом не было ничего хорошего.

Хэдли почувствовала молчаливую радость Грейс, и никогда еще она не ненавидела кого-то так сильно.

Грейс прокрутила циферблат в одну сторону, потом в другую, и мгновение спустя замок щелкнул, Грейс повернула рычаг и открыла дверцу.

– Что за… – выдохнула Хэдли.

Грейс тоже выглядела удивленной, ее рука застыла на дверце сейфа, а рот приоткрылся. Она покачала головой и сделала шаг назад, отступая, как будто аккуратно сложенные пачки наличных, лежащие в сейфе, были бомбой замедленного действия, а не ответом на ее молитвы.

– Здесь очень много денег, – протянула Хэдли, в то время как шокированная Грейс продолжала отступать.

Поверх денег, чуть левее, лежал небольшой пистолет. Не задумываясь, Хэдли схватила его, повертела и направила на Грейс.

– Положи деньги в сумку, – приказала она, как грабитель банков из фильма с рейтингом «В».

Взгляд Грейс метнулся с сейфа на пистолет, потом снова на сейф, потом снова на пистолет. Она подняла глаза на Хэдли и без малейшего возражения начала наполнять сумку, а Хэдли почувствовала небольшой прилив гордости. Она научит эту девушку манерам. Может быть, она кинет девице кость, бросит ей пару сотен в качестве чаевых.

Хэдли попыталась вести счет, пока Грейс доставала деньги, но это было невозможно. Поэтому вместо этого она начала раздумывать над тем, откуда взялись все эти запасы. Проценты – это одно, но здесь было больше, чем бизнес приносил за год, и не сказать, что Фрэнк был очень экономным человеком. Он много тратил.

Прежде чем Хэдли успела сообразить, Грейс закончила: сумка была настолько забита деньгами, что последние пачки пришлось засунуть во внешние карманы.

– Отдай, – сказала Хэдли, протягивая левую руку, а правой направляя пистолет на Грейс.

Грейс закатила глаза, покачала головой, словно Хэдли идиотка, а после взвалила сумку на плечо и направилась к двери.

– Стой, или я буду стрелять, – предупредила Хэдли, следуя за ней с пистолетом.

Грейс повернулась. Не испытывая ни капли страха, она выхватила пистолет из рук Хэдли и засунула его в сумку для подгузников. Дуло торчало из-под пачек наличных.

– В следующий раз проверь предохранитель, – посоветовала она и снова повернулась к двери.

Прежде чем она успела сделать шаг, Хэдли рванулась вперед и схватила одну из лямок сумки, разворачивая Грейс с такой силой, что та чуть не сбила ее с ног. Ведомая кошачьими рефлексами, Грейс пришла в себя и ухватилась за другой ремень.

Деньги разлетелись во все стороны, когда они перетягивали сумку друг у друга, замок раскрылся, когда сумка растянулась между ними.

Хэдли пожалела, что не догадалась переобуться. Ее лодочки от Джимми Чу скользили по скользкой плитке и не давали никакого сцепления с полом. Хорошая новость была в том, что Хэдли перевешивала Грейс по меньшей мере на пятьдесят фунтов. Наконец-то нашлось преимущество в том, чтобы быть толстой. Напрягшись, она вложила всю свою силу в свой последний колоссальный рывок, осознав свою ошибку только тогда, когда было уже слишком поздно и она летела назад вместе с сумкой, рассыпая деньги повсюду.

Сначала ее плечо врезалось в стену, а потом и она сама упала на пол, болезненно подвернув лодыжку.

Грейс подняла пистолет и начала собирать деньги. И все, что Хэдли могла делать, это наблюдать, как ее и Мэтти будущее утекало вместе с этими деньгами.

Ее подбородок задрожал, когда она подумала о Мэтти в машине и вспомнила, какая надежда прозвучала в ее голосе, когда она спросила, вернутся ли они. Прошло всего несколько часов, но она потерпела неудачу.

Когда Грейс закончила собирать деньги, то закрыла сейф и снова прикрыла бак крышкой.

У двери она остановилась.

– Я и правда пыталась поступить честно, – заметила она, – предлагая поделиться. Я могла бы просто подождать, пока ты уйдешь, а потом забрать себе все.

– Это не твои деньги, – выплюнула Хэдли, ее голос дрожал от страдания и ярости.

Грейс похлопала по сумке.

– Теперь мои.

Она открыла дверь, уже занеся ногу над порогом, но остановилась. Покачала головой и посмотрела в потолок, будто размышляя о чем-то. Когда она обернулась, на ее лице было написано раздражение.

– Что? – зарычала Хэдли, и боль пронзила ее лодыжку.

Грейс тяжело вздохнула и вернулась обратно, присев на корточки.

– Положи руку мне на плечо. Давай, я помогу тебе подняться.

12

ГРЕЙС

Грейс помогла миссис Торелли выйти через заднюю дверь и заперла ее за ними. Пока они ковыляли к ее внедорожнику, припаркованному в зоне погрузки, Грейс напрягла слух, ожидая услышать плач Майлза, но, к счастью, она не услышала ничего, кроме ночных шумов и легкого шелеста ветра.

Сумка с подгузниками шуршала по ее бедру, тяжелая и раздутая, в ней было гораздо больше денег, чем Грейс могла себе представить. Она старалась не думать об этом. Она пришла, чтобы получить то, что Фрэнк ей должен, но он не был должен ей так много – даже близко нет.

Проблема в том, что она не знала, что с этим делать. Оставить себе? Отдать миссис Торелли?

Женщина наставила на нее пистолет. Грейс понимала, что при другом раскладе миссис Торелли без колебаний забрала бы все деньги и оставила ее ни с чем. Зато теперь миссис Торелли прыгала на босой левой ноге, держа туфли в свободной руке.

Грейс остановилась.

– Что? – спросила миссис Торелли. – Еще и машину мою украдешь?

Грейс глубоко вздохнула. Она ничего не крала. Она заключила сделку, и, как и ее бездельник муж, миссис Торелли попыталась обмануть ее. Но это были большие деньги. Голова шла кругом, пока она пыталась понять, как правильно поступить.

Миссис Торелли убрала руку с плеча Грейс.

– Я уезжаю.

– Ты не сможешь вести машину, – возразила Грейс.

