Читать онлайн SPAсибо партии. Отдых, путешествия и советская мечта бесплатно

В СССР, где была официально принята марксистская теория трудовой стоимости, труд прославлялся как основа личного достоинства и средство создания общества, где царит изобилие. Труд, умственный либо физический, был обязанностью каждого гражданина. Считалось, что он облагораживает и является высшим призванием человека. Однако труд изнашивает организм – и поэтому неотъемлемой частью социалистической экономики, наряду с созданием условий для продуктивной работы, являлся продуктивный отдых. Восьмичасовой рабочий день, один-два выходных в неделю, ежегодный отпуск – такими были три основания зарождавшейся советской системы восстановительного и оздоровительного отдыха.

Ежегодный отпуск был самым оригинальным из советских изобретений, нацеленных на повышение благополучия трудящихся. Трудовой кодекс 1922 года провозглашал – впервые в мире – право на ежегодный двухнедельный отпуск для всех, кто трудился по найму и проработал непрерывно не менее одиннадцати месяцев. Еще в 1919 году власти приступили к созданию отпускной инфраструктуры, призванной принести трудящимся максимальную пользу во время ежегодного восстановления¹. Курорты, по словам наркома здравоохранения Н. А. Семашко, должны были стать «ремонтными мастерскими для восстанов- [5] ления здоровья трудящихся», предлагающими отдых и медицинский уход для обретения сил и энергии перед очередным рабочим годом. У французских рабочих, подчеркивал Семашко, есть только один дом отдыха – кладбище [Семашко 1923: 8]. Советские же рабочие пользовались безусловным правом на отдых, закрепленным позднее в Конституции СССР 1936 года.

В данной главе рассматривается практика пребывания советских граждан в домах отдыха и на «курортах» в 1920-30-е годы, а также эволюция воззрений на отдых при социализме. Вопрос о том, чем именно является отдых – необходимостью, связанной с восстановлением здоровья, или завоеванием социализма, – находился в центре дискуссий, влиявших на планы по строительству отпускной инфраструктуры и предоставление доступа к ней. Независимо от этих дискуссий, отдыхающие выказывали собственные предпочтения относительно развлечений, медицинского ухода и оздоровительных процедур. К концу 1930-х годов курортный отдых в СССР уже подразумевал не только лечебные процедуры, но и получение удовольствия, и притягивал в большей мере советскую элиту, нежели трудящихся, нуждавшихся в восстановлении сил.

Социалистический отдых

Во время дискуссий относительно производства, досуга, потребления и здоровья, которые велись в СССР, первоначально подчеркивался утилитарный характер досуга при социализме. Новые формы отдыха были призваны способствовать восстановлению сил после напряженной работы на производстве, отмеченной ударным трудом и социалистическим соревнованием. Научная организация труда требовала научной организации отдыха [Данишевский 1933: 68; Бергман 1927а: 7]. Пролетарский отдых не имел ничего общего с «кино, кеглями, пивом и танцами», как заявлялось официально [Бергман 1927а: 15,18], он имел отношение к серьезным вещам: производству и здравоохранению. По этой причине медицинское обслуживание являлось неотъемлемой частью ежегодного отдыха советского человека. Рационально устроенный отдых подразумевал предварительное посещение врача, и те, кто пропагандировал его, советовали отдыхающим следить за состоянием своего здоровья, чтобы выполнить стоявшие перед ними обязанности по рациональному восстановлению сил[6]. Человек, как и машина, нуждался в ремонте и восстановлении; социалистический отдых восстанавливал тело пролетария, уподоблявшееся машине[7].

Как указывал известный курортолог и климатолог Г. М. Данишевский, при социализме отрицается понимание «отдыха» как «покоя, бездействия, праздного времяпровождения».

…система правильно организованного отдыха должна активизировать рабочего, колхозника, укреплять их волю к труду и правильно сочетать развлечения, игры, увлекательные занятия с расширением их политического производственно-технического и общекультурного кругозора [Данишевский 1933: 69].

Ежегодный отпуск был своего рода пустой оболочкой, которую предстояло заполнить деятельностью, значимой в социальном, культурном и экономическом планах – отдыхом. Во время практических дискуссий слово «отдых» часто заменялось другим – «оздоровление», что еще больше подчеркивало физиологическое значение отпуска[8]. В СССР ежегодный отпуск должен был быть содержательным: государство и отдыхающий совместно вкладывались в него, чтобы восстановить общественно полезную рабочую единицу и добиться личностного роста.

Некоторые эксперты полагали, что в социалистическом государстве потребность в отпуске вообще исчезнет – «нормальный» труд при социализме не приводит к переутомлению рабочего, и кроме того, сама жизнь в избытке предоставляет разнообразные впечатления и опыт. «Когда мы придем к полной нормализации условий труда, тогда мы будем говорить о том, что стимул для декретных отпусков исчез», – утверждал один специалист по социальному страхованию. Другие заявляли, что, поскольку труд в СССР есть «дело чести…дело славы…дело доблести и геройства», сама идея отпуска обесценивает понятие социалистического труда. Как указывали в 1932 году специалисты по здравоохранению, считать труд вредным – это меньшевистская точка зрения[9].

Большинство советских экспертов сходились на том, что идеальная социалистическая система отдыха должна иметь основой науку, с целью оптимального распределения отпускного времени. В этом отношении СССР прямо продолжал традиции европейского Просвещения, исповедовавшего научный подход к проблемам здоровья и в целом к человеческому организму. Культура французских оздоровительных курортов XIX века породила научный подход к терапевтическим процедурам, применявшийся с 1830-х годов: он включал в себя строго определенное использование времени, отмерявшегося по звонку, в точности как на капиталистических фабриках. Те, кто принадлежал к элите российского общества – примером может служить толстовский Алексей Каренин, – издавна привыкли лечиться на французских, немецких, швейцарских курортах, и такие практики были для них обыденным делом: «Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу» [Толстой 1970: 172].

Под конец существования Российской империи появление новых профессий и стремление представителей среднего класса беречь свое здоровье вызвали бурный рост предложений разнообразных медицинских услуг, которые учитывали последние достижения науки и были доступны рядовому потребителю; в число их входило и пребывание на курортах [Mackaman 1998: 96–98; Morrissey 2010: 645–675]. Советская медицина основывалась на этих традициях, но к ним прибавилось три чисто социалистических принципа: централизованное оказание медицинских услуг, бесплатная медицинская помощь, особое внимание, уделяемое профилактике заболеваний, гигиене и общественному здравоохранению [Weissman 1990: 97; Solomon 1990].

