Читать онлайн Дитя гнева: Путь Стража бесплатно

ISBN 978-5-0062-1812-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Он был рождён во Франции в самом начале XVI века, а именно в 1501 году, и первым, что увидел новорождённый, были обитые соломой деревянные стены хлева и смотрящие на него козы. Только что родившегося мальчика держал на руках известный всему городку пьяница Блез с обвисшим пропитым лицом, покрытым небрежной щетиной и гноящимися язвами. Одним своим видом он создавал о себе впечатление мерзкого и гниющего как снаружи, так и внутри человека. Именно он, а не родная мать, стал первым человеком, которого малыш увидел в своей жизни. Лишь после перерезания Блезом пуповины он оказался на руках у своей матери, сестры Блеза по имени Жаклин, чьи тусклые заплаканные глаза, наполненные любовью и нежностью, он запомнил навсегда. Она-то и дала ему имя, что станет известным даже в самом крайнем уголке этого мира, которое будут произносить со страхом и придыханием, и которое будут помнить до самого конца времён – Самюэль.

– Чего-то он какой-то бледный, – пристально взглянул на младенца пьяница. – Может, хворый?

– Какая разница? Он – мой сын. Остальное для меня не важно.

– Ну, не знаю. Как по мне, долго не проживёт. А даже если и проживёт, то толку от него будет мало. Видывал я таких хиленьких. Без помощи ни вякнуть, ни охнуть не могут. Вот тебе мой братский совет, как человека бывалого и повидавшего куда больше твоего: не возись ты с ним. Брось на улице. Авось, кому-то будет до него дело.

– Закрой рот, Блез! Даже думать об этом не смей!

– А что? У нас и так забот хватает. Денег нет, поесть нечего, одежда вон вся в тряпьё изорвана, да что уж там, даже поспать негде. А ежели ещё и с ним будем возиться, так и вовсе загнёмся. То ли от голода, то ли от холода. Он нам только обузой станет.

– Я сказала замолчи! Скотина такая! Ради лишней бутылки готов моего сына на улицу выкинуть!

– Лишней бутылки?! Я за нас… за тебя боюсь! Думаешь, я не хочу, чтобы моя сестра жила тихо-мирно, чтобы у неё был кров да еда?!

– Будь это так, ты бы работал, зарабатывал деньги и тратил на те самые еду и кров, а не на пиво, без которого жить не можешь!

– А сама-то чем лучше? Не знал, что клянчить деньги у каждого встречного – это работа.

– Я хотя бы пыталась найти работу, пыталась заработать хоть какие-то гроши. Не забывай, у кого ты выпрашивал на кружечку пива всё это время. Да у меня с младенцем на руках шансов выжить куда больше, чем с таким пьянчугой, как ты!

Несколько секунд Блез смотрел на Жаклин, не говоря ни слова и не шевелясь. Вдруг лицо его перекосилось в уродливую, жуткую гримасу.

– А ну-ка дай сюда этого засранца! – с рёвом накинулся он на сестру.

Жаклин закрыла Самюэля собой и, зовя на помощь, стала ногами отбиваться от брата. Тот в свою очередь продолжал пытаться вырвать у неё из рук Самюэля, нанося ей удары по лицу и спине. Малыш начал кричать. В какой-то момент Жаклин изо всей своей силы ударила Блеза в живот, от чего тот упал на колени, скорчившись и взвыв от боли.

– Ах ты, сука неблагодарная! – сквозь боль выдавил Блез. – После всех этих лет! Родного брата…

– Пошёл вон, скотина драная! – рявкнула Жаклин во весь голос.

– Тварь! Как пожелаешь! Возись с ним сама! Вот увидишь, этот выродок тебя в могилу сведёт!

– Я сказала вон!

С трудом Блез поднялся на ноги и, шатаясь из стороны сторону, вышел из хлева. Жаклин склонила голову к младенцу и принялась его успокаивать. «Не бойся, мой маленький. Я никому тебя не отдам», – шептала она Самюэлю. Материнские инстинкты полностью захватили Жаклин, и сейчас в этом мире не существовало ничего, кроме её малыша.

Шло время. С самого своего рождения Самюэль был изгоем и было ясно, что он не получит признания в обществе, ибо оказался альбиносом. В городке, названия которого он даже не запомнил, мальчика считали проклятым, а его мать – ведьмой. И пускай пара-тройка людей просила Господа Бога простить грехи матери и дитю её, сути дела это не меняло – их боялись.

Из-за неимения собственной крыши над головой Жаклин с Самюэлем скиталась по городу в поисках приюта. Скитания эти влияли на малыша не самым лучшим образом. Тесные каменные улочки, которыми был испещрён почти весь город и на которые еле-еле пробивался солнечный свет, и царивший на них адский смрад, а также суета и шум народа, что порой не мог протолкнуться на этих до ужаса узких улицах, с младенчества внушали Самюэлю мысли, что мир вокруг страшен и неприветлив. Лишь на главной площади города чувство страха и тревоги отступало от малыша. Пожалуй, то было единственное место во всём городе, где было по-настоящему светло и где можно было почувствовать себя свободно хоть чуть-чуть, благодаря чему именно на площади Самюэль ощущал себя спокойнее всего. Но находиться там подолгу Жаклин со своим младенцем, увы, не могла.

Есть матери и сыну приходилось то, что найдут. Бывало, что прохожие подкидывали им немного еды, однако на двоих её было недостаточно, а потому Жаклин нередко отдавала Самюэлю почти всю еду, что им доставалась. Мучаясь от голодных болей в животе, она, тем не менее, была счастлива, ведь её сын получал хоть какую-то пищу и не страдал так, как она.

Кроме бесконечных скитаний по городу, Жаклин вместе с другими бедняками занималась побирательством. Часто они вместе со своими товарищами по несчастью собирались около церквей и домов богатых горожан, выпрашивая у них деньги и еду. Дабы никто ничего не заподозрил, Жаклин обматывала голову Самюэля так, чтобы его волосы не были видны другим, благодаря чему ей удавалось спокойно бродить в толпе нищих. Более того, ребёнок был только на руку беднякам, ведь так было куда проще разжалобить прохожих. Благодаря этой хитрости, у них получалось собирать немного больше денег, чем обычно, что обеспечивало Жаклин и её сына лишним куском хлеба. Ночевать Самюэлю с матерью приходилось либо на улице, либо в заброшенном каменном доме, стоявшем за городом, либо в хлевах, в которые они пробирались тайком. В одном из таких хлевов Жаклин соорудила ему куклу из соломы. Мальчик настолько привязался к ней, что практически не выпускал из рук и даже спустя годы хранил её как память о матери.

Три долгих года продолжались эти скитания. Но однажды им улыбнулась удача. Один из горожан всё же позволил им жить у себя в чулане, но в обмен на это мать Самюэля должна была выполнять всю грязную работу по дому. Разумеется, Жаклин согласилась. У матери с сыном появились кров и еда, однако Жаклин приходилось работать на износ. Она выполняла абсолютно всю работу по дому, начиная с мытья посуды и заканчивая колкой дров. За плохо выполненную, по мнению хозяина, работу её всегда ждало наказание, и нередко это происходило на глазах Самюэля. Наблюдая за тем, как разъярённый хозяин дома, брызжа слюнями, бранил и бил его мать до синяков, Самюэль будто бы чувствовал её боль на самом себе, будто бы всё это происходило с ним, а не с Жаклин. И каждый раз он хотел броситься на защиту своей мамы, самого дорогого, что у него было. Но что он, маленький, хилый мальчишка, мог сделать здоровому, упитанному мужику, у которого кулак был с голову мальчика. Со временем жестокость и ярость хозяина Самюэль стал воспринимать как нечто обыденное, как что-то, что есть у каждого и чем все пользуются каждый день. Пока Жаклин работала, мальчик большую часть времени сидел в чулане, откуда его старались не выпускать, ибо побаивались его бледной кожи и белых, словно снег, волос, и играл соломенной куклой, которую ему подарила мать. Порой он наблюдал за тем, как Жаклин моет полы и посуду и убирает дом, и пытался помогать ей всем, чем только может. Она же, желая обеспечить сыну еду и крышу над головой, работала не покладая рук.

Так Жаклин и Самюэль прожили около года и прожили бы ещё больше, если бы в один день Жаклин не заработала себе лихорадку, от которой она умерла спустя неделю мучений. Пускай Самюэль и знал, что такое смерть, он никак не мог подумать, что она сможет настигнуть его маму. В тот день маленький Самюэль простоял над холодным телом Жаклин до самой ночи, думая, что она крепко спит, ожидая момента, когда его мама проснётся. Разумеется, этого не произошло. Поняв, что он больше не сможет быть вместе со своей мамой, всё внутри Самюэля вмиг опустело. Единственного человека, который искренне любил его, дарил ласку, кормил его и оберегал, не стало. Умерла та, кто с самого его рождения сопровождала Самюэля в этом сером, грязном мирке, заполненном страшными и злобными людьми, кричавшими на него и желавшими его смерти, хотя сам Самюэль даже не понимал, что такого он им сделал. Он остался один. Один среди всех тех «страшил», от которых его защищала Жаклин. Теперь он должен вступить в этот мир один, сам, без чьей либо помощи. Но сам по себе Самюэль ещё никогда не был. Страх перед людьми и миром, где за себя только ты сам, целиком захватил Самюэля.

Хозяину дома ребёнок, которого все вокруг считали проклятым, был ни к чему. Он отвёл маленького Самюэля в единственный в городе приют. Мальчика приняли, однако из-за цвета его волос поселили на чердаке и особо с ним не церемонились.

Жизнь Самюэля превратилась в ад, к которому надо было приспосабливаться, и очень быстро. К другим детям его не пускали, а из еды давали лишь остатки. Из-за одиночества, Самюэль начал мастерить себе соломенных кукол, похожих на ту, что досталась ему от матери, которые становились для него друзьями. С этими куклами он делился своими чувствами, страхами и переживаниями. Пусть они не могли ему ответить, зато всегда могли выслушать, а большего мальчику и не надо было. Больше поделиться своими чувствами Самюэлю было не с кем. В приюте всем было настолько плевать на мальчика, что никто даже не замечал, когда он сбегал оттуда, чтобы добыть себе еды. Для Самюэля приют стал лишь местом для ночлега. Всё остальное время он скитался по улицам в поисках пропитания. Самюэль приспосабливался к новым условиям довольно быстро, что было ему только на руку. В отличие ото всех остальных детей, он начал взрослеть гораздо раньше. Самюэль очень быстро понял главное правило выживания: «Если хочешь жить, то используй для этого любые средства». Однако же, смиренность и доброта матери, которая осталась где-то глубоко в душе Самюэля, не позволяли ему использовать силу, чтобы получить желаемое. Потому следовал Самюэль этому правилу лишь отчасти. Мальчик ел остатки, выбрасываемые на улицу, попрошайничал и воровал еду. Особенно часто Самюэль ошивался около церкви, где шанс того, что его покормят, был больше, чем в любом другом месте. Но, хоть прихожане вместе со священником иногда и кормили Самюэля, в саму церковь его не пускали. Да и вообще, единственная причина, почему его не казнили, как порождение ведьмы, была в том, что он был ещё слишком мал. И то, случаи, когда Самюэля кормили, можно было назвать счастливой случайностью. Практически все люди сторонились его, а иногда даже били за то, что он обращался к ним. Дети тоже перенимали это отвращение от взрослых. Девочки убегали прочь, лишь завидев Самюэля, а мальчики – насмехались над ним. Порою в темноте чердака мальчику мерещились люди, желавшие расправиться с ним. Однако Самюэль не кричал и не звал воспитателей на помощь. Он знал, что это бесполезно, и никто к нему не придёт. А потому ему оставалось лишь сидеть завёрнутым в тряпьё в углу чердака, дрожа от страха и боясь пошевелиться.

Однако с годами страх Самюэля перед людьми мало-помалу перерастал в нечто совершенно иное. Смерти нищих от голода и болезней, частые казни на виду у всех, постоянные вопли и крики друг на друга по поводу и без, грязь, в которой жили люди и которых это вполне устраивало, и в целом жестокое отношение к Самюэлю лишь из-за его волос – всё это породило в мальчике мысль, что люди не страшные, они лишь мерзкие и отвратительные. И мысль эта с каждым днём укоренялась всё больше. Теперь уже, выходя на улицу, Самюэль не испытывал страха перед людьми, однако ощущал взаимное отвращение к ним. Как люди не могли терпеть его из-за волос, так и Самюэлю была противна вся та мерзость, поселившаяся в людях и скреплявшая собой людское общество. Однако в душе у Самюэля жила надежда, что в этом испорченном мире всё же остались добрые чистые душой люди. Такие же, какой была его мать. И о встрече с таким человеком, с которым он мог бы пережить любые трудности и невзгоды, Самюэль мечтал куда больше, чем о еде или деньгах.

Когда Самюэлю исполнилось семь лет, руководство приюта посчитало, что негоже ему прохлаждаться, а потому Самюэля стали отправлять на работу, на местную каменоломню. Там никто не видел в нём семилетнего ребёнка, отчего работать ему приходилось наравне с остальными. Разве что еды Самюэль получал куда меньше, уставал – в разы сильнее, а заработанных им денег едва хватало на еду. Не раз случалось такое, что в самый разгар рабочего дня он падал от бессилия и приходил в себя лишь через несколько часов. И всё же, Самюэль продолжал держаться, что в глазах рабочих было неоспорим подтверждением того, что этот мальчишка связан с Дьяволом. Впрочем, как ни странно, работа на каменоломне приносила Самюэлю гораздо больше удовольствия, чем простое сидение в приюте. Даже изнемогая от бессилия и голода, он ощущал, что с каждым днём делает себя по-настоящему сильным и стойким человеком, способным сопротивляться окружавшему его суровому миру. Кроме того, насмехаться над ним ни у кого не было ни сил, не времени, что тоже радовало Самюэля. Со временем, правда, некоторые рабочие начинали гнать его и оттуда, боясь, кабы проклятый не наслал на них чего-нибудь плохого. Самюэлю пришлось вернуться на улицы, где его настигло очередное несчастье.

Из городских ребят, задиравших его, особенно выделился мальчик по имени Жак, который был на год старше Самюэля. Будучи сыном уважаемых в городе людей и имея какой-никакой авторитет, он быстро настроил остальных мальчишек против Самюэля. В отличие от прочих детей, которые считали Самюэля лишь проклятым, Жак видел в нём низшее существо, которое даже не было достойно называться человеком. Родители его нисколько не осуждали такую точку зрения. Наоборот, они считали, что с такими, как Самюэль по-иному нельзя. По их мнению, такие «отбросы», как он, лишь отравляли этот город. А потому Жак не сдерживал себя в отношении Самюэля. Помимо насмешек, он вместе со своими друзьями не брезговал избивать Самюэля и забрасывать его камнями. Для мальчишек это стало своеобразной забавой, после которой у мальчика оставались синяки и раны от камней. Эти издевательства над Самюэлем лишь веселили Жака и тешили его эго. Унижая его перед своими друзьями, давая им тем самым развлечение, он подчёркивал своё превосходство как над Самюэлем, так и над прочими детьми. Многим прохожим же до подобных выходок не было никакого дела. Одним проклятым мальчиком больше, одним меньше. Да и отношение родителей Жака к его издевательствам знали все. Некоторые горожане, конечно, гоняли обидчиков Самюэля, однако те всё равно умудрялись находить его снова и продолжать измываться над ним. Истощавший от голода Самюэль не мог даже толком дать отпор обидчикам, хотя он и пытался.

Именно благодаря Жаку в Самюэле поселилось такое ужасное чувство, как ненависть. Он хотел не просто убить Жака и его компанию. Самюэль желал растерзать их, выпотрошить, как животных. И с каждой новой выходкой Жака это желание росло всё больше и больше. Порою, когда терпение Самюэля заканчивалось, а нервы начинали сдавать, он с воплями, преисполненными гневом и ненавистью, бросался на ребят, желая порвать их в клочья. Но мальчишки парой ударов валили Самюэля на землю, и ему уже не оставалось ничего, кроме как в порыве отчаяния выкрикивать проклятья и угрозы в сторону Жака и его своры под громкий хохот последних

Бывало, что издевательства Жака выходили за рамки всякой морали. Так, например, застав как-то голодающего Самюэля недалеко от базара, он купил у одного из торговцев небольшую булку хлеба, после чего направился обратно к Самюэлю. Подойдя к нему, Жак привлёк внимание мальчика и демонстративно потряс перед ним булкой.

– Эй, смотри, что у меня есть! – с насмешкой кричал он ему. – Это хлеб. Ты, наверное, даже не знаешь, что это такое? Так вот, хлеб – это еда. Очень вкусная, к слову.

Как только Самюэль обратил свой взор на него, Жак начал демонстративно есть булку, приговаривая:

– М-м, как же вкусно! Даже не знаю, как без этого можно жить?

Посмотрев на Самюэля и встретившись с его голодным взглядом, Жак спросил:

– Ой, ты, наверно, тоже хочешь отведать этой булки, не так ли? Хочешь, я могу поделиться с тобой? Вот, держи. Ой! – насмешливо произнёс Жак, уронив булку в дождевую лужу, – Прости! Мне так жаль! Сейчас я её подниму.

Присев на корточки, он взял размякшую булку в руку и, обваляв её в грязи, кинул Самюэлю в ноги. Самюэль поднял грязную булку и, посмотрев на улыбающегося Жака, обтер её и начал с жадностью поедать.

– Ха-ха, какое же ты животное! – раздался смех мальчишки. – Эй, ребята! Идите сюда, посмотрите на эту свинью! Ему кидают хлеб, весь в грязи, а он и рад его сожрать!

К Жаку начали сбегаться другие дети, бывшие неподалёку. Они поддерживали своего предводителя, хохоча над Самюэлем. И снова он желал уничтожить каждого, кто сейчас смеётся над ним. Но что он мог сделать этой толпе в действительности? Ничего. А потому Самюэлю не оставалось лишь бормотать про себя: «Кто из нас ещё свинья! Для меня хлеб достать – это праздник, а ты его в грязи валяешь, будто это ерунда какая-то! Придёт время, и ты познаёшь всю ту боль, что причиняешь мне и таким же, как и я! Даю тебе слово, Жак».

Так Самюэль жил до одиннадцати лет. И прожил бы так и дальше, но один случай изменил его жизнь навсегда.

Глава 2

В тот день солнце, казалось, светило ярче, чем обычно, из-за чего Самюэлю пришлось скрываться в тени. Ослабевший от голода, он сидел на улице, ожидая, что ему кто-нибудь подаст еды. Ничего не ев уже около суток, Самюэль мучился от голодных болей, крепко обхватывая свой живот и сжимая его. От голода всё тело дрожало.

И тут он услышал знакомый смех Жака и через пару мгновений в Самюэля прилетел маленький камешек. Он приподнял голову и увидел ненавистного им мальчика со своей «свитой». В руках у них были камни.

– Привет, отродье! Мы тут решили поупражняться в меткости, а мишень найти не смогли. Может, поможешь своим старым друзьям? Из тебя мишень что надо! Давайте, ребята!

Мальчишки начали бросать камни в Самюэля. С большим трудом, преодолевая боль от голода и ударов камней, он приподнялся на ноги и медленно зашагал переулку, находившемуся неподалёку. За спиной Самюэля слышался издевательский смех мальчишек.

– Куда же ты? Мы только разогрелись! – крикнул Жак и бросил в мальчика самый большой камень, что у него был.

Этот камень попал прямо в висок Самюэля. От этого удара он упал на колени, схватив место удара рукой, ощутив острую пульсирующую боль. Смех мальчишек резко прекратился. Не понимая, что происходит, Самюэль обернулся и посмотрел на своих обидчиков. На лицах друзей Жака был сильный испуг.

– Жак, ты переборщил, – испуганно сказал один из них своему вожаку.

– Да ну! Тебе-то какое дело до этого? Ну, помрёт и помрёт. Такие как он жизни и так не достойны, – ответил Жак. – Но нам лучше уйти. А то получим ещё.

Жак вместе со своей компанией развернулись и убежали прочь. Самюэль взглянул на руку и увидел на ней свою кровь. Опустив голову, он почувствовал, что тело перестаёт его слушаться. С большим трудом Самюэль смог на четвереньках доползти до узенького переулка и уже там повалился навзничь. Перед его глазами всё начинало плыть. «Ненавижу тебя! Будь ты проклят, Жак! Будь уверен, рано или поздно, я убью тебя!», – в гневе подумал Самюэль и потерял сознание.

Очнулся он на обширной каменной платформе, находящейся, будто посреди ночного неба, укутанного пурпурным туманом. Отовсюду слышался тихий звон. Немного приподнявшись, Самюэль увидел, что его обступили его единственные друзья – соломенные куклы, которых он сам и сделал. Но, в отличие от реальных, они были чуть ли не два метра ростом. Увидев их, Самюэль вздрогнул от неожиданности и испуга, но быстро признал своих друзей и немного успокоился. Однако чувство страха не покинуло Самюэля полностью, ибо мальчик всё ещё не мог понять, куда он попал. Приложив руку к своему правому виску, он заметил, что раны больше нет. Самюэль посмотрел на кукол и спросил: «Где я?». Ответа не последовало.

Тут одна из кукол подошла к Самюэлю и, наклонившись, подала ему свою руку. Как только Самюэль взялся за неё, кукла лёгким движением подняла его на ноги, после чего развернулась и повела за собой, крепко держа мальчика за руку. Прочие же куклы расступились в стороны, открыв путь к краю платформы. Когда Самюэль начал подходить к этому краю, перед ним и куклой появился хрустальный мост, ведущий в самую глубь этого пространства. Вступив на мост, кукла остановилась и взглянула на Самюэля, как бы спрашивая, согласен ли он идти с ней. Спустя несколько секунд Самюэль вступил на мост, и они вместе отправились дальше. Сложно сказать, сколько они прошли, ибо время в этом месте не ощущалось вовсе, но в один момент вдалеке показалась ещё одна платформа. Подходя к ней, Самюэль заметил два женских силуэта на самом краю платформы. «Кто это?» – спросил он у куклы. Однако та вновь проигнорировала вопрос. Наконец, они сошли на платформу. В самом центре стояли ещё две соломенные куклы ростом с самого мальчика, выполненные в виде девочек, одна из которых была на голову выше другой. Только вот Самюэль не помнил, чтобы когда-нибудь делал таких. Та кукла, что привела его, отошла в сторону и жестом показала, чтобы он подошёл к центру. Как только Самюэль сделал пару шагов к центру платформы, обе куклы двинулись к нему навстречу. Мальчик остановился, боясь пошевелиться. Куклы же продолжали идти прямо к нему. Подойдя вплотную к Самюэлю, они обе крепко обняли его. И хоть они были сделаны из соломы, от них исходило человеческое тепло, наполненное добротой и состраданием. Ощутив на себе это тепло, Самюэль обнял кукол в ответ. Никогда ещё он не чувствовал себя так хорошо. Получая немыслимое удовольствие от этих объятий, Самюэль улыбнулся и крепко закрыл глаза.

Вдруг мальчик почувствовал, будто кто-то медленно поглаживает его волосы. С большим трудом приоткрыв глаза, на фоне еле видного из-за заслонявших его крыш домов ясного неба Самюэль увидел перед собой лицо зеленоглазой девочки, внимательно разглядывавшей и изучающей его. Он почувствовал, что его голова лежит у неё на коленях. Увидев, что Самэюль начинает приходить в себя, девочка ахнула:

– Ты жив! Хвала Лунарии! Я уже начала бояться, что умер. Всё хорошо? Тебе не больно?

– Голова… раскалывается, – простонал Самюэль и схватился за то место, откуда текла кровь.

Нащупав на месте раны повязку, он приподнялся и осмотрел незнакомку. Судя по виду, она была того же возраста, что и Самюэль. Невзрачное и старое платьице и белый передничек с грубо оторванным низом, усеянный многочисленными умело сделанными швами и заплатками, позволяли Самюэлю сделать вывод, что происходит девочка из семьи пускай и не богатой, но имеющей какие-никакие деньги. Стройность её граничила с худощавостью, что, впрочем, нисколько не уродовало её и даже придавало ей некую изящность. Плавные черты лица, аккуратные, немного припухлые губы, небольшой носик, а также добрые глубокие глаза, способные заставить любого утонуть в них, практически сразу влюбили Самюэля во внешность незнакомки. О цвете волос сказать было нельзя, ибо они были закрыты белоснежным чепцом, из-под которого были видны лишь их корни. Рядом с девочкой стояла небольшая корзина, прикрытая платком.

– Что это? Что ты сделала? – пытаясь прийти в себя, спросил Самюэль.

– Я возвращалась домой и увидела тебя лежавшего без сознания. Я забеспокоилась и подошла посмотреть, всё ли в порядке. Увидела, что у тебя идёт кровь и перевязала тебе голову. Я боялась, что ты можешь умереть.

– Да уж лучше б умер, – прохрипел Самюэль. – Впрочем, мне всё равно недолго осталось.

– Что? Почему?

– Достаточно причин, уж поверь мне. Спасибо, конечно, что помогла, но вряд ли от этого будет хоть какой-то прок. Всё равно скоро умру. Либо от людей, либо от голода. У меня со вчерашнего дня ни единой крошки во рту не было.

– Ты не ел со вчерашнего дня?! – снова ахнула она. – Бедненький! Вот, возьми.

Девочка потянулась к своей корзине и достала оттуда большое красное яблоко.

– Что это? – спросил Самюэль.

– Яблоко.

– Это понятно. Я про другое. Ты отдаёшь мне его просто так?

– Да, да! Возьми, не бойся!

Самюэль взял яблоко, однако он никак не мог отделаться от мысли, что здесь есть какой-то подвох. Самюэлю попросту не верилось, что подобное происходило с ним прямо сейчас. Он прекрасно помнил, как Жак «делился» с ним едой, и чем это всё заканчивалось. Того же Самюэль ожидал и сейчас. И, всё же, чем-то данная ситуация отличалась ото всех предыдущих. Судя по всему, девочка действительно желала Самюэлю добра. Вот только почему? С чего это вдруг она перевязала ему голову, беспокоится о нём, предлагает еду и при этом ничего не требует взамен? Не похоже на поведение человека, желающего поиздеваться над другим. Да и спасать от смерти лишь для того, чтобы насмехаться слишком уж муторно. Неужто, она и вправду лишь хотела помочь ему? Однако для Самюэля это было столь непривычно, что казалось чересчур странным и подозрительным.

– А ты не будешь называть меня свиньёй? – на всякий случай уточнил Самюэль.

– Что ты! Ни в коем случае! Ешь на здоровье.

Ещё раз недоверчиво взглянув на свою спасительницу, Самюэль дрожащей от голода рукой взял яблоко. Он медленно поднёс яблоко ко рту и откусил от него первый кусок. Неторопливо пережевывая яблоко, Самюэль то и дело поглядывал на девочку, опасаясь, что она подобно Жаку и прочим начнёт насмехаться над ним. Однако та лишь с интересом в глазах и нежной, в какой-то степени, материнской улыбкой наблюдала за его трапезой. Для Самюэля такое поведение по отношению к нему было в новинку. Оно сильно отличало незнакомку ото всех, кого Самюэль встречал в своей жизни, что очень ему нравилось.

– Ну, как? Лучше? – поинтересовалась девочка, когда Самюэль проглотил пережёванный кусок.

– Гораздо. Просто так мне еду ещё не давали.

– Неужто? Прям никогда-никогда?

– Ну, может, и давали, – усмехнулся Самюэль, – но было так нечасто, что я уже и забыть об этом успел. Спасибо тебе.

– Не стоит. Я лишь поступила так, как посчитала нужным. Я Изабель, к слову. А ты?

– Самюэль. Красивое у тебя имя.

– Спасибо, и у тебя ничуть не хуже, – несколько смущённо проговорила Изабель. – Кто же тебя так, Самюэль?

– Жак Коллетт и его друзья, – ответил Самюэль, продолжая поедать яблоко. – Может, слышала?

– Да, знаю такого, – помрачнела Изабель. – Видела, как он и ещё пара мальчишек закидывал нищего камнями. Они с тобой так же обошлись?

– Ага. У них это что-то вроде забавы. Я ведь «проклятый», «тот, чья душа принадлежит Дьяволу».

– Тебя считают проклятым? За что?

– За это, – пальцем показал Самюэль на свои волосы.

– Из-за волос? Понимаю тебя. Сама страдаю от того же.

– У тебя тоже белые волосы?

– Нет-нет. Но они тоже необычного цвета и их тоже все страшатся. Смотри.

Она немного приподняла свой чепец и достала из-под него локон тёмно-рыжих волос.

– И вправду необычный цвет, – прошептал Самюэль. – Но чего же тут страшиться?

– Не знаю. И всё же меня боятся. От этих волос, честно сказать, много проблем. Отовсюду гонят, кличут «бездушной» или «ведьмой», некоторые даже хотят убить, – с грустью в голосе ответила Изабель. Тут она заметила, что Самюэль немного улыбнулся, и спросила. – Почему ты улыбаешься?

– Нет! Ты точно не ведьма. Ведьмы и колдуны никому не помогают, а если и помогают, то обязательно что-то просят взамен. А ты перевязала мне рану и дала поесть просто потому, что хотела помочь. Ты не колдунья и не ведьма, ты – ангел.

Изабель покраснела и, улыбнувшись, отвернула голову.

– Ну, что ж. Мне пора идти. Ещё раз спасибо, Изабель.

Самюэль приподнялся на ноги, из-за чего боль снова ударила в голову. Он схватился за голову и опёрся на стену дома. Изабель подошла к нему, после чего произнесла:

– Слушай, Самюэль, пойдём со мной.

– Куда?

– Туда, где я живу. Тебе опасно бродить одному с такой раной. Побудешь со мной, пока боль не утихнет, заодно и поешь.

– Нет, что ты! Не стоит! Я только мешать буду! – начала отнекиваться Самюэль.

– Не бойся, всё в порядке. Ты нам никак не помешаешь. Я не могу вот так бросить тебя, – мягко улыбнулась Изабель и протянула ему руку. – Идём.

Взглянув на свою новую знакомую и немного прищурившись, Самюэль вдруг увидел в ней одну из кукол, явившихся к нему в видении. Он понял, что именно Изабель сможет дать ему ту ласку, тепло и любовь, дарованные мальчику куклой. Быть может, он повстречал тот самый огонёк надежды, что осветит Самюэлю его нелёгкий путь, лежащий через кромешную тьму мира, в котором он обитал всю жизнь. Взглянув на ласковое и доброе лицо Изабель, Самюэль осторожно, боясь ненароком навредить найденному им сокровищу, взял её за руку. Широко улыбнувшись, она потянула Самюэля за собой, и они оба направились к дому, где жила огневолосая спасительница.

Глава 3

Солнце садилось. Но даже вечером городская суматоха не утихала. Отовсюду слышался гул голосов. На улицах всё ещё было довольно людно. Некоторые горожане начинали собираться в кабаках и тавернах, устраивая там попойки и танцы. Другие же собирались в небольшие компании и бесцельно бродили туда-сюда. Пробираясь через немного редеющую толпу, Изабель провела ковылявшего за ней Самюэля к своему жилищу. Это был небольшой каменный двухэтажный дом с портняжной лавкой на первом этаже, находившийся на окраине городка. В доме этом жил и работал портной по имени Гастон.

