Читать онлайн Страшная общага бесплатно

Пролог

Никаких белых стен, никакого – «светло и стерильно». Рыжие стены, липкий пол. Холодно.

– Забавно.

Петровский перекрывал вход в палату и с расстояния, не оставляющего надежду что-то толком рассмотреть, наблюдал за тремя телами. С опаской. Сейчас придут в себя и займутся чем-то непотребным.

Младший следователь Дарья Рыжикова пыталась заглянуть за плечо Василию Петровскому. Вероятно, если бы она подпрыгнула, ей бы удалось. В конце концов, Петровский был не так и высок – всего-то 189 см. Просто Дарья недотягивала до 150. У нее были идеальный вес и рост для незаметности. Особенно на фоне Петровского.

– Вы не подойдете?

– Чтобы что?

Василий Петровский брезговал. То, что он дошел до дверей, – уже было подвигом. Странным образом его брезгливость улетучивалась, стоило ему оказаться на месте преступления.

– Ты понимаешь, что они все похожи? Как из одного инкубатора! – К концу фразы Петровский ушел в фальцет.

Похожими следователю казались тела двух мужчин и женщины возрастом от 18 до 45. Объединяла их разве что принадлежность к расе «бледнолицых» и гражданство, что было не странно.

Василий Петровский вышел из реанимации. Чтобы ему это удалось, младшему следователю Дарье Рыжиковой пришлось пятиться до развилки в коридоре и уже там вжиматься в стену, чтобы все сто с лишним килограммов живого веса Петровского величественно проплыли мимо.

Хлюпик студент, менеджер с явными признаками ежедневного спортзала и учительница… немодельных данных.

Даша помнила досье на каждого… кажется, у менеджера и учительницы были кредитки одного банка с совершенно разным балансом. Жили в разных районах, ели и пили разное, как-то зарабатывали и в один день впали в кому. Без намека на адекватный анамнез.

Она точно знала только одно место, где они пересеклись. В этой палате.

Кажется, Петровский напевал. Что-то безнадежно мимо нот. Больница осталась позади, и, вероятно, это радовало следователя.

– Василий Николаевич, чем они похожи? – Даша догнала Петровского, так и не найдя у коматозников ничего общего. – Их всех отравили, наверное?

– Отравили? – Разворот объемного тела Петровского вызвал небольшой порыв ветра. – Даша, судя по анализам, они все абсолютно чисты. – Василий сощурил глаза, будто увидел что-то в направлении реанимации, и добавил: – Совершенно здоровые коматозники. Трое в один день. Это странно. Но гораздо интереснее, причем это интереснее всегда, – деньги. Каждый из этих троих жил значительно лучше и богаче, чем мог бы.

– Богатый студент?

– Ага. У него одни кроссовки стоят больше твоей зарплаты. А учительница… Она могла бы финансировать школу сезонными распродажами своих платьев.

Василий Петрович раскрывался с неожиданной стороны. Дарья невольно скользнула взглядом по своему отражению в стекле больничных дверей – а стоимость ее гардероба он уже тоже вычислил?

Глава первая.

Чтоб вы провалились

Костя Марков любил сетевые кафешки. Кофе в них становился все хуже, еда дошла до стадии – боже упаси еда, а официанты уходили куда-то вдаль – за пределы видимости клиента, – и все это недешево. Ему нравились здешние пустота и глубокие кресла. Без кофе, что ж – пусть без него. Если так никто и не подойдет – удача. Можно будет сэкономить.

Матерчатый рюкзак показался странно потяжелевшим. Константин выгрузил содержимое на столик. Старенький ноут, конспекты, учебник и здоровенный блокнот в черной шершавой обложке. К обложке прицеплена ручка с клипсой на колпачке. Клипса – странная: длиной с ручку, вероятно, чтобы точно не слететь. На ощупь не поймешь, металл или пластмасса. Снял колпачок с трудом. Вероятно, предполагалось, что писать этим инструментом будут редко и что-то важное. И это была не ручка. Карандаш не карандаш… Стило́? Толстый черный стержень сам ложился в руку – не скользил, приятно тяжелый… почему-то Костя вспомнил дирижерскую палочку. Этим карандашом хотелось писать, но хотелось и просто взмахнуть, будто это могло что-то изменить.

Константин открыл блокнот. Попытался поставить подпись.

– Это же не ваша книга, зачем пачкать?

Высокий сиплый голос прилагался к девушке, удивительно непривлекательной. Стройная, тонкая, бледная; все в ней – от покатого плеча до тонкой щиколотки – должно было сексить. Не работало. Наверное, глаза. Маленькие, светло-голубые, под широкими бровями. Смотрели чуть в сторону, будто справа от Кости сидел кто-то еще. И она пыталась смотреть сразу на обоих.

Карандаш коснулся бумаги и прорисовал подпись. Кажется, еще никогда две буквы – «К» и «М» – не смотрелись так. Константин Марков давно тренировал подпись, и вот результат. Карандаш или блокнот? Точно не Костя был виноват в этом графическом идеале.

– Не удержался, – девушка ляпнулась напротив, даже не пытаясь поправить не слегка задравшуюся юбку. – Подари книгу. Я тебе кофе оплачу. И вообще… Я бы и сама поела еще.

– Это блокнот. – Константин пытался пролистать плотные молочно-белые страницы. Не получалось. Странным образом они не заканчивались.

– Ты так можешь до Нового года листать. Почему я тебе не нравлюсь? Лицо?

– Да. Что-то не то с глазами… – Костя наконец оторвался от блокнота: – И с бровями.

– Никогда все не просчитать. Но ноги-то хороши?

– Ноги хороши. – Константин Марков сообразил, что впервые он смотрит на девичьи ноги по просьбе самой девы. – А не холодно босиком?

– Туфли. Сандалии, балетки, шлепанцы. – Девушка произносила каждое слово, словно пробуя на вкус: подойдет не подойдет…

– Ботинки, сапоги, – продолжил Костя. Кивнул на дверь: – Там лужи. И грязь.

– А книгу не отдашь? Я могу купить. Дорого. Хотя не хочу. – Девушка вывернула ногу и внимательно изучала ступню. – Меня зовут… допустим, Лиза. Подходит?

Ей не подошло бы любое из имен. Блокнот, который она упорно называла книгой, отдавать не хотелось. Так не хочется прикоснуться к личинке. Почувствовать даже на мгновение.

– Лиза? Не подходит. – Костя очень хотел уйти, было бы кафе чуть полнее и шумнее, но вот так – один на один – встать и просто уйти было никак.

– Лады. – Лиза поднялась плавным движением выдвигающейся телескопической трубы, нагнулась над Костей, будто с этого ракурса можно было увидеть что-то большее. – Это даже хорошо. Не люблю покупать. – На миг ее маленькие глаза слились в один огромный, уже не бесцветный – теплый карий – не оторваться: – Коостяяя, – протянула она низким бархатным, почти баритоном, – увидимся, зайка…

Костя моргнул – еще раз. Что-то мешало, будто рой мошек попал в глаз. Протер глаза – он сидел один, никаких босоногих девиц. Правда, и блокнот никуда не делся. И самая красивая подпись в жизни Константина Маркова – тоже ему не привиделась.

Остро захотелось домой. Что странно. Идти было недалеко. В двухкомнатной на Пестеля у Кости было единственное в своем роде место: место, где его не трогали, – кровать. Если только братья тоже уже спали. Не такая и большая семья – родители, бабушка и братья, – но ему просто не хватало лишнего квадратного метра и пары часов. Поэтому кафе. Поэтому большой рюкзак, в котором все важное с собой. Только гитара дома, на шкафу у окна, – остальное за плечами на широких лямках.

На самом деле все объяснялось просто. Психолог не нужен. Константин очень часто ломал кости. Не из-за неловкости или сглаза. Остеопороз. Любое падение, любая драка заканчивались больницей. У него выработалась особая походка – осторожная: сначала попробуй, потом шагай. В любой компании Костя каким-то чудом находил место на отшибе подальше от всех. Предпочитал пройтись вместо поездки в среднезаполненном троллейбусе. А еще он был категорически против насилия. И тут помог бы разряд по бегу на средние дистанции. Только убегать Костя тоже умел плохо.

Сейчас захотелось к своим – вопреки себе: в туго набитое пространство квартиры, в которой не было ни одного свободного угла. Зато всегда тепло, зато по скрипу паркета ты точно знаешь, кто и где сделал шаг.

Центр города бывает разный. Шумный, спешащий сразу во все стороны, или сонный, и случайное такси едет, засыпая на ходу. Такими, как сейчас, Костя эти улочки не помнил. И уж точно не вечером. Все ушли. Пусто, будто кто-то съел все живое, а потом еще раз прошелся и вылизал остатки. Хоть бы машина проехала. Желательно с синей полоской на боку.