– Я справлюсь. – Словно в доказательство этого миссис Торелли сделала шаг, отчего чуть не упала, а потом еще один и повалилась навзничь. Ее лицо исказилось от боли, когда она прижала раненую ногу к груди.

– Как я уже сказала, – повторила Грейс, – ты не сможешь вести машину.

Миссис Торелли сердито глянула на нее.

– Я ненавижу тебя.

– Ну, ты тоже можешь не ждать от меня подарков на Рождество.

Лицо миссис Торелли нахмурилось, и, хотя она была по крайней мере на десять лет старше Грейс, сейчас, сидя босиком на тротуаре и держась за ногу, она выглядела как малышка-переросток, у которой сломалась любимая игрушка.

– Пошли, цветочек, – позвала Грейс, присев рядом с ней. – Я отвезу тебя туда, куда нужно.

Миссис Торелли не двигалась. Она продолжала держаться за ногу, вид ее при этом был обреченный.

– Послушай, миссис Торелли, здесь не так много вариантов. Либо ты позволяешь мне помочь, либо звонишь в Uber и приглашаешь кого-нибудь забрать тебя с места преступления.

Миссис Торелли наклонила голову сначала в одну сторону, затем в другую, ее глаза сузились, а потом расширились, как будто она только сейчас поняла, что у нее могут быть проблемы из-за того, что она сделала. Она посмотрела на землю, покачала головой и расплакалась. Дерьмо.

– Почему? – бормотала миссис Торелли сквозь слезы, продолжая трясти головой.

– Что «почему»? – спросила Грейс, теряя терпение. Майлз в машине, и теперь, когда дела обстояли так, как есть, ей хотелось уехать как можно дальше от этого места.

– Почему ты мне помогаешь?

– Понятия не имею, – призналась Грейс, думая, что ей следовало просто оставить Хэдли на полу в ванной. Она уже собиралась сказать миссис Торелли, что уходит, когда женщина приподнялась на корточках и протянула ей руки. С огромным усилием Грейс подняла ее на ноги и помогла дойти до внедорожника.

Через минуту они припарковались рядом с ее «Хондой». Грейс чуть не заплакала от облегчения, когда нашла Майлза мирно спящим в своем автокресле. Она понесла его к внедорожнику.

– Ты принесла ребенка на ограбление? – удивилась миссис Торелли, когда Грейс пристегнула его сзади.

– А ты надела шпильки? – парировала Грейс. Она хлопнула дверью и вернулась обратно к «Хонде».

13

ХЭДЛИ

Хэдли смотрела, как дышит Майлз. Она сидела на пассажирском сиденье собственного автомобиля, на месте ограбления и с чужим ребенком. Покачала головой. Она многого ожидала от этой ночи, но уж никак не этого.

Хэдли согнула ногу, и на глаза вновь выступили слезы. Она не может ходить. Не может водить машину. У нее нет денег. Она даже не выехала из округа Ориндж, и все ее надежды на побег рухнули. Сейчас лучший вариант для нее – следовать плану Фрэнка и надеяться, что он никогда не узнает, что она участвовала в ограблении.

Она закусила губу, чтобы сдержать свои чувства, зная, что дети очень чувствительны к эмоциям других, даже когда спят.

Дверь открылась, и Грейс забралась внутрь. Ее щеки раскраснелись от быстрой ходьбы и от того, что она несла тяжелую сумку с деньгами.

– Куда? – спросила она.

– Отель «Айрес» на Эль-Торо, – пробормотала Хэдли.

Грейс окинула ее непонимающим взглядом.

– Мы уезжаем, – пояснила Хэдли. – Или, по крайней мере, собирались уезжать.

Грейс ничего не ответила. Не говоря ни слова, она завела машину и выехала на дорогу.

Через несколько минут Хэдли добавила:

– Вот почему я хотела взять деньги. Чтобы сбежать.

– Я не отдам их тебе, – прямо ответила Грейс.

– Я не просила тебя об этом. – Хэдли фыркнула и скрестила руки на груди. – Я просто пыталась объяснить, что делала сегодня вечером и почему пыталась заполучить свои деньги.

Машина резко повернула направо, и Хэдли соскользнула вбок. Ей приходилось держать себя в руках.

– Тебе что-нибудь заказать? – спросила Грейс, подъезжая к окошку для заказов бургерной «In-N-Out».

– У меня нет денег, – съязвила Хэдли.

– Я угощаю, – парировала Грейс без капли жалости.

– Нет, спасибо.

Грейс заказала два чизбургера, картошку фри и шоколадный молочный коктейль, и Хэдли начала ненавидеть ее еще больше. Если бы Хэдли так питалась, через неделю она была бы размером с моржа. Между тем Грейс, должно быть, весит не больше ста фунтов.

Грейс поставила еду на консоль между ними, и запахи фастфуда соблазнительно донеслись до носа Хэдли.

– Точно ничего не хочешь?

Хэдли покачала головой, а живот протестующе заурчал.

Грейс свернула обратно на дорогу, но через квартал съехала к бордюру и остановилась. Ее руки сжимали руль, а взгляд был устремлен на черное небо через ветровое стекло. Она смотрела на него так пристально, что Хэдли задалась вопросом, что же она там ищет.

Наконец, шумно выдохнув, она повернулась к ней.

– Давай разделим их, – сказала она.

Хэдли моргнула.

– Деньги, – объяснила Грейс. – Мы договаривались «пятьдесят на пятьдесят». Значит, тебе нужно взять половину.

Хэдли недоверчиво сощурилась.

– Почему? – спросила она.

– Карма, – честно призналась Грейс. – Я верю в это. Может, я и дура, но чувствую, что если не отдам тебе твою половину, то буду сожалеть об этом, и это плохо скажется на моей карме, так что возьми свою долю.

14

ГРЕЙС

Грейс запыхалась к тому времени, как ей удалось вернуться в комнату миссис Торелли, неся одновременно автокресло с Майлзом, сумку для подгузников, полную денег, сумку с едой из «In-N-Out» и продуктовую сумку, набитую подгузниками Майлза, бутылочками и смесью.

Миссис Торелли сидела на стуле рядом с кроватью, положив ногу на матрас, лодыжка распухла и посинела.

Грейс положила Майлза на кровать, забралась вслед за ним и бросила на одеяло сумку, из которой высыпалась куча наличных – пачки по двадцать, пятьдесят и сто долларов. И пистолет.