В городке Гастон обладал не самой лучшей репутацией. Он был известен как редкостный богохульник, что, к слову, являлось правдой. Побитый жизнью портной давным-давно перестал верить в Бога, а вместе с этим и во всю нечистую силу и проклятия. «Коль нету Бога, то как может существовать то, что противостоит ему?» – говорил Гастон. За прожитые им долгие годы он успел невзлюбить общество, в котором жил. Людские пороки, царившие во все времена, сводили на нет все попытки Гастона вновь обрести веру в Бога. Он попросту не верил в то, что Бог может позволить процветать всему этому мраку. Людей портной тоже недолюбливал, особенно глубоко верующих и монахов, которых он воспринимал как круглых дураков, а также священнослужителей, считая их даже большими жуликами и врунами, чем правители. Причём Гастон нисколько не стеснялся своего мнения и всегда высказывал его человеку в лицо. Чрезмерная честность и прямолинейность его воспринимались всеми как грубость, из-за чего друзей у Гастона не было вовсе, да и просто общаться с ним не особо любили. Но даже со своей дурной репутацией богохульника и неприязнью к большинству людей, он, тем не менее, мог зарабатывать себе на жизнь благодаря таланту шитья. Шил одежду Гастон просто изумительно, а главное быстро и качественно, из-за чего много людей, хотя и без особого желания, обращались к портному. Пускай Гастон и не любил людей, но к своей работе относился со всей душой и выполнял любые заказы кропотливо и со всей ответственностью, что позволяло ему обеспечить себя заказами. Однако в последний год люди в его лавку стали приходить гораздо реже, чем обычно. Связанно это было с тем, что Гастон приютил у себя двух маленьких «ведьм».

– Гастон, я вернулась! – окликнула Изабель портного, работавшего над очередной рубахой.

– А, малютка Изабель! – послышался немного хриплый голос Гастона, после чего за прилавком показалось его морщинистое небритое лицо. – Что-то ты долго сегодня. Я уже за тебя переживать начал. Купила нам яблок?

– Да, целую корзину.

– Замечательно! Значит, завтра за обедом отведаем. А что это за паренёк с тобой?

– Его зовут Самюэль. Он из приюта. Мальчишки разбили ему голову камнем, и ему стало плохо. Я привела его к нам, чтобы он посидел со мной, пока боль не уйдёт. Ты ведь не будешь против?

– А что за мальчишки бросались? Не сынок ли Гюстава Коллетта со своей шайкой, а, парень? – спросил Гастон у Самюэля.

– Да. Он самый, – ответил он.

– От ведь! Паршивец! Выпороть этого поганца мало! В самого бы камнями побросать! А что? Может, поумнеет да уважению научится! Ладно, пускай посидит маленько. Там как раз Элин суп заканчивает варить. Заодно и поест.

– Спасибо тебе! – обрадовалась Изабель. – Пойдём, Самюэль, не бойся.

– Постой, а кто такая Элин?

– О, это моя младшая сестра. Она тебе понравится. Элин у меня очень весёлая и озорная. Пойдём, пойдём! – потянула Изабель Самюэля за собой в дом.

Войдя в дом, они оказались в небольшом коридоре, освещаемом лишь небольшой свечой, стоявшей в углу, из-за чего он был практически полностью окутан тьмой. Справа в стене было два проёма, ведущих в кладовую и на кухню. В конце коридора вилась лестница на второй этаж, где находилась спальня. Из комнаты, расположенной ближе к лестнице, доносился аромат готовящегося супа. От этого запаха у Самюэля свело живот. Оттуда же слышался тихий детский голос, напевающий какую-то мелодию.

– Элин, я вернулась! – крикнула сестре Изабель, закрыв за собой дверь на улицу.

– Иду, сестрёнка! – отозвался звонкий голосок.

Из кухни выбежала девочка лет восьми с такими же тёмно-рыжими волосами, как и у сестры, небольшими веснушками на щеках и ясными, чистыми, словно пара незабудок, голубыми глазами, одетая в старенькое зелёное платьице и запачканный белый передничек. С лицом, наполненным радости и веселья, она подбежала к Изабель и крепко обняла её. Та обняла Элин в ответ и погладила её по голове.

– Как ты тут? Не скучала без меня? – ласково спросила Изабель.

– Нет, нисколько! У меня было куча работы по дому, так что я целый день на ногах, – задорно ответила Элин, но тут она заметила гостя. – А это кто?

– Элин, познакомься, это Самюэль. Я встретила его, когда возвращалась. Он ранен и посидит с нами, пока ему не полегчает.

– Здравствуй, – слабо улыбнулся Самюэль девочке.

– Привет! Я Элин! Рада знакомству! М-м… У тебя красивые волосы.

– Правда что ли? – усмехнулся Самюэль.

– Ага. Я вообще люблю белый. Он успокаивает, заставляет забыть обо всём плохом. Жалко, что его так редко встретишь. А он у тебя с рождения, и будет с тобой всегда. Да ты прям везунчик какой-то!

– Ну, хватит тебе уже, – оборвала её Изабель. – Ты, кажется, готовкой занималась.

– Ой, точно!

Элин встрепенулась и побежала на кухню. Смотрящий ей вслед Самюэль неловко улыбался. Ему стало стыдно за то, что он так не любил свои волосы. Он и подумать не мог, какой смысл могли прятать они в себе.

– Хорошенькая она у тебя.

– Знаю. Пойдём, посидишь с нами на кухне.

Изабель отвела Самюэля на кухню и усадила за стол, на котором горела восковая свеча, после чего направилась в кладовую отнести корзину с яблоками. Кухня оказалась небольшой комнатой с одним маленьким узким окном, находящимся около каменной печи, где готовила Элин. Около печи лежали дрова, а также стояла пара вёдер, одно из которых было до краёв наполнено водой. У стен стояли деревянные полки, где располагалась утварь, маленькие корзины, а также хлеб и пряности, а в углу стояли мешки, наполненные различными крупами и злаками. Для Самюэля, привыкшему к виду чердака, на котором он ночевал, кухня казалась очень необычной, и он внимательно осматривал всё, что было в комнате.

Как только Изабель вернулась, Элин подозвала её к себе. Заявив, что суп готов, она попросила сестру оценить её работу. Попробовав суп и убедившись в том, что он действительно готов, Изабель сказал Элин, чтобы она позвала Гастона ужинать. Когда её сестра выбежала из кухни, Изабель сняла суп с огня и начала накрывать на стол. Увидев, что она поставила тарелку с ложкой и ему, Самюэль заволновался и спросил:

– А это зачем?

– Для супа. Зачем же ещё? – ответила Изабель, продолжая накрывать на стол.

– Нет, не надо. Мне не нужна ваша еда.

– Почему это?

– Не знаю. Но мне кажется, что всё это неправильно. У вас, наверное, и так еды немного, а тут ещё и я появился. И мне как-то не по себе. Будто бы лишаю вас еды

– Вовсе нет. Ешь столько, сколько душе угодно.

– Так мы ведь с тобой даже толком не знакомы. Я понимаю, что ты хочешь помочь, но зачем давать столько еды тому, о ком ничего не знаешь?

– А почему я не должна этого делать? Ты голодаешь, мучаешься от этого, тебя отвергли все. Я не могу спокойно смотреть на это. Неважно, хорошо ли я тебя знаю или нет, люди должны помогать любому, кто окажется в таком положении. Неважно, кто был бы на твоём месте. Я поступила бы также.

– Но какой в этом смысл? – не понимал Самюэль. – Ты ведь сама ни с чем можешь остаться.

– Потому, что никто не должен страдать, – закрыв глаза, ответила Изабель. – Я хочу, что бы все в этом мире были счастливы.

– Это невозможно. Уж поверь мне. Люди они такие. Один не может быть счастливым, пока счастлив другой.

– Пускай так, но я не отступлю. Пусть я не смогу осчастливить всех, но я хотя бы попытаюсь. Уж лучше сделать хоть что-то, чем просто смотреть, как страдают другие.

– Ты и вправду ангел! – восхищённо прошептал Самюэль, усаживаясь на скамейку. – И почему я не встретил тебя раньше?

Изабель вновь улыбнулась и покраснела. В этот же момент в кухню вбежала Элин и сообщила, что Гастон уже идёт, после чего уселась за стол напротив Самюэля. Вслед за ней вошёл и сам портной. Самюэль заметил, что он немного хромал на правую ногу. Немного прокашлявшись, Гастон уселся рядом с Элин и сказал Изабель, чтобы та налила всем супа. Девочка взяла чугунок, поставила его на стол и стала разливать всем суп. Заметив, что Самюэль засмущался, Гастон обратился к нему с вопросом:

– В чём дело, парень?

– Мне… мне неловко от того, что вы усадили меня с собой за стол и…

– А, вот оно что! – перебил его портной. – Ты не переживай. У нас еды достаточно. С нами ничего не будет, если один мальчишка поужинает вместе с нами. Ешь на здоровье!

Тем временем Изабель поставила на стол тарелку с овсяным хлебом и села рядом с Самюэлем. Однако на тот момент Элин уже с аппетитом уплетала суп из своей миски, да и Гастон тоже уже принялся за трапезу. Посидев немного и понаблюдав за ними, Самюэль последовал их примеру и тоже взялся за суп. Как только тёплый бульон оказался у него во рту, он понял для себя, что ничего вкуснее в жизни не пробовал. Сразу же после первой ложки, Самюэль залпом опустошил примерно половину миски. Впервые в жизни он мог наесться вдоволь, а потому сдерживать себя был не в состоянии.

Самюэль поднял голову и увидел несколько изумлённые лица Гастона и Элин. Быстро проглотив бульон, он принялся извиняться за свои манеры.

– Ничего-ничего. Мы всё понимаем. Просто не привыкли к такому. Ну, знаешь, мы не каждый день голодающих кормим, – начал успокаивать его Гастон.

– Спасибо. Элин, твой суп изумителен! Я ничего вкуснее в жизни не ел!

– Ну что ты! По сравнению с мамой, я готовлю просто ужасно, – усмехнулась Элин.

Самюэль взглянул в сторону Изабель и увидел, что та даже не притронулась к супу. Она сидела, склонив голову, крепко зажмурившись, сложив руки в замок, и что-то тихо шептала. Самюэль прислушался и смог разобрать её слова. Исходя из услышанного им, Самюэль понял, что Изабель читает молитву пред тем, как приступить к еде, возносимую некой Лунарии.

– Изабель, прости что отвлекаю, но кто такая эта Лунария? – перебил её Самюэль.

– Это её «богиня». Она ей молится по любому поводу. Не обращай внимания. Она у нас странная.

– Элин! Зачем так грубо о своей сестре? – осадил девочку Гастон. – В её возрасте нормально грезить и воображать. Пройдёт ещё.

– Это не выдумка! Она правда существует! Я видела её своими глазами! – возразила Изабель, закончив читать молитву.

– Изабель, дорогая моя, давай мы не будем снова спорить по этому поводу. Ты ведь знаешь, что не переубедишь меня. Ну, не верю я в то, что тот или та, кто создал или создала нас и олицетворяет добро позволяет существовать разной погани.

– Ей это тоже не нравится, и она хочет очистить мир от зла. Но это ведь не делается по щелчку пальцев, верно? Это требует огромных усилий и много времени.

– Так, давай уже ешь! Ты ещё маленькая и не видела этот мир. Рано или поздно ты поймёшь, что все эти истории – ложь, – сказал Гастон, после чего взял кусок хлеба и продолжил трапезу.

На лице Изабель появилась грусть. Она склонила голову над своей тарелкой и тяжело вздохнула. Причём в этом вздохе чувствовалось, что она была в шаге от того, чтобы расплакаться. Заметив печаль своей сестры, Элин принялась извиняться за то, что назвала её странной. Изабель успокоила её, сказав, что всё в порядке, и, наконец, съела свою первую ложку супа. Несмотря на скептическое отношение Гастона и Элин к рассказам Изабель о некой Лунарии, Самюэль очень заинтересовался ей.

– Изабель, расскажи мне о Лунарии. Мне очень интересно узнать о ней, – попросил он у Изабель.

– Ты правда хочешь этого? Не из жалости ко мне? – Изабель заметно посветлела.

– Да, правда. Кто знает? Может, и я уверую в неё.

– Ну, хорошо, слушай, – с этими словами Изабель начала свой рассказ.

Впервые она повстречала богиню незадолго до смерти её мамы. Ту ночь Изабель запомнила на всю жизнь. В ясном ночном небе, усыпанном бесчисленными звёздами, стояла полная луна. В доме, где жила семья Изабель, стояла такая тишина, что девочка буквально слышала, как бешено колотится от страха её сердце. Любой, даже самый тихий шорох в такой тишине вызывал у неё неподдельный ужас, из-за чего та долго не могла уснуть. Сложно сказать, сколько она так пролежала, но в какой-то момент Изабель заметила, что свет от луны стал гораздо ярче обычного. Послышался звон оконных стекол, которые, казалось, вот-вот разобьются. Изабель вся оцепенела от страха настолько, даже закричать и позвать на помощь не могла. Вдруг стекла разбились вдребезги, и она услышала голос. Он сообщил девочке, что некая богиня желает ей лишь добра и ей не стоит бояться. Изабель попыталась разбудить маму, но она не просыпалась. Тут всю комнату залил яркий лунный свет и, как будто из тумана, перед девочкой предстала прекрасная дева, высокая, с серебристыми волосами, светящимися ярким светом глазами и белоснежной кожей, одетая в тёмно-синее изысканное платье, которая будто бы парила над землёй. Это и была Лунария.

Подойдя к Изабель, богиня наклонилась к ней и мягким, ласковым голосом, отдающим эхом, принялась успокаивать её. Даже просто слушая голос Лунарии, Изабель чувствовала себя так, будто бы попала в Рай. Никогда в жизни ей не было так хорошо, как во время разговора с Лунарией. Изабель заметно посмелела и уже не боялась её. Лунария сообщила девочке, что своей добротой и состраданием ко всему живому, она привлекла огромное внимание богини, после чего спросила, не желает ли она наведаться в её обитель поболтать. Будучи под огромным впечатлением и желая пообщаться с прекрасной девой как можно дольше, Изабель согласилась.

Лунария взяла её за руку. Подул слабый ветерок, белый туман полностью заполонил спальню и окутал их с ног до головы. Когда же ветер утих, а туман рассеялся, Изабель и Лунария оказались в огромном тронном зале. Он был выполнен в стиле, напоминавшем смесь готической и античной архитектуры. Стены и потолок состояли из каменных блоков, которые чем-то напоминали сапфиры, топазы, аквамарин и алмазы, сверкавших и переливавшихся от лунного света, проникавшего через стеклянный потолок. Пол был выложен из бирюзы. В одном из концов зала находился величественный трон из серебра и платины и украшенный теми же сапфирами и алмазами. Спинка и подлокотник трона были расписаны различными узорами, изображающими лунные лилии и некий народ, внешне похожий на саму богиню Лунарию. На стенах располагались барельефы, изображавшие этих же существ. Каждый из них был одет в самые разные одежды, существенно отличавшихся от наших. Как позже объяснила Лунария, это были её братья и сёстры, жестоко убитые её братом-близнецом безумным богом Самантом.

Красота обители Лунарии вскружила голову Изабель. Она отказывалась верить в то, что всё это происходит с ней взаправду. Однако всё говорило о том, что это было наяву. Лунария щёлкнула пальцами, и перед ними возник стол, уставленный самыми разными блюдами, настолько изысканными, что их не смогли бы себе позволить даже короли. Некоторые из них были приготовлены из таких ингредиентов, которых в нашем мире и быть не могло. Лунария усадила Изабель за стол и предложила ей отведать всё, что она только пожелает. Девочке стало очень неловко, и сперва она отказалась от столь щедрого предложения богини. Но после слов Лунарии о том, что данный отказ её сильно огорчит, Изабель всё же согласилась поесть блюд, предложенных богиней. Она выбрала для себя лишь салат из синего плода с твёрдой мохнатой кожуркой, именуемого бламером, солёных сухарей, моркови и красных ягод, напоминавших оливки, приправленный различными специями и маслами, а также кусок мяса животного, которого Лунария назвала капахой. Насадив часть салата на вилку и попробовав его, Изабель пришла в восторг от этой пищи. Ей казалось, что он собрал в себе все самые лучшие вкусы в этом мире и мог понравиться абсолютно любому человеку, независимо от его вкусовых предпочтений. Пока Изабель ела свой салат, Лунария рассказала ей о том, что является лишь к тем, кого считает достойной самой себя, кто смог впечатлить её своей добротой и способен нести эту доброту во все, даже самые отдалённые уголки этого мира. Кроме того, Лунария поведала ей о неком величественном городе, что расположен в ином мире и в котором Изабель сотворит нечто, что изменит навсегда целый мир.

После трапезы Лунария выслушала благодарность Изабель за столь вкусное блюдо, после чего взяла её за руку и повела из зала. Выйдя в коридор, богиня направилась в самый его конец, где располагалось большое окно с витражами цвета самых разных оттенков синего и голубого. Подойдя к нему, Лунария распахнула окно и вывела Изабель на широкий балкон. Пред ней предстал вид на огромную долину, окутанную белым туманом и освещаемую гигантской луной. Через всю долину перекинулись несколько серебристых радуг. От красоты увиденного, Изабель затаила дыхание и не могла вымолвить ни слова. Лунария указала на луну и сказала, что это – её око во всех мирах, благодаря которому она следит за всеми своими созданиями и оберегает их от напастей. Богиня пообещала Изабель, что будет помогать ей во всех начинаниях и защищать до самой её смерти. Взамен она попросила лишь об одном: чтобы девочка искренне верила в неё, молилась ей и несла её слово и волю с собой во все уголки земли. Изабель, для которой Лунария казалась настоящим идеалом, согласилась. Богиня улыбнулась и пообещала ей, что дома её будет ждать небольшой сюрприз, после чего закрыла девочке глаза.

Тут Изабель услышала голос Элин, которой отчаянно пыталась разбудить сестру, тряся её, что есть мочи. Она проснулась и узнала стены своей спальни. Окно было целым. «Неужто это был лишь сон?» – с грустью подумала Изабель. Элин же схватила свою сестру за рукав пижамы и потянула за собой на первый этаж дома. Спустившись, он привела свою старшую сестру на кухню и указала на стол. Подняв голову, Изабель ахнула от восторга и удивления. На столе стояли те самые блюда, что она попробовала в обители Лунарии. За столом сидела ошарашенная мама и пыталась понять, откуда взялась столь диковинная пища. И только Изабель знала ответ на этот вопрос.

С тех самых пор Изабель отдаёт себя служению богине Лунарии, молясь ей по любому поводу и неся её волю и слово, помогая всем нуждающимся всем, чем только сможет.

– Поразительно! – прошептал Самюэль, когда Изабель закончила рассказывать. За это время он успел уже полностью опустошить свою миску. – Ты помогла мне по её воле?

– И да, и нет. Да, она хотела этого и одобрит мой поступок. Но я и сама хотела искренне помочь тебе. Я ведь и до встречи с ней старалась помочь всем и каждому. Наверное, этим я и привлекла её. Так уж меня воспитала мама.

– Это правда, – вмешалась Элин. – Она в этом деле себя вообще не щадит. В лепёшку расшибётся, но сделает тебя счастливым. И поможет любому, и простит любого.

Самюэль усмехнулся, после чего спросил у Изабель:

– Послушай, перед тем как я очнулся, мне виделось, будто бы я был в каком-то необычном месте, где были лишь соломенные куклы, два куска камня, напоминавшие площади и длинный хрустальный мост. Две куклы были очень похожи на вас с сестрой. Как ты думаешь, может, это тоже была Лунария? Что, если это она послала мне видение о вас, желая предупредить о дальнейшей судьбе?

– Кто знает? Она способна на многое. Она ведь богиня, – улыбнулась Изабель.

– Замечательно. Теперь их двое, – прошептал Гастон на ухо Элин.

– Зато, у неё, наконец, появился собеседник. Он, вроде, хороший. Я и сама не прочь поболтать с ним, – также шёпотом ответила ему Элин, после чего указала на лицо Изабель, светившееся от счастья.

Гастон посмотрел на Изабель и увидел, что та была счастлива как никогда прежде. Пожалуй, только Элин могла вызвать такую же радость и улыбку, которые были на лице у Изабель во время разговора с Самюэлем. Он привлекал внимание Гастона всё больше и больше. Портному стало интересно, что же такого есть в этом мальчике, что он смог заставить улыбаться девочку, чувствующую себя по-настоящему хорошо лишь со своей сестрой. Взяв кусок хлеба, он пристально посмотрел на Самюэля и спросил:

– Слушай, парень, а ведь ты ничего о себе не рассказал. Не хочешь поведать нам, кто ты, откуда, чем занимаешься, а?

– Нечего мне о себе рассказывать, – вздохнул Самюэль, – Мать умерла очень давно. Пока была жива, мы жили у одного из горожан. После её смерти меня сдали в приют. Правда, там, похоже, забыли о том, что я вообще есть. Там никому нет до меня дела, голоден я или нет, да и вообще где я нахожусь и чем занимаюсь. Приходится справляться самому.

– А ты пробовал как-нибудь зарабатывать? Ну, убираться у кого-нибудь или, там, обувь чистить? – спросила Элин.

– Пробовал, конечно. Но разве кто-то захочет доверить хоть что-то «проклятому» и «сыну ведьмы»? Меня гнали прочь.

– Понимаем. Мы с Элин пережили то же самое, когда наша мама умерла. Тоже долго скитались и голодали. Благо, нам посчастливилось встретить Гастона.

– Да уж. Знаете, дети, порой я не понимаю людей, – в раздумьях произнёс Гастон. – Все вокруг верят в этого «Бога», исповедуют его пути. Говорят, что он простит и любит всех нас. Но тебя начинают ненавидеть лишь за другой цвет волос. Знавал я девушек, которых сожгли за рыжие волосы, хотя те не сделали ничего дурного. И они отмахиваются от этой ненависти и убийств невинных словами, что это мол «воля Божья». Они готовы предать свою же веру лишь потому, что ты не такой, как они. Твердят: «Не убей!». Но сами убивают по «воле Божьей». И знаете почему? Из-за страха! Из-за обычного страха перед какими-то чёртиками, которых даже нет, готовы предать свои идеалы, готовы начать убивать, а чтобы не нести ответственность за свои деяния находят отговорки! А наши правители да служители-шарлатаны и рады этим воспользоваться! Когда человеку страшно, он готов послушать любого, если тот пообещает спасение, или предать любого, если он представляет угрозу для него. Если мы и дальше будем поддаваться этому страху, то наш мир обречён. Поэтому, ребятки, вот вам мой совет: переборите его, не живите со страхом в сердце. Не бойтесь ничего и идите напролом до самого конца! Тогда вам не будет страшна даже смерть!

Такое напутствие Гастон дал неспроста, поскольку выслушав Самюэля и вспомнив, что пришлось пережить девочкам до того, как он их приютил, портной осознал, что они втроём – родственные души. Пережившие одно и то же дети, гонимые всеми и перенесшие одни и те же страдания, они понимали друг друга, как не понимал никто другой. Будучи вместе, защищая и поддерживая друг друга, они могли бы выстоять в этом жестоком мире и, более того, обрести своё счастье. Осознавая это, Гастон определил цель своей жизни: сплотить этих детей и сделать их единым целым, чтобы вместе они были способны свернуть любые горы и преодолеть любые преграды. Он считал несправедливым тот факт, что этих детей ненавидят лишь из-за глупых баек и искренне желал, чтобы они тоже были счастливы.

Гастон взглянул на детей и увидел их несколько испуганные лица. Портной неловко засмеялся, после чего извинился:

– Ой, простите, ребятки! Что-то я вас совсем взволновал этими речами. У вас голова от меня не разболелась?

– Нет-нет, что вы, всё с нами хорошо, – с улыбкой ответил Самюэль. – Вы правы. Страх убивает нас. Сколько себя помню, я постоянно жил в страхе. Боялся всего и всех. И всё это время я чувствовал себя несчастным. Но рядом с вами я не боюсь ничего. Я впервые в жизни чувствую себя так хорошо. Спасибо вам за всё это! Ещё никто не был так добр ко мне.

Самюэль взглянул на маленькое вытянутое окошко в кухне и заметил, что солнце уже садилось. Он вскочил на ноги и, почувствовав, что боль полностью ушла, направился к выходу со словами:

– Ой, уже совсем стемнело! Мне пора идти. Ещё раз спасибо за всё.

– Постой! А как же твоя рана? Я не могу отпустить тебя в таком состоянии! – попыталась остановить его Изабель, схватив его за руку.

– Не бойся, рана уже не болит. Я прекрасно себя чувствую.

– Но, Самюэль…

– Изабель, не нужно так переживать. Всё будет хорошо. До приюта я вполне смогу дойти.

– Малышка, ну действительно, зачем же удерживать его? – вставил своё слово Гастон. – Пусть идёт. Можешь проводить его, если хочешь.

– Хорошо. Пойдём, провожу тебя до двери, – Изабель встала и, держа Самюэля за руку, повела его к выходу.

– А можно с вами? – подскочив, спросила Элин.

– Разумеется, пойдём, проводим гостя.

– Ну, до встречи, парень. Береги себя, – попрощался Гастон Самюэлем.

Троица подошла к двери на улицу. Повернувшись к сёстрам, чтобы проститься с ними, Самюэль столкнулся с взглядом Изабель. Было видно, что она беспокоилась за Самюэля, и хотя он не понимал, почему, всё равно был безумно рад этому.

– Не беспокойся ты так. Я прожил в этом городе много лет и пережил многое. До приюта я дойти вполне смогу.

– Не в этом дело, – опустив голову, проговорила Изабель. – Я верю, что с тобой всё будет хорошо. Но, понимаешь, я… я хочу, чтобы ты был рядом.

– Почему же?

– Потому что мне хорошо с тобою. Я так давно не общалась с кем-то, кто по-настоящему понимает меня и Элин, кто может поддержать нас и помочь. Рано или поздно Гастон умрёт. Что нас ждёт тогда? Кто поможет нам в трудное время? Нам надо держаться вместе, чтобы выжить.

– Сестрёнка, ты слишком много думаешь обо всём этом, – перебила Элин. – Тебе нужно отвлечься от всех этих мыслей. Они же тебе спать не дают.

– Я ведь о тебе беспокоюсь. Ты последний родной человек, что у меня остался. Если я потеряю тебя, то не переживу этого!

– Это, конечно, замечательно, но ты и о себе подумай. Ты ото всех этих жутких мыслей с ума сойдёшь. Не надо так беспокоиться о будущем. Мы существуем сейчас, а значит и думать должны о том, что происходит сейчас.

– Твоя сестра права, – поддержал Самюэль Элин. – Ты слишком беспокоишься о других, тогда как про себя забываешь напрочь. Это ведь может сгубить тебя.

– Знаю. Но такая уж я есть, – тихо ответила Изабель.

– А можно я приду к вам завтра? – робко спросил Самюэль.

– Конечно! – подняв голову, радостно согласилась она. – Приходи каждый день, в любое время, когда только сам пожелаешь. Мы будем ждать тебя. Пообещай, что придёшь!

– Обещаю.

Самюэль простился с сёстрами. Изабель благословила его на дорогу, а Элин принесла из кладовой ещё одно яблоко и отдала его Самюэлю, после чего он вышел на улицу. Отойдя от лавки портного на несколько метров, он обернулся и увидел, что сёстры стоят у открытой двери и провожают его взглядом. Самюэль помахал им рукой и скрылся за углом. Элин уже хотела зайти в дом, однако увидела, что Изабель, прильнув к стене, продолжала неподвижно стоять, глядя вслед Самюэлю. Элин подошла к сестре и, тяжело вздохнув, спросила:

– Позволь угадать, ты влюбилась в него по уши?

– Кто знает, моя хорошая, кто знает? – прошептала Изабель в ответ и обняла свою сестру.

Солнце уже почти скрылось за линией горизонта. На улицах уже почти никого не было. Самюэль брёл по вечерним улицам города в сторону приюта и думал о сёстрах из портняжной лавки. Все мысли его были только о них. Перед глазами мальчика то и дело всплывали образы этих девочек. Жизнерадостная, весёлая Элин и кроткая, заботливая Изабель. В голове звучали их голоса. Сам того не осознавая, Самюэль уже начал к ним привязываться. Во многом это было заслугой Гастона, посеявшего в голове его семя идеи о том, что таким, как они, нужно всегда быть вместе. Кроме того, Самюэлю не давала покоя мысль о том, что те, кого в этом обществе считают злом, обошлись с ним куда лучше и понимающе, чем те, кого считают добром. Что, если мир был перевёрнут с ног на голову и добро со злом поменялись местами? Или же мир остался неизменным, и всё было на своих местах? Тогда получается, что сам Самюэль – зло. Последняя мысль особенно тревожила альбиноса, но после раздумий он решил для себя, что если это так, то пусть уж он останется злом, чем быть таким добром, которое не стремится помочь злу и направить его на правильный путь, а желает лишь истребить и стереть с лица земли. Размышляя обо всём этом, Самюэль и не заметил, как оказался около дверей приюта.

Войдя в приют и проскользнув мимо воспитателей, мальчик забрался на чердак. Самюэль рассадил своих соломенных кукол в круг и принялся рассказывать им обо всём, что сегодня с ним произошло. Глядя на них, он решил чем-то отблагодарить сестёр за проявленную доброту и заботу. Подумав немного и вспомнив слова Изабель о том, что их кто-то должен оберегать, Самюэль понял, что им подарить. Всю жизнь с ним были его куклы, которые слушали, поддерживали и защищали его. Для него они были лучшими друзьями. И он решил сделать для девочек таких же друзей. Из соломы, которая хранилась на чердаке, и на которой он спал, Самюэль сплёл две куклы, опираясь на своё дневное видение. Затем он разорвал рукава старой рубахи, из которой сделал платья и чепцы. Одев кукол, он представил свои работы друзьям и, получив молчаливое одобрение, стал укладываться спать. Подарки для сестёр Самюэль положил рядом с собой. В кромешной темноте ему снова мерещились образы. Но это были уже не люди с улицы, желавшие его смерти, и не компания Жака, издевающаяся над ним. Это были сёстры из портняжной лавки.

Самюэль проснулся рано. Даже раньше, чем обычно. Причём пробудило его ото сна вовсе не чувство голода, как это было всегда. После вчерашнего ужина в доме Гастона он был более чем сыт. Его сон был прерван чувством, доселе незнакомым мальчику. Самюэлю казалось, будто некая сила зовёт его и буквально требует уйти из приюта. И манила эта сила к портняжной лавке Гастона. Съев яблоко, оставленное им с вечера, Самюэль достал из соломы небольшой холщёвый мешочек, найденный им на днях, и сложил туда подарки для сестёр. Завязав мешок, Самюэль попрощался со своими друзьями и, аккуратно ступая по полу чердака, стараясь не издать ни единого звука, покинул свой ночлег.

Выйдя на улицу, Самюэль увидел, что солнце встало совсем недавно. Он потёр сонные глаза и осмотрелся. Глубоко вздохнув и размяв плечи, Самюэль направился к лавке Гастона.

Узкие улочки города ещё не успели заполниться людьми, а потому на них было довольно просторно. Многие лавки были ещё закрыты. Сами же улицы были окутаны тенью от крыш домов, расположенных практически вплотную. Несло помоями и сточными водами. Вдоль улиц встречались нищие, компанию которым время от времени составлял и Самюэль. Порой под ногами прошмыгивали крысы, как маленькие, так и довольно крупные.

Обычно, скитаясь по этим улицам и глядя на всю эту грязь и суету, царившую весь день, Самюэль пропитывался ненавистью этому миру. Всю эту мерзость, в которой обитают люди, он воспринимал как олицетворение души общества. И людей он видел такими же суетливыми, грязными и тёмными, как и улицы, по которым они бродили. Никому не было дела до того, что происходит вокруг них. Каждый, по мнению Самюэля, был заинтересован лишь собой. Однако сегодня подобные мысли нисколько не тревожили его. Всё, о чём он думал, так это о рыжеволосых сёстрах, портном, что их приютил, и о том, как хорошо он мог бы провести своё время в их компании. Самюэль даже не замечал, как буквально проскакивал некоторые улицы. Он не видел перед собой ничего, кроме своей цели. Пару раз он даже налетел на прохожих и чуть не сбил их с ног.

До лавки Гастона Самюэль добрался довольно быстро. Но, оказавшись перед ней, он увидел, что та ещё закрыта. Однако данное положение дел нисколько не расстроило его. Он уселся около лавки и принялся ждать открытия. Через какое-то время дверь лавки открылась. Кряхтя и потягиваясь, на улицу вышел Гастон. Лицо его имело угрюмый и помятый вид. Было видно, что проснулся он недавно, и пробуждение это далось ему с большим трудом. Обычно люди после такого ненавидят всё вокруг и желают, чтобы все оставили их в покое. Гастон не был исключением. Но чувство это полностью испарилось, как только он заметил сидящего около своей лавки Самюэля.

