Читать онлайн Амбивалентность бесплатно

Тома

Она проснулась от звонка, нервно пошарила в складках одеяла в поисках вибрирующего телефона. Серж! Ехать на работу Томе совсем не хотелось. Кстати, она не помнила, чтобы они с Сержем договаривались о встрече. Зачем он звонит в такую рань?! Мысли медленно заворочались, выдав: «Суббота, суббота, девочкам работа, а мальчишкам-дуракам – толстой палкой по бокам!» Глупая детская считалка, невесть откуда пришедшая в голову…

Высветившееся фото Сержа Тома поставила на экран сразу, как купила смартфон, желая сделать ему приятное. Симпатичный брюнет, да что там говорить, вполне себе красавчик смотрел в объектив вполоборота, словно ускользая из снимка. Крупные черты лица подчёркивали мягкость янтарных глаз, а квадратная массивная челюсть – пухлость губ. Если мужчин можно называть красивыми, то Сержик, по мнению Томы, был именно таким. Даже оставшиеся с подросткового возраста «оспинки» на щеках не портили его. На фото, ближе к правому плечу Сержа, виднелись купола Преображенского собора – они с Томой часто бывали там по воскресеньям. Она провела пальцем по экрану, принимая вызов.

– Да, Серёжа, слушаю! – она откинула одеяло и села в постели. – Алло! – ожидая ответа, Тома наклонилась и свободной рукой начала разыскивать тапки, оставленные у кровати. Правый нашёлся быстро, а левый, как назло, ускользал от требовательных пальцев. Тома старательно прислушивалась к почти потусторонней тишине. – Серж! Что происходит!? Алло!

Наконец отдалённый скрип и возню прервал незнакомый женский голос:

– Не буди его, Лёвочка! Вот проснётся и тогда поиграет с тобой. Сейчас доварю суп и позавтракаем втроём. Лёва! Положи Серёжин телефон на место! – Тома медленно разогнулась, прижимая телефон к разгорячённой щеке, затем резко вскочила и мелкими семенящими шагами быстро подошла к окну – ей стало не хватать воздуха. Она взялась за плотную штору и, беспомощно повиснув на ней, наконец дёрнула в сторону, с лязгом оборвав пару металлических креплений.

– Серж! Алло! – её голос в тишине квартиры прозвучал не как обычно – требовательно, а совершенно растерянно; странный звонок никак не желал вмещаться в её сознание. Тома пыталась найти объяснение происходящему и наконец хоть как-то идентифицировать женский голос, в один миг сделавший её безвольной, совершенно не готовой что-либо противопоставить такому жестокому удару. Смяв ночную сорочку о край подоконника, она потянулась к пластиковой ручке и открыла раму вверх, на проветривание; вдохнула прохладного весеннего воздуха, но не почувствовала облегчения.

– Лёва, не прыгай на диване. Слезь! – этот женский голос был ей точно незнаком, не отзываясь ни в одном из закоулков памяти. Уж на что, а на память Томе точно жаловаться не приходилось. Она, напрягая слух, впитывала каждое слово, предназначенное не ей, будто безбилетница, проникшая на представление, миновавшая фойе и занявшая место в партере. В разыгрывающейся драме она была невольным слушателем и непосредственным участником одновременно. Она являлась той самой заинтересованной стороной, которую никто не приглашал к столу, той личностью, незваной-негаданной гостьей, оказавшейся не в то время и не в том месте одновременно; тем самым полицейским, на месте морального преступления вдруг получившим в руки недостающие улики! Ужасное понимание разгаданного паззла всколыхнуло в Томе противоречивые чувства: бежать восстанавливать справедливость, бить врагов – или лечь в постель и умереть от предательства такой величины, какого ей переносить ещё не приходилось. Непостижимым образом или по воле провидения этот незнакомый малыш набрал номер именно Томы! Вернее, её номер был последним, набранным накануне вечером самим Сержем, это яснее ясного! Судя по разговорам и шуму, Серж был частым гостем в этой семье – таким частым, что крепко спал там на диване и на завтрак его кормили супом!

Несколько раз впадая в состояние, близкое к истерике, Тома порывалась отключить телефон, но всё же заставляла себя слушать грохот льющейся из крана воды, возню ребёнка и разговор молодой женщины с самой собой:

– Серёжа любит нас, да, Лёва? Конечно любит! Вот проснётся – и прогуляемся втроём в парке! Да, малыш? Серёжа раскачает тебя на качелях до небес! – женщина явно заискивала перед мальчиком – это общение становилось всё более и более странным и наигранным. Вряд ли эта женщина была матерью ребёнка. Или..? Хотя какая разница! Наконец, ровно на сорок первой минуте не очень этичного подслушивания Томы, проснулся Серж:

– Аннушка! Ну неужели сложно дать час поспать?! Лёва, иди ко мне, обниму… Иди! А, попался!? Кто тут бандит?! Кто?! – заливистый детский смех прервал озабоченный голос Сержа: – Лёва, сколько можно тебя просить не трогать мой телефон?! – Сержу понадобилась пара секунд, чтобы понять, что произошло, – он немедленно отключил связь. Это было логично с его стороны, как и то, что Тома тут же перезвонила, но абонент стал для неё уже недоступен.

Она вернулась в постель, натянула одеяло до подбородка и уставилась в белёный потолок. Взгляд цеплялся за неровности и едва заметные мазки извёстки. «Хорошо, что не стала делать натяжной потолок! Говорят, они используют синтетический материал, от него с лёгкостью можно заполучить аллергию или астму! Хотя вот соседи сделали – хорошо смотрится. А ведь у них маленький ребёнок, но не боятся ни аллергии, ни астмы…» Все эти мысли возникли в её голове совершенно не к месту. Тома прикрыла глаза: «Серж! Он всё-таки изменяет мне! Изменяет!» А ведь она где-то глубоко внутри понимала это: чутье – сильная штука. В последнее время что-то такое витало в воздухе, проскальзывало между ними. Незримый шлейф вранья! Хотя нет, она сейчас это придумывает! Придумывает! У них всё было просто отлично, Сержик не давал ей повода усомниться в его верности! Никогда не отпускал её руки, всегда глаза в глаза… Он жил её жизнью, и это правда! Только это – правда! Да что же это такое?!! У Сержа наверняка есть объяснение для неё, должно быть! И это объяснение найдётся! Не нужно заранее так переживать! Тогда почему он отключил телефон, почему не объяснился сразу? Испугался?! Струсил? Взял время, чтобы придумать для неё удобоваримое враньё? Всё враньё! Враньё! Всё! Всё!

Тома зажала себе рот ладонями и сильно прикусила большой палец, чтобы не закричать на всю квартиру. Душевная боль оказалась для неё в разы кошмарнее боли физической, словно вылитое на грудь ведро крутого кипятка, не встречая сопротивления, сняло единым пластом кожу, обварило ей горло, лёгкие. Тома с шумом втянула в себя воздух, давясь беззвучными слезами – они лились из неё, как вода, не имеющая цвета, и даже соль, казалось, исчезла из них. «Изменяет!» Не в силах более пошевелиться под бетонной плитой горя, придавившей её, Тома, изредка моргая, уставилась в пустоту. Ей хотелось умереть.

Так продолжалось час, два или три – время перестало существовать для неё; разум, отказывающийся верить в произошедшее, отказывающийся смириться, истерично искал выход из положения, искал оправдание предателю, врагу и одновременно любимому человеку; он искал единую мысль, здравую во всём этом безумии, мысль, способную дать ей новую опору. «Это она виновата! Аннушка! Каким тоном он произнёс её имя?! А-а-аннушка!!! Они явно знакомы не один день! Чужая, незнакомая женщина вовлекла Сержа в свою жизнь! Окрутила! Сволочь! – Тома зарыдала в голос, оплакивая горькую бабскую долю, не миновавшую и её. – Серёжа! Как он мог? Он же так любит меня! Зачем? Зачем? Или всё это игра, жестокая игра, и он вовсе не любит меня, дуру! Не любит! Несчастную, набитую дуру! Доверчивую!» Тома всхлипывала и ворочалась, не в силах найти удобную позу для своего беспомощного тела, будто получившего сто ударов кнутом. Да-да, так и бывает – слишком сильное душевное потрясение причиняет страдания ни в чём не повинному физическому телу. Иногда Тома замолкала, и именно эти моменты тишины были наихудшими, именно они и толкали её к краю безумия.

Наконец истерическое состояние, требуя выхода – но оно послужило и источником к началу выздоровления, – заставило Тому решительно откинуть промокшую от слёз подушку в сторону. Не выдержав более своего бездействия, она вскочила и, прыгая на одной ноге, натянула попавшиеся под руку трико, свитер. Просовывая руку в ветровку, другой рукой она вызывала такси. Время приближалось к часу ночи. Она желала немедленных объяснений от Сержа, немедленных!

Машину подали сразу – дорога до дома Сержа заняла мучительных пятнадцать минут по тёмным пустынным улицам. Тома, отвернувшись к окну, вовсе не силилась что-либо разглядеть за тёмным стеклом, нет, – она не хотела, чтобы водитель заметил её опухшее от слёз лицо. Заглушая первобытное желание завыть, она нервно комкала в руках влажную салфетку. Мысли, хаотично расталкивая друг друга, возникали в её голове сами по себе, но одна как красный транспарант – «Изменщик!» – пребывала в её мозгу постоянно, и именно эта мысль толкала Тому вперёд. Да, они так и не решились за пять лет начать жить вместе, – и что? Разве от этого их отношения стали хуже!? Наоборот! Хотя Серёжа хотел жить с ней, настаивал! Он, кстати, очень хотел, просто требовал этого! А у неё была веская причина – дети. Да, взрослые, да, самостоятельные, – и что? Разве кто-то отменил её обязанность быть им матерью? Разве она могла позволить себе предать их – предать так же, как это сделал их отец? Разве она имела право переехать к Сержу и зажить собственной жизнью или привести Сержа в свой дом? Нет! У неё не было такого права.

Тома болезненно сглотнула. Она устала, просто очень устала! Нужно немедленно прекратить истерить! Тома прижала ладони к глазам, тоскливо всхлипнула. Общество Сержа, безусловно, очень дорого ей, в этом Тома отдавала себе отчёт. Им по-настоящему весело и хорошо друг с другом, причиной для ссор служила лишь её мнимая ревность! И вот – ревность оказалась вовсе не мнимой, она получила исчерпывающие доказательства. И что, что ей теперь с этим делать, с этим доказательством?! Что ей теперь предпринять, когда маски сброшены?! Она не сможет закрыть на это глаза, нет! Какое найти Сержу оправдание?! Как это сделать?!

Тома попросила таксиста не уезжать, перебежала пустынную дорогу, скинула цепь с калитки и потянула её на себя. Парковка была пуста – машины Сержа, синей трёхдверной «тойоты», во дворе не оказалось. Тома постояла у запертой двери его дома, обошла его кругом, позаглядывала в тёмные окна, затянутые плотными шторами. Этот дом принадлежал его родителям, пару лет назад окончательно переехавшим в пригород, и теперь Серж жил тут один.

Совершенно ни на что не надеясь, Тома что есть силы забарабанила в стекло веранды, но, услышав остервенелый лай соседских собак, пришла в себя. Она поёжилась от холода, накинула на голову капюшон и почти спокойно застегнула куртку; ещё раз осмотрелась и, поняв всю безнадёжность своей затеи, вернулась в ожидавшее её такси. «Ничего, явишься! Явишься как миленький! А нужно ли мне это теперь? Мне нужно? Нужны его лживые объяснения? Его оправдания? Трус! Выжидает! Выжидает, когда я успокоюсь! – размышляла Тома, откинувшись на сиденье. – Надо мне подумать, как теперь строить свою жизнь без Сержа, очень хорошенько подумать».

