Читать онлайн АУДГ бесплатно

АУДГ

Пролог

Год 2023. Бедственный, страшный, по сути кровавый. Июль месяц. Идёт специальная военная операция…

– Стоя-а-ать! Всем смирно, – грубовато командовала синеглазая девушка; её белокурые волосы, заколотые под вид аккуратненького помпона, скрывались под форменной кепи, американской бейсболкой.

Сама она выглядела двадцатисемилетней красавицей, восхитительной и прелестной; худощавое телосложение не считалось каким-то слабым, а натренированное, пряталось за голубоватым камуфляжем морского пехотинца ВМС США; миловидная физиономия казалась чуть вытянутой, сейчас излишне строгой, и передавала жёсткую, вообще непререкаемую, натуру; орлиный нос отмечался характерной горбинкой и выдавал суровые качества; тонкие, узкие губы, нисколько не напомаженные, плотно сжимались, отображая некую серьёзную ситуацию, а заодно и личную привередливую капризность; круглые уши слегка отступали, но не образовывали неприятной лопоухости, а говорили о страстных манерах.

Перед ней стояло двенадцать человек, одетых в пятнистую военную форму, отчасти зеленоватую, а частью коричневую, и молча исполняли любые команды; все они имели лицевые повязки и смотрелись безликими, полностью одинаковыми. Если их с кем и сравнивать, то с «теми из ларца, что одинаковы с лица». Сейчас они застыли, согласно поступившему указанию, выпятили мощные мужские гру́ди, прикрытые броневыми жилетами, и придерживали автоматы системы Калашникова, закинутые за широкие спины.

– Как вы поняли, – продолжала ослепительная блондинка, медленно похаживая взад и вперёд, – мы являемся совместной американо-укра́инской диверсионной группой. Наша задача: на двух катерах подобраться к Ке́рченскому мосту, он же в просторечии «Крымский», заложить под него взрывные устройства и осуществить, fack off, двухпролётный подрыв прокля́той дороги, – она ненадолго умолка, чего-то напряжённо обдумывая, а через минуту снова возобновилась: – Действуем быстро, без вашей национальной расхлябанности. Одно судёнышко является основным и двигается точно к поставленной цели; второе вспомогательное – оно любыми путями обязано прикрывать, а именно позволить успешно выполнить порученное задание. Понятное дело, я иду в катер первый – со мною шесть человек. Остальные пойдут во второй. Если нет глупых вопросов, то левая шестёрка – шагом марш! – в основное плавсредство. Другая, естественно, в оставшееся.

– Мисс Саманта, простите, – говоря с гуляйпольским акцентом, выступил подчинённый воин, стоявший ровно посередине; он обратился к штатовской командирше по сокращённому имени, – но как мы, «на-а…», минуем охранный кордон? Там ведь постоянно дежурят охра́нные корабли.

– Для тупых идиотов опять повторюсь! – заокеанская особа заметно нервничала; ей достались твердолобые олухи, а с такими, являясь капитаном элитной морской пехоты, работать она не привыкла. – Для того второй катер и существует, чтобы позволить первому исполнить прямую задачу. Он, если понадобиться, сделает всё возможное и невозможное, но не позволит ко мне приблизится – никому! – даже морскому дьяволу.

– Мисс Саманта, есть и ещё нескромный вопрос, – любопытствовал уже крайний правый солдат; несмотря на плотную лицевую маску виделось, как он язвительно усмехается, – а фамилия Байден… Вы дочь?

– Нет, внучка, – американская командирша сердилась гораздо сильнее; она не ограничилась сведёнными бровя́ми, а подошла к нахальному наглецу и встала точь-в-точь перед ним, – а разве, fack you, оно так важно?

– Простите, – бравый воин слегка стушевался, особенно когда на его высокий ботинок свалился смачный женский плевок, – просто нам всем интересно… ну, с кем придётся сегодня работать?

– Для нас большая честь! – сказал его ближний сосед с напыщенной гордостью, выпятив могучую грудь; он выглядел худее, но ростом казался выше. – Что придётся службу служить с родимой внучкой всевластного лидера, – он льстил совсем не по-детски.

– Уяснили?! – штатовская особа негодовала яростно, грозно, непримиримо; становилось очевидно, что порученная миссия не доставляет ей превеликого удовольствия. – Тогда, если идиотские вопросы закончились, рассаживаемся по заранее забронированным местам. Уже темнеет, и скоро наступит «час икс», когда у российских «недоумков» наступит короткая пересменка. Как раз её-то мы используем и выполним, что нам поручает великая родина. Я имею в виду США, а вовсе не Незалежную.

– Есть! – хором ответили двенадцать подвластных рыл, готовых исполнить любое задание, порученное далёкой страной (тем более что за него неплохо платили). – Веди нас прекрасная мисс Саманта.

Распределённые группы последовали по назначенным направлениям: возглавляемая штатовским капитаном – в моторный катер «номер один»; вторая (сама по себе) – в аналогичную морскую посудину, но только с нумерацией «два». Долго не задерживаясь, они покинули прибрежную по́лосу восточной части Крымского полуострова и по возможности быстро устремились напрямую на Керченский мост. По разработанному плану им требовалось пройти по водной глади пять километров, заложить под верхние опоры (одного ряда виделось более чем достаточно) взрывные устройства и резво мчаться обратно, на сухопутную территорию. Что там? Как Бог подаст.

Они проплыли две мили, как в полной темноте зажёгся яркий прожекторный свет, и в их сторону направился быстроходный сторожевой корабль. Первая диверсионная лодка добавила газу, а вторая немного притормозила, круто развернулась и направилась точно на российское военное судно. Оно отличалось малым водоизмещением, зато экипировалось современными боевыми ракетами да дальнобойными пушками. В голосовой ретранслятор послышалось недвусмысленное категорическое предупреждение:

– Неопознанные плавательные средства́! – последовала принятая на флоте короткая пауза. – Немедленно остановиться, застыть на месте и дожидаться патрульный наряд!

Вместо здравомыслящего ответа с приближавшегося катера полетел бронебойный заряд, выпущенный из ручного гранатомёта, типа американской «базуки». Он попал точно на верхнюю палубу российского судна и вызвал непреднамеренную сумятицу, обычную суматоху. Серьёзных повреждений не наступило, поэтому через пять минут морские матросы и офицеры стояли по нужным местам; сторожевой корабль набирал предельные обороты и направлялся вдогонку за безответственным нарушителем. Случилось, как и задумывалось. Поддавшись мстительной ярости, про первый вражеский катер совсем позабыли. А! Он тем временем приближался к намеченной точке; ему осталось преодолеть не больше чем двести метров, прикрепить взрывной заряд «си-четыре», осуществить подрыв бетонных опор и убираться скорей восвояси. Что и проде́лалось с несомненным успехом. Пока российский сторожевик гонялся за отмороженными, вчистую отпетыми, негодяями, на обе автомобильные опоры прикрепилось четыре взрывных комплекта – по паре на каждую, и с той и с другой стороны. Ровно через пять минут, когда мисс Саманта и подручные злодеи удалились на приличное расстояние, прогремел оглушительный взрыв, и два пролётных сооружения упали в азовские воды. Капитан морской пехоты ВМС США исполнила поручению задание и чётко, и строго по плану. Очутившись в недосягаемой дальности, она активировала встроенный детонатор с помощью обычного пульта́ управления. Теперь оставалось лишь удачливо скрыться.

В то же самое время сторожевой корвет легко нагонял маломерный вражеский катер, скорее прогулочный, нежели боевой. При приближении на доступное отдаление, пригодное для прицельного выстрела, с него затрещали пулемётные очереди; они направлялись в нахального недруга.

– Мы чего, блядь, пушечное мясо здесь, что ли?! – прокричал укра́инский боевик, осуществивший выстрел с американской «базуки». – Ты как хочешь, Михайло, – обращался он к одному из спутников (что выказывал штатовской командирше подхалимское уважение), – а я ебал-ка всё в рот и, на хуй, отсюда линяю. Деньги мёртвому не нужны, – едва договорив, сиганул в морскую пучину (до береговой полосы оставалось не менее четырёх километров – навряд ли нормальный человек когда доплывёт?).

Хотя небесная кара настигла трусливого плавуна намного быстрее: он не отплыл и десятка метров, а пулемётная очередь попала во вражеский топливный бак, и мощной взрывной волной его, да и остальных пятерых негодяев, отправило на скорое свидание с давно уме́ршими предками. Теперь предстояло разделаться с неприятельским катерком, подорвавшим Керченский мост. Те не сидели без дела, а огибая боевое столкновение по увеличенной траектории, на полной скорости мчались к сухому берегу, на твёрдую землю. Основная, оставшаяся после успешного исполнения, часть ДГ летела во весь опор, выжимая из моторной части что можно, и даже чего невозможно.

– Только бы подобраться поближе… – твердила сквозь зубы мисс Байден, предназначая молитвенное изречение, единственно, для себя, – а там и поплавать не грех. Ладно хоть порученное задание выполнили более чем успешно. Теперь, если чего и случиться, воздадут великие почести, а после будут помнить как заслуженную героиню Америки.

Подвластные украинцы стояли молча. В отличии от второго катера, никто из них не отваживался ни трусливо роптать, ни неприлично высказываться, ни чего-нибудь предлагать. Поставленное на автопилот, судёнышко само неслось к спасительной суши – вот, правда, охранный корвет никак не мог позволить враждебным лазутчикам вновь очутиться на российской земле. Он устремился в немедленную погоню, нешуточную, безудержную, едва ли не сумасшедшую. Однако вторая враждебная группа выполнила предложенную роль на оценку «отлично»; то есть она увела дежурный корабль на максимальное расстояние, чтобы не позволить ему впоследствии нормально прицелиться. Но! Четыре дизельных двигателя гораздо мощнее всего одного, а двадцать семь узлов предельного хода намного быстрее чем двадцать. Поэтому, хочешь не хочешь, вражеские суда постепенно сближались – и вот… появилась потенциальная возможность для точного выстрела.

Саманта словно чего-то такое почувствовала. Она сбросила защитный бронежилет, избавилась от видимого оружия, огнестрельного да холодного, и освободилась от лишних, наиболее тяжёлых, вещей. В итоге на ней остались лишь лёгкая военная форма «летнего образца» да прочно зашнурованные солдатские берцы. Пока раздевалась, остальным соучастникам посоветовала поступить по относительной хронологии.