– Парень, ты что здесь делаешь?

– Доброе утро! – вскочил Самюэль на ноги, – Я обещал Изабель, что приду к вам сегодня. Но когда я прибежал к вам, тут всё было закрыто. Я не захотел прерывать ваш сон и решил подождать вашего пробуждения.

– А чего ты прискакал в такую рань-то?

– Сам не знаю. Обычно я просыпаюсь ближе к полудню. Меня будто что-то манило сюда, да с такой силой, что я не мог противостоять этому. Простите меня, если доставил вам неудобства.

– Да, ничего, парень, – Гастон громко зевнул, после чего продолжил, почёсывая свой правый бок. – Девочки ещё спят. Скоро должны проснуться. Можешь посидеть за прилавком, подождать их.

– Спасибо!

Самюэль забежал за прилавок и уселся деревянную скамью, где лежали инструменты и одежда, над которой работал портной.

– Только постарайся сильно не отвлекать девочек. Я, конечно, рад, что у них появился друг, но первым делом – работа, а потом уже развлечения.

– Друг? Это они вам так сказали?

– Нет, это я додумал. Изабель вчера весь вечер только о тебе и говорила. Элин поддакивала. И, судя по их разговорам, они и вправду хотят видеть в тебе друга. Говорят, мол, им без тебя никак.

Мальчик склонил голову и немного улыбнулся.

– Что-то не так, парень? Чего головёшку-то опустил?

– Нет-нет. Просто у меня никогда не было друзей. Почти всю жизнь я был одинок, и тут встретил кого-то, кому я нужен. Знаете, это весьма необычное чувство. Так хорошо и тепло в душе. Но мне немного боязно. Я боюсь оступиться, сделать им что-то плохое, не осознавая этого. Я не хочу их терять.

– Если ты не желаешь им зла, то не совершишь его. Осознавая, не осознавая. Без разницы. Да и не думаю я, что ты способен на что-то плохое.

– Вы плохо меня знаете. Знали бы вы, сколько раз я хотел перебить всех своих обидчиков. Как красочно, во всех деталях я всё это представлял. Если бы знали, то не пустили бы меня на порог своего дома.

– И как? Перебил их? Хотя бы одного? – усмехнулся Гастон.

– Нет. Ни одного.

– Потому, что у тебя есть сила сдержать злобу и не дать ей взять над тобой власть. Такое не каждому дано. Например, этот паршивец Жак на такое не способен. А вот ты – вполне. И таких, как Жак, полным-полно. А вот людей, способных себя сдерживать осталось очень мало. Но вот ты вместе с девочками именно такой. Знаешь, что это значит? Что люди-то вы хорошие, и вы куда лучше всех этих ублюдков, что за простое слово убить готовы. Поэтому ничего не бойся.

Самюэль отвёл взгляд в сторону. Пускай слова Гастона и звучали успокаивающе, лучше от этого ему не стало. В отличие от портного, Самюэль прекрасно знал, что злость, копившаяся в нём на протяжении многих лет, в один момент сможет вырваться на свободу и устроить настоящую бойню. А что если под удар попадут сёстры и портной? Что, если они погибнут по его вине? Эти мысли пугали Самюэля, и ему нужно было отвлечься от них. Благо в этом ему помогли многочисленные приспособления для кройки и шитья, лежавшие рядом с Самюэлем.

Около часа он наблюдал за Гастоном, уже начавшим свою работу. У Самюэля постоянно возникали вопросы по поводу работы портного, однако задавать их он не осмеливался. Он и так чувствовал себя обузой и боялся, что эти вопросы лишь разозлят его. Тем более, Гастон корпел над платьем некой богатой горожанки, и отвлекаться ему было совсем нельзя. А потому оставалось лишь смотреть. Пускай Самюэль и видел в Гастоне человека хорошего и доброго, он всё ещё побаивался старика, поскольку привык относиться ко всем людям с опаской и недоверием.

– Интересно, да? – не отрываясь от шитья, внезапно спросил он мальчика.

– Да, немного, – заикаясь и немного ёжась, ответил Самюэль.

По какой-то неведомой ему причине вопрос Гастона напугал и Самюэль подумал, что разозлил портного. Не желая усугублять ситуацию, он опустил голову и попытался сделать вид, будто бы рассматривает убранство мастерской, однако выглядело это очень натянуто. Наверное, именно это и вызвало улыбку на лице Гастона. Он повернулся в сторону Самюэля.

– Хочешь, научу тебя своему ремеслу, а?

– Нет-нет! Не надо!

– А чего? Боишься, что ничего не получится? Не переживай. Мой покойный отец научил меня этому за несколько недель. Поначалу и у меня всё не получалось, но так хотелось обучиться шить, что я работал над рубахами и платьями днями напролёт. Без сна и отдыха. И, как видишь, это дало результат.

– Не в этом дело. Я просто не хочу вам мешаться. Только отвлекать ведь буду. Я хочу научиться, но не хочу быть обузой для вас.

– Слушай, вот ты вроде бы парень неглупый, а несёшь всякую чушь. Ну, с чего ты это взял, а?

Самюэль, не зная, что ему ответить, лишь пожал плечами.

– Мы ведь тебе помочь хотим. Без поддержки ты в этом мире не выживешь. Так что не стоит её отвергать. Ты всю свою недолгую жизнь без поддержки жил, и вот, к чему это привело. И сейчас, своим отказом, ты как бы говоришь: «Меня устраивает всё это». А это ведь не так, а? То бишь, ты сам себе проблемы создаёшь. Если продолжишь в том же духе, то так и останешься пареньком, который еле сводит концы с концами.

Речь Гастона Самюэль слушал затаив дыхание. Каждое слово портного плотно врезалось ему в память и воспринималось им, как наставление, что давали отцы сыновьям, желая указать им правильные ориентиры и в будущем взрастить настоящих рыцарей. На тот момент Самюэль и вправду воспринимал Гастона как отца. Хотя старик всего лишь высказывал своё мнение, как это делал абсолютно любой другой человек. Но Самюэль хотел слушать его ещё и ещё, ведь в отличие от речей прочих людей, он ощущал, что где-то глубоко в этих словах было заложено искреннее желание помочь ему выжить в этом мире и обрести своё счастье. Особенно Самюэля восхищало то, что портной говорил и желал это всё мальчику, с которым познакомился только вчера и которого все вокруг считали порождением зла.

Самюэль мог бы ещё очень долго впитывать и размышлять над словами Гастона, однако его пламенные рассуждения прервал звук отворившейся двери, скрипучий и пробирающий до мурашек. В проходе показалась Элин, потирающая сонные глаза и немного пошатывающаяся от своего недавнего пробуждения. Было видно, спала она плохо. Но этот факт никак не повлиял на её детскую красоту и вечно весёлый нрав.

– Гастон, мы проснулись. Изабель наверху, прихорашивается. Скоро спустится.

Тут она заметила Самюэля, из-за чего вся её сонливость мгновенно куда-то испарилась.

– Привет! Прости за это, – указала Элин на свои растрёпанные волосы. – Знаю, это не очень вежливо, но, увы, я ещё не успела привести себя в порядок.

– Ничего, сам ничуть не лучше. Рад тебя видеть.

– Не думала, что нагрянешь к нам так рано. Видимо, Изабель тебе сильно понравилась.

– С чего это ты взяла?

– Да по тебе было видно. Ты вчера весь вечер от неё не отходил. То, как ты смотрел на неё, как болтал, как слушал, – раскачиваясь вперёд-назад, рассуждала Элин.

– Так, малышка, давай заканчивай, – оборвал её Гастон, – Не смущай паренька. Иди, скажи Изабель, чтобы поторопилась. У нас сегодня полно работы. Сперва вымоешь всю утварь, потом поможешь нам с Изабель с шитьём. Если управитесь до вечера, можете сходить прогуляться. Всё ясно? Если да, то беги к сестре, передай всё, что услышала.

– Хорошо! Сейчас!

Элин резко развернулась и в мгновенье ока исчезла за дверью.

Пока Самюэль стоял, не шевелясь, и всматривался в место, где ещё совсем недавно стояла Элин, Гастон обратил внимание на мешок, который он принёс с собой.

– Эй, парень, а что за мешочек у тебя, а?

– Да так, обычный мешочек, ничего особенного, – ответил он, немного смутившись.

– Судя по тому, как ты съёжился, что-то особенное там всё-таки есть. Давай, парень, признавайся, – подмигнул ему Гастон.

Самюэль замялся.

– Там… В общем… Там… Там куклы для Изабель и Элин.

– А откуда они у тебя? Украл, небось? – пошутил Гастон.

– Нет. Я… Я сам их сделал. Вчера ночью.

– Ого! Правда что ли? – наклонился портной от удивления.

Самюэль зажмурил глаза и пару раз быстро кивнул.

– Покажешь, а?

– Да, конечно, сейчас.

Самюэль уже хотел развязать мешок, когда дверь распахнулась и из дома выбежала Изабель. Они обменялись улыбками. Она – приветствующей и мягкой, он – неловкой. Самюэль и подумать не мог, что новая встреча со своей спасительницей вызовет у него столь сильное волнение, что ему стало тяжело дышать. Смущение и радость в душе Самюэля смешались в нечто единое, из-за чего сказать, какое именно чувство у него преобладало, было очень проблематично. На лице его красовалась не то улыбка, не то испуг.

– С добрым утром! – приветствовала его Изабель. – Не думала, что ты придёшь так рано.

– Мне хотелось увидеться с вами как можно скорее, вот и всё. Но, стоит признать, спал я сегодня мало.

– Я тоже. Гадала, придёшь ты или нет.

– Как это я мог не прийти?! Я же дал слово!

Подняв голову, Самюэль увидел Элин, прижавшуюся спиной к дверному проёму, которая с умилением и радостью наблюдала за ними. Такой счастливой она видела Изабель лишь когда была жива мама. После её смерти Изабель улыбалась только в присутствии сестры, чтобы не вгонять её в тоску, в которой она пребывала сама. Искренней радости она не испытывала вовсе. Пускай Изабель и пыталась принести счастье в жизнь своей сестры, выходило у неё это не совсем хорошо. Элин попросту не могла спокойно смотреть на страдания Изабель, что не давало ей почувствовать себя по-настоящему радостной. В отличие от сестры, она приняла смерть матери и продолжала жить дальше. Девочка желала лишь одного: чтобы сестра её снова обрела счастье. Элин просила об этом у всех, у кого только можно: у духа её мамы, у солнца, у неба, у Бога, у ангелов, у своих снов, даже у Лунарии, о которой ей часто рассказывала Изабель.

И вот, когда её молитвы были услышаны, она обрела счастье вместе с сестрой. Смотря на то, с какой искренней радостью Изабель разговаривает с Самюэлем, Элин наслаждалась этим и в мыслях благодарила за этот чудесный миг всё, что её окружало.

– Как твоя рана? Всё хорошо? – поинтересовалась Изабель, пытаясь рассмотреть висок Самюэля.

– Да. Я о ней уже и забыть успел. Благодаря тебе.

– Он к вам, между прочим, с подарками заявился, – как бы невзначай напомнил Гастон своему гостю.

Самюэль повернул голову на портного и улыбнулся в знак благодарности. Тот быстро кивнул в ответ, тем самым говоря: «Пожалуйста». Он начал развязывать свой мешочек, поглядывая то и дело на изумлённых сестёр.

– Изабель, Элин. До знакомства с вами единственные, кто понимали и утешали меня, были соломенные куклы, делать которых я научился у своей мамы. Они друзья, которые никогда не оставят тебя, всегда будут с тобой, помогут пережить любые невзгоды. Я подумал, что вам такие друзья тоже не помешают.

Элин подошла поближе к Самюэлю, в то время как он засунул руку в мешок.

– Поэтому, вчера ночью я сделал парочку новых кукол специально для вас.

Он достал одну из кукол и вручил её Элин, скачущей на месте от восхищения. Взяв её в руки и внимательно рассмотрев со всех сторон с по-настоящему детским восторгом, она обняла Самюэля в знак благодарности, после чего показала куклу сначала сестре, а затем и Гастону. Пока Элин хвасталась своей новой игрушкой перед портным, Самюэль вручил Изабель вторую куклу. Так же, как и Элин, она осмотрела её и была крайне удивленна, ведь нашла в ней некоторое сходство с собой. Заметив неоднозначные эмоции Изабель, Самюэль не на шутку перепугался того, что с куклой может быть что-то не так.

– Она… похожа на меня, – подняла голову Изабель.

– Да, похожа. Я видел этих кукол, когда лежал вчера в переулке. Сперва я подумал, что это лишь видение, не более. А потом я познакомился с тобой и Элин. Там, в моём видении, эти куклы поддержали меня, подарили мне тепло и заботу. Вы сделали то же самое. И… и у меня в голове всё само собой сошлось. А дальше мои руки сами всё сделали. Признаться, и сам понял, как вы похожи только когда увидел плод своих трудов.

По щеке Изабель скатилась слезинка. Она прижала куклу к своей груди и закрыла глаза. Казалось, что она вобрала в себя часть тепла души Самюэля и передала его Изабель. Мальчик понял, что его новая подруга очень довольна подарком, и успокоился. Наблюдая за тем, как Изабель прижимает куклу к себе, Самюэль ощутил, что душа его ликует.

– Спасибо, – прошептала она.

– Ну, ладно, девоньки! – хлопнув в ладоши, забасил Гастон. – Это всё, конечно, замечательно, но нам пора работать. Давайте-давайте! Так Элин, потом с куклой поиграешь. Дай-ка её мне. Пусть пока тут полежит.

– Нет уж! Она со мной побудет!

– У тебя дело есть, а она тебя отвлекать будет.

– А вот и неправда! Она мне помогать будет!

– Это как же, а? – хихикнул Гастон.

– Наблюдать за мной, слушать про мои сновидения, может быть, расскажет что-нибудь про себя. Мне лучше работается, когда кто-то наблюдает за моим трудом. Это заставляет меня работать усерднее. Вот!

– Ну, хорошо, хорошо. Убедила. Пускай посидит, посмотрит. Только смотри, без лентяйства! Я этого не приветствую.

Элин кивнула в знак согласия и зашла в дом. По дороге она ещё раз поблагодарила Самюэля. Как только Элин вновь скрылась за дверью, Гастон продолжил раздавать указания:

– Так, Изабель. Сегодня поможешь мне с шитьём. Но у меня к тебе есть ещё одно важное поручение. Думаю, ты будешь от него в восторге.

– Какое же?

– Пока ты приводила себя в порядок, я пообщался с этим пареньком. Шить он, как я выяснил, не умеет. А без этого, как по мне, никуда. Поэтому сегодня ты должна показать ему основы этого ремесла и помочь привыкнуть игле, поняла?

– Да! Конечно! – радостным голосом произнесла Изабель.

– Постойте! Но… А… я же… – начал заикаться Самюэль.

– Нет-нет-нет, парень! Даже не думай! Мой дом – мои правила. Лодыри мне тут ни к чему. Хочешь остаться? Тогда будь добр поработай, ясно?

– Да, ясно, – растерянно ответил Самюэль.

– Не переживай, – успокоила его Изабель. – Если дело касается работы, то Гастон всегда строг и требователен. Ты скоро привыкнешь. Пойдём.

Изабель усадила Самюэля рядом с собой на лавку. Куклу она тоже положила около себя. Изабель положила себе и Самюэлю два куска ткани и дала ему иголку с белой ниткой. Взяв другую иглу, Изабель принялась объяснять, как правильно нужно сшивать ткань и делать швы, показывая всё это на собственном примере. Самюэль пытался повторять за ней, однако выходило у него довольно плохо. Впрочем, он и сам понимал, что с первого раза ничего нельзя сделать, а потому не отчаивался и продолжал попытки повторить действия Изабель. Множество раз Самюэль укалывался иголкой, из-за чего на его ткани порой появлялись капельки крови. Всякий раз, когда он прокалывал себе кожу, Изабель хотела как-нибудь облегчить его боль, и всякий раз Гастон останавливал её словам: «Ничего-ничего! Пусть привыкает! В нашем ремесле без этого никуда!». Впрочем, Самюэль и сам не хотел того, чтобы его жалели.

Почти до самого обеда Самюэль тренировался делать швы и получал от этого максимум удовольствия. Во-первых, потому, что он учился делать что-то полезное, причём не только для себя, но и для всех. А во-вторых, потому, что делал это вместе с Изабель. После обеда, за которым он вновь отведал супа Элин и яблок, купленных Изабель вчера на рынке, Самюэль вновь продолжил своё обучение шитью. К концу дня у Самюэля уже начинало получаться делать стежки, а уколы иглой происходили всё реже и реже.

Настроение у сестёр, как и у Самюэля, было отличным. Пусть из-за работы они не сумели сходить на прогулку, девочки были счастливы как никогда. Ведь у них, наконец, появился настоящий друг. Когда Самюэль уже собирался уходить, они всеми силами уговаривали его остаться ещё ненадолго. Тот всячески отмахивался и обещал, что завтра непременно придёт снова. В конце концов, несмотря на уговоры сестёр, Самюэль покинул дом Гастона, то и дело, с улыбкой оборачиваясь по пути к приюту и наблюдая машущих ему Изабель и Элин, пока дом не скрылся из виду. Шагая бодрым шагом к своему ночлегу и поглядывая на исколотые иглой пальцы, Самюэль понимал, что в его жизни началась светлая полоса.

Глава 4

С того дня, как Самюэль познакомился с Изабель, Элин и Гастоном прошло два года. Навещал он их каждый день, вне зависимости от погоды, своего самочувствия и прочих обстоятельств. Приходя в дом Гастона, сидеть без дела Самюэль не мог и всячески старался облегчить работу сёстрам и портному. Помимо помощи в шитье одежды, азам которого Изабель обучила его буквально за месяц, Самюэль брался помогать им с работой по дому, которая требовала физической силы, а также ходил вместе девочками на рынок, нося за ними корзины с едой. Видя старания мальчика, Гастон начал поощрять его. В награду за твой труд Самюэль вместе с сёстрами каждый день получал от портного немного денег, а на годовщину их знакомства Гастон сделал парню особенный подарок – огниво. Обедал и ужинал Самюэль вместе со всеми жителями дома Гастона. Благодаря всему этому, за два года Самюэль возмужал и сильно подрос. Он уже не был похож на бледного задохлика, которого, казалось, могло сдуть ветром. Многие горожане, видя окрепшего Самюэля, ошивавшегося около двух маленьких «ведьм», начинали поговаривать о том, что мальчик продал им свою душу взамен на силу и здоровье. На троицу начинали поглядывать с ещё большим опасением и недоверием. Часть горожан шугались их, гнали прочь, некоторые даже предлагали отдать их на растерзание инквизиции. Но всё же, по неясным никому причинам, детям удавалось оставаться нетронутыми.

За эти два года Самюэль успел крепко привязаться к сёстрам, а особенно к Изабель, с которой он проводил большую часть времени. В разговорах с ней он напрочь забывал о постоянно пристающем к нему Жаке, о грязи и неразберихе на улицах, о людях, что наплевательски относились ко всему вокруг. Слушая, как Изабель рассказывала ему о видениях, посылаемых ей богиней Лунарией, о своих родителях, о своих мечтах и желаниях улучшить этот мир, Самюэль чувствовал себя будто в Раю. Все мрачные мысли его попросту улетучивались из головы. Элин также способствовала этому своим оптимизмом и жизнерадостной улыбкой, которая, казалось, никогда не сходила с её лица. Порой, когда Самюэль приходил к сёстрам весь мрачный и разбитый, именно её умение видеть во всём только хорошее вновь приводило его в чувства. Для него Элин стала настоящим другом, который не только поддержит в трудной ситуации, но и подскажет, как с ней справиться. Гастон же стал для мальчика самым настоящим духовным наставником. Все его речи и размышления Самюэль слушал очень внимательно и запоминал их практически дословно. Благодаря Гастону он смог установить для себя основные правила, которым должен был следовать всю свою жизнь. Быть готовым на всё ради близких, не бояться никого и ничего, оценивать людей не по словам, а по поступкам – всему этому Самюэля научил именно Гастон. Но одна мысль въелась в голову Самюэлю особенно сильно: «Любое зло должно быть уничтожено».

Поскольку Изабель и Элин часто проводили время с Самюэлем, гуляя с ним по улицам города и за его стенами, они тоже становились жертвами нападок Жака и его друзей. Однако его попытки принизить их и выставить отребьем в глазах своих друзей проваливались с треском. Изабель и Элин попросту игнорировали его, порой даже не поворачивая голову в сторону Жака. Самюэль впоследствии перенял у сестёр эту привычку и также перестал обращать на него внимание. Своими издёвками Жак не мог лишить их вещей, дарующих счастье: дома, дружбы и поддержки друг друга. Все эти вещи были не во власти задиры. Такое наплевательское отношение троицы, которую все считали падалью, к Жаку сильно пошатнули его авторитет. Некоторые из его друзей перестали видеть в нём лидера, и попросту прекратили общаться с ним. Разумеется, Жак не был в восторге это такого положения дел. Бесило его две вещи. Первая, что такое «отребье», как Самюэль и его подруги, те, кто, по мнению Жака, не были достойны ходить по этой земле, смели игнорировать его. Вторая, что он ничего не может с этим поделать. Жак понимал, что для того, чтобы удержать свой статус лидера необходимо показать Самюэлю, Изабель и Элин, что в этом мире они не значат ничего. Он решил, что должен сломать друзей. Жак всем сердцем жаждал увидеть, как страдает троица, как они мучаются от унижений, как они теряют надежду. Для Жака это стало целью номер один. И вот однажды ему подвернулась прекрасная возможность, чтобы вернуть себе титул короля улиц.

В тот год на город Самюэля обрушилось несчастье. Из семей горожан раз в неделю в ночное время начали пропадать дети. За одну ночь мог исчезнуть как один ребёнок, так и сразу несколько. Причём пропадали они прямо из дому. Кроме того, по ночам люди слышали звон цепей и тихий, жуткий смех, которые доносились со стороны улицы. Из-за этого бедствия, страх и ненависть к Самюэлю и сёстрам начинали возрастать. Одни говорили, что во всём виновен призванный маленькими ведьмами демон. Другие, что то был сам Самюэль, принимавший обличие монстра по ночам. Третьи, что воровали детей сами сёстры. В одном все мнения сходились: виновна в этом бедствии была троица, проживавшая у Гастона. С каждым днём народ продолжал звереть, ибо пропажи детей продолжались, а власти города ничего не могли поделать с этим.

В конечном итоге, разъярённая толпа пришла в один день к дому Гастона, требовавшая казнить «ведьм и их прислужника». Однако портному удалось успокоить народ и на время поселить в их голове мысль о том, что ни Самюэль, ни сёстры не служат тёмным силам. Для этого Гастон приложил распятие к груди каждого ребёнка. Увидев, что у детей не осталось ожогов и что они не испытали никакой боли, толпа немного успокоилась и постепенно разошлась. Однако жители города предупредил Гастона, что ежели пропажи не прекратятся, то они придут вновь. Пускай в этот раз участь быть убитыми разъярённой толпой и миновала Самюэля и его подруг, этот случай заметно омрачил жизнь ребят и заставил их реже показываться на людях. Дабы не подвергать Самюэля опасности, ведь того могли запросто забить на улице, Гастон предложил мальчику остаться жить у него, на что Самюэль хоть и не сразу, но согласился. Приют и так был ему не по нраву, а потому место это Самюэль оставил безо всяких сожалений. Единственное, что его беспокоило, так это то, что его соломенные друзья остались там, на чердаке. Но, если Изабель и Самюэль поникли из-за этого происшествия, то Элин даже не думала об этом. Пусть толпа и напугала её, она всё равно не обращала внимания на проблемы, обрушившиеся на них, и продолжала дарить улыбку и радость всем, кто её окружал. Гастон тоже пострадал от этого инцидента. Клиентов к нему стало приходить гораздо меньше, чем раньше. Прибыль его значительно упала, из-за чего Гастону вместе с детьми пришлось сильно экономить на всём, даже на еде. Лишь в одном Гастону и ребятам повезло: пропажи стали становиться реже, что, в общем, только немного отдаляло неизбежную расправу. Поняв, что Самюэль и Изабель утратили бодрость духа, Жак понял, что ему оставалось сделать лишь один толчок, чтобы свалить их в бездну отчаяния и безысходности. Он решил, что пора действовать.

Близился вечер. На небе не было ни облачка. Работы по дому в тот день практически не было, а потому Гастон разрешил ребятам пойти прогуляться пораньше. Из-за пропажи детей и обвинений в сторону Самюэля и сестёр, гулять в людных местах они не рисковали, а потому старались найти себе такое место, где никто не мог их потревожить. Зачастую, это была опушка, находившегося недалеко густого леса, либо сады и огороды, где выращивались фрукты, овощи и зерно. Домов там было не так много, как внутри городских стен, да и люди встречались довольно редко. В таких местах можно было по-настоящему насладиться красотой природы. Именно на такой опушке расположилась троица в тот день.

Элин собирала различные цветы, которыми была усеяна полянка. Все, кроме ромашек. Элин безумно любила эти цветы, скромные и нежные. Их довольно простой и мало чем выделяющийся на фоне остальных цветов вид, который, тем не менее, дарил лишь светлые впечатления и успокаивал душу, влюблял девочку в эти меленькие солнышки. Яркие, ароматные цветы, которыми была усеяна вся поляна и среди которых ромашки терялись, воспринимались Элин как хвастуны и зазнайки. Пускай она и любила все цветы без исключения, именно ромашками было занято её сердце. Когда Элин видела, как кто-то срывает эти цветы, ей становилось немного не по себе. Ей было неприятно смотреть на то, как её любимые цветы лишали жизни. Цветы-зазнайки, цель которых, по мнению девочки, была лишь в том, чтобы красоваться перед людьми, могли делать это даже будучи сорванными. А вот ромашки для неё могли быть прекрасны лишь при жизни. Оттого, пробегая мимо этих цветов с белоснежными лепестками, Элин вставала на колени, нашёптывала им что-то, и, пожелав им счастливой жизни, направлялась к другим цветам.

Самюэль и Изабель в это время сидели в стороне, наблюдая за веселящейся Элин. После нападок горожан в их сторону это зрелище успокаивало их и помогало отвлечься от плохих мыслей. В руках Изабель были куклы, которые два года назад им подарил Самюэль. Они уже все разваливались, однако сёстры сильно к ним привязались и не хотели расставаться с ними ни на секунду. Правда, кукол этих приходилось прятать, иначе бы суеверные горожане точно признали бы их ведьмами. Рядом с ними стояла корзина с яблоками, грушами и куском хлеба.

– Завидую я Элин. Правда ведь, завидую, – вздохнул Самюэль, наблюдая за Элин.

– Почему?

– Посмотри на неё. Видишь, как она радуется. После всего, что произошло, она даже не думает унывать. Мне кажется, она найдёт лучик света даже в самой кромешной тьме и сделает всё, чтобы не дать ему погаснуть. Любые невзгоды ей нипочём, она выдержит все испытания, что пошлёт ей судьба, – пояснил Самюэль, затем склонил голову и хмыкнул. – Хотелось бы и мне так уметь.

– Но, Самюэль, ты ведь и так это умеешь.

– Ты это о чём? – с недоумением взглянул он на Изабель.

– Ну, ты ведь пережил гораздо больше ужасов, чем мы. Ты лишился матери куда раньше нас. До знакомства с нами о тебе никто не заботился. Ты голодал, мёрз, из-за своих волос не мог даже заработать себе денег. Да ещё и этот Жак со своей бандой. В отличие от нас, ты действительно страдал. Но все эти ужасы не сломили тебя. Тебе удалось пережить их всех. Ты смог выжить во тьме этого мира и найти свой лучик.

– Ага… А ещё я возненавидел этот мир. Я вижу во всём лишь плохое. Это очень сильно давит на меня, знаешь ли. Я просто не могу увидеть добро в этом мире.

– А мы? Гастон? Я? Элин? В нас ты тоже видишь только плохое? – немного поникла Изабель.

– Что ты! Нет, конечно! – воскликнул Самюэль, и погрузился в лёгкое раздумье. Он собрал воедино все мысли касательно сестёр и портного и сделал неожиданный для себя вывод. – Я… я не вижу в вас ничего плохого. Ни малейшего изъяна.

– Правда?

– Да, правда. Вы втроём – мой лучик света.

– Видишь? А ты говорил, что видишь лишь зло, – хихикнула Изабель. – Если ты смог увидеть добро в нас, то вскоре сможешь и во всём остальном. Просто потерпи немного, и ты увидишь, что, несмотря ни на что, этот мир наполнен добром.

– Быть может, оно и так.

Самюэль задрал голову высоко вверх и на какое-то время затих. Вглядываясь в окрасившееся в оттенки заката небо, он размышлял над тем, что окружавший его мир и в самом деле может быть не таким уж и злым. В конце концов, Самюэль уже встретил тех, кто подарил ему дружбу и заботу, и с ними он был более чем счастлив. И то был один только город, а мир огромен. Очень огромен. За тем же лесом, перед которым отдыхала троица, располагались неизведанные Самюэлем земли, где всё могло быть по-другому. А что, если там вдалеке жили люди такие же, как и он сам, или те, кому вообще было плевать, какого цвета твои волосы? К сожалению, этого Самюэлю не было известно, однако он всей душой верил, что там процветает добро и что оно в один прекрасный день дойдёт и до родных краёв мальчика.

– О-о-о-й! Только гляньте, кто тут у нас! – послышался со спины знакомый и ненавидимый всем сердцем голос. – Ведьма и проклятый! Неужто совесть замучила, и вы решили избавить наш город от себя?

Блаженство, в котором прибывали Самюэль и Изабель, тут же испарилось. Оба обернулись на голос и увидели идущего к ним Жака. Позади него шло четверо парней. Они были последними, кто продолжал тесно общаться с Жаком. Лицо Коллетта изображало насмешку и презрение, за которым он скрывал свое волнение. Направляясь в сторону Самюэля и Изабель, Жак очень сильно нервничал. Если он не сможет сломить их сейчас, то его авторитет и друзья будут потеряны для него навсегда. От осознания того, что он может лишиться всего из-за нищего, над которым он измывался все эти годы, Жак приходил в бешенство. Причём злился он не столько на Самюэля, сколько на самого себя. Он не мог простить себе того, что позволил дать себе упасть в глазах своих друзей. Ситуация стала критической для Жака. Права на ошибку у него уже не было. Это был ультиматум: всё или ничего.

Изабель опустила голову и проговорила:

– Опять он. О, Лунария, как же я от него устала!

Самюэль нахмурился и медленно поднялся на ноги. Изабель крепко схватилась за его руку.

– Пожалуйста, не надо! Только хуже будет!

– Не бойся. Я разберусь с ними, – сжав кулаки, сказал Самюэль.

Он освободил руку и сделал пару уверенных шагов к Жаку, пристально глядя ему в лицо. Они подошли друг к другу почти вплотную. Изабель тем временем спрятала кукол в корзину. Компания Жака, благо, не заметила их. Почуяв, что взгляд Самюэля начинает давить на него, Жак ухмыльнулся, стараясь показать свою уверенность.

– В чём дело, отребье? Мы чем-то вам помешали? Должно быть, нарушили какой-нибудь ваш ритуал, да? Вы ведь обычно этим занимаетесь? Иначе, почему ещё у нас малыши пропадают?

– Над таким не шутят, Жак! – перебила Изабель.

– Что-то я не припомню, чтобы спрашивал тебя об чём-то, порождение Дьявола! – Жак сплюнул.

– Чего тебе от нас надо? – угрожающе спросил Самюэль. Слова Жака в сторону Изабель взбесили его не на шутку, чему задира был безумно рад.

– Мне-то? Да так, ничего. Просто меня жутко раздражает то, что вы уродуете собой столь живописное место. Ты ведь знаешь, что означает слово «живописный»?