Советские чиновники от здравоохранения, собравшиеся в 1933 году, чтобы обсудить проблемы «рабочего отдыха», прекрасно владели научной терминологией того времени, и медицина легла в основу советских отпускных практик [Данишевский 1933: 77]. Климатотерапия (солнце, море, свежий воздух), занятия физкультурой (утренняя зарядка, волейбол, оздоровительные прогулки), здоровое питание являлись залогом того, что ежегодный отпуск будет научно спланированным и содержательным. Физическое состояние человека, указанное в медицинской справке, определяло выбор наилучшего вида отдыха: шестинедельное лечение в туберкулезном санатории, месячное пребывание в здравнице на лоне природы или длительный туристический поход – для физически здорового, но эмоционально истощенного горожанина. Врачи подписывали справки, позволявшие отдыхающим получать путевки на курорты и в дома отдыха; врачи осматривали пациентов по прибытии и отправляли их домой, выдав подробное заключение о состоянии здоровья. Грань между лечением и обычным отдыхом оказывалась зыбкой, и обычно термины «больной» и «отдыхающий» были взаимозаменяемыми. На заре советской власти предполагалось, что немногочисленные места на курортах и в домах отдыха будут предоставляться тем, кто больше всего нуждается в медицинской помощи – прежде всего больным туберкулезом, но также страдавшим от неврастении. Вскоре, однако, эти ограничения исчезли – в обществе возник массовый запрос на предоставление всем трудящимся возможности восстановить свои силы. Свеженационализированные курорты оказались слишком притягательными, чтобы закрепить их за одними лишь тяжелобольными. Отпуск в «здравнице» стал рассматриваться как средство поощрения за примерную работу. Далее будет показано, что распределение немногочисленных мест для отдыха стало производиться не на основе медицинских показаний, а в соответствии с социальным статусом.

Места для проведения досуга и восстановления сил: курорты и дома отдыха

Настоящий социалистический отдых в СССР базировался на достижениях науки XIX и XX веков – и его успех зависел от действий специалистов. Кроме того, задействовалась инфраструктура, унаследованная от старого режима. До начала строительства новых здравниц в этом качестве использовались здания, принадлежавшие дворянам и купцам и национализированные новой властью, в том числе санатории и «пансионаты», которые располагались на курортах и в сельской местности: теперь они стали домами отдыха.

Существовавшая в России курортная инфраструктура использовалась империей в собственных целях. В города Кавказских Минеральных Вод с начала XIX века стали приезжать выздоравливающие офицеры. За ними последовали члены царской семьи, устраивавшие там поместья, что, в свою очередь, привлекло в эти края представителей среднего класса – потребителей досуговых услуг. В Крыму отдыхающие начали появляться со второй половины XIX века, и к концу столетия курортная жизнь уже кипела не только в Ялте, но и по всему побережью, а также на Северном Кавказе. // врачи, и коммерсанты старались привлекать в эти места интересующихся оздоровительным отдыхом – одним из средств, которые предлагались для борьбы с усиливающимися стрессами, атрибутом городской жизни [McReynolds 2003:171–177; Курорты СССР 1936:6–8; Morrissey 2010]. Развитие коммерческой стороны дела можно проследить на примере курортов Абхазии. На Всемирном съезде врачей, состоявшемся в Москве (1898), было определено, что прибрежный город Сухум с населением в 3000 человек обладает идеальными климатическими условиями для лечения легочных болезней, особенно туберкулеза. К этому времени натуралисты уже открыли для себя впечатляющее ботаническое разнообразие региона, и в 1895 году фабрикант и филантроп Н. Н. Смецкой купил там участок, чтобы разбить ботанический сад. В самом начале XX века на участке появилось несколько санаториев, устроенных по образцам немецких водолечебниц, известных владельцу. Растущий спрос – пациентов сопровождали родственники, кроме того, санатории стали популярны и у совершенно здоровых людей – привел к сооружению новых гостиниц и пансионатов, куда поставлялись продукты и вина, произведенные в поместьях Смецкого. Севернее Сухума, в приморском городке Сочи, московский предприниматель А. В. Тарнопольский основал обширный курорт, позже ставший известным под названием «Кавказская Ривьера» [Курорты Абхазии 1925; Сочи 1959].

До революции Черноморское побережье Кавказа по своей популярности уступало четырем городам Кавказских Минеральных Вод – Ессентукам, Пятигорску, Кисловодску и Железногорску. В начале XIX века в них приезжали на отдых и лечение русские офицеры, включая М. Ю. Лермонтова. После открытия в 1875 году железнодорожной ветки Ростов – Минеральные Воды туда хлынул поток пациентов и отдыхающих. Помимо водолечебниц, питьевых бюветов и медицинских учреждений, в городах стали появляться парки, театры, мюзик-холлы, посетителями которых были клиенты из числа аристократов, коммерсантов и состоятельных специалистов [Гольдфайль, Яхнин 1928: 54–58][10]. Но большинство жителей России предпочитало лечиться за границей. В 1912 году немецкие курорты посетили более миллиона человек, русские – лишь 110 тысяч. Самый посещаемый из них, Ессентуки, привлек лишь 13 000 гостей, в то время как Карлсбад в Богемии – 70 000, в том числе 20 000 русских. В рекламных публикациях утверждалось, что русские курорты почти ничем не уступают европейским – но им не хватало устойчивой репутации, которой пользовались знаменитые западные лечебницы [Гольдфайль, Яхнин 1928: 10].

Начавшаяся в 1914 году Первая мировая война сделала лечение в Европе недоступным для граждан России. Медики покинули лечебницы и присоединились к действующей армии, многие здания на курортах были заняты Красным Крестом и другими общественными организациями: в них устроили госпитали для раненых [Гольдфайль, Яхнин 1928: 58]. После революции для южных здравниц настали тяжелые дни: во время Гражданской войны Крым и другие курортные районы стали тыловыми базами и театрами военных действий. В 1918 году недавно образованное советское правительство располагало всего тремя действующими курортами в центральных областях России[11]. Вся отрасль пришла в упадок – и клиенты, и владельцы бежали за границу, желая оказаться в безопасности. После завершения Гражданской войны в конце 1920 года власти приступили к восстановлению экономики и ликвидации демографических потерь. Бывшие места отдыха и развлечения для аристократии следовало восстановить и превратить в центры восстановления сил для ветеранов гражданской войны и членов правительства, а в теории – для всех, кто выиграл от смены власти, то есть рабочих и крестьян.