Ее взгляд скользнул от пистолета к миссис Торелли.

– Прости, – пробормотала миссис Торелли. – Я бы в тебя не выстрелила.

Она выглядела такой расстроенной, что Грейс стало немного жаль ее. Миссис Торелли была похожа на женщину, которая и жука не раздавит, и до сегодняшнего вечера она, вероятно, никогда даже не прикасалась к оружию.

Грейс положила пистолет обратно в сумку, где его не было видно, и вернулась к деньгам. При взгляде на них ее затошнило. За всю жизнь Грейс на ее счету никогда не было больше денег, чем хватило бы на месячную аренду квариры, а сейчас в нескольких дюймах от нее лежало столько банкнот, что их хватило бы, чтобы начать совершенно новую жизнь. Деньги, которые ей не принадлежали.

Она бросила взгляд на Майлза, спавшего в своем автомобильном кресле, его рот был приоткрыт, а маленькие кулачки сжаты поверх ремней, потом она полезла в пакет, схватила гамбургер, развернула обертку и впилась в него зубами. Прикрыв от удовольствия глаза, она почувствовала себя немного Скарлетт О’Хара в «Унесенных ветром», когда та говорила: «Я никогда больше не буду голодать».

Чувствуя, что миссис Торелли наблюдает за ней, она открыла глаза и предложила:

– Хочешь немного? – Она протянула ей пакет с картошкой фри.

Миссис Торелли покачала головой, но продолжала смотреть на пакет с едой, как собака на кость, отчего Грейс чуть не засмеялась. Она, наверное, одна из тех женщин, которые морят себя голодом, чтобы оставаться худыми, постоянно считая калории и количество шагов, чтобы их сжечь. Хотя миссис Торелли никогда не будет худой. Она слишком сексуальна для этого. У нее есть сиськи и бедра, а у Грейс нет ни того, ни другого.

Когда половина гамбургера была съедена, Грейс снова перевела взгляд на деньги, сделала глубокий вдох и начала сортировать пачки по стопкам – сотенные, пятидесятидолларовые и двадцатидолларовые. Только несколько пачек состояли из пятидесятидолларовых купюр, в два раза больше было пачек двадцаток, но остальные пачки были из сотенных.

Она пересчитала купюры в одной из пачек двадцаток, затем в пачке сотенных. В каждой пачке по сто банкнот. Она указывала на каждую стопку:

– Две штуки. Пять штук. Десять штук.

– В каждой? – спросила миссис Торелли, явно ошеломленная.

Грейс кивнула и посмотрела на пачку сотенных, все еще зажатую в ее руке. Она проверила ее вес – точно больше нескольких унций. Десять штук, – подумала она. Уход за ребенком в течение года, новая машина, аренда на полгода. Просто невероятно, что столь малое может стоить так дорого.

Откинувшись назад, она принялась за картофель фри, потягивая коктейль.

– Уверена, что не хочешь немного? – спросила она миссис Торелли, отчасти наслаждаясь ее страданиями. Грейс никогда не понимала диет. Ее бабушка всегда говорила, что первые три буквы в слове «diet» – это предупреждение, и Грейс была с ней полностью согласна. Ее бабушка не была и пяти футов ростом, а умерла весом 180 фунтов, и будь она еще жива, сказала бы, что любит каждую свою унцию, дарованную ей южной кулинарией, которая сделала Паулу Дин знаменитой.

Прикончив картофель фри, Грейс подсчитала количество пачек в каждой стопке, а потом пересчитала снова, прежде чем издать долгий, медленный свист.

– Ну? – спросила миссис Торелли.

15

ХЭДЛИ

Хэдли услышала число, но не осознала его. Она повторила про себя: Один миллион восемьсот семьдесят две тысячи. Попыталась представить это в уме: единица, запятая, три цифры, еще одна запятая, еще три цифры[3]. Округлила: одна целая, девять десятых миллиона. Потом покачала головой.

– Этого не может быть.

Не может быть. У них с Фрэнком все было хорошо, но таких денег не было. Она подумала о муже – о стрессе, который он испытывал, о ночных телефонных звонках, о его экстравагантных тратах за последние пару лет, – а потом отбросила эти мысли прочь, чувствуя, как в животе зарождается дурное предчувствие.

Хэдли бросила взгляд на дверь, которая соединяла ее комнату с детской. Она проверила детей, когда приехала обратно. В какой-то момент Скиппер забрался к Мэтти, и они свернулись калачиком, как пара котят. Мэтти, вероятно, даже не подозревала об этом, полагая, что теплое тело рядом с ней – это Принц Чарльз.

Миллион долларов. Слезы навернулись на глаза, когда она подумала о том, что это значило. Она посмотрела на Грейс, прихлебывающую коктейль, и ей захотелось расцеловать ее, чмокнуть в лоб или в щеку. Ей хотелось кричать, орать, подбрасывать деньги в воздух и танцевать джигу по комнате.

Но ее голос задрожал, когда она сказала:

– Спасибо.

Грейс подняла глаза, а затем быстро отвела взгляд, ее лицо порозовело. Она поставила коктейль и начала делить стопку двадцаток – одну для Хэдли, одну для себя, одну для Хэдли, одну для себя… Хэдли спустила ногу с кровати и подтянула к себе пачки сотенных.

Считая деньги, она раздумывала над тем, как они выглядели. Почти два миллиона долларов, и они едва ли занимали четверть кровати. Кто-то работает всю жизнь, чтобы заработать столько денег; как бы они были разочарованы, увидев, насколько ничтожен в итоге результат их усилий.

Когда они закончили, Грейс начала складывать свою долю обратно в сумку, но тут ребенок зашевелился. Сначала он зевнул, потом повернул голову и начал делать сосательные движения ртом.

Грейс замерла рядом с Хэдли, ее тело напряглось, будто ее оглушили электрошокером. Руки вытянулись вперед, в каждой была зажата пачка денег.

Малыш тихонько всплакнул, и Хэдли заметила, как Грейс зажмурила глаза, сделав глубокий вдох, словно готовясь к битве, потом резко открыла их. Она бросила деньги на кровать, слезла с нее, чтобы расстегнуть ремни автомобильного сиденья. Грейс подняла его на руки, когда он начал плакать, крепко прижала к себе и принялась покачивать вверх-вниз. Он заплакал еще сильнее.