Костя успел испугаться. Не пустоте, а вот этому предчувствию – сейчас оно, страшное, случится. Предчувствию, которое никогда не обманывало и всегда являлось слишком поздно. Константин ускорился – ну так, чтобы никто-никто не подумал, что он чего-то боится. Просто идет человек быстрым шагом. Торопится. Иногда оглядывается, так это не от страха – это просто знакомых надеется увидеть.

Кто-то, кого абсолютно точно не было на безлюдной улице, рванул его сзади за лямки рюкзака. Рюкзак был старенький, но нагрузку выдержал. А Костя нет. Тот, кто пытался сорвать с него рюкзак, сорвал Костю. Было бы нормально стукнуть ногой, попытаться избавиться от рюкзака и встретиться с противником лицом к лицу – да что угодно было бы нормальнее, чем Константин, барахтающийся, как котенок, схваченный за шкирку.

– Подожди. – Парень, вынырнувший откуда-то сбоку, как-то не успокоил. Было не очень понятно, чего именно должен подождать Костя. Сзади Константина Маркова все еще держали, но уже не пытались оторвать лямки. Костя еще раз дернулся – снова безнадежно, попытался крикнуть – горло пересохло, наружу вырвался то ли сип, то ли кашель.

– Прекращай, – неизвестный парень пытался продолжить диалог с той интонацией, что понимаешь – мало что зависит от тебя, уже все решили.

С логикой человека, никогда не битого, Костя гадал, что будет дальше. Дальше его вырубили правильным ударом снизу в челюсть. Хороший получился удар.

Тошнило. И совсем не хотелось вставать. Челюсть, скорее всего, сломали. Рот открывался как-то не до конца и наискосок.

Разумеется, лежал он в луже, но вот холодно, мокро, противно – а подняться все это не мотивировало. Вставать не хотелось, лежать было уютно.

Только выбора не было. Рюкзак надо вернуть. Как именно, Костя еще не знал. Шансов было немного. Ну, вдруг двое с хорошим захватом и поставленным ударом захотят подраться между собой. Или просто решат, что вот этот рюкзак им вообще не нужен. Двое не спеша уходили по Моховой. Что это именно они, понять было легко. Его рюкзак на плече того, что повыше. Ну и, кроме них, никого. Пусто в городе. Чтобы смешаться с толпой, пришлось бы эту толпу где-то взять и быстро высадить здесь.

Костя с трудом себе представлял, кому мог бы понадобиться его рюкзак «старожил». Кошелек, что странно, не тронули. Правда, он тоже мало кому мог понадобиться.

Идти было странно. Будто улица только что отошла от перрона и, покачиваясь, набирала скорость. Удар был действительно хорош.

Двое не приближались. Косте очень захотелось, чтобы им стало так же плохо, как ему. И еще хуже. И еще немного. Чтоб сквозь землю провалились. Чтобы провалились сквозь этот чертов питерский асфальт.

Тот, который пониже, вдруг остановился, будто что-то ногой зацепил. Дернул, еще раз. Высокий, что с рюкзаком, решил во всем повторять товарища – тоже остановился. И тоже что-то странное ногами вытворял. Танцуют, что ли?

Костя сократил расстояние. Его заметили. Но как-то вскользь. Бояться его они, конечно, не боялись, но вот так, чтобы и внимания никакого?

Рюкзак легко поменял владельца. Будто давно ждал, когда же Костя уже дернет за лямку. Костя отскочил… нормально было бы бежать подальше, чтобы через пять минут, отдышавшись в своем подъезде, просто забыть и о высоком, и о низком.

Константин Марков не убежал. Он удивился. Низкий был низким только по сравнению с высоким, а так – хорошие метр восемьдесят. Не теперь.

Два парня провалились в обычный асфальт уже почти по колено и продолжали погружаться во внезапно ставший зыбучим тротуар.

Высокий еще раз попытался вытащить ногу и упал навзничь, на свою беду попытался смягчить падение руками – теперь уже в асфальте были и руки, и часть спины… Он закричал.

Слишком быстро. Слишком быстро они тонули. Костя спрятал телефон – пока дозвонишься, пока объяснишь – некого будет спасать. Да и не поверит никто. Оглянулся – ни палок, ни веревок. Куртка? Толку – у одного руки в асфальте, – не зубами же ему цепляться, а второй, кажется, уже вообще не соображает.

Они не кричали. Низкий тихо выл, высокий плакал. Никаких скупых мужских слез. И даже не утереться.

Только что была жизнь – плохая, хорошая – твоя. Просто свернул не в ту сторону, вышел из дому на пять минут позже – и прилетает. Что-то идет не так. Что-то пошло совсем странно у этих двоих, и жизни осталось мало. Чуть-чуть.

Константин Марков не ложился на опасный асфальт, чтобы, распластавшись, уменьшить давление, как в фильмах показывают. Просто дернул низкого за плечи, а тот к моменту рывка уже ушел в асфальт по пояс, только руки держал на весу, боясь прикоснуться к поверхности.

По всем расчетам: ну как по всем – по тем, которые предполагают, что асфальт может быть трясиной. Вот по этим расчетам Константин должен был или сам начать тонуть, или тянуть-тянуть, дожидаясь мышки, кошки и всех остальных свидетелей «Репки». И конечно, привычные трещины, если повезет, перелом, если как обычно. Вместо этого низкий вылетел из асфальта с готовностью самонаводящейся пробки с реактивными двигателями. Кажется, момент приземления низкого на Костю, Кости на рюкзак совпал по времени со всхлипом высокого. Особенным. Ты ждешь следующего, а его нет, и ты не сразу понимаешь – тот был последним.

По отработанной годами схеме Костя вначале убедился, что он все еще цел, исключая челюсть. Кажется – обошлось. Или адреналин все загасил.

К моменту, когда он выбрался из-под спасенного, на месте, где тонули парни, лежал обычный асфальт: не новый, не старый – обычный, с трещинами и выбоинами, и никаких следов того, что он только что был страшным. Никаких следов, что только что в нем был человек.

Маленький кусок гладкой розовой пластмассы. Кажется. Костя с задержкой секунды в три сообразил, что это кончик носа. Не было у него опыта рассматривать носы в отдельности от голов.

Константин сделал самое глупое, что только можно было, – попытался пальцами вскрыть эту серую корку, из которой торчал нос. Он уже почти почувствовал, как ногти касаются асфальта, как пальцы бесполезно скользят. Случилось другое. Казалось, он прикоснулся не к застывшей смоле, а к толстому бархатистому ковру. Влажному, тяжелому, но готовому послушно уступить.

Асфальт тут был многослойный. Гравий, кирпичная крошка, земля – каша из разного.

Всхлип. Нос дернулся и вздохнул. Костя подумал, что вот так, наверное, работают археологи – выкопать и не сломать. Его это как-то мало сейчас волновало, но где-то далеко – в нормальном мире – люди справляются с асфальтом чем-нибудь типа отбойного молотка.

Чуть позже Константин обнаружил колени. С ними работать было проще. Чуть подкопал и дернул на себя. На мгновение с трудом откопанный нос снова ушел под землю, чтобы тут же вынырнуть вместе со всем остальным телом. В прошлой жизни – той, что закончилась приблизительно в тот момент, когда асфальт стал жидким, Костя Марков мог уверенно выдернуть из земли… что-то точно маленькое и легкое, но не здорового мужика – железного кандидата на кличку Шпала.

Косте никто не помогал. Получивший первым свободу низкий предпочел испариться в неизвестном направлении. Высокий, еще до конца не пришедший в себя, пытался отползти в сторону железного заборчика, огораживающего кому-то дорогие кустики. Уцепился за металл и неожиданно проворно на четвереньках рванул. Отбежав метров на пятьдесят, оторвался от заборчика и уже совсем с дикой скоростью, все так же не разгибаясь, вылетел на соседнюю улицу.

Асфальт больше не внушал доверия. Доверия не внушали глаза, руки и мозг. Костя ждал – сейчас проснусь. Сон не заканчивался. Зато оказалось, он мерзнет. И руки очень хотелось отмыть. Еще хотелось очень сильно потрясти головой, чтобы все, что случилось, вылетело и испарилось, будто никогда и не происходило. В теории – надо бы в травмпункт, что-то у него точно – не сломалось, так треснуло, но до дома было уже рукой подать, Костя решил – сначала домой.

Парадное в доме Кости Маркова называлось так не потому, что по-питерски, – и потому никаких подъездов, а потому, что во двор вел «черный» ход, а этот был с улицы – огромные черные двери, мраморная лестница и пусть и затертый, но все еще проглядывающий мозаичный пол на площадках. И даже встроенный лет через шестьдесят после постройки дома лифт не нарушал этого чувства – сейчас вернется отошедший на минутку швейцар и строго спросит: «А вы, собственно, к кому?» Мрамор на ступеньках будто выточила вода, тысячи шагов смяли камень ближе к вычурным перилам.

