Читать онлайн Предатель, не забирай сына! бесплатно

Предатель, не забирай сына!

Глава 1

Муж задерживался. Уже который день. Раньше он приходил домой с работы к семи как штык, а в последние дни ходил сам не свой. Не нервный, как если бы были проблемы с госпроверками, а взъерошенный, словно что-то бередило его душу.

Понимаю, он большой начальник, на нем огромная ответственность. Само государство обратило внимание на его завод по производству запчастей для автомобилей.

Как назло, я не могла с ним поговорить наедине. Свекровь постоянно крутилась рядом и совала свой нос во все наши дела, будто не давая нам остаться вдвоем специально. И даже заставила нас раздельно спать, якобы муж заденет живот и с ребенком что-то случится.

В сердце снова кольнуло от плохого предчувствия, а очередное сообщение от доброжелателя и вовсе испортило настроение.

“А ты знаешь, где сейчас твой муж, Ульяна?”

Меня бросило в жар. Я отложила телефон и подняла глаза на свекровь, которая всё сидела за обеденным столом, и мне не давая уйти. Низ живота потянуло, я сморщилась, но постаралась ей улыбнуться.

Я точно знала, где мой муж. На работе или по делам. Если нет доверия, то и семьи нет. Замуж я выходила не для того, чтобы сомневаться в муже и донимать ревностью, да и Илья поводов никогда не давал.

Заботливый, любящий, семейный – муж у меня идеальный.

Вот только родственники подкачали.

– Твои манеры оставляют желать лучшего, Ульяна. Сколько я тебе талдычу про то, насколько для Титовых важны манеры, как о стенку горох, – закатила она глаза. – Ты не представляешь, как я сгорала от стыда на приеме у губернатора. Какой позор – перепутать десертную вилку с рыбной. Скажу уж тебе честно, что скрывать? Не подходишь ты моему сыну. Ты уж не обижайся, на правду не обижаются. Говорила я Илье, что дочь шофера – не лучшая партия, но разве мать кто-то слушает в наши времена? Да он и отца не послушал. Признавайся, чем ты его приворожила?

Я молча опустила глаза, скрывая свои эмоции, а я очень злилась. Не нужна была мне ее правда. Уж лучше бы улыбалась в лицо, а за глаза пусть бы меня костерили сколько угодно со своим мужем.

Малыш толкнул меня в живот, и я невольно улыбнулась, но очередное оскорбление от свекрови стерло улыбку напрочь:

– И даже не вздумай ссылаться на свою беременность. Вот я, когда была беременна Ильей, то…

Свекровь продолжала возмущаться, в очередной раз уколов меня моим происхождением. Я ей не понравилась сразу, как только Илья привел меня на официальное знакомство с родителями, ведь я была дочкой шофера Артура Андреевича Титова, главы семейства Титовых.

Папа уже много лет работал шофером в богатой семье, а мама – санитаркой в военном госпитале. Можно сказать, неплохо устроились, по меркам обычных людей. Соседи в нашем дворе даже завидовали родителям.

Но для Титовых мы все были людьми низшего сорта.

Я вот, например, в глазах свекрови была глупым неучем, ведь в свои двадцать находилась в академическом отпуске в университете, где училась на педагогическом. И ее не волновало, что поступила я туда сама, а решение оставить учебу с Ильей мы принимали вместе. Когда я забеременела.

Они хотели для своего сына иную партию, даже присмотрели ему невесту среди своего круга, дочь давних знакомых, но случилась наша с Ильей любовь.

Я надеялась, что, как только они узнают, что я жду наследника, их внука, то смягчатся, но нет. Им было будто всё равно. Никто из них никогда не интересовался, как проходила моя беременность. Отец Ильи пытался спасти свой умирающий бизнес и часто был в отъезде, а мать приехала к нам буквально на днях. О ребенке ничего не спрашивала, словно его не существовало.

Неужели решили с мужем делать вид, что нет у них внука?

Погладила круглый тугой живот, давая понять сыночку, что мама его будет любить несмотря ни на что, даже если бабушка и дедушка не захотят. Мои мама и папа совсем другие. Добрые, участливые, ждут не дождутся, когда рожу внука.

– Еще чаю, Валентина Архиповна?

Я, как обычно, улыбнулась и сделала вид, что меня не задевают ее оскорбления. Давно уверилась, что в этой семье лучшая защита – это показное незнание и глупость. Сперва я, конечно, переживала, но верила, что свекры однажды примут меня и нашего с Ильей сына в семью.

И если бы я защищала себя каждый раз, когда слышу слова о своей плебейской семье, то давно бы свихнулась. Родители Ильи всё равно никогда не будут воспринимать меня как равную, ведь они считают себя элитой.

И пусть бизнес свекра пришел в упадок и он подался в политику, а основной их источник дохода – завод, который выкупил и модернизировал Илья, они не желали признавать того, что мир менялся, а они – нет.

– И чай у тебя невкусный. Ты что, заставляешь прислугу из пакетиков мне его заваривать?

Свекровь прищурилась и поправила на шее дизайнерский яркий платок. Одевалась она всегда стильно, неброско, но какая-нибудь деталь в ее образе всегда приковывала к ней внимание всех гостей на мероприятиях.

– Нет, что вы, Валентина Архиповна, это новый сорт чая прямиком из Китая. Специально для вас заказали.

Обида душила. Ведь я действительно заказала этот дурацкий чай, хотела угодить свекрови.

Настроение испортилось окончательно. Поскорее бы она ушла, как собиралась, к друзьям, но пока это было невозможно. За окном разыгралась непогода и метель, дороги замело, так что она продолжала меня донимать. С того дня, как свекровь поселилась в нашем доме, чтобы по просьбе Ильи присматривать за мной на время беременности, это было ее любимым занятием.

– Ясно. Умеешь ты подлизаться, Ульяна. Ладно, садись тоже со мной, выпей чая, – подвинула она ко мне кружку, и я, пусть и не хотела снова доставлять ей радость “отсутствием” у меня манер, отпила глоток. Чай показался странным, но у меня в целом изменились ощущения от вкуса еды и напитков. После страшного токсикоза, который, к счастью, прошел, пропал аппетит, и если я и ела, то всё казалось невкусным.

– Спасибо.

Я хотела улыбнуться, хоть внутри всё и горело от затаенной обиды и гнева, но в этот момент внизу живота прострелило тягучей неприятной болью. А затем по стулу стала стекать жидкость.

– Чего ты там стонешь? – пренебрежительно глянула она на меня.

– Я… Я рожаю! – крикнула я с надрывом, а затем встала еле-еле, ощущая, как нижнюю часть тела охватывает спазмом.

Нет-нет! Так не должно быть! Роды ведь только через три недели. Неужели с малышом что-то не так?

Глава 2

Свекровь впала в ступор, благо рядом крутилась моя помощница по дому Арина Павловна, ее протеже, от которой я не смогла отказаться. Вся прислуга в доме была подобрана лично ею, и от этого меня тоже коробило, но пока я ничего сделать была не в состоянии. Мое слово не имело в семье веса.

Меня отвели в спальню в ожидании скорой, но ни спустя час, ни спустя два она не приехала. Я всё шарила рукой в поисках телефона, но не находила его. И мне было почему-то так плохо, что даже не могла подняться с кровати. Что там? Веки не могла разлепить. На меня словно положили ватную перину.

– Что случилось, Валентина Архиповна? Скорая скоро будет? – спросила я у нее, чувствуя нарастающую тревогу.

– Нет, девочка, еще нет. Ты потерпи.

Телефон у меня, видимо, забрали, а в доме остались только я, Арина Павловна и свекровь. Не знаю, сколько прошло времени, но мне было так плохо, что я периодически уплывала в темноту, затем возвращалась в реальность снова. Что-то было не так.

– Скажем, что настояла на домашних родах, сама в этом виновата, – послышался голос свекрови. – Сейчас это модно. Многие дома рожают, вот и наша голодранка…

– Думаете, она не выживет? – шепот помощницы по дому.

– Злой рок. Судьба. А наш Илья женится на Кристине, та как раз вот-вот родит. Будет у нас долгожданный внук. Наследник.

Мне не чудится? О какой Кристине они говорят? Не о первой любви моего Ильи, на которой его семья хотела женить его? Помню, как сильно я ревновала, когда он рассказывал мне о своем прошлом, но он ведь убеждал меня, что все его чувства к предавшей его невесте, которая сбежала за границу практически из-под венца, давно умерли. Тогда о чем говорит свекровь?

– Не грех ли это? Может, вызвать всё же скорую или Илье Артуровичу сообщить?

– Замолчи, Арина, – прошипела как змея мать моего мужа. – Не тебе решать за мою семью. Я сама знаю, как лучше.

– Вызовите скорую, я рожаю, – прошептала я в полудреме, но ни встать от слабости, ни крикнуть уже не могла. Впала в лихорадочное забытье.

В бреду мне казалось, что ко мне подошел мой муж Илья, что-то прокричал матери, затем вынес меня и положил к себе в машину. Я будто видела ночные огни города, затем белые стены, а дальше я потеряла сознание. А когда очнулась, то оказалась в одиночной больничной палате. Тронула живот, но его уже не было. И малыша моего рядом не было.

Страх опоясал горло, пульс участился, а затем дверь палаты открылась и вошла медсестра с медикаментами. Молодая, симпатичная, но совершенно неулыбчивая.

– Где мой малыш? Почему его нет рядом со мной?

Я вся дрожала, боясь услышать страшное, но медсестра не спешила меня обнадеживать.

– Ульяна Игоревна, лежите смирно. Мне нужно вколоть вам лекарства.

***

Я то приходила в себя, то впадала в забытье, но мужа рядом так и не обнаруживала. Только санитарки и медсестры отчего-то крутились рядом и о чем-то говорили. Моя палата располагалась напротив сестринского поста, и дверь была открыта. Их бубнеж в моей голове звучал неприятным фоном, пока я вдруг не услышала свою фамилию.

– Представляешь, Ирка, сегодня ночью у одного мужика две бабы рожали. Жена и любовница. Стыд-то какой. Вся больница всё утро сплетничает.

– Да ладно? У кого это? У богача Титова?

