Читать онлайн Русская и советская кавалерия. Русско-японская, Первая Мировая, Гражданская бесплатно
Введение
Как известно, кавалерия (конница) (от лат. caballus — «конь») – это род оружия (род войск), в котором для боевых действий или передвижения использовалась лошадь. Конница прошла долгую эволюцию. На ее развитие наложило отпечаток совершенствование огнестрельного оружия, развитие стратегии, оперативного искусства и тактики. Но в начале 20-го века она продолжала оставаться одним из главных родов войск.
Конница являлась элитой вооруженных сил.
Как отмечал командир 10-го гусарского Ингерманландского полка полковник В. В. Чеславский, с одной стороны, «пехотная дивизия выставляет 16 000 штыков, то есть в десять раз больше кавалерийской. Будучи сильнее количеством, пехота всегда слабее кавалерии качеством, благодаря тому, что по мобилизации в пехоту вливалось 50 % запасных офицеров и солдат, часто престарелых и забывших строй и вообще военную подготовку. Кавалерия же выходила на войну в том же составе, какой был в мирное время.
До войны солдату в пехоте служить было гораздо легче, чем в кавалерии: пехотинец служил на военной службе три года, знал только свою пехотную службу да винтовку; вставал в 6 часов утра, начинал занятие в 8, имел два часа послеобеденного отдыха и в 5 часов вечера уже был свободен.
Кавалерист служил 4 года; кроме специальной и сложной кавалерийской службы, он должен был быть хорошо обучен пешему строю и стрельбе; у него была на руках не только его лошадь, но и лошади отсутствующих: по болезни, в отпуску или в нарядах сослуживцев, которых он обязан кормить и чистить; а всякий знает, как строго и аккуратно смотрели за лошадьми в коннице: их вовремя поили и кормили три раза в день и два раза чистили, так тщательно, пока, проведя белым носовым платком против шерсти, на нем не будет и следа пыли, тогда только лошадь считалась вычищенной; кроме того, чистка седел, амуниции и металлических предметов требовала много времени и кавалерист ежедневно вставал в 4 часа утра, был занят до семи часов вечера, включая и праздники.
Но во время войны роли менялись: пехотинец совершал походы пешком по грязной или снежной дороге, нагруженный тяжелым вьюком, крайне переутомлялся и часто натирал ноги до крови, ночевал зимой в палатках и часто простуживался; за невозможностью подвести вовремя походные кухни часто недоедал.
Кавалеристу было легче: он ехал верхом, свободный от тяжести вьюка, и не так уставал, как пехотинец, всегда ночевал в деревне, меньше сидел в окопах и почти никогда не голодал; даже если кухни опоздают, кавалерист, идя впереди, первым заходит в деревни или города, где всегда можно достать пищу для себя и корм для лошади. Кавалерия имела больше денежных средств, делая экономию на фураже, благодаря чему имела возможность приобрести вовремя для солдата то, что опаздывало доставлять интендантство»1.
Не зря генерал А. Н. Куропаткин писал: «Чего не могла сделать пехота, то сделает кавалерия». Между прочим, эти слова были вызваны следующими обстоятельствами, относящимися к событиям Русско-японской войны: «Осенью 1904 года кавалерия была выдвинута вперед для прикрытия русской армии, идущей от Ляояна к Мукдену. Конный корпус ген. Мищенко, у которого тогда я командовал сотней казаков, занял позицию в центре, пересекая Мандаринскую и железн. дорогу. Против нас японцы заняли весьма важный тактический пункт. Куропаткин решил отобрать эту позицию и приказал Мищенко сделать усиленную рекогносцировку и донести, может ли пехотный корпус выбить японцев из указанной позиции. Сделав рекогносцировку, Мищенко донес, что японцы занимают позицию одной дивизией и что корпусу будет не трудно ее занять. Пришел назначенный корпус, обстрелял японцев артиллерией, пытался наступать, но был японцами отбит и донес, что японцы занимают позицию большими силами и донесение Мищенко неправильно.
Мищенко был вызван в штаб армии, где получил здоровый нагоняй, и вернулся назад очень расстроенный и обиженный. Собрав командиров частей, рассказал, что его обвиняют в ложном донесении, и, чтобы доказать свою правоту, приказал коннице наступать и овладеть позицией. Мы все любили Мищенко и решили его реабилитировать взятием позиции во что бы то ни стало. Одна наша дивизия пошла с фронта, а другая была пущена в обход японского фланга. Японцы не выдержали и отдали нам не только эту позицию, но и вторую, лежащую верстах в трех дальше. После этого и был отдан вышеупомянутый приказ Куропаткина»2.
В Первую мировую и Гражданскую войны боевая деятельность конницы еще в большей степени подтвердила верность куропаткинской оценки.