Со стороны компании послышался тихий смешок. Он приободрил Жака.

– Говорят, от ведьм и проклятых гниют любые цветы и деревья, – продолжил он, – Посмотри вокруг: воистину, прекрасное местечко! Чувствуешь, будто находишься в Раю. И тут вы – ведьма да проклятый! Сидите тут, оскверняете наши земли, и при этом веселитесь, сюсюкаетесь друг с другом, перешёптываетесь о всяком!

Самюэль усмехнулся. От неожиданности Жак немного забеспокоился, но не подал виду.

– Что смешного я сейчас сказал, отродье? Тебе весело? От чего же? Не от того ли, что тебе доставляет удовольствие портить жизнь нашему городу?

– Нет-нет, что ты! Мне забавно смотреть на то, как ты боишься.

– Я? Боюсь?! Ха! Интересно, чего же?

– Даже не знаю. Может быть, потерять своих последних, так называемых, друзей?

От этих слов лицо Жака приобрело испуганный и в то же время обозлённый вид. Друзья Жака притихли. Самюэль заметил, что, похоже, задел своего противника за живое, и продолжил своё наступление.

– Значит, я угадал. Да, может раньше ты и наводил страх на ребят, однако теперь ты сам стал заложником страха. И знаешь отчего? Оттого, что не можешь показать свою силу. Ты создавал иллюзию силы, издеваясь надо мной. Но сейчас, когда даже такому отребью, как я плевать на то, какой ты «грозный» и «сильный», остальным на тебя плевать и подавно. Все уже давно поняли, что ты слабак, а потому отвернулись от тебя, даже несмотря на то, что ты богат. И остались у тебя только те четверо. Лишишься их – лишишься всего. Впрочем, они с тобой и так только из-за того, что из всех твоих «друзей» они – самые трусливые.

Жак резко обернулся на остальных ребят. Взглядом он словно грозно спрашивал у них: «Так ли это?». Все четверо боязливо отступили на шаг назад, но всё же сделали вид, что слова Самюэля полнейший бред.

– Ты посмотри. Они даже не скрывают этого, – насмешливо обличил Самюэль свиту Жака, после чего решил добить их главаря. – А знаешь, почему я сильнее тебя? Мне не нужно никого запугивать, чтобы у меня были настоящие друзья.

Повисло молчание. Самюэль и Жак продолжали всматриваться друг в друга. Самюэль – с насмешкой, Жак – со злобой. Изабель же неподвижно сидела рядом и наблюдала за ними, боясь издать малейший звук. Она прекрасно понимала, что Самюэль усугубил ситуацию настолько, что ничем хорошим это закончиться не могло. Самюэль и сам это понимал, однако войдя в кураж, он был уже не в силах ему сопротивляться, а потому оставалось только ждать последствий. И вот, Жак сорвался. Он ударил Самюэля в челюсть с такой силой, что тот повалился на землю. Изабель вскрикнула от испуга и подползла к Самюэлю. Взглянув на него, она увидела, что Жак рассёк ему до крови губу.

– Следи за языком! Услышал, скотина?! – прошипел Жак сквозь зубы.

В ответ на эту угрозу, Изабель лишь с отвращением глянула на Жака и помогла Самюэлю подняться. Она сняла свой чепец и вытерла ему кровь, после чего приложила к его рассечённой губе. Самюэль же, не обращая внимания на боль, повернулся на взбешённого Жака.

– Удар в лицо? И это всё, чем ты можешь мне ответить? – спросил Самюэль, ещё сильнее закапывая самомнение Жака в землю.

Задира весь вскипел от злости. То «отребье», над которым он измывался столько лет, сейчас уничтожало его. А главное, что Жак ничего не мог с этим сделать. Слова унижения, похоже, вообще пропускались Самюэлем мимо ушей и больше не являлись признаком превосходства Жака. А если же он захочет пустить в ход грубую силу, то это опять же не принесёт никого результата, поскольку это означало бы, что он никак не мог опровергнуть слова Самюэля. Жак оказался в безвыходном для себя положении. Он должен был показать, что Самюэль – никто, и что он сильнее его, однако все методы Жака больше не работали. На мгновение он даже подумал, что уже проиграл эту войну. Но вдруг он обратил внимание на Изабель. И тут Жака осенило: вот он – ключ к поражению Самюэля. Может, ему и плевать на унижения в свою сторону, но если они полетят в сторону Изабель, то стерпеть такого у него явно не хватит сил. Причём это должно было быть нечто вопиющее. Что окончательно унизит Изабель и от чего Самюэль придёт в самую настоящую ярость. Жак постарался принять спокойный и уверенный вид и мерзко улыбнулся.

– Нет, я могу ответить кое-чем другим. Но я не думаю, что мой ответ тебя устроит. Впрочем, равнодушным он тебя тоже не оставит. Ланс, держи беловолосого! – приказал он тучному пареньку, стоявшему около него. – И смотри, чтобы не вырвался!

– Ага, – отозвался тот.

Ланс подскочил к Самюэлю и заломил ему руки. Жак же подошёл к Изабель, схватил её за руку и резким движением подтянул девочку к себе. Оставшиеся три приятеля Жака продолжали с интересом наблюдать за происходящим.

– Эй! А ну отпусти её! Слышишь?! Отпусти немедленно! – попытался вырваться Самюэль из рук Ланса, но безуспешно.

Жак пристально всматривался в перепуганное лицо Изабель, заставляя её буквально дрожать от страха. Одному Богу было известно, что было у него на уме.

– Знаешь, один монах как-то сказал мне, что ведьму можно излечить от метки дьявола, – заигрывал Жак. – Для этого, по его словам, её должен поцеловать её будущий супруг, который направит её на путь праведный. Давай-ка мы это проверим. Кто знает? Вдруг именно я смогу вернуть тебе душу? Что скажешь?

Изабель вся побледнела. Она пыталась вырываться из рук Жака. Тот же, крепко держа её за руки, притянул Изабель к себе, стараясь поцеловать в губы. На глазах её проступили слёзы. Поддавшись панике, Изабель начала истошно звать на помощь и умолять Жака остановиться, но тот был непреклонен. Самюэль продолжал вырываться, стремясь помочь подруге, но Ланс удерживал его мёртвой хваткой.

– Ну, хватит визжать. Я же помочь хочу. Давай, заканчивай уже, – приблизился Жак лицу Изабель и уже был готов поцеловать её.

– Жак, берегись! – вдруг заорал один из парней.

Внезапно на Жака налетела появившаяся из ниоткуда Элин, да с такой силой, что он отпустил Изабель и повалился на землю. Запрыгнув на него, она принялась что есть силы бить кулаками обидчика сестры. Дружки Жака отступили назад.

– Уберите от меня эту дрянь! – орал Жак, пытаясь оттолкнуть от себя Элин.

Ланс, видя это, ослабил хватку, что дало Самюэлю шанс вырваться. Как только Ланс потерял бдительность, Самюэль резко ударил его затылком в лицо. Тот, взревев от боли, схватился за свой нос и, выпустив Самюэля, с воплями бросился к остальным. Вырвавшись, Самюэль подхватил Изабель и отбежал с ней в сторону.

– Всё хорошо? – спросил Самюэль.

Изабель, плача и дрожа, как осиновый лист, закивала головой. Самюэль рукавом рубахи вытер ей слёзы, пытаясь успокоить. Изабель прильнула к его груди, ища защиты. Он услышал, как же тяжело она дышит.

Тем временем Жаку удалось оттолкнуть Элин в сторону. Она сразу же вскочила на ноги и сделала грозную гримасу, стараясь напугать обидчиков. Разгневанный Жак повернулся к своей компании.

– Какого чёрта вы просто стояли, уроды?! – закричал он. – Отвечайте, скоты!

– Жак! Он мне..! Он..! – хлюпая носом и рыдая, замямлил Ланс.

– Кончай ныть, нюня! По любому поводу сопли распускаешь! Достал уже!

– Жак, успокойся. Не бесись так, – принялся успокаивать его один из товарищей.

– Заткнитесь! Никакого толку от вас! Только и можете, что болтать!

В ярости Жак развернулся и зашагал к Самюэлю и Изабель. Дорогу ему перегородила Элин. Она раскинула свои руки в стороны, загородив собой сестру и их друга. На лице её не было ни капли страха. Стояла Элин как вкопанная и даже не думала отступать.

– Пошла прочь, малявка! – пригрозил ей Жак.

– И не подумаю! Ты их больше не тронешь! Я не позволю!

– Ах ты..! – Жак замахнулся и приготовился дать Элин пощёчину, но она даже не дрогнула.

– Так, Жак, это уже перебор, – остановил его Филипп – самый высокий мальчишка из его свиты. – Пусть она и ведьма, но она гораздо младше нас. Просто бить девчонок это мерзко, а ещё и малышку – это слишком даже для тебя.

– Тебе-то что до этой дряни?! Ты ей брат, или что?! А, Филипп?! – злобно ответил Жак.

– Я лишь хотел сказать, что не стоит так перегибать палку.

– Тебе что-то не нравится?! Ну и вали к чёрту тогда! Буду я ещё твои нотации слушать!

– Успокойся уже! Чего ты так озверел-то?!

– Я знаю почему. Я понял, в чём тут дело, – вставил своё слово Самюэль.

Самюэль медленно стал подходить к своим обидчикам, внимательно и с удивлением смотрящим на него. Обойдя Элин и встав перед ней, он сказал:

– Столько времени я пытался понять тебя. Разгадать твою душу. Хотел узнать, за что ты так меня презираешь и пытаешься унизить. И наконец понял: мне нечего разгадывать. Ты лишь жалкий трус и слабак. Ни на что не способный и ничего не стоящий. Ты дорожишь лишь своим статусом среди прочих. Иное тебя не заботит совсем.

– Что ты такое мелешь, отродье?

– И даже сейчас ты так дорожишь им. Пытаешься казаться сильным и непреклонным. Но как же нелепо это сейчас выглядит. Твои дружки уже всё прекрасно поняли. Для них ты теперь никто. Слабак, который только и может, что в гневе доказывать обратное. Таким ты стал для них, и таким всегда был для меня. Но сейчас… Сейчас ты упал в моих глазах ещё сильнее. Как оказалась, ты настолько омерзительная тварь, что готов избить даже девчонок. Только бы доказать всем, какой ты сильный и великий. Однако теперь ты не сможешь скрыть правду.

– Замолчи! – прошипел Жак сквозь зубы. С каждой секундой он становился всё злее.

– Что такое? Правда глаза колет? Стыдно за свою ничтожность? Как интересно! Когда ты смеялся над нищими, измывался надо мной и девочками за наши волосы, закидывал меня камнями, портил еду, лишь бы меня унизить, наплевав на труды людей, стыдно тебе почему-то не было. А когда ты сам оказался по уши в дерьме, тебе что-то не до смеха. Насколько же ты отвратителен, если тебе важна лишь твоя собственная жизнь! Позволь развеять все твои иллюзии. Каким бы королём мира ты себя не возомнил, на деле ты никто! Трус и слабак, который только и может, что издеваться над слабыми! Ты омерзителен! Противен! Жалок! Ничтожен! Ты есть зло в этом мире! И ты до конца своих дней будешь помнить, что тебя обличило отребье, которое ты так ненавидел и которое мучил долгие годы!

– Закрой пасть! – брызжа слюной, крикнул Жак.

Трясущийся от ярости, он вновь ударил Самюэля в челюсть, да с такой силой, что выбил ему зуб и повалил наземь. Элин попыталась вновь перегородить ему дорогу, но Жак, что есть силы, толкнул её, и та упала на землю. Плачущая Изабель подбежала к стонавшей от боли сестре, помогла ей подняться, и, обняв, начала её успокаивать.

Жак подошёл к уже приподнявшемуся Самюэлю и пнул его в лицо, из-за чего Самюэль упал на спину. Из его носа пошла кровь.

– Это я-то слабак?! Я-то омерзителен?! – спрашивал Жак, ещё раз пнув Самюэля. – Посмотрим, как ты запоёшь, когда я забью тебя до смерти!

Обезумев от ярости, Жак что есть силы начал избивать Самюэля ногами. Его компания попятилась назад. Вид настолько озверевшего Жака не на шутку напугал их. Для них он умер и как друг, и как предводитель, став диким зверем, желавшим лишь рвать и метать. Жак и сам это понимал, из-за чего с каждым разом бил всё сильнее.

Изабель прижала Элин к себе, чтобы она не видела, как избивают их друга. Сквозь слёзы она умоляла Жака остановиться, но тот не слышал никого и нечего. Это уже не было простой неприязнью, а самой настоящей ненавистью. Ненавистью, что полностью ослепила Жака и будто бы кричала в его голове: «Убей его! Убей эту падаль!», и он подчинялся этим крикам. Изабель осознала это и, желая спасти друга от смерти, рванула к Жаку. Схватив его за руку, она оттащила Жака от истекавшего кровью Самюэля, что дало ему возможность приподняться. Жак безуспешно пробовал выдернуть руку, но Изабель вцепилась в него намертво.

– Отцепись, шваль!

Свободной рукой Жак изо всей силы дал пощёчину Изабель. Крикнув от боли, она отпустила его и схватилась за щёку. Еле устояв на ногах, Изабель отступила к сестре. Отходящих ребят возмутило подобное. Они уже хотели было подойти к Жаку и угомонить его силой. Но не успели.

Пощёчину увидел и Самюэль. Это стало последней каплей в чашу его терпения, которую Жак заполнял около четырёх лет. В этот момент Самюэль престал ощущать реальность вокруг себя. Глаза его застелил гнев. В голове его как будто что-то щёлкнуло. Самюэль уже не видел ничего, кроме двух людей: свою лучшую подругу, спасшую ему жизнь, заботившуюся о нём и готовую ради него на всё, и своего злейшего врага, что сейчас ударил её. Такое он простить не мог. За такое Жак должен был заплатить кровью. Сам не осознавая этого, Самюэль схватил лежавший около него крупный камень. Он вскочил на ноги, игнорируя боль от избиения, и, замахнувшись, ударил им Жака по голове. Изабель прижала голову Элин к себе, закрыв ей обзор с криком: «Не смотри!», и крепко зажмурилась, чтобы и самой не видеть этот ужас. Самюэль запрыгнул на корчившегося от боли врага и начал один за другим наносить удары камнем по его голове. Мальчишки, увидев это, с воплями убежали прочь. Ярость, заключённая в Самюэле долгие годы вырвалась на свободу, затмив рассудок и желая Жаку лишь смерти. Она полностью овладела Самюэлем, заставляя его продолжать бить Жака до тех пор, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво.

Самюэль встал на ноги. Лицо его и рубаха перепачкались кровью Жака, лежавшего перед ним. Мёртвым. Тяжело дыша, Самюэль всматривался в изувеченное им лицо, пока тихий, дрожащий голос Изабель не привёл его в чувства. Придя в себя и вновь взглянув убитого Жака, у Самюэля подкосились ноги. Он выронил камень из рук. С испугом осмотрев свои окровавленные руки, после чего переведя взгляд на перепуганных сестёр, Самюэль осознал, что натворил. «Он мёртв! Я… я убил человека… Но отчего мне так хорошо?! – судорожно думал Самюэль, – Откуда столько удовольствия?! Я не понимаю! И куда делись его дружки?». Но тут до него дошло, что будет дальше, если он и сёстры останутся здесь.

– Бежим! – еле слышно сказал он. Затем повторил это, только гораздо громче. – Бежим! Скорее!

Самюэль подбежал к Изабель, до сих пор не отпустившей Элин.

– Если нас поймают, то непременно казнят! Они посчитают, что это из-за вас я убил Жака! Скорее бежим в лес!

Сёстры моментально вскочили. Схватив корзину, они все втроём устремились в лес, где их будет труднее найти.

Тело Жака оставалось лежать на траве среди испачканных его кровью ромашек. Таков был его конец. В войне двух людей, ненавидящих друг на друга, он проиграл. Быть может, до него бы и дошло, почему именно, однако смерть лишила его такой возможности, так же, как лишила Самюэля и сестёр спокойной и мирной жизни. Подумать только, один лишь приступ ярости, длившийся буквально пару минут, может кардинально изменить всю жизнь.

Солнце уже приблизилось к линии горизонта настолько близко, что стало алым и окрашивало небо в такой же цвет. Вокруг стояла тишина. Лишь ветер порой нарушал её, шелестя листвой деревьев и унося запах крови в сторону леса, прямо к монстру, что скрывался там.

Глава 5

Троица неслась сломя голову в самую глубь леса. Самюэль бежал впереди, собирая своим лицом все ветки, попадавшиеся ему на пути и царапавшие его, и тем самым расчищая путь девочкам. Впрочем, Самюэль даже не замечал этого. Он просто бежал прочь от города, ведя за собой подруг. Сёстры бежали позади него, то и дело, путаясь в подолах своих платьев. Вскоре они начали выдыхаться из сил. Первой не выдержала Элин. Устав от безостановочного бега, она, задыхаясь от нехватки воздуха, упала на землю. Самюэль и Изабель остановились и подбежали к обессиленной Элин. Они тоже еле стояли на ногах и дрожали от усталости. Изабель опустилась на колени и положила на них голову сестры. Еле дыша и поглаживая Элин, чтобы успокоить её, она предложила всем немного отдохнуть.

Элин прильнула к сестре и старалась спрятаться от Самюэля. Он не на шутку напугал её, из-за чего Элин боялась смотреть на него. Изабель опёрлась на одно из деревьев и время от времени поглядывала за другом. В отличие от Элин она прекрасно понимала, в каком плачевном состоянии они оказались. Наблюдая за Самюэлем и видя, как сильно он поник, Изабель ощущала все его чувства. Одно неверное слово могло вновь разозлить его или вогнать в ещё большее отчаяние. Груз убийства очень тяжёлый, а потому говорить Изабель решила осторожно.

Из них троих Самюэль чувствовал себя хуже всех. Охваченный страхом и непониманием причины своего поступка, он был абсолютно потерянным. Всё внутри Самюэля сжималось от осознания сделанного. Самюэль не знал, что думать. В один момент он возненавидел себя за то, что сорвался на Жака и не сумел сдержать себя. Его опасения насчёт внутреннего монстра подтвердились. Однако Самюэль не понимал, отчего он нисколько не раскаивался за совершённое убийство. Более того, он чувствовал наслаждение от этого, но не мог понять почему. Быть может потому, что Самюэль видел немало смертей и убийств, и эти явления воспринимались им как норма. А может потому, что он лишь защищал сестёр от Жака. Или из-за того, что сам Дьявол вселился в него и руками Самюэля прикончил несносного мальчугана. Ответ на этот вопрос он не мог найти.

Но в один момент Самюэль вспомнил, что выкрикнул Жаку в момент его обличения: «Ты есть зло в этом мире!». Зло. И тут же в голове его промелькнула фраза Гастона: «Любое зло должно быть уничтожено». Внезапно Самюэль понял, почему он убил Жака. Он уничтожил зло, а та пощёчина лишь показала, что творит это зло, если оставлять его безнаказанным. Это было то зло, которое погубило бы не только Самюэля, но и всех его близких. Это и стало толчком для убийства. Самюэль понял, что теперь он легко сможет убить любого, кто является воплощением зла. «Ты это заслужил! – в мыслях произнёс Самюэль, – И такая судьба постигнет любого, кто будет сражаться во имя зла!». И тут же его передёрнуло от этой мысли.

Неужто он в один момент так спокойно стал относиться убийствам? Неужто он так быстро простил себе этот грех и нашёл ему оправдание? Ещё пару минут назад Самюэль путался в мыслях и не знал, как ему жить дальше, а теперь без зазрения совести готов убить любого, кто, по его мнению, является злом. В какой-то момент Самюэль и вправду начал считать себя монстром.

– Что нам теперь делать, Самюэль? – еле слышно спросила Изабель.

«Девочки!» – вздрогнул Самюэль. До него дошло, в каком положении оказались сёстры из-за него. Теперь им придётся жить в бегах. Весть о двух меленьких «ведьмах» и их беловолосом «слуге» быстро разлетится по всем уголкам Франции. Им больше нельзя будет показываться в обществе. Их жизнь разрушена навеки. И всё из-за того, что Самюэль не смог сдержать себя. От понимания этого, он почувствовал злом себя. Ему казалось, что он стал для сестёр обузой, что теперь они ненавидят и боятся его. Самюэль невольно пожелал себе смерти. Стыд перед Изабель и Элин за содеянное пронзил его насквозь. Самюэль боялся произнести даже слово. Он не знал, как теперь заговорить со своими подругами. И всё же, он сумел найти в себе силы ответить.

– Не знаю. Что же я наделал?! Изабель, Элин, – Самюэль сделал небольшой шаг к сёстрам, но увидев, что Элин спряталась от него за Изабель, остановился. – Я… Я понимаю. Теперь вы меня ненавидите. Я заслужил подобное. Я недостоин даже стоять рядом с вами. Но обещаю, я что-нибудь придумаю, чтобы помочь вам выжить. Что будет со мной не важно. Мне в этом мире места нет. А пока я позабочусь о вас. Пусть вы будете отвергать меня, но я ни за что не брошу вас и сделаю всё, чтобы чувствовали себя в безопасности. Простите меня.

Самюэль повернулся спиной к своим подругам и опустил голову. Он не мог смотреть им в глаза.

– Самюэль, не говори так о себе, – послышался мягкий голос Изабель. – Мы вовсе не ненавидим тебя.

– Не пытайся меня успокоить.

– Это правда, мы не виним тебя, – Изабель поднялась на ноги и подошла к Самюэлю. – Ты ведь всего лишь защищал себя и нас. Любой хороший человек поступил бы так же на твоём месте.

– Но он бы не стал убивать специально, как я. Я подался злобе, стал монстром, коим меня все считали. Я обрёк вас на гибель.

– Не говори так! Никакой ты не монстр!

– Правда?! – повысил тон Самюэль, повернувшись к Изабель. – Ты сама себе-то веришь?! Посмотри, где мы теперь! Теперь мы изгои! Нам больше нет места в этом мире! Куда не пойдём, на нас везде будут охотиться!

– Пожалуйста, хватит! – еле слышно сказала Изабель.

Самюэль начинал переходить на крик. Каждое слово давило на Изабель всё сильнее и сильнее, погружая её в пучину отчаянья.

– Гастона и вовсе казнят, за то, что укрывал ведьм! Он умрёт! Умрёт, понимаешь?! А всё из-за меня!

– Хватит!

– Из-за того, что я не сдержался! Он верил, что умею себя сдерживать, что не опущусь до такого! А я подвёл его! Подвёл вас! Подвёл всех! Вот как я отплатил за вашу доброту!

– Прекрати!

– Теперь вы будете страдать до конца своих дней! Не будете знать нормального сна, тепла домашнего очага, вкуса хлеба! Будете проклинать меня в сердцах! Я превратил вашу жизнь в ад! В ад! Теперь из-за меня ты и Элин будете жить в аду!

Изабель упала на колени. Всё, что говорил Самюэль, она прекрасно осознавала. Но его слова и то, каким тоном он всё это говорил, усилили чувство безысходности и отчаяния Изабель. Она закрыла лицо руками и тихо заплакала. Это заставило Самюэля умерить свой пыл. От вида плачущей Изабель он ощутил себя настоящим ублюдком. Самюэлю было жаль свою лучшую подругу. Ту самую, что была готова на всё ради него, поддерживала его и превозносила перед другими мальчишками. На момент Самюэль бросил взгляд на Элин, которая успела спрятаться за буком и с опаской выглядывала из-за него. Как только Самюэль посмотрел на неё, она тут же исчезла за деревом. «Я и вправду монстр!» – пронеслось в голове у Самюэля. Вновь взглянув на Изабель, он был готов расплакаться, но не смог. Лицо его застыло в отчаянии. Самюэль бросился к Изабель. Он крепко обнял её, прижимая её голову к своему плечу.

– Прости меня! – виноватым голосом молил Самюэль. – Я не хотел так срываться на тебе. Не хотел доводить до слёз. Прости!

– Ты прав, – упёршись лицом в рубаху Самюэля, проговорила Изабель. – Мы попали в ад. Нам некуда податься и не от кого ждать помощи. Что теперь с нами будет?

– Всё из-за меня. Прости за то, что втянул вас в это.

Элин стояла за буком и слушала плач своей сестры и слова Самюэля о прощении. От этого ей на душе становилось тяжко. Хотелось как-нибудь приободрить их, однако страх перед Самюэлем не давал ей этого. Элин ещё раз выглянула из-за дерева. При виде Самюэля, молящего о прощении и кающегося в своих грехах, страх её начинал отступать. Элин видела в Самюэле обычного человека, который оступился в своей жизни и страдает из-за этого. Всё, что ему было надо в данный момент – это поддержка и вера в хорошее. Страх её пропал полностью.

– Почему вы так быстро отчаялись? – спросила Элин, выходя из-за бука. Изабель и Самюэль повернули головы в её сторону. – Да, сейчас у нас полно проблем, но это же не повод прощаться со своей жизнью.

– Элин, ты, похоже, не понимаешь, в каком мы…

– Я всё понимаю! – перебила Элин Самюэля. – Я уже не маленькая! Но мне не понятно, почему вы сдались, даже не начав бороться? Самюэль, ты прожил столько лет в одиночестве, надеясь только на себя, и всё равно боролся за право жить. Ты пережил один ад, так почему не переживёшь и второй? И, Изабель, разве та богиня, которой ты молишься, не оберегает тебя? Не помогает тебе пережить любые невзгоды? Ты говорила, что именно она свела нас с Гастоном и Самюэлем. Так может, она пошлёт нам ещё кого-то, кто позаботится о нас. Со стороны богини некрасиво оставлять свою проповедницу и её близких умирать. Я верю, мы сможем это пережить. Надо всего лишь попробовать, и тогда у нас всё получится.

Элин подошла к Изабель и Самюэлю и тоже обняла их. Её слова заметно успокоили их и подарили надежду на будущее.

– Прости, что пряталась от тебя, – обратилась Элин к Самюэлю. – Тебе, наверно, было очень неприятно. Мне просто было страшно.

– Ничего. Это ты меня прости, – ответил он.

Самюэль посмотрел наверх. Сквозь кроны деревьев виднелось потемневшее небо, немного розоватое от садившегося солнца.

– Темнеет. Изабель, Элин, – Самюэль встал на ноги и осмотрелся, – идти куда-то сейчас нет смысла. Назад мы вернуться не можем. Да и плутать ночью по лесу не лучшая мысль. Переночуем здесь. Отправимся в путь уже завтра.

– Переночевать в лесу? Это же опасно! – тихо произнесла Изабель, вытирая оставшиеся слёзы. – А если на нас нападут дикие звери?

– Мы разведём костёр. Огонь пугает животных, и они будут бояться подходить к нам. Чтобы костёр не потух посреди ночи, мы будем следить за ним по очереди. Кроме того, в лесу полно больших, крупных палок. Можем ими защищаться, если придётся.

– Откуда ты столько знаешь? – спросила Элин.

– Когда ты часами сидишь на улицах и прислушиваешься к каждому, кто проходит мимо тебя, то узнаёшь очень многое. Ну, что же…

Самюэль поднял увесистый камень, валявшийся у его ног. Обе сестры вздрогнули. Такой вид Самюэля вызывал у них не самые лучшие ассоциации. Внимательно рассмотрев камень, он несколько раз ударил по ближайшему дереву и отколол от него приличный кусок коры.

– Я пометил это дерево. Сейчас нам нужен хворост, чтобы разжечь костёр. Вы идёте направо, а я – налево, собираем столько хвороста, сколько сможем, после чего возвращаемся к помеченному мной дереву. Пока ищем, мы никуда не сворачиваем и идём только прямо, чтобы не заплутать во мраке. Если же это всё-таки произойдёт, то начинаем идти на голос. Кричите, что есть силы. Всё ясно?

Изабель и Элин кивнули друг другу в такт и поднялись на ноги.

– Прекрасно. Тогда, вперёд! – скомандовал Самюэль. – Давайте попробуем бросить вызов судьбе!

Троица разошлась.

Сбор хвороста шёл пока на небе не появились звёзды и, стоит сказать, что прошёл он довольно гладко. Хоть Самюэль и опасался, что кто-то из них может потеряться, все прошло благополучно. Каждый старался работать на полную. Самюэль делал упор на крупные ветки, а также отдирал кору от подсохших деревьев, царапая об неё свои ладони. Поскольку он чувствовал вину перед девочками, Самюэль старался облегчить им работу. Сёстры же, наоборот, собирали в основном маленькие, тонкие ветки. Причём в их дуэте роли были чётко распределены. Элин, резвая и проворная, занималась сбором и отдавала всё, что нашла, Изабель, которая несла у себя на руках всё, что нашли. Как только руки Изабель заполнялись хворостом и травой, сёстры возвращались к месту назначения. Там они складывали всё в одну кучу и снова отправлялись за хворостом. Порой, сталкиваясь у помеченного дерева, и Самюэль, и сёстры пытались уговорить друг друга отдохнуть, пока сами наберут ещё хвороста. Однако заканчивались эти уговоры ничем, он все снова шли в лес за ветками. Таким образом, троица смогла набрать достаточно большую кучу веток и древесной коры, которых хватило бы как минимум на полночи.

– Мне кажется, мы собрали достаточно, – сказала Изабель, осмотрев собранную кучу. – Но, как нам теперь разжечь огонь? Огнива-то у нас нет.

– Есть.

Самюэль достал из своего кармана подаренному ему Гастоном огниво и невольно вспомнил портного.

– Помнишь, не так давно Гастон подарил мне его? Сказал, что оно всегда выручит меня и что без него никуда. С того времени я не вынимаю его из кармана. Похоже, он не ошибся. Оно нас и вправду выручило.

Самюэль взглянул на огниво. Он вспомнил, как Гастон защищал его от нападок горожан, кричавших о том, какой Самюэль монстр. Как старик не раз убеждал Самюэля в том, что он хороший малый и что он куда лучше, чем весь этот сброд, который только и умел, что кричать о том, какие все вокруг злые и плохие. Но сейчас, когда Самюэль опустился, как он считал, до их уровня, он ощутил себя по-настоящему гадко. Теперь Гастона казнят из-за него. Так отплатил Самюэль портному за его доброту. Мало того, что он обрёк его на смерть, Самюэль выставил Гастона глупцом в глазах людей. Он знал, что старику глубоко плевать на мнение других, но сам факт того, что в обществе портного будут считать безумцем и глупцом, выводил Самюэля из себя. В мыслях мальчик поблагодарил Гастона и попросил прощения за всё.

– Самюэль, всё хорошо? – привела его в чувства Изабель.

– А? Да-да, ничего страшного. Подождите немного, пока разведу костёр.

Сложив горсть сухой травы и накрыв её шалашиком из веток, Самюэль парой ударов огнива разжёг костёр. От маленького огонька, потихоньку пожирающего кучку травы, пошёл лёгкий дымок, устремляясь в тёмное небо, на котором уже зажглись первые звёзды. Вскоре огонь перекинулся и на ветки. От разгоревшегося костра исходил приятный жар.

Дети расселись вокруг костра. Глядя на него, Самюэль невольно задумался о том, насколько нелёгкая судьба у этого небольшого, но яркого пламени. В ночной тьме, где опасность ждёт тебя на каждом шагу, только костёр даёт тебе спасение. Когда ты дрожишь от страха и холода, он дарует тебе свет и тепло, защищающих тебя и успокаивающих душу. Костёр оберегает тебя, не даёт замёрзнуть, голодать, умереть. И всё это ценой своей жизни. Отдав тебе всё, он угасает навеки. И ты, согретый, сытый и живой забываешь о нём. Ты не благодаришь его за жертву, не осознаёшь, что существовал он лишь ради тебя и что он заботился о тебе, будто ты был для него родным. Ты просто уйдёшь, присыпав его холодной землёй. И костёр простит тебя. Ему неважно, будешь ли ты благодарен ему. Он сделал своё дело. Он помог тебе пережить трудности. Ты жив, а большего костру и не надо. И лишь когда ты вновь оказываешься во тьме, а дров и веток рядом нет, то понимаешь, что хочешь лишь одного – чтобы сейчас рядом с тобой был тёплый и яркий костёр.