– Ага, у него. У одной сын здоровенький родился, а у второй совсем плох, в боксе лежит. Вот не повезло. Бывают же мужики козлы! Мало того, что изменяют, так еще и обоих привозят в одну больницу рожать. И ведь не боится, гад, что жена узнает.

– Думаешь, не знает? Все они, жены богачей, всё прекрасно знают, да терпят ради бабок мужниных. Ты, что ль, Фрося, не терпела бы? Всяко лучше муж гулящий, чем твой пропойца.

– Чей-та пропойца? – возмутилась та. – Он у меня только по праздникам. А ты не стой столбом. Сплетни развела! Нам вдвое больше работать надо, Любка внезапно после ночной смены уволилась. Чего это она? Я так и не поняла, сказала какую-то галиматью, что в другое место переводится. Какое другое? Это же лучший роддом в городе, зарплата приличная.

– И правда странно, Любка же деньги уважает. Да кто ж ее знает, что у нее на уме…

Санитарки мыли полы и что-то продолжали обсуждать у меня над ухом, а я улыбнулась. Надо же, в больнице рожала моя однофамилица. Вот только я сразу же сникла, понимая, что ей, в отличие от меня, не повезло.

Вот мой Илья никогда бы меня так не унизил и не предал, особенно так гнусно. Вот только в сердце занозой засели слова свекрови, пока я была в бреду.

– А наш Илья женится на Кристине, та как раз вот-вот родит. Будет у нас долгожданный внук. Наследник.

Либо это мне почудилось, либо свекровь приняла желаемое за действительное. Да, я знала, что Кристина давно вернулась из-за границы, даже помогала Титовым в бизнесе, у нее была отличная предпринимательская жилка, но у нее был молодой человек, Илья как-то сам об этом обмолвился невзначай. И никакого гнева на его лице я не увидела, оттого и была спокойна.

Когда я пришла в себя в следующий раз, то рядом с моей койкой сидел Илья. Бледный, осунувшийся, обросший щетиной. Меня разбудил его взгляд. Немигающий, какой-то острый и отталкивающий. Словно что-то было не так.

– Илюша? – попыталась я улыбнуться, но мне было всё еще плохо после анестезии. – Как наш сын? Мне ничего не говорят, я так волнуюсь. Он же… С ним ведь всё в порядке?

Мой страх вдруг усилился. Время словно остановилось, сердце замерло, затем стукнуло в груди раз, два, и понеслось. Пульс подскочил аж к горлу, отдаваясь гулом и бешеным стуком в ушах.

– Наш сын? – как-то странно усмехнулся Илья и лишь с холодом в глазах взглянул на мою протянутую руку. Та упала на кровать, так как мышцы мои ослабели, и я прикусила щеку изнутри, чувствуя неладное. – Твой сын родился недоношенным и слабым, Ульяна. Врачи борются за его жизнь, но никаких гарантий не дают.

Его слова, произнесенные таким жестким и непримиримым тоном, подкосили, заставили ртом хватать воздух и ощущать нехватку этого самого кислорода в легких.

– Но… Но этого не должно было случиться, Илюш, врачи ведь сказали, что беременность протекает хорошо, и наш малыш родится в срок. Как так… Я ведь… Я ведь так старалась соблюдать все рекомендации врача, регулярно сдавала анализы… Я… – осеклась, видя, что лицо мужа как было каменным, так таким и осталось. – Где наш сын? Я хочу его увидеть.

– Твой сын под присмотром врачей, – снова зачем-то сделал он акцент на слове “твой”. – Тебе же прописан покой, нельзя вставать. Всё завтра, Ульяна. Я сообщил твоим родителям о произошедшем. У них свои проблемы, – процедил Илья. Я обратила внимание на то, что он говорил о них с затаенным гневом, но выцепила другую важную деталь.

Муж почему-то упорно продолжал называть нашего малыша моим, и это вызывало во мне тревогу. Я не понимала, отчего с ним произошли такие перемены. Неужели…

– Я не понимаю, Илья, – жалобно прошептала я. – Ты винишь меня? Что так вышло? С ним ведь всё будет в порядке. Врачи ведь сделают всё возможное…

Я вроде говорила утвердительно, а будто надеялась, что он скажет да, но этого не происходило.

– Не стоило так настаивать на домашних родах, Ульяна. Могла бы хоть в этом вопросе хотя бы раз послушаться мою мать, – выплюнул Илья и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. – Впрочем, всё это уже неважно. Отдыхай. И не переживай, я все расходы оплачу.

Он резко встал, да так, что стул опрокинулся и с грохотом упал на пол, но он не поднял его, а твердо чеканя шаг направился к выходу. А я осталась лежать, не понимая, к чему была эта оговорка. Не успела я прийти в себя, как он ушел, вот только и дальше лежать я не собиралась.

Я увижу своего малыша прямо сейчас. И плевать мне на рекомендации врачей.

Глава 3

Тем не менее, несмотря на принятое решение, идти мне было тяжело. Я буквально шла по стенке, держась за нее рукой, а второй поддерживала свой всё еще круглый живот. Он не уменьшился, висел подушкой, словно там еще находился ребенок. Я боялась двигаться, вдруг станет хуже или больнее. Вдруг откроется кровотечение. Или какое-то воспаление. Ведь родила я преждевременно…

– Куда вы идете, Титова? – окликнула меня медсестра. – Вам лежать надо.

– Где мой ребенок? Я хочу его увидеть.

– В реанимации, в инкубаторе для недоношенных, я же говорила вам.

– Говорили? – смутилась я и посмотрела на нее умоляюще. – Вы можете меня туда проводить?

– Да вы не дойдете. На коляску садитесь, ладно уж.

Она сжалилась надо мной и посадила в коляску, так что идти, превозмогая боль, мне не пришлось.

Было время подумать над словами Ильи, которые дошли до моего сознания с опозданием.

О каких домашних родах он говорил? Это варварство, на которое я не подписывалась. Я не планировала никаких домашних родов.

Мы же хотели, чтобы Илья присутствовал при родах, договорились с врачом, всё распланировали… Разве я виновата, что ребенок решил родиться так быстро?

И чем дольше я думала, тем быстрее вспоминала то, что происходило во время моего забытья и агонии. Вот только не могла поверить тем догадкам, которые неизбежно возникали. Слишком жестокая правда.

Девушка катила коляску дальше по коридору, пока мы наконец не оказались перед боксом, на который можно было смотреть сквозь стекло.

И там я увидела Илью. Он смотрел на мальчика, который лежал ближе всех. И только после заметила другую фигуру рядом. Чересчур тесно к нему. Это была рыжеволосая женщина, довольно фигуристая и высокая, в белой больничной ночнушке, как у меня, и тапочках. Почему-то пушистых и на каблуках. Такие я видела только в фильмах про красоток времен семидесятых.

Они меня не заметили. А я схватила медсестру за руку, закинув ее наверх, чтобы она остановила движение кресла.

– Когда ты с ней разведешься? – раздался тихий вкрадчивый голос. – Я тебе здорового сына родила. Родного.

Странная оговорка, которая запала мне в душу.

– Замолчи, Крис. Ты знаешь, сейчас не время для развода, – голос Титова. И я поняла, кто прижимался к боку моего мужа.

Илья и Кристина стояли около стеклянной стены, словно они – новоиспеченные родители. Выходит, что так. В этом больше не было сомнений. Ее слова занозой засели в сердце, а я замерла, вслушиваясь в их разговор, который вдребезги расколол мой мир на до и после.

– Илья? – выдохнула я, привлекая его внимание. – У тебя родился еще один ребенок?

Муж обернулся и нахмурился при виде меня. В его глазах ни капли радости. Только хмурые тучи и приговор. Он молчал, но я уже знала ответ.

Санитарки не врали.

У Титова и правда родилось два сына.

Мой. И от Кристины, якобы его бизнес-партнера.

А на деле – бывшей, которую он не забыл.

– Что-то мне нехорошо, – вдруг простонала Кристина и стала заваливаться набок. Илья машинально подхватил ее, взял на руки и отнес к скамье у стены. – Воды…

– Сейчас принесу, Крис, – ответил мой муж и, не глядя на меня, ушел к автоматам.

И как только он отошел на дальнее расстояние, неспособный нас услышать, эта женщина открыла глаза и осклабилась, глядя мне в лицо.

– И кто у нас тут некультурно подслушивает? – прозвучал вдруг ее ехидный голос. – Ты узнала правду. Так даже лучше. Я родила Титовым наследника, а Илье сына. А ты… Ты знай свое место, голодранка.

Голодранка? Почему она называет меня голодранкой?

Я зябко поежилась и уставилась на женщину, которая возвышалась надо мной, хоть и сидела на скамье прямо напротив меня, смотря с презрительным выражением, как будто видит перед собой какую-то падаль или грязь, недостойную касаться ее величественной особы.

И выглядела она как королева. Самая настоящая царственная особа, по какой-то ошибке оказавшаяся в больнице. Да какая из нее роженица?

На ней и простая ночнушка выглядела как нарядное платье, сшитое на заказ лучшим модельером страны.

Гордая осанка. Точеные черты лица. Белоснежная фарфоровая кожа. Красивые раскосые глаза, как у кошки, ярко-изумрудного цвета. Роскошная копна длинных, гладких рыжих волос. Холеная, статная, породистая.

От нее так и исходила аура лоска и богатства.

Для такой, как она, я и правда голодранка. Низший слой общества. Ничтожная букашка, шваль, которая может только обслуживать ее, а не быть равной.

Смотрела на нее, такую здоровую, полную силу и довольства собой, и ощущала себя рухлядью, старой развалиной, использованным мусорным пакетом, который смяли безжалостной рукой и выбросили прочь.

Я в муках родила ребенка и вынуждена была сидеть в кресле-каталке, а она тоже вроде бы родила, но казалось, что приехала с оздоровительного курорта.

– Почему вы оскорбляете меня? Кто вы такая вообще? Кем себя возомнили? Илья – мой муж, – стала я защищаться, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо, но она придавливала меня к земле одним лишь своим холодным взглядом. А ее слова были как острые кинжалы, которые продырявливали мне сердце.