Кавалерия являлась мобильным родом войск. Она решала важнейшие вопросы, требующие повышенной оперативной подвижности: действовала в прорывах, преследовала противника, выполняла разведывательные и охранные функции, совершала рейды и наносила быстрые и сильные удары.
Здесь следует отметить, что бой начала 20-го века, характерной особенностью которого стала могучая техника, оказал огромное влияние на пехотную и артиллерийскую тактику – серьезно скорректировав как формы тактического построения частей и соединений этих родов войск, так и способы их действий в бою. Применительно к кавалерии техника огневого боя не только изменила тактические формы применения конницы, но и затронула вопрос о роли и значении кавалерии в обстановке современной войны – как на ТВД, так и непосредственно на поле боя.
И специалисты, вместо того чтоб разобраться в сущности появляющейся технической новинки, кидались в крайности – начиная сомневаться в возможностях конницы действовать в обстановке современной войны.
Дальнобойность и скорострельность оружия, проявившаяся в ходе Англо-бурской войны, привела к появлению в 1902 г. ряда статей французского генерала Негрие. Опровергая сформировавшиеся взгляды на задачи и значение кавалерии, генерал писал чуть ли не о превращении конницы в ездящую пехоту. Результат Русско-японской войны также сыграл немалую роль в начавшейся переоценке значения конницы. Превосходство русской конницы над японской не помешало японцам выиграть войну – и это дало повод противникам конницы говорить об уменьшении значения последней в условиях современных боевых действий и вызвало полемику между представителями военно-научной мысли – как в России, так и в Европе.
Так, Бонналь считал, что в грядущей войне армия, обладающая превосходной кавалерией, будет владеть театром военных действий и господствовать над неприятелем. А Кесслер писал, что от качества кавалерии зависит судьба армии. По мнению Ланглуа, новое оружие так увеличивает значение кавалерии, что государства доводят этот род войск до норм, допускаемых конными ресурсами. Данная тенденция обнаруживается перед Первой мировой войной в Германии.
Наряду с упомянутыми авторами и русские авторитеты тех лет – Брусилов, Залесский, Матковский и др. – рассматривали проблему роли и значения кавалерии.
Резюмируя взгляды специалистов, существовавшие до Первой мировой войны относительно применения конницы на ТВД и поле боя, мы увидим, что специалисты учитывали мощь огневой техники, отмечая значение, которое должно было оказать это явление на правильное использование конницы. Ф. Бернгарди в своем труде «Современная война» отмечал, что считает устаревшим тот взгляд, что главная задача конницы заключается в проведении атак, в то время как ведение боя в пешем строю допустимо лишь в крайнем случае. Этот взгляд, как считал специалист, сковывает многофункциональность конницы.
Естественно, что с усовершенствованием оружия, и в особенности с введением пулемета, конные атаки стали возможны лишь в определенной обстановке. Но конница упорствовала, предпочитая искать решающего успеха с помощью конной атаки – причем даже над нерасстроенной пехотой противника (и у русской конницы это хорошо получалось). Но в любом случае практическое обучение конницы отставало от выводов теоретиков.
И во всех армиях ключевых европейских государств (Франции, Германии, Англии, России) вышеупомянутые взгляды военных авторитетов в жизнь не проводились – и тактическое обучение, и организация конницы строились в духе проведения конных атак. Желание сократить время губительного воздействия огнестрельного оружия, пока пики и шашки к нему несутся – быстрота движения, – вот прием, избранный конницей для состязания с пехотой.
Но, несмотря ни на что, мобильный род войск внес более чем существенную лепту в ход событий Первой мировой войны, а для событий Гражданской войны в России именно действия конницы (надлежащим образом сконцентрированной и управляемой) имели решающее значение.
Конница – многофункциональный род войск. Кавалеристы и казаки одинаково успешно действовали в конном и пешем строю, применяли все виды оружия и военной техники, активно взаимодействовали с собратьями по оружию.
В предлагаемой читателю книге мы не ставим перед собой цель досконально рассмотреть вопросы организации (тем более что этому посвящена замечательная работа В. И. Карпеева) и формы оперативного и тактического применения конницы на различных уровнях. Мы кратко формулируем особенности тактического и оперативного применения кавалерии в годы Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн в России, останавливаясь на наиболее интересных аспектах вклада русской конницы в боевые действия указанных военных конфликтов, при этом выделяя специфику кавалерийской борьбы.
Особое внимание уделяем ударной роли конницы в годы Первой мировой войны (до сей поры является недооцененным аспектом применения именно русской конницы), рассматривая кавалерийские атаки в рамках кампании 1914 г. (при Каушене, у Замостья и Дуба, у Ярославице, Городка, Бучача, Хмельников, Колюшек, Ардагана), кампании 1915 г. (у Прасныша, Олешице, Нерадово, Городенки, Баламутовки – Ржавенцев, Шавли, Дубиссе, у Попелян) и кампании 1916 г. (у Юрковца, Волчецка, Рудка-Червище и др.). К слову, ряд архивных материалов (например, описание конной атаки 19-го драгунского архангелогородского полка 18 июля 1915 г. у Грабово) вводится нами в научный оборот впервые.
