Читать онлайн Клубничное искушение для майора Зубова бесплатно

Клубничное искушение для майора Зубова

Глава 1

Встреча через время

– Станция «Воробьевы горы», следующая станция «Спортивная»…

– Черт! – я торопливо вскакиваю, забыв про стаканчик кофе, и, естественно, тут же об этом жалею. Потому что проехать свою остановку – не смертельно… Наверно. А вот пятно кофе на парадной блузе – это катастрофа!

Я пару секунд в немом ужасе наблюдаю, как по тонкой ткани расплывается коричневое безобразие, а затем, спохватившись на «Осторожно, двери закрываются», выскакиваю на платформу.

Не хватало еще и уехать в таком виде бог знает куда!

Я еще не привыкла к схеме метро, ко всем этим переходам, кольцевым, веткам разных цветов и прочему, а потому панически боюсь заблудиться.

Вот такой кошмар провинциалки.

Бог с ней, с блузой. Решим вопрос. А вот с проездом обратно… Ой-ой…

Выбегаю из поезда и сразу же отхожу в сторону, пытаясь придумать, что можно сделать с гардеробом. Блуза испорчена, пятно в самом центре, кошмар неимоверный!

Удачно начинается моя практика, ничего не скажешь!

Народу на станции мало, все же это будний день, а здесь нет предприятий, заводов, офисов, куда бы могли спешить сотрудники.

Потому я отхожу подальше, прячусь за в уголке, который уголком можно назвать очень даже условно, потому что с одной стороны – панорамные окна на Москву-реку и Лужники, а с другой – тоже панорамные, мать их, окна! Офигенная станция! А я-то, деревня, думала, что всё метро в столице – под землей!

Путем невероятных усилий и применяя всю отпущенную мне природой гибкость, вытаскиваю руки из рукавов пиджака, не снимая его. Кто хоть раз это делал, поймет весь кошмар ситуации.

А потом – так же – из проемов блузы. Она у меня, слава всем богам, без рукавов. В итоге – просто стягиваю ее через голову, застегиваю пиджак прямо на белье, удрученно пытаюсь прикрыть слишком откровенное декольте, получившееся в итоге, но затем, плюнув на все это дело, засовываю испорченную блузу в сумку и торопливо топаю к выходу со станции, уже не обращая внимания на красоту реки и на оформление самой станции, уставленной какими-то, непонятного назначения, высокими стеклянными столбами. Наверно, внутри них что-то должно быть?

Но сейчас мне некогда об этом думать.

Время поджимает, первый день моей практики в одном из крупнейших научно-исследовательских центров страны скоро начнется.

И ничего его не испортит!

Даже кофе проклятый!

Здание центра находится на базе института физической химии, прямо на Воробьевых горах.

В другое время я бы насладилась прогулкой, но сейчас несусь со всех ног, проклиная себя на высокие каблуки, неудачный наряд, вываливающуюся из декольте грудь, дурацкую узкую юбку и растрепавшиеся волосы.

А еще за то, что накануне, переволновавшись перед первым днем практики, долго не могла уснуть и, в итоге, проспала!

Никогда со мной такого не бывало!

Только первые недели после роддома, когда не могла привыкнуть к режиму, да и Сонька тоже давала веселья.

А затем – все.

Учеба, ребенок, подработка. И так по кругу.

Все для того, чтоб добиться своей цели. Вернее, своих целей.

И вот теперь, когда вот оно! Рядом! Практически!

Так все прое… Ох… Нет, никакого мата, никаких грубых слов, никакого курения, никакого алкоголя!

Катя, ты – хорошая, правильная студентка. Вернее, без пяти минут аспирантка! Одного из самых серьезных, самых престижных, самых лучших исследовательских учреждений страны!

Это – твой шанс, Катя! Это – будущее, твое и Соньки!

Все, аутотренинг завершен, будущее место практики – вот оно.

Выдохнула, выпрямилась, сделала вид, что такое декольте – задумано, и пошла! Пошла! Пошла!

Центр находится в одном из исторических зданий, как положено, с колоннами, высоким крыльцом и, наверняка, богатой историей. Я не в курсе, не успела вчера толком про здание почитать. Про сам центр, естественно, знаю все. Я же отличница.

Внутри прохладно, что очень кстати, учитывая мои красные от бега щеки. В огромном вестибюле – зеркала, я смотрю на себя, морщусь, стараясь делать это незаметно. Глаза горят по-дурному, губы красные, щеки – еще краснее, прическа… Не будем о грустном.

Матрешка. Боже мой, какой ужас…

Что обо мне подумают будущие коллеги? Провинциалка. Тося Бурлакова. Приехала Москву покорять. Осталось только «Вдоль по Питерской» затянуть да вприсядку пойти.

– Пропуск ваш, – рявкает надо мной грубый голос, и я реально чуть ли не повторяю подвиг героини из кино «Приходите завтра». То есть, не иду вприсядку.

Мамочки, да тут от страха и неожиданности и трусики намочить не мудрено!

Разворачиваюсь в сторону голоса.

Да… Голос – это ладно. Он тут – не самый пугающий фактор. А вот рост, фактура и недвусмысленно распахнутый пиджак, не скрывающий перевязь с оружием – это да. Самые. Пугающие.

Парень, кстати, вряд ли старше меня, но смотрит настороженно. И уже вышел из будки охраны, направляется ко мне.

Похоже, посторонние здесь не бывают.

От слова «совсем».

А я ворвалась, да еще и у зеркала задержалась. Матрешка провинциальная…

– Простите? – голосок у меня получается тоненький и жалкий. Такой же, как и вид, впрочем.

Но сейчас это на пользу? Наверно.

– Пропуск ваш где? Я вас раньше здесь не видел. Посторонним сюда нельзя, режимный объект. Есть пропуска нет, покиньте помещение.

Ой, какой суровый…

– Пропуск мне должны были сделать, – из образа выхожу сразу, задираю подбородок и твердо смотрю в глаза. Первый шок прошел, парень уже не кажется страшным. Большой, конечно. Такой… Мишка косолапый. Грозный, но не пугающий.

Меня вообще размерами сложно напугать, особенно, учитывая определенный жизненный опыт.

Так что такая реакция, скорее, от неожиданности.

Парень смотрит в планшет, выглядящий игрушечно в огромных лапах.

– Фамилия ваша?

– Кудрявцева Екатерина Михайловна.

– Нет пропуска на вас.

А вот это уже… Ой… Но как же так? Я созванивалась с сотрудником центра! На меня должен быть пропуск!

Сердце начинает колотиться просто бешено, а только-только пришедшая в норму кожа щек снова пылает.

– Посмотрите еще раз, пожалуйста, – повторяю я настойчиво, – должен быть пропуск.

– Нет.

– Тогда позвоните, пожалуйста, Хохлову Семену Владимировичу…

– Не положено.

Боже мой, скала неприступная!

Нервничаю, достаю телефон и тут же роняю его на каменные плиты пола!

В шоке смотрю, как пластиковая коробочка разлетается на три составных части, и не могу пошевелиться!

Нет! Этого просто не может, не может быть!!! Только не сегодня!

Лихорадочно начинаю собирать телефон, пытаюсь соединить все части, но на стекле трещина, он не включается!

Неприступный охранник невозмутимо наблюдает за моими мучениями и не трогается с места.

Наоборот, кажется, настораживается еще больше!

Словно я террористка какая-то!

Встаю, оставив попытки реанимировать телефон, сдуваю прядь с пылающего лица. Спокойно, Катя. Ничего страшного. Просто небольшое препятствие. Мы его преодолеем. Обязательно.

– Пожалуйста, – решаю пустить в ход женское обаяние, говорят, у меня его – вагон, – позвоните Хохлову… Видите, неприятность произошла, так бы я сама с ним связалась…

– Не положено.

– Но бывают же форс-мажоры? Ну… Кто у вас принимает решения итоговые? – мне деваться некуда. Позади – Москва…

– Начальник службы безопасности.

– Тогда пригласите его, пожалуйста, – и твердо смотрю в ничего не выражающие глазки, – я настаиваю.

Охранник думает, но затем кивает и что-то малоразборчиво говорит в наушник.

Потом мы с ним молча ждем начальника. Стоя друг напротив друга. В полном, я бы сказала, ледяном молчании.

Наконец, хлопает какая-то внутренняя дверь, и из комнаты охраны, рядом с будкой, появляется высоченная мрачная фигура.

Я разворачиваюсь на звук и какое-то время щурюсь, вглядываясь в приближающегося мужчину.

Сначала с плохо скрываемым недовольством, затем с недоумением, затем с узнаванием…

И, наконец, с необъяснимым страхом.

Потому что начальник службы безопасности мне знаком. Очень близко, я бы сказала, крайне близко.

Именно из-за нашего недолгого знакомства я с некоторым пренебрежением и без боязни осматривала внушительную фигуру охранника.

Просто потому, что видела гораздо внушительней.

Видела, ощущала. Трогала.

Начальник службы безопасности исследовательского центра, где я буду проходить преддипломную практику – мой первый мужчина.

Моя первая любовь.

Отец моей дочери.

Кошмар какой…

Глава 2

Паника… Ой, то есть практика…

– Добрый день, – глубокий хрипловатый голос, тяжелый внимательный взгляд… Ничего не поменялось. Вообще ничего.

Жадно разглядываю его лицо, ищу… Ну, хоть что-то. Искру малейшую узнавания. Не может же такого быть, чтоб не узнал, правда?

Только не после того, что было между нами. Не после его взглядов, от которых круги перед глазами от возбуждения, не после его шепота хриплого, словно надломленного: «Клубничка… Клубничка моя…»

Он меня так называл почему-то. Наверно, из-за геля для душа, самого дешевого, из фикс-прайса, которым я в то время пользовалась… Сейчас так не пахну. Наверно, и называть не будет больше…

Стоп, Катя! Ты о чем, вообще, думаешь? Как он тебя БУДЕТ называть?

Никак не будет! По имени отчеству! В любом случае!

Но все же… Чего-то я определенно жду. И не дожидаюсь.

Узнавания нет, лицо совершенно каменное, бесстрастное. Ну, может, вежливое внимание?

– Что случилось?

Я не могу пока ничего отвечать, боюсь рот раскрыть, и Антон, наверно, поняв, что от меня объяснений не дождется, коротко смотрит на своего подчинённого.

Тот тут же рапортует:

– Девушка говорит, что пропуск должен быть, от Хохлова, а его нет.

– А что Хохлов говорит? – Антон опять смотрит на меня, и я отвечаю ему хмурым напряженным взглядом.

Боже мой, я красная, наверно… И вырез этот… И юбка… И каблуки, чтоб их! Колени дрожат…

Машинально отслеживаю свое внутреннее состояние, как уже давно делаю, как привыкла, и прихожу в ужас.

Ничего себе я расклеилась! Это уже ни в какие ворота!

Конечно, часть этого тремора дикого можно списать на шок. Все же, не каждый день встречаешь того, кого и не планировала встречать. Вообще никогда. Только во сне, пожалуй…

Но в любом случае это недопустимо!

Я – уже давно не та восемнадцатилетняя студентка, очарованная грубой брутальной мощью взрослого мужчины.

Я, черт возьми, – преддипломница, умница-красавица, ответственная мама, будущий аспирант одного из самых престижных научных центров в стране!

Какого хрена?

Аутотренинг помогает, и я становлюсь ровнее, приказываю коленям не дрожать, а глазам не шарить беспардонно по лицу моего первого мужчины в поисках возрастных изменений. Тем более, что их и нет. И это просто скотство.

Лучше бы он выглядел хуже.

Лучше бы у него было брюшко, круги под глазами от пива и соленостей на ночь… Ну и, что там еще?

Неважно.

Но лучше бы хуже.

Все, Катя, поздравляю. Скатилась до уровня восемнадцатилетки с ее рваным тупым сленгом.