В декабре 1920 года (даже в рядах большевиков тогда наблюдалось смятение, появилась оппозиция руководству) Совет народных комиссаров издал декрет об использовании Крыма для лечения трудящихся, предполагавший национализацию частных владений: «Прекрасные дачи и особняки, которыми пользовались раньше крупные помещики и капиталисты, дворцы бывших царей и великих князей должны быть использованы под санатории и здравницы рабочих и крестьян»[12]. Народный комиссариат здравоохранения (Наркомздрав) получил указание: подготовить 25 000 коек для лечения тех, кто мог считать революцию своей победой. Восстановление экономики произошло намного позже издания Декрета, но в главных курортных областях – в Крыму и в районе Кавказских Минеральных Вод – постепенно начала образовываться сеть социалистических курортов, хотя процесс шел довольно бессистемно. Официально путевки на курорт должны были предоставляться в первую очередь промышленным рабочим, но высшие руководители партии и государства постоянно отдыхали и лечились на черноморском побережье, следуя – на свой коммунистический лад – тем же образцам поведения, которые некогда установили члены императорской семьи и их приближенные. В июле 1923 года из Кремля поступило распоряжение: в течение двух недель подготовить для приема посетителей Дом отдыха имени Карла Маркса в крымском Суук-Су. (Эта авральная работа увенчалась успехом: Розалия Землячка, оставившая запись в книге отзывов Дома отдыха, отметила, что ей понравились питание и условия проживания.) В декабре того же 1923 года врачи отправили Л. Д. Троцкого поправлять здоровье в Сухум, славившийся своим климатом: таким образом, он оказался вдалеке от Москвы в момент смерти В. И. Ленина, и это ослабило его позиции в последовавшей затем жаркой борьбе за власть[13].

Мировая война и революционные события нанесли стране громадный ущерб, и средств на реконструкцию свеженационализированных курортов было немного. Местные органы власти часто брали дело в свои руки, реквизируя частные больницы и курорты для использования в общественных целях. Наркомздрав управлял большинством учреждений здравоохранения, но не мог обеспечить им достаточного финансирования. В конце концов возникла иерархическая система, продержавшаяся до распада СССР. Лучшие курорты получили статус «общегосударственных»: предполагалось, что их деятельность в основном будет финансироваться за счет поступлений от пациентов или страховых взносов, но они также получали от государства субсидии на научную работу и новое строительство. Курорты регионального и местного значения должны были содержаться за счет местных бюджетов [Гольдфайль, Яхнин 1928:11]. Кроме того, Центральный совет профсоюзов, коммунистическая партия, Красная армия, государственные ведомства и предприятия содержали и финансировали собственные курорты, число которых постоянно росло. Эти здравницы не подпадали под общегосударственные правила финансирования и приема пациентов и к началу 1930-х годов считались привилегированными. Зарплата сотрудников в них была выше, чем в других местах, и им доставались лучшие пляжи[14].

Таблица 1.1. Число коек и пациентов в советских санаториях, 1920-1927

Источник: [Гольдфайль, Яхнин 1928: 14]

Рис. 1.1. Дом отдыха Центрального исполнительного комитета СССР, 1935, Сухум. РГАКФД г. Красногорска, № 2102339. Публикуется с разрешения архива

Эта особенность также сохранилась: внутри централизованной командной экономики существовало множество учреждений, самостоятельно управлявших своими здравницами.

Настоящий расцвет курортов, как основанных в имперскую эпоху, так и новосозданных, наступил лишь в середине 1930-х годов, конкретнее – с началом второй пятилетки (1933). В 1920-е годы Наркомздрав стремился преимущественно восстанавливать курортную инфраструктуру и готовить санатории к приему необходимого количества пациентов. Число коек в санаториях оставалось в то время неизменным, тогда как число пациентов во второй половине десятилетия начало расти (см. табл. 1.1): это означало, что имевшиеся места использовались все интенсивнее. Становилось все больше так называемых «амбулаторных пациентов» – в 1927 году они составляли половину от общего числа пациентов, что отражало рост популярности курортов как мест отдыха. Такие приходящие пациенты не жили в санаториях и не получали там питания: сняв койку в гостинице, пансионате или частном доме, они приходили за медицинскими процедурами (включая солнечные ванны и сеансы плавания) в санатории или поликлиники. В первой пятилетке (1928–1932) рост числа санаторных коек был достаточно скромным: в 1932 году их насчитывалось 66 400. Однако на протяжении второй пятилетки (1933–1937) количество их выросло почти вдвое, достигнув 113 000 санаторных коек в 1937 году [Рудаков 1937][15].

К концу 1930-х годов массированные инвестиции позволили выстроить роскошные здания, ставшие витриной советского здравоохранения. Хотя система курортного отдыха была демократической в своей основе, источником вдохновения для нее служили дореволюционные образцы, созданные аристократией. Советские курорты должны были иметь признаки «большого стиля» и требовали значительного штата обслуги (такого же, какой некогда полагался аристократии); кроме того, предполагалось, что пациенты или отдыхающие будут проникаться высокой культурой и утонченностью. Везде, и в дворцах пионеров, и в местах, предназначенных для летнего отдыха, мир досуга, сотворенный для советского пролетариата, оказывался роскошно аристократичным, предлагая отдых, врачебный уход и развлечения. В то же время – это освещалось не так широко – по всему Советскому Союзу на новых местах возводились более скромные курорты для рабочих и служащих [16].

Помимо системы курортов, создавалась и другая – сеть домов отдыха, расположенных вблизи больших городов: в них можно было провести отпуск и одновременно поправить здоровье. Как правило, они подчинялись Наркомздраву, отличаясь при этом большим разнообразием. Первые дома отдыха появились в Петрограде весной 1920 года по инициативе Городского отдела труда. Спустя четыре месяца этому примеру последовала Москва – здесь дома отдыха открывал и содержал Мосздравотдел. Первоначально многие из них устраивались в национализированных дворянских особняках и дачах представителей среднего класса, среди девственных лесов или пригородных садовых массивов. Были и такие, которые помещались в новопостроенных деревянных домах, причем столовая могла располагаться в отдельной постройке. Рабочие получали там питание и медицинский уход, предавались умеренно активному культурному времяпровождению и приобретали прочную привычку к ведению здорового образа жизни. Домами отдыха заведовали врачи, окруженные помощниками по культурной и спортивной части. В начале 1920-х годов многие профсоюзы, советы профсоюзов и даже отдельные предприятия «лихорадочно» открывали свои дома отдыха, ставшие символами достижений революции [Рыкова 1923: 11–15].

