Читать онлайн «Древоходец». Деревенский колдун. бесплатно

Предисловие автора

Сразу хочу сообщить, что все события происходят в параллельном мире и любые совпадения случайны.

Города Каменска, точнее описанного здесь Каменска: небольшого городка, где и разворачиваются основные события первой книги, в нашей реальности не существует. При достаточно точном описании местоположения, его бесполезно искать на карте. Может быть, что некоторые отображённые истории и некоторые эпизоды, покажутся читателю знакомыми. Возможно, о чём-то подобном вы, кажется, слышали, или что-то читали. Но, если в настоящей реальности и было нечто схожее, то здесь это происходит не совсем так, не с теми и, уж точно, не там.

Глава 1

 Он шёл по знакомой с детства улице, самой красивой улице маленького провинциального городка, расположенного в центре России. А где у нас центр России? Не географический, а исторический? Где основа основ? Откуда всё началось? Любой человек, ненагруженный заумными и антирусскими теориями, и, хотя бы немного знакомый с историей Государства Российского, сразу ответит, что Центром России, где сформировалась, и откуда выросла Великая Могучая Российская Империя, является бассейн реки Оки. Да, именно там: в селениях, городах и городищах на берегах Клязьмы, Москва реки, Упы и прочих, и прочих, рек и речушек, впадающих в Оку, рождались воины, создавшие Могучую Империю. Там они взрастали, мужали и оттуда, с берегов этих рек, великие воины отправлялись на битвы и одерживали великие победы. Позднее, на этих славных победах и было построено огромное государство, в одну шестую часть суши. По пути к Волге, Ока не раз меняет направление, накручивая петли по Русской возвышенности. Вот именно внутри такой петли и находился этот маленький городок. Если ехать на север, то до Оки было километров 80, на запад и восток, соответственно – 60 и 70. Можно сказать, что городок был в самом – самом историческом центре Великой Могучей Российской Империи. И, как многие поселения в историческом центре Великой Могучей Российской Империи, городок был грязен, пылен, с облезлыми домами и разбитыми, как танкодром, дорогами.

Но вот главная улица городка, по которой он сейчас и шёл, была другая – не столь пыльная и серая, как соседние улицы. Более того, она несла в себе какую-то ностальгическую привлекательность. Вызывала лёгкую щемящую грусть, как парки при старинных дворянских усадьбах. В первую очередь, своей успокаивающей, расслабляющей «парковостью», она была обязана растущим на газонах вдоль дороги деревьям и кустарникам, посаженными достаточно давно и явно «с душой» – такая редкость для Российских городков, с их грубо обрезанными тополями. Да ещё и проезжая часть радовала отсутствием рытвин и асфальтовых нашлёпок. Правда, проезжей её можно было назвать только с некоторой долей условности. И в начале улицы – «наверху», и в её конце – «внизу» висели запрещающие въезд знаки – «кирпичи». Конечно, автомобили иногда проезжали. Скорая, продуктовые, или, по утрам, мусоровозы. Но в остальное время центральная часть находилась в безраздельном пользовании пешеходов и велосипедистов. Хотя на ней и располагались все полагающиеся городу административные учреждения, с персональными и разъездными машинами, но все эти «казённые» здания стояли на перекрёстках, с отдельными въездами. Помимо проезжей части у улицы имелось ещё и тротуары – слева и справа. Около городской администрации тротуары были выложены большими рыжими «вечными» кирпичами. Чинной печатной поступью пройдя администрацию, они быстро переходили в полуразрушенный асфальт. В таком виде, кривляясь и петляя, прибегали к площади перед домом культуры и кинотеатром. Там тротуары вновь преображались, покрываясь опять солидным кирпичом. Затем, снова в одежде из демократичного, дырявого асфальта, двигались мимо отделения полиции и, через дорогу от неё, пожарной части. Очередное преображение с тротуарами происходило около помпезного серого здания бывшего треста «Красноармейскуголь» с одной стороны, и ресторана «Шахтёр» и кафетерия «Мокко», с другой. Кафетерием он стал называться позже, раньше это была кулинария. Просто – «Кулинария». Но сейчас она приобрела имя собственное. В отличие от «конъюнктурщиков» тротуаров, центральная часть улицы, на всём протяжении, была покрыта одинаково ровным и гладким асфальтом. Некоторый постсоветский шарм улице добавляли расставленные на каждом перекрёстке, и сейчас позеленевшие от времени, бюсты писателей, статуи шахтёров в полный рост с отбойными молотками, пионеры с горном. Но не статуи, не гладкая проезжая часть и не тротуары, местами даже из рыжего кирпича, создавали улице её уютность. Всё же, и, это основное, своим очарованием, своим уютным обаянием, она была обязана: липам, белой акации, кустам сирени и жасмина, посаженным лет пятьдесят назад. За это время, липы и белая акация сильно разрослись и сверху сомкнулись, образуя сплошной зелёный полог над головой, через который с трудом пробивалось солнце. Вечерами же свет уличных фонарей отражался от зелёного верха, создавая впечатление, что ты находишься в изумрудном городе.

Вот и сейчас, он шёл под этим пологом, из уже частично пожелтевших листьев, время от времени поднимая голову навстречу прорвавшемуся солнечному лучику. Он был в тёмных очках, в тёмном плаще, а также и в тёмной же шляпе с обвисшими полями. В руках – чёрная трость, которой он время от времени отстукивал по асфальту. Его дочь, приехав однажды в городок и увидев его в таком виде, с хохотом заявила: – Папа, ты в этом «прикиде» похож на какой-то чёрный артефакт из страшной сказки.

– Всё правильно, – отвечал он, – я должен соответствовать. Я же колдун, причём колдун злой.

В городке, «за глаза», его почти все так и называли – колдун. Некоторые, из близких друзей, в приватной беседе, могли также позволить обратиться к нему – колдун. От друзей он воспринимал это совершенно спокойно, поэтому и сейчас рассказывая о его жизни, будет часто употребляться это прозвище – колдун. А по паспорту всё обыденно – Константин Сергеевич Косов. Родился – 63 года назад, в городе Георгиевске, – это районный центр, неподалёку. Но последние годы он постоянно жил в этом маленьком городке. Если и отъезжал, то ненадолго и обязательно возвращался. Обосновался в доме, который достался ему после смерти его бабушки – Евгении Петровны, личности для городка весьма памятной, если не сказать знаковой. Евгения Петровна много лет работала директором местной школы. Тогда в 60 -70 е годы, она преподавала: химию; биологию; ботанику; зоологию, может и ещё чего-то, и одновременно была сначала директором, затем завучем. Именно она со своими учениками и высаживала деревья на этой улицы. К озеленению отнеслась очень ответственно, но своеобразно своим вкусам. Бабушка недолюбливала разные там клёны- ясени, а тополя, из-за пуха – вообще не признавала. Деревья должны были, как она неоднократно повторяла: «нести ауру».

Что она вкладывала в слово аура, он тогда не совсем понимал. Но все её посадки, во время цветения, издавали сильнейший аромат. Сначала цвели кусты сирени, затем белая акация, следующий жасмин, и в заключении зацветала липа. Поэтому, он достаточно долго считал, что аура – это запахи окружающие предметы, или людей. И когда, Евгения Петровна говорила, что у этого человека плохая аура, он старался его незаметно обнюхать, и, как правило, действительно, от этого человека пованивало.

Он с детства любил прогулки по этой улицы. Весной и ранним летом, когда всё цветёт, да и сейчас, осенью. Гуляя вспоминал, как бабушка переживала за каждое деревце, за каждый кустик. Как постоянно со своими учениками проводила лечение и подсадку деревьев. Заставляла милицию во время цветения патрулировать вечерами и следить за сиренью и жасмином. Выходила и сама. Сначала с дедом, а когда дед умер и с ним, с внуком – «гонять вандалов- шалопаев». Могла пройтись вечером и одна. Да, одна в городке, где пьянство было чуть ли не поголовным, а драки с поножовщиной, пусть не частым, но достаточно обыденным явлением. Её боялись больше милиции. Женщина она была рослая, крупная, да ещё директор школы. Поставленным «педагогическим» голосом, вскипающим от гнева, она кричала вслед убегавшим. А если узнавала «вандала», то резко, как выстрел, выкрикивала фамилию. Неудачник понимал – букетик ему обойдётся дорого.

Дом, в котором он жил, и куда сейчас направлялся, был старше городка. Поставил его зажиточный крестьянин – Сечкин. При Советской власти, Сечкина, как говорили соседи-старожилы, раскулачили, и вместе с семьёй отправили в Сибирь, а дом забрали под Сельсовет. В то время городка ещё не было, а была деревня Каменка, растянувшаяся вдоль дороги, соединявшей два уездных центра. Деревня располагалась только с одной стороны. Все её дома, сначала стояли в один ряд, отделяясь от шоссе небольшими палисадниками и удивительно зелёным лугом. Сотни лет на этот луг хозяйки выгоняли гусей с утками, и сейчас он выглядел лучше английских газонов. С другой стороны дороги, раньше находилась цепь прудов. Он их ещё застал. Но после «подвалки» пруды ушли. Теперь на их месте остался только ленивый тихий ручей с заросшими камышом тёмно-синими лужами, разрушенные плотины и остатки фундамента от мельниц кулака Сечкина. Деревня, хотя административно и входила в состав городка, но много лет существовала как бы отдельно: с коровами, которых с утра забирал пастух, курами и свиньями. Только овины, стоящие на лугу, были переделаны в угольные сараи с погребами, под картошку. Да и покрыты теперь уже не соломой, а рубероидом. Серьёзные потрясения для жителей деревни произошли в конце пятидесятых годов. Много лет они потом со злобой вспоминали, как «Хрущ» отрезал им огороды «по крыльцо». Отрезанные земли долго стояли бесхозные, зарастая бурьяном, пока правление колхоза не согласовало с Райисполкомом решение построить на этом месте дома для специалистов, и молодых семей. Так, ближе к оврагу, и появился второй ряд домов образовав внутри деревни Каменки улицу. Деревня в длину занимала, наверное, километра три. В одной части жили «пришлые». Якобы, они когда-то были крепостными графа Бобринского. Граф проиграл 30 дворов с крестьянами в карты помещику Голикову. Тот их забрал, и поселил в Каменке. Часть своих крестьян Голиков отправил на новые земли, появившиеся у России после Крымской компании, а в освободившихся домах разместил свой карточный выигрыш. Конечно, за двести лет, все переженились, перемешались, но выражение: «живёт на пришлой стороне» – сохранилось. Как всегда, из деревень набирали парней «в солдатчину». Солдаты воевали, калечились и гибли. Брали Очаков и Измаил. Затем Великая Екатерина на завоёванных землях поселила немцев, греков, сербов, дала им отсрочки по налогам и призыву в армию на несколько десятков лет. А русские крестьяне, которое было сутью России, и творцами всех военных побед, оставались, в основном, на своих суглинистых землях, если, конечно, не полегли в чужих. Оставались с зимой в семь месяцев, с урожаем, дай бог – «сам три», и с поркой на конюшне, как стимула к работе и послушанию.

После войны сорок пятого года, рядом с деревней появилось много угольных шахт. Уголь там нашли давно, задолго до революции. Уголь был неважный – «бурый». Много серы, много золы, но залегал неглубоко, и месторождения находилось недалеко от Москвы. В тридцатых годах пробили несколько шахт, и перевели на него электростанции, работающие на торфе. Во время войны, на этом угле ездили и паровозы. Машинисты и кочегары его кляли последними словами. На полном бункере состав мог пройти только 30–40 км, но другого не было – Донбасс под немцами. Под этот уголь возвели несколько ТЭЦ. Строили города и посёлки для шахтёров. Вот так, рядом с деревней Каменка, и появился шахтёрский посёлок. Особо не заморачиваясь, его назвали Каменским. Затем объединили посёлок с деревней, присвоили статус города. Появился город Каменск. Но все старожилы, по привычке, именовали его посёлком. И до сих пор при объявлении остановок на рейсовых автобусах по-прежнему осталось – посёлок Каменский, следующая остановка – деревня Каменка. Северную, или верхнюю, часть посёлка, а также все административные здания, строили ещё пленные немцы. Нижнюю и западную часть, с двухэтажными бараками, отстраивали уже русские, точнее, советские заключённые. Центральная, как и тысячи ей подобных главных улиц, в небольших российских городках называлась – Советской. С запада, параллельно, тянулись Шахтёрская – состоящая, по большей части, из бараков. Позже бараки частично переделали. Подвели воду, устроили канализацию. С востока – Первомайская. Первомайская отстраивалась последней, и могла похвастаться кирпичными и панельными пятиэтажками. Между собой все три улицы, были связаны сетью переулков. Переулки носили имена исключительно в честь писателей, но только русских писателей. Видимо, названия присваивал человек идеологически выдержанный и немного садист. От их названий: переулок Чернышевского, Белинского, Горького, Маяковского – у всех, кто учил когда-то в школе литературу, подкатывала тошнота, и ныли зубы. Литературные переулки были застроены небольшими частными домами, называвшимися почему-то финскими. Их заселяли руководители шахт, работники треста, чиновники из администрации. Но не только. Эти дома раньше выделяли и передовикам производства, и многодетным семьям – какой-никакой, но социализм был. Кто есть кто, легко читалось по заборам. Заборы были у всех. Ну как без них? Наворованный с шахты горбыль – значит передовик, или многодетный. Крашенная «вагонка» – человек серьёзный, имеющий доступ.

От деревни посёлок отделял овраг. В северной части деревня с посёлком смыкались, а затем спускаясь к югу, овраг расширялся всё сильнее и сильнее. И внизу, расстояние между домами поселковыми и деревенскими было уже больше километра.

Он ещё по школьным годам помнил оскорбительные прозвища: «ферма заовражная», или – «завражина» с ударением на «И». Нет, эти оскорбления его не касались, хотя, по факту, он и жил в деревне. В Каменскую школу он пришёл только в конце восьмого класса. Недоумки, основные любители оскорблять, отсеялась после восьмого. Да и оскорбляли, в основном, «городские» девочки «деревенских» же девочек. Парней не трогали. Хотя «городских» было и намного больше, но они были разобщены. А «деревенские», не задумываясь бросались на помощь друг другу – ну, прямо как кавказцы в столице.

Со временем всё изменилось. Многие дома за оврагом выкупили. Кто-то под дачи, но больше под коттеджи. Благо – свет, вода, газ, да и дорога рядом. Колхоз с его ароматом ферм исчез. Закрылись и шахты с их высокими зарплатами. Стрелка материального благополучия качнулась, и статус «заовражников» значительно приподнялся. А вот раньше. матери прямо запрещали своим чадам заводить серьёзные отношения с «заовражниками». Ещё бы – такой мезальянс! Как, например, сейчас – если московская, девочка с Садового кольца решит встречаться с мальчиком из Бутово.

У Константина Сергеевича всегда вызывали неприязнь подобные проявления «мелкотравчатого» снобизма, будь тот столичным, деревенским, или национальным. Человек имеет право, и должен гордиться и местом рождения, и предками, если, конечно, есть чем. Но «мелкотравчатый» снобизм – совсем другое. Отчасти, он понимал – это самоутверждение, защита людей, не достигших в жизни ничего, никак себя не проявивших. И когда человек спесиво говорит, что он коренной москвич, или там петербуржец, то сразу следует вывод – он недалёк и неудачник. Свернув с улицы немного в сторону, колдун подошёл к маленькому продуктовому магазинчику, втиснутому в однокомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного дома. Продавец полноватая, миловидная женщина, в проём открытой уличной двери поставила стул, и сидя на нём, болтала с высокой брюнеткой. Та стояла на крыльце, когда-то соседней квартирки, но теперь тоже переделанной, и носившей гордое название- «Салон Красоты». Женщины увлечённо беседовали, ничего не замечая вокруг:

–Да такие машины, отродясь не появлялись на нашей улице. Чёрная, огромная., похожая на «Крузак» но какая-то другая. И представляешь к кому подъехали? К Бунеевым!

– К кому? К Бунеевым? Да к ним только «ментовки» постоянно подъезжали, сынка Мишку всё отлавливали.

– Так это сам Мишка и приехал! Остановились. Сначала девка выскочила, такая вся «вихлястая», джинсики с низким поясом в обтяжку. И в такой холод, представляешь, короткий топик, чтобы, значит, «тату» была видно на…

– Люда! – прервал продавщицу Константин Сергеевич, понимая, что описание девки соседского Мишки, с элементами критики, у скучающих дам может затянуться надолго. Продавщица раздражённо повернула голову, и…, чуть не слетела со стула. Она подскочила, затем замерла, вытянувшись во «фрунт» и выпучив глаза. Стул дробно громыхал за ней, с трудом успокаиваясь.

– Сигареты привезли? Поняв, что человек находиться в прострации, он спокойно, как метроном, повторял: – Сигареты привезли? Сигареты привезли?..

После третьего, или четвёртого повтора, в глазах – пуговицах зажегся огонёк осознания.

Она развернулась, и слепо, как мать бросается за ребёнком в горящую избу, метнулась внутрь магазина, и, всё-таки, опрокинула стул, проявивший до этого столько усилий устоять.

– Вот! – ему протянули целлофановый пакет с пачками красного «Marlboro».

–Я иду в больницу. Мне весь пакет пока не нужен. Давайте, я сейчас всё оплачу, а возьму только пару пачек. Остальное на обратном пути. Хорошо?

Продавщица коротко кивнула. Он сунул ей в ладонь купюру, она инстинктивно её сжала, но осталась стоять, продолжая пялиться на него. Колдун с трудом справился с желанием пощёлкать пальцами перед её лицом, попрощался и пошёл дальше.

Когда магазин скрылся за кустами ещё зелёной сирени, он услышал хохот и приостановился.

– Ой, не могу! Ты, застыла, как каменная баба на кургане! А он, напротив, тоже стоит, как статуя Командора: «Сссигареты привезли, сссигареты привезли…».

Брюнетка передразнивала Константина Сергеевича. Тот немного свистел буквой «С», и чуть излишне шипел шипящими. Он мог контролировать дикцию и говорить чётко, но для этого ему надо было собраться и сосредоточиться.

– Да что же ты его так боишься, прямо до паралича, – продолжала брюнетка. – Смотри, он попозже зайти обещал. Ты уж подготовься, а то вдруг какая мокрая неожиданность случиться…

Константин Сергеевич двинулся дальше, и продолжения уже не слышал. Но брюнетка его заинтересовала.