– Я не связывался, по инструкции, – продолжает пояснять охранник, – а девушка телефон разбила, тоже не может связаться.

– И как теперь решать эту ситуацию? – спрашивает его начальник, по-прежнему не сводя с меня глаз.

Нечитаемый, но определённо внимательный взгляд ползает по лицу, по красным щекам, отчаянно подрагивающим и потому закушенным губам, ниже, надолго тормозит в районе декольте, и я последним усилием воли держусь, чтоб не пройтись по пуговкам пальцами, проверить, не расстегнулись ли… Узкая юбка приличной длины чуть ниже колен и туфли с остренькими носами тоже удостаиваются внимания. А потом взгляд резко летит опять вверх – к упрямо выставленному подбородку и отчаянно блестящим глазам.

Я знаю, что выгляжу мышкой, загнанной в угол.

Но это не значит, что можно меня так игнорировать. И жрать.

Мышки могут кусаться. И бешенством заражать!

Особенно, если в норке за ее спиной мышонок прячется.

– Э-э-э… Отправить девушку за пропуском? – предполагает охранник, а я наконец-то, слава всем богам, прихожу в себя настолько, чтоб открыть рот:

– Или позвонить Хохлову? Понимаете, – тут я жестко смотрю прямо в глаза начальника охраны, – у меня сегодня первый день практики. Семен Владимирович меня ждет. Под консультации со мной отведена часть его рабочего времени. И не мне вам говорить, сколько стоит рабочее время такого человека. Я понимаю, что произошла накладка, но все можно решить малыми жертвами. Не правда ли?

– Правда, – кивает Антон, все еще рассматривая меня, и теперь в его глазах что-то мелькает… Узнавание? Да неужели!

Привычная упрямая ярость захлестывает меня (наконец-то!), приходя на смену шоку и растерянности. И мне уже не важно, узнал он меня, или нет. Потому что… Пошел он! Подальше! Как можно дальше! Можно прямо туда, куда в прошлый раз, четыре с половиной года назад!

– Так давайте сделаем это и не будем больше тратить время. Семена Владимировича, ваше и мое.

– Выпиши временный одноразовый пропуск, – командует, наконец, Антон, – я сам провожу Екатерину…

– Михайловну, – договариваю, обмирая опять от осознания, что он меня помнит!

– Екатерину Михайловну к Хохлову.

Если охранник и удивлен, то никак этого не выдает.

Молча идет к будке, Антон вежливо сторонится и жестом предлагает мне пройти через турникет.

Я, стараясь шагать твердо и уверенно, прохожу мимо. И мне кажется, или он в этот момент шумно вдыхает воздух? Словно хочет духи мои почувствовать. А вот облом тебе. Я не пользуюсь духами. Ничем не пользуюсь пахучим с тех пор, как Сонька начала покрываться аллергической сыпью.

Иду, а спину жжет взгляд, теперь уже однозначного узнавания. И внимания.

Ох… Очень надеюсь, что кабинет Хохлова на первом этаже. Ну, максимум, на втором.

Потому что надолго наедине с ним оставаться я пока еще не готова. Понимаю, что надо будет. В конце концов, он, наверно, должен узнать про дочь? Хотя, это тоже под вопросом.

Хотел бы – узнал.

Но сейчас я просто не готова размышлять на эту тему.

Впереди у меня первый день практики в лаборатории Хохлова, и надо на этом сосредоточиться.

Мы проходим через турникет, Антон невозмутимо указывает мне направление.

– Какой этаж?

– Третий. Лифты в самом конце этажа, рядом с лестницей.

Его голос почему-то становится ниже, интимно похрипывает… Или мне так кажется? Я не смотрю на него, просто иду рядом и чуть позади, стараясь не отставать и не вырываться вперед.

Вся сосредоточена только на том, чтоб ставить ногу ровно и правильно, потому что высокие каблуки… Боже, о чем я думала, когда их надевала?

Увлекаюсь, настраиваясь на встречу с Хохловым и пытаясь привести мысли в порядок, сознательно прячу испуг, удивление, и, черт его возьми, возбуждение от неожиданной встречи со своим прошлым на дальнюю полку, чтоб не мешали…

И потому не сразу понимаю, что мы свернули от лифтов к лестнице, а затем…

Затем широкая лапища ложится на мой локоть и неумолимо тянет в сторону…

В темный закуток под лестницей.

Глава 3

Разговор под лестницей

– Привет, Клубничка, – хрипло здоровается он, упрятав меня в уголок, словно паук муху. Загородив единственный выход своей массивной тушей и отрезав все пути отхода.

– Привет, – сдаюсь я, понимая, что разговаривать придется, отморозиться не удастся. Ну, как говорится, раньше сядешь… – неужели вспомнил меня, господин спецагент?

Ну не могу не съязвить! Слишком зла на него была долгое время. Отголоски этой злости до сих пор, наверно, где-то блуждают, раз выдаю такое.

– О как… Мелкая пакость раскололась? – он мрачнеет немного, но затем усмехается. И взгляд его в полутьме подлестничного пространства кажется немного пугающим и однозначно заинтересованным. Нечитаемость пропадает. Внимание и интерес остаются.

А надо ли мне это?

– Если ты о моей подруге Маше, – спокойно поправляю Антона, – то да. Она сказала. Очень вовремя, кстати. Я как раз в полицию собиралась, требовать адрес морга, куда твое тело отправили.

Опять уколола, все же. Ну не могу сдержаться! Никак!

– Подруга даже… – он хмурится, пропуская мимо ушей мою тираду, – вот как… Ну ладно. Какими судьбами сюда, Клубничка?

– Прекрати меня так называть! И выпусти уже отсюда! Что за манеры?

Я делаю шаг, чтоб обойти его и выскользнуть из замкнутого пространства, где становится совершенно нечем дышать, но Антон легко ставит на моем пути здоровенную руку, пресекая попытки бегства, и мягко ведет носом по макушке. Ой… У меня мгновенно ослабевают коленки, дыхание перехватывает от такой близости.

И тело глупое сразу вспоминает не только то, что между нами было, но и сны мои дурацкие, недавние… С его проклятым участием!

Ну нет!

Нечего, нечего позволять такое!

Позволила один раз – и что?

И ничего. Тем более, что не один раз. Тем более, что сама хотела, аж трусики не держались на заднице!

Одно только воспоминание о том, насколько я была глупая малолетняя овца, приводит в чувство моментально. Взбадривает, похлеще ведра ледяной воды после парилки.

– Я ведь и закричать могу, – бесстрашно задираю подбородок, потому что мои десять сантиметров каблуков вообще не спасают ситуации. Он – все такой же здоровенный, я – все такая же мелкая. Здесь у нас стабильность.

– Зачем? – удивляется он, – мы же разговариваем просто.

– Ты меня удерживаешь силой!

– Клубничка, давай без патетики, – морщится он едва заметно, – просто здесь нет камер, можно спокойно поговорить.

– Нам не о чем говорить. Ты мне в прошлый раз все очень даже четко прояснил.

– Черт… Клубничка, если тебе коза белобрысая все рассказала, то ты должна понять…

– Я понимаю. И давно уже не думаю на эту тему ничего.

– А я думал. О тебе.

И вот тут, судя по всему, от меня ожидается мокрота в глазах и трусах заодно.

Но то ли грубое очарование Антона поблекло со временем, то ли я стала сильнее, но от настолько дешевого подката лишь злость пробуждается.

Хочется заорать, нахлестать его по щекам… А затем…

Ничего!

– Хорошо, – спокойно отвечаю явно не то, что от меня ожидается, – могу я теперь пройти? У меня сегодня важный день.

– Да, я слышал, первый день практики. У Хохлова. Как ты живешь, Клубничка?

– Прекрасно.

Он не делает движения, чтоб выпустить меня, я боюсь настаивать и прорываться силой. Потому что не прорвусь. Прикоснусь к нему, запутаюсь в себе, сгорю опять… Как дурочка малолетняя когда-то сгорела.

Может… Может, попробовать с ним хотя бы диалог наладить? Мне еще здесь практику проходить… И, затем, при удачном раскладе, аспирантуру…

Поздравив себя с появлением мозгов на их законном месте, в голове, то есть, облизываю губы и спрашиваю довольно миролюбиво:

– А как ты здесь вообще?.. Тоже задание? – и невольно отступаю назад, краснея все-таки под его жадным взглядом, устремленным на мои губы. Зачем облизывала?

– Работаю. – И голос у него… Голос все такой же, низкий сейчас, до дрожи в коленках опять. Ну вот как так получается?

– Но ты же…

– Нет, уже нет. Я просто начальник службы безопасности теперь.

– О… Хорошо…

– И, Клубничка… – он медлит, затем все же договаривает, – мы же никому не скажем? О том, кем я был? Да?

Я не успеваю ответить, он шагает вперед и прижимает меня к стене. Всем своим мощным, тяжелым телом.

И губы его у моего виска – согнулся специально. Чтоб достать, куда необходимо. Волна сладкой дрожи по телу – вниз! К ногам! И не только к ногам…

И руки большие на талии – сжимают – и резко вверх. По стене.

Ахаю, когда перестаю доставать ногами до пола. Словно кукла в его лапах!

– Клубничка… – легкие поцелуи по виску – вниз, к скуле, возле ушка, прикусывает мочку, все делает, все, для того, чтоб с ума меня свести! Удивительно! Или я настолько предсказуема, или он настолько уверен в том, что не буду сопротивляться? – Такая стала красивая… Я охренел, как увидел… А ты? Думала обо мне, а?

– Нет… Нет… – упираюсь руками в его грудь, обтянутую белой рубашкой, дрожу всем телом, беспомощно болтаю ногами, но в голове, кроме дурмана, навеянного его близостью и беспардонными действиями, еще и злость, увеличивающаяся пропорционально возбуждению глупого тела, – отпусти меня… Отпусти!

Повышаю голос, а затем, выпростав руку, бью его по лицу.

С оттягом и нескрываемым удовольствием.

И еще раз. И еще!

На четвертый раз он ловит мою ладонь и прижимает к стене. И меня всем телом прижимает, наваливается.

Дышит тяжело, словно перебарывает себя, пытается совладать с эмоциями и похотью.

А затем мягко ставит на пол.

И отходит на полшага.

Конечно, все равно еще очень близко, непозволительно близко, но все-таки я, по крайней мере, могу дышать. И это уже хорошо.

– Ты чего, Клубничка?

Он, кажется, удивлен? Правда, что ли? Господи… Мужчины – непостижимые существа…

– Не называй меня так!

– Почему? Ты пахнешь клубникой.

– Нет!

– Ну, мне-то лучше знать… Ты чего такая дикая?

– Антон… Кстати, как тебя по-настоящему зовут? Хоть имя-то настоящее?

– Настоящее. Каменев Антон Сергеевич.

Он хмурится опять, невольно потирает красную щеку. Недоволен. Ну еще бы, обломали с его желаниями!

– Так вот, Антон Сергеевич, я прошу вас впредь ко мне обращаться по имени отчеству и всякие… такие вещи… прекратить.

Ох, я – молодец. Так хорошо сказала, так хорошо веду себя! Смогла донести доходчиво!

– Понял. Когда заканчиваешь?

Не смогла.

– Это еще зачем?

– Встречу, прокатимся куда-нибудь, поужинаем, поговорим…

Точно не смогла.

Или Антон Сергеевич у нас непрошибаемый совершенно.

– Еще раз: я не собираюсь с вами общаться и встречаться. Про ваше прошлое рассказывать никому ничего не намерена, мне нет до этого дела. И до вас нет никакого дела.

Вот. Теперь точно донесла.

– Хорошо, – покладисто кивает, поправляет пиджак, не сводя с меня глаз. Внимательных таких. Жадных. Если все понял, зачем так смотреть? – Тогда, может, завтра?