Эта деятельность порождала проблемы, связанные с контролем и подчинением: чем являлся дом отдыха – продолжением предприятия (предоставлявшего основную часть средств) или частью общегосударственной системы здравоохранения? Медики опасались, что без бдительного контроля со стороны комиссариатов здравоохранения дома отдыха постепенно перестанут быть оздоровительными центрами. По этой причине Мосздравотдел издал сборник подробных инструкций по организации домов отдыха, учитывавших лучшие медицинские практики. В них указывалось, как необходимо проводить уборку, заполнять регистрационные карточки, давались образцы списка ежедневных мероприятий и меню для четырех приемов пищи [Рыкова 1923: 18–19; Дома отдыха 1924–1925]. В следующем десятилетии руководство домами отдыха перешло от отделов здравоохранения к профсоюзам, но медицинский компонент по-прежнему играл главную роль.

К 1927 году в СССР насчитывалось около 300 домов отдыха с 46 000 мест – примерно вдвое меньше, чем имелось в санаториях. Из них 50 (на которые приходилось 33 % всех мест) располагались в Москве и Ленинграде. Согласно закону, дома отдыха должны были напоминать небольшие санатории: спальни, столовая, комнаты для тихого отдыха (чтение, шахматы), спортплощадки, плавательный бассейн или речной пляж, ванны, душевые. Как предполагалось, отдыхающие проводили время, бродя по лесам, загорая у реки, играя в шахматы или шашки; по вечерам устраивались кинопоказы или самодеятельные представления, дававшиеся местными фольклорными коллективами [Гольдфайль, Яхнин 1928: 405–448].

Рис. 1.2. Спальня в Мальбинском доме отдыха иркутской окружной страхкассы, 1924. РГАКФД г. Красногорска, № 421898. Публикуется с разрешения архива

Описание дома отдыха профсоюза печатников (1928), однако, дает иную картину. Чтобы добраться до места назначения, отдыхающим приходилось проделывать четырехкилометровый путь от станции с багажом в руках. В библиотеке не хватало книг и газет, еда была скверной, многие предавались стародавним, привычным занятиям – ухаживанию за женщинами и пьянству. Неудивительно, писал рабочий корреспондент, что они покидали дом отдыха раньше срока. Замужние работницы редко отправлялись в дома отдыха, когда подходило время ежегодного отпуска, – им не с кем было оставить детей[17].

К началу 1930-х годов чиновники от здравоохранения начали беспокоиться – система не оправдывала себя. Дома отдыха заполнялись лишь на 85 %. Национализированные здания, в которых они помещались, срочно требовали капитального ремонта, а продовольственный кризис в стране не давал возможности обеспечить здоровое питание. Рабочие отправлялись в дома отдыха с такой неохотой, что кое-кто предлагал демонтировать систему целиком. Другие, однако, возражали: для «здоровых, но уставших» рабочих дома отдыха имели преимущества по сравнению с курортами; следовало умножать, а не сокращать их число и делать отдых более разнообразным. Многие специалисты полагали, что дома отдыха, связанные с конкретной отраслью или даже с отдельным предприятием, обладали большей привлекательностью, чем неспециализированные: отдыхающих с одинаковыми привычками и культурными запросами было легче обслуживать, а режим отдыха мог быть приспособлен к нуждам того или иного производства[18]. По этой причине некоторые государственные дома отдыха передали предприятиям – например, московскому Электрозаводу: это было поощрением со стороны Мосздравотдела, за то, что завод выполнил пятилетку в два с половиной года. Существовали специальные дома отдыха для молодежи, хотя некоторые люди постарше порой ворчали, что молодые нуждаются в более активном времяпровождении. После введения так называемой непрерывной рабочей недели – четыре дня для работы, один для отдыха – появились «дома отдыха пятого дня», где работники могли в свой выходной отдохнуть, получить улучшенное питание и поучаствовать в культурных мероприятиях. Поскольку выходные у всех приходились на разные дни, такие дома отдыха могли быть загружены постоянно. Однако непрерывная рабочая неделя так и не прижилась, и «дома отдыха пятого дня» полноценно использовались только по выходным[19].

Некоторые специалисты считали, что во второй пятилетке необходимо вливать средства не в традиционные дома отдыха, срок пребывания в которых составлял две недели, а в однодневные дома отдыха, детские колонии и парки культуры и отдыха. Тем не менее традиционный дом отдыха являлся в 1930-е годы обычным местом проведения отпуска. Большой московский завод «Серп и Молот» открыл в 1934 году собственный дом отдыха на берегах Москва-реки, в бывшем княжеском дворце. Отдыхающие размещались с комфортом (у каждой кровати стоял ночной столик), к их услугам были клуб, электрическое освещение, библиотека, спортплощадки. Новые хозяева дома отдыха не отказывались от аристократического наследия. Пятидесятилетний рабочий-ударник Королев писал в заводской газете: «Я сейчас живу не хуже бывших князей, которые обитали в этом имении. <…> Они проводили свое свободное время в угаре пьянки и в безделье. Но я живу иначе. Я отдыхаю культурно. Цель моя – лучше отдохнуть, чтобы после этого дать больше продукции для страны социализма». Электрозавод в 1931–1933 годах приобрел три дома отдыха, два последние предназначались для однодневного или двухдневного (в выходные) пребывания. В 1933 году 4700 рабочих завода получили двухнедельные путевки в дома отдыха (а на курорты – только 860 человек), еще 2600 побывали в однодневном доме отдыха. Питание в подобных учреждениях нередко было отвратительным, но в «электрозаводском» доме отдыха, рассчитанном на двухнедельное пребывание, его качество к 1934 году улучшилось настолько, что рабочие буквально сражались за путевки туда. Московская Трехгорная мануфактура – текстильное предприятие – открыло свой дом отдыха (1936) в реконструированной даче на реке Клязьма, но строительство к моменту открытия еще не было завершено, так что первые отдыхающие приняли участие в отделке собственных спален и прокладке водопровода. Спать приходилось в палатках рядом с двухэтажным главным зданием – деревянной постройкой. Пищу принимали тоже на воздухе, за столиками в окружении великолепной природы. По вечерам отдыхающие смотрели кино, пели, танцевали и «веселились»[20].