А затем мы посмотрим на применение конницы в годы Гражданской войны (когда конница переживает ни с чем не сравнимый рост результативности своих действий) и на некоторые интересные аспекты ее применения.
Все в комплексе, мы надеемся, поможет читателю сформировать свое видение того, чем же была отечественная конница в 1-й четверти 20-го века для вооруженных сил и нашей страны в целом.
Глава 1
Конница в русско-японской войне
§ 1. Организация русской конницы
В 1901 г. конница русской армии состояла из 102 полков (12 гвардейских, 54 драгунских и 36 казачьих), из которых 85 входили в 24 дивизии (2 гвардейские, 17 кавалерийских и 5 казачьих) и в 5 отдельных бригад (2 кавалерийские и 3 казачьи). Число действующих эскадронов и сотен в соединениях конницы равнялось 600. Один драгунский и 16 казачьих полков в состав дивизий и бригад не входили3.
В конце 19-го века военное руководство России вернулось к мысли, что для решения конницей более широких задач ее необходимо сводить в более крупные, чем дивизии (усиливавшие армейские корпуса), соединения, и в Варшавском военном округе было начато формирование кавалерийских корпусов. В 1896 г. был образован 1-й кавалерийский корпус, а через год – 2-й. В 1-й корпус вошли 13-я и 14-я кавалерийские дивизии, в состав 2-го корпуса – 15-я кавалерийская и Сводная кавалерийская дивизии (последняя составлена из 3-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии и 3-й отдельной кавалерийской бригады). В 1902 г. 1-й кавалерийский корпус составили 5-я и Сводная кавалерийские дивизии, 2-й кавалерийский корпус – 6-я и 15-я кавалерийские дивизии. Освободившиеся 13-я и 14-я кавалерийские дивизии вошли в 15-й и 5-й армейские корпуса соответственно.
Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. конница применялась ограниченно. Так, для участия в боевых действиях была сформирована Уральская казачья бригада (4-й и 5-й Уральские казачьи полки), Забайкальская казачья дивизия (2-й Верхнеудинский, Читинский, Нерчинский, Аргунский полки Забайкальского казачьего войска), развернуты казачьи дивизии второй очереди: Оренбургская (9, 10, 11 и 12-й Оренбургские казачьи полки), Сибирская (4, 5, 7 и 8-й Сибирские казачьи полки) и 4-я Донская (19, 24, 25 и 26-й Донские казачьи полки). Вскоре Забайкальская и Уральская казачьи бригады были переформированы в Урало-Забайкальскую сводную казачью дивизию. Два конно-инородческих полка (2-й Дагестанский и Терско-Кубанский конные) составили Кавказскую конную бригаду, а три других казачьих полка (1-й Нерчинский Забайкальского казачьего войска, 6-й и 9-й Сибирские) – Приамурскую сводную казачью бригаду. Из полков, входящих в Терскую казачью бригаду и 1-ю Кавказскую казачью дивизию, и Кубанского казачьего полка, находящегося вне дивизий, была составлена Сводная Кавказская казачья дивизия (1 Кизляро-Гребенской и Сунженско-Владикавказский полки Терского, 1 Уманский и Екатеринодарский полки Кубанского казачьего войска). Для усиления 2-й отдельной кавалерийской бригады в нее был включен 10-й конно-артиллерийский дивизион (11-я и 20-я конные батареи).
В ноябре 1904 г. после образования трех Маньчжурских армий конница между ними распределилась следующим образом: 1-я Маньчжурская армия – Уссурийская конная бригада, Сибирская и Забайкальская казачьи дивизии; 2-я Маньчжурская армия – 4-я Донская казачья дивизия, 2-я бригада Оренбургской казачьей дивизии и 2-я отдельная кавалерийская бригада; 3-я Маньчжурская армия – Урало-Забайкальская сводная и Сводная Кавказская казачьи дивизии и Кавказская конная бригада4.
Со второй половины 1904 г. существовала Конная группа, включавшая в себя Урало-Забайкальскую сводную казачью дивизию и Кавказскую конную бригаду. Эта группа дополнялась 2-й отдельной кавалерийской бригадой (декабрь 1904 г.), 4-й Донской (декабрь 1904 г. – февраль 1905 г.) и Сводной Кавказской (март – июль 1905 г.) казачьими дивизиями. В июле 1905 г. Конная группа была преобразована в Сводный кавалерийский корпус – в составе Урало-Забайкальской и Сводной Кавказской казачьих дивизий.