Дорога домой показалась Томе в разы короче из-за желания развернуть машину, снова поехать к дому Сержа, сесть на порожек и дождаться его возвращения. Потребовать объяснений, устроить страшный скандал на всю округу. Но нет, нет! Так унижаться, превратившись в назойливую собачонку, она себе не позволит. Она поедет домой, ляжет спать и вычеркнет Сержа из своей жизни. Вычеркнет!

***

Дома, не раздеваясь, Тома села в кресло и, снова потеряв счёт времени, стала представлять сцены измены Сержа. Отвратительные картины помимо её воли одолевали сознание. «Аннушка! Проклятая стерва! У неё что, есть ребёнок?! Ребёнок, которому нужен отец?! Она, что же, возомнила себе, что из Сержа получится хороший отец? Она реально глупая! Тупица! Серж, боящийся ответственности и бегающий от неё, как чёрт от ладана? Серж, который смотрит на детей как на невиданных зверушек? Серж – и вдруг отец чужому ребёнку? А-а-аннушка, да чем же ты его к себе прицепила? Интересно, а ведь ей на слух не дашь больше двадцати пяти лет – этот её слащавый голос Тома теперь узнает, выделит из тысяч других голосов: «Лёвочка, Серж покачает тебя на качелях до небес! Позавтракаем втроём!» Фу, какая мерзость! Разве она, Тома, достойна выслушивать это? Серж – предатель! Мог бы честно всё рассказать! Да разве она его держит? Разве она держит Сержа возле своей юбки?! Нет! Она всегда доверяла ему как себе! А напрасно! Напрасно! Нужно было проверять телефоны, ставить геолокацию, а не соплями сейчас умываться! Но как же доверие!? Разве не на этом построены самые крепкие семьи?

Тома, подавив всхлип, решила сварить себе кофе. Она налила в него молока, бездумно насыпала пять ложек сахару – так любил пить кофе Серж. Забравшись на диванчик, Тома сжала в ладонях горячую чашку, сделала глоток – сахарное молоко с призрачным запахом кофе, отвратительное пойло, от которого у неё моментально скручивало живот!

Она решительно поднялась, вылила кофе в раковину и, внимательно наблюдая, как молочно-кремовое завихрение утекает в водосток, всхлипнула. Убрала чашку и решила: хватит, хватит ныть!

Тома бессмысленно ходила туда-сюда по квартире, перекладывая вещи с места на место. Обессилев, прилегла на диванчик, по-детски прижав колени к подбородку. Она не уснула, нет, – кошмарное полуобморочное состояние накрыло её, не позволяя шевелиться.

***

К утру телефон Сержа включился – пришло SMS-оповещение. Серж явно увидел миллион её попыток дозвониться, но ответной реакции не последовало. Он явно раздумывал, что именно она могла услышать, и искал себе оправдание. Интересно, какое? Тома не знала, что и думать по данному поводу. Звонить ему она себе запретила. Он мужчина, он виноват, и он должен объясниться. И Тома дождалась этого звонка – ровно в девять утра: в это время Серж отвозил её на работу в торговый центр. Плохо соображая, она провела пальцем по экрану.

– Привет! Ты мне звонила?!

Весёлый голос Сержа не привёл Тому в замешательство, нет. Она понимала: это его наспех выстроенная защита – спрятаться за напускной самоуверенностью и бравадой.

– Конечно я тебе звонила! Где ты был всю ночь?! – не сдержав эмоций, она выкрикнула: – Где ты ночевал, скотина?

– Во-первых, я не скотина, и во-вторых, я спал дома! Где мне ещё, по-твоему, ночевать, Томочка?! К себе ты меня не пускаешь! И вообще, ты поедешь сегодня на работу или нет?

Ей показалось, или в его голосе она реально услышала издёвку? Обида и непонимание происходящего, желание разобраться заставило Тому выдохнуть:

– Поеду!

– Так спускайся, милая, карета подана! – не дожидаясь ответа, он бросил трубку.

Застёгивая сапоги, Тома чуть не порвала колготки застрявшим на полпути замком. Дёргала застёжку туда-сюда и вдруг истерично выкрикнула:

– Ненавижу его! Ненавижу! – в попытке справиться с эмоциями она приложила ладони к разгорячённым щекам. Наконец кинула ключи в сумку и обернулась к большому зеркалу. Поправляя воротник тёмно-синего пальто, стряхнула несуществующую пылинку, облизнула красные, опухшие губы и сказала себе: «Я запрещаю тебе сегодня плакать, Томочка! Запрещаю! Хватит уже!»

Спускаясь по лестнице, она раздумывала: «Нужно искать рациональное объяснение его поступку, оправдывать его!» Но как?! Простить измену Тома не могла и не желала! Серж занял настолько прочное место в её сердце, что, когда они обсуждали совместное будущее, которого не могли себе позволить, Тома расстраивалась. Когда они познакомились, Серёже было всего двадцать восемь, ей – тридцать восемь. У неё за плечами был двадцатилетний брак, развод, взрослые дети, бизнес, у него – университет, аспирантура, жизнь с родителями. Что их могло связывать? Тома до сегодняшнего дня думала – любовь. Бывает же такая – настоящая! Такая с каждым в жизни должна случиться. Она ругала себя за это: «Наивная! Мне сейчас сорок три, а рассуждаю я не более здраво, чем двадцатилетняя!» Хотя разве Сереж не любил её? Разве не любил? Такой мысли Тома не могла себе позволить – это значило расписаться в собственной несостоятельности как женщины. Признать себя дурой!? Нет уж! Конечно он любил! Просто Серж молод, вокруг столько соблазнов, женщин. Аннушка! Вот откуда она взялась?! Стерва! Скорее всего, он подцепил эту девку на работе! Неудивительно! Маленький начальник – тоже начальник. А что?

Тома перевела дыхание и, нажав на кнопку, открыла дверь и вышла из подъезда. Солнце ослепило её опухшие от слёз глаза, заставив зажмуриться и пожалеть об оставленных на полочке очках.

В её жизни медленно, но верно наступал непростой период – ей не хотелось погружать Серёжу в свои денежные проблемы, которые росли как снежный ком. Зачем? Он вряд ли мог ей помочь. Вот теперь и нашёлся повод расстаться с ним после пяти лет отношений. Хотя расстаться красиво теперь не получится. Всё же не у каждой истории счастливый конец, но в каждой истории есть конец! Такая мысль вызвала у Томы кривую улыбку. Всё-таки правильно, что она позволила ему работать, – всё же Серж не игрушка в её руках, не её раб, не её собственность. Он заслуживает большего. Теперь он материально совсем не зависит от неё, а значит, задача облегчается.

Свой чёрный «шевроле», припаркованный у ворот, Тома заметила сразу. Она купила эту машину, но ездил на ней только Серёжа. Так уж повелось – иногда она, конечно, садилась за руль, но эти случаи можно было пересчитать по пальцам. Что-что, а водить ей совершенно не нравилось.

Тома распахнула дверь машины и села на переднее пассажирское сиденье. Серж с помятым лицом и несвежей причёской – явные признаки бессонной ночи – вызвал в ней новую волну ярости. Мерзавец! Она еле сдержалась, чтобы немедленно не вцепиться в его кудрявые волосы и не выцарапать глаза. Он явно не принимал душ с утра, хотя рубашка точно была свежей. Ясно – попал домой под утро, впопыхах переоделся и явился к ней. Серж смотрел на неё слегка сощурившись; наглость, с которой он смел улыбаться и заглядывать ей в глаза, заставила Тому задохнуться от праведного гнева. В попытке не опускаться до базарного бабского крика она спросила как можно спокойнее:

– Серёжа, где ты был вчера? Просто скажи мне правду!

– Дома, говорю тебе. После работы уснул, а трубка, как назло села. Ух! Смотрю, ты разъярённая! – машина мягко тронулась, Серж уверенно свернул с центральной улицы направо. – Тома, не начинай скандалить, прошу! Вот к чему сейчас эти разборки, а, Том? Я всегда только в твоём распоряжении, двадцать четыре на семь! В кои-то веки телефон разрядился, а у тебя сразу трагедия!

– Ты мне изменяешь! Это гадко и низко! Не ожидала от тебя такого скотства, хотя, видимо, просто не замечала раньше, какое ты животное! – Тома резко открыла бардачок в поисках таблетки от головы. Содержимое высыпалось ей на колени – ручка, влажные салфетки, чеки. Не обнаружив лекарства, Тома, запихнула всё обратно и истерично выкрикнула:

– Всё правильно – нам нужно расстаться! Тебе пора жениться и завести ребёнка, а мне – выйти замуж за нормального мужика! Надоели твои выходки! Как оказалось, понадобилось пять лет, чтобы понять, чего ты стоишь! А ты ничего не стоишь! НИ-ЧЕ-ГО! Твой сладкий образ оказался плодом моей фантазии!

Машина подпрыгнула, наехав колесом на кочку и вынудив Тому схватиться за подлокотник, – начиная злиться, Серж обычно переставал следить за дорогой.

– Ты в своём уме? Я спал дома, говорю тебе, дома! И не думал изменять! На хрена мне это, скажи!? – он обернулся к ней вполоборота; ведя машину одной рукой, другой порылся в кармане пиджака, нащупал таблетки, протянул ей блистер. – Вот, возьми своё лекарство! – Тома с треском выдавила две таблетки из ячеек; разжёвывая, скривилась. Серж протянул ей бутылочку минералки. Сделав глоток, Тома перевела дыхание; скомкала бумажную салфетку, вытерла каплю воды у рта.

– Я вчера внимательно слушала, очень внимательно! Кто эта Аннушка? У неё что, ребёнок? Серж, у неё есть ребёнок? Может, это твой ребёнок? А что, вполне возможно! Гадить у тебя хорошо получается – жрать и гадить! Не удивлюсь, если этому ребёнку пять лет!

Тома вздрогнула от раскатистого хохота – Серж, потянувшись к ней правой рукой, попытался обнять:

– Ух, ну и фантазия! Я так и знал, что тебе захочется крови! Крови, крови, крови! Ну, уж признайся! Эта мнимая измена распалила тебя, не так ли!? Томочка, мне так жаль тебя разочаровывать – измены не было! – Серж по-хозяйски положил ладонь ей на колено, смяв подол юбки. Тома решительно отпихнула его руку от себя:

– Не притрагивайся ко мне! Я услышала предостаточно! Да как ты смеешь выставлять меня дурой!? Мерзкая скотина, ты, может, ещё начнёшь бахвалиться своим поступком?

Серж, казалось, не терял самообладания – голос его не выражал ничего, кроме нарастающего раздражения и уверенности в собственной правоте:

– И что же ты там такого услышала, любовь моя? Мне хочется подробностей! – Серж поглядывал на неё, всё хуже и хуже следя за дорогой. – И прекрати плакать! Ну же, Тома! Ты же знаешь, я не переношу слёз!

Тома не любила ссориться в машине именно из-за этой его черты – терять контроль за дорогой, но сейчас это волновало её меньше всего. Более того, ей именно этого и хотелось – задеть! Задеть Сержа за живое, вывести из себя, сделать больно так, как больно было ей самой. Да хоть бы он разбил сейчас эту машину, ей было всё равно!

– Я брошу тебя! Влюблюсь в другого мужика, обещаю! Влюблюсь! – слёзы катились из её глаз, оставляя на щеках серые полосы туши. Достав из сумочки ватный диск, Тома отогнула верхнее зеркальце. Рассматривая себя – отёчную, невыспавшуюся, – она прижала ладони к лицу и ещё сильнее разрыдалась. И Серж!? Ей показалось, или он действительно смотрел на неё с нескрываемой жалостью?!

