Читать онлайн Девочка в реакторе бесплатно

“Руководство Чернобыльской АЭС, в т.ч. Виктор Брюханов, должны немедленно остановить работу 4-го энергоблока, так как реактор РБМК-1000 несовершенен и имеет недоработки”

P.S. [Постскриптум]: “…внутри реактора живет нечто, что разнесет вашу станцию в щепки. Брюханов знает, о чем идет речь”

27 марта 1986 года

От автора:

Книга задумывалась как эксперимент. Автор родился спустя восемь лет после аварии, и никакого отношения к ней не имеет. И ни разу в Чернобыле не бывал. Однако это не помешало ему написать данное произведение и вознести его в ранг “дела всей жизни”.

Рукопись редактируется не первый и не последний раз. Всегда есть и будет что сказать о данном событии. Да, тема сложная и очень тяжелая. Да и сама книга пишется в тот момент, когда все наперекосяк и не знаешь, что будет завтра и наступит ли оно вообще.

Краткая справка: книга начата еще в две тысячи девятнаддцатом году, в январе месяце. Задумывалась она как короткая историческая предыстория к “Миссии Припять”, где описывается воскрешение города. Однако после сюжет отошел от канона и приобрел собственную линию, никак не связанную с “Миссией”. Спустя время книга начала выходить на Author.today и других литературных площадках. Имеется свое сообщество в социальных сетях, где публикуются материалы, связанные с написанием произведения.

“Почему именно Чернобыль? Я навряд ли смогу внятно ответить. Ну, наверное из-за схожести дат [автор родился двадцать шестого апреля], а может, из-за украинских корней – дедушка был родом из Украины, как и прабабушка с прадедушкой, причем, дедушка не единожды там побывал вместе с моей бабушкой. Где именно они гостили, понятия не имею.

Да, Чернобыль не является моей родиной. Да и украинский язык я знаю не до конца.

Но…

Это может прозвучать странно, но это чувство, очень схожее с любовью. Это действительно дело всей моей жизни. Если бы не обстоятельства, сковывающие меня на протяжении нескольких лет, то наверняка смогла бы побывать в Чернобыле – это мое давнее желание, и иногда вызывает такую тоску, что хочется выть.

Некоторые меня не понимают: “есть же намного круче темы, намного проще и намного легче!”, но дело далеко не в этом. Чернобыль помогает мне жить. Это единственное, что мотивирует меня вставать по утрам и двигаться дальше.

Да, я много плачу. Я очень меланхоличная личность. У меня жизнь далеко не сахар. Мое призвание – быть писателем: среди тысячи тем найти что-то свое и отдаваться ему без остатка. Иногда это тяжело. Эмоции бывают сильнее в сто раз и подолгу не отпускают. Здоровье вносит свои коррективы.

Все это тяжело и страшно”

UPD. “Совсем недавно я проводила своего близкого друга в последний путь. Мы жили в одном подъезде достаточно долгое время. Своя семья у меня отсутствует, родные умерли. Друзья живы, просто они никак меня не поддерживают и не помогают. В моей жизни все сложилось так, что, помимо книги, у меня больше ничего нет. Я не знаю, зачем об этом рассказываю именно здесь.

Просто…

Это действительно то, единственное, что у меня осталось.

А.К.

Откуда мы? – Разорвана слеза.

На “до” и “после” взорванным апрелем

Горят сердца. Глаза уже сгорели –

У нас потусторонние глаза…

(с) Любовь Ковалевская

Май, тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год

Черная “Волга” мчалась по дороге. На тонированных стеклах отражались мелькающие здания поселка и жители в летних одеждах.

– Ну что, мы уже приехали?! – воскликнул Долгожитель. Он держал на руках большой сверток и нетерпеливо посматривал по сторонам. – Я больше не намерен терпеть эту вонь в собственной машине!

– Спокойнее, господин, мы уже почти на месте. Неужели вы боитесь, что она ненароком оживет? – решил отшутиться водитель.

– Закрой свой рот и делай что велят!

Сидящая рядом Лиза, девушка с длинными русыми волосами и в темном приталенном платье, любовница Долгожителя, отвернулась к окну. Она поджала губы, прислушиваясь к перепалке мужчин, и смотрела то в пол, то на роскошные черные туфли. Ее пальцы нервно подрагивали, вцепившись в обивку сидения.

– Ты как? – обратился к ней Долгожитель.

Девушка улыбнулась в ответ:

– Нормально.

– Ты уверена? Мы почти десять часов в пути.

Лиза замотала головой и больше ничего не сказала.

Через несколько минут “Волга” остановилась на территории Чернобыльской атомной электростанции.

Стройка очередного энергоблока подходила к своему завершению. На строительных лесах работали люди, слышался шум сварочного аппарата, ссыпались в разные стороны искры. Подъемные краны склонились над вентиляционной трубой, едва ее касаясь.

Строители остановились, приветствуя автомобиль пристальными взглядами, и закурили, затянувшись сигаретами без фильтров. Они пронаблюдали странную картину: из машины вышел водитель, вежливо распахнул дверцу, приглашая из салона темноволосого мужчину с большим свертком на руках и высокую, с распущенными блестящими волосами, спутницу.

Водитель позже захлопнул за ними дверцу, оставшись стоять рядом с автомобилем.

– После поговорим, – шикнул Долгожитель Лизе, которая что-то прошептала ему на ухо. – Идем, – и, не спуская презрительного взгляда с рабочих, направился к административно-бытовому корпусу под номером два.

– О, как я рад видеть вас, мой дорогой друг! – человек с кудрявыми волосами вышел им навстречу и распахнул свои объятия.

– Взаимно, – небрежно бросил Долгожитель в ответ.

– Пойдемте!

Троица направились внутрь четырехэтажного здания.

– Интересно, что бы с нами сделали, если бы чиновники из городской компартии прознали, чем мы с вами занимаемся? И еще вопрос, спасли ли бы нас наши кровные узы?

– Насколько мне известно, у вас самих здесь процветает семейная идиллия. Ведь простому обывателю трудно попасть на станцию, верно, товарищ Брюханов?1

– А это точно она? – решил перевести разговор в другое русло Виктор Брюханов, директор Чернобыльской АЭС.

– Как вы лихо ушли от ответа, товарищ Брюханов! Но раз уж вам так интересно, то отвечу: да, это она. Мне нужно как можно быстрее избавиться от нее.

– Получается, ваш эксперимент пошел прахом?

Долгожитель поджал губы:

– А это еще ничего не значит, товарищ Брюханов! У меня много свободного времени! И в вашей стране много никому ненужных детей!

Брюханов хмыкнул и промолчал.

– Хочу донести до вашего сведения, что четвертый энергоблок скоро будет достроен, – произнес он спустя непродолжительную паузу. Троица вышли в позолоченный коридор и направились по нему вплоть до упора, до массивной железной двери, – поэтому предлагаю поспешить, чтобы потом не возникло дальнейших проблем и расспросов.

– Лизонька, душа моя, – Долгожитель повернулся к молчаливой девушке, что неспешно семенила за мужчинами, – подожди-ка нас здесь. Мы скоро к тебе вернемся.

Лиза опустила взгляд, отошла к стеночке и прислонилась к ней спиной.

– Красивая у вас невеста, – заметил Брюханов, когда двое мужчин вошли в недостроенное здание.

Долгожитель ничего не ответил.

– Вот мы и на месте, – сказал Виктор, и склонив голову на бок, пронаблюдал, как странный гость, опустившись на правое колено, положил на землю сверток и затем развернул его, открывая взору детское личико в ожогах.

Долгожитель подхватил малышку на руки и, приблизившись к яме, обернулся к Брюханову:

– Об этом не должна знать ни одна живая душа. Я делаю это не только ради спасения своей шкуры, но и ради этой девочки. Земля тебе пухом, малышка. – И, повернувшись обратно к яме, он опустил руки.

Девочка, словно пластмассовая кукла, полетела вниз и вскоре растворилась в непроглядной темноте.

Некоторое время мужчины стояли у бездонной ямы, храня торжественное молчание, а затем покинули энергоблок.

Книга первая

“Алина”

1

Задолго до описываемого во вступлении события

Январь, семьдесят шестой год, Москва

Начало года выдалось на удивление плодотворным – Светлана, невысокая блондинка с пронзительным взглядом синих глаз, успела взять интервью у нескольких именитых ученых, распечатать на любимой красной печатной машинке и отдать готовый текст в печать.

Света ликовала, и под конец рабочего дня решила откупорить бутылочку вина, привезенную родителями из-за рубежа.

– Я слышал, ты только что закончила свою работу, – к ней тем же вечером подошел коллега, молодой юноша, совсем недавно пришедший работать в их газету. – Слушай, а ты бы не могла выполнить еще одну… ну… небольшую работенку? Я под завязку забит старыми статьями, мне просто некогда заниматься новыми!..

– Я тебя очень и очень внимательно слушаю.

– Нужно взять интервью у Валерия Алексеевича Легасова, он химик-неорганик2. Может, слышала, он недавно получил государственную награду за свой разработанный эффект, он еще называется эффектом Бартлетта-Легасова3?

– А что это за эффект такой? – полюбопытствовала девушка.

– Да не знаю я! Я же не химик! – воскликнул парень. – Можешь у него сама спросить, если тебя это так интересует!

– Хм, странно. Ладно, я возьму у твоего химика интервью и записи сразу же отдам тебе. Идет?

2

…Света очнулась уже у дверей большого здания и с каким-то неясным предчувствием вошла внутрь.

– Валерий Алексеевич у себя? – она остановила молодого человека.

Тот осмотрел ее с ног до головы.

– А вам он зачем?

– Я журналистка, – Светлана показала удостоверение, – и сюда пришла по важному поручению.

– Он у себя в кабинете.

Он показался ей обычным человеком. Света знала, что у каждого мужчины была своя изюминка. А Валерий Легасов, этот ученый, пусть даже знаменитый на весь мир химик-неорганик, носил очки, его темные волосы всегда были приглажены, а шею сдавливал галстук – иногда серый, но практически всегда черный.

Светлана улыбнулась и показала удостоверение.

– Простите, Валерий Алексеевич, что я без приглашения, – спешно сказала она, – но у меня поручение от моего коллеги, и…

– Я знаю, он меня уже предупредил. Садитесь. – Валерий встал и, подойдя ближе, пригласительно выдвинул стул из-за стола. – И о чем бы вы хотели со мной поговорить?

Света растерялась.

– Вообще-то, именно об этом я и хотела вас спросить, Валерий Алексеевич, – мысленно посмеиваясь над своей неловкостью, произнесла она.

– Хорошо. Я родился в семье военнослужащих, первого сентября тридцать шестого года. Первого сентября дети идут в школу, студенты – в вузы, а я отмечаю свой день рождения. – Валерий улыбнулся. – Я родом из Тулы, переехал в Москву, закончил школу с золотой медалью, потом поступил в химико-технологический университет имени Дмитрия Ивановича Менделеева, где и познакомился со своей женой, Маргаритой Михайловной.

Светлана удивленно приподняла брови.

“Он женат? Разве такие люди способны создавать семьи? Он же скучен…”

[позже, рассказывая о своей жизни в милицейском участке; примерно девяностые годы]

Недооценивала я его тогда. Валера был и хорошим супругом, и достойным человеком. Это я по молодости была глупа и наивна. Мне все время хотелось каких-то приключений, каких-то переворотов, меня часто называли зажигалкой! (смеется) А Валера приземленный, не такой завоздушенный, как я…

– А вы бы не могли рассказать о своих заслугах в сфере науки? – выслушав внимательно рассказ ученого, поинтересовалась Света. – Вы же химик-неорганик, наверняка за годы своей работы вы достигли немало успехов! И, насколько мне известно, вы сравнительно недавно занялись ядерной и плазменной технологиями. Это будет очень интересно для читателей моей рубрики!..

Вечером того же дня

– Простите, Валерий Алексеевич, но бы вы не могли проводить меня до дома? – после окончания интервью Светлана убрала блокнот вместе с ручкой в рюкзак и застенчиво взглянула на ученого. – Уже стемнело, и мне как-то не хочется идти одной по темноте.

Валерий кивнул:

– Хорошо, с радостью провожу вас куда нужно.

3

– Я выполнила твое поручение, – на следующий день Светлана вернулась на работу и тут же отдала коллеге блокнот с записями, сделанные в ходе интервью с ученым, – и хочу сказать, что из скучного диалога с Легасовым я сделала только один вывод – мне с наукой не по пути.

– Да ладно? – у молодого человека отвисла челюсть. – Неужели одно маленькое интервью смогло повлиять на твое мнение об ученых?

– Знаешь, я очень устала и мне нужно еще работать! – уклончиво ответила Света и, стуча каблуками, направилась к своему кабинету.

Мне той же ночью, по возвращению из института, приснился странный сон. Я тогда решила, что мозги воспроизвели происходящее со мной за весь день. Такая мешанина была в голове, если честно… (закуривает сигарету и начинает водить руками у своей головы) Дурдом, одним словом! В общем, вернулась я за полночь, покурила, выпила чай и упала спать в чем была. Ну, сначала я не поняла, что это было. Снится какая-то целующаяся парочка. Мужчина, на вид лет сорок, не меньше, и девчонка. Девчонка, кстати, очень на меня была похожа. Я такая: “не поняла?” Пригляделась, а это тот ученый, с кем я весь день провела. Я стою вся в шоке (прижимает руки к груди) и не понимаю, что за ерунда. Я потом проснулась и долго в себя прийти не могла. Приснится же такое…

Прошло несколько дней.

В дверь ее кабинета тихонечко постучали.

– Да-да?

В щелочку заглянул коллега, что недавно просил взять интервью у ученого из курчатовского института.

– Светик, это я…

– Я вижу, – перебила его девушка. – Что, опять придется у кого-то брать интервью вместо тебя?

– Почти. – Парень смутился.

Светлана удивленно приподняла брови:

– Что значит “почти”?

– Сама взгляни.

Света тяжело вздохнула, нехотя встала и, поправив юбку, направилась к выходу из своего кабинета. И едва не лишилась чувств, увидев на пороге Легасова.

– Валерий Алексеевич? Не ожидала вас здесь увидеть… – девушка слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки и сделала равнодушный вид: – У вас остались еще какие-то вопросы, Валерий Алексеевич?

Это было действительно странно. Я не видела его несколько дней после интервью, а тут он сам ко мне пришел и говорит…

– Не хотите прогуляться? Сегодня очень хорошая погода.

Света многозначительно посмотрела на коллегу.

Тот поднял руки вверх, словно сдаваясь перед невидимым врагом, и ушел в свой кабинет.

– Хорошо. – Светлана улыбнулась. – Давайте прогуляемся.

4

Света подскочила, как ужаленная, когда в дверной звонок позвонили. Домашний телефон молчал с самого утра – девушка, чтобы не нагнетать обстановку, занялась вполне привычными для себя занятиями: листала старые записи в блокноте, а потом, сделав пару пометок, садилась за печатную машинку.

И каждый раз, наливая чай, она останавливалась у окна, держа в руках дымящуюся кружку, и всматривалась в улицу, пытаясь издалека разглядеть знакомый силуэт. Но у подъезда ходили лишь пожилые соседки да молодежь, идущая с занятий и наоборот на работу.

– О, привет, дорогая! – в голове всплыли воспоминания о недавней встрече с матерью, которая приехала в Москву попроведовать единственную дочь. – Как ты тут, Светик? Не скучаешь?

– Нет, мама, я как обычно вся в работе. – Света показала на стоящую в гостиной печатную машинку.

– В работе… – передразнила, поморщившись, матушка. – А женихи? Или ты опять одна?

– Что значит “опять”? – насупилась Светлана.

– А то и значит! Ты когда замуж собираешься?

– Мама! – воскликнула девушка. – Мы с тобой на эту тему сотню раз говорили! Такие вопросы не решаются сразу! Чтобы встретить своего человека, нужно подождать! Я не хочу выйти замуж за кого попало!

– А между прочим, все твои ровесницы уже нянчатся с детьми!

– Слава богу! Я очень рада за них!

– Светик! – мама, приблизившись, взяла дочь за плечи. – Ты подумай о своей судьбе, обо мне, о своей матери! Как мне в глаза людям смотреть? Моя дочь, умница и красавица, до сих пор ходит в девках!

– Я не могу связать свою судьбу с кем попало! Ты же видела, с кем мне приходится работать! – Светлана чуть не плакала от обиды. – Мой коллега, он моложе меня на пару лет, но он такой зануда! Да еще и лентяй редкостный! Что с него взять?!

Да, мне было очень одиноко. Я сутками пропадала на работе и за работой (теребит сигарету, опустив глаза) Понимаете, мне двадцать пять лет, на выходных я сижу дома, все мое окружение те еще экземпляры… (фыркает) Какое-то время мне вообще приходилось контактировать с одними бабушками. Надоели эти приставания с пошлостями! (дрожащими руками подносит зажигалку к сигарете) Родители в шоке были – “как так, красивая молодая девушка и все еще одна?!” А может, мне хотелось мужа наподобии Юрия Гагарина? Почему большинство баб надломленные? Потому что они не разборчивы! Они влюбляются, даже не разобравшись в своем спутнике, а потом мучаются! Да и… я такая же (отмахивается)

Тогда родители отстали от нее. Света понимала, что это ненадолго – матушка еще не раз к ней наведается и попытается продолжить “неудобный” разговор. Все эти темы больно били не только в самое сердце, но и раздражали, а иногда даже доводили до слез. Девушка злилась на окружение и на самых близких, которые видели в ней “какую-то не такую” и, как всегда, приводили в пример своих детей, которые по их мнению, очень счастливы в браке.

Я временами сталкивалась со своими знакомыми. Подружками, коллегами слабого пола, в общем, дамами, которые, ну, ничуть не хуже меня. Знаете, их сияющие лица можно сравнить с начищенными самоварами. Все такие лучезарные, радостные, благо что не летают на крыльях своей любви! (пытается скрыть раздражение за очередной сигаретой) Я вот смотрю на них и думаю: а чем я хуже? Руки-ноги есть, такая же красивая… а все как-то не везет.

Звук дверного звонка был схож с громом среди ясного неба. Света настолько погрузилась в воспоминания, что пропустила знакомый силуэт мимо своих глаз, пребывая в тумане разума.

Она оставила кружку на столе и бросилась в прихожую.

На пороге стоял Валерий.

– Наконец-то! Я думала, ты не придешь!..

Он оставил портфель на маленьком комоде, который перемещался по квартире на колесиках, и, прикрыв дверь, приблизился к девушке и поцеловал ее в губы.

– Я был занят, поэтому не смог сразу прийти к тебе, – Валера улыбнулся, и в уголках его глаз собрались мелкие морщинки, – а теперь можешь радоваться!.. – он распахнул свои объятия, и Светлана прижалась к нему, вдыхая резковатый аромат одеколона.

– Пойдем! – Света отлипла от него и, взяв за руку, потащила гостя в гостиную.

Смахнула со столешницы кучу бумаг и, схватив ученого за грудки, приблизила его к себе. Вгляделась в темные, словно декабрьская ночь, глаза сквозь толстые очки. Его зрачки, не отрываясь, смотрели на нее. Светлана пыталась прочесть в них хоть толику эмоций. А потом, прикрыв веки, приблизилась к его губам и оставила на них мокрый след от поцелуя.

Да я бы никогда с женатым не связалась! А тут… ну просто наваждение какое-то! Еще в самом начале отношений я говорила себе: ну куда ты лезешь, зачем тебе это, столько мужчин свободных, а ты… А потом вспоминаю все эти разговорчики за моей спиной, сплетни, упреки, и думаю – “пусть лучше будет он, пусть он будет женатым, зато все эти пересуды наконец-то прекратятся!” Наивная, глупая, молодая, ну что с меня было взять?! Я, конечно же, понимала, что тайное рано или поздно становится явным, и мне не поздоровится. На меня начнут еще больше гнать. А куда деваться, особенно, когда уже влюблена…

Светлана оторвалась от его губ и провела языком по шее, оставляя мокрую полоску на коже. Медленно расстегнула пуговицы на воротнике рубашки, расслабила галстук, а потом сорвала, бросив куда-то в сторону. Она чувствовала крепкие мужские пальцы на своих ягодицах.

Иногда я смотрела на себя в зеркало и думала – а может, и правда со мной что-то не так? Что-то вот на сердце не спокойно было, душу ранила мысль, что, возможно, я вообще одна останусь до конца своих дней. Работа рано или поздно закончится, я выйду на пенсию, и до конца своих дней проведу в полной опустошенности и с мыслями, что никому я не нужна…

Он не произнес ни звука, когда девушка опустила руку пониже и расстегнула молнию на его брюках. Валерий целовал ее в шею, иногда в порыве страсти прикусывал кожу, оставляя красные засосы.

Света продолжала сидеть на столешнице, даже когда мужчина рывком сорвал с нее трусики и бесцеремонно вошел в нее. Вцепилась пальцами в края столешницы, а потом расцепила руки, когда ощутила холод древесины и увидела затуманенный взгляд своего любовника. Она чувствовала каждый толчок. Из приоткрытого рта вырывались стоны наслаждения. По лбу крупными градинами катился пот.

– Я так понимаю, что спрашивать о нашем совместном будущем бесполезно. – Светлана затянулась табачным дымом, когда Валерий поднес ей зажигалку. Пристально вгляделась в мужчину, который со спокойной душой затягивал на шее галстук, стоя у большого зеркала.

– Я люблю Маргариту и наших с ней детей, – после недолгой паузы произнес Валерий, – но и тебя бросать я не собираюсь, так как ты мне очень сильно нравишься.

– А разве можно любить двух людей одновременно? – Света всплеснула руками.

– Вполне возможно, так как жизнь очень непредсказуемая штука, никогда не знаешь, что произойдет завтра. – Легасов повернулся к девушке и улыбнулся.

– Спасибо, что разъяснил!..

Светлана была очень разгневана и не могла скрыть своих истинных эмоций.

“А чего ты ожидала, дорогая? – обратилась она мысленно к самой себе. – Что он сразу все бросит и упадет к твоим ногам? Так бывает, разве что, в сказках”.

“Но я боюсь одиночества!” – возразила девушка самой себе.

“Ура! Поздравляю, Светик, ты наконец-то призналась самой себе!” – продолжала упорствовать совесть.

“В чем? В чем именно?!”

Но внутренний голос промолчал.

5

Света распахнула двери и едва не рухнула в обморок, увидев на пороге свою мать.

– Мама?..

Матушка всплеснула руками:

– Ты мне не рада?

– Нет, но… – девушка опустила взгляд на округлившийся живот.

Прошло полгода с начала отношений с женатым ученым. Валерий приходил к Свете в разное время и, как только связь прекращалась, уходил домой, ничего не обещая. Светлана ходила на работу с равнодушным, отстраненным, видом, держа свои накопившиеся эмоции в узде. Она почти перестала общаться с коллегами.

Развеселые подруги девушку только злили – у тех появились на свет очередные дети, и они демонстрировали всем вокруг снятые на полароид снимки грудничков в пеленках.

– Светка, вот ты скажи мне, – как-то раз к ней подошла подруга, – ты вот у нас и красавица, и умница, а все одна да одна. Где же твое счастье? Где заблудилось-то?

Светлана с наигранной дружелюбной улыбкой взглянула на собеседницу:

– Где-то да ходит. Зачем спешить?

– Да, конечно, зачем спешить! – с сарказмом отреагировала подружка. – В твои-то двадцать пять! А в тридцать ты кому будешь нужна?

– Себе! – буркнула девушка и вернулась к работе.

Вечером Светлана устроила романтический ужин в компании себя: Валерий оставил бутылку вина в холодильнике, и девушка, предавшись своим мрачным мыслям, налила в граненый стакан темно-красного напитка. От переизбытка эмоций сделала несколько глотков и поморщилась, вытирая губы рукавом блузки.

Ее потом слегка пошатывало, но зато боль, режущая душу на куски, отступила.

“Ты знала, на что шла. Некого винить в своих несчастьях”

Спустя какое-то время Света почувствовала себя отвратительно. Дурнота то и дело подкатывала к горлу, да и голова кружилась, а вместе с нею все вокруг ходило ходуном. В один прекрасный момент ее будто ударило в живот, и она, влетев в общественный туалет, извергла из себя все съеденное за день.

Светлана едва удержалась на ногах, вытирая зеленоватую слюну с губ.

“Что это? Не то съела? Или…?”

Последнее даже в мыслях Света побоялась озвучивать. Нет ничего страшнее беременности для девушки, находящейся вне брака. Окружение вновь пустится в пляс, извергая осуждения и называя мать-одиночку нехорошими словами. Родители будут в шоке – как же так, еще нет мужа, но уже беременная? А как же репутация? И что скажут друзья, коллеги, знакомые?

– Я тебе должна кое-что сказать, – когда Валерий в очередной раз пришел к девушке исполнить свое природное призвание, Светлана остановила его жестом, показывая свою неготовность. – Я не знаю, как ты на это реагируешь, но я просто должна это сказать…

Да, я до сих пор считаю, что он был со мной ради постели. Вы наверняка слышали, что в Советском Союзе секса не было и быть не могло. Цензура, высокая мораль, духовные ценности, все это лишь красивая обертка. Нельзя отрицать животные инстинкты, живущие в каждом человеке, какую бы идеологию он бы не поддерживал. Пропаганда уверяет, что коммунист рожден для высоких целей, что он приверженец чистоты собственного тела и здорового образа жизни. Но если бы это было так, не было б медвытрезвителей для некоторых представителей социалистического общества, не существовало бы абортов… пусть даже незаконных. В общем, в нашей стране секс существовал… к сожалению или к счастью.

– Что случилось? – Валерий поменялся в лице.

Да, он наверняка предчувствовал и, самое главное, знал, чем наша связь могла закончиться. Он же ученый, не дурак. Единственный вопрос, который нас обоих мучил, насколько вообще все это продлится? Когда наконец Маргарита обо всем этом узнает? И, если честно, с беременностью я быстро смирилась. Самое главное, у меня будет ребенок, ради которого можно и не думать об одиночестве. Возможно, я выйду замуж… или не выйду, рожу еще одного, если бог даст. Разве жизнь не прекрасна?

– У нас будет ребенок. – Светлана протянула ученому справку о беременности. – Я знаю, как женатые мужчины поступают со своими любовницами, поэтому не жду, что ты на мне женишься. Я вообще ни разу за все это время не строила иллюзий. Я знаю, как ты относишься к своей жене, что ты никогда от нее не уйдешь. Я проживу и без тебя… как-нибудь. Уеду к родителям, буду жить у них и работать.

Валерий несколько раз переменился в лице, часто-часто заморгал, словно происходящее с ним было наваждением, а спустя несколько секунд произнес:

– Ты с ума сошла? С чего это ты вдруг решила, что я тебя одну с ребенком оставлю?

– А ты что-то другое предлагаешь?! – Света была на грани истерики. – Ты просто попользовался мною, как самое настоящее животное! Ты думаешь, я дура? Что я ничего не понимаю?!

Валера прижал к себе громко плачущую девушку, чтобы успокоить ее и привести в чувство.

– Я никогда не давал тебе повода думать, что я тобою пользуюсь! – выпалил он на одном дыхании. – Да, я люблю свою жену и не хочу от нее уходить, но и тебя оставлять я не собираюсь! Я же говорил тебе, что ты мне очень и очень сильно нравишься, что это почти те же самые чувства, что я чувствую к Маргарите!..

– Но при этом мне очень и очень одиноко! – Света снова начала плакать. – Мне двадцать пять лет, в меня тычут пальцем и осуждают, что я до сих пор не в браке! А я еще и беременная вне брака! Ты понимаешь, какой это ад?! Я готова выйти замуж за алкаша-соседа, только чтобы это все прекратилось!..

– Скажи им, что у тебя есть муж!

– Но ты же женат! Твоя Маргарита об этом узнает! О чем ты вообще думаешь? Что будет с ней и, самое главное, что будет со мной?!

Валерий ошарашенно посмотрел на Свету. Отошел и взглянул на нее отрешенным взглядом, словно увидел впервые.

– Я впервые оказался в ловушке, – заявил он спустя некоторое время, – я впервые люблю двух женщин сразу!..

– Что мне делать, скажи!

– Рожать. Я буду с тобой… и с Маргаритой.

6

– Ты беременна?..

Света не знала, как объяснить матери произошедшие с ней события. Она слишком старательно ото всех все скрывала и не думала, что так быстро придется все рассказать. Беременность внесла свои коррективы.

И Света просто расплакалась, будто маленькая девочка, которую очень сильно обидели.

– Мам… – прорыдала она, закрыв лицо от стыда. – Ты не поверишь, но…

Матушка смотрела на дочь и не понимала, что с той происходит. Перед ней стояла ее единственная и неповторимая девочка. Некогда совсем глупая малышка выросла в красавицу и умницу, всегда веселую и жизнерадостную, но за последние пять лет девушка превратилась в меланхоличную и замкнутую особу.

– Что “но”? Говори уже!

– Я влюбилась, мама!..

– Влюбилась? – мама удивленно приподняла брови. – У тебя есть жених? А почему ты ничего не говорила?

– Мама…

– Перестань мамкать и говори как есть!

Света собралась с силами и выпалила:

– У меня есть муж, и мы уже год как живем вместе!

Да, я соврала. С одной стороны, нехорошо я поступила. Сказала бы матери как есть и не было бы проблем. А с другой… это был бы грандиозный скандал! И Валера бы пострадал. Любила ли я его? Я очень часто задавала себе этот вопрос. Понимаете, любить того, кто тебе не принадлежит, очень сложно. Я всячески боролась со своими чувствами. Вот откуда это пресловутое одиночество! От понимания, что этот человек не разорвет связи со своей семьей, пользуется твоим телом и душой, когда ему нужно! (постепенно успокаивается) Хотя я надеялась, да, я надеялась, что у нас что-то выйдет! Глупо очень, понимаю. Но другого выхода у меня не было. Мне было уже двадцать пять!..

Матушка нахмурила брови. Материнское сердце подсказывало, что дочка либо врет, либо что-то недоговаривает.

– Какой еще муж? Ты нам с отцом ничего об этом не говорила! Да и когда мы приезжали, ты всегда была одна. Светик, неужели ты научилась врать? Кто тебя этому научил?

– Никто, мама! Я говорю правду! Просто… Просто я не хотела тебе ничего говорить, чтобы не сглазить, – выкрутилась девушка.

– Чтобы не сглазить? Ты когда стала такой суеверной? – мама сложила руки на груди. – Ладно, – она решила отступить, увидев подавленное состояние дочери, – давай договоримся так: ты познакомишь нас со своим мужем. Если он у тебя действительно есть. – Тут мать подошла к дочке и взяла ту за подбородок. – А может, ты просто нагуляла ребенка, поэтому придумываешь всякие небылицы?

– А может, я хочу, чтобы вы от меня наконец-то отстали? – прошипела Света в ответ.

Тут женщина ахнула и отошла от девушки как можно дальше:

– Моя дочь – гулящая!

7

Светлана дожидалась рождения ребенка в спокойной обстановке. Вечера она коротала за привычным делом – написанием статей, впрочем, как и днем, в рабочем коллективе, который, несмотря на положение девушки, посматривали на нее косо. Света смирилась со своим положением. Ей не хотелось никому рассказывать о своих отношениях с женатым мужчиной. Она просто наслаждалась приближением скорого материнства, хотя даже не догадывалась, кто именно появится на свет.

Я была счастлива, что у меня будет ребенок. Это намного лучше, чем вообще ничего. Потому что хрен его знает, выйду ли я вообще замуж или так и останусь старой девой. Простите… (начинает рыдать взахлеб, прикрыв лицо рукой) Я очень сильно переживала. Особенно когда мать с отцом отвернулись от меня. У меня не оставалось другого выхода признаться: да, их дочь гулящая, я не собираюсь кому-то что-то показывать и доказывать. Это моя жизнь!

