Читать онлайн Две жизни. История одного превращения бесплатно

Две жизни. История одного превращения

Люба-Любаша

Часть 1. Люба

Банкет удался на славу. Торжественная часть прошла, достаточная доля горячительных напитков была выпита, участники празднества становились веселее и раскованнее. Приглашённые музыканты знали толк в проведении корпоративов, ритмичная мелодия, подобранная под соответствующий уровень гостей, заводила, танцпол с каждым новым тостом заполнялся танцующими. В общем, мероприятие достигало своего пика.

Из-за центрального столика поднялась молодая женщина, весело извинившись, отрапортовала, что ей необходимо попудрить носик, и уже чуть нетвёрдой походкой направилась в туалетную комнату. По пути перекинулась несколькими словами с парочкой, направляющейся потанцевать, кому-то помахала игриво рукой.

Добравшись до туалетной комнаты и убедившись в отсутствии посторонних, она опустилась на небольшой диван. Позволила себе убрать улыбку с лица, прямую осанку с тела, распласталась мешком, голова безвольно повисла над левым плечом.

«Что-то нехорошо мне – подумала, пытаясь определить причину накрывшего её состояния. – Надо было водку пить, а не Хеннесси». Внутри почувствовалось брожение, мелкая неприятная вибрация вызывала тошноту. Она посидела несколько минут, сделала три глубоких вдоха, медленно после каждого выдыхая. Организм начал успокаиваться.

– Только мне этого сейчас не хватало… – тяжело поднимаясь, хрипло пробормотала себе под нос и направилась к красиво вписанной в интерьер раковине. Подошла, открыла кран с холодной водой, склонилась над льющейся освежающей струёй. Из подставленных ладоней отлетали мелкие брызги и, разбиваясь в пыль, попадали на лицо, принося некоторую прохладу и облегчение.

Мысли ворочались тяжелым комом в голове, от обычной ясности не оставляя и следа; с усилием подняв лицо к прикреплённому над раковиной зеркалу, женщина уставилась в своё отражение. Перед ней возникло мутное пятно, в какой-то миг оно поглотило все предметы, видимые в зеркале, расплылось, потом сузилось и принесло из своей глубины смутное очертание совершенно незнакомого лица. На неё смотрели тусклые, пустые глазницы с еле угадывающимся блеском внутри; что-то неживое чувствовалось во всём его выражении.

В голове стоял неясный гул, от увиденного кружилась голова, вернулась и застряла комом в горле неприятная тошнота.

– Что это? – как воздушный пузырь из болотной тины всплыл вопрос.

– Кто это? – следом за ним булькнул второй.

Хватило одного мгновения, чтобы ощутить внутренний ответ, ударивший, словно молния:

«Это я!»

Женщина резко выпрямилась, всё ещё не отводя взгляда, руками оперлась о края раковины. Дыхание было прерывистым и резким.

«Что за бред! Что за бред!!! Бред! Бред! Бред!»

Закрыла глаза и, продолжая бормотать единственное слово, звучащее в голове, – «бред», судорожно замотала головой, стараясь выгнать увиденный образ.

Прошло несколько секунд. Сделала глубокий вдох, медленно открыла глаза. Бросила быстрый взгляд в зеркало, наткнулась на своё нормальное отражение, облегченно выдохнула.

«Привидится же всякое… бред сумасшедшей… Коньяк не пить!»

В этот момент дверь в туалетную комнату открылась, вошли две посетительницы, уже явно раскрепощённые выпитым; одна, помоложе, продолжала даже здесь подергивать телом в такт доносящейся музыке.

– Любовь Дмитриевна! Корпоратив – просто класс! – раскинув руки кинулась нетанцующая к стоящей у зеркала женщине. Резко остановилась в полуметре от неё, вовремя сообразив, что излишняя чувствительность вряд ли уместна.

– Ой, да! Всё такое замечательное, – поддержала её с глуповатым восторгом вторая. – Как хорошо, что мы все так вот собираемся, отдыхаем, танцуем! – Всё ещё двигая верхней частью торса, исполняя невидимый никому, кроме неё танец, она подошла поближе к своей напарнице, и обе с пьяненькими улыбками воззрились на начальницу.

– Я рада, что вам нравится, – ответила она, глядя на их отражённые в зеркале лица. Сделав неприметное усилие, положила на лицо легкую улыбку, повернулась к ним, продолжила:

– Отдыхайте, веселитесь. Мы проделали большую работу – имеем право и отметить, да?!

– Конечно, конечно! Поработали – и отметим! – Две головы радостно закивали в такт друг другу.

Любовь Дмитриевна приосанилась, вскинула голову, кивнула коротко сотрудницам и направилась к двери.

Вернувшись в богато и стильно украшенный банкетный зал ресторана, приостановилась, окинула взглядом всё великолепие устроенного ею празднества.

«Всё хорошо и всё идёт по плану… Надеюсь, все останутся довольны. И верхи, и низы… Но так хочется убраться подальше отсюда!»

Направляясь к своему столику, удивилась желанию уйти по- английски. Она сама очень любила такие вот совместные сборы, корпоративные встречи, когда собирались все вместе её сотрудники, партнёры. Любила за возможность ощущения себя не пешкой в этом мире, а кем-то, от кого многое зависит и чьё слово решает если и не судьбы, то дела человеческие. Но непроизвольное желание покинуть этот праздник жизни всё больше укоренялось, и, садясь на своё место, уже продумывала схему отхода.

– Любовь Дмитриевна! Дорогая наша! Мы тут без вас совершенно заскучали! Не оставляйте, бога ради, нас без вашего внимания! – сидевший за столиком мужчина привстал при её появлении, рассыпался в звонких словах, всем своим видом выражая восхищённость её присутствием. Придвинул с большой аккуратностью за ней кресло, услужливо склонился над её плечом.

– Без вас и тем общих для светских бесед не находится! Друзья! – обратился он ко всем сидящим за столом – у меня тост! Предлагаю выпить за украшение нашего мужского сообщества, за Любовь Дмитриевну!

Мужчины с веселым шумом поддержали говорившего, кто криками «Ура!», кто – «За женщин!». Все уже были в том состоянии, когда любой тост поддерживался бурным согласием.

– Любовь Дмитриевна, да у вас пустой бокал! Да-а-а-вайте я его наполню! – говоривший тост потянулся к стоящей бутылке коньяка, но женщина закивала головой:

– Нет, нет, Володя, мне минеральной…прошу…

Володя удивлённо приподнял брови, вопросительно посмотрел, но от комментариев воздержался. Субординация обязывала.

Сидя с бокалом в руке, Любовь Дмитриевна молча улыбалась. Её необычное и нехарактерное молчание никто не заметил – наступила фаза, когда восприятие сужалось до расстояния от бокала до рта, а видимость многих ограничилась собственной персоной. Большинство присутствующих покинули свои места, начались разнообразные перемещения. Танцпол был заполнен, грохот музыки сливался с людским шумом.

Ухватив взглядом фигуру своей секретарши, она сделала жест, означающий – «Подойди!». Девушка, протиснувшись сквозь танцующих подошла, присела рядом на свободное кресло, подставила ухо для распоряжений.

– Кать, найди моего водителя, пусть машину приготовит. Да, как будет готово, скажешь.

Девушка в ответ молча кивнула.

– И побыстрей!

«А то надолго меня не хватит» – подумала, глядя вслед уходящей фигуре.

Обычно она была в первых рядах веселящихся, много пьющих и рассказывающих пикантные анекдоты с матерком, но сегодня праздничный настрой был нарушен плохим самочувствием, да и к тому же в затылке поселился какой-то комок, что-то бесформенное, но очень неприятное.

Ретироваться удалось на удивление незаметно. Секретарю наказала придумать веское объяснение на случай, если кто будет интересоваться.

Дороги ночного города позволили машине развить хорошую скорость, и спустя полчаса она уже входила в холл своего загородного дома.

На ходу разулась, сняла легкое пальто и направилась в гостиную к огромному креслу, уютно стоящему у потушенного камина. Опустилась, стиснула голову руками.

«Таблетку, что ли выпить?» – представила, что нужно будет подняться, найти аптечку, налить воды, и отмела эту мысль. Да и какие таблетки нужно принять – тоже непонятно: на обычную мигрень было непохоже. Сидевшее в затылке тупое ощущение просто было, вроде не принося явной боли.

«Господи, и откуда это взялось! – с раздражением подумала женщина – как с неба свалилось!». Недовольство собой и ситуацией возрастало. Мало того, что долго ожидаемое празднество прошло мимо неё; не решила важные вопросы с партнёрами – а ведь обстановка тому благоприятствовала – да и к тому же ушла вот так, ни с кем не попрощавшись. Тоже мне, английская леди нашлась!

Мысли с загубленного вечера опять обратились к тянущему чувству в затылке. Руками обхватив его, начала слегка сдавливать и тереть.

– Бред какой-то!

В тишине гостиной прозвучал её голос, и эта фраза, будто катализатор, моментально вызвала образ, виденный ею у зеркала.

Мысли нахлынули беспорядочным потоком, зашумели в голове, запрыгали друг перед другом, перебивая и не давая хоть одной достигнуть берега понимания. Среди этой внутренней толкотни и давки выделилась одна, своею мощью и осознанностью заставившая всех остальных умолкнуть.

«То, что ты видела – это ты! Ты – настоящая!»

Женщина замерла в своём кресле в тихом оцепенении; следила за этой мыслью, которая свободно парила и приносила ей картинки из прошлого и настоящего. Тихий, но мощный голос внутри комментировал их беспристрастно.

«Смотри – вот тебе четырнадцать. Глаза горят, лицо светится. Ты впервые влюбилась, сердце наполнено радостью. Ты живёшь в ощущении свободы и счастья, и все преграды для тебя – пустяки. У тебя родилась мечта, и ты твёрдо веришь, что будешь ей следовать. Весь мир для тебя – твой дом, и все люди – добрые соседи. Смотри, вспомни, как ты была наполнена и душа твоя сияла! Дальше. Тебе двадцать два. Ты с дипломом, но он отдаляет тебя от твоей мечты. Хотя сердце всё ещё верит, что жизнь поменяет своё течение и вынесет тебя к твоему заветному берегу. Первое неудачное замужество ещё не опустошило тебя, а маленькая дочурка с карими глазами вызывает в тебе приливы любви и бескрайней нежности».

События последних пятнадцати лет проплыли перед внутренним взором в полной тишине. Радужные мечтанья, принесённые из детства и вселяющие в сердце трепетные чувства и эмоции, со временем растворились и позабылись. Мир и окружение диктовали правила игры – делай карьеру, становись успешной и богатой. И стремление победить в этой игре заняло опустевшее место покинутой мечты.

Мозг, придавленный этими картинами, до конца не сумевший их понять, отключился, и женщина, сидя в кресле, заснула.

Ранним утром открыла глаза почувствовав, как кто-то шепчет и тихо теребит за плечо.

– Любовь Дмитриевна, Любовь Дмитриевна! Вам плохо?!

Пришедшая домработница удивлённо, с беспокойством в глазах, склонилась над ней. Никогда не видела свою хозяйку такой.

Женщина разлепила сонные веки, с усилием разогнула замлевшее тело.

– Всё хорошо… Устала вчера… Ниночка, сделайте крепкий кофе.

Встала, направилась к себе, решив принять контрастный душ. В голове уже начался выстраиваться обычный план действий на день, мимоходом вспомнился вчерашний вечер с его непонятностями. Сейчас при свете солнца впечатление от увиденного размылось, сгладилось.

«Всё-таки это был коньяк, надо с ним завязывать», – подвела итог вечернему недомоганию и отмахнулась от дальнейших разборок по этому поводу.

Спустя почти месяц поняла, что отмахнуться от видений, мыслей и ощущений того достопамятного вечера не удалось. Что-то незнакомое, надо даже сказать не присущее её натуре, поселилось в ней; это что-то нельзя было охарактеризовать доступными терминами, нельзя было чётко обозначить. Но ясно было одно – нужно с этим чем-то что-то делать!

Однажды вернувшись вечером домой, решила всё обдумать и принять меры. Переоделась в домашнюю одежду, спустилась в столовую, прихватила со стола ярко-бордовое яблоко и, на ходу жуя, вышла в небольшой сад.

Побрела по ухоженной тропинке, попутно осматривая состояние своих зелёных владений: после долгой зимы нужно было многое поправить. Дошла до садовой скамьи, в уме составляя перечень заданий садовнику, присела на краешек. Сама себя резко остановила:

«Да не о том думаю! Сад – садовнику. Тут со своей головой надо разобраться!»

Осмысливать принялась по пунктам – так и привычней, и легче.