– Может быть, он голодный? – предположила Хэдли.

Грейс метнула в нее острый взгляд, и Хэдли решила не высказывать предположение о том, что ему, возможно, нужно сменить подгузник.

Пронзительный вой сотряс воздух, за ним последовал еще один, еще и еще, пока ребенок не начал кричать во всю силу своих маленьких легких, а Хэдли не пробрало, когда его вопли достигли леденящего кровь уровня децибел, словно умоляя принять меры и сделать все, чтобы остановить этот кошмар.

– Так, – начала Хэдли, – дай его мне, пока будешь готовить бутылку со смесью. – Она протянула руки.

Грейс покачала головой. Она была явно переполнена страданием, почти такими же сильными, как у ее сына. Ее покачивания теперь стали почти безумными, она буквально подпрыгивала, отчего и ребенок скакал вверх и вниз.

– Грейс, – твердо сказала Хэдли, поднимаясь на ноги. Боль пронзила ее лодыжку, когда к ней прилила кровь. – Давай я возьму его.

Грейс моргнула, как будто только что вспомнила, что Хэдли тоже здесь, и ее голова снова затряслась, но строгий взгляд Хэдли остановил ее.

– Грейс, давай его мне и иди приготовь бутылку.

Ребенок завыл громче, и ноздри Грейс раздулись. Она практически бросила его в объятия Хэдли, лихорадочно зарылась в продуктовой сумке, чтобы достать бутылочку и смесь, и помчалась в ванную.

Хэдли перекинула ребенка через плечо, так что его живот прижался к округлой выпуклости ее мышц – поза, которую особенно любил Скиппер, – и опустилась обратно на стул, осторожно покачивая его взад-вперед.

– Тссс, – успокаивала она его, похлопывая по спине.

Он начал грызть свой маленький кулачок, и его плач смягчился до хныканья.

– Вот и все. Все в порядке. Твоя бутылочка уже на подходе.

Она тихонько напевала, ничего конкретного, просто нежные звуки, чтобы дать ему понять, что она рядом, и он затих. Он был крепким, упитанным и сильным. Его пухлые ноги уперлись ей в грудь, а второй рукой он дергал ее за волосы. Она зарылась носом в сладкие изгибы его шеи, его запах вернул ее к тому времени, когда Мэтти и Скиппер были младенцами, к тому чудесному времени, когда они нуждались в ней так сильно, будто были ее частью.

Грейс выбежала из ванной, вся взмыленная. Она сперва сунула бутылку Хэдли, а потом снова притянула к себе.

– Как ты это сделала? – воскликнула она, глядя на ребенка, который теперь мирно дремал на плече Хэдли.

– Что?

– Заставила его перестать плакать?

Хэдли улыбнулась. Она всегда умела обращаться с детьми.

– Почему бы тебе не отдохнуть? Он со мной. Только оставь бутылочку.

Грейс затрясла головой. Хэдли закатила глаза.

– Брось. Ты устала. Ты помогла мне, а теперь я помогаю тебе. Если не доверяешь мне, спи с деньгами. Но ты измотана, и он тоже. Сейчас нет дел, которых нельзя было бы сделать утром.

Именно это сказала бы ее мама, и ей понравилось, как это прозвучало из ее уст.

– Ты очень властная, – заметила Грейс.

– А ты – заноза в моей заднице.

Грейс долго смотрела на нее, пытаясь уловить ложь. Наконец, не найдя доказательств, она выдохнула:

– Хорошо, но разбуди меня, если он снова проснется.

– Иди спать.

Грейс легла на кровать, недоверие все еще мелькало в ее глазах, пока она боролась со сном, но в конце концов усталость настигла ее, и она погрузилась в глубокий спокойный сон.

Хэдли посмотрела на полосатый мешок рядом с ней, в котором была половина денег Грейс, и снова подумала о Мэтти и Скиппере в соседней комнате, о прошлом, о будущем и о том, что ей нужно делать.

16

МАРК

Старший специальный агент Марк Уилкс проснулся от шума, который, как ему казалось, прозвучал прямо у него в голове. Он сощурился от яркого света, проникающего сквозь жалюзи, а затем бросил взгляд на часы рядом с собой: 7:32.

Сейчас суббота? Точно. Вчера вечером была пятница. Песня «Yankee Doodle» с весеннего концерта Шелли все еще звучала в его голове. Его шестилетняя дочь была на концерте сначала подсолнухом, потом бурундуком и в финале, наконец, самой собой.

Он почти улыбнулся, но вибрация все еще слышалась где-то справа от него, поэтому он нащупал складной стул, служивший ему тумбочкой, и нашел телефон. Корешок билета с концерта упал на пол вместе с пустой упаковкой от тако, оставшейся после ужина. Наконец он поднес телефон к уху и что-то пробормотал.

– Босс, – бросил Кевин Фитцпатрик вместо приветствия.

– Фитц.

– У нас проблема.

У Марка во рту стоял неприятный привкус, поэтому он приподнялся на локте и сделал глоток из полупустой банки пива, сидя на складном стуле, ожидая продолжения.

Фитц был помощником Марка по делу Торелли, делу о рэкете, которое Марк координировал в течение года. Фрэнк Торелли – мелкий мошенник, занимающийся азартными играми и торговлей наркотиками под прикрытием своего парковочного бизнеса в округе Ориндж, штат Калифорния. Это должно было быть делом местного масштаба, которым занималось бы местное отделение в Лос-Анджелесе, но поскольку у Торелли есть двоюродный брат, ведущий аналогичный нелегальный бизнес в Чикаго, это дело подпадало под несколько юрисдикций, и, поскольку в нем участвовали несколько ведомств – ФБР, УБН и местные правоохранительные органы, – Марку поручили координировать работу всей группы.

Дело было не сложным и должно было быть закрыто несколько месяцев назад, но они попали в затруднительное положение, когда меченые купюры, которые они пустили в оборот, так и не появились на банковском счету Торелли. Ничего особенного: это просто означало, что Торелли прятал деньги не в банке.

Марк установил камеры наблюдения над офисом Торелли и его гаражами, и теперь они просто ждали ордера на обыск. Как только он будет у них, команда отправится туда и найдет деньги, а Торелли, его брат и кузен будут отправлены на длительное заключение в местную федеральную тюрьму.