– Чего стоите, как пни неотёсанные?! – прокричала она в нервозном запале. – По-быстрому избавляйтесь от ненужных вещей и прыгайте в воду. Fack off, Вы разве ещё не поняли? По нам сейчас станут стрелять!

До береговой полосы оставалось примерно метров семьсот, когда с нёсшегося на полной скорости враждебного катера спрыгивало ровно семь человек. Ещё через минуту в брошенное плавсредство прилетела взрывная ракета. Им повезло: посчастливилось отплыть на безопасное удаление и никто не попал под взрывную волну, её ударную силу. Впрочем, российские военные мореплаватели не собирались останавливаться и, прекрасно понимая, что вражьи отродья попытаются попробовать смыться вплавь, «поли́ли» ближнюю водную гладь нескончаемым пулемётным огнём. Полагалось поглубже нырнуть и попробовать спастись на достаточной, недосягаемой для пуль, глубине. Так Саманта и поступила. Как и всякий другой морской пехотинец, она являлась отличной ныряльщицей и вместе с остальными подвластными украинцами выбрала именно глубоководный путь отступления. Периодически, раз минут в пять, приходилось всплывать на обстреливаемую поверхность, по-быстрому хватать атмосферного воздуха и моментально погружаться обратно. В результате последние семьсот метров преодолевали не менее двух с половиной часов; на береговой песок выбирались лишь капитан американских спецслужб и трое подчинённых сообщников; остальные, понятное дело, погибли во время шального обстрела.

– На хуй надо, валим отсюда скорее! – запричитал мордатый соратник, достигший тридцатипятилетнего возраста. – Они всё одно не успокоятся, а чуть только нас обнаружат, сойдут на берег да начнут досконально прочёсывать прибрежную территорию.

Вместе с двумя другими сообщниками он остался без тканевой маски и представил на общее обозрение неприятную бандитскую рожу: серо-зелёные зенки, отчасти перетрусившие, а частью озлобленные; огромный кривой «носяра», но не свёрнутый, а сохранившийся от рождения; толстые, маслянисто неприятные, губы; свисавшие, словно у борова, щёки (явный любитель свиного сала); курчавые, нечёсаные, торчавшие в стороны, чёрные волосы; лопоухие, точь-в-точь как локаторы, уши.

– Само собой, Баклан, разумеется, – спокойно отвечала мисс Байден, распуская роскошные волнистые волосы; она обратилась к нему по позывному прозвищу. – Мы углубимся в лесной массив, найдём какой-нибудь безопасный, вообще неприметный плацдарм, пару суток пересидим, а там по-тихому и следуя обратной дорогой переправимся на сопредельную территорию. Все ли со мной согласны?

Она обращалась к оставшимся воинам, двум другим, потому как с первым всё представлялось предельно ясным. Один выглядел хотя и худощавым, но жилистым; рост виделся высоким, похожим на пожарную каланчу; достигнутый возраст варьировался в районе пятидесяти годов; продолговатое лицо обладало ехидными серыми глазками, тонюсеньким, вздёрнутым кверху носом, смуглой, изрядно обветренной, кожей, широкими, злобно прижатыми друг к другу губами; каштановые волосы, длинные и волнистые, спускались к тщедушным плечам. Военный псевдоним ему достался – Костлявый. Второй смотрелся маленьким, едва ли достигшим среднего роста; зато его жилистая фигура отмечалась накачанным бицепсом, твёрдой хваткой, излишней подвижностью; круглая физиономия обладала голубыми глазами, прямым, словно точёным, носом, губами узкими и толстыми, постоянно причмокивавшими; скулы казались широкими, то и дело водили непримиримыми желваками; голова остригалась практически налысо, оставляя лишь коротенький, едва ли сантиметровый «ёжик»; круглый уши плотно прижимались к ровному, точно футбольный мяч, черепу. Он достиг тридцатидвухлетнего возраста и отзывался на подходящее имя Мало́й.

Сейчас на всесторонне понятный вопрос оба ответили полным согласием и выразили общую готовность следовать, куда им не скажут.

– Да, мы всё поняли и пойдём за тобой, мисс Саманта, хоть к дьяволу в жопу. Веди нас к спасению, а дальше к западной «перемоге», – подразумевалось к «совместной победе».

– Тогда go за мной, – распоряжалась американская командирша, применяя родные словечки, – скоро здесь будут «русские твари». И поспешаем, ни на чём не зацикливаемся.

На улице сгустилась тёмная ночь, светила нарастающая луна, дул лёгонький бриз. По песчаной насыпи, граничившей с крутыми скалами, прижимаясь едва не вплотную, бежали четыре человеческие фигуры; они стремились как можно быстрее найти доступный подъём, взобраться наверх и укрыться в густую лесную чащу. Наконец, километра, наверное, через три, им удалось нащупать пологий склон, с трудом взобраться на ровное плоскогорье и бежать уже в сторону густого, разросшегося северо-западнее Керчи́ лесного массива. Когда они удирали по Азовскому морю, им посчастливилось обогнуть всю городскую черту; то есть выплывали враждебные диверсанты в абсолютно безлюдной местности. Оставалось, помня топографические особенности, внимательно изученные чуть ранее, перед началом взрывной операции, выбрать правильный маршрут и спрятаться в нелюдимой зоне. Так они и поступали, и стремительно приближались к безопасной лесопарковой местности.

Наконец, после дополнительной спринтерской гонки (пятидесятилетний худышка и толстый жирдяй значительно поотстали), иностранные террористы достигли спасительной лесной полосы́. Забежали. Остановились. Чуть отдышались. Дождались отставших сообщников. Дальше пошли пешком, предусмотрительно углубляясь всё дальше и дальше.

– Сколько нам ещё, блядь, идти? – устало интересовался полный Баклан, утомившийся более всех остальных. – Я скоро без сознания рухну. Посмотрите-ка на меня: я весь противным потом истёк.

– Не́ хуя быть таким жирным, – усмехнулся Малой, несмотря на маленький рост превосходивший любого их двух товарищей в рукопашном бою. – Поменьше жри, побо́лее занимайся.

– Хватит, fack you! – прикрикнула штатовская лазутчица, усмиряя подвластных сообщников. – Каждый знал, на что шёл, а значит, должен заранее приготовиться к любым осложнениям. Между собою тоже цапаться нечего: нам ещё надо успешно выбраться. У нас команда и так-то немноголюдная… Стойте! – она резко остановилась и подняла́ кверху правую руку. – Смотрите: кажется, впереди мерцает электрический свет. Тихо подкрадываемся и проницательно всматриваемся.

Через пару минут вражеская группа вышла к одинокому двухэтажному дому, построенному прямо посередине лесистой части. Сквозь незашто́ренные окна первого этажа отчётливо виделось, как внутри носятся, друг за другом, незнакомые мужчина и женщина, причём вторая размахивает огромным ножом.

– Они что, пытаются одна другого убить, – усомнилась мисс Байден, сделавшись крайне задумчивой, – или у них такие странные сексуальные игры?

– Надо пойти и узнать, – высказал дельное предложение наиболее неусидчивый боевик; понятно, он оказался Малым.

Глава I. Прелюбодейство с убийством

Одним часом ранее…

– Трахай меня, трахай! – кричала черноволосая брюнетка, знойная и эффектная, находясь в исступлённом, едва ли не диком экстазе; попутно она сексуально постанывала и выдавала напутственные советы, возникавшие на подсознательном уровне: – Ещё, ещё! Быстрее, быстрее!

Назвать её красивой – это не сказать ничего. Молоденькая деви́ца, едва достигшая двадцатидвухлетнего возраста, виделась попросту сногсшибательной. Сейчас она разлеглась на двухместной кровати, широко расставила великолепные, как будто точёные, ноги, приподняла их, прямые, повыше и умело подмахивает бесноватому обольстителю. Голое женское тело дышит чувственной свежестью и выделяется прекрасными формами: изумительной грудью, зауженной талией, расширенной ягодичной областью, соблазнительно выпуклой, да широкими бёдрами. Лицо представляется настолько миленьким, насколько на нём присутствуют воистину несравненные очертания: чёрные очи, сейчас покрытые затуманенной плёнкой; остренький, чуть вздёрнутый кверху нос, сопящий в эротической эйфории; сочные губы, манящие к нескончаемым поцелуям; гладкая, в меру загорелая кожа, размякшая в сладострастном блаженстве.

Сверху находится сорокалетний мужчина, превышающий половую партнёршу, по возрастному порогу, чуть ли не вдвое. Он также погрузился в немыслимую нирвану и целиком отдался невыразимому удовольствию. В отличии от несравненной красавицы, его среднестатистическое, вполне нормальное, туловище не выделяется чем-то уж слишком особенным; оно чуть-чуть располневшее (но только слегка, в меру дости́гнутых лет), какое-то вовсе не атлетическое, а бесформенное, с неразвитой мышечной массой. Физиономия приятная и образует следующие основные черты: зелёно-оливковые глаза, осоловелые от чувственных наслаждений; мясистый нос, дышащий с безудержной страстью; перекошенный рот, оставленный приоткрытым, с высунутым наружу «шершавеньким» языком (он постоянно погружает его в миленькие деви́чьи уста); коротко остриженный череп, отмеченный рыжеватой причёской «площадкой». Возрастной соблазнитель слывёт баснословно богатым, в связи с чем способен позволить себе любую красотку. Хотя, если честно, в последнее время дела его, денежные, были, ну, как-то не очень.