Кинжалы, чье острие было смазано губительным ядом.

– Жена, – высокомерно фыркнула эта гадкая женщина, закатывая глаза, отчего ее изогнутые, черные, густо накрашенные тушью ресницы нереальной длины затрепетали. – Недолго тебе осталось быть его женой. Илья женится на мне, и мы будем воспитывать нашего ребенка. – Она горделиво расправила плечи и удовлетворенно прищурилась, видя, какой эффект произвели ее слова. – А тебя он вышвырнет под зад.

Она продолжала тыкать мне, и меня затрясло от злости. Да какое право она имеет так со мной разговаривать? Мне всё еще не верилось, что то, что я услышала – правда. Она ведь соврала, да? Пусть это будет гнусным враньем, ее больной фантазией, но только не правдой.

– Да как ты смеешь… – выдохнула я, чувствуя, как всё мое тело дрожит – не то от холода, не то от потрясения.

Я силилась встать с кресла. Попыталась опереться на его ручки и поднять свое слабое тело. Мне казалось, что так, стоя, я смогу отвоевать хотя бы немного власти у этой грубой и наглой женщины, которая вдруг решила, что я – никто. Но нет. У меня не получилось подняться, и у меня не получалось владеть этим разговором. Я не умела давать отпор, когда на меня нападали.

И она это знала и вовсю пользовалась этим знанием.

– А что тут непонятного, дурочка? Ты по ошибке оказалась на этом месте. Как там говорят у вас в народе? – насмешливо посмотрела она на меня. – Не по Сеньке шапка? Куда ты полезла со свиным рылом в калашный ряд? Ты только посмотри на себя, – обвела она меня презрительным взглядом и сморщила свой точеный нос, как будто от меня воняло. – Ты же просто ничтожество. Хилая голодранка без манер. И как бедная Валентина Архиповна тебя только терпела? Вечно ты Титовых позорила. Наслышана я об этом. Еще и ребенка нагуляла на стороне. Но ничего, справедливость восторжествовала. А ты займешь теперь свое законное место, как и я – свое.

– Сейчас придет Илья, – вставила я словечко в ее монолог, – он придет и опровергнет эту гнусную ложь. Он не такой, он… – проговорила я то, что показалось лишь утешительной мантрой, но даже договорить мне не дали.

– Ты надеешься, что он скажет тебе что-то другое? У-у-у, бедняжечка, ну до чего же ты наивная дурочка. – Казалось, что она меня сейчас потреплет по щеке, как бездомного щенка. – И где вас таких берут? До сих пор не понимаю, как Илья с тобой спутался. И чем ты его взяла?

Она снова передернула плечом, и ее лицо скривилось от отвращения.

Я просто не могла понять, что она такое говорит.

Почему обрушивает на меня такой поток злословия.

Откуда столько ненависти, презрения? Кто дал ей право сидеть здесь и оскорблять меня? Лезть в мою семью? Утверждать, что скоро этой семьи не станет? Обвинять меня в том, что я нагуляла ребенка? Только сейчас до меня дошло, что она сказала немного ранее.

Она, кажется, и его убедила в моей неверности. Господи, не зря мне показалось странным, что Илья особо выделял фразу “мой ребенок”, когда говорил со мной. Смотрел так холодно, как никогда раньше, цедил слова сквозь зубы и отводил взгляд. Ни капли ласки в его голосе или глазах. Будто я – ничтожество, которое он не желает больше видеть.

Я всё еще никак не могла принять ту правду, которая уже лежала на поверхности. Которую было уже невозможно отрицать. Передо мной были все возможные свидетельства. Мне говорили прямо в лицо, что мой муж меня предал, изменил, что у него родился другой ребенок от чужой женщины.

Она сама кичилась этим. Горделиво выпячивала свой статус любовницы.

Вовсе не выглядела виноватой. Будто это она была законной женой, а не я.

Она определенно не испытывала ни единой крупицы вины.

Наоборот, судя по всему, виноватой почему-то считала меня…

Мой муж почему-то на меня злился.

Он разговаривал со своей любовницей и вовсе не отрицал, что у них родился ребенок.

Здоровый ребенок.

И тут мой воспаленный мозг зацепился за единственно важное обстоятельство.

Во мне завопили, затрубили, заорали сиреной материнские инстинкты.

В мозгу зажглась и замигала ярким, ослепительным светом красная лампочка.

Я словно отбросила всё ненужное, неважное, незначительное на этот момент.

Отодвинула в сторону эту страшную, убивающую меня действительность в виде любовницы моего мужа.

И переключилась на своего ребенка.

– Где мой ребенок? Покажите мне моего ребенка! Что с ним?! – завыла я страшным голосом и попыталась проехать вперед, прокручивая колеса кресла-каталки, но впереди была она, рыжая разлучница, и я, ничего не соображая, врезалась на нее на полной скорости.

– Уберите! Уберите ее! Сумасшедшая! Больная! Илья, она хочет меня убить! – заверещала она так, что у меня заложило уши, резко вскочила и со всей силы отпихнула кресло вместе со мной от себя. Еще и добавила пинка для ускорения.

Я не смогла удержать равновесие и стала заваливаться назад…

Глава 4

Всё было как замедленной съемке. Казалось бы, я должна была сейчас упасть вместе с креслом, но время для меня будто остановилось и текло медленно.

Я видела, какой злобой и удовлетворением блеснули глаза этой Кристины, а затем она стала картинно заваливаться назад.

Хотя только недавно стояла прямо, и я явно не задела ее настолько, чтобы она ударилась сначала о скамью, а затем осела на пол.

Кто-то в это время подхватил мое кресло-каталку, не давая мне упасть, и привел его в вертикальное положение.

– Что здесь происходит? – услышала я жесткий и строгий голос своего мужа.

– Илья, – выдохнула я, поворачиваясь к нему и вцепляясь в ручки.

Он окинул меня быстрым взглядом, и вдруг в его янтарных глазах что-то всколыхнулось.

В его глазах я увидела то самое чувство, которое держало нас вместе. Любовь.

Вот только взгляд его довольно быстро снова стал холодным, а сам он отошел от меня на два шага, словно корил себя за слабость.

Лучше бы он меня ударил. Он так четко продемонстрировал отчуждение, что я вся покрылась коркой льда. Мой когда-то любящий муж походил на неживую статую без чувств.

– Наш сын ведь здесь, в боксе? – вытолкнула из себя слабо, с надеждой.

Ответом мне было молчание. Только в глазах зажегся огонек злобы, а губы мужа крепко сжались.

В этот момент вмешалась Кристина, жалобно постанывая, и протягивала руку, всем видом показывая, что ей плохо.

– Илья, помоги мне. Я не знаю, что нашло на твою жену. Я просто выразила ей соболезнования, что такое произошло с вашим сыном, а она как ненормальная меня во всем обвинила.

Ее жалобному голосу могла позавидовать любая оскароносная актриса.

– Но я же не виновата, Илюш. Помоги мне встать.

Голос у нее был излишне приторный, и я вся сжалась, когда мой муж, мой Илья, подошел к ней, взял на руки и посадил на скамью.

Вот как? Ее, значит, он может трогать, а меня нет? Я же для него словно прокаженная…

Мне бы двинуться с места, но я сидела как прибитая, а внутренности кто-то прокручивал через мясорубку. Смотрела на их сюсюканья, надеясь, что меня не вырвет собственным желудком.

– Илюш, я правда не хотела, чтобы она узнала всё это вот так. Что у нас сыночек здоровенький родился, а у нее, такое горе, больной. Но разве ж я не могу порадоваться нашему ребеночку и привести тебя к боксу посмотреть на него? Я его же только-только с кормления сама принесла сюда. Прости-прости, я такая чувствительная в последнее время. Прости, это моя вина, что Ульяна всё вот так узнала.

Она продолжала щебетать, а Илья стоял молча, глядя при этом на бокс справа от себя. Я повернула голову туда и стала больными глазами смотреть на младенцев, гадая, какой из них его и Кристины. С маниакальным любопытством хотела увидеть плод измены.

– Это правда? – сглотнув, всё же спросила. – Кристина родила от тебя ребенка этой ночью? Ты ведь единственный отец Титов на всю больницу?

Я нервно хохотнула, чувствуя, как сдавливает грудную клетку, и тяжело задышала от того, как резко на меня нахлынули эмоции. Катастрофически не хватало воздуха.

– Теперь ты знаешь, Ульяна. Я хотел сам тебе сказать, но теперь в этом нет нужды.

Его острый, словно бритва, взгляд полоснул меня, заставляя поежиться, и я вся сжалась, понимая, как сильно отрава Кристины пролезла ему в кровь.

Он признал свою измену. Признал ребенка. И вел себя так, будто всё это в порядке вещей. В порядке вещей раскатать меня танком прямо при ней.

– Больше нет нужды? – тихо пробормотала, повторяя за ним. – О чем ты, Илья?

– Теперь ты знаешь, что наши дети родились в один день, – с сарказмом усмехнулся он, словно эта правда доставляла ему садистское удовольствие.

– Зачем ты это постоянно повторяешь? Ты подозреваешь, что я тебе изменя…

Я не договорила, мой голос потонул в громком стоне Кристины.

– Что-то не так, – закричала она, хватаясь за живот. – Позови врача, дорогой, у меня тянет низ живота, между ног липко. Надеюсь, что ничего серьезного.

В этот момент Илья оглянулся по сторонам и, наконец, увидел за моей спиной медсестру, которая как раз подошла ко мне и схватилась за ручки коляски сзади.

– Вы не могли бы разойтись по палатам, роженицы? – упрекнула она нас, намекая на то, что мы устроили сцену прямо в коридоре. – В роддоме должна быть тишина. Вы мешаете другим мамочкам.

– Наш сын, Илья… Возьми его, позаботься о нем, если меня не спасут…

Медсестра куда-то убежала, а после вернулась со своей помощницей, которые помогли стонущей Кристине забраться на каталку.

Девушки занимались любовницей моего мужа, а сами бросали на него взгляды с упреком, одна из них жалостливо улыбнулась мне.

А я, не в силах больше выдержать этот ужас, покатилась в сторону реанимации.

Я сама. Я доберусь до своего сыночка сама.