– У, ты какая! Передразнивает – совсем не боится. Наверное, в «Салоне Красоты» работает, или хозяйка. А ничего так, симпатичная! И не тупая: и скифских баб, и Командора знает.

По разговору – местная. Почему не знаю? Да, наверное, знаю, просто не узнаю. Волосы перекрасила, макияж навела. Может зайти как-нибудь в этот салон, вроде как постричься? Это по паспорту мне 63, а телу, 45, а то и 40. Интересно, мужиков они стригут?

Чушь это всё – не стоит! Новые люди – новые проблемы, тем более здесь в Каменске, – сделал он попытку прервать свои «самцовые» мысли.

– А с другой стороны… Что в этом плохого? Может мне и осталось год – второй, а то и меньше. И так живу, даже не человек в футляре, а футляр в сейфе. Это нельзя, то нельзя. Одни ограничения.

И кто на тебя эти ограничения наложил? – задал он сам себе вопрос. – Да сам и наложил. Ну ладно, к месту привязан – никуда не денешься. А остальное? Раньше, да – всё во имя великой цели и соратников тогда было мало. Но сейчас создали хорошую команду из посвящённых. Они могли справляться, да, в общем-то, и справлялись практически без него. Несколько лет назад, когда понял, что теперь легко могут обойтись и без него – решил пожить для себя, для семьи. Но дети уже выросли, и в нём особо не нуждались. Затем нелепая смерть жены в автомобильной аварии. И он опять ушёл с головой в работу. Судьба его выбрала, поставила перед ним задачу, которую невозможно выполнить хорошо, хорошо в полном объёме. Можно только стараться. Вот он и старался, как мог, жертвую всем, и ни на что, не обращая внимания, плюнув на личную жизнь. Да у него есть Жанна, но назвать её любовницей – язык не повернётся. Скорее – товарищ по борьбе. Их отношения, – подобные были, наверное, у народовольцев, или у старых большевиков.

– Если товарищ Константин хочет, то товарищ Жанна предоставит необходимые услуги, дабы товарища Константина, ничего не отвлекало от борьбы. Константин Сергеевич, представив подобную фразу, произнесённую Жанной, мысленно улыбнулся.

Но уже три года назад пришло понимание, что работа практически закончена. Сеть давно создана, материальная база тоже. Да и расходников осталось всего ничего. Можно расслабиться, заняться собой – побольше читать, потихоньку лечить людей, и просто ждать.

А вот это, простое ожидание, можно вполне скрасить, приударив за этой брюнеточкой из салона красоты.

С этими мыслями Константин Сергеевич продолжал двигаться вниз по улице.

Малочисленные прохожие, идущие навстречу, увидев, сразу напрягались, и даже сбивались с шага. Подойдя ближе, быстро здоровались, опустив голову, или отведя глаза в сторону. Он точно знал, что, разминувшись, они, обязательно, замедлятся, оглянуться, или даже остановятся, провожая взглядом его спину. А некоторые, в основном пожилые женщины, ещё и будут креститься. Затем, придя домой, прямо с порога, скажут домочадцам примерно следующие: – Иду, смотрю – навстречу колдун идёт! Я ему: «Здравствуйте, Константин Сергеевич!». А он как «зыркнет» на меня из-под своих чёрных очков и прошипит, как змея: «Здрассе». Теперь, точно, весь день из рук всё валиться будет… Событий в городке немного, а уж встреча с ним, с «деревенским колдуном» – это хотя и не из ряда вон, но, всё же, событие. Его побаивались. Но эти опасения строились не только на мистике. Он намеренно развивал неприязнь к себе – нелюдимостью и доходящей до грубости резкостью. По полной отыгрывал роль желчного колдуна, с одной целью – отдалить от себя людей. По большому счёту ему это удалось. Но нельзя сказать, что его все ненавидели. Может некоторые не любили, и сильно. Сложно хорошо относиться к человеку, который во время осмотра может прошипеть: «Да когда же ты, наконец, повернёшь свой зад!». Или: «Все твои болезни от лишнего жира. Жрать надо меньше!». Конечно, очень обидно. Тем более, что ради осмотра у колдуна, тебе пришлось долго уговаривать главврача больницы, да ещё заплатить немаленькие деньги.

Но, как бы там ни было, – им и гордились. Не всякий городок мог похвастаться настоящим колдуном. Да ещё ходили упорные слухи, что колдун «по-тихому» помогает бесплатно, или берёт отработкой по хозяйству. Городок маленький, друг за другом всё подмечают. Но те, коих «застукивали» за посещением колдуна, или видели, как колдун заходил к ним в дом, – категорически отрицали: «Не было этого». Или: «Мы заплатили, родственники помогли». По улице он, обычно, шёл неторопливо, слегка подволакивая ноги и опираясь на трость. Но, и при такой, более чем скромной скорости, его редко кто обгонял. Замедляли шаг, или переходили на другую сторону. Не узнать его, даже издалека, сложно – высокий, худощавый. На голове – столь редкая для этих мест шляпа. Ещё и бородка. Мужчина с бородой в городке тоже редкость. Сначала он отпустил длинную, но возникли некие обстоятельства, которые и заставили бороду сильно укоротить. Обрезал он её уже давно – лет пятнадцать назад. А виноваты, как, впрочем, всегда и во всём в России, оказались – евреи.

Глава 2

Тогда он держал маленький кабинет в Москве, где, по официальной версии, проводил сеансы лечения иглоукалыванием. Получил лицензию, и три, а иногда и четыре дня в неделю, вёл приём. Несколько специальных групп, работающих с ним, использовали это прикрытие в своих целях. По принятой у них терминологии они подводили к нему или «агентов влияния», или сагитированных будущих «системщиков». Агент влияния – это человек, который им или мешал, или наоборот, был необходим для стабильной работы системы. Системщики же – люди, которые решили присоединиться к ним добровольно. После несложной манипуляции, проводимой Константин Сергеевичем, и те и другие становился «обращёнными». В целях «маскировки» он вёл приём и обычных пациентов, что со временем стало давать и очень даже неплохой доход. Ради работы с такими посетителями он нанял помощника Яшу – студента, медика. Тот вёл регистратуру, следил за расходниками, искал клиентов. Искал не только размещая объявления, но и через врачей в поликлиниках. Те направляли к колдуну своих пациентов, за что имели небольшие комиссионные. По полной задействовал своих друзей и родственников, коих у него было просто невероятное количество, разбросанных по всему миру. Со временем, Яшиными стараниями, стали появляться и пациенты-иностранцы. А в силу Яшиной национальности среди них было много евреев, или лиц с еврейскими корнями, которые при общении с Константином Сергеевичем стали часто употреблять уважительное обращение – ребе. Его это только забавляло – называй, как хочешь, только деньги плати. Рабочий кабинет колдуна, находился в двухэтажном здании дореволюционной постройки. Вход и холл были общие с клиникой косметологии. И вот, однажды утром, а приходил колдун всегда за час до приёма, открывает он входную дверь, и с изумлением видит, что в холле, где, обычно, угнездившись в креслах сидели девочки с накаченными губками, и, закинув ножку на ножку, листали глянцевые журналы, так вот, в центре этого холла, расположились евреи ортодоксы. Самые настоящие – в шляпах и с пейсами. Все они стояли, прикрыв глаза. А один, раскачиваясь, читал, видимо молитву, по маленькие книжке, которую держал в руках перед собой. Девчонки с губками, и «ботаксные» дамы растерянно жались по углам, тихонько перешёптываясь. Робкая надежда, что ортодоксы не по его душу, а так – зашли бородавки удалить, сразу исчезла. За их спинами переминаясь с ноги на ногу молился, или, вернее, изображал что молится – помощник Яша. Пока Константин Сергеевич возился с замком и входил в кабинет, вдогонку ему прозвучало сказанное хором: «аминь», или что-то похожее – очевидно, окончание молитвы. Только он успел надеть халат, как в дверь проскользнул Яша.

– Яша! Что это значит? Откуда такая необычная клиентура, да и ещё так много?

– Понимаете, Константин Сергеевич, меня попросили. Сказали, что приехал очень уважаемый в сообществе человек. Они тут с делегацией в Москве. Сегодня уезжают. Хотят с вами поговорить. Мне звонили вечером, устроить встречу. Тоже очень уважаемые люди просили. Я не мог отказать, – всё это Яша выпалил на едином дыхании. Константин Сергеевич поморщился: ему неоднократно доводилось общаться со служителями разных религий, и конфессий. В каком бы месте, в каком бы городе он ни открывал кабинет для приёма больных, через некоторое время, видимо, прислушавшись к пастве, появлялись священники. И, с подозрительной закономерностью, через два, три дня после служителей церкви наведывались сотрудники КГБ. Все пастыри при посещении заявляли, что пришли искать бога, якобы, в нём. Но на самом деле, как считал колдун, искали подтверждение бытия бога для себя. На случай подобного разговора, у него имелась готовая схема: – Свои возможности излечивать некоторые болезни, он объяснял особой техникой, частично разработанной им самим, частично позаимствованной из древнекитайской медицины. А вот использовать подобную технику, может только он, потому как у него есть дар видеть болезни, скрытые в теле человека. Но не всегда, и не у всех.

Откуда у него такие способности? – Он не знает. Верит ли он в бога? – Он допускает существование бога. Ведь для того, чтобы сказать: «Бога нет!» – нужно себя мнить равным богу, а он человек, просто с небольшими отклонениями, кои использует для лечения людей. Если его пытались втянуть в теологический спор, он переходил на личности – начинал ставить оппонентам медицинские диагнозы. Общение сразу теряло духовную возвышенность, сворачивая к теме бренности и несовершенстве конкретного, и, оказывается, горячо любимого тела.

По подобному сценарию он построил беседу и в этот раз. Единственно, вышла накладка в начале разговора.

Когда старший из ортодоксов сказал: «Я пришёл посмотреть, как много бога в тебе».

Константин Сергеевич ответил, что он не еврей. Он русский. После чего установилась неловкая пауза, во время которой их главный, их патриарх повернулся и бросил взгляд на стоявшего поодаль Яшу. Тот выглядел крайне растерянным, если не сказать, что потрясённым. В некоторых течениях у ортодоксов существует положение, по которому частицу бога может нести только еврей – видимо, сегодняшние гости придерживалась подобных взглядов.

Узнав, что собеседник, хоть и наделён некими способностями, но он – гой, они заметно потеряли интерес к разговору и вели его вяло.

Тогда, дабы их «развеселить», и придать живость беседе – все трое, а именно только три ортодокса из группы, зашли к нему в кабинет, получили бесплатно экспресс диагнозы. Двое так себе – средней тяжести. А касаемо третьего, – Константин Сергеевич выразил серьёзные сомненья, что тот сможет благополучно долететь до Земли обетованной. Первым двум он объяснил, что с их проблемами легко справиться традиционная медицина, третьему, как оказалось, проживающему в Москве, посоветовал, где и у кого можно подлечиться. Но ставить стенды порекомендовал всё же добираться до Земли обетованной. Затем они попросили посмотреть ещё одного из группы, следом ещё одного. Ему пришлось напоминать: его ждут пациенты, а их визит на сегодня не планировался. Ортодоксы наконец- то покинули кабинет. Но, выйдя на улицу, некоторое время остались стоять около поликлиники, что-то активно обсуждая, и вызывая оторопь у прохожих видом столь экзотической компании в этом спокойном уголке Москвы. В конце концов они ушли, оставив Яшу одного. Константин Сергеевич постучал в оконное стекло, и жестом предложил зайти. Когда Яша появился в кабинете, и встав перед столом только собрался что-то сказать, как колдун сразу перебил его вопросом:

– Ну, рассказывай, из каких- таких наблюдений, или соображении ты решил, что я еврей? – Я был уверен… Все думали… – Удивительное дело! Меня зовут – Мойше, имя папы Ворух, и фамилия Кацман – а я называю себя русским. Что-то ни так? Неужели у меня другое имя, и другая фамилия? Здесь Константин Сергеевич немного лукавил: Яша не знал его настоящей фамилии. Лицензия была оформлена на подставное лицо. С тем же именем- отчеством, но фамилия другая, правда, тоже чисто славянская. – Ну, раньше часто меняли на русские, – замялся Яша. – Ты встречал меня в синагоге? Нет не встречал? А, извращенец – подсмотрел в туалете? Так, поверь, это тебе померещилось.

– Ну, —продолжал мямлить Яша, – ничего не померещилось. То есть, ничего не подсмотрел… Просто, просто – вы умный! – Что, что? – переспросил Константин Сергеевич.

– Вы умный, – более уверенно повторил Яша.

– Вот оно как! Оттого, значит, что я показался тебе умным, ты и решил, что я еврей?

Яша продолжил: – Ещё борода, шляпа. Ну как у этих, которые были…

– Какой сегодня интересный день! – начал Константин Сергеевич. – С утра одни зашли, – по их религии во мне нет, и не может быть бога – я не еврей. Затем ещё хмырь нарисовался. По его, видишь ли, убеждениям – невозможно быть умным, если ты не еврей. Получается, я прямо недочеловек какой-то! В общем так, Яша. Поверь мне, порядком пожившему и много повидавшему… Умных, что у евреев, что у русских, или каких других – примерно всё одинаково – каждый пятый, шестой. Конечно, доступность образования – сильно влияет. Но, что правда, то правда: среди евреев – доля активных, деятельных – выше. Живость характера, даже без большого ума, нередко приводит и их к успеху. Да ещё и поддержка диаспоры. Но такие, зачастую не могут вовремя остановиться – зарываются. Одно, другое непродуманное решение, недооценка рисков – и крах. А вот аналитики из их среды – вот те действительно… Ну, ладно – хватит умствовать…

Константин Сергеевич немного помолчал, смотря в окно и стуча пальцами по столу, а затем продолжил: – Напоследок я тебе скажу, что вот таким активным недоумком, ты Яша и являешься. И ты уволен.

Он, поднялся, и, подталкивая пребывающего в прострации помощника, вывел его в холл к столику, где тот обычно сидел. Забрав со стола ноутбук с учётными записями пациентов, вернулся в кабинет и сразу позвонил Жанне, которая занималась решением всех его организационных и кадровых вопросов. Узнав, что он просит подыскать нового помощника, Жанна сразу поинтересовалась:

– А Яшу-то, за что уволил?

– За русофобские взгляды!

– Чего, чего? И как мне в трудовой писать? Уволен за нац. экстремизм? Что случилось-то?

Константин Сергеевич вкратце описал:

– Так вот и заявил: вы умный – значит еврей. Представляешь, показался ему умным, и он безоговорочно решил – еврей!

– А разве этого мало? – неожиданно с местечковой картавостью и растяжкой гласных и ответила Жанна.

– Тьфу, зараза! Я и забыл, что ты наполовину еврейка!

– Ты сделал меня в два раза умней – я еврейка на четверть, по бабушке. Может оставишь его? Парень шустрый, старается – вон сколько богатеньких буратин тебе подогнал. А отношение к русским… У его, мамы – Берты Исаевны – Яша от второго брака. А первый раз была замужем за русским. Муж бросил её меньше, чем через год после свадьбы. Вот свои светлые, чувства к первому мужу, она перенесла и на всех русских, ну, наверное, и сыну внушила.

– Надо же! – удивился Константин Сергеевич, – ты даже знаешь по имени-отчеству маму Яши, и её личную жизнь!?

– Э-э-э. А что здесь удивительного. Я отвечаю за кадры, а значит и за безопасность. Мне, вот приходиться, как настоящему кадровику, быть и особистом…

– Да, да. Понимаю, понимаю, – успокоил её Константин Сергеевич. Сколько там откликов было на наше объявление – подработка для студентов-медиков? Кажется, больше тридцати? И ты вдумчиво посидела, и остановилась на Яше – стоматологе – недоучке. И как же ты выбрала именно его? Я, конечно, в это не верю, но неужели твоя мама подсказала: «У моей подруги Берточки, есть сыночек – Яшенька. Очень приятный мальчик. Жанна, ты не могла бы подыскать ему хорошую подработку». А, особистка? Так это было? Что молчишь?

– Ой! Константин, что-то с телефоном! Ничего не слышу! Не слышу!

– Ладно, ладно, – проехали, – продолжил Константин Сергеевич. – Я хочу рядом с собой иметь человека, из нашей системы – чтобы полное доверие. Яша нам не подходит – его в систему брать нельзя. Я это сразу понял, но он был полезен. Мне безразлично, как он относиться к русским, или там к арабам. Может его обижали в школе, а это реакция, или, действительно, мама в мозг насвистела. Дело в том, что Яша прекрасно слышал, мою фразу: «Я русский», но не смог быстро перестроиться. Ляпнул, так ляпнул – показав полный тупизм. В систему его пускать, нельзя. Нельзя- категорически. Так что с Яшей – всё. Ты мне лучше, подыщи девочку, чтоб за компом сидела, ну на звонки там, и на приёме могла помочь, а главное – серьёзная кандидатка на скорейший ввод в систему.

Да, совсем забыл, и ещё чтоб симпатичная – всё же цены у нас немалые, а это, так сказать, лицо фирмы.

– Хорошо, – ответила Жанна, – есть у меня одна на примете из модельного агентства – красавица, умница. Фигурка, ну прямо эталон – 90-60-90. Реснички, губки – ну всё, всё при ней! Вот, наверное, к тебе и направлю.

– Константин, ты меня слышишь? – поинтересовалась Жанна. – Чего притих? Замечтался – прямо из реальности выпал. Наверное, слюни уже на стол капают?

Потом, с дрожащим от официоза голосом советского диктора первого канала, объявляющего о запуске очередного спутника, продолжила: – Вы, Константин Сергеевич нас учили, что для системы внешность неважна. Главное – личностные характеристики, интеллект, навыки и способность принести пользу нашему великому делу, – дальше Жанна перешла на обычный тон. – Так что, про симпатичненькую помощницу – плюньте и забудьте.

– Я никогда не говорил, что для женщин внешность не важна, и потом – лицо фирмы… – начал Константин Сергеевич.

– Нет, и ещё раз нет. Вы наше всё. Вы должны всегда быть собраны и активны. А то появиться рядом смазливая вертихвостка, и начнёте вы постоянно выпадать из реальности, как минуту назад. Мы, ваши верные товарищи, этого допустить не можем. Я указание поняла, постараюсь всё сделать правильно. А, вы, если появятся какие-то там желания, или потребности разные – обращайтесь, не стесняйтесь – чем могу, всегда оперативно помогу, – двусмысленно закончила Жанна.

После разговора с Жанной он принял от силы пару пациентов, как в кабинет зашёл директор косметологической клиники.