Лампочка моргнула – не погасла, но свет потускнел, будто дымка наполнила подъезд, кажется, что достаточно светло, но все время хочется протереть глаза… У перил на лестнице сидела она. Острые коленки выше головы. Босиком.

– Я Лиза. Помнишь меня?

– Не мерзнешь, – не удивился Костя и попытался обойти девицу. Если она ему приснится, это точно будет кошмар.

– Что ты с ними сделал? – Лиза говорила, не замечая попытки Кости обойти ее, – смотрела вперед, где Маркова уже не было. – Неужели топил в асфальте? Откуда такие жуткие фантазии?

– Я не топил… – К своему удивлению, говорить у Кости получалось. Челюсть болела, но работала.

– Да ладно! Ты их проклял? Что подумал? Чтоб вы сдохли? Не то… Чтобы утонули, вряд ли… Чтоб вы провалились! Точно! – Барышня заржала. – Хоть не бросил. – Лиза, не поворачиваясь, выбросила руку, как стрелу автокрана, вцепилась в плечо уже обошедшего ее Кости и одним движением вернула его к положению «стой передо мной»: – Вот так. Стоим и слушаем. Никуда не идем. Убежать решил. – Лиза потянулась длиннющей рукой и, зацепившись за перила, встала. – Кстати, можно было не копать. Просто сказал бы или подумал что-нибудь типа «вывалились обратно»!

Барышня стояла с трудом. Опираясь на перила – то ли с ногой какая проблема, то ли от слабости.

– Последний шанс – отдаешь мне книгу – и я тебя оставляю в покое. Да, и со мной твои фокусы не сработают. Можешь даже не напрягаться. Отдаешь?

– Нет. – Смысла упираться из-за блокнота, почему-то называемого книгой, не было никакого. Потерял бы – и не расстроился ни разу. Но вот не отдавал. До него очень медленно, но все же дошло, что его только что пытались ограбить из-за этой странной барышни. Что именно произошло с грабителями и почему – об этом он решил пока не думать. Самым неприятным было то, что если его грабили, то и жидкий асфальт ему не привиделся.

– Киллеров наймешь?

– Не, не работает, – с явным сожалением ответила Лиза. – Если бы все так просто, я бы и сама справилась. С кражей тоже не могло ничего получиться, но попробовать ведь стоило? Ладно. – Странное создание смотрело сквозь Костю, будто где-то за ним висел монитор с вариантами – а что дальше? Кажется, она выбрала: – Костя, дружок, время идет, а ничего не происходит. Я тебя вычеркиваю.

– Что? В смысле «вычеркиваешь»? Откуда?

– Отовсюду. Увидимся, Костя Марков. Если доживешь.

Лампочка снова моргнула, дымка куда-то испарилась, словно и не было. Не было и барышни Лизы с длинными сильными руками. Костя потрогал себя за плечо – кажется, всё на месте – и поплелся к себе на второй этаж. 58 шагов от первой ступеньки крыльца до порога квартиры.

Глава вторая. Старая Общага

В доме у Марковых не было домофона. Уже давно все дворы перестали быть проходными, покрывшись решетками и замками, связки ключей обзавелись обязательными «таблетками», а этот дом все так и жил без замка на парадных дверях.

На дверях в квартиру замок имелся, правда единственное, что могло напугать потенциального грабителя, – размер замочной скважины. Больше это отверстие напоминало бойницу. Чтобы и пострелять, и дверь не разнести.

По неясным причинам ни грабители, ни бомжи, ни даже тихие алкоголики не приживались в парадном. Не нравилось им тут.

Костя вдавил кнопку звонка. Клавиша послушно дошла до своего предела. В полной тишине. Еще раз. С тем же успехом он мог бы нажимать на любой квадратный сантиметр стены. Ключей Костя, так же как и остальные члены семьи Марковых, не носил. Ключ существовал в единственном экземпляре – бронзовый, разумеется позеленевший, висел внутри на гвозде у дверей. Как-то так складывалось, что дома всегда кто-то был. Как-то складывалось. На случай коллективных выездов существовал еще один замок, ключи от которого глава семьи Марковых – Оксана Леонидовна – прятала так хорошо, что искать приходилось всей семьей.

Костя попытался привлечь внимание стуком в дверь. Что-то сегодня точно шло не так. Что-то. Все.

Надо бы сесть в тихом месте и успокоиться, понять, что на самом деле все хорошо и привычно, хотя… с тихого места сегодня все и началось.

Обычно стук – это не просто попытка нанести ущерб препятствию – это еще и звук. Руке было больно, возможно, что-то чувствовала дверь. А вот звук не получался. Костя решил, что он оглох. Щелкнул пальцами – все хорошо, оба уха услышали ровно то, что и должны были. Удар в дверь. Тишина.

Как-то это должно объясняться. Чувствуя себя резко поглупевшим, Костя достал телефон. Надежный, как штык-нож, прошедший песок, воду и чужие руки. С трещинами на экране, которые делали его только лучше, – никто не украдет. Телефон радостно зажег экран. Это все, что Константин Марков смог из него извлечь. В парадном было не особо тепло, но не минус – с чего бы смартфону глючить? Немного подсветить вокруг – это все, чем аппарат решил порадовать хозяина. Попытка сумасшедшая, но логичная – Костя попытался постучать телефоном о дверь. Тишина. Вероятно, какое-то ватное проклятие: все, к чему он прикасался, становится ватой – особенной, бесшумной. Оставалась еще пара вариантов: бросить камень в окно – второй этаж, попасть легко. Попытаться вынести дверь. Не с Костиным телосложением и не с его костями, но попробовать можно.

Наверное, дверь что-то услышала. Открылась резко, остановившись в миллиметре от Костиного лба. На пороге стояла женщина – из тех, что встречаются так редко, что не все верят в их существование. Каждый следующий год делал ее другой, но точно не хуже. Оксана Леонидовна Маркова стояла на пороге, и ничего материнского в ее взгляде не было.

– Вам что-то нужно, молодой человек?

Шутить в семье любили, но сейчас точно никакого сарказма. Костя чувствовал только холод. Такой он маму видел и даже наслаждался этим совершенным воином света. Закаленная службой в школе, Оксана Леонидовна внушала трепет любому, кто оказывался на ее пути. Вот только раньше он был по ту сторону линии фронта.

– Мама?

– Чего? – Если бы Оксане Леонидовне для выстрела требовалось взвести курок, то этот звук бы уже прозвучал.

За спиной у мамы Кости показался Марков-старший и, разумеется, два брата. Как-то так случилось, что младшие братья были шире, выше и куда более устрашающи по сравнению со старшим. Акселерация отдохнула на Косте, но компенсировала свою лень на Иване и Максиме.

– Еще раз, – голос Оксаны Леонидовны звучал почти что ласково: – Что вам нужно?

Костя знал, что надо что-то сказать, – что-то способное разбить вдребезги все. Ватные руки, неработающий телефон, как-то странно функционирующую семью. Не получилось. Он просто стоял, смотрел, и больше ничего. Он же дома. Вот в этом месте ничего глобально плохого быть вообще не может. Старший Марков как-то шепотом сообщил Косте: «Если кого-то убьешь, приходи домой – поможем труп спрятать».

Вот он дома и даже, кажется, никого не убил.

Маневр этот братики отрабатывали давно – ничего забавного, если ты не Иван и не Максим. Просто и эффективно. Двойняшки синхронно выдвинулись, подхватили Костю под руки слева и справа и просто вынесли на улицу. 58 шагов. Будто пленку перемотали – Константин снова стоял у двери родного парадного. Двери, в которой вообще никогда не было замка. Пытался ее открыть. Никак.

Если бы он был хотя бы немного девочкой – он бы просто сел здесь и заплакал. Вместо этого он снова и снова дергал за ручку. На улице по-прежнему не было никого. Если бы мимо проходил директор цирка, он наверняка предложил бы парню выступить с трогательной пантомимой «Не могу открыть незапертую дверь».

Всегда есть спасительная нить. Даже когда кажется, что ты никому не нужен, она есть. К родителям. К дому. Друзьям, любимым… Невидимое лезвие отрезало все.

Прошло несколько минут, а Константин начал всерьез сомневаться, что у него в этой жизни было что-то еще, кроме неоткрываемых дверей.

Не самый уютный город. Не приспособленный для прогулок в ноябре не спеша. Тут без остановок от точки А до точки Б ходят только самые упорные. Чаще – заглядывают по дороге куда-нибудь еще зайти погреться. Двери. Он начал ненавидеть двери. Кто их вообще придумал. Человеческая цивилизация была бы другой без них. Крутящиеся его не пускали вообще. Обычные иногда поддавались, иногда нет. Если удавалось попасть внутрь, кассиры, продавцы и охранники Костю не замечали. Его карточка считывалась, с вводом пин-кода было сложнее. Один раз повезло – кофе на вынос.