Во-первых, и главных: ситуация на работе. Сама внутренне усмехнулась, – ведь раньше и не думала, что свои действия и решения будет анализировать. Сейчас приходилось. Привычная деловая обстановка нарушилась, и это нарушение она связала со своими реакциями. Ведь как было: она вела свой бизнес, чётко и уверенно отдавала распоряжения, принимала решения. И всё было понятно: если в результате бизнес прирастал, то это благодаря правильному руководству, то есть ей; случались провальные сделки – подкачал коллектив исполнителей. Всё стояло на своих местах.

Последний же месяц выбивался своими событиями из привычной колеи трудовой жизни. Взять хотя бы ситуацию с крупным контрактом, который она так и не подписала, хотя времени и сил было потрачено немало. Вспомнилось лицо так и не состоявшегося бизнес-партнёра, когда на решающей встрече она объявила достаточно невнятно и сумбурно, что есть немало причин, не позволяющих им достичь соглашения. Лицо выражало крайнее недоумение и удивление, в нём явственно читалось: «Вы что, с ума сошли, какие причины?!». Закончить эту тягостную встречу поручила своим заместителям, сама, ретировавшись в свой кабинет, шагая из угла в угол раздраженно отвечала в пустоту:

«Да нет причин, нет! Просто мне что-то не нравится, что-то не так, и вы мне не нравитесь!» Ведя этот мысленный монолог, прекрасно понимала, что такие основания по меньшей мере глупы, что она выставила себя не в лучшем свете, и всяким излишним эмоциям и ощущениям не место в деловом мире.

Понимать-то понимала, но никуда не могла деть эти свои внутренние ощущения, чувствования. И самой не нужны, и деть некуда…

На этой же волне запорола ещё два, правда, менее привлекательных, контракта. Размышляла, выверяла цифры, выслушивала мнения. Казалось, всё складывалось очень даже ничего, но она так и не приняла нужного решения.

Во-вторых, и тоже главных: отношения с коллективом. Сказать, что на видимом фоне что-то изменилось, наверно, нельзя было. Это были те же люди, со многими она давно сотрудничала, всех принимала вполне ровно. Но всё чаще на планёрках, встречах, обсуждениях, присматриваясь к своим сотрудникам, у неё рождалось чувство, что почти половина из них – это тянущий вниз балласт, ненужный и бесполезный груз, погружённый на её деловой корабль. Тут были и чьи-то ставленники, протеже, и чьи-то родственники, и те, о ком говорят: «нужные люди». Объединяло и роднило всех одно – отсутствие стремления и сообразительности. Признаться, это видение не прибавляло ей сил и уверенности.

Подбираясь к третьему пункту своего анализа, женщина тяжело вздохнула. Она давно уже определила свои жизненные приоритеты, главным считала своё дело, карьеру. Честно для себя признала, что семья, – это нужное дело, нужное, прежде всего, в социальном плане. Исходя из этой необходимости вышла второй раз замуж, попутно обозначив дочери нового отца. Внешне всё выглядело вполне пристойно – дочь, супруг, стандартная семья. Внутри отношения складывались по-разному, для себя она их определяла как «терпимые». Сейчас ясно понимала, что долго держащийся на внутренней пустоте фасад семейного здания трещит по всем швам, готовый вот-вот развалиться. И с этим надо было что-то делать!

«Так… что мы имеем? – подводя итог рассуждала женщина. – Полный бардак по всем направлениям… В чём причина?»

Сама себе с большой неохотой призналась:

«Во мне! Что-то случилось с головой, она перестала ясно и чётко работать, появляются какие-то мысли, даже видения, и от всего этого нужно избавляться!»

Продрогнув от долгого сидения, резко встала со скамьи и, вышагивая вдоль по садовой тропинке, в уме прикидывала способы излечения.

Первой мыслью было обратиться к официальной медицине. Ведь если проблемы с головой, то нужен психотерапевт. Она уже подыскивала в уме подходящую частную клинику, но, немного подумав, откинула эту идею. Что она скажет врачу? Про мутные картинки, неуверенность и непонятные ощущения? А если ещё информация о таких посещениях просочится (а это было очень вероятно), то предугадать, как она отразиться на её имидже было трудно. Нет, нужно искать что-то нетрадиционное.

Вспомнила про одну свою знакомую тётку – гадалку. Бывала у неё изредка, та раскладывала карты, что-то пророчила, говорила, что умеет проблемы снимать. Прошагав несколько метров, подумав, женщина и этот вариант решительно отмела.

«Нужна бабка, но не эта…»

Сделала несколько кругов по садовым дорожкам, поняла, что решительно промёрзла, направилась к дому. В голове бродили разные идеи, не принося ничего конкретного. Её охватила легкая досада – проделать такую трудную работу, как выяснение себя самой, и не прийти к логическому итогу!

И лишь переступив порог гостиной и бросив взгляд на красивый бронзовый подсвечник, её память помогла найти выход. Подсвечник подарил отец, давно, лет шесть назад, кажется, на день рождения. Тогда, собравшись за столом они говорили о всяком-разном, и он рассказывал о каком-то не очень далёком родственнике, у которого лечил спину. Она мало что помнила об этом празднестве и о разговоре, единственное что сейчас чётко вспомнилось – это восхищённо-приподнятые интонации отца, когда он описывал своё пребывание у этого родственника. Отец редко о ком так отзывался; сказать по правде, восхищаться он мог лишь собой, и, наверное, именно поэтому этот случай осел в её памяти.

Правда, это была не «бабка», о которой думалось, а скорее, «дедка», но это её мало смутило, тем более, что других мыслей пока не родилось.

Поразмыслив, Любовь Дмитриевна решила поговорить с отцом. Взялась за телефонную трубку, но потом решила, что по телефону будет не очень удобно. Лучше при личной встрече порасспросить его между делом, не акцентируя сильно внимания на себе. Тем более, что в предстоящие выходные родители в очередной раз приглашали к себе на семейный ужин.

Она была не в восторге от посиделок, которые мать устраивала по давно установленной схеме, в основном она это делала для отца, который должен был непременно рассказывать о своих былых успехах; отказывалась от них при любой возможности, ссылаясь на большую загруженность делами, но в этот раз даже обрадовалась приглашению. По непонятным для неё самой причинам, внутри поселилась уверенность, что этот лекарь – то, что необходимо. Осталось дождаться выходных.

Всё шло, как всегда. На ужин были приглашены ещё пара отставных пенсионеров, которые служили благодатными слушателями для отца семейства. Выпив пару рюмок, раскрасневшись от спиртного и направленного на него внимания, он вещал одну из своих, уже выученных наизусть домашними, историй своего карьерного успеха, был в приподнятом настроении.

Любовь Дмитриевна прибыла сама, дочь и муж отказались от визита по разным причинам. Мать сначала посетовала на такую недружность, ей всегда хотелось видеть всю семью в сборе, но почти сразу удовлетворилась лицезрением дочери, втайне радуясь, что хоть она пришла.

Очередной рассказ о собственной исключительности и одарённости подходил к концу; понимая, что неизменно возникнет тема здоровья и болезней, Люба решила сама её начать. Дождалась нужной паузы, и пока наливались очередные бокалы, вступила в разговор:

– Пап, ты у нас удивительный человек! Столько прожил, столько сделал! И сделаешь ещё! Давай за тебя, за твоё здоровье!

Все чокнулись, благодушно заулыбались. Гости порадовались за такое внимание со стороны дочери, родитель засиял ещё сильнее.

– Ты береги себя, не переутомляйся. Кстати, как твоя спина? Ты, помнится, лечился у кого-то?

– Ну что спина! Пока всё ладно… – Отец приосанился, приготовился к длинной речи о своём самочувствии. – Болит, конечно же, бывает! Ну а как же без этого… Но, надо сказать, не так, как раньше, не так… В своё время скручивало меня, доложу я вам, до брызг, сверкающих из глаз! Так крутило, что не дай бог! Через кучу врачей прошел, процедур разных множество, а всё без толку! Да… Болит и болит, не согнуться, не разогнуться. Мучился почти год, уж не знал, что делать, куда бежать! Сейчас, конечно, намного лучше, намного…

Отец замолчал, потянулся за бокалом с водой, промочил горло.

– Так расскажи нам, как ты восстановился, кто помог? – чуть настойчивее спросила дочь, опасаясь, что разговор может в любой момент перекинуться на любую другую часть тела, тоже нездоровую, но её мало интересующую. – Ты же хорошо помнишь?

– Ох, Люба, конечно же помню! На память грех жаловаться!

Он укоризненно улыбнулся дочери, будто говоря «не такой уж я и старый!» и с удовольствием продолжил речь:

– Случай, доложу я вам, весьма интересный! Мучался я, мучался, начал думать, к кому же обратиться. А тут, кстати, жена моя и подсказала: «Езжай-ка ты к брату своему двоюродному». Да, брат у меня есть. Мы с ним, конечно, мало знаемся, да и редко видимся. Не ровня, скажу я вам, не ровня. С молодости он весь как перекати-поле – ни профессии, ни службы; как с армии вернулся, так и пошел гулять по всему Союзу. Вся родня удивлялась: нет, чтобы как положено, там, институт, должность, обязанности, рост, связи, – тем более что и я мог помочь, уже в министерстве работал, так его вечно куда-то носило. Да и по сей день так. Одна польза – где-то в своих скитаниях, у кого уж не знаю, научился врачевать. Жена бывала у родни, вот и наслушалась про него, что люди к нему обращаются, помогает он им, кому в чём. Я-то во все эти народные средства мало верю, но решил съездить, посмотреть.

Сидящие за столом внимательно слушали рассказчика. Тема «болезни и их чудесное излечение» была волнительной, так или иначе касалась любого из них. Несмотря на то, что Любовь Дмитриевну долгие речи и воспоминания отца всегда утомляли, в этот раз она слушала с интересом.

– Ну и вот мы встретились, поговорили, обсудили, так сказать, мой вопрос. Больше недели, наверное, дней десять, я к нему приезжал, он делал мне массаж, втирал какие-то пахучие мази, давал пить настойки всякие. И вопреки моим ожиданиям уехал я от него как бравый молодец! Спина словно новая! Я, конечно, на радостях, его внушительно отблагодарил, ну а как же!

– Подумать только! Хороший массаж – и пожалуйста! – воскликнула приглашенная приятельница, явно впечатлённая услышанным.

– Да, в этом он толков! Очень толков! Я после него года три, если не четыре, и не вспоминал о своей спине!

Хозяйка дома во время рассказа мужа задумчиво кивала головой, слушая историю, поведанную им, затем тихо вышла из-за стола, собрав ненужную посуду и так же, кивая время от времени, направилась в кухню. За ней ретировалась дочь, оставив беседовавших без своего внимания. Поняла, что мать ей даст нужную информацию.

– Мам, послушай, а как зовут этого брата? И где он живёт? И почему я его не знаю? – Любовь Дмитриевна негромко выпалила тираду вопросов в спину стоявшей у стола с посудой матери, потом, взяв её за локоть, чуть развернула к себе:

– Да подожди ты с посудой! Присядь вот сюда, расскажи мне…

Мать послушно развернулась, села на предложенное место.

– У тебя, доченька что? Тоже спина болит? – посмотрела вопросительно.

– А он только спины излечивает?

Мать задумалась, пожала плечами:

– Зовут его Игнатий Павлович, он двоюродный брат отца твоего. Живёт там же, где и родился, в деревне, где их материнские корни. Ты его не знаешь, потому что и мы, и другие родные с ним мало общаемся. Сама слышала, отец говорил – другого он круга, не нашего. Я была с ним знакома, давно, ещё в молодости, но с тех пор больше не встречала. Вот только когда бываю у родни в тех краях, много чего о нём слышу. А тебе он зачем? Что, правда, спина беспокоит?

– Да так, немного. – Дочь не стала вдаваться в подробности. Хотелось добиться конкретности и наконец откланяться. – Ну и что ты слышала?

Дальше Любовь Дмитриевна выслушала кучу деревенских историй, сплетен, баек про своих далёких и близких родственников. Матери, привыкшей быть на вторых ролях при муже и редко позволявшей себе пространные речи, в этот вечер улыбнулось счастье быть выслушанной. Наибольшее удовлетворение она нашла в том, что её слушателем была дочь, с которой она обычно не то что редко разговаривала, но и редко виделась, в силу её постоянной занятости.

В результате пожертвованного времени Люба обзавелась конкретным адресом и фамилией. Вскоре после этого вежливо распрощалась с гостями, наскоро расцеловала родителей, пообещала их не забывать и почаще приезжать в гости всей семьей.

На обратном пути обдумывала полученную информацию.