Я должна увидеть своего малыша. Я не изменяла Илье.

Даже помыслить об этом не могла. Так что я не сомневалась, что там наш ребенок. Но с ним что-то не так. Сердце заболело, душа рвалась к маленькому комочку, который исторгло мое тело. Этот момент я не забуду никогда.

Боль опоясывала тело, я долго не могла родить, тужилась, врачи носились вокруг меня, что-то вкалывали. Просили правильно дышать.

Жалобный писк, как у котенка, оповестил о том, что наш с Ильей сын пришел в этот мир, и только тогда я отключилась.

А теперь все силы бросила на то, чтобы добраться до него.

Встала. Откуда-то взяла ресурс, чтобы подняться. Шатаясь, открыла двери реанимации.

Перед глазами простиралась палата с множеством приборов и датчиков.

И там я увидела своего малыша. Он лежал в инкубаторе, опутанный проводками. Голенький, крошечный, такой несчастный и одинокий.

Мой маленький мальчик, которому так нужна была мама.

Как оказалась возле инкубатора, сама не поняла. Только впилась глазами в синеватое тело, а потом глаза заволокло слезами.

Боже мой, что же с ним? Почему в лучшей больнице города никто из персонала не стоит со мной рядом и не рассказывает мне, что случилось с моим малышом?

А потом сзади раздались шаги.

Я обмерла. В стекле инкубатора увидела силуэт Ильи.

Зачем он пришел?

Глава 5

Но мне не нужен был предатель-муж, мне нужно было дотронуться до своего малыша, и я вцепилась в стекло, но руки лишь скользили по гладкой поверхности, и мне стало так плохо, что я застонала, как от боли. Скрючилась, гордо драло от рыданий, которые я сдерживала, из последних сил стоя на месте ровно и не падая.

Я не знала, можно ли открывать инкубатор, можно ли трогать малыша.

То, что я хотела, было сейчас недостижимо. Невозможно.

Я чуть не выла и не рвала на себе волосы от того, что творилось в моей жизни. Я ничего, ничего вообще не понимала. И никто не собирался мне ничего объяснять.

Я резко развернулась, впиваясь глазами в лицо мужа.

Его здесь быть не должно. А как же Кристина? Ее же отвезли проверить, не открылось ли кровотечение. Теперь он должен быть с ней, а не со мной и ребенком, от которого так легко отказался, заменив на другого. Здорового…

– Зачем ты пришел? – Я просто сипела, а не говорила, и сквозь жуткую обиду прорывалась злость. – Что же ты не стоишь возле своей дорогой Кристиночки? Иди к ней, узнай, что там у нее болит, она же тебя попросила о вашем ребенке побеспокоиться.

– Нам нужно поговорить, – сказал он отчетливо, выглядя не в пример спокойнее меня.

– О чем ты хочешь поговорить, Илья? – Мой голос набирал силу. – Не представляю, о чем мы можем разговаривать в этой ситуации. Хочешь со мной посоветоваться, как вам с любовницей назвать сына? Скажи, тебе хоть каплю стыдно за то, как ты со мной поступил?

– А тебе? – Он выплюнул эти слова, и я вся сжалась от ощутимой ненависти, которой он пылал. – Не тебе изображать жертву, Ульяна. Не тогда, когда за твоей спиной лежит нагулянный на стороне ребенок. Как ты всё это провернула? Делала вид, что беременна от меня, а сама путалась с любовником! А рожать хотела дома? Зачем? Чтобы ребенок умер и тебе не пришлось объясняться, почему он меньше заявленного тобой срока?

От страшных обвинений мне стало еще хуже, чем было, и я прислонилась спиной к инкубатору. Датчики и мониторы тихо-тихо гудели, порой раздавался слабый писк, и в этой тишине я четко услышала, как разбилось мое сердце.

Слова мужа с трудом доходили до меня. Как он может верить в то, что говорит? Ведь я даже в страшном сне не могла представить, что совершу нечто подобное.

Ничего из сказанного не могло ассоциироваться со мной.

– Этот ребенок наш, – вот и всё, что я сказала, и не потому, что хотела оправдаться, а потому, что это была единственная правда, за которую я могла уцепиться. – Я тебе не изменяла, в отличие от тебя, Илья.

Глаза мужа полыхнули сжигающим меня дотла огнем, и стало ясно, что та ниточка, за которую я цеплялась, безнадежно и окончательно оборвалась.

– Не изменяла, значит? – грозно и устрашающе, до пробирающего меня насквозь холода, процедил муж. – Почему же тогда тест ДНК говорит мне обратное?

– Ты сделал тест ДНК?

Да, спрашивать такое – глупость. Но я хотела понять причину. Почему он вдруг усомнился в отцовстве? Такие тесты не делают просто так, да еще и так быстро, когда ребенок не успел еще даже прожить один день.

Разве я давала хоть какой-то маломальский повод? Я же его любила на разрыв аорты! А сейчас… А сейчас поняла, что точно так же ненавижу!

Сам мне изменил! Сам нагулял ребенка на стороне! И в этом не видит ничего криминального! Вместо этого обвиняет меня и прижимает к стенке для расстрела.

– Потому что, дорогая моя жена, твоя измена очевидна. Думала, я не найду телефон?

– Какой еще телефон? – растерялась я.

– Не изображай из себя дурочку! – рыкнул он и двинулся ко мне. Красивые черты лица исказились от гнева.

Мне стало страшно, и я даже пошевелиться не могла, когда он жестко схватил меня за предплечья и приподнял на цыпочки, чтобы быть нос к носу.

– Я нашел тайный телефон, по которому ты переписывалась с любовником. Всё стало очевидно. Чего тебе не хватало, Уль? Чего ты искала на стороне? Зачем меня водила за нос? За дурака считала? Думала, не узнаю?

– Отпусти! – зашипела я и забилась в его руках, перебирая ногами. – Не трогай! Не смей ко мне прикасаться!

– А что? – Илья склонил голову и окинул меня уничтожающим взглядом. – Хочешь, чтобы он тебя трогал? Ты поэтому меня к себе не подпускала? Предпочитала его принимать в постели? Что, он тебя лучше удовлетворял?!

Он затряс меня как безвольную куклу. Грубо. Жестко. Его когда-то нежные руки теперь причиняли боль, а не дарили ласку и любовь. И меня накрывали шквалом черные волны его удушающей, ослепительной, такой ощутимой ревности.

Непонятной! Ведь это он изменил мне!

Он спутался со своей бывшей и сделал ей ребенка!

Так какого черта обвиняет в измене меня?!

Он для меня был первым и единственным! Я даже ни на кого никогда и не смотрела. Кроме Титова, никто для меня не существовал.

А он! Мерзкий предатель!

– А ты поэтому переспал с Кристиной? Оправдал это моей мнимой изменой?

Боже, что с моим голосом? Тихий, надломленный, сиплый. Карканье какое-то.

А Илья вдруг растянул губы в страшной улыбке и рассмеялся. Раньше я никогда не слышала у него такого смеха. Он просто сейчас издевался надо мной. Внутри всё скукожилось от жуткого оскала мужа.

– Мнимой! – цокнул он языком. – Смотришь мне в глаза и врешь. Лживая дрянь.

Его жесткий голос причинял так много боли, что, казалось, она меня утопит.

– Я не изменяла тебе, – выговорила по слогам, – никогда и ни с кем. Ты что-то напутал. Это неправда. Ребенок наш! С тестом что-то не так. Не было никакой измены. И я не понимаю, о каком телефоне ты говоришь.

Он слушал, внимательно смотрел на мои губы и слушал, и мне казалось, что я смогла что-то до него донести. Ведь я говорила истинную правду, а другой не было.

Но Илья лишь разжал руки и отпустил меня, отступил на шаг.

Глаза стали черными воронками, они распространяли только холод и презрение.

Направленные на меня. В груди у меня заболело, а он безжалостно продолжал:

– Я думал, ты признаешься, а ты оказалась еще хуже, чем я думал. Выходит, я совсем тебя не знал. Ты фальшивая насквозь. Денег хотела? Красивой жизни? И даже готова была любовь изображать? Что ж, ты это получишь. И даже не придется больше играть роль любящей жены. Сказка, а не жизнь, правда?

– О чем ты говоришь, Илья?

– О том, дорогая жена, что мне невыгодно сейчас разводиться. Может, ты и хотела сбежать с любовником и облапошить всю мою семью, украв деньги, но ничего у тебя не вышло. Всё остается как есть. Ты продолжишь жить у меня в доме. Развода не жди. Как и хорошего отношения. Ты всё уничтожила.

Глава 6

Я ничего не отвечала и просто мотала головой из стороны в сторону.

Не мне. Мой муж говорит это всё не мне. Не может мой любимый Илья говорить такие мерзости мне. Он что-то не так понял, ошибся. Или меня оклеветали.

Да. Это какое-то недоразумение. Меня оболгали. Придумали что-то нехорошее про меня и внушили Илье.

Так и есть. Это всё неправда, ошибка, ужасное недоразумение.

Я же не такая. Я даже врать не умею. Меня так воспитали, в нашей семье никто никогда друг друга не обманывал. Ведь шила в мешке не утаишь, правда всегда выйдет наружу и всё испортит. Всё станет еще хуже.

Но рта я не раскрыла. Сжала губы и молчала, глядя на того незнакомца, в которого превратился мой муж. Пусть меня оболгали свекровь и Кристина. А я уверена, что действовали они сообща. Пусть…

Но Илья…

Он же даже не дал мне шанса оправдаться, он и слушать не захотел.

Поверил всему самому худшему и тест сделал без согласования со мной. Исподтишка. Чувство гадливости затопило меня целиком.

Я внутренне застонала. А ведь всё это уже неважно, ведь самое главное то, что муж мне изменил. Выбрал себе новую жену. Вернее, он снова вступил в прежние отношения. Видимо, она во всем лучше меня, и ребенок у нее здоровый.

Затошнило. Желчь подобралась близко к горлу. Я отвернулась, рискуя испортить его дорогой костюм, и стала смотреть на своего малыша.

Мой сыночек, мы с тобой папе не нужны. Он и от тебя отказался, и меня растоптал. А я буду с тобой, какой бы тебе ни поставили диагноз.