После завершения войны в 1906 г. все второочередные казачьи дивизии, Приамурская казачья и Кавказская конная бригады были расформированы – и вновь собрана в предвоенном составе Уссурийская конная бригада: Приморский драгунский полк, Уссурийский казачий дивизион (Уссурийский казачий полк в мирное время сокращался до дивизиона), 1-й Нерчинский полк Забайкальского казачьего войска и 1-й конно-горный артиллерийский дивизион. Забайкальская казачья бригада была дополнена еще одним полком, и в ее состав вошли 1-й Верхнеудинский, 1-й Читинский и 1-й Аргунский полки Забайкальского казачьего войска и Забайкальский казачий артиллерийский дивизион (1-я и 2-я Забайкальские казачьи батареи). Организационно Уссурийская конная бригада вошла в 1-й Сибирский армейский корпус, а Забайкальская казачья бригада – во 2-й Сибирский армейский корпус. Необходимо отметить, что Забайкальская казачья и Уссурийская конная бригады только на один полк отличались от дивизии. Закаспийская казачья бригада также была близка к дивизии, кроме основного состава из двух полков имея в подчинении прикомандированные Туркменский конный дивизион и две сотни 1-го Астраханского казачьего полка.
В Русско-японской войне повторилась печальная практика Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., когда вместо самостоятельного применения кавалерийских соединений имело место их раздергивание по отрядам. Война не дала поучительных примеров массового использования конницы. Оргвыводом стало упразднение в октябре 1906 г. 1-го и 2-го кавалерийских корпусов (входившие в них кавалерийские дивизии стали входить в армейские корпуса: 4-я и 6-я – в 6-й, 5-я и 14-я – в 5-й, 7-я и 13-я – в 19-й, а 15-я и Сводная – в 15-й). В январе 1907 г. были расформированы Сводный кавалерийский корпус и входившая в него Сводная Кавказская казачья дивизия. Прекратила существование Терская казачья бригада (1-й Сунженско-Владикавказ-ский полк был направлен во 2-ю Кавказскую казачью дивизию, а 1-й Кизляро-Гребенской полк подчинен наказному атаману Терского казачьего войска). Тогда же была расформирована Сводная кавалерийская дивизия (при этом армейские полки вновь составили 3-ю отдельную кавалерийскую, а гвардейские – Отдельную гвардейскую кавалерийскую бригады).
Наконец, в декабре 1907 г. в регулярной кавалерии полкам были возвращены прежние наименования и номера, бывшие у них до реформы 1882 г. После этого в каждой из пятнадцати номерных кавалерийских дивизий вновь имелись драгунский, уланский и гусарский полки, номера которых совпадали с номером дивизии. В Кавказскую кавалерийскую дивизию по-прежнему входили три драгунских полка (16-й драгунский Тверской, 17-й драгунский Нижегородский, 18-й драгунский Северский). Отдельные кавалерийские бригады стали состоять из: 1-я бригада—19-го драгунского Архангелогородского и 16-го гусарского Иркутского полков, 2-я бригада – 17-го Черниговского и 18-го Нежинского гусарских полков, 3-я бригада – 16-го Новоархангельского и 17-го Новомиргородского уланских полков.
Теперь остановимся на формах применения русской конницы и одновременно охарактеризуем наиболее значимые дела последней в Русско-японскую войну.
§ 2. Применение русской конницы
2.1. Стратегические рейды конницы в Русско-японскую войну
В годы Русско-японской войны даже относительно немногочисленной коннице русской действующей армии пришлось в основном бездействовать – благодаря неверному пониманию кавалерийских задач высшим армейским командованием. Во время боев она редко была объединена в одних руках и получала чисто кавалерийские задачи. Вне периодов боев занималась главным образом службой на передовых постах и ближней разведкой.
На левом фланге Маньчжурского ТВД действиям конницы препятствовал гористый и пересеченный характер местности, тогда как на правом, наоборот, условия местности были более благоприятны для широких действий конных масс. Поэтому те немногие чисто кавалерийские задачи, которые получила русская конница, имели целью действия против левого фланга и тыла противника. Таковы два набега (рейда) конных отрядов под командованием генерал-лейтенанта П. И. Мищенко на Инкоу 27 декабря 1904 г. – 2 января 1905 г. и за Факумынь 4—11 мая 1905 г., а также набег летучего отряда полковника Я. Т. Гилленшмидта к Хайченскому мосту 5—10 февраля 1905 г. Кратко их сравним.
Местность театра военных действий (ТВД) представляла собой богатую запасами открытую равнину, но коммуникационная линия японцев (железная дорога) и тыловые учреждения были прикрыты с левого фланга системой р. Ляохе и ее притоков. Реки эти хотя в то время и замерзли, но, имея крутые берега и будучи укреплены от весенних разливов высокими валами, были не везде проходимы. После Инкоуского набега японцы охраняли все броды на р. Ляохе, и во время Хайченского набега пришлось совершить переход через р. Ляохе в настолько болотистом и труднопроходимом месте, что переправа даже не наблюдалась японцами, «местность представляла здесь из себя сплошное болото, еще плохо промерзшее, пришлось спешиться, лошади скользили, падали и проваливались»5.