Не понял.

Катя, ты не умеешь донести информацию! Позор тебе, Катя!

Хорошо… Выдыхаем. Губы не лижем, не исключено, что именно это в прошлый раз послужило триггером для решения прижать меня в темном уголке и распустить лапы.

И еще разок. Как анекдот для дебила.

– Антон Сергеевич, я не буду с вами встречаться. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.

– Почему?

Да что же за бред-то такой???

– Потому что я замужем, Антон Сергеевич, давно и счастливо.

Он молчит. И выглядит так, словно эта новость для него стала шоком.

А для меня шок то, что он даже не сомневался, что я соглашусь с ним встретиться после стольких лет отсутствия и его феерического исчезновения.

Какой-то… треш, не назвать по-другому.

– И дети есть? – неожиданно тихо спрашивает он.

– Есть. Дочь. Может, вы пропустите меня? Мой рабочий день уже десять минут, как начался.

Он молча сторонится, пропуская меня к лестнице.

И так же молча топает следом. Не сопя в этот раз, словно возбужденный мамонт.

Нет, очень тихо идет, вежливо пропуская меня вперед, открывая дверь на второй этаж, указывая, в какой стороне лаборатория Хохлова.

Я иду, пытаясь настроиться на рабочий день, отбросить в сторону все, что мне сейчас мешает.

И нет, никаких угрызений совести не испытывая от своего вранья.

Как и он, наверняка, когда говорил влюбленной в него без памяти девочке, что это не она такая, а он такой.

И не думая, что испытает эта девочка, когда чуть позже увидит репортаж про кровавый расстрел в пригороде и без труда угадает в одном из неподвижно лежащих на асфальте тел своего первого мужчину, свою первую любовь.

Бумеранг? Не, не слышали.

А вот возмездие… Вполне.

И звучит лучше. Правильнее.

Глава 4

Первый день практики

Хохлов Семен Владимирович – старший научный сотрудник и, оказывается, не мой непосредственный начальник. Но мой руководитель практики.

А начальство у нас – Васильев Евгений Федорович, руководитель отдела строения вещества, доктор физико-математических наук, фигура таинственная и мало уловимая.

В отделе имеется еще один сотрудник, но он как раз в отпуске, и так удачно, что я пришла к ним на практику аж на два месяца.

И вообще, удачно, что теперь в их сплоченных рядах есть девушка, да еще и такая красивая…

Из всего приветственного спича Хохлова я делаю вывод, что с женщинами у физиков-ядерщиков не густо, и на меня тут будут смотреть. Ну, пусть смотрят, главное, чтоб не трогали.

А то вон, уже начали, практически… Наглые начальники отдела безопасности…

Щеки опять краснеют от воспоминаний о горячих ладонях на талии, о шепоте искушающем: «Клубничка…». Ну прямо, как в снах моих развратных.

Хохлов радуется и умиляется, принимая мои красные щечки за смущение перед его неотразимостью.

Усиленно предлагает чай-кофе, показывает рабочее место, рассказывает, в чем будет заключаться моя работа на время практики.

Я внимаю, привычно повесив на лицо выражение сладкой восторженной дурочки и записывая всю последовательность действий в лаборатории. Вообще, лаборатория не здесь, а рядом, в специальном корпусе, и вход туда по спец-допускам даже для сотрудников. Так что, не факт, что я там вообще побываю за все время практики. Конечно, я знаю о технике безопасности и прочем, но это еще не значит, что мои знания что-либо решат.

Весь март и до середины апреля я буду сидеть тут, в кабинете отдела строения вещества и, судя по настрою Хохлова, бесконечно приводить в порядок документацию. Бюрократия здесь, как и в любом учреждении, спонсируемом государством, занимает львиную долю времени. Ушедший в отпуск сотрудник как раз этим всем занимался, позволяя начальнику отдела и его заместителю спокойно погружаться в мир науки. Но, как я поняла, там человек сначала неудачно сломал ногу на Новый год, ударившись на ватрушке о дерево, потом брал больничный, а сейчас вообще взял отпуск за свой счет на два месяца для восстановления всего организма. Вполне вероятно, что потом будет лето (нет, лето будет обязательно, это просто выражение Хохлова такое смешное, настоящий ученый, привычно прикрывающий задницу), и их коллега решит, что мало времени уделил восстановлению.

Тут-то с ним и попрощаются. При этом Хохлов на меня так многозначительно смотрит, что становится понятно: надо Катюше (фу, гадость какая, терпеть не могу такое сокращение моего имени) сильно трудиться. И тогда вполне возможно, что моя кандидатура в аспирантуру будет рассмотрена в положительном ключе.

Хлопаю ресничками, мило краснею, улыбаюсь, киваю. Вроде все?

Судя по довольному лицу Хохлова, все делаю правильно.

– Так, Катюша, включай компьютер, вот смотри: здесь рабочие пароли, открываешь все вкладки, поочередно грузишь. Поняла? Вот здесь будут обновления. Их надо каждый день заносить вот сюда. И, при необходимости, создавать новые таблицы… Ты владеешь эксель? Сводную таблицу сделаешь?

Он спрашивает это с такой серьезностью, что не хватает сил сдерживаться. Фыркаю, зная, что очаровательно смотрюсь с этой гримасой, опять хлопаю ресничками:

– Конечно!

Вопроса, нафига нам эксель, когда я вижу перед собой вполне рабочую сирээмку и более чем уверена, что там можно любую сводную сделать, не задаю. Не надо умничать. Тем более в первый рабочий день. Тем более в мужском коллективе.

– Умничка какая, – умиляется Хохлов и незаметно стаскивает с пальца обручалку.

Боже, это так… мерзко. Но улыбка у меня не дрожит. И пальцы не елозят по вороту пиджака, пытаясь запахнуть зону декольте.

Вот как так?

Я почему-то совершенно спокойно реагирую на этого, вполне симпатичного, хоть и глубоко женатого, судя по активному блеску в глазах, мужчину. Нет ни смущения, ни страха, даже интереса особого нет.

Я его препарирую, как лягушку, вижу все недостатки и достоинства, абсолютно хладнокровно выстраиваю стратегию общения с ним… Как робот. Как я всегда делаю, уже несколько лет.

Прямо с тех самых пор, когда поняла, насколько в этой мужской специальности не рады женщине. И здесь возможны только два варианта поведения, если, конечно, хочешь добиться успеха: либо ты становишься бой-бабой, с которой просто будут опасаться связываться, потому что кинется, бешеная, и горло перегрызет. Или милой-премилой очаровашкой-дурочкой, которую пропустят вперед только потому, что подвоха не ждут. Ну и трусы стянуть намереваются, естественно. И тут есть шанс, пока они ушами и членами хлопают, мягко подвинуть. Пройти первой, подсунуть свои наработки начальству, которое тоже: «Ах, прелесть, какая дурочка», а затем работу твою смотрят и охреневают. И дают добро именно тебе, просто на диссонансе.

Я сознательно выбираю второй путь.

Во-первых, не та комплекция, чтоб бой-бабой быть.

А во вторых, как говорит моя подруга Машка: «Наша сила – в инерции. Главное, взять разбег и правильно вычислить траекторию удара».

Я ей верю в этом вопросе, она знает, о чем говорит, она – чемпионка по карате бывшая. А теперь у нас в городе чемпионов и чемпионок растит.

Так что, я правильно вычисляю траекторию удара и верно беру разбег.

И на практику сюда, в это невероятно сладкое местечко, я попала не просто так. А тоже… Правильно все вычислив и вовремя подав заявку.

Все еще только ковырялись и ушами хлопали, а я уже в деканате сидела со всеми документами.

И вот я здесь. И опять все то же.

И как хорошо, что я умею распоряжаться оружием, попавшим мне в руки.

Умею общаться с мужчинами так, чтоб они ничего ненужного не заподозрили. Например, вопрос про сирээм явно сейчас насторожил бы Хохлова. И привлек дополнительное внимание. Хохлов – мужик, но, по-моему, не дурак. Сложил бы два и два.

А я пока что не готова напрягаться. Мне выгодно с недельку посидеть сладкой дурочкой за документами, изучить все материалы… И подготовиться к встрече с начальником отдела. Мне нужно показать ему себя с лучшей стороны. И в этот раз – не няшкой-стесняшкой, а компетентным сотрудником. Я собираюсь здесь работать и расти по карьерной и научной лестнице.

И вот Хохлову об этом знать пока что точно не стоит. А то были в моей жизни случаи, когда парни видели во мне конкурентку. И вот что я вам скажу: почуяв конкуренцию, да еще и от женщины, мужики начинают вести себя хуже баб! И остракизм включается, и игнор, и сплетни грязные, и переливание из ушей в уши всякого дерьма, и откровенное нашептывание начальству ереси про конкурента… Короче говоря, полный набор. Разве что, за исключением минета начальству. И то, в последнем я не до конца уверена…

Я хлопаю ресничками, улыбаюсь, мило прикусываю губки, складываю вместе ножки, невзначай светя коленками… Короче говоря, применяю все средства, какие могу. Мне надо быть милой и в то же время не провоцировать, чтоб несчастный женатик не решил, что я с ним флиртую, и не возомнил себя гордым орлом, еще так мало повидавшим в жизни.

Мне одного гордого орла за глаза…

Тем более, что с ним почему-то моя всегда холодная голова дает сбой и просто отказывается функционировать.

Я полностью прихожу в себя после разговора под лестницей и теперь четко понимаю, что, если б Антону вздумалось немного усилить напор… То я бы сдалась. Прямо там, под чертовой лестницей. Мгновенно бы забыла про то, где я, кто я, и чего мне будет стоит эта моментальная потеря ориентиров.

А такие вещи позволительны девочке-первокурснице, но никак не преддипломнице и маме трехлетнего ребенка.

Девочка-первокурсница просто сошла с ума четыре с половиной года назад, когда увидела на стоянке возле универа потрепанный жизнью «патриот» и огромную махину водителя, лениво выбирающегося из него.

Водитель – здоровенный, мощный и невероятно брутальный мужчина, внимательно оглядывал двор универа, снующих туда-сюда студентов, чему-то усмехался, а затем неторопливо нажал на клаксон, оглашая окрестности диким звуком.

Оказывается, он приехал за своим младшим братом, совершенно на него не похожим, мелким и очень симпатичным парнем, похожим на яойного анимешного персонажа, по которым перлись мои однокурсницы.

Парень, на него, кстати, уже успела запасть моя тогдашняя подружка Лола, подпрыгнул, прекратил разговор с Вадимом Шатровым, одним из самых популярных третьекурсников универа, и поплелся к машине.

Я все это наблюдала, стоя на крыльце. Рядом терлась Лола и без конца щебетала про то, какой хорошенький этот Арсик Решетов, и какой он сильный и какой он смелый, и ах-ах-ах… А я провожала взглядом потрепанный «патриот» и не могла выбросить из головы старшего брата этого Арсика Решетова… Просто не могла.

Ноги подрагивали, в горле сохло, а в трусиках мокло.

Дурочка малолетняя, что тут скажешь?

Влюбившаяся с первого взгляда, наотмашь, до боли и слез. До крови.

И ощутившая в себе в первый раз бешеное, неконтролируемое желание добиться своего, во что бы то ни стало.

И дальнейшие мои шаги были продиктованы исключительно этим безумным чувством, обрушившимся мне на голову, как говорил Мастер в «Мастере и Маргарите», убийцей в переулке.

И поразившей так же жестоко.

Я не скажу, что сожалею об этом, ни в коем случае!

Во-первых, я смогла понять себя, хоть немного, осознать, на что способна ради достижения цели. Пусть цель была негодной, но… Я ее достигла.

И во-вторых, если б я не заполучила этого хмурого жесткого мужчину, этого обманщика и предателя, то у меня не было бы Соньки.