Я теперь буду жить ради тебя, мы справимся с бедой вместе и всё преодолеем.

– Ульяна!

На требовательный голос мужа я не обернулась. Не хочу его видеть. Слова ему больше не скажу. Хватит. Пусть идет к своей Кристине!

В эту минуту моя душа превратилась в камень.

К счастью, наше уединение нарушили. Долгожданный врач пришел в реанимацию и возмутился, что сюда вошли без спроса.

– Выйдите, – настоятельно сказал Илье высокий молодой мужчина в очках с прозрачной оправой, почти незаметных, и с аккуратной бородой, – здесь могут находиться только роженицы и персонал. А вы даже не в стерильном, в уличной одежде.

Я наблюдала за разговором отстраненно, но, едва Илья после недолгой перепалки вышел за дверь, повернулась к врачу. Прежде я его не видела. Да я вообще толком никого не рассматривала. Не успела прийти в себя после родов, как начался настоящий кошмар, но теперь сосредоточилась, наконец, на ребенке.

– Скажите, что с моим малышом?

– Не переживайте, мамочка. Он просто недоношенный. С ребенком всё в порядке.

– Но почему он в инкубаторе? – всё еще не верила я и допытывалась. – Вы уверены, что он просто недоношенный? Такой маленький. А ведь срок у меня был тридцать семь недель.

– Вы что-то путаете, – нахмурился доктор, проверяя показатели ребенка, – этому новорожденному не более тридцати пяти недель. У него маленький вес, но ничего страшного. И не таких выхаживали, а у вас еще более-менее стандартный случай. Мы просто перестраховываемся. Инкубатор поддерживает оптимальную температуру и влажность. А вам себя беречь надо. Вы зачем по коридорам гуляете в одной ночнушке? Халат у вас есть? Кто вас сюда привел?

– Медсестра, – машинально ответила я и тут же подумала, что девушку могут наказать, – но это я ее упросила. Очень хотела увидеть ребенка.

– Вот увидели. Убедились, что с ним всё в порядке?

Он внимательно посмотрел на меня, а я растерялась от обилия вопросов, рождавшихся в голове. Не могла их не задать.

– А как он будет есть? Ему не холодно? Нельзя надеть что-то потеплее?

Вид ребенка в одном памперсе действовал на меня удручающе. Мне так хотелось взять его на руки, прижать к себе, согреть и дать почувствовать родное тепло.

– Так, мамочка, давайте вы успокоитесь и пойдете в палату, – вздохнул врач, но не устало или нервно, а с пониманием человека, который не раз сталкивался с подобными случаями. – А лучше я довезу вас. Ждите тут. Сейчас схожу за креслом-каталкой.

Дверь реанимации снова распахнулась, доктор отправился за средством передвижения для меня, а я снова замерла возле инкубатора, рассматривая личико сына, его ручки и ножки. Пыталась найти черты, похожие на черты мужа. Может быть, если Илья увидит, что ребенок похож на него, одумается?

Дура, какая я наивная дура. Цепляюсь за пустые, глупые надежды.

Илья от нас отказался. Но зачем он заставляет меня жить с ним?

Зачем это нужно? Я не буду с ним жить. Мама и папа должны мне помочь. Да, денег у нашей семьи немного. Но мы что-то придумаем. Я у Ильи не возьму ни копейки. Не надо мне ничего ни от него, ни от их семейки. Пусть подавятся!

Пока ехала в кресле-каталке, всё думала, и что-то меня беспокоило.

– Скажите, – обратилась к врачу, когда он довез меня до моей двухместной палаты и помог перебраться на постель, – а что нужно, чтобы сделать тест ДНК? Разве не нужно согласие второго супруга?

– Тест ДНК делается любым из родителей, а что? – удивленно воззрился на меня бородатый доктор.

И правда, вопрос от роженицы в первый день после родов мог показаться странным. От смущения я вся покрылась красными пятнами. Кажется, врач не был посвящен в перипетии нашей сложной ситуации. Возможно, это медсестрам и санитаркам любопытно до жути, кто с кем кому изменил и от кого родил, а главный врач отделения занимается исключительно вопросами здоровья своих пациентов.

– Ничего, извините за беспокойство. Когда я снова смогу пойти в реанимацию и кого мне спрашивать об этом?

– Мамочка, вы только что там были, ничего за пять минут с вашим малышом не случится. Отдыхайте, вы же только после родов. Самочувствие матери – залог здоровья ребенка.

Мне хотелось расспросить еще о многом, но врач уже покинул палату. И она погрузилась в жуткую, вязкую, какую-то звенящую пустоту, в которой мне больше ничего не оставалось, как размышлять о том, что произошло.

Думала я до того усиленно, что заработала страшную мигрень, которая свалила меня, как выстрел в упор, и я провалилась в тяжелый сон.

А вырвало меня из него резко. Рядом раздавался жалобный детский плач, словно малыша не покормила мама.

Около моей кровати стояла Кристина. А на руках ее лежал сверток. Ее сын. И моего мужа.

– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!

Глава 7

– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!

Что? Сперва мне показалось, что я ослышалась. Или это жуткий сон.

Наглость, с которой это заявляла мне Кристина, выбила у меня почву из-под ног. Я открыла рот, чтобы высказать всё, что я о ней думаю, но лишь засипела, чувствуя, как отчаянно мне не хватает воздуха.

Часто задышала, отчего грудь заходила ходуном, и я вся налилась кровью, до того сильно горело мое лицо.

– Ты… – выдохнула, пытаясь приподняться.

Лежать, когда Кристина стоит надо мной гордая, с выпрямленной спиной, было физически дискомфортно.

– Чего ты мямлишь? Вставай давай, сейчас я медсестру позову, она возьмет…

Она вдруг замолчала и посмотрела на ребенка, которого неловко держала на вытянутых руках.

– В общем, будет держать младенца, пока ты его кормишь. Последит за тобой. Еще не хватало, чтобы ты из мести что-то сделала с ним.

Я проглотила вязкую слюну, ощущая, как во рту снова скапливается горечь. Кристина стояла передо мной и смотрела на меня с таким видом, словно я по меньшей мере ее служанка.

– Убирайся из моей палаты! Немедленно! Пока я не вызвала охрану! – захрипела я, трясясь от негодования. Села, опираясь на слабые руки.

– Что это пропищало? Неужто голосок у нашей клушки прорезался?

Ее насмешливый, полный издевки голос взвинтил мою злость до максимума.

– От крысы слышу! – процедила я сквозь зубы, не веря, что эти слова летят из моего рта.

– Смотрите-ка, как она заговорила, – цокнула Кристина языком и покачала головой, как в индийских сериалах, – у самой-то рыльце в пушку, а она всё никак не уймется. Да, малыш?

Ее сюсюканье с ребенком было напускным. Она как-то так кривила лицо, что даже младенец заплакал, разразившись громким рыданием. Кристина отшатнулась и вдруг чуть было не уронила его.

Эти секунды, когда она пыталась его удержать, превратились для меня в бесконечные минуты, я оцепенела и даже не могла сдвинуться с места, чтобы не дать этой криворукой уронить ребенка. В животе всё ухнуло, прилипая к позвоночнику, как это бывает, когда спускаешься резко вниз на американских горках.

– Фух, – выдохнула Кристина, не уронив и не покалечив малыша.

Я вся задрожала, и мне так сильно хотелось разреветься, ударить ее, словно она чуть было не угробила моего ребенка. Пусть я и злилась на нее, и ненавидела, но зла малышу не желала. Наоборот, в эту секунду я возненавидела эту грубую женщину еще сильнее. Меньше всего она напоминала любящую мать.

– Вот смотри, теперь он плачет из-за тебя, – фыркнула она, даже не испытывая раскаяния, что из-за нее чуть было не произошла трагедия.

Напротив, она посмотрела на меня с таким презрением, словно это я во всем виновата. А я силилась перебороть в себе желание унять плач малыша, который странно отзывался во мне.

Сердце мое ныло, а грудь набухла, и я знала, что так должно быть, ведь в ней сначала появляется молозиво, а потом и молоко.

К родам я готовилась основательно, читала много статей и всё переживала, что не смогу справиться с кормлением, что малыш не будет брать грудь.

А вон оно как вышло…

Моего сладкого мальчика будут кормить через зонд, а мое молоко хочет забрать любовница мужа для того, чтобы прокормить их с моим мужем сына. Как ее извращенный мозг додумался до такого издевательства? Мало ей того, что отняла моего мужа, настроила его против меня, так еще и унизить хочет.

– Ай-яй-яй, злая тетя тебя кормить не хочет. А мы возьмем и нашему папочке пожалуемся, да? У-тю-тю.

После того, что я видела, ее нежности звучали наигранно, и мне было этого не понять. Как можно так небрежно и наплевательски относиться к своему ребенку, которого ты носила под сердцем девять месяцев, а затем рожала несколько часов?!

Мое сердце сжалось в тисках ребер, и я снова чуть не заплакала, вспоминая своего собственного малыша, который не то что не познал еще материнского молока, но и ее объятий.

Лежал весь худой, слабый, в памперсе, под датчиками. А что, если его памперс полный и медсестры вовремя его не поменяют? А что, если не покормят его, ведь сам он не умеет? А что, если что-то пойдет не так и он не сможет дышать, а рядом не будет никого, кто позовет на помощь?

Все эти мысли атаковали мое сознание разом, и я засуетилась, снова вставая с постели.

Вот только выйти из палаты, чтобы проверить ребенка, я не успела.

В этот момент вошла главная медсестра. Дородная блондинка лет сорока, с короткими волосами под каре. Кристина меж тем вышла в коридор, покачивая на руках заходившегося ором, всего уже красного ребенка.

– Титова? – прищурилась женщина. – Собирайте вещи, мы вас в другую палату переселяем.

– Что? Как это? Но разве моя не оплачена?

Я растерялась, чувствуя себя и без того неважно, а тут такие перемены. Непредвиденные и неприятные. Да еще и крик малыша не давал мне сосредоточиться на разговоре. Меня тянуло взять его на руки и попробовать успокоить, как бы странно это ни звучало. Грудь налилась, переполненная молоком, но я стиснула зубы, не собираясь идти на поводу у капризов Кристины.