Есть некий родственник, как выразилась о нём родительница – «этакий деревенский знахарь, помогающий людям». Живёт, по современным меркам, не так далеко, за несколько часов на машине можно добраться. После всего услышанного, уверенности, что он – то, что ей нужно, поубавилось, но ввиду того, что пока это было единственной идеей, приняла решение побывать у него. Главное, что он никак не связан с её кругом, живёт в глуши и что-то умеет.

«Даже если наша встреча пройдёт зря, хоть с родственником познакомлюсь…» – иронично подумала, листая страницы своего еженедельника, мысленно составляя рабочий график и выискивая время для такого рандеву.

Вся следующая неделя прошла в бесконечных встречах, обсуждениях, решениях текущих вопросов; и как ни старалась она освободить один из рабочих дней для личных дел, всё время оказалось заполненным. Уже поздно вечером в пятницу вызвала к себе водителя, дала адрес, чтобы он заранее построил маршрут, велела быть у себя на утро следующего дня. Коротко объяснила, что нужно съездить к родственнику, туда и обратно.

Субботним утром машина стояла у ворот её дома. Подошедшей к женщине водитель услужливо открыл дверь в салон, поздоровался:

– Доброе утро, Любовь Дмитриевна. – На её легкий кивок в ответ отрапортовал – Всё готово. Бак залит, маршрут проложен! – аккуратно прикрыл за ней дверь, обошёл машину и сел за руль. Завёл мотор, повернулся к пассажирке, спросил:

– Любовь Дмитриевна, а как долго мы пробудем в гостях? Мне чтоб сориентироваться…

– Не знаю пока, Серёжа. Приедем, там и посмотрим. Сориентируешься на месте.

Она сама себе задавала тот же вопрос. Обычно люди договариваются, созваниваются по телефону, либо по электронной почте, а тут сама понимала, что едет на авось. Телефонного номера у неё не было, информации о том, будет человек на месте или нет – тоже. Поэтому для себя решила: получится встретиться, значит получится, нет – второй раз не поедет.

К обеду они уже подъезжали к намеченному месту. В пути, уютно устроившись в мягком кресле люксового авто, под негромкую лиричную музыку женщина задремала; проснулась от нехарактерных толчков и несильных встрясок. Водитель, словно извиняясь за такое неудобство, прокомментировал:

– Это местные дороги. Вернее, их отсутствие… Мы добрались…

– Ты, Серёж, остановись где-нибудь, узнай, где вот этот адрес. – Любовь Дмитриевна протянула листок с написанным адресом и именем.

Через несколько метров машина остановилась на пятачке, ещё помнившем асфальт, рядом присутствовало обшарпанное строение с крыльцом и посеревшей вывеской над ним – «Магазин». На крыльце стояли две деревенские женщины, о чём-то переговаривались и кидали мимолётные взгляды на подъехавшее авто.

Сергей вышел из машины, подходя к ним, поздоровался. Любовь Дмитриевна наблюдала из-за закрытого окна, как женщины жестикулировали вразнобой руками, по-видимому, объясняя, как проехать к указанному дому.

Вернувшийся водитель, усмехаясь, сел за руль, завёл мотор.

– Да… местные навигаторы! Ну, вроде понятно: сейчас прямо, потом – налево, там обогнуть пригорок, за ним улица, предпоследний дом по правой стороне!

Подъезжая к усыпанной мелким гравием дорожке, ведущей к воротам и калитке, женщина мысленно посетовала, что не подумала заранее о деревенских условиях, чуть поморщилась, представляя, как она сейчас будет пробираться сквозь этот гравий, а потом ещё через невесть что в своих брендовых ботинках на высоком каблуке.

Название улицы и номер дома, указанные на табличке, прибитой к воротам, соответствовали. Почти распрощавшись с шикарным видом своей обуви, женщина глубоко вздохнула, держась за открытую услужливым водителем дверцу машины, аккуратно вышла.

– Серёж, посмотри, есть ли звонок или что-нибудь?

– Да тут калитка открыта. – Водитель легко толкнул деревянную дверь и с интересом заглянул в открытый проём.

– Хорошо. Подожди меня в машине.

Любовь Дмитриевна шагнула во двор, под ногами почувствовала более устойчивую поверхность – деревянную дорожку, осмотрелась в надежде увидеть хозяина, никого не обнаружив, двинулась к дому. Поднялась на невысокое крыльцо, ещё раз огляделась вокруг, вежливо постучала в дверь. Ответа не было. Постучала более настойчиво – обратной реакции никакой.

«Значит, поездка оказалась напрасной» – подумалось ей, и, уже решив уйти, на всякий случай нажала на дверную ручку, та легонько щёлкнула и дверь оказалась приоткрытой.

– Здравствуйте! – произнесла она, слегка повысив голос, входя в просторную комнату и обращаясь в пустоту. – Есть кто-нибудь?

В углу помещения виднелся открытый люк в полу, полоска электрического света запрыгала по стене, раздался неопределённый шелест и изнутри донёсся мужской голос:

– Ага, ага, проходи, я скоро!

Вслед за этими словами в проёме люка появилась объёмная шевелюра, крупные плечи, потом весь торс. Мужчина с шумом вытащил наполненное ведро, с усилием его качнул и брякнул на пол.

– Да вот, решил картошки набрать, а то кончилась. – Чуть запыхавшись, он сделал последние шаги наверх, всё ещё не поворачиваясь, закрыл за собою люк, сверху расстелил лежащий рядом коврик.

– Как добралась, Любаш?

Гостья остолбенело уставилась на хозяина.

В этот момент он окончательно повернулся, взглянул на стоящую возле двери женщину.

– О! Да это не Люба! Простите великодушно, думал – это помощница моя прибыла. Проходите, проходите, вот сюда, к столу.

Мужчина сделал приглашающий жест.

– Чем обязан такому неожиданному визиту?

Женщина сделала несколько шагов. Её первоначально замешательство, вызванное обращением по имени, было едва заметным. Подойдя к столу, ещё раз поздоровалась:

– Добрый день! Такое интересное совпадение… меня зовут Люба, – протягивая руку усевшемуся рядом с ней хозяину, добавила: – Любовь Дмитриевна.

– Игнатий Павлович! Можно просто Игнат.

Её рука утонула в его большой и тёплой ладони. Он весь был каким-то большим, на вид очень крепким; за те несколько секунд, что у них ушло на разглядывание друг друга, женщина уловила исходящую от этого человека силу и мощь, хотя изначально, опираясь на рассказы родителей, представляла его совсем не таким. Глядя на его добродушное лицо, соображала, с чего бы начать разговор.

Но хозяин её опередил. Прищурив глаза и внимательно вглядываясь в лицо неожиданной гостьи, спросил:

– А мы с вами не встречались, Люба? Смотрю на вас, и такое ощущение, что где-то видел ваше лицо!

– Моё вряд ли… Насколько мне известно, мы не встречались… Но заочно я вас знаю.

– Во как! – Игнат улыбнулся, прихлопнул ладонью по колену, чуть нагнулся к собеседнице:

– Откель?

Любовь Дмитриевна тоже не смогла сдержать улыбку, в ответ на его жест и необычное словцо сказала:

– Мне о вас родители рассказывали, отец в основном. Получается, что мы в некотором роде родственники.

Мужчина жестом предложил ей стул и сам уселся рядом. Она села, назвала фамилию, коротко описала свою историю заочного с ним знакомства. Хозяин внимательно её выслушал, в конце рассказа слегка приподнял в удивлении брови и протянул:

– Ну-у-у, теперь понятно. Родственники, значит!

Выпрямился, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди.

– Это хорошо. Но мнится мне, что вы не с целью познакомиться с далёким родственником забрели в такую глушь, а?

Широкая улыбка расползлась по всему лицу, чётче обозначив сетку морщин. Его добродушное настроение и расположение импонировали Любови Дмитриевне и в то же время немного напрягали, – она ведь прибыла для серьёзного разговора, по крайней мере, серьёзного для неё. Решила плавно переходить к сути.

– Да, я к вам по делу… личному. Мне рекомендовали вас как человека… м-м-м… – Тут она скосила влево глаза, подбирая подходящее слово, – ну, скажем, много знающего, опытного, владеющего разными нетрадиционными методами…

Тут она слега запнулась, не зная, как от всего этого перекинуть мостик к причине своего появления. Вдобавок от устремлённого на неё пристального взгляда новообретённого дяди, который не удосужился сделать серьёзное лицо, мысли в голове спутались окончательно, и фразу толком закончить не удалось.

– Любаш, можно я к тебе на «ты» буду? – Его вопрос прозвучал совсем неожиданно, она машинально кивнула в знак согласия, тут же слегка поморщилась от такой фамильярности, ответила:

– Да, пожалуйста. Только не «Любаш», а Люба, если не возражаете.

– Ну, что нам возражать! Мы – только за! – усмехнувшись, Игнат хлопнул ладонями по коленям, неторопливо вставая со стула предложил:

– Ты ж с дороги, поди проголодалась! А я тебе – вот неучтивый хозяин – и чаю не предложил!

Не дожидаясь реакции со стороны своей гостьи, он засуетился, начал доставать из кухонного шкафа посуду, зажёг плиту, поставил чайник, что-то достал из холодильника. Любовь Дмитриевна сделала вежливую попытку отказаться, объяснив, что не голодна; он лишь махнул рукой, с твёрдой убедительностью пробормотав: «Не, так не годится». Она не стала настаивать, решила, что, может, за непустым столом разговор лучше сложится, и пока хозяин готовил, осматривалась. С легким удивлением про себя отметила, что, несмотря на его внушительную фигуру и небольшие объёмы комнаты, его перемещения выглядели очень плавными и лёгкими, напоминающими своеобразный танец. Обстановка в комнате, которую она мысленно назвала -«кухня-гостиная», была очень простой, незамысловатой и интереса не вызывала.

От наблюдений её отвлек звонкий голос молодой женщины, появившейся в дверях.

– Привет, дядь Игнат! Насилу добралась, день выходной, все отдыхают! Почти час на остановке простояла!

Тут она заметила сидящую за столом незнакомку, остановилась на полпути к столу, приветливо улыбнулась той и, снизив тон, поздоровалась:

– Добрый день!

– Здравствуйте.

Перестав хлопотать, Игнат развернулся, подошёл теперь уже к двум гостьям, широко расставив руки, представляя женщин друг другу.

– Привет! Вот, знакомьтесь! Это Люба, моя дальняя родственница, а это Любаша, помощница моя!

Женщины обменялись приветственными кивками. Хозяин продолжил говорить, обращаясь попеременно то к одной, то к другой:

– Любаш, помоги мне тут на стол собрать, и будь другом – сбегай в летнюю кухню, принеси нам наливочки, ну, ты знаешь…За приезд по пять капель!

Через несколько минут на столе уже стояли тарелки с простыми, но вкусно пахнущими закусками, принесённая бутылка с ярко-красной наливкой, небольшие рюмки. Любаша, произведя быструю и несложную сервировку, была куда-то отправлена хозяином. Любовь Дмитриевна осталась довольна этим фактом. Игнатий Павлович, усевшись, откупорил бутылку, разлил.

– Ну что, за знакомство!

Выпитое спиртное моментально создало тёплый овал в груди.

– Закусывай, не стесняйся… Ну так и что за личное дело привело тебя? – спросил он и добавил, глядя улыбчивыми глазами. – Только давай теперь о себе.

Первоначальная скованность прошла, наливка поспособствовала; гостья принялась за изложение дела.

– Если честно, история непонятная. Что-то стряслось с моей головой, и отсюда появилась куча проблем. Надо что-то решать, делать, а всё как-то зависло, остановилось.

Игнат, слушая эту прелюдию, чуть поёрзав на месте, взялся за бутылку, налил по второй.

– Давай, чтоб первой скучно не было!

Закусывая, добавил:

– Ты говори, как есть, конкретно.

– Конкретно? – Взяла налитую рюмку, залпом выпила.

– Хорошо… Конкретно: последнее время видится бред мне всякий, иногда снится… внутри появился то ли голос, может, не голос, не знаю, как сказать, может, просто мысли всякие, ненужные, мешает мне всё это работать, сомнения появляются – так сделать или не так; в результате, вообще никак не делаю. Голова иногда наполняется мутью какой-то, вроде и боли особой нет, а неприятно до ужаса!

Выпалила на одном дыхании, в голосе перемешались нотки скрытого отчаяния и раздражения. Перевела дух, ожидая вопросов или комментариев. Игнат молчал, добродушно всматривался в лицо собеседницы, ожидая продолжения. Подумав, она более спокойно продолжила:

– Я, Игнат Павлович, не могу себе позволить такого состояния. На мне держится большое дело, я связана обязательствами со многими серьёзными людьми. Я просто чувствую, что все эти бредовые видения, мысли, расшатывают мою жизнь! И мне необходимо от этого избавиться!