Константину казалось, что это какая-то болезнь. Вирус все свободнее чувствует себя в организме, а организму все хуже.

Он попытался просочиться в троллейбус. Он просто не мог сделать последний шаг. Ему никто не мешал. Просто как будто он перестал уметь заходить в троллейбусы. В трамваи. В движущееся. Пару дней назад Костя задумывался о самокате. Недорогом, складном, с большими колесами. Интересно – на нем получилось бы? Снаружи за невидимой тонкой стеной были люди, у которых было не то что хорошо. Нормально. Внутри он – человек, с которым что-то случилось.

В очередной раз попытавшись ввести пин-код и снова не дождавшись реакции, оценил расфокусированный взгляд кассирши и просто унес так и не оплаченную булку. В его состоянии обнаружились некие бонусы.

Город постепенно оживал. Только вот уже не спасало. Кажется, он стал хуже слышать. Сколько ни прислушивался, не мог разобрать ни слова. Совсем откровенно прислушивался к проходящим парочкам, одиночкам с телефонами. Было неловко, но Костя уверовал в еще одну беду – он глох. Осталось ослепнуть… он усиленно пытался не думать в эту сторону. Не получалось.

А еще за ним следили. Они не скрывались. Костя оборачивался, и никто не пытался отвести взгляд. Уставший ухоженный дедушка смотрел в переносицу, будто там что-то должно было появиться. Моргнул – и будто и сам удивился тому, что так много времени потратил на незнакомца, стремительно обогнул Костю, рискуя выпрыгнуть на мостовую. Длинноногая девушка обогнала его, обернулась и так и шла спиной вперед, не сводя глаз, чтобы через несколько секунд очнуться и еле удержаться на ногах. Еще через мгновение она, так же как и остальные, перестала его замечать.

Разные люди. Только он чувствовал один и тот же прищур то ли реальной, то ли нет Лизы с немного расфокусированным взглядом и слишком широкими бровями.

Кофе остыл, булка кончилась. Костя шел в сторону негарантированного спасения. У спасения было имя. Настя. Константин Марков считал, что рядом с этой девушкой, учившейся на курс младше, все станет хорошо. Кто-то верит в мощи; почему бы не поверить в живую и симпатичную Анастасию – старосту группы?

Как это и положено для веры, никаких доказательств не требовалось. В истории отношений Анастасии и Константина не было даже поцелуя. Косте Маркову казалось, что вот те взгляды – они были не просто взгляды. Уже месяц как он знал ее расписание и пару раз пересекался с ней правильно – с продолжением в виде пирожных и кофе в пекарне у студенческой общаги. Сейчас у Насти заканчивался семинар – осталось дождаться ее на выходе из главного корпуса.

Все должно было закончиться. Он так себе представил и пообещал. А пока – просто дойти.

До института Костя дошел уже несколько наигравшись – обнаружив, что двери перестали поддаваться. Вирус побеждал.

Эксперимент с институтским турникетом закончился предсказуемо. Электронный пропуск не подавал признаков жизни, а охранник, казалось, заинтересовался турникетом, но точно не Константином. Старый турникет был до пояса, но теперь поставили новый – не перепрыгнуть, не перелезть.

Холодно. Стоило не булку воровать, а что-нибудь с градусом. Константин представил себе флягу с каким-нибудь ядерным напитком, чтобы трудно глотать и одного глотка хватало надолго.

Вероятно, имело смысл идти на юг – через пару тысяч километров температура наверняка начнет меняться в нужную сторону.

Человек может жить при температуре выше 10 градусов тепла. Мерзко, но терпимо. Сегодняшние условные плюс два убивали так же надежно, как и минус тридцать. Просто медленно.

Найти теплое место. Сейчас ему было уже неинтересно, что с ним и почему. Согреться бы.

Настя выпорхнула, будто материализовалась сразу на крыльце, вместе со стайкой подружек – им было тепло. Косте было холодно смотреть на девичьи коленки, не признающие холода. Что-то в женских ногах есть такое особенное – какие-то атомные батареи, согревающие в любой мороз. Пока их обладательницы совсем не вырастут.

Костя стоял и глупо улыбался. Потому как Настя шла, несомненно, к нему и улыбалась в ответ. Запоздало он вспомнил, что не запасся пирожными, его почти-девушка иногда напоминала ему цирковую лошадку, за сахарок готовую прыгнуть сквозь горящий обруч.

Настя прошла мимо. Она улыбалась просто так. Ей было хорошо. Даже если она заметила Костю, точно не узнала.

Город закрыл двери, превратил его в невидимку и пытался заморозить. Неумолимо. Теперь Константин вспоминал о том, как сам вышел из магазина, как о главной ошибке в своей жизни. В конце концов, он мог просто стоять в тепле. Плевать где, но в теплом месте. Кажется, впервые он не особо озадачивался сломанными костями – холод пугал сильнее.

Где-то рядом должны быть теплотрассы, открытые двери или просто брошенные дома. Что-то должно быть. Большой город не может не дать шанс. Еще было бы неплохо найти спички.

Петербург, плюс два, один цвет – грязный. Костя шел в сторону – от. Так получилось. Все еще центр, только здесь не найти толпы шаркающих китайцев, туристические автобусы сюда заезжают только объехать пробку или припарковаться. Жилые дома уступили подслеповатым офисам с отсутствующими табличками и колючей проволокой на заборах. Кто-то всем этим владел и не хотел признаваться. Город подталкивал в знакомые повороты, в полузнакомые переулки, в знакомую только по названиям местность, пока он не оказался в каком-то безымянном «аппендиксе» – в такое «где-то рядом», странное «слышал, но никогда там не был».

Улица истончилась и внезапно закончилась, выведя на пустырь. Посредине возвышалась старая общага. Или нет – Старая Общага. С больших букв. Место, где никто не был лично, но каждый знал кого-то, кто то ли жил там, то ли с ним что-то случалось. Все логично – у него тоже что-то случилось. Кто-то о нем теперь скажет: «Видел Константина у Старой Общаги». Костя оглянулся – его никто не видел, и сказать будет некому.

Пустырь оказался больше, или это он так медленно шел. Общага упорно оставалась на одном месте.

Бежать получалось плохо – скользко, и сил уже осталось не особо. Тоже не помогло. Костя не знал, зачем и почему он это сделал, но сделал: он пошел спиной вперед. Попробовал «лунную походку» – а че, – все равно никто не видит. Развернулся. Общага оказалась уже шагах в двадцати. Семиэтажный маяк. Вместо прожектора – полная луна. Слепые окна, стены неопределенного грязного цвета. Как сделать дом таким, чтобы никто к нему не подходил? Строители Общаги справились с этой задачей.

Костя попытался дойти. Двадцать шагов – тут не может ничего привидеться. Нельзя ошибиться. Он шел, земля – она неодинаковая, каждый метр уникальный. Эти три круглые дырки – будто когда-то здесь ставили треножник – он уже видел. Переступал. Теперь наступил. Вот они снова. Двадцать шагов не заканчивались. Даже странно, насколько трудно признаться, что работает то, что работать не должно. Делай как работает, как бы глупо это ни казалось. Спиной вперед. Не оглядываться, хотя и очень хочется. Шаг, еще… На этот раз сопротивление пришло, откуда не ждал.

Что-то не пускало его уже на совершенно материальном уровне. Упиралось в спину. Константин не сразу сообразил. Просто он дошел. И теперь изо всех сил пытался сдвинуть Общагу с места. Общага весила больше Кости и сдвигаться не хотела.

Не отрываясь от стены – мало ли как оно, – снова пятиться? – добрался до дверей. Чуда не случилось. Дверь то ли была не заперта, то ли была. Возможно, так же, как и все остальные двери в этой Вселенной, закрыта персонально для Константина. Можно было расслабиться и замерзнуть. Идти куда-то еще? И? Он просто сполз по стене – ноги гудели, руки ломило, зато спиной в стену, какая-никакая опора. Холодно, челюсть ныла, будто напоминая, есть что-то еще, кроме того, что он остался по другую сторону от всех. Больше идти было некуда. Константин задремал.

Скрипнуло. Костя не сразу сообразил, что это не в голове у него. От своей головы он вправе был уже ожидать чего угодно. Скрипнуло чуть левее – там, где он пару минут назад пытался открыть неоткрываемое. Двери.

– Попу отморозишь. – В голосе не было ни сочувствия, ни попытки как-то обидеть. Было бы нормально, если бы добавили: «Через 30 минут и 15 секунд». Что-то от голосового помощника было в этом голосе. – Добрался. Наконец. Заходи.