– Константин Сергеевич, я с большим уважением отношусь, и лично к вам, и к вашим религиозным взглядам. Но проводить коллективные молитвы единоверцев в холле – это, простите, из ряда вон. Клиентки жалуются, да и персонал недоволен. Мы уже связались с хозяином помещения. Повторится нечто подобное, и он обещал вас выселить. Ещё раз извините, но так нельзя! После чего глава клиники вышел, деликатно прикрыв за собой дверь.

– А побаивается, побаивается. Своих то врачей кроет матом – аж стёкла дребезжат. Видимо неплохой интуит – что-то во мне почувствовал, – подумал Константин Сергеевич, глядя на закрывшуюся дверь.

Но на этом история с хасидами не закончилось, а только началась раскручиваться.

По Москве стали распространять слухи: мол в Барабанном переулке, что рядом с Большой Семёновской, лечит иглоукалыванием какой-то еврей, или даже – еврейский ортодокс. И творит, истинно, чудеса. За два-три сеанса излечивает болезни, от которых люди годами страдали, и никто не мог помочь. А диагноз ставит – очки снимет, раз взглянет, и сразу, без твоего рентгена – всё, как есть точно скажет. Берёт, правда, дорого. К нему его единоверцы приезжали, целой делегацией. Предлагали уехать к ним в Израиль. Бога своего прямо рядом с кабинетом молили, чтоб согласился. Отказался – разве там такое бабло поднимет, как в Москве.

Около клиники стали появляться любопытные, с целью просто увидеть колдуна.

Количество желающих попасть на приём выросло в десятки раз. Новая помощница, радикально лишённая и намёка на сексуальность – отдельное спасибо Жанне, но деловая и собранная, сетовала, что запись идёт уже на полгода вперёд. А также, что её буквально «изнасиловали» постоянными просьбами и нагнали страху угрозами – требуя срочного приёма.

Когда помощница этими словами жаловалась колдуну, он, смотря на неё, думал, что с такой внешностью бедной девочке об изнасиловании можно только мечтать, но насчёт чрезмерного наплыва клиентов, она была права и с этим что-то надо было делать. Всё же основная цель клиники была другая, а лечение клиентов – прикрытие.

Появилась мысль – сбить ажиотаж разоблачительной статьёй в прессе: «Целитель – мошенник».

Подкинула эту идею Жанна, она же взялась за её воплощение.

Как и в любом деле, неудачи, конечно, случались. Корреспонденту одной из московских газет сделали заказ и «сдали» несколько «живых примеров» неудач. Но, играя словами – «мёртвые примеры», после публикации о живых неудачах вылезли сами, словно упыри в полночь. Общеизвестно: за спиной маленького врача – скрывается маленькое кладбище. За спиной большого, и много практикующего врача – большое кладбище. И болезни, которые лечил Константин Сергеевич, и методы, которые он использовал, практически, не могли привести к преждевременной смерти клиента. Другое дело – диагностика. Бесспорно, что-то упускал. Да, и не мог видеть целый ряд заболеваний, которые определялись только специальными тестами. Он и не подавал свой диагноз, как истину в последней инстанции.

Публикация статьи оказалась, их серьёзнейшим просчётом. На сайте газеты, а потом и на других площадках, появились, частично надуманные, а иногда и правдивые истории о его неудачах при лечении, или ошибках в диагностике, якобы даже, приведших к смерти. Пошёл вал обсуждений. В некоторых отзывах, их было меньшинство – поддержка от благодарных пациентов, но, чаще, гораздо чаще – оскорбления, брань и проклятья в адрес жидов-убийц от русских патриотов. Что удивительно, изначально в газетной статье о его, якобы, еврействе не упоминалось вовсе. Более того, врач-еврей для Москвы – такая же житейская обыденность, как азербайджанец на рынке. Но он был не врач, он был – целитель. И во всех обсуждениях он фигурировал, не просто как еврей, а еврей-ортодокс -лжецелитель.

Шквал, вызванный статьёй, не стихал, и со временем положение только ухудшалось. Выяснилось, что некая адвокатская контора собирается подать на него судебный иск от группы пострадавших. Мало того, на одном из телевизионных каналов готовят ток-шоу о целителях – мошенниках, куда пригласили и его пациентов. Пришлось собирать «малый совет». Выступил «безопасник», сообщил, что акция против него тщательно спланирована. Статья в газете была для них просто даром с небес. Промежуточных заказчиков отследили, но основные пока не выявлены.

– Да и не тратьте силы и время на поиски – сами объявятся, – вмешался Константин Сергеевич. – Явно выталкивают из России, хотят подгрести к себе. Или деньгу на мне зашибать или…

– На опыты, – перебила Жанна. Константин Сергеевич хмуро кивнул, и продолжил, посмотрев на безопасника:

– Вам. До суда не доводить, ни в коем случае. Подкуп, шантаж, угрозы.

Ну, а вы, – он перевёл взгляд на юриста, – всё равно готовьтесь. И вам же поручаю это ток-шоу. Есть какие выходы на ведущего? Или кто там главный?

– Есть выход на продюсеров, но они играют на обе стороны, им с кого деньги не содрать, – ответил безопасник.

–Линия поведения такая, – продолжил Константин Сергеевич. – Никакие лекарства при лечении не использую и не назначаю. Иглоукалывание и всё, точка! Диагнозы- только предварительные, за подтверждением отправляю в больницу.

– Вопрос! – вмешался юрист. – Я сам видел, как вы вводили лекарство в колено. А если и пациент видел?

– Он не мог видеть. Если я делаю инъекцию в суставную сумку, или ещё куда – усыпляю.

– А, как усыпляете? – не отставал юрист. – Гипноз не подойдёт, без предварительного письменного согласия – нельзя.

– Да, накладочка! Будем надеяться – вопрос не поднимут. Заснул и заснул.

Выяснить, кого они притащат на передачу, – продолжил Константин Сергеевич. – Если разговор зайдёт о смерти – по возможности, достать результаты вскрытия. Понятно, там их не зачитывать, но в курсе быть надо.

Подобрать несколько вылеченных мною клиентов, можно и артистов. Только с простыми диагнозами: позвоночная грыжа, артрит – ничего экстраординарного.

– Артистов из пациентов, или, в смысле, подставных? —спросил адвокат.

– Конечно подставных, – ответил Константин Сергеевич. – Артист – лишнее внимание. А мы и так нашумели. – Он продолжил: – Адвоката найми со стороны, средней известности, для программы – наших не свети…

– Когда адвокат получит слово на передаче, – вмешалась Жанна, – пусть заострит внимание на происхождении. Так мол и так – простой рязанский паренёк из деревни Малые Клуши. Землю пахал, жито сеял. И вот, как-то, вычёсывал он репьи из хвоста мерина, и лягнул его мерин копытом кованным. Три дня лежал он без памяти, а когда очнулся – почувствовал в себе силу великую. Палочкой навоз с лаптей счистил и пошёл по миру – лечить людей…

– Почему рязанский? – поинтересовался Константин Сергеевич смеясь.

– От еврейства отмыться, а Урюпинск – избито. Да и адвоката надо подобрать стержневой нации.

– Ну, в общем, правильно, – одобрил Константин Сергеевич, – нужна жалостливая история о простом парне из глубинки – только без мерина.

– Пусть будет коза! – быстро среагировала Жанна. – Только чем вы к ней…

– Жанна – коза безрогая, замолчи! – под общий хохот прервал Жанну Константин Сергеевич. – Серьёзное же дело, а у тебя в голове одни извращённые фантазии.

Ток-шоу на телевидении ещё раз наглядно показало: планируй не планируй – предусмотреть всё невозможно. Слова о том, что знаменитостей не привлекать – много шума – оказались пророческими.

Устроители программы пригласили популярную когда-то исполнительницу народных песен и русских романсов. Эта дива, от мощного вокала и, главное, от вида которой млело ещё брежневское политбюро, до сих пор сохранила и стать и голос. А её грудь по-прежнему поражала, являясь, сама по себе – отдельной песней. Всю первую половину ток-шоу, она спокойно сидела рядом с приглашёнными медиками -экспертами, и, практически, не учувствовала в обсуждении, только кивала, соглашаясь с резкими выпадами врачей, рьяно клеймивших шарлатанов и псевдоцелителей. Всё переменилось, когда на большом, во всю стену экране студии, появилась фотография Константина Сергеевича. Длинная борода, надвинутая шляпа и тёмные очки – качественно маскировали его внешность, но фотограф поймал его в момент выхода из двери клиники и на снимке чётко читалась название.

Надо же было такому случиться, но певица не раз подвозила к клинике родного брата. Борик – так она его ласково называла, был моложе на двенадцать лет. Несмотря на многочисленные замужества, своих детей у певицы не было. И весь нерастраченный инстинкт материнства она вложила в заботу о Борике. Он был хронический неудачник. В детстве постоянно болел, ладно желтуха. В четырнадцать лет, живя в Подмосковье, умудрился подцепить малярию – это, почти не выходя из дома. Повзрослев, он три раза женился, и все три раза неудачно – жёны его бросали. Последний раз, она сама подобрала ему женщину – пусть не очень красивую и с ребёночком, но хозяйственную, положительную и верующую в бога. И всё, вроде бы, стало налаживаться, – и тут вдруг Борика ударил инсульт – отнялась рука и нога. Она с Бориком обошла все Московские больницы, возила в Германию. Объехали с его женой, старые «намоленные» церкви, заказывая молебны «За здравие» – всё бесполезно. В И вот, когда они уже потеряли всякую надежду, одна из её старых подруг, посоветовала Константина Сергеевича. Тот стал их последним шансом на исцеление. Поначалу, привозя брата, певице приходилось помогать своему водителю доводить больного до кабинета. Там она и познакомилась с врачом, сразу запомнившемся необычным видом – длинная борода и тёмные очки даже в помещении. А после появления явных улучшений от лечения, они с женой Борика стали буквально боготворить Константина Сергеевича, и при любом случае рекомендовать своим знакомым.

Певица в каком-то заторможенном состоянии слушала двух тёток, одна за другой, обвиняющих Константина Сергеевича в постановке неправильных диагнозов, и, как следствие, смерти их близких. До неё постепенно доходило, что обвиняют её кумира – человека, который, практически, вернул к нормальной жизни любимого младшего братика. Обвиняют врача, которого она сама много раз рекомендовала, и всегда за это получала благодарности.

И здесь она, с удивительной для её комплекции скоростью, выбежала в центр студийной площадки, грубо оттолкнув следующего в очереди обвинителя и решительно забрала микрофон у ведущего. Дальше, хорошо поставленным контральто, вырвавшимся из глубин её великолепной груди, выдала такую арию в защиту, что хабанера из Кармен – начисто проиграла по эмоциональному накалу и темпераменту.

Она рассказала о Борике, о других своих знаменитых и не очень знакомых, которым помог Константин Сергеевич. Говорила она долго, иногда повторяясь, но никто не смел её перебивать. Наконец, она опустила микрофон и, успокаивая дыхание, величественно посмотрела на публику, привычно ожидая аплодисментов…. И они раздались!

Константин Сергеевич, смотрел шоу по телевизору, и когда услышал аплодисменты, понял – это всё, это конец…

Барабанный переулок заполнили журналисты от телеканалов и газет. Но там их ожидало совершенно пустое здание – только охрана. Клиентки косметологии перестали появляться: боялись, как чумного барака, – ага, выйдешь из клиники, и как говориться: «Под свет софитов», – «А кто это у нас, такая вся красивая?».

Константин Сергеевич тоже исчез. Ему позвонила Жанна:

– Всё, точка в Барабанном спалилась. Тебе появляться и близко нельзя – категорически. Из-за поднятой волны тобой заинтересовались серьёзно. Москва для нас закрыта. Будем перебираться в Подмосковье. А может в Рязань, или Тулу – поближе к твоей деревне. Подумаем.

– Статья в газете была редкой глупостью, – ответил Константин Сергеевич. – Надеялся сойти за мелкого шарлатана, спустить пар….

– Да, ты крепко просчитался – недооценили эффект твоего лечения.

– Ну, вообще то, идея со статьёй была твоя.

– Ой, давай не мериться… славой. Если бы не этот проклятый еврейский вопрос – всё было бы тип-топ. И умоляю: сбрей свою мерзкую козлиную бороду и выброси на помойку шляпу – ей там самое место.

Бороду Константин Сергеевич сбривать не стал – просто сильно укоротил. Шляпу выбросил, но приобрёл новую. В силу обстоятельств ему требовалось достаточно часто посещать Каменск, а в последние годы, чтобы сохранить свою исключительность, приходилось, вообще, находиться там почти постоянно. Но в городке проживало ещё много пожилых людей, которые знали и хорошо помнили его с детства. Помнили, тогда ещё просто Костю Косова – внука директора школы. Тёмные очки, шляпа, плащ и трость, на которую он опирался при ходьбе, а ещё и борода, не только создавали запоминающийся, полумистический образ колдуна, но также, а это было главное – качественно маскировали его от ровесников. По паспорту – за шестьдесят. А внешне, без «прибамбасов» – никто бы и сорока не дал.

Глава 3

После поспешного бегства из Москве, вызванного неумеренным вниманием к его персоне, он, под разными именами, открывал свои кабинеты и в Подмосковье, и в областных центрах, окружающих столицу. Выезжал и работал в различных городах по всему миру. Возвращался опять и в Москву, конечно, под другим именем. Но теперь, надобность в этих постоянных перемещениях отпала, и поэтому, окончательно осев в Каменске, он просто так, «для души», практиковал при больнице своего городка. Принимал и лечил больных, скорее, ради морального удовлетворения. Конечно, был и материальный прибыток, который он тщательно отслеживал, стараясь жить «на свои». Это давало богатую пищу для зубоскальства со стороны соратников, знающих истинные размеры сумм и ресурсов, которыми он мог распоряжаться.

Вот и сейчас, наслаждаясь приятной осенней погодой и прогулкой по любимой с детства улице, он шёл к зданию больницы, где через час у него должен был начаться приём.

Дорогу ему преградил, ствол упавшей липы, вокруг которого стояли работники коммунальной службы. Четверо курили и сосредоточено наблюдали, как пятый бензопилой отделяет сучья.

Что бы обойти, ему пришлось сойти с дороги и свернуть в маленький скверик, разбитый около здания бывшего горкома КПСС. Сейчас это здание занимала городская администрация.

Около входа был установлен бюст Почётного Гражданина города, депутата Верховного Совета СССР, дважды Героя Социалистического Труда, Заслуженного Шахтёра – Прокопчука Василия Семёновича.

Константин Сергеевич отчётливо помнил торжественное заседание в городском Дворце Культуры посвящённое Дню Победы, проходившее почти пятьдесят лет назад. Бабушка, пользуясь положением директора школы, поставила его знаменосцем, вместе с дочкой управляющего Райпотребсоюзом. Они входили первыми в заполненный зал, неся знамя, а за ними шли пионеры в белых рубашках, долбя в барабаны: Трам- пам – пам. Трам – пам – пам. Огромные, белые банты у девочек – пионерок, тряслись в такт: Трам – пам – пам.

– Мы, пионеры города Каменска, пришли поздравить наших ветеранов…

Пионеры, звонкими голосами прокричали поздравления, а затем хором продекламировали военно-патриотические стихи. Закончив декламировать, по команде слаженно отсалютовали, и, опять под барабаны, направились к выходу. Все встали, провожая улыбкой и аплодисментами.

Они ушли, а знаменосцы, вместе со знаменем, остались стоять за столами президиума.

Слово для доклада предоставили дважды Герою Социалистического Труда, Кавалеру Орденов Славы и прочая, прочая… – Пркопчуку Василию Семёновичу. На трибуну вышел сухощавый человек с двумя золотыми звёздами на пиджаке. На узком лице, со следами въевшейся угольной пыли выделялся длинный с горбинкой нос. Василий Семёнович энергично взмахнул рукой, и сильным гулким голосом начал: – Двадцать второго июня, несметные полчища немецко-фашистских захватчиков, без объявления войны … Сразу чувствовалось, что докладчик любит «толкать речи», делает это без бумажки и с удовольствием. Огрехи, в построении предложений, подчёркивали непосредственную эмоциональность выступления.

– Немецкие генералы, со своим фюрером, планировали уже в сентябре захватить столицу нашей Родины – Москву. Но товарищ Гитлер ошибся! Советская Красная Армия под руководством Коммунистической партии… В зале начали раздаваться шепотки и смешки. Как опытный оратор, Василий Семёнович догадался: где-то промахнулся, – публика вышла из полусонного транса, в который обычно погружалась на подобных мероприятиях, но понять, где допустил ошибку – не мог. Выступление скомкал, даже не рассказав о партизанском движении, и, под неприлично жидкие хлопки и тихие смешки, покинул трибуну. Он сел за стол президиума рядом с первым секретарём горкома партии.

Место за трибуной занял новый выступающий, а секретарь горкома прикрыв рот рукой, уголком губ начал шептать: – Василий, я много раз слышал, что ты якшаешься со всякой швалью, и напиваешься с ними до корячек, но у тебя, оказывается, ещё и такие товарищи появились!

– Какие товарищи? – прогудел с непониманием Василий Семёнович.

–Но товарищ Гитлер ошибся! – прогудел, передразнивая в ответ секретарь горкома.

Василий Семёнович досадливо крякнул, налил из графина в стакан воду, в два глотка выпил, и, откинув голову, стал смотреть в потолок.

Стоявший сзади мальчик-знаменосец, чтобы не захохотать, запихивал в рот бархат знамени.

И вот сейчас, этот постаревший мальчик – знаменосец, проходя мимо уже позеленевшего бюста, посмотрел на профиль, удивительно погожий на топор, улыбнулся и тихо прогудел: «Но товарищ Гитлер ошибся!».

До переулка Радищева, где находилась городская больница, оставалось метров тридцать, когда его обогнала стайка местных мальчишек на велосипедах. – Ух ты! Смельчаки какие! – подумал Константин Сергеевич. – Не побоялись, не свернули на другую улицу. Особенно этот молодец – толстозадый! Как его? Вспомнил – Ярослав. Да, молодец! Справился, и колдуна теперь не очень боится, и у ребят уважение вернул.

Около года назад, семья Ярослава переехала жить в городок. Про местного колдуна мальчишка что-то краем уха слышал, но не проникся. Принял за «детские страшилки». Ярослав, как новичок. пытаясь завоевывать авторитет у местных сверстников, старался показать, какой он «крутой», и отвязный пацан. В тот день возвращаясь домой, Константин Сергеевич, услышав гомон у школы, и решил обойти кругом – мимо школьного сада. Он старался рядом с дверью школы, вовремя пересменки, или большой перемены не ходить – избегая надоевшего внимания детворы.