Повисла пауза; хозяин на несколько секунд опустил голову, прикрыл глаза, глубоко вздохнул, едва слышно проговорил несколько раз:

– Понятно, понятно… понятно…

Потом вскинул подбородок, тряхнул своей львиной шевелюрой, спросил:

– Ты на машине же сюда добралась?

Любовь Дмитриевна на секунду опешила.

«Да он не слушал меня!» – пронеслось в голове.

– На машине……

– С шофёром?

– Да, с водителем…

– Может его пригласить, чайку предложим, а? А то человек там один, ждёт…

– Думаю, это лишнее. Это часть его работы – ожидать меня.

Сбитая с толку фразами о водителе, немного сомневаясь в адекватности восприятия своего визави, она почувствовала неловкость и от своей речи, и от пребывания здесь и сейчас. Возникло желание встать и распрощаться, но дядькинская наливка вызвала расслабленность и некоторую леность тела.

– Ну, тогда – бог троицу любит! – Игнат вновь налил, поставил бутылку. – Значит, ты хочешь, чтобы всё стало на свои места, и было, как прежде? – в голосе чувствовалась ирония.

– Конечно!

Своей рюмкой слегка приложился к её, кивнул гостье.

– Давай!

Они выпили и по третьей, закусили.

Хозяин, повернулся к рядом стоящей тумбочке, открыл верхний ящик, достал оттуда тетрадь, следом шариковую ручку.

– На-ка, напиши своё имя полностью, дату рождения, место рождения, и время, если знаешь…

Он освободил часть стола, разложил перед ней тетрадь, протянул ручку.

Она молча взяла ручку, чуть развернулась к столу, записала, что просил. Закончила и выжидательно посмотрела.

– Это мне пригодится, – пояснил Игнат, возвращая назад в тумбочку письменные принадлежности. Повернулся лицом к Любе, сложил руки на коленях. Негромко начал говорить.

– Ты же человек деловой, здравомыслящий… Надеюсь, понимаешь, что всё в жизни подвержено изменениям, сама жизнь – это постоянное изменение. Поэтому ждать, чтобы всё стало так, как было, наверное, глупо. Сегодня кто-то здоров, завтра – болен, в теле что-то изменилось; сегодня у тебя дела идут хорошо, завтра – плохо, тоже происходят перемены. Или наоборот – тут без разницы… Главное – понимать, что наша жизнь и всё, что в ней есть, – это как текущая река, она не останавливается, а бежит, течёт, меняется… Если говорить предметно, – то, вот, мы с тобой. Те изменения, что происходят с тобой сейчас, тебе не нравятся, ты не знаешь, что с ними делать. Потому ты здесь. Я, признаться, часть своей жизни трачу на то, чтобы по мере сил помочь другим с этими изменениями справиться, так сказать «успешно проплыть повороты реки», – он с легкой усмешкой на губах изобразил приподнятыми руками воображаемое русло.

Любовь Дмитриевна, внимательно вслушиваясь в его речь, поняла для себя, к чему он клонит, и взялась за решение практического вопроса:

– Значит, мы сможем договориться, чтобы вы и мне помогли? – и уже собралась задать обязательный во всех договорах вопрос «Сколько это будет стоить?». Но Игнатий Павлович мягко её перебил, словно отвечая на это:

– Вопрос не в цене… – Широко улыбнулся, пошутил: – У меня для родственников скидка! – потом вернул серьёзный вид, продолжил:

– Признаться, наша встреча для меня неожиданна, и сейчас я не готов дать какой-либо ответ…Нужно подумать… Давай так: встретимся через недельку. – Тут он замолчал, прикидывая что-то в уме. – Нет, лучше через две, и я чётко отвечу – да или нет. Хорошо? Договорились?

Последний вопрос он задал уже вставая. Гостья последовала его примеру, тоже поднялась. Поняла, что аудиенция неожиданно подошла к концу. Игнат, сняв старенький пиджак с вешалки у двери, накинул на плечи, вышел её проводить. Не спеша направляясь к калитке, на ходу прощались.

– Ну что ж, будь здорова! Хорошей дороги. Привет своему водителю.

– До свиданья.

Он ещё раз кивнул, улыбнулся, сделал рукой прощальный жест уже вышедшей на улицу женщине, прикрыл дощатую дверцу и побрёл обратно в дом.

Зайдя на кухню, остановился, глянул на висевшие настенные часы, прикинул, что Любаша ещё не скоро вернётся, решил сам прибрать со стола. Также плавно передвигаясь по своим небольшим владениям, в процессе уборки раздумывал над прошедшим визитом. Озадачил он его.

Гостья была права, говоря о нём, как о человеке, «владеющим разными нетрадиционными методами». Вспоминая, он усмехнулся над такой формулировкой. За долгую жизнь в его арсенале познания мира накопилось немало. Использование знания звёздных влияний, нумерологических характеристик, восточных практик и древнерусской народной мудрости позволяло ему читать и понимать человеческие судьбы очень глубоко и весьма точно. Хотя главным для себя он всегда считал своё внутреннее импульсивное ощущение, видение.

Сейчас, размышляя, старался понять, что ему делать с его новой родственницей. Понятно, что узы родства, хоть и дальнего, не играли большой роли. Он знал не понаслышке, что работать с теми, у кого течёт в жилах родственная кровь, очень тяжело, иногда просто невозможно – срабатывал эффект «чем ближе, тем дальше». Правда, в данной ситуации эти узы никак себя не проявили – ни с его стороны, ни, как он видел, с её. Хотя что-то он почувствовал при появлении гостьи, что-то, может, не родственное, но нечто знакомое, своё. Именно это неуловимое и пока до конца неосознанное ощущение не позволило ему поступить так, как обычно.

Такие «гости» не были редкостью в его жизни. Время от времени житейский ветерок, вызванный людской молвой об умениях деревенского старика, приносил их к нему, как море выносит после бури на берег большие сломанные суда. Когда видел, что можно починить, как-то выстроить – брался. Если же судно прогнило изнутри, – нет.

Свою посетительницу отнести к разряду «сгнивших изнутри» что-то помешало. Хотя все признаки присутствовали. Непомерно развитое чувство самости, сплошного эгоизма, властности плюс впереди идущее желание, чтобы всё было «как Я хочу!», – этими отличительными чертами обладали многие.

Игнат на минутку отвлёкся от дум о Любе, в очередной раз восхищаясь смысловой наполненностью русского языка:

«Черта – от слова «чёрт», перейдёт человек некую черту, и здрасте пожалуйста! Сам и становится «чёртом!» Усмехнулся пришедшему на ум каламбуру, мысленно вернулся к рассуждениям.

Обычно, видя перед собой человека с таким набором качеств и, как следствие, с похожими проблемами, отказывался, понимая, что «починить» не получится. У него было две основных формы отказа, которые он применял в зависимости от ситуации. Первая была лёгкой, он её иногда называл «весёленькой». Чувствуя жадноватость и особую нежную привязанность к деньгам у посетителя, он, напуская на себя очень серьёзный вид, брал листок бумаги и выводил крупные цифры. Поясняя, что, мол, такие у него расценки, почти физически ощущал внутреннюю борьбу собеседника, которую, как и предполагалось, выигрывала жадность.

Вторая форма отказа требовала от него самого некоего ущемления собственного «я», но он с лёгкостью шёл на это. Звучала она примерно так: «Вы знаете, – говорил он неуверенным голосом, – ваш вопрос такой необычный, даже сложный, что я не понимаю, как вам помочь… Моих навыков здесь, боюсь, не хватит».

Сегодня, внимательно всматриваясь в лицо своей посетительницы, слушая её рассказ и одновременно читая в холодноватых глазах непридуманную историю, уже обдумывал, какой предлог из этих двух подойдёт. Отмёл фокус с цифрами на бумаге, – деньги она, конечно, любила, но без патологии. Остановился на втором, понимая, что признание в непрофессионализме для неё будет решающим. Выбрать-то выбрал, но почему-то отмолчался.

Раздумья Игната прервала появившаяся в дверях Любаша. С румянцем на щеках, шумно дыша, зашла, сняла свои ботинки, из обувной полки достала домашние тапки.

– Фух! Озябла по дороге, решила пробежаться, чтоб согреться!

– А-а-а-а. Ну садись, отдышись. Ты есть будешь?

– Не, меня пирогами угощала тетка Мария. И тебе вот передала. – Она положила на стол пакет. – Чайку попить можно.

– Давай, – согласился Игнат.

Любаша поставила на плиту чайник, вынула гостинец, достала чашки.

– А я бегу, смотрю – машины уже нет, уехали гости-то?

– Уехали…

По краткости ответов Игната Любаша поняла, что его мысли заняты. Мешать не стала, молча присела, подождала, пока закипит вода, потом принялась заваривать чай. Процедура приготовления заняла её целиком. У них уже давно сложился определённый чайный ритуал. Сначала она три раза обдала кипятком заварник, потом насыпала туда чёрный листовой чай, налила немного горячей воды, подождала, добавила сушёных трав, всё перемешала ложкой и залила кипятком доверху. Всё это она проделала в тишине, с едва заметной улыбкой на лице. Каждый раз, вот так заваривая, вспоминала, как Игнат говорил: «Самое важное здесь – настрой, настроение. Вода – сильная энергоинформационная структура. Всё, что ты ей дашь, она отдаст и тебе, сторицей отдаст. Боже тебя упаси готовить с раздражением или всякими плохими эмоциями! Так лучше и не надо совсем!» Поэтому главное условие вкусного чая она ответственно соблюдала.

Уселись пить чай. Игнат, мысленно отложив свои обдумывания на потом, завёл неспешный разговор, не преминув отметить старания своей помощницы. Обсудили здоровье тётки Марии, теперь уже их общей деревенской знакомой, к которой Любаша была отправлена ранее, посудачили о новостях, о рабочих делах. Девушка с восторгом рассказала ему об успехах её подопечных: она обучала детдомовских девчонок карвингу – умению красиво нарезать овощи и фрукты. Недавно они прошли отбор на конкурсные соревнования и назавтра все вместе собирались в областной центр для участия в нём.

– Представляешь, дядь Игнат, если мои девчонки какой-нибудь приз возьмут! – глаза у Любаши задорно блестели. – Да даже если и не возьмут, всё равно! Одно то, что прошли на этот конкурс, уже немало значит! И для них, и для меня!

– Да умницы вы! Девчонки, поди, довольны?! – Игнат искренне радовался за всех них. – У тебя там мастерицы такие растут!

– Довольны – не то слово! До потолка прыгали, как узнали! Уже третий день ходят такие важные… – Любаша смеясь, уперев руки в бока, повела плечами, показывая их.

Оба от души расхохотались, уж очень точно молодая женщина подметила особенности поведения юных конкурсанток. Немного погодя, успокоившись, продолжала:

– Я тогда у тебя с ночёвкой не останусь, побуду до вечера и обратно, готовиться надо. Давай приберусь, поесть приготовлю, пока время есть. Может, успеем и позаниматься, хорошо?

Игнат на секунду задумался, гладя широкой ладонью свой мощный затылок.

– Не, давай наоборот… Хозяйство отложим – не к спеху. Раз у вас завтра такой «выход в свет» намечается, давай проведём внеклассный урок. Только посуду со стола приберём…

Он улыбнулся, не спеша поднялся, принялся за дело. Любаша занялась мытьём немногочисленной посуды, раздумывая над тем, что он придумал сегодня. Она уже привыкла к тому, что в их общении планы менялись почти постоянно, иногда в зависимости от настроения, иногда от других планов. Хотя, признаться честно, ей отсутствие однообразия и менторского тона человека, старше её, очень нравилось. Наверно, поэтому она к нему не шла, – она к нему неслась.

– Сегодня у меня была гостья. Что ты о ней скажешь?

Любаша повернулась на его вопрос, отложила посудное полотенце, присела рядом, задумалась. Поняла, что не из любопытства спрашивает, а по-своему экзаменует.

– Ну… что… сказать? Я думаю, это серьёзная гостья. Одета с иголочки, голову держит чуть кверху подбородком – директор, наверное. Уверенная такая, только скованная… – Любаша озорно подмигнула. – Богатые у тебя родственники, а, дядь Игнат?!

– Да… богатые… Это ты верно подметила… Только богатые снаружи… Как в той песне, про дикарей – он пропел изменённые слова на мотив известной песенки из давней комедии – «На лицо богатые – бедные внутри…»

Затем обошёл круглый кухонный стол, уселся напротив, продолжая рассуждать.

– Ты уже хорошо можешь описать человека по разным внешним атрибутам. Но внешность – это лишь внешность, при наличии средств и фантазии её можно изменить до неузнаваемости. Чтобы понять человека, почувствовать, нужно пользоваться другим.