– Мерзавец! Неслыханное дело! Ты ещё смеешь меня жалеть!? Верх цинизма!

– Тома, хватит, давай уже мириться! – искренность желания Сержа помириться с ней Томе была вполне понятна, но наглость, с которой он врал, поражала её, заставляя сомневаться в собственном закономерном, как она считала, чувстве обиды на него.

– Я не изменял! – продолжал Серж. – Разговор, подслушанный тобой, – случайность! Аннушка – эта пожилая дама, работает у меня уборщицей. Лёвушка – её внук. Мы в хороших отношениях с ней, не спорю. Я отвёз ей зарплату домой, по старой дружбе, да и уснул нечаянно! У неё на кухне очень удобный диванчик! И с Лёвой у меня тоже отличные отношения – это четырёхлетний мальчишка! Аннушка часто берёт внука на работу. Это всё! Всё! Понимаешь, всё! И знаешь, мне осточертела твоя ревность! Осточертела! – стукнув по рулю кулаком, Серж замолчал.

Всю дорогу до торгового центра Тома, оставив всяческие попытки оттереть тушь, плакала, отвернувшись к окну. Глупая! Она всего лишь хотела быть с ним счастливой. Всё к его услугам – рестораны, дорогие вещи, заграницы… Но Серёжа и не думал испытывать благодарность. Быть верным – этот путь оказался не для него.

Тома, неожиданно даже для самой себя, приняла окончательное решение – истерически всхлипнув, она резко обернулась и выкрикнула:

– С сегодняшнего дня мы официально расстались! Мы теперь просто друзья, понятно? Просто друзья! И я не сплю с тобой больше, скотина! Не сплю! И знай – ты не убедил меня! Не убедил!

Серж сжал зубы и, не оборачиваясь, вырулил на парковку; машина наехала колесом на бордюр, дёрнулась и остановилась. Посчитав разговор оконченным, Тома, не раздумывая, вышла из машины и с силой захлопнула дверь. Серж наблюдал, как она, сопротивляясь порывам ветра, бежит к торговому центру.

С каждым шагом расстояние между ними увеличивалось, и тонкие нити, казалось, навсегда связывающие их сердца, безжалостно рвались.

Серж

Выруливая между плотно стоящими в два ряда автомобилями, Серж поискал глазами Анну. Возле ворот университета мелькнул знакомый голубой плащ – девушка помахала ему и побежала к машине, перепрыгивая через лужи и удерживая равновесие раскрытым зонтом. Распахнула переднюю дверь, сложила яркий зонт, щёлкнув спицами:

– Привет, Серёжа! – забравшись в машину, Анна сразу же потянулась к нему и повисла на правой руке, сжимающей руль. С промокшего рукава её плаща вода закапала на его выглаженные бежевые брюки. Серж с сожалением смотрел на расползающиеся по ткани бурые пятна, а ведь утром он посвятил целых пятнадцать минут глажке, украв это время у сна. Чертыхнувшись про себя, Серж стряхнул каплю с брюк, увеличив радиус пятна ещё больше.

– Я скучала! – от Анны пахло недорогими духами и ещё чем-то. Неприятный, сладковатый запах её тела, теперь будто преследовавший его повсюду, моментально ударил в рот и нос – это заставило его кашлянуть в кулак. Но врождённое чувство такта и воспитание деспотичной матерью не позволяло высказаться или как-либо затронуть эту тему в разговоре с Анной.

– Подожди, не сейчас! Дай мне спокойно выехать.

Она послушно откинулась на сиденье. Короткий плащ задрался, демонстрируя острые девчачьи коленки, обтянутые капроновыми колготками. Ему нравились девчачьи коленки, и капрон нравился тоже. Именно такой, недорогой, продающийся на всех рынках страны. Капрон, растягиваясь неравномерно, не скрывал наготу, а как бы подчёркивал её в некоторых местах – коленях, икрах. А ещё зацепки и стрелочки, ползущие чаще по направлению вверх, тоже возбуждали его. Рваные колготки на полудетских ногах…

Серж невольно улыбнулся своим мыслям. Отчего-то вспомнилась Тома – кстати, она в жизни не натянула бы на ноги нечто подобное. Но ей это и ни к чему – слава богу, их отношения строились не на этом. Вернее, его бурные и не очень сексуальные фантазии никогда не переключались на Тому, что в общем-то было странно…

Пока Серж раздумывал над этим фактом, они покинули частную парковку университета и выехали на главную дорогу. Анна, повернувшись вполоборота, наблюдала за ним, накручивая на ладонь конец широкого пояса от плаща. Посматривая на неё вскользь, Серж понимал: она ждала серьёзного разговора, но ему не хотелось его начинать. Серж не любил лукавить, выкручиваться – нет, это далеко не его амплуа. Честный, открытый разговор, доводы обеих сторон – вот что он считал правильным. Анне придётся его выслушать, а ему придётся выслушать её.

Машина, петляя по узким улочкам, снова выехала на широкий проспект. Через три квартала они свернули направо к новому микрорайону. Вскоре Серж припарковался у высотного дома, рядом с её подъездом. Он заглушил машину и повернулся к Анне.

Двадцатилетняя студентка. Милая девочка из семьи среднего достатка, умудрившаяся втюриться в преподавателя старше её на двенадцать лет. Серж поймал себя на мысли, что больше не симпатизирует ей, его больше не впечатляют её длинные чёрные волосы, глаза, нос, рот. Родинка у виска, коричневое бугристое пятнышко, – всё в ней раздражало его. Раздражало всё то, что раньше умиляло. Нет, конечно, он не любил её и раньше, в этом он всегда отдавал себе отчёт. Он даже признавался себе в том, что симпатия его была разовой. То есть четвёртый размер её груди его когда-то впечатлил – остро захотелось посмотреть: что там под блузкой? В женщинах его всегда восхищала большая грудь – за это он мог со многим примириться.

…В первый раз он привёз Анну к себе домой в перерыве между парами в университете. Это случилось месяца три назад. От нахлынувших воспоминаний Серж снова испытал ту неловкость, которую ему довелось пережить в тот день. Он тогда сидел на диване в своей гостиной, облокотившись рукой о спинку; Анна стояла перед ним, как манекен из магазина. Она тупила, несносно тупила, застыв посредине комнаты. Почему-то сначала она сняла носки и с минуту комкала их в руке; наконец нерешительно приблизилась к нему и положила их на диван. Серж помнил, как пожалел тогда, что не налил ей водки или вина.

Да… Это приключение можно было пережить лишь однажды. Вместо того чтобы медленно снять блузку и показать ему грудь, Анна расстегнула джинсы и как-то грубо, по-мужски взявшись за пояс, стянула их вместе с трусами. Брючины, застряв в икрах, не желали слезать. Анна, поборовшись с ними минуту, наконец резко выпрямилась, продемонстрировав ему две костлявых ноги, прикреплённых к узкому тазу, и небритый свисающий лобок. На белых, вывернутых наизнанку трусах взгляд Сержа приковало влажное пятно.

Минет Анна делала так же отвратительно, как и раздевалась. Серж, устав, отодвинул её голову в сторону и кончил сам. Вот, собственно, и всё, что у него с ней было.

Признавая свою возможную неправоту, он продолжал возить её с занятий домой, если позволяло время. Иногда он трогал её грудь через хлопковую блузку. Мягкая и какая-то маслянистая – он чувствовал это даже через ткань. Анна как-то попыталась расстегнуть пуговицу и показать ему грудь, но он не позволил ей этого. В фантазиях её молочно-белая грудь с розоватыми сосками, поддающаяся его требовательным пальцам, всей своей тяжестью ложилась ему на лицо. Этих фантазий Сержу было вполне достаточно для плотского возбуждения, и, казалось, вот оно, вот, возьми! Претвори в жизнь! Но нет – опасаясь новых разочарований, связанных с Анной, он всё время оттягивал этот момент.

Однажды она всё же заманила его подняться к ней в гости на чай. Уютная квартирка её семьи располагалась на окраине – Аннушка жила с родителями и четырёхлетним братом Лёвой.

В тот день они заперлись в её комнате, и Серж, помня предыдущий грустный опыт, просто усадил Анну на стул и задрал футболку, оголив грудь. Мясистая, тяжёлая… Он сжал её двумя ладонями. Анна задержала дыхание и сидела не шевелясь, безвольно свесив руки вдоль узкого тела. Серж рассматривал её тёмные крупные соски и понял – не возбуждает. Эти соски, похожие на сморщенные немытые финики, предназначались явно не для него. Слишком крупные, слишком тёмные и слишком торчащие – таков был совершенно неутешительный вывод. Помяв грудь для приличия ещё с минуту, он натянул её футболку обратно.

На самом деле у них вообще не было ничего общего. Их общение состояло в основном из рассказов Сержа о путешествиях, а все его разговоры сводились к Томе. Серж показывал Анне фотки из поездок – Токио, Венеция, Рим… Тома, непредсказуемая, весёлая Томочка наполняла его жизнь по самую макушку, под самые завязочки, и вот этой своей наполненностью он и делился с Анной. Отдавал ей, неблагодарной, куски счастья, принадлежащие только им с Томой. Как драгоценности, раскладывал он перед Анной свои впечатления, искал подтверждения, что да, да, всё это происходит с ним! Это всё наяву, и это круто! И он это заслужил! Заслужил такую женщину, как Тома! Но Анна, к несчастью, не умела читать между строк, не умела отделять зёрна от плевел. Серж теперь ясно понимал, какую глупость совершил своими откровениями. Нет, Анна не радовалась за него – она завидовала. Она вознамерилась переломать ему жизнь, разрушить то, что он строил долгие пять лет. И ещё Анна лгала – она не любила его. Серж нахмурился – возможно, она лгала даже самой себе в этом вопросе. И на самом деле Сержу было плевать на Анну, просто плевать!

И теперь, теперь ему предстоял этот неприятный разговор! Словно защищаясь, Анна уставилась на приборную панель автомобиля, прижимая к груди зонтик, а другой рукой взявшись за ручку двери, будто намереваясь бежать.

Непостижимо – чем она могла его привлечь?! Овальное, ничем не примечательное лицо, напоминающее выбеленный баклажан; нескладная, несформировавшаяся, угловатая фигура и приклеенная к этому скелету огромная грудь – столь несуразная конструкция, лишённая какой-либо женственности, скорее вызывала у него отторжение. Эта не понятная даже для него самого связь длилась ровно три месяца… Серж понял: с Анной ему больше не по пути. Больше нет.

Но они должны были объясниться, сказать друг другу последние слова. Пусть обидные, пусть несправедливые – неважно. Этот разговор должен был состояться незамедлительно, считал Серж. Он больше не желал тратить на Анну ни одной минуты своего свободного времени.

– Аннушка, зачем ты позвонила Томе? Зачем включила громкую связь!? Зачем весь этот цирк? – Серж положил руку на её дрожащее плечо, сжал. Анна медленно перевела взгляд с приборной панели на него, тоскливо выдохнула:

– Я… Я у тебя всегда на потом. Про запас, понимаешь? – она всхлипнула. – А Тома, она… она старше тебя на десять лет! Вот! Я всего лишь хотела помочь тебе! Нам… – Анна потянулась к нему, дотронувшись влажным пальцем до полоски кожи у ворота рубашки и вынудив его отстраниться.