Вахтерша, наверное, это была она, зацепила Костю за воротник и одним движением подняла и развернула. Зашел он уже сам. Невежливо, не пытаясь пропустить вахтершу вперед. Кажется, от привычки пропускать вперед женщин он отучился напрочь.

Тепло. Тепло-то как.

И внутри тут было совсем не так, как снаружи. Никакой заброшенности и покинутости. В холле – варан. Наверное. Здоровущая ящерица. В аквариуме метров пяти длиной. Камушки, какие-то листики, травки. Немного не то, что ожидаешь увидеть в холле Старой Общаги. Костя присмотрелся. С аквариумом он немного ошибся. Стекла не было.

Глава третья. Дом с чудовищами

– Его выманили.

Как обычно, на месте преступления Петровский был весел и время от времени пытался что-то спеть. Акустика в люксе Four Seasons радовала. В этом номере вообще все радовало. Во всех пяти комнатах.

– Выманили? С чего бы?

Дарья старалась. Не испортить. Очень немолодой человек сидел, уткнувшись подбородком в кофейный столик, а перед ним лежали его пальцы. Человек был мертв, пальцы отделили от него еще при жизни. Потому что кровь.

Дарья Рыжкова, конечно, читала массу детективов, иначе как бы она оказалась в профессии. Когда что-то похожее случалось в книге, она просто ее закрывала, приходила в себя и смело дочитывала до конца. Сейчас ей тоже срочно нужно сделать паузу. Ей очень не хотелось представлять себя на месте жертвы, не хотелось, а получалось. И от этого было трудно.

– Он же практически в пижаме. – Петровский рукой в перчатке отогнул воротник рубашки, взглянул на ярлычок. – Есть старая мужская традиция – приятные, удобные вещи не выбрасывать, а переводить в домашние. В таких джинсах – с оттянутыми коленями, без ремня – на встречу не поедешь. Да и рубаха – дорогая когда-то, а сейчас – потертый воротник… дома носить – да, но точно не на выход… Могу поспорить, он сюда приехал на классическом шестисотом. Года три, в идеальном состоянии… конечно, черный.

– Василий Николаевич, тут на парковке «мерс»… – Полицейский взглянул на стол, пожалел, что вошел, и уже предпочел бы выйти.

– Черный?

– Кофе с молоком, шестисотый.

– Ну хоть шестисотый…

Петровский больше не напевал.

– Убийца – женщина. Очень сильная и странная.

– А женщина-то почему? – Ничего женского в смерти мужчины без пальцев Дарья увидеть не могла. – Его же удушили. Это не очень по-женски. Яд, наемный убийца, но пытка и удушение? У нее, наверное, бицепсы, как у меня голова.

– Удавили воротником. Никаких веревок, ле́сок – просто взяли и очень плотно зажали горло воротом любимой рубахи. А жертва даже не пыталась сопротивляться. Когда пальцы резали, тоже, кажется, не сопротивлялась. Странно…

– Ведьма, наверное, – полицейский судорожно сглотнул, – мне рассказывали. Они очень сильные. Я пойду?

– Его заманили, обездвижили и пытали. – Петровский опустился на колени, чтобы глаза оказались на одном уровне с глазами жертвы. – Только женщина может сложить из отрезанных пальцев цветочек.

– Я думала, это солнышко. – Даша присела рядом с Петровским, пытаясь представить, что видел убитый. – Вы правы, Василий Валерьевич, это цветочек. – И тут ей стало совсем плохо.

Петровский подхватил оседающего на пол младшего следователя, не отрывая взгляда от пальцев.

* * *

В окно стучал кто-то большой и сильный. Стекло уже должно было вылететь, но каким-то чудом держалось. Костя открыл глаза и вспомнил. Все ровно до момента, когда его все-таки впустили. В Общагу. И сейчас он был явно не там. Стекло снова отозвалось неприятным «дзень» – на грани с совсем уж неприятным «хрусть».

В стекла бросают камни, иногда в них бьются ветки деревьев. Костя на цыпочках подошел к окну. Никакой камень не смог бы долететь сюда. Ни одно дерево не дотянется. То, на что он смотрел сверху вниз, было облаком, кажется кучевым. В Общаге было семь этажей, он сейчас был точно даже не на восьмом.

Выгнутые кирпичные стены, вместо крыши – купол, пять окон – по кругу. Все это очень высоко – он в башне. И в Петербурге такой башни нет.

– Налюбовался?

Сон продолжался. К башне прибавилась тележка с тостами, омлетом, соком, судя по цвету – апельсиновым, и с крошечной чашкой кофе. С совсем не крошечным запахом.

– Ешь. Одевайся. Тебя ждут. – Вероятно, неподвижность Константина внушила вахтерше необходимость выплюнуть еще несколько слов: – Не одет – не смущает. Меня зовут Кира. Потом объясню.

Последнее слово еще звучало, а Кира уже вышла. Сегодня она показалась Константину куда менее вахтершей – скорее офис-менеджером, и стройнее, и младше, и юбка чуть выше колен вполне себе подчеркивала, а не просто была.

Тосты с маслом и джемом оказались очень даже, омлет – вероятно, именно таким и должен быть омлет с беконом. По крайней мере в рейтинге Константина этот экземпляр пока занял первое место. Стало хорошо. Оказывается, от еды тоже может быть хорошо. Еда. С ней было что-то не так, и Костя только сейчас сообразил, что именно, – по всем раскладам, еда должна была ему даваться исключительно через боль. То есть – никак. Челюсть работала как новенькая. Открывалась, закрывалась. Ух ты!

Одежда с ночи, кажется, превратилась в себя же, но улучшенной версии – теплая, чистая и будто даже стала новей.

Рюкзак привычно лег на плечо, и Костя с опаской коснулся дверей. Если он все еще в том же кошмаре – лучше вообще не выходить, но… Дверь открылась, и Кира ждала его, вероятно, все то время, пока он ел и одевался.

– Вы нас покидаете? Уже? Куда?

– Не знаю.

То, что, скорее всего, по-прежнему некуда, крутилось в голове, но никак не укладывалось в жесткое понимание. Вероятно, это единственный дом, в котором ему не то чтобы рады, но хотя бы пускают. Другой бы промолчал, только не Костя:

– Кира, просто чтобы потом не было недоразумений, – денег у меня нет.

– Дальше.

– Завтрак был вкусным и… сколько этажей в этой башне? – Косте показалось, что-то мелькнуло за окном. – Утром что-то стучало в стекла.

– Завтрак как завтрак, но спасибо. Пойдемте.

Константина так и не отпустило чувство, что дышит он чем-то, с легкостью меняющим сознание. У Киры поменялся цвет волос. С русого на почти седой с неким оттенком лилового. Хотя, по сравнению со вчерашним, – это просто ерунда какая-то.

– С собой возьмите только книгу и стило, остальное оставьте в вашем номере – никуда не денется. – Кажется, у нее и нос немного поменял форму…

Косте очень захотелось перестать замечать и запоминать. Все-таки сон. Рефлекторно повторил:

– Оставить в моем номере. В моем. Вы же услышали, что денег нет?

– Вы идете?

За порогом Константин ожидал винтовую лестницу, лифт с кнопками от пола до крыши, в крайнем случае, длинную-длинную веревку. Его ждали варан и холл. Тщательно обустроенный кошмар. Скорее всего, он вчера попал в аварию и все еще в коме. Тогда все логично. Башня над облаками – первый этаж.

– Нам в кабинет.

Разумеется. Что будет видно из окон кабинета – дно океана? Варан мигнул. Наверное, здоровался.

В последнее время Костя несколько робел перед дверьми. На этот раз он даже не удивился, что та послушно открывается. Пугала табличка. Три слова: «Константин Марков. Комендант».

Хотя… – его просто приняли за другого. Это было даже лучше версии с комой, хотя объясняло все не так хорошо.

– Вас ждут.

Человек, ожидавший Константина, был не по размеру кабинета. И кабинет был не то чтобы крохотным. Просто это место было создано не для встреч. Не кабинет – скорее рубка, мостик, что-то от корабля или самолета: странный выгнутый стол, кнопки, рычажки, вмонтированные прямо в стол. Одно гостевое место. Не кресло – какая-то ниша между двумя шкафами. Оба заполнены абсолютно одинаковыми… – вероятно, настало время и Константину перестать называть этот артефакт блокнотом – книгами в черных шершавых обложках. Монолитным рядом на каждой полке.

Мужчина попытался встать, но решил лишний раз не протискивать свое тело вверх-вниз:

– Василий Петровский, старший следователь, Генеральная прокуратура.

Костя забрался на свое место. Кира заняла место позади справа. Кабинет Константину понравился – следователь мешал, но не особо. Коменданту не страшны никакие следователи. У него тут и без них – всякого разного интересного много. Три экрана демонстрировали подходы к Общаге. У черного «форда» курила миниатюрная девушка.