Валерий пришел к ней на следующей день со цветами в руке. Света была немного польщена – мужчина обходился с девушкой довольно галантно. Огорчало только то, что делал он это только во время беременности. Хотя Валера частенько приносил вино и фрукты (доставал с помощью своего служебного положения), но все равно это никак не шло по сравнению с тем, что происходило во время вынашивания ребенка. ЕГО ребенка, которого Валерий, как бы странно это не выглядело, не бросил, как и мать, на произвол судьбы.

– Как ты себя сегодня чувствуешь? – спросил Валерий, когда парочка прошли на кухню.

Светлана поставила цветы в вазочку, налила воды и поставила букет на подоконник.

– Если ты про физическое состояние, то все нормально. Беременность протекает нормально, как говорит врач. – Она смотрела на улицу, грустным взглядом окидывая проходящих под окном людей. Ей не хотелось смотреть в сторону мужчины, который, заметив настроение возлюбленной, тоже загрустил. – На самом деле я чувствую себя паршиво. Родители отказались от меня, я для них позор. Им дороже мнение других людей, чем собственная дочь. Мама на днях мне позвонила и попыталась убедить отказаться от ребенка, оставить его в роддоме. Я этого никогда не сделаю.

– Я так понимаю, ты рассказала родителям, что встречаешься с женатым?

– Нет. – Света покрутила головой. – Мама начала на меня напирать, я дала отпор. Это она у себя там что-то в голове напридумывала. Хотя она была права, – девушка тяжело вздохнула, – тебя никто не видел, точнее, мое окружение тебя не видело, поэтому у них есть все основания считать меня гулящей. И да, я все хочу тебя спросить, Маргарита еще не догадывается о твоих похождениях?

Валерий покрутил головой:

– Нет. Она в курсе моей работы, поэтому никаких вопросов у нее не возникает. С дочерью и сыном я провожу много времени, как и с ней, так что можешь не переживать.

– А я больше не хочу переживать. – Света повернулась и в упор посмотрела на мужчину.

Тот вопросительно на нее взглянул:

– Что?..

Светлана прикрыла веки, сжала пальцы в кулак и твердым голосом заявила:

– Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.

Валерий растерялся:

– Что?.. Свет, ты что…?

– Уходи! – повысила голос девушка. – Уходи и больше не возвращайся! Оставь меня наконец в покое!

Да, я его прогнала. Не смогла больше терпеть все эти переживания, все эти события, переворачивающие все вверх дном. Хотя надеялась, что все это как-то разрешится само собой. Я была такой дурочкой (грустно улыбается) и все надеялась, что он бросит свою жену и уйдет ко мне. А сама думаю: а зачем? Зачем ему рушить устоявшуюся жизнь, зачем? У него хорошая работа, жена красавица и умница, двое маленьких детей. Что во мне такого, чтобы все это потерять вот так (щелкает пальцами) в одно мгновение?

7

На следующий день Светлана прихорашивалась, собираясь на работу. Она отгоняла от себя прочь дурные мысли и думала лишь о скором появлении малыша на свет: сколько радости он принесет своей маме, как она будет счастлива держать новорожденного на дрожащих от волнения руках.

На улице стояло теплое лето, солнце высоко в небе, освещало улицы, заполненные прохожими. Слышны были открывания и закрывания входных дверей соседей, которые при виде одинокой беременной девушки кивали в знак приветствия, но ничего не говорили: Светлана прекрасно понимала, что уже давно идут слухи об ее так называемом аморальном образе жизни.

Света в последний раз взглянула на себя в зеркало и, прихватив рюкзак, вышла из квартиры и, прикрыв дверь, просунула ключ под половичок, что лежал в подъезде. И неспешно спустилась в холл, а оттуда на улицу, где к своему сожалению столкнулась с Валерием. Тот стоял у входа в подъезд с новым букетом цветов.

“Дурак!” – фыркнула девушка и хотела пройти мимо, но мужчина не дал ей спокойно уйти.

– Надо поговорить, – коротко произнес Валера.

Светлана посмотрела по сторонам и, заметив любопытствующие взгляды, бросила:

– Не здесь.

Они прошли в ближайший парк и сели на свободную лавочку.

– Я тебя очень внимательно слушаю. – Света приготовилась к непростому разговору.

– Слушай, мы оба были не правы, мы оба совершили ошибки, – в своей привычной манере начал мужчина, – и оба должны отвечать за них…

– Мне не нужны твои искупления! – оборвала его девушка. – И не нужно делать одолжений, я отлично все понимаю! Я не заставляла и не заставляю быть со мной ради ребенка или ради репутации! По факту, я оставила ребенка потому что одной быть невыносимо. Я никогда не надеялась и не просила, чтобы ты ушел от жены. Да, мне уже двадцать пять, через год я стану никому не нужна, но зато у меня будет кто-то, ради кого стоит жить!

– Я же говорил тебе, что не брошу тебя! – смущенно возразил Валерий.

– И ты готов жить на две семьи?

Он, недолго думая, ответил:

– Да, я готов.

8

Услышанное повергло девушку в шок. С одной стороны, ей хотелось верить в сказанное, а с другой – разум понимал, что мужчину красят его поступки, но никак не слова, поэтому Светлана холодно отнеслась к ответу Валерия. “Сейчас пообещает золотые горы, а потом убежит, как и, впрочем, все мужики”, – подумала она и отправилась на работу как обычно.

– Что это за мужчина с тобой был? – поинтересовалась коллега, стоило девушке переступить порог конторы. – Я видела вас сегодня в парке, – объяснила она, наткнувшись на злой взгляд Светланы. – Неужто ли это отец твоего будущего ребенка?

– А тебе не кажется, что это не твое дело? – грубо ответила Света. Эмоции переполняли ее . “Я хочу ему верить!” – кричал внутренний голос, но каждый раз она гнала подобные мысли, понимая, что слишком взрослая для детских отношений. – Мне надоело, что в мою личную жизнь лезут все, кто не попадя!..

– Да что ты завелась-то? – фыркнула подруга по работе. – Тебе что, сложно ответить на простой вопрос?

– Да, сложно!

Подружка покачала головой:

– Тебя все считают гулящей. Разве тебе самой не хочется развеять эти сплетни?

– Пусть меня называют как хотят, – фыркнула Светлана, а потом махнула рукой: – Ладно, раз тебя это так интересует, это был приятель моего отца. Теперь ты довольна?

– Приятель твоего отца? – усмехнулась коллега и сложила руки на груди. – Тогда чего ты так психуешь, если это просто приятель? И насколько мне известно, твои родители с тобой не общаются. Да и их друзья навряд ли с тобой завели какие-либо разговоры, ибо считают тебя позором…

– Да, я позор! Да, я гулящая! Ой! – девушка схватилась за живот и медленно осела на стул.

Коллега тут же изменилась в лице:

– Что? Что? Плохо тебе? “Скорую” вызвать?

– Я, кажется, рожаю… – Светлана начала часто-часто дышать, но воздуха в легких не хватало, перед глазами все потемнело, и она почувствовала, как сознание ускользает от нее, оставляя после себя пустоту.

– Врача, срочно! – закричала подруга.

Света отключилась.

9

Прошли сутки.

Светлана очнулась в больничной палате. Слегка приподнявшись, она заметила, что живота больше нет. На нее надели ночнушку до пола, голову повязали белым платком, а рядом с кроватью оставили шлепки.

– Что, уже очнулась? – Света, услышав голос, повернула голову и увидела на соседней кровати молодую женщину. – То-то же. По-моему, ты была слегка не в себе, когда тебя привезли сюда рожать.

– Я ничего не помню… – девушка протерла глаза.

– То-то и оно. Ты же в отключке была. Тебя пришлось резать, вроде, медицинские показания, или что-то вроде того. Понимаешь, я не медик, медики нам ничего толком не объясняют, они свою работу делают. А ты ничего так, хорошенькая. – Незнакомка внимательно осмотрела Светлану с головы до ног. – Поди и муж есть, так?

– Нету у меня мужа.

– Как это? Ты мать-одиночка? – женщина вытаращила глаза.

Света решила не отвечать на провокационный вопрос.

– Скоро твою дочь привезут на кормление, – спустя некоторое время сказала соседка по кровати. – Как и мою. Мы с тобой в одно время рожали.

– Дочь? – Светлана удивленно приподняла брови.

– Дочь, дочь! У нее волосики, кстати, черные. Вся в папу?

Света с нарочитым равнодушием отвернулась, сделав над собой усилие, чтобы не заявить дамочке, что это не ее дело.

Когда в палату на тележке на кормление привезли новорожденного, Светлана дрожащими руками прижала младенца к груди и внимательно его осмотрела. Девочка – в том, что это была именно девочка, девушка убедилась позже, – имела округлое личико, очень похожее на лицо своего отца. Пронзительные синие глаза, доставшиеся ей прямиком от матери. Кучерявенькие темные волосики.

Девочка не плакала, а спокойно смотрела своей матери в лицо.

Светлана радостно заулыбалась.

“Ты будешь самым важным человеком для своей страны!”

10

Когда Светлана вышла из роддома, ее встретил Валерий с букетом цветов и фруктами, которые ему пришлось доставать, воспользовавшись служебным положением. Соседка, что лежала с девушкой в одной палате, покинула больничное заведение вместе с дожидавшими ее родственниками и мужем.

– О, так это и есть папа твоей дочурки? – восторженно заявила молодая женщина, увидев Свету наедине с Валерием. – А говорила, что мужа у тебя нет!

Света многозначительно взглянула на мужчину:

– Пойдем.

11

Светлана стала проживать вместе с дочерью в своей квартире, оставленной бабушкой в наследство. Валерий помог ей достать детскую кроватку, необходимые вещи для ребенка и главное – он давал ей деньги, несмотря на то, что девушка категорически отказывалась у него что-либо брать.

Алина – имя дала ей Светлана – росла очень умной и послушной девочкой. “Вся в отца”, – каждый раз думала про себя Света, заплетая дочери длинные, цвета воронова крыла, волнистые волосы в косы. Белоснежные банты малышке подарил ее папа, который постоянно навещал их с мамой.

Когда Алина родилась, я осталась совершенно одна. Меня радовало присутствие рядом маленькой дочери, о которой необходимо было заботиться. Я не хотела, чтобы она в дальнейшем считала себя лишней и нежеланной. Бабушка с дедушкой ее отвергли (пауза) и, в общем-то, нас не навещали, кроме одного-единственного случая…

Света находилась в тот день дома, занимаясь вполне обыденными вещами. Краем глаза она наблюдала за дочерью, игравшей в кубики на ковре в гостиной. Иногда девушка останавливалась, любуясь бликами на темных прядях девочки, и, к своему удивлению, находила в этом душевное спокойствие. Переживания и волнения не отошли на задний план после рождения ребенка, как изначально надеялась Света. Хоть и отношение к ней, как к женщине, у соседей поменялось, все же оставались какие-то шушуканья за спиной и косые взгляды пенсионерок, живущих по старым меркам.

В дверь позвонили.

Светлана на время оставила уборку и ушла в прихожую.

На пороге стояли её родители.

Девушка изумленно посмотрела в лицо матери, которое выражало лишь суровость. На дне ее черных зрачков тлел огонек недовольства.

– Ну, здравствуй, дочь, – произнесла матушка, проходя в квартиру. Она поставила сумку на комод с колесиками, сняла зимние сапоги и бесцеремонно, сложив руки на груди, вошла в гостиную, где сидела маленькая девочка. – Она очень сильно похожа на своего отца, – заявила женщина, всматриваясь в лицо ребенка.

Светлана удивленно приподняла бровь.

– И что ты хочешь этим сказать?

Мама повернулась и в упор посмотрела на свою дочь.

– Я все хочу увидеть этого человека. Посмотреть ему в глаза. Не дочь опозорила меня, а он, этот человек, муж он тебе или нет.

– Ну… – сначала Света замешкалась, обдумывая свое решение выложить все на чистоту. Правду мать обязательно поведает своим друзьям и близким их семьи, а это значило, что и живущее здесь окружение девушки тоже обо всем узнает. И до жены Валерия это тоже обязательно дойдет. – Я могу тебе все рассказать, но при условии, что ты будешь молчать. Своим скажешь, что отец девочки умер. Или пусть они и дальше считают твою дочь гулящей. – Светлана пожала плечами.

Женщина легко согласилась:

– Я тебя очень внимательно слушаю.

Девушка набрала в легкие воздуха и сказала:

– Отец Алины женатый человек. У него есть своя семья, двое детей, дочь и сын, и жена, его ровесница. Дочь живет в другой стране, а сын проживает вместе с матерью, но не суть важно. Мы с ним больше года в отношениях. Я предлагала ему разорвать эту связь. Он не хочет! Даже когда родилась Алина, он остался. Он навещает нас с дочерью, приносит деньги, хотя я ни о чем его не просила. Да, мне было очень одиноко, мне надоели насмешки и осуждения, мне хотелось наконец-то спокойствия, и, возможно, поэтому я позволила своей дочери появится на свет. Но она ни в чем не виновата! Я не позволю ее никому обижать, ясно?!

– Ясно.

Пауза.

– Значит, моя дочь связалась с женатым человеком…

– Именно так! И он сам захотел жить на две семьи!

– А ты, значит, легко согласилась?

– Мама! – воскликнула, не выдержав, девушка. – Не читай мне морали… пожалуйста! Мне и так очень и очень плохо, меня спасает только моя дочь! Если ты приехала высказаться мне в лицо, какая я плохая, то ты зря потратила время и деньги. Я не хочу ничего слушать! Я разговаривала с ним не один раз, я его прогоняла, как нормальная женщина, но он все равно приходил, приходит и будет приходить, ибо Алина ни в чем не виновата!

– Она плод твоей похоти!

– Она всего лишь ребенок!

– Она выблядок, – прошипела, приблизившись к лицу дочери, матушка.

– Что?.. – Света растерялась.

– Что слышала! Я ухожу! Больше ноги моей здесь не будет!

И женщина, захватив свои вещи, выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.

12

Прошло шесть лет.

– Мам, а мам, – Алина в один прекрасный, выходной и довольно безоблачный, день подошла к матери и дернула ту за рукав платья, – можно погулять, меня во дворе девочки ждут?

Светлана улыбнулась и взглянула в сияющие синие глаза дочери.

– Конечно! – она погладила девочку по черным волнистым волосам и ощутила то самое спокойствие, которого ей так не хватало – временами оно нарушалось превратностями жизни: выяснениями отношений на работе и с отцом шестилетней девочки. В порыве ревности Света выгоняла его из квартиры, а на следующий день снова принимала с распростертыми объятиями.

У меня тогда какие-то изменения в психике начались. При дочери я всегда была спокойной, доброжелательной мамой, а среди своего окружения превращалась в озлобленную ведьму. Ну как можно быть спокойной при людях, которые тебе в глаза говорят гадости?..

– Сходи, погуляй. Если что – я тебя сама позову.

Алина кивнула и с довольной улыбкой выбежала из квартиры, прикрыв за собой дверь.

На улице царило настоящее лето: солнце стояло высоко над городом, освещая блестящие крыши домов. Деревья в зелени покачивались при легком дуновении ветерка, асфальт почернел от недавнего проливного дождя, и девочка в туфельках и цветастом платье быстро пробежала по лужам, разбрызгивая вокруг себя воду.

Угрюмого вида мужчина затушил сигарету в пепельнице. Черная “Волга” пряталась в кустах, неподалеку от дома, где проживала Светлана вместе со своей дочерью. Блестевшую от капель дождя крышу автомобиля можно было заметить издалека, но в тот злополучный день во дворе никого не было. Света скрылась за длинными шторами, закрывающие окна ее квартиры, а сама девочка села в песочницу и принялась что-то строить.

Незнакомец вышел из машины и, хлопнув дверцей, направился к малышке.

– Привет. – Он улыбнулся, когда Алина обратила на него внимание.

– Здравствуйте.

– Слушай, куколка, – мужчина присел перед песочницей, не отрывая взгляда от играющей малышки, – тут папа попросил привезти тебя в зоопарк. Ты любишь зоопарк?

– Люблю, – ответила Алина. – А мама знает?

– Мама знает. Папа ей все рассказал.

– Хорошо. – Алина кивнула и взялась за руку, которую ей протянул незнакомец.

Они вдвоем направились к машине. Мужчина распахнул дверцу, усадил девочку на заднее сидение и, сев за руль, завел мотор. Краем глаза он приметил выбежавшую из подъезда Светлану и ударил по газам. Алина, услышав крики своей матери, обернулась и вдруг запаниковала. Незнакомец, не поворачиваясь, бросил ей:

– Будешь рыпаться, живой не доедешь!

13

Алина вжалась спиной в кресло. Ей хотелось кричать и плакать, но, заметив угрожающие взгляды мужчины, сдерживалась – даже когда “Волга” остановилась у неприметного здания, в тени которого скрывалась металлическая, выкрашенная в красную краску, дверь, и незнакомец вышел из автомобиля, схватив девочку за руку.

За красной дверью таились ступени, ведущие в подвал. Над головой висели лампочки, освещающие узкий, светло-коричневый, коридор. Алина шла следом за незнакомцем, который держал ее за запястья и ни разу не обернулся. Когда показалась еще одна дверь, мужчина, не отпуская девочку, вытащил ключи и повернул пару раз, пока не раздался щелчок.

По ту сторону двери царила кромешная темнота. Зажегся свет, когда мужчина, подняв правую руку, щелкнул пальцами.

Просторное помещение, заставленное рабочими столами, столиками на колесиках, стульями, шкафчиками, заполненные книгами и исписанными тетрадями, печатные машинки, непонятное оборудование, работающее от электричества – все это смахивало на лабораторную. Люди в белых халатах при появлении девочки никак не отреагировали – возможно, причиной тому был царящий в лаборатории полумрак.

Навстречу мужчине вышла высокая девушка с большой грудью и длинными русыми волосами. Она дружелюбно улыбнулась и, увидев малышку, побледневшую от испуга, наклонилась к ней:

– Привет! Как тебя зовут?

Тут Алина не выдержала:

– Хочу к маме! Отпустите меня к маме!

– Как все прошло? – обратилась Лиза, та самая девушка с большой грудью.

Тут Долгожитель злорадно заулыбался:

– Ее папаша будет нашим!

14

Валерий, словно укушенный, подскочил на месте. Он выбежал из кабинета и, спустившись в холл института, заметил заплаканную Светлану. Ему пришлось отвести девушку в сторонку, чтобы никто из коллег их вместе не увидел.

– Что случилось? – спросил Валера, с трудом успокоив любовницу. – Почему ты плачешь?

Мой мир тогда перевернулся. Я никогда не думала, что потеряю свою девочку. Я просто в ней души не чаяла, она была для меня всем! А тут… (плачет) Я увидела тогда, что какой-то мужик садит Алину в машину. Мы жили на третьем этаже, но у меня было такое состояние, что я не бежала, а летела! Когда я выбежала из подъезда, машина уже уехала. Я кричала, я звала на помощь, а потом побежала к Валере на работу. Он должен мне был помочь найти мою дочь!..

– Алина!.. – Света снова разрыдалась, не сдержавшись.

– Что – Алина? – не понимал Валерий.

– Ее похитили! Затолкали в какую-то машину и увезли! – закричала девушка.

– Что?.. – мужчина растерялся.

– Алину похитили! Нашу дочь похитили! – продолжала кричать Светлана. – Помоги мне, прошу тебя! Отыщи ее, иначе я не знаю, что с собою сделаю!

Валерий нахмурился.

Он понял, в чем дело.

15

Задолго до похищения.

Это был понедельник, начало рабочего дня. Валерий пришел на работу самым первым – институт еще пустовал, так как часы показывали начало семи. Он сухо поздоровался с вахтером и поднялся к себе в кабинет, где его уже дожидался Александров4, его учитель и близкий друг.

– Приветствую вас, Валерий Алексеевич, – сухо поприветствовал ученого Анатолий Петрович, сидя в кресле напротив окна. Он вытащил сигареты и закурил одну из них с нарочито деловым видом. – Как прошли ваши выходные?

– Нормально, – бросил через плечо Валера. Его гложили чувство вины перед женой, Маргаритой Михайловной – она была все еще не в курсе похождений своего мужа, – и одновременно ощущение возвышенности от любви к женщине, у которой от него появилась маленькая дочка. – Все нормально, – поправил себя ученый, заметив недоуменный взгляд учителя. – А вы? Как вы отдохнули за эти дни?

– Спасибо, ничего. Я пришел к тебе не просто поболтать, – Александров выпустил табачный дым и принял из рук ученика стакан горячего кофе. – Мне поступило одно заманчивое предложение. Несмотря на это, я решил направить человека к тебе. Ты у нас подающий надежды ученый, ты неплохо разбираешься в своем деле, поэтому я решил, так сказать, посодействовать тебе.

– Что за предложение?

Вместо ответа Анатолий Петрович крикнул:

– Войдите!

Валерий перевел взгляд на открывающиеся двери. В кабинет вошел высокий темноволосый мужчина в строгом деловом костюме. Его лицо было украшено щетиной и глубокими морщинами, а под черными, словно поздняя ночь, глазами лежали темные мешки – первые признаки недосыпания. Внешне странный посетитель ничем не отличался от обычных людей, разве что походка выдавала в нем высокомерие и манию величия.

– Приветствую вас, господа, – произнес незнакомец низким голосом.

Валера уставился на него, словно увидел призрака.

– Это товарищ Долгожитель. – Тут мужчина недовольно поморщился, но сдержался, чтобы не возразить. – Он пришел к нам в институт с очень необычным предложением…

– Валерий Алексеевич, – перебил Долгожитель Александрова, – я знаю, кто вы и кем вы являетесь. Ваши познания в отрасли ядерной отрасли воистину поражают.

– И что вы от меня хотите?

Долгожитель взял паузу, засунув левую руку в карман.

– Позвольте начать с самого начала. – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – У меня очень длинная история. Начинается она задолго до Гражданской революции тысяча девятьсот семнадцатого года. Я понимаю, что то, что я вам расскажу, покажется фантастическим, но, увы, оно было на самом деле.

Мой отчим был подданным Его Величества Александра Третьего. Я был первым ребенком у своей матери. Когда царь погиб, мой отчим, являясь важным государственным деятелем, обвинил меня в смерти верховного правителя. Так как он был чиновником, все ему поверили, и меня, восемнадцатилетнего юношу отправили на исправление в урановые рудники.

Тридцать с лишним лет я провел в заключении, пока меня в один прекрасный день не освободили большевики. У меня было серьезное облучение, вследствие чего позже в моем организме заметили лейкоз последней стадии. Меня отправили умирать.

Очень долго и тщетно я ждал своего последнего часа, жил так, как будто на завтра меня уже не станет, и вот чудо, на сегодняшний день мой возраст составляет сто девятнадцать лет.

Валерий слушал рассказ странного мужчины и через узкие щелочки глаз всматривался в его лицо. Все, абсолютно все – начиная от своеобразной походкой до покачивания бедрами – выдавало в нем пафос. Хотя грациозные манеры, необычная манера общения, даже голос с легкой хрипотцой вызывало восхищение. И некоторую долю зависти, хотя слова Долгожителя были больше похожи на бред умирающего больного.

– Я не смогу предоставить вам доказывающие правоту моих слов документы. Я знаю, в нашей стране очень ценится бюрократия, и я уважаю нашу систему – мало ли какой сумасшедший мало ли что заявит публично или наедине, только со своим разумом. – И тут Валерий понял, что посетитель лжет, но продолжал его молча выслушивать. – К сожалению, пока я рос беспризорником в семье отчима, не смог обучиться грамоте и чтению. Мой приемный папаша был редкостным пьяницей, ему было не до чужого ребенка.

– Я понимаю всю суть трагедии всей вашей жизни, – перебил мужчину Валера, – но не могли бы вы перейти к самому вашему предложению?

– И я понимаю вашу торопливость. Время самый ценный дар, и его нельзя тратить понапрасну. Видите ли, Валерий Алексеевич, я до сих пор болен острым лейкозом. В моей крови течет белая жидкость. Меня мучают головные боли, низкое давление и температура постоянно падает. Но есть кое-что, что вас несомненно заинтересует.

Долгожитель вытянул руку. Из ладони показалась темная размытая струйка – она вырвалась из-под кожи и клубами упала на линолеум, украшавший пол. Из ноздрей мужчины потекла кровь, коснувшись розоватых потресканных губ.

– Прошу прощения, – мужчина достал платок и промочил им губы, – у меня такое частенько бывает, когда стихия вырывается наружу. Я слишком долго контролировал ее, что не могло не сказаться на моем организме.

Александров и Валерий изумленно переглянулись.

– Что это?.. – подал голос последний.

– Уран. Иногда она светится в темноте. Приходится надевать специальный костюм, чтобы меня ненароком инопланетянином не прозвали.

– Но как?!

– Я понятия не имею. Вы же химик, Валерий Алексеевич.

– Я вижу подобное в своей практике впервые!..

– Я за этим и пришел, товарищ Легасов, – усмехнулся Долгожитель.

Валерий изумленно помотал головой:

– Я ничего не понимаю!..

– Ничего и не нужно понимать, Валерий Алексеевич. Я предлагаю вам сделку, – мужчина с гордой осанкой прошелся по кабинету и остановился у стола, за которым сидел ученый, – товарищ Легасов, вы бы могли построить карьеру куда серьезнее вашей. Вы бы могли изучить мою стихию и предоставить ее людям. Вы бы могли вживлять в людей мою кровь и делать их неуязвимыми перед мирным атомом. Рано или поздно он все равно вырвется из-под нашего контроля и начнет творить неописуемые вещи. Почему бы не разработать наш ответ стихии, не позволив ей унести человеческие жизни?

– Вы больны, товарищ Долгожитель, – смог вымолвить Валера, отойдя от шока.

– А вы, товарищ Легасов? – парировал Долгожитель. – Вы ничем не больны, Валерий Алексеевич? Например, любовью?

Валерий побагровел от злости.

– Вас это не касается…

– В общем, я даю вам на размышление пару дней. И не принимайте скоропалительных решений. Это может стоит чьих-то жизней.

И мужчина, развернувшись, покинул кабинет ученого.

16

Долгожитель вернулся в лабораторную в тот же день. Швырнув папку на первый попавшийся стол, он разъяренно ударил рукой по стеклянной столешнице, отчего поверхность покрылась мелкими трещинками.

На шум выбежала напуганная Лиза.

– Что случилось?.. – девушка оторопела, заметив разгневанный взгляд мужчины – его темные, всегда прилизанные гелем, стояли дыбом. Пиджак сидел на нем криво, а лицо стало багрово-красным. Глазные яблоки налились кровью.

Долгожитель скрипел зубами от злости, бросая разорванные клочки бумаги, салфетки, бумажные пакеты и прочую, лежащую на рабочих столах, мелочь.

– Он у меня за все ответит! Обормот! Он не знает, с кем связался!

– Что случилось-то?! – тут уже девушка не выдержала.

– Он меня назвал больным!

– Кто? – не поняла Лиза.

– Легасов!

– О господи! – Лизавета всплеснула руками. – Ты ожидал чего-то другого? Я же говорила, тебе никто не поверит!

– Я показал им свою умения!

– И что?

– Не поверили! Они мне не поверили! – продолжал кричать как сумасшедший Долгожитель.

– А ты что-нибудь предложил ему взамен?

– Он меня унизил! О чем ты вообще говоришь?!

– Переговоры явно не твое.

Долгожитель ходил взад-вперед, поднеся руки, сложенные в молитве, к своему носу, и, взяв паузу, замолчал. Лиза стояла поодаль, не смея вмешиваться в его размышления. Она лишь молча наблюдала за метаниями мужчины и поджимала губы, сдерживая рвущиеся с уст возражения.

– Я все о нем выяснил, – заявил наконец Долгожитель после долгого томительного молчания.

– И?

– У него есть жена и двое детей, дочь и сын. Дочь живет за границей, сын проживает вместе с отцом и матерью в их квартире. А еще, – тут мужчина сделал драматическую паузу, – у него есть вторая жена, будем называть ее любовницей. Редкостная красавица. Товарищ Легасов настолько хороший человек, что у него не хватает совести и смелости бросить ее, так как у нее есть маленькая дочь.

– И?!

– Мы дадим ему еще один шанс. – Долгожитель пристально взглянул на побледневшую девушку – та поняла, на что намекает ей мужчина: в его взгляде было что-то нехорошее, глаза стали злыми и темными. – Если он его упустит, значит… такова его судьба. – И он развел руками, зло ухмыльнувшись.

17

В кабинет постучались.

– Войдите!

На пороге кабинета возник незнакомый молодой мужчина и положил завязанную папку на стол.

– Меня попросили передать важные документы, Валерий Алексеевич. – И парень, не дождавшись ответа, покинул помещение.

Прошло два дня с той странной встречи.

Валерий долго не мог прийти в себя.

– Да ладно вам, Валерий Алексеевич, мало ли идиотов на свете, – попытался успокоить его Александров.

Валера лишь нахмурился. Краска с его лица постепенно сходила на нет, возвращая привычный бледноватый оттенок кожи.

– Я привык реагировать на все спокойно, если тому позволяет ситуация, – произнес ученый спустя минуту молчания. – Этот ваш Долгожитель, товарищ Александров, и правда сумасшедший. Но его умения выглядели самыми что ни на есть настоящими. Анатолий Петрович, вы когда-нибудь видели нечто подобное?

– Вы правы, Валерий Алексеевич, он действительно волшебник. Но мы – ученые, и наша задача опровергать такие способности. И все-таки зря ты его прогнал, – помолчав немного, добавил учитель. – Но я не настаиваю! – он вытянул руки вперед, заметив недоуменный взгляд ученика. – Всего лишь высказал свое мнение, вот и все.

– Где он вообще мог нас увидеть?

– На нашем выступлении на большой арене. Вы разве об этом забыли, Валерий Алексеевич?

18

Перед той самой роковой для Легасова встречей

– Доброе утро, Елизавета.

Лиза привстала на постели и, опершись на локти, сквозь сонную занавесу вгляделась в мрачный силуэт, возникший на пороге ее комнаты. Долгожитель нажал на выключатель, и свет больно ударил по глазам.

– Доброе утро, мой господин.

– Я же просил тебя не называть меня так, – мужчина поглядел по сторонам, – по крайней мере, в своей постели.

Девушка хмыкнула:

– Уменьшительно-ласкательные ты не любишь, называться господином ты не хочешь, а своего настоящего имени ты никогда не называешь. Путаница получается.

– Ради тебя я все стерплю.

Лиза встала с кровати и надела халат, который мужчина держал в своих руках.

– Какая у нас на сегодня программа? – спросила она, расчесывая длинные волосы у большого зеркала.

Долгожитель забрал у нее расческу и принялся сам расчесывать запутанные во время сна пряди.

– У нас сегодня свидание. Вне программы, если можно так сказать.

Мужчина заметил удивленный взгляд возлюбленной в отражении зеркала.

– Свидание? Мы живем вместе почти год, и, заметь, моя мама до сих пор против наших с тобой отношений.

– Знаешь, мнение твоей мамы нас должно волновать в самую последнюю очередь. Я знаю, она мечтает выдать тебя замуж за соседского мальчишку, так как тебе еще нет двадцати. Но речь не об этом. И прошу, не упоминай свою маму всуе. Она у тебя приверженица социалистических взглядов.

– А я не соглашусь с тобой. Настоящих коммунистов в нашей стране на самом деле очень мало. Люди привыкли жить старыми правилами. Они живут по инерции.