Несколько ребят курили в саду, оседлав ветки старых яблонь. Они передавая дымящиеся сигареты друг другу, что-то при этом активно обсуждая. Ярослав не курил, стоял рядом и грыз яблоко. Мальчишки, увидев высокую фигуру в чёрном, – примолкли, некоторые, на всякий случай, спрятали недокуренные «бычки» и спрыгнули с веток. Ну а Ярослав – тот смелый, ничего не боится! Громко крикнул: «Эй! Колдун – пердун, доедай!», и с силой запустил огрызком яблока, стараясь попасть в шляпу. Тростью отбив огрызок, Константин Сергеевич прошипел: «Сейчас узнаем, кто здесь – пердун».

Сняв очки, он впился в метателя взглядом. Очки можно было и не снимать, но так выглядело эффектней. Тем более, колдун был уверен, что произошедшее здесь, будет тысячу раз пересказано. Это жест запомнят, и, если в будущем произойдёт нечто подобное, – достаточно будет только снять очки.

Конечно, он уже не так силён, как был, но на что-то ещё способен. А уж расслабить сфинктеру мальчишки, стоящего меньше, чем в пятнадцати метрах – не проблема. Правда, на таком расстоянии, он не мог сконцентрировать воздействие точно. Он понимал: кроме сфинктера, расслабятся и мочевой пузырь, и мышцы ног. Рассчитывал, что пацан громко пукнет, чуть дрогнут колени, немного «прольёт» в трусы. Всё получилось намного жёстче. Ярослав, как мешок, рухнул на спину, «обделался» и по полной «надул» в штаны.

Константин Сергеевич вернул очки на место, и спокойно двинулся дальше. Сзади сначала установилась полная тишина, затем мальчишки стали зажимать носы, гнусаво крича: фу, фу, фу.

Этот эпизод не обошёлся без последствий, а имел продолжение. Ближе к вечеру, к дому колдуна сверкая «мигалками» и голося сиренами, подъехали аж две пожарные машины, переполошив всю округу. Его собаки, кавказские овчарки– Бонни и Клайд, вопреки исторической аналогии оба кобеля, своим бешенным лаем вносили дополнительную лепту, к гавканью остальных соседних псов, создавая уже почти нетерпимую звуковую вакханалию Колдун выскочил во двор одновременно со своим помощником – Дмитрием, который в то время уже работал у него. Они оббежали вокруг дома, но пожара, или его признаков, ни у себя, ни у соседей не заметили. Наконец сирены замолчали. Погасли и проблесковые маечки.

Боня и Клайд тоже успокоились, только в близлежащих домах собаки продолжали неистово лаять.

Колдун с Дмитрием пошли к калитке, узнать – что случилось.

– Кузьмич, не стоит нам всем вместе вваливаться, – услышали они голоса из-за забора.

– В любой огонь с тобой пойдём, а к колдуну нет. И приказать ты нам не можешь. Сам разбирайся, и поспокойней. Вот на этом самом месте Васька Карась со своими «друганами» три дня на коленях стояли, прощения у колдуна вымаливали.

– Нас девять здоровых мужиков, и вы очкуете? Не думал, что вы такое… А если бы он с твоим ребёнком так?

– Да не очкуем мы. Он хоть и корявый, и лишний раз к нему не зайдёшь, но, если припрёт по-настоящему – может и помочь. К нему сюда и спортсмены, и артисты, и бандиты, и начальство. Все к нему. Себе дороже с ним ругаться. Что он твоему ребёнком сделал – не знаем. А вот нас, и детей наших – лечил. Ты хоть и командир, но человек здесь новый – всего не знаешь… Вон, возьми Витька и с ним заходи, ему всё равно через полгода уезжать. Говорю: не надо всей толпой. Мы рядом – если совсем плохо – свистнешь.

–Ну и …, – раздался мат. Константин Сергеевич, услышав приближающийся топот сапог по плитке перед воротами, не стал дожидаться звонка, или стука, а сразу сбросил запор открывая калитку. К нему направлялись двое в пожарной форме. Один постарше плотного телосложения, с красным лицом. Второй помоложе, его он иногда встречал в посёлке – видимо, Витёк, который всё равно скоро уедет из города. Константин Сергеевич и Дмитрий, повернувшись спиной пошли в глубь двора, жестом приглашая пройти за собой. Но пожарные застыли в проёме калитки – не желая пропадать с глаз сослуживцев. Старший сразу начал орать сиплым басом:

– Что ты сволочь сделал с моим пацаном…

– Тише, тише. Что кричишь. Проходи, садись за стол. Расскажешь, что случилось с твоим мальчиком. Ты не бойся, проходи, – спокойно убеждал колдун.

Молодой пожарный нервно оглянулся на своих товарищей. Те напряжённо прислушивались, боясь пропустить хотя бы слово. К ним уже присоединились и любопытные из соседей.

– Проходите, проходите. Что вы в калитке застыли. Не бойтесь, – повторил опять – «не бойтесь», но уже Дмитрий.

– Вас бояться…, – Пожарный сплюнул, и они зашагали во двор.

– Бонни, дверь, – отдал команду Константин Сергеевич. Собаки, укрывшиеся за гаражом, быстро выбежали. Бонни захлопнул калитку, и ловко лапой закрыл на засов. Клайд подбежал, встал рядом. Зрителям за забором показалось, что калитка захлопнулась и встала на засов сама. Овчарки повернулись к пожарным и одновременно обнажили зубы в улыбке.

– Присаживаетесь. – Константин Сергеевич указал на садовую скамейку, рядом с которой встали пожарные. Витёк на предложение не отреагировал, продолжая завороженно смотреть на собачий оскал. Старший же повернулся боком, оказавшись задом к скамейке.

– Своими шавками решил запугать…, – опять с криком начал он, но неожиданно ноги подкосились, и его тело тяжело «плюхнулось» на скамейку, заняв полулежащее положение. Мужик он был крепкий и нетрусливый, но здесь по-настоящему испугался. Он набрал воздух, чтобы криком позвать на помощь, но вышел только хрип, а затем его начал «бить» кашель. Витёк оторвался от созерцания собак, и теперь с такими же отупелым изумлением смотрел на развалившегося на лавке командира. Лицо того из красного превратилось в бордовое. Он тяжело дышал, время от времени ударяя себя кулаком в грудь, и опять начинал кашлять.

– Я же говорил тебе – не кричи. – Последнее «не кричи» – Константин Сергеевич произнёс по слогам.

– Как зовут его мальчика? – обратился колдун к Витьку, но тот не реагировал, продолжая пялиться на пытающегося продышаться старшего пожарника.

Колдун повторил вопрос. Витёк, не отрываясь от столь занимательного для него зрелища, пожал плечами и ответил:

– Как сына зовут не знаю. Его фамилия, – он кивнул на отца, —Кушнир.

– Что произошло с мальчиком в курсе?

– Не-а, ничего не знаю. Жена ему звонила на сотовый, ещё в дежурке – он взад – вперёд с телефоном у уха забегал. Потом вызов был – пожар в архиве. Это на Гагарина. Здание трёхэтажное, выезжали с лестницей. Приехали – там короткое замыкание. Обесточили. Чайник у них со стола взяли и водой оттуда обои затушили. В архиве бабьё одно, в смысле женщины. Все с визгом на улицу выскочили. А мы только зря рукав раскатывали…

Когда закончили, Владимир Кузьмич, – Его Владимир Кузьмич зовут, – он опять кивнул головой на командира. – Ну, так он после и спросил, кто знает где, извините, колдун живёт. Поехали…

– С сиренами? – поинтересовался Дмитрий.

–Ну, да. Мы же не знали зачем едем. А он отключить не приказывал. И только когда приехали, узнали: вы что-то сделали его сыну – надо разобраться. Всем расчётом заходить отказались – чай не пожар. Вот меня и, – Витёк немного запнулся, —и делегировали, сказали: тебе всё равно скоро уезжать.

– А вы смогли бы нас всех так положить, весь расчёт? – он показал на своего начальника.

– Легко! Хочешь тебя рядом устроим, в ногах у начальника, валетом? – предложил Дмитрий.

–Ярослав, – неожиданно произнёс старший пожарный, справившись с кашлем. – Сына зовут Ярослав, – пояснил он.

– Дмитрий, посмотри по базе – с чем имеем дело.

– Когда последний раз обращались? Но отец замотал головой и произнёс: – Сегодня…

– Так у меня сегодня и приёма не было. В больницу я ходил, но на стационар …

– Сегодня около школы, – продолжил пожарный.

– Вот в чём дело! – протянул Константин Сергеевич, и добавил, обращаясь к Дмитрию: – Не нужно искать в базе. Здесь, оказывается, не лечение, здесь пришли разборки чинить.

Дмитрий вопросительно посмотрел на Константина Сергеевича, ожидая разъяснений.

– Да, пришлось сегодня мальчишку наказать. Шёл мимо школьного сада. Настроение было ни к чёрту. С главврачом поссорился – опять мне навязал… Ладно, сейчас не об этом.

Школу решил сзади, вокруг обойти, чтобы детишек не будоражить. Иду, и вдруг слышу: «Доедай, колдун- пердун!». И летит мне в голову огрызок яблока. Вот этому любителю кидаться яблоками, я и… Ну, в общем, – излишне маханул, мальчишка упал, и, кажется, обгадился.

– Он теперь лежит и воет, – ещё сильно сипя произнёс отец. – Сказал: «В школу больше никогда не пойду». Жена рыдает, боится – вдруг что с собой сделает.

– На то ты и отец – вот иди и успокаивай. Что ко мне то прилетел? Правда, теперь ещё сыну сможешь пересказать, как со мной разобрался. Ему полезно будет узнать, что за его хамский поступок отец «вписался», и что в результате за это огрёб. Только ему не ври – всё равно уже завтра всем и всё будет известно.

– Хорошо, хорошо, я всё понял! Извините нас обоих! Он плохо поступил, я, не разобравшись, погорячился – извините нас! – просительным тоном произнёс всё ещё полулежащий на скамейке пожарник. – Да тебе не пожарником – тебе акробатом, или гимнастом надо быть. Так быстро перевернулся! А как кричал, как кричал! – заметил Дмитрий.

– Вот, уже и прощенья попросил, и на «Вы», – поддержал Дмитрия колдун, —потихоньку доходит до папочки – нельзя наезжать на человека не разобравшись. И, наверное, до сынка дойдёт – нельзя в стариков огрызками. Какие вы, однако, с сыном одинаковые, как быстро гасните, получив в ответку. – Я уже извинился. До меня теперь дошло – что вы такое… Э-э-э, нет, нет – кто вы такой! Я вот подумал – может поможете моему сыну? А то он аж задыхается – жена сильно переживает.

– Насчёт помочь твоему сыну – могу и помочь. Устрою тоже самое и тебе, как твоему сыну. Мальчик увидит, что не один такой, а папка также обгадился – ему, возможно, и полегчает.

– Есть подобный метод реабилитации у психологов, – поддержал Дмитрий, – опускаешься до уровня человека, а затем вместе с ним поднимаешься.

– Не, бесполезно! – решил поделиться опытом Витёк, – На нас комплект пожарника. Прошлым летом дом горел на Выселках, мы крышу разбирали. И, вдруг, как газовый баллон рванёт! С нами два стажёра были, так они оба, того, в штаны. И обратно ехали – никто даже и не почувствовал, только потом в бытовке дурни спалились. А сделали бы всё правильно – никто бы и не заметил.

– Значит считаешь бесполезно из-за пожарной робы? Ну тогда – ладно, не буду и пробовать – не буду тратить силы, – с ноткой сожаления произнёс колдун и, сделав паузу, продолжил: – А если серьёзно, конечно, могу на время успокоить и усыпить твоего сына – но делать этого не буду. Во-первых – лень, а во-вторых – он всё равно проснётся, а проблема не исчезнет. Только сам, со временем сможет её решить.

–А как он сам…? Это ж какой позор для тринадцатилетнего пацана!

– Смехом. Только смехом. Должен сам посмеяться над собой. Тогда остальным травить станет неинтересно. А не получиться… – уезжайте. Меняйте город – спокойствие сына дороже.

– Как у вас легко – уезжайте!

– После такого светового и шумового шоу, что здесь устроил, вылететь тебе с работы будет даже легче, чем ты можешь представить.

– Хотите сказать – жаловаться на меня пойдёте?

– Не понимаешь! К кому другому подъехал бы «на разборки», может быть, и сошло. Но со мной… Через час. полтора твоё начальство будет в курсе, а к утру и начальство твоего начальства.

И всем будет до щекотки любопытно. Тебя задергают, якобы на доклады. И во что это выльется…? Конечно, у нас начальство подчинённых-дураков любит, но только послушных, а инициативных дураков не любит никто. Поэтому, я решил – всё же тебе помогу.

– Как? – с подозрением поинтересовался пожарный.

– Я сделаю так, что тебя все жалеть будут.

– Почему жалеть? А- а – а…, – пришло понимание. – Не подходи!

Константин Сергеевич, не обращая внимания на крик, направился к пожарному, который начал размахивать перед лицом руками, то ли творя спасительный крест, то ли отмахиваясь от видимого только ему призрака. Оказавшись рядом, колдун левой рукой сделал обманное движение, а пальцем правой легло коснулся щеки пожарного, после чего лицо того перекосила жуткая гримаса.

– Што! Што, жделал? – прошепелявил пожарник, пытаясь пальцами оттянуть щёку вниз на своё место.

–Не трогать! Нельзя – мышцы растянешь! А так – ничего страшного. Через полчаса гримаса сойдёт. Ноги отойдут, и того раньше – минут через пятнадцать. Зато все тебя будут жалеть – сильно не накажут, а может и вообще простят, за «выезд – наезд», что тут устроил. – Так ребята, – обратился колдун, к Витьку с Дмитрием. – Взяли под руки и потащили на выход. А то от его криков, слышу, за забором народ разволновался. Надо их успокоить, показать, что с ним всё в порядке, в относительном, конечно. Мол, колдун, ни зверь какой – заходите ещё, гости дорогие. Пусть все видят – если со мной по-хорошему, то и я со всем уважением.

Как выйдете за калитку попроси сфотографировать – начальству потом представить. Может действительно пожалеют.

Бонни и Клайд, взглянув на перекошенное лицо пожарного, с испуганным воем бросились в разные стороны.

– Надо же – какие нервные! А говорили с ними на медведя можно! – громко прокомментировал бегство собак Константин Сергеевич. – Ногами- то, ногами помогай ребятам, чего правую поджимаешь?

– Сс-в-о -у-у- шши! – что-то совсем невнятное, но очень эмоциональное прозвучало в ответ.

– Что он сказал? – поинтересовался Константин Сергеевич.

– Не понял. Но, кажется, опять не на вы, – предположил Дмитрий.

– Обидно, работаешь, работаешь с человеком. Тратишь своё время и способности, и никакой благодарности.

Около пожарных машин собралась изрядная толпа, Увидев выходящую процессию, она сначала замолчали на вдохе, а потом на выдохе разрешились горячим обсуждением. Предупреждение насчёт- зафиксировать на фото, были излишним. Стоило им протиснуться через калитку – сразу оказались в прицеле десятка сотовых.

– Что с ним? У него инсульт? Удар хватил? —спрашивали подбежавшие пожарные.

– Успокойтесь! – громко, пытаясь всех перекричать, произнёс Дмитрий. – Через полчаса с ним будет всё в порядке.

– Почему он такой? Что случилось? – посыпались вопросы уже из толпы. – Плохо себя вёл – ругался, грубил. Константин Сергеевич ему объяснил…, – Дмитрий сделал паузу, и продолжил, – и объяснил, как только он может.

– Как гримаса сойдёт – грамм двести, двести пятьдесят водочки, для успокоения, но не больше, – прошептал Дмитрий, передовая на руки пожарных тело их командира.

Когда Дмитрий вернулся во двор, Константин Сергеевич курил, сидя за столом в беседке.

– Что это за история о мужиках, которые три дня на коленях стояли, – обратился к нему Дмитрий, присаживаясь рядом. – Пожарные вспоминали, когда приехали. Кажется, они говорили Васька Карась с друзьями. Я ничего об этом не слышал. Расскажите?

– Да в общем то, это история…, – как репутация работает за тебя. – Константин Сергеевич затушил сигарету и с улыбкой продолжил: – Была тогда у нас в посёлке компаха типа «братков», или «приблатнённых». Да почему были? Они и сейчас, кажется, есть – только поутихли. В общем, играли они как-то раз в карты «на интерес». Набрались дурошлепы деревенские от сидельцев. И в одной игре была ставка – сбить с колдуна шляпу. Вот Васька Карась и проиграл. Пришлось ему идти исполнять, как полагается, со свидетелями. Подловили они меня – возвращался вечером из больницы. Увидел – трое идут по тротуару на встречу. Обычно, узнав меня, прохожие переходят. Ну бывают и поумней, которые не бояться. Эти, вроде бы расступились, пропуская. А когда мимо проходил, краем глаза засёк – летит рука в голову. Я, кажется, успел пригнуться пропуская, но шляпа всё равно слетела. А потом, я их всех троих и положил…

– Как пожарного сейчас? – поинтересовался Дмитрий.

– Нет. Точнее будет – как сына пожарного сегодня.

– Это у вас такой «золотой стандарт» лечения? Чтоб ещё обгадились?

– Ладно, обгадились. С этими недоумками получилось ещё хлеще. Мне шляпу настоящий «Stetson», сын из Америки привёз. А они её в грязь… Сначала тростью прошёлся, но не долго – запах. Отошёл подальше и с дистанции отработал, чтоб их «поколбасило». Запели сразу. Рассказали про игру в карты. Всё валили на Карася. Я им и объяснил: в России с генофондом и так не очень, а такие идиоты его точно не улучшат. Короче, обещал сделать всех их импотентами.

– А вы так можете? – поинтересовался Дмитрий.

– Чего? Импотентом сделать? Да и ты сможешь, если удачно попадёшь и лучше с ноги…

– Да, нет! Своими способностями?

– Знаешь, никогда над этим не задумывался. Ну, обратное действие совершал – лечил. Значит и прямое смогу.

– А как же тогда с ними? Как я понял, на коленях то они стояли – просили восстановить?

– Я и говорю – репутация сработала. Самовнушение. Мужская психика – дело тонкое.

– А после?