– Константин Марков… у вас что-то случилось?

– А у вас?

Худшее, что мог бы сейчас сделать Константин, это подробно рассказать, что и как именно у него случилось. Интересно, сколько минут пройдет, прежде чем к прокурорскому «форду» присоединится «газелька» из психушки.

– Понятно. – Петровский вытащил из-под ног портфель. Из портфеля конверт, из конверта фотографии. Все – долго и с трудом. Слишком мало места. – Не узнаете?

– Первый раз вижу.

Константин действительно никогда не видел этого мужчину. Но мог представить. Тип. Из тех, что с возрастом становятся значительнее и, кажется, только лучше. Такие говорят веско, злятся резко, но недолго, смеются заразительно, их любят женщины всех возрастов… Черт, он сам хотел когда-нибудь стать таким. Костя еще раз посмотрел на фотографии – надо было быть совсем не в себе, чтобы не заметить этого.

– Он мертв?

– Да, и умирал он долго и мучительно. Странно, что вы его не знаете.

– Почему бы это?

– Обычно, – Петровский попытался откинуться на спинку, но шкафы не дали ему занять более комфортное положение, – обычно люди знают тех, кто ездит на их автомобилях. Шестисотый «мерс», цвет – кофе с молоком – не припоминаете?

– Неа.

А еще Костя никак не мог припомнить небольшой домик в Италии и счет в швейцарском банке. Все-таки не кома. Его просто все с кем-то путают.

– Я бы запомнил, если бы у меня была такая машина. Хорошая… Я вот номер своей служебной помню. – Петровский решил помолчать, обычно помогало. Не сегодня. Константин был готов молчать сколько угодно. В тепле он вообще был способен на многое.

Петровский продолжил:

– Понимаете, этот человек приехал на вашем автомобиле, о котором вы забыли, в место, где его поджидали. Все, что у меня есть, – это документы на машину и показатели датчика GPS. Ничего интересного – вы, вероятно, автомобилем почти не пользуетесь. Судя по всему, преимущественно машина стоит в гараже. Кстати, где у вас тут гараж, я не заметил. Тут, вообще, у вас странное место…

– Заезд сзади, – Кира вовремя вступила в беседу.

– Понятно, а что у вас, вообще, тут такое? Вы в курсе, тут ящерица бегает?

– Это варан, – Кира и Костя ответили хором. – У нас тут приют, – на этот раз говорила только Кира.

– Хорошее дело. Точно не для бедных. Какой-нибудь фонд?

Петровский точно понимал – здесь странно, здесь что-то не то и не так. И парень этот, который не тянул ни на коменданта, ни даже на чьего-то сынка. Пацан как пацан. А вот секретарь…

– Вероятно, машину угнали. У нас тут место пустынное, говорят, тут иногда волков видят… – Кира наклонилась к следователю и отчетливо клацнула зубами: – Собаки все пропали.

Клацанье следователя не впечатлило.

– У вас тут прямо заповедник. Волки, ящерицы… Люди еще не пропадали? Только собаки и «мерседесы»? А записей с камер нет?

– Камеры есть, записей нет. Вам пора. – Улыбка Киры была идеальной: вам рады, но не здесь. – Константин? – Кира явно ждала одобрения.

– Вам пора, – послушно повторил Костя.

Василий Петровский привык уходить вот точно не тогда, когда это понадобилось кому-то. Иногда, раньше, – оставляя начальство с невысказанной, но хорошо читаемой мыслью; часто, позже – выслушав все. На этот раз все было иначе. Тело работало само. Встало и пошло. Петровский попытался вцепиться в шкаф – рука даже не поднялась. Уже и ящерица не удивляла, и волки не казались такой уж фантастикой.

Визитку его собственная рука согласилась достать и кинуть куда-то в сторону отдаляющегося стола коменданта.

Тело начало слушаться старшего следователя только в машине.

– Что-то узнали? – Дарья ждала от старшего следователя сказки. Сейчас такое расскажет, что…

– Едем, у них тут волки водятся. – Петровский проверил, закрылась ли дверца. – Едем. Здание пробили? Что тут вообще?

– Это странно…

– Дай угадаю. Его просто нет в базе. И убитого тоже нет ни в одной базе. Несуществующий труп из несуществующего дома. Поехали. Мне просто необходимо оказаться подальше от этого места.

«Форд» мягко тронулся, Петровский попытался пристегнуться. Получилось не сразу. Даша листала в смартфоне, наконец дошла до нужного:

– Кое-что есть. Нет Общаги. Но в этом месте до войны был Дом с чудовищами. Ничего мистического – просто, когда его строили, а строили в начале двадцатого века, архитектор заключил пари, что сможет разместить на небольшом здании скульптуры тысячи уникальных чудовищ.

– Получилось? – Петровский точно никогда о таком доме не слышал, а вот отвязаться от чувства, что что-то такое видел, не мог.

– Пишут, что получилось, хотя дом небольшой был – пять этажей, но как-то смог… Во время войны дом то ли разбомбили, то ли взорвали, и, если верить городским базам данных, ничего не строили. Пустырь и пустырь.

– А волки и ящерицы среди чудовищ упоминаются?

– Надо посмотреть. – Даше стало интересно. Впервые она видела Петровского таким. Нет, все так же самоуверен и не похудел ни на грамм. А еще – напуган. – Давайте я получу ордер и попытаюсь понять, что тут вообще происходит.

– Давай, товарищ младший следователь. Покопай, почему нет? Хотя… Мой учитель – Семен Абрамович Миронов – как-то сказал мне: «Вася, если ты когда-нибудь окажешься в поле, а на горизонте волки – не думай, не сомневайся, просто беги». Дашенька, вот мне сейчас кажется, что мы очень вовремя оттуда уехали.

– У нас же убийство…

– Умер очень старый человек. Каждый день кто-то умирает.

* * *

Следователи уехали, а пустырь перед Общагой начал заполняться такси самых разных мастей.

– Это все очень странно.

Косте нравилось кресло, в котором он сидел, мониторы и бессмысленные рычаги и кнопки. Наверное, бессмысленные, иначе это было бы… Ему не хотелось ни додумывать, ни спрашивать. Ответы точно ему не понравятся. Вот и еще пара секунд прошла и ничего страшного не случилось.

– Константин Марков. Вы – комендант. – Кира выдержала паузу, достойную качественного театрального образования и десятилетий гастролей: – Здесь, в приюте, все делается так, как вы велите. Вы велели, чтобы следователь ушел, и он ушел. Вернее всего, он не вернется.

– Я велел только ему? Я такое видел только в фильмах про Нью-Йорк.

– Какое?

Костя ткнул пальцем в экран, столько такси. Только тут не все такие большие и желтые, как в кино.

Кира щелкнула красным рычажком, замотанным синей изолентой, экраны выключились.

– Откройте вашу книгу.

Книга удобно улеглась на стол, словно это пространство между включателями-выключателями было сделано специально для нее.

– Да, для нее. – Кира то ли слышала мысли, то ли… – Иногда слышу. – Кира отработанным движением раскрыла книгу приблизительно посередине: – Смотрите.

Молочно-белые страницы начали темнеть, будто свет в кабинете спровоцировал процесс бумажного загара, а затем появились записи. Имя, иногда имя и фамилия, а рядом номер.

– Вероятно, вы слышали такое словосочетание: «домовая книга». Это она и есть. Жилец и номер его апартаментов.

– А в шкафах?

– Слева – архив, справа – будущий архив. В книге – все, кто нашел себе приют у нас.

– Черт… – Одна из фамилий оказалась зачеркнутой, потом еще одна… – Я ничего не делал. – Костя непроизвольно отодвинулся от книги.

– К сожалению, – Кира перевернула страницу – половина фамилий там уже оказалась вычеркнута. – Жители первых этажей съезжают. Вы же догадались, что человек, чью фотографию вам показывали, – ваш предшественник.

– Нет. Не догадался. Я думал, у нас документы совпадают…

– Не совсем так, но, поверьте, эти мелочи не стоят вашего времени. Скоро ваше место займет следующий комендант, а наши подопечные знают, что это неспокойное время.

– А чем я так плох? То есть не то чтобы…

– Это не важно. Но, пока новый комендант войдет в силу, они считают, что лучше держаться отсюда подальше. Кофе?

Когда Кира успела сделать кофе, было уже не так важно, но, не сдвигаясь с места, она умудрилась откуда-то из воздуха вытащить подносик с еще одной чашкой все того же одуряющего напитка.

– Я же правильно понимаю, они не меня боятся.

– Нет. Вы были бы неплохим вариантом, и вас опасаться не стоит. Но вот тот, кто придет за вами, это нечто особенное.

– А я?