– Но опять же это не тема нашего разговора.

Долгожитель отложил расческу и провел рукой по причесанным волосам.

– И куда же мы идем? – спросила Лиза.

– В цирк.

Девушка пристально на него посмотрела:

– У тебя отличное чувство юмора, мой господин! Ты самый настоящий романтик.

Он поморщился, когда возлюбленная снова назвала его господином. Хотя чему удивляться: мужчина сам просил своих подчиненных обращаться к нему высокопарно. Правила в лабораторной следовало выполнять неукоснительно – позволялось вести обычный образ жизни вне медицинских стен. Никто не должен был знать о подпольной организации, и нарушивших запрет ожидала печальная участь.

Мама его возлюбленной знала об их отношениях. Лиза, заканчивая медицинское училище, отправилась на практику в местную поликлинику, где они столкнулись взглядами. Его словно молния пронзила – в ее глазах хотелось утонуть, а в русых длинных волосах закопаться, вдыхая их запах. Лизавета выглядела очень ухоженной и привлекательной: большой бюст, из-за которого трещали пуговицы на халатах, не позволял отвлечься и заманивал к себе неравнодушных к подобному мужчин.

Лиза была девственницей. Несмотря на малый возраст – ей едва исполнилось восемнадцать, когда они столкнулись в холле больничного заведения, – она испытала настоящее удовольствие от близости со взрослым мужчиной. И это вызвало гнев престарелой матушки: дочь родила она поздно, да и рассчитывала на другое будущее – с соседским парнишкой, бабушка которого слегла и требовала за собой ухода. Лизавета ходила к ним в гости, помогала, чем могла, а когда Долгожитель появился в жизни юной девушки, тут же бросила парня вместе с его старушкой.

– Все, что мы с тобой делаем, делаем для дела, – выдержал паузу Долгожитель. – Я часто повторяю слова, когда пытаюсь что-то объяснить. Вот мой отчим искусно владел русской речью, правда и пьяницей он был профессиональным.

– Ты постоянно говоришь об отчиме…

– Если бы не он… – тут мужчина уставился злым взглядом в стену – ярость пронзала его словно молния, заставляя дрожать как при дуновении холодного ветра, – я бы никогда не затеял ничего подобного.

Они вышли с другой стороны здания. Новая застройка красовалась привлекающими взгляды надписями и парадными, возле которых стояли представительные автомобили. Лабораторная же располагалась в подвале обычного жилого дома – без приукрас, зато не привлекало лишнего внимания. На первом этаже проживали обычные работяги, возвращавшиеся в квартиры лишь переночевать, а потом снова уйти.

На респектабельного мужчину и его спутницу тут же обратили внимание: дворники, как завороженные, остановились и изумленными взглядами проводили необычную парочку, сопровождаемую молодыми людьми в строгих черных костюмах. Водитель, дожидающийся их снаружи, заранее завел двигатель. Долгожитель усадил Лизу на заднее сидение и, зло посмотрев на дворников, обошел автомобиль с другой стороны и присоединился к девушке.

Цирк на Цветном Бульваре является самым старейшим из всех цирков. И в те годы, когда происходили зловещие события, предзнаменовавшие начало конца, тоже. В вечернее время народу здесь куда больше, чем в дневное или утреннее. И, когда черная “Волга” остановилась подле старинного, пусть и недавно отремонтированного, здания, присутствующие тут же заметили выходящего из машины мужчину и молодую девушку, лицо которой было закрыто черной вуалью.

Они прошли внутрь, когда уже происходило выступление.

На цирковую арену выехала старая повозка, заправленная лошадьми. В ней сидели представительные мужчины – на одном из них были надеты черный фрак, того же цвета цилиндр и брюки. Носы его туфель блестели, будто заранее начищенные.

– Красавец, – протянула Лизавета, усаживаясь рядом с Долгожителем.

Тот хмыкнул.

– В мои времена он был бы ничем не примечателен. Это сейчас подобное вызывает восторг. Хотя-я-я… он же вроде ученый, причем, далеко не безызвестный. Но иногда за маской науки скрывается мелкая сошка. Кто знает, кто знает…

Лиза удивленно посмотрела на своего сожителя.

– Ты начал говорить другие слова, – заметила она.

– А ты меня им научила. Ты вспомни, кем я был!

– Невеждой?

– Ва-а-а-ай! – разозлился мужчина. – Ненавижу это слово и ненавижу правду!

Они замолчали, уставившись на представление.

– Ты так и не сказал, что на этот раз придумал. – Двое мужчин во фраках и цилиндрах покинули повозку и уже на арене размахивали руками и шляпами. Лизавета смотрела то на них, то на Долгожителя, пытаясь понять суть происходящего. Она лишь увидела ехидную улыбку на лице любовника. – О боже, неужели ты до сих пор не оставил свою затею?!

– Почему я должен ее оставлять? – последовал ответ, до глубины души шокирующий девушку.

– Но ведь ты же можешь жить по-другому! Зачем кому-то мстить? – начала переубеждать мужчину Лиза. – Этих людей нет в живых, а эти, – она указала на арену, – ни в чем не виноваты! Подумай, что ты творишь? Разве тебе той истории с мальчиком мало? Тебе его не жалко?

– Нет, – сухо ответил Долгожитель. – Не жалко.

19

Валерий недоуменно посмотрел на папку. На обложке ничего не было написано. Валера развязал тесемки и, придвинув документы, неровно напечатанные на печатной машинке, принялся их читать.

“То, что я предлагаю Вам, Валерий Алексеевич, коснется не только Вашей карьеры, но и жизни многих людей. Один из них уже успел пострадать из-за отсутствия Ваших знаний.

Я – Долгожитель. Меня так прозвала моя супруга. Мы еще не расписаны, но уже довольно давно проживаем вместе. У меня нет настоящего имени. Точнее, есть, но оно стало пылью с тех пор, как большевики в 22 году освободили меня из урановых рудников. Я стал свободен, но свобода превратила мою жизнь в бессмысленное существование. Я очень долго мотался по всему свету. Я искал не только утешения, но и смерти – особенно после того, как мне стало известно о моем заболевании. Меня ничего не держало – и сейчас не держит – в этом мире. У меня нет семьи. Близкие и друзья сгинули там же, в урановых рудниках – там целая история вышла. Отчима расстреляли большевики, и я остался один.

Зачем я все это рассказываю, спросите Вы, Валерий Алексеевич? Я ранее поведал Вам свою грустную биографию, но Вы не захотели дослушивать и прогнали меня, как какого-то сумасшедшего. Каждый безумен по-своему, и этот мир тоже безумен. Я просто готовлю Вас к более тяжелым вещам, о которых поведаю Вам ниже.

Перед тем, как начать следующую тяжелую историю, единственная просьба: не рассказывайте о ней никому. Я все знаю о Вас. О Вашей трагичной любви, о Ваших двух женщинах, у одной из них есть маленькая дочь… Вы подумайте, прежде чем делать неверные шаги. У Вас есть что терять.

Я решил покончить со своей жизнью сам, раз смерть не хочет меня забрать. Нет более сил терпеть невыносимое и пустое существование. Мне приходится занимать высокий пост, но по факту я никто. Каждый раз заручась властью, я становлюсь сильнее… физически. Морально я давно сгорел. Моя стихия, мои способности появились благодаря радиационному поражению, полученному в урановых рудниках. Уран – моя стихия. Я держу и контролирую ее в себе, хотя мог бы построить очередной реактор.

Попавшийся на моем пути маленький десятилетний мальчик возродил во мне давнее запретное желание. Когда-нибудь я расскажу Вам о нем, Валерий Алексеевич. Все же знают, что в Советском Союзе эксперименты над людьми поставлены на поток5. Чем мы хуже, Валерий Алексеевич, тем более у нас есть великая цель – передать людям, нашей стране, да и вообще всему миру наши знания, наши умения, сделать Советский Союз еще могущественнее!..

Этот мальчуган оказался слабым. Его здоровье оборвало его жизнь в первые часы эксперимента. Нужна небольшая дозировка слабо радиоактивного урана, например, уран-2386. Его нужно вводить постепенно. Но я совершил роковую ошибку – доза показалась мне слишком малой, мое нетерпение не давало нормально сосредоточиться и кого-то слушать.

Мальчик скончался в первые же сутки.

У него были мама с бабушкой. Отец отсутствовал по неизвестным причинам. Эти две женщины пытались отыскать своего мальчишку – я знаю, что они обратились в милицию, и мне пришлось организовать все так, как будто бы мальчик оказался жертвой маньяка. Для Вас это слово незнакомо, как и для всех людей нашей необъятной родины. Серийный убийца-педофил перерезал невинному ребенку сонную артерию, и тот скончался от кровопотери. Вы все еще уверены, что подобное осталось лишь на Западе? Вы не знаете, что жизнь одинаково беспощадна на любой точке земного шара?

– Что там? – вошедший в кабинет своего ученика Александров увидел у оного в руке темноватые листы бумаги с напечатанным на машинке текстом. – Это наш старый приятель решил о себе напомнить?

Валерий отложил листы и невидящим взглядом уставился в стену напротив своего рабочего стола.

– Ничего.

20

Когда молодой гонец вновь появился на пороге его кабинета, Валерий решительно заявил:

– Отведи меня к своему начальству!

Молодой мужчина кивнул и повел ученого к выходу из института. Валера набросил на себя пиджак – на улице хоть и стояли майские деньки, но погода бывала настолько изменчива, что солнце и дожди сменялись каждые полчаса. Стояла хмурь. По небу проплывали серые облака, грозя обернуться настоящим ливнем. Подул прохладный ветерок, и деревья склонились в поклоне перед мужчинами, один из которых пригласительно распахнул дверцу черной “Волги”. Когда Валерий достал и прикурил сигарету без фильтра, незнакомец заранее открыл окно.

Машина двинулась с места.

– Меня попросили передать вам, Валерий Алексеевич, чтобы вы, выходя из лабораторной, постарались забыть ее местоположение. Понимаете, Валерий Алексеевич, моему начальству проблемы ни к чему. Заранее благодарен за понимание, – произнес водитель, вызвав недоумение у сидящего на заднем сидении ученого.

Черная “Волга” остановилась у красной металлической двери. Первым вышел гонец, поправил пиджак и, распахнув дверцу автомобиля, выпустил из салона Валерия. Затем подошел к двери, потянул за ручку и начал спускаться вниз, в темноту, по крутым ступенькам.

– Поторопитесь, Валерий Алексеевич, начальство очень сильно волнуется.

Валера хмыкнул и, словно примерный ученик, следовал за молодым гонцом, который в итоге привел его к очередной запертой двери. Когда она открылась, ученому предстало полумрачное помещение с медицинским оборудованием, шкафами, стульями и столами. По залу ходили люди в медицинских халатах. Валерий впал в ступор и не мог поверить своим глазам: в подвале жилого дома находилась подпольная организация, занимающаяся чем-то тайным и одновременно нехорошим. История, выложенная Долгожителем в документах, поразило Валерия до глубины души. Этот безумный человек с темными мешками под глазами и показным высокомерием убил ребенка, и даже гордился этим!..

– Приветствую вас, Валерий Алексеевич.

Валерий вздрогнул от неожиданности и, повернувшись, увидел Долгожителя, что стоял за его спиной, спрятав руки в карманы брюк.

– Не думал я, что вы так быстро передумаете, – усмехнулся Долгожитель, доставая из кармашка пиджака пачку импортных сигарет и прикуривая одну из них. – “Мальборо”, произведены в Швейцарии. Я иногда бываю там по работе. Вы не в курсе, кем я работаю? Вам и не нужно знать. Я всего лишь хочу, чтобы вы присоединились к моим специалистам, товарищ Легасов.

– Вы еще более безумны, чем я думал.

Долгожитель громко рассмеялся.

– Все обо мне так говорят, но предпочитают держаться от меня подальше. Ну так что, Валерий Алексеевич? Вы согласны принять мое предложение?

Валерий набрал в легкие воздуха и решительно ответил:

– Нет, не согласен! Это хреновая затея. Вы подвергаете опасности жизни многих людей, убили ни в чем неповинного ребенка, и поэтому дальше собираетесь разрабатывать свои чудовищные эксперименты? Вы думаете, что вам это не сойдет с рук? Вы что, Господь Бог? Если вам и дали много лет жизни, это не значит, что вам нужно уничтожать жизни других людей!..

Долгожитель внимательно выслушал ученого, затянувшись очередной сигаретой. Отвернувшись, выпустил табачный дым через сжатые губы и бросил на Валерия пристальный взгляд. Ему казалось, что злые и переполненные темнотой глаза прожигали его насквозь.

– Ну что ж, – после долгого молчания произнес Долгожитель, – вы сами подписали себе договор, товарищ Легасов. И да, не забывайте, что вас ждет, когдвы покинете мое пристанище. Мои глаза и уши везде, я отреагирую сразу же, если вы посмеете открыть свой рот.

– И вам всего хорошего. – Валерию хватило смелости не удрать с громким воплем из странной подпольной лаборатории.

21

– Да сделай же ты что-нибудь! – продолжала кричать Света. В этот момент можно было подумать, что в хрупкую на вид девушку вселился сам дьявол – ее глаза стали безумны, а руки дергали за воротник пиджака рядом стоящего мужчины. – Не стой столбом, спаси мою Алину!

Последние слова больно резанули слух ученого. Он-то думал и надеялся, что у них со Светланой самая настоящая семья, но девушка продолжала считать себя его любовницей и мало того, считать маленькую дочь только своей, обходя вниманием самого мужчину. Но Валерий быстро взял себя в руки. Он поправил съехавший галстук и твердо заявил:

– Я сейчас же поеду и разузнаю, что случилось с нашей дочкой!

Светлана осталась стоять у входа в институт. Ее шикарные, цвета солнечного нимба, волосы стояли дыбом. Ей хотелось зацепиться взглядом в проходящих мимо женщин, держащих за руки маленьких детей. Среди них не оказалось ее девочки с длинными, цвета воронова крыла, волосами и пронзительным взглядом синих глаз.

Валерий вызвал такси и, назвав водителю адрес, отправился в злополучное место. За весь путь пришлось дорого заплатить, но мужчина швырнул деньги водиле и вышел из автомобиля, хлопнув дверцей. Валера затарабанил по железной, окрашенной в красный цвет, двери, и едва сдерживался, чтобы не начать крушить все подряд.

– Идемте, Валерий Алексеевич. – Ему открыл тот же самый юнец, что являлся к нему в институт по поручению своего начальника.

– Нетушки! – рассвирепел Валерий. – Сначала скажи, где твой начальник, я хочу лично с ним поговорить!

– Он ждет вас, товарищ Легасов.

Валерий спустился в подвал, прошелся по ярко-освещенному тоннелю, прежде чем перед ним предстал сам Долгожитель в новом искусно сшитом костюме.

– Снова приветствую вас, Валерий Алексеевич, – зловеще улыбнулся мужчина.

– Где Алина?! – воскликнул Валера.

– Ну, ну, чего вы так буяните, товарищ Легасов, – Долгожитель подошел и с наигранным сочувствием похлопал ученого по предплечьям, – ну же, успокойтесь. С вашей дочерью все в порядке, она играет в детской.

– Верни мне мою дочь!

– Вернуть тебе твою дочь… – задумчиво пробормотал Долгожитель, склонив голову на бок и прищурив глаза. – Понимаешь, в чем дело, твою дочь сложно будет вернуть тебе в том виде, в котором она сюда пришла.

– Ах ты, гад! – Валерий набросился на Долгожителя, но тот внезапно растаял и вновь материализовался у него за спиной. – Что за…?

– Мне иногда бывает очень сложно контролировать свою стихию. Она по-прежнему не хочет моей смерти. Зато она желает отмщения, как и я! – повысил голос мужчина. – Твоя дочь, Легасов, как ни странно, подходит на роль исполнительницы. Она примет мои знания, а когда придет срок, исполнит порученною ей миссию! Она уничтожит не только вас, но и всю вашу страну, которая долгое время издевалась надо мной! Она построит новый мир, где нет таких, как ты!

Долгожитель насмехался над ученым, который растерялся от услышанного. По лицу мужчины крупными бусинами скатывался пот, оставляя на белом воротнике рубашки серые следы. валерий часто-часто заморгал, пытаясь удержать рвущиеся наружу слезы. Ему хотелось побежать в милицию, написать заявление о пропаже дочери, но понял, что дело это проигрышное. Наверняка у этого безумца есть козыри в рукаве. И один из них – любовная связь ученого на стороне.

– Покажи мне мою дочь, – Валерий продолжал не сдаваться и давить на обезумевшего чиновника.

Тот расхохотался.

– Хорошо, ты увидишься со своей ненаглядной дочуркой, но лишь при одном условии!

– Говори!..

– Ты станешь участником эксперимента. Ты возглавишь моих ребят и будешь проводить опыты над собственной дочерью. Нет для тебя наказания более худшего, чем это!.. – Долгожитель снова разразился смехом и, превратившись в клубы темного дыма, взлетел к потолку и материализовался обратно по ту сторону лабораторной.

22

Когда на следующий день Валерий не пришел к ней на назначенную ранее встречу, Светлана впала в отчаяние. Слезы ручьями стекали по бледному лицу. Безумным взглядом уставившись в одну точку, она искала хоть какое-то верное решение. В груди разверзлась настоящая дыра, а в голове начал происходить кромешный ад. Пустующая детская кроватка заставила несчастную мать выть от горя. Света вцепилась руками в волосы и рвала их в буквальном смысле, пока кровь вместе с слезами не покатились по щекам и шее, опускаясь на грудь обезумевшей девушки.

Через месяц возвращающиеся с работы соседи заприметили приоткрытую дверь квартиры, где проживала Света, и заглянули внутрь. На полу были разбросаны бутылки. На столе стояли недобитая водка и рюмка. Сама девушка лежала на полу без сознания. Пульс на ее шее еще прощупывался. Светлану доставили в больничное отделение. Девушка хотела покончить жизнь самоубийством, так как ее маленькую дочь, ее единственный смысл жизни, так и не нашли.

Валерий как в воду канул.

23

Он не мог без слез смотреть на маленькую девочку. Алина подошла к нему и дрожащими руками обняла за шею, уткнувшись носом в плечо. Валерий поглаживал дочь по спине и сдерживал рвущиеся наружу рыдания. Она была так невинна и разбита, что от отчаяния хотелось выть, словно одинокий волк на луну.

Девочка разомкнула объятия и всмотрелась в отцовское лицо пронзительным взглядом синих глаз.

– Ты заберешь меня домой?

Валерий активно закивал, сдерживая вопли отчаяния.

– Заберу! Обязательно заберу, вот увидишь!

24

Лиза встретила Валерия на выходе из детской.

– Попрошу вас, товарищ Легасов, пройти со мной в свой рабочий кабинет, – произнесла она, смотря куда-то мимо ученого. – И еще: так как вы являетесь участником научных исследований, наш начальник просит вас, как и всех участвующих, называть его господином. Вам запрещается покидать лабораторию без его ведома, действовать по собственному усмотрению, заранее не предупредив нашего господина и, если ситуация потребует вашего отъезда, вы должны держать язык за зубами. Все ясно?

– Более чем.

– И еще кое-что, товарищ Легасов, отныне наш господин будет контролировать ваше с дочерью общение. Вы не должны ничего ей говорить или объяснять. Господин в целом предусматривает для вас запрет на контакт с девочкой, но так как вы добровольно согласились с нами работать… – тут девушка понимающе улыбнулась, – вам сделали небольшую поблажку. Вы можете видеться с Алиной только вечером, желательно перед сном. И ни при каких обстоятельствах не влезать в ее воспитание!

Валерий лишь шумно выдохнул, не найдя сил что-то ответить.

25

Алина с трудом открыла глаза и увидела лицо милой девушки, что нависла над ней подобно скале из самых страшных сказок.

– Доброе утро, Алиночка. – Лиза тепло улыбнулась.

Девочка протерла глаза и осмотрелась.

– Я уже дома?

– Ты дома у дяди Долгожителя.

– А кто такой дядя Долгожитель?

– Он друг твоего папы.

Алина хотела что-то сказать, но замолчала, опустив голову.

– Что? Что-то не так?

– Дядя Долгожитель похитил меня и не дает увидеться с мамой. Дядя Долгожитель Баба Яга!

Лиза рассмеялась.

– Это был сюрприз!

– Хочу к маме! – расплакалась Алина.

Лизавета остановилась и приблизилась к лицу девочки.

– Если ты не будешь плакать и будешь хорошо себя вести, то очень скоро поедешь к маме. Идет?

Алина согласно закивала.

– Пойдем! – девушка взяла ее за руку и повела через узкий мрачный коридор.

Через пару минут она привела ее в небольшую комнату, похожую на процедурную, что бывали в обычных поликлиниках: кушетка, стол и стул, шкафчик с медицинскими препаратами и странное оборудование, механизм которого словно застыл. Лиза набросила на себя халат, собрала волосы в хвост и, нажав кнопочку на незнакомом аппарате, принялась доставать шприц и бутылочку спирта. Намочила кусочек бинтика и показала Алине на терапевтическое кресло.

Девочка послушно устроилась и вытянула руку. Она крепко зажмурилась, когда Лиза, вытащив из аппарата ампулу со странной жидкостью и вылив ее в шприц, начала медленно вводить иголку под нежную кожу малышки.

– В обед мы с тобой эту процедуру повторим. – Медсестра широко улыбнулась. – Дядя Долгожитель хочет, чтобы ты росла крепкой и здоровой.

Алина закивала.

– А теперь пойдем, навестим нашего дядю Долгожителя!

И они, взявшись за руки, вышли из процедурной.

26

– Здравствуй, Алиночка. – Девочку встретил высокий темноволосый мужчина. Долгожитель спрятал левую руку в карман брюк и начал медленно приближаться к малышке с фальшивой улыбкой на лице.

– Здрасти.

– Ты наверняка задаешься вопросом, кто я такой и что ты здесь делаешь?

Алина посмотрела по сторонам и лишь улыбнулась в ответ.

Долгожитель заметил скуку во взгляде синих глаз.

– Я хочу научить тебя нечто прекрасному. – Мужчина опустился на правое колено и вытянул вперед руку. Малышка восторженно охнула, когда из центра ладони вырвалась струйка дыма, похожая на русалку. – Это Уран. Она хочет быть твоей подружкой.

Русалка принялась выплясывать, то взлетая ввысь, то падая на распростертую руку мужчины. Ее мелкие глаза были похожие на темные бусинки, а вместо ног у нее развивался хвост, на конце которого размытыми движениями струился дымок.

Алина радостно захлопала в ладоши.

– Хочешь такую же?

Девочка закивала.

– Уран любит послушных девочек, которые хорошо учатся и выполняют все, что им скажут. Ты должна доказать ей, что достойна ее дружбы. Ты же… – Долгожитель прищурился и всмотрелся в лицо Алины, – понимаешь, о чем я тебе говорю, верно?

– Папа говорит, что я умная девочка!

– Папа… – протянул мужчина, отворачивая взгляд.

– А где папа? Он тоже будет учиться?

– Конечно!

Лиза спрятала кривую усмешку. Она, не отрываясь, смотрела на разыгрываемую ее любовником сцену и ощутила приятное тепло, что разливалось по венам как хорошо выдержанное вино. Такое ей приходилось ощущать в моменты близости: когда девушка, оставшись наедине со своим сожителем, отдавалась ему безо всякого чувства вины. Была только любовь, бесконечная, безграничная, наполненная эмоциями и сладкими речами…

– Итак, – девушка выплыла из своих воспоминаний, услышав строгий голос Долгожителя, – первое, чему ты должна научиться, это хорошему этикету. Уран любит грациозные манеры и деликатное отношение к тому, кто выше. Понимаешь?

– Я же сказала, я не дурочка! – возразила девочка.

Долгожитель рассмеялся.

– Очень хорошо, умница Алина. Ты должна для начала присесть… как это делают принцессы в сказках. Ты читала такие сказки?

– Конечно!

– Помнишь, как они приветствовали своих друзей?

Девочка задумалась. А потом присела в реверансе, взявшись за края платья.

– Мне мама показывала! – гордо произнесла она в конце.

Долгожитель ободряюще улыбнулся малышке, а Лизавета захлопала в ладоши.

27

Валерий с трудом сдерживал свои эмоции – чувства рвались наружу, и мужчина ощущал, что с каждым днем теряет над собой контроль. Ему было сложно видеть лицемерие и показное веселье нового начальника – тот вел с девочкой крайне корректно, не позволяя и тени подозрения лечь на его лицо. У него все шло по плану, и озлобленный на весь мир чиновник наслаждался страданиями присутствующего в его подпольной организации химика-неорганика.

Прошло пару месяцев.

Валера обжился среди неизвестных ему практикующих ученых. Он ни с одним из них не общался и появлялся лишь тогда, когда его дочь, маленькую шестилетнюю девочку, приводили на очередную операцию – так называли уколы слабо радиоактивного урана, которые необходимо было ставить внутривенно. Валерий самостоятельно назначал дозировку химического вещества, внешне очень похожего на спирт – такой же бесцветный и противный на запах. Ему хотелось, чтобы Алина продержалась как можно дольше: в его голове уже родился план спасения из этого дьявольского места.

Лиза, медсестра и по совместительству любовница Долгожителя, проводила с девочкой больше времени, чем родной отец. Валерию назначили время посещения малышки и выдали список фраз, которые он должен говорить при каждой встрече с дочерью. Валере хотелось смять ненавистную бумажку и швырнуть комок в лицо своему начальству за издевательства над ним и ребенком. Это был удар ниже пояса. Но нужно стерпеть, чтобы спасти свою девочку.

Алину кормили по расписанию: завтрак – обед – ужин.

Иногда это делала Лиза.

Но однажды перед самым сном Валерию выдали поднос и приказали отнести его дочери. Обычно девочка сама приходила в столовую. Валера лишь украдкой видел ее и едва сдерживался от рыданий, что разрывали его душу и сердце на куски.

Мужчина принял подношение и направился в больничную палату, где отдыхала малышка.

Отворив ногою дверь, он вошел в комнату.

Алина повернулась к отцу и улыбнулась.

Валерий остолбенел.

На лице девочки появились маленькие язвочки. Они покрылись толстой корочкой, но при этом выглядели не менее жутко. Тыльные стороны рук украшали красноватые пятна, а голова была прикрыта обычным белым платком. Во взгляде малышки проглядывались усталость и одновременно грусть. Появление отца на пороге больничной комнаты возымело свое действие: Алина едва не расплакалась и продолжала сидеть на постели с натянутой фальшивой улыбкой.

– Уран ко мне так и не пришла, – сказала Алина и тяжело вздохнула. Подняла вверх руку и показала пустую ладонь. – Я ее зову, но она так и не пришла. Я делаю что-то не так?

Валера поставил поднос на столик, что стоял рядом с кроватью, и присел рядом.

– Я хочу показать маме, чему научилась. – Девочка продолжала вертеть руку. – Когда мы поедем к маме?

Валерий опустил взгляд. Он помнил угрозы Долгожителя и лишь молчал, изо всех сил сжимая губы.

– Папа, а когда мы домой поедем? Мне надоело быть в этой больнице! – закапризничала малышка.

Мужчина встал и поправил одеяло, съехавшее наполовину на пол. Заботливо уложил дочь, подложив ей под голову подушку, и чмокнул в лоб. Провел пальцами по детскому личику, ощутил прикосновение шершавых язвочек на коже девочки и грустно улыбнулся.

– Все будет хорошо, – произнес он напоследок, прежде чем покинуть палату.

“Это все гнусная ложь. Алина покинет комнату только в одном-единственном случае… и я об этом даже думать не хочу! – размышлял сам с собой Валерий, тихонько прикрыв дверь. – Я надеюсь, что мой план сработает… или я покину эту лабораторию вместе с ней, в одном гробу!”

28

Спустя еще пару месяцев Долгожитель вызвал Валерия к себе.

– Я хочу с вами побеседовать, товарищ Легасов, – не поднимая взгляда темных глаз, произнес чиновник. Валера остолбенел и сцепил пальцы в кулак. Он чувствовал себя школьником в кабинете директора, – и вот, собственно, о чем. Мои работники записывают каждый ваш шаг и указывают на тот факт, что вы умышленно убавляете дозу урана-238. Если вы и дальше будете так делать, Валерий Алексеевич, мы не добьемся нужного результата.

– Алина умрет, если мы продолжим ее травить! – не выдержал ученый. – Это моя дочь, и я хочу, чтобы она выжила… или просто прожила гораздо дольше своего предшественника!

– Здесь не важны ваши “хочу”, товарищ Легасов! – подскочил будто ужаленный Долгожитель. – Вы должны делать то, что от вас требуется, а иначе… – тут он немного успокоился и сел обратно за стол, – исход вам известен.

– Хорошо! – Валерий всплеснул руками. – Можете меня убить! Ради дочери я готов и умереть!

– Вот как?

– Да, именно так!

– Вы слишком ценны, Валерий Алексеевич. Как и ваша дочь, Алина. Хотя знаете, меня в последнее время мучают сомнения насчет полезности девчонки. На самом деле она бесполезна. Возможно, в будущем, что-то из нее да выйдет. Или мы просто потеряем время благодаря ей и вам, товарищ Легасов.

– Вам плевать на чужие жизни, вас заботит только ваша задница!

– Меня заботит только Союз. Я хочу его уничтожения, – отчеканил Долгожитель.

– Вот как? И чем мы вам не угодили?

– Чем?! – воскликнул Долгожитель, словно его укусили за мягкое место. – А ты сам не догадываешься?! Оглянись вокруг! Вокруг вас столько показухи, и вы думаете, что вы и правда кому-то нужны?! Сборище деградантов и моральных уродов! Ваши фальшивые ценности и ногтя моего не стоит, – прошипел он, встав из-за стола и приблизившись к ученому. – Любовь, семья! Дружба, счастье! Все это не стоит моих потраченных лет в урановых рудниках! В каждой вашей так называемой примерной семейке столько скелетов, столько насилия и предательств, и вы их распространяете, а тех, кто думает иначе, вы готовы уничтожить даже с помощью мирного атома! Я слишком долго терпел, – уже спокойнее продолжил чиновник, – я столько лет терпел, что я – никому ненужный. Я терпел косые взгляды в свою сторону, ведь я не похож ни на кого из вас. И мне это надоело! Даже мать моей сожительницы смотрит на меня как на сущего демона, а я просто люблю ее дочь!..

Валерий внимательно, хоть и с долей изумления, выслушал своего начальника и усмехнулся.

– Если ваша жизнь не удалась, – он развел руками, – в этом нет вины страны. Никто не виноват, что с вами плохо поступили много лет назад. А если чье-то счастье приносит вам моральную боль… обратитесь к психологу… или даже к психиатру, ибо то, что вы творите, ненормально.

– Ненормально?! – снова взбесился Долгожитель. – И ты еще будешь учить меня, что нормально, а что ненормально?!

– Я по крайней мере не бросил ни одну из своих женщин! Я люблю их одинаково, несмотря ни на что! – тоже повысил голос Валера. – Да, это аморально, но это ошибки, мои поступки, и мне за них отвечать, а не моим детям!

– Знаешь что… – озлобленный чиновник аж покраснел от переполняющей его ненависти, – я не намерен больше терпеть тебя и твои мерзопакостные выходки! Убирайся вон из моей лаборатории и больше не приходи сюда, никогда! Никогда, слышишь?!

– Раз вы меня отпускаете, – ученый сделал паузу, – позвольте забрать Алину. Она вам все равно не нужна.

– А вот черта с два! – парировал Долгожитель. – Свою милую дочурку ты никогда больше не увидишь. Я передам ее другим специалистам. Ты все равно со своей задачей не справляешься!