– Серёжа, разве ты не этого хотел? Тома наконец оставит тебя в покое, и мы сможем быть каждый день вместе. Тебе не нужно будет бегать за ней по городу, возить на работу – ты же сам рассказывал, какая она бывает капризная!

Рассуждения Анны, не имеющие к действительности никакого отношения, пробудили в нём желание немедленно осечь её, сказать грубость, встряхнуть как следует! Да кто она вообще такая?! Посторонняя сучка, посмевшая рассуждать о Томе, затрагивать его жизнь! Серж двумя пальцами стиснул ей подбородок и развернул лицом к себе:

– Так нельзя поступать с людьми, Анна! Нельзя! Понимаешь? Слышишь, Анна?! Это жестоко!

Она, отпихнув его руку, вырвалась и крикнула:

– И что? А она? Ей можно покупать твою любовь?! Можно?! Зачем тебе её подачки? Подумай, Серёжа! Мы вдвоём всего добьёмся! Будем работать! И заграницы, и рестораны – у нас будет всё! Серёжа!

Уверенность, с которой она выкрикнула всё это ему в лицо, слегка ошарашила его. Он навис над ней, в бешенстве вращая глазами, встряхнул за плечо:

– Ты думаешь, Тома меня купила!? Ты действительно так думаешь!? Анна, отвечай мне! Ты что, считаешь меня альфонсом?! – она мгновенно съёжилась на сиденье, прижавшись к двери. Еле слышно вымолвила:

– Это не я, а ты заблуждаешься! Просто у неё очень много денег. Очень много денег! И дело именно в этом! – поняв, что, видимо, сказала что-то не то, или испугавшись его реакции, она замолчала.

– У тебя скверное мнение обо мне, Анна. О какой вообще любви ты говоришь? Разве можно любить мужчину, которого не уважаешь?! – Серж положил руки на руль, его искреннее желание надавать ей подзатыльников возрастало. Если честно, на рассуждения Анны ему было плевать. По его мнению, разговор и не обещал быть лёгким. Пусть выговорится – после он высадит её и уедет. Всё! Но Анна не успокаивалась:

– А она, Тома?! Разве она тебя уважает, когда даёт тебе деньги?! Или ты её любишь? Думаешь, ты её любишь?!

Серж положил голову на руль, чтобы спрятать глаза. Напряжение последних двух дней лишало его терпения, нервная система начинала давать сбои. Неожиданно Анна вцепилась в его руку, затрясла:

– Скажи! Серёжа! – и он, не раздумывая, размахнулся и влепил ей лёгкую, но звонкую пощёчину. Но и этого лёгкого удара оказалось достаточно, чтобы голова Анны откинулась назад, ударившись о подголовник кресла. Её глаза, полные ужаса, расширились, она истерично вскрикнула. Анна явно не ожидала от него такого поступка. Интеллигентный, уступчивый Серж – и вдруг… Крошечная слеза, быстро набирая объём, заскользила по её щеке.

– Выйди из машины, немедленно!!!

Анна тоскливо завыла, как старая собака на похоронах, сожалеющая, что не умерла раньше хозяина. Серж брезгливо, но достаточно сильно толкнул её в плечо:

– Давай, пошла, вышла из машины! Выходи! А будешь меня преследовать, вылетишь из университета! – Серж, секунду подумав, наклонился к её уху и грубо добавил: – Это я тебе обещаю! Диплома ты не увидишь!

Анна быстро вытерла слёзы. Прижимая к груди зонтик и сумочку, выскочила на улицу, хлопнув дверцей машины. Серж, не медля ни секунды, повернул ключ в замке – мотор мягко завёлся, машина тронулась с места. Выезжая со двора, он смотрел на Анну в зеркало заднего вида. Долговязая и худая девка! Голубой плащ болтался на ней, как на дешёвом китайском манекене; широкий ремень, перетягивая узкую талию, подчёркивал несуразно большую грудь. Дождь припустил сильнее, но Анна, не открывая спасительный зонт, тупо смотрела вслед уезжающей машине. Эта девочка, полуребёнок, неожиданно показала ему свой звериный оскал. Как он, взрослый мужик, не заметил в ней эту гниль, в самый неподходящий момент поднявшуюся на поверхность? Это он, Серж, подверг Тому и их отношения такому жестокому удару!

Выехав на главную дорогу, Серж понял, что ещё достаточно легко избавился от проблемы. «Ну и чучело!» Он достал из кармана мобильный, открыл адресную книгу и внёс телефон Анны в чёрный список. Потом, с минуту подумав, удалил всю их переписку в вотсапе.

Всё оказалось даже проще, чем он думал, проще, чем он смел надеяться.

***

Стояла последняя неделя апреля, а солнечная погода никак не желала устанавливаться. Надоевшие всем дождливые дни и прохладные вечера, больше похожие на раннюю осень, а не на позднюю весну, навевали уныние.

Серж накинул пиджак, до этого весь день провисевший на спинке автомобильного кресла. Достал с заднего сиденья небрежно брошенный им букет из семнадцати белых роз. Крупные бутоны жались к друг другу, стиснутые целлофановой упаковкой. Серж тщательно выбрал каждую из них в цветочном магазине, ведь Тома всегда радостно взвизгивала при виде букета, шумно благодарила. Она доставала высокую вазу, наливала в неё тёплую воду, разматывала упаковку, сама обрезала концы стеблей и в конце всего этого действа элегантно наклонялась к цветам и, по-детски расставив руки в разные стороны, нюхала, в восхищении морща нос. Вначале Сержу казалось это слишком театральным и неестественным, а потом он понял: Тома не любила цветы вообще. Серж специально долго наблюдал за ней, чтобы убедиться в правильности своих предположений. Тома никогда, никогда не подходила к букету дважды. Более того, она никогда не останавливала на цветах и мимолётный взгляд – даже если ваза стояла посередине стола и мимо неё надо было проходить десять раз на дню! Серж проводил множественные эксперименты, оставляя цветы гнить в вазах, перемещая их по комнате, прежде чем поставить на слово «цветы» красный флажок. Выяснив этот любопытный факт, Серж несколько дней пребывал в эйфории. Вроде бы совершенная ерунда – мало ли женщин не любят цветы и скрывают это? Но так мог рассуждать только далёкий от психологии простак. Серж знал: он одержим Томой, а со всякой одержимостью в своей жизни следовало разобраться. Он продолжал дарить ей цветы, наслаждаясь театрализованным представлением, разыгрываемым специально для него.

Закрывая машину, Серж выдохнул: «Ах, Тома-Тома!» Он спрятал цветы, прикрыв их полой пиджака, и, сопротивляясь порывам ветра, двинулся к торговому центру. Толкнул плечом дверь служебного входа, приветливо кивнул знакомому охраннику. Длинные служебные коридоры оставили ему немного времени на раздумья.

Умная и снисходительная Тома всегда прощала его выходки. Все их ссоры носили бурный характер, со слезами, криками и даже – Серж невольно рассмеялся, чуть не выронив букет, – рукоприкладством. Тома таскала его за волосы везде, где вспышка ярости настигала её. Серж считал, что она имеет слабость к его чёрным кудрям, к его жёлтым, янтарным глазам, слабость к его улыбке. Он был уверен: Тома питала к нему самые тёплые чувства, на которые только была способна её эгоистичная натура. Серж и сам был законченным эгоистом до встречи с ней. Теперь всё иначе, думал он. Некоторые черты своей личности Серж намеренно скрывал от Томы, заранее зная, с чем она никогда не сможет смириться. Он изучал Тому каждый день, и она умудрялась каждый день преподносить ему новую себя. В своей голове Серж будто играл с нею в игру, расставляя синие и красные флажки – сюда ему можно ходить, сюда нельзя… Бывало, флажки чуть-чуть сдвигались в ту или иную сторону, а иногда Тома очередной своей выходкой просто очищала игровое поле. Смешно, но, если бы Тома увидела, что сегодня он ударил женщину по лицу, её мир перевернулся бы и никогда не стал прежним. Но он не огорчит её, нет!

Тома позволяла любить её при одном условии: зная, что рядом с ним она в полной безопасности, что он не предаст, не оставит в беде, всегда спасёт. Позволяла ему быть с ней, думая, что лишает его любых рычагов воздействия на неё…

Серж кашлянул в кулак. Да, он не был для неё самостоятельной личностью, у него не могло быть своих дел – только интересы Томы, только её проблемы, только её настроение. Всё иное она безжалостно вышвыривала из своего пространства. Серж понимал: эта шикарная женщина, невозможная, обожаемая им, достойная, по его мнению, королей – покупала мужчин. Хочешь быть с ней – это полностью твоё решение и твои проблемы.

Убедившись в этом окончательно, Серж взял время на раздумья, уехал за город и отключил телефон. Он был молодым, перспективным кандидатом наук, преподавателем, у него впереди была вся жизнь. Ему предстояло принять трудное решение: выбрать самореализацию или Тому – состоявшуюся женщину на десять лет старше него. Раздумья его оказались недолгими – тоска накрыла его уже к вечеру первого дня, выворачивая внутренности наизнанку. К чёрту всё! Он быстро побросал вещи в спортивный рюкзак и, не оборачиваясь, вернулся в город. Серж выбрал Тому.

После принятого решения мир Томы стал его заботой. Он стал для неё тем, кого она была готова воспринимать, тем, кого она смогла впустить в свою жизнь. Постепенно всё наладилось – последние полтора года Тома даже позволила ему работать. Вернее, он вынудил её согласиться, обещая, что это никак не отразится на их жизни. Маленький начальник в большой фирме со свободным графиком и двадцатью подчинёнными, он всё ещё мечтал защитить докторскую, хотя эта мечта тут же отдалила его от Томы. Одинокими вечерами он тыкал пальцем в пульт телевизора, переключая каналы туда-сюда; понимал – работу в фирме пора бросать, как и преподавание в университете. Его маленький эксперимент терпел крах, уже начиная сказываться на отношениях.

Тома думала, что деньги – гарант безопасности. Серж так не думал.

Он остановился в дверях магазина, увидел Тому у стеллажа с детскими канцелярскими наборами. Линейки с головами динозавров, Спайдермена и других супергероев, ручки с цветными пёрышками – Тома, как ему казалось, сама обожала всю эту мелочёвку. Её бизнес был построен на личных предпочтениях, впрочем, как и вся её жизнь.

Длинные волосы, обычно рассыпанные по плечам, она сегодня собрала в пучок и заколола на макушке. Джинсы, чёрная футболка, отсутствие украшений на руках – Тому можно было принять за продавца. Впрочем, она часто сама стояла на кассе – ей это нравилось. Серж поморщился – то ещё удовольствие! Сам он людей не любил, на раз-два определяя прячущиеся в них пороки.

– Тома, привет!

– Я уже закрываюсь, всех продавцов отпустила, – Тома обернулась к нему. – Думала, ты уже не приедешь за мной, и решила вызвать такси. Разве Аннушка разрешила тебе приехать сюда?!

Серж подошёл к ней, протянул букет:

– Возьми цветы, они дивные – двадцать минут выбирал! Томик, ты же знаешь, Аннушки не существует – это первое. Во-вторых, зачем такси? У тебя есть и всегда буду я! – Тома приняла букет, опустила лицо в лепестки:

– Божественный запах у этих роз. Хочешь мириться?

Серж кивнул, перестав улыбаться:

– Да. Я хочу объясниться с тобой. Поговорим по дороге? Или, может, поужинаем вместе?

Серж помог ей закрыть магазин, стараясь скрыть нарастающее беспокойство. Тома казалась как никогда спокойной и рассудительной. С ним она бывала такой крайне редко – обычно когда принимала решения, не подлежащие обсуждению. Серж понял: их примирение затягивается на неопределённый срок. Чёртова дрянь Анна! Серж с усилием провернул ключ, закрывая двери.