Удовольствие и содержательность еще теснее сочетались в домах отдыха нового типа, возникших с ростом популярности оздоровительного отдыха в 1930-е годы. То были плавучие заведения, устраивавшиеся на речных судах и баржах: они предлагали такой же полезный для здоровья режим, как и стационарные дома отдыха, но к нему прибавлялся терапевтический эффект от смены обстановки. Речные путешествия успокаивают нервную систему, повышают аппетит и способствуют здоровому сну, указывал один специалист в области здравоохранения. Плывя по реке, отдыхающие обслуживались по полной программе: обильное питание, книги, игры, солнечные ванны, вечерние развлечения – все как на суше. Но кроме того, они получали возможность знакомиться с жизнью страны и достижениями социалистического строительства. В 1938 году насчитывалось 15 плавучих домов отдыха. Рейсы совершались по Волге и Каме – из Горького в Пермь, Саратов, Астрахань и обратно; за сезон суда могли принять 13 500 пассажиров. Такие круизы – одна из первых в СССР попыток объединить туристическую поездку с отдыхом – пользовались большим спросом. В 1937 году ежедневная газета «Вечерняя Москва» писала, что речные прогулки стали одной из самых популярных форм отдыха. Отходившие от Горького пароходы заполнялись до отказа[21].

Направления

Безграничность Советского Союза, его огромные пространства занимали особое место в нарождавшейся идеологии недавно образованной страны [Widdis 2003]. Большая территория позволяла создать необходимые условия для здорового отдыха на природе. Было все: леса, озера, реки, минеральные источники, чистый воздух. Специалисты по планированию ратовали за сооружение курортов и домов отдыха по всей стране, поблизости от каждого центра индустриального и жилищного строительства. Однако большая часть средств вкладывалась в три региона, где советские граждане предпочитали проводить летний отпуск: Крым, Кавказские Минеральные Воды – оба имели богатое курортное прошлое – и, наконец, Черноморское побережье Кавказа, где здравницы начали возникать недавно. В 1936 году на них приходилось 60 000 коек – две трети от общего числа в масштабах страны[22].

Кавказские Минеральные Воды – старейший курортный регион России, еще в 1803 году его значение было подтверждено императорским рескриптом. Однако в начале XX века самым желанным направлением уже считался Крым, прозванный в СССР «всесоюзной здравницей». Еще в XVIII веке Екатерина II решила сделать из него цветущий сад, который отражал бы все растительное разнообразие империи, недавно увеличившейся в размерах. В 1930-е годы энтузиасты отдыха в Крыму расхваливали изобилие его флоры и фауны, местные пейзажи, богатую историю и этническое разнообразие. До революции доступ в крымский Эдем был открыт лишь богатым, влиятельным и родовитым людям. Теперь же, благодаря революции – это подчеркивалось в советских путеводителях, – Крым стал доступен всем советским гражданам: тем, кто страдает серьезными заболеваниями и нуждается в длительном лечении, отдыхающим, желающим восстановить силы, туристам, планирующим пешие путешествия от одной крымской достопримечательности к другой. «Пребывание, хотя бы и короткое время в Крыму, создает особый подъем жизнедеятельности, возрождает силы и укрепляет и психическую и физическую упругость организма», – говорилось в одной книге 1924 года [Schonle 2001; Курорты Крыма 1924:8-15; Крым. Путеводитель: 7-31].

Крым, часто сравниваемый с французской и итальянской Ривьерами, мог принимать пациентов и отдыхающих круглый год, но лучшим временем для поездки туда была золотая осень. Полуостров считался климатическим курортом; основу лечения составляло физическое пребывание в краю, славящемся чистым воздухом, солнечным светом и свежей водой. Для климатотерапии в особенности подходил живописный южный берег Крыма, протянувшийся от Ялты на западе до Алушты на востоке: эффектные выступы, вдающиеся в воду, прекрасные виды на Черное море, дикая природа, задник в виде гор… Здесь имелись дворцы, парки, заповедники и рядом санатории, дома отдыха, гостиницы, частные дачи, где за плату принимали отдыхающих. Помимо природной климатотерапии, пациенты могли подвергаться бальнеологическим процедурам (ванны, питье минеральной воды). Только в Крыму они могли получить ампелотерапию – лечение виноградом. Сезон сбора винограда продолжался от середины августа до начала ноября; по назначению врача пациенты могли потреблять примерно от трех до трех с половиной килограммов винограда в день. Как полагали медики на курортах, по эффективности лечения многих заболеваний виноград был сравним с минеральной водой [Курорты СССР 1923: 15–17; Курорты Крыма 1924: 61–63]. На западе полуострова располагалась Евпатория, не такая притягательная, как курорты южного берега, но зато предлагавшая широкие песчаные пляжи, которых не было на скалистом юге.

В 1921 году Наркомздрав постановил, что Крым должен стать первым по значению курортом страны, и определил перспективную цель: довести число коек в местных здравницах до 25 000. Но это оказалось невозможным из-за финансовых трудностей, к тому же в сентябре 1927 года на полуострове произошло сильное землетрясение – с южного берега пришлось эвакуировать всех пациентов, – а подземные толчки продолжались еще в ноябре. Правительство выделило миллион рублей на реконструкцию курортной инфраструктуры южного берега, и к 1928 году, согласно одному источнику, число коек в крымских санаториях достигло прежнего значения – 7359. В это время «всесоюзная здравница» еще служила витриной успехов нэпа, в рамках которого сосуществовали государственные и частные предприятия. Государственные тресты управляли курортами южного и западного побережья; некоторые гостиницы и санатории принадлежали государственным учреждениям и предприятиям, а некоторые находились в руках частников – например, гостиница «Драгониго» в Севастополе и 55 пансионатов в Ялте. Основные достопримечательности были сосредоточены в Севастополе и Ялте, сделавшихся центрами экскурсионного обслуживания. Из этих городов можно было попасть на места сражений Крымской войны (такие, как Балаклава) или в Бахчисарай с его ханским дворцом. Во время первой пятилетки (1928–1932) все частные заведения были национализированы и присоединены к существующим санаториям или превращены в государственные пансионаты и дома отдыха. К 1936 году ставший полностью социалистическим Крым располагал 30 000 коек в 168 здравницах [Гольдфайль, Яхнин 1928: 197, 202, 210, 221; Курорты. Энциклопедический словарь 1983: 196][23].