– У вас оплачена двухместная палата на сутки, я проверила по документам, – помахала листком перед моим лицом. – Сутки кончились. Мы вас оставили тут, так как было свободно, вошли в ваше положение, но к нам Полякову везут, сами понимаете.

Ничего я не понимала. Медсестра восторженно пропела, будто испытывала перед этой Поляковой пиетет.

– Жена депутата, разве вы не в курсе? – пояснила она, видя мое недоумение.

Но я лишь бездумно кивнула, не вникая в ее слова. И всё никак не могла сообразить. Неужели Илья даже денег на меня пожалел, не мог оплатить одноместную палату, чтобы ко мне никого не подселяли? Уверял же, что всё оплачено.

– А к кому меня переселяют?

– К Михайловской. Роженица из пятой палаты, – кивнула себе за спину. – Скажу тебе по доброте душевной, девчонка – стерва, так что ты это, характер там прояви, а то придется на цыпочках перед ней прыгать.

Михайловская…

Разве это не фамилия…

Меня переселяют в палату к любовнице моего мужа?

Глава 8

– Вы серьезно?

Я опешила и в ужасе посмотрела на медсестру, которая по виду не проявляла ко мне никакого участия. Для нее я была всего лишь обычной пациенткой, каких здесь так много, что они забили палаты под завязку.

– А что такое? – удивилась она. – Есть какие-то проблемы?

Мне хотелось бы объяснить ей, что проблемы есть, да еще какие, что эта девушка – любовница моего мужа, и ребенок тоже его. Но мой рот захлопнулся, я просто не смогла из себя выдавить ни одного звука. Озвучить такой позор было совершенно невозможно.

– Так, я жду, какие могут быть проблемы? – поторопила меня медсестра и закатила глаза с видом, мол, как она устала от капризов богатых пациенток.

Случись это раньше, я бы позвонила Илье и попросила его разобраться с этой ситуацией, но теперь сомневалась, что он меня поддержит. Муж стал врагом, объединился со своей любовницей, и у меня возникла крамольная мысль: а вдруг они это всё подстроили, чтобы я кормила их ребенка? И от этой мысли я пришла в еще больший ужас, хотя думала, что дно уже пробито.

Рот мой запечатался еще сильнее, я словно онемела.

– В любом случае, – вклинилась в мои мысли медсестра. – Я уже не смогу найти вам другую палату, все заняты. Аншлаг какой-то просто! Все решили рожать и повышать демографическую ситуацию именно сегодня!

И она ушла, оставив меня собирать вещи. Ничего не оставалось, как взять их и переместиться к Кристине. Но не для того, чтобы поселиться в ее палате. Я пока не знала, что делать, но решила поговорить с ней, как бы ни было сложно.

Но надо перебороть себя. Надо в принципе бороться за себя, а не давать себя каждый раз в обиду и позволять унижать.

Меня толкала решимость взять реванш. Потому что я устала терпеть безосновательные нападки Михайловской. Увела у меня мужа, а ведет себя как законная жена!

– Я долго буду тебя ждать? – встретила меня упреком Кристина, сидя на кровати вместе с ребенком на руках.

Не знаю уж, как ей удалось его успокоить, но ангелочек мирно спал, не подозревая, какие страсти разгораются рядом с ним.

На этот раз я встала над ней, чтобы верховодить и не чувствовать себя слабее.

– Зачем тебе это? – спросила холодно. – Зачем ты так настаиваешь, чтобы я переехала в твою палату? Это же ты подстроила?

– Я? – передернула она плечами и манерно вздернула подбородок. – Ты дура? Ну да, я подговорила жену депутата, чтобы она рожала именно сегодня и попала в этот родильный дом. Какая ты смешная. У меня, конечно, много знакомств и связей, но не до такой степени, и уж природой я точно управлять не могу.

– Можешь не распинаться, – осадила я ее. Вечно она хвастается своим положением в обществе. Это здесь вообще при чем? – Я не знаю, подстроила или нет, но с тобой в палате я оставаться не буду.

– А куда ты пойдешь? – Она перевела взгляд на дверь, а потом снова на меня. – Идти тебе некуда. Куда ты денешься из роддома? Ты же не можешь бросить своего ребенка.

– Я что-нибудь придумаю. Если что, буду спать в коридоре.

– Тебе никто этого не позволит, – надменно фыркнула она. – Здесь приличное место, хотя кому я это говорю…

Она состроила такую гримасу, что меня всю передернуло.

– Что ты имеешь в виду? – огрызнулась я. – Вот только не надо постоянно указывать мне на мое происхождение. То, что ты родилась в богатой семье с золотой ложкой в зубах, еще ничего не значит. Ты не выше меня. И никто не давал тебе право меня унижать.

– Не выше, – протянула она и откинула голову, хохоча. – Ты такая смешная, – снова повторила свое оскорбление, – как Моська, которая беспомощно кусает могучего слона. Можешь утешать себя мыслями о равенстве, но это всё ерунда. Я выше тебя. Уясни это, голодранка! Ты вообще знаешь, из какой я семьи происхожу? Михайловские еще при царской семье в советниках ходили. Ты можешь таким похвастаться? Знаешь, какое я получила образование? У меня их два!

– Нашла чем гордиться, – усмехнулась я, – наверное, папа купил тебе оба.

– Да что ты понимаешь? Я родилась в приличной семье, меня с детства учили манерам, этикету, иностранным языкам, у меня было несколько гувернеров, я танцевала и пела, и обучалась верховой езде, и рисовала. Я могу поддержать любой разговор на любую тему, я ходила на все выставки в мире, путешествовала, встречалась со знаменитостями и политиками. А ты можешь чем-то подобным похвастаться? Я знаю, кто твои родители! Простой люд!

– Не смей касаться моих родителей и не смей оскорблять меня! Ты просто унижаешь сама себя, кичишься своим богатством, своим происхождением, но зато влезла в чужую семью, этим ты тоже будешь гордиться? – нашлась я чем ее задеть, надеясь, что тут-то она не сможет приписать себе заслуги и умения.

Но Кристина осталась собой.

Она поднялась и молча прошла к прозрачной люльке с подкладом, чтобы положить туда ребенка. Когда она встала, то даже не озаботилась тем, чтобы дать мне время отойти, и по факту просто толкнула. Ее бесцеремонность уже перестала меня удивлять. Я в своей жизни никогда не встречала подобных ей людей.

Как только такая, как она, могла нравиться моему мужу? Она же хамка, грубиянка, хоть и рассказывает про свои манеры. Мне их она точно не продемонстрировала…

Кристина обернулась ко мне и сложила руки на груди. Глаза ее сузились, и она осмотрела меня с ног до головы, словно оценивая. Судя по виду, оценила она меня на минусовую категорию. Ну да, выглядела я неважно, не в пример ей, однако это было меньшее, о чем я сейчас думала.

– А может быть, это ты влезла в чужие отношения? – пропела она, накручивая рыжий локон на палец. – Илья всегда любил только меня, у нас был короткий перерыв, мне надо было подумать и выбрать направление своей жизни, я развивалась, я жила за границей и путешествовала. Искала себя, занималась журналистикой. Ты знаешь, что у меня есть блог с пятью миллионами подписчиков? Я пишу про жизнь богатых и знаменитых. Ты можешь похвастаться чем-то подобным? Что там у тебя? – Она пощелкала пальцами. – Незаконченное высшее. Училка? Нашла чем гордиться.

– Хватит всё грести в одну кучу! – не выдержала я. – Твои заслуги тут ни при чем. Как и твоя семья. Как бы то ни было, Илья – мой законный муж, а ты нагуляла ребенка от женатого человека. Я не знаю, как там, в вашем высшем обществе, является ли это чем-то позорным, но в обычном мире за такое презирают.

– Никто не будет меня презирать, – повела она плечиком. – Какое-то время ты еще будешь женой Ильи, ладно уж, я потерплю тебя. Так надо. Его отец баллотируется в госдуму, скандалы нам пока ни к чему. Но потом мы поженимся и будем воспитывать нашего ребенка, а пока ты будешь присматривать за ним.

– Ты совсем ополоумела, – уставилась я на нее. – Откуда у тебя эти странные мысли, что я буду кормить вашего ребенка? Я тебе что, дойная корова? Может быть, в твоем мире людей ниже положением и считают ниже себя, но вряд ли за такое поведение похвалят твои подписчики.

– Ты что, угрожаешь мне? – взбесилась она. – Быстро ты пришла в себя и стала брыкаться.

– А ты предлагаешь мне плакать в подушку? У меня хороший учитель, – с горькой иронией улыбнулась я. – Вот что, Кристина, я не знаю, что вы задумали с Ильей, но меня в свои планы не впутывайте. Я не буду находиться с тобой в одной палате и не буду кормить твоего ребёнка. Мне даже с тобой разговаривать противно!

– Ой-ой-ой, разговаривать ей противно! Раскудахталась тут! Несчастная побродяжка. Наверное, тебе Илья еще не рассказал, что происходит с твоими родителями? Иначе ты не вела бы себя так борзо, – насмешливо передернула она плечиком, и ее глаза коварно блеснули.

Глава 9

Слова про моих родителей заставили напрячься. Перед глазами возникла пелена ярости, и если бы не ребенок, я бы толкнула любовницу мужа, однако побоялась, что она завалится на бокс и с малышом что-то случится. В отличие от Кристины, у меня было сердце, полное сострадания.

– Закрой свой рот! – процедила я и набычилась. – Я уже сказала тебе, чтобы ты не смела трогать моих родителей. И если Илье есть что сказать мне, мы с мужем сами разберемся и обсудим всё наедине, без твоего вмешательства.

– Без моего вмешательства? Ты слышала такое выражение: ночная кукушка дневную перепоет? Плебейское выражение, так что ты должна его знать.

Слово “плебейское” звучало из ее уст как самое мерзкое оскорбление, но я лишь сжала ладони в кулаки и сдержалась, чтобы не кинуться на Кристину и побить ее. Мне так и хотелось дать ей в глаз или сломать лощеный, явно сделанный пластическим хирургом нос.