Пока Самюэль размышлял об этом, ночь уже полностью накрыла весь лес. На чёрно-синем небе появилась полоса Млечного пути, вдоль которого расплескалось бесконечное множество звёзд. Костёр уже успел разгореться и своим ярким светом озарял всё вокруг. Вдалеке среди деревьев царила тьма, в которой ничего не было видно. Слабый ветерок шевелил кронами деревьев, издавая тихий, немного пугающий шорох.

Изабель и Элин сидели справа от Самюэля, наблюдая сквозь листья за ночным небом. Указывая на звёзды, Изабель рассказывала сестре о том, что это души умерших когда-то людей, наблюдающих с небес за близкими, оставшимися на земле. Делала она это, чтобы успокоить Элин и отвести от неё мрачные мысли о некоем «знамении».

– А мама с папой тоже там есть? – спросила Элин.

– Разумеется, есть! Вон они, смотри. Вон там, – Изабель указала на две яркие звёздочки, находящиеся рядом. – Видишь, как ярко горят? Это они радуются, что с нами всё хорошо. Давай помашем им.

Обе помахали руками звёздам.

– Самюэль, твоя мама, наверное, тоже смотрит на тебя. Посмотри, – обратилась Элин к другу, тыча пальцем в небо.

Самюэль не ответил. Он сидел поникший, всматриваясь в костёр уставшими и пустыми глазами. Слова Элин он, казалось, не услышал вовсе. Она окликнула Самюэля ещё раз. Тот вновь не сказал ни слова. Изабель достала из корзины два яблока, одно из которых отдала сестре, после чего пододвинулась к Самюэлю и протянула ему второе яблоко.

– Возьми.

Самюэль вяло повернул голову в сторону Изабель и, взяв яблоко, снова уставился на костёр.

– Изабель, скажи мне честно, я монстр?

– Нет, конечно! С чего ты это вообще взял?

– Я всегда ненавидел людей за то, что они относятся к убийствам так, будто бы это что-то обыденное. Мне они казались настоящим зверьём, злом во плоти. Я считал, что они недостойны существования. Что они мусор, засоряющий этот мир, – проговорил Самюэль и подкинул пару веток в костёр. – И вот я сам стал убийцей, а во мне нет ни капли раскаяния. Наоборот, моя душа ликует от того, что я убил эту скотину. Я точно знаю, что не буду испытывать никаких угрызений совести, если прикончу кого-нибудь, кто похож на Жака. Получается, я ничем не лучше всего этого «мусора», хотя ненавидел и упрекал его. Самому отвратительно всё это. Считал других монстрами, хотя сам чудовище, куда страшнее, чем все они.

Самюэль надкусил яблоко, не отрывая свой взор от костра.

– Разве я не прав? Ответь мне.

– Да, не прав. Многие люди убивают, желая обокрасть кого-то, отомстить, просто из-за того, что им не нравится человек, или вовсе потому, что им заплатили за это. Но убить кого-то ради спасения своих близких – это не поступок монстра. На этот шаг способен решиться даже тот, кто не признаёт убийства, – Изабель посмотрела на сестру, рассматривающую звёздное небо. – Если бы от этого зависела жизнь Элин, я бы убила любого. С большим трудом, со слезами на глазах, но убила бы. Вы – самое дорогое, что у меня есть. И если ради ваших жизней мне потребуется пролить чью-то кровь, то пусть будет так.

– И почему же ты решила, что я разнёс его голову ради вас?

– Ты несколько лет терпел унижения от него, сдерживал всю злость и ненависть к нему в себе. Хоть ты и хотел убить Жака, но не мог позволить себе этого, пока он не накинулся на нас с Элин. Если не для защиты нас, то для чего ты напал на него? Ты ведь терпел, когда он оскорблял и избивал тебя?

Самюэль, наконец, оторвал взгляд от огня и удивлённо посмотрел на Изабель.

– Меня пугает лишь то, что тебе приятно от убийства. Это страшно и неправильно. Но назвать тебя монстром у меня язык не повернётся.

Тут к ним осторожно подошла Элин. Вид у неё был такой, будто она к чему-то прислушивается.

– Вы слышите это? – тихо спросила она.

– Слышим что, дорогая?

– Лязг. Лязг цепей, кажется.

От этих слов всё внутри Изабель и Самюэля сжалось. Затихнув и внимательно прислушавшись ко звукам, исходящим из глубины леса, они тоже услышали звонкий лязг цепей. Понемногу он становился всё громче. Стало ясно, что к троице кто-то или что-то приближается. По телу Изабель пробежала дрожь. Душа её ушла в пятки.

Элин повернулась влево и оцепенела. Медленно подняв трясущуюся руку, она указала пальцем в ночную тьму, окутавшую весь лес.

– Смотрите!

Самюэль и Изабель посмотрели в указанную Элин сторону. Там, сквозь лесную чащу к ним шла некая фигура, похожая на человека. Глаза её светились двумя яркими зловещими белыми огоньками, выделявшими фигуру во мраке. В правой руке её был огромный крюк со свисавшей цепью, поблёскивавший в свете полной луны.

Изабель испуганно ахнула и вскочила на ноги. Она обняла Элин и прикрыла её своим телом. Самюэль подскочил вслед за Изабель. Никто из них не отрывал взгляда от приближавшейся фигуры.

– Встаньте позади меня! – скомандовал Самюэль и взял из охапки хвороста большую толстую палку.

Сёстры послушно спрятались за ним.

На лбу у Самюэля проступил холодный пот. Сердце бешено колотилось и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Однако Самюэль не давал страху взять верх над собой. Он весь напрягся и принял оборонительную стойку, широко расставив ноги в стороны, согнув их в коленях и заведя палку за голову. Этой позой Самюэль практически полностью загородил сестёр. Сделав глубокий вдох и выдох, он грозно крикнул фигуре:

– Назови себя! Кто ты такой? Что тебе нужно от нас? Отвечай! Если вздумаешь напасть на нас, то я не побоюсь ринуться в драку с тобой! Слышишь меня? Отвечай немедленно! Кто ты и что тебе надо?

В ответ со стороны фигуры послышался кряхтящий, мерзкий, отдающий эхом смех. У всех троих застыла кровь в жилах. Теперь всё сошлось в их головах. Они вспомнили, что рассказывали о похитителе детей в городе. Лязг цепей. Смех. Медленные шаги. Сомнений не было. Это был именно он. Однако Самюэля это напугало не слишком сильно. С человеком он вполне мог совладать. Но это чувство в момент исчезло, как только фигура подобралась ближе к костру.

Подходя к детям, фигура протянула руку к дереву, хорошо освещаемому пламенем костра. Лишь увидев её, Самюэль понял, что это не человек. Огромная когтистая кисть, покрытая тёмной дряблой кожей, усыпанной многочисленными гноящимися язвами и рубцами, заставила впасть в ужас всех трёх друзей. Изабель, что есть силы, вцепилась в рубаху Самюэля и уже хотела завопить от страха. Следом за рукой показалась и вся фигура.

Перед троицей предстало существо, телосложением своим похожее на человека, но не являвшееся им ни разу. Оно было высоким, худощавым, широким в плечах, с сухой, изуродованной волдырями и язвами кожей на кистях рук и голых ступнях. Одето существо было в льняные штаны, подпоясанные толстой верёвкой, и изорванную рубаху, из-под которой выглядывало худощавое тело. На голове находился мешок с отверстиями для глаз и рта, затянутый на шее висельной петлёй. Поверх мешка была надета большая шляпа с изорванными полями. Глазницы существа не имели глаз. Лишь яркие белые огоньки, похожие на жирные точки. Из нижней дыры мешка, предназначавшейся для рта, выпирали огромные тёмно-синие зубы, заостренные, словно острейшие шипы. Между ними ручьями текли слюни. Тяжёлое и напряжённое дыхание говорило о том, что оно жаждет убивать.

Вид этого монстра привёл Самюэля в шок, из-за чего тот не мог шевельнуть даже пальцем. Элин крепко зажмурилась и закрыла себя полами платья сестры. У Изабель, не видевшей ничего ужаснее в своей жизни, перехватило дыхание, из-за чего она не могла даже вскрикнуть. Страх перед чудищем охватил всех троих, и им оставалось лишь молить судьбу о своём спасении.

Пристально глядя на детей, монстр злобно пошипел и замахнулся своим крюком. Рявкнув, он нанёс свой первый удар. Самюэль успел вовремя среагировать и толкнул девочек назад, упав вслед за ними и, тем самым, спасшись от крюка. Сразу после падения он приказал Изабель и Элин подняться и спрятаться за деревьями. Пока сёстры убегали, Самюэль вскочил на ноги и был готов к следующей атаке монстра. Подняв голову, он увидел, как существо уже летит в его сторону и готовится ударить его крюком. Самюэль отскочил в сторону. Крюк существа вошёл глубоко в землю. Самюэль схватил толстую палку и, что есть силы, ударил его по голове. Издав пронзительный скрип, монстр выронил крюк из рук и попятился. Самюэль незамедлительно схватил крюк и встал позади костра. Монстр пришёл в себя. Он встал на все свои четыре конечности. Злобно рыча, чудовище пыталось обойти костёр и напасть на мальчика. Движения его были медленные, плавные и угрожающие. Само же существо походило на паука. Самюэль, держа крюк наготове, двигался в туже сторону, что и его противник, а как только он менял своё направление, мальчик начинал двигаться туда же, из-за чего они не могли настигнуть друг друга. В один момент монстр рванул вокруг костра за Самюэлем. Мальчик побежал в ту же сторону. Однако монстр резко остановился и, сменив направление, ринулся на Самюэля. Настигнув его, существо нанесло удар своей когтистой рукой. Хотя Самюэль и успел затормозить, монстр всё же успел расцарапать ему грудь. Раны были глубокими. Они жгли и пульсировали. Рубаха окрасилась в кровавый цвет. Изабель, выглядывающая из-за дерева, вскрикнула, чем привлекла внимание монстра. Он повернул голову в её сторону и прошипел. Изабель снова спряталась за деревом и крепко закрыла рот рукам. От страха её челюсть задрожала, а из глаз брызнули слёзы. Заметив, что монстр отвлёкся, Самюэль, превозмогая боль от ран, вонзил крюк в его плечо и резко дёрнул вниз, тем самым разодрав его. Существо взвыло от боли. Из-за разодранного плеча стоять на четвереньках оно не могло. Монстр снова встал на ноги и, рыча и пытаясь нанести удар, начал идти на Самюэля. Тот начал пятиться назад. Оба отходили от костра в лес, и чем дальше они отходили, тем увереннее действовал монстр. Пару раз ему всё же удалось задеть Самюэля. Один из ударов снова пришёлся на грудь, а второй – на лицо. Чудом, глаза его остались нетронутыми. Вдруг монстр перестал размахивать руками и прыгнул вперёд. Он схватил Самюэля и изо всей силы прижал его к дереву. Чудовище начало сжимать его так, будто пыталось раздавить мальчика. Самюэль чувствовал, что его кости вот-вот треснут от давления. Дышать становилось всё труднее. Он выронил крюк из рук. Прорычав, монстр раскрыл свою пасть и уже был готов откусить Самюэлю голову.

Самюэль приготовился к смерти. Перед его глазами пронеслась вся жизнь. Сперва Самюэлю привиделась его мать. Бледная, худая женщина с длинными чёрными волосами и добрыми глазами. Он видел, как они вместе просили милостыню у других, как её били, гнали прочь отовсюду, крича ей вслед о том, что её ребёнок проклятый, а сама она – ведьма, как она пахала не покладая рук до изнеможения и как унижалась перед хозяином дома, в котором работала, лишь бы прокормить сына, но даже, несмотря на все страдания, продолжала улыбаться ему. Самюэлю вспомнились слова матери, которые она не раз говорила своему сыну: «Никогда не слушай всех их! Пусть называют тебя как хотят! Это неважно! Всё это неправда! Ты куда лучше их всех! Поэтому ничего не бойся и никогда не сдавайся! Слышишь меня? Я верю, этот мир ещё узнает о тебе!». Затем перед глазами Самюэля предстала его жизнь без матери. Он вспомнил людей, смотревших на него как на животное, гнавших его и бивших из-за белых волос, детей, шарахавшихся от него из-за рассказов взрослых, воспитателей приюта, которые вовсе позабыли о его существовании. А особенно хорошо ему вспомнился Жак. Перед глазами Самюэля проносилась одна за другой каждая издёвка Коллетта. Начиная обычными насмешками и заканчивая избиения до полусмерти. За всё время, что Самюэль жил один, он успел позабыть слова матери. Все эти годы он рос будто бы в отчаянии, во всем мире он не видел ни грамма добра и любви, совсем не улыбался. В один момент в голове у Самюэля в голове пронеслась мысль о том, что смерть сейчас – это наилучший для него исход. Но её прервали новые воспоминания. Самюэль увидел свою жизнь после знакомство сёстрами и Гастоном, тот период, когда он был по-настоящему счастлив. Вечно весёлая и отважная Элин, заботливая и ласковая Изабель, строгий, но тем не менее добрый Гастон. Эти три человека заставили Самюэля ощутить вкус жизни, снова почувствовать на себе любовь, дающую тепло. Они всегда защищали его в ущерб себе, и даже когда Самюэль убил человека, они не бросили его. И сейчас, двум из них угрожала опасность. После Самюэля монстр сразу же набросится на девчонок. Сомнений в этом не было. В глазах Самюэля загорелось пламя. «Нет! Я не умру здесь! Мне есть, ради чего жить!» – пронеслось у него в голове.

Внезапно кто-то ударил монстра по спине. Он отпустил Самюэля и упал на колени. Мальчик поднял голову. Оказалось, его жизнь была спасена Элин. Она продолжила молотить огромной палкой по спине монстра, заставляя его взвизгивать от боли. Самюэль с большим трудом поднял крюк и нанёс им удар по голове чудовища, расцарапав ему часть лица. Взвыв от боли, оно прыгнуло на дерево, к которому до этого прижимало Самюэля и быстро вскарабкалось по нему, скрывшись среди листьев. Элин схватил Самюэля за руку, и потащила назад к костру.

– Быстрее! Назад! Оно боится огня!

Вернувшихся к костру Элин и Самюэля уже ждала рыдавшая Изабель, которая сразу же бросилась в объятья к другу. Самюэль тоже обнял её. Перед глазами его всё плыло. Он еле стоял на ногах из-за сильной усталости и боли. Элин с опаской оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, где находится монстр.

– Слушайте, я поняла, как мы можем его победить!

Заметив, что свет костра стал тускнеть, Элин мигом подкинула в него ещё веток.

– Он боится огня. Можно использовать это. Вдруг это его убьёт.

– С чего ты взяла? – спросил Самюэль.

– Вспомни, когда вы ходили вокруг костра. Ты видел, как он прыгает? Это чудище могло бы перепрыгнуть через костёр и слопать тебя. Но нет! Оно ходило за тобой кругами. Ещё его движения у костра были куда медленнее, чем когда вы отошли от него. Это значит, что огонь как-то делает его слабее и заставляет его бояться.

Услышав шорох над собой, все трое вздрогнули, а Изабель даже вскрикнула.

– И ещё, вы не задумывались, почему этот монстр бросается только на Самюэля? Мне кажется, это из-за того, что он единственный, кто был испачкан кровью. Сами подумайте. Я и Изабель были для него лёгкой добычей. А Самюэль был с оружием. Да и силёнок у нас поменьше будет. Будь я демоном, то сперва бы кинулась на таких, как мы с сестрой. А он упорно шёл на тебя. Единственное, что может это объяснить – это то, что твоя рубаха была в крови Жака.

– Значит, сейчас он может напасть только на Самюэля? – сквозь слёзы спросила Изабель.

– Нет, не только. Ты тоже запачкалась.

Изабель немного отошла от Самюэля и взглянула на своё платье. Оно было перепачкано кровью Самюэля, сочившейся из ран на груди.

– О, Лунария! – прошептала она, схватившись за голову.

– Не бойтесь. Мы победим его. Но надо работать сообща.

Элин приклонила головы Изабель и Самюэля, после чего шёпотом сообщила им свой план. Сделала она так, оттого что предполагала, что монстр понимает их слова и может узнать, что они задумали. Выслушав Элин, они приняли её идею, но признали, что шанс того, что это сработает, был крайне мал. Однако другого выхода не было.

– Да благословит нас Лунария! – произнесла Изабель напоследок.

Все трое встали вокруг костра, образовав треугольник. Повернувшись спинами к нему, они устремили свой взгляд на кроны деревьев, откуда время от времени доносился шорох. Неясно, что его создавало: ветер или монстр. Но в данный момент детей пугало абсолютно всё. Каждый шелест, каждый хруст, каждый шорох заставлял их вздрагивать и молить о том, чтобы всё обошлось.

Из всей троицы спокойнее и увереннее всех была Элин. В том, что её задумка сработает, она не сомневалась ни на секунду. О том, что что-то может пойти не так она даже думала. Элин всегда считала, что если ты искренне веришь в свою идею и не сомневаешься в ней, то тогда всё исполнится в самом наилучшем виде. Она верила, что и с ней, и с Изабель, и с Самюэлем не случится ничего страшного и что все они переживут эту ночь. Страх, испытываемый Элин когда она впервые увидела монстра, испарился. Её волновал лишь один вопрос: почему никто не слышал звона его цепей?

В отличие от Элин, Изабель и Самюэль чувствовали себя куда менее уверенно. Причины у каждого были свои. Изабель вся дрожала от волнения. Она боялась не только за свою жизнь, но и за жизни сестры и друга. Она не представляла, как переживет потерю кого-то из них. Мимолётное видение о том, что перед ней лежит растерзанная Элин или обглоданный Самюэль, приводила Изабель в ужас. Но ещё больший ужас у неё вызывала мысль о своей смерти. Нет, Изабель не страшилась загробной жизни. Её волновало совсем другое. Что будет с её близкими, когда монстр разорвёт именно её? Мысли о том, как плачет Элин и как страдает Самюэль, буквально сводили Изабель с ума. В мыслях попросив у них прощения, она приготовилась встретить свою судьбу. Изабель сложила руки и начала тихо молиться.

Самюэль думал лишь об одном – как не упасть без сознания. Беготня с монстром и глубокие кровоточащие раны вымотали его. Самюэль догадывался, что существо нападёт именно на него, а потому старался сохранить последние силы. Благо, в связи с тем, что Самюэль прожил долгое время в нищете на грани жизни и смерти, уже в свои одиннадцать лет он был очень выносливым мальчиком, а из-за постоянных избиений он научился попросту игнорировать боль, не придавая ей особого значения. Самюэль согнул ноги в коленях так, чтобы в случае чего можно было бы моментально отпрыгнуть в сторону и увернуться от монстра.

И вот на одном из деревьев, росших напротив Самюэля, послышался шорох, который постепенно усиливался. Все повернули на него головы.

– Самюэль, он выбрал тебя. Будь готов, – с поразительным спокойствием сказала Элин.

– Хорошо.

С дерева вновь послышался мерзкий смех монстра, а через пару мгновений и скрип ветки, которая наклонилась под его весом. Стало ясно – он приготовился к прыжку. Вновь послышался скрип.

– Сейчас! – крикнула Элин.

Монстр совершил свой прыжок на Самюэля. Но как только его руки показались из-за листвы, дети сразу прыгнули в сторону от костра. Чудовище полетело прямо в огонь. Остановиться оно уже не могло. В полете, за секунду до приземления, ему всё же удалось одной из своих рук расцарапать спину Самюэля. Монстр упал прямо в костёр и тут же вспыхнул синим пламенем. Подскочив и завизжав от боли, он пытался сбить пламя, шатаясь из стороны в сторону и ударяясь о стволы деревьев. В один момент он даже начал срывать с себя горящую кожу, лишь бы избавиться от огня. Дети с изумлением смотрели как монстр, извиваясь и вертясь от боли, начинает отходить всё дальше от них. От костра осталось лишь немного догорающих и тлеющих веток.

– Получилось… Получилось! – воскликнула Элин. – Я же говорила, что мы победим! Мы сделали это!

Самюэль и Изабель только успели подумать, что всё позади, как вдруг услышали, что монстр возвращается. С лица Элин спала победоносная радость. Она обернулась на звук. Чудовище заканчивало срывать с себя обгоревшую кожу, под которой уже красовалась новая. Бледно-розовая, гладкая, покрытая слизью, блестящей от света луны, под которой были видны все сосуды и органы. Хрипя от злости, монстр нагнулся в сторону троицы и издал рык, настолько громкий и пронзительный, что ребята чуть не оглохли. Он снова был готов напасть на них.

Элин свалилась на колени. Она не представляла, что им теперь делать. Судорожно она пыталась придумать хоть что-то, однако в голову ничего не лезло. Изабель закрыла глаза и снова, плача, принялась молиться Лунарии, но на этот раз во весь голос, надеясь, что это отпугнёт монстра. К кровотечению и усталости Самюэля теперь добавился и дикий звон в ушах. Но, не смотря на всё это, он встал на ноги, вышел вперёд и, выставив крюк перед собой, из последних сил заорал:

– Давай! Нападай! Давай, чего ты ждёшь?! Я покончу с тобой, даже если умру сам! Вперёд! Давай!

Вдруг монстр, злобно зашипев, развернулся назад. Самюэль присмотрелся и заметил в чаще леса ещё одну высокую фигуру. Левая рука её была выставлена вперёд и держала что-то на цепочке. В правой руке поблёскивал тонкий меч. Привлекши внимание монстра, фигура рванула к нему. Чудище ринулось навстречу, выставив руки вперёд и бешено рыча. Как только оно приблизилось к фигуре, она остановилась, развернула меч и пронзила чудище насквозь. Монстр взвизгнул и опустил руки. Услышав визг, Изабель и Элин подняли головы и устремили свой взгляд на фигуру, в то время как Самюэль уже давно наблюдал за ней, не отрывая глаз. Все трое пришли в изумление. Фигура, тем временем, вытащила меч из груди монстра, и круговым движением снесла ему голову. Тело чудища рухнуло наземь и медленно обратилось в пепел.

Поражённая троица не отрывала от фигуры взгляда. Самюэль пытался рассмотреть её повнимательнее, однако в глазах его начинало темнеть. Он понял, что ещё немного, и он упадёт без сознания. Фигура выпрямилась, убрала свой меч в ножны за спиной и зашагала в сторону детей. Изабель отползла к ближайшему дереву и прижалась к нему что есть силы.

– Не подходи… Слышишь?! Я… я убью тебя..! Не подходи к нам..! – бормотал Самюэль.

– Постой, мне кажется, он нам не враг, – попыталась успокоить Элин друга.

– Верно. Убивать детей – не в моих правилах, – послышался мужской голос, мягкий и спокойный.

Дети вздрогнули от его слов. По мере приближения фигуры они увидели, что она была выше монстра почти на голову. Незнакомец поднёс к своему лицу ладонь, в которой вспыхнул белый огонёк, осветивший его лицо. Голова оказалась вытянутой, с зелёной кожей. Глаза его были полностью чёрные. Незнакомец слабо улыбнулся.

– Неплохо, дети. Очень неплохо.

– Кто… ты… та… кой..? – успел выдавить из себя Самюэль, после чего свалился без сознания.

Глава 6

Самюэля окружала кромешная тьма. Это не был сон или даже кошмар, а просто пустота, где порой слышались глухие, неразборчивые звуки и шорохи. Обступивший Самюэля со всех сторон мрак всё вглядывался в него, завораживая и словно зазывая куда-то за собой. Но мальчик не чувствовал страха перед ним. У него не было сил ни чтобы бояться, ни чтобы следовать за эти мраком. И потому единственное, что ему оставалось, так это созерцать окружавшую его пустоту.

Через какое-то время, во тьме, будто издалека, послышались голоса. Изначально различить их и понять, что они говорят, Самюэль не мог. Однако вскоре голоса стали чётче, и один из них даже показался ему знакомым. Похоже, он принадлежал Элин. Второй голос, владельцем которого был явно уже зрелый мужчина, был Самюэлю чужим, но ему всё же казалось, что он его где-то слышал. Самюэль начинал понемногу приходить в себя и попытался открыть глаза. Веки еле поднимались, а перед глазами всё плыло. Со временем к Самюэлю начали возвращаться все его чувства. Сперва он ощутил, что лежал на чём-то очень мягком. Это не было ни сеном, ни мешками с зерном, ни кучей старой одежды, которые Самюэль обычно использовал в качестве места для сна. Такой мягкости он не ощущал ни разу в жизни. Самюэль был укрыт одеялом, приятно согревавшим его тело.

Самюэль, наконец, сумел полностью открыть глаза, и уже мог различить слова собеседников.

– А вот этих существ зовут хегами, – рассказывал мужской голос, – Их в этот мир завезли эгны. Видишь, они похожи на ваших лошадей, но покрыты такими гладкими кожаными пластинами, и волос у них совсем нет. Красивые, правда?

– Очень! – восхищалась Элин, – А у вас они есть?

– Конечно. Нам без них никуда. Они быстрые, выносливые. Их использует и знать, и воины, и путешественники. Если хочешь, я могу прокатить тебя на своей девочке. Что скажешь, кроха? Согласна?

– Разумеется! Кто ж от такого откажется?

Самюэль в попытке подозвать к себе кого-нибудь слабо прохрипел. Оба голоса стихли.

– Месье Лем, похоже, он пробудился, – тихо сказала Элин собеседнику.

– Хм, похоже на то. Пойду, гляну, как там твой друг.

Чёткими и размеренными шагами он приблизился к Самюэлю. Мальчик, ещё раз прохрипев, повернул голову. Рядом с собой он увидел Изабель. Опустив свою голову на кровать около руки Самюэля, она мирно спала. «Жива…» – пронеслось у него в голове. Дрожащие губы его сложились во что-то, похожее на улыбку. Самюэль почувствовал, что кто-то стоит около его постели. Повернув голову в её прежнее положение и увидев немного расплывчатую фигуру, он сперва подумал, что всё это ему чудится.

– Нет, тебе не чудится, – ответила фигура, будто бы прочитав мысли Самюэля. – Я самый что ни на есть настоящий и стою перед тобой.

Эти слова заставили Самюэля мгновенно взбодриться. Он быстро поморгал глазами, его зрение полностью восстановилось, и он смог рассмотреть фигуру во всей её красе.

Лицо незнакомца Самюэль узнал сразу. Это был его спаситель, разделавшийся с монстром в лесу. Хотя, и сам он был мало похож на человека. Две ноги, две руки, одна голова – вот и всё его сходство с представителем рода человеческого. В остальном же это был совершенно иной вид. Голова его была вытянутой и немного заостренна на затылке. Волос на ней не было вообще. На затылке Самюэль смог заметить ребристый гребень. Ноздри напоминали лошадиные. Шея и тело незнакомца были до одури вытянуты и худощавы. Из одежды на нём была белая, испачканная, штопаная рубаха, а также черный кожаный жилет, сидевший поверх неё, со множеством металлических шариков, заклёпок и металлическим значком, на котором была отпечатана ладонь с маленьким огоньком. Из какого материала были сделаны чёрные, облегающие ноги незнакомца штаны Самюэль понять не мог.

Самюэль почувствовал, что пятки потяжелели от страха, внушённого видом этого существа. Хоть он и был слаб и с трудом двигался, быстро забившееся сердце придало Самюэлю немного сил. Их хватило на то, чтобы отползти резво к спинке кровати и опереться на неё всею спиной. Из-за резких движений проснулась Изабель. Испуганная и не отошедшая ото сна она переводила свой взгляд то на Самюэля, то на существо, стараясь вникнуть во всё происходящее. Самюэль же попытался скрыть свой испуг, скорчив угрожающую гримасу.

– Не подходи ко мне! Не подходи ко мне монстр! – сквозь зубы предупредил он. – Я с одним из вас уже сражался! Так что не побоюсь и против тебя пойти!

– Тише, тише, храбрец, – посмеиваясь, ответил незнакомец. – Я тебе зла не желаю. Больше скажу, ты жив благодаря мне.

– Он не лжёт, – послышалось со стороны Изабель. – Самюэль, это он убил того монстра, а потом залатал твои раны и забрал нас всех к себе домой. Если бы не Лем, нас бы разорвали в клочья.

Слова подруги немного успокоили Самюэля. Он убрал с лица свою гримасу и сглотнул слюну, после чего медленно осмотрел комнату. Она была достаточно широкой с высоким потолком, но почти пустой. Кроме кроватей, деревянных тумб и стульев, стоявших около каждой из кроватей, да подсвечников без свечей, прикреплённых к стенам около каждой койки, в ней не было ничего. Стены были все серо-коричневые, шершавые. Пол выложен тёмно-красным мрамором. Самюэль лежал на крайней от двери койке. Слева от него было большое окно, напоминавшее по своей форме пламя свечи, через которое пробивался яркий, мягкий солнечный свет. На койке, стоявшей напротив Самюэля, сидела Элин, держа в руках какую-то большую книгу в тёмно-зелёном переплёте. Изабель сидела по левую сторону койки, протирая глаза и потягиваясь. Обе сестры были куда чище и ухоженней, чем обычно. Незнакомец стоял прямо перед ним и слегка улыбался. Кроме них в комнате никого не было.

На мгновенье взгляд Самюэля опустился на его тело, выползшее из-под одеяла. Оно было практически полностью перевязано бинтами, источающими сладковатый и успокаивающий запах.

– Кто ты? Что ты за зверь? Или может, ты какой-то дух? – задавал Самюэль один вопрос за другим, не отрывая взгляда от лица своего спасителя.

– Мимо, друг мой, – усмехнулся он. – Не мучай себя, я всё расскажу. Но предупреждаю, у тебя появится слишком много вопросов. Поэтому будь добр, задавай их по очереди, хорошо? Для начала, позволь мне представиться, – он выпрямился и сжал за спиной руки в замок, – Меня зовут Лем Сан’Ар. Я являюсь представителем расы дейтера. Мужчин моей расы называют дейтерианцами, а женщин – дейтерианками. По должности своей я являюсь королевским разведчиком и охотником на нечисть города Закар.

– Впервые слышу о нём. Прохожие говорили о разных городах и крепостях, но про Закар я не слышал ни разу.

– Правильно. Потому что Закар находится не в вашем мире.

– Как это?

Дверь в комнату отворилась. В ней показалась высокая женщина, вся облачённая в белое. На вид её было чуть больше двадцати. Её светлые волосы были собраны под белоснежным чепчиком и почти не выглядывали из-под него. На лице не было эмоций. Взгляд был пустым, вся кожа бледной, словно снег. На секунду Самюэль принял её за человека, однако, увидев её длинные треугольные уши, усомнился в своём предположении. Женщина устремила свой взгляд на Лема и сказала ему что-то на непонятном языке уставшим голосом. Лем кивнул ей, после чего обратился к девочкам:

– Изабель, Элин, идите к ней. Вам сделают пару прививок.

Сестры переглянулись, после чего встали и направились к женщине.

– Стойте! Куда они идут? Что за прививки? – забеспокоился Самюэль.

– Не бойся, друг мой. Ничего плохого с ними не будет. За это я тебе ручаюсь.

Девочки, тем временем, уже покидали комнату. Перед тем как выйти, Изабель развернулась в сторону Самюэля.

– Поправляйся скорее, – улыбнулась она и вышла вслед за сестрой.

Лем и Самюэль остались одни.

– Видел ту даму? – поинтересовался Лем.

Самюэль кивнул.

– А уши её?

Самюэль кивнул ещё раз.

– Вот, – протянул Лем, – Её зовут Зит. Она наша медсестра, ну, или лекарь, если угодно. Зит – эльфийка. От вас, человечества, эльфы отличаются бледной кожей, острыми ушками, обладают только светлыми волосами, стареют куда медленнее, чем вы, и ещё живут дольше вас на несколько десятков лет, а если они проводят свою жизнь в лесах – то могут прожить несколько веков. Зит, к примеру, уже скоро пятый десяток пойдёт, хотя по виду и не скажешь. На тон не обращай внимания. Она за эту ночь вся вымоталась. Тебе раны залатала, не без моей помощи, девочек умыла и привела в порядок. Ты ей, кстати, понравился. Она хорошенькая, просто очень умело скрывает это, – охотник усмехнулся. – А что же до её внешности, ты привыкай. У нас в Закаре людей очень мало, как, в принципе и во всём нашем мире.