Они молча шли к машине – Тома чуть впереди, прижимая букет к груди. Это также Серж посчитал плохим признаком. Тома много времени проводила на работе и в разъездах, но меньше всего времени она бывала дома. Не оставив цветы в магазине, она дала ему понять, что донесёт их до ближайшей помойки.

Серж открыл перед ней дверь машины, усадил на переднее сиденье. Быстро обошёл «шевроле», сел за руль. Эту машину они выбирали вместе. Неброский семейный автомобиль. Вернее, машину выбирала Тома, советуясь с ним. Двигатель 1.8 на бензине слабоват для такой машины – «шевроле» тупил, набирая скорость, злил его. В автосалоне Серж настаивал, что нужно брать двухлитровый дизельный, но Тома упёрлась: «Нет, дизель не хочу! Хочу бензин!» – хотя вообще ничего в этом не смыслила, даже не заправляла машину самостоятельно! Просто бзик, возникший из ничего, из воздуха! Так и настроение Томы, бывало, менялось совершенно без видимых причин. Серж вообще хотел «мерседес», и даже отвёз её в другой автосалон, но нет – Тому заклинило, и они купили эту машину.

Серж, поглядывая в зеркало заднего вида, вырулил с парковки.

– Тома, хватит дуться на меня! Ну же! Зачем ты?

– Я? Интересно… У тебя есть Аннушка, а ты хочешь со мной помириться?! То есть ты предлагаешь мне проглотить, съесть эту историю? Нет, у меня не получится, извини, Серёжа! Такой кусок слишком велик для меня! Но я признаюсь, мне хочется войны – вырвать глаза этой Анне, разбить тебе лицо, а потом, представляешь, удавиться самой! – Тома небрежно бросила букет на заднее сиденье автомобиля; демонстративно отвернулась от него, уставившись в окно.

Остаток пути до её дома они ехали молча. Серж прокручивал в голове все варианты возможного развития событий. Тома упёрлась. Чтобы качнуть вопрос в ту или иную сторону, ему надо подраскрутить историю с Аннушкой, нужно больше пространства для манёвра. Позиция, которую заняла Тома, звучала как окончательно принятое ею решение о разрыве. Серж стиснул руль – он будет биться за неё, он не уступит эту любовь никому, даже самой Томе! Ей придётся помириться с ним, придётся!

В полной тишине Серж, не контролируя себя, стукнул раскрытой ладонью по рулю, вжимая педаль газа в пол. Машина начала набирать скорость.

– Аннушка – пожилая женщина, уборщица в моем офисе! Лёва – её внук! Тебя что, познакомить с ними? Я отвёз ей зарплату в утренний перерыв и нечаянно уснул на диване! И ты хочешь приговорить меня за это к смерти? Ты хочешь моей смерти, Тома? Ответь!

– Чушь! – Тома не обернулась к нему – не соизволила. – Аннушка – шлюха двадцати, двадцати пяти лет. Лёвушка – её малолетний сын. Ты уснул на диване, чувствуя себя как дома, – ждал завтрак и уснул, играя с ребёнком! – она почувствовала, как «шевроле» вильнул.

Серж вёл машину по центральным улицам города, не обращая внимания, как набирает и набирает скорость, обгоняя и подрезая зазевавшихся водителей. Красная «тойота» шарахнулась от них в крайнюю полосу, зло посигналив. Сев ровнее, Тома пристегнула ремень безопасности:

– Серж! Сбавь скорость, кому говорю!

Он, с шумом выпустив воздух из лёгких, начал мягко отпускать педаль – спидометр постепенно опустился со ста десяти на отметку сорок километров в час. Через два перекрёстка они свернули направо; Серж, пикнув ключом, открыл шлагбаум во двор. Наконец машина, скрипнув тормозами, припарковалась у её подъезда. Тома отстегнула ремень и повернулась к нему, приготовившись внимательно слушать оправдания. Она держала себя в руках – вернее, так ему казалось со стороны.

– Хорошо, я расскажу правду. Ты обещаешь меня простить? – Серж размял пальцы, заставив суставы захрустеть. Тома молчала. – Ну, ты знаешь, я беру часы в университете… Анна – моя студентка. Мне просто её сиськи понравились, внешне хорошо смотрятся. Буфера! Ходила, спину гнула перед мной. Я ощупал её сиськи – и все дела! Слякоть, а не сиськи. Тьфу! Блевать охота! – он посмотрел на Тому, потом нарочито громко, неправдоподобно рассмеялся: – Шучу, шучу! Но разве ты не это хотела услышать?

Её глаза наливались непримиримой ненавистью пополам со слезами – дело принимало скверный оборот. Хотя главного он всё же добился – вызвал её эмоции, качнул пространство.

– Том… Видела бы ты себя сейчас! Ну избей меня, если хочешь! Ну не было никакой измены! Нет! Никакого проникновения между чужих ног! Клянусь! Так что, прошу, перестань выставлять меня сволочью!

Тома откинулась на спинку кресла, прижимая ладони к лицу. Молчание затягивалось, он ждал – спешить ему было некуда. Наконец Тома заговорила:

– Мы больше не вместе. Всё! Я разрешаю тебе строить любые отношения с Аннушкой, впрочем, и не с Аннушкой тоже, – она отняла ладони от побледневшего лица, уголки губ потянулись вниз, придавая ему скорбное выражение. – Ты работаешь, – она молитвенно сложила ладони перед грудью, подняв глаза к потолку машины, – слава Богу! И ты больше не зависишь от меня ни в чём. Единственное, о чём я прошу тебя, это оставаться мне другом – вышвырнуть тебя окончательно из своей жизни у меня пока нет сил.

Почему-то именно это её, казалось бы, не подлежащее обсуждению заявление успокоило его. Впервые за последнюю неделю Сержу стало чуть легче дышать. Оказывается, эта история и ему потрепала немало нервов. Всё наладится, всё наладится, убеждал он сам себя, Тома проглотит эту историю, твердил он себе, проглотит! Проглотит!

Серж притянул её к себе, обнял. Тома обняла его в ответ и почти как раньше потёрлась о заросшую щеку.

– Я люблю тебя, – сказал Серж.

– Я люблю тебя, – ответила Тома.

Антон

Антон облокотился о барную стойку, по-хозяйски расставив крупные колени, обтянутые синими джинсами. От выпитого виски его слегка мутило, но он всё же поднял два пальца вверх, требуя повторить. «Разве есть в жизни что-нибудь тяжелее вечера воскресенья? Разве что паршивое утро понедельника! И этот треш наступит через несколько часов!» Он усмехнулся своим мыслям, поднял глаза и выкрикнул в глубину бара:

– Двойной, без льда! Хоть сегодня и духотища, но льда нет, не надо льда! Мне ещё завтра выступать, и желательно без хрипотцы в голосе! – он говорил громко, совершенно не заботясь о других посетителях бара, бросающих на него косые взгляды.

Паренёк в застёгнутой до самого подбородка чёрной рубашке ловко управлялся с бутылками. Наконец он небрежно толкнул ему бокал с болтающимся на дне виски. Антон перевёл помутневший взгляд с бокала на снующую между столиками официантку, внимательно пригляделся. Длинноногая и худющая, как скелет, она виляла бёдрами не хуже заправской шлюхи. Джинсы, призванные обтягивать аппетитный зад, еле удерживались на талии ремнём. Взяв очередной заказ, прижимая к груди меню и блокнот, она деловито обернулась. Разглядывая её лицо, Антон чертыхнулся: «Тьфу ты, чёрт! Точно шлюха недоделанная! Страшила!» Антон брезгливо поморщился, вытащил пластиковую соломинку и залпом вылил в рот виски. Выдохнул и с нарочитым грохотом отставил бокал.

– Ох, хорошо! В этом году весна тёплая, на майские можно будет купаться! Налей-ка мне ещё пятьдесят!

Бармен вежливо кивнул, явно не желая поддерживать разговор. «Болван!» Антону захотелось съездить ему как следует по физиономии. Он представил, как его здоровенный кулак вляпывается в смазливое лицо, перекашивая его в правую сторону; как долговязое тело валится, выставляя вперёд правую руку, но, не сумев удержать равновесие, всё же падает, а голова переспелой тыквой хряпается об угол железной полки! Брызги крови пачкают всё вокруг, но, попадая на чёрную ткань рубашки, моментально впитываясь в неё, исчезают…

От нахлынувшего возбуждения Антон с трудом удержался, чтобы не вскочить и не дать бармену в морду по-настоящему. Собственное воображение заставило его утробно, во весь голос рассмеяться. Бармен, поднявший на него удивлённый взгляд, отвернулся первым, машинально расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Мысль, яркая, как неоновая вывеска, отпечаталась в сознании Антона: «Ссыкло! Чёртово конченое ссыкло! Этот мир уже задыхается от недоносков!» Больше на его смех в общем гуле кафе никто не обратил никакого внимания.

– Ваш виски, – бокал, скользя по полированной поверхности, остановился точно перед ним с неизменной соломинкой у края.

– Рассчитай меня! И пошевелись, я спешу! – Антон, протерев бумажной салфеткой вспотевший лоб, небрежно скомкал её и бросил на край стойки. Бармен не обернулся – формируя счёт, он сосредоточенно смотрел на светящийся экран.

Когда Антон час назад заглянул в этот бар, то был почти трезв, употребив лишь две рюмочки водки в ресторане и холодную банку пива по дороге. Роящиеся в голове мысли не оставляли ни на минуту, в попытках заглушить их он и заглянул сюда. Антон лениво обвёл взглядом потолок и стены бара «Конура». Чёртова конура! Проблемы, недавно ворвавшиеся в его жизнь, и не думали заканчиваться. В голове билась одна и та же мысль – принятое им решение о разводе повлекло за собой вереницу нескончаемых проблем. Наедине с собой он частенько сожалел об этом, считая, что поторопился, не продумал всё как следует, до конца. Бывшая – просто стерва! Антон непроизвольно сжал кулаки, представив лицо жены. Тварь! Недостойная не то что его любви, а даже её существования!

Порывшись в портфеле, он выудил на свет телефон. 2.36 ночи. Утро понедельника уже наступило, а он и не заметил! Пора закругляться – на сон оставалось около шести часов, не больше. Твою мать… А ведь ещё нужно что-то говорить на совете. Засунув портмоне в задний карман джинсов, Антон вышел из бара, нарочито громко хлопнув стеклянной дверью.

Он вдохнул полной грудью ночную майскую прохладу и обернулся. В центре города, в пешеходной зоне, в десяти шагах от него назревала бурная потасовка. А вот это уже интересно! Пацанёнок лет пятнадцати на вид, окружённый взрослыми дядьками подшофе, махал ножовкой. Обычной ржавой ножовкой с затупившимися краями. Причём ножовку он держал правой рукой, а левая была вся в свежей крови, будто исполосованная зубами монстра. Жёлтая толстовка валялась под его ногами на асфальте. Ого, это уже по-настоящему любопытно! Обнажённый по пояс человек в центре города… куда только полиция смотрит? Антон, растолкав толпу зевак, влез в самую середину, мельком взглянул на мальца и сразу всё понял.

– Парень, дай-ка сюда свою пилку! Дай, говорю, пилку! – мальчик отпрыгнул в сторону, безостановочно неся такую ахинею, что Антону стало не по себе. Видывал он таких… Высокий и худенький красавчик, ни мышц, ничего! Манекенщик или мажорик, одно из двух, а может, и то, и другое вместе. Ходят к нему похожие на практику в Союз журналистов! Очередная детка каких-нибудь богатеев, выросшая с золотой соской в заднице. Шорты на нём – фирма, да и толстовка, валяющаяся на асфальте, явно не на рынке куплена.