– Картой? – вставила вопрос.

Игнат усмехнулся. Кивнув, согласился.

– Ну, это идеальный вариант – иметь перед собой натальную карту, да ещё и понимать в ней. Для знающего – человек как на ладони. Но тут есть два неудобства: во-первых, не всегда есть необходимые данные, да и сама возможность составить карту, ну а во-вторых – наличие самого знания. – Тут Игнат ласково похлопал по Любашиной руке. – Ты у нас уже много чего знаешь – и про планеты, и про знаки, но это пока начало пути.

– А я тебе буду приносить карты, а ты мне их читать!? – спросила полушутя Любаша.

– А от присутствия еды в чужом желудке сытым не будешь! – в тон ответил ей Игнат. – Пройдёт время, сама будешь разбираться в этом. Главное – желание. Даже, наверное, не желание, а понимание необходимости знать себя и других. И для тебя, как для человека, работающего с детьми, да ещё и не простыми детьми, эти знания нужны.

Игнат прервался и шумно вздохнул. Всегда, когда он думал о том, что в нашем цивилизованном обществе существуют такие институты, как дома престарелых и детские дома, в сердце закрадывалось чувство печали и горечи.

– Да, так вот. Карта – это хорошо, конечно. Но что такое карта? Давай подумаем. – Любаша внимательно следила за ходом его мыслей. Отвечая на свой вопрос, Игнат продолжал:

– Карта – это некое изображение небесных тел и их взаимосвязей. А все эти тела – планеты, знаки, звёзды – есть энергии. Те энергии, которые формируют человеческую натуру. И если мы уберём астрологические названия всех этих тел, энергии-то никуда не денутся, останутся в человеке. И видеть их можно не только в карте, но и на лице. Уж так Создатель нас создал, особенно верхнюю часть! Помнишь, есть фраза такая – «потерять лицо». В буквальном же смысле этого никак не сделать. А так – это значит, что-то внутри потерять, нарушить какие-то нормы, изменить энергии. И все эти изменения можно прочесть на человеческом лице. Поэтому будем расширяться с тобой, – изучать не только звёзды, но и мимику.

– С чего начнём? – Любаша, как всегда была заинтригована.

– Ты уже начала! Смотри, мы с тобой определяли такой, основной каркас человеческих реакций, зная восходящий знак рождения, теперь твоё задание – наоборот, по внешнему виду попытаться соотнести со знаком. Это первое. Наперёд скажу, что в основном по лицу можно прочесть знак, ну и общую энергетику. Тебе для этого требуется наблюдательность, терпение, плюс воображение, конечно. Второе – литература на эту тему. Тут есть сложности – я перебрал немало книг физиогномистов, признаться, ничего толкового не нашёл, так, в основном одни теоретические выкладки да шаблонные тексты. Может, тебе что стоящее попадётся. А пока будем пользоваться тем же – наблюдательностью, терпением и воображением! – он с весёлой торжественностью поднял вверх правую руку.

Любаша приподнялась, приложила руку к виску.

– Есть!

Глядя со стороны на эту странную пару – немолодого, тяжеловесного мужчину и молодую озорную женщину – вряд ли можно было предположить, что темы их весёлых бесед носят серьёзный, даже космический характер. Они были больше похожи на двух встретившихся любителей юмора. Приподнятое настроение, сопровождающее их встречи, мало соответствовало строгому характеру самого обучения, но, как ни странно, Любаше такой фон совершенно не мешал, наоборот – слушая своего старшего наставника, она понимала серьёзность той информации, которую получала, и легко её усваивала. Вообще, ей нравилось находиться в его обществе, даже когда они молча занимались каждый своим делом. Сейчас, сидя за столом, она с полуулыбкой наблюдала за тем, как он поднялся, неторопливо скрылся за дверью своего, как он его прозвал «кабинета», через минуту вышел с тяжёлым фолиантом в руках. Усевшись обратно на своё место, раскрыл книгу в отмеченном закладкой месте, протянул ей, комментируя:

– Нашел красивую вещь, как раз в тему. В еврейских легендах Талмуда есть замечательная легенда. Называется «Портрет Моисея». Я послушаю, а ты почитай, и мне, и себе.

Любаша взяла протянутый ей тяжёлый том, устроила его перед собой, начала:

– Портрет Моисея.

Весь мир был потрясён и покорён чудом Исхода. Имя Моисея было у всех на устах. Известие о великом чуде дошло и до мудрого царя Аравии. Царь призвал к себе своего лучшего живописца и приказал ему отправиться к Моисею, нарисовать его портрет и привезти этот портрет ему. Когда живописец вернулся, царь собрал всех своих мудрецов, умудрённых в науке физиогномике и попросил их определить по портрету характер Моисея, его особенности, склонности, привычки и источник его таинственной силы.

– Царь, – отвечали мудрецы, – это портрет человека жестокого, надменного, алчного, одержимого желанием власти и всеми существующими в мире пороками.

Их слова вызвали у царя негодование.

– Как это возможно? – воскликнул он. – Как возможно, чтобы человек, чьи замечательные деяния гремят по всему миру, оказался таким?

Между живописцем и мудрецами начался спор. Живописец уверял, что портрет Моисея написан им совершенно точно, а мудрецы настаивали на том, что характер Моисея был определён ими согласно портрету, безошибочно. Мудрый царь Аравии решил тогда проверить, какая из спорящих сторон права, и сам отправился в лагерь израильтян.

С первого взгляда царь убедился, что лицо Моисея было изображено живописцем в точности. Войдя в шатёр человека Божия, царь преклонил колена, поклонился до земли и рассказал Моисею о споре между художником и мудрецами.

– Сначала, пока я не видел твоего лица – сказал царь, – я думал, что художник плохо изобразил тебя, так как мои мудрецы – люди очень опытные в науке физиогномики. Теперь я убеждён, что они – совершенно недостойные люди, и их мудрость тщетна и пуста.

– Это не так, – ответил Моисей. – И художник, и физиогномисты – весьма искусные люди, обе стороны правы. Да будет тебе известно, что все пороки, о которых говорили мудрецы, действительно были даны мне природой, пожалуй, даже в ещё большей мере, чем они усмотрели на портрете. Но я боролся со своими пороками, напряженными усилиями воли постепенно преодолевая и подавляя их в себе, пока всё противоположное им не стало моей второй натурой. И в этом заключается моя величайшая гордость…

Любаша дочитала, захлопнула книгу. Задумчиво протянула:

– Да-а-а, сильная вещь… Вон в старину какие мастера были…

Игнат, посмотрев на часы, хлопнул себя по коленям, вставая ответил:

– Да, древность вся пропитана знаниями… Но ничто не мешает нам ими пользоваться! Так что начинай – изучай лица, отмечай. Я со временем кое-что подберу, будем устраивать практические занятия. Посмотри, уж сколько натикало! Собирайся, а то не успеешь на последний автобус.

Любашины сборы закончились быстро. Игнат, собираясь её проводить одел уличный пиджак, потом хлопнул себя по лбу, произнеся – «О!», вернулся к кухонному шкафу, достал оттуда наполовину полную бутылку, завернул в газету, протянул ей.

– На-ка, возьми. Завтра вечером, как прибудете с соревнований, так и пригодится вам с воспитателями. Настой делал специальный, успокоительный, расслабляющий. Денёк предстоит вам волнительный!

Они вышли на улицу, неторопливо побрели по двору. У калитки немного постояли, договариваясь о следующей встрече. Сердечно обнялись, распрощались. Игнат провожал взглядом удаляющуюся фигуру девушки, пока она не скрылась за поворотом, прикрыл калитку и отправился в дом.

Любаша прибавила шагу, и чтобы согреться, и чтобы, не дай бог! не опоздать на транспорт. Шла, неся в себе тёплое, радостное чувство. Оно всегда возникало после общения с Игнатом. Среди её многочисленного окружения – близкого и далёкого – он был, пожалуй, единственным, с кем ей было так легко, спокойно, весело. Рядом с ним жить хотелось.

Добежала до деревенской остановки. Судя по сидевшим на скамейке людям, автобуса она не пропустила. В его ожидании, прохаживаясь взад-вперёд, раздумывала. Впечатлил приезд родственницы дядьки Игната – вся такая стильная, ухоженная, на такой машине… Даже в какой-то момент жутко захотелось позавидовать, но вовремя вспомнила, что к Игнату просто так не приезжают, даже родственники. «Богатые тоже плачут» – пронеслась шаблонная мысль, как-то очень точно характеризуя этот визит. Потом хотелось узнать причины, приведшие гостью, но Игнат эту тему так и не развил. За время их знакомства бывали случаи, когда он делился с ней разными историями, но не часто и очень коротко. В этот раз томимое ею любопытство он никак не утолил, но она легко это пережила, тем более что придуманная им тема «внеклассного занятия» была много интереснее. Будоражила мысль, что он решил поделиться с ней своими знаниями человеческого лица. И хотя она осознавала свои способности, понимая, что так, как он видит, у неё вряд ли получится, в мечтах представила себя грандиозным мастером, от которого ничего не скрыть! Воображаемая картинка получилась чуть комичной – Любаша – «всевидящее око».

Еле сдержалась, чтобы не расхохотаться от этой фантазии, отвлеклась от своих дум, посмотрела вдоль дороги, стараясь разглядеть признаки движения рейсового автобуса. К радости ожидающих, из-за угла показался старенький «ЛАЗ», с шумом затормозил, открыл скрипучие двери. Усевшись на свободное место, Любаша наблюдала за медленно плывущим мимо окон деревенским пейзажем, изученным ею за последнее время почти наизусть.

«Господи, уже скоро пять лет, как я сюда езжу!» Вспомнила первое своё знакомство с Игнатием Павловичем, как она его поначалу называла, и хоть она тогда и не слышала о науке под названием «физиогномика», да и вообще не задумывалась на эту тему, наверное, именно его лицо с первой минуты её больше всего удивило. Это было лицо уже немолодого мужчины, с глубокими, прочерченными временем морщинами, и несмотря на возраст, в нём ощущалась детская, радостная непосредственность; в глазах поблёскивали мальчишеские озорные огоньки, их неожиданное присутствие на уже пожилом лице при знакомстве вызывало недоумение. Любаша всегда с удовольствием окуналась в воспоминания об их первой встрече, понимая, что она стала для неё не просто встречей с новым, интересным человеком, но и поворотным моментом её жизни.

Часть 2. Любаша

В то время Игнат, бывший по делам в их небольшом городке, оказался в гостях у своего давнего приятеля. Дружили ещё со времён армейской молодости, и хоть виделись редко, но не забывали друг друга и при возможности навещали. Несмотря на неожиданный визит, Степан встретил друга радушно, в дверях сделал попытку обнять широкоплечего Игната, но смог лишь неловко ткнуться в грудь.

– Не перевелись ещё богатыри на земле русской! – приветствовал, смеясь над своими «небогатырскими» размерами. – Глаз радуется, на тебя глядучи! Сколько тебя знаю, ты как дуб столетний, несгибаемый. Проходи, проходи, гостем будешь!

Проговорили до вечера; как водится, вспомнили и молодость далёкую, службу совместную, обсудили и сегодняшнее житьё-бытьё. Редкость таких встреч вызывала у обоих приливы душевного трепета и по-мужски молчаливого внутреннего восторга.

Вернувшаяся из гостей жена Степана Света, появление гостя приняла без лишних эмоций, на просьбу мужа соорудить что-нибудь на ужин кивнула головой и молча скрылась за кухонной дверью.

– А, не обращай внимания. – Степан будто извинялся за не очень приветливый вид супруги. – Бабы – они и есть бабы. Сейчас ещё дочка из Москвы вернулась, так они теперь друг дружку воспитывают…

Хозяин дома, готовясь по-своему к ужину, поставил на стол бутылку недорогого коньяка, мол, за приезд да не выпить. Гостя настойчиво пригласил остаться на ночь, пояснив, что отказа не примет ни в какой форме. Дождался согласия улыбчивого Игната, от удовольствия потёр ладони и направился в кухню помочь жене, заодно и поторопить.

Позже, сидя за столом, чуть разомлевшие от еды и спиртного, вели разговор на разные отвлечённые темы. Игнат, по достоинству оценивший кулинарные способности супруги Степана, предложил тост за умелицу-хозяйку, чем вызвал её благодарную улыбку. В основном молчавшая до этого момента женщина решила сменить русло беседы и заговорила о своём, наболевшем.