– Что после? Три дня перед воротами отстояли… Правда, пришли не сразу, а где-то через неделю.

Сначала матери дуралеев… И на улице, и в больнице отлавливали – умоляли «снять порчу». Я-то поначалу думал: оболтусы молодые, ни разу не интеллигенты – здоровый организм с простой психикой – быстро своё возьмёт. Ан нет.

– А как порчу сняли?

– Да, просто. Вышел к ним за ворота. Снял очки, махнул рукой – всё. Пару слов напутственных сказал. Больше не приходили – значит сработало.

К столу, за которым они беседовали, подбежали собаки.

– Вот артисты! Ты видел, как они испуг изобразили, увидев физиономии этого …?

– Да, конечно, – ответил Дмитрий, почёсывая Клайда за ухом.

В это время Бонни подобрался к нему сзади и, привстав на задних, передней лапой попытался почесать за ухом самого Дмитрия.

Тот быстро вскочил и закричал: – Опять ты за свои штучки! Вот гадское животное! Лапы грязные – всю шею заляпал!

Тем временем гомон толпы за забором стих. Подвывая изношенной коробкой, уехали пожарные машины.

–Неправильно как-то…, – начал Дмитрий.

– Что неправильно? – переспросил Константин Сергеевич. Как с пожарным поступил? С ним по-другому было нельзя. Таких людей надо ломать сразу и полностью. Компромиссы с ними невозможны.

– С пацаном…, – продолжил Дмитрий.

– Не люблю я это слово – «пацан» и, заметь, почти не употребляю. Знаешь, почему в Израиле

нет дорожного знака со словом – «STOP»? – Нет, не знаю, – мотнул головой Дмитрий.

– Там на знаке вместо «STOP» – открытая ладонь. Константин Сергеевич поднял руку и показал свою ладонь. – Если «Стоп» читать справа налево, то получиться «Потс» – а это на идиш – член.

Якобы, поэтому знак «STOP» у них не употребляется.

А вот «пацаны» и произошли от этого слова – «Потс». Так в Одессе презрительна называли юнцов: «Пацан, пацанчик», – намекая на малый размер тютюльки – не выросла. И меня всегда забавляет, когда здоровые детины именуют себя и своих приятелей – пацанами. То есть заявляют, что даже по еврейским, я думаю не очень строгим меркам, у них не выросли.

– Ну, а с сыном пожарного, конечно, переборщил, – вернулся Константин Сергеевич к вопросу Дмитрия. – Так радикально и не хотел. Он немного помолчал, затем продолжил: – С другой стороны, может быть, это поменяет его отношение к жизни. Желание строить из себя крутого перед сверстниками уйдёт с первого места. Вот и появятся другие приоритеты…

– Да, я не о том, – перебил его Дмитрий. – Помните, когда я поругался с Руфой соседкой? Забор они меняли и доски старые с гвоздями по дороге разбросали?

– Что-то такое помню, – ответил Константин Сергеевич. – Я тогда, кажется, впервые услышал, как ты материшься. – Вы помните, что мне потом сказали? – Вообще-то, – не помню. Но мне сильно не понравилось, как ты «собачился» с ними матом на всю улицу.

– Вы мне, Константин Сергеевич, хороший пример тогда привели. Спросили: «Если обезьяна из клетки в тебя дерьмо кинет, ты в ответ тоже в неё дерьмом кидаться начнёшь?».

– Ну, да. Правильное сравнение.

– А сами сегодня с пацаном, то есть с мальчиком?

– О! Это разные ситуации. В твоём случае – обезьяна сидела в клетке, значит в зоопарке, то есть в общественном месте. Она была там под охраной сторожей, ну и приличий. А вот если на свободе обезьяна швырнёт в тебя дерьмо, то святой долг воспитанного и культурного человека поднять камень, поувесистей, и постараться не промазать.

– Только сегодня и у вашей «обезьянки» оказался тоже сторож, – дополнил Дмитрий. – Но вы и сторожа в дерьме вывалили. – А ещё мне не понравилось, – продолжил Дмитрий, – вы опять засветились при свидетелях. Любой, мало-мальски думающий человек, легко сложит два плюс два. Сложит, и задумается: «Если колдун с расстояния расслабляет мышцы сфинктера – что ему мешает также и с сердцем?».

– Да ладно тебе, перестраховщик, – ответил колдун. – Были уже такие умные, и не раз. А сейчас, кому они будут верить? В зачуханном городишке, полусумасшедший дед, которого по своей темноте, местные аборигены считает колдуном, так напугал детишек, что один упал и обгадился. Вот событие! Да их все на смех поднимут… Сделав небольшую паузу, Константин Сергеевич продолжил: – Правда были некоторые дотошные. Журналисточка одна – много накопала. Собрала, сопоставила… Пришли к ней серьёзные люди в погонах и объяснили – не лезь. Так ведь, не успокоилась. Пришлось ей звонить, договариваться о личной встрече. Микрофонами обвешалась. Флэшку записала: «Если вы смотрите эту запись, то меня уже нет». При встрече тряслась от страха…

– Сейчас, наверное, у нас работает? – спросил Дмитрий.

– Да, в отделе безопасности.

– И всё же жалко, как жалко, – продолжил Константин Сергеевич. Заметив вопросительный взгляд Дмитрия, пояснил: – Я о сегодняшнем дне. Жалко мне – нет, ни эту семейку пожарного. Жалко сил, потраченных на чепуху. Как говорят: «на дешёвые понты». Своих то сил, вообще, чуть-чуть осталось, пользую заёмные. А потратил… Иной раз – человека из комы вытащить – меньше трачу. А сегодня оторвался – покуролесил!

– Зато прикольно было! – сказа Дмитрий улыбаясь. – А когда Бонни и Клайд с подвыванием от него шарахнулись – еле удержался от хохота. А соседям, соседям сколько удовольствия!

– Ну, это да! Соседи точно заценили! И главное, главное: как удачно додумались – собрать всех на представление воем сирен! Пол города сбежалось! – Константин Сергеевич тоже засмеялся.

– С такими представлениями – народная тропа к вам быстро зарастёт! – добавил Дмитрий.

– Это точно! Теперь надолго хватит. А то последнее время – нет, нет да прихватят на улице с просьбами. А после такого наглядного сеанса, так сказать, с демонстрацией – три таза подумают.

Глава 4

Прошёл примерно год, после этой истории с пожарными. И вот сейчас, колдун проводил взглядом спины ребят на велосипедах, среди которых был и сын пожарного – Ярослав. Они поехали дальше по Советской, напряжённо выпрямившись и не оглядываясь, а Константин Сергеевич повернул направо, в переулок Радищева и, через сотню шагов, оказался рядом с облупленном входом в здание городской больницы Каменска.

Прежде чем открыть дверь, связался с Дмитрием. – Дмитрий, я сейчас засяду на приёме в больнице. Ничего срочного не появилось? – Да ничего такого, – ответил Дмитрий. – Пауль Фельбуш обращался. Хочет обсудить с вами чью-то кандидатуру. И, напомню: в восемнадцать часов приедет Решетников. И, ещё – вы Фёдоровне обещали её протеже сегодня посмотреть.

–Хорошо, – сказал колдун и отключился от связи. Пока он разговаривал, ко входу подошли женщина в бежевом пальто с девочкой лет десяти, в красном пуховике. Ало -красный цвет пуховика своей яркостью, да ещё и на фоне серой больничной стены, так сильно бил по глазам, что контуры девочки буквально расплывались. В тон пуховику были ещё и красные туфельки, и сумочка. Поначалу они шли достаточно быстро, но внезапно женщина резко остановилась, рукой придержала девочку и как- то испуганно-тревожно стала смотреть на Константина Сергеевича.

– Видимо, ко мне, подумал он. – Сейчас начнётся: «Доктор, пожалуйста, выслушайте! Я вас очень прошу…». Константин Сергеевич всеми силами старался избегать «перехватов на лету». Вот и сейчас, открыв дверь, приглашающим жестом предложил женщине с девочкой пройти во внутрь. Когда они зашли, и по инерции сделали ещё несколько шагов от двери, колдун проскочил вслед за ними и быстрыми шагами отправился к регистратуре, оставляя потенциальных просителей далеко за спиной. Больничное здание было, четырёхэтажное. Сначала его строили пленные немцы. Видимо и к проектированию приложил руку какой-то пленённый «немецкий гений», заложивший в проект отголоски готического стиля, столь любимого в Германии. Первый этаж, выполненный в виде буквы Н, имел высокие потолки, толстые стены и узкие окна. Затем стройка была приостановлена на несколько лет. Остальные этажи, достраивались только над средней частью буквы Н. Возводились они позже, уже в экономном, «хрущёвском» варианте – с тонкими стенами, но зато с достаточно широкими окнами. Также, рядом с основным зданием, была возведена одноэтажная пристройка, в которой сейчас располагалось отделение хирургии. Из уважения к готическому стилю, в котором был выполнен первый этаж, его отштукатурили. Правда сейчас во многих местах штукатурка осыпалась. Верхние же этажи были сложены из простого красного кирпича. Кирпич со временем потемнел и местами покрылся зеленовато-коричневым мхом. В целом общий вид больницы, с осыпавшейся штукатуркой и покрытым мхом кирпичом, однозначно намекал: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». В помещениях первого этажа столь нерадостный настрой мог только усилиться. Из-за узости окон – всегда царил полумрак. А полумрак, в сочетании с порванным линолеумом на полу, делал передвижение по коридорам больницы опасным не только для больных, но и для вполне здоровых людей, особенно в дневное время, когда электрическое освещение в целях экономии выключали. Первый этаж, имел ещё и вмурованные в стену решётки на окнах, – защита от наркоманов, а в кабинетах, окна дополнительно были закрашены белой краской – защита уже от нескромных взглядов. Уместней сказать: окна, по-видимому, когда-то и очень давно, были закрашены белой краской. Сейчас же краска радикально изменила свой цвет. Примерно такой колер приобретают пальцы заядлого курильщика дешёвых советских сигарет – этакий грязно-жёлтый. Когда на окно любого из этих кабинетов, с грязно-жёлтыми стёклами и ржавыми решётками, смотришь вблизи, то появляется твёрдая уверенность, что именно за этим окном – точно находиться морг. Но если отойдёшь подальше, и увидишь всю панораму здания с ракурса, когда видны окна всех кабинетов, то мозг понимает, что столько моргов, в таком маленьком городке, быть не может, и сразу выдаёт другое предположение – в помещениях за этими мощными решётками содержат буйных психов, и ставят над ними опыты, используя ток высокого напряжения. Именно на этом, первом этаже, выполненным в «готическом стиле» с решётками и тёмными коридорами, располагалась больничная поликлиника, где Константин Сергеевич вёл приём. Прежде, чем пройти на рабочее место, он подошёл к окошку регистратуры. Там его ждали две записки от коллег с просьбами подойти к ним. Первая с пометкой: «Срочно!!!», от Леонидовича – хирурга ортопеда, а вторая от Анны Михайловны – заведующей неврологического отделения. Хирургическое отделение, куда его просил зайти ортопед, находилось в соседней одноэтажной пристройке к основному зданию. Он мог бы пройти коридорами поликлиники, и выйти через запасной вход прямо к корпусу хирургии, но в этом случае пришлось бы проходить мимо своего кабинета, где могли уже собраться пациенты и серьёзно задержать. Поэтому он, не переодеваясь, опять вышел на улицу.

После допущенной в Москве ошибки, с избыточной популярностью, им пришлось хорошо «замутить воду» и даже принять несколько контрмер – «во избежание», вплоть до создания двойников. Частично сработало, но всё равно информация просачивалась. Количество желающих попасть на приём к колдуну было опять очень велико. Регулировку этого потока больных, их отсеивание и сортировку, организовал главврач больницы – Лев Дмитриевич, или Лев Тигрыч – как его за-глаза величал персонал. Ну а Константин Сергеевич и в глаза, правда, при приватном общении, звал просто Тигрычем. Взаимопонимания с главврачом он добился легко. Этому весьма поспособствовал тот факт, что предшественник Тигрыча вылетел с работы именно по причине «недоразумений» с Константин Сергеевичем. Тигрыч же, и как врач был неплох, и администратор хороший. Затрапезный вид больницы, с рваным линолеумом и облезлыми стенами, выполнял роль язв у нищих на паперти. «Серьёзные люди», которые обращались к услугам колдуна, в случае удачного лечения, часто на радостях подкидывали больнице «от щедрот» деньги на ремонт. Но менять линолеум в коридорах, администрация не спешила. Тигрыч, конечно, и себя не забывал, но по чину. При этом он заботился и о новом оборудовании, и о достойных надбавках, пусть и «чёрным налом» к зарплатам персонала. Как они с бухгалтером всё это проворачивали – Константина Сергеевича не интересовало. Тигрыч прикрывал его, от первичного общения с пациентами. Он выделил отдельный кабинет, где врачи больницы «на подработке» вели предварительный осмотр и отсев. Они же формировали очередь на приём. Тигрыч зачастую сам определял стоимость лечения у колдуна, помогал решать конфликтные ситуации с больными. Но и сам прикрывался колдуном и его «крышами» от проверок. В таком взаимовыгодном симбиозе они и существовали, а официально их связывала только сдача больницей в аренду помещений под кабинеты иглоукалывания и массажа.

И вот сейчас, направляясь по улице в обход основного здания больницы к корпусу хирургии, Константин Сергеевич увидел Тигрыча. Тот стоял к нему спиной, и разговаривал с человеком в синем костюме с недовольно – брезгливым выражением на лице. Сзади «переминался» явно охранник. Чуть подальше, около чёрного «Майбаха», находилось ещё двое. Первый, тоже охранник, или водитель, а вот второй, молодой мужчина в свитере и джинсах, был Константину Сергеевичу знаком – тот не так давно привозил в больницу своего брата, пострадавшего в аварии на мотоцикле.

Константин Сергеевич, подошёл поближе к главврачу, и остановившись за его спиной, стал с интересом прислушиваться к разговору.

– Вы не переживайте, – успокаивал Тигрыч своего собеседника, – наш колдун, конечно, не сахар. И капризный и, вообще, – человек сволочной. Но если он больного взял – всё сделает в лучшем виде. Вам же и в Москве сказали, и я подтверждаю: самое правильное, что можно было сделать в этой ситуации – отвести сына к нашему колдуну. А я с ним поговорю…

– Я сейчас с ним сам поговорю, – прервал Тигрыча его собеседник. – Этот ваш колдун? – кивнул он Тигрычу за спину, указывая на Константина Сергеевича.

– Да, да – он. То есть, тот самый … Вот познакомьтесь – наша знаменитость…, – повернувшись, начал представлять его главврач.

Мужчина, недослушав, обогнул главврача, подошёл к «тому самому» почти вплотную, остановился и вперил взгляд в затемнённые очки колдуна.

Одновременно сбоку приблизился парень, стоящий до этого у Майбаха, и в котором Константин Сергеевич узнал брата мотоциклиста, попавшего в аварию.

Они с братом, второй был помоложе, гнали по шоссе на мотоциклах. Вот младшего и занесло на повороте – вылетел из мотоцикла и ударился о столб, сильно повредив плечо. Скорая отвезла в Георгиевск, там его немного подлатали. Старший позвонил в Москву отцу. Отец своих сыновей видел не часто – впервые за два года приехали его навестить. Он ни в чём не мог им отказать. Не мог запретить и поездку на мотоциклах под Рязань, к родственникам их матери – его бывшей жены. Узнав об аварии, он сильно разволновался, и постарался предпринять всё возможное для излечения сына. Связался со специалистами из Московского института травматологии, переслал рентгеновские снимки. От них узнал: после такого сложного перелома, со значительным «уводом» сломанной ключицы – сын может остаться инвалидом. Под ключицей много нервных сплетений – их сильное повреждение опасно потерей подвижности руки на всю жизнь. Теперь, уже испуганный по-настоящему, позвонил своему другу детства, а ныне известному практикующему в Москве хирургу. От него впервые и услышал о колдуне. Другу не раз довелось осматривал больных после лечения у колдуна: «Это мистика!» – заявил он, и ещё добавил, что есть много шарлатанов, которые прикидываются им, но друг владел точной информацией, где сейчас находиться настоящий. В заключении разговора друг детства так и сказал, что лучшим вариантом, лучше любых мировых клиник, был бы вариант с отправкой сына к колдуну на лечение – благо Каменск, в котором тот работает находиться рядом с Георгиевском – городом, куда отвезли его сына. Конечно, назвать везением факт, что его сын оказался в больнице неподалёку – грешно. Авария, очень сомнительное везение, но шанс использовать колдуна упускать нельзя ни в коем случае – тот обладает уникальной возможностью сращивать и наращивать нервы. Он даже может невероятное – восстановить нерв, оторванный от позвоночника. Попасть к нему сложно, да и человек он, по слухам, «тяжёлый» – может послать любого, поэтому нужна задействовать все рычаги влияния и срочно добиться договорённости с колдуном о лечении сына. Высокая государственная должность с сопутствующими связями, позволили отцу мотоциклистов быстро выйти на нужных людей и перевести сына в больницу Каменска. Сам он в течение трёх суток выбраться в Каменск не мог, но как освободился, сразу поехал к сыну. Конечно, он и сам волновался, но помимо на него ещё сильно давила бывшая жена. Узнав, что её ребёнок находиться в «деревенской» больнице на излечении ну у «очень хорошего колдуна» – она буквально впала в бешенство. Забастовка авиадиспетчеров не позволила сразу ей вылететь в Россию, и она «бомбила» бывшего истеричными ночными звонками и злыми дневными СМСками. В заведённом состоянии он приехал в это захолустье. Прошёлся по коридорам больницы, впечатлившись убожеством. Нашёл главврача, и потребовал отвести к своему сыну. Тигрыч, за последнее время уже привыкший к общению с «власть имущими», поэтому достаточно спокойно, и излишне не лебезя, отвёл посетителя в хирургическое отделение.

В палате они застал и второго сына. Там он и узнал, что операцию делал не колдун, а хирург-ортопед – какой-то Игорь Леонидович. О возможностях колдуна его сыновья, проведя три дня в больнице, много чего наслушались, но заходил он в палату только один раз, минут на пять. Подержал недолго повреждённую руку ниже гипса, ничего не сказал и ушёл.