А за Соньку я готова простить ему его жестокий обман и глупость.

Пусть живёт своей жизнью и меня не касается… Руками… Ничем! Ничем пусть не касается!

– Катюша, ты задумалась о чем-то? Глазки такие мечтательные…

Ох, чтоб тебя, Антон Каменев! Опять с верного пути норовишь сбить!

– Ах… – улыбнуться невинно и смущенно, – просто смотрю в окно, март такой солнечный… Я сегодня в туфлях пришла, совсем слякоти нет…

– Да, март в этом году – чудо, – с удовольствием подхватывает тему Хохлов, – кстати, скоро же восьмое! Будет фуршет, банкет и, возможно, концерт!

– Прекрасно… Но я не в штате…

– Ну что ты! В любом случае, ты – сотрудница! И прекрасная девушка!

– Пока еще не сотрудница… Пропуска у меня так и нет постоянного…

– Это что-то напутали в кадрах, что с них возьмешь? Куча бумажек… Я сам прослежу, чтоб сегодня у тебя пропуск уже был. Поговорю с Каменевым насчет тебя.

– Не стоит…

– Стоит! Чтоб больше сегодняшней сцены не повторилось. Не волнуйся, если Каменев поспособствует, то все решится очень быстро. Он слов на ветер не бросает. Возьмет тебя под опеку…

Вот уж в этом сомнений не возникает…

Глава 5

Лапочка-дочка

– Ей можно апельсины?

Машка хмурится в экран, параллельно что-то печатает в телефоне, прикусывая губу.

– Можно.

– Отлично, а то мама Лена спрашивала… Она – тот еще педант…

Мама Лена, чтоб вы знали, это – мама мужа Машки, Вадима. Хрупкая, темноволосая и очень красивая. И вообще на педанта не тянет. Наоборот, производит впечатление человека легкого, такая подружка больше, а не свекровь. Повезло Машке с ней.

– Ей все можно, я же тебе говорила… Что она сейчас делает?

Соньки не видно в камеру, но слышно ее возбужденный голосок где-то на заднем фоне.

– На Тиране катается.

Ой. А вот это… Ой.

Тиран – кавказская овчарка. Когда встает на задние лапы, передние легко кладет мужу Машки на плечи и вылизывает ему щеки. А в Вадиме, на минуточку, около двух метров роста.

Тиран мало лает, особо не вертится под ногами, но всегда везде успевает. Особенно в своей сфере. Например, прошлой зимой двое мужиков решили залезть к дом отдыха, который охранял Тиран.

Залезть-то они залезли.

Тиран, как и положено сторожу, подождал, пока нарушители окажутся по эту сторону забора, зафиксировал полный состав преступления… И пресек все попытки этого самого преступления.

К моменту, когда подбежала охрана, а они обычно подбегают в течение трех минут, все же под камерами, оба преступника были обездвижены и морально унижены. Их потом пришлось долго сушить, и не только потому, что Тиран порядочно извалял их в снегу.

И вот такой зверюга сейчас катает мою Соньку.

Машка, поняв по моему лицу, что душа у меня провалилась в пятки, тут же успокаивающе говорит:

– Ты чего? Она там с Вадимом, он держит, чтоб не свалилась. А вообще, Тиран всех наших вынянчил, Ванька, сын Черного, вообще его за хвост таскал…

– Все равно… Это собака.

– Ты права, – сдается Машка, – Вадим там, смотрит.

– Тренируется, что ли? – смеюсь я, ощущая облегчение от известия, что моя трехлетняя девочка не один на один сейчас с животным, больше похожим на медведя, чем на собаку.

– Типа того, – улыбается Машка, машинально поглаживая пока еще плоский животик.

Подруга с мужем ждут первенца. Решились все же, спустя четыре года после свадьбы. На них, правда, никто не давил, как на многих молодоженов, требуя срочно продолжения рода.

Да там и некому, собственно. Машка – сирота, из родных – только брат-близнец, а у Вадима как раз через полгода после его свадьбы родилась еще одна сестра. Анечка.

Так что ребята, поженившись, свалили в долгое-долгое свадебное путешествие, а затем, по возвращении, начали строить свой бизнес, параллельно продолжая учиться в универе.

Я им по-хорошему завидовала, настолько они были влюбленные и погруженные в себя. Это же такое удовольствие, найти того, на кого смотреть будешь бесконечно… Я знаю, о чем говорю, у меня такое было.

Сейчас подруга присматривает за моей дочкой.

И я ей безумно благодарна за это.

Они с Вадимом вообще очень сильно меня поддерживают, особенно на первых порах, когда я осталась совсем одна, с грудным ребенком на руках. Если бы не они, не помощь, их и их многочисленной родни и друзей, я бы не смогла сделать то, что сделала. Не смогла бы учиться, подрабатывать, везде успевая.

Мама, конечно, предлагала свою помощь, но у нее в деревне хозяйство, невозможно оставить даже на пару дней. А мне туда ездить – вообще не вариант.

Но, конечно, пришлось бы. Пришлось бы бросить учебу, взять академ, например, на год, вернуться к маме, ждать, пока Сонька немного подрастет, чтоб ее можно было оставить… И возвращаться. Оставив дочь на попечение мамы.

Но как это можно сделать? Как можно оставить свою маленькую, свою крошечную девочку? Которая так похожа на меня? У нее – мои глаза, мои волосы, овал лица и разлет бровей… Вот только улыбка – папина, широкая. Он мало улыбался со мной, моя первая любовь, но когда делал это… Черт, невозможно было не засмотреться.

Сонька улыбается так же. Хохочет заразительно, радуя всех вокруг.

Если бы не помощь Машки, мне пришлось бы выбирать. И выбор был бы однозначно в пользу моей малышки.

Но, слава Богу, все получилось. Не скажу, что это было легко, но и не невероятно трудно. Мне не приходилось не спать ночей, думать о хлебе насущном и где взять деньги на коляску для ребенка. Не приходилось думать, где жить.

Детской одеждой меня снабжали многочисленные друзья Машки и Вадима, причем, на любой возраст. Потому что у них были дети всех возрастов. Мне даже от Зверева Романа Дмитриевича, серьезного чиновника, сейчас работающего в аппарате Президента, знакомого отчима Вадима, перепадала и одежда, и коляска шикарная, больше на космолет похожая, и вся детская комната, когда Сонька подросла, с мебелью, кроваткой и всем необходимым.

И из общежития я съехала не в съемную квартиру, а в муниципальное жилье, очень милую двушку, которую получила Машка по программе для детей-сирот.

Сама Машка жила в квартире своего мужа. И муниципальное жилье мне настойчиво предложила сама.

А я не стала отказываться. Не стала строить из себя гордую и самостоятельную.

Уже в те годы я поняла, что не все люди вокруг что-то делают с умыслом. Есть просто такие, как Машка, Вадим, его семья…

Те, кто стоят друг за друга горой. И выручают просто так, потому что ты в затрудненной ситуации, и тебе надо помочь. Поддержать.

И они помогают, ничего не требуя взамен.

Не скрою, мне очень, просто очень повезло с ними.

– Ты чего такая? В напряге? – Машка, как всегда, тонко улавливает нюансы, смотрит пристально в экран.

– Да блин…

Я не уверена, стоит ли говорить… Я еще сама до конца не переварила эмоции сегодняшнего дня. Но, в любом случае, не сейчас, так потом я обязательно расколюсь. Машка вытащит, у нее это умение просто филигранное.

И потому вздыхаю, и выдаю:

– Я сегодня Сонькиного отца видела.

Машка в этот момент аппетитно хрустит яблоком. Услышав мое признание, застывает, затем осторожно вынимает яблоко изо рта и спокойно откладывает его в сторону.

– Я тебя правильно поняла? Ты видела… Зубика?

– Зубика, Зубика… – вздыхаю я, – правда, в этот раз он Каменев Антон. Хоть имя настоящее… Или тоже нет?

– Охереть… – мотает головой Машка, – охереть просто… Ты ему сказала? Ты где его видела?

– Он – начальник охраны в Центре, прикинь? И нет, не сказала.

– Черт… Надо же, как судьба сводит… А скажешь? Он… – тут Машка осторожничает, но все же продолжает, – он узнал тебя вообще?

– Узнал… – уныло киваю я, – хотя я сначала думала, что нет…

Дальше я кратко пересказываю нашу встречу и последующий разговор под лестницей. Правда, опускаю ненужные подробности. Я пока еще сама ни в чем не разобралась, зачем Машку волновать?

– Да, блин… – Машка откидывается на спинку стула, опять тянется к яблоку, – ситуация… И чего делать думаешь?

– А что я могу сделать? – пожимаю я плечами, – не бросать же все? Сама знаешь, сколько я к этому шла.

– Но что с Зубом-то делать будешь?

– Ничего. Он – сам по себе, я – сама по себе.

– Погоди! А Сонька? Ты же ему скажешь?

– Ну…

– Катька!

– Маша! Не дави! Я пока не знаю! Не уверена! – меня срывает на громкий голос, что, вообще-то редкость редкая, – он все такой же, понимаешь? Ему ничего не нужно! Кроме секса. Только увидел, руки распустил тут же!

– Нихера себе…

– Ой… – я понимаю, что лишнего трепанула, и торопливо пытаюсь откатить назад, – ну, то есть… Понимаешь, он просто близко стоял, а под лестницей темно, и…

– Сука долбоклюйская, – ругается Машка, – всегда знала, что он – скот редкостный, но чтоб до такого! Приставал к тебе? Руки распускал? Давай я приеду, по тыкве пустой настучу? Я давно хочу уже! Знала бы ты, как я его била, пока мы вместе жили! В синяках ходил, тварь! Все, я приеду!

– Куда ты там собралась, мартышка? – веселый голос Вадима прерывает Машкины планы мести, а я тут же отвлекаюсь. Потому что на руках у Машкиного мужа – моя девочка, моя Сонечка.

– Мама! – пищит она, выворачивается из рук Вадима и протягивает ко мне ручки.

– Де мама? – еще один детский голосок доносится со стороны входа, и в зоне охвата камеры появляется сестра Вадима, Анечка. Понятно, там у них целый детский сад.

– Твоя мама на работе, кнопка, – смеется Вадим, – а это мама Сони, тетя Катя. Тиран – фу! Пошел отсюда!

Я смотрю на творящийся по ту сторону камеры бедлам и смеюсь. Моя девочка что-то лепечет, делясь со мной впечатлениями от поездки на собаке, Анечка куксится, потому что на экране не ее мама, Машка возмущенно пересказывает мужу мою историю, Вадим пытается одновременно успокаивать сестру, слушать жену, отгонять нагло лезущую в комнату собаку…

– Ребят, я вас так люблю! – вырывается у меня, практически со всхлипом.

– Мама! Не плачь!

– Эй, ты чего там? Катька? Не вздумай рыдать! Я скоро приеду и натяну Зубику глаз на его зубик!

– Разбежалась, мартышка! Сиди дома, я сам сгоняю!

– Да вы с ума сошли? – я прекращаю этот балаган, пока он не достиг катастрофических размеров. Потом выдыхаю, собираюсь и продолжаю, – Соня, мама не плачет, мама смеется и радуется, что у нее такие друзья. Машка, не выдумывай лишнего. Я сама разберусь с Зубом. И не надо на меня так смотреть! Это – мое дело. Не лезь. Вадим, ты за женой следи, а то она, кажется, забыла, что беременная. И возьми Аньку – она Тирана за шерсть таскает!

Все на полсекунды застывают, а затем рассасываются по задачам.

А ничего из меня руководитель получится. Грамотный. И вот чтоб я загубила карьеру из-за ошибки… Ну, хорошо, не ошибки, призрака! Призрака прошлого? Да ни за что!