– Но ты ведь так и не рассказал, что значит этот «ваш мир».

– Ну-с, что же… – Лем резко развернулся и направился к койке, где лежала Элин. Взяв книгу, он вернулся к Самюэлю и уселся на стул, стоявший около его постели. – Давай я лучше объясню тебе при помощи этой книги. Тут есть рисунки. Так тебе понять будет легче.

Лем раскрыл книгу и развернул её к Самюэлю. На первой странице было изображено нечто вроде карты, переставлявшей из себя множество сфер, соединённых жирными линиями. Сверху и снизу было нарисовано по полусфере. На верхней располагался рисунок полумесяца, по которым располагались два незнакомых Самюэлю скрещенных цветка. На нижней же полусфере был расположен шар, объятый пламенем. Около каждой сферы и полусферы было написано что-то на незнакомом Самюэлю языке.

Охотник начал свой рассказ.

– Наш мир куда больше чем ты думаешь. Взгляни сюда. Всё это – различные миры, существующие вместе в одно и то же время. Все они расположены в месте под названием Бездна. Видишь, как они нарисованы? Именно так все миры и располагаются в Бездне. Наша история началась с вот этого мира, который посередине. Закар находится именно в нём. Он называется Мидракс. Здесь жили те, кто создал всех нас. Дейтерианцев, эльфов, человечество и все другие расы. Эти существа называются раут. Они создали нас и даровали нам дом. Однако их постигла беда. На них напали порождения безумного бога Саманта – брата-близнеца богини Лунарии. Их назвали нечистью.

– Лунарии?! Она правда существует?

– Да, существует. Странно, мне казалось, ты знал. Твоя подруга так рьяно рассказывала о Лунарии этой ночью. Как по мне, Изабель любого способна заставить уверовать в Лунарию.

– Я знаю о ней, но мне было сложно поверить в эту богиню. Понимаешь, в том месте, где я рос, царило зло и ненависть. Живя в таком мире мне было сложно поверить в то, что такая богиня, как Лунария, способна допустить такое.

– Ну, друг мой, Лунария не способна влиять на наш мир напрямую. Однако она может направлять, наставлять на верный путь. Разумеется, не все согласны встать на этот путь, по разным причинам, но поверь мне, Лунария делает всё, чтобы искоренить зло в этом мире.

– Но почему о Лунарии знает только Изабель?

– Ошибаешься. В вашем мире у Лунарии очень много последователей, однако, по определённым причинам, всеми расами было принято решение не рассказывать о ней всему человечеству. Видишь ли, твоя раса считается ненадёжной и самой воинственной, из-за этого вас признали расой, которой нельзя доверять. Именно поэтому вы доселе не слышали о других мирах, расах и Лунарии. Ещё в давние времена лидерами всех рас было принято решение ограничить человечеству проход в другие миры, а также держать все знания об этом мире в тайне. Обо всём этом знают лишь ваши лидеры: короли, герцоги, епископы, рыцарские ордены. Мы посчитали, что так будет лучше для всех.

Самюэль отвёл взгляд в сторону.

– Правильное решение. Мы бы перебили вас всех. Люди не терпят чужаков. Как только узнают, что ты не такой, как они, то унизят, убьют, и даже глазом не моргнут. Хотя, нашим правителям тоже надо запретить посещать ваши миры. Они ничем не лучше. В некоторых вещах даже хуже. Столько людей еле сводят концы с концами, а они думают о том, как бы приструнить соседей да украсить свою жизнь. Такие, как я, для них лишь инструмент. Вещь. Испортится один – можно достать другой. Им нет дела до простых людей. Если бы они и правда переживали за нас, то не допустили бы мучений людей от голода, холода и нищеты. Они погубят не только свой мир, но все остальные, – после небольшой паузы Самюэль снова повернулся к Лему. – Пожалуйста, продолжай. Ты говорил что-то про нечисть.

– Да-да. Так вот, порождения Саманта, именуемые нечистью или демонами, пришли из этого мира, – Лем указал на сферу, расположенную в самом низу, – Его название – Ортонос. Именно оттуда родом Бука, тот самый монстр, что напал на вас в лесу. Нечисть попала в Мидракс через твой родной мир – Ортракс. Эта падаль практически полностью истребила раут. Наши создатели были на грани вымирания, и решили попросить помощь у своих творений. Это случилось тысяча пятьсот четырнадцать лет назад, в день, называемый в Ортраксе Рождеством Христовым.

– Тысяча пятьсот четырнадцать лет… – проговорил Самюэль по слогам. – Это много?

– Очень, друг мой. В тот день в Мидракс пришли шесть рас: эльфы – из Тендракса, дейтера – из Тендкрона, эгны – из Ортилэкса, шивы – из Ортариона, феи – Тендариона и человечество – из Ортракса. Все эти расы согласились помочь раут, и вместе они смогли отбиться от нечисти. Однако ужиться вместе им не удалось. Желая власти, лидеры всех рас пошли против своих же создателей и истребили их окончательно, а сами заняли Мидракс, – Лем помрачнел, – Вот так, Самюэль, мы отплатили тем, кому обязаны жизнью.

– Просто из-за того, что хотели власти? Жестоко…

– Не ты один так считаешь. Когда расы объединились и создали Верховный Совет Мидракса, появились те, кто был против истребителей раут. Их лидером стал Табрий Ке’Хай. Он, как и я, тоже был дейтерианцем. Под его руководством восставшие бросили вызов Совету, образовав новое государство – «Новые раут». Закар является столицей «Новых раут» на этом континенте. И с тех самых пор мы ведём священную войну против Верховного Совета, мстя за беспричинное истребление наших создателей и ища способ возродить их.

Весь этот рассказ Самюэль слушал, затаив дыхание. Его представление об окружавшем его мире было разрушено в пух и прах. Он и представить себе не мог, насколько велик этот мир. До этого дня его мир ограничивался лишь его родным городом, лесом и полянами, окружавшими его. Также Самюэль слышал об Испанском королевстве, Англии, Османской империи, Генуе и прочих государствах из уст прохожих, но для него они казались очень мелкими и неотличимыми от его родного города. Но миры, про которые рассказывал Лем, по какой-то причине, представились Самюэлю идеальными. Обширные, прекрасные миры, где нет зла, где все расы, несмотря на истребление раут, живут в мире и согласии. И сейчас он находится в одном из таких миров.

– К слову, я же совсем забыл! – Лем отложил книгу в сторону. – Вас с девочками сегодня посетят особенные гости. Видишь ли, пока Зит ухаживала за тобой с девчонками, я доложил обо всём произошедшем моему владыке, и знаешь, услышав о твоей храбрости, об изобретательности Элин и о том, что Изабель посещала сама Лунария, он заинтересовался вами и захотел пообщаться лично. Ему интересно узнать, что сделало вас такими. Однако тебе его язык не известен, как и твой ему. Дай-ка свою руку.

Лем взял Самюэля за левую руку и вытянул её вперёд, после чего достал из сумки на своём ремне длинную палочку и склянку с розоватой, вязкой жидкостью, после чего начертил на руке мальчика незнакомый ему символ, который через пару мгновений засветился белым, а затем почернел.

– Что ты сделал?

– Нанёс тебе специальную печать. Благодаря ней ты сможешь понимать абсолютно любой язык, который услышишь. Она будет действовать где-то шесть-семь дней. Как только её действие прекратится, скажешь мне. Я нанесу новую. Так будет продолжаться, пока не выучишь наш язык. Понял?

Самюэль кивнул в знак согласия.

– Лем, ты говорил, что когда раут открыли портал в их мир помимо людей вошли ещё расы. Расскажи про них.

– С удовольствием. Про дейтеру ты уже знаешь. А кроме нас и людей в тот день в Мидракс вошли ещё четыре расы. С кого бы начать? М-м-м… пожалуй с эльфов.

Лем перелистнул пару страниц и остановился на той, где были нарисованы мужчина и женщина, похожие на людей, однако более щуплых и с длинными треугольными ушами – эльфами. На соседней странице был текст, написанный на языке Мидракса. Впрочем, читать Самюэль не умел, а потому отличить этот язык от своего родного он не мог.

– Итак, эльфы были первыми существами, которых создали раут. Именно они стали основой для всех прочих рас. Нам, дейтере, от них достался высокий рост и худощавость. Вы же, человечество, и вовсе являетесь их улучшенной копей, из-за чего многие эльфы вас недолюбливают. Зит тоже из их числа, поэтому мой тебе совет, делай вид, что эльфы куда лучше человечества.

– Это будет несложно, – хмыкнул Самюэль.

Охотник наклонил голову набок. Почёсывая подбородок, он принялся разглядывать Самюэля. Заметив это, мальчик немного отодвинулся в сторону. Подобное поведение Лема его напугало. Внезапно Лем восторженно вскинул голову, щёлкнув пальцами так громко, что Самюэль вздрогнул.

– Теперь до меня дошло, почему ты понравился Зит! – воскликнул Лем. – Посмотри на себя! Ты же вылитый эльф! Тебе только ушек не хватает. А так – прям не отличишь! Худоба, весь бледный, волосы светленькие…

Самюэль засунул руку в свои волосы и как-то погрустнел.

– Что-то не так, друг мой? Я тебя чем-то обидел? – спросил Лем.

– Мои волосы – это моё проклятье. В моём родном городе все говорили, что я проклятый как раз из-за волос. Мне начинает казаться, что это правда. Из-за них я стал изгоем. Из-за них меня боялись все вокруг. Из-за них я был на грани смерти.

– Так ты из-за этого приуныл? – с облегчение вздохнул Лем. – Это просто особенность твоего тела и всё. Таких, как ты, в мире полным-полно. А эта чушь насчёт волос – лишь суеверия. Уж поверь мне. Я в проклятиях разбираюсь.

Разговор был прерван Зит, спешно вошедшей в комнату с сёстрами, которых держала за руки и буквально тащила за собой. Взволнованная и перепуганная до смерти, она усадила девочек на кровать и приказала им вести себя учтиво и уважительно.

– Лем, они идут! Приготовь мальчика, девочки на мне! – взволнованно сказала Зит Лему.

Эльфийка принялась носиться от Изабель к Элин, стараясь придать им как можно более приличный и аккуратный вид. Делала она это очень увлечённо, уделяя внимание каждой, даже самой ерундовой мелочи. Зит поправляла то волосы сестёр, которые, по её мнению, никак не могли уложиться нормально, то платья девочек, то их постели, то наводила порядок на тумбах около коек, каждый раз по-разному переставляя различные склянки с лекарствами.

Лем же, в отличие от медсестры, был абсолютно спокоен. Для него, казалось, не происходило ничего необычного. Он лишь немного расчесал косматые волосы Самюэля, после чего взял его за плечи и пристально посмотрел ему в лицо.

– Послушай, сейчас к вам зайдёт наш владыка вместе с высшей жрицей Лунарии и её Стражем. Они вами очень заинтересовались. Ты не бойся. Веди себя как обычно. Владыка таких любит.

– Нет уж! – перебила Зит Лема. – Пусть ведёт себя как подобает! Я не хочу выглядеть дурой в глазах владыки из-за каких-то человеческих детишек!

– Успокойся, Зит. Просто расслабься и будь собой. Нечего так бояться владыки.

– Тебе легко говорить. Ты с ним чуть ли не каждый день видишься, а я его только издалека видела. Знаешь, каково это: впервые встречать владыку?

– Кончено. Я же с ним знаком, – усмехнулся Лем.

– Очень смешно! – буркнула эльфийка. – Может, тебе и всё равно, что о тебе думает владыка, а я вот не переживу, если оконфужусь пред ним.

– Ну, да, – несколько разочарованно проговорил охотник. – У эльфов же на первом месте всегда их честь. Чуть-чуть подпортите её – и жизнь кончена.

– Я не поняла! Тебя эльфы чем-то не устраивают?!

– Всем они меня устраивают. Я лишь хочу сказать, что не надо так переживать. Да и что плохого может произойти, в конце-то концов?

Злость Зит постепенно отступила. Она заправила свои волосы под чепчик, поправила его и отряхнула платье.

– Как я выгляжу? Всё хорошо? – спросила Зит у охотника, подняв на него голову.

– Да-да, всё прекрасно. Только… воротник поправить и… вот теперь идеально. Не переживай, всё будет хорошо. Ты ему понравишься, уверяю.

– Ой, как надеюсь на это, – шёпотом произнесла Зит, после чего обратилась к детям. – Так, слушайте внимательно! К владыке обращаться либо «Владыка», либо «Ваше Величество», либо «Мой Повелитель», к верховной жрице – «Ваше Святейшество», к её стражу – «рат Рэн’Сиз». И ни слова, повторяю, ни слова про рост владыки! Хоть один смешок в сторону его роста – и вы покойники! Я об этом позабочусь. Всё ясно?

Тут дверь распахнулась и в палату вошли двое дейтерианцев и дейтерианка: владыка со своей свитой. Зит вздрогнула. Сердце её ушло в пятки. Сама она встала как вкопанная. Дети взволновались не меньше её. Рассказы Зит о владыке немало напугали их. Им казалось, что одно неверное движение обеспечит им место на эшафоте. Кроме того, никто из них в жизни не то что не общался, даже не видел представителя высшего сословия, что только усиливало их волнение. Из всех находившихся в комнате спокоен был лишь Лем.

Дейтерианец, шедший впереди, обладал ростом ниже своих спутников практически в два раза. Он был в возрасте, что было ясно даже несмотря на то, что он мало чем напоминал человека. Ходил владыка несколько сгорбившись. Строгий и суровый взгляд его несколько напугал Изабель и Элин. Для Самюэля же подобные взгляды уже давно стали чем-то обыденным. В одежде владыки преобладал пурпур и серебро. Само же облачение состояло из кафтана с высоким воротником, вышитым круговыми узорами, напоминавшими лабиринты, и мантии с серебряной цепочкой, надетой поверх всего этого. На поясе был широкий ремень с округлой серебряной пряжкой. На шее владыки висел медальон, тоже из серебра, с таким же символом, как и у Лема.

Дейтерианка стояла справа от владыки. Её тёмно-голубое платье со вставкой в форме песочных часов по центру, сверкающей серебром, и двойными рукавами, отделанными на плечах валиками, обшитое белой тесьмой, а также изящная диадема с белыми камнями, что украшала её голову, напомнили Изабель одеяние Лунарии, запомнившееся ей на всю жизнь. Было ясно – дейтерианка тоже служит Лунарии, из-за чего уже завоевала симпатию Изабель. Практически сразу же дейтерианка обратила внимание на девочек. Ей было невтерпёж поскорее поговорить с сёстрами, однако что-то её сдерживало, и ей оставалось лишь изучать их взглядом.

Последний из гостей сильно выделялся на фоне своих спутников своим каменным лицом и суровым взглядом. Он стоял по стойке смирно, весь в тёмно-бардовых доспехах с золотистыми краями, сиявших будто бы сами по себе, и висящей на поясе саблей. Одним только своим видом вселял и страх, и уважение каждому, кто находился в комнате, за исключением, пожалуй, Лема.

– Во славу раут! – в один голос выкрикнули Лем и Зит, низко поклонившись вошедшим.

Внутри Зит всё тряслось от вида владыки. Боясь разозлить его хоть чем-нибудь, она не осмеливалась даже шевельнуться.

Владыка медленно осмотрел комнату и остановил свой взгляд на медсестре. Её передёрнуло.

– Как ваше имя? – спросил владыка своим сиплым, суровым голосом.

– Зит, Мой Повелитель.

– Я желаю услышать полное имя.

– Зит Садари Ят Вайри.

– Ог Садари, не стоит страшиться меня так, будто я демон. Мне известно, что обо мне ходит много слухов и что многие из них не самые приятные. Однако я никого не наказываю за всякую ерунду. Ведите себя свободно, как обычно. Если я вас и накажу, то только за бестактность и неисполнительность. Вам ясно?

– Да, Мой Повелитель, – Зит снова поклонилась владыке. Она сделал вид, что немного успокоилась, однако волнение её никуда уходить не собиралось.

– Каково состояние детей? Они готовы к общению?

– Да, Мой Повелитель. Девочки в полном порядке. Травмы отсутствуют. Жалоб никаких нет. Обе были привиты буквально за несколько минут до вашего визита. Ночью мы с Лемом помыли их и привели в порядок. Ночь прошла спокойно. А вот с мальчишкой пришлось повозиться. Он получил серьёзные раны в сражении Букой, из-за чего пролежал всю ночь без сознания.

– Да-да, Лем уже поведал мне об этом. Сколько ему лет?

– Точно неизвестно. Я спрашивала у девочек, однако они даже своего возраста не знают. Но можно предположить, что младшей – лет десять, а старшей, как и мальчишке, – около тринадцати.

– Хотите сказать, что уже в таком возрасте они могли сражаться с таким монстром, как Бука, на равных? – владыка спросил это так, будто бы насмехаясь, что напугало Зит.

– По… по словам рата Лема всё так и было, Мой Повелитель, – дрожащим голосом ответила медсестра.

Владыка перевёл взгляд на Самюэля, о котором Лем рассказывал ночью, нахваливая мальчика за его бесстрашие. Немного почесав свой подбородок, владыка улыбнулся.

– Любопытно… – протянул он. – Ог Садари, вы уже общались с мальчиком?

– Нет, ещё не успела. Он пришёл в сознание совсем недавно.

– Не беспокойтесь, я успел, – подхватил Лем. – Он в полном порядке и готов общаться, так ведь, друг мой?

Самюэль кивнул в знак согласия, не отрывая при этом взгляд от владыки, которого он всё это время продолжал рассматривать.

– Что же, я узнал от вас всё что хотел. Благодарю вас, ог Садари. Денерс, можете пообщаться с девочками.

– Благодарю вас, Мой Повелитель, – ответила ему жрица и направилась в сторону Изабель. – Оррин, за мной.

Солдат зашагал вслед за жрицей.

Сам же владыка медленным шагом приблизился к Самюэлю. Лицо его стало куда более доброжелательным, чем когда он только вошёл в палату. Он сел на стул, предоставленный Лемом, и начал:

– Приветствую тебя, юный герой. Моё имя Гаичан Три’Хайт. Я – владыка города Закар, властелин Закарских земель и один из членов совета «Новых раут». Будь добр, расскажи мне о себе.

Самюэль помотал головой в стороны.

– Почему нет?

– Я нахожу странным то, что такому важному и занятому человеку, как вы, интересно поговорить с таким нищим, как я. У вас, должно быть, дел по горло, а вы сидите здесь и просите меня поведать о себе. Быть может, прожил я ещё мало, но усвоил одно – люди постоянно ищут для себя выгоды. Если вас почитают как владыку, то вы явно умны и расчётливы. А потому, раз уж вы решили прийти сюда и пообщаться со мной, значит, я для вас выгоден. И пускай с одной стороны мне и лестно это, с другой – мне не нравится, что вы хотите использовать для своих личных целей.

– И каких же?

– Не знаю. Да и не хочу знать. Но общаться с вами у меня желания нет.

– Дерзок, прямолинеен, смел, широко мыслит… Ты уже мне нравишься, – Гаичан довольно почесал свой подбородок и немного улыбнулся. – Для своих лет ты и впрямь довольно умён. Даже среди отпрысков знатных особ мало таких смышлёных, как ты. Ты прав: бросать управление государством ради беседы с каким-то мальчишкой – поступок явно не свойственный мудрому правителю. Поэтому, раз ты был удостоен встречи со мной, значит, в тебе есть нечто особенное, и я правда хочу помочь тебе. Таких, как ты, надо ценить, а не пользоваться ими, будто инструментом. Кто захочет сражаться за того, кто обращается с тобой как с вещью? Верно, никто. Именно поэтому я искренне стараюсь помочь таким, как ты, и забочусь о них. Если не веришь мне, спроси об этом у своего спасителя.

Самюэль перебросил свой взгляд на Лема. Тот кивнул в знак согласия с владыкой и пояснил:

– Видишь ли, друг мой, я, как ты, был рождён в семье не самой богатой. И именно благодаря владыке я тот, кто я есть. Если бы не он, то вас некому было бы спасать той ночью.

Пусть Самюэль и не доверял охотнику до конца, слова его заставили мальчика немного смягчить свои взгляды касательно образа Гаичана. Лем не был похож на фанатика, слепо следовавшего за своим предводителем, и был довольно рассудительным, а такие относятся с уважением лишь к тем, кто его действительно достоин.

– Ну, так что, – прервал Гаичан размышления Самюэля, – поведаешь мне о себе?

– Хорошо, – кивнул Самюэль и, склонив голову, начал рассказывать. – Не знаю, чем я вас так заинтересовал. Единственное, то отличает меня от других – это мои волосы. Собственно, из-за них моя жизнь так сложна. Ведомые страхом, люди считали меня порождением тёмных сил. Из-за этого мучилась ещё и моя мама. Пускай в то время я был ещё слишком мал, я прекрасно помню, как нас гнали отовсюду, как избивали прохожие, стражники, другие нищие, как моя мама проклинала судьбу и как рыдала ночи напролёт. Всё из-за моих волос. Из-за них же я всю свою жизнь жил в нищете и был обречён жить в ней до конца своих дней. Мама умерла очень рано. Большую часть жизни я скитался в одиночестве, еле сводя концы с концами. Хотелось просто умереть, ибо жить мне не было смысла. Лишь когда я встретил Изабель, в моей жизни появилось хоть что-то хорошее. И, знаете, столкнись я с тем монстром, не будучи знакомым с ней и Элин, то даже не пробовал бы сопротивляться. Пусть бы разодрал меня. Мне же легче. Однако мне было что терять, – Самюэль поднял голову на сестёр, увлечённо общавшихся со жрицей под пристальным надзором её спутника. – Они – единственное, что держит меня в этом мире.

– Вот оно как… Что же, я сожалею о твоей судьбе, – Гаичан сжал руки в замок, закрыл глаза и склонил голову. – И да упокоит Лунария душу твоей матери.

Слова его звучали очень искренне. Молитва за человека, о существовании которого Гаичан даже не знал, ещё больше расположила Самюэля к владыке.

– Этот мир жесток, ты это по себе знаешь. Хоть мы и разумные существа, но живём по законам природы. Кем бы мы ни являлись, мы всё равно будем следовать его главному правилу: «Выживает сильнейший». Умный, расчётливый и могущественный человек использует слабого, чтобы обрести желаемое. И, к великому сожалению, обычно те, кто рождаются в низах, так и остаются ничем, а рождённые в богатстве и роскоши прожигают всю свою жизнь, развлекаясь, пьянствуя, придаваясь блуду с кем им угодно и насмехаясь над всеми, кто ниже их по статусу. Но, знаешь, – Гаичан улыбнулся, – бывают и такие, что могут изменить свою роль в этом мире, и, благодаря своему гению и силе, встать на вершине этого мира. Ну, либо же угробить свою жизнь из-за непомерной тупости. И ты, мальчик мой, относишься к первому типу. Ты понимаешь, что действительно нужно людям, ибо жил среди тех, кому для хорошей жизни нужно нечто большее, чем просто деньги, знаешь подноготную этого мира, не боишься ни монстров, ни самого владыку, которого впервые видишь. Таких, как ты, очень мало, и именно такие и правят этим миром. Благодаря своему характеру, ты сможешь помочь не только себе, но и своим подругам. В этом я нисколько не сомневаюсь.

Чем больше Гаичан говорил, тем больше его образ расходился с тем образом, что был у Самюэля в голове. Из высокомерного, самовлюблённого владыки, заботящимся лишь о своём окружении, каким Самюэль представлял себе абсолютно любого правителя, он превращался в человека действительно понимающего, что нужно людям, чего они хотят и зачем поступают так, как поступают. Самюэль уже начинал стыдиться слов, сказанных им ранее по отношению к Гаичану. Ему казалось, что из-за своего выпада в сторону правителя он потерял шанс счастливую и беззаботную жизнь вместе с сёстрами.

Тут Гаичан снова почесал подбородок, будто бы пытался вспомнить что-то важное.

– Ах да, я же хотел спросить тебя ещё кое о чём. Скажи мне, что делали трое детей из бедной семьи поздней ночью в лесу одни? И почему твоя рубаха была в чужой крови?

Повисло молчание. Этот вопрос привлёк внимание абсолютно всех, кто был в комнате. Сёстры и Денерс притихли. Каждый смотрел на Самюэля и ждал его ответа. Душа Самюэля ушла в пятки. На лбу проступил холодный пот. Мальчика обуял страх. Мыли о том, что с ним сделают и как это перенесут Изабель и Элин, приводили его в отчаяние.

И тут же он ощутил себя гадко. Самюэль чувствовал, что начинает всё больше походить на тех, кто был готов убить его из-за страха пред неизвестным. Как тех людей направлял лишь страх, так и сейчас он управлял им. Именно он сдерживал признание Самюэля. Мальчик понимал это, однако всё ещё не мог пересилить себя. Чем же он отличался от так ненавидимых им горожан, подчиняющихся лишь страху? Самюэлю было стыдно перед всеми, кто сейчас находился в комате. От страха и ненависти к себе его начинало потряхивать.

Лем заметил тревогу Самюэля, однако не знал её причины. Посчитав, что причина в Гаичане, сверлившего мальчика своим взглядом всё это время, он попытался избавить Самюэля от ответа:

– Мой Повелитель, девочки мне обо всём рассказали. Позвольте мне об этом поведать.

– Нет, Лем. Я желаю услышать это из его уст.

– Но, Мой Повелитель, вы же видите, что ему тяжело сказать причину. Кто знает, что произошло с ними и что привело их в лес. Быть может, это сломило его или же…

– Я убил человека. Размозжил одному мальчишке голову камнем, – пересилив себя вымолвил Самюэль, перебив тем самым Лема.

Денерс медленно встала и с изумлённым лицом приблизилась к койке Самюэля. Зит же наоборот отошла к стене, прижавшись к ней от страха.

– За что же ты его убил? – спросил Гаичан не то суровым, не то спокойным и сдержанным тоном.

– Он хотел забить меня до смерти, и в пылу гнева ударил девочек. Но он и без этого был отвратителен. Унижал таких как я, насмехался, издевался над ними, он никого ни во что не ставил. Лишь бы казаться лучше других, относился ко всем как грязи.

Чем больше Самюэль говорил, тем злее становилось его лицо.

– Это куда хуже убийства. Многие из них мгновенны, боль от них длится недолго. То, что совершал он, сравнимо с пытками, длившимися годами. Он был воплощением зла! А любое зло должно быть истреблено!

Последние слова и тон, с которым они были сказаны, повергли в шок всех. Даже на лице безэмоционального доселе солдата проявился испуг.

– Ты не раскаиваешься в совершённом, дитя? – спросила жрица тихим голосом.

– Денерс, вы уже закончили с девочками?

– Почти, Мой Повелитель. Это подождёт. Тут случай посерьёзней.

– Нисколько, Ваше Святейшество. Вы ведь из церкви, так? Как священнослужителю скажу откровенно: я не раскаиваюсь в содеянном. Мне приятно от того, что я очистил этот мир от чистейшего воплощения зла. Я понимаю, что и сам совершил зло, заставив его родителей горевать по убитому ребенку. Однако невозможно избавиться от зла, не совершив при этом другого зла. Я в это просто не верю.

– Бедное дитя! – прошептала Денерс, – Насколько же сильно тебя извратил Ортракс!

Гаичан подошёл к Самюэлю вплотную и сдернул с него одеяло. Всё внимание его было устремлено на перевязанное тело мальчика. Владыка взял руку Самюэля и внимательно, прощупывая сперва ладонь, а затем и предплечье с плечом, осмотрел её. Затем он переместился на грудь Самюэля, а после – на живот. Гаичан лёгонько надавливал на одно из обработанных мест на его теле, каждый раз спрашивая: «Больно?». И, каждый раз получая от Самюэля отрицательное мотание головой в ответ, продолжал дальше ощупывать мальчика. Закончив свой осмотр, он потёр свои пальцы, прохрипел и развернулся к Зит.

– Ог Садари, кто занимался его перевязкой?

– Я, Мой Повелитель.

– Сами? Или вам всё же кто-то помогал? – уточнил владыка, будто бы чуял ложь от Зит.

– Нет, Мой Повелитель. Когда Лем принёс детей к нам, я произвела осмотр, и пришла к выводу, что мне вполне по силам позаботиться о них самой. Я договорилась обо всём со старшей сестрой Чатри, поэтому можете спросить у неё. Она подтвердит, что я не лгу, Мой Повелитель.

Гаичан улыбнулся Зит и кивнул головой.

– Изумительная работа. Просто великолепная! Давно я не встречал такой мастерской перевязки. Могу я посмотреть ваши записи об уходе за этим мальчишкой?

– Да, Мой Повелитель. Я отнесла их сестре Чатри этим утром. А зачем вам это?

– Сестре Чатри, говорите? Хм-м… Пожалуй, я зайду пообщаться с вашей старшей сестрой и просмотрю записи о других ваших пациентах. Если меня всё устроит, то я, пожалуй, решу вопрос о вашем переводе во дворец и повышении вас до младшей владычной сестры. Такие, как вы, нам очень нужны.

От этой встречи Зит ожидала чего угодно, но только не этого. Сперва она даже подумала, что владыка шутит над ней. Однако с таким обычно не шутят. Почему именно она? Чем она это заслужила? По ее мнению она не сделала ничего особенного. «А может, это Лем подговорил его?» – подумала она. Но, взглянув на не менее изумлённое лицо охотника, Зит сделала вывод, что он здесь не при чём. Её и вправду могли перевести во дворец. От растерянности и радости Зит не могла вымолить ни слова и вся остолбенела. Ни разу в жизни она не думала, что будет достойна такого. И вот, несколько бумаг с записями о состоянии больных и отзывы от её начальницы Чадри, которая не раз называл Зит лучшей медсестрой, которую она видела в жизни, могли сделать её медсестрой при владычном дворе.

Глаза Зит наполнились слёзами радости. Она поклонилась владыке со словами: «Благодарю за вашу доброту. Для меня это большая честь».

Гаичан посмотрел на Лема и кивнул головой в сторону двери. Лем также кивнул, но уже в знак согласия, и оба направились к выходу из комнаты.

Выйдя в коридор, владыка остановился и, задумчиво мыча, снова начал чесать подбородок. Лем стал рядом с ним в ожидании услышать мысли своего повелителя о Самюэле. Какое-то время Гаичан просто молчал, из-за чего Лему начинало становиться не по себе. Но в конечном итоге, владыка, тяжело вздохнув, прервал тишину, стоявшую в коридоре больницы.

– Да уж, Лем. Всё чересчур серьёзно. Кого же ты сюда притащил?

– О чём это вы?

– А ты сам не видишь? Этот мальчишка. Он очень опасен.

Лем заметил, как Гаичан начал быстро постукивать ногой по полу. Об этой привычке Лем знал очень хорошо. Она проявлялась, когда Гачиан был чем-то сильно обеспокоен. А если беспокоится он, то беспокоиться стоит и всем остальным. У Лема похолодело внутри.

– Понимаешь, Лем, самое сильное, что есть у нас – это наши чувства. Они руководят нами, а вовсе не разум. Не важно, насколько ты умён. Весь твой интеллект не имеет никакого значения, если ты не умеешь контролировать себя. Более того, такие люди опасны. С ними невозможно договориться, их не переубедишь, и они ни за что не остановятся. Когда кто-то действует, полагаясь лишь на свои ощущения, это всегда влечёт за собой страшные последствия. Конечно, может повезти, и эти чувства будут хорошими. Но что, если человек насквозь пропитан злобой и ненавистью, да ещё и не умеет себя сдерживать? Представь, что произойдет, если он поддастся им.