Получилось так, что ему пришлось обращаться с просьбой устроить сюда сына к одному – ну очень «непростому» человеку. Теперь он ему должен, и неизвестно, что тот стребует в ответ. А сейчас ему ещё озвучили счёт за лечение – пятнадцать тысяч долларов: мол колдуны нынче дороги, и при этом выясняется, что колдун подходил только на пять минут. И последнее, старший сын сообщил: звонила мать, вот-вот подъедет. Сейчас она всё увидит, своими глазами и ему придётся по полной выслушивать от бывшей – кто он такой. А подбирать эпитеты, и уходить в истерики, она может как никто другой.

Главврач начал объяснять: колдун сам не оперирует, скальпель и в руки не берёт, но на операции он присутствовал. А это главное, и этого достаточно. – Ваш сын мог его и не заметить, ведь у парня было ещё и сотрясение мозга, и инъекции обезболивающих. Сейчас колдун должен подойти, – вы с ним поговорите, и он всё объяснит.

Когда они все, по просьбе процедурной медсестры, вышли из палаты сына на улицу – главврач начал опять ему что-то объяснять, а затем из-за угла появилась нелепая длинная фигура в чёрном плаще, с тростью и в шляпе с обвисшими полями. Сразу понял – это колдун. Он подошёл к нему и с яростью начал высказывать накипевшее.

Константин Сергеевич поначалу слушал не перебивая. За свою жизнь ему много раз приходилось выслушивать и оскорбления, и угрозы от больных и их родственников. Больше всего, правда, от тех, кому он отказал в лечении. Как правило, он привык выслушивать молча и терпеливо. Сейчас случай был другой – парня нормально прооперировали – с ним всё хорошо. А папаша явно потерял берега от чувства своего величия – можно и нужно его «приземлить». Вариантов у него было несколько. Первый: паясничающий Суворов перед Екатериной. Второй: близкий к первому, но более злой и желчный сумасшедший старик. Третий: тоже злой, цедящей слова чёрный колдун. Четвёртый, который он и решил сейчас применить – указать на скрытые болезни собеседника. Даже костюм, сшитый явно по заказу от хорошего портного, не мог скрыть увеличенную печень у папаши.

– Так, что там у нас? – Константин Сергеевич включил внутреннее зрение. Печень была явно «ожиревшей», но до цирроза было ещё далеко. Он начал смотреть дальше, и тут по восприятию буквально ударило резкое несоответствие – в теле установлены инородные, не свойственные человеческому организму конструкты. – Импланты в нижнем отделе позвоночника, – догадался колдун. Он ещё таких не видел.

Тем временем мужчина продолжал «разоряться» и перешёл к угрозам:

–Ты за те пятнадцать тысяч долларов, что я заплатил будешь сидеть рядом с моим сыном двадцать четыре часа в сутки, выбегая только…

– Импланты на позвоночник где ставили? В Америке? – перебил Константин Сергеевич.

– Что? Кто вам сказал? – сбился с тирады отец мотоциклиста.

– Значит, вы думаете, что переплатили? – не отвечая на вопрос, продолжил Константин Сергеевич: —Вы строите из себя наивного человека, который считает, что в России если заплатишь хорошие деньги – получишь хорошее лечение? Совершенно не обязательно. Часто вообще никакой связи. И вы об этом прекрасно знаете. Импланты же поехали вставлять в Америку… Константин Сергеевич замолчал и, опустив голову, стал заходить за спину собеседнику. Охранник сделал шаг навстречу и упёрся ладонью ему в плечо, но колдун резко скинул руку охранника, затем остановился.

– Когда импланты ставили? В смысле, когда последний раз делали рентген, спины, или, хотя бы, УЗИ почек?

– Он, что? Хочет меня запугать? – мужчина обернулся к главврачу.

Тот отрицательно покачал головой: —Не думаю. Он в такие игры не играет. Значит, что-то заметил. По пустякам бы дёргать не стал.

– Пойдёмте, сейчас осмотрю вашего сына, а затем вас. – Константин Сергеевич показал в сторону хирургического отделения. Желание «ставить на место» зарвавшегося чиновника у него пропало – теперь он видел перед собой только пациента. – Да, и как мне вас величать? А то нас так и не представили. Меня помимо как колдун зовут ещё…

– Я Михаил Сергеевич, как Горбачёв, – перебил его новый пациент. – А как вас зовут я узнал ещё в Москве.

Переодевшись, Константин Сергеевич зашёл в палату мотоциклиста. Взял его ладонь, словно для рукопожатия. Рукопожатие вышло немного затянутым, но не более того. Затем переместил свою руку ближе к загипсованному плечу. Но и там задержался не долго и отошёл от больного. – Сращивание идёт хорошо. Пока покой. Гипс минимум – месяц, полтора.

– Так долго?

– Долго? Да с такой травмой три-четыре месяца носят. А ты что думал? А потом реабилитация -упражнения, со слезами на глазах. Для полного восстановления, еще полгода руку раскачивать после гипса.

– А из больницы когда смогу уехать?

– У тебя было сильное сотрясение мозга. Думаю, Игорь Леонидович две недельки точно продержит, а там посмотрим. Ну всё, отдыхай, а мы с твоим отцом выйдем, поговорим.

Они прошли в ординаторскую. Там на кушетке для отдыха врачей п уже постелили чистую простынь, рядом с кушеткой стоял Тигрыч.

– Смотровая занята – Игорь Леонидович приём ведёт. А здесь вам даже удобней будет. Здесь скальпель, – главврач показал на металлический стерилизатор. Так что, можете приступать, – напутствовал Тигрыч и вышел.

– Они не помешают? – раздеваясь спросил Михаил Сергеевич, показывая на охранника и старшего сына.

– Мне всё равно. Но я уже примерно знаю, диагноз. Поэтому, лучше им выйти. Вы сами потом решите – кому и что говорить.

Когда они остались одни, Константин Сергеевич снял с полки чайник, потряс им – убедившись, что он полный, нашёл чистый стакан и всё это поставил перед пациентом.

– Выпейте два стакана, а затем раздеться до пояса, и лягте на спину. А я пока приготовлю колдовской инструмент.

С этими словами он подошёл к шкафу для одежды, из кармана своего плаща достал красивую, покрытую резьбой шкатулку и положил на стол. Затем вымыл руки. Откинул крышку шкатулки, натянул медицинские перчатки и аккуратно извлёк две деревянные спицы коричневого цвета и стеклянный пузырёк с тёмной жидкостью. Спицы он положил на приготовленную салфетку из стерилизатора.

– Что это? – спросил Михаил Сергеевич, указывая на спицы.

– Это палочки из волшебного дерева. А это – он показал на пузырёк, это сок буян травы.

– Буян трава? Ну, ну.

– Не нравиться буян трава? У вас на неё аллергия? Хорошо, пусть будет сок папоротника, сорванного под Петров день. Теперь вам стало спокойней?

– Спокойней? Я бы послал вас… Но имплант! Как вы увидели?! Михаил Сергеевич сам налил из чайника второй стакан воды, и, прежде чем выпить, спросил: – Ну а сюда чего притащили? Что ещё такого увидели?

– В правой почке образование. Может – камень уратный, может опухоль. Я ведь мельком – мог и спутать. Вот камень на основе кальция – отличил бы сразу.

– А сейчас разобрались?

– Я пока не смотрел. Вот всё подготовим, и тогда дам заключение…, полное.

Константин Сергеевич отвернул крышку у пузырька из шкатулки. Одноразовым шприцом набрал жидкости, завернул пробку. Спиртовой салфеткой протёр запястья на руках пациента.

Затем аккуратно стал выдавливать жидкость из шприца на спицу, смочив сантиметров на пять по длине, начиная от заострённого кончика. Спицы положил на валик, сделанный из салфетки, так, чтобы пропитанные края висели, и ни с чем не соприкасаясь.

– А теперь всё надо делать быстро – на воздухе долго нельзя. Ложитесь на спину, руки на живот запястьем вверх.

Константин Сергеевич подвинул стул к кушетке. Снял свои затемнённые очки. Затем скальпелем на запястьях пациента сделал крестообразные надрезы, и залил их оставшейся в шприце жидкостью. В разрезы поместил пропитанные концы спиц, и всё зафиксировал пластырем. Стянул перчатки, и взялся за спицы, как можно ближе к ранкам, чтобы пальцы тоже попадали на места пропитки.

– Всё молчим, лежим спокойно, пока не скажу. После этого Константин Сергеевич застыл на стуле, уперев взгляд в стену, как будто к чему-то прислушиваясь, иногда прикрывал глаза.

– Вот и всё. – Он оторвал пластырь и убрал спицы. – Можете сесть.

– А главврач говорил, что вы в руки скальпель не берёте.

– Какой скальпель? Где вы видели скальпель? Вот возьмите салфетку, протрите.

Михаил Сергеевич начал стирать кровь с запястья и с обнаружил только крестообразные розовые шрамики в местах надрезов.

– Вот видите! Скальпель, скальпель. Какой скальпель?

– Да, ещё раз убедили… Внимательно слушаю приговор. Судя по вашему лицу ничего хорошего. Не камень? Да?

– Нет, не камень. Да если и камень таких размеров – тоже ничего хорошего.

Константин Сергеевич надел очки. Ему часто в жизни приходилось говорить: «Онкология!».

Больным детям, понятно, не говорил. Иногда замалчивал и у взрослых, если видел – скорая смерть неотвратима, но родственникам говорил правду. Сейчас был другой случай: пациента надо было убедить срочно, не мешкая, делать операцию.

– Опухоль злокачественная, карцинома. Размер 3–4 см., правая почка в лоханке. В ближайших сторожевых лимфоузлах присутствуют раковые клетки, но метастазы ещё не образовались.

Михаил Сергеевич некоторое время сидел, молча осознавая сказанное, не поднимая глаз.

– И какова примерно точность диагноза? Можете перевести в проценты?

– Что опухоль онкология – девяносто девять и девять в периоде. По поводу остального – семьдесят пять, восемьдесят… Сейчас мочеточник и мочевой пузырь – чисты. А что будет через двое суток? Нет метастазов в лимфоузлах? Да, пока нет, а завтра? Вам нужна срочная операция! И чем быстрее сделаете, тем больше шансов на полное выздоровление. Почки работают хорошо. Одной левой почки – вполне хватит.

– А вы сами, в этой вашей больнице, можете мне провести операцию?

– Я не уролог. И, вообще, я ни только не хирург, я даже и не врач. Я специалист по акупунктуре, или, как понятней – по иглотерапии.

– Но вы же говорили, что делали операцию моему сыну.

– Я этого не говорил. Но, да, я присутствовал при операции. Константин Сергеевич встал, взял со стола свои деревянные спицы и пошёл к умывальнику. Он продолжил беседу, оттирая их под струёй воды, а затем, также тщательно, протирая бумажным полотенцем. – Хорошо, скажу откровенно: вашему сыну была проведена уникальная операция. Мало специалистов и мало клиник в мире, которые при таких повреждениях смогли бы полностью восстановить парню руку. Но у вас совсем другое. У вас требуется удаление, или частичная резекция поражённой почки. Я не скажу, что операция простая, но достаточно обыденная, набитая В любой более-менее нормальной клинике почку легко удалят и мочеточник в придачу. Нет, я понимаю, при некотором «везении» у нас и при удалении аппендикса можно в «ящик сыграть». Но для вас, думаю, найти хороших специалистов не составит труда. Вот, сына к нам отправили, говорят, такие силы были задействованы…

– Как я понял, вы отказываетесь меня оперировать – вам это не интересно?

– И это тоже. Но не главное. Главное – я не хирург, и я не уролог. Я больше ортопед. А наш уролог… Почки то он удалял – мужики часто друг другу отбивают по пьяни, или там ножом… Но не думаю, что он часто мочеточник иссекал. Поверьте, мы не о том говорим. Вам нужна хорошая клиника и, главное, нацеленность на быструю операцию. Нельзя терять время. С чем вы сейчас приедете в клинику? Выдаст главврач писульку: методами нетрадиционной медицины установлен предварительный диагноз… Ну и вы, конечно, на словах добавите, мол есть в городе Каменске «х-о -о-роший» диагност – Костя- колдун. Он зуб давал – опухоль. А в клинике протокол. Никто вас просто так под нож не отправит. Ладно там КТ с контрастом – это быстро. Опухоль увидят. А дальше? В моче и в крови могут ничего не найти. Полезут на биопсию брать – вход в мочеточник травмируют. И время потеряют и раковым клеткам ворота в мочевой пузырь откроют.

– И какой у меня процент на благополучный исход? – поинтересовался Михаил Сергеевич.

– Кто же вы по специальности? Всё у вас проценты… Ещё раз объясняю: везде, где смотрел – всё чисто. Печень, лёгкие. Сосуды хорошие. Скажу так, если быстро сделаете, то очень высокие. Только быстро, быстро. Поставьте всех «на уши».

В этот момент дверь в кабинет приоткрылась, и в проёме показался главврач.

– Вы освободились?

– Да, уже закончили, заходи, – пригласил Константин Сергеевич, вытирая полотенцем руки.

– Вас там жду в палате, – обратился главврач к пациенту.

– Кто ждёт?

– Женщина, представилась матерью вашего сына. И, кажется, очень агрессивно настроена.

– Хорошо, иду.

Он тяжело вздохнул, и заторможенно начал застёгивать пуговице на сорочке. Пиджак надевать не стал – повесил на согнутой руке. Прежде чем попрощаться, обратился к Константину Сергеевичу: – Могу я после операции приехать к вам на осмотр?

– Да, конечно, более того, рекомендую обязательно это сделать.

– И, если всё будет плохо, честно скажите?

– Если всё будет плохо, тоже честно скажу. А пока, поверьте, шансы на хороший исход высоки.

Когда дверь закрылась, и они остались с главврачом одни, колдун поинтересовался: – Тигрыч, это как же ты мог, наглая твоя рожа, сейчас во дворе обо мне такое говорить? – «Капризный, сволочной?». Вот, значит, как, за спиной, о своём лучшем и, можно сказать, уникальном специалисте?

– Да ладно тебе, – лениво отмахнулся от «наезда» главврач.

Между ними была давняя договоренность: неуправляемый, желчный колдун и, в противовес ему, – внимательный, старающейся помочь буквально всем пациентам, главврач. Но, вот беда какая – главврач практически не имеет рычагов влияния на этого сумасбродного, а мало того ещё и алчного колдуна. А что вы хотите? Колдун – редкость, феномен, носитель непознанного.

Тигрыч, усевшись за столом спросил:

– И что у него? Судя по строгому выражению твоего лица – онкология? – поинтересовался Тигрыч, отбивая бодрую, дробь пальцами по столу.

Константин Сергеевич кивнул, достал записную книжку и начал делать в ней записи.

– Помнишь, я тебе рассказывал, как впервые пришёл на работу ординатором в больницу, и попал в отделение, где заведующий был армянин – Саркисян. Так вот, он пациенту после обследования, иногда заявлял, что диагноз поставить затрудняется. А когда больной выходил, он говорил мне: не знаю какой, не знаю где, но у него рак. Я в глазах у них его вижу. Может, конечно, рисовался… Но несколько случаев я проследил до конца и получалось, – он всегда был прав. А вот сейчас и я в глазах увидел.

– Да, помню, помню, – отозвался Константин Сергеевич. – Этот Саркисян, молодого тебя, полного надежд, напутствовал словами: «У вас есть стетоскоп, анальгин, пенициллин и клизма. Дерзайте, молодой человек, комбинируйте, творите».

– Да, да. Только и теперь мало что изменилось, по крайней мере у нас.

– Ну это ты зря, – возразил Константин Сергеевич. – Сейчас появились и МРТ, и КТ. С ними чувствую себя уже почти ненужным. И препараты появились…

– Перестань, единственно из-за МРТ, мы теперь чаще стали знать, от чего умрёт наш пациент, а не как раньше – только после вскрытия. Вот если бы все врачи обладали твоими способностями…

– Ладно тебе! И я часто бессилен. И рак и генетические …

– Да знаю, знаю я твои возможности. Плохая генетика – это божья ошибка, а мы страдаем от человеческих. Ведь не бог виноват в плохой подготовке врачей, в нищете наших больниц…

– Опять за старое. Сейчас ещё предложишь чиновников и их близких не выпускать за границу на лечение. Хватит тебе – одно и тоже, одно и тоже. – Возьми, —Константин Сергеевич протянул ему вырванный из блокнота листок. – Я описал всё что у него увидел. Приведи в грамотный вид. А то я не помню, как его опухоль квалифицировать – то ли Т1, то ли М2. Поставь правильно.

– А я думаешь помню?

– Заставь уролога, или покопайся в справочнике.

– Да кому это нужно, – правильно, или неправильно мы составим твою бумажку. Без снимков, без анализов. Ага: «Результаты получены методами нетрадиционной медицины». Всё равно над ней поначалу смеяться, точнее, ржать будут, – заметил Тигрыч забирая листок.

– Для тебя важно – твоя подпись будет стоять. Пациенту важно – по его состоянию на сегодня, там всё верно. Вот и напишите правильно, в соответствии…

– Как считаешь, деньги с него за осмотр затребовать?

– Смотри сам. Он после операции всё равно должен к нам приехать. Тогда и рассчитаешься. А сейчас не лезь. Человек напуган, не до этого ему.

– А если его на операции зарежут? Мы же деньги потеряем!

– Шутки у тебя стали чёрные. Это не твоё. Чёрный юмор – это моё. Я тёмный колдун, – сказал Константин Сергеевич, а после маленькой паузы переспросил: – Или ты серьёзно? Не шутишь? Ты хоть записку мою читал?

Тигрыч поднёс к глазам листок с записями колдуна, прочитал. – Да, сразу зарезать не должны – придётся некоторое время ему ещё потом помучаться, – сказал он, убирая записку в карман халата. – Тьфу на тебя! Нет, ни того человека у нас зовут злым колдуном!

Приоткрылась дверь в кабинет, заглянула молоденькая медсестра.

– Вы закончили, я всё забираю? – обратилась она.

Через открытую дверь были слышны громкие голоса.

– Кто там скандалит? – спросил Тигрыч

– К мотоциклисту из ВИП палаты мама приехала.

– И что её не устраивает?

Медсестра недоумённо пожала плечами: – Да кто ж их богатых знает? Когда девушка, забрав стерилизатор и простынь с кушетки вышла из кабинета, Тигрыч прокомментировал: – Мама приехала из «Парижу».

– Как я понял, с нашим клиентом в разводе?