– Вас убьют. Если вам интересно, в конце книги немного о нашем приюте. Думаю, вы как раз успеете прочитать. Многие душу отдали бы за такую возможность.

Константин открыл последнюю страницу: действительно – тут никаких списков не было.

Было нечто иное, записанное аккуратным бисерным почерком.

История дома с чудовищами

Страшное. Почти всегда что-то незнакомое. Вероятно, где-то в генотипе жестко закреплено – от незнакомого держись подальше. Те, у кого сбоит эта настройка, пробуют огонь на ощупь, незнакомую ягоду на вкус – их мало, не жалко, если умрут.

Иногда незнакомым, а значит, страшным становятся не явления, а существа. Их мы называем чудовищами. Судьба каждого из них проста и коротка. Их убивают. Иногда это правильно.

Этот дом существует давно. Место выбирали как раз такое, чтобы никакому человеку не пришло в голову устроить себе здесь жилье. Наводнения, болота, невыносимо летом, плохо зимой – так думали основатели.

Прошло время, и этот дом оказался посередине огромного города на перекрестке маршрутов. Но, как и всегда, – он остается одним из немногих мест, где можно получить приют. Конечно, за плату. И конечно, у дома должен быть комендант. Человек, который обеспечит безопасность своим постояльцам.

Добро пожаловать, господин комендант.

Строчки потускнели и исчезли. Костя уже не удивлялся – для следующего коменданта эти строчки наверняка снова проявятся.

– Уйти я могу?

– Есть куда? И ты знаешь своего наследника. – Кира плавно двинулась к дверям: – Если включишь мониторы, ты ее увидишь.

– А я не могу просто ей отдать книгу – она просила.

– Мог. После того как ты добрался сюда, ты можешь перестать быть комендантом только в случае смерти. Причем, поверь, убить коменданта дано совершенно не каждому. Даже ему самому.

– Почему я?

– Потому что ты – Константин Марков, приют сам выбирает коменданта. Просто тебе немного не повезло. Твой предшественник был слишком беспечен. Лет через двадцать у тебя были бы шансы.

Костя включил мониторы единственным рычагом, назначение которого ему было известно. Конечно, у дверей стояла она. Лиза. Разумеется, босиком. С их последней встречи она выросла сантиметров на пять. Чтобы пройти в двери, ей придется наклониться.

А ведь наверняка у дверей есть замок, и, может, даже не один. Варан снова-таки.

Константин взял с пульта книгу и стило́, пошел в холл – умирать.

Глава четвертая. Комендант

– Это не так просто. Люди вообще считают, что убивать легко. Нет. Но главное даже не в этом. Поговорить не с кем. Стараешься-стараешься, а в результате – никто даже не узнает.

Порог Лиза не переступила. Пока.

– Сюда приезжали из прокуратуры, значит, кое-кто узнал.

За последние сутки Константин частенько занимался не самыми привычными вещами. Сейчас он пытался понять, как именно его убьют. Он не считал себя специалистом в этом, но пока не обнаруживал в довольно лаконичном наряде Лизы никаких признаков оружия.

– Что они там знают, ты не против? – Лиза явно собиралась зайти.

– А если я не разрешу, ты не зайдешь?

– Зайду – просто экспериментирую с вежливостью. Было бы лучше, чтобы ты вышел. Но я справлюсь, дай руку!

Следующие несколько секунд как-то выпали – вот Лиза берет его за руку, вот он в холле, а его руки за спиной, и на них что-то тяжелое и неприятное.

Варан гостье не обрадовался, бесшумно смотался с неожиданной скоростью.

– Никаких сюрпризов, – констатировала Лиза. – Хорошее кресло.

Костя восседал на пуфике – таком, сантиметров двадцать от пола. Он всегда ненавидел эти… ну вот такие странные, неудобные – зачем они вообще такие? Лиза в кресле, которое в прошлой жизни явно было троном в каком-нибудь небольшом королевстве.

– Я тебе все расскажу. Как в кино. Злодей все не может наговориться, и тут-то его и грохают. У меня все немного иначе.

– Потому что я тебя не грохну или ты не злодей?

– Костя, я, конечно, не злодей – я злодейка. А еще – я первая, кто рискнул связаться с комендантом. Я убила одного, я убью еще одного и буду здесь очень долго. Пока не надоест. Думаю, меня практически невозможно грохнуть, и уж точно не тебе. Секунду…

Дверь уже привычно скрипнула – в холл вошла Настя. Девушка шла, но с тем не самым приятным лицом, которое появляется у спящего. Сплюснутое подушкой, из уголка губ сочилась слюна.

– Это чтобы ты не решился на какую-то глупость. – Лиза щелкнула пальцами, и Настя, так и не открыв глаз, села – съехала на пол. – Пусть пока побудет здесь. Она тебе нравится – ох ты е! Серьезно? – Лиза аккуратно взяла одной рукой голову Насти и как-то совершенно по-собачьи понюхала девушку. – Ты что – не переспал с ней? Комендант, мать твою. И уже не переспишь. Или дать вам минутку? – Лиза попыталась смеяться, приблизительно так звучит кваканье десятка лягушек: – Что со мной?

– С тобой что-то совсем не так. А что у меня на руках?

– Наручники. Можно даже сказать кандалы. Ты же комендант все-таки, должна я как-то тебя нейтрализовать. Антиквариат. Бронза. Нравятся?

Даже с учетом того, что с ним уже все равно ничего плохого просто не могло успеть произойти, Косте не нравилось.

– Первый раз в наручниках – не с чем сравнить.

– Девчушка, совсем дитя. – Лиза отпустила Настю, та стукнулась головой о двери, но не издала ни звука – продолжала спать в полуприседе.

– Слушай. Дом с чудовищами, Старая общага, она же приют. Не важно. Общага сама решает, кто будет ее комендантом. Кто-то необычный…

– Я необычный?

Сейчас Косте необычность очень пригодилась бы. Было бы неплохо убивать взглядом, но и просто очень быстро убегать – тоже сгодилось бы.

– Можем считать, что уже нет. – Лиза поднялась, обошла Константина, проверила наручники и снова уселась в кресле. – Пришлось убить твоего предшественника. Расчет был на то, что либо следующей буду я, а если нет, то смогу забрать книгу у его наследника. Жаль – не судьба. На самом деле – и не должно было получиться, – но попробовать-то стоило? Книгу можно передать только добровольно – ни угрозы, ни воровство не помогут.

Оставалась одна лазейка. Если коменданта убить в приюте – прямо в Доме с чудовищами, – убийца получает все. Только именно здесь комендант – сильнее всего. Обычно. Но только не сегодня. Ты успел здесь только выспаться и выпить кофе. Твой предшественник и на порог бы меня не пустил… правда, ему от этого не легче. А я умница. До меня никто до этого не додумался. А всего-то и нужно было запланировать не один труп коменданта, а два. Знаешь, как я его выманила? В это почти невозможно поверить.

– И как?

Костя изо всех сил пытался прямо вот сейчас превратиться в идеал слушателя. Чтобы Лиза говорила и говорила. Пока бронза наручников не окислится и не распадется.

– Просто, Костя, очень просто. Я позвонила в приют, сказала, кто я, и попросила помощи. И он приехал.

– А кто ты?

Лиза придвинулась к Косте:

– Я Лиза, я же тебе говорила… И Лизе, чтобы убить коменданта – настоящего коменданта, – надо было стать сильной. Поэтому перед этим я нашла трех человек. Трех подходящих мне человек.

– А тебе не все подходят? – Костя думал о подвохе. Он готов был говорить с ней долго и о чем угодно, потому что только что нащупал то, что могло быть шансом для него и подвохом для Лизы. И даже вспомнил об одной своей практически суперспособности. Все, что ему было нужно, – добраться до книги. Сел он удачно – как раз на книгу. Или книга так удачно оказалась между ним и пуфиком. Только в наручниках все было не так легко. На самом деле было вообще никак.

– Э-э-э, Лиза, ты вампир? Находишь специальных людей, пьешь кровь и становишься сильнее?

Лизу передернуло:

– Какая гадость, Костя. Я нашла ведьму и двух колдунов. Полиция с ума сойдет, если попытается найти мотив. Хотя они даже не поймут, что тут вообще есть мотив. Они даже не мертвы. Просто в коме.

– А как именно ты усиливаешься? – Ему всего-то и надо было снять наручники и отвлечь Лизу.

– Просто. Ты не подходишь. И твоя подружка тоже. Зачем я ее вообще сюда тащила… а вот она… Вот так. – Лиза выбросила вперед руку, будто спиннинг закинула. – Я делаю это руками. Ты знал, что Кира всегда у тебя за спиной?

Костя сделал два движения. Резко выдернул руку из наручника – хрупкие кости послушно сломались, и рука выскользнула. Второй рукой, оставшейся в наручнике, вытащил книгу. Почти одновременно. Ему очень не хотелось кричать. Наверное, когда специально себе ломаешь кости, – это больнее. Не кричать не получилось. У него все-таки была суперсила – странная, но была.