– Ты жалкая, – сморщилась я, вздергивая подбородок. Всё, что я могла – это держать лицо. – Влезла в чужую семью и пытаешься всеми силами избавиться от меня, унизить. Это ли не говорит о том, какое у тебя шаткое положение? Боишься, что общественность узнает, какая их любимая блогерша грешница? Разве не твой отец на прошлой неделе пожертвовал в церковь несколько миллионов? Каково будет ему, когда прихожане узнают, какие грехи он таким образом замаливает?

Я попала в ее болевую точку. Кристина прищурилась и часто задышала, отчего ее грудь стала часто подниматься вверх-вниз, но, в отличие от моей, ее сорочка не пропиталась пятнами вокруг сосков, как это было со мной.

– Ничтожество, – прошипела она в итоге и, толкнув меня плечом, вышла из палаты, оставляя ребенка одного.

Меня всё еще шатало, тело одолевала слабость, и я ненадолго присела на вторую кровать в палате. Посижу, приду в себя и отправлюсь на поиски другой палаты. Вот только чем дольше я сидела без движения, тем сильнее меня клонило в сон.

Я и не заметила, как отключилась на голом матрасе, а из сна меня выбросил детский плач. Спросонья я заметалась и увидела своего сына в боксе рядом. Душу затопила нежность, а когда я посмотрела на него, то растаяла.

Его личико было сморщенным и красным от слез и натуги, а ротик искривлен, словно он хныкал уже по меньшей мере несколько часов.

Я сразу же взяла его на руки, присела на кровать и оголила больничную сорочку, желая поскорее накормить ребенка.

Он стал чмокать ртом и двигать головой в поисках желанного молока, а затем успокоился и сладко засопел, дрыгая ножками. Я же с нежностью наблюдала за тем, как он двигает пяточками, пальчиками и губками. Мой сыночек.

Окончательно проснулась я не сразу. А когда опустила глаза, побледнела, понимая, что спросонья перепутала, подумав, что рядом со мной в люльке лежал мой сыночек. Во всем виновато мое глупое сердце, которое отозвалось на жалобный плач, и какой-то неправильный материнский инстинкт, решивший вдруг, что это мой ребенок. Тот, кого я вынашивала почти девять месяцев и которого рожала в муках.

Мою душу затопила горечь, когда я осознала реальность. Я сейчас сижу в палате, которую делю с любовницей своего мужа, кормлю его нагулянного ребенка, пока мой лежит в инкубаторе, а не в боксе с другими детьми, и питается через зонд, в то время как груди его мамы полны молока.

С моей стороны было бы жестоко отнимать грудь у оголодавшего малыша, и я задавила свою ненависть к Кристине глубоко внутрь. Настолько жадно мальчик впился губками в сосок и вцепился пальцами в мою грудь.

Будто его не кормили с самого его рождения. Стало его жаль, ведь его матери не было до него дела. Она шаталась не пойми где, и ее совсем не волновало, что ее ребенок страдает от сосущего чувства голода.

– Твоего ребенка уже перевели из реанимации? – вдруг раздался хриплый голос Ильи.

Я не заметила, что дверь палаты была открыта и на пороге возник мой муж. Его кадык дернулся, а на меня и ребенка он смотрел с какой-то жадностью и агонией, словно не мог насмотреться. Я же поджала губы и оскалилась, чувствуя себя униженной.

– Закрой дверь с той стороны, Илья!

Меня трясло, я посмотрела ему за спину, опасаясь, что прямо сейчас здесь появится Кристина, но ее не было. А Илья не спешил покидать палату. Наоборот, шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.

– Это не твой сын, Ульяна, – догадался он, мгновенно помрачнев. – Что ты делаешь? Немедленно положи его на место. Если с моим сыном что-то случится…!

Угроза дамокловым мечом повисла в воздухе. Я сглотнула, малыш в этот момент оторвался от соска, и я, оскорбленная словами Ильи, положила его обратно в люльку. Старалась не обращать внимания на то, как он цеплялся пальчиками за мою грудь, и отошла, больше на него не глядя. Дура ты, Ульяна. Полная дура.

– Я не такая живодерка, как ты себе вообразил, Илья. Лучше бы за Кристиной, его матерью, следил. Какая из нее мать? Бросила голодного ребенка и убежала на несколько часов не пойми куда. Вот уж о ком тебе стоит переживать, что она угробит твоего сына.

Я сделала акцент на последнем предложении, но старалась не смотреть ему в глаза. Взгляд держала строго на его переносице.

– Тебя это волновать не должно, Ульяна. Следи за собой и не лезь, куда тебя не просят, ясно? Что ты вообще забыла в этой палате? У тебя своя есть.

– Туда поселили жену депутата, Илья. И не нужно притворяться, что это не вы с Кристиной подстроили, чтобы заставить меня кормить вашего сына.

– Что за бред, Ульяна! – рыкнул Илья и сжал ладони в кулаки. – Хватит уже наговаривать на Кристину и нести чепуху! Я не думал, что ты такая.

– Такая? – прищурилась я и выплюнула с горечью. – Какая такая? Договаривай, Илья!

– Продажная, – наконец, признался он и набычился. Глаза его налились кровью, а сам он сделал шаг вперед, буквально нависая надо мной и давя своей тяжелой энергетикой. – Такая же, как твой отец и твой любовник. И не нужно делать такие удивленные глаза невинной овечки. Твой Игорь Соколов украл у нашей семьи три фуры с дорогими деталями этой ночью.

Я замерла, услышав это имя. Игоря я знала с самого детства, он был сыном папиного лучшего армейского друга. Я слышала, конечно, что папа вроде пытался пристроить Игоря куда-то на работу, но никогда не интересовалась, куда и кем. А сейчас…

– Игорь украл ф-фуры? – заикаясь, переспросила я. Весь ужас ситуации был в том, что если за него ручался папа, то Артур Титов, мой свекор, никогда его не простит. И слова Кристины про моих родителей начали обретать особый смысл.

– Так это имя знакомо тебе? Даже отрицать не станешь? Что, бросил тебя женишок? Скажи мне, Ульян, ты хотела с ним сбежать или всю жизнь собиралась выдавать своего нагулыша за моего сына? – хмыкнул Илья, и в его голосе звучало обвинение, будто это я самолично дала Игорю наводку, и тот украл эти злосчастные фуры.

– О чем ты, Илья? – выдохнула я, чувствуя, как ярость и обида распространяются по венам с такой скоростью, что я не успеваю осознать ни одну из этих эмоций. – Что ты несешь?! Я с Игорем последний раз виделась больше года назад!

– Зря ты врешь, Ульяна, – покачал головой Титов и достал из кармана розовый смартфон. Явно не его. – Если бы ты сейчас во всем призналась, я бы смог убедить отца не пускать твоего папашу по этапу, в тюрьме ему несладко придется, но раз ты упорствуешь, то пощады не жди.

– Илья!

– Интересная переписка, однако, ознакомься. Впрочем, ты ведь наизусть должна знать, что писала своему любовничку.

Илья кинул мне небрежно телефон, и я с победным видом взяла его в руки. Вот только улыбка быстро сползла с моего лица.

– Даже обидно, Ульяна. Мне ты никогда не кидала такие откровенные фотки.

Я промолчала, изучая содержимое переписки. А затем замерла, увидев снимки. Это была я. В откровенном белье. И на другом фото – без него. Этого не может быть. Не может!

Глава 10

– Что же ты теперь скажешь, Ульяна? Посмотри на меня. Покажи мне свои лживые глаза и скажи прямо сейчас в лицо, что ты мне не изменяла. Молчишь? – Илья злобно усмехнулся. – Что ты теперь придумаешь в свое оправдание?

Сказать на это мне было нечего. Ледяной голос мужа, словно лезвием, рассекал тишину палаты. Мне хотелось обхватить себя руками, чтобы хотя бы немного согреться, спрятаться от несправедливого гнева своего мужа, ведь он считал меня лживой, а сам не говорил ни слова правды.

– Я впервые вижу этот телефон.

Мне было противно держать розовый гаджет в руках, и я пихнула его мужу.

– Это не мое.

Его лицо исказилось злым оскалом. Телефон так и остался в моих руках. Он не хотел его брать. Лишь смотрел в мои глаза, взглядом требуя объяснений. Тогда я бросила розовую пакость на койку.

– Хочешь сказать, это фотошоп?

– Нет.

Не фотошоп, фотографии реальные.

Даже сейчас мне было стыдно признаваться в том, что я сделала эти откровенные фотографии для него. И хоть однажды эта смелая мысль пришла мне в голову, дальше пары селфи я не зашла. И уж тем более не отправляла эти фотографии никому, даже законному мужу, но они хранились в моем телефоне.

– Значит, ты всё же сделала эти фотографии и отправила их любовнику?!

Чем больше ярился мой муж, тем спокойнее я становилась. Я даже не знала, зачем стояла и разговаривала с ним, ведь он не верил ни единому моему слову.

– Ты уже сам придумал ответ, Илья, и мои объяснения тебе не нужны.

– Хочешь, чтобы я это оставил вот так?! Значит, все-таки признаешься? – гневный поток слов не прекращался.

– Если твою совесть успокаивает то, что я тебе якобы изменила, то пожалуйста, – пожала я плечами, – можешь считать, что я умудрилась изменить тебе под самым твоим носом. Носила чужого ребенка и пыталась избавиться от него. Или что там напели тебе мама и Кристина?

– Кто там что напел? Я сам вижу доказательства! – прошипел муж, напрягая мышцы всего тела. – Ты поплатишься за свою измену!

– А как поплатишься ты, Илья? – смотрела я на него, сузив глаза. – Ситуация патовая, не находишь? Просто отпусти нас с ребенком, я больше ничего не хочу от тебя. Ни знать тебя не хочу, ни видеть. Твоей семье я всегда была не мила. Как ни старалась угодить, всё равно осталась нищебродкой и плебейкой.

– Куда ты собралась, Ульяна? Тебя никто никуда не отпускал. Мы с тобой женаты, если ты не забыла. Никто не считал тебя нищебродкой. Я не считал, иначе бы не женился на тебе. А бредни матери я слушать не собираюсь.