– А вы не боитесь, что, если я выйду отсюда, то немедленно обращусь в милицию?

На лице начальника появилась кривая усмешка.

– Ты не сделаешь этого. Причины две – умрешь сам и помрет твоя дочурка.

– Значит, у вас только один компромисс. Оставить меня здесь, чтобы я продолжал свою работу.

– Ты можешь продолжать работу, но с дочерью ты больше не увидишься. Считай, что ее у тебя больше нет!

Валерий покраснел от злости и чудом смолчал, чтоб не выдать свой план.

“Меня это все равно не удержит. Рано или поздно я заберу свою дочь!”

29

А тем временем прошло уже больше полугода. Валерий считал дни и часы, искал подходящего случая, чтоб выкрасть свою дочь. Его чудом оставили продолжать эксперимент, но отношение к нему резко изменилось – с равнодушного на негативного: другие ученые устраивали настоящие подставы, подкидывая лишнюю и даже ненужную работу, совершали глупые ошибки и, порой, не давали просто отдохнуть. Могли поднять посреди ночи, ничего не объясняя, а после высказывать претензии на пустом месте. Валера забыл, когда в последний раз виделся с Алиной, ибо ему всячески мешали повидаться с девочкой: Лиза, приставленная к ней медсестра, не подпускала его даже на сантиметр.

30

Алина постоянно хрипела, пытаясь дышать через рот. В груди все жгло, а кожа нестерпимо чесалась. Длинные, цвета воронова крыла, волосы полностью слезли, и вместо роскошной гривы зияла лысина. Кожа на голове начала покрываться язвочками, а те, в свою очередь, невыносимо зудились и разрастались еще больше.

В палату, где лежала девочка, вошла Лиза. Она везла впереди себя каталку, на которой лежали заранее приготовленные шприц и баночка спирта. В комнате стояла невыносимая вонь – кожа на теле Алины гнила живьем, истончая гной и сукровицу. Лизавета, подавляя рвотные позывы и отвращение к подобному зрелищу, старалась смазывать ожоги спиртом и зеленкой, но это не спасало. Алина начала часто болеть, ибо в открытые раны попадали инфекции и вирусы.

– Нужно что-то делать, – как-то раз Лиза навестила своего сожителя у него в кабинете. Все свое свободное от работы время Долгожитель проводил наедине со своими мыслями и терпеть не мог, когда кто-то или что-то его отвлекало. – Девочка гниет прямо на глазах. Знаешь, хоть я и медсестра, и должна быть привыкшей ко всему, но даже для меня это слишком.

– Лизонька, душа моя, – мужчина улыбнулся и поманил девушку к себе. Та, виляя бедрами, подошла к нему и обхватила левой рукой за шею, позволяя гладить себя по слегка выпирающему животу, – ради тебя все что угодно! Я прикажу нашим перебинтовать девчонку. И после можешь дальше ставить ей уколы.

– Да я и сама могу! – Лиза развела руками. – Даже лучше твоих работников. – Она присела на край стола и выпрямила затекшие ноги.

Долгожитель, воспользовавшись моментом, провел рукой по ее ногам. Лизавета томно вздохнула и закатила глаза от приятного прикосновения. Она села к сожителю на колени и принялась его целовать, стараясь не замечать, как пальцы мужчины развязывали пояс на ее платье. Их поглотила взаимная поглощающая страсть – Долгожитель, смахнув все свои бумажки на пол, усадил любовницу на столешницу и принялся ее раздевать.

Валерий с озадаченным видом отошел от двери. Заглянув еще раз в узкую щель, он понял, что времени у него навалом. ученый собрался с мыслями и духом и рванул в палату к дочери.

31

Валерий тихонько отворил дверь и незаметно вошел в палату. Путь к девочке преграждала ширма. Аккуратно обойдя ее, безутешный отец едва не упал в обморок от увиденного. На постели в распахнутом виде лежала его дочь, все тело которой покрывали жуткие ожоги. Малышка тяжело дышала, из ее груди вырывались хрипы. В помещении стоял жуткий и невыносимый запах.

“Она долго не проживет…” – промелькнула мысль в голове ученого. Он лишь раздраженно от нее отмахнулся. “Я унесу ее отсюда, увезу в больницу, и ее спасут, обязательно спасут!” – это было больше похоже на самоутешение. Валерий отказывался верить в увиденное. Ему хотелось надеяться на лучший исход. И, чтобы больше не терять ни секунды драгоценного времени, подхватил дочь на руки и вышел из палаты, оглядываясь по сторонам и направляясь по темному коридору до выхода.

Он не знал, куда ему следует идти, а лишь следовал по наитию. Валерий с дочерью на руках блуждал по темным помещениям, надеясь выйти к свету. Потеряв уже всякую надежду покинуть злополучную лабораторию, Валера внезапно вышел в главный зал, заставленный столами и стульями. Над ними возвышался еще один кабинет Долгожителя, с огромным окном, за стеклом которого никого не было. Царил полумрак, работающих людей не оказалось и, воспользовавшись отсутствием возможных препятствий, побежал дальше.

Когда спасительная дверь показалась, Валерий изо всех сил приблизился к ней и толкнул свободной рукой от себя.

Резкий свет больно ударил по глазам, и ученый прикрыл веки ладонью.

– Ты надеялся удрать от нас и унести нашу добычу, Валерий Легасов?

Он не мог поверить в происходящее.

Он проиграл битву за жизнь девочки!

– Мы никому не позволим разрушить наши планы. Ребята, хватайте его, а девчонку отнесите обратно!

Валерия обступили со всех сторон. Заломили руки за спину, выхватив у него заранее девочку, еле живую.

Что было дальше, Валерий помнил плохо. Его схватили, потом долго куда-то тащили, а все остальное погрузилось в полное беспамятство. Возможно, появившийся резкий провал в памяти результат отчаяния. Или это просто шок?

32

Алина очнулась на следующий день. Она разлепила слипшиеся от гноя глаза и увидела вошедшую в палату медсестру. Лиза катила перед собой тележку с медикаментами и бинтами. Остановившись, надела перчатки и, подойдя к девочке, принялась мазать ее ожоги и открытые язвы спиртом.

Алина поморщилась. Ей хотелось плакать и позвать маму, но она сдержалась, отведя взгляд пронзительных синих глаз в сторону.

Лиза тем временем закончила смазывать девочку спиртом и, взяв бинты с каталки, принялась перебинтовывать ей руки и ноги. Лицо девушки скрывала марлевая повязка – в палате окна отсутствовали, вентиляторы стояли выключенными (экономия!), и от невыносимой вони можно было спастись, не заходя в комнату.

– А где мой папа?

Лиза бросила взгляд на девочку и промолчала.

– Я хочу к маме и папе!

Медсестра, закончив перебинтовывать малышку, сняла перчатки и бросила их на каталку:

– Отдыхай. Позже тебе поставят новый укол.

И Лиза поспешила выйти из палаты, прикрыв за собой дверь.

33

Прошел еще месяц.

Алина просыпалась через каждые два часа. Нестерпимая боль пронзала ее хрупкое тело, мешая спокойно спать. Ожоги полыхали адским огнем, язвы зудились – их хотелось расчесать до самых костей, только чтобы прервать эти мучения. Иногда девочку выворачивало. Она не могла больше нормально воспринимать еду и ходила под себя, не в силах встать с постели.

– Папа! Где папа? Я хочу к папе! – кричала Алина, мечась в своей постели. – Мама, забери меня отсюда!

– Сколько мы еще будем ее мучить? – Лиза повернулась к Долгожителю – тот стоял возле палаты со спрятанными руками в карманы пиджака и поджал губы, вперившись взглядом в мечущуюся девочку. – Боже, о, мой господин, у тебя ничего не получится! – девушка молитвенно сложила руки. – Ну почему ты меня не слушаешь? Неужели я перестала для тебя что-то значить, а, господин?

Долгожитель повернулся к девушке. И, не произнеся ни слова, поцеловал ее в губы.

– Не волнуйся, скоро все закончится. Я это чувствую, – произнес он. – А чтобы ты не страдала, душа моя, – мужчина взял любовницу за руку, – я предлагаю заняться более приятными вещами, чем лицезрение чужих страданий.

Лиза грустно улыбнулась. Бросила на сожителя преисполненный любовью взгляд и позволила себя увести.

34

Пространство наполнилось белесым туманом, окутывающим словно пуховая перина. В этом месте не было ничего. Пустота не давила всей своей тяжестью, а наоборот будто утешала, даря покой и умиротворение.

Алине не хотелось возвращаться обратно на землю, где девочку поджидали боль и новые издевательства человека, похитившего ее и мучающего на протяжении года. Иногда ей казалось, что прошло от силы лет десять, и время не залечивало ее раны, а наоборот продлевала нечеловеческие страдания.

– Она могла бы стать самим богом, – этот до боли знакомый голос звучал откуда-то со стороны, разрывая окружающий девочку белесый туман, – но она такая же слабачка, как и все эти мерзкие гнилые людишки!..

Ты же хочешь ему отомстить, верно?

И снова голос. На этот раз незнакомый женский голос. Одновременно мягкий и успокаивающий, убаюкивающий, словно мать укачивала на своих руках плачущего грудного ребенка. В этом усыпляющем тоне раздавались оттенки девочкиного голоса, такого юного и хрупкого, но слова из ее уст вырывались взрослые и четкие.

Алина видела себя со стороны. На ней не осталось ни шрамов, ни ссадин, ни ожогов, разрывающие нежную кожу на куски и выпускающие невыносимый запах. Даже во сне эта вонь врывалась в сознание, не давая насладиться минутами покоя. Она все та же маленькая невинная девочка с длинными, цвета воронова крыла, волосами и пронзительным взглядом синих глаз. На ней была одежда. Школьная форма – волнистая темная юбка, белоснежная блузка, белые гольфы и лакированные туфельки, блестящие, словно начищенные. На голове роскошный бант.

Она летела высоко над городом. Под ногами мелькали высокие бетонные здания, панельные дома с огромными буквами на крышах. И колесо обозрения. Ей хотелось опуститься на землю, сесть в тяжелую металлическую кабинку и снова устремиться ввысь. Но что-то незнакомое вдали звало ее к себе. Приглядевшись, Алина заметила высокую вентиляционную трубу, из которой ничего не вытекало, и странное сооружение под ней, похожее на коробку, но очень больших размеров.

Это твой новый дом. Скоро вся планета вздрогнет от неизмеримой мощности твоих сил. Он скоро узнает, что такое настоящая боль!

Алина проснулась в поту. Каждую ночь ей снился один и тот же кошмар – она, абсолютно другая, без тени эмоций, город под ногами и то странное сооружение, похожее на огромную бетонную коробку. Боль, которая отступила на время, вновь пронзила ее тело, и девочка принялась метаться в постели. Руки и ноги были заранее привязаны детскими колготками. Ей стало страшно. Алина начала плакать.

35

По венам растекалась взявшаяся из ниоткуда нега, заставляя боль, режущую тело заживо, отступить на мгновение, уступая место наслаждению. Приоткрыв веки, девочка увидела склонившуюся над ней медсестру со шприцом в руке. Лиза отошла от кровати и всмотрелась в лицо маленькой пациентки. Та с огромным облегчением выдохнула и наконец-то успокоилась. Лизавета снова приблизилась к малышке и, взяв бинты с каталки, принялась перебинтовывать ей руки и ноги.

– Когда меня отпустят домой?

Лиза отвлеклась, посмотрела Алине прямо в лицо и ничего не ответила.

– Я все еще болею, да?

Медсестра лишь раздраженно выкрикнула:

– Я ничего не знаю!..

И, закончив перебинтовывать девочку, бросила перчатки на каталку и быстрым шагом покинула палату.

– Я вколола ей морфий, как ты и просил, – сказала девушка Долгожителю, который дожидался ее по ту сторону комнаты. Лиза с трудом сдерживала раздражение. – Скажи мне, пожалуйста, сколько мы еще будем ее мучить? Когда это закончится, скажи?! – выкрикнула она, под конец не сдержавшись.

– Столько, сколько нужно, – последовал сухой ответ.

– Отлично! Тогда я не хочу в этом участвовать! – медсестра развернулась и хотела убежать, но мужчина схватил ее за локоть. – Отпусти! Мне надоели твои закулисные игры в справедливость! Мама была права, мне не стоило с тобой встречаться!..

Раздался резкий звук пощечины.

Лиза едва сдерживала рвущиеся наружу рыдания.

На ее бледном лице зияла красная отметина от руки.

– Прекрати истерику! Мы делаем это ради нас, ради нашего будущего! – выкрикнул Долгожитель.

– Что?.. Ради нашего будущего? Да ты все врешь!

Мужчина приблизился к лицу сожительницы:

– Не надо на меня орать, – прошипел он. – И обвинять в том, чего на самом деле нет. Эта девчонка еще не понимает, какой куш сорвала! Какая ее жизнь ждет, а? Скажи?! Пресная серая обыденность с мужем и тремя детьми, работа с утра до ночи и никаких перспектив! Она обязана свергнуть нынешнюю идеологию и построить новый мир, полный свободы и лишенных так называемых традиционных ценностей!

– А может, я тоже хочу жить традиционными ценностями? Своими, а не западными, как у тебя? – набравшись смелости, заявила Лиза в лицо своему сожителю. – Хочу семью, детей… любви, в конце концов?! Ты не можешь понять одного: это не прихоть большевиков, а нормальная человеческая потребность! Ты же сам страдаешь. Ты же хочешь, чтобы тебя приняли. Но не такой ценой!

Долгожитель внимательно выслушал ее и в ответ бросил:

– Дура. – Развернувшись, направился в свой кабинет.

36

Ему было сложно оставаться в лаборатории, но он не сдавался. Каждый раз приходил в палату к своей дочери и всматривался в ее личико, украшенное ожогами. Морфий действовал не до конца, но девочка на какое-то время успокоилась и лежала в постели, уткнувшись взглядом в забинтованные руки. От шока малышка лишилась дара речи. Она бесшумно двигала губами, пытаясь что-то сказать. В пронзительных синих глазах царила пустота.

Валерий погладил дочь по руке, сдерживая слезы.

“Держись, Алина. Скоро все закончится”

37

На следующий день Долгожитель сам явился в палату девочки. Делал он это крайне редко – обычно Алину приводили в главный зал, где мужчина встречал важных гостей, и ее использовали в качестве прислуги: принеси-подай-унеси.

Однажды Алина заприметила человека с темно-коричневым пятном на лысине. Он носил очки, серого цвета деловой костюм, в холодное время надевал шляпу и пальто – так девочка понимала, что наступила зима. Незнакомец вел себя весело, широко улыбался, шутил в ответ, излучал энергию позитива, и Алина невольно останавливалась, прислушиваясь к его необыкновенным речам.

– О-о-о, какая прелестная девочка у тебя тут растет! – он повернулся и увидел шестилетнюю малышку с белым платком на голове. Та несла в руке поднос с дымящимися кружками и пепельницей.

– Это моя племянница, – сухо ответил Долгожитель. – Она серьезно больна, и я пытаюсь ее вылечить.

– Ох, – с искренним сожалением произнес тогда человек с пятном на голове, – бедная девочка! Так страдать…

Долгожитель подошел к девочке поближе и поправил постель.

– Как успехи?

Лиза, стоявшая неподалеку, развела руками:

– Она не разговаривает. Видимо, от волнения потеряла дар речи.

– От волнения? – хмыкнул чиновник.

Медсестра пожала плечами. И промолчала.

– В принципе, ее голос нам и не важен. Если все пойдет так, как мы задумали, говорить в дальнейшем ей не придется. Она просто будет выполнять свою работу, и все. Ты хочешь что-то сказать?

Алина повернула голову и в упор посмотрела на своего мучителя.

– Понимаешь, малышка, – он склонился над нею, – ты теперь главный двигатель истории. На тебе висит важная миссия – строительство нового мира! Мы слишком увязли в старом. Мы слишком долго чтили традиции и никому не нужные ценности. Человечество размножается, чтобы выжить. Придумывает всякие семьи, любовь, дружбу, а на самом деле это мыльный пузырь. Ты разве в этом еще не убедилась?

Но девочка промолчала.

– Ах да, я забыл, что ты больше не разговариваешь, – и мужчина рассмеялся.

Алина с трудом сглотнула. Она смотрела на своего мучителя и боялась отвести взгляд. Тяжесть подступила к горлу, и слезы рекой полились по обожженным щекам. стало тяжело дышать, нос забился соплями и нестерпимо чесался.

– Ладно, – Долгожитель перестал смеяться, – представление окончено. Пойми, детка, я хочу самого лучшего для тебя. – Он погладил девочку по забинтованной голове. – Тебя ждет убогая жизнь, как и всех, кто живет в этой стране сейчас. Сначала школа. Тебя будут травить, когда всплывет правда о твоем отце. Потом высшее учебное заведение. Никто не захочет иметь с тобой дело, ибо ты безотцовщина. А семья… твоим мужем станет какой-нибудь алкаш или неудачник. Ты будешь вкалывать не по-человечески. Твои дети пойдут по твоим стопам. А я даю тебе шанс исправить свою никчемную судьбу. Ты станешь предводителем нового мира, а, возможно, даже богом. Это же намного лучше, чем серая обыденность твоих родителей, верно?

Алина проводила чиновника грустным взглядом. Повернула голову и посмотрела на пустующий стул напротив своей кровати. И разревелась еще пуще, желая только одного: скорой смерти.

38

– Господин! Господин! – в кабинет Долгожителя влетел запыхавшийся от бега ученый.

– Что такое? – недовольно проворчал чиновник, продолжая смотреть в окно напротив рабочего стола. Он сидел спиной к выходу и курил одну сигарету за другой, предаваясь тяжелым воспоминаниям.

– Девчонка мертва!

Долгожитель затушил сигарету в пепельнице и, повернувшись, чертыхнулся:

– Вот же мелкая дрянь…

– Что делать будем, господин?

На мрачном лице появилась усмешка.

– Придется договариваться. На этот раз история с маньяком может не сработать. Нужно перестраховаться на всякий случай. Прикажи нашим позвонить Брюханову. Он-то нам и поможет.

39

Лиза была в шоке от услышанного:

– Умерла? Этого не может быть!

Долгожитель вручил ей листок с надписями:

– Прочитай. Здесь все написано.

– “Умерла ночью от остановки сердца”, – дрожащим голосом произнесла девушка.

– Ну? Еще есть сомнения?

– И что мы будем делать?

– Как насчет служебной командировки, м?

40

Валерий, набравшись смелости, постучал в дверь.

– Заходите!

Он прикрыл за собой дверь и, поправив съезжающие очки, сказал твердым голосом:

– Я пришел сюда, чтобы попросить вас о встрече с моей дочерью, Алиной Валерьевной.

Долгожитель, сидя в кресле, развернулся к нему лицом и с торжественной улыбкой ответил:

– Нет больше твоей дочери. Можешь о ней забыть.

Книга Вторая

“Амнезия”

Май, две тысячи тринадцатый год

…Алина подпрыгнула на постели словно ужаленная. Голова чудовищно раскалывалась, а во рту было сухо будто девушка провела несколько ночей в пустыне. Обнаружив на столе графин с водой, кое-как поднялась с кровати и, дойдя до цели, налила дрожащей рукой спасительной жидкости, которая оказалась слаще меда.

– Доброе утро.

Алина повернула голову и увидела входящего в больничную комнату мужчину с короткими темно-русыми волосами.

– Кто я? Что я здесь делаю?

Незнакомец рассмеялся.

– Ты теперь будешь жить здесь. Тебя привезли прошлой ночью в невменяемом состоянии.

– Откуда привезли?

Мужчина уселся на стул рядом со столом. Неспешно налил воды и сделал пару глотков.

– Из Чернобыля, – ответил он спустя пару минут.

– А что я там делала?

На суровом лице просияла коварная усмешка.

– Сначала вытворила людей, потом покалечила оставшихся. А потом мы тебя победили и привезли сюда, чтоб ты снова не принялась за старое.

– Это все вранье! Я не могла находиться в Чернобыле! – выкрикнула Алина.

– Да-а? – с наигранным удивлением протянул незнакомец. – И почему же?

– Там радиация!

Комнату заполнил громкий смех.

– Молодец! Ты просто умница! Только посмею заметить, что ты тоже часть радиации! И да, – добавил уже спокойнее странный собеседник, – эту радиацию выпустила ты.

– Ты все врешь!

Мужчина усмехнулся:

– И зачем же мне врать, скажи?

– Я не знаю! Но ты врешь!

– Логика-а-а…

Алина закашлялась, когда незнакомец закурил при ней сигарету и выпустил табачный дым.

– Почти тридцать лет назад произошла авария. – Он старался не смотреть в сторону возмущенной девушки. – Авария на Чернобыльской АЭС. Реактор взорвался, местность и люди сильно пострадали. И в этом виновата ты. Мы доставили тебя уже в этом виде. – Алина заметила взгляд гостя и окинула себя пристальным взглядом: на ней была надета длинная ночнушка, волосы были коротко подстрижены, а босые ноги стояли на холодной поверхности пола. – Я удивлен, что ты ничего не помнишь. Если ты говоришь правду, будет лучше, если ты об этом никогда не вспомнишь. Начнешь жить как простой человек. У тебя не будет прошлого, но зато есть шанс на нормальное будущее. Ты останешься здесь. А там посмотрим.

Мужчина ушел, прихватив автомат, оставленный у порога.

Алина сначала фыркнула и присела на край постели. А потом уставилась изумленным взглядом на дверь и тихонько заплакала.

И, найдя в себе силы, легла на кровать и уснула безмятежным сном.

Июнь, две тысячи пятнадцатый год

Прошло два года с того разговора. Алину продолжали держать в закрытом медицинском помещении. Выпускали ее под строгим надзором спецназа. Крепких мужчин приставили к хрупкой девушке из-за необычных способностей последней. В первый же день заключения на нее надели браслеты из серебра и металла. Алина замечала за собой странности, но не придавала им значения. Только вот косые взгляды и подчеркнуто негативное отношение портили настроение и жизнь. Ей хотелось узнать причину неприятностей, свалившихся на ее голову. Но понимала – не стоило. Ничего хорошего из этого точно не вышло бы.

Того странного мужчину звали Александром. Высокий мускулистый и суровый – по крайней мере, наедине с ней. Алина начала привыкать к его постоянному присутствию. Он находился рядом даже когда девушка нагишом спала в своей постели. Краем глаза замечая многозначительный взгляд. Правда, списывала все это на бурную фантазию. Ну, мало ли зачем этот крепкий мужчина смотрел на нее. Может, она задумала бежать, и ему боязно оставить ее одну в палате…

По коже пошли мурашки. Чья-то невидимая рука коснулась обнаженных ягодиц и опустилась ниже, пальцами проводя по голой ноге. Алина улыбнулась. Это происходило во сне. Красавец мужчина, напоминающий ей охранника, поглаживал ее колени, иногда ласкал груди, заигрываясь с сосками, а потом обдавал своим тяжелым дыханием, укладываясь рядом.

Алина резко подскочила. И от ужаса на голове зашевелились волосы.

Ее охранник лежал рядом, абсолютно обнаженный!

– Ты че, охренел?! – закричала девушка больше от испуга, чем от возмущения. Она ударила его и попыталась сбросить с кровати, но тот чудом уцепился, не давая себе упасть. – Ты че творишь?!

Алина с трудом стащила из-под Александра одеяло и прикрыла наготу. Она видела, каким взглядом ее поедал мужчина. Тот, казалось, совсем не растерялся – со спокойной душой встал, надел брюки и, щеголяя голым торсом, прикурил сигарету. Он стоял спиной к испуганной девушке и молчал, словно не найдя подходящих слов.

– Прости, – сказал Саша после томительной паузы.

Алина фыркнула:

– “Прости”? Засунь себе его знаешь куда?!

– Куда? – флегматично переспросил охранник.

– Себе в задницу! – грубо отреагировала девушка и, прикрывшись одеялом, попыталась снова уснуть, перевернувшись на другой бок.

Но мужчина решил не отступать:

– Знаешь, тебе бы не стоило спать по ночам голышом. Моя правая рука больше не выдержит подобной нагрузки.

– Это твои проблемы!..

– И твои тоже.

Алина изумленно повернулась к Александру:

– Что?..

– Понимаешь, малышка, – начал без обиняков Саша, – я очень одинокий человек. У меня женщины не было очень и очень давно. Я голоден, я очень голоден без тепла женского тела. Понимаешь, мне иногда так не хватает бабы, что я начинаю выть от тоски. А тут ты! Такая красивая, соблазнительная… и я хочу тебя прямо здесь и сейчас!

Алина уставилась на него вытаращенными глазами.

– Я не Пушкин, и я не стану рассказывать тебе сказки о неземной любви и светлых чувствах. Мне просто нужен секс. Понимаешь?

Девушка фыркнула:

– Я теперь бесплатная проститутка? – и демонстративно сложила руки на груди.

– Не совсем.

– Как понимать?

– За тебя никто не постоит. Все будут рады, если ты сгинешь.

Алина передернула плечами:

– Звучит угрожающе…

– Но не настолько. Ты абсолютно спокойна.

– А что делать? – она всплеснула руками. – Я уже привыкла к подобному отношению! И, если честно, – Алина отвернулась, пряча покрасневшие щеки, – мне понравились твои прикосновения.

– Значит, ты не против? Вот только не надо ломать спектакль! – недовольно произнес мужчина, заметив реакцию девушки – она решила поиграть с уже возбужденным охранником. – Мы просто потрахаемся и все.

Алина пожала плечами. На самом деле ей было все равно. Рано или поздно кто-нибудь другой воспользовался ее беззащитностью. Она часто замечала, как спецназовцы клеились к медсестрам. Конечно, не все соглашались на интим, но парочку подобных сцен девушка уже успела понаблюдать.

Александр расстегнул ремень. Бросил брюки на пол и приблизился к Алине. Та подняла глаза и пустым взглядом посмотрела ему в лицо. Кончики ее пальцев подрагивали, по ногам прошелся холодок волнения.

Саша провел рукой по бледному лицу. Приблизился к алым губам и слегка поцеловал, оставив легкий след на полураскрытых устах. Кусал за шею, ласкал груди, иногда облизывал соски и оставлял красные пятна на коже. Гладил по плотно сведенным ногам, пытаясь развести их и коснуться запретного места, войти в теплую плоть и двигаться в ней сначала медленно, потом ускоренно, наслаждаясь каждым мгновением.

Алина закричала, словно ее пронзили острым лезвием. Александр вошел в нее и ладонью закрыл ей рот, чтобы не привлечь лишнего внимания. Каждое его движение приносило нестерпимую боль.

Но скоро дискомфорт отступил, и девушка обмякла, прикрыв глаза. На губах засияла довольная улыбка – это было чистой воды блаженство: его достоинство, такое твердое и одновременно мягкое, своими трениями вызывало бурю эмоций, и она бы закричала, если бы знала, что они действительно одни. Алина искучала нижнюю губу до крови. Ноги затекли и болели. Но все это отошло на задний план. Было лишь постоянно двигающийся член и наслаждение, которое он ей приносил.

Алина закашлялась, закуривая сигарету. Табачный дым больно ударил по легким, вызывая приступы нестерпимого кашля. Саша откуда-то принес бутылку коньяка и, откупорив ее, налил крепкий напиток в граненый стакан. Запах спиртного приятно защекотал нос, а, сделав пару глотков, алкоголь быстро разошелся по венам, расслабляя скрученные от тревоги мышцы.

– Надо было раньше тебе налить. Тогда бы все прошло как по маслу.

– Ничего, – заулыбалась захмеленная девушка. – Мне понравилось.

Александр никак не отреагировал, продолжая курить.

В лаборатории время шло одинаково. Неважно, день или ночь, но в небольшой палате, где за закрытыми дверями держали девушку с так называемыми опасными способностями, всегда горел яркий свет. Его не отключали по просьбе самой узницы – стоило щелкнуть выключателю, как Алина забивалась в угол комнаты и, закрывшись с головой одеялом, выла, словно волк на луну. В этот момент ее мышцы сводило, глаза закатывались, и ученым, наблюдавшим за нею, приходилось колоть ей специальный препарат, способный вывести бедняжку из подобного состояния.

– Я не знаю, можно ли тебе увлекаться подобным, – Саша кивнул на стакан, наполненный темно-бордовой жидкостью, – но если тебе от этого легче…

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Александр посмотрел на девушку так, словно та решила его разыграть.

– Ты снова ничего не помнишь?

Алина подняла руки вверх и показала браслеты:

– Я даже не знаю, зачем мне приходится это носить!..

– Тяжелый случай… – фыркнул мужчина.

Тот же месяц, две тысячи пятнадцатый год

Алина распахнула веки и сонным взглядом уперлась в белоснежный потолок. Она перевернулась на другой бок, услышав чье-то сопение рядом. Узкая кровать вмещала двух человек: крупного высокого мужчину и хрупкую маленькую девушку. Та могла свернуться калачиком и погрузиться в мир грез, не боясь затекших рук и ног.

За окном шел дождь. Крупные капли дождя падали на стекло небольшого окошка, закрытого решеткой. Уже который день стояла пасмурная погода. Алина временами залезала на спинку кровати и смотрела по ту сторону лаборатории – цвели красивые цветы на клумбах, за которыми ухаживала пожилая женщина. Деревья сплошь зеленые, и трава становилась настолько сочной, что испускала приятный запах.

“Интересно, что там на самом деле – по ту сторону лаборатории?”

Что это именно лаборатория, Алина знала с самых первых дней своего пребывания. Медицинские препараты и приборы, люди в белых халатах и палата, в которую ее поместили, показались девушке до боли знакомыми. Словно само подсознание подсказывало. Это было странное ощущение, похожее на дежавю. Но объяснить Алина не смогла даже самой себе, а строить догадки было бессмысленно – в жизни всякое бывало, и, возможно, в ее судьбе тоже.

– Чтобы ты не скучала, – Саша принес ей фломастеры и альбом для рисования. – Ты же до сих пор не умеешь читать и писать, верно?

Девушка пожала плечами:

– Похоже на то. А рисовать я умею?

– И довольно неплохо, – усмехнулся охранник.

Он смотрел на нее странным взглядом. Его глаза уже перестали быть злыми и пустыми. Алина всматривалась в лицо, украшенное небольшим розоватым пятном, и пыталась понять, что за маской равнодушия могло скрываться. Да и поведение тоже настораживало – ему не приходилось сидеть с ней так близко, дыханием касаясь ее плеча. Саша не разворачивался к ней всем корпусом, а вел себя подчеркнуто вежливо, иногда отстраненно. А тут…

Они снова оказались в постели – Александр сильно придвинулся к ней и как-то странно всмотрелся в ее лицо. Алина сама себе казалась маленькой девочкой – может, из-за небольшого роста, возможно, на мир ей приходилось смотреть как-то иначе, не по-взрослому. Постельные отношения, возникшие на пустом месте, были для нее в диковинку. Но в этот раз она не возмущалась. Внутренне Алина была готова снова прочувствовать те же эмоции, те же ощущения, казавшиеся такими далекими и странными. В это мгновение хотелось летать. Наверняка со стороны все происходившее между ними выглядело необычно.

– Ты наверняка все обо мне знаешь. – Алина, воспользовавшись паузой между близостями, решила начать непростой разговор. – Не мог бы ты мне рассказать, что со мной случилось, почему я здесь?

– Да, я все про тебя знаю, – помолчав немного, ответил Саша.

– И?

– Что – “и”?

– Расскажи!

– Не могу.

– Почему?!

Александр подскочил, встал с постели и прикурил сигарету.

– Это из-за тех странностей?