Марк потер переносицу, когда Фитц добавил:

– Записи со вчерашнего вечера… – Он заколебался, бормоча «Эмм…», затем промычал что-то и остановился.

Фитц – хороший парень, умный и трудолюбивый, и Марк искренне любил его. Но он мечтал стать когда-нибудь полевым агентом, на что у Марка имелись свои сомнения. Парень имел отличный аналитический склад ума и хорошую интуицию, но работа вне офиса означает принятие решений о жизни и смерти и, что более важно, способность жить с последствиями этого выбора. Тут не место сомнениям, а у Фитца все, что он говорил, казалось, вызывало сомнения.

– Фитц? – протянул Марк, пытаясь скрыть свое раздражение. Туман похмелья окутал голову, в висках стучал пульс, и он прижал ко лбу пальцы, сожалея о том, что прошлой ночью после концерта перебрал с алкоголем.

– Может быть, сам посмотришь? – предложил Фитц.

Марк хмыкнул и повесил трубку, а после минуту сидел на месте, уставившись на вентилятор, который крутился взад-вперед у окна. Даже в семь утра удушающая жара, обрушившаяся на столицу на этой неделе, снова напомнила ему о том, как сильно он скучает по Бостону.

Наконец, он встал с кровати и прошаркал в ванную. Его левое плечо и правое колено заныли – плечо из-за футбольного прошлого, а колено – из-за осколков гранаты, взорвавшейся слишком близко к «Хаммеру» его отряда во время службы в Ираке.

На ходу он включил все лампы и телевизор в маленькой квартире. Телевизор был просто для фонового шума, чтобы в квартире было не так тихо и чтобы немного меньше скучать по детям. По пути он оглядел пустое пространство и, как и всегда в течение последних двух месяцев, напомнил себе, что ему нужно купить хотя бы какую-нибудь мебель. Однажды дети захотят приехать, а у него даже негде толком их принять.

Бреясь, он думал о Шелли и ее выступлении. Она сидела прямо в середине первого ряда, ее вьющиеся светлые волосы были завязаны большим белым бантом. Она сказала ему, что ее посадили в центр, потому что она пела с «очень большим энтузиазмом». Так и было. Высоко подняв голову и расправив плечи, она с удовольствием тянула песню: «Янки-дурачок отправился в город верхом на пони»…

Он ополоснул лицо и достал полотенце из коробки, на которой Марсия своим четким почерком аккуратно надписала «Банные принадлежности». «Вставил перышко в свою шляпу и назвал это макарун…»

Стэн, страховой агент, был там, на концерте. Он, Марсия и Бен, девятилетний сын Марка, сидели через два ряда от него. Прекрасная маленькая семья, наслаждающаяся представлением.

Марк опоздал на несколько минут. Наверное, это неплохо, ведь если бы он пришел вовремя, то мог бы устроить сцену, послать страхового агента Стэна к черту и сказать, что это он должен сидеть на два ряда дальше… один. Что это его семья и что Бен – его сын и поэтому Марк должен сидеть рядом с ним.

Но выбраться из центра города было непросто, поэтому Марк опоздал и, взбешенный, занял свое место на два ряда позади них, его глаза метали молнии прямо в затылок седовласого, слегка лысеющего страхового агента Стэна.

Ледяная вода обжигала.

«Янки-дурачок, так держать! Янки-дурачок, денди…»

Шелли посмотрела в зрительный зал, увидела Марка и на мгновение перестала петь, возбужденно замахав рукой. И тогда он увидел это: пустоту в том месте, где раньше у нее были два передних зуба.

Он ударил кулаком по плитке, его плечо протестующе заныло.

Черт бы ее побрал! Черт бы ее побрал! Черт бы ее побрал! Черт бы ее побрал!

Если бы Марсия позвонила ему и сказала, что у Шелли выпали зубы, он бы рассказал ей, что нужно сделать, где хранятся золотые доллары, купленные специально для Зубной феи. Он бы рассказал ей о серебистом фломастере в своем столе и объяснил, что ей нужно оставить рифмованную записку вместе с монетой, а почерк должен быть закручен так, как будто ее написала фея.

Но его бывшая жена не позвонила ему, чтобы сообщить, что их дочь потеряла свой первый зуб. Или второй. Наверное, это даже не пришло ей в голову. В эти дни Марсия была занята, вела свой бизнес и «воспитывала двоих детей одна», как она любила говорить. У нее не было времени информировать своего бывшего мужа о таких незначительных мелочах, как выпадение зубов у их шестилетней дочери.

Он и Зубная Фея, и Санта-Клаус, и Пасхальный Кролик, и Святой Патрик в одном лице. Он должен быть там, быть частью всего этого.

Выйдя из душа, он обмотал полотенце вокруг талии и вернулся в гостиную. Одним глотком он допил остатки несвежего пива и с тяжелым вздохом открыл ноутбук. Фитц прислал четыре видео, по два с каждой из камер наблюдения рядом с офисом Торелли. Сначала он просмотрел те, что были сняты с камеры у входа, затем те, что с парковки, потом еще раз.

Он позвонил Фитцу.

– Что за черт?

– И я о том же.

17

ГРЕЙС

Грейс мечтала о еде. О хлебе, теплом, из печи: корочка лопается в ее руках, обнажая его мягкие, истекающие паром внутренности. О варенье, мёде и масле, которые так и ждут, чтобы их намазали большими пластами. О винограде и яблоке. О черничных кексах в корзине. А рядом стоит тарелка с толстыми вафлями. Она представляла, как держит разломанный батон, чувствуя пальцами его тепло, как тянется к ножу… Ее рот наполнился слюной, когда нос уловил запах дрожжей…

Она моргнула, а рот продолжил истекать слюной. Потолок над ней был гладким, в отличие от потолка в ее спальне, и на одну драгоценную секунду ей показалось, что она находится в своей старой квартире, в которую они с Джимми переехали, когда только поженились: свет лился через окно, как и тогда по утрам. Она любила ту спальню и ту кровать, то, как золотой свет будил их каждый день. Такой обнадеживающий способ встретить новый день!

Она почти чувствовала запах оладий, которые Джимми готовил по утрам, пышных, как воздух, по особому рецепту, с рикоттой, лимонной цедрой и теплым кленовым сиропом сверху. В животе у нее заурчало, и она поняла, что поблизости что-то пекут. Вытянув руки над головой, она вдохнула пьянящий аромат, не в силах вспомнить, когда в последний раз так хорошо спала или когда в последний раз было так тихо.