Итак, ни тот ни другая не слышат ничего, что происходит вокруг; они слились в едином экстазе и водят бесподобным станом да неприглядным корпусом туда-сюда-обратно, взад-вперёд и снова назад. Правда, присмотреться повнимательнее им бы вовсе не помешало…

Пока они предаются плотоядным безумствам, к лесному коттеджу подкрадывается рыжеволосая дамочка, давно уж не отличающаяся девственной свежестью; тридцатидевятилетний возраст более чем явственно говорит, что ежели она и являлась когда-то, в неотдалённом прошлом, несказанно красивой, то былые яркие краски – лет, наверное, пять? – как приступили к постепенному увяданию. Впрочем, ей удалось сохранить фигуру стройной, отлично сложённой, весьма грациозной; она отличается отменной грудью, слегка располневшей талией, заманчивой задницей, прямыми, подлинно прелестными, ножками. Лицо миловидное, в настоящий момент чуточку напряжённое, оно отмечается восхитительными характеристиками: карими глазами, глубокими, легонько раскосыми (что почти незаметно и добавляет дополнительный шарм); вздёрнутым, по-лисьи хитреньким, носом, передающим ещё и крайне капризную сущность; чувственными губами, напомаженными вишнёвым оттенком (сейчас они плотно сжаты и отмечают немалое напряжение); пухлыми щека́ми, выдающими искусственный загар, полученный в элитном солярии; маленькими ушами, круглыми и ровными, плотно прижатыми к безукоризненной голове; длинными волнистыми локонами, уложенными изящной причёской. Оделась странноватая особа в коричневый, под цвет очей, удлинённый свитер, в синие, специально потёртые на коленях, джинсы, в натуральные «пумовские» кроссовки.

Немолодая женщина пришла не пешком – она приехала на иностранной машине, но, сохраняя таинственное инкогнито, бросила её в полутора километрах, не доезжая лесного особняка. Из настороженных движений, еле слышимой поступи, постоянного оглядывания и преднамеренного чуранья становится ясно, что она охвачена некоей навязчивой идеей, а прибыла́ с какой-то чётко определённой целью. Вот загадочная дамочка оказывается от двухэтажного лесного коттеджа в полутора сотнях метров; вот пересекает открытую местность, неосвещаемую поляну, вот подходит к железной две́ри, брониро́ванной и пуленепробиваемой; вот достаёт натуральный ключ, плоский, более обычного удлинённый; вот вставляет его в замочную скважину; вот проворачивает четыре последовательных оборота; вот потихоньку, без малого скрипа, открывает отомкну́тую створку; вот заходит в протянутый коридор; вот, минуя просторный холл, расположенный с правого боку, проходит к фигурной лестнице, ведущей наверх; вот медленно, вообще не слы́шимо, поднимается на второй этаж; вот подходит к спальному помещению, находящемуся сразу напротив; вот застывает с открытым ртом.

Что же представляется на огорошенный взгляд? Пошлая картина, развратная и бесстыдная. На их семейной кровати (а уже понятно, что она вместе с любовником-ловеласом являются истинными хозяевами загородного коттеджа) происходит блудливое буйство, где безнравственный муженёк с наслаждением трахает молоденькую брюнетку-красотку, жгучую и смазливую. Она заманчиво стонет: «А, а, а, давай, ещё, ещё, трахай, меня, трахай сильнее». Униженная супруга не стала устраивать словесную сцену; нет, она так же, по-тихому, спустилась обратно, не заходя в объёмистый зал, достигла кухонных помещений, выбрала длинный, широкий шеф-нож и вновь последовала в разгульный притон, и порочный, и греховный, и гадкий. С криком «Ах, аморальные бляди!» ревнивая бестия кинулась похотливому мужу на голую спину; она собиралась поразить его стальным резаком напрямую в поганое сердце.

Тот словно чего-то такое почувствовал, резко покинул пы́хавшее вожделением мокренькое влагалище, по-быстрому перевернулся на правую сторону и свалился на паркетное половое покрытие. Но! Летящее буйство не удалось бы остановить никому: по инерции она пролетела, куда собиралась, куда направилась изначально. Вот, правда, острый ножик воткнулся не в мужнину спину, а в шикарную молодую грудь, дышавшую жизненной сочностью. Поражённая искусительница вернула на место закатившиеся глаза, расширила их до небывалых размеров и скромно, почти с укором, заметила:

– Она меня пырнула… Гена, посмотри: протухшая пизда, старая шалава, мою правую грудь порезала, – обратилась она к недавнему полюбовнику по настоящему имени.

– Ты чё, Любаня, полоумная дура, вообще охуела?! – кричал тем временем растерянный муж, «по-резкому» поднимаясь; он попытался было приблизиться и попробовать вырвать убийственное орудие, но, напротив, испуганный, отпрянул назад.

И есть ему от чего!

– Молчать, паскудная шлюха! – распорядилась бесшабашная Люба и полоснула ножевым остриём по нежному горлу – рассекла его от уха до уха. – Вот так-то поганая тварь, не то, ишь! распутная, раскудахталась.

Перерезанные артерии мгновенно освободились от внутреннего давления и забрызгали багряным фонтаном как безжалостную убийцу, так и её развратного муженька. Не желая вчистую испачкаться, она лётом отпрянула на заднюю часть кровати, предоставив кровавой жидкости заливать боковые периметры. Нерадивый супруг также выбрал отстранённое, наиболее безопасное, положение. Всё-таки, как они не старались, на них, на обоих, попало липких выделений в немалом количестве: у мстительной женщины окрасилось привлекательное лицо, до половины коричневый свитер; у негодного прелюбодея-изменника паховая область – от солнечного сплетения и вплоть до дрожавших коленок.

– Что, Шаловлёв, растленный, ты, пидарю́га, дождался?! – перекошенная злобой миленькая мордашка не предвещала ни доброго ни хорошего; обманутая супруга медленно встала и, неторопливо передвигаясь вдоль общей кровати, пошла навстречу неверному воздыхателю. – Доигрался, приморённая падла, в любовные игры?! Из-за тебя, шаловливая блядь, я стала кровавой убийцей. Что ж, одним покойником больше, одним трупом меньше?.. Готовься: сейчас я неуёмные яйца твои отрежу и заставлю – как там сказали в некоем небезызвестном кино? – сожрать на моих же глазах!

Она спрыгнула на́ пол и, ускоряя яростную походку, пошла на похотливого горе-избранника. Тот, не оставаясь спокойно стоять, попятился задом к свободному выходу. Чем быстрее шла Люба, тем энергичнее двигался он. Едва она бросилась, замахнувшись остроконечным клинком, Геннадий мухой развернулся назад и, голый, помчался сначала к фигурной лестнице, потом спустился на первый этаж, затем, не углубляясь во входной коридор, сразу свернул направо, впоследствии преодолел ещё, наверное, метра два, отделявших от боковой, по правую руку, дверцы; он так и бежал, пока не оказался в просторной кухне, где имелся не ограниченный по сторонам приготовительный стол. Следом за ним забежала разъярённая рыжая женщина. По цвету волос непристойный сластолюбец мало чем отличился, поэтому темперамент у обоих примерно был равный. Они стали друг против друга, вытаращили большие глаза (первая – бешено гневные, второй – растерянно сумасшедшие) и зали́ли одна другого словесным поносом.

– Иди сюда, блудливый уёбок, – настаивала бойкая дамочка, размахивая длинненьким ножичком справа налево; она пыталась достать неверного мужа через периметральную ширину, – я тебе мудя плотоядные вырежу!

– Пошла ты на хуй, ополоумевшая блядища! – отвечал сладострастный изменщик, успешно отстраняясь от ярых ударов; вслед за обезумевшей супругой он пошёл в медленный обход прямоугольной конструкции (они двигались против часовой стрелки). – Совсем с дуба рухнула? Манда, что ли, нетраханная, насквозь исчесалась? Так завела бы себе любовника тайного да сходила бы поеблась. Я бы понял… Хотя при других обстоятельствах, возможно, и нет.

– То-то и оно, ёбаный мудозвон, – Любаня пошла быстрее, ускоряясь до постепенного бега (именно в тот жутковатый момент их и увидели украи́но-американские диверсанты), – что если бы я тебя не поймала за порочные яйца, ты бы предъявлялся наичестнейшим мужем на всём белом свете. Говорил бы, что любишь и жить без меня не можешь. И! Не дай-то мне Бог совершить какую бедовую глупость, непозволительный трах, ты объявил бы меня последней сукой, безнравственной блядью, – так?

– Вовсе не исключается, – согласился безответственный обольститель, бегая вокруг прямоугольной поверхности, – но сейчас-то чего говорить? Случилось то, что случилось, поэтому давай подумаем, как неприятный казус получше замять. Лично я предлагаю временный перерыв: встанем, поуспокоимся, а потом душевно обсудим.

– Душевно?! – предпоследнее слово явилось кое-кому случайным катализатором гормона адреналина; Шаловлёва вначале покраснела, потом побледнела, а после и вовсе сделалась какой-то пунцово-малиновой. – Ты совсем ебанулся? Ты се́ришь мне в ту самую нежную душу и предлагаешь мило беседовать – так, что ли, дрянной ушлёпок, тебя понимать?

– Вроде того?.. – продолжал беспечный прелюбодей настаивать на мирных переговорах; он понял, что злить разъярённую супругу не стоит, а лучше попробовать её успокоить. – Жить-то ведь хочется. Решим проблему с мёртвой Кристиной – закопаем её где-нибудь подальше, в непроходимой чащобе. И всё! Ни ты ни я не виновны… я в том смысле, за жуткое убийство судить никого не будут. Давай, Любаня, решайся! Личные неприятности обстряпаем после, когда уберём растерзанный труп. Хочешь, вообще, к хуям, впоследствии разведёмся.

Они наре́зали не менее сорока кругов, оба прилично устали и двигались с каждым разом всё медленнее. Сейчас и тот и другая и вовсе остановились. Они стояли друг против друга, тяжело дышали, смотрели друг другу в глаза и мысленно обдумывали, как же всё-таки им поступить? После долгого бега неуёмная ярость в бесноватой женщине значительно поутихла, и она уже не выглядела столь кровожадной, как, скажем, получасом назад; в поуспокоенном мозгу начинали роиться рациональные мысли.

Глава II. Сговор на убийство

Одним днём ранее…

В элитном ресторане, расположенном в центре Керчи́, сидят две возрастные женщины: Шаловлёва Люба и Андронова Карина, сорокалетняя особа, не очень красивая, но всё же приятная. Они являются лучшими подругами и делятся любыми секретами, и сокровенными, и постыдными, и особо интимными. Вторая дама выглядит намного круглее первой, не отличается отменной фигурой, зато представляется миленькой пышечкой. Обрюзгшая физиономия (заметно излишнее пристрастие к алкогольным напиткам) испещри́лась преждевременными морщинами, хотя и не слишком глубокими, но всё же заметными; карие, близкие к чёрным, глаза кажутся чрезмерно подвижными и выражают активную жизненную позицию (когда больше всех надо); орлиный, с эффектной горбинкой, нос передаёт принципиальный характер; узкие, широкие, плотно прижатые губы напомажены карамельной помадой и выдают зловредные помыслы; пухлые щёки обладают эффектными, едва ли не детскими ямочками (они предполагают, что скурвилась она вовсе не до конца); черноволосая причёска отображается шикарными длинными прядями, спускающимися к полноватым плечам. Верхняя одежда представлена красочной толстовкой, чёрной коротенькой юбкой, однотонными сетчатыми колготками и в тон им изящными, с высоким подъёмом, туфля́ми. Сейчас она обозначилась загадочной мимикой, поближе, через накрытый стол, придвинулась к давней приятельнице и полушёпотом привлекает настороженное внимание:

– Слышишь, чего расскажу?..