– Каких странностей?

Тут девушка не выдержала:

– Ты думаешь, что я настолько глупа, что не замечаю происходящее со мной?!

Год прошел с момента ее появления в лаборатории. Это время было преисполнено тишиной и уединением. Покинуть медицинскую палату без сопровождения охраны оказалось не так просто. Для девушки сделали специальное расписание, и прогулки на свежем воздухе в него тоже входили, но очень недолгие и крайне редкие. Александр лично сопровождал девушку во внутренний двор медицинского корпуса, где ее усаживали за белоснежный столик и приковывали к ножке стула. Да и сам двор был больше похож на клетку.

Алина сначала плакала.

А потом смирилась.

Очередная прогулка проходила в обычном режиме. Неподалеку прогуливались охранники в амуниции. Самый главный из них, Александр, всегда сидел напротив девушки, но в этот раз отошел перекурить. Алина осталась одна наедине со своими мыслями. Она вытянула вдоль стола руки и, охнув от неожиданности, заметила тоненькую размытую струйку дыма, вырывающуюся из кончиков пальцев. Из сдавленного специальным ошейником горла вырвался вопль ужаса. Невидимая рука сжала шею еще сильнее. Алина стала чужой, отрешенной. Пронзительные синие глаза налились чернотой, а на лице просияла злорадная улыбка. Один из спецназовцев по глупости оставил нож на столешнице, и острое лезвие вонзилось в рядом стоящего охранника. Тот упал навзничь, смертельно раненный.

Алина, словно сумасшедшая, принялась размахивать ножом, не подпуская к себе ни одного из крепких мужчин. Лезвие, призванное невидимой силой, вернулось к ней обратно. Ладонь на мгновение превратилась в магнит – стоило лишь вытянуть вперед руку и послать в пространство сильнейший импульс. На зов стихии призвались даже автоматы, однако они беспомощно рухнули на землю.

Саша, услышав пронзительные крики, тут же прибежал во внутренний двор. И тут же остановился, заметив острие ножа перед самым носом. Алина хищно улыбалась и держала руку вытянутой. Одно неверное движение, и лезвие проткнет его насквозь, как того несчастного, что трупом лежал у перегородки.

Или то странное представление…

Александр, воспользовавшись служебным положением, тайком вывез девушку на одну из частных вечеринок. Лаборатория располагалась на другом конце столицы. Это было временное пристанище для человека со сверхспособностями. Алина за год пребывания в государственном медицинском учреждении впервые покинула его стены. Ее охранник принес ей красивое вечернее платье, обшитое кружевами цвета декабрьской ночи, и не совсем удобным подолом, открывающий колени. А потом, дождавшись, когда узница приведет себя в порядок, усадил в свой автомобиль и повез в неизвестном направлении.

На улице стояла глубокая ночь. В салоне горел свет, максимально приглушающий темноту. Алина трепала края платья и смотрела в окно на пролетающие мимо деревья, укрытые тьмой, деревянные домики, на кирпичные коттеджи и стремительно проезжающие автомобили. Боль, словно ее пронзили острым режущим предметом, заставила несчастную тяжело выдохнуть и сморщиться, будто она съела что-то чрезвычайно кислое.

– Тебе плохо?

– Голова болит.

Девушка прижалась лбом к прохладному стеклу и прикрыла веки.

– Ты себя нормально чувствуешь?

Из ее плотно прижатых уст вырвался тяжелый вздох.

– Не беспокойся. На этот раз обойдемся эксцессов.

– Я тебя прошу, – голос мужчины стал еще более снисходительным, чем прежде, – давай больше не будем упоминать этого всуе, хорошо?

– Я всего лишь хочу понять истинную природу этих странностей. Но тебе этого не понять. Поэтому действительно, давай не будем об этом говорить.

– Я просто взял за тебя ответственность…

– Все! – Алина прервала его жестом. – Разговор закрыт.

Саша пожал плечами, и они продолжили дорогу в полном молчании.

Машина остановилась у небольшого, но сияющего разноцветными фонарями, коттеджа. По ту сторону металлического забора происходил какой-то движ, звучали голоса и кричали люди… много людей. Александр припарковал автомобиль, вышел из салона и вежливо протянул девушке руку, помогая той выбраться из железного коня.

Алина встала как вкопанная, всматриваясь в больно бьющие по глазам лампы. Их свет был таким ярким и одновременно манящим, что девушка застыла, склонив голову на бок. В лучах, напоминающих само солнце, сверкали тысячи молний. Ей хотелось дотронуться до грушевидной лампочки и попробовать ее на вкус. И она даже вытянула руку, пока Александр не остановил узницу жестом:

– Пойдем! Нас уже все ждут.

– Что это за странный свет? – спросила Алина, когда они поднимались на второй этаж, где происходила вечеринка.

– Это электричество, – ответил Саша, не поворачиваясь к ней лицом.

– Ух ты… Электричество…

Александр лишь отмахнулся. Хотя его немного напрягало поведение подруги. Та снова застыла на месте, заметив диско-шар, свисающий с потолка. Он переливался разными оттенками радуги, заманивал своими медленными движениями, и Алина сделала пару неловких шагов, по привычке вытянув руку.

– Алина! – голос охранника вывел девушку из ступора. – Познакомьтесь, это моя девушка, Алина!

Мужчина пытался перекричать оглушающую музыку. Алина опустила взгляд с диско-шара на молодых парней и недоуменно приподняла брови: ее спутнику едва стукнуло пятьдесят, и она представляла себе вечеринку пенсионеров-ветеранов.

“Девушка? – до нее не сразу дошел смысл сказанного. – Я его… его… девушка?”

– Саш, можно тебя на минутку? – Алина решила отвлечь охранника небольшим разговором.

– Да, конечно.

Они отошли в сторонку.

Алина сложила руки на груди.

– Что все это значит?

– О чем ты?! – Александр беспомощно всплеснул руками.

– Ты сказал им, что я твоя девушка!

– Да! И что?!

Грохочущая на весь дом музыка выводила девушку из себя. Это постоянное “бум-бум!” действовало на нервы хуже любой ссоры с Александром. Алина щелкнула пальцами, вырубая свет во всем коттедже, и продолжила разговор как ни в чем не бывало:

– Что значит “я твоя девушка”?!

Танцующая молодежь вмиг остановилась, погрузившись беспросветную темноту.

– Эй!

– Что случилось?

– Верните музыку!

Саша разъяренно повернулся к девушке:

– Прекрати!..

Алина фыркнула и снова щелкнула пальцами. На ее милых устах проскользнула тень издевки. Заметив разгневанный взгляд охранника, она часто-часто заморгала и, чтобы прервать повисшую паузу, вышла на середину так называемого танцпола.

Саша приподнял бровь, смотря на нелепо танцующую подругу. Та двигала руками почти у самого его носа, запрокидывала голову, проводя пальцами по шее и опускаясь до прикрытого вуалью декольте. Начинала дергать ногами, словно через нее прошел электрический ток, при этом кружилась вокруг мужчины, то пропадая на миг, то появляясь снова.

Резкая боль снова пронзила ее голову. В висках стучало. Алина от внезапного дискомфорта едва не рухнула на пол. Снова наступила та незнакомая и странная отрешенность. Сознание будто отошло на задний план, позволяя разуму заполниться чужими мыслями. Когда Саша подбежал к ней, Алина встретила его холодной улыбкой.

– Что? – эта едва уловимая издевка показалась ему знакомой.

Александр изумленно покрутил головой.

Девушка решила не выдавать себя как в прошлый раз. Не отрывая пронзительного взгляда синих глаз, она закружилась вокруг мужчины, подергивая бедром. Поводила плечами и принялась подпрыгивать, продолжая в упор смотреть на спутника. Подол платья расходился волнами. Собранная прическа слегка растрепалась, и маленькие пряди волос прикрывали лицо. Парни улюлюкали ей, хлопали в ладоши, что-то кричали, но не решались танцевать со странноватой девицей.

Танцпол разразился пронзительными криками. В голосе одной из дамочек смешался и ужас, и страх, когда ее милое личико покрылось мелкими пятнами крови. Небольшие вентили над головой, символизирующие противопожарную сигнализацию, по мановению волшебной палочки открутились, и липкая бордовая жидкость полилась во все стороны. Она окропила всех присутствующих на этаже.

– Ты в порядке?

С тех событий прошло много времени. Алина чувствовала себя неважно – голова гудела еще больше, настроение упало и подниматься не собиралось, а в теле то и дело возникали странные ощущения, будто бы она сейчас взлетит. Кожа на запястьях нестерпимо чесалась от постоянного ношения браслетов. На этот раз металл полыхал адским пламенем и приносил невыносимую боль.

Девушка повернула голову и увидела сидящего напротив Александра.

– У тебя ночью приступ случился. Ты была сама не своя.

Алина с трудом сглотнула.

– Скажи, что со мной происходит?

– Я не имею право об этом рассказывать.

– Это опасно?

Мужчина тяжело вздохнул.

– Для тебя, да.

Алина, ощутив новый приток боли, прикрыла веки. Ее руки и ноги оказались привязанными к ножкам кровати.

– Не люблю, когда меня привязывают. – Она пошевелилась.

– Все не любят.

– Но это будет для меня полезным, знаю.

Саша удивленно на нее взглянул:

– Откуда ты это знаешь?

– Я же замечаю, что что-то со мной не то. Как будто кто-то другой управляет мною.

– У тебя голова до сих пор болит?

– Нестерпимо.

– Дело дрянь.

Пауза.

– Так ты ничего не хочешь мне сказать?

Александр затушил сигарету в пепельнице.

– Твоя настоящая личность просыпается. На твоем бы месте мне этого бы не хотелось.

Март, две тысячи шестнадцатый год

– Алина! Алина, очнись!..

Этот знакомый голос казался ей далеким и одновременно чужим. Мрак заполонил сознание, мешая осознавать происходящее. Снова Алина ощущала ставшую для нее привычной отрешенность и бестелесным духом наблюдала, как она, разъяренная, кидается на охранника, вооружившись острым ножом. Алина не понимала, как сумела выбраться из палаты, обернувшись тенью, проскользить до кухни и, схватив первое попавшееся ей под руки, начать обороняться от элитных спецназовцев. Из сдавленного ошейником горла вырывалось зловещее рычание.

– Алина, приди в себя!

– Выпустите меня, дайте мне уйти! – прорычала девушка в ответ, снова замахиваясь.

– Дура, тебя никто отсюда не выпустит! – крикнул один из спецназовцев.

– Я снова вас подорву!

– Не получится! Чернобыль отныне закрыт для тебя!

– Ааргх! – Алина взлетела подобно перелетной птице и зависла над мужчинами в амуниции. Браслеты накалились до предела и больно обжигали кожу. – Выпустите меня! Выпустите меня, отсюда! – продолжала кричать девушка обезумевшим голосом. Под конец силы оставили ее, и она рухнула на пол. От удара сознание покинуло несчастную, и все, что происходило после, осталось в объятиях тумана.

Спецназовцы перевели дух.

– Она окончательно свихнулась! – выругался один из бойцов. – Нам нужно немедленно ее прикончить, пока она этого не сделала!..

Александр подошел к бездыханной девушке и провел кончиками пальцев по бледному лицу.

– Мы этого не сделаем. У нее есть шанс.

Тот же день

Алина подскочила на постели словно ужаленная. Сознание внезапно вернулось к ней, и девушка, не выдержав, начала захлебываться слезами.

“Я не хочу всего этого! Мне страшно, мне хочется быть такой, какая я есть!”

А ты знаешь, кто ты есть?

Появившаяся из ниоткуда надпись до глубины души напугало Алину.

– Ты кто?!

Ей казалось, что она сходит с ума: темные буквы появлялись на белом фоне сами собой, будто кто-то невидимый их выводил.

Если ты хочешь узнать, кто ты есть на самом деле, следуй за мной.

В стене появился темный проем. Алина, словно загипнотизированная, спустила ноги с кровати и нерешительно подошла к дыре. Дверь нарисовалась из черноты и выглядела как настоящая. Алина коснулась дверной ручки, и перед ней открылся пустой белый коридор.

Сюда.

Черная стрелочка показала в направлении “вперед”.

Алина, недолго думая, пошла вдоль коридора.

Книга Третья

“До аварии”

(Приблизительно февраль; тысяча девятьсот восемьдесят пятый год)

I. Валерий Легасов

Любовь Ковалевская предпочитала тишину и уединение. Таких дней в ее жизни было очень мало: едва придя на работу, ей тут же приходилось браться за уйму дел и уходить домой за полночь. Едва появлялась свободная секунда, чтобы выкурить сигарету-другую, а потом снова куда-то бежать и что-то решать.

В тот день было по-другому. Люба, совсем еще молодая женщина, занималась текущей статьей про ситуацию строительства пятого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции. Она вела газету “Трибуна энергетика” и старалась расширить материал. Требовались лишь хвалебные заметки и итоги рабочего квартала.

Но Любови, свободной творческой душе, хотелось чего-то другого. Более обширного? Грандиозного? Или все-таки скандального?

Люба прикурила очередную сигарету и села за печатную машинку, когда на пороге ее кабинета возник темноволосый мужчина в очках и строгом костюме.

– Вы Любовь Ковалевская?

Люба кивнула:

– Да, я. А что вы хотели бы?

– Мне нужна ваша помощь.

Любовь была удивлена появлением этого странного незнакомца. Но сперва решила выслушать его, а потом делать выводы.

Незадолго до вышеописанного события

Валерий выглядел подавленным – его внебрачная дочь, семилетняя девочка Алина, которая должна была пойти в первый класс, без вести пропала. На этот раз по-настоящему. Долгожитель отказался говорить, что с ней случилось. Валера понимал, что произошло нечто ужасное. Наверняка Алина умерла, и этот озлобленный на весь мир чиновник вместе со своими подопечными прикопали ее где-нибудь в лесу.

…Внешне я смирился. Мне стыдно в этом признаться даже перед собой. Моя маленькая дочь пропала, а я живу… как ни в чем не бывало. Света с ума сошла от безысходности. Недавно она попала в психиатрическую больницу. Я хотел ее навестить, но меня не пустили. Моя душа тоскует по дочери, моей прекрасной Алиночке. Я не знаю, сколько времени прошло. Месяц, два? Полгода? Год? Я полностью погрузился в работу, это было моим единственным спасением. Поступил ли я как эгоист? Не сомневаюсь. Сомневаюсь, что я бы смог отыскать свою дочь… или хотя бы ее тело. Я смалодушничал. И корю себя за это.

– Валерий Алексеевич, – однажды к нему обратился Александров: тот заметил убийственное настроение ученика, – что-то вы кислый в последнее время. Не ладится в семье?

– Все в порядке, Анатолий Петрович. – Валерий отмахнулся. – Я просто устал.

– Если это действительно так, – взвешивая каждое слово, начал ученый, – то почему бы вам не отдохнуть… скажем… во вне рабочей командировке?

– Как это понимать?

– Я просто имел в виду отпуск.

– Хм, отпуск… Отлично.

Александров склонил голову на бок и всмотрелся в лицо коллеги.

– Валерий, – с легким упреком в голосе произнес тот, – ты мне очень сильно не нравишься в последнее время.

– Говорите точнее.

Ученый замялся.

– Та светленькая девочка, журналистка… Ты же ее хорошо знаешь, верно?

– Э? Не понимаю вас.

– Говорят, у тебя с ней была связь.

– Бессовестно врут! – фыркнул Валера.

– Как знать, – хмыкнул Александров, – слухи не появляются на пустом месте…

– Ты хотел обсудить со мной отпуск? – прервал его Валерий. – Так вот, я поеду с тобой в отпуск. Тема закрыта.

На самолете добраться до Чернобыля было б гораздо быстрее, если бы самолеты туда летали. Можно, конечно, долететь прямым рейсом до Киева, а уже оттуда, на поезде или на автобусе доехать до станции Янов, откуда начинался прямый путь по Чернобыльскому району. Однако человек такое существо, которое не выбирает легких путей, а потому двое ученых отправились в отпуск на служебной машине. Это заняло долгих десять часов, прежде чем машина заехала на нужную территорию.

– Почему именно Чернобыль?

– Здесь природа красивая.

На улице стоял жаркий май. В Москве вовсю шли проливные дожди. Солнечная и ясная погода застала мужчин врасплох, заставляя их снять плащи и пиджаки. В столице было холодно. Даже первомайские праздники получились на редкость прохладными. А тут, в реке Припять, жители одноименного города, вовсю купались. Плескались в слегка теплой воде, щеголяли в купальных костюмах и подставили солнышку побледневшие за зиму лица.

Мне показалось, что Анатолий Петрович выбрал Чернобыль не зря. Мне вообще казалось, что я проживаю по чьему-то плану. Кому-то было выгодно, чтобы я считал так… и не иначе. Моя жизнь в одночасье перевернулась с ног на голову, а потом, как казалось, все встало на свои места. Нет, не встало. Не встало! В этой перевернутой жизни не было моей маленькой дочери! Мне уже было все равно, узнает ли Маргарита об ее существовании или нет. Да я и сам готов признаться, что совершил ошибку… связавшись с ее матерью. Ошибку? Алина – ошибка? Что я вообще несу?!

Первая же остановка была на территории атомной станции.

– Чисто профессиональный интерес, – развел руками Александров. – Я, как научный руководитель проекта РБМК, должен сам увидеть свое детище в действии.

Валерий промолчал.

За их спинами раздались визги автомобильных колес. Мужчины обернулись и заприметили черную “Волгу”, из которой сначала вышла представительная дама, а следом за ней – темноволосый незнакомец в строгом костюме.

Валера несколько раз поменялся в лице.

Какого черта Долгожитель делал на территории Чернобыльской атомной?! Чем могла она смогла его привлечь? Неужели… Нет, это глупая догадка! Но я должен был поинтересоваться у Брюханова, что там происходило! Неспроста это все, ой, неспроста…

Когда представительные люди исчезли внутри административно-бытового корпуса, построенного для работающей второй очереди, Валерий безо всяких разъяснений покинул Александрова. Его терзали смутные догадки о причинах происходящего. Он внимательно проследил за директором электростанции и приметил, что тот оставил незваных гостей наедине со своими мыслями.

– Виктор Петрович! Виктор Петрович! – Валера испугался, что желанный свидетель так быстро от него ускользнет, и всеми силами пытался того остановить. – Ну же, постойте! – от громкого крика у ученого разболелись легкие. Но Брюханов все же остановился, бросив на мужчину недоуменный взгляд. – Простите, Виктор Петрович, меня зовут Валерий Легасов, я химик-неорганик из курчатовского института. – Легасов поспешно показал удостоверение. – Вы можете мне объяснить, что Долгожитель забыл у вас на станции?

Брюханов смерил Валерия пристальным взглядом.

– У нас с ним личные дела, – сухо ответил он.

Валера взмолился:

– Моя маленькая дочь пропала! Только вы можете знать, что с ней!..

Директор переменился в лице.

– Ваша маленькая дочь?..

– Вы ее видели?

Легасов уже не нуждался в ответе. У Брюханова все было написано на лице. Но он попытался сохранить добрую мину при плохой игре.

– Вы что-то попутали, товарищ Легасов. – Директор наигранно нахмурился. – Вам лучше уйти отсюда, иначе мне придется вызвать охрану.

Валерию пришлось отступить. Когда фигура Брюханова исчезла за поворотом длинного позолоченного коридора, он неспешно направился следом. Директор атомной станции попытался скрыть правду за наигранным возмущением. Все в нем выдавало глупого и не дальновидного человека. Однако с подобной характеристикой на опасных производствах не работают. Или работают, но недолго.

Брюханов скрылся в своем кабинете. Валерий, пытаясь не шуметь, приблизился к закрытой двери и приложил ухо к прохладной древесине.

– Приветствую вас, товарищ Брюханов. – Этот низкий голос принадлежал Долгожителю.

– И вам не хворать.

– Я привез вам деньги, как мы и договаривались.

– Отлично! Реактор уже вовсю работает, так что, скоро мы с вами позабудем об этом маленьком недоразумении.

– Ей все равно оттуда никогда не выбраться.

– Ее папаша, кстати, сейчас на территории станции расхаживает. Его же зовут Легасов, верно?

– Он может расхаживать сколько угодно. Он все равно ничего не докажет.

У Валерия сердце рухнуло в желудок.

Неужели его маленькая и беззащитная девочка находится здесь?

Брюханов говорил про работавший реактор. На чернобыльской станции работало четыре энергоблока, и в котором из них была моя дочь неизвестно. На тот момент предпринимать что-то оказалось бесполезным, разговор с Брюхановым тому доказательство. На станции давно царил беспредел. Все схвачено. Но я все же не отчаивался и безудержно искал выход из получившейся ситуации.

Тот же день

– Меня зовут Валерий Легасов, я химик-неорганик из института имени Курчатова, – мужчина с пальто наперевес продолжал стоять на пороге. Вид его был уставшим, даже слегка замученным. Под глазами залегли темные тени, а во взгляде таилась плохо скрываемая грусть.

Любовь встрепенулась:

– Чего же вы стоите, товарищ Легасов? – она подскочила и тут же придвинула стул странному гостю. – Садитесь, рассказывайте!.. Ко мне впервые обратился такой ученый, как вы!..

– Я обратился к вам не для агитаций. У меня случилось горе, и я очень надеюсь, что вы вместе со мной разберетесь… – ученый снял очки и потер покрасневшие глаза. – Я боюсь говорить об этом, ибо в этом есть моя вина. Я предлагаю вам съездить со мною на атомную станцию. Там я вам все подробно объясню.

Позже, рассказывая Владимиру Губареву:

“В тот же день мы с Валерием Алексеевичем взяли служебную машину и отправились на ЧАЭС. Тогда много народу там работало. Охраны вокруг полно. У меня еще тогда появилось ощущение, что Брюханов все заранее предусмотрел.

Мы объездили и первую очередь, и вторую, и, если честно, я плохо представляла, где именно искать девочку. Вы представляете размеры каждого энергоблока? Да хотя бы четвертого! Бетонное здание величиной в двадцать человеческих ростов!

И, если девочка действительно находится в одном из этих энергоблоков, достать ее оттуда не представлялось возможным. Нельзя остановить огромную работающую махину без последствий!..

И плюс, если я выпущу подобный материал в газету, у меня, как и у него, возникнут проблемы, вплоть до тюремного заключения. Я видела его безнадежное отчаяние, видела, насколько он убит пропажей дочери, но… (разводит руками) жизнь вообще жестокая штука. Возможно, он вообще неправильно расценил слова того странного человека. Или просто речь шла о чем-то другом. Это сейчас я понимаю, насколько был прав академик. Мне до сих пор его очень жаль…”

II. Алина

За год до аварии (примерно май-июнь-июль, тысяча девятьсот восемьдесят пятый год)

Алина с трудом разлепила веки. Губы слиплись, будто девочка наелась сладкого. В горле застрял противный на вкус ком. Она пошевелилась и больно ударилась локтем об твердую стенку. Кое-как вытянув вперед руку, провела кончиками пальцев по металлической поверхности. Прикосновение отдалось током. Алина вскрикнула от внезапной боли и принялась кричать.

Крик ударился в стенки и вернулся обратно. Локтями Алина нащупала твердую почву, сухую, словно камень. Приложив усилия и перевернувшись на бок, уперлась ногами в металлический “потолок” над головой. Принялась ступнями выталкивать его, чтобы высвободиться, но электрический ток снова поразил малышку.

Ожоги, пока девочка пребывала в бессознательном состоянии, не прошли и по-прежнему отдавались резкой болью в теле. Кожу будто прижгли каленым железом, при этом обильно поливая ее скипидаром. Бинты развязались и запутались вокруг шеи, ног и рук, лохмотьями свисая с худого тельца.

Металлическая поверхность загремела. Этот страшный шум лишил девочки слуха. Алина на мгновение оказалась в вакууме, лишенного света и всяческих звуков. На ее голову полилась тонкая струйка воды. В животе яростно забурлило – желудок требовал еды, но в сырой яме, кроме прозрачной и безвкусной жидкости, ничего больше не было.

Малышка открыла пошире рот и принялась жадно глотать мелкие капельки воды.

Кое-как насытив одолевающую ее жажду, девочка принялась снова тарабанить по земле и твердой поверхности над головой. На тоненьких пальцах проявилась струйка крови, когда Алина со всего размаху ударила по железу. От вспышки боли из глаз брызнули слезы. Она вновь и вновь била по своей тюрьме, пытаясь выбраться.

– Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!..

Алина вдохнула-выдохнула, крепко зажмурилась, пытаясь поймать нужный звук, но слух, пропавший несколькими мгновениями назад, так и не вернулся.

– На помощь!.. ПАПА!!

И тут девочка разрыдалась. Слезы и сопли потекли по грязному лицу на повисшие повязки. Алина всхлипывала и шмыгала носом, продолжая упираться ногами в прохладную поверхность металла. Осознание происходящего, словно острие ножа, пронзила ум маленькой девочки. Отчаяние захлестнуло ее. Она свернулась калачиком и, продолжая тихонечко плакать, прикрыла веки.

Не до конца развитый детский разум погрузился в сон. Мрак заполонил мозг, вытесняя боль на задний план. Раздавался шум двигающихся механизмов. Этот странный незнакомый звук напоминал шум пылесоса, ударяя по барабанным перепонкам. Алина устроилась поудобнее в низине ямы и сложила руки на груди. Сердце ее билось все чаще и чаще. Тяжелое оборудование заработало быстрее, и в тело девочки ударил первый тяжелый электрический разряд. Затем еще один, напоминающий удар молнии. Из плотно сжатых губ не вырвался ни один стон. Смерть всегда нужно встречать с достоинством.

Алина очнулась и к своему удивлению заметила, что до сих пор жива. Аппарат над головой продолжал бить по ней слабым электрическим напряжением, и вместо боли девочка ощутила наслаждение. Словно это были не удары коротких молний во время ночной грозы, а молоко со вкусом меда.

Девочка крепко зажмурилась. “Остановись, остановись, остановись!” – но ничего не происходило. Искры больно коснулись кожи, и Алина взвизгнула. Поджала губы и вновь закрыла глаза.

Тут сознание помутилось, наполнившись помехами, как на экране сломанного телевизора, и, когда белый шум исчез, картинка резко поменялась. Привычный мрак сменился огромным черно-белым залом, по которому ходили люди в белоснежных одеждах и такого же цвета шапочках. Незнакомое помещение было сплошь заполнено работающей аппаратурой, трубами и вентилями. На высоком потолке горел яркий свет, но он не причинял привыкшим к темноте глазам. Алина закружилась на месте, но от изумления остановилась, заметив, что не отражается в зеркальной поверхности. Она всего лишь бестелесная тень, у которой в запасе слишком мало жизни.

Один из рабочих вздрогнул и начал судорожно оборачиваться. Девочка подошла к нему близко-близко и выдохнула. Тяжелое дыхание коснулось кожи мужчины в белой форме, и он едва не вскрикнул, сдержав рвущийся из груди вопль ужаса. Алина звонко рассмеялась и принялась прыгать вокруг него. А потом растворилась тонкими струйками между щелями в полу, выбираясь в узкий позолоченный коридор.

Мир за пределами станции по-прежнему оставался немым кадром из черно-белого кино. Тишина накрыла пеленою детские уши. Словно все звуки природы, людей и города разом исчезли. Даже солнце выглядело простым пятном. Тепло и яркость пропали, и девочка тщетно протягивала призрачные руки к небесному светилу. Но возвращаться обратно в свою мрачную клетку Алина не собиралась и, весело подпрыгивая, спустилась по ступенькам из четырехэтажного здания.

Она направилась по широкому мосту, по которому ехали автомобили, в город с высокими бетонными зданиями. Проезжающие машины рассекали едва заметную тень и исчезали вдалеке. Алина осмотрела себя повнимательнее и, не обнаружив на ран, ни ссадин, продолжила свой путь.

Прохожие шли в открытых летних костюмах, платьях; дети бегали в шортиках и маечках. Стояло веселье и царила настоящая радость. Один из мальчишек пнул самодельный футбольный мяч, и тот благополучно пролетел сквозь девочку. Она взвизгнула и спряталась за деревом. Но, кажется, ее никто не заметил. С приоткрытых уст вырвался стон облегчения.

Алина некоторое время постояла у дерева и пошла вдоль открытой асфальтированной дороги. Она рассматривала высотные здания и, нахмурившись, шла дальше. Земля под ногами горела от невыносимой удушающей жары, но девочка этого не замечала. К тому времени небо внезапно заполонили грозовые облака, грозя обрушить на головы прохожих настоящий, но такой долгожданный, ливень. Когда первые капли упали на сухую почву, жители незнакомого города побежали к ближайшим зданиям, пытаясь скрыться от непогоды. Они кричали от восторга и наслаждались безумием природы.

Для маленькой девочки летняя непогода сливалась с царившей в ее голове реальностью. Сновидение было лишено звуков, запахов и ощущений. Как будто вакуум окружал малышку, превратившуюся в тень. Резко наступивший полумрак давил на плечи неимоверной тяжестью. Алина резко распахнула веки и к своему изумлению обнаружила себя в той же яме, в которой находилась ранее.

Все тот же год

Алина звонко рассмеялась – один из фонарных столбов закоротил, и искры накрыли головы несчастных прохожих, возвращающихся домой в позднее время суток. Ночь накрыла город и прилегающую к нему станцию мрачной пеленой, украшенной яркими звездами. Девочка вновь выбралась из плена: прикрыв веки и погружаясь в черно-белую пучину собственного сознания. Она птицою взлетала над крышами домов и иногда пикировала на головы ничего не подозревающих жителей. Затем снова поднималась к небу и даже могла прикоснуться к нему рукой, но внезапное зрелище, что начало происходить на земле, заставляло ее вернуться обратно.

Автомобиль остановился, и из него вышел высокий темноволосый человек. Следом, но уже из других машин, последовали мужчины в строгих деловых костюмах. Алина неспешно приблизилась к процессии. Странных гостей встретил незнакомец с кудрями и с глубокими морщинами на лице. В своих руках он держал большой шикарный букет.

Когда двери за ними закрылись, девочка тенью растворилась и тонкой струйкой просочилась через щели в помещение. Ее раздирала настоящая, ни с чем не сравнимая, злость. Гнев растекался по венам будто наркотик, не давая мыслить трезво. Тот высокий темноволосый человек был ее главным обидчиком. Он жил как ни в чем не бывало, на его бледном лице ни капли сожаления. Его кривая усмешка действовала девочке на нервы. Пусть ей и приходилось отбывать свои последние дни замурованной под землей, под гигантским аппаратом, она не упустила бы и шанса отомстить своему главному врагу.

Алина обвела взглядом черно-белое пространство и остановилась на полотнище, свисавшее с потолка. Шторы, наподобие него, закрывали окна от лунного света и яростных лучей уличных фонарей, рассекающих тьму. Девочка обернулась тенью и неслышно поспешила за мужчинами в главный зал, где их уже ждали зрители – в креслах сидели девушки в юбках, блузках и платьях, юноши со строгими лицами и другие присутствующие постарше.

Громкие аплодисменты разорвали воцарившуюся тишину. Алина прищурилась, пытаясь распознать странные звуки, но глухота никуда не делась. Малышка поджала губы и покачала головой, наблюдая за странными движениями рук. Тот темноволосый высокий мужчина, ее главный враг и обидчик, взошел на сцену и принялся что-то говорить, делая непонятные движения. Девочка сощурилась и послала импульс в сцену, но молния прошла насквозь и исчезла. Еще одна растворилась по ту сторону стены с нарисованным гигантским деревом и яркими цветами.