Во время майского набега условия были более благоприятны, так как больших рек, прикрывающих слева тыл японской армии Ноги, не было. Местность также представляла собой совершенно открытую равнину, переходившую на западе в Монгольскую степь с песчаными барханами, которые способствовали скрытному движению конных масс, а на востоке около г. Факумыня и восточнее первой коммуникационной линии японцев Синминтин – Факумынь местность имела холмистый и пересеченный характер. Пересеченный характер местности не служил препятствием действиям конницы и даже облегчал скрытное движение (прорыв 7 мая 1-го Читинского казачьего полка на Мукден-Факумынскую дорогу).
Набег на Инкоу отряда генерала Мищенко.
В Инкоуский набег конный отряд выступил в составе 69 сотен, 4 конно-охотничьих команд, 4 пеших поршневых (с посаженными на местных лошадей расчетами) и 18 конных орудий и 4 вьючных пулеметов. Кроме того, в состав отряда входил вьючный обоз из 5 транспортов в 1500 вьюков. Вьючение 5 лошадей одним проводником было крайне затруднительно и отнимало много времени. Состав проводников был набран из нестроевых пехотного запаса и представлял из себя недисциплинированную толпу (объяснять присоединение к отряду подобного транспорта возможностью продовольственных затруднений во время набега нельзя, так как задолго до набега информация генерала Телешева и пограничников Ляохейского отряда подтверждала факт, что долины Ляохе и Хунхе изобиловали фуражом).
Рейд полковника Гилленшмидта в годы Русско-японской войны.
Кроме Урало-Забайкальской казачьей дивизии и Кавказской конной бригады, уже входивших в состав отряда генерала Мищенко, 3 полка Донской казачьей дивизии, 3 драгунских полка и конно-охотники прибыли накануне выступления в набег, причем драгуны (2-я отдельная кавалерийская бригада и 4 эскадрона Приморского полка) образовали Сводную дивизию под начальством совершенно незнакомого им генерала А. В. Самсонова. Наконец, на время боя под Инкоу Сборный отряд в 19 сотен (16 отдельных частей и подразделений) был объединен под командованием полковника И. 3. Хоранова, выслужившегося из осетинских милиционеров при генерале М. Д. Скобелеве, – человека храброго, но без общего и военного образования, вся военная карьера которого заключалась в ординарской службе и по линии военно-народного управления.
Майский набег отряда генерала Мищенко.
В майском набеге отряд Мищенко состоял из 45 сотен, 6 орудий и 2 вьючных пулеметов. Причем кроме частей Урало-Забайкалье-кой дивизии и 2 сотен Кавказской конной бригады в состав отряда накануне выступления вошла Сводная Кавказская казачья дивизия, в начале апреля прибывшая с Кавказа. Генерал Мищенко не был знаком с дивизией и ее командованием. Дивизия пришла с очень слабой подготовкой мирного времени; в составе дивизии было 2 полка (1-й Екатеринодарский Кубанского и 1-й Кизляро-Гребенской Терского казачьих войск), не входившие в мирное время в состав дивизии. Соединение не имело боевого опыта.
Конный отряд полковника Гилленшмидта был также сформирован лишь для набега – из 4 сотен (2 сотни 1-го Верхнеудинского Забайкальского казачьего полка, 1 сотня Терско-Кубанского и 1 сотня 2-го Дагестанского полков) хоть и разных полков, но объединенных совместной боевой службой в течение нескольких месяцев в составе конного отряда; забайкальские сотни были одного полка, кавказские – одной бригады. Полковник Гилленшмидт был как бы своим для дагестанцев, верхнеудинцы много слышали про него да, случалось, и действовали вместе. Странным было то, что на сформирование сборного летучего отряда были назначены 2 сотни верхнеудинского полка, так как из всего конного отряда забайкальские лошади, хоть и крепкой породы, были наименее пригодны для быстрых переходов (к тому же надорваны тяжелой службой с первого дня кампании – начиная с похода в Корею; правда, в забайкальские сотни 5—6-рядного состава было добавлено по 2–3 ряда от других сотен полка – на хороших лошадях).
Генерал Мищенко выступил в набег на Инкоу в ореоле легендарной славы, окружавшей его имя. Человек выдающейся храбрости и обаятельности для подчиненных, редкой решительности, стойкости и упорства, он любил бой и увлекал за собой других. Но, к сожалению, не кавалерист, совершенно не знаком с техникой кавалерйской службы и немного стар для ведения мобильного кавалерийского отряда.
Полковник Гилленшмидт был одним из выдающихся кавалерийских наездников-спортсменов, молодым человеком (во время набега ему было около 35 лет), полным здоровья и подвижности, командовавшим перед войной Гвардейской конной батареей, весьма спокойным, уравновешенным и невозмутимым.