– Вот ты мне скажи, Игнат, куда мы катимся? Что происходит? Дети от рук совершенно отбились, никакого уважения, послушания! Грубят, хамят, родителям такое заявляют, что волосы дыбом! Иногда и руки поднимают! Вон, сегодня встретила знакомую, так она про свою соседку рассказывала – сын, как выпьет, так и давай её гонять по всему двору! Ужас какой-то… И наша-то вернулась из своей Москвы, такая умная, ты ей слово, она тебе сто в ответ. Сидит, второй месяц баклуши бьёт, не работает, ничего…

– Свет, что ты к ней прицепилась, пусть отдыхает. – Степан, видя, как распаляется жена, усевшись на свой любимый конёк под названием «неправильные дети», попытался её успокоить. Ему это плохо удалось.

– Отдыхает!!! Переработалась! За шесть лет пять работ сменила – хорош работничек! И главное, я ей говорю, что делать, а она мне, знаешь, что отвечает? «Я не собираюсь жить твоей жизнью» – Света обратилась к гостю с уязвленным видом знающей всё женщины.

Игнат молча слушал эту тираду, направленную на подтверждение собственной правоты. Понимал, что хоть она и задаёт вопросы, но ответы ей не нужны, тем более те, что шли бы вразрез с её жизненными установками. Он часто становился наблюдателем извечного конфликта «отцы и дети» в разных его формах; много размышляя на эту тему, пришел к выводу, что основа сегодняшнего, в отличие от классики, – это не борьба за принципы, мировоззрение, а навязывание собственного эго, той же самости. Отвечать не стал – ни к чему; пробиться не то что к сердцу, даже к мозгу человека, коим завладел импульс собственной правоты, было бесполезно. Ей нужно было высказаться.

– А что плохого в моей жизни?! Что?! Я как пошла с молодости на завод, так и работаю, не бегаю, как сявка, с места на место… Жизнь ей моя не нравится! А со своею не может разобраться. То ей не нравится, то не подходит, там платят мало! Четверть века скоро стукнет, а она приехала, села родителям на шею!

– Светка! Ну что ты несешь! – Степан, урезонивая жену, негромко хлопнул ладонью по столу. – Какая шея? Она взрослый, самостоятельный ребёнок, уже давно живёт на свои! Да и хватит уже… Мы с Игнатом сто лет не виделись, а ты тут…

Жена, уловив укоризненные нотки в голосе мужа, поджала губы, отвернула лицо. Чуть раздувавшиеся ноздри свидетельствовали о несправедливо нанесённой обиде. Игнат, чтобы снять напряжение, вызванное эмоциональным состоянием хозяйки, разлил коньяк, предложил тост за дружбу. Все молча стукнулись, выпили.

– Так я вот с Игнатом и советуюсь. Сам же всегда говоришь, что он из всех твоих знакомых самый умный. – Видно было, что женщина не собирается просто так сдаваться и ищет другие пути продолжения волнующей её темы. – Вот что это происходит, а?

Игнат, дожевывая кусок сервелата, пристально посмотрел на неё. Облокотившись на стол, сложил ладошки замочком перед собой. На минуту задумался, подбирая слова и образы, которые сможет понять. Негромко начал:

– Происходит, Светочка, жизнь. У всех разная, непохожая на других. У каждого поколения своя правда, иногда идущая вразрез с другой. Так было всегда, и сегодняшняя молодёжь тоже несёт свою правду. Конечно, причин для непонимания в семье много разных. Есть основная, так скажем, базисная. Чтобы понять её, давай обратимся к истории. Смотри, в каждой известной культуре, религии обозначено несколько жизненных принципов, соблюдение которых позволяет человеку прожить правильно… Один из них гласит: «почитай родителей своих». Так?

Света, вслушиваясь в мужскую плавную речь, соглашаясь с ним, одобрительно закивала.

– Так… И давай заметим, что нигде не сказано – «почитай детей своих». Казалось бы, почему? Потому что древние знали душу человеческую гораздо лучше современников и понимали, что из чего рождается. Само слово «почитай» многими понято лишь в одном, узком аспекте, смысле – в его материальном значении. Поэтому, когда человек говорит: «я забочусь о своих родителях, даю им денег, покупаю продукты, медикаменты», ну и тому подобное – это можно назвать помощью, вниманием, иногда желанием чувствовать себя благодетелем. По-разному это можно назвать, но это далеко от истинного почитания. Почитание – это не результат каких-то внешних действий, это глубоко внутренне чувство искренней любви и благодарности к тем, кто дал жизнь на земле. Это внутренний сердечный трепет, возникающий при мысли о том, кто показал свет. И когда это чувство, это почитание живет внутри будущего родителя, ему нечего беспокоиться о своих детях, потому что оно, являясь частью его самого, передастся по наследству потомкам. Простой механизм, но гениальный! И его понимали не только древние, но ещё и наши деды, прадеды… И наоборот: если нет такого почитания, и, что ещё хуже, есть пренебрежение к родителям, то никакие убедительные слова, да и действия в виде материальной помощи не убедят ребёнка относиться иначе к собственным корням. Вот такая цепная реакция получается.

Игнат умолк. Степан, чтобы скрыть ухмылку, наклонил голову, отвернувшись от жены. Он лучше всех знал отношения между тёщей и ней. «Ох и раздел он Светку, до нутра самого! И сказать нечего!»

Её эмоциональность как-то иссякла, она сидела насупившись, соображая – это он и про неё или ей показалось. Хотела в ответ на его речь сделать какое-нибудь ироничное замечание, но взглянув в спокойное лицо гостя, наткнувшись на его серьёзное выражение глаз, не нашлась что сказать.

– Пойду… чай поставлю… К торту…

Мужчины, оставшись одни, переглянулись. Степан пожал плечами.

– Вот так мы и живём… Я меж ними, как между огнями. – Улыбнулся, взял бутылку с коньяком. – Давай ещё – по маленькой!

Игнат махнул ладонью, мол, да, давай! Хотелось поддержать друга хотя бы своим согласием, учитывая его практически непьющую натуру. Оба понимали, что семейная жизнь Степана не стелится гладкой, ровной дорожкой. Но ухабы и ямы этого пути он, обладая житейской, неписанной мудростью и спокойным, весёлым характером, умело обходил.

– Давай, за супругу! – Степан улыбнулся. – Это ж моя судьба.

– Ага… На Востоке говорят – карма!

Мужчины приглушенно хохотнули, стукнулись и выпили. Степан, заметив за широкой спиной друга стоящую в дверном проёме дочь, живо поднялся, взял её под руку, приглашая к столу.

– Ну вот, знакомьтесь. Это мой друг старинный, армейский – Игнатий Павлович – в гости наконец-то заехал! – Степан похлопал гостя по плечу. – А это наша дочь, Любовь Степанна! Вы-то друг друга только по фотографиям видели, а сегодня, так сказать, лицом к лицу!

Игнат на приглашение к знакомству поднялся, подал молодой девушке широкую ладонь на её короткое, непринуждённое «здрасте!». Возвращаясь за стол, с улыбкой заметил:

– А мы тут как раз за молодежь речь вели…

– Что, наш СС доложил всю обстановку? – усмехнувшись в ответ, обогнула стол, плюхнулась на диван, усевшись напротив мужчин. На приподнятые в недоумении брови Игната Степан, сдерживая смех, ответил:

– Это она нас так называет – Степан, Света!

Заглянувшая в комнату хозяйка позвала дочь. Вдвоём принесли чашки, чайник, разрезанный торт, убрали лишнюю посуду. За окном опускался летний вечер, слышалось пение цикад, тёплый ветерок в медленном такте то приподнимал, то опускал края красивых оконных занавесок. Зажжённые настенные бра мягко рассеивали наступавшие сумерки, создавая уютный фон для вечернего дружеского чаепития.

Вели неспешный разговор. Степан, слушая друга, смотрел на него умилёнными глазами, в очередной раз ловя себя на ощущении, что от Игната исходит какое-то спокойствие, теплота. Его дружелюбный настрой всегда находил отклик в окружающих. Вот и сейчас – Светка уже выглядела вполне приличной бабой, без своих праведных демонстраций; дочь устроилась в углу дивана и с интересом вслушивалась в разговор. Наблюдая за этой мирной картинкой, отец семейства едва не прослезился. Не часто жизнь его баловала такими вечерами.

Поздно вечером, когда все улеглись, Люба ворочалась в своей постели. Никак не засыпалось. Мысли возвращались к отцовскому гостю. Пожилой мужчина показался ей интересным, не по годам молодцеватым. Видать, умён очень, начитан. К её удивлению, она не услышала в его речи ни менторских ноток, ни нравоучений. Обычно, сталкиваясь с людьми «преклонного возраста», большинство из которых считали своим главным делом передачу своего малопривлекательного жизненного опыта, она старалась увильнуть от этой передачи как могла. Но сегодня, слушая разные истории Игната, которые он излагал с хорошим чувством юмора и знания дела, поймала себя на мысли, что могла его слушать и слушать….

Ей не спалось, решила выйти во двор подышать свежим воздухом. У летней веранды, отданной в распоряжение армейскому другу, заметила его, сидящим на небольшой скамейке. Немного постояла, раздумывая, подойти или нет. Игнат, почувствовавший чьё-то присутствие, оглянулся и негромко окликнул:

– Что, тоже не спится?

– Да душно в комнате, за день напекло…

Подошла. Игнат сделал приглашающий жест, она уселась рядом. Сидели, вслушивались в ночную тишину, наполненную шорохами, редкими звуками ночных птиц, шелестом листьев…

– Ну, рассказывай, как твои дела? – спросил, будто они были знакомы сто лет.

Люба сначала сбивчиво какими-то нестройными фразами, избитыми клише типа «дела у прокурора, у меня так, делишки», ответила, не совсем понимая, к чему он интересуется. Но то ли окружающая её темнота, то ли молчаливое присутствие человека, искренне задавшего такой простой вопрос, вызвало желание выговориться. Говорила долго и много, говорила и то, во что не посвящала никого. Рассказывала о своей, как ей казалось, плохо удавшейся жизни, о вечных сомнениях в выборе трудовой деятельности, о неприятностях в личной жизни. Сетовала на непонимание своей семьи, особенно матери. Хотелось поддержки, а получала в основном упрёки.

Долгую речь закончила глубоким вздохом. В какой-то момент почувствовала себя неловко от того, что почти незнакомцу вылила махом всю свою историю. Сделала попытку извиниться.

– Я вообще-то не люблю жаловаться… а то подумаете, что только тем и занимаюсь.

Игнат, потрепав её за плечо, усмехнувшись ответил:

– У тебя пока плохо получается читать чужие мысли.

– А у вас? – быстро парировала.

– У меня тоже не всегда хорошо… Не волнуйся, я так не подумаю.

– А что подумаете?

Игнат молча улыбался в темноте, какое-то время сидел в задумчивости. Люба не видела чётко его лица, но ощущение неловкости за свой монолог прошло – он принял её рассказ как есть. Поднимаясь и слегка потягиваясь, Игнат ответил:

– Самое простое и самое сложное – это уметь меняться. Тебе нужно задуматься над этим. Если ты сейчас ничего не поменяешь, то я рискую услышать, ну, скажем, лет через пять ту же историю, может, с небольшими вариациями, но по сути – ту же.

Подал ей руку, как галантный кавалер прошлого столетия, поддержал за локоть.

– Пойдём почивать. Утро, как водится, мудренее. Завтра, может, что и придумается. Добрых снов.

На следующее утро Люба, привыкшая отсыпаться по воскресеньям, проснулась поздно. В доме уже слышались повседневные движения. Она переваливалась с боку на бок, прячась от солнечного луча, падающего прямо на кровать, мечтала подремать ещё чуть-чуть. Услышав мужской голос, доносившийся со двора, резко села, вспомнив о вчерашнем госте. Он, наверное, скоро уедет, а она и не попрощалась! С этой мыслью быстренько покинула своё ложе, переоделась, направилась умыться в ванную, по пути заглянула на кухню. Поняла, что все уже давно позавтракали, прибавила темп, волнуясь, что всё-таки проспала прощание.

Во дворе Игнат готовил свой старый «Жигуль» в обратный путь – критически всматривался под открытый капот, стучал по колёсам, проверял багажник. Степан стоял рядом, следя за его манёврами. Девушка выскочила на крыльцо, окинула быстрым взглядом эту картину, отметила отсутствие матери.

«На рынок, небось, умотала, новости собирать», – пронеслось в голове.

– О, дитятко проснулось! – отец, улыбаясь помахал рукой. – Хорошо, что успела, Игнатий Павлович тебя спрашивал, попрощаться хотел… Давай к нам!

Она подошла, поздоровалась. С ноткой ироничности спросила, как такой раритет ещё движется.

– Сделано в СССР! – Игнат горделиво выпятил грудь, широко улыбнулся. – На ней ездить и ездить!