Алина обиженно фыркнула и, обернувшись мраком, выскользнула из зала. Но покидать странное помещение не спешила, зацепившись взглядом за манекенов – высоких кукол, на которых была надета модная одежда тех лет. На бледном личике появилась злорадствующая ухмылка. Стремительная молния пронзила одну из пластмассовых созданий, и та пошевелилась. Невидимый кукловод дергал за ниточки, пытаясь поставить куклу на ноги, помогая достичь равновесия. Еще одна молниеносная стрела оживила мертвых подруг – те задергались и, шатаясь в разные стороны, направились к тени. Алина усмехнулась и пальцем указала на коридор, в конце которого находился буфет.

Манекены толпой направились по узкому помещению. Гремела звонкая музыка, и никто не услышал странные звуки, звон стальных лезвий и грохот пластмассовых ног. И тут же раздались оглушающие крики и визги: куклы, навалившись на запертые двери, прорвались в главный зал и набросились на ничего не подозревающих зрителей. Блеснуло острие ножа, и девушка, попавшая под неживую руку, без чувств рухнула наземь. Присутствующие повыскакивали со своих мест и рванули в сторону выхода. Во все стороны полилась обильная кровь.

В тот день Киев заполнился милицейскими автомобилями, воплями сирен и любопытствующими. Представители власти обступили главное здание кинотеатра со всех сторон, не подпуская к нему зевак. Под конвоем начали выводить пострадавших от странной и одновременно страшной резни. Никто из них не заметил удаляющуюся темную фигуру строгого мужчины с прилизанными черными волосами. И тень, что последовала за ним.

Тот же день, тот же год, но уже поздняя ночь

Киевское шоссе опустело. Редкие автомобили проезжали мимо. Дальнобойщики – люди, работающие без выходных и перерывов на обед. Им предстоит отвезти ценный груз из точки “А” в точку “Б”, не навредив и не потеряв его по дороге. Такие работники, вносящие свой вклад в государственные (ещё тогда!) предприятия, были ценны как вес золота – это сейчас одни сплошные частники.

Что-то странное творилось в тот день недалеко от шоссе. Слухи долетели и до водителя, который провел за рулем половина своей жизни.

Пошел дождь. Ливень ударял по лобовому стеклу, оставляя мокрые потеки. Водила включил дворники и продолжил путь. Фары рассекали ночную темноту. Он остановился, когда организм потребовал новую дозу отечественного никотина. Прикурил сигарету, вышел из кабины и, к своему удивлению заметил, что непогода разошлась, оставив мрачное небо, заполненное тучами.

“Чертовщина какая-то, – мужчина мрачно сплюнул и ботинком потушил недокуренную сигарету, – в этих местах постоянно какая-то чертовщина происходит!”

Он было дернул за дверцу, но остановился как вкопанный. По ту сторону зеркала появился силуэт маленькой девочки, окутанный плотным туманом. На усталом личике появилась улыбка, а в глазах – грусть и усталость. Она протянула свои руки и коснулась хрустальной поверхности. За спиной раздалось чье-то шипение. Клубы густого дыма начали появляться из ниоткуда.

Водила перекрестился и, не сдержавшись, бросился прочь.

III. Александр Свиридов

За год до происходящего

– Опять?!

Саша икнул и довольно ухмыльнулся.

– Не опять, а снова! Должен же быть у человека праздник!..

Она недоуменно приподняла бровь:

– Это какой же? Пятница с утра?

Александр вновь икнул.

– Ну да! Это повод, чтобы выпить!..

В ответ раздался тяжелый вздох:

– Как меня это все достало…

Мария, им горячо любимая жена, всплеснула руками и, закатив глаза, ушла на кухню, напоследок ударив кулаком в стену. Эмоции порой брали над нею вверх. Саша, живя с ней в одной квартире, удивлялся самому себе: как она его еще не убила?

Они познакомились в кругу общих друзей. Мария тогда еще училась в педагогическом институте, а Александр уже подрабатывал на химическом заводе. Несмотря на столь серьезную и опасную для здоровья работу, Свиридов всегда выглядел крепким и здоровым лбом: он был в два раза выше своей жены. “Ты что, подставляешь лестницу, когда с ним целуешься?” – посмеивались над ними друзья.

– Какого хрена ты опять пьешь?! – снова не выдержала Маша, сложив руки на груди и надув губы, как маленькая девочка. На этот раз она решила не сдерживать рвущиеся наружу претензии и эмоции, накопившиеся за время семейной жизни. – Ты каждый день пьяный, каждый день одно и то же, изо дня в день одно и то же!..

Он и сам не заметил, как попал под действие зеленого змия. Бутылочка за бутылочкой, стаканчик за стаканчиком, и так – каждый день.

– Если так будет и дальше, я от тебя уйду!.. – перешла на крик Мария, и Александра словно током ударило: размахнувшись, он ударил жену по щеке наотмашь рукой, что та отлетела к стенке и вытаращенными глазами всмотрелась в своего мужа. – Ты что творишь?..

Пелена гнева потихоньку рассеялась, и Саша увидел зажатую в углу девушку с красным пятном на лице и с испугом во взгляде.

– Я не хотел!.. – хмель прошел окончательно, когда до него дошел смысл происходящего. Александр кинулся к жене, но та быстро вскочила на ноги и убежала в зал. – Ты куда?! – крикнул он ей вслед.

– Я ухожу от тебя! Я больше так не могу!

– Да, я алкаш, я это признаю! Довольна!? – Свиридов влетел в спальню: громко рыдающая девушка собирала вещи в чемодан, не обращая на мужа внимание.

– Спасибо, что признался, но уже поздно! – тут Мария взяла себя в руки и одним движением руки вытерла слезы. – Я ухожу от тебя! Я не собираюсь жить с алкоголиком и дебоширом!

– Что? Я – дебошир? – его снова затмила пелена ярости. – Это был всего один раз!..

– Где один, там и два! – выпалила Маша. – Разговор окончен! – она захлопнула чемодан. – Счастливо оставаться!

Она оттолкнула мужа и направилась в прихожую. Быстро надела туфли, схватила ключи с полочки, стоящей в углу, и, распахнув входную дверь, вышла на лестничную площадку, громко хлопнув дверью.

В квартире воцарилась мертвая тишина.

Саша в изумлении смотрел в запертую дверь, а потом ударил кулаком по стене и, вбежав в зал, принялся крушить все подряд.

Спустя месяц, восемьдесят пятый год

Он поправил съезжающий галстук, прежде чем постучать в дверь.

– Кто там?

Этот знакомый до боли девичий голосок вызвал в нем бурю эмоций.

Неужели у них с Машей будет все как прежде?

Александр не успел ответить, как замочная скважина щелкнула, и в прихожей появилось лицо молодой девушки, Марии.

– Чего пришел? – она прислонилась к косяку и сложила руки на груди.

– Просить прощения.

– За что? И – зачем?

– В смысле – за что, зачем…

– Да я издеваюсь над тобой! – Мария разразилась громким смехом. – Я знаю, за что ты прощения просить собрался. Не прощу. Точнее, я прощу, но жить мы с тобой не будем. поднял руку хоть один раз, поднимешь и второй. Мне все равно, кто и что обо мне подумает. Я девушка свободная, детей у нас нет… так что, приходи на развод. Поставим окончательно точку в наших отношениях.

– Развод?..

– Ага. – Маша кивнула. – Так что, прости-прощай, но я больше терпеть твои выходки не намерена. Может, найдется другая дурочка, которая согласится с тобою жить. Но только не я.

– А я знаю, что у тебя другой. – Александр прищурился.

– Ну и молодец, что знаешь. – Девушка усмехнулась.

– Так это правда?

– А тебе какая разница? Мы уже чужие друг другу люди. Мне не перед кем оправдываться. И, пожалуйста, не приходи сюда больше, а то мама волнуется. – И Маша хлопнула дверью перед его носом.

Припять, спустя полгода после развода, восемьдесят пятый год

Он устроился на новую работу благодаря дружеским связям, которые у него остались от прежней жизни. Развод прошел без драматургии: они пришли на суд, подписали бумаги и мирно разошлись, не сказав друг другу и слова. Когда Саша вернулся в опустевшую квартиру, доставшуюся ему от родителей, собрал вещи и покинул Москву навсегда.

– Для тебя есть хорошее местечко, и мы тебя уже порекомендовали. Ты же по образованию физик-ядерщик, верно? Так вот, в Чернобыле работает сравнительно новая атомная станция, и им нужны работники. Они берут проверенных людей, но я тебя как облупленного знаю, так что, поезжай немедленно. Поселишься в Припяти и на следующий день выйдешь на работу. Идет?

Припять его не особо порадовала. Город как город, ничем не отличавшийся от Москвы. Те же дороги, те же здания, те же улицы, заполненные людьми… и, черт возьми, те же квартиры! Правда, на первое время выделили комнату в общежитии, так как у него не было семьи, соответственно, большая площадь ему ни к чему.

– Добро пожаловать в Чернобыль, дорогой друг. – На следующий день его встретил мужчина с кудрями и глубокими морщинами на лице. – Я – Виктор Петрович Брюханов, директор Чернобыльской атомной электростанции. А вы, как я понимаю, тот самый рекомендованный работник?

– Александр Свиридов.

– Да, Свиридов Александр, верно. Ну что ж… – директор с явной неохотой пролистал документы, хранившиеся в толстой папке и, отложив их в сторону, всмотрелся в лицо нового работника. – С сегодняшнего дня вы приняты. – Брюханов встал со стула и, заложив руки за спину, направился к выходу из кабинета. – Пойдемте, я покажу вам ваше рабочее место.

Саша молча последовал за ним по длинному золотистому коридору. Навстречу шли другие работники в белой форме и бросали на них быстрые взгляды, не придавая значения происходящим событиям. Александр ощущал то же чувство безразличия, но решил не усугублять ситуацию негативными мыслями.

– Это – щит управления четвертым блоком. – Брюханов остановился перед металлической дверью. Толкнул ее рукой, пропуская Александра внутрь. – Мы его запустили сравнительно недавно, поэтому нам необходимы новые кадры. Вам подробнейшим образом объяснят, что, как и где работает, поэтому… удачи!

Директор напоследок похлопал его по предплечью и ушел, оставив наедине с работниками, с молодыми на вид мужчинами.

– Эм… здравствуйте?

– Мы уже в курсе твоей ситуации, поэтому выражаем тебе глубочайшее сочувствие, – заявил один из них, полноватый мужчина в очках и с легкой щетиной на лице. Как позже выяснилось, его звали Александр Акимов. Тезка.

– Что?..

– Ты же недавно развелся, верно? – решил уточнить Акимов.

– Ну?

– Развод – дело пакостное и тяжелое, – заявил юноша с темными волосами и в очках – Леонид Топтунов, – поэтому я никогда не женюсь.

Саша фыркнул:

– Никогда не говори никогда, дружище.

Застывшая тень на стене дернулась и бросилась к выходу из блочного щита.

– Я слышал много предрассудков по поводу этой станции… – Свиридов обвел взглядом помещение.

– Так ты суеверный? – Леонид хмыкнул. – Тогда тебе будет сложно здесь работать.

– Я не суеверный. Просто поделился сплетнями.

– Брось! – вмешался в разговор Акимов. – Еще ни одной аварии здесь не происходило.

“Да ладно?!” – хотел воскликнуть Александр, но решил перевести тему:

– Ладно, давайте не будем терять время зря и приступим к работе.

За два месяца до аварии, восемьдесят шестой год

Пасмурная погода в Чернобыле явление редкое, но очень поразительное: природа будто на время погружалась в черно-белое пространство, теряя свой ослепительный окрас. Небо заполнилось серыми облаками, грозя обрушить настоящий проливной дождь. Солнце и вовсе исчезло, скрывшись за плотной дымкой. Настроение у Александра подчинялось прихотям погоды: если стоял теплый и солнечный день, он весь сиял от счастья. Бывали и моменты, похожие на позднюю осень или раннюю весну – когда все растаяло, царили слякоть и холодная мерзость, и лицо мужчины означало только одно: ничего хорошего не ожидалось.

Дни тянулись медленно и серо. Подъем в шесть утра, утренние смены, дневные смены, и ночные – более длительные и скучные, похожие друг на друга. Приходя на работу, Александр лицезрел одну и ту же картину, изо дня в день, и в одночасье он начал понимать, что его начала окутывать пелена отчаяния вперемешку с депрессией. Его былая жизнь была преисполнена смыслом – дома ждала любящая жена и ее ближайшие родственники. Родители Свиридова давно умерли. Другой родни не осталось. И двадцатишестилетний мужчина погрузился в безысходность, в одиночество, окутанное мраком и серыми буднями.

Однажды, оставшись наедине со своими мрачными мыслями, он неожиданно понял, что его вновь потянуло к старому: друзья с нового места работы временами затягивались алкоголем, и Александр не стал исключением. Конечно, среди них были те, кто развлекался совсем по-иному: спорт, шахматы, длительные прогулки или отдых на берегу реки Припять. Но все это выглядело однообразно и скучно. Глоток наилучшего спирта разгонял тоску и мрак, оставляя после себя веселое послевкусие, а потом и невыносимое похмелье и желание попробовать еще и еще.

В один из таких дней Свиридов очнулся в своей постели. Широко открыл глаза и уставился в потолок, пытаясь восстановить последние события – вот он, шатающийся по опустевшим ночным улицам Припяти, бредет до общежития и входит в здание, где соседи уже мирно посапывают в своих кроватях. Доходит до двери и, едва переступая через порог, падает на разобранную кровать. И сознание погружается в сон.

Казалось, внезапный треск телефона разбудил всю общагу. Стационарный аппарат звенел настолько громко, что закладывало уши. Александр перевернулся на другой бок и попытался схватить трубку, но рука проскользнула вниз. Пришлось сесть.

– Помоги… мне…

Разум был переполнен алкогольным дымком. Трубка трещала. Что-то свистело на другом конце провода. Невидимый собеседник пронзительно рассмеялся, затем раздались гудки. Длительные, наводящие ужас.

Во всем общежитии погас свет.

– Что происходит?!

В общий коридор кто-то выскочил.

Начались крики.

– Да уймитесь вы, – послышался успокаивающий мужской голос, – это на станции специальные работы проводятся. Скоро все станет на свои места!

Что-то щелкнуло, и свет появился вновь.

Александр рухнул на кровать и вновь погрузился в сон.

За день до аварии

Александр не спал всю ночь. Одеяло от постоянных переворачиваний с боку на бок сползло на пол, оставляя обнаженное тело открытым. На улице царили тишина и почти летняя погода, хотя на календаре был конец апреля. За окном, как и в комнате, стояла удушающая жара.

Хлопнула соседская дверь. Саша привстал с постели и, спустив ноги с кровати, надел мягкие домашние тапочки. Раздался топот ног, чей-то крик, а затем все стихло. Безо всякого интереса мужчина выглянул в распахнутое настежь окно и заметил, как из-за внезапного шума в других окна засветился яркий свет. Из подъезда вышли семья из трех человек. Сосед нес чемоданы, полные вещей, а следом за ними спешно семенила женщина, держа ребенка за руку.

“Куда-то спешно переезжают. Ничего необычного”

“Переезжают на ночь глядя? У них что-то произошло? Я бы мог спросить, но…”

“Откуда взялось это равнодушие? Я же был мягким и чутким человеком. Неужели выпивка меня настолько изменила?”

Легкий порыв ветерка влетел в окно и потрепал висящую занавеску. Внезапная прохлада охладила покрасневшее от ночной жары лицо.

“На выходных обещают дождь”

Александр отошел от окна и, подойдя к холодильнику, потянул за дверцу. Вытащил бутылку пива и сделал пару глотков. “Если я завтра приду пьяным, меня выгонят с работы. С престижной, прошу заметить, работы. Хотя для кого она престижная-то, работа эта? Я живу совсем один. Родители умерли, жены нет, да и детей тоже. Мне всего лишь двадцать шесть, а я работаю и выпиваю по выходным. Это и есть моя жизнь?”

“На станции среди наших работает женщина. У нее двое детей. Но дети не могут быть помехой, просто… она не обращает на меня внимание! А Борька-то за ней уже приударил! А у самого дочка маленькая, и еще четверо детей у бабушки, у матери жены. Куда он-то лезет?!”

Саша вернул бутылку обратно в холодильник и в задумчивости вошел в ванную, где висело большое зеркало. Он потянулся, чтобы закрыть кран, ибо вода хлестала во все стороны, но тут мельком взглянул в отражение и испуганно отпрянул.

На него смотрел смотрел он сам. Другой. Волосы внезапно исчезли, вместо них блестела лысина, покрытая редкими маленькими язвочками. Губы потрескались, словно обветренные. На нем была больничная пижама, сплошь украшенная кровавыми потеками. Местами кожа покрылась ожогами и чудовищными шрамами, которые чесались и гноились.

Саша прислонился спиной к прохладной стене. Сердце часто-часто билось, грозя выпрыгнуть из груди. Он даже зажмурился и отвернул голову в сторону, приоткрыв одно веко. Но наваждение не исчезло. Реальность будто посмеивалась над ним – ванная уже не ванная, а санитарный уголок в большой больничной палате. И рядом – оставленный кем-то заряженный пистолет. Александр примкнул обратно к раковине и дрожащими руками взял оружие. Подсознание подсказало верный путь, и в отражении высветился мужчина, в глазах которого царило отчаяние. По щеке потекла одинокая слеза, за ней еще одна.

Раздался громкий выстрел.

– Твою мать, что это было?! – Александр подскочил на месте словно ужаленный. Вокруг валялись исписанные синей ручкой тетрадные листы, работал маленький вентилятор, а за окном на ясном голубом небе висело палящее солнце.

Он уснул, сидя за столом и чиркая записи из своей жизни.

– Господи, боже мой, сколько сейчас времени?! Я же опаздываю на работу!

Свиридов вскочил и поспешно принялся одеваться, разбрасывая вещи по всей комнате.

Притаившаяся в углу тень поспешила следом.

Книга Четвертая

“Проклятие Чернобыльской АЭС”

(Год восемьдесят шестой, с апреля по октябрь)

Глава I

Ночь, с двадцать пятого на двадцать шестое апреля

Темный купол возвышался над вентиляционной трубой, что разрезала его напополам. Небо было сплошь усеяно звездами, похожими на мелкие точки. В конце апреля уже стояла теплая и сухая погода. Днем температура поднималась до плюс двадцати пяти, иногда – до плюс тридцати.

Бетонное здание утопало в зелени. Сквозь деревьев пробивались яркие огоньки. Как только на землю опускалась ночь, на атомной станции зажигались многочисленные электрические лампочки, напоминающие новогодние гирлянды. Во тьме мелькали люди в белых одеждах, а вдалеке громко звучали сирены проезжающих мимо автомобилей.

Часы показывали начало двенадцатого.

– Господи, когда-нибудь эта пресловутая жара закончится, нет?! У меня мокрое все, даже трусы! – Александр вошел в просторное помещение, где стояли панели со светящимися кнопками и висел экран над ними, показывающий глубины погружение управляющих стержней.

– Бегать надо меньше, – буркнул Анатолий Дятлов, сидящий за столом и что-то пишущий в большую тетрадь.

– Я это обязательно учту, спасибо, – фыркнул Свиридов и обернулся к Топтунову: – Эксперимент уже начался?

– Начнется с минуты на минуту. И если кое-кто перестанет мешкать… – Дятлов наградил паренька многозначительным взглядом, – то, возможно, ближе к полуночи успеем провести эксперимент. Мы уже опустили мощность до семисот мегаватт…

– Я делал то, что было указано в инструкции! – воскликнул Леонид. – Я же не виноват, что кто-то ранее исправил напечатанный текст и дописал от руки свой! Когда я спросил об этом Акимова, то он ответил, что нужно следовать исправленному тексту!..

– Только давайте не будем нервничать и вести себя необдуманно! – повысил голос Саша, тем самым прекращая перепалку между коллегами. – Главное спокойствие и только спокойствие. – И, переведя взгляд на Дятлова, спросил: – А почему эксперимент проходит ночью? Он же вроде должен произойти еще днем?

– Из “Киевэнерго” позвонили и попросили перенести эксперимент на ночь. Ранее мы остановили реактор на плановый ремонт, но решили не запускать его, так как знали, что вечером его снова придется приостановить. Мы уже проходили этот этап, так что, ничего страшного.

– Да-а… – Топтунов судорожно проглотил слюну, – только мощность продолжает падать…

– А систему безопасности уже вывели?

– Это сделал Казачков еще утром.

– Отлично! – Свиридов всплеснул руками. Собравшись с силами, он вернул былое хладнокровие и подошел к Топтунову: – Покажи мне ту самую инструкцию с исправлениями. Я хочу сам на нее взглянуть.

Юноша хмыкнул и протянул товарищу толстую пачку распечатанных листов.

– Благодарю.

Свиридов с умным лицом пролистал инструкцию и нахмурился.

– Странно. Только что я сам, своими ясными глазами, пролистывал эту же инструкцию и никаких исправлений там не видел. Вы уверены, что это одна и та же инструкция?

– Что ты хочешь этим сказать? – поморщился и Дятлов. – Что кто-то успел переписать инструкцию до проведения эксперимента? Так, что ли?

– А я в курсе, что за чертовщина у вас здесь творится? – фыркнул Александр. – Я лишь переспросил, вот и все! Да и если честно, мне программа не нравится своей неконкретностью. Ее что, электрик из “Донтехэнерго” составлял?

– Так что делать-то теперь?! – вмешался в спор Топтунов. – Мощность упала до тридцати тепловых!..

– Необходимо немедленно останавливать реактор, иначе произойдет неминуемое! – подал голос Акимов.

– Лучше поднимем мощность хотя бы до двухсот тепловых, так мы хотя бы автоматически урегулируем реактор, – заметил Саша и махнул рукой. – Акимов! Помоги мне Топтунову поднять мощность!

– Не нужно мне помогать, я справлюсь сам, – пробубнил юноша.

– Нет уж, мы сделаем это вместе. Достаточно одной твоей ошибки, – возразил Саша. – Акимов, ты вытягивай ручки управления регуляторами, а мы с Леонидом попытаемся вытащить стержни, чтобы мощность удержать. – Акимов кивнул и отошел в сторону. – Что же ты неравномерно-то тянешь? – Свиридов заметил, что юноша вынимает стержни с третьего и четвертого квадратов. – Вот свободный стержень и вот свободный, – он начал показывать на другие квадраты, – можешь извлекать. Иначе мощность совсем упадет.

Саша чувствовал, как эта обстановка его начинает нервировать, но он сдерживал рвущиеся наружу эмоции, показывая пальцем то вправо, то влево. На часах показывало три минуты второго. Им с трудом удалось поднять мощность до двухсот тепловых и поставить реактор на автоматическое регулирование. Включились главные циркулярные насосы, и Александр с облегчением вытер рукавом рубашки вспотевший от напряжения лоб.

– А теперь – финальная подготовка к испытаниям, – объявил Саша с радостным выражением лица. – Через двадцать минут можно начинать выбег и останавливать реактор.

– Мы сделаем это чуточку позже, – заявил Акимов.

Свиридов недоуменно приподнял брови, но лишь устало махнул рукой. Сил на споры практически не осталось, и на щите управления воцарилась тишина.

– Ты посмотри, что ты наделал. – Саша услышал разговор за своей спиной и, повернувшись, увидел, как Акимов разговаривал с Топтуновым. О чем именно шла речь, распознать издалека было сложно – между этими двумя и им находилось расстояние в десять метров.

Леонид что-то ответил, но расслышать это не представлялось возможным.

– Немедленно дави кнопку! – повысил голос Акимов, указывая пальцем на АЗ-5, красную, закрытую, таблетку на панели управления. Вроде ничего тревожного не происходило, вполне спокойный разговор двух умных людей, но в их поведении было что-то тревожное. Александра обуяло нехорошее предчувствие, но он решил не паниковать раньше времени.

Появился подозрительный звук. Никто из присутствующих не знал, как должен работать выбег – по крайней мере, Александр воспринял его как звук тормозящейся турбины и лишь пожал плечами. Хотя нехорошее предчувствие росло, мешая спокойно воспринимать происходящее. Но и паника бы ни к чему не привела.

“Будто “Волга” на полном ходу затормозила и юзом пошла по асфальту…”

Тихий звук, переходящий в грохот.

Здание начало вибрировать.

“Что-то нехорошее начинается…”

“Но это же ситуация выбега!.. Все нормально!”

Блочный щит управления трясло. Колебания и частота падали, а мощность тем временем росла. Раздался рокот, похожий на отзвук далекого взрыва.

Толчок, затем еще один.

И удар.

Александр невольно повернулся, услышав, как что-то отлетело.

– Гидроудар в деаэраторах!

Второй удар сотряс блочный щит.

Завопила сигнализация предохранительных клапанов.

“Восемь клапанов… открытое состояние!” – успел подумать Свиридов и отскочил, когда произошел очередной удар.

Находящиеся в помещении от сильного толчка дружно рухнули на пол.

Последующий за первым ударом второй заставил заработать аварийную сигнализацию.

Свет тут же потух.

С потолка посыпалась штукатурка.

Сработало аварийное питание.

Алина, момент взрыва

Алина широко распахнула веки. Замутненным от долгого сна взглядом всмотрелась во мрак, не понимая, что происходит – надо головой все сотрясалось от сильных ударов, которые следовали один за другим.

Потолок прорвало. Дым начал заполнять пустоту вокруг. Девочка начала дергать руками и ногами, пытаясь спастись от окутывающего и удушающего темно-серого тумана, но уткнулась спиною в невидимую стену. Пальцами дотронувшись до нее, Алина поняла, что это сухая земля. Тяжелые комки начали сыпаться на голову.

Очередной удар сотряс землю. Огонь ворвался внутрь и коснулся кожи. Из сдавленного от жажды горла раздался пронзительный крик. Всплески пламени ласкали мои ступни и пальцы, заставляя нестерпимо кричать.

Новый толчок поднял Алину ввысь. Расширенными от ужаса зрачками она впилась в пролетающую мимо бетонную крышку, из которой торчали короткие оголенные проводки. Внутри все сжалось, и вновь из горла вырвался вопль отчаяния, насколько пронзительный, что девочка охрипла на некоторое время. Подкрадывающийся огненный столб подхватил ее и выбросил за пределы заполненного пламенем помещения.

Алина больно ударилась об сухую как в пустыне землю. Исцарапала локти и колени, пока невидимая сила несла ее по густой листве. Врезалась в ствол дерева и перевела дыхание, почувствовав крепкую опору под собой. Голова кружилась от полетов и падения. В горле царила сухость. Желудок скручивало от невыносимого голода. Кое-как присев на траве, девочка осмотрелась. Охнула, коснувшись рукой чего-то холодного и одновременно мерзкого. Мелкий грызун лежал рядом с ногой и не подавал признаков жизни, как и маленькая птичка с разинутым клювом.

Голова раскалывалась от невыносимой и режущей боли. Алина хотела приложить ладонь к вискам, но тут изумленным взглядом всмотрелась в свои пальцы, обмотанные бинтами. На кончиках искрились едва заметные молнии. Они плелись вокруг запястья и искристым дождем падали на травинки.

Девочка застыла, не в силах отвести взгляда. На раскрытых ладонях игрались, переливаясь ярким синим светом, маленькие молнии, похожие на звездочки, что прилетели с неба на землю. Алина крепко сжала пальцы. Все исчезло. Разжала – и они появились вновь. По венам, к запястьям, переливалась голубая кровь, больше похожая на электрический ток.

Малышка с силой оторвала взгляд от своих ладоней и подняла глаза к небу. Все такое черное. На мрачной перине ярко сияли звезды. Такие далекие, что похожи на маленькие искрящиеся точки. Вдалеке заливался ярким пламенем горизонт. Треск, что раздавался где-то со стороны, издалека, слышался даже здесь, в густом лесу. По грязному лицу потекли ручьями слезы. Здесь, среди природы, Алина почувствовала себя по-настоящему одинокой.

Она прищурилась и разглядела среди густой листвы дорогу, по которой проезжали машины. Они издавали громкий шум своими колесами и сиренами. Стараясь не потерять единственный огонек надежды, девочка побрела через лес в сторону проезжей части. Елки и сосны, успевшие поменять свой цвет – с приятно-зеленого на агрессивно-оранжевый, – больно кололись и мешали пройти дальше, словно заслоняя собой взор. Трава щекотала неприкрытые ступни.

Алина с трудом выбралась на дорогу. Осмотрелась по сторонам и напоследок обернулась, задрав голову. Над оранжевым лесом простиралась огромная темно-серая дымка, ярко выделяющаяся на мрачном полотне неба. Что-то отзывалось в девочке внутри, когда та смотрела на кусочек разноцветной трубы, что торчала среди деревьев. Но потом, отбросив неясные мысли, малышка ступила на асфальт и тут же с криком отпрянула.

Он был раскаленным!

На улице царила ночная духота. Казалось, в воздухе висел пар. По лбу крупными градинами катился пот. Подмышками тоже стало неприятно мокро. Хотелось броситься в воду и не выходить из нее, пока невыносимая жара не отступила бы.

Вдалеке стоял город. Крыши высоких зданий скрывались во тьме ночной. Они приманивали своим видом. Не решаясь ступать по раскаленному как лава асфальту, Алина пошла по траве недалеко от дороги. Бинты, что свисали лохмотьями с ног и рук, цеплялись за зеленые высокие травинки, мешая спокойно идти. Легкий ветерок трепал запутанные длинные волосы, что прикрывали часть лица. Ноги нестерпимо болели, но девочка продолжала свой путь, намереваясь отыскать помощь среди людей.

– Эй, останови, останови!

Яркий свет фар больно ударил по глазам.

Алина подняла руку, закрываясь от его лучей.

– Ну ты чего, дед? Померещилось чего?

– Девочка! Там девочка!

– Где?!

Хлопнула дверца. Автомобиль остановился, издавая шум работающего двигателя. Когда свет убавили, малышка убрала руку и всмотрелась в мужчину плотного телосложения, очень похожего на старика: на висках серебрилась седина, да и из-под кепки показывались редкие седые пряди волос.

– Иди сюда, родная, – он распахнул свои объятия. Алина смотрела на него взглядом пронзительно-синих глаз, оставаясь стоять на месте. Осмотревшись по сторонам и заметив, что больше на дороге никого нет, она побежала к старику, преодолевая обжигающий ступни асфальт. А потом прыгнула к нему на руки, позволяя себя усадить в машину. – Вот так! Сейчас мы отвезем тебя домой, помоем и хорошенько накормим. Тебя хоть как зовут?

Алина посмотрела на старика ясными глазами и промолчала, поджав губы. Ее внимание привлек молодой человек, сидящий за рулем. Он всматривался в нее, сузив глаза. В его взгляде читалось явное подозрение и недоверие. Девочка с силой отвернулась к окну, делая вид, что ей все равно.

– Она не разговаривает…

– Или притворяется, – заявил юноша.

Щеки Алины вспыхнули багровым цветом. Глаза опасно прищурились, а на кончиках пальцев заиграли мелкие искорки, готовясь отправиться в полет.

– Ага, как же! Не болтай чего попало! – отругал своего водителя старик. – Поехали домой, фантазер!

Юноша завел двигатель и положил руки на руль. Спустя минуту машина сдвинулась с места и отправилась вдоль дороги. Навстречу ей ехали пожарные и милицейские с воющей сиреной. По другую сторону леса дым продолжал идти. Алина, поджав губы, отвернулась к окну.

Горизонт залился ровным багровым светом. Солнечный нимб показался из-за линии, рассекая остатки ночной темноты. Алина стояла посреди двора, держа в руках полотенце, жесткое на ощупь. Ровное сияние обволакивало ее глаза.

– Чего встала? Пойдем! – поторопил девочку юноша.