Кавказские Минеральные Воды включали четыре курортных города, притаившихся в окруженных горами долинах, на северных склонах Кавказского хребта. В их окрестностях насчитывалось более 60 минеральных источников. Как и на европейских курортах этой разновидности, жизнь каждого города вращалась вокруг минеральной воды: там имелись изысканные ванные заведения, питьевые бюветы, ухоженные парки. Пациентам были обеспечены уход и спокойствие, необходимые во время лечения. Советские чиновники от медицины гордо сравнивали этот регион с лучшими европейскими спа-курортами, находившимися в горной местности, – Давосом и Монтрё. Административным центром его являлся живописный Пятигорск, расположенный в 500 метрах над уровнем моря. Здесь в 1841 году состоялась роковая дуэль М. Ю. Лермонтова, и к памятнику на месте его гибели тянулся непрерывный поток туристов. Как и полагается, вероятно, курорту, изначально предназначенному для военных, Пятигорск был популярным местом для лечения сифилиса, но предлагал и обычную бальнеологическую терапию всех видов [Курорты СССР 1936][24]. Ессентуки и Железноводск (высота над уровнем моря – 600 метров) стали развиваться как курорты позднее Пятигорска, но к середине XIX века также обрели притягательность для состоятельных клиентов. Кисловодск (850 метров над уровнем моря), расположенный в 37 километрах от Пятигорска, в раннесоветский период сделался крупнейшим курортом региона. Как и в других городах, центром общественной жизни служил хорошо ухоженный парк, где стоял впечатляющий «Гранд-отель», построенный еще до революции. Аллеи, обсаженные деревьями, вели к питьевым бюветам. На протяжении курортного сезона в парке дважды в день играл оркестр. Центр города в 1929 году закрыли для автомобилей и грузовых телег – ввиду его небольших размеров, – теперь пациенты могли неторопливо прогуливаться, направляясь по своим делам. Разнообразные экскурсии – к близлежащим водопадам, гротам и обзорным площадкам с видом на Эльбрус – придавали лечебному отдыху туристический оттенок.

Социалистическое преображение Кисловодска началось в середине 1920-х годов: частные виллы и отели постепенно превращались в санатории и дома отдыха различных ведомств. Первый пятилетний план включал в себя и строительство новых сооружений, которые были спроектированы ведущими архитекторами страны в стиле конструктивизма. В 1928–1936 годах число мест в здравницах четырех городов более чем удвоилось. К 1936 году в них имелось 93 санатория и дома отдыха (в том числе 43 в Кисловодске) с 15 000 коек [Курорты СССР 1936:100–103; Гольдфайль, Яхнин 1928].

Такой курорт, как Сочи, прочно связан с именем И. В. Сталина, избравшего его своей летней резиденцией: во многом по его инициативе город решили превратить в курорт всесоюзного значения (президенты В. В. Путин и Д. А. Медведев также отправлялись на отдых в Сочи, летом и зимой; первый сыграл ведущую роль в том, что Сочи стал кандидатом на проведение зимних Олимпийских игр 2014 года – и, как известно, победил)[25]. До революции на этой узкой полосе земли, зажатой между морем и Кавказским хребтом, существовало несколько небольших городков, и Сочи был одним из них, ничем не выделяясь. Добирались туда преимущественно по морю – железную дорогу провели лишь в 1925 году. Считалось, что Сочи – «захолустный, пыльный и грязный городишко», но в близлежащих поселках активно строились дачи, владельцами которых были царские чиновники, титулованные аристократы, генералы, известные ученые и деятели искусства [История Сочи 2006]. К началу XX века, благодаря частным застройщикам, здесь появились отели, пансионы, ухоженные парки, в которых произрастали экзотические растения со всего мира. Субтропический климат предоставлял большие возможности для экспериментов с посадками, но он же и благоприятствовал размножению комаров – распространителей малярии. Хотя минеральные источники встречались здесь не в таком изобилии, как на Северном Кавказе, край все же обзавелся в 1910 году собственным бальнеологическим курортом в виде Мацесты, расположенной в некотором отдалении от побережья – и от комаров (20 метров над уровнем моря).

Климат и ландшафт способствовали росту популярности этих мест в начале XX века. Ветер с Черного моря, смягчавший погодные условия, делал пребывание на побережье приятным девять месяцев в году, а близлежащая климатическая станция Красная Поляна отличалась разнообразными пейзажами и интенсивным движением воздушных масс, будучи легкодоступной для отдыхающих из Сочи. Субтропическая растительность и экзотические местные народности создавали ощущение сказочного мира, и сюда все чаще приезжали представители среднего класса – как в отель «Кавказская Ривьера» с его прекрасным парком, так и в небольшие пансионы вроде «Светланы» (названного в честь героини баллады В. А. Жуковского). С установлением на черноморском побережье советской власти частные гостиницы и дачи оказались в распоряжении новых властей и были превращены в санатории и дома отдыха. В 1920-е году курорт Мацеста расширился за счет новых ванных корпусов и санатория [Гольдфайль, Яхнин 1928:121–123][26].

В 1933 году ЦИК и СНК СССР приняли План реконструкции курорта Сочи-Мацеста: последний должен был стать новой витриной советской досуговой культуры. Планы предусматривали расширение существующих санаториев и строительство новых. Что еще важнее, в инфраструктуру Сочи влили значительные средства: появились новые канализационные коллекторы, электростанции, котельные. Административные и торговые кварталы были отодвинуты от береговой линии. Вместо узкой, извилистой дороги, тянувшейся вдоль морского побережья, проложили широкий, прямой, обсаженный деревьями бульвар – проспект Сталина. Через мелкие речушки, текущие с гор и впадающие в море, перебросили гранитные мосты, украшенные статуями. Над узкими галечными пляжами теперь нависала живописная террасированная набережная с кипарисами, пальмами, магнолиями и другими цветущими деревьями. Лучшие архитекторы страны приложили свою руку к новым санаториям и общественным зданиям, включая Зимний театр на 900 мест. Сочинский военный санаторий Рабоче-крестьянской Красной Армии имени Ворошилова – частый объект фотографий – с его конструктивистским обликом и фуникулером, соединяющим санаторный пляж с основной территорией, стал символом современного советского курорта. «Не жизнь, а рай», – с восхищением писала о нем в письме домой одна из работниц [Курорты СССР 1936:145,158][27]. В 1936 году в районе Сочи насчитывалось 15 000 коек для отдыхающих и пациентов.