– Слушай, – когда все успокаиваются и уносятся по своим делам, а мы с Машкой опять остаемся наедине, она берет новое яблоко, задумчиво грызет его и изрекает, – а если он теперь Каменев… Значит, снова на задании?

– Сказал, что просто работает. Типа, в отставке.

– Ой, не смеши меня! Зубик – и в отставке. Спорим, его за проеб со мной наказали по жесткому, и он теперь выслуживается? Точно на задании.

Мой первый парень, моя первая любовь – в прошлом негласник какого-то суперкрутого отдела МВД, и его заданием четыре с половиной года назад была моя Машка. Они приехали в город… Так мы, собственно, и пересеклись. Потом Машка перестала быть охраняемым объектом, тут ее муж, тогда еще только парень, постарался, а Зубика из-за привлечения к работе гражданских и неспособности сдержать ор до небес со стороны властных структур, сослали, не иначе, на Колыму. Перед этим, правда, состряпали покушение на него, типа, снайперский выстрел.

Антон как раз до этого успел меня посетить и с грустной рожей сообщить, что нам нельзя быть вместе, потому что не я не такая, а он не такой… Это его цитата тупая, если что.

Ну и прикиньте, каково мне было увидеть в репортаже местного телевидения его фигуру, распластанную на асфальте. И кровь вокруг.

Думала, с ума сойду, честное слово. Страшно вспомнить тот дикий момент.

Хорошо, что пришла Машка и рассказала, что все это – постановка для того, чтоб ее, Машку, считали мертвой.

Вот тогда я сложила два и два и дико на своего первого парня разозлилась…

Они уехали из города, а через пару месяцев я узнала, что прерванный половой акт – это очень слабая степень предохранения…

Ладно, прошлое – оставим в прошлом. А вот настоящее… Черт, а ведь Машка права.

Не просто так он там окопался! В исследовательском центре химической физики РАН!

И чем мне это грозит?

Как это отразится на моей карьере?

Зная способности Антона, не факт, что после завершения его задания, от центра останется что-то большее, чем воронка от взрыва. Будем, надеяться, не ядерного…

Черт… Не повезло мне! И что делать теперь?

– Маш, я пойду, рабочий день был напряженным, а я еще в душ не ходила даже…

– Давай, но ты смотри! Если что, мы с Вадиком приедем! Я вот – очень сильно хочу приехать! Навалять Зубику – это же моя мечта!

– Все, пока!

Я отключаюсь и пару минут сижу, тупо пялясь в черный экран и соображая, что теперь делать.

Размышления мои прерывает стук в дверь.

Глава 6

Поздний гость

Универ не оплачивает мне проживание, но исследовательский центр предоставляет общежитие. Правда, платить за него нужно самой, но это – самый бюджетный вариант из всех возможных. Жилье в Москве не перестало быть дорогим, и за те средства, которыми я располагаю, мне светило лишь койко-место рядом с центром, или однушка в ебенях Москвы, как выражается Машка.

А здесь – красота. Общежитие находится через три остановки метро от Воробьевых, отдельная комната с удобствами на блок. В блоке – четыре комнаты.

В самой комнате есть маленький холодильник, микроволновка и чайник. Скромно и чистенько. Здесь обычно останавливаются командированные из провинции сотрудники РАН, работающие удаленно, или гости из-за рубежа. Ну и, такие, как я, элитные практиканты.

На улице уже давно темень, я уже из метро выходила по темноте, в блоке занята только одна комната…

Стук повторяется.

Интересно, кто это может быть?

Открываю, не спрашивая, прекрасно понимая, что посторонние тут не ходят.

И да… Сейчас за дверью стоит явно не посторонний…

Антон переступает за порог довольно беспардонно, не спрашивая разрешения войти.

Просто выдавливает меня в центр комнаты своей тушей, защелкивает замок.

Я невольно ежусь под внимательным взглядом, но не даю себе возможности расслабиться. Складываю руки на груди, смотрю на него.

– Добрый день, Антон… Черт, запамятовала, как вас по батюшке… – делаю намеренную паузу, – теперь…

– Можно по имени, Клубничка, – неожиданно улыбается он, и меня торкает от его улыбки. Боже… Сонька – один в один…

Антон тем временем снимает куртку, остается в рубашке и портупее. Все это обтягивает мощный торс и смотрится невозможно брутально.

Я не отвожу от него взгляда, жадно рассматриваю моего первого мужчину, надеясь в очередной раз найти… Ну, что-нибудь. Сегодня с утра мне было не особенно удобно это делать, да и вообще… В шоке была. От неожиданности.

Но теперь…

Признаться, я ждала чего-то такого. Антон предсказуемо напорист.

Хотя в прошлый раз напористой была я, но даже тогда у молоденькой глупышки хватило ума осознать, что за зверя ей удалось затащить в постель. Уже тогда не оставляло ощущение, что с хищником играю. Диким и необузданным, отчего-то в этот раз решившим притвориться телком на веревочке. Ну захотелось ему так, удобно было.

Тогда ему было… Сколько? Тридцать? Кажется, Машка говорила, что что-то около того. Значит, сейчас в районе тридцати пяти. Самый возраст для мужика.

Надо сказать, что годы пошли Антону только на пользу. Он и раньше-то был невероятно привлекательный. Эти все бицепсы, грудь раскачанная, татуировки, шея мощная, обманчивая неторопливость опасного хищника… Все это привлекало внимание. Я видела, как на него смотрели девчонки, когда он приезжал за «братишкой» в универ. И потом, когда «братишка» стал моей лучшей подружкой, все время удивлялась, как так Машка его называла страшным и тупым?

Он вообще не был страшным тогда. Наоборот, красивый! Сильный! Взгляд такой… Ах!

Вот мое глупое сердечко и сказало: «Ах!»

А задница уверенно потащилась в его сторону в поисках приключений. Чувствовала, что этот зверюга ей их обеспечит по высшему разряду.

Ну что же, задница оказалась права.

И насчет приключений, и насчет разряда. А вот сердечко зря совершенно ахало… Его в расчет никто не принял…

Сейчас Антон выглядит еще более… большим. Ткань рубашки обтягивает мышцы рук так, что, кажется, лопнет сейчас. Ворот расстегнут, татуировка на месте. Ремни портупеи только подчеркивают рельеф… Строгие брюки со стрелками, как и положено «людям в черном», ему тоже очень идут. Делают весь образ солиднее. И загадочнее.

А, самое главное, что Зубов, или как там его сейчас… Каменев прекрасно обо всем этом знает и, судя по довольной кошачьей морде, мой интерес уже давно видит. Встает так, чтоб мне удобней было разглядывать, руки сует в карманы, акцентируя внимание… А вот это уже пошлость. Перебор, господин… Кто ты там? Капитан?

Усмехаюсь, нарочито медленно скольжу взглядом по его фигуре, словно кусок мяса на рынке оцениваю. Антон почему-то перестает улыбаться. Что, капитан, не ожидал? Может, думал, что я от тебя тут шарахаться буду испуганной целочкой? Или, наоборот, кинусь на шею сладкой Клубничкой?

Самомнение… До небес.

– Хорошо, Антон, – спокойно отвечаю я, – по какому поводу визит?

– Ты улизнула от меня после работы, Клубничка. Так быстро убежала, я не успел догнать…

– Старость? Акела уже не тот? – не улыбаюсь, смотрю только в глаза.

Злится. Так забавно.

– А ты стала злая, Клубничка…

– Просила так не называть.

– Я твою просьбу отклоняю.

– Тогда еще раз: причины вашего появления здесь.

Он стоит, смотрит на меня. И по лицу вижу, недоволен развитием разговора. Явно рассчитывал на другое. По крайней мере, что поприветливей буду.

Ну правильно, я же под лестницей позволила… Дура, блин… Слова про замужество он, как и многие мужики, у которых есть цель завалить понравившуюся женщину в кровать, предпочел забыть. И, судя по всему, вознамерился продолжить наше легкое общение.

Ну а почему нет? Мы знакомы давно, секс у нас уже был… Что не так? А муж у нас не стена, подвинется. На время моей практики.

В этом был весь Зубов. Машка же рот на замке не держала, в красках мне поведала еще до рождения Соньки о его похождениях. И о том, что баб его она даже не считала. На двадцатой со счета сбилась. И это за полтора года нахождения в нашем городе!

Понятное дело, что действовала подруга из лучших побуждений, чтоб светлый образ первой несчастной любви поскорее разрушить, мне глаза раскрыть. И, наконец, заставить смотреть в сторону других мужиков.

Первые два пункта у нее «на ура» вышли. С третьим случилась заминка. Но это уже мои личные трабблы.

– Посмотреть хотел, как устроилась. Может, помочь в чем-то? Моя обязанность…

– Да? Интересно, всем так помогаете? А то вон, сосед с утра жаловался, что у него кран течет… Тоже поможете?

– Сосед – мужик, физик, с механикой и механизмами на «ты», – рычит Антон, – руки у него явно не из жопы. Если тебе жаловался, то, скорее всего, для поддержания разговора. И для иных… целей.

Меня не удивляет, что он знает все о моем соседе. В конце концов, проверка командированных, приезжих, временных и постоянных сотрудников центра реально входит в его обязанности…

– У меня нет никаких жалоб. Приятно, что Центр заботится о своих временных сотрудниках, – чеканю я, непроизвольно задрав подбородок.

– Слушай, Клубничка, – Антон настолько неожиданно делает шаг ко мне и кладет руки на плечи, что я не успеваю отшатнуться. А теперь уже и не могу. Тяжелые, словно каменные, ладони прочно лежат на плечах, придавливают к полу. От них идет жар. Распространяется по коже, растекается по венам. Я слышу, как сильно стучит сердце, ощущаю, как пересыхают губы от этого жара. Антон, похоже, тоже все это чувствует, потому что неосознанно сжимает меня сильнее, уже причиняя легкую боль. – Может, хватит? А? Ну чего ты такая колючая? Мы же не чужие друг другу…

Да ты даже не представляешь, насколько!

Я стою, смотрю на него, не делая попыток вырваться. У Антона, как у настоящего хищника, реакция на побег однозначная. Еще сильнее сожмет, а то и подтащит ближе к себе, окуная в свой жар, в свой огонь с головой.

Тут-то мне конец и придет. Одно дело – на расстоянии колоть его усмешками и ехидными замечаниями, хамить и холодно смотреть, и совсем другое – когда он вот так, неосознанно подключает телесное. Тот уровень, на котором мы друг друга, кажется, до сих пор идеально чувствуем…

Я сдамся, позволю ему опять окунуть меня в тот сладкий, дурманный омут… Забудусь на время.

На время практики.

А потом я уеду обратно. Он останется здесь, скорее всего, для того, чтоб основательно потоптаться на останках кого-то из руководящего состава… А затем пойдет дальше. Опять по приказу, на следующий объект.

В этот раз мы, скорее всего, обойдемся без «это не ты такая, это я такой».

Но я не обойдусь без расколотого сердца, как бы высокопарно это не звучало.

Потому что, как выяснилось за эти годы, не получается у меня без сердца ложиться в постель. Не умею. Он почему-то не научил…

А сердце… До сих пор к нему тянется.

Вот так, по-дурацки все.

– Уберите… руки… Мне больно.

Я нахожу в себе силы перестать получать удовольствие от тяжести его горячих ладоней и повожу плечами, в попытке высвободиться.

– Клубничка… – Он, наоборот, тянет к себе, опять шумно втягивает воздух у моего виска, – пиздец, как пахнешь… Мне твой запах во сне постоянно… Все эти годы…

Каждое его слово – ударом в сердце. И дрожь в коленях. Черт… Не смогу ведь. Реально не смогу!

– Отпусти… – уже шепчу я, потому что голосовые связки тоже против меня выступают и подводят в самый важный момент, – у меня муж…

– Да нет у тебя никакого мужа, – спокойно говорит он, и это спокойствие на диссонансе с прежним ласковым воркованием придает мне силы.