Деревянный домик, в котором проживали старик-рыбак и его внук, совсем молодой парень, выглядел вполне крепким. Комнатка внутри него оказалась скромной – пару металлических кроватей у стен, печь, как в старых русских сказках, стол у окна, стулья, половик на полу.

– Это наш с Федором дом. Ты проходи, не стесняйся. – Старик провел малышку в дом. – Присядь пока вон там. – Он кивнул на стол у окна. – Сейчас я быстренько почищу рыбу и приготовлю поесть. Надеюсь, ты не сильно голодна…

– Дед, – окликнул старика юноша, – ты видел, что произошло, когда мы рыбачили?

– Да, я видел. Авария. Ничего необычного. Аварии бывают везде.

– Дед, это атомная станция! – воскликнул парень. – Я много про них читал! Это ядерная установка, через которую вырабатывают электричество. В качестве топлива используют радиоактивный уран!

– И что?!

– Дед, разве ты этого не понимаешь?! Радиация нас всех погубит!

– Я не верю во всякую такую радиацию! Я войну прошел, и какой-то там радиации не боюсь!

– Дед, твое упрямство нас с тобой когда-нибудь погубит…

– Ты лучше девочку в баню отведи. Пускай помоется, пока я тут с рыбой вожусь.

– Ладно. – Юноша хотел возразить, но передумал. Перевел взгляд в сторону девочки и поманил ее пальцем. – Пойдем.

Алина послушно последовала за ним.

Парень остановился у низкого сарайчика и толкнул плечом дверь.

В помещении стоял холод. Впрочем, во дворе царила такая жара, что прикосновение прохлады остудило кожу и вызвало довольную улыбку.

– Там – баня. – Юноша показал пальцем на прикрытую дверь. – Вода, мыло, все есть. Надеюсь, тебя не придется мыть. – И он, наградив малышку напоследок презрительным взглядом, ушел.

Воцарилась мертвая тишина. За маленьким окном начинался новый день. Алина увидела через мутное стекло уходящего в дом парня и, отвернувшись, посмотрела на свои ноги, на которых болтались лохмотьями бинты. Крепче прижала полотенце и, шаркая голыми ступнями, прошла в баню – небольшое помещение с холодной печкой, двумя лавками и ведрами с вениками.

Положив полотенце на одну из лавок, Алина присела перед ведром с холодной водой и, склонившись, засмотрелась на свое отражение на волнующейся поверхности. На нее глядело лицо израненной огнем девочки с торчащими во все стороны спутанными прядями. На щеке красовался синяк. С челки свисал клочок бинта. Алина схватила его за конец и потянула вниз. Волосы последовали за ним.

Девочка принялась освобождать руки и ноги от бинтов. Вытянув локти вперед, засмотрелась на запястья и руки, оказавшиеся абсолютно чистыми. Зачерпнула ладошками воды и поднесла к лицу. Зачем еще и еще, наслаждаясь текущими по шее холодными ручьями. Прикрыв веки, умыла щеки и лоб. А когда открыла их, заметила бегущий по венам электрический ток. Молнии жадно впитывали маленькие капельки прозрачной жидкости и сверкали, будто сейчас бы началась гроза.

Все пропало, когда в противоположной комнате раздались шаги, и в дверь постучали.

– Ну ты где там пропала? Дед волнуется, переживает!

Алина поспешно прикрылась полотенцем и, оттолкнув от себя дверь, сердито взглянула на юношу.

– Пойдем! Завтрак уже готов.

Когда они вошли в дом, старик оценивающе взглянул на девочку и произнес:

– Тебя надо одеть. У меня есть кое-что для тебя. Моя внучка схожа с твоей комплекцией.

Старик вышел из избы, но вернулся спустя минуту, держа в руках юбку, блузку и гольфы.

– Одень это! – он бросил их девочке. – Я сейчас туфли принесу, – и вновь скрылся из дома.

Алина спрыгнула со стула и, подняв вещи, принялась их разглядывать. Белоснежная блузка. Юбка с волнами по краям. Эти вещи вызвали в девочке восторг. Прижав их к груди, бросилась к постели и, бросив на нее полотенце, начала натягивать через голову блузку, взъерошив ранее расчесанные волосы. Затем юбку – она оказалась чуть ниже колен. Белые гольфы украсили икры.

Девочка слезла с матраса и белыми ступнями коснулась деревянной половицы. Коже ног уже не так холодно, как раньше. Да и ступать стало проще. На улице тем временем разгоралась настоящая жара – солнце стояло высоко в небе и нещадно палило. Мрак вырвался из-под моего контроля и жалостливо лизнул руку. Алина отмахнулась.

– Вот! – старик появился на пороге дома с двумя блестящими туфельками. – Надеюсь, они тебе подойдут. Померь! – он бросил их перед девочкой.

Алина сунула ногу в туфлю и довольно улыбнулась. Она была ей впору. Со второй поступила точно так же, а потом потопала по половицам, чтобы обувь удобнее села.

Покрутилась вокруг своей оси. Юбка разошлась волнами, приоткрывая острые колени.

– Ну вот, – удовлетворенно похлопал в ладоши старик, – ты можешь остаться у нас, пока твои родители не отыщутся.

– Алло, это ВПЧ-2?

– Да!

– Что у вас там горит?

– Взрыв на… главном корпусе!.. третий, четвертый… между третьим и четвертым блоком!..

– А там люди есть?!

– Да!

*звук соединения*

– Подымай наш состав!

– Подымаю! Начальника поднял!

– Так всех, всех весь офицерский состав, офицерский корпус подымай!

*короткий гудок*

– Леонид Алексеевич?

– Да.

– Алло, Припять, третий и четвертый блок, горит крыша в результате аварии, взрыва!

– … давай!

– Уже подтвердили?

– Не подтвердили. Авария произошла у них. Это диспетчер Припяти сказала.

*снова звук соединения*

– Пожарная охрана.

– Алло, Иванков?

– Да-да.

– Значит вы выезжаете в Припять… Алло!..

– Да-да, я слышу.

– На атомную станцию выезжайте, там третий и четвертый блок, горит крыша!

– Пожарная охрана.

– Алло, Полесское?

– Да-да.

– Вы, значит, выезжаете на атомную станцию. Там горит крыша третьего и четвертого блока!

*конец записи*

– Авария на станции! Срочно выезжайте! – ударная взрывная волна, идущая со стороны станции, разбила стекла вдребезги.

Володя, всполошенный криками, одним жестом, дотянувшись до кнопки передач, выключил телевизор и вскочил, направляясь следом за встревоженными напарниками. На него обрушились визги шин выезжающих с пожарной части красных автомобилей. Он быстро надел свою боевую форму и выскочил на улицу.

Припять стояла в утопающих алых маках, среди которых прятались маленькие, едва заметные, пятнышки белоснежных цветов вперемешку с агрессивно-желтыми одуванчиками. Над просторными площадками и высаженными горожанами клумбами возвышались бетонные и панельные здания, украшенные яркими вывесками, привлекающие к себе внимание. Звучащая издалека тихая музыка внезапно смолкла, как и пение далеких птиц, погружая город в ореол спящей и одновременно мертвой тишины.

Яростное и невидимое радиационное облако, словно средневековая чума, скапливалось над Припятью. Его опасная волна прокатилась по хвойному лесу, что находилось в паре метрах от станции, украсив ярко-салатовую зелень в ржавчину. Птицы, животные и насекомые рухнули безжизненные на черную землю. Их тушки светились во тьме, покрытые тысячами мелких точек.

Володя успел заскочить в автомобиль и покинул вместе с остальными здание пожарной части.

Возле вентиляционной трубы, находящейся на крыше между третьим и четвертым блоком, клубился дым. Издалека сложно было разглядеть огненную стену, что обдавала паром темный небосвод с мигающими звездами.

– А вы уверены, что людей хватит? – Владимир обвел взглядом напарников: те сидели молча и смотрели вдаль, ни о чем не думая.

– Ты предлагаешь вызвать подмогу из Киева? – он кивнул.

Когда красные машины заняли свои боевые посты в нескольких метрах от полыхающей станции, Володя выбежал первым. Красное зарево выглядело прекрасно: высокие языки пламени пожирали не только остатки кровли, но и мирный небосвод, время от времени задирая голову. Огонь грозил перекинуться на третий блок, чтобы окончательно погубить человечество. Мешкать было нельзя – одним рывком пожарные поставили автонасос на гидрант и подсоединили рукава к сухотрубам, ведущим на крышу машинного зала.

Владимир громко выругался, споткнувшись обо что-то в темноте, направляясь к пожарной лестнице. Молодые ребята, прихватив рукава, отправились на кровлю третьего энергоблока – оттуда было проще потушить огонь. Пламя распахнуло свои объятия и снова взметнулось высоко к небу, грозя рухнуть на их головы, но мощная струя воды остановила его, заставляя угомониться.

Еще одна струя разорвала сплошную пламенную стену, и Володя, таща за собой рукав, медленно приблизился к обрыву. Он, охнув от увиденного, застыл, словно статуя: в жерле разрушенного взрывом реактора светилось ярко-синее свечение. В миг виски охватила невыносимая головная боль, а тошнота застыла в горле комом. Сильная сухость во рту и привкус металла мешали дышать. Владимир судорожно глотал воздух, пытаясь не рухнуть в огонь без сознания.

– Прочь!! – напарники, бросившиеся ему на помощь, застыли от криков обезумевшего парня. И добавил с еще большей угрозой: – Уходите прочь отсюда! Я все равно не жилец, я все закончу сам!..

– Ты что, с ума сошел? – перекрикивая закладывающий уши шум, Виктор, только что прибывший на выручку пожарным, приблизился к обрыву. – Если мы тебя оставим, ты погибнешь! Василий, за мной! Нужно как можно скорее потушить огонь, пока не стало еще хуже!..

– Не смей! У него жена беременная, не нужно рисковать людьми почем зря! Я же сказал, я сам все потушу! Прочь!..

Разбушевавшаяся стихия взвыла, когда ее в очередной раз пронзила струя воды. Лицо окрасило в агрессивно-красный, из-за чего Виктор стал выглядеть подобно вождю краснокожих. Пожарные не смогли воспользоваться респираторами и, бросив их на горящий под ногами битум, тушили пламя без защиты. Когда огонь стал бессилен, в схватку вступила радиация. Виктор едва не рухнул в обрыв, когда Володя схватил его за шкирку и дотащил до лестницы, в какой-то момент оступившись и чудом не скатившись вниз по металлическим ступенькам.

– Немедленно окажите ему помощь, иначе он умрет!

Володя оставил товарища медикам, что уже давно пребывали на станции, и вновь вернулся на кровлю. Схватив брошенный им рукав, он снова и снова направлял струю в огненную бестию. Когда темнота покрылась всполохами предрассветного солнца, пламя отступило, свернувшись вихрем и уйдя в никуда, исчезнув под толщей воды.

Пожар остановили, но это было только начало.

Начало конца.

Глава II

– На Чернобыльской атомной станции произошла авария. Подробности выясняем. – Валерий, сдвинув очки на нос, с удивлением посмотрел на своего начальника: тот говорил спокойно, с малой толикой досады. Да и выглядел он обычно. Привычный для работы в институте костюм, начищенные ботинки, помазанные волосы. Ничего не выдавало в нем того, что произошло что-то ужасное. Простая обыденность, ничего более.

– И кто же вам об этом сообщил, позвольте спросить?

– Со станции пришел тревожный сигнал. “Один, два, три, четыре”. Вам это о чем-то говорит?

– Шифрованный сигнал, ядерная, радиационная, пожарная и взрывная опасность. Не сочтите за бестактность, но почему вы говорите об этом совершенно спокойно?

– Мы просто выясняем, что произошло.

Суббота, выходной день, выдалась на удивление теплой погодой.

Автомобиль скользил по свободной дороге. Ночной дождь оставил свой след – пахло свежей травой и мокрым асфальтом. По тротуару шли веселые парни в пиджаках и девушки в свободных тонких платьях, юбки которых шли волнами от легкого ветерка или невольного движения ног. Крики вперемешку со смехом разрывали остатки утреннего спокойствия. Во всей этой напыщенной радости никто не чувствовал угрозы от происходящего в нескольких километрах отсюда.

– Говорят, в Чернобыле сейчас очень жарко. У них там целый месяц стоит невыносимая жара, а у нас целую неделю идут дожди. Слава богу, сегодня выдался теплый денек. Я думал, в выходные будет поспокойнее, народу нет, все отдыхают…

Гулкие шаги и голоса ученых, разбивающие непривычную тишину, вместе с эхом создавали необычную атмосферу, будто бы здание заброшено, а они, двое крепких мужчин в строгих костюмах, впервые появились в этом месте спустя много лет.

Об этом ощущении Валерий будет вспоминать очень долго.

– А получилось как всегда, – тяжело вздохнул он. – Так что там, в Чернобыле?

– Пожар. Сказали, что реактор управляем. Погибло два человека. Один под обломками, второй – от химических ожогов.

– Что-то мне подсказывает, что не все там чисто…

– Специальная команда уже вылетела.

– Пока она разберется, мы потеряем много времени. Я собираюсь и немедленно отправляюсь туда.

“…Ранее я думал, чем мне заняться сегодня с утра. Взять свою жену, Маргариту Михайловну, и уехать куда-нибудь? Погода за окном прекрасная. Что может быть лучше солнца и легкого приятного ветерка, запаха мокрого асфальта после ночного дождя и свежей травы? Но все обернулось иначе…”

– Я уезжаю в командировку, – Валерий заметил немой вопрос во взгляде жены, срочно вернувшейся с работы. Когда она переступила порог квартиры, с недоумением посмотрела на своего мужа: тот выглядел очень серьезным и хмурым. – Произошла авария. Насколько все серьезно, я понятия не имею. Как только я во всем разберусь, тут же вернусь обратно.

– Вашим руководителем будет Борис Евдокимович Щербина, – сообщили Валерию по прибытию в аэропорт. – Борис Евдокимович уже вылетел. Он пребывал в одном из регионов страны. Мы объяснили ему ситуацию. Как только он появится в аэропорту, вы загрузитесь в самолет и отправитесь в Киев. А уже оттуда, на машинах, доберетесь до места происшествия.

Валерий кивнул с несколько отстраненным видом, пребывая в своих мыслях. С ним находились еще несколько человек: пока они оживленно беседовали, ожидая Щербину, он отошел в сторонку и закурил, выпустив табачный дым из полуоткрытых губ. За стеклом окон стояли расцветающая зелень и яркое солнце, своими лучами согревающее мерзлую после холодов землю.

Валерий, зажав двумя пальцами сигарету, наблюдал, как тоненький огонек пожирает табак, превращая его в пепел. Затянувшись напоследок, он выбросил окурок в мусорное ведро, что стояло неподалеку, и вернулся к команде.

– Приветствую вас, Валерий Алексеевич. – Борис Евдокимович протянул Валерию руку. Тот деловито пожал крепкую ладонь мужчины, обхватив пальцами суховатую от возраста кожу. – Мне очень льстит, что с нами отправляется столь важный и разбирающийся в своем деле человек…

– Да бросьте. Я такой же, как и вы, Борис Евдокимович. Не нужно делать из меня избранного.

– Пройдемте в самолет. – Борис последовал совету своего собеседника и рукой показал в сторону летной полосы. – Там мы спокойно все обсудим.

– Что нам известно в данный момент?

Самолет медленно взлетел, оставляя землю позади. Валерий с неохотой оторвался от иллюминатора, окинув взглядом небольшую компанию мужчин старше пятидесяти. Он был самым младшим из них. Возраст в науке не самое важное, подумал Валерий, поправляя в очередной раз очки. Как бы ему не хотелось скрыть своего волнения, все же у него это не получалось.

“Тебя никто не будет судить, если ты поделишься своими соображениями…”

– Ничего! Единственное, что мы знаем, что произошел пожар и что реактор якобы цел. Почему якобы? У меня есть свои доводы, которыми бы я хотел поделиться, – Валерий сделал торжественную паузу. – В марте семьдесят девятого, в США, произошла авария на Три-Майл-Айленд. Там случилась утечка теплоносителя, из-за чего реактор был полностью разрушен. Я понимаю, наш реактор и американский – это две разные конструкции, но исключить эту версию нельзя.

– То есть, вы хотите сказать, что авария произошла из-за некой утечки?

– Возможно. Просто я из тех людей, которые предпочитают увидеть все своими глазами, а потом делать выводы.

– Так что же именно произошло в США?

– Во втором энергоблоке станции случилась протечка теплоносителя через затвор одного из клапанов компенсатора давления. Температура постоянно поднималась, баки-барботеры7 чистили через каждые восемь часов. При осуществлении регулярной процедуры выгрузки ионообменной смолы из фильтра конденсатоочистки второго контура произошло закупоривание. Его попытались продуть смесью сжатого воздуха и воды, но сделали еще хуже. Возможно, нечто подобное случилось и в Чернобыле. Хотя опять же, повторюсь, тут большая разница в конструкциях.

Борис с деланным видом кивнул.

– Все это очень интересно, Валерий Алексеевич. Безусловно, нужно учитывать опыт наших американских коллег, но все же…

– Вы считаете происходящее в Чернобыле диверсией?

– Я об этом даже и не думал, Валерий Алексеевич. – Чиновник смутился.

Валерий скрыл всполохи гнева и недовольства в глазах, в полном молчании отвернувшись к иллюминатору. Он больно усмехнулся, предпочитая держать мысли при себе. Борис это заметил и решил исправить неловкую ситуацию:

– Все, что вы рассказываете, очень интересно. Я с превеликим удовольствием выслушаю ваши дальнейшие предположения, так как вы – высочайший специалист среди курчатовцев. Прошу прощения за мои слова.

Первое, что бросилось в глаза по прилету в Киев, большая кавалькада черных правительственных автомобилей. Мужчина в строгом костюме предварительно открыл дверцу “Волги”, завидев издалека членов Правительственной комиссии. Растерянный Валерий нырнул вглубь машины, усаживаясь на заднее сидение. К нему присоединился Иван Плющ, председатель Киевского облисполкома.

– Там все очень плохо, – произнес он, заметив немой вопрос на лице ученого. Тот даже рта не успел открыть, лишь бросил испытывающий взгляд на председателя. – Точной информацией мы не располагаем, но знаем только одно – это самый настоящий кошмар, что мог произойти с нами в мирное время.

Сто сорок километров прошли в траурном молчании. На ярко-голубом фоне светило палящее солнце, ослепляя своими пронзающими лучами. Валерий расстегнул пуговицы на своем пиджаке, а затем снял, повесив на локоть правой руки. В автомобиле царила духота. Заботливый водитель, увидев в зеркале заднего вида разгоряченные лица попутчиков, опустил стекло.

– Я бы на вашем месте этого не делал, – как бы между делом произнес Валерий. – Если здесь действительно опасная радиационная обстановка, мы можем схватить большую дозу и умереть от лучевой болезни.

– Почему вы уверены, что здесь высокая радиация?

– Я видел отчеты, – пренебрежительно отозвался ученый, отвернувшись к окну, – там указаны малые дозы радиации. В каждом реакторе заложено определенное количество ядерного топлива. Да, я верю, что реактор цел, – жестом руки он остановил мужчин от горячего спора, – но я все еще желаю увидеть случившееся своими глазами, и реактор – в том числе.

Небо начало затягивать всполохами сумерек. В апреле по-прежнему темнело рано, несмотря на по-настоящему летнюю погоду. Валерий бросил взгляд на пролетающий в окне сельский городок, жизнь в котором продолжалась, несмотря на событие планетарного масштаба.

На полутемном небосводе, поддавшись невидимой силе, сдвинулись с места серые облака, и одно из них превосходило остальные – бледно-малиновое пятно загораживало мерцание появляющихся звезд и едва заметный полумесяц.

Валерия охватило нехорошее предчувствие.

– Чернобыль обычный сельский городок. Правда, о нем ходят темные легенды. – Щербина заметил заинтересованные взгляды сопровождающих. – Здесь когда-то жили евреи. Здешняя земля буквально пропитана кровью. Якобы этот город проклят, здесь никто и никогда больше не будет жить.

– Пока что живут, как видите, – отпарировал Валерий. – Я так понимаю, жителям об аварии не сообщили?

– А зачем? Они же не слепые. У них станция буквально под носом.

Через несколько минут черная “Волга” въехала на территорию Припяти. Валерий почувствовал нарастающую тревогу: к городскому Комитету партии, расположенной на центральной площади, собрались руководители из местных органов.

– Произошла авария. Проводились внештатные испытания, во время которых взорвался турбоагрегат. Судя по отчету, было два взрыва. Здание реакторного помещения разрушено. Несколько человек получили лучевое поражение, – словно роботы, отчеканили они, стоя по стойке “смирно”.

– Что насчет радиационной обстановки?

– Там, – один из руководителей махнул в сторону станции, – с этим все плохо. Радиационная обстановка на четвертом энергоблоке сложная. Мы сегодня замеряли радиацию в городе. Пока что с этим здесь все в порядке. Жителям раздали йод в таблетках и порекомендовали пореже выходить из дома.

– Люди не будут сидеть дома. У них много забот и проблем.

– А что насчет слухов об аварии?

– Их предостаточно. В основном, про диверсию, землетрясение и теракт. Они не могут поверить, что в их стране может случиться нечто подобное, что это провокация со стороны Запада.

– Горбачев спрашивал меня, знает ли Запад о случившемся…

– Если в этом месте радиация действительно высокая, – перебил мирную беседу двух чиновников Валерий, – то она в течении суток распространится по всему континенту, достигнет Северной и Южной Америки, и пока мы обсуждаем внешнюю политику, большая часть территории Земли превратится в радиационную помойку. Давайте оставим политику и займемся делом.

Борис сделал приглашающий в сторону комитета жест, обрывая бессмысленный спор. Валерий поспешил за ними, бросив недокуренную сигарету в мусорный бачок, расположившийся рядом со входом. Пока компетентные в своем деле мужчины спорили, еще толком не ознакомившись с обстановкой, он достал коробок спичек и, чиркнув одной из них по фосфору, с превеликим удовольствием закурил, выпуская табачный дым через нос.

– Я предлагаю разделить группу на несколько частей, – заявил Борис, подождав, пока все займут свои места, – одна из них займется выяснением причин произошедшей аварии. Вторая обязана организовать дозиметрические измерения на станции, в Припяти и близлежащих районах. Третья начнет подготовительные меры для эвакуации населения, если таковая потребуется. Оставшихся отправляю на разработки медицинских мероприятий. Вы же, Валерий Алексеевич, возглавите группу для разработки локализаций произошедшей аварии.

– Для начала мне нужно увидеть реактор, который у вас в целости и сохранности. Если вы утверждаете, что обстановка на станции хуже некуда, вы должны мне все показать… чтобы я хотя бы понимал, откуда плясать, – язвительно произнес Валерий, перебив громогласные речи партийного работника. – На бумаге можно написать все, что угодно, бумага все стерпит. Но стерпят ли люди, когда начнется массовое лучевое поражение?

В зале повисла неловкая пауза. Мужчины, внимательно прислушиваясь к непростому разговору, повернулись на своих сидениях к ученому и бросили на того встревоженные и напуганные взгляды. Валерий выдержал напряженное молчание, вызванное неожиданным заявлением. Щербина, хвала ему и честь, отреагировал на его выпад достойно – улыбнувшись, он ответил:

– Хорошо, Валерий Алексеевич. Мы организуем для вас небольшую прогулку.

Валерия поразило малиновое пятно над городом: полыхающее зарево полностью поглотило ясно-голубое небо, частично загородив солнце. Его блеклая тень, словно при затмении, накрыла городскую площадь.

Уже вечером, когда все организационные мероприятия были завершены, ученый вышел, уставший, из общежития, куда их распределили.

– А правда, что на станции произошла авария? – к нему подошла девочка в черном платье со строгим воротничком и белом переднике. На ее ногах красовались легкие красные балетки, а икры прикрывали белоснежные гольфы. В одной руке она держала портфель, закрытый на кнопку, а в другой – сумку со сменкой.

– Не беспокойтесь. В этом году мне будет пятнадцать. И я все хорошо понимаю, – заметив метания в глазах ученого, девочка улыбнулась. Ее улыбка украсила юное личико, а в глазах засверкали искры радости.

Валерию стало горше: дитя не понимает, за какой чертой находится, какие страшные события разворачиваются в нескольких метрах отсюда. Дети еще слишком малы, чтобы разбираться в интригах взрослых. Но и жить в сказочных иллюзиях сложно даже ребенку, когда родители мечутся в поисках решения проблемы, чтобы спасти не только свою шкуру, но и его самого, еще маленького и глупого. Хотя дети порой оказываются намного умнее большинства взрослых.

– Вот! – школьница, заметив недоверие взрослого собеседника, достала из портфеля учебник по физике за девятый класс. – Мы учили это в прошлом году. – Она начала судорожно перелистывать книгу дрожащими от волнения руками.

– Послушай, это совсем не то, о чем пишут в учебниках. Жизнь, она… она намного серьезнее научных трактатов. – Валерий до боли прикусил нижнюю губу, заметив хмурый взгляд девочки.

– Радиация опасна, я знаю!.. И я знаю, что моя жизнь находится под угрозой. – Школьница гордо задрала подбородок. Ее банты из прозрачных лент трепыхались при каждом движении ее головы. – Нам на уроке об этом рассказывали. Сегодня ночью мы с мамой видели взрыв на станции. А утром нам раздали йод в таблетках. Я не такая глупая, как вы думаете.

– Ничего подобного! Просто…

– Я понимаю, вы боитесь за мою жизнь и жизнь других детей. – Школьница, обернувшись, пристальным взглядом окинула ребятишек намного младше нее, бегающих под ногами встревоженных взрослых. Они, резвясь под заходящими лучами солнца, разбивали напряжение, царившее в городе, заливистым смехом, пытаясь поймать друг друга.

– Проводите беседы с мирным населением, Валерий Алексеевич? – из здания комитета вышел Щербина, заложив руки за спину. Он коротко кивнул девочке, и та, ответив ему тем же, со спокойной душой направилась к шестнадцатиэтажному зданию, что возвышалось над городской площадью.

– Нет, что вы! – Валерий смутился.

– Шутка. – Борис ободряюще похлопал его по спине. – Все готово, можете отправляться.

Вертолет, поднимая вокруг себя пыль, приземлился в нескольких метрах от станции. Сильный ветер, создаваемый несущим винтом, сбивал с ног и обдавал горячим воздухом. Валерий, надев респиратор, вместе с остальными залез внутрь и устроился возле иллюминатора. Ученый бросал встревоженные взгляды на своих коллег, стучал потными ладонями по коленкам и судорожно крутил головой, пытаясь ускорить время.

Атомная станция вместе со своими помещениями, трубами, из которых видимым образом ничего не вытекало, представляло собой сооружение очень аккуратное и чистое. Даже стройбаза, расположенная рядом с разрушенным энергоблоком, выглядела ровной и строгой, словно ее создал сумасшедший перфекционист.

Но из-за происходящего абсурда атомная станция предстала грязным химическим заводом, над которым висело малиновое зарево.

– Подлетим поближе! – воскликнул один из руководителей комиссии.

– Не боитесь?

– Погибнуть ради такого дела не страшно!

– Очень патриотично, – усмехнулся Валерий и выглянул наружу, вдыхая легкими кислород, заполненный радионуклидами. – Так что вы говорили о целости реактора? – язвительно произнес ученый, осматривая то, что осталось после пожара: реактор был полностью разрушен, верхняя плита, герметизирующая реакторный отсек, находилась почти в строго вертикальном положении, но под некоторым углом.

Валерий, заметив ее вскрытие, покачал головой: тот, кому удалось это сделать, обладал сверхмощными способностями. Взгляд прочно уцепился за необычную картинку, создавая хаос в головах пролетающих над реактором людей. Пытаясь привести взбудораженные мысли в порядок, ученый постарался найти причину произошедшего, но не смог.

Верхняя часть реакторного зала полностью разрушилась, на крышах машинного зала и территории валялись графитовые обломки. Одни были разломаны полностью, другие – частично: наметанный глаз отметил элементы тепловыделяющих сборок.

– Это был действительно взрыв, Борис Евдокимович. – Валерий устало потирал руки, вернувшись обратно на землю. – Если предположить, что вместо двух взрывов произошел один, то его вполне хватило для такого рода разрушений. Подобный взрыв составляет, предположительно, три из четырех тонн тринитротолуола8. И меня волнуют несколько важных вопросов, которые бы я хотел изложить.

Во-первых, я заметил малиновое пятно над станцией. Насколько я знаю, графит, который горит равномерно, выделяет белесый дым. Скорее всего то, что было в небе, это результат сильного горения графита.

И плюс, скорее всего, активностей из четвертого блока выходит достаточно много.

И второй, немаловажный вопрос… а работает ли еще реактор, продолжается ли процесс наработки короткоживущих радиоактивных изотопов? Последнее мне бы хотелось самому выяснить, и я надеюсь, что вы мне с этим поможете, Борис Евдокимович.

Когда Валерию сообщили, что все готово и его уже ждут, военные облепили бронетранспортер свинцовыми щитами и снабдили специальными для радиационного измерения датчиками. Ученый вместе с солдатом в специальной защите, сидящим за рулем, двинулись с места, направляясь к станции.

Бронетранспортер, наезжая на очередной обломок графита, тряхануло, и Валерий, охнув, судорожно схватился за первое попавшееся под руку. Выкручивая руль, молчаливый мужчина, объезжал препятствия, пока ученый пытался измерить излучение.

После долгих и изнурительных объездов, Валерий, обливаясь потом, пришел к неутешительным выводам: вокруг станции таки существуют мощные излучения. Об этом свидетельствовали громкие потрескивания датчиков и привкус металла во рту. Он нахмурил брови и готов был отстаивать до последнего свое мнение перед упрямством правительственной комиссии.

– Персонал станции врать не будет. Пусть реактор и разрушен, но он еще может работать. Нужны более веские доказательства. Мы надеемся на вас, Валерий Алексеевич.

Ему самому хотелось верить, что какая-то часть конструкций все еще живо и дышит, выдыхая из кратера нейтронные излучения. Но чем больше ученый углублялся в эти мысли, тем больше они походили на бред сумасшедшего. От перенапряжения у него затряслись руки, пересохло во рту, мышцы скрутило судорогой, а кожа покрылась мелкими мурашками.

Водитель в защитном костюме терпеливо дождался, когда взбудораженный ученый придет в себя. Он медленно постукивал пальцами по рулю, тщательно скрывая свои истинные эмоции. Валерий позавидовал мужчине: несмотря на всю сложность ситуации, на опасность, что грозила каждому из них, тот сохранял холодное равнодушие – возможно, этот человек просто не понимал, где именно оказался.

– Прошу простить меня за любопытство, – бронетранспортер вновь двинулся с места, – но как вам удается сохранять спокойствие? Разве вы не понимаете, что происходит?

– Я все понимаю, не дурак. – Водитель хмыкнул. – А вы сами подумайте, имеет ли смысл нервотрепка. Тут поможет только холодная голова и знания. Я, возможно, не смыслю в этой научной ерунде… – тут он выдержал паузу, – но и панику я тоже не приемлю.

– Я завидую вашей выдержке… – Валерий ошеломленно покачал головой.

– А вы не завидуйте, а берите пример. – Военный усмехнулся.

– Придется подойти к реактору. – Валерий бросил взгляд на датчики. – Нужно как можно детальнее все изучить.

Мужчина коротко кивнул и добавил газу.