– Давай, – согласилась миловидная рыжая дамочка, принимая похожее выражение; она также вытянулась немного вперёд и приблизилась едва-едва не вплотную, – чего там опять случилось?

– Во-первых, Любаня, – Андронова оглянулась по сторонам, словно переживала, что кто-то их сможет невольно подслушать, – ответь на простой вопрос…

– Какой? – не выдержала заинтригованная подруга, предполагая нечто из ряда вон выходящее.

– Твой благоверный, – подразумевался законный супруг; таинственная брюнетка сузила глазные щели практически до монгольских размеров, – завтра во внеплановую командировку случайно не собирается?

– Да… – предчувствуя завуалированный подвох, Шаловлёва напрягалась всё больше и больше, – у него в последнее время такое случается зачастую. Недавно его бизнес значительно увеличился, и теперь он вынужден, как ответственное лицо, мотаться по дальним объектам – проверять их на соответствие при́нятым нормам. Парочку раз я доехала с ним – вроде там всё нормально?

– Он специально брал тебя в нормальные командировки, когда они соответствовали реальной действительности, – любительница алкогольных напитков отхлебнула заказанный вторым бокалом слабый коктейль и зашептала значительно тише: – Потом, под предлогом дальних поездок, Геннадий набаловался и начал тебя беспардонно наёбывать.

– Объяснись?.. – становилось очевидно, что другая собеседница легонько нервно подрагивает; она отобразилась растерянной мимикой. – Уж не хочешь ли ты, Кара, сказать?.. – обратилась она по сокращённому имени, но договорить ей позволено не было.

– Вот именно! – заранее подтвердила Карина крамольную мысль, готовую сорваться с миленьких губ; она отхлебнула значительно больше. – Он тебе предательски изменяет. Снимает смазливых девочек, слабых на передок, привозит в какое-нибудь безлюдное место и беззастенчиво трахает. Видимо, тебя ему не хватает?

– Нет, гораздо хуже! – воскликнула Люба неосмотрительно громко, чем привлекла внимание ближних соседей. – То-то я заметила, что последнее время у нас не случается совместного секса, – мы практически не ебёмся, – разъясняла она гораздо тише, но с негодующей подоплёкой, – так, раз в три месяца, по милосердному обещанию. Вначале я думала, что у него обычный мужской простатит. Являясь женщиной ненавязчивой, скорей сострадательной, я щадила его мужеское достоинство и ни словом ни делом не напоминала о страшной проблеме. Теперь ты навеяла на меня большие сомнения и, сопоставляя некоторые неочевидные факты, я подозреваю – глупая дура! – что доверительно ошибалась. Какая же я ебанутая идиотка?!

– Не переживай, Любаня, – успокаивала отзывчивая подруга, возмущённая нисколько не меньше; она допивала третий бокал, – давай-ка лучше подумаем, как вывести поганого мерзавца на чистую воду и как доказать ему развратное поведение. У меня есть тайная информация и неплохая идея, – она уже не шептала, а говорила развязным, изрядно пьяненьким, голосом.

– Какая?! – загорелась вторая заговорщица огненными глазами; она состроила настолько гневную мину, что любого бы повергла в тревожное чувство, но только не пьяную женщину (та и сама отобразилась не менее злобной гримасой). – Если удастся поймать его за грязную жопу, – подразумевалось «развратную», – я ему елду похотливую, на хуй, отрежу. Давай излагай – я внимательно слушаю.

– В общем, засиделась я тут на днях в одной приличненькой забегаловке, – Андронова немного смутилась и опустила книзу пристыженные глаза (хотя и пила последние десять лет по-чёрному, беспрерывно, едва ли не каждый вечер, но почему-то пагубной привычки невероятно стеснялась?); пьяная, она быстро взяла себя в руки и вернулась к нормальной беседе: – И знаешь, что вижу?

– Нет, – честно призналась заинтригованная приятельница; она зарделась смущённым взором, готовая к самому неприятному.

– Твой благоверный голубчик сидит с какой-то керченской блядью, – словоохотливая рассказчица не собиралась скрывать ни малой, ни скабрёзной детали, – и мило, в её приятном обществе, разговаривает…

– Да иди ты?! – неприкрыто изумилась обманутая супруга, выпу́чивая большие глаза; она всё ещё надеялась, что закравшиеся в душу блудливые подозрения окажутся досадной ошибкой. – И что же, он тебя, мою лучшую подругу, получается, не узнал?

– Не знаю?.. Возможно, попросту не заметил, – предполагала полупьяная дама, состроив кривую гримасу; она пила уже четвёртый бокал. – Во-первых, я сидела в затемнённом углу; во-вторых, они настолько погрузились в бля́дскую эйфорию, что ничего вокруг себя и не видели, и не слышали. Я же сидела недалеко и не нарочно подслушивала всё, о чём они говорят. А! Они лепетали, ну! просто не умолкая, и, поверь, дорогая подруга, послушать там было чего.

– Говори уже, говори! – Шаловлёва сидела словно бы на иголках, ожидая последнее, унижающее её напрочь, признание. – Не томи, не то я не выдержу и, вся изведённая, на хуй, взорвусь.

– Если не будешь перебивать, прояснишься гораздо быстрее, – осекла её болтливая «соглядата́йша» и перешла на основное повествование: – Сижу я и слушаю, а они пиздят и пиздят, обговаривая позорные планы. И тот и другая мило улыбаются да смотрят друг другу в разомлевшие от вожделения бесстыжие зенки – ну, не скотское блядство, а сплошная идиллия! Однако они, поганые твари, даже не представляют, что за ними наблюдают два зорких гла́за и что их слушает два настороженных уха. Сначала они несли себе всякую чушь, типа: «Я тебя люблю». – «Нет, я гораздо сильнее». – «Ты самая красивая». – «Ты тоже неплохо выглядишь».

– Хватит! – не выдержала пикантных подробностей опозоренная супруга; она зарделась ярким румянцем, ожесточённым и мстительным (а совсем не стыдливым). – Пизди лишь по сути! Ты выяснила: где у них пройдёт любовная стрелка – где блядский по́трах засадит ей очередную елду?

– Вы ведь недавно построили отдельную дачу, что расположена в глухой, ближе к заповедной, чащобе, – так?

– Всё верно, но, я думала, Геннадий мне сделал роскошный подарок: так он тогда и сказал.

– Так вот, сижу я смотрю, и внимательно слушаю, – вновь переходя на заговорщицкий полушёпот, пьяненькая брюнетка опять придвинулась ближе; дальше она говорила изрядно заплетавшимся языком: – Он говорит: «Завтра я заявлю стареющей бляди», – от второй собеседницы последовала яростная гримаса, но речевое изложение пока не прерва́лось, – «что отправляюсь в очередную командировку – она уже привыкла, поэтому проблем внеплановых, клянусь, не возникнет – а на самом деле мы с тобою, милая пташка, отправимся в некий потаённый домишко, расположенный в глубокой лесистой местности. Там мы уединимся, приготовим изысканный ужин, а после предадимся неистовой страсти, слепой и безмерной, безотчётной и пламенной». Да-а, уговаривать твой хитро выебанный подонок умеет отлично! – чуть отвлекаясь, Андронова сделала собственный вывод. – Но я продолжу. Далее, он запел как сладостный соловей: «Я за тобой заеду часиков… полседьмого вечера. В восемь окажемся на месте – и у нас вся ночь впереди! Потом, как и обещал, я оплачу твоё годовое институтское обучение. Если, говорит, продолжим встречаться и дальше, то высшее образование – пусть и на платной основе – ты получишь безо всяких проблем». Она ему, радостная – ёбанная шлюха тогда чуть в ладоши не хлопала – ответила полным согласием, мол, готова с ним трахаться сколько угодно, лишь бы Генаха позволил ей доучиться, то есть ежегодно вносил необходимые суммы, не слишком большие, но для неё, для паскудной шалавы, пока неподъёмные. Вот так они и сговорились, и наметили поеба́ться на завтрашний вечер. Она, развратная сука, красивая, ну, просто до жути, – неудивительно, что твой охочий супружник запал на неё, как неразумный подросток.

– Ладно, с их взаимовыгодной еблей понятно, – находясь на пике нервного возбуждения, рыжая заговорщица плохо отдавала разумный отчёт и самолично не могла ничего придумать, – теперь давай подумаем, как их, блудливых блядей, за «жопу поймать»?

– Чего тут особенно думать? – вторая собеседница получила изобличительную информацию значительно раньше, а значит, имела потенциальную возможность её заранее хорошенько обмозговать (тем более была пьяная и не испытывала стеснительных ощущений), поэтому говорила и чётко, и рассудительно: – Они прибудут на лесную дачу в двадцать часов. Пока милуются да попутно ужинают, пройдёт часа три, и нисколько не меньше. Поверь, я знаю: ситуация мне в корне знакомая. Потом часок уйдёт на подготовительную часть, не пылкие любовные игры. В общем, ебаться они начнут не раньше двенадцати ночи. Ежели ты прибудешь к половине первого, то попадёшь на блядскую кульминацию.

– Если это случится, я его, блудливого пидараса, на хуй, прирежу, насмерть прибью! – при́нятое решение напрочь засело в рыжеватую голову.

На том и порешили.

Глава III. Диверсантский захват

Настоящее время…

Едва Малой предложил «пойти посмотреть», совместная американо-укра́инская диверсионная группа двинулась к одинокому лесному коттеджу.