– Изучали анкету? – едко спрашиваю, бесстрашно глядя в темные глаза, – наводили справки?

И уже жестко веду плечами, высвобождаясь и тут же отходя на пару метров в сторону.

Уф! И дышать сразу легче! Заворожил, инкуб проклятый!

– Изучал, – спокойно соглашается он, – по долгу службы.

Антон отслеживает мои передвижения по комнате, и взгляд его злой и темный. Не понравилось упоминание про мужа.

– Муж есть, – упрямо сжимаю губы, – гражданский. Мы не расписаны.

– Нигде об этом сведений нет. В твоих соцсетях нет упоминаний, на отдых ты ездила в прошлом году с дочкой и семьей подруги. Живешь вдвоем с дочкой. Соседи никакого мужа не видели и не знают. По опросу твоих однокурсников тоже становится понятно, что гражданского мужа нет. И парня нет.

Он перечисляет спокойно, размеренно факты из моей биографии, моей жизни. И от этого я становлюсь еще злее. Понимаю, что у него были все возможности узнать про нас с Сонькой. Всегда. Но сделал он это лишь теперь, когда я появилась на горизонте и заинтересовала его.

Причина его поисков лишь одна. Желание опять затащить меня в постель. Одноразовый, ни к чему не обязывающий секс.

Да, он всегда был честен, и в мои восемнадцать, когда честно заявил, что ничего у нас долго не продлится. И сейчас.

Но вот только я изменилась. И смогла понять себя. Понять, что и в восемнадцать, соглашаясь на временные отношения, я все же хотела, лелеяла внутри, где-то глубоко, мечту о постоянности. О том, что он, мой шикарный мужчина, рассмотрит меня, увидит, насколько я его люблю… И останется со мной.

Мой мужчина не увидел. Не понял. Не остался. Винить в неоправданных ожиданиях надо только себя.

Но это не значит, что сейчас я не отдаю себе отчет в происходящем. И не осознаю, что мне прежний формат не интересен.

Слишком много жизни он отнимает.

А моя жизнь уже мне не принадлежит.

Так что…

– Хорошо. Это ничего не меняет. – Говорю спокойно, признавая его правоту и желая завершить этот изматывающий разговор, – я уже не та восемнадцатилетняя девочка, которой подходили временные связи. Мне это не интересно. Если у вас все, то, пожалуйста… Мне надо отдохнуть.

Антон смотрит на меня прищуренными от злости глазами, катает желваки… Но затем молча подхватывает куртку и идет к двери.

Я жадно разглядываю его широкую спину, напряженный затылок… Уходи уже. Дай мне спокойно дышать.

Но у двери Антон поворачивается, медлит, словно не решаясь заговорить… Но затем, все же спрашивает:

– Скажи… А дочь… Она – моя?

Глава 7

Зубов. Обухом по башке

Знаете, что такое обух? Это такая рукоятка оружия. Обычно топора. Обухом бьют, если хотят оглушить, а не убить. Но тут тоже не гарантия. Бывает, черепушка хрупкая. Или удар сильный.

Вот, как сейчас, например.

Стою, как дурак, как пес, которого выгнали на лютый мороз из теплого дома. И жду милости. Правды.

Хотя, я ее знаю уже, правду эту.

И давно. С полудня, примерно.

Вот как дал себе труд посмотреть возраст дочери Клубнички и сопоставить с нашими отношениями… Недо-отношениями… Кто-то назовет потрахушками. И гарантированно получит от меня в лоб.

Короче говоря, я просмотрел ее анкету, сопоставил… И получил обухом по башке.

Уже второй раз за день, кстати.

Первый раз – аккурат утречком, когда увидел переминающуюся с ноги на ногу, невероятно знакомую, просто до слюноотделения знакомую фигурку… И где? Как раз там, где вообще не ожидал.

Шел, привычно твердо ставя шаг, печатая, так же привычно сохранял невозмутимое выражение лица. А внутри все замерло. Она? Нет? Пусть не она! Сука, пусть не она!

Она.

Стояла, смотрела на меня расширенными глазами-омутами бездонными, в которых утонуть – раз плюнуть, уж мне-то можете поверить! Нырял. Тонул. Так и не выплыл, походу.

И в глазах этих сначала шок, неверие, потом… Узнавание! Узнавание! Губки пухлые, которые я вспоминал до сих пор периодически, раскрылись, и в секунду ошпарила мысль, что сейчас она… Поздоровается. Или… Обнимет? Или просто что-то скажет, как-то выдаст меня…

Но нет.

Молчала, смотрела на меня… Жадно так, что, кажется, Серегин все понял. Ну, или не понял. Он вообще не особо умный парень. Только за фактуру и держал его на воротах.

Клубничка – молодец, ни пол слова о том, что прежде знакомы были.

А по глазам понятно, что в шоке.

Смотрела так, будто привидение увидела.

В принципе, так оно и было.

Из ее города мы с гребанной белобрысой проблемой, за которую я тогда отвечал головой, свалили с шумом и фанфарами.

Устроили типа покушение, чтоб запудрить мозги людям из Москвы.

Может, она видела репортаж… Может, даже поплакала?

В любом случае, я не обещал ей ничего. С самого начала не обещал. И потом – не собирался.

И вот сегодня утром, стоя перед ней, разглядывая ее не менее жадно, чем она меня, я думал о том, что судьба все-таки – сука редкостная.

Особенно, ко мне.

Ну вот зачем она сейчас так со мной? Я же только-только…

С Клубничкой надо было поговорить, и потому я и утащил ее под лестницу, где камеры не добивали.

Ну и поговорил… Так поговорил, что при одном лишь воспоминании в штанах тесно.

И стыдно, если честно.

Потому что не в том я уже возрасте, чтоб так сносило башню.

Мне вообще всего только раз сносило.

Как раз с ней. При прошлой нашей встрече.

Вот как ароматом клубничным в голову шибануло, так и снесло ее к херам. Забыл про задание, про объект охраны – белобрысую стерву, вымотавшую все нервы за полтора года… Увлекся, угрелся.

Свихнулся.

Ну и поплатился потом, чего уж. Объект охраны, оставленная всего на пару дней без внимания, моментально нашла себе защитника, да еще и не одного! И напоролась на снайпера. Хорошо, что все обошлось, и в итоге сложилось правильно. В нашу пользу сложилось.

Но сам факт!

И мой профессиональный проеб!

А все почему? А потому что бес в ребро бьет не только к сорокету у мужиков. Бес в ребро бьет, когда на пути нормального, самодостаточного человека встречается вот такое клубничное безобразие. Клубничная беда. Сносит голову, заволакивает мозг кайфом. И невозможно вырваться, слишком сладко. Так, как никогда в жизни.

Она никем не тронутая была, моя Клубничка. И сама пришла. Сама захотела. Не сказать, что я не сопротивлялся. Сопротивлялся до последнего. Но покажите мне того, кто мог бы отказать такой?

Она пришла… Юбка короткая, ноги длиннющие, гладкие такие, волосы распущенные, волной. Запах, с ног сбивающий. И шепот, такой правильный, с такими словами, которые любому мужику будут сладкими… А, учитывая, что у меня на нее каменно стояло уже несколько дней… Может, святой бы и удержался. Но я не святой.

Ну а потом… Мало что помню. Кайф невероятный, кожу нежную под пальцами, дрожь, шепот лихорадочный. Трусики розовые. Невинные такие.

Ну что тут скажешь? Пиздец мне настал тогда. Полный и окончательный.

И вот сегодня утром все эти картины в голове как появились, так и опять обосновались там прочно. Уже привычно задуривая голову.

Под лестницей я с ней поговорить нормально не смог. Очень сильно хотел трахнуть потому что. Настолько, что себя еле удержал. И видел, главное, что, стоит чуть-чуть нажать… И она согласится. И опять будет марево розовое, клубничное, сладкое до безумия…

А затем одному клиническому идиоту придет пиздец.

Очередной, мать его.

И опять из-за нее.

А этот идиот, между прочим, из прошлого-то еле выплыл.

Потому что в тот раз, несмотря на то, что объект осталась жива и работа моя завершилась вполне удовлетворительно, начальство мое, генерал Савин, за потерю бдительности и мощный проеб с несанкционированным и вынужденным привлечением гражданских лиц к секретной операции, жестко поимел меня в такие места, о которых я и не подозревал даже.

И отправил приходить в себя в одну приятную, а, главное, дружественную южную страну, с пустынями, ядовитыми змеями, скорпионами и приятным во всех отношениях населением, воспринимающим любого белого, как глиняную копилку, набитую баксами. Надо только потрясти, как следует.

Там я весело и плодотворно провел три года своей жизни. И, что характерно, умудрился даже справить героическую нужду, когда нашего посла все-таки решили прихватить местные. Я им выразил решительный протест, а тела потом в песок закопал. И четыре дня выбирался с этим гребанным послом на закорках из пустыни. И не надо спрашивать меня, что мы там жрали и пили.

После этого генерал мне милостиво разрешил вернуться в страну, дал звание, потому что на этом спасенный посол настоял. Хороший мужик оказался. Тяжелый только, как скот.

Но выбил мне благодарность от имени страны за спасение особо ценного кадра.

Надо было видеть, с какой рожей Савин мне подписывал приказ о присвоении очередного звания…

И вот теперь у меня новое задание, хорошее! Это тоже посол бывший постарался. Он теперь МИДе крутая шишка. Удачно я все-таки его спас.

Так вот, спасенный мной мужик настоял, чтоб меня в Москве оставили.

Савин, конечно, поорал, выспросил под полиграфом и сывороткой, чего я там ему такого наплел, что прожженный политик таким добрым стал. Но ничего нового не узнал. Бывают просто нормальные люди, которые помнят добро. Генералу не понять.

Это дело должно было стать определяющим. Это не мое слово, чтоб вы понимали. Это генерал так ругался.

Определяющее, сказал, задание. После него будет приниматься решение.

Я привычно кивнул и поперся работать.

Какое решение, кто его будет принимать и куда меня определять… Да хер его знает. От них никогда ничего в простоте не получишь.

А мне, по сути, и не надо ничего.

Я – простой пес на службе государевой. Привык к этому, ничего другого не видел, да и не особо хочу видеть. Все устраивает, все нравится.

Кроме вот таких моментов… Когда жутко хочется Клубничку. А не укусишь…

Глава 8

Зубов. Башкой по обуху

А знаете, что такое «башкой по обуху»?

Это когда ты, дебила кусок, когда-то, в прошлой жизни наступил себе на горло, яйца, душу… На все, что так некстати шевельнулось при встрече с одной сладкой Клубничкой, решил освободить ее от своего присутствия…

Ну, хотя бы после того, как умудрился феерически налажать. Прекрасно понимая, что влезать в жизнь чистой девочки не стоит, заделался эгоистом и влез.

А потом хватило ума свалить, пока не наделал дел.

И через четыре с половиной года узнать, что дел ты таки наделал.

Вот в такой момент надо разбежаться – и башкой по крепкому обуху! И, желательно, не топора, а чего-нибудь помощнее. Чтоб нормально так попало. И мозги твои тупые через уши вытекли…

Сегодня днем меня такое желание посетило.

Когда анкету смотрел Кати-Клубнички. Возраст дочери ее, Софии… Антоновны… Блять!!! Прикидывал.

Прикидывал, а в глазах темнело. И сердце чего-то болеть начало, да сильно так, муторно. Подумалось, что это будет прикольно, если коня двину прям на рабочем, мать его, месте.

И не увижу, на кого похожа Катина дочь…

Я считал, сбивался, как дурак, прибавлял девять месяцев, и они у меня, суки, не прибавлялись! В итоге, позорник, открыл калькулятор на телефоне…

Ну и все сошлось. По срокам, по крайней мере.