– Это шрамирование! Я сделал себе шрамирование! Это не кровь, это краска! Краска! – мальчишка, явно не в себе, крутился и подпрыгивал на месте волчком.

Антону удалось ухватить его за правую руку. Сжав парню запястье, он вынудил его отпустить пилку. Ржавая, совершенно негодная к употреблению, она, звякнув, упала на асфальт. Толпа, окружавшая их, притихла. Антон, не отпуская руку мальчишки, поднял с асфальта его толстовку:

– Давай помогу одеться! Прохладно! Ну-ка, стой смирно! Кому говорю, стой! – тот послушно подставил голову.

– Что ты принял? Отвечай! – Антон раздумывал, вызвать ли скорую или не ввязываться в эту историю, а пойти подобру-поздорову домой, когда почувствовал, как кто-то крепко взял его под локоть:

– Отойди от него, сволочь, убери от моего ребёнка свои руки! Урод! – Антон опешил: таким тоном с ним не смел разговаривать никто. Никто! Маленькая, но воинственная женщина вцепилась в рукав его спортивной кофты. Рыжие волосы, наспех стянутые в высокий хвостик, и красная пижама с белыми пятнышками смотрелись столь нелепо на центральной улице города, что он выпустил руку парня.

– Вы его мать? Простите, но он под кайфом. Я вам точно говорю: это не алкоголь, я в этом понимаю. Нужно вызвать скорую, ему в любую минуту может стать хуже. Давайте-ка я ему сейчас толстовку надену, прохладно, а вы пока скорую вызовите, – Антон попытался произнести это как можно убедительнее.

– Вы сами предостаточно пьяны, еле на ногах стоите! Кто вы вообще такой?! – Антон, не терпевший по отношению к себе и малейшей фамильярности, с силой отцепил женские пальцы от своей кофты, оглянулся. Толпа явно жаждала развлечений, и предоставлять ей такую возможность он не желал.

– Ваш сын явно что-то принял! – Антон наклонился к лицу женщины, постаравшись сказать это как можно убедительнее, и посмотрел в сторону мальчишки: – Я с уверенностью вам это говорю!

– Нет! Он просто пьян! Его организм не переносит алкоголь! Мне лучше знать! – незнакомка, встав на носочки, выкрикнула ему это в лицо. – Может, это вы приняли что-нибудь? Может, скорую вызвать вам? – на этих её словах мальчишка бросился наутёк. Неловко сиганув через бордюр, он перебежал на другую сторону улицы и, хлопнув железной калиткой частного двора, скрылся внутри. Женщина секунду смотрела ему вслед.

– Я побегу за ним, извините… А вообще, спасибо вам! – Антона поразило её совершеннейшее внутреннее спокойствие – будто они вели светскую беседу на берегу моря, а она отправлялась купить мороженого.

– Может, помочь вам? Помочь?

Женщина, секунду поколебавшись, кивнула и, не теряя больше времени, побежала за сыном. Упитанная, но спортивная баба. Сильная. Такие ему нравились. Антон, не раздумывая, бросился следом.

– Это закрытая частная территория, из двора другого выхода нет. Далеко не убежит! – она, задыхаясь, держала в руках пластиковый ключ от ворот. – Сейчас открою! Заходите!

Внутренний двор оказался огромным, но совершенно пустынным и плохо освещённым двумя фонарями с разных концов арок и лампочками у подъездов. Арки, запечатанные железными воротами, смотрелись неприступно. Подъезды, чёрные выходы кафе, гаражи, спортивная площадка – гул центральной улицы долетал сюда далёкими, чужими отголосками.

Они побежали наискосок, огибая припаркованные автомобили. Мальчишку поймали в дальнем углу, у железной беседки. Антон схватил его тонкую руку и обратил внимание на плохо фокусируемый взгляд; парень трясся, как клоун на маскараде, ни на минуту не замолкая:

– Мам, я пойду домой, пойду! Обещаю! Не вызывай скорую, мам! Мама! Я ничего не принимал! Я пил пиво! Только пиво! Мам, меня угостили! Что это за тип, мам? Пусть валит! Отпусти меня, убери от меня свои руки, мужик! Убери руки! Пилка мне нужна была для фоток! Просто для фотографий! Я нашёл её в парке, а толстовку я сам снял, руку хотел показать! Шрамирование! Понимаешь, руку людям показать! Да что ты за тип? Отпусти меня!

Антон с силой усадил парня на лавочку, придерживая за плечо:

– Нет, не отпущу! Уж больно быстро ты бегаешь! – Антон попытался надеть на него толстовку, насильно просунув в ворот сопротивляющуюся голову. В кармане толстовки болталась довольно увесистая коробка – электронная игрушка. Антон вытащил её, переложил к себе в карман – подумал: в скорой, при осмотре может потеряться. Просунув мальчишке правую руку в рукав, обернулся.

– Сиди и успокойся! – женщина, не теряя самообладания, вызывала скорую. Она твёрдо разговаривала с оператором, при этом не спуская глаз с сына.

– Не в себе. Не знаю, может, что-то принял. Говорит, употреблял только алкоголь. Да, живём в центре. Угол улицы Красная, да, въезд во двор с пешеходной улицы. С Чапаева направо, первые чёрные ворота. Да! Для скорой ворота открою! Да, ожидаем. Спасибо! – она помогла Антону натянуть толстовку на сына. Потом сложила руки на груди, поёжилась. Антон обратил внимание на отсутствие лифчика – пижама натянулась на её груди, обтянув два крошечных сосочка-семечка. Дав волю воображению, Антон представил себе их цвет. Кремовый. Точно кремовый, светло-кремовый! Точно! Именно так, да! Антон насильно заставил себя отвернуться и не смотреть на её грудь. Какой только бред не лезет в голову после бутылки виски!

Женщина неожиданно заговорила почти спокойным голосом, обращаясь к нему:

– Спасибо, что побежали со мной! Я бы одна с ним не справилась. А как вас зовут, молодой человек? – её самообладание и постоянный контроль ситуации поражали его.

– Меня зовут Антон. Я живу чуть ближе к реке, кварталах в пяти отсюда. Вернее, там я живу сейчас у родителей, временно. Развожусь, а в моём доме ремонт, да и до работы от родителей ближе добираться – пешком хожу.

При тусклом освещении двора ей можно было дать не больше тридцати пяти лет, и то с глубокой натяжкой. Нечёсаные волосы, прихваченные первой попавшейся резинкой. Ненакрашенная – ни туши, ни пудры на лице. Нижняя губа – полная и мягкая, с продавленной ямочкой посередине. «Точно – крепко спала и как есть выбежала на улицу!» О Боги… От неё вкусно пахло… Многообещающе вкусно пахло неизвестно чем. Криво усмехнувшись, он внутренне одёрнул себя, торопливо снял спортивную кофту, протянул её женщине:

– Вот, возьмите мою кофту, прохладно.

– Нет, я не сильно замёрзла, – отказалась она, продолжая ёжиться в летней пижаме. – Антон, побудьте со мной, пожалуйста. Дождёмся вместе скорую! А вдруг сына заберут? Ужас! И ещё: вы не могли бы съездить со мной, если что? Вдруг его оставят в больнице?

– Конечно, конечно! Я поеду с вами. Только у меня деньги закончились в том баре, напротив ваших окон. Даже сигарет нет. Я планировал отправиться домой, проспаться. Неудобно как-то получается – ехать на такси за ваш счёт, – он криво усмехнулся. – А как вас зовут, можно узнать?

Неожиданно мальчишка, которого он всё это время придерживал за плечо, дёрнулся, вынудив Антона вновь схватить его за руки и силой усадить на скамейку.

– Меня зовут Тома, мы в этом доме живём. Я спала, когда услышала дикие крики, выглянула с балкона и так испугалась! Испугалась всех этих мужчин, окруживших его. Мне показалось, они собираются его избить. Я пока бежала по лестнице, чуть ноги себе не переломала в этих шлёпках, – она повертела в руках телефон, ожидая звонка скорой.

– А что у вашего мальчика с рукой? Просто вопрос. Это, конечно, не моё дело, – помедлив, Антон надел кофту, чувствуя утреннюю прохладу.

– Эта дрянь называется шрамирование, заживают ранки долго. А цвет такой страшный, потому что краску забили под кожу. Я тоже, когда впервые увидела, чуть в обморок не упала. Честно говоря, я до сих пор в шоке. Его, кстати, зовут Эрик.

– А отец его где? Может, позвоните ему, сообщите, что случилось? – Антон решил выспросить у неё как можно больше.

– Нет. Мы шесть лет в разводе. И потом, Эрику девятнадцать, – Тома с беспокойством посмотрела на сына.

Антон, опешив, вгляделся в лицо парня:

– Да!? А по виду и пятнадцати не дашь.

Она наконец улыбнулась:

– Возможно, это хорошая генетика. А вам сколько?

– Тридцать шесть, я в разводе, и у меня тоже есть ребёнок – дочь, – Антон намеренно солгал – женщина нравилась ему больше, чем следует. И что с того, что ему на самом деле тридцать два года? И потом, казалось странным говорить о себе правду совершенно незнакомой женщине, с которой он познакомился на улице полчаса назад, – это было не в его правилах. Замёрзнув, Антон так сильно дёрнул молнию кофты вверх до самого горла, что едва не прищемил кожу на подбородке. Эта незапланированная пробежка, прохлада ночи… Он почти протрезвел. И теперь проблемы, временно оставившие его, снова начали наступать со всех сторон. Сунув руки в карманы, Антон обречённо думал: нужно срочно идти домой, лечь спать, хоть на пару часов. Сон был ему жизненно необходим, но и оставить в одиночестве новую знакомую было не по-мужски.

Наконец приехала скорая. Антон насильно усадил Эрика в машину. Его осмотрели, и минут через пять доктор протянул Томе заполненный сигнальный листок:

– Это вам. Ваш сын просто пьян, пусть проспится. Признаков приёма наркотических препаратов нет. Мы, конечно, можем его забрать, если хотите, но потребуется его согласие, так как он совершеннолетний. Но он, к сожалению, не согласен! – мальчишка, воинственно настроенный, выпрыгнул из скорой.

– Мам, я же тебе говорил, что просто выпил! – он почти пришёл в себя – видимо, холод утра повлиял и на него. – Мам, купи мне пачку сигарет, пожалуйста, и я пойду лягу спать. Обещаю! Мам… Ну хватит злиться на меня! – Тома примирительно кивнула, и Эрик, подтянув выпачканные невесть в чём шорты, недолго думая, юркнул в подъезд.

Антон помог Томе придержать и закрыть ворота за уехавшей скорой.

Они стояли на опустевшей улице, редкие голоса аукались вдалеке. На тротуаре валялись пустые пивные банки, мятые салфетки гонял поднявшийся ветер. Он налетал время от времени, обрывая только-только зацветающую сирень. Кафе и ресторанчики закрыли свои двери для посетителей, потушив неоновые рекламы. Антон обратил внимание на влюблённую парочку – они сидели на деревянных ступеньках кафе и целовались, вцепившись друг в друга, как в предсмертной агонии. Заметив его взгляд, влюблённые смущённо отстранились друг от друга и замерли. Паренёк зажимал между колен бутылку водки, Антон успел прочесть название – «Столичная». Он удручённо выдохнул – раннее утро понедельника всё ещё отдавало весёлыми выходными, но через каких-то пару часов город заживёт своей обычной, будничной жизнью. Вернулось беспокойство: для него, Антона, тоже наступает понедельник, в десять утра – плановое совещание. На сон два часа, и тридцать минут на сборы. А он нашёл Тому! Как же это банально звучит, аж до оскомины! Тьфу! Он раньше не верил, что такое бывает! Не верил! Тома, Тома, кто же ты такая?