– Стойте! – вдруг шёпотом воскликнула штатовская посланница, резко останавливаясь и позволяя Костлявому наступить на дамские пятки; она подняла правую руку кверху и неприветливо чертыхнулась: – Fack, вы чё, тупые идиоты, вообще, что ли, мышей не ловите? Смотреть надо, куда идёшь, – говорили они по-русски, но материться капитан морской пехоты предпочитала на языке, на родном; сейчас её интересовали совсем иные проблемы и, отчитав длинноного неумеху, она перешла к насущным вопросам: – Мне кажется, или сюда приближается очередная машина, – одна стояла возле уютного дома, вторую заметили, пока шагали по лесному массиву (они хотели её ещё досмотреть, но в целях экономии времени то́тчас же передумали). – Поглядите: сквозь древесные насаждения мелькают световые огни.

– Да, действительно, – подтвердил Баклан, как молодая командирша, оглядываясь назад; он шёл последним и ему было удобней всего, – походу, то автомобильные фары. Оце, чего будем делать?

– Встаём! – распорядилась наиболее рассудительная из всех (хотя все трое и были постарше, и обзавелись немереным опытом, зато она считалась гораздо умнее, а в целом практичнее). – Осматриваемся и ждём. Выясняем, кто едет, и если военные либо керченские «менты», – видимо, в плане оскорбительных выражений мисс Байден подготовилась основательно, – то принимаем соответствующее решение. Ежели простые гражданские, тоже тот риторический вопрос не оставляем без уместного разрешения – не пускаем на безответственный самотёк. Всем всё понятно?

– Да! – хором подтвердили три подвластные рыла.

– Тогда работаем «по вновь утверждённому плану», – заключила беспрекословная капитан и, показывая наглядный пример, мягко присела на корточки.

Тем временем мимо проехала немецкая BMW, выраженная одной из последних моделей; она направилась прямиком к лесному особнячку и лишний раз доказала, что местные жители пользуются немалым материальным достатком. Остановилась рядом с кроссовером «мерседес». Из вместительного салона выбрались двое: высокий мужчина среднего возраста и молодая особа, едва ли достигшая двадцатилетнего возраста, – совсем ещё юная девочка.

Первый казался представительным, хотя, скорее, солидным; чуть полноватый корпус скрывался за серым свитером да стильными, по цвет ему, брюками; широкое лицо представлялось круглым, книзу чуть вытянутым и обладало припо́днятым подбородком; карие глаза смотрели нахально, отчасти горделиво, а частью и проницательно; приплюснутый нос на конце походил на маленькую картошину; сальные губы выпячивались вперёд, предупреждая о капризной натуре; чёрные короткие волосы ничуть не скрывали плотно прижатых ушей (что говорило о властном характере).

Вторая являлась обыкновенной наивной девчушкой, которой пообещали нечто примерно аналогичное, что и первой, недавно погибшей, дурёхе. В отличии от некрасивого спутника, она обладала великолепной фигурой, приближенной к стандартным параметрам (90-60-90), – она укрывалась разноцветной женской толстовкой; прямые, словно точёные, ноги ничуть не скрывались коротенькой юбкой, зато дополнительно украшались ажурными сетчатыми колготками; высокие каблуки приближали невысокий росток с завышено среднему; смазливая мордашка выглядела премиленькой и обладала глазами ярко-зелёными, едва ли не изумрудными, носом идеально прямым, сравнимым с одной небезызвестной Анжелой (хотя, скорей, Анджелиной), губами страстными, воистину обольстительными; белокурые волосы остригались своеобразной причёской, окаймлявшей безупречную голову по нижним пределам.

Минуту и та и другой постояли, как будто чего-то обдумывали. На самом деле они по-тихому совещались. Внутри к тому моменту всё стихло и не слышалось ни недавнего гулкого шума, ни единого постороннего звука. Первым заговорил солидный мужчина:

– Смотри-ка, Алёна, нам и входные двери оставили приоткрытыми, значит, ждут, но не хотят, чтоб их беспокоили. Давай потихоньку проникнем, поднимемся в гостевую комнату и займёмся там сумасшедшей любовью.

– Ага, скажи уж проще, всласть «поебёмся», – двадцатилетняя милочка оказалась без подсознательных комплексов. – Что ж, пошли, только впоследствии сделаешь, чего обещал, иначе я в полицию заявлю и обвиню тебя в несогласованном изнасиловании – хор?

– Ладно, ладно, – согласился возрастной полюбовник, ничуть не смущаясь (видимо, поставленное условие не вызывало у него существенных затруднений?), – я сделаю что только не хочешь: с материальным достатком, сама видишь, особых проблем не испытываю.

– Пошли уже, Владислав, – миленькая особа съёжилась от ночного прохладного воздуха и демонстративно потёрла себя ладонями по плечам, – я и сама потрахаться страсть как хочу.

Последние слова явились как команда к конкретному действию: разнополые любовники пошли к открытым дверям. Однако они не знали, что их внезапное прибытие заметили не только американо-украи́нские диверсанты. Пока они совещались, в лесном коттедже сложилась до крайности неоднозначная ситуация.

– Ты, ёбанный мудозвон, чего, приятелей богатеньких сюда пригласил? – вроде слегка поутихшая, бесовка снова сделалась и ненавистной, и гневной, и яростной, а ещё и слегка ироничной. – Вы что, ту недоёбанную шлюху всем скопом зада́лись трахнуть? Групповое порно в нашем миленьком доме решили устроить?

– Нет, Любаня, постой… я всё объясню, – лепетал оголённый муж не слишком уверенным голосом, – это Влад Каргаполов. Он тоже, извини, подснял прелестную ди́вчину, а прознав, что я направляюсь, с похожей целью, сегодня сюда, на целиком безлюдную дачу, напросился в гостевые покои. Поскольку у нас совместный бизнес, постольку отказать я ему не смог. Тем более что – как ты знаешь – у нас значительные финансовые трудности, а от него зависит очень и очень многое.

– Светло-синий, ты, мудоёб, – прошипела разгневанная особа, отображаясь презрительной мимикой, – вознамерился из моего чистого, во всём безупречного, дома, – она уже считала супруга покойным, – развратный вертеп устроить? – И кинулась на второй этаж.

Оставленный муж на минуту замер, успокоенный, облегчённо вздохнул, а едва осознав, куда устремилась бесшабашная женщина, тот ча́с же метнулся следом. Он забежал в специальную кладовую, имевшую размеры два метра на три; она устанавливалась на втором этаже и предполагала хранение всякой всячины. Шаловлёва как раз открывала дверцу ружейного сейфа и доставала двуствольный охотничий ИЖ. Геннадий ринулся было к ней, но резко остановился: на него смотрели две круглые дырочки. Ему ли не знать, что оружие всегда оставалось заряженным, ну, так, на всякий пожарный случай. «Дурак я, тупоумный дурак – полный дебил! – размышлял он, округляя трусливые очи до небывалых размеров (как они не вывалились, остаётся полной загадкой?); он дожидался смертельного выстрела. – Блядь, зачем я показал ей потаённое место, где хранятся от сейфа родные ключи? Теперь вот расплачиваюсь». Он зажмурился и приготовился умирать; но вместо огнестрельной пальбы последовал мощный удар, двумя стволами, под дых.

– А-а-а, – промямлил поражённый супруг, хватанул пару раз недостава́вшего воздуха и рухнул на́ пол, напрочь лишившись сознания.

Не тратя попусту времени, Люба, как разъярённая львица, устремилась обратно, в нижние помещения. В начале входного коридора она очутилась аккурат, когда открывался дверной проём и когда за домовой порог переступал высокий, солидный мужчина. Куренко Алёне тогда повезло: взбудораженная хозяйка нажала сразу на два спусковых крючка и выстрелила оба патрона. Зато Каргаполов Владислав, напичканный немереной дробью, медленно «поосел», встал на колени, недолго, качаясь туда-сюда, постоял и повалился на малиновый коврик, как и полагается расстеленный прямо при входе.

– Блядь! – воскликнула возбуждённая дамочка, щёлкая холостыми курками. – На хуй, я, спрашивается, дуплетом стреляла? Что мне теперь с тобой, ёбанная шалава, прикажешь делать?

Та стояла в дверном проёме, застыв от несказанного страха, и не могла промолвить ни единого разумного слова, а только трусливо мычала: «Пык, мык, тык… бля-а». Шаловлёва решилась: она выставила перед собою стальные стволы и твёрдой походкой направилась на растерянную двадцатилетнюю девочку. Что она собиралась сделать? Примерно то же самое, что и с неверным мужем, – ткнуть ей под дых. Ей оставалось не больше двух метров, она уже отвела деревянный приклад подальше назад, чтобы ударить намного мощнее; но… в следующую секунду застывшую девчушку уж медленно отодвигали в сторонку, а из-за неё показывалась строгая командирша, облачённая в синеватую военную форму. Вслед за ней вошли ещё трое незнакомых мужчин.

***

Пятью минутами ранее…

– Это гражданские, – заключил остроглазый Мало́й, первый разглядевший прибы́вших людей, – но их стало гораздо больше: двое здесь, и неизвестно, сколько внутри. Мы видели взбешённую пару, но кто поручится, что их не значительно больше? Тем более что мы безоружные. Как распоряди́тесь, мисс Смит?

– Разве кто-то сможет остановить четырёх морских пехотинцев? – съязвила белокурая синеглазка; она как раз достала из-за спины, из-за поясного ремня, армейский пистолет модели «SIG Sauer P320». – Тем более какие-то там гражданские. И кто сказал, что мы безоружные? Это вы, безмозглые идиоты, избавились от всяческого железа, а настоящий солдат всегда оставляет чего-нибудь про запас. Всё, хватит попусту языками чесать. Go вперёд!

Она побежала первой; за ней увязались три подчинённых рыла, не смевших влиятельной особе ни в чём отказать. Открытые полтораста метров преодолели за считанные секунды. К входной двери́ подходили ни раньше ни позже, когда внутри послышался ружейный дуплет. Резко отпрянули по разные стороны. Залегли. На несколько мгновений выжидающе замерли. Сообразив, что стреляла простая двустволка, капитан элитных войск США по-быстрому поднялась и твёрдой походкой направилась напрямую к входному проёму. В нём стояла шикарная девушка, застывшая в неестественном ступоре. Сквозь пробивавшийся свет более чем отчётливо виделось, что прямо на неё идёт красивая, но разъярённая женщина; она готовилась ей стукнуть в незащищённый живот и размахивалась длинноствольной ружейной конструкцией.