– Да, давно уже. Она с детьми во Франции, а он здесь в Москве. Оба выходцы из Ленинградской области. Её папаша был там крупным чиновником из судейских. После свадьбы, зятьку помог – подбросил его наверх в Москву, в министерство юстиции. А в дочке отец души не чаял, всегда старался побаловать. Есть у нас такая нагрузка, общественная, на бизнесменов средней руки – устраивать качественный отдых для заслуженных людей. Понятно, нагрузка не на всех, а на тех, у кого нет хорошей крыши. Вот её папаша вежливо и попросил владельца местного мясокомбината организовать отдых для доченьки. Намекнул, особо не скромничать – отдельный особнячок на Лазурном берегу, обслуживание с доставкой на дом из хорошего ресторана – не самой же девочке готовить. И так месяца на три и каждый год.

– Да, развиваются отношения, – заметил Константин Сергеевич. – Раньше, помнишь, по классике – борзыми щенками судейские брали, а теперь…

– И форма и масштаб – всё поменялись. Да и суть. Тогда со щенками – это была честная взятка за услуги, а теперь уже другое, другая статья – вымогательство. Ну, ладно, ты слушай, слушай, – продолжил Тигрыч. – И вот однажды, случилось там непонятки с гувернанткой – выгнала её дочка. Гувернантка также входила, так сказать, в затребованный пакет услуг. А в это время сын мясника, по своим делам, был во Франции. Узнав про конфликт, решил подъехать, разобраться на месте. А там, сам понимаешь, – климат замечательный, море, романтика. А сынок, на хорошем мясце откормленный – живой протеин. Это тебе не муж-адвокат. Ну и закрутилась любовь на Лазурном берегу. А гувернантка, которую выгнали, она то мужу – Михаил Сергеевичу нашему, и стуканула, да ещё с фотографиями. Может он бы и стерпел, ради тестя, но тесть неожиданно отдал богу душу. Или не богу? Кому там судейские душу отдают? Не дождавшись ответа от собеседника, Тигрыч продолжил: – А после этого сразу расклады поменялись. С мужем развод. Мяснику, после смерти папочки, да с двумя детьми – она тоже без надобности.

Вот так и осталась одна. По-сиротски переехала в Париж. Проживает на средства, что папаша трудами праведными надыбал, да с мужа бывшего потягивает.

– Господи, Тигрыч! Откуда такие подробности! Зачем тебе знать всю эту дребедень?

– Зачем? А затем, что работаю я с одним сволочным колдуном! И вот мне, из-за его мелочных капризов и лени, очень часто приходиться отказывать клиентам. А чтобы не получить серьёзных неприятностей, я обязан знать, кому говорю – нет. Для этого у меня есть свои источники…

– Мутные какие-то твои источники.

– Уж какие есть.

Константин Сергеевич поднялся и прислушался. – Кажется, в коридоре затихло, успею проскочить.

С этими словами он подошёл к шкафу с одеждой, снял халат, и стал надевать плащ.

– Плащ то зачем? Тебе по улице до поликлиники пройти двадцать шагов.

– По привычке. Давно бы переход крытый сделал, а то зимой по морозу и снегу взад-вперёд бегать приходиться.

– Крытый переход ему! А деньги где? Вот сегодня опять! С этого Михаил Сергеевича – тысячу зелёных содрать за осмотр, а то и поболее… А ты неудобно, у него осознание… Вот и пусть осознает, что ты, можно сказать, ему шанс на спасение жизни дал – это должно чего-то стоить…

– Да замолчи ты. Пошли уже. Мне ещё в неврологическое забежать надо до приёма.

Они вышли из кабинета. В коридоре было пусто, только у палаты мотоциклиста стоял охранник его отца. Увидев их, он приоткрыл дверь в и сказал: «Идут!».

Из палаты вышла высокая блондинка в брючном костюме с короткой стрижкой. Лицо явно с ботоксной накачкой, но без следа косметики. Сузив глаза, она посмотрела на Константин Сергеевича, и резким низким голосом спросила: – Это ты колдун?– И, не дожидаясь ответа, сразу продолжила: – Что ты наплёл моему мужу? Кто ты такой? Пенёк деревенский! Какое право ты имеешь озвучивать такие диагнозы? Я ещё разберусь, как вы моего сына лечили! Я вас по судам затаскаю…

– Ага, ага. Сразу в Гаагский трибунал! И что б к сожжению приговорили. Это, как там – запнулся Константин Сергеевич. – Вспомнил! Акт веры – аутодафе.

Говоря всё это, он сделал попытку, не останавливаясь обойти блондинку, но она перегородила ему дорогу.

– Катя, прекрати! – положив ладони ей на плечи, сказал появившейся Михаил Сергеевич, и мягко стал оттягивать её в сторону, освобождая проход.

Женщина вырвалась из его рук, и опять начала: – В Сибири шутки свои шутить будешь – недоумок занюханный. Я изуродую не только твою жизнь, но и жизнь твоих…

Она прервала фразу, отвлёкшись на топот сзади. По коридору бежала женщину. Её с криками: Стой! Нельзя! – преследовал охранник с поста на входе. Женщина была худенькой, одета в джинсы и свитер под горло. Её волосы развивались от быстрого бега.

Не добегая метра четыре, она неожиданно рыбкой бросилась на пол и так на животе, в просвет между блондинкой и стенкой про скользила к Константину Сергеевичу, и обхватила его ноги.

– Умоляю! Умоляю! – Лежа на полу, и захлёбываясь рыданиями заговорила женщина. – Посмотрите моего сына. Мы уже десять дней живём в этом городе. Мы в дополнительном списке. Но который раз у вас не хватает времени осмотреть его.

Вы, наша последняя надежда! Все врачи: не знаем, не знаем, что с вашим сыном. Гору таблеток назначили – ничего не помогает. А он уже ели ходит. Я боюсь – следующий раз сам не дойдёт.

Тигрыч и подбежавший охранник попытались её поднять. Но она, привстав на колени, крепко схватила за руки Константина Сергеевича и подняв вверх заплаканное лицо продолжала повторять: «Умоляю! Умоляю!».

В таких, или подобных ситуациях, Константин Сергеевич оказывался неоднократно. Причём на улице редко, около дома – практически никогда. На улице, если рядом никого не было, подходить к нему – опасались. А вот в стенах больницы и прилюдно, его прихватывали частенько. Хотя от охраны больницы и требовали эти попытки пресекать, а после инцидента, когда отчаявшиеся мать угрожала ему ножом, велели и усилить бдительность, но не всегда охрана справлялась. Конечно, если такие просители не требовали чего-то невозможного, Константин Сергеевич, бывало и уступал, шёл навстречу. Но сейчас была другая ситуация – рядом стоял главврач. А по легенде – главврач был добрым и понимающим. И, поэтому, Константин Сергеевич, отыгрывая свою роль стервозного колдуна, отстранённо молчал и ждал вступления Тигрыча. Тот, вместе с отдувающимся после бега охранником, наконец-то поставили женщину на ноги, и, деликатно взяв её за локоток, замурлыкал своим баритончиком, вкрапив туда с ласковые интонации:

– Уважаемая, проблема не в том, что у Константин Сергеевича времени на вас не хватает. Он мог бы и задержаться, и чаще вести приёмы. Нет, дело совсем в другом: его дара просто не хватает на долго. Он может обследовать, от силы, десять человек в день, или чуть больше. Я думаю, сегодня он тоже не сможет принять дополнительно? – Тигрыч вопросительно посмотрел на Константина Сергеевича.

– Думаю, нет, – ответил тот.

Фразу про ограниченное число пациентов в день, Тигрыч сказал специально громко, явно для Михаил Сергеевича, видимо питая ещё надежду «срубить» с того деньги.

– А завтра же вы работаете? – продолжил Тигрыч. – У вас ведь повторные и стационар? Голубчик, может найдёте время?

–Лев Дмитриевич, – начал Константин Сергеевич, слегка запнувшись и чуть не соскользнув на Лев Тигрыч, – у меня завтра прокачка шести инсультников, пять человек с суставами и …

Константин Сергеевич высвободил руки, и незаметно махнув кистью, показал Тигрычу – «ладно».

После этого, ещё некоторое время дал себя поуговаривать, затем согласился.

Женщина, вытирая слёзы стала всех благодарить, и, получив от Тигрыча разовый пропуск на завтра, ушла поддерживаемая под руку охранником.

Всё это время Михаил Сергеевич и его бывшая жена стояли молча, переводя взгляды то на лежащую в ногах женщину, то на просящего за неё главврача. Когда всё закончилось, они по-прежнему продолжали молчать, обдумывая увиденное.

Паузу прервал Константин Сергеевич, обратившись к ним: – Я бы мог не озвучивать диагноз. Конечно, так для врача спокойней. Отправил бы на КТ, и пусть дальше другие разбираются. Выслушивают угрозы про Сибирь, и куда там ещё… Но крайне опасно упускать время. В случае скорой операции, у вас очень хорошие шансы. А после операции, побыстрее, как сможете, покажитесь мне – определимся с дальнейшим лечением. Сейчас Лев Дмитриевич выдаст вам предварительное заключение. Только вы хотя бы УЗИ у нас сделайте – должен же он за что-то зацепиться, а не только мои слова…

– Да зачем оно мне – ваше заключение! – перебил его Михаил Сергеевич. – Насколько я понял, всё, что вы мне наговорили – ничем подтвердить нельзя. А для обнаружения опухоли достаточно сделать КТ? – Всё правильно поняли. В таком случае, просто напишем справку с о вашем состоянии, о стадии развития болезни на сегодняшний день. В справке будет отмечено, что информация получена методами нетрадиционной медицины. Там будет полная правда. Ещё раз повторю – правда о состоянии на сегодняшний день. Что будет завтра? Точно могу сказать: завтра лучше не будет. Ну а дальше – всё зависит от вас. А я, – Константин Сергеевич посмотрел на часы, – извините, очень спешу.

– Подожди! – остановил его Тигрыч. – А если мы его к Митрофанову направим в НИИ Урологии? Митрофанов с пациентами от нас работал, и теперь полностью доверяет твоим заключениям. Он особо перепроверяться не будет.

– Разумно, можно и к Митрофанову, – ответил Константин Сергеевич, и, коротко попрощавшись, быстро пошёл к выходу на улицу.

Хотя время действительно «поджимало», он всё же решил отойти за угол и покурить, а то, когда ещё удастся. С места, где он встал, просматривалось крыльцо второго входа в больницу с несколькими ступеньками и аппарелью. Он прикурил сигарету и сделал только пару затяжек, когда увидел, как на крыльцо вышла женщина, только что получившая право на осмотр своего сына. Она, сбежав по ступенькам, направилось ко входу в хирургический корпус.

Колдуна женщина не видела, и поэтому спокойно, встав перед дверьми, приглашающе помахала через стекло рукой.

Кому она машет, Константин Сергеевич понял сразу, и, поэтому поглубже отошёл за здание.

– Тысячи рублей хватит?

– Да, нормально – хватит. Нам с ребятами вечером посидеть. Что я не понимаю? – голос охранника с поста узнать было нетрудно.

– А быстро ты бегаешь! Я, на серьёзе, догнать тебя не мог, даже и претворяться не пришлось. Что ответила женщина, было неслышно, а охранник продолжил: – Сейчас, этого почти нет. Колдун и немой лавочку прикрыли. А раньше первую и вторую очередь в списке за тысячу долларов продавали!

– Нет, нет. Сейчас никто не продаёт. Даже не слышала – никто не предлагал, – ответила женщина, и закончила: – Всего доброго, спасибо вам!

Списка на приём было два. Один основной – десять человек, которых он, принимал в первую очередь. Второй дополнительный. Из дополнительного он мог принять, когда и пять человек, а когда и никого. Всё зависело – пришлось ли делать, как сегодня, обход по заявкам врачей, а также, какой сложности пациенты в первом списке.

Что бы попасть в первый список, надо было, предварительно приехать в больницу на «комиссию» из врачей, или прислать представителя с выписками и анализами. Комиссия, зная возможности Константина Сергеевича, принимала решение поставить клиента в основной список или отказать.

Сроки ожидания приёма по основному списку могли доходить и до двух месяцев. Тех, кто по каким-либо причинам не мог ждать, стремясь быстрее попасть на приём – вписывали в дополнительный, можно сказать, в «живую очередь». Туда же, в дополнительный, попадали и клиенты сомнительные. Комиссия считала, что они непрофильные, но те настаивали на приёме, и их тоже иногда вписывали в дополнительный. Но на обычный день, в основной список комиссия могла поставить не десять, а только восемь человек. Две позиции резервировало за собой главное командование – в лице Тигрыча. По звонку, или за отдельную, повышенную плату, он мог предоставить эти два места.

Стоимость приёма у «колдуна» была сама по себе немаленькой, но вокруг очереди постоянно возникали различные махинации, особенно в дополнительном списке.

У Константина Сергеевича был помощник – Павел, который был проведён, как массажист. Он действительно делал массаж, но он же помогал и во время приёма у колдуна. Павел следил за порядком в очереди, гасил конфликты, успокаивал буйных. Причём, он всё это делал практически не издавал не звука. Обходился жестами, или взглядом. Иногда, ему приходилось применять и физическую силу. Он обхватывал нарушителя, приподнимал, и тащил к выходу. Когда-то его самого привела на диагностику мать. Павел после перенесённого менингита, потерял возможность полноценно говорить.

Константин Сергеевич не смог сразу помочь и предложил устроиться к нему работать массажистом, пообещав за ним наблюдать, и, возможно, рано или поздно разобраться с его болезнью. Может стараниями Константин Сергеевича, может само по себе, но произошло улучшение. Павел хоть и отрывисто, и глотая некоторые звуки, начал боле-менее понятно изъясняться.

Но, то ли боясь насмешек, то ли в силу выработанной привычки молчать, он предпочитал с незнакомыми людьми изъясняться жестами. А некоторая скованность мимики, вызванная теми же причинами, что и проблемы с речью, привела к тому, что все люди, не знающие его близко, воспринимали Павла как глухонемого, хотя со слухом у него всё было замечательно. Эта его особенность и позволило раскрыть заговор с махинациями вокруг записи на приём, в котором были задействованы и врачи из комиссии и их родственники. Подставная пациентка, договариваясь о продаже своей очереди прямо в коридоре поликлиники, совсем не обратила внимание на «глухонемого», стоящего с лицом статуи у окна.

О махинациях известили главврача. Тигрыч сам подрабатывал на продаже мест из резерва, и демпингующие конкуренты ему были не нужны. Врач из комиссии, пойманная на махинациях из-за неосторожности своей родственницы, с рыданиями вылетела с работы. Хотя, во время разбирательства, она утверждала, что в играх с подставными участвовали почти поголовно и другие врачи, но Тигрыч следствие «спустил на тормозах». Решил – не нагнетать, в надежде, что остальные усвоят урок правильно.

Именно тот случай и вспомнил сейчас охранник, беседуя с женщиной. Тогда, при разборке, как раз и всплыла сумма в тысячу долларов, которую сейчас он и огласил.

– Сегодня охранник следил за коридором – ждал подходящей ситуации, а просительница находилась где-то рядом. Когда увидел, что я стою на месте, в окружении людей и деваться мне некуда – дал ей отмашку. Сделали всё как по нотам, – с улыбкой подумал Константин Сергеевич.

Идти разбираться с охранником, он не собирался. Если ещё раз устроит подобный спектакль – тогда возможно. Единственно, у него появилась мысль: – Интересно, сколько бутылок водки купят на эту тысячу рублей? Ответа у него не было. Он не знал цен не только на водку, но плохо ориентировался и вообще в ценах на любые продукты и товары, за исключением сигарет. Более того, даже не знал, сколько приходиться платить пациентам, чтобы попасть к нему на приём. Нет, после скандала с махинациями в очереди, он поинтересовался у Тигрыча. Ту цифру он не забыл, но после серии то резких, то плавных «падений» рубля, эта цифра сейчас уже ничего ему не говорила. Но зато он твёрдо помнил зарплату своих сотрудников, вплоть до стоимости часа работы. И если ему всё же доводилось что-нибудь оплачивать, он соизмерял цену с зарплатой, вычисляя – сколько это будет в часах. Когда цена казалась завышенной, – начинал торговаться, или ругаясь отказывался покупать, поддерживая реноме въедливого колдуна, а не блаженного дурачка, швыряющего деньги налево и направо.

Он так и не вспомнив цену на водку, зато вспомнил жалобы Тигрыча на старшую сестру, которая приторговывает медицинским спиртом. Но это ещё ладно, – старшая сестра не продавала спирт больным, точнее, не попадалась на этом. А вот санитарки продают самогон своей выгонки пациентам, почти без оглядки на состояние и диагноз.

– Так что, если охранники захотят, они смогут вполне достойно набраться и на эту тысячу, даже не выходя за территорию больницы, —пришёл в своих вычислениях к окончательному выводу Константин Сергеевич, и, ловким щелчком послав окурок в урну, направился к запасному входу в больницу. Он должен был зайти ещё в неврологическое отделение.

Глава 5

Заведующая отделением Анна Михайловна, или Анечка, как он позволял себе её называть, была невысокая, кругленькой женщиной, с аппетитными формами. Анечка достаточно часто старалась показать своих пациентов Константину Сергеевичу, а иногда, что особенно не нравилось ему, приглашала без серьёзных на то причин. Нет, она не стала бы беспокоить его из-за какого ни будь пролетария-алкоголика. Но, если пациент что-то из себя представлял и был в состоянии её «отблагодарить», или наоборот – мог в последствии доставить ей неприятности, она по возможности старалась подстраховаться и вызывала колдуна на консультацию. При этом безбожно врала: «Ой, это моя подруга детства – посмотрите, пожалуйста. Ой, это мой двоюродный дядя».

На Константин Сергеевича она всегда смотрела снизу вверх, взглядом полным обожания и восхищения, сложив кисти рук домиком на груди. Точь-в-точь, как это сделали бы истинно верующие, на проявление божественного чуда. Говорила она с Константин Сергеевичем всегда быстро – быстро, переливающимся, как весенний ручеёк, южнорусским речитативом. Если руки не были заняты построением «домика восхищения», то она, начинала поглаживать его предплечье, одновременно стараясь прижаться оттопыривающимися из-под обтягивающего халата пирамидками грудей. Но, когда рядом Константина Сергеевича не было, душечка – хохлушечка, часто превращалась в нечто совершенно другое. Взгляд становился тяжёлым, с подозрительным прищуром. А голос начинал напоминать карканье ворона на старом кладбище. При этом слова она роняла медленно и веско. Об этих метаморфозах Константин Сергеевич прекрасно знал, но каркающей и роняющей слова, она была в основном с подчинённым персоналом, но ни в коем случае не с ним – с таким милым и замечательным. Ведь именно только таким, – милым и замечательным, можно было себя чувствовать под её ласковым взглядом, которым она одаривала Константина Сергеевича.