Задача, поставленная конному отряду во время Инкоуского набега, заключалась в «уничтожении обозов и запасов японцев; особенному вниманию рекомендовался оклад у станции Инкоу, где, по сведениям лазутчиков, было сосредоточено много запасов; разрешалось взрывать железнодорожные мосты»6. Согласно приказу Мищенко по конному отряду от 29 декабря, он считал главной целью движения ст. Инкоу, которую приказано разрушить7.
Во время майского набега за Факумынь на отряд Мищенко была возложена задача8 «перейти в тыл западной группы японских армий и задержать переход их в наступление, истребляя склады и транспорты и портя пути подвоза, в том числе особенно железную дорогу». Синминтинская железная дорога считалась нейтральной, и запрещалось ее разрушение. «Задержка наступления японцев была важна, дабы иметь время усилиться подходящими укомплектованиями, прибывающими в период с 5 по 20 мая»9.
Отряд полковника Гилленшмидта получил от генерала П. Г.-К. Ренненкампфа (в тот период – начальника кавалерии на правом фланге) приказ, «проникнув в тыл неприятельского расположения, взорвать один из больших железнодорожных мостов на линии Ляоян – Хайчен – Дашичао»10.
Задача, возложенная главнокомандующим во время Инкоуского набега на Мищенко, была по плечу Конному корпусу из более чем 70 эскадронов и сотен при 22 орудиях – в смысле уничтожения обозов и запасов японцев, но «рекомендование особенному вниманию» склада у станции Инкоу было ошибочно, так как привязывало отряд к определенному пункту. Кроме того, в то время Инкоуская гавань замерзла и перестала служить промежуточной базой для японской армии, оперировавшей в Маньчжурии, тем более что после падения Порт-Артура имелся прекрасно оборудованный порт Дальний. Гораздо целесообразнее была идея задерживать наступление японцев на всем Маньчжурском ТВД до подвоза русских подкреплений – воспрепятствовав переброске из-под Порт-Артура дивизий и осадной артиллерии армии Ноги. Именно конный корпус мог эффективно воздействовать на единственную в то время коммуникационную линию левого фланга японских армий – железную дорогу. В его распоряжении были и конные массы, и подрывные партии, и огневые средства.
Наконец, весьма странно, что, собираясь в течение нескольких месяцев направить кавалерию в набег на японский тыл, главнокомандующий генерал Куропаткин решается на это как раз в наименее благоприятное время – когда после падения Порт-Артура началась усиленная железнодорожная перевозка армии Ноги, которая была готова усилить в любом пункте тыла этапные войска.
Наоборот, для воздействия на саму железную дорогу (партиями, которые, скрытно приближаясь к железной дороге, могли работать на повреждение полотна) обстановка была благоприятна – именно вследствие усиленного железнодорожного движения в связи с переброской арми Ноги.
Во время майского набега приказ командующего 2-й армией задержать переход в наступление японских армий в связи с указанием на важность этой задержки до усиления нашей армии подкреплениями, прибывающими 5—20 мая, ставил задачей отряду действия в тылу японских армий в течение 3-недельного периода. Для этого конный отряд был и слишком слаб, и слишком силен. Слишком слаб для того, чтобы, пробившись через завесу, которую японцы могли выставить для прикрытия своей коммуникационной линии, держаться в тылу японских армий в течение длительного срока (японцы могли, пользуясь затишьем на фронте, выставить крупные силы для прикрытия своих флангов и тыла); слишком силен – чтобы незаметно проскакивать через наименее наблюдаемые участки этой завесы.
Характерна телеграмма штаба 2-й армии «считать Синминтинскую железную дорогу нейтральной и не трогать ее», хотя штабу не могло быть неизвестно, что дорога находилась в руках японцев и служила начальным участком коммуникационной линии армии Ноги.
Полковнику Гилленшмидту задачу ставил кавалерийский генерал, известный своими кавалерийскими рейдами еще в китайскую войну. Задача была поставлена ясно и определенно – требовалось уничтожение большого железнодорожного моста. Вместе с тем выбор ближайшей цели – выбор моста – предоставлялся инициативе начальника отряда на большом протяжении железнодорожной линии от Ляояна до Дашичао.
Предвзятая идея о необходимости овладеть усиленно рекомендованной ему станцией Инкоу побудила Мищенко направить отряд на Инкоу. Направление было выбрано кратчайшее – на Калихе – Лидиаза – Ньючжуань, но в данном случае это кратчайшее направление не было таковым, так как проходило вблизи застав, прикрывающих японский тыл с левого фланга и у Уцзятуй – Лидиаза выводило на одну из таких застав и, вызывая необходимость столкновения и задержки движения, фактически являлось более долгим. Движение по правому берегу р. Ляохе на Фудзяза (Фудзячжуанцзы) и Тава (Табятунь), будучи длиннее по числу километров, проходило вдали от японских отрядов и потому было короче по времени. Путь этот силой обстоятельств и был избран при возвращении отряда обратно.