Слегка подвинув приговорённую жертву, Саманта устремилась на боевой перехват. Понятное дело, за ней двигались трое верных сподвижников, не отстававших практически ни на шаг. Американская командирша ни на секунду не усомнилась, что, едва она поднимется, подвластные морпехи последуют строго по «проторённому следу». Поэтому, не оборачиваясь и продолжая идти, она сквозь зубы озлобленно процедила:

– Вырубите молодую шалаву, но только не сильно: впоследствии она нам ещё понадобится.

Ударенная Бакланом в затылок, Алёна плюхнулась как будто подкошенная. Она и так-то находилась в единственном шаге от трусливого обморока – а тут ещё такая эффектная помощь! Мисс Байден в тот же самый момент умело перехватывала бившую ей в солнечное сплетение двуствольную комбинацию. Умелая, она применила особый приём: во-первых, отошла чуть в сторонку; во-вторых, подтолкнула незаряженное ружьё, по инерции, немного вперёд (чем помогла очумевшей хозяйке лишиться подвижного равновесия); в-третьих, боковой, что у мизинца, ладонью наебну́ла по миленькой шее, в задний отдел позвоночника (когда растерянная хозяйка, неустойчиво семеня, оказалась строго напротив и слегка наклонилась); в-четвёртых, легонечко подтолкнула бессознательное тело на низ, на красную дорожку, расстеленную при входе, на паркетном полу.

– Несите обеих наверх, да покрепче и ту и другую свяжите, – командовала непререкаемая блондинка, обращаясь к послушным сподвижникам; сама она снова достала личное боевое оружие, на период непродолжительного конфликта за́ткнутое обратно за пояс. – Я пока пойду осмотрюсь: здесь должен находиться ещё, как минимум, один оголённый гражданский. Да и!.. Не забудьте отобрать у них мобильные телефоны.

Глава IV. Извращённая интермедия

Первой очнулась Люба. Скреплённая по рукам и ногам липкой лентой, она сидела возле их семейной двуспальной кровати; рядом, с той и другой стороны, находилось ещё два бесчувственных тела (нерадивый супруг да Куренко Алёна), наверху расположился недавно убитый окровавленный труп. В себя приходилось медленно. Никак не вспоминалось, что же всамделишно приключилось. Шаловлёва водила недопонимавшим взглядом и томно смотрела то на четырёх незнакомых людей, одетых в пятнистую военную форму (женщина в синеватую, мужчины в зеленовато-коричневатую), то на оголённого мужа-изменщика, то на несостоявшуюся любовницу, двадцатилетнюю горе-шалаву. Она обратила внимание, что на неразумной мужниной голове, с левой её стороны (он сидел по правую руку), имеется обширная иссиня-чёрная гематома. «Наверное, он оклемался, – непроизвольно подумалось рыжеватой особе, – и его дополнительно вырубили – погрузили в долговременную прострацию. Моложавую шлюху, я помню, выключали при мне: вон тот толстомордый пидор лупанул ей как следует по миленькому затылку. Да, она действительно и молода, и красива, и пышет безграничным здоровьем – такую потрахать не грех». Пока владелица лесного дома тупо раздумывала, синеглазая блондинка что-то ей говорила, но вот чего? Отельные слова стали доноситься лишь спустя какое-то время, да и то как будто издалека.

– Очнулась? – говорила та, изображая властную, отчасти нахальную, мину. – Как… чувствуешь? Головушка… не бобо? Приведите… водой… в сознание… тех двоих.

Едва она договорила, тот, что выглядел меньше всех, по-быстрому сбегал вниз, а вернулся с полным ведром. Половину холодной жидкости он вылил на голого совратителя; равнозначные остатки пошли на миловидную белокурую голову; небольшая часть, отдельными брызгами, попала на возрастну́ю женщину, сидевшую ровно посередине. Душ оказался целительным. Постепенно речь незнакомой военной девушки делалась всё более внятной. Недавняя бесовка, теперь же безвольная пленница, понимала примерно следующее: первое – что их захватили во временные заложники; второе – что, если никто из них не будет особо выпедриваться, им больно не сделают; третье – что им придётся находится в зависимом положении примерно дня два; четвёртое – что (возможно?!) их оставят живыми, но только в том случае, ежели они отметятся высокой сознательностью и останутся на редкость послушными. Последнее условие подразумевало некий завуалированный подвох и вызвал у одной излишне любопытной особы соответственную реакцию.

– Чего от нас требуется, – за тридцать девять про́житых лет рыжая дамочка повидала «всякого», поэтому говорила и спокойно, и рассудительно, – и кто вы такие?

– Что скажем, то и станете делать, – грубила американская командирша, заранее расставляя стратегические приоритеты (чтобы исключить крамольные мысли), – а кто мы на самом деле – узнавать вам вовсе не обязательно. В части, чего потребуется?.. Вот, к примеру, захотим мы посмотреть, как вы здесь втроём, в непосредственном нашем присутствии, извращённо потрахаетесь, – вы поебётесь и, fack, никуда не денетесь. Правда, у вас тут вовсе не чисто… но ничего – я видела ещё одну спальную комнату.

– Действительно, мисс Саманта, – вмешался Мало́й, загоревшийся дьявольской мыслью, – а Вы предлагаете совсем неплохую идею. Что, если нам – чтобы хоть как-то развлечься – устроить им развратную «групповуху». Мужик – вон голый уже, как будто бы специально. Перетащим их в отделённую спаленку, заставим грязно совокупляться, а сами посмотрим, «поуссываемся» да порно видео, какое, запишем. Потом задорого продадим. Вы как?

– Нормально, – согласилась американская стерва, ни секунды не думая; она оставалась серьёзной, и даже не улыбнулась. – Соси у него, – распорядилась, обращаясь к более зрелой женщине. – Нагибайся пониже, делай хороший минет, а как только поднимешь, мы перетащим вас в чистую комнату. Там все втроём совершите хоро-о-ошенькое соитие.

– Но я же связана?! Руками сзади, – возмутилась не менее суровая бестия; а ещё она отобразилась категорическим отвращением. – И потом, это полное извращение. В общем, групповым прелюбодейством, ненормальной еблей, я заниматься не собираюсь. Да тем более в присутствии постороних!

– Соси, российская шлюха, или, fack, застрелю, – беспринципная мазохистка достала личный «SIG Sauer P320» и направила его точно на рыжую голову. – Хотя, пожалуй, нет, сделаю больно, – и она со всего размаху, по касательной, съездила по милому лбу.

Лопнула нежная кожа, а из рассечённой раны тоненькой струйкой засочилась багряная жидкость. Натренированная офицерша ударила мастерски, причинив неимоверную боль, но не вызвав обильной потери крови. Продолжая оставаться всецело бесстрастной, она обратилась с очередным бесславным вопросом:

– Как, поганая сука, теперь чего скажешь? – она покручивала стальным пистолетом перед заплаканными глазами.

Не выдержав мучительной боли, Шаловлёва пустила непрошенную слезу; та перемешивалась с сочившейся кровью и превращала миленькую мордашку в грязное, едва не уродливое лицо. Однако так просто сломить отважную русскую душу не под силу никакому элитному «супер-пупер-спецназовцу». Боевая особа, только-только совершившая два жестоких убийства, тяжело задышала, наполнилась немыслимой ненавистью и грубо затараторила:

– Пошла ты на хуй, блидина американская! – по нарукавному флагу определить гражданскую принадлежность вовсе не трудно. – Никогда – слышишь! – ни при каких обстоятельствах я не исполню, чего заставляешь – хоть сразу же убивай. Правильно говорят: все вы там, в поганой Америке, грязные извращенцы, напрочь больные на го́лову. У вас же даже пресс-секретарь – тупоголовая недоёбка! У вас и некоторые генералы паскудные «недолю́ди», с непонятной сексуальной охотой. Чего уж говорить про обычных, не прибли́женных к власти, людей? Это я про тебя, ненормальная, ты офицер. Ты каждого пленника вот так же заставляешь аморально ебаться? Если неймётся, иди подрочи, глядишь, и отпустит…

Болтливая дамочка много бы чего ещё донесла до развращённого мозга, как заокеанского, так и укра́инского; но… она получила нехилый удар по рыжему темечку и вновь погрузилась в долгую бесчувственную прострацию. Едва рыжая головёнка безвольно повисла, сластолюбивая дегенератка переключилась на вторую блондинку, едва-едва живую от неуёмного страха; она наставила передёрнутое оружие на белокурые волосы и отобразилась крайне ожесточённой мимикой.

– Ну, а ты?.. – обращалась она к дрожавшей Алёне, готовой рухнуть в обморок без лишней подмоги. – Тоже такая правильная? Запомни, тебя я щадить не буду: ты здесь чужая, в наглую пришлая. Толку от тебя никакого: ты ничего ни во внутренних помещениях, ни в ближней округе не знаешь. Так что милочка распутная давай выбирай… Ты ведь трахаться сюда ехала? Вот и ебись.

– Я сделаю всё, чего не прикажите, – залепетала молоденькая особа, как можно отстраняясь от наведённого пистолета (оно и понятно, ей всего-навсего двадцать лет да она ничего ещё, по сути, не видела).

– Тебе ведь связанные запястья отсасывать особо не помешают? – как видно, враждебная стерва вознамерилась довести предосудительное дело до логической точки; она получила подтвердительный ответ и продолжила дальше: – Тогда перегибайся через принципиальную суку и делай минет, но только нормальный. Увижу, что халтуришь, то́тчас же застрелю.

Униженной девушке ничего иного не оставалось, как перегнуться через бессознательную зрелую даму, приблизиться несравненной мордашкой (сейчас боязливо плаксивой) к мужскому отростку, прикоснуться чу́дными губами к верхнему окончанию и начать энергично заглатывать, продвигаясь вплоть до волосатых мудей, а следом возвращаясь обратно. Орган оказался на редкость большим и прину́жденная соса́льщица волей-неволей заводила половую головку в нежное, от испуга чуть сжатое горло. Операция не являлась какой-нибудь необычной: именно через нечто подобное прелестная искусительница и пробивала дорогу в счастливую жизнь. Она мурыжила минут, наверное, десять, а напрочь поникший член так и оставался в одном положении – он никак не собирался вставать. Всё равно его излишне гигантский размер доставлял усердной миньетчице немалые неудобства: то перехватывало прямое дыхание, то предполагалась скорая рвота, то вытекали обильные слюни.