Он достал две пластмассовые бутыли из багажника, протянул Степану:

– Будь другом, сходи набери воды.

Сам подошел к Любе, из кармана вынул сложенный лист белой бумаги:

– У меня тут мысль появилась, в свете нашего разговора…Ты просто послушай, пока ничего не отвечай… В нашем районном городе, это недалеко от вас, есть детдом. Там у них поварихи нет, ищут. Зарплата, конечно, не московская, небольшая… Вот… Что ещё?.. А, да! Из плюсов – работа сменная, комнату для проживания дадут, ну и питание.

Он видел вытянувшееся лицо девушки, но продолжал:

– У тебя опыта по этой части нет, только диплом, но это решить можно.

Заметил, что Люба всё-таки собирается отвечать, жестом остановил:

– Подожди. Всё, что ты собираешься сказать, понятно. Ты пока не ищи в голове пункты, почему «нет». Речь не об этом. Я просто тебя, так сказать, информирую. Вот и всё. Я живу в деревне, недалеко от детдома, мне нужна помощница, ну и по дому, и в делах… Это я намекаю на небольшой дополнительный заработок, если вдруг надумаешь. Вот здесь, – он развернул листок, – телефон заведующей, её имя-отчество, ниже – мой адрес. Предложение действительно три дня. – Отдал ей бумагу, прищурился от яркого солнечного света, пристально посмотрел и закончил:

– Меняться очень трудно…

Степан вернулся с наполненными водой ёмкостями, погрузил в багажник. Мужчины тепло попрощались, обнялись. Люба с Игнатом обменялись рукопожатием. Игнат сель за руль машины, в чём-то похожей на него самого: ездила долго, исколесила немало дорог, но, несмотря на почтительный возраст, внутри всё работало чётко и слаженно.

Расставшись с гостем, Люба и отец разбрелись в разные стороны. Она, всё ещё находясь в несколько ошарашенном состоянии от неожиданного предложения, закрылась в своей комнате. Уселась на постель, обхватила руками прижатые к груди коленки, покачиваясь взад-вперёд, задумалась.

Да, предложение, прямо сказать, было несколько неоднозначным. На какой-то момент ей показалось, что он либо шутит, либо издевается. Она ему вчера всю душу излила, про планы свои, про идеи, пусть пока и не осуществлённые. Они никак не были связаны с копеечным трудом и с отсутствием роста, карьеры. Какая уж карьера в детдоме! Смешно сказать!

В Москве, правда, её действительность тоже была далека от бродивших в голове планов, но там всегда присутствовала надежда, что вот-вот сложится, найдётся кто-то или что-то, что поможет ей определиться, встать на ноги, добиться успеха. Да и сравнивать возможности столицы и какого-то захудалого городишки было ещё смешнее, чем воображать карьерную лестницу в детдоме!

Раздумывая над ситуацией, Любе пришла в голову аналогия из детских сказок про богатыря, стоящего перед камнем, – символом выбора. Весь вопрос – решить, куда правильнее пойти. Сама тут же себе возразила: «Да ни о каком выборе речи нет – тут и выбирать нечего!» Она живо представила себе картинку: в вырытую в земле яму сложились все её желания, планы, проекты, мечты о состоятельной жизни, и она собственноручно закапывает большой лопатой эту наполненную яму. Осталось поставить крест над могилой жизненных устремлений.

Да-а-а, наверное, Игнатий Павлович всё же изрядно пошутил. То, что он юморист, было понятно ещё вчера за ужином. Они давно так не гоготали всей семьей, как над его весёлыми рассказами. А может действительно хотел помочь, предлагая ей работу… С точки зрения деревенского старика, это, должно быть, смотрится очень выгодным и престижным… А для неё – жуть жуткая. Ну, сама виновата – не надо было вчера ему всё рассказывать.

Решила подвести итог своим размышлениям. Почти все доводы были за невозможность принятия такого предложения. Единственное, что мешало сразу и чётко сказать: «Спасибо, не надо!» – это сегодняшнее её положение. Она прекрасно понимала, что если она проживёт ещё пару месяцев у родителей и ничего не изменится – впору с ума сойти. Ругаться с матерью не хотела, да и не могла, но слушать ежевечерние нотации не было никаких сил. Только эти семейные обстоятельства делали предложение Игната не до конца бесполезным.

«В конце концов, можно ведь и там пока устроиться, поработать, тем более и жить есть где. А как только у ребят наладится дело, позовут, – сразу развернуться и уехать». Пришедший в голову компромисс радости принёс мало. Попытка представить себя в условиях детдома вызывала внутри тягостное чувство. Люба тяжело вздохнула: «Чё делать-то?»

За дверью послышался голос матери, вернувшейся из своего любимого похода на рынок. Возбужденно рассказывала отцу последние новости. Он их не очень любил, называл более конкретным определением – «сплетни», но всегда делал вид заинтересованного слушателя, ради спокойствия в доме.

– Лю-ю-ю-юбка! Иди сюда! – маманин вопль разнесся по всему пространству, вывел из задумчивости дочь.

«Господи, ну зачем так орать… И что опять надо?!» – к тягостному чувству прибавилось и неудовольствие от предстоящих родительских указаний. Добрела до кухни, где мать раскладывала принесённые покупки, села.

– Что?

– Что-что! Ты тут спишь до обеда, а мать уже полгорода обегала, работу тебе подыскивая!

– Какую?

– Ну, ещё не точно совсем, но, даст бог, получится… Я тут с мастером из параллельного цеха разговорилась, он мне и сообщил, что у них девочка в декрет уходит, место освобождается! Я его попросила всё узнать, что да как, он пообещал. Завтра утром позвоню, обговорим… Чё дома-то сидеть? Пойдешь к нам, на завод.

Люба уставилась в окно. Она с детства знала о настойчивом желании матери, чтобы дочь пошла по её стопам. Каждый раз на мечтательную фразу «вырастешь, пойдешь ко мне на завод» отвечала «ни в жисть». Но судя по продолжению этой заводской тематики ответ не был услышан ни разу.

– Я уже нашла работу. – Из двух зол она всё-таки выбрала меньшее.

– Где!? – От такого неожиданного известия мать резко присела.

– В соседнем городе.

– Ну, и… – Развела руками в ожидании объяснений.

– Слушай, я завтра позвоню, договорюсь, съезжу, как сложится – тебе тогда и расскажу. – Не дожидаясь новых расспросов, вышла, оставив мать в недоумении.

Всё сложилось на удивление гладко. Заведующая детдома, куда Люба отправилась на следующий день, встретила её с радостью, приняла по-домашнему тепло. С ходу повела показывать своё хозяйство, знакомить с обстановкой, людьми. Бесперебойно рассказывала о своих воспитанниках, о том, как они вместе живут и растут. Слушая эту немолодую женщину, постепенно заражаясь от её внутреннего деятельного огонька, Люба повеселела; мрачноватый настрой, сопровождавший её уже второй день, незаметно развеялся и исчез. Всё оказалось не таким ужасным, как она пыталась себе представить.

После продолжительной экскурсии, в которую вошёл и показ крохотной комнаты для её проживания, они поднялись в кабинет директора для обсуждения официальной части приёма на работу. Зарплата, действительно, была не ахти, но, учитывая бесплатное проживание и обеды, большого расстройства не вызвала. Отсутствие нужного опыта заведующую не смутило, она лишь весело заметила, что главное – это уметь готовить в принципе. Расстались на том, что Люба возьмет необходимые вещи и со следующего дня приступит к новым обязанностям.

Посвящение в новую для Любаши деятельность заняло почти весь последующий месяц. В положенные выходные оставалась в детдоме, никуда не выезжая, знакомилась с детворой, разбиралась с составлением меню, обживалась на новой территории. Однажды вечером заведующая, заглянувшая к ней посмотреть, как обустроилась, с чувством благодарности отозвалась об Игнате Павловиче, «сосватовшему» им молодые кадры. Поинтересовалась, давно ли виделись, велела передавать сердечный привет, если встретит. Люба, подумав, решила назавтра нагрянуть к нему в гости: и привет передать, и продолжить знакомство. Разузнала, как доехать до его деревни, оказалось совсем недалеко. Прикинула, что даже если не застанет его дома, просто проветрится, поглядит на новый для себя район.

Подходя на следующий день к открытым настеж воротам дома, обрадовано остановилась. Сверяться по бумажке с адресом было ни к чему, – массивная фигура Игната, стоящего возле своего немолодого железного коня, была видна издали.

– О! Да к нам гости пожаловали! – приветствовал широко раскинутыми руками и такой же улыбкой. – Заходи, заходи! Я тут вот чиню… присаживайся. – показал запачканной ладонью на уличную деревянную скамью.

– Здравствуйте, Игнатий Павлович, – Люба облегченно выдохнула, – ехала наугад, думала – застану вас, не застану.

– Любаш! – садясь рядом, произнёс как-то ласково, необычно для её слуха, – давай на ты, а? А то эти церемонии… Устать от них можно!

Люба повела нерешительно плечами: «Как-то сразу вот так…»

– Ну, договорились. Если уж просто по имени неудобно, зови – дядя Игнат, меня молодёжь часто так называет, ага?

– Ага… – Коротко кивнула.

– Вот и ладненько. Рассказывай, каким ветром?

– Вот, воспользовалась рекомендацией – теперь работаю в детдоме… Ну, и решила начать меняться! – Люба построила фразу, избегая указательного местоимения, нужно было привыкнуть к обращению на «ты».

– Ну что, хорошо… Если уж не мы меняем обстоятельства, то пусть хоть они нас меняют, всё к лучшему… От мамкиных разговоров удалось сбежать, а? – хитровато прищурился, легонько толкнулся в плечо девушки, подмигнул.

Люба, по привычке, собиралась пуститься в пространные объяснения по поводу своего решения, но мысль, что он угадал истинную причину недавних изменений, остановила её на полувздохе. Улыбнулась смущённо, соглашаясь, кивнула головой.

– Ладно, дочиню потом… Пойдём, покажу свои апартаменты. – Игнат поднялся. – Кваском тебя угощу холодненьким.

Пока хозяин отмывал руки, стоя у дворового крана, Люба с интересом осматривала большой двор, хозяйственные постройки. Везде был определённый порядок, за обустроенной простотой виднелась продуманность местоположения каждой вещи.

В большой комнате, служившей, по-видимому, и кухней, и столовой, они, спрятавшись от жаркого летнего солнца, расположились за столом, попивая прохладный, чуть кисловатый квас. Девушка делилась рассказами о своём новом окружении, новой работе. Игнат, имевший представление почти обо всех жителях и сотрудниках детдома, внимательно слушал, изредка вставляя свои комментарии или задавая вопросы.

Люба, как и в первую их встречу, ощущала себя очень комфортно, свободно и легко. Хотя по своей натуре замкнутым человеком она не была, но, излишней открытостью не страдала, тем более к людям, значительно превосходящим её по возрасту. Игнат оказался для неё совершеннейшим исключением; объяснить же, почему ей так тепло рядом с эти большим, почти постоянно улыбающимся дядькой, сама себе не смогла. Внутри складывалось ощущение, будто она встретила самую лучшую подругу, с которой можно говорить обо всём. Заметила ещё одну немаловажную деталь в общении с ним, – он, казалось, понимал всё, о чём она говорила; это отражалось и в его внимательном взгляде, и в жестах, и даже в каких-то подсказанных им нужных словах. Это живое понимание и участие так расположило девушку, с увлечением рассказывающую про свои новые дела, что, наткнувшись взглядом на настенные часы, искренне удивилась, оборвала себя на середине фразы.

«Мама родная! Я уж почти два часа болтаю!»

Игнат, посмотревший вслед за ней на часы, понял причину её внезапной остановки.

– Время летит – не угонишься… – Разлил оставшийся квас, с улыбкой спросил: – У тебя сегодня какие-то планы?

– Не-е-е-е, у меня залуженный выходной. А вас, – на это обращение Игнат приподнял брови, словно напоминая, что они уже на «ты», – ах, да! А тебя, дядь Игнат, я, наверное, от всех дел оторвала?!

– У меня из дел сегодня только моя «ласточка»… Машина, – пояснил он. – Я с ней позже закончу, как жара спадёт. Так что не волнуйся…

Люба слегка кивнула, неловкое смущение от собственной словообильности прошло. С удовольствием допила предложенный напиток, призналась, что такого вкусного кваса ещё в жизни не пробовала.

– Ну, у тебя ещё всё впереди! – Игнат улыбнулся, глядя на неё. – Ещё всего напробуешься! – приподнял свою кружку в немом тосте, сделал пару глотков.

– Любаш, я тебе в прошлый раз подработку предлагал, как ты на это предложение смотришь?