– Мне стало легче. – Валерий, еле держась на ногах, вернулся в штаб правительственной комиссии. От изнеможения он рухнул на стул напротив Щербины и с громким вздохом вытянул ноги, позволив себе дать немного слабины. – В общем, повторное измерение показало… – ученый вытер потные руки о пиджак и достал из кармана пачку сигарет, – что мои первичные выводы были ошибочны.

Нейтронный канал, именно как нейтронный, не работает, так как он чувствует не нейтроны, а лишь гамма-излучения. Чтобы получить достоверную информацию, нужно для соотношения взять коротко- и относительно долгоживущие изотопы йода, например, сто тридцать четвертый и сто тридцать первый.

Я провел небольшое радиохимическое измерение и быстро убедился, что наработки короткоживущих изотопов не происходит.

Исходя из вышесказанного, можно прийти к выводу: реактор не работает и находится в подкритическом состоянии.

– И что вы предлагаете, Валерий Алексеевич?

Валерий согнулся в три погибели, словно старец, и, схватившись за голову, начал раскачиваться из стороны в сторону:

– Мы весь вечер потратили на локализацию пожара. Локальный огонь был потушен, но реактор по-прежнему горит. Я чувствую бессилие. Я испробовал все, что мог, и, когда мне пришла гениальная мысль, я почувствовал себя идиотом. Юнцом на первом курсе! Как я мог так ошибиться?

– Все имеют право на ошибки. – Борис поморщился. – Вы не исключение. Даже профессионалы ошибаются.

– Пожарные потушили огонь оперативно и точно. Они ликвидировали очаги возгорания в машинном зале, но масло до сих пор горит. Из кратера же четвертого блока разносится мощный поток аэрозольной газовой радиоактивности. Горит графит. Каждая из его частиц несет в себе большое количество радиоактивных источников. Обычная скорость горения графита составляет где-то тонну в час. В четвертом энергоблоке его заложено около две с половиной тысячи тонн, и он может гореть двести сорок часов, при этом выносить и разносить радиоактивность на большие территории.

– Так в чем заключается ваша гениальная мысль, Валерий Алексеевич?

Разговор прервал тихий и короткий стук.

– Да?..

Деревянная дверь, выкрашенная в белый, медленно открылась, и на пороге небольшой комнаты появился милиционер. Он слегка подтолкнул девочку, на вид которой было лет девять отроду. Черная волнистая юбка доходила до колен и слегка задиралась, стоило ее обладательнице покружиться на месте. Прозрачная белая блузка, высокие гольфы, прикрывающие икры, балетки из кожи (редкостный дефицит!) и огромный бант. Пряди ее длинных темных волос ниспадали на плечи.

– Вот, привел вам нарушительницу. Она пребывала на станции, пока один из военных ее не заметил.

Сердце ученого рухнуло в желудок, заставляя побледнеть. Эхо падающего на пол стула разнеслось по комнате.

Валерий изумленно смотрел на девятилетнюю незнакомку, на лице которой появилась ядовитая улыбка.

Глава III

– Чего это ты так перепугался? – Щербина, приподняв бровь, недоуменно наблюдал за ученым: тот дрожащими от испуга руками плеснул в стакан холодной воды и одним залпом выпил. – Неужели девочка заставила тебя так понервничать?

– Борис Евдокимович, не задавайте вопросов, на которые не получите ответа. А если получите… – Валерий мотнул головой, обрывая фразу, и, повернувшись к милиционеру, спросил: – Где вы ее нашли?

– На станции.

– Где именно?!

– Я не знаю. Военные передали мне ее. – Милиционер пожал плечами.

– Так давайте об этом у нее и спросим. – Девочка смерила пронзительным взглядом синих глаз присевшего перед ней чиновника. – Не расскажешь нам, как ты оказалась на станции?

Она молча улыбнулась тоненькой ниточкой губ и подняла вверх палец, показав на графин с водой.

– Ты хочешь пить? – она кивнула.

Девчонка впилась губами в граненый стакан, который ей протянул Борис, и начала жадно пить.

– Что прикажете с ней делать? – милиционер вытянулся по стойке “смирно” в ожидании приказа.

– Для начала нужно отыскать её родителей. Наверняка они сейчас в городе, а девочка просто заигралась. – Борис, услышав презрительное фырканье за своей спиной, обернулся и удивленно посмотрел на ученого. – Вы что-то имеете против, Валерий Алексеевич?

– Во-первых, давайте на “ты”, раз уж начали, а, во-вторых, у нас нет времени заниматься поисками чьих-то родителей. Оставьте ее здесь! – бросил Валерий милиционеру. – Потом решим, что с ней делать.

Милиционер кивнул и ушел, хлопнув дверью.

Девчушка, весело подпрыгнув на месте, отчего ее юбка пошла волнами, уселась на стул и начала свистеть себе под нос, болтая ногами в разные стороны.

– Ты сильно изменился с ее появлением. Не поделишься своими мыслями по этому поводу?

– Сейчас это не имеет никакого значения. – Валерий вытащил сигарету и, прихватив ее губами, закурил, преподнеся зажженную спичку. – О чем мы говорили? О моей гениальной мысли? С твоего позволения я продолжу.

Борис кивнул, скрывая тлеющий на дне зрачков огонек недовольства.

– Сегодня мы потратили весь день, чтобы выяснить, работает ли реактор, цел ли он или его вовсе разрушило взрывом. Но и локализация пожара прошла не совсем так, как нужно. Пожарные потушили огонь, но масло продолжает гореть. Радиационная обстановка не позволяет нам воспользоваться водой и пеной. Мы постоянно на связи с Москвой, почему мы нам не проконсультироваться с ними? Александров, с которым я работаю в институте, мог бы нам, чисто теоретически, подсказать, как решить эту проблему.

Но это только часть наших проблем.

В основном, остро стоит вопрос об эвакуации населения города. Возможно, радиационная обстановка еще позволяет им здесь находиться, но надолго ли…?

Радиация продолжает распространяться. Скорее всего, ею уже подверглись большая часть Европы и Америки, а это, как ты сам понимаешь, несет в себе определенные проблемы.

Если люди начнут болеть и умирать… ты догадываешься, чьи головы полетят в первую очередь.

Борис опустил глаза, внимая словам ученого, снова принявшего расхаживать по кабинету, бросая короткие взгляды на стены, обвешанные агитационными плакатами. Ответственность тяжелым грузом легла на хрупкие плечи, обвила руками шею, заставляя тяжело дышать.

– Я поговорю с медиками, – прервал затянувшуюся паузу чиновник, бросив взгляд мимо ученого. – Они должны точно знать, что делать…

– Не все медики этому обучены! – воскликнул Валерий. – Единственное, что они могут сделать, дать таблетку йода, но – сколько его должно быть, чтобы каждый раз давать людям, дабы они не умерли в первые же дни? в городе сколько человек? десять тысяч, пятнадцать? где столько йода достать? Поэтому будет проще эвакуировать население, пока не стало еще хуже!

– Допустим, ты прав. Но подготовка к эвакуации займет много времени…

– А это еще что такое?!

Электрическая лампочка, висевшая на толстой проволоке, замигала, заполняя нарастающим тихим треском небольшое помещение, грозя в любой момент лопнуть. Как по щелчку пальцев, комната погрузилась в непроглядную темноту, когда свет, словно отрезанная линия жизни, погас, и тут же возобновился.

– Куда подевалась девчонка?!

Девочки и след простыл.

– Внимание, внимание! Внимание, внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей, и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати ноль-ноль часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания. Руководителями предприятий и учреждений определен круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования предприятий города. Все жилые дома на период эвакуации будут охраняться работниками милиции. Товарищи, временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации."

– Да не беспокойся ты так. – Валерий отстраненно наблюдал, как на городской площади собираются автобусы; люди спокойно, небольшими группами, подходили к раскрытым настежь дверцам, держа сумки и малолетних детей. – Найдем мы твою девочку, я тебе это лично обещаю!

Автобусы, сопровождаемые милицейскими автомобилями, шеренгой двинулись из города в полной тишине, нарушаемой лишь визгами колес и хлюпаньем выхлопных труб. Как только процессия скрылась за ближайшим поворотом, прячущимся за густым, ядовито-оранжевым, лесом, в кабинет правительственной комиссии снова заявился милиционер.

– Все прошло на “ура”, товарищ Щербина! – он резко выпрямился, проведя рукой по темно-синему пиджаку. – Обслуживающий персонал, как и было затребовано, оставлен и переправлен в пионерский лагерь. Меня просили спросить у вас разрешения эвакуироваться на собственных автомобилях…

– Ни в коем случае! – вмешался Валерий, отрываясь от окна. – Транспорт тоже радиоактивен!

– И что теперь, людям идти пешком? – возмутился милиционер, до этого сохранявший равнодушный вид.

– На автобусе. Так будет гораздо безопаснее.

– И бросить транспорт? Это же большая ценность!

Валерий тяжело выдохнул.

– Хорошо. Пусть отправляются на своих машинах…

– Все равно эвакуация продлится недолго. – Щербина ободряюще кивнул представителю власти. – Как только все закончится, жители Припяти тут же вернутся обратно.

– Сомневаюсь… – буркнул ученый себе под нос.

Двадцать восьмое число, утро

Когда раздался жуткий скрежет, будто по стеклу провели острой бритвой, Лена подскочила, словно ужаленная. Руки заледенели, пальцы крепко вцепились в одеяло, в любой момент готовясь набросить его на голову, чтобы спрятаться от невидимых монстров. Нежная детская кожа покрылась мелкими пупырышками, и девочка, которой едва ли стукнуло семь, принялась их чесать. От стресса у нее начинался зуд: пока папа, с которым она жила в деревенском домике, заботливо не протянет чайную ложку с валерьянкой, легче ей не станет.

– Тата!!9 – Лена закашлялась от сжимающей жажды горло. За ночь пересохло во рту, и язык присох к нёбу. Она заозиралась и увидела на столе, в паре шагов от кровати, графин. Облизнула губы от нестерпимого желания. – Папа!..

Соседняя постель пустовала. Белье было смято и отброшено к металлической спинке. Малышка часто дышала и блуждающим взглядом пыталась отыскать отца. Накануне вечером она залезла на высокую кровать и, свернувшись калачиком, прикрыла веки и от усталости провалилась в глубокий сон.

В послеобеденное время Лена вместе с отцом – мама давно оставила их, – выходили во внутренний двор, а затем уходили за дом, в огород, где пока что ничего не росло. Девочка, перевернувшись на бок, посмотрела в маленькое окошко: среди блестящих от солнечных лучей комков земли лежало что-то светящееся синевато-фиолетовым цветом.

Лена, испуганно охнув, резко повернула голову, когда тень, закрыв собою солнце, погрузила небольшую комнату в полумрак. Она спряталась под одеяло и, пытаясь прислушаться к скрипам входной двери через звуки сердцебиения, осторожно выглянула через щелку в пододеяльнике.

Обливаясь черной жидкостью, похожей на нефть, в доме появилось нечто. Издалека его можно принять за темное пятно, но Лена сумела разглядеть женский силуэт с длинными цвета воронова крыла волосами.

Девчушка притворилась мертвой, свернувшись в клубок и затаив дыхание. Но жажда еще больше скрутила горло сильной сухостью. Если поддаться животному инстинкту и выбраться из спасительного кокона, злое создание тут же схватит, впившись зубами в тонкую шею.

– Кис-кис…

Из грудной клетки вырвался тоненький писк, но Лена успела зажать рот своей тоненькой ручкой, бросая через щелку взгляды на приоткрытую дверь: можно воспользоваться моментом, пока чудище ищет ее, и прорваться на улицу, чтобы затем позвать на помощь. Но по ту сторону бревенчатой стены царила гробовая тишина: птицы больше не пели, собаки не заливались громким лаем, да и визг автомобильных колес тоже исчез.

Девочка, собрав остатки сил, высунула босую ногу из-под одеяла – создание, хищно облизнувшись, отошло к дальней стенке, принюхиваясь к спертому в доме воздуху, – и, обхватив руками холодную металлическую решетку, на которой лежал набитый гусиным пухом матрас, пролезла под кровать, забившись в дальний угол.

Зубы мелко постукивали друг о друга от холода голых половиц. Лена прижала дрожащие колени к груди. Чудище, тяжело дыша и оставляя черные лужи, от которых становилось дурно, хрипя, подошла к кровати и издала закладывающий уши рык, больше похожий на вопль радости. Невыносимый звук больно ударил по барабанным перепонкам, и девочка зажала руками уши, чтобы не оглохнуть.

Когда монстр, вдоволь наевшись девочкиных страданий, отвернулся, изображая из себя агрессивно вопящую обезьяну, Лена ползком вылезла из-под кровати и на четвереньках направилась к столу, облизывая пересохшие губы. Юркнула под отцовскую постель, и, дождавшись нужного момента, продолжила путь. Оказавшись под столом, малышка высунула голову, задевая свисающую со стола клеенку, и, вытянувшись, не спуская глаз с чудища, стоящего посреди комнаты и что-то ищущего, пальцами коснулась холодной поверхности графина.

Дом наполнился пронзительным звоном падающих на пол осколков.

Монстр, вздрогнув всем телом, повернулся.

Вместо чудовищного оскала на бледном лице появилась ядовитая усмешка, а глазные яблоки, до этого налитые чернотой, вдруг засияли небесной синевой. Волосы, в беспорядке лежащие на плечах, выпрямились и заблестели, словно звезды на темном небосводе. Незнакомка, щеголяя наготой, выпрямилась, пронзая малышку острыми стилетами глаз. Упругие груди подпрыгивали при малейшем движении. Ее нисколько не смущало замешательство девочки, смотрящей на нее с широко открытым ртом.

– Здесь!.. – в дверь вломились двое крепких мужчин; один из них, полноватый, при виде голой девушки, застыл.

– Нравлюсь? – она, обернувшись, обдала его холодом своей улыбки.

Лена громко закричала, заставляя незваных гостей вздрогнуть.

– Иди сюда! – обходя ослепительно красивую незнакомку, мужчина подошел к девочке. Она юркнула к нему в объятия, обвив руками его шею. – А вы, гражданка… м-м-м… – тут неожиданный гость растерялся, – пройдемте с нами.

– Не беспокойся. Мы встретимся еще раз. Только вот наши встречи не будут тебя радовать, – и девица, довольно хмыкнув, шлепая по холодному полу босыми ногами, вышла из дома, оставив после себя флер замешательства.

За два дня до описываемых событий.

– Так-так, значит, в Чернобыле произошла авария, – произнес полноватый мужчина в строгом костюме. Русые, слегка вьющиеся, волосы были тщательно приглажены. Солнце беспощадно ослепляло сквозь маленькое окошко автомобиля и терзало невыносимой духотой, заставляя обмахиваться полами пиджака, – и как пить дать, сейчас там опасное скопление радиации.

– Ты в этом разбираешься? – удивленно приподнял брови его спутник.

– Не, я не хочу сказать, что я – одаренный физик-ядерщик, – гулко рассмеялся мужчина, – но даже в институтах заставляют проходить физику и химию. Ну и не забывай, как в сорок пятом американцы сбросили на Хиросиму и Нагасаки две атомные бомбы.

– Странно… если ты такой умный, почему тогда работаешь в областном комитете?

– Коля-я, в политике тоже нужны умные люди. Если страной будут управлять дураки, то трагедии не избежать. Мы с Людочкой решили немного развеяться, – прервал неловкое молчание мужчина в костюме, – да и матушка вместе с нами. Так-то мы из Хойников, а в Москве мы проездом.

– Простите меня за бестактность, но вам с женой уже больше тридцати, и вы до сих пор не обзавелись детьми…

– Значит так угодно богу. Хоть я далеко не верующий человек, да и Пасху справляю через раз. Некогда! Весной начинаются полевые работы, а летом разъезды, туда-сюда, туда-сюда, без конца! Как-то не до религиозных суеверий…

Дмитрий, так звали полноватого мужчину, являлся заядлым футболистом. В послевоенные годы он, вместе с соседскими мальчишками, выходил на имитированное футбольное поле – большой кошенный луг в паре метров от дома – и допоздна гонял мяч, сделанный своими руками. Став взрослым, свое любимое занятие Дмитрий не бросил: когда выпадал выходной, Дима брал своих коллег, что работали вместе с ним, и отправлялся в город, где уже успели построить новый просторный, огороженный забором, стадион, по утрам переполненный людьми.

В голове всплыла картинка: вот он, облаченный в спортивный костюм, кладет мяч в центре поля, бросает взгляды на других мужчин, и со всей силы ударяет ногой по плотной резиновой поверхности. Накаченный насосом шар взлетает высоко в небо, а затем парирует, когда один из игроков в ответку делает то же самое. Через пару мгновений начинается толкучка, пока изнеможденный от ударов мяч не отлетит к сетке, где его попытается перехватить вратарь.

– Ты когда-нибудь бывал в Чернобыле?

– Нет, слава богу! – рассмеялся Дмитрий, выплывая из своих воспоминаний. – Но родственники моей жены там были, да и мать Пинчука, нашего секретаря райкома партии, не раз приезжала туда для перевозки товара.

– Люди там живут как за границей, мне знакомый рассказывал. Мне кажется, за границей так не живут: там есть все, чего даже в Москве ни разу не видывали. Жалко, если люди этого лишатся. Может все-таки пронесет?

– С чего ты взял, что там все так плохо? Со слов Пинчука?

– Ты же сам сказал, его мать часто там бывает. Именно мать ему все и доложила.

– Как советский разведчик? – снова рассмеялся Дима.

– Мать его там застряла. “Меня оттуда не выпускают, а я привезла несколько килограммов колбасы и мяса, и теперь все это изобилие лежит на солнце и тухнет”. На все ее вопросы – “мы не имеем права вас выпускать!”, – поэтому она обратилась к Пинчуку. А что он сделает? Особой власти в Чернобыле он не имеет. Так что, мать его там до сих пор сидит, просит разобраться. Ну и напоследок она сказала, что это реактор взорвался, страшный пожар был. Вроде потушили, но вертолеты над ним до сих пор летают. Да еще улицы пеной поливают… в общем, полный бардак.

Дмитрий нервно постучал пальцем по дверце автомобиля.

– Мне нужно самому разобраться в этой истории. Придется отложить все свои дела. И футбол тоже, – он нахмурился, словно проглотил ложку уксуса, разжигая в нем пламя недовольства, и обратился к своему попутчику: – Отправляйся-ка ты в Чернобыль, дружок, разузнай там все как следует. А я пока съезжу в наш комитет, может, они что скажут.

– Приветствую, – Дмитрий вошел в пятиэтажное здание. Одним прыжком преодолев лестницу, он оказался на втором этаже, где за обычным столом сидел молодой мужчина, дежурный, которого оставляли в выходные и праздники на случай чрезвычайных происшествий, – прошу прощения, что отвлекаю, но мне нужно знать, что именно произошло в Чернобыле?

–Понятия не имею, о чем вы, – буркнул под нос дежурный, не отвлекаясь от своего занятия, чтения газеты.

– Авария. На Чернобыльской атомной станции, – терпеливо объяснял ему Дмитрий, чувствуя, как терпение уступает место гневу и злости – мужчина, несмотря на возложенную на него ответственность, халатно отнесся к происходящему.

– Я ничего не знаю. Такой ответ вас устроит?

Дима громко выругался, с трудом удержавшись от желания вырвать из рук дежурного газету и разорвать ее на мелкие клочья. Штукатурка со стен и потолка от сильного удара дверью украсила его русые волосы.

– О боже, Димочка, что стряслось?

Напуганная поведением своего мужа Людмила перекрестилась: он матерно выругался и треснул кулаком по дверному косяку, разбив пальцы в кровь.

Боль от удара охладила его нервы.

– Прости. – Дмитрий прижал к груди изумленную жену. – Прости, Людочка. Я просто переволновался. У нас происходит какой-то дурдом…

– Давай-ка ты успокоишься и пообедаешь. Вымой руки и садись за стол. Сейчас я отнесу обед твоей маме, и мы спокойно поговорим.

– На Чернобыльской станции произошла авария. – Дмитрий, упершись об столешницу локтями, крошил хлеб в тарелку с дымящимся борщом. Пар больно бил по лицу, оставляя бусинки пота, но Дима старательно не обращал на это внимание, витая в своих мыслях. – Мама Пинчука, нашего секретаря, любезно сообщила нам об этом, когда ей запретили выезжать из города. Якобы там рванул реактор, был страшный пожар, но милиция оцепила район и никого не пропускает. Я попытался выведать у дежурного подробности, но он и понятия не имеет, что там случилось. Сидит, мать твою, газетку читает!

– У меня есть определенные мысли на этот счет, – помолчав с минуту, хмыкнула Людмила, бросив взгляд мимо мужа, – я преподаю физику в средних классах, и поэтому кое-что понимаю. Если там действительно взорвался реактор, дело дрянь. Нужно вывозить оттуда людей. В худшем случае, они схватят огромную дозу радиации и умрут через полгода от рака щитовидки. Я понимаю, этого все равно не избежать, но все же лучше отделаться малыми жертвами.

Ее слова встревожили Дмитрия, заставляя его покинуть кухню и уединиться со своими мыслями. Тарелка супа осталась стоять на столе, одиноко пуская пар, постепенно растворяющийся на глазах. Он, не проглотив и ложки борща, вышел на улицу, вдохнув легкими разгоряченного от жары воздуха.

Со стороны столицы потянуло сухим ветром. Над головой ясное без единого намека на облачко небо. Еще ни разу Дмитрия не посещали мысли о смерти: не о своей, собственной, а об другой, чужой. Старуха с косой притаилась в тенях ярких солнечных лучей, с широкой улыбкой затачивая блестящее лезвие косы, приготавливаясь перерезать нити жизни ни в чем неповинных людей.

– Ты уже придумал, как будешь действовать?

Уснув под утро, он встал спозаранку, проспав всего пару часов. За окном уже щебетали птицы, и, перекрикивая друг друга, сообщали о восходе солнца и приятной весенней погоде. Им на смену прилетели черные, как смоль, вороны. Усевшись на толстые ветви деревьев, темные создания с длинным клювом оглушали громкими карканьями, напуская негатива еще больше.

Лицо опухло от бессонной ночи и тяжелых дум. В глаза словно песка насыпали, а мозг напоминал вату – любая попытка к размышлениям оборачивалась головной болью. Разум отказывался работать, сообщая об усталости.

Даже подушка, до этого ощущающаяся как камень, притягивала к себе взгляд, соблазняя пуховой периной и белоснежной наволочкой. Дима с трудом оторвался и сонно посмотрел на жену, что вытирала вафельным полотенцем кухонную посуду.

– Ничего я не придумал, – буркнул он себе под нос. Подошел к мойке, налил воды в граненый стакан и залпом выпил. – Фу-у-ух… – спасительный глоток опустился по разгоряченному пищеводу, уничтожая неприятную сухость во рту и принося облегчающую прохладу.

– И ты будешь сидеть и ничего не делать?

– Я поеду в Хойники. Переночую в гостинице, а потом, если на месте все не разузнаю, отправлюсь в Чернобыль. – Дима с трудом вынес испепеляющий взгляд жены и, вернув посуду на место, ушел в комнату. Вытащил из шифоньера дорожную сумку, побросал в нее пару вещей и устало протер глаза, вытянувшись, словно струна, на весь дом зевая.

За день до описываемых событий

– Какого хрена вы творите?! – трубка в его руке нагрелась до предела, обжигая ладонь своей пылающей поверхностью. Телефон грозил подняться в воздух и рассыпаться на тысячи осколков, не выдержав сквернословия мужчины. – У вас произошла авария, тысячи людей подвергаются радиации, а вы ведете себя как олухи! Секретари, мать вашу, правители!

– Дима, мы сами не в курсе, что именно там произошло! – извинился собеседник на другом конце провода. – Я сотню раз звонил на станцию, но никто не поднял трубку. Несколько минут назад мне доложили, что жителей Припяти эвакуировали, а насчет поселений вокруг ничего неизвестно. Самое ближайшее из них – Копачи, они рядом со станцией. Если бы я мог повлиять на тамошних властителей…

– Ладно, я сам приеду. Ждите.

– Интересно, – Валерий, откинувшись на спинку стула, выдыхал табачный дым из ноздрей, с облегчением вытянув ноги. Рубашка взмокла и, прилипая, вычерчивала плотную, как у Атланта, грудь, – как долго будет наше начальство дурачить людей?

– Это ты о чем? – Щербина оценивающе поглядывал на ученого.

– Я просмотрел все газеты, – нащупав на столе очки, Валера водрузил их на нос и, взяв с полки журналы из плотной коричневой бумаги, принялся их пролистывать, зажав губами дымящуюся сигарету, – и не нашел ни одной заметки об аварии. Они что, решили все скрыть, чтобы и дальше людей мучить? Или боятся, что западные спецслужбы начнут нас в чем-то обвинять?

– Ты не поверишь, но я понятия не имею. Прошло двое суток, мы успели эвакуировать население Припяти, но вот ликвидировать пожар в самом реакторе до сих пор не можем. Я сообщил Горбачеву о том, что происходит, и, честно говоря, он недоволен нашей работой. Люди ему и так-то не особо рады, а если просочится информация о происходящем…

– Черт… – Валера отбросил газету на пол и впился взглядом в потолок. Застыв словно статуя, он сверлил мутно-белый фон над головой, пытаясь отыскать нужные слова. – Понимаешь, Боря, скрывать дальше уже просто смешно. Чем дальше мы с этим тянем, тем больше будет претензий и слухов. Ты, как партийный чиновник, должен это понимать.

– Хорошо. – Борис буравил ученого взглядом, решая, стоит ли прислушиваться к его словам или лучше проигнорировать. – Я договорюсь с генеральным секретарем и распоряжусь, чтобы эту новость опубликовали в газете. Но мы не будем выкладывать все подробности сразу, так как не владеем всей ситуацией. И еще, я бы хотел вернуться к вчерашней истории.

– Ты про девочку? – Валерий широко распахнул веки, будто его больно укололи за бок. – А что здесь обсуждать? Девочка действительно потерялась, и нужно немедленно отыскать её родителей. Они уже наверняка объявили ее в розыск.

Щербина лишь покачал головой и молча вернулся к своим делам, уткнувшись носом в столешницу, заполненную бумагами.

28.04.86 года

От Совета Министров СССР

На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария, поврежден один из атомных реакторов. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Пострадавшим оказывается помощь. Создана правительственная комиссия.

“Правда”, 28.04.86 года

Глава IV

…Александр Боровой увиделся со своей матерью спустя двадцать семь лет. С раннего детства он проживал вместе с отцом: матушка, будучи женщиной замужней, влюбилась в офицера и уехала с ним в другую страну.

Ему еще не исполнилось и тридцати, когда он женился на ровеснице, которая, родив двух детей, умерла, не дожив до сорока пяти, а через пару лет повстречал девушку, совсем молоденькую. Разница у них оказалась в двадцать с лишним лет.

Миле едва стукнуло восемнадцать, когда она влюбилась в мужчину намного старше себя, тем самым вызвала неодобрение у окружающих. “Зачем он тебе? Ты вон какая красивая девка, за тобой табунами парни бегают, а ты связалась с каким-то взрослым и уже стареющим мужиком!”

– О чем думаешь?

– Мама моя – очень суеверный человек, – немного помолчав, заявил Боровой, погладив обнимающую сзади жену по ее свисающей руке. – Я не раз бывал у нее дома, и видел, как к ней приходили совсем молодые девчонки, как ты, например. Они постоянно просили у нее погадать.

– Ух ты! Твоя мама – гадалка?

Стекла в маленьких стареньких окнах трещали от ударов снежной бури поздним зимним вечером. Снежинки россыпью падали на узкие подоконники, засыпали протоптанные дорожки. В печи потрескивали дрова, заранее принесенные из дровника, находящийся во дворе рядом с будкой, в которой мирно посапывала сторожевая собака. Огромных размеров псина, сидящая на цепи, вытянув лапы с огромными когтями и положив на них свою остроугольную морду, прикрыла глаза, и лишь черный, как смоль, нос время от времени двигался, принюхиваясь к вновь поднимающемуся ветру.

Маленькая комната, что освещала большая абажурная люстра, висящая над круглым столом, наполнилась таинственностью и загадочностью. Александр, поставив рядом зажженную керосиновую лампу, сел в кресло, сложив ногу на ногу, и положил на колени “Приключения Тома Сойера”. Из-за непогоды радио не работало, и пришлось довольствоваться чтением и гостеприимством своей мамы, жестом пригласившей в комнату молоденькую девицу.

– Тебя Люда зовут?

Девица еще не успела открыть рта и застыла в оцепенении.

– Да-а-а… вам моя подруга сказала?

Лицо престарелой женщины украсила хитрая улыбка.

– Садись. – Она жестом указала на стул рядом с собой. – Карты все знают. – Колода с нарисованными черными и красными знаками, обозначающие пики, червы, трефы и бубны, спокойно легла на старую клеенку. – У тебя есть муж, его звать Володей. Молодой, симпатичный. Я вижу, гложет тебя что-то… – на столе появились еще пара карт. – Считаешь, что у твоего Володи есть любовница? И подозреваешь в этом свою подругу?

На лице девушки отразился плохо скрываемый ужас.

– Я об этом никому не говорила… даже маме…

– Как ты все угадываешь? Неужели кусок бумаги тебе об этом рассказывает? – отложив книгу, Александр подошел к матери, когда девушка, получив утвердительный ответ на свой вопрос, ушла, оставив банку смородинового варенья.

– Я и сама этого не знаю, – престарелая женщина пожала плечами. – Мне приходится настраиваться, тогда имена и события как бы сами вспыхивают в мозгу, подобно импульсу. Однажды, когда я сидела дома одна, решила разложить карты. Раз разложила, два… и каждый раз, когда я их собирала, тасовала и раскладывала по-новой, они вновь и вновь показывали мне дату: двадцать шестое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

– Карты-то твои хоть объяснили, что это значит?

– Ни один расклад не приоткроет завесу тайны. Но я все-таки попыталась. Случится что-то страшное. Валет бубей обычно обозначает маленького мальчика, но это не столь важно. Именно ребенок станет причиной большого несчастья. Как это объяснить, я не в курсе.

– Добрый день, Александр Александрович, – рано утром, незадолго до поездки в больницу, раздался оглушающий звук звонящего стационарного телефона. – Это вас Беляев беспокоит, директор вашего отделения. – Боровой уже давно работал в курчатовском институте, изучая ядерную физику и все, что с ней связывает. – Вы бы не могли мне помочь в расчетах для Чернобыля?

– Да, конечно, – смущенно ответил Александр. Тревога, появившаяся после последнего слова, начала медленно нарастать в нем, как снежный буран пару лет назад в материнском доме. – А что случилось?

– Авария, – коротко произнес директор и положил трубку.

– Что-то случилось? – почувствовав резкую смену настроения, Мила подошла к мужу и обняла его сзади, обхватив худыми руками плотную грудь. Вдохнула резкий запах тройного одеколона и продолжила: – Звонили из института?

– Да, зовут на расчеты. Не понимаю, у них полно блестящих теоретиков, а они позвали экспериментатора.

– Может, потому и позвали? – девушка пристально вгляделась через плечо в его хмурое лицо.

– Вас уже ждут, – когда машина подъехала к жилому дому и любезно сообщила о своем прибытии, просигналив на весь двор, Александр, перекинув через правую руку пальто – “не доверяю я погоде, она у нас дама легкомысленная”, – вышел на улицу. Сделал ладонь козырьком и вгляделся в абсолютно чистое небо.

Но не успел он сделать и шага, как солнце закрыла огромная грозовая туча, взявшаяся непонятно откуда. Птицы, что мирно щебетали, тут же взмыли вверх, превращаясь в мелкие темные точки. Ветер, поднимающий пыль у дороги, разогнал навязчивую духоту.