Шаловлёв молчал. За весь интимный процесс он не обозначился ни единым раздельным словом, а только диковато мычал: «Ы-ы, мы-ы, у-ы». Сластолюбивый вероотступник настолько перепугался, что совершенно не мог нормально расслабиться и предоставить развратной вражине насладиться животным сексом, безнравственным зрелищем. Он едва ли не плакал, а мысленно пытался заставить обессиленный орган принять стоячее положение: «Давай, дорогой дружочек, маленький братец, вставай – доставь извращённой стерве сладострастное удовольствие. Всё равно Любаня находится без сознания, соответственно ничего не видит и ни хуя́ потом не предъявит, – странное дело, его, на краю кровавой расправы, беспокоило, как к его неблаговидному поведению (хотя, скорее, натуральному изнасилованию) отнесётся безбашенная супруга. – Давай поднимайся. Трахнем смазливую белобрысую шлюху, глядишь, от нас и отстанут – перестанут ебать мозги. В противном случае, властная сучка останется недовольна, да, не дай-то Бог, гораздо больше озлобится и исполнит предъявленную угрозу – возьмёт да застрелит. Хотя о чём это я? Она ведь подразумевала лишь сногсшибательную шалаву, которая на деле полная неумеха, – никак не может мне младшего брата поставить. Ну, и пусть её, неумелую проститутку, кончает: мне малолетнюю блядищу нисколько не жалко. А! Вдруг своевольная стервоза в конце передумает да возьмётся валить любого и каждого?» – так раздумывал развратный прелюбодей, пока «приси́ленная» половая партнёрша усердно трудилась.

– Всё, хватит! – не выдержала мисс Байден, уставшая наблюдать за вялым членом да плаксивой девчачьей физиономией. – Чувствуется, маленькая сучонка не достаточно опытная. Если бы я, к примеру, взялась, через пару минут он бы колом стоял, – имелось в виду «половой орган приня́л стоячее положение», – и мы бы трахались долго и страстно, будто бы сумасшедшие. Несите беспардонную нахалку в подвал, – обращалась она уже к подсобным сообщникам, – У вас, в шикарном особняке, ведь имеется подвальное помещение? – язвительный вопрос, естественно, относился к несостоявшемуся прелюбодею.

– Да, бетонный, – подтвердил Шаловлёв, чего-то невольно прикидывая; он отобразился задумчивой миной и прида́л ей виноватое выражение, – но у нас там – как бы это получше сказать? – немного не убрано, а точнее полный бедлам.

– Нам безразлично, fack, мы там не жить собираемся, – ёрничала американская стерва, поправляя съехавший на лицо белокурый локон; далее, она обращалась к «своим»: – Тварь поганую развяжите и распните на голую стену. Найдите гвозди побольше да прибейте за миленькие ладони. Посмотрим, как она тогда запоёт, как запросит милосердной пощады, а то, ишь! ни за что не сделаю, ни «при каких обстоятельствах… не исполню».

Послушные украинцы, сразу все трое, бросились исполнять бесчеловечное приказание; им требовалось спустись вниз, открыть подвальную дверь, предусмотренную рядом с подъёмной лестницей, и очутиться в нижнем домашнем пространстве. Баклан и Костлявый подхватили за ру́ки и но́ги, а Малой, как самый хитрый, поддерживал за нежную талию. Безвольную жертву небрежно бросили на холодную половую стяжку, а сами принялись орудовать электрическим инструментом, имевшимся в подземном пространстве в немаленьком изобилии. Выбрали дальний угол, просверлили глубокие дыры (две вверху, точную пару внизу), в них повтыка́ли деревянные чо́пики, нашли железные гвозди (120 мм), разрезали липкую ленту, плотно обмотавшую и ладони и голени, поднесли бессознательную особу к изобретённым отверстиям и методично, исправно приняли́сь приколачивать. Люба очнулась, когда прибивали первую, точнее правую, кисть. Испытав неимоверную боль, она закричала диким, едва не звериным ором. Вторая рука не представляла для неё уже чего-нибудь неожиданного, но болезненных ощущений ничуть не убавила. Освобождённые от «пумовской» обуви, стопы вообще привели её к очередной потере сознания. Шаловлёва опять отключилась.

Глава V. Жутковатые сцены

Пока горделивая особа пребывала в несостоятельных грёзах, её развратного муженька и наивную ди́вчину, чуть живых от животного страха, перенесли в чистые, более пристойные, помещения. Их, связанных по рукам и ногам, положили рядом – разместили на широкой двуспальной кровати. Предупредили, чтобы вели себя правильно, а иначе «им настанет полный пиздец». Исполнив несложную, во всём привычную, работёнку, трое довольных укра́инца отправились докладывать прожжённой американке. Та разместилась в центральном холле, уселась в удобном кресле, включила огромный плазменный телевизор и, выбирая поинтереснее фильм, щёлкала электронным пульто́м управления.

– Всё исполнили в лучшем виде, мисс Смит, – за всех отчитался Мало́й; он говорил зычным довольным голосом. – Нахальную стервозу приколотили, распятую, к подвальной стене, блудливого муженька да молодую шлюху перенесли в нормальную комнату, пригрозили им жестокой расправой, в случае, если попробуют чего-нибудь предпринять.

– Хорошо, – принимая подробный доклад, американская командирша, вопреки уставному регламенту, даже не встала, – Баклан, отправляйся на кухню и приготовь нам чего-нибудь вкусненького. Судя по твоему упитанному виду, пожрать ты любишь, а значит, и готовить должен уметь прекрасно. Так, с первым вопросом разобрали́сь. Теперь переходим к яростной дамочке и любителям смачно потрахаться, – последним высказыванием она подразумевала первоначальные планы и той и другого, – каждые полчаса Костлявый, попеременно с Малым будут их ходить проверять. Пока им разрешается присесть, где найдут, и присоединиться к просмотру интересного фильма – сейчас я найду.

Приказание представлялось понятным, вовсе не сложным, и каждый отправился по назначенной надобности: толстомордый жирдяй готовить утренний завтрак (время приближалось к половине шестого); два других негодяя остались в просторной зале – расселись на удобных стульях по разным углам. Через пять минут им включили один из известных американских боевиков.

Прошло полчаса. Вдруг! Белокурая капитан словно очнулась от какого-то тяжёлого сна. Она обернулась назад и выразительно посмотрела на подчинённых сообщников – сначала на одного, потом на другого. Кожаный мягкий диван, на коем разместилась мисс Байден, находился ровно посередине широкого холла-залы; напротив, у дальней стены, противоположной входному отверстию, выставлялась во всю длину красивая мебель, шведская стенка; на ней, в специальной центральной нише, устанавливался современный плазменный телевизор; справа имелось целиковое окошко, от потолка и до пола, разделённое на́ три части железными планками; слева предусматривалась сплошная стена. Итак, предусмотрительная персона заострилась на двух подвластных подельниках.

– Послушайте, дорогие, – она неприкрыто язвила, не забывая строить ехидные глазки, – а вы тот труп помойный, что валяется практически на пороге и что распластался на не широком коридорном полу – я об него едва не запнулась, когда боролась с нахальной хозяйкой – его вы убрали?

– Нет, – виновато ответили одномоментно и тот и другой, – извините, Вашего прямого приказа, мисс Саманта, не поступало, а сами мы просто-напросто не подумали.

– Мне кажется, он там лишний – мало ли что? – капитан морской пехоты отобразилась сомнительной мимикой; далее, последовало напутственное высказывание: – Сходите-ка приберитесь: переместите покойное тело в верхнюю спальню и положите его рядом с растерзанной шлюхой. Заодно проверите связанных пленников – знаете, что-то как-то мне неспокойно? Если всё ясно, – последовал утвердительный кивок обеих «бедоку́рых» голов, – тогда немедленно выполняйте.

Малой да Костлявый то́тчас же подняли́сь и торопливой, точь-в-точь подобострастной, походкой метнулись исполнить несложное указание. Зальная комната граничила с входным коридором, поэтому два украи́нских морпеха достигли искомого месторасположения за считанные секунды. Первый считался сильнее – он ухватился под мышки; второму, не отличавшемуся видимым атлетизмом, достались мужские ноги. Вначале покойного соблазнителя протащили по длинной прихожей (она доходила метров до двадцати), потом, минуя подвальную дверь, углублённую сантиметров ещё на триста, ступили на лестничный, состоявший из пары переходов, пролёт, подня́лись на верхний этаж, зашли в кровавую спальню, положили застреленного покойника рядом с эффектной брюнеткой, к сожалению ныне уже не живой, посетовали на страшные раны (резаную по горлу, многочисленные дробные), тоскливо вздохнули и пошли возвращаться обратно, в бескровное помещение. Вернувшись, доложили о выполненной работе, получили молчаливое одобрение и расселись по прежним местам – досматривать вклю́ченный фильм.

Никто из них даже не чухался, что стило бы проверять не только напрочь связанных пленников, но и одну излишне деловую особу, распятую в домовом подземелье. А зря! Она, едва очнувшись, не собиралась сидеть без дела. Первым делом Любаня испытала неимоверную боль, отдавшую в прибитых руках, а заодно и приколоченных ниже красивых ногах. Закричать? Нет, она лишь болезненно застонала. Дальше рациональная хозяйка пустилась в пространные рассуждения: «Странно, почему ебанутые садюги присандалили мои ноги раздвинутыми, а пизду оставили расщеперенной? Они что, пока я находилась в безвольной отключке, меня всем украинским мужским составом, – по характерному акценту и сине-жёлтым нарукавным эмблемам догадаться ей было не сложно, – грязно потрахали? Хотя я вроде бы ничего такого не чувствую?.. Внутри, по-моему, всё нормально; матка, похоже, не сокращалась; ощущений привычных я тоже ни так ни сяк не испытываю. С другой стороны, о чём я сейчас говорю? Как отзываются пришпандоренные руки и ноги, так чего-то другое навряд ли почувствуешь. Может, и поебали, но главное вовсе не это. Что же тогда? Как мне отсюда выбраться, и хорошо бы живой. Помниться на верхней полке, что находится над моей головой, паскудный уёбок-муж хранит подручные инструменты, и, между прочим, среди них присутствуют железные клещи. Вот только достану ли я? Хули я зря рассуждаю, надо взять поднапрячься да просто попробовать – вперёд, тоскливая, ты ебана́шка».