– Я?.. Вообще-то положительно. А что делать? – И шутя добавила: – Я в машинах плохо разбираюсь – так, только на уровне пассажира…

Игнат усмехнулся, махнул рукой.

– Нет, мне помощник в другом деле нужен. Как раз по твоему профилю…

Он объяснил, что ему нужно. В основном это была помощь по хозяйству, по дому, нечастая, примерно раз в неделю. Назвал сумму, небольшую, но очень даже приемлемую. Любаша раздумывала недолго, её сменный рабочий график оставлял достаточно времени; готовить, убирать она и так умела, а лишние деньги под ноги не падали. Да и Игнат ей пришелся по нутру.

Договорились, пожали друг другу руки. Хозяин, не теряя времени, начал показывать, где что у него хранится, лежит, находится; объяснил, как всё работает. Сначала провёл по дому, потом обошли дворовую территорию. Под конец открыл ей маленький секрет – где висит запасной ключ, на случай его отсутствия. Возвращаясь в дом, подвёл итог:

– В общем, хозяйничай. Меня не будет – не стесняйся, заходи, занимайся, чем надо.

Любаша согласно кивала. Про себя подумала, что такого «работодателя» у неё ещё не было. Да и занятие не из привычных – «непрезентабельное», как выразились бы её московские приятели. Но пока ситуация складывалась так, как складывалась, и если уж она согласилась на работу в детдоме, то и домработницей можно побыть. Тем более, что обещанное приглашение в бизнес от московских знакомых всё ещё не поступало…

Игнат повернулся на негромкий вздох, раздавшийся за спиной, будто угадав её мысли, слегка похлопал её по плечу и бодро произнёс:

– Будешь управдомом!

На секунду задумался, что-то прикидывая в голове, и спросил:

– Любаш, а ты печатать умеешь?

– Умею…

– Хорошо умеешь?

– Да, неплохо. А что?

– Пойдём, покажу…

Он подвёл её к закрытой двери, ведущей в комнату, которую при общем показе они обошли. Открыл массивную дубовую дверь, жестом приглашая девушку. Любаша вошла, сделала пару шагов, остановилась от изумления. Окружающая обстановка мало вязалась со всем остальным домом, скорее, походила на небольшой зал библиотеки или кабинет учёного. Две стены до потолка были закрыты стеллажами с книгами, на третьей, рядом с дверью, висел атлас с двумя большими тёмно-синими блямбами; возле окна, рядом с уютным кожаным диваном, стоял небольшой круглый столик с небесного цвета глобусом. Почти посередине, ближе к одному из стеллажей, находился небольшой, старинной работы, закруглённой формы стол. На нём, отдавая дань времени, помещался компактный ноутбук. Их совместный вид был необычен – словно прошлое поддерживало настоящее.

Игнат аккуратно протиснулся мимо застывшей фигуры девушки. Пока она осматривалась, подошёл к столу, выдвинул один из ящиков, достал внушительную бумажную папку.

– Ничё себе! – Любаша смогла выразить своё удивление лишь тоном.

– Да… Это моё богатство… – спокойно прокомментировал Игнат, присаживаясь на диван. Такая реакция ему нравилась. Если человек способен восторгаться книгами, значит, не всё потеряно.

– Я тут задался целью пару лет назад – разобрать свои бумажки. – Он раскрыл папку, показывая её содержимое. В основном тут были тетради, исписанные вручную, блокноты, несколько сшитых вместе пожелтевших листов с текстами, отпечатанными ещё в доисторические времена на машинке.

– Надо всё это разобрать, перепечатать, привести в «компьютерный» вид… Отдать куда-нибудь не могу – вдруг потеряется, да и текст специфичный, не всякий поймёт. А сам, со своим умением, буду ещё лет сто перепечатывать… Возьмешься? Об оплате договоримся…

Любаша, продолжавшая осматриваться с широко раскрытыми глазами, даже не сразу сообразила, о чём он. С трудом перенесла внимание на сказанное, подошла, взяла первую попавшую тетрадь из папки. Полистала, повертела в руках, даже поднесла к носу.

– Это что, записки Колумба? Сколько ж лет этим бумагам?

– Да не надо мне такую древность приписывать! – Игнат тоже поднёс к лицу папку, принюхался. Улыбнувшись заметил: – Ну, что ты хочешь! Время тоже имеет свой запах…

Любаша присела, наморщила лоб, вчитываясь в незнакомый текст, записанный довольно аккуратным почерком. Пролистала несколько страниц.

– Почерк-то я разобрать смогу, но тут есть сокращения и знаки какие-то… Возьмусь, конечно, только не знаю, сколько времени уйдёт на это…

– Ну вот и ладненько! Со знаками разберёмся, а время особо не жмёт…

Он бережно сложил обратно в папку тетрадь, в задумчивости несколько раз провёл рукой по шероховатой поверхности, потом аккуратно прижал и из боковых ленточек завязал маленький бантик. Положил на место, в ящик. Заметил, как девушка пристально рассматривает книжные полки, наклоняя голову и стараясь прочесть названия.

– Читать любишь? – спросил.

Любаша кивнула.

– Люблю, вообще-то, – протянула негромко.

Вглядываясь в названия больших и маленьких томов, поняла, что в большинстве своём, она даже не слышала о таких. Хотя, как ей казалось, читала много, была натурой интересующейся. Её новый знакомый интриговал всё больше и больше. Зачем, спрашивается, человеку в его возрасте столько книг? И чем он, интересно занимается? Судя по тому, что он с её отцом примерно одного возраста, наверное, на пенсии. Какой-то нестандартный пенсионер получается.

Немного озадаченная собственными мыслями о Игнате, она направилась вслед за ним обратно, в кухню. Хозяин предложил перекусить, но она отказалась: и есть не хотелось, да и чувствовала, что злоупотреблять гостеприимством, пусть даже и искренним, не стоит. Пора и честь знать.

Попрощались тепло, по-дружески. Бодро шагая по деревенской улочке, Любаша пребывала в приподнятом настроении. Переваривая свой прошедший визит, размышляла. Если, конечно, посмотреть с позиции того социального положения, о котором она всегда мечтала, то, надо признаться, сегодняшнее принятое ею соглашение выглядело ниже некуда. Даже ниже статуса повара в детдоме. «Осталось ещё сторожем, в ночную, куда-нибудь пристроиться!» – иронично подумалось. Только врождённый оптимизм и понимание, что в жизни бывают полосы разного цвета, не давали ей впасть в мрачное уныние от сложившихся обстоятельств. «Ничего, ничего! Перевернётся ещё и на моей улице грузовик с конфетами!» Подбодрила себя, решила спокойно переждать прилив собственных неудач. К тому же призналась себе, что Игнат, будучи в определённом смысле причиной произошедших изменений, вызывал в ней чувства, с которыми она раньше не сталкивалась. И назвать её знакомство с ним неудачей было нельзя. «Во всяком плохом есть своё хорошее», – вспомнилась фраза из какой-то книжки с психологическим уклоном, и сегодня она с ней полностью согласилась.

Следующие несколько месяцев её жизни прошли очень спокойно, даже однообразно. На работе старалась ни с кем особо не сближаться, не сдруживаться, понимая, что она здесь ненадолго и привязываться незачем. Слушая своих сослуживцев, чувствовала, что многие из них воспринимают и себя, и детвору, как большую, временами сложную, семью, и уже не мыслят себя вне рамок этой семьи; ей это было ни к чему. Она просто работала, старалась делать это хорошо, даже накупила книг и журналов по кулинарии и изредка баловала всех разными вкусными нововведениями. С детворой держалась ровно, приветливо, но в проблемы, разговоры и их игры не вникала, держалась стороной; когда, случалось, какой-нибудь оболтус прибегал обиженный, в слезах, и тыкался ей в подол, ища защиты и сочувствия, она, слегка погладив его по макушке, отводила к воспитателю.

У Игната бывала почти каждую неделю, делала уборку, варила борщи, которые он неизменно нахваливал, да с таким восторгом, что Любаша и впрямь ощущала себя «великолепным поваром». То ли шутил, то ли нет, говоря: «Любое мастерство – это дар свыше». Какой тут дар – так, нравилось ей кулинарить, да и всё…

Роль секретаря поначалу получалась плохо. Печатать, вроде, не разучилась, но, садясь за приготовленные Игнатом записи и начиная переносить их в электронный вид, постоянно сбивалась то на сокращениях, пытаясь их понять, то на неизвестного типа «иероглифах» и знаках, которые и не пыталась понять. Для налаживания процесса пришли к соглашению, что он будет читать вслух, диктовать то, что написано, а она – «живенько стучать по клавишам».

Пару раз хозяйничала самостоятельно. Зайдя во двор, натыкалась на прикрепленную на столбе записку: «Меня нет дома. Милости прошу, располагайся». Брала в условленном месте ключ, открывала дом и принималась за дело. Без Игната было скучновато и тихо; чтобы развеселить себя, включала на полный звук старенький приёмник, ловивший одну радиоволну.

Иногда, приходя к нему, заставала разных людей. Он всегда коротко знакомил, но никогда не рассказывал, кто такие, откуда. Один раз она как-то поинтересовалась, больше из любопытства, чем из надобности, он улыбчиво-лаконично отшутился, давая понять, что любопытство, конечно, не порок, но -… и весело закончил: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!».

Зато успела познакомиться с несколькими деревенскими жителями. Живущие рядом соседи Игната заприметили молодую женщину, начали здороваться, интересоваться. При встрече обязательно приветствовали. Поначалу Любаша, прожившая в большом городе свою сознательную молодость, где знакомство с людьми, живущими дверь в дверь, почти не практиковалось, немного смущалась от такого внимания и сельской простоты. Потом пообвыкла.

Ещё один факт удивлял её и в какой-то мере радовал. Касался он финансового состояния. Подводя несложные подсчеты своего капитала, Любаша для себя констатировала, что она богачка. Зарплата на её счету оставалась нетронутой, то, что платил ей Игнат, вполне хватало на повседневные нужды, даже ещё и оставалось. Конечно, по меркам прошлых доходов, сумма на счёте не выглядела внушительной, но сам факт сохранения денежных средств был для неё внове. Она всегда поражалась тем людям, которые могли удержаться от трат и накопить на какое-нибудь стоящее приобретение. Для себя актуальным считала девиз: «Надо много зарабатывать, а не меньше тратить!». Строго придерживаясь рамок этого девиза, всегда с трудом соотносила свой «дебет» с «кредитом», а проще говоря, жила внатяжку от зарплаты до зарплаты. А тут, в этом захолустье, оказывается, мечта о собственном счёте стала реальностью! Да… удивляться было чему.

Однажды в свой рабочий день, находясь в своих кухонных владениях, сосредоточенно шинкуя лук, услышала знакомый мужской теплый баритон. Подняла голову, увидела стоящего перед ней Игната, даже растерялась.

– Дядь Игнат, что-то случилось, вы ко мне?

– Здравствуй, Любаш! – Расплылся в улыбке, повернулся к двум подросткам, помогающим на кухне: – Привет, труженицы! – Те отозвались на приветствие, поздоровались, смущенно зафыркали в плечо друг другу.

– Здравствуй. Так что случилось? – Любаша в недоумении переспросила, стараясь понять причину его появления.

– Да всё хорошо! Чего ты разволновалась?

– Ну, раз ты здесь, значит что-то… – она оборвала себя на повторении того же слова – «случилось», озадаченно уставилась на него.

– Я тут по делу, ну и в гости к вашей заведующей. Вот, и с тобой поздороваться зашёл.

– А-а-а-а-а, – Любаша издала звук, означающий – «понятно». Хотя то, как он выглядел, было непонятно. Под тёмно-серым распахнутым пальто виднелся элегантный костюм, бледно-голубой воротник рубашки и начищенные носки чёрных ботинок довершали вид импозантного мужчины средних лет. Таким она видела его впервые.

– Ты на свидание, что ли, собрался? Красивый такой…

– Отсвиданировался я давно! Шутница! Ну, бывай, до встречи… – Помахал всем троим широкой ладонью и отправился по своим делам.

Дорезала лук Любаша, теряясь в догадках. Чуть позже рабочие хлопоты отодвинули её размышления, и, сказав себе «да мало ли у человека может быть дел», погрузилась в требующий особого внимания процесс приготовления обеда.

Тем же вечером к Любаше, заканчивающей наводить марафет после трудового дня у себя на рабочем месте, зашла одна из воспитателей. Сообщила, что заведующая ждёт их всех у себя через полчаса. Повод оказался серьёзный – день рождения. Любаша пыталась сослаться на усталость и на отсутствие подарка, но женщина лишь махнула рукой, сказав: «Да перестань! Приходи обязательно!», и, не ожидая от неё ответа, унеслась.

Teleserial Book