Тихо!

Она вскочила, когда осознала, где находится. В гостиничном номере. Одна. Майлза нет. Денег нет.

Она вскочила с кровати и побежала к двери.

– Доброе утро, – поприветствовала ее миссис Торелли, врываясь в яркий свет.

Грейс обенулась и увидела миссис Торелли, сидящую в пластиковом кресле у двери, баюкающую Майлза на руках. Он смотрел на нее, размахивая кулаками.

Грейс моргнула.

– Хорошо спала?

Грейс проглотила панику, когда ее взгляд скользнул по сумке с подгузниками у ног миссис Торелли. Сумка была аккуратно упакована, подгузники, бутылочки и молочная смесь разложены по внешним карманам, а деньги выпирали из основного отделения на молнии. Автокресло Майлза стояло рядом с сумкой. Оно выглядело свежевымытым, подкладка очищена от крошек и нескольких пятен.

– Где твои вещи? – спросила Грейс, заметив, что миссис Торелли переоделась в хлопчатобумажную юбку сливового цвета и майку цвета слоновой кости.

– В машине. Моя дочка загрузила.

Словно по сигналу, по другую сторону от миссис Торелли из двери вышла девочка-подросток. У нее были светлые волосы, но корни темные. Она посмотрела на Грейс темно-карими глазами точно такого же цвета, как у Фрэнка, затем повернулась к миссис Торелли.

– Теперь можно ехать? – поинтересовалась она, скрестив руки на груди в типичном подростковом жесте.

Девушка была невероятно крутой. На ней были черные леггинсы и футболка рок-группы, о которой Грейс никогда не слышала, а в ее левом ухе вилась потрясающая серьга в виде змеи.

– Мэтти, это Грейс, – представила миссис Торелли.

– Здрасьте, – поздоровалась Мэтти, не утруждая себя тем, чтобы взглянуть на Грейс, и Грейс почти улыбнулась, вспоминая, что и она была такой же в подростковом возрасте, полностью погруженная в свой собственный мир в попытках понять, как ей вписаться в окружающую действительноть.

Миссис Торелли вздохнула, подняла Майлза так, чтобы он оказался у нее на коленях, и ткнулась носом в его нос, видимо, не торопясь его отпускать.

– Ма-а-ам, – протянула Мэтти, закатив глаза.

– Мммм? – вопросительно промычала миссис Торелли, снова уткнувшись носом в Майлза, явно очарованная им.

– Что ж, думаю, нам пора, – пробормотала Грейс. – Спасибо… Ну, знаешь, за то, что присмотрела за ним. – Она сделала шаг вперед, чтобы взять Майлза, как раз в тот момент, когда дверь рядом с ними снова открылась, и вошел мальчик в форме «Доджерс».

Он встал между ней и миссис Торелли, посмотрел на Майлза, положил руки на щеки ребенка, затем сжал их, превращая губы Майлза в рыбий рот.

– Привет, Новичок, – воскликнул он, начав играть на щеках Майлза, как на аккордеоне, вдавливая их туда-сюда.

Грейс сделала шаг вперед, слегка обеспокоенная происходящим. Мальчику было около восьми, он был худощавый, как тряпичная кукла, и было в нем что-то особенное, некая медлительность, свидетельствующая о взгляде на мир через искривленную линзу.

Она протянула руки, чтобы взять Майлза, как раз в тот момент, когда он издал визг, напугавший ее. Она остановилась, выпрямилась, посмотрела на мальчика и перевела взгляд на Майлза, который в полном восторге махал своими пухлыми ручками и ножками.

В книге Грейс о развитии детей говорилось, что дети начинают смеяться в три месяца. Но хотя Майлзу исполнилось уже четыре месяца две недели назад, Грейс никогда не видела, чтобы он даже широко улыбнулся.

Мальчик убрал руки и посмотрел на миссис Торелли.

– Пора отправляться в путь, Блю, – объявил он, и миссис Торелли улыбнулась ему с такой любовью, что сердце Грейс затрепетало.

Грейс взяла Майлза, и миссис Торелли, поморщившись, поднялась на ноги.

– Нужно, чтобы врач взглянул на твою ногу, – заметила Грейс. Ее лодыжка сегодня утром выглядела хуже, она распухла и посинела.

– Да, самое время этим заниматься, – ответила миссис Торелли с саркастической ухмылкой. – Мэтти, помоги мне.

Мэтти подошла, и миссис Торелли обняла дочь за плечи. Девушка была едва ли пяти футов роста, и было очевидно, что у них ничего не выйдет. Они попытались сделать шаг, но Грейс пришлось метнуться вперед, ловя миссис Торелли за руку, когда она споткнулась и завизжала от боли. Из-за того что Грейс наклонилась, Майлз практически выпал из ее рук и издал душераздирающий вопль.

Грейс отпустила миссис Торелли и прижала сына к себе.

– Прости, – прошептала она, крепко обнимая его. – Мне так жаль.

Он продолжал кричать и ругаться на нее, его маленькие кулачки уперлись ей в плечи, когда он выгнул спину, чтобы вырваться. Она потянулась к его автокреслу на полу, но он дергался так сильно, что она забеспокоилась, не уронит ли его.

– Мэтти, помоги ей, – попросила миссис Торелли.

– Я в порядке, – возразила Грейс, пытаясь изменить позу Майлза для большей безопасности, пока продолжала тянуться к его автокреслу.

– Мэтти, немедленно! – Миссис Торелли практически кричала.

Мэтти подняла автокресло на пластиковый стул, и Грейс посадила в него Майлза, все еще продолжавшего визжать.

– Спасибо, – пробормотала она, ее сердце колотилось.

Она почувствовала, что миссис Торелли наблюдает за ней, и ее щеки залил румянец. Майлз дергался, его лицо побагровело от истерики, он брыкался и кричал, а его макушка болезненно прижималась к подголовнику.

– О, ради всего святого! – воскликнула миссис Торелли, подскочив на одной ноге туда, где сидела Грейс. – Давай его сюда!

Грейс заколебалась.

– Ну же! – рявкнула она.

Руки Грейс взметнулись над ремнями безопасности, одним движением она освободила от них Майлза. Миссис Торелли взяла его на руки и перебросила через плечо.