Да и по ощущениям моим диким.

Потому что… Ну не могла Клубничка сразу после меня, после того, что у нас было, прыгнуть в койку к другому. В тот же месяц. Утешиться. Не была она похожа на женщину, утешающуюся подобным образом.

А значит, что?

А значит…

Значит, Зубов, ты – мудила. Тупое, здоровенное бревно. Не зря тебя белобрысая бестолочь, которая теперь Клубничкина подружайка, так обзывала. А еще псиной обзывала, мелкая сучка… Обидно так. Но тоже верно.

Бревно я и псина на службе государевой.

Так радостно свалил за горизонт, оставил свою сладкую Клубничку одну, разгребать то, что наворотил.

И, наверно, не надо даже думать, что в нее не кончал, что шансы невелики… Велики они, шансы.

Потому и Клубничка волком при встрече смотрела. И не шла на нормальное общение.

Обиделась… Имеет право.

Я бы…

Да ну нахер!

Очень сильно хотелось пойти прямо сейчас, вытащить ее из-под Хохловской руки и порасспросить… Вернее, даже не так.

Удостовериться.

Просто лишний раз. Дать возможность самой сказать. Не переть буром, а предоставить свободу выбора. Оповестить об изменении статуса. Ну а потом уже все остальное.

Что именно «остальное» и как договариваться, я не представлял, наивно считая, что буду действовать по ситуации.

Начнет Клубничка морозиться и возмущаться, буду разговаривать.

Начнет отмалчиваться, буду заставлять… Говорить. Применять нестандартные методы. Вернее, стандартные, но на камеры их не применишь.

А значит, надо место найти поспокойнее…

А пока что дать возможность поработать Клубничке. Успокоиться, прийти в себя. Ее тоже нехило так встряхнула наша встреча.

И нет, думать о том, что ее могло бы и не случиться, этой встречи, я не собирался.

Она случилась.

И это хорошо.

Теперь будем работать с тем, что имеется.

Я набрался терпения, загрузился работой по основному профилю. И все ждал, когда Клубничка завершит рабочий день и процокает каблучками по мрамору вестибюля. Выйдет на улицу, направляясь в сторону метро.

А у метро я ее буду ждать. Я и мой служебный гелик.

И вот как назло, когда долго ждешь чего-то, оно происходит в самый неожиданный момент.

Меня отвлекли подчиненные, пришлось спускаться на минус третий, решать вопросы рабочего характера… И всего-то на пятнадцать минут отлучился, а Клубничка успела выкатиться из здания и спелой ягодкой запрыгнуть в метро!

Пришлось еще задержаться, с досады накрячил тех, кто мне помешал в слежке, обрадовал их дополнительными сутками, чтоб не отвлекали начальство от важных дел.

И рванул следом.

Катя могла ехать только в гостиницу, куда Центр селил командировочных.

И я очень надеялся, что она все же там.

И очень надеялся на нормальное развитие беседы.

И зря.

Катя так быстро указала мне на дверь, что я даже и не понял, как развернулся и пошел.

Злой и напряженный.

И только у порога уже нашел в себе силы задать главный вопрос. Получилось водевильно, но – черт! – я не специально. Не умею с женщинами серьезно. Урчать на ушко, соблазняя, говорить глупости, чтоб в койку затащить… Это легко. Это все умеют.

А смотреть в глаза, карие, глубокие, ощущать крышесносный клубничный аромат, ставший, как мне показалось, даже еще насыщенней, понимать, что хочу ее, страшно, дико хочу, как маньяк… И одно, самое маленькое ее движение мне навстречу… И все. Снесет же нас ураганом похленще, чем в первый раз! Там я еще мог сопротивляться. Сейчас – нет.

И отвечать на вопросы… Незаданные, незаданные, сука, вопросы! И не отвечать! Потому что… Нихрена же нет ответов!

Вот это тяжело.

Вот это убивает.

Все силы забирает.

И потому да.

Отправила вон, я развернулся и пошел.

И лишь на пороге…

Катя молчит.

Спиной ощущаю ее горящий взгляд, горький такой, болезненный. Для меня. Потому что – насквозь. До сердца.

Соврет? Правду скажет? Или… Или эта правда будет… Неправильной для меня? И не от меня у нее девочка Софья с отчеством Антоновна…

– Твоя, Зубов.

Пол все-таки дрожит под ногами. И дерево двери подозрительно скрипит… С недоумением перевожу взгляд на свои белые пальцы на ручке. Надо разогнуть. Сломаю же. Собственность Центра…

Разворачиваюсь медленно, как … бревно. Дурацкий Буратино, у которого разом все его гребанные деревянные суставы крошатся, в труху превращаются.

Я ждал этого ответа.

Я высчитывал.

Верил.

Думал пол дня.

И все равно оказываюсь не готов.

Надо поднять глаза, на нее посмотреть. Зубов, ты же мужик. Ты людей убивал, ты не так давно звание получил… Ты спасал хренова посла… Ты до этого… Бляха, столько всего до этого было!!!

Почему ты не можешь поднять свои гребанные глаза и посмотреть на нее?

Я поднимаю.

И смотрю.

И сердце, до этого, кажется, готовое вылететь из груди, неожиданно замирает. Отчетливо так. Пару раз бьется, словно напоминая, что оно тоже живое, не деревянное… И все.

Клубничка смотрит так спокойно, даже без напряга, без претензии. И без слез. И голос у нее ровный.

– Соня – твоя дочь. Ты за этим сюда шел? Узнал? Теперь разворачивайся и иди дальше.

– Нет.

Голос у меня под стать состоянию. Деревянный.

А Клубничка не удивлена нисколько. Выгибает бровь, складывает руки на груди:

– Почему же? Что-то изменилось в вашей жизни?

– Почему ты… Почему… И как вообще…

Молодец, Зубов, пятерка тебе за умение вести переговоры! Гребанный дипломат!

– Как? – Она усмехается, – не знаю. Должно быть, с коленки доползло. Так бывает. А почему не сказала? Так я не в курсе была, куда сообщать. Вы, господин Решетов, тире Зубов, тире… Как вас там сейчас? Каменев? Так вот, вы, господин с многими фамилиями, не потрудились оставить адрес. Телефон. Почту. Абонентский ящик, куда я весточки могла бы слать до востребования. Вы, господин… Черт… Устала перечислять! Просто свалили, рассказав наивной девочке сказочку, потом заставив поверить, что вас пристрелили, а потом… Черт…

Она неожиданно теряет запал, безжизненным тоном выдыхает:

– Я в самом деле очень сильно устала. И не хочу сейчас… разговаривать.

– Хорошо, – мне трудно согласиться, очень трудно перестать быть деревянным големом, но я понимаю, что ей реально нужен отдых, – я за тобой утром заеду.

– Нет.

– Да.

– Нет.

Голос у нее не Клубничкин. В нем нет нежности, мяукающих сладких нот… В нем – железо, сталь, неоднократно закаливаемая. Она может быть хрупкой, если неправильно обрабатывать. Или, наоборот… Сейчас, похоже, второй вариант.

Я тут ничего не добьюсь.

И надо отступить.

– Хорошо, Клубничка, поговорим позже.

– Не называйте меня так.

– Пока, Клубничка.

Выхожу за дверь, и тут же, стоит только оказаться по ту сторону и отойти на пару шагов, ноги перестают держать, а сердце вспоминает, что давненько оно кровь не качало.

Мне одновременно бьет по башке и по ногам, да настолько сильно, что приходится хвататься за стену.

Хватаюсь.

И дышу, пытаясь прийти в себя.

Поворачиваюсь, смотрю на равнодушно запертую дверь. Ничего, Клубничка… Еще поговорим.

А пока что… Пойду-ка я поподробнее ее соцсети изучу. И фото маленькой Софьи Антоновны в обязательном порядке.

Глава 9

Рабочие будни

– Екатерина Михайловна, приятно, очень приятно…

Неуловимый руководитель отдела строения вещества Васильев Евгений Федорович, крепкий, кряжистый дядька с совершенно лысой головой и совершенно пышными усами, жмет мне руку аккуратно, словно опасается раздавить в своей ладони.

– Я вас помню, ваша работа по технологии производства алмазов и ультра-твердых материалов… э-э-э… по меньшей мере интересна… Я бы даже хотел с вами обсудить кое-какие моменты, интересный взгляд…

– Евгений Федорович, – вмешивается Хохлов, – у вас в почте запрос от министерства…

– Ох… Они и до вас добрались, Семен?

– И не просто добрались, Евгений Федорович… Плешь проели.

– Хорошо, тогда откланиваюсь, Екатерина… э-э-э…

– Можно просто Катя, – торопливо поправляю я чудаковатого руководителя, и тот благодарно кивает.

– Да, Катя, откланиваюсь, но не прощаюсь. Интересные у вас идеи, по ультра-твердым особенно…

Он уходит к себе в кабинет, Хохлов смотрит на меня с улыбкой:

– Надо же, запомнил…

– Ох, – непроизвольно трогаю красные от смущения щеки, – я, честно говоря, не ожидала…

– Ну не стоит прибедняться, Катюша, – Хохлов покровительственно кладет ладонь мне на плечо, – я тоже хотел сказать… Не просто так ты тут появилась, Васильев твою работу сразу отметил и мне переслал для ознакомления. Мне понравилось, и я рекомендовал тебя пригласить…

– Спасибо большое, – говорю я искренне, но плечо из-под горячей ладони все же увожу. Как-то не очень это все выглядит…

– Спасибо – это хорошо, – усмехается Хохлов, – но не сходить ли нам, Катюша, на обед? Тут недалеко от метро есть потрясающее кафе…

– Нет, спасибо, я не обедаю, – торопливо отнекиваюсь я, улыбаясь мягко-мягко. И да, глазками не забывая хлопать, – я на диете…

– Да к чему тебе диета? – удивляется Хохлов, – по-моему, у тебя… – тут он выразительно оглядывает мою фигуру, особенно задерживаясь в зоне декольте, совершенно невинного, кстати, да и смотреть-то там не на что, будем честными, – все прекрасно.

– Спасибо большое, – опять хлопаю ресничками, – но всегда хочется еще лучше, правда?

Улыбаюсь, поправляю шаловливый локон за ушко.

– Я лучше еще поработаю, а то столько всего нового…

– Ну да, ну да… – он задумчиво смотрит на экран моего компьютера, где бодро растут графики эксель, – ты – молодец, настоящая трудяжка. Но отдыхать тоже надо. Ты – молодая девушка… Кстати, а парень есть у тебя?

– Нет… – черт! Дохлопалась ресничками! – Я, знаете, учусь все время…

Покраснеть! Мне надо покраснеть! Блин! Первое свидание, первый секс… О! Зубов! Зубов!

Чувствую, как щеки заливает жар, опять смущенно опускаю взгляд. Миссия выполнена!

– Ну надо же и отдыхать…

– У меня диплом, – шепчу тихо, – красный. А все остальное – потом. Когда в аспирантуре буду. А вообще, – тут я поднимаю взгляд на Хохлова, выглядящего так, словно вкусную мороженку на жаре жрет. Блин, еще один кобель похотливый… Ну ничего, мы из этого Евражки сделаем варежку, как любила говорить моя бабуля, – мне так нравится учиться! Это настолько захватывающе! Ничего больше не надо!

Подпускаю в глаза легкой дурнинки, и Хохлов задумчиво скисает.

– Ну да, ну да… Работай, Катюша…

– Спасибо вам! – радостно улыбаюсь, зная, насколько у меня в этот момент придурковато-восторженный взгляд, – я очень рада, что вы меня заметили! Я тут написала еще несколько рефератов, ну просто так, была возможность… Один по производству алмазов в условиях невесомости, а другой – по применению ультра-твердых материалов в сельском хозяйстве… Я была бы рада обсудить с вами, как с опытным старшим товарищем, сложные моменты в моих работах…

Хохлов улыбается уже натянуто и сваливает настолько быстро, что только лысинка ранняя сверкает у дверей.