За пределами этих трех крупных центров для советских граждан были доступны около 30 000 санаториев и домов отдыха, многие из которых получали недостаточно средств и посещались в основном местными жителями. Под Ленинградом, всего в 22 километрах от города, располагался Сестрорецк, климатический курорт с пляжем, парком, поликлиникой и концертным залом. В Казахстане на 1938 год насчитывалось семь курортов, плохо финансируемых – типичная картина для того времени [Гольдфайль, Яхнин 1928: 308–310; Курорты СССР 1936: 238–241][28]. Средства доставались здравницам в хорошо известных курортных регионах, которые пользовались популярностью – на Черноморском побережье и Кавказе.

В 1930-е годы выросла посещаемость высокогорных курортов. Одним из них была Теберда в Карачаево-Черкесской АССР, на Военно-Сухумской дороге, куда еще до революции направляли страдающих туберкулезом. Несмотря на примитивный водопровод и недостаточные электрические мощности, горный курорт привлекал пациентов и отдыхающих благодаря климату (прохладное лето, теплая зима), потрясающей красоте окрестностей и видам, открывавшимся с Военно-Сухумской дороги. В Теберду потянулись туристы и альпинисты, а также те, кому требовалось лечение. К 1936 году здесь было построено три санатория (один принадлежал Комиссии содействия ученым), пять домов отдыха и несколько турбаз. Кроме обладателей путевок в эти учреждения, были и пациенты, приезжавшие в Теберду самостоятельно. Гостиниц и пансионатов не хватало, не существовало и центральной больницы, так что эти люди селились в частных домах и сами устанавливали для себя режим лечения, не имея возможности проконсультироваться с врачом[29].

Путевка и как ее достать

Путевка давала ее обладателю право на лечение, питание и проживание в определенном учреждении на протяжении установленного периода времени. Этот листок цветной бумаги обладал стоимостью, измеряемой в денежном выражении: она равнялась суммарной стоимости питания и услуг, которые предстояло получить. Но путевки распределялись по критериям, к которым цена не имела отношения. Мест в санаториях, пансионатах и домах отдыха не хватало, и они доставались в первую очередь тем, кто сильнее всего в них нуждался. Формально это были те, на чье здоровье пребывание в данном медицинском учреждении могло подействовать наилучшим образом. Кроме того, при распределении путевок предпочтение официально отдавалось промышленным рабочим – за них платил государственный фонд медицинского страхования или предприятие. Однако работе системы распланированного, рационального распределения препятствовала другая система, в которой деньги и связи значили так же много, как трудовые успехи и состояние здоровья. Эти трения сохранялись до конца советской эпохи.

В 1920-е и 1930-е годы курорты принимали посетителей почти что на коммерческой основе: путевки имели цену, зависевшую от стоимости, но распределялись – а не «продавались» – через сеть курортных бюро либо по договоренности с предприятиями и учреждениями [Курорты Абхазии 1925: 146–147][30]. Процесс начинался с посещения врача, рекомендовавшего соответствующее место исходя из состояния пациента. Получив справку, будущий пациент обращался в профком предприятия, и если тот соглашался выделить нужную сумму, представал перед отборочной санаторно-курортной комиссией для получения окончательного одобрения. Если комиссия решала, что курс лечения необходим, пациент получал бесплатную путевку и бесплатные билеты на транспорт; заработную плату за время отсутствия на работе ему выплачивали за счет государственной системы страхования. Даже в тех случаях, когда пациент выражал желание заплатить за путевку из собственных средств, медицинская справка и разрешение отборочной комиссии все же были необходимы [Гольдфайль, Яхнин 1928: 452–453][31].

Путевки в дома отдыха выдавались профсоюзами, получавшими места в зависимости от того, насколько тяжелые последствия для здоровья вызывала работа в данной отрасли, и от количества членов профсоюза. Рабочие, желавшие провести ежегодный отпуск в доме отдыха, могли через профком предприятия обратиться с просьбой о предоставлении одного из выделенных профсоюзу мест. Комиссия по охране труда предприятия и медицинские работники подавали документы на рассмотрение местной (городской, областной, краевой) комиссии по распределению путевок на санаторно-курортное лечение, и те, на кого падал выбор, получали путевку – полностью оплаченный отпуск в конкретном доме отдыха (если во время рассмотрения обнаруживались серьезные медицинские проблемы, претендента теоретически должны были направить в санаторий) [Белобородов 1923: 49–51].

Распределение путевок только по медицинским показателям вело к неоптимальной загрузке системы здравоохранения. Возможно, жители СССР обладали более крепким здоровьем, чем считали чиновники; так или иначе, руководители курортов постоянно сообщали, что туберкулезные санатории не могут быть заполнены одними только пациентами с туберкулезом, что порой лишь половине «пациентов» реально требовалось лечение. Многие прибывали с путевками, но без медицинских справок. В 1934 году выяснилось, что в кисловодских санаториях менее 50 % пациентов нуждались в лечении. Пациенты приезжали в туберкулезные санатории на 45 дней, зная, что совершенно здоровы, а стоявшим на учете больным туберкулезом отказывали в путевках. В Евпатории (Крым) 10 % пациентов не имели никаких медицинских показаний: «Многие получают путевки как премию, вместо того, чтобы их направить в дом отдыха, они направляются к нам <в санаторий>»[32]. Таким образом, пациентам, действительно нуждавшимся в лечении, не доставалось мест.

С точки зрения профсоюзов и работников государственных отделов труда, лечебные курорты, как «ремонтные мастерские для восстановления здоровья трудящихся», должны были организовывать лечение и режим отдыха так, чтобы то и другое благоприятствовало в первую очередь рабочим, особенно промышленным. Это вызывало возражения со стороны работников здравоохранения, которые предпочитали, чтобы доступ на курорты давался в соответствии с медицинскими показаниями, а не занятием человека [Ewing 1990: 69–96]. Формально победа осталась за профсоюзами. В 1923 году Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС) постановил, что 80 % мест в санаториях должны отводиться рабочим – произвольно завышенная цифра, отражавшая статус рабочих при новом режиме, но связанная также с их расстроенным здоровьем. «Рабочие» в 1926 году составляли 6,5 % экономически активного населения СССР, «промышленные рабочие» – 2,5 %. Даже в конце 1930-х годов рабочие составляли менее трети экономически активного населения [Всесоюзная перепись 1926. Т. 34. Табл. 1,2,3; Всесоюзная перепись 1937: 116,121; Всесоюзная перепись 1939]. Путевки для рабочих отличались особыми цветами и могли стоить существенно дешевле путевок, доступных для советского населения в целом (цена снижалась порой на 50 %). Но и оставшаяся стоимость выплачивалась, большей частью или целиком, государственными органами страхования; кроме того, рабочие получали скидки на железнодорожные билеты до места назначения [Гольдфайль, Яхнин 1928: 477–479][33].