На повреждение железной дороги не было обращено достаточно внимания. После второго дня похода, 28 декабря вечером, были высланы 3 партии силой по 2 сотни 15-рядного состава для взрыва железнодорожных мостов – к мостам у Хайчена и к Дашичао. Партии были составлены из сборных подразделений, в каждую были назначены саперные офицеры. Уже в день атаки Инкоу, почти непосредственно перед выступлением с большого привала штурмующего отряда, был выслан разъезд от колонны полковника Шувалова – для порчи железнодорожного полотна на Инкоуской ветке. Следовало обратить больше внимания на повреждение железной дороги, хотя бы с целью воспрепятствовать подвозу японских подкреплений к Инкоу – цели операции.
В майском набеге определенное направление для движения и действий конного отряда отсутствовало. В первый день движение было направлено на точку в 6 км к западу от г. Кайпина, что, имея в виду присутствие в Кайпине и окрестностях 7-й японской дивизии, выводило отряд в район левого фланга неприятельского расположения. На следующий день движение отряда было направлено в ближний тыл 7-й дивизии; встреченные затруднения в виде отрядов японской пехоты и хунхузов и крайне пересеченной местности заставляли три раза менять направление, каждый раз все южнее, и все три раза неудачно. Неправильный выбор направления заставил потерять еще и третий день марша – вследствие необходимости обхода г. Факумынь, занятого пехотой с артиллерией. Только на четвертый день направление движения на середину этапной линии Шифусы – Факумынь было совершенно верным.
Движение конного отряда на Синминтин было бы несомненно более целесообразно. Хотя разрушение Синминтинской железной дороги и было запрещено дополнительной телеграммой штаба 2-й армии, занятие конным отрядом станции Синминтин фактически прерывало движение по железной дороге, а разрушение больших японских складов у станции Синминтин (промежуточная база) надолго прекращало подвоз к армии Ноги – и этим лишало ее возможности принять участие в общем наступлении.
Как при движении на линию Синминтин – Факумынь, так и прямо к Синминтину было необходимо масштабное производство демонстраций, хотя бы путем выдвижения бригады на линию Кайпин – Факумынь.
У драгун на Тайдзыхе.
Выбор направления движения в Хайченском набеге по правому берегу р. Ляохе на Фудзяза и Тава нельзя не признать совершенно правильным. Выбор перехода через р. Ляохе, тщательно охраняемую японцами, в наиболее труднопроходимом и болотистом месте ночью, вполне соответствовал обстановке. Решение взорвать железнодорожный мост в 5,5 км южнее Хайчена было вызвано «его конструктивными данными и количеством имеющегося пироксилина» и сравнительной удаленностью от Хайчена, где можно было ожидать присутствия довольно сильного гарнизона. Путь от переправы через р. Ляохе к мосту был выбран по пустынной местности между реками Хайченхе и Сяохе, изрытой валами и канавами, минуя деревни, что было вполне целесообразно. Направление движения отряда при возвращени от Тава сравнительно близко от того пути, по которому шли в набег, было неправильно и привело к нежелательному столкновению с японцами, сопровождавшемуся напрасными потерями.
Наиболее важным условием успешности кавалерийского набега была скрытность движения.
О желательности рейда конницы на Инкоу начали говорить после Ляоянского отступления11. В начале ноября главнокомандующий предложил начальникам казачьих дивизий составить доклад о набеге в тыл японского расположения. В середине ноября главнокомандующий произвел смотр конному отряду Мищенко и в речи, произнесенной после смотра, сказал, что отряду скоро предстоит рейд. Перед набегом, «когда начальство еще делало вид, что это секрет, несколько корреспондентов просилось в отряд, чтобы участвовать в набеге».
«С половины декабря, – писал В. Козлов из Мукдена 6 января 1905 г., – о набеге говорили уже более определенно. Числа 22-го уже не было сомнения – генерал Мищенко идет на Инкоу. В день выступления генерала Мищенко в набег пришедший в Мукден с правого фланга китаец говорил французскому миссионеру, что «сегодня вся конница уходит в Инкоу, хотят сжечь все склады».
Само формирование громадного вьючного транспорта и сбор его в Сифонтае для участия в набеге не могли пройти незамеченными со стороны местных китайцев, а значит, стали известны и японцам.
Генерал Оку в приказе по 2-й японской армии еще от 6 (19) ноября 1904 г. § 3 предупреждал, что скоро наступает зимний сезон, удобный для нападения неприятельской кавалерии.
Передвижение частей отряда на сборный пункт в Сифонтай было произведено совершенно открыто: донцы шли вдоль линии передовых постов, поднимая облака пыли; заметив эту пыль, японцы обстреляли ее артиллерией.
У драгун на Тайдзыхе.