Я не удерживаюсь и прыскаю тихонько в ладошку.

Но явно своего веселья не выдаю. Это режимный объект, тут запросто могут стоять камеры и прослушка.

Но вообще, забавно…

Не хочет Хохлов обсуждать со мной мои только что придуманные бредовые темы рефератов… И очень серьезные сомнения насчет его рекомендаций по моему нахождению здесь.

Есть ощущение, что он вообще не в теме.

А вот руководитель… Тот да. Помнит тему моей исследовательской работы… Интересно как. Вдохновляюще.

Я возвращаюсь к графикам, прикидывая, как вести себя дальше. Становится понятно, что Хохлов – лишняя ступень, которая может только мешать.

Если я сейчас буду усердствовать, то он, чего доброго, конкуренцию почует… Сегодня удалось прикинуться дурочкой, отбодаться от обеда… А завтра? Может, поскучнее одеваться?

Хотя… Тут я оглядываю свое длинное старушечье платье… Куда уж скучнее?

Я учла все ошибки первого рабочего дня, вырядилась в нечто настолько неброско балахонистое, что придумать более асексуальную вещь сложно.

И все равно, сегодня с утра ловила на себе заинтересованные взгляды парней из охраны, а теперь вот… Хохлов. Первая атака отбита, но война нифига еще не выиграна.

И, самое печальное, каким образом мне показывать свою необходимость и незаменимость, лабильность мышления и фундаментальность знаний руководству, если буфером передо мной руководитель практики?

Надо напрямую с Васильевым общаться… А он у нас в вышних эмпиреях летает…

Раздосадовано смотрю на графики, понимая, что могла бы даже с этим вопросом к нему подойти… Ну в самом деле, я порылась в функционале рабочей сирээмки сегодня. Как и предполагала, там есть прекрасная возможность выстраивания графиков прямо в системе!

Это же такая экономия рабочего времени!

Сейчас я вношу данные в эксель, формирую графики. Потом все это дело гружу в сирээм и там адаптирую. И все отчеты – так же!

То есть, сначала данные собираю в системе, затем вытаскиваю в эксель и делаю отчет! Ну прошлый век же!

Может… Может, поговорить с местным айтишником? Может, я лезу со своим танцем в чужой хоровод? Может, тут что-то есть еще, чего я не вижу?

Захваченная этой мыслью, я решаю выдохнуть, попить чаю, а перед этим сходить в туалет, находящийся в конце коридора.

Выхожу, топаю в нужном направлении…

И сбиваюсь с ноги, потому что прямо навстречу топает, занимая весь проем коридора, здоровенная широкоплечая фигура…

Уф.

Метаться пойманным зайчиком не в моих правилах, а потому выдыхаю, делаю лицо кирпичом и бодро двигаюсь туда, куда наметила.

Холодно кивнуть. Не останавливать взгляд. Не краснеть! Не краснеть!

– Клубничка…

Черт! Миссия «Не краснеть» провалена!

Глава 10

Нерабочие отношения

Моя дочь похожа на мою Клубничку.

Очень похожа. Темноволосая, с длинными кудрями, пухленькая, а на щеках – ямочки.

Она похожа на Клубничку.

А, когда улыбается – на меня. Прямо вылитый я. Словно те фотки, что сгорели в пожаре когда-то, уцелели и теперь кто-то выложил их в сеть.

Я мало чего запомнил, все-таки, двенадцать лет – не тот возраст, когда интересуешься семейным альбомом.

Но была одна фотка, где я, мелкий совсем, года три, наверно, сижу в детской машинке, довольный, лыблюсь во весь рот.

Так вот там моя физиономия очень сильно похожа на личико моей дочери.

Никакого теста ДНК не требуется.

Я смотрю, смотрю, смотрю… Фоток совсем мало, Клубничка не очень любит делиться личным со всеми. И те, что я нахожу, в основном, не на ее странице даже, а на странице ее подружки, Машки.

Той самой Машки, моего белобрысого кошмара, которую я вынужден был пасти плотнее, чем нянька более полутора лет.

Тогда она была похожа на парня, субтильного и очкастого.

А сейчас – нормальная такая девка. И волосы отросли. Правда, в глазах все то же безумие, тут ничего не поменялось, но это уже проблемы ее мужа. Вот уж попал, бедолага. Врагу не пожелаешь такого.

Похоже, что Машка – как раз у Клубнички что-то вроде няньки. Фоток ее с моей дочкой хватает. И вечно они где-то на ходу. То на велике, то на байке, то на самокате, то на лодке посреди реки.

Большой вопрос к Клубничке, какого хера отпускает мою дочь с этой ненормальной девкой?

Но это я потом спрошу.

Надо сначала мосты навести.

В тот бесконечный день, разделивший мою жизнь на до и после, я пришел домой от Клубнички, уже, практически, в нормальном состоянии.

Что ни говори, а особой чувствительностью и прочим бредом, я никогда не страдал. Как-то не вяжется моя деятельность и тонкость чувств.

Так что, пришел в себя быстро.

И, уже буквально через час, изучал в соцсети фотографии своей дочери.

Черт… Звучит как… Моя дочь… Я сидел, разглядывал смешливую мордашку, темные, как у Клубнички, глаза… И все никак не мог поверить, не мог до конца осознать. Буквально вчера у меня – ничего и никого. А сегодня – дочь. Странно так.

Мыслей о том, как мне теперь быть дальше, что делать с этой информацией, я старался не допускать в голову.

В конце концов, здесь от меня зависит много, но не все.

Сначала надо точку зрения Клубнички выяснить.

А, учитывая, что она, судя по всему, не собиралась по доброй воле осчастливливать меня информацией об отцовстве, то точка зрения ее понятна.

Тем не менее, требует выяснения. Люблю определённость, знаете ли.

После этого уже можно думать о том, что делать дальше.

Однозначно только то, что отказываться и прятать голову в песок я не собираюсь.

И эту информацию тоже надо до Клубнички донести.

Хотел бы сказать, что ночь я спал плохо и переживал, но нихрена подобного. Спал я нормально, как и любой, привыкший радоваться возможности нормально закрыть глаза в нормальном безопасном месте, вояка.

Тепло, чисто, скорпион в штаны не заползет и змея за жопу не укусит. Кайф же! Наверно, когда-нибудь привыкну, но точно не в ближайшие год-два.

Утром – обычные дела, разводка, отчеты о ночных происшествиях (их отсутствии), и прочие радости рутины.

В итоге выбрался на этаж Клубнички уже во второй половине дня.

Прикидывал, как зайти. Хохлов свалил в лабораторию, Васильев сидел в кабинете, воюя с Министерством обороны, как раз самое время, чтоб застать девочку одну.

И, как оказалось, очень правильную выбрал стратегию.

Клубничка как раз выходит из кабинета, вскидывает на меня спокойный взгляд темных глаз, немного нервно сжимает сумочку, кивает и нацеливается пройти мимо!

Ну уж нет!

– Клубничка… – голос разбойно хрипит, а Катя вздрагивает. Вкусно так. Сейчас надо ее в переговорку… Там потом камеры почищу.

Двигаюсь ближе, дурея от ее огромных шоколадных глаз…

– Катенька, вы все же решили в кафе? Пойдемте вместе! Клянусь, вам там понравится!

Сука! Откуда ты нарисовался???

– Семен Владимирович, – тут же реагирую на вторжение на мою частную территорию, – я бы хотел побеседовать с Екатериной Михайловной в переговорной.

Хохлов смотрит на меня удивленно, переводит взгляд на Клубничку и, клянусь, облизывается! Облизывается, похотливый скот!

Громадным, просто титаническим усилием воли заставляю себя не сжимать кулаки.

Зубов – ты уже не пацан. Давно уже не пацан. Морды бить на задании нельзя. Тем более, фигурантам. Тем более, еще не доказанным.

– Антон Сергеевич, а что случилось? – Хохлов волнуется и… Кладет руку на хрупкое плечо моей девочки! Оберегает, типа! Сука! Клянусь, я его удавлю сейчас! Тупо удавлю и плевать, что потом будет!

К счастью, Катя соображает явно лучше своего руководителя, потому что шевелит плечиком и выворачивается из-под непрошенной защиты.

– Мне надо уточнить несколько моментов по ее личному делу. Есть вопросы.

– Но… Когда ее кандидатуру одобряли, то вопросов у службы безопасности не возникло…

Ах ты, упорный сукин кот!

Неосознанно сужаю глаза, осматриваю с каменной рожей напряженную, пунцовую Клубничку и недоумевающего Хохлова. И цежу сквозь зубы:

– Проверкой анкет практикантов занимался мой подчиненный, он же упустил Екатерину Михайловну из виду и не подал вовремя запрос на пропуск руководителю ее практики. Он получил взыскание, а я вплотную занялся инспекцией его деятельности. Вопросы не только к Екатерине Михайловне, но и еще к одному сотруднику, из другого корпуса. Сейчас я лично устраняю недочеты. Потому прошу вас, Семен Владимирович…

И вежливо показываю ему направление движения.

А сам смотрю на Катю.

Предупреждающе.

Не открывай сейчас рот, Клубничка.

Сорвусь ведь. Позор будет на мою лысую башку. И на мои пятнадцать лет стажа.

К счастью, Катя опять понимает меня верно. Потому что опускает взгляд и смущенно прикусывает губку.

– Катенька, я вас подожду тогда, вместе пойдем на обед!

Нет, я его все-таки прямо сейчас уебу!

– Спасибо… Семен Владимирович… – мягко мурлычет Катя, – но я уже сказала, что пропущу обед…

Так он не в первый раз предлагает? Ах ты, мерзкое ты мурло! Ну ничего… Ничего!

– Ну хорошо… Катюша, если будут вопросы… И вообще… Вы всегда можете ко мне обратиться.

И смотрит на меня выразительно очень.

Думаешь, что я ее там сожру, что ли?

Правильно, очень правильно думаешь!

– Прошу, Екатерина Михайловна, – очень холодно и достойно указываю, куда идти, киваю Хохлову и тяжело топаю следом за Клубничкой. По пути невольно ведя носом, как хищник, преследующий лань верхним чутьем.

Клубничка сегодня в чем-то длинном и несуразном, непритязательный хвостик темных волос вздрагивает на спине при каждом шаге. А мне хочется толкнуть ее к стене, взять за это хвостик, отогнуть голову так, чтоб было удобней кусать шею.

Пиздец. Хищнические желания, дикие совершенно. И мало мне свойственные.

А тут… Ну реально башню срывает.

Дверь в переговорку учтиво открываю, запускаю Катю, закрываю, не забыв перед этим просканировать коридор. Пусто. Хохлов свалил, почуял все же мою злость.

В кабинете Катя резко разворачивается, хвостик летит, мягко оседая на противоположном плече, глаза горят злобно:

– Что это такое, Зубов? Что ты себе позволяешь, а?

– Что он себе позволяет? – делаю шаг к ней, но Катя стоит, не собираясь поддаваться на мои провокации. Смотрит жестко и неуступчиво.

– Это – мой руководитель практики! Ты что себе возомнил? Я тебе уже сказала, что мы можем общаться здесь только по рабочим вопросам! Эта практика для меня слишком важна, чтоб я ставила ее под угрозу неслужебным… общением с тобой!

– Вот как? Нормально ты с руководителем сдружиться успела, я смотрю! – я говорю вообще не то, что должен. Совершенно не то! Но не могу сдержаться. Она вынуждает! – Когда только успела? На обед вместе ходите, потом куда? В кино? Или эту стадию – к чертям? Можно сразу в койку! Руководитель же!

Teleserial Book