– Вы считаете, что мальчишка может натворить что-то ужасное под влиянием своего гнева?

– Если бы всё было так. Зверя, знаешь ли, можно изловить. Глупого зверя. А в нашем случае – это зверь, обладающий невероятным умом, настолько большим, что даже никакие чувства не властны над ним. Вспомни, даже когда его пожирала ненависть ко мне, он мыслил трезво. Человек, которым движут чувства и разум которого нельзя затуманить – самый редкий и опасный вид среди всех живых существ.

– Хотите сказать, что Самюэль – именно такой? – Лем уже начинал думать, что привёл человека, который положит им конец.

– Нет. Пока нет. Он ещё ребёнок, а потому мы ещё можем несколько изменить его. Помнишь, что он говорил: «Любое зло должно быть истреблено». Он считал, что тот мальчишка, издевающийся над ним, был чистейшим воплощением зла. Поэтому и убил его. Значит, нам надо внушить ему, что истинное зло – это наши враги.

Упомянув так называемых «врагов», Гаичан вспомнил о Верховном Совете Мидракса, который ненавидел всем сердцем. Владыка нахмурился и оскалил зубы.

– Его сила. Стойкость. Смелость. Ярость. Ненависть ко злу. Всё это превратит его в великолепного солдата, готового сражаться до смерти и которого не остановит ничто. Да! Если всё получится, Верховный Совет падёт пред нами на колени! Они все поплатятся за то, что так обошлись со своими создателями!

Подобное поведение Гаичана напугало Лема не на шутку. Ему казалось, что ненависть к Верховному Совету начинает сводить владыку с ума и что ради его уничтожения готов на всё.

– Вы же не хотите превратить его в вашу куклу, слепо выполняющую любые приказы?

– Нет! Конечно нет! Мы лишь посеем ему в голову семя идеи. Идеи того, что Верховный совет и слуги Саманта – есть единое и чистейшее зло. Тогда он будет истреблять их по своей же воле.

– Мы ведь говорим о ребёнке, – Лем помрачнел. – Он и так пропитан злобой. И вместо того, чтобы даровать ему мирную жизнь и помочь ему обрести счастье, вы хотите, чтобы мысли о зле и убожестве этого мира полностью поглотили его. Простите мне мою дерзость, но это бесчеловечно. Я не могу согласиться с вами.

– Лем, Лем, Лем… – похлопал Гаичан по руке охотника, – Несмотря на свою зрелость, ты всё ещё не понял эту простую истину. Жестокость – вот что правит этим миром. Тот, кто отбросит гуманность, станет грозой всего живого. Мальчишка погибнет, если станет мягкотелым. В нём дух воина, а он не должен пропадать понапрасну. Это невероятная сила, что может привести нас к победе в конфликте, что длится уже около десяти веков!

Тут Гаичан впервые за долгое время заметил отвращение и злобу в лице Лема. Похоже, владыку он вообще не поддерживал. Гаичан наклонил голову, но взгляда от охотника не отрывал.

– Ты хочешь рассказать обо всём мальчишке, так? – сурово спросил владыка. По нахмурившемуся лицу Лема он понял, что да. – Что же, пожалуйста. Можешь действовать. Тебя я не накажу. Все мы вольны говорить то, что думаем. Только вот на твоём месте я бы беспокоился за эту медсестру.

От шока глаза Лема превратились в два больших огранённых оникса.

– Что?! – проговорил Лем так тихо, что его было еле слышно.

– Она дорога тебе, так? Иначе, зачем ты её так нахваливал ночью и просил об переводе? Ты ведь не хочешь, чтобы с ней случилось что-то плохое из-за этой ситуации?

Лем опустил голову. Ему был поставлен ультиматум: либо Гаичан превращает Самюэля в живое оружие, либо пострадает его хоть и тайная, но жена. Он выбрал Зит. Всё же, она была ему куда дороже, чем дети, с которым он познакомился лишь прошлой ночью. По выражению лица Лема владыка понял, что именно он выбрал.

– Значит, мы всё решили? Замечательно, – довольно произнёс Гаичан, – а теперь пойдём. Сообщим мальчишке приятную новость.

– А что девочки? – спросил Лем, не поднимая голову. – Какая участь ждёт их? Вы и их души хотите опорочить?

– Это уже как Денерс решит. Бесспорно, обе останутся здесь и будут жить во дворце. Они – единственные, благодаря кому Самюэль не растерял рассудок, и они могут нам очень помочь с ним. А вот их роль в нашем Закаре – зависит только от Денерс. Пойдём. И, будь добр, сделай довольное лицо, а то мальчишка может догадаться.

Отвращение к себе жгло Лема изнутри. Он понимал, что любой его выбор испортил бы чью-то жизнь. Эмоции, как и говорил Гаичан, взяли верх на Лемом и заставили сделать выбор в свою пользу. Решись он рассказать о плане владыки Самюэлю, и пострадали бы лишь двое – Зит и он сам. Но Лем не мог допустить страданий своей возлюбленной. Лишь от одного представления вопящей от боли Зит всё сжималось у него внутри, а по телу пробегали мурашки. Нет! Что угодно, любая жертва, но только не она! Лем решил для себя, что не проживёт и дня с мыслью о том, что та самая молодая, строгая, но от того не мене добрая эльфийка, выходившая его давным-давно и буквально вернувшая с того света, которая всегда с упоением слушала его истории других мирах, ухаживала за ним и корила его за каждую рану, пострадала из-за него.

Однако альтернатива была ничуть не лучше. Из-за выбора Лема мальчишка, всю жизнь знавший лишь зло и ненависть, лишался малейшей возможности почувствовать себя по-настоящему счастливым. Человек без счастья всё равно, что ходячий труп. Не имея счастья ты не чувствуешь, что живёшь. Ты лишь существуешь. Так Лем думал практически всю свою жизнь. И вот, из-за него Самюэль не только превратится в ходячий труп, но и станет разносчиком смерти. Такова была цена спокойной жизни Зит. Оттого Лему и было отвратительно. Одна жизнь не может стоить сотен других. И всё же, он заплатил это цену. Лема разрывало изнутри. Погибнут многие, в страшных муках, страдая и моля о пощаде. Одна жизнь, всего одна, и все они будут спасены. Но она была слишком дорога. Распрощаться с ней Лем не смог бы ни за что.

В такие моменты ты понимаешь, насколько сильна, страшна, и опасна любовь. Ради одного человека она может заставить тебя пожертвовать всем, что только есть в этом мире. Любовь заставляет уверовать тебя в то, что жизнь одного человека стоит дороже жизни любого другого. А так ли это на самом деле? Любовь затуманивает разум, заставляя действовать лишь во благо того, кого любишь, наплевав на всех остальных. И страшнее всего то, что любовь подавляет любые попытки сопротивляться ей. Пусть ты и понимаешь, что из-за твоей любви пострадают многие, ты попросту не можешь её отвергнуть. Бесспорно, сделав выбор в пользу в любимого человека, ты подаришь счастье и ему, и себе. Но обретут ли его другие, те, кто пострадал от твоего выбора? Так чьим же творением является любовь: добра или зла? Или же она и вовсе создана чем-то средним, тем, что объединяет добро со злом? А сели это так, то что же это такое? Однозначного ответа на это вопрос, увы, получить не удастся.

В последнее мгновение, перед тем как владыка распахнул дверь, Лем через силу сделал довольное, преисполненное торжеством лицо. У охотника был самый настоящий талант скрывать свои истинные эмоции, из-за чего даже его близкие не могли сказать наверняка, что именно испытывает Лем. Сейчас его изнутри терзала совесть. Оставить всё вот так он не мог и судорожно размышлял о том, как спасти детей от влияния владыки и его свиты. Однако для чёткого плана действий ему требовалось решение Денерс. Перечить верховной жрице Лунарии он не имел права, а проблемы ему были ни к чему.

Когда Гаичан и Лем вошли в палату, они оба сразу же обратили внимание на Самюэля, наблюдавшего за разговором жрицы и девочек. На возвращение владыки он почти никак не отреагировал. Только бросил на него быстрый взгляд и погрузился куда-то в свои мысли.

Владыка приблизился к койке, где сидели Денерс и сёстры.

– Ну, что скажешь, Денерс? Они устраивают тебя?

– О, Мой Повелитель, устраивают, да ещё как! Я выслушала обеих, и смело могу сказать, что ещё не встречала столь одарённых девочек. Пожалуй, начну со старшей. Посещала ли её Лунария? Да, бесспорно. Её рассказ полностью совпадает с теми, кого уже посещала наша покровительница. О культах фанатиков она не слышала ни слова. И, по правде говоря, я нисколько не удивленна, что богиня посетила именно её. Столь невинна, столь жертвенна её душа, любящая всех, желающая счастья каждому. Словом, она ходячее сострадание.

Лем тем временем подошёл к сиявшей от счастья Зит и вальяжно опёрся на стену.

– Значит, ты желаешь воспитать её как жрицу Лунарии?

– Именно, мой повелитель. Она буквально рождена для этого. Это девочка идеально подходит на роль Сестры Сострадания.

«Замечательно! И ей конец, – с досадой подумал Лем. – Если уж она станет жрицей, то превратится в ещё одну куклу». Лем не любил многих жриц Лунарии за слепое подчинение абсолютно любым приказам руководства. Денерс же он недолюбливал вдвойне. Мало того, что та всегда слепо следовала любым указаниям Гаичана, так ещё и по её воле почти все жрицы, бывшие у неё на службе, становились такими же. Хоть Лем и понимал, что служение Лунарии необходимо и важно, то, в каком виде оно было в Закаре, вызывало у него лишь неприязнь к политике Денерс. Зная, насколько убедительна она была в речах о Лунарии, важности служения и полного повиновения ей, Денерс могла превратить в послушную куклу любого. Такой участи Лем не желал никому, а уж тем более такому ребёнку, как Изабель. Однако она уже понравилась Денерс. Она всегда выбирала новых жриц с выгодой для Гаичана, а потому выбор Денерс он поддерживал всегда. В глазах охотника Изабель уже была обречена, однако Лем не оставлял надежд спасти хотя бы Элин.

– А она-то сама согласна? – хмыкнул владыка. – Скажи мне, Изабель, согласна ли ты стать жрицей великой покровительницы нашей Лунарии?

– Согласна! Согласна, конечно! – ответила Изабель, прижимая руки к груди. – Служить той, благодаря которой я обрела веру в лучшее и которая подарила мне надежду – о большем я и мечтать не могла.

– Ну, раз уж ты согласна, то пусть будет так. Она твоя, Денерс. А младшенькая?

– Тут уже посложнее, Мой Повелитель. Безусловно, она так же чудесна, как и её сестра. Зла в этом мире она, похоже, не замечает вовсе. Да и улыбка с её лица не сходит, если верить Изабель. Однако Лунария её не посещала. Кроме того, её энергичность и невозможность усидеть на месте совсем не походят на облик жрицы. Она, собственно и сама к этому не стремится.

В глазах у Лема сверкнул лучик надежды. Немного прищурив глаза, он медленно зашагал в сторону сестёр.

– Ответь мне, дитя, чего же ты хочешь достичь в этой жизни? – обратился Гаичан к Элин.

– Ваше Величество, по правде говоря, я и сама не знала этого, – девочка почесала голову. – Я просто наслаждалась жизнью и не задумывалась о будущем. Но… так было до вчерашнего дня. Вчера, когда я увидела, как озверевший мальчишка был готов забить нас всех до смерти, и того монстра, что чуть не разодрал нас в лесу, – на лице Элин появился страх, что стало большим удивлением для Самюэля, считавшего, что для неё страха не существует вовсе, – меня впервые посетила мысль о том, что я могу потерять самых близких мне людей. И… сначала я была напугана и не знала, что мне делать. Но, когда мы повстречали Лема, я вдруг поняла, что чего хочу достичь в жизни. Он сильный, смелый, готовый защитить любого. И я хочу стать такой же защитницей, как и Лем. Я хочу стать щитом, который не сломит ничто! Таким, что укроет от зла всех моих близких, и за которым они будут чувствовать себя в целости и сохранности!

– Это можно запросто устроить, – произнёс Лем, стоявший за спиной владыки. Радость и торжество на его лице теперь были сами что ни на есть искренними, – Мой Повелитель, я желаю обучить Элин охоте на нечисть.

– Что?! Нет! Даже не думайте! Я вам её не отдам! – воскликнула Изабель сразу же, как услышала слова Лема, и прижала Элин к себе, закрывая её ото всех.

От заявления Лема все в комнате, за исключением Оррина, пришли в некое потрясение. Причиной тому были две вещи. Во-первых, до этого Лем отказывался от любых предложений взять кого-нибудь в ученики, так как считал, что ещё не созрел для передачи опыта молодому поколению охотников. А во-вторых, в ученики он решил взять девочку, с которой познакомился буквально полдня назад, и которой не было и десяти лет. Гаичан знал Лема как свои пять пальцев, и это нетипичное его поведение вызвало подозрения.

– С чего это ты решил взять себе ученицу? Столько лет отказывался, и вдруг ты хочешь обучать девочку, у которой нет никакой подготовки и которая про нечисть ни слова не слышала. В чём подвох, Сан’Ар?

– Никакого подвоха нет, Мой Повелитель. Просто Её Святейшество права. Эти две девочки действительно одарённые, каждая по-своему. Элин невероятно умна и наблюдательна для своего возраста. Она разгадала слабость Буки чуть ли не за минуту, да ещё и в мгновение ока смогла придумать план победы над ним, который хоть и частично, но сработал. Кроме того, я наблюдал за её поведением всё то время, что они сражались с монстром. И за весь бой она ни разу не поддалась страху. Поразительная стойкость духа! Такое не должно пропадать задаром.

– Так ты мог помочь нам всё то время? – вымолвил Самюэль, прервав свои раздумья. – Пока Изабель сходила с ума от страха, а меня кромсал тот монстр, ты просто смотрел на всё это?! – в его голосе читалась злость и неприязнь.

– Ну, не совсем так. Когда добрался до вас, Бука уже начал драться с тобой. Я хотел сразу же помочь вам, однако вам удалось отпугнуть его. Обычные дети смогли напугать и покалечить монстра, с которым не каждый взрослый справится. И тут мне стало любопытно. Я решил понаблюдать за вами и узнать, на что вы способны. Я всё время был наготове, и если бы вы оказались в безвыходной ситуации, я сразу же помог бы вам. Собственно, именно благодаря этому вы и сможете жить во дворце. Не заметь я, насколько вы уникальны по своей природе, и после лечения вас всех отправили бы в приют, а это, скажем так, не самая лучшая судьба.

– Это не оправдание!

Лем глубоко вздохнул.

– Согласен. Оправдания моему поступку нет. Искренне прошу простить меня за это. Однако из-за того, что я решил понаблюдать за вами, вам больше не придётся сводить концы с концами.

– Что? Почему это? – поднял голову Самюэль.

– Мы всё объясним чуть-чуть позже. Сперва разберёмся с Элин, – оборвал его владыка.

– Я согласна стать охотницей.

– Даже и думать не смей! – Изабель повернула голову сестры и посмотрела ей в глаза, – Слышишь? Или совсем ума лишилась? Ты понимаешь, что это не игры? Тебя убить могут! Это опасно!

– В этом-то и дело. Да, не спорю, это опасно, но опасности подстерегают нас на каждом шагу. Не все люди способны защититься от них, поэтому им и нужны защитники. Изабель, я не смогу жить в радости, если с тобой что-то случится. И ты не переживёшь, если пострадаю я. Но ведь мы не одни такие. Вспомни, сколько семей разрушил этот Бука. Вспомни, как матери оплакивали своих пропавших детей, как отцы хотели отомстить за сынов и дочерей, как другие дети тряслись в страхе и молились, чтобы с ними этого не случилось. Вспомни, как они все жили в страхе, – Элин улыбнулась, – Затем я хочу стать охотником. Чтобы подарить людям надежду, что их жизни ничего не угрожает, чтобы они чувствовали себя в безопасности, чтобы уничтожить страх в их сердцах. В конце концов, просто для того, чтобы они жили. И чтобы ты, Самюэль, Лем, чтобы все вокруг были счастливы.

– Элин… я… я не могу принять это… Не хочу… не хочу чтобы ты умерла, – проговаривала Изабель, еле сдерживая слёзы. Она вся дрожала.

– Изабель, ты столько лет заботилась обо мне и оберегала от зла. Позволь теперь мне отплатить тебе тем же, – Элин взяла трясущуюся от страха руку Изабель, чтобы поддержать и успокоить её, – Клянусь: ради тебя и всех нуждающихся в защите, я не проиграю никому и никогда, ни за что не полягу в битве!

Изабель не выдержала. Она заключила свою сестру в крепчайшие объятия, и заплакала. Элин с улыбкой на лице обняла её в ответ, поглаживая спину Изабель, плакавшуюся ей в плечо.

– Ты слишком рано повзрослела, – сквозь слёзы проговорила Изабель.

– Лем, ты всё ещё хочешь обучать её? Не боишься разрушить эту прекрасную семью? – вопросил Гаичан.

– Боюсь теперь, даже если я передумаю, она с меня живого не слезет.

– Это правда. Элин очень настойчива, – Самюэль отвёл взгляд в сторону. – Не то, что я.

– Ещё чего! Друг мой, ты был на грани смерти и всё равно стоял на ногах, будучи готовым сражаться с монстром до конца. Шансов на победу у тебя не было и в помине, однако ты настойчиво продолжал сопротивляться судьбе и был готов выступить против неё в открытую, как бы крича во весь голос: «Ты мне не указ и не сможешь сломить меня!». Ты воистину сильный и стойкий человек, у которого большое будущее…

– И именно поэтому я решил взять тебя с твоими подругами жить к нам во дворец, – оборвал речь охотника Гаичан.

В который раз всех в палате настигло потрясение. Самюэль немного наклонился к Лему и еле слышно спросил?

– Он что, шутит?

«Хотелось бы…» – подумал Лем. Взглянув в лицо мальчика, на котором впервые появилась надежда, он понимал, что теперь точно не сможет сказать Самюэлю правду. Никто не знал, как повлияет на него владыка. Лем снова взвесил все за и против. Исход, где он говорит Самюэлю правду хоть и был правильным в его глазах, но сулил много боли и Лему, и Самюэлю, и Зит. А потому охотник рискнул, сделав ставку на счастливый исход:

– Нет, друг мой, нисколько. Ты ему очень понравился. В тебе есть всё, что бы он хотел видеть в защитнике нашего народа. Сила, настойчивость, ум, честность, твоя нетерпимость ко злу…

– Подожди! Но я же убийца! А если я смогу так же убить любого, кто будет рядом со мной?

– Хм… Даже подруг своих?

– Нет…

– Каждый рад тому, что очистил мир хотя бы от малейшего зла и сделал его чуточку лучше. Пускай говорят что угодно, но мимолётная радость у них в голове всё равно проносится. Так что не переживай. Человек ты хороший, да и способный. Вот увидишь, когда-нибудь ты станешь величайшим воином Закара.

– Ну, ну, Лем, не завышай его ожидания, – посмеиваясь, прервал его Гаичан. – Не спорю, задатки у него есть, однако ему бы для начал Стражем стать, а потом уже метить в «величайшие». Заодно с подругой будет вместе.

Изабель явно повеселела от этих слов.

– Что за Стражи? – спросил Самюэль

– Воины, сопровождающие высших жриц Лунарии и защищающие их, друг мой. В Закаре людей почти нет, а по заветам нашей великой богини и жрица, и её страж должны быть одной расы. Изабель точно станет высшей жрицей, уж поверь мне, а значит у тебя большой шанс стать её Стражем. Страж сестры Денерс, например, это рат Оррин Рэн’Сиз, – Лем указал на того самого солдата, что всё время ошивался около жрицы.

– К слову, Оррин, будь добр, осмотри мальчика. Скажешь, подходит ли он вам.

– Есть, Мой Повелитель!

Пока Оррин осматривал Самюэля, под наблюдением девочек, уже заранее поздравлявших друга, и Зит, следившей за тем, чтобы Страж не навредил пациенту, Денерс и Гаичан отошли в другой конец комнаты.

– Мой Повелитель, вы уверенны в этом? – интересовалась Денерс, которую заявление владыки взволновало не на шутку. – Это очень ответственный шаг, да и сам мальчишка опасен.

– И без тебя знаю. Поэтому я и хочу воспитать его так, как надо мне. Он – очень сильное оружие и его нельзя отдавать в руки другим. Тут либо мы их, либо они нас.

– И всё равно мне это не нравится.

– А вот это уже твоя проблема. Ты помни, что у самой работа важная. Может Лем и внесёт свою лепту в воспитание младшей, старшая полностью на тебе. Мне от неё нужно лишь полное повиновение, а вот методы его достижения меня не интересуют. Убеди её, что Лунария полностью на нашей стороне, и она сделает ради нас что угодно. Всё ясно?

– Да, Мой Повелитель.

– Замечательно. Пойдём.

Денерс помогла подняться Гаичану и оба направились к Самюэлю. Она, хоть и понимала план владыки и всю его важность, но не могла его принять. Нет, на Самюэля ей было плевать. В конце концов, кто он вообще такой? Из девочек она и вовсе хотела сделать лишь верных ей послушниц, чтобы они несли её слово во все уголки мира. Денерс боялась лишь за свою жизнь. Пассажи Самюэля о том, что он хочет истребить всё зло, пугали её. Вдруг он решит, что зло – это сама Денерс? Владыка, конечно, умел хорошо убеждать. Но что если Самюэль раскусит его обман? Все чувства жрицы буквально вопили об опасности, но права перечить владыке она не имела. А потому оставалось лишь надеяться на лучшее.

Тем временем, Оррин закончил осмотр.

– Ну, что скажешь, Оррин? Быть ему великим воином или как?

– Что же могу сказать? Хлипок, слаб, бледен. На воина не тянет вовсе. Сгодится только как пушечное мясо. Пока. Натренировать его, накормить, напоить, вылечить от всех недугов, если таковые имеются, и может что-то получится. Что касается его характера, как Страж – сгодится.

– Спасибо, Оррин. Ну, значит, всё решили. Старшая будет обучаться у Денерс и станет жрицей Лунарии, Элин – у Лема охоте на нечисть. Самюэль же обучится у Стражей военному делу. Все вы будете жить во владычном дворце. Девочки, я пришлю за вами своих слуг сегодня вечером. Вас заберут во дворец.

– Постойте, Ваше Величество. Разрешите нам с сестрой остаться здесь до полного выздоровления Самюэля, – перебила Изабель. – Мы не хотим, чтобы он поправлялся в одиночестве.

– Хм… что же… как изволите, – Гаичан немного промолчал, – Ну, нам пора. Не забывайте, Денерс, у вас скоро служба.

– Разумеется, Мой Повелитель.

Владыка и жрица попрощались с детьми. Денерс обнял Изабель и Элин напоследок, пожелала им всего наилучшего и пообещала как можно скорее показать им храмы Лунарии. Гаичан же не сказал ничего. Пройдя мимо Зит, всё ещё не верившей в своё счастье, остановился перед самым выходом. Дождавшись Денерс и Оррина, он обернулся и произнёс:

– Я проведаю вас завтра. До скорой встречи.

С этими словами владыка и его свита покинули палату.

Всему, что произошло за этот день, Самюэль и верил, и нет. Только во сне было возможно такое везение. В голову Самюэля сразу же закралась мысль, что что-то тут нечисто. Уж слишком сильно ему повезло. Но чувство радости от того, что жизнь у него и сестер, наконец, наладится, полностью затуманило разум Самюэля и сводили все подозрения на нет. В сказку, как не крути, верится легче, а уж тем более, когда она хорошая. Так уж устроен человек. Он склонен больше подчиняться эмоциям, нежели разуму. Пускай последний и пытается спасти тебя, истошно орёт, хочет помочь, крик его настолько сиплый, что манящий зов твоих чувств перекрывает его, и разуму остаётся лишь смириться с поражением.

Самюэль уже вовсю радовался своей «удаче», поддерживаемый сёстрами, Голову ему заполонили фантазии о том, как все они познают покой и счастье в этом новом мире. Он представлял себе пускай не идеальную, но спокойную жизнь. Самюэль надеялся, что тяжкие испытания судьбы для него и девочек закончились и что все они вырастут в тихой и мирной обстановке. Радость сестёр и их подбадривания лишь поддерживали его убеждения в этом.

Счастливая Зит уже радостно болтала с Лемом, предвкушая свой перевод во дворец. В себе она была уверенна на все сто и нисколько не сомневалась в переводе.

– Я же говорил, всё пройдёт хорошо. Ну, ну, успокойся. Все ведь хорошо, – поглаживая затылок Зит, приговаривал Лем.

После ухода владыки Лем стало трудно сдерживать эмоции. Во взгляде его появлялось сожаление. Пускай Лем и пытался не выдавать себя, получалось это уже плохо. Чувство вины перед детьми все ещё давило на него. На мгновение охотник посмотрел в сторону детей и встретился взглядом с Элин. Она сразу же увидела печаль в глазах Лема, от чего сделала вопросительное выражение лица. Но в тот же момент взгляд его начал источать совершенно другое. Лем будто бы извинялся перед ней за что-то, и просил не выдавать его остальным. Элин улыбнулась в ответ и подмигнула, говоря тем самым, что всё поняла и подыграет ему. «Мы уже понимаем друг друга без слов, – думал Лем. – Хорошо, Элин. Хорошо. Обещаю, что сделаю всё, чтобы твоя мечта исполнилась. Даю слово, ты увидишь, как прекрасен этот мир».

– Говорила же, что всё будет хорошо, если не отчаиваться, – подбодрила Элин Изабель и Самюэля. – Видите? Надо лишь бороться до конца и не бояться бросить вызов судьбе.

– Да уж. Слава Лунарии, весь этот кошмар закончился! Неужто удача действительно улыбнулась нам? Даже не верится!

Вся троица была по-настоящему счастлива в тот миг. Никто из них, казалось, уже и думать забыл обо всех несчастьях, что с ними произошли. Однако Самюэлю вспомнился Гастон, который уже, наверное, сидел в темнице и ждал приговора. Он не хотел портить настроение девочкам, а потому промолчал. Самюэль лишь мысленно попросил у него прощения за всё плохое, что совершил. Он чувствовал себя виноватым и перед Гастоном, и перед девочками. Портной, по сути, заплатил за их счастье своим благополучием. «Спасибо тебе. Спасибо за всё, – мысленно благодарил его Самюэль. – Твоя жертва не будет напрасной. Обещаю, я позабочусь о девочках и искуплю свою вину».

Самюэль переглянулся с Изабель и Элин.

– Жаль, что Гастона нет с нами, – вздохнула Изабель.

Малость поразмыслив, Самюэль обратился к охотнику:

– Лем, могу ли я попросить тебя об одной услуге?

– Разумеется. Проси на здоровье. Чего ты хочешь?

– Быть может, я прошу слишком много, но… не мог бы ты разузнать, всё ли хорошо с человеком по имени Гастон? Он портной. Живёт на окраине города. И если с ним всё в порядке, не мог бы ты передать ему, что с нами всё хорошо?

– Да, да, Гастон. Изабель рассказывала о нём. Он так важен для тебя?

– Он важен для всех нас. Он единственный во всём городе был добр к нам и судил нас по поступкам, а не по волосам.

– Что же… – Лем почесал щёку. – Мы планировали отправить к вашему городу отряд, проверить, нет ли там ещё нечисти. Могу договориться с ними, чтобы проведали вашего портного. Правда, ждать придётся долго.

– Ничего. Подождём, сколько требуется. Спасибо тебе. Мы в огромном долгу перед тобой.

Самюэль, улыбаясь, протянул руку сёстрам. Они обе взялись за неё и сформировали своеобразный замок.

– Ради Гастона мы проживём эту жизнь вместе. Он сделал всё, чтобы мы жили счастливо и во благе, и не жалел для нас ничего. Его старания не окажутся напрасными. Мы принесём в этот новый для нас мир всё-то хорошее, чему научил нас Гастон. Мы сделаем так, чтобы никому на целом свете не пришлось терпеть никаких лишений, чтобы на лицах каждого всегда была улыбка и чтобы повсюду, даже в самых дальних уголках любого из миров, сколько бы их ни было, всегда царил мир. Такова будет наша плата за всё, что Гастон для нас сделал, – заключил Самюэль.

Глава 7

Спустя две недели за Самюэлем, сёстрами и Зит прибыл Лем на экипаже. Попрощавшись с докторами и медсёстрами и поблагодарив за уход и лечение, дети уселись в карету. Элин запрыгнула в неё самой первой и сразу же заняла место у окна. Пока Элин с раскрытым от восторга ртом рассматривала и ощупывала каждый уголок кареты, в неё забрались и Изабель с Самюэлем. В отличие от Элин, Самюэль восторга не испытывал вовсе и чувствовал себя не в своей тарелке. Изабель уселась рядом со своей сестрой. Ей было неловко от того, что такая девочка, как она, всю свою жизнь прожившая среди работающих не покладая рук людей, получила всё, о чём они могли только мечтать, в один момент, ничего при этом не сделав. В голове Изабель неустанно крутилась мысль о том, что сейчас она – это олицетворение несправедливости, что превращало её неловкость и стеснение, буквально, в ненависть к самой себе. Вся сжавшись, она с сожалением посматривала в окна на многочисленных прохожих. На любые вопросы о своём состоянии Изабель отвечала, что с ней всё в порядке и старалась сделать более счастливый вид, лишь бы никто не беспокоился.

Наконец, к ним присоединилась и Зит, которую Лем с трудом смог оттащить от её коллег, с которыми она прощалась со слезами на глазах. Усадив Зит рядом с собой напротив детей, Лем дал команду трогаться, и карета неспешно покатилась.

В течение всей поездки Самюэль разглядывал улицы, дома и прохожих. Среди убранства улиц особое его внимание привлекли высокие металлические столбы с прозрачными кристаллами на верхушках. Как объяснил Лем, эти столбы назывались «фонарями». Задача их была в том, чтобы дарить свет в ночную пору, освещая улицы и мешая тем самым деятельности бандитов. Сами же улицы были гораздо просторнее, чище и светлее, чем в родном городе Самюэля. Крыши домов не закрывали собой небо, благодаря чему яркое солнце свободно освещало улицы. Дома, в большинстве своём, были очень похожи на своих собратьев из мира Самюэля, разве что имели несколько больше этажей, более утончённый архитектурный стиль, а некоторые из них обладали вытянутыми, заострёнными крышами. Однако были и такие, которые Самюэль видел впервые жизни. Высокие, белокаменные башни с широкой выпирающей красной крышей, словно подосиновики, произрастали в самых разных частях города и были видны практически отовсюду. На каждой из башен было от одного до трёх колец, в зависимости от высоты строения. Они были своеобразными смотровыми площадками, по которым гуляли жители башен. С крыш свисали чаши, с такими же кристаллами, как и у фонарей.

Среди прохожих же наибольший интерес Самюэля привлекла раса эгнов. Хоть их телосложение и напоминало человеческое, на самих людей он были мало похожи. Это можно было сказать, просто посмотрев на их голову. Нос их был широким, плоским, слитым воедино со лбом, усеянным большими охровыми пятнами. Глаза не имели ни радужки, ни белков, а были целиком чёрными, большими и округлыми. Волосы эгнов были словно иголки ежей, но, по словам Лема, по ощущениям их было не отличить от человеческих, да и не кололись они вовсе. Длина и цвет волос были весьма разнообразны, как и у людей. Кроме того, колючки эти, как оказалось, росли по всему телу эгнов и в прямом смысле заменяли им волосы. Лем рассказал, что эгны родом из мира Ортилэкс, и что это – одна из самых совершенных рас, созданных раут. Сам Самюэль просто нашёл эту расу интересной и необычной. Но Элин… О-о! Она буквально влюбилась в эту расу.