– Ш-ш-ш, – ворковала она. – Все хорошо. – Она раскачивалась взад-вперед на здоровой ноге, левая рука держала ее сына, а правая гладила его по спине. Он тут же затих, глотая воздух и хватаясь за волосы миссис Торелли, чтобы успокоиться.

Грейс прикусила нижнюю губу и потупилась, ее глаза наполнились слезами. Ей было плохо от этого, плохо до боли. Одно дело не уметь готовить, шить или вести светскую беседу, но быть плохой мамой – это самое худшее, что может быть. Это так несправедливо по отношению к Майлзу! Он заслуживает гораздо большего.

Майлз укусил свой кулак, другой рукой все еще крепко сжимая волосы миссис Торелли. Женщина сказала, выглядывая из-за его спины:

– Грейс, ты не очень хорошо выглядишь, может, присядешь?

Грейс и правда плохо себя чувствовала, но покачала головой. Миссис Торелли балансировала на одной ноге.

– Сейчас я возьму его, – сказала она, протягивая руки и сглатывая подступившую к горлу кислоту, сожалея о съеденном вчера вечером втором бургере.

Обеспокоенно нахмурившись, миссис Торелли вернула ей Майлза, и, к счастью, он не плакал. Его тело безвольно лежало на ней, потное и истощенное от истерики.

– Хочешь, мы подбросим тебя до твоей машины? – предложила миссис Торелли.

– Как? Ты не можешь водить машину.

– Думала попробовать водить одной левой ногой.

– Ты ведь шутишь, правда? – спросила Грейс, уверенная, что она не всерьез.

– Думаешь, будет трудно?

– Очень трудно. Ты убьешься.

Лицо миссис Торелли напряглось, она явно была недовольна мнением Грейс.

– Что ж, это мы еще посмотрим.

Грейс закатила глаза, и миссис Торелли сердито посмотрела на нее. Затем она подняла подбородок, протянула руку и произнесла:

– Ну, тогда, наверное, до свидания.

Грейс пожала ей руку, удивленная бурей эмоций, которые она испытывала. Ведь она знала женщину меньше суток.

Миссис Торелли заковыляла, опираясь о стену, а Мэтти зашаркала за ней. Мальчик побежал вслед за ними, подняв лицо к небу, как будто осматривая облака в поисках дождя.

И поскольку Грейс действительно плохо себя чувствовала, она опустилась на стул и закрыла глаза, надеясь, что тошнота пройдет.

Грейс держала глаза закрытыми, когда дверца машины хлопнула, но услышав, как фургон дал задний ход, она резко их распахнула. Она увидела, как «Мерседес» рывками давал задний ход, стоп-сигналы мигали, затем внезапно они перестали мигать, а машина резко рванула назад. Она перепрыгнула через бордюр, переехала тротуар и врезалась в кашпо рядом с лестницей.

Грейс вскочила, перекинула сумку с подгузниками через плечо и, одной рукой держа Майлза, а другой его автокресло, помчалась вниз по лестнице.

Она распахнула водительскую дверь.

– Ты в порядке?

Миссис Торелли быстро моргнула.

– Ага. Все отлично. – Она повернула голову, чтобы посмотреть на Мэтти и на мальчика, а потом оглянулась на Грейс. – Не знаю, что случилось.

Ты идиотка. Вот что случилось, – подумала Грейс, но вместо этого объяснила:

– Ты нажала на газ, а не на тормоз.

– Правда, что ли?

Грейс кивнула.

– Выметайся.

– Почему?

– Потому что я за рулем.

– Куда едем?

– В больницу. Тебе нужно осмотреть лодыжку, а еще я не хочу, чтобы твоя смерть и смерть твоих детей были на моей совести.

Мэтти перебралась назад, а миссис Торелли запрыгала вокруг машины и села на пассажирское сиденье. Грейс пристегнула Майлза в его автокресле между двумя детьми и забралась на водительское сиденье.

Когда она завела машину, то почувствовала странную вибрацию в венах; ощущение было немного похоже на головокружение. Она испытала странное помутнение сознания, как будто свободно падала – падала и кувырком летела навстречу судьбе, над которой она не была властна.

18

ХЭДЛИ

Грейс согласилась сводить детей в кафетерий, а Хэдли осталась одна в отделении неотложной помощи, ожидая бумаги о выписке. Ее лодыжка была сильно вывихнута, но, к счастью, не сломана. Нога была перевязана эластичным бинтом, врач дал ей строгий наказ не беспокоить ее в течение нескольких недель, бинтовать, обеспечивать прохладу и чуть приподнятое положение – за руль садиться нельзя.

Пока Хэдли ждала выписку, она перебирала варианты дальнейших действий. Можно было проигнорировать слова доктора и все равно попытаться сесть за руль. Она согнула ногу, чтобы проверить теорию, и ее глаза наполнились слезами, давая понять, что вести машину не получится.

Можно было сесть на автобус или поезд, но это означало бы бросить машину и большую часть своих вещей, а еще оставить след, по которому Фрэнк мог бы их найти, что было бы слишком опасно.

Она бросила взгляд на рюкзак Скиппера на полу, в котором лежала ее доля, и задалась вопросом, можно ли заплатить кому-нибудь, чтобы он их отвез. Может, Грейс – подумала она, но быстро отбросила эту идею. У Грейс около миллиона долларов, зачем ей их везти?

А значит, придется нанять какого-нибудь – идея, от которой у нее волосы встали дыбом: одинокая женщина на костылях с двумя детьми и кучей наличных просит незнакомца отвезти их через полстраны. Даже у нее хватило ума, чтобы понять, что это плохой план.

Она ненавидела такие моменты, когда нужно было принять решение, которое поменяет всю жизнь. Она никогда не была хороша в принятии решений: всегда так боялась сделать неправильный выбор, что неизбежно все заканчивалось тем, что она долго бубнила про себя, а решение в итоге принимал кто-то другой.

Ей нужна была сигарета. Она снова посмотрела на рюкзак. Вместе с деньгами Фрэнка в нем лежал и ее кошелек.

Рюкзак Скиппера был их единственной сумкой, так что одна рука была свободной, чтобы она могла ею цепляться для равновесия.

Она никогда не курила при детях, так что, возможно, это был ее единственный шанс.