Как раньше упоминалось, прибили её гвоздями, длиной доходившими до ста двадцати миллиметров. Они подразумевают одну существенную особенность: шляпка у них неширокая, способная добавить лишь 2,5 мм наружной окружности. Впрочем, для травмированной ладони значение более чем приличное. Однако вы плохо знаете Шаловлёву Любовь! Вначале она легонько подёргала кистью левой (правую решила сберечь) – поводила её по возможности взад и вперёд. Потоп посильнее надавила на круглое окончание. Почувствовала неимоверную боль. Зато поняла, что если порезче дёрнуть, то приколоченную руку удастся освободить. Пару раз глубоко вздохнула, покрепче зажмурилась – и (раз!) со всей женской силой, за тридцать девять лет накопившейся в немалом количестве, как следует дёрнула. Из карих глаз посыпались голубоватые искры, заструились алмазные слёзы, роскошный стан передёрнуло мучительной судорогой, освобождённая рука повисла безжизненной плетью; но она, к удивлению, осталась в сознании. Средний и безымянный пальцы, меж коих прошла крепёжная шляпка, временно онемели, как и чувствительное, изнеженное по-женски, предплечье.

«Только б не уронить, – продолжала она мыслительный тренинг, отвлекаясь от сильных болезненных ощущений; попутно бравая дамочка пробовала расшевелить в момент опухшие нежные пальчики (они не сломались, но ушиб получили достаточный), – только бы не лишиться последней надежды. Для этого надо прийти в себя, разработать хорошенечко свободную руку и попробовать дотянуться до нужного инструмента. Взять необходимо с первого раза и прочно его удержать, потому что, во-первых, если начать туда-сюда шевелиться, можно лишиться сознания, во-вторых, если спасительный предмет упадёт, достать я его уже не смогу. И вот тогда! Я, точно, пропала – сгинула, мёртвая, во вражеской злобной интриге».

Постепенно повреждённая кисть отходила и возвращалось более-менее нормальное состояние. Раздвинутые пястные кости вернулись обратно и позволили травмированной конечности с трудом сжиматься и разжиматься. Через пару минут усиленных тренировок она уже могла уверенно двигаться. Где лежат железные клещи – Люба примерно знала. Кое-как она закинула больную ладошку на верхнюю полку, благо та прибивалась не слишком и высоко, примерно сразу над ней, нащупала нужный предмет, а для верности подхватила его пальца́ми здоровыми – указательным, мизинцем, большим. На несколько секунд замерла. Неторопливо переместила спасительный инструмент пониже, к прелестной ноге. Чуть отдышалась, решаясь на жуткую процедуру. Продолжая работать неповреждёнными пальчиками, приблизила подспорные клещи ко второму гвоздю, приколотившему правую руку.

Особенность деревянных чопиков такова, что, вбитые в бетонную стену, они не держатся там так прочно, как, например, пластмассовый дюбель, особый и специфический. Точно так же случилось сейчас. Потянув за верхнюю шляпку, рыжая бесовка стала покручивать её то вправо, то влево. Боль была жуткая, но всё же терпимая. Раз! Прибитая конечность отдались от подвальной стены и увлекла с собою всю базовую конструкцию. Лишившись верхней точки опоры, Шаловлёва тут же склонилась к бетонному полу и упёрлась на вытянутых руках. Хорошо ещё оголённые стопы отстояли от нижней стяжки не так высоко, а точнее, вытянутыми носками стояли прямо на ней. Дальше пошла процедура не менее болезненная, зато во всех вопросах удобная. Изгаляться приходилось менее повреждённой рукой. Ну и чего, что в ней торчал здоровенный гвоздь, а сзади имелась стопори́вшая деревяшка? Прижимая спасительный инструмент одними пальца́ми, она их никак не касалась. Повторная процедура получилась сугубо аналогичной: и та и другая нога вышли из глубоких пазов совместно с опорными установками. Измученная, Люба безвольно упала на́ пол. Хотя и осталась в разумном сознании.

Решаясь на последний поступок, пять минут отважной дамочке пришлось, измученной, полежать. Затем она освободилась от первого чопика, что на правой руке, – расщепила его теми же металлическими клещами. Без особых усилий вырвала освободившийся гвоздь. С ножными поступила полностью идентично. Разноцветные носки с неё не снимали, так что оставалось только обуться в «пумовские» кроссовки, брошенные поблизости, и следовать выбираться.

Так рыжеватая дама и сделала.

Глава VI. Блудливая исповедь

Пока одна из самых отчаянных женщин занималась личным освобождением, неописуемым никакими людскими словами, двое других товарищей по несчастью находились в гостевых помещениях, лежали на двуспальной кровати и вели познавательный разговор. Зеленоглазая блондинка расположилась справа, нерадивому хозяину достался край левый. Он так и оставался голым, она, по счастью, одетой. Хотя, если вспомнить, навряд ли её одежду можно назвать целомудренной, прикрывающей наиболее эффектные части. Первым заговорил возрастно́й сластолюбец. Насмерть перепуганная, девушка, понятно, находилась в нервозной прострации: её колотила неудержимая дрожь; затушёванные ресницы хлопали взад-назад; изумрудные глаза вот-вот готовились закатиться; по напудренным щекам проходила периодическая волна неудержимого страха.

– Ты кто? – поинтересовался представитель сильного пола, он же хозяин лесного поместья. – Я раньше с Владом тебя не видел. Он что, завёл себе новую пассию?

– Не знаю, как оно выглядит, – говорила двадцатилетняя милочка с дрожавшими интонациями; больше всего ей хотелось вернуться в прошлое и расторгнуть неоднозначную сделку, – но между мной и Владиславом существовала некая обоюдовыгодная договорённость, в результате которой каждый получал немалые бонусы.

– Какие подразумевалось ему, я хорошо понимаю: сам нисколько не лучше, – связанный мужчина нашёл в себе силы язвительно усмехнуться; он повернулся к возлежавшей рядом великолепной особе и оценил её глазом знатока, внимательным взглядом, – но что планировалось тебе? Если не хочешь, можешь не отвечать.

– Да чего уж теперь?.. – сногсшибательная красавица тоскливо всхлипнула и пустила скупую слезу (хотя, ежели честно, в душе она просто рыдала). – Я Куренко Алёна, по национальности обрусевшая украинка, по личным документам гражданка России. С господином Каргаполовым я познакомилась в некоем ночном клубе, который не пользуется нравственной репутацией. Не в том пошлом плане, – она (зачем-то?) вознамерилась оправдаться, – что там развратный вертеп либо стриптизный зал – нет, спасибо, в такие я не хожу! – а обыкновенный питейный бар, где можно хорошенько напиться, вдоволь натанцеваться да невзначай познакомиться с каким-нибудь интересным парнем. Так я обычно и поступала: тело молодое, и трахаться хочется. Кстати, внутри там идеальный порядок, а бесстрастные вышибалы отлично знают охранное дело.

– Не понимаю, – Шаловлёв обозначился полным недоумением; он чуть-чуть приподнялся и посмотрел коллеге по несчастью в распрекрасные зелёные очи, – зачем ты мне рассказываешь несостоятельные подробности? На хуй, мне знать, какая где охрана и какой там моральный облик? Я спросил: как вы познакомились и чем он тебе обязался?

– Но именно Владиславова беспечность и стала настоящей причиной знакомства! – Алёна, всё более отвлекаясь от чудовищной ситуации, понемногу перестала плакать и говорила сейчас слегка обиженным голосом. – Примерно с месяц назад он заглянул в ту дискотечную забегаловку, изрядно нажрался да начал бузить. Естественно, его попытались выпроводить, но он заорал, что «разгонит вонючий кабак к еба́ной матери» и что «его невоспитанные сотрудники по-крупному потом пожалеют». Тем самым значительно усугублял и без того нелёгкое положение. Когда Каргаполова на́чали избивать, жестоко, лежачего, пиная ногами, я не выдержала и решилась вмешаться. Меня там отлично знают, как постоянную посетительницу, поэтому пошли на уступки и разрешили его забрать, а после куда-нибудь удалиться, но непременно подальше. Так мы и поступили. Я проводила Влада домой, довела до квартирной двери́, нажала на сигнальную кнопку звонка и быстренько удалилась, оставив его одного. Чтобы не столкнуться с ревнивой женой, я не стала спускаться на лифте, а, прыгая через пару ступенек, сбежала на нижний этаж по общественной лестнице. Поскольку этаж был семнадцатый, постольку спустилась я в подъёмной кабине. С тех пор у нас с «любителем в пьяном виде подебоширить» завязались приятельские, едва ли не близкие отношения.

– Как так? – непритворно удивился ещё один беспечный горе-любовник; сейчас он, связанный, расплачивался за проявленную к жене изменническую неверность. – Ты же ничего не сказала, чтобы вы познакомились либо чтобы кто-то из вас предложил обменяться мобильными телефонами.

– Правильно, – согласилась смазливая искусительница, поворачиваясь то вправо, то влево, дабы размять затёкшие кости, – тогда, и правда, мы не знакомились. Да и как? Если он оказался пьянее вина, ну! полный неадекват. Постоянно чего-то буровил, кому-то грозил, требовал почтительного отношения, настаивал на общественной справедливости. Хорошо ещё, я неплохо выгляжу, – она то ли действительно скромничала, то ли, лукавая, намеренно принижалась, то ли специально набивала себе излишнюю цену, – и ему моё общество казалось приятным, приличным, склонявшим к миролюбивому поведению. Так мы потихоньку и добра́лись, выслушивая поносный пиздёж. Машину его, элитную, оставили на барной стоянке, а поехали на такси; платил, конечно же, Владислав. Пока мы ехали, я попросила у добродушного водителя, истинного кавказца, листочек бумажки и писчую ручку; благо у них, у любого таксиста, всегда имеется и то и иное – мало ли чего придётся записывать? Он любезно мне выделил блокнотный, преднамеренно вырванный лист и я записала на нём свой сотовый номер. Как несложно понять, впоследствии мобильный контакт тайно перекочевал во внешний карман Владиславова пиджака.

Teleserial Book