– Зато я наслушалась вдоволь. Больше не хочу. Не хочу иметь ничего общего с вашей семьей. Женись на своей Кристине и будьте счастливы!

– А я и женюсь.

Он сказал это так запросто, словно сообщал о погоде.

Так это правда? Правда…

А на что ты надеялась, Ульяна? На что еще можно надеяться в этой ситуации?

– Вот только пройдет нужное время, разведусь с тобой и женюсь на Михайловской. Но не надейся, что после развода ты сможешь спокойно дышать. Я тебя оставлю без копейки. И работу не сможешь найти. Будешь на улице побираться. Ты никогда не расплатишься за свою измену! А сейчас, когда ты вернешься из роддома домой, я тебе обещаю, твоя жизнь превратится в ад!

Когда-то в глазах мужа была любовь, теперь же они отражали только презрение и гнев. Титов говорил твердо и бескомпромиссно, и я не сомневалась, что он выполнит все свои угрозы. Умолять его было бесполезно, он видит лишь ту правду, которую хочет видеть. И пусть его обманули и всё это подстроили, с него это не снимает вины. Как и не отменяет измены…

– Значит, тебе можно, а мне нельзя?

Он дернулся, словно я со всего размаху дала ему хлесткую пощечину. Наверняка он думал, что я начну выгораживать себя, оправдываться, убеждать его, что я не изменяла, но я этого делать не стала. Решила сохранить хоть каплю гордости. Возможно, тем самым подтверждая свою виновность в глазах мужа.

– Нет, тебе нельзя, – скрипнул он зубами, яростно дыша через ноздри. – Я мужчина, и у меня есть свои потребности.

– Ты сам себя слышишь? Мне кажется, я совсем тебя не знала, Илья.

– Взаимно, – рыкнул он, – та Ульяна, которую я любил, никогда бы не раздвинула ноги перед…

– Хватит, Илья!

Слушать его было невыносимо, терпеть унижение, его гадкие оскорбления. Я всё еще была слаба и стояла покачиваясь, в надежде, что весь этот ужас прекратится.

– Ты мне будешь говорить, когда хватит, а когда нет? – ощерился он, со злостью глядя мне в глаза. – Ты больше ничего не решаешь. Ты обнулила наш брак своей изменой. Теперь это просто временный договор, по которому ты будешь ширмой для общественности. Скандалы нам сейчас ни к чему. Если захочешь взбрыкнуть, своего ублюдка не увидишь, а отец твой пойдет на нары. Это ясно?

– Ты запрешь меня дома и заставишь смотреть, как ты и она…

– Считай, что делаю тебе поблажку. Мне придется видеть плод твоей измены и терпеть финансовые потери из-за твоего любовника. Дом большой, нам всем хватит места.

– Ты поселишь Кристину с нами? – выговорила я, чувствуя внутри один лишь холодящий душу ужас.

Илья пожал плечами, словно не видел ничего странного в этой ситуации.

– Она же мать моего ребенка, а ты как думала?

Можно ли возненавидеть того, кого любила всем сердцем?

Можно – если этот человек превратился в монстра.

Тот, кто любил, никогда бы не произнес такие слова. Выходит, Илья никогда и не любил меня. Зачем он вообще на мне женился, раз потянулся к Кристине, едва она вернулась из-за границы? Поманила наманикюренным пальчиком, а мой муж и пошел, как зачарованный.

В таких случаях жены спрашивают: чем она лучше меня? Я же знала, что Кристина лучше, ярче, статуснее и красивее.

Они с Ильей стоят друг друга. Подлые и беспринципные.

У меня нет никаких шансов, чтобы им противостоять. Ради отца и ребенка я вынуждена оставаться в плену у этих жестоких людей. Что же мне делать? Как мне спастись? Неужели мне не у кого просить помощи?

Мама, мамочка, как же ты была права, когда отговаривала меня от этого брака.

Глава 11

В тот же день по моему настоянию меня перевели в общую четырехместную палату. Здание платной клиники примыкало к обычному роддому, туда я и попросилась. Думала, не отпустят и все врачи и медсестры в сговоре с Титовым и его любовницей, но, как ни странно, мне позволили переехать.

По общему коридору, который объединял здания, я могла ходить к сыночку.

В палате было тесновато. Конечно, это не то же самое, что двухместная, но всяко лучше, чем жить в одной палате с Кристиной, которая относилась ко мне словно к служанке.

Любовницу мужа я больше не видела, она как ушла налаживать контакты с женой депутата Полякова, так про меня словно бы и забыла.

Я была слишком слаба, чтобы каждый день парировать ее остроты и выслушивать, какая я никчемная. Я не собиралась давать себя в обиду, но хотела сосредоточиться совершенно на другом. Мой ребенок. Вот что важно.

Кристину вскоре выписали, и я не удержалась, смотрела на выписку из окна. Увидела, как свекор со свекровью подъехали к больнице с огромным букетом и конвертами, которые Валентина Архиповна держала в руках. Видимо, благодарность врачам и медсестрам.

Машина была украшена шарами и надписями. “Спасибо за внука”. “С новорожденным”.

Стало горько, и я сглотнула комок горечи, чувствуя, как болит сердце.

На их лицах сияли улыбки, а затем из здания вышли Илья с Кристиной. На руках моего мужа лежал белый сверток, там мирно спал их малыш. Тот самый, которого я кормила спросонья грудью.

– Закрой окно, Ульяна! Дует, – произнесла одна из моих соседок по палате, и я прикрыла, чтобы не продуло детей, которых им принесли на кормление.

Я старалась уходить из палаты, когда они кормили детей грудью или смесью, слишком больно было смотреть, слонялась по коридорам, едва сдерживая слезы.

Бросила последний взгляд в окно.

В этот момент вся семья Титовых встала в ряд, чтобы сделать фото на память.

Вскоре они все уехали, а я осталась стоять на месте и смотреть им вслед. В груди кололо, а на глаза навернулись слезы. Свекровь со свекром так ни разу и не пришли ни ко мне, ни к моему ребенку. С того раза, когда Илья застал меня в палате Кристины, кормящей их малыша, он больше со мной не разговаривал, а в реанимации, где лежал наш сын, я его не видела.

Когда же его, наконец, перевели в обычный бокс для доношенных новорожденных, радоваться его появлению там я пришла одна. Как только Кристину выписали, Илья не появлялся в больнице, и я осталась лежать без связи с внешним миром, не представляя, что мне делать дальше.

Соседки в палате сменялись одна за другой, я не успевала их запоминать, они меня сторонились, ведь сами фонтанировали счастьем, от меня же фонило горем и трагедией. Лишь одна из них, пухленькая Олеся, мама трех деток, которая родила четвертого, проявила ко мне участие и по секрету рассказала, что у нее тоже один ребенок родился недоношенным, но сейчас у него всё хорошо.

Она поделилась со мной нитками и спицами и научила вязать. Чтобы занять руки, я связала малышу желтые пинетки и белую кофточку. Даже получилось надеть на него пинеточки, в них он смотрелся очень трогательно, мой сладкий малыш, который был нужен только маме.

Телефон мне никто не вернул, и я не знала, как связаться с родителями, пока в один из дней не столкнулась в отделении с их соседкой по даче, Ириной Фёдоровной Павелецкой.

– Ульяна? А ты что тут делаешь? Неужто уже родила? – улыбнулась при виде меня эта подкрашивающая хной седину пожилая женщина. – Ну рассказывай, богатыря небось, в Илью пошел? Он-то у тебя мужик крупный, косая сажень в плечах.

Я прикусила губу и неопределенно кивнула, не собираясь вдаваться в подробности перипетий моей неудавшейся семейной жизни.

– Ирина Фёдоровна, а у вас нет номеров моих родителей? У меня телефон сломался, мне бы позвонить им, а наизусть я не помню.

– Да-да, конечно, деточка. Я тебе очень сочувствую, и радость, и горе одновременно. Сейчас-сейчас. Где-то я записывала номер твоей мамы.

У меня бешено застучало сердце, когда я услышала слова женщины, а душу затопило плохое предчувствие.

– Горе? – переспросила я, проводя языком по сухим губам. Казалось, в ожидании ответа я вся побледнел. Кровь отлила от лица, так что я стала похожа на призрака.

В голове пронеслись все те ужасы, которые говорили про Титова-старшего, отца Ильи. Среди его врагов ходили слухи, что Артур Андреевич расправлялся с теми, кто его предал, всем известным способом.

– Инфаркт на ровном месте – это не шутки. Только вчера, считай, ходил человек себе здоровый, ничто не предвещало беды, а потом раз и нет человека.

– Нет человека? – повторила я за ней и стала заваливаться набок, теряя связь с реальностью.

– Ох, Ульян, я ж это для красного словца. Слава богу, твой отец не умер. Это я просто свои страхи на тебя вывалила. Неужто подумала, что он умер?

– Д-да, – заикаясь, произнесла я.

Ирина Фёдоровна помогла мне усесться на сиденье в коридоре, достала из сумочки бутылочку воды и протянула мне. Я не стала отказываться, меня всю колотило, а лицо горело, словно у меня подскочило давление.

– А как же… – растерялась я. – А где же папа? Он в этой больнице?

Я вцепилась в соседку и смотрела ей в глаза, желая, чтобы она поскорее ответила.

– Так ты не знаешь, что ли? Нет-нет, он в городской больнице лежит. В центре которая. Ох, деточка, на тебе лица нет. Как же так вышло, что ты не знаешь, что с твоим отцом беда такая случилась?

Я не могла удовлетворить любопытство соседки. Не говорить же, что телефона у меня нет, а Илья и сам наверняка не знает о случившемся, иначе предупредил бы меня. На этих мыслях я осеклась. А вдруг знает? И не предупредил меня ни о чем лишь потому, что не считает нужным, и это отныне только мои проблемы.

Он ведь при последнем разговоре обвинил меня и моих родителей в корысти и мошенничестве. И бог знает в чем еще. Господи, а если отцу требуется лечение и у мамы нет денег? А вдруг она вообще не знает, что я родила? Не может до меня дозвониться и считает, что я их бросила и не хочу общаться.

Teleserial Book