Тома смотрела куда-то вдаль, за его плечо. Медленно приложила ладонь к губам, подышала на пальцы. Антон понял – она окончательно замёрзла, и ещё он знал, что кофту предлагать ей бесполезно – не возьмёт. Тома, убрав ладонь от рта, прикусив в задумчивости уголок нижней губы, перевела взгляд на него:

– Спасибо вам за этот вечер, Антон, за поддержку. Я сейчас быстро за сигаретами схожу – вон, на той стороне улицы круглосуточный, – и сразу домой. Уже почти пять утра, вам, наверное, сегодня на работу?

– Да, к девяти. А можно я с вами в магазин схожу? А потом снова провожу до дома? – Антон обезоруживающе улыбнулся. Этот его коронный ход всегда безотказно действовал на женщин. После такой улыбки бабы буквально ноги перед ним раздвигали. Тома равнодушно пожала плечами:

– Хорошо. Хотя выглядите вы неважно – вам самому не мешало бы проспаться или опохмелиться! – она задумалась о чём-то, взгляд её на секунду стал слегка рассеянным. – Антон, а что если я вас пивом угощу? Согласны? Нужно же мне вас хоть как-то отблагодарить… – Антон отметил её полное равнодушие к его персоне. В смысле, как мужчину она его явно не рассматривала – с подобным прохладным отношением он сталкивался достаточно редко. Такие женщины были либо лесбиянками, либо инопланетянками! На лесбиянку Тома была мало похожа, да и на инопланетянку в общем-то тоже. Ему до чёртиков не хотелось с ней расставаться, даже обидеться на неё по-настоящему не получилось! Казалось, над её головой находится закручивающийся вихрь, притянувший его на свою орбиту. Смех и слёзы – да что же это!? Таких эмоций он давненько не испытывал. Неожиданный порыв схватить её за руку и силой развернуть к себе заставил его спрятать руки в карманы и сжать их в кулаки. Желая показаться как можно более равнодушным, Антон сухо произнёс:

– Идёмте! Пиво так пиво! Дамы угощают кавалеров!

Продуктовый находился недалеко – в сорока метрах от арки. Они перешли дорогу; Тома двигалась чуть впереди. В магазине она быстро купила пачку сигарет для сына и полуторалитровую бутылку пива:

– Это вам! Презент!

Принимая из её рук цветной пакет, Антон благодарно кивнул:

– Спасибо! Пиво будет в самый раз! Может, обменяемся номерами на всякий случай? Приглашу вас куда-нибудь, посидим!

Его простое предложение вызвало странную реакцию – Тома, нахмурившись, оценивающе окинула его взглядом, будто впервые увидела, причём оценка была явно не в его пользу. Такого унижения он ещё не испытывал. Да, одет в простые джинсы и кофту, да, выпил! И что? Он ей явно не нравился, явно! В глазах её он читал: ханыга, чмошник и пьяница… Антон отвёл взгляд. Углубляться в чтение её мыслей он более не желал. Неожиданно Тома, вмиг сделавшись ещё более равнодушной к нему, согласилась и продиктовала свой номер. «Из жалости, наверное!? Что за дерьмо! – Антон скрипнул зубами. – Сучка! Да что она о себе воображает!?» Он решил поймать её на лжи и тут же набрал продиктованный номер, однако телефон в её руках звонко забренчал. «Хватка у этой Томы железная! Да за кого она меня принимает – за идиота, прощелыгу и хама? Так я таким и буду для неё – ханыгой!» Самодовольно хмыкнув, Антон потянул её за рукав пижамы, развернул лицом к себе:

– Тома, может, пойдём к тебе, посидим? Ненадолго? Выпьем чаю? – ужас и брезгливость, мелькнувшие в её глазах, заставили его расхохотаться: – Я шучу, шучу! У вас, наверное, есть мужчина? Ухажёр? Такая женщина вряд ли одна…

Тома смотрела ему в глаза не отрываясь – будто искала что-то на дне. «Она роется в моих мозгах не стесняясь!» – Антон, мысленно чертыхнувшись, отвернулся первым. Он замолчал, поняв, что каким-то непостижимым образом всё испортил. В такую ситуацию он попал впервые. «Идиотизм! Не понравиться бабе! Бабе, старше меня минимум на десять лет! Сучка! О! Так и с самооценкой можно надолго распрощаться!» Антон подавил кривую улыбку, придерживая для Томы стеклянную дверь магазина. Они прошли метров пять и остановились на пешеходном переходе, ожидая зелёного. Тома, наблюдая за проносящимися мимо них автомобилями, неожиданно ответила:

– У меня есть друг – Серж. Мы встречались, но у нас изначально было соглашение, что это ненадолго. Я имею в виду, что это не навсегда – ведь ему тридцать два, почти как вам. Возраст – этого для меня достаточно, чтобы прекратить отношения. Понятно, что их не нужно было и начинать, но сердцу трудно приказывать, верно? – они спокойно перешли дорогу. – Мы и сейчас общаемся, по-дружески, а что? Я – главная женщина в его жизни, он меня очень любит. Но это уже не важно, да и поймёт он это нескоро, а может, никогда не поймёт. А так… у меня сейчас нет мужчины. Ну, в том контексте вопроса, который вы мне задали. Да и не нужен мне никто! – сказав это, она протянула ему руку попрощаться. Как королева, вложила свою тёплую маленькую ладошку в его. Столь неожиданный поворот событий заставил его окончательно протрезветь. Он неловко сжал её тонкие пальцы:

– Моя мама говорит, что у меня не руки, а клешни. Клешни! Вот! А у тебя такая рука, – он развернул её ладонь, расправил пальцы, – крошечная. А мизинчик какой смешной! Впервые вижу такую руку у взрослой женщины!

Тома высвободила ладонь. Она спешила – он понял это по тому, как она нервно достала из кармана связку ключей, как на секунду подняла голову, всматриваясь в освещённые окна пятого или четвёртого этажа.

– Да? А мне показалось, у вас красивые руки, Антон. Да, с уверенностью говорю – у вас красивые руки! – она неожиданно широко ему улыбнулась. – Я эксперт в этой области! Верьте только мне! Руки – класс! Ну всё, до свидания! Ещё раз благодарю. И – приятно было познакомиться! – Тома открыла калитку, пикнув пластиковым ключом. Она помахала ему на прощание: «Пока!» – и калитка захлопнулась за ней с сухим щелчком.

Торопливо шагая пустынными, словно вымершими улицами, Антон думал о Томе. О каждом повороте её головы, о словах, сказанных вскользь… О том, чему обычные люди не придают значения или вовсе не замечают в собеседнике. Самоуверенности Томе не занимать, это точно! «Я главная женщина в его жизни, только он этого ещё не понял!» Какой только чуши от женщин наслушаешься! Какое самомнение! Удивительно то, что она научилась говорить такие глупости с умным видом, да ещё и возвела это в ранг искусства! Да если бы она была ему нужна, этому Сержу, разве бегала бы одна по тёмным улицам, разве просила бы постороннего человека помочь ей? Да если бы он любил её, этот ухажёр, то был бы с нею рядом! Глупая Тома! Хотя нет – не глупая, а наивная! Просто наивная женщина!

Антон быстро шагал, уже скучая по ней. Чувство, непривычное для него, потянуло в груди, безжалостно скручивая внутренности в жгут, – возбуждение, сладкой болью рвущее его на части. Это, наверное, и есть те пресловутые бабочки, о которых все говорят? Антон рассмеялся на всю улицу. Ну как можно было так вляпаться? Как? Ему хотелось кричать, кричать! Кричать этому небу, этому поднимающемуся солнцу – я нашёл её, нашёл! Кричать о том, что она и он – кусочки одного разбитого зеркала! О том, что он добьётся её, несмотря ни на что!

Споткнувшись об отколотый край бордюра, Антон чертыхнулся. Не хватало ещё голову разбить и вместо собрания угодить в больницу! Он думал: интересно, на каком свидании Тома ему даст? О, если она раздвинет перед ним ноги слишком быстро, он умрёт от разочарования и горя! Его душа не выдержит такого позора, как связаться с очередной шлюхой! А если будет не давать слишком долго, упаси господи, он ещё быстрее заболеет и умрёт! Кошмар! Кошмар! Кошмар! То, что он хочет только её и будет иметь дело лишь с ней, он понял твёрдо. Решения свои Антон менял редко и всегда добивался чего хотел. Всегда. Где-то в закоулках его сознания замигала красная лампочка: «Серж, Серж… Не стоит этому придурку становится на моей дороге! Если что, душну его в ближайшем переулке!» – вообразив такую перспективу, Антон утробно рассмеялся, потирая руки.

***

На совет он явился в полном невменозе. Ни ледяной душ, ни кофе – ничто не помогло ему в это утро привести себя в форму. Антон просидел всё заседание с занесённой над блокнотом шариковой ручкой, так и не написав в нём ни единой строчки, а в моменты, когда обращались лично к нему – самые напряжённые моменты, – прятал лицо за пачкой документов. Стараясь держаться бодро, пил воду из кулера. Воду, воду, воду. Сотрудники ухмылялись, глядя ему вслед и подмигивая друг другу.

Наконец Антон, запершись в кабинете, плюхнулся в офисное кресло, задрав ноги на стол. Устал! Фух! Этот день можно было бы посчитать одним из худших в жизни, но нет! Ему хотелось немедленно позвонить Томе, немедленно куда-нибудь её пригласить, немедленно увидеть! Но, понимая всю нелепость такого поступка, он просто прикрыл глаза. Антон не хотел проиграть эту игру, завалив первую партию. Опохмелившись рюмкой коньяка из холодильника, сделал неутешительный вывод: не помогло! Минуту раздумывал, какое бы лекарство от головы ему принять. Наконец, порывшись в портфеле, тяжело поднялся, налил очередной стакан воды, высыпал порошок из пакетика, разболтал обезболивающее, выпил. Взглянул в зеркало – отёкшее лицо, покрытое пробивающейся щетиной, удручало. Антон поморщился и сплюнул в отверстие водостока. В дверь настойчиво постучали.

Он поправил рукав намоченной рубашки; чертыхнувшись, быстро надел пиджак, пригладил влажной ладонью волну непокорных тёмных волос. Криво усмехнулся своему отражению в зеркале: «Точно, мама права – не руки, а клешни!»

– Войдите!

– Антон Петрович, я из благих побуждений! – юркая немолодая секретарша, подмигнув, поставила на край его стола запотевшую банку холодного пива. Её когда-то симпатичное лицо, теперь перечёркнутое безжалостными морщинами, светилось искренним желанием угодить. – Это вам! Поправляйтесь!

Не раздумывая, Антон взял баночку – металлическая петелька легко поддалась напору пальцев. Газ с шипением вырвался на поверхность, пузырясь у края белой пеной.

– Спасибо, Наталья Юрьевна! А то смерть моя была уже близка! Садитесь, пожалуйста, составьте мне компанию! – Антон благодарно кивнул, указав секретарше на кресло: – Садитесь!

– Нет, что вы, я на минутку! Если что, Антон Петрович, у меня есть припрятанный коньячок в холодильнике, и закусить кое-что для вас найдётся. Если понадоблюсь, до обеда буду у себя! – подвижная, словно двадцатилетняя девушка, она крутанулась так, что длинная юбка на мгновение запуталась у неё в ногах. Дверь за ней громко захлопнулась, чуть не защемив подол. Антон брезгливо скривился и отвернулся от двери. «Старуха, а всё молодится, всё флиртует! Шлюхи никогда не стареют – порок лишь костенеет в них, как коралловые наросты! Тьфу! Какая мерзость!»