Изабель же привлекли совсем другие существа, а именно четверорукие шивы из мира, именуемым Ортарионом. Её восхищали, и одновременно удивляли их руки, бравшие своё начало из лопаток. Изабель уже видела, на что способны шивы со своими руками на примере сестры Чатри, однако у неё в голове не укладывалось то, как они столь искусно с ними управляются. Лем рассказал детям, что шивы – мудрейшая раса из всех существующих. Большинство из них для решения любой из проблем используют лишь две вещи: технику и магию. Зачастую шивы объединяют такие вещи, как механизмы и магию, создавая удивительные технические творения. Так, именно благодаря шивам были придуманы такие вещи, как фонари, а также мосты, состоящие из чистой магической энергии, которые гораздо практичнее каменных или деревянных.

Кроме эгнов и шив, на улицах встречались и знакомые детям дейтерианцы и эльфы, которые, судя по всему, составляли большую часть населения города. Однако дети открыли для себя ещё несколько новых рас: широкоплечих людей-ящеров родом из мира Тендсораса, именуемых ангусами, карликовых людей – двергов, прибывших из Ортекса, а также людей целиком состоящих из металла – металликов, пришедших в Мидракс из Ортанума. Ангусов и двергов было в разы меньше, чем тех же эльфов, эгнов или шив, а металликов и вовсе было лишь пару человек. Представителей человеческой расы на улицах не было вовсе. Несмотря на столь обильное разнообразие рас, на улице царила мирная и дружественная обстановка. Казалось, что в этом обществе приняли бы любого, кем бы он ни был.

Наблюдая все эти городские пейзажи, совершенно иные расы и вещи, доселе невиданные Самюэлем, он чувствовал, как всё его понимание о мире постепенно разрушалось. Ему хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, ибо не верилось, что всё это происходит взаправду. В этот момент его не заботило ничего, кроме осознания того факта, что столь обширный и прекрасный мир был всё это время скрыт от его глаз. А всё ли он узнал теперь? Или, всё же, нет? Какие ещё тайны хранит этот мир? А готов ли его принять этот огромный мир? Увидит ли он в Самюэле нечто большее, чем везучего отброса с бледными волосами? А что произойдёт с его подругами? Найдут ли они своё место в этом мире, или же станут скитальцами судьбы, не знающими куда податься? Все эти вопросы роились в голове у Самюэля, отрешая его от всего и погружая в транс. Они заставляли размышлять, сомневаться, спорить с самим собой. Мидракс казался Самюэлю совершенно иным, что породило в нем мысль, что здесь торжествует добро.

Внезапно мысли Самюэля прервались. Из окон одного из домов выпрыгнуло нечто багряно-кровавого цвета, когтистое и худое, и приземлилось прямо перед каретой. От испуга запряжённые хеги встали на дыбы, из-за чего чуть не перевернули карету. Увидев существо, перегородившее им путь, они начали пятиться назад. Кучер-эльф и вовсе оцепенел от увиденного. Все в карете перепугались не на шутку. Только Лем сохранял спокойствие. Чутьё охотника сразу подсказало ему, что здесь что-то не так.

– Ждите здесь и не высовывайтесь, пока я не скажу, – приказал Лем и вышел на улицу.

На улице тем временем уже царила паника. Все с криками бежали прочь от существа, и старались спрятаться в своих домах. Лем обратил на него свой взгляд и узнал в нём нечисть вида крюкохват. Выглядел этот монстр потерянным, озирался по сторонам и непонимающе стрекотал. Привлекаемый криками, крюкохват пытался выбрать себе добычу, мечась между вопящими горожанами. Вдруг его внимание привлекло испуганное ржание хегов, уже готовых ускакать прочь. Прострекотав, крюкохват бросился на хегов и в момент разодрал обоих в клочья. Кучер, еле сдерживая крик, бросился прочь от кареты.

Лем повернулся к детям, поднеся палец ко рту:

– Ни звука! – еле слышно проговорил он и закрыл дверь.

Лем обнажил свой меч и медленными, размашистыми шагами начал отходить в сторону от кареты, старясь не привлечь внимание монстра раньше времени. Отойдя на достаточное расстояние, он встал в боевую стойку, согнув ноги и занеся меч за спину, после чего достал из кармана жилетки багровый треугольный хвост на серебряной цепочке и выставил руку с ним вперёд. Крюкохват сразу же оторвался от своей трапезы и повернулся в сторону Лема. Угрожающе стрекоча, он спрыгнул с туши разодранного им хега и приготовился к нападению. Охотник круговым движением обмотал амулет вокруг своей ладони и принялся ждать атаки монстра. Шевеля своими кожаными жвалами, крюкохват низко присел. Атаковать он не спешил и будто бы выжидал удобного момента. Такое поведение несколько встревожило Лема. Крюкохваты, обычно, бросались в бой сразу же, как только замечали жертву. Но эта особь сильно отличалась от своих собратьев. Она будто бы умела думать. Однако Лем не позволял волнению отвлечь его от предстоящего боя.

И вот монстр резко рванул вперёд, прыгая из стороны в сторону. И снова что-то не так. Крюкохваты ещё никогда не маневрировали и всегда тупо атаковали. Под подобное нападение нынешняя стойка Лема не подходила вовсе. Пытаясь просчитать, с какой стороны ударит крюкоховат, охотник попытался быстро сменить стойку, но было уже поздно. Крюкохват набросился на Лема слева и, замахнувшись своей правой рукой, уже был готов нанести удар. Лема спасла его быстрая реакция. Взмахом меча он сумел в последнюю секунду рассечь руку монстра, отбив тем самым его атаку. Крюкохват отскочил назад, стрекоча от боли. Но он даже не думал отступать. Лем встал в другую стойку, чтобы справиться с маневрированием монстра. Зловеще пошевелив жвалами, крюкохват вновь бросился в бой. Но он даже не думал маневрировать, как раньше. Монстр атаковал сверху. Он снова изменил тактику. « Да что с ним не так?!» – пронеслось у Лема в голове. Парировать удар он уже не успевал, и потому отпрыгнул в сторону, избежав атаки монстра. После промаха крюкохват сразу же бросился за Лемом, пытаясь нанести ему самые разные удары и постоянно меняя тактику. Он бил то сверху, то снизу. Пытался нанести удар то по голове охотника, то по ногам, то по туловищу. Причём между атаками монстр перерывов не делал, чем не оставлял Лему возможностей для атаки и заставлял его сражаться с упором на оборону и парирование ударов. Судя по всему, крюкохват пытался взять Лема измором. Но как он пришёл к этому? Да и откуда у обычного «расходного материала» нечисти такой расчет? Более того, тактика крюкохвата работала. Хоть Лем и был мастером уклонений и парирования, он начинал уставать. Но охотник не унывал. Несмотря на то, что поведение крюкохвата и было нетипичным, его телосложение оставалось неизменным. Без своих рук монстр был беспомощным и очень уязвимым. Одну руку Лем уже смог повредил, оставалась ещё одна. В один момент Лем попытался нанести скрытный удар кинжалом по руке крюкохвата. Но тщетно. Монстр вовремя заметил кинжал, который Лем вытащил из-за спины, и мощным ударом выбил его из руки охотника.

Самюэль и Элин тем временем внимательно наблюдали за боем Лема с нечистью. За всеми их движениями, за каждым их шагом, за каждым взмахом клинка Лема, за каждым ударом крюкохвата. Всё это напоминало танец, пугающий, но по-своему завораживающий, финал которого решал судьбу обоих танцоров. Элин, желавшая стать охотником на нечисть, внимательно наблюдала за каждым движением охотника и монстра. Самюэль уже не мог усидеть на месте и был готов броситься на помощь Лему. Но его сдерживало осознание того, что в данной ситуации он станет лишь обузой, ибо не имел никакого оружия под рукой, из-за чего никак не мог помочь охотнику. Зит тем временем успокаивала перепуганную Изабель. Она нашёптывала девочке, что всё будет хорошо, что Лем – бывалый охотник и справится с любым. Хотя и саму Зит пробирал страх, причём не столько за себя или детей, сколько за Лема.

Наконец, охотнику удалось рассечь крюкохвату и вторую руку. Теперь он полностью был уверен в победе. Оставалось лишь разрубить монстра, и всё кончено. Лем уже замахнулся и был готов прикончить нечисть. И вдруг монстр, что есть, силы боднул Лема в живот. Снова неожиданный ход. Этот удар сбил Лема с ног, что позволило крюкохвату схватить его. Пускай рвать в клочья монстр уже не мог, но у него всё ещё оставались зубы. Прострекотав, крюкохват укусил Лема в плечо, впрыснув зубами на жвалах парализующий яд, лишая противника последнего шанса на спасение. Лем закричал от боли. Изабель и Зит сжались от страха и ещё крепче обняли друг друга. Глаза Самюэля снова заполонил красный туман ярости. Он выскочил из кареты и бросился к кинжалу, валявшемуся на выстланной камнем дороге. Схватив его, Самюэль запрыгнул на спину крюкохвата и принялся наносить ему удары в шею. Монстр отпустил Лема, издал пару предсмертных стрёкотов и повалился замертво, в то время как Самюэль отпрыгнул в сторону.

Тяжело дыша, Самюэль осмотрел поверженного им монстра. Кожа его скорее напоминала голые мышцы и была усеяна маленькими шипами. Кошачьи глаза крюкохвата безжизненно смотрели куда-то в небо. Носа на его лице не было вовсе. Руки и ноги монстра были хоть и мускулистыми, но довольно худощавыми. Кисти же отличались своей громоздкостью. На конце каждого из пальцев находился огромный коготь, формой своей напоминавший огромный острый крюк. На груди, торсе, локтях, коленях и черепе были беловатые уплотнения, поначалу показавшимися Самюэлю костями. Концы лопаток крюкохвата сильно выпирали вверх, из-за чего кожа на них казалась натянутой. Из шеи монстра всё ещё хлестала кровь, а сам он время от времени конвульсировал.

– Какой безумец породил столь ужасное создание?

Самюэль обернулся в сторону кареты. К нему бежала перепуганная Изабель. Он жестом остановил её, после чего медленно начал подходить к крюкохвату. Оказавшись рядом с ним, мальчик присел на колено и аккуратно, еле дыша, приставил остриё кинжала к горлу и после небольшой паузы резко вонзил клинок. «Чтобы не проснулся». Самюэль поднялся и на всю улицу огласил:

– Эта тварь мертва! Можете выходить!

Отряхнувшись, Самюэль подошёл к Лему, с изумлением смотревшему на поверженного крюкохвата. Лем тяжело дышал. Своей рукой охотник закрывал рану, которая адски жгла из-за токсина. Укуси монстр чуть ближе к шее, и Лем был бы мёртв. Но охотнику было будто бы плевать на это. Он не благодарил судьбу за счастливый промах крюкохвата, не радовался чудом спасённой жизни. Лем раздумывал лишь об одном, почему эта особь был так умна. Заметив Самюэля, протягивающего ему руку, Лем сделал строгое лицо.

– Я же велел – не высовываться!

– Ты бы предпочёл погибнуть? Странный ты, однако.

Лем улыбнулся. Он подал руку мальчику и подняться на ноги.

– Молодец, что ослушался. Знаешь, порой надо уметь действовать вопреки указаниям. Но впредь старайся так не рисковать.

Лем поднял голову. Люди начинали постепенно выходить из своих убежищ, с осторожностью поглядывая на труп крюкохвата. К самому Лему уже бежала взволнованная Зит. За ней быстрым шагом следовала Элин. Подбежав к охотнику, Зит сразу же расстегнула и сняла его жилет, оголила плечо Лема и приступила к осмотру раны. Хотя Лему и была приятна её забота, он знал, что скоро в его адрес последует волна раздражавших его осуждений, что несколько портило впечатление. Следом за Зит подошли Изабель и Элин. Последняя присела на корточки рядом с монстром и принялась взглядом изучать его.

– Больно? – спросила Зит, ощупывая место укуса.

– Терпимо.

– Болван! – Зит сняла пояса Лема фляжку и вылила её содержимое на рану. Она моментально зажила. – Сколько не тверди тебе об осторожности, всё мимо ушей! Конечно, зачем же меня слушать? Мы же лучше знаем, как с этой дрянью биться! Дурная твоя башка!

– Зит, прошу, только не начинай, – ответил Лем, который уже порядком устал от этих причитаний.

– О, это я ещё не начала, и ты это прекрасно знаешь! Ты хоть о ком-то, кроме себя думаешь? Или решил мне такой подарок на перевод во дворец устроить? Хорошая мысль, ничего не скажешь!

Лем, кряхтя, подтянул плечо и попробовал поднять руку. Безрезультатно. Токсин уже полностью её парализовал.

– Что такое?

– Да, яд. Ничего страшного, скоро отпустит.

– И ты так спокойно говоришь?! У тебя с головой всё в порядке?! Я там чуть с ума не сошла, а ему хоть бы хны!

– Просто укус, и всё. Успокойся. Нечего так убиваться из-за каждой ранки. Я понимаю твоё волнение, но суть моего дела – рисковать. Хочешь не хочешь, а терпеть придётся.

– Это я понимаю, но ведь можно сражаясь с нечистью проявлять хоть какую-нибудь осторожность? Ты ведь не бессмертный.

– Знаю, знаю. Виноват. Но я не ожидал от него такого. Какой-то этот крюкохват чересчур умный… Даже слишком умный…

Тем временем Лема и его компанию уже обступили зеваки и местные стражи порядка, именуемые полицией. Между ними протискивались ещё двое охотников на нечисть – эгнийка и эльф. Эгнийка была выше и худощавее своего напарника, что было необычным для расы эгнов. Отростки на её голове были длинными и доходили почти до пояса. Левая рука её был вся чёрная, будто бы высушенная и покрытая трещинами, испускавшими фиолетовое свечение, за что девушка получила прозвище «Иссушённая Длань». Звали её Николетта Литман. Для друзей, одним из которых являлся её спутник Краций Хотмор, просто Нико. В отличие от Нико, эльф выделялся своим изувеченным лицом, а именно огромными шрамами на всё лицо, один из которых проходил через его левый глаз, закрытый повязкой. Левое ухо его было изрядно издербанено, а кончик правого отсутствовал вовсе. Выглядел он куда суровее и старше всех присутствующих и буквально источал мужество и бесстрашие. Форма обоих почти не отличалась от формы Лема, разве что у Крация она была куда более потрёпанной. Кроме того, медальон Нико был серебряным, а Крация – золотым.

– Рат Сан’Ар! Мы прибыли так быстро, как только сумели! – выкрикнула Нико, как только она и Краций пробрались через толпу. – Вы уже покончили с нечистью?

– Как видите. Повозка при вас?

– Да, рат Сан’Ар.

– Замечательно. Нико, возьми крюкохвата и доставь к нашим. Исследуйте его. Он оказался слишком умён для своего вида.

– Он был один? – уточнила Нико, взглянув на тело крюкохвата.

– Да, один. А поэтому, Краций, возьми с собой полицейских и задержи всех, кто находился в доме. Жильцы всё ещё должны быть в нём. Я не видел, чтобы кто-то покинул дом.

Краций молчаливо кивнул, и, взяв с собой с десяток полицейских, направился к дому, из которого выпрыгнул крюкохват.

– Стойте, стойте! Зачем вы задерживаете их? – обеспокоенно спросила Изабель.

– Видишь ли, Изабель, дело в том… А! Элин. Самюэль. Вы тоже слушайте – может пригодиться. Крюкохваты всегда обитают стаями. Крюкохватов-одиночек попросту не существует, поскольку у них коллективное мышление. Иными словами, о чём думает один, о том думают и все. Если же крюкохват оторвётся от стаи, то его связь с остальными прервётся, из-за чего он будет вести себя потерянно и бросаться на всё, что шумит. Если крюкохват и появляется один-одинёшенек, то только тогда, когда его призвал кто-то из смертных, то бишь из нас. А это значит…

– Кто-то в этом доме специально призвал демона, – закончила Элин фразу Лема.

– Именно.

– Но зачем? – всё ещё не понимала Изабель.

– С этим мы и разберёмся, юная ог, – ответила Нико за Лема. – Рат Сан’Ар, не подсобите?

– Прости, но никак. Из-за этого крюкохвата у меня рука отказала.

– Ладненько. Значит, дотащу сама.

Нико потащила тело крюкохвата сквозь редевшую толпу, ограждаемую полицией, и погрузила монстра на повозку, на которой прибыли охотники. Лем обратился к полицейским и попросил отдать ему пару хегов. С помощью Нико и вернувшегося кучера, он запряг хегов и уже был готов выдвигаться ко дворцу.

В этот момент, из дома, откуда выскочил крюкохват, вышел Краций с эгном, больше походившим на ходячий труп, чем на живое существо. Следом за ними вышли и полицейские с жильцами в наручниках. Одни задержанные спокойно шли и ни о чём не беспокоились, другие вырывались и убеждали их отпустить, третьи бранились как на полицию, так и на виновного эгна. Зная то, каким Краций может быть, если оставить его с виновным наедине, Лем подозвал к себе Нико:

– Проследи, чтобы он бедняге не разбил морду в кашу, как обычно.

– Постараюсь, но не обещаю. Сами знаете, если он начнёт, то уже не успокоится.

– Значит, не дай ему завестись. Я скоро буду.

Карета тронулась. Медленно она покидала место происшествия под гул толпы и крики задержанных. Атмосфера в карете была напряжена до предела. Дети не были в восторге от того, что помимо виновного полиция задержала ещё и граждан, не имевших никакого отношения к произошедшему. Хотя дети и понимали, что это было необходимо для всеобщей безопасности, всё равно это выглядело бесчеловечно. Сам факт того, что без зла нельзя сделать добро, изрядно портил настроение. У Изабель это вызывало сожаление, у Самюэля – злобу. Дети пытались понять: в чём был мотив виновного эгна? Зачем обычному горожанину призывать столь опасное создание? Быть может, он хотел с кем-то поквитаться? Но насколько сильной должна быть злоба, чтобы подвергнуть смертельной опасности всех окружающих?

Чуя всю напряжённость обстановки, Лему становилось не по себе. Он решил, что надо развеять весь негатив какой-нибудь историей из жизни, чтобы отвлечь всех от произошедшего. Однако Лем не успел даже разинуть рта. Элин, которая, похоже, думала точно так же, уже опередила его:

– К слову, Лем. Мы знакомы уже более недели, а ты почти ничего не рассказал нам о себе. Расскажи нам, пожалуйста: как стал охотиться на этих монстров? – тут Элин заметила удивлённые лица Самюэля и Изабель, пристально смотревших на неё. – Что? Раве вам не интересно? И не надо лгать, что не интересно. Не хотите знать? А я вот хочу! Лем, право, расскажи. Не всем, так хоть мне.

– Хм… почему бы и нет? Как раз отвлечётесь от всего этого кошмара. Вы же не против?

По взглядам Изабель и Самюэля, Лем понял, что нет.

– Ну-с, что же. Слушайте.

Лем посмотрел куда-то вниз и тоскливо улыбнулся.

– Я родился в небольшой деревушке далеко-далеко от Закара. По правде сказать, мне повезло, что я вообще был рождён. Видите ли, родители мои были уже не в том возрасте, чтобы иметь детей. И всё же чудо свершилось. Отец с матерью посчитали, что я – это дар самой Лунарии, чем постоянно хвалились перед соседями. Раздражало это всех, в том числе и меня. Никогда не любил, когда меня кто-то превозносил. Так, я что-то отвлёкся. Помимо меня в семье были две сестры и брат. Они все были старше меня. Моих сестёр звали Арринхольд и Валих, а брата – Фалин. Про Арри мне особо сказать нечего. Тихая, неразговорчивая, но вместе с тем работящая и заботливая, она во всём подражала маме. Арри была старше меня на восемь лет. Валих же была несколько иного склада. В домашних делах она была не так умела, как Арринхольд. Но зато в другом она была сильнее остальных. Валих всегда умела поддержать веру и надежду. Не важно, во что. Насколько бы сильно тебя не поглощало отчаянье, она всегда возвращала тебе надежду на лучшее. Во многом, именно благодаря ей я и смог стать охотником. Она родилась раньше меня на шесть лет, – Лем тяжело вздохнул. – И мой брат Фалин. Когда я родился, он уже был учеником одного из местных охотников – Хакса, а в свои шестнадцать уже получил свой первый ранг – Лап. Он был старше меня лет на двенадцать. Я всегда восхищался им. Нередко мне доводилось наблюдать, как он сражается с нечистью, то и дело заглядывавшей к нам в деревушку. Фалин со своим учителем были нашими героями. Храбрыми и сильными, готовыми на всё ради победы. Я хотел быть похожим на Фалина и сражаться с ним плечом к плечу. Но родители были против. Хотели, чтобы я стал жрецом. Потому с малых лет водили меня к местным жрецам, чтобы те рассказывали мне о том, насколько хороша Лунная богиня. Но моё сердце жаждало другого. Я хотел быть воином, сражающимся против порождений её главного врага – безумного Саманта. Однако всё это родители пропускали мимо ушей, да и Фалин постоянно отговаривал меня от этого. Лишь Валих поддерживала меня, за что ей часто доставалась. Когда же Фалина с Хаксом перевели в Закар, в нашей семье он стал считаться предателем, бросившим нас на произвол судьбы, из-за чего нам было запрещено даже говорить о нём и его деятельности. Мне тогда было восемь. Два года я грезил о том, чтобы стать охотником. Я втайне пытался научиться движениям Фалина, которые он отрабатывал на тренировках, пробовал научиться паре заклинаний света, тайком читал книги об охоте на нечисть. Идея стать охотником буквально пожирала меня. И вот, когда мне стукнул мой первый десяток, я решился на побег. В то утро из деревни выезжал торговый караван прямо до Закара. Я планировал сбежать с ним. Но в ночь перед отъездом, когда я уже собирался покинуть свой дом, то столкнулся с Валех. Тогда я подумал: «Ну, всё! Прощай моя мечта!». Честно, я был готов заплакать. Но она… Она помогла. Со слезами на глазах, через силу, но помогла. Валех дала мне немного хлеба, помогла подобраться к каравану и забраться в одну из повозок. Напоследок она попросила меня лишь о двух вещах – писать ей почаще и всегда следовать за своей мечтой, ни за что не отступая, – Лем снова тяжело вздохнул. Казалось, что он вот-вот расплачется. – О, Лунария. В жизни не забуду её заплаканное лицо.

– Ты так легко покинул свой дом? Неужто тебе совсем не было тяжко? – поразилась Изабель.

– Тогда – нет. Я был олухом, ослеплённым своей мечтой. Её свет был так ярок, что за ним я не видел ничего. Я не думал о том, что будет с мамой, папой и Арринхольд, когда они узнают о моей пропаже, насколько им будет больно. Той ночью я не понимал, почему Валих так рыдала и почему так крепко обнимала меня. Тогда я думал лишь о том, что скоро стану охотником на нечисть и встречу Фалина. Нашли меня в полдень, во время стоянки каравана. Меня поймал один из купцов. Деревня моя была уже далеко, возвращаться в неё никто не собирался. Я рассказал купцам, почему забрался к ним и что в Закаре у меня есть брат, и они согласились довезти меня до города. Более того, в караване было двое охотников, ну так, на всякий случай. Имён их я, буду честен, не запомнил. Мне удалось уговорить их отвести меня в штаб охотников на нечисть, чтобы там мне помогли найти Фалина. До Закара мы добрались безо всяких приключений, зато за всю дорогу я наслушался немало историй о нечисти, других мирах и крупных городах, что только подогрело моё желание стать охотником. Сама дорога заняла у нас где-то полтора дня. Караван остановился в Закаре на неделю и охотникам разрешили помочь мне с поисками Фалина. Нам крупно повезло. Когда мы пришли в штаб, Фалин был там – ожидал награды за работу, – Лем стыдливо усмехнулся и зачесал свой лоб. – Ох, как же он орал на меня и как только не бранил, но, всё же, обучать согласился. К слову, в тот день я и познакомился с Крацием. Ну, с тем израненным эльфом, что выводил преступника. Помните, должно быть? Он был напарником Фалина и тем ещё балагуром, а ещё очень любил выпить, впрочем, как и сейчас. И именно из-за этого Краций ниже меня в звании. Ну, ещё из-за чрезмерной грубости и жёсткости. Думаю, вы заметили.

– Ещё бы! Он и тогда таким был?

– Нет-нет, Элин, что ты! В то время он был чуть ли не главным весельчаком. Краций стал таким из-за… – улыбка с лица Лема пропала. Он тяжело вздохнул, будто вспомнил что-то ужасное. – Но об этом позже. Суть в том, что они с Фалином согласились меня тренировать и занесли меня в список охотников как ученика. Элин, нам на днях тоже надо будет записать тебя. Так что будь готова.

– Хорошо.

– Лем, ты говорил, что твоего брата перевели в Закара вместе с учителем. Он не был против твоего обучения? – спросил Самюэль.

– Нет, не был, – с сожалением ответил Лем. – Когда я прибыл в Закар, Хакс был мёртв уже как полгода. Насколько мне известно, его разодрал фатакс – фантом-потрошитель. Но давайте не будем об этом, хорошо? Так вот, я начал своё обучение у Фалина. Как оказалось, Валих переписывалась с ним втайне ото всех все эти два года. К переписке присоединился и я. Обучение у всех охотников длится четыре года и пока оно не закончится, я не имел права участвовать в охоте на нечисть. И я учился, тренировался до потери сознания, нещадно изнуряя себя, как только мог, лишь бы стать лучшим из лучших и быть готовым ко всему. Бывало, что я терял сознание прямо посреди тренировки. Просто падал и валялся, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не чувствуя. А когда приходил в себя, то перед собой всегда видел лишь двух: умирающего от смеха Крация, хвалившего сквозь хохот моё упорство, и Фалина, который хоть и поддерживал Крация, но смотрел на меня таким обречённым взглядом. Теперь я понимаю почему. Стоило ли оно того? О, ещё как стоило! Не хочу хвастаться, но к концу своего обучения из всех охотников, получивших свой первый ранг, я был самым способным и выносливым. Уже в свой первый год работы получил свой второй ранг – Аес. Работал я вместе с Фалином и Крацием. Первым монстром, с которым я столкнулся, был мозгун. Это монстр, управляющий вещами силой мысли. Особых проблем он у меня не вызвал, а с ним не каждый опытный охотник справиться может.

– Хвастун! – Зит, с улыбкой хмыкнув, легонько пихнула Лема.

– Ну, не без этого. Так или иначе, для своего возраста я показывал выдающиеся результаты. Однако, несмотря на это, Фалин считал меня просто ужасным охотником. Мне, разумеется, было интересно, почему он так думает. Но Фалин наотрез отказывался называть мне причину. Говорил: «Тебе самому нужно понять это, иначе всё без толку». Я думал, что всё дело в несовершенстве ведения боя, в том, что я пользуюсь только мечом, что должен придумать свои приёмы, что должен сражаться чаще, но, по словам Фалина, всё это было не то. «Нет, всё дело абсолютно в другом. Это – куда важнее, чем тренировки, выносливость, сила или храбрость. И без этого, ты – просто отвратительный охотник». И я долго ломал голову над тем, что именно не давало стать мне «хорошим» охотником, и очень долго не мог этого понять. Но в один день я, наконец, понял. И это было просто ужасно. Мне тогда было лет семнадцать. Меня как раз повысили в ранге – я стал Фером. Фалин и Краций вместе с отрядом охотников были отправлены на разведку к границам Закарских земель. По предположениям, там завёлся демон-подчинитель. Воистину пугающие существа. Они – сыновья и дочери «Семи смертных грехов» – семерых сильнейших демонов в истории, отпрысков младшего сына Саманта – Баала. Разумеется, тогда я ещё не был готов к встрече с таким противником, а потому остался в Закаре. Крация и Фалина не было около трёх недель. Но какое же было потрясение, когда они вернулись. Это была трагедия для всего Закара. Половина охотников была убита, а большая часть тех, кто вернулся, стали калеками. Краций и Фалин были одними из них. Краций остался без глаза, – Лем сделал паузу. Казалось, что он вот-вот расплачется, – а Фалин лишился обеих ног.

В карете повисла мёртвая тишина. Никто не решался сказать и слова.

– Для меня с Крацием это было настоящим ударом. Собственно, именно тогда он и лишился своего задора и вечно весёлого нрава. Краций до сих пор чувствует вину передо мной, за то, что не сберёг Фалина. Я-то уже давно простил его, однако себя Краций простить просто не может. На меня же эта трагедия повлияла ничуть не меньше. Как выяснилось, в рану Фалина проникла зараза, и когда он вернулся в Закар, лечить её уже было бесполезно. Оставалось лишь наблюдать за тем, как он умирает. Краций запил, а я не отходил от Фалина до самой его кончины. Днями и ночами я наблюдал за его мучениями, слушал его тяжкие вздохи, хрипы и кашель, дотрагиваясь до него, чувствовал адский жар его тела, помогал докторам, облегчавшим его муки, поил его отварами. Порой Фалин замирал и лежал, не вздрагивая, не издавая не единого звука, еле дыша. В такие моменты он походил на мёртвого. Но вдруг его передёргивало, Фалин пробуждался, и муки продолжались. И, наблюдая за ним всё это время, я пытался понять, ради чего он всё это терпит. Впервые в жизни охотник предстал передо мной в образе мученика, а не бесстрашного героя, и виной тому были порождения Саманта. И тогда меня осенило. Я сразу же представил, что на месте нас с Фалином был кто-то другой. Мать, держащую на руках своего ребёнка, которого загрызла нечисть. Отец, что на глазах у сына убил свою жену, поддавшись зову демонов. Молодая пара, не успевшая познать радость любви, ибо была убита монстрами. Но нет, сегодня этого не произошло. И всё благодаря жертве охотника. Тогда я понял, что хотел донести до меня Фалин. Я захотел стать охотником, потому что видел их бесстрашными героями сказок и хотел стать похожим на них. Но охотник это не просто герой. Он в первую очередь мученик. Он обязан страдать, чтобы эти страдания обошли других, и должен делать это добровольно. Именно за это охотников и называют героями. И я не был этим героем, ведь я не страдал за других, не чувствовал их боль. Я считал героизмом саму борьбу, а не жертву, которую ты совершаешь во имя других. Поэтому я был плохим охотником, и потому Фалин был настоящим героем. И я задал себе вопрос: готов ли я стать этим мучеником, готов ли я страдать за других, готов ли я стать таким, как Фалин? После недолгих раздумий я ответил себе – да, готов. Я поделился этими мыслями с Фалином и спросил, этого ли мне не хватало. Он лишь широко улыбнулся мне в ответ, а затем закрыл глаза и снова замер, но уже навсегда. И я помню, как громко взвыл в тот момент, как рыдал всю ночь. И никто не упрекал меня. Все понимали, каково мне было. Но вся эта боль была необходима для меня. Именно благодаря ей я стал тем, кем являюсь сейчас. И знаете, меня до сих пор пугает то, что лишь страдания и муки могут изменить нас и заставить понять, насколько важна такая вещь как жизнь. Однако наш мир устроен именно так, а не иначе, и сопротивляться ему мы не в силах.

Лем поднял голову и с отцовским взглядом посмотрел на поникших детей.

– Но меня радует, что моя участь вас обошла стороной. Лишь взглянув на вас можно смело сказать, что вы не чувствуете себя героями. Что же тогда движет вами? Что заставило страдать Самюэля в битве с Букой? Что заставило Изабель помочь незнакомому мальчишке, истекавшему кровью? Что заставило Элин помочь Самюэлю в битве с нечистью? Вы ведь не думали о том, что хотите погеройствовать, верно? Так зачем вы всё это сделали? Могли ведь просто не вмешиваться и всё. А ответ прост: вы все – мученики. Вы готовы страдать за других, лишь бы с ними всё было в порядке. Не важно, родной ли это человек, или простой прохожий. Сами подумайте, Изабель помогла Самюэлю, даже не зная его. Помогла тому, кого считали порождением зла. Вас ведь невзлюбили за это, так? Но Изабель пошла на эту жертву. Объяснение этому лишь одно. Вы уже познали всю боль этого мира. Вы уже приняли её, но не можете допустить того, чтобы её принял кто-то другой. Вы уже знаете, что каждая жизнь ценна. И меня радует, что вам не придётся терять друг друга, чтобы понять это.

Продолжить чтение