Она все еще раздумывала о том, как ей прокрасться наружу, когда сквозь щель между занавесками заметила двух мужчин, приближающихся к посту медсестер. Оба были одеты в темные костюмы и имели жесткую выправку военных. Один белый, другой чернокожий. Похоже, они были здесь по служебным делам, и Хэдли наклонилась, чтобы подслушать, у кого здесь проблемы и почему.

– Да, Торелли, Хэдли Торелли. . – сказал один из них, и Хэдли чуть не упала на пол.

С бешено колотящимся сердцем она сползла вниз, повесила рюкзак на плечи, схватила свои новые костыли и быстро заковыляла к задней части приемного покоя. Пока она мчалась к лифтам, ее мозг бешено прокручивал мысли. Она диву давалась, как Фрэнк так быстро все понял. Может быть, он пошел в офис? Вроде бы не должен был. Он должен был играть в гольф. Она позвонила ему перед тем, как они вышли из отеля, и он сказал, что готовится к игре. Он был взволнован: купил новые клюшки.

Она в иррациональном порыве принялась ощупывать себя, проверяя на наличие жучков или какого-нибудь устройства слежения, а потом ударила по кнопке «вниз».

Лифт открылся, и она забежала в него, нажав кнопку «подвал», и барабанила по ней снова и снова, пока, наконец, двери не закрылись.

Дойдя до кафетерия, она оглядела большое помещение и заметила Грейс и детей в углу, перед ними стояли подносы с пустыми тарелками. Грейс держала чашку кофе, Мэтти и Скиппер играли в свои PlayStation, младенец сидел в автокресле на столе, а полосатая сумка лежала на полу у ног Грейс.

Грейс подняла голову, увидела выражение лица Хэдли и спросила:

– Что случилось?

– Фрэнк, – пробормотала она. – Он нашел нас.

Прежде чем Хэдли успела закончить предложение, Грейс встала, двигаясь так быстро, что Хэдли отступила на шаг назад. В руке Грейс больше не было кофе, она закинула полосатую сумку через плечо, подняла автокресло и помчалась к двери.

– Подожди! – воскликнула Хэдли, но Грейс была уже на полпути к выходу.

– Мэтти, хватай Скиппера за руку, пусть не отстает!

Хэдли помчалась за ней, скорее инстинктивно, нежели осознанно понимая, что ей важно не потерять Грейс.

– Грейс! – закричала она, добежав до коридора. Грейс была уже в тридцати футах впереди нее, автокресло и сумка бились о ее ноги, замедляя бег.

– Боже, Грейс! – Хэдли запрыгала быстрее, выбрасывая перед собой костыли и продвигаясь вперед. Она догнала Грейс, когда она проталкивалась через двойные двери с табличкой над ними, гласившей: «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ».

– Ты знаешь этих парней? – спросила Хэдли, затаив дыхание.

Лицо Грейс скривилось.

– Парней? Ты сказала, что это был Фрэнк.

– Да. Парни Фрэнка, но… Пожалуйста, Грейс, помедленнее.

Грейс не замедлила бег, а продолжила мчаться вперед, волоча ребенка и тяжелую сумку так быстро, как только могла. Хэдли усердно старалась синхронизировать движения рук и ног, пока гналась за ней. Помещение, в которое они попали, представляло собой набитое техникой пространство, где жужжали компьютеры. Мужчина в рабочей форме поднял голову от планшета, наблюдая, как они проносятся мимо.

– Грейс, это могут быть и не парни Фрэнка, – прохрипела Хэдли.

Грейс остановилась так внезапно, что Хэдли чуть не врезалась в нее.

– Ты только что сказала, что Фрэнка.

– Да, я так и думала. В смысле, должны быть они. Кому еще нужно меня искать? Но не знаю. Я думаю… Просто…

– Господи, миссис Торелли, наплюй!

– Один из них был черным, – заметила Хэдли.

Глаза Грейс прищурились, забегали из стороны в сторону, а потом она нахмурилась.

– Вот-вот, – хмыкнула Хэдли. Грейс не хуже Хэдли знала, что Фрэнк никогда бы не нанял чернокожего.

– Блу? – окликнул ее Скиппер, подбегая к ним вместе с Мэтти, с беспокойством подняв глаза.

– Все в порядке, Чемпион, – успокоила его она.

– Как они выглядели? – спросила Грейс.

– Да не знаю. Один белый. Один чернокожий. Оба здоровые, спортивные и одеты в костюмы. Они выглядели как спортсмены, но были одеты как бизнесмены. Вот только их обувь…

– Обувь?

– Да, их обувь была… Даже не знаю… Такой практичной. Такую может носить менеджер ресторана. Знаешь, для комфорта, а не для стиля.

Лицо Грейс побледнело, с него словно ушла вся краска.

– Что? – спросила Хэдли.

Грейс не ответила, вместо этого она развернулась и снова принялась бежать, с еще большей скоростью, чем раньше. Хэдли поспешила за ней.

– Ну пожалуйста, Грейс, – взмолилась она, когда Грейс толкнула дверь, сквозь стекло которой сияло голубое небо. – Хотя бы скажи мне, кто они.

Дверь начала закрываться, но Мэтти пронеслась мимо и удержала ее для Хэдли, прежде чем та захлопнется. Грейс остановилась и огляделась. Они находились на заднем дворе больницы, большая часть помещений была пуста, несколько машин скорой помощи стояли припаркованные в стороне.

Взгляд Грейс метнулся влево, потом вправо, и Хэдли заметила, как она пытается переложить автокресло в левую руку, но ей мешала сумка для подгузников, поэтому она вернула его в правую.

– Грейс, кто они?

Грейс повернула голову в сторону, чтобы посмотреть на нее.

– Откуда мне знать?

– Думаю, есть откуда. Ты переполошилась, когда я упомянула их обувь. Ты что-то знаешь об этом.

Грейс шмыгнула носом, выдохнула и ответила:

– Я не уверена, но, если бы мне нужно было угадать, я бы сказала, что это были федералы. Деловые костюмы с уродливой обувью – своего рода их визитная карточка. Наверное, они следили за деньгами.

1 Stevie Wonder «Signed, Sealed, Delivered».

2 Скиппер называет Хэдли «Blue» – то есть «Синяя». На спортивном сленге «Blue» называют бейсбольных судей, так как они носят одинаковые синие футболки.

3 Английское написание.

Продолжить чтение