День прошёл в тумане нескончаемых дел, работы с бумагами и бумажками. Ближе к шести, оставшись в офисе один, Антон решил быстро собраться и пройтись через парк, по пешеходной улице мимо её дома, – в какой-то сумасбродной надежде. «Увидеть её?! Глупости! Конечно нет! Хотя… Если сесть в кафе напротив, заказать водочки… позаглядывать в окна… Возможно, качнутся шторы, и она выйдет на балкон? Кажется, пятый этаж? Или четвёртый?»

За неимением другого плана Антон быстро собрался и вышел на улицу. Закинув портфель за спину, он размашисто шагал, затягиваясь на ходу очередной сигаретой. Думал: «Чем же меня зацепила эта баба? Чем? Красивая? Ну… Наверное, да. Губы. Взгляд пронзительный. Глазки – яркие, зелёненькие изумрудики. Фу! Что за банальщина в голову лезет? Умная? М-м-м…Да, наверное. И наглая, это уж точно!» Да что это вообще такое с ним творится?! Ну, в конце концов, он просто пройдётся до своего дома пешком, как делал это тысячу раз! И Тома тут ни при чём! Он частенько и раньше ходил этой дорогой. В принципе, они уже давно могли познакомиться. А оно, видишь, как получилось! Всё в руках судьбы!

Его размышления прервал телефонный звонок. Когда он увидел номер Томы, его сердце совершило необоснованный кульбит, заставив чертыхнуться. Антон щелчком выкинул окурок и обтёр вспотевшую ладонь о пиджак:

– Да! – произнёс Антон, перебрасывая портфель, ставший вдруг неудобным, в другую руку. – Слушаю вас!

– Здравствуйте, Антон. Мы ночью познакомились. Вы мне с мальчиком, с сыном моим, помогли. Вот. Спасибо вам за всё, и извините, пожалуйста, за беспокойство, но мой сын утверждает, что вы забрали у него из кармана электронную игрушку. Коробочка такая, небольшая, оранжевая! – выпалив всё это на одном дыхании, Тома замолчала.

Антон хмыкнул про себя: вот фокус и сработал! Попалась птичка! Осталось только в клетку зайти, дверца и захлопнется! Довольный собой, Антон уже спокойнее достал из пачки новую сигарету, откусил фильтр, сплюнул, прикурил. Он всегда так делал, когда сильно нервничал. На том конце Тома терпеливо ожидала ответа.

– Да, Тома, я вас помню, – он надеялся, что голос не выдаёт его волнения. – Только я сейчас иду с работы и не уверен, у меня ли она, ваша игрушка. Я позже из дома перезвоню вам, посмотрю в кармане вчерашней кофты. Хорошо? Надеюсь, это не очень срочно.

– Спасибо вам! Тогда жду звонка! – помешкав, она положила трубку.

Антон щелчком вышвырнул недокуренную сигарету в траву газона. Довольный собой, улыбнулся и сунул руку в карман в поисках завалявшейся жевательной резинки. Нашлась одна-единственная мятная подушечка в замызганной фольге. Напевая незамысловатую мелодию, Антон, решив не сидеть ни в каком кафе, зашагал к дому. «Птичка! Птичка! Попалась, птичка! И будешь, птичка, ты мне сестричка! И будешь песни мне звонко петь, чтоб вдруг однажды не помереть!» Глупая песенка развеселила его до такой степени, что он громко рассмеялся.

***

Они встретились на следующий день в городском парке, посередине – между его работой и её домом. Тома, в тёмно-синих джинсах, плотно стягивающих бедра, и в футболке с Микки-Маусом смотрелась просто девчонкой, но положение спасали дорогие туфли на высокой платформе и модная сумочка на тонком ремешке. Волосы, небрежно разбросанные по плечам, делали из неё суперсекси. Вернее, что именно делало её такой притягательной для него, Антон не понимал. «Посмотри – обычная среднестатистическая баба! Дурак, посмотри на неё внимательнее!» – твердил разум. «Нет, она исключительная! Волшебная! Магнетическая!» – кричало сердце.

Антон заметил Тому издалека – она шла прямо на него. Он сделал вид, что не узнаёт её в толпе, и отступил в сторону. Шагала она уверенно, чуть покачивая бёдрами и прижав к боку сумочку. И только когда она, махая руками над головой, выкрикнула его имя, он обернулся и пошёл ей навстречу.

– Привет, Тома! – они пожали друг другу руки, и Антон, не теряя времени, порылся в портфеле и протянул ей пластиковую коробку: – Вот, нашёл. В кармане моей кофты лежала. По правде сказать, я и забыл о ней вчера – торопился утром на работу. Извините, я забрал её у него, чтобы в скорой не потерялась. С виду и не поймёшь, что это за штука такая! Игра, кстати, может уже и не работать – падала много раз.

Тома, повертев коробку в руках, спрятала её в сумочку, ловко застегнула крупную золотистую молнию:

– Спасибо, Антон. Эрик говорил, что видел, как вы её взяли, но я очень сомневалась в этом. Хорошо, что вчера мы с вами обменялись номерами телефонов. И спасибо ещё раз, что не оставили меня одну с моими проблемами.

Она нервно оглянулась, явно собираясь уходить. Антона такое развитие событий совершенно не устраивало. Он придержал её за запястье:

– Неожиданное и любопытное ночное знакомство, вам так не показалось, а, Тома?

– Пожалуй. По крайней мере, для меня, – она посмотрела на него более внимательно и резюмировала: – А вы сегодня иначе выглядите, Антон, – поприличнее, я имею в виду. Вы трезвый, и деловой костюм вам идёт! – Тома примирительно улыбнулась. – Извините, я, наверное, не очень корректна сейчас, но правдива. Я иногда бываю такой наглой! Мне от папы досталась эта черта, а ещё упрямство! Так что вот так!

Антон согласно кивнул:

– Ваши извинения принимаются! Хотя вы правы – я действительно перебрал в тот вечер. В баре напротив вашего дома наливают сладкий виски, и я увлёкся! – он, потянув Тому за руку, развернул её к восточной стороне парка. – Посмотрите туда, пожалуйста. На той стороне улицы, за собором, есть приличный ресторан, я там часто обедаю. У вас есть время сейчас? Прогуляемся?

Тома согласно кивнула.

По дороге они болтали – вернее, болтала Тома, а Антон поддакивал и во всём соглашался, просто получая удовольствие от её общества. Обычно он себе такого не позволял – его манера общения была более агрессивной: не давая спуску собеседнику, он много язвил.

Они зашли в небольшой ресторанчик с претензией на роскошь и исключительность. Дутые молочно-голубые плафоны под муранское стекло нависали над дубовыми столиками в виде облака. Плакаты, коврики советской эпохи, приколоченные прямо к кирпичным стенам заведения, сразу не понравились Томе. Он обратил внимание, как она снисходительно поджала губы. Антон предусмотрительно уступил ей право выбора столика. Тома заняла мягкий диванчик у окна и небрежно бросила сумку рядом с собой, вынуждая Антона сесть напротив.

– По бокалу белого сухого? – предложил Антон. Тома заправила прядь рыжих волос за ухо, сверкнув серёжкой с тремя небольшими бриллиантами. «Неброские с виду, но камешки хорошие», – оценил Антон.

– Да, от вина не откажусь, – взгляд Томы скользнул по его пиджаку, небрежно брошенному на спинку соседнего стула, по крупной руке, крутящей никелированную вилку, часам на запястье, плечу, выглаженному вороту рубашки, пуговице и остановился на гладко выбритом лице. Их глаза встретились.

Антон поразился глубине и цвету её глаз. Тина, тёмно-зелёная, местами уходящая в серость, преломляясь в солнечном свете из окна, высвечивала изумрудную зелень дна. Антон, словно пловец, не раздумывая нырнул щучкой, в восторге собирая крупные жёлтые камни с дна. Совершенно гладкие, они тут же выскальзывали из его пальцев, затягивая глубже и глубже. Антон, словно утопленник, не имеющий возможности всплыть, спастись, перевернулся на спину и через толщу болотной мути рассматривал яркие блики на поверхности воды. Миг это длилось или вечность – он затруднялся ответить, так как Тома отвернулась, читая меню, принесённое официанткой. Антон отложил вилку, кашлянул в кулак, приходя в себя, и наконец обернулся к стоящей у столика девушке с блокнотом в руке.

– Принесите белое полусухое, вот это! – он ткнул пальцем в меню, лежащее перед ним.

Девушка, сделав росчерк в своём блокноте, посмотрела на Тому с завистью и, неожиданно фыркнув, удалилась. Антон действительно часто обедал тут, всегда в одиночестве, оставляя более чем щедрые чаевые. Девочки по очереди строили ему глазки – он поощрял это, говоря им недвусмысленные комплименты. «Эту, кажется, зовут Алина – молодая и наглая шлюха, вообразила невесть что о себе!» Антон бумажной салфеткой вытер вспотевший лоб. Тома, казалось, ничего не заметила – она явно никуда не торопилась, изучая меню страница за страницей. Антон без стеснения рассматривал её. Взрослая, дерзкая, самоуверенности не занимать. Волосы, рассыпанные по плечам, лак на ногтях свеженький, руки ухоженные. Красный ноготок, то замирающий, то вновь отправляющийся гулять по строчкам, умилял его. Сейчас она напоминала ему школьницу, читающую учебник биологии. Антон поймал себя на мысли, что мог бы вечно наблюдать за этим, пусть бы Тома и вовсе ничего не выбрала из этого учебника, тьфу, меню! Ему захотелось пересесть к ней, обнять, так чтобы её плечо заполнило его ладонь, сжать, поддеть пальцами рукав футболки. Антон, шумно выдохнув, поёрзал на стуле. «Кто же ты такая?! Тома, Тома…»

– Позвольте я вам посоветую… – прервал он затянувшееся молчание. – Тут рыба замечательная – сёмга на углях. М-м-м… Любите рыбу?

– Не очень, – не поднимая головы, она по-прежнему смотрела в меню.

– Салат? Может, стейк? Меню здесь достаточно разнообразное.

Причёску сделала, волосок к волоску, – к свиданию готовилась. Конечно, к свиданию с ним! Не за этой же безделицей, этой игрушкой, она сюда пришла!

Антон удовлетворённо откинулся на спинку деревянного стула, но, чувствуя неудобство, поёрзал. Отодвинувшись от края стола, самодовольно закинул ногу на ногу. Убедившись, что Тома по-прежнему занята меню, он бросил мимолётный взгляд в вырез её футболки. «“Двоечка”, а выглядит как хорошо! Опытная девочка, лифчик удачно подобрала. Кожа белоснежная, м-м-м… мечта!» Антон стряхнул пальцами несуществующую пылинку с идеально выглаженных тёмных брюк.

– Ничего не хочу! – Тома, захлопнув меню, небрежно отложила его в сторону. – Не голодна! Завтракать уже поздно, обедать рано. И вообще… Мне не нравится этот ресторан своей претензией на исключительность. Эти гипсовые львы у входа, двери, забранные решётками, и охранник, которого видно с улицы через стекло, лично мне внушают лёгкое беспокойство. Я здесь впервые, и моя заочная антипатия к этому месту сейчас только подтвердилась. И ещё здесь пусто, и вывод, что нас могут накормить несвежими продуктами, очевиден. Это ведь сеть ресторанов, не так ли?