С пациентами же она проявляла свою третью ипостась – внимательного, уверенного и достаточно строгого доктора.

Персонал, давно уже привык, что в присутствии Константина Сергеевича, они из Петровых, Ивановых превращались в Любочек и Верочек, а вот пациенты, услышав от строгой докторши обращение: милочка, или зайчик, зачастую недоумённо таращились: «С чего это вдруг?».

Стоило Константину Сергеевичу открыть сейчас дверь, и оказаться в коридоре неврологического отделения, как дежурная сестра, поздоровавшись, тут же выбежала из-за стола, заскочила в одну из палат и, буквально через мгновение, появилась с Анной Михайловной. Та быстро прошла навстречу, освещая окружающее пространство белозубой улыбкой, значительно опередив деликатно приотставшую медсестру.

– Константин Сергеевич! – пропела она, – заждались мы, уже и волноваться начали. Смотрю, у него вот-вот приём начнётся, а всё нет и нет. Думала, – закрутился, забыл про нас!

С этими словами, обдав дорогим парфюмом, подошла к нему настолько близко, что кроме упёршихся в него грудей, он почувствовал и прижавшийся к нему животик. Свои ладошки она положила к нему на плечи. Он же левой, свободной от трости рукой, приобнял её за талию. В виде живой композиции – «пара влюблённых в медленном танце», они и продолжали разговор.

– Ну что вы, Анечка, как я мог забыть про вас!

В больнице давно уже, как о само собой разумеющимся, говорили о них, как о любовниках. Конечно же, как никто другой, он абсолютно точно знал – это только слухи, но они были столь упорны, что, как шутя думал Константин Сергеевич – даже он сам начал сомневаться. В своё время, «повёлся» на показное расположение к нему Анечки, и стал было строить планы по переводу их отношений в «горизонтальную плоскость». Тем более, его подзуживал, а иногда и откровенно подталкивал к этому Тигрыч, рассказывая, в нарушение врачебной тайны, о том, что муж Анечки – полный импотент.

Но Константин Сергеевич с большой долей подозрительности подходил к выбору новых пассий, и тем более удваивал осторожность, если тема касалась человека, с которым в последствии придётся работать вместе. Серьёзно смущал ещё и тот факт, что Анечка – женщина в «самом соку», яркая и внешне очень сексапильная, вешается на мужчину намного старше.

– Возможно, она своим женским началом ощущает, что его телу намного меньше лет, чем указано в паспорте, – размечтавшись, предполагал Константин Сергеевич.

Для полного выяснения такого важного для себя вопроса он решил призвать «колдовские» способности. Во время очередных, специально затянутых «обнимашек» с плотным контактом, он задействовал свой дар. Результаты были убийственны и с неумолимой ясностью показали, что Анечка к нему, как к мужчине – ну совершенно равнодушна!

– Как же так? Тогда, в чём дело? Неужели, она просто «троллит» старикашку? – задумался «приземлённый» колдун.

Вопрос его очень заинтересовал, и он решил дальше продолжить исследования.

Сложившиеся близкие отношения, позволили ему, присев однажды рядом за столом в её кабинете, накрыть Аничкину нежную ладошку своей рукой, при этом, якобы отстранённо, смотреть в окно. Она в этот момент говорила по телефону и, только однажды, почувствовав что-то необычное, коротко и тревожно взглянула на Константина Сергеевича, но быстро успокоилась, и как ни в чём небывало продолжила разговор.

Через несколько минут он знал всё, что хотел. Затем показав ей на часы, – опаздываю, с извиняющейся улыбкой вышел из кабинета. Ему нужно было обдумать увиденное.

Анечка была практически фригидна. Виной тому психологические травма, или какой-то особенный сбой нервной системы – он не знал. Но разбудить в ней отзыв было достаточно трудно. И ещё – особые отношения к нему, являлись или хитростью, или просто формой проявления страха перед колдуном.

При наблюдении за поведением приматов в зоопарке замечено: если самочка обезьяны увидит в своей клетке вновь появившейся и пугающий её предмет, или незнакомого и тоже вызывающего опасения служителя, то в этом случае, самочка подбегает к новой опасности, поворачивается задом, предлагая воспользоваться ей, и, таким образом, завоевать расположение напугавшего объекта.

Этот древнейший инстинкт, заложенный в самочках приматов, наверное, и заставлял Анечку постоянно прижиматься к Константину Сергеевичу – по крайней мере, он выбрал именно такое объяснение действиям Анечки.

Подобная форма поведения была достаточно типична для многих, и зачастую далеко неглупых женщин, но именно для чувственных самочек. А вот фригидным – совершенно несвойственна. И откуда тогда взялись эти Аничкины повадки: как бы невзначай прижиматься к мужчине, поглаживать по плечу, заглядывать в глаза поощрительно улыбаясь?

Получалось, что у Анечки эти, свойственные именно чувственным женщинам повадки, сформировалась ещё в молодости, и только затем что-то произошло, но сложившийся стереотип поведения с мужчиной, которому хочешь понравиться, или от которого что-то нужно – не изменился. И, по-видимому, нынешняя фригидность Анечки и импотенция её мужа, о которой поведал Тигрыч, как-то взаимосвязаны. Как говориться: «Две стороны одной медали».

Константин Сергеевич, разобравшись с побудительными мотивами Анечки, разложил для себя ситуацию на плюсы и минусы.

В плюсах: положение с сексом у него хотя было и не полностью запущенно, но организм требовал большей предсказуемости и регулярности, а не от случая к случаю, как сейчас. Конечно, хотелось бы ещё и новизны. Анечка с регулярностью могла помочь. Ну и с новизной тоже…, первое время.

Отказ с её стороны исключён. К такому развитию событий она давно готова, постоянно этого ждёт. Хотя она и боится его, как колдуна, да ещё и равнодушна, как к мужчине, но неприязни от его прикосновений не испытывает – он бы это почувствовал.

В плюсы можно отнести и то, что он поможет Анечке преодолеть фригидность, и снова расцветить её жизнь полными красками. Какие бы психологические барьеры у неё ни стояли – их сорвёт его дар, да и физиология молодой женщины должна помочь. Опять же, он получит её полную и безоговорочную лояльность – первое время удовольствие она сможет получать только с ним.

Следом шли минусы: Константин Сергеевич был уверен, что она хочет вступить в связь с ним не только из желания «приручить чудовище», которого побаивается, но и поднять свой статус в «стае», заявив себя как партнёрша альфа-самца, что по сути являлись продолжением её обезьяньих повадок. Да и характер у Анечки – сложный. Может он и стал таким всё из-за этой сексуальной неудовлетворённости. Сейчас, на её чрезмерную строгость, переходящую в грубость – постоянно жаловался персонал. Кроме того, до него ещё и доходили разговоры, что Анечка вымогает деньги с его пациентов, как лежащих у неё в отделении, так и с тех, к которым она приглашает Константина Сергеевича для осмотра. И он подозревал: Анечка надеется, что, став настоящей любовницей, сможет «доить» его клиентов вообще без оглядки. А пока для этого, использует слухи, что они вместе, которые, по-видимому, сама и распространяет.

К «шалостям» врачей и других работников из персонала больницы, старающихся на нём подзаработать – он относился спокойно. Это больше волновало главврача, и тот, как мог, с этим боролся.

А для Константина Сергеевича – если не зарываются, то и ладно. Даже с надбавками, которые в конвертах подкидывал Тигрыч, всё равно, у персонала получалось немного. Но знание, что этим сильно грешит Анечка – было ещё одной причиной, которая останавливала его от заведения более плотных отношений. В условиях, что им придётся ещё долгое время работать вместе, ему, как он считал, требовалась любовница – друг, а не жадная самочка.

Ну и самое главное, что его удерживало от вступления в любовные отношения с Анечкой – это предыдущий опыт. За свою длинную и насыщенную событиями жизнь ему не раз приходилось иметь в любовницах женщин, которые от природы, или из-за психологических травм становились бесчувственными. С некоторыми заканчивалась всё хорошо – они легко потом уходили в «свободное плаванье», но иногда возникали сложности. Случалось так, что женщины теряли себя, становясь, после излечения, и душевно и физически сосредоточены полностью только на нём, и потом длительное время не могли от этой зависимости избавиться. Правда, подобные прецеденты имели место достаточно давно – во времена бурной юности, но они оставили тягостные воспоминания.

Это и была основная причина, по которой он опасался вступать в любовную связь с Анечкой.

Её нынешняя раздражительность, после начала регулярных встреч – должна пройти. Жадность, если она вызвана просто материальными затруднениями, легко преодолима – он очень богатый человек. А вот если она превратится в собачонку, которая, потеряв голову, будет бегать за ним и пытаться залезать во все его дела – это серьёзная проблема.

Взвесив все за и против, Константин Сергеевич остановился на мысли – оставить решение вопроса с Анечкой в подвешенном состоянии. Категоричного: «Этого никогда не будет!» – он на себя не принял, сохранив в своей жизни бодрящую интригу и место для фантазий.

Вот этими фантазиями и была сейчас занята его голова, пока он, ощущая все мягкие выпуклости молодого женского тела, стоя полуобнявшись с Анечкой. Застыли они в «нежной» позиции рядом с сестринским постом в коридоре отделения. Анечка что-то ему рассказывала о состоянии его пациентов. Это было достаточно странно. Он и так должен был прийти сюда завтра, и тогда доклад о состоянии больных был бы уместен, да и то его обычно делали наблюдающие врачи. В неврологическом отделении находились «инсультники», которых он брал на лечение, и два раза в неделю приходил к ним, как он это называл – «прокачивать».

Мысль о том, что Анечка это делает для того, чтобы задержаться подольше в его объятьях, могла прийти в голову стороннему наблюдателю, но только не ему. Но он действительно спешил, и ему пришлось сказать: – Анечка, я готов всю жизнь простоять вот так, рядом с вами, но простите, у меня действительно мало времени.

– Ой, Константин Сергеевич, извините! Вы же у нас такой занятый! У вас всегда не хватает времени на меня – бедную женщину.

Анечка всё же отошла, давая ему дорогу для прохода, при этом как-то странно косясь на палату напротив сестринского поста.

Дальше они быстро пошли по коридору к пациентке, ради которой и был приглашён Константин Сергеевич.

Они вошли в нужную палату и его подвели к койке, на которой лежала женщина с перекошенным лицом.

– Володя, доложи, – обратилась Анечка к молодому человеку в белом халате – то ли интерну, то ли студенту, зашедшего в палату за ними.

Тот достал записную книжку и начал быстро читать: – Пациентка Фролова, сорок один год, поступила с жалобами на…

– Стоп! – перебил Константин Сергеевич. – Извини, Володя, но я очень спешу. Да, кстати, Анна Михайловна! А кем вам эта больная приходиться. Обычно, к кому бы вы меня не пригласили, это или подружки, или родственники. Судя по возрасту – сорок один год – возможно ваша мама?

– Ой, хватит вам смеяться над старой женщиной! – заулыбалась Анечка, показав милые ямочки на щеках.

– Принесите мне спиртовые салфетки, одноразовый шприц, чем меньше, тем лучше, раствор антисептика для полоскания и плевательницу, – попросил он интерна.

Когда тот вышел, обратился к Анечке: – Так, в чём проблема? Всего на всего паралич Белла – гайморит спровоцировал воспаления тройничного нерва. Рентген делали – гайморит видели?

– Да, видели гайморит. Только больная жалуется ещё и на боль в сердце, отдающую в левую руку. И рука у неё немеет и плохо слушается.

Константин Сергеевич на несколько минут нагнулся над больной всматриваясь, затем обратился с вопросом: – Давно зубные импланты ставили?

– Год назад, —еле понятно произнесла больная.

– Последнее время боль в районе имплантов ощущали?

Больная подтверждающее кивнула.

Дальше, он попросил её прополоскать рот принесённым антисептиком. При этом, из-за плохой работы лицевых мышц, та забавно трясла головой.

– Ну а теперь придётся вспомнить молодость – я ведь начинал с лечения зубов.

–Так вы ещё и стоматологом работали? – удивилась Анечка.

– У меня есть ещё масса способностей и умений, с которыми вы, Анна Михайловна, ещё не знакомы.

– Ой! Прямо горю, горю желанием познакомиться!

– Обязательно, Анна Михайловна! Я обязательно когда-нибудь перед вами полностью раскроюсь, и смею надеяться ещё вас удивлю.

– Давайте попробуем пошире открыть рот, – обратился он к больной. – Не бойтесь, больно не будет.

Константин Сергеевич, взял шприц и начал аккуратно вводит иглу в верхнее нёбо, рядом с зубами. Затем так же осторожно стал вытягивать поршень. Когда, закончив, извлёк шприц, то вся его полость была заполнена мутноватой жидкостью.

– Это гной из гайморовой пазухи, —он показал пациентке содержание шприца. – Через отверстие после иглы, будет некоторое время продолжать отходить. Поласкайте рот и сплёвывайте. У вас началось отторжение зубного импланта. Он был поставлен очень глубоко, чуть ли не насквозь.

Его отторжение спровоцировало гайморит, или, возможно наоборот – гайморит вызвал отторжение… Слова Константина Сергеевича неожиданно прервал громкий вопль: «Душенька!», который разнёсся по всему отделению. Но колдун, только слегка запнулся и спокойно продолжил: – В любом случае гайморит надо подлечить, промыть пазухи, антибиотики, и только потом удалять имплант. А там, глядишь, и лицевой нерв в порядок придёт.

На крик он не обратил внимания по очень простой причине. Если он спросит: – Анна Михайловна, а кто это там так кричит?

То ответ будет легко прогнозируем: – Ой, к нам поступил такой сложный больной! Не знаем, что с ним делать. Может вы пройдёте посмотрите?

С одной стороны, он понимал, если Анечка захочет – она всё равно этого больного ему подсунет.

Но сейчас у него совершенно не было времени.

– Извините, я опаздываю, – с этими словами он направился к выходу из палаты.

Больная стала что-то мычать, приподнимаясь на койке. Одновременно с ней закричала Анечка: —Стойте! Стойте! А рука, а сердце?

– Надо же, забыл! —он так резко развернулся на каблуке, что конец его трости со звоном ударился об ножку кровати.

Вернулся к больной и попросил её сесть. Сосредоточив взгляд на шее, руками начал из стороны в сторону покачивать её голову, потом спросил: —Всё?

Пациентка прислушалась к своим ощущениям, затем несколько раз подняла руку, и закивала головой радостно мыча – всё, больше не болит.

– Корешок нерва защемило. Рановато у вас началось. Как это закончиться, – он показал на щёку, – обратитесь к Анне Михайловне – вам подскажут и лечение, и упражнения при остеохондрозе.

– А если излечение лицевого нерва у вас задержится, – вмешалась Анечка, – то Константин Сергеевич поможет. Он у нас просто кудесник! Ведь вы поможете, если что? – Анечка мило улыбнулась.

– Да, конечно, помогу, – улыбнулся он в ответ.

–—Я вас провожу, – сказала Анечка и, засунув руки в карманы халата, который после этого плотно обтянул попку, пошла впереди Константина Сергеевича. При ходьбе она живенько дёргала плечиками, изображая спешку, при этом умудряясь передвигаться достаточно медленно. Обогнать её из-за узости коридора, заставленного колясками, было сложно, да и неприлично. Поэтому, Константин Сергеевич, делая один шаг на три мелких шашка Анечки, получил массу времени на отслеживание работы её ягодичных мышц, представленных, под обтягивающим халатиком, в очень заманчивом виде. Но даже созерцание столь приятного объекта для глаз любого мужчины, не помешало ему раздражённо строить измышления в адрес Анечки:

–Тётку точно на бвбки крутит. Вроде, как проявляя большую заботу о пациенте – колдуна подогнала. Все знают, что мои услуги дорогого стоят. Инсультом напугала, та сразу на всё согласная. Врач она неплохой, и принять паралич Белла с остеохондрозом за инсульт – «Не верю»! И вот опять темнит – тормозит, пытается задержать в своём отделении. Явно, что-то задумала.

Разгадка наступила скоро, когда подошли к столу дежурный сестры. Только было колдун собрался снять халат, и получить свои плащ и шляпу, как, из палаты, напротив сестринского поста, раздался оглушительный вопль, который Константин Сергеевич уже слышал, но тогда звук ещё был приглушён расстоянием и дверями, но вот сейчас вопль буквально ударил по ушам: «Душечка-а-а-а!».

Анечка, развернулась и стала смотреть в лицо Константина Сергеевича, ожидая вопроса, но тот упорно молчал, и только непроизвольно поморщился, когда прозвучало тут же повторно оглушительное: «Душечка-а-а-а!».

Поняв, что всё же придётся брать инициативу на себя, Анечка зачастила: – Константин Сергеевич, миленький – я понимаю, вы опаздываете, но, пожалуйста, пожалуйста – посмотрите!

– Хорошо, только Николая предупредить надо.

Сегодня, вместе с ним, на приёме должен был присутствовать ещё и Николай Петрович, врач – терапевт.

Колдун связался с ним по мобильному, извинился и предупредил, что задержится в неврологическом отделении.

Затем они, вместе с Анечкой, вошли в палату, из которой раздавались вопли.

В пятиместной палате были заняты только две койки. На одной сидел высокий парень в спортивном костюме, и что-то смотрел в планшетнике.

На койке напротив, поверх простыней, лежал абсолютно голый мужчина крепкого телосложения, лет сорока, с коротко стрижеными светлыми волосами и татуировкой кинжала на плече.

– Как у вас дела? – обратилась Анечка к пациенту с планшетником.

– У меня всё нормально, жду выписки. Ну а у этого, он кивнул на соседнюю койку, – без изменений, всё то же самое – без перерыва сам себя обслуживает и орёт.

– Как это себя обслуживает? – задал было вопрос Константин Сергеевич, но увидев, где находиться рука у голого пациента, издал только понятливое: – А-а.

Тот, услышав голоса, резко перевернулся, сначала на спину, а затем и сел на край кровати. Поднял голову, уставился на Константина Сергеевича круглыми, пронзительно синими и глазами.

Такой взгляд колдун именовал для себя – взглядом кошки. Кошка не очень умное животное. Даже во взгляде собаки есть следы каких-то чувств, каких-то мыслей, а вот во взгляде кошки их нет. Для Константина Сергеевича такой «кошкин» взгляд чётко говорил: мозг человека практически умер, и сейчас перед ним сидит существо близкое по разуму к «братьям нашим меньшим».