Лиза замерла, вцепившись в ключицу Киры, а та стояла, будто вообще ничего не происходит, пока вдруг не сделала шаг назад и осталась стоять, как скульптура.

– Ничего себе. – Лиза стала еще крупнее. – Я чувствую себя все лучше. Как же хорошо. Кто она, вообще, такая? Она упадет или нет?

Как будто решив послушаться, Кира упала. Разбилась бы вдребезги, Костя не удивился. Крика Кости точно никто не слышал.

– Можно спросить? – У Кости в руках лежала книга, открытая на последней заполненной странице, сплошь перечеркнутые имена, только одно – последнее – вписано без номера. – Тебя и вправду зовут Лихо? – Левой рукой он старался не шевелить, а вот правой держал стило.

Странное косоглазие исчезло – теперь он видел ее такой, какой она и была.

– Как в сказках – Лихо Одноглазое, да? – У нее не было маленьких косящих глаз – один огромный левый, чуть заползавший на переносицу, и никаких намеков на правый. Вообще.

– Всегда есть подвох. – Кажется, она даже не расстроилась. – Этого я не предусмотрела.

– Я тоже не сразу сообразил. Но я же, пусть и недолго, но комендант. А ты вошла. А значит, появилась в книге. Это же в конечном счете – домовая книга. И я тебя из нее вычеркиваю.

Константин сделал одно уверенное движение. Перечеркнул имя.

* * *

Кира выжила. Даже в кому не впала. Постояльцы вернулись. Прибавился новенький. Лихо. Стило не убило ее. Даже не выбросило из Дома. В кресле сидела все та же страшненькая высокая девушка с жутким глазом. Только теперь она не могла ничего. Даже ходить. Костя нашел ей апартаменты на первом этаже. Кира о ней позаботится. Когда-нибудь Константин попробует ей помочь. Очень осторожно.

Настя почти сразу пришла в себя. На этот раз Костю она заметила, но хотела срочно оказаться там, где она могла мирно лежать, придавливая головой подушку, пускать слюну, и чтобы этого никто не видел. Ее можно понять.

Прошла неделя.

Косте нравилось в башне. Дом с чудовищами, как бы он ни назывался, делал для своего коменданта все, что мог. Омлет по утрам по-прежнему был великолепен. Семья легко вспомнила Константина и так же легко забыла о том, как его забывала. Тот факт, что теперь он живет отдельно, никого не заинтересовал.

У него осталось множество вопросов и огромная библиотека в его башне на первом этаже. Со временем он узнает многое. Он должен научиться защищать приют. Коменданты живут долго, если они осторожные и умелые.

Кира – всегда позади и немного справа. Если быстро обернуться, она сделает вид, что не ожидала этого.

– У меня два вопроса.

Поворот получился замечательным – зря, что ли, он его репетировал. Вращение в этой точке его номера между вторым и третьим окнами получалось особенно хорошо.

– Потому что я не комендант. – Кира традиционно отвечала не на слова.

– Ты могла остановить ее.

– Разумеется.

– Эта ящерица могла ее съесть.

– Вероятно.

– Она чуть было не убила тебя.

– Вероятность была крайне высока.

– И?

– Правила. Лимит нарушений был исчерпан при открывании дверей.

– То есть иногда…

– Это было несущественно, вы все равно попали бы в Дом. Я только сделала процесс менее мучительным. – Кира вздохнула, будто только что приняла для себя какое-то важное решение, и вот теперь придется его озвучить: – Дом поддержит своего коменданта всегда. Всем. Кроме самого главного. Кому именно быть комендантом. Тут мы не помощники.

Костя по-прежнему не доверял дверям. Любым. И людям тоже. Он запомнил эти взгляды мимо.

– Хорошо. Вероятно, я когда-нибудь пойму, но доверять тебе пока не смогу. И варан… Надо его поменять на кого-то менее правильного. Допустим, ягуар – мы же можем завести ягуара?

– Определенно можем. – Кира скривилась так, будто ее только что попросили выбросить на мороз любимого котенка.

– Это не срочно. Второй вопрос. Что такого в этой Общаге? В этой должности? Семь этажей – даже с учетом моей башни, это не так уж и соблазнительно.

– Да.

– Да?

– Я вам покажу.

Кажется, варан что-то такое понял. В недолгом путешествии он изо всех сил изображал милого котика двухметровой длины. Потерся об одну ногу, перебежал к другой. Чтобы синяки смотрелись красиво и симметрично.

Путешествовали они к простенку в холле, который есть в любой приличной гостинице и будто специально сделан, чтобы поставить туда пальму или какой-нибудь точно никому не нужный столик… В этом простенке не было ничего, кроме чуть более светлого пятна на обоях. Вероятно, когда-то здесь висела картина, а потом почему-то висеть перестала.

– Приложите руку. – Кира абсолютно бескультурно показала пальцем на то самое пятно.

Если он сейчас коснется стены и его долбанет током, это тоже может входить в некий свод правил. И он обещал не доверять ей. Костя приложил ладонь.

Удар током его впечатлил бы меньше.

Больше не было холла, не было ничего, кроме бездны, полной огней. Этаж за этажом, десятки, а может сотни, – вниз и вверх: не рассмотреть, насколько далеко, не сосчитать.

Сзади, чуть справа от Константина, застыла женщина в белоснежных доспехах, и у ее меча не было ножен. Слева – огромный ящер, и в его глазах была ярость.

– Слово «комендант» означает – начальник крепости. И командир всех ее войск. – Голос Киры не изменился, Константин не уловил, шевелятся ли ее губы. Шевелились ли они хотя бы однажды?

– Вы мне тогда сказали, что уезжают жители первых этажей. Я тогда решил, что вы оговорились. Вы имели в виду…

– Разумеется. О первых семи этажах. Которые видны всем. Большая часть наших постояльцев не знают даже о том, что у нас есть комендант.

– Пожалуй, ягуар нам не нужен. Это было бы неуместно.

* * *

«Мерседес» цвета кофе с молоком припарковался у Общаги. Невысокая девушка решительно направилась ко входу. Константин встретил ее в холле. Варан не сдвинулся со своего места в как бы аквариуме.

– Он не кусается?

– Конечно, кусается. В этом и смысл. Как ваше дело, удалось найти убийцу?

Дарья Рыжкова выложила на столик ключи:

– Я думаю, вы знаете об этом деле больше меня. Дело сдали в архив, я просто вернула ваш автомобиль.

– Спасибо.

– Надеюсь, больше нам не придется общаться… хотя у вас тут забавно. И я так и не поняла, кто вы… – Варан повернул голову к гостье. Гостья замолчала.

– А давайте как-нибудь выпьем кофе, я знаю одно прелестное кафе…

– Непременно.

Младший следователь мерзла, но не прибавила шагу, направляясь к служебному «форду». Почему-то ей это казалось важно.

– Хорошая попытка, комендант. – Кира притащила варану целую корзину чего-то пока живого. – Вы знаете прелестное кафе…

– Даже телефон не решился попросить.

– Хотите ее набрать прямо сейчас, комендант?

– Пока нет, но… Кира, а у меня есть настоящая суперсила?

* * *

Три очень разных человека пришли в себя. Никто не заметил, как они исчезли из палаты интенсивной терапии. Они все еще были слабы, но точно не беспомощны. Каждого из них интересовало одно место в этом городе. Старая Общага. Дом с чудовищами.

1

Тяжелый мяч летел через весь двор – прямо в голову. Галина Ивановна ничего не успела сделать, даже зажмуриваться не стала. Коротко вдохнула и зачем-то вцепилась покрепче в сумки, полные продуктов. Но удара не последовало. Перед глазами метнулась размытой полосой темная фигурка, взлетела, столкнулась с мячом и рухнула на землю.

– Валим! – радостно взвизгнули мальчишки и бросились бежать – только мелькнули разноцветные футболки.

– Хулиганы! Безобразие, все родителям скажу! – грозно трубила очнувшаяся Галина Ивановна.

Это была неправда – она, конечно, с удовольствием сказала бы, но в мельтешащей толпе было не разглядеть лиц. Особо наглый пацаненок ухитрился подхватить мяч – она попыталась дернуть его за шиворот, но сумки оттянули руки, и мальчишка со смехом умчался. Через две секунды двор опустел. Правда, не совсем – возмущенно дыша, Галина Ивановна опустила взгляд и увидела сидящего на земле мальчишку лет десяти. Того самого, что отбил мяч.

– Вы не ушиблись? – спросил мальчик, поднимаясь с земли и отряхивая запыленные джинсы. На коленке разошлась большая дырка, и сквозь нее мелькала красным свежая ссадина.