Наконец, сам выбор направления движения отряда не удовлетворял, как отмечено выше, условиям скрытности, так как путь отряда проходил вблизи японских застав. Бесцельные бои при встрече с этими заставами также способствовали обнаружению движения конного отряда и присутствия в нем артиллерии (даже против хунхузов вызывалась артиллерия).
У драгун на Тайдзыхе.
Майский набег происходил в тех же условиях – полного отсутствия скрытности. Уже после смотра главнокомандующим Кавказской казачьей дивизии у Гунчжулина 25 апреля стало известно о назначении дивизии в состав конного отряда Мищенко – для действий на правом фланге 2-й армии. 29-го утром дивизия выступила из Бамиенчена, крайнего правого фланга 2-й армии на Гуюши (переправа через р. Дун-Ляохе), оставив весь колесный обоз в Бамиенчене, что ясно указывало местному населению на участие дивизии в дальнем набеге. К вечеру 30 апреля дивизия пришла в Ляоянвопу на границе Монголии, только что занятую в тот день Забайкальской казачьей бригадой после боя с хунхузами и спешенными японскими драгунами. В Ляоянвопу отряд собирался почти на глазах японцев в течение нескольких дней, привлекая на себя внимание японцев высылкой разъездов, стычками с хунхузами и японской кавалерией.
У драгун на Тайдзыхе.
Следовало или идти в набег безостановочно (из Бамиенчена), чтобы не давать японцам ни одного лишнего дня для отдачи соответствующих распоряжений, или же, наоборот, остаться в Ляоянвопу в течение 10–14 дней, чтобы в сборе конного корпуса выступом впереди правого фланга русских армий японцы могли видеть лишь удлинение общего фронта против переброшенной за р. Дун-Ляохе 7-й японской дивизии, занимавшей окрестности Кайпина (такова и была роль конного отряда по возвращении из набега – вплоть до конца кампании). Затем, когда японцы свыклись бы с присутствием конницы впереди их левого фланга и деятельность их тыловых учреждений начала бы нормально функционировать, быстрым налетом наскочить на их коммуникационные линии.
Направление движения конного отряда от Ляоянвопы было выбрано, как отмечено выше, неудачно, так как все время выводило отряд на расположение японских частей, сначала на левый фланг передовой линии, затем в ближний тыл.
У драгун на Тайдзыхе.
Японцы, видимо, ожидали движения конного отряда в обход их левого фланга и действий в тыл. Для них было важно выяснить, куда именно направляется отряд, то есть в ближний или дальний тыл, – и отряд своим движением точно указывал японцам путь и цель действий. По мере движения конного корпуса к югу с целью проникнуть в неприятельский тыл японцы все южнее и южнее выдвигали навстречу небольшие отряды, которые его задерживали. Так, части 49-го резервного пехотного полка, остановившие 7 мая движение отряда на этапную линию армии Ноги Шифусы – Факумынь, заняли позицию в ночь с 7 мая, накануне боя. Прежняя этапная линия японцев от Синминтина на Факумынь была временно закрыта и перенесена по р. Ляохе до Шифусы и дальше по Мукден-Факумынской дороге дней за десять до прихода конного корпуса, что совпадает со временем выступления Кавказской дивизии из Гунчжулина.
У драгун на Тайдзыхе.
О Хайченском набеге заранее никто даже из участников ничего не знал. Накануне выступления, 4 февраля поздно вечером, были вызваны, по словам одного из участников набега подъесаула Елчанинова, к командиру 1-го Верхнеудинского казачьего полка сотенные командиры и от него узнали о назначении от полка экстренно двух сотен «для выполнения весьма трудной задачи». Командиры сотен, которым по жребию предстояло участвовать в операции, тут же получили приказ отправиться в штаб отряда. Только там от начальника отряда генерала Ренненкампфа собравшиеся сотенные командиры во главе с полковником Гилленшмидтом узнали о возложенной на них задаче – взорвать один из железнодорожных мостов. На другой день к 13 часам летучий отряд собрался у штаба конного отряда и выступил в набег – но и тут не только никто из остающихся в отряде, но и участники набега точно не знали об окончательно выбранной цели действий. Эта цель была установлена начальником летучего отряда совместно с офицерами (что нельзя не признать верным, так как в таком рискованном деле каждый из них мог рассчитывать оказаться во главе отряда) лишь в д. Тава – на последней остановке перед нападением на мост.
Наконец, само движение было произведено весьма скрытно – благодаря тому, что в районе расположения противника шли исключительно ночью и без дорог, минуя деревни, а также благодаря быстроте движения и заметанию следов переменой направления из д. Сидякошен на запад, что дало отряду возможность уйти от неприятельских дозоров, следивших за ним в течение первого перехода. Во время продолжительной остановки в д. Тава с 4,5 часов утра до 7 часов вечера 7 февраля были приняты все меры, обеспечившие скрытность: деревня была оцеплена пешими часовыми и весь отряд был спрятан в 4 дворах.