Учреждениям здравоохранения и профсоюзам не удавалось в полной мере выбрать эти крайне высокие квоты. Как докладывал в 1923 году Наркомздрав, рабочие составляли не 80 %, а лишь 36 % от общего числа пациентов курортов, тогда как служащие (менее 5 % трудоспособного населения в 1926 году) – 46 %. Местные профсоюзы игнорировали указания из центра, и «на курорты шли те, которые стояли ближе к руковод<ящим> органам профсоюза»[34]. Уже в раннесоветский период связи значили больше медицинских показаний и общественного положения.

В октябре 1929 года ВЦСПС повторил требование относительно 80 % мест для промышленных рабочих, но расследование, проведенное партийными органами, показало, что чиновники продолжали уклоняться от его выполнения. В 1930 году рабочие составляли всего 37 % пациентов на лучших всесоюзных курортах и 65 %, если брать все курорты. Слишком много путевок продавалось за деньги или отходило к партийным функционерам, а не к рабочим. Профсоюзы разрешали служащим приобретать путевки, предназначенные для рабочих. Госстрах сообщал, что рабочие, получившие в 1930 году бесплатные путевки на курорты Кавказских Минеральных Вод, составляли 78 % всех пациентов – но многие из них на самом деле были служащими. Дома отдыха, расположенные в лучших курортных местностях, заполнялись одними лишь служащими. С 1930 года инженеры и технические специалисты считались рабочими, но все же доля последних среди отдыхавших во всесоюзных санаториях (1930) – 46 % на бальнеологических курортах, 26 % на приморских курортах, 27 % в общей сложности – оставалась намного ниже установленных квот. В отчете о злоупотреблениях при выдаче путевок от 1931 года сообщалось, что среди шести пациентов, приехавших от местного профсоюза горняков, оказались один инвалид, жена прораба, жена председателя профкома, служащий с женой и ребенком – и ни одного настоящего пролетария. Доступ к климатическим курортам для рабочих был затруднен, им приходилось соглашаться на поездки в межсезонье. Число служащих, отдыхавших в здравницах, достигало максимума в высокий сезон (с июля по начало октября); инженеры чаще рабочих получали путевки на всесоюзные курорты в июле[35].

Наркомздрав, постоянно получавший сообщения о том, что «в целом процент рабочей группы не достиг установок», в январе 1933 года разработал новые правила. Отныне категория «рабочие» включала промышленных рабочих, инженерно-технический персонал, научных работников, учителей, старших бухгалтеров и должна была обеспечивать не менее 76 % посетителей домов отдыха и санаториев, а также от 60 % пациентов на курортах (из числа тех, кто получал бесплатные путевки). Предусматривались различные наказания для тех, кто незаконно пользовался «рабочими» путевками, – от отправки домой до шельмования в печати и даже уголовного преследования. На бумаге рабочие получили больше шансов попасть на всесоюзные курорты. С Кавказских Минеральных Вод сообщали, что доля рабочих выросла с 53 % в 1933 году до 64 % в 1935 году, а если считать вместе с «приравненными к рабочим», то процент оказывался еще более приемлемым: 79 % в 1933-м, 82,6 % в 1935-м. Но несмотря на эти успехи, махинации с «рабочими» путевками продолжались, как докладывал в 1935 году директор одного из санаториев. В одном случае такой путевкой воспользовался начальник отдела предприятия, а когда ему отказали в приеме, предприятие послало телеграмму с просьбой принять его, ссылаясь на нехватку рабочих. Санаторий буквально заваливали телеграммами подобного рода[36].

Постоянное нарушение правил выдачи путевок заставляет предполагать, что в 1930-е годы курорты превратились из лечебниц в объект потребления, к их потребительной стоимости (ценности в медицинском отношении) прибавлялась символическая стоимость (престижность пребывания на всесоюзном курорте). К середине 1930-х годов обозначились статусные различия между местами отдыха. Доля путевок, получаемых промышленными рабочими, превосходила долю последних среди трудящихся, но не достигала целевых показателей, установленных властями, о чем с сожалением говорилось во время дискуссий, имевших место в профсоюзах и Наркомздраве. Главными проигравшими оказались крестьяне, составлявшие в 1939 году 48 % всех трудящихся, но лишенные прав и привилегий обычного советского человека: только малая часть их отправлялась в учреждения здравоохранения [Всесоюзная перепись 1939: 93]. При этом те, кто не относился к промышленным рабочим и знал, как использовать систему с выгодой для себя, получал путевки в самые желанные места и в лучшее время года. Отчет Наркомздрава за 1933 год позволяет нам узнать о социальном составе посетителей всесоюзных курортов: промышленные рабочие – в среднем 17 %, служащие и управленцы низшего звена – 11 % (см. табл. 1.2). В целом доля рабочих была ниже средней по стране в Сочи, Кисловодске и на южном берегу Крыма, зато они составляли большую часть пациентов таких старых курортов, как Старая Русса (Новгородская область) и Сергиевские Минеральные Воды (Куйбышевская область), а также туберкулезных санаториев на севере Центральной Азии, где лечение заключалось в питье кумыса. Доля технического персонала была наиболее высока в Кисловодске (27 %) и Сочи (26 %). Непропорционально высокий процент служащих наблюдался в Кисловодске и Сочи, на Южном берегу Крыма. Если брать крымские пансионаты, этот процент оказывался еще более высоким: 27,2 % – служащие, 25,2 % – рабочие. Санатории являлись «ремонтными мастерскими для восстановления здоровья трудящихся», пансионаты же предлагали не столь интенсивное лечение и были скорее местами отдыха как такового. Неудивительно, что росту представительства привилегированных групп населения соответствовало увеличение доли членов ВКП(б), которые составляли большую часть пациентов в Кисловодске (43,3 %) и Сочи (42,9 %). На Кавказских Минеральных Водах рабочих было больше всего в Пятигорске (40,8 %), и там же процент коммунистов был самым низким (36,3 %)[37]